13 - 14 октября 2008 г. в Институте востоковедения РАН состоялась Российская конференция арабистов. Ее целью было рассмотрение факторов, воздействовавших в исторической ретроспективе и влияющих в настоящее время на формирование в российском сознании образа арабского мира или в арабском - образа России, а также на осознание россиянами и арабами взаимной культурной инаковости, терпимое отношение к которой - одно из условий осуществления межкультурного диалога. Организаторы конференции исходили из того, что понимание проблематики, связанной с феноменом Иного и оппозицией "свой" - "чужой", позволяет проанализировать набор реальных сведений, а также мифов и стереотипов, определяющих взаимовосприятие, и выявить пути преодоления конфликтных ситуаций, в основе которых подчас могут лежать мифологизированные представления о Другом.

На конференции предполагалось рассмотреть импульсы, влияющие на представление о Другом, такие как эволюция российско-арабских культурных, религиозных, идеологических и политических контактов, изменение приоритетов в политике правящих и оппозиционных кругов и их отражение в средствах массовой информации, изменение геополитической роли арабского мира в международной политике, процесс трансформации культурных стереотипов в русле смены больших культурных стилей и т.п. Вместе с тем организаторы конференции ставили перед участниками задачу изучить набор понятий и оценочных критериев, с помощью которых создается образ, определить разброс бытующих в обществе различных мифологизированных представлений, уяснить соотношение литературной и простонародной традиций, а также роль привычных лингвистических форм, используемых при создании образа Другого.

Все эти вопросы до сих пор почти не разрабатывались отечественными арабистами, и конференция до известной степени была подступом к их изучению, что объясняет недостатки постановки и решения вопросов в некоторых докладах. Пожалуй, основной неудачей, вытекающей из слабой привычки к рефлексивному мышлению¹, стал акцент на описание реалий культуры или политических институтов той или другой стороны, а не на анализ восприятия сознанием этих реалий.

Заседания первого дня открыл сопредседатель оргкомитета конференции директор ИСАА МГУ М. С. Мейер. Он отметил важность и своевременность обращения к означенной теме и рассмотрел некоторые возможные подходы к ее изучению. В частности, по его мнению, в процессе непосредственных контактов нередко можно обнаружить смягчение утвердившихся в сознании жестких стереотипов, ослабление неприязни к иноверцу, о чем свидетельствует, например, паломническая литература. Вместе с тем на восприятие чужих реалий воздействуют изменения в собственной культуре. Так, под влиянием арабских мусульманских реформаторов XIX в. принципы джихада, разделяемые североафриканским обществом, начали сменяться интересом к опыту модернизации в России. Для уяснения культурной инаковости, как показали наблюдения Т. Ю. Кобищанова, плодотворно сопоставление взглядов друг на друга или оценок одних и тех же событий представителей разных культур. М. С. Мейер привлек внимание участников конференции к роли повторных социологических опросов как одного из современных способов выявления динамики восприятия Другого.

Пленарное заседание открылось докладом З. И. Левина (ИВ РАН) "О механизме кросскультурного взаимодействия", в котором рассматривалось значение межкультурных контактов для формирования представлений о Другом. Докладчик констатировал, что наибольшая степень взаимопонимания² может быть достигнута лишь между обществами одного цивилизационного ареала и к тому же находящимися на одном уровне социально-экономического развития. Вопреки происходящей глобализации и планетарной стандартизации, по мнению З. И. Левина, в мире сохраняется "порог возможной аккультурации", вследствие чего маловероятен синтез восточной и западной культур. Следовательно, заключил докладчик, ускорение процесса сближения между народами возможно прежде всего на почве осознания общих интересов, а это требует от общества воли к познанию и пониманию Другого.

¹ Не является ли слабость рефлексивного мышления следствием долгого господства в науке позитивизма и догматизма?

² По нашему мнению, в данном случае речь может идти о восприятии Другого, основанном в наибольшей степени на знании реалий и максимальной терпимости к его инаковости.

В докладе "Ислам в русской традиции: образ и событие" Ю. В. Любимов (ИВ РАН) исходил из положения о том, что Образ интенсивно конструируется в условиях взаимных контактов. Поскольку контакты с арабами на Руси были слабыми, то и представление об арабском мире и исламе возникло у народов, проживавших на территории Руси, относительно поздно и преимущественно под воздействием европейских, главным образом византийских, стереотипов, несущих на себе печать христианско-мусульманского противостояния. Враждою было окрашено отношение этих народов к мусульманским соседям. Однако по мере вхождения в состав Московского государства/России территорий с мусульманским населением на их геополитическом пространстве возникло тесное мирное соприкосновение христианского и мусульманского народов, а в кругах политической элиты постепенно утверждалось осознание необходимости ведения диалога с подданными-мусульманами. Это влияло на смягчение образа ислама среди россиян, что отразилось на конструировании и образа арабов. Но сегментарность и специфический характер контактов с арабским миром (церковные связи, паломническая традиция, политика Императорского Православного палестинского общества - ИППО) способствовали сохранению традиционного противостояния.

Третий пленарный доклад "Россия как инокультурный ареал в арабской традиции" М. А. Родионова [МАЭ (Кунсткамера) РАН] был представлен тезисами, основное положение которых заключалось в утверждении, что арабский этнический стереотип восприятия Руси/России сложился под воздействием общегеографических представлений средневековых арабов о детерминирующем влиянии на человека климата ("южного" или "северного"). Анализ арабской письменной и устной традиции показывает, что и в наше время образ и топос России отчасти строится с помощью утвердившегося стереотипа, часто игнорирующего конкретный опыт. В результате, по мнению М. А. Родионова, "образ России нередко репрезентируется в арабской традиции по законам "перевернутого мира" как некое экзотическое пространство, культурные правила которого противоположны "своим". Переиначивая Э. Саида, такой конструкт можно назвать восточным "оксидентализмом"".

Ссылка на Э. Саида вызвала развернутую реплику Т. А. Елистратовой (Представительство изд-ва Кембриджского ун-та), которая отметила, что в отечественной востоковедной литературе было уделено мало внимания взглядам Э. Саида. Между тем обращение к теме образа Другого до известной степени было подготовлено этим мыслителем, открывшем, по сути, новый этап в востоковедных исследованиях. Уже в 1970-х гг. он заговорил о том, что образ Востока в западной науке отражал видение Запада, во многом ориентированное на собственную самоидентификацию. При этом происходила известная подмена - Запад выдавал "свое" за восточное. Западные ученые подчас писали о Востоке то, что хотели в нем видеть, а не то, что было в реальности. Он упрекал западных ученых в излишней политизированности их представлений о Востоке, что служило интересам империалистической экспансии. Иными словами, Э. Саид посягнул на основы западных исследований и вызвал бурю протестов.

Поскольку дихотомия представлений "Восток-Запад" оказала и продолжает оказывать влияние на осмысление образа Другого, то на конференции логично прозвучал доклад "Восток и Запад в культурно-философской традиции" Н. Г. Романовой (ИВ РАН). Докладчик напомнила, что противопоставление обществ Запада и Востока возникло еще в античную эпоху. В европейской традиции этот дихотомический способ познания употреблялся преимущественно для упорядочения накопленной информации. Взгляд, согласно которому Запад и Восток представляют два различных типа устроения общества, утвердился в науке только к началу XIX в. первоначально у немецких романтиков (Ф. Шлегель, Ф. Шеллинг). И хотя постепенно растущая информация меняла отношение к этому построению, лишь в XX в. идею дуалистического противопоставления Востока и Запада открыто отвергли О. Шпенглер, Питирим Сорокин и А. Тойнби. К концу века ряд арабских ученых, прежде всего Э. Саид и А. Абдель-Малек, заговорили о необходимости нового типа многомерного анализа. По мнению Н. Г. Романовой, осмыслению многообразия исторического процесса благоприятствует диалог культур, в процессе которого осуществляется познание Другого, осознание общности человечества, понимание собственной идентичности, ибо, по словам М. М. Бахтина, культура диалогична по своей природе, а диалог - способ бытия культуры, выражающий ее сущность. Свой доклад Н. Г. Романова завершила рассмотрением взглядов В. C. Библера, развивающего учение Бахтина. Согласно Библеру, в современном процессе формирования универсального мышления происходит поиск возможностей сосуществования на едином человеческом пространстве разных культурных типов.

Заседание исторической секции началось с доклада Д. Е. Мишина (ИВ РАН) ""Остров русов" в произведениях средневековой мусульманской географии". По его мнению, средневековые мусульманские географические произведения из-за своей ориентированности на предоставление читателю

сведений о различных странах и народах являются важным источником формирования образа Другого. Однако следует учитывать фрагментарность содержащихся в них сведений (Ю. В. Любимов называет это "сегментарностью", т.е. предоставлением данных об отдельных этнических сегментах, а не этносах в целом) и возможность их искажения в процессе многовековой передачи. Д. Е. Мишин посвятил выступление интерпретации сведений об "острове русов", которые содержались в "Анонимной записке", сообщавшей данные конца IX в., дошедшие до нас в более поздних компиляциях, исказивших первоначальную информацию. Докладчик предложил свое решение двухвекового научного спора вокруг вопроса о местоположении острова и этнической принадлежности русов. Уже в статье, написанной по теме доклада, Д. Е. Мишин склонился к локализации острова на озере Меларен в современной Швеции и Бирке как поселении русов на этом острове, полагая, согласно норманнской теории, что русами названы в записке норманны.

Оппонентом концепции Д. Е. Мишина выступила Е. С. Галкина (МПГУ), отстаивавшая одно из распространенных в науке представлений о том, что речь идет о русах-славянах, расселившихся между Волгой и Доном.

Доклад С. А. Кириллиной (ИСАА) "Святая Земля в русских паломнических описаниях XVI-XVIII столетий" был посвящен одному из важнейших жанров древнерусской литературы, передающему, помимо религиозно-символических, уникальные сведения, "лежащие за границей хрестоматийных паломнических интересов" (о религиозных культах, нравах, обычаях, ментальности местного населения, диковинках и курьезах). По словам докладчика, характерными особенностями этой литературы были информативная неравнозначность различных хождений, устойчивое сохранение стереотипов описания, восприятие ислама как еретического и враждебного христианству учения. Наиболее содержательными с точки зрения передачи реалий являлись поздние паломничества (XVI-XVIII вв.), которым присуща и неоднозначная оценка ислама (наряду с демонизацией его образа, восхищение мусульманской архитектурой, декоративным искусством и т.п.).

В докладе "Некоторые предметы русского богослужебного обихода в восприятии представителей Антиохийского патриархата в середине XVII в." Д. Г. Давидежо (Музеи Кремля) рассмотрел отношение восточных православных иерархов к пришедшему из католичества в русскую богослужебную практику использованию колоколов (в восточной церкви - била) и помещению в русские храмы деревянных скульптур. Сведения об этом содержатся в описании Павла Алеппского посещения патриархом Макарием Москвы (1654 - 1656) и в дошедших до нас менее известных данных о его вторичном приезде в 1666 - 1668 гг. В результате анализа этих источников докладчик пришел к выводу о том, что если традиция колокольного звона на Руси к тому времени прижилась и перестала вызывать у восточных иерархов западнохристианские ассоциации, то наличие деревянной скульптуры в храмах по-прежнему напоминало им чуждые православию Востока богослужебные традиции. Все это говорит, по мнению Д. Г. Давиденко, о внимании православных арабов к русским богослужебным традициям и высоком авторитете обеих церквей в глазах друг друга.

В докладе "Российская экспедиция в Восточное Средиземноморье 1769 - 1774 гг. в восприятии сирийских современников" Т. Ю. Кобищанов (ИСАА) ввел в научный оборот сообщения арабских хронистов о двух осадах Бейрута русским флотом, осуществленных в ходе русско-турецкой войны. Эти материалы свидетельствовали, по мнению докладчика, о том, что в сознании арабских хронистов превалировали представления о государственном подданстве над этническими и религиозными различиями, так как и христиане, и мусульмане видели в осаждающих только "московитов", не различая среди них русских и находящихся на их службе греков и арнаутов (албанцев). Религиозные симпатии к "московитам" проявил лишь дамасский христианин Брейк, связав действия флота с надеждой на освобождение от османского владычества. Т. Ю. Кобищанов допускает, что эти настроения были распространены и шире, но сохранялись в тайне, о чем можно судить по жестоким преследованиям после войны Ахмедом Джеззаром тех сирийцев, которых обвиняли в сотрудничестве с россиянами. Однако в целом господствовало отрицательное восприятие хронистами действий "московитов", подвергших страданиям жителей Бейрута. Вместе с тем политическое взаимодействие арабской правящей элиты с русским флотом отмечалось хронистами вне мусульманской дидактики, т.е. обвинения в нарушении джихада.

В докладе И. М. Смилянской (ИВ РАН) "Влияние больших культурных стилей на формирование в сознании россиян образа арабского мира" рассматривалось воздействие дискурсов барокко, Просвещения и романтизма на восприятие россиянами арабов Машрика. По мнению докладчика, средневековое русское сознание в силу религиозной ориентированности на потустороннюю жизнь было сосредоточено на освоении паломниками Святой Земли как центра Вселенной и прообраза Царства Божьего. Они воспринимали арабский мир в образах ветхозаветной и новозаветной истории. Под

влиянием обмирщения культуры, происшедшего в эпохи Возрождения и барокко, картина мира стала усложняться, включив в этот символический образ реальные представления и смягчив отношение к исламу. В эпоху Просвещения секуляризация сознания образованной части общества, возникновение культа имперской власти и становление национального сознания, полагает И. М. Смилянская, породили геополитическое мышление и стремление к политическому и культурному освоению мирового пространства. Это - время познавательных и разведывательных путешествий, составления атласов, энциклопедий, словарей, переводов соответствующей западноевропейской литературы. И, хотя риторика официальной российской пропаганды сохраняет антимусульманскую направленность, военно-политические и дипломатические контакты с арабской политической элитой уже стирали демонические черты с постепенно обретающего реальный образ арабского мусульманского мира. В эпоху романтизма широкое распространение получает ориентализм с его убеждением, согласно которому Востоку имманентно присущи специфические черты. Это вызвало к жизни новые представления и формы описания арабского мира. Реализм в литературе и искусстве совпал со становлением научных методов воссоздания арабского образа и, возможно, с усилением идейно-политических факторов, влияющих на этот процесс.

В докладе "Русско-османское противостояние в восприятии марокканцев (XVIII-XIX вв.)" В. В. Орлов (ИСАА) обратил внимание на слабую осведомленность о России ("московитах") в Марокко вплоть до конца XIX в., а также на различия в отношениях к "московитам" марокканского простонародья и элиты и на заметные колебания в восприятии России элитой. Враждебное отношение к России с конца XVIII в. было порождено марокканским опытом длительного исламско-христианского противоборства в ходе европейской агрессии в Марокко и вызвано чувством мусульманской солидарности с Османской империей, терпевшей поражения в русско-турецких войнах. Тем не менее трезвый расчет марокканских правящих кругов способствовал открытию в 1770 - 1780-х гг. переговоров о российско-марокканском договоре. Соперничество марокканского государства с Османской империей за влияние в мусульманском мире, обосновываемое происхождением марокканской правящей династии (в отличие от османской) от пророка Мухаммада, рождая чувство ревности к Стамбулу, вызвало у политической элиты конца XIX в. симпатии к российским победителям в русско-турецкой войне 1877 - 1878 гг. Признание Россией независимости марокканского султаната в 1897 г. и позиция российской дипломатии в "марокканском вопросе", по словам В. В. Орлова, внесли вклад "в становление новых стереотипов взаимного восприятия элит Дальнего Магриба и Российской империи".

Тему В. В. Орлова продолжила М. А. Сапронова (МГИМО) в докладе "Динамика представлений о странах Северной Африки в путевых заметках русских путешественников и военных обзорах представителей Генерального штаба XIX века". По ее оценке, эти сведения подчас несли печать европоцентризма, романтического увлечения восточной экзотикой и, как правило, сочувствия к освободительной борьбе арабов. Во второй половине XIX в. отмечается особый интерес со стороны России к организации французского колониального управления (объясняемый попытками российской бюрократии использовать французский опыт в управлении Кавказом. - И. С, Н. Р.).

Доклад М. Ф. Видясовой (ИСАА) и Нежмеддина Каздагли (Ин-т языков при Карфагенском ун-те, Тунис) "Представления о Российской империи тунисских современников и образ Туниса в поэзии Серебряного века", представленный в письменном виде, содержал сопоставление тунисской и российской традиций взаимного восприятия. Создатели тунисских хроник XVIII - середины XIX в., первыми упоминавшие о России (Вазир ас-Сарадж, Ахмед бен Диафа), придерживались "типичного для ревностного мусульманина взгляда" на русско-турецкие войны и роль в них России. Однако тунисский просветитель и реформатор Хайраддин-паша предоставил уже довольно точные и обширные сведения о внутреннем положении России. Но и он, и хронист второй половины XIX в. Мухаммед Байрам аль-Хамис оценивали строй России как "абсолютный деспотизм". Негативное отношение простонародья к России обнаружилось в период русско-японской войны. В российской традиции ранние и обстоятельные сведения о Тунисе появились в конце XVIII в. (М. Г. Коковцов). Оживление интереса к Тунису наблюдалось в российской журналистике 1880-х гг. и характеризовалось сочувственным отношением к этой жертве французской экспансии. В российской литературе конца XIX - начала XX в. отмечалась тенденция к романтическому восприятию Туниса (Андрей Белый).

Доклад А. В. Сарабьева (ИВ РАН) "А. Е. Крымский и Арабский Восток: восприятие сердцем и беспристрастный научный анализ" содержал оригинальную попытку реконструировать эволюцию научных представлений ученого об особенностях арабской культуры. Он рассмотрел процесс воссоздания в сознании ученого благодаря контактам с ливанскими образованными и простонародными кругами арабского этнического образа. Докладчик обратил внимание на то, как на пути познания

А. Е. Крымский преодолевал утвердившиеся в науке стереотипы представлений об арабах и арабской культуре. (Добавим, что результатом усилий Крымского стала неповторимая по степени проникновения в существо предмета "История новой арабской литературы". - И. С., Н. Р.)

Представленный тезисами доклад Д. Ю. Арапова (МГУ) "Халифатский фактор в отечественной политике на мусульманском Востоке в конце XVIII - начале XX в." был посвящен трем историко-политическим эпизодам российской внешней политики, связанным с проблемой халифата.

Один из них относился к признанию Россией, первой из великих держав, по условиям Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. претензий османских султанов на пост халифа - духовного предводителя всех мусульман-суннитов, и формальной отмене этой статьи договора в 1783 г. Второй эпизод связан с ослаблением значения власти султанов после Младотурецкой революции и с британскими планами возродить Арабский халифат. Русская политическая элита готова была противостоять британским планам. Наконец, в начале 1920-х гг. вопреки официальной критике идей панисламизма и института халифата Коминтерн, по словам докладчика, попытался "захватить институт халифата" в свои руки, с чем было связано приглашение в Россию Энвер-паши. После провала этой операции деятели Коминтерна и советского правительства, по заключению Д. Ю. Арапова, "с заметным удовлетворением встретили упразднение Кемалем Ататюрком в 1924 г. института халифата".

Хотя доклад Д. Ю. Арапова, казалось бы, не был непосредственно связан с темой конференции, однако, думается, он затронул вопрос об использовании разными политическими силами исламской солидарности и имиджа ислама в политической игре, чреватой усилением религиозного противостояния.

А. З. Егорин (ИВ РАН) в докладе "Россия и Египет: динамика взаимного восприятия (XIX-XX вв.)" отметил актуальность для современного мира темы, рассматриваемой на конференции, и сохраняющуюся потребность в изменении некоторых стереотипов взаимного восприятия. По мнению докладчика, современный опыт показывает, что на формирование адекватного образа влияет не столько политика правящих кругов, сколько культурное взаимодействие. Докладчик обратился к историческому опыту российского и египетского взаимного общения. Он отметил вклад великих русских писателей в формирование в России доброжелательного отношения к носителям исламской культуры, роль в культурном обмене широкой консульской службы, существовавшей в России до 1917 г., и таких культурных и экономических институтов, как ИППО и Российское общество пароходства и торговли. В заключение А. З. Егорин сообщил о некоторых современных совместных российско-египетских культурных проектах.

Сообщение А. Н. Хохлова (ИВ РАН) "Имидж России в Палестине и Сирии в период русско-японской войны 1904 - 1905 гг. (сбор средств для российских воинов на Дальнем Востоке)", основанное на материалах Архива внешней политики Российской империи, свидетельствует о том, что, по крайней мере, православное население Машрика относилось сочувственно к русским жертвам в войне. В первую очередь это чувство разделяли учащиеся школ ИППО, среди которых развернулось движение за сбор денежных и материальных средств в пользу пострадавших.

Заседание 13 октября завершилось выступлением аспирантки Института русского языка РАН, тунисской исследовательницы Трабелси Хайфы "Социально-лингвистический портрет русских в Тунисе". Она сосредоточила свое внимание на социологических и лингвистических обследованиях в Тунисе, позволяющих создать образ русской диаспоры, образовавшейся из выходцев из СССР и России, для которых родным является русский язык. Эта диаспора состоит преимущественно из молодых, трудоспособных женщин, живших ранее в больших, преимущественно российских, городах, где учились арабские студенты. Из них более 90% имеют высшее и среднее образование, преобладают педагоги, инженеры, медики. Большинство вносит вклад в культурную и производственную жизнь Туниса, имеет в среднем троих детей и не заводит новые семьи. Они терпимо относятся к влиянию на русский язык местных языков, охотно воспринимают элементы местной невербальной речи.

При обсуждении доклада Трабелси Хайфы отмечалось, что для полноты картины в докладе недостает оценки тунисцами этих черт русских женщин.

В ходе обсуждения докладов была высказана мысль об условности понятия образа араба или россиянина. Скорее речь может идти о тенденциях формирования подобного образа, к тому же происходившего по-разному в разных кругах общества.

Второй день конференции был посвящен анализу парадигм взаимного восприятия арабского мира и России в современном контексте. Открыл заседание сопредседатель конференции заведующий Центром арабских исследований ИВ РАН В. В. Наумкин. Он подчеркнул, что сегодня проблема взаимного восприятия представителей различных культур приобретает особое значение. От умения понять и принять Другого, от степени нашей толерантности зависит выживание мирового сооб-

щества. Все культуры и цивилизации подверглись столь сильному смешению и взаимовлиянию, что говорить об их непримиримой обособленности - очевидная фикция. Межцивилизационный диалог - единственно возможная стратегия выживания мирового сообщества в эпоху глобализации. Познание специфики самосознания его участников и присущей им культурной инаковости является важнейшей целью такого диалога. В связи с этим, отметил В. В. Наумкин, заявленная тема представляется чрезвычайно интересной и актуальной, что показали в своих докладах и развернувшихся дискуссиях участники конференции.

В докладе "Социально-политическое развитие арабского мира и России на рубеже XX-XXI вв." Б. В. Долгов отметил, что в последние годы эволюция социально-политической сферы арабского мира естественным образом повлияла на взаимоотношения и взаимное восприятие арабо-мусульманских стран и России, где в этот период также произошли кардинальные изменения в государственно-политическом строе, идеологии и общественном сознании. По мнению автора, проблему взаимного восприятия стран Арабского Востока и России можно рассматривать в двух ракурсах - политическом и социокультурном. В политическом плане позиция арабских стран, пытающихся стать региональными "центрами силы", и позиция России, которая надеется вернуть себе положение одного из мировых "центров силы", достаточно близки. Можно говорить о начале процесса определенного сближения и восприятия друг друга в качестве партнеров для уравновешивания других "центров силы".

Анализируя проблему, автор констатировал, что в социокультурном плане наше восприятие более сложно в силу неоднородности российского социума. Часть его воспринимает арабо-мусульманский мир как цивилизационно чуждый, хотя в российском обществе есть сегменты не только мусульманские, видящие в арабских странах естественных союзников. По мнению автора, демократизация представляется магистральным путем дальнейшей социально-политической эволюции стран Арабского Востока. Мусульманским обществам придется найти свою форму демократического устройства, наиболее приемлемую и соответствующую историческим традициям. И здесь чрезвычайно важным представляется качественный и социальный состав конкретного общества, а также наличие в нем "критической массы" граждан, обладающих достаточным уровнем образования, материального достатка, политической и демократической культуры. И это относится не только к мусульманским странам. В конечном счете, на взаимовосприятие России и арабского мира влияет также достаточно сложный глобальный процесс межцивилизационного взаимодействия.

Тему, начатую Б. В. Долговым, продолжил А. Б. Подцероб (ИВ РАН) в докладе "Россия в представлении арабов. Политические аспекты". Автор отметил, что на Ближнем Востоке и в Магрибе России отводят роль силы, придающей более сбалансированный характер взаимоотношениям великих держав на региональной арене и выступающей в какой-то мере в качестве противовеса Соединенным Штатам. В регионе положительно воспринимаются усилия Москвы по содействию палестино-израильскому мирному процессу, ее позиция по Ираку, неприятие политики "двойных стандартов", стремление к закреплению за ООН центральной роли в международных отношениях. Арабы позитивно встретили возобновление нами военно-технического сотрудничества, в частности с Сирией и Алжиром, наращивание торгово-экономических связей со странами региона. В то же время проведенный профессором М. ат-Тауфиком в 1991 - 2003 гг. опрос 2 тыс. студентов Рабатского университета им. Мухаммеда V показал, что у 48% из них современная РФ ассоциировалась с нищетой, преступностью и алкоголизмом, хотя при этом 52% полагали, что она остается великой державой, а 53% заявили, что ценят литературу, театр, искусство России в целом. Вместе с тем арабы считают, что мы близки им по национальному характеру, восприятию жизни, реакции на происходящие события.

В. М. Ахмедов (ИВ РАН) выступил с докладом "Армия в этнорелигиозных конфликтах на Ближнем Востоке. Политические императивы эволюции образа "светского национально-ориентированного офицера"". Хотя и не имеющий прямого отношения к теме конференции доклад, в котором автор рассмотрел современное положение армии на Ближнем Востоке, вызвал большой интерес и многочисленные вопросы у слушателей. Большинство ученых приходят к выводу, что военная подготовка, обучение, чувство коллективизма способствуют постепенному формированию национального, светского мировоззрения среди офицеров. По мнению автора, успешные действия военных в урегулировании этнорелигиозных конфликтов во многом определяются мобилизационной моделью общественно-политического устройства, либо типом правящего режима в виде военно-гражданской коалиции, либо конфессиональной однородностью населения, благоприятным балансом региональных сил и отсутствием прямого вмешательства извне. Сегодня, отметил В. М. Ахмедов, под влия-

нием реформ и процесса политической модернизации меняется и степень вовлеченности армии в политику, и объем власти, находящейся в руках военных.

О. П. Бибикова (ИВ РАН) в докладе "Ближний Восток и Россия: кросскультурный процесс послевоенного времени" отметила, что решающее значение для формирования арабо-российских отношений имел послевоенный период. В качестве основных свойств, сближающих наши народы, она выделила коллективистский тип национального характера, мультиконфессиональность, общий взгляд на развитие международной ситуации и очевидное стремление сохранить идентичность в эпоху глобализации. Именно в этих особых свойствах докладчик видит предпосылки взаимопонимания наших народов в XXI в. В качестве основных факторов, оказавших ключевое влияние на формирование позитивного восприятия русских в Сирии и Ливане в XX в., автор выделила прежде всего победу Советского Союза во Второй мировой войне, позицию СССР во время тройственной агрессии (1956), экономическую помощь и содействие в подъеме экономики, поддержку левых партий и организаций арабских стран, помощь в подготовке квалифицированных специалистов, культурное влияние (деятельность ССОД и других учреждений, знакомство с нашей литературой и кинематографом), а также личные контакты (в том числе смешанные браки). Автор, много времени проработав в Советском культурном центре в Бейруте, подчеркнула важность для арабских стран личных контактов с Россией, которые могут способствовать мобилизации механизмов социально-психологической защиты, в условиях глобализации, рассматривающейся как необходимое средство сохранения собственной культуры и идентичности.

На конференции были зачитаны тезисы доклада ДР. Жантиева "Трансформация образа России в арабских СМИ (90-е гг. XX - начало XXI в.)". Автор отметил, что наблюдавшееся в последнее время ослабление политических и экономических связей между Россией и арабским миром весьма негативно сказалось на трактовке образа России в арабских СМИ. Этому способствовало и свертывание сети российских корреспондентских пунктов за рубежом, и отсутствие корпунктов арабских СМИ в России. Постепенно стабилизация внутриполитической и экономической обстановки в России, активизация усилий российской дипломатии начали создавать новый информационный фон для арабской прессы и ТВ. Репортажи об успехах России все чаще появляются на ведущих арабских телеканалах ("Аль-Джазира", "Аль-Арабийя"), открывших постоянные корпункты у нас в стране. Большое значение играет и недавно созданный российский спутниковый телеканал "Русия аль-яум" ("Россия сегодня").

Р. Г. Ланда (ИВ РАН) в докладе "Переходный период 1990-х гг. в Алжире и России: сходства и различия" напомнил участникам конференции основные даты истории российско-алжирских отношений, подробно остановившись на взаимных стереотипах того времени. Советская Россия стала для алжирцев союзником в антиколониальной борьбе. Победа над фашизмом еще больше усилила интерес и уважение к нам со стороны алжирцев. После 1954 г. (дата обретения Алжиром независимости) наши связи стали еще более тесными. В Алжире работало огромное количество советских специалистов. Ввод советских войск в Афганистан, пассивность СССР во время войны в Персидском заливе - наряду с объективными экономическими трудностями в обеих странах привели к взаимному охлаждению и свертыванию отношений. В начале 2008 г. автор присутствовал в Алжире на международном коллоквиуме, посвященном проблематике переходного периода 1990-х гг. в Алжире и в России, где было отмечено, что в обеих странах он имеет много сходных черт (роль государства, партии, армии, централизованного планирования в сфере экономики и пр.), а "во главу угла следует поставить историческую синхронность этого процесса". Говоря об отличиях, алжирские участники главными назвали "культурные модели, среди которых первое место заняли религиозные ценности - ислам, рамадан, паломничество, мусульманские праздники". По мнению автора, увиденное им доказало, что Алжир как никогда открыт для научного и культурного диалога, не так уж от нас далек и по-прежнему хранит благодарную память о нашей дружбе и совместных достижениях. Не идеализируя ситуацию, можно сказать, что у нас отличные перспективы для возрождения всестороннего сотрудничества на новых основах и для углубленного взаимопонимания между нами.

Е. С. Мелкумян (ИВ РАН) рассмотрела отношения между Россией и Саудовской Аравией, а также использование исламской проблематики в политическом дискурсе обоих государств. Она отметила, что, несмотря на то что дипломатические отношения между двумя государствами были восстановлены еще в 1990 г., прочной базы для развития взаимных контактов не существовало как в советское время, так и в первые годы жизни Российского государства. Россия была недовольна действиями саудовского королевства, проводившего активную политику по восстановлению связей с мусульманским населением нашей страны. Война в Чечне еще больше обострила отношения между странами.

В результате главным критерием формирования образа Другого - образа России, образа Саудовской Аравии стало прежде всего отношение к исламу. Изменения в отношениях между странами начались с 2000 г., когда в речах В. В. Путина появились замечания о лидирующей роли Саудовской Аравии в арабо-мусульманском мире. В ответ Саудовская Аравия выразила свое удовлетворение фактом вступления России в качестве наблюдателя в Организацию Исламской Конференции. По мнению докладчика, и Россия, и Саудовская Аравия использовали исламскую проблематику как для создания негативного образа, так и для стимулирования взаимных отношений.

После заслушанных докладов была развернута дискуссия, еще раз доказавшая важность изучения динамики процесса взаимного восприятия Арабского мира и России.

Permanent link to this publication: