Сергей Анатольевич СМИРНОВ

                         ЦВЕТОК В ДОРОЖНОЙ СУМКЕ

                                 Рассказ

     После   привычных   блекло-серых,   бесцветных и   нагоняющих смертельную

тоску   холмов Безликой кипящая на   полуденной жаре   земная зелень вызывала

резь в глазах.   Я стоял неподвижно на краю шоссе и,   вглядываясь в зеленый

мир,   щурился с такой силой, что даже стала болеть голова. Подошвы ботинок

словно приварились к дороге,   и мне казалось, что еще немного - и мои ноги

пустят в асфальт корни.

     Вдруг какой-то   импульс прострелил мои   мышцы.   Я   сорвался с   места,

зашвырнул далеко свою дорожную сумку и   тут же   ринулся сам вслед за ней в

гущу травы.   Но,   сделав несколько яростных рывков,   выдохся. Ноги опутала

упругая паутина из стебельков и листиков;   наконец, подавшись телом вперед

так,    что   сохранить   вертикальное   положение   уже   было   невозможно,    я

растянулся во весь рост и, должно быть, отшиб бы себе грудь и разбил лицо,

если бы не тысячи маленьких зеленых пружинок, мягко сжавшихся подо мною.

     И от этого чувствительного падения мне вдруг стало хорошо-хорошо.

     Про   своего   нового   знакомого,   Алексея,   я   совсем забыл,   а   когда

вспомнил и, сев, высунулся из травяных зарослей, оказалось, что он все еще

стоит на шоссе, переминаясь с ноги на ногу.

     - Чего   ты   ждешь?   -   спросил я   решительно,   удивляясь,   как   может

человек,   пробыв год в   космосе,   не   прийти в   ребячий восторг от   земной

красоты.

     Алексей только посмотрел на меня так,   как смотрит не умеющий плавать

на реку, через которую ему придется перебираться вброд.

     - Ты там до конца отпуска простоишь,   - почувствовав какой-то подвох,

сказал я уже как-то неуверенно.

     Алексей наконец тронулся с   места.   Он   повесил на   плечо свою сумку,

сошел с дороги и двинулся в мою сторону,   переступая таким образом,   будто

боялся наступить на спрятавшуюся в   траве змею.   Я   смотрел на него во все

глаза.   Судя   по   всему,   Алексей чувствовал себя очень неловко:   лицо его

покрылось красными пятнами.   Он подошел ко мне, осторожно положил сумку на

землю и, присев на корточки, пристально посмотрел на меня.

     - Должно быть,   я немного свихнулся, - с огорчением сказал он, словно

оправдываясь за свои странные действия.

     Я пожал плечами.

     - Это бывает с теми...   -   я указал глазами на небо,   -   с теми,   кто

возвращается оттуда.

     - Хм.   - Алексей слабо улыбнулся. - Но у меня уж слишком оригинальный

случай...

     - Лучше поговорим о чем-нибудь другом,   -   предложил я,   давая понять

Алексею, что не люблю обсуждать чужие недуги.

     ...Мы   познакомились два дня назад на пассажирском космолете:   у   нас

была   каюта   на   двоих,   и,   хотя   -   не   знаю   почему   -   мы   очень   мало

разговаривали между   собой,   на   следующее после знакомства утро   мне   уже

казалось, что мы давние и очень хорошие друзья. Нас сближало непреодолимое

желание вновь   послушать почти   забытый нами   шелест   листьев на   ветру   и

побродить по вечернему городу, с огнями которого не может сравниться блеск

самых ярких звезд.   Нужны ли   слова?   И   тем более не рассказывали мы друг

другу о   своей работе.   Но   теперь я   вдруг почувствовал,   что   Алексей не

успокоится,   пока не   расскажет о   своих злоключениях.   Я   понял,   что ему

долгое время пришлось пробыть в   одиночестве.   Такие люди в   космосе очень

молчаливы, но стоит им вернуться на Землю, и они несколько дней ведут себя

так,   будто им больно молчать, и, если окружающие их не слушают, впадают в

убийственное уныние.   Я по своему горькому опыту знал,   что означает такое

уныние,   и   поэтому счел своим долгом выслушать человека,   который,   может

быть, ждал этой возможности целый год.

     Я   чуть приподнял брови и   вопросительно глянул на Алексея.   Он снова

слабо улыбнулся:   видно,   понял ход   моих мыслей и,   на   миг   задумавшись,

неторопливо спросил:

     - Два   месяца   назад   в   третьем   секторе Урана   беспилотный грузовик

врезался в   звездолет,   на котором был только один помощник штурмана.   Ты,

может быть, слышал?

     - Конечно, - ответил я. - Этот звездолет потом больше недели искали.

     - Вот-вот.   Не мудрено. Его на куски разнесло. В одном из этих кусков

я и загорал полторы недели. - Алексей немного помолчал. - А столкнулись мы

эффектно,   ничего не скажешь.   Космолет, на котором я летел, перегонялся с

одной базы на другую,   с которой шел этот злополучный грузовик;   так   дело

было;   и пути эти настолько совпали,   словно корабли летели навстречу друг

другу по одной ниточке.   В общем,   совпадение сказочное,   остается   только

руками развести...   За полчаса до столкновения пошел в оранжерею проверить

систему автополива.   Вдруг страшный удар, будто кто-то кувалдой трахнул по

обшивке,   - и тишина.   Мне показалось,   что корабль бесшумно прокатился по

гигантской каменной лестнице,   а потом началась   странная   карусель.   Меня

дернуло в сторону, магнитные ботинки оторвались от пола, перед глазами все

завертелось.   Вначале я даже не успел испугаться, а когда меня провезло по

цветам,   а   потом   стало   безжалостно шлепать о стены,   мне уже было не до

страха.   Ко мне пришло спокойствие и равнодушие обреченного,   и еще   минут

пять я заботился только о том,   чтобы не врезаться в стену головой. Я даже

не пытался прилипнуть к опоре   ботинками.   Только   когда   уже   случайно   я

коснулся   ногами   пола,   тогда   и   кончилось это сумасшествие.   Я был весь

вымазан в мокрой земле   и   размятой   зелени,   которая   отдавала   резким   и

неприятным   запахом.   Я сразу рванулся к выходу,   но люк оказался закрытым

наглухо,   а над ним горел транспарант:   <Общая разгерметизация>.   Выйти из

оранжереи было нельзя;   что произошло,   я не знал.   Я думал,   что,   должно

быть,   корабль с чем-то столкнулся и получил   большую   пробоину   где-то   в

районе грузовых отсеков.   На самом деле это была уже не пробоина, а полный

разгром.   Грузовик имел на борту   десять   тысяч   тонн   полезного   груза   и

прорвал корпус корабля, как бумажный кулек. Рубку управления разворотило в

клочья,   часть отсеков оторвало вовсе,   только оранжерея целой и осталась.

Вот, что называется, в рубашке родился.

     Я   побродил несколько минут перед люком и решил,   что дела мои плохи.

Даже   зябко   стало.   Оставалось только   ждать.   На   вегетарианской пище   с

уцелевшего огорода я   смог бы   протянуть около месяца,   питья было сколько

угодно: запасной резервуар полива и резервуар с питьевой водой были полны.

Но   вот   дышать мне   можно было   от   силы дней семь-восемь,   а   потом хоть

открывай люк   и   дыши вакуумом.   Рассчитывать же   на   то,   что меня спасут

раньше чем   через   неделю,   было   трудно:   корабль перед аварией находился

слишком далеко от баз.

     Вдруг меня словно стукнуло.   Я прозрел. Вокруг меня были сотни всяких

растений: тюльпаны, бегонии, кактусы, помидоры, лимонные деревца, березки.

Все они вырабатывали кислород.   Тихо и   незаметно.   Я вспомнил картинку из

старого школьного учебника по   ботанике:   две   мыши,   накрытые стеклянными

колпаками;   одна уже мертва, а другая живет как ни в чем не бывало; вместе

с ней под колпаком стоит горшок с цветком. Мое положение было аналогичным:

я только не знал,   смогут ли растения оранжереи обеспечить меня кислородом

на достаточно долгий срок. Но все равно надежда появилась, а это главное.

     На Земле дышится вольно, мы и не осознаем ценности всех этих травинок

и былинок:   банка,   в которой мы живем вместе с ними,   большая;   а там,   в

космосе,   когда   каждый   кубический сантиметр воздуха на   вес   золота,   то

каждая травинка -   может быть,   сорняк в цветочном горшке - превращается в

волшебное дерево.

      Я посмотрел   вокруг   себя   другими глазами.   Цветы перестали быть для

меня какими-то   неодушевленными   предметами,   частью   корабельной   мебели.

Передо мной была толпа добрых и отзывчивых друзей, которые тихо и искренне

заботились обо мне, которые, в сущности, были еще более беспомощны, чем я,

в   чуждой   для них обстановке и поэтому доверяли мне,   верили,   что и я не

оставлю их в беде, а уж они будут стараться вовсю.

     Я проникся к ним глубочайшим уважением, и это было не просто уважение

- я благоговел перед ними.   Я наделил каждый цветок душою, выдумал, смотря

по внешнему виду,   характер и даже, самому теперь смешно, биографию. Так я

перестал чувствовать свое одиночество: со мной было много друзей. Друзей и

знакомых.   Да-да,   некоторые   из   цветов стали для меня хорошими друзьями,

некоторые - просто знакомыми.   Почему?   Ну,   например,   когда   становилось

как-то   тоскливо   на   душе   и   мне   начинало   казаться,   что   помощи ждать

бессмысленно,   что на Земле меня   уже   похоронили,   я   подходил   к   желтым

тюльпанам.   Их   цветы   -   как   насмешка   над всеми трудностями,   над всеми

нелепостями судьбы. Чинное спокойствие агав подбадривало меня, а маленькие

хрупкие   фиалки   смотрели   на   меня   широко   раскрытыми   синими   глазками,

удивлялись и сокрушались:   <Мы такие маленькие - и   ничего   не   боимся,   а

этот,   такой большой и сильный,   дрожит от страха>.   Смешно?   Возможно.   С

точки зрения человека,   живущего на Земле и   гуляющего   со   своим   песиком

где-нибудь в городском парке.

     Я    тоже   старался   что-то    сделать   для   них.    Собрал   все   цветы,

поврежденные в   результате моих падений,   и   занялся,   что называется,   их

лечением:   пересаживал,   подрезал и был ужасно расстроен,   когда несколько

цветов все же   не   удалось спасти.   Но это уже не по моей вине:   эти цветы

росли   в   ящике,   который перед   отлетом с   базы   плохо закрепили на   полу

оранжереи, и во время аварии он кувыркался в воздухе вместе со мной.

     Освещение я   не выключал вовсе.   Вообще мне здорово повезло и   в том,

что не   вышла из   строя энергосистема корабля,   иначе я   бы   превратился в

ледышку.   Уцелели   и   холодильные резервуары   с   твердой   углекислотой для

подкормки растений.

     В   общем,   жил   -   не   тужил,   только вот обеды всегда доставляли мне

волнения,     ведь    питался    я    тоже    только    растительностью.    Такой

психологический настрой:   а вдруг вот этот листик,   который я сейчас съем,

не даст равно столько кислорода,   сколько нужно,   чтобы прожить всего одну

минуту до   спасения.   Я   уж   старался питаться лишь   морковкой,   редиской,

огурцами:   капусту вообще не ел,   хотя ее было больше всего, но ведь у нее

такие огромные листья...

     В   последние дни   стало все-таки   не   хватать воды для   цветов,   и   я

подключил к   системе автополива резервуар с   питьевой водой,   так   что   до

самого конца мне   пришлось страдать от   жажды.   За   два дня до   спасения я

открыл последний аварийный баллон с   кислородом и после этого окончательно

положился на свои цветы: от них теперь уже полностью зависела моя судьба.

     Спасение   пришло   неожиданно.   Я   спал,   когда   подошел   спасательный

космолет.   Целый час обследовали развороченные отсеки и наконец обнаружили

закрытую   и   неповрежденную   оранжерею.    С   космолета   выдвинули   тамбур,

приварили его к стене оранжереи с внешней стороны и вырезали в борту дыру.

Спасатели вошли внутрь,   увидели меня лежащим на   полу,   решили,   что дело

плохо,   и   стали   меня   осторожно   переворачивать   на   спину.   Я   вскочил,

спросонок не   разобрался,   что   к   чему,   чуть отбиваться не   стал,   потом

разглядел   смеющиеся лица...   Когда   стал   влезать   в   тамбур,   опомнился,

рванулся назад,   выкопал первую попавшуюся фиалку,   мою фиалку, и вернулся

обратно.    Спасатели   только   плечами   пожимали.   Я   видел,   как   отделяли

выдвижной   тамбур   от    оранжереи.    На   экране   мелькнуло   светлое   пятно

вырезанной в борту дыры: там, внутри, продолжали еще гореть лампы дневного

света.   Это как прощальный жест друга, с которым я расставался навсегда. В

тот   момент   в   оранжерее уже   царили   пустота и   адский   холод,   которые,

наверное,   быстро расправились с зелеными друзьями. У меня сжалось сердце,

и,   постояв еще с   минуту перед экраном,   я   ушел из рубки управления.   На

Ганимеде меня осмотрели врачи, покачали головами и отправили на Землю.

     Вот и вся история.

     Алексей замолчал.

     - Да,   - вдруг спохватился он, - та фиалка, которую я успел забрать с

собой, она сегодня со мной... Вот она.

     Он   расстегнул <молнию> на   своей   дорожной сумке и   осторожно достал

цветочный горшочек, накрытый пластиковым колпаком.

     ...Когда мы возвращались на шоссе,   я заметил, что иду след в след за

Алексеем.   Я   вроде бы усмехнулся про себя и почему-то постарался думать о

чем-то другом, но тем не менее продолжал идти так же.

     Машина пришла за   нами   точно в   указанное время.   Закрывая за   собой

дверцу,   я   взглянул на луг и   на миг замер,   ужаснувшись:   откуда это там

такой огромный участок поваленной и жестоко смятой травы?   Вот ведь,   весь

луг испортили!   Тут до   меня дошло:   это же   я   сам...   Я   как-то опасливо

оглянулся.   <Как убийца>, - подумалось вдруг. Алексей с тоской глядел туда

же.   Я захлопнул дверцу и почувствовал, что мне стыдно до корней волос. Не

знаю,   перед кем больше:   перед Алексеем или...   перед лугом.   Кажется,   я

что-то начинал понимать. Ведь Земля тоже космический корабль. Только очень

большой.

__________________________________________________________________________

     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 31/08/2000



Полезные ссылки:

Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)



Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я

Старая библиотека, 2009-2024. Все права защищены (с) | О проекте | Опубликовать свои стихи и прозу

Worldwide Library Network Белорусская библиотека онлайн

Новая библиотека