Считается, что Китай - уникальное, единственное в мире государство, которое уже более тысячелетия сохраняет непрерывность своей истории и государственности, основанную на последовательной смене правящих династий. Широко распространено мнение, что уже более 200 лет назад понимание Китая и китайцев как многонациональной общности очень напоминало то, что мы сейчас связываем с национальной идентичностью Китая XX в. и его граждан (например, [Zhao, 2006, р. 14]). Такой взгляд, однако, базируется на древней китаецентристской модели и не выдерживает сравнительно-исторического анализа [Дмитриев, Кузьмин, 2012]. Особый интерес в этом контексте представляет цинская эпоха — последняя, когда Китай находился под властью императоров. Можно ли считать Китаем империю Цин? Этому вопросу посвящена данная статья.

Ключевые слова: Цин, Китай, Монголия, Тибет, государственность, независимость, китаецентризм, тибетский буддизм, Синьхайская революция.

Каждое государство должно обладать неким уникальным комплексом признаков. Эти признаки могут меняться во времени, но должно оставаться что-то общее - то, что позволяет признать непрерывность существования данного государства. Именно эти признаки, а не декларации (пусть и пользующиеся признанием) определяют данное государство и отличают его от других. Попробуем сравнить отличительные черты империи Цин с таковыми других империй, имевших сходные принципы легитимации власти, а также с Китаем (ведь он сформировался задолго до империи Цин).

Китай. В прошлой статье [Дмитриев, Кузьмин, 2012] мы проанализировали историю формирования и сферу применения понятия "Китай" - Срединного государства (кит. Чжунго), а также проблему "китайских династий". Можно выделить несколько существенных признаков Китая, которые остаются специфичными для него на протяжении его истории независимо от всех перемен и официальных деклараций:

1) Общие социокультурные концепты, основанные на общем историческом и мифологическом прошлом, общей письменности, понятии о Срединном государстве как центре цивилизованного мира, единственном культурном государстве, окруженном варварскими народами.

2) Представление о том, что все окружающие народы являются вассалами - покорными или непокорными - Сына Неба (правителя Срединного государства), который, посредством своей благой силы дэ постепенно смягчает их нравы и приводит их к идее покорности Китаю.

3) Логичные выводы из первых двух пунктов в реальной государственной и региональной политике: а) практика культурной ассимиляции этнических меньшинств, культура которых, конечно, рассматривалась как более низкая по сравнению с китайской, а китаизация - как закономерный процесс и благо для самих ассимилируемых. Эта практика привела к быстрому росту численности и ареала проживания государ-

стр. 5
ствообразующего этноса - ханьцев (хуася): региональные различия между его представителями (в языке, костюме, привычках) не влияли на ощущение их этнического единства; б) не слишком четкое разграничение в исторической памяти территорий, реально входивших в состав империи, с теми, которые находились от нее в зависимости разного рода, часто вполне виртуальной; в) крайне отрицательное отношение к обособлению народов и территорий, в то или иное время зависевших от Китая - предполагалось, что нормальным направлением исторического процесса может считаться лишь расширение территории, подвластной Сыну Неба (или иному правителю Китая).

Империя Цин. Положения цинской мироустроительной концепции, заимствованные из китайской. Маньчжуры восприняли ряд положений китайской мироустроительной концепции еще до завоевания ими Китая вместе с рядом других основ его цивилизации, во многом сформировавшей дальневосточную макроцивилизацию. После завоевания декларирование этой концепции было призвано легитимировать их власть в глазах ханьцев - подавляющего большинства населения империи. Важнейшие положения здесь - сакрализация императорской власти, которая должна распространяться на весь мир из его центра на периферию, централизованное Срединное государство, являющееся вечным и главным в мире. Любые миссии иностранцев в Пекин трактовались как приезд данников, территориальная экспансия империи - как "усмирение варваров", распространение благого влияния императора и т.п.

"Империя и государство, по понятию китайцев, суть две вещи, существенно различествующие одна от другой. Империею называют такое государство, в составе коего, кроме господствующего народа, находятся другие народы, поддавшиеся ему <...> Государство на китайском языке называется го, но в отношении к иностранным владениям китайцы под словом го разумеют второстепенную державу; посему иностранным владетелям беспрепятственно уступают титул го-ван, что в понятии европейском значит: король, а в понятии китайцев государь второстепенной державы, и по большей части зависимой" [Бичурин, 1842, с. XXVIII, XXXII]. При этом термин го или гоцзя в китайском языке трактуется в зависимости от контекста и как государство, и как страна [Галенович, 2011, с. 40-41].

Маньчжуры искали легитимацию в глазах ханьского народа и в культурной истории и политической преемственности. Хотя первого цинского императора, правившего в Пекине, - Фулиня (девиз правления - Шуньчжи, годы правления 1643-1661) привлекал буддизм, на публике он позиционировал себя прежде всего как конфуцианский император [Liu, 1989, р. 73]. Это же можно сказать и об императорах после него. Хунли (Цяньлун, 1736-1795), признавая этические принципы традиционной китайской мысли, не определил точную природу связей маньчжуров с китайской империей Мин (он утверждал, что маньчжуры никогда не были подданными минского двора), но настаивал, что преемственность полностью согласуется с характером предыдущих династий Китая [Crossley, 2000, р. 305].

Вместе с концепцией империи маньчжуры восприняли и ее обозначения на китайский манер. "Китай от жителей своих различными именами называется. Татары китайские называют его Тай-Тцинг Кье, что значит государство великой чистоты; в книгах и письмах к Императору называют его Шанг Кье, т.е. высочайшею, независимою монархиею; ученые именуют его Хунг Кье, государством или цветом средоточия; а когда говорят об нем с похвалою, то называют Тиен-Гиа, что значит государство, вмещающее в себе все, что есть под небесами" [Географическое..., 1789, с. 6].

Однако официально империя называлась Да Цин-го (Великое Чистое государство). До 1644 г. цинский двор обозначал Китай по-маньчжурски как Никань гурунь (Государство ханьцев), или Никань-и Даймин-и гурунь (Государство ханьской великой Мин) [Jiu Manzhou dang, 1969, p. 21, 223; Kyu Manshu to, 1975, p. 173, 250, 266; Li Xuezhi, 1971, p. 57—63 (цит. пo: Zhao, 2006, p. 5)]. После падения Мин в 1644 г. маньчжурские монархи стали применять к своему государству, включавшему подчиненные ханьские

стр. 6
и не-ханьские земли, термин Дулимбай гурунь (Срединное государство, т.е. Китай), как и империя Мин [Zhao, 2006, р. 11].

Слово "Китай" есть во многих официальных и частных цинских писаниях на китайском и маньчжурском языках - эдиктах, договорах, личных трудах императоров, описаниях путешествий маньчжурских чиновников [Zhao, 2006, р. 6—8]. Детальное исследование китайских материалов XVII-XX вв. показало, что в документах как эквивалент "государства Цин" использовалось не только "Чжунго", но и "наша территория", "наша династия", "династия государства" [Zhao, 2006, р. 10]. Термин "Чжунго" стоит в одном ряду с этими неофициальными названиями, что неудивительно: ведь империя в мире может быть лишь одна. Важно не столько ее особое название, сколько название ее состояния в период времени конкретной династии (в данном случае Цин).

В российско-китайских документах с XVII по XX в. прослеживаются следующие изменения. Во второй половине XVII в. (после захвата Пекина маньчжурами) империя Цин именуется Китайским государством, Богдойским государством или царством Китай [ЦГАДА, ф. Монгольские дела, оп. 1, 1673, д. 2, л. 10-14; ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 3-9; ф. Сибирский приказ, стлб. 535, л. 17; Дополнения..., 1857; Ведомость..., 1961]. В сохранившихся китайских версиях более 160 дипломатических документов от цинского двора к России в 1661-1734 гг. Цинская империя обозначается также маньчжурским термином Дулимбай гурунь [Zhao, 2006, р. 9—11].

Начиная с Кяхтинского трактата от 21 октября 1727 г. в русском варианте российско-цинских документов до 1862 г. в первых строках указываются Великое Дайцинское государство, Дайцинская империя, но при этом в тексте используются термины Срединное государство, Китай и т.п. [Сборник договоров, 1889, с. 10-15, 50-195]. Примечательно, что монгольский текст Айгуньского договора от 16 мая 1858 г. начинается словами "Их Дайцин улус", что буквально должно бы означать "Великое Великое Цинское государство" - как и в русском варианте [там же, с. 119, 120-121]. После 1862 г. в российско-цинских документах и российской дипломатической переписке неизменно употребляются слова Китай, Китайская империя, Великое Китайское государство [АВПРИ, ф. Китайский стол; ф. Миссия в Пекине; Сборник договоров, 1889, с. 211 и далее; Гримм, 1927]. В договорах империи Цин со всеми европейскими странами в XIX-XX вв., кроме России, она обозначалась лишь как Китай или Китайская империя, а не империя Цин (тексты см.: [МасМштау, 1921]). Для европейцев название China и его аналоги были созвучны Цин и старым названиям, производным от империи Цинь.

В монгольской традиции, восходящей к цинскому времени, империя называется Манж Чин улс - Маньчжурское Цинское государство, а Китаем (Хятад), или Срединным государством (Дундад улс) - "собственно Китай" (ханьские провинции). Использовались и вариации в виде Дайчин улс, Манж улс, Чин улс, наша Великая Цин, государство нашего маньчжурского императора, императорская держава, например [Джамбадорджи, 2005, с. 116; Эрдэнипэл, 2005, с. 161, 247; много источников у Elverskog, 2006, и Батсайхан, 2010].

Итак, наряду с Да Цин-го маньчжуры и китайцы использовали также Чжунго, Тянься (Поднебесная) и ряд других слов как эквиваленты для простого обозначения их "самого главного" государства. Следовательно, использование только официального названия не считалось обязательным.

Положения цинской мироустроительной концепции, противоречащие китайской. Империя Цин была создана маньчжурами и получила свое название вне Китая (тогда — империи Мин). Некоторое время оба государства существовали одновременно. В 1627 г. маньчжурский хан Абахай (Хунтайджи) пытался обсуждать границу с минским двором, предлагая заставу Шанхайгуань на Великой китайской стене в качестве пограничного пункта, и считал свое государство независимым от Империи ханьцев - Никань гурунь [Zhao, 2006, р. 6]. Многие черты своего государства отец Абахая, Нур-

стр. 7
хаци, позаимствовал у монголов (подробнее см.: [Farquhar, 1971, р. 18-19]). После завоевания весь Китай вошел в состав уже существовавшего иностранного государства - маньчжурской империи Цин. Так что источник центральной власти в этой империи находился вне Китая.

После захвата Пекина 6 июня 1644 г., маньчжуры в октябре того же года привезли туда своею уже провозглашенного (8 октября 1643 г.) императора - Фулиня. 30 октября 1644 г. они его повторно провозгласили императором - на сей раз всех захваченных земель и тех, что будут приведены к покорности [Неномнин, 2005, с. 44]. Это было призвано легитимировать власть маньчжуров в Китае, так же как они делали в Монголии, принимая монгольские знаки высшей власти (см. ниже).

Цинские императоры от Фулиня до Хунли использовали слово "Китай" для обозначения всей территории своей империи, границы которой быстро расширялись [Zhao, 2006, р. 6-8]. При этом собственно Китай рассматривался как покоренное государство [Smith, 1996, р. 145]. Это означало концептуальный пересмотр понятия Китая. Если раньше государства Центральной Азии и внешних зон обозначались терминами и фань мань означавшими варваров [Wang, 1999, р. 290], то маньчжуры подвергли это пересмотру. В частности, термины типа и и мань исчезают почти полностью из "Мин ши" ("История Мин"), завершенной цинскими историками в 1739 г. Вместо них цинские историки использовали вай-го (иностранные государства) и Си-юй (Западный край) - термины, свободные от этнокультурных коннотаций; обозначая цинскую империю как Чжунго, ее историки (в основном ханьцы), по-видимому, решали принципиальный для китайского представления о мире вопрос политической преемственности китайской истории [Wang, 1999, р. 303].

Император Иньчжэнь (девиз правления - Юнчжэн, годы правления 1722-1735) указывал, что понятие "варварский народ" относится лишь к географии, а не к отличиям "ханьских китайцев" от "неханьских китайцев" (т.е. не-ханьских подданных Цин), а Маньчжурия для их династии - это исток Срединного царства [Li, 2008, р. 346-347]. По утверждению следующего императора - Хунли (в 1755 г.), "Есть взгляд на Китай (Чжунся), что неханьские народы не могут стать подданными Китая и их земли не могут быть интегрированы в территорию Китая. Это не представляет понимание Китая нашей династией, но вместо этого - представление более ранних династий Хань, Тан, Сун и Мин" [Huangchao wenxiang tongkao, 7338 (цит. но: Zhao, 2006, p. 4, 11-12)]. Хунли завоевал Синьцзян, но по мнению многих конфуцианских чиновников и интеллектуалов, его народ не заслуживал цинского правления, а территория - защиты, некоторые вообще считали ее бесполезной [Jia, 2011, р. 1-9]. Эти люди подчеркивали различия между "внутренним" и "внешним" где "внутреннее" означало "собственно Китай", а "внешнее" - территории снаружи от Цзяюйгуань, крайней западной заставы на Великой китайской стене. Хунли возражал: "Все племена сделаны подданными Цин, все их земли принадлежат нам, и граница сейчас - Или. Как вы можете делить их на внутренних и внешних?" (цит. по: [Jia, 2011, р. 4]).

Показательно, что император Иньчжэнь избегал понятия "китайцы" - Чжунго жэнь используя вместо этого Чжунго чжи жэнь - "люди Китая", чтобы подчеркнуть, что это подданные империи, а не этнические китайцы [Crossley, 2000, р. 46]. При необходимости (в том числе в договорах, например, Нерчинском 1689 г.) использовали выражения "люди Китая" - Чжунго чжи жэнь, Чжунго чжи минь маньчж. Дулимбай гурунь-и ниялма [Zhao, 2006, р. 14]. Судя по переводу "Уложения палаты Внешних сношений" (Лифаньюань), в отношении подданных цинского императора использованы выражения "подданные" или "подвластные" Срединному государству, "монголы и китайцы", "границы" и "пределы" Монголии и Китая и т.п. [Липовцов, 1828, с. 67, 70, 287-291].

Однако хань жэнь как самоназвание сохранялось в сознании китайцев и в конце XIX - начале XX в. и было ведущим среди наименований. Оно наиболее часто

стр. 8
встречается в контекстах, характеризующих сущность китайско-маньчжурских этнических противоречий, причем ханъ жэнь (ханьцы) и Чжунго жэнъ (китайцы) в этих случаях использовались в качестве синонимов [Крюков и др., 1993, с. 329].

Хунли отрицал, что правящий клан Айсинь Гиоро, или маньчжуры в целом, изменились под влиянием конфуцианской цивилизации или чего-то еще. Он утверждал, что культурная идентичность абсолютна и линия Айсинь Гиоро, имеющая династическую преемственность с более ранними династиями Китая (т.е. ханьскими и иноземными), есть вершина исконной цивилизации Северо-востока, что она управляет Китаем по причине уникальной и наследственной поддержки Неба, что право на вселенскую компетенцию - это миссия правителя (подробнее см. [Crossley, 2000, р. 261-262, 268, 270, 303-304]). Такой взгляд, отличный от традиционного китайского, существовал до конца цинской династии.

Рассмотрим легитимацию цинской власти для монголов - легитимацию, совершенно отличную от той, что применялась для китайцев.

Прежде всего это была преемственность от Чингисхана, подкреплявшаяся родством. Например, император Абахай, или Хунтайджи, по матери относился к линии Чингисхана; Сюанье (Канси, 1662-1722) - частично монгол-чингизид, также подчеркивал эту преемственность декларациями о владении печатью монгольской Юаньской династии [Пучковский, 1963, с. 340-341; Crossley, 2000, р. 212, 224]. Титул Богдохана (великого хана) Абахаю поднесли монголы. Маньчжуры декларировали сохранение традиционного образа жизни монголов, общую буддийскую веру и сходство в образе жизни. Монголы занимали важное место в имперской администрации, их письмо было основой маньчжурского. Все императоры имели маньчжурское, монгольское и китайское имена.

Монголы осознавали свою связь с империей Цин, а не с Китаем: они стали частью "нашей Великой Цин" путем личной вассальной присяги монгольских князей маньчжурской династии. Если монгольские истории раннецинского времени основываются на представлении об их отдельности в общей индо-тибето-монголо-маньчжурской буддийской истории, то в XIX в. произошли изменения. Монгольские истории в это время фокусируются не исключительно на монголах в Цин, а скорее на трансъэтнической, буддийской Цин, в которой монголы составляют часть наряду с маньчжурами, китайцами и тибетцами [Elverskog, 2006, р. 135].

В глазах тибетцев легитимация цинских императоров была связана с тем, что они позиционировали себя как мировые монархи, возвышающие буддизм [Crossley, 2000, р. 242] и связанные с Далай-ламами - теократическими правителями Тибета - отношениями "наставник - покровитель" [Shakabpa, 2010, р. 456, 498-501]. Хунли указывал в "Изречениях для лам", начертанных в буддийском монастыре Юнхэгун, что, в отличие от династии Юань, династия Цин дает ламам титул "наставник государства", а не "наставник императора". Это не соответствовало действительности. Как буддист, изучавший религию и получивший тантрические посвящения, Хунли не мог не знать, что, согласно канонам, его коренным наставником становился лама, эти посвящения давший (подробнее см.: [Кузьмин, 2012, с. 261-273]). Дело в том, что в китайских образованных кругах традиционен был некоторый антибуддийский уклон - эта религия, подобно даосизму, считалась уделом простонародья, а увлечение ею - недостойным "благородного мужа" (естественно, это не мешало конфуцианским интеллектуалам в бытовой жизни отправлять и буддийские, и даосские обряды). В маньчжурской версии одного изречения Хунли в Юнхэгуне сказано: "Когда я начал изучать [тибетские] писания, меня критиковали некоторые китайцы за уклон в сторону Желтой церкви", т.е. школы Гэлуг. Интересно, что в китайской версии изречения нет слова "китайцы" [Farquhar, 1978, р. 26]. Буддийская вера маньчжурских императоров, посвящения, сопутствующие этому, и т.д. в большинстве не отражались в китайских документах [Успенский, 1996, с. 43].

стр. 9
Тибет был государством, зависимость которого от Цинской империи определялась личными связями буддийских иерархов с цинскими императорами и некоторым, крайне неравномерным влиянием маньчжуров на политику Тибета. Но, по мнению части китайских чиновников и летописцев, он стал частью цинской территории [Лу, 1828, с. ХХП-ХХШ; Мартынов, 1978, с. 235-278; Smith, 1996, р. 148]. Трудно согласиться, что отношения "наставник - покровитель" были самообманом для иерархов тибетского буддизма, а реальностью были вассальные отношения с цинскими императорами [Беспрозванных, 2001, с. 307-308]. Вассалитет должен признаваться обеими сторонами (как, например, в случае монгольских князей и цинских императоров).

Тибетский термин Rgya-nag, обозначавший Китай, буквально означал "черный простор"; по тому же принципу было построено и название Индии, Rgya-kar, буквально - "белый простор", а также архаичное название России - Rgya-ser, "желтый простор". Согласно наиболее распространенному мнению, название Китая и Индии отражали самый распространенный, с точки зрения тибетцев, цвет одежд обоих регионов (в случае с Россией название, видимо, объяснялось необычным для них цветом волос жителей) [Das, 1902, р. 304, 305, 306]. Понятие "черный простор" не охватывало Тибет и не указывало на какую-то особенную связь Тибета и Китая, так же как и название Тибета Bod не охватывало Китай [Sperling, 2004, р. 34]. Более того, сложно не заметить, что, по крайней мере, с точки зрения топонимики тибетцы никак не выделяли Китай из числа соседних регионов (так как Индия почти никогда не была единым государством, то речь может идти именно о наименовании региона).

Итак, способы легитимации своей власти в отношении разных народов в империи Цин были различными. Это противоречило китайской мироустроительной модели, предполагавшей приобщение "варваров" к китайской культуре. Императоры Цин, напротив, старались препятствовать этому, равно как и китаизации монголов и тибетцев. Следуя конфуцианству, они тем не менее имели официальных шаманов, но при этом были искренними буддистами. Рост империи осуществлялся не за счет приобщения "варваров" к китайской цивилизации, а за счет захватов, навязывания отношений вассалитета или патронажа, но не китайской аккультурации и ассимиляции (что, естественно, не могло полностью исключать на практике увеличения доли китайского населения на зависимых территориях и китаизации части зависимых народов, но это была именно практика, а не государственная политика; наоборот, государство старалось с этими процессами бороться).

Кризис цинской мироустроительной концепции и Синьхайская революция. После завоевания Китая происходила ханьская ассимиляция маньчжуров, несмотря на все усилия императоров. Исполнялись опасения, высказанные Абахаем еще в 1636 г.: "Чего я боюсь, так это того, что дети и внуки позднейших поколений оставят Старый Путь, будут пренебрегать стрельбой из лука и верховой ездой, и вступят на китайский путь!" (цит. по: [Elliott, 2001, р. 9]). Уже к концу правления Хунли 80% провинциальных чиновников были ханьцами [Rigger, 1994, р. 197]. В XIX в. многие маньчжуры забывали родной язык, некоторые стали записываться китайцами, чтобы избежать военной службы (маньчжуры считались составляющими одно сословие - военное). Французские миссионеры Юк и Габэ, наблюдая, как маньчжуры перенимают китайский язык и обычаи, и видя, как много китайцев в Маньчжурии, считали даже, что "национальность манджурская окончательно изгладилась" [Гюк, Габэ, 1866, с. 75].

Переход империи от даннической к договорной системе международных отношений со второй половины XIX в. сопровождался прогрессирующим кризисом. Империи пришлось отказываться от восприятия всех остальных стран как "варварской периферии", недостойной равноправных отношений. Это был отход от многовековой китайской традиции. Чтобы противостоять экспансии европейцев, американцев и японцев, была принята новая политика - заселения ханьцами застенных территорий.

стр. 10
Первой подверглась китаизации Маньчжурия. С 1907 г., когда был снят запрет селиться там ханьцам, по 1930 г. численность населения в этой области возросла с 17 до 34 млн человек. И цинское руководство, и китайские республиканцы видели в таком заселении единственный способ сохранить Маньчжурию под властью Пекина [Но, 1998, р. 147]. Доля ханьцев в населении Маньчжурии в 1930-е гг. достигла 93% [Маньчжурия, 1934, с. 94]. Неизбежным следствием была китаизация местного населения.

Новая политика распространилась на Монголию и Тибет. "Согласно проекту, выработанному и 21 декабря 1906 г. высочайше утвержденному, со временем решено учредить 2 департамента: Колонизационный департамент, который будет ведать делами по колонизации Монголии, постройкой железных дорог, добычей природных богатств, рыбных промыслов и т.д., и Департамент охраны границ, который будет ведать обучением войска из монголов и тибетцев, распространением просвещения, развитием торговли и проч." [Бруннарт, Гагельстром, 1910, с. 134-138].

И все же некоторые китайские авторы того времени указывали, что маньчжуры так и не смогли ассимилироваться ханьцами — это по-прежнему совершенно чуждые завоеватели [Zarrow, 2004, р. 67—107]. Более того, к этому времени маньчжуры имели хорошо документированную и имперски одобренную национальную идентичность, историю, язык и родину - все, что составляет национальное самосознание [Crossley, 1990, р. 9]. В Цинской империи четко сохранялись отличия завоевателей и завоеванных: "...с этой точки зрения империя Цин была подлинно маньчжурской империей, а не китайской: Pax manjurica, а не Pax sinica" [Elliott, 2001, p. 5].

В китайском (ханьском) обществе всегда было недовольство властью маньчжуров, выплескивавшееся в восстаниях и создании тайных обществ. "Это наша вера, что империя есть империя Китая, а не империя маньчжурских варваров... Увы! Со времен дурного правления Мин маньчжуры воспользовались возможностью беспорядков в Китае; они украли империю Китая" (из воззвания тайпинов, цит. по: [Elliott, 2001, р. 23-24]). Позже ихэтуани считали «первым и главным злом, нарушившим правильный ход исторической жизни Небесной империи... водворение в 1644 г. на "драконовом престоле Сына Неба" инородческой маньчжурской династии, несогласие с национальными традициями и гордостью китайского народа. Все антидинастические стремления патриотизма, воплотившиеся в идеях тайных обществ, прекрасно могут быть охарактеризованы китайской формулой... фу-мин фань-цин — восстановление минской династии и ниспровержение маньчжурской» [Рудаков, 1901, с. 3]. Именно ханьский национализм был движущей силой Синьхайской революции, в результате которой было объявлено об отречении маньчжурской династии в пользу республики.

Действительно ли маньчжурская династия легитимно преобразовала свою империю в Китайскую республику?

Прежде всего надо отметить следующий факт: с 1861 до 1908 г. империей фактически правили не императоры, а вдовствующая императрица Цыси. У нее был статус регента (1-е регентство - 1861-1873, 2-е - 1875-1889, последнее - 1898-1908 гг.) [Bland, Backhouse, 1910, p. 51]. Первое ее регентство стало результатом переворота 1861 г., лишившего власти регентов, назначенных перед смертью императором Ичжу (Сяньфэн, 1850-1861) [Kwong, 1983, р. 221-238]. Регенту принадлежит вся власть вплоть до совершеннолетия императора (это подтверждалось и в императорских указах о власти и полномочиях регента, выходивших уже в 1908 г. [АВПРИ, ф. 188: Миссия в Пекине, оп. 761, д. 1271, 1272]). Император Тунчжи умер в 1875 г., не дожив до 20 лет, и по указаниям Цыси императором был определен ее племянник Цзайтянь (Гуансюй, 1875-1908), что было не вполне законно. Он достиг совершеннолетия, формально стал управлять сам и задумал реформы, которые Цыси и ее окружение сочли опасными для себя. В 1898 г. Цыси отобрала у Цзайтяня императорскую печать и в тот же день от его имени опубликовала указ, вводивший регентское управление -

стр. 11
император якобы оказался не в силах разрешить множество вопросов, связанных с управлением империей в сложной обстановке и "просил Цыси вновь взять бразды правления в свои руки" [Усов, 2003, с. 16]. Цзайтянь не только не правил, но и жил под домашним арестом, регулярно подвергался унижениям, а за день до смерти Цыси был ею отравлен.

Следующий император, Пуи, не правил, будучи малолетним. Положение о правах и власти князя-регента было выработано Государственной канцелярией совместно с министерствами и главными управлениями и утверждено императорским указом 30 ноября 1908 г. "Все государственные дела решаются князем-регентом и опубликовываются в виде императорских указов за его печатью причем, в особо важных делах, князь-регент испрашивает указа у вдовствующей императрицы Люнъюй" [Бруннарт, Гагельстром, 1910, с. 32-33]. Регент князь Чунь (отец Пуи) ушел в отставку 6 декабря 1911 г., вскоре после возвращения во власть генерала Юань Шикая. Последний предпочел видеть регентом его безвольную сводную сестру Лунъюй - вдову Цзайтяня. Она-то и издала от имени Пуи 12 февраля 1912 г. указ об отречении династии и превращении империи в "республику пяти рас" - по настоянию Юань Шикая. Там было, в частности, сказано: "[Мы] приветствуем образование великой Китайской республики, которая включает все территории, где живут пять этнических групп, т.е. маньчжуры, ханьцы, монголы, мусульмане и тибетцы" [Zhongguo dier lishi dang'an guan, 1991: 2.72 - цит. пo: [Zhao, 2006, p. 16]. Три указа, связанные с отречением династии, предписывали основать республику, устранить все национальные границы и предубеждения, сохраняли за императором церемониальные права, щедрое материальное обеспечение и т.п. (тексты см.: [Weale, 1918, р. 295-298]). В них видна вера императорской семьи в то, что она отрекается лишь от политической власти, но сохраняет все древние церемониальные права и титулы - концепция республики была для нее непостижима [Weale, 1918, р. 28-29].

Итак, с XIX в. императоры были отстранены от власти регентшей, имевшей сомнительную легитимность, которая сама издавала императорские указы, а затем другая регентша низложила династию в пользу республики. Соответственно легитимность актов, изданных ими, сомнительна, так как функции регента ограничены временным управлением империей до вступления во власть императора по достижении им совершеннолетия. Верховная власть императора оставалась неоспоримой, и регент не имел права низлагать императора и ликвидировать монархию.

Проблема преемственности республиканского Китая от империи Цин. Республиканцы провозгласили республику на волне ханьского национализма и не согласовывали свою программу с двором. Более того, свержение маньчжурской власти на местах сопровождалось разрушением стен вокруг маньчжурских анклавов в ханьских городах и случаями истребления маньчжуров [Elliott, 2001, р. 93; Zarrow, 2004, р. 94-95]. Указ об отречении императора не стал легальной основой республиканского государства. В первых конституционных установлениях Китайской республики 1912-1914 гг. нет ссылок на императорские указы (тексты см.: [Weale, 1918, р. 299—350]). Более того, в декларации Сунь Ятсена при вступлении на пост временного президента Китая говорилось о необходимости "полного уничтожения остатков отвратительного самодержавия", а в его послании при отречении от этого поста в пользу Юань Шикая (у могилы Чжу Юаньчжана, основателя империи Мин) - об установлении свободной республики и уничтожении сильного врага нации, т.е. маньчжуров [Сунь Ятсен, 1985, с. 121-123; Сидихменов, 1985, с. 288-289; текст отречения см.: Giles, 1912]. Не было апелляций к указу об отречении династии Цин и позже. Например, в преамбуле к конституции Китайской республики (1946 г.) сказано, что Конституционная ассамблея принимает Конституцию "в силу мандата, полученного от всей совокупности граждан, в соответствии с учением, завещанным д-ром Сунь Ятсеном при основании Китайской республики" [The Constitution of the Republic of China...].

стр. 12
Приняв на себя договорные обязательства империи Цин перед иностранными державами, республиканцы продемонстрировали правопреемство Китайской республики от этой империи в отношении международных договоров. Без этого республика не была бы признана державами, которым необходимо было сохранить там свои экономические и стратегические интересы. Юань Шикай 6 октября 1913 г. был избран постоянным президентом республики. Дипломатический корпус потребовал подтвердить обязательства более ранних (цинских) международных договоров. Тот заявил, что эти обязательства будут выполняться [Белов, 2001, с. 104]. Это и было главным в международном признании нового государства. По современному международному праву, юридически преемственность государств происходит, когда одно государство перестает существовать, а другое начинает существовать или получает контроль над территорией, потерянной первым. Главный вопрос в том, принимает ли на себя государство-преемник международные обязательства государства-предшественника [West's..., 2008].

Однако историческая преемственность государства не ограничивается международными договорами. Китайская республика (см. выше) и КНР не провозглашали свою преемственность от империи Цин. В республиканском Китае отброшенными оказались в основном те черты, которые отличали эту империю от Китая, в том числе - разные формы легитимации центральной власти для разных народов (см. выше). Но одна из важных черт империи, мультиэтничность, с самого начала получила аналогию в виде "республики пяти рас". С тех пор идея "единого многонационального Китая", последовательно управлявшегося разными династиями, используется как обоснование исторической преемственности Китайской республики и КНР от империи Цин. Насколько корректна эта концепция?

Еще со времен захвата Пекина цинские императоры многократно отмечали, что для них маньчжуры и ханьцы составляют "одну семью" и должны жить без конфликтов, что, впрочем, не мешало им устанавливать национальное разделение и в других указах нелестно отзываться о ханьцах [Elliott, 2001, р. 100-213]. Лишь в начале XX в., когда империя Цин была уже на грани гибели, получили распространение идеи и петиции (в том числе от не менее чем 18 маньчжурских, монгольских и ханьских чиновников из Пекина, Цзянсу, Нинся, Хэйлунцзяна, Хунани, Аньхоя и Гуанси) о том, что Китай — многонациональная страна, в которой должны произойти реформы, уменьшающие разделения между ханьцами и не-ханьцами и должно быть основано сильное единое государство [Zhao, 2006, р. 21-22]. Это не была "имперская китайская нация" (как считает, например, Бьюн Хо Ли [Byung, 2011, р. 229]): понятие нации применимо лишь к национальному государству, т.е. такому, которое представляет форму самоопределения данной нации на данной суверенной территории. Таким государством стала Китайская республика. Там "одна семья" понималась иначе, чем в империи: это не отеческая забота императора обо всех подданных, а их равенство перед законами. Как трактовалось это равенство?

В начале 1910-х гг. национальное строительство "отца республики" Сунь Ятсена ориентировалось на традиционную для Китая модель: сделать китайцев единственной нацией страны; ассимиляция неханьцев закреплялась в качестве программного требования сначала Тунмэнхуэя, затем Гоминьдана. В конце 1910-х гг. была поставлена другая цель: "переплавиться" в единую нацию вместе с остальными, чтобы создать новый принцип китайской нации (чжунхуаминъцзу ). Но в 1921 г. Сунь Ятсен заявил, что ханьцев просто надо переименовать в чжунхуа минъцзу, т.е. стал склоняться к первоначальному замыслу [Москалев, 2005, с. 86-87].

В начале республиканской эры в Китае широко обсуждались западные антропологические концепции, были попытки "обосновать" ими изначальное родство "пяти рас" [Ishikawa, 2003, р. 8-26; Leibold, 2006, р. 188-194, 210-212]. Наряду с кровным родством обсуждались и факторы окружающей среды. Например, "по мысли Чан Кайши, чжунхуа минъцзу, возникшая в результате слияния пяти кланов, сложилась еще в

стр. 13
далекой древности, ибо созданное этой нацией государство насчитывает но меньшей мере уже 5 тыс. лет" [Крюков и др., 1993, с. 350]. Как сказано в книге Чан Кайши, пять народов (или кланов) выделяется в Китае не по различию расы или крови, а по религии и географической среде [Chiang, 1947, с. 39-40]. Многие китайские ученые и политические деятели времен Гоминьдана доказывали, что "пять рас Китая" родственны друг другу и/или имеют культурную, экономическую, политическую, историческую общность. Термин "национальное меньшинство / малочисленная народность" (шаошу миньцзу ) впервые в китайской истории появился лишь в 1924 г. на конференции Гоминьдана, а в 1926-м - на конференции КПК [Jin, 1987].

Национализм республиканцев, имевший основанием традиционную китаецентристскую идеологию и все чаще трактуемый в рамках западных концепций (см., например: [Ishikawa, 2003, р. 8-18]), стал ключом к получению политической легитимности Китайской республики в границах империи Цин. Но одновременно распространялись движения не-ханьских народов, с самого начала направленные не столько против цинской монархии как таковой, сколько против надвигающегося китайского контроля над бывшими имперскими территориями [Crossley, 2000, р. 343].

В президентском мандате от 28 октября 1912 г. заявлялось, что учреждена "республика пяти рас". После провозглашения этой республики национальные движения стали интенсивнее. Чтобы присоединить к Китаю Внешнюю Монголию и Тибет, Юань Шикай безуспешно пытался склонить на свою сторону Богдо-гэгэна VIII и Далай-ламу XIII, провозгласивших независимость этих стран. При этом Юань Шикай использовал имперскую фразеологию: Китай, Монголия и Тибет издавна составляли "одну семью", связь между Монголией и Тибетом, с одной стороны, и Китаем - с другой, разрушилась вследствие притеснения монголов и тибетцев цинскими правителями, а теперь наступило время "искоренения злоупотреблений" маньчжуров [Сведения..., 1912]. Это "искоренение" происходило так: декретами Юань Шикая от 15 и 21 апреля 1912 г. статус Монголии и Тибета как вассальных территорий был отменен и они приравнивались к провинциям собственно Китая [АВПРИ, ф. Китайский стол, ф. 136, л. 126, 158]. В отношении же маньчжуров исполнялось предсказание Юка и Габэ: "Если революция низложит теперешнюю господствующую фамилию, то Манджурии ничего не останется, как совершенно и всецело слиться с китайским народом" [Гюк, Габэ, 1866, с. 82]. Интересно, что французские миссионеры в данном фрагменте также отмечают исключительную роль существования маньчжурской династии в сохранении этнической самостоятельности маньчжуров, о чем мы писали выше.

Как отмечали японские исследователи, так называемая "республика пяти рас" была новым политическим конструктом, который использовался для силового подавления законных национальных чаяний бывших цинских "пограничных народов", желавших самоопределения от ханьского господства [Leibold, 2006, р. 188-191]. Кроме того, ханьские националисты, подобно китайским коммунистам, видели в "пограничных народах" потенциальных союзников в борьбе за независимость от иностранного империализма и внутреннего феодализма [Leibold, 2003, р. 2]. Несмотря на декларации о всеобщем равенстве, "нацменьшинства" по факту изначально были отстранены от процесса национального строительства. Граждане "пяти рас" были объявлены равными перед законами, которые, однако, писались и пишутся ханьцами, причем так, что они способствуют культурной и этнической ассимиляции "нацменьшинств".

Итак, мультиэтничнось государства не является критерием преемственности империи Цин и республиканского Китая. Последний был создан как государство ханьцев, в интересах которых в него были включены другие народы, несмотря на декларации о равенстве.

Преемственность декларируемая и фактическая. Критерии преемственности государств как их исторического родства не разработаны, и если в одних случаях такая преемственность очевидна, то в других она может быть предметом споров. Хороший

стр. 14
пример — Римская империя, во многом заложившая основы современной европейской цивилизации. Эта империя имела сходство с Китаем: сакрализация центральной власти; универсализм и претензии на мировое господство; взгляд на не-римлян как на "варваров"; представления о цивилизаторской, культуртрегерской роли Рима; постепенное распространение римской цивилизации со сравнительно малых территорий на огромные пространства. На преемственность от Римской империи претендовали Византия (официально называвшаяся Римским царством, а ее жители - римлянами), империя Карла Великого, Священная Римская империя. После захвата Константинополя в число "правопреемников" вошла Османская империя; два государства - упомянутая Священная Римская империя (во главе которой встали Габсбурги) и Московское великое княжество - стали использовать в качестве своего герба герб Византии - двуглавого орла. В Москве была разработана концепция "третьего Рима", которая провозглашала Москву единственным и последним преемником Рима; родословие московских великих князей полуофициально возводилось к Октавиану Августу.

Большинство этих "Римских империй" находились вне Италии, а их жители и правители не были потомками римлян. При этом собственно Рим и другие итальянские территории могли находиться в составе государств, не считавших себя преемницами Римской империи.

Аналогии можно найти и на Дальнем Востоке. Государства, принимавшие китаецентристскую концепцию Чжунго, начинали использовать китайскую концепцию династий. Сами эти "династии" (чао ) - явление, принципиально отличное от того, что понимают под династиями в европейской истории [Доронин, 1995, с. 153-158; Кузьмин, 2010, с. 455-473]. Было несколько "иноземных династий Китая" - фактически, когда соседи захватывали Китай и он полностью или частично входил в состав чужих государств. Такие государства часто перенимали китайскую политическую риторику, объявляя себя единственной в мире империей (впрочем, подобный дискурс активнее всего использовался завоевателями на собственно китайской части их империй). Соседи Китая, входившие в Pax sinica - дальневосточную сферу доминирования китайской культуры, - нередко пытались применять у себя не только китайские иероглифы или конфуцианские ритуалы, но и политическую идеологию: император Вьетнама в начале XIX в. объявил свое государство Китаем - Срединным государством (Trung quoc), а невьетнамцев - варварами; термин "Срединное государство" использовался в качестве самоназвания и в Японии, причем считалось, что Япония является "золотой серединой" не только с точки зрения географического положения, но и с точки зрения климата, роста и нрава жителей и т.п.

Заключение. Итак, самоназвания государств и декларации об их преемственности от той или иной державы сами по себе не создают историческую преемственность. Формирование, структура, социокультурные концепты, методы правления и национальная политика отличают империю Цин от Китая как государства, каковым являлась до нее империя Мин, а затем стали Китайская республика и КНР. Империя Цин не была Китаем. Однако название "Китай" использовалось, хотя в него нередко вкладывали разный смысл. В действительности захваченный маньчжурами Китай был лишь одной из частей империи Цин. Цинский Китай - это не государство, а часть империи, о которой можно говорить с таким же основанием, как, например, о цинском Туркестане. "Империя Цин была маньчжурской империей, управлявшейся (по крайней мере, на вершине) этническим меньшинством, как недвусмысленно многонациональное и многоязыковое предприятие" [Horowitz, 2004, р. 477]. Декларации маньчжуров о том, что их страна - это главное, Срединное государство, аналогичны декларациям германских, османских, российских и других монархов о своей преемственности с Римской империей. Они не являются предметом международного права и не могут быть основанием для каких бы то ни было юридических заключений - это факты истории и культуры, но не юриспруденции.

стр. 15
Как справедливо отмечают китайские ученые (например, [Wang, 1999, р. 304, 395]), в ходе китайской имперской истории китайское мировоззрение подверглось серьезным изменениям. Однако эти изменения логичнее объясняются не в рамках одной империи с разными династиями, а тем, что китайские и иноземные "династии", в частности Мин и Цин, - это разные империи, потому и понимание основополагающего принципа "Срединное государство" у них различалось.

Национальное государство ханьцев - Китайская республика и КНР - приобрело почти всю территорию империи Цин не вследствие непрерывности существования единого государства, а вследствие повторной оккупации земель соседей, значительно более слабых, чем Китай. Такие захваты были невозможны (или возможны лишь в ряде случаев) при распаде других империй (например, Османской, Германской и Британской) по внутренним и международным причинам. Но в данном случае великие державы сочли, что их интересы будут лучше обеспечены в "едином Китае", чем в государствах, восстановивших свою независимость после распада Цинской империи. "Единство Китая" в цинских границах - продукт ханьского и западного империализма. Современный взгляд на КНР как на многонациональное государство "единой китайской нации", непрерывно существовавшее в течение нескольких тысячелетий и, по крайней мере, со средневековья включавшее современные "национальные меньшинства", - исторический миф.

СПИСОК ЛИТКРАТУРЫ

АВ/1РИ Архив внешней политики Российской империи.

Батсайхан О. Монголын туухийн эх сурвалж (1911-1921) (Оригинальные источники по монгольской истории (1911-1921 гг.). Улаанбаатар. 2010.

Белов E.А. Краткая история Синьхайской революции 1911-1913. М., 2001.

Бсспрозванных Е.Л. Лидеры Тибета и их роль в тибето-китайских отношениях XV11-XV11I в. Волгоград, 2001 // http://window.cdu.ru/window_catalog/filcs/r25629/volsul96.pdf.

Бичурин Н.Я. Статистическое описание Китайской империи. СПб., 1842.

Бруннарт И.С., Гагсльстром В.В. Современная политическая организация Китая. Пекин, 1910.

Ведомость о китайской земле // Страны и народы Востока. М., 1961. Вып. 2.

Галснович Ю.М. Россия в "китайском зеркале". Трактовка в КНР в начале XXI в. истории России и русско-китайских отношений. М., 2011.

Географическое и историческое описание Китайской империи. Пер. с нем. М., 1789.

Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). М., 1927.

Гюк и Габэ. Путешествие через Монголию в Тибет, к столице Тале-Ламы. М., 1866.

Джамбадорджи. Хрустальное зерцало // История в трудах ученых лам. М., 2005.

Дмитриев С.В., Кузьмин С.Л. Что такое Китай? Срединное государство в историческом мифе и реальной политике // Восток (Oriens). 2012. № 3.

Дополнения к Актам историческим. 1857. Т. 6. № 6/III // http://www.vostlit.info/Tcxts/Dokumcnty/China/ XVll/1600-1620/Rus kit 1/121-140/134.htm

Доронин Б.Г. Были ли династиями чао (дай)? // Общество и государство в Китае. М., 1995.

Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В., Чсбоксаров Н.Н. Этническая история китайцев в XIX начале XX века. М., 1993.

Кузьмин С.Л. Скрытый Тибет. История независимости и оккупации. СПб., 2010.

Кузьмин С.Л. Отношения "наставник - покровитель" и проблема статуса Тибета // Наука и буддизм. Улан-Удэ, 2012.

Липовцов С. Уложение китайской Палаты внешних сношений. СПб., 1828. Т. 2.

Лу Хуачжу. Описание Тибета в нынешнем его состоянии. СПб., 1828.

Маньчжурия. Экономико-географическое описание. Ч. 1. Харбин. 1934.

Мартынов А.С. Статус Тибета в XVII-XVIII веках. М., 1978.

Москалев А.А. Нация и национализм в Китае. М., 2005.

Нспомнин О.E. История Китая: эпоха Цин. XVII - начало XX в. М., 2005.

Пучковский Л.С. Идея преемственности происхождения ханов в монгольских летописях XVII XIX вв. // Труды 25-го Международного конгресса востоковедов. М., 1963. Т. 5.

Рудаков А. Общество И-хэ-туань и его значение в последних событиях на Дальнем Востоке. По официальным китайским данным. Владивосток, 1901.

Сборник договоров России с Китаем. 1689-1881 гг. СПб., 1889.

стр. 16
Сведения о государствах Дальнего Востока. Иркутск, 1912. № 3.

Сидихмснов В.Я. Маньчжурские правители Китая, М., 1985.

Сунь Ятссн. Избранные произведения. М., 1985.

Усов В.Н. Последний император Китая. Ну И (1906-1967). М., 2003.

Успенский В.Л. Тибетский буддизм в Пекине при династии Цин (1644-1911) в культурно-историческом контексте эпохи. Авторсф. докт. дисс. СПб., 2004.

ЦГАДЛ Центральный государственный архив древних актов.

Эрдэнипэл. Конечная причина религий в Монголии // История в трудах ученых лам. М., 2005.

Bland J.О.P., Backhouse Е. China under the Empress Dowager. Being the History of the Life and Times of Tzu Hsi. L., 1910.

Byung Ho Lee. Forging the Imperial Nation: Imperialism, Nationalism, and Ethnic Boundaries in China's Longue Durée. Ph. D. Diss. Univ. of Michigan, 1911.

Chiang Kai-shek. China's Destiny and Chinese Economic Theory. N.Y., 1947.

Crosslcy P.K. Thinking about Ethnicity in Early Modern China // Late Imperial China. 1990. Vol. 11. N 1.

Crosslcy P. A Translucent Mirror: History and Identity in Qing Imperial Ideology. Berkeley-Los Angeles-London, 2003.

Das S.Ch. A Tibetan-English Dictionary with Sanskrit Synonyms. Calcutta: Bengal Secretariat Book Dcpt. 1902 (Reprint: Delhi. 2000).

Elliott M.C. The Manchu Way: The Eight Banners and Ethnic Identity in Late Imperial China. Stanford, 2001.

Elvcrskog J. Our Great Qing: The Mongols, Buddhism and the State in Late Imperial China. Honolulu, 2006.

Farquhar D.M. Mongolian Versus Chinese Elements in the Early Manchu State // Ch'ing-shih wen-t'i. Vol. 2. 1971. N 6.

Farquhar D.M. Emperor as Bodhisattva in the governance of the Ch'ing Empire // Harvard Journal of Asiatic Studies. 1978. N 38(1).

Giles H.A. China and the Manchus. Cambridge, 1912. http://www.gutcnbcrg.org.

Ho P. 1998. In defense of Sinicization: a Rebuttal of Evelyn Rawski's "Rccnvisioning the Qing" // Journal of Asian Studies. Vol. 57. N 1.

Horowitz R.S. International Law and State Transformation in China, Siam, and the Ottoman Empire during the Nineteenth Century // Journal of World History. 2004. Vol. 15. N 4.

Ishikawa Y. Anti-Manchu Racism and the Rise of Anthropology in Early 20th Century China // Sino-Japanese Studies. 2003. Vol. 15.

Jia J. Whose Xinjiang? The Transition in Chinese Intellectuals' Imagination of the "New Dominion" during the Qing Dynasty // Harvard-Yenching Institution Working Paper Ser. 2011. http://www.harvard-ycnching.org/sitcs/ harvard-ycnching.org/filcs/fcaturcfilcs/Jia%20Jianfci_Whosc%20Xinjiang.pdf.

Jin B. When Docs the Word "Minority Nationality" [Shaoshu Minzu] [first] Appear in our Country? // Nationality Solidarity (Minzu Tuanjie). 1987. Vol. 6 // http://www.columbia.edu/itc/calac/barnctt/pdfs/link21-jinbanggao.pdf.

Kwong L.S.K. Imperial Authority in Crisis: An Interpretation of the Coup d'Etat of 1861 // Modern Asian Studies. 1983. Vol. 17. N. 2.

Lcibold J. Rethinking Guomindang National Minority Policy and the Case of Inner Mongolia // China Reconstructs. Lanham, 2003.

Lcibold J. Competing Narratives of Racial unity in Republican China: from the Yellow Emperor to Peking Man // Modern China. 2006. Vol. 32. N 2.

Li D. "The Central Kingdom" and "the Realm under Heaven" Coming to Mean the Same: the Process of the Formation of Territory in Ancient China // Frontier History of China. 2008. Vol. 3. N 3.

Liu A. Two Rulers in One Reign: Dorgon and Shun-chih 1644-1680. Canberra, 1989.

MacMurray J.V.A. Treaties and Agreements with and Concerning China. 1894-1919. N.Y., 1921.

Rigger Sh. Voices of Manchu Identity // Cultural Encounters on China's Ethnic Frontiers. Seattle, 1994.

Shakabpa W.D. One Hundred Thousand Moons. An Advanced Political History of Tibet. Vol. 1. Leiden-Boston. 2010.

Smith W.W. Tibetan Nation. A History of Tibetan Nationalism and Sino-Tibetan Relations. Boulder, 1996.

Sperling E. The Tibet-China Conflict: History and Polemics // Policy Studies. 2004. Vol. 7.

The Constitution of the Republic of China // http://www.taiwandocumcnts.org/constitution01.htm.

Wang Q.E. History, Space, and Ethnicity: the Chinese Worldvicw // Journal of World History. 1999. Vol. 10. N2.

Wcalc B.L.P. Fight for Republic of China. L., 1918.

West's Encyclopedia of American Law. Ed. 2. 2008. The Gale Group, Inc. // http://lcgal-dictionary. thcfrccdictionary.com/Succcssion+of+Statcs.

Zarrow P. Historical Trauma: Anti-Manchuism and Memories of Atrocity in Late Qing China// History and Memory. 2004. Vol. 16. N 2. Special issue: Traumatic Memory in Chinese History.

Zhao G. Reinventing China: Imperial Qing Ideology and the Rise of Modern Chinese National Identity in the Early Twentieth Century // Modern China. 2006. Vol. 32. N 1.

стр. 17

Permanent link to this publication: