В статье рассматривается проблема отношения между верховной властью и природой в Японии VIII - X вв. На основе анализа официальных хроник и записей дневников автор рассматривает следующие вопросы: ответственность императора за ход природных процессов и ритуальные меры воздействия на природу. Для того чтобы привести природу в безопасное и благодатное состояние, император должен был обладать двумя основными качествами: добродетельностью (току) и гуманностью (нин). Он реализовывал эти качества в мерах практического (помощь пострадавшим) и ритуального свойства (моления, амнистии), которые были призваны желанием угодить Небу, синтоистским божествам и буддам. Это делало древнеяпонское государство в значительной степени социально ориентированным.

Ключевые слова: древняя Япония, император, природа, природные бедствия, добродетельность, гуманность, Небо.

Можно выделить два главных аспекта отношений между верховной властью и окружающим ее миром: отношения с высшими силами и отношения с людьми (подданными, элитой, сословиями, "обществом", представителями других государств и т.д.). Существует множество работ, посвященных этой тематике. Однако, как мне представляется, есть и иной, не менее важный аспект, который становится предметом размышлений в меньшей мере: отношения между властью и природой, средой обитания. В данном случае имеются в виду отношения не столько практические (усилия по преобразованию природной среды), сколько символические - роль и место природы в мыслительных построениях власти. Рассмотрение этих отношений позволит лучше понять механизмы функционирования власти, ее дискурс, уточнить место власти в системе взаимоотношений между человеком и природой. Основным источником для такого анализа послужили материалы японских официальных хроник.

VIII - X века - время создания и расцвета централизованного государства, когда китайские управленческие и мировоззренческие идеи укоренились на японской почве. Государственная жизнь строилась в соответствии с детально разработанным и скроенным на китайский лад законодательством, целью которого было создание формализованной и полностью предсказуемой среды обитания.

Под "китайскими идеями" следует понимать слабо расчлененный на отдельные учения комплекс идей, которые пришли непосредственно из Китая. Это была амальгама из конфуцианских, даосских и буддийских представлений, обрядов, церемоний, практик. Местные обычаи тоже не были забыты: обращение к синтоистским божествам носило регулярный характер. С помощью языка, выработанного этими системами, описывалась среда обитания древних японцев. Указанные идеологические системы

редко воспринимались как противоречащие друг другу. Древние японцы стремились не столько к "чистоте" учения, сколько к эффективности.

В японской картине мира верховная власть императора связана с природной средой обитания намного прочнее, чем на Западе. Генезис верховной власти имел в Японии религиозную основу, император - не военный предводитель, а прежде всего верховный жрец, его основная функция - обеспечение плодородия. Для достижения этой цели власть стремится установить контроль над природой и временем (чередование времен года, дождей и вёдра, холода и тепла, стихийные бедствия и т.д.). Подобный менталитет свойствен всем традиционным обществам и, вероятно, имел в Японии местное происхождение. Однако конкретное формулирование обязанностей (ответственности) правителя по обеспечению плодородия и минимизации последствий стихийных бедствий сформировалось в значительной степени под прямым влиянием, исходившим с материка¹.

Итак, государственная идеология древней Японии была композитным образованием. Следует при этом иметь в виду, что принадлежность самого государя к какой-то одной идеологической системе не может быть определена. Тем не менее можно утверждать, что основные свойства государя по контролю над природными стихиями описываются преимущественно в терминах китайских представлений о верховном правителе. В первую очередь это категории "добродетельности" (яп. току, кит. дэ)² и "гуманности" (яп. нин, кит. жэнъ).

Каждый человек (во всяком случае, высокопоставленный) обладал определенным запасом дэ. Императорский запас - самый значительный, и правитель имеет определенные возможности для его пополнения, что он и делает с помощью доступных ему ритуальных средств. Обладающий дэ государь источает свет и транслирует культурность на своих подданных. Таким образом, они напрямую зависят от потенций государя.

Когда подданные Камму (737 - 806, на троне 781 - 806) возносили ему хвалу, они прямо и честно заявляли, что его добродетельность достигает Неба, Земли и Человека, его свет равен солнечному, он наполняет всю страну вплоть до самых окраин, благодаря чему погоды в стране стоят самые благоприятные и земля исправно родит [Нихон коки, Энряку, 13 - 8 - 13 (794 г.)]³. Ближе к концу правления Камму в глазах его подданных ситуация не изменилась. Появление на небе звезды Старика (α созвездия Южного Креста), которая, как считалось в китайской астрологии, сулит долголетие и обещает спокойствие в стране, они приписывали добродетельности государя. Он же в ответ говорил о своей недостаточной добродетельности, которую, однако, можно увеличить. В связи с этим он прибегал к актам, которые призваны продемонстрировать Небу свою гуманность: объявил амнистию, провел повышение в рангах, повелел раздать зерно престарелым [Нихон коки, Энряку, 22 - 11 - 1, 22 - 11 - 15 (803 г.)]. При обнаружении "чудесных облаков" (знак добродетельного правления) сразу в трех местах (над дворцом, в провинциях Кии и Тикудзэн) царедворцы умоляли императора Дзюнна (786 - 840, на троне 823 - 833) признать эти облака за знак государевой добродетельности, но он упорно отнекивался, уподобляя свое жалкое правление ходьбе по тонкому льду, управлению конем с помощью истлевших поводьев. Наконец, после третьего обращения Дзюнна согласился принять поздравления и отметить появление облаков амнистией и другими гуманными актами [Нихон коки, Тэнтё, 3 - 12 - 27, 3 - 12 - 29, 3 - 12 - 30 (826 г.)].

Подданные осыпали императора похвалами. Однако сам император почти неизменно характеризовал себя самым уничижительным образом. В этом состоит идеал конфуцианского "скромного" правителя. Эта скромность обусловлена тем, что конечным

¹ О специфике верховной власти в древней Японии см.: [Мещеряков, 2004].

² Понятие дэ (току) не поддаeтся адекватному переводу (обзор вариантов возможных переводов-толкований см.: [Кобзев, 1998]). В своей работе я буду употреблять термин "добродетельность".

³ Ссылки на тексты хроник и дневников приводятся в соответствии с устоявшейся в мировой японистике практикой: девиз правления, год - месяц - день, год по григорианскому календарю.

адресатом речей императора является Небо. А перед ним государь - засохшее весной дерево, голос же его - бормотание насекомого на фоне весенних раскатов грома [Сёку нихон коки, Дзёва, 9 - 8 - 27 (842 г.)].

Самовосхваление государя фиксируется, как правило, только в случае общения с иноземцами. Послы из Силла и Бохай обратились к государыне Сётоку (718 - 770, на троне 764 - 770) как к "императрице, освещающей Японию". В этом случае она обошлась без самоуничижительных формул, милостиво согласившись с этим утверждением и, в свою очередь, назвала себя "освещающей восемь пределов" [Сёку нихонги, Тэмпё сёхо, 4 - 6 - 14 (752 г.), 5 - 5 - 25 (753 г.), 5 - 6 - 8]. Однако при общении со своим двором император предпочитал совсем другие, более скромные фигуры речи.

В указах, посвященных различным природным бедствиям, император часто принимал на себя ответственность за расстройство баланса природных сил, объясняя это недостатком императорского дэ.

Когда полили затяжные дожди, император Хэйдзэй (774 - 824, на троне 806 - 809) подчеркнул, что несет за это персональную ответственность [Нихон коки, Дайдо, 1 - 8-3 (806 г.)]. При введении нового девиза правления государыня Сётоку заявила: "Мы, недостойные, заняли драгоценный трон. Нет у нас добродетельности, чтобы приобщать [народ] к культурности, плохое случается часто. Часто случаются болезни, из года в год не вызревает урожай. Имуществу людей наносится ущерб, жить людям негде - сердце Наше болит" [Сёку нихонги, Тэмпё дзинго, 1 - 1 - 7 (765 г.)]. Столь же критично настроен по отношению к себе и государь Конин (709 - 781, на троне 770 - 781):

"Ноша на Нас - тяжелая, ступаем по тонкому льду, смотрим в пучину. Наверху - не умеем сообразоваться со временем, угадав желания Неба; внизу - не умеем вскормить народ, как это делают с детьми. Постоянно стыдимся малости своей добродетельности, в сердце Нашем нет цветения. День каждый желаем скромности - отказываемся от еды, носим одеяния тонкие. Хоть и провозгласили Мы в стране закон о запрете убийства живого, хоть и отдали двору повеление о помиловании преступников, болезни продолжают терзать людей, природные бедствия продолжают грозить. Не можем найти себе места - так долго терзается Наше сердце. Но если заповеданное нам учение Будды откликнется на Наши желания, тогда страданиям непременно настанет предел, и бедствия прекратятся немедленно. А потому желаем почтить просветленного [Будду] и так избавиться от напастей" [Сёку нихонги, Хоки, 1 - 7 - 15 (770 г.)].

Примеры такого рода, когда император возлагал на себя ответственность за расстройство баланса природных сил, можно легко умножить. В то же самое время государь - единственный, кто в состоянии восстановить природный баланс. Но для этого ему нужно постоянно держать себя "в ритуальной форме". Признание ответственности государя за "нормальное" течение природных и социальных процессов приводило к детальнейшей регламентации его поведения. Этих регламентации намного больше, чем у любого из его подданных. Помимо многочисленных ритуальных обязанностей, он был должен соблюдать строгие запреты в отношении речевого и телесного поведения, одежды, пищи, передвижения (в случае выезда за пределы дворца гадатели разрабатывали "безопасный" маршрут, позволяющий избегнуть воздействия неблагоприятных сил) и т.д. Император соблюдает множество табу, чтобы избежать ритуального "загрязнения", регулярно проводит ритуал очищения (мисоги).

Боязнь осквернения была огромна. Когда воры забрались в продовольственный склад дворца, а государевы гвардейцы обнаружили и окружили их, из-за близившейся церемонии интронизации ворам дали возможность скрыться, поскольку охранники побоялись, что преступники от отчаяния наложат на себя руки и это скажется на незапятнанности государя [Нихон коки, Дайдо, 3 - 11 - 4 (808 г.)]. Обнаружение головы мертвеца в окрестностях дворца привело к полному параличу церемониальной активности двора и отмене множества ритуалов, за исключением ритуалов очищения. После этого на территории дворца случились собачьи роды, что еще более усугубило ситуацию (роды, как у людей, так и у животных, считались источником ритуального загрязнения).

В другой раз, когда на территории дворца снова нашли голову покойника, пришлось отменять отправку приношений в святилище Исэ [Мидо кампакуки, Канко, 8 - 1 - 29 - 8 - 3 - 9(1011 г.); Тёва 4 - 7 - 27, 4 - 7 - 28 (1015 г.)].

Считалось, что ритуальное загрязнение передается от человека к человеку. Поэтому на контакт с оскверненным накладывались ограничения, сам он немедленно оповещал о загрязнении и на определенный гадателем срок затворялся в доме. "Загрязнение" императора транслируется на всю страну. Именно поэтому он должен быть всегда здоров (т.е. ритуально чист), а его болезнь (или даже кратковременное недомогание) служит причиной для отмены ритуалов и немедленных молений о выздоровлении. В то время, когда проводились состязания конников, пришло известие, что у государя Итидзё заболел зуб. Состязания остановили и дождались результатов гадания, чтобы узнать - является ли государева хворь следствием чьего-то проклятия или нет. Лишь после того, как убедились, что зуб болит сам по себе, придворные успокоились [Гонки, Тёхо, 1 - 7 - 16 (1000 г.)]. В случае болезни император не общался с подданными напрямую, находясь за особой занавеской, поскольку в силу своих огромных потенций мог распространить скверну на всю страну. Еще не прошедший ритуалы интронизации наследный принц Атэ (будущий император Хэйдзэй, 774 - 824, на троне 806 - 809) заявлял, что неожиданно почувствовал себя плохо, его снедал жар, подобный кипятку или пламени, и вина за бедствия в стране лежит на нем одном [Сёку нихонги, Дайдо, 1 - 3 - 22 (806 г.)]. В этом заявлении связь между болезнью государя и стихийными бедствиями выявлена предельно четко.

Благоприятные знамения свидетельствовали о том, что государь обладает значительным запасом добродетельности. Ответственность за обнаружение благоприятных знамений лежала на подданных, сам государь этим не занимался - инициатива по признанию его обладателем дэ должна была исходить снизу. Обнаружившему счастливое знамение полагались дары и продвижение по службе. Счастливые знамения считались не только признаком праведного государя, но и необходимым инструментом управления. Сообщая только что прошедшему ритуалы интронизации государю Ниммё об обнаружении "чудесных облаков", свидетельствующих о его добродетельности, царедворцы осыпали императора исключительно пышными похвалами и умоляли его принять их поздравления, напоминая ему: если не возносить хвалы счастливым знамениям, то государь рискует оказаться без преданных подданных [Сёку нихон коки, Дзёва, 1 - 1 - 17 (834 г.)].

Таким образом, без появления чудесных облаков могут возникнуть сомнения в легитимности государя: Небо должно было высказать ему свое одобрение. Поэтому на пиру, посвященном интронизации Ниммё, был предъявлен целый набор "макетов" таких чудесных знамений (все они имеют китайское происхождение). На двух помостах, обозначающих две провинции (определялись гаданием, в данном случае это Оми и Биттю), которые преподносили (поставляли) рис, необходимый для интронизации, была представлена идеальная страна - идеальная потому, что она управляется идеальным образом. На одном помосте была выстроена такая композиция: гора (разумеется, мировая), на ней дерево аогири (фирмиана или стеркулия) с двумя чудесными "фениксами" (хоо - голова птицы, шея змеи, спина черепахи, хвост рыбы, пятицветный узор на крыльях), от дерева поднималось пятицветное облако, выше располагались иероглифы, обозначающие провинцию Оми, еще выше - солнце, а над ним - луна (солнце с луной - символы императорской власти, вкупе с Полярной звездой были вышиты на государевой одежде). Перед горой располагались фигуры идеального подданного Тяньлао (приближенный китайского императора Хуанди) и мифологическое животное кирин (кит. цилинь, "единорог": тело оленя, хвост быка, на лбу, напоминающем волчий, - один рог), а позади горы - чудесный бамбук (два корня, побеги от которых соединяются в один ствол). На другом помосте на горе было установлено ароматическое дерево косюндзю, выше располагались пятицветные облака и "дымка" с иероглифами Биттю.

На горе были установлены фигуры небесной девы с картой, которую она подносит идеальному императору древности Шуню, мальчишек, похитивших у девы священные персики, чудесной птицы рамбо, единорога. Ниже имелась фигура журавля, намекающего на долголетие государя [Сёку нихон коки, Тэнтё, 10 - 11 - 16 (833 г.)].

Как можно видеть, концентрация чудесных символов на единицу дворцовой площади была огромной. Царедворцы желали видеть на троне легитимного, здорового и обладающего дэ государя. Видимо, поэтому, когда император чрезмерно убивался по поводу своей недобродетельности, царедворцы могли искренне разуверять его в этом. Когда после длительной серии землетрясений император Дзюнна огласил покаянный указ о своем служебном несоответствии, царедворцы убеждали его в том, что государь не всегда ответственен за происходящие природные аномалии. Они утверждали: когда появляется ненасытная саранча - вины государя в том нет, а землетрясения были вызваны нерадивостью царедворцев, их недостаточной помощью государю. В качестве доказательства добродетельности самого Дзюнна они привели весомый и поистине неотразимый аргумент - ведь недавно на территории дворца вырос чудесный гриб [Нихон коки, Тэнтё, 5 - 7 - 29 (828 г.)].

Император - высшая земная инстанция, которая корректирует природные явления во всей стране. Японский император - прежде всего жрец, поэтому он должен обладать соответствующей квалификацией. В Японии отсутствовал фиксированный порядок наследования. В связи с этим после смерти государя часто возникали династические раздоры. Так случилось после смерти Камму, когда на пост следующего императора обнаружилось два кандидата. В результате интриг и споров императором стал принц Атэ (император Хэйдзэй). Показательна аргументация составителей официальной хроники, свидетельствовавшая о правильности выбора. Они утверждают, что после смерти Камму в горах вспыхнули пожары, солнце покраснело, воздух помутнел. И тогда принц Атэ определил, что причина кроется в некачественной работе Астрологического отдела: при определении места захоронения его отца Камму гадания на бамбуковых палочках и по панцирю черепахи принесли разные данные. Гадатели же выбрали неверный результат (по палочкам) и похоронили императора в "неправильном" месте, что и вызвало проклятие духов гор и пожары. Тогда сам принц Атэ совершил моления, и огонь сам собою утих [Сёку нихон коки, Касё, 2 - 2 - 25 (849 г.); Нихон коки, Энряку, 16 - 7 - 2; 16 - 7 - 3 (797 г.); Сёку нихонги, Дайдо, 1 - 3 - 23 (806 г.)], то есть принц доказал, что именно он обладает магическими возможностями контроля над стихиями и потому достоин императорского поста.

В западной и российской традиции, где государь - главным образом военачальник, мотив "испытания героя" (кандидата в правители) связан прежде всего с воинской доблестью. В японской традиции кандидат в государи доказывал свою жреческую способность устанавливать контакт с высшими силами.

Глобальная ответственность императора за ход природных дел не означает, что назначенные им чиновники не несут свою долю ответственности. Это касается как центрального, так и местного административного аппарата.

Обязанность высших придворных - вовремя сообщать государю о недостатках в управлении, чтобы избежать дурных природных знамений и наказания высших небесных сил. В указе государыни Гэнсё (680 - 748, на троне 715 - 724) без обиняков говорилось, что в прошлом году

"дурные предзнаменования были явлены одно за другим: случились наводнение и засуха, народ бежал, урожай не вызрел, страну одолевали мятежи, все от этого мучились. И, наконец, нежданно-негаданно скончался министр Фудзивара [Фухито], бывший для всех образцом. Сердце Наше потрясено и наполнилось скорбью. И вот в новом году бедствия прошлого года все еще продолжаются, ветер и облака не таковы, как обычно. Сердце Наше наполнено страхом, не знаем отдыха ни днем, ни ночью. Говорится в старых книгах: "Если правление нехорошо. Небо и Земля посылают предупредительные дурные знамения". Если есть [в управлении] дурное, при-

ходит беспорядок". Далее государыня обрушивается на своих царедворцев и обвиняет их: "Ваши ранги высоки, должности - ответственны. Отчего же вам не хватает преданности? Если есть в управлении дурное, должно говорить о том без стеснения. Докладывать честно, ничего не скрывая. А Мы сами те доклады благосклонно изучим". Выслушав повеление, сановники удалились и велели своим ведомствам подать докладные записки" [Сёку нихонги, Ёро, 5 - 2 - 17 (721 г.)].

Государь Сёму (701 - 756, на троне 724 - 749), правление которого отмечено большой политической нестабильностью, также утверждал, что в природных бедствиях виноват не он, а негодный чиновничий аппарат:

"В последнее время небесные наказания не знают конца, природные бедствия случаются одно за другим. Слышим Мы: "Управление идет вразрез с годовым циклом, сердца людей полны печали. Небо и Земля посылают предостережения, появляются грозные предзнаменования". Разве Мы не распространяем добродетель? Разве есть в Нас небрежение? Или же, может быть, чиновники не проявляют в делах рвения? Мы живем за девятью вратами, многого не ведаем. Повелеваем главам ведомств составить списки подведомственных им чиновников, которые сердцем своим делам преданны и служат чисто-беспорочно, а также списки тех, сердца которых наполнены грязной ложью, а списки эти подать Нам. Тот, кто хорош, будет в ранге повышен, тот, кто плох, будет, согласно его провинностям, в ранге понижен. Слушаться Нашего повеления, ничего не скрывая" [Сёку нихонги, Дзинги, 4 - 2 - 21 (727 г.)].

Что касается локального уровня, то ответственность за расстройство природного организма могла возлагаться на управителей провинций. Так, император Сага констатировал, что в провинциях района Кинай, в Оми и Тамба в последнее время часто случались засухи при полном ритуальном попустительстве управителей этих провинций. В связи с этим им предписывается, чтобы в случае возникновения засухи они непременно проводили бы церемонию очищения и затем молились о выпадении дождя. Если дождь все-таки не прольется, тогда они обязаны подать докладную записку о неэффективности своих ритуальных действий [Нихон коки, Конин, 5 - 7 - 25 (814 г.)]. Вероятно, предполагалось, что только после этого следует предпринимать меры на более высоком ритуальном уровне. Видимо, управители провинций послушались государева приказа и стали молиться о прекращении засух, но мысль вознести молитвы о прекращении ливней без дополнительных напоминаний, похоже, не приходила им самостоятельно в голову. Поэтому через два года Сага пришлось издать новый указ - теперь уже о необходимости молений о прекращении дождей. Этот указ был снова адресован управителям провинций [Нихон коки, Конин, 7 - 7 - 20 (816 г.)].

Таким образом, происходило распределение (дробление) ритуальных полномочий и ответственности, их частичная передача на нижний уровень управления. Однако действия отдельных подданных могли иметь лишь локальные последствия. Всю страну ожидала природная беда (или счастье) только в случае соответствующих действий или качеств самого императора.

Император - посредник между делами небесными и делами земными. Для самого императора Небо представало в качестве образца, которому он был обязан следовать. В указе государя Сага, приуроченному к дню зимнего солнцестояния, говорилось: милость божественных сил беспредельна, именно она регулирует соотношение между инь и ян, дает жизнь и радость десяти тысячам существ. Сейчас наступил день, когда происходит перелом от холода к теплу, и возможно ли одному правителю вкушать радость по этому поводу? Потому в Поднебесной была объявлена амнистия. После того как государыне Кокэн (718 - 770, на троне 749 - 758) преподнесли белого фазана, она снизила налоги и раздала ранги, мотивируя это тем, что "когда появляется счастливое знамение, следует непременно совершить благодеяние" [Нихон коки, Конин, 13 - 11 - 1 (822 г.); Сёку нихонги, Дзинго кэйун, 2 - 6 - 21 (768 г.)].

Таким образом, император действовал подобно Небу: он проявлял гуманность по отношению к своим подданным, как Небо оказывает милость всем созданиям на Земле,

включая человека. Эта милость - проявление "гуманности", без наличия которой невозможно говорить о праведном государе.

Небо посылает как неблагоприятные, так и счастливые знамения. В случае обнаружения последних придворные возносили хвалу императору. Небо откликается на государевы дела, государь откликается на знаки, посылаемые Небом. Когда Небо довольно императором, тот благодарил его и проводил соответствующие социальные мероприятия. Так происходил их диалог. Когда обнаружились "чудесные облака", император Ниммё в ответ провел масштабное повышение в рангах, оказал материальную помощь малоимущим и старикам [Сёку никои коки, Дзёва, 1 - 10 - 2 (834 г.)]. В данном случае император преобразовал сигнал, посланный ему Небом, в "гуманность", направленную на его подданных. Когда после приношений синтоистским божествам с целью ниспослания дождя ночью вдруг раздался раскат грома, давший надежду на долгожданный дождь, подарками в срочном порядке были наделены охранники дворца [Сёку иихон коки, Дзёва, 6 - 3 - 29 (839 г.)]. Видимо, потому, что других подданных ввиду позднего часа во дворце уже не находилось, а милость императора следовало явить незамедлительно - чтобы Небо не разочаровалось в государе и его гуманности.

Император - земное подобие Неба, выступающего для государя эталоном. Император Дзюнна возносил хвалу Небу и Земле, которые в положенное время даруют дожди. Поэтому и он, император, следуя этому образцу, тоже оказывал милости подданным. Летом Дзюнна объявлял о мерах, приличествующих времени года: жаловал рис монахам и престарелым, присваивал ранги определенным категориям чиновников, распоряжался о том, чтобы похвальные таблички были установлены перед домами детей, почитающих родителей, детолюбивых родителей, образцовых мужей и жен. Эти таблички служат одновременно и удостоверением пожизненного освобождения от повинностей [Нихон коки, Конин, 14 - 5 - 20 (823 г.)].

Государь внимательно следил за малейшими погодными изменениями и реагировал на них. Когда в столице шел снег, он жаловал подданным (придворным) теплую одежду. В случае особенно сильных холодов он издал специальное распоряжение о выдаче сакэ [Нихон коки, Тэнтё, 7 - 11 - 18 (830 г.)]. Вряд ли окружающие государя придворные испытывали недостаток в одежде и алкоголе, их, безусловно, больше "грела" забота государя, реализовывавшего на всех уровнях свою функцию защиты подданных от экстремальных проявлений окружающей среды. В этот же разряд угодных Небу дел попадало и добровольное сокращение императором и знатью личных расходов, и отказ от части довольствия (эти меры предпринимались в случае вспышки голода в стране). Таким образом, все "практические" меры заботы о подданных (включая оказание материальной помощи, послабление в налогах и т.п.) в значительной степени следует признать ритуальными, поскольку они считались проявлением "гуманности" правителя, к которой Небо относится положительно.

Земная активность государя призвана обеспечить благорасположение Неба. Именно Небо выступало конечным адресатом в деятельности государя. Это объясняет определенную "нелогичность" его поступков. Так, государь Сёму дважды сетовал, что в последнее время развелось много преступников, но вместо того, чтобы ужесточить наказания, объявил амнистию [Сёку нихонги, Тэмпё, 17 - 9 - 17 (745 г.), Тэмпё, 20 - 3 - 8 (748 г.)], ибо надеялся на то, что Небо по достоинству оценит его гуманность, само воздействует на преступников, перевоспитает их и предотвратит будущие преступления. Дочь Сёму, императрица Кокэн, поступала так же, как и ее отец [Сёку нихонги, Тэмпё сёхо, 5 - 4 - 15 (753 г.)].

Небо - не только эталон, оно одновременно является и "зеркалом", в котором видна земная ситуация, которая с земли не видна. Посылая знаки и знамения, Небо подает знаки, адресованные правителю. Он должен дать им верную интерпретацию. Понимание мироустройства, при котором людское поведение отражает настроения небесных сил, диктовало потребность в мониторинге небесной и земной сфер. Чтобы вовремя

почувствовать настрой Неба, следовало тщательным образом следить за природными явлениями.

Ни одна природная аномалия не должна была остаться незамеченной, поскольку свидетельствовала о "настроении" Неба, требовала принятия мер по исправлению недостатков в управлении. И здесь на помощь императору приходили его подданные. Поэтому в указе государыни Гэнсё говорилось: "Желаем, чтобы чиновники гражданские и военные сообщали бы честно и преданно о замеченных ими отклонениях в выпадении дождя, о грозах и землетрясениях" [Сёку нихонги, Ёро, 5 - 1 - 27 (721 г.)]. Так они и поступали - включая самых высокопоставленных особ. Через шесть дней после того, как Фудзивара Митинага насчитал "пять-шесть" раскатов грома, было принято решение о совершении приношений главным синтоистским святилищам [Мидо кампакуки, Канко, 6 - 12 - 6, 6 - 12 - 12 (1009 г.)]. Каждый чиновник старался как мог, однако бюрократические процедуры не поспевали за природой. Были случаи, когда затяжные дожди кончились, а государевы посланцы только отправлялись в святилища для совершения молений [Мидо кампакуки, Канко, 6 - 8 - 18 (1009 г.)].

Соотнесение добродетельности императора и состояния природных сил имело характер аксиомы. Подданным вменялось в обязанность доносить до государя сведения о природных аномалиях, но это были доклады "для служебного (императорского) пользования". Публичное указание на неблагополучное состояние природных сил приравнивалось к критике режима и подлежало преследованию. Так, мелкий чиновник по имени Оотомо-но Сукунэ Камитари был признан виновным в распространении сочинения, где он записал о десяти случаях стихийных бедствий. За это он был немедленно понижен в должности и отправлен служить на отдаленный остров Танэ. Доносчик, его младший брат Камитари, получил повышение [Сёку нихонги, Тэмпё ходзи, 1 - 5 - 9 (757 г.)]. Таким образом, докладывать императору о стихийных бедствиях было возможно и должно, но другие адресаты законными не признавались.

Все чиновники вели наблюдение за природой, что находило отражение в их дневниках, которые они были обязаны вести. В этих дневниках не было (почти не было) ничего личного - только должностные дела и состояние природы. Однако основная обязанность фиксации и толкования небесных и земных природных явлений (положение и состояние солнца, луны, звезд и комет, метеориты, град, гроза, снегопад, дождь, ураган, землетрясения и т.п.) была возложена на Астрологический отдел (букв, "отдел инь и ян", Оммёрё), который секретно докладывал об аномалиях императору. Отдел не принимал решений, каким образом отреагировать на природные аномалии. Решение всегда принимал сам император. Эксперты из Оммёрё лишь "читали" природные знаки. Право адресоваться высшим силам имел только верховный жрец, т.е. император. Так, если гадание, проведенное сотрудниками Оммёрё, указывало на то, что в данном году случится наводнение или разразятся болезни, именно император распоряжался о проведении упреждающих молений.

За верную погодную службу чиновников Оммёрё ждало поощрение. За точное предсказание срока окончания проливных дождей сотруднику выписывали премию - шелк и полотно. Другие работники этого отдела на следующий день отправлялись к двум горам (там случились из-за ливней оползни, были разрушены дома), чтобы вознести молитвы и успокоить местных божеств (неизвестно, получили ли они премию). Велика была роль Астрологического отдела и в политической жизни: для поддержания авторитета власти (или же претендента на власть) они умели "вовремя" обнаружить счастливое знамение.

Государь управлял природными силами и через "магическую сеть" синтоистских святилищ и буддийских храмов. В "Энгисики" ("Внутриведомственные инструкции годов Энги", составлены в 927 г., введены в действие в 967 г.) содержится список святилищ (более 3000), которым оказывалась государственная поддержка. Святилищам вменялось в обязанность проведение ритуалов годового цикла, а также экстраординар-

ных молений по распоряжению центральных властей. Список святилищ явился плодом длительного процесса по определению тех богов, деятельность которых была признана эффективной и полезной с точки зрения обеспечения "природной безопасности" государства. Хроники содержат большое количество сообщений о присвоении божествам рангов. Это были те же самые ранги, что и у чиновников. Таким образом, считалось, что боги и их жрецы состоят на государственной службе и получают положенное по рангу довольствие, включая земельный надел.

Государственные святилища существовали во всех провинциях страны. Примером присвоения святилищу ранга в качестве признания его эффективности может послужить святилище Каваруминэ в уезде Тагава провинции Будзэн на Кюсю. Согласно докладной записке, это святилище расположено на вершине безлесной горы. Однако после того как проповедник буддизма Сайтё (767 - 822) помолился на ней о благополучном путешествии японского посольства в Китай и построил у подножия горы буддийский храм, гора обросла травой и лесом. Молитвы местному синтоистскому божеству о дожде и прекращении болезней совпали в Тагава со сбором богатого урожая, и божество было признано благодетельным. В связи с этим местные власти попросили включить святилище в список государственных, и их просьба была удовлетворена.

История присвоения ранга другому святилищу такова. Когда неподалеку от управления провинции Инаба вспыхнул пожар и ветер перекинул огонь на правительственный комплекс, местные чиновники стали молиться местному божеству Убэ, а ветер немедленно прекратился и пожар утих. В связи с этим божеству была присвоена нижняя степень 5-го младшего ранга [Сёку нихон коки, Дзёва, 4 - 12 - 11 (837 г.); Касё, 1 - 7 - 27 (848 г.)].

Божествам могли приписывать неудовольствие и возмездие в случае неприсвоения им ранга. Божество Ава, по преданию, наслало на остров, где оно обитало, ужасный пожар. Ему была пожалована нижняя степень 5-го младшего ранга в самом спешном порядке, ведь божество сулило, что, в случае удовлетворения его требования, провинции, уезду и всей Поднебесной будут обеспечены спокойствие и богатые урожаи [Сёку нихон коки, Дзёва, 7 - 9 - 23; 7 - 10 - 14 (839 г.)]. Похожим образом действовали и два божества из провинции Идзу: проведенное во дворце гадание показало, что именно они наслали засуху. Тогда руководство провинции немедленно подало прошение о присвоении этим божествам статуса "знаменитых", мотивируя это тем, что божества уже продемонстрировали в прошлом свои потенции: они разрушили скалу, блокировавшую проход в долину, благодаря чему стало возможным хозяйственное освоение этой долины [Нихон коки, Тэнтё, 9 - 5 - 19; 9 - 5 - 22 (832 г.)].

Поскольку влиятельность и "сфера действия" синтоистских божеств ограничена в пространстве (всемогущее божество монотеистического типа отсутствует), возникла потребность в том, чтобы сеть государственных святилищ покрывала собой всю страну - только в таком случае могли быть обеспечены благоприятные погодные условия и богатый урожай во всей стране, что обеспечивалось отправлением обрядов как годового цикла, так и экстренных.

Такая же логика действовала в отношении буддийских храмов. Государственные буддийские монастыри (мужской и женский, кокубундзи), наделенные аналогичными функциями, имелись в каждой провинции. Они стали создаваться еще но указу 741 г. По мере того как влияние буддизма на строй жизни увеличивалось, список государственных буддийских храмов (дзёгакудзи), которым оказывалась государственная поддержка, постоянно пополнялся. В провинции таких храмов могло быть несколько. Помощь храмам обставлялась определенными условиями, которые были известны заявителям. В прошении на высочайшее имя признать храм Дзингандзи государственным содержалось обещание привести его в порядок и организовать там чтение сутр, обеспечивающих защиту государства, умиротворение стихий дождя и ветра, получение богатого урожая. Император Дзюнна ответил на прошение согласием и незамедлитель-

но пожаловал храму 20 тё (1 тё = 0.9918 га) заливных полей сроком на два поколения. В случае, если все обещания, содержащиеся в прошении, будут исполнены, пользование этими полями разрешалось продлить еще на два поколения [Нихон коки, Тэнтё, 1 - 9 - 27 (824 г.)].

Среди всех видов стихийных бедствий в древней Японии наибольшее практическое беспокойство для населения доставляли летние засухи и проливные дожди (система ирригационных сооружений, смягчающая их последствия, была еще развита недостаточно). Хроники полны сообщениями о различных магических средствах, призванных повлиять на дождевой баланс. Причем меры против засухи и против ливней может разделять очень небольшой срок. Когда после упорных молитв пролился благодатный дождь, он тут же перешел в свою противоположность, и уже через четыре дня пришлось проводить массированные моления о прекращении ливня [Сёку нихон коки, Дзёва, 1 - 7 - 8, 1 - 7 - 13 (834 г.)]. Чтобы избежать подобных накладок, император в одном и том же указе повелел молиться знаменитым горам о ниспослании дождя и одновременно отдал распоряжение о молитвах в "знаменитых" синтоистских святилищах о том, чтобы грядущие дожди не были чересчур затяжными и не нанесли ущерба урожаю [Сёку нихон коки, Дзёва, 4 - 6 - 28 (837 г.)]. В другом указе император посетовал на засуху, повелел молиться в святилищах о дожде и одновременно об избавлении от бедствий, вызываемых ветром, который по умолчанию будет сопровождать эти дожди [Сёку нихон коки, Дзёва, 7 - 4 - 25 (840 г.)]. Полная форма руководства (указа), предназначенного на все "дождевые случаи", выглядит так:

"В пяти провинциях Кинай и в семи округах повелеваем совершить приношения знаменитым божествам, а во всех святилищах молиться о добром дожде. Если же дожди окажутся чересчур сильными и станут наносить вред, то тогда следует молиться о прекращении дождя - таким же порядком, как и в первом случае" [Сёку нихон коки, Дзёва, 12 - 5 - 10 (845 г.)].

Среди природных неурядиц засухи и дожди - наиболее частый и рутинный объект ритуального воздействия. В отличие от континентального климата муссонный климат Японии характеризуется гораздо меньшей вариативностью в зависимости от конкретного года, что существенно облегчало "прогнозы" погоды. Видимо, это давало веские основания считать, что ритуальные меры воздействия на погоду приносят желаемый эффект и осознание того, что погода (водный и температурный режимы) находится под контролем. Возможно, в хрониках так много сообщений о дождях и засухах не только потому, что они действительно случались, но еще и потому, что они были прогнозируемым объектом воздействия и давали возможность императору в полной мере проявить свою функцию повелителя природных стихий.

Среди других природных явлений императорский двор был больше всего обеспокоен землетрясениями. Но не столько потому, что они причиняли большой ущерб (в условиях малой урбанизации ущерб обычно оказывался незначительным), сколько потому, что землетрясения считались знаком, указующим на серьезные изъяны в правлении и грядущие бедствия, грозящие непосредственно императорскому дому⁴. Все японские чиновники знали этот закон, сформулированный китайской политической философией. Государственному деятелю и знатоку словесности Сугавара Митидзанэ (845 - 903) при сдаче экзамена на должность даже досталась тема "землетрясения". В положительно оцененном экзаменационном сочинении он писал, что Небо - чистейшее зерцало, которое посылает землетрясения для уведомления правителя о своем недовольстве его недобродетельностью [Канкэ бунсо, 1966, с. 551].

Данные хроник показывают, что землетрясения могут указывать на следующие "аномалии" в делах управления: естественная смерть бывшего императора; насильственная смерть (наведение порчи на) члена императорского дома; болезнь действую-

⁴ Подробнее см.: [Мещеряков, 2010].

щего императора; политическая напряженность и нестабильность. Землетрясения выступают в качестве дурного знамения и предуведомления о том, что в ближайшее время случится нечто крайне нежелательное для императорского дома. Подданные, похоже, пользовались страхом императора перед землетрясениями в качестве весомого аргумента для достижения своих целей. В докладной записке из провинции Муцу сообщалось о неблагополучном состоянии дел в этой провинции. Акцент делается на неблагоприятном положении звезд и частых землетрясениях, которые случались в последнее время. В связи с этим авторы записки просят увеличить воинский контингент в Муцу, ибо в противном случае они не смогут усмирить местные племена эмиси. Прошение было удовлетворено [Сёку нихон коки, Дзёва, 6 - 4 - 26 (739 г.)].

* * *

Вслед за китайским, японский император считался гарантом того, что дела в стране идут должным образом. Это касается не только социума, но и природы. Стихийные бедствия случались регулярно и требовали ответных мер. Способы гармонизации и обуздания природной стихии, методы преодоления последствий природных бедствий имели как практический, так и ритуальный характер. В первом случае оглашался императорский указ об оказании материальной помощи со стороны государства, о послаблении в налогах, предоставлении ссуд, усовершенствовании агротехнических сооружений, волевом перераспределении воды в интересах бедняков и т.п. Такая помощь свидетельствовала о "гуманности" государя, которая была любезна Небу. Желание государя заслужить одобрение Неба делало древнеяпонское государство в значительной степени социально ориентированным.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Кобзев А. И. Дэ и коррелятивные ей категории в китайской классической философии // От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М.: Восточная литература, 1998.

Мещеряков А. Н. Японский император и русский царь. Элементная база. М.: Наталис - Рипол классик, 2004.

Мещеряков А. Н. Древнеяпонское государство VIII в. и стихийные бедствия: ритуальные и практические формы контроля // Мещеряков А. Н. Япония в объятиях пространства и времени. М.: Наталис, 2010.

Гонки - Фудзивара Юкинари. Гонки. Токио: Коданся, 2012.

Канкэ бунсо. Канкэ госю // Нихон котэн бунгаку тайкэй. Токио: Иванами, 1966.

Мидо кампакуки - Фудзивара Митинага. Мидо кампакуки. Токио: Коданся, 2009.

Нихон коки. Токио: Сюэйся, 2003.

Сёку нихонги. Токио: Иванами, 1989.

Сёку нихон коки. Токио: Коданся, 1995.

Permanent link to this publication: