|
Читальный зал: |
|
|
(1902-1968)
Американский литературовед С. Мартин несколько лет тому назад
издал книгу "Писатели Калифорнии", которую он посвятил "горстке
выдающихся писателей, появившихся в Калифорнии за весьма короткий
период ее истории". С. Мартин считает, что "Калифорния на сегодня
произвела двух великих романистов - Джека Лондона и Джона Стейнбека и
одну серьезную литературную школу - так называемых "тертых калачей".
"Тертыми калачами" он называет известных писателей детективного жанра -
Дашиелла Хамметта, подвергшегося гонению и аресту в годы маккартизма,
Джеймса Кейна и Раймонда Чандлера.
Советским читателям хорошо известны произведения ряда
аалифорнийцев - рассказы, повести и роман певца Ревущего Стана Фрэнсиса
Брег Гарта, романы разоблачителя "спрута" калифорнийских монополий
Фрэнка Норриса, рассказы Амброза Бирса. Но, безусловно, следует
согласиться с С. Мартином, что двумя великими
романистами-калифорнийцами, снискавшими себе мировую славу, являются
только Джек Лондон и Джон Стейнбек.
История переселения семейства Стейнбеков в Калифорнию преисполнена
приключений и романтики. Дед писателя по отцовской линии Джон Адольф
Гросстейнбек происходил из Дюссельдорфа в Германии. В молодости вместе
с братом, сестрой и ее мужем он решил переселиться в Иерусалим. В эти
же края отправился из штата Массачусетс и прадед писателя по
материнской линии Диксон с женой, двумя сыновьями и тремя дочерьми.
Братья Гросстейнбеки познакомились с семейством Диксонов по печальному
поводу: они делали гроб для одного из сыновей Диксона, умершего от
туберкулеза. Вскоре оба брата женились на старших дочерях Диксона.
Пребывание в Иерусалиме не принесло успеха обеим семьям, я они
решают, по совету Диксона, отправиться в Америку.
Дед писателя Джон Адольф с молодой женой Альмирой сначала
обосновался в Новой Англии, а незадолго до начала гражданской войны
перебрался во Флориду, где и родился отец писателя Джон Эрнст. В это
время отца семейства призвали в армию южан, но он дезертировал и бежал
на Север, где находились родственники его жены. Ему удалось
организовать переезд в Новую Англию и Альмиры с маленькими сыновьями.
Он теперь сократил свою фамилию до Стейнбек и через несколько лет со
всем семейством отправился в Калифорнию, купил участок земли, занялся
поначалу скотоводством и выращиванием фруктов, а затем построил
мельницу.
Отец писателя выучился на бухгалтера и работал на небольших
местных предприятиях бухгалтером и управляющим. Жил он с семьей в
небольшом городишке Салинас в долине реки с тем же названием в солидном
двухэтажном доме, в котором в четверг 27 февраля 1902 года и родился
его третий ребенок - сын, названный в честь отца также Джоном Эрнстом.
Детские и юношеские годы Джона прошли в отцовском доме. Зимой он
ходил в школу, а в свободное время катался на собственном пони или на
велосипеде. По вечерам отец или мать читали вслух Джону и трем его
сестрам интересные книги - "Остров сокровищ" Р. Стивенсона, "Три
мушкетера" А. Дюма, "Роб Рой" В. Скотта. Но больше всего юный Джон
любил сказки, легенды и предания. Его любимым чтением были греческие
мифы и средневековая эпопея Т. Мэлори "Смерть Артура".
Лето Стейнбеки обычно проводили на берегу Тихого океана в рыбацком
поселке Пэсифик-Гроув, где у них был скромный дачный домик. Джон целыми
днями купался, загорал, во время отливов разглядывал в лужах морской
воды раковины моллюсков, водоросли. Каждое лето Джон на пару недель
ездил на ранчо Тома Гамильтона, брата матери. Если на побережье дул
прохладный бриз, часто бывали туманы, то здесь целыми днями нещадно
палило солнце. Джон помогал ухаживать за лошадьми и коровами, работал
на огороде. В свободное время он укрывался в кустах за домом и
вслушивался в шум воды, стекающей по небольшому ручью. Впоследствии он
опишет это ранчо в серии рассказов "Рыжий пони".
В детстве Джон не отличался ни особыми успехами в школе, ни
прилежанием и трудолюбием, он был своенравным, упрямым и ленивым
ребенком. "Прямо-таки и не знаю, что и думать о Джоне, - сокрушалась
его мать. - Он будет или гением, или же пустышкой". Обычно он держался
в стороне от детских компаний и по-настоящему дружил только со своей
младшей сестрой Мэри, с которой часто переговаривался с помощью
заученных архаичных слов из книги Т. Мэлори. Несмотря на то, что она
была младше Джона, Мэри частенько выручала его из беды, выступая в его
защиту. В старших классах Джон читал серьезные книги - "Преступление и
наказание" Ф. Достоевского, "Мадам Бовари" Г. Флобера, "Потерянный рай"
Дж. Мильтона. "Я помню их не просто как прочитанные книги, - говорил
впоследствии Стейнбек, - а как события, случившиеся в моей жизни".
В те времена в Салинасе никто не выписывал никаких журналов, так
как это считалось пустой тратой денег. Стейнбеки были исключением, они
регулярно подписывались на "Нэшнл Джиогрэфик", "Юс компэнион" ("Спутник
молодежи"), "Сэнчури" ("Столетие") и другие. Джон с интересом читал эти
журналы, был он и одним из немногих посетителей местной библиотеки. Его
мать - школьная учительница по профессии - всячески поощряла тягу детей
к книге.
В старших классах средней школы Джон неплохо успевал, занимался
спортом, активно участвовал в школьном альманахе. Он и сам начал в эти
годы писать. "Я обычно устраивался в маленькой комнатке наверху...
писал небольшие историйки и статьи и рассылал их в журналы под
вымышленными именами. Я ничего не знал об их дальнейшей судьбе, так как
никогда не сообщал своего адреса. Но я следил за этими журналами, чтобы
узнать, не напечатают ли их. Конечно, их не печатали, так как редакции
не могли связаться со мной... Интересно, о чем я думал в те дни? Я пуще
смерти боялся получить отказ, но еще больше, что какую-нибудь из этих
историй примут к печати" .
Любимым времяпрепровождением Джона было ничегонеделание. Он сидел
у окна в своей комнатке на втором этаже и предавался мечтам и
фантазиям. С раннего детства в нем возникло необыкновенное отношение к
словам, он вслушивался в их звучание, вникал в глубинный смысл
словосочетаний, всматривался в их написание. Магия слов завораживала
его, он придумывал разные страшные истории и пугал ими своих
сверстников, с неподдельным интересом внимавших его рассказам. Он рано
познал силу слов и их магическое влияние на человека.
В 1919 году семнадцатилетний Джон окончил среднюю школу, и перед
ним встал вопрос, что делать дальше. Для себя он твердо решил стать
писателем, уже видел себя новым Джеком Лондоном, книгами которого он в
это время увлекался. Ему хотелось наняться матросом на корабль и
отправиться на Дальний Восток или, на худой конец, уехать в Нью-Йорк и
стать репортером большой газеты. Но родители смотрели на его будущую
карьеру совеем по-другому. Они ничего не имели против его увлечения
литературой, но считали, что сначала он должен получить хорошее
образование, а там видно будет. В глубине души отец и мать надеялись,
что в университете сын образумится и займется потом настоящим делом -
станет адвокатом, финансистом или священником.
Джон уступил настояниям родителей и осенью 1919 года поступил в
Стэнфордский университет, известный в то время весьма высоким уровнем
преподавания.
Хотя родители настаивали, чтобы Джон пошел в элитарный
университет, оказывать серьезную финансовую помощь ему они не могли,
так как все сбережения ушли на то, чтобы дать образование двум старшим
сестрам. Джон впоследствии признавался, что в эти годы у него были
"слишком большие амбиции и слишком мало денег". "Если я хочу изучать
психологию и логику, писал он в одном из писем, - я должен вертеться
среди грязных тарелок и подавальщиц с грязными ушами" . Он в эти месяцы
подрабатывал мытьем посуды в захудалом местном кафе.
Временами Джон не учился по целому семестру, работая то продавцом
в магазине, то чернорабочим на ферме, то грузчиком на сахарном заводе,
"загружая в вагоны тяжелые мешки с сахаром, по двенадцать часов в день,
семь дней в неделю". Но и в те семестры, когда Джон был в университете,
он не слишком обременял себя занятиями, посещал только те лекции,
которые ему нравились: английскую и античную литературы, экономику,
теорию литературных стилей, французский язык. Он пристрастился к
алкоголю, игре в покер, любил играть на бегах.
В общем, Стейнбек провел в университете шесть лет - с осени 1919
по весну 1925 года. За это время он осилил примерно Трехгодичный курс,
лучше всего он усвоил лекции по теории литературных стилей и по
литературному мастерству и пытался применить свои знания на практике,
создавая небольшие рассказы для университетского альманаха, которыми он
весьма гордился. Его первые шаги на поприще литературы отнюдь не
радовали родителей. Они придерживались взгляда, выраженного
философом-прагматистом Р. В. Чэмберсом: "Писатели не в чести у деловых
людей, поскольку всем известно, что литература - это счастливая находка
для всех тех, кто не приспособлен к настоящему труду".
Такое отношение к литературному труду было далеко не случайным.
Широко известный американский писатель Уильям Дин Хоуэлс с горечью
отмечал в те годы, что в Америке "занятия литературой не могут
считаться серьезным мужским занятием, безразлично, полезным или
бесполезным. Мы, литераторы, притворяемся, что мы что-то собой
представляем, но все это сплошной вздор. Ни взрослые, ни дети в нас не
нуждаются: литература для них - пустая забава, которую можно терпеть,
но которой не следует увлекаться".
И тем не менее Джон решил заняться литературой. Для начала он
хочет воспользоваться приглашением старшей сестры и отправиться к ней в
Нью-Йорк. Приятель помогает ему получить место матроса на грузовом
корабле "Катрина", отплывающем в Нью-Йорк через Панамский канал.
Родители вручили сыну сто долларов на первые расходы, и солнечным
ноябрьским днем Джон пустился в свое первое большое путешествие.
Пасмурным зимним вечером "Катрина" входила в нью-йоркский порт.
"Через иллюминатор я смотрел на город, и он ужаснул меня. Было в нем
что-то безобразно чудовищное - тянущиеся к небу дома, пробивающиеся
сквозь падающие огни. С дрожью в коленках я сошел на берег -
перепуганный, замерзший, в состоянии панического ужаса".
Страхи Джона оказались вполне обоснованными. Сестра с мужем
ютились в малюсенькой однокомнатной квартире, они дали взаймы Джону
тридцать долларов, так как от родительской сотый после остановок в
Панаме и Гаване осталось всего три доллара. Приличной работы найти не
удается, и Джон с помощью мужа сестры устраивается на стройку
спортивного зала "Медисон-сквер-гарден" чернорабочим. С утра до поздней
ночи он катает по узкому деревянному настилу стофунтовую тачку с
цементом, думая лишь об одном - только бы не упасть, только бы дотянуть
до конца смены. "О городе у меня было туманное представление - тупая
боль во всем теле, мутные огни, последний вагон метро, три лестничных
пролета, и в комнате с грязными зеленоватыми стенами, даже не умывшись
толком, валюсь в кровать. Утром мясная тушенка, кофе из немытой чашки,
покачивающийся подо мной тротуар, и снова - нескончаемая вереница тачек
с цементом".
Через несколько недель на глазах Джона один из рабочих не удержал
тачку, сорвался с мостков и разбился насмерть. На следующий день Джон
не потел на работу. Неизвестно, что бы с ним было, если бы неожиданно
не приехал по своим делам из Чикаго брат матери Джо Гамильтон. Богатый
бизнесмен, он устроил племянника репортером в газету "Нью-Йорк
америкен". Двадцать пять долларов в неделю, положенные начинающему
репортеру, когда отличный бифштекс в хорошем ресторане стоил тридцать
пять центов, казались Джону баснословной суммой. Он немедленно сменил
комнату, переехав из Бруклина в Грамерси-парк в южной части Манхэттена.
Но и работа в газете не принесла удовлетворения начинающему
журналисту. Он плохо знал город и, получив задание выехать на место
происшествия в Куинз или Бруклин, много времени тратил на дорогу,
всегда опаздывал и не привозил необходимых материалов. Тогда ему не без
влияния дяди поручили делать репортажи из зала суда. Но для такого
ответственного дела у него не было ни опыта, ни знаний, ни нужных
знакомств. Вскоре Джона из газеты уволили, и он не без наигранной
бравады сообщил приятелям, что он добился первого успеха - его
выбросили на улицу из ведущей газеты известного магната Херста, теперь
он может заняться настоящей литературой.
Он действительно засел за работу, написал несколько рас сказов и
разослал их в журналы, но вскоре вое они возвратились обратно. Джон
израсходовал все деньги, задолжал за квартиру жил впроголодь и
подумывал о том, чтобы снова взяться за физический труд. Но сказались
месяцы недоедания, у него кружилась голова, он с трудом поднимался по
лестнице. Оставался единственный выход - возвращаться домой, в
Калифорнию. Друзья устроили его на уходящий в Сан-Франциско пароход
рабочим на камбуз. За дорогу он подкормился, пришел в себя и летом 1926
года объявился в родительском доме в Салинасе.
Погостив несколько дней у родителей, он отправляется навестить
своего университетского друга Дюка Шеффилда, женившегося и работавшего
над диссертацией, а через пару недель уехал к другому другу - Тоби
Стриту, который жил в горах на даче у тещи. Она познакомила Джона со
своей богатой приятельницей, которая предложила ему оплачиваемую
работу, летом - в качестве шофера, а зимой - сторожем на ее даче. Джон
согласился, и две зимы и два лета проработал в этом имении. Работа ему
нравилась, зимой он жил один, у него было достаточно свободного времени
для занятий литературой. В доме была хорошая библиотека, и он с
интересом изучал труды древнегреческого историка Геродота.
Стейнбек начал работать над своим первым романом из жизни пиратов,
который он назвал "Золотая Чаша". Казалось, что работа продвигается
успешно. "Я закончил свой роман, - сообщал он Дюку Шеффилду 25 февраля
1925 года, - отложил его на какое-то время в сторону, а затем прочитал
от начала до конца. И обнаружил, что он никуда не годится. Подобное
разочарование подействовало моментально, словно удар по голове.
Понимаешь, мне казалось, что роман получается. До самой последней
страницы я был уверен, что книга будет хорошей. А она не получилась...
Как грустно, когда идет снег".
Он перерабатывает книгу. Но, к сожалению, и в переработанном
варианте остались "красивости стиля", затрудняющие восприятие книги
читателями. В это время в журнале "Смоукерс компэнион" ("Спутник
курильщика") был опубликован его рассказ "Подарки Ибана". Это
фантастическая история из жизни фей и волшебников. Певец Ибан влюблен в
фею Канту, но ее мать хочет, чтобы дочь вышла замуж за богача Глампа,
короля гномов. Ибан тоже предлагает возлюбленной "все золото и серебро
мира", но это золотые лучи солнца и серебристые отсветы луны на листьях
деревьев. Канта предпочитает материальные богатства короля гномов
поэтическим фантазиям певца.
Тема рассказа - поражение поэта и триумф золотого тельца - была
навеяна неудачным романом Джона. Работая в НьюЙорке в газете, он
влюбился в молоденькую артистку по имени Мэри, весьма успешно
выступавшую на сцене ночного клуба в Гринвич-вилледж. Она также
симпатизировала Джону, но ее смущали его занятия журналистикой. Мэри
предпочла бы, чтобы ее суженый имел более солидную, прочную финансовую
базу, ведь она сама зарабатывала в четыре раза больше, чем Джон. Но тот
и слушать не хотел о смене своих занятий. В результате Мэри разорвала с
ним отношения и вышла замуж за служащего банка. История эта очень
сильно повлияла на Джона, и вот теперь он поведал о ней в
рассказе-аллегории. Правда, почти никто не знал, что его автор - Джон.
Журнал казался ему не слитком-то респектабельным, и по его просьбе
рассказ был опубликован под псевдонимом Джон Стерн.
Весной 1929 года он покидает свое место сторожа, какое-то время
работает на рыбоводческой ферме, а затем перебирается в Сан-Франциско и
устраивается рабочим на склад. Он завершает работу над "Золотой Чашей"
и отсылает роман своему приятелю в Нью-Йорк, чтобы тот предложил его
издателям. Но семь издателей, один за другим, отвергают роман.
"Мы терпим поражение за поражением, - признавался он в письме к
приятелю, также начинающему писателю, - и я не думаю, чтобы в ком-то из
нас сохранилось еще достаточно сил, и все же мы по-прежнему долбим
головой стену англоязычного романа и зализываем наши царапины, словно
раны, полученные на почетной войне... Какое огромное количество труда
уходит на то, чтобы написать один роман".
В начале 1929 года пришла телеграмма из Нью-Йорка: издательство
"Мак-Брайд" приняло "Золотую Чашу" к печати и готово уплатить аванс в
200 долларов по подписании высланного договора. Такая же сумма
причиталась автору по выходе романа из печати. Конечно, это известие не
могло не обрадовать Джона, тем более что он уже работал над новым
романом и ухаживал за молодой девушкой Кэрол Хэннинг, с которой
познакомился предыдущим летом. Он подумывал о женитьбе и полагал, что
выход романа упрочит его финансовое положение.
"Золотая Чаша" вышла в свет в августе 1929 года. Стейнбек узнал об
этом, увидев роман в книжном отделе универсального магазина, - издатели
не удосужились прислать ему авторские экземпляры. Как оказалось, они не
разослали книги ни в газеты, ни в журналы, в результате на нее не
появилось никаких рецензий. В довершение ко всему роман продавался
только через сеть универсальных магазинов, в книжные лавки он вообще не
поступил. Тираж в 1500 экземпляров разошелся, чему способствовала яркая
суперобложка с портретом пирата: многие покупали книгу в качестве
рождественского подарка детям.
Воссоздавая перипетии жизненной судьбы английского корсара и
авантюриста XVII века Генри Моргана, писатель меньше всего заботился о
том, чтобы написать увлекательную приключенческую историю. Его занимало
другое - внутренний мир сельского мальчишки, ставшего грозой морей,
противоречия между эгоистичными устремлениями индивидуалиста и
превалирующими в обществе тенденциями, противоречие между мечтой и
действительностью.
Удачливый корсар Морган поставил себе целью захват богатого
портового города Панамы. Ему удается осуществить это рискованное
предприятие, все богатства города - в его руках. По слухам, в Панаме
живет редкой красоты женщина. Морган за себя, сколько за родителей. Им
это так важно. Отец расправил плечи, а мать так и сияет..."
Сам он тем временем взялся за переработку романа "Неведомому
богу". В письме к Мэйвис Макинтош он так объяснял замысел нового
варианта книги: "Вы помните засуху, которая охватывает Джолон каждые
тридцать пять лет? Мы пережили такую же, какая была там в 1880 году.
Последние десять лет этот район постепенно умирает из-за недостатка
влаги. Эта засуха оказывает своеобразною действие. Растет количество
больных, люди больше болеют гриппом, чаще простужаются, страдают
странными психическими расстройствами. Резко возрастает количество
преступлений и хулиганских выходок. Все становятся какими-то нервными и
раздражительными... Таков фон романа".
Работа над книгой продолжалась успешно, и Джон завершил ее
немногим более чем за год. В короткие часы отдыха он уходил в
лабораторию Эда, где собирались друзья. Здесь Стейнбек познакомился с
кузнецом Фрэнсисом Уайтекером, руководителем местного клуба Джона Рида,
который ввел Джона в круг активистов движения фермерских рабочих.
Другим новым добрым знакомым Стейябека стал молодой человек Джозеф
Кемпбелл, бедный как церковная мышь, живший из милости у одного из
соседей Рикеттса. Кемпбелл серьезно изучал мифологию и исследовал
сходство мотивов фольклора американских индейцев и легенд короля
Артура. Естественно, что Стейнбек, с детства увлекающийся легендами
короля Артура, часами беседовал с Кемпбеллом. Впоследствии Джозеф
Кемпбелл стал одним из крупнейших американских ученых в области
сравнительной мифологии, автором ряда книг.
Перед сном Джон любил почитать что-то серьезное. Обычно это была
"История упадка и разрушения Римской империи" Эдуарда Гиббона или же
"Закат Европы" Освальда Шпенглера. Вечером у Эда обсуждали прочитанное,
Джон высказывал свое мнение и слушал, что говорил Кемпбелл о "Беседах с
Эккерманом" Гете или Рикеттс - о новых философских работах. Проблемы
текущей политической жизни страны или социальных условий никогда не
были предметом бесед в лаборатории Рикеттса, беседы эти как бы служили
отдушиной от повседневных забот и тягот. В стране росла безработица,
хотя в самом Монтерее консервные фабрики работали на полную мощность:
спрос на дешевые сардины возрастал с каждым днем.
"Райские Пастбища" вышли в свет, как и планировали издатели,
осенью 1932 года. Книга состоит из двенадцати житейских историй
различных людей, населяющих долину "Райские Пастбища". Вместе они
составляют мозаичную картину незамысловатой жизни калифорнийских
фермеров. Уже в этой книге Стейнбек заявил о себе как о "реалисте эры
депрессии", по выражению известного американского критика А. Кейзина, и
его реализм раскрыл перед читателями "ужас и беспорядок современной
жизни". В то же время, как отмечал А. Кейзин, Стейнбек остается
"крупным гуманистом, в лучших произведениях которого ощущается
подлинная поэзия".
Написанная в форме "романа в рассказах", книга успеха не имела.
Американская читающая публика не слишком-то благоволила сборникам
рассказов, тем более если их авторами не были популярные писатели. И
хотя известные американские писатели-реалисты использовали форму
житейских историй, связанных единым местом действия, и до Стейнбека,
она так и не привилась. А ведь за тринадцать лет до этого Шервуд
Андерсон опубликовал свой сборник "Уайнсбург, Огайо", который принес
ему славу. К истории отдельного человека обращался и поэт Эдгар Ли
Мастере в своей знаменитой "Антология Спун-Ривер" (1915), написанной в
форме стихотворных эпитафий по ушедшим из жизни жителям маленького
американского городка, похороненным на кладбище на холме.
"Райские Пастбища" - первая книга писателя о родной ему Калифорнии
- отразили "необычайную и бескорыстную простоту, естественную
добродетель, отзывчивость и непринужденность", отмечал А. Кейзин. Здесь
присутствует и примитивизм Ш. Андерсена, и юношеский мистицизм другого
калифорнийца - Фрэнка Норриса. Известный своими элитарными взглядами
американский критик Эдмунд Уильсон считал, что "спокойный вопрошающий
взгляд" Стейнбека на жизнь придает его книгам необычайную отзывчивость
и открывает прекрасный обзор современных социальных проблем.
Действительно, каждая из рассказанных в книге двенадцати историй
повествует о тех или иных человеческих проблемах, которые волнуют
жителей долины "Райские Пастбища" и которые на первый взгляд могут
показаться сугубо личными. Здесь и несбывшиеся надежды одинокого
холостяка Пэта Хамберта, втайне перестраивавшего и переоборудовавшего
свой дом для приглянувшейся ему соседки Мэй. Но Мэй ничего не знает ни
о связанных с ней мечтаниях Пэта, ни о том, что он тратит большие
деньги, чтобы привести в порядок для нее свой дом. И она выходит замуж
за простоватого молодого человека Билла Уайтсайда накануне того самого
дня, когда закончивший все приготовления Пэт готов пригласить ее
взглянуть на дело рук своих. Женитьба Билла на Мэй разрушает и мечту
его родителей женить сына на приезжей учительнице Молли Морган.
У жителей долины немало своих маленьких трагедий и драм, которые
они стоически переносят. Но их в общем-то сытая жизнь лишена главного,
высшего смысла.
Ненавязчивое изображение монотонного, однообразного существования,
лишенного какой-либо осмысленной цели, раскрывает перед читателем всю
беспросветность окружающей простого американца действительности. В чем
смысл этой жизни? - кажется, взывают со страниц книги ее обитатели,
влачащие жалкое существование в благодатном и сытом краю в долине с
таким обманчивым названием - "Райские Пастбища".
Вторая книга писателя, как и первая, не принесла ему ни славы, ни
денег. Между тем жизненные обстоятельства приняли тяжелый оборот. В мае
1933 года паралич разбил мать Джона, и он вместе с женой переезжает в
родительский дом, чтобы ухаживать за матерью и облегчить жизнь отца.
Заброшена литературная работа, и в короткие часы отдыха Джон уезжает к
Эду, чтобы отвести душу в философских беседах о смысле человеческой
жизни, о проблемах жизни и смерти, о месте отдельного человека в
обществе, его взаимоотношениях с другими людьми. Он с интересом слушает
рассуждения Эда об отличии "группового характера" людей от характера
отдельной личности. Эд утверждал, что в составе группы человек всегда
действует совсем по-иному, чем он действовал бы в этих же
обстоятельствах в одиночку. Стейнбек задумывается о том, почему
индивидуальные стремления отдельной личности так часто приходят в
столкновение с моральными ценностями буржуазного общества. Почему
отдельный человек оказывается фактически один на один с огромной
машиной частного бизнеса и опирающегося на него капиталистического
государства.
Вот и сам он уже несколько лет упорно трудится над своими книгами.
Две уже изданы в престижных нью-йоркских издательствах, а кто их
читает, эти полторы тысячи экземпляров, кому они нужны? А ведь он
вложил в них свое видение мира, свое понимание жизни, он хотел привлечь
внимание читателей к этому уголку Соединенных Штатов, который все
считают благословенным краем и куда тысячами тянутся переселенцы.
Подобные вопросы десятками роятся в его голове. Он ищет ответа на
них в спорах с разными людьми, такими как Рикеттс, Кемпбелл и Уайтекер,
в трудах Генри Торо и Ралфа Эмерсона, в поэзии Уолта Уитмена. Он
пытается понять смысл учения трансцендентализма о некоей высшей
"сверхдуше", частица которой нисходит на человека, если он способен
восстановить контакт с природой. Но ведь жители долины "Райские
пастбища" живут и трудятся ежедневно на природе, становясь как бы ее
продолжением, а разве они счастливы? Нет, дело здесь не в природе, а в
чем-то другом. Он ездит с Уайтекером на собрания членов клуба Джона
Рида, бывает среди поденщиков и всюду внимательно вслушивается в
горячие споры, пытливым взглядом всматривается в окружающую его жизнь.
Он уже собирает материал для своих будущих книг, хотя сам еще и не
подозревает об этом. Его раздумья находят отражение в письмах и
дневниках.
"И снова, как обычно, бедность и животный страх, - записывает он в
дневнике в 1932 году. - Страх, что мое перо не сумеет выразить того,
что намелют жернова моего мозга. Легко понять, почему древние
обращались с мольбой о помощи к Музе. И Муза являлась и становилась
рядом. А мы, да поможет нам бог, не верим в муз. Нам не на что
опереться, кроме как на собственное мастерство, а его, как подтверждает
современная литература, явно недостаточно. Пусть я буду честным, пусть
я буду порядочным, пусть мне будут чужды низкие приемы литературных
поденщиков. Если необходимо воззвать к богу, то вот моя молитва - пусть
я буду сильным и мягким, нежным и умным, мудрым и терпимым. Дай мне
хоть на минуту, на один малюсенький миг посмотреть на мир
всепроникающим взглядом бога".
А пока он занят семейными хлопотами и ждет выхода из печати своей
третьей книги. "Неведомому богу" вышла в свет в ноябре 1933 года.
Печальна история жизни и смерти фермера Джозефа Уэйна, приехавшего из
штата Вермонт в Калифорнию в поисках свободной земли и счастья. Землю -
сто шестьдесят акров - он получил в долине между двумя грядами холмов.
Земля была покрыта яркой зеленью, то тут, то там виднелись голубые или
желто-золотистые цветы. Но вскоре Джон узнал, что это буйное цветение
вызвано редким здесь дождем, недавно прошли сильные дожди - первые
после десятилетней засухи.
Джозеф строит себе дом, женится, а через какое-то время снова
наступает засуха. Земля умирает на его глазах, он молится и приносит
жертвы "неведомому богу", но дождя все нет. Тогда он решает принести в
жертву свою собственную жизнь. Он подымается на высокий холм, ложится
на иссушенную землю и вскрывает себе вены. Уже умирающий, он чувствует,
как на его лицо падают первые тяжелые капли дождя.
Простая, незамысловатая жизненная история Джозефа Уэйна не имела
успеха ни у читателей, ни у критиков. Ее автор попрежнему был беден,
перебивался на случайные заработки жены и помощь отца.
В том же 1933 году в нью-йоркском журнале "Норт америкен ревыо"
("Североамериканское обозрение") были напечатаны два рассказа Отейнбека
- "Подарок" и "Великие горы". По содержанию они примыкают к историям из
"Райских Пастбищ" и также рассказывают о жизни небогатых фермеров.
Повествование здесь ведется от имени десятилетнего Джоди Тифлина,
познающего окружающий мир.
Джоди рано узнает жестокую сторону жизни. Околел от болезни
подаренный ему пони, так и не доставив мальчику удовольствия проехаться
верхом ("Подарок"). Уходит в ночь и уводит с собой старую лошадь старик
Гитано, который и сам уже никому не нужен. Он уходит в направлении
Великих гор, но Джоди знает, что он далеко не уйдет. Мальчик видел, как
Гитано поздно вечером любовно рассматривал старинный острый стилет.
19 февраля 1934 года скончалась мать писателя. Он тяжело переживал
свою первую жизненную потерю. Сразу сдал и одряхлел отец, оставшийся
один в большом семейном доме в Салинасе. Джон и Кэрол каждую неделю
приезжают к нему убрать дом, приготовить ему, постирать.
Джон по-прежнему часто бывал в Монтерее. В городке давно уже
ходили юмористические истории о похождениях местных старейших
обитателей, которых все называли пайсано. Обычно пайсано не работали, и
не потому, что ве хотели, просто в эти годы найти работу было
практически невозможно. Знакомая Стейнбеков, учительница Сюзан Грегори
ввела Джона в мир пайсано, обосновавшихся на окраине города в квартале
под названием Тортилья-Флэт - "Лепешечная равнина".
Рассказы Сюзан Грегори о жизни пайсано, смешные и грустные
одновременно, собственные наблюдения Джона подтолкнули его к написанию
новой книги, которую он так и назвал "Квартал Тортилья-Флэт". В начале
1934 года он закончил работу над книгой и отправил рукопись в Нью-Йорк.
Здесь необходимо сделать отступление. Неизвестно, как бы сложилась
судьба повести, да и вся дальнейшая судьба самого писателя, если бы не
вмешался случай. В Чикаго небольшой книжной лавкой владел некий Вен
Абрамсон. Он прочел в журнале рассказы Стейнбека "Подарок" и "Великие
горы", они ему понравились, и он заказал для своего магазина по
нескольку экземпляров "Райских Пастбищ" и "Неведомому богу". Однажды в
книжную лавку Абрамсона зашел его старый знакомый, ньюйоркский издатель
Паскаль Ковичи. Узнав, что Ковичи не читал книг Стейнбека, Абрамсон
вручил ему "Райские Пастбища".
В поезде по дороге в Нью-Йорк Ковичи прочел "Райские Пастбища".
Книга ему очень понравилась, он разыскал литературное агентство,
ведавшее делами Стейнбека, и получил рукопись "Квартала Тортилья-Флэт",
отвергнутую до этого несколькими издательствами. Судьба книги и, как
оказалось впоследствии, судьба писателя была решена.
Тем временем Стейнбек пишет два новых рассказа - "Убийство" и
"Налет", которые публикует журнал "Норт америкен ревью". Рассказу
"Убийство" присуждают престижную литературную премию имени О. Генри.
Сюжет рассказа прост. В одной из долин неподалеку от Монтерея стоял
заброшенный старый дом и хлев. Их хозяин, зажиточный фермер Джим Мур, с
женой жил в новом доме, построенном дальше в той же долине. Проезжающие
неизменно удивлялись тому, что хозяин забросил добротный дом и подворье
и построил новую ферму. И только старожилы знали причину этого на
первый взгляд необъяснимого поступка.
Джим Мур, оставшись один после смерти родителей, женился на
красавице славянке. Тесть, крепко подвыпивший в день свадьбы, поучал
своего зятя: "Твоя жена не такая, как обычные американские девушки.
Если она сделает что-то плохое, избей ее. Если же она слишком долго
ведет себя хорошо, вое равно избей ее".
"Я не стану бить жену", - ответил Джим.
"Не будь дураком. Ну, да ты сам увидишь". - И старик снова припал
к своей пивной кружке.
Джим хорошо жил с женой. Правда, она была молчаливой, почти не
общалась с соседями, все время что-то вязала или шила. Казалось, что
дела мужа ее мало интересуют, и она заботилась лишь о том, чтобы он
вовремя был накормлен и чтобы в доме все блестело чистотой. Джиму
хотелось поговорить с женой, обсудить дела, но она всегда молчала.
"Почему ты никогда не поговоришь со мной? - допытывался Джим. Тебе
что, не хочется говорить со мной?"
"Нет, почему же? - отвечала жена. -Что ты хочешь, чтобы я
сказала?" - она говорила на понятном Джиму языке, но мысли ее были
скрыты за семью печатями. И Джим по субботам стал уезжать в поселок,
чтобы поговорить со знакомыми и развлечься. Вот и сегодня после
тяжелого трудового дня он предлагает жене поехать вместе с ним. Но она
отказывается: уже поздно, когда они приедут, все магазины будут
закрыты. Джим седлает коня, берет с собой ружье на случай, если
попадется олень, и уезжает один.
По дороге Джима догоняет сосед и сообщает, что неподалеку в
зарослях он обнаружил остатки костра и голову убитого теленка с клеймом
Джима. Тот сразу же решает отправиться на поиски злоумышленников.
Никого не обнаружив, Джим около полуночи поворачивает домой, так
как ехать в поселок в этот поздний час не имело смысла. В своей конюшне
он обнаружил оседланную чужую лошадь. Осторожно, чтобы не скрипнула
половица, с ружьем наготове он входит в дом и при свете полной луны
видит, что рядом с его женой на их семейной кровати спит ее взрослый
стеснительный кузен. Джим так же осторожно выходит из дома и какое-то
время сидит около ручья. Затем освежает лицо и голову холодной водой и
твердым шагом возвращается в дом. Он видит раскрытые от ужаса глаза
жены, подымает ружье и одним выстрелом убивает ее кузена, выходит во
двор, вскакивает на коня и скачет в поселок.
Утром Джим возвратился домой вместе с помощником шерифа и судебным
врачом. Они забирают тело убитого и перед отъездом говорят хозяину:
"Конечно, против вас имеется формальное обвинение в убийстве. Но оно
будет снято. Здесь всегда так бывает в подобных случаях. Будьте все же
снисходительны к своей жене, господин Мур".
После их отъезда Джим медленно вошел в дом и вскоре появился на
пороге с плетеной, отягощенной свинцом плетью в руках. Осмотревшись по
сторонам, он направился на сеновал. Через какое-то время он снова
появился во дворе с потерявшей сознание, окровавленной, избитой до
полусмерти женой на руках. Он осторожно посадил ее около ручья, привел
в чувство холодной водой и омыл ее кровоточащие раны. Придя в себя, она
готовит мужу завтрак и молча смотрит, как он ест.
- После обеда поедем в поселок, - говорит Джим, - нужно заказать
бревна, будем строить новый дом и хлев подальше отсюда в ложбине.
- Хорошая идея, - соглашается жена и через минуту спрашивает : -
Ты будешь бить меня еще за это?
- Нет, за это больше не буду.
И теперь по субботам в поселке смотрели на пролетку, в которой
приезжал Джим, рядом с ним всегда сидела располневшая, но все еще очень
красивая его жена.
"Убийство" было опубликовано в апреле, а через шесть месяцев в
октябре 1934 года тот ясе журнал напечатал другой рассказ писателя -
"Налет". Рассказ этот по своему содержанию отличается от всего
созданного Стейнбеком ранее. В небольшой калифорнийский городок
приезжают рабочие левых взглядов Дик и Рут, чтобы провести сходку. В
заброшенной лавке они зажигают керосиновую лампу, прикрепляют на стену
плакат, раскладывают на ящиках от яблок несколько брошюр и ждут прихода
рабочих. Молодой парнишка Рут впервые участвует в организации сходки,
он нервничает, прислушиваясь, не слышно ли шагов снаружи.
Но вот в лавку вбегает запыхавшийся незнакомый человек...
"Вы, ребята, лучше сматывайтесь, - сказал он. - На вас готовится
налет. Никто из парней на сходку не явится. Решили вас одних тут
бросить на расправу, а я так не могу. Давайте же! Собирайте свое
имущество и уматывайтесь. Они вот-вот нагрянут!"
- Мы не двинемся с места, - деревянным голосом ответил Дик. -
Может, мне остаться с вами?
- Не стоит. Ты хороший парень, тебе не следует оставаться. Ты нам
еще пригодишься.
Дик и Рут остаются и ждут прихода налетчиков. "Вот послышался
топот шагов. Двери распахнулись настежь. Ввалилась толпа людей в грубой
одежде и черных шляпах. В руках - дубинки и палки. Дик и Рут стояли
очень прямо, подбородки вздернуты, глаза полуприкрыты. Налетчики,
оказавшись внутри, чувствовали себя не совсем уверенно. Они полукругом
охватили двух товарищей, ожидая, чтобы кто-то сделал первый шаг... Рут
заставил себя сделать шаг вперед. "Товарищи, - закричал он, -. вы такие
же люди, как и мы. Мы все братья". - Удар дубинки обрушился на его
голову".
Избитых до полусмерти друзей забирают в полицию и помещают в
тюремную больницу. Их обвиняют "в подстрекательстве к беспорядкам", им
грозит шесть месяцев тюрьмы. Но они не осуждают налетчиков: "Не в них
дело. Это строй такой".
Отейнбек жил среди простых людей, знал их нужды и заботы, хорошо
видел, что происходит в штате. Летом 1934 года в Калифорнии бастовали
тысячи рабочих, как пришлые сезонники, так и коренные жители. В июле
четыре дня продолжалась всеобщая забастовка портовых грузчиков,
организованная местным профсоюзом. Кэрол в эти месяцы устроилась на
работу в управление по оказанию помощи безработным, она рассказывала
Джону о сотнях доведенных до отчаяния людей. Все эти впечатления и
нашли свое отражение в рассказе "Налет", лежащем в русле пролетарской
литературы Соединенных Штатов периода "красных тридцатых".
В мае 1935 года издательство "Ковичи-Фрид" выпустило в свет
иллюстрированное издание повести "Квартал Тортилья-Флэт", которая сразу
же обратила на себя внимание и критиков, и читающей публики: она попала
в список бестселлеров и продержалась в нем несколько месяцев. Стейнбек
впервые получил за свои литературные труды весьма приличный гонорар. К
тому же известная голливудская кинофирма "Парамаунт" приобрела драва на
постановку кинофильма по повести. Этот наконец-то пришедший успех
омрачился кончиной отца писателя буквально накануне выхода книги из
печати.
Рассказанная с юмором, веселая и грустная история жизни четырех
пайсано, людей без определенных занятий, бросивших вызов окружающей их
действительности, привлекала внимание прежде всего своей простотой и
незамысловатостью. В то же время и по своей форме, и по стилистическим
особенностям она ассоциировалась со средневековой легендой о короле
Артуре и его рыцарях Круглого стола. Читатели понимали, что пайсано не
настоящие рыцари, но им льстило, что эти простоватые герои были
наделены настоящими рыцарскими чувствами - душевным благородством,
мужской верностью, честностью и преданностью.
Гибель их предводителя Дэнни и распад содружества невольно
наводили на мысли о том, что в современной Америке эти качества
недорого стоили. Далеко не случайно и то, что они характеризуют не
сильных мира сего, а простых людей, подобных Дэнни и его друзьям -
пайсано.
Охвативший всю страну тяжелейший кризис не обошел и Калифорнию.
Резкое снижение заработков приводило к росту числа забастовок и маршей
протеста, в которых активно участвовали докеры и рабочие консервных
фабрик, сельскохозяйственные рабочие. Больше других страдали сезонники
- сборщики овощей, фруктов и хлопка.
Стейнбек внимательно наблюдал за происходящим, перемалывал все
увиденное и услышанное "жерновами своего мозга", подолгу раздумывал над
судьбами простых людей. В этот период он часто посещает дом известного
радикального журналиста Линкольна Стеффенса, у которого встречается с
известными в то время представителями левого движения: Анной Луизой
Строит, Майклом Голдом, Эллой Уинтер. Здесь он знакомится с молодыми
профсоюзными активистами, с журналистом Джорджем Уэстом из газеты
"Сан-Франциско Ньюс", хорошо знающим положение дел в штате.
Стейнбек постепенно приходит к мысли описать происходящее. "Как ты
помнишь, у меня была идея создать что-то вроде автобиографии
коммуниста, - сообщал он в январе 1935 года своему приятелю, литератору
Джорджу Олби. - Но мисс Макинтош посоветовала создать это в
художественной форме. Вот тут то и проблема. Я планировал написать
журналистский репортаж о забастовке. Но чем больше я думаю об этом как
о художественном произведении, тем больше и больше разрастается мой
замысел... Он все время не идет у меня из головы... Это будет жестокая
книга. Мне хочется в данном случае выступить лишь как совестливому
летописцу, не давать никаких оценок, просто воссоздать хронику
событий".
Новый роман писателя получил название "И проиграли бой" (строка из
знаменитой поэмы Джона Мильтона "Потерянный рай"). Вряд ли случайно
Стейнбек позаимствовал это название у поэта-борца, чья поэзия
проникнута духом борьбы за гражданские идеалы. Рукопись была отослана
нью-йоркским издателям, а сам писатель с женой отправляется в
автомобильное путешествие по Мексике, стране, в которой он давно уже
хотел побывать. Мексика и мексиканцы пришлись по душе писателю, он
навсегда проникся уважением к простым, бесхитростным труженикам, с
которыми сталкивался на каждом шагу.
По меньшей мере два обстоятельства способствовали тому, что роман
расходился: во-первых, серьезный успех предыдущей работы писателя -
повести "Квартал Тортилья-Флэт". Во-вторых, злободневность описываемых
событий. Забастовки проходили повсеместно, в 1934 году, например,
бастовали полтора миллиона рабочих. Росло влияние профсоюзов,
усиливалось сопротивление хозяев. Отовсюду поступали сообщения о
кровавых расправах с зачинщиками забастовок - точь-в-точь, как
описанное в романе убийство молодого агитатора Джима Нолана. По
официальным подсчетам, в 1933-1934 годах в ходе забастовок были убиты
88 человек, в 1935 году в тюрьмы были брошены 35 тысяч забастовщиков.
Сравнивая описанные в новом романе Стейнбека события с реальной
жизнью, читатели не могли не задуматься над всем происходящим, над
сложными вопросами взаимоотношений между трудом и капиталом. Если
профессиональный революционер и агитатор Мак мог и не попадаться им в
повседневной жизни, то Джим Нолан вполне мог оказаться соседским сыном,
а врач, либерал Бертон с его чувством одиночества и бесперспективности
жизни вполне мог быть подлинным двойником многих интеллигентных
читателей, и его мысли каждый мог бы отнести на свой счет.
- Мне просто одиноко, чертовски одиноко, - признавался Бертон
Маку. - Работаю в одиночку, а к чему все? У вас преимущество: я у людей
сердце стетоскопом прослушиваю, а вы чуете его на расстоянии.
Этим признанием либерала Бертона писатель подчеркивал способность
коммуниста Мака улавливать движения человеческих сердец, помыслы и
намерения простых тружеников. Характерно, что в финальной сцене романа,
когда Мак на руках приносит в лагерь тело убитого наемниками друга,
писатель подчеркивает бескорыстие коммунистов. "Перед собой он видел
множество людей, в глазах у них играли блики от фонаря, стоявшие дальше
были неразличимы во тьме. Мака пробрала дрожь. Он с трудом разнял
челюсти. Голос зазвучал высоко, на одной ноте: "Этот парень старался не
ради себя... - начал он. - Костяшки пальцев побелели - он намертво
вцепился в перила... - Товарищи! Этот парень старался не ради себя..."
Достаточно представить себе всю пропитанную духом наживы, погони
за богатством атмосферу буржуазной Америки, чтобы по достоинству
оценить эту простую, но такую емкую фразу, которой писатель закончил
свою книгу.
К немалому удивлению писателя, критики - и либеральные, и
консервативные - отзывались о романе, в общем, положительно. Исключение
составляла Мэри Макарти, которая в журнале "Нэйшн" утверждала, что
роман написан "академичным", "деревянным", "высокопарным" языком, а
автор его, хотя он и прирожденный рассказчик, никак не является "ни
философом, ни социологом, ни тактиком забастовочного движения". Вот
если бы книгу написал... Троцкий, то результат мог бы быть
впечатляющим, заключала Макарти.
Куда более точную и справедливую оценку роману дал в одном из
частных писем патриарх американских репортеров Линкольн Стеффенс:
"Неподалеку от нас появился новый многообещающий писатель. Его зовут
Джон Стейнбек. А его роман называется "И проиграли бой...": история
забастовки на уборке яблок. Это великолепное, простое и точное описание
событий, как они происходили в жизни. Стейнбек утверждает, что не
намеревался создавать историю забастовки или рабочих волнений, что его
интересовала психология массы забастовщиков. Но я думаю, что это лучший
репортаж о рабочем движении в этой долине. Точно так все происходило
здесь прошлым летом. Может быть, рабочие описаны не с большой
симпатией, зато их противники показаны со всем реализмом".
Между тем накал классовой борьбы не спадал, забастовочное движение
не утихало. Одна из наиболее упорных и жестоких забастовочных схваток
разразилась в родном городке писателя Салинасе. Забастовали рабочие -
упаковщики овощей. Местные предприниматели ответили ударом на удар:
городские власти передали все свои полномочия комитету, составленному
из крупных предпринимателей. Комитет сразу же отменил на территории
городка и примыкающих к нему поселков действие всех гражданских свобод.
Все "лояльные жители" в возрасте от 18 до 45 лет были объявлены
мобилизованными, и им выдали боевое оружие. Улицы городка перегородили
баррикадами и рядами колючей проволоки. Против забастовщиков применили
слезоточивый газ, дубинки. Нахлынувших газетчиков грозили линчевать.
Особая жестокость схваток в Салинасе, непримиримость и экстремизм
обеих сторон снова приковывают внимание писателя к положению сезонных
рабочих, "этих кочующих цыган периода урожая", как их презрительно
называли богатые фермеры.
"Сан-францкско Ньюс" заказывает Стейнбеку серию статей и очерков о
сезонных рабочих, писатель примыкает к группе сезонников-сборщиков
хлопка и несколько недель работает и путешествует вместе с ними. Здесь
он узнает, что хозяева обвиняют в возникающих стычках его самого,
считая, что роман "И проиграли бой" подталкивает рабочих на забастовки.
Наблюдения Стейнбека были опубликованы в газете с 5 по 12 октября
1936 года под заглавием "Цыгане периода урожая". Статьи эти привлекли
всеобщее внимание. Писатель показал в них на большом фактическом
материале все те вопиющие несправедливости, которые совершались по
отношению к десяткам тысяч честных трудолюбивых коренных американских
граждан, низведенных системой капиталистического предпринимательства до
положения бессловесных рабов.
Все приведенные им факты были строго документированы, и взбешенные
предприниматели не рискнули открыто опровергать их. Они пустили в ход
другое оружие - угрозы и шантаж. "Я думаю, - отвечает Стейнбек в письме
друзьям, беспокоящимся о его безопасности, - что в настоящее время моя
безопасность определяется тем фактом, что я еще не настолько важен,
чтобы меня просто убить, и в то же время избиение меня привлечет
внимание печати. Что касается нашего дома, то он застрахован на случай
порчи или разрушения в результате актов вандализма или беспорядков" '.
Тем временем Стейнбек написал небольшую повесть, получившую по
предложению Эда Рикеттса название "О мышах и людях". Эти слова взяты из
стихотворения великого шотландского поэта Роберта Бернса о бессилии
людей и зверей перед силами природы. Повесть вышла из печати в феврале
1937 года и сразу же привлекла к себе внимание и читающей публики, и
критиков. Она быстро попадает в список бестселлеров и расходится
тиражом более 150 тысяч экземпляров. Популярный книжный клуб "Бук оф зе
манс" ("Книги месяца") рассылал ее своим членам вместе с новым романом
Герберта Уэллса "Игрок в крокет". Впервые имя писателя Джона Стейнбека
становится известным всей Америке.
"О мышах и людях" - несколько сентиментальная история с
трагическим концом о дружбе и мечтах двух простых тружеников Джорджа и
Ленни. Ловкому, быстрому, умелому, опытному работнику Джорджу
противостоит силач и увалень Ленни, с детства обделенный умом. Они
вместе выросли, дружат с детства, Джордж всячески опекает своего
слабоумного друга. Вдвоем они мечтают подкопить деньжат и приобрести
небольшую ферму, на которой они будут вместе жить и хозяйничать. Ленни
хочет завести кроликов - уж очень он любит гладить своими огрубевшими
сильными пальцами что-нибудь мягкое, пушистое. Это, казалось бы, весьма
невинное увлечение частенько навлекает на него беду: то он ненароком
задушит любимого щенка хозяйки, то насмерть перепугает девушку, пытаясь
пощупать пушистую материю ее платья.
Вот и на новом месте Ленни попадает все в новые и новые передряги.
Трагический финал не заставляет себя ждать слишком долго: Ленни, никак
того не желая, лишает жизни молодую жену хозяйского сына. Укрывшись в
укромном месте, он со страхом ждет Джорджа. Но тот не ругает друга, он
прислушивается к шуму шагов преследователей, зная, что они хотят
линчевать Ленни. В последний момент он посылает спасительную пулю в
затылок своего любимого друга.
Так разрушалась мечта Джорджа и Леини о собственной ферме.
Американские литературоведы подчеркивают, что этот крах определяется не
общественными условиями, а "ограниченностью... героев повести. Зерна
трагедии произрастают не в обществе, а в индивидуальных особенностях
персонажей". С таким утверждением никак нельзя согласиться. Джордж -
энергичный, работящий, хорошо знающий свое дело человек, обладающий
добрым и отзывчивым характером. В то же время он имеет силу воли,
способен подчинить себе других людей. И он терпит поражение не потому,
что его личные качества не соответствуют поставленной им перед собой
цели, а потому, что житейские обстоятельства не подчиняются ему, они
вне пределов его власти.
Слабоумный Ленни юридически не может отвечать по суду за свои
поступки. Казалось бы, ему ничего не угрожает. Но Джордж знает, что
юридические законы в данном случае не имеют силы, фермерские служащие
просто линчуют Ленни. Этот варварский обычай - проявление типично
американского образа жизни - дожил и до наших дней. Поэтому крах мечты
Джорджа и Ленни вызван не силами природы, а явлением общественным,
социальным - угрозой линчевания. Жизненные обстоятельства
капиталистической Америки разрушают мечту Джорджа и Леяни, приводят к
Летом 1937 года Стейнбек с женой совершили поездку в Европу,
побывали в Копенгагене, Стокгольме, Хельсинки, Ленинграде, Москве.
Возвратившись в Нью-Йорк, Стейнбек приобрел новый "шевроле" и
отправился на нем через всю страну в Калифорнию. Первую остановку он
сделал в Чикаго, где провел несколько дней у своего дяди Джо
Гамильтона. Из Чикаго писатель отправился на юго-запад, в штат
Оклахома. Если посмотреть на карту Соединенных Штатов Америки, то
станет ясно, что Стейнбек выбрал далеко не самый короткий путь домой.
Тому была весьма веская причина: писатель уже работал над новым романом
о переселенцах из Оклахомы в Калифорнию. И теперь, путешествуя по
пыльному шоссе номер 66, он проделал тот самый путь, которым двигались
герои его нового романа.
Возвратившись в Калифорнию, Стейнбек вскоре погрузил в свою машину
одеяла, запас продуктов, термосы с кофе и вместе с добрым знакомым
Томом Коллинсом совершил поездку по нескольким лагерям для переселенцев
и сезонных рабочих. Все увиденное еще более укрепило его в желании
написать серьезный роман о тяжелой судьбе этих людей. В начале 1938
года нью-йоркский иллюстрированный журнал "Лайф" обратился к писателю с
просьбой написать текст к фотоочерку о жизни сезонных рабочих в
Калифорнии. Писатель согласился.
"Должен снова отправиться во внутренние долины, - сообщает он в
феврале 1938 года своему литературному агенту Элизабет Отис. - Там
умирают голодной смертью пять тысяч семей. Не просто голодают, а
умирают от голода. Власти пытаются оказать им помощь продуктами и
медицинским обслуживанием, но фашиствующие группы банкиров, крупных
фермеров, владельцев компаний коммунальных услуг саботируют все эти
попытки... В одной палатке находятся на карантине двадцать человек
больных оспой, и среди них две женщины, которые должны родить на этой
неделе. Я ввязался в это дело с самого начала, и я должен поехать туда
посмотреть, что происходит, и, может быть, мне удастся помочь прошибить
головы всем этим убийцам".
Написав материал для "Лайфа", Стейнбек отказывается пи. сать
статьи обо всем увиденном для других журналов. "Извините, но я просто
не могу делать деньги на этих людях... Их страдания слишком велики,
чтобы можно было на них зарабатывать". "Лайфу" же он поручает перевести
причитающийся ему гонорар в фонд помощи сезонным рабочим Калифорнии. Но
ни снимки фотографа журнала, ни текст Стейнбека так никогда и не
появились на страницах "Лайфа".
Все увиденное и пережитое писателем за эти месяцы оказало на него
огромное влияние, высветило всю проблему новым светом. Он решительно
откладывает в сторону написанные ранее главы и начинает совершенно
новую книгу, которая получает название "Гроздья гнева". Слова эти взяты
из известного гражданам США "Боевого гимна республики", опубликованного
в 1862 году и принадлежащего перу поэтессы Джулии Уорд Хоуэ.
Название книги "мне нравится все больше и больше...признается
писатель в письме 10 сентября 1938 года. - Оно мне нравится потому, что
взято из строф боевого марша, и моя книга - тоже своего рода марш. Оно
- в русле наших собственных революционных традиций, и по отношению к
этой книге оно имеет большой смысл. И еще оно мне нравится потому, что
люди знают "Боевой гимн", даже те, кто не знает "Усыпанный звездами
стяг" (официальный гимн США. - С. И.)... С марта месяца не выхожу из-за
стола... Никогда в жизни не работал так упорно и так долго".
Наконец, после многочисленных изменений, после переработки ряда
глав и сцен рукопись романа была отправлена издателям. А сам писатель
оказался прикованным к постели: он доработался до полного изнеможения.
И только через две недели силы начали мало-помалу возвращаться к нему.
Паскаль Ковичи, к этому времени перешедший в издательство "Викинг",
сообщил, что чтение рукописи Стейнбека привело руководителей
издательства в состояние "эмоциональной опустошенности". На рекламу
романа выделялась огромная по тем временам суммадесять тысяч долларов.
Однако издатели просили внести в рукопись некоторые изменения. Это
касалось концовки романа и разговорной речи героев. Элизабет Отис
пересекла всю страну, чтобы вместе с писателем поработать над
требуемыми исправлениями. Менять концовку романа Стейнбек категорически
отказался. В текст он согласился внести некоторые исправления, если это
не нарушало строя фразы и не меняло смысла. "Но на некоторые изменения
я согласиться не мог, - писал Стейнбек Ковичи. - Если тон фразы или
скрытый в ней намек требуют определенного слова, я сохранил его,
независимо от того, что подумает читатель. Эта книга написана не для
слабонервных дамочек. И если они станут ее читать, они явно возьмутся
не за свое дело. Я никогда не менял ни одного слова, чтобы потрафить
вкусам какой-либо группы и ни в коем случае не намерен отступать от
этого правила... Я никогда не хотел стать популярным писателем - вы это
прекрасно знаете. И читателя, которых шокирует сценка из нормальной
жизни и употребляющееся в жизни слово, ничего для меня не значат..."
Вместе с тем Стейнбек был убежден, что его новый роман не может
иметь коммерческого успеха. Он предупреждал издателей, чтобы оии не
планировали большой начальный тираж. "Книга не станет популярной. И
было бы напрасным убытком печатать сразу большой тираж. Надо издать
небольшой тираж, а если будут заказы - допечатать еще".
Он прямо писал Ковичи, что "фашиствующие группы попытаются
саботировать книгу из-за ее революционного содержания. Они попытаются
обвинить ее в пропаганде коммунистических идей...". В другом письме
Стейнбек объяснял свое решение ье менять концовку романа: "...Я пишу не
для того, чтобы удовлетворить читателя. Наоборот, я лезу из кожи вон,
чтобы он получил настоящую нервную встряску, а не удовлетворение. И еще
одно: я пытался писать эту книгу не так, как обычно пишутся книги, а
так, как это бывает в ничем не приукрашенной жизни".
В марте 1939 года "Гроздья гнева" вышли в свет, в течений первых
двух месяцев разошлось более 80 тысяч экземпляров книги, она возглавила
список бестселлеров 1939 года и была в числе десяти книг, пользующихся
наибольшим спросом в следующем, 1940 году. Реакция печати, критиков и
читателей на роман была далеко не однозначной. Так называемая большая
пресса сразу же отнесла "Гроздья гнева" не только в разряд литературных
явлений, но и в сферу общественно-политической жизни страны, понимая
его огромное социальное звучание. Обсуждение романа велось не только в
статьях литературных критиков, но и в постоянных колонках
внутриполитических обозревателей, в обзорах комментаторов, в
редакторских передовых.
Мнения литературных критиков о романе расходились. Одни отмечали
художественную наглядность описаний, жизненную силу диалогов, точное
раскрытие психологии и чувств основных действующих лиц. Другие
причисляли роман к образчикам "обманчивого фальшивого символизма",
сетовали на "удивительно странную форму книги", утверждали, что во
второй части романа вообще "отсутствует форма, а действие... не
развивается и не имеет определенного направления".
В родных местах писателя, в Калифорнии, роман произвел впечатление
разорвавшейся бомбы. Представлявшая интересы крупных землевладельцев
штата Ассоциация фермеров намеревалась привлечь писателя к суду, но не
смогла опровергнуть содержащиеся в книге факты, так как все они были
подтверждены документами, переданными на хранение в юридические органы
штата. Любое официальное расследование неизбежно привело бы к обвинению
самих фермеров. Тем не менее руководители Ассоциации фермеров
характеризовали роман как "разрушительную, бесполезную книгу,
пропитанную от начала до конца духом ненависти"... В городе Канзасе
книга была изъята из школьных библиотек. Писателю посылают анонимные
угрозы физической расправы, пытаясь запугать его. Некоторые местные
газеты утверждают, что Стейнбек - коммунист.
Но звучали в Калифорнии и другие голоса. Крупнейшая газета штата
"Сан-Франциско кроникл" опубликовала положительную рецензию Дж.
Джексона. "Гроздья гнева" - это "весь Стейнбек, - писалось в рецензии,
- зрелый романист, говорящий миру о том, что он должен ему поведать, и
делающий это с искусством великого художника".
На первый взгляд "Гроздья гнева" кажутся написанными буднично,
просто и незамысловато, как проста и незамысловата жизнь главных героев
книги - семейства Джоудов. В романе нет ни тайн, ни загадочных фигур,
ни сложных сюжетных ходов. Действие раскручивается медленно. Так
медленно, как движетcя на запад по федеральному шоссе номер 66,
соединяющему штат Oрегон со штатом Калифорния, видавший виды
шестицилиндровый легковой "гудзон" Джоудов, переоборудованный ими в
грузовик для такого дальнего путешествия.
И описания самого тяжелого путешествия Джоудов, и перипетии их
скитаний в Калифорнии выдержаны писателем в строго реалистическом
ключе, впечатляют своей живописной правдивостью и точностью деталей.
Читатель понимает желание Джоудов сохранить старый семейный уклад своей
жизни, сочувствует их стремлению приспособиться к тяжелым жизненным
обстоятельствам, ценит их волю к жизни и любовь к труду.
Но разве может одно бедное, сорванное с насиженных мест семейство,
каким бы крепким и сплоченным оно ни было, выдержать схватку с
капиталистическими хищниками, со всей махиной капиталистического
государства - банками и шерифами, богатыми фермерами и трестами,
отрядами вооруженных лавочников и наемными убийцами? Тысячи сезонных
рабочих, направляясь в Калифорнию, "надеялись найти здесь дом, а нашли
только ненависть".
Так жизненные обстоятельства обычной американской семьи позволили
писателю сбросить маску с хваленой американской свободы, и под ней
возникло истинное лицо буржуазной демократии - хищный оскал капитала,
его неутолимая жажда богатства и власти. Джоуды мало-помалу постигают
истинное состояние дел. Первым осознает происходящее Том. Он вынужден
покинуть родных, скрываясь от полиции. При прощании с матерью на ее
вопрос, где же искать его. Том отвечает: "Подымутся голодные на борьбу
за кусок хлеба, я буду с ними".
Стейнбек не ставил себе целью создавать роман действия, он
стремился показать те социальные условия, которые в богатой
капиталистической стране грозят гибелью тысячам коренных американцев. В
романе все подчинено единой цели - показу бессмысленности социального
уклада, при котором амбары были полны, а дети бедняков росли
рахитичными, и на теле у них вздувались гнойники пеллагры. Крупные
компании не знали, что черта, отделяющая голод от ярости, еле ощутима.
И деньги, которые могли бы пойти на оплату труда, шли на газы, на
пулеметы, на шпионов и соглядатаев, на "черные списки", на военную
муштру.
Простой жизненный опыт Джоудов и тысяч других подобных им
американцев питал те гроздья гнева, которые созревали в сердцах этих
простых людей, стремившихся только к одному - к тому, чтобы плодотворно
работать и жить и питаться за счет трудов рук своих. В судьбе Джоудов
как в капле воды отразились коренные социальные противоречия и проблемы
американской действительности и специфические черты национального
сознания. И Джоуды становятся символом униженных и оскорбленных
американцев, всех тех, кто не находит применения своим силам и талантам
в этой богатой стране, кто и сегодня вынуждеи скитаться по городам и
весям Америки в поисках хоть какого-нибудь заработка. "Люди, как
муравьи, расползались по дорогам в поисках работы, в поисках хлеба. И в
сознании людей начинала бродить ярость".
Символическое название романа, его отчетливая политическая
направленность отмечались многими американскими критиками. Один из них,
Джеймс Вогея, писал, что "Гроздья гнева"это не только роман, но и
"монография на тему социологии сельского хозяйства, практическое
руководство, как вести себя во времена чрезвычайных перегрузок, удар по
индивидуализму, эссе в защиту природы, жестокий и преисполненный иронии
выпад против основанной на простых эмоциях религии евангелистов,
которая, похоже, процветает в наиболее бедных сельскохозяйственных
районах этой огромной страны".
Вместе с тем точность описаний жизни сезонных рабочих показывала
не только экономическую сторону проблемы, но и вскрывала ее
политическое значение. Правдивость выводов писателя неоднократно
подтверждалась исследованиями историков, социологов, политологов. И в
то же время глубокое общечеловеческое содержание романа бередило души
читателей, раскрывало глаза на вое происходящее. Известный американский
литературовед Питер Лиска отмечал в 1979 году в этой связи: "Гроздья
гнева" продолжают читаться не просто как факт литературной или
общественной истории, но с чувством эмоционального сопричастия и
эстетического открытия. Больше чем любой другой американский роман он
успешно претворяет современную социальную проблему общенационального
звучания в художественно убедительное произведение. Это, бесспорно,
крупнейшее достижение Джона Стейнбека, труд литературного гения".
И конечно, экономическая и политическая направленность романа, его
сильное эмоциональное воздействие на читателей возмущали представителей
большого бизнеса, крупных фермеров, словом, всех тех, чьи действия в
романе подвергались уничтожающей критике. Как люди практические, они
отдавали себе отчет в том, что с произведением литературы надо бороться
печатным же словом. Уже через пару месяцев после выхода романа в свет
была издана брошюра некоего М. Хартранфта "Гроздья радости:
отрезвляющий и вдохновенный ответ Калифорнии "Гроздьям гнева"
Стейнбека", в которой описывалось семейство сезонников, получившее
собственную землю, денежную ссуду и прочие блага.
Вскоре вышла в свет другая брошюра - "Правда о Джоне Стейнбеке и
сезонных рабочих" Дж. Т. Мирона. Автор утверждал, что, будучи
сезонником, он ежедневно зарабатывал не меньше четырех долларов, а
когда работы не было, жил на полном обеспечении хозяев. Он обвинял
писателя в том, что в его романе "натурализм неистовствует, правда
взбесилась от предубеждения и преувеличения, а экономические проблемы
раздуты за границы рационального и реалистического мышления".
Однако обе эти брошюры не достигли своей цели. Газеты, журналы и
радио публиковали свидетельства государственных чиновников,
священников, профессоров-социологов, полностью подтверждающих
правдивость нарисованной Стейнбеком картины. "Гроздья гнева" стали
явлением общественно-политической жизни страны. По своему влиянию на
общественное мнение его сравнивали с романом Гарриет Бичер Стоу "Хижина
дяди Тома" и романом Эптона Синклера "Джунгли". В 1940 году Стейнбеку
за роман "Гроздья гнева" присудили высшую литературную награду США -
Пулитцеровскую премию.
Злоключения Джоудов оказывали сильное эмоциональное воздействие на
читателей прежде всего потому, что сами Джоуды ни на что особенное в
жизни не претендуют. Их стремления просты и непритязательны -
возделывать землю и жить плодами рук своих. Но в том-то все и дело, что
американский образ жизни лишает их и этого, казалось бы, такого
бесспорного права на жизнь и труд на своем собственном клочке земли.
Эта подлинная трагедия простых американских граждан показана в романе
просто, даже буднично, как нечто неизменно существующее в стране
хваленых "равных возможностей". Под пером писателя трагедия семейства
Джоудов перерастает в подлинную американскую трагедию, отражая
определенную тенденцию развития капиталистического общества Соединенных
Штатов Америки.
Важно отметить, что годы, прошедшие после написания "Гроздьев
гнева", мало что изменили в практике крупных американских монополий. В
октябре 1982 года корреспондент ньюйоркского еженедельника "Пэрейд"
писал о положении сезонных рабочих: "Формально с рабством в нашей
стране покончено сто семнадцать лет назад. Но условия жизни скитающихся
по чужим фермам тружеников мало чем отличаются от рабства".
Успех романа "Гроздья гнева" привлек к книге внимание деятелей
Голливуда. По роману начали ставить фильм. Когда в стране поднялась
кампания против книги, постановщики фильма наняли частных детективов и
поручили им скрупулезно проверить, насколько описываемое в романе
соответствует фактическому положению вещей. Мнение детективов было
единодушным: действительное положение сезонных рабочих в массе своей
еще хуже, чем это показано в романе. Однако кинофирма боялась открыто
объявить, что она начинает съемки фильма "Гроздья гнева", поэтому было
заявлено, что снимается невинная картина. под названием "Дорога номер
66". Но такое объявление вызвало поток писем, обвинявших фирму в
трусости. Этим письмам вторил журнал "Клик", сомневающийся в том, что
"окруженный цензорами, привыкший к всяческим запретам, Голливуд найдет
в себе мужество правдиво воспроизвести страдания и нищету трагических
героев Стейнбека".
Вышедший на экраны фильм во многом отличался от романа Стейнбека,
хотя в общем он передавал дух книги. Из речей Тома и Кейси исчезли вое
упоминания местных властей и полицейских. Кинодеятели не рискнули
воспроизвести заключительную сцену романа, в которой Роза Сарона своим
материнским молоком спасает незнакомца от голодной смерти. Вместо этого
фильм заканчивается гневными словами Ма Джоуд: "Нас не сотрешь с лица
земли, не уничтожишь. Мы будем существовать вечно. Потому что мы -
народ". Оценивая все внесенные в фильм изменения, один американский
исследователь пришел к следующему выводу: "Таким образом, книга,
являющаяся призывом в действию, превращается в кинофильм, утверждающий,
что для решения проблемы не требуется никаких действий".
А тем временем сам писатель подвергался настоящей слежке
недоброжелателей, каждое сказанное им слово переиначивалось и
искажалось. Поэтому Стейнбек предпочитал не покидать пределов своего
небольшого ранчо. "Зная, что за мной постоянно наблюдают, я просто
никуда не выхожу, - сетует он в письме приятелю. - Зная, что каждое мое
слово может появиться в печати, я никому ничего не говорю".
Чтобы отвлечься от всего происходящего вокруг него и его романа и
отдохнуть, Стейнбек соглашается сопровождать своего друга Э. Рикеттса в
его морском путешествии с щелью изучения морской фауны. Затем
отправляется в Мексику, где намеревается поставить фильм "Забытая
деревня" - о жизни древних индейцев. В Мексике он с интересом и
изумлением наблюдает за теми усилиями, которые предпринимает
гитлеровская пропагандистская машина в странах Латинской Америки.
"...Интересно наблюдать за эффективностью планов немцев, - сообщает
Стейнбек Паскалю Ковичи в самом начале 1941 года, - которая действенна
с точки зрения машинной логики, но которая (я подозреваю) является
самоубийственной с точки зрения механизма человеческих существ... И
поэтому я буду наблюдать, как рухнут эти замыслы немцев...". Понимая
возможные тяжелые последствия этой деятельности для США, Стейнбек
сообщает о ней в личном письме президенту США Ф. Рузвельту. Вскоре
президент приглашает писателя для короткой беседы.
В результате морского путешествия с Э. Рикеттсом Стейнбек написал
дневниковую книгу "Море Кортеса. Праздное путешествие с целью научных
исследований". Книга вышла в свет в 1941 году, но большого успеха у
читателей она не имела.
Нападение фашистской Германии на Советский Союз дало новый толчок
мыслям писателя об опасности войны для Соединенных Штатов. В разговорах
с друзьями он указывал на эту опасность, говорил, что Германия в случае
войны захватит Мексику и вторгнется в западные районы США. Но его
предупреждения не находили отклика у собеседников - война шла слишком
далеко от США. Однако Стейнбека не покидали мрачные мысли, он думал о
том, что может произойти в таком небольшом городке, как Монтерей, если
его захватят враги" Он решает написать об этом небольшую повесть или
пьесу. "...Она о небольшом городке, оккупированном врагами, -
рассказывает он о своем новом замысле в письме приятелю Тоби Стриту 25
ноября 1941 года. - В ней нет ни общих рассуждений, ни идеальных
героев, ни ярких речей. Просто рассказывается о том, что чувствуют
жители маленького городка, когда их город оккупируют захватчики. Ничего
не говорится, в какой стране происходит действие, нет специфических
словечек. Пытаюсь также показать, что чувствуют оккупанты. Это одна из
первых разумных вещей, которые пишутся на эту тему, и я, конечно, не
знаю, насколько она удастся мне".
Нападение японских милитаристов на Пирл-Харбор побудило писателя
ускорить работу над повестью, которую он назвал "Луна зашла",
подчеркивая этим, что фашистская оккупация несет темноту в прямом и
переносном смысле. Действующие лица были описаны так, что в них легко
узнавались представители американского общества, чтобы читатель понял:
подобное может случиться и в Соединенных Штатах Америки.
Местом действия своей новой повести Стейнбек избрал небольшой
приморский городок где-то на севере Европы, неожиданно оккупированный
гитлеровскими войсками, не встретившими фактически никакого
сопротивления. Захваченный гитлеровцами город имеет для них важное
экономическое значение: здесь добывают уголь. Чтобы обеспечить
бесперебойную добычу угля и отправку его в Германию, захватчики
заигрывают с местным населением. Немецкий комендант полковник Лансер
старается привлечь на свою сторону мэра города Ордэна, пользующегося
большим авторитетом среди жителей.
Но Ордэн и сам в глубине души ненавидит оккупантов и с радостью
наблюдает, как постепенно созревают "гроздья гнева и ненависти" среди
горожан. Поначалу "глаза их утратили выражение удивления, ио искры
ненависти загорелись в них не сразу". Сопротивление оккупантам,
молчаливое и незаметное сначала, принимает все более решительные формы.
Переломный момент наступает, когда за убийство немецкого офицера гитле-
ровцы расстреливают на площади горняка Алекса Мордена.
С того дня захватчики поняли, что их "повсюду окружают враги.
Каждый мужчина, каждая женщина, даже дети - все враги". На шахтах и на
железнодорожной ветке по ночам раздаются взрывы. Шахтное оборудование
то и дело выходит из строя, добыча угля резко падает. Молодые шахтеры
по ночам, тайком на рыбацких шхунах покидают родной город и уплывают в
Англию.
Полковник Лансер предпринимает решительные меры и объявляет, что в
случае продолжения взрывов на шахтах будет расстрелян мэр города. Но
Ордэна это не пугает. "Ничто не может изменить происходящего. Вас
уничтожат и выбросят вон, - бросает Ордэн в лицо захватчикам. - Народ
не желает быть побежденным. И он не будет побежден. Свободные люди не
начинают войн. Но если война началась, то они продолжают ее и после
поражения. Дикие орды выигрывают сражения, а свободные народы
выигрывают войны. И вам придется испытать это на собственной шкуре".
Предсказание Ордэна сбывается, взрывы на шахтах продолжаются, и
мэр отправляется в свой смертный путь, завещая согражданам "оплатить
все долги".
Повесть Стейнбека подчеркивала общенародное сопротивление
гитлеровским захватчикам, показывала, как от единичных актов саботажа
население оккупированной гитлеровцами Европы переходило к
организованному движению сопротивления, раскрывала закономерность и
неизбежность такого хода событий. Издательство сразу же приняло повесть
к печати и широко разрекламировало ее. "Новая книга идет безумно
хорошо, - констатировал Стейнбек. - На нее еще до публикации в два раза
больше заказов, чем было на "Гроздья гнева". Книжные магазины уже
заказали 85 тысяч экземпляров да книжный клуб - 200 тысяч. Это похоже
на сумасшествие".
Одновременно с повестью Стейнбек закончил и сценический вариант
книги, пьеса была принята к постановке в одном из театров Бродвея.
Книга вышла в свет в марте 1942 года, а премьера пьесы состоялась 8
апреля. Отзывы и литературных, и театральных критиков были далеко не
однозначными. Одни отмечали, что писатель сумел в повести показать
обстановку в оккупированном городе, однако сетовали на то, что ему не
удалось создать яркие, запоминающиеся образы основных действующих лиц.
Пьесу же театральные рецензенты единодушно раскритиковали как
"банальную и наивную".
Как это иногда бывает, повесть Стейнбека независимо от воли автора
и критиков имела свою собственную романтическую судьбу, о которой
писатель узнал только много лет спустя. В 1958 году, будучи в Италии,
Стейнбек случайно познакомился с одним активным участником итальянского
Сопротивления. И тот рассказал писателю, что в подполье они перевели
повесть "Луна зашла" на итальянский язык и выпустили 500 экземпляров на
мимеографе. Фашисты расстреливали без суда и следствия каждого, у кого
находили экземпляр книги Стейнбека. Как оказалось, эта повесть также
издавалась подпольем в Дании и Норвегии. В оккупированных странах
Европы ее воспринимали как знак поддержки американским народом движения
Сопротивления против фашизма. "Как тут не вспомнить нападки на эту
книгу со стороны наших воинствующих критиков!" - с сарказмом писал по
этому поводу Стейнбек.
Между тем в личной жизни Стейнбека в 1941 году произошли серьезные
изменения: он развелся с женой и переехал на постоянное жительство в
Нью-Йорк. Его сильно интересуют военйые действия в Европе, он стремится
уехать туда в качестве военного корреспондента газеты или телеграфного
агентства. Газета "Нью-Йорк геральд-трибюн", узнав о его желании,
назначает Стейнбека своим военным корреспондентом в Европе и
предпринимает необходимые шаги, чтобы получить для него аккредитацию
военного министерства США. Как оказалось впоследствии, при проверке
писателя Федеральное бюро расследований пришло к выводу, что он
является подозрительной и опасной личностью. За писателем усиленно
следили. Он чувствовал это и в 1942 году обратился со специальным
письмом к министру юстиции Ф. Бидлу. "Как Вы думаете, можно ли
попросить парней Гувера не наступать мне на пятки? - спрашивал он
министра. - Они считают меня враждебным элементом. Это становится
утомительным".
Много лет спустя ФБР рассекретило досье на 71 странице на
писателя, военная разведка имела свое досье на него, а ЦРУ свое. Тогда
же, в 1943 году, после настойчивых и решительных усилий редакции газеты
Стейнбеку была выдана необходимая аккредитация, а в июне 1943 года он
на военно-транспортяом корабле отправился в Англию. Незадолго перед
этим он сочетался вторым браком с голливудской певицей Гвиндолин
Конгер. Правда, этот брак оказался недолговечным, они разошлись через
четыре года после женитьбы. Сначала Стейнбек был прикомандирован к
частям союзников в Англии, а затем отправился в Северную Африку, где
незадолго перед этим высадились англоамериканские войска. Вместе с
морским десантом он высаживается в итальянском городе Салерно и 14
сентября попадает там под ожесточенную контратаку немецких войск.
Впоследствии он говорил, что за один этот день он накопил такой военный
опыт, которого ему хватит до конца жизни.
Он аккуратно посылал на родину корреспонденции с фронта. Когда в
1958 году Стейнбек перечитал их, готовя к изданию отдельной книгой, он
с изумлением отметил: "В этих корреспонденциях много такого, о чем я и
не подозревал. В частности, они вызывают ненависть к войне вообще. А
я-то считал, черт возьми, что по меньшей мере восхваляю войну".
Пожив среди простых солдат, поучаствовав в боях, Стейнбек познал
войну. "В действительности есть две войны, и одна из них никак не
похожа на другую, - писал он в июле 1944 года в журнале "Тайм". - Есть
война карт и организации тыла, кампаний и баллистических расчетов,
армий, дивизий и полков - это война генерала Маршалла. И есть война
истосковавшихся по дому, усталых, сметных, агрессивных простых людей,
которые стирают свои носки в своих касках, жалуются на еду, свистят
вслед арабским девушкам, впрочем, вслед любым девушкам, н продираются
через такое грязное дело, какое только видывал этот мир, и делают это с
юмором, достоинством и мужеством - это война Эрни Пайла".
Когда известный журналист Эрнест Пайл погиб во время японской
атаки на острове Иводзима, Стейнбек посвятил его памяти статью, но
телеграфное агентство Скриппс-Говард, пославшее Пайла на фронт,
отказалось публиковать ее. "Прошло всего десять дней после его гибели,
и он уже никак не интересует агентство Скриппс-Говард, которое делало
хороший бизнес на его репортажах! " - отмечал с горечью Стейнбек.
В декабре 1943 года писатель возвращается из Европы в Нью-Йорк и
сразу же принимается за работу над новой книгой. "Я тружусь над
небольшой забавной книжкой, работа над которой доставляет мне большое
удовольствие, даже в кино не хочу", - сообщает он своему другу в
декабре 1943 года. Жизнь в огромном городе тяготит Стейнбека, он
подумывает о поездке в Калифорнию и осенью 1944 года осуществляет это
намерение. Несколько месяцев он живет и работает в небольшом приморском
городке Монтерей, где завершает новую книгу.
Пребывание в родных местах не приносит радости Стейнбеку. Старые
знакомые сторонятся его, даже снять кабинет для работы ему никак не
удается.
В начале 1945 года выходит в свет новая повесть Стейнбека
"Консервный ряд" - так в просторечии называли Приморское авеню в
Монтерее, на котором располагались консервные фабрики, выпускавшие
миллионы банок дешевых консервов, сотни тонн рыбьего жира н удобрений.
Первый тираж повести (78 тысяч экземпляров) разошелся очень быстро,
издательство получало все новые и новые заказы. Заштатный городок
Монтерей в одночасье стал местом паломничества туристов, желающих
прогуляться по Консервному ряду, взглянуть на Западную биологическую
лабораторию, купить сигарет или жевательную резинку в бакалейной лавке
Ли Чонга, выпить кофе в "Ла-Иде".
Местные городские заправилы отнеслись к неожиданно свалившейся на
их городок славе весьма настороженно. "Лучшие люди этого города еще не
знают, нравится им "Консервный ряд" или нет, - сообщает Стейнбек своему
издателю. - Они ждут, что скажут по этому поводу другие. Так всегда
поступают лучшие люди всех городов. Критики же сразу заявили, что
повесть противоречит природе вещей и что она пропитана дурным вкусом...
В жизни каждого писателя наступает период, когда критики набрасываются
на него... Теперь наступил мой черед. Все это началось после "Гроздьев
гнева".
Действительно, американская критика встретила новую повесть
Стейнбека весьма сдержанно. Сам писатель считал, что "Консервный ряд"
подвергся "жестокому избиению со стороны критиков, они зашли слишком
далеко". Критики упрекали писателя в том, что он не создал ничего
нового, а просто повторяет ситуации и характеры, узке хорошо известные
по повести "Квартал Тортилья-Флэт". Известный критик Малкольм Кауля
назвал новую повесть писателя "весьма опасным пустячком". При этом он
имел в виду, что в повести содержится скрытая атака на "ценности
американского образа жизни".
Один из самых обеспеченных и благополучных героев повести, Док -
под этим именем выведен Эд Рикеттс, - наблюдая окружающую его жизнь,
задается непростым вопросом: "Качества, которыми мы так восторгаемся в
людях - доброта и великодушие, прямота, честность, понимание и
отзывчивость, - в условиях нашей системы неизменно являются причинами
неудач. А те черты, к которым мы относимся с отвращением, - грубость,
жадность, стяжательство, скупость, эгоизм и самовлюбленность - они
всегда приводят к успеху. И люди, восхищаясь положительными качествами,
все же предпочитают блага, достигнутые благодаря именно отрицательным
чертам".
Приятель Дока, с которым он делится своими сомнениями, дает
простой ответ: "Кому хочется быть добрым, если ради этого надо
голодать?"
В этих размышлениях Дока и заключении его приятеля - подлинный
смысл повести Стейнбека. В капиталистической сегодняшней Америке добрые
человеческие чувства и черты не приводят к успеху. Если хочешь
преуспеть в жизни - ловчи, обманывай, жульничай, не знай жалости и
милосердия.
Стейнбек сетовал на то, что критики не уловили весьма существенных
отличий новой повести от "Квартала Тортилья-Флэт". Прежде всего это
относилось к художественной форме. В "Консервном ряде" писатель
использовал небольшие общие главы, которые несут важную философскую
нагрузку, расширяют рамки повествования, придают нарисованной картине
общенациональные черты. Но разница между двумя повестями не
ограничивается только формой. Она - в более глубоком раскрытии образов,
в более отчетливой взаимозависимости героев, в более широких контактах
их с окружающим миром. Обитатели Консервного ряда намного шире
представляют американское общество, чем жители квартала Тортилья-Флэт.
Писатель рисует объемную многомерную картину жизни небольшого
американского городка, населенного вполне реальными фигурами людей.
С течением времени местные монтерейские власти смирились с книгой
Стейнбэка и в 1953 году с большой помпой переименовали Приморское авеню
в авеню Консервный ряд. Многое изменялось на этой улице, но и сегодня
по-прежнему зажат между двумя каменными зданиями фасад Западной
биологической лаборатории, которую приобрели несколько местных
бизнесменов, чтобы сохранить в качестве местной достопримечательности.
Посетители видят все те же застиранные зеленоватые занавески на окнах,
на полках и столах расставлены банки и колбы, которыми пользовался Эд
Рикеттс.
Весна 1945 года в Калифорнии была теплой. Под стать погоде звучали
и сообщения из Европы, 9-я американская армия приближалась к Эльбе,
советские войска наступали на Берлин, война на европейском театре
военных действий подходила к концу. "Думаю, что с немцами будет
покончено через пару-другую дней, - писал Стейнбек 3 мая 1945 года. -
Это кажется просто невероятным. Когда они терпят поражение, они намного
лучше, чем когда они побеждают. Подумать только: Гитлер и Геббельс
остались во вчерашнем дне. И вот - Берлин. Долгие годы мы ждали этих
дней и теперь, когда это свершилось, не можем сразу в это поверить" '.
Вторую половину 1946 года Стейнбеки провели в Мексике, где
писатель работал над повестью и киносценарием "Жемчужина",
назидательной притчей о молодом индейце, нашедшем огромную жемчужину.
Здесь же у него зарождается замысел нового романа, наподобие
мексиканского "Дон-Кихота". В Мексике Стейнбек решает больше не
возвращаться в Калифорнию, он хочет продать свой дом и обосноваться в
Нью-Йорке. "Как прав был Томас Вулф, назвав свою книгу "Домой возврата
нет", - повторял в эти дни Стейнбек. С женой и сыном он из Мексики
отправляется прямо в Нью-Йорк, где приобретает домик в Манхэттене.
Теперь писатель целыми днями работает над романом, получившим
название "Заблудившийся автобус". "...Этот мой автобус занимает слишком
большое место в моих мыслях, - сообщает он своему издателю. - Это
автобус, путешествующий в космических просторах, стреляющий своими
выхлопными газами в Млечный путь и поворачивающий за угол звезды
Бетельгейзе из созвездия Ориона без указания регулировщика. И водитель
Хуан Чикой, - господь наш, отцы наши и мы сами не видели еще подобного
водителя, - поведет этот шестицилиндровый, поломанный, подскакивающий
на ухабах мир через пространство и время".
Работа над романом продвигалась медленно и трудно, сотни
исписанных страниц выбрасывались в корзину, только к осени 1946 года
роман вчерне был закончен. Стейнбек устал от работы, у него
возобновились сильные головные боли, он решает отложить работу над
романом и совершить путешествие с женой в Европу. Они побывали в Дании
и в Швеции. Стейнбека удивила популярность в Европе его книг.
- Нас приветствовала такая толпа, - рассказывал писатель, - какая
собралась бы в Нью-Йорке, если бы знаменитая молодая киноактриса вдруг
объявила, что она появится на крупнейшей городской железнодорожной
станции "Гранд-Сентрал" нагишом.
Путешествие в Европу позволило Стейнбеку развеяться, отдохнуть. По
возвращении в Нью-Йорк он намеревался серьезно поработать над книгой,
но издатели настаивали на скорейшем выходе романа в свет. Писатель о
большой неохотой поддался уговорам и сдал рукопись в печать. В феврале
1947 года "Заблудившийся автобус" вышел в свет. Первоначальный тираж
составил 160 тысяч экземпляров, книжный клуб распространил еще 600
тысяч. "И несмотря на все это, я должен занимать деньги, чтобы
рассчитаться со сборщиками подоходного налога)" - сетовал писатель.
Новый роман Стейнбека увидел свет в весьма важный и сложный период
американской истории. Вторая мировая война завершилась победой сил
демократии над силами фашизма и милитаризма. Решающий вклад в эту
победу внес советский народ, одним из союзников которого были США. Но
накануне победы в руководстве США произошли кардинальные изменения.
Умер президент Франклии Д. Рузвельт, его место занял Гарри С. Трумэн.
Он и его сторонники сразу же взяли курс на "холодную войну" против
СССР.
Америку захлестнула волна самодовольства, хотя положение внутри
страны было тяжелым. Страну сотрясали забастовки. В 1946 году бастовало
около В миллионов рабочих, было потеряно более 107 миллионов рабочих
дней. Простаивали сталелитейные и автомобильные заводы, угольные шахты,
железные дороги, мясоконсервные фабрики. А десятки миллионов
потребителей требовали новых товаров, больше продуктов. Инфляция
охватила все отрасли национальной экономики. Капитал наступал на права
рабочих. В 1947 году был принят антипрофсоюзный закон Тафта-Хартли и
целый ряд антирабочих законов в штатах. Президент страны издал закон о
"проверке лояльности" государственных служащих. Над американской
демократией сгущались черные тучи, страна сползала в трясину "холодной
войны" и антикоммунизма.
В этих условиях многие здравомыслящие американцы задавались
вопросом: к чему же это все приведет? В их числе был и Дж. Стейнбек,
попытавшийся отразить происходящие в стране процессы в своем новом
романе. В его основе - ничем не примечательный, заурядный житейский
случай. Из-за поломки шестерни автобус, перевозивший пассажиров между
Мятежным углом и Сан-Хуан-де-ла-Крусом, вернулся в Мятежный угол, и
пассажиры вынуждены были здесь заночевать. Назавтра им опять не
повезло: автобус застрял на размытой сильным дождем старой
провинциальной дороге. Таковы два главных события, вокруг которых
развивается действие. Сталкиваются мнения и характеры, раскрываются
помыслы действующих лиц.
Обыденность описанных событий, их нарочитая банальность
усиливаются тем обстоятельством, что все действие романа происходит в
глубоком американском захолустье, вдали от больших городов и
магистральных дорог. Случай свел в автобусе разных людей. Вот президент
небольшой компании Элиот Причард, он "похож на Трумэна, на
вице-президента крупной компании и на ревизора... Он был бизнесмен,
одевался как бизнесмен и выглядел как бизнесмен". Рядом с ним его жена
Бернис, живущая по раз и навсегда заученным правилам своего круга. Для
нее и ее мужа и всех подобных им "Россия... заменяла дьявола средних
веков как источник всяческого коварства, зла и ужасов". К Причардам
примыкает предприимчивый коммивояжер Эрнест Хортон,
Причарды и Хортон представляют в романе деловую Америку, Америку
бизнесменов и торговцев. Нарисованный писателем образ этой Америки до
того несимпатичен и даже отталкивающ, что читатель невольно задается
вопросом: куда могут привести страну подобные люди? Современникам не
так уж трудно ответить на этот вопрос. Трумэн и Причарды втянули страну
в позорную "холодную войну", привели к вспышкам расовой ненависти, к
студенческим волнениям, к еще большему углублению пропасти между
богатством и бедностью, к жестоким расправам с инакомыслящими.
Представителями другой Америки в романе являются
официантка-посудомойка, уборщица Норма и ученик механика Эдвард Карсоа
по прозвищу Прыщ. У них нет ни денег, ни образования, они зарабатывают
на жизнь физическим трудом. Свои мысли и мечтания они черпают из
последних кинобоевиков и из радиопередач. Причарды и хортоны, нормы и
карсоиы - продукт одного и того же общества, и интеллектуально они
недалеко ушли друг от друга. Замкнувшаяся в себе, ограниченная в своем
видении мира, самодовольная Америка причардов и норм, хортонов и
прыщей, патентованных средств и пирогов массового производства встает
со страниц романа Стейнбека во весь рост и потрясает читателя
отсутствием благородной цели, безысходностью обыденности, царством
посредственности и невежества.
Перед читателем встает не Америка больших городов и шумных
автострад, а Америка провинциальная, глухая, забитая, но связанная с
той, другой Америкой и своей историей, и хорошими дорогами, и быстрыми
автобусами. По описанной писателем провинциальной Америке путешествуют
люди из того большого мира. Но оказывается, что их мысли, заботы и
действия ничем не отличаются от забот серой, неприветливой, однотонной
американской провинции. И "поломанный, подскакивающий на ухабах мир",
ведомый Хуаном Чикоем "через пространство и время", есть не что иное,
как американская действительность, американский образ жизни во всей его
неприглядности и скудости.
И читатель невольно задумывается над тем, что и сама-то, в общем,
сытая, преисполненная собственного достоинства Америка блуждает подобно
заблудившемуся автобусу в послевоенном мире, разыскивая и не находя
выхода из сложных и запутанных проблем и ситуаций внутренней и
международной жизни. Найдется ли человек, который объединит ее граждан
и выведет страну на прямую дорогу, на которой впереди покажутся
слабенькие, мерцающие сквозь пространство и время огоньки счастливого
будущего?
Роман Стейнвека не дает ответа на этот вопрос, и на первый взгляд
может показаться, что он этот вопрос даже не ставит. Но вся форма
романа, ограничение основного действия во времени и пространстве,
четкая композиция повествования, строгий отбор действующих лиц - все
это говорит о том, что писатель создал роман-притчу, роман-аллегорию,
наполненный глубоким философским смыслом, роман, в котором каждый образ
олицетворяет определенную общественную категорию людей и, собранные
воедино, они дают представление об американском обществе в целом.
Социальная характерность созданных образов по прошествии времени не
утратила ни своей достоверности, ни своей значимости. И так и кажется,
что звучащие в наши дни из Вашингтона утверждения о "советской империи
зла" своими корнями уходят в описанные Стейнбеком рассуждения
причардов.
Современники писателя не сумели или не захотели разгадать
содержащуюся в романе аллегорию. В притче Стейнбека им проще было
увидеть незамысловатую, ни на что ве претендующую заурядную житейскую
историйку, чем глубокую философскую аллегорию. Пройдут долгие десять
лет, прежде чем один из исследователей творчества Стейнбека напишет об
этом романе; "Хотя поездка из Мятежного угла в Сан-Хуан-де-ла-Крус
описана в реалистических тонах, почти вся география и топонимия книги
вымышлены, и есть подчеркнутая многозначительность почти в каждой
детали. То, что "Заблудившийся автобус" был задумав не просто
реалистическим повествованием, также подчеркивается и эпиграфом книги".
Ведь в эпиграфе, взятом из английского моралитэ XV века "Призвание
смертного на небо", говорится прямо:
Внемлите, судари, со тщанием
Сей притчи мудрым увещаниям
И ощутите Божий страх...
Тот же критик прямо называет автобус Хуана Чикоя аллегорическим.
При этом он подчеркивает, что хотя во время путешествия характеры
действующих лиц не меняются, им по воле автора пришлось заглянуть в
такие глубины своей души, что все они продолжают поездку, обогащенные
этим новым знанием самих себя. Правда, Стейнбек не показывает, будет ли
это новое знание использовано во благо или во зло людям.
Весной 1947 года газета "Нью-Йорк геральд-трибюн" предложила
Стейнбеку вместе с фотокорреспондентом Робертом Кейпа совершить поездку
в Советский Союз и написать для газеты серию репортажей. Писатель
охотно согласился, ему хотелось самому увидеть людей, победивших
гитлеровекую Германию, поговорить с ними, попытаться понять их. В
начале июля он на пароходе отплывает в Европу, а затем из Стокгольма на
самолете в Москву. Кроме советской столицы, писатель побывал в Киеве,
Сталинграде и в Грузии, посещал заводы, колхозы, театры, беседовал со
многими людьми.
"Мы находимся здесь уже неделю и пробудем до следующей пятницы, -
сообщал он 11 августа 1947 года из Киева. - Прекрасная страна и
прекрасный город, но он был так жестоко, безумно разрушен немцами.
Восстановление идет повсюду, но большие трудности из-за нехватки
механизмов и машин. Моя записная книжка быстро заполняется, а Кейпа
делает много фотографий, большинство, по-моему, прекрасны. Мы получаем
отличный материал, но я боюсь, что газетам Херета он не понравится. Эти
украинцы - отличный приветливый народ, с прекрасным чувством юмора. Я
записываю подробно длинные беседы с крестьянами и рабочими, чтобы не
забыть. Нам просто повезло, что мы сумели сюда приехать. Мы так много
увидели".
Очерки писателя о поездке в СССР сначала публиковались в газете
"Нью-Йорк геральд-трибюы", а затем вышли отдельной книгой под названием
"Русский дневник" (1948). В них содержалось много объективных
наблюдений о нашей стране, о ее людях, тем не менее они не свободны от
влияния ледяных ветров "холодной войны". Как послесловие к этой поездке
можно отметить следующий факт. В 1975 году, уже после смерти писателя,
в Нью-Йорке был издан объемистый том его писем. В нем помещены всего
два его письма из Советского Союза, и те в сокращенном виде. Исключены
критические замечания в адрес газет Херета и по поводу некоего Фишера,
опубликовавшего об СССР полную вымыслов книгу. Изъяты рассказы о
встречах и беседах с украинскими писателями, о посещении театров и
цирка. Ветры новой "холодной войны" внесли свои коррективы даже в
частные свидетельства писателя о нашей стране.
Стейнбек давно уже подумывал о том, чтобы написать большой роман о
Калифорнии - о людях, которых он хорошо знал, о долинах, которые он
изъездил на лошади или исходил пешком вдоль и поперек, о реках, в
которых он купался и ловил рыбу, по которым на лодке спускался к
океану. Ему хотелось назвать свой роман "Долина Салинас". Но по разным
причинам этот замысел так и оставался неосуществленным. Теперь он
решает приняться за этот роман. Для начала он отправляет письмо
редактору газеты "Салинас-Калифорниен" с просьбой сообщить, сможет ли
он поработать в газетном архиве. Положительный ответ не заставил себя
долго ждать, и в январе 1948 года писатель отправляется в Салинас и
Монтерей собирать материал для нового романа.
Он снова подолгу беседует с Рикеттсом, рассказывает ему о своей
поездке в Россию, встречается со старыми знакомыми, "возобновляет
знакомство с деревьями и рощами", изучает подшивки старых газет, их
архивы, выслушивает рассказы старожилов. "Все идет отлично, - пишет он
Паскалю Ковичи. - Я прекрасно отдыхаю. Дожди перестали, и холмы
приобретают зеленый оттенок. Сплю по двенадцать часов, а затем
отправляюсь в поля и рощи... Встречаюсь с людьми, которых не видел
годы. Изменений не так уж много. Люди дряхлеют, появились новые дома,
но в общем почти ничего не меняется. А холмы остаются такими, какими
они были всегда".
Три месяца, проведенные в Калифорнии, наполнили его энергией,
новыми впечатлениями, и по возвращении в Нью-Йорк он с новыми силами
принимается за работу. "С божьей помощью попытаемся взобраться на эту
проклятую гору, а она куда выше всех тех, на которые нам приходится
взбираться", - пишет он в апреле Эду Рикеттсу.
Стейнбеку казалось, что так хорошо начавшийся год принесет ему
успех и радости. Но получилось все по-другому. В мае 1948 года в
результате автомобильной катастрофы умер его лучший друг Эд Рикеттс.
После полета в Монтерей на похороны Рикеттса писатель долго не мог
прийти в себя, уже не было ни сил, ни желания снова приниматься за
роман, который он совсем недавно обсуждал с Рикеттсом за кружкой пива.
В довершение ко всему в августе от него ушла жена. И хотя он понимал,
что дело идет именно к этому, сам разрыв в это тяжелое для него время
обрушился на него новым тяжелым ударом. Жизнь в Нью-Йорке потеряла для
него всю привлекательность, и он уезжает в старый родительский дом в
Калифорнию.
"Жизнь совершила полный круг, и внутри осталось двадцать лет.
Просто поразительно! Какие прекрасные годы и какой печальный конец. Я
снова возвратился в этот маленький дом. Он ничуть не изменился, и я
задумываюсь, а изменился ли я сам... Временами меня охватывает паника,
но я думаю, что это вполне нормально. А временами мне кажется, что
вообще ничего не было. Как если бы это было время еще до того, как я
узнал Кэрол. Опустился густой туман, вы ощущаете его на своем лице.
Около рифа позванивает колокол на мороком буе. И, конечно, единственным
доказательством того, что во мне еще бьется жизнь, будет - сумею ли я
снова взяться за работу".
Но о продолжении работы над романом не могло быть и речи. Стейнбек
решает написать киносценарий об одном из главных деятелей крестьянского
восстания в Мексике, Эмилиано Сапате, погибшем от руки
реакционеров-наемников в 1919 году. Режиссером фильма согласился стать
Элиа Казан, известный театральный и кинорежиссер, чей фильм
"Джентльменское соглашение" был признан лучшим фильмом 1947 года.
Согласие Казана сразу же разрешило все проблемы отношений с
голливудской кинофирмой, согласившейся финансировать фильм. Работа над
сценарием продвигалась успешно, и весной 1949 года он был закончен.
Фильм "Вива, Сапата!" был восторженно встречен и публикой, и
критикой. Тонкое понимание Стейнбеком простого человека дополнялось
блестящим актерским исполнением Марлоном Брандо роли Сапаты и Антони
Квином роли Панчо Вильи. Впоследствии Антони Квин за эту роль получил
высшую награду американского кинематографа - "Оскар".
Во время пребывания Стейнбека в Калифорнии его познакомили с
молодой женщиной Элейн Скотт, дочерью нефтепромышленника из Техаса. Они
понравились друг другу, Элейн развелась с мужем и вышла замуж за
Стейнбека. В начале февраля 1951 года Стейнбеки переехали в свой новый
дом в Нью-Йорке. На третьем этаже для Джона был оборудован рабочий
кабинет, и писатель сразу же приступил к работе над давно отложенным
романом. "Книга захватывает меня все больше, - записывает он в дневнике
26 июня 1951 года. - Она никогда не наскучит мне. Надеюсь, что так же
будет и с ее читателями. Я робею перед нею и горжусь ею. Странные
чувства. Никогда не испытывал ничего подобного ни к одной моей книге.
Пытаюсь создать в ней микрокосм. Кажется, что небезуспешно".
В ноябре 1951 года рукопись романа была отправлена в издательство,
он получил библейское название "К востоку от Эдема". В издательстве
книга многим не понравилась. Одни считали, что автор утопил хорошую
историю в бездне ненужного материала, предлагали серьезно сократить
рукопись. "Я мысленно вспоминаю прошедшие годы и все то, что критики
перед выпуском моих книг просили сократить, - писал он Ковичи. - Теперь
те же самые критики ужаснулись бы, если бы я действительно последовал
их совету".
Стейнбек принял все те замечания, которые считал разумными, сделал
необходимые исправления, многие страницы переписал заново. Отослав
исправленный вариант в издательство, он с Элейн отправился в длительное
путешествие по Европе. Возвратились они в Нью-Йорк в начале сентября
1952 года. К этому времени первый тираж романа "К востоку от Эдема" -
110 тысяч экземпляров - был уже отпечатан и рассылался по книжным
магазинам страны. "110 тысяч - чертовски большая цифра для первого
издания, - сомневался Стейнбек. - Надеюсь, что не будет слишком
большого непроданного возврата".
Но сомнения писателя оказались напрасными: коммерческий успех
книги превзошел все ожидания. Оказалось, что американская публика с
интересом читала толстый роман, написанный в классическом стиле простым
лаконичным языком и повествующий о событиях конца прошлого - начала
нынешнего века в заштатном калифорнийском городке, о котором
подавляющее большинство читателей и слыхом не слыхивали!
"К востоку от Эдема" - традиционный семейный роман. Все действие в
нем сосредоточено вокруг двух семейств - Сэмюэла Гамильтона и Адама
Траска. И в то же время ко роман о становлении и развитии американского
общества, о том, как создавались семейные богатства, как жили
захолустные американские городки, какие нравы царили в них, как
развлекались достопочтенные отцы общества.
Убийство, подкуп, клевета и шантаж - вот пути, которые вели к
богатству в Америке. На примере двух семей писатель создает историю
провинциальных нравов Америки. Честность и трудолюбие здесь ни к чему
не ведут. Сэмюэл Гамильтон славился своей честностью и упорно трудился
всю жизнь. Но умер он таким же бедняком, каким он пешком пришел в эти
края.
Основанный на архивных данных, роман был встречен в Салинасе безо
всякого энтузиазма. Потомкам первых переселенцев не хотелось, чтобы все
узнали о том, какими путями создавались их богатства, они предпочитали
похоронить свое прошлое под толщей лет и событий. Критики также
встретили роман в штыки. Ведущий еженедельник "Тайм" писал, например,
что "Стейнбеку, вероятно, следовало придерживаться первоначального
замысла и рассказывать только историю своей семьи. А так роман
превратился в ярмарочный мешок, в который каждый набросал, что смог".
Другие критики утверждали, что образы Трасков созданы из папье-маше,
напоминают больше манекенов, чем живых людей, а в их действиях
отсутствуют логика и достоверность. Пройдет не так уж много лет, и
претендующая на академичность и солидность "Литературная история
Соединенных Штатов Америки" назовет роман Стейнбека "грандиозной
реалистической и символической панорамой греха, где юмор сочетается с
пафосом, пафос с трагедией, а трагедия со слишком откровенной
морализацией".
Несмотря на отрицательную критику, роман имел успех у читателей,
хотя он отличается от всего написанного писателем ранее и по охвату
описываемых событий, и по их географии. Действие всех его предыдущих
книг, за исключением "Золотой Чаши", строго ограничено и во времени, и
в пространстве. Даже в самом значительном произведении Стейнбека -
романе "Гроздья гнева" место действия определяется местопребыванием
семьи Джоудов, а по времени ограничено несколькими месяцами.
Роман "К востоку от Эдема" по времени охватывает полстолетия - с
1863 по 1918 год. Место действия переносится из Калифорнии в
Коннектикут, в другие штаты, в столицу страны, город Вашингтон. В
романе фигурирует значительное количество действующих лиц, многие
появляются на его страницах всего один раз, чтобы сыграть свою роль и
снова уйти в небытие. Но все они, будь то мать Кэти, или доктор Уайлд,
или сутенер Эдварде, или шериф Салинаса, - все они описаны писателем
так объемно, так точно, что читатель уже не может забыть их. При этом
писатель не перегружает повествование ненужными деталями,
останавливаясь только на тех событиях, которые играют основную роль в
жизни его героев, умело поддерживая интерес читателя к описываемому,
все время держит читателя в напряжении. С течением времени роман "К
востоку от Эдема" занял прочное место в истории американской
литературы, его изучают в средних школах и университетах, он ежегодно
переиздается.
1952 год был в США годом очередных президентских выборов.
Кандидатом республиканцев в президенты был генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр,
кандидатом демократов - губернатор штата Иллинойс Эдлай Э. Стивенсон.
Стейнбек никогда раньше не принимал активного участия в предвыборных
кампаниях. Но теперь он стал больше интересоваться проблемами
внутриполитической жизни страны и в результате примкнул к сторонникам
Стивенсона, написал для них несколько предвыборных речей. Кампания
проходила весьма бурно, нередки были потасовки между республиканцами и
демократами. "Конечно, все яйцеголовые (иронически-презрительное
прозвище интеллектуалов. - С. И.) за Стивенсона, но как много здесь
яйцеголовых?" - этот риторический вопрос консервативного журналиста
Стюарта Олсопа довольно точно отражал настроения подавляющего
большинства американских избирателей. Стивенсон потерпел поражение,
34-м президентом США был избран Дуайт Д. Эйзенхауэр.
Начало пятидесятых годов в Соединенных Штатах Америки
ознаменовалось наступлением крайне консервативных, реакционных сил. С
начала 1950 года до конца 1954 года внутриполитическая жизнь проходила
при доминирующем господстве ярого антикоммуниста сенатора от штата
Висконсин Джозефа Маккарти, которого американская печать называла
"наиболее удачливым демагогом" страны. Начавшиеся массовые гонения на
прогрессивных деятелей литературы и искусства оказали огромное влияние
на всю общественную жизнь. Впоследствии известная американская
писательница Лилиан Хеллман назвала этот период "временем негодяев".
Естественно, что все происходящее в той или иной степени оказывало
влияние и на Стейнбека. Именно в эти годы он перестает заниматься
проблемами современного американского общества и обращается к глубокой
истории - серьезно изучает легенды об английском короле Артуре и
рыцарях Круглого Стола. Он много месяцев проводит в Европе, занимаясь
своими изысканиями и знакомясь с творчеством европейских писателей. Он
обратил внимание на то, что многие европейские литераторы не только
принимают активное участие в политической жизни своих стран, но и
отражают происходящее в своем творчестве. Стейнбек задумывается над
этим, сравнивает произведения европейцев с книгами американских
авторов.
"Мне кажется, что большинство писателей в Америке - и я в том
числе - ударились почти целиком в прошлое, - делится писатель своими
размышлениями в письме к Элизабет Отис 17 июня 1954 года. - Нам
интересно воссоздать и прославить старые времена. Похоже, что мы хотим
очертить прошлое, которое, вероятно, никогда не существовало. История
детства, "фронтира", романы о чьих-то старых тетках и тому подобное.
Все это прекрасно, но пора бы и кончить. Слишком мало американских
писателей (в основном те, что пишут для журнала "Ныо-Иоркер") пишут о
сегодняшнем дне или же о сегодня, спроецированном в будущее. Для меня
было настоящим потрясением осознать, что я уже давно не писал ничего
современного. Похоже, что настоящее ставит нас в тупик и мы избегаем
его потому, что оно не совсем ясно для нас. Но разве это может служить
оправданием? Если это время путаницы и неразберихи, то настоящий
писатель и должен писать об этом, если он хочет воспроизвести свое
время. Воздействие маккартистских слушаний в Конгрессе США на нынешнюю
молодежь будет сказываться всю их жизнь. Реакция на этот спектакль -
какая бы она ни была - явится ключом к нашему будущему отношению к
любым проблемам. Если не воссоздать этого в прозе, образ мыслей и
характер чувств, присущих сегодняшнему дню, будут утрачены. Мы будем
иметь протоколы заседаний, но не узнаем, что люди чувствовали по этому
поводу. Что вы думаете об этом? Интересно, смогу ли я написать что-либо
подобное? Может быть, следует попытаться".
К сожалению, литературная деятельность писателя в эти годы не
имела ничего общего с этими многообещающими заявлениями. Он по-прежнему
изучает и пересказывает легенды о короле Артуре, пишет музыкальную
комедию "Пустые мечты", а после ее провала создает на этом же материале
повесть "Сладостный четверг", явившуюся продолжением рассказа о людях
Консервного ряда. Критики расценили повесть как "легкую комедию, не
совсем приличную, сентиментальную и смешную", оторванную от реальной
жизни и ни на что серьезное не претендующую.
Весной 1956 года Стейнбеки приобретают небольшой домик в маленькой
деревушке Сэг-Харбор, расположенной на берегу залива на восточной
оконечности острова Лонг-Айленд. Стейнбек все лето занимается
благоустройством нового дома: укрепляет и утепляет стены, устанавливает
нефтяное отопление. В свободное время он работает над новой книгой,
которую он назвал "Краткое царствование Пипина IV. Выдуманная история".
Сам он понимал, что это совсем не та книга, которую от него ждут
издатели и читатели: "И размер у нее не тот, что нужен, и тема не та, и
все остальное..." Правда, некоторые современные исследователи
творчества Стейнбека утверждают, что рассказ о Пипине - аллегория и в
его образе писатель вывел своего современника Эдлая Стивенсона, который
добивался выдвижения своей кандидатуры на пост президента я на выборах
1956 года.
Писатель был весьма невысокого мнения о своих соотечественниках.
"Страх перед коммунизмом заменяет среднему американцу способность
думать, - утверждал Отейибек. - Богатые ненавидят бедных и налоги.
Молодые ненавидят призыв в армию. Демократы ненавидят республиканцев, и
наоборот. И все вместе ненавидят русских. Дети стреляют в родителей, а
родители готовы утопить своих щенят, если бы знали, что это сойдет им с
рук".
Подобные мысли отталкивали писателя от современности, укрепляли
его в стремлении углубиться в историю. Он снова едет в Европу, чтобы
продолжить изучение легенд о короле Артуре. В сентябре 1957 года
Стейнбек побывал в Японии, где участвовал в заседаниях Пен-клуба. Его
поразила та чувствительность, с которой японцы относились к проблемам
ядерного оружия: "...Жуткое ощущение - кажется, что даже воздух
пропитан этой необыкновенной чувствительностью".
Поездка в Японию обострила антивоенные настроения писателя, он
решает собрать свои репортажи с полей второй мировой войны и издать их
отдельной книгой. Сборник "Когда-то была война" вышел в свет в 1958
году. Писатель в это время снова путешествовал по Англии, знакомясь с
местами, связанными с королем Артуром. Но мимо его внимания не проходят
и события в США. Он публично протестует против решения вашингтонской
администрации лишить заграничного паспорта знаменитого певца Поля
Робсона, выступает со статьей в защиту драматурга Артура Миллера,
подвергшегося гонениям со стороны печально известной Комиссии по
расследованию антиамериканской деятельности Конгресса США. Сравнивая
современность с древностью, Стейнбек приходит к грустному выводу:
"...Мы настолько же бессознательно жестоки и практически своекорыстны,
как и люди средних веков".
Возвратившись поздней осенью 1959 года в США после очередной
поездки в Англию, Стейнбек увидел Америку совершенно иным взглядом, чем
раньше, и увиденное буквально потрясло его. Он делится своими мыслями в
письме Эдлаю Стивенсону 5 ноября 1959 года: "Кто-то должен сделать
переоценку всей нашей системы, и чем быстрее, тем лучше. Мы не можем
рассчитывать, что воспитаем наших собственных детей порядочными и
честными людьми, если наши города, наши штаты, наше федеральное
правительство, наши частные корпорации - словом, если буквально все
предлагают наивысшие награды тем, кто погряз в сутяжничестве и
коррупции. Все снизу доверху гнило, Эдлай. Может быть, ничто уже нам не
поможет, но я все еще настолько глуп и наивен, что готов попытаться
что-то предпринять".
Он снова и снова обдумывает увиденное и снова приходит к тем же
невеселым выводам. "Очень тяжело растить ребят в духе любви и уважения
к добродетели и знаниям, - пишет он генеральному секретарю ООН Дагу
Хаммершельду, - когда средствами для достижения успеха служат
крючкотворство, вероломство, себялюбие, леность и цинизм или когда
благотворительность оплачивается снижением налогов, суды продажны, а
высшие государственные чиновники преисполнены безмятежного спокойствия,
лености, тщеславия, да к тому же еще и являются абсолютно неграмотными.
Как я могу учить всех своих сыновей ценностям и красоте нашего языка, а
значит, ценностям и красоте общения, если сам президент не читает
ничего другого, кроме "вестернов", и не может правильно произнести
простейшую английскую фразу?".
Новый взгляд писателя на все происходящее в стране, его неприятие
американской действительности, желание как-то повлиять на ход событий,
раскрыть глаза американцам на их собственный образ жизни заставили
Стейнбека отложить в сторону легенды о короле Артуре и взяться за новый
современный роман. Сердечный приступ прервал работу в самом начале, но
по выходе из больницы писатель сразу же продолжил работу над романом,
который он назвал "Зима тревоги нашей". Словосочетание это взято из
ранней трагедии В. Шекспира "Ричард III".
Завершив осенью 1960 года работу над романом, Стейнбек сразу же
отправляется на грузовике, специально оборудованном для такой поездки,
в путешествие по стране. Он сам ведет машину, его единственный
компаньон - пудель Чарли. Писатель проехал более десяти тысяч миль по
дорогам тридцати четырех штатов Америки, разговаривал с сотнями простых
граждан, наблюдал жизнь американской глубинки.
Летом 1961 года "Зима тревоги нашей" вышла из печати. История
того, как разбогател Итен Аллеи Хоули, - история типично американская и
весьма поучительная. Будучи средним добропорядочным американским
гражданином, Хоули тем не менее доносит на своего хозяина - владельца
лавки, в которой он работает. В результате хозяина высылают из страны,
и Хоули приобретает лавку за бесценок. Он же ссужает деньгами своего
друга-алкоголика в обмен на завещание в пользу Хоули единственного в
окрестностях города равнинного участка земли, пригодного для устройства
необходимого городу аэродрома. Друг спивается на деньги Хоули и умирает
от белой горячки. Хоули становится владельцем желанного участка земли.
"Деньги сегодня являются источником и центром нашего национального
характера", - отмечал в конце сороковых годов в газете "Нью-Йорк тайме"
известный критик Максвелл Гейсмар. И Стейнбек в своем новом романе
показал, как тяга к деньгам, дух стяжательства и наживы исподволь
разъедают души людей, развращают их, превращая в жуликов и лихоимцев.
Нарисованная им картина не понравилась американским критикам. Но были
среди них и такие, кто сомневался в справедливости своих критических
нападок. Один из них, в частности, писал: "Думаю, что, как это часто
бывает, недостатки, но позволяющие, по нашему мнению, признать эту
книгу за подлинное произведение искусства, окажутся в будущем именно
теми достоинствами, которые обеспечат ей превосходство над другими
произведениями".
Стейнбек между тем был занят работой над "Путешествием с Чарли в
поисках Америки". Книга путевых заметок рождалась на свет медленно и с
большим трудом. Писатель перечитывал свои дорожные записи, письма жене
с дороги, вспоминал беседы и встречи, все увиденное и услышанное. И
перед его взором вырисовывалась картина, которая мало радовала глаз.
"Ищу и ищу слова, чтобы описать разложение. Не распад, не упадок, а
простое гниение. Казалось, что оно происходит просто в силу надоевшей
всем инерции. Никто не ратует за наши идеалы, но почти каждый недоволен
всем на свете. Негры ненавидят белых. Белые ненавидят негров.
Республиканцы ненавидят демократов, хотя их и трудно отличить друг от
друга... Все как бы охвачено какой-то болезнью, эпидемией деградации и
упадка... С течением времени наша нация превратилась в нацию
неудовлетворенных".
Поэтому успех вышедшего в свет "Путешествия с Чарли в поисках
Америки" удивил писателя, как удивили его и положительные, в общем,
рецензии на книгу.
Осенью 1962 года Джону Стейнбеку была присуждена Нобелевская
премия в области литературы. В решении Нобелевского комитета
подчеркивалось, что Стейнбек награждается за его "реалистические и
преисполненные художественности произведения, отличающиеся пронизанным
добротой юмором и социальным пониманием... Его симпатии всегда на
стороне угнетенных, обиженных и бедствующих. Он любит противопоставлять
простыв радости жизни грубому и циничному стремлению к наживе". Наряду
с "Гроздьями гнева" в числе достижений писателя отмечались роман "Зима
тревоги нашей" и повесть "О мышах и людях".
Большая американская пресса решение Нобелевского комитета
встретила в штыки. Задающая тон газета "Нью-Йорк тайме" писала в этой
связи: "Присуждение Нобелевской премии по литературе Джону Стейнбеку
снова привлечет внимание к писателю, который еще работает, но чьи
основные произведения были созданы более чем два десятилетия тому
назад... Ни в коей мере не пытаясь умалить достижения г-на Стейнбека,
нам кажется весьма любопытным тот факт, что венок лауреата не был
возложен на писателя - будь то поэт, критик или историк, - чье
значительное влияние, да и сами труды которого оказали более
основательное влияние на литературу нашего времени". сам писатель
отнесся к неожиданному для него награждению философски: "Мы сумели
пережить бедность, боль и потери. Насмотрим теперь, сумеем ли мы
пережить и это".
Кончалось восьмилетнее президентство Дуайта Д. Эйзенхауэра, о
котором известный журналист Джеймс Рестон говорил: "Как в гольфе, так и
в политике замах у него всегда был лучше удара". В стране поднялась
новая волна "холодной войны", усилилось движение против расовой
дискриминации, американские граждане с тревогой следили за провалом
американской агрессии против Кубы в заливе Кочинос, переживали
балансирование на грани войны во время кризиса в бассейне Карибского
моря. Смена республиканцев демократами в Белом доме не принесла
заметных изменений среднему американцу. Но лауреат Нобелевской премии
Джон Стейнбек перестал быть средним американцем. О нем помнил и
избранный президентом в 1960 году Джон Ф. Кеннеди, и Линдон Б. Джонсон,
занявший президентский пост после трагического убийства Дж. Кеннеди.
По предложению Белого дома Стейнбек снова едет в СССР в рамках
программы культурных обменов между обеими странами. Осенью 1963 года
Стейнбек с женой побывал в Москве, Киеве, Ленинграде и Тбилиси. "Москва
очень сильно изменилась, - писал он 18 октября 1963 года Элизабет Отис.
- Новые жилые дома протянулись на мили и уходят в бесконечность. Так
как земля не подлежит продаже, вокруг домов разбиты парки и скверы.
Люди намного лучше одеты, чем в наш прошлый приезд, и на их лицах нет
усталости. Все очень радушны. Люди свободно обсуждают любые темы".
После Советского Союза Стейнбеки посетили Польшу, Венгрию,
Чехословакию. Возвращение домой было печальным. Убийство Джона Ф.
Кеннеди потрясло Стейнбека. Он думает над этим актом насилия, ему
кажется, что страна скатывается в средневековье. Как и во времена
короля Артура, ныне нет уважения к власти, нет веры в богов, нет
героев, утрачено чувство гордости. Жаклин Кеннеди предлагает ему
написать книгу о ее покойном муже. Но он не может взяться за это
поручение, так как время еще не сгладило боль потери и мысли обо всем
происшедшем еще не выкристаллизовались в беспристрастные строки.
В октябре 1964 года после операции на семьдесят девятом году жизни
скончался друг и издатель Стейнбека Паскаль Ковичи. Боль этой потери не
оставляла его до конца жизни, он ушел в себя, стал мрачным и угрюмым.
Прошло девять месяцев, и жизнь наносит ему новый удар - 14 июля 1965
года скончался Эдлай Стивенсон, с которым писатель дружил в последние
годы. Он высоко ценил Стивенсона как реального политика, и его первой
реакцией была "злость на то, что американцы оказались слитком глупыми,
чтобы полностью использовать достоинства этого человека".
В этот период младшего сына писателя Джона призывают в
американскую армию и летом 1966 года отправляют во Вьетнам. Уже в своих
первых письмах отцу он пишет не столько о тяготах войны, сколько о ее
бессмысленности и ненужной жестокости. Стейнбек и сам понимал это.
"Воюсь, что впереди нас ожидают тяжелые дни, - писал он в июле 1965
года. - Нет никакой возможности превратить вьетнамскую войну в
благородное начинание. Также невозможно оправдать посылку войск в чужую
страну".
По предложению президента Л. Джонсона он сам едет во Вьетнам и
проводит там полтора месяца. Его репортажи и статьи из Вьетнама,
публиковавшиеся в газете "Ныос дей", озадачили его друзей, которые
хорошо знали об антивоенных настроениях писателя. Они не понимали, как
сочетать публичную позицию писателя с тем, что он высказывал в частных
письмах и беседах, в которых он характеризовал военные действия во
Вьетнаме не иначе, как кошмар. Да и сам он впоследствии признавался:
"Не понимаю, как я впутался в эту дискуссию. Ведь я знаю ничуть не
больше, чем все те, кто совершает эти ошибки".
Осенью 1967 года Стейнбек перенес тяжелую операцию. Затем один за
другим следуют два тяжелых сердечных приступа, в 20 декабря 1968 года
Джон Стейнбек скончался. Статьи в американских газетах и журналах были
сдержанными, авторы старались придерживаться фактов и избегать эмоций и
оценок. Обращала на себя внимание статья в газете "Нью-Йорк таймс".
Если шесть лет тому назад газета сетовала, что Нобелевскую премию
присудили Стейнбеку, то теперь ее тон был совершенно другим. "Стейнбеку
не нужна была Нобелевская премия. Нобелевский комитет нуждался в нем, -
писала теперь "Нью-Йорк таймс". - Он занимает в нашей литературе
прочное место. Его влияние живет в многочисленных трудах писателей,
которые на учились у него, как сделать забытого всеми человека
незабываемым".
Похоронили писателя в родной ему калифорнийской земле.
Лучшие произведения Джона Стейнбека и сегодня читаются и
перечитываются во многих странах мира. Они по-прежнему привлекают
читателей своей незамысловатой простотой, реалистическим изображением
действительности, добрым юмором, неизменной симпатией к обездоленным и
угнетенным, принципиальной преданностью демократическим идеалам.
С. Иванько
Last-modified: Fri, 07 Aug 1998 15:22:57 GMT
STEJNBEK/biography.txt
Полезные ссылки:
Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
|
|
|
|