О. Е. ФРОЛОВА, кандидат филологических наук

Имя собственное, называющее человека (антропоним), может относиться к реальному человеку (Пушкин, Хрущев), а также к литературному или мифологическому персонажу (Анна Каренина, Зевс). При этом известное имя может быть подлежащим или дополнением в предложении (Обломов Ганчарова стал одним из самых популярных персонажей русской литературы) или семантическим предикатом (Ну, ты - просто Обломов).

Довольно большая группа антропонимов, известных практически всем носителям русского языка и культуры, тяготеет, прежде всего, к тому, чтобы указывать на носителя имени: Александр Первый, Александр Невский, Алексий Второй, Анна Андреевна Ахматова, Борис Годунов, Леонид Ильич Брежнев, Иосиф Александрович Бродский, Николай Иванович Вавилов, Наташа Ростова, доктор Живаго. За каждым именем здесь стоит некоторое мысленное досье, фиксирующее, как правило, набор достижений или достоинств его носителя. Сравнительно меньшая группа имен, способна занимать позицию семантического предиката в предложении: Пушкин, Баба-Яга, Дед Мороз, Обломов. Они олицетворяют сформировавшиеся в языковом и культурном сообществе типовые представления о некоторых ситуациях и качествах (см.: Гудков Д. Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. М., 1999). Имена собственные обеих групп активно используются в языке средств массовой информации. Употребление антропонимов первой группы рассчитано на узнавание и апеллирует к экстралингвистическим знаниям носителя языка. Антропонимы второй группы значительно активнее воспроизводятся в повседневном устном общении и обиходной речи. Именно эти имена собственные способны к семантическим переносам.

Можем продемонстрировать различие в функционировании имени собственного в "непредикатном" и предикатном режиме. Энциклопедический словарь фиксирует информацию о носителе имени "Сусанин Иван Осипович - крестьянин Костромского уезда. Зимой 1613 г., спасая царя Михаила Федоровича, завел отряд польских интервентов в непроходимое лесное болото, за что был замучен. Подвигу Сусанина посвящена опера М. И. Глинки "Жизнь за царя" ("Иван Сусанин")" (Большой энциклопедический словарь. М., 1997. С. 1166). Что касает-

стр. 68

ся предикатного употребления, в конструкции Ты - просто Сусанин так называют человека, намеренно заведшего кого-либо туда, куда ведомый не намеревался попасть.

На наш взгляд, позиция семантического предиката в высказывании является критерием, определяющим степень включенности антропонима в речь и культуру.

Русскому человеку предложения Он - второй Пушкин, Он - будущий Рихтер, Он - настоящий Обломов будут понятны без дополнительных пояснений. Это и будет для нас критерием способности имени собственного полноправно функционировать в качестве семантического предиката. Конструкция Он - как Репин потребует показать, на каком основании проводится сравнение. Однако не все единицы второй группы антропонимов могут употребляться в перечисленных конструкциях.

Фраза Он - как имярек может быть названа универсальной, однако чаще всего антропоним требует от говорящего или пишущего выделения аспекта сравнения (см.: Арутюнова Н. Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) //Лингвистика и поэтика. М., 1979). Высказывание Он - как Пушкин может не требовать разъяснения, потому что говорящий имеет в виду гениального поэта, но в разных ситуациях может быть дополнено в зависимости от контекста. Предложение Он -как Королев нуждается в продолжении в значительно большей степени, так как непонятно, что имеет в виду говорящий: звание академика, факт награждения медалью "Герой Социалистического Труда", причастность к первым запускам космических аппаратов в СССР, развитие космической промышленности, блестящие организаторские способности, пребывание в местах заключения в конце тридцатых - в сороковые годы.

При употреблении антропонима первой группы в составе предиката как + антропоним от говорящего требуется прояснение основания сравнения: Он пишет пейзажи, как Поленов; Она гибка, как Плисецкая; Она миниатюрна, как Екатерина Максимова; Она неувядаема, как Гурченко; Он энергичен и напорист, как Каспаров. Употребление антропонима в этой конструкции, не снимая различий между группами, свидетельствует, тем не менее, об отсутствии непреодолимой границы между ними.

Конструкция Он - имярек требует употребления в позиции предиката антропонима, который в сознании носителя языка и культуры обладает одним или несколькими ярко выраженными качествами, стилевым единством, наиболее ярким проявлением в какой-либо ситуации: Пушкин, Сусанин, Плюшкин, Казанова, Дон Жуан.

Уже модель Он - настоящий имярек накладывает определенные требования на особенности функционирования антропонима: к данной конструкции тяготеют имена литературных персонажей, пози-

стр. 69

цию предиката значительно реже могут занимать имена реальных исторических лиц: Он - настоящий Плюшкин, Собакевич, Сусанин, Казанова, но не*Он- настоящий Пушкин, *Он- настоящий Достоевский, *Он - настоящий Толстой, *Он - настоящий Чехов. Сочетаемость с прилагательным настоящий требует от антропонима выявления признака интенсивности одного или нескольких качеств. На наш взгляд, в составе предиката прилагательное настоящий выступает в значении "действительно такой, какой должен быть; представляющий собой лучший образец, идеал чего-л." (Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999. С. 394). Трудность сочетаемости в позиции предиката антропонима, называющего реальное историческое лицо, с прилагательным настоящий - в невозможности сведения многообразных проявлений человека к "монохромности" -одному или нескольким качествам. Например, в конструкции Он - настоящий Казанова имя Казанова олицетворяет в сознании носителя одну, главную, характеристику - неутолимое женолюбие. Словосочетание настоящий Сусанин связано только с одной известной ситуацией.

Сочетаемость прилагательного настоящий с именем литературного персонажа также не универсально. Как правило, настоящий в предикате не сочетается с именами психологически сложных персонажей. Без объяснения основания предикации нельзя сказать: *Она - настоящая Наташа Ростова, *Он - настоящий Печорин, *Он - настоящий Пьер Безухов, *Он - настоящий Чацкий, *Он - настоящий Онегин, *Он - настоящий дядя Ваня. Для литературного персонажа важно максимальное проявление какого-либо качества, чаще отрицательно маркированного. Облик литературного персонажа при этом стремится к маске комедии дель арте.

Следует оговорить употребление имен реальных исторических лиц в сочетании с прилагательным настоящий, где позиция субъекта чаще всего занята местоимением это: Это - настоящий Левитан, Поленов, Феллини, Параджанов, Рахманинов, Малевич. В подобных фразах говорящий имеет в виду не человека, а его произведение. При этом речь может идти об атрибуции - определении авторства произведения искусства.

Подобно слову настоящий в сочетании с антропонимом ведет себя прилагательное типичный, принимая по преимуществу имена литературных персонажей "дель арте" и лишь ограниченное число имен реальных исторических лиц: Он - типичный Плюшкин, Он - типичный Казанова, но не *Он - типичный Андрей Болконский или *Он - типичный Пушкин.

В составе предиката числительное второй сочетается с антропонимом, называющим реальное лицо: Он - второй Пушкин, Он - второй Достоевский, Он - второй Толстой, Он - второй Чехов. Несочетаемость числительного второй с именами литературных персона-

стр. 70

жей можно объяснить тем, что они мыслятся культурой как уникальные создания чьей-то авторской воли и допускают повторения.

Предикат второй + антропоним можно интерпретировать как появление у субъекта аналогичных качеств в развитии, сопоставимом с носителем имени собственного. При этом существуют некоторые ограничения, накладываемые на имя собственное в составе предиката второй + антропоним, называющего реальное историческое лицо: наличие таланта, значительная степень развития какого-либо ограниченного количества качеств, что воспринимается культурой как высокий уровень мастерства, присутствие ведущей темы творчества или узнаваемой стилистики. Поэтому возможно: Он - второй Серов, Он - второй Шаляпин, Он - второй Рихтер, она - вторая Плисецкая, но невозможно: *Он - второй Поленов, *Он - второй Флоренский, *Он -второй Сергий Радонежский. Например, фраза, в которой некто назван вторым Поленовым, непонятна, так как этот художник известен как автор "Московского дворика", бытовых картин ("Больная"), полотен на исторические и религиозные темы ("Христос и грешница"), в том числе Евангельского цикла, т.е. не выделены те качества или доминанта наследия художника, на основании которых можно было бы осуществить предикацию.

Числительное второй предполагает счетность, поэтому невозможна его сочетаемость с именами, воплощающими духовные искания, которые мыслятся в культуре как уникальные.

При неожиданном для слушателя сочетании имени собственного с числительным второй говорящий вынужден пояснить, что имеет в виду. Так поступил и А. С. Пушкин в "Евгении Онегине", показав, на каком основании он сопоставляет своего хорошего знакомого и персонажа:

Второй Чадаев, мой Евгений, 
Боясь ревнивых осуждений. 
В своей одежде был педант 
И то, что мы назвали франт.

Аналогично ведут себя предикаты будущий + антропоним, новый + антропоним. В таких предикатах, как правило, употребляются имена собственные, называющие реальных исторических лиц: Он - новый Пушкин, Он - новый Рихтер, Он - будущий Пушкин, Он - будущий Рихтер. Новый в редких случаях может принимать антропоним, называющий литературного персонажа: Он - будущий Остап Бендер. Однако мы можем предположить, что в этом случае в составе предиката будущий + антропоним органичнее имя литературного персонажа, развитие качеств которого связано с его сознательными усилиями, поэтому значительно хуже звучит *N - будущий Плюшкин.

стр. 71

Универсальной сочетаемостью в составе предиката обладают частицы просто + антропоним, прямо + антропоним, принимая и имена реальных исторических лиц, и имена литературных персонажей: Он - просто Пушкин; Он - просто Дон Жуан; Она - прямо Баба-Яга; Он - прямо Суриков. Словарь толкует частицу просто как а) обладающую усиливающим эффектом по отношению к слову и высказыванию, к которым она относится и б) имеющую значение "то, что легко объяснить и нетрудно понять" (Ожегов С. И. Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999. С. 622). Частица прямо толкуется там же как выражение однозначности, несомненности.

Предикаты просто + антропоним, прямо + антропоним часто употребляются с неопределенным местоимением какой-то, что с известной осторожностью все же позволяет нам отнести эти предикаты к таким, которые обозначают класс объектов. В эту же группу можно включить предикаты типичный + антропоним, второй + антропоним, будущий + антропоним.

Притяжательное местоимение наш в составе предиката с антропонимом предполагает, во-первых, сопоставление своего и чужого: наш Гете, наш Наполеон (к этой позиции тяготеет антропоним, заимствованный из чужого языка и чужой культуры), во-вторых, - сопоставление целого и части в рамках одной культуры: наш Пушкин.

Подведем итоги: способность антропонима включаться в состав семантического предиката позволяет интерпретировать имя собственное как сокращенное описание, относящееся к одному максимально развитому качеству или поведению в определенной ситуации. Наблюдения над функционированием антропонима в бытовой устной речи показывают, что в некоторых случаях запреты на сочетаемость свидетельствуют о неоднородности состава второй группы имен собственных, способных к предикатному употреблению. С определителями новый, второй, будущий в составе семантического предиката сочетаются имена реальных исторических лиц, при этом такие предикаты подразумевают возможность повторения и роста тех качеств, которые предицируются субъекту. Имена литературных персонажей, сочетающиеся в составе предикатов с прилагательными настоящий, типичный, предполагают интенсивность, воспроизводимость в основных (доминантных) характеристиках носителя имени.

Мы стремились показать, каким образом культура накладывает запрет на сочетаемость тех или иных единиц языка. Культура вырабатывает систему эталонов, с помощью которых говорящий может соотносить явления, уже приобретшие известность и ценность, с новыми. В качестве такого эталона выступает имя собственное. Речь различает образцы, пришедшие из реальной жизни: Суворов, Сусанин, Пушкин и сформированные в самой культуре - Чичиков, Плюшкин. При этом граница между Казановой и Дон Жуаном с точки зрения сочетаемости в составе семантического предиката оказывается нечеткой.

Permanent link to this publication: