Наивысшего развития доколониальная Бирма достигла при династии Конбаунов (1752—1885), создателей централизованного суверенного государства. К этому периоду в Бирме сложились системообразующие принципы построения и функционирования верховной власти, управленческой элиты, структуры государственных, религиозных и общественных институтов, взаимосвязей внутри самого общества и доминирования в них буддийской идеологии, утверждаемой через посредство сангхи - буддийской общины.

Ключевые слова: Бирма (Мьянма), Конбауны, Миндон, Тибо, дворцовый этикет.

Бирма наряду с другими соседними странами Юго-Восточной Азии на заре государственности восприняла буддийскую религию южного толка - хинаяны. Зародившийся в Индии буддизм стал мировой религией, распространившись за ее пределами, приспосабливаясь к специфике иных народов, культур и религиозных верований. Он стал идеологией самобытных и своеобразных культурно-исторических структур Индокитайского п-ва, так называемых индианизированных государств (Бирма, Сиам, Камбоджа, Лаос). Наибольшее влияние буддизм оказал на элитарные слои новых государств ЮВА, на представления о божественности и абсолютном характере центральной власти (культ девараджи, буддаязы) [Всеволодов, 1978, с. 78; Деопик, 1995, с. 93-95; Yi Yi, 1961, p. 85].

Распространение буддизма в среде сельского населения проходило медленнее и привело к влиянию на эту религию народной духовной традиции - анимизма, культа предков, веры в духов (наты). Буддизм тхеравады (хинаяны) превратился в народный, бирманский, как и в других буддийских странах Юго-Восточной Азии, оставаясь философско-религиозным учением только для монашества.

В эпоху династии Конбаунов Бирма представляла собой одно из наиболее сильных и крупных государств на Индокитайском п-ве. Его принято считать централизованным, учитывая прежде всего укрепление верховной власти бирманских правителей (минд-жи) на всей территории страны, сумевших не просто завоевать монов на юге, которые, как и бирманцы, исторически претендовали на господство в стране, но и унифицировать государственную структуру всей Бирмы: окраинные территории были поставлены под строгий контроль бирманского центра, но под управлением собственных вождей в качестве вассалов [Козлова, 1962, с. 79-85]. Наряду с военной силой, скрепившей территориальное единство страны, огромную роль сыграли меры но искоренению сепаратизма местной элиты путем превращения ее в бюрократию, полностью зависимую от центральной власти [Козлова, 2004, с. 205]. Светские крупные чины вместо земельных владений теперь получали денежное жалованье, а единственной наследственной стратой бирманского общества остались мелкие и средние феодалы (мьотуджи), ставшие

опорой власти, которых последняя включила в единую должностную иерархию администрации в качестве чиновников, что и определило бирманскую социально-экономическую модель как азиатскую феодально-бюрократическую [Тюрин, 2004].

При Конбаунах завершилось создание системы центр - периферия, практически осуществив заложенные в индо-буддийской политической доктрине государства постулат о построении централизованного государства через абсолютизацию верховной власти и структурирование всех подданных по сословиям (ахмудата - управляющие, синьета - управляемые) и разрядам без права их изменения, жесткую регламентацию по вертикали должностной административной лестницы и интегрирующую роль буддийской религии. Поставленная в экономическую зависимость от монарха, буддийская община (сангха), объединяя народ в верности трону, была действенным фактором единства государства.

Абсолютизацию власти минджи (великого царя) подчеркивала его титулатура -прежде всего как "хозяина и господина жизни, голов и волос всех живых существ", а также земли и воды в своем государстве. Он был "царь царей", минтаяджи - "царь справедливости", дхамма-яза - "царь, носитель буддийской морали". Главной функцией минджи считалось поддержание порядка и справедливости путем соблюдения дхаммы не только в государстве, но и в природе, а также способствование подданным в достижении нирваны (посмертного блаженства), благополучия, поощрение народа к выполнению норм этики буддизма.

Бирманские монархи, будучи теоретически "правоверными" буддистами, иногда отступали от буквы закона тхеравады - "не убий и не совершай зла", чтобы не испортить свою карму (т.е. существование в будущем); особенно это касалось военных кампаний, которые велись почти постоянно, даже против своих единоверцев, например соседнего Сиама, и даже за захват буддийских реликвий. Подобные деяния были тесно связаны с приверженностью минджи Конбаунской династии к достижению идеала буддийского покорителя вселенной - чакравартина, или мессии - Будды Майтрейи ("Грядущего Будды"), хотя, согласно доктринальному буддизму, чакравартин завоевывает мир, т.е. обращает всех в буддизм, мирными средствами.

Иными словами, несмотря на отсутствие богов в буддизме, образ бирманского минджи был близок божественному: так, некоторые из Конбаунов считали себя принадлежащими к Сакьям - солнечной династии, правящей в космическом обиталище индийских богов; другие указывали прямо, что бирманский минджи на земле и есть воплощение бога Индры в небесах [Sarkisyanz, 1963, р. 81-82]. Космологические идеи о государстве, заложенные в тхераваде, существовали до конца конбаунского периода. В соответствии с ними государство ассоциировалось с вселенной, силы притяжения в которой расходились от центра (или ядра) к периферии, как и сила власти в земном государстве уменьшалась от столицы к окраинным территориям. В центре мироздания находился о. -Ямбудвипа с горой Меру и росшим на ней деревом Бодхи, под которым, как считалось, Будда достиг просветления.

Огромное значение в структуре государства придавалось центральной (нуклеар-ной) зоне. Здесь располагались столица, двор минджи, он сам - буддийский абсолют, трон и другие регалии которого имели, в соответствии с религиозной символикой, магическую силу, способную дать его обладателю власть, увеличенную до космических масштабов, для уничтожения хаоса и установления порядка [Heine-Geldern, 1963]. Именно поэтому бирманские монархи воспринимали концепцию подобной структуры государства не только как главный фактор его существования, но и как первоочередную задачу своей деятельности: сразу же после восхождения на трон они начинали строить новую столицу или переносили старую в другой город. В Бирме даже возникла целая "столичная зона" в междуречье среднего течения и притоков Иравади (с наиболее плодородными почвами и высокой плотностью населения). Это был район с горо-

дами Шуэбо, Ава, Амарапура, Сагайн, Мандалай, причем Ава и Амарапура поочередно меняли статус столицы.

Мандалай - последняя столица независимой Бирмы, построенная Миндоном (1855-1878), - был заложен в 1857 г. на равнинном берегу р. Иравади; только в северной окраиной его части возвышался одинокий холм, впоследствии застроенный монастырями и пагодами. Здесь же находится и колоссальная золоченая статуя Будды (с указующим перстом правой руки в направлении сохранившихся остатков мандалай-ского дворца) \Mandalay..., р. 7]. Считается, что Будда еще две с половиной тысячи лет назад предсказал превращение Мандалая в центр буддийской религии. Запланированный Миндоном огромный город еще не был достроен, когда правитель, уповавший на то, что именно новая столица придаст ему магические силы, чтобы успешно противостоять английской агрессии, издал указ о переселении из Амарапуры в Мандалай. Летом 1860 г. огромная процессия жителей Амарапуры длинной вереницей протянулась на 20 километров, разделявших два города [Foucar, 1955, р. 16].

Мандалай и мандалайский дворец были последними из колоссальных по размерам памятников бирманского зодчества. Город представлял композицию, занимающую в плане правильный квадрат (ориентированный по сторонам света) с широкими прямыми улицами и возвышающимся в центре дворцом правителя, стоявшим на двухметровой платформе и увенчанным многоярусными крышами над каждым из отдельных его зданий. Дворец Миндона был громадным [Ожегов, 1970, с. 145], построенным из дерева (тика, слабо поддающегося гниению) без применения гвоздей. Укрепления окружали дворец тремя рядами: собственно дворец был обнесен частоколом из тиковых бревен высотой шесть метров, широким рвом с водой и кирпичной стеной; еще одна стена шла вокруг цитадели, а все это находилось внутри общегородских внешних оборонительных линий.

Защиту дворца, как и содержавшихся в нем других магических регалий, бирманские правители считали средством, оберегающим и сохраняющим их власть. Поэтому Конбауны не только усиливали мощь крепостных сооружений, но и предпочитали не покидать дворец, боясь, что заговорщики сумеют, захватив дворец, захватить и власть в государстве. Вера в магию царских регалий и в то, что карма (камма) царя проявляется только после утверждения его во дворце вне зависимости от того, кто появился на троне - минджи или его соперник, вынуждала минджи не покидать дворец.

Подобная ситуация делала бирманских монархов затворниками в своем ядре-центре. Известно, что Миндон в 1866 г., будучи на отдыхе (вне столицы) в летнем дворце, с трудом избежал смерти от рук заговорщиков, которые пытались преградить ему возвращение во дворец. Он сумел вернуться и сохранить трон, но с тех пор почти не выезжал за ворота дворца. Тибо (1878-1885) во время своего царствования вообще не покидал мандалайский дворец и даже ритуальную пахоту проводил не в поле, а внутри дворцовой территории, которую всячески укрепляли: в самом дворце было не менее 1000 человек охраны, а вокруг находились подразделения различных родов бирманских войск, в том числе артиллеристы, мушкетеры и погонщики боевых слонов. Вообще на придворцовой территории было все необходимое для жизни царственных "узников": сады, пруды, каналы, не считая казарм, военных складов, конюшен и даже помещения для белого слона - одного из главных символов государственного суверенитета Бирмы. Здесь же находились и царская сокровищница, и монетный двор (впервые построенный при Миндоне), и культовые буддийские сооружения, и целая аллея гробниц, в которых были похоронены члены династии Конбаун, в том числе и Миндон [Mandalay..., р. 25]. Если бы дворец сохранился не только в планах и чертежах, он, несомненно, был бы включен в памятники бирманского искусства, поскольку представлял великолепное архитектурное сооружение.

Дворец был настолько пышно декорирован, что почти не оставалось ощущения, что он построен из дерева. Стены были изукрашены и внутри и снаружи сверху донизу

деревянной филигранной резьбой, причем она еще покрывалась сусальным золотом. Золото было главным элементом декора, и его не экономили: целые панели стен были из золотых пластин [Ожегов, 1970, с. ПО]. Употреблялись также золотая и стеклянная мозаика, драгоценные камни разного цвета, достоинства и калибра. Столь масштабное применение блиставших как солнце украшений создавало впечатление от самого дворца, как и его внутренних помещений, огромный резной шкатулки.

В покоях дворца центральное место занимала "парадная зона" (в восточной его части). Она состояла из анфилады тронных залов, имевших специальные названия. Там же находились и жилые апартаменты самого Миндона. Рядом располагались охрана и слуги: парикмахеры, банщики, постельничие, горничные, причем последние выбирались самим минджи из молодых девушек, его же родственниц.

В связи со строгой регламентацией дворцовой жизни каждому залу соответствовало определенное предназначение.

В главном из тронных залов - "Львином", где стоял одноименный трон, три раза в год проводились самые большие официальные приемы; на них все чиновники государства приносили клятву верности своему монарху, одновременно вручая доходы с подведомственных им областей и богатые подарки. В начале бирманского года (апрель) и буддийского поста (июль) приезжали высокие чины, проживавшие в столице, а когда начинался религиозный праздник по случаю окончания поста, наступал "день Кадо" ("великой клятвы"), тогда со всех концов страны, в том числе и самых отдаленных, прибывали представители местной администрации и землевладельцы (мьотуд-жи), а также шанские князья (собва) [Scott, Hardiman, 1900-1901, p. 282]. Зал и трон были инкрустированы золотом, как бы подтверждая один из многочисленных титулов бирманского минджи - шуэ, что означает "золотой", или обладатель "золотого трона", "золотого дворца", "золотого города" (т.е. Мандалая). "Львиный" трон обладал магией власти, поскольку ассоциировался с горой Меру. Над троном возвышалась резная золоченая семиярусная крыша (пъятта), поддерживаемая двумя опорами, символизирующая дерево Бодхи. Сооружение заканчивалось шпилем, уходившим ввысь, в ядро мироздания, согласно индо-буддийской космологии.

В "Гусином зале" осуществлялся прием иностранных послов; в зале "Морских раковин" проходили ежедневные аудиенции (три раза в день) Миндона с высшими чиновниками главных государственных советов - Хлудо и Бьедайя. Коронация правителя, утверждение наследника престола, свадьбы, назначения на посты членов правящей семьи отмечались в самом большом тронном зале, "Пчелином", равно как и праздники, например "праздник воды", по случаю Нового года (в апреле месяце) [Ожегов, 1970, с. 152].

Во дворце и на его территории проживало немалое население, видимо несколько сотен человек. Войти без предварительного согласования было невозможно: все входы, из них четыре главных (по сторонам света), блокировались охраной. В дополнение к охраняемым входам в цитадель городские ворота были закрыты с девяти вечера до шести часов утра, а во время получения правителем ежегодных доходов, пожаров или любых волнений в городе и его окрестностях держались закрытыми и днем [Scott, Hardiman, 1900-1901, p. 470]. Причем ворота могли закрываться или открываться и безотносительно к грабежам или беспорядкам, а просто по решению Высшего совета -Хлудо [Scott, Hardiman, 1900-1901, p. 470]. Кроме того, существовали твердые правила посещения для лиц, не имевших прямого отношения ко двору. Всадники должны были спешиваться далеко до дворца, а пассажиры - высаживаться из колесных экипажей. Перед входом во дворец сдавалось все огнестрельное и холодное оружие. Уже безоружные посетители снимали обувь в специальном помещении, и на первой ступени зала целовали пол; в Тронном зале они падали ниц перед монархом (или даже перед пустым троном), лицом почти прикасаясь к ногам минджи.

Если для бирманцев, как и для большинства народов Юго-Восточной и Восточной Азии, подобные правила считались нормальными, то для европейцев они были абсолютно неприемлемы. Англичане, особенно в отношении своих официальных представителей в Бирме, требовали у Миндона отказаться от национальных правил этикета. И до Миндона правители Конбаунов настаивали на соблюдении национальных обычаев иностранцами: известно, что в 1795 г. М. Саймс, посол английской Ост-Индской компании в Бодонайе (1782-1819) в одних чулках прошествовал к трону правителя в "день Кадо", т.е. в день принятия клятвы от вассалов, как бы уравнивая в таком же положении и английского представителя [Foucar, 1955, р. 36]. Р. Фитч, прибывший в Бирму в 1867 г. для заключения торгового договора, сняв обувь, совершил обряд сикхоу -церемониальных поклонов перед Миндоном в "Львином" зале [Foucar, 1955, р. 38].

Поскольку Миндон твердо настаивал на снятии обуви при посещении дворца иностранцами, так называемый башмачный вопрос привел сначала к тому, что бирманский минджи перестал давать английской стороне аудиенции, а затем правительство Индии в 1879 г. отозвало своего резидента из Бирмы, поскольку вопрос этикета - снятие обуви английскими представителями - зашел в тупик [Холл, 1958, с. 431].

В этот же период возникло и еще одно конфликтное недоразумение по поводу различного понимания этикета на Востоке и Западе. Как правило, в Бирме все деловые контакты, заседания, аудиенции минджи назначались на раннее утро, а англичане предпочитали придерживаться собственного распорядка дня. Так, в 1851-1852 гг. едва не началась война между двумя странами из-за грубого и агрессивного поведения в Бирме коммодора Лэмберта, попытавшегося добиться встречи с губернатором Рангуна жарким полднем, въехав на лошадях в его резиденцию в сопровождении отряда морских офицеров в полной военной экипировке. Депутацию ждал ответ: "Хозяин спит", приведший к немедленной угрозе введения морской эскадры в рангунский порт. Даже сами англичане осудили подобное бестактное поведение посланца английского правительства: "...не в азиатском обычае требовать аудиенцию без предварительной договоренности... и с нарушением всех норм бирманского этикета", - писал общественно-политический деятель Р. Кобден [Cobden, 1867, р. 69].

Дворец был не только местом пребывания в нем монарха и его семьи, но и центром управления страной. Жизнь в нем пробуждалась рано, и уже в семь часов утра высшие чиновники государства - вунджи (министры), представлявшие Высший совет государства (Хлудо), а также атвинвуны (советники), составлявшие Тайный совет (Бье-дай), вместе со своими помощниками, писцами и курьерами собирались на аудиенцию у минджи для передачи ему дел, которые последний возвращал со своими решениями этим же чиновникам на дневной аудиенции. На их основании составлялись и рассылались указы (за подписью монарха) в соответствующие инстанции [Scott, Hardiman, p. 471-472].

Как правило, в Хлудо решались и законодательные, и исполнительные, и судебные проблемы. Бьедай распоряжался дворцовой службой, располагаясь рядом с покоями минджи. Тесные личные контакты с правителем привели к тому, что атвинвуны стали пользоваться не меньшей властью, чем вунджи [Козлова, 1962, с. 43-48; Cady, 1958, р. 12-19].

Высшие чины государства обычно проводили большую часть дня во дворце, рядом с правителем, возвращаясь домой около пяти часов вечера, а при возникновении пожаров или беспорядков в городе оставались во дворце до тех пор, пока минджи не разрешал им удалиться; во время его болезни чиновники уходили лишь около трех часов дня на следующий день, т.е. и ночевали во дворце. В спальне правителя на ночь обязательно оставались охранник и горничная, назначенные на дежурство; причем если монарх плохо засыпал, "дежурные" разговаривали с ним или читали что-либо из поэзии и религиозных сочинений, например джатаки [Harvey, 1947, р. 192-193].

Миндон регулярно не возглавлял заседания Высшего совета, но высказывал свое мнение по поводу обсуждаемых государственных проблем или критиковал "коллегиальные" решения вунджи. Правителя мог заменить наследник престола или один из министров [Harvey, 1947, р. 187]. Напротив, Тибо в 1884 г. издал указ о том, что он лично будет проводить заседания Хлудо [Муа Sein, 1938, р. 20].

Каждой ступени иерархической лестницы бирманского государства соответствовали титулы и регалии. Важной и самой отличительной из последних была золотая цепь (сальве), на переплетениях которой были толстые золотые пластины. Ранги различались количеством цепей, они соединялись на левом плече, расходясь через грудь к правому боку. Наибольшее число в сальве было двадцать четыре - для правителя; наследник престола имел восемнадцать переплетений, принцы — сыновья минджи - по двенадцать. Далее шли чиновники: вунджи имели девять переплетений, а их помощники (вуны) - от шести до трех [Cady, 1958, р. 15].

Кроме регалий, имеющих вид украшений, как сальве, бюрократический аппарат государства различался титулатурой, строго предписанной тому или иному рангу, соответствующему занимаемой должности, или мъоза - владельцу содержания в виде налогов с определенной округи (до введения Миндоном жалованья чиновникам), а также собва, т.е. шанским князьям.

Имелось девять ступеней рангов для военачальников, для мьоза и для собва, одиннадцать рангов - для занимающих более низкие ступени бюрократической иерархии; самых высших насчитывалось пять: судхамма, минджи, маха, мин, немьо [Yi Yi, 1961, p. 87-88]. Каждому рангу полагался определенный вид жилища, причем главным признаком различия было количество крыш, венчающих здание. Чиновники, которые жили в городе вблизи дворцовой цитадели, могли покрывать свои дома максимум трехъярусной крышей и не забывать, что увеличение ярусов влекло за собой либо денежный штраф, либо телесное наказание [Cady, 1958, р. 15]. По этому правилу, законодательно утвержденному, особо преследовались лица нечиновного положения: разбогатевший торговец, водрузивший над своим домом двух-, трехъярусную крышу, довольно скоро, по донесению следящего за порядком в городе, был вынужден не только исправить свою ошибку, т.е. сломать здание, но и откупиться крупной суммой в государственную казну.

Социальный статус обозначался в "жилищном кодексе" определением: "хозяин двух-или трехъярусной крыши" [Ожегов, 1970, с. 140]. Точно так же он подчеркивался типом одежды (учитывались покрой, материал - его состав, в частности нити из драгоценных металлов, орнаменты, вышивка и т.д.). Только члены семьи правителя могли использовать шелковую ткань для одежды, бархатные сандалии, так же как и крупные драгоценные камни-бриллианты, изумруды, рубины [Foucar, 1955, р. 26]. Форма и тип металла для коробки, в которой хранился бетель, курительная трубка, бокалы для воды, украшения лошадиной попоны, а главное, количество и цвет зонтов не должны были имитировать царские [Cady, 1958, р. 15].

Минджи и главная царица - единственные в стране могли использовать белый зонт, причем не один, а целых восемь - в торжественных случаях. Их несли специальные слуги над персоной правителя и его жены. Сыновья и братья правителя имели право на золотой зонт, как и крупные чины бюрократии; мьотуджи и некоторые другие чиновники местной администрации - на красный зонт. Один из титулов бирманского монарха был связан именно с этой регалией: "Минджи - хозяин всех обладателей белых зонтов", а его государство называлось "Страной всех обладателей белых зонтов". Этот "главный" зонт должен был иметь точно выверенные размеры: 15 футов высоты и 6 — длины, само полотнище было украшено золотыми пластинами, а ручка сделана из золота и инкрустирована драгоценными камнями [Cady, 1958, р. 25].

В ловушку жесткой регламентации бирманского этикета и поведенческих традиций попадали европейцы, чаще всего представители англо-индийских властей, уже

утвердившиеся на юге страны. Часто получавшие аудиенцию у Миндона, английские эмиссары, не сумев найти на выходе оставленную ими обувь при входе во дворец, шли в английских костюмах или мундирах в одних носках через весь город к Иравади, где находилась их миссия, под хохот бирманцев, больших любителей шуток, особенно, если они касались иностранцев. Также и английские леди, желавшие укрыться от жаркого солнца и выбиравшие для этого зонт белого цвета, задерживались стражей и были вынуждены ждать освобождения с приходом своих мужей.

Согласно обычаю, нарушение сложившихся правил поведения - этикета в широком смысле слова, могло быть наказуемо достаточно жестко, однако при Миндоне на это смотрели снисходительнее. Наказание могло быть даже смертным приговором, например, для разбогатевших торговцев, жены которых нередко демонстрировали свои драгоценности, сравнимые по ценности с царскими, несмотря на то что существовала монополия минджи и на добычу рубинов и других дорогих камней, и на их использование в быту.

Естественно, бирманские правила этикета более всего соблюдались при дворе правителя, постепенно теряя свою жесткость по мере удаления от столицы. Следует упомянуть об обязательном уважении любого простолюдина в любой части страны к чиновному бюрократу, члену царской семьи, буддийскому монаху, выражавшемся в коленопреклонении, троекратных поклонах или даже в падении ниц. И конечно, достаточно строго соблюдалась форма обращения [Всеволодов, 1978, с. 10] к вышестоящей особе, подчеркивавшая сословность и неравенство в социальном порядке бирманского общества.

Наиболее полно раскрывалось значение и положение государя и его элиты в тех многочисленных, а главное, необыкновенно торжественных, пышных и роскошных церемониях, которые проводились в XIX в. в "золотом дворце" в Мандалае. Наиболее значимом из них была коронация минджи (абхишека). Обычно дату этого события определяли брахманы: они опирались в своих изысканиях на астрологию, заниматься которой буддийским монахам было запрещено. Немалое число брахманов постоянно проживало во дворце, участвуя в организации церемониалов и ритуалов. Сами бирманские минджи следили за тем, чтоб эти священнослужители были хорошо знакомы с подлинными индийскими ритуалами и священными текстами, для чего иногда привозили новых "святых отцов": например, в правление Бодопайи из Индии был приглашен брахман Говинда, чтобы исправить статуи индуистских богов, во множестве находившихся во дворце [Всеволодов, 1978, с. 78].

Известно, что церемония коронации Миндона была проведена 14 мая 1857 г. (7 Касона). Этот месяц, как следует из некоторых источников, был выбран потому, что Будда родился и достиг состояния святости в полнолуние этого месяца [Yi Yi, 1961, p. 118]. В коронации участвовало 500 брахманов и более чем 1000 буддийских монахов. Общее руководство осуществлял глава буддийской сангхи - татанабайн. Именно в этом обряде наиболее полно отражалась индо-буддийская концепция государства в Бирме. Для церемонии абхишеки строили три дополнительных павильона для разного вида необходимых ритуалов при короновании. Площадку перед павильонами трижды пропахивали сам минджи и его семья, причем при этом ритуале использовали украшенный драгоценными камнями золоченый плуг, в который были запряжены белые быки. Вспаханную землю засеивали рисом и другими семенами. Считалось, что эта церемония должна способствовать урожаю на всех полях в стране. Если же наступала засуха, то виновным считался сам минджи, поскольку прогневал духов - натов воды.

Дары при церемониале абхишеки подносились индийским богам Парамешваре и Вишну под распевы мантр брахманами, звуки гонгов и пушечных залпов. Дочери правителя приносили священную воду в золотых и серебряных сосудах, взятую из "пяти рек", лили ее на голову правителя и возлагали на нее раковину - символ Вишну. Затем правитель надевал белую одежду брахмана, а его главная жена - одежду ната, и, взяв

"Тринитаку" и букеты золотых лотосов, царственная семья отправлялась во дворец в искусно изукрашенном паланкине, чтобы занять место на специально подготовленном троне в окружении брахманов, читающих молитву - паритту [Yi Yi, 1961 p. 122]. Под звуки мушкетных залпов правитель выслушивал обращение к нему: "О царь, пусть никогда ты не разгневаешься на своих вельмож, пусть ты будешь заботиться о своем народе, как о своих детях, и считать жизни своих подданных такими же ценными, как свою, а также хранить их имущество и ценности и своими действиями осветить темноту невежества..." [Yi Yi, 1961, p. 123; Всеволодов, 1978, с. 79].

Далее следовали и другие пожелания: чтобы минджи не брал больше чем десятину со своих подданных, чтобы освободил страну от дакойтов — разбойников и грабителей; тогда страна будет жить в спокойствии, продовольствия будет вдоволь, а религия процветать. "Вы же, минджи, будете жить 100 лет". И никакие катастрофы (землетрясения, непогода и гром) не погубят землю.

В конце церемонии правитель давал клятву выполнять все пожелания. Именно эта клятва была квинтэссенцией абхишеки, ибо представляла собой некую форму социального договора царя с народом править справедливо. По обычаю, после коронации минджи освобождал из тюрем всех заключенных преступников [Yi Yi, 1961, p. 124], кроме "врагов религии", так как в Бирме святотатство считалось самым тяжким преступлением.

По украшенным ступеням правитель и его жена поднимались к трону, одетые, как и полагалось, в церемониальные одежды, с золотыми лотосами в руках, сопровождаемые брахманами. После ударов гонга царственная пара занимала трон и принимала подношения. Затем следовал банкет на 170 персон, причем рис и карри подносили на золотых подносах (указывалось даже, сколько стоили при этом поданные цыплята, перепелки, рыба и прочее угощение, с постоянным упоминанием золотой утвари, на которой все эти яства преподносились). Монахам в пагодах раздавалось угощение, и даже площадь вокруг дворца была уставлена блюдами с пищей для всех желающих. Подобные подношения продолжались еще в течение семи дней и не только в Мандалае, но и по всей стране [Yi Yi, 1961, p. 127].

Еще одним важным ритуальным действием во дворце было утверждение минджи в резиденции, т.е. в мандалайском дворце. В нем, в специально построенных для этого случая павильонах (тазаунах), принимали участие несколько сотен бирманских монахов, которые читали Трипитаку. В тазаунах на белых полотнищах были изображены монахи, арахаты (отшельники), а также сцены из джатак, наги, гаруды и дэвы. Монахи читали Трипитаку день и ночь [Yi Yi, 1961, p. 125]. Эта церемония совершалась во всех залах и помещениях дворца, и всюду слышен был речитатив монахов, произносивших священные буддийские тексты.

Еще одной важной церемонией, имеющей прямое отношение к структуре государственного управления Бирмой в период Конбаунской династии, являлось назначение наследника престола - нововведение именно этого времени, поскольку до XIX в. престолонаследие было весьма неопределенным: право первородства, т.е. переход власти к первенцу правителя, действовало далеко не всегда, и трон часто занимали не сыновья, а братья минджи. Существует подробное описание назначения наследника престола при Бодонайе, написанное на пальмовых листьях. В нем от имени правителя говорилось, что его сын ныне готов разделить с ним власть, а главное - сыновья минджи, как и его внуки, в дальнейшем могут наследовать бирманский трон для защиты религии и подданных и обладать всеми регалиями, богатством и белыми слонами, как и сам минджи [Yi Yi, 1961, p. 112-114].

Если о роли назначенного наследника Бодопайи известно мало (тем более что он вскоре умер), то деятельность наследника Миндона, его любимого сына Канауна, была неотделима от дел самого минджи, будучи тесно связана с реформами последнего. 11 июля 1853 г. Канаун получил титул "второго правителя" и инсигнии этого ранга-

белых слонов вместе с доходами от пяти городов, самыми крупными из которых были Таундвиджи и Сали, личный дворец в Мандалае и титул сири павара маха судхамма раджа [Yi Yi, 1961, p. 118]. Принц Канаун был действенным "вторым правителем". Он погиб во время дворцового заговора 1866 г. Миндон не сумел пережить эту утрату: не желая подобной участи другим своим сыновьям, он решил не назначать преемника.

Занятая государственными делами, пышными ритуалами и церемониалами, восточная, парадная часть мандалайского дворца соседствовала с западной, поглощенной другими заботами. Многочисленное семейство Миндона занимало здесь жилые помещения, отделенные от восточной части перегородкой. Правда, эта "граница" не была непроходимой для жен правителя, которые могли появиться со своими требованиями к "абсолюту власти", и если это было довольно редким явлением, например при Бодо-пайе, то при Миндоне, известном своим мягким характером, они стали почти регулярными. К тому же бирманские женщины сильно отличались по своему статусу, скажем, от соседних индийских, большей личной свободой, активностью и независимостью, а также юридическим положением, присущим буддизму [Cady, 1958, р. 61-63].

Во дворце, на женской половине главным занятием жен правителя было воспитание детей и "пристраивание" их на доходную службу. Особая озабоченность здесь проявлялась в период выбора кандидата при освобождении престола; на обыденном уровне шло соперничество с другими женами и наложницами по поводу рангов, доходов или просто подарков и благосклонности правителя, несмотря на достаточно строгое следование иерархии для цариц по их положению на лестнице рангов.

У бирманского минджи в соответствии с нормами буддизма были четыре официальные, или главные, жены. Самая главная из них именовалась "царицей (мибуя) юга", вторая - "царицей севера", имелись еще две официальные супруги (центра и запада) [Yi Yi, 1961, p. 88-89] и целый сонм других, например дочери вассальных шанских князей (молодых девушек держали в Мандалае во избежание измены их отцов - вассалов бирманского правителя), а также значительное число полюбившихся минджи юных красавиц. Общее число обитательниц этого "гарема", судя по разным источникам, было не менее 50, в семье же Миндона сыновей насчитывалось 45 человек, а дочерей - еще более [Scott, 1918, р. 41].

Только сыновья главной жены имели право на престол по достижении определенного возраста; сыновья наложниц и шанских принцесс такового не имели. К тому же, поскольку главная жена непременно выбиралась из его сводных сестер, при этом она еще была женой предыдущего правителя, этот обычай до известной степени легитимизировал переход власти внутри династии, учитывая отсутствие права первородства или другого принципа престолонаследия. Практически в течение всего периода Конбаунов действовал древний обычай считать первыми претендентами на престол братьев, а отнюдь не сыновей умершего монарха [Холл, 1958, с. 545] (только утверждение наследника престола в правление Бодопайи изменило этот обычай).

У главной жены минджи были наибольшие права и привилегии в царствующей фамилии. Она единственная имела свободу доступа на восточную половину дворца, пользовалась царскими регалиями - белым зонтом и белым слоном, имела крупный доход от налогов с приписанных владений. Она также участвовала в некоторых официальных совещаниях и аудиенциях, сидя рядом с правителем на "Львином троне". Кроме того, на главной линии парадных залов во дворце находился и зал с "Троном Лилий", принадлежавший лично главной жене, в котором проходили специальные мероприятия, проводимые под ее патронажем или председательством [Ожегов, 1970, с. 150].

Это были преимущественно празднества или церемонии, связанные с возрастными жизненными циклами детей, подростков и юношей, в жилах которых текла "голубая" кровь Конбаунов. Первым рубежом в жизни бирманских детей, приблизительно в трехмесячном возрасте, было торжество по случаю первого жевания бетеля. В день и час, назначенный астрологом, бетель, положенный в золотой сосуд, приносили в комна-

ту младенца и его матери; организатор празднества раздавал подарки (рис, сладости, фрукты), как было положено по обычаю, Будде, духам (воды, земли, деревьев), а также родителям ребенка и их старшему поколению. Только после этого младенцу подносили бетель [Yi Yi, 1961, p. 90]. Большая церемония проводилась и в день выбора и назначения имени младенца на сотый день его жизни. Этот выбор производился с помощью брахмана, как и время его совершения [Yi Yi, 1961, p. 90]. Торжества возглавляла и проводила непосредственно главная царица. Она сидела в своих нокоях с ребенком на руках, причем рядом с ней находилось изображение брахмана. Присутствовали и все другие официальные жены правителя, занимая места в иерархическом порядке, чиновники высших пяти рангов, царские охранники, вооруженные бирманскими мечами, слуги - носители белых зонтов. Заготавливались золотые пластины с выгравированными именами младенца, повара готовили громадное количество еды, приглашались музыканты, певцы, танцоры. В это же время в главных залах дворца буддийские монахи читали молитвы, в которых просили правителю и его детям процветания, славы и долгой жизни, чтобы они смогли ответственно служить религии и государству. Эти молитвы читали троекратно, как и нареченное младенцу имя, которое обозначалось на подготовленной пластине (или пальмовых листьях). Одновременно именинник получал богатые дары, детально описанные в хрониках; указывались вес и размер золотых и серебряных слитков, бриллиантов, рубинов и даже количество отдельных камней в ожерельях, браслетах и серьгах, также имелись опись общего числа и веса всех даров по случаю этого праздника и огромный персональный список дарителей [Yi Yi, 1961, p. 90-99].

Еще более пышными были свадьбы. Подрастали царские дети, и их матери соревновались в поисках подходящих для них партнеров, желательно высокого ранга. Дворцовые интриги по этому поводу были неизбежны, хотя для Бирмы в целом были более характерны свободные матримониальные отношения молодежи. Как и все другие, свадебная церемония во дворце шла в сопровождении брахманов: они назначали дату и время ее проведения путем астрологических вычислений. Подготовка к свадьбе велась строго с соблюдением обычаев и буддийских правил. Молодожены накануне свадьбы проходили обряд достижения совершеннолетия: невесте, как и жениху, прокалывали уши, и обоим меняли прически; Бьедай назначал принцу инсигнии его ранга и соответствующие владения, от которых он должен был получать доходы [Yi Yi, 1961, p. 110]. Подарки для жениха и невесты различались по количеству и стоимости. Невесте, например, полагалось более 56 ювелирных украшений, предметов гардероба женской одежды - 21. Для жениха подарки были скромнее, но также заносились в специальные списки [Yi Yi, 1961, p. 100-103].

Готовилось угощение для застолья и для раздачи его в качестве подарков. Все блюда были пересчитаны и занесены в "ведомости"; эти свадебные списки интересны с точки зрения "инвесторов": драгоценности - от казны и ювелиров, ткани - от хозяев магазинов, продукты и приготовленные блюда - от поваров и служащих складов; одежда - от портных и т.д., в отличие от даров для церемоний, касающихся младенцев: они поступали от жен чиновников высоких рангов [Yi Yi, 1961, p. 105-107]. Для свадебной церемонии строилось специальное помещение, украшенное кистями бананов, связками кокосовых орехов, сахарного тростника и пр. Посередине было приготовлено брачное ложе. Рядом с ним на подставке лежала "Тршштака", было много ваз с цветами, украшения из бивней слонов, а также специально приготовленный свадебный рис [Yi Yi, 1961, p. 107-108, 111] и другая пища, подаваемая на серебряной посуде, причем полагалось, чтобы новобрачные угощали друг друга. Жених въезжал в свадебный зал на слоне, держа в руке меч, и в сопровождении целой свиты, в том числе и брахманов. Затем прибывала невеста в белом платье в сопровождении "подружек" и родственников. Жених и невеста занимали места рядом. Как правило, атвинвун (советник правителя) и его жена обвязывали чету молодоженов целым рулоном тончайшего муслина,

что должно было символизировать их счастливое совместное будущее [Yi Yi, 1961, р. 110].

Поскольку борьба за престолонаследие была главной интригой внутриполитической жизни Бирмы, она особенно обострилась, когда правитель Миндон заболел и не назначил наследника. Сыновей, теоретически могущих претендовать на престол, было несколько. Обстановка при дворе практически стала неуправляемой, особенно учитывая активное вмешательство в нее британского резидента. Придворные клики и чиновничьи кланы начали жестокую борьбу за возможность иметь на престоле своего ставленника, вскоре переросшую в заговор (1878) для уничтожения тех претендентов, которые имели наибольшие шансы занять трон.

Заговор возглавила одна из наиболее амбициозных жен Миндона второго ранга, Аленандо-мибуя, которая неоднократно агрессивно требовала от правителя назначить ей ранг главной царицы. Она прославилась в Мандалайском дворце тем, что однажды демонстративно появилась в тронном зале и заняла место рядом с правителем на "Львином троне", хотя с другой стороны минджи уже сидела его официальная главная жена в полном соответствии с бирманским дворцовым этикетом [Козлова, 2000, с. 312-326]. Это вызвало настоящий шок во дворце, так как были грубо нарушены традиционные нормы.

Аленандо потерпела неудачу: правитель отказал ей в главном, однако "умилостивил" тем, что подарил белого слона и даровал титул синпъюмашин (Госпожи белого слона), под которым в дальнейшем она и стала известной. Миндон, уже лежавший на смертном одре, согласился также назначить своим преемником Тибо - самого младшего сына правителя от шанской принцессы. Синпьюмашин рассчитывала, что слабый и неопытный в делах молодой наследник попадет под ее влияние и она сама получит определенную долю власти. Ее главным козырем в этой интриге было устройство брака Тибо со своей младшей дочерью Супаялой, на которую давно засматривался юный принц [Козлова, 2000, с. 312-326]. Синпьюмашин действовала решительно: с помощью охранников дворца она сумела обезоружить и арестовать других сыновей Миндона, о чем ему сообщили матери захваченных принцев. Последним указом правителя был именно указ об их освобождении [Aung Than Tun]. Но время Миндона уже прошло. Он умер 1 октября 1879 г., так и не узнав об участи сыновей.

Тибо занял отцовский трон, а место рядом с ним - Супаяла. Однако Синпьюмашин, разработавшая план узурпации трона, потерпела крах. Ее младшая дочь Супаяла, унаследовав от матери еще более властный и честолюбивый характер, вскоре отстранила ее от всякого влияния на молодого правителя, а следовательно, и вмешательства в государственные дела [Ма Куап, 1961, р. 58].

Супаяла пыталась ограничить число жен у своего мужа, устраивая ему публично сцены ревности. Стремясь стать главной женой правителя (а ею еще при жизни Миндон назначил старшую дочь Синпьюмашин - Супаяджи), Супаяла насильственно заставила свою сестру укрыться в монастыре и таким образом заполучила долгожданный высокий ранг [Козлова, 2000, с. 317]. Боясь лишиться власти, Супаяла решила избавиться от братьев Тибо, которые хотя и находились под арестом, но могли выступить соперниками. Она осуществила свой жестокий план физического устранения сыновей Миндона. Казни продолжались три дня и три ночи, начиная с 15 февраля 1879 г.

По убеждению некоторых английских авторов, из казней Супаяла устроила театрализованное представление с фейерверком, танцами и музыкой. Она сидела на троне, с трудом удерживая рядом с собой нетрезвого Тибо [Foucar, 1955, р. 77]. Погибли 31 из 48 сыновей Миндона, всего же - 80 человек, членов царской семьи и высшего чиновничества. Это не было единственным явлением в истории престолонаследия бирманских династий, но именно в этот период Англия решилась на открытую агрессию против Бирмы, на разрыв официальных отношений, отозвав в 1879 г. своего представителя из резиденции в Мандалае.

Увеличивая военный контингент в Нижней Бирме, Великобритания одновременно провоцировала выступления против Тибо оставшихся в живых претендентов на бирманский престол из числа сыновей Миндона (сначала им был Ньяун-О, затем, в 1882-1883 гг., - принц Мьинуна). Ей удалось отторгнуть некоторые территории у Верхней Бирмы и заставить Тибо отказаться от всех правительственных монополий. Бирманскому суверенитету приходил конец, несмотря на заключение целого ряда международных договоров с европейскими странами. Еще несколько лет агонизировала независимая Бирма, постоянно теряя признаки суверенности и устоявшуюся организацию буддийского монархического государства.

Тибо, конечно, не управлял страной при такой жене, как Супаяла [Bennett, 1971, р. 83]. Последняя уже не могла остановиться в своих бессмысленных злодеяниях, продолжая расправы над царской семьей "до седьмого колена", а также над сторонниками Миндона и просто своими подлинными или мнимыми врагами. Она поменяла всю прежнюю элиту на новую, с явными криминальными элементами, противоречия в которой еще более усложняли положение страны: Великобритания предъявила Бирме ультиматум о полном отказе от суверенитета. Тибо не мог в этих условиях принять хоть какое-либо решение, кидаясь за советом то к одной группировке элиты, то к другой. Когда же 15 ноября 1885 г. английская флотилия пересекла границу по Иравади, обстреливая города из пушек и их залпы донеслись до дворцовых покоев, воцарилась полная прострация: страх и ожидание чуда одновременно. Практически того, что принято в историографии называть "третьей англо-бирманской войной", не было [Козлова, 2000, с. 317]: Бирма даже не успела мобилизовать свою армию [Scott, Hardiman, 1900-1901, p. 111]. Тибо наконец согласился на капитуляцию (за сохранение ему и жене жизни), после официального принятия которой было провозглашено отречение его от трона и присоединение Бирмы к английским владениям (1 января 1886 г.).

Английские экспедиционные войска расквартировались в Мандалае и праздновали победу, т.е. грабили город и дворец. Как писал И.П. Минаев, видевший это воочию, "...тащили все, что могли. Тащить было что! Золото и рубины всюду, блеск и наряды. Солдаты и офицеры - все двинулись на рекогносцировку: закладывались первые камни величественного здания, именуемого Pax Britannica. Грабили и искали скрытых богатств. Грабили и обыскивали... И золота было много, попадались истуканы, чаши и даже ванны из золота. Было чему ликовать" [Минаев, 1887, с. 118].

Тибо и Супаяла перед изгнанием провели последнюю свою ночь во дворце под грохот грабежа, победные крики солдат и военную музыку. Утром в повозке, запряженной буйволами, они двинулись в далекий путь, провожаемые толпой своих бывших подданных, стоявших под дождем и не скрывавших слез. Провожали не только царственную чету, но и былое величие монархической Бирмы.

Мандалайский дворец на глазах жителей города хирел, исчезал, потеряв свой золотой блеск, ибо английские солдаты ухитрились унести не только крупные золотые изделия - статуи, утварь, посуду, но и золотые пластины со стен и драгоценные камни, инкрустировавшие замечательное строение бирманской архитектуры. В дальнейшем английская администрация Бирмы использовала его в качестве офицерского клуба. Полностью дворец был разрушен теми же англичанами бомбардировкой во время Второй мировой войны в 1944 г.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Всеволодов И.В. Бирма: религия и политика. М.: Наука, 1978.

Дсопик Д.В. Распространение буддизма в Юго-Восточной Азии// История Востока. Т. II. Восток в средние века. М.: Восточная литература, 1995.

Козлова М.Г. Бирма накануне английского завоевания. М.: Наука, 1962.

Козлова М.Г. Реформаторская политика в Бирме в XIX в. // Восток в новое время. М.: Наука, 1991.

Козлова М.Г. Последний правитель Бирмы: трагедия и фарс // Политическая интрига на Востоке. М.: Восточная литература, 2000.

Козлова М.Г. Бирма во второй половине XVIII - первой четверти XIX в. // Истории Востока. Т. IV, кн. 1. Восток в новое время (конец XVIII - начало XIX в.). М.: Восточная литература, 2004.

Минаев И.П. Англичане в Бирме // Вестник Европы. СПб., 1887. Т. 6. № 11.

Ожегов С.С. Архитектура Бирмы. М.: Наука, 1970.

Тюрин В.А. Типы социально-политической структуры обществ // "Геном Востока". Опыты и междисциплинарные возможности. М., 2004.

Холл Д.Дж.Н. История Юго-Восточной Азии. М., 1958.

Aung Than Tun. The First Minister goes to West // Guardian. Rangoon. Vol. 8. № 5.

Bennett R.G. Conference under Tamarind Tree. Three Essays in Burmese History. New Haven, 1971.

Cady J.F. A History of Burma. Ithaca (N.Y.), 1958.

Cobden R. Letters to Henry Ashworth: How Wars Arc Got up in India: Origin of the Burmese War // Political Writings of Richard Cobden. L., 1867.

Foucar E.C.V. They Reigned in Mandalay. Rangoon, 1955.

Harvey G.E. Outline of History of Burma. L., 1947.

Hcinc-Geldern R. von. Conception of State and Kingship in South-East Asia. Ithaca (N.Y.), 1963.

Ma Kyan. King Mindon's Counselors // JBRS. 1961. Vol. XLIV. Pt. I.

Mandalay and Environ. Calcutta, s.a.

Mya Scin Ma. Administration of Burma: Sir Charles Croslwaite and the Consolidation of Burma. Rangoon, 1938.

Sarkisyanz F.. Buddhist Backgrounds of the Burmese Revolution. The Hague, 1963.

Scott F.G. The Burman, his Life and Notions. L., 1918.

Scott F.G., Hardiman F.R Gazetteer of Upper Burma and the Shan States. Vol. 1, pt. I. Rangoon, 1900-1901.

Yi Yi. Life at the Burmese Court under the Konbaung Kings // JBRS. 1961. Vol. XLIV.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

JBRS - Journal of the Burma Research Society. Rangoon.

Permanent link to this publication: