Библиотека художественной литературы

Старая библиотека художественной литературы

Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я


Читальный зал:

Анна ОВЧИННИКОВА

ЛУННАЯ ДЕВУШКА

Фантастический роман.

Звездный лабиринт: Солнечная система. XXX век.

lav69

... Мир, на первый взгляд — застывший и безжизненный,

давным-давно уже признанный “безнадежным” для звездолетчиков и колонистов всей

Солнечной системы. Но... так ли это в действительности?

Ведь не зря же красавица-танцовщица, которую лихой

капитан-землянин буквально “вытащил” из кровавой драки в марсианском кабаке,

клянется, что родом она — именно оттуда!

Может, и прав капитан, подозревающий, что есть доля истины в

странных рассказах Лунной девушки?..

— Эй, урод! Если

тебе приглянулась эта самка, выкладывай полтыщи интеркредиток — и она твоя!

Проскрежетавший

эти слова марсианин подкрепил свое любезное предложение, уронив мне на плечо

твердую, как лопата, и колючую, как кактус, руку.

Я круто

обернулся, встретился со свирепым взглядом возвышающегося надо мной громилы — и

понял, что совершил большую ошибку.

Совершать ошибки свойственно каждому, но порой мне кажется,

что я совершаю их чаще, чем другие. Свою первую крупную промашку я допустил в

возрасте трех с половиной лет, потыкав палкой в осиное гнездо. Меня

интересовало, как поступят в ответ полосато-желтенькие мушки — и осы

немедленно удовлетворили мое любопытство. Но даже воспоминание о неприятностях,

которые принес мне этот эксперимент, не отвратило меня от других рискованных

опытов подобного сорта. Что ж, у каждого свои недостатки, а моим главным

недостатком всегда являлось любопытство...

В свое оправдание

могу сказать только одно: мало кто из моих ровесников на моем месте удержался

бы от соблазна посетить пресловутый Восточный Район Марша-сити, именуемый в

выступлениях телепроповедников не иначе как “обиталищем всех смертных грехов” и

“богопротивным рассадником разврата”. Ну какой парень, впервые вырвавшийся

из-под родительской опеки, сможет устоять перед искушением посетить столь

заманчиво разрекламированные места?

Строго говоря,

из-под родительских крылышек я выпорхнул еще год назад, завербовавшись рабочим

марсианского филиала горнорудной компании “Универсал роке” с головокружительным

окладом в семьсот интеркредиток в месяц. Я стойко вынес семейную бурю,

вызванную этим моим решением, и вскоре с трепетом ступил на красную землю Марса

в предвкушении настоящей мужской жизни и головокружительных приключений...

“Универсал роке”

почему-то не удосужилась упомянуть в контракте, что в рабочем городке,

окруженном скалами и песками, моим единственным развлечением будет пальба по

мишеням на игровых автоматах! Вы не поверите, но за целый год я ни разу не

видел живого варвара Шани, хотя в приключенческих фильмах эти воинственные дети

пустынь только и делали, что атаковали землянские рабочие поселки...

Теперь вы

наверняка поняли, почему, едва избавившись от отеческой опеки компании, я тут

лее рванул в Марша-сити.

Срок моего контракта истек, я снова был свободен, как ветер,

к тому же обладал головокружительной суммой в восемь тысяч интеркредиток — и

всеми фибрами души жаждал наконец-то повидать

настоящий Марс.

Первые два дня я

просто бесцельно бродил, летал и ездил по огромному городу, наблюдая пестрое

смешение марсианских народов и племен и глазея на невообразимо диковинную

здешнюю архитектуру.

Трудно было

поверить, что всего три года назад на Марсе закончилась большая смута,

сопровождавшая падение некогда всесильной “Земной горнорудной компании” Эда

Фаллона. Эта компания, могущество которой зиждилось на монопольной добыче

драгоценного фаллонита, правила планетой с жестокостью средневекового тирана, и

когда ее железная хватка на горле планеты разжалась, Марс как будто воспрянул

от кошмарного сна. Но в то же время неожиданно свалившаяся на марсиан свобода

имела и негативные последствия.

Чахлые

города-государства, при правлении Эда Фаллона почти не подававшие признаков

жизни, внезапно заявили о себе как о “великих” царствах и отстаивали свое

величие в кровопролитных войнах. Менее кровопролитным, однако не менее

ожесточенным было соперничество многочисленных компаний, спорящих за разработку

марсианских недр, прежде всецело принадлежавших монополии Эда Фаллона. Тут и

там появлялись новые города, на Марс теперь как магнитом тянуло космических

бродяг-“астро” и всяческое отребье, жаждущее заработков и острых ощущений.

Лихорадочное оживление, захлестнувшее планету, всколыхнуло

даже самые захолустные ее уголки, и впервые в основанных землянами городах

стали появляться представители самых варварских марсианских племен. Теперь

землянину, желающему полюбоваться на марсианскую экзотику, не стоило

отправляться в древний город Рух или в Валкие, он мог увидеть дикаря-Шани даже

в самом земном из здешних городов — Нью-Тауне.

Что же касается

Марша-сити, или, как называли его сами марсиане, Лхаксы, этот город привлек

меня именно тем, что там на одного землянина приходилась сотня коренных жителей

и примерно столько же уроженцев космоса — “астро”.

Однако именно

поэтому в центре города жизнь замирала уже ранним вечером. Те времена, когда

выдрессированные на охоту за двуногой дичью мутанты-“чернецы” отлавливали по

ночам свои жертвы, чтобы отправить на рудники Эда Фаллона, оставили глубокий

след в душах многих местных жителей. Привычка забиваться на ночь в укромные

дыры, похоже, надолго вошла в плоть и кровь каждого добропорядочного

марсианина.

Короче, центр

города не очень-то подходил для веселых развлечений, поэтому вечером третьего

дня я решил отправиться в знаменитый Восточный Район, где, по слухам, жизнь

бурлила вне зависимости от времени суток. Я жаждал лицезреть все смертные грехи

как можно ближе, чтобы было потом о чем рассказать друзьям и подружкам на

Земле.

Проигнорировав предупреждение портье, что ночью ни один

таксист не рискнет сунуться в Восточный Район,

а значит, выбираться оттуда мне придется пешком, я храбро опустился

в самом центре “богопротивного рассадника разврата”.

Уже через полчаса

я пришел к выводу, что телепроповедники — бессовестные лгуны и что разврат

вовсе не такая уж интересная штука, как это следовало из их выступлений.

Еще через час я

пожалел, что не прислушался к словам портье.

Ближе к полуночи

стал ругать себя за то, что вообще оказался в Марша-сити.

А заполночь почти

согласился с мнением родителей: уж лучше бы я поступил в приличный колледж

вместо того, чтобы очертя голову соваться на чуждый варварский Марс!

К сожалению, мне

никак не удавалось отыскать в головоломном лабиринте улочек и переулков людской

квартал, а здешние жители напрочь игнорировали все мои вопросы. “Рассадник

разврата”, казалось, простирался в бесконечность: час проходил за часом, а я

все еще бродил среди невообразимо экзотических существ, какие могли привидеться

только режиссеру фантастических фильмов в приступе белой горячки... И все эти

существа вели себя КРАЙНЕ СТРАННО!

На Земле мне,

конечно, доводилось видеть и обитателей Луны, и венерианцев, и “астро”, и

обитателей Пояса Астероидов, и даже марсиан-мутантов, но в Восточном Районе

Марша-сити, похоже, собрались самые оригинальные и чудаковатые представители

всех ныне известных инопланетных рас. И грехи, которым они предавались, были

настолько специфически-инопланетными, что под конец я уже даже не пытался

понять, чем они занимаются. Ну какое, скажите на милость, можно получать

удовольствие от созерцания порока, если ты зачастую не знаешь, что созерцаешь —

драку, извращенную эротическую сцену, веселый танец или начало каннибальского

пира?

Уставший, оглушенный, со стертыми в кровь ногами, я

продирался сквозь завывания невыносимой для земного слуха музыки, сквозь пение

и ругань на языках всех обитаемых планет Солнечной системы, сквозь всплески

движущихся, светящихся и визжащих реклам... Пока на одном из перекрестков мой

истерзанный слух не уловил звуки знакомой

земной

песенки!

Я никак не мог

ошибиться: то были “Звездные дороги” в исполнении группы “Бродячие псы”!

Дома я никогда не

числился фанатом этой группы, но теперь почти бегом устремился на знакомое

бряканье электрогитар и бумканье барабанов. Я был сыт по горло инопланетной

экзотикой, которая столько времени топталась у меня по ногам, пихала под ребра,

разрывала мои барабанные перепонки, слепила глаза и свербела в носу — и сейчас

больше всего жаждал узреть лицо существа одного со мной вида...

И я его узрел.

На перекрестке

двух улочек под простенькую мелодию из полудюжины аккордов танцевала на

небольшой круглой площадке невысокая, почти обнаженная девушка... Господи боже,

как же я соскучился по соплеменникам! В особенности по слабой их половине.

Каждое

прикосновение босых ног танцовщицы исторгало из серебристого покрытия площадки

вспышку белого, голубого, зеленого, красного или фиолетового пламени; вьющиеся

волосы прыгали надо лбом девушки в такт быстрой пляске, а едва прикрывающие

бедра и грудь разноцветные шнурки дергались, как охваченные судорогами змеи. Но

маленькое треугольное личико под копной темно-рыжих волос оставалось

замкнуто-безучастным даже во время самых зажигательных па.

Выступи эта малышка с подобным номером в нашем горняцком

поселке “Счастливчик Пит”, на нее сбежались бы посмотреть все двенадцать

бригад, и работа в городке была бы надолго парализована! Но здесь ее танец

собрал только небольшую группу марсиан, альбиносов-венерианцев и “астро”, по

виду которых невозможно было сказать, нравится им выступление или нет.

Музыка смолкла, рыжеволосая танцовщица замерла и, тяжело

дыша, уронила руки.

Кое-кто из

марсиан швырнул к ее ногам несколько мелких монет, а остальные представители

высшего разума просто-напросто начали молча расходиться!

Чувствуя, что все

больше становлюсь ксенофобом, я подошел к самой площадке и бросил к стройным

босым ножкам танцовщицы всю свою наличность — что-то около тридцати

интеркредиток...

Но я так и не успел насладиться впечатлением, которое

произвела на девушку моя щедрость: в следующий миг на мое плечо обрушилась

тяжелая рука, а мой слух был травмирован исковерканными английскими словами,

щедро пересыпанными свистящими и рычащими звуками:

— Эй, урод! Если тебе приглянулась эта самка, выкладывай

полтыщи интеркредиток — и она твоя!

Невольно

вздрогнув, я обернулся и увидел перед собой высокого зеленокожего сквирра —

представителя самого воинственного из полудиких племен Верхних Каналов. Обычно

марсиане не отличаются высоким ростом, но сквирры были исключением из правил и

их свирепость в точности соответствовала их внушительным размерам.

Любой

благоразумный человек в подобной ситуации выбрал бы один из двух вариантов

поведения: а) продемонстрировал бы сквирру свои пустые карманы или б)

вывернулся из-под его ручищи и бросился наутек.

Но на меня с

платформы смотрела хорошенькая девушка, и я избрал третий путь, наиглупейший из

всех возможных.

— Это ты

меня назвал

уродом, зеленый? — вопросил я громилу, возвышавшегося надо мной на две головы.

— Ха! Стоит только посмотреть на

тебя — и

становится ясно, что твоя мамочка перед твоим рождением попаслась в стаде

харрапов!

Я еще не успел

договорить, как сквирр издал скрежещущий рык и навис надо мной, как самое

кошмарное из чудищ Хэллоуина. Его зеленая кожа потемнела, глаза полыхнули

фиолетовым огнем. Обвинить воинственного сквирра в том, что его зачали от

наимирнейшего из травоядных животных Марса — значило подписать свой смертный

приговор с предварительными изощренными пытками!

— Что... ты...

сказал?! — проскрежетал марсианин, и его ручища, одетая в то, что походило на

перчатку средневекового рыцаря, стала медленно и неотвратимо дробить мое плечо.

Я заорал благим

матом и ответил коротким ударом правой в живот, но тут же завопил снова, разбив

кулак о броню, прячущуюся под истрепанным оранжевым балахоном сквирра.

Боковым зрением я

увидел, что ко мне приближаются два вооруженных короткими дубинками сородича

моего противника, а все прочие зрители со всей доступной им скоростью покидают

перекресток.

Что ж, терять мне

было нечего — и с диким индейским кличем я повторил удар, на этот раз целясь

несколько ниже...

Но тут на меня,

похоже, обрушилось трехэтажное здание, а может, наехал большой электрокар.

Я лежал на мостовой, удивляясь тому, что остался жив после

подобной катастрофы, а надо мной раздавался бешеный рык сквирра и пронзительный

женский визг.

Кажется, девушка

умоляла оставить меня в живых, при этом топая ногами — на меня обрушивались

волны желтого, синего и фиолетового света. Я попытался приподняться, но получил

пинок под ребра и свернулся клубком, тщетно пытаясь глотнуть воздуху. Марс как

будто внезапно лишился атмосферы: воздух никак не желал набираться в мои

спавшиеся легкие...

— Не убивай его,

Яррхт! — провизжала девушка — ее визг сопровождала световая какофония всех

цветов радуги. — Оставь его в покое, слышишь?! Или я позову полицию!.. А-а!..

Ее голос

оборвался со звуком удара.

Визг.

Крики на языке,

напоминающем рев свихнувшегося осла.

Взрыв

разноцветных огней...

Возможно, эти

огни вспыхнули у меня перед глазами из-за удара по голове, который я получил,

наконец-то встав на колени. И все же я успел укусить сквирра за ногу, и он

заорал, схватившись за колено.

Я ухитрился снова

подняться на колени, потом — встать на ноги...

И увидел, что

рыжеволосая девушка испуганным олененком мчится прочь, заворачивает за угол

улицы и исчезает в дебрях “рассадника порока”, за ней по пятам трусят два

сквирра...

А тот зеленокожий

громила, матушку которого я оскорбил, поворачивается ко мне, похлопывая по

ладони короткой дубинкой.

Мне оставалось жить всего пять или шесть секунд, но уже на

второй секунде сверху блеснула синяя вспышка, и рука моего врага разжалась,

выпустив дубинку. Еще одна вспышка — и сквирр рухнул, словно подрубленное у

корня дерево.

Надо мной мелькнула стремительная тень, и громкий голос

гаркнул на родном английском без всякой примеси скрежещущих и рычащих звуков:

— Прыгай сюда, парень, быстро!

Я завертел

головой и увидел в трех футах от себя и в футе над землей маленький открытый

аэрокар. Человек, сидевший на месте пилота, перегнувшись через борт, протягивал

мне руку.

“Прыгай!” Он что,

смеется? Я ничего так не хотел в этот момент, как присоединиться к своему

соотечественнику, но не смог не только прыгнуть, но даже шагнуть. При первой же

попытке сдвинуться с места ноги мои подкосились, и меня накрыла сперва новая

феерия разноцветных огней, а потом — темнота.

— Эй, парень,

очнись! Мы подлетаем!

— Что?.. — слабо

простонал я, открывая глаза. — Ку-уда?..

— К твоей

гостинице, разумеется! Или ты хочешь, чтобы я отвез тебя в больницу?

— Нет-нет, не

надо! Я совершенно здоров...

Насчет здоровья

я, конечно, сильно преувеличил: на мне как будто станцевали чечетку слоны...

Но, во всяком случае, я уже был способен воспринимать окружающий мир — и

обнаружил, что полулежу в кресле маленького аэрокара, мчащегося на предельно

дозволенной скорости над Марша-сити, а на водительском месте рядом со мной

сидит землянин, который спас меня от безвременной кончины в “богопротивном

рассаднике разврата”.

— Спасибо, — я с

трудом принял сидячее положение. — Огромное вам спасибо за помощь, мистер...

ммм... Меня зовут Джим Колверт... А вас?

— Джулиан Баском,

— он заложил такой вираж, обгоняя воздушное такси, что все мои уцелевшие ребра

стукнулись друг о друга. — И не трать время на благодарности, Джим. Скажу

сразу: терпеть не могу вытаскивать из беды таких тупоумных щенков, как ты!

Разгуливать ночью по Восточному Району Марша-сити с карманами, полными

интеркредиток, — это уже само по себе предельно глупо, но нахамить самому

Брюхатому Яррхту... Скажи, Джимми, какой у тебя коэффициент умственного

развития?

Обычно я не выношу подобных разговоров, но сейчас мне

промывал мозги человек, которому я был обязан жизнью... Поэтому я ограничился

тем, что кротко спросил:

— А кто такой Брюхатый Яррхт?

— Узнаешь, когда

он станцует на тебе в подкованных шипами ботинках, — зловеще пообещал водитель

аэрокара. — Сквирры вообще мстительные существа, а Брюхатый Яррхт — в

особенности; к тому же он способен натравить на тебя всех своих сородичей в

Марша-сити. Поэтому вот тебе мой совет, малыш: если тебя не держат на Марсе

сверхважные дела, лучше садись завтра вечером на “Солнечный ветер” и дуй

обратно на Землю!

Я подавленно

молчал, начиная осознавать, что мерзкая история, в которую я влип, еще далеко

не закончилась.

Баском заложил

новый сумасшедший вираж, едва не вытряхнув из меня желудок, и опустил аэрокар

на крышу гостиницы. Ему пришлось помочь мне вылезти из машины, и до своего

номера я вряд ли дотащился бы без его поддержки.

Мой спаситель

свалил меня на диван, порылся в холодильнике и извлек оттуда початую бутылку

виски и лед.

Виски растеклось

бодрящим теплом у меня в желудке, лед умерил боль в затылке и плече, и вскоре я

почувствовал себя настолько лучше, что принялся снова благодарить Джулиана

Баскома. Хоть он и обозвал меня “тупоумным щенком”, тем не менее, он спас мне

жизнь и продолжал возиться со мной вместо того, чтобы заниматься своими

делами...

И тут я внезапно

вспомнил, что есть еще один человек, который недавно пытался мне помочь!

— Мистер Баском,

а та девушка? — я испуганно сел на диване. — Что с ней? Она?..

— Убежала, — мой

спаситель плюхнулся в кресло и сделал длинный глоток прямо из бутылки. —

Надеюсь, у нее хватит ума в ближайшие дни не высовываться из дома. Тот, кто

угрожает Яррхту полицией, рискует так же сильно, как тот, кто обзывает его

потомком харрапа...

— Но... Если

девушке грозит опасность, надо как можно скорей обратиться в земное

консульство! Или в местную полицию! Или... Или еще куда-нибудь...

Я наивно полагал,

что Джулиан Баском тут же бросится к визофону, но он продолжал сидеть, вытянув

длинные ноги чуть ли не на середину номера.

Головная боль и

тошнота тем временем отступили настолько, что я, наконец, смог как следует

разглядеть человека, которого послала мне на выручку судьба.

Он был высок,

худощав и жилист, с лицом и руками, покрытыми густым марсианским загаром, —

значит, Баском, как и я, провел на Красной Планете не меньше года. Но в отличие

от моей черной шевелюры, с которой здешнее жаркое солнце ничего не смогло

поделать, прямые волосы этого землянина то ли выгорели, то ли были такими от

природы: под светло-русыми прядями прятались темно-русые. Когда я

повторил свой отчаянный призыв насчет полиции, Джулиан Баском тряхнул головой,

откинув волосы со лба, и блеснул на меня светло-серыми глазами, очень яркими на

коричневом от загара лице. В свой взгляд он сумел вложить

такую иронию, что я сразу почувствовал себя недоразвитым молокососом, хотя был

всего-то лет на семь-восемь младше него.

— Джим, если бы

твоя “Универсал роке” не предпочитала держать своих волонтеров в блаженном

неведении, — медоточивым голосом проговорил Баском, — ты бы знал, что

обращаться в полицию так же бесполезно, как обращаться к господу богу. На Марсе

сейчас царит дикая неразбериха, и Межпланетный координационный совет не в силах

рассматривать каждый случай мелкого хулиганства. А если землянин пожалуется на

сквирра в местные органы правопорядка, он обеспечит себе быстрые и очень

скромные похороны.

У меня голова

пошла кругом, и отнюдь не из-за шишки на затылке.

— Под-дождите...

А откуда вы знаете, что я работал на “Универсал роке”? И... Я только сейчас

сообразил... Как вы узнали, где я живу?

Баском снова

смерил меня насмешливым взглядом и приложился к бутылке.

— Я мог бы

сказать, что вычислил это путем дедукции, да уж не буду морочить тебе голову —

ей и без того сегодня досталось. Просто пока ты был в отключке, я обследовал

твои карманы: надо же мне было знать, куда тебя везти! Так вот, Джимми, забудь

раз и навсегда о полиции Марша-сити. Последние три года здесь поддерживают

порядок (как и нарушают его) в основном варвары-Шани и сквирры. А если

ты обратишься в земное консульство, ты тем самым доставишь кучу неприятностей

даме, которую хочешь защитить.

— Почему?

— Потому что

официально

ее на Марсе нет и никогда не было. А в задачу нашего консульства как раз

входит скорейшее препровождение на Землю тех, кто пребывает на этой планете без

официального на то дозволения. Само собой, таких нелегалов здесь пруд пруди, и

все они предпочитают не привлекать к себе внимания стражей закона. Теперь ты

понимаешь, почему тебе лучше не соваться ни к местным, ни

к земным властям?

Я пришибленно

молчал. Рыжеволосая девушка попала в беду из-за того, что пыталась выручить

такого олуха, как я! Неужели я ничем не смогу ей помочь?

— Лучшее, что ты

можешь сделать — это сесть на “Солнечный ветер”, — мрачно проговорил Баском,

когда я в отчаянии задал этот вопрос вслух. — Ты и так уже натворил

предостаточно. Да, не в добрый час тебя занесло на Марс, Джеймс Д. Колверт! В

последние десятилетия Красная Планета неподходящее место для таких сосунков,

как ты...

— Если вы

считаете меня таким позором для человечества, зачем же вы взялись меня спасать?

— не выдержал я.

Джулиан Баском

долго молча смотрел на меня, потряхивая бутылку.

— Скажем так — ты

мне кое-кого напоминаешь, — наконец нехотя процедил он. — А насчет девушки не

беспокойся, я о ней позабочусь. Как-никак, в прошлой жизни она была моей женой!

О господи! Час от

часу не легче! Сперва на мне танцует джигу бешеный сквирр, потом меня спасает

землянин, который на поверку оказывается сумасшедшим!

Должно быть, на моем лице явно отразилось охватившее меня

смятение, потому что Джулиан Баском с улыбкой проговорил:

— Нет, Джимми, я не псих. Само собой, ты мне не веришь, и

все-таки в прошлой жизни эта девушка в самом деле была моей женой...

— В прошлой

жизни? — тупо переспросил я.

— Да. Дело в том,

что все мы проходим через ряд воплощений, после смерти возрождаясь в иных телах

и в других мирах, но сохраняя при этом прежнюю суть, некий внутренний стержень,

на котором держится наше “я”... Я бы сам покрутил пальцем у виска, скажи мне

кто-нибудь такое еще пару лет назад. Не так давно я работал пилотом “Спайс

лайн” на лунных трассах и не верил ни в бога, ни в черта, ни в перевоплощения

душ, но потом...

Баском допил

остаток виски из бутылки и поставил ее под журнальный столик.

— ... Потом я

угодил в очень неприятную заварушку — рейс 336, может быть, слышал об этом?

— Посадка в

Кратере Лунном? — я аж подскочил на диване. — Конечно, слышал! И видел, сэр!

Вся Земля следила за вашей посадкой, сэр! Не понимаю, почему я сразу не узнал

вас, мистер Баском...

— Меня зовут

Джулиан, — его явно позабавил мой энтузиазм.

— Да, сэр! На

Земле все ребята лопнут от зависти, когда узнают, что я познакомился с героем

рейса 336, сэр! Вы не дадите мне автограф, мистер Баском... Джулиан?

Он окинул меня

своим насмешливо-оценивающим взглядом, к которому я уже начал привыкать,

вытащил из-под столика пустую бутылку и расписался на этикетке.

— Спасибо, сэр!

Огромное спасибо...

— Так вот, возвращаясь к рейсу 336, — он закинул руки за

затылок и уставился в потолок. — Допускаю, что репортажи о посадке моей

колымаги в Кратере Лунном и впрямь были захватывающе интересны, однако мне эта

история обошлась еще дороже, чем тебе твое приключение с Брюхатым Яррхтом.

Правда, компания полностью оплатила мое лечение, но вскоре после того, как я

выписался из больницы, у меня начались такие головные боли, что “Спайс лайн” поспешила

дать полный расчет “герою рейса 336”. И это правильно: когда у меня начинался

приступ, я становился совершенно невменяемым и вполне мог угробить

корабль со всеми пассажирами и грузом. Да, в такие минуты я начисто терял

ощущение реальности... Но только

этой реальности,

— зато передо мной во всех подробностях вставал мир, которого я никогда не

видел прежде. Спустя полгода боли полностью прошли, однако видения не исчезли.

Теперь-то я знаю, что напрасно ходил по психиатрам и психотерапевтам, Джимми, —

я вовсе не был сумасшедшим. Просто после того, как я пробил головой приборную

панель своего корабля, я каким-то образом вспомнил одно из своих предыдущих

воплощений... Если ты намерен смеяться, Джеймс Д. Колверт, сейчас для этого

самое время.

Нет, я не собирался смеяться. Больше того — я начинал верить

ему! И Джулиан Баском явно прочел это в моем взгляде, потому что кивнул и

задумчиво продолжал:

— Думаю, кроме этого воплощения были еще и другие. Их я не

помню, зато во всех подробностях помню ту мою жизнь, которая началась в 2018

году...

— Так давно?!

— Да. Покрытая

пылью древняя история, верно, Джим?

— Бог ты мой,

тысяча лет назад... Значит, вы помните даже первые высадки на Луне?! И открытие

цивилизации на Марсе?! И...

— Я многое помню.

А уж первую высадку на Луне помню, как никто другой!

— Вы не

расскажете об этом, мистер Баском? То есть, если вы не очень спешите...

— Это длинный

рассказ, Джимми, — протянул он. — Очень длинный!

Но я видел, что

ему так же хочется поведать эту историю, как мне — услышать ее. Наверное, я был

первым, кто с доверием отнесся к его словам, и после недолгих уговоров Джулиан

Баском сдался.

— Ладно, только если я чересчур разболтаюсь, прерывай меня

без всяких церемоний, — предупредил он, поудобнее устроился в кресле и

улыбнулся. — Забавно, но в той, другой жизни, меня тоже звали Джулианом; больше

того — я гордился, что это фамильное имя до меня носили четыре поколения моих

предков, начиная с прадеда, служившего в британском военном флоте, и кончая

отцом — капитаном военной авиации США. Что касается меня, Джулиана Пятого, то я

закончил Высшую Йельс-кую Школу Космогации через год после того, как были

получены первые сигналы с Марса... Иногда я думаю: а вдруг моя способность

видеть предыдущее воплощение — ничто иное, как генная память?

ЧАСТЬ

ПЕРВАЯ

Глава

первая

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

НАЧИНАЮТСЯ

— ... Для тебя, Джим, первые контакты с Марсом — просто

ветхая, покрытая пылью история. Ты застал эту планету во время ее угасания, но

тысячу лет назад на Марсе еще было несколько городов, хранивших остатки некогда

великой культуры. И я помню, какое потрясение пережили люди Земли, когда

впервые удалось расшифровать сигналы, идущие с Красной

Планеты. Сперва мы обменивались с марсианами самой простой информацией, но

вскоре контакты между двумя мирами стали развиваться семимильными шагами.

По мере того как

накапливалось количество расшифрованных сигналов, уровень общения наших

цивилизаций быстро повышался. Мы познакомились с историей, обычаями, моралью

тогдашних марсиан, а они познакомились с нашими. Многие аспекты двух культур

разительно не совпадали, но вскоре мы убедились, что нас гораздо больше

объединяет, чем разделяет.

Я как раз заканчивал Высшую Йельскую Школу Космогации, когда

марсиане открыли нам тайну так называемого “восьмого луча”, который должен был

произвести полный переворот в космонавтике. Помню, как бурлила моя

“альма-матер” при известии о том, что межпланетные перелеты вскоре могут стать

такими же обыденными и повседневными, как авиарейсы. Правда, многие военные и

политики опасались, что столь щедрый подарок другой цивилизации заключает в

себе некий хитрый подвох. Как говорится: “Бойся данайцев, дары приносящих!”

“Если марсиане владеют секретом чудо-луча, способного

победить гравитацию любой планеты, — говорили сторонники сверхосторожности, —

почему же тогда они сами не вышли в космос?”

Да, более двух тысяч лет назад марсиане окончательно

отказались от космических полетов, объясняя это запретом Объединенной Религии

Великого Джана. Сейчас про Джана уже не помнит никто из марсиан, но в течение

двух тысячелетий его идеи правили Красной Планетой так, как это и не снилось

Эду Фаллону. Разобраться в головоломных доктринах этой религии

оказалось не под силу даже самым головастым теологам Земли, но, в конце концов,

разве чудесная “вакцина Руха”, рецептом которой снабдили нас марсиане, не

спасала больных СПИДом и раком? Так почему же “восьмой луч” должен был

оказаться троянским конем?

Опробованный на аэрокарах, этот “луч” дал поистине

фантастические результаты, и я помню, как весь наш курс сучил ножками от

нетерпения, ожидая, когда же очередь, наконец, дойдет до космических

кораблей...

Очередь до них дошла через шесть лет после того, как я

закончил Школу Космогации. За это время я успел дослужиться до звания капитана,

намотать почти триста суток в орбитальных полетах и получить ученую степень за

работы в области исследования “восьмого луча”, поэтому отборочная комиссия НАСА

включила меня в состав экипажа первого межпланетного корабля.

“Ликование” —

слишком бледное слово, Джимми, применительно к тому, что почувствовал я, узнав

об этом подарке судьбы. Однако вскоре выяснилось, что в состав экипажа

“Челлендежера” вошел также мой однокашник капитан-лейтенант Кларк Ортис, и мой

энтузиазм порядком приутих.

Поверь мне на

слово, Джим — Ортис был самым талантливым и самым отвратительным парнем из

всех, кого я когда-либо знал. Я говорю это вовсе не из зависти, хотя он часто

обгонял меня на один-два балла на экзаменах по теоретической математике и

астрофизике. Победи он в честном состязании, я бы первым пожал ему руку, но этот

тип зачастую добивался успеха такими средствами, что я не мог испытывать к нему

ничего, кроме гадливости. Кларк всегда напоминал мне суетливую юркую

ящерицу, стреляющую глазками туда-сюда в поисках щелочки, в которую можно

нырнуть. И он всегда находил подходящую щелочку, и все эти щелочки вели его в

одном направлении — на вершину карьеры. Как будто для достижения успеха

недостаточно было одного таланта, которым наградила его природа! Но таков уж

был Кларк Ортис — он всегда словно сомневался в своих дарованиях и торопился

подкрепить их расположением вышестоящих.

К Ортису

неизменно благоволило начальство, зато мы, будущие космические волки, терпеть

его не могли...

Теперь ты

поймешь, что я почувствовал, когда узнал, что вместо моего закадычного дружка

Дэвида Веста, выброшенного из состава экипажа под смехотворным предлогом “по

состоянию здоровья”, штурманом “Челленджера” скоропалительно назначили Кларка

Ортиса!

За шесть лет

после окончания Школы Космогации Ортис ни разу не побывал даже на околоземной

орбите, поэтому я мог побиться об заклад, что своим назначением он обязан

женитьбе на дочери шефа отборочной комиссии НАСА. И точно так же я мог бы

прозакладывать душу против тухлого яйца, что этот ублюдок женился на толстухе

Кэролайн Смит только ради того, чтобы подкатиться к ее папаше. Старому грибу

Джастину Смиту по справедливости уже лет десять полагалось быть на пенсии, но

его слово по-прежнему оставалось решающим в подборе экипажа для “Челленджера”,

и он был готов на все ради единственной обожаемой дочурочки... Даже на такую

преступную глупость, как введение ее муженька в состав первого в истории

человечества посольства на другую планету.

Когда на меня

вывалили новость насчет замены Веста Кларком Ортисом, я впервые в жизни

отправился жаловаться начальству. Конечно, я пошел не к тестю Ортиса, а к

заместителю старого гриба — полковнику Ричарду Нолту по кличке Буйвол.

Между нами состоялся предельно короткий разговор, последнее

слово в котором, разумеется, осталось за полковником:

— Вы своб, капн Райт!

Что означало “Вы

свободны, капитан Райт!” Буйвол всегда экономил на гласных, чтобы показать

подчиненным, насколько он занят.

Я отдал честь,

развернулся на каблуках, хлопнул дверью и отправился паковать чемоданы.

Каково же было

мое удивление, когда меня не только не вышвырнули из команды, но даже назначили

капитаном “Челленджера”! Больше того — штурманом корабля оставили Дэвида Веста,

а четвертым членом нашего экипажа стал врач и биолог Томас Нортон, добродушный

невозмутимый увалень, способный ужиться даже с выводком королевских кобр. При

таком раскладе я почти примирился с перспективой провести несколько лет в

обществе Кларка Ортиса... Который всеми силами старался показать, насколько он

оскорблен низкими происками завистников, благодаря которым я стал его командиром,

а не он моим.

Тем не менее,

первые дни полета на “Челленджере” прошли достаточно мирно, и я уже начал

ругать себя за несправедливое отношение к Ортису. Конечно, характер у него был

не сахар, но он образцово выполнял свои обязанности бортинженера.

Но когда миновала неделя, мы стали замечать в поведении

Ортиса некоторые странности. Сперва эти странности имели вид безобидных

чудачеств, свойственных всем побывавшим в долгих космических рейсах людям. От

полета к полету подобные чудачества имеют тенденцию накапливаться: вот почему

Нортон, имевший за плечами уже восемь орбитальных полетов, был самым большим

чудаком из нас четверых. Но одно дело — дружески беседовать с бортовым

компьютером, фамильярно именуя его “Лиззи”, как это делал Томми Нортон, и

совсем другое — во всеуслышанье рассуждать о том, что наша экспедиция — ничто

иное, как полет безмозглых мотыльков на гибельное пламя свечи!

Сперва мы только подшучивали над Ортисом, когда он заводил

свою похоронную песнь, но вскоре его зловещие пророчества начали действовать

нам на нервы.

К концу второй

недели путешествия “Челленджер” достиг Луны; согласно программе, нам предстояло

дважды облететь эту планету, произвести съемку обратной ее стороны, а уж потом

устремиться к конечной цели...

Но в тот день,

когда мы легли на окололунную орбиту, разразилась катастрофа, и все полетело в

тартарары. А началось все с нелепого инцидента: Кларк Ортис явился в рубку

вдребезги пьяным.

До сих пор не

понимаю, каким образом ему удалось протащить на борт спиртное в количестве,

потребном, чтобы упиться до подобного состояния. Думаю, здесь сказалась его

непривычка к алкоголю: насколько я помню, Ортис никогда не пил и умудрился

остаться единственным трезвым парнем даже на пирушке по случаю окончания Школы

Космогации. И вот теперь этот трезвенник ввалился в рубку, мыча, икая и тщетно

пытаясь связать воедино кровоточащие обрывки фраз, состоящие почти из одних

ругательств.

Признаюсь тебе

откровенно, Джимми, я растерялся. Я готовился грудью встретить любую

неожиданность, какую мог преподнести людям коварный космос — но к подобной

внештатной ситуации оказался абсолютно не готов.

Помню, я схватил

бортинженера за рукав, оттолкнув его от пульта управления, на который тот чуть

было не рухнул...

И тогда Ортис

набросился на меня буквально с пеной у рта: впервые он выплеснул на меня всю

свою ненависть, о силе которой я далее не подозревал.

— Ты всю жизнь

об... обворовывал меня, с... сукин ты сын! — сжимая кулаки, кричал Ортис. —

Ее... ели бы не ты, Райт, я бы с... стал капитаном “Челленджера”!.. Д-для чего я,

по-твоему, женился на этой глупой телке — чтобы снова оказз... оказаться

вторым?! Ну уж н-нет! Не выйдет, Джулиан! Ни... ни черта у тебя н... не выйдет!

Я н-не позволю тебе и дальше п-при-сваивать то, что по праву п-принадлежит мне!

Только мне одному и н-никому больше, слышишь?!..

— Ну-ну, мой

мальчик, — ласково промурлыкал Нортон, по праву врача перехватывая у меня

инициативу. — Давай-ка я отведу тебя в каюту, а завтра утром, когда ты

проспишься, мы спокойно обсудим все твои проблемы...

Ортис вырвал из рук

Нортона свой локоть и разразился безумным хихиканьем.

— Завтра?! Ха-ха,

как бы не так! Ни... ничего вы не обсудите завтра — разве что в аду!

Ужасное

предчувствие хлестнуло меня, как удар током.

— Что ты такое

говоришь, Ортис?!

— Ты уже никогда

не обскачешь м-меня на фаворите, капитан, — злорадство помогло этому безумцу

сладить с заплетающимся языком. — И больше ты никогда не будешь командовать

мной! Я открыл резервуар с “восьмым лучом”, и теперь мы падаем на Луну!

Глава

вторая

OTMEH

А

ПРИГОВОРА

Мы смотрели на кратеры и моря, на великие горные кряжи

обратной стороны Луны — на то, что до нас не видел ни один человек. А нам

вскоре предстояло увидеть все это еще ближе.

Резервуар с

“восьмым лучом” был практически пуст, и хотя нам удалось притормозить падение

“Челленджера”, попавшего в сферу лунного притяжения, поверхность планеты

приближалась с неотвратимой быстротой.

Мы с Дэвидом

успели проделать необходимые расчеты и могли теперь с уверенностью сказать:

приземление должно было пройти успешно, запасов еды и питья нам хватило бы как

минимум на год... Но задолго до того, как с Земли подоспеет помощь, у нас

кончится кислород.

В моем экстренном

рапорте Хьюстону говорилось, что кислорода нам хватит приблизительно на

полгода, — однако вскоре после того, как “Челленджер” обогнул Луну и связь с

Землей прервалась, выяснилось, что Ортис поработал не только над резервуаром с

“восьмым лучом”, но и над кислородными обогатителями. Спустя полчаса бортовой

компьютер бесстрастно посоветовал пустить в ход аварийные баллоны.

Итак, наша

песенка была спета, жить нам оставалось несколько часов. И единственным членом

экипажа, не испытывавшим в те минуты беспросветного отчаяния, был сам виновник

катастрофы — Кларк Ортис: он уснул пьяным сном, как только Нортон дотащил его

до каюты и привязал к койке.

— Хотел бы я

сейчас тоже надраться, — пробормотал сидевший за компьютером Дэвид, когда врач,

вернувшись, доложил о состоянии своего пациента.

И вдруг Вест вскрикнул:

— Джулиан, взгляни-ка сюда! Посмотри, что выдает эта чертова

машина, и скажи, кто из нас спятил — я или она?

Неудивительно,

что Дэви заподозрил себя в сумасшествии: пробы, взятые автоматическим зондом на

высоте десяти миль над поверхностью планеты, показывали наличие в лунной

атмосфере кислорода!

— Что за черт?! —

воскликнул я. — Может, Ортис покопался и в бортовом компьютере?

— Ну уж нет! —

живо возразил Нортон. — Если бы пьянчуга полюбезничал с моей Лиззи, старушка

сразу бы пожаловалась мне на его хамство!

— Тогда, бога

ради, спроси у своей старушки, что означают ее шуточки насчет кислорода?!

— Я думаю, они

означают, что внизу и вправду есть кислород... Правда, пока его не хватит даже

на то, чтобы зажечь сигарету, но посмотрите, капитан, — показатели непрерывно

растут!

Мы сгрудились

вокруг бортового компьютера, как вокруг постели больного, с отчаянной надеждой

следя за малейшим изменением в состоянии забортного воздуха. То, что выдавала

“старушка Лиззи”, выглядело чистейшей фантастикой, но всю нашу апатию как рукой

сняло, ведь каждая новая сообщаемая компьютером сенсация повышала наши шансы

остаться в живых!

Согласно обрабатываемым Лиззи данным выходило, что

содержание кислорода в атмосфере стремительно повышается, что вредные для

человека примеси в воздухе отсутствуют, что на поверхности Луны есть вода... А

когда “старушка Лиззи” заявила о наличии в почве планеты микроорганизмов, у нас

уже почти не осталось сил на эмоции.

Только поэтому

бесстрастное сообщение автопилота о значительном отклонении корабля от

заданного курса не исторгло у экипажа ни вопля, ни стона.

— Похоже, мы угодили

в какой-то водоворот лунной атмосферы, — нарушил цепенящее молчание Нортон. —

Нас сносит к ближайшему кратеру, и разрешите заметить, капитан, — содержание

кислорода в атмосфере растет тем быстрее, чем ближе мы оказываемся к этому

цирку...

— Сам вижу, —

сквозь зубы отозвался я. — Но не имею ни малейшего желания нырять в эту чертову

дыру, даже если внутри нее кислорода не меньше, чем на каком-нибудь земном

приморском курорте!

— А разве у нас

есть выбор? — философски отозвался врач. — Если мы будем снижаться с прежней

скоростью, мы окажемся в кратере не меньше, чем через двадцать минут... А

“восьмого луча”, чтобы вырваться из сферы притяжения Луны, у нас нет.

— Попробую

отключить автопилот и взять управление на себя. Может, мне все-таки удастся

вытащить корабль из этого пылесоса?

Я так и сделал —

и выжал из вспомогательных двигателей “Челленджера” все, что мог, пытаясь

направить корабль на равнину. Тщетно!

Гигантский “пылесос”, запрятанный в чреве лунного цирка,

работал на полную мощность, и наш корабль был не более чем беспомощной

пылинкой, подхваченной могучим ураганом. Вскоре началась такая болтанка, что я

снова включил автопилот, побоявшись потерять сознание и оставить “Челленджер”

без управления.

Потоки воздуха

несли корабль по суживающейся спирали; он трясся, бултыхался, крутился волчком,

и ремни, удерживавшие нас в креслах, угрожающе трещали. Никогда еще мне не

приходилось выдерживать таких нагрузок, даже на экзаменах в центрифуге! Но хуже

всего было то, что в рубке становилось все труднее дышать. Проклятый Ортис явно

повредил не только кислородные обогатители, но и аварийные баллоны, атмосфера в

рубке стремительно приближалась к разряженной атмосфере Джомолунгмы.

Нас болтало, как

рыбешек во чреве взбесившегося кита, и, глотая ртом воздух, я мечтал только об

одном — чтобы эта сумасшедшая свистопляска закончилась наконец, каким бы ни

будет этот конец!

... И стало так.

Скрежет, вой,

толчок, чуть не выкрошивший мне зубы... Снова толчок — и тишина.

Мы прибыли на

Луну.

Да, мы находились на Луне — вернее,

внутри нее, — а снаружи царила полная темнота. Даже инфракрасная

аппаратура показывала лишь какие-то размытые тени, окружавшие корабль... Но все

мы были живы и целы! Больше того — Лиззи упорно твердила, что атмосфера снаружи

вполне пригодна для дыхания!

Это сейчас

интересовало нас больше всего.

Все остальное

пока отошло на второй план; нам предстояло срочно выбрать одно из двух:

пережить медленные муки удушья или поверить в невозможное и попробовать

вдохнуть лунный воздух.

— Я бы рискнул,

капитан, — в ответ на мой безмолвный вопрос проговорил Нортон, дрожащими руками

пытаясь отстегнуть привязной ремень. — В конце концов, что мы теряем, если

окажется, что Лиззи ошиблась?

— Я согласен, —

хрипло поддержал врача Дэвид. — Предлагаю сразу нырнуть в прорубь, а не

топтаться на берегу!

— Так тому и

быть, — согласился я. — Пойдемте, глотнем кромешной тьмы, в которую нас

занесло!

Вот и все, что

было сказано на коротком совещании, определившем нашу судьбу. Как ни странно, в

тот момент никто из нас даже не вспомнил о четвертом члене экипажа, по милости

которого мы оказались в этом дерьме. Но если бы кто-нибудь и подумал об Ортисе,

мы, конечно, не стали бы узнавать его мнение. Он потерял право голоса в тот

момент, когда открыл клапан резервуара с “восьмым лучом”.

Однако в те

минуты я винил в происшедшем не столько Кларка Ортиса, сколько самого себя:

каким же никудышным капитаном я оказался, если не сумел предвидеть и

предотвратить столь нелепую катастрофу!

Помню, что

чувство вины мучило меня наравне с удушьем, когда мы покинули рубку и двинулись

к шлюзовой камере.

На полпути Дэвид

свалился, нам с Нортоном пришлось поднимать его и вести под руки. Дэви был

широкоплечим здоровяком, а такие всегда хуже переносят недостаток кислорода,

чем жилистые тощие парни вроде меня. Я открыл шлюзовую камеру за рекордно

короткий срок, на полминуты побив свои собственные достижения на выпускном

экзамене — и все же невольно задержался, прежде чем приняться за

разгерметизацию наружного люка.

— Что ж, мне было

приятно работать с вами, джентльмены, — вот все, что я сумел сказать в качестве

прощальной речи, взглянув на парня, с которым дружил с двенадцати лет, и на

человека, за недолгие недели знакомства тоже ставшего мне другом.

— А уж нам-то как было приятно, капитан! — безо всякой

иронии отозвался добряк Нортон... Что же касается Дэвида, он просто просипел:

— Открывай же, черт!

Мы с Нортоном

взялись за наружный люк, крышка медленно откатилась в сторону...

И в шлюзовую

камеру ворвался воздух, такой же свежий и чистый, как воздух моего родного

городка, окруженного сосновым лесом!

Глава

третья

ВНУТРИ

ЛУНЫ

В первые минуты нам было довольно уже того, что мы можем

дышать.

Мы сгрудились у

люка, жадно глотая лунный воздух и прислушиваясь к странным звукам вокруг

корабля. Через некоторое время мне показалось, что тьма снаружи стала уже не

такой кромешной — в нее как будто добавили немного розового света. Мы все еще

спорили, иллюзия это или реальность, как вдруг розовое свечение стало

разгораться так быстро, что вскоре от темноты не осталось и следа.

Да, по странному капризу судьбы наш “Челленджер” опустился

на внутреннюю Луну как раз перед тем, как лунная ночь, составлявшая

четырнадцать земных суток, должна была смениться днем, тоже длившимся здесь

около двух недель.

Мне вряд ли

удастся описать, Джим, что мы чувствовали, стоя в шлюзовой камере и наблюдая за

взрывным великолепием лунного рассвета. На Земле день никогда не сменяет ночь

так внезапно, как это происходит на Луне, и ослепительное разнообразие ярких

красок вокруг корабля заставило нас замереть и проглотить языки от восторга.

Господи боже мой, ведь мы находились

внутри Луны, здесь просто не могло быть ничего подобного! И

все-таки это было: сверху лилось розовое сияние, а вокруг “Челленджера” росли

деревья, трава, цветы самых диковинных форм и расцветок!

Помню, как в

едином порыве наша троица вывалились из корабля; человечество так и осталось в

неведении, кто из нас сделал первый исторический шаг по чужой планете.

Вокруг корабля

все поросло буйной травой самых непривычных цветов с преобладанием розовых, желтых

и салатовых тонов, а в сорока ярдах от “Челленджера” вздымались толстые светлые

стволы высоких деревьев. Мы шагали по желто-фиолетовым цветам, и из-под ног у

нас выпархивали создания, похожие на маленьких большеглазых крылатых лягушек.

Другие представители местной фауны издавали странные звуки в кустах, наблюдали

за нами из-за камней или шебуршили в ветвях деревьев...

Глазея по сторонам, словно дети в сказочной стране, мы шли

по внутренней оболочке планеты, в то время как ее внешняя оболочка, сквозь дыру

в которой пролетел наш корабль, светилась ровным розовым светом над нашими

головами. Над лесом проплывали бело-розовые облака, небо казалось очень

низким... Нет, не “казалось” — оно и было таким, ведь нас отделяло от него

всего каких-то миль пятьдесят-шестьдесят!

Не могу сказать,

сколько времени мы бродили вокруг корабля, позабыв о времени и об осторожности,

пока я, наконец, не спохватился и не вспомнил о своих обязанностях капитана.

Было очень трудно

загнать экипаж обратно на “Челленджер”, но в конце концов требования пустых

желудков вкупе с моими грозными приказами заставили Веста и Нортона обуздать

исследовательское рвение и вернуться на корабль.

Мы решили сперва

поесть, а потом всерьез подготовиться к первой настоящей разведывательной

вылазке... Но прежде всего на повестке дня встал один крайне неприятный вопрос:

как поступить с человеком, по вине которого нас сюда занесло?

Нортон отправился

в каюту Кларка Ортиса и вернулся с сообщением, что преступник перенес посадку

на удивление хорошо (наверное, потому, что проспал большую ее часть пьяным

сном), но сейчас еле жив от похмелья и страха. К бортинженеру пришло осознание

ужаса содеянного, и он считал себя конченым человеком. Когда врач покидал его

каюту, Ортис, стоя на коленях, во весь голос молился... Никогда раньше не

замечал за этим типом религиозности!

— Так что будем

делать с Ортисом, капитан? — со свойственным ему отсутствием такта испортил мне

аппетит Дэви, едва мы сели обедать. — Мы не можем все время держать его

взаперти!

— Тем более что

еще неизвестно, сколько времени мы здесь пробудем, — кивнул Нортон, с аппетитом

поглощая ростбиф.

— У вас есть

конкретные предложения, джентльмены? — мрачно спросил я.

Моя стародавняя неприязнь к Кларку Ортису была так велика,

что я считал себя не вправе принимать решение единолично. К тому же меня

продолжала угнетать вина за постигшее нас несчастье, — поэтому я с

благодарностью взглянул на врача, который первым взял слово:

— Думаю, проблема не так уж сложна. Мы изъяли у нашего

неуравновешенного приятеля все запасы спиртного. Насколько я могу судить, он до

смерти напуган и готов на все, лишь бы загладить свою вину. Вряд ли в будущем

следует опасаться каких-нибудь подвохов со стороны этого человека...

— Значит, ты

считаешь, Том, что его надо выпустить из каюты?

— Ну, раз мы не

можем в ближайшее время передать его в руки земных властей, а к роли судей и

тем более палачей никто из нас не готов... Тогда, боюсь, у нас просто нет

другого выхода, кроме как временно предать инцидент забвению и выпустить

Ортиса.

— Вот здорово! —

очищая тарелку, заметил Дэвид. — Значит, кроме наблюдения за аппаратурой мне

придется теперь еще наблюдать за этим буйнопомешанным пьянчугой?

— А у тебя есть

другие идеи? — осведомился Нортон.

— Хм...

Откровенно говоря, нет.

И оба моих

коллеги уставились на меня в ожидании капитанского слова. Значит, решать судьбу

типа, который разгромил “Челленджер”, с ненавистью выкликая при этом мое имя, в

конечном итоге предоставлялось все-таки мне. Просто замечательно!

— Томас, будь

добр, сходи за Ортисом, — хмуро попросил я.

Когда врач привел

преступника в рубку, я сразу подумал, что Нортон прав: это трясущееся желе

больше неспособно было причинить какие-либо неприятности.

Коротко и сухо я

объявил Ортису, что его арест отменяется вплоть до передачи его в руки земных

властей... И прервал захлебывающиеся заверения в готовности искупить вину какой

угодно ценой суровым приказанием встать на контроль параметров грунта, воздуха и

радиационного фона. Более скучную работу для преступника мне в тот момент

просто не удалось придумать.

К сожалению,

“Челленджер” не задумывался как исследовательский космолет, поэтому в своей

первой настоящей вылазке мы располагали немногим.

Самым полезным в

нашем снаряжении были, пожалуй, “стереоглаза” — новейшее достижение в области

тогдашних космических технологий. Эти зеркальные шары размером с теннисный мяч,

битком набитые полезной аппаратурой, имели стереовидеокамеры и миниатюрные резервуары

с “восьмым лучом”, благодаря которым могли подниматься на высоту до мили. Они

управлялись при помощи карманных пультов со встроенной рацией и осуществляли

двустороннюю связь между “Челленджером” и людьми вне корабля.

В придачу к

“стереоглазам” и контейнерам для проб мы с Дэвидом Вестом запаслись карабинами,

заряженными парализующими пулями. На “Челленджере” имелся неплохой запас оружия

— в качестве уступки сторонникам теории “троянского коня”, — и после некоторого

раздумья мы взяли также по одной боевой обойме. Кто знает, как подействуют

парализующие заряды, опробованные на земных животных, на агрессивных представителей

местной фауны, если таковые нам попадутся?

Итак, оставив

Нортона бдеть у экранов наружного контроля в обществе дрожащего от услужливости

Ортиса, мы с Дэви двинулись в путь, намереваясь для начала обследовать лес к

северу от корабля.

Мы шагали между

огромными деревьями с гладкими светлыми стволами в два обхвата, вновь и вновь

борясь с ощущением нереальности окружавшего нас мира. Это ощущение усиливалось

еще и оттого, что наш вес на Луне составлял всего одну шестую земного —

достаточно было оттолкнуться посильнее, чтобы пролететь одним прыжком

футов двадцать-тридцать. Мне пришлось приструнить Дэвида, вздумавшего

поупражняться в кенгуриных прыжках, но, честно говоря, я сам с трудом

удерживался от искушения поиграть в эдакого воздушного эльфа...

А вокруг нас мелькали создания, и впрямь напоминавшие

сказочных эльфов: то ли огромные бабочки, то ли маленькие яркие птицы

перелетали с цветка на цветок так быстро, что нам никак не удавалось толком их

рассмотреть. Эти лунные “колибри” вызывали дикий восторг Нортона, который

наблюдал за нашим продвижением на экране Лиззи. “Стереоглаза” преданно парили

рядом с нами, исправно передавая изображение на бортовой компьютер, и из

динамиков пультов то и дело раздавались восторженные крики биолога. Нортон

обрушивал на нас шквал эмоций по поводу каждого нового образчика местной фауны,

который попадал в поле зрения видеокамер, и я пообещал на обратном пути

попытаться изловить хотя бы один экземпляр птицы-бабочки.

А пока мы продолжали двигаться вперед, чувствуя себя детьми

во время первого посещения Диснейленда.

Постепенно

становилось все жарче; но вскоре отдельные деревья слились в настоящий лес, и

их широкие, как зонтики, бледно-зеленые кроны почти закрыли от нас

золотисто-розовое свечение неба.

— Что-то не

нравится мне это свечение, — заметил Нортон. — Какой же активностью должна

обладать внешняя оболочка Луны, чтобы под ней процветала такая буйная флора?

— Радиационный

фон в норме, — немедленно заверил Ортис.

— Значит, здесь

присутствует некий вид излучения, который не под силу обнаружить нашим

приборам, — врач в Нортоне явно взял перевес над биологом. — Джулиан, Дэвид!

Думаю, вам не стоит оставаться снаружи больше двух часов!

— Ты прав, —

согласился я. — На первый раз двух часов будет вполне достаточно. Похоже, лес

только начинается; в следующий раз стоит взять другое направление...

— Давай-ка я подниму свой “стереоглаз” повыше, — предложил

Дэви. — Чем топать наугад, лучше попытаться рассмотреть, что находится за этим

лесом! ... Три тысячи футов выше, — скомандовал он в пульт на своем плече, — и

его “стереоглаз”, круто взмыв вверх, пропал за кронами деревьев.

— Не увлекайся! Как бы он не вышел за пределы управле... —

начал было я, — и тут Нортон испустил пронзительный вопль:

— Слева! Джулиан, Дэвид, осторожней!

Крик Тома застал

меня врасплох, и я среагировал на уровне чисто мышечных рефлексов: сперва

нырнул за покрытый розовым лишайником камень, а уж потом посмотрел туда, куда

меня призывали взглянуть.

Что касается

Дэвида, то он проворно отпрыгнул за ствол ближайшего дерева...

Но все-таки

недостаточно проворно, потому что именно к нему устремилось поблескивающее

гладкой бронзовой кожей чудовище, выскочившее из кустарника слева от нас.

Чудище на беглый взгляд напоминало помесь кошки с бесхвостой ящерицей, но я не

успел его как следует рассмотреть — тварь приближалась длинными стелющимися

прыжками, и я влепил пять парализующих зарядов подряд в ее треугольную

оскаленную морду. В ту же секунду выстрелил Дэвид, но вся эта пальба не

произвела на лунную “кошку” ровно никакого впечатления. Парализующие заряды

оказались бессильны остановить бронзово-зеленую зверюгу величиной с осла.

Я выхватил из

кармана боевую обойму, но понял, что не успею перезарядить карабин: через

несколько секунд эта тварь обрушится на Веста. И тогда, отшвырнув в сторону

бесполезное оружие, я бросился вслед за промелькнувшей мимо “кошкой” и мертвой

хваткой вцепился в ее задние лапы.

Теперь Нортон и Ортис орали в два голоса, но мне некогда

было прислушиваться к их крикам: я висел на рвущейся к Дэвиду зверюге, а она,

брыкаясь, издавала пронзительные вопли, похожие на усиленный в сотни раз скрип

ножа по тарелке. Я совершенно оглох от этого концерта, и даже грохот карабина,

в который Вест вогнал боевую обойму, прозвучал для меня, как щелканье детского

пистолета. Я лишь почувствовал, как “кошка” вдруг дернулась и обмякла, и

невыносимый визг, разрывавший мои барабанные перепонки, наконец-то смолк...

Три пули разворотили лунной хищнице голову, снеся ей верхнюю

часть черепа и пройдя в трех дюймах над моим плечом.

— Джулиан! Дэвид!

Как вы?! — выплыл из блаженной тишины встревоженный голос Нортона.

— Замечательно, —

отозвался я, наконец-то выпуская лапы звероящерицы и стряхивая с себя вонючие

клочья зеленоватой плоти. — Просто замечательно! Том, кажется, вместо

птицы-бабочки мы принесем тебе сегодня другой экземпляр...

— Отцепи эту

мерзость от моей ноги! — сквозь зубы потребовал Дэви.

Всунув дуло

карабина между челюстями, сомкнутыми на его щиколотке, он тщетно пытался их

разжать. Хотя от головы хищницы мало что осталось, ее челюсти даже после смерти

не ослабили хватку. Только после двухминутных усилий нам удалось разжать этот

жуткий капкан и вызволить ногу Дэвида Веста из острых треугольных зубов лунной

“кошки”.

Глава

четвертая

ПОХОД

В

НЕВЕДОМОЕ

— Когда будешь препарировать ее, Томми, постарайся не

попортить шкуру, — попросил Дэвид, любовно глядя на наш трофей, лежащий на

поддоне в медицинском отсеке. — Представляешь, как здорово будет смотреться

подобный коврик перед камином в моей гостиной?

— Да-да, — Нортон

задвинул поддон с лунной “кошкой” в морозильную камеру и повернулся к Весту. —

Дай мне осмотреть твою ногу!

— Да там не на

что смотреть, она успела только слегка прокусить ботинок...

— Делай, что тебе

говорят, — строго вмешался я. — А вдруг эта тварь ядовита?

Дэвид с недовольным видом принялся расстегивать крючки

ботинка, когда в дверь просунулся взбудораженный Кларк Ортис:

— Капитан! Вы должны немедленно взглянуть на снимки,

сделанные “стереоглазом” Веста!

— Это так срочно,

Ортис?

— Да, сэр, очень

срочно!

Пожав плечами, я вышел из медотсека вслед за бортинженером,

который был до того возбужден, что последние метры до рубки проделал трусцой и

чуть ли не за рукав подтащил меня к экрану Лиззи:

— Вот, взгляните, сэр!

Ортис дал

максимальное увеличение.

Я внимательно

смотрел на то, что успел заснять “стереоглаз” Дэвида с высоты около мили. По

экрану проплывали холмы, переходящие в высокие горы; потом за горами мелькнул

краешек долины; и наконец, когда “стереоглаз” поднялся еще выше...

— Видите, видите,

сэр?! — остановив кадр, заверещал Ортис голосом пронзительным, как у лунной

“кошки”.

— Вижу... Но черт

меня побери, если я понимаю, что именно вижу! — вглядываясь в изображение,

проговорил я. — Думаешь, это город?

А почему бы и нет? Взгляните на те прямые линии — они похожи

на дороги, верно?

Мы все еще

обсуждали снимок, когда в рубку вошли Вест и Нортон.

Дэвид повалился в одно кресло, пристроил забинтованную ногу

на другом и с ходу включился в дискуссию:

— Даже если здесь есть разумные существа, глупо

предполагать, что они стоят на достаточно высоком уровне развития, чтобы...

— Не глупее, чем

предполагать, будто внутри Луны вообще может существовать жизнь! — живо

отпарировал Кларк Ортис. Повернулся ко мне и, не моргнув глазом, заявил: —

Капитан, вы ведь понимаете, что даже если с Земли вышлют помощь, никто и

никогда не разыщет “Челленджер” там, где он сейчас находится!

— Это зависит от

того, насколько точно спасатели повторят наш курс, — мне нелегко было говорить

с бортинженером на эту тему, и я старался не смотреть на Кларка, вновь и вновь

прокручивая изображение на экране.

— А еще это

зависит от того, затянет ли спасательный корабль в тот “пылесос”, в который

угодил “Челленджер”, — проговорил Дэвид. — Между прочим, по поводу вихря в

кратере у меня появилась любопытная идея...

— Джентльмены! —

бесцеремонно перебил его Кларк Ортис: — Думаю, вы прекрасно понимаете, что наш

единственный шанс на спасение — это помощь местных жителей. И я хотел бы

изложить кое-какие свои соображения на этот счет. Вы позволите, мистер Райт?

С тех пор как его выпустили из-под ареста, Ортис обращался

со мной с почтительностью, граничащей с подхалимажем, видимо, полагая, что

теперь его судьба полностью зависит от меня; но с остальными членами экипажа он

по-прежнему бывал высокомерен и груб.

Переглянувшись с Дэвидом и Нортоном, я предложил

бортинженеру подробнее объяснить свою мысль... После чего тот закатил пламенную

речь минут на двадцать.

Мы слушали его,

не перебивая. Честно говоря, я не переставал поражаться тому, насколько

предположения Ортиса совпадали с моими. Неудивительно, что в Школе Космогации

мы шли с ним, как говорится, “ноздря в ноздрю”! Но еще поразительнее было

другое: как два человека, способных настолько схоже мыслить, могли отличаться

столь несхожими характерами?!

Итак, вот в чем

заключалась сущность теории Ортиса — теории, с которой я был во многом

согласен.

Кларк полагал,

что здесь, внутри Луны, с давних пор существует колония марсиан. Кто еще, кроме

древней и могучей марсианской цивилизации, сумел бы снабдить пространство между

внешней оболочкой Луны и ее внутренней поверхностью пригодной для дыхания

атмосферой? Кто еще смог бы проникнуть через кратер внутрь Луны? Для этого как

минимум нужны были мощные летательные аппараты; и имелись все основания

предполагать, что вихрь, во власть которого попал “Челленджер”, имел

искусственное происхождение.

Ортис считал, что в незапамятные времена, больше двух тысяч

лет назад, когда Объединенная Религия Джана еще не наложила запрет на

космические полеты, марсиане колонизовали эту планету, сделав ее пригодной для

жизни. Но потом их диковинная религия заставила марсиан отказаться от

дальнейших выходов в космос, и связь между метрополией и колонией прервалась. А

так как лунная оболочка не пропускает сигналов (в чем мы убедились сами),

марсиане в конце концов забыли о своих лунных собратьях... Но здешние потомки

древних марсианских колонистов вполне могли сохранить знания, которыми владеют

сейчас их сородичи на Красной Планете, — а значит, у них может найтись все

необходимое для производства “восьмого луча”!

— Я думаю, это вполне вероятно, — с торжеством заключил

Ортис. — И думаю, следует как можно скорее отправиться туда, за холмы, и

проверить мою теорию на практике!

Слова МОЯ ТЕОРИЯ

он подчеркнул с таким самодовольством, что Дэвид, Нортон и я дружно захохотали,

заставив бортинженера задохнуться о негодования.

— ВАША ТЕОРИЯ не

лишена оснований, Ортис, — отсмеявшись, сказал я. — И уж конечно, лучше

заняться ее проверкой, чем сидеть сложа руки в ожидании помощи с Земли.

— Кто пойдет? —

живо поинтересовался Нортон. — Надеюсь, на этот раз мне не придется дежурить на

корабле, Джулиан?

— И все же

кому-то придется остаться, — твердо проговорил я. — Мы не можем бросить

“Челленджер” без присмотра! Ну, есть добровольцы на роль дежурных?

Я не сомневался, что таковых не найдется, и уже приготовился

назначать их своей капитанской властью... Как вдруг Кларк Ортис заявил:

— Я могу остаться, мистер Райт.

— Вы серьезно,

Ортис? — я едва поверил своим ушам. — Неужели вы не хотите лично проверить ВАШУ

ТЕОРИЮ?..

— Но

ведь кому-то действительно нужно остаться на “Челленджере”, — с видом

величайшего самоотречения вздохнул бортинженер.

— Спасибо, Кларк!

— тепло поблагодарил Нортон, явно принявший это предложение за дружескую

услугу.

Но мы с Дэвидом

насмешливо и понимающе переглянулись: Ортис никогда не отличался большой личной

храбростью и, несомненно, предпочитал доверить проверку “своей теории” другим.

— Что ж, отлично!

— кивнул я. — Но нужен еще один человек...

Вслед за чем

последовало бурное обсуждение — настолько бурное, что я уже начал опасаться

бунта на корабле. Однако наша дискуссия закончилась так же быстро, как и

тревожно. Дэвид Вест, в пылу спора резко вскочивший с кресла, вдруг пошатнулся

и охнул от боли.

Несмотря на его

протесты, мы с Нортоном живо препроводили штурмана в мед отсек, и когда врач

снял повязку с его ноги, я понял, что мои опасения подтвердились. Три маленькие

царапины на щиколотке Дэви превратились в глубокие раны с рваными краями кожа

вокруг распухла и посинела. Лунная тварь оказалась ядовитой.

На подготовку к

походу ушли лунные сутки — то есть, четыре земных недели — и за это время Дэвид

так и не сумел полностью оправиться от укуса лунной “кошки”. Он все еще

отчаянно хромал, и было ясно, что о походе за холмы ему придется забыть.

Я взял бы с собой

Нортона, но побоялся оставить Веста без помощи врача. Поэтому через двадцать

восемь дней после приземления “Челленджера” на юго-запад двинулась

разведывательная экспедиция в составе Джулиана Райта и Кларка Ортиса... Причем

все члены экипажа остались в равной степени недовольны таким раскладом.

Я до сих пор

помню, насколько трудны были первые дни пути. И дело вовсе не в порядочном

грузе, который приходилось на себе тащить, — при здешней малой тяжести я мог бы

нести и втрое большую поклажу, — а в окружавшем нас чуждом мире, так непохожем

на земной.

За неполный месяц

пребывания на Луне я так и не сумел привыкнуть к ровному золотисто-розовому

свечению лунного неба. Не слишком яркий, но назойливо-вездесущий свет проникал

даже сквозь закрытые веки, мешая как следует выспаться. Но если на

“Челленджере” я мог просто выключить свет в каюте, то теперь мне приходилось

закрывать лицо согнутым локтем, чтобы заснуть, и вскоре у меня начисто исчезло

чувство времени...

Однако если

лунный день способен был измотать нервы землянина, то здешняя ночь являлась

куда более тяжким испытанием.

Мы уже пережили одну такую ночь и знали, что после того, как

Солнце переставало освещать внешнюю Луну, ее оболочка какое-то время продолжала

отдавать накопленную за четырнадцать земных суток энергию. Загадочное вещество,

входящее в состав этой оболочки, не только служило проводником тепла и света,

но и отлично аккумулировало энергию, поэтому еще трое земных суток после

“заката” на внутренней Луне длились так называемые “розовые сумерки”, как

окрестил их Дэви со свойственной ему склонностью к поэтическим метафорам. Все

это время сверху лился медленно угасающий золотисто-розовый свет, и даже на

исходе “розовых сумерек” все еще было так светло, что можно было свободно

читать.

Но мало-помалу оболочка остывала все больше, и через трое

суток свет начинал быстро тускнеть. Наступала пора так называемых “синих

сумерек”, которые продолжались часов девять — десять. В эти часы здешнее небо

больше всего напоминало земное: из розового оно делалось темно-голубым, потом —

густо-синим... И наконец наверху воцарялась кромешная темнота.

Весь мир накрывал

бездонный мрак, несущий пронзительный холод, и ни единого светлого проблеска не

появлялось на небе целых десять дней — до следующего рассвета.

Однако темнота

царила только наверху.

Многие лунные

животные и растения, не смирившись с необходимостью пребывать во тьме в течение

ста девяноста часов, приобрели способность светиться. Стволы некоторых здешних

деревьев испускали в темноте бледно-зеленое мерцание; многие лишайники и грибы

тоже светились разными цветами — кто ярче, кто слабее — ив чаще вокруг

“Челленджера” мы не раз наблюдали мелькание светящихся зверей и птиц... Все это

напоминало некую зловещую призрачную фантасмагорию, поставленную опытным

голливудским

режиссером, набившим себе руку на фильмах жанра “хор-рор”.

Да, трудно

представить себе что-либо более гнетущее и тоскливое, чем лунная ночь, даже

если наблюдать ее в непосредственной близости от “Челленджера”, имея

возможность в любой момент нырнуть в тепло и свет обжитого космического дома!

Но мысль о том, что ночь застанет нас под открытым небом, заставляла нас с

Ортисом спешить изо всех сил, чтобы добраться до обитаемых мест прежде, чем

наступят “синие сумерки”.

Надо сказать, в

походе Кларк Ортис был для меня еще одним нелегким психологическим испытанием.

Просто не знаю, как бы я выдержал общество этого подобострастно-заискивающего

типа, если бы не возможность в любой момент пообщаться с Нортоном и Вестом.

“Стереоглаза” по-прежнему исправно несли свою службу, передавая на “Челленджер”

репортаж о нашем продвижении, и радиосвязь продолжала работать, хотя по мере

приближения к холмам ее все чаще прерывали помехи. Я понимал, что вскоре совсем

не смогу разговаривать с Томом и Дэвидом, и это угнетало меня даже сильнее, чем

приближение ночи...

Но пока я общался

с оставшимися на “Челленджере” людьми куда больше, чем с Кларком Ортисом, и на

каждом привале мы с Дэви играли в шахматы: я — передвигая фигурки по маленькой

дорожной доске, он — отмечая мои и свои ходы на экране Лиззи...

На третий день мы

с Ортисом вышли к холмам и почти сразу наткнулись на довольно широкую

каменистую тропу, ведущую в нужном нам направлении. Прошагав по ней два часа,

мы устроили привал возле быстрой речки.

На глинистом

берегу отпечаталось множество странных следов, отдаленно напоминающих

человеческие; эти загадочные отпечатки вызвали бурную дискуссию среди членов

экипажа “Челленджера”.

Хотя радиосвязь с

кораблем стала теперь из рук вон плохой, видеоизображение, передававшееся на

экран компьютера “стереоглазами”, оставалось вполне приличным, и Дэвид с

Нортоном, прорываясь сквозь помехи, успели высказать свое мнение по поводу

диковинных следов.

Нортон, как и

Ортис, отстаивал версию о том, что сюда приходят на водопой какие-то животные,

— мы же с Дэвидом настаивали на разумности побывавших на берегу существ. Помню,

спор был в самом разгаре, когда Ортис вдруг выронил флягу и вскочил, подхватив

карабин.

— Господи боже! —

испуганно вскрикнул он.

Я резко обернулся

и увидел на гребне холма силуэт четвероногого существа.

Глава

пятая

ПЕРВАЯ

BCTPE

ЧА

Нас разделяло около пятидесяти ярдов, и прежде чем я успел

схватиться за бинокль, создание повернулось и исчезло.

— Ты разглядел

его, Ортис? — воскликнул я.

— Н-нет, —

дрожащим голосом отозвался бортинженер. — Оно исчезло слишком быстро. Но мне

показалось, оно похоже на небольшого пони, вот только...

— Что — только?

— Только его

голова была совсем не похожа на лошадиную.

— Да, мне тоже

так показалось... Восемьсот футов вверх, — быстро скомандовал я своему

“стереоглазу” и стал завязывать рюкзак.

Ортис уже закинул

свой рюкзак за спину и снял с предохранителя карабин.

— Не вздумайте

стрелять, если существо появится снова! — предостерег я.

— А вдруг мерзкая

тварь на нас нападет?!

— А вдруг мерзкая тварь, как вы ее назвали — представитель тех самых разумных жителей планеты, для

контакта с которыми мы явились сюда? — ответил я вопросом на вопрос. — Я

запрещаю вам стрелять без приказа, слышите, Ортис?

— Да, сэр, —

недовольно пробормотал он.

Я сменил боевую

обойму на обойму с парализующими зарядами и приказал бортинженеру сделать то же

самое, Кларк крайне неохотно повиновался.

Я раз за разом

окликал “Челленджер”, прося сообщить, что видно на экране Лиззи, но рация в

моем нагрудном кармане издавала лишь какие-то давящиеся хрипы... И вдруг звук прорвался,

да с такой силой, что мы с Ортисом подпрыгнули от неожиданности .

— ... вас

окружают!! — вопил Дэвид. — Джулиан, вас окружают! За холмами к югу и к

юго-западу их... Отступайте к лесу!! Отступай...

Связь снова

прервалась.

— Надо бежать,

сэр! — воскликнул Ортис.

Не дожидаясь

моего ответа, он бросился назад по тропе, но леденящий душу крик остановил его

и приковал к месту.

На гребне холма,

за которым скрылось лунное создание, внезапно появилась как минимум дюжина

подобных существ, и я, позабыв о карабине, схватился за бинокль.

— Черт побери!

Прямо на меня

смотрели человеческие лица — однако лица эти принадлежали четвероногим

созданиям! Секунд десять-пятнадцать я жадно рассматривал их, а потом новый

вопль, раздавшийся с другой стороны, заставил меня обернуться: еще два десятка

четвероногих сбежали с возвышенности на другой стороне реки.

Нам с Ортисом

наверняка не удалось бы удрать, даже если бы мы сразу обратились в бегство, а

теперь об отступлении вообще не могло быть и речи. Странные существа, передвигавшиеся

длинными двадцатифутовыми прыжками, в считанные мгновения окружили нас со всех

сторон, и я испытал новое потрясение, когда в пятидесяти ярдах от нас они вдруг

начали подниматься на дыбы!

Передняя пара

конечностей лунных жителей оказалась руками, и туземцы с воинственными криками

стали выхватывать из висящих на груди и спине чехлов короткие копья и

устрашающего вида дубинки. От вибрирующих дьявольских криков, казалось, вот-вот

начнут осыпаться камни с холмов, а секунду спустя мимо наших ушей засвистели

копья.

В такой ситуации

нам с Ортисом оставалось только одно, и, встав спина к спине, мы открыли огонь

по нападающим.

Ничего не

скажешь, отличное начало первого контакта двух цивилизаций!

Но я утешал себя

тем, что парализующие пули никого не убьют, а как только атака захлебнется, я

попытаюсь вступить с туземцами в переговоры... Если, конечно, к тому времени

еще буду жив.

Однако атака

захлебнулась на удивление быстро. Грохот карабинов явно застал лунных жителей

врасплох; они перестали с воплями бросать копья и удивленно уставились на своих

упавших товарищей.

— Прекратить

огонь! — крикнул я Кларку. — Попробую с ними договориться...

Я тут же осекся

при виде невероятной сцены.

Несколько

туземцев бросились к своим пораженным парализующими пулями собратьям,

выхватывая из ножен ножи, и мгновенно горло каждого упавшего было перерезано от

уха до уха...

А потом боевые

крики грянули с новой силой, и почти сразу одна из дубинок ударила меня по

голове. Я выронил карабин и потерял сознание прежде, чем успел ощутить удар о

землю.

Очнулся я под

голос Дэвида, который раз за разом отчаянно вопрошал, жив ли я.

Меня и самого это

интересовало. Пощупав разбитый лоб, я попытался дотянуться до пульта в

нагрудном кармане, чтобы ответить положительно... Но карман оказался пуст, и, с

трудом разлепив склеенные кровью ресницы, я обнаружил свою рацию в руках одного

из диковинных созданий, которых до сих пор видел только с расстояния в

пятьдесят-восемьдесят ярдов.

Теперь же около

полусотни лунных туземцев бродило совсем рядом, а ближайший из них, сидя на

камне, с любопытством рассматривал пульт “стереоглаза”. Серебристые осколки на

земле говорили о том, что обоим “стереоглазам” пришел конец, и на “Челленджере”

нас больше не видят... А через несколько мгновений после того, как я открыл глаза,

грубые руки лунного существа слишком сильно сжали пластмассовую оболочку пульта

— и звучавший сквозь помехи голос Дэвида прервался. Если Ортис не сохранил свою

рацию, связь с кораблем была окончательно потеряна...

Ортис!

Только сейчас я

вспомнил о нем и, быстро оглядевшись, увидел бортинженера в нескольких шагах от

себя. Кажется, Ортис был цел и невредим, но явно пребывал в шоке: он сидел,

съежившись, обхватив голову руками, и никак не отреагировал на мой оклик.

Тем временем я

уже очухался настолько, что наконец-то смог как следует рассмотреть взявших нас

в плен диковинных созданий.

Некоторые из них

передвигались на двух ногах, большинство же — на четвереньках, напоминая

покрытых густой бурой шерстью бесхвостых пони. Однако вместо лошадиных голов их

короткие подвижные шеи оканчивались человеческими головами! Черные космы буйной

гривой падали им сзади шею, спереди свисали на глаза, лишь лица да передние

конечности лунных жителей от локтя до кончиков пальцев оставались безволосыми.

Эти коричневые от загара лица производили довольно жуткое впечатление: орлиные

хищные носы, раздвоенные подбородки, густые мохнатые брови — и выражение

необузданной свирепости в узких черных глазах...

Вот что мне

удалось рассмотреть, пока я взирал снизу вверх на жителей луны, держась за

разбитую голову. Вскоре я заметил, что большинство лунных существ о чем-то

ожесточенно спорят, и хотел уже предложить свои услуги в качестве третейского

судьи, когда спор внезапно завершился. Одни туземцы явно убедили других, и весь

отряд стал собираться в путь.

Эти создания не

носили одежды, но их спины и грудь пересекали широкие ремни, к которым

крепились чехлы для оружия, а на спинах некоторых висело что-то вроде небольших

дорожных сумок. Воины распихали по сумкам вещи, вытащенные из наших с Ортисом

рюкзаков, другие так же деловито взвалили на себя тела убитых... Потом лунные

существа начали опускаться на четвереньки: они сжимали руки в кулаки, и их

покрытые жесткой толстой кожей кисти превращались в некое подобие лошадиного

копыта.

Резкий окрик,

подкрепленный ударом древка копья оторвал меня от этих наблюдений — мне

приказывали подняться. Я попробовал встать, но тут же снова повалился на землю.

Голова дьявольски болела, все вокруг кружилось и расплывалось, и даже небольшое

притяжение Луны казалось мне сейчас многократными перегрузками.

Убедившись, что я

не смогу идти, один из туземцев быстро связал меня по рукам и ногам и

приторочил к спине своего товарища наподобие вьюка... И мгновение спустя отряд

устремился в холмы бешеным аллюром, в котором галоп чередовался с длинными

прыжками.

Человеку было бы

нелегко вынести такую скачку, даже сидя верхом; болтаясь же поперек спины

лунного жителя вниз головой, я уже не чаял остаться в живых. Первым делом мы

переправились через реку, где я чуть не захлебнулся, а когда река осталась

позади, и отряд понесся в горы, я уже завидовал трупам, которые лежали на

спинах соседних бегунов. Время от времени узкая тропа заставляла лунных жителей

сбиваться в кучу, тогда я ударялся об эти мертвые тела, так что вскоре перестал

понимать, чья кровь капает на мои связанные руки: моя собственная или кровь

обитателей Луны. Впрочем, меня это уже не интересовало. Болтаясь поперек

косматой широкой спины, я мечтал только об одном — как бы снова потерять

сознание...

И в конце концов

моя мечта сбылась.

Очнувшись, я

долго не мог сообразить, где нахожусь.

Впрочем, какая

разница! Главное, что подо мной снова была неподвижная земля, а не спина

мчащегося во весь опор четвероногого лунного воина...

Минут двадцать я

приходил в себя, потом открыл глаза и тихо окликнул Ортиса.

К моему

удивлению, тот немедленно отозвался.

Оказывается, мы с

ним лежали бок о бок, связанные по руками и ногам, — едва услышав мой голос,

бортинженер повернул голову и разразился потоком отвратительных ругательств.

Срывающимся на

визг тонким голосом он обвинял меня во всех своих бедах: в том, что я оказался

никудышным капитаном, раз не смог справиться с “нестандартной ситуацией” на

орбите; в том, что именно по моей вине “Челленджер” провалился внутрь Луны; в

том, что благодаря моим интригам он, Кларк Ортис, всегда оставался на обочине

успеха и карьеры, а теперь из-за меня ему суждено окончить жизнь в желудках

проклятых четвероногих дикарей, которые, несомненно, поступят с ним так же, как

со своими сородичами!

Я даже не пытался

ответить на весь этот бред.

Речи Ортиса

казались сейчас такими же безумными, как в тот миг, когда он ввалился в рубку

“Челленджера” перед катастрофой, однако последние слова бортинженера прозвучали

вполне осознанно. Я с трудом сел и посмотрел туда, куда Кларк то и дело бросал

панические взгляды.

Мы находились в

узкой лощине, заросшей невысокими деревьями и кустами. Повсюду сновали лунные

жители: мужчины, женщины, дети всех возрастов, — около полутысячи диковинных

лунных созданий, перекликающихся хриплыми резкими голосами. В двадцати ярдах

горело несколько костров, а возле них...

Я скорчился,

опершись связанными руками землю, и меня тут же вывернуло наизнанку. Воины у

костров разделывали тела своих убитых товарищей и бросали окровавленные куски

мяса в кипящие над огнем котлы!

Меня рвало до тех

пор, пока желудок не опустел, и все это время Ортис продолжал свой истерический

монолог...

Но вдруг как

будто подавился и перешел на задыхающийся шепот.

Подняв голову, я

увидел, что в окружении дюжины воинов к нам приближается очень крупный лунный

житель с высокомерным свирепым лицом. От внешних углов глаз этого туземца к

вискам тянулись три извилистые красные линии; его косматые волосы охватывал

странный костяной обруч с тремя небольшими раздвоенными рогами надо

лбом. Несомненно, то был предводитель лунных каннибалов, — и я постарался

встретить его с самым гордым и презрительным видом, какой только смог

изобразить.

Вождь

передвигался на четвереньках, однако в десяти шагах от нас поднялся на ноги и

принял из рук одного из воинов карабин.

Тихая брань Кларка Ортиса превратилась в похоронную песнь по

самому себе, и я раздраженно прорычал:

— Заткнись, придурок!

Как ни странно,

эти слова подействовали отрезвляюще: бортинженер съежился и замолчал, выбивая

зубами звонкую дробь.

А вождь, подойдя

почти вплотную, обратился к нам с речью, о смысле которой легко было догадаться

по его выразительным жестам. Предводитель лунных созданий требовал, чтобы

пленники научили его обращаться с оружием, в силе которого четвероногие воины

недавно убедились на собственной шкуре.

По приказу вождя нам развязали руки, и Ортис сразу потянулся

было к карабину, но я сердито прошипел:

— Даже не вздумай!

— Если я не

сделаю того, чего он хочет, меня убьют! — прохныкал Ортис.

— Наоборот — как

только ты это сделаешь, ты немедленно отправишься в котел!

— Но я... Я н-не

могу...

— Просто

притворись, что ты не понимаешь! А остальное я возьму на себя!

К счастью, страх

Кларка не полностью затуманил его мозги. Полный недоумения взгляд, которым

Ортис встретил домогательства вождя, вселил в меня надежду на успех. Пока

бортинженер непонимающе тряс головой и разводил руками, я мобилизовал все свои

дипломатические и актерские таланты и повел самую рискованную игру, какую мне

когда-либо доводилось вести.

То жестами, то

мимикой я объяснил, что научу лунных воинов пользоваться огнестрельным оружием,

но лишь в том случае, если мне и моему товарищу вернут отобранные фляги.

Казалось,

свирепые создания вот-вот перережут нам глотки, однако я упорно стоял на своем.

И наконец вождь выкрикнул короткий приказ, после чего перед нами бросили пару

фляг.

Я одержал первую

маленькую победу...

Но не собирался

останавливаться на достигнутом. Едва утолив жажду, я тут же ринулся в новый

бой.

И начался великий

торг, в котором кроме вождя приняли участие еще десяток воинов, в то время как

остальные, окружив нас живой стеной, выражали свое негодование или торжество

жуткими пронзительными криками.

Только

впоследствии я понял, насколько был прав, заставив туземцев отнестись ко мне не

как к покорному пленному, а как к существу, с которым следует торговаться. У

вагасов — так называли себя эти создания — было немного моральных устоев, но из

всех качеств, присущих мыслящим существам, они превыше всего ценили храбрость и

гордость. Если бы я безропотно выполнил все их требования, меня бы убили, едва

отпала надобность в моих услугах... И, интуитивно чувствуя это, я торговался,

как черт за душу, за каждую вещь, которую лунные существа уже считали своей. Но

на самом деле ставка в этом торге была куда выше: моя жизнь и жизнь Ортиса

Кларка в придачу.

На Земле я ни

разу не пробовал играть на бирже, но теперь неожиданно открыл в себе недюжинный

талант риелтера.

В обмен на

обещание обучить вождя пользоваться карабином я выторговал себе рюкзак,

запасную одежду, полотенце, флягу, бритвенные принадлежности и пару флаконов

жидкого мыла, — после чего выполнил свою часть обязательств, точно зная, что на

этом дело не кончится.

Я оказался прав: быстро уловив, как пользоваться карабином,

вождь живо расстрелял всю обойму — и чуть не прирезал меня, когда оружие

перестало действовать. Тогда я объявил новый лот: пообещав научить лунных

жителей перезаряжать карабин, я отвоевал компас, аптечку, карманные шахматы,

спальный мешок, бинокль и — главное — рацию Ортиса... На чем временно остановился,

чувствуя, что не следует перегибать палку.

Итак, через полчаса вождь уже умел стрелять и перезаряжать

карабин, — я же вернул себе почти всю экипировку.

Засим последовала

короткая передышка, во время которой повелитель четвероногих воинов (я уже знал,

что его зовут Го-ва-го) подсчитывал имеющиеся в его распоряжении патроны. Этот

свирепый туземец, проявлявший поразительную смекалку во всем, что касалось

войны, быстро понял: после того как патроны иссякнут, его новое

чудесное оружие станет не страшнее обычных дубинок.

И Го-ва-го

жестами объявил: ему нужно много таких карабинов и как можно больше патронов к

ним!

Торг вступил в

решающую фазу. Если бы сейчас я допустил промах, то лишился бы всех своих

приобретений, а скорее всего, и жизни. Поэтому со всей доступной мне твердостью

я объявил: да, я могу обеспечить Го-ва-го огнестрельным оружием и патронами, но

для дальнейших переговоров мне нужно выучить язык его народа!

Вождь взревел от

ярости, но удержал руку с копьем, прекрасно понимая, что смерть пленников лишит

его возможности получить оружие, о котором он так мечтал.

Больше всего я

боялся, что Ортис в самый неподходящий момент даст слабину и тем самым погубит

нас обоих, однако инстинкт самосохранения заставил бортинженера его оказаться

на высоте.

Как ни ярились

вождь и его приближенные, как ни размахивали копьями у нас над головами, мы с

Ортисом непоколебимо стояли на своем.

И наконец

Го-ва-го сдался, согласившись на все наши условия. Больше того — в придачу к

спасительной отсрочке мне удалось выторговать еще пару пачек галет, пять банок

консервов и добиться, чтобы Ортису тоже отдали его рюкзак, одежду, спальный

мешок и аптечку... Но то было последним торжеством земной дипломатии.

Моя голова

раскалывалась от боли, на большее я сейчас не был способен.

Помню, как нас с Ортисом приволокли в какое-то подобие

большого островерхого шалаша, сплетенного из веток — там лежала пара мохнатых

шкур. Помню, что успел еще смазать разбитый лоб мазью из аптечки, после чего

повалился на шкуры и уснул мертвым сном.

Глава шестая

СРЕДИ ВА-ГАСОВ

Ba-гасы оставались в ложбине десять

земных дней, и за это время я сумел многое узнать об их обычаях, повадках и

нравах.

Язык у них

оказался довольно простым, поэтому к исходу десяти дней я успел выучить уже

порядочно слов, хотя старательно изображал тупого нерадивого ученика. Молодой

воин по имени Та-ван, которому вождь поручил обучать нас с Ортисом языку

ва-гасов, то и дело приходил в бешенство от нашей непонятливости, благодаря

чему я узнал порядочное количество здешних ругательств.

Ba-гасы

вообще отличались вспыльчивостью: то был народ свирепых воинов, не знавший

большего наслаждения, чем кровавый бой. Позднее, когда я узнал об этой расе

больше и докопался до истоков подобной морали, я стал терпимее относиться к

разумным четвероногим обитателям Луны.

Основная причина

их каннибализма заключалась в том, что большинство животных на этой планете не

годились в пищу из-за содержащихся в мясе токсинов. В горах, где обитали

ва-гасы, имелось всего два вида теплокровных съедобных существ: похожие на

земных муфлонов мохнатые звери ти-маны, и сами ва-гасы. Правда, здесь росли

грибы и иногда встречались чахлые плодовые деревца, но на одной лишь

растительной диете четвероногие лунные женщины не могли рожать здоровых детей.

Поэтому племена

ва-гасов из века в век воевали друг с другом, обеспечивая мясом себя и своих

женщин; по той же причине возник обычай добивать и съедать раненых

соплеменников. Ужасная, с точки зрения современного земного человека, традиция

самим лунным жителям вовсе не казалась безнравственной, наоборот, они считали

высшей доблестью пасть на поле боя от ножа товарища. И, поразмыслив, я понял:

логика подобной морали не слишком сильно отличается от земной.

Ва-гасы большую

часть жизни проводили в скитаниях по горам, поэтому воин, неспособный быстро

передвигаться, становился обузой для своего племени. “Не можешь идти — не

можешь жить!” — таков был девиз кочевых лунных племен, и этот девиз породил

обычай добивать всех неспособных двигаться мужчин.

Быстрая смерть считалась актом милосердия в противовес

медленному умиранию брошенного в горах калеки. Что же касается смерти на поле

боя, то каждый тяжело раненый почитал за честь погибнуть от руки соплеменника и

послужить пищей для своего племени. Примитивная религия ва-гасов учила, что

погибшие и съеденные воины возрождаются вновь в телах детей, зачатых после

каннибальского пира, тогда как те, кого захватили и съели противники,

обречены на полное телесное и духовное уничтожение. Таким образом, добивая

раненого друга и увозя его тело с поля битвы, ва-гас оказывал товарищу

последнюю и самую большую услугу, которую только мог один воин оказать другому.

Да, лунные существа во многом думали, чувствовали и

поступали не так, как люди, но все же в чем-то их этика была сродни этике

примитивных человеческих племен: жестокие и воинственные, ва-гасы обладали

большой храбростью и умели оценить храбрость и любовь к свободе в других.

Лишь это спасло меня от смерти в тот момент, когда Та-ван застал меня за

разговором с Нортоном и Дэвидом Вестом.

Мне удалось

связаться с “Челленджером” по рации Ортиса на следующий же день после того, как

мы попали в плен, — и вовремя: Том и Дэви уже собирались в спасательную

экспедицию. Прорываясь сквозь ужасные помехи, я сумел убедить их, что любое

вмешательство только ухудшит наше с Кларком положение. Я приказал Весту и

Нортону ни в коем случае не отходить от корабля, успел отдать еще кое-какие

распоряжения, — и тут в шалаш вошел Та-ван.

Молодой воин сразу понял, чем я занимаюсь. Сообразительность

этих существ была равна их свирепости, и при виде выражения лица Та-вана я уж

решил, что мне конец. Кларк рухнул на колени, пытаясь жестами свалить вину на

меня, но ва-гас грубо оттолкнул его, вырвал рацию у меня из рук, разломал на

мелкие кусочки и молча вышел. Насколько я могу судить, Та-ван даже не сообщил о

происшествии Го-ва-го, заслужив тем самым мое уважение и благодарность.

Да, ва-гасы вовсе не были бездушными исчадиями ада, какими

считал их Кларк Ортис, хотя все их мужчины испокон века проводили жизнь в

стычках и войнах с себе подобными. Народ ва-гасов делился на небольшие племена,

вечно враждующие друг с другом; племя, захватившее нас, называло себя но-вансами.

В первые дни

пребывания среди этого народа мне не раз приходилось драться с молодыми

воинами: все но-вансы относились к нам с такой ненавистью, что даже приказ

Го-ва-го не трогать пленников не мог удержать свирепых юнцов от попыток

поколотить презренных двуногих. К счастью, существовало строжайшее табу,

запрещавшее применять оружие в лагере, а лунные воины не имели ни малейшего

понятия о боксе, поэтому каждый раз мне удавалось с честью выйти из драки.

Вскоре задиристые юнцы перестали на меня нападать и даже начали поглядывать с

некоторым уважением.

Еще большей

популярностью я пользовался у здешней детворы. Боясь изнежиться в расслабляющей

тело малой гравитации Луны, я каждый день упражнялся с увесистыми камнями, а

мальчишки и девчонки с разинутыми ртами глазели на меня, то и дело поднимаясь

от возбуждения на дыбки...

Видел бы ты этих

четвероногих лохматых пострелят! Едва малыши ва-гасов начинали ходить на двух

конечностях и у них прорезывались коренные зубы, им приходилось отстаивать свое

достоинство в свирепых драках со сверстниками и детьми постарше. Иногда детские

драки переходили в настоящие побоища, и я несколько раз пытался разнять

кусающихся, дерущихся дьяволят, — но в таких случаях они немедленно заключали

перемирие и всей стаей набрасывались на меня. Должен признаться, всякий раз

мне с огромным трудом удавалось отбить атаку дико визжащих зверенышей, которые

пускали в ход против чужеземца не только зубы и руки, но и ноги, оканчивающиеся

подобием плоского рогового копытца с маленькими твердыми пальчиками... Наконец

я понял, что не стоит вмешиваться в забавы здешних детей: при всей своей

жестокости их стычки никогда не кончались смертоубийством и давали малышам

ва-гасов хорошую закалку для будущей взрослой жизни.

А жизнь у них

была нелегкой, особенно у мужчин. Все мальчики но-вансов, повзрослев,

становились воинами и, как правило, кончали жизнь в бою — от оружия

иноплеменника или от руки своего товарища; в пересчете на земные года они жили

лет сорок-сорок пять, не больше, хотя могли бы доживать и до ста.

Однако такое

долголетие являлось уделом исключительно женщин.

По непонятной

причине на четырех новорожденных мальчиков у ва-гасов приходилась всего одна

девочка, поэтому женщины у них пользовались большим почетом и уважением.

Девочки племени но-вансов никогда не участвовали в драках, а женщины — в

битвах: у них был другой удел. Они считались подательницами жизни и продолжательницами

рода, ведь именно от женщин зависело, возродится ли погибший воин в новом теле.

Если состарившийся мужчина неизбежно оказывался в желудках соплеменников, то

старух, неспособных сопровождать племя в трудных переходах, оставляли в горных

храмах, посвященных богу Зо-алу. На территориях этих храмов все племена

ва-гасов заключали друг с другом перемирие и сообща приносили жертвы Великому

Повелителю Грохочущего Неба...

Я успел заметить

еще одну особенность жизни но-вансов, способную шокировать земного святошу: они

не имели семьи в человеческом понимании этого слова. После каннибальского пира

женщина выбирала мужчину, от которого хотела иметь потомство, и они проводили вместе

несколько дней, порой спариваясь на глазах у всех без малейшего стыда,

присущего людям. В этом четвероногие жители Луны мало чем отличались от з.

швотных, однако взаимоотношения их матерей и детей были чисто человеческими, и

даже взрослые сыновья и дочери продолжали питать привязанность к своей матери.

А без материнской заботы и защиты малышам ва-гасов было бы не под силу выжить

во время длинных переходов по суровым горам...

Через десять дней

пребывания в ложбине но-вансы начали сворачивать лагерь, готовясь к очередному

такому переходу.

Та-ван объяснил

мне — частью знаками, частью словами, — что в этой местности больше не осталось

пищи, и вождь приказал откочевать на юг.

То, что пищи здесь больше нет, я знал не хуже самого

Го-ва-го. Выторгованным мною консервам и галетам давно пришел конец, и я

наравне с но-вансами рыскал по окрестным горам в поисках съедобных плодов и

грибов. Собранной скудной пищей мне приходилось делиться с Ортисом, который

ухитрился подвернуть ногу в первой же вылазке в горы, поэтому я уже не помнил,

когда в последний раз наедался досыта.

Все десять дней плена Кларк буквально висел у меня на шее:

мне приходилось защищать его от нападок воинственных каннибалов, приносить ему

еду и утешать беднягу во время приступов истерического страха.

Я настолько

привык нянчиться с этим типом, что когда Та-ван объявил о походе на юг, моей

первой мыслью было: Ортис не вынесет пути по горам! Я просил Го-ва-го поместить

нас в один отряд, но вождь отказался, видимо, не желая давать пленникам шанс

сговориться и бежать в пути.

Однако я не

помышлял о бегстве: пускаться в бега без Ортиса мне казалось нечестным, а Кларк

даже слышать не хотел о таком рискованном поступке. Он был уверен, что нас

непременно поймают и тогда обязательно убьют.

Сборы но-вансов

оказались недолгими, и вскоре, разделившись на три отряда, племя пустилось в

путь.

Ортис попал в

головной отряд, который вел сам Го-ва-го, я с Та-ваном оказался в замыкающем.

Между головной и замыкающими группами воинов следовали женщины и дети, причем

только самые маленькие ехали на спинах матерей, цепко держась ручонками за шеи

своих родительниц. Остальные пострелята неслись во весь опор наравне со

взрослыми, — и никакая земная скаковая лошадь не смогла бы угнаться за

но-вансами, мчащимися галопом по еле заметным горным тропинкам!

Я сам держался

вровень с четвероногими воинами только благодаря малому лунному притяжению, а

еще благодаря тому, что Та-ван успел преподать мне главный принцип находящихся

в пути но-вансов: “Не можешь идти — не можешь жить”!

Уже через час

быстрого бега вверх по тропе, ведущей на перевал, я порядком вымотался и с

ужасом думал, как там Ортис? Я никогда не любил этого человека, однако сейчас,

находясь среди чужого народа, невольно начал более снисходительно относиться к

его недостаткам.

Спустя полтора

часа мы наконец оказались на вершине перевала, и я увидел внизу головной

отряд... А посреди него — Кларка Ортиса, который вовсе не бежал из последних

сил, как я думал, а ехал верхом на коренастом рослом воине рядом с Го-ва-го!

Вскоре вождь

объявил привал, и я поспешил вперед, чтобы повидаться со своим товарищем...

Но уж лучше бы я

этого не делал. Сперва Кларк как будто меня не узнал, а потом процедил сквозь

зубы, что вождь запретил нам разговаривать, и повернулся ко мне спиной.

Я так и остался

стоять с открытым ртом, глядя, как Ортис отходит к Го-ва-го.

— Румит! —

презрительно бросил Та-ван: я и не заметил, когда он появился рядом.

— Что? —

переспросил я.

— Твой товарищ

похож на румита, — ва-гас, стоя на двух ногах, изобразил рукой нечто

извивающееся, и я понял, что он сравнивает Ортиса с каким-то ползучим гадом, не

пользующимся уважением у но-вансов.

Мне было

неприятно слышать, с каким презрением лунный житель отзывается о моем

соплеменнике, но я ничего не смог на это возразить и только молча смотрел, как

Кларк Ортис усаживается рядом с вождем.

На лице

бортмеханика было до боли знакомое заискивающее выражение: еще недавно Кларк

точно так же глядел на меня, а теперь снизу вверх преданно взирал на Го-ва-го,

не обращая внимания на презрение и ненависть в глазах остальных лунных воинов.

— Пойдем,

Джу-ли-ан, — сказал Та-ван, опускаясь на четвереньки, — надо найти еду!

— Да, — я кивнул

и последовал за молодым но-вансом, ни разу не оглянувшись на Кларка Ор-тиса.

Думаю, Ортис тоже

не стал провожать меня взглядом. Теперь его судьба зависела от повелителя

четвероногих каннибалов, и бортмеханик делал все, чтобы добиться расположения

нового начальства.

Глава седьмая

ЛУННАЯ ДЕВУШКА

В наступивших “розовых сумерках” но-вансы продолжали путь

через горы.

Каждый переход длился два-три земных часа, после чего

следовал четырех-пятичасовой привал для сбора пищи и сна. Основную нашу еду

составляли плоды, похожие на орехи с тонкой оболочкой, и грибы, напоминающие

дождевики. Эти белые шары росли повсюду, даже на покрытых тонким слоем мха

камнях, порой достигая размеров футбольного мяча. Маленьким детям их давали

вареными, но все прочие ели лунные “дождевики” сырыми. В первый раз я

попробовал их с опаской, но грибы оказались не только вполне приемлемыми для

человеческого желудка, но и удивительно вкусными, напоминающими вареную

телятину.

Однако такая пища

не могла заменить но-вансам настоящее мясо, и они становились все более

взвинченными и свирепыми.

Несколько раз во

время привалов между воинами вспыхивали драки; все чаще я ловил на себе жадные

взгляды голодных лунных жителей и слышал брошенное в мой адрес слово “унит”...

Та-ван не захотел объяснить мне смысл этого слова, однако я прекрасно понимал, что

ничего хорошего оно не означает.

Я уже начал

всерьез задумываться о бегстве во время приближающихся “синих сумерек”, но не

успели еще закончиться “розовые”, как произошло сразу два важных события.

О первом из них у

меня нет желания подробно распространяться.

Скажу коротко:

наши дозорные обнаружили небольшую группу ва-гасов из другого племени, и после

короткого ожесточенного сражения чужаки были полностью перебиты. В этом бою

Го-ва-го впервые опробовал карабин, зарядив его боевыми патронами, и правильнее

было бы назвать происшедшее не боем, а бойней. При столкновении погиб всего

один но-ванс, причем по нелепой случайности — женщина: она наблюдала за битвой

с возвышенности и пала от вражеского копья.

Племя Го-ва-го получило вожделенное мясо, и полтора земных

дня продолжался каннибальский пир, в котором приняли участие все, кроме меня и

Ортиса Кларка... Впрочем, насчет последнего я не поручусь: думаю, в угоду

своему новому покровителю бортмеханик смог бы сожрать не только инопланетное

мыслящее существо, но и человека.

Но-вансы еще не закончили пиршество, когда с вершин

неожиданно налетел холодный пронизывающий ветер, который почему-то очень

встревожил всех взрослых ва-гасов. Пожитки были собраны в мгновение ока,

недоеденное мясо брошено в сумки, и все племя по приказу Го-ва-го устремилось

из ущелья на гору, поросшую высокими деревьями.

На этот раз не

соблюдалось никакого подобия походного строя; мужчины, женщины, дети,

смешавшись в одну толпу, в страшной спешке карабкались вверх.

Мы еще не успели

добраться до деревьев, как из плотных фиолетово-черных туч хлынул дождь, и по

склону потекли потоки жидкой грязи. Теперь мне пришлось пустить в ход не только

руки, но и ноги, уподобившись четвероногим братьям по разуму. Я не понимал

причин, заставлявших но-вансов с такой лихорадочной поспешностью взбираться на

гору, но всеобщее смятение невольно передалось и мне.

Все вокруг

пихались, спотыкались, падали, снова вставали, матери подталкивали перед собой

детей, а когда племя наконец достигло деревьев, с небес хлестал уже не дождь, а

настоящий ливень.

Однако это было

только началом лунной бури!

Едва мы с Та-ваном нырнули под одно из деревьев, как ветер

перерос в ураган. С диким воем он пытался оторвать но-вансов от стволов, за

которые те цеплялись, и швырнуть к подножию горы. Ливень все усиливался, вода

забивалась в рот и в нос, почти не давая дышать... И вдруг раздался такой

оглушительный грохот, какого я еще не слышал ни разу в жизни.

Темные тучи распорола ветвистая молния, потом вторая,

третья, четвертая...

— Та-ван! — с

трудом перекрикивая рев бури, крикнул я. — Нам опасно оставаться под деревьями!

Лучше спустимся вниз, а не то...

Та-ван, прижимавшийся к стволу рядом со мной, замотал мокрой

головой:

— Нет! Только здесь мы сможем спастись! Ущелье скоро

затопит!

Он оказался прав.

Вода потоками бежала с гор, и несмотря на то, что глубина ущелья достигала

сорока-пятидесяти футов, спустя полчаса оно превратилось в бурную реку. Если бы

кто-нибудь остался внизу, он неминуемо бы погиб: вождь Го-ва-го

руководствовался в своих действиях отнюдь не слепым ужасом, а опытом многих

пережитых лунных гроз.

Буря продолжала

бушевать, ва-гасы в ужасе цеплялись за стволы, содрогающиеся от ударов грома. Многие

деревья падали, не выдержав единоборства с ураганом или пораженные молнией, — и

отважные но-вансы отзывались на каждое такое падение воплями ужаса. Кажется, я

тоже кричал: впервые мне приходилось испытать на себе гнев Повелителя

Грохочущего Неба, и я не мог не содрогаться от неистовой мощи лунной грозы.

Но даже если мне

с моей огромной, по здешним меркам, силой, едва удавалось сопротивлялся порывам

бешеного ветра, как же их тогда выдерживали ва-гасы?

Не успел я об этом подумать, как мимо прокатилось маленькое,

отчаянно вопящее существо, которое кувыркалось среди грязи и вырванной с корнем

травы, напрасно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Сделав бросок в сторону, я

поймал малыша за ногу, но вернуться обратно под дерево не сумел: ветер швырнул

нас обоих вниз по склону. Почти сразу мы врезались в другой ствол, и я вцепился

в него, что было сил.

Маленький но-ванс, зажатый между мной и деревом, тонко

испуганно скулил...

И, услышав этот

скулеж, я вдруг понял, что буря стихает. Ураган ревел уже не так оглушительно,

молнии вспыхивали все реже, дождь почти перестал, и вскоре среди разошедшихся

туч мелькнуло полотнище красного неба.

Лунная буря

закончилась так же внезапно, как началась.

Но-вансы один за

другим стали выходить из-под деревьев; матери, во время урагана прикрывавшие

собой детей, выпрямлялись, встряхиваясь всем телом...

Я сделал то же самое, понимая, до чего нелепо выгляжу с

маленьким ва-гасом подмышкой. Я ощупал малыша, убедился, что тот ничего себе не

сломал, и подтолкнул его вверх по склону:

— Беги!

Но мальчишка

продолжал жаться ко мне, мокрый, грязный и перепуганный.

— Ступай к матери, тебе говорят! — строже прикрикнул я, но

Та-ван, съехав ко мне по раскисшему склону в смешной несолидной позе — ни дать,

ни взять, пони, катающийся с горки! — взглянул на малыша и сказал:

— Это — Кус-ка.

— И что же?

— Его мать убили

ра-дасы шесть ол тому назад.

Ола

соответствовала шести с половиной земным часам, и, проделав в уме быстрое

вычисление, я понял, что спас малыша, чья мать погибла позавчера во время

нападения но-вансов на чужое племя. К моему огромному облегчению, Кус-ка

наконец пришел в себя, отцепился от моей куртки, встряхнулся и затрусил к

остальным детям. Кажется, я счастливо отделался: не хватало мне еще воспитывать

четвероногого сироту-каннибала!

Но-вансы успели

вытащить из-под упавших стволов тела трех своих погибших сородичей и теперь

деловито перерезали им глотки, давая вытечь крови, но внезапно бросили это

занятие и разразились взволнованными криками, показывая друг другу на небо.

Взглянув вверх, я

увидел большую птицу, которая парила на фоне темно-фиолетовых туч и багрового

неба. Казалось, она пытается повернуть на юг, однако ветер упорно сносил ее по

направлению к нашей горе. Птица все медленнее и тяжелее взмахивала крыльями...

И вдруг стала быстро снижаться, почти падать на поросшую лесом вершину.

Удивленные крики

ва-гасов перешли в вопли злобного торжества; повинуясь приказу Го-ва-го,

полдюжины воинов галопом ринулись в гору.

— Что это за

существо? — спросил я Та-вана.

— Унит! — со

свирепой радостью ответил тот.

Так вот что имели

в виду но-вансы, обзывая меня унитом! Значит, птицы в их мире, в отличие от

большинства зверей, съедобны. Но если уни-ты — просто летающая дичь, как тогда

объяснить ненависть, вспыхнувшую в глазах четвероногих лунных созданий при виде

диковинной птицы? И почему Го-ва-го крикнул вдогонку своим воинам, чтобы они

непременно доставили ему существо живьем?

Я постарался

протолкаться как можно ближе к Го-ва-го, чтобы получше рассмотреть унита, когда

его приволокут сюда. Само собой, в двух шагах от вождя находился Ортис,

счищающий грязь со своей непромокаемой куртки. Благодаря прочной и теплой

одежде мы с ним перенесли бурю куда лучше многих ва-гасов, однако наши

перемазанные физиономии казались такими же варварскими, как лица четвероногих

воинов. Я судил по Кларку, понимая, что сам выгляжу ничуть не лучше.

Я дружески

подмигнул бортмеханику и засмеялся, когда тот, испуганно оглянувшись на

Го-ва-го, поспешил отвернуться.

Внезапно вокруг грянули дикие крики:

— Унит! Унит!

Но-вансы торопливо

поднимались на дыбы — эта поза означала у них предельное внимание или

готовность к драке, — а Го-ва-го сел на ствол поваленного дерева, глядя на

существо, которое вели к нему.

Я же при виде

унита просто начисто лишился дара речи! Ибо плененное существо оказалось вовсе

не птицей, а девушкой, к тому же такой красивой, каких я еще ни разу не

встречал.

Что там говорить,

Джимми, — ты же сам видел ее! И можешь поверить, в прошлой жизни она была такой

же прекрасной, как в этой, даже тогда, когда двое конвоиров тащили ее сквозь

злобно орущую толпу, — насквозь промокшую, перепуганную, с трудом переступающую

ногами в высоких золотистых сандалиях.

В нескольких шагах от Го-ва-го воины отпустили пленницу, и

она тотчас гордо вскинула голову, снизу вверх глядя в свирепое лицо повелителя

но-вансов. Может, вождя она и обманула, но я видел ужас в ее глазах; а еще я

увидел, как при виде нас с Ортисом эти глаза удивленно распахнулись, и смесь

изумления и надежды мелькнула на перепачканном и измученном, но все же

прекрасном лице лунной девушки.

Я же не мог оторвать от нее взгляда: таким совершенством она

казалась. Тонкая длинная одежда наподобие туники, промокшая насквозь,

обрисовывала стройное тело маленькой нимфы; густые длинные волосы цвета темной

меди тоже намокли и покрывали девушку плащом до тонкой талии. Она была мала

ростом и очень юна — будь она жительницей Земли, я дал бы ей лет

пятнадцать-шестнадцать, не больше. Но я сразу понял, что в этом изящном теле

таится отважный и мятежный дух. На маленьком личике с узким подбородком и

точеным носиком сияли темно-голубые глаза, которым пленница напрасно пыталась

придать надменное выражение...

Когда ее

отпустили, она едва удержалась на ногах, однако тут же скрестила руки на груди

и вызывающе задрала исцарапанный подбородок. Она напоминала мокрую взъерошенную

пташку, осмеливавшуюся бросить вызов нацелившемуся на нее коту. Однако эту

пичугу уже лишили возможности летать: сопровождавшие девушку воины бросили к

ногам Го-ва-го пару длинных крыльев и нечто, похожее на ранец, к которому эти

крылья крепились.

Вождь раздраженно рявкнул на своих злобно вопящих подданных,

и когда те смолкли, спросил:

— Откуда и зачем ты явилась в свободные горы, унита?

Девушка еще выше

задрала подбородок, но не осмелилась промолчать.

— Я

из Лаэте, — небрежно бросила она. И, совладав со стучащими зубами, добавила: —

Не твое дело, ва-гас, зачем я сюда явилась!

Но-ванс поднял мохнатые брови, оглядывая ее с головы до ног:

— А! Из Лаэте? Мясо женщин из Лаэте очень вкусно...

Пленница, и без того дрожавшая от холода, затряслась еще

сильнее, но тут же презрительно воскликнула:

— Румит!

Го-ва-го ничем не

показал, что его проняло оскорбление.

— Твое имя? —

задал он новый вопрос.

— Наа-ее-лаа.

Вождь впервые

позволил появиться на своем лице какому-то чувству, — и то было чувство

величайшего изумления.

— Наа-ее-лаа? — повторил он. — Уж не дочь ли ты старого

Сарго-та?

Она кивнула и

больше не поднимала головы, пока Го-ва-го размышлял.

— Ты отправишь

послание своему отцу, — наконец сказал вождь. — Пусть он пришлет в Долину Сумерек

двести молодых жителей Лаэте. Если он даст за тебя этот выкуп, мы отпустим тебя

целой и невредимой!

Наа-ее-лаа вдруг пошатнулась,

я рванулся было ей на помощь, но Та-ван схватил меня за локоть.

— Никто не смеет

мешать вождю, когда он допрашивает пленницу! — внушительно сказал молодой воин,

и я остался на месте, поняв, что мое вмешательство сейчас принесет только вред.

По знаку Го-ва-го

на плечи девушки набросили длинную мохнатую шкуру ти-мана, и она торопливо

закуталась в нее.

— Принесите ей...

— дальше вождь произнес несколько слов, которых я не знал, — зато их явно

хорошо знала лунная девушка.

Она снова вскинула голову и срывающимся голосом воскликнула:

— Нет! Я не буду писать отцу!

— Вот как? —

глаза Го-ва-го нехорошо сузились, и пленница попыталась отступить на шаг.

Однако ее схватили за плечи и снова толкнули вперед теперь

дочь Сарго-та даже не пыталась напустить на себя презрительно-гордый вид. Она

съежилась от ужаса под свирепым взглядом предводителя четвероногих каннибалов,

но тем не менее упрямо помотала головой.

— Я ничего не

буду писать! — крикнула она. — Сыновья и дочери Лаэте так же дороги своим

отцам, как я — своему!

Го-ва-го

некоторое время смотрел на пленницу, и вдруг, схватив ее за волосы, выдернул из

ножен нож. На этот раз Та-вану не удалось бы меня удержать, но все случилось

буквально за пару секунд.

Взмах ножа — и

роскошные волосы лунной девушки остались в руке вождя.

— Это послужит посланием Сарго-ту! — крикнул Го-ва-го. — А

если через две улы мы не получим выкупа, ты сама пойдешь в котел, Наа-ее-лаа!

Глава

восьмая

ПРИНЦЕССА

ЛАЭТЕ

Ba-гасы

никогда не оставались надолго там, где их застигла гроза: они считали, что на

этом месте лежит печать гнева великого Зо-ала.

Передав пленницу

на попечение женщин, Го-ва-го увел свое племя прочь с горы, и мы двигались без

передышки много часов, — правда, не так быстро, как обычно, ведь слишком много

женщин и детей но-вансов пострадали во время бури.

Я то и дело

отыскивал взглядом среди движущегося впереди отряда лунную девушку. Нонно-вар

(то есть, принцесса) Лаэте ехала верхом на но-вансе, закутанная с ног до головы

в мохнатую шкуру, и остальные ва-гасы сторонились воина, вынужденного нести на

себе ненавистную униту. Го-ва-го явно приказал хорошенько заботиться о пленнице,

за которую ожидался богатый выкуп. Я не беспокоился за Наа-ее-лаа, но

нетерпеливо ждал остановки, чтобы наконец-то с ней поговорить...

Однако меня

постигло жестокое разочарование. Когда “синие сумерки” перемешали все силуэты,

и мы наконец остановились, Го-ва-го запретил воинам замыкающего отряда нарушать

походный порядок даже на привале. Как объяснил Та-ван, мы достигли излюбленных

мест кочевий многочисленного и сильного племени лу-тансов, и теперь нам

следовало держаться настороже.

Все воины хорошо

это понимали, мне не удалось обмануть бдительность дозорных, чтобы

проскользнуть к кострам, у которых грелись женщины и дети... Лишенный

возможности поговорить с Наа-ее-лаа, я засыпал вопросами Та-вана: но-ванс начал

отвечать мне при темно-синем сиянии неба, а кончил уже в темноте.

Наступила лунная

ночь.

Но-вансы сварили тела погибших во время грозы

соотечественников и приступили к трапезе. Я все еще не мог привыкнуть к

подобным пиршествам, но все же остался сидеть у огня — не для того чтобы греться, а для того чтобы

слушать рассказ Та-вана. А молодой но-ванс, наевшись мяса, сделался необычно

разговорчивым и наконец объяснил мне, почему его народ так ненавидит двуногую

расу Луны.

— Раньше мы,

ва-гасы, жили не только в горах, но и в лесах, и в плодородных низинах. Но

потом неизвестно откуда пришли светлокожие существа, не умеющие ходить на

четырех ногах. Они говорили, что явились с неба, где живет великий Зо-ал, но в

словах их была ложь, а в сердцах — измена. Мало-помалу они изгнали ва-гасов из

охотничьих угодий и привольных пастбищ в бесплодные горы, а сами завладели всем

лунным миром — всем во-наа!

— Когда это

случилось, Та-ван? — спросил я.

— Давным-давно,

много тысяч ул и келдов тому назад...

Я уже знал, что

ула — это время от одной темноты до другой, то есть земной месяц, а келд,

лунный год, равняется двумстам семидесяти двум земным суткам... Но расплывчатый

ответ Та-вана дал мне только одно: убеждение, что “теория Ор-тиса” справедлива,

и униты — это потомки марсиан, более трех тысяч лет назад основавших колонию

внутри

Луны.

Я продолжал жадные расспросы, и хотя Та-ван немногое мог

рассказать, мне стала ясна причина ненависти ва-гасов к пришельцам — унитам.

Легенда о некоем “золотом веке”, когда все ва-гасы жили в плодородных низинах и

имели вдоволь еды, наверняка имела под собой реальную почву. Только после того

как их вытеснили в горы, почти лишенные дичи и пастбищ для скота, коренные

жители Луны перешли к каннибализму. Оставалось гадать, что представляла бы

собой сейчас раса четвероногих каннибалов, если бы уни-ты не прервали когда-то

естественного хода ее развития.

Наконец Та-вану наскучило мне отвечать, но я уже успел

узнать самое главное: униты обитают на просторных равнинах в деревнях и в

больших городах, тянущихся до самого океана. Эти мерзкие уродливые создания

нередко убивают друг друга не ради того, чтобы съесть, а просто ради забавы,

хотя не смеют соваться в горы, принадлежащие свободным ва-гасам. Только

торговцы унитов приходят в Долину Сумерек и обменивают оружие, огненные палочки

и кухонную утварь на драгоценные камни, которые встречаются в горах ва-гасов. В

эту пограничную долину Го-ва-го и отправил двух воинов с посланием для Сарго-та

— ямадара города-государства Лаэте.

— А если Сарго-т откажется выкупить свою дочь, мы ее съедим,

— закончил Та-ван. — Говорят, женщины унитов куда вкуснее женщин ва-гасов!

Вот и все, что

мне удалось вытянуть из своего четвероногого приятеля, прежде чем мы снова

двинулись в путь.

Честно говоря,

приказ отправляться в дорогу застал меня врасплох: я не сомневался, что

но-вансы останутся до рассвета там, где нас застала ночь. Но Го-ва-го и не

подумал прервать поход из-за таких пустяков, как темнота и холод. Ва-гасы

видели в темноте не хуже, чем днем, зато меня один-единственный ночной переход

измотал больше, чем несколько дневных.

Первые полчаса мы

двигались в кромешной темноте, и я не отставал от отряда лишь потому, что

держался за ремень на спине Та-вана. Потом тропа круто повернула, и впереди

неожиданно замерцал зеленый огонь: это светился горный мох, покрывающий склоны.

То была поистине

фантастическая картина: волны призрачного зеленого пламени слева и справа и

мчащиеся между ними ва-гасы — длинная вереница полулюдских-полузвериных

фигур...

Вскоре я

убедился, что в горах, как и в лесу, есть немало светящихся растений. Кроме мха

здесь светилась низкорослая желтая трава; круглыми шафрановыми лунами

поблескивали съедобные грибы; трепетали бледно-фиолетовые листья невысоких

кустарников... Но эти маяки среди чернильной тьмы почти не облегчали движения,

потому что я по-прежнему не видел тропы перед собой. И все же я был рад любым,

даже самым слабым проблескам света, ведь без них темнота становилась настолько

густой, что казалась бездонной пропастью.

Переход следовал

за переходом, привал за привалом, и наконец мне стало казаться, что день

никогда не наступит. Я пытался отсчитывать оставшиеся до рассвета сутки по

числу остановок, но вскоре сбился со счета. Становилось все холоднее; во время

движения меня спасала куртка с термоэлементами, а во время сна — такой же

спальный мешок, но ва-гасы в последнее время спали, сбившись в тесные кучи и

согревая телами друг друга.

Настало самое благоприятное время для побега, но теперь я не

мог бежать из-за Наа-ее-лаа. Она упорно не выходила у меня из головы, хотя я не

сомневался, что дочь Сарго-та путешествует по призрачно мерцающим горам в таком

же удобстве и тепле, как и Кларк Ортис...

Однако ближайшее

будущее показало, насколько сильно я недооценивал характер Ортиса.

— Скоро мы

достигнем Теплых Земель, — обрадовал меня Та-ван на очередном привале.

— Ты хочешь сказать, что скоро станет светло? — я уже накопил порядочный запас слов и

все-таки усомнился, правильно понял но-ванса.

— Да, скоро

станет светло... А потом мы придем в Долину Теплых Озер.

— Отлично! Больше

всего я сейчас нуждаюсь в горячей ванне, — проворчал я, пониже опуская капюшон

куртки.

Вмонтированные в

ткань термоэлементы, две недели накапливавшие энергию во время лунного дня,

теперь почти полностью разрядились, и я все сильнее ощущал ледяной холод,

стекающий с черных каменных небес. Мысленно я представлял себе далекий небесный

купол со свисающими с него длинными сосульками...

Я лежал,

закутавшись в куртку, пытаясь избавиться от видения оболочки Луны, покрытой

льдом изнутри и снаружи, как вдруг сквозь мои веки начал просачиваться слабый

розовый свет. Сперва я принял это за начало сна, но вдруг рядом кто-то испустил

такой вопль, что я в два счета оказался на ногах.

Теперь уже

кричали все ва-гасы, и эхо металось по горам, вторя оглушительному ликующему

хору... А самые высокие горные вершины пылали пунцовой краской, словно

зажженные факелы; потом загорелись пики пониже, и наконец по всем склонам

побежали вниз потоки золотисто-розового света!

Наступил рассвет,

— внезапно, как это всегда бывает на Луне.

Но-вансы встречали его восторженными воплями и прыжками, и я

кричал вместе со всеми, подставляя лицо струящемуся сверху свету и теплу. Как

раньше я мог ругать это живительное золотистое сияние?!

Через двадцать

минут иней, серебрившийся на листве кустарников и на камнях, начал таять, а еще

через десять минут ва-гасы пустились в путь — бодрые, разговорчивые,

оживленные...

Но почти сразу

произошла заминка.

Впервые за долгое

время строгий порядок движения вдруг оказался нарушен: наш замыкающий отряд

смешался с приостановившейся толпой женщин и детей, и, воспользовавшись

случаем, я стал быстро проталкиваться вперед. Мне удалось протиснуться в самый

центр группы раздраженно кричавших женщин и воинов — и я увидел Наа-ее-лаа,

принцессу Лаэте.

Принцессу?

Нет, на горной

тропе лежал просто жалкий комок грязного меха, и воины с воплями тыкали в него

древками копий, приказывая пленнице подняться. Но Наа-ее-лаа только тихо

стонала, судорожно кутаясь в грязную шкуру ти-мана, пытаясь втянуть под нее

крошечные ступни с обрывками золотистых сандалий.

— В чем дело? —

рявкнул Го-ва-го, галопом врезавшийся в толпу своих подданных.

— Унита не хочет

идти! — сердито крикнул один из воинов.

— Не можешь идти

— не можешь жить! — тут же злобно гаркнул кто-то, и многие но-вансы подхватили

этот свирепый клич. Некоторые, не теряя времени зря, уже выхватывали из ножен

ножи...

Наа-ее-лаа

сделала отчаянное усилие, привстала — и рухнула лицом вниз. Мгновенно

очутившись рядом, я приподнял ее и увидел, что девушка без сознания.

— Не

можешь идти — не можешь жить! — заорал какой-то воин у меня над головой, но я

встал, держа принцессу на руках, и взглядом заставил его замолчать.

— Я ее понесу! —

заявил я, твердо посмотрев в глаза вождю.

За спиной

Го-ва-го верхом на одном из воинов возник Ортис с исцарапанной хмурой

физиономией; услышав мои слова, он почему-то яростно ощерился... Но Го-ва-го

утвердительно кивнул и, пристально взглянув на меня, умчался вперед.

Порядок восстановился, только теперь я следовал среди

замыкающего отряда с лунной девушкой на руках, не имея даже времени положить ее

на землю и убедиться, что она жива. Но-вансы все быстрее мчались вперед, и я

бежал рядом с Та-ваном, неся закутанное в шкуру бессильное неподвижное тело.

“Не можешь идти — не можешь жить!”

К счастью, этот переход длился недолго. Вскоре мы взбежали

на перевал, и внизу открылся вид на широкую зеленую долину, полную белых дымов.

— Теплые Земли! —

сказал Та-ван. — Мы первыми пришли сюда после рассвета. Теперь на ближайшую улу

долина принадлежит нам!

Женщины и дети

но-вансов с радостными криками бросались в дымящиеся озерки, выскакивали из

горячей воды и начинали кататься по густой бледно-зеленой траве. Многие воины

следовали их примеру; но-вансы, всегда такие осторожные и бдительные, теперь

вели себя, как школьники на каникулах.

Правда, Го-ва-го послал дозорных на главные тропы, но вождь

сделал это скорее по традиции, чем

опасаясь нападения. Та-ван успел объяснить, что Теплые Земли издавна считаются

таким же местом всеобщего перемирия, как и храмы Зо-ала. Поскольку но-вансы

первыми пришли в эту долину после рассвета, она считается их священной собственностью

до конца следующей ночи — точно так же, как это было принято в дюжине других

подобных долин, разбросанных по Свободным Горам.

Я без труда

отыскал небольшое озерцо в укромном месте среди густого кустарника и положил

Наа-ее-лаа на берегу. Развернув шкуру ти-мана, я несколько секунд молча смотрел

на исхудавшее, грязное, жалкое существо, в которое превратилась прелестная

принцесса Лаэте.

Вдруг кустарник

раздвинулся, и рядом появился Та-ван.

— Боишься, что

убегу? — мрачно осведомился я.

Но-ванс некоторое

время смотрел, как я пытаюсь привести девушку в чувство.

— Опусти ее в

озеро, — наконец буркнул он. — Здешняя вода залечивает даже старые раны. Если

на то будет милость Зо-ала, унита выживет! Хотя я бы лучше съел ее прямо

сейчас.

С этими словами

Та-ван исчез, а я без колебаний последовал его совету.

Раздев Наа-ее-лаа

и сняв с ее обмороженных ног остатки плетеных сандалий, я обнаружил, что

девушка не только сильно истощена, но и с ног до головы покрыта ссадинами и

синяками. Хорошо, что Та-ван не слышал, какими словами я отзываюсь о его

народе, способном так обращаться с беспомощной пленницей!

Я опустил девушку

в исходящую паром горячую воду у берега, поддерживая голову со спутавшимися

темно-рыжими волосами. Вскоре тепло привело принцессу в чувство, она вздохнула,

открыла глаза — и с громким криком рванулась из моих рук.

— Не бойся, я

хочу тебе помочь... В тот же миг Наа-ее-лаа ударила меня по щеке, располосовав

ногтями кожу.

— Как смеешь ты,

кархан, прикасаться к Высочайшей среди равных! Отпусти меня, скрэк!

Я понимал далеко не все слова, которые обрушила на меня дочь

Сарго-та, но было ясно, что принцесса Лаэте негодует на столь бесцеремонное

обращение с ее царственной особой.

Второй удар был

нацелен прямо в глаза; я невольно выпустил девушку, вскочил...

И только тут

принцесса осознала, что находится полностью в моей власти. Раздетая догола, она

лежала на мелководье, над ней возвышался “кархан” и “скрэк” (что бы ни означали

эти слова), и нас разделял только клубящийся над водой пар.

Негодование

Наа-ее-лаа перешло в ужас. Она прикрыла руками грудь и, прежде чем я успел

что-нибудь предпринять, ринулась на глубину.

Моим первым

побуждением было прыгнуть следом, но принцесса уже поплыла, как рыба, к

дальнему концу озерка. Тогда, подхватив рюкзак, я бросился по берегу в обход...

Я успел как раз

вовремя: девушка каким-то чудом сумела доплыть до мелководья, но выбраться на

берег уже не смогла.

Ее силы полностью

иссякли, и она наверняка бы захлебнулась, если бы я не вытащил ее из воды.

Наа-ее-лаа не сопротивлялась, пока я ее вытирал и закутывал в свою запасную

рубашку, только дрожала, с отвращением отворачивая лицо. Я опустил принцессу в

спальный мешок, сел рядом и успокаивающе улыбнулся.

— Понимаю, это не

подходящее ложе для Высочайшей среди равных, зато теперь тебе будет тепло,

Наа-ее-лаа. Не бойся меня, я...

— Дочь ямадара не

боится какого-то жалкого кархана! — заявила принцесса Лаэте.

Но ее слова

прервал надрывный кашель, который свел на нет всю царственную ярость этой

реплики и напомнил мне, что я имею дело с больной девочкой, на которую не

следует сердиться.

— Хорошо, что ты

меня не боишься, — заметил я, доставая из рюкзака засохшие кусочки гриба,

найденного во время последнего привала. — Только меня зовут не Кархан, а

Джулиан.

— Ты — кархан! —

прохрипела Наа-ее-лаа и снова зашлась кашлем.

Ну что на это

можно было сказать?

Я счел за лучшее

промолчать и заняться воспитанием ее высочества, когда она почувствует себя

лучше. А пока размочил кусочек гриба в теплой воде и поднес ко рту Наа-ее-лаа.

— Ешь!

Девушка молча

отвернулась.

Тогда я начал есть сам — и не успел покончить со скудной

трапезой, как рядом снова появился Та-ван. При виде ва-гаса принцесса

вздрогнула, вся съежилась, но презрительно прошипела:

— Румит!

Молодой воин не

обратил внимания на оскорбление.

— Го-ва-го

собирается поохотиться на ти-ма-нов, — обратился он ко мне. — Если хочешь

поесть мяса, можешь пойти с нами.

Я уже много дней

исступленно мечтал о мясе, — но отрицательно покачал головой.

— Не могу,

Та-ван.

— Почему?

— Я не могу

оставить Наа-ее-лаа. Она очень больна.

— Из-за этой

самки ты откажешься от возможности поесть мяса?

— Придется.

Пришла очередь Та-вана покачать головой. Некоторое время он

пристально смотрел на Наа-ее-лаа и наконец сказал:

— Если она так больна, лучше отнеси ее в пещеры на склоне. В

этой долине часто случаются бури.

— В какие пещеры?

— Ступай за мной.

Вскинув на спину

рюкзак, я поднял на руки Наа-ее-лаа и двинулся за Та-ваном.

Пока мы шли по

долине, многие ва-гасы выкрикивали оскорбления в адрес принцессы Лаэте, но

никто не пытался к нам приблизиться. Но когда мы начали подниматься по склону,

заросшему фиолетово-красными цветами, передо мной внезапно вырос Ортис.

— Куда ты ее

несешь? — без всякого предисловия злобно осведомился Кларк.

— Не твое дело, —

я был сыт по горло этим человеком, к тому же Наа-ее-лаа, услышав голос Орти-са,

вздрогнула так же, как при появлении Та-вана.

Обойдя

бортмеханика, я продолжал путь, но Ортис потащился следом.

— Ты не имеешь

никаких прав на эту девушку! — срывающимся голосом крикнул он.

— Кларк, у тебя не

все в порядке с головой, — мне даже не хотелось оборачиваться, чтобы отвечать

на подобную глупость. — Я не предъявляю на Наа-ее-лаа прав, я просто хочу ей

помочь.

— Да, как же! — с

язвительным хохотом отозвался он.

— Хватит!

Убирайся! — я круто обернулся, — и как всегда при прямой угрозе, Ортис

сдрейфил.

— Го-ва-го все

это не понравится! — прорычал он, но я продолжал путь, даже не удостоив его

ответом.

На высоте

двухсот-трехсот футов на склоне чернели устья многочисленных пещер. Та-ван

прошел мимо тех, рядом с которыми лежали пирамидки из камней, и остановился

рядом с полускрытым кустарником входом.

— Если хочешь,

чтобы в твое жилище никто не входил, положи у входа несколько камней, —

посоветовал ва-гас. — Значит, ты не пойдешь охотиться?

— Нет. Счастливой

охоты, Та-ван! — и с девушкой на руках я вошел в свое новое жилище.

Глава девятая

ИТОН

Я опустил Наа-ее-лаа в самом чистом и светлом углу, с

удивлением обнаружив, что от пола поднимается тепло, как будто под ним были

установлены гипокаусты. Вероятно, все Теплые Земли появились в результате

вулканической деятельности, и подземные процессы в недрах еще не затихли:

оттого здесь было столько горячих озер, а в окрестностях буйно росли

кустарники, трава, деревья, и водились даже такие редкие звери, как ти-маны.

Сложив у входа каменную пирамидку, я вернулся к Наа-ее-лаа и

с опаской положил ладонь на ее горячий лоб. Я бы не удивился, если бы меня

полоснули по руке острые ногти, но вместо этого девушка только распахнула

огромные голубые глаза и с ненавистью взглянула на меня: этот взгляд полоснул

меня куда больнее удара ногтями.

— Скрэк!.. —

выдохнула Наа-ее-лаа.

— Меня зовут

Джулиан, — как можно мягче поправил я.

Дочь Сарго-та презрительно скривила губы и обронила еще

несколько слов, прозвучавших так же отвратительно, как и первое. И когда я

хотел смазать антисептиком большую ссадину на ее виске, она резко отстранилась.

Принцесса не хотела принимать от меня помощь, как ей ни было плохо; она даже не

пожелала напиться из моих рук...

Я понятия не имел

о нормальной температуре унитов, однако хриплое дыхание лунной девушки говорило

само за себя: у нее наверняка была пневмония. В моей аптечке имелись подходящие

лекарства на такой случай, но кто знает, как они подействуют на существо,

принадлежащее к инопланетной расе? На существо, обладающее в придачу к

вспыльчивому характеру недюжинным упрямством...

Хотя от принцессы

так и веяло жаром, она раз за разом упорно отказывалась от воды.

И все-таки в

конце концов жажда одержала верх, и девушка жадно припала к фляге.

— Теперь я должна

буду отдаться тебе, кар-хан? — облизывая мокрые губы и с ненавистью глядя на

меня, прошептала Наа-ее-лаа.

— Что-о?!

Мне показалось, я

ослышался, тем более что слово “отдаться” лунная девушка произнесла

по-английски.

— Тот, второй кархан... Opтис... Обещал мне помочь, если я ему отдамся...

— Румит!

Как ни странно,

первое ругательство, которое пришло мне в голову, было ругательством ва-га-сов.

Только потом, перейдя на родной язык, я высказал все, что думаю о Кларке

Ортисе.

Пока я отводил

душу, Наа-ее-лаа не сводила с меня лихорадочно блестевших глаз, беспокойно

пощипывая воротник рубашки.

— Ты ничего мне

не должна, — выговорившись наконец, как можно спокойней сказал я. — Будет

вполне достаточно, если ты станешь называть меня по имени, Наа-ее-лаа.

— А как

ты смеешь

называть по имени

меня! — разъяренно

прошипела принцесса. — Только удостоившиеся Особой Милости итоны могут называть

Выc...

Высочайшую...

Ее потряс приступ

надрывного кашля, и мне пришлось приподнять голову Высочайшей, чтобы она смогла

отдышаться.

— Ладно, тогда я

буду называть тебя просто Неела, — примирительно предложил я. — Это будет

гораздо проще, чем выговаривать твое длинное имя.

— Ты издеваешься

надо мной, румит?! Убери свои грязные руки, ты, ползающий на животе перед

ва-гасами! — принцесса попыталась плюнуть мне в лицо.

Я встал и вышел

из пещеры.

Не знаю, сколько

времени я сидел на траве недалеко от входа, пытаясь успокоиться.

Как ни грустно, приходилось признать: в этом столкновении

характеров верх в любом случае одержит Наа-ее-лаа. Слабость противника лишала

меня всяких шансов на победу, отдавая все преимущества больной лунной девушке.

Я старался пропускать мимо ушей “кархана”, “скрэка” и “румита”, — но неужели мне

предстоит еще привыкнуть к плевкам в лицо?!

— Джу-лиан...

Я едва поверил

своим ушам, услышав этот слабый жалобный голос. Принцесса не только соизволила

меня окликнуть, она позвала меня по имени!

Секунду спустя я уже очутился в пещере, и вместо того чтобы

ожечь меня презрительным пламенем голубых глаз, Наа-ее-лаа умоляюще протянула

мне руку:

— Джу-лиан... Не сердись! Я сжал тонкие горячие пальчики,

чувствуя себя последним негодяем.

— Это ты не

сердись, Наа-ее-лаа... Хорошо, я не буду называть тебя Неелой, раз тебе это

неприятно.

— Можешь

называть, — похоже, принцесса готова была пойти на огромные уступки, только бы

я ее не бросил. Но чем объяснить такую внезапную перемену в отношении Высшей

среди равных к “презренному кархану”?

— Джу-лиан...

Наклонись...

Я послушно

выполнил неожиданную просьбу, ожидая чего угодно — от удара до плевка в лицо.

Но девушка только запустила пальчики под волосы на моем лбу (хотя я продолжал

бриться даже лунной ночью, шевелюра моя порядочно отросла) и ощупала сперва мой

лоб, потом правый и левый виски. То были божественные ощущения!

Наконец

Наа-ее-лаа со вздохом уронила руку, и я впервые увидел на ее осунувшемся личике

улыбку.

— Ты — итон... —

прошептала она. — Я так и подумала... Но почему же ты не сказал сразу?

— Потому что и

сам не знал. Ты не объяснишь мне, кто такие итоны?

— Перестань! —

Наа-ее-лаа явно приняла мой вопрос за насмешку, и я замолчал, мысленно

поклявшись впредь не распускать язык без крайней надобности.

— Дай мне руку...

— снова слабо шевельнула губами принцесса.

Я поспешно вложил ладонь в ее крошечную раскаленную ручку, и

Наа-ее-лаа хрипло торжественно проговорила:

— Высочайшая среди равных, Наа-ее-лаа, дочь Сарго-та,

нонновар Лаэте, дарует тебе, итон Джулиан, право ухаживать за ее особой...

Я вздохнул с

таким облегчением, словно благополучно сдал сверхсложный экзамен.

— ... И жалует

тебе звание лавадара...

Принцесса

произнесла еще несколько непонятных слов — наверное, некую официальную формулу

— и устало прикрыла глаза.

Когда она снова

посмотрела на меня, то был взгляд уже не высокомерной царственной особы, а

несчастной больной девушки, ожидающей помощи от равного с ней существа.

— Джу-лиан... Мне

так плохо... — совсем по-детски пожаловалась Наа-ее-лаа.

— Вздохни

поглубже и скажи, болит ли в груди, — попросил я.

— Везде болит, —

она вдруг всхлипнула. — И в груди... И в голове... Но больше всего — ноги...

— Ты позволишь

тебе помочь?

— Да... Пожалуйста...

Дочь Сарго-та разрешила смазать и забинтовать свои

обмороженные ноги и устроить себя поудобнее. Потом я напоил Наа-ее-лаа, положил

смоченный холодной водой платок на ее пылающий лоб...

Теперь принцесса

с благодарностью принимала все мои заботы, я же чувствовал себя последним

негодяем, сознавая, что подобные меры никак не могут ее спасти.

Наа-ее-лаа

становилось все хуже. Она выбралась из спального мешка и расстегнула воротник

рубашки — видимо, до пределов, дозволяемых лунными правилами приличия, то есть

на две пуговицы. Принцесса беспокойно ворочалась, пытаясь спастись от боли и от

сжигающего ее тело огня, но ни одной жалобы больше не сорвалось с ее

потрескавшихся губ. Эта девочка обладала храбростью, какой мог похвалиться

далеко не каждый сильный мужчина!

Когда очередная

волна жара отступала, Наа-ее-лаа принималась тихо говорить, хотя ее то и дело

прерывали приступы надрывного кашля.

Как, должно быть,

истосковалась наследная принцесса Лаэте по сочувствию и пониманию, раз спешила

поверить свои горести почти незнакомому человеку!

Теперь я наконец

узнал, как и почему она очутилась в горах ва-гасов.

Отец Наа-ее-лаа, ямадар города-государства Лаэте, задумал

выдать единственную дочь за некоего Кависа, главу служителей бога Интара. По

замыслу Сарго-та, подобный союз церкви и государства должен был укрепить его

трон, но Наа-ее-лаа спутала планы отца. Не знаю, чем ей так не угодил этот

Кавис, только она решилась на отчаянный план: выкрала священные крылья из храма

Интара, поднялась на крышу дворца и отдалась на волю ветра.

Управлять

священными крыльями умели лишь высшие жрецы, и принцесса ничего не смогла

поделать, когда ветер стал относить ее к Свободным Горам. Там ее сперва чуть не

прикончила буря, а потом взяли в плен четвероногие каннибалы...

Но с еще большей

ненавистью и отвращением, чем о Кависе или о любом из ва-гасов, Наа-ее-лаа

говорила о Кларке Ортисе. Этот ублюдок осаждал ее на каждом привале, уговаривая

уступить его домогательствам и обещая взамен свою помощь и покровительство.

Наконец оскорбленная принцесса Лаэте чуть не выцарапала Ортису глаза, и тогда

негодяй, должно быть, наговорил на пленницу Го-ва-го. С тех пор Наа-ее-лаа

перестали кормить и заставили идти пешком. Если она отставала, ее били, а дети

но-вансов отбирали почти всю еду, какую ей удавалось найти...

Слушая о том, что

пришлось вынести девушке во время последних четырех ол похода, я до боли

стискивал кулаки. Непонятно, как выросшая в довольстве и холе дочь ямадара

вообще смогла все это выдержать?

Да, маленькая

слабая Наа-ее-лаа оказалась крепким орешком! Но теперь ей не могла помочь вся

ее отвага и стойкость: истощенный организм был не в силах бороться с недугом.

Лунная девушка

уже не металась по своей жалкой постели, а лежала неподвижно, закрыв обведенные

темными кругами глаза и тяжело дыша. Изредка она приподнимала тяжелые веки и,

убедившись, что лавадар Джу-лиан сидит рядом, снова впадала в забытье.

Я видел, что она

умирает.

И когда

Наа-ее-лаа в очередной раз с трудом приоткрыв глаза, жалобно взглянула на меня,

я решился.

Пусть я стану

убийцей, но сидеть и безучастно смотреть, как гибнет эта девушка, было выше

моих сил!

Я разделил

таблетки олететрина и аспирина на четыре части, растер их с водой и влил смесь

в запекшийся рот Наа-ее-лаа. Теперь оставалось только ждать.

Спустя полчаса

мне показалось, что больной стало легче дышать. Боясь поверить в это, я молча

сидел рядом, вслушиваясь в хриплое неровное дыхание принцессы...

Еще через полчаса

впервые за долгое время я услышал ее голос: Наа-ее-лаа пошевелилась и попросила

пить. Я напоил принцессу, вылил остатки воды на руку и положил холодную мокрую

ладонь на ее горячий лоб.

— Тебе лучше,

Неела... Прости, Наа-ее-лаа?

— Да... Ты можешь

называть меня Неелой...

Спохватившись, что веду себя слишком вольно, я поспешно

отдернул руку, но принцесса успокаивающе улыбнулась мне распухшими губами.

Именно эта жалкая улыбка навеки отдала мое сердце рыжеволосой лунной девочке —

Наа-ее-лаа, дочери ямадара Сарго-та.

Вскоре девушка

задремала, но через два часа я разбудил ее, чтобы дать новую дозу лекарства.

На этот раз

результат наступил почти мгновенно. Лоб Наа-ее-лаа покрылся испариной, и мне

пришлось выдержать нелегкую битву, прежде чем я уговорил свою подопечную

позволить мне снять с нее мокрую от пота рубашку и надеть ту, которая была на

мне — пусть давно не стиранную, но сухую. Засим последовал крайне

сложный трюк: я ухитрился раздеть и одеть принцессу вслепую, ни разу не

оскорбив нескромным взглядом ее ямадарское высочество.

Приняв лекарства

в третий раз, Наа-ее-лаа улеглась на бок, свернулась калачиком и крепко уснула.

А когда,

проснувшись, нонновар первым делом забеспокоилась о том, как ужасно, должно

быть, она сейчас выглядит, я понял — кризис миновал, принцесса Лаэте одолела

смерть.

Глава десятая

РАЗНЫЕ МИРЫ

Тот, кому ни разу не приходилось ухаживать за

выздоравливающей принцессой, и представить себе не может, какое это сложное

дело. Легче уж пилотировать в условиях нулевой видимости посадочный модуль

класса “пи-экс”!

Еще несколько дней лунная девушка оставалась такой больной и

беспомощной, что мне приходилось заботиться о ней, как о ребенке — и это,

несомненно, оскорбляло гордость Высочайшей среди равных. Новопроизведенному

лавадару (каковое звание соответствовало в Лаэте чину командира королевской

гвардии) то и дело давали почувствовать разницу между

сидящей на престоле и

стоящим

у подножия трона. Порой мое добродушие с трудом выдерживало подобное

испытание, но стоило Наа-ее-лаа заплакать, — а все наши размолвки в пору ее

выздоровления обычно кончались слезами, — и я, стиснув зубы, смирял свою

гордость.

Справедливости ради следует признать, что жизнь под одной

кровлей с новопроизведенным лавадаром являлась нелегким испытанием также и для

наследной принцессы. Родившаяся во дворце великого ямадара Сарго-та,

воспитанная жрицами верховного бога Интара, Наа-ее-лаа была напичкана

предрассудками, с которыми ей трудно было бороться. Необходимость принимать от

мужчины услуги, какие женщины ее класса обычно получали только от служанок,

повергала ее в смятение; мое незнание простейших правил придворного этикета

шокировало и оскорбляло ее странные манеры поражали и смущали.

Но перенесенные испытания смягчили гордый нрав дочери

Сарго-та: уверен, если бы мы встретились во дворце, с ней куда сложнее было бы

поладить! А сейчас Наа-ее-лаа пыталась объяснять все мои странности ранением в

лоб, полученным во время стычки с ва-гасами, я же старался терпеливо сносить ее

капризы, относя их за счет болезни... Таким образом, наше общение представляло

собой (по мнению каждой из сторон) длинную цепь взаимных уступок.

Как только Наа-ее-лаа немного окрепла, она потребовала

подробного рассказа о том, как я очутился среди но-вансов, однако в самом

начале прервала мое повествование возмущенным криком:

— Не кощунствуй! Только презренные каль-кары утверждают,

будто за небесной твердью живут существа, похожие на нас! Но истинные уни-ты

прекрасно знают, что на небесах живут одни бессмертные боги! Туда вознесся в

своем Летающем Доме великий Интар, и если ты будешь богохульствовать, он обрушит

на тебя сверху испепеляющий огонь!

На том и

закончилась моя первая попытка рассказать о мире, откуда я явился.

Однако при всех недостатках, порожденных воспитанием,

Наа-ее-лаа была умной девушкой и не

 могла не подмечать

многих непонятных вещей, которым тщетно пыталась найти объяснение.

Что за странные

лекарства я ей даю? Из чего сделана моя одежда? Откуда у меня все эти

диковинные вещи, каких она ни разу не видела в Ла-эте? Почему я иногда начинаю

говорить на языке, не похожем ни на один язык во-наа?

Этикет требовал,

чтобы я правдиво отвечал на все вопросы дочери ямадара, — но моя правдивость

приводила Наа-ее-лаа то в негодование, то в ужас.

Меня не удивило

неприятие воспитанницей святилища Интара элементарных астрономических истин,

зато другое обстоятельство повергло в глубокое уныние.

Из рассказов

принцессы я сделал вывод, что даже здешние цивилизованные народы стоят на

весьма невысоком уровне развития. Если колонизация Луны марсианами успела в

представлении унитов превратиться в сошествие богов на Землю, мне не стоило

мечтать об их помощи в ремонте корабля. Правда, в резервуаре, крепившемся к

священным крыльям, явно находился восьмой луч, — и потому моей последней

надеждой какое-то время оставались жрецы Интара.

Но и эту мою

надежду Наа-ее-лаа вскоре развеяла по ветру. Да, могущественные служители

верховного бога знали гораздо больше, чем остальные жители во-наа, но и они

верили, что украденные нонновар крылья даровал унитам сам Интар. Помимо Лаэте

только в храмах двух других лунных городов хранились подобные крылья, и Не-ела

содрогалась от ужаса при мысли о своем небывалом кощунстве. Выкрасть одну из

величайших святынь верховного бога — отец никогда не простит ей такого!

— Но иначе меня

отдали бы Кавису, а Интару был неугоден этот брак. Все знамения предвещали

беду, но верховный жрец ничего не хотел слушать!

— Так ты не

хотела выходить за него замуж только из-за знамений?

Нонновар,

смутившись, опустила головку.

— Я не любила

его... — наконец прошептала она. — Пусть Интар покарает меня за кощунство, если

сон, в котором сам верховный бог указал мне путь к спасению, был ложным!

Нет, я не мог

надеяться получить помощь в починке космического корабля от жителей мира, где

принцесс насильно выдавали замуж, где путь к спасению им указывали боги в

пророческих снах и где перед примитивными летательными аппаратами молились

верующие в величественных храмах.

Мир, о котором

рассказывала мне Наа-ее-лаа, в чем-то напоминал древний мир моей родной Земли,

а в чем-то был совсем на него непохож.

В городах,

населенных унитами, все население с рождения делилось на классы, и едва ребенку

исполнялось полгода, его клеймили особым знаком, на всю жизнь определявшим

положение уни-та в иерархии жителей городов и деревень. Только итоны — или

равные, как они еще называли себя, — избегали клеймения висков или лба. Уже

само отсутствие клейма возносило их над прочими сословиями, имевшими общее

название карха-нов (что в вольном переводе означало “низшие”). Карханы тоже

делились на классы, внутри которых имелись и богатые торговцы, и представители

презренной голи, но итоны свысока относились ко всем унитам, носящим клеймо.

Неизвестно, когда и почему возник этот дикий обычай, но он,

без сомнения, сильно задерживал развитие

лунной цивилизации. Благодаря клеймению самый предприимчивый и талантливый

кархан не мог надеяться перешагнуть границы своего класса — ему всю жизнь

суждено было оставаться низшим, даже если бы он добился успеха во всех своих

начинаниях и разбогател.

Ниже карханов

стояли только скины, но об этих презренных существах Наа-ее-лаа вообще

отказалась говорить, не желая осквернять свой язык подобной темой.

А еще в во-наа обитали некие калькары... Насколько я понял,

сперва они были немногочисленной еретической сектой, подрывавшей официальные

религиозные догмы и отрицавшей божественные права итонов на власть; но с каждым

келдом их движение росло и ширилось, пока наконец еретикам не удалось захватить

власть в некоторых крупных городах. Придя к власти, вожаки калькаров немедленно

заклеймили лбы всем тамошним итонам, освободив от клеймения своих новорожденных

детей... Но только

своих, а

отнюдь не детей всех карханов.

Гончарный круг

истории повернулся, ничего, по сути дела, не изменив. Согласно букве закона в

Новых Городах все жители были равны, однако большинство тамошних унитов

продолжало носить на лбу клеймо и подчиняться новым законам и властям, очень

мало отличающимся от старых.

Однако знать

Старых Городов, помнившая о кровавых бунтах калькаров, считала всех обитателей

Новых Городов еретиками и преступниками. И если раньше жители во-наа делились

только на унитов и ва-гасов, то теперь они раскололись на обитателей Старых и

Новых Городов, на калькаров и на “истинных” унитов; уже пятьдесят земных лет

эти два лунных мира находились то в состоянии шаткого перемирия, то открытой

войны.

Больше, чем

калькаров, Наа-ее-лаа ненавидела только ва-гасов, упорно отказываясь считать их

мыслящими существами.

Она терпеть не

могла Та-вана, который иногда приходил в нашу пещеру, и содрогалась даже при

виде маленького Кус-ки.

Я же при

появлении этого постреленка всякий раз мысленно ухмылялся, вспоминая, как

когда-то боялся, что мне придется опекать спасенного во время грозы сироту. В

действительности все получилось наоборот: Кус-ка взял под свою опеку сильного,

но бестолкового унита. Во время ночных привалов он приносил мне еду, ухитряясь

проскальзывать мимо часовых, учил премудростям жизни в горах — и даже сейчас, в

щедро-изобильных Теплых Землях, по привычке продолжал одаривать своим

покровительством.

Я давно привык к диковинной внешности ва-гасов и не считал их

уродами; а в тот день, когда Кус-ка притащил в нашу пещеру большой котелок

горячего бульона с кусками мяса ти-мана, он показался мне куда симпатичнее

любого розовощекого человеческого ангелочка с обложки журнала детских мод. Но

принцесса встретила мальчишку привычной презрительной гримаской и словом:

— Румит!

Я едва успел

спасти котелок и перехватить ринувшегося в атаку маленького но-ванса. Подобно

лаэтской принцессе Кус-ка не выносил никаких посягательств на свою особу, но я

уже наловчился обращаться с ним и сумел вытащить наружу так, что четвероногий

сорванец ни разу меня не укусил.

— Если

эта самка еще раз назовет меня руми-том, я ее съем! — свирепо заявил Кус-ка.

— С каких это пор

но-вансы начали убивать женщин? — осведомился я.

— Она не женщина,

а уродливая мерзкая уни-та! — возразил мальчишка. — И Го-ва-го сказал, что если

за нее не дадут выкуп, она отправится в котел!

— Придется тебе

поискать другую пищу, Кусака, — усмехнулся я, слегка подтолкнув его в лохматый

затылок. — Кстати, насчет пищи... Спасибо тебе за мясо. А теперь ступай,

побегай с другими детьми!

Взбрыкнув, юный но-ванс поскакал прочь, но через несколько

ярдов остановился и крикнул:

— Ты ложишься с этой женщиной, да, Джулиан?!

— Кусака, заткнись! — сердито рявкнул я. Но маленький

паршивец завопил еще пронзительней:

— Лучше брось эту слабосильную рыжую уродину и выбери одну

из женщин но-вансов!

С этими словами

он умчался — только пыль столбом, — а я вернулся в пещеру, заранее зная, что

меня ждет.

Наа-ее-лаа

отлично понимала язык ва-гасов, очень похожий на ее собственный, и не успел я

переступить порог, как на меня обрушился шквал царственного негодования.

Не желая

ввязываться в перепалку, я молча принялся хлебать суп. Каким восхитительным

показалось мне это мясное варево без соли и приправ!

Но лавадар,

осмелившийся есть в присутствии Высочайшей — к тому же изволившей в данный

момент гневаться, — наверняка нарушал целую дюжину правил дворцового этикета, и

Наа-ее-лаа не замедлила мне об этом объявить. К тому времени, как она выдохлась

и умолкла, я успел наполовину опорожнить котелок.

— Спасибо за

очередной урок хороших манер, Неела. А теперь поешь, — я протянул котелок

принцессе.

— Так ты решил

поделиться со мной объедками, лавадар?! — задохнувшись от ярости, вскричала

Наа-ее-лаа.

— Почему

объедками? Я честно оставил тебе половину...

Дочь Сарго-та на какое-то время лишилась дара речи.

— Конечно, а чего

еще можно ждать от итона, якшающегося с ва-гасами?! — наконец прошипела она. —

В Лаэте даже последний скин постыдился бы разговаривать с четвероногими горными

тварями!

— Если бы ты

присмотрелась к ва-гасам получше, Неела, ты бы увидела, что они такие же

разумные существа, как униты. В конце концов, именно Кус-ке мы обязаны

сегодняшним обедом!

— Я ничем не

обязана никому из ва-гасов! — отрезала нонновар, задирая носик к потолку. — А

ты можешь отправляться к своим четвероногим, вместо того чтобы проводить время

с такой слабосильной уродиной, как принцесса Лаэте!

Разговор принял

опасный оборот.

Лунная девушка до

сих пор тяжело переживала потерю своих роскошных волос (в Лаэте коротко стригли

только рабынь) и считала, что болезнь превратила ее в дурнушку. Я часто слышал

ее всхлипывания, когда она рассматривала себя в мое зеркальце для бритья, и

никакие комплименты не могли утешить бедняжку: Наа-ее-лаа принимала их за

грубую лесть. А ведь я был искренен в своих похвалах, как никогда!

Увидев слезы,

заблестевшие в голубых глазах, я горько пожалел, что не проявил больше терпения

и такта... Но было уже поздно.

— Ну, что стоишь?

— взвизгнула Наа-ее-лаа. — Иди, валяйся с четвероногими грязными самками, пусть

они наплодят тебе детенышей, таких же грубых и невежественных, как ты сам!

— Неела, что ты

такое говоришь?!

— Уж слишком

много ты возомнил о себе — ты, получивший милость из моих рук!..

Еще никогда наши

споры не переходили в такие скандалы; это был уже не просто шквал, а настоящий

штормовой ураган! И вдруг принцесса перестала кричать и замерла с приоткрытым

ртом.

Обернувшись, я

увидел на пороге двух молодых но-вансов.

— Тебя зовет

Го-ва-го! — отрывисто обратился один из них ко мне. — Пошли!

Только что

пунцовая от гнева, лунная девушка резко побледнела.

Я молча встал и

направился к выходу.

— Джу-лиан! —

Наа-ее-лаа вскочила, путаясь в моей рубашке. — Я пойду с тобой!

— Го-ва-го хочет

видеть только мужчину, — старший воин даже не снизошел до разговора с

пленницей, по-прежнему обращаясь лишь ко мне.

— Я скоро

вернусь, Неела, — успокоил я. — А ты все-таки съешь суп, пока он не остыл!

Я ободряюще

подмигнул принцессе Лаэте, но она, прижав кулачки к груди, смотрела на меня

так, словно не надеялась больше увидеть.

Го-ва-го жил в

просторной пещере, где при желании могла бы разместиться половина племени

но-вансов. Сейчас кроме вождя здесь находились еще два десятка воинов, а за

правым плечом Го-ва-го, как обычно, маячил Ортис. Выражение лица бортмеханика

заставило меня приготовиться к самому худшему.

Предводитель но-вансов прямо перешел к делу: остановившись

передо мной, он отрывисто бросил:

— Теперь ты знаешь наш язык. То был не вопрос, а

утверждение, и я не стал отпираться.

— Да, знаю.

— Ты обещал дать

мне много гремящего оружия после того, как научишься говорить на нашем языке.

— Я могу дать

тебе оружие, но для этого мне нужно вернуться в свой мир, Го-ва-го.

Вождь так резко поднялся на дыбы, что я невольно отшатнулся:

— Ты считаешь меня глупцом?! Если я тебя отпущу, ты никогда

уже не вернешься!

— А если я

навсегда останусь здесь или погибну, ты никогда не получишь гремящего оружия, —

отпарировал я.

Но-ванс снова

опустился на четвереньки и принялся расхаживать по пещере, освещенной мерцающим

зеленым мхом, которым поросли здесь все стены.

— Как далеко

находится твой мир? — наконец спросил Го-ва-го.

Дважды за последнюю неделю мне пришлось прочесть лекцию по

астрономии... И дикий ва-гас поверил мне гораздо быстрей, чем принцесса Ла-эте.

Впрочем, Го-ва-го наверняка уже все знал от Ортиса и просто хотел сравнить наши

ответы…

— Ты с самого начала обманул меня, проклятый двуногий! —

прорычал он, прервав меня на полуслове. — Ты не сможешь вернуться обратно, раз

твой Летающий Дом разбит!

— Да, но я

надеюсь починить корабль с помощью унитов...

— Если я позволю

тебе уйти к унитам, ты тем более не вернешься в Свободные Горы! — все больше

разъяряясь, рявкнул вождь.

В чем в

чем, а

в логике этому

свирепому каннибалу нельзя было отказать.

— Придется

положиться на мое слово, Го-ва-го, — сказал я, сознавая, что моя жизнь висит на

волоске.

— Будь ты

но-вансом, я заставил бы тебя поклясться гневом Зо-ала, — со злобной усмешкой

фыркнул вождь. — Но двуногие не верят в истинных богов, и только глупец может

положиться на их слово! Но все-таки трижды подумай, прежде чем сейчас

солгать... Отвечай: в твоем Летающем Доме есть еще гремящее оружие?

Я солгал, не задумавшись ни на секунду:

— Нет. Мы взяли все оружие с собой, когда отправились в

горы!

Если бы Ортис опроверг мои слова, я бы погиб. Но, заранее

предвидев возможность того, что Кларк попытается купить себе жизнь ценой

предательства, я успел принять кое-какие меры. Во время последнего разговора с

Нортоном и Вестом я приказал им стрелять без рассуждений, если мы явимся к

“Челленджеру” в сопровождении ва-гасов. Конечно, я не надеялся, что Нортон и

Дэвид выполнят этот приказ, зато рассчитывал на трусость бортмеханика: вряд ли

Ортис осмелится рискнуть своей драгоценной шкурой!

Теперь мой расчет полностью оправдался. Не желая погибнуть в

заварушке, которая неизбежно начнется, если но-вансы станут штурмовать

“Челленджер”, Кларк и не подумал заявить вождю, что я лгу.

Услышав мой

ответ, Го-ва-го взвыл от ярости и снова принялся расхаживать взад-вперед по

пещере, напоминая мечущегося по клетке голодного тигра.

В эти мгновения

решалась моя судьба, но я думал не о себе, а о Наа-ее-лаа. Если меня убьют,

принцесса останется одинокой и беззащитной во власти свирепых ва-гасов — и во

власти человека, который был еще безжалостнее, чем любой четвероногий каннибал!

Я с ненавистью взглянул на Ортиса, он ответил мне таким же ненавидящим

взглядом.

Го-ва-го как

будто прочитал мои мысли: поднявшись на дыбы, он скрестил руки на груди.

— Мне сказали, что ты взял себе Наа-ее-лаа, дочь Сарго-та, —

медленно проговорил он.

— Тебя обманули,

— я вонзил ногти в ладони, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.

— В самом деле? —

вождь прищурился.

— Я не брал себе

Наа-ее-лаа, я просто вылечил ее. Если ты надеешься получить за принцессу выкуп,

ты, наверное, не хочешь, чтобы она умерла?

— Оружие для меня

сейчас важнее, чем мясо унитов, — откровенно заявил ва-гас. — Если у меня будет

гремящее оружие, но-вансам никогда больше не придется голодать! И не пытайся

обмануть меня, Джу-лиан, — Го-ва-го впервые назвал меня по имени, но его черные

глаза были полны бешеной злобы: — Я знаю, что у вашего дикого народа мужчины

владеют женщинами, покупают их и продают!

— Понятно,

кто тебе это сказал. Конечно, ничтожеству вроде Кларк Ортиса приходится

покупать женщин, ведь добровольно ему не отдастся даже самая уродливая из...

— Ты лжешь! —

завизжал Ортис. — Не отпирайся — я знаю, ты спишь с этой лунной шлюхой!..

Одним прыжком я очутился рядом и сделал то, о чем давно

мечтал: угостил негодяя парой хороших ударов, разбив ему нос и раскровенив

губы. Кларк тоже стукнул меня в ответ, но воины отшвырнули нас друг от друга;

при этом мне достался такой пинок в солнечное сплетение, что я упал на колени,

не в силах вздохнуть.

— Ты обещал мне

оружие, — прорычал надо мной Го-ва-го, — и ты мне его принесешь! А пока я не

получу карабинов и патронов, Наа-ее-лаа останется здесь!

Я поднял голову.

— А если Сарго-т пришлет за нее выкуп?

— Она все равно

останется здесь! — гаркнул Го-ва-го. — И если я не увижу оружия через один келд,

твоя женщина будет убита!

— Отдай принцессу

мне, вождь! — воскликнул Ортис. — Отдай ее мне, и я брошу к твоим ногам весь

во-наа!

— Мразь!

Вскочив, я

попытался снова кинуться на Ортиса, но тычок тупым концом копья по ребрам

остановил меня на середине прыжка. Древком того же копья меня хлестнули по

лицу, на какое-то время я перестал слышать и видеть...

— Джулиан!!

Красно-зеленая

пелена разорвалась, и в разрыве возникла Наа-ее-лаа, нонновар Лаэте — одетая в

мою рубашку, доходящую ей почти до лодыжек, босая, дрожащая и перепуганная. В

следующий миг девушка упала рядом со мной на колени и крепко меня обняла.

— И ты еще

осмеливаешься говорить, что это не твоя женщина? — саркастически осведомился

вождь.

Я не сомневался,

что Наа-ее-лаа обрушит на Го-ва-го залп негодующих ругательств, но вместо этого

принцесса продолжала прижиматься ко мне, осторожно стирая кровь с моей щеки.

Ортис смотрел на нас с искаженным от злобы лицом.

— Отдай ее мне,

вождь! — прошипел он. — Ты не пожалеешь, клянусь!

Дикие крики,

грянувшие снаружи, не дали Го-ва-го времени, чтобы ответить, а мне — чтобы

снова броситься на бортмеханика.

В пещеру галопом

влетел молодой но-ванс с окровавленной грудью.

— В долину пришли

лу-тансы! — крикнул он и рухнул к ногам вождя.

Го-ва-го быстро

перерезал ему горло, схватил карабин и бросился наружу, за ним кинулись все

остальные воины.

Случилось

неслыханное: одно племя ва-гасов напало на другое в Долине Теплых Озер задолго

до наступления рассвета.

Глава

одиннадцатая

СРАЖЕНИЕ

— Оставайся здесь! — крикнул я Наа-ее-лаа перед тем, как

выскочить из пещеры.

Снаружи творилось

нечто невообразимое!

Вниз по склону

гигантскими скачками неслись вражеские воины с лицами и волосами, выкрашенными

в синий цвет, дико завывающие, как индейцы.

Внизу, в долине,

уже кипел большой бой, однако в данный момент меня больше всего интересовало

то, что происходило неподалеку. На склоне здесь и там дрались ва-гасы, поражая

друга копьями и дубинками, а когда дело доходило до рукопашной — ножами, руками

и зубами...

В нескольких

ярдах от меня пять лу-тансов окружили двух воинов Го-ва-го, быстро разделались

с ними и тут же нырнули в ближайшую пещеру. Оттуда послышался страшный, быстро

оборвавший визг... На него ответил тихий вскрик за моей спиной.

— Неела, я же

велел тебе не выходить! — обернувшись, рявкнул я.

Принцесса не

обратила внимания на мой непозволительно грубый тон. Взглянув на окровавленные

трупы неподалеку, девушка побелела, как бумага, и осела на траву, закрыв лицо

руками. Я хотел затащить ее обратно в пещеру, но передумал: опасность грозила

ей сейчас повсюду.

Нужно было

немедленно раздобыть хоть какое-то оружие! В два скачка оказавшись рядом с

убитыми но-вансами, я забрал у одного из них дубинку, у второго — копье, но

взять нож не успел: сзади раздался отчаянный вопль Наа-ее-лаа.

Прямо на

принцессу галопом мчались трое лу-тансов она вскочила было на ноги, но,

обессилев от ужаса, снова опустилась на траву.

Сам не знаю,

каким чудом я успел очутиться между атакующими каннибалами и стоящей на коленях

девушкой.

Первый воин

замахнулся на меня длинным ножом, но я увернулся и с такой силой ударил

лу-танса дубинкой, что его голова раскололась, как спелый арбуз. Второго

синелицего дьявола я пронзил копьем, сам удивившись своей ловкости, и его

товарищ избавил меня от дальнейших хлопот, перерезав раненому горло. Это заняло

у лу-танса всего пару секунд, но на третьей я сломал ему дубинкой шею.

Не успел я

перевести дух, как меня оглушили пронзительные злобные вопли: ко мне и

Наа-ее-лаа галопом мчались еще несколько синеволосых. К счастью, пока они были

еще слишком далеко, чтобы подняться на дыбы и метнуть в нас дубинки и копья, —

и, подхватив на руки полумертвую от страха принцессу, я кинулся бежать.

— Джу-лиан! Сюда!

Я бросился на

голос Кус-ки и очутился за живой оградой из густого кустарника, где столпились

два десятка женщин и детей но-вансов. Конечно, эта непрочная защита могла

прикрыть их только от копий, но не от прямой атаки вражеских воинов, — поэтому,

опустив Наа-ее-лаа на землю, я приготовился к драке.

Однако лу-тансы

проскочили мимо. Они спешили в долину, где бушевало главное сражение, и не

желали тратить время на рысканье по кустам.

Поверх кустов мне

была отлично видна развернувшаяся внизу баталия.

Наблюдая за той

стычкой, в которой погибла мать Кус-ки, я успел уяснить основные приема боя

четвероногих лунных воинов. Поскольку ва-гасы не могли одновременно атаковать и

метать копья, они прерывали бешеный бег, чтобы пустить в ход оружие, а потом

снова мчались вперед. Каждый воин старался как можно быстрее двигаться, ведь в

подвижную мишень труднее попасть, и в то же время выжидал момент, когда можно

будет остановиться и кинуть копье; потому вся битва напоминала быструю смену

картинок в калейдоскопе.

Однако на сей раз

Го-ва-го изменил обычной тактике, велев своим воинам окружить себя подвижным

кольцом на расстоянии двухсот-трехсот ярдов. Но-вансы то двигались вокруг

небольшого возвышения, на котором стоял вождь, то останавливались и метали

копья, не давая лу-тансам подойти слишком близко. А стоящий во весь рост

Го-ва-го стрелял из карабина, усеивая долину трупами врагов.

Точно так же

поступал другой но-ванс, которому достался второй карабин. Но этого воина

защищало куда меньшее сородичей, поэтому вскоре беспорядочно атакующая толпа

лу-тансов прорвала редкую цепь. Копье пронзило горло но-ванса, он рухнул,

выпустив карабин, а оголтело завывающие синелицые каннибалы бросились за

отступающими в беспорядке врагами.

Я увидел, что вся

эта толпа мчится прямо к нашему склону, и понял, что нельзя терять ни минуты.

Вырвавшись из рук

вцепившейся в меня Наа-ее-лаа, я бросился вниз и добежал до карабина прежде,

чем до меня докатилась волна лу-тансов. Я расстрелял всю обойму, так и не

позволив ни одному врагу подняться на дыбы, чтобы напасть. Уцелевшие

синеволосые бежали, в спешке даже не добив своих раненых, а я сорвал с убитого

но-ванса сумку с патронами, занял удобную позицию на полдороге между кустами,

за которыми пряталась принцесса Лаэте, и продолжал стрельбу.

Впервые в жизни

мне приходилось убивать мыслящих существ, но меня не мучила совесть. Если

племени Го-ва-го не удастся отбить нападение, участь Наа-ее-лаа будет решена:

лу-тансы убивали на месте и женщин, и детей. Поэтому я не задумывался, какие

заряды в обойме моего карабина — боевые или парализующие, все равно каждому

подстреленному врагу его собратья тут же перерезали горло.

Точно так же

поступали со своими соплеменниками но-вансы.

В пятидесяти

шагах от меня один из них упал, пораженный в ногу копьем, и тотчас его товарищ

выхватил нож для последнего удара. Я уже успел привыкнуть к подобным сценам,

даже научился находить им оправдание, но весь мой философский настрой полетел к

черту, едва я узнал в упавшем Та-вана!

Только малое

лунное притяжение позволило мне вовремя оказаться рядом, чтобы перехватить

занесенный над моим четвероногим товарищем нож. Но-ванс, которого я отбросил в

сторону, взвыл от негодования, но не менее негодующий вопль вырвался у самого

Та-вана: к нам неслись две дюжины врагов, и молодой воин больше смерти боялся

попасть в желудки лу-тансов, лишившись тем самым права на будущую жизнь.

Однако я вогнал в

карабин новую обойму и остановил атаку синелицых прежде, чем они приблизились

на расстояние, с которого можно было метнуть оружие.

Потом я

наклонился над Та-ваном и выдернул копье из его раны.

Несмотря на все свое мужество, молодой ва-гас взвыл от боли.

К счастью, зазубренное острие не задело кость, не то но-ванс навсегда остался

бы калекой, что однозначно равнялось бы для него смертному приговору:

“Не можешь идти — не можешь жить!”

Я быстро обмотал рубашкой мохнатую ногу, из которой хлестала

кровь.

— Сможешь встать?

Та-ван кое-как

приподнялся, но тут же снова повалился на бок.

— Добей меня! —

прорычал он.

— И думать об этом

забудь! — огрызнулся я, снимая выстрелом опасно приблизившегося лу-танса. —

Скоро ты будешь в полном порядке, ведь здешняя вода залечивает все раны,

помнишь?!

Та-ван замолчал.

Молодому ва-гасу — так же, как молодому человеку — трудно примириться с

неизбежностью смерти, даже если религия обещает ему будущую жизнь. А вдруг в

сражении победят лу-тансы? Тогда все побежденные будут обречены на полное

окончательное уничтожение!

Наверное, я

неплохо вжился в шкуру ва-гасов, если понял, о чем думал мой четвероногий

приятель в те мгновения и почему он перестал требовать последнего удара. Вместо

этого Та-ван поднял копье, которое я выдернул из его раны, и изготовился для

броска.

Но ему так и не

выпало возможности поразить ни одного лу-танса.

Я не подпустил

синелицых на близкое расстояние, расстреливая обойму за обоймой, а в центре

долины по-прежнему гремел карабин Го-ва-го...

И наконец пришельцы

поняли, что им не победить.

С душераздирающим воплем лу-тансы бросились бежать по тем же

тропам, которые привели их в долину; многие из них несли на спинах тела убитых

соплеменников. По пятам за лу-тансами ринулись но-вансы во главе с самим Го-ва-го, но я не опускал

карабина до тех пор, пока не убедился, что на расстоянии пятисот шагов вокруг

не осталось ни одного живого врага.

Битва была закончена...

Закончена для

всех, кроме меня: ко мне бросились несколько но-вансов, намереваясь прикончить

лежащего у моих ног раненого воина.

— Назад! —

рявкнул я, вскидывая карабин.

Все воины племени

Го-ва-го постигли мощь “гремящего оружия”, поэтому остановились на всем скаку.

— Чего ты хочешь,

Джу-лиан? — встав на дыбы, озадаченно спросил один из них.

Подобное

обращение по имени в племени но-вансов значило очень многое; я понял, что

отныне ва-гасы считают меня скорее сородичем, чем пленником... Но я не

собирался позволить им убить Та-вана, к которому уже давно относился как к

хорошему товарищу.

Между тем Та-ван,

опираясь на копье, раз за разом пытался подняться на ноги, — и наконец ему

удалось-таки встать. Он хотел жить прямо сейчас, а не в следующем воплощении!

Этикет лунных

каннибалов позволял им добивать только лежащих соплеменников, поэтому они

слегка отступили, молча дожидаясь, пока их истекающий кровью раненый собрат

вконец обессилеет и рухнет...

Та-ван рухнул как

раз в тот момент, когда вернувшиеся из погони за врагами воины во главе с

Го-ва-го окружили нас со всех сторон.

— Не подходите! —

крикнул я.

Должно быть,

безумие боя еще не оставило меня, раз я решился бросить вызов чуть ли не всему

племени.

Забрызганный

кровью Го-ва-го, раздувая ноздри, вскинул карабин к плечу; но вождь отлично

знал, кто из нас лучший стрелок. К тому же он еще не потерял надежду получить с

моей помощью много “гремящего оружия”.

— Чего ты хочешь?

— гневно вопросил он.

— Я не позволю

убить Та-вана! Некоторое время предводитель но-вансов пытался уразуметь смысл

моих слов.

— Почему? —

наконец спросил он.

— Мы, люди, не

добиваем раненых друзей! Вождь взглянул на молодого воина, из-за которого шел

спор.

— Он не сможет

следовать за племенем, значит, он все равно что мертв!

— Он жив, и я не

позволю его убить! — я тоже посмотрел на Та-вана, и помимо стыда и гнева увидел

в обращенных на меня черных глазах отчаянную надежду. — Твое племя останется в

Теплых Землях до конца улы, Го-ва-го, а к этому времени он уже будет здоров!

Го-ва-го шагнул

вперед на двух ногах, что выглядело так же неуклюже, как если бы человек шагнул

вперед на четвереньках.

— Отдай мне

карабин! — злобно потребовал вождь.

— Сперва

поклянись, что Та-ван останется жив!

Вождь взревел от

бешенства; наши взгляды скрестились, но эту схватку характеров выиграл я.

— Ладно. Клянусь!

— Поклянись

гневом Зо-ала. И все остальные тоже пусть поклянутся!

— Клянусь гневом

Зо-ала! — проорал Го-ва-го, а все воины эхом повторили его слова.

Я плохо помню,

кто взял у меня из рук карабин, такая на меня навалилась усталость.

Помню лишь, что

отнес Та-вана туда, где оставил Наа-ее-лаа, — и обнаружил принцессу в глубоком

обмороке. Еще помню, как Кус-ка крутился рядом, пока я перевязывал рану

молодого но-ванса...

А потом наступил

какой-то провал, и лишь некоторое время спустя я обнаружил себя сидящим в

пещере рядом со смертельно бледной бесчувственной Наа-ее-лаа.

Глава

двенадцатая

ПОБЕГ

— Кто ты такой, Джу-лиан?.. — прошептала принцесса Лаэте

вскоре после того, как пришла наконец в себя.

— О чем ты,

Неела? — я как раз рассматривал в зеркальце для бритья свое распухшее

окровавленное лицо.

Бой здесь был ни

при чем: меня ударили древком копья еще в пещере Го-ва-го. Ну и вид у меня был

— ни дать ни взять разбойник с большой дороги!

Но Наа-ее-лаа

смотрела на меня так, как если бы я был прекрасным сэром Галахадом.

— Неужели ты и

вправду явился с неба? — прошептала она. — Ни один унит не смог бы совершить

то, что сейчас совершил ты!

— Перестань, —

слова лунной девушки были мне приятны, но меня тревожили ее бледность и

слабость.

Наа-ее-лаа едва

оправилась от болезни; непонятно, как она вообще сумела дойти до пещеры Го-ва-го

а после разыгравшегося недавно кошмара бедняжка едва дышала.

— Как ты себя

чувствуешь, Неела? — сев рядом, озабоченно спросил я.

— Я очень

перепугалась, — прошептала нон-новар. — Но ты жив, значит, все хорошо...

Она потянулась к

моей руке и тут же отдернула пальцы. Огромные темно-голубые глаза смотрели на

меня с благоговейным ужасом.

— Кто ты такой,

Джу-лиан? — снова жалобно пролепетала Наа-ее-лаа.

— Может,

поговорим об этом позже? Сейчас тебе надо отдохнуть...

— Нет, я должна

знать! Прошу тебя!

Впервые,

обращаясь ко мне, принцесса произнесла слово “прошу”; и, вздохнув, я покорно

пустился в объяснения.

На этот раз

Наа-ее-лаа слушала, не перебивая, а я терзался сомнениями, правильно ли

поступаю? Может, для душевного спокойствия девушки лучше было бы ей солгать? И

все же я выложил всю правду, закончив свое чистосердечное признание рассказом о

том, как нас с Ортисом пленили ва-гасы.

— Но... Этого не

может быть! — отчаянно прошептала принцесса, когда я кончил.

— Прости.

— За что ты

просишь прощения?

— За то, что перевернул весь твой мир вверх тормашками,

Неела. Может быть, теперь ты меня возненавидишь... Но, если подумать, так ли уж

важно, откуда мы пришли? Куда важнее, где мы находимся

сейчас, верно?

Наа-ее-лаа долго

молча всматривалась в мое кошмарное лицо и наконец взяла меня за руку.

Какие бы чувства

и мысли ни терзали сейчас принцессу Лаэте, отвращения ко мне она явно не

испытывала.

— Ты прав...

Главное, что мы вместе... — и Наа-ее-лаа уснула, не выпуская моей руки.

Я сидел рядом с

ней до тех пор, пока не убедился, что принцесса спит крепким спокойным сном.

Тогда я осторожно

вынул руку из тонких пальчиков нонновар и отправился проведать Та-вана. Вряд ли

Го-ва-го или любой другой из но-вансов могли нарушить клятву гневом Зо-ала, но

рана моего приятеля была довольно тяжелой, а ва-га-сы ничего не смыслили в целительстве.

Захватив

перевязочные пакеты и кое-какие лекарства, я направился к кустам, где оставил

Та-вана, но не нашел его там. Пройдя по кровавому следу, я обнаружил раненого в

ближайшем из горячих озер: но-ванс целиком погрузился в воду, только его

косматая голова лежала на берегу на моей окровавленной рубашке.

Все мои попытки

оказать оказать приятелю медицинскую помощь пропали втуне: Та-ван не пожелал и

слушать о том, чтобы я что-нибудь делал с его ногой.

— Если будет на

то воля Зо-ала, я выживу, — заявил он. — Но Повелитель Грохочущего Неба

гневается на тех, что уклонился от последнего удара...

— С чего ты взял,

что он на тебя в обиде?

— Идет большая

буря.

Я не видел

никаких признаков надвигающейся грозы, однако уже имел случай убедиться, как

хорошо умеют но-вансы угадывать ее приближение.

— Если

даже Зо-ал и гневается, Та-ван, то не на тебя, а на лу-тансов, подло нарушивших

священное перемирие!

— Наверное, ты

прав... — с облегчением отозвался воин, с трудом выползая из воды.

Его рана больше

не кровоточила, значит, ва-гасы не зря верили в целебные свойства здешних озер.

Конечно, но-ванс потерял много крови и был страшно слаб, но я почти не

сомневался в его выздоровлении .

— Тебе лучше

вернуться в свою пещеру, Джулиан, — пробормотал мой приятель. — Зо-ал уже гонит

тучи в долину...

— Тогда тебе тоже

лучше вернуться к себе, — с этими словами я взвалил ва-гаса на плечи, отнес в

его пещеру и уложил на травяную постель.

Выйдя, чтобы

раздобыть для раненого еду, я обнаружил, что у костров, где только что пировало

все племя Го-ва-го, больше никого не осталось. Но я по-прежнему не видел туч,

не ощущал ни малейшего ветерка, поэтому, отнеся Та-вану котелок с

отвратительным варевом, забытый его соплеменниками над костром, спустился к

озеру, чтобы выстирать рубашку...

А к тому времени,

как я закончил стирку, резкие порывы ветра уже рвали в клочья поднимающийся над

озером пар. Та-ван оказался прав: гроза катилась прямо на долину.

Зная, какими

внезапными и сокрушительными бывают лунные бури, я поспешил в свою пещеру,

чтобы успокоить принцессу, наверняка разбуженную надвигающимся ураганом...

Но когда я

добрался до нашей пещеры, лунной девушки там не оказалось.

Я метался туда-сюда по ложащейся под ветром траве и отчаянно

звал Наа-ее-лаа, пока мне не почудилось, будто сквозь шум бури издалека донесся

слабый ответный крик.

Я бросился на голос, и хотя мне пришлось бежать против

ветра, скоро достиг небольшой рощицы.

— Джулиан! —

снова донеслось из-за деревьев, и через мгновенье я увидел принцессу, что было

сил отбивающуюся от Ортиса, который нес ее на плече.

— Джулиан!

Джулиан! — колотя похитителя кулачками, звала Наа-ее-лаа.

— Ортис! —

взревел я.

Негодяй,

обернувшись, бросил девушку на траву.

— Не подходи! —

взвизгнул он. — Го-ва-го отдал ее мне, она моя!

У меня потемнело

в глазах.

— Не подходи! —

Ортис выхватил длинный нож. — Ты ее не получишь!

— Я сверну тебе

шею, Кларк Ортис! — крикнул я, наступая на него со сжатыми кулаками.

— Ты всегда

получал то, что по праву принадлежало мне! — проорал он в ответ. — Но я не

позволю отнять у меня женщину, которую люблю!

— И

это ты

называешь любовью? — гаркнул я, показывая на скорчившуюся у его ног Наа-ее-лаа.

Девушка поднялась

на колени; закрываясь рукой от ветра, она попыталась отползти от Ортиса, но

мерзавец схватил ее за пышные волосы на затылке, запрокинул голову нонновар и

приставил к ее горлу нож.

— Не подходи,

слышишь?! — взвизгнул он. — Ни шагу!

Я замер.

Ортис опять говорил и действовал, как безумец, — думаю, он и

впрямь был безумцем, хотя и чертовски талантливым, — и я понимал, что нож в его

трясущейся руке в одну секунду может пресечь жизнь Неелы...

И тут сказал свое веское слово Зо-ал.

Ослепительная

синяя молния расщепила дерево в десяти шагах от Ортиса и принцессы, вслед за

чем раздался оглушительный раскат грома. Кларк вздрогнул и выронил нож.

В следующий миг я

налетел на него, как дикий зверь, и достал таким ударом правой в висок, что он

рухнул и больше не шевелился.

Упав на колени

рядом с Наа-ее-лаа, я крепко обнял дрожащую девушку, которая обхватила меня

руками за шею и расплакалась.

Я едва услышал ее

плач сквозь бешеный рев ветра в вершинах деревьев, буря катилась на нас со

скоростью мчащегося галопом ва-гаса. Нужно было как можно скорей возвращаться в

пещеру! — и, подняв Наа-ее-лаа, я увлек ее прочь из рощи.

Но стоило нам

выйти из-под прикрытия деревьев, как нас остановил встречный ураганный ветер. Я

натолкнулся на него, как на стену, а Наа-ее-лаа вовсе не удержалась на ногах.

Если бы я не успел схватить нонновар за запястье, ее покатило бы вниз по

склону, как когда-то Кус-ку... И, так же, как маленький ва-гас в ту страшную

бурю, лаэтская принцесса крепко вцепилась в меня в ужасе перед разбушевавшейся

стихией.

— Держись! —

проорал я, стараясь прикрывать собой Наа-ее-лаа от летящих навстречу листьев и

сорванных веток.

Обхватив одной рукой лунную девушку, ловя моменты между

порывами шквального ветра, я на коленях стал пробиваться к спасительной пещере.

Принцесса тоже старалась ползти, помогая мне, но вскоре совсем выбилась из сил

и только судорожно цеплялась за меня, пряча голову у меня на груди. И все же

одно ее присутствие придавало мне мужества: если бы не мысль о том, что я

сражаюсь не только за свою жизнь, но и за жизнь Наа-ее-лаа, вряд ли я сумел бы

одолеть расстояние между рощей и пещерой.

Наконец, полузадохнувшийся, исхлестанный ветром и ветками, я

втолкнул принцессу через порог...

А едва мы

очутились внутри, над долиной разразился настоящий ад.

— Если ты его

убил, тебя тоже убьют, — сказала Наа-ее-лаа, как только Зо-ал прекратил

бушевать и непрерывный рев грома превратился в редкие далекие раскаты.

Пока длилась

гроза, принцесса лежала, сжавшись в комочек, спрятав голову под куртку, которой

я ее укрыл, но теперь села и заговорила на удивление спокойно.

— Даже если я его

не убил, он вряд ли выжил, оставшись лежать без сознания в такую бурю, — не

менее спокойно отозвался я.

Удивительно, но

убийство соплеменника вызвало у меня не большую моральную судорогу, чем

убийство любого из синелицых каннибалов. Я считал, что Ортис имеет меньше прав

на жизнь, чем нарушившие священное перемирие в Теплых Землях лу-тансы.

— Нам нужно

бежать, Джу-лиан! — твердо заявила Неела.

Я невольно

улыбнулся. Мне предлагала побег девушка, которая вряд ли смогла бы пройти без

помощи даже милю!

— Сейчас неподходящее время для бегства, Не-ела. Надвигается

ночь...

— Ты боишься, что

я не смогу идти, — перебила нонновар Лаэте. — Но я смогу. И мы должны бежать

немедленно, Джу-лиан, пока ва-гасы не обнаружили тело Ор-тиса!

Теперь со мной говорила не капризная избалованная принцесса,

а девушка, способная пойти на самый отчаянный риск. Наверное, такой была

Наа-ее-лаа, дочь Сарго-та, когда поднялась на крышу дворца и распахнула крылья

навстречу ветру. Да, в этой хрупкой рыжеволосой девушке была удивительная смесь

беззащитности и внутренней силы, которая могла свести с ума любого мужчину...

Напрасно я

пытался отговорить ее от опасного замысла.

— Мы должны бежать, Джу-лиан! — твердила она. — Если Op-тис выжил, меня

отдадут ему, а я скорее лягу с ва-гасом, чем позволю овладеть собой этому

отвратительному негодяю! Если же он мертв, Го-ва-го не простит тебе убийство

своего прихвостня! А как только ты умрешь, Джу-лиан, для меня все будет

кончено.

Последняя фраза

Наа-ее-лаа едва не вскружила мне голову, но, поразмыслив, я придал ей сугубо

рациональный смысл. Действительно, если я погибну, девушка останется совершенно

беззащитной и вряд ли выживет среди каннибалов. Даже если ямадар Лаэте пришлет

требуемый выкуп, его дочь наверняка не дождется этого, погибнув от голода,

холода и усталости во время первого же ночного перехода...

— Боюсь, ты

права, Неела, — наконец мрачно проговорил я. — Но если бежать, то прямо сейчас,

пока но-вансы не пришли в себя после бури!

— Я готова! —

заявила Наа-ее-лаа.

На этом

обсуждение было закончено, и я занялся поспешными сборами.

Выкроив ножом

Ортиса полосы из шкуры ти-мана — щедрого дара Го-ва-го принцессе, — я обмотал

ими ноги Наа-ее-лаа. Получилось что-то среднее между сапожками и гамашами

странная, но довольно прочная обувь. Потом я надел на девушку свою куртку,

дошедшую ей чуть ли не до пяток, и принцесса Лаэте пробормотала, что в этом

наряде выглядит донельзя глупо!

— Вы, как всегда,

очаровательны, ваше высочество, — второпях я опять употребил не ту придворную

формулу, по поводу чего мне не замедлили сделать строгое замечание.

Сборы рюкзака

заняли немного времени, и спустя пять минут мы выскользнули из пещеры в

темно-розовый полумрак медленно отступающей грозы: наследная принцесса Лаэте

шла рядом со мной, довольно уверенно ступая ножками в меховых обмотках.

Сделав уступку

гордости Наа-ее-лаа, я позволил ей пройти самой пару сотен ярдов, но дальше

понес на руках, двигаясь то бегом, то быстрым шагом. Нужно было оставить Теплые

Земли как можно дальше, пока Го-ва-го не снарядил погоню.

Однако ва-гасы,

должно быть, не сразу хватились беглецов, а потом не захотели надолго покинуть

полную пищи долину. Зачем рыскать по горам в поисках двух человек, когда рядом

сколько угодно трупов убитых врагов и соплеменников?

Но все же я не сбавлял темпа, помня о приближающейся ночи и

не желая проводить ее в горах. Час за часом шагал я по горным тропам, неся на

руках Наа-ее-лаа, останавливался для непродолжительного отдыха — и снова шел.

Принцесса говорила, что никогда еще не встречала такого

сильного унита, и мне было неловко выслушивать ее похвалы. Нетрудно выглядеть

Геркулесом при притяжении вшестеро меньшем, чем твое родное!

Но если в этом

походе я выполнял роль, так сказать, тягловой силы, то направление указывала

нонновар, каким-то непостижимым образом угадывая, куда надо идти. Честно

говоря, я не был уверен, что Лаэте действительно находится там, где утверждает

моя спутница, но предпочитал двигаться в любом конкретном направлении вместо

того, чтобы блуждать наугад.

“Розовые” сумерки

успели смениться “синими”, когда горы остались позади и мы вступили в лес.

Принцесса обрадовалась ему так, словно уже очутилась на пороге отчего дома.

— В во-наа нет

больших лесов, — объяснила Наа-ее-лаа. — Мы наверняка скоро выйдем к городу или

селению, а там нам скажут, как добраться до Лаэте.

— А вдруг это

окажется селение калькаров? — поинтересовался я.

— Даже думать об

этом не смей! — побледнев, воскликнула принцесса. — Я все время молюсь Ин-тару,

чтобы этого не случилось. Великий бог не может поступить с нами так жестоко!

Я промолчал, но

моя вера в то, что мы доберемся до Лаэте, катастрофически упала. Оказывается,

мы движемся вперед, следуя указаниям верховного бога унитов! Но раз Интар

однажды уже забросил принцессу в горы ва-гасов, почему бы ему не сыграть с ней

очередную злую шутку, направив свою поклонницу в селение калькаров?

Мы с принцессой

медленно шли по высокой оранжевой траве, и я напряженно размышлял, что будет,

если мы не достигнем цивилизованных мест до наступления лунной ночи...

Вдруг мои мысли

спутал дикий визг Наа-ее-лаа.

Вскинув глаза, я

увидел впереди между деревьями знакомое длинное желто-зеленое тело, и

скрежещущий пронзительный вой “лунной кошки” слился с истошным воплем принцессы

Лаэте. К нам мчался тор-хо — гроза и ужас лунных лесов и гор, тварь, с которой

мы с Дэвидом познакомились во время первой вылазки в окрестности “Челленджера”.

Только во время той достопамятной встречи с тор-хо в руках у меня был карабин,

а теперь я сжимал обыкновенную палку, которую вырезал, чтобы раздвигать колючие

заросли лунных кустарников...

Выбирать не

приходилось, и я что было сил ударил этим жалким оружием по плоской голове

атакующей ядовитой бестии. Полукошка-полуящерица, не поддававшаяся парализующим

зарядам, рухнула замертво, а я продолжал колотить палкой по чешуйчатой голове

до тех пор, пока желтые глаза не остекленели.

Тор-хо был мертв,

и, толкнув ногой безжизненное уродливое тело, я невольно улыбнулся забавной

мысли: оказывается, убить самого ужасного хищника здешних лесов и гор оказалось

проще простого, нужно было только вооружиться не “гремящим оружием”, а обычной

палкой!

Но Наа-ее-лаа

явно думала иначе.

Она порывисто

бросилась мне на шею, снова и снова спрашивая, не ранен ли я? Убедившись, что я

цел и невредим, лунная девушка воззрилась на меня, как на некое божество,

совершившее недостижимую для обычного смертного вещь. Похоже, только сейчас она

до конца поверила, что я пришел в во-наа из-за небесной тверди.

Теперь Наа-ее-лаа

глядела на меня с восхищением, преходящим в почтительное благоговение, и мне

пришлось потратить немало сил, чтобы восстановить наши прежние непринужденные

отношения. Только когда на нас навалилась лунная ночь, Наа-ее-лаа стала снова

называть меня “Джулианом”, чему я был несказанно рад. Приятно, конечно, когда

тобой восхищаются, но гораздо приятнее слышать, как тебя называют по имени, чем

“пришельцем, явившимся с неба”!

Глава

тринадцатая

ПЛЕН

В темноте лунной ночи мы продолжали двигаться через лес.

Моя куртка и

спальный мешок хорошо защищали Наа-ее-лаа от холода, но меня спасала только

быстрая ходьба — в тех случаях, когда я нес девушку на руках, иначе она за мной

не поспевала. Поэтому я очень редко позволял принцессе идти самой, опуская на

землю только для того, чтобы она могла немного размять ноги.

Со времени

столкновения с тор-хо Наа-ее-лаа беспрекословно выполняла все мои

распоряжения... Но вскоре я убедился, что она знает о лунном лесе гораздо

больше меня.

Оказывается, все знатные воспитанницы храма Интара должны

были проходить обучение в лесном святилище этого божества, и дочь ямадара

Сарго-та вместе с другими дочерьми лучших домов Лаэте несколько лет постигала в

лесу тайны жизни и смерти.

Лишь позднее я по

достоинству оценил самоотверженное доверие Наа-ее-лаа, взявшейся обучать меня

премудростям, доступным в во-наа лишь очень немногим избранным. Нонновар

показывала мне ядовитые и целебные растения (ядовитые чаще мерцали фиолетовым

цветом, а целебные — желтым), подробно объясняла их свойства, учила находить

съедобные плоды и цветы, рассказывала об опасных и безвредных обитателях

лунного леса... Еще она учила меня правильному языку городских унитов,

поправляя грубое произношение и ужасные (с ее точки зрения) слова, почерпнутые

мною от ва-гасов. Интересно, что языки ва-гасов и унитов были так схожи, что

обе лунные расы без труда понимали друг друга; на этот

счет у тех и других существовали любопытные мифы, отнюдь не проливавшие свет на

эту загадку...

А Наа-ее-лаа до

сих пор не могла найти решения загадки моей скромной персоны.

Если я бог,

почему не знаю самых простых вещей? Если я смертный, откуда у меня такая божественная

сила? Девушка то верила, то не верила моим рассказам о Земле и о других

планетах, но с каждым днем невольно все больше убеждалась в моей правдивости.

Разве бог, родившийся в Небесной Обители, может страдать от голода и холода?

К счастью, голод

не грозил нам благодаря умению Наа-ее-лаа находить пищу даже в темноте, зато

ночной холод едва меня не прикончил. С каждым часом лунный мир все больше

промерзал, и когда моя зажигалка отказалась выдать хотя бы искру, мне стало

ясно — это конец!

Наа-ее-лаа попыталась

отыскать деревья, способные накапливать тепло, но за десятичасовые поиски нам

не попалось ни одного такого дерева...

Я уже находился на грани жизни и смерти, когда дочь ямадара

предложила разделить с ней спальный мешок. Дочери Сарго-та явно стоило

невероятных усилий переступить все правила приличия, чтобы сделать столь

неслыханное предложение, но тем самым она спасла мне жизнь.

Зато теперь мои

страдания приняли несколько иной характер: очень трудно было лежать в спальном

мешке чуть ли не в обнимку с прекрасной девушкой и не... Уж не знаю, что при

этом чувствовала Наа-ее-лаа, я же то и дело представлял себе покрытый

сосульками небосклон, пытаясь уподобиться его ледяному отстраненному величию.

Но принцесса относилась ко мне с безграничным доверием, которое я никак не мог

обмануть.

Я до сих пор

вспоминаю эту безумную лунную ночь как одно из самых волнующих приключений в

моей жизни.

Я помню мелькание

странных тварей среди светящихся деревьев, шепот Наа-ее-лаа рядом с мой щекой,

когда объясняла мне, что это за создания, пушистую мягкость ее волос, щекочущих

мой подбородок, и то, как принцесса испуганно прижималась ко мне, заслышав в

чаще далекий рык тор-хо...

И еще я помню,

как мы с Наа-ее-лаа прыгали и кричали, как дети, приветствуя розовое сияние

долгожданного рассвета!

Если бы мы знали,

что готовит нам наступающий день, наша радость наверняка превратилась бы в

отчаяние.

Ночь кончилась,

вместе с ней кончился холод, — и, конечно, первым делом мы наткнулись на

небольшую полянку, окруженную “горячими деревьями”. Прижавшись к теплым

стволам, мы с принцессой принялись уплетать на редкость вкусные плоды, которые

в изобилии росли на кустах вокруг поляны.

После еды я

намазал щеки и подбородок соком ягод, которые Неела называла гойи, — этот сок

удалял щетину с лица быстрее и эффективнее любой бритвы. Теперь для полного

счастья мне не хватало лишь одного: возможности выкупаться и выстирать одежду.

Наа-ее-лаа наверняка мечтала о том же, но пока нам удалось отыскать в трухлявом

пне упавшего дерева ровно столько воды, чтобы умыться.

Потом принцесса

взяла у меня зеркальце и попыталась, как говорят женщины, “привести себя в

порядок”. Я видел, как она с отчаянием рассматривала свои короткие

взлохмаченные волосы, запавшие щеки, царапины на подбородке... Наконец девушка

отошла на другой конец поляны и села там, съежившись и втянув голову в воротник

куртки.

Принцесса

по-прежнему считала, что нож Го-ва-го и болезнь превратили ее в дурнушку, а

необходимость носить нелепую мешковатую одежду еще больше угнетала ее. Похоже,

она уже жалела о ночной темноте, скрывавшей ее “уродство”.

Некоторое время я молча посматривал на этого нахохлившегося

воробушка, наконец подошел, взял маленькую обветренную ручку Неелы и поднес к

губам:

— Нонновар, ты самая прекрасная девушка на свете!

Полные слез

голубые глаза горестно взглянули на меня.

— Неужели

на Земле женщины еще некрасивее? — прошептала Наа-ее-лаа.

Я улыбнулся, но

ничего не успел ответить: кусты раздвинулись, и на поляну вышло несколько

унитов.

Наа-ее-лаа

испуганно вскочила, я схватился за нож.

В первый момент

туземцы удивленно замерли при виде нас, но их замешательство прошло быстрее,

чем я успел их рассмотреть. Один из унитов выкрикнул непонятное слово: и на

меня, разворачиваясь, полетела толстая сеть.

Я упал, пытаясь

вырваться из опутавших меня веревок, увидел, как рядом в другой сети кричит и

бьется Наа-ее-лаа... А в следующую секунду меня, должно быть, ударили по голове

чем-то вроде обмотанной тряпьем дубины, и я провалился в глубокую черную дыру.

Охотникам за

рабами не повезло: в деревне, где они рассчитывали поживиться ходячим товаром,

им оказали такое сильное сопротивление, что из всего отряда уцелела только

дюжина ловцов. Добытчики бежали в лес, уведя с собой всего одного подростка,

который сдох от ран в самом начале пути. Если бы им не

посчастливилось наткнуться в лесу на две головы, им нечего было бы выставить на

рынке в Ринте!

Я слушал этот

разговор за дверью, сидя на полу в вонючем полутемном сарае, где очнулся пару

минут назад. Рядом лежали и сидели два десятка унитов, но Наа-ее-лаа здесь не

было. Меня окружали одни мужчины: усталые, отупевшие, молчаливые.

Все они были

будущими рабами — многие из них попали в лапы ловцам довольно давно и успели

примириться со своей судьбой, другие очутились в плену совсем недавно и

боязливым шепотом расспрашивали товарищей по несчастью, что их ждет?

Немногословные

сдержанные ответы вскоре помогли мне в полной мере осознать весь ужас

обрушившейся на нас с Неелой беды.

Охотники за

рабами, жестокое разноплеменное отребье, являлись в пограничные селения

враждующих стран и, захватив там живую добычу, угоняли в соседнее государство.

Мои собеседники оказались подданными небольшого города-государства Вакуны, а

теперь мы находились уже на территории Карулы, и нас намеревались продать на

большом рынке рабов Ринта — столицы самого могучего города калькаров. В Ринте

за рабов давали очень высокую цену, поэтому охотников нимало не смущало, что

партию “голов” придется гнать через три других государства. Как и на Земле, в

во-наа деньги решали многие проблемы, правители почти всех

лунных государств богатели, получая свою долю прибыли от торговли рабами.

Группа ловцов,

схвативших меня и Наа-ее-лаа, недавно присоединилась к большому, куда более

удачливому отряду. Вскоре должна была подойти третья группа работорговцев,

отправившаяся в набег на дальнюю деревню, — а как только добытчики вернутся,

всех пленников погонят в Ринт, куда олу назад уже увели женщин...

Весть о том, что

Наа-ее-лаа сейчас находится на пути в Ринт, отогнала меня от стены сарая, в

котором я пытался обнаружить плохо пригнанную доску. Усевшись, я начал

обдумывать дальнейший план действий, как вдруг дверь распахнулась и ворвавшиеся

в сарай охотники начали выгонять нас наружу.

За порогом я

первым делом жадно осмотрелся по сторонам.

Строение стояло

на окраине леса, за которым тянулось поле, кончавшееся у невысоких холмов;

вокруг не было видно никакого жилья, кроме этого сарая, предназначенного для

живого “товара”. Возле него сновали вооруженные униты, видимо, только что

пригнавшие группу избитых, оборванных мужчин и подростков.

Некоторые ловцы

восседали на спинах олто-нов — животных, о которых я до сих пор знал только по

рассказам Наа-ее-лаа. Эти создания, смахивающие на безрогих лосей, заменяли на

Луне вьючных и верховых лошадей; судя по всему, они отличались куда более

добродушным нравом, чем их теперешние седоки.

Стоило мне осмотреться, как охотники руганью и ударами

принялись выстраивать прежних и новых пленников в одну шеренгу. Вскоре раздался

протяжный крик:

— Елло-хоо! — и мы двинулись в путь.

Свой первый

переход я посвятил наблюдению за окружавшими меня лунными жителями,

рассматривая их одежду, лица, прически, оружие, знаки на лбу и на висках...

Оружие двуногих обитателей во-наа немногим отличалась от

оружия четвероногих: копья, ножи и дубинки, лишь у двоих охотников имелись

странной конструкции громоздкие самострелы. Одежда унитов состояла из рубашки,

доходящей до середины бедер, поверх широких или узких штанов; на некоторых

охотниках красовались просторные куртки и длинные плащи с капюшонами. На ловцах

были мягкие кожаные сапоги или остороносые башмаки, их пленники за немногим

исключением шли босыми. Что же касается волос, я заметил одну особенность — у

охотников они падали на лоб, а у пленных селян завязывались на затылке ремешком

или коротко выстригались спереди, открывая клеймо на правом виске. Среди

будущих рабов я не увидел ни одного итона — если, конечно, не считать меня

самого.

Остальные пленники поглядывали на меня с опасливым

почтением, зато охотники то и дело принимались насмехаться над “равным”,

которому вскоре предстояло получить клеймо еще более позорное, чем знак кархана

— клеймо раба!

Я старался не

обращать внимания на насмешки, то и дело напоминая себе, что ловцы ведут меня в

нужном направлении. При необходимости я наверняка сумею сбежать, но пока мне

лучше двигаться с колонной рабов, чтобы как можно скорее добраться до Ринта,

куда увели Наа-ее-лаа.

Мысль о ней жгла

меня сильнее любых самых едких насмешек.

Гордая принцесса Лаэте, бредущая на невольничий рынок; дочь

ямадара Сарго-та, выслушивающая издевательские реплики жестокой мрази; слабая

девушка, оставшаяся без всякой помощи и защиты, — быть может, изнемогающая

сейчас от усталости, быть может, осыпаемая ударами плетей калькаров... Стоило

ли ей бежать от каннибалов, чтобы теперь испытать такое? И стоило

ли делать лавадаром человека, который оказался не в силах ее защитить?

К концу перехода,

продолжавшегося часов пять-шесть, — то по лесам, то по поросшим травой холмам,

— я окончательно убедился, что быть в плену у ва-гасов приятнее, чем в плену у

охотников за рабами. Четвероногие каннибалы не имели обыкновения издеваться над

пленными, а просто сразу перерезали своим врагам горло, чтобы отправить в

котел. Униты же, мнящие себя единственной мыслящей расой во-наа, то и дело

пускали в ход плетку просто от безделья, когда им надоедало пялиться по

сторонам.

А еще я

обнаружил, что двуногие жители Луны гораздо слабее людей. Меньшее, чем на

Земле, притяжение сделало их низкорослыми и узкими в кости; я был выше самого

высокого из них как минимум на полголовы. Да, среди унитов я казался настоящим

громилой, намного превосходя любого из них силой и выносливостью. К концу

перехода многие пленники едва волочили ноги, я же без особого труда смог бы

проделать вдвое больший путь. Природа снабдила меня более крепким костяком и

мышцами, чем лунных людей, а бег по горам наравне с ва-гасами отлично меня

закалил.

И я старался

подбадривать себя мыслью о том, что раз маленькая хрупкая Наа-ее-лаа умудрилась

выдержать пешее путешествие с племенем но-вансов, значит, она должна вынести и

теперешнюю дорогу до Ринта.

Дорога заняла

около земной недели, к концу которой охотникам пришлось значительно сбавить

темп: многие из “голов” пришли в поистине жалкое состояние. Отупевшие от

усталости, с плечами, исполосованными плеткой, мужчины брели, спотыкались,

падали и даже под градом ударов не сразу могли подняться.

На седьмой день

пути двое рабов, не выдержав издевательств, отважились на побег. На очередном

привале охотники, как всегда, пустили по кругу большую бутыль, и эти двое попытались

ускользнуть в лес. Но беглецов почти сразу поймали, а когда их приволокли

назад, на поляне разыгралась такая отвратительная сцена, какой я ни разу не

видел, живя среди ва-гасов.

Пленников, один

из которых был еще совсем мальчишкой, раздели до пояса и привязали за руки к

ветке дерева. Старший умолял о пощаде, сваливая всю вину за побег на подростка,

но ловцы не обратили внимания на его крики.

Добытчики

вооружились длинными бичами и принялись стегать беглецов.

Бичи оставляли на

коже унитов длинные кровавые полосы; пытаясь увернуться, несчастные с воплями

болтались и крутились на веревках, но только подставляли под удары то бока, то

грудь, то спину, — а охотники хохотали, глядя на этот причудливый танец.

Старшего унита вскоре отвязали, но мальчишка получил пятнадцать полновесных

ударов, и когда ловцы наконец свернули бичи, в полубеспамятстве повис на

веревке.

Если бы

измывательство продлилось чуть дольше, я наверняка бросился бы на палачей, и

тогда Наа-ее-лаа вряд ли дождалась бы меня в Ринте.

Отвязав избитого

подростка, охотники выстроили нас в шеренгу и погнали дальше. Наказание

достигло цели: никто из рабов не осмеливался даже поднять глаза от тропы, не

говоря уж о том, чтобы помочь несчастному мальчику, который брел, шатаясь, как

пьяный. Я проскользнул к нему, взял под локоть и весь оставшийся путь помогал

идти, не то мальчишка вряд ли добрался бы до Ринта.

Последние шесть

часов нам часто попадались на пути небольшие деревни, и наконец мы вступили в

столицу главного государства калькаров.

На окраине нас

загнали в какое-то подобие манежа, где толпилось не меньше полутысячи

измученных долгой дорогой унитов, а между ними расхаживали перекупщики, выбирая

товар. Сами охотники за рабами не продавали добычу с торгов — этим занимались

местные торговцы, иногда скупавшие новые партии рабов по оптовым ценам, иногда

подбиравшие себе “головы” поштучно. Меня почти сразу отделили от остальных

невольников из Вакуны, оттолкнув висящего на моей руке мальчишку, и прогнали

через другие ворота вместе с дюжиной самых высоких и сильных пленников. Из

разговоров охранников я узнал, что нас купил некий Карит, поставлявший рабов

владельцам рудников и каменоломен.

Миновав

“фильтрационный пункт” и уплатив пошлину страже у городских ворот, помощники

Карита наконец ввели нас в самое сердце Ринта — столицы могучего государства

Ринтар.

Забыв о том, что

меня вскоре ждет, я с любопытством глядел по сторонам.

Наверное, почти

так же выглядел древний Вавилон!

Суета, толкотня

на тесных грязных улицах; каждый второй житель Ринта куда-то спешит, каждый

третий что-то покупает или продает; шастающие под ногами олтонов чумазые

крикливые дети; дома, где на первом этаже расположены лавочки и ремесленные

мастерские, а на втором — жилые комнаты; женщины, выглядывающие из окон и

дверей, вплетающие высокие голоса в какофонию уличного шума...

По вполне

понятной причине лунные женщины интересовали меня даже больше, чем мужчины, и я

внимательно рассматривал всех представительниц слабого пола, попадавшихся мне

на глаза. Даже самые бедные из них обычно одевались с большим изяществом: в

складчатые длинные платья, часто дополненные накинутым на плечи коротким плащом

волосы многих были уложены в замысловатые прически. Видел я также уличных

женщин в вызывающе ярких аляповатых нарядах, выставляющих напоказ свои пышные

формы; почтенных горожанок, щеголявших громоздкими нарядами со множеством

фестонов на подоле и на груди; пожилых расплывшихся матрон в грязных балахонах

— представительниц самых низших классов карханов...

Иногда верхом на

олтонах, в сопровождении пеших слуг, расталкивающих перед ними толпу, по улицам

проезжали знатные дамы. Все итонки блистали роскошными многоцветными нарядами и

драгоценностями, почти все были удивительно красивы, — но перед моим мысленным

взором то и дело вставала худенькая девушка с коротко и неровно остриженными

волосами, одетая в мою мешковатую куртку, которую она умудрялась носить с

неповторимым изяществом... Ни одна из виденных мною женщин калькаров не могла

сравниться с принцессой Лаэте!

Наконец мы достигли огромной рыночной площади, на краю

которой охранники ввели нас в небольшое помещение, освещавшееся через

прорубленные в потолке окна. Вдоль стен здесь валялись кучи старых мешков,

очевидно игравших роль постелей; надсмотрщики втащили в комнату большой чан с

водой и ушли, заперев за собой дверь.

Все униты напились, немедленно повалились на мешки и уснули,

но

я еще долго прислушивался к шуму

снаружи, стараясь различить среди женских голосов знакомый голосок Наа-ее-лаа.

Глава

четырнадцатая

ТОРГИ

Целые земные сутки мы отдыхали; за это время нам четыре раза

приносили обильную вкусную пищу, в том числе горячую мясную похлебку и мягкие

лепешки, а впридачу — пряный тонизирующий напиток оке.

Потом

надсмотрщики раздели нас догола и вывели во двор, обнесенный высокими каменными

стенами, в центре которого находился небольшой пруд. Охранники стали деловито

загонять рабов в водоем, чтобы смыть с них многодневную грязь.

Я без принуждения

прыгнул в воду, но многих унитов пришлось удерживать там силком: в пруд было

добавлено какое-то моющее средство, немилосердно разъедавшее все царапины.

Пленники, на чьих плечах красовались свежие следы от плетки, с воплями пытались

выкарабкаться из водоема, но помощники Карита затаскивали их обратно и

немилосердно драили щетками окровавленные тела. Над двором стоял дикий крик

бедняг и грубая ругань служителей, торопившихся покончить с привычной грязной

процедурой.

Наконец всем было позволено выйти из воды; при этом многие

пленники, подвывая, принялись скакать и прыгать на краю водоема. Этих

несчастных хватали и смазывали их рубцы какой-то жирной мазью; потом всем нам

обработали лица соком гойи, чтобы удалить бороды, которыми мы обросли в пути;

длинноволосым остригли волосы, а напоследок всех натерли какой-то маслянистой

жидкостью, от которой тела начали лосниться, как заношенная замша.

Выдав пленникам

по набедренной повязке из грубой синей ткани, помощники Карита заперли нас в

другом помещении — каменном и очень холодном, хотя его в углу пылала небольшая

жаровня. Униты, дрожа, сгрудились вокруг нее, а я принялся быстро ходить из

угла в угол. Я был сыт по горло унижениями плена и обдумывал всевозможные планы

бегства.

Мне хотелось

попасть в Ринт? Что ж, теперь я в Ринте, но я ничем не смогу помочь Наа-ее-лаа,

пока сам не вырвусь на свободу!

Я взглянул на

отверстие в потолке, через которое струился розовый свет. Сумею ли я до него

допрыгнуть? Футов двадцать — на Земле об этом не стоило бы даже думать, — но на

Луне...

Лязг засовов

заставил меня отскочить от окна: в помещение вошел пожилой седоволосый унит с

обрюзгшим недовольным лицом в сопровождении полудюжины охранников. Карит,

торговец рабами, пожелал самолично осмотреть свою собственность перед началом

торгов.

Охранники

выстроили всех рабов в шеренгу, и первым делом Карит уставился на меня. Слишком

уж я отличался от остальных пленников и ростом, и цветом волос: среди унитов я

до сих пор не видел светловолосых.

— Надо же, мне попался итон, — ткнув коротким жирным пальцем

в мой бицепс, протянул торговец. — И где ты сумел приобрести такие мускулы — уж

не в развлечениях ли с девками или в игре в “то-гу”? Хм... Из какого ты Дома?

— Из Летающего, — сквозь зубы ответил я, с трудом сдерживая

желание схватить Карита за горло и придушить.

Торговец побагровел:

— Ты, никак, до сих пор считаешь себя высшим, раб! Пора тебе

понять, что теперь ты — никто и ничто...

— Это ты — ничто,

презренный кархан! — прорычал я...

В тот же миг мои

голые плечи обожгла плетка, и четверо охранников потащили меня к жаровне, возле

которой хлопотали помощники торговца. Увидев лежащий на красных углях раскаленный

железный прут, я понял, что меня ждет, и с бешеным воплем вырвался из рук

унитов.

Позволить

заклеймить себя как раба?!

Все доводы в

пользу благоразумия и сдержанности, которыми я до сих пор успокаивал себя,

рухнули, как карточный домик, смытые волной неудержимой ярости.

Одним прыжком

очутившись рядом с Кари-том, я обеими руками сжал его дряблое горло: каким

наслаждением было видеть, как глаза торговца вылезают из орбит! Похоже, жизнь

среди ва-гасов пробудила во мне инстинкты первобытного дикаря; работорговцу

наверняка пришел бы конец, если бы не подоспели охранники с сетями.

Пару секунд

спустя я уже оказался на полу, спутанный по рукам и ногам, а хрипящий и

пускающий слюни Карит бешено пинал меня ногами. Наконец торговец опомнился, не

желая портить отборный товар, и пролаял короткое приказание.

При виде унита,

приблизившегося ко мне с раскаленным добела прутом в защищенной перчаткой руке,

я рванулся так, что затрещала сеть... А в следующий миг железо с шипением

впилось в мое плечо, и у меня вырвался крик не столько боли, сколько бессильной

ярости.

Отныне я считался

собственностью Карита, и тот уставился на меня сверху вниз со злобным

торжеством в выпученных глазах.

— Если тебя не

купят на ближайших торгах, я продам тебя самому жестокому владельцу рудника во

всем Ринтаре, клянусь жезлом Ликса, — массируя горло, просипел торговец. — И

тогда ты пожалеешь о том, что появился на свет, подлый раб!

— Единственное, о

чем я жалею — это о том, что не прикончил тебя! — крикнул я, задыхаясь от боли

в обожженном плече.

Карит омерзительно ухмыльнулся, еще раз пнул меня под ребра

и крикнул:

— Ведите следующего!

Не знаю, что

чувствовали заклейменные униты, когда нас одного за другим взводили на

деревянный помост, я же никогда еще не ощущал такого мучительного стыда.

Меня собирались

продать — как животное, как скотину! И в глазах тех, кто пялился на меня снизу,

я действительно был двуногим животным!

На разных концах

просторного помоста, представлявшего собой правильный восьмиугольник, стояли

группы невольников, принадлежащих другим торговцам, и “зазывалы” надрывались,

расхваливая достоинства того или иного раба.

Вдруг внизу

возникло движение, толпа заметно оживилась: на помост начали заводить женщин.

В отличие от

рабов-мужчин, прикрывающих наготу только набедренными повязками, рабыни

щеголяли изящными разноцветными платьями: у этого товара главным достоинством

являлась не сила, а привлекательность, поэтому невольниц постарались

принарядить. Сперва на помост завели высоких полнотелых брюнеток и темных

шатенок: насколько я понял, именно такой тип красоты ценился в во-наа превыше

всего. Потом по ступенькам поднялись женщины, хоть не отличавшиеся особой

привлекательностью, но, если верить истошным выкрикам “зазывал”, владевшие

различными ремеслами. И наконец, одной из последних на помост взошла худенькая

девушка в синем платье, с короткими вьющимися темно-рыжими волосами.

— Неела... —

прошептал я.

Принцесса,

лихорадочно озиравшаяся по сторонам, как будто услышала мой шепот: она

встретилась со мной взглядом и с истошным криком рванулась из рук охранника.

— Джу-лиан!

Каким-то чудом ей

удалось вырваться, она побежала по помосту, но ее сразу перехватили. Однако

перехватить меня оказалось не так-то просто!

Я пробился сквозь

стражу, отшвырнул тех, кто держал принцессу — и нонновар упала мне на грудь.

— Джу-лиан...

Джу-лиан... — лепетала она, дрожа.

Несколько

мгновений мы стояли, крепко обнявшись, а внизу свистела и улюлюкала толпа.

Потом мне на шею набросили петлю и рванули назад, но еще несколько секунд

Наа-ее-лаа продолжала отчаянно цепляться за меня, как будто надеялась найти

защиту и спасение в объятьях своего бестолкового лавадара.

Наконец нас

все-таки растащили, мы с принцессой оказались на разных углах помоста.

Несколько охранников полетели в толпу, прежде чем другие сумели прикрутить меня

к столбу за шею и руки; петля при малейшем движении врезалась мне в горло,

угрожая придушить... Не в силах даже громко крикнуть, я оказался бессильным

зрителем последовавшей затем ужасной сцены.

Если строптивых

рабов ожидал столб послушания, то для строптивых рабынь у распорядителей торгов

имелась в запасе другая кара.

Торгаш подошел к

Наа-ее-лаа и одним движением сорвал с нее платье, оставив совсем обнаженной.

Принцесса ахнула и закрыла лицо ладонями. Дочь ямадара Сар гота стояла нагая на

позорном помосте, а покупатели внизу громко обсуждали ее достоинства, предлагая

то одну, то другую цену...

Я натянул

удерживавшие меня веревки так, что все поплыло у меня перед глазами; словно

сквозь мутную воду я увидел, как Наа-ее-лаа попыталась сесть, сжавшись в комочек,

но “зазывала” рывком поднял ее на ноги...

— Два сакито,

всего два сакито за нетронутую девушку! — выкликал он. — Неужели жители Ринта

пожалеют два сакито за невинность и красоту?

— Насчет

невинности — я тебе верю, торгаш, но насчет красоты помолчал бы! — выкрикнул

кто-то из толпы. — Я не дам и пол-сакито за эту тощую стриженую девчонку!

— А я, пожалуй,

возьму ее за полсакито, если она умеет молоть зерно!

— Наброшу еще

четверть сакито — мне нужна служанка для младшей дочери... Соглашайся, все

равно ты не получишь больше за эту уродину!

Принцесса

вздрагивала при каждом оскорбительном выкрике, направленном в ее адрес, и

наконец гордость возобладала над стыдом. Наа-ее-лаа выпрямилась, сжав кулачки,

и устремила разъяренный взгляд на шумящую внизу толпу. А когда “зазывала”,

расписывая достоинства девушки, провел рукой по ее нежной груди, она с яростным

криком хлестнула негодяя по щеке.

В ответ торгаш

дернул принцессу за волосы на затылке, исторгнув у Наа-ее-лаа болезненный стон.

— И ты хочешь

получить целых два сакито за такую строптивицу? — с хохотом крикнул кто-то.

Распорядитель, на

щеке которого вспухали следы от ногтей Наа-ее-лаа, злобно впился пальцами в

хрупкую ключицу девушки.

— Джу-лиан!.. —

отчаянно закричала принцесса.

Забыв про

стягивающий мое горло ремень, я бешено рванулся... И провалился в небытие.

Когда я очнулся,

один кошмар успел смениться другим: распорядитель уже опускал поднятую руку, во

всеуслышанье объявляя, что рабыня Не-лаа продана Ко-лею, сыну Ла-гота.

Кто он такой,

этот Ко-лей?

Я зашарил глазами

по сторонам и увидел уни-та в роскошном серебристом плаще, быстро

поднимающегося по ступеням помоста. Впившись взглядом в ублюдка, который

осмелился назвать себя хозяином Наа-ее-лаа, я пытался запомнить каждую черточку

его лица. Сын Ла-гота был молод, привлекателен и нарядно одет, но показался мне

уродливее самого Вельзевула...

Сквозь

колеблющийся перед глазами туман я смотрел, как он подходит к Наа-ее-лаа, на

ходу снимая с себя плащ, как накидывает серебристую ткань на плечи девушки...

Принцесса вздрогнула, выйдя из оцепенения, вскинула глаза на своего покупателя

— и вдруг схватила его за руку. Брежу я, что ли? Но нет — хозяин и рабыня

быстро заговорили друг с другом так, как если бы были давно знакомы, а потом

Ко-лей повел свою покупку к ступенькам с таким почтением, словно он был рабом,

а она — его госпожой...

Оглушенно и

безвольно принцесса шла рядом с молодым унитом. Я не спускал с нее глаз, но не

смел окликнуть, боясь навлечь на девушку новое наказание. Вот Наа-ее-лаа

ступила на верхнюю ступеньку, вот начала спускаться... Но вдруг замерла, словно

очнувшись, и оглянулась на меня.

Она увлекла

своего спутника обратно на помост и начала о чем-то с жаром говорить ему, но

Ко-лей раз за разом отрицательно качал головой. Я напряженно пытался уловить

хоть один обрывок их разговора, но все слова заглушал базарный шум. Однако мне

было ясно, что принцесса о чем-то страстно умоляет этого унита, а тот

отказывается выполнить просьбу нонновар. Если бы ремни, удерживавшие меня,

лопнули, худо бы пришлось расфранченному негодяю, осмеливавшемуся унижать

гордую Наа-ее-лаа!

Наконец принцесса

в отчаянии топнула ножкой, отвернулась от унита и пошла, а потом побежала ко

мне. Ее остановили, и все же после коротких переговоров Ко-лея с охранниками

Наа-ее-лаа оказалась рядом — раскрасневшаяся, смятенная, дрожащая.

— Кто этот тип? —

хрипло спросил я. — Ты его знаешь?

— Это Ко-лей,

советник моего отца! — вполголоса быстро ответила Наа-ее-лаа. — Он выкупил меня

и теперь отвезет в Лаэте. Какое счастье, что он оказался здесь!

— И впрямь

счастье, — я почувствовал, как с моих плеч свалился огромный груз.

Пусть на моем

теле горело позорное клеймо, пусть веревки душили меня за горло и впивались в

руки, зато принцесса была теперь свободна и в безопасности!

— Я требовала,

чтобы он выкупил и тебя, но у Ко-лея на это не хватит денег...

— Забудь про

меня, Неела... Прости, Наа-ее-лаа!

— Неела, —

приподнявшись на цыпочки, она заглянула мне в глаза. — И я никогда про тебя не

забуду! Когда я вернусь в Лаэте, Джу-лиан, я разыщу тебя и выкуплю, какую бы

цену ни запросили калькары!

— Спасибо,

принцесса...

— Нам нужно идти, Высочайшая, — почтительно обратился к

дочери Сарго-та возникший за ее спиной Ко-лей. — Если кто-нибудь из калькаров

вас узнает...

— Да, иди! — я

встревожился, вспомнив, что жителей Старых и Новых Городов разделяет

многолетняя вражда. — Ступай, Неела, не беспокойся обо мне!

Ко-лей

переменился в лице, услышав, как вольно обращается к дочери ямадара привязанный

к столбу клейменый раб.

Но принцесса

продолжала стоять рядом, не сводя с меня огромных голубых глаз — двух озер,

наполненных до краев. И вот влага вышла из берегов: по щекам Наа-ее-лаа потекли

слезы.

— До свидания,

Джу-лиан, — прошептала она, проводя рукой по моей щеке. — До свидания, мой

лавадар!

Как будто через

силу она опустила руку, повернулась и пошла прочь так быстро, что советник еле

поспевал за ней.

— До свидания,

Неела, — пробормотал я, глядя вслед маленькой фигурке в серебристом плаще.

У меня отчаянно щемило сердце, и в то же время я ощущал

странное спокойствие. Наа-ее-лаа, дочь ямадара Сарго-та, была теперь

свободна... И я почти не сомневался в том, что она любит меня!

Вскоре меня

отвязали, и “зазывала” принялся расхваливать мой рост, выносливость и

исполинскую силу. Но начальная цена была слишком высока, к тому же покупатели

не хотели рисковать, покупая могучего, но непокорного раба... Я уже

приготовился отправиться на рудник, куда сулил продать меня Карит, когда на

помост взошел угрюмый старик в невзрачной одежде с клеймом на левом виске.

Он долго

разговаривал с появившимся откуда-то Каритом, а потом взглянул на меня со

слабым подобием усмешки на тонких губах.

— Так ты не

отличаешься послушанием, раб? — процедил старик, оглядывая меня с ног до

головы. — Что ж, теперь тебе придется от этого отвыкнуть. Если у меня ты

проявишь хоть малейшее неповиновение...

— Что тогда? —

прорычал я, сжигая его взглядом.

Моя ярость не произвела на старикашку никакого впечатления.

Он скучно уставился на грязный помост и, не повышая голоса, сказал:

— Ляг и лизни мне ногу. Я подумал, что ослышался.

— Я повторю, — так же бесцветно проговорил старик. — Но

сделаю это в последний раз. Впредь

ты будешь слушаться меня с полуслова. Ляг на живот и лизни

мне ногу, раб!

— Лучше сам просунь голову промеж ног и поцелуй себя в зад!

— рявкнул я, делая оскорбительный жест.

Не знаю, дошел ли

до старого негодяя смысл земного жеста, но слова на языке ва-гасов до него,

конечно, дошли. Однако он ни на йоту не изменился в лице, его белесые глазки не

утратили прежнего рыбьего выражения.

— Заклеймить, —

спокойно распорядился старик, поворачиваясь к охранникам.

На этот раз я

стиснул зубы и не издал ни звука, когда раскаленное железо перечеркнуло на моем

правом плече первое клеймо и выжгло рядом с ним второе.

Сопротивляться

сейчас было бессмысленно, — но когда я останусь со своим “хозяином” один на

один, он горько пожалеет истраченных на меня деньгах!

Скажи мне кто-нибудь в тот момент, что вскоре я стану

вспоминать позорный помост, сараи для рабов и дикие горы ва-гасов, как некие

блаженные райские кущи, — я счел бы такого “пророка” сумасшедшим. Однако он

оказался бы совершенно прав...

ЧАСТЬ

ВТОРАЯ

В коридоре гостиницы кто-то возмущенно вопрошал, почему в

его номер до сих пор не доставили коктейль “Голубой лед”? Голос принадлежал

одному из уроженцев Джекары, способных колебанием голосовых связок дробить

стекло, и вопли оставшегося без коктейля марсианина заставили меня привскочить

на диване.

Джулиан Баском,

спавший в глубоком кресле, вздрогнул и открыл глаза.

— Извини, Джимми,

я, кажется, заснул...

— Ничего, сэр. Я

тоже!

— Я заболтал тебя

до полусмерти? Но ты сам виноват — я же просил прерывать без церемоний, когда

тебе надоест!

— Но мне ничуть

не надоело! — искренне запротестовал я. — Ваш рассказ просто поразителен, сэр!

Я как будто сам видел город Ринт и тот помост на рынке...

Баском пристально

посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— А что было

дальше? — жадно спросил я.

— Ладно, если

хочешь, я расскажу, но сначала нам не мешало бы подкрепиться. Кстати, как твоя

голова?

— Все в порядке,

сэр, спасибо!

Мы заказали еду в

номер и уничтожили ее почти в полном молчании. Уж не помню, что я ел, помню

только, что ел очень быстро. Мне не терпелось услышать продолжение невероятной

истории Баскома, а тот время от времени поглядывал на меня со странным

выжиданием... Так, как будто я должен был рассказать ему что-то, а не он мне.

— Если ты сумел

увидеть рыночную площадь Ринта, может, ты сумеешь увидеть и тамошнюю тюрьму? —

вычищая хлебной коркой остатки мясной подливы, наконец проговорил он. — Хотя,

по правде говоря, верхняя угловая камера Окраинной ринтской тюрьмы относится к

числу тех мест, о которых я предпочел бы забыть...

Глава

первая

ВЕРХНЯЯ

УГЛОВАЯ

Квадратная каменная комната футов сорок на сорок освещалась

сквозь два зарешеченных окна в потолке; вдоль одной из стен проходил

водосточный желоб, и к этой стене была прикреплена железная цепь. На конце цепи

я увидел нечто вроде собачьего ошейника из толстой кожи и металлических

пластинок.

Стражники бросили меня рядом с желобом, защелкнули у меня на

шее ошейник и повернули ключ в его замке. Старикашка — теперь я знал, что это

никто иной, как начальник тюрьмы — внимательно наблюдал за этой процедурой

своими бесцветными глазами. По его знаку стражники перерезали веревки, до сих

пор стягивавшие мои руки и ноги...

В тот же миг я кинулся на старика, но цепь, зазвенев,

отбросила меня назад. Меня посадили на привязь, как собаку!

— Карит говорил,

что ты пытался его задушить, — наблюдая за моими попытками порвать ошейник,

негромко произнес старик. — Что ж, ко мне в Окраинную тюрьму попадало немало

буянов. Я видел скинов, вообразивших, будто в городах калькаров им дозволено

ходить посреди мостовой. Я видел рабов, осмелившихся поднять руку на своих

хозяев. Я видел убийц, разбойников и воров, считавших себя недосягаемыми для

правосудия. И я видел, как все эти униты горько раскаялись в своих

заблуждениях. Скоро я увижу твое раскаяние, раб.

— Не дождешься! — сквозь зубы прорычал я. Но старик

продолжал так, как если бы я ничего не сказал:

— Я поспорил с Каритом, что не успеет кончиться ула, как ты будешь

выполнять любое мое приказание. Если я выиграю, Карит вернет полученные за тебя

деньги...

— Тогда заранее

простись со своими деньгами, ублюдок!

Старикашка целую

вечность смотрел на меня ничего не выражающим взглядом, потом молча повернулся

и вышел, и стражники последовали за ним.

Едва с той

стороны двери загремел засов, как сидевшие на другом конце комнаты калькары

зашевелились и начали подниматься.

Их было около

двадцати, и когда они приблизились, я почти согласился с Наа-ее-лаа: обитатели

Новых Городов — исчадия ада, или, как говорили в во-наа — твари из Бездны.

На меня смотрели

жестокие грубые лица, испещренные шрамами и татуировками, заросшие густыми

бородами. Широкоплечий чернобородый калькар, в крылышке носа которого

поблескивало два кольца, нагнулся и схватил меня за волосы надо лбом.

— Итон! Да к тому

же еще и раб, принадлежащий самому Сидуру! — он ткнул пальцем в свежее клеймо

на моем плече, и я невольно вскрикнул от боли. — Посмотрите-ка!

Посмотреть

пожелали все, но уже третий ткнувший меня в плечо калькар взвыл и упал. Хотя

цепь не позволяла мне выпрямится во весь рост, руки и ноги у меня оставались

свободными... Однако вскоре я убедился, что у меня нет ни малейших шансов

защититься от двадцати отъявленных воров, бандитов и убийц, составлявших

население верхней угловой камеры Окраиной тюрьмы города Ринта.

В первый раз меня

отделали так, что я потерял сознание. Потом били уже менее жестоко, видимо,

опасаясь лишить собственности начальника тюрьмы — почтенного Сидура. И все же,

болтаясь на цепи, которая не позволяла ни лечь, ни выпрямиться во весь рост, я

продолжал служить недурным развлечением для населявшего камеру отребья.

Каждые две олы арестанты уходили на работу, награждая меня

на прощанье пинками потом возвращались, ели и принимались играть в азартные

игры, ссориться, похваляться друг перед другом своими подвигами на воле... А я

олу за олой оставался рядом с вонючим водостоком, по которому текли нечистоты,

все больше слабея от голода и жажды.

Когда в камеру

вносили чан похлебки и бочонок с водой, заключенные устраивали вокруг азартную

толкотню и давку, но никто ни разу не подумал предложить мне пищу или воду.

Иногда в камере

появлялся старикашка Си-дур, чтобы какое-то время пялиться на меня в ожидании

изъявлений раскаяния. Так ничего и не дождавшись, он поворачивался и уходил...

В конце концов мне помогала держаться лишь надежда на то, что однажды он

подойдет достаточно близко, чтобы я смог до него дотянуться. Но этого не

происходило, и каждый визит начальника тюрьмы оборачивался для нас обоих

очередным разочарованием.

В глазах

остальных арестантов Сидур стоял превыше бога Интара, и даже самые отпетые

головорезы жались к дальней стене, когда начальник тюрьмы удостаивал верхнюю

угловую очередным визитом.

Внутри камеры царила строгая иерархия: верховодил здесь

профессиональный убийца Динк — тот, что первым “распознал” во мне итона, — а в

самом низу здешней социальной пирамиды находился молодой парнишка по кличке

Скрэк. Из разговоров обитателей камеры я узнал, что означает это слово:

скрэками назывались животные, игравшие в лунных городах роль то ли кошек, то ли

крыс — уличные падалыцики, длиннохвостая мерзость. Обычно они питались

объедками, но в голодные года становились опаснее самого лютого тор-хо. При

своих сравнительно небольших размерах скрэки с яростной злобой кидались на

добычу много больше себя... Точно так же поступал и молодой вор, принадлежавший

к самой презираемой касте унитов — скинов.

Скрэк всегда ел

последним, спал в отдельном углу камеры, и другие арестанты безжалостно шпыняли

и били его. Впрочем, парень сам то и дело напрашивался на неприятности: из ста

пятидесяти фунтов его тощего тела как минимум половина приходилась на крысиную

злобу. В каждой второй драке, вспыхивавшей в камере, был повинен Скрэк, а

полученные побои не мешали ему вскоре затеять новую свару...

Но если Скрэк

занимал низшее место в здешнем обществе, то я вообще стоял вне его. Обо мне

вспоминали лишь для того, чтобы поколотить или пнуть, а когда это развлечение

вконец приелось заключенным, я просто перестал для них существовать. В ответ на

мои просьбы дать воды в меня просто швыряли миской или ботинком — после чего

возвращались к своим делам.

На второй день я

почти обезумел от жажды.

Ожоги на моем

плече воспалились и горели так, как будто к ним до сих пор прижималось

раскаленное железо, почти так же сильно горело в голове и в пересохшем рту.

Прижимаясь лбом к каменной стене, я то проваливался в забытье, то просыпался и

начинал лизать холодные железные звенья цепи.

На третий день

пошел дождь.

К счастью, одно

из окон было почти надо мной, я наконец-то смог напиться, ловя губами хлещущие

косые струи. После дождя спала изнуряющая жара, ощущавшаяся даже в этом

каменном мешке, и я ожил настолько, что снова попытался что-то сделать с

ошейником...

От этого

полезного занятия меня отвлек старикашка Сидур, который вошел в камеру в

сопровождении неизменной охраны и, как всегда, застыл в нескольких шагах от

вонючего водостока. В надежде, что мерзавец подойдет ближе, я притворился,

будто вот-вот отдам концы, но старый хрыч не попался на трюк: выждав обычное

время, он повернулся, чтобы уйти...

И тут случилась

неожиданная и дикая вещь.

Скрэк, у которого

недавно возникла размолвка с грабителем Ти-лаа — размолвка, кончившаяся весьма

печально для скина — внезапно возник у своего недруга за спиной и резким ударом

плеча бросил его в сторону уходящего Сидура. Ти-лаа поскользнулся на мокром полу,

налетел на тщедушного старикашку и сбил с ног.

Все обитатели

верхней угловой просто оцепенели, а я хрипло расхохотался. Зрелище начальника

тюрьмы, с проклятьями барахтающегося на полу, было почти таким же упоительным,

как вода, недавно лившаяся в мой пересохший рот!

Мгновение спустя Сидура подняли на ноги стражники, и старый

негодяй, взглянув на бледного от ужаса грабителя, коротко приказал:

— Подвесить!

— Я не виноват! —

взвыл Ти-лаа. — Это скин, клянусь мечом Интара!..

Но Сидур уже

вышел из камеры, а еще через несколько минут громила заболтался, подвешенный за

руки к решетке окна. Стражникам пришлось немало потрудиться, чтобы продеть

веревку сквозь прутья, и, пока они карабкались друг другу на плечи, Скрэк

крутился рядом с назойливыми предложениями помощи. Наградив скина за желание

сотрудничать ударом дубинки, стражники удалились, а Ти-лаа остался висеть в

полуфуте над полом.

— Вот таким ты мне нравишься, приятель, — проговорил Скрэк,

с глумливой улыбкой обойдя вокруг

него. — Может, в следующий раз тебя подвесят за ноги, тогда ты будешь

смотреться еще лучше!

Ти-лаа с ругательством попытался пнуть скина, но вор

отскочил и продолжал изощряться в насмешках над беспомощным противником.

Решетка скрипела от рывков раскачивающегося на веревке разъяренного грабителя,

в конце концов Ти-лаа все-таки удалось ударить Скрэка ногой по ребрам. Скин

отлетел на два шага, упал и покатился по полу под дружный хохот арестантов,

радовавшихся неожиданному развлечению.

Но когда парень

вскочил и бросился к своему обидчику, хохот мгновенно смолк: в руке у Скрэка

блеснул нож.

— Сейчас ты у

меня попоешь, мразь! — прошипел вор. — Ну, что тебе отрезать в первую очередь?

— Откуда у тебя

нож? — рявкнул Динк. Скрэк мгновенно обернулся к главарю арестантов, готовый

пустить оружие в ход.

— Одолжил у

знакомого стражника, — нагло ответил он.

— Ты украл оружие

у охранника?! Безмозглый лаэтянин, из-за тебя нас всех отправят на рудники! Дай

мне нож!

Динк протянул

широкую лапу, но скин и не подумал выполнить приказание.

— Не подходи! —

взвизгнул вор. — Искромсаю!..

Пятясь от

надвигающегося убийцы, Скрэк совсем забыл про Ти-лаа, который не преминул

воспользоваться такой забывчивостью: грабитель дернулся на веревке, намереваясь

врезать ногами в тощую спину врага...

Но вдруг прут решетки, к которому была привязана веревка,

вылетел из пазов, и Ти-лаа, Динк и Скрэк повалились на пол, образовав

живописную кучу-малу.

Первым опомнился

убийца: он перехватил руку Ти-лаа, вооруженную железным прутом, и оттолкнул

грабителя от Скрэка.

— Тихо! —

прошипел он. — Сейчас не время! Похоже, нам всем светит выбраться отсюда...

Ти-лаа, после проломишь ему башку! Димо, Ла-гон, встаньте под окном, живо!

Два самых высоких

и мощных унита мгновенно подставили Динку плечи, главарь арестантов дотянулся

до окна и принялся дергать два оставшихся прута решетки.

Все затаив

дыхание следили за ним, даже Скрэк и Ти-лаа забыли о своем раздоре.

Я тоже напряжение смотрел на усилия Динка и наконец хрипло

попросил:

— Отвяжите меня! Я смогу выломать прутья!

В тот же миг

убийца выдернул второй прут; все встретили это событие приглушенными радостными

восклицаниями.

— Скрэк! —

зашептал я. — У тебя есть нож... Разрежь этот проклятый ошейник!

— Заткнись, раб!

— отозвался Скрэк, не сводя глаз с окна.

— Во имя

Интара...

— У Интара и

проси!

— Есть! — хрипло

вскрикнул Динк.

Последний прут полетел на пол, громила тут же начал

протискиваться в окно. Вскоре он исчез из виду, но почти сразу в отверстии

показалось его борода, и Динк прошептал:

— Давайте сюда веревку!

Ему кинули

веревку с привязанным к ней железным прутом положив прут на угол окна, унит

сбросил канат в оконный проем.

Обитатели верхней

угловой начали покидать камеру в таком молчаливом согласии, какого я никогда не

наблюдал среди них во время кормежки. Только мой голос нарушал тишину: раз за

разом я умолял разрезать ошейник... Но не мог крикнуть громко, потому никто не

обращал внимания на мои просьбы.

Наконец в камере

оставались лишь я, Ла-гон и Скрэк.

Вконец потеряв

надежду, я замолчал и в каком-то полубреду смотрел, как Ла-гон лезет к окну,

как скрывается в нем, как Скрэк протягивает к веревке руку...

— Будь ты

проклят, румит, — слабо прошептал я лаэтскому вору.

Скрэк со злобной

ухмылкой обернулся, двумя жестами показал, куда я могу запихать свое

проклятие... Но когда он снова повернулся к окну, веревка уже втягивалась в

дыру в потолке. Обитатели верхней угловой смылись, оставив скина отвечать перед

начальником тюрьмы за свой побег.

Теперь пришел

черед Скрэка бесноваться и проклинать, а я тихо смеялся, глядя, как унит раз за

разом пытается допрыгнуть до окна. Десять футов, которые были бы для меня сущим

пустяком, являлись непреодолимым препятствием для парня, выросшего в малом

притяжении во-наа. Наконец Скрэк понял всю тщетность своих попыток и в отчаянии

замер под окном, изрыгая грязные ругательства.

— Если ты меня

освободишь, я помогу тебе выбраться, — наконец перебил я его излияния. Скин,

тяжело дыша, уставился на меня.

— Решай, пока еще

есть время... Вытащив нож, он одним прыжком оказался рядом и приставил лезвие к

моему кадыку.

— Если ты

попробуешь выкинуть какую-нибудь подлую штучку, я вырежу тебе сердце, понял,

раб?! — прошипел унит.

И я впервые с

удивлением заметил, что глаза у него такие же голубые, как у Наа-ее-лаа —

обычно они казались почти черными, такая в них кипела бешеная злоба.

Лезвие ножа

заскрипело по заскорузлой коже, ошейник упал на пол вместе с цепью, столько

дней не дававшей мне ни встать, ни лечь. Каким счастьем было наконец-то

подняться на ноги!

Но едва я сделал

это, как снова повалился на пол.

— Поднимайся

быстрей, проклятый итон! — рычал Скрэк, тряся меня за плечи.

Я всеми силами

пытался встать, но ноги меня не держали. Под ругательства Скрэка я ползком

добрался до бочонка с водой в углу камеры и кое-как встал, цепляясь за него.

— На, лакай

живее! — унит зачерпнул воду деревянной чашкой и протянул мне. — Чего тебе еще

нужно, проклятый раб? Жратвы? На, жри, чтоб ты подавился!

Я жадно съел

целую миску какого-то отвратительного варева, которую сунул мне Скрэк, и вор

тут же поднял меня на ноги.

Дрожа от

нетерпения, он потащил меня к окну, и на этот раз мне удалось не упасть, когда

скин с ловкостью белки вскарабкался вверх, использовав мое колено и плечо в

качестве упора. От толчка я снова рухнул и, лежа на спине, смотрел, как унит

исчезает в окне... Он не только не подумал подать мне руку, но даже не сказал

ни слова на прощанье.

Признаться, я не

удивился такому повороту событий. Чего еще можно было ждать от подлейшего из

здешних подлецов?

Полежав с

полминуты, я встал, выскреб остатки варева из чана, выпил еще воды и заходил по

камере, чувствуя, как силы медленно возвращаются ко мне. Конечно, я все еще

оставался несчастным доходягой, но уже способен был ходить, а значит, мог и

допрыгнуть до окна...

Я просто

должен был до

него допрыгнуть!

И я это сделал —

то ли с десятой, то ли с двенадцатой попытки... Да будет благословенно малое

притяжение Луны!

Глава

вторая

ЛЕС

НОЧНЫХ ВЛАДЫК

Протиснувшись за окно, я наконец-то понял, почему эту камеру

называли “верхняя угловая”. Оказывается, она находилась на самом верху

городской стены, внутри которой пряталась Окраинная тюрьма. Веревка, спущенная

беглецами с угла стены, не доставала до земли футов пятьдесят, но в каменной

кладке оказалось столько выбоин и трещин, что я без особого труда слез по ней

вниз и нырнул в высокую траву примыкающего к стене поля.

Я пробежал,

должно быть, ярдов двести, с шелестом раздвигая двухметровые желтые стебли с

оранжевыми стрельчатыми листьями, потом споткнулся и упал. Я все еще был

слишком слаб для долгого бега, но заставил себя подняться и побрел дальше, сам

не зная, куда иду.

Наконец травяные

заросли расступились, я очутился на пригорке, с которого хорошо просматривалась

вся округа.

Впереди тянулась

дорога, ведущая к большой деревне вдалеке справа темнел лес, а в ложбине ярдах

в пятидесяти залегли несколько унитов. Я отлично видел их сверху: то были

беглецы из Окраинной тюрьмы, которые, судя по всему, ожесточенно спорили, куда

им направиться дальше.

Тот же самый

вопрос занимал меня самого.

Если стража

начнет прочесывать поле, меня в два счета обнаружат и вернут в отеческие

объятья старикашки Сидура. В многолюдной деревне укрыться еще труднее, чем в

поле, а дорога ведет черт знает куда... Значит, в качестве единственного

убежища оставался лес.

Точно так же

должны были рассуждать остальные беглецы — тем не менее они вовсе не торопились

направиться к чаще. И я знал, в чем причина их нерешительности: все калькары

города Ринта свято верили, будто в этом лесу обитают ужасные Владыки Ночи. Сидя

на цепи, я не раз слышал леденящие душу истории о змееподобных чудовищах,

которые, дескать, живут в лесу близ Ринта и подвергают попавших к ним в лапы

унитов диким пыткам, прежде чем съесть живьем.

Согласно древней

легенде, великий бог Интар в незапамятные времена покарал восставших против

него смертных, засунув половину из них до пояса в змеиные тела и послав

истреблять другую половину. Когда-то Владыки Ночи лютовали по всему во-наа, но

потом добрый бог Лике навел на них мор, и злобные монстры сохранились только в

лесах Ринтара и Вакуны...

В Ринтаре в

последнее время только и было разговоров об этих Владыках, — а все по вине

Верховного Калькара, слывшего чуть ли не атеистом. Все прежние правители

мирились с тем, что порядочный кусок их владений остается недоступным для

лесорубов, сборщиков драгоценной смолы и лекарственных снадобий, но вздорный

юнец Мелкие, сын Тэласа, едва придя к власти, решил покончить с подобным

положением дел. Он послал в лес троих приговоренных к

смертной казни головорезов, пообещав им не только полное прощание, но и богатую

награду, если они проживут в лесу хотя бы одну ночь и докажут полную

несостоятельность слухов о кровожадных чудовищах. В сопровождении группы

лесорубов, которые должны были построить для них дом, головорезы вошли в лес

Владык Ночи... А вернулись оттуда к исходу дня одни только лесорубы. С тех пор

миновало уже три улы, но до сих пор Верховный Калькар не нашел новых

добровольцев; каждый из смертников предпочитал взойти на Помост Казней, но не

соваться в ужасную чащу даже при ярком полуденном свете...

Мне припомнились

все эти рассказы, и я понял, что лучшего убежища, чем лес, просто не найти.

Даже если там действительно обитают какие-то странные уродцы, они наверняка

просто ангелы по сравнению с почтенным Сидуром и со многими обитателями верхней

угловой...

Я вздрогнул,

заслышав надсадное завывание трубы.

Эти звуки

заставили обитателей верхней угловой вскочить и броситься кто куда. Побег

арестантов был обнаружен — и трое из беглецов устремились к деревне, пятеро

зарысили по дороге, а один из них помчался-таки к лесу Ночных Владык.

Мне показалось, что этим храбрецом был лаэ-тянин Скрэк, и я

невольно усмехнулся, тоже направившись к лесу. Если мне повезет встретиться с

вором в лесной чаще, я устрою ему расправу получше любого из змееногих чудовищ!

Мысль о том, что

меня могут вернуть в тюрьму, помогла мне не только на едином дыхании добраться

до леса, но и прошагать по нему около полумили. Наконец я споткнулся, упал — и

сразу то ли заснул, то ли потерял сознание.

Когда я открыл

глаза, небо было уже совсем другого оттенка, а облака снизу отливали багровым:

начинался “розовый закат”.

Как долго я здесь

провалялся? Судя по мучительной жажде — очень долго; и все-таки еще полчаса я

отдыхал, глядя на покачивающиеся в вышине бледно-зеленые кроны лунных деревьев

и наслаждаясь теплым ветерком, обдувающим мои щеки...

Как хороша

свобода! Непривычные прежде краски и звуки лунного леса казались мне теперь

самим совершенством. Надо мной с тонким по-пискиванием порхали “птицы-бабочки”

— Наа-ее-лаа объяснила, что в во-наа их называют си-минами и что эти создания и

впрямь выполняют роль земных бабочек, опыляя цветы.

Наа-ее-лаа —

где-то она сейчас? Надеюсь, уже в Лаэте, в отцовском дворце! Интересно,

вспоминает ли она о лавадаре, которого поклялась разыскать?

Потом мои мысли

обратились к Дэвиду и Нортону. Как я по ним скучал, особенно по Дэви! Честное

слово, я почти простил ему кличку “Крошка”, которой он наградил меня в пятом

классе. Но как мне ни хотелось увидеть товарищей, я надеялся, что они выполнят

мой приказ и останутся в “Челленджере”, а не кинутся очертя голову на розыски

своего капитана...

Наконец голод и

жажда вынудили меня прервать затянувшийся отдых. Я встал и побрел, шатаясь,

через лес, в поисках растений, которые должны были указывать на близость реки

или ручья.

Лишь теперь я в полной мере оценил заботу Наа-ее-лаа,

усердно снабжавшей меня познаниями, необходимыми для жизни в лесу. “В чаще есть

все, что нужно, Джу-лиан, — говорила моя царственная наставница. — Великий

Интар отдал лесу все блага, которые отобрал у нищих гор!”

Вскоре я увидел знакомые плоды, похожие на груши, и жадно

набросился на них потом мне попались на глаза вкуснейшие орехи.

Многие растения,

которые я привык видеть мерцающими во мраке ночи, теперь казались совсем

незнакомыми, но я сразу распознал маленький скромный цветок, носивший в

переводе с языка унитов название “спутник воды”. По словам Наа-ее-лаа, это были

единственные цветы в во-наа с голубыми лепестками, и они всегда росли в

непосредственной близости от воды.

Я пошел по

тонкому голубому шлейфу, как гончий пес по свежему следу, и мои силы еще не

успели иссякнуть, когда впереди блеснула вода.

Последние футы до

реки я одолел чуть ли не на четвереньках, упал на берегу ничком и пил до тех

пор, пока от жажды не осталось одно воспоминание. Потом немного отдохнул, съел

пару “лунных груш” и с отвращением сорвал с себя грязную вонючую набедренную

повязку.

Забравшись по шею

в воду, я долго с наслаждением мылся, сдирая с себя тюремную грязь, после

выстирал единственный предмет гардероба, которым располагал, и завершил этот

триумф гигиены тем, что намазал щеки и подбородок соком гойи. Хорошо, что на

Луне не водилось насекомых-паразитов, не то я не простился бы с воспоминаниями

о тюрьме так быстро! А теперь о днях, проведенных в верхней угловой, мне

напоминала только ноющая боль во всем теле и жжение в заклейменном плече.

Усевшись на траве

в ожидании, пока высохнет одежда, я стучал зубами и размышлял, что же мне

делать дальше. Лунная ночь надвигалась с неотвратимостью грозы, и нечего было

мечтать пережить ее под открытым небом, раздетому почти догола. Искать убежища

в селении? Но любой, увидевший раба с клеймами на плече, тут же поинтересуется,

кто его хозяин, — и я отправлюсь прямиком в Окраинную тюрьму в объятья

старикашки Сидура.

Я вдруг вспомнил

про “греющие деревья”: пожалуй, это мой единственный шанс дожить до рассвета!

Надев начавшую

подсыхать набедренную повязку, я торопливо зашагал по лесу, и вскоре мне

повезло наткнуться на лужайку, окруженную светло-шафрановыми могучими

великанами. Углядев на одном из деревьев дупло, я взобрался по теплым веткам и

убедился, что внутри дупла жарко, как в сауне. Когда наступит лунная ночь, я

буду несказанно рад этому жару, но сейчас, едва сунув нос в выстланное

светящейся трухой древесное нутро, я поспешно спустился вниз.

Что ж, пока удача

на моей стороне, — и я буду полным идиотом, если не сумею выжить в этом

поистине щедром лесу!

Вокруг лужайки

росло множество плодовых деревьев, а в разнотравье поляны я отыскал цветы с

широкими мясистыми листьями, заменявшими в во-наа подорожник.

Разжевав пару листьев и намазав целебной кашицей свое

обожженное плечо, я пришел и вовсе в чудесное настроение. Боль стала медленно

утихатъ

, и

я даже не жалел, что не нашел лунного бессмертника, о котором наслышался от

Наа-ее-лаа. Нельзя же требовать от жизни всего сразу! Ничего, мои раны не

смертельны, я вполне обойдусь и без этого чудо-растения, способного мгновенно

исцелять любую боль...

Растянувшись под греющим деревом, я опять стал думать о

принцессе Лаэте. Потом вдруг вспомнил Скрэка: в камере его называли лаэтянином,

неужели он и впрямь соотечественник Наа-ее-лаа? Если мы встретимся в чаще, то,

прежде чем вышибить из вора

дух, я

выспрошу у него дорогу в Лаэте — и, пожалуй, разыщу Нее л у прежде, чем она

разыщет меня!

Когда рассветет,

надо будет устроить засаду на дороге возле леса и поддержать легенду о

кровожадных Владыках Ночи: другого способа раздобыть одежду и обувь я просто не

видел... Некоторое время, лениво жуя “груши”, я с улыбкой обдумывал разные

забавные способы грабежа. Потом мои мысли обратились к смертникам, сгинувшим в

этом лесу, и я улыбнулся еще шире. Наверное, трое головорезов просто не

захотели возвращаться в вонючий грязный город, наверное, они до сих пор живут

где-нибудь в чаще, снабженные всем необходимым как от щедрот Верховного

Калькара, так и от щедрот изобильного леса Ночных Владык...

Через силу доев

последний плод, я зевнул и уснул так спокойно, как будто лежал не на оранжевой

лунной траве, а на своей койке в каюте “Челленджера”.

Чего только не

было в этом лесу! Но, увы, ни бутылки, ни бочки там не росли... А мне очень

хотелось найти какое-нибудь вместилище для воды, чтобы не выскакивать ночью то

и дело из теплого дупла и не мчаться сквозь лютый холод к реке.

Выспавшийся,

сытый, ленивый, я брел через лес к реке, стараясь разрешить эту проблему... Как

вдруг странный звук заставил меня замереть на месте. Звук был похож на

сдавленный стон, и мое сердце, подпрыгнув, застряло в горле.

Легко смеяться

над суеверием калькаров при ярком свете дня, но когда в разгар лунных сумерек

тебя настигают в инопланетном лесу подобные звуки, твой рационализм начинает

шататься, стремительно теряя под собой опору.

Услышав вслед за

стоном тихий шорох, я быстро огляделся по сторонам в поисках оружия. Кажется,

Владыки Ночи имеют вместо ног змеиные хвосты? Тогда они должны издавать именно

такой шелест, подкрадываясь ко вторгшемуся в их лес самоуверенному чужаку...

Подобрав с земли

толстый сук, я усилием воли сбросил с себя наваждение. Черт возьми, я ведь

выжил среди ва-гасов, чуть ли не голыми руками расправился с тор-хо, — так

неужели спасую перед Владыками Ночи? Сейчас посмотрим, так ли страшен черт, как

его малюют!

Бесшумными шагами

я устремился навстречу странным звукам, осторожно выглянул из-за дерева — и

увидел то, чего никак не ожидал увидеть.

Глава третья

СКРЭК

По узкой тропинке навстречу мне шел Скрэк, — если только это

можно было назвать ходьбой.

Он налегал всем

телом на палку с развилкой на конце и с трудом переносил левую ногу вперед,

потом переставлял палку и делал новый короткий шаг, при этом его правая нога

бессильно волочилась по земле. Вот она протащилась по корню дерева, и у парня

вырвался хриплый стон — такой же, как тот, который несколько секунд назад

привлек мое внимание.

Черт побери, что

это с ним случилось?

Я вышел из-за

дерева на тропинку в десяти шагах от Скрэка, и вор остановился так резко, что

чуть не упал.

— Давно не

виделись, — сказал я, внимательно разглядывая лаэтянина. — Соскучился по мне,

а?

Унит по-звериному ощерил зубы, сверкнув на меня бешеными

глазами из-под черных слипшихся сосулек волос. Его грозный взгляд не произвел

на меня особого впечатления — должно быть, потому, что вор дышал, как загнанная

лошадь. Сейчас он казался неподходящим объектом для сведения счетов, и все-таки

я не удержался от издевки:

— Вот таким ты мне нравишься больше, приятель!

Я солгал — он

ничуть мне не нравился, стоял ли на двух ногах или на одной.

Скрэк в несколько

отчаянных рывков доковылял до ближайшего дерева и прислонился спиной к стволу.

— Убирайся! —

взвизгнул он. — Что тебе нужно?

— Ничего. Мне показалось, это

тебе нужна помощь...

Унит с мерзким ругательством замахнулся на меня палкой:

— Проваливай, раб! Пшел вон, клейменая скотина!

Если что и могло

разъярить меня, так это упоминание о моем рабском клейме.

— Стоило бы

хорошенько отделать тебя, ру-мит! — сжимая кулаки, гаркнул я. — Да только

неохота пачкать руки о такую вонючую мразь!

Резко

повернувшись, я зашагал в чащу, а вслед мне неслись ругательства лаэтского

вора. Шипи, змееныш, шипи! Сама судьба разобралась с тобой, избавив меня от

необходимости сводить с предателем счеты!

Я прошел ярдов

сто, все больше замедляя шаги, и наконец остановился.

Ненавидящий

взгляд, которым только что прожигал меня Скрэк, кое о чем мне напомнил.

Точно так же я

сам недавно смотрел на старикашку Сидура, когда тот взирал на меня сверху вниз,

уверенный в своей безграничной власти над прикованным к стене строптивым

рабом...

Какого дьявола, в

самом деле?!.

С тех пор, как я

очутился в во-наа, какой-то злой рок все время вынуждал меня заботиться о тех,

кто ничуть не желал, чтобы о них заботились. Сперва — Наа-ее-лаа, потом —

Та-ван; не хватало еще, чтобы я беспокоился об этом злобном воровском отродье!

Уж Скрэк-то в подобном случае точно бросил бы меня подыхать!

И все же словно

помимо воли я сделал по лесу широкий круг и вернулся к тропинке.

За это время

здесь все изменилось в худшую сторону.

Унит больше не ковылял с помощью своего импровизированного

костыля, а полз, напоминая большую ящерицу с перебитой спиной. Однако

искалеченной ящерице гораздо легче передвигаться ползком, чем искалеченному

человеку. Лаэтя-нин с трудом одолевал пару ярдов, на несколько секунд замирал и

снова пускался в путь. Нога, без сомнения, причиняла ему сильную боль: вор то и

дело глухо стонал — и все-таки продолжал ползти...

Интересно,

сколько же времени он брел по лесу, если совсем обессилел? И что у него

все-таки с ногой? Судя по тому, что он вообще не может ею владеть, это или

перелом, или очень сильный вывих...

Наблюдая за

мучительным путем лаэтского висельника, я незаметно подходил к нему все ближе и

наконец расслышал, о чем бормочет Скрэк в перерывах между рывками.

— Здесь должна

быть вода... — шептал унит. — Даже Ночные Владыки не могут жить без воды... В

этом проклятом лесу должна быть вода...

Черт бы побрал

все на свете!

— Ты ищешь воду?

— сказал я, шагнув к нему из-за деревьев. — Между прочим, река совсем в другом

направлении!

Скрэк резко

приподнялся на локте, глядя на меня полубезумными от боли и ярости глазами, и

схватился за нож.

— Убирайся!.. Не

подходи!

— Как скажешь. И

все-таки река в той стороне. Если хочешь, могу тебя к ней отнести...

— Не подходи,

румит!

— Ну, дело твое.

Я отступил в лес,

а Скрэк, проводив меня полным отчаяния и бешенства взглядом, развернулся и

пополз в указанном направлении. Уж не знаю, каким образом ему удавалось

продираться сквозь дикую чащу, если он только что с трудом передвигался даже по

тропинке, но он полз с одержимостью маньяка, почти не останавливаясь, чтобы

отдохнуть.

Вор наверняка

догадывался, что я за ним наблюдаю, потому что больше не позволял себе стонать.

Лишь когда его нога зацепилась за петлю ползучего растения, у него вырвался

громкий вскрик, который он тут же заглушил, вцепившись зубами в ладонь...

И тут мое

терпение окончательно иссякло. Я прыгнул к этому мазохисту, крепко схватил за

правую руку и приподнял. Не обращая внимания на негодующий вопль, взвалил себе

на спину худое дергающееся тело, перехватил колотящую по моим плечам вторую

руку и быстро зашагал через лес. Теперь, когда я крепко держал унита за

запястья, он мог только бить меня ногами — вернее, одной ногой... Во всяком

случае, я так полагал, но понял, что недооценил Скрэка, когда в мое ухо вдруг

вцепились острые зубы.

Взвыв от боли, я

что было силы встряхнул висящую на моей спине злобную бестию и спас тем самым

остаток уха. Потом, мотнув головой назад, от души врезал Скрэку затылком в лоб,

— тот взвыл и обмяк, но я не рассчитывал, что блаженное спокойствие продлится

долго. Зная живучесть этого ублюдка, я пустился через лес бегом; еще не

хватало, чтобы звереныш впился зубами в мою сонную артерию!

При виде

блеснувшей впереди реки Скрэк дернулся, напрягся и закричал. Пробежав по

инерции еще несколько шагов, я поспешно скинул его на землю: честно говоря, я

предпочел бы нести на спине голодного вампира, чем очнувшегося лаэ-тянина!

Со змеиным

проворством Скрэк пополз к реке и начал пить, захлебываясь от жадности...

Пока вор утолял страшную жажду, я успел приложить к

прокушенному уху подорожник и немного

успокоиться. Парень, как и я, пробыл в лесу не меньше двух земных суток; если

он столько времени оставался без воды, не стоило удивляться его отвратительному

настроению!

— Ладно, дай я

все-таки посмотрю, что у тебя с ногой...

Я подошел,

наклонился над лаэтянином — и лишь в последний миг сумел избежать удара ножом в

грудь. Только потому, что я быстро отпрянул, лезвие вспороло мне кожу на плече,

а не воткнулось в сердце.

— Ты что, совсем

спятил?! — гаркнул я, зажимая ладонью рану.

В ответном

верещании я разобрал только слова “калькар”, “раб” и “румит” — и с трудом

удержался от того, чтобы как следует пнуть мерзавца. Полминуты я стоял, рыча от

ярости, потом плюнул в сторону источающего злобу звереныша и быстро пошел

прочь.

Я еще долго не

мог успокоиться и самыми последними словами поминал лаэтского вора, приматывая

к раненому плечу разжеванный подорожник. В ход пошли не только бранные

выражения на родном языке, но и крепкие словечки ва-гасов, а впридачу — весь

богатый спектр ругательств, почерпнутый мною в Окраинной тюрьме. Когда я

наконец выдохся и замолчал, кровь уже почти не текла из пореза.

Что ж, для таких

ублюдков, как Скрэк, не существует худших врагов, чем они сами. Вор добровольно

обрек себя на медленную мучительную смерть в ночном лесу, а мне пора было

перестать думать о ранившем меня злобном безумце и как можно скорей заняться

подготовкой к ночевке... Жаль, что я не могу, подобно медведю, впасть в спячку

на двести с лишним холодных темных часов!

Некоторое время я

энергично собирал орехи вокруг рощицы горячих деревьев и, как белка, набивал

ими дупло. Потом подумал, что смогу гораздо быстрей подниматься и спускаться к

своему жилищу, если сплету лестницу из ползучих растений, густо обвивавших

многие стволы. Стебли лунных “лиан”, длинные, гибкие и прочные, тем не менее

легко ломались в местах сочленений: я выбрал толстый кусок футов в двадцать,

завязал на нем множество узлов и прикрепил к ветке рядом с дуплом.

Будь у меня нож,

я сумел бы сделать лестницу получше, с деревянными ступеньками смог бы также

вырезать себе прочную дубинку на случай встречи с тор-хо...

Ну почему я не

отобрал нож у Скрэка? Впрочем, еще не поздно было исправить свою оплошность, и

я быстро придумал, как отнять оружие у лаэтянина без риска напороться на

клинок. Мне вовсе не хотелось снова любоваться на эту свирепую бестию, но

другого выхода не было; запасшись длинной тонкой “веревкой”, я зашагал обратно

к реке через быстро темнеющий лес.

Скрэк лежал на

том же месте, где я его оставил — теперь он валялся на спине, погрузив больную

ногу в холодную воду.

Но еще задолго до

того, как я увидел унита, я услышал его стоны, временами переходящие в тонкий

надрывный скулеж. От этих звуков у меня мороз продрал по коже, — а выйдя к реке

и увидев вора, я начисто забыл обо всех неприятностях, которые совсем недавно претерпел

из-за него.

На берегу теперь

лежал не злобный демон, а просто истерзанный болью мальчишка, который к тому же

был ненамного старше Наа-ее-лаа... В пересчете на земные года я дал бы ему лет

семнадцать-восемнадцать, у него еще и борода не росла! Теперь, когда ему не перед

кем было больше храбриться, злобная маска слетела с него, обнажив истинное

лицо, и это лицо показалось мне очень похожим на лицо больной лаэтской

принцессы... Мне пришлось помотать головой, чтобы избавиться от нелепого

наваждения.

Скрэк тоже мотал

головой из стороны в сторону и конвульсивно вырывал рядом с собой пучки травы.

Мне самому приходилось ломать ногу, и я знал, каково это: каждое движение

причиняет тебе боль, но и лежать совсем неподвижно ты не можешь.

С хриплым стоном

закинув руки за голову, унит начал скрести пальцами землю...

В тот же миг я

метнулся вперед и надел ему на запястье петлю моментально прикрутил одну руку к

другой, — и когда Скрэк рванулся, тонко отчаянно взвыв, я уже привязывал

веревки к стволу дерева за его головой.

Мальчишка бился,

визжал, сыпал проклятьями, но без толку: лунные лианы удержали бы даже тор-хо.

— Чтоб твои глаза

выели черви! Чтоб тебя закопали живьем, проклятый раб! Я убью тебя и вырежу

тебе печень! А-а-а!

— Лучше не

дергайся, себе же делаешь хуже, — посоветовал я, наклоняясь над ним.

Такой неистовой

ярости, какая пылала сейчас в голубых глазах Скрэка, я, пожалуй, не видел даже

в глазах тор-хо.

— Только посмей

ко мне прикоснуться, мерзкий румит! Только посмей... Не-е-ет!!

Вопль Скрэка

перешел в рыдание, когда я взял его подмышки и вытащил из воды. Он попытался

пнуть меня здоровой ногой, но я прижал ее к земле и для верности на нее уселся.

Теперь парень был совершенно беспомощен и мог только осыпать меня проклятьями и

угрозами.

Но я не обращал

внимания на его хриплые крики: во-первых, потому, что понимал изощренную брань

с пятого на десятое, а во-вторых, пока мальчишка изрыгал свои мерзопакостные

ругательства, по его лицу текли слезы.

Я вспорол ножом

грязную, пропитанную водой штанину и покрутил головой при виде чудовищно

распухшего колена.

— Не трогай,

выродок... Не-е-е-е!..

Прикосновение к

колену вырвало у Скрэка дикий вопль; он рванулся что было сил — и потерял

сознание.

Что ж, как раз

вовремя! Теперь я мог без помех прощупать его ногу, что удалось мне с большим

трудом, настолько она раздулась.

Так я и думал —

вывих, причем очень скверный: колено полностью вышло из суставной сумки, и я

содрогнулся, представив, какую боль испытывал этот бедолага, пробираясь по лесу

целый земной день то с помощью костыля, то ползком. Судя по состоянию связок,

Скрэк выбил колено никак не меньше суток назад, и теперь мне придется порядком

потрудиться, чтобы вправить сустав.

Я оттащил назад

обмякшее тощее тело так, что оно стало единой туго натянутой струной вместе с

привязанной к дереву веревкой, покрепче обхватил распухшую ногу, уперся пяткой

в землю и рванул что было сил...

Боль заставила

Скрэка потерять сознание, и новая дикая боль привела его в чувство. Но несмотря

на пронзительный вопль лаэтянина я услышал, как сустав щелкнул и встал на

место.

Вот и все...

Каждый из нас получил то, в чем нуждался: у меня теперь был нож, а лаэтский вор

через какое-то время снова сможет ходить. И если он все-таки подохнет в лесу

Ночных Владык, в том не будет моей вины!

— Я убью тебя,

вонючий раб! — прорыдал мальчишка. — Я вырву тебе глаза! Я...

Он вдруг затих,

почувствовав, как нестерпимая боль, мучившая его столько времени, превращается

в боль, которую можно терпеть.

Я поднялся и

устало побрел в чащу.

“Синие сумерки”

уже накрыли лес плотным покрывалом, и, выбрав и вырезав в прибрежных зарослях

две крепких палки, я вдруг увидел горящие в траве маленькие оранжевые фонарики.

Вот он — бессмертник, щедрый дар бога Ликса! Неела рассказывала, что, не сумев

выпросить у Интара вечную жизнь для унитов, добрый бог в утешение им посадил в

во-наа чудо-растение, избавляющее лунных жителей от многих страданий и

хворей...

Собрав спелые

ягоды на большой лист, я осторожно раздавил их кончиками пальцев. Спасибо

благодетелю Ликсу и моей наставнице Наа-ее-лаа! Светящаяся оранжевая кашица

почти мгновенно смыла боль от ожогов и от пореза ножом. Больше того — вскоре я

перестал чувствовать свои пальцы, как будто их заморозили хлоралгидратом!

Раздавив на листе

побольше ягод, я вернулся к реке.

Скрэк в это время

пытался зубами развязать веревку на руках при виде меня он вздрогнул и втянул

голову в плечи.

— Не... Не

подходи!..

— Старая песня.

Исполнил бы для разнообразия что-нибудь новое!

Я уже знал, как

обращаться с этим типом, и больше не собирался с ним церемониться.

Снова прижав левую

ногу вора к земле и начисто игнорируя яростные вопли лаэтянина, я принялся

смазывать целебной кашицей его распухшее колено. Наконец Скрэк понял, что

ругаться и вырываться бесполезно, и затих, закусив губы.

Изведя на его

ногу все оранжевое снадобье, я вытер пальцы о траву, встал и перерезал веревку,

удерживающую руки унита.

— Боль скоро

пройдет, но постарайся не делать резких движений, пока не окрепнут связки.

Такие вывихи имеют мерзкую привычку повторяться...

Я обнял себя за

плечи и застучал зубами. Через неполную олу в лесу воцарится темнота и лютый

холод меня уже сейчас колотил озноб. Пора напиться и возвращаться в теплое

дупло...

Скрэк осторожно

дотронулся до своего колена и поднял на меня глаза.

— Что... что ты

сделал? — хрипло спросил он.

— Больше не

болит?

— Нет... Я вообще

не чувствую ногу... Как будто ее отрезали...

— Онемение потом

пройдет, — я бросил ему одну из палок. — Но старайся особенно не резвиться хотя

бы первые две-три олы.

— Ты — лекарь?

— Нет. И тебе,

по-моему, нужен не столько лекарь, сколько психиатр...

— А?

Конечно, скин не

понял последнего слова, которое я произнес по-английски он продолжал смотреть

на меня со смесью подозрительности и удивления... И вдруг его лицо исказил

дикий ужас.

Глава четвертая

ВЛАДЫКИ

НОЧИ

Некоторые деревья и кусты уже начали светиться — и, резко

обернувшись, я увидел среди мерцающих стволов какой-то очень странный силуэт.

Сперва мне показалось, что вдоль реки движется невысокий тонкий человек, но

потом...

— Великий Интар...

Владыки Ночи! — сдавленно вскрикнул Скрэк.

В его голосе была

такая паника, что я схватился за нож еще до того, как успел хорошенько

рассмотреть движущееся между деревьев существо. Но вот оно приблизилось, и я

задрожал уже не от холода, а от страха: выше пояса лесное создание походило на

унита, но ниже... Господи боже, вместо ног у него был длинный змеиный хвост!

Скрэк схватил палку и, шатаясь, встал:

— Владыки Ночи... Они сожрут нас живьем!

Как ни странно,

ужас в голосе скина на какое-то время вернул мне рассудок. Если я уцелел среди

четвероногих ва-гасов, почему я должен биться в истерике при виде змееногого

существа?

Но стоило

змееногому плавным движением выскользнуть на открытое место, оказавшись в

двадцати футах от меня, как мой оптимизм мгновенно превратился в пессимизм.

Бледное лицо, над которым возвышался костистый гребень,

внушало непреодолимое отвращение; круглые красные глаза чудовища вселяли в душу

иррациональный ужас. Это создание словно вынырнуло из той темной бездны, в

которую любили посылать друг друга все униты...

Владыка Ночи

глядел на меня, не мигая, а его змеиный хвост извивался в траве, как отдельное

существо. Пристальный взгляд злобных багровых глаз заставил меня поверить во

все самые дикие россказни о хозяевах ринтского леса, а когда тишину разорвало

длинное зловещее шипение монстра, я превратился в обезумевшее от страха

животное, готовое бежать без оглядки куда глаза глядят!

Но бежать было

некуда: из-за деревьев появлялись все новые змееногие, их свистящие голоса на

неведомом языке сулили двуногим существам близкую страшную гибель...

— В-в реку! —

вскрикнул Скрэк, его зубы выбивали частую дробь. — Говорят, они н-никогда не

суются в-в воду!

Вопль лаэтянина

вырвал меня из оцепенения; я заткнул нож за веревочный пояс и вслед за скином

кинулся в реку.

Мы бежали по пояс

в ледяной воде, а Владыки Ночи скользили вдоль реки, то приближаясь вплотную к

берегу, то отдаляясь, если путь им преграждал колючий кустарник.

Их шипящие злобные голоса сводили меня с ума, я ни на

секунду не останавливался, хотя бежать становилось все трудней. Песчаное дно

реки изобиловало камнями; я то и дело поскальзывался и падал, с головой уходя в

пронзительно холодную воду, ожидая, что вот-вот заполучу вывих еще похуже, чем

у Скрэка. А каким образом опирающийся на палку лаэтянин умудрялся выдерживать

этот путь, было просто выше моего разумения! Скрэк падал еще чаще, чем я, но

всякий раз ухитрялся подниматься... Наверное, вор недаром получил имя одного из

самых живучих существ во-наа.

И все-таки его живучесть явно подходила к концу, да и моя

тоже.

Мы продвигались

все медленнее, бредя в воде-то по бедра то, по колени: река мелела, сужалась, и

Владыки Ночи струились теперь по самому берегу, приказывая нам выйти и не

сопротивляться.

— Не

противьтесссь, не противьтесссь, не противьтесссь... — звучало в моем мозгу,

заставляя напрягать все силы, чтобы продолжать путь.

На правом берегу

густые заросли светящихся фиолетовых кустов оттеснили змееногих в глубь чащи,

но на левом берегу Владыки Ночи то и дело взбирались на стволы поваленных

деревьев, пытаясь схватить нас длинными цепкими руками.

— Ссмерть

чужжакам, ссмерть, ссмерть...

Никто из чудовищ

не раскрывал рта, но эти ненавидящие слова пульсировали у меня в голове,

прошивая виски раскаленной иглой.

Скрэк вдруг с

криком схватился за голову, упал, забарахтался, кое-как встал... Но вместо того

чтобы устремиться дальше, с трудом подковылял к левому берегу и рухнул лицом

вниз в прибрежную траву.

Я со страшным ругательством прыгнул назад и схватил его за

плечо:

— Вставай!

— Нет... — трясясь

всем телом, пробормотал унит. — Больше... н-не могу...

— Не противьтессь, чужаки, не противьтесь... Вcсе равно вам

ссмерть, ссмерть, ссмерть!..

В прибрежных

кустах загорелись красные глаза: Владыки Ночи пробирались к нам сквозь колючие

заросли. Я с отчаянием огляделся, готовый бежать без оглядки до тех пор, пока

не рухну замертво так же, как только что рухнул скин... И вдруг в двухстах

ярдах от реки на фоне светлых стволов деревьев увидел небольшой дом.

Мой радостный вопль заставил Скрэка приподнять голову он

тоже увидел хижину, попытался встать, но тут же снова упал. Силы мальчишки были

окончательно исчерпаны, и, нагнувшись над ним, я с трудом расслышал замирающий

шепот:

— Что ж... Может, повезет в следующей жизни...

Однако я не

собирался дожидаться следующей жизни, чтобы выяснить, повезет мне в ней или не

повезет. Я еще не закончил свои дела в этой!

Вскинув

выдохшегося унита на плечо, я из последних сил бросился к дому.

Кажется, Владыки

Ночи гнались за мной по пятам: их шипение хлестало меня, словно бичом,

отдавалось в затылке пульсирующей болью. Разъезжаясь мокрыми босыми ногами по

траве, я мчался наперегонки с шипящей смертью, пока не ввалился в распахнутую

настежь дверь. Бесцеремонно сбросив Скрэка на пол, я быстро задвинул в скобы

засов...

И почти сразу

дверь с той стороны заскребли пальцы змееногих, а пронзительно-свистящие голоса

донесли до меня неистовую злобу и разочарование ночных чудовищ.

Я отскочил от

порога и, как безумный, побежал по тускло освещенной комнате, проверяя, хорошо

ли заперты окна. Потом метнулся в соседнюю комнату — и лишь убедившись, что все

ставни в доме сделаны на совесть и крепко заперты изнутри, остановился

перевести дух.

Трясясь и стуча

зубами, я вернулся в первую комнату, где успел заметить сложенный из камней

очаг. Внутри лежала кучка смолистых дров, рядом с камином валялись “огненные

палочки”, употреблявшиеся как у ва-гасов, так и у унитов. Все, что мне

оставалось сделать, — это высечь искры, проведя одной железкой по другой... Но

мои руки так закоченели, что мне удалось разжечь огонь только с третьей

попытки.

Наконец пламя

загудело в дымоходе, распространяя вокруг восхитительное тепло, и вскоре я

пришел в себя настолько, что смог оглядеться по сторонам.

Потолок и

бревенчатые стены большой квадратной комнаты густо поросли светящимся мхом, и

первое, что я увидел в его тусклом зеленом мерцании, — это бутыла у края

камина, наполовину наполненную мутновато-белой жидкостью. Вид бутылки пробудил

во мне определенные надежды и заставил отложить все прочие исследования на

потом. Я торопливо вытащил зубами пробку, вдохнул ядреный запах, сделал длинный

глоток...

Уффф! Кто бы мог

подумать, что в во-наа владеют секретом изготовления такой отличной огненной

воды!

Я глотал

обжигающий напиток до тех пор, пока меня не перестала колотить дрожь; наконец с

трудом оторвался от горлышка и оглянулся на Скрэка.

Лаэтянин

по-прежнему лежал у порога: он дошел до такого состояния, что не мог даже

подползти к камину.

Когда я подошел и наклонился над ним, вор взглянул на меня

из-под полуопущенных век, но не пошевелился; и когда я вытащил нож и распорол

на нем мокрую грязную одежду, он только пробормотал что-то невразумительное.

Да, похоже, плохи были его дела!

Я сорвал с парня

раскисшие лохмотья и невольно присвистнул при виде многочисленных шрамов и

рубцов, покрывавших его костлявое тело. Колено лаэтянина опять сильно распухло,

но сустав оказался на месте — нога просто протестовала против того

издевательства, которому он ее только что подверг. И все-таки было ясно, что

если немедленно не согреть окоченевшего мальчишку, никакая

живучесть его уже не спасет.

Я поднял этот

мешок с костями на руки и отнес на одну из трех кроватей, которые стояли у

стен. Взял бутылку, с некоторым сожалением плеснул ее содержимое на ладонь и

принялся растирать скина с ног до головы.

— Ну что...

т-тебе... от м-меня... н-нужно... — слабо выдохнул Скрэк.

Я перевернул

доходягу на живот и так же энергично растер ему спину, на которой среди других

шрамов виднелись многочисленные рубцы от бича.

Потом я запихал

мальчишку под одеяло: черт побери, на этой кровати были не только подушки и

теплое меховое покрывало, но и чистое белье! Хорошо, что вор основательно

отмылся в реке по дороге сюда и не перепачкает белые простыни.

Я влил в глотку

лаэтянина несколько глотков спиртного, и он раскашлялся так, что по щекам

потекли слезы.

Владыки Ночи

снова зашипели за дверью, но я заглушил нахлынувший страх новой порцией

“огненной воды” и, оставив Скрэка приходить в себя, отправился исследовать

жилище, в котором нам с лаэтским вором предстояло провести ночь.

Чего только не было в этом доме! Верховный Калькар Ринтара,

несомненно, отличался широкой и щедрой натурой.

Моей первой

находкой был целый ворох одежды и несколько пар обуви за занавеской в углу.

Наконец-то я смог избавиться от отвратительной набедренной повязки и облачиться

в одежду свободного человека — в штаны, рубашку и некое подобие длинной куртки

с капюшоном, пусть немного тесноватые, зато из теплой прочной ткани. К

сожалению, вся обувь оказалась мне слишком мала, так что пришлось

удовольствоваться парой чулок из шкуры неизвестного животного мехом внутрь.

Ладно, в моем положении не стоило особо привередничать!

Одевшись, я

двинулся во вторую комнату, где обнаружил на полках посуду, в шкафу — склянки с

лесными снадобьями, в кладовой — мешки с какой-то крупой и внушительный штабель

дров, а в подвале — трубу, из которой, стоило повернуть кран, текла чистая

прозрачная вода!

Похоже, строители

этого дома сделали все, чтобы посланцы правителя Ринта смогли выдержать здесь

осаду в течение десятидневной лунной ночи; черт побери, тут имелись даже бадья

для умывания и нужник! Трое смертников получили неплохие шансы выжить и

заработать обещанную награду... И все-таки они ее не заработали.

Что же с ними

случилось?

Осмотрев

найденные в шкафу дары ринтского леса и пересчитав валяющиеся под столом пустые

бутылки, я убедился, что нанятые правителем Ринта головорезы прожили здесь

меньше лунных полусуток. Но как их сумели извлечь из дома, похожего на

неприступную крепость?

Я снова, с еще большей тщательностью, обследовал ставни, все

пристройки к комнате, напоследок проверил даже половицы пола. На одном окне

петли слегка расшатались, но ведь оно было заперто изнутри, значит, змееногие

никак не могли проникнуть в дом через него! Оставалось единственное объяснение:

внимая злобному шипению за дверью, униты вконец потеряли рассудок и выскочили

наружу, прямо в лапы Владыкам Ночи...

Словно уловив мои

мысли, змееногие снова подали голос.

— Вы весе равно

умрете, чужаки... — раздался из-за ставней леденящий душу свист. — Ссско-ро вы

будете сссами проссить, умолять нассс о сссмерти!.. Так не противьтессь жжже,

выхххо-дите, выххходите...

Вздрогнув, я

ударил ногой в россыпь пустых бутылок на полу.

— Заткнитесь,

ублюдки!

— Весе равно вам

не жжжить... — упорно звучало снаружи.

В шипении Владык

Ночи по-прежнему невозможно было разобрать ни единого знакомого слова, но

каким-то образом их голоса превращались во фразы, болезненно бьющиеся в моем

мозгу.

— Убирайтесь! —

крикнул я, прижимая кулаки к вискам.

У меня не

осталось сомнений, что змееногие испускают некие волны, вызывающие у жертвы

дикий ужас, переходящий в чисто физические мучения.

Но понять — значит, победить, не правда ли? — и я усилием

воли подавил желание броситься к двери, выскочить в ночь и помчаться, куда

глаза глядят. Оружием Владык Ночи был внушаемый им страх, но против любого

оружия можно найти защиту. Ладно, ползучие гады, мы еще посмот-рим, КТО КОГО!

Громко затянув “Мы все преодолеем”, я вернулся к камину и

принялся готовить кашу из найденной в кладовке мелкой серой крупы. Распевая во

все горло, я старался думать о чем угодно, только не о Владыках Ночи...

Пусть не сразу,

но мне это удалось. А к тому времени, когда варево было готово, я уже не мог

думать ни о чем, кроме еды. В столкновении двух первозданных потребностей

человека — голода и сохранения жизни — перевес в данном случае оказался на

стороне голода.

Я отпраздновал

свою первую крошечную победу над Владыками Ночи, очистив половину котелка;

потом выложил оставшуюся кашу в миску и отнес ее лаэтянину.

Но Скрэк все еще

был таким дохлым, что мне пришлось посадить его и кормить с ложки, не обращая

внимания на свирепые взгляды вора и его злобное ворчание. Скин щерил зубы, как

собака, но все же не отказывался глотать, — и горячая пища на глазах возвращала

его к жизни.

— Да, добавка не

помешала бы, — согласился я, ставя на пол пустую миску под жадным взглядом

Скрэка. — Ладно, сначала вздремнем, а потом я приготовлю еще что-нибудь...

Я никак не

ожидал, что эти простые слова заставят лаэтянина вскинуться так, как будто его

ткнули ножом.

— Ну что тебе от

меня нужно?! — с отчаянием взвизгнул Скрэк.

— Хочу откормить

тебя и съесть. Голубые глаза унита широко распахнулись, и я устало засмеялся.

— Я пошутил, успокойся! Похоже, у тебя совсем нет чувства

юмора...

Скрэк выпростал

из-под одеяла дрожащую руку.

— Ты что,

сумасшедший?! — крикнул он. — Или слепой?! Ты что, не заметил этого?!

Откинув волосы со

лба, он показал мне клеймо, напоминающее распахнутый глаз, перечеркнутый

наискосок извилистой линией.

— Я тан-скин, ты

понял наконец, придурок?!

Я так вымотался, что мне было нетрудно ответить спокойно и

ровно, на эмоции у меня просто не осталось сил:

— Понятия не имею, кто такие тан-скины. И не особо этим

интересуюсь.

— Нет, ты и

вправду ненормальный...

Скрэк набрал

воздуху в грудь — и начал объяснять, кто такие тан-скины, то и дело срываясь на

визгливый крик.

Я слушал, ничем

стараясь не выдать своего удивления.

Раньше я полагал,

что в во-наа самой низкой кастой является каста скинов: унит, на чьем лбу стоял

знак “глаза”, был обречен всю жизнь барахтаться на дне городских трущоб. Скины

поставляли половину воров и грабителей как Старых, так и Новых Городов; при

любых волнениях гнев представителей прочих классов обрушивался прежде всего на

этих ненавистных голодранцев, во многих отношениях стоявших ниже рабов. В

отличие от рабов скинов не защищали ни хозяева, ни законы, и если раб мог

надеяться когда-нибудь получить вольную, то заклейменных знаком “глаза”

освобождала от никчемного существования только смерть...

Но я даже не подозревал, что в во-наа встречались униты,

рядом с которым любой скин мог считатъ

себя Высочайшим. То были незаконнорожденные дети женщин

скинов — тан-скины. Вскоре после рождения такого ублюдка клеймили знаком глаза,

перечеркнутым наискосок, после чего тан-скин и его мать становились изгоями

даже среди своих собратьев, бесприютными изгнанниками в городских джунглях...

— Ну, теперь ты

наконец понял?! — провизжал Скрэк, продолжая демонстрировать свое клеймо.

Я взял его руку и

сунул под одеяло.

— Понял, понял,

ты — тан-скин. А теперь напряги остатки своих мозгов и тоже постарайся понять:

там, откуда я родом, это не имеет ровно никакого значения!

Взгляд, которым

вонзился в меня лаэтянин, вновь почему-то напомнил мне взгляд больной

Наа-ее-лаа.

— И откуда же ты

родом? — кривя губы, осведомился Скрэк.

— Я бы тебе

рассказал, да ты все равно не поверишь...

Но тут за дверью

вновь раздалось шипение змее-ногих хозяев ринтского леса — куда было злобе,

звучащей в голосе Скрэка, до злобы в голосах ночных чудовищ! Страх окатил меня

ледяным водопадом, и, чтобы не обращать внимания на повелительные фразы,

вспыхивающие в моем мозгу, я начал громко рассказывать лаэтскому вору историю

своего появления в во-наа.

Наверное, унит

тоже готов был слушать что угодно, только не шипение ночных монстров; во всяком

случае, он не перебил меня ни единым словом, пока я не закончил свой рассказ.

Владыки Ночи и я замолчали почти одновременно, и Скрэк тихо

спросил:

— Значит,

ты видел Небесную Твердь с той стороны?

— Да.

— И видел

обитающих там богов?

— Нет. Чего нет —

того нет!

— Тогда я тебе

верю, — с ухмылкой заявил лаэтский вор. — Я давно подозревал, что никаких богов

не существует! Послушай, раб...

— Нет, это ты

меня послушай! — гаркнул я. — Мне все равно, тан-скин ты, кархан или итон, — но

если ты еще раз назовешь меня рабом, я переломаю тебе все кости, запомни это!

Я не стал

дожидаться ответных угроз Скрэка; встал, доплелся до другой кровати, рухнул на

нее прямо в одежде и уснул мертвым сном.

Глава

пятая

НОЧЬ

Меня разбудила слабая ноющая боль в плече.

Пока я спал,

действие бессмертника закончилось, значит, я продрых никак не меньше земных

суток. Пора было встать и затопить камин, но сначала следовало проверить

ставни...

Шум в соседней

комнате в мгновение ока сбросил меня с кровати.

С тяжелым

табуретом в руках я прыгнул через порог, приготовившись к худшему, — и у меня

вырвался глубокий вздох облегчения: причиной грохота были вовсе не змееногие

твари, а ла-этянин.

Облаченный в длинную мешковатую рубашку, Скрэк сидел на полу

в окружении раскатившихся бутылок, и когда я увидел, чем он занимается, с меня

мигом слетели остатки сна.

— Не смей, кретин! — я бросился к нему, но скин,

стремительно обернувшись, швырнул в меня пустой бутылкой:

— Проваливай в бездну, раб!

Увернувшись от

просвистевшей мимо второй бутылки, я все-таки подскочил к униту, вырвал из его

руки склянку с растолченным бессмертником, но тут же понял, что уже поздно.

Оранжевая масса, которой скин намазал свою ногу, успела впитаться и почти не

светилась.

— Ну все,

приятель, тебе крышка! — устало сказал я, швырнув склянку в угол.

Мне стоило бы

сразу выкинуть это зелье в нужник, но кто мог предугадать, что вернувшаяся боль

выгонит лаэтского вора из кровати и что тот отыщет в шкафу лекарство, однажды

уже избавившее его от страданий? Обнаружив склянку со знакомым оранжевым

снадобьем, Скрэк, не задумываясь, пустил его в ход, — но он не прошел выучки у

Наа-ее-лаа и не мог знать, что тем самым не лечит, а убивает себя.

Бессмертник можно

было употреблять не чаще одного раза в шесть ол, иначе он превращался в

смертельный яд, не менее сильный, чем яд тор-хо.

Скрэк с ухмылкой

выслушал мои объяснения, но вскоре презрительная гримаса сбежала с его лица.

Целительные

свойства растения Ликса успели вступить в силу, скин больше не чувствовал боли;

но, кажется, он начал улавливать признаки другого, разрушительного действия

оранжевых ягод...

Я поставил

табурет у двери и сел, безнадежно махнув рукой.

— Значит, я скоро

должен буду отбросить копыта? — Скрэк отер крупные капли пота, выступившие на

лбу.

— Интар не хотел,

чтобы бессмертник дал уни-там слишком большую силу, — мрачно припомнил я слова

Наа-ее-лаа. — Поэтому верховный бог наложил на дар бога Ликса заклятье: тот,

кто пользуется этим растением один раз, избавляется от страданий, но тот, кто в

течение короткого времени прибегает к нему дважды, — умирает.

— Хренов же ты

лекарь, итон! — с ненавистью прохрипел унит.

— Я уже говорил

тебе, что я не лекарь. И меня зовут Джулиан.

— Какое мне дело,

как тебя зовут?! — рявкнул тан-скин.

Шатаясь, он

поднялся на ноги и тут же упал на стул. Его бледное лицо стало наливаться

ярко-багровой краской.

— Надеешься, что

я сдохну? Ххха, как бы не так! У каждого скрэка в запасе девять жизней...

— У нас на Земле

то же самое говорят про кошек, — спокойно заметил я.

Мне стоило

больших трудов сохранять самообладание.

Наблюдая за тем,

как лаэтянином все больше овладевает смертельный яд, я чувствовал нарастающий

страх — страх остаться одному в доме, окруженном змееногими монстрами. При всех

своих отвратительных качествах Скрэк был все-таки существом близкой мне породы,

и мысль о том, что вскоре я останусь наедине с его трупом, нагоняла на меня

лютую тоску...

Однако я ничего

не мог сделать для его спасения, а потому сидел, не шевелясь, в пяти шагах от

скорчившегося на стуле лаэтянина.

Тишина давила мне на уши, как ураганный ветер лунной грозы,

и наконец я задал вору самый глупый вопрос, который только можно было придумать

в данной ситуации:

— Слушай, а как тебя зовут? Ведь Скрэк — это всего лишь

прозвище, верно?

— К-какое

т-тебе... д-дело... к-как... к-как... м-меня...

Парня начала

колотить крупная дрожь, он скорчился еще сильнее, коснувшись волосами коленей.

— И все-таки? —

не отставал я.

— Д-д-д...

Джей-ми...

Унит встал и

покачнулся; его глаза приняли совершенно бессмысленное выражение.

— М-меня...

з-зовут... Д-джейми... Они... они уже в доме... Надо бежать... А-а-а!

Скрэк вдруг с

воплем ринулся прочь из комнаты, едва не сбросив меня с табурета.

— Куда ты?

Я перехватил

безумца уже возле наружной двери и оторвал его руки от засова.

— Что ты

делаешь?! Прекрати!

— Надо бежать!..

Они уже здесь!..

Я отшвырнул

лаэтского вора от порога, но он с кошачьей ловкостью вскочил и бросился на меня

— так, словно больная нога больше не мешала ему. Бессмертник придал щуплому

парню немыслимую силу; мы с ним сцепились, как дикие звери, и покатились по

полу, осыпая друг друга ударами. Наконец унит вырвался, снова метнулся к двери,

чтобы отодвинуть засов...

А снаружи уже свистели торжествующие голоса:

— Ссспешите, чужаки, сспешите! Мы готовы васс вссстретить!

Ссскорей, сскорей, сскорей...

— Джейми, очнись!

Я схватил Скрэка в охапку — он был горячим, как угли в

камине — и оттащил от порога. Унит с воплями вырывался, а Владыки Ночи на все

лады заклинали:

— Выххходите, выхходите, сскорей!..

Все-таки я

оказался сильней и сумел удерживать мальчишку на кровати до тех пор, пока

приступ буйного безумия не миновал.

Когда я наконец

отпустил Скрэка, он заметался по постели, вращая глазами и бормоча всякую чушь.

Каждое шипение змееногих заставляло его дергаться и вскрикивать, как будто его

хлестали бичом; я сам физически ощущал ненависть и злобу окруживших дом ночных

чудовищ.

Наконец монстры

притихли, только шуршание их скользких тел продолжало доноситься из-за дверей и

ставней.

Я вытер пот со

лба, отогнал желание прикончить все, что оставалось в заветной бутылке,

опустился на пол рядом с кроватью...

Вслед за чем

потянулись самые длинные и самые томительные часы в моей жизни.

Владыки Ночи

снаружи то шипели, то затихали; рассвет казался таким же далеким, как Земля, и

я почти не сомневался, что Скрэку уже не дано увидеть розового великолепия лунного

утра.

Крутясь на

истерзанной постели, парень непрерывно бредил, и, вслушиваясь в его бормотание,

я наконец-то узнал, как лаэтянин стал тем, кем он стал.

Лишь одно осталось для меня непонятным: как тан-скин

ухитрился выжить, в раннем возрасте потеряв мать и оставшись один на один со

всем во-наа. Он рос в сточных канавах рядом со скрэ-ками, и только эти злобные

твари терпели его присутствие. От двуногих обитателей Лаэте мальчишка получал

одни удары, пинки да насмешки, и быстро научился отвечать на каждую обиду вдвое

или втрое, пуская в ход хитрость и подлость за неимением силы.

Он дрался со скрэками за отвратительные объедки, пережидал

длинные холодные ночи в развалинах старых домов, где ютились такие же изгои,

как он сам, — но даже среди них оставался парией из парий. Тан-скин, убирайся

прочь! Катись в свою сточную канаву, скрэк!

— Я вырасту и

убью вас всех!

Он вырос и стал

вором — и неплохим вором, — но скупщики краденого давали за его товар лишь

полцены в сравнении с той, какую дали бы любому кархану.

— Набрось еще

хотя бы полкаты, жадный ру-мит! Чтоб тебе перерезали глотку, подлый барыга...

Ну, мы еще встретимся в следующей жизни, Шардан!

Так было в Лаэте,

так было в Ринте. И на воле, и в тюрьме он видел в каждом двуногом лишь угрозу,

а потому всегда готов был напасть сам. Нападение — вот лучшая оборона, тан-скин

с детства постиг эту мудрость на собственных ребрах и спине. Жизнь научила его

многому такому, чего не следовало бы знать ни одному человеку или униту, но не

научила ни молить о помощи, ни просить пощады.

В чем-то гордость Скрэка равнялась гордости Наа-ее-лаа, хотя

принцесса находилась на самом верху иерархической пирамиды Лаэте, а тан-скин

барахтался ниже самой нижней ее ступеньки... И, глядя на умирающего вора, я

вновь и вновь ловил себя на нелепой мысли о сходстве этих двух лаэтян. Нет,

должно быть, я сам слегка спятил, раз

то и дело видел в злобных глазах тан-скина отражение широко распахнутых голубых

глаз Наа-ее-лаа!

— Неела-а-а-а!

Ямадар, ты не можешь так поступить со своей дочерью!

Я вздрогнул от

дикого вопля, которым внезапно разразился Скрэк.

Кажется, я

действительно сошел с ума! Откуда вор мог знать уменьшительное имя, которым я

один называл лаэтскую принцессу?!.

— Огонь!..

Огонь!.. — разрывая на груди рубашку, забормотал Скрэк. — Кто-то открыл им

ворота! Нет, нам не выстоять против этой орды!..

— Джейми! — я

затряс лаэтянина за плечо. — О чем ты говоришь?!

Со всхлипом

втянув воздух, он уставился на меня безумными глазами.

— Пустите меня!

Пустите! Не-е-ет! Джулиа-а-ан!

Я едва успел

удержать его на кровати.

Припадок был

бурным, как лунная гроза, и оставил Скрэка совсем без сил.

Теперь с его губ

срывались еле слышные бессвязные обрывки фраз, которые я ловил с напряженным

вниманием. Какие странные образы вставали перед мысленным взором умирающего

тан-скина?

— Очнулся, ублюдок?.. Отлично!.. Ты взойдешь на Помост

Казней... в начале следующей олы... Разве Высочайшая не вправе сама... выбрать

себе лавадара?.. Op-тис...

Мы встретимся в следующей жизни... Ты еще дешево отделался... что тебя не пустили

под “колесницу богов”... И свою последнюю олу... ты проведешь... в темноте...

Бормотание Скрэка становилось все тише и неразборчивей, пока

наконец не смолкло совсем, и он

не вытянулся на постели, глядя в потолок мутными бессмысленными глазами.

Время, казалось,

остановилось.

Я сидел рядом с

застывшим на кровати полутрупом и всякий раз, когда Владыки Ночи принимались

шипеть за дверью, начинал громко разговаривать то со Скрэком, то с самим собой,

чтобы окончательно не сойти с ума.

Так прошла целая

вечность. Я задремывал, просыпался, вновь увязал в очередном томительном

кошмаре...

Пока меня внезапно не вырвал из полусна-полубреда чуть

слышный голос, раздавшийся рядом:

— Раб... Итон...

— А?!

Я резко сел,

очумело мотая головой.

— Скрэк?!..

Лаэтянин попытался оскалить зубы в обычной злобной ухмылке,

но сумел изобразить лишь жалкую гримасу:

— Я же говорил... не надейся... что я сдохну...

Я схватил котелок

с водой и поднес его ко рту тан-скина. Скрэк пил медленно и с трудом, но

все-таки выхлебал половину котелка, а остаток я вылил себе на голову, чтобы

окончательно очнуться.

— Черт возьми,

Джейми, я уж думал, тебе конец!

Вор подозрительно

сощурился.

— Откуда ты

знаешь мое имя?.. — прошептал он.

— Ты сам мне его

сказал.

— Лжешь, румит!

Я поспешно

отдернул руку, которую положил на плечо Скрэка, и зубы унита щелкнули в

полудюйме от моей ладони.

Глава шестая

В

ЛАПАХ КОШМАРА

Похоже, у скина и впрямь имелось в запасе девять жизней: он

не только сумел справиться с разрушающей силой бессмертника, но и начал

поправляться с удивительной быстротой.

Через земные

сутки вор уже ковылял по дому, обшаривая все уголки и стаскивая себе под

кровать наиболее ценную добычу.

Самой стоящей его

поживой стал кухонный нож, с которым Скрэк принялся выделывать всякие зловещие

штуки. Непонятно, где этот висельник научился подобным трюкам, — я слышал, что

законы и Старых, и Новых городов запрещали скинам пользоваться оружием... Увернувшись

в десятый раз от ножа, пущенного в стену все еще нетвердой рукой лаэтского

вора, я осознал всю мудрость этих постановлений.

Со Скрэком

по-прежнему нелегко было ладить наши отношения чаще всего напоминали

вооруженное перемирие. Еще никто, кроме, пожалуй, Кларка Ортиса, не умел так

мастерски выводить меня из себя...

Но сейчас как раз

это мне и было нужно: злость помогала не думать о неусыпно караулящих за дверью

Владыках Ночи.

Иногда мы с

лаэтянином орали друг на друга так, что даже змееногие монстры снаружи

озадаченно затихали; порой я всерьез опасался, что вор выпустит мне кишки

кухонным ножом... Но зато со скином невозможно было соскучиться, и ночные олы,

обычно такие медлительные, теперь мчались быстро, как атакующие ва-гасы.

Думаю, Скрэк со

мной тоже не скучал.

Он по-прежнему в

любой момент готов был забиться в яростной крысиной истерике, но иногда нам

удавалось вести вполне человеческие разговоры. Лаэтянин обладал живым и гибким

умом; в отличие от Наа-ее-лаа тан-скин жадно схватывал рассказы о мирах,

существующих за пределами твердого неба во-наа. Полагаю, это происходило

оттого, что Скрэк с младенчества ни в грош не ставил ни земные, ни

небесные авторитеты и с радостью готов был вывернуть наизнанку знакомый ему с

рождения мир.

Иногда я думал,

каким бы стал этот парень, если бы жизнь не трепала его так жестоко? Какие

черты характера он получил от скрэков, рядом с которыми рос, а что дала ему

наследственность и природа? Наверное, я смог бы ответить на все эти вопросы,

если бы встретился с ним в следующей жизни, но пока мне приходилось

приноравливаться к теперешнему Скрэку... Что было очень и очень непросто.

Я всегда считал

себя уживчивым человеком, но порой мирное сосуществование с тан-скином казалось

таким же невозможным, как дружеская беседа с Владыками Ночи.

До рассвета

оставалось совсем немного, когда Скрэку удалось-таки меня допечь.

Должно быть, необходимость быть начеку даже во сне вконец

истрепала мне нервы; направив всю свою бдительность на угрозу снаружи, я

недооценил угрозу внутри. Как бы там ни было, в последнее время в наших

разговорах все чаще начинало всплывать имя Наа-ее-лаа, и тан-скину не составило

особого труда догадаться о моих чувствах к лунной принцессе. Связав воедино мои

многочисленные обмолвки, он сделал совершенно правильный вывод — и начал изощренно измываться над правящей

семьей Лаэте. Пока этот ублюдок перемывал кости Сарго-ту, его покойной жене и

многочисленным дальним родственникам ямадара, я терпел, но как только язык

скина коснулся Наа-ее-лаа, я вышел из себя.

— Заткнись! —

рявкнул я, резко повернувшись к униту. — Тявкай на меня, если хочешь, но

лаэт-скую принцессу оставь в покое!

— Да, я забыл, ты же ее лавадар, телохранитель! — с мерзкой

ухмылочкой протянул Скрэк. — А знаешь, сколько таких лавадаров было у дочери

Сарго-та? Конечно, чтобы хранить тело Высочайшей среди равных, нужно по меньшей

мере...

— Заткнись! — я

сгреб его за плечо и сильно встряхнул, ярость багровым пламенем заволокла мне

глаза.

— Сам заткнись,

раб! — Скрэк, вырвавшись, схватился за нож. — Если еще раз меня тронешь — я

удавлю тебя твоими кишками!

— Раньше я

запихаю кое-что в твою вонючую пасть!

Сделав шаг в сторону, я взялся за стул:

— Когда же наконец рассветет и я избавлюсь от созерцания

твоей мерзкой физиономии?!

— Мне самому не

терпится отсюда свалить! Думаешь, мне нравится таращиться на тебя, раб?..

Скрэк начал

перебирать пальцами рукоять ножа, я всерьез приготовился огреть его стулом,

если вор попытается пустить оружие в ход...

Но тут наша

перепалка была прервана самым неожиданным и ужасным образом.

В дымоходе послышалось громкое шуршание, и в погасший очаг

рухнуло перемазанное сажей чудовище, гибким стремительным движением скользнуло ко мне и дважды захлестнуло

чешуйчатый хвост вокруг моих ног.

Рухнув на спину

под испуганный вопль Скрэ-ка, я что было сил врезал стулом по нависшему надо

мной жуткому перепачканному лицу Владыки Ночи, прямо по светящимся красным

глазам. Глаза погасли, на меня рухнуло обмякшее человеческое тело, змеиный

хвост разжал тугие кольца...

Давясь от

отвращения, я сбросил с себя издыхающего монстра, вскочил и увидел, что другое

чудовище уже исчезает в соседней комнате, а в камине барахтается еще одно.

Я принялся

молотить поленом по костяному гребню на голове бьющейся среди углей змееногой

бестии. Черт побери, у этих тварей была зеленовато-бурая кровь, и она воняла,

как разрытое кладбище! Сдерживая рвотные спазмы, я исступленно продолжал

наносить удар за ударом, пока наконец монстр не затих, наполовину свесившись из

камина.

— Куда подевался

третий?! — дико озираясь, прокричал я.

Скрэк прижимался

спиной к внутренней двери, глядя на меня широко раскрытыми ошалелыми глазами.

При одном взгляде на скина я понял — третий урод не терял времени зря, успев

открыть ставни и впустить внутрь своих сородичей. Да, строители дома

предусмотрели все, кроме одного: на двери, разделяющей две комнаты, не было

даже задвижки!

— Они уже в

доме!.. Надо бежать!.. — Скрэк отскочил, метнулся к выходу и откинул засов.

В кои-то веки

унит оказался прав: этот дом нам больше не принадлежал, не было никакого смысла

держать здесь оборону.

Я все же успел

схватить “огненные палочки” и теплую куртку и, ныряя в черную ночь, почти такую

же ледяную, как вода в реке, увидел, как внутренняя дверь настежь распахнулась

и в комнату хлынул поток перепутанных рук, голов и змеиных хвостов.

Самое холодное

время, как на Земле, так и в во-наа приходится на предрассветные часы, — мои

ступни только чудом не примерзали к земле даже сквозь меховые чулки.

Добежав до

ближайшей поляны, окруженной тускло мерцающими фиолетовыми кустами, я круто

остановился, так что отставший на несколько шагов унит с разбега ткнулся в мою

спину.

— Что ты

делаешь?! — заорал Скрэк.

— Хочу развести

огонь. Больше никакой ползучий гад не будет гонять меня по лесу, хватит! Хватит

того, что им удалось выгнать меня из дома!

— Ты рехнулся?!

Надо бежать к реке, пока они не...

— Беги, если

хочешь! Приятного тебе купания в такой мороз! А я разожгу костер, — и пусть

только ко мне посмеет сунуться какой-нибудь червяк — переросток...

Смолистые

фиолетовые ветви легко ломались, вскоре я нагромоздил посреди поляны порядочную

кучу, провел одной “огненной палочкой” по другой, — и холодный резкий ветер

быстро раздул мощное пламя, осветившее половину лужайки.

Унит попятился к

краю поляны.

— Ты спятил! Они

сейчас явятся на огонь и зажарят тебя на этом самом костре! А, вытворяй, что

хочешь, а я...

Скин не успел

договорить и даже не успел вскрикнуть: цепкие руки внезапно схватили его за

плечи и вдернули в кромешную темноту. Лишь несколько секунд спустя до меня

донесся короткий, сразу оборвавшийся вопль, на который ответило дружное

многоголосое шипение.

— Теперь ты

нашшш, нашшш, чужжжак, — ликовали Владыки Ночи, появляясь из леса спереди,

сзади, слева, справа от меня. — Ты всссе-таки досталссссся нам!..

— Прочь, ползучая

мерзость! — заорал я, выхватывая из костра горящую палку. — Не подходите!

Ночные монстры

отшатнулись от плюющегося искрами огня, закрывая лица руками, вбирая головы в

узкие плечи. Змееногие дети мрака чувствовали себя уверенно только в темноте, —

и хотя излучаемая ими злоба по-прежнему сверлила мне виски, я почувствовал, как

она сменяется растерянностью, замешательством, страхом...

А мой испуг уже

успел превратиться в ярость, жаркую, как пламя костра, из которого я выхватил

вторую палку.

— Не нравится?! —

гаркнул я, наступая на Владык Ночи с факелами в обеих руках. — Явились на

огонек, да? Милости прошу! Сейчас мы посмотрим, кто в этом лесу владыка, а кто

просто наглый скользкий червяк!

Чудовища передо

мной начали торопливо отступать, и тогда я обернулся к тем, которые шипели

сзади.

— Вижу, среди вас

нет смельчаков! Вижу, вы только на то и способны, чтобы шипеть под дверью и

насылать ночные кошмары! Ххха, у нас на Земле вы испугали бы такими трюками

только маленьких детей!

Один за другим

монстры пригибались, оседали на землю, как тающие снеговики, сливались с

высокой травой — и вдруг исчезли с поляны так же внезапно, как на ней

появились.

Я остался один у

ярко пылающего костра, трясясь от пережитого напряжения, продолжая выкрикивать

оскорбления вслед ретировавшимся Владыкам Ночи... И вспомнил про Скрэка только

тогда, когда услышал далекий вопль, исполненный нечеловеческого ужаса. Никогда раньше

мне не приходилось слышать таких душераздирающих криков, и я недолго колебался:

сунул за пояс две смолистые ветки и бросился туда, откуда слышался голос унита.

Настигнув

змееногих в широкой прогалине, я хлестнул факелом по затылку ближайшего урода,

который вскинулся на хвосте выше моей головы.

Пронзительный

полусвист-полувизг чуть не разорвал мне барабанные перепонки, но его заглушил

мой боевой вопль: азарт погони и торжество недавней победы почти загасили

страх, внушаемый мне ночными чудовищами.

— Сссмерть

чужжжаку, сссмерть! — змеелюди окружили меня со всех сторон, но тут же поспешно

отступили, прикрывая лица от сыплющихся со смолистых веток ярких искр.

— Эй, куда же вы,

любимчики Интара?! Побудьте со мной еще! — я крутанулся в кругу Владык Ночи,

отыскивая взглядом скина. — Скрэк, где ты?! Отзовись, черт тебя побери!

Он немедленно

отозвался: дикий вибрирующий вопль раздался словно из-под земли.

— Пустите меня!

Пустите-е-е!.. Не-е-ет! Джу-лиа-а-ан!

Крик оборвался,

словно униту зажали рот, но я уже понял, откуда он доносился, и вслед за

отступающими змееногими нырнул в черный провал на краю прогалины, оказавшийся

устьем пещеры.

Очутившись внутри

и пробежав с десяток шагов, я осознал всю самоубийственную глупость своего

поступка.

Здесь было черно,

как в цистерне с мазутом, но в кромешной тьме повсюду светились багровые глаза.

Лишь по тому, как далеко рассыпались красные точки, я понял, насколько огромна

эта пещера: словно кто-то разбросал на расстояние в четверть мили тысячи раскаленных

угольков. И такой же раскаленной была боль, обрушившаяся на меня со всех

сторон.

Владыки Ночи

хлынули к пришельцу, протягивая вперед руки с нетерпеливо шевелящимися

пальцами; пламя факелов выхватывало из темноты только эти жадные руки, бледные

лица и полные неизбывной злобы круглые красные глаза.

— Сссмерть

чужжаку, ссмерть, ссмерть!

Я с трудом

удержал горящие палки, борясь с желанием упасть на колени и зажать ладонями

уши. Последний крошечный островок корчащегося в муках сознания напомнил мне,

что я буду слышать страшные голоса даже с заткнутыми ушами; даже если совсем

оглохну, лютая боль по-прежнему будет терзать мой мозг...

— Заткнитесь,

уроды!

Неужели это мой

собственный голос? Или это заходящийся визг Скрэка?

— Скрэ-э-эк! Где

ты-ы-ы?!

— Не-е-е-е!

Я прыгнул туда, откуда раздался протяжный нечеловеческий

вой, нанес несколько отчаянных ударов, и тесный клубок хвостов, туловищ и рук передо мной распался. Владыки Ночи

отхлынули вглубь пещеры, оставив лежать на полу скорчившегося скина. Я

наклонился над ним и рядом с плечом Скрэка увидел что-то белое, круглое,

полузасыпанное землей.

Это был человеческий череп. Вернее, череп уни-та, а подняв

факел повыше, я увидел вокруг множество других костей: похоже, вся пещера была

усеяна ими. Наверняка среди жалких останков были и кости смертников, в чьем

жилище мы провели ночь... Боюсь, очень скоро к ним прибавятся еще два черепа,

над одним из которых будущим археологам во-наа придется порядком поломать

головы. Интересно, сумеют ли они опознать в моих бренных останках кости

инопланетного существа или классифицируют их как скелет какой-нибудь необычной

разновидности Unitas

Sapiens?

Скрэк со стоном шевельнулся, и я в мгновение ока вернулся из

светлого будущего в кошмарное настоящее:

— Вставай!

Парень приподнял

голову, по его лицу текла кровь, в широко раскрытых глазах металось черное

безумие.

— Вставай! — я

толкнул его ногой и хлестнул факелом появившуюся слева змееногую тварь.

Скин привстал на

колени, качнулся и что было сил вцепился в мою ногу.

— Н-н...

Н-н-не... Н-не б-бросай меня здесь... Не б-бросай...

Он трясся, как

эпилептик рубашка на его плечах была разорвана в клочья и намокла от крови.

Неужели здешние легенды — правда, и Владыки Ночи действительно едят людей

живьем?!

Вонзившиеся в мой

локоть острые зубы немедленно ответили на этот вопрос, я с криком отвращения

отбросил укусившего меня змееногого урода.

— Джейми,

вставай! — я хлестнул факелом чудовище, которое чуть было не повисло у меня на

плечах. — Вставай, дьявол тебя раздери!

Я вдруг понял,

что кричу по-английски.

Еще чудо, что я

не растерял все слова родного языка, отбиваясь в темноте от красноглазых

монстров, отчаянно борясь с готовой захлестнуть меня кипящей лавой безумия. Я

больше не понимал, в какой стороне находится выход — повсюду была кромешная

тьма, горящие багровые глаза и разрывающее голову злобное шипение.

— Вставай!

Мой яростный крик

наконец встряхнул Скрэ-ка настолько, что он отцепился от моего колена и,

шатаясь, встал. Я тут же сунул ему одну из пылающих веток.

— Надо выбираться

отсюда!

Но я уже понял,

что нам не выбраться.

Владыки Ночи

окружали нас плотным кольцом, и те, которые напирали сзади, не позволяли своим

сородичам отступать. Через эту живую шевелящуюся стену невозможно было

прорваться, — да и в какую сторону прорываться? Где находится устье пещеры?

Кругом было одинаково черно, и только неистовая жажда жизни заставляла меня из

последних сил отбиваться от красноглазых дьяволов, наседающих со всех сторон.

Еще несколько

минут безнадежной драки — и лавина чудовищ опрокинет нас на пол, обовьет

змеиными хвостами, пустит в ход крысиные мелкие зубы, а тогда... Нет, подобной

жуткой смерти я не пожелал бы даже Кларку Ортису!

— Прочь, ублюдки!

Я ударил сплеча

скользнувшего мне под ноги Владыку Ночи, но другой змееногий монстр сбил Скрэка

с ног и навалился на него.

Д-джулиа-а-ан!..

Я схватил за шею

чудовище, подмявшее под себя унита, и швырнул Владыку Ночи в толпу его

сородичей, разбросав их, как кегли.

— Ты запомнил

наконец мое имя?! Молодец! — я поднял скина, который едва держался на ногах,

сунул ему в руку оброненный факел. — А ну, устроим этим тварям барбекю!

Я выхватил из-за

пояса еще одну ветку, зажег и прислонился спиной к тощей спине унита.

— Эй, Владыки

Темных Помоек, кто хочет поджариться первым? Подходите!

На эту браваду

ушли остатки моего мужества, и когда хозяева пещеры всем скопом ринулись в

атаку, я взвыл от боли, взорвавшей мой мозг. Некоторое время я почти вслепую

наносил удары, по движению за своей спиной зная, что Скрэк точно так же

отвоевывает себе лишние секунды жизни... А потом монстр, беснующийся у меня в

голове, совсем обезумел. Не в силах больше выносить дикую головную боль, я с

криком упал на колени, выронил факелы, обхватил затылок руками...

И тут случилось

чудо.

Оно случилось,

как и положено любому приличному чуду, в тот момент, когда я уже утратил всякую

надежду.

В оглушительном шипении Владык Ночи вместо торжества вдруг

зазвучал панический ужас, острые зубы перестали впиваться в мое тело. С трудом

подняв голову, я увидел, как чудовища отхлынули прочь. Давя друг друга в

безумной спешке, змееногие твари втискивались в ниши, в ходы, в узкие норы,

которыми были испещрены здесь все стены...

Ходы? Норы? Но

как я могу видеть их в кромешной темноте?

Хватая ртом

воздух, я огляделся по сторонам — и понял, что пещеру заливают волны

розово-золотистого света. А там, куда достигали сияющие потоки, уже не было

змееногих чудовищ. В во-наа пришло утро, изгнав Владык Ночи во тьму, которая

служила им убежищем от восхода до заката.

Я встал, шатаясь,

и по хрустящим под ногами костям оглушенно двинулся к устью пещеры, которое, оказывается,

было совсем рядом. Ни один змееногий не преградил мне путь наружу, чему я был

несказанно рад: вряд ли я смог бы сейчас нанести еще хоть один удар.

Глава

седьмая

ТИРГОН

ЯМАДАРА ЛАЭТЕ

Мы со Скрэком далеко не сразу обрели способность мыслить

здраво, иначе не старались бы уйти как можно дальше от страшной пещеры. Днем

Владыки Ночи не смогли бы нас схватить, даже усни мы в трех шагах от их логова,

но в те минуты нами двигало единственное желание: оставить берлогу змееногих

монстров далеко позади.

Мы тащились

сквозь всплески ярких бликов, пробивающихся сквозь листву, падали, поднимались

и снова шли.

Мне нелегко давался этот путь, а еще труднее приходилось

отчаянно хромающему униту. С тех пор, как мы выбрались из пещеры, Скрэк не

сказал еще ни единого слова и казался вконец спятившим от пережитого кошмара.

Неудивительно: парню досталось больше, чем мне, а ведь он от природы был

гораздо слабее меня...

Не знаю, сколько

бы еще мы брели незнамо куда, если бы лес внезапно не кончился и впереди не

показалось поле, заросшее серебристыми злаками высотой в два человеческих

роста.

Я рухнул на

мягкую желтую траву между деревьями и полем, Скрэк немедленно повалился рядом.

Минут пять я

лежал ничком, чувствуя, как медленно затихает пульсирующая боль в затылке, как

злобный монстр, так долго старавшийся пробить в моем черепе дыру, постепенно

теряет силу. Трава блестела от росы, было чертовски приятно водить щекой по

мокрой траве, слизывая с листьев холодные капли... Я занимался этим до

тех пор, пока шипение Владык Ночи не перестало отдаваться у меня ушах.

Зато дала о себе

знать саднящая боль от укусов, которыми наградили меня хозяева ринтского леса.

Я сел, стянул

куртку и рубашку и чертыхнулся при виде дюжины красных точек на своих руках и

плечах. К счастью, подорожник встречался в во-наа еще чаще, чем его собрат на

Земле; нарвав побольше бледно-зеленых листьев, я начал смазывать их соком следы

зубов. Только бы змееногие твари не оказались ядовитыми!

Скрэк молча

следил за моими манипуляциями.

Парня до сих пор время от времени встряхивала короткая

дрожь, и я вдруг с удивлением осознал, что всерьез беспокоюсь о нем. Слишком

много нам пришлось пережить вместе, похоже, вся моя неприязнь к танскину

осталась в пещере Ночных Владык... Но что, если там же навеки остался рассудок

унита?

Скрэк даже не

огрызнулся, когда я начал стаскивать с него изорванную в клочья рубашку, и

такая небывалая покорность встревожила меня еще больше; а при виде

многочисленных полосок подсохшей крови на спине, плечах и руках унита я громко

свистнул.

— Ого! Тебя как

будто подавали в качестве главного блюда на пиру у вампиров! Ну да ничего,

после бессмертника тебя ничто уже не возьмет...

Я заставил парня

лечь на мою разостланную куртку и принялся обрабатывать его укусы. Если у меня

пострадали в основном плечи и руки в последние моменты перед рассветом, когда я

стоял на коленях, прощаясь с жизнью, то Скрэка словно истыкали иголками с ног до

головы.

— Хорошо еще, что

у этой нечисти такие мелкие зубы — куда им, скажем, до земных крыс! — я говорил

на дикой смеси двух языков, обращаясь скорее к самому себе, чем к

безмолствующему уни-ту. — Можешь считать, что ты прошел полный курс

иглотерапии, приятель. Помню, Томас Нортон все время повторял, что будущее

принадлежит восточной медицине — так вот, тебе выпала честь...

— А ты и в самом

деле свалился с неба, — вдруг проговорил Скрэк. — И, когда падал, похоже,

сильно ударился головой...

— Ха! У тебя

прорезался голос! — от неожиданности я чуть не подавился новой порцией

подорожника. — А ну, скажи еще что-нибудь!

— Я даже не

слышал... чтобы кто-нибудь... когда-нибудь... сунулся в логово Ночных Владык...

— И

ты еще недоволен? — засмеялся я. — Что бы с тобой было, если бы я туда не

полез? Скрэк содрогнулся.

— Да, хорошего

жару мы задали этим мерзким червякам, верно? — я укрыл скина его изорванной

рубашкой и растянулся рядом на просторной меховой куртке. — Может, стоит

явиться к Верховному Калькару Ринта и потребовать обещанную награду: как-никак,

мы провели в лесу целую ночь от заката до рассвета...

Скрэк резко

приподнялся.

— Спятил?! Хочешь

вернуться в тюрьму и лишиться правого уха за побег?!

— Шучу, шучу! —

улыбнулся я. — Ты что-то совсем не понимаешь шуток. Нет, я не собираюсь

добиваться аудиенции у правителя Ринта, я достаточно погостил в его городе, а

теперь намерен отправиться в Лаэте. Вот только как следует высплюсь...

Я закрыл глаза, но тут же снова открыл их от громкого

шепота:

— Эй, итон!

— Да?

— Сейчас ты не

можешь рвануть в Лаэте. Только через полную улу после побега калькары уберут

стражу с дорог, тогда и можно будет двинуть на запад...

— Как скажешь, —

зевнул я. — Мне еще не приходилось сбегать из здешних тюрем, целиком полагаюсь

в этом на твой опыт. Кстати, а откуда вдруг такая трогательная забота о моих

ушах и моей свободе?

Вор сердито

повернулся ко мне спиной, и я не стал добивать его новыми коварными вопросами:

мы оба заслужили несколько часов крепкого спокойного сна.

Не скажу, чтобы

нам мирно спалось: в мои сны то и дело врывались змеиные хвосты, красные глаза

и острые зубы Ночных Владык. Скрэка наверняка мучили похожие кошмары, потому

что он часто дергался и вскрикивал во сне.

Но наконец

усталость взяла свое, я заснул, как мертвый, а проснулся оттого, что меня

тряхнули за плечо.

— А?! Что?!

Еще до конца не очнувшись, я быстро сел, но Скрэк тут же

потянул меня вниз, на секунду зажав рот ладонью:

— Тшшш!

— В чем дело? — я

разом стряхнул последние клочья сна и торопливо закрутил головой, высматривая

поблизости городскую стражу, или подкрадывающегося к нам тор-хо, или...

Это еще что

такое?!

Я распластался по

земле, как раздавленная лягушка, и несколько раз протер глаза, чтобы убедиться,

что больше не сплю. Потом самым банальным образом ущипнул себя за локоть, — но

похожее на дракона чудовище продолжало маячить в двадцати ярдах от нас. При

всей своей фантастичности это создание явно не было галлюцинацией или сном!

Огромный зверь (или рептилия? или птица?) имел в длину около

тридцати футов, не считая хвоста, скрытого в серебристых стеблях. Массивная

морда, в которой было что-то от морды добродушного бегемота, захватывала щедрые

порции стеблей, с хрустом перемалывала их, после чего мощная шея нагибалась за

новой порцией. Длинное желтовато-белое туловище “дракона” украшали

многочисленные роговые выступы, над верхушками колосьев покачивались

полусложенные серые крылья, увенчанные на сгибах жуткими загнутыми шипами.

— Что... это? —

сипло прошептал я.

— Тиргон, — тихо

откликнулся Скрэк.

Я не мог отвести

глаза от жутковатого видения, но слегка расслабился, не услышав страха в голосе

лаэтянина.

— Тиргон? —

крепким толчком в бок я потребовал новых объяснений.

— Да. Говорят,

этих тварей даровал Высшим великий Интар, когда вознес ямадаров над всеми

прочими смертными, — насмешка в голосе скина ясно показала, какого он мнения об

этой легенде. — Говорят, тиргоны дозволяют поднимать себя в воздух только тем,

в чьих жилах течет кровь ямадаров...

— Погоди! Ты

хочешь сказать, что здешние правители летают на подобных тварях?!

— Да. У каждого

тиргона есть ямадар, но не у каждого ямадара есть свой тиргон, — судя по всему,

Скрэк процитировал какую-то местную пословицу, смысла которой я не понял.

— А что у него на

боку?

Я показал на круг

с трилистником внутри, багровеющий на лопатке зверя.

— Это знак

Правящего Дома Лаэте. Я наконец оторвал взгляд от мирно пасущегося “дракона”.

— Ты имеешь в

виду, что этот тиргон?..

— Да. Он принадлежит ямадару Сарго-ту, отцу твоей... Хммм, нашей принцессы Наа-ее-лаа.

Скрэк с огромным

трудом придержал готовую сорваться с языка колкость, но в его глазах заплясали

дьявольские огоньки.

— Шутишь? — пронзительным шепотом осведомился я. — Если это

летающее чудище принадлежит правителю Лаэте, тогда какого дьявола оно пожирает

посевы на поле около Ринта? Только не говори мне, что между Верховным Калькаром

Рин-тара и ямадаром Сарго-том существует договор о взаимной кормежке тиргонов!

— В Новых Городах

со времен Больших Бунтов не осталось тиргонов. Но даже калькары не осмелятся

поднять руку на священного зверя верховного бога. Питомцы Интара всегда летают,

где им вздумается, кормятся на любом поле, но...

— Что — “но”?

— Они всегда

возвращаются к своему господину. Джу-лиан, ты все еще хочешь попасть в Лаэте?

— Да, конечно...

Эй, подожди, что ты задумал?! Ты ведь не собираешься...

— “Только чистой

крови унит, от чистой крови рожденный, вознесется к небесному куполу на

священном крылатом звере”... — Скрэк растянул губы в бесовской ухмылке. — Я

всегда знал, что это такое же вранье, как и сказочки о чертогах богов по ту

сторону небес!

— Джейми, я ни за

какие коврижки не заберусь на спину этому летающему монстру! Он же перекусит

нас пополам, — ты только посмотри на его пасть!

— Трусишь, итон?

Кажется, вор

окончательно очухался, потому что снова начал меня доводить.

— Послушай,

малыш! — угрожающе зашипел я. — Мне приходилось летать на таких штуковинах, о

которых ты даже понятия не имеешь! У меня в послужном списке в сто раз больше

летных часов, чем у тебя на счету синяков... Но я еще ни разу не пробовал

пилотировать драконов!

— Ясно... Тоже веришь в брехню о том, что тиргоны

подчиняются только отпрыскам Дома

Ямадара? А вот я готов поспорить, что эта тупая тварь

стерпит на своей спине даже тан-скина!

— Куд-да ты?! —

простонал я, но Скрэк уже встал и захромал к “дракону”.

На карту была

поставлена честь всей Земли и всех землян, мне ничего другого не оставалось,

кроме как последовать за унитом. На ходу натягивая куртку, я легко догнал

Скрэка, который не очень-то спешил... А в десяти шагах от тиргона мы оба резко

остановились, когда ковшеобразная морда вдруг с удивительной легкостью взвилась

из травы и повернулась к нам.

Два желтых глаза

размером с блюдца задумчиво уставились на меня толстые губы продолжали медленно

жевать, пуская длинные зеленые нити слюны.

— Д-джейми... —

тихо проговорил я, стараясь не делать резких движений. — Эти твари едят только

траву?

— Разве сам не

видишь? — прошипел в ответ лаэтянин. — А что едят такие твари у вас на Земле?

— Исключительно

юных девушек, — тиргон, опустив голову, снова захрумкал, и я шумно перевел дух.

— Причем не абы каких, а только девственниц в возрасте от семнадцати до

двадцати с половиной лет... Пристрастие к подобной диете и сгубило земных

летающих ящеров: когда юные девственницы подходящего возраста почти перестали

встречаться, пищевая цепочка драконов была нарушена, и все они вымерли еще

до...

— Хватит

тараторить на своем дурацком языке, давай сюда!

Скрэк уже начал

взобраться на спину тиргона, который никак не отреагировал на наглое вторжение

тан-скина. Я облизнул губы и тоже принялся карабкаться по мерно вздымающемуся

боку, цепляясь за торчащие из морщинистой кожи костяные шипы и старательно

отгоняя мысль о зубастой пасти размером с капот джипа.

Наконец мы оба

оказались наверху: Скрэк — в двух футах впереди того места, откуда росли

блестящие серые крылья, я — между лаэтянином и подобием воротника из костяных

пластин, украшающим основание шеи тиргона.

— Ну, и где здесь

кабина, где пилотское кресло, где пульт управления, наконец? — вполголоса

осведомился я. — Мне кажется, эта тварь вообще не приспособлена для того чтобы

летать! Если прикинуть соотношение ее веса и размера крыльев, сразу станет

ясно, что....

Скин вдруг издал

короткий возглас, на который ответило резкое хлопанье, похожее на хлопанье

обвисших парусов. Тиргон расправил крылья, теплый ветер хлестнул меня по щекам,

затрепал серебристые стебли, — и поле круто ушло вниз.

“Представляю, как будет хохотать Дэвид, когда я расскажу ему

об этом аттракционе! — подумал я, напрасно пытаясь спрятать лицо за костяной

“воротник”. — Если, конечно, я доживу до того момента, когда смогу кому-нибудь

о чем-нибудь рассказать...”

Сумасшедший полет длился уже почти олу; за это время я успел

пройти последовательно стадии удивления, восторга, пресыщения, раздражения,

усталости, — а вот теперь входил в стадию полного отупения.

А ведь сначала

все шло довольно неплохо, — пока тиргон не изменил курс, и на меня не

набросился резкий встречный ветер. И теперь меня понастоящему волновал

один-единственный вопрос: когда же мы наконец приземлимся?!

Скину приходилось

легче: он прятался от ветра за моей спиной, к тому же мог держаться за два

больших изогнутых “клыка” у основания крыльев, но я имел в качестве опоры

только костяные пластинки с острыми краями, которые двигались, как планки

веера, при каждом взмахе крыльев священного зверя Интара... Не очень-то

надежная поддержка, когда воздушные струи выжимают слезы из глаз и пытаются

сбросить тебя со спины летающего чудовища!

Черт бы побрал

все на свете, никогда не поверю, что Высшие из Дома Ямадара во время полетов

терпят такие же неудобства!

— Джейми-и! —

завопил я. — Сколько еще осталось?!

— у... я... а...

— Что?!

Я резко обернулся, едва не слетел со спины “дракона” и

облился холодным потом:

— Я спрашиваю, далеко еще до Лаэте?

Ветер относил

крик в сторону, я почти не слышал самого себя, а ответный неразборчивый крик

Скрэка донесся, как сквозь завывания бури.

Я крепче вцепился

в костяные пластины и посмотрел вниз. Еще часа три назад я делал это с большим

энтузиазмом, но теперь больше не в состоянии был любоваться пейзажем. Да, мне

тысячи раз приходилось летать на высоте, в сравнении с которой нынешняя показалась

бы детской горкой рядом с Монбланом, но никогда — верхом на драконе!

А внутри любимца ямадара Сарго-та был как будто вмонтирован

вечный двигатель. Час за часом серые крылья мерно двигались вверх — вниз,

однако тиргон явно не испытывал ни малейшей усталости... Чего никак нельзя было

сказать обо мне.

Скрэк много раз издавал пронзительные вопли, пробуя

направить зверюгу вниз, но с тем же успехом он мог бы пытаться посадить

“Боинг-777” при помощи детской считалочки. Тиргон ямадара Лаэте продолжал

двигаться навстречу ветру на высоте полумили, игнорируя команды на языке унитов

и крепкую английскую брань.

Закрыв глаза, я

постарался настроиться на философский лад. Всему рано или поздно приходит

конец, значит, когда-нибудь придет конец и этому сумасшедшему полету...

Нет, я мечтал

вовсе не о таком конце!

Без всякого

предупреждения тиргон внезапно заложил крутой вираж, какое-то время я судорожно

цеплялся за острые пластины, чувствуя, что неотвратимо соскальзываю в

пустоту... Может быть, мне и удалось бы удержаться, если бы еще один порыв ветра

не налетел сбоку.

Этот порыв смел

меня в пропасть, еще несколько кошмарных секунд я с криком цеплялся за

небольшой рог на коже тиргона... А потом он вырвался из моих вспотевших

пальцев, однако за мгновенье до этого перегнувшийся со спины тиргона унит успел

схватить меня за запястье.

И вот я повис над

бездной, а Скрэк, держась одной рукой за “бивень” справа от себя, второй

продолжал удерживать меня — секунду, вторую, третью...

На четвертой я

глянул вниз, и все поплыло у меня перед глазами, в ушах загремел похоронный

звон. Далекие поля, ленточки дорог, кустики рощ... Даже при малом притяжении

Луны я превращусь в красное пятно на пейзаже, стоит только Скрэку разжать

пальцы!

— Джейми, ради бога, не отпускай меня!

Унит не отпускал,

хотя вес моего тела все больше стягивал его набок.

Я попытался

вцепиться свободной рукой в костяной выступ размером со свою ладонь, но это

было так же безнадежно, как пытаться схватиться за выбоину на стекле.

— Он снижается!..

— прохрипел Скрэк. — Дер... жись!..

Почему-то на этот

раз я хорошо его расслышал, несмотря на завывание ветра и грохочущие толчки

своего обезумевшего сердца.

Отчаявшись найти

опору, я поднял глаза: лицо унита побагровело от напряжения, на лбу вздулись

жилы, из прокушенной нижней губы текла кровь, но он продолжал удерживать меня

еще секунду... и еще две... и еще...

“Бивень” вырвался

из руки Скрэка, тан — скин повис над пропастью под совершенно невероятным

углом, но каким-то чудом сумел зацепиться за другой “бивень” сгибом правой

руки, не выпустив при этом мое запястье из пальцев левой... Никогда бы не

подумал, что щуплый лаэтянин способен на такие каскадерские трюки!

Я сглотнул,

прочищая пересохшее горло, и собрал последние остатки мужества.

— Джейми! —

хрипло гаркнул я. — Отпусти!

— Н-нет...

“Может, дракон

уже снизился настолько, что я сумею выжить; от души надеюсь, что смогу! Но унит

точно не соберет костей, если...”

— Отпусти!

— Н-нет...

Еще какое-то время мы продолжали безнадежную борьбу, я —

пытаясь за что-нибудь ухватить ся, он — пытаясь меня удержать.

— Джей...

Тан-скин сорвался

со спины тиргона и только в полете выпустил наконец мое запястье.

Я приготовился к

томительно долгому падению, но не успел как следует распрощаться с жизнью, как

ощутил страшный удар... Вслед за чем меня накрыла темнота.

Глава восьмая

БУРЯ

В ЛАЭТЕ

Надо мной качалась трава, еще выше по розовому небу мчались

темно-багровые облака, и первое, о чем я подумал, выплыв из расступившегося

мрака — это о том, что скоро будет гроза. Вскоре облака превратятся в

фиолетово-красные тучи, порывы теплого ветра станут ураганными шквалами,

несущими ливень, и тогда...

Я быстро сел, но

резкая боль в спине и в голове заставила меня повалиться навзничь.

Кто-то схватил

меня за плечи и положил, не дав удариться затылком о землю.

— Джейми...

Увидев

наклонившегося надо мной тан-скина, я разом вспомнил все, что произошло:

сумасшедший полет на драконе, мое падение, отчаянные попытки унита меня

удержать, а потом...

— Джейми, ты

цел?!

— Да... — он

облизнул губы. — Я упал на тебя...

— Очень мило с

твоей стороны. Это чувствуется, — я потер ребра, которые сильно ныли при каждом

вдохе. — Ты точно не поломал себе костей?

— Отвали! —

огрызнулся тан-скин.

— Да, кажется, ты

в норме...

На сей раз мне

удалось сесть и осмотреться по сторонам. Рядом проходила широкая дорога,

упиравшаяся в полумиле отсюда в крепостную стену, увенчанную тройными зубцами;

с другой стороны дороги теснились дома небольшой деревни. Кругом, насколько я

мог видеть, не было ни души, только возле самой городской стены маячили два

олтона...

— Куда это нас занесло?

Унит взглянул

поверх терзаемой ветром травы.

— Мы рядом с

восточными воротами Лаэте.

— Правда? Значит,

чертов тиргон все-таки доставил нас, куда нужно?

Я торопливо

встал, покачнулся, но устоял. Ничего, мне и раньше приходилось выдерживать

жесткие посадки, я не сомневался, что скоро полностью приду в себя. Главное,

что все кости были целы, — но я наверняка не отделался бы так легко, если бы

спланировал на землю с высоты полумили!

— Джейми, — я

повернулся к скину, чтобы поблагодарить его за спасение, но вор уже хромал

через поле к дороге.

— Эй, подожди,

куда ты так быстро!

— Надо укрыться в

городе, пока не началась буря, — на ходу бросил Скрэк. — Шевелись!

Если бы не надвигающаяся гроза, стражники у ворот наверняка

уделили бы нам больше внимания, но сейчас они лишь мельком взглянули на странно

одетого и еще более странно обутого ито-на и снова принялись вращать громоздкий

скрипучий ворот. Я откинул волосы со лба с самым

высокомерным видом, какой только смог изобразить, и часовые

помедлили, дав мне пройти, прежде чем до конца опустили решетку.

Скрэк проскользнул в ворота за моей спиной, и почти сразу

двадцатифутовые створки начали медленно сдвигаться: в Лаэте готовились

встретить бурю, как наступающего на город врага.

Раньше я думал,

что нет ничего страшнее лунной бури в горах, но теперь понял всю глубину своей

ошибки: в городе гроза могла быть еще опасней, чем в диких горах ва-гасов.

Еще недавно улицы

Лаэте наверняка были такими же оживленными и многолюдными, как улицы Ринта, но

теперь на них безраздельно властвовал ветер: он крутил между высокими каменными

стенами всякий хлам, завывая голосом издыхающего тор-хо. Последние открытые

ставни и двери торопливо захлопывались, время от времени сверху срывались куски

кирпича, доски деревянных навесов топорщились, как шкура дикообраза. То одна,

то другая доска не выдерживала единоборства с ураганом и вплеталась в несущийся

вдоль улицы убийственный вихрь.

— Джейми! —

заорал я, прижимаясь к стене за углом и прикрывая голову руками. — Надо

где-нибудь спрятаться!

— Где?! — гаркнул

унит, прильнувший к стене рядом со мной.

— Где угодно!.. В

конце концов, здесь должны быть гостиницы... черт, как это сказать?!. Дома,

куда пускают за плату!..

— А тебе есть,

чем заплатить?! Пять кат за олу днем, десять ночью... А во время бури —

двадцать пять!

— Долбаная

планета! Тогда найдем мост, или подворотню, или хоть собачью конуру... Это же

только начало, скоро здесь закрутится такое...

— Не дрейфь, мы

почти пришли!

— Куда?!.

Вместо ответа унит нырнул через улицу, где бушевал вихрь,

служивший предвестником

настоящего урагана.

Я старался не думать, что случится, если мы не найдем убежища до того, как

гроза пустит в ход свою тяжелую артиллерию.

Чуть ли не на

четвереньках прорвавшись сквозь мешанину нелетающих предметов, милостью бури

получивших способность летать, мы с унитом очутились рядом с выложенным камнями

отверстием высотой фута в четыре. Скрэк нырнул в темную трубу, из которой несло

прошлогодней помойкой, я, не раздумывая, последовал за ним.

Недавнее падение

со спины тиргона все же не прошло для меня даром: я чувствовал себя так

паршиво, что готов был улечься прямо в трубе, покрытой липкой пленкой вонючей

плесени... Но, заорав от неожиданности, одним прыжком догнал унита, когда мне

под ноги бросилось какое-то омерзительное существо размером с небольшую свинью.

Покрытая редкими черными волосами длинная тварь метнулась к выходу, сверкнула

напоследок острыми зубами и зелеными фонариками злобных глаз — и скрылась.

— Джейми, что это

было?!

— Скрэк, —

обернувшись, коротко объяснил мой провожатый.

— Какая га... Я

хотел сказать, какой милый зверек! В точности похож на любимую собачку моей

тетушки...

Труба

закончилась, под ногами заскрипело каменное крошево, мы оказались в полутемной

обширной комнате, посреди которой горел костер: дым поднимался к потолку,

втягиваясь в щели между камнями.

Звук наших шагов

растревожил обитателей странной берлоги. Возникнув из затхлого сумрака, униты

двинулись к нам бесшумным полукольцом, — при виде их лиц я живо вспомнил лица

заключенных Окраинной тюрьмы города Ринта. Видно, завсегдатаи тюрем и трущоб

как в Новых Городах, так и в Старых, лепятся из одной глины. В руках у

некоторых оборванцев чадили факелы, они подняли их повыше, разглядывая

тан-скина.

— Чтоб мне

провалиться в бездну — Скрэк! — рявкнул лохматый детина с длинной седой

бородой, заплетенной в четыре косы.

— Маргон! — снизу

вверх глядя на бородача, без восторга в голосе отозвался Джейми.

— Ха, мы думали,

ты удрал к калькарам! Что, не понравилась баланда в тамошних тюрьмах или

соскучился по здешним сточным канавам?

— Я был вовсе не

у калькаров, я...

— Да мне плевать,

где ты был, — седобородый сунул факел прямо в лицо Скрэку, — только здесь ты

больше торчать не будешь. Убирайся вон, вонючий тан-скин!

Скрэк ощерил зубы

в точности, как это только что делал его четвероногий тезка.

— Я заплачу тебе

за олу четверть навара, Маргон...

— Убирайся! —

бородач не дал Джейми договорить, рявк седобородого поддержали две дюжины

голосов.

Я стоял, прислонившись к стене у входа, и ждал, когда Скрэк

закончит переговоры со своими знакомцами. Меня мучили головная боль и тошнота,

я

хотел одного: лечь, вытянуться и

закрыть глаза... Но даже сквозь навязчивый звон в ушах не мог не заметить, что

переговоры идут далеко не так гладко, как хотелось бы.

— Стой, Маргон!

Прежде чем ты вышвырнешь отсюда эту мразь, я ему кой о чем пошепчу, — из-за

спины седобородого громилы появился высокий, худой, как скелет, бритоголовый

унит.

Скрэк вздрогнул так, словно перед ним внезапно возник

Владыка Ночи:

— Тар-хаг! Я думал, ты... Я думал...

— Думал, что

загнал меня в бездну, и я уже не явлюсь за своим должком, так?

Скин пригнулся, готовый напасть, и издал длинное злобное

шипение:

— Чтоб ты и вправду провалился в бездну, Тар-хаг!..

— Но не раньше, чем отправлю туда

тебя, — человек-скелет улыбнулся, что выглядело еще страшнее, чем

если бы улыбнулся настоящий скелет. — Я долго ждал, когда ты снова объявишься,

ублюдок шлюхи, — и вот наконец дождался!

Тощий рванулся

вперед, но отпрянул: в руке у Скрэка появился нож.

— Не подходи! —

проверещал тан-скин.

— Смотрите-ка, эта

падаль обзавелась ножом! — обтянутый кожей череп выдал еще одну жуткую улыбку,

а все вокруг разразились издевательским хохотом.

— Ну-ка, покажи

этому гаденышу, Тар-хаг, что делают со скинами, у которых находят оружие!..

Под радостные поощрительные крики толпы человек-скелет

стремительным пинком выбил у Скрэка нож и тут же заломил ему руку за спину.

Униты окружили место схватки тесным вопящим кольцом, и когда я прорвался в

центр круга, Джей-ми уже барахтался под полудюжиной оборванцев. Я отшвырнул от

него троих, послал в нокдаун тощего типа, пытавшегося сломать скину руку, но в

следующий миг сам упал от могучего удара между лопаток. В мою шею уперлось

острое колено, рука, похожая на обмороженную птичью лапу, ухватила меня за

подбородок, другая трехпалая лапа вцепилась в волосы надо лбом...

— Итон! — изуродованный унит быстро выпустил меня и вскочил.

— Итон... Итон...

— пронеслось по комнате, мешаясь с завыванием ветра снаружи, толпа попятилась

от меня и от сыплющего ругательствами Скрэка.

“Пожалуй, надо бы коротко остричься, — подумал я. — Если

здешние жители будут сразу видеть мой лоб, это избавит меня от многих

неприятностей...”

Скрэк встал, я повторил его подвиг, но лица оборванцев, огни

факелов, стены комнаты закружились вокруг меня, словно подхваченные вихрем.

— Что нужно от

несчастных карханов отпрыску чистой крови? — вкрадчиво-угрожающе осведомился

седобородый верзила Маргон. — Что заставило равного войти под эту убогую

кровлю?

Я шатнулся, схватился за плечо Скрэка, чтобы не упасть, и,

не в силах придумать правдоподобную ложь, прохрипел чистую правду:

— Мы с приятелем просто хотели переждать здесь бурю...

Не меньше минуты

длилась ошарашенная тишина, которая взорвалась хохотом, более оглушительным,

чем прозвучавший вслед за тем удар грома.

— Не

иначе как в небе появилась дыра — итон взял в приятели тан-скина!

— Пьян он, что

ли? Гляньте, как его качает!

— А может, он сумасшедший?

— Здесь еще не хватало спятивших итонов!

— Пусть убирается

отсюда!

— Пусть

проваливает!

— Вали отсюда,

сероволосый!

Ветер снаружи

выл, как избиваемый зверь, удары грома раздавались все чаще.

Я закрыл глаза и

направил все усилия на то, чтобы удержаться на ногах. Если меня сейчас

вышвырнут наружу, это будет такая же верная смерть, как при падении с высоты в

полмили, хотя, возможно, не такая быстрая...

— Вас всех ждет

помост, ублюдки, если вы поднимете руку на чистую кровь! — срывающимся голосом

крикнул Скрэк.

— Чистой крови нечего делать среди несчастных бездомных

карханов, — возразил человек-скелет, но тан-скин не дал ему договорить:

— Тогда иди на главную площадь, Тар-хаг, и объяви, что

отныне итоны могут ходить только там, где ты им дозволяешь!

Из гула растерянных голосов, прерываемых громовыми

раскатами, выплыл внушительный бас Маргона:

— Что ж, так и быть... За полную олу с тебя придется

половина будущего навара, тан-скин.

— Ты же всегда

брал только четверть!

— А теперь —

половину... И два полных навара за твоего приятеля-итона.

— Что?! Может,

принести тебе еще венец с головы Наа-ее-лаа?! — взвизгнул Скрэк.

— Два с половиной навара за вас обоих, — я почувствовал, как

к моему лицу подносят факел, открыл

глаза и сощурился от жара. — Итак, решай! Ты останешься один, вы останетесь оба

— или оба уберетесь туда, откуда пришли?

От натиска бури задрожал потолок, во все щели потоками

хлынула вода.

Вор посмотрел на

меня, быстро облизнул губы и судорожно вздохнул.

— Х-хорошо, —

хрипло выдавил он. — Два с половиной навара... Чтоб ты лопнул от жадности,

старый хрыч!

Я с трудом

доплелся до проема в стене, перегороженного рваной занавеской: за ней оказалась

глубокая ниша с широким деревянным топчаном. Повалившись на вонючую ветошь, я

долгое время лежал без движения, чувствуя, как медленно отступает боль в

затылке и спине, как дурнота растворяется в успокаивающем плеске дождя.

Снаружи во всю бушевала гроза, каменные своды вздрагивали от

громовых ударов, но здесь было тепло и сухо, и меня ничуть не беспокоило, что

по ту сторону занавески хлещут дождевые потоки. А злобное ворчание Скрэка,

время от времени доносящееся сквозь шум бури, звучало, как монотонная

колыбельная:

— Два с половиной навара за одну-единственную олу в этой

дыре... Я отрежу этому старому сквалыде бороду и прицеплю ее на... Два с

половиной навара за угол в его вонючей помойке... Ну, Маргон, мы еще встретимся

в следующей жизни...

— Не знаю, что

такое навар, — пробормотал я, — но ты опять меня спас... Спасибо.

Я вовсе не ожидал услышать в ответ вежливое “пожалуйста”, но

все-таки удивился бешеному рыку, донесшемуся из темноты:

— Заткнись!

— Что я такого

сказал?

— Если кто-нибудь

услышит, как ты благодаришь тан-скина, все окончательно решат, что ты

сумасшедший! А сумасшедших итонов не защищают законы равных!

— Спасибо, что

просветил...

— Не говори мне

“спасибо”, придурок!

— Ладно, ладно...

Тогда — проваливай в бездну, проклятый румит!

Буря взревела с

новой силой, заглушив яростные ругательства Скрэка. Ей-богу, на некоторых ничем

не угодишь! И, уже соскальзывая в глухую дремоту, я улыбнулся забавной мысли:

тан-скин был не менее придирчив по части моих манер, чем наследная принцесса Лаэте.

Глава

девятая

ОБЛАВА

Меня разбудил сперва ударивший в глаза свет, а вслед за тем

— запах еды.

Сквозь дыры в

занавеске просачивались яркие лучи, освещая тан-скина, согнувшегося над

деревянной миской, от которой поднимался упоительный аромат жареного мяса.

Услышав, что я

сел, Скрэк вскинул на меня глаза, но продолжал есть, давясь от жадности.

Некоторое время я молча смотрел на него, сглатывая слюну, и наконец мой взгляд

оказал на вора требуемое воздействие: унит быстро сунул мне миску, в которой

еще оставалось несколько соблазнительных кусков.

— На, жри!

— Спаси... — я

вовремя осекся и набросился на куски жилистого мяса, предпочитая не выяснять,

какому животному оно принадлежало. В конце концов, я находился не среди

четвероногих каннибалов и мог не опасаться, что ем собрата по разуму.

— Жри быстрее! —

прошипел собрат по разуму, сидевший рядом.

— К чему такая

спешка? — осведомился я с набитым ртом: — Ты что, украл эту еду?

— Нет, купил! — в

ответе скина было столько острой издевки, что она вполне могла послужить

пикантной приправой к кушанью. — Ну, набил брюхо? Тогда сматываемся!

Я счел за лучшее

придержать все остальные вопросы до тех пор, пока мы не выпишемся из этого

отеля. Мне не хотелось читать Джейми мораль за то, что он накормил меня

ворованной едой, но теперь мне окончательно стало ясно, почему мой спутник не

пользуется здесь большой популярностью. Не знаю, как на Луне, а на Земле

нечистые на руку постояльцы, жуликоватые должники и воры, обкрадывающие своих,

никогда не числились персонами грата.

Выскользнув из-за

занавески, мы крадучись двинулись через комнату к выходу. Гроза снаружи

полностью утихла, пол был мокрым от недавнего ливня, берлога Маргона казалась

заброшенной и необитаемой.

Скин нырнул в

трубу, которая олу назад привела нас сюда, я последовал за ним, но не успели мы

сделать трех шагов, как впереди раздался громкий прерывистый свист. Резко

подавшись назад, вор наступил мне на ногу.

— В чем дело?

Даже в полутьме трубы я увидел, как побледнел Скрэк:

— Облава!

Это слово

я узнал

еще в ринтской тюрьме, поэтому без лишних вопросов рванулся за скином,

стремглав бросившимся обратно в комнату.

Только что тихая

и пустая, теперь она была полна мечущимися унитами, но эта суета лишь на первый

взгляд казалась беспорядочной паникой. Похоже, каждый из постояльцев Маргона

имел тайный ход на случай внезапной угрозы: один за другим униты скрывались в

укромных лазейках — точь-в-точь, как вспугнутые рассветом Владыки Ночи,

ввинчивающиеся в норы в стенах своей пещеры.

Скрэк кинулся к нише, в которой мы спали, и схватился за

край служившего нам постелью деревянного настила:

— Поднимай!

Я рывком отбросил

деревянный щит, под которым обнаружилась черная пустота. Не раздумывая, скин

прыгнул в провал ногами вперед, я последовал за ним так быстро, что чуть не

свалился ему на голову.

Мы очутились в

деревянном тоннеле, прорезанном узкими полосками света, пробивающегося сквозь

доски; через десять метров ход закончился короткой лестницей, и мы ввалились в

низкую дверь то ли погреба, то ли подвала. Здесь царила кромешная темнота,

поэтому я сильно отстал от Скрэка: он успел уже распахнуть люк на другом

конце

дыры, пока я неуверенно делал шаг за шагом, придерживаясь рукой за стену.

Увидев впереди

пятно яркого света, я ускорил шаги, чтобы догнать тан-скина, который исчез в

золотистом сиянии...

И те же нервные

клетки, которые послали по моему телу колючий электрический ток при слове

“облава”, просигналили мне об опасности еще прежде, чем я услышал вскрик Джейми

и громкие незнакомые голоса. Недолго думая, я рванулся вперед в надежде, что

сумею справиться с неприятностями, поджидающими меня снаружи.

Моя самоуверенная

надежда исчезла, едва я выскочил на улицу. Не успел я осмотреться, как меня

ослепил хлестский удар по глазам, в следующий миг мне на шею накинули удавку, с

профессиональной ловкостью связали руки... То, что другой конец ремня

прикреплен к седлу ол-тона, я осознал лишь тогда, когда

сидевший верхом унит пустил своего скакуна рысью, вынудив меня тоже припустить

рысцой, чтобы удержаться на ногах.

Целая ола

крепкого сна, а впридачу сытная еда настолько привели меня в норму, что я сумел

пробежать по заваленным мусором улицам Лаэте, ни разу не упав. Горожане,

наверное, еще не пришли в себя после бури: кругом царили тишина и безлюдье,

нарушаемые только руганью восседавших на олтонах унитов да воплями пленников.

Вместе со мной, словно псы на сворке, за легко преодолевающим

все завалы олтоном бежали четверо оборванцев из числа “постояльцев” Маргона, и

им этот путь давался куда труднее, чем мне. Когда кто-нибудь из них падал,

всадник даже не думал придержать скакуна, волоча упавшего через баррикады,

воздвигнутые на мостовой недавней бурей.

Ремень на шее не позволял мне обернуться и отыскать взглядом

Джейми, но несколько раз мне казалось,

будто я слышу его крик в разноголосице брани и просьб о пощаде, раздававшихся

позади. Те четверо унитов, что бежали вместе со мной, падали по нескольку раз,

так что к концу путешествия на них было страшно смотреть.

Но путь оказался

не слишком долгим: очередной переулок уткнулся в распахнутые ворота, за которыми

был длинный двор, упирающийся в двухэтажное каменное здание. Меня мгновенно

отвязали от седла, проволокли по узкому проходу между кирпичных стен и швырнули

в тесную каморку, прямо в широко распахнутые объятья четверых дюжих стражников.

Надо отдать

должное профессионализму лаэтских блюстителей порядка: они действовали так

четко и слаженно, что уже через полминуты я распрощался не только с ремнем,

стягивающим мои руки, но и с курткой. О последней потере я вовсе не сожалел —

лунный день успел набрать силу, теплая погода вот-вот должна была смениться

раскаленной жарой.

В комнатушку

одного за другим вталкивали остальных пленников, развязывали, срывали

мало-мальски приличную одежду, отгоняли к дальним дверям... И скоро двое

стражников втащили Джейми, при виде которого я яростно выругался.

Скрэк не держался

на ногах, его рубашка превратилась в жалкие клочья, лицо, грудь и живот были

изодраны так, словно он врукопашную дрался с тор-хо. Джейми бросили на пол,

развязали, подняли и швырнули к двери.

Подхватив приятеля, я оттащил его в угол и усадил у стены. В

комнате становилось все тесней, я устроился так, чтобы прикрыть скина от

топчущихся вокруг ног, попытался вытереть клочком рубашки грязь с его

ободранной груди... Джей-ми

пошевелился и со стоном потянулся к правому колену.

— Да, не везет

твоей ноге! — согласился я. — Томми Нортон надолго прописал бы тебе постельный

режим, но у вас в во-наа такая бурная жизнь, что не успеваешь залечить одни

болячки, как уже получаешь новые...

— Все... Мне

крышка...

— Брось, бывало и

похуже! Скрэк поднял голову, я вздрогнул от дикого отчаяния в его глазах.

— Н-нож...

— Что? Подожди, у

тебя что, нашли... Скрэк обхватил голову руками.

— Но ведь тот

лысый отобрал твой резак! Когда ты снова ухитрился спереть эту дрянь?! И на кой

черт она вообще тебе сдалась...

Я умолк, осознав

всю бессмысленность своих вопросов, ответы на которые я знал лучше самого

тан-скина. Как на Луне, так и на Земле есть личности, которые не в силах

устоять перед запретным плодом. “Запрещено” — вот лучшая реклама для подобных

бунтарей; “делаю, потому что нельзя” — вот сила, движущая их поступками...

Безразлично, направляют ли они свою машину под “кирпич”, осмеливаются ли

оседлать тиргона ямадара или носят при себе нож, за владение которым им

грозит...

— Джейми, что в

Лаэте делают со скинами, у которых находят оружие?

Скрэк поднял

исцарапанное бледное лицо, но не успел ответить — дверь рядом с нами

распахнулась, крики забивших комнату унитов перекрыл зычный рев:

— Выходите!

Шевелитесь, голодранцы, пошли, пошли!

Глава

десятая

ПРИГОВОР

Я готов был обнаружить за дверью что угодно: дыбу, жаровню с

раскаленными орудиями пытки, дюжих палачей с кнутами в волосатых руках, — но

ничего похожего не увидел. Нас ввели в просторную, пахнущую пылью комнату, где

стояло полдюжины столов, за каждым из которых восседал унит в неброской коричнево-серой

одежде.

Стражники живо

выстроили арестованных в несколько очередей, и униты в серо-коричневом

принялись вершить суд... Только я не сразу понял, что это именно суд, настолько

странной оказалась лаэтская юридическая процедура.

Весь процесс

заключался в том, что стражники объявляли, где и при каких обстоятельствах был

схвачен этот кархан; судьи задавали подсудимому вопрос-другой, после чего

примостившийся на краю стола писец выцарапывал короткий приговор на тонкой

металлической табличке. Осужденного волокли прочь, а его место немедленно

занимал следующий арестованный. Таким был здешний суд, куда более быстрый и

прозаический, чем очередь за горячими пышками!

Стражники потащили Джейми к дальнему столу, а меня толкнули

к третьему от дверей: за ним в кресле с высокой спинкой торчало дряхлое чучело

с немигающими желтыми глазами. Передо мной в очереди оказался изуродованный

унит, с которым мы дрались в притоне Маргона; я и ахнуть не успел, как чучело

уже вынесло ему приговор. Вердикт состоял из одного-единственного

слова, совершенно непонятного мне, зато отлично понятого калекой — тот

вздрогнул, побелел и пошатнулся.

— Нет! Нет! —

оборванец вцепился в край стола трехпалой рукой. — Я не был там, великомудрый!

Я провел всю олу в хибаре Маргона...

Его оттолкнули от

стола и поволокли прочь.

— Я невиновен! —

барахтаясь в руках стражников, вопил калека. — Клянусь, невиновен! Даже этот

итон может подтвердить, что я...

Чучело широко

распахнуло круглые глаза без ресниц и уставилось на меня немигающим совиным

взглядом.

— Итон? —

проскрипело оно. — Что-что?

Кажется, пора было заявить о своих правах, причитающихся мне

как

равному чистой крови — и, откинув

волосы со лба, я посмотрел на судью таким взглядом, каким когда-то смотрела на

меня принцесса Наа-ее-лаа, принимая за “презренного кархана”. А передо мной

сидел именно кар-хан, причем из невысокой касты, потому что носил клеймо на

левом, а не на правом виске.

— Имя? — каркнуло

чучело.

— Джулиан Райт, —

чистосердечно ответил я.

Судья зажевал

губами, видимо, пытаясь перемолоть столь непривычное для унита имя.

“Жуй, жуй, надеюсь, ты им подавишься!”

Наконец судья прожевал все четыре слога, с усилием сглотнул

и сделал знак стражнику. Стражник рванул на мне рубашку, повернул боком к

судье, — и чучело, наклонившись вперед, воззрилось на два рабских клейма на

моем плече.

Точно так же я чувствовал себя однажды в далеком детстве,

когда меня застукали на экзамене со шпаргалкой. Но этот экзамен был еще не

кончен: разве плен и рабство у калькаров лишали итона города Лаэте его родовых

привилегий? Я от души надеялся, что нет, — а потому рявкнул тоном оскорбленного

принца крови:

— Что уставился, ничтожный кархан? Хотел бы я знать, по

чьему недосмотру ты попал в судейское кресло! Ну ничего, еще не поздно вернуть

тебя на помойку, из которой ты вылез!

Чучело впервые

моргнуло, положив подбородок на высохшие пергаментные лапки.

— Почему у тебя

такие волосы? — неожиданно проскрипело оно.

— Потому что... —

странный вопрос сбил меня с толку всего на мгновенье — во время экзаменов по

пилотажу требовалась еще более быстрая реакция, чем здесь. — Я унаследовал

волосы от моих благородных предков, так же как ты унаследовал от своих плешь,

вонючий румит!

— Довольно, —

чучело резко пошевелилось и бросило: — Гирхата.

Судя по выражению лиц писца и стражника, приговор был далеко

не из мягких, но не это возмутило меня до глубины души... Вернее, не меня, а

итона Джулиана, лавадара принцессы Наа-ее-лаа:

— По какому праву ты, кархан, выносишь приговор униту чистой

крови? Должно быть, тебе не терпится самому взойти на Помост Казней?

Желтые глаза прищурились, узкие губы растянулись в подобии

улыбки:

— В честь свадьбы нонновар Наа-ее-лаа город должен был чист.

Чист от всякой мрази вроде полуночников, скрэков и ночующих в развалинах

бродяг, — даже если эти бродяги называют себя итонами. Именно в том и состоит

мое священное право!

Негромкие слова

судьи прорвались сквозь вопли унитов, только что выслушавших свой приговор,

сквозь окрики стражников и хлопанье дверей, — и обрушились на меня, как гулкий

удар набата.

— В честь... свадьбы нонновар? Чучело улыбнулось чуть

пошире:

— В честь свадьбы нонновар Наа-ее-лаа и советника Ко-лея.

Да, Сарго-ту нелегко было найти жениха для своей клейменной дочурки, но тем

грандиознее будут свадебные торжест...

— Ах ты, мразь!

Все мои намерения вести себя, как подобает истинному итону, полетели к черту вместе

со столом, с писцом и грудой металлических табличек.

— Я убью тебя,

скотина!

Я обрушился на

пискнувшее чучело, опрокинул его вместе с креслом и прижал к полу.

— Ты лжешь!

Признайся, что ты солгал!

Я колотил

высохшее ископаемое затылком об пол, не обращая внимания на то, что стражники

наперебой лупят меня по спине дубинками и кнутами. Какой ничтожной была боль от

этих ударов в сравнении с болью от слов, только что обрушившихся на меня!

Наконец меня

оторвали от судьи, но я еще не утолил свою ярость и с рычанием стряхнул с себя

стражников. Они разлетелись в стороны, как пушинки одуванчика, — и чинная

процедура суда превратилась в бой быков, где зрители перемешались с участниками

корриды. Арестованные вместе с судьями спасались по углам, столы с треском

переворачивались, писцы подбирали рассыпавшиеся металлические пластинки, но те

снова разлетались по полу блестящими веерами.

Даже в Долине Теплых Озер, сражаясь с четвероногими

каннибалами, я не жаждал крови так, как сейчас! Мне было все равно, чем

закончится эта драка, я хотел разнести на части весь во-наа, будь он проклят!

Выхватив у одного

из стражников дубинку, я с треском сломал ее о спину другого цербера... И тут в

комнате неожиданно погас свет.

Глава

одиннадцатая

В

ТЕМНОТЕ

Подо мной был раскисший земляной пол, меня окружала глухая

темнота... Но, поморгав, я заметил впереди неяркие желтые блики.

Это пламя факела отражается на металлическом засове и

скрепах двери, — понял я, приподнялся и услышал скрежещущий голос:

— Что, очнулся, ублюдок? Отлично! Я очень рад, что тебе не

сломали шею! Она должна быть целехонькой, когда ты взойдешь на Помост Казней в

начале следующей олы!

— Когда-нибудь ты

сам отправишься на этот помост, мерзавец! — прорычал я, садясь. — Клянусь, тебя

ждет веселая прогулка по всем кругам ада!

— А тебя ждет гирхата, — злорадно бросил судья, — медленная гирхата! И свою последнюю олу

ты проведешь в темноте!

Мои проклятья

разбились о скрип захлопнувшейся двери, свет погас, вокруг воцарилась полная

тьма. Я зашарил по полу руками, как слепой: грязь, лужи в углублениях

утрамбованной земли, клочки полусгнившей соломы... И... О черт, что это?!

Отшатнувшись, я постарался обуздать бешено заколотившееся

сердце, потом снова осторожно протянул руку, дотронулся до рваной штанины,

ощупал худую щиколотку, грязный ботинок...

Ботинок дернулся,

саданув меня в бок, знакомый голос прошипел мерзкое ругательство.

— Скрэк, ты?!

— Если бы не Тар-хаг,

я бы наверняка сумел смыться, пока ты ломал там столы... Ничего, мы еще

встретимся в следующей жизни, лысый ублюдок!..

Дрожащий голос

Скрэка едва доходил до меня, на смену ярости, порожденной горем, пришло тупое

оцепенение.

— Где тебя

перехватили? — равнодушно осведомился я.

— Уже во дворе...

Когда-нибудь я еще посчитаюсь с этим выползком из бездны, чтоб его трахнул в

задницу сам Владыка Тьмы!..

Выпустив

последний залп кощунственной брани, Скрэк замолчал, теперь ничто не прерывало

моих мыслей... которые были черны, как окружающая нас темнота.

Наа-ее-лаа

выходит замуж за Ко-лея. Как бы я хотел, чтобы это было неправдой, но судье

незачем было мне лгать!

Уставившись во

мрак, беспросветный, словно плотная повязка на глазах, я вспоминал наше с

Неелой прощание на помосте в Ринте.

— “Я никогда про

тебя не забуду! Когда я вернусь в Лаэте, Джу-лиан, я разыщу и выкуплю тебя,

какую бы цену за тебя ни запросили!”

По ее щекам текли слезы, когда она говорила эти слова, а

напоследок принцесса провела рукой по моей щеке, и в ее взгляде читалось нечто

большее, чем простая благодарность... Но вот не прошло двух земных месяцев, — и

Наа-ее-лаа готовится выйти замуж за советника Ко-лея!

“Глупец, а чего ты хотел?! — издевательски спросил я себя. —

Чтобы наследница Сарго-та и впрямь занималась розысками раба во враждебном

государстве калькаров? Наверное, она с облегчением выбросила тебя из головы еще

до того, как переступила порог дворца... Выбросила вместе с воспоминаниями о

тех ужасах, которые ей пришлось пережить у ва-гасов и в Ринте!”

Я съежился, уткнувшись лбом в колени, — меня знобило, но не

от холода, а от горечи подозрений, все больше отравлявших мою душу.

“Сарго-ту нелегко было найти жениха для своей клейменной

дочурки...”

Нет! Ни за что не поверю, что клеймо рабыни сломило гордость

Наа-ее-лаа! Ни за что не поверю, что она согласилась выйти замуж по расчету или

по приказанию отца! Значит, она и впрямь влюбилась в молодого итона... А почему

бы и нет? Ко-лей сделал то, чего не смог сделать я: спас принцессу от ужасов

рабства, увел ее с позорного помоста, защитил, вернул домой! К тому же сын

Ла-гота наверняка принадлежал к высшей знати, он обладал изысканными манерами,

в отличие от неотесанного инопланетянина знал все тонкости дворцового этикета и

(в чем я имел возможность убедиться) был весьма недурен собой. Как раз такой

жених и нужен был лаэтской принцессе... А тип, которого она в минуту слабости

назначила своим лавадаром, мог только помешать счастью наследницы Сарго-та,

разрушив желанный марьяж. Но Наа-ее-лаа была не из тех, кто покорно

останавливается перед препятствиями, она привыкла любой ценой добиваться

своего...

“Хватит! — крикнул я себе. — Остановись!”

Но мои мысли было так же невозможно остановить, как табун

взбесившихся лошадей.

У нас на Земле в

честь свадебных торжеств особ королевской крови раньше объявляли амнистии в

тюрьмах, но в Лаэте стражи порядка, наоборот, трудились не покладая рук, спеша

извести всю здешнюю шваль — скрэков, каких-то там “полуночников”, бродяг... Что

это — давняя традиция или чей-то сиюминутный приказ? Но если итоны впрямь

подлежали только “суду равных”, как утверждал Скрэк, почему старое чучело, не

задумываясь, приговорило меня к смертной казни? Оно даже не

поинтересовалось, из какого я “Дома”, как это сделал перекупщик рабов в

Рин-те...

Дотошно вспоминая

процедуру суда, я все больше утверждался в мысли, что судья вынес мне приговор,

едва услышав мое имя. Все остальные вопросы старый хрыч задавал только для

того, чтобы окончательно убедиться — перед ним именно тот субъект, который ему

нужен. А ему был нужен высокий светловолосый унит с двумя рабскими клеймами на

плече, говорящий со странным акцентом... В то время как некая высокая особа

была заинтересована в том, чтобы он вообще не говорил. Вот почему Джулиана

Райта следовало казнить быстро, без суда равных, без звонков к адвокату и,

конечно, без шумных публичных скандалов... Которые неизбежно сопутствовали бы

его появлению во дворце.

В самом деле, что, если лавадар Джулиан расскажет советнику

Ко-лею пикантную историю о том, как его, советника, невеста делила спальный

мешок с другим мужчиной? Или о том, как будущий лавадар мыл принцессу в озере в

Теплой Долине? Или о том, как он носил Высочайшую на руках до ближайших кустов,

чтобы она... Нет, такого позора ни в коем случае нельзя было допустить! Вот

почему Джулиану Райту в начале ближайшей олы надлежало отправиться на Помост

Казней...

— Что такое гирхата? — тихо спросил я. Мне пришлось задать

свой вопрос дважды, прежде чем скин так же тихо откликнулся:

— Удушение.

— А “медленная

гирхата”?

Скрэк резко шевельнулся, зашуршав соломой:

— Медленная гирхата? Это препотешная штука! Тебе набросят на

шею удавку, итон, и будут тянуть до тех пор, пока ты не вывесишь язык! Потом

отпустят, дадут вздохнуть и снова придушат! И так до тех пор, пока ты не

отправишься к Владыке Бездны! Хха, некоторые жилистые типы выдерживают до шести

раз, но ты — силач, небось, выдержишь и все восемь!..

Скрэк больше не

бормотал, а кричал — все громче и громче, пока его голос вдруг не пресекся, как

будто скину самому набросили на шею удавку.

Меня не разозлили эти крики, все так же равно душно я

осведомился;

— А к чему приговорили тебя? Честно говоря, меня не слишком

интересовал ответ, и, услышав невнятное:

— К “колеснице богов”... — я задал следующий вопрос чисто

машинально:

— Что такое “колесница богов”?

“Наверное, порка или клеймение, хотя, возможно, и отрезание

ушей... В здешнем мире вряд ли приговаривают за попытку побега к денежному

штрафу, тем более если ты — тан-скин и у тебя нашли при аресте нож...”

Колеблющийся

голос Скрэка прервал мои вялые мысли, и вскоре моего равнодушия как не бывало.

— Замолчи! — я

стукнул кулаком по полу, разбрызгав жидкую грязь. — Хватит! Господи, да кто все

это придумал?!

— Сейчас ты

скажешь, что у вас на Земле всегда казнят быстро и чисто!

— У нас на

Земле... — я сглотнул комок, невесть откуда появившийся в горле. — У нас на

Земле тоже полно всяких гнусностей. Но ни в одном из штатов моей страны не

вспарывают животы по приговору суда, не выдавливают глаза и уж тем более не...

О черт, черт, черт!

Я почувствовал,

как унит рывком повернулся ко мне.

— Это все из-за

твоей шлюхи! — срываясь на визг, выкрикнул он. — Из-за этой рыжей клейменой

девки меня будут завтра рвать на куски, а тебя... Ха, тебя придушат — для нее

это будет лучший подарок к свадьбе!

— Замолчи!

Я схватил унита

за грудки, сильно встряхнул, но тот заорал еще громче... Его истерические

выкрики звучали как эхо моих собственных отчаянных мыслей:

— ... А ты думал, безмозглый румит, принцесса осыплет тебя

сокровищами, когда ты явишься в Лаэте, что она отведет тебе уголок в своей

постели?! Жди! Скоро ты вывесишь язык на Помосте Казней, а все ласки дочурки

Сарго-та достанутся другим... Спорю, она охотнее отдастся палачу, который

затянет у тебя на горле удавку, чем такому сумасшедшему придурку, как ты...

— Замолкни!

— ... Ты еще

дешево отделался, недоносок, что тебя приговорили к гирхате, а не пустили под

“колесницу богов”!

Упоминание о

“колеснице” мгновенно остудило мою ярость.

Скрэк выкрикивал

еще какие-то оскорбления, но я перестал его трясти и уронил руки, охваченный

раскаянием и стыдом. Через неполные полсуток мальчишку ожидала такая страшная

казнь, в сравнении с которой удушение — пусть даже медленное — могло показаться

актом милосердия. Я был старше Джейми лет на десять, был во много раз сильнее

его, какое я имел право потерять самообладание?

— Успокойся, — я

обнял унита за плечи. — Мы еще живы, глупо хоронить себя раньше времени...

— Мы все равно

что мертвы! — Скрэк настолько обессилел от отчаяния и страха, что даже не

пытался вырваться из моих рук. — Хуже, чем мертвы! Уж лучше бы ты не помешал

тогда Владыкам Ночи...

Голос скина упал

до невнятного шепота, а я вдруг впервые до конца осознал, что меня приговорили

к смерти, что все это — абсолютно всерьез. Через несколько часов меня ждет

Помост Казней, где...

Я взметнулся на

ноги, как ужаленный, и принялся ощупывать руками стену.

— Джейми, мы

должны выбраться отсюда!

— Да уж легче

сбежать прямо из Бездны...

Судя по голосу,

Джейми улегся на пол и обхватил голову руками. Его слова были полны усталой безнадежности,

но меня кажущаяся безвыходность ситуации, наоборот, взбодрила, как удар шпор.

— Черта с два я

покорно суну шею в петлю! Я сбежал из ринтской тюрьмы, сбегу и отсюда!

Двигаясь вдоль

стены, я пробовал каждый камень, ощупывал каждый дюйм раскисшего земляного

пола, хотя не мог сказать точно, что именно надеюсь найти. Что-нибудь... Любую

зацепку, которая смогла бы указать мне путь к свободе!

Через некоторое

время я опять очутился рядом с Джейми. Пора было взять себя в руки и выработать

план дальнейших действий, вместо того чтобы вслепую тыкаться туда-сюда.

— Я думаю,

придется...

Вверху внезапно

раздался слабый шорох, и что-то увесистое шлепнулось мне на плечо. Я отбросил

верткое жилистое существо далеко в сторону еще прежде, чем понял, что это —

скрэк, а секундой позже на пол плюхнулось еще одно такое же существо, потом еще

одно; во мраке загорелись зеленые глаза.

— Убирайтесь! —

задыхаясь от гадливости, крикнул я. — Пшли!

Я понимал, что в

темноте все преимущества на стороне отвратительных бестий; если они кликнут на

помощь десяток своих сородичей, у меня есть все шансы не дожить до завтрашней

казни...

И тут вдруг

Джейми издал такой звук, что я подпрыгнул чуть ли не на три фута. Это было

что-то среднее между оглушительным верещанием крысы с придавленным хвостом и

шипением разъяренной змеи. Странный вопль вонзился в темноту камеры, в ответ

раздался пронзительный писк, глаза погасли, что-то быстро прошуршало по стенам,

— и все стихло.

— Что ты им

сказал?! — ошарашенно спросил я, убедившись, что в камере остались только мы с

унитом.

— Какая

разница...

— Джейми, — я набрал в грудь побольше воздуху, сделал

глубокий выдох и медленно проговорил:

— Джейми, кажется, я знаю, как отсюда выбраться.

Скин пошевелился

и быстро сел.

— Как?!

Глава

двенадцатая

СКВОЗЬ

СТЕНЫ

— Дыра, наверное, немаленькая, раз в нее пролезла тварь

размером с упитанного поросенка... Да, я стоял вот здесь, когда она шлепнулась

на меня... Подожди-ка!

Я подпрыгнул

вверх так высоко, как только смог, хлопнув в прыжке ладонью по стене. Потом повторил

упражнение еще несколько раз, пока не добился желаемого результата.

— Хо-хо!

— Что?! Что там?!

— Наверное,

вентиляционное отверстие. А ну-ка...

С третьей попытки

мне удалось зацепиться пальцами за край дыры; по-обезьяньи повиснув на одной

руке, я ощупал границы пробитого в камне отверстия и перегораживающие его

прутья. Слава богу, дыра оказалась достаточно большой, чтобы в нее мог

протиснуться даже такой широкоплечий парень, как я! Что же касается решетки...

Я уже убедился, какого качества решетки используются в тюрьмах во-наа!

Надо отдать

должное прутьям, с которыми я сражался, — они доблестно сопротивлялись моему

натиску. Зато раствор, который удерживал их в камне, явно не был рассчитан на

силу землянина, к тому же учетверенную сознанием грозящей ему смертельной

опасности. Спустя полчаса шкворень без всякого предупреждения неожиданно

вылетел из стены, и я свалился на пол, сжимая его в руке.

Скрэк

приветствовал мой успех ликующим воплем, помог подняться и нетерпеливо

подтолкнул к стене.

— Давай, давай,

быстрее! Разделывайся с остальными!

Теперь у меня

появился инструмент, который слегка облегчал задачу, но висеть, зацепившись

одной рукой за острый каменный край, и орудовать другой, было чертовски сложно.

Я много раз спрыгивал на пол, чтобы отдохнуть и размять пальцы, потом

возобновлял свои ожесточенные труды...

Пока наконец

последний, третий, прут не разделил участь своих собратьев. Глупцы! Ставить в

тюремной камере решетку, какую мой предусмотрительный дядюшка Бен не поставил

бы даже на окно своего сарая!

Я с трудом

уговорил Скрэка выждать минут пять, чтобы убедиться, что мои манипуляции не

привлекли внимание стражников. За это короткое время унит вконец извел меня

лихорадочными нетерпеливыми понуканиями, то и дело вскакивая и пробуя

дотянуться до дыры.

Наконец я встал,

взял тан-скина за бока и вскинул вверх. В лунном притяжении Джейми весил

меньше, чем весил бы на Земле семилетний ребенок, я легко поднял его над

головой, помогая забраться в отверстие. Когда брыкающиеся ноги перестали пинать

меня по плечам, я подпрыгнул, уцепился за каменную кромку, подтянулся,

ухватился за щиколотку Скрэка... В ответ раздался залп тихой ругани, но я

невероятным напряжением мышц уже втиснул себя в тесное темное пространство.

Тан-скин

немедленно пополз вперед, я последовал за ним, то и дело натыкаясь руками на

его ботинки. То, что болталось на моих ногах, уже не заслуживало названия

обуви, но меня это не огорчало: босыми ступнями было легче отталкиваться от

неровностей камня. Зато пришла пора пожалеть о куртке: те же самые неровности

больно царапали живот и грудь. Я старался не думать о том, каково сейчас

приходится Скрэку, чья кожа была изодрана почти так же, как его рубашка...

Иногда я слышал

приглушенные ругательства скина и тогда сердито дергал его за ногу: в стене

тоннеля порой попадались решетки, за которыми раздавались голоса, и любой звук

мог привлечь к нам внимание стражников.

Вскоре тоннель

настолько расширился, что я смог встать на четвереньки. Часто мои руки

натыкались на какие-то странные дыры, и я содрогался при мысли о сотнях

скрэков, таящихся в глубине этих ходов. Хорошо, что впереди меня ползет парень,

который умеет находить общий язык с гигантскими крысами Лаэте... Вот если бы он

еще полз хоть немного быстрее!

— Ну, в чем дело?

— прошипел я, наткнувшись на ботинок Джейми и обнаружив, что он не двигается.

— Сейчас... —

откликнулся скин. — Сейчас...

Отдохнув, он двинулся дальше, но подобные остановки стали

повторяться все чаще. Вскоре я понял, что Джейми не передвигается на

четвереньках, а ползет, волоча правую ногу, как тогда по тропинке в ринтском

лесу, и перестал удивляться доносящейся до меня временами стонущей брани. Когда

скин в очередной раз лег, я исхитрился надеть на него свою рубашку, а остатками

тряпья унита плотно перетянуть его колено. За этот проделанный в тесной темноте

сложнейший трюк я был вознагражден звуками, какие никогда не слышал от двуногих

существ, — похоже, меня выругали на языке скрэков. Мой напарник по побегу

что-то совсем выдохся, и, оставив его отдыхать, я уполз вперед.

Чутье — или, если

хотите, шестое чувство — подсказывало мне, что конец нашего путешествия близок.

Тоннель

расширился еще больше; некоторое время я продвигался довольно медленно,

опасаясь пропустить разветвление ходов, если таковое вдруг попадется, и

внезапно увидел...

Увидел?! В этой

кромешной темноте?!

Я устремился

вперед так быстро, словно черти поджаривали мне пятки, и слабое, еле различимое

“нечто” вскоре превратилось в золотистый отблеск в конце тоннеля. Спустя пару

минут я уже упал в пятно розовато-золотистого сияния, льющегося сверху, и долго

лежал на спине, блаженно щурясь, пока глаза не привыкли к свету и не перестали

слезиться.

Здесь было

довольно просторно; встав на колени, я скользнул взглядом по каменному откосу,

поднимающемуся навстречу золотому сиянию. Футов двадцать пять, порядочная

крутизна, но в Свободных Горах я брал более крутые склоны!

Я начал

карабкаться вверх, цепляясь за малейшие выступы в камне, отталкиваясь от них

босыми ногами, достиг площадки наверху...

И меня мгновенно бросило в жар, а потом в холод.

Площадка

упиралась в вертикальную узкую щель, в которую смог бы протиснуться скрэк или

худосочный тезка этого мерзкого зверя, — но ни за что не протиснулся бы рослый

мужчина вроде меня. Я ощупал камни, окружающие отверстие, хотя и так с первого

взгляда понял, что нет никакой надежды их разбить. Такая работа заняла бы много

месяцев, а у меня в запасе оставалось всего три-четыре часа... Последних часа

моей жизни.

Я долго лежал,

глядя на безлюдную тихую улицу снаружи, на серую траву, на закрытые двери домов.

Наверное, камера, из которой мы выбрались, находилась глубоко в подземелье: до

земли было не больше десяти футов. Но эта земля была для меня так же

недоступна, как моя родная Земля.

Я слышал, как

внизу, в тоннеле, Скрэк тщетно пытается взобраться по откосу, как он шипит и

ругается, всякий раз соскальзывая обратно.

Наконец я

заставил себя пошевелиться, перевернулся на спину и съехал в темноту,

разбавленную розово-золотистыми отсветами... Теперь я воспринимал этот свет как

издевательство, как насмешку над моими потраченными впустую усилиями.

Джейми уже не

пытался форсировать преграду, он лежал на спине на подножье откоса, тяжело

дыша, и когда я лег рядом, повернул ко мне грязное потное лицо.

— Как... ты

сумел... туда... забраться?! Я не ответил. Какая разница — как? Главное, что

мой подъем оказался совершенно напрасным.

— Долбаная

нога... — простонал Джейми. И после паузы спросил: — Ну, что там?

— Амбразура.

— Что такое

“амбразура”?

— Дыра, которая

впору тебе, но не мне!..

Сжав зубы, я

задавил свой яростный крик. Даже после крушения всех надежд не пристало биться

в истерике, надо уметь проигрывать с честью.

— Что ж... Может,

повезет в следующей жизни...

Я повернул голову

и посмотрел на унита.

— Ты все время

твердишь про следующую жизнь. Неужели ты и вправду в нее веришь?

— Да... Нет... Не

знаю... Но тот старик так здорово о ней трепался, просто заслушаешься!

— Какой старик?

— Да так, один

плешивый идиот... Он шлялся по Торговой площади и плел свои дурацкие байки за

миску супа, — Джейми смотрел в потолок над собой, на его лице лежали розовые

блики. — О том, что после смерти все мы возрождаемся в других телах... Уж

ему-то точно не помешало бы другое тело, он был косой, кривобокий и весь в

коростах... Зато умел чесать языком так, что простаки ходили за ним толпами,

разинув рты... Когда его обезглавили на Помосте, клочки его одежды продавали по

пол-каты, а остатки волос...

— Обезглавили? За

что?

— За глупость,

румит! Только круглый дурак мог во всеуслышанье проповедовать ересь ва-га-сов!

— Да, ва-гасы

верят в то, что после смерти они могут возродиться в другом теле. Но в

Свободных Горах реинкарнация — непростая штука. Для этого нужно, чтобы твое

теперешнее тело не попало в желудок врага...

— А тот старик

болтал, что душе все равно, что станется с ее прежней оболочкой. Он говорил,

что наши души могут возродиться далее в иных мирах, далеко за пределами

небесной тверди...

— У нас на Земле

тоже есть религии, которые...

Я замолчал,

внезапно осознав, какой глупостью мы занимаемся. Ничего не скажешь, самое

подходящее время для религиозно-философских бесед!

— Ладно, скоро

станет ясно, прав был тот старик или нет, — я перевернулся на живот. —

Забирайся.

— Что?

— Залезай ко мне

на спину и держись крепче.

— Что?! Нет... Ты

не сможешь подняться туда вместе со мной!

— Ха!

Джейми заполз ко

мне на спину так быстро, словно испугался, что я передумаю. Он и вправду был

легче легкого, я поднялся наверх почти так же быстро, как в первый раз,

выметнулся на площадку и скинул его со спины.

— Здесь не так

высоко. Вылезай ногами вперед, я тебя придержу.

Джейми посмотрел

на отверстие, потом — на меня.

— Ну, чего

ждешь?! — во мне поднялась волна глухого раздражения. — Помнится, в ринтской

тюрьме ты не думал долго, прежде чем смыться!

Унит дернулся

так, словно я пнул его по больному колену.

“Прекрати истерику, капитан Райт! Как будто мальчишка

виноват в том, что тебе не повезло!”

Несколько секунд мы с тан-скином молча смотрели друг на

друга, потом я судорожно выдохнул и схватил его за руку.

— Джейми, ты

должен найти Наа-ее-лаа!

— Что?! — он

резко побелел.

— Это моя

единственная надежда! Разыщи принцессу и расскажи ей, во что я влип, она

обязательно вытащит меня отсюда...

— Ты спятил!

— Наоборот, ко

мне вернулся разум!

Я вдруг понял,

что все это время в моем мозгу подспудно билась одна и та же мысль — и вот

теперь превратилась в железную уверенность, которая возродила во мне угасшую

было надежду. Нет, вовсе не Наа-ее-лаа приказала упрятать меня сюда! Наверняка

это дело рук советника Ко-лея! Он видел, как мы прощались на помосте в Ринте, я

помню, какое кислое было тогда лицо у сына Ла-гота. И я готов был

прозакладывать двигатели “Челленджера” против единственного оставшегося у меня

предмета гардероба, что именно советник позаботился, чтобы мы с принцессой

никогда уже больше не увиделись...

Джейми перебил мои сумбурные объяснения тонким вскриком:

— Ты не понимаешь! Скинам запрещено показываться в Дворцовом

Квартале! Мне не удастся даже пробраться внутрь Внешнего Кольца, а уж попасть

во дворец... Это просто немыслимо!

Я откинул голову

к стене и закрыл глаза.

— Значит, мне

крышка...

— Во Внутреннее

Дворцовое Кольцо не проскользнет даже скрэк... Настоящий скрэк...

Я открыл глаза и

ухитрился улыбнуться, но придержал колкую остроту.

— Что ж... Может,

повезет в следующей жизни... Ладно, тебе пора!

Унит хотел еще

что-то сказать, но я подтолкнул его к бойнице.

— Давай,

пошевеливайся!

Я держал его за руки, пока он с трудом протискивался в

отверстие; наконец мое плечо уперлось в камень:

— Удачи, Джейми. Не поминай лихом!

— Джу-лиан, я

попытаюсь...

Я разжал пальцы,

не дав ему договорить. Мне не хотелось слышать конец фразы, начало которой

снова зажгло слабую искорку надежды в моей душе.

Глава

тринадцатая

ГИРХАТА

Надежда — тварь, куда более живучая, чем скрэк: даже когда

ты знаешь, что все твои упования основываются на фантоме, ты упорно не желаешь

примириться с неизбежным.

Во всяком случае,

я не мог.

Верить, что

Джейми разыщет Неелу, было еще более глупым, чем рассчитывать на то, что скин

хотя бы попытается это сделать. И все-таки слабая надежда согревала меня те недолгие

часы, которые я провел в кромешной темноте сырой холодной камеры. Я мог бы

остаться в шахте, но не захотел, чтобы меня вытаскивали оттуда, как крысу из

норы.

Ярость

стражников, обнаруживших исчезновение одного из узников, согрела меня еще

больше.

У меня мелькнула

мысль пустить в ход железный прут и проломить лютующим церберам черепа, но

тогда меня наверняка заковали бы в цепи.

Поэтому, сжав

зубы, я дал отыграться на себе за побег Джейми, после чего поднялся по каменной

винтовой лестнице, молча позволил связать себе руки и так же молча вынес

процедуру стрижки в комнате, битком набитой громогласными заключенными.

С волосами,

остриженными сзади, но полностью закрывающими лоб, я вместе со всеми вышел на

тюремный двор, чтобы напоследок взглянуть на розовое небо. У меня заслезились

глаза, такое ослепительное сияние от него исходило.

Перед нами

распахнули ворота, и в окружении тройного кольца пеших стражников в

сопровождении нескольких верховых мы двинулись по улицам Лаэте.

Заключенные

брели, тупо глядя себе под ноги, многие громко бормотали молитвы, но я жадно

оглядывался по сторонам, ища малейшую возможность для побега и всеми силами

стараясь порвать веревку на руках...

На этот раз улицы Лаэте кишели народом, всадники отжимали

унитов к стенам домов, зычно покрикивая:

— Дорогу! Дорогу! Дорогу тем, кто идет на Помост Казней!

Привлеченные

криками лаэтяне свешивались из окон, выходили из дверей, выныривали из

переулков, скоро за нами следовала уже целая толпа... Которая не шла ни в какое

сравнение с той массой народа, что колыхалась вокруг помоста в центре широкой

площади.

Я удвоил попытки освободиться и зашарил глазами по сторонам

в поисках любой лазейки в беспорядочной мешанине унитов, повозок, пестрых

навесов, вьючных ол тонов, деревянных палаток. Приговоренный впереди меня вдруг

споткнулся и упал; стражники начали его поднимать, а я сделал попытку

проскользнуть сквозь разорвавшийся строй... Но меня мгновенно перехватили и

втащили по ступеням просторного, как цирковая арена, помоста, на котором стояло

множество непонятных зловещих штук.

Я повернулся

спиной к этой дряни, с идиотской надеждой вглядываясь в шумящую внизу толпу.

Глупец! Кого я

собирался там увидеть?!

Нет, Неела

обязательно бы пришла, — если бы только Скрэк сумел ее разыскать! Но нужно быть

глупее проповедников ереси ва-гасов, чтобы ожидать самоотверженных поступков от

парня, для которого предательство давным-давно стало второй натурой...

Наверное, сейчас мне развяжут руки, и тогда можно будет попробовать прыгнуть с

помоста в толпу, а там... Пусть кто-нибудь попробует меня остановить!..

Эти скачущие

мысли проносились у меня в голове, пока за моей спиной возносились последние

молитвы, а разряженный в алое тип выкрикивал осипшим голосом длинный список

приговоров.

Как далекие, так

и близкие звуки проносились лишь по краешку моего сознания, все мои мысли и

чувства сосредоточились сейчас на ожидании того момента, когда с меня снимут

веревку. Остальные приговоренные смирились со своей участью, но я не дам

прикончить себя, как овцу на бойне!

Однако никто не

спрашивал на то моего дозволения.

Как только глашатай в алом умолк, настал черед палачей.

Оглянувшись, я увидел, что три десятка жилистых полуголых унитов срывают с

одних осужденных последнюю одежду, другим спутывают ноги, третьим...

Я рванулся к краю

помоста, готовясь совершить прыжок со связанными руками, но лаэтские палачи

оказались проворней меня. Все, что я успел сделать, — это пнуть одного из них в

живот, прежде чем толстая веревка захлестнула мои голые щиколотки. Вторая

веревка рванула меня за шею, я грохнулся спиной на помост.

Дергаясь, словно

рыба на льду, в тщетных попытках освободиться, я увидел, как палачи приступили

к своей работе.

Крики тех, кому

вспарывали животы или рубили руки, смешались с моими собственными дикими

криками. На меня брызнула кровь унита, которому отсекли руку, я закрыл глаза и

вдруг почувствовал, что мои собственные руки свободны. Вот оно, то мгновение,

которого я так ждал!

Но я не смог им

воспользоваться.

Раздался

протяжный скрежет, петля врезалась мне в горло, прервав крик, задавив дыхание,

приподняв меня над помостом. Палачи начали крутить два деревянных ворота, к

одному из которых были привязаны мои щиколотки, к другому — шея, — так, словно

хотели разорвать меня пополам. Только теперь я понял, почему приговоренным к

удушению развязывают руки: со стороны наверняка презабавно было наблюдать, как

жертва гирхаты пытается бороться с душащей ее петлей!

Вцепившись в

веревку обеими руками, я секунд пять удерживал петлю, не давая ей затянуться,

но потом палач налег на рычаг сильней, и мое тело растянулось между двумя

воротами, оторвавшись от помоста, превратившись в вибрирующую от боли струну.

Я бился, ломая

ногти о жесткие пряди, чувствуя, как голова готова лопнуть от прилившей

крови... Воздуха, воздуха! ВОЗДУХА!

В моих ушах

грянул гром, перед глазами замелькали красные огни, я почувствовал слабый удар

о помост.

Чьи-то руки

рывком ослабили петлю у меня под подбородком, я с хриплым стоном глотнул

мешанину из режущих льдинок и портновских игл... Каждый вдох причинял мне

невыносимую боль, но я хватал ртом воздух с жадностью рыбы, вытащенной из

воды...

И тут веревка

опять натянулась.

— Нееет!

Это был не мой

крик, это вопили те, кого рядом увечили, кромсали, резали, жгли... Но все-таки

позволяли дышать!

Я снова лежал на

спине, слабо цепляясь за душащую меня веревку, уже не в силах ослабить ее. Это

сделали палачи, удар в грудь помог мне судорожно вдохнуть. Шесть раз... Джейми

говорил, сильные униты выдерживают такое до шести раз... Но я наверняка не выдержу

так долго!

Палачи снова

разошлись в разные стороны, один — к вороту у меня в ногах, другой... Не надо,

нет!

... После

восьмого растягивания я провалился почти на самое дно колодца, наполненного

смутными звуками и мелькающими огнями. Меня вытащил оттуда каскад холодной

воды, обрушившийся с небес.

Я лежал все на

том же проклятом помосте, а рядом по-прежнему звенели истошные крики тех, кому

никак не давали умереть. Я не кричал. У меня едва хватало сил на то, чтобы

дышать.

Убедившись, что я

еще жив, возившиеся со мной палачи отвлеклись на происходящее рядом

четвертование и стали заключать друг с другом пари, когда вырубится этот

ублюдок: после второй отсеченной ноги или... Наконец палачи вспомнили о своих

обязанностях, деловито осмотрели меня и поплевали на руки.

— Ладно, давай

кончать. Эта свадьба принцессы загонит меня в Бездну, каждую олу все ведут,

ведут и ведут... Откуда в Лаэте берется столько мрази?

Все это

происходило не со мной.

Все было

нереально.

Нечеловеческие

вопли и визг, выплескивающаяся на меня кровь, тяжкие удары, то и дело

сотрясающие помост, деловитые голоса палачей...

Только одно было

самым настоящим: веревка, снова пережавшая мне горло, вздернувшая в воздух, и

муки медленного удушья, выдавливающие глаза из орбит!

— Стойте!

Тонкий крик,

донесшийся издалека, так похожий на голос Наа-ее-лаа, тоже не мог быть

настоящим...

— Стойте,

мерзавцы!

Воздуха! Воздуха!

О господи!

В который раз я

упал на спину, корчась, дергаясь, обдирая пальцы об удавку на шее... На этот

раз палачи не спешили ее ослабить: повернувшись ко мне спиной, они тупо пялились

на площадь. Удары топоров и мечей замолкли, только взбесившаяся кровь в моих

висках грохотала, отчаянно ища выхода.

Я перевернулся на

бок, из последних сил пытаясь ослабить веревку...

Вокруг помоста

колыхалась толпа без лиц, просто множество мутных пятен, то и дело сливающихся

в одно большое пятно... И сквозь эту муть летел олтон, стремительно взрезая

болото безликих фигур, прокладывая себе дорогу к помосту.

— Стойте, волей

Высочайшей!

Конец крика

утонул в оглушительном громе, под который я начал проваливаться в ничто. Я

больше не пытался бороться, я хотел остаться там, откуда меня уже не вытащит

никакая веревка...

... Меня вытащил оттуда умоляющий голос, в котором звенели

слезы:

— ... Джу-лиан!

Нет... Этого не

может быть!

Я попытался

вдохнуть, но не смог.

— Джулиа-а-а-ан!

Мягкие губы

прижались к моим губам, кто-то сделал за меня этот вдох, втолкнув воздух в мои

ссохшиеся легкие.

— Вы все пойдете

под “колесницу богов”!.. Господи, чей это голос звенит надо мной, такой

знакомый, дрожащий от негодования голос?

— Я всех вас

отправлю в Бездну, ублюдки! Джу-лиан! Джу-лиан, очнись!

Меня трясли за

плечи, щекочущие волосы касались моей щеки, и я наконец понял, кто зовет меня,

не желая отпустить во тьму.

— Во имя всех

небесных богов, во имя огня, и твердого неба, и благодатной...

Я открыл глаза, и

голос Наа-ее-лаа пресекся.

— Джу-лиан...

Еще никогда и ни

в чьих глазах я не видел такого сияния, как в устремленных на меня голубых

глазах принцессы Лаэте.

— Неела...

Нет, я не смог произнести ее имя, при первой же попытке

выдавить малейший звук мое горло перехватило

так, словно мне опять набросили на шею удавку.

— Высочайшая, вам

лучше отсюда уйти! Над стоящей на коленях Наа-ее-лаа возник высокий седой унит

в серебристо-черных доспехах.

— Вам не

подобает...

— Молчи! —

Наа-ее-лаа продолжала поддерживать мою голову.

— Я позабочусь об

Итоне Джу-лиане, — продолжал настаивать седовласый. — А вам не подобает...

— Я сама решу,

что мне подобает, Ирч-ди! — Неела резко вскинулась и вдруг, взглянув по

сторонам, зажала рот рукой.

Кем бы ни был

этот Ирч-ди, он был совершенно прав — принцессе не следовало здесь находиться!

Невероятным усилием воли я приподнялся на локте, но Неела уже овладела собой.

— Ирч-ди, мы

должны немедленно доставить его во дворец!

Глава четырнадцатая

РАЙ

В своей первой в жизни поездке на олтоне я оказался не на

высоте. По правде говоря, большая часть пути прошла без моего участия; только

когда меня стащили с седла, я пришел в себя настолько, что снова смог видеть

окружающее более-менее четко...

Но в длинном темном

коридоре, по которому вел меня высокий седовласый богатырь, нечего было

разглядывать, кроме тусклых факелов, воткнутых в железные кольца на стене на

каждом повороте. Наконец мы очутились в столь же скупо освещенной комнате, и

унит свалил меня на широкую кровать.

Утонув в сладко

пахнущих покрывалах, я со стыдом подумал, какую ужасную картину собой

представляю: полуголый, заросший щетиной, покрытый кровью и грязью смертник —

такому в самый раз валяться на кровати в королевских покоях! Я шевельнулся,

намереваясь сползти на пол, но нежные руки принцессы удержали меня за плечи, не

позволив даже привстать.

— Высочайшая, —

встревоженно рыкнул седой. — Это просто неслыханно... Если об этом узнает

ямадар...

— Ты еще здесь?

Не испытывай мое терпение, Ирч-ди!

Выпрямившись во

весь рост, Наа-ее-лаа гневно посмотрела на воина. А я снизу вверх глядел на

нее, с трудом узнавая прежнюю Неелу.

Куда девалась та

девочка с короткими неровно остриженными волосами, обряженная в мою клетчатую

рубашку, которую я нес на руках по тропинкам в Свободных Горах? Рядом с

кроватью стояла ослепительная красавица в изукрашенном драгоценностями

ярко-синем платье, с упрятанными под золотую сеточку

волосами цвета живого огня. Высочайшая среди равных, властная казнить или

миловать, отдающая приказы одним движением унизанной перстнями руки. И эта рука

властно указала Ирч-ди на дверь.

Старый воин молча

склонил голову, прижал кулак к груди, повернулся и вышел.

А я вздрогнул при мысли о том, как рисковала принцесса,

доставив меня сюда. Что грозит дочери Сарго-та, если меня здесь обнаружат? В

этом больном, вывернутом наизнанку мире можно было ожидать всего, чего угодно!

Перед моими глазами встало жуткое видение Помоста Казней, и я рывком

приподнялся.

— Неела, мне...

Я хотел сказать,

что мне лучше уйти, но первые же слова заставили меня схватиться за горло,

свесить голову с кровати, и меня вырвало кровью на ковер, расшитый яркими

цветами. Наа-ее-лаа самоотверженно помогала мне до тех пор, пока не прошли

чертовы спазмы, потом побежала в угол комнаты. Я смог только проводить ее

глазами: каждая попытка пошевелить шеей вызывала такую боль, что я боялся

повторения своего позора.

Принцесса

вернулась с деревянным ящичком и захлопотала, раскладывая на столике у

изголовья кровати флаконы, какие-то баночки, куски ткани... Она принялась

смазывать мою израненную шею, ободранный подбородок, освежеванные веревкой

щиколотки остро пахнущей мазью, а я лежал с закрытыми глазами, блаженствуя от

осторожных прикосновений ее ласковых рук. Неужели этой блистательной красавице

не противно прикасаться к такому грязному доходяге, как я?

Принцесса

приподняла мою нечесаную голову и поднесла к губам чашку с темной жидкостью,

уговаривая выпить до дна. Каждый глоток был настоящей пыткой, но я выполнил

просьбу нон-новар и снова растянулся на кровати, чувствуя, как боль медленно

отступает, как мир вокруг обретает прежнюю яркость...

Но когда я

попытался заговорить, унизанная перстнями ручка ласково легла на мои губы.

— Тебе еще рано

разговаривать, Джу-лиан... Пожалуйста, ты должен отдохнуть!

Я охотно

послушался, потому что эту просьбу сопровождал такой взгляд, который был

убедительней любых слов. Некоторое время мы с принцессой разговаривали глазами,

и это был самый упоительный диалог в моей жизни!

Его прервало

появление мрачного, как туча, Ирч-ди, доложившего, что все готово.

Уж не знаю,

какими снадобьями пользовала меня Неела, но они сотворили чудо: я поднялся с

кровати и пошел вслед за Ирч-ди, ни разу не наткнувшись плечом на стену.

Сумрачный цербер

провел меня в комнатку, посреди которой был маленький круглый бассейн,

исходящий теплым паром. Плюхнувшись в воду, я начал с остервенением сдирать с

себя грязь и кровь, а Ирч-ди возвышался на краю водоема, не сводя с меня

пристального взгляда. Этот седовласый итон был самым крупным унитом из всех,

каких я видел: ростом он был почти с меня и даже пошире в плечах, его лицо

казалось высеченным из камня.

Все с тем же

каменным выражением лица он подал мне сосуд с соком гойя, потом — синюю склянку

с каким-то приятно пахнущим маслянистым составом. Увидев мой озадаченный

взгляд, Ирч-ди без улыбки объяснил, что это масло для притираний.

Наконец пришло

время облачиться в одежду, которая поджидала меня на низком диванчике в углу

комнаты. Скажу одно: ее было очень много. Натягивая одну вещь за другой, я то и

дело путался в последовательности, и тогда Ирч-ди все с тем же хмурым видом

исправлял мою оплошность.

Впихнув ноги в

высокие сапоги, которые немилосердно жали, накинув на плечи длинный плащ, я

взглянул в металлическое зеркало на стене и подумал, что в последний раз

одевался подобным образом в детстве, когда изображал Зорро на празднике

Хэллоуина. Только тогда на моей одежде не сверкали украшения из золотых листков

и еще какие-то побрякушки, которых было больше, чем на манекене в витрине

ювелирного магазина.

Ирч-ди остался

верен своей мрачной невозмутимости, но мне показалось, что он доволен моим

преображением, а Наа-ее-лаа при виде меня захлопала в ладоши, как девчонка.

Увидев, что я

хромаю, она заставила меня сесть на кровать и разуться и послала Ирч-ди за новыми

сапогами. Не слушая никаких протестов, принцесса сама обмазала мои щиколотки

целебной мазью, ловко забинтовала, потом стала накладывать пропитанную мазью

повязку мне на шею... А потом ее губы вдруг оказались слишком близко от моих

губ... А потом она села на кровать рядом со мной... А еще мгновенье спустя я

почувствовал, что совершенно здоров, — и время перестало существовать для нас

обоих...

Громовое:

— Э-гхрррм! — старого воина заставило нас отпрянуть друг на

друга, и мы смутились, как старшеклассники, которых застали целующимися в

раздевалке.

Одарив принцессу

укоризненным взглядом, а меня — свирепым, богатырь швырнул к моим ногам

принесенные сапоги.

Неела поспешно

встала с кровати, и я понял, что хотя она отдает Ирч-ди приказы, он тоже имеет

над ней некоторую власть. Интересно, какую роль играет во дворце этот

седовласый итон?

Мне о стольком нужно было спросить Наа-ее-лаа, но, обувшись,

я просипел самый незначительный вопрос:

— Чья это комната?

— Моего брата.

— У тебя есть

брат?

Сам не знаю,

почему это так меня удивило.

— Он давно умер,

Джу-лиан...

Я совсем было

собрался с силами, чтобы спросить про советника Ко-лея, но принцесса взяла меня

за руку, и все вылетело у меня из головы.

К черту Ко-лея,

сейчас существовали только мы двое — я и Неела! Она меня не забыла, она меня

спасла! Но одну вещь я все-таки обязан был выяснить.

— Неела,

наверное, мне не следует здесь находиться. Ты можешь пострадать, если

кто-нибудь увидит, что...

— Я никуда тебя

не отпущу! — воскликнула принцесса. — В городе сейчас неспокойно, ты не

можешь...

— Высочайшая, —

подал голос Ирч-ди, — итон Джу-лиан совершенно прав. Ему лучше перебраться в

шантеру Скода.

— По какому праву

ты принимаешь решения за меня, Ирч-ди?

Наа-ее-лаа

хлестнула высокого воина яростным взглядом, но на этот раз богатырь не склонил

головы.

— По праву вашего

лавадара, принцесса! Я отвечаю за вашу жизнь, безопасность... и честь.

Я быстро взглянул

на Наа-ее-лаа, а она ответила мне смущенным, почти испуганным взглядом.

— Нет, Джу-лиан,

ты... Он... Сейчас я тебе все объясню!

— Ты не обязана

мне ничего объяснять, — давясь словами, прохрипел я. — Разве Высочайшая не

вправе сама выбрать себе лавадара?

Когда-то я уже

слышал эти слова... Где-то раньше, от кого-то другого... От кого же?

Принцесса,

схватив меня за руку, взглянула на меня умоляющими голубыми глазами... И я

вдруг вспомнил, а, вспомнив, вздрогнул, как от удара.

— Неела, где

Джейми?

— Кто?

— Подожди...

Скажи, как ты очутилась на Помосте Казней?

— А, да! Какой-то

скин, — принцесса брезгливо скривила губы, с отвращением выговаривая это слово.

— Какой-то сумасшедший оборванец бросился под ноги моему олтону возле дворцовых

ворот. Не понимаю, как он смог попасть во Внутреннее Кольцо, но я еще разберусь

со стражей, дежурившей в эту олу!

— Где он?!

— Кто?

— Этот че... Этот

унит?

— Унит? —

принцесса смотрела на меня в явном замешательстве. — А, то грязное животное...

Наверное, его уже казнили...

— Что?!

У меня не

получилось вопля, только сдавленный хрип, который перешел в надсадный кашель,

скрутивший меня в три погибели.

Неела ласково гладила меня по спине, но отшатнулась, когда я

поднял голову и уставился на нее:

— Казнили?!.

— Да... Что с

тобой, Джу-лиан? Он ведь проник во Дворцовый Квартал, — Наа-ее-лаа отчаянно

пыталась понять, почему я так на нее смотрю. — Далеко не каждому кархану

дозволяется сюда входить, а тварям вроде скинов запрещено приближаться даже к

Внешнему Дворцовому Кольцу...

— Если бы не эта

“тварь”, я бы сейчас...

Новый приступ

кашля чуть не вывернул меня наизнанку, я зажал рот рукой. Господи, как мне

объяснить лаэтской принцессе то, что я должен ей объяснить?! Это было бы

невероятно сложно, даже владей я полностью своим голосом!

— Да что с тобой

такое, Джу-лиан? — в небесно-голубых глазах, так похожих на глаза Джей-ми,

появились слезы. — Я не понимаю...

— А я не понимаю,

что

с тобой, Неела! Как ты могла...

— Могла — что?

— Казнить...

того... кто... меня... спас...

— Но, Джу-лиан...

— Простите,

Высочайшая, — внезапно вмешался Ирч-ди, сделав шаг вперед. — Я осмелился

отложить казнь до тех пор, пока низший не признается, как он проник через

сторожевые посты.

— Где он сейчас?!

— прохрипел я, резко повернувшись к воину.

Но Ирч-ди молчал

до тех пор, пока мой вопрос не повторила принцесса.

— Он в тюрьме

Внешнего Круга, Высочайшая.

— Я пойду туда!

— Джу-лиан, нет!

Пусть Ирч-ди отнесет начальнику тюрьмы приказ помиловать этого преступника, раз

ты так хочешь, но...

— Я пойду туда

сам. Он... — вконец отчаявшись объяснить, я просто поднес к губам ручку

Наа-ее-лаа.

Какой неблагодарной скотиной я должен был выглядеть в ее глазах!

Принцесса Лаэте, рискуя репутацией,

а, может, и гораздо большим, вытащила меня

с

Помоста Казней, привела во дворцовые покои, вернула мне человеческий облик,

— и вот теперь я хотел покинуть ее из-за какого-то презренного тан-скина! В

устремленных на меня голубых глазах сверкали молнии, но я стойко встретил

гневный взгляд нонновар.

— Неела, я

должен так

поступить, — на секунду я умолк, сражаясь с новым приступом удушья, и, наконец,

проговорил чуть слышно: — Я люблю тебя.

Молнии угасли, так и не разразившись грозой. Принцесса Лаэте

порывисто обняла неблагодарного итона, прижавшись головкой к моей груди:

— Я тоже люблю тебя, Джу-лиан!

Ирч-ди кашлял и

хрипел так, словно это он прошел недавно через девять растягиваний, но мы с

Неелой не обращали внимания на его свирепые сигналы. Мы стояли, обнявшись, как

тогда на помосте в Ринте, и мне стоило огромного труда опустить руки.

А Наа-ее-лаа

мгновенно снова превратилась в Высочайшую из равных.

— Делай все, что

тебе прикажет итон Джулиан! — грозно велела она лавадару.

— Да, Высочайшая,

— старый вояка даже не попытался скрыть свое неудовольствие и тревогу.

— Проведи его

обратно во дворец южным ходом!

— Да, Высочайшая.

— Я дам тебе с

собой укрепляющий бальзам, ты знаешь, как им пользоваться...

Принцесса

подбежала к шкафчику в углу и вернулась с сосудом в оплетке. Сунув сосуд за

пазуху, воин выжидательно уставился на меня.

— Спасибо тебе,

Неела.

— Возвращайся

скорей, Джу-лиан, — принцесса погладила меня по щеке. — Ты часто ведешь себя,

как безумец, но... Я люблю тебя, кем бы ты ни был, откуда бы ты ни пришел!

Эти слова

продолжали звучать у меня в ушах, когда вслед за Ирч-ди я вышел из комнаты.

Бедняга Ко-лей!

Глава

пятнадцатая

АД

Следуя рядом с лавадаром через Дворцовый Квартал, я все

больше недоумевал, как Джейми удалось проникнуть во Внутренний Круг, до самых

ворот жилища ямадара. Каждый из Кругов представлял собой кольцо бастионов: три

таких кольца окружали дворец Сарго-та, превращая его в неприступную крепость.

Мы с Ирч-ди

проезжали по ущельям узких улиц между крепостных стен, по гигантским подъемным

мостам, перекинутым над заполненными водой рвами, мимо часовых, окликающих нас

из навесных башен. Все вокруг было настолько грандиозным, что казалось

ненастоящим, но вскоре у меня исчезло ощущение, будто окружающие меня каменные

громады сделаны из фанеры или папье-маше. Нет, мосты грохали о камень так, что

мой олтон пугливо прижимал уши, толстые цепи гремели, поднимая перед нами

решетки, стены бастионов вздымались так высоко, что внизу между ними царил

полумрак...

Мое внимание

разрывалось между олтоном, которым я управлял впервые в жизни, окружающими меня

декорациями к фильму из жизни средневековья и моим провожатым. Седой воин

отвечал на окрики часовых оглушительным ревом, который будил эхо в каменных

ущельях, и в моей душе рождалась черная зависть к тому, кто может так громко

орать. Сам я все еще был способен только на сиплый полушепот.

Этим полушепотом

я пытался задавать вопросы Ирч-ди, но тот отвечал настолько коротко и неохотно,

что вскоре я совсем замолчал.

Лавадара принцессы явно хорошо знали и даже побаивались в

Дворцовом Квартале: нас пропускали без задержек через все посты, пока, наконец,

мы не приблизились к крепости из черного камня, при виде которой мой провожатый

буркнул:

— Горхаг. Тюрьма Внешнего Круга.

Горхаг

распростерся на земле, словно свернувшееся полукольцом чудовище, одним своим

видом внушая почтительный трепет. Кажется, скоро я стану большим знатоком тюрем

во-наа и смогу написать о них реферат, основанный на богатом личном опыте...

Ирч-ди набросил поводья своего олтона на крюк в стене и

загрохотал кулаком в маленькое окошко в окованной металлом двери:

— Воля Высочайшей!

Лавадару пришлось

гаркнуть это несколько раз, прежде чем нас обозрели в открывшееся окошко и

впустили внутрь. Внутри Горхаг был похож на Дворцовый Квартал в миниатюре:

вооруженные униты останавливали нас чуть ли не каждом шагу, и я рычал от ярости

и нетерпения, пока Ирч-ди объяснялся с очередным стражником.

Перед тем, как

распахнуть дверь в конце длинного коридора, Ирч-ди пристально посмотрел на меня

и достал флягу, полученную от Наа-ее-лаа.

— Нет, не сейчас!

— прохрипел я, отстранил флягу и первым ввалился в комнату начальника тюрьмы.

Каким угодно я

представлял себе владыку этого царства теней, только не таким!

В жарко

натопленной комнате за захламленным столом сидел лысый толстяк в красной одежде

и, чавкая, лопал что-то из солидных размеров тарелки. В то же время некая

бесцветная личность за его креслом долдонила унылым голосом то ли молитву, то

ли реестр.

Подняв глаза на

шум открывшейся двери, толстяк суетливо вскочил, сунул бутылку под стол и

уронил кружку. Монотонная молитва смолкла.

— Блистательный

лавадар!

— Здорово, Клос,

— рыкнул Ирч-ди. — Все отращиваешь брюхо?

— Какое там! —

замахал руками толстяк. — В последние олы у меня столько работы, что нет даже

времени как следует поесть! Видишь сам — перехватываю на ходу, одновременно

занимаясь делами...

По знаку начальника личность за креслом включилась с того

места, на котором умолкла:

— Кархан Дог-дон, третья верхняя, горячая, безрезультатно.

Кархан Ол-дим, вторая нижняя, признался, переведен в четвертую верхнюю. Итон

Ло-гар-хан, шестая верхняя...

— Довольно! —

Ирч-ди прервал молитву ударом ладони по рукояти меча.

— Где тан-скин? —

просипел я, перегнувшись через стол, отделяющей меня от толстяка.

Ирч-ди немедленно

продублировал мой шепот громовым рявком.

— Виноват,

блистательный лавадар! — виновато заговорил толстяк. — Я еще не успел выполнить

твой приказ, но я немедленно этим займусь, даже если мне придется остаться

без...

— ГДЕ ОН?!

— Э-э... — начальник оглянулся на бесцветную личность,

которая немедленно доложила:

— Тан-скин, схвачен во Внутреннем Дворцовом Круге. Четвертая

нижняя, обычная подготовка к допросу первой степени. Допрос назначен на...

— Я и сам

прекрасно помню! — прервал толстяк. — Ну конечно, я велел поместить негодяя в

одну из нижних камер, они обычно становятся более разговорчивыми после того,

как...

— Мы забираем

его, — прервал Ирч-ди.

— Э-э-э... Как

скажешь, блистательный лава-дар. Сейчас я кого-нибудь туда пошлю...

— Я сам за ним

схожу! — прохрипел я.

Начальник тюрьмы уставился на меня так, словно я ляпнул

отъявленную непристойность, но лавадар рявкнул:

— Воля Высочайшей! — и сунул ему под нос металлическую бляху

с изображением трилистника.

— Х-хорошо...

Конечно, как скажете... Тогда позвольте мне вас проводить!

С тоской

посмотрев на тарелку, толстяк накинул на плечи подбитый мехом плащ.

Лестница, по

которой мы спускались, уходила, казалось, в самую Бездну. Несмотря на теплую

одежду, меня колотила дрожь — не столько от царившего здесь промозглого холода,

сколько от глухих страшных криков, порой доносившихся как будто из стен.

На каждой площадке под ярко пылающим факелом дежурил

стражник; по тому, сколько таких площадок мы прошли, я мог судить, как глубоко

мы спустились под землю.

Проклятое место!

Наверное, даже таракан не смог бы долго просуществовать в этой дыре!

— Долго еще?! —

прохрипел я, негодуя, что чертово горло не позволяет мне крикнуть во весь

голос, как мне бы того хотелось.

Но начальник

Горахага, топающий передо мной, сразу по пятам за здоровяком, вздымающим над

головой факел, уловил мой хрип.

— Почти пришли! —

сообщил он и снова принялся жаловаться на обилие работы и на свою многотрудную

жизнь.

Меня чертовски

раздражал этот тип, но я был рад его назойливой болтовне, потому что она

заглушала адские звуки, напоминающие мне о Помосте Казней. Однако чем ниже мы

спускались, тем глуше становились крики и стоны, пока, наконец, не умолкли

совсем. Наверное, униты недаром верят, что в Бездне царит не только вечный

мрак, но и полное безмолвие...

— Здесь, —

толстяк остановился, переводя дух.

Стражник загремел

многочисленными засовами, и едва толстая двойная дверь приоткрылась, из-за нее

вырвался нечеловеческий визг.

Я выхватил у

стражника факел, оттолкнул его и ворвался в камеру, как в логово Ночных Владык.

— Джейми! Где

ты?..

Никто не

отозвался на мой сдавленный хрип, но дикие крики смолкли.

Застыв у входа, я смотрел на голых людей, сбившихся в тесную

кучку на полу, и на стаю скрэков, облепивших окровавленный труп, у которого не

было лица, а руки были обглоданы до костей... Многие еще живые люди были

зверски искусаны, и я увидел, как вспугнутый светом скрэк отцепился от руки

сидевшего с краю человека...

— Унита, —

машинально поправил я себя, как будто это сейчас имело какое-то значение.

В камеру

ввалились мои спутники, свет вспыхнул ярче. Скаля длинные зубастые пасти,

скрэки с недовольным верещанием отхлынули от добычи и один за другим исчезли в

дыре в углу.

— В последнее

время их развелось столько, что просто спасу нет! — пожаловался начальник

тюрьмы. — За прошлую улу сожрали троих заключенных, — но что я могу поделать?

Их не берут никакие яды...

— Джейми! — я

хотел заорать во все горло, но снова разразился кашлем, шаря глазами по тем,

кто сидел на полу.

Среди несчастных,

полузамерзших, искусанных, но все еще живых существ я не увидел тан-скина — и с

ужасом воззрился на истерзанное тело на полу...

— О господи...

Нет!

— Джу-лиан...

Почти неслышный

шепот, раздавшийся за моей спиной, заставил меня резко развернуться, — и в

дальнем углу камеры я увидел того, кого искал.

Раздетый догола,

как и все остальные заключенные в этой душегубке, Джейми лежал на земляном

полу, истоптанном лапами скрэков.

Я одним прыжком

оказался рядом, воткнул факел в пол, наклонился над ним...

Парень был весь в

крови, но то была старая кровь — память о наших предыдущих передрягах. Другие

заключенные вышвырнули тан-скина в дальний угол камеры, не пожелав делиться с

ним теплом своих тел, побрезговав греться об этого низшего из низших. Двуногие

собратья отвергли Джейми, но скрэки не тронули его. Не тронули, хотя тот не

смог бы оказать им ни малейшего сопротивления. Он даже не шевельнулся, когда я

схватил его за руку, холодную, как у мертвеца.

— Ничего, —

давясь словами, я сорвал с себя плащ. — Все будет в порядке, дружище... Сейчас

я тебя отсюда заберу...

Я положил Джейми

на плащ, закутал с ног до головы, обернулся, ища глазами еще какую-нибудь

одежду...

Лавадар,

начальник тюрьмы и стражники со смесью отвращения и недоверия на лицах

наблюдали, как я вожусь с полудохлым скином. Ирч-ди презрительно скривил губы,

но в ответ на мой бешеный взгляд содрал с плеч начальника тюрьмы тяжелый плащ и

бросил мне.

— Все будет в

порядке, Джейми, — я завернул унита в подбитую мехом ткань, приподнял,

натягивая ему на голову капюшон. — Нам не впервой выбираться из разных поганых

мест, верно?

— Вер...

Лохматая голова

упала мне на плечо, и ко мне на миг вернулся прежний голос, но крик почти сразу

перешел в новый приступ кашля. Я беспощадно его задавил, прижал пальцы к шее

тан-скина и не дышал, пока не почувствовал слабое биение пульса.

Я встал, держа

Джейми на руках, и быстро направился к выходу.

— Дайте этим

людям одежду, — уже на пороге прохрипел я отскочившему в сторону начальнику

тюрьмы. — И принесите сюда побольше факелов.

— Да, блистательный итон Джу-лиан, — пробормотал толстяк

раньше, чем Ирч-ди успел подкрепить мои слова криком:

— Воля Высочайшей!

Глава

шестнадцатая

ШАНТЕРА

СКОДА

Внизу шумели подвыпившие постояльцы, но то был едва

различимый шум: Скод отвел нам лучшую комнату на втором этаже, вдалеке от

лестницы и общего зала.

Не знаю, какую

власть имел Ирч-ди над хозяином шантеры, но тот принял нас с таким почетом,

словно мы владели контрольным пакетом акций его заведения. Он не задал ни

одного неудобного вопроса и предоставил в наше распоряжение все, чем владел:

кровати, еду, выпивку, сколько угодно горячей воды, даже жестяную ванну... Но

всего этого было мало, чтобы вернуть к жизни полумертвого унита.

— Ты должен

сходить за лекарем, Ирч-ди, — я отвернулся от кровати, на которой под тремя

одеялами лежал Джейми, и взглянул на воина, сидящего в кресле с бокалом в руке.

— Ни один лекарь

не согласится лечить тан-скина, — Ирч-ди отхлебнул из бокала, сморщился и

выплеснул остатки на пол.

— Даже если ему

прикажет лавадар принцессы?

— Даже если ему

прикажет сама Высочайшая. Лекарь, который пользует скинов, будет обречен на

голодную смерть, ведь к нему уже никогда не обратится ни один кархан.

— Тогда приведи

сюда Наа-ее-лаа! Она одна стоит стоит всех лекарей в этом задрипанном

городишке!

Ирч-ди, побагровев, со стуком поставил бокал на стол:

— Да ты в своем уме, блистательный итон? — медленно

проговорил он. — Ты хочешь, чтобы Высочайшая из равных пришла в эту дыру,

больше того — чтобы она находилась в одной комнате с тан-скином?!

Мы долго смотрели

друг другу в глаза.

— Ты мне

нравишься, Ирч-ди, — честно сказал я.

Воин побултыхал

жидкость в бутыли солидных размеров и что-то неразборчиво проворчал.

— Скажи, как ты

стал лавадаром принцессы?

— Я стал им в тот

день, когда она родилась. Моя покойная сестра была кормилицей Наа-ее-лаа, —

Ирч-ди сделал большой глоток прямо из горлышка и вытер рот тыльной стороной

ладони. — Пожалуй, ты мне тоже нравишься, Джу-лиан. Не знаю пришел ли ты и

впрямь из-за твердого неба...

— Она тебе

рассказала?

— ... Но даже

одному из небесных богов я не советовал бы пренебрегать принцессой! Я обещал

Наа-ее-лаа, что мы скоро вернемся. Нам пора во дворец, собирайся!

— Я никуда не

пойду.

Отвернувшись от

Ирч-ди, я устало сгорбился и вытер пот со лба: от камина удушливыми волнами плыла

жара. В во-наа никто не топит в разгар дня, но Джейми сейчас нуждался в тепле.

Я посмотрел на

бледное лицо скина, на черные круги вокруг глаз, на приоткрытые запекшиеся губы

— и уткнулся лбом в сжатые кулаки. Такого бессильного бешенства я не чувствовал

даже сидя рядом с умирающей Наа-ее-лаа. Тогда у меня был хоть какой-то шанс ей помочь,

пустив в ход земные лекарства, а теперь... Что я мог сделать для парня, который

совершил невозможное, чтобы меня спасти?!

— Было бы лучше,

если бы он сдох, — я вздрогнул, услышав над своей головой гулкий голос Ирч-ди.

— Лучше для всех, и для него тоже. По мне, таких тварей милосердней убивать

сразу после рождения...

— Отойди от него!

— мой сипящий голос не шел ни в какое сравнение с громовым басом лава-дара, но

тот вздрогнул и попятился, когда я поднялся между ним и кроватью.

— Высочайшая

рассказывала, что ты силен, — Ирч-ди, сощурив глаза, окинул меня быстрым

взглядом. — Она говорила, что ты голыми руками убил тор-хо, — неужели это

правда?

— Послушай,

Ирч-ди. Я не собираюсь мериться с тобой силой. Но Джейми трижды спас мне жизнь,

и я не позволю...

— Да за кого ты

меня принимаешь, Джу-лиан? Чтобы я пачкал свой меч о какого-то вонючего

тан-скина?

Видно, существует

предел, за которым невозможно сохранить спокойствие даже тому, кто очень

старается быть терпимым. И слова лавадара вышвырнули меня за этот предел.

— Да уж, конечно,

вам, чистой крови, не пристало дышать одним воздухом с таким презренным

существом, как тан-скин! — с ядовитой издевкой прошипел я. — “Все животные равны,

но одни равнее других”, — так, кажется, у Оруэлла? А вот тиргон вашего ямадара

оказался не столь разборчив!

— Что-что? —

Ирч-ди приподнял брови.

— “Только чистой

крови унит, от чистой крови рожденный, вознесется к небесному куполу на

священном крылатом звере”, — глумливо процитировал я. — Небось, ты тоже в это

веришь, лава-дар? Так вот — этот тан-скин, о которого ты никогда не запачкал бы

свой благородный меч, поднял в воздух тиргона правителя Лаэте легче, чем

мальчишка запустил бы в воздух бумажного голубка!

— Ты и впрямь

сумасшедший, — покачал головой Ирч-ди. — Никто, кроме отпрысков Дома ямадара,

не может заставить взлететь тиргона Сар-гота...

— Как же, как же!

— ядовитый сарказм в моем голосе напомнил мне знакомые интонации Скрэ-ка. — Я

сам летел вместе с Джейми на спине рогатой зверюги с трилистником на боку — и

убедился, что все различия между низшими и высшими в во-наа не стоят даже...

Я резко оттолкнул

Ирч-ди, шагнувшего к кровати. Глупец, кто велел тебе распускать язык? Если за

ношение ножа скина могли приговорить к “колеснице богов”, то что же ему грозило

за посягательство на дракона ямадара? Когда же ты, наконец, поймешь, что

здешние правила игры отличаются от земных, и зачастую с этими правилами не

поспоришь?!

— Нет, — лавадар

шумно перевел дух. — Не беспокойся, я его не трону. Я только хочу на него

взглянуть...

— Что-что?!

— Могу даже к

нему не прикасаться. Сними с него одеяла и переверни на живот!

В хриплом голосе

старого воина было что-то такое, что заставило меня выполнить эту странную просьбу.

Я осторожно

перевернул Джейми на живот, и Ирч-ди, нагнувшись над моим плечом, уставился на

спину унита.

Вдруг меня

заставил обернуться очень странный сдавленный звук.

— В чем дело? Эй,

что с тобой? Тебе плохо?

— Н-нет... Н-ничего, — страшная бледность медленно сходила с

лица лавадара принцессы. — Давай

я помогу

тебе его уложить...

— Поможешь мне

уложить презренного вонючего тан-скина?

Боюсь, мой

сарказм не дошел до Ирч-ди, тот был как будто все еще слегка не в себе. Я сам

перевернул Джейми на спину и снова его укрыл. Теперь мальчишка полыхал от жара,

ссадины на его груди воспалились и сочились гноем.

— Какого цвета у

него глаза? Всего я мог ожидать от Ирч-ди, только не такого вопроса!

— Голубые, как у

Наа-ее-лаа...

Лавадару

принцессы следовало бы возмутиться сравнением глаз его госпожи с глазами

низшего из низших, но Ирч-ди отреагировал совершенно неожиданно. Он шагнул

вперед, опустил ладонь на лоб Джейми и вгляделся в его лицо. А ведь еще недавно

воин кривился от отвращения, помогая мне мыть тан-скина, и бормотал, что делает

это только из уважения к воле Высочайшей!

— В чем дело,

Ирч-ди?

Развернувшись,

лавадар стремительно пошел к порогу.

— Я приведу сюда

Наа-ее-лаа.

— Но...

— Жди, я скоро

вернусь, — с этими словами телохранитель принцессы исчез за дверью.

Я ничего не

понимал, и у меня не было сил разбираться во всех этих загадках. Я страшно

устал, устал до потери сознания.

Отхлебнув из

кружки, стоящей возле кровати, я сел на пол и поправил на Джейми одеяло.

— Все

будет в порядке, дружище... Скоро Неела тебя подлечит, и ты будешь молодцом.

Снова начнешь обзывать меня проклятым румитом, сумасшедшим землянином и... Как

там еще? Ну, да уж ты сам сообразишь. Вот не думал, что мне когда-нибудь будет

не хватать твоей брани...

Я положил голову

на край кровати и заснул прежде, чем успел понять, что засыпаю.

Меня разбудил сначала грохот двери, а вслед за тем — громкий

голос Наа-ее-лаа:

— Значит, я должна являться в эту дыру, потому что ты не

соизволил удостоить меня посещением, так, итон Джу-лиан? Значит, ты предпочитаешь

шантеру дворцу, а общество низшего из низших — обществу принцессы Лаэте?! И

теперь по твоей прихоти я должна приходить туда, где находится скин, больше

того —

тан-скин? И

еще того больше — ты имеешь наглость рассчитывать, что я буду его лечить?!

— Неела...

— Значит, для

этого меня обучали священной науке целительства — чтобы я возилась с

полудохлыми низшими тварями?!

— Высочайшая...

— Молчи, Ирч-ди!

— принцесса гневно замахнулась кулачком на своего лавадара. — Я велела тебе

доставить Итона Джу-лиана во дворец, — а вместо этого ты являешься ко мне и

говоришь, что он... что ты... — голос Наа-ее-лаа задрожал. — Ненавижу! Ненавижу

вас обоих!

Я ее понимал. В

глазах Высочайшей среди равных мой поступок не имел названия. За унижение,

которому я ее подверг, наверняка было мало даже “колесницы богов”!

Все, что я мог

сказать в свое оправдание, не умерило бы царственного гнева нонновар, поэтому я

просто молча смотрел на нее... И, как ни странно, мой взгляд подействовал лучше

любых оправданий. Голубые глаза перестали полыхать гневом, маленькие кулачки

разжались, Наа-ее-лаа откинула капюшон длинного темного плаща.

У меня екнуло

сердце, — настолько она была прекрасна.

— Джу-лиан... Как

ты мог так со мной поступить?

— Неела...

— Не называй меня

этим именем!

— Высочайшая... —

я почти шептал, боясь, что голос снова изменит мне в самый неподходящий момент.

— Я люблю тебя так, как никогда никого не любил в моем мире, на моей планете.

Но даже ради тебя я не могу... Не могу сделать то, что считаю подлостью и предательством.

— И почему я

должна была влюбиться именно в тебя, сумасшедший пришелец с неба? — горестно и

тихо спросила Наа-ее-лаа, не сводя с меня огромных голубых глаз.

— Высочайшая...

— Нет. Неела, —

принцесса сбросила плащ на руки Ирч-ди. — С тех пор, как я встретилась с тобой,

Джу-лиан, я прошла через такие унижения, через какие не проходила ни одна

Высочайшая среди равных. Может, правду говорят древние книги: любовь возносит к

небу, но она же и сбрасывает в Бездну? И самое страшное, что я не могу

вырваться из этого плена! Хорошо, Джу-лиан. Ради тебя я попробую вылечить

это... создание.

Я молча прижал к губам ее руку, чувствуя себя отъявленным

подлецом. Я убил бы любого, кто

посмел бы обидеть принцессу, но сам то и дело невольно ее обижал. Ну почему я

должен был влюбиться именно в нее, в дочь чистой крови, наследницу ямадара

Сарго-та?

— Мне нужно его

осмотреть, — страдальчески морща носик, Неела двинулась к кровати, на которой

лежал низший из низших, но так и не заставила себя подойти вплотную. — Сними с

него одеяла.

Зная

щепетильность принцессы в некоторых вопросах, я откинул одеяла только с груди и

ног скина, и принцесса сморщилась еще больше.

— Любой итон на

его месте уже был бы мертв. Но эти... Эти существа живучи, как скрэки!

— У него девять

жизней, это правда.

— Старый вывих? —

мгновенно поставила диагноз принцесса, показав на заплывшее опухолью колено.

— Да. Я вправил

ему сустав полторы улы назад, но с тех пор...

— Он никогда уже

не избавится от хромоты.

— Но... Он

выживет?

— Не знаю. Все во

власти Интара.

Наа-ее-лаа отошла

к столу, на который Ирч-ди поставил принесенный с собой ларец. Некоторое время

принцесса сосредоточенно смешивала какие-то жидкости и растирала что-то в

маленькой золотой ступке.

— Три капли этого

эликсира надо давать ему с холодной водой дважды в олу, — наконец сказала она.

— Этой мазью следует смазывать его ободранную шкуру и ногу. Все остальное — во

власти богов.

Наа-ее-лаа отошла

и опустилась в кресло у прогоревшего камина, но Ирч-ди приблизился к кровати,

чтобы помочь мне выполнить предписания своей госпожи.

— Что это за

отметины у него на теле? — вполголоса спросил старый воин, показывая на

поджившие следы зубов змееногих на плечах и груди Джейми. — У тебя на руках я

видел такие же...

— Не так давно

нам пришлось драться с Владыками Ночи в лесу близ Ринта. Мы устроили хороший

тарарам в их пещере.

— Вы были внутри

логова змееногих?! — хриплым шепотом поражение рявкнул старый воин.

— Да. Были, — я

устало присел на край кровати. — Не хотел бы я еще раз там побывать. Лавадар,

может, объяснишь мне, что происходит?..

— Вы кончили?

Принцесса встала.

— Ирч-ди, найди

кого-нибудь из здешней прислуги, кто согласится ухаживать за этим... существом,

пока оно не выздоровеет или не отправится в Бездну. Сделай это поскорей — и

вернемся во дворец!

Я начал качать

головой, готовясь к очередному большому сражению, но лавадар меня опередил.

— Мне кажется,

Высочайшая, будет лучше, если итон Джу-лиан останется здесь. Если даже

кто-нибудь из слуг согласится ухаживать за тан-скином, такие субъекты никогда

не держат язык за зубами. Что, если пойдут слухи...

Впервые

Наа-ее-лаа вздрогнула и заколебалась в ответ на увещевания Ирч-ди. Когда речь

шла обо мне, нонновар ничего не пугало, — но быть уличенной в том, что она

посещала тан-скина?

— К тому же итону Джу-лиану рискованно пребывать в покоях

твоего брата, Высочайшая, — продолжал Ирч-ди. — Во дворце секреты не живут

долго, и гнев Сарго-та грозит вам обоим, если правда выплывет наружу!

Принцесса хотела

что-то сказать, но только беспомощно облизала губы. Лавадар привел еще один

весомый аргумент, который явно до сих пор не приходил Нееле в голову. Нонновар

готова была подвергнуть себя любому риску ради моей жизни и безопасности, но не

хотела подвергать риску меня. Великий Интар, чем я заслужил такую

самоотверженную любовь?!

— Да... Но ведь

начальник тюрьмы... — наконец слабо пролепетала Наа-ее-лаа. — И палачи... и

люди на площади...

Ирч-ди хищно

усмехнулся.

— Начальник

тюрьмы знает одно: я забрал у него заключенного, которого сам же привез. Больше

ему знать не положено! Что до палачей и зевак... Ты поступила очень

неосторожно, Высочайшая, но я думаю, что смогу это исправить. Кто вынес тебе

приговор, итон Джу-лиан? — обратился он ко мне.

Выслушав описание

старого чучела, лавадар кивнул.

— Ол-хон. Состоит

на жаловании у Ко-лея, как и каждый второй судья в Южной тюрьме.

— Я так и думал!

— вырвалось у меня.

— Почему?

Я начал было

объяснять, но остановился, увидев, как страшно изменилась в лице Наа-ее-лаа.

— Мерзавец!

Подлый трус! Гнилая кровь Дома Ла-гота! — принцесса запустила в стену кружкой,

разбив ее на тысячу кусков. — И этому мерзкому румиту меня хотят отдать в

жены?! Да я бы лучше легла с одним из четвероногим ва-га-сов...

— Высочайшая! —

вскричал шокированный Ирч-ди.

— ... или даже с

этим тан-скином!

Я подошел к

разбушевавшейся принцессе, обнял ее за плечи, и Наа-ее-лаа сразу утихла.

— Я никогда не

буду принадлежать никому, кроме тебя, Джу-лиан...

Голос Ирч-ди в

который раз прервал нас с Не-елой на самом интересном месте.

— Я все улажу,

принцесса, — если ты будешь вести себя благоразумно, — многозначительно

произнес лавадар.

Принцесса

кивнула, но ее головка тут же упрямо вздернулась.

— Хорошо, пусть

так! Но я все равно буду приходить сюда, Ирч-ди!

— И это

называется — вести себя благоразумно? Хорошо, Высочайшая, как пожелаешь. Но

сейчас нам пора вернуться во дворец.

— Джу-лиан, это

ненадолго, — Наа-ее-лаа, приподнявшись на цыпочки, положила руки мне на плечи.

— Ты сможешь занять любую комнату в шантере или столько комнат, сколько

пожелаешь...

— Не волнуйся, я

прекрасно здесь обустроюсь!

Ирч-ди не сводил

с нас бдительных глаз, и только поэтому я поцеловал Высочайшую из равных в

ладонь, а не в губы.

Ирч-ди вернулся

гораздо раньше, чем я ожидал, вырвав меня своим приходом из полудремоты.

— Хотел бы я

все-таки понять, что происходит, — подняв голову, сказал я старому лавадару.

— Наа-ее-лаа

приказала помочь тебе обустроиться.

— Ты прекрасно

знаешь, о чем я говорю!

— Он

еще не очнулся?

— “Он”? — я

посмотрел на Джейми, потом — на седого итона. — Не “это существо”, не “эта

мразь”, не “эта низшая тварь”, а “он”? Может, ты, наконец, объяснишь, откуда

такая небывалая терпимость к низшему из низших?

Ирч-ди, похоже,

хотел что-то ответить, но тут же сжал губы с привычным каменным выражением

лица.

— Ладно... В

общем-то, мне на это плевать. Я никогда не был силен в интригах. Но я также

никогда особо не любил ночные полеты, поэтому надеюсь получить ответы на

кое-какие вопросы, если не у тебя, то у...

Слабый стон за

моей спиной заставил меня замолчать и обернуться.

Джейми открыл

глаза. Сперва они были мутные и бессмысленные, но постепенно взгляд скина

исполнился величайшего удивления. Еще бы — потерять сознание в холодной темной

дыре, а очнуться на мягкой чистой постели под теплыми одеялами, в комнате,

обставленной с невиданной для низшего из низших роскошью...

— Джейми!

Голубые глаза

обратились в мою сторону, он прерывисто вздохнул.

— Джу-лиан...

— Наконец-то ты

очнулся!

— Где...

— Мы в шантере

Скода.

Я взял глиняную

кружку, приподнял голову друга, и Джейми начал глотать холодную воду с

растворенным в ней эликсиром. Вдруг его зубы застучали о край кружки.

— Кто... это?!. Я

обернулся.

— Ирч-ди, лавадар принцессы.

— Он... вернет меня...

Джейми ценой

невероятного усилия привстал, но тут же снова рухнул на подушки.

— Тебя никто не

тронет, — я положил ладонь на покрывшийся испариной лоб, изуродованный знаком

“глаза”. — Успокойся!

Повысив голос

слишком резко, я надсадно закашлял.

— Ты говорил,

самые сильные здоровяки выдерживают шесть растягиваний, — с мальчишеской

похвальбой прохрипел я. — Так вот — я выдержал все девять!

Джейми перевел

глаза с моего перевязанного горла на мой роскошный наряд, скользнул оценивающим

взглядом по золотым побрякушкам на рукаве...

— У тебя будет

одеяние не хуже, — просипел я, улыбаясь знакомым огонькам, блеснувшим в глазах

вора. — Как только ты встанешь. Но сначала тебе нужно набраться сил. Ирч-ди, ты

не мог бы раздобыть какую-нибудь еду?

— Да, конечно.

Пойду, пошевелю Скода.

— Он отправит

меня в Горхаг! — панически зашептал Джейми, едва за седым воином закрылась за

дверь. — Он...

— Я же сказал —

тебя никто не тронет! С тех пор, как я побывал на Помосте Казней, а ты — в

Горхаге, все сильно переменилось, Джейми. Можно считать, что мы оба начали

новую жизнь, о которой говорили в Южной тюрьме... Надеюсь, в ней нам повезет

больше, чем в предыдущей. Я просто уверен в этом!

— Ты... правда...

не позволишь... ему...

— Мне что, дать

тебе клятву?

— Не... лучше...

дай... мне... еще воды...

Когда Ирч-ди

вернулся с заставленным тарелками подносом, Джейми крепко спал, а я укладывался

на толстом пушистом ковре, бросив на него одну из подушек.

Ирч-ди начал

что-то укоризненно говорить, но я только слабо отмахнулся. Что бы ни бормотал

надо мной лавадар принцессы, это могло подождать. На ближайшее время моя

способность воспринимать новую информацию была полностью исчерпана; пожалуй, я

не удивился бы, даже узнав, что Джейми — переодетый принц, кровь от крови Дома

ямадара.

ЧАСТЬ

ТРЕТЬЯ

Глава

первая

ПЛАН

— Резче выпад! Закрывайся щитком! Быстрей, иначе я воткну

тебе меч в живот! Бездарный румит, сколько можно повторять одно и то же?!

— Давай

передохнем, Ирч-ди, — взмолился я. — Дай мне тайм-аут!

— Отдыхать будешь

в следующей жизни! — прорычал лавадар, загоняя меня в ловушку между столом и

креслом. — Парируй, парируй, тупой дикарь!

Невероятно, как

этот богатырь, облаченный в кольчугу и толстую одежду, мог двигаться так

проворно. Как я ни старался опережать его движения, каждый второй удар Ирч-ди

попадал в цель, и лезвие меча с надетым на него металлическим защитным

наконечником то и дело награждало меня новым синяком.

Оказавшись в

тупике у стены, я подпрыгнул, перемахнул через голову лавадара, схватил его за

пояс и швырнул к столу. По дороге Ирч-ди опрокинул стул, а приземлившись,

сбросил со стола всю уцелевшую посуду...

На месте Скода я

давно бы указал на дверь таким шумным и беспокойным постояльцам, как мы.

— И это все, на

что ты способен, Джу-лиан? — поднявшись, фыркнул седой воин. — Прыгать, как

ярмарочный акробат? Ты получил уже три смертельных раны, сейчас я нанесу тебе

еще одну, и, держу пари, ты не сумеешь парировать мой удар...

— А ты не сумеешь

парировать этот! — кинжал, брошенный рукой Джейми, должен был попасть в

обтянутую кольчугой грудь Ирч-ди, но вместо этого звякнул о плоский

металлический щиток, пристегнутый к левому предплечью лавадара.

— Неплохо,

мальчик, — Ирч-ди, повернувшись к новому противнику, сощурил глаза и двинулся в

угол комнаты, где развалился в кресле тан-скин. — Но такими штучками ты можешь

напугать только какого-нибудь жирного кархана. Настоящий воин должен уметь

сходиться с врагом на длину меча, глаза в глаза, ясно? Ну-ка! — левой рукой он

извлек из ножен второй меч и бросил к ногам Джейми.

— Ирч-ди, не

надо! — вмешался я. — Он еще не готов к таким упражнениям...

— И никогда не будет готов, если не оторвет от кресла свою

тощую задницу, — рыкнул лавадар. — Ну-ка, посмотрим, умеет ли он еще

что-нибудь, кроме как бросать издалека кинжалы!

Джейми пригнулся и оскалил зубы, держа меч так, как держал

раньше кухонный нож. Он встретил атаку лавадара яростно, но неумело, и Ирч-ди почти сразу

сбил его с ног своим любимым приемом — колющим выпадом снизу вверх, по ребрам.

Я уже научился парировать подобные удары, но у Джейми, впервые взявшего в руки

меч, не было никаких шансов закрыться, тем более — без щитка на руке. Лежа на

спине, он швырнул в лавадара скамейку, встал и с яростным верещанием напал сам.

— Джейми,

блокируй его в углу! — крикнул я, тоже бросаясь в бой.

Минуты две

лавадар небрежно отбивал наши выпады в тесном углу между камином и столом,

потом перешел в контратаку, — и через несколько мгновений мы были разбиты в пух

и прах.

— Не понимаю, как

Высочайшая могла отдаться под защиту такого неумелого болвана, как ты, — рыкнул

Ирч-ди, убирая меч в ножны и расстегивая ремни щитка на левой руке.

— Ты тоже не

родился с умением фехтовать, — тяжело дыша и потирая ушибленный бок, проворчал

я. — Сколько келдов тебе было, когда ты впервые взял в руки оружие?

— Да, пожалуй, ты

прав, — это было давненько... Но у тебя нет времени на длинные тренировки,

Джу-лиан.

— Кажется, я

делаю все, что могу, — я наклонился, чтобы помочь Джейми встать. — Цел? Как

твоя нога?

— Отвали, —

поблагодарил меня за заботу унит, рухнул в кресло и принялся растирать колено.

Чудодейственные

снадобья Наа-ее-лаа невиданно быстро залечили его болячки, но боли в ноге до

сих пор мучали скина, и он по-прежнему сильно хромал.

Я расстегнул ремни на левом предплечье и с облегчением

избавился от щитка. Эта изрезанная

замысловатыми отверстиями штуковина, похожая на овальную

тарелку из легкого металла, служила для того, чтобы парировать удары меча, но я

так и не научился пользоваться ею как следует. Меня все время подмывало нанести

удар и левой рукой тоже; иногда я действительно так поступал, за что немедленно

получал нагоняй от Ирч-ди.

— Мы занимаемся

не тем, чем надо, блистательный лавадар, — устало сказал я. — То, что

надвигается на Лаэте, не остановишь мечом!

— Я взял в руки

меч, как только выбрался из пеленок, — старый воин плеснул из бутыли в два

высоких серебряных кубка. — Десять поколений моих предков легли в семейный

склеп с оружием под боком, и я не разу не встречал напасти, которую нельзя было

бы остановить мечом!

— А я встречал. И

пока ты учишь меня фехтовальным приемам и дворцовому этикету, Кларк Ортис не

теряет времени зря. Ты не знаешь этого человека так, как я его знаю, ты не

понимаешь, на что он способен! Думаешь, он остановится, спалив несколько

калькарских деревушек? Нет, он двинется дальше, в города, а потом...

— Города калькаров укреплены немногим хуже, чем Лаэте, —

лавадар сунул мне в руки бокал. — Четвероногим дикарям никогда их не взять,

х-ха! Владыка Бездны, я был бы даже рад, если бы твой Ор-тис взял хоть один

калькарский город, но, увы, этого не случится!

Я безнадежно

махнул рукой. Объяснить Ирч-ди причину моей тревоги было еще труднее, чем

заставить лавадара уяснить и принять гелиоцентрическую систему.

Для меня весть о том, что орды ва-гасов объединились под

властью Го-ва-го, спустились с гор и начали уничтожать селения калькаров, была

подобна грозному удару набата. Но Ирч-ди усмотрел в этом лишь возможность

повлиять на ту мышиную возню, которая называлась “большой политикой”, и

по-иному переложить карты в пасьянсе дворцовых партий и группировок.

О, как

наслаждался бы Ортис, очутись он на моем месте! Вот кто плескался бы, как рыба

в воде, в бурлении придворных страстей! Но Кларк, по слухам, продолжал состоять

при Го-ва-го, и, по тем же слухам, пришедшим в Лаэте с окраины обитаемого

во-наа, полчища ва-гасов сожгли дотла несколько калькарских деревень при помощи

какого-то невиданного оружия, похожего на небесный огонь...

Ирч-ди только

отмахнулся от этих панических донесений лаэтских агентов, но я помнил о

странном увлечении Ортиса, над которым мы не уставали подтрунивать в Школе

Космогации. Львиную долю свободного времени Кларк отдавал оружию. Он не вылезал

из военных музеев, часами копался с какими-то странными экспонатами, собирая,

разбирая их и чистя; единственный серьезный конфликт с начальством случился у

Ортиса из-за того, что в его комнате была обнаружена изготовленная им

собственноручно ручная граната. Помню, однажды бортмеханик “Челленджера”

заявил, что знает об оружии столько, что смог бы завоевать весь мир, окажись он

в шестнадцатом или семнадцатом столетии... Тогда я воспринял его слова, как

шутку, но теперь, когда деревни калькаров горели, забросанные “огненными

шарами”...

— Чем больше шороху наведет твой соплеменник среди

калькаров, тем лучше, — потягивая вино, заявил Ирч-ди. — Если ему удастся взять

хоть один Новый Город, это сильно ослабит позиции

зое партии Ко-лея, и тогда Сарго-т вряд ли согласится на брак Наа-ее-лаа

с сыном Ла-гота. Я не верю, что четвероногим ублюдкам удастся продвинуться хотя

бы до предместий Вакуны, но мои люди усердно распускают слухи, что Вакуна

вот-вот падет... Влияние Ко-лея держится в основном на его связях с новой

знатью, зашатайся Новые Города, — и наш красавчик тоже зашатается и рухнет!

Ирч-ди,

захохотав, залпом допил вино.

Я подошел к окну

и уставился в темноту, где мерцали зеленые шары — облепившие ветви деревьев

светящиеся растения-паразиты, похожие на нашу омелу. Они выполняли в Лаэте роль

уличных фонарей во время длинной десятидневной ночи, а сейчас была как раз

полночь, что не мешало лаэтянам заниматься обычными делами.

Жители во-наа не

придерживались земного распорядка: день-ночь. Они делили время на олы: “живая

ола” — “мертвая ола”. В мертвую олу полагалось спать, а когда наступала живая

ола, город просыпался, и лаэтяне принимались торговать, молиться, работать в

мастерских, пировать в шантерах, смотреть на казни и выступления акробатов на

площадях...

Только бандиты и

воры — “полуночники”, как их называли в Лаэте, — да еще скрэки промышляли на

улицах как в живую олу, так и в мертвую.

Я оглянулся на

Джейми: тот дремал в кресле, не выпуская из рук кинжала лавадара. Пристрастие

скина к холодному оружию было просто удивительным.

К той и без того

достаточно оживленной жизни, которую я вел в шантере Скода, Джейми всеми силам

прибавлял новые хлопоты. Едва начав ходить, вор попытался обчистить соседнюю

комнату, где ночевал один из постояльцев, и нам с Ирч-ди с огромным трудом

удалось замять скандал.

Да, лаэтский

висельник, облачившись в пристойную одежду, изменился лишь внешне, но даже

ужасы Горхага оказались не в силах изменить его нрав. И я не сомневался, что,

предоставленный самому себе, Джейми неминуемо влипнет в очередную неприятность.

Характер тан-скина не позволит ему спокойно наслаждаться жизнью, даже если с

лихвой обеспечить его всем необходимым. Казалось бы, что ему сейчас

недоставало? Так нет, этому паршивцу недавно понадобилось сунуть за пазуху

кошелек Ирч-ди, оставленный лавадаром на столе!

Никакие самые

свирепые угрозы не могли образумить тан-скина, который удивительно хорошо умел

улавливать конъюнктуру. Джейми прекрасно знал, что сколько бы я ни рычал и ни

грозился, но никогда не трону его даже пальцем — и беспардонно пользовался

этим. Ирч-ди сначала приводил вора в трепет; Джейми прошибал холодный пот,

стоило лавадару появиться в комнате... Но очень скоро мальчишка уяснил, что

тот, кто недавно отправил его в Горхаг, больше не представляет для него

опасности. Теперь Джейми вел себя с лавадаром все более и более нагло, а Ирч-ди

сносил его штучки с поразительным терпением.

Это загадка не

давала мне покоя.

Отпрыску “чистой крови” полагалось относиться к низшему из

низших с брезгливым отвращением — так, как относилась к своему пациенту

Наа-ее-лаа. Всякий раз, когда принцесса являлась в шантеру Скода, Джейми

забивался в угол и сидел там тише мыши, а Неела лишь изредка скользила по

тан-скину презрительным взглядом, ледяной холод которого должен был напоминать

Джейми подземную камеру Горхага.

Зато Ирч-ди

одаривал моего приятеля совершенно неслыханной благосклонностью. Именно

неслыханной — вплоть до того, что лавадар позволял презренному тан-скину

забавляться со своим кинжалом, а сегодня дал ему в руки один из своих мечей!

— Ирч-ди, —

подобрав одно из опрокинутых во время тренировки кресел, я сел рядом с

лавада-ром. — Ты знаешь, я ничего не смыслю в дворцовых интригах. Я согласился

на твой авантюрный план по одной-единственной причине — потому что он позволит

мне видеться с Наа-ее-лаа... И, может быть, помешает ей наделать больших

глупостей.

— Да, принцесса всегда умела настоять на своем, — улыбнулся

лавадар. — Если она вбила в голову, что ты принадлежишь ей, лучше не

становиться у нее на дороге! Ничего, Джу-лиан, скоро Сарго-т примет тебя, как

почетного гостя, как возможного союзника, наследника ямадара далеких земель,

лежащих за горами ва-гасов!

— Но раз я должен произвести на Сарго-та впечатление своим

могуществом, может, сразу рассказать ему правду о том, откуда я явился? Так

будет меньше риска запутаться в противоречиях сплетенной тобой истории...

— Ты что, сдурел? Хочешь отправиться на Помост Казней за

богохульство?! — прорычал лавадар. — Если ты начнешь рассказывать о том, что

явился из мира, который лежит далеко за твердым небом во-наа, то не отделаешься

медленной гирхатой, глупец! Жрецы Интара разорвут тебя на клочки, стоит только

заикнуться о своем Летающем Доме! Запомни раз и навсегда — ты пала-дар,

единственный сын владыки могущественной страны, лежащей за Свободными Горами.

Однажды во время охоты тебя взяли в плен ва-гасы, напавшие из засады. Они убили

всех твоих слуг, кроме Ор-тиса. Когда ва-гасы захватили Высочайшую, ты помог

ей бежать, а потом... Напомни мне, что случилось потом, Джу-лиан?

— Да-да, я выучил

сценарий, Ирч-ди.

— Что? — воин озадаченно уставился на меня, и я обреченно

забубнил:

— Я бежал от калькаров, которые хотели продать меня в

рабство, совершил чудеса героизма в лесу близ Ринта и, наконец, явился в Лаэте,

дабы предложить ямадару Сарго-ту заключить союз с моей страной против

четвероногих дикарей, предводимых предавшим своего повелителя Кларком Ортисом.

Вынужденный укрыться от бури в одном из заброшенных подвалов Лаэте, я был

схвачен во время облавы и приговорен к смертной казни продажным судьей,

подкупленным советником Ко-леем, который не хотел, чтобы я...

— Старый негодяй

уже сознался, — хохотнул лавадар. — У меня есть его письменное признание, и

пускай Ко- лей попробует доказать, что Ол-хон сказал неправду! Продолжай,

Джу-лиан.

— К счастью, на

площади во время казни оказалась дочь кархана Лха-нта Ермина, которую я защитил

от нападения “полуночников”. Движимая благодарностью, девушка спасла мне жизнь,

воспользовавшись своим поразительным сходством с Наа-ее-лаа и выдав себя за

Высочайшую... Ирч-ди, ваш ямадар действительно такой идиот, чтобы поверить в

эту байку?

— Ермина и ее отец, если понадобится, подтвердят каждое твое

слово, — невозмутимо отозвался

Ирч-ди.

— От тебя требуется только одно — хорошенько заучить урок, остальное не твоя

забота.

— Неужели эта

девушка действительно так похожа на Наа-ее-лаа?

— Похожа. Слегка.

— И что с ней

будет, если ямадар все-таки усомнится?

Лавадар пожал

плечами. Иного ответа я от него и не жидал.

— Не знаю, стану

ли я под твоим руководством хорошим фехтовальщиком, Ирч-ди, но вполне возможно,

что кое-в чем я вскоре смогу потягаться с Кларком Ортисом, — мрачно пробормотал

я.

— Не понял, —

нахмурился Ирч-ди.

— Неужели я

обязательно должен идти к Наа-ее-лаа по отрубленным головам и телам замученных

в Горхаге?

При этих словах

мы оба взглянули на Джей-ми: он спал, откинув на спинку кресла черноволосую

голову, перевязанную украшенной золотыми чешуйками лентой из тонкой кожи. Такие

повязки недавно вошли в моду у итонов и высших карханов, что пришлось весьма

кстати — даже Скод не подозревал, что в его шантере живет тан-скин. Узнай

хозяин об этом, Джейми в тот же миг очутился бы на улице, несмотря на огромное

почтение, которое Скод питал к лавадару нонно-вар.

— Ирч-ди, я думаю, тебе пора наконец объясниться. Я полный

профан в дворцовых интригах, но не дурак. Еще не так давно ты заявлял, что не

желаешь пачкать меч о такое презренное существо, как тан-скин — а вот теперь

преспокойно даешь свой благородный меч в руки низшему из низших! Скажи, что ты

узрел на спине моего приятеля, кроме

старых

рубцов от кнута? Уверен, не они произвели на тебя такое впечатление, что ты

начал обращаться с Джейми почти как с равным! Ирч-ди молчал, внимательно

разглядывая донышко своего бокала, — можно было подумать, что там

разворачивалось некое захватывающее действие.

— Хорошо, — прервал я затянувшуюся паузу. — Вижу, ты не

собираешься отвечать. Я не буду применять к тебе допрос третьей степени, хотя

прекрасно вижу: ты знаешь о происхождении Джейми больше, чем он сам. Больше,

чем об этом знает Наа-ее-лаа, — старый воин быстро взглянул на меня, но тут же

снова уставился в бокал. — Не удивлюсь даже, если в Джейми течет кровь ямадара,

но дело сейчас не в этом... Если все пройдет, как ты задумал, я скоро стану

почетным гостем Сарго-та. И что тогда будет с ним?

Кивком головы я показал на спящего мальчишку:

— Чья бы кровь ни текла в его жилах, он — тан-скин. Не мне

объяснять тебе, лавадар, что это значит. Удивительно, как Джейми вообще

ухитрился дожить до своих лет! И я могу поспорить на что угодно: если оставить

его на произвол судьбы, он рано или поздно попадет под “колесницу богов”...

Или, в лучшем случае, испытает на себе гирхату.

Ирч-ди заговорил,

когда я уже отчаялся получить от него ответ.

— Я не могу

привести тан-скина во дворец, — лавадар произносил слова очень медленно,

тщательно взвешивая каждое из них. — За всю историю Лаэте еще ни разу не

случалось такого, чтобы низший из низших вступал в священные покои ямадара...

Я усмехнулся,

вспомнив, что Джейми добрался почти до самых ворот дворца. Уверен, такого тоже

еще не случалось за всю историю Лаэте! Правда, никто, кроме Джейми, наверняка

не пробовал воспользоваться заброшенным водостоком, кишащим огромными скрэками.

А если бы кто-то и попробовал это сделать, от него не осталось бы даже костей.

— ... Я не могу

привести во дворец унита, отмеченного знаком “глаза”.

— Я не спрашиваю у тебя, Ирч-ди, чего ты не можешь сделать. Скажи лучше, что ты можешь]

Ответом была тишина, и это был очень красноречивый ответ.

Я встал и снова

отошел к окну, за которым, несмотря на темноту, царило деловое оживление. Но

почему-то оно напоминало мне оживление на кладбище в день поминовения усопших.

Может, странный призрачный свет зеленых шаров заставлял меня видеть все в

мрачном свете; может, давало о себе знать напряжение, не отпускавшее меня с тех

пор, как Ирч-ди принес весть о спустившихся с гор ва-гасах.

По мере того как

близился час моего торжественного представления ко двору, напряжение все росло,

и теперь даже самые незначительные пустяки я был готов принять за грозные

предзнаменования...

Предзнаменования

чего? Я и сам этого не понимал, но Лаэте казался мне сейчас городом

воплотившегося наяву Хэллоуина.

— Интересно,

часто ли здесь отправляют уни-тов на Помост Казней только за то, что они

переждали бурю в неположенном месте? — вполголоса произнес я.

Лавадар хмыкнул.

— Об этом тебе лучше спросить Ко-лея. Когда советник вернул

принцессу в Лаэте, он вскоре забрал такую силу, что Сарго-т оставил мысль

опереться на род верховного жреца Интара и решил...

— Решил, что

выгоднее будет продать свою дочь влиятельному советнику Ко-лею, так?

Обернувшись, я

увидел, как жестяной кубок смялся в руке Ирч-ди. Но старый воин быстро овладел

собой — может быть, потому, что в глубине души сознавал правоту моих горьких

слов.

— Когда ты будешь

представлен ко двору, Джулиан, тебе нужно будет внимательно следить за своим

языком, — спокойно сказал он. — Иначе ты скоро потеряешь его вместе с головой.

— Кому суждено

быть повешенным... — я потер шею, все еще хранившую следы веревки.

— Да. Так вот, Ко-лей бредит свадьбой с принцессой и, чтобы

усилить влияние на ямадара, распространяет слухи о возможном бунте низших. При

дворе о свадьбе Наа-ее-лаа говорят как о деле уже решенном, и всю последнюю улу

Ко-лей занимается тем, что очищает город от всякой мрази. Он объясняет это

заботой о безопасности невесты и ее семьи, но вместе с благодарностью Сарго-та

он хочет заслужить благодарность карханов, которых заставляет увидеть в себе

защитника от...

В полутьме за

окном сквозь обыденные звуки вдруг прорвался далекий крик, напомнивший мне

жуткую подземную камеру в тюрьме Внешнего Круга. Потом новый, куда более

громкий вопль прозвучал недалеко от шантеры, и я отскочил от окна.

Ирч-ди бросил

кубок и встал.

Глава

вторая

ПОГРОМ

— Что это?

К крикам

прибавились такие звуки, словно на окраине Лаэте разразилась буря — буря без

грома и молний, но с ураганным ветром, сметающим все на своем пути.

Ирч-ди надел

через голову перевязь со вторым мечом, Джейми вскочил с кресла, протирая глаза.

— Останьтесь

здесь, — с металлом в голосе велел лавадар. — Я узнаю, что происходит.

Он вышел из

комнаты, а я прижался лбом к оконному стеклу. В Лаэте умели делать неплохие

стекла, они почти не искажали очертаний предметов, — и можно было увидеть, как

в темноте один за другим загораются огни, непохожие на призрачное мерцание

зеленых “фонарей”. Это горели дома. Один, другой, третий, — я насчитал шесть

пожаров, пылающих далеко, по ту сторону реки, рассекающей Лаэте на две части.

Но к тому времени, как Ирч-ди вернулся в комнату, два дома горели уже на нашем

берегу, в двух кварталах от шантеры Скода.

Лавадар вошел так

же стремительно, как и выскочил за порог, с треском захлопнув за собой дверь.

— Погром, —

сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд.

Он произнес это

слово на языке унитов, но мне уже приходилось его слышать, и я мгновенно

очутился у стола, на котором лежал мой меч.

— Карханы

левобережья ворвались в квартал скинов; там сейчас идет бойня, но очень скоро

заварушка наверняка перекинется на этот берег...

— Она уже

перекинулась.

Оконное стекло

налилось красным, словно на него плеснули кровью, крики, треск, вой зазвучали

гораздо ближе.

Джейми смертельно

побледнел, у него задрожал подбородок.

— Ко-лей доигрался, сын румита, — Ирч-ди затягивал пряжки

щитка на левой руке. — Его наймиты вопили: “Смерть “полуночникам”! Смерть низшим из низших! Смерть всем,

кто не дает нам спокойно жить!” И вот теперь половина низших перережет другую

половину, а потом... Куда ты?!

Он перехватил за

плечо рванувшегося к порогу скина.

— Я должен

спрятаться!.. Пусти меня!.. Пусти!..

— Там негде

спрятаться, — лавадар толкнул его назад. — Любой, кто носит на лбу знак

“глаза”, будет разорван в клочья, как только покажется снаружи. Ага, —

прислушавшись, проговорил Ирч-ди, — началось уже в этом квартале!

Теперь я стоял с

пристегнутым щитком и с мечом в руке, но это не придавало мне уверенности. С

многоголовой гидрой, бушующей снаружи, можно было бы справиться разве что при

помощи слезоточивого газа, да и то...

— Чего мы ждем? —

крикнул я лавадару. — Надо что-то делать!

— Что? —

повернулся ко мне Ирч-ди.

— И ты спрашиваешь об этом

меня? Ты же командуешь гвардией принцессы, так наведи порядок в

этом бедламе!

— Если бы

опасность грозила принцессе, я бы поднял своих воинов до единого человека. Но

даже вся армия Лаэте не сможет справиться с тем, что сейчас творится там, —

лавадар кивнул на пульсирующее красным стекло.

— Ты же говорил,

нет такой напасти, которую нельзя было бы остановить мечом!

— Я ошибался, — не моргнув глазом, ответил Ирч-ди. — Я не

могу

это остановить и не дам тебе наделать глупостей, Джу-лиан. Если

с тобой что-нибудь случится, Наа-ее-лаа никогда мне этого не...

Мы оба вздрогнули

от громкого стука в дверь.

— Ну?! —

угрожающе рявкнул Ирч-ди, кладя руки крест-накрест на рукояти обоих мечей.

Хозяин шантеры

Скод принадлежал к одной из высших каст карханов, поэтому всегда держался с

большим достоинством, но сейчас его трудно было узнать. Он вошел так быстро,

что споткнулся о порог, и отрывисто поклонился, приложив кулак к груди.

— Что новенького,

Скод? — высокомерно осведомился лавадар. — Надеюсь, твоих посетителей не

коснется вся эта свистопляска?

— На правом

берегу тоже начались беспорядки... Они сейчас проверяют дома в квартале отсюда,

а потом...

Ха, Скод нашел

отличное слово, чтобы охарактеризовать то, что творилось сейчас в Лаэте —

“беспорядки”! Я стиснул кулаки, вслушиваясь в ужасный шум снаружи.

— ... А потом

наверняка двинутся сюда. Простите, блистательные итоны, я должен буду открыть

им дверь, иначе от моей шантеры не останется даже золы! Но пусть это вас не

беспокоит, я впущу сюда только несколько унитов, чтобы они могли убедиться, что

здесь нет никого, отмеченного знаком “глаза”. Как только они проверят лбы у

всех постояльцев и слуг, они уйдут...

— Почему я должен показывать свой лоб каждому презренному

висельнику, посмевшему усомниться в моем происхождении?! — гаркнул я, шагнув к

хозяину шантеры. — Неужели мы обязаны терпеть наглость любых бродяг, которых ты

вздумаешь сюда впустить?! У тебя приличное заведение или притон, где прячутся

“полуночники”?!

— Не горячись, Джу-лиан, — пробасил лава-дар, хлопнув меня

по спине. — Скод прав — у него нет выбора. Ладно, впускай сюда эту сволочь, —

обратился Ирч-ди к перепуганному кархану, — но лучше сразу их предупреди — если

кто-нибудь протянет ко мне руку, ему придется искать ее

на полу! Ступай.

Когда за Скодом

закрылась дверь, я повернулся к Ирч-ди.

— Я тоже

предупреждаю тебя, лавадар. Если ты собираешься выдать им Джейми... Эй, а где

он?

Я нашел скина в

углу: скорчившись за перевернутым столом, он прижимал обе ладони ко лбу, как

будто предательский знак “глаза” мог проступить через усыпанную золотыми

бляшками повязку.

— Джейми, хватит

паниковать! Он посмотрел на меня дикими глазами и еще глубже забился в угол.

— Последний

погром случился в Лаэте двенадцать келдов тому назад, — сказал за моей спиной

Ирч-ди. — Он был тогда сопляком, но, видно, хорошо его помнит!

— Я запру дверь.

И пусть только сюда попробует кто-нибудь вломиться!

— Они не будут

сюда вламываться, — Ирч-ди подобрал оброненный Джейми кинжал. — Если они найдут

в шантере хоть одну запертую дверь, они просто сожгут весь дом. Я тоже хорошо

помню тот погром, опустошивший почти пол-Лаэте!

Буря бушевала уже совсем рядом; я слышал звон бьющихся

стекол, рев огня и сливающийся с ним рев толпы: “Смерть низшим! Смерть “полуночникам”!” Эти звуки

наполняли душу такой жутью, какую я никогда не испытывал перед настоящей бурей.

— Ирч-ди, здесь

где-нибудь есть выход на крышу? Эй, что ты делаешь?

Лавадар раздул

угли в камине и положил на них кинжал.

— Может, это

судьба, — задумчиво проговорил он, глядя, как лезвие наливается багровым огнем.

— Я никогда не понимал, о чем думают боги, жонглируя нашими судьбами...

— А я не могу

понять, о чем сейчас думаешь ты!! Я тебя спрашиваю — отсюда можно подняться

на...

— Я думаю, твоему

другу пора избавиться от знака “глаза”, — Ирч-ди быстро поправил лежащий на

углях кинжал с роговой рукояткой.

— Ты хочешь...

Я взглянул на

Джейми, который стоял теперь рядом со мной.

— Нет, Ирч-ди, он

не выдержит этого! Он еще слишком слаб...

— Выдержу! —

громко заявил Джейми.

Он был

мертвенно-бледен, но, мельком посмотрев на камин, снова зашарил глазами по

комнате, как будто искал, где спрятаться, а потом уставился на окно, за которым

свирепствовал безжалостный ураган.

Ирч-ди кивнул.

— Я тоже думаю, что выдержишь. Джу-лиан, налей ему выпить!

Я чертыхнулся, но поспешил выполнить просьбу итона. То, что

лавадар собрался сделать, было и впрямь единственным выходом — как для Джей-ми,

так и для меня.

Тан-скин

проглотил бокал крепчайшего неразбавленного вина почти залпом, вздрагивая при

каждом вопле, вырывающимся из общего дикого шума на улице. Я тоже хлебнул из

бутылки, но не почувствовал ни крепости, ни вкуса напитка.

— Положи его на

кровать и держи крепче, — велел лавадар.

— Долбаная

планета! Ортиса следовало бы отправить на Помост Казней за то, что он затащил

нас сюда!

Я довел

пошатывающегося Джейми до кровати: вино совершенно не подействовало на меня,

зато сразу подействовало на скина.

— Долго еще старый

хрен собирается возиться со своей железякой? — заплетающимся голосом

осведомился он, падая на подушки.

— Эй, следи за

своим языком!

Джейми захихикал,

но испуганно сжался, когда лавадар двинулся к нам с раскаленным добела кинжалом

в одной руке и со сложенным в несколько раз ремнем перевязи — в другой.

Отвернувшись, я крепко обхватил скина поперек груди и прижал к кровати.

— Постарайся не

орать, малыш, — бросил Ирч-ди. — На, кусай этот ремень! А ты, Джу-лиан,

медленно считай до десяти.

Сердце скина

бешено застучало в мое плечо, а секунду спустя Джейми задергался с глухим

мычанием, которое не смогло заглушить отвратительного шипения горячего железа,

впивающегося в живую плоть. Не так давно я слышал подобный звук, когда мне

ставили на плечо рабское клеймо, и знакомый запах паленой кожи сжал мне горло

судорогой тошноты.

Медленно досчитав

до пяти, я не выдержал и зачастил, долетев до десяти за две секунды.

— Ирч-ди, хватит!

Хватит!

— Эти мерзавцы не

дураки, — слегка прерывистым голосом откликнулся лавадар. — Если они увидят

один-единственный ожог посреди лба, они сразу поймут...

Джейми бился, как

будто сквозь него пропускали электрический ток, и я едва сдерживался, чтобы не

отпустить его и не отшвырнуть прочь седовласого итона с его пыточным

инструментом.

— Все, — наконец

услышал я голос Ирч-ди, и Джейми обмяк, хрипло быстро дыша.

Я отпустил его,

распрямился, взглянул на его лицо и бешено выругался. Да уж, лавадар постарался

на славу! На лбу скина багровел глубокий ожог, переходящий на левый висок и

верхнюю часть скулы. От знака “глаза” не осталось и следа, но парень был почти

без сознания.

— У нас есть еще

выпивка, Ирч-ди?

Пока я смазывал

ожог Джейми мазью, оставленной Наа-ее-лаа, лавадар бросил в камин ароматическую

смолу, и приторно-сладкий запах перебил вонь горелого мяса.

— Ничего, и не такое переживали, правда? — я начал было

накладывать на лоб Джейми повязку, но вздрогнул от рявка Ирч-ди:

— Ты что, хочешь, чтобы они сорвали с него эту тряпку вместе

с головой?! Вставай, малыш, — обратился он к скину. — Хватит скулить, теперь

самое время сыграть в то-гу!

Нехитрая игра под

названием “то-га”, распространенная среди унитов, напоминала наши простейшие

карточные игры. Она не требовала больших способностей, мне не раз случалось

обыгрывать в нее Ирч-ди, но на этот раз я был не в ударе. Не в силах

сосредоточиться, я то и дело забывал перекладывать нужные костяные пластинки с

изображением оружия, животных и растений во-наа. Джейми играл еще хуже. Он

поминутно прикладывался к стоящему рядом кубку и вытирал пот с лица, а когда на

дверь шантеры обрушились властные удары, попытался вскочить.

— Спокойно, —

сквозь зубы сказал я, нажимая ему на плечо. — Твой ход!

Уж не помню, какой зверюгой сходил Джейми, но почему-то

помню совершенно точно, что Ирч-ди покрыл ее скалящим зубы тор-хо и смахнул обе

пластинки на край стола с торжествующим возгласом:

— Так-то, сосунки! Куда вам тягаться со старым лавадаром!

Лестница уже

гремела от топота десятков ног, Джейми снова попытался сорваться со стула, я

опять его удержал...

И в следующий миг

в комнату ввалились покрытые копотью и кровью карханы, за спинами которых

совершенно затерялся Скод.

— Я клянусь вам,

здесь никого нет, кроме благородных итонов... — слышался прерывающийся голос

хозяина шантеры.

Бросив на стол

костяную пластинку с трилистником, я воззрился на вошедших со смесью удивления

и негодования. Надеюсь, негодования было гораздо больше.

— В чем дело,

Скод? Что здесь нужно этим ублюдкам?

— Мы проверяем, нет ли здесь низших и... — кархан, стоявший

впереди, попятился, когда я положил руку на рукоять меча, но, наткнувшись на

стоящих за спиной товарищей, обрел прежнюю наглость. Такие типы бывают

удивительно храбры, когда за ними стоит толпа... Или хотя бы четверо

головорезов, как на этот раз.

— Мы ищем низших

из низших! — вызывающе крикнул храбрец.

— И

“полуночников”! — загомонили остальные.

— И бродяг!

— И скрэков!

— И всякую другую мразь, которая не дает житья честным

унитам!

— Так. А может,

вы еще надеетесь найти здесь еще сбежавшего висельника — скажем, в нашем

камине, а?! — я встал, демонстративно поправляя у пояса меч.

Этим движением и

своим громким рявком я хотел отвлечь внимание подонков от Джейми. Он сидел

неподвижно, низко опустив голову, как будто глубоко задумался над очередным

ходом, но руки его выдавали. Костяные пластинки дрожали в его пальцах все

сильней и сильней.

— Ходи, —

небрежно бросил я ему.

Пройдя вдоль

стола, плеснул в кубок немного вина и раздраженно потряс пустую бутылку: все

наши запасы спиртного иссякли.

— Скод, вели

принести еще “Горной бури”!

Отпив глоток, я

смерил непрошеных пришельцев взглядом, от которого жарко натопленная комната

должна была показаться им рефрижератором.

— Можете искать

ваших скрэков и висельников, пока я пью. Но после того как кубок опустеет, вам

придется закрыть дверь с той стороны!

— Если бы я был карханом, хоть немного дорожащим своей

жизнью, я бы прислушался к словам итона Джу-лиана, — задумчиво проговорил

Ирч-ди. — Ага, ты пошел двойным мечом? А у меня против него тоже кое-что

найдется! Вот тебе — овальный щит!

Я медленно пил,

глядя на толпящихся в дверях убийц, и те торопливо отводили глаза. Некоторые с

сомнением и подозрением приглядывались к багровому свежему ожогу на лице одного

из игроков и подталкивали друг друга локтями. Но чтобы равные, чистая кровь, играли

с низшим из низших в то-гу? Нет, такого просто не может быть!

И карханы один за

другим стали вываливаться в коридор, кто с невнятными извинениями, кто —

разочарованно ругаясь.

Последним в

комнате задержался Скод.

— Простите,

блистательные итоны! — пробормотал он. — Больше вас никто не потревожит!

Дверь

захлопнулась, я залпом допил все, что оставалось в кубке, — и прыгнул назад,

чтобы подхватить Джейми, который начал сползать со стула.

— Шлепни его по

щеке, — посоветовал Ирч-ди. — И ходи, кон еще не закончен!

Игра окончилась

полной победой лавадара как раз к тому времени, как погромщики покинули шантеру

Скода. Не найдя ни одного низшего, разочарованные убийцы отправившись на поиски

новых жертв.

До сих пор они сами были низшими в глазах итонов, но теперь

получили власть над жизнью и смертью тех, кто стоял еще ниже их: скинов,

“полуночников”, бродяг, сбежавших висельников... Соседей, у которых они взяли

взаймы и не хотели отдавать; соседских дочек, которые им отказали — всех,

на

кого у них имелся зуб и кто вряд ли сумеет доказать чистоту своей крови в ночь,

когда в Лаэте бушует погром!

— Я должен вернуться во дворец, — Ирч-ди подошел к окну,

накидывая на плечи плащ. — Наа-ее-лаа вполне может броситься сюда, когда

узнает, что творится в городе... Думаю, тебе пора предстать перед ямадаром

Сарго-том, Джу-лиан.

— Что?! Сейчас?!

— Именно сейчас.

Скоро они дойдут до Внешнего Кольца, сделают передышку, чтобы сожрать, выпить и

припрятать награбленное, а потом начнут веселиться по новой. Беспорядки

наверняка продлятся до конца ночи, и эти олы тебе лучше провести во дворце...

Ирч-ди замолчал,

глядя в окно, за которым, как лунный рассвет, полыхало багровое зарево.

Слышался близкий рев огня; внизу с криками бегали слуги Скода, готовясь к

отражению пламени, если оно подойдет слишком близко.

Я посмотрел на

Джейми, которому только что помог добраться до кресла. Встретившись со мной

глазами, скин быстро облизал дрожащие губы.

— Я могу

спрятаться в в-водостоке... Это н-недалеко... Мне бы только туда добраться...

— Ты что, сдурел?

Он вздрогнул от

моего крика, съежился, но снова умоляюще заглянул мне в лицо.

— Это же совсем

рядом...

— Сидеть в

водостоке ночью, в адский холод, тридцать ол подряд? Ты совсем рехнулся! ...

Ирч-ди, — громко обратился я к лавадару. — Тебе придется внести изменения в

сценарий.

Обернувшись,

седой итон вопросительно поднял брови.

— Когда на меня, паладара, сына владыки Земли, напали

ва-гасы, в схватке с четвероногими уцелели не двое, а трое. Я, мой недостойный

слуга Ортис и... — я на миг запнулся, подбирая нужное слово. — И мой

приближенный, с которым мы вместе бежали от но-вансов.

Ирч-ди внимательно смотрел на меня, но молчал; Джейми издал

странный звук, как будто подавился. Не глядя на него, я продолжал все быстрей и

быстрей:

— Мы бежали во время бури и потеряли друг друга в горах, но

снова встретились здесь, в Лаэ-те. Мой соотечественник тоже побывал в руках

калькаров, проклятые безбож шки пытали его, изуродовав лицо...

— Нет! — перебил

лавадар.

— Ирч-ди!!

— Нет, он пострадал во время беспорядков, когда презренная

чернь жгла и громила все вокруг... Любому видно, что его ожог совсем свежий, не

думай, будто у ямадара Сарго-та и придворных нет глаз, Джу-лиан!

Мы с Джейми

переглянулись.

— Значит, ты

согласен с тем, что я сказал, Ирч-ди?

— Дело не в этом,

— лавадар отошел от окна и сел, устало ссутулив плечи. Еще никогда я не видел

его таким подавленным и неуверенным. — Дело в том, согласится ли Наа-ее-лаа.

— Да, — тихо

сказал я.

— Что ж, будем

надеяться на ее слабость к тебе, Джу-лиан, иначе... — Ирч-ди тряхнул головой и

быстро встал.

Минутная

нерешительность прошла, лавадар снова стал самим собой.

— Я подготовлю Сарго-та и вернусь за тобой, паладар

Джу-лиан, — он перевел взгляд на Джейми, — и за тобой, блистательный итон

Джей-мис.

Готовьтесь к

тому, чтобы предстать перед ямадаром, — Ирч-ди затянул завязки плаща и вышел.

Едва его шаги стихли в коридоре, скин разразился безумным смехом.

— Что здесь

смешного? — раздраженно осведомился я.

— Блиста...

тель... ный... итон... Джей... мис! — сквозь смех еле выговорил он. — Блиста...

тель... ный итон...

— Прекрати!

Но скин смеялся

все громче и громче, давясь, задыхаясь, не вытирая слез, катящихся по щекам...

Это была настоящая истерика.

Я принес из угла

умывальный кувшин и выплеснул воду Джейми в лицо. Он захлебнулся и смолк,

закрыв лицо руками.

На улице снова

зазвенели разбитые стекла — не только в шантере Скода, но и в других домах до

сих пор закрылись не все ставни. Наверняка нынешний погром принесет Лаэте

больше ущерба, чем любая буря.

— Ну, успокоился?

На-ка, выпей, — я сунул Джейми кувшин.

Но у него так

тряслись руки, что мне пришлось придержать кувшин, пока он пил.

— А у н-нас нет

чего-нибудь п-покрепче...

— Нет уж, с тебя хватит! Во время представления Сарго-ту ты

должен быть трезвым, как стеклышко.

— Д-джули-ан...

— Да?

— Н-но ведь в-все

равно н-никто не поверит...

— Ну почему же?

Из тебя выйдет отличный итон, наглости тебе не занимать!

Я хлопнул Джейми по плечу, стараясь внушить ему уверенность,

которой не чувствовал сам. При мысли о

том,

как меня

встретит Наа-ее-лаа,

когда я появлюсь во дворце в обществе тан-скина, меня бросало в жар. Но разве у

меня был выбор?

— Джу-лиан...

— Да?

— Мне кажется, Скод догадался...

Я тоже заметил неприятный взгляд хозяина, напоследок

брошенный на моего друга, но спокойно заявил:

— Скод не захочет лишиться постояльцев, если выяснится, кто у него жил. К тому же он побоится

ссориться с Ирч-ди.

Джейми прерывисто

вздохнул. Он уже почти пришел в себя; остается надеяться, что инстинкт

самосохранения и прирожденная смекалка помогут ему достойно сыграть роль

приближенного па-ладара Джу-лиана.

— Не понимаю... —

прошептал Джейми.

— Чего ты не

понимаешь?

— Почему Ирч-ди

согласился...

— Я тоже не

понимаю, — признался я. — Но все, что делает Ирч-ди, делается для блага

Наа-ее-лаа. Поэтому я предпочитаю довериться ему... Особенно, если у меня нет

другого выхода.

Глава третья

ДЖУ-ЛИАН,

ПАЛАДАР СТРАНЫ ЗЕМЛЯ

Копыта олтонов постукивали по мостовой, покрытой ледяной

красной коркой.

Все в Лаэте сейчас имело багровый оттенок; мы двигались по

улицам, освещенным заревом пожаров, и единственным звуком, кроме цоканья копыт

олтонов, был рев огня.

Впереди следовали

десять всадников в легких плетеных кольчугах поверх плотной черной одежды, в

длинных раздвоенных плащах, закрывающих бока скакунов. Сзади на почтительном

расстоянии двигались еще десять гвардейцев, держа руки на рукоятях мечей.

Всадники ехали по

двое, иначе им трудно было бы держать строй в узких переулках Лаэте, но между

авангардом и арьергардом почетного эскорта я, Джейми и Ирч-ди ехали рядом,

почти вплотную друг к другу.

С тех пор, как мы

покинули шантеру Скода, мы не перебросились ни единым словом. Не только потому,

что боялись ушей сопровождающих нас гвардейцев: все слова застревали в горле

при виде того, что открывалось нам за каждым поворотом.

Однако Ирч-ди

успел сказать самое главное перед тем, как мы вышли из шантеры.

— Ва-гасы взяли Вакуну. Сарго-ту только что доложили, —

этого города больше не существует. Четвероногие двинулись к границам Карулы,

тамошний Верховный Калькар обратился за помощью к правителям других Новых

Городов.

Я пытался

представить себе, как выглядела Вакуна после того, как по ней прокатились орды

ва-гасов, вооруженных “огненными шарами” Ор-тиса. Мне почему-то казалось, что

этот город должен был выглядеть так, как сейчас выглядел Лаэте. С одной лишь

разницей — лаэтяне не пожирали трупы своих жертв, они просто бросали их на

улице, сорвав все, что представляло хоть какую-то ценность.

Трупы, трупы... Олтоны переступали через тела, их копыта

скользили по замерзшей крови, покрывающей улицы красным катком. Была вторая

половина ночи, в во-наа царил жуткий холод, и уставшие от убийств униты грелись

у костров и возле горящих домов, рассматривая награбленную добычу, прихлебывая

горячий суп из котелков, играя в то-гу.

Вместе с

погромщиками у костров грелись те, кого погром лишил крыши над головой. Сколько

домов были уничтожены в эту олу пожарами, перекинувшимися с соседних зданий?

Сколько раненых и больных замерзли под космически холодным небом ночного

во-наа? Живой олы больше не существовало; теперь будет тянуться одна мертвая

ола — до тех пор, пока рассвет не прервет кроваво-огненную потеху.

Я скрипнул

зубами, глядя на бесстрастных гвардейцев впереди и на такого же бесстрастного

Ирч-ди, чей взгляд был устремлен поверх ушей его олтона. Как я завидовал их

ледяному спокойствию!

Зато лицо Джейми

внушало мне все большую тревогу. Я тронул пяткой своего олтона, подъезжая еще

ближе к тан-скину.

Вперемешку с

трупами унитов повсюду валялись трупы скрэков, а возле отверстия старого

водостока у Внешнего Дворцового Кольца мы увидели веселое оживление. На берегу

громоздилась большая куча дохлых животных, в которую то и дело швыряли новые

тушки: хохочущие униты выуживали их с плотов длинными шипастыми баграми.

Похоже, кто-то все же изобрел яд, способный прикончить скрэка, и теперь шла

чистка города не только от низших из низших, но и от этих ненавидимых всеми

тварей...

Когда мы

подъехали ближе, стало видно, что под кучей мертвых скрэков лежат тела унитов.

Подцепив багром очередное длиннохвостое страшилище, унит на

плоту весело гаркнул:

— Мерзость — к мерзости! Скрэков — к скинам!

Я схватил за руку

Джейми, покачнувшегося в седле.

— Держись, итон

Джей-мис!..

Джейми справился

с собой, снова уставился на шею олтона и не поднимал головы до тех пор, пока за

нами не обрушилась подъемная решетка, отсекая блистательных итонов от

бесчинств, творящихся за пределами Дворцового Квартала. Ибо какое дело равным

до крови низших существ, замерзающей на мостовых Лаэте?

Наа-ее-лаа была

права, и правы были старинные книги унитов: любовь возносит к небу, но она же и

сбрасывает в Бездну. Я ехал на встречу с девушкой, которую любил, чувствуя себя

таким подлецом, каким не чувствовал себя еще ни разу в жизни.

Прием, оказанный

мне во дворце ямадара, был явно рассчитан на то, чтобы внушить паладару далекой

страны Земля почтительный трепет к могуществу властелина Лаэте. Может, в другое

время анфилада просторных залов, мозаичные полы, бесшумно открывающиеся бесчисленные

двери в два человеческих роста, бряцающая оружием стража и впрямь произвели бы

на меня должное впечатление, но сейчас перед моим мысленным взором стояло то,

что я только что видел за Внешним Дворцовым Кольцом. Теперь я знал истинную

цену могуществу ямадара, прячущегося за тройным кольцом

каменных бастионов, в то время как его подданные безнаказанно истребляют друг

Друга.

Ирч-ди успел

прошептать, что меня примут в главном зале и что это большая честь... Но я так

и не сумел проникнуться благоговением при мысли о том, что вот-вот увижу отца

Наа-ее-лаа, повелителя залитого кровью горящего Лаэте.

Мое появление встретил гнусавый рев длинных труб, а вслед за

тем — зычный торжественный крик:

— Итон Джу-лиан, пал ад ар страны Земля!

Рокот голосов

придворных смолк, в полной тишине я двинулся к возвышению в конце огромного

зала по цепочке желтых плит, ярко выделяющихся среди антрацитово-черного пола.

За мной в двух шагах хромал Джейми, за которым следовал Ирч-ди.

Грузный унит в багряной длиннополой одежде медленно поднялся

с трона, поддерживаемый с двух сторон под руки своими приближенными. Ирч-ди

предупреждал, что я не должен смотреть прямо в лицо Сарго-ту, но даже если бы

дворцовый этикет предписывал именно это, вряд ли я смог бы так поступить...

Потому что возле трона старого ямадара стояла его дочь, наследная принцесса

Лаэте Наа-ее-лаа, в глазах которой бушевала лунная буря.

Высочайшая всеми

силами старалась скрыть свои чувства, отчего ее лицо напоминало лицо мраморной

статуи, но голубые глаза Неелы не могли лгать, они испепелили меня дотла,

прежде чем я приблизился к трону. Казалось, принцесса вот-вот потеряет

самообладание, затопает ногами, закричит, указывая страже на тан-скина,

осмелившегося осквернить своим дыханием священные чертоги древнего дворца! А

вместе с тан-скином прикажет схватить самозванца, выдавшего себя за паладара

Земли!

Но Наа-ее-лаа

опустила голову и крепко сжала кулачки, застыв подобно одной из каменных

скульптур, охраняющих вход в чертоги ее отца. Неподвижность принцессы не

обманула меня, то был лед, внутри которого бушевало пламя.

— Ямадар страны

Лаэте приветствует паладара страны Земля!

Низкий

хрипловатый голос заставил меня вздрогнуть, я внезапно осознал, что нахожусь

уже в пяти шагах от трона.

— Паладар страны Земля приветствует ямадара страны Лаэте и

уверяет его в своей почтительной преданности!

То, что я

почувствовал, мельком скользнув взглядом по отцу Наа-ее-лаа, нимало не

соответствовало стандартной формуле приветствия, которой научил меня Ирч-ди.

Первая мысль, мелькнувшая у меня при виде обрюзгшего лысоватого старика с

брезгливо-подозрительной складкой у губ, была далека от почтительной

преданности: “Неела наверняка похожа на мать, а не на отца!” Нет, ямадар Лаэте

не произвел на меня хорошего впечатления, и я радовался, что должен стоять,

склонив голову и прижав кулак к груди.

— Мне уже приходилось слышать о тебе, паладар Джу-лиан, —

слова Сарго-та следовало понимать, как приглашение к беседе, и я по знаку

Высочайшего среди равных подошел ближе.

Сарго-т сел, но принцесса и приближенные ямадара продолжали

стоять. От пола поднималось слабое тепло; видимо, внизу были установлены

какие-то обогревающие устройства, но они были не в силах прогреть весь огромный

зал в полуночный лунный мороз. Все придворные были тепло одеты; самому ямадару

придавали особую внушительность два плаща из выкрашенного в красный цвет меха

ти-манов, наброшенных один на другой.

— Ирч-ди рассказал мне твою историю, — продолжил Сарго-т, —

а еще раньше я слышал о тебе от своей непокорной дочери Наа-ее-лаа, — при этих

словах я быстро взглянул на Неелу: на ее личике не дрогнул ни один мускул. —

Позволь поблагодарить тебя, паладар, за то, что ты спас мою дочь от опасности,

которой она подверглась благодаря своему возмутительному ослушанию.

— Я был счастлив

служить принцессе Наа-ее-лаа! — боюсь, в моих словах было гораздо больше жара,

чем того требовали лаэтские обычаи. — И позволь признаться, Великий ямадар: я

еще ни разу не встречал таких отважных и таких достойных дочерей чистой крови!

Последняя часть моего ответа вообще выходила за все рамки

дворцового протокола. Ирч-ди тихо кашлянул, Сарго-т испытующе взглянул на меня,

Наа-ее-лаа на мгновение вскинула голову.

— Я хотел бы

услышать историю твоих бедствий от тебя самого, паладар Джу-лиан, — поглаживая

полу мехового плаща, произнес правитель. — А также историю бедствий итона

Джей-миса, о котором ни разу не упоминала моя дочь... И который, как я вижу,

пострадал во время возмутительных беспорядков, нарушивших покой в моей столице.

Эта фраза

позволила мне оглянуться на Джей-ми. Он держался. Его короткий поклон и

отрывистый жест, которым он прижал кулак к груди, были вполне достойны

блистательного итона.

— Да, нам обоим

многое пришлось пережить с тех пор, как мы попали в плен к ва-гасам. Я с

радостью расскажу обо всем, Великий ямадар...

Мраморная статуя

рядом с троном вдруг ожила: Наа-ее-лаа вскинула голову.

— Позволь мне

уйти, отец! — звонко отчеканила она.

Сарго-т повернулся к нонновар и смерил ее взглядом с ног до

головы.

— Почему? —

тяжело спросил он.

— Я... Я плохо

себя чувствую!

— Высочайшая

среди равных не должна поддаваться недомоганию во время приема высоких гостей.

Разве ты не хочешь послушать рассказ паладара Джу-лиана и итона Джей-миса?

Трудно сказать,

кто сейчас был более бледен: Высочайшая из равных или итон Джей-мис. Три

бесконечных секунды они смотрели друг другу в глаза, и я приготовился к самому

страшному. Жизнь и смерть Джейми, как и моя, была сейчас в маленьких ручках

лаэтской принцессы.

Наа-ее-лаа

перевела взгляд с тан-скина на меня, я видел, что она из последних сил

старается сохранить самообладание.

— Я... — она

облизнула губы, в ее устремленных на меня голубых глазах метались то дикий

гнев, то страх, то ненависть. — Я...

— Я с радостью

расскажу вам обо всем, Великий ямадар, и вам, Высочайшая, — вернулся я к

прерванной фразе, — как только с беспорядками в Лаэте будет покончено.

Теперь побледнел

Ирч-ди: мое беспрецедентное заявление не было предусмотрено ни в одном из его

сценариев.

Но я уже закусил

удила.

Наплевав на давящегося кашлем лавадара, на грозно

сдвинувшиеся брови жирного старика в одежде кровавого цвета, на удивленный

шепот придворных, я заговорил еще громче:

— Великий ямадар, не только в Лаэте сейчас бушуют пожары и

льется кровь. Я с прискорбием узнал, что орды ва-гасов только что взяли и

уничтожили Вакуну благодаря моему недостойному соотечественнику Кларку Ортису.

И я боюсь, что взятие Вакуны — только начало. Го-ва-го наверняка поведет своих

четвероногих дикарей дальше на запад, и горные каннибалы будут брать один город

за другим, пока не настанет черед Лаэте!

Шум резко

усилился, щеки ямадара побагровели сильней его плаща.

— Что вы на это скажете, блистательные итоны? — вопрос

Сарго-та был обращен в никуда и в то же время ко всем разом.

— Не пугай нас,

паладар Джей-мис! — унит, разряженный в бирюзовое и синее, выдвинулся из-за

спин телохранителей ямадара, и я прищурил глаза, узнав советника Ко-лея. — Если

ва-га-сам удалось взять один из городов калькаров, это еще не значит, что они

так сильны! Вакуна — просто захудалый городишко с деревянным палисадом, но

дикарям никогда не взять Карулы или Ринта, не говоря уж о Лаэте!

Одобрительные

возгласы сопроводили слова Колея, а Наа-ее-лаа с улыбкой положила руку ему на

плечо. Уверена, она сделала это, чтобы позлить меня! — но я и так был зол,

отчаянно зол.

— Не в обиду

блистательному итону Ко-лею будь сказано, но видел ли он когда-нибудь хоть

одного живого ва-гаса? — я уставился в упор на своего врага, радуясь, что

наконец-то могу выплеснуть на него свой гнев. — И доводилось ли ему хоть раз

сражаться с четвероногими дикарями?

— Нет, я не сражался с презренными каннибалами, но я не

новичок в сражениях, паладар Джулиан! — запальчиво ответил Ко- лей. — Великий

ямадар наверняка помнит бой при Ишхаре, в котором я обратил в бегство целый

отряд калькаров! Советник аппелировал к Сарго-ту, но смотрел при этом на

Наа-ее-лаа, что взбесило меня еще больше.

— А видел ли

когда-нибудь советник Ко-лей, как действует оружие под названием “ручная

граната”? Может, ему приходилось давать отпор тем, кто вооружен ружьями,

гранатометами, огнеметами, автоматами, дальнобойными орудиями...

Сгоряча я чуть

было не упомянул атомную и нейтронную бомбы, что, впрочем, не испортило бы

дела: ни сын Ла-гота, никто другой из присутствующих понятия не имел о

перечисленных мной вещах. Но бирюзовый красавчик только презрительно фыркнул в

ответ на мою тираду.

— Не думаю,

паладар, чтобы известное в твоей стране оружие настолько превосходило наше,

иначе Земля давно завоевала бы весь во-наа.

— Моей стране

незачем вас завоевывать. У нас достаточно плодородных земель, и мы используем

свою мощь только для того, чтобы обезопасить себя от набегов ва-гасов. Раньше

по ту сторону Свободных Гор действительно шли жестокие войны, но с тех пор, как

мои предки подчинили себе все соседние страны, у нас много поколений царит мир.

Но Ортису всегда было мало того, что он имел. Я уверен: он задумал подчинить

себе не только все Новые, но и все Старые Города! И теперь, когда он взял

Вакуну, в его распоряжении оказались запасы металлов и многое

другое, с помощью чего он создаст еще более страшное оружие...

— Как? В твоей

стране итон не гнушается выполнять работу кархана?! — воскликнул шокированный

ямадар.

Казалось, это

поразило его куда больше, чем нарисованная мной апокалиптическая картина.

— Кларк Ортис —

не итон; он происходит из старинного рода оружейников и считается главным

знатоком оружия моей страны... Вот почему иногда ему дозволялось сопровождать

на охоте сына ямадара.

Сарго-т кивнул, как будто удовлетворенный этим объяснением.

— Не прими за оскорбление мой вопрос, паладар. Значит, ты не

умеешь, подобно Ор-тису, делать огненные шары?

— Нет. И я опасаюсь, что, завоевав города по эту сторону

Свободных Гор, Ортис может повести племена ва-гасов на земли моего отца...

Который даровал мне священное право защищать нашу страну от врагов и принимать

любые решения, если Земле угрожает опасность. Поэтому то, что я сейчас скажу, я

скажу не только от своего имени, но и от имени моего отца, ямадара Крис-тиана.

Я предлагаю тебе, Великий ямадар Сарго-т, заключить союз с Землей,

объединившись против общего врага... И скрепив альянс двух государств узами

брака между мной и твоей дочерью Наа-ее-лаа.

Клянусь, я сам не ожидал, что у меня вырвется последняя

фраза. Но она вырвалась, вызвав целую бурю криков в зале и заставив Сарго-та

приоткрыть рот. Наверняка еще никто никогда не просил у ямадара Лаэте руки его

дочери так просто, прямо и нагло, при первой же встрече, как это сделал я!

У Ирч-ди вырвался

глухой стон.

Наа-ее-лаа

шагнула вперед и занесла сжатый кулак, как будто хотела меня ударить.

— Никогда! —

крикнула она. — Никогда!

— Молчать! — ямадар Сарго-т рявкнул на принцессу так, что

она отшатнулась. — Теперь ты можешь идти, наша дальнейшая беседа с пал ад аром

Джу-лианом тебя не касается. Ступай!

Неела, дрожа от

страха и гнева, отступила на несколько шагов.

Ко-лей и его сторонники продолжали шуметь, пророча чуть ли

не конец света, если Сарго-т согласится на мое предложение. Им возражали

представители других дворцовых партий, и оглушенные криками дамы зажимали

ладонями уши, как, вероятно, им предписывали здешние правила хорошего тона.

— У Великого

ямадара и нонновар будет время обдумать мое предложение! — крикнул я,

перекрывая дикий гам. — Но есть дело, не терпящее отлагательств! В Лаэте сейчас

льется кровь, и прежде чем дать отпор спустившимся с гор дикарям, Высочайший

среди равных наверняка захочет покончить с беспорядками внутри столицы!

На последнем

слоге мой голос сорвался: Помост Казней и веревка палача снова не вовремя

напомнили о себе. Но второго крика уже не потребовалось: шум стих, словно

обрезанный ножом.

— Разумеется, я почту за честь присоединиться к воинам

ямадара Сарго-та, — в полной тишине прохрипел я. — Не сомневаюсь, точно так же

поступят все собравшиеся здесь блистательные ито-ны. Без сомнения, они с

восторгом воспользуются случаем доказать Великому ямадару свою преданность!

Говоря это, я в

упор глядел на Ко-лея, который явно не испытывал восторга при мысли о вылазке

за три Дворцовых Кольца. Я смотрел на советника, но каким-то образом ухитрялся

видеть Наа-ее-лаа.

В сопровождении

придворных дам принцесса направилась было к двери, но при моих словах

остановилась, как вкопанная, обернулась и побледнела.

— Неужели

ты ждешь, паладар, что я запачкаю свой меч кровью низших? — возмущенно вопросил

Ко-лей.

— От тебя,

советник Ко-лей, я ничего не жду. Мне хорошо известно, что ты предпочитаешь

бороться с врагами руками палачей, я узнал это на собственной шее. Да, тебе

воистину есть чем гордиться: те, кто сейчас бесчинствуют в городе, делают это с

твоим именем на устах, сын Ла-гота! Если ты наберешься храбрости и поднимешься

на стену Внешнего Дворцового Кольца, ты услышишь, как толпа ревет: “Да

здравствует блистательный итон Ко-лей!” — поджигая очередной дом!

Ирч-ди, на

которого в последнее время было страшно смотреть, впервые чуть заметно

одобрительно кивнул. Нанося удары вслепую, я, как видно, случайно попал в цель.

— Значит, низшие

выкликают твое имя, Колей? — ямадар медленно обратил бледно-голубые глаза на

советника. — Тогда тебе действительно стоит покинуть Дворцовый Квартал, чтобы

их образумить.

— Но...

Высочайший...

— Ты же все время твердил, что для тебя превыше всего жизнь

и безопасность твоего ямадара и нонновар Наа-ее-лаа, — продолжал Сарго-т. — Так

докажи это. Пусть твоя гвардия прекратит беспорядки, Ирч-ди, — ямадар дал знак

лавадару принцессы.

Седой итон

склонил голову, прижал к груди кулак и вышел.

— Великому

ямадару и Высочайшей не угрожает опасность, — слабо возразил Ко-лей. — Здесь,

во Дворцовом Квартале...

— Но ты говорил совсем другое, когда убеждал меня, что

низшие готовы вот-вот взбунтоваться, — снова перебил советника Сарго-т. — А еще

совсем недавно ты утверждал, что ва-гасам никогда не взять ни одного города

калькаров. И вот Вакуна пала, и можешь ли ты поручиться, что такая же участь не

постигнет другие Новые Города?

Судя по виду

Ко-лея, он не отважился бы сейчас поручиться даже за то, что в его жилах не

течет кровь ва-гасов. Такие слабаки повышают ставки, только имея все козыри на

руках, но у них не хватает силы духа для блефа.

— Все блистательные итоны, которые пожелают, могут

присоединиться к гвардии нонновар! — провозгласил Сарго-т, тяжело поднимаясь с

трона, — его тут же подхватили под руки с двух сторон. — Но паладара Джу-лиана

и итона Джей-ми-са я прошу остаться во дворце. Мои гости не должны подвергаться

опасности.

— Нет! — быстро возразил я, наплевав на предупреждение

Ирч-ди, что любую просьбу ямадара следует считать приказом. — Позволь мне тоже

присоединиться к гвардии, великий Сарго-т, и доказать, что я ничего так не

желаю, как воцарения мира и спокойствия в наших землях... И союза между нашими

странами.

Говоря это, я смотрел на Наа-ее-лаа, которая то краснела, то

бледнела, прижав руку к груди. Поймав мой взгляд, она замотала головой, не смея

заговорить вслух при своем суровом отце... Но ее глаза молили меня выполнить

приказ Сарго-та и остаться во дворце.

Даже мое

чудовищное святотатство не смогло убить в сердце лунной девушки безрассудную

любовь к пришельцу с неба.

— Хорошо, паладар, — произнес Сарго-т. — Если ты

действительно так силен и храбр, как рассказывала моя дочь, ты вернешься во

дворец живым и невредимым. Прием окончен!

Снова надрывно

завыли трубы; я прижал кулак к груди, склонил голову и направился к далекому

выходу, чувствуя затылком отчаянный взгляд Наа-ее-лаа.

— Ну и втравил ты

нас в историю, паладар, — Ирч-ди подвел своего олтона вплотную к моему, почти

коснувшись коленом моего колена. — Еще не бывало такого, чтобы гвардию нонновар

бросали на усмирение погрома!

— А кто обычно

этим занимался?

— Никто! —

рявкнул лавадар, но, быстро оглянувшись, понизил голос: — Никто, провались ты в

Бездну! Погром, как и буря, всегда утихает сам собой, нужно только набраться

терпения...

— Хорошо иметь

терпение, пережидая бурю в крепком доме. Но каково тем, кого гроза застает

снаружи?

— Что ж, — угрюмо

отозвался Ирч-ди, — сейчас мы узнаем, каково им. У меня всего полторы сотни

воинов, а из сотни блистательных ито-нов, которые решили доказать ямадару свою

храбрость, половина никогда не бывала в настоящем бою!

— Неужели во

дворце больше нет войска, кроме гвардии принцессы?

— Отчего же, только в личном отряде Сарго-та восемьсот

отборных рубак, — теперь Ирч-ди говорил так тихо, что я с трудом различал его

слова. — Но ямадар скорее позволит сгореть дотла всему Лаэте, чем рискнет

охраняющими его солдатами; поэтому во все паршивые дыры кидают именно нас...

Уже поднималась

последняя Решетка Внешнего Дворцового Кольца, и блистательные итоны осыпали

отнюдь не блистательными выражениями крутивших ворот стражников, ругая их за

медлительность.

Ирч-ди перекрыл

скрип подъемного механизма, во всеуслышание заметив, что советника Колея, как

видно, задержали во дворце неотложные дела, — что вызвало смех как у

придворных, так и у гвардейцев.

Среди гарцующих

перед решеткой равных не видно было также блистательного итона Джей-миса.

Джейми отчаянно рвался отправиться вместе со мной — не потому, что жаждал

спасать своих соплеменников, а потому, что боялся остаться один во дворце — но

было ясно, что мальчишка больше не удержится в седле. Ирч-ди оставил тан-скина на

попечение старого воина То-река, относившегося к лавадару с такой же собачьей

преданностью, с какой сам Ирч-ди относился к Наа-ее-лаа.

— Ну, чему быть,

того не миновать!

Слова лавадара

прозвучали эхом моих собственных мыслей.

Решетка поднялась, и придворные Сарго-та с лихими воплями

вырвались в город, как будто им предстояло веселое развлечение.

Но гвардия

принцессы молча последовала за Ирч-ди, который неторопливой рысью пустил своего

олтона навстречу пожарам и крикам, которыми была полна беззвездная ночь Лаэте.

Глава четвертая

ОБЪЯСНЕНИЕ

Думаю, если бы мы встали на пути распоясавшихся подонков

чуть раньше, когда погром только набирал силу, никто из нас не вернулся бы во

дворец живым. Но гвардейцы ударили тогда, когда убийцы успели утолить первую

жажду крови, к тому же привычный почтительный страх перед итонами мешал

большинству карханов оказать серьезное сопротивление равным чистой крови.

Тех, кто все же

сопротивлялся, убивали на месте, а остальных загоняли в дома, запрещая

показываться на улицах до рассвета.

Да, нам все-таки

удалось утихомирить бурю в Лаэте, и ничем иным, кроме моей величайшей наивности

— или наглости, если хотите — нельзя объяснить этот поразительный факт. Будь на

месте лаэтских карханов былая чернь сент-антуанского предместья, нашу вылазку

стоило бы сравнить с попыткой залить пожар стаканом воды. Но мы не так уж часто

сталкивались с организованным сопротивлением, и когда наш отряд вернулся в

Дворцовый Квартал, в нем насчитывалось всего семь убитых и два десятка раненых.

Не знаю, сколько уцелело из рассыпавшихся по улицам итонов; я не встретил ни

одного из них по дороге во дворец.

Когда мы въехали

под арку главных ворот Внешнего Кольца, пожары позади уже гасли — не

участвовавшие в погроме униты наконец осмелились выйти из домов, чтобы начать

борьбу с огнем. За последние часы я насмотрелся такого, что мне вообще не

хотелось оглядываться назад.

— Как

твоя рука, паладар? — вполголоса спросил Ирч-ди.

— Нормально, — я

шевельнул рукой, перевязанной выше локтя, и невольно сморщился от боли.

Какой-то кархан

воткнул мне в руку копье, когда мы брали некое подобие баррикады, за которой

укрылись те, кто упорно не желал расставаться с привилегией жечь, грабить,

насиловать и убивать... Когда баррикада была наконец взята, два десятка низших

остались лежать на телах своих жертв. “Низших” — кажется, я начинаю мыслить,

как настоящий итон!

— На-ка, хлебни,

Джу-лиан, — старый вояка протянул мне флягу, к горлышку которой то и дело

прикладывался с тех пор, как мы пустились в обратный путь.

Это был любимый

напиток лавадара — “Горная буря”.

Многие гвардейцы

тоже потягивали из фляг и громко переговаривались; молчаливого порядка, в

котором отряд покидал Дворцовый Квартал, больше не существовало.

— Спасибо, — я

сделал щедрый глоток. — Ирч-ди, наверное, я не могу надеяться по возвращении

увидеться с Наа-ее-лаа?

Лавадар молча

придержал олтона и махнул рукой, приказывая гвардейцам проследовать мимо. Его

воины оживленно обсуждали подробности недавнего боя; молчали лишь те, которые

везли поперек седел трупы погибших товарищей.

— Не знаю, когда ты наконец поймешь, паладар, что теперь ты

должен десять раз подумать, прежде чем открыть рот, — Ирч-ди заговорил только

тогда, когда нас отделило от остального отряда ярдов тридцать. — Стоит тебе

сказать подобную фразу во дворце — и ты почти наверняка погубишь не только

себя, но и Наа-ее-лаа...

— Может, мне

следовало прикинуться глухонемым паладаром?

Мой сарказм не произвел ни малейшего впечатления на старого

воина, который как ни в чем не бывало продолжал поучать:

— Запомни: во дворце можно

говорить вслух только в тех комнатах, которые я тебе укажу. Их

будет немного. Никогда не пей и не ешь того, что не попробует сперва Хранитель

Жизни. Не принимай никаких подарков, кроме тех, что пришлет тебе сам ямадар. Не

бери в руки даже его даров — для этого у тебя будут слуги...

— Хватит! Иначе я

вообще раздумаю возвращаться во дворец.

Лавадар только

хмыкнул — и был совершенно прав. Я вернулся бы во дворец, даже если бы там меня

ожидала медленная гирхата.

Наа-ее-лаа...

— Не понимаю, как

такая чудесная девушка, как Неела, могла вырасти в этом логове змееногих?

Опять у меня

вырвались слова, которых не следовало произносить, но на этот раз лавадар

почему-то не рассердился.

— Она росла не здесь. Ее воспитывали в лесном святилище

Интара. Никто не думал, что Наа-ее-лаа станет наследницей Сарго-та: все свои

надежды ямадар возлагал на сына от первой жены, к тому же у него были три

старшие дочери... Но во время дворцовой смуты три келда

тому назад погиб его наследник Колд-хоро-ло, одну дочь Сар-гот отдал в жены

правителю Таниша, другую — правителю Таргуны, а третью отравил советник

Вар-гшис. Тогда в Лаэте привезли Наа-ее-лаа.

Мы уже приблизились ко Второму Дворцовому Кольцу, и Ирч-ди

продолжил тогда, когда мы миновали стражу и двинулись по подъемному мосту:

— Нонновар Наа-ее-лаа очень похожа на свою покойную мать,

Ла-део-ни. Но глаза у нее от бабки, матери Сарго-та. Та тоже была слишком

красива и слишком добра для дворца ямадара, вот почему прожила в нем всего два

келда, прежде чем ее отправили в изгнание, а вскоре после этого задушили...

— Знаешь, я

всерьез подумываю о том, чтобы выкрасть Неелу из этого гадючника и увезти за

горы ва-гасов, на “Челленджер” — куда угодно, где можно будет свободно дышать!

— Ты когда-нибудь

научишься благоразумию, Джу-лиан? — прорычал лавадар. — Если не ради себя, то

хотя бы ради...

— Да. Ради нее я

готов на все. Расскажи мне, чего еще нельзя делать во дворце, Ирч-ди.

Гвардейцы один за другим скрывались на гал-лерее, ведущей в

казарму. Похоже, они были не в обиде за то, что я втравил их в крутую

заварушку, в их прощальном:

— Паладар Джу-лиан! — звучало нечто большее, чем обычная

официальная почтительность.

— Когда Сарго-ту доложат, что мы вернулись, он, вероятно,

пожелает немедленно принять тебя для частной беседы, — Ирч-ди задержал меня в

полутьме у подножия лестницы. — Конечно, ты можешь сослаться на свою рану,

но...

— Джу-лиан!

Мы оба вздрогнули

и вскинули головы: наверху лестницы стояла нонновар, обеими руками вцепившись в

перила.

— Неела!

Все благоразумие,

которому я только что собирался следовать, не выдержало поединка со взглядом

голубых глаз лаэтской принцессы. В несколько прыжков я одолел разделяющие нас

ступеньки.

— Неела...

Несколько

мгновений она боролась с собой, пытаясь изобразить гнев и даже ненависть... Но

вдруг разом сдалась, оставила свои напрасные попытки и обвила руками мою шею.

— Хвала великому

Интару, ты жив!..

— Конечно, все

хорошо, все в порядке, Неела! — я гладил ее волосы, а она прижималась ко мне

все крепче.

На лестнице было

довольно холодно; почувствовав, что принцесса дрожит, я накинул ей на плечи

своей плащ и стал согревать поцелуями ее маленькие озябшие ручки.

Мы уже сидели на

ступеньке, и наше бессвязное бормотание прерывали паузы, длившиеся все дольше и

дольше.

— Джу-лиан... Я

смирилась... Смирилась со всеми твоими безумными поступками... Мне все равно,

что ты натворишь еще... Главное, что ты жив... И ты со мной...

— Неела... Я

люблю тебя... Люблю... Если бы я мог увести тебя куда-нибудь подальше из этого

проклятого логова...

— Паладар

Джу-лиан!

Наверное, Ирч-ди

восклицал это уже не в первый раз, но до моего сознания только сейчас дошел его

голос.

— Иди к черту,

Ирч-ди! — рявкнул я и снова прижался губами к губам принцессы.

— Высочайшая! —

простонал телохранитель Наа-ее-лаа.

— Иди в Бездну,

Ирч-ди! — крикнула Неела, только на секунду оторвавшись от моих губ.

— Это неслыханно!

Мощная рука

схватила меня за плечо и подняла со ступеньки. Думаю, Ирч-ди не удалось бы так

легко оторвать потерявшего рассудок паладара от своей госпожи, если бы он не

сжал мою пропоротую копьем руку.

Только что я и

думать забыл о ране, но теперь острая боль невольно вырвала у меня громкий

вскрик.

Вместе со мной

испуганно вскрикнула Наа-ее-лаа.

— Джу-лиан, что с

тобой, ты ранен?! Отпусти его, негодяй! — она застучала кулачками по груди Ирч-ди,

который и без того сразу разжал хватку.

— Ничего, Неела,

— успокоил я. — Это все пустяки...

— Я отведу итона

Джу-лиана в его покои и разыщу дворцового лекаря, — сказал Ирч-ди.

За это

предложение он был вознагражден еще одним гневным взглядом своей госпожи.

— Убирайся! Я

сама буду его лечить!

— Высочайшая, вы

не можете...

— Я сейчас покажу

тебе, что я могу!

Совсем недавно я

был свидетелем того, как Ирч-ди бестрепетно встречал атаку распоясавшихся

убийц, разграбивших винные склады, — но теперь старый воин попятился перед

наступающей на него хрупкой девушкой, чьи глаза метали голубые молнии.

— Да смилуется

великий Интар над тобой, Высочайшая, и над Итоном Джу-лианом! — тихо проговорил

Ирч-ди.

— Лавадар! — никто из нас не заметил, откуда вынырнул этот

запыхавшийся унит, который смотрел теперь на нас с нижней ступеньки лестницы. —

Лавадар, только что прибыл гонец из Лартона...

— Ну?! —

нетерпеливо рявкнул Ирч-ди.

— Ва-гасы

взяли Карулу. И три Новых Города отправили послов к Го-ва-го, сообщая ему

условия, на которых готовы сдаться!

Глава

пятая

СВАДЬБА

Дольше всех других восточных Новых Городов продержался

Камбис. Осада длилась целых тридцать ол, но потом каменная стена в двадцать

футов толщиной рухнула сразу в нескольких местах, пробитая “огненными шарами”

Ортиса. В проломы хлынули воины ва-гасов, и Камбис прекратил существовать,

захлебнувшись в крови каннибальского пира.

Через олу после того, как в Лаэте пришла весть об

уничтожении Камбиса, Сарго-т дал согласие на свадьбу наследной принцессы Лаэте,

нон-новар Наа-ее-лаа, и наследника ямадара Земли, паладара Джу-лиана.

Оружие Ортиса

рушило не только стены городов, оно сметало в небытие целые династии и многие

устоявшиеся традиции унитов. Новые Города взвывали о помощи к Старым; некоторые

Верховные Калькары предлагали ямадарам богатую дань и своих дочерей в жены в

обмен на поддержку против ва-гасов. Но даже перед лицом страшной опасности

правители Старых Городов оказались не в силах преодолеть ненависть к

“безбожникам ”-калькарам и недоверие друг к другу.

Я

с бессильной

яростью наблюдал, как непрочные оборонительные союзы унитов распадаются из-за

мелочных обид и вздорной гордости правителей; как драгоценные олы тратятся

впустую на бесконечные споры об условиях, на которых такой-то Великий ямадар

согласен снизойти до переговоров с таким-то Верховным Калькаром; как ямадары

десяти самых могущественных Старых Городов, собравшиеся на совет в Лаэте, до

хрипоты спорят, чей Дом по прямой происходит от великого Интара... Это в то

время, когда ва-гасы стоят чуть ли не у их стен!

Все мои попытки

вмешаться в бурление тухлого варева “большой политики” приводили к тому, что

котел начинал бурлить еще сильнее, обдавая меня вонючими брызгами.

Что с того, что Ко-лей впал в большую немилость, с трудом

избежав Горхага, а Ирч-ди считался теперь одним из главных приближенных ямадара

Сарго-та? Ва-гасы все равно продолжали наступать, а никто лучше меня не знал,

как быстро умеют передвигаться свирепые четвероногие воины!

Падение Камбиса всерьез испугало Сарго-та, до сих пор

надеявшегося на несокрушимость Дворцовых Колец. Отказавшись от мысли найти

союзников среди калькаров, перессорившись чуть ли не со всеми правителями

Старых Городов, ямадар решил искать спасения в союзе с доселе неизвестной ему

страной Земля.

Вот почему он дал разрешение на мой скоропостижный брак с

Наа-ее-лаа. Чтобы чуть ли не сразу после брачной церемонии я отправился на

восток, по единственному еще не перекрытому ва-гасами тракту добрался до гор и

вернулся из-за них с земным войском, вооруженным “огненными шарами”. Если бы

Сарго-т знал, что все мои владения за Свободными Горами заключаются в груде

металла под названием “Челленджер”, что все мое тамошнее войско состоит из двух

человек, а все мои арсеналы оружия бессильны перед взрывными устройствами,

созданными Кларком Орти-сом!

Конечно, ямадар ничего подобного не подозревал, но все равно

наотрез отказался отпустить со мной Наа-ее-лаа. Жене паладара Джу-лиана

предстояло дожидаться возвращения мужа в отцовском дворце... Якобы для того

чтобы не подвергать нонновар опасностям дороги, но на самом деле — чтобы

Сарго-т имел гарантию моего возвращения. О, в некоторых делах старый мерзавец

был очень мудр, хотя во многих случаях вел себя глупее глупого!

Но я разработал свой собственный план, а потому без

колебания согласился на все условия ямадара.

В первую живую

олу после рассвета в Главном зале дворца верховный жрец Интара соединил руки

нонновар Лаэте Наа-ее-лаа и паладара Земли Джу-лиана.

С точки зрения

землянина, это был очень странный праздник. Ни торжественного венчания в церкви,

ни священника с молитвенником в руке, ни подружки невесты, ни шафера, который

умудрился бы наступить на подол платья новобрачной, ни пира с веселым

пожеланиями и тостами...

Сразу после того как верховный жрец Интара вложил ручку

Наа-ее-лаа в мою руку и закончил длинную молитву словами: “Она твоя — отныне и

навсегда!” — мы с принцессой двинулись сквозь длинную вереницу итонов — с одной

стороны, и придворных дам — с другой к дверям своих чертогов. Наших общих чертогов, отныне и навсегда.

Трубы принялись

выводить две единственных ноты, на которые были способны, но даже их гнусавое

завывание казалось мне райской музыкой, — потому что в моей руке лежала ладонь

Неелы.

Ва-гасы уже

приближались к Серебряной Реке, отделяющей владения калькаров от владений

“истинных унитов”, но и это меня сейчас не волновало, — потому что принцесса

Лаэте не сводила с меня счастливых глаз.

Сарго-т провожал нас давящим змеиным взглядом, но его взгляд

не мог омрачить моего счастья — потому что мне улыбалась Наа-ее-лаа, моя жена отныне и навсегда!.

Обитые желтым сплавом створки толщиной в два моих запястья

закрылись за нами, отгородив от всего остального дворца... И от всего

остального во-наа, где сейчас не существовало никого, кроме нас двоих.

Мы с Неелой

принадлежали к разным мирам, я — парень с планеты Земля, она — дочь лаэтско-го

ямадара, но когда я нес ее на руках на покрытую васильковыми покрывалами

постель, нас не волновало ни прошлое, ни будущее.

Мы любили друг

друга так, что первая боль Наа-ее-лаа вырвала стон у нас обоих... А потом

лежали рядом, медленно выплывая из закрутившего нас безумного сладкого

водоворота, и я прижимался губами к худенькому плечу принцессы, изуродованному

рабским клеймом, а она гладила мои волосы...

В эти мгновения

мы не думали ни о чем. Мы были просто счастливы как никогда в жизни. Если бы

это могло продлиться вечно!

Но ола пролетела,

как одно мгновение, и Наа-ее-лаа даже не захотела меня проводить. Она осталась

сидеть на кровати, съежившись, завернувшись в одеяло, шевеля губами в

беззвучной молитве. Я знал, что моя жена молит великого Интара вернуть меня в

Лаэте живым и невредимым.

— Неела! —

обернувшись на пороге комнаты, громко окликнул я. — Пожалуйста, улыбнись!

В следующий миг Неела уже стояла рядом, и мне пришлось нести

ее обратно на постель: во дворце Сарго-та никогда не бывало жарко даже в

дневные олы.

Неизвестно, сколько бы еще продлилось наше прощание, если бы

из-за двери не раздался громкий окрик:

— Паладар Джу-лиан! Эскорт ждет тебя!

— Я скоро

вернусь, — прошептал я, с трудом отрываясь от губ принцессы. — Ты даже не

успеешь соскучиться!

Неела не

ответила, по ее лицу текли слезы, но, вспомнив о моей просьбе, она отважно

попыталась улыбнуться.

Глава

шестая

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Не иначе как молитвами Наа-ее-лаа я остался жив и вернулся в

Лаэте, только вмешательством Интара я могу объяснить подобное чудо.

К тому времени, как в сопровождении почетного экскорта,

выделенного своему зятю ямадаром Сарго-том, я добрался до Джамарта, самого

восточного из Старых Городов, ва-гасы успели перерезать последний путь на восток.

Я втайне обрадовался этому обстоятельству, по-тому что с

самого начала не собирался мчаться к Свободным Горам. А теперь, когда дороги

туда больше не существовало, Сарго-т не мог обвинить меня в невыполнении

союзнических обязательств.

Я послал своему тестю гонца, сообщая, что намерен сделать

все возможное, чтобы остановить нашествие каннибалов у Серебряной Реки, для

чего остаюсь во владениях его союзника, ямадара Кангиса. Последовавшие одно за

другим три послания Сарго-та окончательно убедили меня, что правитель Лаэте

спятил от страха и подозрительности. Но у меня на очереди были куда более

важные дела, чем психоанализ старого мизантропа.

Сделав Джамарт

своим опорным пунктом, я начал совершать оттуда вылазки на захваченные

ва-гасами земли.

Через шесть ол

после того, как я прибыл в Джамарт, пришло известие, что Го-ва-го убит и

Великим Предводителем всех племен ва-гасов стал Кларк Ортис.

Помню, я хохотал

до слез, узнав об этом. Ситуация вовсе не располагала к смеху, но уж слишком

комической была представившаяся моему мысленному взору картинка: бортмеханик

“Челленджера”, возглавляющий племена четвероногих каннибалов. Какое

блистательное повышение, черт возьми! Если бы шеф отборочной комиссии ПАСА

предвидел, какая умопомрачительная карьера ожидает его зятя! Ямадар Джамарта

преисполнился надеждой, что новый главарь ва-гасов не поведет свои войска на

запад, но я приготовился как раз к обратному. Мне было хорошо известно, что

ненасытное честолюбие Ортиса не удовлетворится покорением одних калькарских

городов, скорее уж можно было бы ожидать пощады от Го-ва-го!

Беженцы,

переполнившие Джамарт, рассказывали, что каннибалы пресытились мясом унитов и

больше не убивают всех подряд, а гонят целые толпы пленных на восток. Во взятых

Ортисом городах щадили также мастеров-оружейников: я понимал, почему. Лучше бы

на Земле я учился мастерить взрывные устройства вместо того, чтобы увлекаться

боксом и регби! Тогда мне не пришлось бы сейчас водить своих воинов в безумно

рискованные вылазки в попытках выведать военные секреты врага.

Нам удалось

добиться неплохих успехов, но в конечном итоге все наши подвиги ни к чему не

привели.

Если бы Сарго-т, послушавшись меня, заключил союз с

калькарами и дал отпор воинам Го-ва-го до того, как они взяли Ринт! А теперь

момент был безнадежно упущен.

Даже то, что в

мастерских Джамарта трудились теперь оружейники, вырванные моим отрядом из лап

ва-гасов, и каждый мой воин к концу улы тоже имел “гремящее оружие”, не могло

спасти положения. Даже то, что взрывные устройства и гранаты давно перестали

являться для унитов загадочными “огненными шарами”, не выровняло чашу весов.

Никто из унитов

не верил, что ва-гасов можно остановить, паника распространялась неудержимо,

как лесной пожар, города один за другим сдавались без боя. Джамарт вполне можно

было бы защищать, но ямадар покинул свою столицу, а его войско рассеялось по

дорогам, перемешавшись с беженцами, тысячами бредущими на запад.

Последним покинул

город мой поредевший в сражениях “эскорт” — восемьдесят воинов, с которыми я

прошел огонь и воду. Они не хотели уходить, только мой прямой приказ заставил

их все же отправиться в Лаэте.

В конце “синих

сумерек” я в одиночку переправился через Серебряную Реку, чтобы убить Кларка

Ортиса. То была моя последняя надежда: я не сомневался, что без Ортиса войско

ва-гасов рассыплется, лишившись своей основной движущей пружины.

Почти всю ночь,

десять холодных беззвездных суток я рыскал по территории ва-гасов, а за мной по

пятам рыскала смерть. Я не задумываясь расстался бы с жизнью, если бы это могло

остановить нашествие, но “Великого Предводителя” охраняли бдительней, чем

любого тирана Земли.

Наконец, осознав

всю тщетность своих попыток, я изловил наполовину одичавшего олтона с

окровавленным седлом и поскакал на запад.

Рассвет застал

меня на высоком холме за опустевшим Джамартом. Всю ночь ва-гасы стояли за

Серебряной Рекой, но, оглянувшись назад, я увидел, что по равнине к берегу

движется колышащаяся темная туча. Четвероногие воины двигались на новые

охотничьи угодья — к Джамарту, Лорису, Уксу... И к Лаэте.

Едва держась в

седле, я пробился сквозь толпу унитов, умоляющих впустить их за Внешнее

Дворцовое Кольцо. Бляха с трилистником открыла мне заветные ворота, мой

полумертвый олтон медленно поплелся по ущельям между крепостных стен...

Я знал, что стены

не спасут обитателей Дворцового Квартала, не говоря уж об остальных жителях

Лаэте.

Боже, как я посмотрю в глаза Наа-ее-лаа, которая так верила

в меня? Есть мужчины, которые, потерпев неудачу, ищут утешения в женских

объятьях, но я не принадлежал к их числу. И мне стоило огромного труда

направиться к покоям, в которые полторы улы назад мы с Наа-ее-лаа входили рука

об руку, принадлежа друг другу

отныне и

навсегда.

В коротком южном ходе я не увидел ни души, в комнатах слуги

встречали меня перепуганными изумленными взглядами. Неудивительно — сейчас я

выглядел немногим лучше, чем тогда, когда принцесса притащила меня во дворец

прямо с Помоста Казней.

Мне пришлось дважды задать вопрос камеристке принцессы,

прежде чем та перестала испуганно таращить на меня глаза и ответила:

— Высочайшая и ее лавадар отправились в храм Интара.

Нонновар каждую олу молится там о твоем возвращении, паладар Джу-лиан.

Отправить кого-нибудь, чтобы известить госпожу?

— Нет, не нужно

прерывать ее беседу с Инта-ром. Ступайте!

Знаком отпустив

всех слуг, я тяжело опустился на кровать и обхватил голову руками.

Если ва-гасы

будут двигаться с той же скоростью, к концу улы они уже будут здесь. И что с

того, что Лаэте считался самым неприступным городом во-наа? Оказавшись в

окружении ва-га-сов, лаэтяне должны будут выбирать: или умереть от голода, или

сдаться, превратившись в мясной скот для четвероногих каннибалов, или самим

начать пожирать друг друга...

Я быстро встал,

не в силах больше оставаться наедине со своими мыслями, и вышел из спальни

принцессы.

Раз Ирч-ди не было во дворце, оставался единственный унит, с

которым я мог

поговорить вслух, — блистательный

итон Джей-мис.

Бывший тан-скин

удивительно быстро освоился с ролью равного чистой крови: мы с Наа-ее-лаа еще

не успели сыграть свадьбу, а он уже знал все дворцовые ходы и переходы не хуже,

чем городские ночлежки и водостоки. Больше того — Джей-ми знал, кто с кем спит,

кто и что пьет, кто чем дышит; Ирч-ди приобрел в его лице поистине неоценимого

осведомителя. А я часто вспоминал свои слова о том, что наглость поможет

тан-скину стать неплохим итоном: я даже не подозревал тогда, каким вдохновенным

пророком окажусь!

Слуги Джейми

встретили меня такими же ошарашенными взглядами, как и слуги принцессы. Неужели

я настолько плохо выгляжу, что все смотрят на меня, как на разгуливающего

покойника?

Отстранив слугу,

который робко попытался остановить меня на пороге спальни, я распахнул дверь,

вошел... И тут же пожалел, что я это сделал.

Ибо блистательный

итон Джей-мис был не один.

Быстро

отвернувшись, я ждал, пока ритмичные звуки за моей спиной затихнут.

Можно было

побиться об заклад, что тан-скин впервые познал женщину именно здесь, во дворце

— сколько бы запросила с низшего из низших даже самая низкопробная проститутка,

чтобы согласиться с ним переспать? И вот теперь Джейми всеми силами наверстывал

упущенное. Напрасно Ирч-ди пытался его образумить — проявлявший редкую

осмотрительность во всем остальном, скин не пропускал ни одной смазливой

мордашки. Мне казалось, он находит некое извращенное удовольствие в обладании

дочерьми чистой крови; с таким же извращенным удовольствием Джейми жестоко

шпынял своих слуг-карханов, заставляя их мгновенно выполнять любые свои

капризы.

Великий Интар,

если бы жена Итона Орда-ка знала, кто заставляет ее так блаженно стонать! Или

это жена советника Ту-рана? У них обеих каштановые локоны; но в любом случае

мне лучше уйти...

Стоны стихли,

после короткой паузы раздался пронзительный женский визг, и в стену рядом со

мной шмякнулся сапог.

— Какого Владыки

ты тут делаешь, наглый румит?

Я обернулся как

раз вовремя, чтобы подставить щиток под кинжал, брошенный умелой рукой Джейми.

Зря Ирч-ди говорил, что я никогда не научусь пользоваться щитком!

Дама проворно

скрылась в дальней двери, прихватив свою одежду, а Джейми уставился на меня,

разинув рот.

— Я помешал?

Нет ничего лучше

дурацкого вопроса, когда попадаешь в дурацкую ситуацию.

Итон Джей-мис сорвался с постели в чем мать родила и,

хромая, бросился ко мне:

— Джу-лиан! Ты живой!

Наконец хоть

кто-то обрадовался моему возвращению! Пожалуй, впервые в жизни я видел на лице

своего приятеля не злобную ухмылку, а улыбку до ушей — и вдруг почувствовал,

что сам ужасно соскучился по этому паршивцу.

— Нет, ты правда

живой?!

Я обнял его, похлопав по голой спине:

— Конечно, живой, а почему тебя это так удивляет?

— Ха, да ведь в

Лаэте чуть ли не каждую олу приходят слухи о твоей смерти!

Даже находясь

наедине со мной, скин мастерски имитировал мой акцент.

— Слухи о моей

смерти несколько преувеличены, — я устало опустился в кресло возле разоренной

постели, но тут же быстро привстал и вытащил из-под себя пикантный предмет

женского туалета. — Извини, если помешал!

Джейми уже пришел

в себя. Обмотав вокруг талии блестящую тряпку, он обошел комнату, тщательно

проверил обе двери, а когда вернулся, его губы кривились в привычной ехидной

ухмылке.

— Еще как

помешал! Такая была горячая стерва, мы с ней только-только разогнались, — так

нет, тебе понадобилось влезть и все испортить!

— А ты помнишь,

что тебе говорил Ирч-ди насчет женщин?

— Да пошел он в

Бездну со своими поучениями, старый пердун! — блистательный итон Джей-мис

небрежно плеснул вино в два золотых бокала и, пригубив, хмыкнул: — А ведь я

сначала принял тебя за вора. Скажи спасибо, что не получил кинжал под лопатку!

— Смерть ворам,

да?

Но моему ехидству

не сравниться было с ехидством Джейми.

— Ты выглядишь, как последний бродяга, — заявил он. — Лучше

приведи себя в нормальный вид

и быстрей отправляйся к Сарго-ту. Уже ходят слухи о том, что ты переметнулся на

сторону ва-гасов, а олу назад на совете старших сыновей древних Домов Ко-лей

сказал...

— Ва-гасы недавно

переправились через Серебряную Реку, — перебил я.

— Ну и что?

Четвероногим уродам никогда не взять Лаэте. Так вот, Ко-лей сказал, что...

Закрыв глаза, я молча слушал рассказ о сверхважных событиях,

случившихся при дворце во время моего отсутствия: о том, что Ко-лей снова в

милости у Сарго-та, о том, что советник такой-то сблизился с группировкой итона

такого-то, и обо всех других придворных интригах, которые не стоили выеденного

яйца.

Я был совершенно

опустошен.

— Эй, ты что, пришел сюда дрыхнуть? Что ты собираешься

сказать Сарго-ту?

— Какая

разница...

— Ты совсем

сдурел? — в голосе Джейми появились визгливые нотки. — Тебя вот-вот объявят

врагом ямадара, а ты ничего не собираешься делать?

— Мне кажется, я

уже сделал все, что мог.

— Думаешь

отсидеться под юбкой жены, да? А может, нарочно добиваешься, чтобы вас обоих

выслали из Лаэте?

— Может быть.

Тебя-то почему это так волнует?

— Глупый румит!

Если паладар Джу-лиан попадет в немилость, значит, его приближенный, итон

Джей-мис, тоже вляпается мордой в дерьмо!

— Во-от в чем

дело...

— Еще бы! Почему

из-за твоей глупости я должен навлекать на себя...

— Скрэк.

Впервые за долгое время я назвал его этой кличкой, и

блистательный итон Джей-мис заткнулся на середине фразы:

— Знаешь что — иди ты в Бездну!

Но, вспомнив, что

это я нахожусь в его покоях, а не он в моих, я поднялся с кресла и побрел к

двери.

Глава

седьмая

ПЫТКА

Когда я был в трех шагах от порога, дверь стремительно

распахнулась, и в мою грудь уперлись два клинка. Одетые в красное наемники

Сарго-та проворно сорвали с меня перевязь с мечом, расстегнули и сняли щиток с

левой руки.

Комната мгновенно наполнилась солдатами; двое из них

сбросили Джейми с кровати, швырнули на колени, заломили руки за спину. А в

следующий миг между расступившимися наемниками показался сам Сарго-т

светло-голубые водянистые глаза ямадара быстро обежали меня с ног до головы.

— Паладар

Джу-лиан!

— Великий ямадар,

— прижав кулак к груди, я почтительно склонил голову.

— Мне доложили, что ты вернулся, но слуги нигде не смогли

тебя найти. Значит, ты решил сразу по возвращении навестить своего

приближенного? — Сарго-т перевел взгляд на Джейми, который продолжал стоять на

коленях, касаясь лбом пола.

Скин при всем желании не смог бы принять другую позу:

беспощадно вывернутые в плечевых суставах

руки не позволяли ему шевельнуться. Мальчишка не мог даже поднять головы, и вид

у него был донельзя жалкий — ни дать, ни взять, пойманный с поличным вор.

— Разве я или

блистательный итон Джей-мис чем-нибудь провинились перед тобой, Великий ямадар?

Сарго-т повернулся к гвардейцам.

— Пусть сюда

придут Трое. И налейте паладару Джу-лиану вина, его наверняка мучает жажда с

дороги!

— Благодарю,

Великий ямадар, я не...

Сарго-т собственноручно наполнил бокал, и я понял, что мне

придется выпить, иначе вино силой вольют мне в глотку.

Ямадар не сводил

с меня глаз, пока я пил.

— Так значит, ты

вернулся, паладар Джулиан, — медленно проговорил он. — Вернулся один, без

войска и оружия, которые ты мне обещал.

— Я не смог

добраться до Свободных Гор, все пути на восток были уже перекрыты. Но...

Я вдруг

обнаружил, что слова все с большим трудом срываются с моих губ. По телу

разлилось странное онемение, бокал выпал из моей разжавшейся руки. Звук его

падения прозвучал словно издалека.

Сарго-т неспеша опустился в подставленное ему кресло.

Стоящий на

коленях Джейми, солдаты, смятая постель — все стало заволакиваться туманной

дымкой.

— Так кто ты на

самом деле такой, итон Джулиан? — донесся из этой дымки голос правителя Лаэте.

— Ты знаешь... кто... я такой... ямадар... С огромным трудом

выдавив последнее слово, я качнулся и почувствовал, как меня подхватили и

бросили в кресло. Мой язык больше не подчинялся мне, так же как все остальное

тело. Я не сомневался, что мне дали яд.

— Наверняка ты

сказал бы все, что знаешь, в Горхаге, но у меня нет времени на долгие

процедуры. Ты пережил девять растягиваний, значит, на редкость силен... Однако

я все равно узнаю, кто ты. И очень быстро. Они пришли?

— Да, Великий

ямадар.

— Выйдите и

охраняйте двери снаружи.

Огромным усилием

воли я разорвал клубящийся вокруг туман. Я ожидал увидеть кого угодно — Дэвида,

Нортона, кого-нибудь из знакомых ва-гасов — кто еще мог знать о том, кто я

такой? — но в комнату вошли три совершенно незнакомых безликих бритоголовых

унита. Зато предметы, которые они принесли с собой, были мне очень хорошо

знакомы... По Помосту Казней.

Туманная муть

сгустилась вокруг, скрыв не только все предметы, но и все звуки.

Первое, что я услышал, когда снова стал воспринимать

окружающее — ровный голос ямадара:

— Я хочу знать, кто твой сообщник. Кто этот унит, который

выдавал себя за паладара Земли? Скажи, и ты умрешь быстро. Говори.

— Это... Паладар

Джу-лиан...

— Скажи, как на

самом деле его зовут. Говори.

— Паладар

Джу-лиан...

Свист бича,

короткий вскрик.

Звуки снова стали четкими и громкими, а краски яркими. Ко

мне вернулась способность видеть и слышать, но я по-прежнему не владел своим

телом. Полулежа в кресле у стены,

я мог

только смотреть и слушать.

Смотреть на

Джейми, подвешенного за руки к кольцу в потолке, на котором прежде висела

жаровня с курениями, и на палача, стоящего рядом с тан-скином с длинным бичом в

руке. На парне по-прежнему была только шелковая тряпка, на его ребрах багровело

четыре кровавых рубца.

— Я еще не начал

сердиться. Ты знаешь, что будет, когда я рассержусь?

Судя по взгляду

Джейми, он знал.

— Кто этот унит?

Еще одна багровая

полоса пересекла живот и грудь отчаянно вскрикнувшего тан-скина.

— Кричи, — удовлетворенно заметил ямадар. — Эти трое тебя

все равно не услышат. И никто не услышит тебя по ту сторону двери, ведь комнату

выбирал для тебя сам Ирч-ди.

Комната, где

можно говорить вслух — так он ее называл, верно? Говори. Отвечай ямадару.

Палач был явно

знатоком своего дела. Очередной удар завертел Джейми на веревке, заставив

мальчишку подавиться криком.

— Кто этот унит? — Сарго-т кивком головы указал на меня. —

Говори.

— Паладар...

Джу-лиан...

Джейми встретился

со мной глазами, и выражение его лица заставило ямадара обернуться.

— А, ты очнулся! — Сарго-т снова повернулся к Джейми. — Не

думай, он за тебя не ответит. Он еще долго не сможет двигаться, не сможет

говорить. Поэтому отвечай — кто он такой?

— Паладар

Джу-лиан! Паладар Джу-лиа-н! Паладар...

Очередной удар

заставил скина уронить голову на грудь.

Сарго-т, поморщившись, сделал знак палачам, которые начали

приводить жертву в чувство, а сам уставился на меня немигающим взглядом

змееногого монстра.

— Я скоро узнаю, кто ты, не сомневайся. А пока ты тоже

должен кое-что узнать. Ор-тис прислал ко мне вестника с предложением мира. Не

только мира, но и союза — такого же, какой предлагал мне ты...

Мое сердце бешено

заколотилось, кровь прилила к лицу.

— ... И цена была точно такой же. Ор-тис желает получить в

жены нонновар Наа-ее-лаа, а взамен обещает разделить со мной власть над всеми

Старыми Городами, какие завоюют его войска!

“Нет! Ямадар, ты не можешь так поступить со своей дочерью!”

Я не смог издать ни звука, этот вопль прозвучал внутри меня.

Но ведь когда-то я и впрямь слышал подобный крик... Так вопил Джейми в доме,

окруженном Владыками Ночи!

Тан-скин застонал

и поднял голову, второй палач сменил первого, приготовившись продолжить пытку.

Но Сарго-т еще не кончил пытать меня.

— Я ответил

Великому Предводителю ва-га-сов согласием. Нонновар уже следует к тому, кто

скоро станет моим соправителем и зятем. А теперь я хочу узнать, как все-таки

зовут унита, который вкрался ко мне в доверие и привел в мой дворец тан-скина!

Безмерный ужас в

широко распахнувшихся глазах Джейми был отражением моего собственного ужаса.

Сарго-т узнал!

Но откуда?!

Ирч-ди...

Нет, невозможно!

Но что сталось с

лавадаром принцессы?!

И что теперь ждет

Наа-ее-лаа?!.

— Говори. Кто

этот унит? Нанесенный с оттяжкой удар располосовал живот, грудь и плечо

тан-скина.

— Паладар

Джу-лиан!

— Говори. Кто он?

— Паладар...

Джу-ли-ан!..

— Кто он? Говори.

— Паладар...

— Это он

уничтожил твое клеймо? Говори.

— Не-е-ет!

— Значит, это

сделал Ирч-ди? Говори.

Второй палач

оказался искусней первого — Джейми крутился, извивался на веревке, захлебывался

криком, но ему не давали потерять сознание.

— Кто этот унит?

Говори.

— Паладар!

Джу-лиа-а-а-ан!

— Это он научил

тебя выдать себя за итона?

— Не-е-е-е-е-ет!

— Значит, Ирч-ди?

Говори.

— Не-е-ет!

— Как зовут этого

унита?

— Паладар

Джулиа-а-ан!

— Это он выжег

твое клеймо?! Говори.

— Нет! Нет!

Не-е-ет!

— Значит, это

сделал Ирч-ди?

— Да! Да, это

сделал Ирч-ди!..

Сарго-т удовлетворенно кивнул, палач опустил бич.

Я закрыл глаза.

Признание скина уничтожало единственного, кто мог бы

защитить Наа-ее-лаа после того, как со мной будет покончено. Единственного, кто

мог бы спасти Неелу от участи хуже смерти.

— Так. Ты

заговорил. И уже без акцента. Главное начать, а потом слова польются сами

собой. Скажи теперь, кто этот унит, выдававший себя за пал ад ара Земли.

Я открыл глаза,

чтобы не прятаться от своей участи за трусливо опущенными веками.

Джейми, тяжело

дыша, смотрел на меня. Его лицо покрывали крупные горошины пота, мокрые волосы

облепили лоб — блистательный итон Джей-мис был сейчас похож на крысу,

вытащенную из воды.

— Итак, кто он

такой?

— Паладар

Джу-лиан...

— Вот теперь я

начинаю сердиться.

Удар бича

закрутил Джейми на веревке, вырвав у него истошный вопль. Ребра скина грозили

прорвать натянувшуюся кожу, он глотал воздух мелкими судорожными глотками.

— Кто он?

— Паладар

Джу-лиан...

— Кто он?

— Па-ла-дар...

— Кто?

Я снова закрыл глаза. Теперь я действительно хотел, чтобы

Джейми сознался, но сквозь свист бича продолжал слышать один и тот же ответ:

— Паладар Джу-лиан... Паладар... Джу-лиа-ан! Паладар

Джу-лиа-а-а-а-ан!

— Хватит!

У Сарго-та наконец иссякло терпение, в его голосе больше не

было прежнего невозмутимого спокойствия.

Открыв глаза, я

увидел, что ямадар стоит возле висящего на веревке мальчишки.

— Ирч-ди

хотел возвести тебя на трон Лаэте, так? — ямадар поднял за подбородок голову

тан-скина.

Все. Я брежу. В

вине наверняка были галлюциногены. Иначе мне не мерещились бы такие дикие вещи.

Великий ямадар —

уверенный, грузный, властный — смотрел в глаза несчастного тан-скина,

допытываясь, не хотел ли тот занять его трон. Это же явный бред!

— Где твоя мать? — Сарго-т с силой провел пальцем по

окровавленным ребрам Джейми.

— Не-е-е!

— Где она?

Ямадар повторил

свой жест.

— Не-е-ет!..

Ее... Давно... Давно... Нет...

— Как давно?

— Во время...

прошлого... погрома...

— Двенадцать

келдов?

Сарго-т отступил на шаг, вглядываясь в лицо Джейми.

— Как Ирч-ди

узнал, кто ты такой? Или об этом узнал итон Джу-лиан?

— Нет... Нет... —

видя, что палач снова поднимает бич, Джейми дернулся и выкрикнул: — Это Ирч-ди!

Как

он узнал?

Скин шарил по

сторонам мутными глазами, пытаясь придумать ответ, который спас бы его от

очередного удара, в то время как я тщетно старался встать с кресла. Оцепенение,

сковывавшее меня, начало проходить, но я все еще не мог распрямить ноги.

— Как в

действительности зовут этого унита?

— Пал ад ар

Джу-лиан...

— Как его зовут?!

— Па-ла-дар...

Джу-лиан...

— Кто он?!

Говори!

— Па... ла...

дар... Джу... ли... ан...

— Говори, кто он!

Ну!

— Па... ла...

дар...

— Кто еще, кроме

него и Ирч-ди знает, кто ты такой?

— БОЛЬШЕ НИКТО НЕ ЗНАЕТ, САРГО-Т! Гобелен на стене

откинулся, и Ирч-ди, шагнув к ямадару, воткнул ему в горло меч.

Глава

восьмая

ЯМАДАР

ДЖЕЙ-МИС

Ямадар умер, не вскрикнув, а палачи вообще не умели кричать.

Того, который держал бич, Ирч-ди достал обратным ударом, и

разрубленное почти пополам тело рухнуло на труп Сарго-та. Другой палач бросился

было к двери, но я подставил ему ногу, и лавадар принцессы пригвоздил его к

полу вторым мечом. Я всегда восхищался быстротой движений Ирч-ди и его умением

орудовать сразу двумя мечами.

Зарубив

последнего глухонемого, седой воин повернулся ко мне.

— Ты цел?

Я наконец-то

сумел встать, но так и не смог заговорить.

— А, он дал тебе

выпить “соти”... Ничего, это скоро пройдет. Быстрей, помоги мне!

Ирч-ди рассек

веревку, удерживающую Джей-ми, я с трудом удержал скользкое от пота, исполосованное

кровавыми рубцами тело тан-скина.

— Джу-лиан... —

тихо простонал

он.

То ли Джейми и впрямь обращался ко мне, то ли ему

мерещилось, что он все еще отвечает на вопросы Сарго-та. Я ничего не ответил:

онемение проходило на удивление быстро, но язык все еще не слушался меня.

— Уходим отсюда,

быстрей!

Выхватив у меня

Джейми, Ирч-ди шагнул в тайный ход, о существовании которого не знал даже сам

ямадар... До тех пор, пока не стало слишком поздно. Тяжелая дверь бесшумно

повернулась за нами, я услышал, как поверх нее упал гобелен.

— Неела? — это

было первое, что я смог выдавить, шагая рядом с лавадаром по темному коридору.

— Еще не все

потеряно, Джу-лиан.

Мое доверие к

этому итону было таким, что больше я не задавал вопросов, пока ход не кончился.

Мы очутились в знакомой комнате.

Ирч-ди положил

Джейми на кровать, на которой когда-то валялся я, приходя в себя после Помоста

Казней. Теперь тан-скин выглядел еще хуже, чем я тогда. Великий Интар, до чего

же не везет этому мальчишке!

— Ирч-ди...

ям-мадар... с-сказал...

— Да, — Ирч-ди

возился со склянками, вытащенными из ларца Неелы. Было видно, что лавадар

кое-чему научился у своей госпожи. — Это правда. Я хочу, чтобы Джейми взошел на

престол Лаэте.

— П-почему?!

— Потому что он — кровь от крови Дома ямадара.

Тан-скин с ужасом

воззрился на спятившего итона, который двинулся к нам с золотой чашей и

склянкой в руках.

— Выпей три

глотка, остальное — ему, — лавадар протянул мне чашу, и я отхлебнул знакомую

темную жидкость, которая помогла мне прийти себя после “гирхаты”.

Неела!

Ирч-ди понял мой

отчаянный взгляд.

— Сарго-т думал, что никто не помешает ему продать нонновар

предводителю ва-гасов, если он отправит меня в Горхаг. Но каждый гвардеец

Наа-ее-лаа стоит десяти его наемников, и только четверть древних Домов одобрило

решение ямадара. Он думал запереть меня в Горхаге, ха! Ничего, скоро весь

Дворцовый Квартал будет у меня в руках, и тогда...

— Неела! —

напомнил я.

— ... И тогда мы сможем ее спасти. Очень скоро совет древних

Домов провозгласит ямадаром Лаэте Джей-миса, сына Сарго-та и Олхе-ни-ланы, и за

нами последует целое войско.

Я принялся поить

Джейми эликсиром, зная, что эта жидкость быстро его взбодрит. А мазь, в состав

которой входит бессмертник, снимет боль и заживит его исполосованную кожу.

У меня у самого в голове до сих пор царила дикая

свистопляска, и вовсе не пойло Сарго-та было тому виной.

— Да, — ответил

Ирч-ди на мой красноречивый взгляд. — Я жалею только о том, что мне пришлось

так быстро прикончить ямадара. Зато его чистая кровь смешалась с кровью

палачей, а это тоже была неплохая месть!

Джейми застонал,

отталкивая руки нагнувшегося над ним Ирч-ди.

— Усп-покойся, —

я отобрал у лавадара склянку с мазью. — Все об-бразуется... приятель...

Бывший тан-скин

закрыл глаза, закусил губы и притих. Он только слабо вздрагивал, когда я

смазывал целебным составом багровые следы бича на его груди и животе....

А в это время

Ирч-ди, сидя рядом с кроватью, глухим ровным голосом рассказывал историю,

достойную авантюрно-приключенческого романа.

Историю дочери правителя города Элтона, волей своего отца

ставшей женой только что овдовевшего ямадара Лаэте. Тогда Сарго-т был еще молод

и красив, но его нрав вскоре заставил Олхе-нилану проникнуться к мужу

ненавистью и отвращением. Однако жена ямадара не имела права ненавидеть мужа,

каким бы развратным, жестоким и хладнокровным мерзавцем тот ни был, поэтому

уроженку Элтона ждало примерное наказание. Такое наказание, которому еще

никогда не подвергали дочерей чистой крови и перед которым меркли все ужасы

Горхага.

Сарго-т собственноручно выжег на лбу жены позорный знак

“глаза” и еще более позорное клеймо незаконнорожденного скина — на лбу ее

ребенка. После этого Олхе-нилана и ее сын навсегда исчезли из дворца, а Сарго-т

взял третью жену, которая стала матерью Наа-ее-лаа. Официально было объявлено о

смерти Олхе-ни-ланы, те же, кто знали, что в действительности произошло,

постарались поскорей об этом забыть...

— И ты тоже

постарался?..

Я наконец сумел

выговорить почти целую фразу — как раз тогда, когда мне лучше было бы

промолчать.

— Я не забуду о том, что сделал Сарго-т, даже на самом дне

Бездны!

Рык Ирч-ди заставил меня вздрогнуть:

— Если бы я был тогда в Лаэте, Сарго-т умер бы сразу, но

послание сестры застало меня в Джамарте, и дорогой у меня было время подумать.

Я знал, что судьба рано или поздно подарит мне случай

истинной мести. Нет, я не хотел, чтобы Сарго-т умер так быстро, но

уж коли пришлось... Совет древних Домов должен до конца олы провозгласить

ямадаром сына Олхе-ни-ланы, чтобы душа Сарго-та успела увидеть это перед тем,

как отправится в Бездну!

Я взглянул на

Джейми. Он все еще лежал с закрытыми глазами, и я при всем желании не мог

представить, как должен себя чувствовать тан-скин, внезапно узнавший, что он —

кровь от крови Дома ямадара.

Потом еще один

вопрос внезапно пришел мне в голову.

— Ирч-ди, а как

ты обнаружил, что... Он понял меня с полуслова.

— От прапрапрадеда Сарго-та всем мужским отпрыскам Дома

ямадара передается багровая родинка в форме трилистника над левой лопаткой.

Владыка Бездны, я ведь предупреждал его насчет баб! Интересно, которая из них

оказалась такой зоркой и вострой?

На бледных щеках

Джейми проступил слабый румянец, он открыл глаза, готовый огрызнуться, но тут

раздался громкий стук в дверь, и на пороге возник То-рек с окровавленным мечом

в руке.

— Лавадар! Все

готово! Ирч-ди встал.

— Наемники Сарго-та? — отрывисто спросил он.

— Сотня еще

держится в Среднем Дворцовом Кольце, остальные сдались. Кроме... — То-рек

опустил глаза на свой меч.

— Хорошо!

Соберите совет в малом зале!

— Ирч-ди, —

сказал я, когда гвардеец исчез. — Я не могу больше ждать. Дай мне олтона и

скажи, по какой дороге увезли Наа-ее-лаа.

— Я дам тебе всех

олтонов и всех солдат — сразу же после совета!

Ирч-ди достал из

сундука черную одежду, украшенную золотом, и бросил на кровать.

— Одевайся. Это одежда Колд-хоро-ло, старшего сына Сарго-та.

Двигаясь, как

автомат, отпрыск Дома ямадара сел и принялся одеваться. Снадобья Наа-ее-лаа уже

должны были начать действовать, но у Джей-ми все еще был вид лунатика,

свалившегося с карниза и плохо понимающего, что к чему.

Помогая ему облачаться, я вполголоса сказал:

— Ты хочешь сделать его правителем обреченного государства,

Ирч-ди.

Седой воин пристально посмотрел на меня:

— Что, все настолько плохо?

— Хуже, чем ты

можешь себе представить.

— Ладно, об этом

еще будет время подумать. А сейчас...

— А сейчас я

отправляюсь за Наа-ее-лаа, — я встал, твердо глядя в глаза Ирч-ди. —

Немедленно. По какой дороге ее увезли?

— По Старому

Торговому Тракту. Но...

— Можешь догнать

меня, когда покончишь с остальными делами. Но я больше не собираюсь ждать!

— Джу-лиан! —

лунатик неожиданно проснулся: Джейми качнулся вперед, торопливо завязывая

золоченые шнурки рубашки. — Я отправлюсь с тобой!

— Ну уж нет!

— Это... потому

что я выдал Ирч-ди? — шепотом спросил он.

— Это

потому, что у меня нет сейчас времени возиться с тобой, Джейми!

Я отстранил его

резче, чем хотел, и он шлепнулся на кровать.

— Тогда ты не

получишь ни одного олтона! — догнал меня уже у двери визгливый крик.

— Что-что?

— Ты ничего у

меня не получишь! — проорал отпрыск чистой крови. — Можешь догонять свою

нонновар на четвереньках, как ва-гас!

— Хватит, —

Ирч-ди положил ладонь Джейми на плечо, но тот яростно оттолкнул руку воина.

— Не смей мне

указывать, старый хрен! Убери свои поганые лапы!..

Тяжелая дверь

заглушила вопли сына Сарго-та, и я побежал по коридорам, где почти за каждым

поворотом лежали трупы наемников ямадара. У одного из убитых я забрал карабин.

“Гремящее оружие” не спасло солдата в схватке с гвардейцами нонновар, зато

могло помочь мне спасти Наа-ее-лаа.

Глава

девятая

СПАСЕНИЕ

Я гнал олтона по Старому Торговому Тракту.

Кроме меня никто

больше не следовал на восток, все остальные двигались на запад, и мой скакун то

и дело увязал среди забивших дорогу повозок, тележек и волокуш.

Спустя три часа, едва не заснув в седле, я свернул в лес,

привязал олтона к дереву, растянулся на траве и уснул. Перед встречей с

эскортом Наа-ее-лаа следовало набраться сил, иначе я буду никуда не годным

спасителем. Стражники у ворот Внешнего Кольца сказали, что принцессу

сопровождают только пятеро наемников Сарго-та, остальная ее свита состоит из

ва-гасов, и все пятнадцать четвероногих вооружены “гремящим оружием”.

Бедная Неела!

Оказаться снова среди горных каннибалов, внушавших ей такой страх и отвращение!

Я уснул, едва

коснувшись щекой травы, но мои спутанные сны были полны грозных кошмаров: в них

я убивал Кларка Ортиса, а тот вдруг превращался в змееногого монстра;

Наа-ее-лаа протягивала ко мне руки: — и вдруг я замечал у нее на лбу знак

“глаза”, потому что это была уже не принцесса, а мать Джейми, которая бежала по

горящему Лаэте с ребенком на руках, и скрэки скалили на нее зубы из черного

отверстия водостока...

Спустя три часа я

снова был в седле и нещадно погонял олтона, спеша наверстать упущенное время.

Для меня не

составляло труда идти по следу Наа-ее-лаа, уж слишком всем бросался в глаза ее

необычный эскорт. Удивительно, насколько ва-гасам удалось запугать унитов, раз

четвероногие осмеливались в открытую следовать по вражеской территории!

Я перестал этому

удивляться, когда, взлетев на невысокий холм, увидел внизу между дорогой и

деревенской оградой следы настоящей бойни.

Пробившись сквозь толпу унитов, выплясывающих вокруг

полурастерзанных тел ва-гасов, я начал расспрашивать, что произошло.

Оказывается, свита Наа-ее-лаа остановилась здесь на привал, и один из ва-гасов,

недолго думая, схватил ребенка, чтобы перерезать ему горло и отправить в котел.

Но родители мальчика оказались не из трусливых, и их отвага побудила

односельчан броситься на подмогу. В результате множество уни-тов пало от “гремящего

оружия”, но из ва-гасов не выжил ни один... Если бы остальные униты имели ту же

храбрость, что эти крестьяне, Ортис не правил бы сейчас половиной во-наа!

Я продолжал

расспрашивать очевидцев: что с рыжеволосой девушкой, которую везли каннибалы,

где она?

— Да, с ними была

девушка, и еще пятеро воинов верхом на олтонах, все они поскакали дальше, на

восток!

— С ней ничего не

случилось во время схватки, она цела?

— Целехонька. Но,

похоже, она сумасшедшая — даже ни разу не вскрикнула, когда...

Скрипнув зубами, я бросил олтона в галоп. Они уже рядом, я

вот-вот их догоню! Даже если пятеро головорезов Сарго-та имеют “гремящее

оружие” и знают, как с ним обращаться, скоро у них будут большие неприятности!

Я нагнал их,

когда они сделали привал.

Ночь, проведенная

по ту сторону Серебряной Реки, снабдила меня навыками заправского разведчика:

мне удалось вовремя направить своего олтона в сторону, незамеченным нырнуть за

деревья и бесшумно спешиться.

Наемники сидели

вокруг костра, а чуть поодаль стоял небольшой желтый шатер, при виде которого у

меня бешено заколотилось сердце.

Нет, у солдат не

было “гремящего оружия”, они даже не выставили часового... И дружно вскочили,

роняя котелки, когда я внезапно поднялся из травы в пятнадцати шагах от них.

— Стой, бродяга!

Тот, кто это

крикнул, наставил мне в грудь самострел.

— Кто ты такой?

Что тебе надо?

— Я, паладар

Джу-лиан, пришел за своей женой!

Наемникам нелегко было узнать в растерзанном заросшем типе

зятя Сарго-та, но все-таки они меня узнали. Может, все обошлось бы без кровопролития,

если бы владелец самострела не решил показать свою удаль.

Мой выстрел

опередил его выстрел на какую-то долю секунды, и бельт по крутой дуге ушел в

розовое небо. Когда арбалетная стрела начала обратный путь к земле, удалец уже

лежал в расплывающейся кровавой луже, а остальные головорезы бежали ко мне,

размахивая мечами.

Последнему почти

удалось меня достать, но я не дал ему шанса повторить выпад.

Подбежав к

костру, я пинком выкатил оттуда унита, свалившегося прямо в огонь. В последнее

время я научился бестрепетно убивать, но так и не смог привыкнуть к запаху

паленой плоти.

Отбросив полог шатра, я с замиранием сердца шагнул внутрь:

— Неела?

Она сидела на

разостланных на земле одеялах, сжавшись в комочек, закрыв глаза.

— Неела...

Длинные ресницы

медленно поднялись.

— Не бойся,

любимая, все хорошо! Я пришел за тобой...

Голубые глаза

заглянули мне прямо в душу, я с усилием проглотил застрявший в горле комок.

— Неела...

— Джу-лиан!

Это был не крик,

а скорее тихий стон. Принцесса пристала, протянула ко мне руки — и потеряла

сознание прежде, чем я успел ее обнять.

— Мне сказали,

что ты погиб, Джу-лиан... Что тебя убили ва-гасы по ту сторону Серебряной

Реки...

— И ты поверила?

— Да. Поэтому я

согласилась поехать к Ор-тису. Мне было все равно, что станется со мной, я

хотела одного — отомстить.

— Да что бы ты

смогла сделать, глупышка?

— Я бы убила его.

Я с улыбкой

покачал головой, вспоминая, сколько невероятных усилий потратил сам, чтобы

подобраться к этому негодяю и отправить его в Бездну... Но посмотрел в лицо

Наа-ее-лаа — и перестал улыбаться.

Она действительно

убила бы Ортиса. Так ли иначе, рано или поздно, но она бы это сделала.

Мы покоились на

мягких одеялах, и свет, сочащийся сквозь тонкую желтую ткань, лежал на наших

телах золотым покрывалом. Может, сейчас не время было заниматься любовью, но...

После всего, что нам обоим пришлось пережить, мы заслужили немножко счастья.

— Неела...

— Что, Джу-лиан?

— Ничего...

Я коснулся губами

ее щеки, и она с готовностью повернулась, подалась навстречу, обнимая меня

тонкими руками.

— Ты прекраснее

всех женщин мира, нонно-вар Наа-ее-лаа!

— А

ты знал их всех? — тихо засмеялась она.

— Мне не нужно

знать всех, мне достаточно тебя одной...

После этого мы

долго молчали, за нас говорили наши тела.

Сколько времени

прошло, прежде чем я вспомнил, что по ту сторону полога лежат пять трупов? Что

беженцы, запрудившие Старый Торговый Тракт, вот-вот могут подойти к костру и

заглянуть в наше непрочное убежище? Что ва-гасы по-прежнему катятся на запад со

скоростью бури?

Боюсь, я вспомнил

об этом еще очень нескоро.

И Наа-ее-лаа не

торопилась покидать уютное местечко между моим боком и стенкой шатра.

— Джу-лиан... —

наконец шепнула она.

— Да, любимая?

— Я должна

кое-что тебе сказать.

— Я тоже должен

сказать тебе кое-что...

Слова Наа-ее-лаа

вернули меня к жестокой действительности.

Я должен был

рассказать ей о смерти отца. И о том, что “презренный тан-скин” оказался ее

родным братом. Боже, до меня только что дошло: ведь Джейми мой шурин!

— Джу-лиан,

что-то случилось?

Муштровка Ирч-ди

так и не научила меня скрывать свои мысли. Как всегда, у меня все было написано

на лице, — и принцесса, приподнявшись на локте, тревожно заглянула мне в глаза.

— Что-то

случилось с Ирч-ди? Да? Он грозил, что поднимет гвардию, если меня отдадут

Орти-су; отец даже пообещал бросить его в Горхаг... Он не... Скажи, с ним все в

порядке, Джу-лиан?!

— С ним все в

порядке, — поспешно успокоил я.

— Тогда что...

Я несколько раз

облизнул губы и, наконец, обрушил на нее первую из сокрушительных новостей.

Наа-ее-лаа то краснела, то бледнела, слушая про бесславную

смерть Сарго-та. Нет, она не любила отца — так же как он ее — но нонновар Лаэте

глубоко возмутило то, что Ирч-ди оставил ямада-ра лежать рядом с трупами

палачей.

— Как он мог

смешать кровь ямадара с кровью подлых карханов!

Я вздохнул. Самая

трудная часть рассказа была еще впереди.

— Неела, у него не было времени позаботиться о трупе

Сарго-та. Он думал тогда совсем другом. И сейчас совет древних Домов, наверное,

уже провозгласил нового ямадара Лаэте...

Наа-ее-лаа сощурила

вспыхнувшие голубым пламенем глаза. Неудивительно, что глаза Джейми казались

мне так похожими на...

— И кого же,

интересно, Ирч-ди намерен провозгласить ямадаром, когда тебя нет во дворце?

Кто, кроме супруга нонновар, имеет право взойти на трон Лаэте?

— Тот, в ком течет кровь Сарго-та. Единственный сын убитого

ямадара.

— У моего отца

нет сыновей! Колд-хоро-ло погиб три келда назад, и...

— У твоего отца

был еще один сын. Скажи, ты когда-нибудь слышала о том, что случилось со второй

женой ямадара?

— Конечно. Она

умерла от лихорадки, давным-давно, — помолчав, принцесса тихо добавила: —

Говорят, Ирч-ди был безумно влюблен в нее. Говорят, он до сих пор ее любит.

— Это правда. Вот почему он привел во дворец ее сына, от

которого отказался Сарго-т...

Наа-ее-лаа

смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Кажется, она начала понимать.

— Вот почему он

уничтожил клеймо на лбу сына Олхе-ни-ланы, чтобы спасти его во время погрома.

— Нет... Нет!..

Только не...

— Вторая жена

твоего отца не умерла от лихорадки. Она была заклеймлена знаком “глаза”, а ее

ребенок...

— Нет! Джу-лиан,

нет! Неужели?

— Да,

Неела.

— Этот тан-скин?

— Он не тан-скин.

Он твой брат, кровь от крови Дома ямадара.

Если бы

Наа-ее-лаа первой выложила свою новость, я бы наверняка не смог обрушить на нее

свою. Но, ни о чем не подозревая, я довел убийственный рассказ до конца — и

долго молча гладил рыжие волосы, пока принцесса лежала, уткнувшись лицом в мое

плечо. Я снова перевернул вверх тормашками ее мир, снова причинил ей страшную

боль. За что нам обоим такая кара?

Но все-таки Неела

была отважной и стойкой; приподняв, наконец, голову, она вытерла слезы и

прошептала мне на ухо свою новость.

На этот раз я почувствовал, как

мой мир переворачивается и встает на дыбы.

В следующий миг я

вскочил, подхватив жену на руки.

— Неела, это

правда?!

— Да...

— Что же ты

молчала?!

Все, что

произошло раньше, вдруг стало незначительным и ничтожным, грядущие беды

перестали казаться неотвратимыми, прошлые не стоили того, чтобы их вспоминать.

Только несколько минут спустя я протрезвел настолько, что в

моей голове появилась первая связная мысль. И эта мысль принесла с собой новую

тревогу: “Интересно, какой срок беременности у лунных женщин?”

Глава

десятая

ОБОРОНА

Ba-гасы

подошли к Лаэте тогда, когда Наа-ее-лаа оставалось носить нашего ребенка всего

полторы улы.

Большинство

унитов заранее бежали на запад, но даже ту небольшую кучку карханов, которые

остались в Лаэте, итоны не желали впускать за Внешнее Дворцовое Кольцо.

Представители чистой крови заявили, что не собираются делиться с низшими водой

и пищей, и ямадар Джей-мис принял сторону равных.

— Мы сами скоро

начнем голодать, — заявил он, кутаясь в красный меховой плащ. — Припасов во

дворце осталось на одну улу, а что потом?

— Потом мы начнем

пожирать друг друга, как горные дикари!

— Если уж на то

пошло, начать следует с кар-ханов!

— А ведь всего

этого можно было бы избежать, если бы...

— Если бы что?! —

гаркнул я, шагнув к выкрикнувшему эти слова придворному. — Давай, договаривай,

блистательный итон Норгх-кат! Ты ведь хотел предложить отдать нонновар

предводителю каннибалов, верно?

Норгх-кат

попятился от меня, но гул голосов, прокатившийся по залу, доказал, что он не

одинок в своей подлой трусости.

— Что ты

предлагаешь, блистательный итон Джу-лиан? — холодный голос ямадара заставил

меня повернуться к возвышению, на котором сидел правитель Лаэте.

— Я предлагаю

держаться. У нас мало еды, это верно, но и осада не сможет длиться долго.

Ва-гасов слишком много, они нуждаются в мясной пище, а если Ортис перестанет

кормить их мясом, они взбунтуются и сожрут его самого. Именно поэтому он все

время ведет их вперед — на запад, за новой добычей. Если “Великий Предводитель”

остановится где-нибудь надолго — он погиб. Надо продержаться хотя бы улу, и

ва-гасы уйдут!

— Уйдут, но

вернутся!

Это крикнул

Ко-лей, снова введенный в совет. Я не спрашивал ямадара о причинах, побудивших

его сделать это.

— Конечно,

вернутся, — ответил я Ко-лею. — Но не раньше, чем дойдут до океана — а за это

время...

— Мы не

продержимся целую улу!

— Кто может

поручиться, что спустя улу дикари уйдут?

— Блистательный

итон Джей-мис все время дает обещания, которые он не в силах выполнить!

— Где оружие,

которым он хотел сокрушить ва-гасов? Где войска, которые он обещал привести

из-за гор?

— Тише!

Голос нового

ямадара прозвучал так похоже на голос старого, что крики утихли, как по

волшебству.

— Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать договор

блистательного итона Джу-лиа-на с ямадаром Сарго-том. Мы должны решить —

впустить или нет карханов за Внешнее Кольцо? Я, Джей-мис, ямадар Лаэте, против

того чтобы впускать во Дворцовый Квартал всех низших. Достаточно того, что нам

приходится кормить слуг...

— Да? А мне

казалось, это слуги тебя кормят!

Глаза ямадара

гневно блеснули, все придворные поспешно склонили головы, когда их повелитель

вскочил с трона и, хромая, сделал несколько шагов ко мне.

— Блистательный

итон Джу-лиан! Думай, прежде чем обращаться к Высочайшему среди равных с

подобными словами!

— Иначе

Высочайший среди равных бросит меня в Горхаг?

Некоторое время

мы с ямадаром молча прожигали друг друга глазами.

— Итону, оскорбляющему своего повелителя, никогда не следует

забывать о Горхаге! — наконец отчеканил сын Сарго-та.

— О, я о нем не

забуду! А ты? — я развернулся и вышел из зала, не спрашивая на то дозволения

Высочайшего.

— Джу-лиан?

— Входи, — не

оборачиваясь, проговорил я. Ирч-ди вошел и опустился в кресло рядом со мной.

— Скоро я и мои

солдаты останемся совсем без выпивки, — вздохнул он. — Невеселые наступают

времена!

— Зато у нас

вдоволь воды. Но вот с пищей куда сложнее...

— Да.

Джу-лиан, ва-гасы уже окружили Дворцовый Квартал. Костры горят и на западе, и

на севере Лаэте.

— Как в ту ночь

во время погрома, да? — я продолжал смотреть на гобелен, где был выткан

Летающий Дом Интара. Летающий Дом очень походил на космический корабль Хана

Соло из “Звездных войн”.

— Ирч-ди, скажи,

ты не жалеешь?

— О чем?

— О том, что

выжег ему клеймо? Что привел его во дворец и сделал ямадаром?

— Нет. Иначе тебя

бы уже не было в живых и Наа-ее-лаа тоже. Ты погиб бы в шантере Скода, а

нонновар не пережила бы твою смерть.

Мы долго молчали.

— Я знаю, что

произошло на совете, — наконец проворчал Ирч-ди. — И лучше бы тебе впредь не

перечить ямадару. Он на самом деле может отправить тебя в Горхаг, если ты

бросишь ему вызов при всех равных; ни один сильный правитель не спустит такого!

— А он сильный, да? — с горькой иронией спросил я. — Этот

“сильный” с головой выдал тебя Сарго-ту!

— Но не выдал

тебя.

Это было правдой,

и я снова уставился в стену.

— Ты что-то

совсем раскис, Джу-лиан, — с осуждением проговорил Ирч-ди. — Ладно, поговорим

позже. А пока постарайся не делать глупостей, если сможешь.

— Куда ты

собрался?

— Хочу сделать

вылазку, пошевелить немного четвероногих.

— Эй, а меня ты

не приглашаешь на эту вечеринку?

— Нет, — отрубил

лавадар. — Если с тобой что-нибудь случится, кто позаботится о Наа-ее-лаа и о

вашем ребенке?

— Но...

— Ничего,

Джу-лиан, мы и без тебя прекрасно управимся с “огненными шарами”! Кстати, — уже

на пороге обернулся Ирч-ди, — ямадар все-таки приказал впустить карханов.

— В самом деле?

Какое великодушие!

Лавадар принцессы

красноречиво взглянул на меня, и я прикусил язык.

Оказывается, будущее отцовство способно превратить человека

в отъявленного труса... Именно поэтому я не последовал за Ирч-ди, когда тот

покинул комнату со словами:

— Я скоро вернусь. Тогда и поговорим.

Но он не

вернулся.

В короткой стычке

у Внешнего Кольца Ирч-ди получил в грудь три пули из карабина, и кольчуга,

выдерживавшая удар меча, не выдержала выстрела с расстояния в пятнадцать шагов.

Гвардейцы принесли тело лавадара обратно в крепость, и мы

положили его в семейный склеп Дома Ор-тага с мечом под боком и боевым щитком на

левой руке.

После этого

прекратились любые вылазки за пределы Внешнего Дворцового Кольца, чему я был

только рад. Наступила ночь, я жил единственной мыслью: как бы продержаться до

рассвета. А когда рассветет, будет время подумать о том, как дотянуть до

заката. Самая длинная осада — осада Камбиса — длилась всего одну земную неделю,

сколько же орда четвероногих сумеет выстоять вокруг Лаэте?

Я отлично знал,

что заставляло Ортиса так упорно осаждать именно этот город.

Вскоре после начала осады воины Великого Предводителя вновь

прокричали перед Главными воротами требование своего главаря: отдать ему

Наа-ее-лаа, дочь Сарго-та... Взамен чего всем лаэ-тянам была обещана жизнь. Но

уже и речи не шло о том, что Ортис разделит с новым ямадаром Лаэте власть над

покоренными городами.

Обсуждение

требования “Великого Предводителя” чуть не вылилось в драку между

блистательными итонами. Я и впрямь приготовился драться, если совет равных

постановит отдать мою жену главарю четвероногих каннибалов. По счастью, у

большинства итонов все-таки хватило гордости ответить отказом, но я боялся, что

если осада продлится еще пол-улы, на очередное требование Кларка ответ будет уже

совсем иным.

И кто тогда

спасет Наа-ее-лаа? Я мог быть уверен только в поддержке небольшого отряда, с

которым воевал за Серебряной Рекой, да в преданности сотни гвардейцев Ирч-ди;

но что могли сделать полтораста воинов против целого войска? Войско Лаэте насчитывало

две тысячи унитов, не считая тысячи “блистательных итонов”, и вскоре я начал

опасаться потенциальных врагов внутри крепостных стен больше, чем каннибалов

снаружи.

В последние олы я спал с карабином под боком, просыпаясь от

каждого подозрительного шума за дверью. Но хотя я все время держал при себе

“гремящее оружие”, вряд ли я осмелился бы пустить его в ход в присутствии

Наа-ее-лаа. При мысли о том, что в нашей комнате начнется перестрелка, во время

которой может пострадать моя жена, я испытывал те же ощущения, какие испытывал

во время падения

со спины тиргона.

Предстоящее отцовство сделало из меня не просто труса, но чистой воды

параноика.

Как мне сейчас не

хватило Ирч-ди!

Я знал, что Нееле

тоже очень его не хватает. Мы оба скучали по старому вояке, по его невозмутимой

уверенности, по непрошибаемости его заблуждений, по занудным поучениям,

которыми он не уставал нас снабжать...

Надеюсь, мне

удавалось изображать перед Наа-ее-лаа такую же твердокаменную уверенность, а в

занудстве я вскоре превзошел самого Ирч-ди. Перед женой я старался выглядеть

эдаким несгибаемым суперменом, но на самом деле меня грызли тревоги, которыми

даже не с кем было поделиться.

С правителем

Лаэте я теперь виделся лишь во время советов, которые время от времени

собирались в малом зале дворца. На всех советах я старался хранить молчание,

если только речь не заходила о том, чтобы выдать Ортису мою жену.

Порой я с горькой

усмешкой вспоминал слова Ирч-ди о том, что я никогда не научусь благоразумию.

Если бы лавадар видел меня сейчас! Страх за близкое существо может научить чему

угодно, а теперь я боялся уже за двоих. Если все пойдет, как надо, Наа-ее-лаа

должна была родить через каких-то пол-улы... В последнее время я сдувал с жены

пушинки и не отпускал ее даже в храм Интара.

Представляю, как вытанцовывал бы вокруг Не-елы Томми Нортон,

будь мы сейчас на “Челленд-жере”! Еще бы — первый в истории случай рождения

отпрыска человека и представительницы иной цивилизации! Но для меня этот

небывалый факт был только лишним поводом для страха: а вдруг что-нибудь пойдет

не так? То, что в соседних аппартаментах поселились две служительницы богини

плодородия Л аисты, готовые принять роды у нонновар, отнюдь не успокаивало

меня. И я на всякий случай перевел верных мне гвардейцев в левое крыло второго

этажа, через два коридора от наших комнат.

Я перестал

появляться на советах и все новости узнавал от старого То-река.

То-рек доносил,

что попытки Ортиса пробить стену “огненными шарами” оказались безуспешными, но,

тем не менее, во Дворцовом Квартале царит полное уныние; что во Внешнем Кольце

уже начался настоящий голод; что многие старшие сыновья древних Домов все

громче высказывают недовольство нынешним ямадаром. Что ж, этого следовало

ожидать. В растревоженном муравейнике Дворцового Квартала воцарились разброд и

раздрай, и ямадар стремительно утрачивал контроль над ситуацией.

К рассвету на

правителя было совершено уже два покушения, и То-рек сообщал, что теперь

Высочайший каждую мертвую олу меняет спальню, не рискуя дважды ночевать на

одном и том же месте. После очередного покушения несколько блистательных итонов

отправлялись в Горхаг, зачинщиков заговора (или тех, кого принимали за таковых)

сбрасывали с крепостных стен, но это отнюдь не способствовало воцарению

спокойствия.

Третье покушение

на правителя произошло в одну из первых живых ол после рассвета.

Мы с Наа-ее-лаа

только-только встали, как вдруг дверь нашей комнаты распахнулась, заставив меня

схватиться за карабин.

— Высочайший?

Ямадар, облаченный в меховой красный плащ, вошел в

сопровождении шести гвардейцев и быстро осмотрелся по сторонам. Наконец его

глаза обратились на меня:

— Ты всегда держишь под рукой “гремящее оружие”,

блистательный итон Джу-лиан?

— Всегда.

— С каких это

пор?

— С тех пор, как

на совете начали обсуждаться требования Кларка Ортиса насчет моей жены, — я

поставил карабин в стойку рядом с мечом. — Ваше посещение — большая честь для

меня, Великий ямадар.

Надеюсь, мое лицо

могло сравниться в бесстрастности с лицом Ирч-ди, когда я произнес эти слова.

Наверняка могло, потому что ямадар Джей-мис перестал сверлить меня пристальным

взглядом и сел в ближайшее кресло.

Право сидеть, когда все стоят — привилегия тиранов, как на

Земле, так и на Луне... Но Наа-ее-лаа плохо чувствовала себя в последние олы,

поэтому я позволил себе почтительно сказать:

— Разрешите моей жене сесть, Великий ямадар. Ей недолго

осталось носить ребенка.

Разрешение было

даровано небрежным взмахом руки... Но Неела не воспользовалась им. Она не так

хорошо владела своим лицом, как я, и мне пришлось успокаивающе взять ее за руку.

— Говорят, ты велел гвардии нонновар перебраться в казармы в

этом крыле, — качая ногой в остроносом блестящем сапоге, проговорил ямадар. —

Неужели для того чтобы принять роды, нужна помощь полутора сотен воинов? Я

полагал, для этого сгодится один дворцовый лекарь и пара жриц богини Лаисты!

— Ты в чем-то

обвиняешь моего мужа? — Наа-ее-лаа стиснула кулачки.

— Неела,

пожалуйста, сядь! — я хотел подвести ее к кровати, но она заупрямилась.

— Я не буду

сидеть, пока мой муж стоит!

Ямадар встал и,

хромая, прошелся по комнате.

Я молча следил за

ним, стараясь сохранять почтительно-бесстрастный вид.

Все это время я

прислушивался к звукам в коридоре, но нет, оттуда не доносилось ни выстрелов,

ни звона мечей... Почти все воины как гвардии нонновар, так и гвардии ямадара

имели теперь “гремящее оружие” работы оружейников Джамарта, но никто из них не

расстался ни с мечом, ни с традиционным щитком на левой руке.

— Я жду ответа,

блистательный итон Джулиан. Почему ты велел гвардейцам сменить казарму?

Ямадар резко

остановился передо мной, и, посмотрев ему в лицо, я вдруг забыл заготовленный

заранее ответ. Такого ужаса я не видел в его глазах со времен погрома.

— Эй, ты в

порядке? — тихо вырвалось у меня, прежде чем я успел подумать. У него вдруг

задрожали губы.

— Ты чертовски

плохо выглядишь, — шагнув к Джейми, прошептал я. — Что случилось?

— Я... Я уже не

помню, когда последний раз спал, — теперь мы стояли почти вплотную друг к

другу, но я едва слышал его голос. — Это как тогда, в шантере Скода,

Джу-лиан... Все хотят твоей смерти, и негде спрятаться...

— Я не хочу твоей

смерти.

— Правда? — он

уставился на меня голубыми глазами, так похожими на глаза Наа-ее-лаа.

— Конечно. Послушай... Оклик:

— Высочайший! — заставил Джейми резко обернуться.

В дверях стояли

советник Ко-лей и еще какой-то итон, имени которого я не помнил.

Правитель Лаэте,

помедлив, захромал к двери.

— Мне пойти с

тобой? — эти слова тоже вырвались у меня под влиянием минуты: у него был

настолько загнанный вид, что я начисто забыл, что говорю не со своим старым

приятелем, которого привык вытаскивать из разных передряг и кто не раз вызволял

из Бездны меня самого, а с правителем Лаэте...

Но когда ямадар

оглянулся через плечо, его лицо вновь было лицом Высочайшего среди равных.

— Нет, — холодно

приказал он. — Оставайся здесь, блистательный итон Джу-лиан. И ты тоже,

нонновар.

Ямадар вышел,

вслед за ним комнату покинули гвардейцы, забрав все оружие, которое здесь было.

— Эй, в чем дело?

Я что, арестован? На мой крик не последовало ответа, и дверь, к которой я

подскочил, оказалась заперта.

Глава

одиннадцатая

АРЕСТ

— Неела, успокойся, ничего страшного не случилось! Подумай о

нашем малыше, дорогая...

— Он

запрет тебя в Горхаг, Джу-лиан... Или велит убить... Этот ублюдок на все

способен! И зачем я только согласилась тогда помиловать его...

Слова Наа-ее-лаа

сменились тихими всхлипываниями.

— Ничего

страшного не случилось! — твердо повторил я, обнимая ее. — Ну же, будь умницей!

Вот увидишь — это простое недоразумение. Твой брат никогда не сможет...

— Он мне не брат!

— Неела вскинула голову, сверкнув глазами.

Да, благоразумия

у нее было еще меньше, чем у меня, голос нонновар наверняка был слышен даже за

толстой дверью.

— Ты все готов

простить этому хромоногому чудовищу с обожженным лицом!

Я долго молчал,

прежде чем ответить.

— Неела... У него

не только обожженное лицо, но и обожженная душа. Да, он не ангел, но и не

чудовище, не тварь из бездны. Поверь, я знаю его лучше, чем ты. Он никогда не

причинит зла ни мне, ни тебе, ни...

Дверь

распахнулась, в комнату ворвался десяток гвардейцев. В тот же миг снаружи

раздались те звуки, которые я так боялся услышать: выстрелы, крики,

приглушенный звон мечей...

Мы с Неелой

вскочили с кровати.

— Не трогайте

его, мерзавцы! — принцесса бросилась на схвативших меня унитов, но один из

гвардейцев швырнул ее на постель.

— Не прикасайся к

моей жене, грязный ру-мит!

Видит бог, я

старался быть благоразумным, но время осмотрительности прошло.

Гвардеец, посмевший коснуться Наа-ее-лаа, пролетел через всю

комнату и врезался в стену, двое других опрокинулись на пол вместе со столом,

который я в них метнул.

— Неела, отойди!

Если бы она меня

послушалась, им вряд ли удалось бы меня скрутить, но Наа-ее-лаа схватила

большую вазу, стоявшую на столике у кровати, расколола ее о голову одного из

гвардейцев... И вдруг побелела, опустилась на пол у кровати, обняла руками

живот.

— Неела!

Кто-нибудь, позовите лекаря...

Я рванулся к ней,

забыв обо всем на свете, и тут меня ударили по голове чем-то куда более

тяжелым, чем ваза.

Я очнулся уже в

одном из коридоров первого этажа: меня волокли к лестнице со связанными за

спиной руками. Шум схватки теперь был еле слышен, зато моя бешеная ругань

гулким эхом раскатилась по всем лестничным пролетам. Слуги спешили убраться с

нашего пути, несколько раз я вырывался и катился кубарем, считая ступеньки

локтями и коленями, а в самом низу лестницы умудрился опрокинуть каменную

статую. Вторая статуя бесстрастно наблюдала за тем, как десять гвардейцев с

трудом удерживают одного рычащего безумца.

Но не только

статуя была свидетелем нашей схватки: на самой верхней площадке, облокотившись

о перила, стоял Великий ямадар Джей-мис.

— Джейми! — мой

рык разнесся, наверное, по всему дворцу. — Если хоть что-нибудь случится с

Неелой, я найду тебя даже на самом дне Бездны!

Он молча смотрел

на меня с высоты пятидесяти футов, на таком расстоянии нельзя было разобрать

выражение его лица.

Меня поволокли к дверям, но напоследок я успел гаркнуть:

— Я найду тебя даже в следующей жизни, подлый румит!

Меня посадили на

олтона, крепко привязали к седлу, и отряд крупной рысью двинулся по улицам

Внутреннего Дворцового Круга.

Я терялся в

догадках, куда меня везут, стараясь приготовиться к самому худшему, то и дело

разражаясь руганью от бессильной ярости, тревоги и страха. Страха не за себя,

но за тех, кто был мне дороже собственной жизни. Если меня сбросят со стены,

или выдадут Кларку Ортису, или упрячут в подземелья Горхага — что тогда

станется с моей женой? И с нашим малышом?! Что с ними сейчас?!

Я был атеистом с

тех пор, как в семилетнем возрасте отверг веру в Сайта-Клауса, но теперь

вперемешку с руганью возносил молитвы верховному богу унитов. Всемилостивый

Интар, Наа-ее-лаа столько лет служила тебе, теперь твоя очередь позаботиться о

ней, слышишь?!

Мы уже двигались

по Внешнему Дворцовому Кругу, олтоны гвардейцев расшвыривали карха-нов,

заполонивших тесные улицы.

Так. Либо мои

конвоиры свернут сейчас налево, к Главным Воротам, а это означает смерть, либо

направо — к Горхагу...

Он свернули

направо, сняли меня с седла и ввели в ту самую дверь, в которую я когда-то

вошел вместе с Ирч-ди, чтобы вызволить отсюда Джейми.

Я вдруг громко расхохотался. Гвардейцы удивленно посмотрели

на меня, наверняка решив, что их подопечный спятил. А я приготовился засмеяться

еще громче, когда меня притащат в ту самую подземную камеру, откуда...

Но вместо этого

меня ввели в комнату начальника тюрьмы, и все тот же хлопотливый толстяк

заворчал, оторвавшись от все той же замызганной миски. Можно было подумать, что

Клос не прерывал свою трапезу с тех пор, как мы с Ирч-ди отсюда ушли. Только

теперь у начальника тюрьмы был еще более недовольный вид.

Как ни странно,

он вспомнил меня.

— Блистательный

итон Джу-лиан!

— Здорово, Клос,

— с грустной усмешкой отозвался я. — Все отращиваешь брюхо?

— Какое там!

Работы в последнее время столько, что нет даже времени на...

Он вдруг

спохватился, что снизошел до беседы с заключенным.

— В самую

верхнюю, до особого распоряжения, — бросил один из сопровождавших меня

гвардейцев.

Надо же! В

верхнюю, а не в нижнюю — с чего бы такая неслыханная милость?

Гвардейцы сдали

меня с рук на руки тюремной страже, и вскоре я очутился в комнате, похожей на

верхнюю угловую Окраинной ринтской тюрьмы.

Те же

зарешеченные окна на потолке, тот же водосток вдоль стены, та же деревянная

лежанка в углу, — помню, в верхней угловой из-за нее то и дело вспыхивали

драки... Но на этот раз вся камера принадлежала мне одному, и не было никакой

надежды добраться до окна, потому что от потолка меня отделяло добрых семьдесят

футов.

Зная мою

способность сбегать из каменных дыр, Скрэк велел поместить меня в башню

Горхага.

Глава

двенадцатая

ПАДЕНИЕ

ЛАЭТЕ

Прошло не так уж много времени с тех пор, как меня здесь

заперли, а я уже оказался на грани безумия.

Каждая минута

казалась мне часом, я непрестанно думал о Наа-ее-лаа. Что с ней? Что с нашим

ребенком? Что собирается сделать “Великий ямадар” со своей сестрой? Вдруг он

отошлет Не-елу Кларку Ортису?

Я с рычанием

метался по камере, порой мне хотелось разбить лоб о стену, чтобы избавиться от

этих мучительных мыслей.

Несколько раз я

пробовал добраться до одного из окон, но это было выше моих возможностей.

Попытка разобрать камни, обрамлявшие отверстие водостока, тоже ни к чему не

привела.

Я с проклятием

зашвырнул в водосток единственный камень, который мне удалось выломать, и в

ответ из черной дыры раздались такие звуки, что по моей спине пополз противный

холодок.

Отскочив, я

смотрел на протискивающегося в отверстие скрэка. За ним появился второй,

третий, четвертый, пятый... Шесть уродливых тварей уставились на меня

оценивающими взглядами маленьких выпуклых глаз.

Я знал, что

одними взглядами дело не ограничится.

В осажденном Лаэте давно шла отчаянная борьба за жизнь между

изголодавшимися скрэками и такими же изголодавшимися унитами. Униты ловили и

пожирали скрэков, а последние не упускали ни единого шанса сожрать ослабевшего

двуногого... Или узника, которому никто не придет на помощь.

Бросившись к

лежанке, я выломал из нее доску.

— Ну что ж,

давайте! Вперед! У меня давно руки чешутся пришибить хотя бы одного скрэка!

Они не заставили

просить дважды.

Стая с верещанием

кинулась в атаку, и вскоре я понял, что сражаться со скрэками еще трудней, чем

с Владыками Ночи. Сильные, быстрые, безгранично свирепые, эти звери умудрялись

подпрыгивать на высоту моих плеч, и мне стоило огромных усилий отражать их

стремительные наскоки. К тому же их живучесть не была пустой поговоркой: даже

самый сильный удар лишь на время выводил скрэка из игры, а минуту спустя он

поднимался и снова бросался в бой.

Вскоре острые

зубы впились в мою ногу повыше щиколотки, потом другой зверь вырвал клок одежды

у меня на боку. Еще один скрэк, подпрыгнув, вцепился мне в локоть и повис на

нем, держась мертвой бульдожьей хваткой.

— Ах ты, мразь!!

Я врезал локтем с

висящим на нем скрэком по стене, зубастая мерзость отцепилась и тут же кинулась

снова.

Меня окружали уже

не шесть, а вдвое больше врагов, осатаневших от запаха крови. Опрокинув

лежанку, я прыгнул за нее, но это меня не спасло — скрэки легко перескакивали

через трехфутовую преграду, и я невольно закричал, когда трое острозубых

чудовищ повисли у меня на плечах.

На мой отчаянный вопль ответил грохот отодвигаемых засовов.

Я снова заорал, прикрывая рукой горло, на которое нацелился

самый огромный скрэк... А в следующий миг дверь распахнулась, и ворвавшийся в

камеру ямадар разразился скрежещущим верещанием, заставившим моих врагов

отступить.

Скрэки заметались, как будто на них плеснули кипятком, и

начали протискиваться в дыру, которая их сюда привела.

Перемахнув через

топчан, я одним прыжком оказался рядом с ямадаром и схватил его за грудки.

— Что с Неелой?!

— С ней... все в

порядке, — Высочайший дышал так, словно без остановки пробежал от Внутреннего

Кольца до Горхага. — Джу-лиан, скорее, бежим!

— Что случилось?!

— я выкрикнул это уже на лестнице, прыгая вниз через три ступеньки.

— Они уже

здесь!..

— Что? Кто?

Почему-то при

этих словах мне вдруг снова вспомнился дом, окруженный змееногими монстрами.

— Ва-гасы!

Задохнувшись,

Джейми на мгновение прислонился к стене на площадке, потом снова побежал.

— Кто-то открыл

им Восточный Вход... И внутренние ворота Колец... С дороги! — крикнул он

стражникам, которые заполнили нижний коридор Горхага.

Те как будто не

узнали Великого ямадара, и мне пришлось силой прокладывать нам дорогу к воротам

тюрьмы.

Снаружи царил кромешный ад.

Крик Джейми:

— Воля Высочайшего! — пропал за воем уни-тов, которые давили

друг друга в узком тоннеле улицы.

Все уже знали о

вторжении ва-гасов, Внешнее Кольцо захлестнула неудержимая паника.

— Этот мерзавец

увел моего олтона! — потрясая кулаками, взвыл ямадар.

— Стой здесь!

Оставив Джейми у

стены, я рванулся сквозь толпу, сбросил со спины скакуна увязшего в давке

верхового, взлетел в седло и с трудом пробился обратно.

— Запрыгивай! —

проревел я, протягивая Джейми руку.

Я втащил его в

седло перед собой и погнал олтона, безжалостно расшвыривая тех, кто не хотел

или не успевал дать нам дорогу.

Стражи у ворот

Среднего Кольца не было, за распахнутыми настежь воротами виднелась поднятая

решетка; наш скакун ворвался на подъемный мост, и сквозь гулкий грохот его

копыт я услышал далекие взрывы.

— Быстрей!

Быстрей! — завопил Джейми.

Я и так выжимал

из зверя все, что мог.

Спустя пять минут

мы уже были во Внутреннем Дворцовом Кольце. Здешняя стража тоже покинула пост,

но улицы за воротами, ведущими в святая святых Дворцового Квартала, оказались

почти безлюдны. Все, кто могли, бежали от наступающих с востока ва-гасов, только

мы рвались навстречу им.

Каменная мостовая

кончилась, копыта взрыли мягкую землю дорожки между цветочными террасами

дворца.

— Смерть крови Сарго-та!

Не знаю, откуда

выскочил этот псих, но бельт его самострела воткнулся в шею олтона, и животное

на всем скаку рухнуло на бок. Мне приходилось попадать в подобные передряги за

Серебряной Рекой, я среагировал чисто автоматически, прыгнув с седла навстречу

тому, кто на нас напал.

Вырвав у высокого изящного итона разряженный самострел, я от

души огрел равного по лицу, превратив его лоб и щеку в кровавую кашу. Другой

заговорщик кинулся на меня из-за дерева, в результате его неумелой атаки я

обзавелся мечом. Мне не помешал бы впридачу щиток, но не успел я расстегнуть

ремни на предплечье трупа, как сзади раздался громкий вопль:

— Джу-лиан!

Еще двое итонов

бежали к Джейми, ногу которого придавил упавший олтон. Первый из нападающих

получил в грудь кинжал ямадара, второго я разделал мечом от ключицы до середины

груди. Кажется, мне попался неплохой клинок!

— Джу-лиан, помоги мне! Ухватившись за луку седла, я

приподнял издыхающее животное:

— Вылезай!

Джейми выполз

из-под олтона, я в два счета поставил ямадара на ноги.

— Пошли, пошли, кровь Сарго-та!

Не сговариваясь,

мы свернули направо и нырнули в южный ход, хорошо знакомый нам обоим. Я рычал

от нетерпения, потому что Джейми то и дело переходил с бега на ковыляющую

трусцу.

— Скорей!

Шевелись, чтоб тебя!..

Ямадар на

удивление покорно сносил мой непочтительный рык; он сорвал и бросил свой

тяжелый меховой плащ, который мешал ему бежать.

Наконец мы ворвались в покои Колд-хоро-ло, откуда уже рукой

подать было до наших с Неелой комнат. Выстрелы и взрывы звучали теперь еле

слышно — их приглушали толстые дворцовые стены. Кажется, бой еще не дошел до

дворца...

В несколько прыжков пролетев последний коридор, я

забарабанил в дверь спальни:

— Неела! Неела, открой! Это я, Джулиан!

Спустя

бесконечных пять секунд дверь распахнулась, и жена, рыдая, упала мне на грудь.

Еще несколько

мгновений мы потратили на то, чтобы выяснить, цел ли каждый из нас.

— Неела, с тобой

правда все в порядке? Как малыш?

— Да, да, все

хорошо...

Ее лицо вдруг

изменилось так, словно она увидела за моей спиной ва-гаса.

— Ты!..

Это слово

прозвучало в ее устах, как самое мерзкое ругательство; сжав кулаки, Неела

рванулась к ямадару Джей-мису, который прислонился к стене, чтобы отдышаться.

— Неела,

успокойся! Все уже позади!

Как бы не так! Мы

находились во дворце, к которому рвались ва-гасы, и я не видел никакой

возможности спастись.

Я повернулся к Джейми:

— Ты знаешь этот дворец лучше меня. Здесь нет какого-нибудь

тайного хода, через который...

Меня прервали

громкие удары, обрушившиеся на дверь спальни, ведущую в главный коридор.

— Нонновар,

открой!

Наа-ее-лаа,

вздрогнув, прижалась ко мне.

— Открой!

Открывай, рыжая клейменая шлюха!

Вопивший это унит

явно обезумел от ярости и страха, и он был не один.

— Надо взломать

дверь! — выкрикнул другой голос. — Быстрее, найдите что-нибудь!

— Бежим! — дернув

меня за руку, Джейми метнулся обратно в полутьму южного хода.

Ямадар отлично

ориентировался в путанице дворцового лабиринта. Сам я редко поднимался выше

второго этажа, но Джейми явно бывал здесь не раз и прекрасно знал, куда ведет

каждая из проходных комнат, галлерей и коротких лестниц.

С Наа-ее-лаа на

руках я быстро следовал за ним, торопясь оставить позади наши покои. Уни-ты,

выламывающие дверь спальни нонновар, были сейчас не менее опасны для нас, чем

ва-гасы.

Только когда удары и крики почти затихли внизу, я наконец

спросил:

— Джейми, куда мы идем?

Он остановился, нагнулся, растирая колено:

— К Лестнице Интара. По ней можно подняться на верхнюю

террасу, а там...

— Не верь ему,

Джу-лиан! — громко перебила Неела. — Он заманит нас в ловушку!

Джейми вскинул

голову, сощурил глаза, но так ничего и не ответил на ужасное обвинение сестры.

— Он хочет отдать меня Ор-тису, чтобы спасти свою жалкую

жизнь! Джу-лиан, не верь ему! Я колебался всего одну секунду:

— Нет, Неела. Он хочет нас спасти.

— Какой же ты

все-таки сумасшедший, Джулиан, — прошептала она, склоняя головку мне на плечо.

— Да, твой брат

тоже все время об этом твердит, — несмотря на аховость ситуации, я улыбнулся. —

Но все-таки объясни, Джейми, куда...

Дворец тряхнул

такой взрыв, что я с трудом удержался на ногах.

Глава

тринадцатая

БЕГСТВО

Не знаю, кто открыл каннибалам ворота всех Дворцовых Колец и

купил ли предатель себе жизнь ценой жизней тысяч других унитов. Надеюсь, нет;

надеюсь, что он погиб под ножами тех, кому сдал самый укрепленный город во-наа.

С площадки

лестницы, гигантской спиралью соединявший все четыре этажа дворца, мы увидели

далеко внизу за дымом и огнем взрывов мчащихся через дворцовый холл ва-гасов.

Немногочисленные гвардейцы пытались дать им отпор, но я знал, чем закончится

этот безнадежный бой.

— Не смотри! — я

оттащил от перил Наа-ее-лаа. — Пойдем скорее!

Теперь повсюду слышались выстрелы, разрывы ручных гранат,

боевые вопли четвероногих воинов — и страшный, захлебывающийся крик унитов,

которых настигал последний удар ножа. Хотя Ор-тис снабдил своих дикарей

современным оружием, последний удар как врагам, так и раненным соплеменникам

ва-гасы по-прежнему предпочитали наносить ножом. Но если раненому товарищу

четвероногие воины быстро перерезали горло, то противнику не всегда доставалась

такая легкая смерть.

Я снова поднял

Наа-ее-лаа на руки и вслед за Джейми кинулся прочь от лестницы.

Джейми хромал все

сильнее, но уверенно находил дорогу среди путаницы опустевших комнат. Иногда

нам попадались мечущиеся в панике слуги, но большинство из них давно бежали к

западным воротам Внешнего Дворцового Кольца.

— Нам

надо выбраться на крышу третьей террасы, — на ходу объяснил Джейми. — Там, в

небесном святилище Интара, заключен его крылатый зверь...

— Что?! — я

приостановился. — Ты хочешь опять... — взглянув на Неелу, я замотал головой. —

Нет, это немыслимо! Такие полеты не для беременных женщин!

— Джу-лиан, все

будет хорошо.

Я никак не

ожидал, что Наа-ее-лаа примет сторону брата, — и с открытым ртом уставился на

жену.

— Это и впрямь

единственная возможность спастись, — твердо повторила Неела. — Пожалуйста,

опусти меня, я пойду сама!

— И не мечтай!

Но секунду спустя

мне и впрямь пришлось ее опустить. Совсем рядом зазвучали выстрелы и крики, а

потом сзади раздался знакомый частый топот.

Это мчались по

коридору атакующие ва-гасы.

— Неела, беги

вперед!

Я втолкнул ее в

комнату и выхватил меч.

Больше всего я

боялся, что ва-гасы начнут метать гранаты, но двое четвероногих воинов,

показавшихся в конце короткого коридора, были вооружены только карабинами. И у

меня было перед ними то преимущество, что каннибалам требовалось остановиться и

встать на дыбы, чтобы пустить оружие в ход, в то время как я мог атаковать в

движении.

Что я и сделал,

под отчаянный визг Наа-ее-лаа, прыгнув им навстречу и разрубив голову первому

из дикарей, прежде чем он остановился. Второй ва-гас поднялся на ноги, вскинул

карабин к плечу, но мой меч воткнулся ему в грудь, а другого удара уже не

понадобилось.

Наа-ее-лаа

перестала визжать, однако стоящий рядом с ней Джейми был бледен, как смерть.

Еще бы — он впервые видел горных каннибалов вблизи, у него еще не было

возможности привыкнуть к их экзотической внешности.

Ничего, дело

наживное!

Я закинул

трофейный карабин за плечо, но, к своей огромной досаде, не обнаружил на убитых

ва-гасах сумок с патронами.

— Надо закрыть дверь!

Эти двое были разведчиками, за ними наверняка последуют другие!

Едва мы с Джейми

заложили засов, как гулкий топот раздался сразу с двух сторон: в том коридоре,

где я только что принял бой, и за второй дверью комнаты. Других выходов отсюда

не было. Мы оказались в ловушке.

Быстро опрокинув

тяжелый круглый стол, я опустил за него Неелу и прыгнул в сторону, готовясь к

драке. Джейми встал рядом с сестрой, сжимая кинжал... И когда в комнату галопом

ворвались ва-гасы, один из них рухнул, сраженный двумя выстрелами из карабина,

а второй свалился на труп товарища с кинжалом, торчащим в груди.

По телам упавших

промчались еще трое горных воинов. Я выстрелил дважды, сняв на бегу двух

врагов, но это были мои последние патроны. Третий ва-гас поднялся на ноги в

пятнадцати шагах от меня и вскинул карабин к плечу.

— Джу-лиан! —

вместо того чтобы притаиться за столом, Наа-ее-лаа всеми силами пыталась

выкарабкаться из-за него. — Джу-лиан!

Я с отчаянием

смотрел на целящегося в меня ва-гаса, понимая, что проиграл.

Однако воин

почему-то не торопился стрелять. Наоборот — он медленно опустил оружие и вдруг

сделал неуклюжий шаг вперед.

— Джу-лиан?!

— Та-ван?!

Я тряхнул

головой, с трудом веря своим глазам. Но нет — передо мной действительно стоял

мой давнишний приятель из племени но-вансов!

— Клянусь великим

Зо-алом! Это и вправду ты?! — но-ванс сделал еще один шаг по залитому кровью

полу.

— Джу-лиан!

Вытащи меня отсюда! — громко потребовала Неела из-за стола.

— Ты все еще с

этой самкой? — спросил Та-ван, переведя взгляд на Наа-ее-лаа.

— Теперь она моя

жена, Та-ван. Он кивнул, покачивая карабином.

— И ждет

детеныша, как я вижу?

— Да, — мое горло

как будто сжала петля. — Ты дашь нам пройти?

На дверь,

заложенную засовом, обрушились тяжелые удары — с такой силой могут бить только

задние ноги ва-гасов. А другой выход загораживал Та-ван.

— Великий Предводитель обещал сорок самых жирных унитов

тому, кто приведет к нему Наа-ее-лаа, дочь Сарго-та, — задумчиво проговорил

но-ванс.

Я взялся за

рукоять меча.

— Этот подлый

румит никогда меня не коснется! — яростно закричала принцесса.

— А она все такая же крикливая, как раньше, — я еще ни разу

не увидел улыбающегося ва-гаса, но сейчас улыбка осветила жутковатое лицо

Та-вана, когда он отступил в сторону. — Идите. Мне ни к чему подачки Ор-тиса, я

сам добуду себе мяса столько, сколько захочу! — с этими словами но-ванс

уставился на Джейми.

Побледнев до

синевы, Джейми юркнул за мою спину.

— Он слишком тощий и жилистый, Та-ван, — быстро проговорил

я. — Да к тому же слишком ядовитый... — ямадар за моей спиной издал длинное

возмущенное шипение. — Кроме того, он мой друг.

Та-ван кивнул,

уяснив серьезность последнего аргумента.

Я извлек

Наа-ее-лаа из-за стола. Втроем, бок о бок, мы пошли к двери, полностью

положившись на великодушие молодого но-ванса. Если бы он все-таки вздумал

пустить в ход карабин, у нас не было бы ни малейшего шанса выжить.

Но четвероногий воин посторонился, давая нам пройти, и

негромко проговорил вдогонку:

— Прощай, Джу-лиан. Да хранит тебя великий Зо-ал.

— Прощай, Та-ван.

Спасибо тебе!

Нам оставалось

только миновать последний зал, а потом подняться по лестнице на террасу. Мы уже

вообразили, что спаслись, когда трое итонов возникли из дверей справа и слева,

напав так слаженно, как будто поджидали здесь в засаде.

Я с трудом сумел

отпарировать удары, нанесенные сразу с двух сторон.

— Не задень

нонновар! — крикнул один из нападающих другому. — Она нужна нам живой!

Эта фраза все

объяснила мне, и я с огромным удовольствием вспорол горло ублюдку,

собиравшемуся купить себе жизнь в обмен на жизнь моей жены. Я знал этого типа:

на каждом совете равных он настаивал на выдаче Наа-ее-лаа. Сколько раз я мечтал

сделать с негодяем то, что сделал сейчас!

— И вы здесь,

блистательный итон Норгх-кат?

Я резанул его снизу вверх любимым ударом

Ирч-ди, и Норгх-кат умер, хрюкнув по-поросячьи.

Третий из

нападающих был силен и быстр почти так же, как покойный лавадар... Но

промахнулся во время третьей атаки и стал покойным раньше, чем успел это

осознать.

Я нанес удар с

такой силой, что мой меч, пройдя между ребрами итона, воткнулся в пол... Мне

стоило бы помнить одно из поучений Ирч-ди: “Покончив с последним противником,

не воображай, что он и впрямь последний!” Это изречение пронеслось у меня в

голове тогда, когда уже было слишком поздно.

Наверное,

четвертый итон прятался за распахнутой дверью, выжидая удобный момент: я уловил

краем глаза сверкание направленного на меня клинка, развернулся, автоматически

вскидывая левую руку... Но на ней не было щитка, и меч должен был рассечь ее, а

потом воткнуться мне в бок.

Так бы наверняка

и случилось, если бы между мной и советником Ко-леем внезапно не возник Джейми.

Он появился неизвестно откуда, и лезвие меча, вонзившись ему в грудь, вышло

из-под левой лопатки.

Мой крик слился с

криком Наа-ее-лаа.

Едва Ко-лей

выдернул меч, я налетел на советника, опрокинул на спину и врезал кулаком по

лицу, с хрустом сломав переносицу. Я бил снова и снова, обезумев от ярости,

пока не понял, что наношу удары уже мертвому телу.

Отскочив от

Ко-лея, я упал на колени рядом с Джейми, который лежал на боку, зажимая ладонью

рану. Его лицо подергивалось от боли, на губах пузырилась кровь.

Быстро

оглядевшись по сторонам, я сорвал с одного из итонов плащ.

— Неела, помоги

мне!

— Джу-лиан, это

бесполезно...

Но все-таки, с

трудом опустившись на колени, Наа-ее-лаа помогла мне обмотать плащом туловище

Джейми.

— Надо идти, —

принцесса тронула меня за плечо. — Нам надо идти, Джу-лиан!

Она была права. В

любую минуту здесь могли появиться новые враги — неважно, двуногие или

четвероногие — и, подняв Джейми на руки, я зашагал по лестнице, ведущей в

святилище Интара.

Джейми вздрагивал

и страшно хрипел.

— Ничего, —

бормотал я. — Скоро мы доберемся до “Челленджера”, и Нортон живо приведет тебя

в порядок, дружище... А потом ты познакомишься со старушкой Лиззи... Тебе

понравятся... Компьютерные игры... Я уверен...

— Джу-лиан... —

прохрипел он.

— Не

разговаривай! Молчи!

Мы были уже на

середине лестницы, сверху лился яркий розовый свет, я видел, что повязка на его

груди все больше намокает кровью.

Наа-ее-лаа шла

впереди, то и дело оглядываясь через плечо.

— Неела, ты в

порядке?

— Да. — Мы поднимались медленно, слишком медленно! А позади

снова гремели выстрелы и взрывы.

— Джу-лиан... —

Джейми задрожал сильней и начал захлебываться кровью.

— Молчи! Тебе

нельзя разговаривать!

— Опус-ти...

меня...

— Нет!

— Опус... ти...

— Держись, мы уже

почти пришли!

— Опусти его, —

сказала Неела, остановившись на площадке.

Я бережно положил Джейми на розовый от света камень и поднял

глаза на принцессу:

— Неела, ты можешь ему помочь?! Она медленно покачала

головой.

— Нет. Ничего

нельзя сделать. Даже Великий Интар...

— Джу-лиан... как

больно...

— Знаю... Знаю!

Продержись еще немного, слышишь? Только до “Челленджера”, а там... Его

окровавленная рука нащупала мою руку.

— Джу-лиан...

— Да?! Что?! — я

наклонился к самому его лицу, чтобы расслышать захлебывающийся шепот. — Я

здесь, приятель!

— Ты... больше...

не злишься... на меня?..

— Нет. Я никогда

не умел подолгу на тебя злиться, — я вытер кровь с его губ, но она выступила

вновь. — Пожалуйста, Джейми, постарайся...

Он с усилием

улыбнулся.

— Джу-лиан...

— Я здесь, дружище... Я с тобой! Его глаза широко

раскрылись, губы шевельнулись почти беззвучно:

— Ничего. Встретимся в следующей... жизни... Голова Джейми

откинулась вбок, пальцы разжались, выпустив мою руку.

— Нет!

— Джу-лиан... —

голос Наа-ее-лаа прозвучал как будто из неимоверной дали. — Он умер.

— Нет! — я

встряхнул Джейми с идиотской надеждой, что это очередная злобная каверза

тан-скина, решившего жестоко меня разыграть. — Нет, он не может умереть! У него

девять жизней!

— Он умер,

Джу-лиан, — мягкая ручка принцессы погладила мое плечо. — А нам нужно идти.

Пожалуйста, вставай!

— Он не мог...

Еще минуты две я

сидел, глядя в спокойное лицо Джейми. Такое спокойное, каким оно никогда не

бывало при жизни.

Потом поднял

голову и встретился со встревоженным взглядом огромных голубых глаз.

Я с усилием встал

и поднял на руки обмякшее щуплое тело. Да, нам нужно было идти, но я не мог

оставить Джейми на растерзание ва-гасам.

Вслед за Неелой я

поднимался по лестнице, с трудом переставляя ноги. Малое притяжение Луны

внезапно превратилось в чудовищное притяжение Юпитера. Я и не знал, как много

значил для меня этот дьяволенок, пока он не ушел навсегда.

Наконец мы

очутились на террасе и взглянули с высоты на гибнущий Лаэте.

В святилище Интара царили безмятежное спокойствие и тишина,

как будто все происходящее внизу не могло затронуть обитель верховного бога

унитов. Первое помещение заполняли ряды каменных прямоугольных глыб с

высеченными на них письменами и барельефами. Я шел по проходу между этими

глыбами, то и дело натыкаясь на углы, и наконец механически спросил:

— Что это?

— Гробницы Дома

ямадара Лаэте, — Неела, остановившись, повернулась ко мне. — Место последнего

приюта отпрысков крови ямадара и их жен... Здесь покоится прах моей матери, —

принцесса погладила угол небольшой гробницы из белого камня. — А здесь, — она

показала на простую прямоугольную плиту, закрывающую каменный ящик без всяких

украшений, — здесь лежит Олхе-ни-лана. Так мне говорили. Но...

Я подошел, положил

Джейми на пол и с усилием сдвинул тяжелую плиту.

Под ней ничего не

было.

Я снова поднял

тело бывшего тан-скина, бывшего вора, бывшего ямадара Лаэте.

— До свидания,

Джейми... — прошептал я, прижавшись лбом к обожженному лбу. — Встретимся в

следующей жизни!

Я опустил его в

гробницу и задвинул камень.

— Как ты смеешь

осквернять святилище и тревожить покой усопших? — вопросил дребезжащий

старческий голос.

Обернувшись, я

встретился с глазами с облаченным в длиннополую желтую одежду жрецом, таким

высохшим и костлявым, как будто он только что поднялся из одной из охраняемых

им гробниц.

— Усопших уже

ничто не может потревожить, — с трудом проговорил я. — Чего нельзя сказать о

живых.

Наа-ее-лаа

властно повернулась к жрецу.

— Мы пришли за

тиргоном ямадара, Лтэ-елле!

Глава четырнадцатая

ТИРГОН ЯМАДАРА ДЖЕЙ-МИСА

Убедившись, что ямадар мертв и что единственной наследницей

Сарго-та осталась Наа-ее-лаа, двое жрецов повели нас туда, где на террасе за

святилищем Интара дремал крылатый зверь верховного бога.

Тиргон выглядел точно так же, как тогда, когда его оседлал

тан-скин, не верящий в священные прерогативы ямадаров... Только теперь на спине

крылатой зверюги высилось нечто, похожее на сооружение, в котором индийские

раджи разъезжают на спинах слонов. А от лапы тиргона тянулась к каменному

столбу толстая цепь.

— Мы уже три олы

держим его под обриш-том, — бесстрастно доложил один из жрецов. — Такова воля

Высочайшего.

— Неела, ты

сможешь поднять его в воздух и посадить?

По собственному

горькому опыту я знал, что посадка на тиргоне — куда более трудное дело, чем

взлет.

— Конечно, смогу,

— Наа-ее-лаа уверенно направилась к “дракону”, который при ее приближении

приподнял голову и издал тихий фыркающий звук... Первый звук, услышанный мною

от этого создания.

— Осторожней!

Я быстро догнал

жену и на всякий случай встал между ней и огромной мордой, взвившейся на высоту

десяти футов.

— Помоги мне

подняться, Джу-лиан!

С моей помощью

Неела добралась по костяным “шипам” до обришта, крепящегося к телу тиргона с

помощью сложной системы широких ремней.

— А вы? —

остановившись на середине подъема, я оглянулся на двух жрецов, бесстрастно

наблюдающих за мной снизу. — Вы разве не собираетесь лететь?

Казалось, мои

слова глубоко их возмутили.

— Мы не можем

покинуть жилище великого Интара, — отозвался старший из жрецов, тот, что

напоминал высохшую мумию.

— Вы знаете, что

здесь скоро начнется?

— Мы готовы умереть во имя нашего бога.

— Джу-лиан, иди

скорей! — нетерпеливо позвала принцесса, и я вслед за ней забрался внутрь

сооружения из толстой кожи, натянутой на деревянный каркас.

— Благословенна

будь кровь ямадара! — второй жрец разомкнул металлическое кольцо, охватывавшее

лапу тиргона.

Наа-ее-лаа издала

короткий повелительный крик, — и я услышал уже знакомый мне звук заполоскавших

парусов.

Тиргон взмыл в

воздух над горящим Лаэте.

Мы летели на

восток, а внизу тянулась разоренная, безжизненная земля, по которой прокатились

полчища ва-гасов.

Сидя у

распахнутого спереди полога обришта, я смотрел на то, что когда-то было

городами, деревнями, возделанными полями. Только рощи выделялись яркими

красно-зелеными пятнами на фоне черной земли, да иногда мелькали языки пламени:

большие деревни, через которые не так давно прошли ва-гасы, все еще продолжали

гореть.

Наа-ее-лаа

прикорнула у меня за спиной на покрытых одеялами мягких подушках, и я был рад,

что она не видит безрадостной картины внизу.

Но спустя часа

четыре принцесса проснулась и направила тиргона вниз. Оказывается, это было так

просто! Две резкие ноты, пропетые одна за другой, заставили крылатого зверя мягко

опуститься на краю лужайки, покрытой высокой фиолетовой травой.

Пока тиргон

пасся, мы с Неелой тоже утолили голод... Вернее, я заставил ее поесть, но она

так и не смогла заставить поесть меня.

Только теперь у

нас нашлось время осмотреть припасы, которые Джейми сложил в обриште, готовясь

к бегству. Здесь было все необходимое: еда, одеяла, “огненные палочки”,

несколько фляг с вином, одежда... Не только мужская, но и женская.

— Наверное, он

хотел прихватить с собой одну из своих шлюх, — сказала Неела, рассматривая

просторное платье, извлеченное из тюка.

— Нет, — я

смотрел на куртку, которую достал из другого тюка. — Он с самого начала готовил

все это для нас троих.

— Почему ты так

думаешь?

— Посмотри на эту

одежду. Твой брат утонул бы в ней до пяток.

— Может, он

собирался взять кого-нибудь из телохранителей...

— А вместо этого

пробился через весь Дворцовый Квартал, чтобы вытащить меня из Горхага? Когда

дорога была каждая минута? Когда он мог подняться в святилище Интара и

улизнуть?..

Наа-ее-лаа села

рядом и обняла меня за плечи.

— Но ведь он же и

упрятал тебя в Горхаг, помнишь? — тихо сказала она.

Нонновар Лаэте не

склонна была миловать и забывать, даже теперь она не могла простить брату того,

что он сделал.

Я отвернулся и

достал из тюка кинжал — великолепный кинжал с рукояткой, украшенной

драгоценными камнями. Джейми всегда любил холодное оружие. В его глазах такой

кинжал стоил десятка карабинов. Если ради кухонного ножа он готов был пойти под

“колесницу богов”, представляю, как он радовался этой игрушке...

Я понял, что по

моим щекам текут слезы, только тогда, когда Неела принялась вытирать их теплыми

ладонями.

— Если бы он

только не медлил так... — пробормотал я. — Если бы нам удалось вовремя

поговорить... Если бы Ирч-ди не сделал его орудием своей мести, и если бы я

не...

Через несколько

минут я справился с собой, поднял голову и посмотрел на Наа-ее-лаа.

— Ляг, поспи.

Когда отдохнешь, снова двинемся в путь. До Свободных Гор путь неблизкий.

Через четыре олы

мы пролетели над Серебряной Рекой, оставив позади вымерший Джамарт. Внизу

потянулись земли калькаров, такие же пустынные и безлюдные, как земли “истинных

унитов”.

Мы не рисковали

опускать тиргона рядом с заброшенными селениями и городами, ибо они были не

совсем пусты. Наверное, не существует такой катастрофы, которая смогла бы

подчистую вымести род двуногих — в развалинах бывших городов и деревень ютились

выжившие униты, превратившиеся в еще больших дикарей, чем ва-гасы. Они дрались

за еду друг с другом и со скрэками, и мне не хотелось думать о том, чье мясо они

жарят над кострами, горящими на заросших травой площадях.

Всякий раз, когда

тиргон нуждался в корме, а Наа-ее-лаа — в отдыхе, я выискивал место среди

чистого поля, там, где к нам нелегко было бы подкрасться. Сам я пытался дремать

во время полетов, а когда Неела засыпала на груде вытащенных из обришта одеял,

ни на минуту не смыкал глаз, готовый к любым неприятностям.

Чем ближе становились Свободные Горы, тем более дикими

выглядели те немногие униты, которых мы видели сверху. В калькарских

государствах, в первую очередь пострадавших от нашествия горных воинов,

двуногие дикари успели сбиться

в

крупные банды, сражавшиеся за еду и самок с таким остервенением, с каким не

сражались друг с другом даже ва-гасы.

Я запрещал

Наа-ее-лаа выглядывать из обриш-та и старался держать тиргона на высоте, на

которой его не мог достать выстрел из карабина. Ибо у некоторых двуногих

имелось “гремящее оружие”, и любой из них, не задумываясь, пустил бы его в ход

даже ради куска черствой лепешки, — не говоря уж про многотонную крылатую груду

мяса, пролетающую над головой...

Я уже неплохо

научился управлять полетом тиргона, но опускала его и поднимала в воздух всегда

Наа-ее-лаа. То ли я неправильно произносил команды на взлет и посадку, то ли

наш питомец придерживался здешних социальных предрассудков, — но только дочери

ямадара удавалось “вознестись к небесным чертогам Интара на священном крылатом

звере” и снова направить его к земле.

Наконец впереди

показались Свободные Горы. Я вздохнул с облегчением: самая трудная часть

путешествия была позади.

Правда, впереди

тоже ожидалось немало трудностей. Полет над горами обещал занять несколько ол,

— а чем кормить прожорливого тиргона в бесплодных каменистых горах? Вдруг по

пути нам не встретится ни одной плодородной Теплой Долины? К тому же западная

часть гор представляла собой беспорядочное нагромождение острых пиков с крутыми

склонами, среди которых нелегко будет найти посадочную площадку для зверюги

размером с двухместный самолет...

Наа-ее-лаа как

будто угадала, о чем я думаю.

— Все в руках Интара,

Джу-лиан, — мягко сказала она. — Бог защищал нас до сих пор, он защитит и

впредь!

Лес под нами

кончился, и нонновар направила тиргона вниз.

— Джу-лиан, ты

помнишь это место? — Не-ела с улыбкой осмотрелась по сторонам.

— Да. Здесь мы с

тобой вошли в лес, когда бежали от ва-гасов.

Я тоже невольно

улыбнулся воспоминаниям, связанным с этой лужайкой.

— Наверное, на

“Челленджере” меня уже давно похоронили и отпели. Представляю, как удивятся

Дэви и Нортон, когда мы вдруг свалимся им на головы на этом крылатом звере!

— Джу-лиан... Ты

говорил, что вам могут прислать помощь с Земли, — а это уже произошло? Вдруг

твоего Летающего Дома больше нет за горами ва-гасов?

— Не думаю,

Неела. Уж скорее...

Тиргон вдруг

резко поднял голову и фыркнул так, что клочья травы полетели с его губ во все

стороны.

Впервые за долгие

олы полета я утратил бдительность, решив, что на окраине обитаемого во-наа нам

не может встретиться враг опаснее тор-хо, — и судьба немедленно наказала меня

за беспечность.

Вслед за

предупреждающим фырканьем тир-гона раздались хриплые вопли существ, которых я

боялся гораздо больше, чем тор-хо.

— Неела, скорее в

обришт!

Я схватил жену на

руки, в два прыжка очутился рядом с тиргоном и толкнул ее верх. Сейчас ей было

трудно двигаться быстро, но все-таки она успела забраться в кожаную беседку

прежде, чем выскочившие из-за деревьев оборванцы успели пробежать половину

расстояния между нами и лесом.

— Поднимай

тиргона! — крикнул я Наа-ее-лаа, карабкаясь вслед за ней.

Но она ждала,

когда я тоже заберусь в обришт.

— Поднимай его,

скорее!

Воющие от

жадности бородатые создания начали метать копья, один из них вскинул к плечу

карабин...

Принцесса

выкрикнула команду, как только я ввалился за полог, и тиргон круто взмыл вверх.

Вдогонку прозвучали один за другим три выстрела; вой унитов, из-под носа у

которых улизнула такая роскошная добыча, не был похож на голоса разумных

существ.

— Неела, ты

цела?! — я на четвереньках подобрался к жене.

— Да... Да... —

быстро успокоила она меня. — Они не ранили тебя, Джу-лиан?

— Нет, все в

поряд...

Я прикусил язык,

когда тиргон вдруг провалился вниз на несколько десятков ярдов.

Наа-ее-лаа громко

вскрикнула, я обнял ее, стараясь защитить от следующих возможных толчков.

— Они в него

попали, — пробормотала принцесса, дрожа. — Эти негодяи подняли руку на

священного зверя Интара!

— Для них это не

священный зверь, а просто летающая гора мяса, — с горечью ответил я. — Но не

думаю, чтобы дело было плохо; будь рана серьезной, он не смог бы взлететь!

Я старался

говорить спокойным бодрым тоном, но на самом деле не испытывал ни бодрости, ни

уверенности. Я бы предпочел иметь дело с забарахлившим во время полета

самолетом, чем с раненым драконом, тогда у меня было бы больше шансов

справиться с ситуацией.

— Неела, что с

тобой?!

— Ничего... — она

легла на бок, глубоко неровно дыша. — Ничего, сейчас пройдет...

У нее начался

очередной приступ дурноты, которые все чаще мучили ее в последнее время.

Готовиться к родам на спине летящего дракона — хуже варианта просто не

придумаешь!

— Нам нужно его

посадить! Осмотрим его раны, а потом решим, что делать дальше!

Но принцесса,

лежа среди разбросанных подушек, отрицательно покачала головой.

— Если я его

опущу, он может потом вовсе не взлететь!

— Неважно! Я

понесу тебя через горы на руках, как в прошлый раз!

— Джу-лиан,

милый, пусть он летит, пока в силах лететь! Направляй его в нужную сторону, а я

пока...

Она вдруг

застонала, и меня прошиб холодный пот.

— Неела, что с

тобой?! Уже началось?!

— Нет... Нет...

Еще не время... Не волнуйся...

— Я и не

волнуюсь, черт побери! Я полон ледяного спокойствия! Но ты должна его посадить!

Пожалуйста, прикажи ему...

— Еще рано...

— Тогда я прикажу

ему сам!

Но проклятая

зверюга игнорировала все мои команды, и наконец я в отчаянии снова повернулся к

Наа-ее-лаа.

— Ну как? Тебе

лучше?

— Да, да... Все

уже хорошо. Видишь — я прекрасно себя чувствую, тиргон тоже...

И тиргон

действительно протянул еще почти четыре часа...

Потом резкий

толчок внезапно тряхнул обришт, и я почувствовал, что мы стремительно падаем.

— Неела, держись!

Я упал на бок, прижимая

ее к себе.

Еще один

толчок... И еще один...

Обришт наклонился

так, что я налетел спиной на туго натянутый полог, молясь, чтобы он не

порвался!

К счастью, шатер

был сшит из невиданно крепкой кожи: он не порвался даже тогда, когда от удара о

землю затрещал по швам. Некоторое время обришт колыхался, как дом на краю

обрыва, и, наконец, рухнул вниз.

На нас с

принцессой свалились одеяла, тюки, подушки... Мы почувствовали, как тело

тирго-на затряслось крупной дрожью, передавшейся через оболочку обришта нашим

телам... И все затихло.

Глава

пятнадцатая

СМЕРТЬ

И РОЖДЕНИЕ

Тиргон был мертв.

Нам предстоял

долгий путь через горы, а потом через лес, за которым находились владения

паладара страны Земля — корабль под названием “ Челленджер ”.

Оставив принцессу

рядом с мертвым зверем, я поднялся на ближайшую вершину, чтобы осмотреться, — и

слегка воспрянул духом. По ту сторону хребта лежали знакомые места, где я

впервые пережил лунную бурю.

Даже раненый,

тиргон за одну-единственную олу одолел такое расстояние, на которое я положил

бы две земных недели.

Впрочем, неудивительно, что путь по воздуху оказался

настолько короче, чем путь по земле: когда я путешествовал с племенем ва-гасов,

мы плутали без определенной цели, накручивая милю за милей по горным тропам, а

то и вовсе без дороги. Но если двигаться более-менее напрямик, мы, пожалуй,

успеем выйти к “Челленджеру” до наступления ночи!

Уложив самые

необходимые вещи и все запасы еды в заплечный мешок, я с Неелой на руках

зашагал на северо-запад.

Больше всего меня

тревожила мысль о том, что будет, если мы столкнемся с ва-гасами. Кроме кинжала

Джейми, у меня не было никакого оружия: ямадар, проявивший такую

предусмотрительность во всем остальном, не положил в обришт ни карабина, ни

патронов. Он никогда не любил “гремящего оружия” Ортиса.

Впрочем, будь у

меня при себе хоть самая совершенная из скорострельных винтовок, это не спасло

бы нас от нападения целого племени ва-гасов... Потому я убеждал Неелу, что все

четвероногие каннибалы ушли на запад вслед за Го-ва-го, и теперь эти горы куда

безопаснее, чем земли унитов.

— Здесь больше

нет твари страшней, чем тор-хо. А с этим зверем я легко справлюсь!

Наверное, мои

слова был правдивы: в дороге нам ни разу не попалось не только ва-гасов, но

даже их свежих следов.

Хуже было то, что

еда подходила к концу.

Сам я питался только собранными на привалах грибами, но

внимательно следил за тем, чтобы Наа-ее-лаа ела побольше лепешек, сушеных

фруктов и мяса. Наши припасы стремительно уменьшались, и мне казалось, что

Неела начала слабеть. А может, сказывалось ее теперешнее состояние? Ее

по-прежнему часто мучили тошнота и боль, и

хотя она делала вид, что все в порядке, я-то видел, что это не так.

Скорей бы уж

добраться до “Челленджера”!

Я сократил

привалы до минимума, считая уже не только мили — ярды, отделяющие нас от

леса...

Мы оба воспрянули

духом

при виде ручья, на берегу которого нас с Кларком Ортисом впервые атаковали

ва-гасы. А когда деревья зелеными зонтиками затенили розовое небо вверху, я

бодро обратился к дремлющей у меня на руках Наа-ее-лаа:

— Скоро ты увидишь настоящий Летающий Дом, а не вытканный на

гобелене!

— Это будет

прекрасно, — пробормотала она. — Да хранит Интар на долгие времена твое

небесное жилище...

В последнее время

она то и дело обращалась к Интару, причем по всяким пустякам, и я успел

наизусть выучить несколько ее любимых молитв...

Но Интар не

услышал крика Наа-ее-лаа, когда три олы спустя она металась по одеялам, наспех

разостланным мной на траве. Ни верховный бог, ни богиня плодородия Лаиса не

пришли на помощь принцессе Лаэте.

Я тоже не знал,

как ей помочь, но готов был молиться всем богам, чтобы они сохранили жизнь моей

жене и облегчили ее долгие муки.

Однако час шел за

часом, а ничего не менялось.

Неела охрипла от

криков и молитв и уже не запрещала мне богохульствовать.

Она была гораздо сильнее меня в тот миг, когда велела

принести траву с красно-зелеными острыми стеблями. Все прочие снадобья ей не

помогли, и совсем без надежды я разыскал и принес ей эти проклятые листья.

Уверен, что воспитанница святилища Интара знала, на что шла, разжевывая “траву

Лаисы”.

Через несколько

минут наш сын, наконец, испустил свой первый крик, но Неела даже не смогла

приподнять головы.

— Дай мне...

ребенка... — прошептала она, и я положил захлебывающийся плачем комочек у ее

груди.

— Мальчик, Неела!

— я стоял рядом с ней на коленях, и она перевела с сына на меня сияющие

неземной голубизной глаза.

— Я хочу...

чтобы... ты назвал... нашего сына... Джу-лианом...

Она улыбнулась

мне и с тихим вздохом закрыла глаза.

Джейми был прав —

за твердым небом во-наа нет никаких богов.

Если бы не

настойчивый крик сына, я бы не двинулся с места, оставшись навсегда рядом с

Не-елой на заросшей фиолетово-красными цветами лужайке. Но громкий жалобный

писк малыша заставил меня пошевелиться.

Я вырыл могилу

кинжалом Джейми и закутал Наа-ее-лаа в одеяло, служившее ей постелью на

протяжении всего нашего путешествия. Теперь ее путь пришел к концу, но я должен

был двигаться дальше. Ради ребенка, которому она дала мое имя.

— До свидания,

Неела... Встретимся в следующей жизни.

Я поцеловал ее и

закрыл ей лицо. Не каменная гробница в святилище Интара послужила местом

последнего успокоения нонновар Лаэте, а поляна в диком лесу за Свободным

Горами.

Джулиан-младший

во все горло негодовал на негостеприимство этого мира, и, завернув его в

одеяло, я двинулся дальше.

Только-только

начались “розовые сумерки”, но мне казалось, что весь мир окутала непроглядная

темнота.

Раз за разом я

пытался накормить ребенка разжеванным мякишем единственной оставшейся у меня

лепешки, но малыш неизменно выплевывал эту гадость, с негодованием глядя на

своего никудышного отца. Глаза у него были ярко-голубые — в точности, как у его

матери...

И у дяди.

Наткнувшись на

маленькое озерцо с теплой водой, я выкупал сына и обнаружил у него на спинке

родимое пятно в форме трилистника. Кровь от крови дома ямадара, Владыка меня

побери!

Дальше я нес

Джу-лиана уже завернутым в свою куртку, и его голодный писк становился все

тише, пока не умолк совсем.

Я сам ел в

последний раз неизвестно когда, меня шатало, но я двигался вперед с упорством

оставшегося без управления автомата. Надо было переставлять ноги: шаг, другой,

третий. Потом снова: шаг, еще шаг... Мне было безразлично, куда я иду. И я не

сразу остановился, услышав крик впереди.

Ко мне бежал унит

в какой-то странной одежде, с “гремящим оружием” за спиной.

Держа одной рукой

сына, другой я выхватил кинжал.

— Джулиан!

Это был не унит,

а человек.

Дэвид Вест, в

такой же одежде, в какой я покинул “Челленджер” столетия тому назад.

Я наконец

остановился.

Он остановился

тоже, увидев кинжал, но тут же подскочил ко мне вплотную и схватил за плечи.

— Ты жив! Ты

вернулся! Я так и знал, я же им говорил...

Растревоженный

криками ребенок снова подал голос, и Дэвид сразу заткнулся. Но ненадолго.

— Господи боже, что это у тебя?

— Мой сын.

Он испуганно взглянул на меня.

— Да... Хорошо...

Ты... Ты сможешь идти?

— Конечно.

Но я сумел только

передать Дэвиду отчаянно горланящий сверток.

А потом “розовые

сумерки” внезапно перешли в ночь.

Я проснулся в

каком-то странном месте и долго пялился в потолок, прежде чем понял, где

нахожусь.

Это была каюта на

“Челленджере”. Моя капитанская каюта. И рядом сидел Томас Нортон.

Увидев, что я

проснулся, он улыбнулся мне своей обычной доброй полуулыбкой, которую я успел

позабыть.

— Как ты себя

чувствуешь, Джулиан? — спросил он, и я удивился тому, как отрывисто и быстро он

произнес мое имя.

— Нормально, — я

сел, потирая лоб. — Чем ты меня накачал?

— Просто немного

успокоительного и пара укрепляющих уколов. А еще кубиков триста глюкозы.

Похоже, в последнее время ты забывал завтракать и обедать, не говоря уж о том,

чтобы ужинать... Верно?

— Может быть, —

равнодушно согласился я. Меня слегка покачивало от снотворного.

— Так как насчет

завтрака? Ты должен набраться сил перед стартом.

— Перед стартом?

— Да, — Том

приглядывался ко мне, соображая, способен ли я сейчас адекватно воспринимать

окружающее. — Подожди, я принесу тебе поесть...

— Стой! — я

удержал его. — Ты что-то сказал насчет старта?

— Да, — Нортон снова сел. — Они все-таки нашли нас, наши

ангелы-хранители из НАСА. Резервуар “Челленджера” с “восьмым лучом” теперь в

полном порядке, мы могли бы стартовать еще месяц назад... Но Дэвид выпросил

месячную отсрочку, уверяя, что ты жив и обязательно вернешься к кораблю. Честно

говоря, я в это ничуть не верил. Ведь мы с Дэви прочесали все окрестные горы

вдоль и поперек, пытаясь найти тебя и Ортиса, но...

Он резко

замолчал: видимо, у меня что-то произошло с лицом.

— Ортис погиб? —

после недолгого молчания осторожно осведомился Нортон.

— Нет, — мне

стало больно от впившихся в ладони ногтей, я разжал кулаки. — Он жив, и

когда-нибудь я обязательно с ним встречусь!

Я тряхнул головой

и окончательно очнулся.

— Где мой сын?!

— Что? — Томми

вконец растерялся. — Джулиан, успокойся...

— Где ребенок?!

Он не...

— Томми, пест... — Дэвид осторожно просунул голову в каюту,

но, увидев, что я не сплю, отодвинул дверь на всю ширину. — Джулиан, ты наконец

проснулся! Слушай, где ты раздобыл этого огольца? Он орет, как резаный, требуя

того молока, которое получил в прошлый раз. А новой смеси не хочет ни в какую!

Заплевал весь комбинезон капитана Динка. Томми, может, ты сумеешь его

урезонить?

Бросив на меня

последний озабоченный взгляд, Нортон покинул каюту, а Дэвид сел рядом со мной.

— Ну... Как ты,

Крошка?

— Нормально, —

ответил я и даже сумел улыбнуться. — Если мой сын заплевал весь комбинезон

капитана Динка, значит, все должно быть хорошо.

* * *

Сутки на Марсе в отличие от лунных длятся почти столько же,

сколько на Земле.

Утро уже давно

сменилось днем, но в гостиничном номере с затененными стеклами по-прежнему

стоял зеленоватый полумрак.

В последнее время

Джулиан Баском как будто вообще забыл о моем присутствии: он рассказывал свою

невероятную историю, словно обращаясь к самому себе — или к кому-то,

находящемуся на расстоянии многих световых лет от нас.

Когда его голос

смолк, я еще долго не решался нарушить тишину.

— И... Что было

дальше, сэр? — наконец все-таки осмелился спросить я.

Баском вздрогнул,

как будто я выстрелил у него над ухом из “гремящего оружия”, и поднял голову.

— Сколько сейчас

времени?

— Э-э... — его вопрос застал меня врасплох, но, оглянувшись

на светящиеся часы над дверью, я быстро доложил сперва местное, а потом

системное время.

— Тебе пора, — он

стремительно поднялся с кресла. — Что ты сидишь? Давай, собирай вещи!

— Зачем?

— Чтобы успеть на

“Солнечный ветер”, конечно! Ты забыл, во что ты влип?

Я и в самом деле начисто об этом забыл и теперь никак не мог

перенестись с Луны далекого прошлого на теперешний Марс. Баском помог мне

совершить это перемещение в своей обычной добродушно-грубоватой манере:

— Ты в Марша-сити, малыш, и у тебя крупные неприятности!

Если ты попадешься на глаза Брюхатому Яррхту, то не успеешь даже крикнуть: “Ой,

мама!” — как тебя разделают на куски.

— Я не кричал

“Ой, мама!” с четырех лет! — возмущенно сообщил я.

— Да неужто? В

любом случае тебе лучше поторопиться.

— Подождите, а

как же Неела... То-есть... Как зовут ту рыжеволосую девушку?

Он вдруг перестал меня подгонять:

— Ее зовут Нелли Таунсенд, — Баском нагнулся, поднял с пола

бутылку, но она была пуста.

— Она ведь с

Земли, правда?

— Правда. Из

Лос-Анжелеса.

— Да ну? И я

оттуда же!

Он посмотрел на

меня своим странным взглядом, какой я ловил на себе уже много раз. Так, как

будто Баском чего-то от меня ждал... Но я никак не мог понять, чего именно,

поэтому чувствовал себя очень неуютно, вновь и вновь обманывая его надежды.

— Джимми, тебе и

вправду лучше поторопиться. “Солнечный ветер” стартует через полтора часа.

— А вы что

собираетесь делать? А она?.. — в голове у меня закипело разом столько вопросов,

что я не знал, с которого начать. — А Нелли помнит свою прошлую жизнь? Она вас

помнит? И... что она делает здесь, на Марсе?

— Ты сам видел,

что она здесь делает, — Баском бросил бутылку в угол. — Хотел бы я знать, кто

подбрасывает кости там, наверху, определяя, кто из нас кем станет в следующей

жизни! Наверное, хорошо, что мало кому дано помнить свои предыдущие

воплощения...

— Значит, она

ничего не помнит. А вы пытались ей рассказать?

— Нда... У меня

хватило на это глупости.

— И она вам не

поверила?

— А ты бы поверил?

— Баском взглянул на меня в упор.

— Конечно, поверил бы! Я

уже

вам поверил... Он опять внимательно оглядел меня с ног до головы и

улыбнулся задумчивой полуулыбкой:

— Да... Как неожиданно порой ложатся кости...

— Что?

— Ничего. Джимми,

жизнь этой девочки — ее нынешняя жизнь — сложилась так, что она не поверит даже

человеку, который скажет ей, что Земля вращается вокруг Солнца. А ты хочешь,

чтобы она поверила незнакомому типу, который подваливает к ней с россказнями о ее

прошлой жизни? К полусумасшедшему “астро”, который заявляет, что в этой жизни

она была принцессой лунного государства и его женой? Ну конечно же, она мне не

поверила! “Не за такую принял, парень! Вешай лапшу на уши кому-нибудь другому!”

— вот что она сказала... Только слегка порезче.

— А вы?

Я вздрогнул от его крика:

— А я уже год торчу, как дурак, в этом проклятом Марша-сити

и развожу здешнюю экзотическую публику на собранной из кусков воздушной

колымаге! Могу поспорить, что Нелли за одно удачное выступление получает вдвое

больше, чем я за целую неделю! — Баском закусил губу и вернулся к своему

прежнему саркастическому тону: — Вот почему она будет сидеть здесь, пока не

заработает на красивую жизнь на Земле... Или пока не вляпается в большую беду.

— Она ведь уже в

нее вляпалась, так? — осторожно спросил я.

— Да. Кстати, ты

тоже. Ну что, ты собираешься паковать свои зубные щетки? Шевелись, я подброшу

тебя в космопорт!

— А вы что будете

делать?

— Это уж мои

заботы.

— Нет.

— Что — “нет”?

— Ведь это из-за

меня началась вся история, так? Значит, я должен...

— Ты ничего

никому не должен, малыш. Тебе и так неплохо досталось — кстати, как твоя

голова?

— В полном

порядке. И я не ребенок, мистер Баском, нечего меня опекать!

— Я просто не

хочу, чтобы твои родители на Земле получили все, что от тебя останется, в

аккуратном спектролитовом ящике.

Не слушая моих

возражений, он подгонял меня до тех пор, пока я не уложил все свои скромные

пожитки; стоял у меня над душой в вестибюле, следя, как я расплачиваюсь по

счету — и, наконец, затащив в скоростной лифт, чуть ли не за шиворот подволок к

своей “воздушной колымаге”.

Все это время я лелеял идею улизнуть и направиться в

Восточный Квартал, но Баском явно вознамерился не только отвезти меня в

космопорт, но и проследить, чтобы я занял место в каюте “Солнечного ветра”. Все

мои протесты, убеждения, просьбы и даже ругательства разбивались о его

непреклонную решимость отправить меня на Землю в полной целости и сохранности.

И только один раз его решимость поколебалась, — когда я предложил пролететь над

тем перекрестком, где вчера ночью началась вся эта заварушка... Просто чтобы

убедиться, что рыжеволосая девушка не танцует на своем обычном месте.

— Она отчаянная

девчонка, но не настолько, чтобы в открытую напрашиваться на неприятности, —

проворчал Джулиан. — Нет, думаю, мне придется искать ее по всем укромным

уголкам, где за пол-интеркредитки можно получить убежище и жратву...

Но его аэрокар

уже делал плавную дугу, направляясь в сторону Восточного Квартала.

— Не надейся, что

я там приземлюсь, — предупредил Баском, глядя, с какой жадностью я вглядываюсь

в проплывающие внизу улицы. — С тебя достаточно здешней экзотики. К тому же все

интересное тут начинается ближе к заходу солнца, а сейчас жители Восточного

Квартала ползают, как сонные мухи в меду.

— Как раз поэтому

Нелли может попробовать выступать днем, а не ночью. Ведь так безопаснее, верно?

— Для нее сейчас

безопаснее всего забиться в какую-нибудь запертую комнату и не высовываться

оттуда, — отрезал Баском. — Она прекрасно знает, что жизнь нелегалки на Марсе

не стоит ни гроша. Если бы Яррхт угробил тебя, земное консульство посчитало бы

нужным как-то прореагировать, но с Нелли он может сделать все, что захочет.

Я сглотнул. До сих пор мне даже в голову не приходило,

насколько все плохо.

— Нет, могу

поспорить, там нет ее музыкальной площадки! — заключил Баском.

Но площадка там

была. И мы издалека услышали звуки песни “Звездные дороги”.

— На что мы

поспорили, мистер Баском, я забыл? — осведомился я.

— Меня зовут

Джулиан! — прорычал он, направляя аэрокар вниз.

Я не обратил

внимания на этот рык, понимая, что ему нужно куда-то выплеснуть эмоции. Все

следующие фразы Баскома относились к Нелли Таунсенд, и в них эмоций было еще

больше.

Он вдруг резко

затормозил, зависнув над крышей дома, выходящего на перекресток.

— Разве мы ее не

прервем? — нетерпеливо спросил я.

Джулиан смотрел

на рыжую танцовщицу, вырывающую из площадки феерические вспышки частым

перебором босых ног.

— Ты когда-нибудь

пробовал прервать ее выступление?

— Нет.

— А я пробовал.

Один раз. Первый и последний. Нет, лучше подождем, пока она закончит...

Но не успел синтезатор прорыдать проигрыш перед последним

куплетом, как Баском резко выпрямился и очень спокойно сказал:

— Так.

Проследив за его

взглядом, я подпрыгнул на сиденьи, стукнувшись макушкой о прозрачный колпак над

головой. Все-таки здесь было очень тесно... И очень жарко.

Облизнув губы, я смотрел на громил в желтой и оранжевой

одежде, направляющихся с двух сторон к перекрестку. Нелли

их не замечала, потому что

их

прикрывали углы дома, но с нашего наблюдательного поста в сорока футах над

землей все было отлично видно. Четверо сквирров с одной стороны, трое с другой

— не слишком ли много на одну девушку?

— Джулиан, чего

мы ждем?!

В первый раз я

увидел Баскома колеблющимся, и с глубокой обидой понял, что эти колебания

относятся ко мне, и только ко мне.

— Честное слово,

Джулиан, я не...

— Ладно, — он

открыл бардачок и сунул туда руку. — Ты умеешь пользоваться парализатором?

— Да!

— Только не

подстрели случайно меня.

Наш аэрокар уже

снижался — так быстро, что это больше напоминало падение.

Вокруг площадки

рассыпалось несколько зрителей, поэтому приземлиться вплотную к ней не удалось,

но Баском лихо опустил свою машину за спиной стоявшего с краю зрителя.

Марсианин нервно

подпрыгнул. Потом подпрыгнул еще раз и засеменил прочь, увидев появившихся

из-за угла сквирров.

Девушка тоже их

увидела и застыла, не кончив танца. Она сразу поняла, что эти зеленокожие

амбалы приближаются не затем, чтобы высказать восхищение ее талантом.

— Нелли! —

гаркнул Баском, перемахивая через борт.

Я выскочил за

ним, сжимая парализатор во вспотевшей руке.

Нелли колебалась

всего мгновенье, но когда с другой стороны показалось еще четверо зеленокожих

во главе с самим Брюхатым Яррхтом, кинулась навстречу Баскому.

Мне еще никогда

не доводилось видеть, как сквирры бросаются в атаку, и я поразился тому,

насколько быстро передвигаются эти массивные существа. Они ринулись вперед,

рассыпаясь полукольцом, и Брюхатый Яррхт, нагнувшись, метнул на бегу дубинку —

очень низко, почти над самой мостовой. Дубинка ударила танцовщицу по ноге,

Нелли с криком упала.

Джулиан добежал

до девушки первым и подхватил ее на руки, рыча что-то на одном из марсианских

наречий. Не знаю, о чем он кричал, но его рык заставил сквирров притормозить.

Судя по всему,

это была лишь недолгая отсрочка.

Наши враги рычали

и ревели в ответ, медленно сжимая кольцо, из которого спешно спасались

последние замешкавшиеся зрители.

Я стоял рядом с

Баскомом, сжимая в одной руке парализатор, в другом — подобранную с мостовой

дубинку Яррхта. Какое счастье, что странные предрассудки сквирров заставляют их

пользоваться только таким примитивным оружием! Но, конечно, это не спасет нас,

когда...

— Джимми, —

сказал Джулиан. — Сними тех двух, которые торчат между нами и каром, и беги за

мной. Бей в солнечное сплетение, иначе сквирр не поймет, что ты хочешь ему

сказать. Понял?

— Да, мистер...

Да, Джулиан.

— Давай!

Я выпалил два

раза и, конечно, вторая синяя вспышка попала не совсем туда, куда надо,

расплывшись по груди сквирра. Но все-таки получилось не так уж плохо, если учесть,

что я стрелял из парализатора первый раз в жизни!

Джулиан проскользнул в дыру, образовавшуюся в живой

желто-зеленой изгороди, и подбежал

к аэрокару.

Я во весь

дух мчался за ним, но дыра

сомкнулась, прежде чем я успел в нее проскочить. Большая лапища сгребла меня за

рубашку, и я сначала с воплем врезал сквирру дубинкой по локтю, а потом стукнул

его парализатором по голове. Должно быть, я слегка растерялся, раз не нашел

этому оружию лучшего применения.

Но в результате

все вышло как нельзя лучше: вырвавшийся из парализатора луч ошеломил ближайшего

сквирра, потом раздался треск рвущейся ткани, я полетел кувырком — и понял, что

освободился.

— Джимми,

быстрей! — проорал Баском.

Нелли

неразборчиво вопила что-то с заднего сиденья.

Я вскочил, двумя

прыжками достиг аэрокара, ухватился за борт, и Баском немедленно поднял машину

в воздух...

И тут —

опять-таки впервые в жизни — я почувствовал действие парализатора на себе.

Просто что-то холодное хлестнуло меня по ногам, и они тут же перестали

подчиняться мне. Совсем.

Я повис, держась

за борт стремительно поднимающегося кара, с ужасом думая, что будет, если мне

сейчас выпалят в спину... Или в голову?!

Все и так было

достаточно плохо: мы находились уже на уровне второго этажа, Нелли с визгом

тащила меня за рубашку, но даже с ее помощью я не мог забраться внутрь.

— Джимми,

держись!

Баском, бросив

пульт управления, перегнулся назад, ухватил меня за шиворот и одним рывком

вдернул внутрь. Я свалился на сиденье рядом с ним, вслед за мной в аэрокар

ввалились мои ноги. Они по-прежнему делали, что хотели... Верней, не делали

ничего.

Оставшись без

присмотра, кар рухнул вниз, Джулиан выравнял его уже над самой землей. Еще два

выстрела из парализатора расплылись по задвинувшемуся прозрачному колпаку.

— Все целы? —

отрывисто осведомился Баском.

Нелли тихо всхлипнула сзади, я дрожащим голосом ответил:

— Я-то цел... Но вот мои ноги...

— Пройдет! — он

небрежно запихал мои непослушные конечности под приборный щиток. — Только в

следующий раз постарайся не бросать парализатор, где попало! А может, тебе

лучше выучиться метать кинжал?

Посмотрев на свои

пустые ладони, я пожалел, что парализующий луч не попал мне в голову, тогда я

не переживал бы сейчас такого позора. Дубина, болван, тебя же подстрелили из

твоего собственного оружия! Точнее, из оружия Баскома... И как ты умудрился его

потерять?!

— Ничего, для

первого захода все вышло не так уж плохо, — великодушно утешил меня Джулиан. —

Нелли, как твоя нога?

— Здоровенный

синяк на щиколотке, но, кажется, кость цела...

— Кажется? —

спросили мы с Баскомом одновременно, дружно обернувшись назад, где на потертом

сиденьи сидела обладательница голубых глаз и рыжих волос.

Нелли пощупала

ногу и вытерла нос тыльной стороной руки.

— Нет, правда

цела! В общем... Спасибо, что выручили, парни... Эй, подожди! Что значит — для

первого захода?! Ты хочешь сказать, что ожидаются еще другие заходы? —

сердито-жалобно осведомилась она.

Нелли явно

пыталась храбриться, но ей это не очень-то удавалось.

— И заходы, и

восходы, — Баском поднял аэро-кар до предельно дозволенной высоты. — Впереди

еще долгая жизнь!

— Ну вот...

Сейчас он опять начнет трепаться насчет своих предыдущих жизней! — доверительно

сказала мне девушка, тряхнув растрепанной рыжей гривой. — Джулиан, брось эти

штучки! Скажи лучше, куда мы летим?

Я очень боялся услышать: “В Северный Космопорт”, но Баском

только улыбнулся, протянул руку к выключателю на пульте, и звуки “Звездных

дорог” огласили темно-оранжевое небо над Марша-сити:

— Но если тебе не везет в этой жизни,

Должно повезти в

другой.

А тот, кто прежде

не знал удачи,

Нынче возьмет

джек-пот.

И те, кого развели дороги

На трудных путях предыдущей судьбы,

Однажды встретятся на перекрестках

Под звездным небом иных миров...

— Куда хотите. Куда угодно! — сказал Баском. — Впереди у нас

долгая жизнь.



Полезные ссылки:

Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)



Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я

Старая библиотека, 2009-2024. Все права защищены (с) | О проекте | Опубликовать свои стихи и прозу

Worldwide Library Network Белорусская библиотека онлайн

Новая библиотека