МУДЗЮ ИТИЭН. ЗЕРЦАЛО ЖЁН (, ЦУМА-КАГАМИ)

Вступ. статья, пер. с яп. яз. и коммент. Н.Н ТРУБНИКОВОЙ

Ключевые слова: буддизм в Японии, Мудзю Итиэн, женщины в буддизме.

Эпоха Камакура (1192-1333) в истории религий Японии пора - обновления старых школ и становления новых радикальных движений, таких как амидаизм Синрана и дзэн Догэна. После междоусобной войны конца XII в., разрушительной и для буддийских храмов, и для святилищ богов ками, монахи и жрецы впервые записали многие наставления, прежде бытовавшие только изустно, - чтобы на будущее уберечь их от уничтожения. Во времена смуты и позже, при первом сёгунате, государев двор уже не посылал государственным святилищам и храмам столь щедрых подношений, как прежде, и далеко не всегда мог защитить их права. Задача найти поддержку у новых воинских властей в камакурской ставке и у широкого круга прихожан-мирян стала насущной для всех наставников, передавали ли они старинные учения или новые, рассуждали о Законе Будды или о воле богов.

Поэтому среди памятников камакурской словесности важнейшее место занимают проповеднические сочинения на японском языке (а не на ученом китайском, камбун). Это стихотворения васан Синрана и Иппэна, трактаты Догэна, послания Нитирэна, сборники наставлений Мёэ и других учителей. Проповеди ставят различные задачи, охватывают буддийское учение во всем его разнообразии или доказывают превосходство какого-то одного его извода исключительного почитания будды Амиды и Чистой земли, как у амидаистов, безраздельной преданности "Лотосовой сутре", как у Нитирэна, или "прямой передачи сердца Будды", как у сторонников дзэн.Проповедники могут обращаться ко всем людям, или же к определенной группе верующих, или к отдельному ученику.

К литературе проповедей относятся также собрания поучительных рассказов сэцува, где обсуждаются учения Будды, Конфуция и Лао-Цзы, вещания богов, изречения старинных поэтов и мудрецов. Все они не просто пересказываются, но и поясняются примерами из повседневной жизни: индийской, китайской или японской. Для истории религий такие рассказы особенно интересны тем, что дают картину разных учений в их живом бытовании.

Монах Мудзю Итиэн (1226-1312) знаменит прежде всего как составитель одного из сборников сэцува "Собрания песка и камней" (, "Сясэкисю:"1, 1279-1283 гг.). По рождению Мудзю принадлежал к тому кругу знатных камакурских воинов2, в котором получила поддержку проповедь дзэн, и сам он хотя и принял монашество в самой влиятельной из старых школ, Тэндай, но учился и у Энни Бэннэна одного из основателей школы Риндзай-Дззн. Сочинения Мудзю часто относят к дзэнской словесности, и в самом деле, в них можно увидеть многие ее черты: умение мыслить парадоксами, по-доброму шутить над самым грустным, видеть относительность самых, казалось бы, незыблемых истин. Однако и почитанию будды Амиды, и буддийским "тайным" наставлениям о смысле обрядов, и учению Тэндай о том, что просветления достигнут все существа, и рассуждениям о монашеских заповедях в "Собрании песка и камней" отведено немало места. Мудзю, как, пожалуй, никто другой из камакурских авторов, подчеркивает, насколько важно сохранять многообразие учений: Будда намеренно давал разные наставления разным людям, и коль скоро заблуждения и страсти у людей различны, то единого

1 Двоеточие в транскрипциях японских слов обозначает долготу гласного.

2 Его предок. Кадзивара Кагэтоки, был одним из ближних людей Минамото Йритомо, основателя первого сегуната.

стр. 110
пути к освобождению, подходящего для всех людей, нет и не может быть (см.: [Мудзю Итиэн, 2013]).

Одна из особенностей "Собрания песка и камней" в том, что доля рассуждений составителя здесь больше, чем в других сборниках поучительных рассказов. У Мудзю Итиэна есть и другие сочинения, в том числе небольшая книга под заглавием "Цума-кагами" (1300 г.). По жанру это "проповедь, записанная азбукой", кана хо:го, с несколькими вставными рассказами сэцува. Традиции проповедей разных школ Мудзю изучил хорошо. В молодости он много странствовал по разным храмам и святилищам, а позже служил настоятелем в храме Тёбодзи3 близ станции Мия на дороге Токайдо, связывавшей столичный город Киото и Камакуру; по этой дороге путешествовали многие монахи, и нередко их приглашали выступить с наставлениями в Тёбодзи. В "Собрании песка и камней" рассказы о проповедниках занимают целый свиток4. Скорее всего Мудзю и сам проповедовал для - своих постоянных прихожан и для путников, которые останавливались на станции.

Известно, что среди слушателей Мудзю были женщины, мирянки и "монахини в миру", в том числе жены воинов из семьи Ямада, самой влиятельной в окрестностях Мия (сам Тёбодзи, "храм Материнского долголетия", был основан в честь одной из женщин этого семейства). Однако, хотя заглавие "Цума-кагами" буквально значит "Зерцало жен" (даже не просто "женщин", а "мужних жен"), Мудзю здесь рассуждает далеко не только и не столько о женщинах. К кому же он обращается в этой книге?

В японской словесности слово "зерцало" в заглавиях сочинений к концу XIII в. уже было прочно связано с одним из жанров - большими повествованиями об истории Японии, которые пришли на смену государственным летописям, когда в X в. летописная традиция сошла на нет. Традиция исторических кагами началась с "Великого зерцала" (, "Оокагами", XI в.)5, а в эпоху Камакура ее продолжали несколько сочинений, в том числе "Зерцало Восточных земель" ( или , "Адзума-кагами"), где изложены предыстория и история камакурского сёгуната с 1180 по 1266 г. Одни "зерцала" ближе к художественному изложению, другие к простой хронике, в них могут быть указаны повествователи (таковы старцы, вспоминающие славное прошлое в "Великом зерцале") или нет. Но для всех них важна общая установка: рассказ о прошлом это зеркало, где люди могут и должны увидеть самих себя, череда примеров, на которых следует учиться.

В одном из вариантов заглавие "Адзума-кагами" пишется почти так же, как "Цума-кагами", с разницей в один знак. По преданию, происхождение слова Адзума, "Восточные земли", восходит к глубокой древности: когда богатырь Ямато-такэру отправлялся замирять племена востока, он, подойдя к рубежу, вспомнил о доме и воскликнул: "О, моя супруга!" (А-дзума). Станция Мия построена недалеко от старинного святилища Ацута, где почитали этого богатыря; не только в святилище, но и в храме Тёбодзи предания о походе Ямато-такэру, видимо, вспоминали и в XIII в. Роберт Моррелл, переводчик "Цума-кагами" на английский язык, предполагает, что для Мудзю важна была перекличка Цума-Адзума [Morrell, 1980, р. 48]. Как для воинов камакурской ставки хроника "Адзума-кагами" призвана была стать одной из главных в их самосознании (кому мы служим, каковы наши цели, долг и права), так и читателям Мудзю книга "Цума-кагами" должна была помочь в поисках ответов на вопросы: кто мы такие и как живём? Задачи "Зерцала жен" гораздо скромнее, чем у составителей "Зерцала Восточных земель", так что заглавие "Цума-кагами", если оно отсылает к "Адзума-кагами", можно считать примером дзэнской иронии Мудзю.

В китайском буддийском каноне, принятом в Японии, есть свои "зерцала". Там это обычно собрания выдержек из сутр и трактатов: основные положения учения и примеры к ним6. Из буддийских "зерцал" для Мудзю Итиэна особенно важны записки "Зерцало ШКОЛ ( кит. "Цзунцзин-лу", яп. "Сю:кё:-року" [Тайсё:..., т. 48, N 2016] - обширный свод наставлений китай-

3 В современном городе Нагоя.

4 Шестой, всего свитков десять, пятый и десятый - в двух частях каждый. Ниже ссылки на "Собрание песка и камней" даются с указанием номера свитка (римской цифрой), его части ("а" и "б") и номера рассказа (арабской цифрой).

5 См.: [О:кагами, 2000].

6 Таковы "Сокрытое зерцало миров Закона в сутре Цветочного убранства" , кит. "Хуаянь фацзе сюаньцзин", яп. "Кэгон хоккай гэнкё:" [Тайсё:..., т. 45, N 1883]; "Зерцало молитвы" , кит. "Няньфо-цзин", яп. "Нэмбуцу-кё:" [Тайсё:..., т. 47, N 1966].

стр. 111
ской традиции чань, которую продолжает в Японии дзэн [Welter, 2011]. Эти записки составил Юн-мин Янь-шоу (904-976), а в Японию привез учитель Мудзю, Энни Бзннэн. Во введении к "Зерцалу школ" сказано, что задача его ясно, как в зеркале, отразить десять тысяч вещей, и показать, что в человеческом мыслящем сердце уже содержится то знание, которое в буддийских школах передается от учителя к ученику. Основоположник чань, легендарный Бодхидхарма, говорил, что "созерцание" (кит. чань, яп. дзэн) передается особым путем вне учения; здесь же "созерцание" мыслится как тождественное всей совокупности учений, записанных в буддийском каноне. Записки содержат подборку выдержек из самых разных текстов, так или иначе относящихся к "созерцанию"; многие памятники чаньской мысли, не дошедшие до наших дней, сохранились только в отрывках в "Зерцале школ". Мудзю Итиэн нередко цитирует китайских наставников не напрямую, а по цитатам, вошедшим в записки Юн-мина Янь-шоу. Но, насколько известно, сам Мудзю не задумывал свое "Зерцало" как большой сборник, хоть сколько-то сопоставимый с "зерцалами" из канона.

У многих буддийских наставников Китая и Японии "зеркало" - образ истинной чистой природы человеческого сердца; именно его способность отражать в себе всевозможные краски непостоянного мира свидетельствует о том, что само по себе оно гладко и "пусто", ибо состоит из "ясной меди" - она же "природа будды". В храме Тёбодзи сохранилось несколько небольших автографов Мудзю, и среди них - переписанное его рукой стихотворение о "зеркале без подставки" чаньского наставника Хузй-нэна (638-713)7. Для Мудзю, несомненно, важны и буддийские значения "зеркала", и отношение к зеркалам как священным предметам в традиции почитания японских богов коми. И все же, как мне кажется, "зерцало" у Мудзю не берется в каком-то возвышенном значении. В конце своей книги он объясняет, почему дал ей такое заглавие; "Если постоянно будешь сверяться с этой записью, увидишь в ней себя как человека, у кого есть сердце, как человека, имеющего помыслы о Пути". Исходя из этого, выражение цума-кагами можно понять так: книга должна стать для читателя таким же постоянным спутником, как обычное домашнее зеркало для замужней женщины.

Кто те "жены", для кого пишет Мудзю, - если перед нами вообще книга для женщин? Рассуждениям о женской судьбе здесь отведено сравнительно немного места, по большей части наставления равно относятся ко всем людям: о счастье родиться человеком и о том, как важно не растратить впустую эту жизнь, чтобы не возродиться в следующий раз животным или узником ада, а продвинуться вперед по Пути Будды. Впрочем, почти то же самое можно сказать и о тех камакурских текстах, которые явно написаны для женщин: например, Нитирэн в письмах к ученицам чаще говорит обо всех людях как "детях Будды", не различая сынов и дочерей.

Вообще в эпоху Камакура наряду с другими забытыми традициями японского буддизма стало возрождаться и подвижничество женщин. Исходный замысел государственной монашеской общины, разработанный в японском "государстве законов" VIII в., предполагал, что в каждой провинции будут построены храмы для монахов и для монахинь. Однако в дальнейшем женских обителей было очень немного, обучение в них велось от случая к случаю, и, как правило, они использовались лишь для того, чтобы мужчина-монах мог там поселить своих родственниц (мать, сестер, жену, дочерей), если их невозможно было оставить на попечение родичей-мирян. Изменить это положение дел старался, например, Мёэ в начале XIII в.: он не только давал наставления женщинам, но и основал новый храм Дзэммёдзи - для женщин, овдовевших в пору смуты 1221 г. и принявших монашество. Позже монах Эйдзон (120-290) и его единомышленники занялись возрождением женской общины, какой она должна быть согласно буддийским уставам, стали обучать монахинь и давать им полные монашеские посвящения [Трубникова, 2012].

Заметную роль в Японии и в XIII в., и раньше играли "монахини в миру" - женщины, принявшие обеты, но жившие по-прежнему со своими семьями. И в столичных чиновных семьях, и в восточных воинских такой монашеский путь был обычным для вдов и частым для старших женщин, уже вырастивших детей. Нередко именно "монахини в миру" занимались обрядовыми делами своей семьи: решали, какие подношения делать в храмы, кого из монахов приглашать совершать обряды и т.д. Привлечь этих слушательниц на свою сторону старались и наставники старых школ, и проповедники новых учений. В "Собрании песка и камней" Мудзю Итиэн пишет о таких женщинах, в том числе о своей старшей родственнице, госпоже Кано. В рассказе VIII 23 эта женщина, вдова знатного воина, и монах Эйсай (1141-1215), один из основате-

7 Из "Сутры помоста Шестого патриарха" (кит. "Люцзу Тань-цзин", яп. "Рокусо Дан-кё:") [Тайсё:..., т. 48, N 2008].

стр. 112
лей японского дзэн, беседуют о законе воздаяния и о том, как жена может помочь мужу обрести лучшую посмертную участь.

В Японии известны и достаточно влиятельны были две основные точки зрения на женское буддийское подвижничество (см.: [Women and Religion in Japan, 1983; Cabezón, 1992; Faure, 2003]). С одной стороны, женщины больше подвержены заблуждениям и страстям, потому и заповедей для монахинь Будда дал больше, чем для монахов. Женщина может быть подвижницей и в итоге переродиться мужчиной, но не сможет так далеко продвинуться по Пути Будды, чтобы в ближайшей будущей жизни стать буддой8, богом Брахмой, богом Индрой, праведным государем или царем демонов. С другой стороны, всякое живое существо способно стать буддой уже в нынешнем рождении - независимо от пола, племени и других признаков, присущих ему в мире непостоянства. Всё это "плоды" прежних деяний, полученные по закону воздаяния, и их можно преодолеть: или собственными стараниями, или благодаря "силе Другого", т.е. помощи кого-то из будд и бодхисаттв.

Согласовать эти два подхода или выбрать один из них японские наставники, как правило, не пытались, но применяли то один, то другой в зависимости от контекста проповеди. На порочность женщин упор делался тогда, когда говорилось, что им нужно особенно стараться, раз им предстоит более долгое совершенствование, чем мужчинам, или когда предлагалось какое-то чудесное средство, спасительное даже для женщин. Кроме того, женщины как существа более грешные обсуждались в текстах, обращенных к мужчинам, когда там речь шла о важности мужского целомудрия. В "Зерцале жен" Мудзю приводит один из перечней женских пороков, принадлежащий Дао-сюаню, крупнейшему в Китае знатоку буддийских уставов: женщины по своей природе похотливы, ревнивы, двуличны, ленивы, лживы, бесстыдны и нечисты. Первые шесть пороков еще возможно преодолеть, но от нечистоты, связанной с устройством женского тела, нельзя избавиться иначе как чудом9.

Принимает ли сам Мудзю такую "женоненавистническую" точку зрения (см.: [Jnanavira Dharmacari, 2004])? Видимо, лишь отчасти. В "Собрании песка и камней" встречается множество противоположных примеров: о прямых и честных женщинах говорится в рассказах IX-1 и IX-3, о любящих и чуждых ревности в рассказе VII-1; дочери преданно ухаживают за престарелыми родителями (IV-3, IX-10), матери готовы на самопожертвование ради детей (III-6, Vб-1 и др.); жены дают мужьям мудрые советы (IX-11), красавицы слагают стихи и увещевают ими не в меру страстных мужчин (Vб-2). Что до супружеской неверности, глупости, алчности и прочих пороков, то они равно свойственны и женщинам, и мужчинам. Так что говорить об особой женской порочности - значит проявлять одностороннюю "пристрастность" хэнсю:, против чего Мудзю предостерегает снова и снова.

О том, что женщина может достичь конечной цели подвижничества, Мудзю, как и другие японские авторы, говорит в основном в двух случаях: когда обсуждает путь всеобщего спасения, указанный Буддой Сякамуни в "Лотосовой сутре", и путь возрождения в Чистой земле будды Амиды. Здесь два главных примера - Дочь царя драконов и царица Вайдехи (см. перевод и примечания к нему). Сама "природа будды", которую человек носит в себе и взращивает, чтобы однажды она раскрылась, нередко именуется "зародышем будды", и тогда все подвижничество можно описать как беременность, беря за образец то самое "нечистое" женское тело (так - в "Сутре о царице Шримале"10). Мудзю в "Зерцале жен", возможно, иронически отсылает к этому образу, показывая, что учение о "зародыше будды" тоже относительно (рассказ о женщине, которая выдумала, что Будда якобы был ее любовником и она от него беременна).

Если в "Зерцале жен" можно усмотреть какое-то женоненавистничество, то в гораздо большей степени эту книгу следовало бы назвать "антиклерикальной", ведь о дурных монахах Мудзю здесь рассказывает гораздо больше, чем о женщинах. На мой взгляд, он при этом выступает "наставником по обрядам" , кито:си. Он разбирает вопросы, значимые как раз для такого наставника, в том числе - могут ли люди молитвами и обрядами помочь другому человеку возродиться в Чистой земле, или для этого необходимо молиться самому. Говоря о монахах,

8 Здесь и ниже "будда" со строчной буквы - общее понятие, а Будда с заглавной - Шакьямуни (яп. Сякамуни), основатель учения.

9Своей кровью при месячных и при родах она оскверняет землю и воду, и никакие бытовые предосторожности от этого не защищают. В Японии такие рассуждения связаны были с особым очистительным обрядом для женщин, разработанным в "Сутре о кровавой чаше" (, "Кэцубон-кё:" [Takеmi Momoko, 1983]); правда, неясно, был ли этот обряд уже известен во времена Мудзю.

10 , яп. "Сё:ман-гё." [Тайсё:..., т. 12, N 353].

стр. 113
исполнителях обрядов, Мудзю опять-таки старается избежать пристрастной односторонности. Он говорит, что мирянам не следует выбирать себе монаха для проповеди или для совершения обряда (по соображениям родства, престижа или по каким-то другим): правильнее обращаться при надобности к любому монаху и в его лице искать себе прибежища у всей буддийской общины в целом. В то же время Мудзю указывает: нередко монахи лишь притворяются подвижниками, а сами ищут славы и корысти, и обращение к таким учителям приносит не пользу, а вред.

Из буддийских путей Мудзю в "Зерцале жен" подробно обсуждает четыре: следование заповедям, молитва к будде Амиде, "созерцание" и "таинства". Тем самым он выдерживает равновесие между старыми школами и новыми движениями. Насколько можно судить по сочинениям Мудзю, "таинства", т.е. обряды, обращенные к разным буддам и богам и нацеленные на "пользу и выгоду в здешнем мире", а также учение о них, разработанное в школах Сингон и Тэндай, составляли основу тогдашнего буддизма: к таким обрядам прибегало большинство мирян, и большинству монахов приходилось проводить их. Возвращение к заповедям Будды было самым влиятельным из обновленческих направлений в старых школах (его представляли Мёэ, Эйдзон и другие знаменитые монахи эпохи Камакура). Радикальный амидаизм и дзэн Мудзю в "Зерцале жен" не обсуждает, но показывает и моления к Амиде, и "созерцание" как пути, уже хорошо известные японцам и не обязательно исключающие другие виды подвижничества. Как наставник Мудзю предлагает своим ученикам и ученицам и тем, кто ведет обычную мирскую жизнь, и тем, кто монашествует в миру, большой выбор способов пройти Путь Будды и показывает: в непостоянном мире всегда можно найти себе подходящее средство для освобождения.

ЗЕРЦАЛО ЖЁН (, ЦУМА-КАГАМИ)1

Мудзю Итиэн

Трудно возродиться в теле человека2. Сейчас мы родились людьми - но, хотя и видим собственными глазами мучительное непостоянство рождений и смертей, сердцем не ужасаемся, а потому почти уже уподобились деревьям или камням. Трудно встретиться с учением Будды. Сейчас мы его уже встретили - но, хотя ушей наших оно касается, мы его не осваиваем, а потому едва ли не уподобились зверям, одетым в человечью шкуру. Не знаем самих себя, помыслами блуждаем среди помыслов3. Так пьяные сами не понимают, что пьяны, и смеются над теми, кто не пьян4; спящие в долгой ночи не понимают в грезах, что грезят, и бредят во сне5, - таковы и мы. Нас вырастили, а мы в итоге растаем вместе с росой на Северном кладбище6; нас воспитали, а мы понапрасну рассеемся вместе с дымом костра над Восточными холмами7.

Ради нынешнего своего тела мы обрываем жизни живых существ и пробуем на вкус их мясо, по-глупому желая богатства, измышляем хитрости, как раздобыть одежду и пищу. Такое богатство подобно сладкому яду. Опьяненные им, мы не следуем по Пути Будды. Сладкая росинка нынешнего века станет в будущей жизни раскаленным железным шаром8, - так сказано. Глупо! Чтобы прокормить нынешнее тело, что досталось нам лишь на день, мы губим свои же тела и сердца во многих рождениях, в нескончаемых веках! А потому небожители и бессмертные сокрушаются от стыда за нас, заламывая руки, будды и боги скорбят о нас, сгорая нутром. Счастливые люди, обретшие воздаяние на небесах, тешатся своей радостью и не имеют горьких помыслов о грязных землях, а несчастные, те, кто шел дурными путями и кому воздалось горем на трех дорогах9, терзаются страданиями и забывают о поисках Пути Будды.

Граница между страданием и радостью, промежуток между благом и злом - это жизнь в мире людей. Обрести такую жизнь - удача столь же редкая, сколь мало земли помещается под ногтем. А круговращение на других, дурных путях столь же долго, сколь огромна вся великая земля, - так сказано10. На протяжении всей жизни наши помыслы следуют только дурному и пренебрегают добрым, внутри сердца копятся последствия одних лишь дурных деяний. Алчностью мы создаем себе причину для рождения в мире голодных духов, и потому, когда нынешнее тело разрушается, алчный человек является в теле голодного духа. Гневом мы создаем причину для рождения в

стр. 114
подземных темницах, и потому, когда человек умирает, гнев его становится адским пламенем и сжигает его. Глупостью мы создаем причину для возрождения животным, в будущей жизни глупец обретает обличье животного и страдает, когда его мучают и убивают. Кто затевал раздоры, любил войну, тот попадает на путь демонов сюра11 и непрестанно терпит мучения. Те люди, кто от случая к случаю соблюдал пять заповедей12, возродятся снова в мире людей, но те из них, кто в нынешней жизни скареден, родятся бедняками, чванные - презренными, клеветникам и хулителям воздастся немотой, неверующим - слепотой и глухотой, а нарушители заповедей получат такие тела, чьи коренные свойства13 все ущербны. А у тех, кто строго соблюдал заповеди, все шесть коренных свойств будут совершенными. Кто не забывал о подаянии беднякам, родится в богатой семье; кто помнил о почтении к людям, родится знатным; сострадательный - долгожителем; терпеливый - здоровым. А кто привык убивать живых, у того жизнь будет коротка и болезней много. Те, кто обладал двумя достоинствами - был верен заповедям и стоек в созерцании, - обретут воздаяние на небесах, но у кого из них заблуждения и страсти прежде были сильны, те небожители, когда их небесная радость исчерпается, испытают страдания, явят пять признаков упадка14, и в итоге могут низойти в подземные темницы. Есть такое сравнение: стрела пущена в небо и летит, но когда сила, приданная ей тетивою лука, исчерпается, она снова упадет на землю.

Все те люди, кто в миру добр, кто заботится об отце и матери, строит пагоды и всяческими заслугами укрепляет свои благие корни15, - обретают благое рождение в мире людей или на небесах и хотя бы какое-то время живут в радости. Но это - одно, и совсем другое - истинное подвижничество, за которое воздается плодом Будды, просветлением. И все же те люди не подвергаются страданиям, не падают на дурные пути, но вместо этого рождаются в благих местах, могут приблизиться к Закону Будды и завязать с ним связь16. А что называют подвижничеством ради просветления, о том будет сказано ниже.

Кому достанутся лучшие плоды воздаяния, а кому худшие, зависит от того, кто как соблюдал заповеди в прежней жизни. В нынешней жизни все люди сокрушаются, что за прежние дела воздалось им тяжко, - однако не сажают семян, из которых в будущей жизни могли бы вырасти благие плоды. Человека называют умным, если он поддерживает собственную жизнь, помогает другим людям, печется о нынешней жизни, печется и о будущей жизни, почитает прежних своих отцов и матерей, где бы те ни возродились ныне, воздает за милости, полученные в каждом из прошлых рождений17. И конечно, у человека, который взращивает благо, семья процветает, а у того, кто пестует дурное, ворота рушатся18. Когда не совершаешь грехов - о чем печалиться?

Добрые люди порой отдают все свое достояние на поминальные обряды по отцу и матери, или по наставнику, или по господину, заботятся о поминовении старших, накапливают заслуги, и при этом одна седьмая часть заслуг идет на благо умерших, а шесть седьмых - на благо самого человека, который так поступает. А иные думают: после нашей смерти останутся дети и внуки, вот они пусть и позаботятся о нашем будущем рождении, - и сами не следуют Закону Будды. Не искать Пути Будды - предельная глупость! Еще бывает, что люди ревностно исполняют долг попечения о старших, но при этом либо желают славы и стараются угодить людской молве, либо пренебрегают ближними монахами и призывают дальних, отвергают посторонних19 и выбирают тех, с кем связаны, отвергают чужих и предпочитают родных. Это противоречит беспристрастному ровно-равному милосердию будд и потому называется "особым приглашением": оно не просто не дает заслуг, но, напротив, оборачивается грехом, - так сказано20.

А некоторые люди, счастливые благодаря деяниям предков, порой ищут прибежища у монашеской общины21, заказывают чтение-возглашение чудесных письмен восьми свитков "Сутры о Цветке Закона"22 или, распределив чтецов по часам, устраивают непрерывное моление к будде Амиде23, - и поистине, это дает превосходные заслуги.

стр. 115
Стало быть, такое завязывание связей не ничтожно, и в будущем эти люди обретут воздаяние мирским счастьем и завяжут такую связь с Законом Будды, что не прервется долго - сомнений нет!

Кроме того, у духов умерших24 - отца, матери, учителя, господина, - когда мы имеем решимость помочь им, тяжкие грехи обращаются в легкие, дурное рождение становится добрым рождением. Человек может обрести такие заслуги, чтобы достичь этого, но не бывает так, чтобы прямую дорогу к возрождению в Чистой земле обрели и сам благотворитель, и дух умершего.

Причина здесь вот в чем. Как сказано, все живые существа имеют природу будды, у каждого человека есть зерно, из которого можно вырастить плод будды. Люди, постигшие Истинные слова25, понимают и выявляют природу будды внутри собственного сердца, въяве достигают того уровня, когда в нынешнем теле становишься буддой26. А те многочисленные люди, кто читает и возглашает "Сутру о Цветке Закона", скорее продвигаются к тому уровню, когда шесть коренных способностей станут чисты, свободно проявятся чудесные силы27. Исполняя деяния пяти видов28, эти люди достигают успеха, той полноты совершенства, какой обладают будды; в итоге эти люди вступают на путь будд. Все будды трех времен, пришедшие своим путем29, пребывающие в десяти сторонах30, полностью постигли и выявили в себе природу будды, сделали свое сердце лотосовым помостом31 для нее. Люди, не достигшие такого озарения, могут взойти на колесницу Изначального обета будды Амиды32 и возродиться в Чистой земле, получив свою долю пользы, когда раскроется их цветок, - и уже там думать, как бы достичь озарения. У названных здесь людей, "получивших свою долю пользы при раскрытии цветка", их сердце-лотос, безначальная, исконно присущая им природа раскрывается благодаря непостижимой силе Изначального обета, благодаря возглашению имени и силе Другого33. А раз так, то наша собственная молитва - памятование о будде34 - ведет к нашему собственному возрождению, а не к возрождению другого человека. Не надо думать, будто чтение-возглашение и молитва-памятование могут напрямую привести к тому, чтобы и сам возглашающий, и те, на кого нацелена его решимость, - отец, мать, учитель, господин и другие, - возрождались в Чистой земле и становились буддами. Однако если у человека есть глубокая решимость послать благо вослед умершим35, благодаря ей тяжелые грехи обращаются в легкие, деяния приносят счастье, помогают умершим обрести благое рождение. И все же в одних случаях те выплывают, а в других тонут. Ведь собственные деяния умерших, вовлекающие в круговорот, от этого не исчерпываются.

<...>

Глупцы говорят: "Вот, человека называют мудрецом, а между тем нутро его беспокойно, в помыслах у него есть тяга к богатству. Когда мерзнет, он ищет одежды, когда голоден, хочет еды. Сердце, полное жадных желаний, у него точно такое же, как и у глупца-мирянина". Есть две разновидности мудрецов. Для одних главное - слава и выгода, с самого начала у них нет помыслов о Пути. Ради процветания в одной лишь нынешней жизни они морочат толпу глупцов и безумцев - мирян, оставшихся дома36; чтобы утолить жажду наживы, они изучают Закон Будды, читают наизусть трудные книги и получают славу мудрых. Ведя нечистую проповедь Закона, они желают подношений, льстят мирянам, молятся о счастливом воздаянии для себя, свершая трудные дела, мучительные дела, взывают к главному почитаемому, живут одиноко в лесных обителях37, предстают в обличье мудрых, добрых, святых людей. Но деяния их внутренне грязны, пусты, временны, неистинны, а помыслы их исконно и по природе полны сильными желаниями, поэтому они внутренне беспокойны, желают богатства и оказываются еще глупее, чем глупцы-миряне. Они пятнают чистый Закон Будды мирской нечистотой, и потому они еще хуже глупцов.

Вторые же изначально и по природе умеренны, милосердие их глубоко; эти люди помнят о Пути и заботятся об одном великом деле жизни и смерти38, следуют по Пути

стр. 116
Будды, ищут себе мудрых друзей, следуют за учением Будды, соблюдают заповеди Будды, и потому не бывает такого, чтобы они вредили себе, вредили другим, вредили нынешней своей жизни, вредили будущему веку. Таковы сто превращений мудрого друга: он гневается, когда толпы наихудших людей делают, что им вздумается, следуют призывам ложных страстей, поддаются демонским козням, громоздят одни деяния на другие, добавляют злое к злому. Мудрый скорбит о них и, чтобы остановить их, применяет уловку, пытается их увещевать. Будда и сам принимает грозный облик, облачается в доспехи, подобно небожителям - от Светлых государей39 до богов из внешнего круга мандалы40, вооружается луком и стрелами и является в гневном обличий.

Что до богатства мудреца, то изначально никакая из вещей не имеет собственной природы, поэтому у него и нет глубоких желаний в сердце. Однако он собирает вещи, не привязываясь к ним, распространяет Закон Будды, поддерживает свою жизнь, заботится о телах будд41 - и ради этого временно собирает имущество. На взгляд глупых людей, в этом он равен мирянину, однако в мудрых помыслах мудреца все это оборачивается пользой - преобразованием других, - и здесь нет ничего, кроме дел Будды. Одни наставники требуют строго, другие дают послабления, но все это - уловки Великого Святого42. Таковы должны быть те, кто знает границу между мудростью и глупостью.

Сравним: некий человек подошел к берегу глубокой пучины. Над обрывом стоят три человека. Одному из них сказали: "прыгай вниз!" Он не раздумывая прыгнул, канул в воду и лишился жизни. Он подобен ребенку или пьяному, подобен безумцу и глупцу. Он не различает "да" и "нет", путается в причинах и последствиях. Он не знает, что вода глубока, не понимает, что утонет. Мы, глупцы, подобны ему. Встречая дурных друзей, творим дурные дела, совершаем грехи и, поддаваясь грехам, теряем жизнь; или желаем богатства и в будущей жизни попадаем на дурные пути, как тот, кто не знает, как выплыть. Другому человеку сказали: "прыгай!" - а он не прыгнул. Такой человек хорошо понимает мирские путеводные основы, знает и основы выхода из мира, понимает, что, прыгнув в пучину, непременно погибнет, а свершив дурные деяния, непременно низойдет на дурные пути. Он знает изречение: избегай дурного и упражняйся в добром43, ему понятны слова: отсекай желания и свидетельствуй об основе44. Эти люди ясно видят то, что мелькает перед взором глупцов, и миряне ценят их. А третьему человеку сказали: "прыгай!" - и он тут же прыгнул и так же свободно держался в воде, как водяная птица, был подобен огненной мыши фусо45 в пламени. Хотя и упал в воду, словно бы остался на суше. А когда был на суше - словно бы пребывал в воде. Таково сердце мудреца. Он вообще не заботится о таких двух вещах, как благо и зло, его не беспокоит, чиста или грязна вода в великом море. Он подобен тем, кто не страдает и от нечистоты великой земли. Среди всей нечистоты он из глупости и безумия создает Первое Значение46. Древние говорили: "Грех, совершаемый мудрецом, подобен железному горшку. Хотя и тяжел, не тонет. Грех, совершаемый глупцом, подобен камешку: тонет, хотя и мал"47.

Государыня Мацури, мать Гиды48, нарушала лишь одну заповедь: не пить допьяна; Васюмитта49 распутничала, но совершала подвижнические деяния Бона50; если бы они обе не были мудры, их поступков нельзя было бы понять. Сякамуни, пришедший своим путем, единственный почитаемый в трех мирах, был буддой извечно, и все же у него было трое сыновей от трех жен, это монахи-бику Убама, Рагора и Благая Звезда51. Но нельзя сказать, что Будда был нечист. Царевич Сётоку52 был отпечатком следа Внимающего Звукам, Спасителя Мира53, явившегося в превращенном теле в нашей стране, чтобы распространить Закон Будды. И при этом у него было пятеро детей. Кроме того, он погубил Морию54, совершил грех убийства живого, но нельзя сказать, что царевич был беззаконен. Поступки их всех - это великое подвижничество бодхисаттв, заслуги, приносящие плод будды, задуманные как уловки на пользу живым. Мудрецы говорят: деяния - это и есть освобождение55, они постигают и выявляют то правило, что благо

стр. 117
и зло - не два; понимают ту основу, что у заблуждения и просветления сущность одна, и потому говорят, что каждая краска и каждый запах пребывают на Срединном Пути56. Все, вплоть до глупостей, безумных слов, цветистых рассуждений57, может стать условием для вращения колеса Закона. Вообще будды и благом, и злом приносят пользу живым - их деяния ясны и не имеют свойств58, - а для обычного человека да и нет темны, он путается даже в тех вещах, что у него перед глазами.

Дела глупца понятны всем людям. А деяния мудреца нельзя понять, не будучи мудрецом. В давние времена в Южной столице жили двое монахов: Тико и Райко59. Они дали клятву дороже золота, дружба их была благоуханна, словно орхидея60, и так они проводили свою жизнь. Тико долгие годы совершал трудные дела, мучительные дела, постоянно сидел и не ложился, молился, памятуя о будде, читал сутры, совершал подношения буддам, возжигал благовония, ни мгновения не проводил впустую. А Райко не заботился ни о чтении сутр, ни о почитании будд, лежа на постели, спал днем и ночью, сидя на постели, всю жизнь бездельничал. Однако трудно избежать закономерности: все живое непременно гибнет, и Райко, нарушив дружескую клятву, умер первым. Тико скорбел о нем: ведь Райко весь век ленился, не преуспел в подвижничестве - на какой же дурной путь он низошел и какие страдания терпит? Тико молился богам и Буддам, чтобы узнать, где возродился его друг. Молился, скорбел, и однажды ночью во сне Райко явился ему и сказал:

- Я всю жизнь созерцал и постигал истинное свойство вещей и благодаря этому в конце обрел свидетельство о просветлении, плоде Будды. Напрасно ты проводил всю жизнь в подвижничестве, имеющем свойства, но так и не свидетельствовал о необусловленном плоде Будды, не исчерпал плоды воздаяния в мире рождений и смертей.

Так он сказал, и Тико проснулся. С тех пор Тико тоже вошел во врата созерцания, не имеющего свойств, и тоже свидетельствовал о просветлении.

Тайте61 был учеником Великого учителя Кобо, наставник дал ему удивительное прозвище: "лежачий подвижник". Он был подобен Райко.

Легкомысленными словами людей в миру тоже говорится: сон мудреца лучше, чем десятки тысяч дел глупцов. Смысл, должно быть, тот же самый. Допустим: кто-то во все двенадцать страж62 ни мгновения не тратит попусту. Молитвой и чтением сутр приобретает заслуги, поднесением цветов и возжиганием благовоний умножает подношения или же исполняет правила подвижничества трех таинств63, упражняется, соблюдая три срока64. Но если при этом он не понимает, что разница между ним самим и другими людьми - пуста, если обращает свои дела к собственной пользе, то его подвижничество имеет свойства, а значит, и заслуги дает не иначе как мирские, имеющие свойства. И хотя слава такого подвижника разносится вдали и вблизи, его добродетели ясно видны и знатным, и простым, но не то чтобы он непременно свидетельствовал о просветлении, плоде будды. В глазах глупых и безумных мирян подвижник, выдающийся своими деяниями, прославленный своими добродетелями, ценен и почтенен, словно будда, но от добродетелей не обязательно зависит то, сможет ли он отдалиться от рождений и смертей, обрести просветление.

От мудрого разумения и ясного понимания это тоже не всегда зависит. Хотя Тёдацу65 возглашал восемьдесят тысяч учений, он не избежал адского пламени и трех дурных дорог. Святой мудрец из храма Сига, хотя и приобретал заслуги подвижничеством трех таинств, из-за помрачения помыслов, что длилось всего одно мгновение, стал демоном с зеленой кожей, - так рассказывают66. Пусть человек накапливает подвижнические деяния, напитывается ими, научается им, пусть его сила и добродетель чрезвычайны - но если сердце его темно и не соразмерно исконной доле67, не соразмерно его собственной природе, то он не обретает плода будды. Поскольку он совершает подвижнические деяния, он больше не вращается на шести путях. Он возвышается над толпой глупцов и безумцев, и из-за этого у него постепенно возрастают чванные помыслы, и в итоге он

стр. 118
может низойти на путь демонов. Однако связь с Законом Будды не напрасна, и потом он, претерпев долгие страдания на демонском пути, в итоге все же восходит на Путь Будды - так говорят.

Мудрецу легко соблюдать и нарушать заповеди, и где тут грех, а где благо - понять трудно. Трудно измерить его помыслы! Но вот монахи-глупцы, толпа, чьи умы помрачены: эти люди кое-как сбривают волосы, надевают темные одежды, и за это их условно называют "монахами". Однако из правил уставов Великой и Малой колесниц они не соблюдают ни одной заповеди. Из двух учений, условного и истинного, не изучают ни одной школы68. Помыслы о мирских желаниях и страстях у этих монахов точно такие же, как у мирян, оставшихся дома, распутство и неверие - еще хуже, чем у отверженных сэндай69. Такие монахи обращаются к богам и буддам, принимают людей, когда те ищут прибежища, охотно берут дары, подносимые с верою, - подобно дураку, который пытался заколоться, воткнув меч острием в землю, или летним мошкам, когда они, привлеченные ярким светом, летят на огонь.

Эти люди учатся монашеству, не служат господину и не воздают за милость государю, хлопочут, изучая подвижничество, но не совершают подвижнических деяний. Им недостает заслуг ни для внутреннего свидетельства, ни для внешнего применения. Стало быть, они не монахи и не миряне. В нынешнем рождении они всю жизнь добиваются подношений от мирян, морочат глупых людей - и только; в будущем рождении они нисходят на дурные пути и терпят страдания. Эти люди подобны стрелкам, кто берет прицел на великую землю70. Те, кто принимает дары, подносимые светлым богам, вероятно, возродятся в телах змеев. А те, кто принимает дары, подносимые Трем Сокровищам71, непременно сойдут на путь животных.

Один человек рассказывал: дело было во времена отрекшегося государя Сануки-но ин72. Досточтимый по имени Сёгэцу - что значит Светлая Луна, - слыл достойным монахом. Он был изощрен в мудрости и превосходен в подвижнических заслугах, ни в Южной столице, ни в Северном городе73 никто из монахов не мог сравняться с ним. Он стал наставником отрекшегося государя и передавал его благое влияние в города и деревни. Но таково уж обыкновение: все рожденное непременно гибнет, смерть не разбирает мудрых и глупых. Досточтимый тяжело заболел и в итоге ушел в иные миры.

Минуло три или четыре года. И вот однажды ночью этот монах явился во сне отрекшемуся государю и сказал:

- Завтра я прибуду к тебе. Прошу, будь милостив ко мне, ничтожному. Государь очень удивился и отвечал:

- Я с самого начала полагался на тебя как на учителя, ты всегда был мне приятен, и это никогда не переменится.

Странно! - думал государь, дожидаясь рассвета. А наутро из земли Муцу74 привели белого коня, упитанного и статного. Государь вспомнил свой сон и подумал: непостижим этот мир! А потом спросил: как зовут коня?

- Коня зовут Тэруцуки, Светлая Луна75, - почтительно отвечали ему.

А ведь Тэруцуки пишется теми же знаками, что и имя Сёгэцу! Наставник сказал: прибуду завтра, получается, это он и есть, - подумал государь с грустью и велел ухаживать за конем особенно тщательно.

Такое несоразмерно нашей собственной природе. Монахи с помраченным сердцем из-за грешных своих деяний, из-за напрасного принятия даров, подносимых с верой, в итоге сходят на путь животных. Вот одно из свидетельств этому.

А другой человек рассказывал: уже в пору, когда в землях к востоку от заставы76 стали править господа из земли Сагами77, знатные воины земли Муцу собрались в ставке, и кто-то из них сказал:

- В наши дни из Муцу уже не приводят правителю таких отличных коней, как в старину. Почему?

стр. 119
Ему ответили:

- Это верно. Должно быть, сейчас в поднебесной нет достойных монахов, вот почему.

Отвечавший вспомнил слова: достойные монахи, если не имеют мудрости и не следуют по Пути, непременно возрождаются хорошими конями. Часто, когда такие люди принимают монашество и накапливают заслуги в мире людей, они всячески заботятся о товарищах по храму, о своих семействах78, кормят-воспитывают их, и таково их частичное милосердие. У них нет равно-ровного милосердия ко всем без различий, и все же они пекутся о своих близких, - так говорят. Стало быть, они обладают малой мудростью, остаются глупыми и тупыми, не достигают просветления, плода Будды, понапрасну дают прибежище людям, добиваются даров от верующих и потому нисходят на путь животных. Но благодаря своим заслугам - ведь они все-таки милосердно заботились о некоторых людях, кормили и воспитывали их - такие монахи становятся упряжными волами, кого хозяева заботливо кормят, или же конями для подарка господину79, и тогда их тоже кормят вволю. Такова неизбежная закономерность. Ясно, тут сомневаться не приходится. Поняв эти путеводные основы, люди, у кого есть сердце, пусть будут осмотрительны!

Вот еще недавний случай, это было около двадцати лет назад. В земле Эттю80 в храме под названием Синхэйдзи жил монах по имени Тимёбо81. Он был жаден до подношений, заботился о том, как бы прожить свой здешний век. Однажды он собрал большую общину мирян-дарителей и повел их в паломничество, чтобы предаться созерцанию на вершине горы Татэяма. По дороге надо было подниматься на скалу, держась за железную цепь. Когда паломники поднялись и осмотрелись, они увидели, что их провожатый Тимёбо, шедший впереди в белой куртке катабира и темном плаще, превратился в быка: смотрит вниз и мечется, будто заблудился. Миряне растерялись: что за чепуха?! В несколько голосов они звали монаха по имени, но он только мычал по-бычьи, а потом и вовсе исчез.

Паломники все-таки посетили молельню на Татэяме и пустились в обратный путь.

- Вот тут мы потеряли нашего монаха! - говорили они с грустью и жалостью. И когда снова позвали Тимёбо по имени, он поднялся из долины в облике пегого быка, опять замычал, а потом пошел прочь и пропал из виду.

Еще один человек рассказывал: в земле Сануки жил монах, не имевший ни мудрости, ни помыслов о Пути. Однажды он вместе со своим учеником-монахом сидел у огня, задремал, поник головою и два или три раза укусил край санукинской циновки82. Ученик, сидевший напротив него, подумал: это странно! И спросил:

- Что тебе снилось, пока ты спал?

- Вот что, - рассказал учитель. - Кажется, я шел вдоль какой-то дороги, попробовал на вкус траву, что пышно разрослась там, и она была удивительно хороша. Я хотел ухватить еще два-три пучка, но проснулся.

Вот еще одно свидетельство тому, как в нынешнем теле люди нисходят на путь животных. Если, хотя и редко, случается пережить такое в нынешнем теле, то и в будущей жизни доведется - сомнений нет!

<...>

Если оглянуться на наше прошлое, на круговращение в течение многих нескончаемых веков, то какой из плодов воздаяния в трех мирах на шести путях мы уже не пожинали? Мы долго жили на небесах, бывали и богами, Тайсяку и Боном, и Вращателем Колеса Закона83, а уж сколько раз мы сгорали внизу, в адском пламени! Мы бывали птицами и летали по небу, бывали рыбами и плавали в воде, мы были горными оленями и полевыми червями, обитали на трех уровнях существования84 и рождались четырьмя способами85, бывали и богаты, бывали и бедны. У всех у нас бывали препятствия, не пускавшие нас на Путь, они же - образы обусловленного, - и потому все те жизни

стр. 120
были подобны пристанищу для странника на одну ночь, похожи на пустячные игры малых детей.

<...> Почему же мы тянемся к уже знакомому тесному жилью и не ищем высокого удела, плода будды, нам еще неизвестного? Допустим, мы очутились бы на месте государей: что пользы нам было бы от этого? Для того лотоса, куда толпа святых забирает человека, приходя в смертный час, безразлично, жил ли человек за дверьми из лозняка86. Поистине, на Темной дороге нет обычая разбирать, кто царь, а кто слуга!87 Там не стыдятся мучить слабых и не боятся сильных. Адские стражи, чей образ гневен, мучают человека и приговаривают: кто не совершил дурных деяний, тот не претерпит и страданий! Из-за собственных грехов мы терпим страдания, и точно так же все живые существа, - так сказано.

Один человек говорил: разве не закричишь, даже если захочешь не кричать? Таковы дворы мучений у адских палачей с бычьими головами88. Разве не улыбнешься, даже если захочешь не улыбаться? Таковы лозовые двери, куда приходит толпа святых. Допустим, есть правитель некой земли. Но если сравнить его с государем всей великой страны, то он подобен слуге перед господином. И если кто-то обрел плод воздаяния, став Вращателем Колеса, Боном или Тайсяку, все равно по сравнению с уровнями равного просветления и чудесного просветления89 он подобен грязи под облаками.

Рассмотрим срок жизни человека в сравнении с жизнью небожителей в высших мирах: он еще короче, чем жизнь насекомых, именуемых поденками, которые утром рождаются, а до вечера не доживают. Ничтожное наше тело уступает даже муравьиному, даже лягушачьему. Любить такое человечье тело, сохранять привязанность к миру людей, не стремиться к покою и радости Чистой земли - значит уподобиться насекомому, которое питается горькой травой и не знает, что такое сладость. Радость и страдание отстоят друг от друга лишь на одно мгновение мысли, и потому они подобны вчерашним снам90. Лунный свет легко меркнет, сияние солнца клонится к закату, а мы не понимаем, что приближаемся к ответу в мире непостоянства. Одни толпятся в городе, другие прячутся среди скал - но никто не избегнет закономерности: все живое непременно гибнет. Кто изучил чудесное искусство бессмертных - подниматься в облака, прятаться в горшки, все равно принадлежит к породе любящих жизнь и все равно расстается с жизнью91. Поистине, высохнет ли раньше роса на ветках или влага возле корней, умрет ли первым старик или молодой, кто за кем последует как за провожатым, - заранее не определено. Так уж повелось: и мудрые умирают, и глупцы не остаются жить в здешнем мире. Таков закон обусловленного, непостоянного, и если делаешь вид, будто знаешь все это, - так отчего же не боишься?

Непостоянство жизни и смерти таково: мы привыкли жить, как вздумается, и редко кто после смерти снова рождается в мире людей. Кто состарился, не станет снова молодым; пусть кладовые полны припасов, ларцы набиты драгоценностями, но жизнь купить нельзя, некому дать взятку, чтобы добыть прощение деяний. Искусство бессмертного Барабанного предка92, божественное мастерство мудрецов из Южного заречья93 понапрасну остаются в пределах обусловленного, чудесное долголетие Тела Закона для них недостижимо. Прожив тысячу лет, сосна в итоге сгнивает. Не гордись же своим цветением, однодневным, как у вьюнка!

Ракутэн94 говорит:

Старая могила. Человек какого века здесь погребен?
Неизвестно его прозвание, он преобразился и стал землей.
Что теперь красота Сэйси95?
Весенний ветер среди ста трав...

Глупцы! Хоть мы и слышим вечерний колокол - не ужасаемся голосу непостоянства. Сегодня снова день померк, и все впустую, мы не продвинулись по Пути Будды,

стр. 121
не позаботились о заделе на будущую жизнь. И в итоге ради теперешней жизни, ради одного нынешнего рождения, пока не кончится наше существование, мы подлаживаемся под свой век, заботимся о своем теле и не печалимся о том, что накапливаем деяния, вовлекающие в круговорот. И на рассвете голоса птиц нас не пугают. Вот и еще одна ночь кончилась напрасно, мы не накопили заслуг памятованием о будде, чтением сутр, не уделили времени сидячему созерцанию и упражнению. Вслед за другими мы предавались мирским заботам, истощали сердце славой и выгодой - но об этом мы не горюем. Слышим звук барабана, отбивающий часы, лучи солнца и луны скоро сменяют друг друга, мы движемся вперед, не оглядываясь, а сами стареем. Люди не понимают основы непостоянства, не исправляют сердца, чьи порывы ложны. В каждом мгновении мысли - непостоянство, никакая вещь не имеет собственной природы96. Тот, чьи глаза ясны, видит весь срок от рождения до смерти, понимает, что значат слова: от рождения до смерти - один миг. И когда разглядит свое сердце до тонкостей, то в помыслах, перебирая мысль за мыслью, и в деяниях, разбирая дело за делом, не сможет назвать ни одной вещи, которая не возвращалась бы к непостоянству. Десять тысяч вещей все рождаются, подчиняясь зависимости, и уничтожаются, следуя зависимости. Что имеет начало, то имеет и конец. Каждое мгновение мысли имеет начало и конец. Откуда же здесь взяться мысли, хоть в чем-то постоянной?

В древности в державе То жил человек по прозвищу Северный Старец97. Он постиг непостоянство мира и потому не помышлял о служении государю, о стремлении к славе и выгоде; оглядываясь на самого себя, он также не мыслил о приумножении богатства. Он поселился к северу от столицы, устроил себе жилище, сплетя хижину из лозняка, носил одежду из пеньки и так защищался от холода, собирал травы, срывал плоды и так утолял голод. Так он проводил дни и ночи, провожал годы и месяцы. Видя что-то радостное, он чуть улыбался, слыша что-то печальное, он чуть улыбался. Это потому, что он хорошо понимал закон непостоянства: и радости, и печали не вечны, и благое, и дурное - все проходит, подобно сновидению. Нынешние люди зовут такую легкую улыбку "усмешкой Хокусо" и должно быть, имеют в виду Северного Старца. Так государь-монах Готоба-ин высочайшей песней сетовал о своей ссылке на остров Оки98:

Ицу-то наку Внезапно
Kuтa-но окина-га Северному Старцу
Готоку сэба Я уподобился,
Коно котовари-я Причину этого
Омой ирэнаму Я обдумываю и горюю

Все дела подвержены закону причин и последствий, закону воздаяния за деяния, унаследованные из прежних жизней, и потому не нужно ни безутешно горевать, ни слишком радоваться. Таковы путеводные основы неотвратимости последствий: благие и дурные плоды непременно рождаются от причин, благих и дурных. Эти два - благое и дурное - вместе составляют деяния, вовлекающие в круговорот перерождений, они неизбежно имеют последствия, за них воздается соразмерно. И если добиваешься мирских благ, получишь воздаяние мирским счастьем, а если совершаешь подвижничество по Закону Будды, достигнешь просветления, плода Будды. Говорят: малые причины - большие последствия. Одно деяние, благое или дурное, может принести многочисленные благие или дурные плоды. Так трава или дерево вырастают из одного крошечного зернышка, а приносят сотни и тысячи плодов.

Итак, обычные люди все глупы, но среди них у женщин грехи тяжелее, - об этом часто говорится в святом учении. Таких указаний много, и подробно пересказывать их здесь недосуг. Учитель Устава Нандзан Досэн99 говорит: "В основном женщины совершают семь видов грехов. Первый: у них возникает любовная страсть к мужчинам,

стр. 122
ненасытная, как море, которое поглощает десять тысяч рек и все не пресыщается. Второй: наблюдая женщин в семье, можно видеть, что ревнивые помыслы у них никогда не унимаются. На словах они любезны друг к другу, но в сердцах их остается вражда. О других они не заботятся, думают только о своих собственных делах. Третий: из-за своих лживо-любезных помыслов они, встречая других людей, заранее улыбаются, пока те еще ничего не сказали. На словах они будто бы согласны с собеседником, но в сердце скрывают мысли гневные и враждебные. Телом они склоняются к нам, но помыслами отворачиваются, это и называется лживой любезностью. Четвертый: они ленивы, думают, как бы одеться в несколько слоев хороших платьев, заботятся о своей внешности, хотят, чтобы другие с любовью памятовали о них. В их сердцах глубоки алчные желания, и они не различают ближних и дальних. Пятый: они редко говорят правдивые слова, а по большей части лгут. Они часто клянутся причинить зло людям и не боятся умножить свои грехи. Шестой: сгорая в огне желаний, они не стыдятся перед людьми. Блуждая сердцем, не боятся мечей и палок. Подобно пьяным, они не знают стыда. Седьмой: их тело постоянно нечисто, часто оно источает кровь. Беременность и роды скверны, месячные и послед нечисты, и видя это, злые демоны состязаются за женщин, а благие божества их сторонятся, глупые люди их любят, а мудрым они отвратительны".

В древности, когда Будда пребывал в здешнем мире, жила женщина по имени Сэндзя100. С самого начала она принадлежала к семье приверженцев внешнего пути, и в сердце у нее глубока была зависть к Будде. И однажды она сказала: я опозорю Будду! Обвязала веревкой горшок, подвесила его себе на шею, чтобы он висел на уровне живота, и прикрыла одеждой. Пришла туда, где Будда проповедовал Закон, пробралась сквозь толпу бодхисаттв, слушателей голоса Будды, людей и богов, - густую, словно заросли риса или конопли, бамбука или тростника, - встала перед Буддой, хлопнула себя по животу и громким голосом вскричала:

- Посмотрите! Я беременна ребенком Будды!

Она бранилась, говоря, что вот она родит - и это опозорит Будду. Ученик Будды, первый в чудесах, почитаемый Мокурэн101, видя это, обернулся мышью, перегрыз веревку, и горшок упал перед Буддой. Живот женщины опал, Будде никакого позора не вышло, а стыдно стало самой Сэндзя, так что она побледнела.

А еще в Индии жила женщина по имени Эннядатта102. Сердце ее было чрезвычайно беспокойно и безумно, подобно обезьяньему. Однажды она взяла зеркало, чтобы посмотреться в него, но слишком суетилась, не увидела отражения своего лица - и вскричала:

- Я потеряла голову! Что же делать?!

Она взывала к небу, призывала землю, сетовала и страдала, но у нее лишь возрастали безумные помыслы, а голову свою она увидеть так и не смогла. Все живые существа изначально обладают природой будды, никогда ее не теряли, однако ее от нас застилает густой туман ложных мыслей, и мы не можем разглядеть луну - природу нашего сердца; поэтому мы и думаем о себе как о постоянно помраченных непросветленных людях. Хотя Эннядатта вовсе не теряла головы, ее сердце встревожилось, зеркало сердца затуманилось, это и было "потерей головы".

Как говорят, в стране Синтан бедствия для всей державы начинались из-за трех женщин103. В нашей стране тоже государь-монах104 из-за женского подстрекательства затеял смуту и в итоге угодил в ссылку. Но хотя такое и бывает, среди женщин много таких, чье милосердие глубоко, у кого есть помыслы о Пути. В начале "Сутры о созерцании" рассказано о царице Идай105, а в "Сутре о Цветке Закона" - о том, как дочь царя драконов непостижимым образом стала буддой106. Если поймешь, что грехи женщин тяжелы, то сможешь совладать со своими помыслами, отбросить тягу к славе и корысти в мире, подобном сновидению одной ночи, и обратиться к подвижничеству по Закону Будды, что спасает нас из жизнь в жизнь, из века в век.

стр. 123
В течение целой жизни мы продвигаемся в дурном и отдаляемся от доброго, только таковы наши помыслы. Мы словно бы из тьмы входим в еще большую тьму, из глубины погружаемся в глубину, лишь таковы наши дела. Деяния подобны весам: их тянет в ту сторону, где тяжелее. Допустим, вот дурные и благие дела, которые человек совершил за всю жизнь, или благие и злые дела за год, за месяц, за день, за час. Если их сравнить и окажется, что дурное перевесит, то человек низойдет на дурные пути, а если перевесит благое, он сможет получить благое рождение. Все это записано на дощечках у богов, сопровождающих нас всю жизнь107, - несмываемо, вплоть до мельчайших проступков. В "Прекращении и постижении"108 сказано: "Небо знает скрытые наши грехи, как же не стыдиться Неба? Люди узнают грех, если он откроется. Поэтому нам придется стыдиться и людей". Допустим, мы не пресекали ничью жизнь и не присваивали имущество других людей, но при этом среди наших мыслей нет ни одной такой, что не была бы грешной. В течение каждого дня и каждой ночи у человека сменяется по восемьсот сорок тысяч раз по тысяче помыслов. Как сказано, все они суть деяния, ведущие на три дурных дороги. При этом, не совершая зла напрямую, помышляя о том, как продвинуться во благом и отстраниться от дурного, мы не можем удержать такие мысли надолго. Один раз мы выплываем, а в другой раз тонем. А раз так, настроившись сердцем на то, чтобы прекращать дурное и упражняться в добром, мы должны в этот раз утвердиться в таких деяниях, чтобы определенно отдалиться от рождений и смертей и свидетельствовать о просветлении.

<...>

Люди, идущие по Пути Будды, никогда не должны останавливаться на середине дороги, будто бы уже обрели то, чего еще не обрели, свидетельствовали о том, о чем еще не свидетельствовали. У колодезного ведра веревка коротка, но не надо из-за этого подозревать, будто всю воду из колодца уже вычерпали. Если о не достигнутом думаешь, как о достигнутом, - это от недостатка способностей. Вообще люди все из-за чванного сердца не осваивают Закон Будды, который надо освоить, не учатся Святому учению, которому надо учиться, пренебрегают учителями, презирают других людей и в итоге становятся глупцами, безумными слепцами. А стало быть, нет худшего врага, чем чванные помыслы, от которых все наши благие дела обращаются в ничто. <...>

Я не боюсь насмешек будущих людей. Плывя по течению, водяные травы грубеют сами собой. Я собираю и записываю слова-листья, подобные плавучим травам, не имеющим где укорениться, даже если это окажется бесполезно. Но если постоянно будешь сверяться с этой записью, увидишь в ней себя как человека, у кого есть сердце, как человека, имеющего помыслы о Пути. А значит, эта книга должна называться "Зерцалом жен".

Эта книга - сочинение старца Мудзю Итиэна из храма Тёбодзи. Надо сказать: она во всем хороша и к тому же прекрасно написана109. Здесь пролегает путь к преображению глупца в мудреца, путь уловок на пользу живым.

КОММЕНТАРИИ

1 Перевод по изданию [Кана хогосю, 1964, с. 158-194].

2 Из шести миров (миры ада, голодных духов, животных, демонов, людей и богов) самым трудным считается возрождение в мире людей, и оно же наилучшим для следования по Пути Будды и для освобождения. Так сказано во многих текстах буддийского канона, в том числе в "Сутре строк Закона" , "Хо:ку-кё:" [Тайсё:..., т. 4, N 210, 567а], она же "Дхаммапада". Ср. в переводе В. Н. Топорова: "Трудно стать человеком, трудна жизнь смертных, трудно слушать истинную дхамму, трудно рождение просветленного" [Дхаммапада, 1960, с. 90].

3 "Сутра строк Закона", 563а; ср.: [Дхаммапада, 1960, с. 64-65].

4 Сравнение жизни в мире непостоянства с опьянением звучит во многих буддийских текстах; Мудзю, вероятно, отсылает к сочинению Кукая "Тайный ключ к Сутре-сердцу праджняпарамиты" (, "Хання сингё: хикэн"): "Достойные жалости, о, достойные жалости дети, спящие долгим сном! Они страдают, они болеют - опьяненные, безумные люди! Больной и

стр. 124
помешанный смеются над тем, кто трезв, спящий и бредящий насмехаются над пробудившимся" [Трубникова, 2000, с. 291].

5 Отсылка к "Сутре о созерцании основы сердца" (, "Синдзи канкё." [Тайсё:..., т. 3, N 159,303с]).

6 , кит. Бэй-ман близ Лояна, место погребения государей и сановников.

7 , кит. Дун-тай, местность на полуострове Шаньдун, знаменитая явлениями духов.

8 нэттецуган, одно из орудий адских пыток, упоминается в "Сутре о сетях Брахмы" (, "Бомм:кё." [Тайсё:..., т. 24, N 1484, 1007с]). Грешники катают раскаленные тяжелые шары и сгорают от их жара.

9 В мирах ада, голодных духов и животных.

10 В "Сутре о нирване" (, "Нэхан-гё:" [Тайсё:..., т. 12, N 374, 809с]) Будда говорит о том, как мала вероятность возродиться человеком, и поясняет свои слова сравнением: вот такая доля (крупица земли под ногтем) - человеческое рождение, а вот такая (вся остальная земля) - рождения в других мирах.

11 Санскр. асура, воинственные демоны, непрестанно борющиеся между собой.

12 Главные заповеди будды: запреты на убийство, воровство, разврат, прием опьяняющих веществ и ложь.

13 Пять чувств и ум.

14 Упоминаются в "Абхидхармакоше" ( , "Куся-рон" [Тайсё:..., т. 29, N 1558, 56с] и в "Сутре о нирване" [Тайсё:..., т. 12, N 478b]). У небожителей загрязняются одеяния, вянут цветы в венках, тела начинают потеть, дурно пахнуть, пропадает радость жизни на небе. Есть и другой список пяти признаков: пропадает радость в голосе, меркнет сияние, исходящее от тела, кожа намокает при купании, пропадает независимость от внешних предметов, взор помрачается.

15 Задатки, способствующие продвижению по Пути Будды к освобождению.

16 , кэтиэн - такая связь позволяет в будущей жизни снова встретиться с учением Будды и попытаться освоить его.

17 То есть заботится обо всех живых существах, ведь в безначальном круговороте перерождений каждое из них успело побывать его отцом или матерью.

18 Отсылка к древнекитайской "Книге перемен" (, "И-цзин", яп. "Эки-кё:"), раздел "Комментарий к изящным речениям": "В доме, где наживают добро, всегда будут припасы к празднику. В доме, где копится зло, непременно случится беда" пер. В. М. Яковлева [И Цзин..., 1998, с. 158].

19 Тж. "несвязанных" , муэн. Речь может идти о монахах, с кем у этих мирян нет связи (родственной, дружеской), а может - о монахах, которые вообще избегают земных связей, т.е. не принадлежат ни к какой храмовой общине, не стараются собрать вокруг себя преданных прихожан.

20 , бэссё: В монашеском "Четырехчастном уставе" (, "Сибун-рицу" [Тайсё:..., т. 22, N 1428, 657а]) сказано, что монахи не должны поощрять мирян к таким приглашениям: правильное приглашение должно быть обращено не к конкретному монаху, а к любому, и соответственно подношения должны вручаться не кому-либо из монахов в отдельности, а всей общине. В Японии это правило почти никто не соблюдал.

21 Быть буддистом - значит "искать прибежища" , кимё: у Будды, его Учения и Общины.

22 Она же "Лотосовая сутра", полное заглавие - "Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы" , "Мё:хо: рэнгэ-кё:" [Тайсё:..., т. 9, N 262]). В Японии эта сутра почиталась особенно широко (см.: [Сутра о бесчисленных значениях..., 1998]).

23 Обряд , фудан нэмбуцу, при котором монахи, сменяя друг друга, возглашают слова "Слава будде Амиде!" , Ному Амида-буцу, чтобы заказчики обряда или в целом все живые существа смогли возродиться в Чистой земле будды Амиды, буддийском "раю".

24 Хотя буддийское учение и отрицает неуничтожимую "душу", все-таки в японских буддийских источниках нередко говорится о "духе" , рэй, как о той бестелесной сущности, что переходит из одного рождения в другое.

25 , сингон, - мантры, словесные формулы, которым приписывается чудотворная сила.

26 Согласно буддийскому "тайному учению", человек в нынешней жизни может выявить свое тождество с буддой не только на уровне сердца, но и на уровне тела [Трубникова, 2000].

27 , синдзу, они же "божественные проникновения": способности ясновидения, яснослышания и др.

стр. 125
28 Подаяние, соблюдение заповедей, терпение, продвижение к сути, созерцание ("прекращение неведения и постижение сути").

29 , нёрай, санскр. Татхагата, величание будд.

30 Четыре основные и четыре промежуточные стороны света, верх и низ.

31 Помосты, на которых восседают будды (в сутрах и на храмовых изображениях), обычно имеют вид цветов лотоса.

32 Обет Амиды спасти всех, кто пожелает возродиться в Чистой земле. Этот обет состоит из сорока восьми отдельных положений, чаще всего почитатели Амиды ссылаются на то из них, которое гласит: в Чистой земле возродится всякий, кто "призовет Амиду по имени", т.е. произнесет слова "Слава будде Амиде" (ср. выше). "Колесница" здесь образ для того средства, которое помогает на пути к освобождению.

33 , "Иная сила", здесь спасительная сила будды Амиды.

34 , произнесение слов "Слава будде Амиде!".

35 То есть молитвами, обрядами, добрыми делами накопить заслуги, а потом "обратить", передать их на благо умершим.

36 Монахи, "вышедшие из дома", противопоставляются мирянам, "оставшимся дома".

37 , от санскр. аранья.

38 , дело освобождения.

39 , мё:о:, санскр. видьяраджа, почитаются как хранители буддийского обряда.

40 Индийские божества, чтимые в буддизме. Их изображения занимают внешние поля на мандалах обрядовых картинах, представляющих все мироздание как собрание будд, бодхисаттв и других почитаемых существ, рассаженных в определенном порядке.

41 То есть изготовляет статуи или картины, изображающие будд, и делает им подношения: благовониями, цветами и др.

42 То есть Будды.

43 , сиаку сюдзэн. "Избегать дурного" означает соблюдать заповеди, а "упражняться в добром" заниматься созерцанием и милосердно заботиться обо всех живых существах.

44 , данваку сё:ри. "Свидетельствовать об основе" значит путем подвижничества выявить свою истинную основу, "природу будды".

45 , фусо:, кит. бу-шу, баснословное существо, обитающее в пламени.

46 , дайитиги, выражение встречается в "Лотосовой сутре" и других текстах: нечто, взятое "в собственном смысле слова", "как таковое", и отсюда "сущность", "то, что есть поистине".

47 Источник цитаты неизвестен.

48 , яп. Мацури, санскр. Маллика, супруга царя Прасенаджита и мать царевича Джеты , яп. Гида, современница и почитательница Будды. По преданию, Маллика подносила своему супругу вино, чтобы тот опьянел и забыл о своих дурных замыслах.

49 , санскр. Васумитра, куртизанка, обратившая свое ремесло в способ милосердной заботы о мужчинах. Вместе с Малликой упоминается в сочинении китайского наставника Тянь-тая Чжи-и (, 538-597) "Махаянское прекращение неведения и постижение сути" ( , "Мака сикан", кит. "Мо-хэ чжи-гуань" [Тайсё:..., т. 46, N 1911, 17с]).

50 , бонгё:, санскр. брахмачарья, здесь - деяния, сообразные заповедям (всем, кроме заповеди целомудрия, хотя именно оно чаще всего имеется в виду под брахмачарьей). Буддийские наставники объясняют это выражение так: чистые деяния называются "деяниями Бона", потому что позволяют возродиться на небесах близ бога Бона (санскр. Брахма).

51 Бику , санскр. бхикшу, "нищий", "монах". Имена сыновей Будды Упавана , Рахула и Сунакшатра . Такие имена приводит, например, китайский наставник Цзи-цзан (549-623) в "Толковании значений Цветка Закона" (, кит. "Фахуа ишоу", яп. "Хоккэ гисё" [Тайсё:..., т. 34, N 1721, 451b]). Чаще встречаются упоминания одного сына Будды Рахулы.

52 Сё:току-тайси (574-621), почитаемый как один из основателей японского государства и как образцовый буддист-мирянин. В XIII в. наставники новых буддийских движений, таких как дзэн и радикальный амидаизм, возводили традиции своих учений к царевичу Сётоку [Lee, 2007].

53 Гусэ Каннон, бодхисаттва Авалокитешвара.

54 Мононобэ-но Мория , ум. 587. В первые десятилетия распространения буддизма в Японии Мория был одним из главных противников; так говорится в "Анналах Японии" ( ,

стр. 126
"Нихон секи", 720 г.) и других источниках. По разным версиям, Сётоку-тайси или сам убил Морию, или молился о победе над ним.

55 , гё: соку гэдацу. Одна из формул, указывающих на то, что вещи, кажущиеся противоположными, на самом деле предполагают друг друга. Деяния, карма, и освобождение так же немыслимы друг без друга, как круговорот перерождений и нирвана, заблуждение и просветление, благо и зло и др.

56 Отсылка к "Махаянскому прекращению неведения и постижению сути" [Тайсё:..., т. 46, N 1с]: "Любой предмет, создаваемый мыслью, не может не быть срединным, истинно-действительным. <...> Нет таких красок, нет таких запахов, что не пребывали бы на срединном пути. Таков и наш мир, и мир будд, и все миры живых существ. Все совокупности воспринимаемого, все чувства таковы, как есть, и нет страдания, которое нужно было бы преодолеть. Волнение пылинок неведения это и есть просветление, и нет причины страдания, чье действие нужно было бы пресечь. Крайности и ложные взгляды - срединны, истинны, и нет пути, который нужно было бы пройти. Рождения и смерти - это и есть нирвана, и нет уничтожения страданий, о котором нужно было бы свидетельствовать. <...> Вне истинного свойства нет никаких вещей, отдельных от него".

57 , кит. куан янь ци юй, яп. кё:гэн киго, выражение китайского поэта Бо Цзюй-и (772-846), ставшее в японских буддийских текстах обозначением мирской словесности в отличие от буддийской. Мудзю Итиэн обсуждает это понятие в "Собрании песка и камней" (Va-11,Vб-9).

58 , мусо:, не обладают характеристиками, которые можно определить и которые соответственно допускают свою противоположность: эти деяния нельзя назвать благими в отличие от злых, мудрыми в отличие от глупых и пр.

59 Южная столица - город Нара, столица Японии в VIII в. Монахи Тико: и Райко: , жившие в VII в., упоминаются в нескольких сборниках рассказов сэцува, начиная с "Японских легенд о чудесах" (, "Нихон рё.ики", рубеж VIII-IX вв., рассказ II-7), где Тико предстает завистником, обидевшим праведного монаха Гёки. В "Записках о возрождении в краю Высшей радости" ("О.дзё: Гокуракки", конец X в., рассказ 11) двое друзей-монахов, Тико и Райко, показаны почитателями Чистой земли будды Амиды [Японские легенды о чудесах..., 1984, с. 140-141].

60 Отсылка к "Книге перемен" (раздел "Прилагаемые суждения"): "Если двое в душе будут согласными, ничто на свете не сможет им помешать" (букв, "никакое золото" или "никакой металл"); "если сердца бьются в лад, слова благоуханны, словно орхидеи" [И Цзин..., 1998, с. 87].

61 , не ясно, о ком из учеников Ко:бо:-дайси Ку:кая (, 774-835) идет речь.

62 В странах Дальнего Востока сутки традиционно делились на двенадцать "страж".

63 "Три таинства" - таинства тела, речи и мысли, т.е. обрядовые жесты, слова и те образы, на которых следует сосредоточиваться.

64 Три отрезка по две стражи (т.е. по четыре часа) днем и столько же ночью.

65 , санскр. Девадатта, родич и злейший враг Будды. Во многих преданиях говорится, что Девадатта был чрезвычайно сведущ во всех тогдашних учениях и предавался суровому подвижничеству.

66 Отсылка к рассказу, вероятно, широко известному во времена Мудзю; он встречается, например, в "Повести о великом мире" ( "Тайхэйки", XIV в.). Этот же сюжет пересказал Мисима Юкио (1925-1970) в рассказе "Любовь святого старца из храма Сига" (, "Сигадэра сё:нин-но кои") [http://www.litmir.net/br/?b=155390]. Старец из храма Сига достиг великой святости, всеми помыслами был сосредоточен на будущем возрождении в Чистой земле, но однажды встретил прекрасную даму, влюбился, позабыл свое подвижничество и низошел на путь демонов (у Мисима старец спасается, а дама после встречи с ним обращается на Путь Будды).

67 , хомбун, истинной природе человека, она же "природа будды".

68 Условные учения - те, которые Будда изложил, применяя "уловку", приспосабливаясь к способностям слушателей. В истинном учении он открыл свое знание как оно есть. "Школы" здесь - традиции передачи учений от Будды через его учеников и далее через их преемников.

69 , сэндай, санскр. иччхантика, по учению некоторых буддийских школ, - люди, не способные обрести просветление.

70 Соответствует русскому выражению "В белый свет как в копеечку".

71 Будде, Учению и Общине.

стр. 127
72 Сутоку (1119-1164), 75-й государь Японии, правил в 1123-1141 гг. По тогдашнему обыкновению, после отречения от престола он принял монашество, а после смуты 1156 г. был сослан в провинцию Сануки на острове Сикоку, отсюда его именование: "государь-монах из края Сануки", Сануки-но ин. Случай, который здесь описывает Мудзю, относится ко времени между отречением Сутоку и ссылкой.

73 Ни в Нара, ни в Киото.

74 Провинция на северо-востоке острова Хонсю.

75 , чтение Сёгэцу "по звукам" (условно соответствует китайскому чтению тех же иероглифов), а Тэруцуки "по смыслу" (представляет собой японское слово, подходящее по значению к тем же знакам) .

76 , Канто: земли на востоке и северо-востоке острова Хонсю (с той его стороны, что обращена к Тихому океану).

77 Общее величание сиккэнов заместителей сегунов. При камакурском сёгунате именно сиккэнам принадлежала реальная власть в воинской ставке. Сагами - провинция, в которой расположен город Камакура, ставка сегунов.

78 , кэндзоку. Речь может идти о родных или об учениках, служках и прочих храмовых людях, живущих вместе со знаменитым монахом и связанных с ним отношениями наподобие родственных, где он отец семейства, а они его дети и домочадцы.

79 , кумэ, лошади для подарка правителю, чаще не для его собственной конюшни, а для пожертвования в святилище или в храм. Таких священных коней держали в Японии в нескольких святых местах, в том числе в Исэ, где чтили прародительницу государей, Солнечную богиню Аматэрасу, или в святилищах Хатимана, бога-защитника державы и покровителя всех воинов.

80 Провинция в средней части острова Хонсю с той его стороны, что обращена к материку.

81 , о нем, кроме этого рассказа, ничего не известно.

82 Здесь, вероятно, - циновки, край которой не обшит тканью, а просто обрезан.

83 Тайсяку - бог Индра, Бон - Брахма, Вращатель Колеса Закона , яп. Ринно:, санскр. Чакравартин праведный правитель всего мира, упоминается во многих буддийских текстах.

84 Три уровня мироздания, различаемые в буддизме: миры желаний, форм и отсутствия форм (санскр. кама-дхату, рупа-дхату, арупа-дхату).

85 Из утробы, из яйца, из слизи, путем превращения.

86 То есть в бедной хижине. Почитатели будды Амиды часто описывают и изображают такую картину: в смертный час к человеку приходит сам Амида с многочисленными спутниками, чтобы забрать его в свою Чистую землю.

87 Отсылка к стихотворению царевича Такаоки (799-845), побывавшего в Китае и намеревавшегося посетить Индию. В "Собрании песка и камней" Мудзю цитирует эти стихи в рассказе VIII 22): Иу нараку \\ Нараку-но соко-ни \\ Иринурэба Сэцури-мо сюда-мо \\ Каварид-зарикэри. "Говорят: Если спуститься На дно ада-нарака, Ни царя-кшатрия, ни слуги-шудры Там не различают".

88 , яп. Або:-расэцу, изображаются как могучие мужи с человечьим телом и бычьей головой; относятся к разряду демонов ракшас (яп. расэцу).

89 Два высших уровня совершенствования.

90 "Отсылка к "Сутре совершенного пробуждения" (, "Энкаку-кё." [Тайсё:..., т. 17, N 842, 915а]): "С самого начала следует понимать, что для живых существ изначальное состояние Будды, рождение, смерть, нирвана есть лишь нечто подобное вчерашнему сну". Перевод К. Ю. Солонина: [Избранные сутры..., 1999, с. 375-462].

91 Речь идет о даосском искусстве продления жизни и овладения чудесными способностями. Такие "бессмертные", согласно буддийскому учению, все равно смертны, как и вес живые существа, хотя и могут жить очень долго.

92 , яп. Хо:со, кит. Пэн-цзу, почитается как один из "бессмертных" в даосской традиции.

93 , они же мудрецы из Хуайнани, чье учение изложено в книге "Хуайнань-цзы", одном из памятников даосской мысли.

94 Кит. Лэтянь , он же Бо Цзюй-и (см. выше прим. 57).

95 , кит. Си Ши (VII-VI вв. до н.э.), знаменитая красавица Древнего Китая.

96 Природы, отличной от "природы будды".

97 , яп. Хокусо, кит. Бэй Coy, упоминается в "Книге мудрецов из Хуайнани". "Держава То" здесь Китай.

стр. 128
98 Готоба (1180-1239), 82-й государь Японии, на престоле находился в 1183-1198 гг., а затем до 1221 г. правил как государь-монах Готоба-ин. На время его правления приходится становление первого сегуната. В 1221 г. Готоба-ин вместе с сыновьями возглавили мятеж против воинской ставки, потерпели поражение, и Готоба-ин был сослан на остров Оки.

99 Нань-шань Дао-Сюань (596-667) в "Рассмотрении правил заповедей чистого сердца" (, "Цинсинь цзе гуаньфа" [Тайсё:..., т. 45, N 1893, 824 а-с]).

100 , санскр. Чинча, рассказ взят из "Большого трактата о запредельной премудрости"(, "Дайтидо-рон" [Тайсё:..., т. 25, N 1509, 121с]).

101 , санскр. Маудгальяяна.

102 , санскр. Яджнадатта, рассказ взят из "Победоносной сутры" (., "Сюрё:гон-кё:" [Тайсё:..., т. 19, N 949, 121b]).

103 , Синтан - название Китая в буддийских текстах (от санскр. Чинастхана). Три знаменитые красавицы, ставшие причиной бедствий для всей страны, - это Си Ши (см. выше, прим. 95), Дяочань (героиня романа "Троецарствие", трад. III в. н.э.) и Ян Гуй-фэй (VIII в.).

104 Государь Готоба, см. выше прим. 98.

105 В "Сутре о созерцании будды по имени Неизмеримое Долголетие" (, "Кан Мурё:дзю-кё:" [Тайсё:..., т. 12, N 365]) царицу Идай (, санскр. Вайдехи) заточил в темницу ее собственный сын; Будда Сякамуни с учениками посещают ее и рассказывают ей о Чистой земле будды Амиды.

106 В "Лотосовой сутре" в главе XII просветление обретает юная дочь морского царя-дракона - существо, по обычным меркам не могущее стать буддой (так как она женского пола, слишком мала и не принадлежит к миру людей).

107 , Кусё:дзин, они же Боги Вместе Рожденный и Вместе Нареченный , До:сё:-До:мё:; наблюдают всю жизнь человека и затем сообщают судье мертвых, богу Яме, о каждом хорошем и дурном поступке этого человека. Упоминаются в "Сутре цветочного убранства" (, "Кэгон-кё:" [Тайсё:..., т. 9, N 278, 680с]).

108 В трактате "Махаянское прекращение неведения и постижение сути" [Тайсё:..., т. 46, 40а].

109 Отсылка к "Беседам и суждениям" Конфуция, III-25: "Это вполне красиво и, кроме того, вполне нравственно" [Конфуций, 1998, с. 325] (перевод В. М. Алексеева). Конфуций так отзывается о музыке времен древнего государя Шуня (музыка шао).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Дхаммапада / Пер. с пали, ввeд, и коммент. В. Н. Топорова. М., 1960.

И Цзин. "Книга перемен " и ее канонические комментарии / Пер. с кит., предисл. и примеч. В. М. Яковлева. М., 1998.

Избранные сутры китайского буддизма / Пер. с кит. Д. В. Поповцeва, К. Ю. Солонина, Е. А. Торчинова. СПб., 1999.

Кана хо:госю: (Собрание проповедей, записанных азбукой) / Под ред. Миясака Ю:сё: // . Нихон котэн бунгаку тайкэй (Большое собрание памятников классической японской литературы). Т. 83. Токио, 1964.

Конфуций. Лунь юй / Исслeд., пер. с кит. и коммент. Л. С. Перeломова. М., 1998.

Мудзю Итиэн. Собрание песка и камней / Пер. со старояп. Н. Н. Трубниковой; под ред. А. Н. Мещерякова // Сетевая версия 2013 г.: http://trubnikovann.narod.ru/Mujulnd.htm.

О:кагами. Великое зерцало / Пер. со старояп., исслeд. и коммент. Е. М. Дьяконовой. СПб., 2000.

Сутра о бесчисленных значениях. Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы. Сутра о постижении деяний и Дхармы бодхисаттвы Всеобъемлющая Мудрость / Издание подготовил А. Н. Игнатович. М., 1998.

Тайсё: синею: дайдзo:кё: (Большое собрание сутр, заново составленное в годы Тайсё:). Т. 1-100. Токио, 1960-1977.

Трубникова Н. Н. "Различение учений " в японском буддизме IX в. Кукай [Кобо-Дайси] о различиях между тайным и явным учениями. М., 2000.

Трубникова Н. Н. Движение за возрождение уставов и заповедей в японском буддизме XIII в. // Религиоведение. Москва-Благовещенск, 2012. N 4.

Японские легенды о чудесах. IX-XI вв. М., 1984.

Cabezón J.I. (еd.) Buddhism, Sexuality, and Gender. N.Y.: SUNY press, 1992.

Faurе B. The Power of Denial: Buddhism, Purity and Gender. Princeton: Princeton University Press, 2003.

стр. 129
Jnanavira Dharmacari. A Mirror for Women? Reflections of the Feminine in Japanese Buddhism // Eastern Buddhist Review. 2004. Vol. 4 (http://www.westernbuddhistreview.com/vol4/mirror for women.html).

Lee K.D. Y. The Prince and the Monk: Shōtoku Worship in Shinran's Buddhism. N. Y., 2007.

Morrell R. Mirror for Women: Muju lehiеn's Tsuma Kagami // Monumenta Nipponica. 1980. N 35/1.

Takemi Momoko. "Menstruation Sutra" Belief in Japan // Japanese Journal of Religious Studies. 1983. N 10/2 3.

Welter А. Yongming Yanshou's Conception of Chan in the Zongjing Lu: A Special Transmission Within the Scriptures. Oxford, 2011.

Women and Religion in Japan / Ed. Nakamura Kyōko // Japanese Journal of Religious Studies. 1983. N 10/2 3.

стр. 130

Permanent link to this publication: