Продолжая разговор, начатый статьей¹ и откликами на нее², мы хотели бы первым делом принести глубокую благодарность всем участникам весьма интересной дискуссии и конечно же редакции журнала, организовавшей это обсуждение.

Так или иначе, участники дискуссии подняли и обсудили ряд взаимосвязанных проблем, включая принципиально важные для теории и практики. В их числе, естественно, оказались господствующая модель миропорядка, ее воздействие на социально-экономическое развитие конкретных стран, вероятность появления альтернативы, замены или трансформации (модификации) этой модели.

Обсуждались агрегированные показатели социально-экономического развития (в первую очередь ВВП) и их адекватность задачам измерения относительных уровней и качества развития различных стран. В поле зрения попали и современные тенденции научно-технического прогресса, вопрос о том, например, являются ли "инновационные кластеры" локомотивами экономического роста. Немалое внимание было уделено роли финансового сектора в экономиках развитых и развивающихся стран и отражению этой роли в моделях экономического роста этих стран и в моделях будущего миропорядка.

Многие участники высказались в пользу изменения подходов к осмыслению глобальных и региональных проблем современного мира и места в нем России. Не скованная жесткими рамками повестки дня наша дискуссия, несомненно, дала и достаточное для уточнения формулировок разнообразие взглядов на место Китая в современном мире, и общее понимание важности комплексных подходов к этому вопросу.

Напомним читателям о сознательной резкости некоторых акцентов в нашей первой статье, оговоренной в преамбуле. К сожалению, эта резкость иногда уводила наших читателей, принявших участие в обсуждении, в сторону от нашей основной темы: взаимодействия мейнстрима³ и китайской практики - именно взаимодействия, а не противоречия, тем более антагонизма. Одним из важных аспектов этой темы нам представляется соотношение между финансомикой и реальным сектором в мировом хозяйстве, а также китайской экономике. Это соотношение конечно же нельзя сводить к некому противопоставлению США и Китая или хозяйств двух этих стран, особенно на нынешнем этапе глобализации.

Речь идет о другом: количественно, и даже в конкурентном смысле качественно, Китай представляет некое сопоставимое, особое⁴ и, одновременно, несколь-

¹ См.: Восток (Oriens). 2011, N 5, с. 72 - 83.

² См.: Восток (Oriens). 2012, N 1, с. 82 - 108; N 2, с. 87 - 124.

³ Напомним, что в мейнстрим мы включили три составляющие: неолиберализм, теорию постиндустриального общества и политику США (международных финансовых институтов), которые в настоящее время подвергаются значительной трансформации.

⁴ Это образование (состояние) охарактеризовано В. В. Михеевым еще и как "политически чужой Западу Китай" [Бергер, Михеев, с. 63].

ко обособленное по отношению к западному мейнстриму (и западной финансомике) образование.

Изучение этого образования, в том числе в его взаимодействии с мейнстримом (внешним и внутренним, китайским) и западной финансомикой, - актуальнейшая задача для международников и китаеведов, особенно в России.

Напомним и о том, что первая статья была написана в феврале 2011 г., когда только что завершился визит Ху Цзиньтао в США. Ливию еще не бомбили, а прогнозы восстановления мировой экономики были куда более оптимистичными, чем в начале 2012 г., когда пишутся эти строки, а на рынках и в западных экономиках царит необыкновенная нервозность. За истекший год произошло немало событий (так или иначе отразившихся на взаимодействии мейнстрима и Китая): менялись мейнстрим и финансомика (кризис еврозоны, усиление государственного регулирования рынка, например, закон Додда-Франка в США), снизились темпы роста и инфляции в КНР, эта страна усилила вывоз капитала и политику интернационализации юаня. Истекший год был богат и многими другими событиями, говорящими о своеобразном сжатии нынешнего исторического времени - явлении, обычном для кризисных и переходных периодов. И все чаще Китай оказывался в центре новостей и событий.

КИТАЙСКИЙ ЛОКОМОТИВ ДЛЯ МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ

Так получилось, что выступления многих участников дискуссии, в том числе замечания в адрес статьи, часто касались положения Китая в мировом хозяйстве, возможности применения по отношению к этой стране не вполне четкого понятия "лидер"⁵.

В частности, В. Я. Портяков считает, что до роли лидера мирового хозяйства "еще недотягивают Китай, Азия или страны БРИКС". Чуть осторожнее В. А. Мельянцев: он, с одной стороны, отметил, что в нынешнем веке "быстрый рост крупнейших азиатских развивающихся стран, стал мотором глобальной экономики", а, с другой - привел ряд показателей, говорящих о значительном отставании КНР от США: по индивидуальным доходам, накопленному национальному богатству, объему "человеческого капитала" и т.п.

С тем, что по этим показателям Китай намного уступает развитым странам, мы, разумеется, не спорим. Речь в нашей статье шла о другом: о принципиальной недостаточности мейнстрима для преодоления отсталости и зависимости. КНР же с этими фундаментальными проблемами справляется успешнее других стран, дистанцируясь от западного мейнстрима и сделав ставку на капиталообразование, комплексное промышленное развитие и создание общенациональной инфраструктуры (рынка в физическом смысле). Эти задачи странам Запада исторически не приходилось решать в форсированном режиме. Более того, западная финансомика (в ходе экстенсивного роста и расширения на остальной мир в течение трех десятилетий, в том числе в рамках политики глобализации) вырастала преимущественно из уже достигнутой мощи корпораций, значительной производительности труда в индустрии и вытекавшего из этого ухода части промышленного капитала в сферу финансов.

Китай же лишь теперь подходит к этой стадии экономической эволюции - при этом черты интенсификации промышленного роста и зарождения финансомики уже очень выпуклы в отдельных регионах и корпорациях, они подтверждаются еще и началом

⁵ Позиция авторов по поводу возможной роли Китая в мировой экономике и реакциях на нее сравнительно подробно изложена в работах: Новый лидер мировой экономики // Вестник РАН. 2008. N 3; Китай: универсальная модель модернизации? // Современные проблемы развития / Отв. ред. В. Г. Хорос. М.: ИМЭМО РАН, 2010; Переход к охлаждению экономики в Китае // Север-Юг-Россия 2010. Ежегодник. М.: ИМЭМО РАН, 2011. Нам при этом кажется некоторой натяжкой применение к КНР некоторыми авторами выражения "новая сверхдержава" - если вести разговор в привычных международникам терминах. Но здесь речь пока идет об экономическом локомотиве.

массового вывоза капитала. Просто сами масштабы китайской экономики придают этой ситуации необыкновенный драматизм, делают экономический рост в этой стране еще и геополитическим фактором.

В середине 2011 г. увидел свет доклад известной компании McKinsey. В нем содержится довольно простой, но убедительный расчет: если бы норма накопления в мировой экономике в целом сохранилась на уровне 1970-х гг., то в нее было бы дополнительно инвестировано 20 трлн дол. Эта гигантская сумма - своего рода "счет" мейнстриму от реального сектора планеты: непостроенных дорог, больниц, школ и т.п. Именно здесь мы видим особенно яркий контраст между Китаем и, например, "переходными" странами. Именно по этой причине мы охарактеризовали китайскую модель в общем смысле как инвестиционную, разумеется не ставя перед собой задачи сколько-нибудь полной ее характеристики (на многие ее важные особенности точно указали Я. М. Бергер, О. Н. Борох и другие участники дискуссии).

Вернемся теперь к вопросу о лидерстве. "Мотор", "локомотив" и "лидер", особенно в мире вялой хозяйственной динамики, на наш взгляд, отчасти родственные понятия. Отмечая лидерские признаки у Китая, прежде всего по отношению к развивающимся странам, мы хотели подчеркнуть, что в тяжелые времена хорошая экономическая динамика даже психологически затмевает накопленные ресурсы, тем более если последние не дают экономического роста и прибыли. Куда важнее в такие периоды оказываются приростные параметры. На Китай же в 2009 - 2011 гг. пришлось около половины всего прироста мирового ВВП. Продолжали расти в 2009 - 2011 гг. объемы внутреннего спроса и импорта. Импорт Китая в конце 2011 г. достиг 85% от аналогичного показателя США и вырос, по итогам 2011 г., почти на 25%. По этой причине КНР, безусловно, заслуживает звания одного из локомотивов мирового хозяйства.

Вместе с исключительно прочным валютно-финансовым положением государства - по контрасту с правительствами стран Запада - у КНР в перспективе вполне достаточные основания для членства в клубе мировых лидеров. Именно лидеров, поскольку финансовый кризис на Западе, на наш взгляд, привел к становлению полицентричного мира, уже не как мощной тенденции, а как мирохозяйственной и геополитической реальности. Более демократичная "двадцатка" может служить прообразом клуба.

Лидерские признаки у КНР отмечали в истекшем году многие аналитики. Вполне адекватно, например, выражение из доклада Deutsche Bank (весна 2011 г.): "Мировую экономику из рецессии вытянул Китай", причем адекватно это выражение, на наш взгляд, в прямом (как торговый партнер и кредитор) и переносном смысле (как пример психологической устойчивости). Верно это и в обратном смысле - представим, что китайский "локомотив" притормозит или остановится. "В представлениях многих, Китай - уже экономическая и политическая сверхдержава", - пишет известный эксперт по Китаю Р. Кюн [Kuhn, 2011, р. IV].

За несколько лет кризиса мир очень сильно изменился и продолжает меняться в сжавшемся времени. Еще сравнительно недавно наши международники фиксировали, что "лидирующая роль в переходе от индустриальных к информационно-финансовым обществам (выделено нами. - А. С. и В. Т.) принадлежит странам Запада, и прежде всего США" [Воскресенский, 2004, с. 35]. Теперь, в период финансового кризиса, так и не преодоленного на Западе (и где все чаще слышны призывы к реиндустриализации), вопрос о лидерстве "переехал" из области количественных сопоставлений в иную плоскость: политической экономии, ориентации и стратегий развития, мировоззрения и, подчеркнем, отношения к мейнстриму.

Мейнстрим вполне справедливо считать одной из причин финансового кризиса в богатейшей стране мира, печатающей резервную валюту. Отношение к мейнстриму в других странах становится вопросом и философским, и идеологическим - по совершенно справедливым наблюдениям П. М. Садыхова и Н. А. Косолапова. А начавшаяся реиндустриализация в США и призывы к инсорсингу (возвращению бизнеса из-за ру-

бежа на родину материнской компании) в других развитых странах - еще и дань китайскому вызову в промышленном развитии, тем более что под инсорсингом очень часто понимается возвращение именно из Китая.

По этой причине мейнстрим - еще и как представление о постиндустриальном (информационно-финансовом) обществе⁶ в качестве чуть ли не следующей самостоятельной формации или общего будущего человечества в наши дни - всего лишь утопия, даже применительно к США, явно не дотянувшим, как выясняется, до роли глобального банка и информационного центра. Да и нужно ли планете такое устройство в единственном числе?

Не столь уж существенны в это переломное время привычные количественные отличия - прежняя иерархия и рейтинги становятся недостаточными и неполными. Принципиально важным стало другое отличие: мощи США, относительно усиленной длительным и сравнительно успешным навязыванием мейнстрима другим странам (и сдерживанием их развития, особенно если адепты были слишком усердными), и динамики Китая, критически адаптировавшего мейнстрим (едва пряча за своей "спецификой" полезные для других рецепты, в том числе противостояния вредным внешним воздействиям).

Казалось бы, из этой "оборонительной" позиции Китая признаки лидерства прямо не вытекают. Но это только на первый взгляд. В полицентричном мире мейнстрим вообще не обязателен (здесь мы согласимся с В. Я. Портяковым и китайцами, считающими полицентризм еще и разнообразием социально-экономических систем разных стран) - хотя бы в силу колоссальных различий в благосостоянии и менталитете отдельных стран и регионов, усиленных глобализацией. Где-то есть условия для становления высокотехнологичных укладов (но не обществ!) или их сегментов⁷, где-то на повестке дня аграрные реформы, где-то - начальная или повторная индустриализация⁸. Где-то стоит провести либерализацию экономики, где-то пойти по пути приватизации. Где-то, наоборот, не обойтись без национализаций, государственного планирования и государственного капитализма, исторически, кстати, одинаково свойственного Гоминьдану и КПК. Китай в какой-то мере освобождает своим примером пространство для эволюционного возвращения к большему разнообразию проектов и инструментов - из сегодняшней лихорадки танцев за доверие "глобальных" инвесторов и высокие оценки рейтинговых агентств.

Не сумев одолеть мейнстримом Китай (да и значительную часть Азии), Запад начинает сам от него отказываться, в том числе в центральном вопросе (по справедливому замечанию О. В. Малярова) о роли государства⁹ в экономике. К такому отказу его, помимо прочего, подталкивает "увод" корпорациями рабочих мест с Запада на Восток, в том числе в новую "мастерскую мира". Но совершенно прав Н. А. Косолапов: этот отказ неполон и фундамент идеологии Запад изменить не сможет. Что, возможно, к выгоде более всеядного Китая на его неизменно начальной стадии строительства социализма (и с вечно лояльным государству бизнесом?), не проигравшего, в отличие от СССР,

⁶ Любой претендующей на полноту доктрине необходима своя мечта (утопия), роль которой в мейнстриме прекрасно выполнило это представление из работы Д. Белла, естественно, вульгаризированное в конкретной политике.

⁷ О малочисленности и очень скромном вкладе высоких технологий в ВВП и занятость даже в США не раз писал II. Кругман. "Цифры о новых рабочих местах в США, - отмечал в сентябре 2011 г. II. Роберте, - не имеют ничего общего с пропагандой о новой экономике".

⁸ "У США тоже есть промышленная политика- поддержка финансовой индустрии, которая якобы эффективно распределяет капиталы в наиболее перспективные секторы экономики. В реальности, как мы знаем, все это обернулось лишь раздуванием пузырей на финансовых рынках и в сфере недвижимости", - пишет Адам Херш, экономист Центра американского прогресса. По его мнению, Штатам нужна полноценная рсиндустриализация.

⁹ Не только государства, но и власти - очень ценное замечание Н. А. Косолапова; властью обладают, например, глобальные финансовые рынки, вроде бы анонимные инвесторы и т.д.

этого "-изма" в идеологической борьбе¹⁰ и пока не пытающегося подменить постиндустриальной "формацией" перспективу "справедливого" общественного устройства, конечно же не близкую и конечно же включающую хай-тековский компонент. Осуществляемая Китаем "индустриализация нового типа" как раз этот компонент и приветствует, вызвав в последние годы еще и перенос в КНР НИОКР из развитых стран - поближе к ранее вынесенным туда в ходе аутсорсинга промышленным мощностям¹¹.

Парадокс нынешнего исторического момента еще и в том, что, если на Западе мейнстрим все чаще атакуют слева, частенько цитируя К. Маркса, то Китай "критикует" Запад по-мейнстримовски - покупкой (непокупкой) или продажей госдолгов развитых стран, апелляциями к нормам ВТО и т.п. В США кипят страсти по поводу неравномерности распределения доходов, а в КНР готовят инфраструктуру для размещения ценных бумаг зарубежных эмитентов, при этом китайские мультимиллионеры отъезжают в США и Канаду, в том числе для того, чтобы учить детей в высших учебных заведениях с менее жесткими экзаменами. В этом "смешавшемся мире" европейцы весной 2011 г. бомбардируют Ливию, едва покинутую китайскими строителями, а осенью того же года просят у Пекина взаймы.

В результате КНР спокойно одолевает мейнстрим и уверенно глядит на застоявшийся Запад в дэнсяопиновском стиле - "без лишних споров" и "без лишнего блеска" (таогуан янхуэй) - не стрелять же из конфуцианского калибра по выхолощенной оболочке мейнстрима, становящегося просто удобным деловым диалектом. А интеллектуальной (универсалистской) претензии мейнстрима предъявляются конкретные и оттого особенно убедительные возражения - в виде свободных денег, доступа на китайский рынок, закупок авиалайнеров, строительства собственного флота для перевозок СПГ (сжиженного природного газа) и т.п.

Наблюдается и еще один парадокс. Все более рыночный (демократически-рыночный - по А. В. Акимову) Китай находит все большее отторжение в США - даже у либералов (демократов). Похоже, дело отнюдь не в теориях и принципах, а просто в меняющемся соотношении сил и нежелании США подвинуться, уступая или деля с КНР свои привычные позиции.

По этой причине китайцы все менее терпеливо выслушивают инвективы по поводу чрезмерной бережливости или "непонимания" того, что спрос - главный двигатель экономики. А между тем их последовательное "кейнсианство" (в отличие от "непоследовательного" кейнсианства нынешней американской администрации) - предмет очевидной зависти американских либералов - П. Кругмана, Р. Райха и Дж. Стиглица¹², хотя, как мы понимаем, не в одном кейнсианстве секрет успехов Китая.

Так уж получается, что под влиянием кризиса зародилась и развивается новая биполярность современного мира; но в ней США уже не могут, а КНР вроде бы еще и не хочет выполнять лидерские функции в одиночку. Так на то и полицентричный мир.

Но лидерскому потенциалу Китая (как внутреннему самоощущению) способствуют и сопутствуют сама динамика изменений в посткризисном соотношении сил, разрушение старых иерархий и (высокая) самооценка¹³. При этом рекомендации западных ученых по выходу из кризиса могут быть вполне пригодными, как справедливо отмечает О. Н. Борох, оставляя за Западом "теоретический" приоритет.

¹⁰ Пункт о том, что Китай придерживается социализма, включен даже в итоговый документ переговоров с ВТО.

¹¹ Перенос в Китай этих работ из США принимает массовый характер. General Electric, например, недавно объявила о дополнительных инвестициях в НИОКР в Китае в 0.5 млрд. дол. - вдобавок к уже вложенным 2 млрд. дол.

¹² При этом перечисленные ученые (все, заметим, фритредеры) в один голос осуждают Пекин за "заниженный" курс юаня.

¹³ По поводу одного из пунктов дэновского наследия - необходимости скромного поведения на внешней арене (уже упоминавшееся выражение "таогуан янхуэй") - в сегодняшнем Китае не утихают горячие дискуссии.

Но китайцы не особенно охочи до лавров теоретиков в идеологически замкнутом, как указывает Н. А. Косолапов, да и просто чужом дискурсе, нисколько не комплексуя по поводу своей "чужеродности" Западу. Просто воплощение в жизнь разумных рекомендаций тех же американских экономистов-либералов зачастую кажется нам более вероятным в Китае, чем на Западе¹⁴. Да и дискуссии в Китае с каждым годом все интереснее и глубже. Думаем, О. Н. Борох с нами в этом частично согласится и уж наверняка согласится в том, что нашей публике об этих дискуссиях мало что известно. Наконец, в своей сборной "модели" КНР учла теоретические наработки других стран (включая восточноевропейские), актуально адаптировав их к ситуации аграрного перенаселения - более типичной для современного мира и давно забытой теории в развитых странах.

Мы далеки от того, чтобы не видеть всей остроты проблем, стоящих перед Китаем. Та же задача расширения внутреннего рынка и спроса помимо создания инфраструктуры (в чем китайцы успешны, хотя не обошлось без крупных сбоев, в частности в строительстве скоростных железных дорог), по-видимому, потребует очень энергичного и масштабного маневра, напоминающего "великое сжатие"¹⁵ в США. Но если в Китае к такому маневру Пекин довольно жестко вынуждают и внутренние социальные обстоятельства, и более государственный взгляд на мир, и уже приобретенные статусные характеристики (это совсем не означает, что маневр будет удачным), то в США возможное возобновление экономического роста просто позволит отложить решение проблемы на неопределенный срок. Эти же внутренние обстоятельства вынуждают КНР к сохранению высокой (по мировым меркам, но уже привычной для хозяйства) нормы инвестиций, что не исключает ее снижения - постепенного и уже осуществляемого в ходе борьбы с очередным "перегревом" экономики в 2010 - 2012 гг., чреватым и серьезным, в том числе кризисным, сценарием.

Еще и по этой причине мы далеки от пропаганды китайской "модели" как образца для России. То, что нам следование мейнстриму не очень помогло, не означает готовности к китайскому пути (именно пути, а не модели, по совершенно справедливому замечанию Я. М. Бергера- модельность и схематизм как раз были больше характерны для статики мейнстрима и больше для адептов, чем для самих центров мейнстрима). А этот путь теперь включает еще и очень разные по достатку и профилю "модели" китайских регионов. Они качественно различаются, в том числе по стадии перехода от преимущественно индустриальной к сервисной экономике. А это ставит перед центром дополнительные и острые проблемы.

Размышляя о признаках лидерства, можно еще раз подумать об экстенсивном и интенсивном начале в хозяйстве США и Китая, например, в силу их столь разной обеспеченности природными ресурсами, трудом и землей в историческом разрезе и перспективе.

Можно задаться и вопросом о том, где больше капитализма в классическом смысле слова (как расширенного воспроизводства, сбережения и накопления), или противопоставить "разрушителей" с Уолл-стрита и "созидателей" с китайских фабрик, выпускающих электровелосипеды, фотоэлектрические панели или светодиоды, - как типичных представителей хозяйств двух стран.

Но это, возможно, не вполне правомерное противопоставление, поскольку реальный сектор в Китае находится с Уолл-стритом в отношениях разделения труда в мировой экономике (и даже взаимодополнения - разбухание западной финансомики,

¹⁴ Любопытно, что и П. Кругман, и Р. Райх, и Дж. Стиглиц сетуют на свою невостребованность в экономическом штабе Б. Обамы. Комментируя выступление Б. Обамы в июле 2011 г., П. Кругман назвал "трагическим" призыв к сокращению расходов.

¹⁵ Этим выражением П. Кругман характеризует резкое усиление равномерности в распределении доходов в США в 1940 - 1950-е гг. в результате воплощения идеологии "нового курса". К такому маневру в США наших дней призывают и другие американские экономисты-либералы.

возможно, не случайно сопровождается бурным ростом реального сектора в Китае). Другое дело - складывающиеся и весьма непростые отношения между "зарождающейся" китайской и "зрелой" американской финансомикой, которые необходимо анализировать с особым вниманием.

Можно увидеть в той же политике интернационализации юаня попытку Китая начать своего рода деглобализацию западной финансомики, расчищая место для своей финансомики и валюты.

Возможно, именно такое прочтение политики КНР вылилось в бесконечные дискуссии между Пекином и Вашингтоном по поводу курса китайской валюты и режима ее конвертации.

Наша дискуссия, несомненно, зафиксировала дополнительный простор для поисков в области экономической теории и практики, который открывают формирующаяся биполярность и сужение западного мейнстрима (ставшие еще более очевидными за прошедший год) для других участников мировой экономики.

А один из рецептов российской экономике выписан В. А. Мельянцевым, упомянувшим, что норма накопления в нашей стране на 40% ниже ее снизившегося уровня в развитых странах, вдвое ниже, чем в Индии, и втрое ниже, чем в КНР. Еще и по этой причине "китайская модель" нам пока не ориентир.

НАСКОЛЬКО КИТАЙ ЗАВИСИМ ОТ ВНЕШНЕГО МИРА?

После занесения Китая в число локомотивов мировой экономики и констатации зарождающейся биполярности, не противоречащей полицентризму и представленной (с серьезными оговорками) США и Китаем, следует, по-видимому, подкрепить наши соображения дополнительными аргументами в пользу положения КНР как одного из центров экономической силы. Силы, и, если угодно, прочности - в том числе в отношении внешних кризисов. Такое положение, на наш взгляд, складывается не только из высоких темпов, но и из достаточной независимости Китая - в том числе от внешнеэкономических связей - в чем с нами не вполне согласился В. Я. Портяков и согласился И. Р. Томберг.

Резюмируя их точки зрения, можно для начала констатировать (вслед за В. А. Мельянцевым) два обстоятельства. Во-первых, КНР (не говоря уже об Индии) принципиально отличается от восточноазиатских НИС более низким уровнем этой зависимости, а, во-вторых, этот уровень может и повышаться, и снижаться, особенно когда в развитых и глубоко вовлеченных в мировую экономику странах наблюдаются кризисные и депрессивные явления. Заметим и еще одно принципиально новое обстоятельство: спад в торговле с вялыми экономиками может сопровождаться подъемом торговли между более динамичными частями мирового хозяйства, необыкновенно быстро разрушая привычную схему центр - периферия.

Приведем несколько простых примеров: за нулевые годы товарооборот между КНР и Индией вырос в 28 раз (!), и теперь Китай, а не США - крупнейший торговый партнер Дели. Индия и Бразилия экспортировали в 2010 г. больше товаров в развивающиеся страны, чем в развитые. Похожие процессы наблюдаются и в сфере движения прямых инвестиций. В 2010 г. приток ПИИ в развивающиеся страны впервые в истории превысил соответствующий показатель по развитым государствам. Это обстоятельство, так же как и высокая доля стран периферии в инвестициях из самих развивающихся государств¹⁶, в немалой степени связано с движением предпринимательского капитала в Китай и из Китая.

¹⁶ В 2007 - 2010 гг. доля развивающихся стран в инвестициях из развитых стран повысилась с 26 до 45%, в инвестициях из развивающихся государств - с 58 до 63% [World Investment Report 2011, 2011, p. 14].

Но вернемся к зависимости КНР от внешнеэкономических связей. Стоит привести несколько соображений по поводу методов оценки такой зависимости. Самое известное возражение - неполная сопоставимость объема внешней торговли и ВВП, поскольку последний включает только добавленную стоимость. По этой причине современная эконометрика неизменно преувеличивает вклад экспорта в экономический рост.

Этот дефект, кстати, постепенно преодолевается: статистический анализ экспорта по добавленной стоимости уже применяется в Швеции, Коста-Рике, брюссельской штаб-квартире ЕС. Заявление о намерении развернуть статистический анализ мировой торговли по добавленной стоимости в 2011 г. сделал и секретариат ВТО.

Есть еще одно обстоятельство, ставящее под вопрос правомерность сравнения показателей объема внешней торговли с ВВП, инвестициями или розничной торговлей, особенно на длинных динамических рядах.

Дело в том, что в ходе эволюции тридцатилетней открытой политики Китая в течение длительного периода (примерно до середины 2000-х гг.) во внешней торговле страны нарастала доля продукции, дважды проходящей через таможенный учет: при ввозе компонентов и последующем экспорте готовых изделий (что отчасти и давало опережающие темпы роста внешней торговли). Лишь в последнем пятилетии (2005 - 2009 гг., а также в 2011 г.) обозначилась тенденция к росту вывоза товаров, полностью произведенных Китаем (а не просто в Китае) - при сокращении зависимости от внешней торговли. А это свидетельствует о принципиальном изменении самого типа зависимости от внешнего мира - в ней уже нет критического характера.

Наконец, хорошо известно и о высокой концентрации внешней торговли Китая в прибрежных районах, особенно в гуандунско-гонконгском ареале. Для остальной части экономики сокращение сбыта за рубежом, конечно, не благо, но и не кризис, что отчетливо показала статистика экономического роста в регионах КНР в 2008 - 2009 гг.¹⁷. Темпы роста ВВП и инвестиций в центральных и западных районах Китая теперь выше, чем на побережье. Это, возможно, даст дальнейшее ослабление зависимости от внешних рынков.

Высокая доля потребительских товаров в китайском экспорте не препятствует очень динамичному расширению позиций этой страны на внешних рынках (наблюдавшемуся в 2010 - 2011 гг.), где в депрессивных фазах может расширяться спрос на более дешевые товары из-за вынужденного отказа потребителей от дорогостоящих покупок. Но в такие периоды растет не только зависимость Китая, но и зависимость от Китая.

Наконец, в "Большом Китае" практически сложился интегрированный внешнеэкономический организм. При этом все территории, включая Гонконг и Тайвань, - сильно зависимые от "материка" части.

Согласимся с В. Я. Портяковым в том, что прогнозировать усиление или ослабление зависимости КНР от внешнеэкономических факторов достаточно сложно. Помимо прочего (движения мировой конъюнктуры и цен), происходит взаимодействие двух разнонаправленных тенденций. С одной стороны, международное разделение труда "запирает" КНР в роли глобальной фабрики (повышая эту зависимость - и, добавим, зависимость от китайских поставщиков зарубежных торговых сетей, в том числе в тех же США), а, с другой - динамичный рост доли нефакторных услуг в ВВП и потреблении Китая эту зависимость снижает.

При китайских масштабах (а ведь в лице этой экономики мы имеем количественно беспрецедентный в новейшей истории пример успешной и сжатой во времени промышленной революции, который принципиально неправильно анализировать и прогнозировать по прежним схемам и эконометрическим формулам) нет больших

¹⁷ Профессор Лондонской школы экономики К. Хьюдж осенью 2011 г. отмечал, что "Китай сможет пережить падение экспорта, так как власти стимулируют внутренний спрос. А экспорт сейчас составляет намного меньшую часть экономики, чем несколько лет назад". http://www.mn.ru/newspaper_economics/20111014/305848086.htm

противоречий между двумя процессами. Это развитие комплексной, полноотраслевой индустриализации, с одной стороны, и использование на внешнем рынке сравнительных преимуществ в ряде отраслей - с другой. Если угодно, мы имеем Д. Рикардо и И. Фихте "в одном флаконе".

При этом на растущий торговый и технологический протекционизм Запада Пекин отвечает контролем над притоком капитала (и ссудного, и предпринимательского¹⁸), а также регулированием курса и режима конвертации валюты. Он вполне сознательно затягивает на длительный период дальнейшее усиление позиций на международных финансовых рынках - в пользу той же внешнеэкономической независимости и по причине достаточности собственного капитала. Неспешная, но последовательная "интернационализация юаня" - еще один пример недогматичного подхода к мейнстриму, всегда торопившего своих адептов к "полной конвертируемости валюты", "либерализации инфраструктуры" и т.п.

Независимость финансовой системы Китая, как справедливо замечает И. Р. Томберг, дает еще и возможность вести самостоятельную и крупную игру на международных кредитных и валютных рынках. И уже больше года зарубежные финансовые рынки чутко реагируют на те или иные действия регулятора внутри КНР, при этом на фондовых площадках Китая заметно снизилась волатильность, свидетельствуя об устойчивости и, подчеркнем, спокойной независимости хозяйства этой страны от настроений зарубежных финансовых рынков. А независимость, повторим, позволяет сосредоточиться на актуальных для нынешней стадии развития внутренних проблемах.

Одна из этих проблем - экономика знаний, инновации и пр. Среди откликов на нашу статью особенно интересной показалась мысль о том, что технологические достижения предыдущих цивилизаций сохранились в той мере, в которой они оказались важными для решения проблем жизнеобеспечения на планете. Размышляя на эту тему вслед за А. В. Акимовым, нелишне задаться вопросом о роли высоких и не очень высоких технологий, в том числе в США и КНР, в контексте солидерства или зарождающейся биполярности.

Не углубляясь в эту сложную проблему, ограничимся несколькими простыми зарисовками.

Китайцы не придумывают велосипед, они его изготавливают. Возьмем, к примеру, электровелосипеды, упомянутые выше. Их в КНР в 2010 г. было произведено 22 млн. шт., причем 1 млн. был вывезен за рубеж. И электродвигатель, и велосипед - отнюдь не новации. Но их совмещение и, главное, массовое производство - новация, едва ли возможная в таких масштабах даже в современных развитых странах.

На КНР уже приходится основной объем мирового производства фотоэлектрических панелей. Характерно, что они в подавляющей части экспортируются, при этом 70 млн. городских домохозяйств используют горячую воду, нагретую солнечными лучами в резервуарах на крышах домов, - фотопанели пока не по средствам. Видна политика, соразмерная средним условиям в стране и на планете.

В то же время видны и прорывы. В 2010 г. впервые в истории развивающиеся страны опередили развитые государства по стоимости реализованных "зеленых проектов". К ним относят применение энергии ветра, солнца, современных технологий использования биоресурсов и т.п. Суммарные инвестиции развивающихся стран в данную отрасль составили 72 млрд. дол., причем на долю Китая пришлось почти 49 млрд. дол., на 28% больше, чем в 2009 г.

Для сравнения можно заметить, что европейские страны вложили в "зеленые" проекты 35 млрд. дол. - на 22% меньше, чем в 2009 г. [Global Trends..., 2011, p. 9].

¹⁸ Что не остается незамеченным в остальном мире. Так, из 149 мер инвестиционной политики, проведенных в 2010 г. в 74 странах и проанализированных в докладе ЮНКТАД ("World Investment Report 2011"), почти треть приходится на новые ограничения и регламентации, тогда как десять лет назад их доля составляла всего 2%.

Другими словами, КНР примкнула к числу мировых лидеров в важной отрасли жизнеобеспечения человечества, которая является крупным рынком реализации новых технологий и сферой острой конкурентной борьбы.

Доля США в мировых расходах на НИОКР сократилась с 38% в 2000 г. до 31% в 2009 г., а доля Азии за то же время увеличилась (во многом из-за роста таких расходов в КНР) с 24 до 35%.

При этом Китай, как замечает П. М. Садыхов, взял на себя миссию инфраструктурного благоустройства Африки и имеет, добавим, все шансы для захвата ниши дешевых и простых технологий.

Эти и более сложные технологии могут быть внедрены или положены под сукно: второй вариант вероятнее, когда технологическое лидерство монополизировано. Но такие монополии не вечны, в том числе благодаря "нарушителям конвенций".

И это еще одна причина, по которой представляется уже мало осуществимой без участия Китая (хотя бы в качестве потребителя, но отнюдь не только в этом качестве) практическая реализация достижений хай-тек где бы то ни было, и особенно их распространение в глобальном масштабе. Современная промышленность - ключ и к преодолению отсталости, и к решению проблемы занятости (но не непосредственно в самом производстве, а за счет создания дополнительных рабочих мест, в том числе в финансомике), и к экономическому росту, и к инновациям. В Азии, кстати, преимущества особого внимания к индустрии особенно ярко видны при сравнениях в парах "Гонконг-Сингапур" и "Индия-Китай", находившихся на примерно одинаковых уровнях развития в 1970-е гг.

Странно, когда к аргументам против "китайского лидерства" плюсуют структурные различия китайского хозяйства (где пока вроде бы относительно низка доля услуг¹⁹) и других развитых и развивающихся стран (где она много выше) - а, стало быть, Китаю "еще расти и расти" (в чем он в силу масштабов, возможно, преуспеет). Но не менее аномальна ситуация, когда на финансовый сектор в США, по данным Дж. Стиглица, перед кризисом пришлось 40% всей прибыли, а после кризиса - чуть ли не 70% (такую цифру в октябре 2011 г. привел М. Хазин). Сможет ли КНР развернуть свою нарождающуюся финансомику в сторону решения острых социальных проблем страны - еще один "вопрос из будущего", который следует иметь в виду в наших дискуссиях.

Формирующаяся новая биполярность, на наш взгляд, все же благоприятнее мейнстрима для "третьих лиц": прежде всего расширением возможностей выбора (и в том числе в рамках ревизии и модернизации мейнстрима) - как стратегий развития, так и ориентации экономических связей. Причем частичная ревизия мейнстрима и реиндустриализация в США - вполне вероятный вариант развития событий, своего рода дань зарождающейся биполярности или солидерству двух держав.

Кризис финансомики на Западе отнюдь не означает, что реальный сектор в Китае не столкнется с острыми проблемами, а западная финансомика сдуется²⁰. Но отдельные рецепты для решения китайских проблем человечеством, в том числе в странах Восточной Азии, уже отчасти наработаны.

Дополнительные возможности для их решения открывает и соединение хай-тека не только с китайской индустрией, но и с "патриархальной и косной" деревней (напомним, что Дэн Сяопин считал крестьянство "лишним" для модернизации). Китайское общество уже больше чем наполовину городское, деревня при этом остается "живой": в ней, ко всему прочему, растет потребление электроэнергии при сокращении числа жителей.

¹⁹ При этом далеко не полностью учитывается изменение характера занятости работников на самих промышленных предприятиях - в отделах маркетинга и т.п.

²⁰ Скорее, она продолжит расширение, "дешевея" по отношению к реальному сектору, но это уже отдельная тема.

Обратим внимание и на то, что в Азии в целом оптимизма больше, индийские ученые, например, полагают, что "хотя Азия не сможет выработать полный иммунитет от проблем Запада, ей под силу смягчить для себя их последствия"²¹.

Возможно, секрет этого оптимизма просто в сохранении индустриально-деятельного взгляда на мир, своеобразного преимущества "догоняющего развития".

А выход из кризисов, как известно из классики, немыслим без повышения накопления. В уже упоминавшемся докладе аналитиков McKinsey прогнозируется рост спроса на инвестиции (и повышение цены капитала), который может достичь уровня, "не наблюдавшегося со времен послевоенного восстановления Европы и Японии или эпохи стремительного роста развитых рынков. На рынках Азии, Латинской Америки и Африки уже отмечается всплеск инвестиционной активности, вызванный растущим спросом на новые дома, транспортную инфраструктуру, системы водоснабжения, заводы, офисы, школы, больницы и торговые центры" [Farewell to Cheap Capital..., 2011, p. 7].

То, что капитал подорожает, - еще не факт. Но то, что китайская "инвестиционная модель" внесла немалый вклад в повышение экономической температуры на планете, - свершившееся событие.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Академия, 1999.

Бергер Я. М., Михеев В. В. Общественный строй Китая: "постсоциалистический капитализм?" // Общество и экономика. 2005. N 7 - 8.

Воскресенский А. Д. Российско-китайское стратегическое взаимодействие и мировая политика. М.: Восток Запад, 2004.

Кругман П. Кредо либерала. М.: Европа, 2009.

Райх Р. Послешок. Экономика будущего. М.: Карьера Пресс, 2012.

Стиглиц Дж. Крутое пике: Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса. М.: Эксмо, 2011.

Farewell to Cheap Capital: The Implications of Long-term Shifts in Global Investment and Savings. McKinsey Global Institute, 2011.

Global Trends in Renewable Energy Investment 2011. UNEP, Frankfurt School of Finance and Management, Bloomberg New Energy Finance: P., 2011. September.

Kuhn R. How China's Leaders Think: The Inside Story of China's Past, Current and Future Leaders. N.Y.: John Wiley & Sons, 2011.

Roberts P. The Great Transformation: America's Third World Economy // Beijing Time. 21.09. 2011.

Walt S. The End of the American Era // The National Interest. 25.10.2011.

World Investment Report 2011. New York - Geneva: UNCTAD, 2011.

²¹ http://www.rbcdaily.ru/2011/09/02/world/562949981387866

Permanent link to this publication: