Библиотека художественной литературы

Старая библиотека художественной литературы

Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я


Читальный зал:

Наталия Орбенина

Белый шиповник

Аннотация

 

Надя, юная наследница богатого семейства, собиралась пожертвовать собой и своими мечтами во имя семейного долга.

Она приняла предложение нелюбимого и неприятного ей человека. Но тут в жизнь девушки врывается ослепляющая страсть к женатому красавцу князю Евгению Верховскому. И Надя бежит из-под венца, пожертвовав своей репутацией, разбив сердце жениху и опозорив свою семью. Однако князь вскоре бросает ее, хотя она ждет ребенка. Надя остается одна, в чужой стране, без средств к существованию…

«Белый шиповник, страсти виновник…»

 

Часть первая

 

Глава первая

 

Господин Роев Владимир Иванович, потомственный дворянин, коллежский советник, преуспевающий чиновник Министерства финансов, состоятельный и благополучный отец семейства, оказался в глупейшем для благородного человека положении. От него сбежала жена. Собственно, так считала молва. Полиция придерживалась менее романтичной версии. Похоже на то, что с молодой женщиной случилось несчастье, она подверглась насилию, а может, стала жертвой мошенников или убийц. Сам же злополучный муж полагал, что ненаглядная его супруга Надежда Васильевна переживает сложный период своей жизни, переосмысливает их отношения, пытается понять сама себя. А для этого человеку необходимо одиночество. Она просто забилась в щелку, как мышонок, а когда успокоится, то вынырнет на свет Божий и вернется в большой и теплый дом, где все так ее любили. Он убежден был в своей правоте с самого первого дня, когда хватились беглянки.

– Она вернется, я уверен, это нервный срыв, она вернется! – убеждал он сам себя и рыдающую тещу, Катерину Андреевну.

– Нет, Вольдемар, на этот раз ты ее не вернешь! Я уверена, что теперь Надя покинула нас навсегда, чтобы связать свою жизнь с этим сластолюбцем, развратником Верховским!

Катерина Андреевна заплакала сильнее, и по ее прекрасному, нестареющему лицу слезы полились потоком. При упоминании ненавистного имени Владимир Иванович побледнел от ярости и унижения. Взор его метнулся в сторону кабинета, где в запертом ящичке хранился пистолет.

Теща, поймав этот взгляд, воскликнула;

– Ты что задумал, негодник! У тебя же сын растет! Хоть ты помни о ребенке, если у родной матери ум за разум зашел, бросила мальчика, семью на своего любовника променяла!

Нет, слушать эти стенания было совершенно невыносимо. Но и сидеть, сложа руки, тоже было невозможно. Надобно искать. Тем более что однажды, на заре их брака, он уже искал ее и вырывал из цепких объятий соперника. Тогда Господь услышал его страстные мольбы, может, смилуется и теперь?

Однако время шло, все поиски и усилия не давали результатов. Все тщетно, никаких следов.

В бесплотных усилиях минул год. Роев постарел и осунулся. Он вышел в отставку и поставил крест на своей такой удачной карьере. Надежда найти жену не покидала его, хотя вера в благополучный исход постепенно иссякала. Самыми сложными для его истерзанной души были разговоры с маленьким сынишкой Васенькой, который ждал маменьку каждую минуту и без конца теребил то бабку, то отца расспросами о ней. И вот однажды по весне, воротившись домой, Владимир Иванович обнаружил в своей столичной квартире Никодима Кротова. Кротов с женой постоянно жили в загородной усадьбе Роевых, присматривали за домом. Собственно именно там прошлой осенью и пропала Надя Роева. Увидев Кротова, Владимир Иванович замер на пороге квартиры.

– Я, почитай, с самого утра вас дожидаюсь, Владимир Иванович! Привез вам весть, только, наверное, нерадостную весть-то, – тягуче, чуть нараспев произнес Никодим.

– Какую весть? – выдохнул Роев.

– Нашлась, матушка Надежда Васильевна, нашлась, голубушка!

– О Господи! Где? Как?! Отчего не привез?..

Или? – Владимир Иванович поперхнулся словами. В глазах Кротова он прочитал ответ. Нади больше нет.

Роев, стараясь не потерять самообладания, отрывисто зазвонил в колокольчик. Спешно из комнат выбежала горничная.

– Катерине Андреевне передай, что выехали в Уютное. Более пока ничего, поняла, ни словечка! Сам все скажу. Сыну ни слова! Едем!

До вокзала домчали на лихаче. Роев расплатился не глядя. Видавший виды лихач только покачал головой. Эка барина разобрало. Успели на трехчасовой поезд с Царскосельского вокзала. Всю дорогу Роев молчал, не спрашивал никаких подробностей. Ему надо было подготовить себя к встрече с любимой, обожаемой женщиной, Он грезил этим свиданием весь год, рисовал себе картины их встречи. За окном вагона мелькали поля и деревья, дома и огороды. Но он не видел ничего, не слышал свистка паровоза, разговоров пассажиров. Вот уже и поезд позади. Путники сошли на маленькой станции, их ждала коляска.

Раскисшая после зимы дорога засасывает колеса, лошадь с усилием передвигает ноги. Медленно подъехали к крыльцу дома. Дом окружали высокие старые дубы и липы. Почки на них еще только-только готовились раскрыться, чтобы потом превратиться в роскошный лиственный шатер. Шум подъехавшей коляски растревожил ворон, и они закружили с отвратительным карканьем, усугубляя и без того тягостное настроение.

– Ой, батюшка! Ой, голубчик! Горе-то какое! – заголосила было жена Кротова, невысокая плотная баба в простом платке, стоявшая на .крыльце в ожидании хозяина.

Но Никодим строго цыкнул на нее, мол, не время еще голосить по барыне. И та замолчала, лишь горестно качая головой и изредка всхлипывая. Тут же в сторонке дожидались еще несколько человек, из местных. Один снял шапку и подошел с поклоном.

– Шурин мой это, Степан. Да вы его помните, барин, он частенько с охоты приносит на кухню чего добудет. Барыня Надежда Васильевна в прошлый год ругали его, чтобы мимо ребенка зайку мертвого не носил, помните? – Никодим легонько подтолкнул родственника к Роеву.

– Да, да, – нетерпеливо кивнул головой хозяин.

– Так вот я и нашел ее, вчерась, на охоте, поутру, – глухо пробормотал Степан.

– Где? – прошептал Владимир Иванович.

– Там, недалеко, пойдемте, покажу. – Мужик махнул рукой в сторону лесной дороги, начинавшейся недалеко за домом.

Шли молча. В лесу стоял чудный аромат влажной земли, пробуждающейся зелени, посвистывали пичужки, кое-где виднелись первые весенние цветочки. Но для Владимира не существовало ничего. Он шел в распахнутом пальто, шляпа сдвинута на затылок. Душа его замерла в предчувствии ужаса, ноги слушались плохо, два раза он останавливался перевести дух и протереть пенсне, предательски запотевавшее и сползавшее с носа.

– Тут, – остановился неожиданно Степан и показал рукой вперед.

Роев прошел несколько шагов. Впереди оказалась яма, полузасыпанная ветками и листьями.

Владимир Иванович отлично помнил, что мимо этого места они проходили осенью в поисках жены несколько раз, но не видели ямы вовсе!

Медленно, будто боясь кого-то спугнуть, он приблизился к темноте ямы. Сначала его глаза не увидели ничего, какое-то месиво на дне. Роев поправил пенсне и напряг свои близорукие глаза.

В следующий миг он отпрянул с криком ужаса и боли. Шатаясь как слепой и хватаясь за деревья, он хотел бежать прочь, но не смог. Он побелел и потерял сознание.

 

Глава вторая

 

Князь Евгений Верховский был чудо как хорош собой. Росту высокого, кость тонкая, поступь грациозная, первый танцор на всех балах!

Серые глаза завораживали своим выражением.

Они были подобны глубокой темной воде. Что таится в этой глубине?

Евгений принадлежал к старинному русскому роду, но, как многие дворянские семьи, постепенно вымирающему. От былых богатств некогда влиятельных и состоятельных предков, блиставших при прежних Романовых, остались жалкие крохи, да и те распушил по ветру покойный папенька. Родители Верховского уже давно переселились в лучшие миры. Евгений редко их вспоминал. Поверхностный, легкомысленный папаша и вечно унылая, всем недовольная маменька.

Когда сын бывал на Волковском кладбище, а бывал он там нечасто, он грустил и вздыхал, как подобает в таких случаях, но душа его не скорбела.

В наследство молодому человеку денег осталось мало, зато много долгов. От нескольких домов в Петербурге остался лишь один в Литейной части.

Но и в нем большая часть квартир была сдана внаем. За хозяевами осталась лишь одна огромная квартира на втором этаже. В этих роскошных многокомнатных апартаментах Евгений проживал под нежным и неусыпным присмотром тетушки Татьяны Аркадьевны, сестры отца. Татьяну Аркадьевну потенциальные женихи обошли вниманием и оставили куковать в старых девах. В прошлом остался Смольный институт, растаявшие девичьи надежды. Она постепенно уподобилась лежалому яблочку. На вид вроде бы еще съедобно, но ни вкуса, ни аромата, ни сочности! Трудно было понять, сколько ей лет, и тридцать, и шестьдесят одновременно. Невысокая худая фигурка, жидкие волоски, облагороженные искусным шиньоном, мелкие черты невыразительного личика и пронзительно высокий голос.

Когда несовершеннолетний племянник остался полным сиротой, Татьяна Аркадьевна со всей пылкостью нерастраченной любви приступила к опекунским обязанностям. Она окружила его неустанной заботой, но не смогла быть строгой по отношению к своему родственнику. Ведь юноша был так неотразимо хорош, так обходителен и мил, что княжна прощала ему все шалости и проступки. Она словно не замечала, что по мере того, как ее воспитанник рос, увеличивались и его долги, и количество разбитых сердец. Интриги, сплетни, скандалы не проходили мимо него.

Но это только добавляло прелести и шарма к его и без того пленительному образу. Незамужние девицы и молодые вдовушки строили относительно князя матримониальные планы. Замужние дамы желали заполучить его в свою постель, не без основания полагая в молодом человеке таланты превосходного любовника. Мало кто из них догадывался о том, насколько непрочен роскошный фасад, что он рухнет в тот миг, когда все кредиторы разом предъявят свои векселя. Удивительно, но сам Евгений нисколько не обременял себя тяжелыми раздумьями о хлебе насущном. Воистину, птичка Божия не знает ни заботы, ни труда!

Зато Татьяна Аркадьевна все более и более подумывала о выгодном браке для своего любимца.

Однако здесь присутствовало одно «но»…

Надо найти такую невесту, чтобы, во-первых, во-вторых и в-третьих, была очень богата и, желательно, глупа. Такую легче потом отодвинуть на задворки княжеской жизни. Надо, чтобы избранница почитала за счастье быть избранной и трепетала перед красотой и титулом супруга всю жизнь. Исходя из подобного расклада, барышня должна происходить из захудалого рода, пребывать в неискушенных девицах и являться единственной наследницей приличного состояния, ради которого можно временно поступиться свободой.

Княжна долго кружила с визитами по столичным домам. Ее принимали везде очень любезно, прекрасно понимая цель подобных визитов.

И вот наконец забрезжил результат. Правда, придется забыть о дворянской гордости. Девица принадлежала к купеческой семье. Чистый мезальянс, но какое приданое, какое наследство!

Отец, купец третьей гильдии Астахов, торговля лесом «Астахов и К°», домовладелец! Княжна не знала, как и подступиться, так, чтобы не уронить достоинства. Надо изобразить пылкую страсть претендента, нежное чувство с первого взгляда.

Тогда сделка – титул на деньги – будет не столь явной и отвратительной. Купеческая семья приняла правила игры. Дело оставалось за малым – познакомить молодых. Но как сделать это пристойно? Выход нашелся. Княжне помогла ее старинная, еще по Смольному институту, приятельница баронесса К. В свое время баронесса продала купцу часть своей недвижимости. Обе стороны остались чрезвычайно довольны сделкой и сохраняли знакомство. Евгению суждено было встретить Лидию Астахову в гостиной баронессы.

Накануне молодой Верховский размышлял о Предстоящем выборе. Разумеется, это вынужденный шаг. Ну будет жена жить где-то поблизости, будет называться княгиней Верховской. Придется поначалу вместе делать визиты и принимать у себя гостей. Тетенька поможет изобразить счастливый супружеский рай молодоженов, она мастерица пускать пыль в глаза. Родственничков супруги надо быстро отвадить, он сможет сделать это легко и очень чувствительно! Два-три слова, несколько косых взглядов, и готово! Показать папеньке, что его место в лесу, а не в светских гостиных. Сиди на своей лесопилке и тихо радуйся, что твоя дщерь-корова теперь ни много ни мало княгиня. И всего-то, что от вас требуется, так это ваши денежки на мое безбедное существование!

Размышляя подобным циничным образом, облаченный в домашний мягкий уютный халат, Евгений отправился на половину тетки. Татьяна, Аркадьевна пребывала в величайшем возбуждении. Она, полуодетая, кошкой металась по комнатам и громко вскрикнула при виде вошедшего племянника.

– О Эжен! – Тетя называла своего мальчика на французский манер. – Завтра тебя ждет великое испытание! Наберись холодного разума, мой дорогой! У нас нет выбора! Ведь мы почти разорены!

– Это «почти» дает неуловимую надежду!

Я весь в сомнениях! Купеческая дочь! Фи! Меня засмеют! Куда я покажусь с такой женой!

Евгений, хоть и решил давно все для себя, тем не менее ему доставляло удовольствие дразнить тетку, изображая нежелание поддерживать ее план.

– Бог мой! – продолжала завывать княжна. – Если бы я могла продать свое тело, свою свободу в обмен на презренный металл и спасти тебя, мое сокровище, от этого унизительного союза!

Она остановилась выжидая. Теперь была очередь Евгения.

– Нет, тетя, нет! – воскликнул он с дежурной пылкостью. – Я бы никогда не принял этой жертвы! И потом…

В это время в передней заверещал звонок. Тетя и племянник вздрогнули и перешли к деловому обсуждению предстоящей операции.

На другой день, благоухающий духами, в бархатном сюртуке и шелковой рубашке с бантом, Верховский явился к баронессе. По выражению лица престарелой матроны, он понял, что выглядит чрезвычайно эффектно. Татьяна Аркадьевна, сопровождавшая племянника, оделась по этому случаю с невыразимым шиком. Черное шелковое платье, бережно хранимое с молодых лет, удачно подчеркивало хрупкость ее фигуры, еще вполне привлекательной. Маленькая изящная шляпка удачно скрывала недостаток волос. Немного румян и помады придали лицу подобие свежести.

Худые ручки затянули в перчатки, и все это великолепие было обильно сдобрено дорогими духами. Почти одновременно прибыла и потенциальная невеста.

Лидия вплыла в комнату и, казалось, сразу заняла собою все пространство. Это была очень высокая девушка, ростом почти с самого Верховского. Каштановые волосы были собраны в замысловатый узел. В ушах покачивались сочные рубины, в тон таким же сочным полным губам.

Лица в первую минуту Евгений и не разглядел.

Его взор непроизвольно остановился на огромной полной груди. Гигантские размеры бюста так поразили его воображение, что он непростительно замешкался с приветствием, так, что княжне пришлось слегка подтолкнуть племянника, чтобы вывести его из оцепенения. Князь да же покраснел, что за ним не водилось с детства, и поспешил приложиться к ручке.

– Какое удовольствие познакомиться с вами, мадемуазель Лидия! – с придыханием произнес молодой человек. И ведь не соврал.

Просто глядеть на такое великолепие для всякого мужчины уже есть блаженство. Он поспешил отойти в сторонку и перевести дух.

Теперь можно и лицо разглядеть. Лицо как лицо. Круглое, крупное, глаза выпуклые, навыкате. И впрямь коровища, во всех отношениях!

Но телеса-то какие, какие божественные перси!

– Разумеется, все представители нашего рода отличались особой красотой, – это до князя долетели обрывки разговора. – Евгений Кириллович унаследовал необыкновенную красоту своей матушки, помноженную на многочисленные таланты и достоинства его отца, моего покойного братца. Он тоже был красавец! Вы ведь помните, дорогая баронесса, моего брата?

Баронесса склонила голову в знак согласия, но промолчала. Она помнила этого старого пакостника князя Верховского, который, навещая сестрицу в Смольном институте, норовил задрать юбку каждой воспитаннице.

«В кого же ты уродилась, такая красавица?» – подумала про себя Лидия. Цепким взором она отметила смятение Верховского, это был добрый знак. Она знала, что красоты в обычном смысле слова в ней нет, но есть то, перед чем не устоит никакой мужчина. Простоватая внешность Лидии обманула княжну, почитавшую себя очень опытной. Купчиха вовсе не была так глупа, как казалось. И даже в гимназии училась весьма успешно.

Тем временем разговор вертелся вокруг обычных тем, которые не сходили с языка в каждой гостиной. Князь, оправившись от пережитого смятения, красноречиво ораторствовал, пытаясь поразить девицу своими достоинствами. Подали чаи с пирожными. Лидия оживилась и с видимым удовольствием откушала несколько штук подряд.

«Да, голубушка, немудрено, что ты в дверь-то с трудом проходишь. Глядишь, годок-другой, и боком протискиваться придется», – подумала про себя княжна. При этом Татьяна Аркадьевна отметила вульгарно оттопыренный мизинец, когда барышня брала пирожное с блюдечка или чашечку своими пухленькими ручками.

Князю тоже бросился в глаза злополучный палец, и он уже в лицах рисовал себе ухмылки знакомых за спиной, которыми они будут обмениваться по поводу манер новоиспеченной княгини.

– Однако чудный у вас материал на платье, дорогая Лидия Матвеевна! – затараторила княжна.

– Да-с, это не только материя, это платье прямо из Парижа. Нынешним летом посетили всем семейством. Мне от папеньки ни в чем отказу нет! У меня такие наряды, что не всякая дама в Петербурге себе позволить может! – низким голосом ответила гостья. Малиновые рубины в ушах сверкнули загадочным светом, словно подтверждая слова хозяйки.

По возвращении домой тетя и племянник долго и возбужденно обсуждали каждую деталь визита, представляя красочные картины богатства, которое в скором времени достанется в их руки.

И даже заспорили о покупке выезда и новой мебели.

– Ну полно, полно, тетя, вы купите себе что захотите! Не будем пока делить шкуру неубитого медведя!

– Медведицу ты завалил наповал, мой мальчик! Разве может она устоять перед таким мужчиной, как ты? Да мог ли ей присниться такой жених? Кто вокруг нее? Свои же купеческие сынки! Мужланы неотесанные! А ты у меня…

Она в порыве восторга страстно облобызала молодого человека. Князь самодовольно улыбнулся, тряхнул кудрями и с удовольствием посмотрел на свое отражение в зеркале.

Однако шутка насчет медвежьей шкуры имела свое неприятное продолжение. На следующий день Евгений послал в дом Астаховых роскошный букет роз и свою карточку. В ответ он ожидал получить приглашение и готовился к следующему этапу охоты за приданым. Поэтому он не поверил собственным глазам, читая ответ.

"Милостивый государь, Евгений Кириллович!

Благодарю Вас за ваш чудный букет. Он хорош, однако же роз я не люблю. Лидия".

Пребывая в полном недоумении от этого нелюбезного письма, Верховский сделал над собой усилие и, преодолевая раздражение, лично отправился в цветочный магазин, где под его требовательным взором приказчик составил букет, рассчитанный на самый изысканный вкус. Прежний же был куплен посланным за этой надобностью камердинером.

Ответ на второе послание оказался еще более дерзким и недоброжелательным: «Увы, мой князь, я вовсе не люблю срезанных цветов!»

Верховскому дали понять, что знакомства продолжать не желают.

 

Глава третья

 

Роев едва держался на ногах от пережитого потрясения. Он заставил себя присутствовать при извлечении тела жены из ужасной ямы. От любимого лица не осталось и следа. Время, вороны, черви сделали свое страшное дело. Однако ж, несомненно, это была Надежда Роева. Вполне сохранилась одежда, некогда роскошная шляпа, купленная Роевым у дорогой модистки, сумочка с дамскими принадлежностями и полуистлевшими бумагами. Почему-то почти не пострадали роскошные волосы, от которых Владимир сходил с ума. Теперь же они стали грязным войлоком, а ведь всего год назад густой тяжелой волной падали почти до колен!

Известили полицию. И теперь дело о пропавшей жене превратилось в дело о смерти при неясных обстоятельствах Роевой Надежды Васильевны, двадцати пяти лет от роду, дворянского звания, православного исповедания. После осмотра останков решено было тело в закрытом гробу доставить в Петербург и там похоронить на Смоленском кладбище.

Владимир страшился вернуться домой. Как сказать матери, что дочь ее найдена мертвой?

Что глядеть на нее нельзя, потому что это уже не твоя любимая девочка Наденька, а.., и слов-то не подберешь! Как объяснить сыну, что маменька нашлась, но все равно уже никогда не будет жить вместе с ними, и вообще жить на белом свете!

Катерина Андреевна выслушала сбивчивый рассказ зятя с белым каменным лицом. Ему пришлось приложить немало сил, чтобы отговорить тещу не открывать крышку гроба. Гроб установили в гостиной, окружив горящими свечами и цветами. Катерина Андреевна застыла у его изголовья с остановившимся взглядом, не видя и не слыша ничего вокруг. Няня несколько раз приводила Васю проститься с маменькой. Ребенок плакал тоненьким жалобным голоском и трогал ручонкой холодную стенку гроба.

– Иди, иди, Васенька, ступай в детскую, молись о своей матери! Пусть Господь простит ей все грехи и возьмет ее в рай! – бабка нежно погладила по голове осиротевшего внука, и тут наконец пришли спасительные слезы. Горе водопадом вырвалось наружу. Дом огласился отчаянным воем и криком пожилой женщины.

Вася тоже закричал – от страха. Он никогда не видел сильно плачущих людей, а тем более свою бабушку, всегда такую сдержанную. Няня поспешно подхватила ребенка и бросилась вон.

Накануне похорон Владимир Иванович уговорил тещу прилечь и попытаться хоть немного поспать. Вместе с горничной они почти волоком оттащили Катерину Андреевну в ее спальню. Сам же он вернулся на печальный пост и без сил опустился на колени. Приглашенный дьяк читал заупокойные молитвы. Свечи оплывали, цветы увядали. Завтра гроб осыплют белыми цветами. Она так любила белые цветы! Жасмин, черемуху, сирень, шиповник! В памяти тотчас же ожили чудные картины…

Надя-девочка с длинной косой обнимает огромный букет упоительно пахнущей черемухи. Смеющаяся Надя прижимает ко рту палец, уколотый веткой белого шиповника…

 

* * *

 

– ..Какой вы смешной, Владимир Иванович! Зачем, зачем вы затащили меня в эдакую глушь! Вот видите, я уколола палец, теперь я умру, и вы будете виноваты в этом! – Надя, смеясь, поднесла пораненный палец к губам.

На нем выступила крохотная алая капелька крови.

Роев бросил на землю ветки цветущего белого шиповника, которые он наломал для девушки и сам, того от себя не ожидая, быстрым движением поймал пальчик и страстно его поцеловал. Кровь выступила еще, он сладострастно слизнул ее.

Надя испугалась и хотела выдернуть руку, но Владимир не отпускал своей добычи.

– Вы точно вампир, господин Роев. Кровь мою выпить хотите?

– Зачем мне ваша кровь, я свою бы вам отдал! – воскликнул молодой человек. – Да что кровь, сердце мое, мою жизнь, мою душу, мою любовь! – добавил он тихо.

Надя остолбенела. Она знала Роева всю жизнь, с детства. Он милый, образованный, состоятельный. Конечно, она любила его. Как брата.

– Володя, я.., я не знаю, что сказать. Я не хочу обижать вас. Милый Володя, но зачем вы сказали это? Как теперь нам быть друг с другом? Наверное, я так привыкла к тому, что вы всегда есть в нашей семье, что никогда не думала о вас как о мужчине.., то есть, я хотела сказать, как об объекте страсти… Ой, не то, не то говорю, вот видите, я сказала глупость, обидела вас! – Она замахала руками и почти заплакала. Серые глаза стали влажными, губы скривились и задрожали.

Бедная девушка совсем растерялась. И немудрено!

Первый раз в жизни ей признавались в любви!

Роев тоже пришел в величайшее волнение. Он давно хотел объясниться. Да все никак не мог собраться с духом. Каждый вечер, ложась спать, он продумывал до мелочей разные варианты, при которых этот разговор мог произойти. И вдруг сегодня, так внезапно, на будничной прогулке, в зарослях колючего шиповника!

– Наверное, нам ничего не надо говорить друг другу сейчас. Вы успокойтесь, а потом, на холодную голову, примете решение.

– Какое решение? – изумилась Надя.

– Я прошу вас быть мой женой, – бесцветным голосом произнес Владимир.

Надя от этих слов совсем потерялась. Она знала по книжкам, и романам, что девица в подобной ситуации должна ответить радостным согласием и скрепить его пылким поцелуем. Но ей совсем не хотелось целовать Володю. А тем более выходить за него замуж! Конечно, они целовались, при встрече, при расставании, поздравлениях, пожеланиях и прочее. В лобик, в щечку. Она представила, как он крепко прижмет ей К себе, вопьется губами в ее рот… Стало так неприятно, что мурашки побежали по коже. Но что же делать? На ум приходили одни банальности. После уже сказанной глупости лучше и вовсе молчать! Но ведь и молчать нельзя, коли ждут ответа!

На Владимира жалко было смотреть. Он поник головой и стал еще меньше ростом. Роев был невысокий, но крепкий, подвижный и гибкий.

Будучи старше Нади почти на десять лет, он выглядел ее ровесником. Особенно когда играл с ней в мяч, катался на велосипеде или предавался другим радостям жизни, свойственным только очень молодым, легкомысленным и жизнерадостным людям. Теперь же он стоял перед нею с видом побитого ребенка, русая челка падала на лоб, губы плотно сжаты, глаза потухли.

Наде очень нравились эти глаза, всегда умные и доброжелательные. Но не за глаза же замуж выходить!

– Я поставил вас в неловкое положение, Надежда Васильевна! Простите меня! Мне надлежало бы переговорить с вашими родителями, но я посчитал необходимым сначала сказать вам о своих намерениях. Если вы позволите, мы оставим теперь этот разговор и вернемся к нему позже, когда вы привыкнете к этой мысли и обдумаете мое предложение. Сейчас я отвезу вас домой и приеду через день за ответом. Согласны?

Надя уныло кивнула головой. Они отправились к коляске, стараясь не смотреть друг на друга от смущения. Роев правил сам. Он купил эту щегольскую коляску для прогулок на природе и частенько приглашал Надю и ее родителей.

В этот год им стали дозволять ездить вдвоем.

Владимир стал настолько своим человеком в доме, что можно было без опаски доверить ему юную барышню.

Роев приходился семье Ковалевских дальним-дальним родственником, как говорится, седьмая вода на киселе. Он родился в Москве, но рано покинул свое семейство и уехал искать удачу в Петербурге. Прибыв в столицу, он навестил Василия Ковалевского, отца Надежды, имея при себе письмецо с просьбой о протекции. Поначалу его встретили холодно и настороженно, как любого незваного гостя, да еще просителя. Однако в просьбе не отказали, он получил захудалое местечко и стал потихоньку обживаться в столице. Снял маленькую, но пристойную квартирку, упорно трудился, заводил нужные знакомства.

Владимир обладал приятной располагающей внешностью, незлобивым характером. К тому же имел хорошее образование и приятные обходительные манеры. –Через несколько лет он получил наследство после смерти родителей и стал вполне состоятельным человеком. Он купил загородную усадьбу в окрестностях Петербурга, недалеко от усадьбы Ковалевских, и стал частенько наведываться к ним по-соседски. Его оценили и полюбили. Ковалевский активно проталкивал молодого человека вверх по служебной лестнице. Его жена, красавица Катерина Андреевна, свела Роева со своими родовитыми и знатными знакомыми. Он стал завсегдатаем их роскошного дома на Троицкой улице в столице и незаметно стал другом семьи. Особенно нежно Ковалевские стали опекать милого Володю, когда подросла их единственная дочь Надя.

Казалось бы, чего тревожиться родителям девушки из аристократической семьи, с хорошим приданым? Их беспокоила сама Надя. Удивительным образом девочке не передались яркая красота и привлекательность родителей. В свое время брак Василия и Катерины наделал много шуму в светском Петербурге. Редко можно встретить семейную пару, где оба супруга столь привлекательны. Василий Никанорович обладал что называется .породой, статью, благородной изысканной мужской красотой. Правда, с годами некогда точеные черты лица расплылись, фигура располнела и обмякла. Зато жену его время не брало. Катерина Андреевна точно сошла с картин Гойи. Гордая стать, черные брови вразлет, карие блестящие глаза, корона темных волос. Она любила носить в ушах крупные камни, которые мерно раскачивались в такт ее королевской походке. Когда родилась девочка, от нее ожидали неземной внешности.

Но по мере того, как она росла, росло и скрытое разочарование родителей. Девочка получилась невзрачная, пройдешь мимо – не взглянешь. Угловатая, ширококостная, с длинными руками и ногами, большими ступнями. Лицо открытое, с ясными глазами, слегка украшенное веснушками. Единственное богатство, доставшееся ей от матери, это роскошная темно-каштановая коса, толстой змеей сбегавшая по спине аж до колен. Наверное, Господь Бог сначала задумал ее мальчиком, но потом изменил свое решение. Надя была спортивна, любила ездить на велосипеде, обожала пешие прогулки и купание в холодной воде.

Но не только блеклая внешность девушки расстраивала родителей. Надя совершенно не страдала от отсутствия красоты. В ней не было ни крупицы кокетства, жеманности, наигранности. Она не желала постигать науки флирта. Надя была сама искренность, наивность и простота. Она много читала, думала, мечтала, ее интересовали серьезные проблемы. Она хотела пойти учиться на Бестужевские курсы и стать земской учительницей. Искренне верила в идеалы добра и справедливости. Катерина Андреевна только диву давалась. Молодую Ковалевскую даже определили было на воспитание в Смольный институт. Но в этой знаменитой кузнице благородных жен и фрейлин ей оказалось столь невмоготу, что она зачахла и заболела. Испуганные родители отступились, и дальше Надя росла как трава. К ней брали домашних учителей, и она с легкостью осваивала премудрости наук. Однако попытки сделать из нее светскую даму отвергала, мягко, но непоколебимо. Из всего этого следовало, что с женихами возникнет проблема. И действительно, попытки вы возить девушку в свет закончились сокрушительным провалом. Самолюбие старших Ковалевских было глубоко уязвлено. Сама же Надя к собственному светскому провалу отнеслась равнодушно.

Она жила в мире своих образов, книг, переживаний и по-девичьи свято верила в романтические сказки о рыцаре на белом коне.

В этой связи Владимир Роев оказывался единственным и самым достойным кандидатом в мужья. Подружившись с семьей Ковалевских и найдя в их доме то, чего, вероятно, недоставало в его семействе, молодой человек прикипел душой и к супругам, и к их дочери. Она подрастала на его глазах, и он видел, как много в них схожего. Владимира поражали Надина открытость и искренность, естественность в поступках и речах. Он понимал, что она не красавица. Но это ему было не важно, потому что душа этой девушки представлялась ему горным хрусталем. Роев и сам не знал, с какого момента он стал любить Надю и мечтать о ней как о возлюбленной. Ему казалось, что всегда, с первого дня, когда он увидел ее трогательным ребенком в платьице с оборками и куклой в руках.

От внимательного материнского взгляда Катерины Андреевны не ускользало ничего. Она привечала Владимира как родного сына." Если этот брак состоится, как знать, может, и наивные Надины мечты пойти в учительницы развеются сами собой. Будет собственный дом, пойдут дети, и всякая глупость юности пройдет сама собой.

Жизнь заставит. Катерина Андреевна не теряла надежды увидеть в дочери собственное подобие.

Она приходила в ужас и тоску, представляя Надю с остриженной косой, в невзрачном платьице, со стопочкой книжечек, перевязанных бечевочкой. И потом все эти институтки так свободны в нравах! А многие водят знакомства с молодыми людьми очень радикальных и вольнодумных взглядов! Надя, с ее любовью к книжкам и умным рассуждениям, может легко оказаться в опасном знакомстве. Только ранний брак может изменить дело. Однако вслух ничего не произносилось. Боялись спугнуть Надю. И вот час пробил. Главные слова произнесены.

Когда подъехали к дому, солнце уже клонилось к закату. Владимир помог девушке сойти с коляски и, не оставшись обедать, спешно уехал. Надя вбежала на террасу дома, где в кресле-качалке в ожидании молодежи уютно расположилась мать.

– Отчего это Владимир не остался на обед и убежал, даже не зашел проститься? – изумилась Ковалевская.

Но, заметив смятенное выражение лица дочери, насторожилась.

– Уж не поссорились ли вы?

– Нет, мамочка, хуже того! Он сделал мне предложение! – с чувством выкрикнула Надя и с вызовом посмотрела на мать.

Повисло молчание. Катерина Андреевна быстро барабанила пальцами по полированной ручке кресла. Она ожидала этого шага от Владимира, молила Бога, чтобы это произошло, и все-таки это событие случилось внезапно. Сейчас главное – не давить на дочь, необходимо плавно подвести ее к мысли о неизбежности. этого, во всех отношениях удачного для нее, брака.

– Ну что, пойду обрадую твоего отца, – пропела Катерина Андреевна, легко поднимаясь с кресла. – Василий, Василий Никанорович!

Ей бархатный голос зазвучал уже в глубине дома, где в прохладных комнатах от жары скрывался муж.

Надя, с недоумением уставилась на кресло, которое еще раскачивалось после ухода матери.

Ее не стали уговаривать! Вопрос решен, или она так свободна в выборе? Девушка побежала в свою комнату и, запершись там, предалась нелегким размышлениям.

 

Глава четвертая

 

Князь Верховский несколько дней обдумывал сложившуюся ситуацию. Он попал в неприятное положение. Его отвергли. Его не хотят. И кто?

Боже мой! Купчиха! Однако перед глазами стояли раблезианские формы барышни Астаховой, и от этих воспоминаний Евгения бросало в жар.

Женское тело влекло его постоянно, днем и ночью. В столице не осталось ни одного публичного дома, в котором не побывал благородный молодой человек. Многие светские дамы с легкой дрожью возбуждения и румянцем на щеках вспоминали любовные объятия Верховского. Собственная княжеская постель подолгу пустовала.

А если он и ночевал дома, то редко спал один.

Прислугу в княжеский дом отбирали такую, что просто загляденье! Только горничные долго не задерживались и через некоторое время срочным образом выходили замуж, получив от хозяина «отступные». Но все эти бурные приключения через некоторое время стали казаться Евгению пресными. Он стал замечать в себе неприятные особенности. Красивая, ухоженная, молодая женщина возбуждает его меньше, чем некое уродство. Он устремился на окраины города, в кабаки, притоны, в рабочие кварталы, в мрачные доходные дома в поисках новых ощущений. Горбуньи и калеки, спившиеся седые кокотки, еще не утратившие прежних профессиональных навыков, несовершеннолетние, еще нетронутые девочки, а лучше того – мальчики. Эти обитатели людского дна превратились в самую сладостную часть его жизни. Он надолго пропадал, пока еще не рискуя приводить жертву к себе в дом. При этом Евгений сознавал свою возрастающую порочность. Сжигавшее сладострастие мучило его.

Объекты страсти были и самому ему отвратительны. Но чем отвратительней они были, чем более коробилось его эстетическое чувство, тем сильнее он получал удовлетворение чувства животного, физиологического. Верховского пугало то, что с ним происходит. Он не был глуп и наивен, понимал, что надо остановиться. Иначе – катастрофа! Но пока он не видел спасения.

И вдруг – Лидия. Евгения поразила безобразно, непропорционально огромная грудь Астаховой. Купеческая дочь, того не подозревая, попала именно в ряд того необычного, что так возбуждало Верховского. Но теперь ведь можно было и жениться, да еще и деньги приличные взять! Совместить порок и супружеское ложе!

Отказ Астаховой от продолжения знакомства привел князя в неистовство. Теперь он готов был на любые шаги во имя обладания этим телом.

Перед его взором проносились картины самых изощренных чувственных безумств. Мысленно он уже ласкал, кусал, мял эти безобразные, огромные, божественные груди. Какие они? Мягкие или упругие? Подобны гигантской груше или сочному арбузу? Сосок, он какой, малюсенький, Приплюснутый или крупный, как зрелая вишня?

Верховскому уже казалось, что он чувствует этот вожделенный сосок в своих губах… Да, пожалуй, пора опять переменить белье…

Евгений искал встречи с купеческой дочкой, но все напрасно. Он сторожил ее экипаж на прогулках, таскался в дома, где она бывала. Увидеть ее одну, заговорить не удавалось никак.

Лидия не замечала князя или делала вид, что не замечала. От этого пожар его страсти разгорался еще сильнее. Верховский дошел до того, что стал посещать благотворительные балы, концерты и прочие богоугодные мероприятия. Наконец его мучения были вознаграждены. На одном из таких концертов ему удалось поговорить с Астаховой наедине.

Концерт давался в пользу больных сирот. Евгений прекрасно отдавал себе отчет, что молодым повесам, подобных ему, не место в столь благочестивом собрании. Он ловил на себе любопытные и недоумевающие взоры присутствующих, но ему было ровным счетом все равно.

Главное, она тут! Лидия!

Астахова как одна из дам-распорядительниц вечера с озабоченным и деловым видом сновала по комнатам особняка, любезно предоставленного по такому случаю престарелой графиней Д. – .кои. Она уже несколько раз пробегала мимо Верховского, и всякий раз он оказывался на ее пути, так что не заметить его она не могла.

Князь затосковал. Неужели опять все старания прахом? Он смешон, за его спиной уже шушукаются. Вероятно, завсегдатаи гостиных уже вычислили объект его страданий и показывают пальцем. Пусть, черт побери! Она мне нужна, я добьюсь своего!

– Неужели, князь, вас тронула горькая судьба сирот? – раздался насмешливый голос.

Верховский встрепенулся. Астахова стояла перед ним.

«Какой дикий фасон платья, какой нелепый цвет, и это дурацкое перо в прическе!» – мысленно отметил про себя князь, который знал толк в женских нарядах.

– Конечно, судьба сирот не может оставлять равнодушным каждого порядочного человека, мадемуазель Лидия! Я, безусловно, внесу посильный вклад в ваше благородное дело. – Он с достоинством поклонился. – Однако есть на свете вещи, которые гнетут меня гораздо сильнее!

Он помолчал, ожидая, что она сама спросит, что же так гнетет его душу. Но Лидия не проронила ни слова, продолжая рассматривать своего собеседника холодным и равнодушным взглядом больших выпуклых глаз.

«Чертова корова! Ты у меня еще помычишь!»

– Я осмелюсь продолжить, госпожа Астахова. С некоторого времени я имею несчастье пытаться привлечь внимание одной персоны к своей скромной особе. Однако вышеназванная персона не желает замечать моего присутствия…

– Нет, отчего же, – бесцеремонно перебила его купчиха, – я вижу, вы волочитесь за мною с момента нашего знакомства.

Евгения покоробил и тон, и сама фраза. Но он кротко продолжил.

– Позвольте, мадемуазель, я, с позволения сказать, искал случая выказать мои чувства, мое страстное желание продолжить наше, столь краткое и поверхностное знакомство.

– А я не имею столь страстного желания! – опять же довольно резко заметила Астахова.

Евгений почувствовал, как внутри поднимается волна дикого раздражения. С натянутой улыбкой спросил:

– Отчего же, разве я обидел вас, разве чем не угодил?

– Нет, вовсе нет! Просто я не люблю красавчиков вашего типа!

– Отчего красивые мужчины у вас не в милости, дорогая Лидия?

– За красивой оболочкой чаще всего пустота, пшик! – заявила барышня с бесцеремонной наглостью.

Евгению показалось, что ему дали пощечину.

Это становилось невыносимым. Астахова намеренно говорила с ним грубо, стараясь обидеть и унизить. Неслыханное дело!

– Помилуйте, сударыня? За что такое наказание? Отчего вы столь вызывающе нелюбезны со мною? – с трудом подавив бешенство., процедил сквозь зубы Евгений.

– Я намеренно хочу обидеть вас, господин Верховский, дабы более вы не предпринимали никаких попыток ухаживать за такой грубой, неотесанной, невоспитанной бабой!

Евгений заметил, что некоторые присутствующие прислушиваются к их беседе. Он поймал несколько любопытных взглядов, и ему стало неприятно.

В это время из соседней гостиной раздались звуки рояля, и приятный женский голос запел популярную арию. Публика потянулась слушать певицу. Собственно, сборы от концерта и предназначались в помощь сиротам.

– Мы мешаем внимать музыке! – понизив голос, произнес Верховский. – Прошу вас, выйдем!

Он взял Астахову под пухлый локоток и вывел ее в соседнее помещение. На удачу оно оказалось зимним садом. Хозяева не скупились на устройство этого великолепия. Тут были и пальмы, и лианы, и диковинные цветы. Но молодым людям сейчас эта красота была ни к чему. Если бы вокруг лежали все сокровища мира, Верховский не сразу бы их и приметил, так он был поглощен своей собеседницей. Как знать, быть может, такого шанса больше не будет! Надобно попытаться объясниться! Но как это сделать после подобных грубостей? Как пронять эдакую особу?

После шума гостиных они вдруг оказались в совершенной тишине. Только нежно журчал фонтанчик неподалеку. Лидия хотела выдернуть руку, которую князь крепко прижимал к себе. Это движение стало последней каплей, доконавшей Верховского. В слепой ярости, почти обезумев и не отдавая отчета в своих действиях, Евгений стал трясти Астахову за полные оголенные плечи. Однако в ее глазах он не увидел испуга невинной девицы. Скорее любопытство естествоиспытателя.

Каково оно будет? Натолкнувшись на этот бесстыжий взгляд, князь и вовсе забыл обо всем. С приглушенным рыком он опрокинул свою жертву на маленький диванчик. Послышался хруст – мебель предназначалась не для любовных баталий.

Произошла именно баталия. Лидия пинала своего насильника огромными ножищами, изо всех сил упираясь руками в его грудь, но не кричала и не звала на помощь. Это Евгений вспомнил только потом. Панталоны превратились в кучку рваного кружева, плотный корсет трещал. Наконец препятствия сметены, и он добрался до вожделенной цели. Внутренняя поверхность бедер Лидии оказалась покрытой темными волосами до самого паха. Это открытие повергло Верховского в неописуемый восторг и усилило и без того безумное сладострастие. Он с жадностью овладел ею."

Со стоном, хрипом, обливаясь потом, вожделея и вожделея. Лидия билась под ним с молчаливым ожесточением, сопя и тяжело дыша, как все полные люди. В тот момент, когда их тела слились, она вдруг перестала сопротивляться и, обхватив Верховского за шею, впилась в его пересохшие губы. У того потемнело в глазах, и наступил последний аккорд этой какофонии.

Потом они долго сидели молча, не могли отдышаться. Верховский пытался понять, была ли изнасилованная им девица невинной?

Неловкое молчание нарушила Астахова.

– Наше с вами знакомство, князь, зашло слишком далеко. Вероятно, вам придется отвечать за последствия вашего гнусного поступка!

Она с трудом поднялась и стала быстро приводить в порядок свой наряд и прическу. Перо, столь не понравившееся Евгению, сломалось и валялось на полу. Астахова устало продолжила:

– Придется ехать домой, а к графине послать лакея сказать, что занемогла.

– Лидия, я готов исполнить свой долг порядочного человека. Тем более что это и есть мое желание! Позвольте просить вашей руки! – прохрипел Евгений.

– Завтра, пополудни будьте у нас, – она благосклонно кивнула головой и быстрым движением заколола прическу выпавшей шпилькой. – Только не вздумайте теперь появляться на людях. У вас на лице все написано! Да и платье совсем не в порядке! Пойдите же и вы домой, да поскорее.

С этими словами она быстро вышла в противоположную дверь. И в самом деле, удивительно, что за все это время никто не нарушил их преступного уединения. Евгений полез в карман брюк и извлек часы. Поразительно, получалось, что прошло всего минут десять! А если бы кто-нибудь из гостей, утомившись слушать пение, решил отдохнуть среди деревьев и цветов? То-то был бы скандал!

То-то пища газетным писакам! То-то крику о безнравственности современной молодежи. Да еще где? Ха-ха, на благотворительном собрании, можно сказать под носом у почтеннейшей публики!

От этих мыслей Евгению стало и весело и страшно. Кровь забурлила, в голове застучало.

А ведь он победил! Он поймал свою удачу, правда, не за хвост, а за… Стоп, стоп! Кто кого поймал? Не кричала… Сама пошла… Сопротивлялась, но не вырывалась, и это только подогревало его… Неужто его, такого ушлого и опытного, завлекла в такую примитивную ловушку простая купчиха? А ведь как тонко она поняла его! Ведь чем проняла? Видимостью неприступности! Грубостью! Тупым равнодушием! А за этим какая дикая страсть, какая чувственность!

Тем временем пение закончилось, гости зашумели. Верховский вынужден был прервать свои размышления и спешно ретироваться от постороннего взора, на ходу поправляя одежду.

 

Глава пятая

 

Катерина Андреевна почти бегом ворвалась в комнату мужа. Василий Никанорович сладко почивал на диване. Лицо его прикрывала газета, чтение которой и сморило его окончательно.

– Василий! Василий, проснись!

– Что? Что такое? – спросонья Ковалевский подскочил на диване и с неудовольствием пробурчал:

– Ну что так кричать, матушка! Пожар, что ли? Да и будем ли мы сегодня обедать, в конце концов! Вот не дождался и заснул, а спать на пустой желудок ох как нехорошо!

Он опустил ноги на пол и смотрел на жену, протирая глаза и тряся седой головой, желая сбросить с себя остатки тяжелой дремоты.

– Не до обеда. Васенька! Новость-то какая!

– Какая новость?

Роев наконец дозрел и сделал Наде предложение!

– Да ну! – изумился отец. Сон как рукой сняло. – И что она?

– Не знаю, заперлась у себя, вроде плачет. – Ковалевская в великом возбуждении ходила по комнате, обхватив себя за локти.

– Да сядь ты ради Бога! Не мечись передо мною, я то аж в глазу зарябило! Сядь, надо все обдумать!

Супруги молча сели рядом на диване. Невольно оба разом вспомнили прошлое, свою собственную женитьбу. Катерина Андреевна узнала о сватовстве Василия Никаноровича в кабинете отца. Старик призвал дочь и сообщил о том, что он принял решение выдать ее за Ковалевского.

Жених был первостатейный, но она его совсем не знала, видела и говорила всего несколько раз.

И хотя сердце ее было свободно, она испугалась и заплакала. Просто от обиды, что ее даже не спросили. Отец осерчал, затопал ногами.

– Дура, не реви! Благодарить будешь! Такой еще вряд ли сыщется!

Юная Катя не смела противиться, воспитана была строго. Но про себя поклялась, что своих детей она ни за что не будет неволить в выборе спутника жизни. Василий оказался хорошим мужем. Они жили мирно, уважая и ценя друг друга. Однако пылкая страсть, пожар чувств остались для Кати неведомы. В душе она мечтала о романтических приключениях, тайных воздыхателях, красивом флирте. Но ни разу не решилась изменить супругу. И это при ее божественной красоте! Поэтому в свете ее считали холодной, бесчувственной, самолюбивой, надменной куклой. Но на самом деле в душе ее кипели вулканы. И Катя боялась их неведомой силы, справедливо полагая, что может не справиться со стихией страсти и тогда рухнет устойчивый благополучный мир. Ради чего? Страсти утихают. Безумные чувства тускнеют. Любовь увядает. Любовники стареют. Поэтому всю жизнь она убегала прочь от любовных приключений, а холодный рассудок и прагматичный ум стояли на страже супружеских добродетелей. Супруги никогда не говорили о любви. И только рождение дочери привнесло в их отношения чуть-чуть больше нежности и теплоты.

Мысли о замужестве Нади вызывали у Катерины Андреевны сложные чувства. С одной стороны, она искренне хотела предоставить девочке свободу выбора. Она жалела, что сама не познала пылкой и настоящей любви, и желала для дочери иного счастья. Но с другой стороны, голос разума подсказывал ей, что Наде, с ее невзрачной внешностью, вряд ли стоит рассчитывать на подобный подарок судьбы. Поэтому Роев с его слепой любовью просто находка. Прожила же она жизнь с Васей, не зная забот и печалей, так и Надя проживет. Если расстанется с девичьими грезами и посмотрит правде в глаза. Но как заставить ее сделать это? Да так, чтобы она не чувствовала себя несчастной и униженной?

Василий Никанорович тоже растерялся. Встретив поначалу Роева с неприкрытой досадой, он теперь души в нем не чаял Лучшего зятя не найти.

И ведь как он Надю любит, как любит! Что еще этим женщинам надо! Какого такого принца? Вот он Катю свою полюбил с первого взгляда и всю жизнь души в ней не чает. А она холодна, не может простить, что не ухаживал, а сразу к отцу ее в ноги бросился. И как не броситься, боялся, что уведут красоту такую, охотников вокруг пруд пруди. Вот и поспешил поскорее. Почти уже всю жизнь прожили, а так и не дождался ни разу пылкостей со стороны супруги. А почему сам не пылал? Поначалу боялся пугать, ведь почти ребенком просватана, а после, уж когда девочку родили, обидно стало. Совсем редко стал захаживать в спальню жены. Чего ходить, коли не ждут? Так и заледенела душа со временем. Видать, Надька в мать, вот беда Володе, вот замается искры-то высекать!

– Ну, что надумала? Что делать будем? Уговаривать, так упрется! Пошла бы ты к ней, может, и ничего, как-нибудь, а?

Родители понимали, что Надя с ее бесхитростным восприятием мира не видит сложности своего положения. Роев для нее только друг детства, друг семьи, дальняя родня, а вовсе не спасительная соломинка для некрасивой девушки.

Но как сказать дорогой неглупой девочке такие обидные слова?

Катерина Андреевна с тяжелым сердцем пошла к дочери. Уже много-много раз она казнила себя, полагая, что в неярком облике девушки виновата она сама. Беременность, как казалось Катерине Андреевне, ужасно изуродовала ее точеную фигуру, лицо украсили отвратительные пятна, волосы выпадали клочьями. Все это доставляло будущей мамаше бесконечные страдания, затмевая радость ожидания ребенка. Она даже частенько оплакивала у зеркала уходящую красоту, украденную еще не родившимся младенцем. Когда девочка появилась на свет, старая нянька, вырастившая еще и саму Ковалевскую, покачала головой и удрученно проворчала:

– Вот пожалела мать своей красоты для девки!

Этот укор из уст старой и бесхитростной женщины Катерина Андреевна носила в душе как ледяной камень, тайно угрызаясь и виня себя в глупом себялюбии.

Надя встретила мать внешне спокойно. Она ходила по комнате в одном белье, расчесывая толстую косу.

– Давай я помогу тебе. – Катерина Андреевна ловко управлялась и со своей роскошной гривой, и с волосами дочери.

Надя села перед зеркалом. Всякий раз, когда они оказывались рядом, зеркало печально констатировало неизбежное преимущество красоты старшей Ковалевской.

– Я знаю, что вы хотите мне сказать, мамочка! Что таким уродинам, как я, надобно хватать любого жениха и благодарить Бога за удачу.

Ведь так?

Мать согласно вздохнула.

– Но почему обязательно замуж? Разве женщине суждена только роль жены и матери, разве она неспособна приносить пользу обществу другим путем?

– Способна, способна! Те, которых никто замуж не взял и Господь им не дал семейного счастья, вот они, бедняжки, и пытаются найти себя на другом поприще!

– Маман, вы знаете много достойных дам, чья жизнь не ограничивается семейным кругом!

– Конечно, моя дорогая, но, прежде чем заняться общественной деятельностью, они уже исполнили предназначение, данное им Богом.

Я уверена, что Владимир Иванович, человек, несомненно, прогрессивных взглядов в женском вопросе, не станет чинить тебе препятствий, коли ты пожелаешь…

– Мама, вы говорите о Володе уже как о моем женихе! Но ведь я еще ничего не решила! – Надя резко тряхнула головой, готовясь к жаркому спору.

– Полно, полно, дружок, не кипятись! – миролюбиво промурлыкала мать. – Не хочешь, никто насильно тебя под венец не погонит! Только ты, прежде чем отказать, подумай сто раз! И дело ведь не только в том, что не будет толпы женихов у наших дверей. Ведь Роев и впрямь редкая удача, он душу твою любит, он личность твою уважает, а это совсем не часто среди мужей бывает!

– Разве папенька вас не слушает и не уважает? – удивилась Надя.

– Именно потому, что мой муж всегда ценил мое человеческое достоинство, я того же хочу и для тебя!

– Мамочка, но я не люблю Володю так, чтобы выйти замуж! Я много думала, представляла себе, как я могу полюбить! Аж дух захватывает!

Нет, Володя это совсем не то, не то!

Катерина Андреевна с испугом увидела в глазах дочери опасный огонь.

– Послушай меня, детка! То, о чем так красочно пишется в романах, в жизни редко бывает, а чаще и вовсе не бывает! Потому и пишут!

Невероятные, неземные страсти иногда случаются, но на то они и страсти, чтобы как огонь спалить все дотла! А подлинная любовь – это тихое, но постоянное горение, как огонь в лампадке. И днем и ночью, всю жизнь!

– Значит, мамочка, вы не любили страстно папу, когда выходили за него? – Надя спросила, и ей стало стыдно за свой нескромный вопрос.

Катерина Андреевна предполагала, что ей придется услышать нечто подобное. Она вздохнула и спокойно ответила:

– Конечно, наш брак стал союзом прежде всего разумных и уважающих друг друга людей.

Но при этом нельзя сказать, что мы с твоим отцом не любим друг друга. Просто мы.., мы… – Она запнулась, почувствовав фальшь в интонации своего голоса.

– Разве вам никогда не было жаль, что ради вас не сходили с ума, не жертвовали жизнью?

Разве вам в ту пору, когда вы были так же молоды, как я, не хотелось любви так, что и думать о другом невозможно?!

Ковалевская растерялась. Сказать правду страшно и стыдно. Солгать еще страшней, Надя проницательна – поймет.

Катерина Андреевна тяжело опустилась на стул рядом и в задумчивости провела рукой по и без того гладкой прическе.

– Что греха таить, и мне иногда хотелось любовных приключений! Но я была замужем и свято выполняла свой долг! Когда человек молод, он грезит любовью, какими-то необычайными чувствами. Но годы проходят, приходит мудрость и жизненный опыт, который, увы, подсказывает, что в жизни много прозы и эта проза диктует свои правила игры. А тот, кто продолжает грезить наяву, обречен на жизненный крах.

А для женщины это особенно опасно!

Надя отвернулась от матери. Подступили непрошеные слезы. Мама права. Но как расстаться со своим миром, надеждами, сказочными картинами неожиданного знакомства, романтического ухаживания, трепетной нежности?! Вместо всего этого – скучный Роев, которого она знала вдоль и поперек. Что он говорит в тех или иных случаях, как смеется, как ест, ходит, какие предпочитает костюмы, книги. Нельзя сказать, что все это было ей неприятно или раздражало. Нет. Но и не вызывало душевного волнения. Неужели все закончится, так и не начавшись? Ее коротенькое девичество? Ведь со свадьбой Володя наверняка поспешит!

– Мама, пожалуй, я побуду одна, не обижайтесь и скажите папе, чтобы не волновался.

Ему нельзя нервничать.

Катерина Андреевна быстро вышла из комнаты дочери. Ночь семья провела без сна. Василий Никанорович за полночь постучался в спальню жены, чего не делал давненько. Они шептались, ворочались и охали до рассвета, и только под утро усталость их сморила. Конечно, не спала и виновница переполоха. Не закрывая глаз, она пролежала на своей кровати, свернувшись калачиком в тяжелых раздумьях. Невозможно расстраивать родителей. Они желают ей только добра и, вероятно, правы. А что, если не произойдет чуда и не явится прекрасный избранник?

И разве это не грех, разве не жестоко отказать человеку, к которому эта самая великая любовь уже пришла? Отшвырнуть его чувство, растоптать? Каково было бы ей в подобной ситуации?

Бедный, бедный Володенька! Как ей не хочется его обижать! Верно, тоже не спит, мучается неизвестностью, терзается страхами! А вдруг откажут, да еще где, в доме, в котором к нему относились как к родному! Стало быть, принести в жертву, как говорит маман, грезы любви? Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Да и изловит ли она своего журавлика? Мечты о земской службе тоже могут обернуться сущей химерой. Тоскливое безденежное существование среди убогих, нищих, неграмотных крестьян и их немытой ребятни… Господи, помоги, образумь, подскажи правильное решение!

Так мучилась бедная девочка. К утру решение было принято, и она забылась тяжелым сном.

 

Глава шестая

 

– Не может быть! Это просто удивительно! – восклицала княжна Татьяна Аркадьевна, узнав о том, что дело с девицей Астаховой пошло на лад. – И как же тебе все-таки удалось?

Разговор происходил в комнатах князя, обставленных самой изысканной мебелью, украшенных гобеленами, картинами в тяжелых рамах, изящными лампами и зеркалами, отражающими облик их несравненного владельца.

– Я показал ей самые заманчивые стороны этого брака, – ухмыльнулся Евгений, орудуя пилочкой для ногтей.

В вороте распахнутой рубашки виднелась широкая мускулистая грудь. Даже папильотки в волосах не портили мужественного облика, придавая ему оттенок необычности и шарма. Княжна невольно залюбовалась своим милым мальчиком.

Но последние слова заставили ее встрепенуться и подскочить, как от неожиданной боли – ?

– Она оценила их по достоинству. Да вы не беспокойтесь, дорогая тетя! – добавил Евгений, видя, как тетка залилась пунцовой краской. – Завтра все пойдет как по маслу.

Однако сам Верховский до конца не был уверен в благополучном исходе этой невероятной истории. Дикая сцена в доме графини стояла у него перед глазами, он снова и снова переживал все свои ощущения. А вдруг как дадут от ворот поворот, да еще высмеют каким-нибудь грубым, хамским образом? Что тогда? Ну тогда девица Астахова станет объектом самых грязных, низких сплетен, уж он постарается!

С такими мыслями о будущей суженой князь отправился свататься. Княжна не могла оставить своего питомца в одиночестве в такой ответственный момент и выразила желание сопровождать его.

 

* * *

 

– Князь и княжна Верховские! – торжественно провозгласил лакей в раззолоченной ливрее.

Евгений вздохнул и на секунду зажмурился.

Да и было от чего жмуриться! Все в этом доме сверкало, горело и блестело невероятным богатством и безвкусной роскошью. Двери распахнулись, и гости вступили в аляповатую гостиную.

Хозяева, их дочь, а также родня и домашние приживалы, вероятно, уже давно томились в ожидании жениха. По красной физиономии отца Евгений понял, что тот уже пропустил с утра рюмочку для храбрости. Еще бы, не каждый день князья дочку сватают! Мамаша барышни, круглая приземистая женщина, от волнения быстро хлопала выпуклыми глазами.

«Вот ты в кого такая уродилась, моя красавица!» – отметил про себя счастливый соискатель руки и сердца.

– Добро пожаловать, ваша светлость! Великая честь для нас принимать таких знатных господ в нашем скромном доме! – приветствовал гостей Астахов.

Верховские с достоинством поклонились и расселись в предложенные кресла. Князь встретился взглядом с Лидией. Выражение ее лица было спокойное, даже отстраненное.

– Не угодно ли чаю? – стараясь быть как можно любезнее, произнесла хозяйка.

И тотчас же заметалась прислуга. Внесли серебряные подносы с чайниками, чашками и щедрым угощением. Горой лежали пирожные, свежайшие булочки от Филиппова, а также красовалась бутылка мадеры. Хозяева с удовольствием принялись поглощать все это гастрономическое великолепие. Княжна очень нервничала, так что с трудом проглотила первый кусочек.

Возможные будущие родственники повергли ее в ужас безвкусием своих нарядов, невероятным изобилием дорогих украшений и нелепостью причесок. Сама себе княжна казалась просто воплощением аристократизма в этом диком собрании. Она с жалостью думала о том, как мучительно Евгению разглядывать свою избранницу, эдакое чучело, сидевшее напротив него с чашкой чая и оттопыренным пальцем, на котором играл огнями огромный бриллиантовый перстень. Евгений же и бровью не повел, он казался собранным и сосредоточенным.

Откушав чаю, хозяин наконец спросил:

– Чем обязан, господин Верховский? Какая цель привела вас и вашу драгоценную тетушку в наш дом?

Купец лукавил. Он знал о цели визита, но надобно же подтолкнуть молодого человека, а то как передумает да, не дай Бог, сбежит!

Евгений торжественно встал и произнес речь, которую продумал заранее.

– Почтеннейший Матвей Сидорович! Позвольте мне, в присутствии вашей многоуважаемой супруги, а также всех господ родственников, которых вы пригласили в столь знаменательный день, просить руки дочери вашей Лидии Матвеевны! Эта достойная во всех отношениях особа так поразила все мое существо, что я не мыслю продолжения своей жизни без того, чтобы не сделать ее своей супругой!

– Что скажешь, дочка? – купец повернулся к Лидии, широко улыбаясь. Ответ уже светился в его взоре.

– На все ваша воля, папенька, – потупилась девица и даже не покраснела, чем невероятно удивила Верховского.

– Ну тогда с Богом, дети мои, с Богом! Даю вам мое родительское благословение!

Что тут началось! Тотчас же явилась икона, которой счастливый отец благословил дочь и ее избранника. Мамаша завыла, родня бросилась поздравлять молодых. Каждый норовил облобызаться с новым знатным родственником. Снова появились подносы, но уже с бокалами и шампанским. Верховский наконец оказался около невесты. Она, раскрасневшись после выпитого вина, жарко прошептала:

– Завтра, часиков в пять, жду вас, мой ненаглядный князь!

Верховский готов был хоть в тот же миг с нею уединиться, но приходилось соблюдать условности и приличия.

Княжна тем временем изнемогала. За все время визита она вымучила из себя несколько любезностей и иссякла. Она все чаще и чаще бросала жалобные взгляды на племянника. Но мучилась Татьяна Аркадьевна не только от общения с будущей новой родней. Тяжелые тучи ревности нарастали внутри, мрачное предощущение утраты любимой игрушки начало съедать душу старой девы.

Наконец гости откланялись и" сопровождаемые хозяевами до самого экипажа, тронулись домой. Евгений торжествовал и возбужденно жестикулировал. Татьяна Аркадьевна демонстративно куксилась и поджимала губы. Племянник, конечно, давно заметил ее ужимки, но ему не хотелось неприятного разговора после такой удачи.

Но так как тетушка продолжала отмалчиваться, что было ей совершенно не свойственно и являлось признаком крайне неблагоприятным, он наконец спросил:

– Я не пойму, тетя, вы недовольны выбором? Но ведь вы сами ее нашли! Что повергает вас в такую тоску?

– Мне пришла на ум печальная мысль, мой дорогой, – отвечала княжна по-французски. – Вероятно, кто бы ни была твоя будущая жена, мне тяжело уступить тебя ей. Ты же знаешь, что ты для меня значишь, как я обожаю в тебе все!

И твои добродетели, и твои пороки!

В голосе княжны появились опасные истерические нотки.

– Ну, ну. – Евгений поцеловал тетку в лоб. – Ничего не изменится, ровным счетом ничего. Клянусь!

Они выразительно посмотрели друг на друга.

В глазах Татьяны Аркадьевны заиграли странные огоньки. Однако, проводив княжну, Евгений не остался дома и поспешил с визитами к приятелям.

 

* * *

 

На следующий день, согласно уговору, Верховский явился в дом Астаховых.

– Хозяина нету, а барыня почивает, – сказал лакей. – Прикажете провести вас к барышне?

Евгений нетерпеливым шагом устремился к вожделенной добыче. Лидия уже поджидала жениха. Она бросилась к нему и вместо приветствия принялась его страстно целовать. Верховский даже и слова вымолвить не успел, как его руки уже изучали тело Астаховой. Она основательно подготовилась к его приходу. Под широким пеньюаром не наблюдалось ничего, что бы могло замедлить процесс взаимного сближения.

Верховский, трясясь от возбуждения, сорвал тонкую ткань с полных плеч. Она бесшумно и медленно скользила, открывая восторженному взору объект чувственных мечтаний. Действительность превзошла ожидания молодого, но искушенного повесы. Вот она, вожделенная грудь, эти крупные вишневые соски! Он лобызал их, кусал, мял и не мог оторваться. Его лицо утопало в этой упоительной мякоти тела. Одного вида этих грудей и прикосновения к ним оказалось достаточно, чтобы начался бурный процесс извержения бесценной жидкости, которой Верховский измазал тело и лицо Лидии. Девица стонала и охала, прижималась к нему жарким телом и осыпала исступленными поцелуями. Однако долго находиться одни они не могли. Мамаша вот-вот поднимется с послеобеденного сна, папенька явится, захотят поздороваться с дорогим женихом. Поэтому решено было пока остановиться на полпути. Евгений ушел в состоянии, близком к умопомешательству. Дома же, слегка поостыв, он печально констатировал, что его порочное стремление к уродству только возросло.

Тем временем начались предсвадебные хлопоты. Первым делом молодые должны были определить местечко, где будут вить свое гнездышко'. Дом князя подходил для этой цели наилучшим образом. Количества комнат хватило бы и на проживание более многочисленного семейства. Но куда деть Татьяну Аркадьевну? Останется ли она жить с молодыми или переселится в другое жилище? Для будущей жены этот вопрос не вызывал сомнения. Ей не нравилась старая дева, хотя та не причинила Лидии никаких неприятностей. За исключением одной – неразумно подчеркнула свою роль в поисках невесты для драгоценного племянника. Почему-то именно это обстоятельство более всего и раздражало Астахову. Точно товар в лавке выбирали!

А ведь она считала, что ее собственная хитроумная стратегия привела к ней такого видного жениха. Угроза быть разлученной со своим воспитанником всерьез нависла над злополучной княжной.

– Лидия, будь милосердной, тетя прожила в этом доме даже более лет, чем я! – горячился Евгений. – Здесь прошла ее жизнь, как же я могу выставить ее вон!

– Отчего же вон! Она может выбрать себе любую квартиру в Петербурге, которую пожелает! Впрочем, – надменно продолжила Астахова, – мы сами можем переехать в самые роскошные апартаменты!

– Я хочу, чтобы она жила подле нас! Ей тяжко будет совсем одной! Она не перенесет этого!

В этом Евгений не лукавил. Да и Лидия уже имела возможность убедиться в правоте его слов.

Княжна, услышав, что ей дальше придется куковать одной, сначала залилась слезами обиды.

Затем сцена плавно перешла в истерику, и кульминацией явился подлинный обморок. Все это представление повергло Лидию в совершенное недоумение. Ведь ее папаша и мамаша не бьются в истерике оттого, что их единственная дочь и наследница будет проживать теперь под другой крышей! И пусть бы пожила своей жизнью, глядишь, может, напоследок и на нее бы нашелся хоть какой-нибудь женишок! Вдовец или увечный, да мало ли чего в жизни не бывает!

В конце концов сговорились, что на первых порах тетушка поживет с молодыми, а там как Бог даст.

 

* * *

 

День венчания Верховский потом вспоминал с особо неприятным чувством. Сбылись самые худшие его опасения. Родня невесты представляла собою просто карикатурное зрелище, впрочем, как и сама новобрачная, несмотря на отчаянные попытки княжны облагородить ее подвенечный наряд. Огромное декольте украшалось невероятным количеством драгоценных камней, как и другие части наряда. Вероятно, их можно было отмерять пригоршнями на весах, так их было много. Немыслимое количество оборок, складок, водопад фаты из тюля – все это делало Лидию просто необъятной. Верховский совсем потерялся на ее внушительном фоне. Во время церемонии Татьяна Аркадьевна подносила платочек к покрасневшим глазам, шляпка на ее голове без конца жалобно вздрагивала. Гости со стороны жениха понимающе переглядывались. Нелепый вид будущей княгини Верховской вызывал насмешки. Однако некоторые качали головой с заговорщицким видом.

Они-то знали, сколько взял за женой этот ловкий молодой человек! Игра стоила свеч!

После церковной церемонии молодые, родня и гости отправились в ресторан купца Палкина на Невском проспекте. Надо ли говорить, что вино лилось рекой, столы ломились от яств, гремел оркестр, а новобрачные устали целоваться прилюдно под пьяные крики «Горько!». Евгений уж и не чаял, что все это когда-нибудь завершится. Завершилось, И вот они одни. Горничная помогла новоиспеченной княгине Верховской снять подвенечный наряд и, пожелав доброй ночи, поспешно удалилась.

Брачная ночь повторила все прежние баталии.

Дом огласился стенаниями, звериным рыком и хрипом. Евгению пришлось туго. Молодая жена оказалась ненасытной. Она скакала на нем, как в седле, а, принимая в расчет ее необъятные телеса, муж мог легко оказаться раздавленным или задушенным меж любимых им грудей. Сколько раз он ходил в атаку, Евгений и сам запутался.

Наконец оба обессилели и заснули в широченной постели, сделанной по специальному заказу. Сон молодых был глубок. Они не слышали легкого скрипа двери и не видели, как в спальню прошмыгнула маленькая фигурка Татьяны Аркадьевны. Всю брачную ночь племянника старая дева провела у специального невидимого глазка, аккурат напротив постели. Она видела и слышала все, так как если бы сама находилась в жарких объятиях ненаглядного Евгения. Она приблизилась к супружескому ложу и прикоснулась к мужскому естеству новобрачного. Евгений замычал и во сне обнял жену. Княжна отпрянула и выскользнула из спальни с блуждающей улыбкой.

 

Глава седьмая

 

Как и предполагала Надя, Роев действительно провел ночь без сна. Он даже и не пытался заставить себя прилечь. Какой смысл вертеться в постели? Владимир предпочел мерить шагами кабинет. Старый камердинер только качал головой, глядя на молодого барина.

– Захарий, ты не томись вместе со мной, а поди к себе. Если надо, позвоню. А я уж, видно, не засну сегодня.

На следующий день Владимир Иванович, одевшись с особой тщательностью, поехал к Ковалевским. Лошадь бежала легкой рысью, Владимир и не погонял ее особенно. Он жаждал ответа, он страшился ответа. Ежели откажут?

Ужасно, ужасно будет неловко, причем абсолютно всем, ведь он не чужой в доме! Но почему могут отказать, вот вопрос? Испугалась, девочка, смутилась! Он, он виноват! Не утерпел, поторопился! Ребенок она еще совсем! Господи, но ведь именно это и делает ее такой притягательной, такой желанной! Именно чистота и искренность девушки, ее ясный ум и бесхитростность затмевали в глазах Роева отсутствие яркой красоты. Удивительно, – но он совсем не испытывал к ней физической тяги, он даже мысленно не представлял себе ничего подобного, хотя имел определенный опыт отношений с женщинами.

С тех пор как Надя превратилась из ребенка в девушку, женщины вообще перестали для него существовать. Была только одна женщина, и только ее хотел он привести в свой дом законной женой. Если Владимир Иванович и позволял себе мечтания, то далее невинного поцелуя, пожимания ручки его фантазия не уносила. Так если откажут? Что ж, он готов ждать. Год, много лет, всю жизнь!

Владимир вздохнул и пошевелил вожжами.

Кобыла побежала резвей. Вот показалась за поворотом усадьба Ковалевских, старый добротный дом с большим садом. Уже подходя к крыльцу, Владимир Иванович в нерешительности остановился. Господи, помоги и помилуй!

Роев быстро перекрестился и, вздохнув, взялся за ручку двери. Сколько раз потом он вспоминал этот момент, с которого жизнь и впрямь пошла туда, куда он и не предполагал!

Милая молоденькая горничная в наколке провела Владимира Ивановича в гостиную. И тотчас же появились хозяева.

– Здравствуйте, здравствуйте, голубчик Владимир Иванович! – нарочито бодро произнес Ковалевский.

Жена его протянула руку для поцелуя почти без улыбки. Она поцеловала Владимира в лоб, крупные камни в ушах приветственно качнулись.

«Поцеловала точно покойника. Откажут!»

– Я, Василий Никанорович, нынче по важному делу к вам, – начал Роев не совсем уверенным голосом.

– Что ж, давно пора! – добродушно произнес Ковалевский. – Вероятно, мы догадываемся с Катериной Андреевной, о чем пойдет разговор, Впрочем, извините, что перебил!

Роев набрал воздуха в грудь и сказал:

– Вы знаете, как я люблю и почитаю ваше семейство! Родней вас, мне кажется, нет никого на свете! Однако к дочери вашей Надежде Васильевне я питаю, и, заметьте, очень давно, гораздо более сильные чувства, нежели дружеские или родственные. Я люблю Надю, и вы верно уже давно догадались, в чем тут дело!

Последние слова были произнесены в адрес Ковалевской. Супруг ее вовсе не отличался особой наблюдательностью в таких тонких материях.

– Я достаточно обеспечен, тружусь не покладая рук и уверен, что могу дать жене и будущим детям достойное существование. Поэтому без лишних слов прошу у вас руки вашей дочери!

Василий Никанорович с трудом усидел до конца речи. Он вскочил и принялся пожимать руку Роеву и обнимать его. Жена же его издала то ли вздох, то ли всхлип. От этого звука у Владимира свело в животе.

– Голубчик, мы-то рады, рады необычайно!

Вы для нашей дочери самый подходящий жених! – При этих словах Ковалевский поперхнулся, так как понял, что сказал лишнее. Но тотчас же быстро продолжил:

– Однако Надя пусть решает все сама! Мы ее неволить не будем!

– А что же Надежда Васильевна? – робко спросил Владимир.

– В том-то и дело, что секрет. Не выходила еще. Придется вам, мой дорогой, еще немножко помучиться неизвестностью. Не подать ли пока чаю или кофею?

– Пожалуй! – уныло согласился Роев, подумав о том, что в это утро он даже не смог заставить себя позавтракать.

Тем временем горничную послали узнать, встала ли барышня и когда выйдут. Девушка быстро вернулась, сказав, что будут через полчаса.

– Я сказала, что и вы, господин Роев, уже пожаловали! – заявила она с легким поклоном хорошенькой головки.

Полчаса показались Владимиру вечностью.

Разговор не клеился, то и дело повисала пауза.

Катерина Андреевна, мастерица светских бесед, и та была не на высоте. Но вот раздался легкий топот летних туфель, и в гостиную вошла Надя. Она была бледна и сосредоточенна. Напряженный вид присутствующих окончательно ее смутил и расстроил. Однако она взяла себя в руки и, улыбаясь, подошла поздороваться с родителями. Когда девушка приблизилась к Владимиру Ивановичу и подала ему руку для поцелуя, Роев замер.

– Я знаю, вы ждете ответа. Оттого приехали так рано. С моей стороны будет глупо и нечестно томить вас неизвестностью.

В комнате повисла напряженная тишина. Катерина Андреевна стиснув кулачки, горячо молилась про себя, чтобы Господь помог дочери сделать правильный выбор. Роев не Думал ничего.

В какой-то момент ему показалось, что внутри его прекратилась всякая жизнь, перестало биться сердце, остановилось дыхание.

– Вы, Владимир Иванович, очень достойный человек! Вы оказали мне своим предложением большую честь! – сбиваясь, продолжала Надя.

«Все, это конец!» – мелькнуло в голове у молодого человека.

– И.., и я согласна!

Роев не верил собственным ушам. Несколько мгновений он оторопело смотрел на девушку. Надя смутилась еще больше. Неужели он не рад?

Наконец оцепенение спало, и Владимир Иванович, не стесняясь присутствия родителей, пылко обнял Надю и звонко расцеловал ее.

– Благодарю! Благодарю вас за счастье, которое вы мне подарили вашим согласием!

Родители тоже вскочили и бросились к молодежи. Катерина Андреевна с большим чувством облобызала будущего зятя:

– Какие мы с тобой богачи, Василий Никанорович, у нас теперь и дочка и сын, да какой еще сынок, всем на зависть!

Потом последовал шумный семейный завтрак, за которым более всего был слышен голос будущего зятя. Роев не мог прийти в себя от свалившегося на него счастья. Он поминутно искал глазами Надю, и ему было чуть-чуть досадно, что она не испытывает такого же ликования, как и он. А Надя помалкивала, иногда улыбалась и… сторонилась своего избранника. Она умышленно садилась от него рядом с матерью.

На прогулку тоже поехали все вместе. Первый раз в жизни Надя шла под руку с Владимиром не просто так, а со значением. Невеста с женихом!

Роев ее даже смешил, он казался ей будто пьяным. Маман деловито обсуждала вопросы, связанные с венчанием и жилищем для будущей семьи. Владимир Иванович с жаром откликался на эти вопросы, проявив завидную житейскую мудрость, обычно молодым людям не свойственную. Это еще более окрылило родителей: не страшно отдавать совсем юную девочку вполне зрелому и разумному мужу. Надя поддерживала разговор по мере сил. Ее больше волновал момент нынешнего прощания. Ведь наверняка Владимир захочет поцеловать ее, ведь как жених он имеет на это право. И этот поцелуй очень волновал девушку.

Действительно, отужинав с Ковалевскими, Владимир решил откланяться. Ему очень не хотелось покидать этот дом, да еще в такой памятный день! Однако на другой день неотложные дела ждали молодого чиновника в столице. Теперь Роев собирался воротиться дней через десять.

Мысль о разлуке казалась ему просто нестерпимой, однако он твердо обещал невесте писать из Петербурга каждый день. И у нее выпросил обещание отвечать на свои послания.

– Да что же я буду писать вам, дорогой Владимир Иванович? – простодушно подивилась Надя. – Ведь у нас тут и не случается ничего, и новостей-то никаких не бывает! А если что и бывает, так разве это новости? То дворник напился, то чужая собака забежала…

– Надя, Надя, – укоризненно покачала головой мать. – Ну разве о тутошних новостях Владимир Иванович просит тебя писать? Нет, конечно! Он хочет, чтобы ты писала ему о себе, своих мыслях, чувствах, о вашей будущей жизни. Впрочем, время уже позднее, на дворе совсем темно, пойди, проводи господина Роева до коляски.

Надя послушно последовала за женихом. Вечер выдался теплый, ласковый. Листья деревьев замерли в неподвижности, ветер совсем стих.

В ночной тишине тоненько пищал комар-кровопийца. Над головой молодых людей, стоявших на крыльце, ярко горел фонарь. Они молча вдыхали запах цветов, волнами наплывавший из сада. Коварный комар все-таки сел девушке на лоб и уже изготовился пить юную кровь, как тут его настигла смерть. Легким хлопком Роев уничтожил вампира. Этот дружеский жест заставил Надю вздрогнуть.

«Ну вот, сейчас!»

И действительно. Комар оказался только поводом, чтобы притронуться. Владимир нежно, но решительно привлек ее к себе и осторожно прикоснулся своими губами к нежным губкам Нади. Она зажмурилась, и это еще больше умилило Роева. Он поцеловал ее тихонько, нежно, трепетно.

– До свидания, моя обожаемая, моя любимая девочка, моя Наденька! – прошептал Владимир.

Надя осторожно выдохнула и открыла глаза.

Оказалось, не так неприятно, как она ожидала.

Но не о таком поцелуе она мечтала! Что ж, конец воздушным замкам и грезам о сказочном принце. Это будет просто Роев!

 

Глава восьмая

 

Если бы князь Верховский мог заглянуть наперед, он обошел бы дом Астаховых за версту!

Но не дано человеку предугадать последствия своих, иногда непродуманных поступков. Нет, конечно, они с тетушкой продумали все до мелочей, упустив из виду самое главное – саму молодую княгиню Верховскую, в девичестве купеческую дочь. Предполагалось, что обобранная своим мужем до нитки, бессловесная и безропотная, она будет существовать, как-нибудь сама по себе, не причиняя своим присутствием никакого беспокойства супругу. За это она получает титул и право называться княгиней, восседать с важным видом в гостиных своих знакомых, театре и прочих местах, где можно демонстрировать свою причастность к знатной фамилии.

Все вышло совершенно не так, как рисовал Евгений в своем сознании. Вмешалось его дикое необузданное чувственное влечение, которое он поначалу испытывал к жене. И это обстоятельство сбило с толку Лидию, которая вообразила, что муж и впрямь увлечен ею по-настоящему.

Горделиво рассматривала она себя в зеркало, смеясь, рассказывала мамаше и подружкам, как посрамлены худосочные светские львицы. Каждый день из модных магазинов доставлялись платья, шляпки, туфли, нарядное белье, и все это она с упоением напяливала на свое бесформенное тело, наивно полагая, что тем самым делает себя еще более привлекательной в. глазах мужа.

А Верховский вскоре остыл, как остывал всегда, насытившись определенными физическими ощущениями. Только прежние его увлечения исчезали тотчас же, а это продолжало находиться рядом и, что совершенно немыслимо, и впрямь возомнило себя частью его жизни. Евгений совершенно искренне удивился, когда однажды жена, не дождавшись его домой, устроила допрос, как в полицейском участке, а потом залилась слезами и попыталась вновь привлечь в свои объятия. Князь тогда обошелся с Лидией очень грубо, просто выгнав жену в свои комнаты, запретив впредь совать нос в его жизнь. Он полагал, что этой порки будет достаточно, но княгиня не унималась. Жизнь княжеской семьи стремительно менялась.

По желанию новой хозяйки обновлялась обстановка дома, менялось меню, получила расчет прислуга, которая, как ей казалось, была с ней непочтительна и не желала признавать в новой хозяйке именно княгиню, а не купчиху. Князь пытался сопротивляться, но, вопреки его желанию, дом быстро приобрел черты жилища купца Астахова, с его безвкусной и аляповатой роскошью. Блюда, подаваемые на княжеский стол, могли повергнуть в ужас изысканного гурмана и эстета. Татьяна Аркадьевна демонстративно заказывала себе еду отдельно, потому что Лидия не пожелала прислушиваться к ее мудрым советам по ведению домашнего хозяйства.

– Что может советовать эта старая облезлая курица? – искренне недоумевала Лидия. – Я сама себе хозяйка, и она мне не указ! А не нравится, так милости просим за дверь, дорогая тетушка! Никто удерживать не станет!

Эту пылкую речь Лидия произнесла перед мужем, а верная горничная княжны, в обязанности которой входило подслушивать и подглядывать, передала хозяйке все слово в слово. С той поры старая дева замкнулась в своих комнатах, где лелеяла свои обиды.

Между тем молодая княгиня не ограничилась рамками домашнего хозяйства. Она пыталась сопровождать драгоценного супруга. Евгений оказался бессилен заставить Лидию сидеть дома.

Точно снаряд, она врывалась в гостиные его знакомых, повергая в недоумение и оторопь громкоголосыми и безапелляционными рассуждениями о материях, в которых не смыслила ровным счетом ничего. Мужская половина рассматривала Лидию как диковинное животное. Дамы закатывали глаза, дивясь ее нарядам и манерам.

И все вместе они судачили о князе, который либо ума лишился, либо отхватил такой куш за женой, что невозможно себе и представить!

Удивительно, но Лидия не замечала кривых взглядов и насмешек. Она простодушно купалась в своей новой роли знатной светской дамы, и эта роль доставляла ей неизъяснимое наслаждение. Евгений поначалу терпел, надеясь, что в скором времени ему удастся осуществить свой замысел. Однако очень скоро он со страхом понял, что жена ему не подчинится, не уйдет в тень. Более того, в один прекрасный день Евгений узнал, что документы на приданое дочери умный купец составил очень предусмотрительно.

Лидия оставалась единоличной владелицей значительного капитала и недвижимости. Эта новость Евгения просто убила. Он не мог поверить, что его так ловко провели, что он сам не удосужился вникнуть во все эти чертовы бумаги!

А Лидия, видя, что любовный пыл молодого мужа с каждым днем угасает, приуныла, решив, естественно, что у нее появилась соперница. Для начала она выставила вон всю мало-мальски смазливую прислугу. Затем принялась следить за каждым шагом мужа, читать его корреспонденцию, обнюхивать одежду, выспрашивать и выглядывать все что только можно. И вот однажды, проведя полночи в злобном ожидании Евгения, она услыхала некий шумок в доме, что означало его появление. Будучи грузной, Лидия с трудом передвигалась по паркету, чтобы не издавать звуков. На половине князя оказалось пусто, но она почуяла запах его одеколона, проходя анфилады комнат. Значит, он тут, дома, он явился, но не пошел к жене, полагая, что она давно уже спит. Тогда где же он? Что-то скрипнуло. Княгиня замерла. Ну конечно, он пошел к этой ведьме, своей тетке!

Лидия на цыпочках, затаив дыхание, подкралась к дверям Татьяны Аркадьевны, приоткрыла дверь в небольшую гостиную, оттуда – в будуар и оторопело замерла с открытым ртом. Поначалу она даже и не поняла, что к чему. Нечасто можно видеть в собственном доме отвратительные картины противоестественной связи! Когда же способность мыслить к ней вернулась, Лидия завизжала и бросилась вперед, сметая все на своем пути. Стулья, пуфик со спящей моськой, которая с перепугу упала и завыла, одежду и самих преступников, застигнутых врасплох. Она била их ручищами куда попало, рвала зубами, хватала за волосы. Княжна верещала, пытаясь найти спасение среди перевернутой мебели, но разбушевавшаяся фурия настигала ее везде, колотя как цыпленка. Верховский, испугавшись в первый момент, быстро, однако, опомнился, и вид этой дикой оргии только усилил его плотоядные чувства. Он уловил момент, навалился на жену с огромной подушкой, чуть придушил ее, а когда она захрипела и стала синеть, овладел с особым удовольствием на глазах у побитой Татьяны Аркадьевны.

Выяснение отношений между родственниками на следующий день носило самый драматический характер. Судьба старой потаскухи, как теперь именовалась княжна, была решена очень скоро.

Она отправлялась на проживание в загородный дом, доселе пустовавший, с приказом никогда не показываться на глаза. Но что делать с развратником-мужем? Поначалу Лидия хотела спозаранок бежать со "своим горем в родительский дом, но вовремя опомнилась. Слишком страшной оказалась тайна, чтобы выносить ее за порог. Оставался один выход – пусть каждый живет своей жизнью. Верховский тайно ликовал, ведь именно этого он и добивался! Однако практичная жена мстительно внесла коррективы в его планы. Итак, князь живет как хочет, но.., по тем средствам, которые она соблаговолит ему выделить! Эдакая веревочка, за которую княгиня будет дергать в свое удовольствие! Что оставалось Верховскому?

Супруги составили некое соглашение о раздельном проживании и разъехались в разные стороны. Верховский предался прежнему образу жизни, а молодая княгиня, потрясенная пережитым, пустилась во все тяжкие. Бульварные листки столицы с особым удовольствие публиковали грязные сплетни о ее похождениях. Время от времени она дергала за веревочку, и злополучный супруг представал перед ее очами. Ей доставляло удовольствие унижать его денежной зависимостью и тем, что она владела тайнами его порока.

Верховский, скрипя зубами, терпел, мечтая, чтобы черт ее забрал в ад. Наконец, пресытившись родными развлечениями, неукротимая княгиня отправилась на поиски приключений за границу, и жизнь Евгения вошла в более спокойное русло.

Он вновь воссоединился со своей воспитательницей, которая с прежним, не утраченным пылом принялась обустраивать жизнь своего дорогого мальчика. Так прошло пять лет.

 

Глава девятая

 

После отъезда жениха Ковалевские были страшно взволнованы. Разговоры с утра и до вечера крутились только об одном. Надя устала от всего этого и с тоской думала о грядущей свадьбе. Была бы ее воля, она бы тихо обвенчалась в скромной деревенской церквушке. Но Катерина Андреевна уже составила план торжеств, наметила список гостей, а главное – придумала фасон подвенечного платья для дочери. Ей доставляло особое удовольствие размышлять на эту тему, представляя свою девочку трогательной и очаровательной невестой, плывущей в волнах вуали к алтарю под восхищенными взглядами присутствующих: «А ведь как умна и ловка эта Ковалевская, так удачно выдать дочку, с такой-то внешностью. Но невеста сегодня хороша, как замечательно, со вкусом подобран фасон, какая изысканная прическа! Девушка, точно свежий персик. Сама чистота и невинность!»

Надя понимала, что не может лишить мать невинной радости этих мечтаний. Она смирилась и решила, что ради спокойствия родителей перенесет эти неприятности. Впрочем, может, как и в истории с поцелуем, все будет не столь плохо? Надя даже решила приукрасить свою внешность. Семья и будущий супруг желают видеть ее у алтаря красавицей. Что ж, она отдаст себя во власть какого угодно парикмахера, модистки, пусть опытной рукой исправят недоделки Всевышнего. Решив так, девушка перестала противиться судьбе и, казалось, совершенно успокоилась.

Между тем лето набирало свою силу. Семья решила до середины августа пожить за городом, а потом воротиться в петербургский дом и готовиться к торжествам.

Как-то раз Надежда вернулась домой с прогулки по ближайшим окрестностям и застала мать в величайшем раздражении.

– У нас были гости, мамочка? – спросила девушка, протягивая Ковалевской чудный букетик полевых цветочков. – Посмотрите, какую прелесть я насобирала!

– Букет замечательный, а гостья не очень! – отвечала мать. – Ты, верно, ее совсем не помнишь, соседка наша здешняя, княжна Верховская. Да я и сама толком с ней не знакома, они почти и не жили в своем доме. Только последние несколько лет она тут живет в совершенном одиночестве, мало с кем видится, говорят, хворает. А тут, поди ж тебя, племянник ее объявился, повеса и мот. Так чтобы он не скучал, она решила, что соседи составят молодому человеку общество и развлекут его.

– И что тут такого, пусть приедут, – пожала плечами Надя.

– Я тоже так решила, но отец твой категорически против. Не гоже, говорит, людей с такой репутацией в дом пускать! А я ему, с какой такой репутацией? И мало ли всякого в свете говорят! Да ежели и впрямь хотел бы отделаться от визита, так не поленился бы с дивана встать и к гостье выйти. Нет! Сослался на очередную хворь! – Катерина Андреевна совсем расстроилась, а Надя заулыбалась, слушая о родительской перепалке.

Василий Никанорович с возрастом утратил навык светского пустого времяпровождения и старался при случае всегда улизнуть, оставляя жену развлекать гостей. А к незваным или неприятным визитерам и вовсе не выходил.

Девушка пошла к себе и о завтрашнем визите соседей тотчас же забыла.

 

* * *

 

На следующий день Катерина Андреевна, обозленная на мужа, заявила, что если он, по своему обыкновению не выйдет к гостям и заставит ее одну отдуваться, она нарочно поведет их гулять к гамаку, в котором хозяин дома обычно проводил это время суток. Ковалевский оценил угрозу и примирился со своей участью. Наконец гости прибыли. Надя, приготовившаяся, как и отец, отчаянно скучать, увидела перед собой непривлекательную малорослую особу непонятного возраста, но одетую с претензией на моложавость. Зато шедший следом за теткой князь невольно привлек внимание девушки. Наде показалось, что полотно Ван Дейка ожило перед ее взором, то, на котором художник изобразил сам себя. Сердце сжалось. С чего бы это? Верховский по случаю визита облачился в светлый летний костюм, в руках у него была изящная соломенная шляпа, волосы слегка вились, а глаза смотрели с печальной поволокой.

Катерина Андреевна, поздоровавшись с княжной, тоже с некоторым беспокойством воззрилась на молодого человека. Если это порок, то как он прекрасен! И многоопытный гость, поклонившись особым, только ему известным образом, прикоснулся губами к руке хозяйки. Ковалевская вздрогнула, забытые вулканы опасно зашевелились внутри. Надя же отчего-то испугалась целования руки и ограничилась легким поклоном головы. Князь посмотрел на нее задумчиво и печально.

Визит тянулся долго и бестолково. Беседовали обо всем и ни о чем. Так бывает всегда, когда собираются почти незнакомые люди. В основном трещала Татьяна Аркадьевна, у которой был на редкость неприятный голос. Свой рассказ она посвятила описанию жестокой, грубой и коварной жены, заманившей великодушного и легковерного Евгения в свои злодейские сети. Теперь же она мучает и тиранит его и ни за что не хочет отпускать на свободу. Сам же князь только грустно поддакивал и тоже явно скучал. Кому охота пересказывать собственные жизненные неудачи! Впрочем, хозяевам с трудом верилось в подлинность этой слезоточивой истории. Хотелось только одного – ее скорейшего завершения. В какой-то момент Ковалевская, воспользовавшись случайной паузой в бесконечном монологе гостьи, произнесла:

– Неудачный брак – это ужасная жизненная катастрофа, да еще для такого видного молодого человека, как ваш племянник. Я очень вам сочувствую. Вы, как понимаю, много сил отдали его воспитанию, заменили ему родителей. Мы, видите ли, тоже пребываем в большом волнении. Ведь наша дочь только что просватана!

– Неужели! – взвизгнула княжна. – Но ведь она у вас почти дитя!

– Мы не видим ничего дурного в этом обстоятельстве. Я сама выходила замуж очень рано.

И вполне счастлива! Тем более что жених чрезвычайно достойный молодой человек. Из хорошей старомосковской семьи, состоятелен, обладает здоровым честолюбием и далеко пойдет! Наденьке за ним будет покойно как за каменной стеной!

– А разве удачный брак предполагает прежде всего покой? – вступил в разговор князь. – В чем тогда отличие от кладбища? Вот где истинный покой!

– Помилуйте, князь, я так понимаю, ваше замечание из рода особенного юмора! – подивилась Ковалевская. – Конечно, я глубоко вам сочувствую. И понимаю, что ваши представления о брачных отношениях исходят из неудачного опыта семейной жизни.

– При чем тут мой неудачный опыт! – пожал плечами гость. – Куда ни глянь, скука, ложь и пустота. А хочется чувства, горения, страсти!

При этих словах Верхивский обратил внимание на то обстоятельство, что барышня Ковалевская, доселе слушавшая беседу равнодушно, вся встрепенулась и воззрилась на него с особенным вниманием.

– Да! – натянуто засмеялась хозяйка. – Вы мыслите, как наша Надюша. Она тоже любительница нафантазировать нечто необыкновенное.

– Надо полагать, вам и вашему жениху повезло, если именно такие высокие чувства поведут вас к алтарю. Поверьте, такое случается чрезвычайно редко! – заметил, обращаясь к девушке, Верховский.

– Вовсе нет! – просто и без стеснения ответила Надежда. – Между нами нет никаких страстей, мы слишком долго знакомы. А страсть – это вспышка, огонь! Но огонь не может гореть вечно! Тут нет места разуму. Брак же – это долгий путь, и по нему лучше идти с проверенным спутником. Пусть от его присутствия не кружится голова, зато его рука надежна. Поэтому брак и страсть несовместимы.

Повисло удивленное молчание. Больше всего удивилась Катерина Андреевна. Ее ли девочка это говорит?!

– Странно, что такая юная барышня обладает подобными прагматичными взглядами на сей счет, – изумленно проговорил Евгений.

Он не спускал глаз с девушки: ее волнение, проступивший румянец – все это заставило Верховского усомниться в том, что она верит в свои слова.

– Сейчас молодежь совсем по-другому смотрит на вопросы отношения полов. Можно только диву даваться растущей свободе нравов! – опять заверещала Татьяна Аркадьевна.

Никто из присутствующих не заметил легкой усмешки, промелькнувшей на лице племянника.

– И вы совершенно правы, любезная Катерина Андреевна, что так рано отдаете девочку за благонамеренного человека! По всему видно, что из нее получится прекрасная мать семейства! – продолжала старая дева.

Надя недовольно фыркнула. Вот еще! Уж кем-кем, а многодетной мамашей, замотанной домашними заботами, она себя никак не представляла.

Впрочем, жизнь вносит иногда очень жестокие коррективы в наши представления.

Катерине Андреевне стало очень беспокойно от этой беседы, и она поспешила переменить тему.

– Наша Надя отлично музицирует. Не порадуешь ли нас, милая?

– О! Превосходно! – в один голос воскликнули гости.

Надя с неудовольствием посмотрела на мать.

Прекрасное музицирование – это была скоропалительная ложь. Музыкальные способности Наденьки скорее являлись в семье объектом добрых шуток, а не восхищения. Василий Никанорович с сочувствием поглядел на дочь, пытаясь ее ободрить. Девушка вздохнула и пошла к роялю, села и пробежала пальцами по клавишам.

Подумала немножко и принялась мучить Шопена. Гости скоро заскучали. Особенно Евгений, чей слух откровенно страдал. Когда барышня наконец добралась до последних аккордов, он поспешил вежливо похлопать с надеждой, что продолжения не последует.

– Однако, князь, не больно вам понравилось! Меня не обманете! – засмеялась Надя, напрочь лишенная честолюбия и фальши.

Верховский, чтобы снять неловкость, подошел к инструменту и деликатно указал исполнительнице ее промахи и недочеты.

– Тогда ваш черед услаждать наш слух! – заявила Надя.

– Желание дамы для меня закон! – ответил Евгений и, галантно поклонившись, сел за рояль.

Уже первые, извлеченные им звуки показали присутствующим, что перед ними мастер. Евгений играл так вдохновенно, как никогда. Надя не сводила с него ошарашенного взгляда. Она понимала, что это музыка для нее. Это продолжение разговора о страсти, о сметающем все на своем пути огне. Она слушала потоки звуков и чувствовала, как они вливаются в нее, рождая именно то чувство, о котором она так мечтала.

Музыка стихла. Ее отзвуки постепенно умирали внутри рояля, на который опиралась Надя.

Замер последний аккорд.

– Что это за произведение? – подал голос Василий Никанорович.

– Так, один неизвестный русской публике немецкий романтик, – небрежно махнув рукой, ответил князь, еще не пришедший в себя после игры.

– О Эжен! Ты не играл так никогда! – простонала княжна и высморкалась.

Подали чай, после которого гости отъехали.

Прощаясь, Евгений поймал ручку Нади и несколько секунд держал в своей холеной шелковистой ладони. Его пальцы излучали жгучие токи, которые волнами прошлись по телу девушки. Он поцеловал руку, взглянув на нее снизу вверх. Волнистая прядь упала на его лицо, он мотнул головой, и волосы легко отлетели в сторону. Этот взгляд Надя помнила потом постоянно. Он перевернул всю ее жизнь.

 

Глава десятая

 

Верховский явился в усадьбу сам не свой, заперся у себя и призадумался. Что произошло?

Он встретил юную барышню, совсем чистую и невинную, искреннюю и светлую, как детская мечта. И что с того? Мало ли таких барышень по земле ходит! Совсем не красавица, да ко всему тому еще уже и просватана! Но чем она его зацепила, запала, как говорится, в душу, с первого взгляда?!

Евгений уже чувствовал, что знает ответ. Эта девушка – единственный шанс, его спасение. Искренняя, преданная, настоящая любовь – вот, что возродит его изгаженное тело и растленную душу. Но почему она? Неисповедимы пути Господни! А как же жених? Жених еще не муж, получит отказ, погорюет; да и женится на другой.

А если нет? Уж тут как-нибудь разберемся помаленьку, надобно с ним свидеться, и будет понятно, как действовать. Но ведь главное – собственная несвобода. Вот где беда, вот где проблема! Развода, развода добиваться изо всех сил, употребив все возможности! Но ведь еще есть и родители, особенно опасна опытная и внимательная мамаша.

Ну это дело несложное, подобные дамочки ему не страшны!

Евгений целиком погрузился в мысли о новой знакомой. Удивительное дело, ведь он совершенно ее не знает, и в то же время ему казалось, что чувствует ее помыслы и стремления. Несмотря на обширный опыт общения с женщинами, подобные переживания посетили его впервые. И что так окрылило и порадовало Евгения, это то, что пришло именно светлое чувство, а не животная похоть или упоение уродством.

"Господи, ты испытываешь меня? Ты послал мне эту встречу для очищения и исцеления?

Я попираю прежние грехи свои, Господи! Неужели найду счастье и покой! Да, именно душевный покой! Покой через чистую любовь и высокую искреннюю страсть! О, благодарю, тебя, мой Бог! Ты услышал мольбы и стенания заблудшего в грехе раба Твоего! Ты наказал меня, послав мне Лидию, и Ты бросаешь мне спасительный круг. Наденька, моя надежда!"

Шепча молитву и предаваясь мечтам, Евгений заснул. Татьяна Аркадьевна несколько раз скреблась в его двери, подслушивала, но, не получив ответа, удалилась в полном недоумении. Однако она заподозрила развратного племянника в том, что его привлекла пышная, но уже слегка увядающая красота Ковалевской.

Ее подозрения укрепились на следующий день, когда князь заявил о том, что желает позвать соседей с ответным визитом, а также предложить им совместную прогулку. К Ковалевским послали человека с письмом, составленным самым изысканным образом, как раз так, чтобы люди, соблюдающие светские приличия, не могли отказаться от предложения. Ответ был получен положительный.

Василий Никанорович, узнав о предстоящем ответном визите, возопил:

– Уволь, уволь меня матушка от этой радости. Я и так, почитай, подвиг совершил, едва усидел давеча! А ты опять меня принуждаешь!

Одни, одни поезжайте, да только поздно не возвращайтесь! Вот с кучером Петром поезжайте! – замахал руками Ковалевский.

– Как хочешь! Только подобное поведение невежливо! – пожала плечами жена, впрочем, на сей раз не очень огорчившись.

Мать и дочь собирались в гости долго и тщательно. Катерина Андреевна, к стыду своему, о молодом госте думала всю ночь. Она вертелась, обливаясь потом, засыпала тревожным сном и просыпалась, видя его перед глазами. Такое с ней приключалось и ранее. Она знала, что справится со своим бесами, но так хорош князь, так обходителен, так несчастен! Стоит ли строить баррикады из неприступной добродетели? Может, попробовать напоследок сладкой отравы, от которой пряталась всю жизнь? Ведь короток бабий век, скоро уж бабушкой станет! Небось Володенька, будущий зятек, тянуть с ребеночком не станет!

Поэтому платье Ковалевская выбирала из обширного гардероба очень тщательно, так, чтобы все достоинства роскошной фигуры предстали во всей красе. Глаза еще хороши, яркие, блестящие, кожа тоже еще вполне гладкая, морщин почти нет. На губы чуть-чуть помады. Густые волосы в гладкий пучок, так эффектней смотрится и лицо. И конечно, в уши крупные серьги, мерно раскачивающиеся в такт движениям головы. Капелька духов напоследок. Ну вот, прямо оживший портрет кисти господина Брюллова!

Что это еще такое, седой волосок? Долой его!

А вот Васенька-то, хоть и не очень стар, на семь лет старше, а уже весь седой! И почему-то стал похож на их дворовую собаку Дружка. Катерина Андреевна засмеялась такому сравнению и тут, вовсе невпопад, вспомнила один разговор. Девочка тогда еще не родилась, муж каждую ночь захаживал в ее спальню. Выставив его в очередной раз, юная Катя заявила, что, мол, от «этого» у ней круги под глазами. Она дурно выглядит наутро.

– Да что с твоей красой станет! – обозлился супруг. – Ты, наверное, и в гробу краше всех покойников будешь!

И, хлопнув дверью, удалился в величайшей досаде. Она плакала потом горько. Экое грубое животное!

 

* * *

 

Надя, испуганная непривычными переживаниями, решила запретить себе думать о новом знакомце. Зачем ей размышлять о постороннем мужчине? У нее есть жених. Она просватана, осенью свадьба. Она не имеет права даже помышлять о ком-то ином, кроме Владимира! Но разве только самую малость… Этот огненный взгляд, эти пожатия руки, эта божественная музыка? Что все это значит?

"Ты хочешь сказать, что привлекла внимание этого светского красавца, покорителя сердец? спрашивала она себя. – Опомнись, не обманывай себя, это пустая игра, ему просто скучно. Через пару недель он уедет в Петербург, и поминай как звали. И потом у него жена, хоть и дурная.

Посмотри на себя, давно не видела своего отражения в зеркале? Разве может такая внешность поразить с первого взгляда! А если это и есть то, о чем ты мечтала всю жизнь?! Но мне нельзя даже мечтать, поздно. Но почему нельзя? Ведь все еще можно изменить, еще можно… Ой, ой, даже думать страшно.., нельзя, нет, нельзя, я не должна, то есть, наоборот, я должна…"

– Прежде всего, я должна взять себя в руки и одеться, – сказала Надя сама себе вслух, и звук собственного голоса приободрил ее.

Она принялась одеваться, однако поймала себя на том, что, пожалуй, впервые делала это столь продуманно и тщательно. Девушка прекрасно помнила все замечания матери по поводу ее гардероба.

«Как можно надеть эту шляпку к такому платью? Она здесь неуместна. Лучше ту велюровую, с вуалью!»

«Помилуй Бог, Надя, этот шарфик сюда не годится, и вообще тебе совсем еще незачем скрывать шейку!»

«Ну когда же ты станешь носить свои новые прюнелевые туфельки, они так хороши на твоей ноге, она вовсе не кажется большой!»

«К темному платью с вырезом полагаются украшения. Примерь эти розовые гранаты, они чудно смотрятся на твоей коже! Ты должна наконец научиться выглядеть как настоящая женщина, а не как мальчик в юбке!»

Одеваясь, Надя вспомнила все свои мечты и, посмотрев на себя в зеркало, очень удивилась.

На нее тревожно смотрела молодая девушка в предвкушении любви.

Когда она спустилась из своей комнаты, Катерина Андреевна одобрительно кивнула головой, и только. Ковалевская оказалась столь занята своими чувствами, что не обратила должного внимания на невероятную перемену в дочери. Что заставило девочку так преобразить себя?

Первый раз в жизни светская львица допустила промах и не почувствовала беды.

– Василий Никанорович, мы, вероятно, долго не задержимся. Это просто долг вежливости, – нарочито бодро провозгласила Ковалевская, и лошади тронулись.

– Ну как тебе новые знакомые? – поинтересовалась она у дочери.

Надя не знала, что сказать. Поделиться с матерью своими страхами и сомнениями она побоялась.

В это время коляску сильно тряхнуло на ухабе.

Катерина Андреевна охнула и зашумела на кучера:

– Петр, негодник, смотри на дорогу, растрясешь меня всю по косточкам!

– Извините, барыня, – загудел с козел кучер, – виноват, проглядел!

– Да, красив, красив как бог, – продолжала разговор Ковалевская, забыв, что дочь не ответила на ее вопрос, а скорее в продолжение собственных мыслей. – А княжна столь отвратительна потому, что старая дева, засохла без любви.

– Но ведь не всегда же она была противной старой девой, – заметила Надя.

– Вероятно, и у нее были женихи или поклонники, только, видно, проглядела или тоже ждала чего-нибудь особенного!

Девушка вздохнула. Конечно, судьба Татьяны Аркадьевны очень поучительна для некрасивых барышень.

Что ожидали, обе Ковалевские от прогулки?

Они и сами не знали. Чего-то непередаваемого, непредсказуемого, от чего потом не спится, кружится голова, хочется плакать и смеяться без причины, как хорошо! Князь Евгений, как подлинный виртуоз куртуазного дела, умудрился совершенно очаровать старшую Ковалевскую, легким, едва заметным опытному глазу флиртом. Княжна убедилась, что была права в своих подозрениях. Однако обольщать юную барышню традиционными, беспроигрышными способами ему не хотелось. Евгений даже растерялся, он чувствовал, что только подлинная искренность могут помочь делу. А это самое сложное для человека, жившего все последние годы во лжи и лицемерии.

Во время прогулки пришлось разделиться попарно. Княжна и Ковалевская шли впереди, а молодые люди несколько поотстали. И вскоре разговор коснулся темы, которая так волновала обоих.

– Стало быть, вы выходите замуж без любви, – спросил Верховский. – Вы извините меня, милая Надежда Васильевна, быть может, я фамильярен, но вы сами изволили говорить вчера об этом.

– Я не хотела сказать, что между нами нет любви. Она есть, но это любовь Владимира Ивановича. Я не могу пренебречь этим чувством! – Со вздохом ответила Надя и приуныла.

– Похвальна ваша жертвенность. Однако вся ваша жизнь еще впереди, вдруг да полюбите сами кого-нибудь, тогда что?

– –Бог даст, его же и полюблю со временем. – Наде хотелось плакать, но она сдержалась. – Но вы тоже живете без любви! Вы были влюблены в свою жену до свадьбы?

– Хотите честный ответ? – Князь ткнул тростью в комок земли и откинул его в сторону. – Я вам отвечу, только вы презирать меня будете. Ведь я сам себя презираю за это! Я женился из-за денег. Да, да! Богатства взалкал!

И теперь пожинаю сполна горы унижения, океан ненависти, безбрежные просторы бытовых гадостей! Простите, что говорю вам это! Я ни с кем не откровенничал, мне это тяжело. Впрочем, сам виноват, сам ошейник нацепил, никто не неволил.

– Господи Боже мой! – воскликнула Надя. – Бедный, как вы, должно быть, страдаете!

Мучаетесь в одиночестве!

– Да, я одинок. И я обречен. Я никого не могу впустить в свою жизнь, ведь я женат, а узы брака для меня священны!

– Но ведь нынче возможен развод, не в семнадцатом веке живем!

– Конечно, но это чрезвычайно тяжело. Да и жена не желает меня отпускать. Время от времени она хочет чувствовать себя княгиней во всех проявлениях. А для этого необходим муж, князь, то есть я. Она не отпустит меня, пока не влюбится в кого-нибудь по-настоящему. Тогда и ей понадобится свобода. Впрочем, вам не надо так расстраиваться из-за меня, – быстро проговорил Верховский, видя, что на глаза девушки .наворачиваются слезы. – Это я должен рыдать, зная, что обречен смотреть вслед подлинному счастью, проходящему мимо. Счастью, которое уже предназначено другому!

Они остановились и поглядели друг другу в глаза. Еще секунда, и они бросились бы в объятия друг друга. Но в этот момент послышался визгливый голос Татьяны Аркадьевны, звавшей племянника.

 

Глава одиннадцатая

 

Когда Ковалевские подъезжали к дому, Надя услышала громкие голоса и узнала знакомую нарядную коляску. Как по гадальному приговору: суженый, приди ко мне наряженный! Она внутренне вся сжалась и вошла.

– Барышня, жених приехал! – радостно приветствовала ее горничная.

Катерина Андреевна поспешила поздороваться с дорогим гостем. Надя, пытаясь изобразить радость, тоже подставила щеку для поцелуя.

– В губки, в губки ее целуй, не стесняйся! – засмеялся отец.

Надя вспыхнула. Наверняка перед отъездом Владимир уж точно опять пожелает ее страстно облобызать. А ведь Верховский чуть было не поцеловал ее сегодня! Вот о каком поцелуе она думала без отвращения!

– Зачем вы, папа! Стыдно!

– Полно, чего стыдного! Через месяц в одной постели спать будете! – заворчал Ковалевский, навеки обиженный холодностью собственной супруги.

– Ты, Василий Никанорович, молодежь не смущай, а лучше скажи мне, как ты распорядился насчет ужина? – ловко перевела разговор жена.

Владимир поинтересовался новыми знакомыми.

– А, это тот Верховский! Да, кажется, я знаю, о ком идет речь! Он в свое время очень выгодно женился, миллионщицу взял! Но, правда, из купчих. Много судачили об этом браке, разве вы не слыхали!

– Как же, не слыхали! Нам тут ихняя тетушка все уши прожужжала. Вот, мол, несчастное дитя попало в ловушку эдакой злыдни! А паренек, сразу видать, еще тот гусь! Такого просто так с кашей не съешь!

– Папа, ну зачем вы так плохо говорите о князе! Вы не знаете его вовсе! – Надя задрожала от обиды за Евгения.

– А что тут знать! Я таких молодцов за версту распознаю! – стал сердиться Василий Никанорович. – И нечего вам к ним ездить, у вас своих забот сейчас хватает!

– Вот, между прочим, – вступил в разговор Владимир. – Поминутно думая о милой моей невесте, я желал бы преподнести ей подарок, с тем расчетом, чтобы он красовался на ней в день венчания. Вы, когда платье будете заказывать, имейте в виду это творение ювелирного искусства.

– Вы удивительно разумный молодой человек, Володя, – подивилась Катерина Андреевна. – Подумать о таких тонких материях!

Надя же с замиранием ждала, когда жених откроет заветную плоскую бархатную коробочку. Так и есть! Гроздь бриллиантов на шею и в уши. Господи, как она будет в них нелепа!

На самом деле ожерелье и серьги являли собой значительную ценность. Жених купил их в Американском доме бриллиантов «Тет», что на Невском. Ювелир постарался на славу. Камни играли загадочным таинственным светом и невольно притягивали к себе взор.

– Вы просто прелесть, Владимир Иванович! – ахнула мать. – У вас замечательный вкус!

– И кошелек! – добавил отец. – Это ж целое состояние!

– Мне для Надюши не жаль ничего! Только бы она была рада и счастлива!

– Я рада, Володя, очень рада! Камни чудо как хороши! – пролепетала девушка, чувствуя, как по телу расползаются предательские мурашки от нежеланного прикосновения рук жениха.

Владимир весь сиял и светился. Он взирал на невесту с таким обожанием, что Наде стало совсем не по себе. Она смотрела в его разгоряченное лицо с нарастающим отвращением. Этот смеющийся рот с тонкими губами, волосы, расчесанные на идеальный пробор, всегда туго накрахмаленный воротничок, упирающийся в мягкий, чисто выбритый на английский манер подбородок. Ну почему, почему ей так не хочется, чтобы все это стало ее мужем?!

– Наденька, дорогая, вам что, нездоровится? – вдруг донеслось до ее слуха.

– Детка, ты и впрямь бледна! – забеспокоилась мать. – Перегрелась на солнце, наверное!

Надя чувствовала, что ей становится дурно.

Причем чем более она думала о женихе, неизбежности своего брака и недоступности для нее счастья с Верховским, тем ей становилось физически все хуже и хуже.

Ближе к ночи от Верховского прибыл человек. Он прошел на кухню и просил свидеться только с барышней. С бешено колотящимся сердцем Надя, прибежавшая тихонько, приняла от посыльного письмо. Несмотря на нарастающую дурноту, поднялась к себе и прочитала следующие строки:

"Милая Надежда Васильевна! То, что я пишу к вам, это преступление! Я не должен тревожить ваш разум, сбивать Вас с избранного пути. Но промолчать я тоже не могу! Вы, милая Надя, моя надежда на спасение в этой жизни, вера в то, что и для меня найдется маленький кусочек счастья и радости в жизни. Ведь недаром у вас такое удивительное имя – Надежда! Но только если Вы будете со мной рядом. Увы, мы не властны над судьбой. Она послала нам чувства тогда, когда мы оба связаны обязательствами. Мне хочется кричать от горя, но я намерен бороться, я не сдамся злым обстоятельствам! Я сверну горы! Во мне кипит вулкан. Ведь я люблю вас, моя ненаглядная девочка, мой нежный бутон. Не пугайтесь, мое признание не обуза для вас. Если письмо не найдет отклика в вашем сердце, я ничем не напомню вам об этих строках. Тогда бросьте их в печь, пусть пламя пожрет их бесследно. Но что-то подсказывает мне, что сегодня, на прогулке, мы оба желали одного… Прошу простить, ежели мое письмо вас оскорбило или потревожило. Покрываю поцелуями и слезами ваши ручки, которые сейчас держат этот листок.

Ваш раб, ваш слуга. В. Е.".

Строки плыли перед глазами. Как нелепо все получилось! Зачем, зачем она поторопилась с согласием идти замуж! Будь она свободна, она могла безоглядно отдаться любви к князю. То, что он женат, ее почему-то совсем не волновало.

Она слышала, что ее зовут вниз, в гостиную.

Надо понадежней запрятать письмо, пожалуй, лучше всего в комод, в дальний уголок, в белье.

Руки трясутся… Все плывет… Кто-то поднимается по лестнице, надо успеть…

Ковалевскую объял ужас, когда она увидела Надю лежащей на полу без сознания. Она бросилась с криком к дочери и стала хлопать ее по щекам, пытаясь привести в чувство. Прибежали Василий Никанорович с Владимиром. Поднялась суета. Надю перенесли на кровать. Двигаясь по комнате дочери, Катерина Андреевна прихлопнула открытую дверку комода. Она решила, что бедная девочка, падая, пыталась удержаться за нее.

Владимир как угорелый умчался за доктором, которого привез часа через полтора. Заспанный и усталый доктор осмотрел девушку, покачал головой и сказал, что надобно дождаться утра.

Пока картина не ясна. Ему постелили на диване в столовой. Наутро чуть свет все уж были на ногах. Впрочем, Катерина Андреевна и не ложилась, просидев около Нади всю ночь. Больная металась в кровати, поднялась температура, к полудню начался бред. Доктор констатировал горячку и остался в доме больной. Владимир тоже не поехал к себе и вызвался помогать родителям ухаживать за Надей.

Через день приехали Верховские. Пока княжна ахала и охала, Евгений поднялся в комнату Нади и приблизился к кровати. Девушка спала или находилась в забытьи. Дыхание было прерывистое, лоб покрыт бисеринками пота, безжизненные ручки лежали по краям постели. Он нежно погладил их и дал обет Богу, что если она умрет, то и ему жить незачем. Как душе жить в темноте, если надежды свет погас!

Когда Евгений стоял у кровати больной, в комнате бесшумно появился невысокий измученного вида молодой человек. Верховский поспешно вышел, и они познакомились, подав друг другу руки.

Глядя на измученное лицо с запавшими глазами, Евгений вдруг усомнился, что Роев отступит без борьбы. От этой мысли стало совсем тошно.

Как не хочется опять становиться подлецом!

 

Глава двенадцатая

 

Надя поправлялась с трудом, болезнь не хотела оставлять свою добычу. Однако молодой организм потихоньку набирал силу. Больная встала с постели и уже выходила погулять в сад. Роев постоянно приезжал из Петербурга, ужасно скучая и тревожась за невесту. Ее внезапный недуг испугал Владимира чрезвычайно. В первый день болезни Нади он находился в таком отчаянии, что доктору пришлось дать ему успокоительных капель.

– Помилуйте, голубчик! Возьмите себя в руки! Конечно, ситуация непростая, но девушка крепкая, должна выкарабкаться. А вам еще роды ее переживать придется, что тогда делать будете, а? Я вот боюсь, пет ли тут первых подступов к чахотке! Вот где превеликая опасность!

Мысль об угрозе чахотки доктор произнес вслух несколько раз. И впрямь, вид у Нади был совсем удручающий. За две недели болезни она вмиг растеряла румянец щек, блеск глаз и резвость движений.

Как-то раз Владимир, желая ее ободрить, извлек из бархатного убежища свой подарок и надел на шею девушке. Более неудачного шага трудно было придумать. На бледной, почти серой коже Нади ожерелье мерцало мертвенным светом, охватив тонкую шейку, точно ошейник. Роев взглянул в зеркало и понял, что сделал глупость.

Украшения вернулись на свое место, а утомленная Надя в постель. Вечером того же дня на семейном совете обсуждали идею доктора отвезти девушку подлечиться на воды. Свадьба отодвигалась на неопределенный срок. Какое уж тут венчание, если невеста едва на ногах держится! От этой мысли бедная Надя даже повеселела. Решено было ехать, но куда? И тут добрую услугу соседям оказал Верховский. Выяснилось, что он знает замечательную лечебницу в Швейцарии.

Это, конечно, не Баден-Баден, светская жизнь попроще, но медицина на высоком уровне.

Решено было, что Надя поедет с матерью на месяц, два, три – как поправится окончательно.

Роев заметно приуныл, но старался не подавать виду.

– Ничего, ничего, дружок! Никуда твоя Надюха не денется! – похлопал его по спине будущий тесть. – Вся тебе достанется!

Как иногда горько ошибаются люди, изрекающие очевидные истины!

Написали в лечебницу письмо, получили необходимый ответ и стали собираться в дорогу. Выправили паспорта и приступили к сбору гардероба. Несмотря на предполагаемую скромность светских развлечений, тем не менее упаковывались шикарные платья, шляпки, всякие прелестные дамские безделушки, без которых не может путешествовать ни одна приличная женщина, и, конечно же, украшения, в том числе и подарок Роева. Казалось, сборам не будет конца. Но вот чемоданы, шляпные коробки, дорожные саквояжи уложены. Ковалевские отъезжали за границу из своей столичной квартиры на Троицкой улице.

Ломовик повез вещи, которые на Варшавском вокзале погрузили в багажный вагон «Норд-экспресса», который уходил из Петербурга дважды в неделю. Дамы путешествовали вагоном первого класса. В окно вагона виднелись голубые мягкие диваны, ожидающие путников. Весело поблескивали начищенные медные таблички, зеркала, мерцали лампочки-тюльпаны. На перроне прощались нестерпимо долго. Катерина Андреевна уезжала с щемящим сердцем. Она первый раз покидала супруга. Надя не чаяла, когда тронется экспресс. Она уже сто раз поцеловалась с Роевым, который чуть не плакал, помахала ему рукой, а поезд все не отправлялся. Наконец, колокол ударил третий раз, вагон дернулся и поплыл, оставляя за собой Василия Никаноровича и Владимира Ивановича. Почему судьба не шепнет, что кого-то ты видишь в этот миг в последний раз?

 

* * *

 

Лечебница, как и обещал Верховский, оказалась превосходной. Первоклассный уход, внимательный и толковый доктор, потрясающая природа, горный воздух – все постепенно сделали свое доброе дело. Надя ожила, посвежела и повеселела.

– Ты у меня точно птичка скачешь, – с радостью заметила как-то мать. – Значит, скоро совсем поправишься, и поедем домой, я к своему мужу, а ты к своему жениху!

Надя решила, что сейчас она не будет мучить себя никакими моральными рассуждениями. Виданое ли дело, свалиться, чуть ли не замертво, от расстройства! Окружающий их земной рай влиял благотворно, пробуждая жизненные силы.

Дамы много гуляли по живописным окрестностям, покупали у крестьян превосходные свежайшие продукты. Местное общество оказалось немногочисленным, и слегка скучноватым. Они поддерживали некоторые не очень утомительные знакомства. Каждую неделю приходили письма из России. Оставленные дома мужчины отчаянно скучали, но не смели требовать возвращения назад до полного выздоровления дорогой Наденьки. И вот однажды среди уже знакомых писем появилось одно, написанное иной рукой.

Надя сразу узнала этот почерк, и сердце ее отчаянно застучало. Катерина Андреевна с любопытством, а потом и с удивлением прочла следующее:

 

"Сударыня! Любезная Катерина Андреевна!

Пишу к вам в надежде еще застать вас с Наденькой в этом райском уголке. Я, уже почитай с месяц, пребываю в Париже по семейным делам.

Перед отъездом из Петербурга навещал Вашего достопочтенного супруга, от которого узнал, что дела Надежды Васильевны идут на поправку;

Рад этому обстоятельству чрезвычайно, памятуя и свой скромный вклад. Посему осмелюсь предложить вам обеим посетить меня в славной столице государства французского. Ежели вы соблаговолите составить мне компанию, берусь снять для вас приличный пансион, гостиницу, что пожелаете. А также беру на себя обязательства помочь вам ознакомиться с достопримечательностями этого замечательного города. Грех вырваться в Европу и не доехать до Парижа!

Европа – не бескрайняя Россия-матушка, поездка не покажется вам и Наденьке утомительной. Буду ждать вашего ответа. Ну, а коли нет, так свидимся, вероятно, только зимой. Надежда Васильевна тогда уже, видимо, будет госпожой Роевой.

Целую ручки обеих прекрасных дам.

Верховский".

 

– Что скажешь? – удивилась Ковалевская. – Нет, этот Верховский оказался милейшим человеком!

– Мне хочется поехать, мама! – тихо сказала Надя, боясь выдать свою радость от перспективы такой чудесной встречи.

– Что ж, идея заманчивая, но надо сначала узнать у доктора, можно ли тебе уже завершать лечение, и испросить разрешение отца. Да и денег у нас для такой поездки маловато!

Доктор констатировал, что приятные новые впечатления пойдут барышне только на пользу.

Василий Никанорович телеграфировал, что препятствий чинить не станет и к тому же выслал денег.

Надя расцвела просто на глазах. От былой хандры не осталось и следа. Она пребывала в величайшем восторге и торопила мать скорее ехать. Накануне отъезда из лечебницы ее застало письмо Роева. Жалобное, печальное. Владимир уже не пытался скрывать свою тоску. Девушка отбросила его с досадой. Она представила себе двух мужчин, получивших телеграммы. Восторг и радостное ожидание Евгения, и глухую боль Владимира.

 

* * *

 

Верховский, как и договаривались, встретил Ковалевских на вокзале и отвез в хорошенькую чистенькую гостиницу, где снял для них просторный номер. Катерина Андреевна осталась чрезвычайно довольна его предупредительностью и заботой. Она предвкушала нечто особенное от общения с молодым красавцем. Надя тоже чего-то ждала, но чего, и сама не знала. Пусть все течет само собой. Она просто вкусит прелесть жизни, пусть не вместе, но хотя бы рядом с любимым человеком, чтобы потом навеки погрузиться в пучину скучного семейного бытия с немилым суженым.

Париж захватил женщин, вскружил им головы, взбаламутил чувства. Какой прок описывать Париж, если не видал! Сплошной восторг!

На каждом шагу какая-нибудь знаменитая достопримечательность. И везде надобно побывать, чтобы потом рассказывать в гостиных, детям и внукам. Невозможно не посетить Лувра, собора, Парижской Богоматери, Елисейских полей, сада Тюильри, романтического Монмартра, живописной Сены, Будонского леса, Версаля! То, о чем читал в книгах, у Гюго, Дюма, Жорж Санд. Словом, голова кругом! А еще магазины, парижские моды, лавки, кафе, рестораны! Притом нельзя забывать и о светском общении. Катерина Андреевна, как всегда, оказалась очень предусмотрительной, взяв с собой все необходимые наряды, чтобы чувствовать себя соответственно своему достатку и положению. Она заставила Надю выходить в парижский свет в роскошных платьях и драгоценностях. Причем на девушке красовались не только подарки жениха. По случаю помолвки и в связи с грядущим переходом в статус светской дамы, мать передала ей часть фамильных драгоценностей.

Верховский превзошел сам себя. Он оказался превосходным гидом, знатоком живописи, к месту цитировал великих мыслителей или известных поэтов, чем совершенно потрясал обеих женщин. В гостиных ему не было равных в остроумии, в глубине рассуждений, при этом он еще прекрасно танцевал и музицировал. При этом он незаметно и исподволь подавал едва различимые знаки старшей Ковалевской, которые она расценила как приглашение к тайному и бурному роману вдали от супружеского ложа. Катерина Андреевна раздумывала, как бы это все провернуть половчее и так, чтобы простодушная девочка ничего не замечала. Надя действительно не замечала тонкого флирта матери и Евгения.

И если бы она узнала о постыдных сладострастных мечтаниях Катерины Андреевны, то пришла бы в ужас или просто не поверила. Но и сама Ковалевская пребывала в полной слепоте. Она совершенно и не подозревала о том, что прямо на ее глазах стремительно набирает силу безумное чувство между ее девочкой и Верховским.

Воистину, лицом к лицу лица не увидать!

Надя же в свою очередь чувствовала, что Евгений близок к какому-то важному решению. Они почти не оставались наедине и мало говорили о своих чувствах, но им и не надо было ничего говорить. Достаточно взгляда украдкой или чуть более сильного пожатия руки.

Однажды, когда Ковалевские, а вместе с ними и Верховский оказались приглашенными к русскому консулу, молодым людям удалось поговорить. Катерина Андреевна, неизменно имевшая успех, была ангажирована почти на весь вечер хозяевами. Надя и Евгений временно исчезли из-под ее внимательного ока, затерявшись в толпе гостей. Они стояли рядом с отстраненно-равнодушными выражением лиц, перебрасываясь, как казалось со стороны, отдельными фразами. Обычная беседа на балу. На них никто не обращал внимания. Лучше всего прятаться у всех на виду!

– Надежда Васильевна, я по приезде говорил вам уже, что прибыл в Париж по семейным делам. Я по всей Европе гоняюсь за своей супругой с целью уговорить ее на развод. И тут мне удалось свидеться с ней. Самое удивительное, что на сей раз она благосклонно выслушала меня и не отказала. В скором времени мы начнем готовить бумаги, а потом, Бог даст, и до процесса дело дойдет! Передо мной замаячил призрак свободы!

Он пока иллюзорен, но ведь это шанс! Поэтому я с отчаянием думаю о том, что в тот миг, когда я освобожусь от ненавистных пут, вы пойдете под венец с Роевым! И будете для меня недоступны!

– Я не вижу выхода, князь, – стараясь выглядеть спокойной, ответила Надя. – Ведь моя болезнь – это ответ на ваше признание, неужели вы не поняли?! Я бессильна что-либо изменить! Обстоятельства сильнее нас!

– Можно попытаться уйти, убежать от обстоятельств, – осторожно произнес Евгений.

– Что вы имеете в виду? – Надя посмотрела на него с недоумением.

– Я снял маленькую квартирку в тихом квартале, а потом можно будет перебраться куда угодно, хоть в Америку, и затеряться там…

– Вы предлагаете мне бежать с вами?! – почти вскрикнула девушка и испуганно прикрыла рот веером.

– Да, именно это я вам и предлагаю, – твердо произнес Верховский.

– Но это невозможно, немыслимо! Куда я побегу? А маман? Как я могу так оскорбить родителей! Это убьет их!

– Они слишком любят вас и поэтому простят, со временем.

– А Роев!

– Господин Роев опасней всего. Как я успел понять, это последовательный и целеустремленный человек. А главное, он тоже сильно любит вас. Поэтому легче избавиться от него, находясь достаточно далеко, когда его возможности вмешаться в ситуацию будут ограничены.

– Господи Боже мой! – простонала Надя. – Это все так ужасно!

– Еще более ужасно будет нам потом встречаться в Петербурге и тайно страдать, проклиная себя за нерешительность! У нас есть немного времени на раздумья, ваша матушка в любой момент может начать собираться в обратный путь, и тогда все пропало. Надя, милая Надя, я понимаю ваш страх и колебания. Я клянусь вам, что это не банальное совращение юной неопытной девицы! Я мечтаю сделать вас своей женой и пожертвую всем для этого! Доверьтесь мне! Или.., или вы не любите меня?

Последнюю фразу он произнес с таким чувством и отчаянием, что Надя, вскинув не него полные слез глаза, прошептала:

– Я люблю вас более всего в этой жизни, Евгений! И я пойду за вами куда угодно, хоть прямиком в ад!

– Нет, моя ненаглядная, наша жизнь будет прекрасной! Ведь мы созданы друг для друга!

В тот момент Верховский был абсолютно искренен, он верил в то, что говорил. Душа его пела, хоть он и понимал, что совершает не очень благовидный поступок, но ради любви, которая снизошла и на него, он готов был свернуть горы.

Разговор молодых людей принял очень эмоциональный характер, все труднее и труднее стало обоим удерживать на лице маску скучающего равнодушия.

– Вы знаете, где меня найти, решайтесь и дайте мне знать! Только не тяните! – успел пробормотать Евгений, и в этот момент один из гостей пригласил девушку на танец.

Надя поспешно кивнула и в следующее мгновение уже кружилась по залу.

– Правда, наша Надюша очень грациозна в танце? – услышал Верховский рядом с собой мягкий мелодичный голос старшей Ковалевской. – Отчего же вы не танцуете, князь?

Верховский правильно понял намек и тотчас же пригласил Катерину Андреевну. Она заметила много любопытных и оценивающих взглядов, из чего сделала вывод, что вдвоем они смотрятся превосходно. Ковалевская любила танцевать, правда, в последние годы ей редко приходилось предаваться любимому занятию. Поэтому сейчас она просто упивалась музыкой, близким присутствием красивого молодого мужчины и все ждала, что именно в танце он скажет ей нечто особенное.

Поэтому была страшно разочарована, когда Евгений лишь вежливо поинтересовался, нет ли писем из дому и когда они собираются в Россию.

После этого знаменательного для Нади бала минуло несколько дней. Верховский оказался прав. Мать действительно заговорила об отъезде Она вообще как-то сникла в последнее время, пребывала в легком раздражении по непонятным для девушки причинам. Поводом для возвращения домой стало резкое оскудение кошелька.

Естественно, траты оказались внушительными, пора и честь знать. Перед отъездом пришлось посетить некоторых знакомых с прощальными визитами.

Как-то раз, собираясь к баронессе Н., Ковалевская вдруг заметила, что дочь перестала одеваться и съежилась на своей постели.

– Господи, что с тобой опять? – испугалась она.

– Живот болит, маменька, боюсь оконфузиться в гостях. Поезжайте без меня на этот раз, – вяло произнесло девушка, опасливо поглядывая на Катерину Андреевну. Поверит ли?

– Пожалуй оставайся. Выпей отвар ромашки, я прикажу горничной принести тебе. Лежи, я быстро вернусь, моя девочка.

Ковалевская испытывала двойственные чувства. Она тревожилась за дочь, с другой стороны, надеялась, что ей удастся наконец наедине переговорить с Верховским, которого намеревалась встретить у баронессы. Она подошла к кровати и нагнулась поцеловать Надю. Та вдруг порывисто поднялась и крепко прижалась к матери.

– Ну, ну, дружок, не унывай, это не беда, завтра пройдет! – Катерина Андреевна ласково потрепала дочь по щеке.

Ковалевская вышла и села в экипаж. Натягивая тонкие перчатки, она никак не могла понять, откуда в душе возникло странное беспокойство.

Что-то она увидела, но не поняла. Вот что! Напряженный, непонятный взгляд Нади!

Катерина Андреевна чуть было не повернула назад. Нет, глупости какие-то! Показалось!

 

Глава тринадцатая

 

У баронессы Ковалевскую ожидало жестокое разочарование. Верховский прислал письмо с извинениями, принужден заняться неотложными делами. Хозяйка, выразив сочувствие Надиному недомоганию, строго произнесла по-французски:

– Но вы сама, милочка, ведь здоровы? Стало быть, не откажетесь от моего угощения!

Засиживаться в гостях не входило в планы Катерины Андреевны, но и обижать приятельницу не хотелось. Пришлось остаться, хотя кусок, как говорится, не лез в горло. С каждой минутой тревога Ковалевской усиливалась. Отсутствие Евгения почему-то тоже страшно разволновало ее. Под конец визита бедная Катерина Андреевна уже просто не могла усидеть на месте.

– Вижу, вижу, милая, вы очень обеспокоены здоровьем вашей девочки! Что ж, это святое чувство для матери, не смею более задерживать вас! Передайте Надин, что я желаю ей счастья в браке! – Баронесса расцеловалась с гостьей, и Ковалевская почти бегом бросилась в гостиницу.

В номере оказалось пусто. Катерина Андреевна не поверила собственным глазам. Нади нигде не было. Она уже собралась идти узнавать к портье, куда исчезла русская мадемуазель, как вдруг ее взор наткну лея на конверт. Он сиротливо лежал на столике. И как она сразу его не приметила? Ковалевская схватила конверт, и тут ее как будто молния пронзила. Она уже почти знала, что там, внутри! Руки гак дрожали, что она не сразу вынула листок бумаги, хотя конверт и не был запечатан. Аккуратным Надиным почерком было написано следующее:

 

"Милая, дорогая, бесценная мамочка! Я знаю, что совершаю ужасный поступок! Я уезжаю с Верховским! Чувство, которое я испытываю к нему, непреодолимо. Я поняла это еще дома. Поэтому и заболела, так как не могу жить, дышать без него. А вступить в брак с Роевым для меня равносильно шагу в могилу. То, чего я так ждала, произошло, и я ни за что не откажусь от своего счастья. Вы, именно Вы, поймете меня, я знаю, потому, что я Ваша дочь, и мы слишком похожи в душе. Только у меня нет ни сил, ни желания противиться моей безумной страсти. Простите меня, родная, я скрыла от вас эту тайну, потому что Вы бы, наверное, легли у порога и не дали бы нам уйти вместе. Когда-нибудь Вы с папа пожалеете, поймете и, может быть, простите меня. Пишу, обливаясь слезами, как мне больно расставаться с Вами таким образом, ведь я обожаю и Вас и папа! Спросите о Роеве? Бог меня за него накажет, я знаю. Но что же делать? Если он и впрямь сильно любит меня, он поймет, что я чувствую теперь! Молитесь за меня, родная, Бог даст, свидимся, когда-нибудь. И умоляю Вас, не ищите меня, не надобно огласки.

Прощайте. Ваша дочь Надя".

 

Несчастная мать долго и бессмысленно смотрела на закапанные слезами строки остановившимся взглядом. Наконец мысли стали потихоньку возвращаться. Вот Господь наказал так наказал! Глупая похотливая старая кошка! И что это ты возомнила себе? Роман? Любовь? И с кем, с коварным опасным ловеласом, который втерся в доверие, окрутил, обманул, околдовал! Ну конечно, она должна была заметить, почувствовать, понять! Но нет! Она сама влюбилась в него и утратила бдительность, потеряла свою девочку!

Что же будет, что будет?! Бежать в полицию!

Пусть ищут!

Ковалевская вскочила. Добежала до двери и остановилась. Она живо представила себе, как лепечет в полиции о бегстве дочери с женатым мужчиной, как ухмыляется полицейский, как назавтра какая-нибудь бульварная газетенка распишет историю в самых мерзких красках, как все знакомые отвернутся от них, как быстро ужасная новость добежит до России. И тогда позор!

Она вернулась в кресло и в изнеможении закрыла глаза. Проснулась Катерина Андреевна, когда за окном уже брезжил рассвет. Первые лучи солнца пробивались через портьеры. Может, это жуткий кошмар, и ничего не было?

– Надя! – позвала Ковалевская.

Ответом была тишина.

Пришлось открыть глаза и снова увидеть злополучное письмо. Бледная, едва волоча ноги, она отправилась на почту. Долго собиралась с мыслями, подбирала слова. Наконец, заливаясь краской стыда, подала в окошечко телеграмму Василию Никаноровичу:

«Надя уехала с князем Евгением. Что мне делать?»

Телеграфист, которому неведома была подоплека невинной фразы, принял ее с бесстрастным видом. Катерина Андреевна вернулась в гостиницу, легла на постель и стала молить Бога, что бы он тотчас же забрал ее. Она не могла жить с мыслью, что виновата в безумном поступке дочери, поступке, который, без сомнения, ее погубит. Нестерпимо больно было пытаться представлять, что последует за этим бегством.

Конечно, Верховский поиграет ею как игрушкой и бросит. И дальше?.. Нет, Господи, нет! Верни мне мою бедную девочку, Господи, верни! На коленях поползу к гробу Господню! Пусть только она вернется! Нет себе прощения, согрешить хотела, вот и получила грех, только не свой!

Страсти укрощала всю жизнь, а они, видать, Наде передались. И нешуточные, коли на такой поступок пошла! Бедная, неразумная, любимая девочка! А Верховский негодяй, подлец, нет ему прощения!

Пришел ответ от Ковалевского. Он состоял из одного слова:

« Возвращайся!»

Катерина Андреевна собиралась поспешно. Ее отъезд походил на бегство, так она боялась встреч и расспросов. В вагоне поезда она тупо смотрела за окно, вспоминая, как они с Надюшей с удовольствием обсуждали пробегающие мимо ухоженные и живописные пейзажи Европы. Пересекли границу, полетели мимо родные просторы. На одной из станций, когда она прохаживалась по перрону, ее окликнул женский голос. Катерина Андреевна хотела сделать вид, что не слышит, и поспешила к своему вагону, но дама настигла ее. Хуже встречи трудно было себе представить в данный момент, так как столичная знакомая дама виделась с Ковалевскими в Швейцарии.

– А где же Наденька, вы потеряли свою дочку в Альпах? – пошутила собеседница.

Как она недалека от истины!

– Увы, Надя из Парижа вернулась снова в Швейцарию продолжить лечение, – не моргнув глазом, соврала Ковалевская.

– – Как, вы оставили ее там одну? – изумилась дама и посмотрела на Катерину Андреевну с некоторым недоверием.

– О пет, конечно, нет! Как можно! Я наняла ей компаньонку! Сама же я вынуждена вернуться домой, меня ждут семейные дела! И как только появится возможность, снова поеду к Наде.

Поговорили еще о том о сем, посетовали на тяготы пути, и тут раздался спасительный звон колокола. Оказавшись в вагоне, Ковалевская едва перевела дух и подивилась на самое себя, как ловко и естественно ей удалось солгать.

Поезд стремительно приближался к Петербургу. В России уже стояла осень. Но завораживающие картины увядающей природы не трогали душу бедной матери. С ужасом она готовилась к встрече с мужем. Что он ей скажет?!!

Ведь это только ее вина, она негодная, беспутная мать! Неровен час, и побить может! Да и поделом!

Показались станционные строения, поезд замедлил ход и плавно остановился. Все пришло в движение. Мимо пробегали носильщики с тележками, слышались радостные возгласы встречающих. Ковалевская медлила, но сколько можно оттягивать неизбежное? Она тяжело вздохнула и вышла на перрон. Мужа она увидела сразу и замерла в нерешительности. Василий Никанорович подошел к жене и ткнулся в щеку седым усом.

– Как доехала? – спросил глухим безжизненным голосом.

– Вася, я.., я… – начала что-то лепетать Катерина Андреевна, но он резко оборвал ее:

– Дома, дома поговорим, не сейчас.

Подбежал с поклоном кучер Петр, ему вручили багажную квитанцию. Пока он укладывал вещи барыни, супруги перебрасывались несущественными фразами. Ковалевский нехотя пересказывал мелкие домашние новости, в потом и вовсе погрузился в угрюмое молчание. Катерине Андреевне показалось, что он до самого последнего момента не верил, что встретит только одну жену, что произойдет чудо и он обнимет свою Надю, единственную ненаглядную девочку. О Роеве Катерина Андреевна даже боялась спрашивать, решила, что узнается само собой.

Владимир Иванович уже знал, что произошло.

Пока дамы путешествовали, он почти каждый день навещал будущего тестя, и они проводили вдвоем время за холостяцким ужином, добрым вином, хорошей дружеской беседой. Ковалевский еще больше прикипел душой к молодому человеку за это время и относился к нему как к сыну.

По мере того, как приезд женщин все отодвигался, оптимизм и жизнелюбие Роева стали потихоньку затухать. Вероятно, уже тогда в его душе появилось предчувствие большой беды. На каждые три письма Владимира приходил в лучшем случае один ответ Нади, и тот сухой и далекий от любовного чувства. Владимир гнал от себя догадки и подозрения, и потом, в чем можно подозревать порядочную благовоспитанную девушку, путешествующую под строгим присмотром матери?

Когда Василий Никанорович получил злополучную телеграмму, то не мог опомниться весь день. Пришедший как всегда вечером Роев нашел хозяина дома в необычном виде. Василий Никанорович лежал на кушетке в кабинете, лицом к стене, небритый, с всклокоченными седыми волосами.

– Что-нибудь случилось? – упавшим голосом прошептал Роев.

– Случилось! – И Ковалевский мотнул головой в сторону письменного стола, на котором и лежала телеграмма.

Роев прочитал и обмер. Прочитал еще раз, потом еще. Смысл строк становился для него все яснее. Его обманули, предали, его чувствами пренебрегли, выставили на посмешище! Жизнь кончена!

– Ты, сынок, того.., запей горе-то, может, полегчает, – пробормотал Ковалевский, спуская ноги с дивана. – Я с утра пью, не берет! Сердце разрывается! Ох, Володька, до чего же бабы дуры! Черт бы их побрал!

Он хотел обнять Роева, но тот осторожно уклонился.

– Я, Василий Никанорович, пожалуй, к себе пойду, мне одному побыть надо, – деревянным голосом ответил несостоявшийся зять.

– Понимаю, прости. Что ж, конечно, твоя воля презирать нас. Не воспитали девицу в нужных приличиях, сами виноваты, стыд нам и срам.

– Я не смею винить никого, кроме самого себя. Что ж, насильно мил не будешь! – Владимир чуть не плакал, но крепился изо всех сил.

Ковалевский хотел что-то еще сказать, но Роеву уже не было мочи слушать пьяные сентенции несчастного отца, и он бросился вон. Василий Никанорович поспешил за ним вслед, и Владимир напоследок, прежде чем хлопнуть дверью так любимого им дома, простонал:

– Катерина Андреевна приедет, дайте знать!

И вот она приехала. Прошла по комнатам, отмечая беспорядок и неухоженность. Видно было, что прислуга выполняла свои обязанности спустя рукава, не было должного хозяйского догляду. В другой раз Василию Никаноровичу был бы устроен разнос по всей форме, но теперь не до того. Ковалевская вытянула пару громадных булавок, которыми крепилась роскошная парижская шляпа, и, положив ее на стол, устало села рядом, вытянув руки перед собой. Василий Никанорович, вошедший следом, встал как вкопанный. Жена его приехала почти седая. Она начала свой печальный рассказ. Конечно, собственные чувства относительно негодного сердцееда были ею опущены. Рассказывая, она вновь и вновь переживала прошедшее и сначала всхлипывала, а потом и зарыдала во весь голос. Василий Никанорович заплакал вместе с женой, не стесняясь своих слез. Он не смог ее бранить или обвинять. Какой в этом теперь прок!

Уже позже созвали всю прислугу и строго-настрого приказали о барышне не говорить, а если кто и спросит, то придерживаться той версии, которую так удачно сочинила Катерина Андреевна на вокзале.

На следующий день Катерина Андреевна набралась мужества и сама пошла в Роеву, благо идти было совсем недалеко. Владимир Иванович, готовясь к свадьбе, снял большую светлую квартиру в конце этой же Троицкой улицы, так, чтобы милая Наденька не разлучалась с родителями. Он обставил ее с большим вкусом, продумывая каждую мелочь. Уже и прислуга была нанята такая, чтобы угодить молодой хозяйке. Роев, прохаживаясь по комнатам, мечтал, как они с женушкой будут пить чай в столовой, как зимним вечером будут читать под абажуром в гостиной, как все заполнится детскими голосами. Эти трогательные картины постоянно вертелись перед его взором, и теперь он никак не мог поверить, что ничего этого не будет.

Владимир принял Ковалевскую в гостиной.

Катерина Андреевна с горечью оценила изящное убранство жилья, в котором ее дочь уже не станет хозяйкой.

– Сударыня! – сухо произнес Роев. – Я представляю, сколь мучительным для вас является пересказ этой отвратительной истории.

Столь же унизительным является это и для меня. Поэтому я избавлю вас от неприятного. Вы вправе мне ничего не объяснять, да я, пожалуй, уже и знать ничего не хочу!

Катерина Андреевна вздохнула с затаенным облегчением, но при этом печально обратила внимание на то, что Владимир более не называет ей маменькой, как установилось между ними в последнее время. Визит получился совсем короткий и не такой, как она предполагала. Роев повел себя совсем неожиданно.

– – Если вам понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам. – Он поклонился, давая ей понять, что разговор закончен.

Дома Катерина Андреевна пересказала мужу происшедшее с большой досадой.

– А ты что полагала, матушка, что он на грудь тебе бросится и слезами зальется?

Почему-то она полагала, что Роев поступит именно так. Ей казалось, что, поплакав в ее материнских объятиях, Владимир простит и по-прежнему останется другом дома.

Не-е-т! Он крепкий орешек оказался! Самолюбие его уязвлено сильно! Этот негодяй Верховский правильно все рассчитал, что не дома, не в России дельце провернуть надо. Здесь бы его Владимир из-под земли достал, полицию бы всю на ноги поставил, стреляться бы с ним стал, а то бы и просто поколотил!

– Нет, это не такой человек, чтобы сносить подобную обиду! И к нам он более не придет, нет, не придет! – заключил Василий Никанорович.

После мучительного визита к Роеву Катерина Андреевна решилась еще на один отчаянный шаг. Она хотела попытаться разузнать местонахождение беглецов с помощью княжны Верховской. Ведь тетя и племянник так дружны, она наверняка что-нибудь да знает! Ковалевская долго собиралась с духом, прежде чем оказалась перед домом Верховских. Хозяйка встретила ее холодным недоумением. Да, племянник в Париже.

Но с кем он проводит там время, это его дело, он взрослый человек. Соблазнил, развратил невинную девушку? Сами виноваты, плохо воспитывали девицу! И вообще княжна ничего не желает знать! Экая невидаль, такое случается со многими легкомысленными особами! Побегает и вернется с повинной головой! Хотя так и быть, она будет молчать о случившемся, это в интересах обеих сторон.

Катерина Андреевна вышла на улицу как оплеванная и долго не могла успокоиться. Такого унижения ей до сих пор не случалось переживать.

Ковалевский оказался абсолютно прав. Роев действительно не мог проглотить подобного оскорбления и обиды. Поначалу он даже замыслил застрелиться. Завел пистолет и держал его в кабинете, в ящике письменного стола. Но потом передумал. Жажда мщения постепенно стала овладевать им. Он стал размышлять об отставке.

Поехать во Францию, найти преступных любовников, а дальше? Далее непонятно. Оторвать Надю от негодного развратника всеми силами, увезти домой. А что потом? Насильно вести под венец? Терзать своими притязаниями в первую брачную ночь? Или, как пишут в бульварных романах, найти и застрелить обоих, а затем покончить с собой? Господи, как глупо и мерзко!

И что теперь делать с огромной и пустой квартирой, да еще в двух шагах от дома родителей сбежавшей невесты? Надо перебираться в другое место, а это опять хлопоты!

Роев рассчитал почти всю прислугу, оставив себе повара и старого камердинера. Приходящая прислуга и прачка убирали дом. Роев жил в кабинете, спальне и гостиной. Прочие комнаты погрузились в гулкую пустоту, пугая в темноте зачехленной мебелью.

 

 

Часть вторая

 

Глава четырнадцатая

 

На тихой парижской улочке, на предпоследнем этаже большого многоквартирного дома, поселилась русская пара, муж и жена Верховские.

Они наняли квартиру с обстановкой и, к большому удовольствию домовладельца, оплатили жилье на несколько месяцев вперед. Поэтому он не очень интересовался своими новыми жильцами, не совал нос в их дела. Что собственно им и нужно было, теперь особенно. Евгений и Надя жили тихонько, как две мышки, никого не принимая, нигде не бывая. Если Евгений еще выходил из дому, то его мнимая жена почти безвылазно проводила время в своем убежище, а если и покидала его, то только под густой вуалью. Прошел месяц после их побега. Евгений аккуратно навел справки в гостинице и узнал, что Ковалевская поспешно уехала и, судя по всему, в полицию не обращалась. Но это не успокоило Надю. Чувство вины неотступно грызло ее. Оно было столь сильно, что даже радость и любовь, которые она испытывала к Верховскому, не могли его заглушить. Иногда ей казалось, что все происходящее – сон. Потому что она не могла так поступить, и с ней не могло произойти подобное. Однако произошло. Произошло все то, о чем она так страстно мечтала, желала и стыдилась.

В день побега она взяла грех на душу и подло обманула простодушную и добрую мать, изобразив внезапную боль в животе. Девушка сама удивилась, как легко и просто удалась мистификация. Потом последовали лихорадочные сборы, пришлось ограничиться только самым необходимым. Непросто оказалось решить вопрос с драгоценностями. Но ведь родители подарили их ей, и потом все же она надеялась, что будет прощена со временем. Поэтому решено было ценности взять, неизвестно, как еще пойдут дела. А вот подарок Роева она брать не собиралась, но в суматохе сборов забыла о нем, и коробочка с бриллиантами осталась лежать в шкатулке с прочими украшениями. Поэтому Надя была уверена, что не пропадет – при ней были ценности, которые можно было при случае обратить в деньги.

Верховский встретил ее за углом гостиницы, и они спешно отъехали в экипаже с поднятым верхом. Долго кружили по незнакомым улицам и наконец прибыли на место. В новое жилище Надя вошла со смешанным чувством. Вот здесь начнется ее новая жизнь с любимым человеком, ради которого она пожертвовала всем! Отказалась от семьи, от доброго имени.

– Ну вот, Наденька! Это наше гнездышко!

Вы довольны моим выбором? Давайте я покажу вам комнаты! – бодрым голосам провозгласил князь.

Они прошлись по квартире, оказавшейся действительно очень милой. Но девушка не могла еще прийти в себя и начать радоваться. Ей мешал стыд за содеянное.

– А вот и наша спальня, милая! – нежно проговорил князь и, взяв ее за руку, подвел к огромной кровати.

Надя вздрогнула. Ах да, конечно! Именно тут произойдет неизбежное превращение ее из невинной девушки в падшую женщину.

Увидев выражение лица возлюбленной, Евгений нахмурился и произнес:

– Вы вольны поступать, как пожелаете. Вы тут не моя рабыня, а хозяйка положения. Ежели вы еще не готовы к.., к определенным переменам, я буду спать один, в гостиной на диване.

В один миг Надя приняла решение. Обратной дороги нет, чего тянуть и страшиться? Пусть новые ощущения вытеснят прежние переживания!

Верховский ожидал слез, стенаний, долгих уговоров. Поэтому изумление застыло на его лице, когда вдруг юная беглянка начала стремительно освобождаться от одежд. Изумление сменилось восторгом. Евгений стал умело помогать преодолевать крючочки и пуговки, попутно сдергивая и свой наряд. Ничего не говоря, он осыпал ее каскадом поцелуев. Она отвечала на них с нарастающей страстностью. Верховский, сжимая Надю в своих объятиях, ощутил великое волнение, которое не испытывал никогда, и вовсе не оттого, что ему предстояло лишить девственности девицу, а потому, что он чутьем опытного бойца понял, как она восхитительно чувственна.

Последующие действия не доставили Наде особого удовольствия. Но она вытерпела вспыхнувшую боль и прочие не совсем приятные моменты. Тем более что ее возлюбленный поклялся, это только единичный миг и далее последует сплошное блаженство.

Верховский не соврал. Они действительно погрузились в божественный мир телесных наслаждений. Вряд ли Надя могла рассчитывать на подобное великолепие с несостоявшимся мужем Роевым. Давать женщине восторг и радость всякий раз, когда прикасаешься к ней, – это великий талант, и не всякий, кто именуется мужчиной, им наделен! А Верховский был виртуоз!

Удивительное дело, его порочное прошлое воплотилось в эротическую феерию, в которую он погрузил свою невинную и неопытную подругу.

Та даже и не предполагала, какие возможности таятся в теле женщины, какие острые и ослепительные ощущения можно из него извлекать, как из волшебного кувшина. Надо только знать заклинания, и тогда неведомые страсти вырываются наружу, и все меркнет вокруг, перестает существовать. Только два тела, две души, ставшие единым целым!

Любовники иногда целыми днями проводили в постели, наслаждаясь друг другом. Евгений поражался, как стремительно юная ученица овладевает премудростями любовной науки, как она все быстрее становится свободной и раскованной в выражении желаний и чувств. Страсть, доставшаяся Наде по наследству, оказалась и впрямь нешуточной. Евгений оценил это, и был по-настоящему счастлив, первый раз в жизни!

А сама Надя плыла в водовороте новых переживаний, которые, как мощные волны, смывали все прежние мысли, страхи, сомнения и угрызения. Так, в любовном угаре, они прожили два месяца.

Когда схлынуло чувство новизны и остроты, постепенно на первый план вышли житейские проблемы, без которых, как оказалось, не обойтись. И основная головная боль для Евгения – это развод. Лидия опять куда-то подевалась, письма, посланные по последнему адресу, возвращались обратно, с пометкой «Адресат выбыл». Но князь не терял надежды, ведь во время их последней встречи жена твердо обещала ему свободу. В Петербурге адвокат князя уже приступил к подготовке процесса и, хоть дело это в России не из легких, надеялся на успех, тем более что его клиент был готов на какие угодно условия противоположной стороны.

Надя приготовилась ждать долго. Ее не пугало ожидание, одно только ее настораживало, Евгений принужден будет поехать в Россию, когда начнется сам процесс. О том, чтобы ехать вдвоем, не могло быть и речи. Риск некрасивого скандала слишком велик. А что, если не удастся добиться благополучного исхода дела? Тогда, как предлагал Евгений, бросить все к черту и уехать на край света, хоть к папуасам, как господин Миклухо-Маклай, и жить там, не обременяя себя пустыми условностями. Что ж, ради своей великой любви Надя готова была ехать даже к папуасам, только бы рядом с ненаглядным Евгением!

Однажды Евгений, вернувшись домой, не обнаружил там возлюбленной. Он испугался не на шутку. Куда она могла пойти, если пойти ей абсолютно некуда? Надя пришла почти вслед за ним, и выражение ее лица заставило князя призадуматься.

– Ты гуляла, дорогая? – осторожно спросил Евгений.

– Нет, я посетила доктора, – потупившись, ответила она.

Лоб Верховского покрылся испариной. Он не мальчик и прекрасно понимал, зачем молодая женщина может пойти к доктору. Этого следовало ожидать, но так некстати! Впрочем, когда подобное случается кстати! Любишь кататься, люби и саночки возить!

Пауза затянулась, и Евгений почувствовал, что его реакция не может быть иной, кроме как восторженной.

Наверное, ты хочешь меня порадовать, Надюшенька?! – стараясь придать своему лицу и голосу как можно больше радости, воскликнул князь.

– У нас ребеночек будет, Евгений! – прошептала Надя и покраснела.

– Слава Богу! Я рад, Наденька!

– Правда?

– Неужели ты могла усомниться? Ведь это же мое дитя, наше дитя!

Он нежно привлек к себе голову возлюбленной и поцеловал ее в лоб.

– Доктор сказал, что пока ты можешь еще по-прежнему.., по-прежнему быть со мною таким же страстным! – лукаво произнесла Надя.

– Ах ты, моя шалунья, – расхохотался Верховский и, подхватив молодую женщину на руки, понес ее в спальню.

Этой ночью, когда Надя заснула в его объятиях, Евгений не спал. Тревожные думы терзали его. Ребенок – это большая ответственность.

Немыслимо, если единственное дитя князя Верховского войдет в жизнь незаконнорожденным, без имени отца, без права на титул, на принадлежность к старинному роду. А если попытаться уговорить Надю избавиться от ребенка, сейчас многие доктора за деньги оказывают подобные услуги? Но, вспомнив сияющие глаза возлюбленной, ее искреннюю радость, он устыдился и отбросил прочь эти замыслы. Почему, черт побери, он не может радоваться новости как всякий нормальный человек? Ведь это ребенок любимой женщины! Семейное счастье, покой, уют, тихая светлая гавань! Прошлое – страшный сон, кошмар! Ведь за все это время его порочные страсти не разу не дали о себе знать! Стало быть, он исцелился! Исцелился чистой Надиной любовью! А это дорогого стоит! Он сделает все, чтобы она и не родившееся еще дитя были счастливы! Ради них он преодолеет любые препятствия.

И Лидия ему не страшна! Однако куда же она опять подевалась, негодная?

 

Глава пятнадцатая

 

Княгиня Лидия Матвеевна пребывала в большом смятении чувств. Паровоз ее бурной жизни сделал очередной поворот и еще стремительней понесся вперед. Теперь, спустя почти семь лет после замужества, многое в ней изменилось.

Пышный бюст перестал являть собой главную достопримечательность некогда весьма аппетитной девицы, ибо столь же необъятными стали живот, бедра, руки. Круглый овал лица дополнился увесистым тройным подбородком, плавно перетекавшим в шею, неизменно украшаемую каскадом драгоценностей. Постепенно Лидия уподобилась огромному мягкому шару на слоновьих ногах.

Однако метаморфозы внешности не помешали Верховской вкушать радости жизни во всем многообразии. Родители ее тихо отошли в мир иной, так и не дождавшись титулованных внуков. И Лидия превратилась в наследницу огромного состояния, которое давало ей возможность жить безбедно, а также содержать своего никчемного, но высокородного супруга, чье имя и титул открывали перед бывшей купчихой многие заветные двери.

Лидия не была глупой, но ей, как и всем молодым девицам, были присущи иллюзии относительно мужского пола. Она понимала, почему Верховский женился на ней, но не хотела в это верить, тем более что молодой муж в начале семейной жизни оказался весьма пылким любовником. Последующие открытия потрясли молодую женщину и перевернули ее собственные представления о своем муже, морали, семейном долге, любви, порядочности, и прочих вещах, доселе казавшимися незыблемыми. Пришлось отказаться от идиллических картин семейного рая, которые она себе рисовала. Конечно, купеческий мирок, из которого она, как ей казалось, так удачно упорхнула, далек от совершенства.

Но чтобы княжеский дом оказался скопищем пороков, она никак не могла себе представить!

И что же? Лидия Матвеевна вооружилась моральными устоями и бросилась вычищать авгиевы конюшни? Отнюдь! Княгиня решила вышибать клин клином. Отомстить мужу-развратнику его же гнусным способом да еще пребольно унизить денежной зависимостью!

Прожив несколько лет подобной суетной жизнью, приобретя репутацию взбалмошной, распущенной особы, Лидия утомилась. Несколько раз она пыталась вновь приковать к себе своего супруга, но тщетно. Евгений, заполучив очередную кругленькую сумму и отбыв повинность на семейном ложе, исчезал, как привидение. Правда, в последнее время вдруг повелись разговоры о разводе, что очень удивило Лидию. На что жить собирается муженек или нашел невесту побогаче? Или вдруг решил определить себя на какое-нибудь поприще и самому добывать средства для существования? Но это уж совсем невероятная мысль!

Поначалу княгиня Евгению в разводе отказала, сославшись на религиозные заповеди. Но вдруг неожиданный случай совершенно перевернул ее жизнь и заставил переменить свое мнение на сей предмет. Таким случаем стало явление бравого отставного капитана Христианова Ростислава Еремеевича.

Господин Христианов предстал перед взором Лидии Матвеевны на водах, где все состоятельные русские лечили свои хвори. Кто врачевал тело, кто душу. Но и те и другие совмещали лечебное действие целительных вод с поиском ощущений иного порядка. В воздухе витало желание романов и чувственных влечений. Отставной капитан не стал тратить время попусту, а приступил к осаде крепости по всем правилам фортификации. Княгиня Верховская поначалу и не удосужила его взглядом. Уж больно мелок и вертляв!

Но Христианова, казалось, вовсе не смущала несообразность его комплекции с необъятными размерами Лидии Матвеевны. Упорно, день за днем, он являлся к Верховской, принося неизменные сласти, к которым она была неравнодушна, безвкусные безделушки, букетики и прочие атрибуты ухаживаний. Он вызывался сопровождать ее на прогулках, уморительно скача вокруг: то поддерживая под локоток, то неся зонтик, да, впрочем, мало ли всевозможных трогательных знаков внимания и заботы можно выказать, стремясь угодить обожаемому предмету? Ростислав Еремеевич даже и стишки пытался слагать в честь Лидии Матвеевны. Четким почерком, даже избежав орфографических ошибок, капитан запечатлел их в милом альбомчике, в котором Верховская собирала знаки внимания обожателей.

Трудно устоять пред подобным натиском.

Особенно если в глубине души именно этого и жаждешь! Истомилась Лидия Матвеевна, изображая роковую порочную натуру. Не для нее написана подобная роль! Стала потихоньку приглядываться к новому ухажеру. Ростом маловат и худоват, так это не беда! Зато фигура ладная!

Правда, на ногу чуть прихрамывает, так ведь ранен в боях! Лицо подвижное, глаза живые, блестящие, усы торчат, как у кота, черные такие! Приятности без конца говорит и комплименты расточает, а для женского слуха – это чистый мед!

– Я, Лидия Матвеевна, как увидал вас, так и обмер! Женщина моей мечты! – с пафосом заявил Христианов.

– Что же эдакого во мне замечательного для себя вы узрели, любезный Ростислав Еремеевич? – насмешливо, с недоверием вопрошала княгиня.

– Правду позволите, сударыня? Вид ваш, округлость ваша необъятная для моего глазу просто восхитительна!

Верховская вспыхнула, не зная, негодовать на бесхитростный ответ или радоваться искренности признания?

– Вы ведь еще потому меня так поразили, – продолжал он с большим воодушевлением, – что чрезвычайно мамашу мою покойную напомнили.

Достойная во всех отношениях была дама, любил я ее безмерно и тяжко горевал об утрате! И не чаял, что сыщу подобное существо на свете!

Лидия Матвеевна была уязвлена сравнением с какой-то незнакомой покойной старухой и недовольно поджала губы.

– Вы, если можно так выразиться, женщина особого склада, для ценителя! Не каждому дано понять такую красоту! А я сразу проникся! Тут специальный талант нужен, чтобы такой особе, как вы, угодить!

– Какой такой талант? – насторожилась Лидия Матвеевна, памятуя о порочных талантах своего супруга.

– Ежели пожелаете, так я свои возможности предъявлю вам тотчас же! – подкрутив усы, заявил Христианов и глаза его загорелись еще ярче. Он попытался придвинуться к собеседнице, но она остановила его жестом.

– Не забывайтесь, сударь! Вам еще ничего не позволено!

И княгиня приняла величавый и неприступный вид.

– Ах Боже Ты мой! – вскричал собеседник с интонациями, заимствованными из игры провинциальных актеров средней руки. – Вы, драгоценная княгиня, подобны сейчас Екатерине Великой! Какая стать! Какой взор! Отчего я не художник и не могу навеки запечатлеть бесценную картину!

Грубая и явная лесть приятно волновала душу. Взгляд Верховской потеплел.

– Вы, господин капитан, большой, как я погляжу, мастер, по части куртуазии, умеете женщине приятное сказать!

– Так ведь женщина на свет для того Богом послана, чтобы мы, мужчины, радость ей преподносили и сплошное удовольствие!

– Неужто безвозмездно?

– Оно, конечно, не совсем так! Желательно иногда тоже чуточку радости поиметь!

Христианов вновь сделал попытку приблизиться и присесть рядом на диван. На этот раз он был допущен на опасно близкое расстояние, чем не преминул воспользоваться. Раздался громкий хруст дивана, деланно испуганное оханье Лидии и торопливое сопенье капитана. Первая линия обороны пала довольно быстро, преобразившись в бесформенную кучу мужской и женской одежды, сорванной второпях. Взятие следующего бастиона потребовало от бравого вояки нешуточных усилий, ведь и противник попался искушенный.

У княгини был хороший учитель постельных баталий! Христианов пришел в полный восторг, хотя чуть было не оказался погребенным под необъятным телом обожаемой Лидии. Он чувствовал себя триумфатором. Лидия, пережив телесное соединение с очередным субъектом мужского пола, решила на нем и остановить свой выбор, покончив с прежним беспутным супружеством.

Уже через несколько дней капитан пребывал в доме княгини чуть ли не на правах хозяина.

Он без стеснения расположился в одной из комнат большой квартиры, которую она снимала, командовал прислугой и повсюду сопровождал свою возлюбленную, открыто афишируя столь близкое знакомство. Лидия Матвеевна поначалу даже была ошеломлена таким стремительным развитием событий, но, поразмыслив, пришла к выводу, что и ей теперь надо поспешить с разводом, чтобы матримониальный запал нового кандидата в мужья не угас. А то, что Ростислав Еремеевич желает узаконить их отношения, стало ясно буквально сразу.

– Голубка моя, – рокотал он, щекоча ее усами, – я человек прежних устоев. Коли я люблю, так пожалуйте и под венец. Желаю придать нашему роману законное обрамление.

– Так ведь я замужем! – засмеялась Лидия.

– Полно, сударыня! Это издевательство над семейными святынями, а не брак. Да и где муж этот?

– Найти его нетрудно, только зачем? – княгиня желала, чтобы претендент высказался предельно ясно.

– Затем, милая Лидия Матвеевна, чтобы требовать от него развод по всей форме!

– И вы возьмете замуж разведенную женщину?

– Любовь не знает условностей и преград!

– Однако, сударь, – заметила строго Верховская, – вы ни словечком не обмолвились о своей прежней семейной жизни, а ведь вы уже в летах, вряд ли провели полжизни холостяком?

– Ваш ум меня восхищает! Вы правы во всех отношениях! Конечно, по молодости лет и я был женат, но моя бедная супруга умерла так рано, что я уж и не верю в то, что это и вправду было. Грешен, даже облик ее вспоминаю с трудом! Затем судьба так меня мотала, что семейного очага разжечь не представилось возможности. А ведь у меня и именьице осталось после покойной родительницы. В Курской губернии, небольшое, но ежели туда капитальца вложить, невероятный можно получать доход!

– Стало быть, вам мой капиталец, как вы изволили выразиться, желательно получить! – Верховская чуть не заплакала от досады. – Чем же вы тогда лучше моего мужа, женившегося на мне из-за денег!

– Полно, матушка, сердиться! Что же обидного я сказал? – наивно и искренне пожал плечами капитан. – Я же не таюсь, как ваш князек, я открыто мечтаю о том сладостном миге, когда мы богато и счастливо заживем в нашем гнездышке! Земельки прикуплю, работников найму, дело поставлю, как у немцев, везде порядок, чистота! Коров выпишем породистых, машин заграничных!

Княгиня, вытаращив глаза, сидела молча.

Ободренный ее молчанием, Христианов продолжал:

– А главное, детишек народим полный дом!

– И кто эти детки будут по паспорту? – с надменностью произнесла Верховская, намекая на низкий чин ухажера.

– Понимаю, понимаю, к чему клоните. Ясное дело, жаль расставаться с титулом, ведь за него столько заплачено. Из княгинь да в жены отставного капитанишки! Обидно! Только я одно вам скажу, не обессудьте, ваше сиятельство, никакая вы не княгиня, а как были купчиха, так и есть! Не ваш эго мир, чужой он для вас, вы среди этих расфуфыренных и надменных аристократов как в стане врага! Не для вас эта жизнь, не для вас!

– Да в уме ли вы, сударь, что говорите-то! – Лидия Матвеевна аж задохнулась от негодования и боли, ведь Христианов говорил ей вслух то, что она сама себе боялась сказать.

– В уме я, в уме. А еще в моем уме, если позволите продолжить, картины такого порядка.

Дом наш большой и обильный, вы во главе семейства, в окружении деток, и я при вас, верный ваш раб и обожатель, супруг ваш нежный. Ручки целую, коленочки, пяточки!

Христианов даже зажмурился от столь упоительной перспективы. И тотчас же открыл глаза, так как его поразил непонятный звук. Княгиня издала глухой стон, подобный коровьему мычанию, а потом зарыдала в голос. Ростислав Еремеевич обомлел и опасливо покосился за" дверь, предполагая путь к отступлению. В тот миг, когда он уже совсем было решился одним прыжком выскочить вон, Лидия Матвеевна раскрыла ему свои объятия, и он уткнулся носом в ее необъятную грудь.

– Голубчик вы мой, милый, если и впрямь все так и будет, мне для этого ничего не жаль, никаких своих капиталов! Не только деньги, себя всю тебе отдам!

После непродолжительных слез, взаимных клятв, перемежаемых поцелуями, влюбленные перешли к более содержательной части беседы.

Где найти мужа и как добиться развода?

 

Глава шестнадцатая

 

Надежда Васильевна занемогла. Первая беременность давалась ей с трудом, хоть она всегда была вполне здоровой девушкой. Пришлось Евгению побеспокоиться о докторе. Мсье Семуньи имел большую клиентуру и прекрасные рекомендации. Ко всему прочему этот умный и деликатный человек с одного взгляда понимал ситуацию, в которую попадали его пациентки, и по мере возможности облегчал их участь. Ему не требовалось много времени, чтобы понять: Верховские ведут крайне замкнутый образ жизни, девушка слишком молода и неопытна, князь выглядит человеком тертым. Значит, тайные любовники, скрывающиеся от родственников или законных супругов. Что ж, теперь времена изменились, по" всюду падение нравов, чего только не насмотришься за годы долгой врачебной практики! Но юная «княгиня Верховская» доктору чрезвычайно приглянулась. Она вся светилась в ожидании ребенка. В первый момент, когда князь обратился к Семуньи, доктор решил, что молодые люди хотят избавиться от плода своей грешной любви.

Но выяснилось, что совсем наоборот. И мадам «княгиня» превратилась в постоянную клиентку доктора. Доктор зачастил к ним на квартиру, и его визиты скрашивали Наденькино одиночество, рассеивали тоску и женские страхи, вполне оправданные в подобной ситуации. Как ей недоставало матери! Как она нуждалась в ее советах и доброй поддержке. Несколько раз она порывалась тайно от Евгения написать родителям письмо, но стыд не позволял строкам лечь на бумагу. В спальне на широкой кровати она мечтала о том миге, когда вместе с ненаглядным Евгением и милой крошкой на руках они переступят порог родительского дома. Удивление, радость, слезы, смех – и они будут прощены! Господи, дай мечте сбыться! А пока… Пока опять дурно, опять выворачивает наизнанку, и нет мочи переносить эти страдания!

Опять приезжал доктор и велел гулять потихоньку. Оглядев Надю, доктор покачал головой, она сильно прибавила в весе. Надя и сама с неудовольствием замечала, как безобразно расползлось лицо и тело. Зная, что и без того Господь не расщедрился на ее внешность, бедняжка расстраивалась не на шутку, боясь, что потеряет привлекательность в глазах князя.

– Это смешно, Наденька! Твои страхи происходят от плохого самочувствия, вспомни, как объяснял мсье Семуньи. Все это временно, все пройдет, ты станешь прежней, и моя любовь к тебе не угаснет никогда! – князь пытался успокоить возлюбленную.

Однако отчасти опасения Нади имели под собой некоторое основание. Конечно, Верховский продолжал ее любить, он не сомневался в этом.

Но прежняя вольная жизнь не могла научить его быть отцом и мужем. Будущий ребенок внушал скорее страх, нежели радость. Крики, болезни, бессонные ночи, горшки, пеленки и бутылочки – все это вызывало у него брезгливую дрожь. Как они будут существовать, а главное – на что?! Доселе безбедная жизнь князя оплачивалась его глупой толстухой женой.

И даже теперь, живя с Надей, Верховский тратил деньги Лидии. Но, если грянет развод, надо искать источник существования. Вот вопрос вопросов! Мысль о финансах терзала Евгения уже не первую неделю. Он послал депешу тетке и получил от нее некоторое вспомоществование, но возросли расходы на лечение, а дальше?

Дальше даже страшно было подумать. Выходило, что надобно, перед тем как развестись с ненавистной супружницей, хорошенько вытрясти ее кошелек, а потом придумается все само собой!

Князь старался не посвящать Надю в эти проблемы, но она сама как-то заговорила о неприятном. Выслушав Евгения, она спокойно пожала плечами и рассказала ему о драгоценностях, которые хранила в укромном уголочке. Верховский догадывался, что Надя убежала не с пустыми руками, но, пытаясь быть благородным, не смел спрашивать ее о таких деликатных материях. Она извлекла драгоценности, и Евгений вздохнул с тайным облегчением. Конечно, это не решение проблемы, но уже какой-то шанс! Правда, он многократно поклялся и ей и себе, что прибегнет к продаже или залогу украшений только в самом крайнем, абсолютно безвыходном положении. Удивительное дело, стоит решить подобным образом, как тотчас в такое положение и попадешь!

Однажды Верховский и Надя отправились на небольшую прогулку. Стояла солнечная погода, хотя дыхание зимы еще чувствовалось в воздухе. Надя с нежной грустью взялась вспоминать о прелестях русской зимы, о снеге по колено, снежках, санках, катке в Юсуповском саду. Евгений с беспокойством смотрел на ее лицо, которое становилось все более и более расстроенным. Он пытался отвлечь ее другими разговорами, но тут она охнула и ухватилась за живот.

Личико молодой женщины моментально побелело и перекосилось от боли. Князя бросило в пот от страха, что все «это» случится прямо сейчас, да еще и преждевременно. Однако у него хватило духа не растеряться и довольно быстро найти кучера с коляской. Погнали что есть силы прямо к доктору на квартиру. Семуньи проживал в особнячке, где на первом этаже располагалась его собственная клиника. По счастью, он оказался на месте и принял больную безотлагательно. Евгений, ожидая вердикта врача, не мог спокойно усидеть в приемной. Он то вскакивал, то садился вновь, то ходил из угла в угол, чем вызывал явное неодобрение секретарши доктора. Она покашливанием дала ему понять, что необходимо набраться мужества и взять себя в руки. Не помогло. Тогда она суровым голосом предложила выпить успокоительных капель, как вдруг показался доктор. Вид у него был озабоченный, что повергло Евгения в еще большее расстройство.

– Ваше сиятельство, мадам находится в сложном положении. Существует реальная угроза потери ребенка и больших осложнений в ее здоровье. Не скрою, прогноз при неудачном течении событий может быть самый неблагоприятный для жизни мадам.

– Бог мой! – прошептал Евгений, утирая мокрый лоб. – Бог мой, я не могу потерять ее!

Врач посмотрел на него пристально. И почему этот пылко любящий муж вызывает в нем такое неприятное чувство недоверия?

– Послушайте, еще ничего не случилось, но может случиться. Я предпринял все, что в моих силах. Но теперь ей совершенно нельзя двигаться, ее невозможно везти домой. Согласны ли вы на некоторое время оставить мадам в клинике?

К ней будет приставлена сиделка и обеспечен превосходный уход!

– Разумеется, если это необходимо! Я оплачу все расходы!

Доктор кивнул и пригласил Верховского пройти вслед за ним. Надя лежала на кровати по-прежнему пугающе-бледная. Она слабо улыбнулась Евгению.

– Душенька моя, крепись! – пролепетал он, наклонясь и целуя ее в серые губы. Ты побудешь тут всего несколько дней, и я заберу тебя домой. Все уладится, вот увидишь!

Они нежно распростились, и Верховский пошел к двери, но запнулся на ровном месте. Оглянулся. От Надиного взора ему захотелось завыть, заплакать, закричать. Он почти выбежал вон. В голове все смешалось. Очень, очень жалко бедняжку, но если ребенка не будет, то и часть проблем исчезнет. А если и Нади не будет? Снова свобода, никаких забот и ответственности? Чего тебе больше хочется, Евгений. Ты сам-то знаешь?

 

* * *

 

Пока Надя отсутствовала, Евгений прилагал титанические усилия для решения денежных проблем, но все без толку. Как ни крути, получалось, что скорое свидание с Лидией неизбежно. Однако в последнее время они вовсе потеряли друг друга из виду. Он даже не представлял, где сейчас его жена. Может быть, уже вернулась в Россию? И вот совершенно неожиданным образом, открыв утреннюю парижскую газету, на последней странице среди вороха частных объявлений он прочитал следующее:

«Ее сиятельство княгиня Лидия Верховская сообщает заинтересованным особам, желающим послать корреспонденцию или получить личную аудиенцию, что сие возможно по адресу…»

Евгений не поверил собственным глазам. То, что данное объявление предназначалось только для него, не вызывало никаких сомнений. Но то что Лидия прибегла к такому способу, говорило только об одном: она срочно ищет встречи. Быть может, и ей понадобился развод? Чем черт не шутит, а вдруг все пройдет как по маслу?

Князь стремительно облачился в один из самых своих изысканных костюмов, натянул тонкие дорогие перчатки, украсил себя шляпой и, помахивая тростью, отправился на свидание с женушкой.

Лидия Матвеевна уже несколько дней провела в ожидании ответа на объявление. Она навела справки по знакомым и выяснила, что дома в Петербурге князь не появлялся, однако некоторые мельком встречали его в Париже. Из чего она сделала вывод, что он еще тут, но вынужден вести крайне скромный образ жизни, наверное, окончательно все просадил. Что ж, значит, будет как шелковый. Тренькнул звонок. Горничная доложила о прибытии долгожданного гостя. Княгиня приняла величественный вид, так поразивший недавно простодушного и искреннего Христианова. Евгений вошел и сдержанно поклонился. Вид расфуфыренной жены, желавшей изобразить из себя нечто значительное, был настолько нелеп, что он с трудом удержался о г едкого замечания, которое, без сомнения, все бы испортило. Лидия напоминала ему теперь раздувшуюся жабу, одетую в дорогие платья и украшенную бриллиантами. Только в сказке лягушка превратилась в прекрасную царевну, а в жизни такое превращение вряд ли могло свершиться.

– Доброе утро, Лидия! Рад видеть тебя в полном здравии! У тебя цветущий вид! – Евгений сделал над собой усилие, улыбнулся и поцеловал полную руку, усеянную перстнями.

– Давно, давно не виделись! – Лидия чмокнула его в подставленную щеку. – А вот ты, мой князь, что-то побледнел и осунулся! В последний раз, когда мы с тобой видались, ты был чудо как хорош, что с тобой сделалось?

– Заботы, заботы заели, – деланно-равнодушно ответил муж.

На самом деле он был неприятно уязвлен замечанием о своей внешности. Оно его крайне огорчило.

– Присядем. – Лидия позвонила в колокольчик и приказала подать кофе и угощения. Князь, проглотивший с утра только газетную информацию, присоединился к обильной утренней трапезе.

– Зачем звала? – проглотив очередной кусок, спросил Верховский.

– Соскучилась по ненаглядному муженьку! – пошутила супруга.

Евгений поморщился. Всякий раз, когда они встречались, Лидия всегда понуждала его предаться радостям плотских утех, прежде чем выдать очередную солидную сумму денег. Однако нынче что-то в ее взгляде и повадке изменилось, и Евгений почувствовал это.

– Полно, Лида, говори, в чем дело! – нарочито серьезно произнес он.

– Ты в прошлый раз вроде как о разводе помечтать изволил, так вот я тоже теперь об этом подумываю. – Она откинулась в кресле, поставив недопитую чашку на столик.

– Отчего это вдруг? Кажется, нас обоих подобная ситуация вполне устраивала?

– Как же, устраивала! – зло взорвалась жена. – Это тебя, мерзавца, пакостника да развратную тварь, тетку твою, подобная жизнь устраивала! А я так жить не хочу!

Князю пришлось пропустить мимо ушей оскорбления, и он процедил сквозь зубы:

– Однако ты, милая жена, тоже, как я знаю, не в пустой холодной постельке спала все это время!

– А что мне оставалось делать, скажи на милость?

– Богу бы молилась, в монастырь пошла, мужнины грехи замаливать!

– Вот тебе монастырь! – Лидия сунула Евгению под нос кукиш, сложенный из ее жирных пальцев. – Чего удумал! В монастырь! Во мне жизнь кипит, я, может, еще замуж схожу за порядочного человека, деток рожу! И пусть не буду «их сиятельством княгиней Верховской», зато буду счастливой и любимой!

От громкой и эмоциональной речи она вся покрылась красными пятнами. Верховский с трудом удерживал себя, чтобы не вцепиться в ненавистную физиономию. Была купчихой, купчихой и осталась! Ничего к ней не пристало за эти годы.

– Вот, стало быть, в чем причина! Лидия Матвеевна замуж собрались за «порядочного человека»! – Евгений попытался передразнить интонации жены. – Что ж, Бог в помощь! Я препятствий чинить не стану, давай обсудим все; но только спокойно, без оскорблений! Как звать счастливца и кто таков?

– Не вашего круга, не аристократического.

Христианов Ростислав Еремеевич, отставной капитан, в боях ранен.

– Постой, постой, в каких боях, войны-то, поди, уж как двадцать лет никакой нету? – удивился Верховский.

Лидия замолчала потому, что на это обстоятельство из жизни бравого вояки действительно не обратила никакого внимания.

– Имение есть небольшое, в Курской губернии. Замуж зовет, любит, не чета тебе, искренне! – последнюю фразу Лидия произнесла с особым удовольствием.

– А из себя каков? – полюбопытствовал князь, затягиваясь папиросой, – его явно забавлял этот странный разговор. – Неужто краше меня!

– Ну, краше вас только ясно солнышко! – съязвила княгиня. – А по мне так хорош. Впрочем, увидитесь, вероятно. Я тебя представлю! – добавила она гордо.

– Помилуй Бог! Уволь меня от подобного знакомства. Верю тебе на слово, что твой новый супруг в тысячу раз достойней меня! Поэтому давай уж, без дальнейшего промедления, обсудим, как поступить далее, учтя обоюдные интересы.

Они долго толковали, обсуждая детали развода, периодически переходя на крик и взаимную брань. Но дело двигалось потихоньку. Княгиня все поглядывала на часы, ожидая визита Христианова, но тот куда-то пропал. Наконец, вымотанный беседой, Евгений распростился с Лидией и двинулся в обратный путь. На улице он сел в экипаж и назвал вознице адрес. Кучер отвез его и почему-то вернулся обратно к дому, где проживала Лидия. Как только он остановился, к коляске быстро подошел невысокий человек, и кучер сообщил ему адрес предыдущего седока, за что тотчас же получил монету.

 

Глава семнадцатая

 

Вечером того же дня Верховский получил записку престранного содержания:

 

«Милостивый государь! Я располагаю некой конфиденциальной информацией, которая для вас может оказаться важной до чрезвычайности. Полагаю, что Вам, по меньшей мере, неразумно отказываться от нашей встречи. Я буду ждать Вас…»

 

Князь не поверил собственным глазам, пробежав глазами строчки. Подпись стояла – «Христианов»!

Это черт знает что такое! Что может сообщить незнакомый тип, которого Верховский и в глаза не видывал? Видимо, какие-то гадости, связанные с Лидией. Знать ничего не желаю!

Однако уже в следующую секунду неприятно засосало где-то внутри. А вдруг – это прошлые утехи, страшные мерзкие тайны его исковерканной души и ненасытного тела дают о себе знать! Тогда он пропал! Если выйдут наружу прежние увлечения молодости – конец надеждам на исцеление, Надя с таким человеком жить не будет. Но кто и как мог прознать? Видимо, придется пойти на нежданное рандеву!

Узнанная тайна превзошла самые худшие подозрения Евгения. Он встретился с Христиановым на следующий день, пополудни в указанном месте. Ростислав Еремеевич поджидал его на скамеечке под голыми каштанами, зябко кутаясь в воротник пальто. Сразу бросалось в глаза, что и пальто, и шляпа, и ботинки почти не ношеные, недавно приобретенные. Видимо, будущий супруг хорошо обновил свой потрепанный «в боях» гардеробчик за счет щедрот Лидии Матвеевны. Впрочем, князь его за это осуждать не имел права. В этом смысле они пребывали в одинаковом положении.

– Сударь! Ваше сиятельство! – Христианов встал и приподнял шляпу.

Верховский холодно кивнул, не удосужив приветствием.

– Благодарю, что откликнулись на мою просьбу о встрече, – произнес собеседник, ласково заглядывая князю в глаза. – Однако разговор наш предполагает быть не очень коротким, не изволите ли пройти куда-нибудь, где бы мы могли в тепле, за стаканом доброго вина обсудить наши дела?

– Какие у нас с вами могут быть дела? – брезгливо процедил князь. – Вы ухажер моей жены, и на самом деле я должен бы надавать вам по физиономии, а не вести светские беседы.

Выкладывайте поскорее, что у вас там, и разойдемся!

– Э, нет, нет, сударь, не спешите! Дельце совсем иного рода! Пройдемте же, а то я продрог весь, ожидаючи вас!

Чертыхнувшись, князь двинулся с новым знакомцем в небольшое кафе, где Верховский заказал себе коньяку, Христианов изволил того же.

– Выкладывайте, да поскорее! – потребовал Евгений, разглядывая собеседника.

Он представил себе, как нелепо Лидия будет смотреться рядом с таким тщедушным муженьком. Однако почему-то сразу в памяти всплыли косые насмешливые взгляды, которые он сам ловил на себе, будучи женихом.

– Сударь, мне придется начать издалека, образно говоря, от Адама. Некоторое время назад я служил в Н…ском полку, в том самом полку, где служил ваш покойный родитель.

– Что с того? – пожал плечами князь. – Вы же не воспоминаниями о моем папаше пришли поделиться?

– Как знать! В некотором роде и воспоминаниями, только не моими. Я в этом тюлку служил писарем…

– Стало быть, вы в боях с пером и чернильницей себе ногу-то покалечили? – перебил собеседника Верховский, но тот не обиделся и на губах его появилась улыбка, которая не предвещала Евгению ничего хорошего.

– Папашу вашего я не застал. Моя скромная служба протекала уже после того, как он вышел в отставку. Должность моя требует аккуратности и усердия в ведении документов, не только в их написании, но также и хранении.

В моем ведении находились разного рода записи, многие из которых относились к весьма отдаленным временам.

Евгений слушал рассеянно. Что такого можно было отыскать в старых документах полка?

Некие папашины беспутства, так невелико дело? Осквернение офицерской чести? Быльем поросло!

– Так я продолжу, – глотнув коньяку, произнес Ростислав Еремеевич. – В архиве полка нашел я как-то запыленные записки полкового лекаря и от скуки давай их листать. Доктор происходил из немцев и записи свои вел аккуратно. Когда кто напился пьян, кому аппендикс срочно вырезать пришлось, ребеночка принимать от супруги полкового командира, молодой поручик упал да так сильно зашибся, что глаз повредил…

– Какого черта я выслушиваю все это! – вскричал Евгений, который уже начал выходить из себя.

Но Христианов, казалось, даже и не обратил внимания на его эмоции.

– И вот читаю я любопытнейшую запись доктора, просто анекдот какой-то, если бы не печальные последствия. Кобыла горячая не подпускала к себе наездника, пьян был. А животное было высоко моральное, запаха алкогольного не переносило! Он и так, и эдак, а она извернулась да как ударит его копытом подкованным, да в самое что ни на есть важное для мужеского полу место, он и упал без чувств!

– Да, не повезло бедняге! – усмехнулся Евгений – После такого удара можно и кастратом сделаться.

– Вы удивительно прозорливы. Именно описанием этой малоприятной процедуры и были заполнены следующие страницы. Несчастному пришлось отъять его мужеское естество, потому что от органа осталось одно сплошное месиво. Хотя я не силен в медицинских терминах, но суть описания и выводы лекаря оказались для пострадавшего чрезвычайно печальными. Абсолютная невозможность иметь потомство.

Евгений слегка напрягся, он почувствовал в интонациях рассказчика опасность и не ошибся.

Продолжение оказалось ошеломляющим.

– А имя невезучего офицера было князь Верховский, да, да, ваш, так сказать, батюшка. – Последнюю фразу Христианов произнес почти шепотом, без особых выразительных интонаций.

Верховский сидел молча, по его лицу растекалась предательская бледность. Он предчувствовал, что это еще не конец ужасной истории.

Ростислав Еремеевич подождал чуть-чуть, но, так как собеседник не проронил ни слова, продолжил:

– Док гор тайну пациента доверил только своим записям. Не знаю, что он собирался потом с ними сделать, только через нескорое время скоропостижно скончался. Князь вскорости после травмы оставил полк, вышел в отставку и зажил с женой в Петербурге. А через полтора года в семье родился мальчик, наследник титула, юный князь, нареченный Евгением. Не находите ли вы, сударь, что в судьбе вашего родителя просматривается явное чудо? Ибо только чудом можно назвать обретение наследника при подобном стечении обстоятельств!

Верховский вытер платком пот, который струился по его лицу.

– Вероятно, матушка усердно молила Бога, и он явил ей это чудо! – пробормотал Евгений.

– Конечно! – радостно кивнул головой Христианов. – И я даже смею предположить, в каком обличье явилось это чудо! Некий молодой, ладный, привлекательный собой лакей, камердинер, садовник, учитель рисования, да мало ли фантазий у Всевышнего! Так или иначе с помощью этого чуда несчастная чета и решила проблему обретения наследника. Вероятно, он и не ведает, что имеет такого титулованного сыночка!

– Какая вы дрянь, Христианов! – Евгений не вытерпел и, вскочив, хотел ударить собеседника.

Тот уклонился и рассмеялся.

– Нам не следует ссориться, ваше сиятельство. А вдруг я разобижусь и уйду с вашей тайной в кармане? Какая буря поднимется среди высшего общества! А может, найдутся и другие, подлинные наследники древнего имени и титула, а?

Евгений похолодел. Он знал, что в особых случаях государь своим указом дозволял передавать титул по женской линии, чтобы не угасла древняя фамилия. Если княжна Татьяна Аркадьевна окажется единственной подлинной носительницей знатного имени, то наверняка очень скоро и на нее найдется муж, которому и перейдет титул!

– Вы сколько денег хотите? – выдавил из себя Евгений.

– Вы просто замечательный человек! Так сразу перейти к сути проблемы! – Христианов в полном восторге всплеснул руками. – Десять тысяч!

Евгений решил, что ослышался.

– Вы с ума сошли! Гнусный шантажист!

– Конечно, конечно, это не совсем честный способ поправить свое материальное положение!

Но что делать! Я был совершенно мелкий, ничтожный человечишко, скрипел пером потихоньку. Да вот и наткнулся на записи доктора.

Не думал, что пригодятся, прихватил с собой на всякий случай. А он, случай-то, и подвернулся! В столице крутился, вертелся по своим делишкам, да и услыхал уже знакомое имя, сопоставил, сделал выводы. Да только в последнее время все найти вас не мог. Но судьба мне улыбнулась, послала встречу с прекраснейшей из женщин, супругой вашей, и я узнал о вас все, чего мне недоставало.

– Стало быть, вы не собираетесь жениться на Лидии? Все это цирк, обман? Завели знакомство только для того, чтобы выйти на меня?

– Вы снова поражаете меня своей догадливостью! – с притворным восхищением воскликнул Христианов. – Однако вернемся лучше к вышеуказанной сумме!

– Она абсолютно нереальна для меня! Коли вы близко сошлись с моей женой, так уж верно знаете, что она меня и содержит!

– Это малоприятный факт для мужчины. Но меня не интересует подобные нюансы. Вы завтра принесете деньги, или записи доктора будут проданы любому другому лицу, которое пожелает выложить такие деньги.

– Но это немыслимые деньги! Это грабеж!

– Но ведь и историйка, согласитесь, тоже немыслимая для порядочного господина знатного происхождения. Спокойней купить бумажки да сжечь!

– Легко сказать купить! Где я вам достану такую сумму, да еще за день! У Лидии просить?

Из-за предстоящего развода денег она не даст!

Да, постойте, стало быть, и развода тогда не будет, если вы все это…

Евгений подавленно замолчал и с ужасом взирал на маленького человечка, который рушил его мечту стать счастливым и свободным от грехов прошлого.

– Ну полноте, князь! Я не желаю вам зла!

Мне только деньги нужны, и не более того! А Лидии Матвеевне мы ничего говорить не станем!

Развод же ваш пойдет своим чередом, а я в нужный момент испарюсь!

– О Господи Боже Ты мой! – простонал Верховский.

– Полно стенать, князь! Вы не ангел и не дите малое! Кстати, о ребенке! Барышня ваша на сносях? Не переживет, если узнает!

– Вы и об этом знаете?

– Да! Я также знаю, что девица, вами совращенная, не из бедного семейства. И вероятно, когда с вами бежала от папеньки-маменьки, прихватила с собой что-нибудь ценное? Да что мне вас учить! Вы человек бывалый, опытный!

Словом, даю вам день, и завтра в это же время, на этом же месте!

Евгений посмотрел на Христианова взором затравленного зверя.

– И без глупостей, сударь! Не пытайтесь меня выследить или убить! Я принял меры!

С этими словами Ростислав Еремеевич легко поднялся с места и стремительно вышел на улицу, оставив Евгения в полном отчаянии.

 

Глава восемнадцатая

 

После ухода ненавистного шантажиста Верховский еще некоторое время просидел за столиком, тупо уставившись в пустой бокал, будто надеясь, что под влиянием его взгляда тот наполнится вожделенными деньгами. Наконец Евгений расплатился с официантом, нехотя поднялся и угрюмо побрел на свою квартиру. За что, за что судьба так невзлюбила его?! Почему только подлость и гадость жизни липнет к его душе? Почему миллионы людей на свете живут спокойно и с достоинством, не испоганившись грязью порока. Да! Подложил свинью папаша!

Недаром говорится, что грехи отцов падут на головы их детей! Только вот чьи грехи-то теперь учитывать, какого папеньки? Видать тот, неведомый, тоже был хорош!

Евгений не питал иллюзий относительно морального облика покойного родителя, но в свете открывшихся обстоятельств все его похождения выглядели еще более отвратительно. Интересно, каким способом старый князь тешил свою похоть? Прелюбопытно было бы взглянуть!

Тут Евгений остановился, просто споткнулся на ровном месте. Хоть папаша и не родной, а порочность его сыночку передалась, видать в воздухе витала! Как зараза, инфлюэнца! Интересно, однако, знает ли обо всем этом тетушка княжна? И если знает, то… Мысли понеслись с безумной скоростью. Нет, надо во что бы то ни стало добыть деньги, похоронить опасную тайну! Но легко сказать добыть! Ограбить банк, что ли?

С этими размышлениями князь вернулся домой, не раздеваясь, упал на постель и уставился – в потолок, украшенный лепниной. Сегодня Наденька ждет его в клинике, скоро доктор позволит ей вернуться домой. Что сказать? Правду?

Если любит, то для нее тайна его происхождения не имеет значения. Но ведь даже не в Наде дело! Князь сел на огромной кровати. С мыслью о Наде пришла и другая мысль, о ее драгоценностях. Если их заложить, всего на несколько дней, то уже появится возможность откупиться от Христианова. А потом, глядишь, удастся добыть деньги, каким-нибудь другим путем. Главное, появится время для решения проблемы. Конечно, он расскажет все Надюше.

Она умная девочка, она поймет. А драгоценности он непременно вернет, выкупит, главное – выиграть время!

Евгений даже повеселел. Он быстро нашел заветную шкатулочку, открыл ее и с удовлетворением оценил взглядом знатока ее содержимое.

Да! И Ковалевские, и Роев знали толк в ювелирных украшениях! Особенно хороши были бриллианты несостоявшегося мужа. Верховский просто ощутил, с каким трепетным чувством Владимир выбирал их для любимой женщины.

В этот момент он думал о поверженном сопернике почти с теплотой. Как хорошо, что Роев проявил тогда царскую щедрость! Впрочем, надо действовать как можно быстрее!

Через полтора часа украшения были заложены, и Верховский оказался обладателем требуемой суммы. Но радости и облегчения он не ощутил. Предстоял неприятный разговор с Надей.

Верховский потоптался около клиники, отошел, снова постоял и двинулся прочь, проклиная себя за трусость и малодушие. Впрочем, быть может, ему удастся уже завтра или послезавтра вернуть драгоценности, и тогда вообще ничего не нужно будет объяснять? Пожалуй, так даже и лучше. А нынче он отправит Наденьке записку, что простыл и слегка занемог, оттого и не навестил ее.

 

* * *

 

На следующий день Верховский проснулся и впрямь с ознобом. Но только это был нервный озноб. "Он судорожно пытался придумать, как бы злодея поставить на место. При таком раскладе обстоятельств и убить мошенника не грех!

Но где его найти, проклятого, ведь даже глупая курица Лидия не знала, куда он от нее уходит.

Однако времени на размышления почти не было.

На встречу с шантажистом князь прибежал почти бегом, невиданное дело!

– Опаздываете, сударь! – строго произнес Христианов. – Я уж думал, не придете!

– Ничего такого вы не думали! Вы знали, что я приду, и ждали свой куш! – с раздражением ответил князь, которого просто бесил наглый тон собеседника. – Показывайте бумаги!

– Только из моих рук, князь! Не соблаговолите сердиться, но я одной рукой придержу уголки страничек, покуда вы читать будете, а в другой вот чего имеется. – И он аккуратно показал Верховскому спрятанный в кармане пальто пистолет.

Верховский посмотрел на собеседника с ненавистью, но условия принял. Он внимательно смотрел дневник доктора, все еще надеясь, что обнаружит признаки подделки. Но увы. Бумаги производили впечатления подлинных. Ко всему прочему еще ночью в памяти всплыли обрывочные картины смерти и погребения отца.

Мать почему-то более всего беспокоилась об омовении усопшего. Теперь понятно, почему, ведь тело было так изуродовано, что не скроешь! Призвали монашек из Иоанновского монастыря, и сама княгиня руководила печальной процедурой, никого из прислуги в комнату спокойного не допустили. Вдова позже этих старух щедро одарила, в пользу монастыря, конечно. Проклятье! Все сходится, придется платить!

Передача бумаг и денег произошла молниеносно. Каждый схватил свою добычу, опасаясь подвоха.

– Ваше сиятельство! Не соблаговолите ли чуток обождать, я пересчитаю деньги! – с нарочитой почтительностью произнес вымогатель. – Кстати, никаких других письменных свидетельств или копий данного документа не существует, клянусь честью! Вы ведь это хотели уточнить, не так ли?

– Именно так, только честь ваша в этом деле не порука, ибо невозможно ручаться тем, чего нет!

– Напрасно, напрасно вы обижаете меня, сударь! Впрочем, мне не до сантиментов! Пора!

Желаю вам всего наилучшего, Бог даст, более не свидимся никогда!

С этими словами Христианов чинно поклонился и спокойно удалился, унося с собой деньги.

 

* * *

 

В этот же день Лидия Матвеевна не дождалась ненаглядного Ростика, как она ласково называла про себя любовника. Вместо него пришло письмо, огорчившее ее до слез.

"Милая, бесценная, божественная! Пишу второпях, ибо произошли ужасные события, поставившие под удар наши чудные планы. Помните ли вы, дорогая, я рассказывал вам о моем именьице, где мы мечтали свить наше гнездышко? Нынче получил срочную телеграмму, что вор-управляющий довел дело до полного разорения. Родовое гнездо, место упокоения любимой матушки пойдет с молотка! Не могу терять ни мгновения. Лечу на вокзал и в Россию, выручать отчий дом. Быть может, поспею! Не горюйте, обожаемая Лидия Матвеевна, не корите раба своего, что не забежал проститься. Свидимся в Петербурге. Буду поджидать вас там.

Надеюсь, что к тому времени дело с разводом тронется с мертвой точки. Кстати, совершенно случайно встретил одного русского, хорошо знающего вашего супруга. Он-то и поведал мне о том, где и, главное, с кем, проживает князь Евгений…"

Прочитав до конца письмо, из которого Лидия узнала о существовании Надежды Ковалевской, княгиня еще больше расстроилась. Это что же получается? Евгений опять ее обманул, скрыв, что собирается жениться. Особенно огорчило Лидию, что возлюбленная мужа намерена осчастливить его ребеночком. А как бы ей хотелось ангелочка, эдакого маленького Евгения! Ее, Лидию, он не любил никогда, а тут прямо неземная любовь, настоящее чувство! Ей стало еще обидней, ревность с новой силой проснулась в душе, хотя она и собиралась расстаться с этим человеком навсегда. Господи, и Христианов, единственное ее утешение и радость, как назло, именно теперь, когда его ласка и любовь нужней всего, умчался спасать имение!

Однако при размышлении о неожиданном отъезде любимого вкрадывалась какая-то смутная тревога. Что-то не сходились концы с концами. Какой может быть общий знакомый у князя и отставного капитана, причем князя Христианов и в глаза не видал! И как это он вдруг все разузнал о Верховском и его любовнице, если она, Лидия, не могла его долго отыскать? Лидия не отличалась особенной прозорливостью и догадливостью, но нехорошие предчувствия обмана, мистификации уже заползли змеей в ее сердце. Она пометалась по комнатам, а потом вдруг приняла неожиданное решение и направилась по адресу Верховского.

Оказавшись перед огромным домом, она оробела, но потом взяла себя в руки и вошла. Консьержка осведомилась, куда направляется мадам.

Лидия Матвеевна плохо говорила по-французски, а когда волновалась, то и вовсе несла околесицу. Поэтому консьержка поняла из бормотанья русской толстухи только то, что перед нею княгиня Верховская. Но так как одна «княгиня Верховская» уже тут проживала то, стало быть, это матушка князя, тем более, что лицо пришедшей скрывала густая темная вуаль. Князя не оказалось дома, поэтому, чтобы не мучить пожилую, запыхавшуюся даму, проделавшую столь долгий путь, консьержка выдала ей второй ключ.

Лидия Матвеевна поблагодарила любезную служительницу и поднялась в квартиру. Комнаты неприятно поразили незваную гостью. Она ощутила себя в любовном гнездышке, уютном и трогательном. То, чего ей не дал Евгений, здесь просто пронизывало воздух. Ко всему прочему на комоде в спальне она обнаружила портрет юной, очень юной особы с серьезными и умными глазами. В глазах, в складках нежных губ таилось глубокое и страстное чувство. Фотограф это чутко подметил. Девушка не поражала красотой, но что-то необычайно притягательное ощущалось во всей ее натуре. Из-под маленькой кокетливой шляпки выбивались непослушные волосы, через плечо перекинулась толстенная коса – девичья краса.

Княгиня жадно, со слезами на глазах, оглядывала следы чужого семейного счастья. В душе поднималась волна завистливой злобы и жалости к себе. Ведь и она была такой же чистой и наивной девушкой (так она думала про себя), но брак с Верховским втоптал ее в грязь.

Теперь он желает посредством этой новой любви очиститься от своих пороков, а ее, ненавистную распутную толстуху, – выбросить за борт своей жизни, оставить в омуте грязи! Нет, не выйдет! И тут она снова вспомнила о внезапном исчезновении Христианова и зарыдала. Однако слезы не мешали ей оглядеть столы, шкафы, буфет. Ловко выдвигая полными руками ящички, передвигая вещи в платяном шкафу, она хотела окунуться в этот чужой мир, поглядеть на него как бы изнутри. Неприличность ситуации возбуждала ее. С каким-то особым чувством Лидия копошилась в белье Нади. Малюсенькие панталончики, просто смешной лиф, тонюсенькие чулочки! С таким же сладострастным чувством она сбросила покрывало с постели и вдыхала запах Евгения, который всегда будоражил ее. Ей захотелось прижать к своему лицу его рубашки, и она снова принялась рыться в шкафу. Но что это за бумажки в кармане сюртука? Какая-то старая тетрадка, исписанная незнакомым почерком.

Лидия вытянула находку на свет и раскрыла наугад…

 

Глава девятнадцатая

 

Надя уже почти сутки находилась дома. Одна. Евгений исчез. Записочка, что приболел; и более ничего. Напрасно она прождала, что он приедет за ней в клинику доктора Семуньи.

Любезному доктору пришлось самому позаботиться о своей пациентке. Швейцар по его указанию нанял экипаж, и больную, на всякий случай, сопровождала сиделка. Дома Верховского не было. Не сразу, но она поняла, что Евгения в квартире нет уже не первый день.

В голову полезли тревожные мысли. Жив ли, здоров ли ее любимый? Почти все вещи его оказались на месте. Тогда Надя принялась изучать состояние своего имущества, и тут ее ожидал удар. Не нашлась шкатулка с драгоценностями! Она не поверила своим глазам, когда не обнаружила ее на месте. Пришлось перерыть весь дом. Драгоценности пропали! Господи!

С Евгением приключилась беда! Его ограбили! Но тогда почему пропала только шкатулка?

Она находилась в потайном месте, не знаешь – не найдешь!

Надя спустилась к консьержке, и та поведала странную историю о появлении «матери его сиятельства, княгини Верховской». Приходящая прислуга тоже толком ничего не могла сказать, кроме того, что князя уже почти неделю никто не видел. Ни записки, ничегошенькй.

Надя расхаживала по гостиной, держась рукой за спину. Она так разволновалась, что все тело ее ныло, тревожно тянуло в животе. Надо взять себя в руки и попытаться понять, что произошло. С Евгением случилась беда, он заболел? Куда делись драгоценности? Что это за женщина? Жена, тетка? Почему не оставил письма? Бежать в полицию? И тут она явственно представила себе свою несчастную обманутую мать, которая вот так же мечется после ее побега, не зная, что предпринять. Побега? Ну да, конечно! Все слишком просто, поэтому сразу и не пришло в голову. Ее обманули, ограбили и бросили! Ну нет, не может быть! Ведь это Евгений, ненаглядный, любимый, прекрасный, благородный! Но откуда это известно? Да ниоткуда, она просто его видела таким и любила то, что видела. Значит, она была наивна и слепа, значит, она оказалась одной из глупых обманутых барышень, про которых пишут в слезливых дамских романах! Нет, Господи, помоги, нет!!!

Еще несколько дней несчастная пыталась утешить себя надеждой. Но с каждым прошедшим днем она все больше и больше убеждалась в своей правоте. Она осталась одна, в «интересном положении», без средств к существованию, да еще на чужой земле! В пору руки на себя наложить. Надя думала о таком исходе, но мысль о том, что она убьет и другое живое существо, остановила молодую женщину от рокового шага.

Вернуться домой, дать знать родителям и просить о помощи? После оскорбительного побега?

Невозможно! Значит, надо как-то жить, но как?

Что она умеет и как поступить с младенцем, какое имя дать несчастному?

Все эти мысли просто изводили Надю. А тело между тем изнемогало. С каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. Денег оставались какие-то крохи. И вот однажды в передней раздался звонок. Надя не поверила своим ушам. Прислуге еще рано. Это он, Евгений! Он вернулся, слава Богу! Она верила, что все так и будет! Распахнув дверь, Надя с трудом подавила крик разочарования. Перед ней стоял доктор Семуньи.

– Позволите войти, мадам? – Доктор внимательно посмотрел на женщину, потом обвел глазами пространство вокруг себя. – Как ваш доктор, я счел своим долгом навестить пациентку, тем более что сама она что-то не показывается. Хотя мы договаривались, что вы ко мне зайдете!

Доктор замолчал.

– Мсье, я благодарна вам за ваше внимание, но я принуждена отказаться от ваших услуг. Теперь они мне не по карману, – едва сдерживая слезы, но пытаясь сохранить достоинство, произнесла Надежда.

– Могу я высказать свои предположения о случившемся? – Доктор легонько дотронулся до руки собеседницы и продолжил:

– Ваш, с позволения сказать, супруг, исчез и оставил вас на произвол судьбы?

– Вы угадали, – едва прошептала бедняжка, уже готовая разрыдаться.

– Да… – протянул Семуньи. – Вас не утешит то, что я вам скажу, но ваша история слишком банальна. Поэтому плакать не стоит, а стоит попытаться выкарабкаться из неблагоприятных обстоятельств. К родне, по-видимому, вы не можете обратиться?

Надя замотала головой.

– Нет! Во всяком случае не сейчас! Ужасно, все ужасно стыдно и унизительно!

И, давясь слезами, она рассказала доктору свою историю.

Выслушав печальный рассказ своей пациентки, мсье Семуньи решительно заявил:

– Мадам, то есть теперь мадемуазель Надин, я испытываю к вам симпатию. Принять или не принять мою помощь – это ваше дело.

Я пришлю к вам двух женщин, они помогут найти вам дешевое жилье и перебраться туда. Я по-прежнему буду вашим доктором, пока не появится ребенок. А дальше вы решите, вернетесь вы к родителям или будете пытаться строить жизнь самостоятельно. Возможно, для вас найдется работа в клинике, нелегкая, но она позволит вам жить и кормить ребенка. Если вы не сможете его растить, я распоряжусь, и его определят в приличный приют. Решайте!

– Да, конечно, да! Я пропала бы без вас!

Она бросилась на шею лекарю, он легонько потрепал ее по русой голове и вздохнул. Ну почему его опасения насчет князя оправдались!

Через несколько дней Надя жила уже совсем в другом месте, в малюсенькой дешевой квартирке. Две присланные доктором женщины помогли устроиться на новом месте. Надя крепилась, но слезы обиды и отчаяния то и дело подступали к горлу. С горечью, устраиваясь на новом месте, она вспоминала, как начиналась их совместная, кажущаяся райской, жизнь с Верховским. Воспоминания терзали душу. Никогда не могла она себе представить, что память способна приносить столько мучений. Вот тут гуляли… Тогда стояли и целовались.., а этот взгляд.., прикосновения, от которых пробирает дрожь… А просыпаться одной, по привычке ища любимого рядом! И больше не будет ничего, да и то, что было, обман, игра! Нет, гнать прочь прошлое, запретить себе возвращаться туда! Надо жить настоящим!

В один из дней Надя зашла к доктору. Он встретил ее со странным выражением лица.

– Мадемуазель, прошу вас быть как можно спокойней! Вам нельзя волноваться! На адрес клиники из России пришло вот это. – И доктор протянул ей телеграмму. Она пришла от Верховского. Он искал Надю и просил доктора сообщить в Петербург, если ему известно что-либо.

Надя прочитала телеграмму и хотела что-то сказать доктору, но не успела. Лицо ее позеленело, и она упала замертво.

 

Глава двадцатая

 

После исчезновения дочери супруги Ковалевские замкнулись в своем мирке, не принимали гостей и сами не делали визитов. В свете посудачили по поводу странных событий, но так как ничего ровным счетом известно не было, то история сия вскоре перестала интересовать любителей жареного. Роев теперь почти не появлялся в доме, что чрезвычайно огорчало Катерину Андреевну. Несмотря на перенесенные переживания, она по-прежнему продолжала оставаться красавицей, правда, красота ее стала иной, может быть не столь чувственной. Зато ее муж резко постарел, его мучили постоянные хвори, частенько, охая и держась за грудь, он лежал на диване, позволяя жене подносить очередную порцию пилюль и капель. О дочери они старались не говорить, не потому, что прокляли или возненавидели ее за обман и побег. Наоборот, их любовь к своей единственной девочке стала еще сильней. Ничего бы не пожалели несчастные родители за то, чтобы она вернулась под крышу родного дома, что бы с ней ни стряслось. Ужасная боль терзала обоих. Каждый мучился про себя, боясь собственными стенаниями усугубить страдания другого. Семейная драма их очень сблизила. На закате жизни потеплели чувства, затрепетала нежность. Катерина Андреевна вдруг как будто очнулась от дурного сна, но милый Вася был уже не тот, увы, годы брали свое!

Иногда Василий Никанорович выходил из дому, пройтись, если стояла хорошая погода.

Иной раз на Троицкой улице Ковалевские сталкивались с Роевым, и всякий раз эти встречи неприятно и болезненно переживались обеими сторонами. И отчего он до сих пор не переменит квартиру?

А Роев, и сам не зная почему, все цеплялся за осколки разбитой мечты. Правда, потихоньку и он стал приходить в себя. Поначалу, после пережитого, он и смотреть не хотел в сторону женского пола. Но молодость и жизнелюбие здорового мужчины брали свое. Он стал появляться в обществе, завел новые знакомства, барышни и их мамаши стали приглядываться к потенциальному жениху. Тем более что карьера Владимира Ивановича двигалась успешно. Он ушел с головой в работу, проявляя чрезвычайное усердие и работоспособность, был на прекрасном счету у начальства. Словом, глядя на него со стороны, никто бы и не подумал, о, том, что совсем недавно этот преуспевающий молодой человек держал в руках пистолет и думал стреляться от несчастной любви. Экая глупость приходит иногда в голову даже очень здравомыслящим людям!

В один из погожих солнечных дней, которые так редко случаются в Северной Пальмире, Василий Никанорович решил в кои-то веки пройтись, размять кости. Горничная, подавая шляпу, что-то пробурчала, хозяин не расслышал. Зато проходившая мимо жена поняла слова горничной. Любимая шляпа Ковалевского превратилась в бесформенное гнездо, и впору было отдать ее старьевщику. Катерина Андреевна хотела напуститься на девку, как та смеет, но передумала, повертела старую вещь в руках и заявила мужу, что и впрямь пора обзавестись обновой.

– Что я, юнец с Невского, в модных шляпах щеголять! – с досадой запротестовал супруг.

– Вот именно, что не юнец! Ты человек солидный и должен выглядеть пристойно!

Супруги попрепирались немного, и Ковалевский сдался. Однако ж твердо заявил, что обнову выберет сам, без всяких там новомодных штучек, которые так любила жена.

И вот, обремененный этой нелегкой задачей, Василий Никанорович решился не ехать в экипаже, а пройтись пешком, разглядывая головные уборы прохожих, дабы определиться еще до прихода в магазин. А то известное дело!

Придешь, приказчики окружат, голову задурят, всучат черт знает что!

Разглядывая лица людей, идущих по тротуару и едущих в колясках и экипажах, Ковалевский вздрогнул. Пригрезилось! Не может быть!

Верховский! Ну да, собственной персоной!

И куда же это он направляется? Помилуй Бог, тоже в шляпный магазин! Ковалевский постоял немного, чтобы успокоить сердце, и подошел к нарядной витрине, украшенной всевозможными мужскими, а больше роскошными женскими шляпами. Катерина Андреевна была большой поклонницей этих головных уборов, выбирала их с большим вкусом, и Василий Никанорович, хоть и высмеивал ее покупки, втайне всегда любовался женой, украшенной очередной модной шляпкой. Но сейчас ему было совсем не до них.

Осторожно толкнул дверь, вошел и сделал резкий жест приказчику, который чуть было не подлетел к новому покупателю. Ковалевский не хотел привлекать к себе внимания, чтобы не спугнуть Верховского. Тот преспокойно разглядывал товар, что-то спрашивал. Ему предложили одну шляпу, вторую. Лениво, как бы нехотя, он надел ее и заглянул в зеркало. К большому удивлению Евгения, в зеркале он увидел не только свое распрекрасное отражение, но также лицо седого пожилого мужчины, перекошенное едва сдерживаемой яростью. В первый миг князь не узнал его, а, узнав, отпрянул и резко обернулся. Ковалевский стоял прямо пред ним, преграждая отступление. Но в людном магазине, на Невском проспекте, потасовка со стариком была немыслимой – Верховский! Вы не тронетесь с места, пока мы не объяснимся! – тихо, но уверенно произнес Василий Никанорович.

– Помилуйте, сударь, вы что же здесь, в магазине, собираетесь выяснять со мной отношения? – пожал плечами Евгений.

– Мне ровным счетом наплевать, где мы находимся, потому что вы подлец, сударь, и я не упущу возможности вам это высказать!

Князь залился краской и сдержанно произнес:

– Я понимаю ваши чувства ко мне, и оскорбление ваше отношу за счет расстройства нервов.

Но послушайте, позвольте мне сказать! Давайте же хотя бы выйдем вон!

Покупатели уже поглядывали на ссорящихся с любопытством. А один из приказчиков уже изготовился бежать звать городового на случай, если господа учинят потасовку.

– Вам нет веры, вы бесчестный человек, я призову вас к ответу! – И с этими словами Ковалевский, крепко ухватив Евгения за рукав, потащил его из магазина Они вышли на улицу и остановились у шляпной витрины. Евгений попытался высвободить руку и подивился, насколько еще крепкой оказалась хватка старика.

– Где Надя – прохрипел Василий Никанорович.

Вместо ответа Евгений свободной рукой достал из внутреннего кармана модного пальто сложенную бумажку.

Это был ответ, полученный им из клиники доктора Семуньи. Доктор сухо сообщал адресату, что мадемуазель Ковалевская скончалась в его клинике от преждевременных родов сразу после исчезновения князя. Несчастный отец медленно прочитал письмо и тихо произнес:

– Я убью тебя, негодяй!

Евгений посмотрел как бы сквозь Ковалевского и кивнул головой.

– Бесспорно, за вами выбор оружия, я жду ваших секундантов, когда вам будет угодно. Я не убегу и буду ждать известия.

Верховский сдержанно поклонился, и они разошлись.

 

Глава двадцать первая

 

Верховский вернулся к себе как во сне. Ведь он даже мечтал о подобном Самому наложить на себя руки и покончить с беспутным существованием у него не хватило духу, а тут как хорошо, красиво и благородно. Его убьют, и слава Богу. Конец бессмысленному существованию!

Князь прошелся по кабинету, снова вынул листок с текстом телеграммы и в тысячный раз уставился на него. Он не мог расстаться с его страшным смыслом и всякий раз мысленно представлял, как покинутая им бедная девушка, одна, мучительно умирает в далекой стране. Как погибает несчастное дитя, еще и не человек совсем.

Кто там был, девочка или мальчик? И все по его вине, но он не виноват! Но как, как теперь оправдаться, как объяснить Наде, что он не покидал ее, что его загнали в угол, но он не подлец, не предавал их любовь! Вот теперь на небесах он и расскажет ей все, как было.

А как было? После расплаты с шантажистом, он решил просить денег у Лидии, обежать всех знакомых, наделать долгов, но выкупить драгоценности как можно скорее. Лидию он долго прождал, но так и не дождался, вернулся домой и был ошарашен сообщением о приходе «мамаши». Взлетел к себе наверх, но там никого не оказалось. И ничего в кармане сюртука! Там лежал бесценный дневник, он не уничтожил его, так как все же надеялся подвергнуть его тщательной экспертизе у знающих людей, при соблюдении конфиденциальности. И если это подлог или можно изобразить, что подлог, тогда он из-под земли достанет этого наглеца Христианова, и не сносить тому головы! Слишком легко далась ему такая добыча, как князь Верховский!

Не бывать этому!

Но дневник лекаря исчез! Без сомнения, его похитила Лидия! Теперь он в ее руках! Надо ее догнать и употребить все средства, чтобы вернуть похищенное!

И князь как безумный ринулся за женой. Но тут его ожидала неудача. Лидия в великой спешке, ну точно как ее несостоявшийся жених, съехала с квартиры, приказав прислуге вещи выслать вслед за ней. Он шел как пес по следу, но, увы, перехватить ее не смог. Они встретились только в Петербурге, в собственном доме.

Верховский не написал бедной Наде ни слова: он и не предполагал, что в погоне за похитительницей ему придется забежать так далеко. Он рассчитывал тотчас же вернуться. Как только выяснит, что ненавистная супруга собирается делать с дневником. И каков был его ужас, когда узнал. Главное условие сохранения страшной тайны – это неприкосновенность их брака! Но не просто формальная, как было прежде, а подавай ей истинный союз души и тела!

– Но я ненавижу тебя! Ты погубила меня! – кричал Верховский. – Неужели ты надеешься, что мы заживем, как голубки?

– А что, князь, вы ночью удавите меня подушкой? Так я не боюсь! Если со мной беда какая случится, бумажки будут преданы огласке надежным человеком! Так что в ваших интересах холить меня и лелеять, сдувать пылинки и смотреть в рот!

– Но я погубил девушку, чистую, невинную!

Я обобрал ее, оставил без средств к жизни!

– Ай, ай, как нехорошо! Но горю можно помочь! Надобно выслать ей денег и написать письмо. А что написать, сами придумайте, – цинично-равнодушно изрекла княгиня.

Но это было показное равнодушие. Она понимала, что Евгений действительно готов бросить все к черту и лететь назад, невзирая на ее угрозы. Что пересилит? Любовь и преданность или страх и подлость?

Верховский написал Наде письмо, но разве доверишь бумаге истинную подоплеку событий.

Он клялся, что вскоре уладит неожиданные семейные трудности и примчится за Надюшей.

Ответа нет. Еще бы, ведь он писал по старому адресу! Тогда он телеграфировал в клинику и получил страшную новость, после которой ему стало все равно. Он смирился с ролью породистого пса, которого злобная хозяйка и любит и бьет одновременно, таская за собой на поводке.

Но как быть с мечтой о семейном рае и уютном гнезде в Курской губернии? Отчего не явился милый друг Ростилав Еремеевич?

Княгиня обратилась в полицию и через некоторое время получила ответ. Нет такого господина, а есть Еремеев Ростислав Христианович, очень даже известный полиции ловкий мошенник, талантливый в своем роде человек. В Курской губернии родился, имение было, да только действительно ушло за долги. И вовсе не родительские, а самого Ростислава, пустившего родовое гнездо с молотка.

Лидия Матвеевна и Евгений мечты свои похоронили. Не удалось им покинуть друг друга и уплыть в другую, чистую и светлую, жизнь.

Верховский предполагал, что рано или поздно судьба сведет его с Ковалевскими. И вот свершилось! Дуэль! Это замечательно! Конечно, он не станет стрелять в старика, пропади он пропадом! Но на всякий случай надо побеспокоиться о секундантах, завещании и прочих неизбежных хлопотах.

Те же сложные вопросы пришлось решать и Василию Никаноровичу. И прежде всего, кого просить в секунданты? Дело-то подсудное! Друзья его кто в могиле, кто уж слишком стар для подобных вещей, да и доверить нельзя никому, ужасную причину поединка. Как ни крути, придется идти к Роеву. Он человек чести, это и его тайна. Только согласится ли, ведь за участие в дуэли грозит арест. Тогда конец карьере? Ну да попытка не пытка!

Владимир Иванович встретил Ковалевского с нескрываемым изумлением. Василий Никанорович отметил про себя, что Роев прекрасно выглядит.

– Почти на пороге перехватили меня, Василий Никанорович!

– Я помешал вашим планам, Владимир. Вижу, вы куда-то собрались? – Ковалевский растерянно потоптался на месте.

– Да, я приглашен в один дом, но, если у вас ко мне важное дело, я отменю свой визит, – спокойно согласился Роев и пригласил гостя в кабинет.

Ковалевский сел в предложенное кресло и без длительного вступления выложил все, что произошло, одним махом. По мере его рассказа Владимир становился все более бледным и напряженным. Все его усилия забыть эту историю и эту семью пошли прахом. Он надеялся, что рана пусть не зажила, но зарубцевалась. Но нет! Боль, прежняя, сильная, пронзила его, когда он узнал о телеграмме!

– Позвольте мне стреляться вместо вас! – воскликнул он. – Ваши годы…

– Нет, Владимир! Нет! Надя умерла, а ваша жизнь еще впереди. Зачем ломать ее из-за подлеца. А мне все равно! Прошу вас только в секунданты. А я заранее градоначальнику напишу, мы с ним давно знакомы. Так что на этот счет не беспокойтесь, неприятностей не будет, или обойдетесь пустяком, Роев широкими шагами ходил из угла в угол.

С каким же остервенением он разорвал бы ненавистного соблазнителя на куски!

– И еще просьба, – безжизненным голосом проговорил Ковалевский. – Если я не вернусь с дуэли, Наденьку забрать из чужой земли. Пусть покоится рядом со мной! Я фамилию доктора запомнил, он, верно, поможет вам отыскать могилу бедной девочки!

Владимир с ужасом посмотрел на Ковалевского.

– Я понимаю, что это хлопотное дело! Придется просить специального разрешения.

– Я обещаю вам! – печально, но твердо произнес Владимир, взяв ладони Ковалевского в свои руки.

Они обменялись рукопожатием и приступили к обсуждению деталей поединка. Доставление письма сопернику, пистолеты, переговоры с противной стороной – все это теперь были заботы секунданта. Владимир Иванович отнесся к своей новой роли предельно скрупулезно, отчаянно страдая, что сам не может сойтись с соперником и погубителем бедной Нади. Но как хорош Ковалевский. Глаза его горели, ноздри трепетали, взгляд стал решительным, а движения резкими. Да, недаром в прошлом он слыл молодцом, храбрецом и красавцем! Возможная гибель от пули соперника не пугала его, он печалился только о своей ненаглядной Катерине Андреевне, которая останется на свете одна-одинешенька!

Домой Василий Никанорович вернулся уже далеко за полночь. Он оставил Роева горевать о смерти Нади, а сам запретил себе убиваться о потере. Он не может дать слабину душе, воли слезам, пока этот негодяй ходит по земле!

Именно поэтому он решил ничего не говорить жене. Ковалевский представил ее крик, слезы, это будет невыносимо тяжело и может сломить его дух.

На его звонок вышла заспанная горничная, зевая во весь рот, приняла его пальто и шляпу.

На вопрос о жене пробормотала:

– Барыня вас не дождались и давно почивать изволят.

– Завтра уйду рано и если к обеду не вернусь, к Роеву пусть пошлет. Ну, ступай с Богом!

Горничная ушла, шаркая туфлями, а Ковалевский прошел в кабинет и сел писать завещание. Завтра поутру он еще успеет к нотариусу.

Он так и не прилег. Налил в кувшин воды, поплескался в тазу для умывания, надел парадный мундир с орденами и сел у окна встречать утреннюю зарю.

В десятом часу удивленная Катерина Андреевна, недавно вставшая с постели, услыхала звонок в передней. Кого это принесло в такую рань?

Пришел какой-то расстроенный и взволнованный Роев, чем еще более ее встревожил.

– Разве Василий Никанорович еще не вставал? – осторожно спросил пришедший.

Ковалевская поспешно направилась сначала в спальню супруга, а не обнаружив его там, в кабинет. Тело Василия Никаноровича еще не остыло. С открытыми глазами он сидел перед окном, и лицо его было спокойно.

 

Глава двадцать вторая

 

Смерть мужа подкосила Ковалевскую. Как в тумане она выслушала рассуждения доктора об ударе, ставшем причиной смерти. Роеву пришлось взять большую часть забот о похоронах на себя. Он снова, как в былые времена, оказался в этом доме на правах своего человека, друга семьи. Только немыслимо тяжела была эта ноша, ведь никто не сказал Катерине Андреевне, что у нее теперь нет не только мужа, но и дочери! Владимиру пришлось уведомить Верховского о скоропостижной смерти его соперника. Если бы не слово, данное Ковалевскому, Роев сам бы тотчас же вызвал негодяя на дуэль. Но невозможно было подвергать себя риску, не выполнив обещания! Владимир Иванович долго и мучительно терзался, как сказать Катерине Андреевне о своей печальной миссии, но не смог придумать ничего достойного. Он решил, что скажет ей тогда, когда выполнит просьбу Василия Николаевича. И вот уж тогда ничто не помешает ему вызвать на дуэль Верховского и отомстить за свои страдания и бесчестье Ковалевских.

Будучи на прекрасном счету у начальства, он без особого труда был отпущен со службы «по семейным обстоятельствам», выправил паспорт и поспешно выехал в Париж.

В дороге Владимир Иванович старался не думать, зачем он едет в столь прекрасный город.

Да! Не так он мечтал его посетить, не по такой ужасной надобности. Франция прекрасная страна, но когда сердце плачет от горя, то глаза слепы! Роев остановился в фешенебельной гостинице и в тот же день приступил к поискам.

Клинику он обнаружил скоро и без особого труда. С трепетом и тяжелым чувством вступил он на ее порог. Доктор Семуньи встретил русского посетителя настороженно. Роев представился и постарался как можно более внятно объяснить причину своего визита. При этом, как ни пытался Владимир сдержать себя, волнение охватывало его, и к глазам подступали предательские слезы. Ему вовсе не хотелось устраивать перед незнакомым человеком сентиментальное представление. Доктор выслушал его внимательно и спокойно. Вообще Роев понравился ему с первого взгляда. Открытое лицо, искренние эмоции.

И как могла милая Надин не оценить такого человека! За версту видна его порядочность! Конечно, он не так головокружительно красив, как пресловутый Верховский, но что проку от такой красоты, если душа черная?

– Значит, сударь, как я вас понял, отец мадемуазель скоропостижно скончался, а вам поручено найти ее могилу и, по возможности, переправить тело на родину?

– Вы совершенно правильно меня поняли, господин доктор! И я смею просить вас о содействии в этом. Разумеется, все расходы будут мною оплачены. – Роев напряженно всматривался в лицо собеседника. Доктор как будто сомневался. – Я понимаю, сударь, что это сложная процедура, полицейские и прочие формальности…

– Погодите, – перебил гостя Семуньи, – скажите, отчего вы позволили ей уехать с этим проходимцем, почему не примчались по горячим следам, почему не увезли домой тогда, когда все еще можно было остановить?

Роев промолчал. Почему? Если бы он мог ответить на этот вопрос?

– Мне трудно объяснить вам, вы человек незнакомый. Но Надя была совершенно свободна, понимаете, свободна в своем выборе! Я слишком ее любил и уважал, я не мог вести себя как собственник, у которого похитили любимую игрушку. Она предпочла не меня, это больно, унизительно, но это ее право!

– Значит, если бы она решила жить или умирать и выбрала бы смерть, вы бы тоже смирились с ее правом свободного выбора? – тихо спросил доктор.

– Не понимаю, к чему этот странный разговор, – пожал плечами Роев, – разве теперь есть выбор?

– В том-то и дело, что есть! – воскликнул доктор. – Надя умерла для Верховского, для всех, кто ее знал. Написать страшный ответ – это была ее воля. Она решила покончить со всей прежней жизнью таким образом.

– Надя жива?! – закричал Владимир, не веря своим ушам.

– Да, жива! И более того, очень скоро родится ребенок, остались считанные дни!

– Бот мой! Где она? Я должен увидеться с ней!

– Зачем?

Роев с недоумением посмотрел на собеседника, полагая, что ослышался.

– Зачем вы хотите увидеться с ней? Она заявит вам, чтобы вы оставили ее в покое, что она умерла для всех вас, что будет жить, как Бог на душу положит. – Доктор говорил нарочито строго.

Владимир смотрел на него с возрастающим непониманием.

– Простите, я слишком волнуюсь и толком не пойму, к чему вы клоните?

– А к тому, что вы опять проявите свое надуманное благородство и предоставите ей право выбора. Принять вашу помощь или не принять? Устроить свою жизнь и жизнь ребенка или обречь на мучительную нищету и убогое существование? Уж коли вы приехали, так спасайте ее, даже против ее воли! Смотреть больно на несчастную, но я не могу стать приютом для обманутых девушек! – добавил доктор для острастки.

Но Владимира не надо было уговаривать. Еще не веря в сказочный исход драмы, он двинулся вслед за. Семуньи. Остановившись перед дверью, тот произнес:

– Я желаю вам удачи, мсье Роев. Помните, у вас всего несколько дней. И ничего не говорите о смерти отца. Пока нельзя волновать. Обождите тут.

Владимир приник ухом к двери. До слуха донеслось: «..'.русский господин.., нет, не князь… спокойней.., капель.., капель».

Потом Семуньи вышел и буквально втолкнул Владимира в комнату. Роев, войдя, замер. Перед ним на кушетке сидела женщина. Если бы он не знал, что это Надя, то в первый момент, наверное, и не признал, так «интересное положение» и перенесенные невзгоды отразились на бедняжке. Фигура безобразно расплылась, огромный живот бессильны были скрыть складки платья. Но более всего ужаснуло Владимира Надино лицо. Оно показалось ему серым, а глаза безжизненными и потухшими. Надя сидела с поникшей головой. Когда он вошел, она повернулась, и в ее взоре промелькнули смешанные чувства. Она узнала его и в первую секунду обрадовалась, но в следующий миг снова наплыла пелена тоски, и она уныло протянула ему руку.

– Наденька! Надюша! Слава Тебе, Господи!

Ты жива! Я нашел тебя! – Роев ринулся к ней и хотел обнять, но она с испугом отстранилась.

– Пожалуйста, Владимир Иванович! Осторожнее!

– Да, да, конечно! – торопливо произнес он и осторожно поцеловал ее в лоб.

Наступило молчание. Надя, казалось, совсем не радовалась приезду бывшего жениха. Владимир, смущенный, старался не разглядывать ее фигуру. Она поймала его взгляд.

– Вам неприятно видеть меня в таком положении?

– Помилуй Бог, Надежда Васильевна! После того, как я ехал по поручению вашего отца забрать ваш прах, видеть вас живой, пусть даже в таком состоянии, для меня великое счастье!

– Отчего папа не приехал сам, а послал вас?

– Слишком тягостное предстояло испытание для пожилого человека.

Роев напрягся, ожидая вопроса о здоровье родителей.

– Они здоровы?

– Не совсем, Василий Никанорович сильно хворает, не мог перенести такого удара, – солгал Роев.

Губя Нади искривились, вот-вот заплачет.

Владимир, памятуя о наставлении доктора, быстро произнес:

– Теперь, когда я нашел вас, я намерен всячески помогать вам. Вы совершенно, абсолютно во всем можете положиться на меня. Я оплачу ваше лечение и.., ваши роды, – добавил он с некоторой заминкой.

– О нет! Все это ни к чему! – Надя решительно замотала головой. – Послушайте, Владимир Иванович! Ну как же я могу принять вашу помощь после того горя, которое я вам причинила! Я же не бесстыжая и не бессовестная!

– Надежда Васильевна! – Роев старался говорить как можно мягче и спокойней. – Я никогда, ни одного мгновения не думал о вас в подобном роде! Мое уважение и любовь, да, да, именно любовь, остались прежними!

– Но вы не можете просто так простить меня и принять вот это! – Она выпятила живот.

– Я могу простить вас: всякий, даже умудренный жизненным опытом человек делает ошибки. Вы слишком молоды, вы ошиблись, поскользнулись. Позвольте подставить вам руку и уберечь от падения! А то, что касается вашего ребенка…

Он замолк на секунду, принимая решение, а затем выдохнул:

– Здесь я вижу один выход. Если вы пожелаете, я снова предлагаю вам стать моей женой.

Мы постараемся заключить брак как можно скорее, и родившийся ребенок будет иметь имя, мое имя! Таким образом через некоторое время мы сможем вернуться домой, и вся эта история умрет.

Надя не верила собственным ушам. Не может быть, чтобы Роев говорил искренне.

– Вы хотите сказать, что примете меня такой, какой я теперь стала, примете моего несчастного ребенка, будете растить его как своего и никогда не вспомните, что зачат он был от вашего соперника?

– Именно так я и хочу поступить! – твердо заявил Владимир – А что касается вас, я думаю, что вы остались прежней, чистой и искренней. Только сейчас вы очень одиноки, несчастны и испуганы. Доверьтесь мне, Надя, ведь вы знаете меня всю жизнь, я-то вас не обману!

– Володя, Володя! – Она начала плакать. – Это слишком большая жертва с вашей стороны!

Как я могу отплатить вам за то, что вы приняли на себя мое бесчестье – Мне многого не надо! – тихо прошептал он, прикасаясь губами к ее волосам. – Люби меня!

– Разве я могу теперь кого-нибудь любить! – Надя закрыла лицо руками.

– Время лечит. Постепенно пройдет горечь унижения. Родится малыш, мы вернемся домой, мы будем еще счастливы, Наденька!

Доктор Семуньи, стоявший за дверьми, удовлетворенно кивал головой, слыша доносившиеся рыдания и страстные речи.

 

Глава двадцать третья

 

Суета жизни совсем забросила на обочину происходящих событий княжну Верховскую.

После омерзительной сцены в княжеском доме, свидетелем которой стала Лидия, Татьяну Аркадьевну сослали на проживание в загородный дом Верховских под Петербургом. Там она вела скромное и одинокое существование, почти ни с кем не общаясь, не принимая гостей, не делая визитов по соседям и крайне редко появляясь в петербургской квартире. Княжна не обижалась и не печалилась, более того, она не чувствовала себя виноватой ни в чем, она просто ждала своего часа. Конечно, поначалу ей было тяжело без милого Евгения, но она утешала себя тем, что рано или поздно все произойдет так, как она мечтает. Да и в чем ей было упрекать себя, если греха преступной родственной связи на ней не было, ведь она всегда знала тайну происхождения наследника Верховских. Она сотню раз задавала себе вопрос: почему не воспользовалась в своих целях этой тайной? Быть может, и ее жизнь тогда сложилась бы иначе? Но нет, не хотела она терять предмет своего обожания.

А ведь начиналось все совсем неплохо. Молоденькая смоляночка из знатного семейства могла даже попасть в число барышень, ставших фрейлинами при дворе императрицы или, на худой конец, какой-нибудь из великих княгинь. Однако, несмотря на успехи в учении и благопристойное поведение, невзрачная внешность отодвинула ее в самый конец этого списка претенденток. Попасть в высшие круги и сделать там приличную партию не удалось. Тогда княжна принялась выискивать себе женихов среди многочисленных товарищей своего братца, нимало не смущаясь их репутацией кутил и ловеласов.

На пылкое чувство она и не рассчитывала, ей, как и всякой барышне, да еще из хорошей семьи, просто неприлично было оставаться в девицах.

Собственно эта деликатная проблема как раз решилась довольно быстро. Один из дружков братца, после очередной попойки справив, нужду, возвращался в гостиную, для продолжения веселья. И тут в полутемном коридоре он наткнулся на невысокую девушку, в которой с пьяных глаз даже и не признал поначалу сестру хозяина дома. Вечерние сумерки придавали ей видимость миловидности, и, разгоряченный парами, молодец без особых предисловий ухватил свою добычу и поволок на софу в ближайшей комнате. Она сопротивлялась, даже пыталась кричать, но шумная компания не расслышала ее зова. Бравый кавалергард придавил ее своим крепким телом, рот закрыл сначала ладонью, а потом и скудным поцелуем. Княжна просто задохнулась от винного перегара и приумолкла.

Ужас сменился любопытством. Нечаянный поклонник управился с невинностью в два счета, и это неожиданное природное препятствие, возникшее на пути его мужского естества, заставило зашевелиться его мозги. Кто это пищит и барахтается под ним? Разве не горничная? Батюшки святы! Барышня? Сестра хозяина дома! Теперь не избежать скандала, дружба долой, дуэль неизбежна! Какая досада!

Молодой человек сидел на полу, в растерянности поскребывая подбородок. Неужто придется жениться на этой курице? Татьяна Аркадьевна поднялась, желая скорее смыть с себя следы первого совокупления. Она уже пережила первый испуг, и растерянность сменилась деловитостью. Так и быть, она не будет поднимать крик и даже не пожалуется брату. Решено было, что завтра же он явится в дом просить ее руки, сохранив в глубокой тайне все произошедшее. Однако на следующий день его срочно призвали в полк, а через некоторое время несостоявшийся претендент на руку и сердце сложил свою буйную голову, выясняя отношения после очередной попойки.

Оставшись без жениха, Татьяна Аркадьевна особенно и не печалилась. Она не знала его совсем и прекрасно понимала, что из этой затеи не вышло бы ровным счетом ничего. Однако начало чувственным переживаниям было положено.

Продолжения долго не следовало. И тогда она решила, что найдет себе развлечения в невинной игре. Потихоньку по всему дому она наделала дырочек-глазков, которые позволяли ей стать свидетельницей самых разных сцен. Наблюдая их, она переживала, как и ее «герои», да так сильно, что порой приходилось бегом бежать к себе менять белье и предавать омовению тело.

 

* * *

 

Конечно, главным персонажем ее подглядываний стал любезный братец. Особенно после того, как горячий конь приложил свое тяжелое копыто в самое нежное место мужского организма. Поэтому князю приходилось быть весьма изобретательным в своих утехах. Зрелища эти чрезвычайно обогатили знания юной княжны по части доставления наслаждения. Вот только применить их было не к кому.

Маленькое отверстие позволяло ей заглядывать и в спальню невестки, жены брата. Но там царила пуританская скука. Княгиня молилась перед сном и предавалась сну, поплакав иногда о своей незавидной судьбе.

И вдруг все переменилось как по волшебству. В доме появился новый камердинер хозяина. Высокий, молодой, ладный, а хорош был так, что вся женская прислуга тотчас потеряла от него голову. Но он не обращал на них никакого внимания, чем вызывал всеобщее недоумение. И только малышка княжна знала ответ.

Почти каждую ночь камердинер появлялся в спальне хозяйки. Маленькая проказница устраивалась поудобнее в своем укрытии, и действо начиналось. Княгиня долго прихорашивалась, надевала нарядное дорогое белье, ее недовольная физиономия чудодейственно менялась, когда появлялся любовник. Как тигр, он набрасывался на ее истосковавшееся тело. Она стонала, кряхтела, подвывала, охала и ахала. Поскуливала от наслаждения и Татьяна Аркадьевна, прильнувшая к дырочке-глазку. Однако сие удовольствие закончилось довольно быстро. Однажды братец-князь радостно сообщил, что в семье ожидается прибавление. После этого камердинер исчез, получив расчет.

Затем последовало рождение прекрасного младенца, окрещенного Евгением. Еще ребенком он так пленил сердце княжны, что она не спускала его с рук, проводя с малышом больше времени, чем родная мать, которая не испытывала к мальчику таких пылких чувств. Вообще только княжна и любила его. К этому чувству прибавлялась острота причастности к тайне зачатия, происшедшего прямо на ее глазах! Сами же родители, обзаведясь наследником, не проявляли к нему особой теплоты. Видимо, постоянно помня, какая в нем течет кровь. Княжна же так привязалась к мальчику, что даже укладывала в свою постель, и он уже, будучи подростком, частенько засыпал в ее объятиях. Потом супругов не стало, и Татьяна Аркадьевна осталась единственной опекуншей молодого человека.

– К тому времени юноша превратился просто в античного бога, поражая всех своей внешностью.

Княжна, привыкшая к его телу, которое формировалось на ее глазах, нередко предавалась мечтам о страстных объятиях со своим любимцем.

Да и что могло ее остановить, ведь она точно знала, что в них нет ни капли родственной крови! К тому же разница в годах была велика, но не столь удручающа. Ну подумаешь, пятнадцать лет! Зато какой опыт любовных игр она имела!

Правда, пока все в теории.

Наконец сбылись самые смелые мечтания Татьяны Аркадьевны. Она увидела, как юный князь стал заглядываться на курсисток и потихоньку тискать горничных в темных углах. Значит, мальчик дозрел. Однажды, пользуясь тем, что юноша совершенно ее не стеснялся и частенько представал в чем мать родила, она принялась потихоньку ласкать его тело, спускаясь все ниже и ниже. Евгений ошарашенно внимал этим новым для него ощущениям. Когда же маленькие пальчики добрались до сокровенного, а потом на помощь пришли и трепетные губки, то у него и вовсе искры из глаз посыпались, в юной головушке все помутилось, и он как безумный, бросился сдирать одежду со своей соблазнительницы. Княжна умело руководила его действиями, стремясь к тому, чтобы первый опыт завершился бесспорной удачей и яркими переживаниями. Руководимый наставницей, которая нежно и деликатно привела его к высшей фазе наслаждения, Евгений перестал быть мальчиком.

После этого, памятного для обоих, дня князь на несколько недель просто поселился на половине княжны, почти не вылезая из ее постели. Татьяна Аркадьевна с успехом применяла на практике некогда подсмотренные приемы. Одно слегка тревожило наставницу. Моральные переживания молодого человека по поводу преступности родственных связей. И, во избежание подобных раздумий, она подтолкнула своего любимца в пучину порока, полагая, что, пресытившись самыми изощренными видами удовольствий, которые редко сочетаются с моралью, князь Евгений не будет мучиться угрызениями совести.

В развратном омуте их любовная связь покажется ему невинной забавой.

Именно с благословения своей воспитательницы молодой человек и пустился в опасный путь поиска порочных наслаждений, не забывая и Татьяну Аркадьевну, которой он был обязан многими своеобразными знаниями, быстро сделавшими его знатоком и профессионалом на данном поприще. Он стал известен в светских кругах, ему завидовали мужчины, женщины сходили с ума о г его ласк. Он менял их как перчатки, неизменно после долгого отсутствия возвращаясь к своей княжне. Татьяна Аркадьевна понимала, что теперь ей точно не выйти замуж, уже только потому, что кроме драгоценного Эжена ей никто не мил. Она представляла себе, что он пресытится похождениями и затихнет. Настанет пора жениться, княжна найдет Евгению какую-нибудь некрасивую девушку, от которой он сам и сбежит, сбежит к ней, и вот тогда они останутся вдвоем, навсегда. Она иногда даже подумывала, а не сказать ли Верховскому о тайне его происхождения. Быть может, тогда… Нет, вряд ли эта новость обрадует молодого человека. И неизвестно, как тогда он себя поведет с ней. Пусть лучше думает, что живет в грехе со своей теткой, но не знает, что в его жилах течет кровь простого камердинера!

План княжны почти воплотился в жизнь. Все шло точно так, как она и замыслила. И даже то обстоятельство, что Лидия случайно стала свидетельницей их очередного свидания, не испугало Татьяну Аркадьевну. Наоборот, супруги теперь жили раздельно и ненавидели друг друга.

Дело шло к разрыву. По мысли княжны, Евгений должен был вот-вот воссоединиться с ней окончательно. Он уже приехал в загородную усадьбу, но без шумного света скучал отчаянно.

Тут-то на его пути и возникла Наденька Ковалевская.

 

Глава двадцать четвертая

 

После неожиданного обретения Нади Роев вернулся в гостиничный номер в состоянии лихорадки. Он вошел и, не зажигая огня и не раздеваясь, долго просидел в кресле. Владимир Иванович пытался понять, что творится в его душе.

Рад ли он такому изменению обстоятельств?

И действительно ли он готов к благородному поступку? Может быть, сейчас, в угаре, он делает одну из самых страшных ошибок в своей жизни?

Но как предугадать, как понять, в какую сторону указывает перст судьбы? И так ли беззаветно он любит Надю, чтобы совершать во имя этой любви такие нравственные подвиги? Да и достойна ли девушка подобного самопожертвования с его стороны?

Владимир Иванович не нашел ответа. Одно было понятно, что обратной дороги нет, если только Надежда напрочь откажется от его помощи. Он улегся в постель, но сон не шел. И тогда перед его мысленным взором стали рисоваться картины возможного счастья с Надей и ребеночком. Быть может, потом Господь пошлет и других деток, а там, глядишь, она потихоньку придет в себя от пережитого и полюбит его, Роева.

Конечно, насильно мил не будешь. Но Владимир очень рассчитывал, что огонь его чувства воспламенит угасшее сердце любимой. С этими радужными картинами пришел и беспокойный сон.

Роеву предстоял трудный и хлопотный день.

Надя после ухода Владимира Ивановича тоже пребывала в величайшем волнении, что вызывало большие опасения доктора. Решиться принять помощь Роева? Ведь она уже однажды согласилась стать его женой. Но теперь совсем другое дело, теперь она навсегда будет связана чувством благодарности. Что ж, ради ребенка придется пойти на это. Ведь тогда малыш родится в законном браке, у него будет отец, который независимо ни от чего, будет заботиться о его воспитании и образовании, быть может, и полюбит как родного. Ребенок получит законное имя и станет наследником двух уважаемых фамилий. Или – нищета, беспроглядная нужда, безотцовщина? Нет, все-таки лучше согласиться! Но ведь с мужем придется делить постель!

И это после неописуемой страсти в объятиях с Евгением!

Надя охнула и перевернулась на другой бок.

Ребенок ударил ножками. Эти толчки заставили молодую женщину вернуться из мира грез и воспоминаний на бренную землю. Все, со страстями покончено! Маман была, как всегда, права, говоря, что от них для женщины один вред и неприятности. Решено, она станет госпожой Роевой. А что до любви, то недаром говорится, стерпится – слюбится!

 

* * *

 

Следующий день Владимир Иванович провел в поисках православного священника. Ему повезло, пожилой священнослужитель, волей обстоятельств пребывавший в Париже, согласился совершить обряд венчания.

– Отчего такая спешка, сын мой? – удивлялся батюшка, когда они чуть ли не бегом пустились в клинику.

Но, когда он увидел невесту, вопрос отпал сам собой, ответ присутствовал в виде внушительного живота новобрачной.

– Похвально, похвально, господа, что желаете без греха чадо родить! Приступим же без промедления!

Конечно же, спаситель Нади доктор Семуньи был свидетелем. Обряд уже близился к концу, когда новобрачная схватилась за живот и застонала. Священник второпях пробормотал остатки молитв, и госпожа Роева срочно удалилась в сопровождении доктора.

– Много, много венчал рабов Божьих, но вот так, чтобы из-под венца и рожать! Это в первый раз! – добродушно заметил батюшка, снимая облачение. – Ну да хранит Господь жену вашу! Да поможет ей Пресвятая Богородица!

Надя мучилась долго. Владимир не находил себе места уже несколько часов. А что если своей ужасной телеграммой она накликала страшный исход? Роев не принадлежал к числу суеверных, но сейчас его охватил ужас. Он хотел молиться, но слова молитв вылетели из головы.

Иногда выходил доктор, но ничего определенного не говорил. Владимир Иванович уже совершенно изнемог, когда раздался ужасный крик Нади, заставивший его покрыться холодным потом, а затем писк новорожденного. Вскоре его пригласили войти. Надя выглядела совершенно обессиленной, она даже не улыбнулась вошедшему мужу. Вовсе не он должен был встречать на белом свете сыночка! А родился действительно мальчик. Глядя на крохотное красное личико, Роев мысленно поклялся себе, что всю жизнь будет относиться к ребенку как к родному сыну. «Сын. Это мой и только мой сын!» – сказал он себе, нежно поцеловал жену и тихо вышел.

Через несколько дней, когда Надя уже почти оправилась, Роев решил сказать ей об отце. Супруги принялись обсуждать, как назовут мальчика.

– Василием, в честь деда, – тихо сказал Владимир, и Надя вздрогнула от его интонации.

– Стало быть, когда я спрашивала вас о папеньке, вы не сказали мне правды? – пролепетала она.

– Увы, его нет теперь с нами! – И Владимир поведал всю печальную историю несостоявшейся дуэли и кончины Ковалевского.

Надя плакала, но это были светлые слезы.

Господь призвал к себе одного раба Василия и даровал другого ей в утешение.

 

Глава двадцать пятая

 

Катерина Андреевна довольно долго пребывала в глубокой неутолимой печали. Ее жизнь опустела совершенно. Не было дня, чтобы она не призывала своего Васеньку, терзая и укоряя себя за то, что плохо любила мужа. Воистину, только потеря заставляет нас оценить то, что имели! Какой пустой, глупой и холодной она казалась сама себе! А как ей теперь не хватало дочери! Как она, что с ней? Здорова ли?

Постепенно ясность мысли возвращалась. И Катерина Андреевна поняла, что Роев уехал в Париж за Надей. Она пыталась восстановить в памяти их разговор перед его отъездом, но ничего толком не вспомнила. Почему это вдруг Владимир срочно поехал ее искать? И как он собирается это сделать?

Видимо, он что-то узнал о Наде, но побоялся ей сказать. Но что же тогда? Господи, неужели ты и девочку мою отнимешь?

Ковалевская изнемогала в ожидании и неизвестности. Каждый день гоняла горничную к Роеву на квартиру, нет ли каких известий.

Время шло, новостей не появлялось. Катерина Андреевна совсем извелась. Она снова направилась в дом Верховских, просто потому, что надобно было куда-то пойти. На что она рассчитывала? Может, на этот раз ей удастся узнать, где скрываются любовники, и помочь Владимиру в его поисках.

Она явилась в княжеские апартаменты и застала там княжну. Княжну Татьяну Аркадьевну. Княжна приняла гостью, не скрывая своего удивления. Катерина Андреевна принялась довольно резко требовать от хозяйки дома, чтобы та объявила ей адрес беглецов. Ведь без сомнения княжна поддерживает связь с племянником.

Та решила, что несчастная вдова лишилась рассудка, и заявила, что не знает ровным счетом ничего. Катерина Андреевна ушла в великом раздражении, проклиная и тетку и ее развратного племянника.

Дома ее ждал толстый конверт, украшенный многочисленными печатями. Ковалевская набросилась на него, от волнения не могла открыть и наконец извлекла письмо. Владимир Иванович подробно и обстоятельно излагал события, начиная с несостоявшегося поединка. Он с мельчайшими деталями расписал, как нашел Надю, их скоропалительное венчание, появление на свет Васи. Катерина Андреевна, читая письмо, несколько раз вынуждена была прерываться, чтобы дать волю слезам. Она не могла поверить, что Роев не сказал ей о мнимой смерти Нади.

Вот почему Верховская смотрела на нее сегодня как на полоумную, с выражением жалости и недоумения!

Последняя часть послания была посвящена Васеньке, его разным достоинствам, которые молодой отец перечислял с превеликой нежностью.

Ковалевская испытала настоящее потрясение от этих строк, понимая, о чьем ребенке идет речь.

Может, Владимир святой? Она готова была в это поверить, ведь иначе как чудом все происшедшее не назовешь! В конце письма сообщалось, когда семейство Роевых прибудет в Петербург. А далее шли просьбы похозяйничать в холостяцкой квартире Владимира Ивановича, чтобы приготовить ее к приезду семьи. Дочитав письмо, Ковалевская бегом бросилась в церковь Владимирской Божией Матери, упала там на колени и долго благодарила Бога за то, что он сжалился над ней и услышал ее молитвы.

Катерина Андреевна ожила прямо на глазах.

Уже на следующий день она энергично распоряжалась в квартире Владимира Ивановича. Радостное возбуждение, которое нахлынуло на нее, омрачалось только одной мыслью. Как-то они встретятся с дочерью? Какой она стала, как сложились между супругами отношения? О Васеньке, внуке, она не беспокоилась. Уж если Роев относится к нему как к родному, она и подавно его полюбит. Ведь рожден-то он был ее Наденькой!

Наконец настал день долгожданной встречи.

Ковалевская побоялась ехать на вокзал. А вдруг дурно станет, вдруг истерзанная переживаниями душа не вынесет радости встречи. Она осталась ждать в доме Роева. Вот послышался звук подъехавшей коляски, захлопали двери, зазвучали голоса. Ей казалось, что она полетит птицей навстречу своей ненаглядной девочке, но силы оставили бедную женщину, ноги отказывались идти.

Она смирилась и ждала в гостиной, со страхом прислушиваясь к шуму прибывших и к стуку своего сердца. И вот дверь отворилась, и на пороге возникла молодая женщина. Катерина Андреевна знала, что это Надя, некому больше быть.

Но то была она, ее девочка, и не она вовсе. Не существовало больше наивной, чистой, светлой и искренней Нади. У дверей стояла уставшая женщина с потухшими глазами. А дочь увидела перед собой старуху, еще не утратившую остатков прежней красоты, но все-таки старуху. Особенно ее поразила седина матери. Ведь она запомнила ее с черными волосами!

– Маменька? – тихо прошептала Надя и нерешительно шагнула вперед.

Катерина Андреевна хотела встать, но подкосились ноги. Она со стоном протянула руки, и Надя припала к ее коленям. Потом они что-то говорили друг другу, плакали, целовались и снова плакали. И может быть, это продолжалось бы до бесконечности. Но в комнату вошли Владимир Иванович и нянька с ребенком. Ковалевская с трепетом взглянула на малыша, боясь увидеть в его чертах сходство с ненавистным соблазнителем. Но что можно разглядеть в чертах невинного младенца?

– Чудесный ребенок! Просто ангел! – воскликнула она.

– Ангелы бестелесные, им пища полагается духовная, а нам, скажи, сынок, подавайте пищу земную! – засмеялся Роев.

Надя вспомнила о том, что мальчик голоден, и поспешно удалилась.

– Володенька! Да хранит вас Бог! Если ли еще на свете человек, подобный вам! Ваша благородная душа… – Катерина Андреевна захлебнулась в потоке слов, пытаясь выказать зятю свои чувства.

" Роеву стало неловко. Ковалевская сделала движение, которое он принял за желание пасть перед ним на колени. С испугом он подхватил ее и позволил запечатлеть на себе благодарственные поцелуи, пришедшиеся куда попало.

Потом семейство до ночи обустраивалось на новом месте. Было уже поздно, когда Катерина Андреевна собралась к себе. Надя пошла проводить мать в переднюю.

Ковалевская чувствовала себя почти счастливой. Она даже посмотрела на себя в большое зеркало и, как бывало, игриво сдвинула шляпку чуть набок. Надя сзади прижалась к матери. Как ей стало хорошо и спокойно! Одно невыносимо – нет папы! Уже в дверях, целуя дочь, Ковалевская тихо произнесла:

– Люби Володю, Наденька, он святой! Ты же умная девочка! Я вот мало любила твоего отца, за что корю себя каждый Божий день. Не повторяй моих ошибок, Надя! Цени то, что есть хорошего в жизни и в том человеке, с которым тебя свела судьба!

Катерина Андреевна, пробыв день с молодой четой, сразу поняла: они живут вместе, но они не супруги. Отношения Роевых скорее дружеские, нежели чувственные. И долго ли Надя будет привыкать к мужу, когда она позволит ему супружеские ласки?

Надя поняла, что хотела сказать мать. Она вздохнула и пошла в свою комнату. Часть вещей еще не распаковали, чемоданы, коробки преграждали ей путь. Молодая женщина устало опустилась на постель и принялась расстегивать платье.

Скрипнула дверь, она подумала, что это горничная спешит ей на помощь. Но это оказался Роев.

– Позволь мне помочь тебе! – просительно произнес муж.

От этих слов Надя вся сжалась. Владимир вел себя очень деликатно. Обвенчавшись с нею, он не настаивал на своих супружеский правах.

Но иногда, видимо совсем истомившись, пытался посягать на ее ночное одиночество. И всякий раз встречал холодное недоумение и оскорбление поджатые губы, которые, казалось, говорили:

«Конечно, вы на правах благородного спасителя можете требовать своей награды, но знайте, в этом нет ни капли моего желания!» Владимир Иванович уповал на возвращение домой, на спокойный уют семейной жизни. Все эти обстоятельства, по его мнению, должны были настроить молодую супругу на иной лад.

И вот, заглянув в комнату Нади, чтобы узнать, как она устроилась на новом месте, Владимир Иванович замер в двух шагах от жены, сидевшей перед ним полуодетой. При виде ее трепетной шейки, тонких ручек, которыми она теребила снятую одежду, внутри Роева поднялась горячая волна щемящей нежности. Борясь с волнением (а вдруг опять укажет на дверь), он тихонько приблизился к постели. Надя промолчала. Владимир воспрял духом и присел на край кровати. Она осталась недвижима. Тогда он, и вовсе осмелев, обнял ее, притянул к себе, пытаясь понять, что она чувствует. Хорошо, однако, что мы не можем читать мысли других людей! Как был бы разочарован бедный муж, если бы узрел правду! Надя ощущала себя жертвой, приносимой в знак благодарности, и не более того.

Наконец Владимир получил доступ к вожделенному телу. Он легонько опрокинул жену на постель и принялся исследовать доставшиеся ему богатства. Он заставил себя не думать о том, что к ним уже прикасались другие руки. Что ж, истинные сокровища не теряют от этого своей ценности! Лицо любимой, изящная маленькая грудь, открывшаяся изголодавшемуся взору, стройные ноги, впалый аккуратный живот – все это вызывало его бурный восторг. Владимир, прикасаясь трепещущим ртом к самым сокровенным местечкам, хотел пробудить ее чувственность. Он внимал каждому ее вздоху, пытаясь уловить ответное желание. Но жена отвечала вялыми поцелуями, способными убить любой порыв страсти.

Однако супруг не отступал, осыпая ее градом лобзаний и нежных прикосновений. Бедный, если бы он знал, что в этот миг борется с тенью Верховского! Она помнила иные ласки! Роев выглядел начинающим школяром, но в угаре своих переживаний и неземной радости не понял в тот миг этого печального обстоятельства. Он решил, что чувственность жены по-прежнему спит и все открытия еще впереди. Окрыленный этой мыслью, он взлетел на самую вершину и со стоном упал на подушки рядом. Надя же не проронила ни слова, не издала ни звука. Когда утомленный своими ощущениями, супруг предался сну, она с изумлением раскрыла свою ладонь. Глубоко в коже отпечатались следы ее ногтей. Непроизвольно Надя сжала пальцы в кулак, когда их тела соприкоснулись, да так и не разжала их. Вот как пришлись ей по сердцу любовные утехи с мужем, которого не хочется любить, да надо! Она посмотрела в лицо супруга. Так спят только действительно очень счастливые люди! Владимир улыбался даже во сне. От ее напряженного взора он вздрогнул и стал, не просыпаясь, искать рядом любимую жену. Надя непроизвольно отшатнулась и притаилась на краю широкой постели, где вскоре и забылась беспокойным сном, свернувшись беззащитным маленьким клубочком.

 

Глава двадцать шестая

 

Верховский пережив, как он полагал, смерть бывшей возлюбленной, впал в величайшую депрессию, из которой его не могли вывести ни прежние знакомства, ни разного рода развлечения, иногда весьма изысканные или опасные. Все вокруг померкло, стало безликим и неинтересным. За исключением одного: кто еще посвящен в опасную тайну и, главное, знает ли княжна?

Целыми днями лежал он в кабинете на кушетке, с дорогой папиросой в зубах (по пятидесяти копеек за пачку!) и мучительно думал об этом. Если знает, то почему скрывала? Откуда уверенность, что знала? Да потому, что с легкостью предалась греху физической близости с человеком, формально приходящимся ей родным племянником.

Но если так, значит, у нее на уме есть некие соображения, которые необходимо прояснить! Ведь оказаться единственной настоящей наследницей титула и фамилии – это слишком привлекательно, и не воспользоваться подобным обстоятельством просто глупо! Все непонятно! Татьяна Аркадьевна, доселе казавшаяся недалекой и развратной натурой, в один миг превратилась в коварного и опасного соперника. Но что делать, что делать? Он в ловушке! Ненавистная жена повязала его по рукам и ногам, похитив бесценный документ. Но какие игры затеяла мнимая тетушка? Вот вопрос!

Чтобы на него ответить, князь Евгений отправился навестить княжну в загородный дом в окрестностях столицы. Евгений с трудом поспел на полуденный поезд и прибыл на станцию уже затемно. Его ждали лошади: Татьяна Аркадьевна была предупреждена племянником о его визите.

В доме стояла гулкая тишина, и только несколько комнат были освещены. Княжна в шали, наброшенной на озябшие плечи, вышла встретить дорогого гостя. Весна была на исходе, но ночи еще стояли холодные. На свет лампы, которую она держала в руке, слетались комары и ночные бабочки. Но женщина не замечала ни назойливых укусов, ни стрекотанья крыльев. Она ждала своего любимца, свое сокровище, своего Евгения! План, которому она отдала столько сил и столько лет жизни, потихоньку реализовывался!

И вот послышался стук копыт, он все ближе и ближе. Вот появляется из темноты ночи знакомая статная фигура в длиннополом летнем пальто. Но почему такое озабоченное и злое лицо?

– Стало быть, вы все знали, и всегда знали, всю мою жизнь? – Евгений широкими шагами мерил небольшую гостиную.

Княжна, нахохлившись, затаилась в глубоком кресле. Как правильнее себя повести, чтобы не сделаться врагом?

– Именно, что с начала, – ухмыльнулась Татьяна Аркадьевна. – С самого что ни на есть начала процесса естественного совокупления разнополых особ. Одна из которых и приходится тебе родным папашей, но это, увы, мой друг, не мой покойный братец, а его дородный камердинер, чью телесную стать и великолепие лица ты и получил сполна! А будь отцом настоящий Верховский, ты никогда не уродился бы таким красавцем. Поверь мне, ведь я истинная Верховская, и что с того? Много радости принесла мне княжеская кровь?

Евгений знал, что княжна цинична, но сейчас это обстоятельство задело и покоробило его чувства. Он вспыхнул и набросился на собеседницу:

– Вот почему ты с такой легкостью совратила меня! И не терзалась муками совести! Притом как я, как я…

– Что? Неужто был глубоко потрясен и унижен? – с ядовитой иронией произнесла Татьяна Аркадьевна змеиным шепотом. – Разве тебе было не сладко в моих объятиях и разве нам плохо вдвоем?

Последние слова она почти прокричала. Евгений вздрогнул и прекратил метаться по комнате. Ну конечно, все так просто! И как он не мог понять этого сам! Княжна жаждет владеть им, любить его, но отнюдь не как племянника!

Повисло молчание. Только бесстрастно отбивали ход старые напольные часы, стоявшие в углу. Татьяна Аркадьевна собиралась с мыслями, а потом произнесла:

– В моих поступках много не праведного, это верно! Но причина только в тебе, в той безумной любви, которую я испытываю. И не делай вид, что ты не понимал этого. Ты просто не придавал значению чувствам человека, живущего рядом с тобой. Еще бы, ведь я вроде как прихожусь тебе теткой, и поэтому я должна любить тебя как сына своего брата! Но я не родня тебе и могу позволить себе любить тебя безо всяких табу!

Поэтому я заставила тебя.., э.., почувствовать мою плоть и радость обладания ею, полагая, что подобный шаг откроет тебе глаза и свяжет нас намертво тайной несуществующего греха. Лидия входила в мои планы, ее уродство должно было быстро разрушить ваш брак. Что и произошло.

Но потом, потом ты исчез, якобы поехал ее искать и требовать развода. Я терялась в догадках, не спала ночами, пытаясь понять, что с тобой происходит. И ответ мне пришел сам собой в виде мадам Ковалевской, которая искала свою дочь-беглянку. Так я узнала, что у меня появился страшный и настоящий соперник. Я впала в отчаяние, считая свою игру проигранной, а тебя потерянным. Поставила на себе крест и смирилась. Решила замуровать себя в стенах этого дома и ждать смерти. И вот ты явился! Чего тебе надобно от меня?

Всю эту речь Татьяна Аркадьевна произнесла с трагическими интонациями, которые ей весьма удались. Сумрак неяркой лампы не позволял Евгению разглядеть выражение ее глаз. Иначе там бы он увидел не скорбь и жалость к самой себе, а напряженное внимание.

– Вам нечего более бояться, Надежда Ковалевская скончалась. А с нею и мои мечты переменить жизнь! – Верховский произнес это с искренним отчаянием.

– А зачем менять, пусть все идет своим чередом. Внешне все может оставаться абсолютно неизменным, – произнесла многозначительно княжна, ожидая, что князь сам произнесет заветную мысль, к которой она тонко его подводила.

– Но ведь у меня по-прежнему есть жена, и она тоже владеет этой тайной. Вот кто может погубить меня, если захочет!

– Я полагаю, что могут сложиться такие обстоятельства, которые вынудят ее собственными руками уничтожить проклятый дневник.

Дневник? Но Евгений не рассказывал тетке, как выглядит компрометирующий его документ.

К сожалению, он не обратил внимания на этот странный факт.

 

* * *

 

После поездки к Татьяне Аркадьевне прошло два месяца. Князь почти безвылазно просиживал дома, почти не навещал давнишних приятелей, да и они теперь чаще предпочитали другие места для увеселительных встреч. Евгений стал брюзглив и раздражителен в своей меланхолии и тоске. Но пребывать в одиночестве его натура никак не могла, поэтому мало-помалу он вновь стал общаться с Лидией, позволяя ей нести в своем присутствии всякую чепуху и перемалывать сплетни. Постепенно княгине вновь было дозволено посещать его половину, а вскоре и сам Евгений, словно махнув на прежнее рукой, возобновил свои посещения жениной спальни. Казалось, от былой враждебности не осталось и следа. Лидия не знала, что и думать. Она ходила на исповедь к батюшке, и тот утешил запутавшуюся рабу Божью. Дескать, Господь услышал ее молитвы и наставил неверного супруга на истинный путь. Княгиня вновь принялась мечтать о семейной идиллии. Муж, правда, напоминал ей остывший самовар. Вот вроде только кипел, переливался через край, а теперь точно замерз.

Уж она старалась раздуть уголья прежней страсти, но, увы, прошлые высоты им уже были недоступны. Впрочем, это Лидию не очень огорчало, она думала, что и слабого тления угольков достаточно для поддержания семейного тепла. А вдруг искорка да и проскочит? Глядишь, потом и ребеночек народится! Со стороны казалось, что в княжеском семействе воцарилось некое подобие мира и согласия. Лидия и не предполагала, во что ей обойдется такая непростительная потеря бдительности!

 

* * *

 

Однажды, сытно пообедав, супруги предались сну, а проснувшись – любовной неге. Стояли жаркие дни, в комнатах было душно. Княгиня, совершенно разомлев, расположилась на большей части супружеского ложа и томно произнесла:

– Надеялась, мой друг, порадовать вас приятным известием. Думала, что уж в этом месяце точно не наступит обычной дамской хандры, ан нет, все на своем месте! Опять не получилось у нас дитя! А так хочется родить княжонка!

– Хм! – ухмыльнулся князь. – Зачем нам лицемерить друг перед другом, если мы оба знаем правду!

И он пустил в потолок ароматное кольцо папиросного дыма.

– Да что с того, что мы знаем, больше-то не знает никто! А мы уж говорить никому не станем! – Княгиня громко засмеялась, разгоняя пухлой рукой папиросный дым, и Верховского покоробило от этого грубого, почти мужского смеха.

– Эта тайна уже не только наша! – уныло произнес Евгений.

– Ты имеешь в виду Христианова или, как его там, Еремеева? Так чего его бояться, если доказательств у него нет! Одни слова, кто им поверит?

– Я вовсе не его боюсь, – еще более печально проговорил муж. – Ты совсем забыла о Татьяне Аркадьевне. Оказалось, она все знает, и знала всегда, да только раздумывала, когда ей повыгодней воспользоваться этими сведениями.

Боюсь, что момент настал!

– Но с чего ты взял! – изумилась Лидия и села на постели, поправляя съехавшую бретельку, которая с трудом удерживала пышную плоть.

– Я говорил с ней весною, она обозлена и обижена на нас. Если вдруг появится маленький наследник, вот тут она и предъявит свои права!

– Но ведь доказать без документов ничего невозможно!

– Полно, Лидия! Не будь столь наивной!

Всегда можно найти людей, которые под присягой подтвердят, что видели или чудесным образом помнят в мельчайших деталях все что угодно. Даже если их и рядом не было!

Княгиня фыркнула и спрыгнула с кровати так, что задрожала мебель в комнате.

– Ну так не бывать этому! Я выходила за князя, а не за сына камердинера! Так тому и быть!

Она решительно двинулась к себе, а Евгений проводил жену задумчивым взором. Кажется, проглотила рыба наживку!

И словно в продолжение их разговора буквально на следующий день явилась княжна. Она поселилась в своих прежних апартаментах и почти не выходила оттуда. А если и появлялась, то имела крайне недовольный и подозрительный вид, словно задумала какую-то пакость. Так, во всяком случае, показалось Лидии.

Прошло несколько дней, и вот однажды Татьяна Аркадьевна скучающим взором изучала из окна улицу, спешащих прохожих и проезжающие экипажи. Вдруг ее взор загорелся, стал пристальным и острым. В дом Верховских вошел посыльный. Легко и стремительно, почти бесшумно, княжна слетела вниз по лестнице. Толстый пакет на имя княгини Верховской лежал на столике. Сейчас за ним придет горничная и отнесет адресату. Татьяна Аркадьевна успела прочитать имя отправителя. Пакет пришел из солидной нотариальной конторы. Княжна удовлетворенно ухмыльнулась и, заслышав шаги спешащей вниз горничной, быстро удалилась к себе.

В этот день Верховский вспомнил о старых приятелях и поехал перекинуться в картишки да выпить вина, как бывало. Его появление вызвало общий восторг честной компании, которая встретила его приветственным ревом, возгласами и криками. Уже скоро Евгений сидел за зеленым сукном, его тонкие изящные руки ловко перебирали плотные гладкие карты. Время бежало незаметно, домой ехать не хотелось, хотя его ждал превосходный обед. Нынче повар закупил на рынке свежайших грибов и обязался преобразовать оные в нежнейший жульен. Князь также слышал распоряжения насчет шампанского. И вообще Лидия уже с утра имела торжественный и таинственный вид, как будто собиралась совершить нечто значительное. Одним словом, пора уже и откланяться да ехать домой.

В момент этих размышлений к нему подошел лакей и с поклоном передал записку. Евгений с недоумением распечатал конверт и в следующий миг с криком отбросил его. Все замерли, игра прекратилась.

– Господа! – едва вымолвил Верховский. – Я вдовец, господа! Моя жена скончалась!

 

 

Часть третья

 

Глава двадцать седьмая

 

Прошло четыре года. Надя уже, как ей самой казалось, совершенно свыклась с ролью матери Васеньки и жены Владимира Ивановича. Правда, это давалось ей нелегко. Она безумно любила сына, умиляясь, любуясь и.., борясь с внутренним бесом, который заставлял ее без конца искать в ребенке черты неверного возлюбленного. Она очень боялась, что ее чувства к мальчику муж истолкует как затаенную страсть к Верховскому, поэтому Надя избегала проявлять свою любовь или делала это без посторонних глаз. Со стороны могло показаться, что Надежда Васильевна не слишком привязана к ребенку, отстранена и строга с ним. Роев же, напротив, изо всех сил доказывал жене, а прежде всего и самому себе, что Вася – дорогое и любимое дитя, его дитя, его ненаглядный сынок. Он не спускал его с рук, когда тот болел или капризничал, вставал к нему по ночам и прибегал на его крик быстрее няни. Гордо вышагивал с нарядным малышом на прогулке, когда тот встал на ножки. А уж когда дело дошло до первых слов, то, к изумлению и досаде Нади, мальчик сказал «папа».

 

* * *

 

Надя очень старалась сделаться хорошей женой. Но как? Во всем угождать мужу и не перечить, быть красивой, ласковой и послушной, предупреждать всевозможные желания и прихоти? Она пыталась вести себя именно так. Катерина Андреевна не могла нарадоваться; девочка повзрослела, судьба, хоть и сурово, но научила ее. Роев же мог считать себя абсолютно счастливым человеком. Он добился своего, вернее, он полагал, что добился. Жена его, правда, оставалась по-прежнему холодной. Но рассудительный Владимир Иванович теперь находил это качество супруги замечательным, поскольку оно только еще более распаляло его страсть. Сжимая ее в своих объятиях, он постоянно ощущал в ней некую энергию, которая не находит выхода.

Роев подозревал, что Надя способна на смелые безумства, и он пытался найти те тропы, которые привели бы его к бурлящему вулкану.

Иногда ему казалось, что он близок к успеху.

Вот Надя уже не столь напряжена, вот губы вздрогнули и начали нежную игру с его ртом, вот и ее руки прикоснулись к его плоти и не убежали прочь в смущении, вот ему не только позволено войти, но и расположиться поудобнее.

А дальше полет фантазии, тонкая и головокружительная игра… И вдруг всему конец, на полпути. Ушат холодной воды. Устала, голова болит, не хочу, поди к себе…

Роев терялся в догадках. А ответ был совсем прост. Надя, заставляя себя спать с мужем, представляла себя в объятиях Верховского. Иногда она так увлекалась, что ей и впрямь начинало казаться, что рядом с ней Евгений. Именно в такие мгновения она забывалась и предавалась страсти, но не к Роеву, увы, не к нему! Очнувшись, Надя была не в силах переносить близость Владимира Ивановича и старалась поскорее выпроводить его вон.

При этом внешне отношения супругов оставались очень теплыми и уважительными. Надя досадовала про себя: ах, если не ложиться с Владимиром в постель, он был бы ей самый добрый и нежный друг. Лишая мужа безумных страстей в спальне, она старалась во всем ином угодить наилучшим образом. Незаметно невзрачная девочка Надя превратилась в изысканную молодую даму. Катерина Андреевна с радостным изумлением сопровождала дочь по многочисленным модным магазинам и лавкам. В гостиной частенько лежали журналы «Дамский мир», «Модный свет», «Венский шик». А Роев недрогнувшей рукой оплачивал невообразимые счета. Очередное платье по парижской моде. Корсет из магазина Матильды Бахерахт, сорок пять рублей. Ничего не жаль для милого друга Наденьки! Теперь и для нее все чаще приглашали парикмахера, который сооружал на ее голове затейливые прически из длинных тяжелых волос. Так же, как и мать, Надя стала носить украшения, что повергало и Роева в радостный трепет. Наконец, наконец свершается чудо! На его глазах рождалась самая изысканная, самая элегантная женщина.

Роевы стали появляться в свете. Правда, поначалу было страшновато. Шлейф слухов и домыслов еще не рассеялся. Но неприступный и гордый вид молодой женщины, ее спокойствие и достоинство заставили сплетников прикусить языки. И впрямь, разве можно было заподозрить в легкомысленном поведении эту идеальную супругу и мать! И кому придет в голову, что ею могут управлять необузданные страсти, если она одета в броню семейных добродетелей, от которых за версту веет благонравным холодком! Поэтому разговоры о якобы имевшейся связи с высокородным князем, таинственном исчезновении и не менее таинственном возвращении в отчий дом быстро иссякли. Никакой новой сплетни вокруг Роевых не возникало, и жадный интерес к ним быстро угас. Какой может быть интерес к благополучному семейству, где нет измен, интриг, пороков, а царят, как казалось, уважение и взаимная любовь? Одним словом, для досужих любителей чужих тайн сплошная скука!

Теперь Надежда Васильевна могла смело появляться в домах прежних и новых знакомых.

Уже никто не тревожил ее любопытным взором или затейливыми вопросами. У нее даже появились поклонники из неистребимого племени завсегдатаев гостиных, записных волокит, готовых приударить за кем угодно, как говорится, из любви к самому процессу. Однако они вынуждены были скоро ретироваться, поскольку флиртовать с Роевой оказалось совершенно невозможно. Попробуй поухаживай за неприступной статуей, никакого удовольствия! Зато люди серьезные находили в молодой женщине интересного собеседника, не лишенного живости ума и воображения.

И тогда Надежда Васильевна преображалась, становилась весела, остроумна, чем совершенно удивляла окружающих.

Словом, жизнь постепенно превращалась в тихую полноводную реку. Но спокойствия не наступило. Она боялась. Боялась, что в один прекрасный день встретит ЕГО. Правда, они вращались в разных кругах, но кто живет в Петербурге, знает, что это маленький город. Не хочешь, а встретишь ненароком. Поэтому Надежда Васильевна всегда была настороже.

Владимир Иванович тем временем стремительно делал карьеру. Он и ранее был на хорошем счету у начальства, а теперь и сам в начальники вышел. Уже парадный мундир украшал святой Станислав, а там глядишь и святая Анна не за горами. Он раздобрел телом, погрузнел, но по-прежнему сохранял живость в движениях. Легкая лысина, обозначившаяся на лбу, совсем не портила его. А даже, наоборот, в сочетании с неизменным золотым пенсне, придавала эдакую солидность. При этом в Роеве сохранилась легкость и непосредственность юности. Иногда он заливался мальчишеским смехом, мог запросто прокатиться на велосипеде, что уж совсем неприлично для солидного человека, лихо пробежаться на коньках, валять дурака, придумывая домашние шутки и розыгрыши. Немудрено, что малыш Вася обожал отца, неизменно предпочитая его колени, когда вся семья собиралась вместе. Надя тайно ревновала ребенка, но в то же время ей не в чем было упрекнуть мужа. Он никогда, ни разу не дал почувствовать ей, что Вася не его родная кровь. Да и Владимиру самому порой казалось, что мальчик ему роднее родного, так он любил его. Удивительно, но посторонние люди, приходя в дом Роевых, в один голос твердили, глядя на ребенка: «Вылитый отец!»

Сходство с недоумением замечала и Катерина Андреевна. "Уж не морочат ли они мне голову?

Не бывает же таких чудес не свете! Но ведь разве не чудо, что с Надюшей все так благополучно разрешилось! Неисповедимы пути Господни!" И Ковалевская старалась не думать об этих скользких материях, тем более что и обсудить такие деликатные проблемы было не с кем, ведь для Роевых, а стало быть и для нее, тайна рождения Васи – абсолютное табу.

"Поэтому оставалось заняться другими, но не менее важными проблемами. Вот, например, надобно переменить все шляпы и часть гардероба, так как волосы поседели. Катерина Андреевна долго не могла примириться со своей сединой, а когда свыклась, то стала находить ее чрезвычайно благородной и элегантной. Пришлось также с большой неохотой отказаться от части любимых украшений, которые так чудесно смотрелись при черных как смоль волосах! Все они постепенно перекочевали в Надины шкатулки.

Ковалевская, конечно, вспомнила и о тех злополучных драгоценностях, которые были подарены дочери и исчезли после ее побега. Но она так и не решилась спросить, куда же они подевались. Хотя очень жаль бриллиантов. Больно хороши были!

 

Глава двадцать восьмая

 

Следствие по делу о скоропостижной смерти княгини Верховской Лидии Матвеевны, в девичестве дочери купца первой гильдии Астаховой, закончилось довольно быстро. Полиция установила, что княгиня отравилась ядовитыми грибами.

С пристрастием допросили несчастного повара, прислугу и даже нашли продавца грибов. В ходе следствия выяснилось, что Лидия Матвеевна сама заказала в тот день грибы повару. Он же их и покупал на рынке, выбирая с осторожностью и зная в них толк. Но как тогда он мог ошибиться? И если грибы оказались ядовитые, то почему отравилась только княгиня? Хозяйка долго ждала мужа к обеду и, не дождавшись, решила перекусить до его прихода. Приказала подать себе мадеры, закусок и в том числе блюдечко уже готовых грибов. Отдельное блюдечко, в которое можно было украдкой добавить чего хочешь, тех же поганок. Обвинили повара. Муж отсутствовал вовсе, а жившая в доме тетка-княжна и носу не показывала из своих комнат и кушать изволила всегда отдельно. Суд приговорил несчастного повара к каторге, несмотря на то что он вину свою отрицал, клялся и божился всеми святыми.

Вот так Евгений в одночасье сделался вдовцом и наследником жениного состояния. За годы совместного проживания оно существенно уменьшилось, но было еще велико. Но Верховский совсем не радовался перемене своей участи. Отчего так поздно! Почему бы злополучной Лидии не съесть этой ядовитой дряни сразу после их свадьбы! Не было бы стольких лет мучения и унижений! Никто бы не похищал дневника с ужасной тайной! А главное, Наденька была бы жива, и он смог бы соединить с ней свою судьбу! Нет, рок тяготеет над ним, и нет сил бороться с его неотвратимостью!

Приятели удивлялись, Верховский даже вроде как горевал о своей супруге, хотя все знали, что меж ними согласия не было. Он еще более замкнулся, хотя дружки его ожидали, что вот уж теперь князь начнет кутить и жить на широкую ногу. Евгений же, выждав приличествующий срок, отбыл за границу, развеивать хандру.

Но поехал он не один, а с тетушкой, Татьяной Аркадьевной, которая мужественно несла бремя постоянных забот о любимом племяннике. Евгений позволил ей взвалить на себя все хлопоты по отъезду. Они отправились в Европу, и долгое время в свете о них ничего не слыхали.

Прошло два года, и в светские гостиные проникла новость о возвращении князя. Поначалу всех интересовал только Евгений как потенциальный жених или возможный искусный любовник. Подобная его слава еще не угасла и будоражила воображение сладострастных скучающих дамочек. Однако каково было изумление общества, когда обнаружилось, что князь постарел, а огонь желаний в нем совершенно потух.

Некоторые его и не узнавали вовсе. Зато княжна чудесным образом преобразилась.

– Странно! – судачили кумушки. – Она точно помолодела!

– И впрямь! – вторили иные. – Она в молодости не была столь привлекательна, как ныне, словно колдовство какое-то!

И действительно, Татьяна Аркадьевна порхала и цвела, будто внутри ее зажегся таинственный огонь и осветил внутренним светом доселе невзрачное существо. Вдруг выяснилось, что ее мелкие черты лица могут быть просто очаровательны, особенно когда на губах играет рассеянная счастливая улыбка. Излишняя седина чудесным образом исчезла под воздействием краски.

Фигурка, еще изящная, сохранила почти девичьи пропорции. А если все это с умом украсить парижскими нарядами, наимоднейшими шляпами, наложить толику румян и пудры, обвести помадой губки, придав им видимость чувственности, залить духами, так и вовсе глаз не отвести. Даже голос, столь отвратительный визгливый голос, вроде стал иным. Появились мурлыкающие интонации довольной жизнью кошки.

И как объяснить все эти чудеса?

Тетя и племянник нанесли положенные визиты. И затворились в своем доме, почти не показываясь в свете. Это обстоятельство еще больше разожгло пожар сплетен и волну досады. Ведь многие имели виды на прекрасного вдовца, а он ровным счетом не удостоил никого своим вниманием. У княжны появилось множество поклонников. Она бурей пронеслась по всем соискателям, довольствуясь лишь легкими поверхностными романами и флиртами, не переступая черты, за которой зарождаются чувства, планы и обязательства.

В светской суете минула осень, и неизбежно, мягкой поступью подошла зима. Столица укрылась снегом, коляски уступили место саням.

Сильные морозы еще не грянули, но холода уже щипали нос и уши. Обыватели спешили по своим делам, уткнувшись в воротники и шарфы, пряча руки в рукавицы и муфты. В комнатах рано зажигали лампы и жарко топили печи.

Евгений как-то раз проснулся поздно и долго не вставал, решая, как убить день. Не хотелось ровным счетом ничего. Прежние забавы уже не возбуждали желанной волны острых ощущений.

Даже самые запретные и сладостные пороки перестали манить и волновать. Оставались развлечения самого обыкновенного толка, коим предается большая часть сограждан. Что у нас нынче?

Ах да, сегодня они вечером с Татьяной Аркадьевной идут наслаждаться оперой в Мариинский театр. Дают «Травиату». Что ж, музыка божественная и голоса превосходные. Касторский или прелестное меццо-сопрано Лизы Петренко? Все равно. Слышано не раз. Но куда податься до вечера? Евгений потянулся и лениво прошелся по пушистому ковру спальни. За окном растекался светлый и прозрачный день. Обычно в такие дни хорошо бы прогуляться, а то и на каток. Бог ты мой, как давно он не был на катке, хотя в свое время весьма резво крутил на льду всякие па. Верховский даже засмеялся. Забавная альтернатива. Злачный притон с малолетними проститутками или каток с блестящим льдом. Пожалуй, каток, для разнообразия.

Он резко позвонил. Явившийся камердинер явно удивился, услышав, какую одежду следует подать.

Где барыня? – спросил князь, погружая пальцы в таз для умывания.

– Уже с утра изволили отбыть с визитами, – последовал ответ.

– То-то в доме так тихо, – хмыкнул Евгений.

Слуга почтительно промолчал.

С удовольствием откушав кофею, Евгений отправился в Юсуповский сад, где каждый год на забаву петербургской публике заливали каток. День разгорался, солнце даже слепило глаза, отражаясь от блестящего льда. Князь вдыхал морозный воздух через складки мягкого шарфа, завернутого живописным узлом на его шее. Гуляющих на катке было много. Щеголеватые офицеры, щебечущие курсистки, студенты, разночинный люд. Мимо князя пролетали и пробегали, слышался смех, шум падений, скрип коньков, музыка.

– Ба! Глазам не верю! Верховский, вы ли это? – неожиданно раздалось над ухом.

Князь вздрогнул и обернулся с вымученной улыбкой. Общение с кем бы то ни было не входило сейчас в его планы. Рядом с собой он обнаружил одного из знакомцев, коих у человека светского пруд пруди. Произошел обмен традиционными любезностями, и разговор вскоре иссяк. Помолчали, собеседник уже собирался откланяться, как вдруг Евгения словно ударило электрическим током. Невдалеке он увидел двух молодых дам, легко скользивших по льду. Одна из них была вылитая Надя. Евгений не сводил с них глаз. Не бывает двух столь похожих людей! То же лицо, только более взрослое, фигура, правда, чуть пополней. Нет, не может быть!

– Кого это вы там разглядываете, любезный друг?

– А вот те две особы, что прямо напротив нас?

– Полно, Евгений Кириллович? Не поверю, что вы не признали одну из них. Та, которая в беленькой шубке с муфтой, это же Ковалевская в девичестве, а ныне Роева.

– Вот как, – едва проговорил Евгений, не веря собственным глазам и ушам. – Стало быть, она здравствует и замужем.

– Очень даже здравствует! – засмеялся собеседник. – А ведь ходил слушок, что вы, дорогой князь, были причастны к таинственному недомоганию юной девицы.

– А, полно! – неопределенно махнул рукой Евгений. Придумать более убедительную отговорку в теперешнем состоянии он был не в силах. – Вы же знаете, чего только не говорят злые языки! Да, когда-то мы были знакомы. Так вы сказали, Роев ее муж? Кажется, я и его знал.

– Я тоже с ним знаком, по службе, знаете ли, встречались. Славный малый, и далеко пойдет!

Евгений отчаянно пытался придать своему лицу безразличное выражение. Со скукой он выслушал о том, кто был рядом с госпожой Роевой, но, если бы его попросили повторить, он бы не смог воспроизвести ни слова. Наконец знакомый удалился, оставив Верховского в совершенном смятении.

Евгений неотступно следил взором за женщинами, пытаясь понять, есть ли при них мужья и можно ли как-нибудь приблизиться. А те, хохоча и оживленно беседуя, двинулись по кругу, и не успел Евгений сообразить, как прелестная парочка стремительно подлетела прямо к нему. Надя вздрогнула и помертвела лицом, но тотчас же взяла себя в руки. Подруга, как ей показалось, ничего не заметила. Князь хотел поклониться, но Роева посмотрела сквозь него и быстро увлекла свою спутницу прочь. Вскоре дамы удалились с катка, а Евгений в лихорадочном возбуждении еще долго метался по саду, не зная, что предпринять.

Кинуться вслед? Пытаться заговорить? Но она не одна, стало быть, надо искать дом и пытаться… Чего пытаться? Ведь она всем видом показала, что не признала его, не желает возобновлять знакомство. И немудрено, ведь это он обобрал и бросил ее, одну, в тяжелейшем положении в чужом городе, обрек на гибель! Но Надя не умерла! Что за мистификация, к чему?

Нет! Она должна дать ему возможность оправдаться! Пусть она принадлежит другому (хотя это немыслимо), но он должен доказать ей, что стал жертвой роковых обстоятельств и его вины в ее несчастьях нет!

Евгений, придя домой, заперся в кабинете и стал мерить его шагами. За дверью он слышал то шаги камердинера, то испуганный визг тетки, но не открыл, не вышел к обеду, не поехал в театр.

Какой театр, если он сам стал героем мелодрамы!

Мысли проносились одна безумней другой. Как добиться свидания? Как вернуть прежнее чувство? Ага! Вот ведь в чем дело! Она жива, и он по-прежнему безумно любит ее, жаждет ее, боготворит! Князь признался себе в этом, упал на диван и зарыдал от счастья и боли.

 

Глава двадцать девятая

 

Надя не помнила, как добралась до дому. Внезапная слабость от пережитой встречи подкашивала ноги, лицо побелело. Подруга перепугалась.

– Наденька, голубушка, да что с тобой?

– Да, видать, мигрень разыгралась от свежего воздуха. Не беспокойся, со мной такое иногда бывает! – вяло отговаривалась Роева, усаживаясь в санки.

Ту же историю о внезапной головной боли она рассказала и дома. Поднялась к себе, легла и на Другой день уже не встала. Прибежала Катерина Андреевна и принялась хлопотать вокруг. Уже к концу второго дня материнское чутье подсказало ей, что дело вовсе не в головной боли. Ковалевская навестила Надину приятельницу, с которой та была на катке, и приступила к обстоятельным расспросам.

– Не видала ли кого-нибудь, может, кто-то подходил, здоровался, просто промелькнул мимо?

– Вроде был незнакомый господин, смотрел как-то странно…

Катерина Андреевна после этого дознания вернулась домой с тяжелым предощущением беды, точно таким же, как в тот страшный день, когда Надя обманула ее, сославшись на боль в животе, и бежала с Верховским. Ковалевская пыталась вытянуть хоть что-нибудь из дочери, но тщетно.

Мигрень, и более ничего. А Владимир Иванович, со свойственной счастливым людям слепотой, не заметил ровным счетом ничего опасного в перемене настроения жены. Похандрит и пройдет! Теща не стала беспокоить его своими подозрениями, а вдруг и впрямь ничего не случилось?

 

* * *

 

То, чего Надя боялась более всего, и впрямь случилось. Они встретились! И так внезапно, и на людях! Господи, кто бы знал, какую боль она испытала, когда вдруг увидела это лицо, такое изменившееся, но такое незабвенное лицо! Она не разглядела его толком, взор помутился, в голове зашумело, ноги подкосились. Надя чуть не упала, вроде как споткнулась, оперлась о локоть подруги и поспешила в другую сторону. Он, не он? Но как переменился, как постарел! В том, что Верховский признал ее, Надя не сомневалась. Ей даже показалось, будто он хотел поклониться. Что бы тогда ей пришлось делать? А теперь как поступить? Будет ли Евгений добиваться встречи, и как ей себя вести с ним? Самый важный вопрос: что она испытывает теперь к Верховскому – ненависть, презрение? Или, быть может, еще где-то глубоко в душе остались осколки разбитого чувства? Поди разберись, если трясет как в лихорадке и мысли путаются!

Надежда Васильевна недели две не выходила из дому. Приказала прислуге никого не принимать, никаких писем, конвертов на ее имя от посыльных не брать. Через некоторое время тревога ее улеглась, ее никто не побеспокоил. Надя стала выходить из дома, но не одна: с мужем, матерью, нянькой и сыном. Поля шляпы или густая вуаль скрывали лицо. Роева старалась не глядеть по сторонам, чтобы, не дай Бог, не поймать ненужный взгляд.

Так прошло еще две недели. И снова никто не потревожил ее покой. Надя уже стала сомневаться, да князь ли был тогда на катке. Однако вскоре ее сомнения рассеялись. Однажды поутру Надя оказалась дома одна. Муж отправился на службу, Катерина Андреевна нынче предпочла магазинам прогулку с внуком. Она явилась спозаранок и вместе с няней повела Васю на морозную улицу. Ребенок радовался и шумел, предвкушая санки, горку и снег. Прислуга разбежалась по делам, и дом затих. Надежда Васильевна, позевывая, ходила по комнатам, натыкаясь на Васины игрушки. И уже хотела бранить прислугу за беспорядок, как в передней тренькнул звонок. Наверное, нянька вернулась, забыли, что-нибудь.

Горничная Тося открыла дверь и увидела незнакомого господина, который, улыбаясь, стоял перед нею.

– Здравствуй, милая! Ты в доме новенькая, я тебя не знаю! Что, господа дома? – И мужчина уверенно вошел в переднюю.

Горничная растерялась. Хозяйка приказала незнакомых не принимать, а этот ведет себя так, как будто сам здесь хозяин.

– Барина нет, а барыня приказала никого не принимать, – неуверенно произнесла девушка, боясь не выполнить приказания.

– Ну, на меня сие не распространяется, я старинный знакомый этого дома. Уверен, Надежда Васильевна будет рада встрече со мной!

Небрежно похлопав горничную по розовой щечке, он жестом, не терпящим возражений, вручил ей свои пальто, щегольские трость и шляпу и двинулся в глубь квартиры. Девушка, сама того не ведая, помогла гостю, не знавшему расположения комнат. Она побежала вперед предупредить хозяйку. Гость и горничная одновременно оказались в распахнутых дверях.

– Евгений!!! – Надя подскочила с кресла.

И тотчас же метнула гневный взгляд на горничную.

– Они сказали, что старинный друг… – пролепетала бедняжка.

– Ступай, да будь неподалеку, понадобишься, – обреченно махнула рукой хозяйка.

Девушка поспешно удалилась. Надежда Васильевна дождалась, пока стихнут ее шаги за дверью, и сухо произнесла:

– Чем обязана визиту в столь ранний час?

– Прошу извинить меня за это грубое вторжение, Надежда Васильевна, но мои длительные наблюдения за вашим домом вынудили меня прийти именно теперь.

Пришедший учтиво поклонился. Несколько секунд они рассматривали друг друга. Надя была в домашнем простом платье, толстая коса переброшена через плечо, на лице ни помады, ни румян. Прежняя, милая девочка стояла перед Верховским. Только чуть округлилась, что придавало ей особую прелесть. И даже строгое, надменное выражение лица не угасило радостного чувства встречи.

– Стало быть, вы шпионили за мной, князь? – неприязненно произнесла молодая женщина.

– Да, шпионил! Но у меня не было другого выхода, ведь вы не признали меня тогда на катке!

– Я узнала вас, сударь, но посчитала неуместным возобновление нашего знакомства! – с чувством ответила собеседница.

– Я прекрасно понимаю мотивы вашего поведения, за исключением одного. Зачем было изображать мнимую смерть? – воскликнул Евгений. – Впрочем, я знаю ответ. Вам кажется, что я предал и бросил вас и заслуживаю подобного отношения.

– Кажется, мне кажется?! – Надя потеряла самообладание и тоже перешла на крик:

– Но ведь так на самом деле и было!

– Надя, милая Надя! Позволь мне объясниться! Ведь я именно из-за этого хотел видеть тебя, чтобы рассказать правду!

Он простер к ней руки, но она замахала на него и закрыла уши ладонями.

– Ничего, ничего теперь не хочу знать! Ни правды, ни лжи! Все умерло! Той Нади нет, понимаете ли вы, нету! Она и впрямь умерла!

– Позволь, умоляю, позволь мне рассказать тебе, как все было, а потом я уйду, но уйду уже с чистой душой, не страдая и не угрызаясь! – он упал на колени.

– Неужели вы угрызались содеянным!

– А разве тебе ничего не говорят эти морщины, эта седина? И Верховский уже не тот! Был, да весь вышел!

Надя с ужасом смотрела на коленопреклоненного Евгения и с трудом подавила в себе желание притянуть к себе его голову.

– Встаньте! – тихо попросила она и сама обессиленно опустилась в кресло.

Евгений живо поднялся. Надя молчала, и он принялся за свой печальный рассказ. Мучительно давались ему эти откровения. Он поведал о шантажисте, правда о содержании дневника рассказал очень уклончиво, во всем же остальном повествование Евгения оказалось правдивым и душераздирающим, он не жалел красок для описания своих угрызений и страданий. Надя слушала не перебивая. Наконец она произнесла:

– Вероятно, ваш рассказ и правдив, Евгений Кириллович, только одно остается мне непонятным, что же это за тайна сия, ради которой в жертву была принесена и моя любовь, и моя жизнь, да и не только моя?

Князь тяжело вздохнул.

– Это ужасные, ужасные вещи! Порядочному человеку говорить об этом невыносимо. Ведь это не только моя тайна, но и, как оказалось, тайна моих родителей, моего происхождения. Вот видите, как много я вам уже сказал. А человеку моего положения подобные вещи желательно хранить за семью печатями, иначе потеряешь и самого себя в том числе. Свое имя, свою честь!

Правда, в ваших глазах я и без того бесчестный человек!

– Мне бы хотелось вам поверить, Евгений!

Но все это так странно, так непонятно! И как же вы живете после всего этого с вашей женой?

– Она скончалась, я вдовец уже два года.

Надя задумчиво посмотрела на князя. Лидия умерла! Он свободен! Но она-то замужем!

Евгений понял ее взгляд. Да, все приходит поздно. Они снова посмотрели друг на друга.

Уже не было первоначального напряжения и настороженности. Как будто подобие улыбки затеплилось на ее лице, Евгений воспрял духом, и в это время в гостиной пробили часы. Надежда Васильевна вздрогнула и снова превратилась в ледяную статую.

– Вам пора идти, князь. Скоро придет маман, Вася с няней, вам лучше удалиться до их прихода.

– А сколько Васе лет? – осторожно спросил Евгений.

– Пять лет, но из этого вы не должны делать никаких выводов. Васе Роеву пять лет, – повторила она, делая ударение на фамилии ребенка.

Евгений задумчиво двинулся к двери. Надя начала нервничать, она боялась встречи матери с Верховским. А если боится, значит, хочет скрыть. Если собирается скрыть, стало быть, не пожалуется мужу, и, следовательно, не все еще потеряно. Резко обернувшись, он произнес:

– Вы нервничаете, я понимаю! Я удаляюсь, не беспокойтесь, я не причиню вам никакого вреда! Но позвольте мне написать вам!

– Да, да! Только уходите скорее!

Евгений поспешно покинул дом Роевых.

Как только незваный гость ушел, Надежда Васильевна схватилась за колокольчик. Вбежала испуганная горничная.

– Изволь ответить, почему этот человек прошел в мой дом? – грозно накинулась на бедную девушку хозяйка. И не дожидаясь ответа, продолжила:

– Владимир Иванович и Катерина Андреевна были бы неприятно поражены, увидев его здесь, поэтому, будь добра, попридержи язык и не говори никому об утреннем визите!

Девушка хотела заплакать от сурового окрика барыни, так как не считала себя виноватой. Но сдержалась и поклялась впредь выполнять все указания безупречно. Надежда Васильевна, выпустив пар, смягчилась и сунула ей в карман передника рубль.

– Ну полно! Я больше не сержусь! Ступай!

И помни – молчок!

 

Глава тридцатая

 

"Сударыня! Драгоценная Надежда Васильевна!

Спешу воспользоваться дозволением написать Вам. Надеюсь, эти строки не оскорбят Вашего взора. Не знаю, что Вы думаете о нашей, столь внезапной для Вас встрече. Молю Бога, что Вы, со свойственной Вам рассудительностью, поняли мотивы моего поступка, и он не кажется Вам больше неуместной наглостью с моей стороны.

Увидев Вас на катке, я точно ожил, вернулся из царства тьмы. Ведь моя жизнь после нашего расставания и вашей мнимой смерти превратилась в сплошную муку. Я справедливо считал себя вашим погубителем, и эта мысль сводила меня с ума! И вдруг, о чудо! Вы живы, Вы прекрасны!

И вот я перед Вами! Несчастный грешник коленопреклоненно молит выслушать, понять и простить…"

«Драгоценная Надежда Васильевна! Не смею ждать ответа, но и не писать вновь не могу. Вчера бесполезно простоял под Вашими окнами как глупый юнец. Видел и супруга Вашего, и мамашу почтенную, всех, кроме Вас. Думал, в окне мельком, хоть силуэт! Увы, увы…»

«Бесценный друг, Надежда Васильевна! Нынче снова пытался увидеть Вас. Не приметили ли Вы на прогулке жалкой замерзшей фигуры, что неотступно маячила неподалеку? Один лишь Ваш взгляд в мою сторону согрел бы мои окоченевшие члены жарче самого яркого огня Однако Ваше внимание было поглощено Васенькой. Чудесный малыш, такой живой, веселый. Я обливался слезами, глядя на Вас обоих…»

"Наденька, душенька моя! Вчера произошло необычайное событие! Ты написала мне ответ!

Правда, письмо твое сердитое-пресердитое. Дескать, я преследую тебя и мальчика с грязными намерениями. Помилуй, родная! Тебе совершенно нечего бояться! Попытайся понять несчастного страдальца. Что мне еще осталось от нашего счастья? Воспоминания и эти встречи, эти взгляды издалека. Только поодаль я могу любоваться тобою, твоим нежным личиком, твоей грациозной походкой, слышать иногда твой голос или звонкий смех. Не сердись, но это инквизиторская пытка Всем своим существом ощущать твою недоступность…"

«Надюша Вот ты опять сердишься! Пусть так, только отвечай Я целую каждую букву твоих посланий, я ношу их на груди, чтобы хоть так прикасаться к тебе! Да! Именно этого я жажду! Твоего тела, твоей кожи, твоих губ! Я брежу воспоминаниями, меня терзают постыдные сны, так я снова мечтаю тобой обладать! Ведь это убийственно: купаться в блаженстве и быть отлученным от оного…»

"Надя! Не надо ханжества между нами, прошу тебя! Да, муж, благородный человек, да, семейные добродетели, долг матери и все прочее! Разве я отрицаю это? Разве я зову тебя в омут порока?

Будь честна сама перед собой, ведь ты принадлежишь мне, ты и НАШ сын! Что делать, если обстоятельства сложились таким нелепым и диким образом? Ты вправе мне не верить, я не знаю, как еще доказать тебе, что в моих поступках не было ни предательства, ни лжи. Только злой рок и злой умысел других людей. Я решил показать тебе этот злополучный дневник. Ты узнаешь мою ужасную тайну, но посмотришь ли ты потом в мою сторону? Я безумно рискую совершенно пасть в твоих глазах, хотя то, что ты прочитаешь, полностью оправдывает мое поспешное бегство и отчаянный поиск средств, словом, все, что выглядит таким отвратительным. Единственное – надобно подыскать спокойное место без посторонних глаз, где бы ты могла без помех все прочитать. Прости, но доверить почте или посыльному семейную тайну я не могу…"

"Родная! Грядет Рождество. Я представляю тебя в кругу семьи, эдакой матроной, послушной матерью, почтительной дочерью, добродетельной супругой! Но, Бог мой, я знавал и другую Надю!

Безумно ныряющую в океан страсти, не знающего ни ложного стыда, ни смущения, дарующую мне сокровенные тайны своего божественного тела! Вспоминаешь ли ты, любимая, эти мгновения? Помнит ли твоя плоть, как соприкасалась с моей, как сливалась в единое целое, когда и дыхание, и стоны, и восторг были неразделимы? Боже, верни нам все это!!! Наденька, ангел мой, жить не могу без тебя!

…Намедни в мой квартире появилось новое чудо техники – телефон. Посылаю тебе его номер, может, я буду иметь счастье услышать твой голос в трубке. Это было бы чудесным новогодним подарком!"

 

Резкий звонок телефонного аппарата заставил Евгения просто подпрыгнуть от неожиданности.

Он еще не привык к этому новому звуку и всякий раз вздрагивал, когда слышал его пронзительное треньканье, чем-то отдаленно напоминающее голос Татьяны Аркадьевны. Он взял трубку. После некоторого шуршанья где-то вдалеке он вдруг услышал Надю, вернее догадался, что это была она, настолько искажался звуковой сигнал.

– Евгений, – торопливо произнесла Надя, – маман уехала на похороны папиной сестры в Москву и будет там еще долго. Надобно хлопотать о наследстве, продавать дом. Поэтому квартира родителей на Троицкой улице пуста, прислуга отпущена на время. Там нам никто не помешает прочитать дневник.

Верховский замер. Он не мог поверить, что. она позвонила сама и сама призвала его на свидание. Недаром он мучился все это время с пером в руках! Сколько было исписано страниц, а сколько еще пошло в корзину для мусора!

– Евгений! Евгений! Ты слышишь меня? – тревожно вопрошала трубка.

Через полчаса лихач на бешеной скорости мчал Верховского по указанному адресу. Евгению казалось, что Троицкая – это край света и едут они вечность, хотя долетели до этой респектабельной столичной улицы минут за пятнадцать. Как приказала Надя, он вошел с черного хода. Дверь в квартиру предусмотрительно оказалась открытой. Квартира утопала во мраке, и только "гостиная и коридоры были освещены.

Надя встретила его с лампой в руке. В ее неровном свете она казалось бледной, хотя, может быть, и впрямь была бледна от волнения.

Верховский шагнул навстречу и протянул руку, она отшатнулась.

– Лампа коптит, прикрутить надобно, – просительно улыбнулся Евгений.

Надежда отдала ему лампу и поспешила в комнату. Там она села на диван, подвернув ноги под себя, и приготовилась читать дневник доктора.

Верховский несколько секунд нерешительно мял тетрадку в руках, а потом вздохнул и протянул ее Наде. Наступила сосредоточенная тишина. Евгений не сводил глаз с лица Нади, пытаясь понять, что она чувствует. Наконец она перевернула последнюю страницу и подняла на него взор.

– Теперь ты понимаешь, чего я боюсь? Я – никто, сын камердинера, плод греха своей несчастной матери!

Надя покачала головой.

– Бедный, бедный мой! Как ты настрадался!

Какой удар для твоей гордости и самолюбия!

– Теперь ты можешь презирать меня, я не князь Верховский. В этом я действительно обманывал тебя. Я открыл тебе эту тайну, теперь ты все знаешь, и тебе понятно, почему я так стремительно бросился за Лидией. И можешь себе представить, с каким наслаждением она мучила меня, пряча дневник.

Евгений не стал вдаваться в подробности того, как дневник оказался снова у него. К слову сказать, он и сам не понял, почему покойная жена в день своей кончины приказала доставить его из адвокатской конторы, где тот хранился.

А уж потом князь Верховский обнаружил дневник в бумагах Лидии.

– Бедный… – снова печально повторила Надя, и глаза ее наполнились слезами.

Тетрадка скользнула на пол, туда же устремился и Евгений. Он приник к ее коленям, зарылся лицом в складки платья Надя гладила его волосы и плакала о нем, о себе, об их утраченном счастье. Верховский, снова вдохнув запах ее тела, потерял голову. Разум не властен над безумием страстей, а искушение было слишком велико. Подол платья, кружева десу, панталоны и чулки – все это было сметено несколькими движениями Вожделенные бедра и нежнейшее лоно открылись перед его воспаленным взором. Он приник к влажной плоти страстными губами. Надя, изогнувшись, прижимала к себе его голову. Ее стон распалил его страсть. И вот он уже внутри, он не забыл, какая она ТАМ.

Она тоже помнила его естество. Все свои ощущения она тайно и страстно лелеяла и сохраняла в своем теле. И вот теперь все потаенное, затихшее и заснувшее выплеснулось с неистовой силой. Апогея они достигли вместе, со стоном, криком и слезами. А потом долго не могли разъять объятий, оторваться друг от друга. Наконец любовники очнулись и поняли, что уж теперь они связаны навеки.

 

* * *

 

Догорал короткий день. Вася шалил, и няня его бранила. Он капризничал, мамаша долго не шла. Катерина Андреевна в Москве молилась в церкви на отпевании родственницы. А Владимир Иванович сидел за широким канцелярским столом и усердно работал. У него сегодня выдался удачный день. Его записка получила похвалу на самом высоком уровне. Он вышел из-за стола и, потянувшись, прошелся по кабинету. Подошел к окну и приоткрыл форточку. Ворвался свежий ветер, и, кажется, повеяло весной. Зима была на исходе, как и счастливая семейная жизнь Роева.

Но он еще не знал об этом.

 

Глава тридцать первая

 

Все тайное так или иначе все равно становится явным.

Ковалевская вернулась из Москвы, пребывая в тихой умиротворенной меланхолии. Похороны старенькой сестры покойного супруга заставили ее пролить много слез. Московская родня мужа всегда любила милую Катю и душевно привечала. В кругу стареющих кумушек ей был тепло и грустно. И вот с этим душевным теплом хлебосольной Москвы она воротилась домой, в холодный и надменный столичный Петербург.

– Ну, Митрич, все ли цело? – спросила Катерина Андреевна у швейцара, которому было поручено приглядывать за пустой квартирой.

Она вошла в парадное и стояла у лестницы, отряхивая снег с пушистого воротника роскошного мехового манто.

– С приездом, Катерина Андреевна. Не изволите беспокоиться, порядок полнейший.

– Не заходил ли кто?

– Как не заходить, заходила молодая барыня, Надежда Васильевна. – Швейцар потоптался и продолжил:

– Частенько заходили…

Катерина Андреевна посмотрела на него с недоумением. С чего бы Наде ходить сюда каждый день?

– Она одна приходила или с гостями?

– Вроде как одна, только я за черным-то ходом не слишком слежу, дворника надобно спросить.

Час от часу не легче! Митрич деликатно дал понять, что с черного хода в квартиру кто-то поднимался. Но кто и почему тайно?

Сердце щемило от предчувствия беды. Ковалевская поспешила наверх. Горничная уже была на месте и помогла ей раздеться. Снизу тащили вещи. Катерина Андреевна прошлась по комнатам и поняла, что швейцар не соврал. Тонким женским чутьем она поняла, что дочь ее не просто сиживала тут в одиночестве, оберегая пустое жилище от воров.

Подозрения матери укрепились после встречи с Надей. Она нашла ее странно оживленной.

Такой молодая женщина не бывала давно, может только в забытой юности. Катерину Андреевну пугало выражение глаз дочери – они горели жарким огнем! Удивительно, но муж не замечал ничего! Вероятно, эти превращения происходили постепенно, на его глазах.

Ковалевская после некоторого колебания решилась приступить к самостоятельному расследованию. Она уже почти не сомневалась, что у ее дочери роман на стороне. Длительные раздумья привели ее в комнату Нади, в ту комнату, где она проживала в девичестве. В ней все оставалось по-прежнему, сюда почти никто не входил, и даже прислуга редко вытирала пыль. К чему, если никто не живет? Ковалевская принялась тщательно осматривать комнату, перерывая, перетряхивая, переставляя вещи и предметы. Особому досмотру подверглись белье, одежда, маленькие ящички, коробочки, конвертики, книги. Ее дотошность была вознаграждена. В одном из дальних ящичков бюро в невзрачной бумажке Ковалевская обнаружила то, что искала. Аккуратная стопочка писем. Она, разумеется, их прочла. Господи! Зачем она сделала это? Зачем она открыла страшную Надину тайну? Ведь теперь она, мать, не может сидеть сложа руки и видеть, как искуситель снова затягивает ее девочку в свои лживые сети. Нет! Теперь она не даст себя провести! Она будет бить во все колокола, она будет грызть его зубами, она.., она…

Дальше мысли Катерины Андреевны стали путаться, потому что она уже бежала по Троицкой улице на квартиру Роевых.

Только бы Володя был дома и один!

Роев действительно был дома один и безмерно удивился, увидев растрепанную тещу в дверях.

Она не давала телеграммы о приезде, хотела сделать сюрприз.

– Катерина Андреевна! Рад вас видеть!

А мы ждали вас только на следующей неделе! – Владимир Иванович тепло расцеловал Ковалевскую. – Да что такое? Случилось ли что-то в пути? Уж не обокрали ли вас, маменька?

– Боюсь, Володенька, что обокрали тебя! – дрожащим голосом ответила теща.

 

* * *

 

Надя вернулась с прогулки, и вместе с няней они долго раздевали в передней укутанного Васю.

– Батюшки! Да у нас мама! – воскликнула Надежда Васильевна, поглядев на вешалку для пальто, и поспешила в гостиную.

Однако там ее ожидали совсем другие впечатления. Мать и муж сидели за столом под абажуром с вытянутыми лицами. Какие-то бумаги были разложены на столе. Надя уже было открыла рот, чтобы спросить, но в тот же миг поняла, что это за листки. Несколько минут стояла жуткая тишина. И вдруг Надя засмеялась легко и радостно. Катерина Андреевна и Роев глядели на нее с ужасом.

– Слава Богу! Нашли, и чудесно! Больше никакой лжи, никакого лицемерия! Теперь вы все знаете, и меня более не гнетет эта тайна!

Я рада, да, да, мамочка, я рада, что вы нашли письма и все открылось. Самой мне никогда не хватило бы духу признаться. А теперь, когда вы оба знаете, мы можем спокойно, как разумные люди, все обсудить.

Надя постаралась как можно спокойней и решительней подойти и сесть за стол. Однако смотреть в лицо мужа она не могла. Владимир Иванович сначала побелел, потом покраснел и вдруг закричал так, что Надя и Катерина Андреевна похолодели.

– Обсудить?! Ты говоришь – обсудить! Измену, предательство, подлость, похоть, разврат?

Это ты предлагаешь обсудить? И кто герой? Знакомые все лица! Человек, который едва не свел ее в могилу, обесчестил!

– Владимир Иванович! – ледяным тоном произнесла жена. – Прошу вас не напоминать мне того, что я и без вас прекрасно помню.

Однако выяснились некоторые обстоятельства, в свете которых все произошедшее тогда в Париже выгляди г совсем по-иному.

– Ты хочешь сказать, что ты не погибала тогда, в одиночестве, на сносях и без средств?

– А! Вот! – воскликнула жена, воздев руки. – Наконец вы получили возможность попрекнуть меня своим благородством! Выставить счет за ваш христианский подвиг! Но я оплатила ваш счет за все эти годы, оплатила своим телом!

– Надя! Опомнись, что ты несешь! – пролепетала Катерина Андреевна, затыкая уши и заливаясь краской стыда от слов дочери.

– Конечно! В приличных домах не принято говорить вслух о таких вещах! – упрямо продолжала Надя. – Никто не знает, что это за пытка, что за мука ложиться с вами каждый день в одну постель, позволять прикасаться к себе, ощущать вашу ненавистную плоть внутри себя. Господи, как я мучилась все это время!

Ее лицо стало отчужденно-злым, и неприязненным.

– Нет! Ты лжешь! Это не может быть правдой! Ведь мы были так счастливы, так любили друг друга! – кричал Владимир, не желая слышать этой постыдной и унизительной правды.

– Это вы любили, – обреченно произнесла Надя, – вы любили меня, а я пыталась приноровиться к вам, но не более того. Я люблю Верховского и всегда любила. Я не могу без него жить. Видимо, нам придется разойтись.

Она произнесла свой приговор и понурилась. Владимир Иванович сник и съежился.

Пальцы отплясывали беспорядочный танец на скатерти.

– С ума сошла, Надька! – стонала мать, раскачивая седой головой. – А сын, ты о нем подумала?

– Вы оба знаете, чей Вася сын. Мы уйдем вместе, – жестко произнесла Надежда Васильевна и встала со стула.

– Ну уж нет! – взревел Роев. – Мальчика я не отдам! Да и ты никуда не уйдешь. Я посажу тебя под замок!

Он тоже вскочил и схватил жену за плечи.

– Володя, милый! – уже тише и спокойней произнесла Надя испуганным голосом. Ей показалось, что сейчас он ее ударит. – Я не пойму, что с тобой стало. Ведь ты мудрый, добрый и понимающий. Ты знаешь меня с детства и не сделаешь мне плохо, не станешь мне противодействовать, ведь так?

– О нет! Пусть я лучше уподоблюсь грубому феодалу, но я не отступлюсь. – Он с остервенением тряс ее за плечи. – Надя, я люблю тебя, люблю больше себя, ты моя жизнь, мое счастье.

Оно далось мне с трудом, пощади же меня! Пощади свою мать, каково ей опять пережить твой уход с этим человеком! И как быть с мальчиком, не рвать же его на части?

В это время дверь гостиной отворилась, и вбежал Вася. Он был напуган криками, и губы его дрожали.

– Васенька, мальчик мой! – Надя вырвалась от мужа и простерла к сыну руки, но ребенок с плачем бросился к отцу и уткнулся лицом в его колени.

Катерина Андреевна охнула и схватилась руками за грудь. Надя подскочила к матери.

– Я умру, если ты покинешь нас, – прохрипела она, закатывая глаза.

Надя бессильно упала в кресло. Роев звонил в колокольчик, горничная металась с каплями, послали за доктором. Няня несла рыдающего Васю в детскую.

 

Глава тридцать вторая

 

На следующий день Надежда Васильевна очнулась от тяжелого забытья, заменившего ей сон, и ужаснулась содеянному. Как теперь жить, как даже просто выйти из комнаты и посмотреть в глаза близким любящим людям? Постучалась горничная.

– Что маменька? – тревожно спросила Надя.

– Полегчало уже, докторовы микстуры, видать, помогли, – отвечала та. – Всю ночь их пили и плакали-с, а сейчас спят. А Владимир Андреевич не спали-с, у себя заперлись и не выходят, я стучала.

Надя вздохнула и побрела взглянуть на мать.

Катерину Андреевну уложили в гостиной на диване. От звука шагов она открыла глаза и приподнялась на подушках. Надя пристроилась на уголке, не зная, что и сказать после вчерашнего.

– Утро вечера мудреней. Что надумала? – строго спросила мать.

Она редко так говорила с дочерью, и строгость тона горько уязвила Надежду Васильевну.

Точно нашалившую гимназистку ругают за проказы. А она-то надеялась, что уж мать-то определенно ее поймет и поможет.

– Не знаю, не знаю, мамочка! Только не жить нам теперь с Володей! Не могу я его тошнотворное благородство выносить!

– Сдается мне, что ты умом повредилась, девочка, – ворчливо продолжала Ковалевская. – Таких мужей, как твой, раз и обчелся! Не понимаешь, от чего отказываешься! Я уж и не говорю, как это гадко по отношению к Володеньке!

– Мама! Вы все о нем да о нем! Вы обо мне подумайте, маменька! Ведь я не люблю Роева, я Верховского любила все эти годы и люблю. Целыми днями думаю только о Евгении, ложусь и засыпаю с мыслями о нем.

– Надя, Надя! Я сколько толковала тебе, что страсть разрушает установившийся порядок вещей. – Ковалевская покачала головой. – Поверь мне, это теперь в твоем теле пылает безумный огонь чувств. Но потом, что будет потом, когда кожа твоя увянет и поблекнет, лицо покроется морщинами, повиснет грудь? Постель перестанет притягивать тебя, ты остынешь, остынет и он. Что тогда будет связывать вас? Да еще наши растоптанные судьбы будут тебя терзать.

Ведь ты не только бедного Роева, нас, меня, Васю бросаешь под ноги своим необузданным влечениям! Наша любовь к тебе – это не любовь? И разве мы для тебя ровным счетом ничего не значим?

Вместо ответа Надя с плачем бросилась матери на шею.

– Мама, родная, не мучьте меня! Что ж вы душу-то мою рвете на части! Господи! Какая пытка!

– Надя, я не переживу твоего ухода второй раз, не приму Верховского и не отдам тебе Васю, – уже тихо прибавил она.

Надя оттолкнула мать и посмотрела на нее остекленевшим взглядом. Катерина Андреевна с болью поняла, что в этот миг она лишилась единственной дочери. Надежда Васильевна с трудом поднялась и вышла. По пути к себе она слышала, как муж отправляет записку на службу. Не придет, сказался больным. Значит, будет сидеть дома и сторожить ее, чтоб не сбежала. Она несколько раз подходила к двери его кабинета, но, не собравшись с духом, уходила прочь. Что еще добавить к тем горьким словам, которые она так долго носила в себе и, вот, выговорила?

И как теперь связаться с Евгением, как дать ему знать о домашней драме?

Потянулась нескончаемая неделя. Тяжелое молчание, угрюмые косые взгляды, тоскливые одинокие слезы. Супруги приказали подавать еду в свои комнаты и старались не встречаться друг с другом. Катерина Андреевна оправилась и заявила, что невыносимая атмосфера в доме погубит ребенка. С этими словами она забрала к себе Васю и няню. В квартире стало совсем тихо, только Роев мерил кабинет тяжелыми шагами с утра до вечера. Надежда Васильевна сжавшись, прислушивалась к шагам мужа, ожидая, что вот-вот он подойдет к ее комнате. Сколько можно молчать? Ведь надобно объясниться окончательно и решить дело о разводе. Надя все же уповала на рассудительность мужа, полагая, что после сказанного он не станет настаивать на продолжении совместной жизни.

Она была близка к истине в своих размышлениях. Владимиру Ивановичу по прошествии недели после скандала действительно развод уже не казался столь немыслимым исходом драмы. Но понял он это не сразу. Поначалу, в первую ночь, Роев долго не мог опомниться. В ушах стояли ужасные, постыдные для всякого мужчины слова. Глядя на искаженное отвращением лицо жены, он не сомневался в их искренности. Значит, он был слеп и глух, а она лгала. И вся его жизнь представлялась теперь абсолютной ложью и лицемерием. Выходило, что не существовало счастливой и любящей семьи, преданной, пусть холодноватой, но искренней и верной, как ему казалось, жены и трогательного милого сына. Все рухнуло! Зачем тогда жить, цепляться за пустое существование, опять пережить унижение, стыд?

Получить взамен своей любви обломки семейной идиллии! И во что теперь верить, если добро, которое ты делаешь людям, оборачивается таким кошмаром! Все его добродетели, которыми он так гордился, все они обернулись против него самого.

Мучимый подобными размышлениями, Владимир Иванович несколько раз за ночь вынимал из ящика стола пистолет и клал его перед собой.

Покончить разом с этим позором! Пусть рвет на себе волосы и казнится до скончания дней своих!

Металл тускло поблескивает в свете лампы, его холодная поверхность притягивает руку. Да полно, Владимир! Стреляться из-за неверности жены? Как глупо и пошло! Разве нет вещей более важных для думающего человека? И какой жены? Понятное дело, если была бы неописуемой красавицей или олицетворением чувственности. Так ведь нет! Холодная, неприступная надменность. Он знал, что многие его знакомые за его спиной пожимали плечами: ну что такого он в ней нашел, за что такая любовь? В том-то и дело, что любовь слепа. Именно любовь! Но ведь теперь он не может руководствоваться только чувствами. У него есть сын, да, да, у него есть сын! Он должен думать о мальчике, если безрассудная мать сделать этого не в состоянии.

Как не в состоянии оценить добро, преданность, нежность и ту же страсть, которую он к ней испытывал. Она недостойна таких чувств.

Роев впервые в жизни подумал о жене плохо.

Он даже удивился, как это раньше такие мысли его не посещали? Божество было свергнуто со своего олимпа. Оказалось при ближайшем рассмотрении, что обожествлять-то было нечего! Кумир исчез, осталась невзрачная, неблагодарная, развратная женщина. Что ж, такая жена Роеву была уже не нужна. Пусть уходит куда хочет и с кем хочет.

Придя к такому выводу, Владимир Иванович чуть поуспокоился, и мысли его потекли в другое русло. Надобно позаботиться о разводе, но так, чтобы поменьше скандальных подробностей выплыло наружу, а главное, сохранить тайну рождения мальчика, чтобы, не дай Бог, не запятнать и его. Он отправился в адвокатскую контору, где и занялся этими делами. Вечером Владимир Иванович решил наконец переговорить с женой, хотя даже мысль о том, что они увидятся, бросала его в пот.

Надежда Васильевна чутко прислушивалась к звукам в доме. Она поняла, что муж покинул квартиру, и теперь никто не ограничивал ее действий. Но что делать? Вероятно, придется бежать прямо к Верховскому – писать письмо и дожидаться ответа слишком долго. Телефон же был установлен только в квартире матери. Надя уже собралась выйти, как вдруг явилась горничная и со странным выражением протянула ей конверт без подписи.

– Приказано вам передать, барыня!

Надя поспешно взяла конверт и вскрыла его.

Письмо было от Верховского. Она прочитала его.

Письмо привело ее в полное недоумение.

"Дорогая! Прошу тебя, при получении моего письма не медля, тотчас же поезжай в Поляны (загородный дом Верховских). Будь осторожна.

Важно, чтобы тебя никто не увидал по дороге, прислуге ничего не говори. Впрочем, не мне тебя учить, ты же знаешь наши обстоятельства. На станции извозчика не бери и иди дальней дорогой, той, что петляет над оврагом. Не бойся, я тебя встречу. Приезжай безотлагательно, дело принимает опасный оборот.

Целую, жду, твой Эжен".

Какое странное письмо. Зачем ехать в такую даль? И почему он так уверен, что она знает какую-то дальнюю дорогу к их дому, если она там ни разу не была? И что за нелепая подпись, она так никогда его не называла? Какое дело?

Может, он опять следил за их домом и уже знает, что произошло, может, предпринял что-либо для развода? Одним словом, придется ехать.

Прихватив самое необходимое, она подошла к двери своей комнаты и остановилась. Надя понимала, что, быть может, она сюда уже не вернется, а если и вернется, то уже не хозяйкой.

В душе все ныло от страха и неопределенности, но еще больше хотелось поскорее увидеть милого Евгения и забыться в его объятиях. Как тогда, в Париже Все повторялось. Но тогда не было ребенка! Острой иглой мозг сверлила мысль о сыне, но пока она не могла ничего поделать, и, подавив в себе рыдания, Надежда Васильевна выбежала из дома.

 

Глава тридцать вторая

 

Роев уже третий день после исчезновения жены метался по городу. Рассуждения о том, что Надя плохая жена и она больше ему не нужна, испарились в тот же миг, когда он обнаружил ее отсутствие. Все осталось прежним: и любовь, и страсть. Только еще добавилась боль от унижения и безысходная тоска отвергнутой души. Он согласен был теперь на что угодно, пусть только хотя бы живет с ним под одной крышей и носит его фамилию. Роев даже мог поклясться не переступать порога спальни жены. Он все еще не верил, что Надя сбежала, как в пошлом бульварном романе. Нет, она женщина с достоинством, она не могла просто так уйти! Но ведь однажды это уже произошло! Поначалу он решил, что Надя пошла к матери и сыну. Но там ее не оказалось. Тогда он ринулся в дом Верховских. Выяснилось, что князь в отъезде, и это еще больше укрепило его подозрения об их совместном побеге. Но как ловко и быстро они сговорились! Видимо, придется заявлять в полицию. Господи, какой позор!

Пораскинув мозгами, Роев припомнил, что в гимназические времена был дружен с Костей Сердюковым, который ныне служил отечеству на тяжелом полицейском поприще. Несколько раз их судьбы пересекались у общих знакомых. Поэтому Роев полагал, что данное знакомство можно возобновить. И вот он уже в квартире следователя Константина Митрофановича Сердюкова.

– Стало быть, вы в отпуску, хвораете, – с сожалением произнес гость, глядя на желтое, изможденное лицо хозяина. – А я так надеялся на совет и помощь, ведь дело такое приватное!

Сердюков тяжело вздохнул и запахнул старый линялый халат Всем своим видом он показывал, что служебное рвение привело его нервы в крайнее расстройство. И действительно, последнее дело Сердюкова о таинственной смерти промышленника Прозорова оказалось таким странным и приняло для самого следователя такой неожиданный и опасный поворот, что его разум и впрямь нуждался в отдыхе. По Петербургу гуляли будоражащие воображение слухи о якобы имевших место контактах следователя с духом убиенного.

Начальство отнесло эти разговоры за счет крайнего переутомления одного из наиболее толковых и добросовестных работников. Поэтому рапорт Сердюкова с просьбой о предоставлении ему небольших каникул получил положительную резолюцию. Константин Митрофанович только-только стал приходить в себя, как явился гимназический приятель с беглой женой! Отказать неловко, а дело дрянь!

– Погодите, Владимир! – нехотя произнес Сердюков, видя, как удрученный гость собирается уйти. – Я же не отказываюсь помочь вам.

Мы, полицейские, всегда на службе, даже когда едва ноги носим. Я помогу вам как частное лицо.

В вашем деле, быть может, это и к лучшему. Но кое-кого из своих людишек я тоже призову.

Нам, как я полагаю, надо установить слежение за домом князя. Не думаю я, что они уже покинули Петербург. Пошлю человечка, с прислугой потолкует, посмотрит по сторонам и мне доложит, а я вам дам знать.

– Я полагал, что вы достойный человек, что к вам можно обратиться за помощью. И не ошибся! – с чувством произнес Владимир Иванович.

Сердюков слабо улыбнулся и протянул Роеву свою длинную худую руку.

– Может быть, я понимаю вас, мой друг!

Женщины очень странные создания! – произнес он многозначительно, словно и в его одинокой, холостяцкой жизни были подобные переживания.

Обещание Сердюков сдержал, и за домом Верховских была установлена слежка. Не прошло и дня, как приставленный человек доложил, что хозяин появился. Роев и Сердюков тотчас же явились к князю.

– Чем обязан, господа? – изумился Верховский.

Роева он признал, а вот присутствие полицейского следователя его явно напугало. По всему было заметно, что хозяин взволнован, хотя он всеми силами пытался это скрыть. Лицо его оставалось неподвижным, но в глубине взгляда притаилось напряженное ожидание. Евгений хотел прикурить, но сам заметил, что руки непривычно подрагивают, и, с досадой потушив спичку, которая не разгоралась, спрятал их в карманы роскошного халата.

– Господин Верховский! Мы здесь для того, чтобы найти пропавшую третьего дня Надежду Васильевну Роеву, супругу господина Роева. – с достоинством ответил Сердюков.

– С какой стати господин Роев ищет свою жену в моем доме? – деланно-изумленно пожал плечами Евгений.

– Полно, князь! Оставим эти околичности! – резко проговорил Владимир Иванович. – Я знаю все, я читал письма, – добавил он, но уже без пафоса.

Верховский вздрогнул, и на его лице отразилось искреннее непонимание.

– Вы хотите сказать, что Надя, то есть Надежда Васильевна, пропала? – воскликнул он тревожным голосом.

– А вы хотите убедить нас, что не имеете к этому событию никакого отношения? – саркастически продолжал обманутый супруг.

– Да, конечно! Я.., мы.., словом, мы давно не виделись.

– И не переписывались? – допытывал Сердюков.

– Нет, – последовал растерянный ответ.

Владимир внимательно смотрел в лицо соперника, пытаясь уловить истину. К удивлению Роева, поведение князя казалось естественным. Верховского явно обескуражила новость об исчезновении Нади. Более того, она его, видимо, смертельно напугала. Он побледнел, и крупные капли пота выступили на его лбу.

– Сударь, если мы правильно вас поняли, вы в последнее время не встречались с госпожой Роевой и не знаете, где она может находиться в данную минуту? – строго спросил следователь.

– Понятия не имею, – сдавленным голосом ответил Верховский и налил себе из графина воды, сильно расплескав на скатерть.

– Не верьте ему, Сердюков! Это отъявленный лжец и мастер притворяться! – Роев стремительным шагом почти обежал комнату, словно ища кого-то.

– Сударь, позвольте нам усомниться в ваших словах! – Сердюков сделал решительный шаг к двери. – По нашим сведениям, в доме, помимо прислуги, в данный момент присутствует женщина. Мы должны осмотреть дом.

– Это неслыханно! Впрочем, делайте что хотите! Все равно ее тут не было и нет! К сожалению!

Последние слова Верховский почти прокричал. Хозяин резко позвонил, и вошел лакей.

– Скажи, голубчик, – обратился к вошедшему следователь, – присутствует ли в доме дама?

Учти, я не имею в виду прислугу, именно дама?

– Конечно-с, – последовал вежливый ответ, – княжна Татьяна Аркадьевна. Прикажете доложить?

– Княжна дома? – каким-то странным голосом воскликнул Евгений. – Ты уверен?

Лакей с недоумением воззрился на хозяина.

– Барыня у себя пребывают.

– А что удивительного в том, что ваша тетушка оказалась дома? – осторожно осведомился Сердюков.

Но Евгений, казалось, не слышал его вопроса. Он напряженно вглядывался в дверь, за которой послышались шаги и высокий, визгливый, чрезвычайно неприятный голос произнес:

– Евгений! Можно к тебе? – И, не дожидаясь ответа, княжна вошла.

Мгновение Верховский и Татьяна Аркадьевна смотрели друг на друга, но эти взгляды невозможно было понять остальным присутствующим.

Евгений как будто увидел нечто ужасное. Хотя княжна вовсе не выглядела отвратительной. Ухоженная, чуть усталая, скорбно и спокойно взирала она на племянника с порога.

– Ты?! Это ты! – прохрипел Евгений и стал задыхаться.

Княжна сделала шажок вперед и протянула к нему руки. Верховский отпрянул, как от гремучей змеи. Лицо его исказилось. Он замотал головой и замахал руками, словно что-то отгоняя от себя.

– Нет! Это немыслимо! Это чудовищно! Невозможно! Опять я…

Он не договорил. Взор его стал мутным, он .криво усмехнулся и вдруг, резко обернувшись, одним прыжком бросился к окну. Присутствующие в комнате разом ахнули, потому что в следующий миг он взлетел на высокий подоконник и, проломив своим телом стекло, выпал из окна.

С его предсмертным воплем смешался другой крик. Татьяна Аркадьевна метнулась к подоконнику, выглянула в окно и упала без чувств.

 

Глава тридцать третья

 

Все эти события произошли в прошлом году.

И весь этот год, последовавший за исчезновением жены и странным самоубийством ее любовника, Роев провел в бесполезных поисках и мучительных надеждах. И вот она нашлась, верней, то, что было прежде Надюшей. Теперь нечего ждать. Надо набраться сил и пережить потерю.

А потом? Потом снова искать, но теперь не Надю, а убийцу.

Сердюков уже совершенно оправился от недомогания и приступил к своим обязанностям.

Дело об убийстве Роевой он продолжил с присущим ему рвением и скрупулезной дотошностью. Полицейский врач исследовал тело и обнаружил пулевые ранения, следы переломов и других травм. Факт насильственной смерти был налицо. Но что могла делать Надежда Васильевна одна, на пустынной дороге, в лесу? Перебрали по мельчайшим частицам полуистлевшие вещи покойной, и в маленькой сумочке обнаружилась бумажка с расплывшимся от влаги текстом.

Сердюков долго бился над этой бумажкой и понял несколько слов. Может, именно этим письмом Роеву заманили на дорогу? Но кто? Верховский? А ведь он тоже отсутствовал в столице, мог и убить. Но зачем, если безумно любил?

От ревности? Обреченности?

Константин Митрофанович снова вернулся в дом к Роевым и опять приступил к допросу прислуги.

– Не помните ли вы, – спросил он у горничной, вышагивая длинными ногами по комнате, подобно гигантскому циркулю, – не получала ли хозяйка накануне своего исчезновения письма или записки?

Горничная Тося испуганно таращилась на полицейского, а потом с усилием произнесла:

– Получали-с.

– Что за письмо?

– Обыкновенное! – Она повела плечами и задумалась. – Только нет, не обыкновенное! Вспомнила! Там на конверте подписи не было!

– А как же ты узнала, что письмо надо передать именно Надежде Васильевне? – Следователь изогнулся над горничной, которая вжалась в стул.

– Так сказали! – пролепетала она.

– Кто сказал? – напирал полицейский.

– Посыльный, что принес письмо!

– А может, ты и посыльного знаешь? – В глазах и голосе Сердюкова вспыхнула надежда.

– Как не знать! Сын нашего дворника! – последовал ответ.

– Господи Боже Ты мой! Так отчего же ты ничего не сказала об этом еще в прошлом году! – взревел следователь и снова начал мерить комнату шагами.

– Как я могла сказать, ведь я не знала, что барыня умерла! А ежели бы она вернулась? Задала бы мне трепку! Я все ее тайны хранила, она строгая была! – Тося стала слегка всхлипывать.

– О каких тайнах ты говоришь? – насторожился Сердюков.

– О господине, который навещал ее. Один раз сюда приходил, я его разглядела, очень красивый такой господин! А опосля в квартире маменьки, Катерины Андреевны, они встречались.

Это тут же на Троицкой, недалеко. Я точно знаю, дворник ихний видел. Но я никому ничего про барыню не говорила, не моего ума дело. Скажешь – места хорошего лишишься!

– Да… – протянул Сердюков. – Ведь я тебя допрашивал, а ты мне таких важных вещей не сказала! Глядишь, может, и нашли бы уже тогда барыню-то вашу! – Он досадливо махнул на девушку худой длинной рукой.

– Кабы я знала! Я боялась… – Тося заплакала.

– Ну поди, под и, – скривился следователь. – Нечего теперь реветь-то, поздно!

Вечером того же дня нашелся и сын дворника. Он показал, что письмо ему вручила дама, хорошо заплатила и приказала передать горничной барыни. Даму не разглядел. Дама как дама, лица не видать, вуаль, широкое пальто, шляпка затейливая, не поймешь, молодая или старая.

Никаких особых примет. Нет! Запомнил! Голос такой неприятный, высокий, противный, как железкой по стеклу!

 

* * *

 

Пока Сердюков в Петербурге бился над разгадкой смерти госпожи Роевой, в далеком маленьком городишке Н-ске, что в богоспасаемой Курской губернии, разворачивались следующие события.

Местное общество находилось в состоянии необычайного возбуждения по случаю грядущего бракосочетания дочери предводителя дворянства с местным помещиком Еремеевым. Собственно, что тут необыкновенного, изумятся некоторые? Конечно, барышня была первой невестой среди прочих.

Хоть и не слишком яркой внешности, но приданое хорошее, а главное – папаша самый влиятельный в тутошнем обществе человек. А дело-то вовсе не в невесте, а в женихе. Господин Еремеев в прошлой, буйной молодости имел не слишком положительную репутацию. Прокутив отчий дом, он надолго исчез из Н-ска, и вот теперь, по прошествии многих лет, явился, да таким благообразным, что многие его и не признали поначалу. Он остепенился, выкупил родовое имение, вступил во всевозможные благотворительные общества, посетил все гостиные, где высказался в самом что ни на есть консервативном духе. Дескать, доколе православным терпеть засилье инородцев? Государство должно самым решительным образом бороться с радикализмом, социализмом, терроризмом и прочей нечистью. От просвещения один вред, потому что приобщает молодежь к опасным идеям. Домострой – вот идеал семьи! Вокруг все воры, пьяницы и убийцы. Честному человеку жить страшно! Столица – вертеп разврата, только в провинции и осталась подлинная русская душа!

Одним словом, произвел благоприятнейшее впечатление, и память о былых безрассудствах молодости улетучилась сама собой. Правда, никто не знал, откуда взялись у Еремеева деньги на выкуп имения, но он ловко сплел множество правдоподобных историй, которые убедили бы и самых недоверчивых. Прошло полтора года, и он посватался к дочери предводителя и, к своему удивлению, получил согласие, хотя девица ему в дочери годилась.

И вот теперь Ростислав Христианович пребывал в самом приподнятом расположении духа.

Наконец он обретает вожделенный покой в собственном гнезде, о котором грезил все последние годы. Конечно, длинная и худосочная невеста его не чета Лидии Матвеевне, голубушке! Ну да ладно, видать не судьба! Глядишь, с годами и к этой мясо прирастет, будет за что подержаться!

Зато с этой женитьбой он попадает в число самых влиятельных людей Н-ска! Конец мытарствам! Прошлое забыто как страшный сон! Теперь он почтенный семьянин и помещик, а что было в столице, так кто про это узнает! Н-ск место глухое, сюда люди из Петербурга не заезжают.

Однако подобный ход мыслей нарушился самым неожиданным и пренеприятнейшим для Еремеева образом. Однажды утром, когда он попивал кофей в столовой, лакей доложил о некоем господине, прибывшем из Петербурга по срочному делу. Хозяин поперхнулся и пролил на себя горячую жидкость. Вот незадача! Кого это черти принесли? Да как не вовремя! Вряд ли ему, мошеннику и шантажисту, срочно привезли хорошую новость. Вид вошедшего подтвердил самые худшие опасения. Высокий, худой, очень нескладный господин с редкими волосами, бледным лицом, украшенным свисающим носом. Им оказался следователь петербургской полиции Сердюков Константин Митрофанович. Усталый и раздраженный после дороги, приезжий вошел в дом Еремеева уверенно, как в свой кабинет в Петербурге.

Поздоровались. Хозяин распорядился подать гостю чаю, но тот сухо отказался.

– Что за дела привели вас, господин Сердюков, в наш медвежий угол? – осторожно осведомился хозяин, а под ложечкой нехорошо засосало.

– Дела эти, господин Еремеев, мало для вас приятные. Боюсь, что разговор наш не доставит вам удовольствия, потому что попрошу вас погрузиться в воспоминания, которые, вероятно, вы в нынешнем вашем положении, – он сделал многозначительную паузу, – постарались предать забвению.

– В жизни всякого человека бывают неприятные моменты, – философски заметил хозяин, но спокойствие его было напускным.

На самом деле он судорожно пытался понять, чего от него хотят и насколько опасен для него этот визит.

– Видите ли, господин Еремеев, полиция в данный момент занимается расследованием убийства госпожи Роевой Надежды Васильевны. Тело убиенной было недавно обнаружено в окрестностях Петербурга со следами насилия. Оно пролежало там по меньшей мере год. Расследование привело нас в дом князя и княжны Верховских.

Следователь сделал паузу, внимательно вглядываясь в лицо собеседника. При упоминании фамилии Верховских что-то неуловимое промелькнуло в лице Еремеева.

– Так я продолжу. Во время беседы князь Верховский повел себя очень странно. После того как в комнату вошла его тетка, он потерял разум и выбросился из окна.

– И что же? – с необычайной живостью поинтересовался Еремеев.

– Перелом шеи и мгновенная смерть. Однако, судя по всему, вы знакомы с семейством Верховских?

Ростислав Христианович отчаянно пытался понять, до какой грани лжи он может позволить себе дойти. Молчание затянулось.

– Я помогу вам, господин Еремеев, – доброжелательно продолжал гость, – полиция выяснила, что в молодые годы вы служили в одном полку со старшим Верховским, не так ли? И даже вроде бы были вхожи в дом?

– Да… – неуверенно подтвердил Еремеев.

Он не ожидал, что полиция заинтересуется его столь отдаленным прошлым.

– А потом вы проигрались в пух и прах.

Потеряли имение, наследство, доброе имя, занялись аферами и мошенничеством.

– Я думаю, что не стоит дальше углубляться в подробности! – с досадой воскликнул хозяин. – Ведь не затем же вы прибыли из такой дали в нашу глушь!

– Как сказать! – меланхолично заметил собеседник. – Вернемся к Верховским. Некоторое время назад скоропостижно скончалась жена князя, Лидия Матвеевна, грибов поганых поела.

– Бог мой! Лидия умерла! – ошарашенно пробормотал Ростислав Христианович.

Лицо его отразило неподдельную скорбь. Частенько он вспоминал ее пышные телеса, мысленно перебирая все прелести необъятного тела. Не далее как вчера ночью она снова являлась ему в непристойных снах, возбудив донельзя усыхающую от бездействия плоть.

– Значит, с покойницей вы тоже знакомы были? – следователь сверкнул глазами.

– Встречались в Париже, – промямлил Еремеев.

– Да вы не волнуйтесь, любезный Ростислав Христианович! Дело о смерти княгини закрыто, хотя при новых обстоятельствах мы можем к нему вернуться вновь.

– Какие такие обстоятельства? – Еремеев чувствовал, что следователь подбирается к главному.

– Оставим это дело и вернемся к гибели Роевой. В деле фигурирует некий дневник, содержащий семейную тайну. Вероятно, он объясняет многие загадки, в том числе и смерть самого Верховского. Три покойника! Видите, как все запутано?

– Но помилуйте, я-то тут при чем? Я уж тут третий год живу, столичные новости до меня не долетают, обо всех этих ужасах я ничего, не знаю! – вскричал бледный Еремеев.

– Конечно, об ужасах, как вы изволите говорить, вы и впрямь можете быть не осведомлены. Однако полиция желает от вас узнать содержание дневника доктора!

– С чего вы взяли, что я его читал? – Глаза Еремеева с беспокойством забегали.

Сердюков на самом деле не был в этом уверен, но опыт подсказал ему, что он попал в точку. Следователь рассчитывал на эффект внезапного появления, ошеломления противника, который психологически не был готов к отпору, как и вообще к появлению полицейского следователя из Петербурга.

– Вы служили в одном полку, были знакомы со старым князем, общались с княжной, – давил следователь. – Вы знали про дневник, расскажите, что в нем?

– Все, что вы изволили сказать, ни коим образом не делает меня знатоком чужих семейных тайн, – вдруг отрезал Еремеев.

Вероятно, первый испуг прошел, он взял себя в руки и решил обороняться изо всех сил.

«Ну, голубчик, сейчас ты у меня попляшешь!» – злорадно усмехнулся про себя полицейский, видя, что собеседника не удалось взять неожиданностью и напором.

– Вот, что, Еремеев, – уже совершенно другим, холодным и жестким тоном произнес Сердюков, – я не обвиняю вас в убийствах, хотя по ходу расследования вы можете оказаться и соучастником.

Ростислав Христианович хотел было что-то возразить, но следователь не дал ему слова и продолжил:

– Однако вы можете помочь следствию, и это, разумеется, вам зачтется. Но сдается мне, что вы тертый калач и подобные посулы вас не привлекают. Тогда я предлагаю вам сделку.

– Какую сделку? – изумился хозяин.

– Вы расскажете нам о дневнике, а я за это расскажу, – он понизил голос до шепота, – никому не расскажу, что вы были полицейским осведомителем и поэтому так легко избежали тюрьмы за мошенничество. Помогали полиции, иногда, за небольшую мзду, бороться с вашим братом, злодеем и душегубом.

Сердюков с торжеством смотрел, как белый Еремеев оседает в кресле.

– Но ведь мне было обещана конфиденциальность! Вы и ваши люди не выполнили уговора! Это шантаж!

Он не мог говорить, его душило злое отчаяние.

– Нет, голубчик, – зловеще-мягким голосом протянул Сердюков. – Вам ли говорить о шантаже! Вы ведь на этом деле поднаторели, не так ли! Нет! Это не шантаж! Вы утаиваете от полиции важные сведения, так не годится. Расскажете все, разойдемся друзьями, и даю вам честное благородное слово, что больше вас не побеспокою.

Более того, я даже досье ваше из отделения прихватил. Получите и сожжете. Концы в воду.

А вот ежели не согласитесь, то назавтра не только весь Н-ск, но и вся губерния будет знать о славном прошлом несостоявшегося жениха. Вряд ли вас после эдакого позорища пустят на порог приличного дома! Публика тут проживает хоть и благонравная, но тайное сотрудничество с полицией не одобрит. Увы, все заражено гнилым либерализмом!

– Ненавижу! – завизжал Еремеев и бросился на Сердюкова.

Однако тот не спасовал, и, хоть производил. впечатление нескладного и худосочного, рука у него оказалась твердая, а реакция быстрой. После короткой потасовки Еремеев был повержен на пол с завернутыми назад руками. На шум вбежал лакей и застыл в ужасе.

– Что стоишь, дурак! Видишь, шутим мы!

Поди, водки мне принеси! Горло дерет! – И уже обращаясь к Сердюкову:

– Хватит уж, ваша взяла. Согласен.

 

Глава тридцать четвертая

 

Татьяна Аркадьевна после ужасной гибели ненаглядного племянника заперлась в четырех стенах и совершенно не показывалась на людях.

И это понятно. Общество долго судачило о самоубийстве Верховского. Много ходило разговоров и досужих размышлений, но тайна сия так и оставалась неразгаданной. Княжна постарела и осунулась, и все, кто ее видел, удивлялись. Оказывается, она дама в летах! А доселе это обстоятельство было не столь очевидным.

Княжеский дом совсем опустел. Несколько человек прислуги и сама хозяйка молчаливыми тенями передвигались по безлюдным комнатам.

Княжна никуда не выезжала, никого не принимала. И частенько прислуга не была уверена, жива ли их хозяйка в своих комнатах? Что она там делает? Да Бог ее знает, может, молится, может, плачет, а то и вовсе сидит в оцепенении и неподвижном молчании. То, что голоса ее теперь не слышно, так это и хорошо, больно он отвратительный! Так рассуждали в людской повар, горничная и лакей.

Вязкое однообразие жизни прервал резкий звонок в парадную дверь. Дворник, он же швейцар, оторопел, так давно никто сюда не заходил и не звонил. Вошли два господина благообразного вида, один в дорогом штатском платье, другой в полицейском мундире. Второго дворник признал – следователь Сердюков. Стало быть, опять о покойном хозяине говорить будут.

– Пожалуйте, господа!

На звонок вышла горничная приняла шляпы и отправилась доложить.

– Барыня ждут вас в библиотеке! – вернулась она через несколько минут.

Гости прошли в указанное помещение. Комната тонула во мраке, на полках громоздились пыльные фолианты, к которым уже давно не прикасались. Вскоре к ним вышла хозяйка. Невзрачное серенькое платьице, волосы, небрежно скрученные в пучок, на носу пенсне. Ну совершеннейшая старуха! Точно за год постарела на двадцать лет! Хотя, вероятно, она просто стала выглядеть на свои годы. Ведь ей уже было за пятьдесят!

– Чем обязана, господа? – проскрипела княжна. – Вероятно, ваш визит связан с делом о смерти моего незабвенного племянника, так, господин Сердюков ?

Она жестом пригласила их сесть.

– Так точно, сударыня. Продолжаем искать мотивы этого поступка.

– Вы полагаете, имел место злой умысел? – как-то безучастно спросила Татьяна Аркадьевна.

– Да-с, но только по отношению к другому лицу, с которым покойный был тесно связан. – Сердюков пытался поудобней устроить в кресле свое длинное нескладное тело.

– Однако прошу меня простить, я не представил вам моего товарища. Это Роев Владимир Иванович.

Второй молчаливый гость поклонился.

– Сдается мне, что мы знакомы с княжной, – проговорил он, – припомните, давно это было, встречались мы в загородном доме у Ковалевских. Ведь вы им соседи.

– Да, вероятно, но я плохо помню вас! – Княжна слегка пожала плечами.

– Может, жену мою помните, тогда она была Надей Ковалевской?

– А, так вы на ней женаты? – Татьяна Аркадьевна продолжала оставаться безучастной.

– Был женат. Супруга погибла, ее убили.

Кстати, недалеко от вашей дачи, в прошлом году, – с усилием произнес Роев.

– Так вот почему вы здесь! Я сочувствую вам, господин Роев! Это ужасная потеря!

Страшная смерть для молодой цветущей женщины!

Княжна зябко повела плечами, позвонила и приказала горничной принести шаль. Когда длинная вязаная шаль была принесена, она закуталась в нее почти целиком, хотя в комнате было достаточно тепло.

– Вас знобит, княжна, вы нездоровы? – осведомился Сердюков.

– Нет, все в порядке. Теперь я часто мерзну, годы, вероятно, берут свое.

Она странно усмехнулась какой-то внутренней мысли.

– Так что вы хотели узнать, господа?

– Накануне своей гибели ваш племянник находился на даче, это подтвердила прислуга. Мы выяснили, что это как раз те дни, когда пропала и была убита Надежда Роева.

– Вы хотите сказать, что Эжен ее убил?

Сердюков насторожился. «Эжен!» Подпись в записке он почти разобрал, и теперь слова Верховской подтвердили его догадки.

– Я пока ничего не утверждаю, я излагаю факты, – бесстрастно продолжил Сердюков. – Госпожа Роева была вызвана на дачу запиской, приехала на станцию и не стала брать извозчика, а пошла пешком по темной пустынной дорожке через лес. Там ее и настигла пуля убийцы. Падая в глубокий ров, она получила несколько переломов и скончалась от полученных ран на дне глубокой ямы. Поэтому ее тело долго не могли найти.

– И вы полагаете, что это Евгений вызвал ее туда запиской и застрелил? Но зачем? – Татьяна Аркадьевна против своей воли уже не могла оставаться равнодушной к рассказу следователя. Лицо ее и шея покрывались пятнами.

– А затем, что Евгений Верховский стрелял, как я полагаю, не в Роеву, а в другую женщину.

Именно ей и предназначалась записка. Но она странным образом попала к Роевой, и это обстоятельство ее и погубило.

– Для полицейского у вас слишком богатое воображение! – насмешливо произнесла княжна. – Как он мог ошибиться?

– Темно. Женщины приблизительно одного роста и, что важно, вероятно, похоже одеты.

– Занятно! – Голос княжны приобрел металлические оттенки. – Но что же Роева? Как она не могла понять, что записка предназначена не ей?

– А у вас цепкий развитый ум, такой же, как мое воображение! – заметил вполне доброжелательно Константин Митрофанович. – Я долго разбирался с запиской и понял, что, вероятно, в ее начале не стояло именного обращения, а само содержание носило обтекаемый характер. Тем не менее Надежда Васильевна, находясь в волнении, не могла мыслить критически и бросилась к своему возлюбленному. Вы ведь знали об их связи, не так ли, княжна?

Татьяна Аркадьевна окинула присутствующих долгим взором.

– Вероятно, для господина Роева этой тайны уже не существует, не так ли?

Владимир Иванович сдержанно кивнул в ответ.

– Что ж, значит, я могу говорить более откровенно! Да, у моего племянника была интрижка с вашей женой, сударь! Но это не мотив для убийства! Мало ли дамочек кружило около такого интересного мужчины!

У Роева желваки заходили ходуном, но он сдержался и постарался говорить как можно спокойней.

– Попрошу вас, сударыня, избегать обсуждения поступков и действий моей покойной жены! Тем более что вы умышленно искажаете суть этих отношений. Как ни дико прозвучит это из уст отвергнутого мужа, но я теперь понимаю, что двигало Надей. Не берусь говорить о князе, но Надежда Васильевна находилась под влиянием совершенно безумной страсти. Это чувство оказалось такой силы, что совершенно парализовало разум, уничтожило материнский и супружеский долг, разрушило не только ее собственную жизнь, но и жизнь всей нашей семьи! Впрочем, я не знаю, понимаете ли вы меня?

– О да! – с неожиданным жаром воскликнула Татьяна Аркадьевна. – Поверьте, я знаю, что такое разрушающая сила страстей!

– Вы подразумеваете собственные чувства, княжна? – осторожно, точно прощупывая путь в темноте, спросил Сердюков.

Вместо ответа Татьяна Аркадьевна встала с кресла, подошла к окну, но тотчас же остановилась.

– После того.., совершенно не могу смотреть в окно. Мне кажется, что он еще там, – произнесла она глухим голосом.

– Сударыня, мне придется коснуться чрезвычайно деликатных материй. – Следователь подошел к женщине и слегка наклонился. – , Ведь вас с покойным связывали гораздо более близкие отношения, нежели просто родственные?

Она метнула на него острый взгляд.

– Вы не смеете совать туда свой длинный нос! Наши отношения совершенно никого не касаются! Это сугубо личное дело! Я вырастила и воспитала его! Я была для него самым близким и верным другом! – В ее голосе снова зазвенели визжащие ноты.

– Прошу вас, выслушайте меня без эмоций! – бесстрастно продолжал Сердюков. – Мне придется сделать пространное отступление, прежде чем мы вернемся к этой щекотливой теме. – Константин Митрофанович на всякий случай отошел от разъяренной хозяйки дома. – Итак, некоторое время назад ваш племянник неожиданно овдовел. Княгиня Верховская отошла в мир иной при странных обстоятельствах. Повар наказан, но осталось ощущение недосказанности.

Меня уже тогда привлекла ваша скромная персона. Эта замкнутость и незаметность проживания в собственном доме показались мне нарочитой.

Но это были только подозрения! Слов нет, покойная не вызывала симпатий, но она была богата!

Однако при изучении следствием дел Лидии Матвеевны, оказалось, что от первоначального наследства много растрачено, стало быть убивать из-за денег было бессмысленно. Процесс уже закончился, а я все кружил вокруг ее знакомств, и вдруг неожиданным образом всплыл некий господин Христианов, парижский ухажер, который при ближайшем рассмотрении оказался хорошо известным мне мошенником Еремеевым. Тут мне стало совсем интересно. Что привело этого негодяя к Лидии Матвеевне? Или вовсе не к ней, судя по тому, как он быстро исчез потом из Петербурга? Исчез, а потом объявился в Н-ске, и странное дело, при таких деньжищах, что выкупил некогда проигранное имение! А княгиня тем временем умерла от ядовитых грибов! Кстати, мы нашли крестьянку, которая долго учила вас, Татьяна Аркадьевна, когда вы коротали время на даче, разбираться в грибах. Ведь вы теперь в них знаете толк!

– Слабое доказательство моей причастности к отравлению невестки! – Княжна злорадно засмеялась. – Впрочем, я не скрываю удовольствия оттого, что эта глупая корова отправилась на тот свет! Туда ей и дорога!

– Надежда Роева не была глупой коровой, но, судя по всему, тоже оказалась на вашем пути. Спросите, где мотив? Мы проштудировали ее письма к Верховскому и решили выяснить содержание таинственного дневника лекаря.

Княжна вздрогнула.

– Вы не могли видеть дневника. Он в надежном месте.

– Да, но мы знаем его содержание!

– Это невозможно!

– Возможно, возможно! Любезный господин Еремеев нам помог!

Татьяна Аркадьевна вся нахохлилась, как большая серая птица. Сердюков с упоением продолжал.

– Еремеев оказался в ловушке, меж вами и мной! В итоге выбрал меня и поведал трогательную историю. Ведь я неспроста к нему поехал.

Я уже знал о том, что в молодости он служил в одном полку с вашим братцем и принимал активное участие в оргиях и кутежах. Однажды Еремеев крупно проиграл старшему Верховскому в карты. А тот был любитель покуражиться.

Призвал свою сестрицу, юную барышню Танечку, и та своей ручкой выкладывала на стол карты, которые ей брат указывал. Так что злополучный Еремеев проиграл как будто барышне Верховской. И думал, что обойдется шуткой, розыгрышем, ан нет, вынудил его душегубец отписать проигранное имение на имя своей сестры!

Так Ростислав Христианович стал вашим вечным должником и рабом! – Следователь указал длинным пальцем в сторону княжны. – И как только он ни пытался вернуть утраченное, с каких боков только не подъезжал к девице, полагаясь на ее юность и неопытность! Но та оказалась хваткой. Уже и брата на свете не было, а Еремеев все у ней на побегушках. Правда, она призывала его не часто, но поручения давала отвратительные. Когда молоденький князек подрос, именно Еремеев поставлял ему товар для низкопробных развлечений. Но делать это надобно было тонко, чтобы молодой человек и не заметил, как свалился в яму разврата и порока.

При этом Еремеев оставался в тени и Евгению был неведом. Отказаться о г поручений княжны тоже не было возможности, она грозилась продать его бумаги. А так крутись, может, смилуюсь и уступлю тебе твое имущество по дешевке!

– Подлец! Мерзавец! Жалкий болтун! – зашипела Татьяна Аркадьевна.

– Смею надеяться, что сии нелестные эпитеты предназначены господину Еремееву? – насмешливо спросил следователь. – Вы правы, он достоин подобных определений! Но я, с вашего позволения, продолжу, тем более, как я вижу, история моя вас задела за живое! Итак, молодой князь женился на выбранной вами невесте, и брак этот не сложился. Молодые вскоре стали жить каждый сам по себе, то есть, Лидия, как хотела, а Евгений снова при вас. И тут случается встреча с Надеждой Ковалевской, которая привела к возникновению большой страсти между молодыми людьми. Они устраивают в Париже побег и живут там какое-то время, затаившись от всех, но не от вас. Вы пускаете по следу своего верного пса Еремеева, снабдив его бесценным дневником и инструкциями. За эту операцию ему были обещаны огромные деньги. Еремеев шантажирует Верховского тайной происхождения, вынуждая его покинуть Париж. Беременная Надя Ковалевская брошена на произвол судьбы и обречена. В Петербурге князь снова сходится с женой для того, чтобы отправить ее на тот свет. Он ли сам ее отравил или сделали это вы, теперь это уже недоказуемо. Так или иначе, вы получаете то, о чем долго мечтали.

– И что же это? – ядовито осведомилась княжна.

– Ваш любовник, наконец, становится вашим мужем!

Татьяна Аркадьевна вздрогнула и оперлась рукой о спинку кресла.

– Да, да, вы и Евгений Верховский не тетка с племянником, а супруги! Дневник пролил свет на ваше мнимое родство. Ваши отношения вовсе не кровный грех, как думает ваша прислуга, от которой я многое узнал! Покойная княгиня отправилась в мир иной потому, что вышел срок, который вы определили Евгению для супружества. Ведь вы и выбрали ее не только из-за богатства, а скорей из-за курьезной внешности. На самом деле, как можно понять из найденных полицией документов, княжеская семья не столь разорена, как многим казалось. Вы умело водили молодого человека за нос, утаивая от него часть капиталов. Вы занимались ростовщичеством, и всякие там еремеевы были у вас в кулаке! Надя Ковалевская спутала ваши планы, потому что породила в Верховском очень сильные чувства. Не удалось уморить ее в Париже, вы погубили ее здесь! Теперь Евгений был только ваш!

– Браво, господин полицейский! Любой сочинитель бульварных романов зарыдал бы от восторга от подобного абсурдного обвинения!

– Я не вижу никакой абсурдности! Вы не читаете газет"? Вот недавно писали, как один священник такой-то губернии был лишен сана и посажен в тюрьму за мздоимство. Были изъяты церковные книги, и там, среди прочих, есть и запись о бракосочетании рабы Божьей Татьяны Верховской и раба Божьего Евгения Верховского.

– Хорошо! – глухо произнесла княжна. – Но вы сами, узнав о происхождении Евгения, согласились с тем, что подобный брак не является ни грехом, ни преступлением.

– Прекрасно! Вы признали факт супружества! – Следователь потер руки. – Осталась самая малость: доказать, что вы передали роковую записку, которую… – он помедлил, – которую ваш ненаглядный Евгений писал для вас! И для вас готовился смертельный выстрел!

Княжна тяжело опустилась в кресло и смотрела на Сердюкова как затравленный зверь.

– Помнится, мы рассуждали, как он мог обознаться? Вероятно, что-то в одежде дам было чрезвычайно похожим. Что бросается прежде всего в глаза на нынешних женщинах? Шляпы! Позвольте заглянуть в ваши шляпные коробки?

Потребовалось время, чтобы Татьяна Аркадьевна нашла в себе силы встать и пойти в гардеробную. Горничная расторопно открывала коробки, на которые указывал следователь, и каждая вызывала вскрик у Роева, так они походили на шляпки его покойной жены. Ему ли было этого не знать, ведь он частенько ее сопровождал за покупками, любовался, как хороша его Надюша в модной обновке!

Татьяна Аркадьевна казалась совершенно безучастной. Когда с коробками было покончено и горничная удалилась, следователь произнес:

– В довершение вышесказанного, вас опознал по голосу мальчик-посыльный. А голосок ваш, не обессудьте, редкий, трудно перепутать!

Не желаете ли дополнить картину, Татьяна Аркадьевна, вашим собственным рассказом?

– Желаю, но предупреждаю вас, что я не повторю своих слов в суде, ото всего отопрусь.

Мне все равно, что вы подумаете об этой драме, а это именно драма нескольких людей, задушенных страстями! А вот господину Роеву моя история будет понятна.

Княжна внешне казалась спокойной, только цвет лица приобрел землистый оттенок. Они опять перешли в библиотеку и расположились там на креслах полукругом.

 

Глава тридцать пятая

 

– Вам трудно представить себе, господа, тот ад, в котором я живу последние годы. Но я хочу рассказать вам мою историю, потому что тяжело носить в одиночестве такой груз. Хотя женщине немыслимо раскрывать такие интимные тайны. – Татьяна Аркадьевна помолчала, собираясь с силами, и продолжила:

– Да, я знала о том, что мой брат не приходится отцом Евгению. Я даже, можно сказать, присутствовала при зачатии этого божественного младенца.

А, господин Роев, вас покоробило? – Татьяна Аркадьевна саркастически усмехнулась. – Это естественная реакция людей, живущих, как они полагают, в моральной чистоте. Но я-то с юности росла в обители порока и лицемерия! Чего я только не нагляделась! От моих девичьих иллюзий, мечтаний юности быстро не осталось и следа. Братец и его вечно пьяные дружки постарались; Золовка, которая по причине моего раннего сиротства должна была проявить ко мне участие, от этого устранилась, и я была предоставлена сама себе. Впрочем, ее я не виню, ее жизнь, внешне блестящая, была сущим адом.

Домашний каждодневный ад! Муж пьяница, не способный зачать наследника, развратник и кутила! И я поняла, что меньше всего я бы хотела такой судьбы. Поэтому все попытки его друзей посвататься ко мне были обречены на провал.

А порядочных людей в нашем окружении не водилось! Вы опять удивляетесь, Роев?

– Меня не удивляет степень порочности высшего общества, а поражает ваша проницательность в столь юном возрасте! – заметил Роев.

– Вряд ли я понимала происходящее столь явственно, как теперь, я скорее чувствовала.

Именно чувство бушевало во мне. Я жаждала любви, нет, не просто любви, а страстной, безумной, всепоглощающей любви! С жадностью читала романы, посещала модные пьесы, не спала ночами, все ждала своего героя Но он не появлялся. Зато приходили бравые вояки, от которых несло табаком и вином, и пытались овладеть мною, как вражеской крепостью. Брат закрывал глаза на шалости своих друзей, он надеялся, что кто-нибудь из них после содеянного греха возьмет меня в жены, и он сбудет меня с рук.

Между тем родился Евгений, подрос и превратился в сущего ангелочка. Родители не проявляли к нему нежных чувств, и с раннего детства он стал моим любимцем. Больше меня никто его так не любил! Я превратилась в товарища его детских игр и шалостей, а потом мальчишеских секретов. Он доверял мне всю свою жизнь, я приучила его к абсолютной откровенности во всем, совершенно во всем. Он не стеснялся меня, его нагое тело постоянно было перед моим взором, даже когда он повзрослел. С малолетства Евгений привык к моей постели и к ощущению близости моего тела. Он быстро рос и на глазах превращался в античного бога! Я глядела на него и ловила себя на мысли, что это и есть герой моих грез. Меня стали обуревать бесы. Ведь я знала, что мы не кровная родня! Стало быть, греха нет!

Я долго боролась с искушением, гнала от себя навязчивые картины, просыпалась от неописуемых снов. Но все напрасно! К тому времени я осталась его единственным опекуном, он был в моей власти! Эту власть пришлось употребить на то, чтобы мальчик познал оборотную сторону жизни, порок и мерзости. Вы правы, Сердюков, Еремеев помогал мне в этом деле. Спросите, на что я рассчитывала? Молодой человек вкусит и познает все чувственные удовольствия, пресытится ими, и тогда мое тело и моя душа станут для него благодатным раем, умиротворенным пристанищем, венцом поисков! Я хорошо знала своего воспитанника! Когда настал мой час, он не испугался. Ему скорее было любопытно, тревожно, что еще больше распаляло чувственность, как любой запретный плод. Быть может, вас интересуют подробности? – Княжна с живостью обратилась к своим слушателям.

– Увольте! – почти хором вскричали те.

Княжна рассмеялась. Жалкие ханжи! Убогие пуритане!

– Это было прекрасно! Два тела, юное и зрелое! Поиск совершенных путей наслаждения!

Опыт и интуиция! Недостижимые высоты чувственных переживаний! Ради этих мгновений можно было принять на душу любой грех! Да и чего стыдиться, ведь Господь создал нас небестелесными, а облек плотью и дал возможность извлекать из этой плоти радость и дарить ее другому.

При этих словах Сердюков хмыкнул, то ли от смущения, то ли от возмущения кощунственным богохульством. Роев же побледнел. Переживания этой ужасной женщины находили отклик в его душе! Княжна продолжила повествование:

– Нас объединила страшная, как ему казалось, тайна. Я же все размышляла, стоит ли мне раскрыть карты? Как-то он отнесется к известию, что его родной папаша – всего лишь камердинер, а не князь? И не отразится ли подобная новость на наших отношениях? Одним словом, я решила обождать и заняться поиском невесты. Конечно, Евгению положено было жениться, и я решила подобрать такую невесту, которая не нарушила бы моих планов. Женщина должна быть уродлива, глупа и нелепа. Но как заставить эстета связать себя с такой образиной?

Вперед пошли аргументы материального порядка. Как справедливо подметил господин Сердюков, Евгений не знал многого о наших доходах. Иначе он пустил бы их в распыл! Одним словом, купчиха Астахова решительно подходила под мои представления о жене для милого мальчика. Они поженились, и Эжен даже как будто увлекся супругой, но животная страсть, а это было именно живо гное чувство, скоро угасла. Он отодвинул от себя Лидию, и их семейная жизнь пошла наперекосяк. Мое божество снова было со мной, на горизонте маячил развод.

И тут появилась Надя Ковалевская! Удивительно, ведь я сама привела его тогда на дачу Ковалевских. Евгений скучал, я решила его развлечь поездкой к соседям. Как я полагала, в этом визите не было для меня никакой опасности. Скучная, бесцветная, угловатая барышня, еще подросток, да к тому же уже просватанная. Ее распрекрасная, переспелая мамаша, таких по десять штук в каждой гостиной!

Княжна увлеклась рассказом и не заметила, как от этих ядовитых оценок близких людей лицо Роева наливается кровью. Сердюков заерзал на месте, но побоялся перебивать рассказчицу.

– В тот вечер я поняла, что в душе Евгения произошло нечто. Я решила, что он увлекся старшей Ковалевской, тем более что эта матрона просто таяла от вожделения, глядя на моего красавца. Мысль о том, что он ее совратит и пополнит свой донжуанский список, меня не пугала.

Но я ошиблась, страшно ошиблась! Он влюбился в эту дурнушку, эту блеклую, серую мышь младшую Ковалевскую!

– Ну уж это совершенно невыносимо! – вскричал Владимир Иванович, но Татьяна Аркадьевна, казалось, даже и не обратила на его эмоциональную реплику никакого внимания.

Сердюков положил свою ладонь поверх руки товарища, жестом призывая его потерпеть. Татьяна Аркадьевна вдохновенно продолжала свое повествование:

– Я не поняла, что мальчик влюбился по-настоящему. Почему-то, я решила, что, пресытившись телесными радостями во всех мыслимых и немыслимых проявлениях, а также познав унижения и злобу со стороны законной супруги, мой Эжен будет застрахован от романтических увлечений, не говоря уже о настоящих чувствах. Разумеется, эти настоящие чувства я оставляла для себя. Вы удивляетесь моей самонадеянности, тому, как я пыталась управлять жизнью взрослого молодого человека? Но пока мне удавалось, почему же и впредь не продолжить? Главное, внушить ему, что он совершенно самостоятелен в выборе действий. Вот он и доказал мне свою самостоятельность. Не знаю, как ему удалось обвести меня вокруг пальца и уехать одному, якобы искать Лидию для развода. Вероятно, это было действительно так. Однако не только это. Надя. Их роман, который, вероятно, и разгорелся с невероятной силой во время поездки в Париж. Уж не знаю, куда смотрела любезная Катерина Андреевна, если влюбленные сбежали у нее из-под носа! И как она воспитывала свою дочь, коли та стала содержанкой женатого человека!

Роев заскрипел зубами от ненависти и хлопнул кулаком по столу.

– Вы бы раньше, господин Роев, кулаками-то стучали, глядишь, ничего бы и не было, – саркастически заметила княжна и, вероятно, была права. Не было дня, чтобы Владимир Иванович не проклинал свой европейский либерализм, который не позволял ему держать жену в узде домостроя. – Итак, Евгений пропал, он не писал, не общался со знакомыми, точно растворился. Я не знала что и думать, ведь я не подозревала о его связи с девушкой и их совместном побеге! Целыми днями я ломала голову, куда он запропастился, что с ним происходит. С ужасом чувствовала, что моя власть над ним тает как снег под солнцем. И тут, о чудо, все разъяснилось! Явилась мадам Ковалевская требовать от меня адреса беглецов. Воистину красивая голова, но глупая! То есть она сама мне все и выложила! Я сделала вид, что знаю, но не скажу, сама же готова было ее расцеловать! Потом, однако, радость моя поутихла. Я, разумеется, его найду, не иголка в стогу сена! Но ведь он любит, я чувствовала это через тысячу верст! Именно поэтому он перестал общаться со мной. Значит, он решил порвать наши отношения, отодвинуть меня на задворки своей жизни. Теперь Надя свет в окне! Но почему она, безликая и некрасивая?

Как такая женщина может рождать сильные чувства, Владимир Иванович?

– В Надежде Васильевне было то, чего нет в вас, княжна. Искренность, естественность. Она была глубокий и прекрасный человек, и дело вовсе не во внешности, ее душа была прекрасна!

– О да! Я думаю, что понимаю вас! Когда мужчины рассуждают о прекрасной душе, то про себя они думают о груди и бедрах!

– Ваш цинизм отвратителен! – вскричал Роев.

– Зато я искренна и честна, точно как ваша бесценная супруга, дважды обманувшая вас! – ядовито парировала Верховская.

Роев поник головой. Рассказ продолжился.

– Передо мной стояла задача не просто найти беглецов, а сделать так, чтобы Евгений покинул свою возлюбленную, посеять между ними враждебность и ненависть. Тут и был извлечен дневник. Вот это было настоящее пугало для моего любимца! Призвала Еремеева и дала ему подробнейшие инструкции. Он человек творческий, по-своему талантливый, и, судя по результату, роль он сыграл вдохновенно.

– А вы не боялись доверить мошеннику тайну семьи? – полюбопытствовал Сердюков.

– За это он получал великий куш. У Еремеева открывалась единственная возможность поправить свои дела. А это и была мечта его беспутной жизни. При всей его никудышности и подлости он не утратил сентиментальности, родовое гнездо, семейный рай и прочие иллюзии привлекали его чрезвычайно. Он соблазнил нашу толстуху-невестку и через нее вышел на Евгения. Конечно, мне было тяжело доставлять ему боль, но он сам меня вынудил к этому! Они примчались в Петербург. Еремеев с докладом, Лидия вслед за Еремеевым, как осел за морковкой, а вскоре и мой ненаглядный мальчик. Он был, конечно, не в себе. Бедняжка Надин оказалась брошенной на произвол судьбы. Евгений выглядел совершенным подлецом, а это и входило в мои планы. Вряд ли она смогла бы его простить. Я затаилась. Лидия своим поведением содействовала моим планам как нельзя лучше.

А тут еще и телеграмма из Парижа, мол, преставилась драгоценная возлюбленная, не перенесла тягот жизни и предательства любимого человека! Я эту телеграмму потихоньку прочитала, вынув на секундочку из кармана домашнего халата Евгения. А то, думаю, что это мой мальчик ходит как сомнамбула, с безумным остановившимся взглядом? Оставалась Лидия. Ну, эта глупая корова сама вырыла себе яму. Она и впрямь возомнила себя женой. Евгений, после моих советов, ей подыграл, она растаяла, потеряла бдительность и приказала доставить дневник домой из адвокатской конторы, где она его хранила. Вероятно, желала сжечь и тем самым добавить мужниного расположения и обезопаситься от козней зловредной тетушки! Ха-ха! – Татьяна Аркадьевна показала мелкие острые зубки. – И надо же такому случиться, что именно в этот день она покушала негодных грибков и покинула нас навсегда!

– И вам не жалко несчастной, которую вы так хладнокровно отравили? – Сердюков смотрел на собеседницу с плохо скрываемой неприязнью.

– Она не выполнила правил игры, – жестко ответила Татьяна Аркадьевна. – Ей надлежало удовольствоваться титулом и жить тихонько в стороне. Она же возомнила себя и впрямь княгиней Верховской да еще претендовала на чувства Евгения. Поделом ей!

– Мне кажется, что это неоправданно суровый приговор! – сухо произнес следователь. – Но так или иначе вы признали факт своего участия в отравлении невестки и соучастия в нем Евгения Верховского.

Княжна равнодушно пожала плечами.

– Я же сказала вам, что от своих слов я откажусь, а доказать вам ровным счетом ничего уже не удастся.

– Хорошо! Оставим этот эпизод! Не угодно ли вам продолжить?

Княжна кивнула. Со стороны все выглядело так, как будто двое друзей слушают захватывающую историю.

– Теперь мне сложнее говорить. Трудно описать счастье. Евгений овдовел, душа его опустела, и теперь этой измученной душой и телом овладела я! Наконец свершилось! Он мой и только мой! Более нет никого меж нами! Я столько лет этого ждала! Сбылась мечта моя, мои грезы сделались явью! Много ли людей могу похвастаться подобным!

– Да уж! – покачал головой Сердюков. – У вас своеобразное представление о счастье!

Княжна не ответила на это замечание и продолжала:

– Теперь, когда мы снова стали близки и оба знали, что меж нами нет, кровного родства, естественным было наше стремление повенчаться.

Я вижу вашу ухмылку, господин Сердюков! Конечно, я, прежде всего, стремилась к такому шагу. Евгению, вероятно, уже было просто все равно. Мы уехали в неведомую глушь, заплатили попу столько денег, сколько он не видел со своего нищего прихода за год, он повенчал нас.

Правда, чтобы его душа была чиста пред Всевышним, мы показали ему дневник, и он поверил, что мы не родственники. А потом потекли дни и месяцы сплошного блаженства. Вероятно, Евгений не испытывал так остро ощущение счастья, как я, но я его в этом не виню. Мне достаточно было и того, что он со мной, что он спокоен и бывает даже весел. Я же парила в облаках, летала, порхала. Последних двадцати лет как не бывало. Жизнь только началась, и она прекрасна! Я вдруг увидела в зеркале очень привлекательную женщину. В молодости я не была столь хороша! И это не мои слова! Я ощущала за собой удивленный шепот, это придавало мне еще больше уверенности в себе. Водоворот чувств так захватил меня, что я утратила ощущение реальности, возможной опасности, потеряла бдительность. За что скоро жестоко поплатилась. Позапрошлой зимой, я хорошо помню тот день, я нашла Евгения в ужасном состоянии.

Он заперся у себя и никого не пускал, не выходил, не отзывался. Вышел через день, черный и мрачный. Я сразу поняла: что-то случилось.

Внешне он оставался прежним, но появилась некая душевная отчужденность. Он зажил жизнью, в которую мне снова не было доступа. Там появилось чувство, но не ко мне. Я ощутила эти перемены скорей интуитивно, таким он был, когда только начинался его роман с Надей.

Княжна сделала паузу и посмотрела на Роева.

Он обхватил голову руками и слегка раскачивался на стуле. О, как ему это было понятно.

Внешне прекрасная дружная семья, а внутри холод отчуждения и предательство!

– Я пыталась узнать, что произошло. Евгений куда-то уходил каждый день с озабоченным видом, и я стала следить за ним. Как же я позабавилась, когда поняла, что он тоже выслеживает кого-то. Некую даму. Он следил за ней, я же за ним! Потом он, по-видимому, впал в совершенное отчаяние и даже плохо скрывал свое состояние. Мне кажется, что если бы я его спросила, он бы поделился со мной переживаниями.

Несчастный, как он страдал, как он метался у себя по ночам! Я не отходила от его дверей. Он начал писать письма, сначала ответов не было, а потом пришел и ответ. Его ликование повергло меня в шок! Кто эта женщина? Не составило большого труда выяснить, что ею оказалась Надежда Роева. Невозможно вам описать мое состояние. Все мое счастье рухнуло и испарилось.

Он снова безумно любил! Поначалу я уповала на ее супружеский и материнский долг. Мол, это ее удержит от греха, и, видимо, какое-то время так и было. Но потом страсть взяла свое. К тому же, я думаю, Евгений постарался рассказать ей правду о событиях в Париже, как он их понимал, и даже показал дневник. Это я знаю точно, так как документы действительно отсутствовали некоторое время. Он сумел развеять ее сомнения, и их роман заполыхал с новой силой. Они встречались в квартире Ковалевских на Троицкой, в дорогих меблированных комнатах и даже в нашем доме, тогда, когда меня вроде как бы не было дома Я подглядывала за ними, да, да, Роев, это ужасно, пошло, гадко, но я должна была понять, что он нашел в ней! И я почти поняла! Какая страсть, какая чувственность, как она отдавалась! Несколько раз я даже настолько забывалась, что входила вместе с ними в экстаз!

– Замолчите! Это ужасно! Это невыносимо! – стонал Владимир Иванович!

– Я понимаю, Роев, вам, вероятно, не досталось и жалкой капли этого водопада! Но ведь только Евгений мог так разбудить в женщине чувственность и страсть! Не каждому это дано!

Я должна признать, Надежда Васильевна была прекрасна! Ее нагота упоительна! Евгений терял рассудок от страсти. И я тому свидетель! Потом они тихо расставались, а я оставалась один на один с бесами ревности и отчаяния. Что делать?

Мне ее не перебороть. Но ведь мы теперь женаты! Как поступит Евгений? Ведь и официальный развод невозможен, если брак был тайный? Как бы поступила я сама? От мысли, которая пришла мне в голову, я похолодела.

– Ваши отношения по-прежнему внешне оставались неизменными? – Сердюков встал и прошелся по комнате.

– Да. Внешне все оставалось по-прежнему.

Я пыталась сохранить нашу близость, хотя теперь Евгений почти не заходил в мою спальню, придумывая всякие отговорки. Я постоянно думала о сопернице, продолжала следить и совершенно непроизвольно однажды купила такую же шляпку, потом вторую, потом еще. Мне захотелось быть ею, пусть так, в мелочах! Я заметила, что Евгений даже вздрогнул однажды, но не сказал ни слова. Я решила ему намекнуть, что ЗНАЮ, полагая, что это вынудит его к откровенности. И что дальше, спросите вы? Я не успела додумать, так как он принял решение, от которого я пришла в ужас. Он решил избавиться от меня, так как я избавлялась от своих соперниц. Что ж, я сама научила его! Как я узнала?

Очень просто! Он стал вдруг мил и нежен, снова баловал своими любовными утехами, точно так, как с Лидией. Я стала осторожна. Следила за едой, никуда не выходила, жила в доме, как в осажденной крепости. Он целовал меня, а в глазах его стояла смерть! Я прижимала к себе его руки, зная, что это руки моего убийцы! Я должна была бежать, прятаться, но я не могла. Все мое существо было парализовано надвигающейся развязкой. Я знаю, в подобных переживаниях есть что-то ненормальное. Но ужас вперемешку со страстью, страх и любовь одновременно….

Никогда, никогда прежде я не испытывала в постели ничего подобного, как в те дни!

Татьяна Аркадьевна замолчала. Она снова проживала каждый день и каждую ночь прошлого. Роев смотрел на нее с изумлением и страхом.

Она внушала ему теперь очень противоречивые чувства. Отвращение, брезгливость и, что непонятно, безотчетный восторг. Татьяна Аркадьевна преобразилась прямо на глазах. Глаза горели, лицо стало необычайно одухотворенным, ее опять переполняли невероятные чувства. Они выплескивались через край и поражали своей мощью.

Куда делась серая старая мышка? В какой-то момент княжна даже показалась прекрасной. Владимир Иванович шумно вздохнул и отшатнулся, точно боялся заразиться этим безумием. Да она больна, она сумасшедшая, ненормальная! Роев с опаской покосился на Сердюкова, догадался ли тот?

Следователь, похоже, тоже догадывался, но оставался внешне спокоен и сдержан. Ведь главное впереди!

Татьяна Аркадьевна пришла в огромное волнение и с трудом продолжила:

– Каждый день я ждала развязки и каждый день недоумевала потому, что еще живу. Неудивительно, что новость о священнике, лишенном сана, том самом, который нас венчал, не обеспокоила меня должным образом. В газетах ничего не писали о записях в церковных книгах, но до этого оставался один шаг! Впереди маячил скандал!

Однажды Евгений уехал в наш загородный дом. Якобы позвали дела, что-то там с арендой, уже теперь не помню его сбивчивых объяснений. Через день пришло письмо. Срочно приезжай, нам грозит опасность, поэтому необходимо соблюсти конспирацию и идти к дому пустынной дорожкой через лес. Послание пришло утром, с таким расчетом, чтобы, выехав дневным поездом, к вечеру оказаться на станции. Меня прошиб пот. Вот оно! Западня, неловкая, плохо придуманная, но смертельно опасная! Что теперь делать? Я долго сидела над запиской. Перед моим мысленным взором вырисовывалась картина. Вот я иду, в длинном пальто и шляпе через лес. Меня обуревает смертельный ужас…

Стоп! Именно в тот миг мне и пришла идея с подменой. Вы опять оказались правы, господин следователь, полагая, что в темноте убийце трудно разглядеть детали. У меня не было времени раздумывать. Все сложилось стремительно и само собой. Я внимательно посмотрела на записку. Как удачно, вначале шло безликое обращение. Поверит Роева или не поверит, что письмо для нее? Сомневаться не было времени.

Я переложила письмо в другой конверт без подписи и направилась к вашему дому, Роев. Недалеко от дома я наняла мальчонку для передачи конверта горничной барыни. Перешла на другую сторону улицы и, зайдя под арку соседнего здания, долго ждала. Наконец из своего дома стремительно выбежала Роева, взяла извозчика и помчалась на вокзал. Я слышала, что она приказала вознице. Мой план удался.

Я вернулась домой и стала ждать. Не могла ни есть, ни спать. Меня трясла лихорадка, нервное возбуждение не позволяло думать ни о чем другом. Что будет дальше, дальше-то как поступить, ведь теперь между нами кровь его возлюбленной? Но мысли путались, перед глазами стояла картина убийства, как будто я сама наводила пистолет на несчастную жертву. В какой-то миг я задремала в изнеможении. И тут мне почудилось, что я ощутила и сам выстрел.

Хлопок, сильный толчок, запах пороха, крик, треск веток. У меня волосы встали дыбом! Еще бы, ведь это все предназначалось мне! Я посмотрела на часы. Сначала даже не могла разглядеть циферблат. Именно в это время Роева и должна была идти по дороге в лесу!

Евгений отсутствовал три дня. Не знаю, что он делал на даче, вероятно, пытался залить пережитое вином. И вот он вернулся. Я затаилась в своих комнатах, ни жива ни мертва, совершенно не представляя, как поступить дальше. И тут явились вы. А потом, потом произошло то, чему вы сами были свидетели. Он ушел от меня, он все-таки покинул меня!

В голосе княжны звучали отчаянная боль и страдание.

– Но как вы могли любить человека, который хотел убить вас, глубоко порочного, лицемерного, лживого, подлого? – Роев вскочил со своего места.

– Любовь странная штука, Владимир Иванович. Вам ли не знать этого. Почему вы любили и прощали свою жену, неблагодарную, холодную, двуличную особу?

– Не смейте прикасаться к ее светлой памяти! – закричал Роев, и слезы градом потекли из его глаз. – Будь вы прокляты, прокляты! Да накажет вас суд людской и небесный!

С этими словами он стремительно выбежал из комнаты.

– Кстати, о суде, – произнес следователь. – Ваше раскаяние могло бы смягчить вашу участь.

Я думаю, что на присяжных ваш рассказ произвел бы сильное впечатление.

Татьяна Аркадьевна повернулась к Сердюкову.

– Я вывернула душу не перед вами, а перед Богом, хотя я понимаю, что мне все равно гореть в аду! Ничего меня более не волнует в этой жизни, и я не скажу ни слова!

Резким движением она запахнула шаль, огонь во взоре потух, она померкла и снова превратилась в старуху. Сердюков оторопело наблюдал за этими метаморфозами и только покачал головой.

 

 

Эпилог

 

Процесс княжны Верховской наделал много шума в Петербурге. Народ валил валом в зал заседания окружного суда как на театральную премьеру. И было на что посмотреть! Какой захватывающий драматизм! Какие шекспировские страсти! Княжна солгала следователю, ей было совсем не все равно, чем закончится дело. Она наняла одного из самых блестящих адвокатов столицы. Молодой талантливый Маклаков окунулся в процесс с упоением. Еще бы, не каждый день случается такое! Зал был набит до отказа. Среди присутствующих были замечены дамы под темными вуалями, которые в прошлом знали Евгения Верховского не понаслышке. Иногда слышался слабый стон и звук падающего тела.

Это вносило в ход судебного заседания дополнительное оживление. На галереях толпились журналисты и литераторы. Отчаянно скрипели перья, газеты выходили с броскими заголовками. Некоторые досужие писаки уже набрасывали планчик пьесы или романа.

Маклаков мастерски провел процесс. В последней речи он убедительно обрисовал присяжным, что князь Верховский, совершенно запутавшийся в своих любовных связях, от безысходности и отчаяния убил свою любовницу, которая не желала бежать с ним. Ошеломленные страстным выступлением, присяжные долго совещались и вынесли свой вердикт. Татьяна Аркадьевна была оправдана. Но ей пришлось тотчас же покинуть Петербург, и следы ее затерялись.

 

* * *

 

Владимир Иванович стойко перенес все дни суда. Он исправно являлся на заседания, надеясь, что та грязь, которая выливалась на его жену, поможет ему в конце концов избавиться от чувства невосполнимой утраты. Катерину Андреевну с Васей он отправил в Москву, к родне Василия Никаноровича, подальше от этого позорища. Зачем мучить старую женщину и тревожить неокрепшую душу ребенка! Сам же Роев к тому времени уже был в отставке. Это избавляло его от лицемерного сочувствия коллег, тесно замешанного на жадном любопытстве к чужому горю и стыду.

По завершении процесса он вышел из здания суда и дождался Сердюкова. Тот был совершенно подавлен провалом дела, хмур и походил на нахохленного журавля в своем форменном сюртуке. Роев взял его под руку, и товарищи отправились в ресторан «Медведь». Там они предались греху чревоугодия, обильно запивая дорогие закуски водкой и вином. Официант с недоумением посматривал на странных посетителей, которые поглощали яства почти в полном молчании, даже с каким-то ожесточением. Сердюков, однако, опьянел, и Владимир Иванович отвез его домой на извозчике.

 

* * *

 

Оставшись один, Роев пошел домой пешком.

Стояли дивные белые ночи. Владимир Иванович брел по улицам и удивлялся, как менялись в зыбком свете знакомые очертания зданий. Вокруг было пустынно, иногда вдалеке стучали копыта одинокого «ваньки», везущего домой припозднившегося седока. Эта звонкая тишина и пустота огромного города так ошеломили Роева, что он замер на мгновение посередине тротуара.

И тут его схватила тоска смертная. Ничего не помогло, Надя продолжала жить в его сердце.

Нерастраченная любовь билась в тесной груди, рвалась наружу. И она выплеснулась в крике, в мучительном стоне:

– Надя! Наденька! Ненаглядная моя! Любовь моя вечная! Вернись ко мне!

Чего бы только он не отдал теперь за один миг свидания с нею! Владимир Иванович закрыл глаза и зашатался. Мимо гулко процокал извозчик.

– Барин, не желаете ли подвезу?

Но Роев только махнул на него рукой.

– Чудной барин! – И «ванька» исчез в серой дымке.

И тут произошло нечто необыкновенное. Стоя с закрытыми глазами, Владимир Иванович вдруг почувствовал сладкий жасминовый запах, горький аромат черемухи, опьяняющий шиповника.

Он открыл глаза. В палисадниках около домов мерцали нежные белые цветы, трепетали и манили его. Он испуганно оглянулся. Не может быть такого, они же цветут в разное время! Облако .нежного аромата окутало Роева, проникая в самую душу. Ему стало вдруг легко и покойно, боль отступила. Роев шагнул к ближайшему палисаднику и зарылся лицом в нежную плоть лепестков. Надя снова была с ним. Зачем, Господи, ты наказываешь нас любовью?!

 



Полезные ссылки:

Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)



Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я

Старая библиотека, 2009-2024. Все права защищены (с) | О проекте | Опубликовать свои стихи и прозу

Worldwide Library Network Белорусская библиотека онлайн

Новая библиотека