Сб. статей. Отв. ред. И. А. Мустакимов, А. Г. Ситдиков; науч. ред. И. В. Зайцев, Д. А. Мустафина; ввод. ст. В. В. Трепавлов. Казань: Ин-т истории АН РТ, 2009. 428 с. ("Bibliotheca tatarica")

Рецензируемый сборник представляет собой перевод статей, публиковавшихся в разные годы (главным образом в 1960 - 1980-е гг.) интернациональной группой специалистов (в том числе турецких, румынских и др.), работавших во Франции под руководством профессора Александра Беннигсена (1913 - 1988). Эти ученые (и их современные французские последователи) первыми начали разрабатывать материалы стамбульских архивов, касающиеся международных отношений XVI-XVIII вв. в Восточной Европе и в связи с этим истории тюркских народов этого региона. Используемая ими источниковая база до сих пор мало введена в научный оборот, а потому и в настоящее время интересна и нова как для специалистов, так и для широкого читателя.

К русскому изданию их работы были подготовлены казанскими и московскими коллегами, работающими по сходной тематике и также начинающими осваивать османские источники. Предисловие В. В. Трепавлова и комментарии И. А. Мустакимова, И. В. Зайцева и Д. А. Мустафиной не просто знакомят с книгой, но и показывают степень современной изученности поднимаемых в них тем, новую литературу, появившуюся уже после написания публикуемых статей. В подстрочных примечаниях не только поясняются даты, имена, термины, аналогичные сообщения русскоязычных источников, но и уточняются переводы и толкования публикуемых османских текстов, что бесспорно увеличивает научную ценность этой публикации.

Подчеркну, однако, что публикаторы переводов этих франкоязычных статей дали своему изданию не совсем корректное название. Речь в нем идет не обо всей Восточной Европе, а лишь о ее тюркских народах и их государственных объединениях, не затрагивая другие этноисторические аспекты региона. Содержание книги более точно передает то название, которое дал своей вводной статье к ней В. В. Трепавлов, - "Тюркские народы Евразии и Османская империя в XVI в." (с. 7 - 34).

Особый интерес рецензируемой публикации придает то, что она не только содержит исследовательские статьи, но знакомит читателей с текстами источников, на которых базируются выводы авторов, и дает факсимиле османских документов с переводом на русский язык.

Сами статьи и материалы, на которые опираются авторы, мало известны российским читателям и даже исследователям сходных проблем. В советское время журнал, в котором были опубликованы многие французские статьи по этой проблематике, "Cahiers du monde russe et sovietique" (CMRS), был библиографической редкостью и хранился в спецхранах библиотек.

Развитие исторической науки в СССР имело, как известно, свою идеологическую специфику, в частности это касалось изучения национальных историй тюркских народов. Существовал отрыв друг от друга двух отраслей научных знаний тюркологии (т.е. того, что касалось истории и культуры тюркских народов, проживавших на территориях Российской империи и СССР) и туркологии (в данном конкретном случае османистики - истории Османской империи). Специалисты, пытавшиеся преодолеть этот разрыв, нередко обвинялись в пантюркизме со всеми следовавшими за этим оргвыводами, а то и репрессиями. Потому-то тюркско-турецкие связи почти не изучались, а османские источники оставались долгое время неизвестными. Сложившаяся во

Франции научная школа А. Беннигсена оказалась монополистом в разработке османо-тюркской проблематики Восточной Европы.

В свое время в Турции серьезно работали в этом направлении Х. Иналджик и А. Н. Курат, но первый очень быстро переключился на общеосманскую проблематику, а второй рано ушел из жизни. Опубликованная в Турции его работа об османском походе под Астрахань (1569 г.), к сожалению, оказалась библиографической редкостью, малоизвестной европейским ученым. (В наших библиотеках это исследование имеется, но до последних десятилетий оно не использовалось историками.) Французские специалисты цитируют лишь статью А. Н. Курата, опубликованную в "The Slavonic and East European Review" (XI, 94, December 1961), с кратким изложением выводов автора, в то время как сама книга [Kurat, 1966], представляющая собой серьезное исследование и содержащая тексты османских источников по проблеме, осталась вне их внимания. Глухая ссылка на эту работу имеется лишь в статье Ж. Вайнштейна 1992 г. (с. 185). Между тем именно А. Н. Курат, на мой взгляд, первым высказал мысль, затем убедительно развитую школой А. Беннигсена (см. в рецензируемом сборнике статьи А. Беннигсена, Т. Гёкбильгина, Ж. Вайнштейна, А. Беннигсена и М. Бериндея), о том, что османский поход 1569 г. связан скорее с проблемами отношений между тюркскими странами Евразии и турецко-иранским противостоянием, чем с мифической борьбой за ордынское наследство, что упорно утверждалось в советской историографии.

С 1960-х гг. по настоящее время французская школа тюркологии занимает ведущее место в изучении международных отношений в тюркском мире XVI-XVII вв. и при этом опирается в своих исследованиях на вновь вводимые в научный оборот османские документы. Французские исследователи не игнорируют достижений русистов по этой проблематике, причем как зарубежных (судя по благодарственным сноскам в ряде статей сборника, они поддерживают тесные контакты с известным американским специалистом по российской истории Э. Кинаном - см., например, с. 78, 81 и др.), так и российских, используя их источниковые находки, цитируя их, а порой и дискутируя с ними.

Уже в первой, начинающей сборник статье Ш. Лемерсье-Келькеже дается общий обзор относящихся к теме материалов из "Реестра важных дел" ("Muhimme Defteri"), т.е. из хранящейся в Османском архиве при ведомстве премьер-министра (Bajvekalet) уникальной коллекции копий всех документов, исходящих от имперских органов управления. Как отметила автор, коллекция насчитывает 263 тома. Для XVI - начала XVII в. (это 80 томов) она охватывает практически все дела империи, в частности военные, административные вопросы, дипломатические сношения. Были обнаружены 1264 копии документов, прямо или косвенно касающихся Московии, Крыма, Кавказа и Центральной Азии. При этом подчеркивается, что, возможно, какая-то часть документов оказалась незамеченной исследователями (см. с. 37), т.е. работа даже просто по выявлению источников еще не закончена. Отмечено, что ни один из русских или советских историков не имел доступа к данным реестрам и с их стороны не было ни одной попытки оценить важность записей "Muhimme Defteri". Издатели казанского сборника дают к этому примечание, что с 1993 г. турецкие архивисты опубликовали 8 томов этой коллекции. Копии некоторых документов, относящиеся к истории Среднего и Нижнего Поволжья второй половины XVI в., Генеральным управлением государственных архивов Турецкой Республики были переданы архивному ведомству Республики Татарстан.

Кроме материалов из архива Basvekalet французские тюркологи работали также с отдельными документами из музея дворца Топкапы и архива этого музея.

В большинстве статей сборника (работы А. Беннигсена, Ш. Лемерсье-Келькеже, Э. Каррер д'Анкос, Э. Беннигсен, Ж. Вайнштейна, М. Бериндея) подробно освещаются попытки, исходящие от правителей Центральной Азии, возродить былые связи их региона с Европой и Средиземноморьем, шедшие ранее по северу Прикаспия и Причерноморья. В этих попытках они тщетно возлагали надежды на помощь Османской империи и всячески пытались привлечь ее внимание к этим территориям.

Известно, что уже с VIII в., после арабских завоеваний, торговый путь, связывавший Индию с Северо-Восточной Европой и Средиземноморьем, активно функционировал. Транзитная торговля обогащала города и оазисы Туркестана.

Элен Каррер д'Анкос в своей статье напоминает о времени, когда после резни и разрушений периода завоеваний монгольские правители установили свою власть на огромной территории и активно поощряли торговый обмен между западным миром, Китаем и Индией. Для Центральной Азии это время стало периодом процветания, но, уточняет французская исследовательница, "сво-

им процветанием данный регион был обязан своему положению, а не торговле" (с. 118), т.е. не собственному вкладу в тот товарообмен, который шел через их территорию, а тем, что обеспечивал безопасность, торговые склады, караван-сараи, содержание в порядке колодцев и т.п.

Кризис, поразивший в середине XIV в. весь тогдашний мир, серьезно сказался на развитии центральноазиатских стран. Распалась Монгольская держава, прекратились путешествия итальянских купцов в Китай и Индию. Небезопасными стали торговые пути через Иран. Обострилась борьба Генуи и Венеции за Тану, которая в начале XIV в. оказалась главным терминалом транзитного пути из Азии в Средиземноморье. Однако позднее нашествие Тимура (1395) и неоднократные набеги местных татарских правителей привели к тому, что и Тана (Азов) от международной посреднической торговли начинает переходить лишь к обслуживанию местной экономики своей ближайшей аграрной полукочевой периферии и торговле рабами. "Большая" торговля постепенно перемещается из Причерноморья в сторону Северной Африки, Египта, а потом и Нового Света (подробно см.: [Карпов, 1999, с. 220 - 237]).

Зная эти предшествующие события, можно по-другому рассмотреть события XVI в. Конечно, правители центральноазиатских государств хотели бы восстановить торговлю хотя бы по северному маршруту Великого шелкового пути и пытались прибегнуть в этом к помощи Османской империи, но это было уже не в их силах. Изменились геополитическая обстановка и вместе с нею международные торговые пути. Торговля в этом регионе перестала играть главную роль в политике государств. Постепенно угасала торговля Османской империи с ногайцами, ранее поставлявшими ей лошадей и другой скот. Как проследили А. Беннигсен и Ж. Вайнштейн (с. 340 - 364), новым торговым контрагентом ногайской торговли уже в 1520-е гг. становится Москва. Даже эмир Бухары Абдулла II, самый активный ходатай за вмешательство османов в решение проблем юго-востока Европы, в конце XVI в. вступил "на путь переориентации своих внешних связей и сближения с Московией". Попытки его направить торговлю по угасающему прикаспийско-причерноморскому пути и этим же путем пустить поток паломников в Мекку (ранее шедший по иранской территории) фактически свелись к нескольким малозначимым эпизодам. Отношения с султаном как с халифом становились "лишь формальными" (с. 137 - 139). Собственная торговля османов с севером (в том числе с Московским государством) шла через Польшу и Молдавию, минуя Причерноморье (об этом свидетельствуют данные, приводимые в статьях А. Беннигсена, Ш. Лемерсье-Келькеже - с. 314 - 340 и М. Бериндея - с. 376 - 386).

Французские исследователи ввели в научный оборот интереснейший материал и делают вывод, наиболее четко сформулированный Э. Каррер д'Анкос: "с 1588 г. Османская империя поворачивается лицом к Европе и перестает интересоваться Средней Азией". Завершилась "эра единства тюрко-исламского мира" (с. 138 - 139). Уяснение причин этого явления, как представляется, требует дополнительных размышлений. Констатация появления "двойного барьера шиитского на юге и русского в Астрахани" (с. 138)- лишь внешняя картина происходящих в регионе событий, суть которых этим не вскрывается. Более того, суннитско-шиитская вражда и ирано-османские войны в XVI в. скорее способствовали тому, что "тюркское единство" еще продолжало как-то сохраняться. Узбекские Шейбаниды при всей своей неудачливости в борьбе с Сефевидами были единственными возможными союзниками османов в войнах с Ираном, а северные для них земли Причерноморья, Предкавказья и Дагестана рассматривались ими в ходе этих войн как наиболее короткие пути для посылки османских войск из Крыма и северных Балкан к османо-иранскому фронту военных действий в Закавказье. Отсюда и поход османов на Астрахань, и желание прорыть канал между Доном и Волгой, и преобладание землекопов над воинами в армии, двинувшейся к Астрахани в 1569 г.

А. Беннигсен в своей статье о походе замечает: "Достаточно странно, но астраханский поход не оказал прямого воздействия на отношение между Москвой и Османской империей. 19 октября 1569 г. Боярская дума, возглавляемая царем Иваном, решила отправить в Стамбул посла Ивана Новосильцева, чтобы поздравить султана Селима II с восшествием на престол... Складывается впечатление, что Османская империя, в свою очередь, смирилась с поражением 1569 г., поскольку во время приема Новосильцева великим визирем турки не протестовали против русского присутствия в Астрахани и довольствовались лишь тем, что потребовали обеспечить свободное прохождение по Нижнему Поволжью для всех торговцев и паломников Центральной Азии" (с. 160 - 161). Конкретные материалы источников о самом походе 1569 г., его последствиях и постепенном отказе османов от северного направления своей экспансии приводятся в статьях Т. Гекбильгина, Ж. Вайнштейна, А. Беннигсена и М. Бериндея, Ш. Лемерсье-Келькеже, А. Беннигсена и Ш. Лемерсье-Келькеже.

Тюркский мир Восточной Европы после распада Золотой Орды был представлен Крымским, Казанским, Астраханским ханствами и Ногайской Ордой, занимавшей территории между Азовским и Аральским морями. После разгрома крымцами Большой Орды (1502 г.) ее улусы были уведены ближе к Крыму, и к югу от Московского княжества образовалось так называемое Дикое Поле. Между османскими владениями (в том числе и ее вассалом - Крымским ханством) и Московией не было территориального соприкосновения. Как подтверждают документы, выявленные французскими исследователями, до середины XVI в. османы не интересовались Нижним Поволжьем, ничего не зная об этом регионе (с. 92 - 93). Не замечается какой-либо озабоченности османских властей в 1552 г., когда "московитская опасность" нависла над Казанским ханством (с. 102). Эти сведения противоречат той картине, которая рисовалась для этого времени по российским источникам. В Москве явно опасались османского вмешательства. Подчеркивая эти расхождения, французские авторы объясняют его тем, что Московское княжество получало свою информацию о происходящем в тюркском мире, прежде всего, от Ногайской Орды, беи которой пытались всячески подчеркнуть свои якобы тесные связи с османским худавендигяром (правителем) и тем возвысить себя в глазах Москвы (см. в сборнике статью А. Беннигсена и Ш. Лемерсье-Келькеже, с. 86 - 115). Эти-то сведения и служат до сих пор основанием для глубоко укоренившихся в российской историографии утверждений о заинтересованности и даже руководящей роли Османской империи в борьбе тюркских ханств за ордынское наследство.

В действительности же османы воспринимали зачерноморские степи, как их называли в исламском мире - Дешт-и кипчак, как нечто отдаленное, не связанное с их собственными внешнеполитическими интересами. "Познаниями обо всех делах, касающихся этих областей", как говорилось в султанском распоряжении (хюкм) от февраля 1552 г., обладает лишь крымский хан, а поскольку "направление донесения нашему Порогу Счастья" о делах в этой отдаленной местности и ожидание ответа требуют много времени, хану разрешается самостоятельно решать проблемы пограничья и отношений с соседями, а "затем докладывать о принятых... мерах" (текст этого хюкма см.: с. 102 - 103). В другом приказе хана от того же 1552 г. уточнялось: "Вам были доверены все вопросы, касающиеся.., как дела Астрахани, ногаев, так и... [оставлен пробел]. Действуйте наилучшим и наискорейшим образом в части принятия мер", но не уводите войск из районов Озю (Очакова) и Аккермана (Белгорода Днестровского), "дела в этих землях являются наиболее важными" (с. 105). Итак, происходящее на северо-восточных границах тогда мало интересовало османские имперские власти, хотя хану предписывалось, чтобы "враги веры не познали победы" и владения Османской империи были "охраняемы и защищаемы от презренных неверных". Как справедливо отметил В. В. Трепавлов, "религиозная риторика... возмущение захватом "неверными" Казани и Астрахани, создание ими препятствий для паломничества неизменно присутствуют во всех посланиях к татарам, но это было лишь "эмоциональными высказываниями, не воплощенными в реальные политические действия"" (с. 10).

Между тем юг Восточной Европы переживал большие изменения не только в политическом плане. В основе этих изменений были перемены в природно-климатической сфере: сокращалась зона кочевничества, исчезало Дикое Поле, росла зона земледельческой культуры, перемещались кочевые сообщества, новую направленность получали торговые связи. Обратить вспять эти изменения было не под силу самым могущественным правителям. Все это заставляет по-новому взглянуть и на роль России в этом регионе. Приобретение ею Астрахани явилось следствием тех изменений, которые произошли к XVI в. в этом регионе, а не их причиной, как об этом порой утверждается в ряде статей французского сборника.

Наибольшую важность для российских властей в Астрахани представляли контроль за переправой через Волгу и таможенные сборы, что не мешало торговле, а организовывало ее, делало более безопасной от разбоя кочевых и полукочевых жителей астраханской округи (с. 24). В новых условиях, после Великих географических открытий, караванная торговля могла выжить, лишь сменив контрагентов, повернувшись на северо-восток Европы. Россия предоставила ей эту возможность.

Итак, еще раз подчеркну, что ни торговля (в том числе северными мехами, о чем пишут в своих статьях Э. Беннигсен, А. Беннигсен, Ш. Лемерсье-Келькеже, Ж. Вайнштейн, М. Бериндей), ни связи с Центральной Азией, ни конфронтация с Сефевидами не могли склонить Османскую империю обратить свою экспансионистскую политику на северо-восток. Эту ситуацию хорошо показали французские специалисты, но пока еще слабо учитывает российская историография.

И еще один вопрос, давно дискутируемый в нашей литературе: каков характер вассальных отношений, в рамках которых пребывало в составе Османской империи Крымское ханство? Определенная свобода внешнеполитических действий, предоставляемая османскими властями своим вассалам, порой вводила в заблуждение не только исследователей, зачастую ею обманывались и современники. Так, в XVII в. статус османского вассала считали для себя привлекательным многие украинские казачьи предводители. Их привлекали свобода правителей в решении внутренних проблем, имперская защита от внешних поползновений и возможность самим совершать некие внешнеполитические акции. Незамеченными оставались те рамки дозволенности, которые ставили своим вассалам османские имперские структуры, используя такие традиции региона, как заложничество, побратимство, аталычество (т.е. отдачу детей аристократических семей на воспитание в другие семьи, кланы и т.п.), а также поддержка межродового и межкланового соперничества, частая смена правителей, родственники которых всегда пребывали при султанском дворе и были готовы принять бразды правления. Результатом всего этого была социальная нестабильность в вассальных подразделениях, замедлявшая ход внутреннего развития, не позволявшая им противостоять центру, а во внешнеполитических акциях противоречить общеимперской политической направленности.

Особенности османского вассалитета, явно иного характера, чем такие отношения представлялись в Европе, до сих пор слабо изучены. Отсюда недоразумение в оценках, в том числе и статуса Крымского ханства. Французские историки неоднократно использовали такие выражения: "крымское ханство представляло собой грозную державу" (с. 68); "Гиреи правили как независимые государи" (с. 73) и т.д. И хотя отмечается, что с течением времени османское влияние становится все более ощутимым (с. 83), звучат обвинения в адрес классического труда о Крымском ханстве В. Д. Смирнова [Смирнов, 1887; 1889] в "османоцентризме", суть которого, как они определяют, "заключается в том, чтобы усматривать в Крымском ханстве лишь колониально-зависимую территорию Османской империи" (с. 68). Представляется [Орешкова, 2005], что в данном случае проскальзывает явное непонимание иной, неевропейской культуры международных отношений, так же как и взглядов на нее В. Д. Смирнова.

Восточный вассалит предполагал иные, не колониальные, формы связей между входящими в эти государственные образования территориями. Крымское ханство, подчинившись османам, смогло сохранить значительную часть государственного суверенитета. Как подчеркивает турецкий историк Х. Иналджик, "у Крымского ханства перед угрозой Сарая, который никогда и ни в коем случае не хотел признать его существование, не оставалось иного выхода, кроме как опереться на Османскую империю" [Inalcik, 1944, s. 210]. Османское покровительство означало для Крымского ханства возможность сохранения определенных форм государственного обособления. При этом не следует предполагать, что вассалитет был лишь "формальным", как его характеризует В. В. Трепавлов (с. 8). Он просто был иным, не европейским.

Зависимость ханства от османского государства подтверждают и имперские власти, и ханы, и их окружение. Это можно проследить по тем документам, которые анализируются французскими учеными. Так, Мехмед II извещает в одном из своих писем, что крымские правители "удостоились чести быть включенными в число тех, кто подчиняется нашему Порогу - прибежищу мира" (с. 74). Крымские же знатные люди в своих обращениях к султану постоянно подтверждали, что их "страна принадлежит нашему Счастливому Падишаху" (с. 63). Эту подчиненность и в то же время самостоятельность османских вассалов хорошо чувствовали власти Московии и Речи Посполитой Польской, что помогало им долгое время ладить со своими южными соседями. Об этом дают определенный материал документы, изучаемые Ж. Вайнштейном (с. 174 - 193). Однако сама суть крымского вассалитета пока еще ускользает от европейских исследователей.

Изучение османских источников и освоение материалов турецких архивов в настоящее время становится модным направлением работы российских историков, изучающих средневековье Восточной Европы. Публикация французских изысканий по этой проблематике дает им образец того, как следует работать с османскими материалами, и одновременно выдвигает новые проблемы, нуждающиеся в дополнительном исследовании.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Карпов С. П. Кризис середины XIV в.: недооцененный переворот? // Византин между Западом и Востоком. Опыт исторической характеристики. СПб., 1999.

Орешкова С. Ф. Некоторые проблемы крымско-татарской государственности. Приложение //

Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. до присоединения его к России. Т. 2. М., 2005.

Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. СПб., 1887.

Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. до присоединения его к России. Одесса, 1889. 2-е изд. Т. 1 - 2. М., 2005.

Inalcik H. Yeni vesikalara gore Kirim Hanligimn osmanli tabligine girmesi ve ahidname meselesi // Belleten. Ankara, 1944.

Kurat A.N. Turkiye ve Idil boyu (1569 Astarhan seferi. Ten-ldil kanali ve XVI-XVII yuzyil osmanh-rus munasebetleri). Ankara, 1966.

Permanent link to this publication: