С большим интересом прочел выступление Т. 10. Красовицкой на "круглом столе" в редакции журнала "Вопросы истории" (1988, N 9, с. 47 - 50). В нем поднимаются весьма важные и интересные вопросы, но по многим пунктам оно вызывает желание с ним поспорить там, где это касается моей проблематики: собственно языкознания и истории советского языкознания 20 - 50-х годов.

В выступлении заметны две тенденции, которые сейчас, к сожалению, довольно распространены. Справедливое стремление разоблачать преступления Сталина нередко сопровождается старанием опровергать любое его высказывание, хотя наряду с тем, что надо действительно опровергать, он нередко повторял известные до него и правильные сами по себе идеи (обычно при этом упрощая их). Это же стремление приводит и к желанию реабилитировать и поднимать всех тех, кто когда-либо попадал у него в немилость.

В выступлении Сталину противопоставляется Н. Я. Марр как фигура положительная. Однако самые тяжелые годы культа личности в нашем языкознании связаны именно с господством его "нового учения о языке". Эта абсолютно ненаучная теория, опровергавшая как "буржуазную" и "расистскую" всю существовавшую науку о языке, включавшая в себя самые нелепые и фантастические идеи, соединенные с политической фразеологией, свойственной 20-м - началу 30-х годов, и весьма неискусной фальсификацией марксизма, стала с утверждением культа личности господствующей догмой, объявленной "единственным марксистским учением" в языкознании.

Под руководством Марра в 1929 - 1933 гг. проводился разгром научного языкознания, многие крупные ученые были ли-

стр. 185

шены возможности работать, а некоторые из них тогда или в 1937 г, были репрессированы. В 1948 - 1950 гг., когда самого Марра уже не было в живых, под лозунгом возвращения к его "учению" по команде сверху шел новый разгром советской науки о языке, ставший частью кампании, в которую входили уничтожение генетики, борьба с "космополитами" и т. д. Нельзя отрицать научное значение ряда ранних работ Марра, написанных до революции, но в советское время в этом человеке заявило о себе стремление к власти, к диктатуре в науке, его деятельность принесла много вреда.

Т. Ю. Красовицкая ставит в один ряд Марра и Н. Ф. Яковлева, что совершенно неправомерно (хотя в обстановке господства "нового учения о языке" Яковлев допустил, особенно в 40-е годы, ряд уступок марризму). Приводимая в выступлении цитата из Яковлева, безусловно крупного и серьезного ученого, направлена прямо против Марра, который утверждал, что все языки мира в ближайшем будущем сольются в единый мировой язык коммунистического общества. В 1926 г. он заявлял: "Поскольку жизнь неумолимо ставит перед нами всеми вопрос о живом орудии международного общения, то этот важнейший и ни на минуту не устранимый вопрос нового интернационального общественного строительства нас вынуждает отвлечься от куцых перспектив настоящего... и говорить не о многочисленных международных языках, всегда классово- культурных и всегда неминуемо империалистических, а об едином искусственном общечеловеческом языке и говорить о нем не утопически и не кустарно-самодельнически во вкусе и в поддержание европейского империализма, а подлинно в мировом масштабе, с охватом языковых навыков и интересов не одних верхних тонких слоев, а масс, трудовых масс всех языков и стран... Будущий единый всемирный язык будет языком новой системы, особой, доселе не существовавшей, как будущее хозяйство с его техникой, будущая внеклассовая общественность и будущая внеклассовая культура"¹ .

В том же году в институте, возглавлявшемся Марром, собирались создать группу по установлению "теоретических норм будущего общечеловеческого языка", правда, группа так и не начала работу. В области языкового строительства Марр и его сторонники отстаивали внедрение разработанного Марром единого "аналитического" алфавита для всех языков СССР. Марр всерьез считал этот алфавит прообразом будущего мирового алфавита. Этот алфавит был крайне неудобен, попытка ввести его в Абхазии кончилась неудачей. Н. Ф. Яковлев вместе с Е. Д. Поливановым (расстрелян в 1938 г.), Д. В. Бубрихом (скоропостижно умер в 1949 г., не выдержав травли) и др. боролся с этой вредной маниловщиной и все же сумел довести создание научно обоснованных письменностей для народов СССР до конца.

В то же время упоминаемое в выступлении замечание Сталина в заключительном слове по отчетному докладу на XVI съезде ВКП(б) явно навеяно высказываниями Марра о будущем всемирном языке. Уже это показывает, что Сталин относился в то время к Марру вполне благожелательно. На том же съезде Марр выступил с приветствием от ученых, обратившись при этом к Сталину на грузинском языке. Вскоре Марр был принят в партию без кандидатского стажа, а в 1933 г. одним из первых награжден орденом Ленина. В то же время нет данных о том, что Сталин всерьез "был знаком с исследованиями приверженцев яфетической теории", события 1950 г. скорее свидетельствуют о том, что ранее он ее знал лишь в самых общих чертах. Нельзя не заметить, что Сталив в отношении будущего языка был осторожнее, чем Марр. Марр считал создание алфавитов для языков народов СССР вредным делом, отдаляющим формирование мирового языка, тогда как Сталин в своем выступлении счел форсирование слияния языков преждевременным. Конечно, Марр тут же объявил о совпадении своих идей с политикой партии (см. приводимую Т. Ю. Красовицкой цитату), а его подручные объявили Марра продолжателем идей Сталина.

Ясно, что идея о будущем всемирном языке, который будет отличаться от всех существующих (в том числе от русского, что подчеркивали и Марр и Сталин), - типичная утопия 20-х годов, органически связанная с представлениями о мировой революции и построении коммунизма как задачах ближайших лет. Сталин после 1930 г, никогда не выдвигал этого тезиса, пока некий А. Холопов о нем не напомнил. Сталин, конечно, не пожелал отказаться от своих слов, но опять отнес реализацию этой идеи к отдаленному будущему. Теория Марра о будущем языке, если и не была создана "нарочито в политических целях", то, во всяком случае, приспосабливалась Марром к этим целям задолго до ее поддержки Сталиным. Верно, что ее нельзя ни опровергнуть, ни доказать в ближайшем будущем, но в контексте тех лет отношение к ней может быть только отрицательным, независимо от того, кто ее высказал.

Столь же ненаучной, но вполне опровержимой была марровская концепция скрещения языков (Н. Ф. Яковлев был вынужден с нею согласиться, но никакого отношения к ее формированию не имел). Эта концепция, формировавшаяся у Марра еще до революции и весьма противоречиво сочетавшаяся с более поздним "новым учением о языке", возникла как средство доказать яфетиче-

¹ Марр Н. Я. Избранные труды. Т. 2. М. - Л. 1936, с, 24.

стр. 186

скую (то есть кавказскую) подоснову чуть ли не каждого языка. Согласно Марру, ни один язык не исчез и ее вымер, он находят продолжение в языках более позднего периода. При взаимодействии языков происходит "революционный взрыв" и возникает новый язык, в равной степени продолжающий все языки-предки; языкового же родства не существует. Марр утверждал, что в русском языке важную роль играет яфетический элемент, поэтому он ближе к грузинскому, чем к украинскому, французский же язык также ближе к грузинскому, чем к провансальскому, немецкий язык - это преобразованный революционным взрывом сванский и т. д. Все это противоречило не только всему, что установило к тому времени языкознание, но и историческим данным, с которыми Марр не хотел считаться. С мифическим скрещением нельзя смешивать реальный процесс объединения языков и диалектов (Марр в понятии "скрещение" объединял все, вплоть до формирования литературных языков).

Приводимая Т. Ю. Красовицкой цитата из работы "Марксизм и вопросы языкознания" - пересказ общеизвестной лингвистической истины, признававшейся всеми, кроме Марра, и объявленной после этого "буржуазной", пока ее не восстановил в правах Сталин. Эта истина, вообще говоря, верна не всегда. Она неприменима к так называемым креольским языкам типа гаитянского или государственного языка Папуа - Новой Гвинеи. Они восходят к тем языкам, на которых местное население (часто рабы) говорило с колонизаторами или рабовладельцами; они состоят из элементов не полностью усвоенных европейских языков, переосмысленных на основе исконных языков. Эти языки могут считаться действительно скрещенными (впрочем, часть лингвистов и их относит к обычным романским или германским). Нормально же развитие языков происходит именно так, как говорил вслед за всеми "буржуазными" лингвистами Сталин; французский язык поглотил галльский, франкский и т. д., оставшись романским; русский язык поглотил языки чуди, муромы и пр., оставшись восточнославянским; уже в наши дни французский язык, не переставая быть самим собой, поглощает бретонский, а русский - ряд языков народов СССР. Марр эти очевидные вещи отрицал. Высказывание Сталина определяет лишь картину процесса поглощения одного языка другим, из него не следует, что все языки должны поглотиться каким-то одним. Языки могут взаимодействовать между собой и влиять в той или иной степени друг на друга, не исчезая.

Приводимая Т. Ю. Красовицкой цитата противоречит упоминавшемуся выше высказыванию того же Сталина на XVI съезде партии: коль скоро при поглощении одного языка другим язык-победитель не перестает быть самим собой; то неоткуда возникнуть всемирному языку, "который, конечно, не будет он великорусским, ни немецким, а чем-то новым"² . Читатель А. Холопов (я так и не выяснил, кто это) заметил противоречие и написал Сталину, который решил его показательно высечь, заявив, что Холопов - начетчик и "талмудист", что речь идет о разных периодах: до победы коммунизма все идет так, как установили лингвисты, а при коммунизме все будет иначе - так, как когда-то он заявил³ . Т. Ю. Красовицкая же берет эти два несовместимых высказывания, одно из которых явно утопично, а второе - пересказ банальной истины, и пытается опровергнуть и заклеймить оба (причем более правильное даже сильнее) только потому, что с ними выступил Сталин.

Работа Сталина "Марксизм и вопросы языкознания" представляет собой упрощенное и содержащее немало ошибок изложение традиционных лингвистических идей, запрещенных во времена марризма. Объективно после ее появления ситуация в нашем языкознании стала лучше, хотя, конечно, по обыкновению того времени идеи, сами по себе правильные, вроде признания исконного родства славянских или германских языков, внедрялись насильственно, административным путем. Причины, заставившие Сталина поддержать написавшего ему письмо языковеда А. С. Чикобаву (одного из главных объектов травли в период борьбы с "космополитизмом") и осудить взлелеянный им же марризм, на мой взгляд, такие. Сталин увидел в материале, полученном от Чикобавы, возможность поддержать собственную репутацию теоретика марксизма. В работах Марра, которых он раньше, видимо, не читал, он увидел идеи, несовместимые с его тогдашней идеологической линией (рассмотрение всех явлений "в мировом масштабе", вне национальных рамок и государственных границ, пренебрежение к "русской" науке и т. д.).

Предположения Т. Ю. Красовицкой о причинах выселения кавказских народов интересны, но и здесь есть неточности. Кумыки как целый народ никогда не выселялись и всегда жили в Дагестане, так что хотя бы один народ с тюркским языком на Кавказе оставался (не говоря уже об азербайджанцах). Кроме упомянутых ею народов, были еще осетины, язык которых (индоевропейский) не родствен другим коренным языкам Северного Кавказа, и народы Дагестана, языки которых ближе всего к чеченскому и ингушскому. Абазинский язык не близкородствен другим перечисленным языкам, хотя отдаленное родство есть; по-видимому, еще более отдаленное родство эти языки имеют с чеченским, ин-

² Сталин И. Соч. Т. 13, с. 5.

³ Правда, 2.VIII.1950.

стр. 187

гушским и дагестанскими. Термин "иберийско-кавказская группа", пущенный в оборот тем же А. С. Чикобавой, который безуспешно пытался доказать родство всех этих языков с грузинским, сейчас устарел. Создается все-таки впечатление, что перечень высылаемых народов определялся и личными национальными симпатиями и антипатиями Сталина, сформировавшимися еще на Кавказе.

В. М. Алпатов, зав. сектором Института востоковедения АН СССР, доктор филологических наук

Permanent link to this publication: