Отв. редактор В.А. Хорев. М., 2001. 760 С.

Второй том коллективного труда ученых Института славяноведения РАН завершает многолетнюю деятельность по созданию послевоенной истории литератур стран Центральной и Юго-Восточной Европы. После окончания Второй мировой войны эти страны оказались в одном политическом и культурном пространстве, которое просуществовало до конца восьмидесятых. В рецензируемом труде определены два этапа, каждому из которых посвящен отдельный том: 1945-1960-е годы и 1970- рубеж 1980-1990-х годов.

Труд освещает полувековой отрезок в истории литературы восьми стран, волею судьбы оказавшихся в одном культурном регионе, эстетически регламентированном

стр. 60

идеологией государства, победившего фашизм ценою колоссальных жертв. Культурная политика правящих коммунистических партий, используя этот фактор, провозглашала приоритет социалистических основ культуры и ужесточала режим контроля по мере нарастания отпора творческой интеллигенции, не желавшей укладываться в прокрустово ложе официальной политики.

Второй этап (которому посвящен 2-й т.) - после ввода армии пяти стран Варшавского договора в Чехословакию (с определенными оговорками эту дату - 1968 г. - можно рассматривать как веху - начало конца правящего режима - для всех стран) отличали крайние меры укрощения культуры, которые обычно характерны для агонизирующего политического режима, в данном случае - коммунистического: запрет печатать неугодные и "опасные" книги, изъятие из библиотек "идеологически вредных" произведений, репрессии против отдельных деятелей и групп, вплоть до тюремного заключения, различные скрытые механизмы руководства культурой (смена редакторов, открытие-закрытие периодических изданий). Противостояние художник - власть активизировало подпольные издательства и университеты, вынужденную эмиграцию, с одной стороны, а с другой - теряющая власть партия из всех сил ужесточала преследование инакомыслия, диссидентского движения. Вся эта "манипуляция кнутом и пряником" стала реальностью и фоном, на котором культура не только сражалась за свободу, но и продолжала удивлять своими замечательными достижениями.

В отдельных главах рецензируемого труда, написанных остро и с глубоким проникновением в "невидимые" властные механизмы, жесткую цензуру, скрытую за всевозможными "совершенно секретно", воссоздан литературный процесс времен кризиса коммунистической идеологии, имевший свои модификации в разных странах, однако описанный авторами "Истории" одинаково глубоко и захватывающе.

В наибольшей степени это характерно для польской литературы. В.А. Хорев воспроизводит драматургию динамичного противостояния власти творческой и научной интеллигенции на фоне лозунговых имен того времени - Гомулка, Герек, Ярузельский, Мазовецкий, Валенса - и таких событий, как запрет постановки драмы А. Мицкевича "Дзяды" в Национальном театре в Варшаве, запрет на публикацию произведений и постановку пьес С. Мрожека (1968), массовые студенческие демонстрации и волна эмиграции интеллигенции, забастовки трудящихся и создание Комитета в защиту рабочих - КОР (1976), создание так называемого "второго круга обращения литературы", сети нелегальных издательств, независимых учебных структур, периодических изданий. Необратимым становится процесс издания "возвращенной" литературы, и среди них - книг писателей- эмигрантов Ч. Милоша, Г. Херлинга-Грудзиньского, В. Гомбровича, интенсифицируются переводы зарубежной литературы на польский язык. И хроника финала: столкновение писателей с властью на XX писательском съезде (1978), создание независимого профсоюза "Солидарность" (1980), введение в Польше военного положения (декабрь 1981 г. - июль 1983 г.), роспуск Союза польских писателей (1983), избрание президентом Польской республики Леха Валенсы, главы "Солидарности", что означало конец коммунистического режима (декабрь 1990 г.).

В этих датах, далеко неполно здесь обозначенных, видна та мощная подпитка, которую получила бескомпромиссная позиция польской культуры от всего народа, культуры, имеющей давние традиции воспитания в народе "мыслящего человека". Это очевидно и в данный период - великая польская литература противостояла режиму замечательными произведениями прозы, поэзии, публицистики и драматургии, сумев не только защитить свой народ, но и получить решительную его поддержку. Польская литература, и это убедительно вытекает из рассуждений В. Хорева, стала выразительницей общественного сознания, она обогащалась тематическими и стилевыми поисками, стремилась вернуть поэтике эстетическую сущность и органическое единство с этикой.

Эта литература рассмотрена в главах, посвященных поэзии, прозе, историческому роману, литературе о Второй мировой войне и парабеллетристическим жанрам (эссе, автобиографические очерки, дневники, воспоминания, литература факта). Обстоятельно рассказано о литературе эмиграции, о прозе "второго круга обращения" и таких "горячих книгах", как "Год в гробу" Р. Братного. В разделе представлено большое количество имен и произведений писателей разных поколений: от прощальных стихов Ярослава Ивашкевича и зрелых совершенных философско-парадоксальных "максим" В. Шимборской до поэтов "новой волны", по-новому показавших глубоко спрятанные конфликты польской действительности. Чутким вниманием к авторской индивидуальности отличаются рассуждения В.А. Хорева о конкретных художественных произведениях: романах С. Лема, Т. Конвицкого, Е. Брошкевича, Т. Парницкого, А. Кусьневича, о "Крошеве" Е. Анджеевского. Они вводятся

стр. 61

лаконично и профессионально, без, казалось бы, неизбежных для такого обзора повторов.

Раздел о литературе Чехословакии состоит из двух частей: чешская написана С.А. Шерлаимовой, словацкая Ю.В. Богдановым и Л.Ф. Широковой. "Положение в чешской и словацкой культуре не было одинаковым, чему способствовало введение с 1 января 1969 г. федеративного устройства Чехословакии, однако для всей страны был характерен жесткий идеологический диктат, преследование инакомыслия. Литература, выходившая в официальных издательствах, подвергается строгой цензуре, но получает развитие литература самиздата и эмиграции. Постепенно набирает силу диссидентское движение, в котором принимает участие большое число писателей и критиков", -достаточно точная и полная характеристика состояния чешской и словацкой культур после ввода в Чехословакию войск и до конца социалистического периода в истории страны.

Конец "Пражской весны" - одно из самых мрачных событий в истории не только чешской - всей новейшей европейской культуры. Ввод войск решительно осудили большинство чешских писателей. Это начало неуклонно нараставшего диссидентского движения и самой большой, как пишет С.А. Шерлаимова, во всей чешской литературной истории эмиграции. Период так называемой "нормализации" в Чехии - это двадцать лет постоянного неприятия режима. За ними - писатели, университетская профессура, оставшиеся без права работать по специальности и вынужденные жить на случайные заработки, что читателю известно из в том числе получивших всемирную известность "Невыносимой легкости бытия" Милана Кундеры и "Слишком шумного одиночества" Богумила Грабала, из пьес и "Писем к Ольге", написанных из тюрьмы Вацлавом Гавелом. Книги чешских и словацких мастеров слова издавались по всему миру, в оригинале и в переводе на языки других народов.

Рассказывая об атмосфере политического кризиса социализма на примере подробного фактоописания и анализа литературной жизни, авторы "Истории" воссоздают многослойную палитру неестественного развития культуры в условиях так называемой "нормализации", представляя читателю наиболее значимые произведения разных ориентации, воздавая должное книгам и авторам, которые в советские времена не были изданы:

И. Шкворецкий, Л. Вацулик, Б. Грабал, М. Кундера, И. Клима, Е. Кантуркова, П. Когоут, В. Гавел, Л. Тяжкий, Л. Мнячко, Д. Татарка, Я. Блажкова.

С.А. Шерлаимова завершает раздел "Чешская литература" наблюдением, актуальным не только для данной литературы: "Общественно-политическая и литературная завершенность периода 1968-1989 гг. позволяет сделать некоторые выводы о его месте в истории чешской литературы XX в. В этот период сильнейшего идеологического прессинга на литературу внутри страны, включенности литературы в диссидентское движение и ее политической ангажированности в эмиграции, в своих лучших образцах она во всех трех ветвях продолжала сохранять известную автономность и добилась важных успехов прежде всего в области романа, но также и в области поэзии и драматургии".

Польская и чешская действительность контрастируют с достаточно спокойным темпом литературной жизни в Болгарии. "Конец 60-х, 70-х и 80-е годы, по сравнению с предыдущим послевоенным периодом, были для болгарской литературы более благоприятными", - начинает разговор о болгарской литературе Н.Н. Пономарева и последовательно исследует активизацию нравственной проблематики и экзистенциальных мотивировок в книгах Э. Станева, И. Радичкова, И. Петрова, П. Вежинова, Б. Димитровой. Процесс раскрепощения литературы сопровождался дискуссиями о методе социалистического реализма, который вступил в конфликт с живым развитием литературы, однако компромиссы с политикой правящей партии несколько смягчали его. Увеличилось количество переводов писателей Европы, США, Латинской Америки, что оказывало влияние на усиление в болгарской литературе внимания к личности, по- своему отразившееся в традиционной циклизации малых прозаических форм. В болгарской литературе всегда важно было внимание к истории, в рассматриваемый период акцентируется обращение к средневековью, эпохе национального освобождения, периодам борьбы против иноземного гнета и освобождения от османского ига: "...писатели открывают истоки национального самосознания, национального характера, находят пути к сопоставлениям с современностью" в романах С. Дичева, Д. Мантова, П. Константинова, А. Гуляшки, С. Христова.

В литературе продуктивно работают писатели старшего поколения и те, кто в конце 60-х только дебютировал: И. Петров, С. Стратиев, Л. Петков, Д. Коруджиев, В. Пасков, Г. Марковский, чьи книги не остались незамеченными и советским читателем. Н. Пономарева останавливается на определяющих тенденциях развития болгарской поэзии,

стр. 62

таких, как "идентификация человека в окружающем мире, осознание им своих неразрывных связей с природой, мирозданием, внимание к широкому спектру экзистенциальных проблем". В рассматриваемый период и в поэзии встречаются книги писателей разных поколений - ровесники века (Елисавета Багряна и Христо Радевский), поэтов, родившихся в 20-е годы (Давид Овадия, Иван, Радоев, Блага Димитрова и Добри Жотев) и поэтов нового поколения - дебютантов второй половины 60-х годов, среди которых А. Германов, Л. Левчев, И. Цанев, Н. Йорданов. Так же основательно рассмотрена драматургия, комедиография и творчество С. Стратиева, чьи пьесы "Замшевый пиджак", "Автобус", "Максималист" стали художественным открытием и покорили профессиональные и студенческие сцены театров Европы.

Как развивались отдельные литературы, насколько были сохранены или нарушены национальные традиции, проявление идентичности, свобода творчества и личности? Об этом обстоятельный разговор ведут авторы и других разделов, посвященных отдельным национальным литературам: сербской (О.Л. Кириллова, Н.М. Вагапова), хорватской (Г.Я. Ильина), словенской (Н.Н. Старикова), македонской (А.Г. Шешкен), венгерской (Ю.П. Гусев, В.Т. Середа), литературе ГДР и серболужицкой литературе (А.А. Гугнин), румынской (М.В. Фридман), албанской (Г.И. Энтрей). Эти разделы также заслуживают пристального внимания, по сути, каждая глава книги может быть предметом специальной рецензии. Названные главы, как и те, которые были рассмотрены более подробно, несут отпечаток индивидуальности их авторов, проявленных в стиле и ритме повествования, однако стратегические направления и композиция в целом выдержаны в едином ключе и отражают во взаимосвязи и взаимообусловленности общественно- политическую жизнь, литературный процесс, авторские индивидуальности и наиболее значительные книги. Запоминаются проанализированные в книге романы сербов М. ГТавича, Б. Пекича "Как упокоить вампира", Д. Михаиловича "Когда цвели тыквы", словенца А. Хинга "Чародей" и "Горизонты в мотыльках", хорватов Р. Маринковича "Циклоп", И. Аралицы "Псы в торговом городке", подробные разделы о венгерской поэзии, "мифическом направлении" в прозе ГДР, цикле романов Думитру Раду Попеску и поэтах Албании.

"История" состоит из очерков, посвященных отдельным национальным литературам и традиционно присутствующего в трудах этого коллектива раздела "Литература стран Восточной Европы в СССР" (авторы: Т.П. Агапкина, И.Е. Адельгейм, О.В. Цыбенко, С.А. Шерлаимова). Раздел, несомненно, имеет самостоятельную научную ценность и вызывает огромный интерес неожиданным новым ракурсом - "взгляд из России". Каким он был и мог быть? Раздел дает исчерпывающий ответ на этот вопрос, в нем освещены характерные особенности политики СССР в отношении бывших социалистических стран, и скорее "инстинктивное", нежели осознанное стремление сохранить внешнее единство, замолчать деструктивные процессы или освещать их неадекватно. В советской издательской политике эта тенденция выражалась в парадоксальном и неадекватном тиражировании книг, лояльных социалистическому режиму и методу социалистического реализма, и полном замалчивании литературы эмигрантской, диссидентской, андеграунда. В таких условиях догматизма и перекосов была затруднена объективная оценка литературной жизни, отдельных авторов и произведений.

Спорным, мне думается, продолжает оставаться само топонимическое обобщение "Восточная Европа", прежде всего для таких стран, как Чехия, Польша. На рассматриваемом в "Истории" втором этапе обострилась чисто европейская проблема, о которой пишет в своем широко известном эссе "Трагедия Центральной Европы" Милан Кундера. Он размышляет о культурном центре и родине многих малых народов, сохранявших свои языки и свою идентичность и объединенных своим особым видением мира, основанным на недоверии к истории завоевателей. "...Центральная Европа уже не существует. Точнее: в глазах ее милой Европы Центральная Европа - это просто часть советской империи...", - пишет Кундера. Соглашаясь и споря с известным романистом, все же нельзя не принять его возражение: "По своей политической системе Центральная Европа - это Восток, по истории своей культуры - это Запад". Определение "Восточная Европа" несомненно носит временный характер, отвечая данному этапу развития изучения литератур региона. Разумеется, можно сделать замечания и по целому ряду конкретных оценок и суждений авторов, что, однако, не может изменить общее сугубо положительное мнение об этом труде.

Авторы коллективной "Истории" поставили достаточно сложную задачу - воссоздать историю литературы, а точнее - литературной жизни двадцатилетия. Потребовалось "летописать" о множестве мелких событий - таких, как съезды, судебные процессы,

стр. 63

локальные забастовки и демонстрации, закрытие и открытие периодических изданий и т.д. Событий мелких в масштабах истории, но имеющих свою поучительную логику в масштабах отдельных творческих судеб или одного столь компактного и целенаправленного периода. Поставленная задача и соответствующий ей жанр диктовали обзорность, уход от монографических очерков, необходимость называть десятки имен и еще большее количество произведений разных видов и жанров, и в то же время не упустить авторские индивидуальности и представить хотя бы кратко конкретные произведения, писателей разных поколений, разных убеждений, порою альтернативных политических устремлений и эстетических позиций. Неизбежная мозаичность уравновешена строгими рамками академического подхода и выверенной логикой конкретной задачи - приблизиться к объективной, без идеологического нажима и оглядки на цензуру, истории литератур региона в канун "бархатной революции" в Чехии, которая может символизировать конец социализма и коммунистической идеологии на данном этапе их истории. Тематическо-проблемный подход при этом сочетается с вниманием к поэтике и логике художественного развития. Авторы имели на это моральное право, ибо на протяжении многих лет занимались исследованием процессов, при освещении которых приходилось многое обходить и умалчивать.

Труд авторского коллектива по-своему уникален и закономерно возник в России, где были созданы условия для изучения данного региона. С точки зрения традиций и авторского коллектива условия почти идеальные, если сравнивать, скажем, с испанской наукой, которая, в отличие, например, от английской, французской или германской, практически не занималась ни одной из славянских литератур, за исключением русской. Не переводились и книги писателей этих стран, и этот существенный пробел наверстать сейчас непросто.

В СССР же в переводе на русский язык были изданы не только отдельные произведения писателей Центральной и Юго-Восточной Европы, но и собрания сочинений таких писателей, как Я. Ивашкевич, К. Чапек, В. Незвал, и даже целые библиотеки отдельных национальных литератур этого региона. За развитием этих литератур наблюдали специалисты, они были представлены и в программах учебных заведений. Итоги наблюдений на протяжении длительного времени легли в основу многих изданий, весьма полезных и студентам, и преподавателям.

Авторы рецензируемого тома - крупные ученые, широко известные в кругах научной общественности Европы, других регионов своими публикациями о развитии литературы той или иной страны. Другое дело, что во всех прежних трудах профессионалы не были свободны ни в отборе имен и произведений, ни в высказывании своих убеждений и точек зрения. И вот этот том "Истории" как раз и стал такой возможностью "sine ira et studio", беспристрастно и спокойно вернуться к истории литературы целого региона, просуществовавшего полвека. Оправдан уклон в рассмотрение той литературы, которая была изгнана властными структурами, и забвение многих авторов, обласканных за конформизм и эстетическое угодничество. Эти вопросы возникнут у читателя, знакомого с прежними работами литературоведов. Но это понятно, ибо то, о чем может поведать коллектив профессионалов с таким опытом, вряд ли сможет сделать кто-то другой. Может быть, новые поколения ученых расставят иные акценты.

Таким образом, как мне представляется, читатель рецензируемого тома имеет уникальную возможность вернуться на три десятилетия назад и увидеть литературу как искусство и как форму сопротивления и защиты личности от тоталитаризма.

Permanent link to this publication: