Дональд Гамильтон

      Отравители

     

      Глава 1

     

      Никто не встречал меня в аэропорту Лос-Анджелеса. Я это проверил. Впрочем, ничего другого я и не ждал. Вряд ли кому-то удалось узнать о моем прибытии — слишком уж быстро все случилось. Я получил это задание исключительно потому, что оказался единственным агентом, которого мог отыскать Мак в относительной — для самолета-близости от Западного побережья. Во всяком случае, все остальные выполняли другие задания.

      — Вы знаете девушку, — сказал мне Мак по телефону. — Вы сами её завербовали, и, если она все же заговорит — хотя врачи на это мало надеются, — вам она может рассказать то, что не доверила бы постороннему.

      — У неё были основания что-то скрывать? — спросил я в трубку и почувствовал, как в паре тысяч миль от меня, в Вашингтоне, Мак чуть замешкался. Когда он снова заговорил, в его голосе послышались смущенные нотки.

      — Нет скрывать ей было нечего, но и опасность ей тоже не должна была угрожать. Она не выполняла задания. Впрочем, она отличалась редкой способностью попадать в неприятности. На ровном, что называется, месте. Вам удалось завербовать её, поскольку иначе она бы надолго отправилась в мексиканскую тюрьму… Эта темпераментная рыжеволосая особа перед отпуском получила от меня выговор. Возможно, она выкинула фокус, пожелав расквитаться…

      — Иначе говоря, — продолжил я, — вы думаете, она попыталась нас продать — и обожглась?

      — Возможен и такой вариант, — признал Мак, и по его интонациям можно было подумать, что он хочет в чем-то оправдаться. — Вы ведь работали с ней за границей, когда она получила первое задание, и неплохо её изучили. Разве этого быть не может?

      Я скорчил рожу телефону. Я и впрямь неплохо изучил рыжеволосую. Опыта у неё было маловато, но она оказалась неплохой помощницей и приятной спутницей. Однако личная преданность в нашем деле не играет большой роли. Точнее сказать, она вообще роли не играет.

      — Все может быть, сэр, — отозвался я с деланным равнодушием, чувствуя себя последним мерзавцем. — Девочка она неплохая, но, как вы справедливо заметили, невероятно темпераментна и, если её рассердить, может наломать дров. Именно так она угодила в ту самую мексиканскую переделку, из которой мы вытащили её, потребовав, чтобы она стала на нас работать. Она способна на поступки, в которых потом раскаивается.

      Далеко, в столице Соединенных Штатов, Мак глубоко вздохнул.

      — Порой мне кажется, что зря я не стал укротителем хищников, Эрик, — сказал он, обращаясь ко мне по моему кодовому имени. Вообще-то меня зовут Мэттью Хелм, но в служебных переговорах это имя употребляется лишь в особых случаях. — Тигры гораздо более предсказуемы, чем те люди, услугами которых я вынужден пользоваться.

      — Большое спасибо, сэр, — отозвался я. — Есть ли у вас ещё какая-то информация для данного тигра?

      — Разумеется, то, что я сказал вам о Руби, — невозмутимо продолжал Мак, — всего лишь гипотеза. Мы не знаем, как она получила ранение. Известно лишь, что сегодня утром её нашли на пустыре в Лос-Анджелесе в тяжелом состоянии. Стрелявший явно решил, что она скончалась. Она не выполняла никаких поручений, которые могли бы привести к такой развязке. — Помолчав, Мак сказал: — В общем, поскорей отправляйтесь в Лос-Анджелес. Надеюсь, вы ещё успеете. Так или иначе постарайтесь выяснить, что же произошло. Я не люблю необъяснимых инцидентов с нашими людьми. Хватит с меня объяснимых.

      Звонок Мака раздался, когда я проводил свой летний отпуск в Санта-Фе, штат Нью-Мексико. Когда-то я там жил, а теперь приехал на пару недель к знакомым. У людей моей профессии не бывает семейного очага, но когда я в свое время выскользнул из объятий Мака, то прожил в Санта-Фе как самый обыкновенный семьянин. Ну, а теперь я появляюсь там поудить рыбу и рассказать небылицу о том, чем я зарабатываю на жизнь.

      Город Санта-Фе — столица штата Нью-Мексико, и в то же время он плохо связан с основными авиамагистралями. Поэтому я сел в машину, преодолел за час шестьдесят миль до Альбукерке, а там сел на самолет и, проделав уже по воздуху ещё восемьсот миль, два часа спустя оказался на Западном побережье, где мне было поручено провести разведку.

      За время, проведенное в самолете, я прочитал два журнала, одну лос-анджелесскую газету и немного вошел в курс тамошней жизни.

      Так, я вычитал из прессы, что недавние ливни чуть было не смыли в океан всю Калифорнию, но и теперь угроза оказаться в воде не миновала, особенно если случится повторение знаменитого сан-францисского землетрясения. Крупные знатоки сейсмологии, психологии и метеорологии авторитетно предрекали катастрофу в самое ближайшее время. Похоже, оказавшись на этой крайней неустойчивой полоске земли у океана, я поставил свою жизнь под угрозу.

      Впрочем, я также узнал, что даже если штат Калифорния останется на своем месте, мне угрожает немало других опасностей. Согласно информации, исходившей от ряда организаций, пытающихся отвести жуткую беду, вода там не соответствует никаким санитарным нормам, а воздухом нельзя дышать. Одна такая организация, гордившаяся большой осведомленностью своих сотрудников в области биологии и метеорологии, решила взять быка за рога и потребовала полного запрещения использования двигателей внутреннего сгорания, пока они окончательно не отравили атмосферу выхлопными газами. Мысль мне показалась любопытной. Я читал заметку со смешанными чувствами. С одной стороны, я люблю чистый воздух, но с другой — я большой поклонник скоростных автомобилей.

      Впрочем, даже если я не буду выброшен в океан оползнем или землетрясением и не отравлюсь ни ядовитой калифорнийской водой, ни пагубным калифорнийским воздухом, моему физическому и моральному здоровью все равно угрожали, как оказалось, жуткие опасности. Если верить одному репортеру, то количество наркотиков, прежде всего марихуаны, ввозимых из Мексики, столь велико, что человек может сделаться наркоманом, даже если он просто стоит у шоссе, по которому проносятся эти машины с зельем.

      Правда, правительство США провело большую операцию — причем уже не первую, — чтобы как-то перекрыть этот источник счастливых, но опасных для здоровья грез. Но если верить газете, доблестная деятельность работников таможенных и налоговых служб не нашла отклика ни у американских туристов, недовольных длительными досмотрами, ни у мексиканцев, бизнес которых нес ощутимые потери.

      В целом Калифорния выглядела чудовищно опасным местом для простодушного туриста, решившего поудить окуней на озере или форель в речушках, но с другой стороны, мирный отпуск — понятие малотипичное для нашей организации.

      Самолет начал терять высоту, я застегнул ремень и обнаружил, что мы падаем в нечто, похожее на гигантскую корзину с грязным бельем, — это были тучи смога в загоне из прибрежных гор, — но затем с облегчением понял, что под этой грязной массой показался аэропорт.

      Я вышел из самолета, получил свой чемодан после обычной задержки у каруселей из нержавеющей стали, а потом погрузился в такси, которое показалось мне удивительно бесформенным — результат слезоточивого воздействия пагубного лос-анджелесского воздуха. Я вытер слезы и сказал водителю адрес: мотель «Ройал Викинг» на Третьей улице.

      Поездка заняла приблизительно столько же времени, сколько сам полет. Потрясло меня в такси куда сильнее, чем в самолете. Похоже, лос-анджелесский департамент, в ведении которого находятся улицы города, бойкотирует департамент, в ведении которого находится аэропорт. Из аэропорта в город нельзя проехать простым прямым путем, а если и можно, то мой водитель либо не знал о нем, либо ему не доверял.

      Пока мы бессчетное количество раз сворачивали с бульваров на улицы, с улиц на скоростные магистрали, а с них опять на улицы, а потом и на бульвары, я исполнился уверенности, что никто мной не интересуется.

      Впрочем, иначе и быть не могло. Пока я ничем не отличался от любого другого приезжего. Кое-что, впрочем, могло измениться после моего посещения одного пациента, находящегося в крайне тяжелом состоянии в одном медицинском заведении. Все зависело от того, с кем столкнулась наша рыжая в Лос-Анджелесе.

      Размышляя об этом, я не торопясь оформлял свое пребывание в мотеле. Это было самое приличное учреждение такого типа в округе. Оно вполне могло находиться под наблюдением со стороны тех, кто стрелял, а теперь пытается установить лиц, спешащих в Лос-Анджелес на свидание с жертвой. Главное — наличие достаточного количества помощников, умеющих вести такое наблюдение. Я решил пойти навстречу джентльмену, внимательно читавшему газету в вестибюле, четко сообщив администратору, куда я собираюсь пойти в ближайшее время.

      — Значит, комната тридцать семь? — громко переспросил я даму за стойкой, кладя в карман ключ. — Отлично. С вашего позволения, я оставлю тут ненадолго свой чемодан. Мне надо заглянуть в больницу через дорогу.

      Я вышел, не оглядываясь. Разумеется, человек с газетой мог быть обычным туристом, которому осточертело торчать в номере или который коротал время в ожидании своей или чужой жены. Но я надеялся, что он все же не из их числа. Если раненая девушка не сможет рассказать мне, кто и за что её подстрелил, мне придется выяснить это самому, а тогда неплохой отправной точкой станет человек с совестью настолько неспокойной, что она заставляет его следить за теми, кто навещает раненую.

      В больнице оказалось, что дорога мне расчищена. В регистратуре я назвал свою фамилию и был тотчас препровожден в палату к Аннет О`Лири. Она лежала в окружении такого количества разных приспособлений, что с их помощью можно было бы создать новую женщину из первоначальных материалов.

      Я зашел с той стороны, где джунгли проводов и приборов казались чуть менее непроходимыми, и, глядя на нее, стал вспоминать, как мы познакомились. Как верно напомнил Мак, она участвовала — как дилетант и на стороне противника — в операции в Мексике, где и мне пришлось поработать. Потом мне потребовалась помощница для следующего задания, и я выбрал именно её. Возможно, поскольку я сначала узнал её как Аннет и не подозревал, что она может оказаться в нашей команде, я так и не научился отождествлять её с кодовым именем Руби, которое она получила скорее всего из-за огненно-рыжего цвета своих волос. Лично у меня имя Руби ассоциируется с проститутками, а проституткой она как раз не была.

      Она была лихой, не знавшей страха девицей, но сейчас это было трудно вообразить, глядя на её съежившееся личико в белом тюрбане из бинтов. Бинты виднелись и из-под больничного халата. Глаза её были закрыты. Я напомнил себе, что именно я вовлек её в этот рэкет, по крайней мере на профессиональной основе. Даже несмотря на то, что другой альтернативой для неё тогда была тюрьма, я никак не мог гордиться своим поступком, глядя на то, во что она сейчас превратилась.

      Я дотронулся до той её руки, что была ближе ко мне, предварительно удостоверившись, что к ней не подсоединено ничего жизненно важного. Рука была холодной, вялой, безжизненной. Глаза оставались по-прежнему закрытыми.

      — Аннет! — мягко сказал я. — Нетта… Она не пошевелилась. Я покосился на врача, который привел меня в палату. Он слегка повел плечами, словно давая понять, что сейчас ни одно из моих действий уже не в состоянии причинить ей новые страдания.

      — Эй, морковка! — повысил я голос. — Хватит. Это я, Мэтт.

      Какое-то время все оставалось по-прежнему. Затем веки Аннет с трудом приподнялись, словно были свинцовыми, и она посмотрела прямо мне в глаза. Ее холодные пальцы слегка стиснули мне запястье, давая понять, что она видит меня и рада, что я пришел. Мгновение спустя веки снова опустились. Некоторое время я постоял, держа её за руку, надеясь, что ещё есть возможность вызвать её внимание, но затем положил её руку на кровать, а сам сел на стул в углу и погрузился в ожидание.

      Три часа спустя врачи официально констатировали смерть.

     

      Глава 2

     

      Когда я вышел из больницы, уже стемнело. Влажный, пахнущий химикалиями туман создавал нимбы вокруг фонарей и неоновых вывесок. Я забрал у стойки чемодан, газету и отправился в свой номер, находившийся в конце балкона второго этажа.

      Я поставил свою тяжкую ношу у двери и проверил, на месте ли у меня нож. Настоящий складной охотничий нож. Вообще-то он великоват на мой вкус для моих целей, но старый нож пришел в негодность во время последнего задания, и этот оказался наиболее адекватной заменой. Я как следует отточил его, немного «обкатал», и мне не хотелось от него отказываться.

      Я также проверил небольшой пятизарядный револьвер 38-го калибра системы «смит-вессон», который находился у меня за поясом с левой стороны, но рукояткой вправо. Ребята из ФБР обычно носят их справа, чтобы иметь возможность быстро вытащить оружие, и они в этом неплохо поднаторели. Но мне редко приходится так торопиться, и я люблю, чтобы оружие было там, где его можно легко достать любой рукой и, в зависимости от обстоятельств, либо пустить в ход, либо тихо выбросить.

      Заставив тех, кто мог поджидать меня в номере, понервничать, я вошел внутрь с той осторожностью, какая рекомендуется инструкцией в похожих обстоятельствах. В номере никого не было. Тогда, забрав из коридора мой чемодан, я закрыл и запер дверь. Хмуро размышляя о том, что происходит, я решил предположить самое худшее: Аннет столкнулась с кем-то, с лицом или группой лиц, представляющих преступную организацию, уголовную или политическую, и данная организация, получив информацию о том, кто видел её перед смертью, весьма заинтересовалась тем, кто я такой, что мне удалось от неё узнать и что я планирую далее предпринимать.

      Это был самый разумный вариант, из которого вытекали мои дальнейшие действия. С другой стороны, пока у меня не было никаких подтверждений его справедливости. Человек в вестибюле вполне мог на самом деле быть именно тем, кем он представлялся на первый беглый взгляд. И тогда мое актерство и мои предосторожности — это просто лишняя трата времени. В Аннет мог стрелять и ревнивый любовник, который затем отправился домой и пустил себе пулю в лоб, или пьяный уголовник, который теперь был уже за сотни миль отсюда, в Мексике. Если убийство совершил одиночка, то мне придется порядком попотеть, прежде чем я смогу что-то про него узнать, если, конечно, полиция не поднесет мне его на блюдечке с голубой каемочкой.

      Но если же к её смерти причастна тайная организация, и если таковую удастся спровоцировать на какие-то действия против меня, мне будет над чем поработать — если, конечно, они сразу не отправят меня на тот свет. Так или иначе строить дальнейшие планы имело смысл, исходя из потенциального противника с мозгами, руководившего отрядом, члены которого знакомы с огнестрельным оружием, а также прочими приспособлениями.

      Я бегло оглядел комнату, но не стал её обшаривать. Я не испытывал ни малейшего желания отыскивать жучка, который, как я надеялся, был уже поставлен. Я громко сообщил всем желающим номер моей комнаты и дал им целых три часа, чтобы они над ней потрудились. Если они не сумели воспользоваться предоставленным им шансом, тем хуже для них. Я и так пошел им навстречу.

      Комната была большая, приятная, с двумя двойными кроватями. Это выглядело чрезмерной роскошью. В данных обстоятельствах и одна двойная кровать содержала в себе пятьдесят процентов излишеств, если, конечно, не подвернется нечто непредвиденное, но сейчас я был не в настроении амурничать. Аннет была хорошей девчонкой. Мы неплохо провели время вместе и сумели выполнить одно секретное задание там, в Мексике. В виде траура я вполне был готов провести эту ночь один.

      Я бросил чемодан на одну из кроватей, отправил следом за ним газету, а сам взял телефон и попросил барышню-телефонистку соединить меня с Вашингтоном. На это понадобилось время. Пока я ждал, стал листать газету, развлекая себя стародавней игрой секретных агентов. Проглядывая заголовки, я пытался понять, какие из них имели отношение к моему заданию. Учитывая соображения конспирации, не приходилось надеяться на то, что кто-то тебе все расскажет прямым текстом. Никто не доложит тебе обстановку, даже если она ему понятна. В нашем случае таким знанием мог разве что похвастаться тот, кто застрелил Аннет, а на его откровенность — даже с теми, кто мог потом пооткровенничать со мной, — рассчитывать не приходилось.

      В дневной газете, что валялась на кровати, были те же самые новости, что и в той утренней, что я читал в самолете. Там тоже на первой полосе было фото оползня, случившегося по причине дождей и нежно передвинувшего дом кинозвезды на середину шоссе. Там было интервью с известным сейсмологом, предрекавшим новое землетрясение, которое вот-вот должно стереть Калифорнию с географических карт. Там была передовица о загрязнении воды и воздуха, а также интервью с официальным представителем правительственных кругов Мексики, который полагал, что возобновление Штатами кампании по предотвращению ввоза в страну наркотиков наносит ущерб туристическому бизнесу в Мексике, а также является неловкой попыткой оказать давление на мексиканское правительство ужесточить борьбу с теми, кто незаконно выращивает марихуану и опийный мак.

      Одной рукой я по-прежнему держал телефонную трубку, а другой листал страницы газеты и вдруг обратил внимание на небольшую заметку с заголовком: «ИСЧЕЗНОВЕНИЕ УЧЕНОГО». На прошлой неделе, говорилось там, доктор Осберт Соренсон, специалист по метеорологии из Калифорнийского университета Лос-Анджелеса, как обычно, вечером вышел из своего офиса и исчез. Опасаясь, что его похитили с целью получения выкупа, его семья до самых последних пор не поднимала шума, полагая, что похитители вот-вот выйдут с ними на связь. Представители полиции от комментариев воздержались, но кто-то из коллег доктора Соренсона намекнул, что в его адрес раздавались угрозы представителей очень влиятельных деловых кругов, полагавших, что его деятельность вредит их интересам. Доктор был президентом Калифорнийского комитета по запрещению двигателей внутреннего сгорания — ККЗДВС, о котором я уже сегодня читал.

      Я хмуро смотрел на заметку. Это был явно самый важный раздел. Погода, загрязнение окружающей среды, землетрясения, а также наркотики не имели отношения к моей работе, но за долгие годы карьеры мне несколько раз приходилось иметь дело с исчезавшими учеными слегка шизофренического типа.

      Что-то я не очень верил в справедливость гипотезы коллеги мистера Соренсона. Разумеется, большие концерны творили много всяких глупостей, пытаясь уберечь себя от убытков, но даже для них убийство или похищение уважаемого профессора Калифорнийского университета выглядело слишком уж нелепо. Ну, а если «Форд», «Крайслер» и «Дженерал моторе» тут ни при чем, то кто же тогда его умыкнул?

      Так или иначе, совпадение показалось мне любопытным: в Лос-Анджелесе в одно и то же время пропал профессор и погиб агент. Конечно, все это могло оказаться чистой случайностью, но, если никаких других ниточек от покушения на Аннет я не найду, можно будет попробовать и этот вариант. Он заинтересовал меня хотя бы потому, что нашелся человек, попытавшийся запретить двигатели внутреннего сгорания не где-то, а именно в Калифорнии, в которой многие никогда не расстаются со своими излюбленными тачками, даже когда ложатся в постель.

      Мои размышления прервал знакомый голос в трубке.

      — Это Мэтт, сэр, — сказал я. Употребление моего обычного, а не кодового имени означало, что телефон скорее всего прослушивается.

      — Кто, кто? — осведомился Мак, проверяя, не обмолвился ли я.

      — Мэтт Хелм из Лос-Анджелеса. Как вы меня слышите?

      — Отлично вас слышу, Мэтт, — отозвался он, давая понять, что предупреждение принято. — Как у вас там дела?

      — Скверно, — сказал я. — Красный карандаш далеко? Вычеркните агента Руби. Наша кирпичная головушка нас покинула. — Возникла маленькая пауза, потом Мак сказал:

      — Жаль, очень жаль. Она была перспективной сотрудницей. Конечно, она порой действовала импульсивно, ошибалась, но в ней были неплохие задатки. Таких в наше время встретишь нечасто.

      — Да, сэр.

      — Я очень ценю искренних миротворцев и гуманистов, Мэтт. Я сам горой за мир и взаимопонимание, но я устал беседовать с кандидатами, которые готовы убить всех коммунистов нажатием кнопки, но приходят в ужас, если им надо будет запачкать свои собственные ручки кровью. Для меня они принадлежат к тому же сорту людей, что готовы есть мясо, заготовленное другими, но осуждают того, кто идет в лес сам добывать себе пропитание.

      Похоже, Мак решил продемонстрировать образчик домотканой философии, чтобы наш диалог звучал правдоподобно для тех, кто мог подслушивать.

      — Да, сэр, — сказал я.

      — Вы успели с ней пообщаться в больнице? — равнодушно осведомился Мак.

      — Да, сэр, — сказал я, — хотя особо поговорить нам не удалось, но она кое-что мне сказала. Правда, я не очень понимаю, что это может означать.

      — Что же она сказала?

      — Я говорю через коммутатор мотеля, сэр.

      — Ясно. Кто-нибудь в курсе того, что вы узнали?

      — В палате был диктор. Он находился достаточно далеко, чтобы слышать, но он не спускал с меня глаз. Доктор Фриберг.

      — С ним все в порядке. Он человек надежный.

      — Потом я немного его расспросил, — продолжал я. — Как вам, наверное, уже известно из медицинского заключения, она получила два выстрела: один в грудь, а второй, добивающий, в затылок. Доктор Фриберг считает, что любой из этих выстрелов мог оказаться смертельным. Это были 240-грановые патроны из ствола 44-го калибра — «магнума», но вы ведь знаете, как все бывает. Один человек уколется о кактус и умрет от заражения крови, а другой получит обойму из винтовки М-1 и через месяц уже на ногах. Она была упрямой своенравной ирландкой и сражалась со смертью изо всех сил. Вопрос состоит вот в чем, сэр: кто из известных нам лиц таскает с собой такую мощную пушку?

      — Я проверю, — пообещал Мак. — Сейчас мне трудно назвать кого-то определенно.

      — Мне тоже, сэр. Я помню одного типа, который таскал с собой такую пушку, но, во-первых, он был очень глуп, а во-вторых, я знаю, что его нет в живых, потому как я сам его и убил. Причем убил из маленького пистолетика 22-го калибра. Но «магнум» 44-го калибра не часто применяется в нашей профессии. С таким пистолетом сподручней ходить на медведя. Когда я последний раз смотрел каталог, то самый маленький пистолет такого калибра весил три фунта. Да ещё у него жуткая отдача. В общем, надо быть мазохистом, чтобы им пользоваться, да к тому же мазохистом весом в двести фунтов — тут нужны силенки.

      — Мы заложим информацию в этот новый компьютер, который нам всучили, — пообещал Мак. — А потом сообщу вам результаты. Кажется, имеются признаки того, что её допрашивали?

      — Да, сэр. Они сначала её как следует обработали, а потом уж и пристрелили, сэр. Она владела какой-нибудь интересной информацией?

      — Насколько мне известно, нет. Она, повторяю, была в отпуске и до отъезда не получала никаких секретных данных. Может, конечно, их интересовали общие сведения о том, как мы готовим агентов и как они функционируют.

      — Очень может быть, — согласился я. — В различных иностранных комитетах и министерствах нами все ещё интересуются. Вы упоминали выговор, сэр, но не сказали, за что она его получила. Это может быть важно.

      — Сомневаюсь, — сказал Мак и затем продолжил: — Детали тут не важны, она сделала нечто не так, как ей ведено было это сделать, но на свой манер. Ее подход оправдал себя, хотя был связан с большим риском и не принес никакой дополнительной выгоды. — Мак ожидал, что я как-то это прокомментирую, но я промолчал. Я никогда сам не был любителем соблюдать инструкции до запятой. Мак, видно, догадался, о чем я думал, потому что довольно резко сказал: — Когда агент работает у нас достаточно долго, чтобы приобрести нужный опыт, он порой идет кратчайшей дорогой, и это нередко ему позволяется или сходит с рук, но новички сначала должны усвоить: приказы надо выполнять — причем именно так, как им ведено.

      — Да, сэр.

      — Что бы они не сделала, чтобы заработать эти пули, она сделала это быстро. Только вчера она вылетела из Вашингтона.

      — В Лос-Анджелесе у неё есть родственники или знакомые?

      — Нам об этом ничего не известно, — со вздохом отозвался Мак на другом побережье. — Вы, пожалуйста, продолжайте работу. Нам нужно выяснить, что с ней случилось. Да, и еще, Мэтт…

      — Сэр?

      — Мы не занимаемся сведением счетов.

      — Конечно, нет, сэр.

      — Однако я бы сказал, что для нас это неважная реклама, или, как выражаются люди с Мэдисон-авеню, опасно для нашего имиджа, если мы позволим кому бы то ни было превращать наших сотрудников в мишени для их револьверов. Кроме того, процессы по обвинению в убийстве вызывают нежелательную огласку, и потому полицию лучше посвящать в случившееся, когда убийца сам отправится на тот свет. В данных обстоятельствах, если операция будет проведена достаточно незаметно, я не вижу, почему лицо или лица, виновные в случившемся, должны и впредь расхаживать по земле. — Да, сэр, — отозвался я, думая о девочке на больничной койке. — Совершенно верно, сэр.

     

      Глава 3

     

      В Лос-Анджелесе работает только одна фирма такси. Разумеется, связь между отсутствием конкуренции и тем, что мне понадобилось сорок пять минут, чтобы раздобыть машину, может показаться чистой случайностью, но мне все же видится в этом закономерность.

      Когда же я наконец уселся на сиденье авто, то таксист повез меня сквозь туман в ресторан, рекомендованный постояльцами мотеля. До него было примерно шесть кварталов, не больше, но за это время я успел не без облегчения заметить, что наконец-то мне удалось пробудить интерес к своей персоне. За мной возник хвост. Это был довольно потрепанный «форд» — ФУРГОНЧИК цвета поблекшей бронзы. Его явно перекрасили — и неудачно. В машине был, кажется, только водитель. Он довел меня до ресторана и затаился где-то в тени, пока я расплачивался с таксистом. У меня возникло впечатление, что моя одинокая жизнь кончилась, и мне лучше свыкнуться с тем, что у меня появится теплая компания. Что ж, я ничего против не имел.

      Ресторанчик был декорирован в стиле bordello рубежа столетий. Красные кожаные кресла, красные обои и красные абажуры на лампах, от которых было мало света. Из-за этого я не смог толком разглядеть тех, кто вошел следом за мной, но это не имело значения, потому как у меня не было ни малейшего намерения расставаться с моей свитой, сколь бы велика она ни была. Несмотря на назойливую тональность «ретро», которая подчас выступает заменителем хорошей еды и обслуживания, мартини появился быстро и оказался вполне сносным, а бифштекс, хоть и заставил себя подождать, также не вызвал разочарований.

      Когда я вышел на улицу, ни одно из пугливых лос-анджелесских такси не обнаружилось. Не имея возможности узнать, каковы мои шансы натолкнуться на свободную машину в этой части города, я счел за благо двинуться назад пешком. Я извлек из-за пояса свой курносый револьвер, сунул его в карман и, не убирая руки, двинулся в путь.

      Потрепанный бронзовый «форд» был на боевом дежурстве. Он проехал мимо, когда я шел через парк, где был пруд, полный уток. Конечно, среди них могли затесаться и приблудные чайки с океана, но в темноте их было трудно распознать. По крайней мере их не было среди птиц, ковылявших по берегу пруда. Старина «форд» ещё раз проехал мимо, когда я дошел до проспекта, на котором был расположен мотель. Я повернул налево и пошел в гору, туда, где примерно в трех кварталах от меня сияла неоновая вывеска.

      Никто не поливал меня смертоносным свинцом — ни из обреза, ни из автомата Томпсона, ни на худой конец из переростка-»магнума». Я был разочарован. Я ожидал боевых действий ещё до того, как окажусь на этой хорошо освещенной улице. Тем не менее вечер был приятно-прохладный, и, проведя день в перелетах и переездах, а также в ожидании смерти в больничной палате — не моей, но рыжеволосой девицы, я был рад дать немного поразмяться ногам и легким, хотя, конечно, лос-анджелесский воздух мне не очень хотелось бы вдыхать всю оставшуюся жизнь.

      В последний раз «форд» проехал мимо меня, когда я стоял на перекрестке в ожидании зеленого света уже у мотеля. Когда я получил право перехода, то увидел, что бронзовое средство передвижения припарковалось у тротуара на расстоянии полуквартала от перекрестка. Передумав, я снова вернулся на тротуар и направил свои шаги к автомобилю. Водитель наклонился и открыл мне дверцу.

      — Залезайте, — сказал он. — Хозяин хочет вас видеть.

      Я вздохнул. Господи, сколько же их развелось! На каждой кочке по человеку, и каждый мнит себя Хозяином. Интересно, с кем же эта конкретная шишка — с нами или с нашими оппонентами? Разумеется, он вовсе не обязан был принадлежать к синдикату или иной преступной группировке лишь потому, что его курьер называл его Хозяином.

      — Садитесь, — нетерпеливо повторил водитель. — Господи, ну что надо сделать, чтобы вы обратили внимание, мистер? Я, наверно, проехал миль пятьдесят, чтобы вы наконец меня заметили. Быстрее. Он не любит ждать.

      Да уж, они никогда не любят ждать, эти маленькие императоры преступного мира, если, конечно, этот самый Хозяин был из преступного мира. В машине никого, кроме шофера, не было. Я сел, закрыв за собой дверь. Когда машина тронулась, я не мог удержаться от смеха.

      — Что случилось? — водитель быстро и подозрительно оглянулся.

      — Ничего, поехали.

      Я-то ломал голову, как навлечь на себя внимание Беды, а она, бедняжка, не знала, как поскорее вручить мне конверт с приглашением. Я посмотрел на водителя. Это был крупный тип с тяжелым подбородком, грубой кожей и курчавыми каштановыми волосами. На нем были грубые серые штаны и рубашка и зеленая куртка. Я рискнул классифицировать его как чернорабочего. Годится для простых поручений, например, наружное наблюдение, но совершенно не подходит для таких тонких дел, как убийство. Впрочем, я вполне мог и ошибиться.

      Машину водил он скверно и всегда оказывался не на той полосе, когда необходимо было сделать поворот. Когда другие водители выказывали неудовольствие его неожиданными маневрами, он по-детски обижался. Похоже, ему никогда до этого не приходило в голову, что он на улице не один и нужно согласовывать свои действия с другими водителями.

      Я и не пытался понять, куда он меня везет. Я лишь запомнил несколько ориентиров — вдруг ещё пригодятся. Жизнь слишком коротка, чтобы перегружать память подробностями географии бесформенного Лос-Анджелеса. Наконец мы остановились у многоквартирного дома в районе, состоявшем сплошь из таких домов.

      — Войдите в вестибюль и поверните налево к лифтам, — сказал мой шофер. — Там тип в форме, он знает, куда вас поднять.

      — И никакой свиты? — удивленно покосился я на водителя.

      — Но вы же сами хотели с ним встретиться. Мне так сказали. И он тоже хочет. Зачем же тут мускулы? А я буду ждать на колесах, чтобы отвезти вас обратно.

      — Это разве колеса? — удивился я.

      — А чем не колеса? Но если вы попросите, он, может, отправит вас домой и в «кадиллаке».

      Я ухмыльнулся и вошел в подъезд мимо привратника, который не задал мне никаких вопросов, а потом по устланному ковром вестибюлю к открытому лифту. Лифтер, опять же не задавая никаких вопросов, поднял меня на седьмой этаж, где меня уже ждал крупный человек в аккуратном темном костюме.

      — Мистер Хелм? — осведомился он, провожая меня в маленький холл или фойе. — Пожалуйста, повернитесь. Руки на стену. Повыше. Ничего персонального, не обижайтесь. Обычная проверка.

      — Не надо, Джейк, — услышал я голос. — Мистера Хелма можно не обыскивать.

      Я обернулся. Еще один крупный с мощной челюстью человек. Он стоял в проеме открытой двери через холл. Его отличие от всех остальных заключалось в том, что он был лучше выбрит, пользовался лосьонами и прочей косметикой. На нем была униформа, принятая нынче на Западном побережье: спортивная рубашка и легкие брюки.

      Человек по имени Джейк сказал:

      — Он вооружен, мистер Уорфел. У него есть и нож, и пушка. — Что ж, глаз у него был острый, но с другой стороны, такая уж у него работа. Но человек в спортивной рубашке махнул рукой:

      — Неважно.

      Обернувшись ко мне, он сказал:

      — Входите, мистер Хелм, у меня для вас есть подарок. — Когда я подошел ближе, он протянул руку и представился: — Я Френк Уорфел. Вы, наверно, слышали обо мне.

      Они всегда считают, что о них слышали. Пожимая руку, я ответил, пытаясь не очень грешить против истины:

      — Может быть. Но почему Френк Уорфел вручает мне подарок месяцы спустя после Рождества?

      — Входите; — проговорил он, не ответив на мой вопрос, а затем продолжил совершенно серьезным тоном: — Все, мистер Хелм, совершают ошибки. И порой в нашем деле, а возможно, и в вашем тоже, их бывает трудно исправить. Надеюсь, вы меня правильно понимаете…

      Он замолчал, потому что понял, что я смотрю не на него. Я увидел девушку в голубоватой атласной пижаме, блондинку, появившуюся в дверях за его спиной. Она и сама по себе была не маленькой, а выглядела очень даже высокой, благодаря прическе и туфлям на каблуке. Немодные прическа и обувь красноречиво поведали мне её историю. Она вполне понимала, что это птичье гнездо, которое она носила на голове, уже два года как вышло из моды, но если это нравилось Хозяину, она не собиралась менять фасон.

      Она тоже представляла, что голубые атласные туфельки на шпильках тоже устарели. В Париже и Нью-Йорке было решено, что женщины отныне будут передвигаться на менее шатких и более приземистых приспособлениях, избегая тем самым опасностей, подстерегающих их на ступеньках или коврах. Но эта женщина, прекрасно зная моду, понимала и то, что мужчины, вроде Френка Уорфела, не считают женщину женщиной, если последняя не щеголяет в туфлях на каблуках в четыре дюйма, и черт с ней, с этой модой. Несмотря на все мои заметные разногласия с людьми типа Уорфела, я был вынужден признать, что в этом вопросе мы солидарны.

      — Ты нас не познакомишь, милый? — хриплым голосом осведомилась у него девица.

      Широкая атласная пижама заколыхалась, когда девица, изгибаясь, шагнула вперед. Ее голос, как и пластика, был вполне голливудского образца, с искусственно сексуальными интонациями. Эта искусственная добавка была необходимой, потому как у девицы был весьма бесполый вид. У неё не было ни талии, ни бедер, да и верхняя часть не отличалась пышностью форм.

      Прошу понять меня правильно. Я не склонен придираться. Я никогда не стоял за коровообразный эталон женской привлекательности. Я очень рад, что в наши дни нет необходимости скрывать то обстоятельство, что чье-то вымя не соответствует стандартам Сельскохозяйственной выставки.

      Но факт остается фактом. Эта блондинка была такой тощей, что её вряд ли можно было использовать для согревания постели или для производства детей. По крайней мере она производила такое впечатление. Впрочем, оно, наверное, было обманчивым. Уорфел, конечно, мог проявлять равнодушие к деторождению, но вряд ли он стал бы держать особу женского пола, от которой не было бы никакого толка в постели. Ну, а девица явно считала себя самой сексуальной штучкой со времен Джин Харлоу или, по крайней мере, Мерилин Монро.

      Я посмотрел на Уорфела и хмыкнул.

      — Хорош подарочек, — сказал я с совершенно серьезным лицом. — Напомните мне сказать вам, когда у меня будет день рождения, мистер Уорфел.

      Ему это не понравилось. Как я и ожидал. Я поймал себя на том, что дразню животных и получаю от этого удовольствие. Нехорошо.

      А может, я ставил научный эксперимент, пытаясь определить, на сколько хватит его скользкого дружелюбия, или, иначе выражаясь, насколько ему было необходимо по причинам, пока мне непонятным, проявлять ко мне снисходительность? Похоже, такая необходимость действительно существовала. Они все одинаковы, эти мелкие бандиты. Они очень не любят, когда кто-то посягает на их собственность, даже в шутку, но Уорфел выдержал мою наглость и даже испустил смешок.

      — Бобби, это мистер Мэттью Хелм, который работает на американское правительство, — сказал он. — Мистер Хелм, мисс Роберта Принс.

      — А он миленький, — сказала Роберта все тем же хриплым голосом. — Я обожаю высоких мужчин, особенно высоких мужчин, которые работают на американское правительство. Можно, я оставлю его поиграть?

      Интересно, не ставит ли и она эксперимент? Ведь её поведение также не укладывалось в правила местного бонтона. Женщина, пользующаяся расположением самого Френка Уорфела, не имеет права проявлять интерес к существам меньшего калибра, даже в шутку. Но он выдержал и это. Только глаза его слегка прищурились, а в голосе послышались более резкие нотки.

      — Ладно, беги, Бобби. У нас дела.

      — Надоели мне твои дела, — капризно протянула она и удалилась.

      Она удалилась своей преувеличенно колышащейся походкой. Это был неплохой номер. То есть, номер-то как раз был паршивый и зрители её освистали бы, но плевать она на них хотела, раз это нравилось Френку Уорфелу. Если от её расхаживания в голубой пижаме и на шпильках дерево, на котором растут доллары синдиката, осыпает её своей зеленой листвой, то тем лучше для нее. Я только надеялся, что ничего, кроме дерева, её не интересует. У меня хватало проблем и без её атласа.

      — Значит, я правительственный агент, — кисло обратился я к Уорфелу. Раз уж он сделал первый шаг, мне оставалось прояснить ситуацию до конца. — Я, правда, не думал, что это так заметно. Или вы успели подключить телефон моего номера в мотеле, когда я звонил в Вашингтон?

      Он осклабился. Ему было приятно, что он в моих глазах способен на такие электронные фокусы.

      — Может быть, — сказал он. — Прошу сюда, мистер Хелм. Следуйте за мной.

      Он провел меня через гостиную, где блондинка расположилась с журналом в позе, какую в состоянии принять лишь подросток или акробат. — Прошу теперь в эту дверь. Вот ваш человек.

      Я оказался в спальне, которая, впрочем, сейчас использовалась не по назначению. Я глядел на человека, привязанного к стулу у кровати. Он был черный, с густыми черными волосами, торчащими, как теперь принято, вверх. По габаритам он уступал человеку, стоявшему рядом со мной, но в его компактном теле чувствовалась мощь. Нос у него был когда-то сломан, а одно ухо было толще другого. Его охранял человек с широким, плоским и рябым лицом.

      — Первый образец мне понравился больше. Этот не так хорош собой. Кто же он такой?

      — Артур Браун, или просто Битюг, — пояснил Уорфел. — Если хотите, можете забрать его с собой, мистер Хелм, но было бы проще, если бы вы разобрались с ним здесь. Проще для вас, мистер Хелм. А ребята потом все уберут за вами, спокойно и незаметно. Так, кажется, хотел ваш шеф, когда вы говорили с ним сегодня по телефону. На здоровье! Мы рады пойти навстречу. Это часть нашего сервиса.

      Я посмотрел на черного, а он на меня, в его взгляде было деланное равнодушие представителя другой расы, который ни за что на свете не даст понять его мучителям, что он испуган.

      — Ясно, — сказал я. — Значит, он тот самый, кого я ищу?

      — Он самый, ваш убийца, — подтвердил Уорфел. — Лучше всего вам воспользоваться ножом. Я, конечно, хозяин этого дома, но выстрелы совершенно ни к чему.

      Он явно подначивал меня, словно проверяя, готов ли я совершить хладнокровное человекоубийство при свидетелях. Я только не мог понять, какую именно цель он преследовал: подогреть меня до такого состояния, когда я сделаю это с дорогой душой, или, напротив, охладить меня. А может, он просто издевался над человеком, попавшим в столь затруднительное положение, издевался по своей мерзопакостной натуре. Или он просто переигрывал свою роль, что заставило меня задуматься над вопросом: какая именно это роль и в какой пьесе?

      — Из чего он стрелял? — спросил я. — Где его пушка?

      — Пушка? — Уорфел дал знак охраннику. — Дай ствол Битюга мистеру Хелму.

      Человек обогнул кровать и взял нечто со стула, на котором висел пиджак, явно принадлежавший Артуру Брауну, теперь сидевшему в одной рубашке. Охранник протянул мне большой револьвер — «смит-вессон», со стволом в шесть с половиной дюймов. Для крупных патронов, вроде 44-го, делают стволы и подлиннее, но их неудобно прятать.

      Я задумчиво оглядел револьвер, открыл барабан, увидел шесть медных головок патронов. На двух из них виднелись вмятинки от бойка. Аннета получила две пули. Все совпадало. Я не сомневался, что пули вполне соответствовали этим гильзам.

      Я закрыл револьвер и подошел к человеку на стуле. Он посмотрел на меня невозмутимыми карими глазами.

      — Твой револьвер? — спросил я его.

      — Да, мой, — голос был такой же невыразительный, как и лицо.

      — Расскажи, что случилось.

      — А что тут рассказывать? Она была похожа на ту, что мне была нужна. Такая же рыжая. Вот я и ошибся.

      — Это ты стрелял?

      — Я и никто другой. Мистер Уорфел же сказал, что все ошибаются. Я ошибся и теперь плачу.

      — Как это произошло?

      За спиной я услышал голос Уорфела:

      — Это не имеет значения, Хелм. Вот ваш человек. Он ничего не отрицает.

      — Если вы слушали наш телефонный разговор, то речь шла, как известно, о лице или лицах, причастных к случившемуся. Вряд ли мистер Браун вышел на улицу и убил девушку просто так, со скуки. Кто дал ему приказ?

      В комнате воцарилось молчание. Я заметил, что дюжий Джейк, пытавшийся меня обыскать при встрече, занял позицию в дверях.

      — Не будем осложнять дела, мистер Хелм, — мягко заговорил Уорфел. — Признаю нашу ошибку. Серьезную ошибку. Мы не хотим неприятностей ни с вами, ни с вашим начальством в Вашингтоне. Мы выдаем вам человека, который застрелил вашего агента. Давайте на этом и закончим. Вас это устраивает, мистер Хелм?

      — А если я скажу, что нет?

      — Нам очень бы не хотелось ссориться с Вашингтоном, — вздохнул Уорфел. — Но если вы начнете упираться, у нас не останется иного выхода. И вообще все это не по вашей части, мистер Хелм. Я, правда, точно не знаю, чем вы занимаетесь, но вы же не ФБР, верно? Они не посылают людей убивать вот так, без разговоров. У них есть принципы, они джентльмены.

      — А я, значит, не джентльмен?

      — Не сердитесь, мистер Хелм, но вы профессиональный убийца, правильно? Я их немало повидал на своем веку и как только вас увидел, то сразу понял, что вы за птица. Вы ликвидатор, вы карательный отряд из одного человека. Сдается мне, что вы работаете в разведке или контрразведке и ваш отдел шутить не любит. Теперь вы потеряли одного из ваших агентов и сильно осерчали. Вы не привыкли, чтобы ваших людей убивали подонки вроде Артура Брауна, которые работают на гангстеров вроде меня, верно я говорю? И теперь вы хотите показать нам, что отдельные частные уголовники ничто перед лицом могущественной правительственной организации.

      Он говорил с нарастающей обидой, и я решил вмешаться.

      — Минуточку, мистер Уорфел. Это все говорите вы, не я. Я не хочу, чтобы у вас из-за меня сделался инфаркт.

      Он со свистом втянул воздух и выдавил из себя усмешку.

      — М-да, я немного увлекся. Извините меня, мистер Хелм. Мне просто жаль терять Артура из-за одной идиотской ошибки. Он парень неплохой… Но допустил оплошность, и теперь он ваш… Но на этом давайте остановимся. Я не настолько безумен, чтобы надеяться бросить вызов американскому правительству и победить, но, и проиграв, я могу создать вам хорошую рекламу! А я сильно сомневаюсь, что ваша секретная фирма будет от этого в восторге. Спросите у вашего шефа, он подтвердит мою правоту. Итак, можете незаметно расквитаться с Артуром или же поссориться со всеми нами, но тут уж все будет как раз слишком заметно.

      Выбирайте, мистер Хелм. Посовещайтесь с вашим шефом и выясните, действительно ли он хочет устроить охоту на синдикат только потому, что кто-то сделал ошибку. Договорились?

      Я посмотрел на Артура Брауна и спросил:

      — Прежде чем застрелить её, ты её неплохо обработал. Зачем?

      Черный вскинул голову, резко посмотрел на меня.

      — Это в каком смысле? Я ничего…

      — Ладно, ладно, Артур, — перебил его Уорфел. — Мистер Хелм, я же говорю, дело в том, что мы обознались. А за кого приняли вашу девицу и почему, это к вам отношения не имеет.

      — Понятно. Могу я от вас позвонить, за счет абонента, разумеется? В Вашингтон, округ Колумбия? Уорфел широким жестом показал на гостиную.

      — Милости прошу. Будьте как дома. Звоните и не волнуйтесь. Я оплачу счет. — Поколебавшись, он спросил: — Один пустяк, мистер Хелм. Вы сказали по телефону, что она успела вам кое-что передать. Что именно?

      — Черт, она ничего уже не могла сказать, — усмехнулся я. — Я просто решил, что нас подслушивают. Это был просто сироп для мух, мистер Уорфел.

      Когда я проходил мимо гибкой блондинки, она оторвалась от своего журнала и игриво подмигнула. Получилось впечатляюще, потому как ресницы у неё были с дюйм длиной. Я не мог ей никак соответствовать, поэтому подмигивать не стал.

     

      Глава 4

     

      Когда мы спустились вниз, фургон ждал у дверей. Я открыл дверь и первым впустил Артура Брауна. Он держался несколько неуклюже из-за того, что руки у него были связаны. Пиджак был наброшен так, чтобы не видно было веревок.

      Уорфел, похоже, подумал, что я, во-первых, проявил сентиментальность, не перерезав ему горла прямо в спальне, а во-вторых, выказал трусость, забрав его связанным. В глазах Уорфела я не был настоящим мужчиной. Но его мнение интересовало меня не больше, чем мнение обо мне уток в пруду, который я недавно проходил. Впрочем, нет, утки меня, пожалуй, волновали больше. Будучи как-никак охотником, я испытывал определенное уважение перед утками.

      — Ладно, Вилли, — обратился я к водителю, имя которого узнал от Уорфела. — Поезжай обратно той же дорогой, что приехал сюда. Не торопись. Если кто-то нас догонит и станет гудеть, не волнуйся, а просто подрули к тротуару и остановись. Надеюсь, у этой колымаги есть тормоза?

      — Если они не сработают, я открою дверь и буду тормозить ногой, — пообещал Вилли, вливаясь в поток машин, не глядя в зеркало. Проехав три квартала, он сообщил: — Нами заинтересовались, как вы и предсказывали. Что, остановить?

      — Они сами скажут, когда остановиться.

      — Мне это не нравится.

      — Ничего, понравится, — успокоил я его. — Мистер Уорфел велел тебе слушаться меня и делать точно то, что я велю. Я сам слышал. Тебе за это платят деньги.

      — Ладно, мне это нравится.

      Некоторое время мы ехали молча. Я ощущал присутствие Артура Брауна рядом. Я твердо верю в равенство всех рас, но это вовсе не означает, что мне так уж близки, дороги и понятны мысли, которые могут посещать человека с другим цветом кожи. Мне, конечно, все равно, но из этого не следует, что мы одинаково мыслим.

      — Как твое настоящее имя? — спросил я его.

      — Артур Браун.

      — Черта с два. Бывают в этом мире Артуры Брауны, спорить не стану, но ты к их числу не относишься. Всякий раз, когда ты слышишь это имя, у тебя раздуваются ноздри так, словно ты учуял дурной запах.

      — Ладно, мое имя Лайонел Макконнелл, — буркнул он. — Но что с того? Ты видел на ринге Лайонела Макконнелла, черного Лайонела Макконнелла? Короче, они мне сказали: ты Артур Браун, а раз они сказали, так тому и быть.

      — Ясно, — сказал я, а помолчав, добавил: — Макконнелл звучит слишком уж заковыристо. Как и Аннет О`Лири. — Человек рядом промолчал, и я продолжал: — Ты застрелил очень даже милую крошку, Макконнелл. У нас на неё были грандиозные планы. Надо быть внимательней, когда стреляешь в людей.

      — Говорят же, это была ошибка. Я обознался.

      — Понятно. Еще бы! Ведь улицы Лос-Анджелеса просто кишат симпатичными рыжими девчонками, как две капли воды похожими друг на дружку. Как уж их различишь! Знаешь, что мы с тобой сделаем, Макконнелл?

      — А то нет, — буркнул он. — Или пристрелите, или заговорите до смерти.

      Он осекся. Слева с нами поравнялась машина и коротко нам просигналила. Вилли покосился на меня:

      — Ну что, останавливаемся?

      — Да.

      Когда машина остановилась, я помог связанному негру вылезти из «форда» и скорее сесть в коричневый «седан», остановившийся впереди нас. Задняя дверца распахнулась. И возле неё возникла молодая женщина в аккуратном сером костюме, что меня несколько удивило. Я не ожидал встретить женщину, хотя в нашей деятельности без них никак не обойтись.

      Но она была не из нашей фирмы, равно как и водитель, да и сама машина тоже. У нас нет такого количества людей и средств, чтобы обеспечить наше присутствие в большинстве точек Америки — не то что земного шара. Но зато есть такая вещь, как взаимовыручка, и сегодняшнее появление женщины означало, что когда-то Мак оказал другой фирме услугу, и теперь ему возвращали долг.

      — Вот этот человек, — сказал я девице. — Можете его подержать для меня? Недолго?

      — Недолго можем.

      Говорила она отрывисто. Я решил, что по каким-то причинам она не любит мужчин, особенно одного из них по имени Мэтт Хелм, и ей не нравится быть у него на побегушках. Она тоже была высокой — калифорнийский климат, несмотря на свои явные изъяны в смысле экологии, способствует появлению длинноногих особей женского пола, но на этом сходство между этой девушкой и блондинкой в голубой пижаме заканчивалось.

      Это носила очки в роговой оправе, и её волосы были подстрижены короче, чем у многих мужчин в наши долгогривые времена. Волосы у неё были блестящие и кудрявые, русые с каштановым оттенком. Короче, волосы были очень милые и заслуживали к себе особого внимания. Лицо было скорее интересное, чем хорошенькое или красивое: высокий нос, четкие скулы, большой презрительный рот. Что вызывало у его хозяйки презрение, кроме меня, предстояло выяснить.

      Мужского покроя пиджак из серой фланели был едва ли не длиннее, чем юбка, которая в соответствии с модой на мини-одежду открывала длинные ноги в темных чулках. У неё была неплохая фигура, отличавшаяся куда большей основательностью, нежели формы той, с которой меня познакомил Френк Уорфел. Эта девушка, по моему разумению, могла неплохо плавать, а также в случае необходимости лихо поработать теннисной ракеткой.

      Ансамбль довершали белая шелковая блузка, черные туфли на низком каблуке, а также черная сумочка, которая была расстегнута с тем, чтобы в любой момент можно извлечь её железное содержимое.

      Когда она повернулась в нашу сторону, мне показалось, что в сумочке блеснула сталь. В целом она была воплощением знающей свое секретное дело сотрудницы. По крайнем мере она пыталась создать такое впечатление.

      — Ладно, — сказал я. — Он ваш. Ненадолго. А как насчет тихого местечка, где можно пострелять из револьвера? Большого револьвера!

      Макконнелл коротко поглядел на меня, но лицо его осталось непроницаемым. Девушка сразу не ответила. Она молчала, недоверчиво глядя то на него, то на меня. Затем она сказала:

      — Думаю, и это можно устроить, если, конечно, это совершенно необходимо. Я узнаю.

      — Узнайте, — сказал я и вынул тяжелый револьвер «магнум». — Вот пушка. Сохраните её для меня. И его тоже.

      — Как долго? У нас есть и другие дела, мистер Хелм. — Она замолчала, но затем продолжила, прежде чем я успел что-то сказать: — Кстати, меня зовут Шарлотта Девлин. Это, если вам надо будет найти меня и вообще…

      Говорила она без всякой любезности. Я решил, что она презирает меня не только потому, что мое дельце не вызывало у неё энтузиазма, но и вообще из принципа. Что и говорить, наша фирма не является гордостью правительства. Даже мальчики из ЦРУ, несмотря на нередкую и бурную критику в их адрес, по сравнению с нами — всеобщие любимцы. К нам обращаются, лишь когда возникает проблема, с которой трудно справиться — или справляться не хочется из-за возможной вони. В промежутке же, когда нашими услугами не пользуются, о нашем существовании предпочитают помалкивать.

      — Хелло, Шарлотта! — отозвался я. — Я хочу сказать, извините, мисс Девлин. Я вас скоро от этого бремени освобожу. У меня просто есть одно подозрение, которое я хотел бы проверить. Я постараюсь поскорее забрать этого парня. Только скажите, где вы будете.

      Она сказала, где. Водитель не посмотрел в мою сторону ни разу. Возможно, он тоже не одобрял меня. Девица уселась на заднее сиденье со своим пленником — вернее, с моим пленником, и «седан» мягко отъехал от тротуара.

      Я же вернулся к старичку «форду» и велел Вилли отвезти меня назад в мотель. Надо сказать, что в том, как Вилли водил машину, была последовательность. Когда мы доехали, я был очень рад выбраться из машины целым и невредимым. Когда я стал переходить улицу, вопли гудков у меня за спиной сообщили, что Вилли снова двинулся в путь в своей обычной манере. Но лязга и скрежета металла не последовало. Ему — или кому-то ещё — повезло.

      Я вошел на территорию мотеля. Мотель прилепился у подножия горы, здания располагались на разных уровнях, и вели к ним две пересекающиеся аллеи. Та, на которой высадил меня Вилли, по сути дела, являлась туннелем. Длинная и узкая, она петляла между строений. Конечно, он мог бы высадить меня и за углом, у главного здания, где было светло, но если бы он это сделал, то перестал бы быть самим собой. Впрочем, не исключено, что у него были на это какие-то особые резоны, кроме как обычный сволочизм.

      Я сунул руку в карман, где по-прежнему находился мой револьвер 38-го калибра — спецмодель. Когда я стал подниматься по склону к ярче освещенным местам, что-то зашевелилось в темноте. Я различил три фигуры. Две из них, похоже, атаковали третью, которая казалась поменьше.

      — Пустите, — услышал я девичий голос. — Не надо, больно. А-а!

      Ее возглас оборвался, я услышал звук удара. Фигурка поменьше упала, а я вытащил револьвер и двинулся на помощь, озираясь, нет ли засады. В нашем деле не всегда приходится принимать всерьез женщин, оказавшихся в бедственном положении. По крайней мере, если вы всерьез относитесь к данному вам заданию — или собственной жизни.

     

      Глава 5

     

      Операция по освобождению не составила никаких трудностей. Я просто подошел к месту преступления, продемонстрировал пушку и выразил голосом неодобрение увиденному. Двое парней, которые было подхватили упавшую девушку под мышки и собирались уже тащить её куда-то, остановились, испуганно огляделись и задали стрекача, когда увидели меня. Я подождал, пока они не скроются за ближайшим зданием, а потом и ещё немного.

      Все было спокойно. Девица, скорчившись, лежала там, где её бросили нападавшие. Я отметил, что у неё довольно длинные волосы, что было очком в её пользу по моей шкале оценок. С другой стороны, на ней был брючный костюм, а это уже снимало с неё пару очков, если, конечно, она не могла привести в свое оправдание какие-нибудь веские доводы, вроде необходимости скакать на лошади или бежать на лыжах. Я приблизился к ней с револьвером в руке.

      — Ладно, — прошептала она, не поднимая на меня глаз. — У вас пушка, у вас приказ от Френки. Мне никуда не деться. Чего же вы ждете?

      Затем она закрыла лицо руками и начала рыдать. Я опустил револьвер в карман, подобрал её довольно вместительную сумочку, лежавшую в нескольких шагах, и повесил на плечо за ремешок. Затем я вернулся к её хозяйке, поднял её и повел к мотелю. Мы поднялись по ступенькам и прошли по балкону к моему номеру.

      Мне что-то разонравилось мое задание. Поначалу, если не считать гибели Аннет О`Лири, оно складывалось как серьезное, хоть и незамысловатое, связанное с участием двух, даже трех привлекательных женщин. Я, правда, не успел как следует разглядеть новую участницу, но фигурка у неё была неплохая, и я рискнул сделать предположение, что девица вряд ли оказалась бы здесь, будь она уродиной.

      Только, пожалуйста, поймите меня правильно. Я люблю женщин, даже очень. Но просто у меня не вызывает радости их стремительное вторжение в мою профессиональную деятельность, особенно когда я просто не успеваю пересчитать их.

      Моя пострадавшая спутница не выказывала признаков ни сопротивления, ни протеста. Никто не выбежал нам навстречу с вопросами. Правда, не случилось ничего такого, что бы могло вызвать всеобщее внимание. Были кое-какие судорожные телодвижения, охи, ахи, слезы и пара слов — вот и все. Я проверил дверь моего номера. Уходя, я принял меры, чтобы по возвращении сразу увидеть, если кто-то попытался бы проникнуть в номер. Судя по всему, ко мне никто не заходил. Я отпер дверь, толкнул девицу внутрь, нашарил выключатель, зажег свет и закрыл за нами дверь.

      Она медленно повернулась в мою сторону. Затем мотнула головой, чтобы откинуть длинные пряди, заслонявшие глаза, и по-детски, рукой вытерла нос и глаза. Мы молча стояли и изучали друг друга.

      Она увидела худого высокого типа в легких брюках, сильно помявшихся за день переездов и переплетов, в спортивном пиджаке с оттопыренным карманом, мрачного детину с подозрительным взглядом. Я увидел невысокую девицу с ореховыми глазами на овальном личике, которое было в грязных потеках от слез. Ее длинные волосы, спускавшиеся до лопаток, были того медно-красного оттенка, который редко бывает естественным, но все равно радует глаз.

      Я уже говорил, что предпочитаю длинные волосы у женщин таким коротким стрижкам или гладким прическам, когда ни одна прядь не развевается на ветру. Но с другой стороны, в любое время дня и ночи я решительно за тех представительниц слабого пола, кто носит юбки, а не брюки.

      Эта особа, однако, носила серо-зеленый костюмчик из тонкой шерсти с отутюженными широкими брюками. На ней также был белоснежный свитер с высоким воротом. Сам костюм не отличался особой опрятностью. То здесь, то там виднелись следы соприкосновения с асфальтом, и пиджак сидел несколько криво. Под моим взглядом она начала машинально поправлять его, но увидела, что её руки слишком грязные, чтобы ими можно было касаться материи. Она ещё раз посмотрела на меня.

      — Извините, — сказала она. — Я не хотела…

      — Чего вы не хотели? — осведомился я, когда она осеклась.

      — Там… в темноте… я просто вас не узнала, мистер Хелм… Я видела только оружие…

      — Откуда вам известно, как меня зовут?

      — Сегодня днем я была в больнице, когда вы пришли. Я слышала, как вы говорили медсестре, кто вы такой и кого хотите повидать. Ну а я… Я ждала вас у мотеля, хотела поговорить с вами, а эти люди напали… Она поежилась. — Если бы вы не подоспели, они бы уволокли меня подальше и пристрелили бы.

      — Кому нужна ваша смерть? — спросил я и, поскольку не получил ответа, сказал: — Вы упоминали какого-то Френки. Это не Френк Уорфел?

      — Да. Вы его знаете?

      — Встречались, — сказал я. — Так, мельком. А вас как звать?

      Она помялась и ответила:

      — Я Беверли Блейн. — Помолчав, добавила: — Это я в Голливуде Беверли Блейн. Просто Мэри Сокольничек на афише плохо смотрится…

      — О чем же вы хотели потолковать со мной, Мэри-Беверли? — спросил я.

      — О той рыжеволосой девушке, в которую стреляли. Мне… Я хотела узнать, как она сейчас.

      — Умерла, — коротко сказал я.

      Беверли Блейн некоторое время неподвижно смотрела на меня. Затем сделала шаг назад и села на кровать, глядя на меня невидящими, широко открытыми глазами.

      — Умерла? — переспросила она, облизывая губы. — Но я… Я подумала, что раз она так долго боролась со смертью, то сможет выкарабкаться.

      — Нет, она скончалась. У неё не было шансов. В неё всадили две пули из револьвера 44-го калибра… А вам-то что с этого? Вы были подруги?

      — Я вообще её толком не знала. — Взъерошенная девица на кровати ещё раз облизнула губы. — Просто-Просто это я убила её, — чуть слышно прошептала она.

      В номере воцарилась тишина — насколько можно говорить о тишине в таком городе, как Лос-Анджелес. Девица, возможно, так привыкла к этим шумам и звукам от нескончаемого потока машин за окном, что не слышала их, но я провел две недели в маленьком городе и никак не мог от этого гула отвлечься.

      — Ее, похоже, модно убивать, солнышко, — мягко заметил я. — Я недавно говорил с неким Артуром Брауном, который тоже претендует на звание убийцы Аннет О`Лири.

      — Вы знаете Битюга?

      — Познакомился благодаря любезности Френка Уорфела. Долго объяснять, но, в общем, Артур Браун утверждает, что убил её по ошибке. А вы как её застрелили и по каким мотивам?

      — Застрелила? — Девушка была явно шокирована таким предположением. — Господи, я вообще никакого отношения к огнестрельному оружию не имею. Просто я отправила её на верную смерть. Подставила вместо себя. Вот так Битюг и совершил свою ошибку. Понимаете?

      — Не совсем, — признался я. — Лучше расскажите. Она испустила тяжкий вздох.

      — Видите ли, как вы уже, наверное, поняли, я в этом городе вляпалась в историю. В жуткую историю. Я пыталась убраться. Но я сделала кое-что такое, что они никак не могли мне простить. Знаете, как плохо не вовремя запеть? Я собственно этого не сделала, но угрожала сделать. Ох, уж мой длинный язык.

      — Кто такие «они»?

      — Френк Уорфел и те, кто стоит за ним. Они ещё хуже, если такое может быть. Но вы уж мне поверьте, что это так. — Немного помолчав, она продолжала: — Когда мои дела в Голливуде пошли под откос — это мое дурацкое имя ни на какие афиши не попало, — когда мне некуда было деваться, я получила работу в одном месте… Ладно, опустим мрачные детали. Короче, Френк меня там увидел, я ему понравилась, и он меня оттуда забрал. Ненадолго. На пару лет. Пока ему не приелись маленькие девочки, и он не раздобыл себе девицу покрупнее. Он любит разнообразие. — Беверли мрачно уставилась на зеленый нейлоновый ковер между своих замшевых туфелек. — Работа была нелегкой, но пока она была, были и деньги. Вы понимаете, о чем я, мистер Хелм?

      — В общем-то да, — сказал я. — Вы говорите, что решили убраться из города?

      — Да, — голос у неё был глухой. — Когда я вернулась домой в тот день, — Боже, это было всего лишь вчера… — так вот, когда я вернулась домой, после того как устроила сцену Френку Уорфелу и его похожей на удава лапочке, то увидела на другой стороне улицы

      Битюга. Тут я поняла, что подписала своим длинным языком себе смертный приговор. Слово не воробей, и крошка Беверли может сама перерезать себе глотку тупым ножом, чтобы избавить от лишних хлопот Френка и его подручного. Но я не хотела так уж облегчать им жизнь, а потому развернула свою машину и поехала в аэропорт. У меня хватило денег на билет. Это было лучше, чем умереть или оказаться изуродованной до такой степени, что на тебя будут бояться смотреть, чтобы не стошнило — так поступили с одной девушкой, которая тоже наболтала лишнего. — Она зябко повела плечами, потом истерически рассмеялась. — Всегда кажется, что с тобой этого не случится. Вы меня, надеюсь, понимаете? Сначала ты чего-то добиваешься: машина, квартира, красивые тряпки, меха, побрякушки, счет в банке, работа, и ты думаешь, что так будет всегда. А потом ты бежишь без оглядки, надев что ни попадя. В кошельке у тебя несколько долларов, а в затылок дышит смерть. Вы должны меня понять, мистер Хелм… Вы должны понять, почему я это сделала…

      — Я вас слушаю, — отозвался я.

      — Когда я приехала в аэропорт, то увидела других подручных Френка. Я поняла, что мне не удастся удрать, но тут с самолета сошла девушка — невысокая, и волосы у неё были похожи на мои. Тут я вспомнила, что Артур Браун меня никогда не видел, потому как Френки не любит смешивать работу с удовольствием, если, конечно, его не заставляют обстоятельства. Конечно, за это время я кое-что повидала и кое-что услышала, потому-то он и решил успокоить меня навсегда. Я слышала о Битюге и даже видела его на ринге, но в жизни мы не встречались. Тут мне пришла в голову мысль, как сбить их со следа. Я подошла к этой рыжеволосой и со слезами стала рассказывать ей жалобную историю.

      — И она клюнула?

      — Ну да, — сказала Беверли со вздохом. — Почему бы нет? Я ведь не такая уж плохая актриса, кто бы что ни говорил. Если бы не интриги на студии… Ладно, это не важно. В общем, я упросила её отвезти меня домой на машине, которую она наняла в агентстве. Я уговорила её зайти ко мне за вещами, которые я сама взять якобы не могла, потому что мой бывший муж, страшный маньяк, обещал устроить черт знает что, если я осмелюсь сунуть нос… Я уже точно не помню, что я врала. Я придумывала на ходу. — Беверли прикрыла глаза, но тотчас же их открыла. — В общем, эта рыжеволосая вошла в подъезд моего дома, а Битюг вышел из своей подворотни и двинулся за ней. Я села за руль этой взятой напрокат машины и уехала от греха подальше…

      В некоторых отношениях, размышлял я, история выглядела даже вполне правдоподобно. Конечно, Аннет О`Лири была на дюйм-другой выше, чем та, которая сидела передо мной на кровати, да и волосы её были более натурального, более огненного, более морковного цвета, но человек, поджидающий миниатюрную рыжеволосую девушку, мог и не обратить внимания на такие нюансы.

      — Усилия вы приложили немалые, но вот уехали недалеко, — сухо заметил я.

      Беверли по-прежнему тупо смотрела в пол между туфлями.

      — А как же иначе? — выдохнула вдруг она. — Неужели я такое чудовище? Просто я обезумела от ужаса и решилась на подобное… Потом я опомнилась… Мне непременно нужно было знать, что же все-таки случилось из-за меня с той… другой… Я и вернулась.

      — Как вы узнали, в какую больницу попала Аннет?

      — Чего уж тут сложного! Пришлось, правда, сделать несколько звонков из телефона-автомата. Я нашла нужную больницу, но они справок не давали, и я приехала. Я боялась задавать вопросы, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Я села неподалеку от дежурной медсестры, и когда появились вы, то я все услышала. Вы её хорошо знали?

      — Неплохо.

      — Мне очень жаль, — пробормотала Беверли. — Это, конечно, пустые слова, но все равно, я действительно сожалею…

      — Ясно, — отозвался я, встал, подошел к чемодану и взял флакон с пятновыводителем, потом подошел к ней и отдал его со словами: — Прошу, это вам понадобится. Не надо, чтобы люди думали, что вы катались в пыли, хотя вы и впрямь этим занимались. — Затем я проверил её сумочку. Она была довольно вместительной и неплохой на вид, хотя и не самого высокого качества. Такие сумки можно купить очень дешево в любом из мексиканских городов недалеко от границы с США, например в Тихуане. Оружия в сумочке не было, и я вернул её хозяйке. — Немного мыла, воды и расческа также будут весьма кстати, — напомнил я.

      Она смотрела на сумку и пятновыводитель так, словно не могла взять в толк, для чего они существуют.

      — Что… что вы со мной хотите сделать? — спросила она.

      — Поедем в гости, — сказал я. — Как только вы приведете себя в порядок, я вызову такси.

      Она облизнула губы и как-то механически отозвалась:

      — Нам не нужно такси. У меня по-прежнему машина, та, которую она взяла напрокат. Она стоит в паре кварталов отсюда. По ту сторону от больницы.

      — Ваши дружки уже могли её найти, — сказал я. — Я не люблю, когда машина издает слишком громкие звуки при включении зажигания. И не переношу рулей, которые не рулят, или тормозов, которые не тормозят. Вон там дверь в ванную. По крайней мере, недавно там была ванная, если же она исчезла, то придумаем что-нибудь другое.

      Она прошла через комнату, дверь за ней затворилась. Я заключил с собой небольшое пари. Когда дверь снова открылась, я понял, что угадал.

      Теперь её волосы были расчесаны и сверкали, руки и лицо были вымыты. Состояние одежды было трудно определить, потому как её на ней не было. Она была голой, если не считать белого лифчика и белых же нейлоновых трусиков. Закрывали — или открывали — они примерно столько же, сколько бикини.

      — Я… я просто жду, когда этот пятновыводитель высохнет, — пояснила она, не смущаясь своей обнаженности. — Просто если он попадает на кожу, то бывает неприятно.

      — Да, да, бывает неприятно.

      — Вы вряд ли захотите тащить меня в постель, — сказала она. — Вам, наверно, и дотронуться до меня противно.

      Это был неплохой ход в весьма банальном дебюте. Он призывал меня заключить её в объятья и с жаром сообщить ей, что она вовсе не так уж и ужасна, после чего природа должна была взять свое, учитывая особенности её костюма — или отсутствие такового. Беда заключалась лишь в том, что я был в не очень восприимчивом настроении, и мне не хотелось без нужды разыгрывать эту партию. В нашем рэкете случаются ситуации, когда необходимо притвориться сгорающим от страсти, но, насколько я мог судить, сейчас этого вовсе не требовалось. Я просто стоял и молчал. Наконец Беверли слегка покраснела и пожала своими голыми плечами.

      — Что ж, это все, что я могу в настоящий момент предложить за то, что вы спасли мне жизнь, — сказала она. — Если не считать пятидесяти семи долларов с мелочью.

      — Перестаньте. Когда я захочу получить с вас плату, то пришлю счет. Ну, а что касается этой жидкости, она выветривается быстро. Вы можете спокойно одеваться, а я вызову такси.

      Она резко повернулась. Не то чтобы она хлопнула дверью ванной, но дверь закрывалась уже не так бесшумно, как прежде. Я улыбнулся и пошел звонить.

     

      Глава 6

     

      Шарлотта Девлин, вооруженная шофером, машиной и пленником, ждала меня на улице, возле дома, адрес которого я записал. Адрес, похоже, не имел никакого значения, она бы вряд ли назвала настоящий адрес такому малоприятному типу, как я. Это был довольно убогого вида деловой квартал с бензоколонкой на перекрестке. Главной причиной, по которой это место было выбрано для свидания, пожалуй, служило наличие на заправке телефона-автомата. Что ж, я сам просил её кое-что выяснить для меня. Я расплатился с таксистом и помог Беверли выйти из машины. Увидев машину и женщину в ней, она, кажется, струхнула. Шарлотта вышла из машины и двинулась к нам. Во время церемонии представления она холодно оглядывала Беверли. Это, конечно, могло быть профессиональной осторожностью, но скорее всего мисс Девлин всегда так смотрела на хорошеньких женщин, рост которых был меньше, чем у нее.

      — Что теперь, мистер Хелм? — спросила она. Беверли разглядела в машине чернокожего, которого стерег шофер. Она испуганно прижалась ко мне, запамятовав, что смертельно на меня обижена. Я стиснул ей запястье, предлагая не волноваться.

      — Ну что, есть у вас местечко, где можно попрактиковаться в стрельбе по мишеням? — спросил я Шарлотту.

      — У нас есть стрельбище, которым мы пользуемся, — холодно отвечала она, — но вы явно имели в виду кое-что другое, и потому я выяснила, что есть заброшенные нефтеразработки…

      — Стрельбище вполне устроит, если, конечно, оно приспособление для стрельбы из «магнума»…

      Шарлотта вскинула брови. На её лице одновременно появилось облегчение и недовольство. Облегчение в связи с тем, что я собирался совершить с её помощью нечто достаточно невинное, чтобы можно было пользоваться официальным стрельбищем, а недовольство тем, что я заставил её подозревать что-то совсем иное. Я заметил, что Макконнелл заворочался на своем месте в машине, хотя мне не было видно, испытал ли облегчение и он.

      Я надеялся, что он повеселел. Я хотел, чтобы все это время он находился под впечатлением того, что я либо расстреляю его или отстрелю ему ухо-другое, чтобы он запел. Если он будет думать и гадать, какие муки я ему уготовил, то вряд ли сможет вычислить, что за фокусы со стрельбой я способен выкинуть.

      Помогая Беверли забраться на переднее сиденье «седана», я сказал Шарлотте:

      — Кстати, лучше предупредите вашего водителя, что имеет смысл немного покрутиться по городу. Такси что-то очень быстро появилось. У меня есть подозрение, что его мне подсунули нарочно, а я бы не хотел, чтобы кое-кто был посвящен в мои дальнейшие планы. Они начнут сильно нервничать, чего мне вовсе не нужно.

      Поездка оказалась долгой. Водитель неплохо знал свое ремесло, и, когда мы закончили наш путь, хвост, который был к нам приставлен, успел отвалиться. Водитель вылез и пошел открывать ворота из металлической сетки в таком же заборе, поверх которого была натянута колючая проволока. Затем он провез нас за ограду и, когда мы миновали похожее на тень строение, впервые заговорил:

      — Тут как раз место для стрельбы со ста ярдов, мистер Хелм. С такой дистанции вы хотите стрелять?

      — С короткой. По силуэтам, если у вас такие имеются.

      — Конечно, там все оборудовано для вечерней стрельбы, — он проехал чуть дальше и остановил машину. — Вот. Тут упражняются начинающие. Мы им стараемся облегчить задачу. Чем они чаще попадают, тем выше их боевой дух. Погодите, я отопру коробку с выключателями.

      Мы сидели в машине, пока не вспыхнули прожектора, высветив вал из земли и глины, высокий и слишком правильной формы, чтобы иметь естественное происхождение. Они также высветили ряд силуэтов — двухмерные солдаты, застывшие по стойке смирно. Я с удовольствием отметил, что от мишеней до машины было примерно двадцать пять футов, но можно было стрелять и с более близкого расстояния. Стрельбище было открытым. «Магнум» 44-го калибра и без того бухает гулко, не хватало, чтобы ещё резонировала крыша.

      — Ладно, — сказал я, — давайте её сюда, мисс Девлин. Где пушка?

      Она передала мне оружие через спинку сиденья. Я выбрался из машины, проверяя заряды и глядя на револьвер без нежности. Я никогда не понимал, для чего нужны эти тяжеловесные, сверхмощные пистолеты и револьверы, но в наши дни, похоже, нельзя продать ствол, если в его названии нет словечка «магнум». Уже второй раз за последнее время я сталкивался с этим скобяным изделием.

      Шарлотта выбралась из машины, держа под прицелом Макконнелла, который вылез неуклюже, но сам. Мы двинулись к ближайшей огневой точке.

      — Я развяжу его ненадолго, — сообщил я высокой девице, — держите его на мушке. Это убийца, который сам во всем признался, помните! Ему нечего терять. Открывайте огонь, если он даст вам малейший повод…

      — Я знаю свое дело, мистер Хелм, — сухо ответила девица. — Надеюсь, то же самое вы можете сказать и о себе.

      Этим она, по-видимому, хотела выразить удивление насчет моих дальнейших действий. Что ж, она имела право недоумевать. Я надеялся рассеять её неведение в самое ближайшее время.

      Не имея под рукой никакой оптики, чтобы проверить состояние мишени, я просто подошел к ближайшему силуэту и посмотрел, нет ли в нем следов от пуль, или по крайней мере заклеены ли пластырем или изоляционной лентой те, что есть. В конце концов, не выбрасывать же целую мишень-силуэт только потому, что кто-то проделает в ней пару дырок! Но эти мишени, похоже, должны были вот-вот списать, иначе их вряд ли оставили бы под открытым небом. Кое-где на моей мишени ленты держались еле-еле, но для моих целей это не имело значения. Я вернулся и развязал Лайонела Макконнелла.

      — Как кровообращение? — спросил я, когда он смог пошевелить руками.

      — Нормально.

      — Отлично, — сказал я. — А теперь ты нам покажешь, как убил Аннет О`Лири. Убийца всадил в неё две пули. Предположим, третий силуэт слева — это она. Твоя задача — с этого расстояния поразить дважды жизненно важные зоны.

      Он подозрительно покосился на меня, пытаясь понять, что я задумал, и буркнул:

      — Слушай, ты не можешь меня заставить прокрутить этот спектакль…

      — Нет, — согласился я. — Заставить, конечно, не могу. Но я могу навестить ещё раз мистера Уорфела и сказать, что он пытается меня надуть. Что, может, ты и боксер, да не стрелок. Что ты отказался показать свое снайперское мастерство, и я делаю вывод: ты не отличишь курка от бойка. Я скажу ему, что нехорошо подсовывать мне того, кто им самим уже не нужен, и что я разнесу все вдребезги, пока не узнаю, кто подстрелил Аннет О`Лири.

      Макконнелл резким жестом заставил меня замолчать. Он презрительно посмотрел на освещенные силуэты.

      — Значит, я должен два раза попасть вон в тот большой манекен? Стреляя не торопясь? С двадцати пяти ярдов, без лимита времени? Да ещё с помощью оптики? Ну, давай пушку.

      — Дам, когда ты будешь готов к стрельбе. Но учти: если ты двинешь ствол на десять градусов вправо или влево, два ствола 38-го калибра превратят тебя в гамбургер. Ясно?

      — Ладно, ладно… Я же сознался. Зачем мне теперь гнать волну?

      Он потер кисти, пошевелил пальцами и подошел к огневому рубежу. Я увидел, как сзади, водитель, опершись на машину, внимательно следил за происходящим. Личико Беверли Блейн белело расплывчатым пятном за ветровым стеклом. Макконнелл потоптался, занял позицию, выдвинув правое плечо к мишени. Я посмотрел на Шарлотту, она кивнула.

      — Готов? — спросил я Макконнелла.

      — Готов.

      Я протянул ему одной рукой большой револьвер, а другой навел на него свой маленький. Он взял его левой рукой и, как бывалый стрелок, аккуратно поместил в правую. Если хочешь, чтобы пистолет или револьвер стрелял одинаково, надо держать его всегда одним и тем же образом. Макконнелл явно не раз стрелял из таких пушек.

      Но тут я заметил, что его большой палец лежит на защелке барабана, чтобы уменьшить отдачу. Так вообще-то часто поступают стрелки, но… Я хотел было предупредить Макконнелла, но сдержался. Он навел револьвер, прицелился и мягко нажал на спуск. Раздался выстрел.

      Даже на открытом пространстве грохот получился оглушительный. Взметнулся длинный язык пламени. Отдача отбросила Макконнелла назад. Его рука высоко взметнулась, револьвер чуть было не взмыл к небесам. Я быстро выхватил у него «магнум», а он обхватил правую руку левой и прижал к груди. Он не издал ни звука, но качался из стороны в сторону, испытывая сильную боль.

      — Ну-ка, дай взглянуть, — сказал я.

      Он с ненавистью посмотрел на меня и показал руку. Из большого пальца текла кровь. Отдача получилась такой сильной, что Макконнелл получил вывих большого пальца, который стал на глазах распухать.

      — Сволочь! — прошипел он мне. — Ах ты, поганая белая сволочь! Гад!

      — Успокойся, — отозвался я. — Чего шумишь?! Я спросил тебя, твоя ли это пушка, и ты сказал, что да. Почему я должен тебе объяснять, как из неё надо стрелять? — Он яростно посмотрел на меня, но промолчал. — Так что ты, amigo, зря не убрал палец с барабана. Это, может, и годится для 22-го, а иногда и для 38-го калибра, но когда имеешь дело с артиллерией крупного калибра, надо убирать палец, если не хочешь его потерять.

      — Я это запомню, — мрачно пообещал он. — Обязательно запомню, белый гад!

      — Теперь поздно, — возразил я. — Лучше скажи: чем ты не угодил Уорфелу? Что он за тобой знает такого, раз заставил тебя признаться в убийстве из оружия, которое ты, видать, никогда и в руках-то не держал?

     

      Глава 7

     

      Это был безликий офис в безликом деловом здании, не спрашивайте только, по какому адресу. Я прекрасно ориентируюсь в Вашингтоне и Нью-Йорке, а также в Лондоне, Париже, Стокгольме, Осло, Копенгагене, в Восточном и Западном Берлине, но Лос-Анджелес для меня — неисследованная и не нанесенная на карты территория. Тот, кто в состоянии разобраться в паутине его улиц и шоссе, зря тратит свое время за рулем. С такими мозгами надо заниматься расчетом космических траекторий.

      Так или иначе, именно сюда привела меня Чарли Девлин — её в этой фирме называли Чарли! — после того как мы закончили наш стрелковый эксперимент и я попросил разрешения позвонить в другой город. Я решил, что это очень любезно с её стороны. Она вполне могла отвезти меня обратно на ту самую бензоколонку, и мне пришлось бы искать дайм, чтобы заказать разговор, где платит мой абонент. Я решил, что определенная перемена отношения в лучшую сторону определялась — по крайней мере отчасти — тем обстоятельством, что она приятно во мне ошиблась: я таки никого не застрелил.

      — Да, сэр, нам подсунули не того, — говорил я в трубку. — Совершенно верно, сэр. Попытка сбить нас со следа.

      Я посмотрел через комнату на чернокожего и рыжеволосую. За спинами у них маячила Чарли Девлин и несла караул. Мне показалось, что имя Чарли плохо ей подходит, хотя, конечно, то, что я видел, могло вполне быть верхней частью айсберга. Высокомерная, замкнутая, уверенная в своей правоте девица, которая, однако, позволяет своим коллегам называть её Чарли, вряд ли на самом деле относится к себе с такой серьезностью. Но истинная суть мисс Девлин в настоящий момент к делу не относилась.

      — Да, сэр, — продолжал я. — Уорфел, похоже, нанял голливудского сценариста, и тот написал для него и для нас триллер. С весьма убедительными типажами. Только вот кулачных дел мастер не стрелял в Аннет О`Лири, а бессердечная старлетка не навела О`Лири на него, хотя оба они из кожи вон лезут, чтобы уверить меня в обратном. Нет, сэр, не знаю. Понятия не имею, как Уорфел заставил их принять участие в боевике. Но такие, как он, умеют уговаривать…

      Говоря это, я посмотрел на лица актеров. Макконнелл по-прежнему глядел равнодушно, но глаза Беверли расширились, словно от ужасного воспоминания.

      — Какие наметки, сэр? Никаких. Кроме того, что Уорфел играл и сильно переигрывал свою роль. Слишком уж радушно он приглашал меня забрызгать ковер его квартиры кровью. Да и Макконнелл что-то уж больно охотно признавался в убийстве. Но когда он услышал о том, что с его жертвой сначала немного поработали, он задергался, как сделал бы на его месте любой чернокожий, которого обвиняют в насилии над белой женщиной. Он этого не ожидал и оказался не готов… Одну минуту, сэр!

      Макконнелл сделал шаг вперед.

      — Хватит строить из себя Шерлока Холмса, — рявкнул он. — Что ты знаешь про черных мужчин и белых женщин. Белый гад!

      Я поглядел на него без теплоты. Слова, которыми он обозвал меня на стрельбище и здесь, сами по себе не очень меня задели, но вот его общее отношение… Я не симпатизирую тем, кто уверен: терпимость — улица с односторонним движением. Если же мистер Макконнелл хотел, чтобы я относился к его расе с уважением, то и ему следовало уважать мою расу и вообще поменьше возникать.

      — Понимаю я немного, amigo, — согласился я. — Но ты и правда что-то задергался, а кроме того, не знал, как обращаться с большой пушкой, а ведь по легенде ты с ней должен быть на короткой ноге. Может, ты и поубиввл массу людей из других револьверов, но из этого ты стрелять не умеешь, а Аннет застрелили как раз из него. Может, я получил правильный ответ, задав неправильный вопрос, но что ответ правильный, это факт. Усек?

      Я замолчал. Он тоже молчал. Девица, которую тут называли Чарли, что-то тихо сказала ему, и он отступил к двери. Я же, глядя на Беверли, заговорил в трубку:

      — Девица называет себя Беверли Блейн, сэр, и она-то и убедила меня, что все это липа. Они постоянно давали понять, что Аннет застрелили по ошибке, приняв её за другую рыжеволосую особу, хотя так и не сказали, за кого именно. Но я быстро понял, что если все это фальшивка, как мне показалось, и если я им дам хотя бы полшанса, они будут счастливы подсунуть мне эту секретную женщину, чтобы я окончательно поверил в их сказку. Они так и поступили, подали мне девицу под мелодраматическим соусом. Помните, сколько раз мы с вами пользовались трюком, сэр: немного грубо обходились с нашим агентом, чтобы противник принял его с распростертыми объятьями. Ну, и с нами много раз поступали таким же манером. Для статистики можете добавить ещё один такой ход наших соперников.

      Я увидел, что девица заметно напряглась. Я сразу понял, чего она ждет. Она думала, что сейчас её ожидает унизительное описание того, как она пыталась меня соблазнить.

      Я ухмыльнулся ей и продолжил:

      — Готов побиться об заклад, сэр, что она была или роскошной блондинкой, или жгучей брюнеткой, которую никак нельзя было принять за рыжую. Только сегодня утром, через много часов после стрельбы, она вдруг порыжела… А, что вы на это скажете, мисс Блейн?

      Она заколебалась, потом коротко кивнула. Так она решила меня отблагодарить за то, что я уберег её от унижения. Ее подтверждение, впрочем, никакого значения не имело. И так все было понятно. Слишком уж гладкие, мягкие, ухоженные были у неё волосы, хотя, по её легенде, последние двадцать четыре часа она провела в бегах. Да и одежда её тоже была слишком уж в большом порядке, если сделать скидку на легкий урон, понесенный при разыгранном ради меня спектакле у мотеля. Никому не удалось бы сохранить воротник белого свитера таким чистым, проведя целый день в Городе Смога.

      План в целом был неплохой, но Уорфел или кто-то иной, ответственный за его разработку, проявил неуважение к деталям. Возможно, они решили, что добровольные признания в убийстве принимаются без особого скептицизма.

      Я перевел взгляд с молчаливой Беверли на Макконнелла, который, судя по выражению, тоже не проявлял охоты запеть.

      — Нет, сэр, — сказал я в трубку. — Они не горят желанием сделать добровольное признание. Они в кармане у Уорфела. Впрочем, вряд ли знают что-то такое, за что мы могли бы предложить им убежище, защиту и так далее. Это просто парочка горелых спичек, которые можно спокойно выбросить. Да, сэр. Я конечно, отпущу их, как только мы закончим. Уорфелу скорее всего не понравится, что они провалили его гениальный план, но пусть изворачиваются сами. Как вы правильно сказали, нет смысла из-за пустяков связываться с мафией. Организованная преступность — это для ФБР, а не для нас.

      Мой ход не возымел действия. По крайней мере, не возымел мгновенного действия. Перспектива оказаться на улице беззащитными перед мстительным синдикатом не заставила их ринуться к нам и, отталкивая друг друга, выдавать ценную информацию в обмен на жизнь. Я кивнул Чарли Девлин, и она увела их. Когда дверь за ними затворилась, я продолжил телефонный разговор.

      — О`кей, сэр, я теперь один. Я просто хотел, чтобы они слышали ту часть разговора — вдруг кто-то из них пожелал бы нам немного помочь, но либо они и правда не знают ровным счетом ничего, либо Уорфела они боятся больше, чем меня.

      — Я так и понял, — сказал Мак и, немного помявшись там, у себя в Вашингтоне, спросил: — Каков статус этого телефона?

      — Наши друзья уверяют, что и комната, и телефон защищены надежней, чем Форт Нокс.

      — Правда? Какая трогательная уверенность. Но они действительно оказывают вам необходимое содействие?

      — Неохотное, но необходимое.

      — Этот Уорфел явно разыграл спектакль. Вам понятны его мотивы?

      — В общем-то, да, сэр! Но сперва мне хотелось бы дать для вашего компьютера кое-какие имена и описания. На Уорфела, я полагал, у вас материал имеется. Но его ещё обслуживают два крутых парня, одного зовут Джейк, а как зовут второго — не знаю. Еще были скверный шофер Вилли и джентльмен, читавший газету в вестибюле мотеля. Потом имела место гибкая блондинка Роберта Принс, теперешняя крошка Уорфела. Она или танцовщица, или акробатка, или и то, и другое вместе. Теперь Лайонелл Макконнелл, он же Артур Браун, он же Битюг. Беверли Блейн, фальшивая рыжая.

      А заодно не мешало бы проверить и мою теперешнюю коллегу мисс Шарлотту Девлин, которую зовут Чарли.

      — Вы и её подозреваете? — буркнул Мак. — В чем же?

      — Пока ни в чем. Но девица Блейн явно удивилась, когда увидела девицу Девлин. Я сначала решил, что она просто не ожидала увидеть там женщину, но потом я подумал, а может, она не ожидала увидеть там именно эту конкретную женщину? Короче, раз я вынужден работать с этой самой Девлин, я бы хотел знать, что у неё за досье. Точнее, в чем на неё можно положиться, а в чем нельзя. И еще: имела ли она по службе отношение к Уорфелу и компании, и есть ли причины, по которым её начальство послало именно её работать со мной, кроме желания пойти нам навстречу. Нет ли у них самих интереса к Уорфелу, который бы вступал в противоречие с нашим?

      — На этой стадии такое выяснить нелегко, — ответил Мак, — поскольку мы сами толком не знаем, в чем состоит наш собственный интерес. Ладно, попробую навести справки, хотя это дело весьма щекотливое. Сообщите мне, что у вас есть на остальных, и я запущу машину. — Мне понадобилось немало времени, чтобы продиктовать магнитофону, работавшему за три тысячи миль от меня, все описания прочих действующих лиц. Когда я закончил, Мак спросил: — Ну, а какие у вас есть соображения насчет этого Уорфела?

      — Похоже, он выгораживает настоящего убийцу, который слишком влиятелен или слишком богат, а потому приказывает Уорфелу. Я не эксперт насчет действий синдиката, но они, судя по всему, извлекают прибыль из любой человеческой слабости. Это, естественно, включает в себя и убийство. Если вы ненароком кого-то убьете и у вас есть хорошие связи в серьезных преступных кругах, они всегда подыщут вместо вас козла отпущения, если договоритесь о цене.

      — Нельзя исключать возможность, — задумчиво произнес Мак, — что Уорфел сам убил Руби — или отдал приказ убить её, а теперь устроил эти жертвоприношения, чтобы выгородить самого себя.

      — Это возможно, но с какой стати ему было убивать?

      — У людей типа Уорфела немало тайн. Возможно, Руби случайно раскрыла одну из них.

      — У людей типа Уорфела секреты надежно охраняются, и к тому же они вряд ли из числа тех, что могли бы интересовать наших агентов. Даже если она ненароком что-то такое унюхала, она бы как послушная девочка из правительственной организации занималась бы своим делом, если, конечно… Есть какие-то указания на то, что у Уорфела имеются политические контакты с другими странами? Причем я не имею в виду Сицилию или похожие места, откуда родом большинство этих типов.

      — Я понимаю, что вы имеете в виду, — медленно сказал Мак. — Но нет, Уорфел, разумеется, вяжется с местными политическими боссами, но никаких других связей вроде бы нет. Им занимались и весьма тщательно очень большие мастера своего дела, которые были бы счастливы повесить на него хоть что-то в этом роде. Увы, Уорфел как агент иностранной и не дружественной нам державы или хотя бы пособник таких агентов — это не очень-то правдоподобно, пусть и весьма интригующе, Эрик.

      — Не согласен, — возразил я. — Даже если сам он не замазан, он вполне может сам того не подозревая… Не исключено, что контакт убийцы занимает высокое положение в этой организации. Уорфелу вполне могли позвонить и велеть оказать содействие. Ему могли сообщить, что сделать, а также как сделать. Он не обязан знать ни имя, ни должность того, кого он покрывает. Если это действительно так, то мне предстоит нелегкая работа — разыскать этого человека, окруженного заботой и вниманием рэкетиров крупного калибра.

      — Все это сплошное теоретизирование, Эрик, — возразил Мак. — У нас нет доказательств.

      — Но Аннет погибла, верно? И кое-кто не пожалел усилий, чтобы продать нам парочку псевдоубийц и отвести подозрения от настоящего. Вы просто не подумали, сэр. Не подумали о том, что за человек была Аннет О`Лири, что она пережила, прежде чем попала к нам, и в каком настроении находилась, когда вышла из самолета в Лос-Анджелесе — это уже было позавчера. Вы знаете её похуже моего. Что у вас есть — парочка бесед и сухие отчеты? А мне случилось работать с ней дважды в Мексике, один раз мы были противники, а второй — союзники, помните?

      В нашей фирме фамильярность не в ходу. Мак любит в отношениях определенную долю официальности, соблюдение протокола. Похоже, я немного увлекся и проявил неуважение, потому как в его голосе вдруг появились ледяные нотки:

      — Какие же выводы вы делаете исходя из вашего досконального знания агента Руби, Эрик?

      — Три вещи, — сказал я. — Во-первых, она была профессионал…

      — Я бы не заходил так далеко, — Мак все ещё говорил сухо и даже сурово. — Она подавала надежды, это так, но о настоящем профессионализме говорить ещё было рано.

      — О`кей, она ещё не научилась сдерживать свой нрав, если вы имеете в виду это. Но в целом, как я помню по нашей совместной работе, её реакции были вполне разумными. Например, она отнюдь не была подвержена неудержимым, могучим порывам благотворительности. Даже если бы я не понял сразу же, что Беверли Блейн мне лжет, я бы вычислил это, когда она заявила, что сумела сплести Аннет какую-то слезоточивую байку. Эта девочка в жизни не клюнула бы ни на что подобное. Она в этом смысле была кремень и ни за что не подставила бы шею…

      — Это красиво звучит, Эрик, — перебил меня Мак, — но на самом деле она как раз это и сделала…

      — Вы не дали мне договорить, сэр, — возразил я. — Я хотел сказать, что она ни за что не подставила бы шею, если бы риск не был связан с её профессиональной деятельностью. С нашей деятельностью. Она бы и не подумала прийти на помощь какой-то заплаканной дурочке, якобы не поладившей с мужем, а если бы она увидела, что рядом убивают или проносят чемодан с наркотиками, она бы преспокойно отвернулась и сделала вид, что ничего не заметила — как поступил бы любой из нас в соответствии с правилами. Она бы вспомнила, что инструкции запрещают привлекать к себе внимание поступками доброго самаритянина или честного гражданина. И в этом смысле, сэр, она была профессионалом.

      — Возможно, вы правы. Но есть и другая вероятность, о которой я упоминал ранее. Профессионал, решивший продаться.

      — На это у неё не было времени. Разумеется, в определенных обстоятельствах она могла бы пойти и на это — если бы очень уж вышла из себя, но согласитесь, она вовсе не была хладнокровной предательницей, наперед все рассчитавшей. Она явно приехала в Лос-Анджелес без заранее достигнутых договоренностей.

      Чтобы продаться, нужно время, сэр. И надо отыскать хороших покупателей, сэр. Их надо убедить в искренности ваших намерений. Им необходимо убедиться, что у вас есть кое-что стоящее для продажи, а затем выложить свой товар — целиком. Если кто-то сумел бы заполучить нашего агента, даже новичка, и вызнал бы про нашу фирму, неужели они разделались бы с ней так быстро? Да ни за что! Они бы потратили не меньше недели на проверку, снова и снова выспрашивали бы её о том, как мы готовим и используем агентов. Короче, они бы сначала выжали её досуха…

      — Хорошо, — нетерпеливо перебил меня Мак. — Предположим, что она погибла не оттого, что обнаружила какие-то мафиозные тайны, и не оттого, что не сработал её план измены. Почему же тогда, по-вашему, она погибла?

      — Думаю, что она погибла, потому что пыталась нам помочь. Скорее всего она увидела в самолете или в аэропорту кого-то, представляющего для нас большой интерес, кого-то очень опасного…

      — Почему же тогда она не позвонила по телефону, не доложила это и не попросила разрешения действовать, как положено по инструкции? Особенно когда речь идет о неопытных агентах вроде нее?

      — Потому что, как вы верно заметили, сэр, она не была достаточно профессиональна. Потому что характер у нее, как динамит, а вы успели поджечь шнур. Потому что она была сердита на вас и хотела утереть вам нос, показав, что может справиться с ситуацией сама. Она хотела доказать, что инициативность и смелость куда лучше, чем дисциплина и послушание, и плевать она хотела на инструкции.

      — Это звучит достоверно, — неохотно признал Мак. — Значит, по-вашему, она приметила кого-то интересного, попыталась устроить за ним слежку, но её выследили, а потом и убрали?

      — Да, сэр. Она относилась к работе как профессионал, но у неё не хватало опыта. Думаю, что тот, за кем она следила, устроил ей ловушку, а потом пустил в ход свою пушку, предварительно выбив из Аннет признание, что она действует в одиночку. А затем, поскольку его присутствие в Лос-Анджелесе, а возможно, и в США, было большим-пребольшим секретом, он договорился с местными уголовными талантами обставить дело так, что её убили по ошибке, чтобы у нас не появилось желания вдаваться в детали этого инцидента, — Возникла пауза, и я сказал: — Это моя личная точка зрения, сэр. Она была профессионалом, чтобы не отвлекаться на пустяки, но у неё не хватало профессионализма, чтобы удержаться от действий в одиночку. Есть ещё и фактор номер три…

      — В чем же он состоит, Эрик?

      — Сравнительно недавно она принимала участие в коммунистическом заговоре примерно в этих местах. Не исключено, что она столкнулась с человеком, которого могла узнать скорее, чем кто-либо из нашей команды. Вспомните, какое задание я выполнял, когда встретил её, сэр. Вспомните обстоятельства. Ее муж погиб во Вьетнаме. Вину за его гибель она возложила на США, про это прослышал неприятельский агент, я, кстати, так и не выяснил, кто именно, — и без особого труда уговорил её принять участие в лихо закрученной антиамериканской операции, которая должна была быть осуществлена в Мексике.

      — Помню, — сказал Мак. — Ну и что?

      — Мы, конечно, разгромили их тогда, переловили всех непосредственных исполнителей с помощью мексиканских властей, но мы так и не вышли на кукловодов, находившихся к северу от границы. По крайней мере, если их и нашли, то я об этом ничего не знаю.

      — Их не нашли, — сказал Мак.

      — Потом, когда я вербовал Аннет для работы на нас, я не задавал ей слишком много вопросов. Она к тому времени несколько разочаровалась в своих тогдашних соратниках, и ей угрожала мексиканская тюрьма. А мне нужно было поскорее рассказать ей самое необходимое для новой работы, и я приглядывал за ней, пока не убедился, что ей можно доверять. Я знал, как легко она закипает, и потому старался не дразнить гусей, не проявлять лишнего интереса к её прошлому.

      ? Мне она была нужна в хорошем настроении, с желанием сотрудничать, и плевать я хотел на её прошлое. Но я полагаю, что после того как наш первый совместный проект благополучно завершился и её рекомендовали для постоянной работы, она была самым тщательным образом допрошена о тех людях, с кем она сотрудничала при разработке той диверсии.

      — Это так, — признал Мак. — Думаете, она столкнулась с кем-то из этих людей?

      — Во всяком случае, это объясняет её попытку действий в одиночку, сэр. Только она располагала этой информацией. Она встретила кого-то, кто мог быть опознан лишь ею. Даже если бы она не обиделась на вас, она вряд ли вышла бы на связь и уступила право обезвредить этого человека. Если бы вы проверили её досье…

      — Я как раз этим и занимаюсь, — возразил Мак. — Конечно, я мог бы поторопиться, но, признаюсь, я исходил из иных предпосылок. Вот, пожалуйста. Она дала нам два описания внешности и одно имя. По её словам, она слышала его лишь однажды, но подозревает, что это шеф. Вы, наверное, тоже слышали его имя. Нам случалось иметь дело с этим джентльменом. Его зовут Николас.

      Я поморщился.

      — Как мило! Неужели мы имеем дело с самим стариком Санта-Клаусом?

      — С Санта-Клаусом?

      — Это шутка, сэр. Он так себя не называет. Но вы же знаете, как у нас любят давать клички представителям противоположной стороны, в том числе и тем, кого до этого никогда не видели. Погодите. Если я правильно помню его досье, Николас как раз предпочитает артиллерию крупного калибра. Новый компьютер должен выдать его нам под этим углом…

      — К несчастью, — сухо сказал Мак, — новый компьютер страдает каким-то электронным несварением желудка. Я послал за досье Николаса. Впрочем, вы, наверное, правы. Если я не ошибаюсь, самый легкий пистолет, каким он пользовался, это браунинг 9 мм. Не «магнум», но тоже не пушинка. В другом случае он оставил у трупа жертвы «кольт» 45-го калибра, опять-таки не пугач. Да, «магнум» вполне соответствует симпатиям Николаса.

      — Но Аннет его никогда не встречала лично?

      — Никто из наших людей не встречал его. Мы даже не имели возможность допросить тех, кто с ним виделся. Так или иначе его инкогнито не раскрыто.

      — Значит, в Лос-Анджелесе она столкнулась не с Николасом, а как насчет тех двоих, что она вам описала? — спросил я, немного поколебавшись.

      — Один из них был застрелен мексиканским полицейским. Он оказал сопротивление при задержании после того мацатланского дела. По её словам, он-то тогда её и завербовал. Второй вел машину, в которой её везли на встречу. Он исчез, как и Николас — ни о том, ни о другом у нас с тех пор не было никаких сведений. Описание, которое дала Аннет, подходит одному мотогонщику из Европы — его зовут Вилли Кейм. У него были неприятности с полицией, и теперь он выполняет небольшие задания для наших оппонентов.

      — Вилли? — переспросил я. — А не похож он на того мордатого парня, который вез меня в «форде»?

      — Боюсь, я не прослушивал то, что вы наговорили на магнитофон. Я собирался прокрутить запись позже. Минуточку. — Я слышал, как он отыскал нужный фрагмент записи, прослушал и сказал: — Да. Это вполне может быть тот самый человек.

      — Боже! — воскликнул я. — Мне сразу следовало догадаться, что так плохо может водить машину человек, который специально для этого тренировался.

      — Мистер Кейм, по-видимому, прекрасно управляется с любым видом колесного транспорта.

      — И Аннет вполне могла его узнать. Он легко бросается в глаза. Это уже след. Предположим, Вилли водит машину для Николаса с ведома Уорфела или без него. Скорее первое. Предположим, Вилли приехал за Николасом в аэропорт. Предположим, Аннет увидела знакомое лицо, решила проследить, кого он ждет, и за этим её застукали. Ее нельзя было оставить в живых. Она увидела самого Санта-Клауса, а учитывая её осведомленность, она могла вычислить, кто он такой и чем занимается. Поэтому Николас сделал свое черное дело, а потом договорился с синдикатом, что они возьмут ответственность на себя. Он послал Вилли, чтобы тот проверил, как сработала его схема.

      — Возможно, так оно и было. Значит, это Николас… Что ж, вы знаете инструкцию. Он на одном из первых мест в нашем списке. Из-за него мы потеряли немало достойных мужчин и женщин.

      — Да, сэр.

      — И все же здесь слишком много гипотез, Эрик. Не очень-то увлекайтесь этой версией.

      — Не буду, сэр. Но если мы все же на верном пути? Тогда возникает вопрос: что привело Николаса в эти края? Это должно быть что-то очень крупное, иначе его начальство не пошло бы на риск присылать его туда, где лопнула такая грандиозная афера. Многие их люди были схвачены, и они там должны понимать, что кто-то вполне может навести нас на их красавца. Ведь заметила же его Аннет. У нас есть сведения о том, что здесь заваривается большая каша, где нужны кулинарные таланты людей типа Николаса? Мы что-то про это знаем?

      — Нет, — сказал Мак, — не знаем, и, признаться, нас это не очень интересует. Держите вашу любознательность на привязи, Эрик. Разведка входит в компетенцию других организаций. Ваша цель Николас, а также тот, кто убил Руби, если это не один и тот же человек. Вот и займитесь этим. Если попутно вы узнаете что-то любопытное, поделитесь сведениями, но пусть это не отвлекает вас от главной задачи.

     

      Глава 8

     

      Как телохранитель я оказался очень плох. Они съели чернокожего прямо у меня на глазах.

      Я караулил на улице неподалеку от дома, когда люди Чарли Девлин выпустили его и Беверли Блейн, как мы и планировали. Он вежливо попрощался с ней и помог ей сесть в первое из двух такси, которое мы для них специально вызвали. Сам он погрузился во второе, которое прибыло с типично лос-анджелесской пунктуальностью пятнадцать минут спустя. Я двинулся за ним во взятом напрокат «седане», предоставленном мне девицей Девлин, похоже, её новый дух сотрудничества не простирался так далеко, чтобы предоставить мне их машину, — но мы успели проконтролировать такси лишь несколько кварталов.

      Думаю, что путешествие чернокожего вовсе не закончилось, когда такси резко свернуло к тротуару. Он, похоже, понял или подозревал, что за ним есть хвост, и потому решил выкинуть какой-то фокус. Я поставил машину на стоянке через квартал, выключил огни и стал ждать. Это, конечно, не было шедевром незаметной слежки, но у меня было слишком уж мало надежды сохранить его в качестве объекта наблюдения, а если бы и я начал фокусничать, она могла бы свестись к нулю. Макконнелл знал меня в лицо, во-первых, и это был его родной город, во-вторых.

      Но все же мне следовало кое-что предпринять — не только ради себя, но и для него. Следя за ним, я мог, например, спасти ему жизнь, хотя мне не верилось, что Уорфел совершит такую глупость, как устранение чернокожего и рыжей. То, что я недавно сказал по телефону, было всего-навсего психологической атакой. Но если на Макконнелла и впрямь кто-то покусится, а я его спасу, он, глядишь, и заговорит, если, конечно, ему есть, что рассказать. А если никто не предпримет против него враждебных действий, он может вывести меня на важный след. Но, повторяю, надежды на все это было мало.

      Так или иначе, это сулило хоть какие-то шансы, а поскольку других вариантов у меня не имелось, надо было разрабатывать этот. Такси отъехало. Макконнелл постоял, потом надел пиджак и двинулся в мою сторону.

      У него было много других вариантов. Он мог двинуться в противоположную сторону, юркнуть в подворотню или перейти через улицу. Но я быстро сообразил, что избранный им курс — не случайный. Макконнелл знал, где я нахожусь, и он шел именно ко мне. Либо сообщить мне нечто важное, либо разобраться со мной за то, что я смею за ним следить. Второе выглядело вероятнее.

      Внезапно он остановился, глядя мимо меня. В моем зеркале заднего обозрения отразились фары быстро приближающейся машины. Макконнелл повернулся, чтобы бежать, я распахнул правую дверцу, вывалился на тротуар, перекатился с боку на бок, вскочил на ноги с оружием в руках, но было уже поздно.

      В машине, сильно смахивавшей на гоночную, были двое. Можно любить эти американские пародии на европейские гоночные автомобили с толстыми шинами и короткими задами, лично я их не люблю, но скорость они развивали приличную, что верно, то верно. А некоторые из них умеют также лихо тормозить — в Детройте наконец научились делать тормоза.

      Итак, машина стремительно возникла возле моего «седана» и резко сбросила скорость. Из окна высунулся обрез, дважды грянул выстрел, сверкнуло пламя, и Макконнелл упал. Сделав свое дело, убийцы умчались, оглушив меня скрежетом шин и обдав тучами выхлопных газов, а я даже не успел выстрелить.

      Стандартный короткоствольный револьвер 38-го калибра не очень приспособлен для того, чтобы дырявить автомобили. В пушках покрупнее все-таки есть свой смысл. Я вытащил револьвер 44-го калибра, который таскал с собой, потому как никто не подумал заявить на него претензии. Машина налетчиков быстро удалялась. Я стал наводить громадный револьвер двумя руками и, когда поймал на мушку короткий зад автомобиля, нажал на спуск.

      Даже если держать эту пушку обеими руками, отдача получается какой-то фантастической. Но автомобиль резко свернул и врезался в припаркованные машины. Мгновение спустя правая дверь открылась, и из машины выбрался налетчик, в руках у него был обрез, в котором имелось по меньшей мере ещё три заряда, а может, и больше.

      Обрезы меня, во-первых, сильно пугают, а кроме того, я не видел причин потакать киллеру. Я не стал ждать, когда он наведет на меня свой обрез. Я свалил его, когда он только выискивал меня взглядом. Тяжелый заряд из ствола 44-го калибра повалил его, словно дерево. Я немного подождал. Он не пошевелился, да и водитель тоже, насколько я мог видеть через разбитое стекло.

      Руки у меня гудели от мошной отдачи «магнума», в ушах звенело от выстрела. Но несмотря на шум, грохот и общее возбуждение, я не забыл, что в нем вряд ли осталось много патронов. Хорошо если один. Я вытащил до отказа начиненный патронами свой 38-й и подошел к Макконнеллу. Признаться, я чувствовал себя глупо, стоя с револьверами в обеих руках над человеком, которого я должен был защищать и который теперь истекал кровью.

      Единственным утешением оставалась мысль о том, что обеспечение чьей-то безопасности — не мой рэкет. Кроме того, я сначала вообще подумал, что от меня и не потребуется его защищать. Да уж, как только ты начинаешь предугадывать ходы противника, ты оказываешься не в состоянии ничего угадать. Я опустился на колени возле Макконнелла. Он слегка пошевелился и, уткнувшись лицом в бетон, прошептал:

      — Ты полегче, а то я развалюсь на куски. Кто?..

      — Гад из машины…

      Некоторое время он молчал, потом прошептал:

      — Ну, чувствительный белый, чего ты хочешь? Извинений? Если ты их уложил, тогда я извинюсь.

      — Уложил. Немного поздно, но уложил.

      — Тогда, мистер Хелм, я очень сожалею, что обозвал вас нехорошим словом. Можете ли вы меня великодушно простить?

      — Иди к черту! — буркнул я. — Лучше я суну тебе в руку пушку, если уж ты такой любезный. Это избавит меня от лишних объяснений с полицией. Конечно, после баллистической экспертизы они повесят на тебя и О`Лири, но ты ведь сам вызвался отвечать за её убийство. Ну, ты не против?

      — Нет, конечно. Милости просим. Любое смертоубийство! Только счастлив ответить за это посмертно. Хорошее слово «посмертно»! Думал небось, я такого слова не знаю? — Я ничего не ответил, и он с вызовом продолжил: — Ты ведь скажешь, что я ещё поправлюсь, так? Ну, давай, ври — скажи, что со мной будет все в порядке.

      — Если бы я думал, что с тобой будет все в порядке, я бы не стал подкидывать тебе своего ребеночка.

      Он издал странный звук — полувздох, полуусмешку.

      — Мы-то с тобой понимаем, что с картечью шутки плохи, — выдавил из себя он. — Гад всадил в меня две полных порции. Ладно, давай ствол…

      Я вытер «магнум» и положил так, чтобы Макконнелл мог его взять. И тротуар, и улица по-прежнему были в нашем полном распоряжении. Разбилась машина, стреляли, но в Лос-Анджелесе до этого, похоже, никому не было дела. Что ж, лично я ничего против не имел…

      — Ты знаешь что-нибудь такое, что неплохо бы знать и мне? — спросил я Макконнелла.

      — Ничего я не знаю! Я шел к тебе, чтобы как раз сказать: не ходи за мной, не трать попусту времени. Ты же знаешь, что это за народ. Раз уж с ними поведешься, то будешь делать, что велят. И не задавать никаких вопросов.

      — Как Уорфел уговорил тебя взять на себя убийство О`Лири?

      — Уговорил, — презрительно прошипел он. — Ну, ладно, можно и так сказать. У меня есть жена Лоррен. И два сына, одному четыре, другому шесть. Заложники богатства, как кто-то раз сказал. Богатство! Заложники Френка Уорфела. Конечно, он обещал достать хорошего адвоката на процесс. — Макконнелл помолчал и сказал: — Подумай, что можно сделать для Лоррен и мальчишек.

      — Где они живут? — Я запомнил адрес, который он мне назвал, потом спросил: — Ну, а эта Беверли Блейн, что у него есть на нее?

      — Погляди на её левую руку. Уорфел угостил её кислотой. Учти, это я не про ЛСД. Он ей сказал: если две капли оставляют такой след на руке, подумай, что может сделать стакан с твоим хорошеньким личиком. — Макконнел молчал, учащенно дыша, потом снова заговорил: — Лучше брось это занятие, Хелм. Ты из-за меня тут не высовывайся. Моя песенка уже спета.

      Я посмотрел на него. Странная у него была прическа, но, наверное, у него на то были свои резоны. Лично у меня никогда не было желания отпустить кудри до плеч, носить рогатый шлем, кольчугу и топорик, как мои предки-викинги. Впрочем, это была его прическа…

      — Ладно, — буркнул я. — Извини, что плохо помог.

      — Счастливо, секретный агент. Не забудь Лоррен и ребятишек.

      — Не забуду.

      Наконец вдали послышался вой сирены. Судя по всему, какой-то абориген преодолел свое нежелание связываться и набрал номер телефона полиции. Что ж, он избавил меня от необходимости самому вызывать полицию и «скорую». Тем более что от «скорой» тут не было толка. Картечь не оставляет шансов.

      Я бегом вернулся к своей машине и отъехал, миновав и разбитый автомобиль, и налетчика, лежавшего возле неё лицом вверх с обрезом в руке. Это был тот безымянный человек, который караулил Макконнелла у Уорфела и которого я назвал Маку для проверки. Что ж, и сейчас не помешало бы установить личность и его, и водителя, упавшего грудью на руль. Все-таки обидно убивать людей, даже не зная, как их зовут.

      Я убрался восвояси до появления полиции и гнал машину, пока не отъехал на внушительное расстояние от места происшествия. Затем я остановил машину и, пройдя несколько кварталов, обнаружил телефонную будку у закрытой на ночь бензоколонки. Будка — это, конечно, громко сказано. Телефонная компания больше не предоставит своим клиентам возможности уединиться. Тебе приходится стоять, вдыхать смог и во всеуслышание сообщать всем желающим о своих делах. Маленький навес призван уберечь аппарат, абоненты же, считается, сами могут о себе позаботиться.

      Смог, разумеется, не заставил себя ждать. Тяжелый влажный воздух благоухал химикалиями, отчего у меня потекло из глаз и носа. Я назвал номер, оставленный мне Чарли Девлин, и попросил меня связать с ней. Это вызвало массу сложностей, связанных с проблемой конспирации, но в конце концов я вышел на типа, который был в курсе. По крайней мере он знал, кто я и кто мисс Девлин. Он даже был готов признать это вслух.

      — Я только что потерял мой объект, — сказал я типу. — Два человека в полугоночной машине. Два выстрела из обреза. Картечь. Очень эффективно.

      — Какого цвета машина? Номер не заметили? Описать людей можете?

      — Бросьте, — сказал я. — Я, может, и глуп, но не настолько. Узнайте у полиции. Они как раз туда ехали. Я уверен, они разрешат вам взглянуть на разбитую машину и на трупы в морге, так что вы сами все поймете. Если вас это интересует, то один из убитых подчинялся Френку Уорфелу. Я постарался подстроить все так, чтобы создавалось впечатление, что чернокожий, прежде чем отдать концы, успел за себя отомстить. Если у вас есть возможность влиять на местные власти, можете намекнуть, чтобы они остановились именно на этой версии и избавили бы всех нас от лишних хлопот. Кроме того, я дал этому парню обещание позаботиться о его семье. Поэтому было бы неплохо, если бы вы приставили к ним охрану или забрали бы их куда-нибудь, пока не рассеется дым. Миссис Лоррен Макконнелл…

      — Боюсь, у нас нет полномочий… А впрочем, черт с ними. Адрес знаете?

      Я назвал адрес и сказал:

      — Но сперва свяжитесь с Чарли Девлин, если это возможно, и расскажите ей, что произошло. Уж не знаю, почему так встревожился Уорфел и зачем ему понадобилось высылать своих головорезов, чтобы успокоить Макконнелла, но получается, что он вполне может сделать то же самое и с девицей Блейн. По крайней мере, лучше не упускать из виду этот вариант. Чарли следует быть повнимательней, чем я, если она хочет, чтобы эта псевдорыжая девица прожила чуть дольше. — Мой собеседник на том конце провода не спешил с ответом, и я осведомился: — В чем дело? Они уже с ней разобрались?

      — Нет, — медленно сказал он. — Таких сведений у нас пока нет, но нам только что позвонила Чарли. Сейчас она в ремонтном гараже, к югу от города. Примерно полчаса назад кто-то в джипе сбил её в кювет, когда она следовала за Беверли Блейн. Это случилось примерно тогда, когда и у вас возникли проблемы. Похоже, они все неплохо рассчитали, не правда ли, мистер Хелм?

     

      Глава 9

     

      Туфли высокой, элегантно одетой Чарли Девлин были в грязи. Во всем остальном дорожное происшествие не оставило на ней следов, если не считать порозовевшего кончика носа. Она то и дело промокала его комочком туалетной бумаги.

      — Нет, нос я не расшибла, — сердито пробормотала она. — Это все проклятый смог. У меня на него аллергия. И не стойте тут с таким высокомерным видом; — вы, насколько я знаю, выступили не лучше. По крайней мере, мой объект не был застрелен на улице на моих глазах.

      Она было оперлась рукой на ближайший верстак, но, увидев, какой он грязный, передумала. Гараж был обшарпанный, давно не крашенный, тускло освещенный. Его здание из шлакобетона стояло на вспомогательной дороге, шедшей параллельно автомагистрали. Из-за окна доносился гул машин, проносившихся из Лос-Анджелеса в Сан-Диего и наоборот. В другой части гаража пожилой механик в замасленном комбинезоне, неодобрительно качая головой, осматривал разбитую переднюю часть синего «форда-универсала». У него был вид хирурга, разглядывающего множественный перелом. Люди не имели права допускать такого — ни со своими машинами, ни с самими собой.

      — В ваших словах есть доля истины, — сказал я Чарли. — Только я бы на вашем месте не очень увлекался этой теорией. По крайней мере пока мы не найдем нашу псевдорыжую. Живой.

      — Понимаю, — вздохнула она. — Я собственно не хотела…

      — Что случилось?

      — Я дала маху, вот и все, — криво усмехнулась она. — Видимость была жуткая — да вы сами ехали по шоссе и все видели! Я так увлеклась выслеживанием этой девицы в тумане, так старалась, чтобы она не догадалась, что я к ней приставлена, что не посмотрела в очередной раз в зеркало. И вдруг возникает этот джип и меня подрезает. Я оглянуться не успела, как оказалась на полосе, где шел ремонт — камни, грязь… Мне казалось, я разбила машину вдребезги, но старик говорит, что я только помяла перед. — Поколебавшись, она взглянула мне в глаза и спросила: — Макконнелл успел что-то сказать перед смертью? Я покачал головой и ответил:

      — Он сказал, что ничего не знал.

      — Почему же тогда Уорфелу так не терпелось его убрать?

      — Хороший вопрос, черт побери! — буркнул я. — Конечно, на самом деле он может знать гораздо больше, чем счел нужным вспомнить. Только теперь уже он этого не вспомнит никогда. Стало быть, ценность девицы для нас возрастает. У неё было больше возможностей для наблюдений, чем у него, если её история хотя бы отчасти верна, она кое-что видела и слышала в качестве любовницы Уорфела.

      — Похоже, тут она не врала. Уорфел платил за её квартиру два года.

      — Значит, она действительно может знать куда больше, чем Макконнелл. Черт, где-то непременно должна иметься связь между этим бандитом и кем-то и правда опасным. — Затем я спросил, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как нечто вроде бы случайное: — А откуда вы узнали, что Уорфел платил за квартиру Беверли Блейн?

      Она бросила на меня холодный взгляд и спокойно ответила:

      — В конце концов, это наша территория, мистер Хелм. Мы стараемся следить за теми, кто может когда-нибудь попасть в сферу наших профессиональных интересов.

      — Кончайте вешать лапшу мне на уши, — перебил я её.

      — А в чем, собственно, дело? — Она пыталась изобразить наивное удивление, но это у неё плохо вышло.

      — «Когда-нибудь может попасть» — это чушь, — сказал я. — Уорфел именно сейчас и находится в сфере ваших интересов.

      — Ну да, — кивнула она, — раз уж мы с вами сотрудничаем в этом деле… Я покачал головой:

      — Вы уже занимались Уорфелом до того, как я вышел на сцену, прелесть моя. Иначе и быть не может.

      Его девица дернулась, когда увидела вас. Она знала, откуда вы. И еще. Мы очень старались отделаться от хвоста, когда ехали на стрельбище, но к нам его тут же приставили, как только мы оказались в том офисе.

      — Почему вы так решили? — Чарли упрямо отрицала очевидное, ибо не хотела признаваться.

      — Потому что, киса, — терпеливо пояснил я, — меня ждал на улице автомобиль с водителем и стрелком, а вас — человек в джипе. Откуда, спрашивается, люди Уорфела могли знать, где нас найти после того, как мы от них ушли? Ответ: они знали вас, мисс Девлин, и не сомневались, что вы приведете нас на вашу базу, что вы и сделали. И они знали, где находится эта самая база. Почему они это знали? А потому, что люди типа Уорфела очень серьезно относятся к тем, кто пытается навести о них сведения. Они, конечно, не в состоянии уследить за всеми сотрудниками секретных служб США, но по крайней мере они разбираются с теми, кто следит за ними в данный момент, чем вы как раз и занимались, верно? — Она не ответила, но в этом не было никакой необходимости. Я продолжал: — Потому-то вас и послали мне на помощь, когда мой шеф попросил ваше начальство оказать содействие. Вам это сильно не понравилось. Вы расценили это как браконьерство. Вы боялись, я все вам испорчу. Верно?

      Она глубоко вздохнула.

      — Может быть, и так. А что, вам это не нравится?

      — Да нет, почему же, главное, чтобы ваши цели не вступали в конфликт с моими.

      — А как насчет того, чтобы ваши цели не мешали моим, мистер Хелм? — спросила Чарли после легкого колебания.

      — Например?

      — Мы хотим найти материал на Уорфела. Официально.

      — И как ваши успехи?

      — Пока так себе. Но рано или поздно, он ошибется, и тут-то мы его и схватим. Она снова замолчала, а когда опять заговорила, в её интонациях был явный вызов: — Нам вовсе ни к чему, чтобы какой-нибудь лихой стрелок-призрак укокошил его, сводя с ним счеты. Мы хотим, чтобы он предстал перед судом. Мы хотим, чтобы Френки Уорфел был в глазах общества не жертвой, а уголовником.

      Пропустив мимо ушей конец фразы, я спросил:

      — На чем же?

      — Я… я не понимаю? — смущенно призналась Чарли.

      — На чем же вы хотите поймать Уорфела?

      — На… на чем-нибудь противозаконном. Пусть хотя бы плюнет на тротуар при свидетелях. Что вы так качаете головой?

      Я подождал, пока пожилой механик перестанет неистово барабанить кувалдой, и, когда установилась относительная тишина, я сказал:

      — Ничего не выйдет, Чарли. Вы не годитесь на роль победительницы гангстеров.

      — Ну, по крайней мере я стараюсь создавать другой образ. Точно так же как и вы пытаетесь скрыть, что на самом деле…

      — Что я на самом деле лихой стрелок-суперпризрак? У неё хватило приличия слегка покраснеть:

      — Я, собственно, хотела…

      — Черта с два, — перебил её я. — Только не пытайтесь убедить меня, что вы хотите съесть Френка Уорфела лишь за то, что он Френк Уорфел. От вас так и несет высокой моралью, милая. Вас волнует какое-то страшное преступление, иначе вы бы оставили в покое этого рэкетира.

      Она резко вдохнула воздух:

      — Вы не имеете права смеяться над…

      — А вы не имеете права утаивать от меня информацию. Вам положено оказывать содействие, а не ставить палки в колеса. Вот и начинайте помогать с того, что расскажете мне, какие же жуткие гадости совершил он и почему у вас в глазах загорается святой огонь ненависти всякий раз, как вы упоминаете его имя…

      — Ну вас к черту, Хелм…

      Она осеклась, потому что в углу зазвонил телефон. Механик прошел мимо нас снять трубку, вытирая руки о замасленную тряпку. Когда он закончил говорить и вернулся к машине, я мрачно посмотрел на девушку.

      — Ну что ж, — сказал я, — попробуем потрудиться, как следует. Возьмем на вооружение ассоциации. Недавно я читал в газетах про ваши дела на Западном побережье. Может, в газетах есть то, что имеет отношение к нашей проблеме. — Я уставился на неё так пристально, что она задергалась под моим взглядом. Разумеется, я просто играл роль. Я догадывался о том, каков ответ, только мне хотелось услышать его от неё с тем, чтобы мы могли уже разумно все обсудить. Я сказал: — Ну, а как насчет оползней, землетрясений?..

      — Это же смешно.

      — Как насчет смога, — продолжал я, не спуская глаз с её лица, — наркотиков, пропавших ученых?

      — Каких пропавших ученых? — быстро спросила она.

      — Собственно мне известно только об одном. Некто Осберт Соренсон, метеоролог из Лос-Анджелесского университета. Я читал, что он вдруг исчез.

      — Соренсон? Это не тот псих, который хочет запретить автомобили?

      — Один из этих психов. А его коллега по «Комитету за Запрет Двигателей Внутреннего Сгорания», или как там он называется, считает, что с ним расправились люди из автомобильных концернов. Может, именно это и есть ниточка, что ведет к Уорфелу?

      — Но это же просто чушь! — сказала Чарли. — Какое отношение Уорфел может иметь к этой безумной затее? Да и разве можно представить, чтобы «Дженерал моторс»…

      — Нет, — отозвался я, позволив себе ухмылку. — Представить это нельзя. Равно как трудно вообразить, что вас хоть в какой-то мере интересует доктор Соренсон, живой или мертвый. Это все так, ерунда. Вы замигали, когда я произнес другое слово: наркотики. — Я вздохнул и продолжал: — Конечно, все дело в наркотиках. Тогда становится понятен ваш почти религиозный пыл. В наркотиках есть нечто, превращающее в фанатиков самых нормальных и уравновешенных граждан, в том числе и тех, кто поддерживает закон и порядок. Они теряют объективность…

      — Как можно сохранять объективность, — перебила меня девушка, — когда речь идет о таком страшном, ужасном явлении…

      Она осеклась, поняв, что я нарочно подначивал её, надеясь, что она наконец выдаст себя с головой. Она снова сердито начала что-то говорить, потом опять замолчала. Наступила продолжительная пауза, во время которой мы стояли и смотрели друг на друга.

      — Для борца с наркотиками, киса, у вас слишком нежная кожа. Кстати, что вы именно делаете в вашей фирме, помогаете ребятам с таможни и налоговым службам? — Она промолчала, и поскольку это, в общем-то, и правда было не мое дело, я спокойно продолжил: — Ладно, не в этом суть. Короче, Френки балуется с наркотиками, так? А я-то думал, синдикат всеми силами давал понять, что перестал заниматься этим рэкетом. Они, по-моему, сочли, что наркотики доставляют им куда больше хлопот и дурной славы, чем того заслуживает прибыль.

      — Может, они так и говорят, но у нас нет оснований им верить. И уж по крайней мере, у нас нет оснований верить Уорфелу. — Чарли глубоко вздохнула. — Ладно, наверное, и правда нет смысла скрывать от вас это. Вы слышали об операции «Гильотина»?

      — Виноват, — сказал я, — но мне трудно уследить за всеми этими заковыристыми кодовыми названиями. Что скрывается за этим красивым именем?

      — Гильотина, как известно, — приспособление для отделения головы от туловища. Именно это мы и хотим сделать с преступным организмом наркобизнеса. Мы намерены отделить огромное мерзкое туловище голов производителей зелья за границей от жадных корыстолюбивых голов импортеров и торговцев им в нашей стране. И одна из таких голов принадлежит именно Френку Уорфелу. Мы хотим показать, что даже член синдиката не сможет уйти от ответственности за распространение этой страшной отравы… Ну, а теперь что вас так рассмешило, мистер Хелм?

      — Милая, я же профессионал. Вам ни к чему обрушивать на меня поток словесных клише. Отлично, это грязное, ужасное занятие, но давайте спокойно рассматривать его как рэкет, как вымогательство, проституция и так далее. Как вам это?

      — Вам это кажется чем-то забавным, — строго сказала мисс Девлин. — Неужели вас смешит наше желание уберечь невинных людей от наркотиков?

      — Боже сохрани, — возразил я. — Это, конечно, очень серьезно. Оберегать подростков от дурного воздействия марихуаны, подвергая их ужасам тюрьмы. Разумеется, это так же серьезно, как попытка уберечь ребенка от колик посредством инъекции стрихнина. Какие уж тут шутки!

      Она что-то пламенно заговорила. Она так легко воспламенялась, что дразнить её было даже неинтересно. Я поднял руку, чтобы остановить поток её красноречия.

      — Ладно, ладно, успокойтесь. Я опять подкалывал вас, Чарли. Извините, больше не буду. Торговля наркотиками — страшное дело, и я рад, что с этим борются такие достойные люди, как вы. Теперь расскажите, какую роль тут играет Френк Уорфел.

      Не обращая внимания на мою просьбу, она сухо сказала:

      — Я совершенно не вижу оснований для вашей иронии, мистер Хелм, и мне непонятна ваша надменная снисходительность. Если вы, конечно, не входите в число тех заблуждающихся…

      — Кто убежден, что сигарета с травкой ничем не опаснее мартини, — продолжил я, пожимая плечами. — Черт, я в этом не разбираюсь. Сам я предпочитаю мартини. А наркотики я не пробовал. В этом смысле я чист, как горный ручей. По крайней мере, как горный ручей далекого прошлого. — Я глубоко вздохнул. — Послушайте, Чарли, у вас свои причуды, у меня свои. Например, я странным образом пытаюсь отвадить желающих пострелять в наших агентов. Мне не нравится, когда мои коллеги погибают. Даже если бы я относился к этому спокойно, мой босс опять-таки неравнодушен к такой стрельбе, а он как-никак босс. Ну, а поскольку Френк Уорфел имеет к этому самое непосредственное отношение, то я был бы вам весьма признателен, если бы вы смогли обсудить это со мной спокойно и без эмоций.

      Механик снова заколотил своим молотком, и на минуту-другую разговор стал невозможен.

      Когда грохот стих, Чарли сухо заметила:

      — Вы говорили о марихуане, мистер Хелм, так, словно больше ничего к нам из-за границы не доставляют. Уорфела не интересует эта трава, она, по его убеждению, не приносит прибыли, и конкуренция слишком высока. В том числе и со стороны любителей. Любой длинноволосый хиппи, который попадает в Мексику, возвращается оттуда в машине, битком набитой марихуаной.

      Я посмотрел на её аккуратную прическу и понял, что это антиреволюционный символ, пока неумытые революционно настроенные молодые любители наркотиков будут ходить с длинными волосами, она не изменит короткой стрижке.

      — Чем же увлекается Френки? — спросил я. — Кокаином или героином?

      — Коко растет только в Южной Америке, мистер Хелм, — сообщила она мне с видом учительницы. — Уорфелу нужны источники сырья поближе. С другой стороны, в Мексике отлично растет опиумный мак. Оттуда-то и приходит сырье. Китайские любители опиума употребляли его в сыром виде, по, крайней мере до того, как их развратили западные нравы, но большинство наркоманов предпочитают более концентрированное зелье. Извлечение морфина из опия — процесс относительно несложный. В результате получается героин. Мексиканская продукция традиционно обладает низким качеством — у них нет ни оборудования, ни толковых специалистов. Поэтому они проигрывают Европе с её чистым продуктом. Нужны хорошие лаборатории и настоящие химики.

      — Настоящие химики? — переспросил я, нахмурясь. — Но у метеоролога вряд ли имеется достаточное химическое образование…

      — У вас просто пунктик насчет пропавшего ученого, — нахмурилась Чарли. — Или вы что-то знаете о нем, но мне не сказали?

      — Ровным счетом ничего, — признался я, потом поморщился и сказал: — Черт возьми, Чарли, я люблю прислушиваться к внутреннему голосу. Многие мои коллеги так делают. Когда я прочитал ту заметку, что-то во мне зашевелилось… Сделайте мне любезность — проверьте, какое образование получил Сорен-сон, ладно?

      — Если вы считаете, что это так важно, — равнодушно отозвалась Чарли, — то пожалуйста. Собственно транспортировка сильных наркотиков в этом районе в общем-то плохо организована, но Уорфел намерен положить этому конец. Есть указания на то, что он намерен создать маршрут для наркотиков от одного местечка в южной Калифорнии до какого-то порта уже в Мексике, на побережье залива, кажется, в районе Энсенады. Между США и Мексикой в этих местечках в погожий уик-энд курсирует бесчисленное множество прогулочных катеров. За ними всеми не уследишь.

      — У него есть свой катер или яхта? — спросил я. — Мне он не показался спортсменом…

      — Вот потому-то и заподозрили неладное. Пару лет назад он купил себе большую морскую моторную яхту и очень полюбил море. С тех пор он регулярно плавает в Энсенаду. На первый взгляд это увеселительные прогулки с девочками и выпивкой. Временами они бывают весьма шумными, но у нас есть основания думать, что шум и гвалт — это для отвода глаз, и эти пикники — лишь крыша для деловых поездок. Пока, естественно, мы его не трогаем. Нам надо выяснить, сколько ещё яхт и катеров этим занимается, и где именно расположен их южный порт.

      — Стало быть, вы примерно представляете себе, как происходит доставка, — подытожил я. — А как насчет лаборатории и источников сырья?

      — Источники найти нетрудно и в то же время невозможно, — усмехнулась она. — Там, в горах, сотни, даже тысячи мексиканских фермеров выращивают мак — в небольших количествах. Существуют десятки и даже сотни перекупщиков, которые покупают сырье и делают из него морфин, который они сбывают тем, кто готов заплатить рыночную цену.

      Ей пришлось замолчать, потому что пожилой механик прошел мимо нас, направляясь к грязной двери, за которой, похоже, был туалет.

      — Чтобы прекратить это производство, нужны усилия мексиканской армии, — продолжила Чарли, когда механик снова принялся за работу. — Собственно и действия наших коллег на границе заставило их немного пошевелиться. Они сожгли несколько плантаций и арестовали несколько фермеров. Разумеется, надолго их не хватит, но что делать — что-то лучше, чем ничего. С лабораторией дело обстоит иначе. Френки должен непременно где-то её организовать, чтобы выбрасывать на рынок товар высокого качества. У нас создалось впечатление, что она вот-вот начнет действовать.

      — У вас есть догадки, где именно? Она беспомощно пожала плечами.

      — В общем-то нет. Хотя скорее всего в Мексике. Там проще избежать слежки, да и героин занимает меньше места, чем морфин, и его легче провозить. Лаборатория, похоже, расположена где-то между Энсенадой и границей, но Френки в своих круизах ведет себя очень аккуратно, а мы вынуждены следить за ним издалека, чтобы не напугать. Как только мы поймем, где лаборатория, то сразу можем обратиться к мексиканским властям с просьбой прикрыть это гнездо. Но это надо сделать в нужный момент — когда лаборатория начнет производить товар, а сам Френки отправится с грузом и попадет прямо к нам в руки.

      — Почему вы так уверены, что он сам примет в этом участие? Большинство боссов наркомафии предпочитает не пачкать руки ничем, кроме доходов.

      — У Френки есть проблема. Синдикат сейчас действительно не одобряет торговлю наркотиками — в основном из соображений своего имиджа. Это означает, что Френки вынужден скрывать свои действия не только от нас, но и от своих коллег и начальства по мафии. Я сомневаюсь, что, пока вся его машина не заработает гладко, он доверит своим подручным доставку первых партий.

      — Все это звучит разумно, — сказал я, — но вы тратите слишком много сил, чтобы поймать одного человека с несколькими фунтами порошка счастья.

      — Вы не понимаете, — возразила Чарли. — Если бы речь шла об одном-единственном человеке, мы бы так не беспокоились. В настоящее время синдикат в целом не занимается наркотиками, если не считать таких отдельных алчных и непослушных индивидуумов, как Френк Уорфел. Его начальство, безусловно, на него обидится, если он впутает их организацию в рискованную игру с огнем. Но представьте, что он предъявит им исправно функционирующий механизм, с помощью которого можно разрабатывать золотую жилу, отчего и они получат свою прибыль? Тогда, возможно, им придется изменить свой подход. Но если этого и не произойдет, может оказаться, что не один Френки Уорфел нарушает их указ…

      — Я, правда, не специалист по мафии, но, насколько мне известно, отдельные семьи не имеют большого влияния друг на друга.

      — Это верно. — Чарли посмотрела на меня почти умоляюще. — Видите, как все это важно, Мэтт. Это гораздо важнее вашей попытки свести счеты. Ведь если Френки осуществит свой план, тысячи жизней будут исковерканы. А если… если кто-то убьет его, то мы не сможем поймать его с поличным и закатить такой скандал, что его друзья из «Коза ностры» сочтут за благо не связываться с наркотиками.

      Что ж, она была во многом права. Я, конечно, мог подсмеиваться над ней и её странной логикой, по которой лучший способ излечить наркомана — это объявить его преступником, но у меня нет сочувствия к тем, кто пытается нажиться на этом недуге.

      — Насколько я понимаю, — сказал я, — меня интересует не сам Френк Уорфел.

      — Может быть, и так. Но, судя по вашему досье, которое я прочитала с огромным интересом — по крайней мере, те фрагменты, которые нам удалось получить, — вы без колебаний отправите его на тот свет, если он станет у вас на пути. А этого не должно произойти. — Она вздохнула. — Послушайте, давайте договоримся так. Вы оставляете нам Уорфела, а мы делаем все возможное, чтобы отдать вам вашего Николаса.

      — Ничего себе сделка, — сказал я. — У вас есть инструкции оказывать мне содействие, но у меня нет инструкций оказывать содействие вам. — Тут меня осенила одна мысль, и я запоздало замолчал и пристально посмотрел на нее. — А что вы, собственно, знаете о Николасе? Он, кажется, никогда не имел дела с наркотиками. Откуда вы знаете его имя?

      Она потупила взор и смущенно пробормотала:

      — Я… я кое-что слышала.

      — Слышала? — мрачно переспросил я. — Ну, конечно. Мой телефонный разговор. — Мгновение спустя я не смог сдержать улыбки. — А я-то думал: как вы предупредительны — помогли мне сэкономить монету в общественном телефоне-автомате!

      Она сказала, не глядя на меня:

      — Разумеется, все наши телефоны прослушиваются.

      — Разумеется…

      — Вы просили вашего шефа проверить меня. Я это слышала. Ну, и неужели вы думаете, что я не проверила вас? — Она заставила себя посмотреть мне в глаза с вызовом. — Ну, Мэтт, — как насчет сделки? Френки Уорфел за Николаса и всех прочих, кто имел отношение к убийству вашей девушки — если это не Уорфел.

      — Киса, что бы вы там ни вычитали из моего досье, я не маньяк-убийца. Если даже это был Френки, а вы упрячете его за решетку из-за наркотиков, нас это обрадует не меньше, чем его смерть от пули. Договорились? — Я протянул руку, и она её пожала. — Ладно, дело сделано, — сказал я, — а теперь сообщите мне номера автомобилей и описания внешности. Вы разглядели человека, который спихнул вас с шоссе?

      — Да, это был тот урод, который возил вас раньше в старом «форде».

      — Вилли Кейм?

      — Мы его знаем как Вилли Хансена.

      — Какой модели был джип?

      — Это был маленький «универсал», но другой, немного подлиннее. Называется «джипстер». Белого цвета. Номер калифорнийский. — Она назвала мне его.

      — А в чем ехала Блейн?

      — Спортивная машина — золотистого цвета с черной крышей. Тот, что она взяла в аэропорту. Разумеется, в такую жару она откинула верх. Одна из разновидностей «понтиаков». Я не запоминаю все эти красивые названия. «Жар-птица»? — Она сообщила мне номер и сказала с какой-то опаской: — Вы, кажется, собираетесь ринуться за ней в одиночку, а меня оставить здесь?

      — Именно, — подтвердил я. — Кто-то должен держать связь с вашим штабом, если вдруг появится сообщение о дорожном происшествии с золотистым понтиаком и гибелью рыжеволосой девушки. К тому же вы собирались проверить Соренсона. Я поеду на юг, потом свяжусь с вами. У вас есть кто-нибудь на границе, кто следит за проезжающими машинами?

      — У нас всегда там кто-то дежурит, мистер Хелм. И кроме того, они уже предупреждены и получили всю необходимую информацию. Но они сами не могут ничего предпринимать. Это не их дело. Они только ставят в известность полицию.

      Я пристально посмотрел на нее. Я бы с удовольствием обменял её на одну крутую беспринципную вспыльчивую рыжеволосую девушку, с которой однажды вместе выполнял задание, но её уже не было в живых. Теперь мне помогала девушка с идеалами, а в нашей работе ничто не убивает людей быстрее и вернее, чем приверженность идеалам. Мне было грустно это сознавать.

      — Это не их дело, — согласился я. — Это мое дело. И ваше, Чарли.

     

      Глава 10

     

      Когда я вышел на улицу, туман если не сгустился, то по крайней мере и не рассеялся, и вонял так же скверно, а может, и чуть сквернее. Я подошел к новой машине, которой меня снабдили люди мисс Девлин после того, как я объяснил тому парню по телефону, что я бросил прежнюю машину, так как кто мог заметить её номер на месте перестрелки и донести в полицию. Он обещал разобраться с проблемой, если это превратится в проблему.

      Я уже проехал на новой машине достаточное расстояние, когда убедился, что она не станет моей любимицей. Это транспортное средство предназначалось для перевозки тех, кто работает в городе, а живет за его пределами: слишком много разных новомодных приборов и штучек и слишком мало характера. У неё было весьма подходящее для нашего космического века название: «сателлит». Теперь они называют автомобили именно так, если не присваивают им названия птиц и животных.

      Усаживаясь в сверкающий «седан», я услышал сирену на шоссе. В сторону Лос-Анджелеса шла «скорая помощь». Это была уже третья «скорая», которую я видел на этой магистрали. Да, не самая подходящая ночка для езды. Сегодня должно быть немало аварий. С этой мыслью я резко развернул машину — в душе я любитель гоночных машин и чувствую себя неуютно с автоматическими передачами и мощными тормозами — и стал выезжать на скоростное шоссе.

      Водители южной Калифорнии — отважное племя. Их можно даже назвать безрассудным племенем. Похоже, жизнь в этих краях, где нечем дышать, утратила для них свой смысл. К тому времени, когда я посостязался в гонке с потенциальными самоубийцами и прорвался сквозь редеющий туман к пригородам Сан-Диего, я был рад вылезти из машины, чтобы позвонить. Чарли Девлин сразу же сняла трубку.

      — Станция обслуживания Макрори.

      — Привет, — сказал я.

      — А, это вы! Где вы находитесь? — Когда я доложился, она сказала: — Недалеко вы уехали. Что ж, ваш объект примерно час назад пересек границу у Тихуаны. Наши люди сообщают, что она следует на юг, к Энсенаде. Когда она проходила пограничный контроль, белый «джипстер» следовал за ней, пропустив вперед две другие машины.

      — Неужели ваши люди не могли проткнуть ему булавкой шину или положить под сиденье марихуану?

      — Что за чушь! Кто всерьез захочет ввозить марихуану в Мексику?! И я же вам говорила, их задача — собирать информацию, а не предпринимать действия. Когда они сочтут, что надо употреблять силу, они вызовут полицию. Или нас. Вы не хотите впутывать в это полицию?

      — Нет, нет. Если бы я захотел ввести в игру полицию, я бы сделал это гораздо раньше. Вы уверены, она едет в Энсенаду?

      — Конечно, не уверена. Она вполне могла повернуть назад, хотя никто не видел, чтобы она вторично пересекла границу. Но она могла свернуть на восток, в сторону Мексики. Там неплохое шоссе к югу от границы с Аризоной. Впрочем, в последний раз её видели на шоссе Мексика-1. Оно идет от Калифорнийского залива на Ла-Пас. Можно попасть туда, если, конечно, водитель и машина выдержат такое путешествие. Расстояние примерно восемьсот миль. А асфальт кончается через девяносто миль к югу от Энсенады. Затем дорога делается непростой.

      Я уже слышал об этой жуткой дороге, что шла по полуострову. По ней проводят широко разрекламированные ралли для трейлеров, многие из которых остаются валяться по обочинам, но я терпеливо выслушал урок географии. Потом я сказал:

      — Беверли вряд ли выдержит эти ухабы в своей малютке, но у Вилли машина к бездорожью вполне приспособлена. Вдруг в этом и состоит их план?

      — Может, они хотят создать у нас впечатление, что в этом состоит их план?

      — Буду иметь в виду оба варианта. Как ваша машина?

      — Через час будет на ходу. Может, попозже. Пришлось звонить в Лос-Анджелес, будить людей, чтобы достали запчасти и доставили сюда.

      Она вдруг внезапно замолчала. Я услышал странный хрип.

      — Что такое? — быстро спросил я. — Мисс Девлин? Чарли?

      Снова в трубке раздался её голос — хриплый и приглушенный.

      — Да все эта проклятая аллергия. Не волнуйтесь. Я говорила, что части мне доставили, и механик начал их прилаживать. Как только он закончит, я смогу ехать. Вслед за вами.

      — Назначьте сами свидание, — сказал я. — Я не знаю эти края.

      — Отель «Байа» в Энсенаде. В главном туристском районе. На правой стороне улицы, что идет на юг. Вы его легко найдете.

      Я сказал:

      — Отлично. Кстати, я сменил машину. Ищите «плимут» «сателлит» четырехдверный, красно-коричневого цвета. Если козырьки от солнца опущены, вступайте в контакт незамедлительно. Если подняты — не подходите,

      ждите, когда я сам выйду на связь. Желаю справиться с аллергией.

      — Спасибо, — сказала она. — И вы будьте осторожны. Кстати, я попросила Лос-Анджелес проверить для вас доктора Соренсона.

      — Спасибо.

      Проникновение в Мексику не составило труда. Чиновники в форме у шлагбаума мельком глянули на мои бумаги и махнули мне рукой, чтобы я проезжал. Возвращение, однако, сулило определенные сложности. На шоссе скопилось немало машин в ожидании проверки насчет наркотиков на американской стороне. Учитывая, что любой мало-мальски поворотливый контрабандист уже получил предупреждение, таможенники вряд ли могли похвастаться тем крупным уловом, который бы оправдал эти непопулярные меры. Впрочем, скорее всего эти люди отличались толстой кожей и им было все равно, как к ним относятся автомобилисты.

      Я ориентировался по редким дорожным знакам на темных улицах Тихуаны и если и вынес какое впечатление от этого вообще-то колоритного города, так это нежелание городских властей тратиться на поддержание в порядке улиц. Выехав за городскую черту, я вскоре был вынужден внести плату за привилегию прокатиться по отличному шоссе в четыре ряда со скоростью не свыше ста десяти километров в час, или примерно семьдесят миль.

      В рассветных сумерках уже вырисовывался справа океан. Воздух был чистый, и утро обещало выдаться погожим — на небе лишь кое-где виднелись облачка. Казалось, что ты выбрался из-под влажного вонючего серого одеяла. Впрочем, океан меня несколько тревожил. Вообще-то у большинства людей он вызывает приятные ассоциации — яхты, рыбалка, серфинг, но у нас, шпионов и диверсантов, слишком большие водоемы рождают иные мысли. Прежде всего это самое подходящее место, чтобы спрятать труп.

      За южной оконечностью Тихуаны начинались весьма безлюдные места, создававшие оптимальные условия для морских похорон или погрузки наркотиков. Редкие дорожные указатели отмечали повороты к деревушкам, состоявшим в основном из расположившихся на берегу домиков на колесах — для удобства любителей порыбачить с севера. Во всяком случае, они выглядели очень похоже на те приморские трущобы, какие мне уже случалось видеть в Мексике, — там селились в сезон заядлые удильщики янки. В это время года, да ещё в середине недели, поселки в основном пустовали. Чем дальше я продвигался на юг, тем реже они попадались.

      Наблюдая пустынное шоссе и безлюдные скалистые берега, я решил, что Вилли умышленно позволил своей жертве — мы обычно говорим «объекту» — проехать в Мексику, где он мог сделать свое черное дело привычно и без помех. Я ехал, а сам высматривал, нет ли на асфальте следов экстренного торможения и на обочине полос от шин.

      В конце концов, я их обнаружил. Вы себе не представляете, сколько на шоссе таких полос — следов, ведущих в никуда, и я останавливался на отрезке в сорок миль с полдюжины раз, будучи уверен, что наконец нашел место, где золотистая машина с откидным верхом свернула с шоссе и полетела вверх тормашками, но, изучив ландшафт — девственно зеленый холм или угрюмую скалу, — я приходил к выводу, что никакой аварии тут произойти не могло.

      Когда же я в очередной раз провел инспекцию и было уже направился обратно к своей машине, я увидел то, что так рьяно искал. На дальних скалах, за бухточкой, я разглядел гору искореженного металла, поблескивавшего золотистой краской. Что же, по крайней мере машина не сгорела, не взорвалась.

      Я подъехал к скалам и, прежде чем спускаться, некоторое время посидел в машине, борясь с нежеланием увидеть жуткую картину. С Макконнеллом, конечно, получилось плохо, но по крайней мере я там был и попытался его спасти, но тут я мог бы точно отвести беду от Беверли, позвонив в полицию и попросив под любым предлогом задержать Вилли Кейма-Хасена ещё до того, как он пересек границу. Или же я мог сделать так, чтобы Беверли задержали и поместили под надежную охрану.

      Это, конечно, создало бы большие трудности, а может, и вовсе обрекло операцию на провал. Мак был бы очень недоволен. И все же я не сделал этого не из-за его потенциального гнева. Дело в том, что просто я подумал об этом слишком поздно. Люди моего типа вообще стараются не принимать во внимание такую организацию, как полиция. И вот из-за того, что я рыщу как одинокий волк, погибла девушка. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти взглянуть на останки.

      Я выбрался из машины. В этом месте полосы встречного движения разделялись и вгрызались в крутой холм на разных уровнях. Каменная стена удерживала верхнюю, ведущую на юг, где стоял я. Тут мне стало ясно, что же произошло. Беверли не сумела вписаться в крутой правый поворот. Она потеряла контроль над управлением, и её машину понесло влево, ударило о каменное ограждение — на нем и сейчас сверкали блестки золотой краски, — потом вынесло обратно на прежнюю полосу. Беверли, похоже, отчаянно пыталась выровнять её, но та перелетела через обочину и вниз. На обочине отчетливо виднелись следы шин.

      С профессиональной точки зрения, надо было признать сразу: все было выполнено безукоризненно. Со стороны это так и смотрелось — слишком большая скорость и слишком незначительный водительский опыт. Да уж, в автомашинах и автогонках Вилли кое-что смыслил. Интересно, как ему удалось это проделать…

      Я подошел к краю, выискивая следы ребристых шин джипа, и увидел зеленую замшевую туфельку. Я наклонился и подобрал её. Эта туфелька означала, что Беверли выпрыгнула из машины, как только поняла, что катастрофа неминуема, и при этом потеряла туфлю.

      Я посмотрел вниз. Пропасть не пропасть, но довольно крутой склон, усыпанный валунам и поросший весьма жестким кустарником, — нелегкое испытание для человека в городской одежде. Но я пустился в путь и вскоре обнаружил вторую туфлю. Затем на ветке куста я заметил прядь зеленой шерсти, но Беверли нигде не было видно. Склон был усеян другими характерным предметами: подушки сиденья, битое стекло, дверца автомашины. Увидел я и уже знакомую мне кожаную сумочку. Она была сильно поцарапана, но по-прежнему закрыта.

      Беверли — живая или мертвая — отсутствовала. Удостоверившись в этом, я подошел к машине. Прокатившись несколько сот ярдов по склону, она врезалась в черные прибрежные камни, превратившись в месиво из металла. Крыша отскочила, машина лежала на левом боку. Внутри никого. На обивке не было следов крови, что подтверждало мою теорию, что Беверли успела выпрыгнуть иа машины до того, как та полетела под откос. Но куда она делась?

      Вопрос был, впрочем, наивный. Я прекрасно знал, куда она делась. Я подошел к прибрежным скалам и глянул вниз. Там, двадцатью футами ниже, тяжелые медленные волны разбивались о берег, вскипая белой пеной. Брызги долетали даже до меня. Внизу, конечно, трупа не было. Вилли, устроив эту аварию, прекрасно замел все следы. Труп, который он сбросил в воду, предварительно привязав к чему-то тяжелому, рано или поздно освободится от якоря и всплывет, но не сейчас и скорее всего не здесь. Я поглядел на прибой в сотне ярдов от меня, в бухте.

      Волны были очень грозные. Я вдруг подумал: а зачем Вилли нужно было топить труп? Прибывшим представителям закона открылась бы весьма убедительная картина, если бы он оставил труп там, где он оказался бы после головокружительного полета из разбившейся вдребезги машины — предварительно, конечно, удостоверившись, что девушка действительно умерла. Впрочем, возможно, ему пришлось всадить в неё пулю, чтобы не дать уйти.

      В порыве ярости я схватил какой-то камень в швырнул его в воду.

      — Помогите! — вдруг услышал я слабый голос откуда-то из-под ног. — Кто там? Пожалуйста, помогите! Вытащите меня отсюда…

     

      Глава 11

     

      Вытаскивать её оказалось совсем не просто. Сначала я попытался определить, где она находится и что может произойти, если я полезу за ней. Я никак не мог найти точное место у подножия поросшей кустами скалы, откуда доносились призывы о помощи. Ну, это как раз понятно. Если бы Вилли увидел её, он был её прикончил.

      Я оглянулся по сторонам. Конечно, она могла уцелеть в. аварии и спрятаться от преследователя. Это было бы прекрасно. Но если Вилли терпелив, то вполне может затаиться и подождать, когда она выберется-таки из укрытия, решив, что она одна. У меня возникло неприятное ощущение, что за мной кто-то следит.

      — Помогите! — снова услышал я голос, когда рев прибоя на время затих. — Пожалуйста, не уходите, помогите мне!

      К черту Вилли, подумал я и крикнул:

      — Эй, держитесь, я спускаюсь.

      Легко пообещать спуститься! А вот выполнить обещание оказалось непросто. Похоже, было бессмысленно очертя голову прыгать вниз. В таком случае мы просто оба оказались бы у основания скалы, не имея возможности подняться. Кроме того, я не любитель нырять с высоты двадцать футов в незнакомые воды на незнакомом берегу. Я очень посредственный пловец, но, судя по всему, мне суждено было немного поупражняться в этом неосвоенном по-настоящему искусстве, хочу я того или нет.

      Проведя спешную разведку, я обнаружил примерно в пятидесяти ярдах вправо расщелину, которая спускалась к небольшому выступу над самой водой. Раздеваясь, я ещё раз настороженно оглянулся. В хорошеньком я окажусь положении, если Вилли появится у меня над головой, пока я буду барахтаться в волнах. Вряд ли я сумею оказать достойное сопротивление. Но увы, никого взамен себя я послать вниз не мог.

      Захватив с собой револьвер, я начал спуск. Прохладный океанский бриз лишний раз напомнил мне, что весна — не лучшее время для морских ванн. Я люблю ванны — но в помещении, если, конечно, мне удается найти достаточно вместительную ванну. Я спрятал револьвер в камнях и подошел к самой воде. Волна окатила мне ступни, напомнив, что вода холоднее, чем воздух. Но делать было нечего, и я вошел в нее. Эффект был поразительный. Я неловко поплыл налево, надеясь, что это упражнение немножко меня согреет. Ничего подобного.

      Она сидела, съежившись, в маленькой пещерке, намытой волнами в скалистом выступе, на котором я стоял, когда услышал её голос. Волны регулярно окатывали её с ног до головы в её ненадежном убежище, где она сидела, ухватившись за камень. Я увидел мертвенно-бледное лицо, растрепанные волосы. Разорванная и промокшая одежда напоминала морские водоросли, опутавшие её полуголое тело. Но, во всяком случае, она была жива и с надеждой смотрела, как я приближаюсь.

      Она попыталась что-то сказать, но шум прибоя заглушил её слова. Да и я все свое внимание направил не на то, чтобы её расслышать, а чтобы не дать волнам утащить меня назад в океан. Эта спасательная операция оказалась посложнее, чем та, в которой мы уже участвовали, мрачно подумал я. Между двумя волнами я отделил её от камня, пихнул в воду и последовал за ней. Она пыталась плыть, но вяло, бестолково. Я ухватил её за одежду, но одежда поползла, и когда накатилась очередная волна, кусок остался у меня в руке. Я повторил попытку, на сей раз одежда выдержала. Изо всех сил работая ногами, подгребая одной рукой, я сумел отбуксировать её подальше от этих камней, а затем и доставить туда, откуда я начал свой заплыв. Я обнаружил, что она старалась мне помогать. Помощь была почти символической, но все-таки помощь. Затем я поднял её на выступ. Залезть вслед за ней на выступ без какой-либо помощи с её стороны оказалось куда труднее, чем я ожидал. Затем я оттащил её подальше, куда не попадали брызги от волн, и присел на корточки, тяжело дыша и стараясь не стучать зубами. Вскоре я вспомнил про револьвер и забрал его из хранилища. Теперь, если Вилли попробует на нас напасть, я хоть могу отстреливаться, хотя шансы попасть, учитывая мой озноб, были невелики.

      Беверли перекатилась на бок и посмотрела на меня сквозь мокрые и спутанные волосы. Я протянул руку и пальцем раздвинул мокрые пряди так, чтобы мне было видно её глаза так же хорошо, как и ей мои. Ее губы слабо зашевелились.

      — Мистер Хелм, — прошептала она. — Я д-д-даже не узнала… — Она не закончила. Она свернулась в комочек и сидела, сотрясаясь от дрожи.

      — У вас что-нибудь болит? — спросил я и тотчас же понял, что вопрос глупый. Я хотел спросить, не настолько ли у неё все болит, что она не в силах двигаться.

      — Ну конечно… У меня болит все тело, — прошептала она. Потом голос её окреп. — Болело до того, как я замерзла чуть не до смерти. — Она сделала попытку сесть, ей это удалось с моей помощью. Потом она продолжила: — Но вроде бы я не сломала ничего т-такого ж-жизненно важного. — Ее затрясло так, что она еле сумела докончить фразу.

      — Можете взобраться? — спросил я, указывая на верхушку холма, с которого спустился.

      — Н-наверное, м-мистер Хелм… Мэтт!

      — Да?

      Глаза, зеленевшие на бледном лице, смотрели на меня с ошарашивающей пристальностью.

      — Какой вы к-красивый, — сказала она тихо. — С-самый кк-красивый мужчина из всех, кого я т-только встречала. Хотя у вас и к-костлявые коленки. Я уже сдалась. Я бы умерла, если бы не вы. Вы меня спасли. С-спасибо.

      — Идите к черту! Если у вас есть силы говорить, то должно хватить их, чтобы залезть наверх.

      У меня по-прежнему было неприятное чувство, что за нами следят. Когда мы взобрались наверх, то я, с револьвером на изготовку, внимательно осмотрел окрестности, но Вилли нигде не увидел. Меня это устраивало. Я помог Беверли преодолеть последние камни, остановил её перевести дух, «а сам сходил за её туфлями и сумкой и положил их перед ней.

      Затем я забрал свою одежду, вытерся майкой и кинул её Беверли для тех же целей. Я надел все, кроме пиджака. Было заманчиво поскорее согреться, но бывают случаи, когда мужчине приходится доказывать себе и окружающим, что в душе он все-таки джентльмен, вопреки всем очевидным данным. Кроме того, мне нужно показать — пусть символически, — что я рад застать её в живых. Что это снимало бремя с плеч, камень с сердца и так далее.

      Засунув револьвер за пояс, я двинулся с пиджаком в руке туда, где стояла Беверли. В этих обстоятельствах я, возможно, проявлял бестактность, но тем не менее я не мог отвести глаз.

      За годы секретной карьеры мне случалось сталкиваться с большим количеством пострадавших, но я очень редко имел возможность поглядеть на женщину в лохмотьях в прямом смысле слова.

      Ее аккуратный зеленый костюмчик, отнюдь не предназначенный для кроссов по пересеченной местности, превратился в наряд для огородного пугала — скопище полос мокрой от морской воды ткани. Один рукав и одна брючина напрочь отсутствовали, да и другие её части тела были выставлены напоказ. Похоже, прыжок из машины не только порвал одежду на правом боку, но и ободрал на нем кожу. Последующее путешествие вниз под уклон и прыжок в воду довершили разрушительную работу. Она была в таком жалком виде, что это выглядело просто смехотворно.

      Она перестала выжимать мокрые волосы и уставилась на меня с удивлением, как бы пытаясь понять, почему я на неё смотрю. Затем она поглядела на себя и явно ужаснулась своей пострадавшей наружности.

      — Господи, я просто клоун из цирка! — ахнула она. — Или же просто жертва катастрофы! Мэтт, что мне делать? Я же не могу нигде показаться в таком виде?

      — Мы достанем какую-нибудь одежду, — пообещал я. — А пока прошу… Надо согреться.

      — Нет, погодите…

      Она отбросила майку-полотенце, потом стащила с себя остатки пиджака и вылезла из брючных лохмотьев. Скатав все это в ком, она осторожно босиком подошла к обрыву и швырнула его в море.

      После этого она направилась ко мне. Это уже был не клоун, не пугало, но симпатичная девушка в наряде, состоявшем из свитера с высоким воротом, хоть и без рукавов, а также в маленьких белых трусиках — почти в том же самом виде, в котором она безуспешно пыталась совратить меня накануне, только сейчас она была мокрой, грязной и поцарапанной. Этот костюм не отличался свежестью и даже целостностью, но все же он не был жестоко смехотворным.

      — А теперь я надену ваш пиджак, — сказала она. — Большое спасибо.

      Но я, нахмурясь, смотрел на полосы запекшейся крови от плеча до локтя. Пока было трудно сказать, где тут рана и где просто запекшаяся кровь.

      — Сперва дайте я осмотрю вашу руку.

      — А что тут можно сделать! Нет, лучше не надо играть в доктора, — сказала она довольно резко. — Я не помру, если, конечно, вы не будете меня держать на ветру весь день.

      — Ладно, — сказал я, накидывая на неё пиджак. — Поехали. Вот ваша сумка.

      Я решил забрать и брошенную майку. Она могла пригодиться для перевязок. Кроме того, останься она тут валяться, мексиканская полиция могла бы воспользоваться ею как уликой. Когда я поравнялся с ней, она остановилась у разбитой машины, извлекла из зажигания ключи, бросила их в свою мексиканскую сумочку.

      — В чем дело? — улыбнулся я, разглядывая гору металла. — Вы боитесь, кто-то приладит к этому колеса и укатит?

      — Там не только ключ от машины, — ответила она мрачно. — Там ещё ключ от моей квартиры и ключ от моего сейфа в банке, если у меня когда-нибудь хватит сил вернуться за содержимым. За норковой шубой, за драгоценностями… — Она поморщилась, глядя на останки машины. — Надо же, эта штука чуть было не убила меня, — сказала она с удивлением в голосе. — Понятия не имела, что из них можно выскочить в мгновение ока.

      — Что именно произошло? Но Беверли покачала головой.

      — Потом, Мэтт, вот сядем в машину, включим печку…

      До шоссе мы добрались без приключений. Когда я стал открывать дверь «седана», на дороге возникла первая машина, но это был не бедный «джипстер», а грузовичок-пикап, кабина которого была битком набита мексиканцами — взрослыми и детьми, — они уставились на нас с таким удивлением, что я забеспокоился: а вдруг они увидят разбитый автомобиль внизу.

      Затем я понял, что они глазеют на мокрые волосы Беверли и её сокращенный наряд, каковой они приняли за купальник.

      Они помчались мимо, хохоча над беднягами гринго, которые не могут дождаться лета и уж тогда поплавать.

     

      Глава 12

     

      — А ведь вы меня предупредили, — сказала Беверли, нарушая уютную тишину, установившуюся, когда заработала печка. — Но я не послушалась.

      Я снова ехал на предельно дозволенной скорости сто десять километров — то бишь семьдесят миль в час. Конечно, лучше бы было убавить её до шестидесяти восьми с половиной, но ни у кого нет такого чувствительного спидометра, даже у мексиканской дорожной полиции. Я покосился на свою спутницу, но её голые ноги мало заинтересовали меня. Похоже, — я ещё не оттаял.

      Она извлекла из сумочки расческу и зеркальце, которое с честью выдержало потрясения, если не считать отколовшегося уголка. Она стала расчесывав свои спутанные волосы, которые, подсохнув, стали вновь приобретать свой роскошный, хотя и слегка искусственный колер. Щеки её утратили недавнюю мертвенную бледность, и она даже подкрасила губы. Несмотря на все ушибы, ссадины и непросохшие участки тела, она выглядела вполне симпатично.

      — Насчет чего я предупреждал? — не понял я.

      — Помните, когда вы заказывали такси в мотеле, вы заметили, что не любите машины с тормозами, которые не тормозят, и рулем, который не рулит? Но — вы говорили о машине, которую я должна была взять у вашей помощницы, а когда я забрала свою машину, ваши слова вылетели у меня из головы. Мне просто не пришло в голову, что они повредили её, пока она была в аэропорту. Конечно, у них времени было хоть отбавляй.

      Мы ехали по-прежнему над Тихим океаном. Калифорнийский залив просыпался. Время от времени попадались на шоссе машины, хотя никаких признаков жилья все ещё не было. Только слева тянулись высокие горы, а справа скалы и сам океан.

      — Так что же у вас вышло из строя: руль или тормоза? — спросил я.

      — И то, и другое, — отвечала Беверли. — Это было как в кошмарном сне. Как только я пересекла границу, у меня за спиной постоянно сидел автомобиль. Я, впрочем, и раньше его приметила. Он особенно и не таился. Он прямо-таки висел у меня на заднем бампере. Я стала прибавлять газу — думала, что оторвусь от какого-то вшивого джипа…

      — Водителя знали?

      — Конечно. Когда мы проезжали Тихуану, я увидела его в свете фонарей. Это Вилли Хансен, мордоворот. Он среди прочего водит машины для Френки. Те несколько раз, что он возил меня — когда я ещё была золотой подружкой Уорфела, — он меня пугал до смерти. Он ездил так, словно впервые сел за руль самоходной тачки.

      — Знаю, — кивнул я. — Я сам с ним пару раз ездил. Беверли передернула своими плечиками, на которых по-прежнему был накинут мой спортивный пиджак.

      — Может, он лучше себя чувствует на шоссе, чем на улицах, где масса машин? Короче, я никак не могла оторваться от него, а ведь эта моя золотая карета вообще-то развивает приличную скорость. Летит как ракета. Так сказал Френки, когда дарил её мне. Не думайте, что мне не пришлось платить за нее, как и за все другие его подношения. Ф-фу! — Она ненадолго замолчала. Лицо помрачнело под грузом воспоминаний. — Плата за грех, — пробормотала она. — И вот теперь я сижу тут чуть не нагишом, в сумочке пятьдесят долларов, и нет никакой возможности забрать в Лос-Анджелесе те трофеи, за которые я отдала свое юное невинное тело. Ну, скажем, почти совсем невинное… Это наглядный урок маленьким девочкам, которые думают, что… А, черт!

      — М-да, — сказал я. — Значит, мы оставили героиню, жмущей на педаль акселератора, а негодяй несется вслед. Напряжение нарастает.

      — Прошу прощения, — усмехнулась Беверли. — Я не собиралась заниматься морализаторством. Короче, я пыталась оторваться от него и действительно ушла на полмили. На поворотах у меня прямо дымились шины. А ему, видать, это и было нужно. Они устроили так, чтобы все вышло из строя в самый неподходящий момент, когда я запущу машину на полную катушку. Там, у границы, в тумане, я не очень торопилась. Потому-то так далеко и доехала. — Она посмотрела в окно и вздохнула. — Как приятно видеть голубое небо, а не этот чертов смог! Он меня подавляет!

      — Среди рассказчиков вы все-таки кинозвезда, — усмехнулся я. — Давайте оставим в стороне и мораль, и погодные условия с их пагубными воздействиями на психологию, ладно?

      Беверли снова засмеялась.

      — Ладно. Я вошла в этот поворот у бухты, где вы меня и обнаружили, и мне буквально пришлось лечь на руль, а потом, когда надо было выходить из поворота, он не сработал. Я стала жать на тормоза — и они отказали. Педаль просто провалилась. Машина ещё какое-то время шла сама собой, но потом, когда поворот кончился, я поняла, что мне надо выпрыгивать, даже несмотря на то, что меня могло размазать по асфальту.

      — Вы выпрыгнули из правой дверцы. Почему? Она удивленно посмотрела на меня.

      — А что, собственно?..

      — Просто мне интересно, — сказал я. — Женщина управляет машиной. Она за рулем, который расположен с левой стороны, по крайней мере, в США. Она решает выпрыгнуть из машины на ходу, и правый бок принимает на себя удар. Человек, привыкший, как я, делать серьезные выводы из пустяковых данных, не может не озадачиться этим обстоятельством.

      — Какой ты смешной, Мэтт, когда делаешься подозрительным, — улыбнулась Беверли. — То-то мне показалось, что ты не просто на меня тогда уставился. Хочешь верь, хочешь нет, я выскочила через правую дверь, потому что боялась, что меня расплющит между машиной и ограждением — машину потащило влево. Ну что, все ясно?

      — Конечно, — сказал я. — Мне просто необходимо время от времени напоминать себе, что я профессионал.

      — Я сначала попыталась открыть правую дверь, — мрачно добавила Беверли, — но она не открылась. Там была опущена кнопка, и дергай не дергай, толку не будет. Надо было поднять кнопку, но я так запаниковала, что все перепутала. Пока я возилась с замком, машина ударилась об ограждение, а потом я все-таки разобралась с замком и сиганула. А куда делись симпатичные замки, которые открываются, если потянуть за ручку? Ведь раньше они у нас, кажется, были на всех машинах?

      — В них нет надежности, — сказал кто-то в Вашингтоне.

      — Хотела бы я посадить его в банку, которая несется с дикой скоростью и вот-вот полетит вверх тормашками вниз по камням. Я спросила бы его, как ему там, приятно или нет? — Беверли сердито мотнула головой. — Короче, когда я вдоволь накувыркалась, я ещё была жива. Конечно, я страшно ободралась, одежда превратилась в лохмотья, в глазах все плыло, но руки-ноги работали, хотя все тело ломило. Я понимала, что надо обязательно скрыться от этого страшного человека.

      — А где был Вилли со своим джипом?

      — Я видела, как за поворотом сверкнули его фары. Я понимала, что если он меня увидит, то прикончит, и потому я ринулась вниз, не разбирая дороги, подальше от шоссе. Я кое-как добралась до берега и прыгнула в воду. У меня возникла бредовая идея доплыть до островов далеко в море — я надеялась, что у скал глубоко и я не разобью себе голову о камни. Но когда я оказалась в воде, то поняла — мне не доплыть, слишком уж ледяная вода. Кроме того, он сразу увидит меня и либо пристрелит, либо поплывет вдогонку. Я приметила впадину у подножия скалы, повернула назад и спряталась там. Казалось, я сижу там много часов — волны то и дело обдавали меня каждые несколько секунд. Вдруг я увидела, что кто-то бросил в воду камень…

      — Как вы догадались, что это не Вилли?

      — Просто прошло уже много времени. Он скорее всего уже уехал… Надо было рисковать. И вообще я боялась, что дольше не выдержу и не выберусь сама. Оказалось, что это ты.

      — Это был я.

      Я осторожно тронул тормоз, чтоб не сердить гномов, трудившихся в механизме этой машины. Я свернул на обочину, потом остановил машину и поглядел на девушку.

      — Что бы вы делали, если бы я не появился?

      — В чем дело? Почему мы остановились? — удивленно посмотрела на меня Беверли. — Что ты имеешь в виду, Мэтт? Я бы умерла, наверное…

      — Может, и умерла бы, да что-то не верится. Ну а что, если бы вам пришлось иметь дело с кем-то еще. Например, с моей высокой коллегой-блондинкой? Впрочем, Вилли убрал её на шоссе в Сан-Диего. А как насчет мексиканской полиции? Им-то Вилли помешать не смог бы. А вдруг они опередили бы меня? Тогда какой спектакль вы разыграли бы?

      Беверли сидела, насупив брови.

      — Мэтт, я что-то не понимаю… — Вдруг её руки легли на сумочку, лежавшую на коленях. Она повернулась ко мне, но я сказал:

      — Нет, киса, и показал ей левую руку с револьвером 38-го калибра.

      — Пожалуйста, оставь в покое сумочку.

      — Мэтт, милый… — в её голосе звучали только удивление и обида. — Ее пальцы послушно разжались, отпустив сумочку. Ее большие глаза излучали растерянность. Она была очень смазливой и к тому же неплохой актрисой. Жаль, она не сделала карьеру в Голливуде, но, возможно, она не очень и старалась. Возможно, в Калифорнии у неё имелись дела поважнее. Возможно, ей и платили лучше, чем в Голливуде, хотя в нашем деле особенно не разбогатеешь. — Я не понимаю, к чему ты клонишь? — буркнула она в приступе притворного, но очень правдоподобного гнева.

      — Понимаешь прекрасно, — отозвался я. — Все дело в крови.

      — В чем?

      — В крови, — повторял я. — Это если ты хочешь знать, что именно помогло мне тебя раскусить при всей моей непонятливости. Эта запекшаяся кровь на руке и ноге выглядит очень убедительно. Только если ты сразу сигаешь в воду после того, как вся ободралась, а потом сидишь на камне и тебя обдает волнами каждые несколько секунд, если верить твоим словам, то вряд ли кровь успеет так свернуться.

      — Мэтт, ты просто рехнулся! — воскликнула Беверли, облизывая губы. — Не знаю, что ты подумал, но я…

      — Я подумал, что уже однажды видел похожий спектакль. Помнишь, там, в мотеле, ты разыграла драму про девушку, угодившую в беду, хотя, конечно, тогда не было той тщательности в деталях. Так, несколько пятен на одежде и растрепанная прическа.

      — Милый, неужели ты и правда не веришь?..

      — На этот раз, конечно, тебе приходилось играть всерьез, чтобы меня убедить. Сцену вы с Вилли выбрали неплохо, но вода оказалась слишком уж холодной, и воздух тоже, и вы не знали, сколько времени уйдет на то, чтобы или я, или кто-то ещё обнаружил тебя под скалой. Ты вполне могла по-настоящему замерзнуть до смерти под таким душем, если бы все время там торчала. Нет, ты оттуда не могла видеть, кто появится. Поэтому ты спряталась в камнях наверху, откуда видела шоссе. Ты сидела в живописно разорванной одежде и с убедительно поцарапанными рукой и ногой.

      — Мэтт! — воскликнула она. — Неужели ты веришь, что я сама это сделала, причинила себе такую боль?

      — С помощью Вилли, — уточнил я. — Конечно, верю! Лихо сделано. И кстати, наверное, действительно тебе было жутко больно. Ты профессионал, детка. Готов подтвердить это, когда понадобится. Ты отослала Вилли и стала ждать меня. Конечно, ветерок поддувал через эти тряпки, но все же это не так тяжело, как под душем внизу.

      — Это просто чушь! — твердо возразила Беверли.

      — Ты увидела, как я вылез из машины, — продолжал я, не обращая внимания на её протест, — и стал спускаться, и только тогда тихо юркнула в норку, чтобы я тебя спас. Только ты не приняла во внимание, что кровь запечется и её уже не смыть. — Я вздохнул и добавил: — Я дал тебе возможность объясниться, но ты ею не воспользовалась. Впрочем, револьвер в сумочке оъяснить куда труднее. Конечно, это не «магнум» 44-го калибра, но дырку в человеке из него проделать нетрудно. Особенно с близкого расстояния.

      Беверли снова облизнула пересохшие губы:

      — Мэтт, я правда…

      — Я видел, как ты вытащила его вместе с ключами из разбитой машины. Я ведь тогда глаз с тебя не спускал. Пушка у тебя неплохая. Можно, я на неё взгляну как следует?

      Она промолчала, и я протянул руку и взял кожаную сумку. Сейчас она была тяжелее — по крайней мере на несколько фунтов, чем тогда, у машины на берегу, когда я вернул её хозяйке. Я раскрыл её и увидел большой пистолет — «кольт» 45-го калибра, лежавший среди всех женских косметических штучек, словно бык в будуаре.

      Я вспомнил, мрачно глядя на «кольт», как девочка с грязным испуганным лицом говорила мне, что ничего не смыслит в оружии. И она же носила в сумочке «кольт» 45-го калибра. Вот почему у неё была такая вместительная сумочка, на прочном ремне — даже хрупкая женщина могла спокойно носить с собой эту пушку, не привлекая ненужного внимания.

      Беверли издала странный смешок. Я обернулся к ней.

      — Ох уж вы, мужчины, — фыркнула она, и голос её утратил прежнюю наивность и беспомощность, зазвучав резко и презрительно. — Удивительно, милый, как вы, мужчины, считаете само собой разумеющимся, что никто, кроме вас, не в состоянии носить большие пистолеты и револьверы. Но они очень помогают девушкам, которые могут выдержать отдачу. — Она хитро улыбнулась мне и сказала: — Не в отдаче дело. Вот грохот я всегда переносила с трудом.

      Да, она меня немного обскакала. Я пока только понимал, что она вовсе не жалкая беспомощная жертва страшных обстоятельств, какой она пыталась предстать в моих глазах. Не была она также и несостоявшейся кинозвездой, сбившейся в пути в городе фальшивых бриллиантов. Но пока мне некогда было как следует поработать и понять, кто же она была на самом деле, если она не являлась ни Мэри Сокольничек, ни Беверли Блейн. Увидев «кольт», я кое-что заподозрил, и все-таки сейчас я был в легком шоке.

      Я тихо присвистнул:

      — Только не говори мне, что ты и есть Санта-Клаус собственной персоной!

      — Санта-Клаус? — удивилась она. — Что это значит? А, поняла. Сент-Николас? Ты так меня называешь?

      — Значит, это ты и есть, — сказал я, не сводя с неё глаз, — значит, ты и есть таинственный Николас, которого мы ищем?

      — А какие у тебя могут быть сомнения, милый?

      — А почему ты в этом так легко признаешься?

      — А почему бы и не признаться? Ты меня поймал. У тебя есть приказ убить меня, разве не так?

      — Так говорил шеф. Если ты действительно Николас.

      — Мое кодовое имя — Николь, — спокойно сказала она. — Просто однажды мы переменили его на Николаса, когда было необходимо, чтобы меня приняли за мужчину. Никто и не ожидал, что я буду постоянно носить эту маску, но почему-то никому вокруг в голову не пришло, что Николас может быть женщиной. До тех самых пор, пока Вилли не потерял бдительность и не вывел вашу рыжеволосую красотку с ирландской фамилией прямо на меня. По той ранней работе она знала достаточно, чтобы все это вычислить. Мне пришлось убить её, пока она все не разболтала.

      Мне больше ничего не оставалось делать.

      — Да, — отозвался я, — понимаю. Это было необходимо.

      — Необходимо, — откликнулась она. — В нашем деле слишком многое оказывается необходимым, не правда ли, Мэттью Хелм?

      Она опять меня опередила. Мне следовало бы догадаться, что может последовать за признанием, но она быстро поднесла руку ко рту, прежде чем я смог помешать. Впрочем, возможно, я и сам не очень торопился это сделать. В конце концов, Мак хоть и сказал, что наша цель — не возмездие, ещё он сказал, что вовсе не обязательно, чтобы лица, ответственные за гибель Аннет О`Лири, продолжали расхаживать по земле.

      Что касается Беверли Блейн, то её земной путь завершился.

     

      Глава 13

     

      Мексика гордится очень живописными городами и городками, но Энсенада в их число не входит. Хотя до него можно быстро доехать от границы, он лишен возбуждающей веселой атмосферы приграничных городов. Кроме того, в отличие от городов, расположенных дальше к югу и к востоку, Энсенада не может похвастаться никакими историческими и архитектурными памятниками. Во всяком случае, если там и имелись какие-нибудь руины или, наоборот, соборы, они были надежно скрыты от глаз проезжающих по главной улице, на которой я оказался.

      Это был людный, пыльный, оживленный населенный пункт, где жили темнолицые граждане, сосредоточенные на своих собственных делах и не очень интересующиеся пришельцами с севера. Ландшафт тоже не радует глаз, потому что горы здесь отступают от берега и сам город раскинулся на плоской равнине, у большой бухты — по-испански «байа», откуда и название. Я отыскал его без особого труда. Чарли Девлин все описала верно. Когда я остановил машину у входа, из мотеля вышел мальчишка, но, увидев, что у меня нет багажа, не очень расстроился. Похоже, такое случалось и раньше, и он привык к сумасшедшим американцам, которые опрометью несутся в Мексику на день-другой, и весь их багаж умещается в карманах.

      У стойки администратора я назвал себя, и черноволосая хорошенькая сеньорита, говорившая на вполне понятном, хоть и далеком от совершенства английском, выделила мне номер и дала ключ мальчишке. Последний пальцем показал, где находятся ресторан и бар, и затем двинулся по длинному коридору, а я за ним. Он показал мне мои апартаменты с гордым видом хозяина и заработал доллар, хотя ему не пришлось тащить никаких тяжестей. Репутация щедрого человека никогда не вредит в чужом городе, к тому же номер оказался неплохой, и все, что надо, в нем работало.

      Еще раз в этом убедившись — мексиканская сантехника отличается исключительной капризностью, — я вернулся к машине и отъехал на стоянку. Прежде чем запереть её, я аккуратно опустил оба козырька — для сведения Чарли Девлин, подав ей знак, что все в порядке. Затем я вернулся в номер и, скинув туфли, прилег отдохнуть.

      Я и не пытался ничего обдумывать. Теперь вроде бы не требовалось особо шевелить мозгами. Формально миссия моя окончилась. Мне следовало радоваться. Оставалось лишь встретить полную высоких идеалов Чарли, купить ей в баре выпивку, пожелать удачи, поблагодарить за содействие и в виде точки написать отчет о проделанной работе, что позволит Вашингтону закрыть досье на Николаса и отправить его в архив.

      К несчастью, однако, мне вовсе не нравится смотреть, как умирают люди. К тому же вокруг не так уж много хорошеньких смелых девиц, чтобы можно было с легкостью бросаться ими направо и налево, независимо от того, каковы их политические убеждения. Разумеется, наши личные симпатии и антипатии не имеют касательства к нашей работе — по крайней мере не должны иметь. Но больше всего меня смущало то, что все это случилось как-то очень просто.

      Годы опыта научили меня с подозрением относиться к сложным проблемам, которые вдруг получают удобное и легкое разрешение, когда негодяи или негодяйки охотно признаются в содеянном и по собственной инициативе покидают этот мир. И потому мозг мой по-прежнему вовсю работал, прокручивая события последних дней.

      Лежа на кровати, я возвращался мыслями к этой операции, в том числе и к последнему эпизоду, когда я был вынужден отправить в океан мертвую девушку, которую незадолго до этого вытаскивал оттуда живой. Эта процедура не доставила мне радости, но Мак просил, чтобы все было проделано по возможности незаметно, а в данном случае, при определенной доле везения, можно было как раз на это надеяться.

      Возможно, власти разыщут разбитую машину. Не исключено также, они найдут и выброшенные волнами фрагменты художественно порванного костюма, который Беверли Блейн отправила в воду. Они могут сделать вывод, что находящаяся в шоке или истерике владелица разбитой машины, блуждая по скалам, оступилась, упала в воду и, отчаянно сражаясь со стихией, сбросила с себя одежду. Немного поодаль в зависимости от течения они могут найти и труп — я привез её так близко к месту того спектакля, как только мог себе это позволить. Если, повторяю, они найдут труп, то вряд ли обнаружат в нем следы яда. Она ведь была профессионалом на службе у профессионалов. Яд скорее всего из тех, что не только действуют быстро и надежно, но и не оставляют следов.

      Местный коронер или тот, кто исполняет у них в Мексике подобные функции, вряд ли его найдет. Я надеялся, что никто не обратит внимание, что в легких окажется меньше воздуха, чем обычно бывает у утопленников. Но если даже они и усомнятся в том, что она утонула, — что ж, в конце концов она вполне могла скончаться от полученных травм при аварии. Ох уж эти пьяные туристы, не справившиеся со своими дорогими машинами на крутом вираже!

      Стук в дверь заставил меня сесть и опустить ноги на пол.

      — Минутку, — крикнул я. — Я сейчас, мисс Девлин. Это вполне могла и не быть мисс Девлин, хотя ей давно следовало бы прибыть. Это, например, могли быть мексиканские полицейские, получившие мой номер и описание внешности от тех, что видели нас с Беверли из грузовика.

      Мне правда не очень верилось в то, что эти люди по своей воле. заявят в полицию, даже если последняя будет нами интересоваться. Мексиканцы, насколько мне известно, не очень-то любят связываться с властями. Однако я не имел права сбрасывать со счета вариант, при котором полиция оказалась проворнее, чем я предполагал, и потому мне следовало изобразить искреннее удивление, увидев на пороге полицейского. Пока я завязывал шнурки, стук повторился, причем очень нетерпеливо.

      — Иду, иду, Чарли, — крикнул я. — Дайте же человеку время завязать шнурки…

      Говоря эту фразу, я прошел через комнату, распахнул дверь и осекся на полуслове. В коридоре стояла вовсе не Чарли Девлин. И не представитель мексиканского закона. Это была гибкая блондинка, танцорка или акробатка, нынешняя подруга Френки Уорфела. Ее присутствие меня удивило, хотя это все равно было куда лучше, чем свидание с полицейским. Некоторое время мы молча глядели друг на друга.

      Затем она спросила:

      — Кто это Чарли?

      — Одна моя знакомая.

      — Вот счастливчик, — весело отозвалась она. — Иметь знакомую по имени Чарли!

      — У меня есть также знакомая, которую зовут Бобби, — в тон ей сообщил я. — Чем могу быть полезен, Бобби? Виноват, чем могу быть полезен, мисс Принс?

      Она улыбнулась широкой, сексуальной, бессмысленной, чисто голливудской улыбкой.

      — Возможно, вы и впрямь окажетесь нам полезным, дорогой мой. Вас хочет видеть Хозяин.

      Я пристально посмотрел на нее, и во взгляде моем, похоже, появилось сомнение. Я вовсе не хочу создать впечатление, что люблю только толстых или пухленьких. Просто мне показалось, что она тогда слишком уж переигрывала свою роль женщины без выпуклостей. В уличной одежде она казалась куда более плотной, чем в атласной голубой пижаме, подчеркивавшей её худобу. Сейчас на ней был черно-белый клетчатый брючный костюм. В нем любая другая женщина сделалась бы широкой, словно баржа, но эта лишь обрела нормальные габариты. На ней были широкие просторные брюки и длинный пиджак, только без рукавов — своего рода жилет-переросток, а также белая мягкая шелковая блузка. Туфли были с квадратными носами и на квадратных низких каблуках в соответствии с требованиями последней моды. Френк Уорфел явно настаивал на шпильках только дома. Лицо её было так накрашено, что в сочетании со светлыми волосами, соблазнительно распущенными теперь до плеч, она во всеуслышание заявила о том, что является не чем иным, как голливудской кинозвездой. Надо было только угадать, какой величины.

      — Френки хочет меня видеть? — спросил я. — По какому же поводу?

      — Она ещё раз одарила меня широкой всепобеждающей киноулыбкой.

      — Кто знает, что творится у него в голове? Он делится со мной кое-чем в постели, но только не мыслями. Я понятия не имею, зачем он хочет вас видеть. Почему бы вам самому не задать ему этот вопрос?

      — Где он?

      — В моем номере. Дальше по коридору, милый.

      Все было неправильно. Иначе говоря, взгляд у неё был не тот, её непринужденные манеры тоже, да и она осыпала меня слишком большим количеством «милых». Это была ловушка, западня, капкан. Я сразу это почуял, потому как успел кое-что повидать на своем веку. От этой мизансцены так и несло предательством.

      Если бы Френку Уорфелу нужно было о чем-то потолковать, он вряд ли поручил бы этой блондинке-акробатке роль чрезвычайного посла. Он бы послал кого-то из своих мальчиков на побегушках, как раньше. Появление особы женского пола означало, что он решил устроить мне анестезию из сексапила, чтобы подавить мою чувствительность ко всему прочему. С другой стороны, размышлял я, имея в своем распоряжении пустынные берега Калифорнийского залива, он вряд ли выбрал бы отель для совершения мокрого дела.

      Но я уже говорил, что мне не нравилось, как завершилась моя операция, даже если с формальной точки зрения я выполнил приказ. Если Френк Уорфел устраивает ловушки для агентов США, то любопытно выяснить, с какой целью. Праздное любопытство в нашей профессии не поощряется, но тут уже речь шла о любознательности, каковая могла принести ценные плоды.

      — Тогда показывайте дорогу, — весело скомандовал я девице.

      Она двинулась не сразу. Она некоторое время с сомнением смотрела на меня. Мне показалось, что она борется с желанием о чем-то меня предупредить. Зато она легонько пожала узкими плечами, повернулась и зашагала по коридору. У одной из дверей она остановилась, постучала и обернулась ко мне, чтобы подарить мне ещё одну фотогеничную улыбку. По прежнему улыбаясь, она ударила меня по голени.

      Носок её модной туфельки, похоже, был укреплен специально для этой цели. Когда я согнулся от внезапной боли, дверь отворилась, оттуда выскочил дюжий тип и ударил меня по затылку. Подхватив меня на лету, он втащил в номер.

     

      Глава 14

     

      Я лежал на кровати, куда меня швырнули, и слушал голоса. Один из них показался мне знакомым. Я слышал его лишь однажды, в Лос-Анджелесе, но без труда установил, что его обладатель — человек по имени Джейк, охранник Френка Уорфела, который пытался меня тогда обыскать. Этот голос говорил:

      — Значит, так, сэр: один короткоствольный револьвер 39-го калибра, бумажник с визитками на имя Мэттью Хелма, копия договора о прокате машины, оплаченном кредитной карточкой в Альбукерке, и использованный билет авиакомпании ТВА на рейс Альбукерке — Лос-Анджелес.

      Второй голос я не узнал. Он был более высокий, скорее пронзительный и слегка недовольный. Пошелестев бумагами, его обладатель сказал:

      — Нью-Мексико. Похоже, он там немало поколесил за последние недели. Может, это след? А что, Френки не выезжал из Калифорнии на восток за это время?

      — Он нет, но могла выезжать эта самая Блейн, — отозвался Джейк. — Три раза за последние два месяца Френки давал ей шофера и этот скоростной «понтиак» с толстыми шинами. Нам не удавалось сесть им на хвост. Этот Вилли Хансен то ли не умеет ездить по городу, то ли прикидывается, но на открытом шоссе он зверь. Летит как стрела. Но когда ребята их теряли, они ехали как раз на восток.

      — Но Френки не так уж и торопился, когда вы его потеряли, — с сарказмом в голосе произнес незнакомец.

      — Но, мистер Тилери, океан большой, а уследить за судном в такой туман трудно, — извиняющимся тоном отозвался Джейк. — И к тому же было волнение. У Уорфела «Ураган» идет, как танк, напролом, а ребят в катерке сильно потрепало.

      — Передай им мои соболезнования, — буркнул человек по имени Тилери, — а потом уволь их и найми настоящих моряков. А заодно и хороших шоферов. — Помолчав, он добавил: — А ты, кажется, говорил, что «Ураган» стоит на приколе и чинится?

      — Я слышал это от Френки. Он говорил, что налаживают двигатель. Потому-то ребята и оказались не готовы…

      — Иначе говоря, Френки обвел вас вокруг пальца.

      — Может, и так, мистер Тилери, — согласился Джейк, — но нам удалось выяснить, куда он собрался и когда вернется. Он намерен забрать первый груз сегодня вечером в Бернардо. А вернуться в свой порт завтра вечером, как он это обычно делал. Если его оставят в покое, он выгрузит товар через день-другой. Если к нему заявится полиция, то он спустит его через люк в сортире. Обидно, если ему придется выбросить такую ценность.

      — Еще обиднее, если его поймают с этой ценностью. Так кажется и мне, и директорам корпорации. Нам надо сделать все, чтобы этого не произошло. — Немного помолчав, Тилери спросил: — Что ещё вы нашли у этого человека?

      — Ключи, мелочь, спички, все такое… Да, ещё хороший складной нож. Острый как бритва. Вряд ли он носит его, чтобы подрезать ногти.

      — Ты говоришь, он правительственный агент? Откуда это известно? У него же не найдено ни жетона, ни удостоверения…

      — Френки устроил так, чтобы телефон в его номере в мотеле прослушивался. Ребята слышали, как он говорил с Вашингтоном. Точнее, с человеком, на которого он работает. Никаких имен и названий не упоминалось, но Френки решил, что он из ЦРУ. Шпион или ловит шпионов.

      — Идиот проклятый! — в голосе Тилери снова появились сварливые нотки. — Мало того, что он впутал себя и корпорацию в какие-то игры с наркотиками, так ещё его угораздило связаться с иностранной шпионкой и помочь ей ухлопать американского агента. У нас разве мало неприятностей с правительством, чтобы на нас спустили ещё этих рыцарей плаща и кинжала? Черт тебя подери, Джейк! Почему ты меня не предупредил заранее?

      — Я позвонил, как только у меня появилась какая-то определенная информация, мистер Тилери. Вы сами мне так велели. — В голосе Джейка было желание оправдаться любой ценой. — Я и про наркотики вам доложил сразу, как Френки купил себе «Ураган». И ещё я докладывал, что девица, с которой он завел шуры-муры, никакая не голливудская актрисочка — учитывая скобяные изделия, с которыми она расхаживала, и контакты, которые заводила.

      — Но тебе так и не удалось выйти ни на один из её источников, верно?

      — Черт, но она же профессионал. Точнее, была профессионалом, мистер Тилери. И вы же говорили, что не надо раньше времени спугивать ни её, ни Френки. Нам удалось однажды застукать её с каким-то китайцем, большой такой, толстый, с маленькими усиками, похож на Чарли Чена.

      Это, пожалуй, были самые интересные сведения, которые мне удалось узнать за все время пребывания на Западном побережье. Это перетряхнуло все мои предыдущие соображения насчет моей миссии так основательно, что, собираясь заново с мыслями, я упустил кое-что из слов Джейка.

      — ..Нет, его нам не удалось вычислить, — докончил он. — Господи, ну разве можно уследить за китайцем в этой части Сан-Франциско. Это все равно как выслеживать нигтера в Гарлеме.

      — Чернокожего, Джейк! В наши дни мы не должны выказывать расовых предрассудков. Ну а как насчет нашего гостя? Ты уверен, что он вышел на сцену по причине того убийства?

      — Да, сэр. По прибытии в Лос-Анджелес, он тотчас отправился в больницу. Похоже, та рыжеволосая принадлежала к его фирме, команде, или как там её — я имею в виду настоящую рыжую, а не ту крашеную, которая стреляла. Его послали выяснить, кто её убил, и свести счеты. Ребята слышали, как он получал инструкции по телефону. Это переполошило Френки и его даму, они и понятия не имели, что тут вмешается правительство. Ну, по крайней мере, Френки не ожидал. Тогда они разыграли спектакль, подсунув Битюга Брауна, чтобы сбить гостя со следа, но он не попался на их сказку.

      — Кого это ты называешь дамой Френки? — вдруг услышал я угрюмый голос Роберты Принс. — Она не дама Френки! Теперь я его дама, и помоги мне Господь, если он узнает, что я его продала.

      — Милая, ты была для камуфляжа, — как ни в чем не бывало отозвался Джейк. — Я слышал их разговор. Та дамочка собиралась отчаливать ещё до того, как вышла стрельба. У неё якобы было где-то важное дело.

      — Ты не выяснил где? — спросил Тилери. — Это могло бы дать нам след.

      — След? Мы и так знаем, что лаборатория находится в этом поселке на колесах — Бернардо. Мы знаем, что Френки отправляется туда морем забрать груз…

      — Мне хотелось бы знать, во что еще, кроме наркотиков, он нас впутал.

      — Чего не знаю, того не знаю, мистер Тилери, — отозвался Джейк. — Мне только известно, что вот эту даму он отыскал в ночном клубе, где она танцевала танцы. Чтобы создалось впечатление: ему задавали разные вопросы, когда та исчезнет.

      — Ну, спасибо за комплимент, — резко сказала Роберта Принс. — Но все равно он меня убьет, если узнает, где я была и что делала.

      — Вам обещали защиту и неплохие деньги, мисс Принс, если вы будете с нами сотрудничать, — сказал Тилери. — И вы получите и то и другое, если продолжите с нами работать. — Помолчав, он добавил: — Судя по тому, что ты рассказал, Джейк: наш гость просто выполнял правительственное задание — и выполнил.

      — Да, — подтвердил Джейк. — Мы следили за ним с тех пор, как он уехал из авторемонтной мастерской, где у него был контакт с девицей из полиции. Она чинила свою машину. Мы видели, как он кинул в воду труп Блейн. Даже смешно: до этого он вымок насквозь, как раз спасая ей жизнь.

      Я вспомнил свое неприятное ощущение, что за мной следят из окна, а Джейк продолжал:

      — По крайней мере, он сперва думал, что спасает ей жизнь, но потом что-то навело его на мысль, что она ещё раз поставила свою старую пластинку: «Спасите-помогите».

      — Что заставляет нас задуматься, — услышал я голос Тилери. — Почему после провала первого спектакля, который Уорфел и Блейн разыграли в честь гостя, она все же пытается добиться его доверия? Зачем она разыгрывает новую сцену? Она даже заставила Френки наслать на Битюга киллеров, чтобы создать впечатление, что и ей угрожает страшная опасность. Почему? — Джейк не ответил, и через некоторое время Тилери задумчиво продолжил: — Что они хотят вытворить? Уорфел и девица, пользуясь контактами Уорфела, явно планируют что-то крупное. Возможно, по приказу толстого китайца, которого ты видел. А Хансен водит машину и применяет силу, если нужно. Но что их, черт возьми, интересует, кроме наркотиков, скажи мне, Джейк?

      — Виноват, мистер Тилери, но я ума не приложу. Френки всегда находил для меня какое-то занятие в другом месте, когда они начинали обсуждать свои дела.

      — Уорфел двинулся на юг по воде, — продолжал Тилери тем же задумчивым тоном. — Хансен едет в том же направлении в машине. Девица тоже едет на юг, но попадает в аварию, подстроенную ею и Хансеном, чтобы этот верный слуга дяди Сэма пришел ей на помощь. Зачем? Похоже, они боятся мистера Мэтью Хелма и хотят держать его под наблюдением или под прицелом, пока остальные выполнят свою операцию, в чем бы та ни состояла. А это наводит меня на мысль, что наш якобы лежащий в обмороке гость все-таки кое-что знает об их планах, потому-то они так и беспокоятся. — Он издал резкий смешок. — Ну что, мистер Хелм? Что на это скажете? Я позволил вам лежать и слушать наши разговоры, чтобы отдельно ничего не объяснять, но хватит прохлаждаться. Вечером доспите. Пробуждайтесь и присоединяйтесь к нам.

      Я открыл глаза. Судя по высокому голосу, Тилери следовало быть человеком невысокого роста, и я не ошибся. Впрочем, он хоть и был невысок, зато отличался плотностью и мог перевесить многих из высоких мужчин. Это был человек-шар — на пухлом круглом туловище была пухлая круглая голова. Он был одет, как это принято в неофициальных случаях на Западном побережье — легкие брюки, спортивный пиджак, спортивная рубашка, а на голове — маленькая, цвета какао соломенная шляпка с такими узкими полями, что она вовсе не защищала лицо от солнца. Впрочем, её хозяин, возможно, и не собирался много находиться под его палящими лучами. У него был вид розового херувима, только вот маленькие глазки смотрели зло. Я поглядел на него, потом на дюжего Джейка, наверное, лелеющего глупую надежду, что я поведу себя безрассудно и начну упираться, потом на гибкую блондинку, распростершуюся в кресле. Потом я увидел четвертого человека, о чьем присутствии я и не подозревал, потому как за все это время он не издал ни звука.

      Мне бы следовало догадаться, что в комнате есть кто-то ещё поважнее, чем они — ведь говорили они, явно обращаясь не друг к другу, а к аудитории, сообщали друг другу сведения, которые и без того знали. Этот человек стоял у двери. Крупный, с красным лицом, темными волосами. Он был одет как человек из большого города на востоке — хорошая рубашка, хороший костюм, габардиновое пальто и фетровая шляпа. На нем были также темные очки, защищавшие его глаза от опасного западного солнца. Я сразу понял, что это хищник покрупнее, чем Колобок Тилери.

      Этот человек, как я сразу догадался, и представлял ту самую корпорацию, большую преступную организацию, о которой упоминал Тилери и к которой принадлежал Френки Уорфел, и каковую он поставил в сложное положение своей самостоятельностью. Судя по всему, в задачу Тилери вменялось устранить неприятную проблему, а возможно, и того, кто её создал. Но гость с востока был послан в качестве представителя руководства корпорации, дабы проследить, что их интересы надежно охраняются.

      — Мистер Хелм! — обращение Тилери отвлекло меня от созерцания безмолвной фигуры в углу. — Примите извинения за несколько крутой прием, но мы знали, что вы вооружены, и не могли предугадать вашей реакции. Позвольте мне вернуть ваши вещи. Прошу положить револьвер и вынутые мной из него патроны в разные карманы. Когда покинете нас, можете снова его зарядить.

      — А когда, мистер Тилери, это произойдет? — поинтересовался я.

      — Это зависит от вас, мистер Хелм, — спокойно отозвался он. — Вам нужно лишь ответить на наш вопрос, и мы вас не задерживаем. Как вы уже догадались, нам известно все о возможных операциях Уорфела с героином. С этим мы разберемся. Но корпорация, которая платит мне жалованье, — возможно, она известна вам под другими названиями, — не может допустить причастности к государственной измене — по той же причине, по которой она не желает иметь ничего общего с наркотиками. Когда тот или иной вид деятельности становится непопулярным у общественности, он также перестает быть прибыльным.

      — Достойная патриотическая позиция.

      — Тогда не будем размахивать флагом. Думаю, тут мы с вами союзники. Не будем вдаваться в мотивы. Нас интересует лишь одно: в какую международную интригу впутала Френки Уорфела эта рыжая обезьяна?

      — Не знаю, — сказал я.

      — Двинь ему, Джейк, — не меняя интонации, сказал толстяк.

      Джейк приподнял меня с кровати и ударил в диафрагму. Я задохнулся и повалился обратно на кровать.

      — Позвольте напомнить вам, мистер Хелм, — сказал Тилери, — то что вы работаете на правительство США, здесь вам не поможет. Скорее наоборот. Вы грязный американский шпион, который совершил грязное убийство на мексиканской территории.

      — Черт, я же не убивал её, — возразил я. — Я собирался, но она сама избавила меня от хлопот. Она профессионал. И она убийца. Когда я её разоблачил, она поняла, что ей не жить, независимо от того, убью ли я её собственноручно или перевезу через границу и сдам властям. Она предпочла короткий путь. А может, у неё был приказ живой не сдаваться, им порой так и велят. Но короче, как только она поняла, что игра окончена, то проглотила капсулу с ядом, и мне оставалось только убрать с глаз долой труп.

      — Тем не менее вы вряд ли пожелаете привлекать внимание мексиканских властей и не станете звать на помощь, пока мы будем вас допрашивать. Позвольте тогда спросить вот о чем: что вы делали в Нью-Мексико в последние недели? Почему вы так много ездили на машине?

      — Я там ловил рыбу, — честно признался я. Я понимал, что он мне не поверил, но я не мог мгновенно придумать какую-нибудь небылицу, которая прозвучала бы убедительнее.

      — Ловили рыбу, мистер Хелм? — в интонациях Тилери был скепсис.

      — Я взял отпуск. Раньше я жил в Санта-Фе. Я вернулся туда пообщаться с друзьями и поудить рыбу.

      — И вы наездили тысячу с лишним миль?

      — Озеро Навахо и река Сан-Хуан на севере штата, водохранилище Элефант Батт на юге. Кроме того, там есть озера Кончос и Майами, реки Чама и Рио-Гранде, и озеро Стоун в резервации Джикарилла. Если ты ловишь рыбу каждый день в течение двух недель, то можешь исколесить весь штат.

      — Я думаю, это возможно, мистер Хелм. Другой вопрос, занимались ли этим вы. Я не уверен, что вы не проводили предварительное расследование, скажем, в Альбукерке, прежде чем появиться в Лос-Анджелесе, и потом полученная вами информация вывела вас на Френка Уорфела и Беверли Блейн.

      — Я был в отпуске. Мне позвонили и сказали, что нашего агента убили в Лос-Анджелесе, а потому мне надо хватать свою шапку-невидимку и лететь туда.

      — И, конечно, вы никогда не слышали о Френке Уорфеле и понятия не имели, что придумал он и эта рыжая, кроме наркотиков? — иронически спросил Тилери.

      — Нет.

      — Ударь его, Джейк.

      Джейк ещё раз проделал маневр, в результате чего я сперва был оторван от кровати, а потом снова на неё брошен.

      — Вы должны располагать какой-то информацией, — спокойно продолжал Тилери. — Иначе получается абсурд. Девица Блейн явно опасалась, что вы представляете опасность для Уорфела и её задания, иначе с чего бы ей идти на риск и второй раз разыгрывать из себя жертву мстительности гангстеров? Она явно пыталась понять, что вы знаете, ибо ваши знания очень её волновали. Что же вы все-таки знаете, мистер Хелм?

      — Если я даже и располагаю какой-то информацией, способной им повредить, я сам не знаю, в чем именно она заключается, — опять-таки с полной честностью признал я.

      — Ударь его, Джейк.

      Тот на сей раз проявил определенную изобретательность. Это было не очень приятно, но не оставалось ничего, как терпеть. Конечно, если бы я решил, что они вознамерились меня убить или сильно искалечить, я бы придумал что-нибудь крутое, дабы положить этому конец, но это означало бы шум, гвалт, возможно, покойника-другого и наплыв мексиканской полиции. Пока же я имел дело с горсткой бандитов с их наивной верой в кулаки, можно было терпеть и утешать себя обычной в таких случаях мыслью о том, какой лютой смертью помрет кое-кто из них, когда впоследствии наши пути-дорожки пересекутся.

      — Прекратите!

      Это подала голос Роберта, встав с кресла, откуда она наблюдала шоу. Она подскочила к Джейку и схватила его за руку, занесенную для нового удара.

      — Прекратите! Прекратите! Прекратите! — кричала она. — Он же работает на правительство. Мистер Тилери! Вы обещали мне, что, если я приведу его сюда, все будет без грубостей. — Джейк оттолкнул её, но она снова подскочила к нему. Тут её схватил Тилери, она отбивалась как могла, с каким-то яростным, истерическим отчаянием, вонзая в него свои длинные серебристые ногти. Он выругался и отпустил её, прижав к щеке руку.

      Тогда человек у дверей, молчаливо наблюдавший за всем этим, быстро шагнул вперед, схватил её за руку и, развернув к себе, нанес такую пощечину, от которой она полетела и врезалась в стену. Он подошел к ней и стал лупить её двумя руками, пока колени у неё не подогнулись и она, тихо всхлипывая, не осела на пол. Он же рассеянно смотрел на нее, потирая руки.

      — Тилери! — сказал он.

      — Да, мистер Сапио, — быстро откликнулся тот.

      — Так мы ничего не добьемся. Пора убираться.

      — Хорошо, мистер Сапио. Джейк, мистер Сапио считает, что нам пора.

      Когда они двинулись к дверям, Роберта Принс быстро подняла голову и откинула со лба светлые пряди. Рыдания прекратились.

      — А как же я? — ахнула она. — Мистер Тилери, вы же обещали мне — деньги и безопасность.

      Тилери обернулся, посмотрел на свой окровавленный платок, потом на стоявшую на коленях Роберту и резко усмехнулся.

      — Ты стерва, — сказал он своим высоким голосом. — Мерзкая злобная дрянь. Надеюсь, Френки как следует позабавится с тобой, прежде чем свернет тебе шею. Жаль, я не смогу при этом присутствовать.

      Когда дверь за ними захлопнулась, Роберта снова заплакала, тихо и безнадежно.

     

      Глава 15

     

      Когда я вернулся в номер, то на кровати обнаружил ещё одну женщину. Сегодня меня одолевали женщины-страдалицы: сперва Беверли Блейн, потом Роберта Принс, которую я оставил приводить в порядок свой пострадавший грим, — а теперь на кровати прямо в туфлях лежала ничком Шарлотта Девлин. Туфли по-прежнему были с толстой каймой грязи. Ее тонкие темные чулки обвисли и пошли морщинами, её безукоризненный серый костюм помялся, очки лежали рядом. Она так и не пошевелилась, когда я закрыл и запер за собой дверь.

      Я осторожно подошел к кровати, ожидая самого худшего: женщина ни за что не ляжет на кровать в туфлях, если она, конечно, не в самой плохой форме — пьяна или при смерти. Я, конечно, не очень понимал, кому надо убивать её и подбрасывать мне труп в кровать, но в этом деле вообще много чего было мне решительно непонятно, а потому вряд ли приходится удивляться новому убийству, а то и двум. Френк Уорфел мог вполне счесть, что она сделалась слишком назойливой и её пора убрать. Он ничего не имел против убийства, если оно совершалось не им самим, но его подручными.

      Подойдя к кровати, я обнаружил, что одна свешивающаяся рука крепко сжимала какую-то бумажку. След? Я осторожно завладел клочком. Оказалось, что это влажный комок клинекса. Отправив его в мусорную корзину, я вгляделся в распростертую фигуру и понял, что она вполне нормально дышит.

      Ни крови, ни других следов насилия я не заметил, а потому рискнул предположить, что Чарли не только жива, но и не избита, не отравлена, не накачана наркотиками. Туфли туфлями, но она просто крепко спала, а что касается общей растрепанности, то это вполне естественно для женщины, заснувшей в одежде.

      Короткая юбка костюма сзади задралась настолько, что мне в глаза бросилась интересная деталь. Чулки, оказавшиеся в таком беспорядке, были строго говоря не чулками, но составными частями единого целого: почти прозрачные внизу и достаточно плотные сверху. Эта новинка, похоже, старалась дискредитировать как устаревшие такие детали женского туалета, как пояс и резинки.

      — Мистер Хелм! — услышал я смущенный возглас. Пробудившись, Чарли с упреком смотрела на меня. Затем она сделала классическое движение спящей красавицы, которую поцелуй принца вывел из спячки — она одернула юбку и стала растерянно озираться по сторонам. Поняв, что она хочет, я сходил в ванную, взял оттуда бумажные салфетки и принес ей.

      — Спасибо, — сказала Чарли и начала усиленно обрабатывать ими нос. Затем она надела очки и произнесла: — Прошу прощения, мистер Хелм. Я не думала, что усну.

      — Дамы, занимающие мою постель, обычно называют меня Мэттом, — поправил её я. — Как аллергия?

      Вопрос был простой, заданный исключительно для разговора, чтоб дать ей время прийти в себя. Но Чарли отнеслась к нему самым серьезным образом и ответила не сразу, но энергично:

      — Если вас это так интересует, то просто ужасно! По крайней мере так было сначала. Потом вроде стало легче, но на пути сюда у меня сделался приступ астмы. В какой-то момент я даже подумала, что вообще не доеду. Я просто не могла дышать. Все мои силы ушли на то, чтобы удержать машину на шоссе. Потому-то, когда я оказалась в вашем номере и увидела, что вас нет, я не смогла избавиться от искушения немного прилечь… Господи, у меня такой вид, словно я побывала на помойке. Если вы джентльмен, то, пожалуйста, отвернитесь.

      — Господь с вами, Чарли, — сказал я. — Какой я джентльмен! Лихой суперпризрак, убийца…

      Она слегка покраснела, встала, повернулась спиной и провела необходимые манипуляции, чтобы поправить свои чулки. Затем, по-прежнему не глядя в мою сторону, она подошла к зеркалу, скорчила сама себе гримасу, окончательно оправила свою одежду и пригладила короткие волосы.

      — Мэтт?

      — Да, Чарли.

      — Вы меня, кажется, недолюбливаете, да?

      — С чего вы это взяли?

      — Вы с таким удовольствием припоминаете мне мои слова. Господи, я и не подозревала, что человек вашей профессий может быть таким чувствительным. Если вы считаете, что я должна извиниться, то я готова. Прошу прощения, что назвала вас лихим убийцей-суперпризраком.

      Я вспомнил Лайонела Макконнетла и его предсмертное извинение за что, что назвал меня белым гадом. Воспоминание было не из приятных, особенно теперь, когда я узнал, то его застрелили исключительно для того, чтобы я поверил, что и Беверли Блейн угрожает опасность.

      — Не в этом дело, — сказал я. — Главное не в том, как вы меня называете, но в том, что вы собой представляете — ив этот момент, и также когда говорите о «моей профессии» так, словно она вызывает у вас рвоту.

      Она медленно повернулась ко мне и, нахмурившись, сказала:

      — Это что-то очень сложное, Мэтт. Боюсь, вам придется немного объяснить, что вы имеете в виду.

      — Просто у меня небольшая аллергия на полицию, вот и все. Особенно на тех её высокоморальных представителей, кто фанатически верит в свою святую миссию и презирает и меня и мою работу.

      — Но я вовсе не…

      — Черта с два вы «вовсе не»! Значит, я не имею права пошутить по поводу вашей деятельности, но вы можете сколько душе угодно фыркать насчет моей. — Я улыбнулся и продолжил: — Поймите, я вовсе не жалуюсь. Мы уже привыкли к такому отношению от вас, носителей жетонов. Просто я обращаю ваше внимание: если вы желаете добиться моего уважения и признательности, вы избрали странный способ их заполучить.

      Она не улыбнулась и резко возразила:

      — По-моему, вы говорите глупости. Вы сами, в общем-то, мало чем отличаетесь от полицейского.

      — Вы заблуждаетесь, Чарли, — сказал я. — Моя задача — защищать людей наперекор всем писаным законам. Ваша задача защищать законы наперекор живым людям.

      — Это нечестно. Я… мы… — Она осеклась и судорожно вздохнула. — Не знаю уж, зачем мы затеяли этот разговор, но, по-моему, лучше нам его прекратить. Тем более что я собиралась попросить у вас одолжения.

      — Одолжения? — переспросил я. — О чем речь! В нашей мерзкой секретной деятельности мы не имеем обыкновения долго дуться. Мой дом — ваш дом, как принято говорить в этих краях.

      Некоторое время она молча смотрела на меня, потом спросила:

      — Почему вам доставляет такое удовольствие издеваться надо мной? Только потому, что у меня нет чувства юмора? Неужели вы бы издевались над моим плохим зрением, если бы я лишилась глаза? Или над моим увечьем, случись мне потерять ногу?

      Эти слова дались ей нелегко. Она вдруг превратилась в живое существо из похожего на женщину робота, умеющего забавно реагировать на мои остроумные провокации. Некоторое время я смотрел на нее, утратив агрессивность и самоуверенность.

      — Ладно, Чарли, — сказал я. — Извините. Осадите меня, если я опять зарвусь. В чем же одолжение?

      — Вы не… расскажете там, в Бюро?..

      — О чем же?

      — Об этом, — она смущенно повела рукой. — О том, как нашли меня здесь. У меня со школы не было такого приступа. Я-то надеялась, что излечилась раз и навсегда. Понятия не имею, что вызвало приступ, может, перенапряжение. Я очень много работала с делом Уорфела. Говорят, астма связана с эмоциональным состоянием. — Она замолчала. Я тоже молчал, и она заговорила опять. — Понимаете, Мэтт, если в Бюро узнают о том, как я тут вырубилась, хотя должна была контролировать себя… Предполагается, что у нас отлично со здоровьем…

      Я замялся не потому, что все это имело ко мне какое-то отношение, но просто услышанное не вязалось с её обликом, с её образом, который я создал у себя в голове. Я был поражен, что она доверяет мне свою слабость, пыталась обойти строжайшие предписания своей фирмы насчет физического состояния. И это при том, что она поборница соблюдения всех правил и предписаний!

      — Ваш секрет умрет во мне, Чарли, — сказал я. — Ваши люди не услышат от меня ни полслова.

      — Спасибо, — сказала она. — Огромное спасибо. Я вам очень признательна.

      — Всегда готов, — отозвался я.

      — Мэтт!

      — Да?

      — Вы были несправедливы. Мы заботимся и о людях, и о законах.

      — В таком случае, — ухмыльнулся я, — вам будет интересно узнать, что некоторые люди собираются нарушить некоторые законы, а именно о наркотиках, то есть по вашей как раз специальности, в поселке на побережье под названием Бернардо. Время действия — сегодня вечером. Ваш друг Уорфел собирается появиться там и забрать первый груз продукции лаборатории. Он будет хранить его в сортире своей яхты «Ураган» с тем, чтобы при первых признаках опасности отправить его в воду. Он тихо вернется в свой родной порт к северу от границы и будет ждать развития событий. Если все пойдет нормально, то он через день-другой выгрузит товар на берег и отправит его на рынок.

      — Мэтт, откуда вы это узнали? — спросила Чарли, широко раскрыв глаза.

      — Это как раз самое интересное, киса. Эти сведения нарочно сообщили мне все те же герои «Коза Ностры» — они называют себя корпорацией. Они решили, что с их стороны это очень остроумно. Может, они и правы.

      На лице Чарли отразилось разочарование. — Думаете, это ложный след? Они люди Уорфела?

      — Я не утверждаю, что след ложный, и они совершенно определенно не люди Уорфела. — Затем я рассказал Чарли, что случилось за время нашей разлуки. Она была ошеломлена спектаклем, разыгранным Беверли Блейн. Она также дала мне понять, что не одобряет моей легковерности, когда гибкая блондинка заманила меня в ловушку. Я понял, что она ни за что не поверит в то, что я сделал это добровольно. Так или иначе я не проиграл — мы получили благодаря этому ценные сведения. — Видите, — сказал я, — синдикат — или как там они ещё называются — намерен произвести уборку дома. Вопрос такой: что они собираются делать с тем, о чем мне сообщили?

      — Вы думаете, — отозвалась Чарли, — они хотят обманом вовлечь нас в их план…

      — Ну, да, — согласился я. — Черт, они в общем-то хотят того же, что и вы. Они хотят уничтожить этот героиновый рэкет. Только разница состоит в том, что они хотят замять роль Уорфела в этом, а вы, напротив, жаждете придать её огласке. Теперь давайте рассудим: почему они из кожи вон лезут, чтобы сбыть мне всю эту чушь, причем притворяются, что на самом деле меня завлекли для допроса о чем-то совершенно ином. Нет, они, конечно, с удовольствием выслушали бы мои ответы, но, не получив от меня ничего, они тоже не расстроились. У меня впрочем, впечатление, что информация, которой они меня угостили, достаточно достоверна — по крайней мере в общих чертах.

      — Но зачем им было ставить вас в известность?

      — Затем, что им известно, что я работаю с вами, и им известно, кто вы. Затем, что они надеются: я расскажу вам услышанное от них при первой же удобной возможности, а вы передадите это мексиканским властям с тем, чтобы они прикрыли лабораторию по производству героина в Бернардо, тем самым сэкономив этому братству или корпорации немало усилий — в чужой стране их связи не так прочны, как дома, в Штатах. Им плевать, кто прикроет лабораторию. Главное, чтобы её прикрыли. Им лишь надо, чтобы она перестала функционировать — как и вам. Они знают, что Уорфел не настолько наивен, чтобы оставить там какие-то следы, которые вывели бы власти на корпорацию.

      — Но как насчет самого Уорфела? Нам известно, что вчера он вышел в море на своей яхте…

      — В этом-то и заключается самая главная проблема, — вздохнул я. — Они ни за что не допустят, чтобы вы сцапали Френки в американских территориальных водах с грузом героина. Этого-то они и боятся. Они рассказали мне о том, что делает Уорфел или что собирается сделать, но я уверен, они заставят его значительно изменить планы. Но они-то хотят, чтобы у вас создалось впечатление, что вы знаете, где и как его надо арестовывать. Они понимают, что вы не захотите прикрыть лабораторию, пока не поймаете Уорфела с руками, обагренными кровью-точнее, выбеленными героином.

      — Понятно, — медленно произнесла Чарли. — Значит, по-вашему, они надеются, что я прикрою лабораторию с помощью мексиканцев, а затем помчусь на север и буду ждать Френки с яхтой, полной героина. Только вот этого-то как раз и не произойдет.

      — Именно, — подтвердил я. — Причем не произойдет, потому что Френки отправится в долгий вояж на дно с якорем или иным тяжелым грузом на шее — если им удастся поймать его раньше нас. А у них есть резоны полагать, что им удастся нас опередить. Ну, а «Ураган» взорвется, сгорит, утонет или просто будет найден дрейфующим без груза или пассажиров — ещё одна великая загадка океана.

      Чарли смущенно посмотрела на меня и сказала:

      — Мэтт, не сочтите меня неблагодарной, но если честно: это все ваши догадки?

      — Профессиональная догадка, моя дорогая, — поправил я её, — исходящая от человека с криминальным складом мышления. Не надо на меня ссылаться, н>> мне пару раз доводилось в интересах нашей фирмы устранять кое-кого, сделавшегося чрезмерно алчным. Я твердо знаю, как поступил бы, окажись на месте Тилери л Сапио.

      — Понятно, — сказала Чарли, глядя мне в глаза. — Вы не очень приятный человек, не так ли?

      — Не сомневаюсь, позже вы найдете достаточно приятного человека, чтобы ходить к нему на свидания и даже выйти замуж, если, конечно, приложите усилия, — сухо сказал я. — В настоящее же время вам нужен мерзкий отвратительный профессионал. Такой, как я. Я оказываю вам услугу, делясь профессиональным опытом.

      — Понятно. Прошу прощения, — сказала Чарли со вздохом. — Итак, я знаю, что бы вы сделали на месте этих мафиози. Но что бы вы сделали на моем месте?

      — Почистил бы туфли, — ухмыльнулся я, глядя на её грязную обувь. Затем я перестал улыбаться и сказал: — Совершенно очевидно, что вам следует убрать этих троих и дать шанс Френки вернуться домой с полным грузом.

      — Убрать? В каком смысле?

      — В том, что их нужно устранить с пути, — сказал я. — И совершенно неважно, как: с помощью пули на брата, ручной гранаты или мексиканской полиции. Кроме того…

      — Я слушаю.

      Я потер болевшую диафрагму и продолжил:

      — Я уже говорил, что это не мое дело, и опять-таки в нашей профессии мы держим при себе наши чувства, но у меня есть личный интерес к этим господам. Если вы займетесь Бернардо, то я могу взять на себя тройку Сапио — Тилери — Джейк. Помните, если я отдам вам Уорфела, за вами человек по имени Николас.

      — Но разве вы не говорили, что Николас — кодовое имя той… которая умерла?

      — Я говорил, что она это мне сказала, а это не совсем одно и то же.

      — Вы хотите сказать, что она лгала даже перед смертью?

      — Как ещё она могла отомстить мне? — Я пожал плечами. — Так или иначе, её песенка была спета, и она понимала, что все это из-за меня. Единственное, что она могла сделать — это на прощание так крепко мне наврать, чтобы я окончательно запутался. Ей на радость. Не утверждаю, что так оно и было, но сильно этого опасаюсь.

      Высокая девушка внимательно смотрела на меня через очки.

      — Значит, вы помогаете мне вовсе не по доброте душевной? Значит, у вас есть по-прежнему свое задание?

      — Вам это так важно? — передернул я плечами. Она поколебалась, но когда все же заговорила, в интонациях засквозили ледяные нотки:

      — Нет — если во имя ваших интересов вы не сорвете мою операцию. Так или иначе, я бы не советовала вам приносить мои интересы в жертву вашим, Мэтт. Вы потом очень пожалеете.

      Я посмотрел на нее. Лицо её излучало холод, глаза сверкали странным фанатическим блеском. Я сказал:

      — Послушайте, Чарли, это ведь угроза? Вы всерьез?

      — Вполне, — отвечала она не дрогнувшим голосом и не отводя глаз от меня. — Эта операция имеет огромное значение и для меня и для множества невинных людей. Не вздумайте её сорвать. Вы очень пожалеете.

      Я плохо реагирую на угрозы, даже когда они исходят от красивых высоких девушек в роговых очках, и даже если эти девушки с обезоруживающей прямотой сознаются в отсутствии чувства юмора.

      — Теперь настал мой черед, — сказал я. — И по этому поводу могу заявить следующее: не становитесь у меня на пути, Чарли, и не ставьте на нем других людей, как бы плохо вы ко мне ни относились и в каких бы поступках меня ни подозревали. Скорее всего ваши подозрения неосновательны. У меня нет ни малейшего желания позволить Уорфелу благополучно доставить груз героина. Я сделаю все, чтобы вы его взяли с поличным. Помните это на всякий случай. Но имейте в виду и другое: если вы вдруг на меня рассердитесь и пошлете за мной кого-то с заданием помешать, этот человек назад не вернется. Ясно?

      — Вы просто невероятны, — тихо сказала она.

      — Господи, одна угроза родила другую, вот и все, — но лучше уж вы мне верьте, иначе кто-то может погибнуть. А теперь хватит строить рожи друг другу. Вы обещали мне навести справки о Соренсоне.

      — Вам не надоело твердить об одном и том же? — буркнула Чарли, а когда я промолчал, продолжила: — Я навела о нем справки. У него действительно есть опыт химического анализа — в основном в области газов, но в случае необходимости он способен работать в интересующем нас качестве. Но все же это самая невероятная кандидатура для лаборатории Уорфела… — Она помолчала, я ждал, что она продолжит, но она сказала: — Но хватит о Соренсоне. Теперь об этом человеке из синдиката. О Тилери и двух его партнерах. Где вы намерены их найти? И как собираетесь с ними поступить?

      — Сначала мне надо их отыскать, а потом уж думать, что с ними сделать, — сказал я. — Но у меня есть неплохой след. Через две двери по коридору.

      — Неужели вы думаете, эта блондинка наведет вас на них? Даже если она в курсе, она ничего не скажет.

      — Не волнуйтесь, Чарли, — отозвался я. — У вас есть свои маленькие тайны, у меня свои. Она недовольно махнула рукой.

      — Делайте, что хотите, только помните: для меня это все крайне важно, и не только для меня, но…

      — Но и для тысяч невинных людей, — продолжил я. — Буду помнить об этом. В общем, я отправляюсь в путь, только вот приведу себя в порядок в ванной. А вы пока располагайтесь. Можете позвонить по телефону, если нужно… В чем дело?

      — Ни в чем! Просто когда я ехала сюда, то вспомнила: я слышала по радио предупреждение о новом смоге в Лос-Анджелесе. Надеюсь, это не помешает нашим планам. Но вдруг это помешает Уорфелу. — Она замолчала, погрузившись в проблемы, не дававшие ей покоя. Потом она взглянула на меня:

      — Мэтт!

      — Да?

      — Я погорячилась.

      — Я тоже, — сказал я. Признаться, я покривил душой, но и она, похоже, тоже.

     

      Глава 16

     

      Подходя к номеру Роберты Принс, я снова заключил с собой небольшое пари, как и ранее, при тех обстоятельствах. Девица сказала, что приведет себя в порядок, пока я разбираюсь там у себя в номере, но скорее всего, у неё за это время могли возникнуть новые идеи. В конце концов это были голливудские края или с ними соседствующие, и стоит их обитателям-хищникам заполучить хороший сценарий или даже просто сносный, они соберутся всем скопом, набросятся на одну маленькую идейку и выжмут из неё все.

      Я постучал в дверь, но ответа не услышал. Дверь оказалась не заперта. Я вошел, ибо пообещал, что скоро вернусь, а Роберта ничего против этого не имела. Первое, что бросилось мне в глаза, — это её клетчатый черно-белый брючный наряд. Его части валялись на полу вперемежку с прочими элементами одежды, интимными и не очень. Второе, что я заметил, — это закрытую дверь ванной, в которой работал душ. Я решил сделать пометку в своей мысленной записной книжке, что я опять выиграл у себя деньги.

      — Роберта! — крикнул я, постучав в дверь ванной. — Мисс Принс! Бобби! Все в порядке?

      Вода перестала литься. Затем дверь открылась, и на пороге появилась Роберта. Как я и предполагал, на ней ничего не было, если не считать полотенца, которое она превратила в тюрбан, чтобы уберечь от брызг свои длинные светлые волосы. Второе полотенце было у неё в руках для того, чтобы вытираться, но она держала его так, чтоб не очень загораживать мне вид.

      Несмотря на некоторое сходство с борзой, она все же обладала более женственным телом, чем я думал. В конце концов и борзые бывают разных полов, а в данном случае не могло быть никаких сомнений насчет пола Роберты Принс. У неё был ровный гладкий загар. Я понял, в чем состоит разница между срамной наготой и интересной обнаженностью: в загаре.

      — Принесите мне мой халат из шкафа, — попросила она ровным хриплым голосом. — Такой голубой, махровый. Вы увидите.

      — Сейчас, — сказал я, улыбаясь и не двигаясь. — Сколько же вам пришлось стоять под душем. Бобби, чтобы наконец иметь возможность совершить этот эффектный выход?

      Она сначала смутилась, потом рассмеялась.

      — Очень долго. Я чуть не растворилась целиком. Почему вы так долго?

      — У меня была гостья. Дама из полиции, интересующаяся наркотиками. Она что-то разнюхала. Нам пришлось сверить наши наблюдения и разработать стратегию.

      — Разнюхала? И хороший у неё нюх? Я не мог взять в толк, почему её так заинтересовало обоняние Шарлотты Девлин, хотя в моем сообщении было кое-что, отчего ей следовало бы забеспокоиться. Но в данной ситуации я был рад любому продолжению диалога. Что касается обещания, данного мною Чарли, я только взял на себя обязательство не разглашать сведения о её здоровье тем, на кого именно она работает. Ну а Роберта Принс вряд ли могла передать эти ценные сведения в ФБР.

      — Кажется, в детстве у неё была астма, и сегодня утром с ней случился приступ, но в целом она в порядке.

      — Очень жаль! — сказала Роберта. — Как было бы хорошо, если бы все легавые утонули в своих собственных соплях и мокроте. Ну, если вы уже изучили товар, то, может, передадите мне халат?

      Я по-прежнему не двигался.

      — Товар? — переспросил я, нагло на неё уставясь. — Но это подразумевает возможную куплю-продажу…

      Она тоже посмотрела на меня. В её глазах появилось жестокое выражение.

      — Почему бы нет? Вы мне делаете деловое предложение?

      — Это зависит от того, имеются ли в виду наличные или иные средства обмена. Я работаю в государственной организации, Бобби, и нам платят не так много, чтобы мы могли позволить себе покупать расположение голливудских дам — по крайней мере за наличные.

      — Но пистолет у вас есть? И вы умеете им пользоваться. А мне нужна защита. От Френки Уорфела, да и теперь, пожалуй, от этих гадов тоже. Зачем, собственно, я затеяла этот стриптиз? — После паузы она спросила: — Ну что, договорились?

      — Договорились, — сказал я, облизывая губы, словно они у меня от волнения пересохли, тем более что они действительно пересохли, хотя и не от волнения. Просто у меня была такая привычка, и она раздражала меня самого. — Конечно, договорились, — повторил я.

      — Ну что, подпишем договор прямо сейчас? — спросила она ровно, без какого-либо выражения.

      — Можно, — пожал я плечами. — Стоило ли снимать столько одежды, чтобы потом через какое-то время ещё раз снимать?

      — Тогда сними все это барахло с кровати, а я запру дверь, — деловито сказала она и повернулась к двери.

      Я подошел к кровати и сбросил с неё на пол все, кроме нижней простыни и подушки. Когда я повернулся, то увидел, что она идет ко мне, на ходу разматывая свой тюрбан, отчего её светлые волосы красиво разметались по шоколадным плечам.

      Она медленно приблизилась ко мне, посмотрев на меня, и затем отстегнула единственную застегнутую пуговицу моего пиджака. Она высвободила пиджак из моих рук и бросила его на пол. Она вытащила мой револьвер, покривилась и осторожно положила его на столик у кровати. Затем вытащила рубашку из брюк и расстегнула все пуговицы. Я стоял не шелохнувшись. Она легонько ткнула меня кулаком под ребра, где показалась краснота. Я поморщился.

      — Голая стерва-садистка, — прокомментировал я.

      — Так точно, — промурлыкала она. — Голая стерва-садистка и мазохистка. Разве это не то, что тебе хочется? У тебя есть какие-то пожелания, милый? Может, ты хочешь постегать меня ремнем по голой попке? Как, никакого воображения, просто секс, секс? — Она просунула обе руки под мою рубашку, крепко притянула к себе и поцеловала в губы. — По крайней мере, хоть наконец-то попался высокий мужик, — прошептала она. — Господи, как утомительно все время прикидываться, что ты ниже на пару дюймов, чтобы не задевать мужское самолюбие. Ну, ты сам снимешь брюки или тебе помочь? Я прокашлялся и резко сказал:

      — Хватит, Бобби. Как говорят в Голливуде, стоп-кадр. ? Разумеется, я играл наугад. До последнего момента я не мог решить, как себя повести. Конечно, самое безопасное подыгрывать ей, но даже если не принимать во внимание моральные аспекты — решительно меня не волновавшие, — в этом варианте были практические неудобства. Впрочем, надо признаться, что меня несколько поколебал этот приятный здоровый загар и выражение шаловливой невинности на её лице, проступившее через весь этот голливудский грим.

      Она некоторое время стояла неподвижно в той же позиции. Потом отпустила меня и отступила на шаг.

      — Это ещё что такое? — мрачно осведомилась она. — Ты пед или что?

      — Ладно, ладно, Бобби, успокойся. Ты прекрасно знаешь, кто я такой: правительственный агент. И ты прекрасно знаешь, кто ты такая: девица, которую приставили к правительственному агенту, чтобы узнать получше, что он собирается делать со сведениями, которые ему скормили, потом передать новую информацию людям, числом три, чтобы они могли соответственно отреагировать. — Я нахмурился, изображая негодование. — Господи Иисусе, ну почему у вас на Западном побережье все так шаблонно мыслят. Почему есть ко мне один-единственный ключ — подсунуть девку!

      Бобби Принс глубоко вздохнула и хотела что-то сказать, но раздумала.

      Тогда сказал я со злостью, почти не наигранной:

      — Неужели ты решила, что я клюну на эту старую приманку? Неужели я поверю, что ты так расстроилась из-за бедного меня, что вмешалась и из-за этого тоже пострадала? Неужели я могу в это поверить после того, как Беверли Блейн разыграла сюжет с её страшным похищением, а потом ещё добавила финальную сцену? Боже мой, я же на работе. Если бы ты знала, сколько раз меня пытались поймать на эту удочку? Даже моя фирма подсовывала мне несчастных и заблудших созданий! Ну, а этот дряхлый сюжет с «посмотри-на-меня-голенькую-и-желанную»? Вы что, думаете, я никогда раньше не видел голую женщину? — Я вздохнул, как человек, у которого лопнуло терпение. — Бога ради, Бобби, поди прикройся, а то замерзнешь. Когда-нибудь, когда я буду в настроении и ты тоже, я с удовольствием окажусь с тобой в одной постели. Я давно искал себе высокую очаровательную блондинку, но сейчас, до обеда, мне совершенно не хочется заниматься любовью только ради успокоения маленького пузана по имени Тилери.

      — Ну вообще-то это предложил Сапио. У Тилери были другие идеи. — Боби понизила голос, начала было говорить дальше, но передумала. Она подошла к шкафу, открыла дверь и застыла, прислонясь лбом к косяку. — Да, у вас неплохой ремешок, папочка. Больно сечете бедную девочку по голой попке.

      — Сама напросилась. Надень платье и пойдем поедим. Она словно не расслышала:

      — Я должна быть в ярости, — размышляла она вслух. — Как и всякая женщина, чье лилейно-белое тело отверг мужчина.

      — Чье это лилейно-белое тело? — полюбопытствовал я. Не глядя на меня, она сказала:

      — Либо ты высокоморальный джентльмен, который не позволяет себе воспользоваться сложным положением женщин и просто пытается скрыть свою сентиментальность крутым разговором, либо ты расчетливый сукин сын.

      — Я не высокоморальный джентльмен. Исходи из этого.

      — Что же ты хочешь? И почему ты не пожелал немного подыграть мне, а оставил в заблуждении, что я сразила тебя своей прелестью и обаянием?

      Она вовсе не была дурочкой. Я немного поразмыслил, потому что ставка в игре была все же высокой, и сказал:

      — Мне нужны три веши. Это Джейк, Тилери и Сапио. Если у них тут имеются дружки, они мне тоже понадобятся.

      — О, Господи! — тихо охнула Роберта. — Как меня только угораздило в это впутаться? Куда я залезла?

      — Пока никуда, даже в платье. Короче, поскорее одевайся и давай поедим.

      — Почему я должна обманывать их ради тебя?

      — Откуда мне, черт возьми, знать, почему? Ну, может, потому, что, для начала, они не очень спрашивали тебя, хочешь ты в этом участвовать или нет. Правильно? И ещё потому, что, может, тебе хочется выйти из игры, а я могу тебе в этом помочь? Может быть, учти. Это не обещание. А может, потому, что я расчетливый сукин сын, которому понадобилась твоя помощь.

      — Помощь для чего?

      — Кончай, — буркнул я. — Ты что хочешь, чтобы я произнес пламенную патриотическую речь о жизненно важной операции, которую поручило мне правительство, или прочитал тебе лекцию обо всех беднягах, которым будет скверно, если Френк Уорфел провернет свое грязное дельце? Ты не производишь впечатление ни большой патриотки, ни поборницы гуманных ценностей. Извини, если я ошибаюсь.

      Она коротко рассмеялась, вытащила из шкафа короткое пышное платье и надела на себя, потом подошла ко мне и аккуратно заправила мою рубашку обратно в брюки и застегнула все пуговицы. Затем она взяла револьвер со столика и заткнула его мне за пояс.

      — Я ничего не обещаю, — сказала она. — Ничегошеньки! Эти типы умеют внушить страх. Знаешь, что бывает, когда они узнают про обман?

      — Знаю, — сказал я, — и учти: я не смогу защищать тебя бесконечно. Сейчас да, но потом, если я не выторгую что-то для тебя, тебе придется изворачиваться. Без посторонней помощи.

      Она нахмурилась:

      — Ну, вот, ты опять за старое, — пробормотала она. — Ну почему бы тебе немного не покривить душой, не соврать, что если я буду работать на тебя и правительство, то мне обеспечена полная безопасность? Зачем эта честность?

      — Все рассчитано, — пояснил я. — Так оно лучше действует. Сначала ты отказываешься лечь в постель с девицей, которая прикидывается не той, кем является, ты ей режешь правду-матку, и она делается кроткой, послушной и выполняет все, что ей не скажешь.

      — Вот негодяй! — сказала Роберта. — Что ты со мной делаешь! Накорми меня ланчем и дай мне все это немного обмозговать.

     

      Глава 17

     

      Ресторан располагался в большом, похожем на амбар помещении с длинными стеклянными дверями — они были заперты, — за которыми виднелся внутренний дворик с бассейном. От воды поднимался пар, напоминая о том, что на улице, несмотря на солнце, было прохладно.

      Внутри столы и стулья в стиле «рустик» были расположены так, что у стеклянных дверей образовалось большое пространство — для танцев и прочих увеселений. Но это все случалось вечером, а теперь ресторан был почти пуст.

      — «Маргарита»! — презрительно поморщилась Роберта, когда мы сели за столик на двоих. — Милый, я уже начала думать, что ты настоящий мужчина. Пожалуйста, не порть впечатление — не вздумай предлагать мне «Маргариту».

      Отчасти она явно тянула время, обдумывая мое предложение, но отчасти и разыгрывала сцену для Тилери и К°, если они вели наблюдение. Она, возможно, хотела, чтобы у них сложилось впечатление, что она развлекает лихим разговором правительственного агента, изображая из себя женщину, которую он мечтал встретить всю жизнь. Поражая своей незаурядностью, она укрепляла его в убеждении, что ей вполне можно доверить все свои душевные тайны и, конечно же, ту секретную информацию, которой его снабдили. Я сидел напротив неё и, как умел, подыгрывал, изображая смущение в связи с тем, что мое предложение было так напрочь отвергнуто.

      — А чем плоха «Маргарита»? — робко поинтересовался я.

      — Да ничем, — отозвалась Роберта, — если ты любитель пойла для туристов из сока кактуса и куантро. Впрочем, здесь они пользуются не настоящим куантро, а местным заменителем, который именуется «контрой». — Она наклонилась вперед и похлопала меня по руке. — Не будь таким, как все эти большие люди, милый. Не пытайся поразить меня своими обширными познаниями в мексиканской продукции — алкогольной и прочей. Учти, я ведь родилась в Юме, штат Аризона, на самой границе. Я впервые отведала текильи — это даже была скорее пулька с червячком в бутылке — в нежном двенадцатилетнем возрасте. Господи, я быстро познакомилась со всеми местными напитками, а даже если бы и не познакомилась сама, то меня выучил бы один из этих жирных бизнесменов, хобби которых состоит в том, чтобы возить в Мексику юных блондинок и обучать их фольклору, в то же время усердно потчуя их местными напитками, чтобы довести до нужной кондиции. Нам-то с тобой не надо изображать из себя туристов. Пусть здешние сукины дети наслаждаются коктейлями с кусочком лимона, посыпанного солью, — я-то уже это проходила. Ты лучше раздобудь мне настоящий мартини с водкой, ладно?

      Монолог получился неплохой, и актерская игра тоже оказалась на уровне, но я не очень-то вслушивался, поскольку понимал, что не я составляю основную аудиторию. Я не оглядывался, не шарил взглядом по залу, чтобы установить, есть ли другие слушатели. Я просто сидел, изображая на лице внимание, а также любовный интерес, размышляя при этом, что же она мне может рассказать по делу и что я в таком случае предприму.

      — Да, — сказал я. — Да, разумеется, моя дорогая. Поскольку никто не сбивался с ног, чтобы нам угодить, я сам отправился к круглому бару в конце зала и вернулся с двумя мартини, один из которых поставил перед моей блондинкой, заслужив от неё благодарную улыбку.

      — Ты прелесть, милый, — нежно сказала она. — Но скажи мне честно и откровенно — почему я должна подставлять ради тебя свою шею?

      Сейчас на ней было короткое-прекороткое желтое льняное платье с ярким кушаком. Я заметил, что и чулкам она предпочитала колготки. Впрочем, с таким коротким платьем иначе и быть не могло: когда она садилась, взору открывалось практически все. Вообще-то обычно я не так остро реагирую на подобные детали, хотя и редко совсем упускаю их из вида. Похоже, я все-таки в глубине души сожалел об упущенной возможности. Получалось, что, хочу я того или нет, мой траур по Аннет О`Лири подошел к концу. Целомудренное настроение приказало долго жить.

      Я сел и попробовал коктейль. Неплохо, конечно, хотя время от времени я с удовольствием заказываю «Маргариту». Но ни за что на свете я бы не стал портить бенефис Бобби.

      — Честно и откровенно? — переспросил я. — Ты меня ставишь в трудное положение, киса. Честно и откровенно я не могу придумать ни одного резона, по которому тебе следовало подставлять из-за меня свою шею.

      — Тогда почему же ты не взял билет, который тебе предлагали, и не отправился в путь? То есть у тебя нет же предрассудков против того, чтобы лечь в постель с девушкой, особенно когда та этого добивается так страстно, как я. Если бы ты пошел мне навстречу, то, глядишь, чего-нибудь узнал бы или там подслушал…

      — Что я мог узнать! — хмыкнул я. — Если бы ты сочла меня помешанным на сексе остолопом, ты бы не искала во мне ровным счетом ничего. Ничего ценного. Я решил, что лучше попытаюсь убедить тебя в том, что я человек неглупый, надежный и даже с некоторыми моральными принципами. Может, ты сумеешь использовать человека с моральными принципами в целях собственного самосохранения.

      — А ты действительно неглупый человек с некоторыми моральными принципами? — осведомилась Бобби. — Человек, которому я могу доверять?

      — Мы похоронили последнего парня с моральными принципами, который сунулся в наш рэкет, давным-давно, — ухмыльнулся я. — Он, кажется, продержался шесть недель, да и то исключительно потому, что именно это время пошло на дискуссии, стоит ли посылать его на задание. В моей работе только полный идиот может кому-то доверять, Бобби.

      — Ну вот ты опять подрываешь мою веру, — вздохнула она. — Ты что, хочешь, чтобы у меня все в голове перемешалось, да? Ты же ломаешь свой собственный замысел! Неужели тебе не понятно, что я хотела бы видеть в тебе рыцаря в блестящих латах на белом коне, который спешит на выручку бедной мне? — Я промолчал, и она, усмехнувшись, отпила водки, разбавленной вермутом. — Нет, я все-таки должна понять, почему ты это сделал… Вернее, почему этого не сделал. Ты же хотел меня, очень даже хотел. Почему ты не взял меня, а разговоры не отложил на потом? Нормальный мужик решит, что сперва надо показать бедной маленькой девочке все, на что он способен, после чего она уж стала бы его наложницей на всю оставшуюся жизнь и была бы счастлива пойти на что угодно, лишь бы это счастье повторилось…

      — Может, я просто неуверенный, замученный комплексами бедняга, — ухмыльнулся я в ответ. — Может, у меня имеются большие сомнения насчет мужского обаяния. — Помолчав, я спросил: — Хочешь знать правду?

      — Ее-то я и добиваюсь все это время. Я глубоко вздохнул и сказал:

      — Правда заключается в том, что… — Я прокашлялся и начал с начала. — Правда заключается в том, что ты сделалась очень миленькой, когда смыла весь этот киногрим с мордашки. Просто я не мог так поступить с тобой… в этих обстоятельствах. — После паузы я добавил: — Ну, а теперь можешь пускать звуковую дорожку.

      Она смотрела в свой стакан, крутя его между пальцами. Ее светлые длинные пряди мешали мне видеть её глаза.

      — Ты меня дуришь, — прошептала она наконец. — Неужели не понятно, что именно это я и хотела бы думать. Бедная наивная дурочка… Вот ты и пустил в ход это оружие. Разишь наповал.

      — Конечно, дурю, — признался я. — Немного. Трудно удержаться. После стольких лет упражнений. Но только отчасти. — Самое смешное, что я и правда говорил с ней честно и откровенно.

      Она вздохнула, подняла стакан и осушила его одним глотком. Потом, аккуратно поставив его на стол, сказала:

      — Я не знаю, где они сейчас, Мэтт, если тебя интересует именно это. Они не говорили мне, где их искать. Но поскольку сегодня вечером они хотят предпринять что-то крутое, а до этого им нужно выяснить, что удумали вы с этой девицей из полиции, они, конечно же, выйдут на меня. Они должны ко мне сегодня зайти попозже днем — наверное, это будет Тилери. Может, он о чем-то проговорится. Тогда я тебе скажу. На большее я не способна. — Она судорожно вздохнула. — Мэтт!

      — Да?

      — Ты правда хочешь есть?

      — Если честно, — отозвался я, — то пища сейчас занимает меня меньше, чем кое-что еще. Она тихо засмеялась.

      — Меня тоже. Допивай свой чертов коктейль и пошли доделаем дело, пока я окончательно не спятила.

      Позже, значительно позже, я проснулся и попытался уклониться от явно враждебной руки, трясшей меня за плечо. Я, впрочем, не стал думать и гадать, так это или нет. Те, кто просыпаются в сомнении и начинают размышлять, в чем дело, живут, как правило, недолго. Однако мои импульсивные движения привели к тому, что я уткнулся носом в массу длинных волос и учуял приятный аромат. Тут я вспомнил все остальное.

      Я снова откинулся на подушку. Бобби, стоявшая надо мной, откинула длинные волосы, которые попали мне в лицо.

      — Боже, неужели ты всегда так просыпаешься? В следующий раз я возьму шест и буду будить тебя с другого конца комнаты.

      Она была одета полностью — точно так, как во время выхода в ресторан, и в какой-то момент я засомневался, произошло ли между нами что-нибудь, хотя скорее всего да. Тут на её загорелом лице появился легкий румянец, отчего я укрепился в убеждении, что я не ошибся. Мы сбросили одежду до того, как расстались с грызшими нас сомнениями.

      — Я, кажется, заснул, — сказал я. — Который час?

      — Половина пятого.

      — Да! — привстал я. — Неплохо поспал. Извини.

      — За что? Кто, по-твоему, больше нравится девушке: человек, который засыпает в её теплых объятьях, или тот, кто смотрит на часы, после того как дело сделано, и берется за штаны? Я дала тебе поспать так долго, как только осмелилась.

      — Осмелилась?

      — Видишь ли, — сказала она, — тебе лучше здесь не быть, когда заглянет Тилери. Впрочем, если он за нами следит, то все равно не появится, пока не убедится, что я одна. — Она поколебалась и продолжила: — Разумеется, если ты не доверяешь мне поговорить с ним с глазу на глаз…

      — Я же говорил тебе, — ухмыльнулся я, — люди нашей профессии никогда и никому не доверяют, и даже если из этого правила есть исключения, мы не заявляем о них во всеуслышание. Могут подумать, что мы утрачиваем профессионализм. Где мои трусы?

      Обнаружив их на полу, она отфутболила их ко мне.

      — Мэтт!

      — Да?

      — Ты, наверное, чувствуешь себя большим молодцом, — в голосе Бобби возникли ледяные нотки. — Заставил девушку помогать тебе с риском для жизни да ещё получил бесплатное угощение. Но ты, конечно, большой ловкач…

      — Бобби! Ты что, передумала? — спросил я, отыскав рубашку и надевая её на себя. — Ты что, купила подержанную машину? Знаешь, как это бывает: на вид все в порядке, на слух тоже — мотор гудит, как надо, но когда ты выезжаешь на ней, то все думаешь, а не надули ли тебя и не подсунули какое-то барахло?

      Бобби состроила мне гримаску и сказала:

      — Нехорошо читать чужие мысли, милый. Именно так я и думаю. Тебе ли меня упрекать?

      — Нет, я тебя не упрекаю, — уже на полном серьезе ответил я. — И у тебя есть ещё время передумать. Но если все остается по-прежнему, — я встал, застегнул молнию и пояс и продолжил: — Но если все остается по-прежнему, то. я уже говорил: я не даю никаких гарантий. Ясно?

      — Ясно, — сказала она, облизывая губы. — Именно так я тебя и поняла. Вот потому-то я чувствую себя такой дурой. Раньше я считала себя довольно смекалистой особой, но теперь вот я ни с того ни с сего рискую головой, а ты даже…

      Ее речь прервал телефонный звонок. Мы вздрогнули, обернулись. Бобби глубоко вздохнула и сняла трубку.

      — Да, да, это Бобби, — она поймала мой взгляд и кивнула. — Да, конечно, я узнала голос, и у меня кое-что есть для вас, только сейчас вот мне говорить трудно. Я могу перезвонить? О`кей, тогда перезвоните вы. Он в сортире, но я не уверена, что… Через десять минут я его выпровожу, и тогда позвоните…

      Она поставила телефон, посмотрела на меня. Я сказал:

      — Намек понял. Только позволь, я завяжу шнурки. Бобби и не подумала улыбнуться. Она сказала:

      — Это Тилери. Я пыталась вызнать, куда ему можно позвонить, но номер не прошел.

      — Понятно. Я все слышал. Ты вела себя верно.

      — Что мне сказать ему, когда он перезвонит?

      — В основном правду. Сообщи ему, что моя очаровательная подружка натаскана на ловле контрабанды наркотиков. Что она хочет с помощью мексиканской полиции прикрыть лабораторию в Бернардо, когда Уорфел выйдет в море с товаром, чтобы его уже никто не мог предупредить. Затем она отправится на север и будет поджидать его возвращения с товаром. Как она надеется поймать его с поличным и помешать выбросить героин в воду, я не знаю, но подозреваю, что у неё есть какие-то соображения. Что касается меня, то официальная часть моей программы с устранением Беверли Блейн закончилась, и я в принципе могу оказать содействие моей подруге, но пока в основном я валяю дурака и пытаюсь соблазнять блондинок, приняв мартини, и болтать то, о чем мне следовало бы помалкивать.

      — Мэтт!

      — Да?

      — Мне страшно. — Бобби снова облизала губы. — Я знаю этих гадов. Похоже, Тилери нарочно звонил при тебе, чтобы проверить, как я на это отреагирую. Если бы я стала говорить в твоем присутствии, он бы понял, что я его вожу за нос.

      — Может, и так, — сказал я. — А может, просто у него не хватает людей, чтобы следить за нами, и он просто позвонил, потому что настало время. — Я взял пиджак и сделал шаг в сторону Бобби.

      Она сделала шаг назад и резко сказала:

      — Нет, не целуй меня. Убирайся отсюда поскорее, а я уж сама устроюсь на кресте.

      Когда я дошел до двери, она крикнула:

      — Я позвоню тебе в номер, ладно?

      — Ладно, Бобби…

      — Иди! — сказала она. — Иди, не останавливайся, закрой за собой дверь, и дай тебе Бог, чтобы я не пришла в себя, пока тебя нет.

     

      Глава 18

     

      Когда я вошел в свой номер, то в глаза мне бросились две вещи. Во-первых, Чарли Девлин, сидевшая на одной из кроватей в блузке и без туфель и говорившая по телефону. Кроме нее, я заметил свой чемодан, который оставил в лос-анджелесском мотеле. Теперь он стоял на полке у моей кровати. Я был рад свиданию с ним не только потому, что мог сменить рубашку, но и потому что у меня было припрятано кое-что полезное. То есть это могло бы оказаться полезным, если бы все стало развиваться так, как я рассчитывал, а надеяться на то, что, окажется и у столь традиционного служителя закона, как Чарли Девлин, не приходилось.

      — Да, — нетерпеливо говорила она, — ныряльщик. Что, меня плохо слышно? Человек с ластами, аквалангом и в резиновом костюме. Да, и у него должны быть большие мешки на несколько галлонов и клейкая лента, которая приклеивается и под водой. Нет, я не знаю, как она называется, но в наши дни непременно существует нечто, приклеивающееся где угодно и к чему угодно. Нет, я не сошла с ума. У нас есть виды на яхту, так? И у нас есть её план. На нем видно, где в ней санитарные люки, так? Когда Уорфел пришвартуется, наш водолаз прикрепит мешки к каждому из этих отверстий. Пусть в них останется то, что Уорфел пожелает спустить в люк. Господи, ну детали вы разработайте с вашим специалистом-подводником. Вы хотите, чтобы я этим занималась?.. Естественно, мешки оторвутся, если яхта будет на ходу. Я же сказала: подождите, когда она пришвартуется. После этого она уже не двинется на большой скорости. Она вообще никуда не двинется, если мы сделаем все как следует. — Она положила трубку и увидела меня. — Вы все слышали, мистер Хелм? Как, по-вашему, это сработает?

      — Мне это кажется чем-то сомнительным, — сказал я, пожимая плечами, — но подводные операции не совсем по моей линии. Спасибо, что привезли мой чемодан.

      — Я уверена, что план сработает. Ничего другого я придумать не могу… А, чемодан? Не стоит благодарности. Ну, как вы выступили?

      — В обычном или разговорном смысле? — поинтересовался я.

      Она посмотрела на меня и поморщилась.

      — Я гляжу на вас и понимаю, как вы выступили в разговорном значении слова. У вас вид сытого самца. Если бы я думала, что вы видите в этом лишь шанс залезть в постель с блондинкой-шлюхой средь бела дня…

      — Закройте ваш грязный ротик, мисс Девлин, — перебил её я.

      Она удивленно посмотрела на меня.

      — В чем дело? Вы разве щепетильны в методах? Вам теперь совестно, что вы совратили маленькую девочку и глазом не моргнули. Бедная маленькая девочка! Это деваха шести футов роста прекрасно знает, как за себя постоять. На вашем месте я бы не слишком из-за неё переживала.

      — Чарли, меня не раздражает то, что вы слишком много говорите, — сказал я. — Меня только удивляет, почему вы находите для ваших чувств столь неудачное словесное выражение. А кроме того, неужели вы не в состоянии поправить ваш чулочный агрегат, чтобы чулки ваши не провисали на коленях. Другие женщины неплохо справляются с этим предметом дамского туалета.

      — Если бы вы не пялились на мои ноги — и вообще на женские ноги, — то мои чулки так вас не раздражали бы, — сухо сказала она. — И я слишком была занята всеми дипломатическими вопросами, чтобы обращать внимание на морщинки на колготках. Но вы не ответили на мой вопрос: вам удалось что-то выяснить?..

      — Пока ничего определенного, — ответил я. — Но скоро надеюсь кое-что узнать. Постарайтесь не занимать телефон.

      — Она позвонит сюда, если будут новости?

      — Она позвонит в любом случае.

      — Если вы получите нужную информацию, какие предпримете шаги дальше?

      — Я двинусь по их следам, — сказал я, роясь в чемодане. Выложив чистые рубашки на кровать, я извлек из потайного отделения маленький плоский кожаный футляр, содержимое которого стал тщательно проверять. — Постараюсь не дать им воссоединиться с вашим любимым контрабандистом.

      — Я уже договорилась с мексиканскими властями, — сказала Чарли, встала и, уже совсем не смущаясь, одернула свои колготки. Еще немного, и она начнет в моем присутствии, не смущаясь, поправлять лифчик. Я не мог понять, вдохновляет ли меня такая перспектива. Она пригладила юбку, сунула ноги в туфли, потом открыла сумочку, чтобы проверить в зеркальце, как она выглядит. Я успел заметить там маленький револьвер и сразу вспомнил, кто она, кто я и почему мы тут оказались. Она сказала: — Мы готовы оказать вам любое содействие, Мэтт.

      — Вы сошли с ума? Последнее, что мне нужно для успеха вашей же операции, это полные энтузиазма мексиканские полицейские. Если они начнут арестовывать всех направо и налево, они запросто могут бросить за решетку и Уорфела. Вам же, как я понимаю, вовсе ни к чему, чтобы он оказался в мексиканской тюрьме. Вам нужно посадить его в американскую кутузку.

      — Да, но почему вы считаете, что он попадется вместе с остальными?

      — Дело в том, что Тилери, Сапио и компания, похоже, надеются перехватить его где-нибудь ещё до того, как он заберет товар в Бернардо.

      — А может, они попробуют сделать это в открытом море, когда он уже повезет груз в США?

      — Вряд ли, — сказал я. — Они через меня подкинули вам информацию. Они могут предположить, что после Бернардо он будет под вашим неусыпным наблюдением.

      — Мы вообще-то договорились о самолете для слежения…

      — А Тилери достаточно хитер, чтобы это учесть. Нет, у него есть надежда, что ему удастся перехватить Уорфела до его прибытия в Бернардо. Это единственный вариант, в котором есть смысл.

      — Но он же хочет, чтобы и с лабораторией было покончено. И ему известно, что мы начнем действовать, только когда Уорфел поплывет на север с грузом.

      — Вы уверены, что вам удастся столько выдержать? И это когда у вас над душой уже стоят мексиканцы? Они, конечно, будут вам подыгрывать, если ваш план сработает. Но если вы прождете до рассвета, а не окажется ни яхты, ни груза, они напомнят, что поселок находится под их юрисдикцией, и сами вскроют этот гнойник на мексиканском теле. И плевать им и на Френка Уорфела, и на вас, сеньорита. Я полагаю, вы уже обнаружили, где эта лаборатория?

      — Да, она в большом обшарпанном доме на колесах, среди других таких же домов на побережье, прямо за крошечным поселком саманных хижин. Там есть один магазин и одна бензоколонка. Я смотрела на этот трейлер наверно с десяток раз, когда проезжала мимо в сторону Энсенады. У них там есть лодка, удочки и все прочее для камуфляжа. Обычно они подпирают эти трейлеры парой шлакобетонных блоков, но тут все куда основательней. Иначе и быть не может. Если твоя лаборатория ходит ходуном от малейшего движения, можно пролить реактивы. Кое-кто из несостоявшихся производителей героина оказался на небесах, потому что проявил небрежность. — Чарли вздохнула. — Но вообще-то вы правы. Мы и правда здесь не имеем власти. Просто здешняя полиция идет нам навстречу. Если Уорфел не возникнет, то лаборатория исчезнет, а с ней наш единственный шанс скомпрометировать…

      — Все понятно, — буркнул я. — Стало быть, моя задача — следить за отрядом Тилери, пока они следят за Уорфелом, и устранить первых с дороги последнего, чтобы ничто этим вечером не помешало осуществлению его грязных замыслов.

      — Вы все упрощаете.

      — Правда? Я не хотел. Но это все возможно, если мне удастся понять, где они задумали перехватить Уорфела. И если мне не помешает полк мексиканских блюстителей закона, размахивающих пистолетами и значками. Пусть они смотрят на мои действия сквозь пальцы. Вот это и будет вашей помощью. Больше, надеюсь, мне ничего не понадобится.

      — А как нам держать связь? Как мне узнать, удалось вам что-то или нет?

      — Вы увидите Уорфела или одного из его подручных, когда они явятся за грузом. Вот и все.

      — Так! — воскликнула она, глядя на кожаный футляр, который я уже собирался закрыть. — Это шприц!

      У неё был такой голос, словно у меня в руках находилось что-то невыразимо отвратительное. Скорее всего как представитель отдела по борьбе с наркотиками она видела в шприце одно-единственное назначение, хотя, безусловно, ей самой делали уколы, и не раз.

      — Шприцы используются не только для того, чтобы вводить в человеческий организм чувство радости, — напомнил я.

      — А что в этих ампулах?

      — Господи, до чего же любопытная особа! Вообще-то это не ваше дело, Чарли, но раз вам так интересно, то ампула А убивает мгновенно, но яд легко опознать. Ампула В убивает медленней, но только гений биохимии, к тому же твердо знающий, что он хочет найти и работающий очень быстро, в состоянии вычислить это вещество. Мы пытались, конечно, соединить свойства этих двух веществ в одном, но во всем, что нам предлагали, находились изъяны, и зелье отправляли на доработку… Ампула С усыпляет примерно на четыре часа в зависимости от дозы и прочих обстоятельств. Еще вопросы есть?

      — Знала бы — не спрашивала! — Чарли смотрела на меня странными широко раскрытыми глазами. Она облизнула губы и сказала: — Вы действительно жуткий человек.

      — Вот это мне в вас и нравится, Чарли, — усмехнулся я. — И ещё то, что вы признаете в себе отсутствие чувства юмора, и что у вас такой ухоженный деловитый вид, но чулки сползают… Нет, нет, сейчас как раз они в порядке. Я говорю обобщенно.

      Она ещё раз облизнула губы.

      — Я понимаю, что вы хотите меня уколоть, но что, собственно, вы хотите этим сказать?

      — То, что на вас гнуть спину — одно удовольствие! Я собираюсь один выйти против троих вооруженных и жестоких мафиози, а вы меня оскорбляете! Да уж, человек чувствительный мог бы обидеться и послать вас к черту.

      Зазвонил телефон, отчего мы оба с Чарли утратили дар речи. Когда же снова он задребезжал, я подошел и взял трубку.

      — Да.

      — Мэтт? — услышал я голос Бобби. — Как насчет угостить даму обедом? Я его заработала.

      — Отлично, — сказал я. — Все лучшее, что есть в меню, плюс шампанское. Только дай мне пару минут: переодену рубашку.

      — К черту шампанское, — услышал я Бобби. — Мне надо что-то покрепче, чем шампанское, к тому же эта мексиканская шипучка и на шампанское не похожа. Я хочу выпить прямо сейчас. Приходи в бар.

      — Тяжкая выдалась работка? — спросил я.

      — Да уж, это не на пляже валяться. Но он вроде бы ничего не заподозрил. И похоже, я знаю, где это все произойдет. Достань карту побольше… И поскорей приходи. А то мне что-то жутко одной.

      Бобби положила трубку, я сделал то же самое и посмотрел на Чарли, которая выжидательно смотрела на меня.

      — Говорит, что все узнала, — сообщил я ей.

      — Вы собираетесь поверить этой стерве?..

      — Заткнитесь, Девлин, — оборвал я её. — Лучше достаньте мне подробную карту побережья, желательно топографическую. А я быстро приму душ. Было бы здорово, если бы вы сумели раздобыть ещё и джип или пикап или что-нибудь в этом роде. Мы можем оказаться на слишком трудных дорогах для того красавца, на котором я приехал.

      — Хорошей карты у меня нет, зато есть серия снимков с воздуха, вон там, на столике у кровати. Можете взять, у нас есть еще. Что касается джипа, то я подозревала, что может понадобиться нечто в этом роде, и навела справки. Такового сейчас под рукой не оказалось, но вы можете взять мой «форд-универсал». Я все равно поеду с мексиканскими полицейскими. Он, во-первых, обладает повышенной проходимостью по сравнению с «седаном», к тому же у него укреплены рессоры, чтобы перевозить прицеп, так что он может проехать практически где угодно.

      — Прицеп? — переспросил я. — Какой же у вас прицеп?

      — У меня есть лошадь на ранчо недалеко от Лос-Анджелеса. Иногда я вывожу её в горы и там катаюсь. — Помявшись, она сказала: — Я не хотела говорить гадости про ту девицу, но неужели вам не пришло в голову, что она по-прежнему может работать на синдикат и подстроила вам очередную ловушку. Я, конечно, признаю ваше неповторимое мужское обаяние, но что-то больно легко она переходит из одного лагеря в другой.

      — Во-первых, вы не в состоянии судить, легко или нет, — возразил я. — А во-вторых, для меня невелика разница, на чьей она стороне. Главное, чтобы она свела нас вместе, а уж по каким причинам, не столь важно. Тут дикие места, как раз на мой вкус, и если я не в состоянии разобраться с тем, что задумали городские мальчики, значит, я заслужил, чтобы меня одурачили. — Я подмигнул Чарли. — А теперь идите, если вам здесь больше делать нечего. Желаю приятного времяпрепровождения в Бернардо.

      Она некоторое время сохраняла неподвижность.

      — Мэтт, — медленно проговорила она. — Только, пожалуйста, будьте осторожны. Я очень признательна вам за то, что вы делаете, хотя отчасти вы и делаете это в ваших собственных целях.

      Я улыбнулся, и она, взяв свой пиджак, направилась к двери. Высокая, аккуратная, миловидная, с короткой стрижкой. С характером, в котором надо разбираться, если мужчина сочтет, что такое копание все-таки чего-то стоит. Но в данный момент у меня были более срочные дела.

     

      Глава 19

     

      Экспедиция по спасению Уорфела чуть было не завершилась, толком не успев начаться, вскоре после наступления сумерек, я двинулся на юг по главной улицы Энсенады и буквально через квартал от мотеля въехал на «форде» Чарли Девлин в самый настоящий пруд глубиной чуть не в фут, ну по крайней мере в восемь дюймов. Это, конечно, с моей стороны была большая неосторожность, но даже такой старожил, как я, привыкший к бурным рекам и речушкам этой части континента, не ожидал потопа в самом центре города.

      ? Черт, ты бы побывал в Тихуане! — сказала Бобби, когда мне удалось вернуть к жизни полузаглохший мотор и переправить машину через водное препятствие. — Всякий раз, как случится ливень, на неделю город перекрывает целая река, и через неё ведет один узенький, в два ряда, мостик. По нему и идут все машины. Вы, наверное, не обратили на него внимания — ехали в темноте, но вообще-то тут случаются самые большие в мире пробки, особенно если это уик-энд.

      — Ты ехала с Тилери и Сапио. Какая у них машина?

      — Это была машина Тилери, «крайслер», модель с финтифлюшками. Она глубоко вздохнула; — Милый, хочешь скажу честно: мне все равно страшно. Даже ещё страшней, чем раньше.

      — Почему не осталась?

      — Одна?

      — Я предлагал тебе охрану.

      — Полицейского? Нет уж, благодарю покорно. Я готова принять вызов мистера Тилери в любой день и час — его и всех его приспешников обоего пола.

      — Что ты имеешь против полиции? — улыбнулся я в темноту.

      — А что ты имеешь против полиции? — в свою очередь, спросила Бобби. — По-моему, ты не большой до них охотник.

      — Люди моей профессии порой приходят к выводу, что официальные представители закона делаются слишком уж официальными, даже на родной земле. Тогда нам приходится звонить в Вашингтон, там начинают нажимать на всевозможные рычаги, и кончается этой массой обид, в основном в наш адрес. Ну, а в чужой стране, такой, как эта, полицейские могут поставить нас совсем в нелепое положение.

      — Примерно то же самое и с девочками моей профессии, — кивнула Бобби, — только в отличие от вас мы не можем позвонить в Вашингтон. Ты не можешь себе представить, на что рассчитывает порой легавый в силу того, что у него есть этот чертов значок. И я не говорю об одних лишь взятках. Ты погляди только на эти студенческие беспорядки. Если бы я прошла по улице и кто-то называл меня свиньей — в иных местах это очень грубо по отношению к женщине, — а я бы взяла палку и разбила бы ему башку, знаешь, что со мной случилось бы? Когда бы они закончили мурыжить меня в суде, мне бы пришлось платить за физический и моральный ущерб до гробовой доски. Частное лицо не имеет права никого и пальцем тронуть — разве что при самообороне. Но словесные оскорбления тут не в счет. Но если ты назовешь свиньей легавого и он огреет тебя дубинкой, то будет считать себя героем, которому положена медаль за спасение страны. Чаще всего он её получает. Нет, милый, не навязывай мне легавых, лучше уж останусь с тобой, и будь что будет.

      — Решай сама, — сказал я и включил свет в машине. — Но раз уж ты здесь, то поработай штурманом. Погляди на эти снимки и скажи, сколько нам надо проехать, прежде чем свернуть к бухте Сан-Августин. Ты уверена, что Тилери назвал место именно так? Бухта Сан-Августин?

      — Ты меня уже спрашивал об этом, — с легким раздражением сказала Бобби. — Да, уверена. Вот оно, на этом снимке. Хорошее укромное местечко, очень годится, чтобы пристать на яхте, не привлекая лишнего внимания. Тут на мили вокруг нет ни дома, ни шоссе. Только вот проселок.

      — Вопрос заключается вот в чем: почему Уорфелу вообще понадобилось рисковать и причаливать где-то у черта на рогах, а не в Бернардо, где находится лаборатория? — Я сокрушенно покачал головой. — Что ж, может, ответ получим на месте. Главное, теперь не проскочить поворот в темноте.

      — Нам ещё ехать порядочно!

      Мы ехали по-прежнему на юг, через окраину Энсенады. Громоздкий «форд» Чарли Девлин вести было гораздо приятнее, чем взятый напрокат «седан». Тормоза были не такими резкими. Мотор работал ровно и мощно, создавая впечатление, что ты ведешь спортивную машину. Еще одно очко в пользу любящей лошадей, но лишенной чувства юмора Чарли Девлин, но, впрочем, сейчас мне было не до особенностей её характера.

      Еще немного поизучав фотографию, Бобби вернула её назад в конверт. Она откинула голову на подголовник и вытянула свои длинные ноги, как это только позволяло пространство. На ней были спортивные туфли, белые джинсы, бело-желтая полосатая мужская рубашка и сарапе — серо-коричневое узорчатое индейское одеяло из грубой ткани и с бахромой и с дыркой для головы. Завершала её наряд коричневая шляпа с загнутыми вниз полями, которую Бобби нахлобучила на брови. Я вырубил свет и подумал о том, сколько обличий у этой Роберты Принс.

      Вначале она предстала в виде сексапильной голливудского типа подруги гангстера с виляющей походкой, сильным гримом и яркими нарядами. Потом она превратилась в симпатичную высокую озорную девицу-подростка, живущую в соседнем доме, которая, опять надев трусики и все остальное, пытается вести себя как подобает даме в приятном желтом платье и практически без помады.

      В этом виде она предстала передо мной на обеде, где рассказала, что именно Тилери поведал ей по телефону. Оказалось, он собирался заплатить ей за труды позже вечером, когда вернется из бухты Сан-Августин. После обеда мы прошли под ручку по набережной, любуясь закатом, останавливаясь, чтобы разыграть маленькую любовную сценку для успокоения тех, кто мог за нами наблюдать, хотя, возможно, мы несколько увлеклись. Мы вернулись в отель слегка растрепанные и уверенные, что независимо от того, следили за нами ребята из синдиката или нет, теперь уж точно мы остались без присмотра.

      Я пошел заправлять машину, а Бобби переоделась в костюм, более пригодный для путешествия. Теперь рядом со мной сидела долговязая длинноволосая барышня, похожая на хиппи в сарапе, в шляпе с опущенными полями и одержимая ненавистью к свиньям-полицейским. Справедливости ради следовало отметить: она вкладывала душу в любую роль, которую играла, хотя мне хотелось бы увидеть настоящую Роберту Принс, которая вышла бы раскланиваться на аплодисменты. Я вспомнил предостережение Чарли. Что ж, сегодня вечером я не собирался поворачиваться спиной ни к кому.

      — Остановите-ка машину, милый, — сказала Бобби, подавшись вперед и сдвигая шляпу на затылок. Голос её был спокоен. — Это мексиканский иммиграционный чиновник. Я с ним разберусь.

      Я уже заметил человека в хаки, вышедшего из домика у дороги и делавшего нам знаки остановиться.

      — Что он тут делает? спросил я, тормозя.

      — Энсенада считается приграничным городом. Никакой особой бюрократии они не разводят, но, если хочешь двигаться дальше на юг, ты должен предъявить туристскую карточку. — Она похлопала себя по карманам. —

      Черт! Оставила ключ от номера у администратора. Ты не захватил свой?

      — Захватил, но…

      — Неважно. Дай его мне.

      Она взяла ключ и опустила стекло. Сотрудник иммиграционной службы или кто он там был ещё подошел и вежливо нас поприветствовал. Бобби стала махать ключом и тараторить на быстром, но скверном испанском, что мы американские туристы, остановились в Энсенаде и решили немного покататься на машине, потому как вечер выдался такой лунный. Сеньор, конечно, все понимает. Si, мы, конечно, скоро вернемся. Через час? Трудно сказать точно. Может, прогулка и затянется.

      — Приходится взывать к их романтическим натурам, — пояснила Бобби, когда мы двинулись дальше с официальным разрешением. Она бросила мне ключ на колени и продолжала: — Обычно они здесь бывают снисходительны. Раз у тебя есть ключ от отеля в Энсенаде и ты обещаешь скоро вернуться, тебя обычно пропускают. Похоже, Тилери и его шайка уже проехали. Они явно нас опередили. Возможно, они предусмотрительно запаслись соответствующими документами, что следовало сделать и тебе.

      — Моя охотница за наркотиками вполне могла бы выбить для меня титул почетного гражданина Мексики, судя по её авторитетному тону, но никто не сказал мне, что на дороге есть вот такие заставы. Какие ещё сюрпризы подстерегают нас в потемках?

      — Во всяком случае, о них ничего не известно. Правда, я далеко не заезжала, обычно мы поворачивали назад там, где кончается асфальт, — это миль девяносто на юг, но бухта, куда мы направляемся, гораздо ближе. Кстати, когда мы проедем вон те черные холмы, ты лучше сбрось скорость. Там начинаются всевозможные козьи тропы, и нам надо разглядеть нашу.

      Собственно, поворот отыскался без особого труда. Там даже стоял повидавший виды знак: «Бухта Сан-Августин, 11 км». Как я и ожидал, это была не дорога, а колея, наезженная по пустыне, которую теперь тускло освещала луна. Я свернул, остановил «форд» и вышел посмотреть на эту колею при свете фар. Полюбовавшись на нашу новую дорогу, я сел обратно в «форд» и нахмурился.

      — Ну что, заприметил следы негодяев, Дейви Крокетт? — поинтересовалась Бобби. — Эти типы проезжали здесь, Дэн Бун?

      — Похоже. По крайней мере здесь проезжала и совсем недавно большая машина с новыми протекторами. Но ещё раньше здесь побывали большой шестиколесный грузовик и джип, если, конечно, я верно прочитал следы.

      — Джип? Этот тип по имени Вилли вчера, кажется, как раз был на джипе. Это шофер и подручный Уорфела? Я никогда не встречалась с ним за время знакомства с Френки, но слышала, как Джейк рассказывал Тилери о нем.

      — Не знаю, чей он шофер и подручный — насколько я могу судить, он работал на Беверли Блейн, — но то, что это наш Вилли — несомненно. Опять же джипы в этих краях не редкость и протекторы у них похожие, но отпечатки выглядят знакомыми. Может, Уорфел выбрал это место, чтобы забрать Вилли? Но им было бы, наверно, проще увидеться в Бернардо. И еще: что делает тут большой грузовик, что на нем привезли? Может, яхта Френки принимает другой груз, о котором нам ничего не известно? Если так, то это не героин. Годовое производство героина во всем мире не потребовало бы такого вместительного транспортного средства. Господи, килограмм героина стоит, говорят, четверть миллиона долларов, а это всего два с лишним фунта.

      — Это может быть просто совпадение, — подала голос Бобби. — Какой-нибудь мексиканский фермер, например, мог привезти корм для скота.

      — Может, конечно, так, только тут не видно ни скота, ни ранчо. Судя по снимкам, места тут безлюдные. Дай-ка я ещё на них взгляну.

      Она подала мне конверт, я включил опять свет и стал разглядывать снимок. Человеку, воспитанному на топографических картах, требуется время, чтобы привыкнуть к аэрофотоснимкам, но зато потом ты получаешь куда лучшее представление о местности и её рельефе, чем от обычных карт.

      — Мы подъезжаем с северо-востока. Потом дорога делает крюк и выходит к южной части бухты, там, где все достаточно плоско. Судя по снимку, там есть дюны, а за ними начинается что-то похожее на длинный карьер. Но с севера тянутся крутые холмы или скалы, и заканчивается все каменистым мысом, а также рифами. На месте Тилери я бы расположился где-то на этих скалах, чтобы контролировать весь берег. Но на месте Уорфела я бы поставил там своих ребят, чтобы отвадить Тилери. Ну, держись, едем!

      Все оказалось так, как я ожидал по своему предыдущему знакомству с мексиканскими проселками, но «форд» с его повышенной проходимостью выдержал это испытание даже успешнее, чем я надеялся, только иногда кочки царапали его днище. Теперь меня больше всего волновали те, кто находился на берегу: они ведь не ожидали, что за ними будет погоня.

      Я ехал с потушенными фарами. Эта предосторожность, во-первых, сильно замедлила наше продвижение, а во-вторых, очень раздражала Бобби. Она опасалась, что мы опоздаем. Это, конечно, вполне могло случиться, но я все же исходил из того, что Уорфел до наступления темноты постарается держаться подальше от берега. «Ураган» вовсе не был глиссером, а потому понадобится время, чтобы подойти к берегу из-за горизонта. Так или иначе, был лишь способ одному человеку выстоять против троих-четверых, и это как раз исключало безрассудный рывок с зажженными огнями.

      Мои предосторожности принесли свои плоды миль через пять. Переползая через гребень в потемках, мы увидели внизу фары. Они оставались неподвижными. Мы различили затем темные фигуры, копошившиеся вокруг другого силуэта — автомобиля, который под слабым лунным светом походил на выброшенного на берег кита.

      — Ну вот, пожалуйста, — сказал я. — Раз они поехали в обыкновенном «седане», то рано или поздно должны были застрять. Это совершенно естественно. Городские жители не в состоянии овладеть умением езды по пересеченной местности. — Я ещё раз вгляделся в потемки и воскликнул: — Господи, сколько же их там?

      — Я насчитала пятерых, — ответила Бобби.

      — Может, мне и правда следовало захватить полк мексиканских полицейских, как мне и предлагали, — вздохнул я. Я позволил «форду» проехать ещё немного, чтобы не маячить на фоне неба, затем, оказавшись у каких-то деревьев, которые мне некогда было определять, я вырубил мотор и сказал: — Подожди-ка здесь, киса.

      — Какие глупости! Я с тобой!

      — Милая, — возразил я. — Вне всякого сомнения, ты великая танцовщица, но сколько оленей и лосей ты застрелила в своей жизни?

      — Я ни за что не выстрелила бы в беззащитное животное, — машинально вознегодовала она, но я её перебил:

      — И это говорит женщина, которая обожает бифштексы, причем непрожаренные. И она ничего не имеет против, чтобы кто-то другой убивал для неё беззащитных животных. Ты бы послушала монолог моего шефа насчет людей, которые не в силах отнять жизнь у животного, но готовы воспользоваться жестокостью тех, кто обеспечивает им хороший мясной обед. Ладно, забудем о беззащитных животных. Сколько же вооруженных мужчин ты окружила и отправила на тот свет, перерезав им глотки?

      — Ффу! — поморщилась она. — Ни одного, но…

      — Тогда, черт возьми, почему ты считаешь себя пригодной для таких операций? Оставайся здесь. Если они выкопают машину и поедут дальше, жди меня, и я вернусь. Но если фары погаснут, а потом зажгутся пять секунд спустя, беги туда сама. Мне может понадобиться твоя помощь. Так что не мешкай.

      — Ладно, Мэтт, — сказала она со вздохом. — Только будь осторожнее.

      — Конечно, — сказал я. — Их всего-навсего пятеро. Придется быть осторожным.

     

      Глава 20

     

      Вообще-то у меня не было намерений атаковать пятерых мафиози прямо в лоб. Нам не платят за героизм, по крайней мере не платят за глупый героизм. Я рассчитывал на то, что они все же разделятся, что облегчит мою задачу. Когда я приблизился настолько, что мог слышать их голоса, то понял, чем они занимаются. Если «крайслер» действительно всерьез застрял, то их дальнейшие действия выглядели вполне логичными. Он закопался в песке высохшего русла речушки до самого кузова. Такое случалось с мастерами езды по асфальту — ив Мексике, и в других местах. Жизнь их ничему не учит. Когда машина попадает в песчаную ловушку, они начинают запускать мотор на полную мощность, колеса бешено вращаются, и машина закапывается уже окончательно.

      Тилери отдавал последние инструкции двум типам, которых я не знал, хотя вполне мог предположить их существование. Джейк ведь признал, что был не один, когда наблюдал, как я предаю погребению тело Беверли Блейн.

      — Вы ребята крепкие, так что оставайтесь здесь и вытаскивайте машину, — распоряжался Тилери. — Подсуньте под колеса что-нибудь, вытащите её на берег, разверните в ту сторону, откуда мы приехали. Когда услышите стрельбу — а вы услышите её очень скоро, до побережья отсюда пара миль, не больше, — включите фары и мотор, чтобы мы знали, куда возвращаться, и не сбились с дороги. Выходите из машины и прикройте нас, если того потребуют обстоятельства. О`кей, Джейк. Бери винтовку, а я возьму автомат.

      — Я возьму автомат, — услышал я голос Сапио.

      — Хорошо, мистер Сапио.

      — Ну, ладно, пошли.

      — Пошли, Джейк. Мистер Сапио считает, что уже пора.

      Я спрятался под кустом — судя по колючкам, это был мескитовый куст, — и смотрел, как три тени двинулись на юго-запад. В руках у Джейка была винтовка с каким-то большим приспособлением, то ли перископом, то ли прибором ночного видения. Наверняка сказать было трудно. В руках у Сапио был старый знакомый — автомат Томпсона с круглым магазином. Даже в темноте его было отлично видно. Что ж, это испытанное надежное оружие, несмотря на все сегодняшние разновидности автоматов. К тому же у него есть одно преимущество: круглый магазин вмещает патронов куда больше, чем новейшие образцы с их короткими обоймами, и потому позволяет без перерыва поливать свинцом живые мишени.

      Я лежал в укрытии, пока три тени не растаяли в темноте. Затем я выждал, пока двое оставшихся у машины стали ломать сучья и подкладывать их под колеса: с какой стати мне потом делать эту работу за них? Когда же большая машина была вроде бы в состоянии выбраться из ловушки, на сцену вышел я.

      Правда, у меня возникла проблема с преодолением препятствий: возле моего укрытия берег был обрывистым, и мне пришлось прокрасться чуть дальше по руслу, чтобы появиться бесшумно, не обрушивая горы песка. Впрочем, двое не ожидали подвоха, и я застал их врасплох именно так, как хотел: один орудовал домкратом, другой стоял с охапкой хвороста, которую собирался подложить под приподнятое колесо.

      — Тихо, ребята, — сказал я из-за кустов им в спину. — Вам в задницы нацелен револьвер 38-го калибра. Если кому-то требуется дополнительная дырка, я буду рад соответствовать.

      — Кто это?..

      — Какая разница, кто это, — сказал я, выпрямляясь. — Просто вооруженный человек. А вы оставайтесь в полусогнутом положении, потом медленно повернитесь и ложитесь лицом в песок. Так, теперь где у вас тут включаются огни этого лимузина?

      Не успел я включить фары и ещё раз мигнуть ими через условленные пять секунд, как за спиной у меня послышался приглушенный вскрик и звук чего-то тяжелого, обрушившегося на песок. Я быстро сделал шаг в сторону, чтобы взять на мушку и новую опасность, не оставляя в то же время без присмотра парочку на песке, но это оказалась всего-навсего Бобби, свалившаяся с высокого берега. Она поднялась, отряхивая джинсы, поправляя шляпу. Сарапе, похоже, было оставлено как нечто излишнее. Она подошла ко мне, слегка хромая: высокий мальчишеский силуэт в ночи.

      — Почему ты не предупредил меня, что тут обрыв? — сердито осведомилась она.

      — Тебе полагалось ждать у машины, — напомнил я.

      — Тоже мне следопыт, — фыркнула Бобби. — Ты даже не слышал, как я за тобой кралась. И они тоже. Правда, я сделала это без шума?

      — Ты просто Гайавата, — сказал я. — Только вот я играючи мог тебя застрелить. Ну ладно, шприцем работать умеешь?

      — Естественно. Только не спрашивай, откуда я научилась. А в чем дело?

      — В левом кармане пиджака у меня футляр. Возьми ампулу С. В двух других смертельный яд, но пока я не вижу оснований никого убивать. Доза — полкубика, то есть половина кубического сантиметра. Усыпи-ка этих двух парней, пока они у меня на мушке. Затем мы вытащим эту колымагу и поедем за их дружками.

      Но это оказалось не так-то просто. Наши пленники быстро были усыплены, но я допустил ошибку, посадив Бобби за руль. И хотя я велел ей обращаться с машиной нежно, она, оказавшись на месте водителя, проявила ту же самую стремительность, что погубила её предшественника.

      Колеса двинулись по подстилке, и мне даже не пришлось подталкивать «седан», хотя я был готов к этому, но как только Бобби прибавила газу, шины стали прокручиваться. Чувствуя, что машина опять вязнет, Бобби ещё сильнее запустила мотор. Если бы я тотчас же не обругал её на чем свет стоит, она бы закопала «седан» глубже прежнего.

      — Прости меня, — сказала она, вырубая двигатель, но интонации свидетельствовали о том, что она скорее была недовольна, чем смущена. — А что я могла сделать? Песок такой мягкий. Не надо на меня вызвериваться!

      — Все было сначала отлично, — сказал я. — Только не надо было газовать. Ну чему они вас там учили, в Юме, штат Аризона? Всякой ерунде насчет правил уличного движения? И никаких полезных сведений, как вытаскивать машину, застрявшую в пересохшем русле. Ладно, пошли, если ты конечно, не хочешь остаться.

      Она открыла дверь, но не торопилась вылезать.

      — Ты куда?

      — За остальными, разумеется.

      — А машина?

      — К черту эту машину! У нас есть своя. Я надеялся проехать на этой немного в сторону бухты и сэкономить время, но теперь уже нам некогда. Если кто-то захочет тут проехать, пусть сами её вытаскивают, если не сумеют объехать.

      — По-моему, ты сам не можешь ничего с ней поделать, — холодно заметила Бобби, — несмотря на все свое хвастовство.

      Я пристально на неё посмотрел. У меня нет привычки делать что-то исключительно потому, что хорошенькие женщины уверяют, что я на это не способен, но инстинкт учит меня проявлять аккуратность в поступках — именно потому я потратил время на усыпление тех двоих, чтобы они не стали помехой, когда понадобится отступать. Сейчас же меня охватило неприятное предчувствие, что застрявший «крайслер» тоже может создать нам проблемы, хотя какие именно, я пока не мог сказать. Поэтому я вздохнул, посмотрел на ближайшее ко мне заднее колесо и присел возле него на корточки. Бобби вылезла и встала рядом.

      — Что ты делаешь? — спросила она.

      — Выпускаю воздух из шины, — пояснил я. — Это крайняя мера, и я бы ни за что на неё не пошел, если бы кое-кто не выкопал для нас слишком глубокую яму.

      — Да ладно тебе, Мэтт, — сказала Бобби. — Где уж нам до такого великого мастера езды по песку, как ты. Но какой все-таки толк от спущенных шин?

      — Закон физики, — отозвался я. — Когда в шинах давление понижается в два раза, то поверхность резины, соприкасающаяся с землей, увеличивается также в два раза. А когда эта поверхность увеличивается в два раза, то в два раза уменьшается опасность завязнуть в песке. Погляди в перчаточном отделении, вдруг они там оставили манометр.

      Разумеется, ничего там не было, и мне пришлось определять давление на глаз, — тут главное, не перестараться, иначе эти новомодные шины просто соскочат с обода, и тогда весь воздух из них окажется выпущен, что ничего хорошего нам не сулило бы. Осторожно понижая давление, я велел Бобби стоять наготове и, если понадобится, толкать машину. Затем я сел за руль, завел мотор и осторожно, для пробы, дал задний ход. Большой «седан» слегка приподнялся, и, прежде чем колеса стали прокручиваться, я дал передний ход, в конце концов «седан» мягко выбрался из плена. Когда он оказался на берегу, где ему не угрожала опасность снова увязнуть, я выключил огни и подождал, пока Бобби не сядет рядом.

      — Ну и что! — фыркнула она. — Это ничего не доказывает! Я тоже, наверное, выбралась бы, если бы знала фокус с шинами.

      — Это и называется: достойно проиграть, — усмехнулся я и посоветовал: — Открой окно и смотри в оба. Нехорошо, если по ошибке мы нагоним шайку Тилери.

      Но они стартовали минут на сорок пять раньше нашего, а потому мы так и не увидели их, осторожно продвигаясь по подобию дороги, в темноте. Потом колея взяла влево, в обход каких-то темных холмов. Возможно, это была та самая гряда, что находилась на северном краю бухты Сан-Августин. Тут я съехал направо и остановил «крайслер» у скопища довольно чахлых деревьев, среди которых выделялся мертвый великан, белые ветви которого красиво вырисовывались на фоне неба. Хороший ориентир. Я поставил «крайслер» возле него, предварительно развернув на сто восемьдесят градусов.

      — А теперь жди здесь, — приказал я Бобби. — И на сей раз я не шучу! Я хочу быть уверен, что, если кто мне там и попадется на пути, это не одна моя знакомая, играющая в индейцев. Я возьму свой медицинский набор, а также рукоятку от домкрата. Где она, кстати?

      — Мэтт!

      — Ну?

      — Береги себя.

      Я посмотрел на нее. Пряди длинных волос тускло поблескивали в лунном свете, но выражение лица скрывала эта длиннополая шляпа.

      — А то как же, — сказал я. — Их ведь только трое. Я буду осторожен.

     

      Глава 21

     

      Пройдя с полмили, я остановился перевести дух, а также осмотреться и прислушаться. Справа от меня поблескивал океан. Мне показалось, что в западном направлении-то есть в сторону океана-довольно скоро начинался крутой спуск к берегу или к воде. На это, кстати, и указывал аэроснимок.

      Впереди виднелись неровные края вершины каменистого, поросшего кустарником холма, на который я карабкался. Слева возвышалось нечто вроде пика. Насколько я помнил, этот самый пик был над самым центром бухты. Под ним начинались дюны, а в них дорога с юга.

      Обернувшись, я не мог уже различить то место, где я оставил «крайслер». Дерево-скелет сделалось невидимым на фоне скал и камней. Я вздохнул и продолжал осторожный подъем. Вскоре я остановился, почуяв табачный запах. Это меня слегка рассердило. У меня ведь имеется профессиональная гордость. Выслеживать в темноте троих вооруженных бандитов трудно и интересно. Но выслеживать любое количество типов с оружием или без оного, которые позволяют себе курить на работе, походило скорее на выслеживание овечек на пастбище. Тут уже азартом и не пахло.

      С моря дул бриз, как говорится, слабый до умеренного. Зайдя против ветра, я заприметил типа, сидевшего на корточках под небольшим деревцем. Было трудно сказать о нем что-либо определенное, пока он не поднялся и стал потягиваться, давая отдых затекшим мышцам. Преспокойно отбросив окурок в сторону, он дал понять, что вырос в каменно-асфальтовых джунглях, где все было достаточно огнеупорным.

      Минуту-другую спустя он извлек из кармана новую сигарету и стал её закуривать. Повернувшись к дереву, он заслонил рукой спичку и чиркнул ею. В слабом её свете я успел разглядеть лицо. Человек был не из группы Сапио. Стало быть, он работал на Уорфела.

      Я, в общем-то, предвидел возможность появления людей Уорфела для охраны шефа во время его высадки, с какой бы целью та ни предпринималась, но этот человек производил впечатление никудышнего часового в совершенно неподходящем месте. С другой стороны, было бы ошибочно судить о намерениях лос-анджелесских бандитов с точки зрения правил военной тактики и стратегии.

      Я сначала подумал, а не убрать ли мне этого парня, раз уж я занимаюсь уборкой на своем пути всякого сора. Но потом я решил, что Уорфел может хватиться его, если тот не вернется на берег к положенному сроку, а наш план исходил из предпосылки, что мы не станем пугать Френки необдуманными действиями. Ему надо было дать вернуться в Соединенные Штаты в отличном настроении и с его веселым грузом, а там уж его ожидали Шарлотта Девлин, её водолаз и ордер на арест.

      Я поймал себя на мысли, что трачу лишнее время и силы, помогая мисс Девлин, хотя первоначально именно она должна была помогать мне. Вместе с тем у меня было ощущение, что наши проблемы были тесно связаны, хотя природу этой связи я бы не рискнул сейчас растолковывать такой придирчивой аудитории, как, например, джентльмен, известный мне под именем Мак.

      Вообще-то я без особой радости миновал часового, оставив его у себя в тылу, но мне это далось без каких-либо усилий. Он так поглощенно затягивался своими канцерогенами, что не обращал внимания ни на какие раздражители внешнего мира. Пятнадцать минут спустя я оказался на верху холма. Уж не знаю, каково было его настоящее геологическое происхождение, но мне он показался похож на кратер потухшего вулкана, южный и западный склоны которого были разрушены и размыты под натиском столетий. Внизу передо мной поблескивала бухта Сан-Августин, маленькая и симпатичная, возле которой на берегу стояли «джипстер» и шестиколесный крытый грузовик.

      Я подошел как нельзя кстати. Почетный гость посетил праздник. В нескольких сотнях ярдов от берега стояла белая яхта длиной в шестьдесят-семьдесят футов, с двумя мачтами, из которых кормовая была короче. Такое судно называется кеч. Ну а если носовая мачта короче кормовой, тогда это будет уже шхуна. А если у парусника всего одна мачта, то это шлюп или тендер, только не спрашивайте меня, чем все они отличаются друг от друга, кроме мачт. Различия тут довольно тонкие, и даже бывалые мореходы порой сильно ссорились, обсуждая этот предмет.

      Несмотря на свое лихое имя, «Ураган» был приземистым толстячком, с короткими мачтами, и создавалось впечатление, что разве что при ураганном ветре он мог надеяться на паруса. Раньше я никак не мог понять, почему Уорфел завел себе относительно медленную дизельную яхту, хотя один из ультрасовременных катеров мог бы преодолеть расстояние до Энсенады раза в два быстрее. Но теперь меня осенило: все дело в грузе. Уорфел перевозил нечто хорошо помещавшееся на низкой палубе кеча, но создававшее немалые проблемы на неосновательной палубе быстроходного катера. Кроме того, в этих безлюдных диких местах, где не было подъемного крана, оснастка яхты позволяла переправить груз через борт.

      Груз являл собой большой металлический цилиндр, занимавший практически все пространство между двумя мачтами. Казалось, что это цистерна для воды или жидкого газа, только если бы она оказалась наполнена, то перевернула бы яхту — слишком велика оказалась бы тяжесть, чтобы с нею можно было справиться.

      С другой стороны, вес у этой штуки был немаленький, и члены экипажа тщательно готовились к выгрузке. Паруса были убраны, главный гик принял вертикальное положение, превратившись в стрелку крана. Кроме того, матросы вовсю возились с талями и канатами.

      На суше тоже шла бурная деятельность. С грузовика сгрузили два цилиндрических понтона, деревянный настил, и одни лихорадочно собирали эти ингредиенты в подобие плота у самой воды, а другие подкладывали под колеса грузовика доски, чтобы тот не увяз в песке. Грузовик осторожно стал пятиться и подъехал ближе к воде. Тут же доски были передвинуты к задним колесам, после чего машина проехала ещё несколько футов и остановилась так, как этого хотелось суетившимся вокруг неё людям. Я, видимо, ошибся. Судя по всему, грузовик проделал столь трудный путь вовсе не для того, чтобы доставить груз для яхты Уорфела, а как раз наоборот: забрать его.

      Возле джипа стояли двое. Они наблюдали за происходящим. Один из них в грубой одежде был, похоже, Вилли Кейм, он же Вилли Хансен, хотя с такого расстояния трудно было сказать наверняка. Другой, повыше и покрупней, был одет как городской житель, но, судя по фигуре, это был вовсе не Френк Уорфел. Мне показалось, что даже в слабом лунном свете я могу различить усы на непроницаемом восточном лице, о котором ранее слышал. Именно про него говорил Джейк, когда рассказывал о встрече Беверли Блейн на улице Сан-Франциско с китайцем, которого затем они потеряли в шумной суматохе большого города.

      Я ожидал увидеть этого человека, потому что знал о его существовании — хотя когда я видел его в последний раз, усов у него не было. Он как раз специализировался на секретных научных исследованиях, мы знали его по кличке мистер Су, и встречал я его два раза. Первый раз это случилось на Гавайях, где я спас ему жизнь — больше по необходимости и вместе со своей, — и потом был вынужден отпустить его на все четыре стороны. В качестве арестованного он мог бы доставить нам немало хлопот. Как раз тогда с одним из наших агентов произошел конфуз, который мы бы очень хотели замять. Вторая встреча — если её можно назвать таковой, потому что я видел его, а он нас нет, — случилась на Аляске, и опять мы дали ему свободно уйти, так как хотели, чтобы он получил от нас кое-какие ложные сведения, вернее, не столько от нас, сколько от дамы, пользовавшейся его расположением.

      Потом я не раз думал, что случилось с симпатичной женщиной по имени Либби, когда наши козни оказались раскрытыми, а также с мистером Су. Похоже, за него не следовало беспокоиться. Он преодолел полосу неудач и снова занимался делом — если, конечно, это был он, причем скорее всего для своей старой фирмы, штаб-квартира которой находилась в Пекине. Только вот каким именно делом, хотел бы я знать.

      Я ещё некоторое время напряженно таращился в темноту, но вовремя напомнил себе, что пора расслабиться. Мое любопытство может немного подождать. Уорфел может сойти на берег в любую минуту, и хотя моя задача не особенно меня радовала, мне нужно было проследить, чтобы он остался цел и невредим. Я взял левее и, оказавшись на самой верхушке холма, увидел все как на ладони. С этого наблюдательного пункта я без труда заметил Тилери. Он укрылся среди камней и внимательно смотрел в прибор ночного видения. Рядом с ним был и Сапио с автоматом Томпсона.

      Что ж, я рад был установить их местонахождение, но больше меня интересовал сейчас Джейк. Он несомненно был человеком, который мог сделать роковой выстрел. Недаром же у него была винтовка с оптическим прицелом. Тилери и Сапио присутствовали в целях общего руководства. Они должны были отдавать приказы и следить за их исполнением, а также в случае необходимости пустить в дело автомат как веский аргумент в пользу того, что преследовать их — пустая затея.

      Короче, только Джейк меня и волновал — как конкурент, оппонент или кто-то ещё в этом роде. Он был профессионал примерно моего типа. Двое других когда-то, возможно, были лихими ребятами, но теперь они стали бюрократами от синдиката. Конечно, в городе на пустыре или в темном переулке они по-прежнему способны были причинить неприятности, но здесь, на воде, в пампасах, где я, по сути дела, родился и вырос, я бы не стал принимать их в расчет, случись мне разобраться с Джейком.

      Я уловил какое-то движение за изгибом старого кратера, если это, конечно, был кратер. На винтовочном стволе появился лунный блик. Вот он, голубчик. Джейк выбрал позицию на расстоянии винтовочного выстрела от места высадки, по крайней мере, в дневное время. Джейк расположился достаточно низко, где на холм было вроде бы нетрудно взобраться от берега. Тут я понял, что раньше недооценивал стратегический гений Тилери. Грянет выстрел, Уорфел упадет замертво, и после секундного замешательства отряд, находящийся на берегу, ринется вдогонку за стрелявшим. В результате они окажутся на довольно-таки крутом склоне без прикрытия. Отменное мясо для будущего фарша с помощью мясорубки-автомата. Пара хороших очередей, и те, кто останется в живых, своей главной целью поставят сохранение этого состояния, забыв и думать о погоне.

      Итак, настало время немного пощипать моего голубка. Я стал пробираться сквозь кустарник — медленно и бесшумно, — ниже того места, где залегли Сапио и Тилери — и чуть было не врезался в субъекта с карабином на плече, прислонившегося к дереву. Похоже, это был ещё один человек Уорфела, хотя уму непостижимо, зачем он торчал там, откуда ничего не мог видеть?

      Это насторожило меня, но мне некогда было размышлять о подобных странностях. Я успешно миновал его и двигался до тех пор, пока не счел, что оказался чуть ниже засады Джейка. Тогда я начал подниматься, пока не обнаружил что зашел слишком далеко. Я оказался среди камней и кустов ближе к морю. Отсюда я слышал не только гул прибоя, о мыс справа от меня, но и другой, никак не порадовавший меня шум — это стучал подвесной мотор — возможно, шлюпки, на которой направлялся к берегу Уорфел.

      Я вполне четко видел Джейка. Он устроился между двух больших валунов за своеобразной травяной изгородью. Трава росла тут пятнами по всему хребту. Джейк пока что не целился из своей хитрой винтовки. Даже если его живая мишень приближалась, она была явно слишком далеко.

      С моей стороны его ничто не защищало. Он представлял собой легкую цель, если, конечно, я мог бы позволить себе выстрел. Я страстно желал заполучить глушитель, дротик, луч смерти, на худой конец лук и стрелы, но я мог хотеть этого до бесконечности и все без толку. Подкрасться к нему было непросто — вокруг было открытое пространство. Я понял, что надо заставить его самого подойти ко мне.

      Я устроился в засаде за его спиной, чуть ниже. Пока я нашел это место и пробрался туда, ялик, похоже, причалил к берегу, потому что мотор перестал стучать. Но Джейк по-прежнему не вскидывал винтовку. Либо

      Уорфел ещё не счел нужным высадиться, либо он не представлял собой удобную мишень. Я положил рукоятку от домкрата рядом с собой, взял камешек и швырнул его вниз.

      Я увидел, как Джейк напрягся и застыл, прислушиваясь. Пару минут спустя я бросил второй камешек, примерно туда же, создавая впечатление, что кто-то потихоньку подкрадывается — медленно и неуклюже. Джейк растерянно стал озираться по сторонам. Так ничего и не увидя, он устремил свой взор на берег, который был скрыт от меня кустами.

      Похоже, там все было без особых перемен, потому что Джейк отошел от обрыва и встал, взяв в руки винтовку. Он двинулся в мою сторону, проверяя, не прячется ли кто-то в кустах, сделав шаг-другой, он остановился и прислушался.

      Я взял третий маленький камешек и бросил его, когда Джейк остановился в пяти футах от моей засады. Он обернулся посмотреть, что там зашевелилось, и я выскочил из кустов и рукояткой домкрата перебил ему ногу.

     

      Глава 22

     

      Конечно, я сильно рисковал. Он мог завопить и поднять на ноги половину населения этого района, в том числе и Сапио с его автоматом. Но я рассчитывал на крутой профессионализм Джейка — и не ошибся. Его умственный компьютер бы запрограммирован на молчание, и потому он лишь издал приглушенный стон и рухнул на меня.

      Что-то твердое задело меня по пояснице — это был ствол винтовки. Было, конечно, больно, но я даже был доволен таким поворотом дел. Если бы винтовка ударилась о землю, шума получилось бы больше. Она даже могла бы выстрелить от удара. Все вышло как нельзя лучше. Я отпихнул здоровячка Джейка и вскочил на ноги, когда он ещё был на четвереньках. У меня оказалось достаточно времени, чтобы нагнуться и огреть его рукояткой домкрата по затылку.

      Возвышаясь над поверженным соперником, я вступил в короткий поединок со своей совестью. Собственно, вопрос заключался в том, какой укол лучше сделать, на какое время успокоить его — ненадолго или навсегда. Ответ, впрочем, появился как бы сам собой. Конечно, я тешил себя мыслью о том, как полюбуюсь на смертные муки этого человека — когда он избивал меня в номере Бобби. Но это была своего рода психологическая подпорка, позволявшая мне выдерживать допрос. Строго говоря, я ничего особенного против Джейка не имел. Да, он, конечно, задал мне перцу, но я сам забрел в их капкан, и личной злобы ко мне он не испытывал.

      Опять же, он вовсе не был примерным гражданином, но сегодня оказался, так сказать, на стороне ангелов. Он, Тилери и Сапио судя по всему, пытались помешать Уорфелу провернуть операцию с контрабандой наркотиков. Похвальное намерение, хотя, конечно, истинная ценность поступка определяется его мотивами.

      Синдикат, «Коза Ностра», мафия, корпорация — назови это как угодно — не имеет ко мне и моей деятельности прямого отношения, и я плохо разбираюсь в их деятельности. Но если какие-то малоприятные люди утверждают, что вынуждены отказаться от какого-то незаконного промысла, потому как он становится слишком опасным, чтобы считаться прибыльным, или по каким-то ещё мотивам, это вовсе не означает, что я им должен верить. Джейк вполне мог получить задание сыграть роль снайпера не потому, что, скажем, Уорфел стал компрометировать невинных коллег по мафии своими грязными трюками с наркотиками, а потому, что он просто мешал другому мафиозо — назовем его так — с лучшими связями, который надеялся урвать для себя этот жирный кусок.

      Тем не менее, внешне по крайней мере, операция, в которой участвовал Джейк, казалась вполне похвальной, если сбросить со счета человеку убийство и даже если это ломало планы Шарлотты Девлин. Если кого-то и нужно было застрелить, то я никак не мог придумать более достойного кандидата, чем наш милый Френки. Более того, верзила Джейк в сцене допроса не перегнул палку, не добавил ничего лично от себя, а я не убиваю людей только за то, что, выполняя свой профессиональный долг, они влепят мне пару затрещин.

      Опять-таки меня ещё и грела мысль о том, что безжалостные ликвидаторы синдиката, на счету которых немало мокрых дел, будут мирно посапывать на каком-то мексиканском холме, в то время как их жертва ускользнет целой и невредимой. Убить одного из них означало испортить шутку.

      Когда я всаживал ему в вену иголку, Джейк попытался было подняться, но введенное вещество быстро его успокоило. Затем я поднял винтовку и внимательно её осмотрел. Хотя это была стандартная спортивная модель со скользящим затвором — короткоствольный полностью заряженный «ремингтон» калибра 0,308, в самом дешевом исполнении, если вас так интересуют нюансы, — но оптический, похоже, самодельный, прибор наверху придавал ему «киногеничный вид».

      То, что я впопыхах принял за телескопический объектив, оказалось чем-то вроде маленького прожектора, спрятанного за черным длинным «капюшоном» с тем, чтобы свет шел целенаправленно. Что ж, в этом ничего из ряда вон выходящего не было. Фонари нередко крепились на охотничьих ружьях в разных частях света. Обычно это делалось для того, чтобы высветить вашего леопарда или ещё кого-то на близком расстоянии. Чтобы можно было прицелиться и выстрелить наверняка. Джейк, однако, собирался стрелять с расстояния более чем в сто ярдов, и тут подобное приспособление выглядело бессмысленным, но ничего, кроме такого прожектора, на винтовке не было.

      Мои исследования прервал мотор, который снова заработал после небольшой паузы. Я подкрался к обрыву и увидел, что ялик с «Урагана» взял собранный плот-понтон на буксир и движется к яхте, которая сильно накренилась, потому как металлический барабан уже навис над её бортом. Двое-похоже, Вилли и мистер Су — по-прежнему стояли в отдалении, у джипа. Френка Уорфела все ещё не было видно, хотя он вполне мог стоять на палубе яхты — там темнели какие-то силуэты.

      Я тихо отошел от обрыва, проверил, как ведет себя Джейк. Удостоверившись, что он сладко спит, я стал спускаться в лощинку, где надеялся немного поупражняться с винтовкой, не привлекая к себе лишнего внимания.

      Я выбрал камень ярдах в двадцати от себя, навел на него винтовку и нажал кнопку на приборе. Я подготовился к возможному фейерверку, хотя и подозревал, что устройство для ночных игр вряд ли будет слишком ярким или шумным.

      Я оказался прав. На камень упал маленький лучик света. Оставалось только поймать клиента в перекресток косых линий в окуляре, и ему, похоже, можно было заказывать гроб.

      Что ж, ничего принципиально нового. В своем прежнем, куда более мирном существовании, когда я работал фотографом, мне приходилось иметь дело с похожими приборами. При наводке на фокус возникают два светлых пятна, и когда приходится работать при таком плохом освещении, что не видно, как там у тебя с фокусом, ты просто наводишь объектив на нужную тебе знаменитость, а когда пятна совмещаются, щелкаешь затвором. Единственной примечательной особенностью этой модели была удивительная интенсивность светящегося креста, позволяющего ловить цель на расстоянии нескольких сотен ярдов — по крайней мере, Джейк на это явно рассчитывал. Тут я подумал, а не имеет ли это оружие отношения к новейшим достижениям лазерной техники. Кроме того, я задаюсь вопросом, смастерил ли это устройство Джейк сам, похитил какую-то секретную разработку, проводившуюся под началом Пентагона, или же у синдиката были свои собственные мастера-изобретатели, способные напридумывать Бог знает каких игрушек для резвых мальчишек.

      Я выключил луч, присел и стал обдумывать свой следующий шаг, но какое-то шуршание заставило меня отложить размышления на потом. Я распластался на земле и застыл. Вскоре у камня, который я использовал в качестве мишени, появилась фигура. Это был невысокий губастый человек с обрезом вроде того, из которого застрелили Лайонела Макконнелла. Он постоял у камня, поглядел на него, потом стал озираться. Похоже, он увидел из своего укрытия какой-то свет и отправился выяснять, в чем дел. Это явно был ещё один из часовых Уорфела. Судя по его неуверенной пластике, он горько сожалел, что не может вернуться в родной, окутанный смогом Лос-Анджелес.

      Это уже был третий охранник, поставленный ниже гребня холма. Я не мог более тешить себя мыслью, что это результат тупоумия гангстеров, напротив, кто-то как раз проявил большой ум, и пора мне было сматывать удочки. В бухте Сан-Августин настал час расставания.

      В конце концов работа, которую я хотел сделать, в принципе была сделана. Я сдержал обещание, данное Чарли Девлин: Уорфел был более или менее в безопасности. Снайпер из синдиката вышел из игры, а его хитрая винтовка попала ко мне в руки. Команда ликвидаторов осталась с автоматом. Конечно, автомат — штука хорошая, если надо посеять панику на городских улицах и переулках, подпустив противника на близкое расстояние, но для прицельной стрельбы с дальней дистанции он непригоден. Замысел Тилери из почти стопроцентно успешного превращался в рискованную затею, даже если бы Уорфел сошел на берег, к чему пока он вовсе не стремился. Если бы я двинулся восвояси сейчас или по крайней мере как только человек с обрезом отойдет от камня, я вполне мог ускользнуть незамеченным. Если ускользнуть не удастся, то у меня есть трофейное ружье, револьвер и нож, а также пустынная территория, чтобы спрятаться. Все это я внушил себе, но с места не сдвинулся.

      Беда заключалась в том, что возникло немало вопросов, на которые нельзя было получить ответ, ретировавшись. Я не знал, какой товар выгружали на берег и с какой целью. Я даже не знал, кто грузоотправитель и кто грузополучатель. А пока я буду играть в разбойники с мальчишками Уорфела по зарослям кактусов и мескитовых деревьев, загадочный товар растворится в потемках, а с ним и мистер Су, если, конечно, это был он.

      Строго говоря, это не имело ко мне отношения, но все-таки мне хотелось во всем разобраться. Даже если бы мне удалось в самое ближайшее время добраться до телефона, все равно вряд ли мы сумели бы потом разыскать этот грузовик, да и если разыскали бы, скорее всего в нем уже ничего не оказалось бы. Огромный барабан или цилиндр, который выгружали с такой осторожностью, растает бесследно, а с ним и мистер Су, если опять-таки это и впрямь был он. Кроме того, у меня было смутное, но делавшееся все более отчетливым ощущение, что и груз, и этот человек в самое ближайшее, время возникнут к северу от американо-мексиканской границы, причем с самыми дурными намерениями.

      Человек же, постояв у камня, стал отходить тем же путем, что и пришел, по-прежнему держа в руках обрез. Он оборачивался, поводя оружием так, словно его слух постоянно выкидывал с ним какие-то фокусы. Я дал ему время удалиться, а затем и сам осторожно двинулся по склону, надеясь пройти ниже того места, где залегли Тилери и Сапио. Конечно, нам не платят за глупое геройство, но все же нам платят жалованье, и время от времени, чтобы оправдать эти расходы, приходится немного рисковать.

      Внизу, в бухте, по-прежнему стрекотал мотор и ялик все тащил свой груз. Но на холмах все было тихо, если не считать шороха от ветра в кустах и листве деревьев. Я остановился: впереди меня мелькнула темная тень. Это ещё один часовой, которому надоело ждать в одном и том же положении?

      Но что-то блеснуло в его руке, которую он поднес к шляпе с широкими полями, и я понял, что это вовсе не часовой, а моя вездесущая спутница в джинсах и рубашке. Что ж, я и не надеялся, что она будет послушно ждать меня там, где ей было ведено.

      — Тихо! — прошептал я, зайдя с тыла. — Не двигаться. Клади оружие, крошка!

      — Мэтт? Ой, ты меня испугал…

      — Оружие, киса, — прошипел я. — Да не бросай ты его. Бога ради. Это только в фильмах все кидают свои пушки. В настоящей жизни у них есть дурацкая привычка стрелять от удара. Теперь выпрямляйся и шаг в сторону!

      — Мэтт! Что, собственно…

      — Плохо выполняешь приказы, — резко сказал я. — Тебе ведено ждать в машине.

      — Мне стало страшно. Я увидела, как в твою сторону направились какие-то люди, и решила, что тебя могут поймать.

      Я взял пистолет, который она положила на землю, осмотрел его и хмыкнул:

      — «Вальтер»? Неплохое оружие. Откуда он у тебя?

      — Он лежал в перчаточном отделении в машине. Я увидела его, когда ты велел мне посмотреть там манометр. Вот я и забрала его себе. — Помолчав, она попросила: — Ты мне его не вернешь?

      — Нет, — отрезал я. — Если меня что-то пугает больше, чем чума, холера, бешенство, месть Монтесумы, так это дилетант с оружием в руках. Особенно такой дилетант, который не выполняет приказов.

      — Я же говорила, — сердито возразила Бобби. — Я увидела людей и пошла тебя предупредить…

      — Сколько же ты углядела?

      — Двоих, но…

      — О них потом, — сказал я. — С Джейком я разобрался, но два солдата «Коза Ностры» находятся повыше нас, если они не сменили позиции. Они вооружены автоматом Томпсона, магазин которого содержит сто патронов. Если бы он попал мне в руки, мне уже было бы плевать на лишнюю пару бандитов. У них есть ещё прибор ночного видения, который мне бы подержать в руках хоть полминуты. Ну, а что касается тебя, то вряд ли ты в третий раз выполнишь мои инструкции, если уже дважды их нарушала.

      — Черт возьми, я же хотела помочь!!!

      — Т-с! Не шуми. Может, все-таки тебе удастся сделать над собой гигантское неимоверное усилие и побыть здесь хотя бы несколько минут. Пожалуйста. Десять минут по часам. У тебя есть часы?

      — Да.

      — Ну так посмотри на них. Если ты не знаешь, который сейчас час, как же определишь, когда пройдет десять минут, а?

      — Милый, — сухо сказала она, — милый, ты сделался очень сварливым.

      — Вот моя аптечка, — сказал я, не обращая внимания на её протест. — Через десять минут ты можешь снова приняться за старое.

      Финальный отрезок не представил больших проблем. Обитатели большого города, привыкшие отключаться от гула машин на улицах и громкой музыки, легко разучаются слушать, и двое на вершине были не исключением. Я приблизился на расстояние двадцати шагов от каждого, не вызвав у них никаких подозрений. Затем я нацелил винтовку с лучом на Сапио, поскольку именно у него был автомат, и нажал на кнопку.

     

      Глава 23

     

      Узкий, но сильный луч света привлек внимание Сапио, даже несмотря на то, что я зашел им с тыла. Он начал было поворачиваться, но вместо этого потянулся к автомату. Я прервал и это его движение, сняв «ремингтон» с предохранителя, отчего раздался характерный щелчок.

      Тилери, напротив, никак не отреагировал на свет, но щелчок заставил его вскинуть голову.

      — Джейк, какого дьявола?..

      — Джейк решил прикорнуть, — отозвался я. — И два других твоих парня тоже, Тилери.

      — Хелм? Что вы тут делаете? Что вам угодно?

      — Мне угодно, чтобы вы перестали двигать руками. По-моему, мистеру Сапио этого тоже хочется. По-моему, он вовсе не жаждет получить в живот заряд.

      — Замрите, Тилери.

      — Слушаю, мистер Сапио.

      Раздался шум посыпавшихся камней. Я отступил в укрытие, в кустарник, по-прежнему нацелив свой луч на оппонентов, но оказалось, что это все та же особа женского пола в джинсах, рубашке и широкополой шляпе. Она учащенно дышала.

      — Мэтт! — окликнула она меня.

      — Здесь я. Только не гляди на этот свет. Он слишком ярок. И не стой между нами. Осторожно обойди стороной и займись этими ребятишками. Минутку. Сапио, вы тут вроде бы главный. Как ваше полное имя?

      — Мануэль Сапио. А в чем дело?

      Его испанское имя плохо сочеталось с родом деятельности. Мафия, как известно, появилась в другой части южной Европы. Но в конце концов его происхождение меня не касалось.

      — Слушайте меня внимательно, мистер Сапио, — сказал я. — Я понимаю, что вы большая и хищная птица и, наверное, уже обдумываете, как лучше нам отомстить. Но я также понимаю, что когда вы поостынете, то смекнете что у вас против меня руки коротки.

      — Блажен, кто верует.

      — Я не верую, — возразил я. — Мне это известно дополнительно. Ваше начальство в корпорации ампутирует вам кое-что тупым ножом, если вы затеете личную войну с правительством США. Но если вам взбрело в голову отыграться на мисс Принс, то я вам не советую. И не поручайте это ни Тилери, ни кому-то другому. Вы будете отвечать передо мной за жизнь и здоровье мисс Принс. То, что случится с ней, Сапио, случится с вами. Если её собьет машина, вас тоже ожидает дорожно-транспортное происшествие. Если она схватит воспаление легких и умрет, вы можете со спокойной душой начинать кашлять, потому как вы следующая жертва этой болезни. Даже если она скончается при родах, я как-нибудь устрою вам такую же кончину, хотя пока, признаться, плохо себе это представляю. Все понятно? — спросил я, а когда он промолчал, скомандовал Бобби: — Давай, обслужи их. — Пять минут спустя я уже расположился на вершине. В руках у меня был семикратный бинокль, а под рукой — автомат Томпсона. Винтовку я отложил в сторону. В данных обстоятельствах автомат мог произвести более внушительное впечатление. Были у меня и другие причины для замены, но я решил о них не думать. Не то чтобы я верил в телепатию, но просто, идя на хитрость, я старался поскорее выбросить из сознания все размышления на этот счет. Зачем рисковать, зачем давать шанс оппонентам вычислить, что ты задумал — с помощью телепатии или чего-то еще?

      Нет никаких оптических приборов, которые превращают темноту в день-деньской. Существуют, правда, электронные системы ночного видения, но ими мы сейчас не располагали. «Ночной бинокль» лишь делает все немного поярче, и опять-таки все же на небе была луна. Поэтому я видел все достаточно неплохо.

      Первым делом я посмотрел на двоих у джипа. Собственно, сейчас там был лишь один из них. Второй исчез, и джип тоже. Я попытался обнаружить его местоположение по звуку двигателя, но как ни вслушивался, ничего, кроме воя ветра и стука мотора ялика, не услышал. Тогда я сосредоточил свое внимание на оставшемся субъекте и распознал в нем без особого труда мистера Су. Он мало изменился с нашей последней встречи — разве что завел усы. Мы были знакомы не настолько давно, чтобы я заметил в нем признаки одряхления, хотя я с удовольствием убыстрил бы этот процесс.

      Разобравшись с мистером Су, я перевел бинокль на странный металлический объект, который тащил на плоту ялик к берегу. Тут, впрочем, бинокль мне не помог. Это был большой круглый бак, барабан, цилиндр — только в семь раз больше благодаря линзам бинокля. Судя по всему, крышки с двух концов его отвинчивались, но что там скрывалось внутри, сказать было нельзя.

      — Мэтт! — подала голос Бобби Принс, зашевелившаяся рядом.

      — Ну?

      — Ты действительно… разберешься с Сапио, если меня убьют?

      — Нет, конечно, — буркнул я. — Зачем тратить столько сил на то, что все равно тебя не вернет? Да и мой босс терпеть не может личных вендетт. Нам положено действовать сугубо в интересах нации. Если блеф не сработает, мне останется лишь положить цветы на твою могилу. Но я сделал все, что мог.

      — Ты говорил очень грозно и очень убедительно. Даже если твои слова не помогут, все равно спасибо. — Помолчав, она спросила: — Ну, что ты там внизу углядел?

      — Кое-что. Я вижу одного типа, который тут, похоже, распоряжается. Это китайский агент крупного калибра, и его специальность — научный шпионаж и диверсии. С ним был Вилли Хансен, но он как сквозь землю провалился в своем джипе. Ума не приложу, где он сейчас. Мне не нравится, что он разгуливает так свободно, и у меня есть на его счет одна догадка, которую хотелось бы проверить… И ещё хотелось бы знать, зачем мистер Су связался с шайкой контрабандистов, занимающихся наркотиками.

      — Но в Китае делают много наркотиков, Мэтт. Это же родина опиума!

      Я посмотрел на неё и сказал:

      — А это мысль! Может, мы неверно вычислили эту операцию с наркотиками. Вернее, моя подруга Чарли. Но если мистер Су ввозит — с разрешения своего правительства — наркотики из такой дали, то это скорее всего концентрированный героин. Зачем тащить лишний груз через всю планету, если у них там существуют собственные лаборатории? Но если Уорфел получает героин от китайцев, ему незачем открывать свою лабораторию в Мексике. Разве что он…

      — Что он, милый?

      — Разве что он открыл эту лабораторию как прикрытие. Чтобы ввести в заблуждение наших людей, внушить им, что он там делает героин, и сбить их с правильного следа. М-да, моя подруга будет очень огорчена, если я вывел её на ложный след. Но что же все-таки они буксируют к берегу в том барабане? Я, правда, не очень много знаю про наркотики, но схватываю все на лету. Если там аккуратно упакованная порция героина, то я съем её вместе с плотом. Слишком уж здоровая цистерна. Во всем Китае нет такого количества мака.

      Бобби не ответила, вместо этого она протянула руку за биноклем, и я отдал его. Мы лежали и смотрели, как они пришвартовывали плот к берегу. Затем они спустили настил из кузова грузовика и стали разматывать трос. Как следует обмотав его вокруг цистерны, они стали вкатывать её с помощью лебедки в грузовик.

      — Очень бы мне хотелось узнать, что там внутри, — раздраженно буркнул я.

      — Ты шутишь, милый. Разве тебе уже не стало все ясно и понятно?

      Я резко обернулся к моей светловолосой спутнице. Она же опустила бинокль и одарила меня странной, задумчивой улыбкой. Что-то зашевелилось у меня за спиной, но я притворился, что ничего не слышу.

      — Я понятия не имею, Бобби, — сказал я. — А ты догадалась?

      — Ну конечно, — спокойно отозвалась она. — Правда, я не знаю, как он действует, но это каталитический генератор Соренсона, единственный в своем роде. Мы уже производили на нем кое-какие опыты… Только, пожалуйста, не шевелись, милый. Человек сзади сразу же выстрелит. И пожалуйста, не вздумай пустить в ход этот автомат. Очень тебя прошу!

      Я почувствовал, как мне в лопатки ударил тот самый луч. Я уже понял, что это неплохое оружие для ночных игр. Тот, на кого ты его наводишь, сразу это чувствует.

      — Роберта, я неприятно удивлен, — сказал я, — ты казалась такой милой девушкой.

      Пропустив это мимо ушей, она продолжала:

      — Мы думали, что ты знаешь про генератор. По крайней мере, нам стало известно, что твоя подруга, как ты её называешь, наводила справки о докторе Соренсоне. Что тебя на него навело?

      — Заметка в газете и смутные покалывания в пояснице. Мы, секретные агенты, сильно полагаемся на интуицию.

      — Мне что-то не очень в это верится, но сейчас мне не до этого. Мистер Су, как ты его называешь, расспросит тебя отдельно. Ну, а теперь, если ты закатаешь рукава… — И в её руке блеснул мой собственный шприц.

      Я не сразу пошевелился. Кое-что надо было узнать, пока она была в разговорчивом настроении.

      — Это Вилли у меня за спиной? — спросил я.

      — Нет, но он сейчас подъедет. Слышишь, его джип карабкается вверх. Я бы хотела, чтобы к его приходу ты уже заснул, Мэтт. Он человек неистовый, и я бы не хотела давать ему повод тебя убить.

      — Неистовый человек Николас, — пробормотал я.

      — Ты это знал?

      — Догадался. Он играл роль исполнительного и туповатого шофера и курьера. И вид у него подходящий, но все же он и есть Николас, так? Он проявляет осторожность, подставляет кого-то другого, будь то мужчина или женщина. Так случилось с Беверли Блейн. Если что-то идет не так, этот человек и получает пулю или глотает капсулу с ядом, а сам он остается в стороне: что взять с глуповатого помощника?

      — Все, значит, вычислил, Хелм? — услышал я голос, который и принадлежал уже не Бобби, а мужчине, говорившему откуда-то издалека, из темноты. Это был резкий голос Вилли Кейма, он же Вилли Хансен, он же Николас, а для нас Санта-Клаус. Я не ответил, потому что он и не собирался ждать ответа. Он теперь обратился к девушке.

      — Ну что, он на нас поработал, liebchen?

      — Я тебе никакая не Liebchen, — буркнула Бобби. — А он потрудился на совесть. Двое спят там, где дорога проходит через высохшее русло, а двое — в кустах, левее от тебя. Ну, а главный стрелок Джейк — чуть ниже на склоне. Все видят сны. Можешь не беспокоиться…

      Не поворачивая головы, я понял, что Вилли сдвинулся чуть в сторону. Краем глаза я увидел вспышку пламени, а потом раздался грохот. Похоже, Николас-Вилли все ещё орудовал своим «магнумом». Мгновение спустя вспышка и грохот повторились. Бобби вздрогнула и начала что-то сердито говорить, но замолчала, когда Вилли снова повернулся к нам.

      — Теперь я не беспокоюсь и об этих двоих, — пояснил он. — С теми, что валялись в реке, я уже разобрался. А сейчас уберу и последнего. Мне никогда не нравился Джейк, очень уж много о себе понимал. Тогда я терпел, а сейчас терпение мое лопнуло. Но сначала я хотел бы перекинуться словечком с мистером Хелмом.

      — Только оставь свою пушку, — сердито проворчала Бобби, — китаец хочет его живым.

      — Я не посягаю на его вокальные способности, — тяжелый ботинок ударил меня по бедру. — Мне очень давно хотелось потолковать по душам с мистером Хелмом — с тех пор, как он стал совать свой длинный нос в мои дела.

      Он ударил меня в ребра. Мне ничего не оставалось делать, как лежать и терпеть. Он выискивал предлог, чтобы уничтожить меня. Но тут Бобби схватила автомат.

      — Убирайся отсюда, — крикнула она Вилли. — Пойди застрели кого-то другого.

      — Ладно, ладно, но когда китаец с ним закончит, он мой, — предупредил Вилли.

      Я слышал, как Вилли повернулся и затопал, спускаясь по склону. Бобби вздохнула и опустила автомат;

      — Как стреляет эта штука? — спросила она и добавила: — Ты в порядке, Мэтт?

      — В полном, — буркнул я. — Что же его гложет?

      — Неужели ты не догадался? Ты сорвал ему крупную операцию. Здесь, в Мексике. Теперь он не смеет показать нос дома — и та самая Беверли Блейн тоже не могла вернуться. По возвращении в Москву их бы не представили к званиям Героев Советского Союза. Поэтому они нашли себе других хозяев, но наш приятель Вилли невысокого мнения о восточных людях, и работать на них ему унизительно. Он не в силах забыть, что когда-то он был звездой первой величины, под названием Ни-коласа, пока не возник ты.

      — Ты, кажется, не разделяешь его точку зрения на восточных людей? — спросил я.

      — Милый, я родилась в тех краях. Я понимаю китайцев лучше, чем тебя. А теперь, пожалуйста, закатай рукав.

      Я закатал рукав и почувствовал укол. Впервые я сам отведал того, чем угощаю других. Это было даже приятно. Уже засыпая, я почувствовал, как ниже по склону грохнул револьвер. М-да, Вилли испортил отменную шутку — я ведь сделал так, что пятеро лихих ребят, бандитов из синдиката, спали на работе. А впрочем, ничего особо смешного в этом, наверное, и не было.

     

      Глава 24

     

      Я проснулся в каком-то шумном и тряском месте. Вскоре я понял, что нахожусь в кузове крытого грузовика, который катил по асфальту на приличной скорости. Вокруг что-то гулко бухало, и, чтобы понять, в чем дело, я открыл глаза.

      Я увидел, что надо мной возвышается та огромная цистерна, которую при мне сгружали с яхты на берег. Она заполняла собой почти все вместительное пространство кузова, тускло освещаемое лампочкой впереди. Оставалось надеяться, что они как следует закрепили эту махину, и она не сдвинется в мою сторону: отползти мне было некуда.

      Я попытался сесть и обнаружил, что у меня связаны руки и ноги. Разумеется, револьвер и нож отсутствовали, в карманах вообще ничего не было. Бедро ныло, а также саднило под ребрами — не только там, куда несколько раз заехал Джейк, но и там, где поработал Вилли. Впрочем, я не предавался унынию. Мак ведь дал мне конкретный приказ. Он сказал, что мы теряем слишком много достойных мужчин и женщин из-за этого Николаса, и с ним надо что-то сделать раз и навсегда. Учитывая последнее, я был бы крайне огорчен, если бы Николас оказался приятным симпатичным созданием, причинить вред которому у меня просто не поднялась бы рука.

      — Ну как ты, милый?

      Я повернул голову и увидел свою светловолосую предательницу. Она ещё больше походила на хиппи: её волосы спутались, а белые джинсы испачкались после ночи, полной приключений. Но и это меня не огорчило. В конце концов если бы мне захотелось полюбоваться на безупречную женскую красоту, я бы просто включил телевизор — если бы таковой в кузове имелся. В данной ситуации я предпочитал видеть рядом лохматую девицу в потрепанных джинсах. Собственно моя жизнь, как это уже не раз случалось, будет зависеть от того, насколько эта девица похожа на человека.

      — Ты в норме? — осведомилась Бобби, помогая мне сесть. — Средство-то оказалось мощным. Ты спал шесть часов.

      — Оно действует крепче, если ты до этого не спал пару дней, — отозвался я.

      — Что ты такое говоришь! — фыркнула Бобби. — Это в чьей же постели ты не спал два дня? Насколько я помню, ты очень мило прикорнул у меня на груди совсем недавно после… после небольшого упражнения. Если ты будешь таким неучтивым и забывчивым, я снова тебя усыплю. — Она вынула мою аптечку из своего нагрудного кармана. — Китаец крепко тебя уважает. Он велел держать тебя в усыпленном состоянии. Мало ему, что ты связан и под охраной.

      — Китаец! — фыркнул я. — Но в Китае они вряд ли так его зовут.

      — Правильно. Но и мистером Су его тоже там не называют. А впрочем, это уж не твое дело…

      — Где он? Где все остальные? В бухте Сан-Августин на него трудилась целая армия.

      — Тебе хочется понять, одни мы тут или нет? — сухо осведомилась Бобби. — Ответ отрицательный. По ту сторону генератора ещё трое и трое в кабине. Так что даже если ты справишься со мной, тебе ещё придется порядком попыхтеть. Кроме того, ещё люди едут в джипе и в твоем фургоне. Они бросили «крайслер» Тилери — у него сдуты шины. Да и к тому же он способен вызвать ассоциации с массой трупов — их ведь могут раньше времени обнаружить мексиканские власти.

      — А где мы сейчас?

      — Наверное, нет смысла от тебя ничего скрывать, — пожала плечами Бобби. — Недавно мы пересекли границу США, воспользовались одним потайным маршрутом, который хорошо знают люди Уорфела. Пару часов езда была медленной и тряской. Тебе повезло, что ты все это время проспал. А теперь хватит вопросов. Будь хорошим мальчиком — лежи спокойно и дай мне угостить тебя ещё этим зельем.

      — Последний вопрос, — сказал я. — Что это за бочка-переросток, которая того гляди раздавит нас в лепешку?

      — Разве ты не знаешь?

      — Конечно, нет. Ты сказала, что это каталитический генератор Соренсона. Что же он порождает, что генерирует?

      — Не валяй дурака, — нахмурилась Бобби. — Он генерирует катализаторы.

      — Так, так — отозвался я. — Понятно, но только какие это катализаторы?.. А, погоди… — Я уставился на металлический бок контейнера, который возвышался над нами, прижавшимися к борту грузовика. Я заметил, что хотя крышка с того конца выглядела чистой, этот край был закопчен и опален, словно выхлоп самолета. Похоже, он выдерживал высокие температуры. — Со-ренсон занимался загрязнением воздуха — верно? — задумчиво сказал я. — Потому-то он и сделался сторонником запрещения автомобилей и двигателей внутреннего сгорания. Не хочешь ли ты сказать, что он кое-что обнаружил?.. — Я замолчал. Молчала и Бобби. Тогда я раздраженно буркнул: — Нет, это уже какая-то научная фантастика.

      — Что именно?

      — Если ты хочешь сказать, что это машина по производству смога…

      — Не совсем так, милый, — ответила Бобби. — Она не производит смог. По крайней мере, сама. Она лишь порождает нечто, способствующее образованию смога. Если, конечно, в атмосфере присутствуют необходимые загрязняющие компоненты. По теории доктора Соренсона, необходимо наличие определенного катализатора и загрязнителей, чтобы в воздухе возник активный, опасный для здоровья смог. Ему удалось выделить в чистом виде некий элемент, который существует практически во всем, что поддается горению. Затем, разумеется в экспериментальных целях, — ему пришлось научиться создавать его искусственным путем. Он сделал вывод, что мы сами не знаем, до чего нам повезло.

      — В каком смысле?

      — Его эксперименты показали: многие города не столкнулись с проблемой смога, а те, что столкнулись, ещё пригодны для обитания исключительно потому, что в атмосфере недостаточно этого катализатора. Без них воздух может выдерживать большую степень загрязненности без пагубных последствий. Но если в нем окажется необходимое количество катализатора для того, чтобы вся грязь, которую мы выбрасываем в атмосферу, могла вступить с ним в реакцию… — Она замолчала. Было слышно только громыхание грузовика и гулкое резонирование цилиндра.

      — Именно для этого мистеру Су и понадобилась эта машина? — спросил я.

      — Да. Соренсон, конечно, проверил свою теорию в лабораторных опытах, но это совсем не то, чтобы проверить её в природных условиях.

      — В природных условиях! — передразнил я Бобби. — Значит, вы собираетесь установить этот агрегат где-то неподалеку от большого мегаполиса и, когда подует нужный ветер, пустить его в ход. Небо станет коричневым, люди будут кашлять, задыхаться, а вы…

      Я замолчал и быстро посмотрел на нее. Она кивнула. — Да, Мэтт, мы уже пробовали его. На корабле неподалеку от Лос-Анджелеса. И небо действительно стало коричневым, а люди начали кашлять и задыхаться. Ты ведь рассказывал, что твоя антинаркотическая подруга получила рецидив астмы, чего с ней не случалось много-много лет…

      — Помню, — сказал я. — Но…

      — Не назову точные цифры, — продолжала Бобби, — их, наверное, знает китаец, но я слышала по радио, что это был самый сильный смог за всю историю, хотя и шел он какими-то кусками и пятнами. Службы «Скорой помощи» получали огромное количество вызовов из-за серьезных заболеваний дыхательных путей у горожан, и больницы оказались переполнены. Разумеется, мы не собирались устраивать это надолго, нам не нужна была настоящая катастрофа. Это был пробный шар. Нам нужно было убедиться, что опыт удался. И мы убедились.

      — Понятно, — задумчиво произнес я. — Ну, а после того как ваш опыт удался в Лос-Анджелесе, где условия для смога благоприятные, китаец, конечно же, захочет проделать эксперимент где-то в другом месте с менее подходящей обстановкой. Но где?

      — Этого я не могу сказать. Я и сама не знаю. Я не имею отношения к подготовке второго опыта.

      — Верно, это, похоже, входило в задачу Беверли Блейн и Вилли. По словам нашего покойного друга Джейка, они оба ездили вдвоем на восток. Вопрос только заключается в том, как далеко они заехали.

      Бобби промолчала, и я сменил тему.

      — Теперь ваш корабль. Он, похоже, встретился с яхтой Уорфела где-то в открытом море, и они погрузили на неё и генератор, и заодно увесистый мешок с героином.

      — Десять кило, — подтвердила Бобби. — В счет уплаты за помощь — с яхтой, людьми, грузовиком. Разумеется, он обещал, что никто не узнает, откуда героин. Кроме того… — она замолчала.

      — Кроме того, что?

      — Кроме того, — продолжала Бобби, не глядя на меня, — эта псевдолаборатория в Бернардо помогла избавиться от доктора Соренсона. Бедняга… Наверное, это было необходимо, но все равно жаль…

      Я посмотрел на неё и пожал плечами.

      — Ничего, привыкнешь, солнышко, — сказал я. — Сначала Тилери и его ребята, затем Соренсон, потом я. В конце концов роль соучастницы в убийстве тебе понравится. Никаких волнений.

      — Китаец обещал мне, что с тобой ничего не случится, — отозвалась Бобби, по-прежнему не глядя на меня. — Он сказал, что должен тебе за небольшую услугу.

      — Да, мелочь: я спас ему жизнь. Но и Вилли считает, что я кое-что ему должен. Ну, а мистеру Су нужен Вилли и не нужен я. Так что мне не очень приходится рассчитывать на благодарность мистера Су. — Бобби промолчала, и я продолжил: — Стало быть, они выкачали все, что могли, из достойного ученого, а потом его укокошили? Понятно…

      — Да, он занимался тем, что спасал мир…

      — Как и все вокруг. Что именно он делал?

      — Неужели не понятно? Он хотел, чтобы его генератор использовали те, кто этим интересуется, независимо от их политических взглядов. Он хотел, чтобы общество поняло, сколько всякой дряни в воздухе уже сейчас. Он хотел, чтобы ситуация показалась столь ужасной, что были бы приняты срочные меры.

      — Ну, а китаец притворился, что сгорает от желания отдать все ради великой цели? Впрочем, отчасти так оно и есть. Ведь коммунисты были бы счастливы, если бы мы махнули рукой на одну из наших ведущих промышленных отраслей, и наша транспортная система превратилась в хаос. Бобби неодобрительно покосилась на меня.

      — Ты говоришь так, словно горой стоишь за автомашины.

      — Горой, не горой, что за чушь. Положим, я получаю удовольствие, когда сижу за рулем хорошей машины, но не в этом дело. Я что-то не вижу, чтобы вокруг строились новые железные дороги и трамвайные линии. Пока этого нет, мы вынуждены иметь дело с автомобилями, а также с прочими двигателями внутреннего сгорания, что бы там ни пели энтузиасты типа Соренсона. Единственное, что нам остается, — это сделать выхлопы менее токсичными и молиться Всевышнему. — Я поморщился. — Стало быть, они заполучили его генератор, он сделался не нужен, и, чтобы он не болтал лишнего, его пришили. Так?

      — Не знаю, — глухо отозвалась Бобби. — Он был симпатичным человеком. — Я только знала, что его нашли вчера в горящей лаборатории. Вряд ли кто-то поднимет шум из-за смерти человека, которого считали ярым радикалом и который, как оказалось, делал героин для мафии. По крайней мере, таков был план, и я думаю, что он сработал. Твоя подруга и её мексиканские коллеги как раз только-только приближались к лаборатории, когда она заполыхала. Никто не пострадал. Я имею в виду, никто за пределами лаборатории.

      — Ясно, — сказал я. — А Уорфел и его десять кило героина? Господи, десять кило! Двадцать два фунта! Это же несколько миллионов долларов.

      — Даже больше по сегодняшним ценам, — поправила меня Бобби. — Если тебя интересует, поймали ли Френки, когда он пришвартовывался к своему пирсу на Лонг-Биче, то знай: он ещё не доплыл. Яхта у него самая быстроходная, и путь не близкий. Но он знает, что им заинтересовались легавые, и я не думаю, чтобы им удалось найти на борту хоть крупинку героина.

      — Это очень огорчило мою подругу, — вздохнул я. — Она вложила душу в эту операцию. — Я помолчал и спросил: — Выходит, это была, так сказать, одноразовая афера? Френки не собирался всю жизнь торговать героином? Значит, ребята из синдиката волновались зря. Он лишь хотел ввезти в Штаты один, но большой груз — причем так, чтобы никто не заподозрил его в антипатриотической сделке с китайскими коммунистами?

      — Да, героин он получил в большом количестве, а потому мог тщательно подготовить операцию. Ну, а китаец понимает, что с долларами в его краях плохо, зато мак растет вовсю. Да и китайское правительство скорее всего конфисковало этот героин, так что им это вообще обошлось даром. Он вполне в состоянии предложить Уорфелу за его услуги такую цену в героине, какую не смог бы за доллары.

      — Где же героин, если его нет на «Урагане»? — спросил я. — Не в грузовике часом?

      — Ты же встречал Френка Уорфела, — ответила Бобби с презрительным смешком. — Неужели, по-твоему, он в состоянии доверить нам два с лишним миллиона долларов? Нам или кому-то еще? Нет, он сам этим занялся. Только он знает: если его люди не смогут благополучно переправить нас через границу, то раздастся анонимный телефонный звонок в одной правительственной организации, и тогда он уже ни за что не сможет воспользоваться своим уловом — за ним будут слишком внимательно следить, и его мечты разбогатеть пойдут прахом.

      — Понятно. Но раз мы уже переехали границу, то Френки, выходит, сколотил себе состояние? — Лукаво ухмыльнувшись, я продолжил: — Судя по тому, сколько мы в пути и в каком направлении двигаемся, я подозреваю, что мы где-то недалеко от твоей родной Юмы, штат Аризона. Так что можешь заглянуть к друзьям и родственничкам.

      — Говорю тебе, я родилась в Китае, — усмехнулась Бобби. — А в Юме, штат Аризона, я никого не знаю. Я видела снимки, изучала карту, запомнила кучу разных сведений, но там никогда не бывала.

      — Тогда все ясно. Если бы ты действительно родилась и выросла в Аризоне, недалеко от мексиканской границы, то не путала бы мескаль с пулькой и знала, в какой из бутылок на дне червячок. — Бобби резко обернулась ко мне, а я продолжал: — И еще, те, кто родились и выросли в тех засушливых краях, понимают, как водить машину в пустыне. Видишь ли, киса, когда ты пытаешься выбраться из песков, газуя изо всех сил, даже такой недогадливый парень, как я, начинает думать, где же ты провела свои юные годы, потому как ясно, что Аризона тут ни при чем. И ещё ты слишком уж хотела вытащить «крайслер». Тебе хотелось расчистить дорогу для джипа Вилли и мистера Су. И еще: ни одна разумная девушка, готовясь к опасному путешествию в темноте, не наденет светлые джинсы и желтую рубашку, если, конечно, не хочет, чтобы её друзья не подстрелили её по ошибке.

      Снова воцарилась тишина, если не считать грохота грузовика и его груза. Бобби смотрела на меня, и в её глазах было что-то очень похожее на ужас.

      — Ты знал, — прошептала она. — Ты знал и все же позволил мне… — Она замолчала.

      — Я приобрел страховой полис. В магазине той хитрой винтовки, которую твой приятель наставил на меня, патронов не было. А у меня под рукой был автомат. Если бы дела пошли и вовсе скверно, я бы побрызгал вас из него, и твой приятель даже не успел бы сообразить, что ему нечем отстреливаться. А затем я уж как-нибудь расчистил бы себе дорогу в темноте — автомат Томпсона мощная штука…

      — Ну ты этого не сделал? Почему, Мэтт? — спросила она, облизывая губы.

      — Потому что имеются вопросы, на которые я хотел бы получить ответы, если, конечно, это можно сделать, оставаясь живым. А ещё потому, что ты пришла мне на помощь, когда Вилли стал меня дубасить.

      — Мэтт, ты сошел с ума, если считаешь, что я и дальше смогу тебе чем-то помочь, — сказала она упавшим голосом.

      — Я ещё кое-что принял во внимание, — пояснил я, когда она вдруг замолчала. — Я решил, например, что, возможно, у мистера Су есть определенное чувство признательности ко мне, да и вообще он вряд ли допустит, чтобы меня не стало, потому как он имеет основания полагать, что мне известны кое-какие сведения, связанные с его безопасностью. Он захочет выяснить, так ли это на самом деле, и если да, то не поделился ли я этой информацией с кем-то еще. Это позволит мне немного пожить. Но в основном я, конечно, полагаюсь на тебя.

      — Нет, — выдохнула она. — Ты не имеешь права рассчитывать… Ты сошел с ума…

      — Как хочешь, — пожал я плечами, — не имею права, так не имею… Не помогай. Смотри, как Вилли будет медленно убивать меня, когда китаец потеряет ко мне интерес. Вилли уж постарается сделать зрелище занятным.

      — Почему ты думаешь, что мне есть дело до того, что с тобой может случиться, черт тебя побери? — воскликнула она, снова облизывая губы.

      — Но тебя же как-то задела гибель Соренсона. Я тоже симпатичный человечек, скажешь нет? — Тут я убрал игривые интонации и спросил резко: — Сколько же человек должно отправиться на тот свет, прежде чем тебе это надоест, солнышко?

      — Заткнись! — прошипела она. — Знаешь, почему я вмешалась, когда он стал бить тебя ногами? Только потому, что у меня был приказ доставить тебя живым. Вот и все. Иначе бы я и не подумала вмешиваться.

      — Ясно, — сказал я. — Понятно.

      — Ты… ты чертов эгоист. Не надейся шантажировать меня, потому что я легла с тобой в постель. Это все по долгу службы… Эти люди были со мной так добры. Они помогли мне, когда я оказалась в страшном положении… Они дали мне образование, обучили меня…

      — Все правильно, — перебил я её. — У китайцев бывают проблемы с агентами. Русские мальчики и девочки могут, конечно, получив необходимую подготовку, как-то устроиться в Америке, но китайская молодежь будет сильно выделяться в нашем обществе. А потому светловолосая девчурка китайцам всегда ко двору-особенно если она из тех, кто потеряли родителей в этих бесконечных китайских пертурбациях.

      По выражению её глаз я понял, что оказался недалек от истины. Но она быстро проговорила:

      — Меня не интересуют их причины. Главное, что они спасли мне жизнь, уберегли от безумия…

      — Тем, что промыли мозги и сделали своим послушным агентом? Что ж, можно считать это спасением. Ну а почему я не слышу упоминания вашего Бога Маркса, почему ты не рассказываешь мне о нашем загнивающем обществе? Что случилось? Неужели прививка против капитализма утратила свою действенность, пока ты резвилась в Америке и ждала инструкций?

      — Я не строила из себя американку. Я и есть американка. — Я промолчал, и Бобби продолжала уже спокойнее: — По крайней мере, мои родители были американцами. А потому ты считаешь, что так уж приятно мне было провести здесь все эти годы?

      — Я просто внимательно к тебе присматривался, киса, и понял, что больше всего на свете ты хочешь быть типичной американской мисс, которая носит длинные волосы и кидает камни в свиней-полицейских. Ты сыграла передо мной несколько ролей, но эта получилась у тебя особенно убедительно. Насчет свиней и камней не знаю, но главное можно устроить, если, конечно, твои услуги смогут оправдать все связанные с этим хлопоты. По крайней мере, мне, наверное, удастся замолвить за тебя словечко, если я, разумеется, доживу до этого. Подумай хорошенько.

      — Теперь ты пытаешься меня подкупить, — грустно сказала Бобби.

      — Назовем это сделкой. Так красивее. Она снова взяла в руку шприц.

      — Лучше приляг, Мэтт, а то ты грохнешься, когда зелье подействует, а я и пальцем не пошевелю, чтобы смягчить падение.

     

      Глава 25

     

      Когда я пробудился в очередной раз, то, не открывая глаз, понял, что нахожусь на свежем воздухе. Еще я понял, что лежу на земле, что сейчас день, и я вдыхаю теплый приятный воздух, без каких-либо признаков выхлопных газов. Впрочем, я почувствовал запах краски или лака. Неподалеку кто-то колотил молотком по металлу.

      Мне на лицо упала тень. Я открыл глаза. Надо мной склонился мистер Су или как там его звали на самом деле. Впрочем, я бы никогда не смог правильно написать или произнести его настоящее имя. За ним маячила Бобби Принс, настоящего имени которой я также не знал.

      — Просыпайтесь, мистер Хелм, — сказал китаец, выпрямляясь. Как правильно заметил Джейк, усы делали его похожим на Чарли Чена, а точнее, на актера с азиатской фамилией, который играл его в кино. — Ну что ж, — продолжил он, — теперь можно и поговорить.

      Мои руки и ноги по-прежнему связаны. Никто не вернул мне ни нож, ни пистолет. Кое-как я принял сидячее положение, но в голове у меня не было ясности, а это никуда не годилось, если я собирался посостязаться в хитрости с китайцем. Оглянувшись, я заметил, что мы находимся в узком каньоне с отвесными стенами, в расселине между скал, какие часто встречаются на засушливом юго-западе.

      Будь я геологом, то, наверное, сумел бы точно определить мое местонахождение, руководствуясь срезом горных пород. Будь я ботаником, то вычислил бы этот район по типу кактусов и прочей растительности. Но внутренний голос подсказал мне, что скорее всего мы либо в Аризоне, либо в Нью-Мексико. На моих часах ещё было раннее утро. Мы вряд ли успели бы добраться, скажем, до Техаса. Так или иначе, я был уверен, что мы ехали не в Техас, не в Калифорнию.

      Неподалеку я увидел белый «джипстер» Вилли, а также синий «форд» Шарлотты Девлин. Машина вызвала у меня в памяти образ высокой, аккуратной, коротко стриженной девицы, которая любила лошадей и верховую езду. Она также предупредила, чтобы я не вздумал сорвать её операцию. Но если верить Бобби, то операция её все же рухнула. Что ж, очень жаль.

      Я не увидел шестиколесного грузовика, который доставил и меня, и агрегат, созданный научным гением покойного доктора Соренсона. Интересно, что случилось с фантастическим генератором. Затем, услышав очередную дробь по металлу, я понял, что гляжу прямо на него.

      Я увидел другой грузовик — белого цвета. Под ним трудились двое ребят. Рядом с кабиной стоял человек и ждал, пока они закончат, чтобы он смог продолжить выписывать краской название на дверце. Он уже сделал надпись на большой белой цистерне, составлявшей грузовую часть машины. На цистерне было написано БУТАН АРДОКС. Сама цистерна при свете дня казалась гораздо меньше, чем ночью, когда её с таким трудом грузили с яхты на берег.

      — Умно, — произнес я.

      — Вы одобряете, мистер Хелм? — осведомился мистер Су, поймав мой взгляд.

      — Очень лихо придумано, — подтвердил я. — Куда бы вы ни отправились, все будут считать, что это очередная цистерна, которая везет горючее на ферму. Машина практически невидимка. Никто не обратит на неё внимания.

      — Очень надеюсь, — сказал китаец. — Рад, что вы так думаете. Мобильность — великая вещь.

      — Ну да, — согласился я. — Корабль лучше всего. Его можно без помех двигать по воде, но на суше необходимо колеса. Надо найти хорошую пустынную дорогу, чтобы занять позицию в зависимости от направления ветра, который и понесет вашу отраву, куда вам нужно.

      — Катализатор, мистер Хелм. Отраву производите вы, мы лишь добавляем ускоритель. Вам, наверное, будет приятно узнать, что лос-анджелесский эксперимент удался на славу. А это ведь была лишь маленькая опытная модель генератора.

      — Верно, — сказал я, — но это как на войне с газами — вы зависите от направления ветра.

      — Согласен. Хотя мы знаем общее направление ветров, но изо дня в день оно подвержено изменениям, поэтому о постоянной установке не может быть и речи. Но с другой стороны, это осложняет задачу отыскать нас, даже если ваши люди будут знать, что именно они ищут. Но у нас есть склады для хранения химикатов и топлива. Впрочем, вам это известно, мистер Хелм.

      — Вы так считаете?

      — Притворяться не знающим — глупо, — нетерпеливо покачал головой мистер Су. — Если угодно, можете не говорить, но делать вид, что вы не в курсе — это оскорбление в мой адрес, вызов моей сообразительности. — Я посмотрел сначала на него, потом на Бобби Принс, сидевшую на камне, свесив ноги. Она расчесала спутанные волосы, но по-прежнему очень походила на угловатого подростка, вдоволь наигравшегося в футбол на песке. Что ж, ночь выдалась трудная для каждого из нас, и мой собственный костюм, возможно, оставлял желать лучшего.

      — Почему ваша сообразительность так уверена, что мне известно насчет ваших складов?

      — Прошу вас, мистер Хелм, не считайте нас за простаков. — рассмеялся он. — Ваше внезапное появление в Лос-Анджелесе… Да, вы доставили нам немало неприятностей в прошлом. Вы человек больших способностей. Когда-то это спасло мне жизнь. Разумеется, я навел справки о вашей деятельности до появления на побережье. Формально это было вызвано случайной, бессмысленной гибелью кого-то из ваших людей.

      — Что тут было бессмысленного или случайного? — услышал я голос Вилли. У этого человека была привычка влезать в чужой разговор. Я услышал его шаги за спиной. — Эта рыжеволосая опознала меня и Беверли, так? Пришлось её успокоить…

      Он возник в поле моего зрения и остановился возле Бобби. На нем были те же серые рубашка и брюки, в которых я впервые увидел его. Во всяком случае, они были такие же пыльные и мятые. Если не считать мистера Су, который позаботился о том, чтобы стряхнуть пыль и разгладить складки, все мы не являли собой пример опрятности. Вилли был небрит, а его маленькие голубые глазки были в красных прожилках. По виду Вилли никак нельзя было предположить, что это суперагент, но с другой стороны, все суперагенты такие…

      — Ну, что, я не прав? — прошипел он. — Что нам оставалось делать? Завести с ней дружбу?

      — Вполне можно было что-то придумать, — ответил китаец. — Когда охотишься на антилопу, не бросай камнями в тигра. Нам нужно было провести простой научный опыт. К сожалению, мистер Уорфел, который играл значительную роль в операции, вызвал неудовольствие синдиката, и тут ничего нельзя было поделать. Но этого было мало, чтобы привлечь внимание секретной правительственной организации, которая специализируется на террористических акциях. Этого вполне можно было избежать.

      — Интересно, каким образом. Впрочем, не я убивал рыжую. Это сделала Беверли.

      — Так утверждаете вы, мистер Хансен, — сказал китаец, используя кодовое имя, под которым Николас был известен в этих краях. Он не употреблял другого имени, которое Вилли получил от другой фирмы, и я решил, что скорее всего у нас больше не будет проблем с Санта-Клаусом, из чего вовсе не вытекало, что Вилли утратит свою опасность на новой службе. — Так утверждаете вы, — повторил китаец. — Только поверит ли в это мистер Хелм?

      — Верю, верю, — отозвался я. — Кому-то потребовалось выстрелить в Аннет О`Лири два раза — из «магнума» 44-го калибра. С близкого расстояния. Почти в упор. Но после этого она чуть было не выжила. Похоже, ни одна из пуль не попала, куда предназначалась. Вилли, по-моему, стреляет не так плохо. Это нервная поспешная стрельба, так стреляет девочка, которой дали большую пушку, и эта пушка наводит на неё страх, хотя она ни за что в этом не сознается. Да и таскает она эту пушку, чтобы создать впечатление, что она и есть знаменитый Николас. Почему Беверли приняла яд? Потому что она и есть убийца. И я дал ей покончить с собой. Но у меня есть приказ найти того, кто заставил её совершить убийство, тот, кто послал её убивать, а сам остался в стороне, решил не пачкать руки.

      — Вот ты и нашел этого человека! — резко сказал Вилли. — Что теперь?

      — Вообще-то нет ничего глупее положения пленника, который сообщает своим пленителям, как он с ними расквитается в будущем. Это красноречие в ходу у голливудских актеров, убеждающих свою аудиторию в том, каких отчаянно храбрых ребят они играют. В обычной жизни нет смысла заставлять тюремщиков сердиться на тебя сильнее, чем они сердятся и так.

      На сей раз у меня, однако, были причины вызвать на себя гнев Вилли, а потому я нагло сказал:

      — Знай же, подлый убийца, что я съем тебя рано или поздно! Я выполню приказ. Вилли рассмеялся и, подойдя ближе, махнул своей ручищей, отчего я полетел на землю. Он добавил мне ногой в бедро и снова расхохотался:

      — В таком случае поторапливайся, Хелм, потому как времени у тебя в обрез!

      — Хватит, Вилли, — шагнул к нам мистер Су.

      — Ладно, ладно. Я подожду. Только не заставляйте меня ждать слишком долго.

      — Вы будете ждать столько, сколько я пожелаю, — мягко отозвался китаец. — Если мне понадобится, вы будете ждать вечность.

      — Может да, а может нет, — грубо отозвался Вилли. — Я работаю на вас, Су. Я вам нужен. А раз так, то бросьте собачке кость, чтобы она лучше служила. Вот это и есть моя кость. Я хочу этого наглого, настырного гада…

      — Поговорим об этом позже, мистер Хансен. Если мы хотим воспользоваться благоприятными погодными условиями, надо поторапливаться. Посмотрите, что там у них с грузовиком. — Наступила короткая пауза. Китаец пристально посмотрел на Вилли, а тот издал странный горловой звук и отвернулся. Когда он отошел на значительное расстояние, мистер Су усмехнулся: — Он, конечно, не самая лучшая собака. Но и плохих собак можно использовать, если у них достаточно злобный характер. Все дело в хорошем контроле, что бывает непросто, когда кое-кто привык к излишней самостоятельности. У нас, как вы видите, есть проблемы с дисциплиной, но дрессировка продолжается. Я рад, что мы приобрели Вилли. Я вижу для него перспективы. Спасибо вам за подарок, мистер Хелм.

      — Не за что, — сказал я, — Угощайтесь. Китаец, прищурившись, посмотрел на меня и спросил:

      — Ну что, будете проявлять глупую отвагу или расскажете мне то, что я хочу знать, без лишних… скажем, уговоров?

      Я посмотрел на него, не пытаясь вытереть струйку крови, которая текла по подбородку из разбитой губы. Впрочем, это было не просто сделать, когда у тебя связаны руки за спиной. Я заставил себя не смотреть на светловолосую девушку, сидевшую на камне.

      В моем понимании, она не была профессионалом. По крайней мере, я очень на то надеялся. Разумеется, её научили, как себя вести, чтобы походить на американскую девочку из Юмы, штат Аризона, которую потянуло в Голливуд. Хорошенькую, средних способностей девочку, каких хоть отбавляй. Возможно, её также научили пользоваться кодами, шифрами и передатчиками. Но я готов был побиться об заклад, что у неё не было ни подготовки, ни опыта в искусстве насилия. Впрочем, такие агенты в этом и не нуждаются. Как заметила Шарлотта Девлин по-другому поводу, дело одних получать информацию, дело других действовать.

      Короче, я надеялся, что она впервые видит, как избивают связанного безоружного человека, которому грозит к тому же смерть. Правда, она упоминала, что повидала виды, прежде чем китайские коммунисты стали готовить её для такой работы. Возможно, она была куда более подготовленной ко всему этому. Что ж, в таком случае мне не позавидуешь.

      С другой стороны, в мою пользу было то, что смерть — если Вилли настоит на своем — угрожала человеку, который занимался с ней любовью, угостил её хорошим обедом, а потом гулял с ней под ручку, любуясь закатом. Разумеется, ни один джентльмен не станет искать выгод от джентльменского поведения, но если бы Мак хоть раз заподозрил меня в джентльменстве, то уволил бы сию же минуту. Играть приходится теми картами, которые тебе выпадают, и на сей раз расклад вышел такой.

      Поэтому, заронив в её сознание предательскую — с её точки зрения — идею, я теперь старался не смотреть на нее, чтобы она не догадалась, какой я расчетливый мерзавец. Пусть смотрит, как кровь капает мне на рубашку, а я молча сношу оскорбления и побои.

      — Итак, что скажете, мистер Хелм? — напомнил мне о себе Су.

      — О чем мы толковали? Я утерял нить беседы, — отозвался я.

      — Когда меня уведомили о вашем появлении в Лос-Анджелесе, мистер Хелм, я поначалу счел это случайностью. Однако дальнейший ход событий опроверг мои первоначальные предположения. Да и наведенные справки указали на неправомерность этой гипотезы.

      — Почему? — удивился я.

      — Было установлено, что до этого вы провели в Нью-Мексико несколько недель. Вы наняли машину и наездили на ней несколько тысяч миль. Разумеется, вы возили с собой удочки и даже время от времени удили рыбу, но я сильно сомневаюсь, что вас так уж интересовала форель или окуни. Вас манила рыба покрупнее, не правда ли, мистер Хелм?

      Беда профессионала состоит в том, что иногда ты делаешься чрезмерно хитрым и подозрительным. Ни один профессионал не позволяет себе поверить в совпадение. Это противоречит его принципам.

      Тем не менее совпадения случаются. Так, мистер Су выбрал для своего эксперимента один из пятидесяти штатов, где я в свое время жил и куда иногда приезжал отдохнуть и поудить рыбу. Я понимал, что мне ни за что не удастся его убедить, что я действительно посетил Нью-Мексико не по работе. Похоже, однажды я заехал в места, где мистер Су устроил свой склад.

      Потому-то он и приставил ко мне Беверли Блейн. Он надеялся, что, может быть, ей удастся выведать у меня, что именно мне известно про ту часть его замысла, что связана с Нью-Мексико.

      Покойный мистер Тилери был прав, сказав, что меня подозревают в обладании сведениями, способными причинить вред моим оппонентам. Его ошибка заключалась только в том, что он считал, что я владею этой информацией. Мистер Су между тем говорил:

      — Надеюсь, вы понимаете, сэр, насколько для меня важно знать, что именно вам удалось узнать и что именно вы успели доложить вашему начальству. Наш генератор полностью израсходовал запасы топлива и катализатора во время предыдущего опыта. Теперь нам нужно подготовить его к новому сеансу…

      — Что значит, топливо? — перебил я китайца. — Вы уже второй раз об этом упоминаете.

      — Вы тянете время, но я отвечу. Это не совсем генератор. Он не генерирует катализатор. Его создают в другом месте. Задача генератора — вывести в атмосферу особую металлическую субстанцию — по сути дела, пыль, — которую воздушные потоки должны поднять высоко над землей. Чтобы обеспечить необходимую силу выброса, требуется то, что мы называем топливом. Это керосиновая смесь, вроде тех, что используется в реактивных самолетах. Катализатор смешивается с топливом, и смесь загорается при определенных условиях. Надеюсь, я вам все объяснил?

      — Конечно, — сказал я. — Насколько я понимаю, вы хотите знать, можете ли вы спокойно навестить ваш склад и пополнить запасы горючего или вас там подстерегает ловушка, которую подстроил я. Верно?

      — Именно так, мистер Хелм.

      — Думаю, мне нет больше смысла настаивать на том, что я просто отдыхал с удочкой после трудной зимы.

      — Совершенно верно, — сказал мистер Су и протянул руку, в которую Бобби вложила шприц, причем не мой. — Вы, наверное, догадываетесь, что там?

      — Похоже, молочко болтунов, иначе именуемое сывороткой правды?

      — Верно. Средство эффективное, хотя и не совсем приятное для того, кого им угощают.

      — Понимаю, — вздохнул я и сказал: — Я и так уже похож на подушку для иголок. С меня хватит уколов. Ваша взяла. Зачем тратить время на сражение с вашим чертовым снадобьем? Вас там ждет засада, мистер Су, а стало быть, вам придется добывать себе керосин и прочее в другом месте.

      Китаец вернул шприц Бобби, не спуская с меня глаз. Его мыслительные процессы совершенно не совпадали с моими, и потому я даже не пытался угадать, что у него на уме. Я только надеялся, что моя быстрая сдача наведет его на подозрения. Если хочешь продать кому-то товар, начинать надо с облака подозрения, которое затем медленно рассеивать, после чего твои партнеры начинают испытывать комплекс вины, что проявили к тебе недоверие.

      — Мистер Хелм, — мягко осведомился Су. — Вы не блефуете? Вы не сочиняете насчет засады с тем, чтобы отвести беду от одного из ваших больших городов?

      Именно этим я и занимался, а потому, улыбнувшись, сказал:

      — Ну да. Блефую напропалую. Так что отправляйтесь на ваши склады и загружайте ваше горючее и катализатор. Не обращайте на меня внимание, мистер Су. Вы верно сказали: я блефую. — Он холодно уставился на меня, сбитый с толку. Настала пора вынимать из шляпы кролика. Я сказал: — И вообще я никогда особенно не любил Альбукерке. Мне плевать на то, что случится с этим городом. Они там только не знали, что доили туристов. А вот если бы речь пошла о моем родном Санта-Фе, тогда совсем другое дело.

      Непроницаемое лицо китайца изменило выражение на волосок, не больше, но я понял, что угадал. Отлично.

      — Разумеется, в Нью-Мексико не так уж много городов, где можно проводить наши эксперименты, — отозвался мистер Су. — Там, собственно, есть лишь один город с достаточным населением, с достаточным загрязнением и расположенный в долине, где легко собирается туман. Вы неплохой отгадчик, мистер Хелм.

      — Ну да, — отозвался я. — Разрешите мне ещё поугадывать. Работа мне выдалась тяжелая, особенно когда тебе не говорят, что надо искать. В Вашингтоне — да и, наверное, в Пекине, — работают странные люди. Они никогда не скажут тебе, что действительно происходит.

      Мне просто показали кое-какие снимки, дали несколько описаний и сказали: эти люди задумали недоброе. В Калифорнии, Аризоне, Нью-Мексико и — или — в Техасе. Нью-Мексико вы знаете, вот и давайте, ищите. С остальными штатами мы разберемся. Таковы были мои инструкции.

      — Да, инструкции расплывчатые. Но вы их неплохо выполнили.

      — Не сразу. Сначала я просто ездил по штату, делал вид, что ловлю рыбу, а сам глядел какие-то шевеления. Только когда я получил дополнительную информацию — в частности, описание вашего агрегата и его назначение, то понял: я зря трачу время в северной части Нью-Мексико. Как вы сами сказали, Альбукерке — единственная серьезная цель, а он расположен в центральной части штата. Ветры в основном дуют с юго-запада. Это означало, что вы будете действовать с юга, из долины Рио-Гранде. Тогда ваша смесь распространится в нужном вам направлении. — Лицо мистера Су оставалось непроницаемым. Я поставил все на то обстоятельство, что те две недели я ловил рыбу лишь в одном месте на Рио-Гранде. К югу от Альбукерке было лишь одно место, где меня могли опознать шпионы и лазутчики. Я сказал: — Это сильно сузило область действий, но мне пришлось все равно порядком потрудиться, пока я не вышел на одного из ваших людей, который и вывел меня в Хорнадо дель Муэрте.

      — Куда, куда? — китаец рассмеялся. У него сделался удовлетворенный вид. — Мистер Хелм, вы говорите убедительно, очень даже убедительно, я сам чуть было вам не поверил, но все-таки вы гадаете и гадаете неудачно. Я не знаю, что это за Орнада, но уверяю вас, это совсем не то…

      — Первая буква X, дружище, — пояснил я, глазом не моргнув. — Вы, возможно, не слышали о таком месте. Это название хорошо известно только местным или тем, кто хорошо знает историю края. Это старая дорога к востоку от Рио-Гранде, которая идет мимо городка с глупым названием Правда или Последствия — они взяли его из популярного радио-шоу, — сменив старое название Хот-Спрингс, штат Нью-Мексико.

      Что-то изменилось во взгляде мистера Су. Он сказал:

      — Правда или Последствия? Странное название для городка. Продолжайте, мистер Хелм.

      — Современная трасса проходит к западу от реки, и ехать по ней легко и просто. Но старая дорога, к востоку, — это гибель для водителей. Ее и назвали Дорога Смерти. Что же касается вашего человека, которому я сел на хвост…

      Я замолчал. Надо было рисковать вовсю. Делать было нечего. Китаец никак не шел мне навстречу.

      — Я вас внимательно слушаю, мистер Хелм…

      Я сказал, надеясь, что это прозвучит убедительно:

      — Я проследовал за ним от П или П, как жители штата называют этот городок: через плотину, к востоку от поселка Энгл, где кончается асфальт. Там есть ещё проселки, ведущие в разные забытые Богом углы. Больше на том берегу реки нет ничего — только какая-то государственная станция-и океан безлюдной пустынной территории. И единственная дорога туда — через поселок Энгл. Тогда я решил, что выяснил достаточно. Мне не хотелось, чтобы кто-то заметил, как я шастаю по этим пустынным дорогам. С самолета или вертолета можно увидеть все, что угодно. Когда я прибыл в Лос-Анджелес, то позвонил, куда следует, а потом узнал, что они так и поступили — провели разведку с воздуха.

      Как я говорил, эта был блеф, основанный на том, что я хорошо знал те края, во-первых, и кто-то видел меня там, во-вторых — наверное, когда я ловил рыбу на водохранилище Элефант Батт. Иначе с какой стати мистеру Су было бы подозревать меня в чрезмерной осведомленности? Что ж, если его человек мог засечь меня там, то я, со своей стороны, мог засечь его и двинуться следом за ним.

      В моих построениях, впрочем, могли быть и изъяны. Люди Су, например, могли вполне отказаться от обычных дорог и добраться туда в джипе по пересеченной местности. И я вполне мог не угадать с берегом. На западном берегу Рио-Гранде также с избытком хватало глухих мест, где можно было разместить и склады, и персонал. Но если нужно полное уединение, восточный берег — настоящая пустыня — являл собой на первый взгляд ровно то, что надо, даже если ветры дули не совсем в нужном направлении.

      — Энгл, Нью-Мексико, — пробормотал мистер Су.

      — Так точно. Несколько хижин и пара железнодорожных вагонов. Ну как, теплее?

      — Теплее?

      — Виноват. Это у нас есть такая детская игра.

      — Ах да, я вспомнил, — сказал он со вздохом. — Да, пожалуй, теплее. Очень плохо. Это означает серьезные изменения в наших планах.

      — Он лжет! — крикнула Бобби Принс. Она вскочила на ноги и таращилась на меня. — Он же блефует, мистер Су.

      — С чего вы взяли?

      — Он говорит, что понял, где искать, когда узнал о существовании генератора Соренсона. Он утверждает, что узнал несколько дней назад, что позволило ему якобы побывать в этом самом П или П. Но он лжет. Он узнал о существовании генератора только этой ночью!

      — Вы уверены, мисс Принс? — нахмурясь, осведомился китаец.

      — Ну, конечно. Я лежала рядом с ним, когда генератор вытаскивали на берег. Он понятия не имел, что это за штука, пока я ему не объяснила. Он и тогда не понял его назначение, я объяснила это уже позже, в грузовике. Он впервые услышал об этом тогда. Он даже поначалу не поверил. Он решил, что это розыгрыш. И он не притворялся. Я в этом уверена.

      Ну что ж, попытка оказалась неудачной, но все же я старался. Кроме того, забота о чистоте атмосферы наших городов, строго говоря, не входит в мои обязанности. И опять-таки я выяснил, насколько можно положиться на Роберту Принс.

      Но сейчас, страшно нуждаясь в помощи Бобби и не получая её, я понял, что нахожусь в месте отнюдь не полезном для моего здоровья, тем более что от грузовика шел Вилли, судя по всему, чтобы сообщить, что все готово для того, чтобы двинуться в путь.

     

      Глава 26

     

      Меня усадили на заднее сиденье «форда», связав руки спереди, так что я мог сидеть в естественной позе и с относительным комфортом. Я был благодарен и за это. Но главное, меня радовало то, что меня погрузили в машину живым. Вилли проявлял нетерпение. Он не понимал, почему не может теперь получить меня в свое распоряжение, раз я не обладал никакой полезной или достоверной информацией. Я, кстати, тоже этого не понимал.

      Мистер Су был родом из страны с иными обычаями и правилами, чем наша, и хотя мы занимались примерно тем же, я не мог поверить, что он будет и впрямь руководствоваться обязательствами передо мной, которым исполнилось уже немало лет. Он ведь не мог не знать, что я спас ему жизнь не из благородных побуждений. Просто мне так было удобнее.

      Тем не менее он строго напомнил Вилли, что сводить счеты тот будет в свободное от работы время. Сейчас же, поскольку Вилли был тем человеком, кто единственный знал, как выбраться отсюда, ему было ведено сесть в «джипстер» и возглавить колонну. Мистер Су напомнил, что двигаться надо с положенной скоростью, дабы не привлекать лишнего внимания, а расстояние между машинами должно быть достаточным, чтобы не создавать впечатления, что это и впрямь автоколонна.

      Бобби Принс села рядом со мной. Худой смуглолицый тип в джинсах и яркой ковбойской рубахе сел за руль. Предварительно он снял с себя заляпанный краской комбинезон и бросил его в багажник. Мистер Су сел рядом с ним. Вилли, находившийся в джипе в одиночестве, завел мотор и поехал.

      Когда он уже проехал достаточно, мистер Су просигналил грузовику с цистерной, в кабине которого было двое. Когда грузовик почти исчез из поля зрения, китаец сказал что-то нашему шоферу, и мы тоже поехали.

      Что ж, мои шансы улучшались, отметил я про себя. Мне теперь противостояло всего пять мужчин и одна женщина, а не целая армия, как прошлой ночью. Похоже, подкрепление, присланное Френком Уорфелом, сделало свое дело и было отпущено, пока я спал.

      Мистер Су повернулся к нам и с неодобрением оглядел мою физиономию.

      — Я бы хотел, чтобы вы умыли нашего пленника, — сказал он Роберте. — Не надо, чтобы он вызывал лишние взгляды, когда мы окажемся на более людных дорогах. Мистер Хелм — человек предусмотрительный, и в машине у него есть вода. Вот!

      С этими словами он передал полный термос Бобби Принс. Он почему-то был уверен, что «форд» принадлежит мне. Я не стал разубеждать его в этом, хотя никаких особых преимуществ из этого заблуждения извлечь не мог.

      Блондинка наклонилась ко мне и стала вытирать мне лицо платком, показавшимся мне знакомым. Она, похоже, завладела им, когда обыскивала мои карманы.

      Выпуклость под её просторной рубашкой у талии и холмик в кармане джинсов свидетельствовали о том, что она — хранительница моих ножа и револьвера. Сделав мое лицо вполне презентабельным, кроме распухшей губы, где она была бессильна, девица стала оттирать пятна с рубашки. Она при этом выказывала не больше эмоций, чем если бы чистила сиденье машины. Затем она бросила платок на пол и уставилась вперед.

      Поездка получилась долгой, жаркой, пыльной. На побережье мы угодили в довольно прохладную весну, но здесь уже было лето, вернее, то, что в большинстве районов нашей страны считается летом. Здешнее лето выносят исключительно ящерицы и змеи, и даже американские зайцы лежат в тени, если только могут её найти, и тяжело дышат.

      Я не знал, где мы едем: все эти дороги в пустыне одинаковы. Наконец я заметил одинокий указатель, из которого сделал вывод, что мы все ещё в Аризоне. Ландшафт показался мне знакомым. Большие желтые равнины и кое-где небольшие темные горные кряжи. Очень похоже на юго-западную часть штата Нью-Мексико.

      Вскоре новый указатель подтвердил, что мы переехали в другой штат. Я весьма возгордился собой, но тут же вспомнил, что у меня связаны руки, и, в общем-то, разница невелика, в каком именно штате мы находимся.

      Разумеется, и с этим кое-что можно было сделать, ибо мы знаем некоторые трюки, но с ними приходилось ждать, пока надзор за мной несколько не ослабнет.

      Моя соседка, возможно, и не удостоит меня взглядом, но и говорить со мной не пожелает, но вряд ли она останется безмолвным свидетелем того, как я стану перерезать мои путы специально приспособленной для этого пряжкой ремня.

      Но удобный случай все никак не подворачивался. Мы все ехали на восток, трясясь по дороге, напоминавшей стиральную доску, и глотая пыль, которая проникла в машину даже после того, когда мистер Су распорядился закрыть окна и включить кондиционер.

      Наконец мы выехали на асфальтовую дорогу, которая тянулась на север и в конечном итоге вывела нас к цивилизации в виде скоростной магистрали с оживленным движением в четыре ряда.

      Переход от безмолвия пустыни к такой суматохе производил ошарашивающее впечатление, и было трудно представить себе, откуда и куда мчатся эти легковые автомобили и грузовики.

      Когда мы въехали на магистраль, нас обогнала полицейская машина, она ехала не очень быстро, и через милю-другую мы её обогнали. Я заметил, что китаец обернулся в мою сторону, а Бобби сунула руку под рубашку к моему револьверу, но я не шелохнулся. Признаться, даже если бы я привлек внимание полицейского, сильно сомневаюсь, что мне удалось бы чего-нибудь добиться, разве что помочь бедняге отправиться на тот свет.

      Разумеется, полицейский мог бы помочь мне сорвать эксперименты мистера Су и избавить небеса над Альбукерке от той гадости, которую мог бы наслать генератор. Правда, не очень верилось, что посторонний полицейский, в одиночку, не зная, что происходит, мог бы справиться с мистером Су, а кроме того, китаец и его проект не имели к моему заданию прямого касательства. Никто не приказывал мне ничего с этим делать. Возможно, я получил бы инструкцию, если бы кое-кто в Вашингтоне узнал бы соответствующие факты, но для оперативника вроде меня предаваться рассуждениям о том, что тот или иной функционер в Вашингтоне мог бы предпринять, если бы знал то, чего не знает, бесперспективное, а то и опасное занятие.

      Я и так проявил добрую волю, когда попытался отпугнуть китайца от его складов. Нас держат на службе вовсе не для того, чтобы наподобие странствующих рыцарей мы делали добрые дела, сражаясь со злом. Нам платят деньги за то, чтобы мы выполняли приказ, а мои инструкции касались одного человека — Николаса. С официальной точки зрения Николас может прекратить свое существование, но человек, на которого имелось внушительное досье, был жив-здоров и занимался тем же делом.

      Вилли сам не нажимал на спуск револьвера, но по его наводке случилось убийство, на расследование которого послали меня. Кроме того, он был в списке наших главных, подлежащих устранению противников, и тот факт, что он сменил хозяев, роли не играл. Вы знаете положение вещей, сказал мне Мак, и я, конечно, был в курсе. Согласно инструкциям, Вилли не должен был попасть в руки полиции, по крайней мере живым.

      — Мистер Хелм!

      Я поднял голову и увидел маленький пистолет, нацеленный на меня с переднего сиденья. Бобби тоже вытащила свой, точнее мой револьвер. Я удивленно посмотрел на мистера Су.

      — В чем дело?

      — Какой сигнал вы подали патрульной машине?.. Нет, не оборачивайтесь… Джейсон, сверни при первом же удобном случае. Нам надо увести эту машину от остальных, если она попробует сесть нам на хвост. Мистер Хелм, прошу вас сидеть и не двигаться. Я выстрелю без колебаний. Когда будешь поворачивать, Джейсон, просигналь остальным фарами.

      — С чего вы взяли, что я кому-то подавал сигнал? — удивился я. — Ничего подобного! Я просто счастлив быть здесь, в милом обществе.

      Водитель Джейсон доложил:

      — Полицейский набирает скорость. Он следует за нами, это точно.

      — За нами или за грузовиком?

      — А, вот этого я не могу сказать, — признался Джейсон. — Вон там съезд. Следующий будет не скоро. Сворачивать?

      — Да, сверни, — сказал мистер Су, вглядываясь в переезд над нашей магистралью. — Посмотрим, поедет ли он за нами. Будь готов снова быстро выехать на шоссе, если окажется, что он следует не за…

      — Он собирается сворачивать. Включил мигалку, — сообщил Джейсон, когда наша машина свернула на аллею развязки. — В какую сторону сворачивать?

      — Налево, вон к тем горам. Когда окажешься над шоссе, прибавь скорость и не сбавляй её. Что же до вас, мистер Хелм…

      Китаец задумчиво нахмурился. Я понимал его терзания. Ему надо было принимать решение. С одной стороны, если нас остановит полиция, им будет непросто объяснить, почему в машине связанный человек. С другой стороны, если освободить меня от веревок, я могу устроить им неприятную жизнь.

      — Вы останетесь связанным, — наконец решил мистер Су. Мне следовало бы принять это как комплимент. Он был очень высокого мнения о моих способностях. — Если вы хоть как-то цените человеческую жизнь, то будете помалкивать. Если мы не сумеем удовлетворить любознательность полицейского, я вынужден буду его застрелить.

      — Но как же так! — ахнула Бобби Принс. — Если это случится, то вся полиция…

      Она осеклась и замолчала, а Джейсон повернул налево и выехал на мост, где и наддал газу. Затем последовал быстрый спуск с моста, скоростная магистраль осталась позади, а мы помчались к небольшому холму впереди, все ещё наращивая скорость. Джейсон сосредоточился на том, чтобы удержать машину на гравиевой дороге.

      — Легавый съехал с моста, сэр, — доложил он. — Он едет за нами.

      — Давай проедем тот холм, а там остановимся.

      — Ясно, сэр.

      Мистер Су пристально посмотрел на девушку. Когда он заговорил, в его голосе послышались опасно кроткие интонации:

      — Ваша забота о жизни стражи буржуазного порядка свидетельствует о вашей гуманности, но увы, не о вашем профессионализме и лояльности.

      — Нет, вы меня не поняли, — поспешно отозвалась Бобби, облизывая губы. — Я имела в виду практические последствия. Как нам выполнить задание, если вся полиция штата устроит на нас охоту.

      — Я обещаю самым тщательным образом позаботиться о всех практических аспектах, мисс Принс, — мягко продолжал китаец. — Ваше дело следить за нашим пленником. Он на вашей ответственности. Понятно?

      — Да, сэр.

      — Когда мне остановиться? — повернул к китайцу голову Джейсон. Как только мы скроемся за холмом?

      — Да.

      «Форд» оказался на вершине холма и чуть было не взмыл в воздух — так резко уходила вниз дорога. В какой-то момент мне показалось, что Джейсон не справится с управлением, но он не подкачал, и вскоре «форд» послушно покатился вниз по дороге, сбросив скорость.

      — А вот и легавый, — заметил Джейк. — Включи мигалку. Останавливаемся?

      — Конечно. Разве можно мешать блюстителю порядка выполнять свои обязанности. Джейсон! Останови.

      — Да, сэр.

      — Говорить буду я. Если я подам сигнал, ты знаешь, что делать?

      — Да, сэр.

      Мы свернули на обочину и остановились. Как только к нам подъехала полицейская патрульная машина, мистер Су вылез и направился к ней. Когда я повернул голову в их сторону, Бобби махнула рукой:

      — Не двигайся! — пробормотала она. — Сиди и не шевелись!

      Джейк вышел менее поспешно, чем китаец. Он оставил дверь «форда» открытой и подошел к тем двоим. Я слышал, как мистер Су удивленно сказал:

      — Украденная машина? Мой дорогой, вы, наверное, ошибаетесь?

      — Никак нет, сэр. Этот «форд» был угнан из Калифорнии. Нас известили несколько часов назад. Нас предупредили ждать вас, потому как было предположение, что вы двинетесь на восток. Я вынужден попросить…

      — Нет!

      Это ахнула Бобби Принс. Ее голос протеста утонул в грохоте выстрела. Что-то глухо ударилось о землю сзади меня. Бобби таращилась в заднее окно, затем медленно обернулась ко мне. Лицо её было как мел, а синие глаза широко открыты. В них был ужас.

      — Подумаешь, свинью убили, — заметил я.

      — Молчи! — прошипела она. — Молчи, черт бы тебя побрал!

      — Выйди и посмотри, — посоветовал я. — Не пропусти очаровательной картины. Только что застреленная свинья. А вообще учись спокойно относиться к трупам. Ты ещё увидишь их немало. В том числе и мой…

      Она издала странный горловой взук и стала перебираться на переднее сиденье. Ей мешали её собственные длинные ноги и подставки для головы. Наконец она перебралась туда и села за руль. Она рванула машину вперед, отчего захлопнулась дверца, а меня откинуло назад на виниловые подушки. Я увидел, как Джейсон навел на нас большой револьвер, но, прежде чем он успел выстрелить, мистер Су отвел его руку.

      Последнее, что я видел, прежде чем машина наша съехала в arroyo1, это как оба они потащили труп полицейского к патрульной машине, на которой ещё вертелся красный маячок.

     

      Глава 27

     

      Для девицы, родившейся в стране рикш, если она, конечно, ничего тут не напутала, у Бобби Принс была неутоленная страсть к двигателям внутреннего сгорания. Она выехала на гравиевую дорогу на такой скорости, что меня неистово затрясло на заднем сиденье, где я сдирал обертку с заостренного края пряжки. Когда мне это удалось, я вовсю заработал этой бритвой, стараясь перерезать путы. Но веревка попалась прочной, из тех, что и в идеальных условиях непросто перерезать. Ну, а в такой тряске хотелось бы вместе с путами не перерезать заодно и какую-нибудь вену или артерию.

      Затем внезапно Бобби свернула к обочине, затормозила, выключила двигатель и, закрыв лицо руками, зарыдала. К тому времени мы уже были довольно высоко — в предгорьях. Глянув в заднее окно, я увидел геометрически безупречную линию скоростного шоссе, прочертившую плоский ландшафт. Чуть ближе к нам я увидел полицейскую машину с уже выключенным маяком. Теперь ей составляли компанию белый джип и цистерна. Мистер Су, похоже, держал военный совет.

      Если я видел их, то они, стало быть, видели меня. С удвоенной энергией я стал перетирать веревку, которая поддавалась очень неохотно.

      — Перестань извиваться! — услышал я голос Бобби. Она вытерла лицо рукавом и сама изогнулась, запустив руку в карман джинсов, не предназначенный для быстрого извлечения помещенных в него предметов. Я услышал щелчок. — Вот… Ну, протяни руки, умник!

      Она держала раскрытый нож наготове. Я протянул связанные руки. Мгновение спустя веревка была разрезана. Бобби перевернула нож и подала мне его рукояткой вперед. Я перерезал веревку на ногах, выпрямился и сунул нож в карман.

      — Большое спасибо, — буркнул я. — Как насчет револьвера?

      Она помотала головой.

      — Нет, не могу. Я и так помогаю тебе сбежать. Этого мало?

      — Мало, — сказал я. — Мое задание — не удирать.

      — Я не хочу иметь дело с новыми трупами.

      — А что ты так расстроилась, прелесть? — удивился я. — Это же всего-навсего вшивая свинья. По-моему, ты не большая любительница свиней-полицейских.

      — Думаешь, это смешно? Совершенно не смешно. — Она судорожно вздохнула. — Я не хочу, чтобы ещё кого-то убили, в том числе и тебя. Неужели непонятно? И я не хочу помогать тебе убить их… Ой, что ты делаешь?

      Я схватил её левую руку, которую она, обернувшись ко мне, положила на спинку сиденья. Есть несколько способов зажать руку так, чтобы твой оппонент не мог пошевелиться, не причинив себе жуткую боль и не разорвав себе связки в запястье или пальцах. Я выбрал наиболее подходящий.

      Когда, попробовав освободиться и осознав всю тщетность попыток, Бобби затихла, я осмотрел переднее сиденье. Мой револьвер лежал там, где она его бросила, усевшись за руль, на соседнем сиденье с водительским. Я подобрал его.

      — А как насчет «вальтера»? — осведомился я.

      — Мистер Су забрал его у меня. Это его пистолет. Ты разве не заметил?

      — Ладно, — сказал я, отпуская её руку. — Извини, если сделал больно.

      Растирая пальцы, она сказала, не глядя на меня:

      — Ты мерзкий предатель. Я спасла тебя, а вместо благодарности…

      — Бобби, кончай пороть чушь, — устало сказал я. — Неужели тебя не научили ничему, кроме как изображать из себя помешанную на кино девочку из Аризоны? — Бобби промолчала, и я продолжил: — Мы не играем в детские игры, где важно, кто благодарный, а кто нет. У меня есть задание. И у мистера Су тоже есть задание. Мягко говоря, наши задания не сочетаются. Поэтому забудь ненадолго о своем желании видеть мир без насилия и решай, на чьей ты стороне.

      Некоторое время она молчала, потом сказала:

      — Не знаю. Пойми меня, Мэтт, я уже не знаю. Все так изменилось. Маленькая дурочка с промытыми мозгами! Господи, когда я приехала сюда, я так прекрасно понимала, где правильное, доброе, марксистское начало, а где неправильное, вредное, капиталистическое… — Она поморщилась. — Я просто не знаю, что произошло, милый. Я даже не могу сказать, что эта твоя страна отнеслась ко мне с большой любовью. Думаешь, я прекрасно проводила здесь время и все только и знали, что старались сделать мне приятное? Ничего подобного. Все было не так-то просто, не говоря уж о том, что я понимала: рано или поздно я получу кое от кого извещение, что настала пора отрабатывать то, что на меня потратили. — Она запнулась, глубоко вздохнула и продолжила: — Я не хочу быть чертовой шпионкой. Я не хочу работать ни на них, ни на вас! Я хочу просто быть собой, жить нормальной жизнью… Понимаешь?

      — Конечно, — грубо сказал я. — Ты хочешь жить. То же самое хотел и тот полицейский, и, наверное, доктор Осберт Соренсон, не говоря уж о нашей Аннет О`Лири, и о негре-боксере, и тех пятерых ребятах из мафии, которых я усыпил, а вы пристрелили. Они все хотели, чтобы их оставили в покое и дали им нормально жить…

      — Это так… — начала она. — Потому-то я… у меня все в голове перемешалось. Я не знаю… — Она снова замолчала, потом сказала: — Я должна вернуться.

      — Зачем тебе совершать такую глупость?

      — Я не говорю, что мне этого очень хочется. Просто я должна… Они ведь потратили на меня столько времени и денег. И если бы не они, меня бы не было в живых… Только не говори, пожалуйста, что они руководствовались собственными и зловещими мотивами. Я знаю. Но они это сделали, и я этим воспользовалась. Я должна проявить немного лояльности и… и благодарности, хотя тебе это и смешно. В наши дни так много людей придумывают убедительные доводы для своей измены. Я не хочу быть в их числе.

      Мне на это было нечего ответить. То, что люди, к которым она собиралась вернуться из чувства лояльности и благодарности, скорее всего расстреляют её за то, что она меня отпустила, похоже, не играло для неё никакой роли, и было глупо напоминать об этом. Точно так же бессмысленно было говорить, что если она вернется к ним, мне, возможно, самому придется застрелить её. Она все это понимала и не придавала этому значения. Когда у этих людей пробуждается совесть, логика отходит назад.

      Мне, наверное, следовало бы связать её и тем самым не дать ей совершить серьезную ошибку. Есть люди, карьеры которых строятся на спасении людей от самих себя. Такова, например, Чарли Девлин. Но у меня другая работа. Впрочем, с практической точки зрения трудно было сейчас оценить степень ошибочности её решения. Она вполне могла погибнуть, если бы осталась со мной. Поэтому я только сказал:

      — Извини, но мне понадобится «форд».

      — Разумеется, — в голосе её послышалось презрение. — Я ни в коем случае не посягнула бы на него. — Она открыла дверь и вышла из машины. — Прощай, Мэтт.

      — Прощай, Бобби.

      Она ещё немного посмотрела на меня, а я на нее. Никто не сказал больше ни слова. Тогда она резко повернулась и зашагала по направлению к «стоянке автотранспорта». Она шла, высоко подняв голову, и так и ни разу не оглянулась. Я вспомнил гибкую голливудскую блондинку, какой она предстала предо мной в первый вечер, вспомнил симпатичную девочку-соседку в чистеньком костюмчике, с которой пообедал в ресторане мотеля, вспомнил отчаянного сорванца в джинсах, которому не терпелось поскорее расправиться с пятью бандитами. Теперь все эти роли остались позади. Похоже, я смотрел на настоящую Роберту Принс.

      Наверное, мне следовало радоваться такому повороту событий и гордиться своей дьявольской хитростью. Мои руки и ноги были свободны от пут. Нож и револьвер опять вернулись ко мне. Я снова мог действовать. Я поставил все на одну карту. А именно на то, что эта девушка, кто бы она ни была, в решающий момент встанет на мою сторону. Так оно и вышло. Мне следовало бы ликовать, но ликования не было и в помине.

      Я снова сел за руль, завел мотор и медленно поехал вперед, к поросшим сосняком горам. Я не сомневался, что за мной будет отряжена погоня. Мистер Су постарается не дать мне добраться до телефона. Я надеялся, что он вышлет мне вдогонку лучшего из своих наемных убийц. Что ж, я не ошибся.

      Я поставил «форд» так, чтобы его не было видно с дороги, и, заняв наблюдательный пункт на склоне горы, увидел, как в мою сторону движется белый джип, поднимая густое облако пыли. Из-за неровностей рельефа джип то и дело исчезал из вида, но когда снова появлялся, неизменно оказывался гораздо ближе. В какой-то момент он исчез, и его не было видно несколько минут. Когда же он снова показался, то я увидел на переднем сиденье две фигуры. Похоже, Вилли встретил Бобби, когда та шла по дороге, остановился, допросил её, а потом захватил с собой. Что ж, мне было все равно. Я обратил её внимание на все варианты, и она сделала выбор.

      Я проверил, как заряжен револьвер, который я отобрал у Бобби. Но сейчас он не являлся моим главным оружием. Пытаться поразить из него человека за рулем быстро идущего автомобиля — занятие малопродуктивное. Иначе выражаясь, это лишняя трата времени. Даже если точно рассчитать и скорость движения машины, и траекторию пули, всегда может вмешаться что-то непредвиденное. Надо было заставить Вилли выйти из машины. Я сел в «форд» и поехал дальше, не отрывая глаз от зеркала заднего обзора.

      Я ехал по обычной немощенной извилистой горной дороге. Не самая удобная трасса для семейного транспорта весом в две тонны и шириной чуть не в шесть футов. Даже если по своей мощи он уступает разве что гоночным машинам. Я ехал не спеша, надеясь, что Вилли нагонит меня. Когда же я увидел в зеркале прыгающий на ухабах «джип», то нажал на акселератор, делая вид, что никак не ожидал его и очень напугался.

      Гонка получилась захватывающая. Сначала вверх к перевалу, потом вниз, по другому склону. Если бы у нас были гоночные машины, это было бы даже приятно, но и я, и Вилли пользовались средствами передвижения, совершенно не предназначенными для соревнований в горных условиях. Я видел, как Вилли согнулся за рулем, пытаясь удержать джип, норовивший сорваться с трассы на повороте. У меня была иная проблема. «Форд» начинал вилять своим тяжелым задом, как только я прибавлял газу.

      Вилли хорошо водил машину. Я вспомнил, что он когда-то был мотогонщиком. Он, пожалуй, водил лучше, чем я, хотя в свое время я увлекался спортивными автомобилями. Но теперь это не имело значения. Дорога была слишком узкой, а моя машина слишком широкой, чтобы он мог надеяться чуть обогнать меня и, подрезав, спихнуть в пропасть.

      Наконец, потеряв терпение оттого, что я блокировал все его попытки поравняться, он выставил левую руку с большим револьвером из окна и выстрелил в меня пару раз. Но мало кто умеет стрелять из движущейся машины, да к тому же сидя за рулем, а потому пули просвистели мимо.

      Когда же мы понеслись вниз, Вилли в отчаянии попытался протаранить мой «форд» сзади, чтобы я потерял контроль и машина сорвалась с трассы. Трудно представить, как это может случиться от простого пинка в зад, но в фильмах все так поступают, и Вилли, поняв тщетность всех прочих приемов, решился на этот в надежде, что киногерои знают кое-что, неведомое ему.

      Этого-то я и ждал. Потому-то на прямых участках я не торопился, хотя могучий «форд» мог бы оторваться от джипа на приличное расстояние. Я позволил ему пнуть меня разок и постарался изобразить панику, отчаянно крутя руль на следующей серии поворотов.

      Впереди показался ещё один прямой участок. Я слегка прибавил скорость, чтобы поддразнить преследователя. Увидев, как он набирает скорость, чтобы снова протаранить меня, я резко нажал на тормоза и вжался в кресло, чтобы подушки максимально смягчили удар — подголовник показался мне слишком хлипким.

      От торможения капот «форда» прижало к земле, а зад, напротив, приподнялся. Я услышал у себя за спиной скрежет шин джипа о гравий: Вилли тоже затормозил: хотя и с некоторым опозданием. Нос джипа тоже пошел вниз, что мне и было нужно. Его передний бампер оказался под моим задним бампером. Удар получился на славу. Металл выл и крушился, но я вовремя сообразил, что у «форда-универсала» бензобак в одном из крыльев, спереди, а потому удар в зад был опасен только для кузова.

      Машины, сцепившись друг с другом, остановились. Прежде чем Вилли мог открыть стрельбу и пока он по-прежнему жал на тормоза, я, напротив, дал полный вперед, надеясь, что Вилли не настолько приподнял мой «форд», чтобы задние колеса повисли в воздухе. Они, правда, какое-то время покрутились вхолостую, но затем «поймали» грунт, и мой «универсал» отделился от джипа. Отъезжая, я оглянулся и понял, что острый выступ для крепления прицепа сделал свое дело, пробив радиатор машины Вилли. На дорогу хлынула бурая дымящаяся жидкость.

      И все же джип смог тронуться и поехать за мной. Прекрасно понимая, что песенка джипа спета, Вилли бросил его в последний путь. Я стал отрываться от него без особого труда. Вскоре джип стал испускать пар, словно чайник на плите, а потом и застыл посреди дороги. Тогда я остановил «форд» ярдах в ста от джипа и преспокойно вылез, зная, что с такого расстояния Вилли не сможет причинить мне особого беспокойства — револьвер тут уже был плохим помощником. Я вынул свой «смит-вессон». Я спешил к Вилли. Теперь настала пора довести дело до конца.

      — Хелм! — услышал я крик Вилли. — Хелм! Подними руки вверх, брось оружие и иди ко мне.

      Я посмотрел на него и вздохнул. Обидно. В его досье утверждалось, что он раньше был неплохим агентом. Возможно, он и оставался таковым, но против меня он оказался слабоват. В нашем деле опасно ненавидеть — и любить — больше необходимого. Это мешает соображать.

      Вилли вытащил из машины Бобби Принс и поставил её перед собой, отойдя в сторону так, чтобы их не застилал пар и дым от искалеченного джипа. Он стоял, нацелив ей в спину свой ствол — возможно, это и был «магнум» 44-го калибра, но издалека я не мог сказать наверняка. Да, с такого расстояния ему в меня не попасть. Я решил приблизиться ярдов на двадцать пять, даже на двадцать.

      — Бросай оружие, Хелм! Бросай или я её застрелю.

      Господи, опять одно и то же! Как им только не надоело! Как-нибудь на досуге я сяду и посчитаю, сколько раз меня пытались поймать на этот прием.

      Он, похоже, знал, что мы с Бобби переспали. Он также знал, что она освободила меня, испытывая ко мне уважение или что-то в этом роде. Он полагал, что это возлагает на меня определенные обязательства, даже если я не влюбился в неё по уши. Он в этом не сомневался. Как-никак я для него был представителем нации, славящейся сентиментальностью по отношению к детям, собакам и женщинам.

      Очень обидно. Конечно, его ум парализовало желание не просто видеть меня мертвым, но видеть меня мертвым на его условиях. Он ненавидел меня слишком люто, чтобы умертвить меня быстро и без боли. Он хотел сперва потешиться вволю. И как очень многие мерзавцы его типа, Вилли считал, что обладает монополией на хладнокровную жестокость. Он тешил себя мыслью, что превзойдет в этом любого.

      — Стой или я разможжу ей позвоночник! — крикнул он.

      Я вскинул револьвер и всадил ему пулю в правый глаз.

     

      Глава 28

     

      Когда я очнулся в больнице, то сразу вспомнил главное: узкую горную дорогу, джип с разбитым радиатором, из которого валит пар, и дюжего парня, прячущегося за высокой блондинкой, которая не спускала с меня глаз.

      Она знала, что я собираюсь сделать — что я обязан сделать и что это означает для нее. Я надеялся, что она понимала: иного выбора у меня не было. Если бы я бросил револьвер, то Вилли просто убил бы нас обоих — после того, разумеется, как вволю позабавился бы. Мой план означал хорошие шансы на успех для меня — и некоторые, пусть не очень большие, для нее. Все определялось моими снайперскими качествами.

      Я помнил выстрел. Я помнил то чувство удовлетворения, которое иногда охватывает стрелка ещё до того, как цель поражена. Я сделал все, что мог. Остальное зависело от удачи, рока, Всевышнего. Был момент, когда мне показалось, что мне и на этот раз улыбнулась удача. Но тут умирающий нерв послал прощальный сигнал умирающим мускулам руки Вилли, и его палец нажал на спуск револьвера, прижатого к спине Бобби…

      Мгновение спустя я подошел к ним. Вилли был мертв. Я в этом убедился, но все равно, прежде чем наклониться к девушке, я оттолкнул ногой револьвер 44-го калибра. Она подавала еле заметные признаки жизни, но все же это была жизнь, а не смерть. Она смотрела на меня голубыми глазами, которые расширили боль и ужас. Я хотел было пробормотать какую-то чушь насчет того, что, мол, очень жаль и так далее, но на это было просто жаль тратить время. Соболезнования и сожаления никогда ещё не смогли вогнать вылетевшую пулю назад в ствол.

      — Я хочу… — прошептала Бобби. — Я хочу…

      Они всегда хотят чего-то, но чего именно, так и не могут мне сказать. Ее голос затих. Я стоял на коленях возле её тела на пыльной дороге, и в руке у меня был «смит-вессон» с одним пустым и четырьмя целыми патронами. Но стрелять мне больше было не в кого. Теперь я лежал на больничной койке с повязкой на голове и жуткой головной болью и пытался вспомнить, как я сюда попал.

      В дверь постучали. Я не успел прокашляться и сказать «входите», как на пороге появился Мак. Я смотрел, как он приближается ко мне, и испытывал приятное чувство оттого, что он счел необходимым посетить меня на моем одре… Он ведь редко покидает Вашингтон, а я сильно сомневался, что меня доставили туда, потерявшего сознание в переделках, которые я никак не мог вспомнить.

      Мак был одет, как всегда, достаточно консервативно, словно банкир. На нем был серый костюм. Но глаза его под черными бровями, резко контрастировавшими с седыми волосами, не имели ничего общего с глазами банкира. Это были глаза человека, который имел дело не с деньгами, но с человеческими жизнями.

      — Как дела, Эрик? — спросил Мак.

      — С моего берега ничего не видно, — отозвался я. Голос у меня был хриплый, срывающийся. — А что говорят эскулапы? Голова у меня просто раскалывается. И где я?

      Мак слегка поднял брови, но ответил:

      — Насколько мне известно, это главная больница округа Идальго, на 25 коек, расположенная на углу Тринадцатой и Анимас-стрит, город Лордсбург, штат Нью-Мексико. Неужели вы не помните?

      — Я помню, как разобрался с Вилли, — сказал я. — На этом фильм кончается. Кстати, можете достать красный карандаш и вычеркнуть клиента по имени Николас. Вилли и был Николасом.

      — Вы уверены?

      — Вполне.

      — Отлично, Эрик, — сказал Мак. — В таком случае выражаю вам благодарность за хорошую работу.

      — Спасибо, сэр.

      — Тем не менее, — медленно проговорил он, — я бы хотел подчеркнуть, что ваше задание ограничивалось Николасом. Мы не поощряем самоубийственных операций, не вызванных профессиональной необходимостью. Опытные сотрудники на дороге не валяются.

      — Да, сэр, — отозвался я. — А что это за самоубийство?

      Мак ответил не сразу. Помолчав, он проговорил:

      — Более того, кое-кто в Вашингтоне убежден, что полное уничтожение генератора Соренсона не было необходимо. Им бы хотелось изучить агрегат в более или менее рабочем состоянии.

      — Что бы мы ни делали, как бы мы ни старались, они всегда недовольны, не так ли, сэр? — усмехнулся я. — Всегда, на их взгляд, можно было выступить лучше, использовать более разумный подход. Но как же я все-таки уничтожил чертов агрегат?

      — Вы протаранили грузовик, который его вез, когда тот спускался с горы. Цистерна полетела в ущелье, загорелась и взорвалась. Вы, судя по всему, успели выпрыгнуть из вашего «форда» до столкновения, но ударились головой о камень и потеряли сознание. Боюсь, вам следует посетить наше ранчо, Эрик. Наши оперативники должны покидать движущийся транспорт без малейшего сотрясения мозга. Вам придется попрактиковаться в этом в учебных условиях.

      Ранчо — мерзкое место в Аризоне, куда Мак отправляет нас приходить в себя и восстанавливать форму между заданиями, если нам не удается отговорить его от этого. Сейчас, впрочем, было не время мне заниматься этим. Кроме того, я решил, что с моей стороны было бы недипломатично напоминать, что есть смысл упрекать меня либо в том, что я решил совершить самоубийство на работе, либо за то, что был так неловок, что выжил, но не за то и другое одновременно.

      — А что случилось с мистером Су? — спросил я. Глаза Мака чуть сузились.

      — Значит, это все же был Су. Мы не получили от вас никакой информации и потому не были осведомлены, что китаец оказался в этом замешан, хотя это можно было вычислить по косвенным сведениям.

      — Насколько я понимаю, его поймать не удалось?

      — Нет. Когда на место происшествия прибыли полицейские, они обнаружили в каньоне горящий грузовик, а ваш «форд»…

      — Это, конечно, пустяк, но машина вообще-то не моя, — перебил я Мака.

      — «Форд», за рулем которого вы находились, — продолжал Мак, — от удара развернуло поперек дороги, после чего его ударила патрульная машина, которую искала полиция. Она, похоже, ехала за грузовиком слишком плотно, чтобы избежать столкновения. Полицейский, работавший на этой машине, был найден мертвым на заднем сиденье с пулевой раной. Вы лежали без сознания у обочины. Позже из кабины грузовика извлекли два полуобгоревших трупа. Однако человек, который был за рулем патрульной машины, а также его спутники, если таковые имелись, найдены не были.

      — Пожалуй, мистер Су и был тем самым ненайденным пассажиром, — предположил я. — А шофер — высокий, худой, загорелый тип, неплохо знавший эти места. Его звали Джейсон. Мистер Су не из тех, кто любит туристкие прогулки, но этот Джейсон, надо полагать, увел его в безопасное местечко.

      — Есть основания полагать, что китаец либо добрался до телефона, или сумел передать инструкции лично, — продолжал Мак. — Таинственный взрыв, который по некоторым признакам связан с этим инцидентом, произошел в пустынном районе Хорнада дель Муэрте, если я правильно произнес название.

      — Орнада, сэр.

      — Понятно. Возможно, вы могли бы пролить свет на случившееся. Наши коллеги из другого агентства были бы весьма признательны получить информацию.

      — Видите ли, у мистера Су был склад, где хранился катализатор для его генератора…

      — Только не рассказывайте, пожалуйста, об этом мне, Эрик, — сухо перебил меня Мак. — Эта операция по уничтожению грузовика, которую вы провели без каких-либо инструкций с нашей стороны, меня не касается. Несомненно, вас будут расспрашивать о ней самым подробным образом. Так что поберегите силы.

      — Да, сэр.

      — Меня только смущает одно обстоятельство. Это ведь наша третья встреча с китайцем, не так ли?

      — Так точно.

      — Всякий раз вы, так сказать, берете над ним верх, если я не ошибаюсь. Тем не менее, обнаружив вас в бессознательном состоянии — полицейские утверждают, что он никак не мог не заметить вас, — он вышел из машины и растворился, оставив вас в покое, хотя вы в очередной раз нарушили его планы. Не кажется ли вам это несколько странным?

      — В нашу первую встречу я все-таки спас ему жизнь, — сказал я без особой уверенности в голосе.

      — Су — профессионал. Вряд ли благодарность играет сколько-нибудь существенную роль среди его мотивов.

      — Знаю, — отозвался я. Мак, конечно же, угодил в мое больное место. Эта самая мысль не давала и мне покоя. В чем я не замедлил признаться: — Вилли хотел меня убить, чтобы расквитаться за старое. Он не мог простить мне, что с год назад я сорвал ему операцию в Мексике. Но китаец отбивал меня от его посягательств, словно медведица медвежонка. Я и думаю…

      — Да, да, Эрик.

      Я колебался. Идея была, конечно, безумная, но все-таки я решил ею поделиться.

      — Насколько эффективным был этот чертов генератор? — спросил я. — Какой ущерб нанес он тогда в Лос-Анджелесе?

      — У меня нет точных данных, но похоже, это был достаточно серьезный смог. По шкале происшествий это была готовность номер два.

      — А сколько их всего?

      — Третья требует принятия чрезвычайных мер.

      — Стало быть, вторая не означает бедствия?

      — Думаю, что нет. Я вздохнул и сказал:

      — А что, если генератор не сработал так, как обещал Соренсон? Вы ведь знаете, сэр, как эти ученые расписывают свои изобретения? А что, если этот проект разочаровал мистера Су?

      — Так, так, Эрик, — насупился Мак, — продолжайте.

      — Предположим, Су и его люди надеялись, что заполучили страшное оружие, которое в состоянии сеять смерть в больших городах, а потом, представьте, выясняется, что самое большее, на что способен этот генератор, — несколько лишних приступов астмы и ситуация средней степени тяжести. Предположим, что мистер Су проанализировал результаты опыта в Лос-Анджелесе и решил, что с Альбукерке возиться не стоит, что это только может навести нас на мысль о неэффективности генератора.

      — Интересная мысль, Эрик. Продолжайте.

      — Он сохранил мне жизнь. Это потребовало от него определенных усилий, хотя куда проще ему было отдать меня на растерзание Вилли. Почему он так поступил? Может, он хотел меня отпустить, чтобы я рассказал миру об ужасном оружии, которое испытывают китайцы? Но зачем предупреждать противника, сообщая ему об испытаниях этой новинки на американской территории? Я сильно подозреваю, что это была не лабораторная, малая модель генератора, но самое большее, на что они были способны. Мистер Су планировал страшную психическую атаку, которая должна была повергнуть Америку в панику. Но все кончилось пшиком. Тогда китаец решил получить хоть какую-то прибыль со своей инвестиции. Потому-то он и решил снабдить меня ложной, но грозной информацией. Тогда понятно, почему все наперебой твердили мне, какая страшная машина этот генератор, хотя вообще-то им следовало об этом помалкивать.

      — Продолжайте, — сказал Мак, когда я замолчал, собираясь с мыслями.

      — Я начинаю подозревать, что, провалив опыт, этот чудо-агрегат был обречен на уничтожение. Боюсь, я оказал мистеру Су услугу, когда спихнул в каньон его грузовик. Кроме того, я и до этого оказал ему услугу — когда сбежал, пусть не без помощи Роберты Принс. Он, впрочем, тоже пошел мне навстречу. Он не позволил Джейсону выстрелить нам вдогонку. Я-то гордился своей ловкостью и смекалкой, но если бы мне не удалось тогда сбежать, мистер Су придумал бы что-нибудь еще. Я был нужен ему живым и на свободе. Он хотел, чтобы я рассказал кому надо о страшной машине, которую испытывают китайцы — пусть пока произошла, мол, осечка, во второй раз получится впечатляюще. Возможно, он рассчитывал, что мы затеем срочную кампанию по очистке окружающей среды — не без ущерба для нашей экономики в целом и для транспорта в частности. В общем, он просто не мог допустить, чтобы Вилли отправил меня на тот свет. Я стал его единственным шансом извлечь хоть какую-то прибыль из этого дорогостоящего фиаско.

      Я замолчал. Какое-то время в палате стояла тишина. Мак выглядел необычно нерешительным. Наконец он произнес:

      — М-да… Большое искушение, Эрик, думать, что все обстоит именно так. Но может, нам не следует проявлять сверхпроницательность? Может, если создастся впечатление, что угроза сильна, то это приведет… — он осекся, а я продолжил:

      — Это приведет к повышению активности сторонников борьбы с загрязнением окружающей среды. Возможно, именно на это и рассчитывал Соренсон, когда изобрел эту машину и передал её китайцу. Возможно, он считал, что не столь важно, кто именно напугает нас до такой степени, что мы начнем шевелиться, дабы не задохнуться в побочных продуктах нашей цивилизации. — Помолчав, я спросил: — Итак, сэр, стоит ли мне доложить кому надо, что у китайцев есть мощное оружие, то есть оправдать надежды мистера Су?

      — Нет, — сказал Мак. — Думаю, что не надо. Это ведь не наша область.

      Я не скажу, что Мак разочаровал меня. Человек, который провел большую часть своей взрослой жизни в бюрократических лабиринтах, реагирует вполне предсказуемым образом, когда дело заходит о решениях, не связанных с его сферой интересов, даже если эта последняя имеет столь неопределенный и расплывчатый характер, как в случае с Маком.

      — Понятно, сэр, — отозвался я, и на этом вопрос был исчерпан.

      — Мы не можем себе позволить играть роль Всевышнего, — снова заговорил Мак, — хотя временами искушение очень велико. Официально меня интересует причина смерти моего агента, а также установление и устранение того, кто несет за это ответственность. Николас, как я понимаю, был к этому причастен?

      Я кивнул головой.

      — Не он сам стрелял, но он главный виновник смерти О`Лири, ну а женщина, которая нажала на спуск револьвера, приняла яд и умерла.

      — Да, мне сообщили, — кивнул Мак. — На этом мое официальное участие в деле заканчивается. Вскоре из Вашингтона прибудет группа ученых. Вы изложите им все факты и гипотезы, связанные с этим делом. Повторяю, все. Они же примут необходимые меры.

      — Хорошо, сэр, — сказал я, но мы оба понимали, что никаких решений ученые принимать не будут, а просто, в свою очередь, доложат об этом выше по начальству и их доклад затеряется в верхних слоях бюрократической атмосферы и никому никогда не придется делать ничего такого из ряда вон выходящего.

      — Разумеется, мне не надо подчеркивать необходимость проявлять сдержанность во всем, что не касается непосредственно интересов этих ученых джентльменов, — сказал Мак после паузы.

      Я хотел было позволить себе ухмылку, но передумал. В конце концов, все было нормально. Мак совершил перелет через всю Америку не из нежной заботы о моем здоровье. Все дело было в моей амнезии. Он хотел удостовериться, что, несмотря на сотрясение мозга, я достаточно хорошо соображаю, что можно говорить, а чего нельзя.

      Главное, он хотел убедиться, что я прекрасно понимаю одну вещь: имея полнейшую свободу в смысле рассуждений насчет генератора Соренсона, я должен был сплести какую-нибудь байку, объясняющую, как я оказался впутан в это дело. Иначе говоря, я вовсе не должен был докладывать группе чиновников из какого-то научного или псевдонаучного бюро Вашингтона, что я оказался замешан в их сложные проблемы, выполняя очень простую задачу — выслеживая Санта-Клауса с целью уничтожения последнего. Нам не положено предавать огласке задачи и методы нашей фирмы.

      — Да, сэр, — сказал я. — Я буду осторожен.

      — Вы не хотите сообщить мне чего-то еще, Эрик? — спросил Мак после колебания. — Разумеется, со временем я надеюсь получить от вас детальный отчет, но может, пока вы расскажете мне об одной молодой даме, сотруднице западного филиала организации по борьбе с наркотиками, которая сильно вас невзлюбила?

      — Чарли? — переспросил я. — Вы видели Чарли Де-влин? А когда?

      — Сегодня утром, в Лос-Анджелесе. Я хотел навести кое-какие справки. Эта девица просто помешалась на человеке по имени Мэттью Хелм. Она явно убеждена, то вы поставили под угрозу её блестящую карьеру. Похоже, кое-какие её мечты не сбылись, обеспечив ей вместо славы — выговор, а её конторе неприятности. Люди типа Френка Уорфела начинают очень громко вопить насчет незаконного обыска и необоснованного ареста, когда их не удается поймать с поличным.

      — Господи, как же мы оказались в связке с этими чистоплюями?

      — Наркотики являют собой серьезную угрозу обществу, — ровным тоном ответил Мак. — Я убежден, что агенты этой организации, сражающейся против подобной гадости, — отличные люди и верные служители общества.

      — Может быть, — сказал я. — Но они без колебаний пользуются своим официальным положением для сведения личных счетов. По крайней мере, это относится к мисс Девлин. Когда она решила, что я её надул, то воспользовалась своими полицейскими контактами, чтобы распустить слухи о том, что я украл её машину.

      — Вы в этом уверены?

      — Она угрожала мне страшными карами, если я испорчу ей бенефис. А полицейский, который остановил нас на дороге, сказал, что у них имеются сведения, что эта машина украдена в Калифорнии и направляется на восток. Кто ещё мог знать об этом? Мне это в конечном счете сыграло на руку, но полицейскому не повезло. Чарли, возможно, считает, что я сам убил его… я на её угрозы ответил примерно в том же роде. Это, наверное, главная причина, по которой она так настроена против меня. Она очень хочет заставить меня ответить за случившееся, но если это произойдет, её собственная роль в этих событиях будет предана огласке. Эта девочка не выносит, когда окружающие нарушают законы и правила, но сама призналась мне и попросила не рассказывать никому, что страдает астмой. Это согласно требованиям её фирмы могло пагубно отразиться на её карьере.

      — Личные проблемы сотрудников других агентств не имеют к нам отношения, Эрик, — сказал Мак.

      — Нет, сэр, не имеют, но десять кило героина — это уже общая проблема.

      — Вы знаете, где этот груз? — резко обернулся ко мне Мак.

      — По моим сведениям, десять килограммов китайского героина были переданы Френку Уорфелу в качестве платы за содействие в операции с генератором Соренсона. Груз был на яхте Уорфела в бухте Сан-Августин. Судя по всему, при обыске к северу от границы его не обнаружили. Насколько нам известно, Уорфел приставал к берегу только в Бернардо. Чарли полагала, что он высадился с пустыми руками, а вернулся на яхту с героином стоимостью в два миллиона долларов, произведенным в его подпольной лаборатории в этом поселке. Но лаборатория оказалась фальшивкой, призванной отвлечь внимание от китайского происхождения героина. Уорфел уже получил свои двадцать два фунта зелья, когда высадился в Бернардо. А что если он поступил вопреки всем предположениям Чарли? Что если он как раз высадился с героином, спрятал это белое золото на мексиканской территории и отправился в Америку, про себя улыбаясь будущим неприятностям тех, кто собирался брать его с поличным в Штатах?

      — Еще одна интересная теория, — вздохнул Мак. — Удар по голове заставил заработать ваше воображение. Я поставлю в известность руководство нашей фирмы.

      — Нет, — сказал я, — давайте подбросим дров в огонь, сэр. Давайте подскажем Чарли, чтобы она подождала следующей поездки Уорфела. Он не захочет, чтобы товар на два с лишним миллиона слишком долго лежал беспризорным. Хотела она того или нет, но она все-таки помогла мне в работе. Давайте и мы поможем этой злобной идеалисточке!

      — Хорошо, Эрик, — сказал Мак, задумчиво глядя на меня. — Вы постоянно получаете помощь от женщин тем или иным способом. Как насчет той, в которую стреляли? Судя по информации от полиции, она сыграла весьма двусмысленную роль. Если наша фирма ей чем-то обязана, так и скажите нам, и я готов предпринять шаги, чтобы оплатить её услуги… — Он запнулся. — В чем дело, Эрик?

      Я дико уставился на него. Затем, прокашлявшись, спросил:

      — Вы о Роберте Принс? Она не умерла?

      — Нет, — спокойно сказал Мак. — Врачи говорят, что она в тяжелом состоянии, но если не случится осложнений, то она выкарабкается. — Он пристально посмотрел на меня, потом сказал: — Все ясно. Вы решили, что принесли в жертву мисс Принс ради нашего дела. Потому-то вы и затеяли донкихотскую погоню за грузовиком, о чем вы так вовремя забыли.

      — Идите к черту, сэр, — вежливо сказал я. Память ко мне возвращалась, и он, конечно же, был прав. Мак пропустил реплику мимо ушей.

      — Вы так и не сказали мне, чем мы ей обязаны.

      — Моей жизнью, — ответил я. — И взамен я обещал ей новую жизнь.

      — Ее досье будет почищено, в разумных, конечно, пределах. Вы не считаете её подходящей кандидатурой? — нахмурясь, проговорил Мак. — Как вам, наверное, известно, у нас открылась вакансия.

      Мне понадобилось какое-то время, чтобы уловить смысл последней фразы. Потом я быстро сказал:

      — Нет, вам её не завербовать. По крайней мере, через меня. Да и нам она вряд ли подойдет. Она — противница насилия. За это она и получила пулю. — Помолчав, я спросил: — А где она? Впрочем, это не важно. Сомневаюсь, что она захочет меня видеть.

      — Она в палате по этому же коридору. Через две двери. Когда она сможет принимать посетителей, вам скажут. Судя по тем немногим словам, которые она произнесла на операционном столе, пока не подействовал наркоз, я бы не беспокоился насчет того, какой вам окажут прием. — Мак говорил, глядя в окно. Со вздохом он добавил: — Вижу делегацию интеллектуалов с портфелями и магнитофонами. Оставляю вас и надеюсь на вашу деликатность, Эрик… Да, кстати…

      — Слушаю, сэр?

      — Я не буду настаивать на вашем посещении ранчо, когда вы поправитесь, — сказал Мак, двинувшись к двери. — Если, разумеется, вы найдете лучший способ провести месячный отпуск.

      На этот счет Маку можно было не беспокоиться.

     

      1 Река или пересохшее русло реки (исп.).



Полезные ссылки:

Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)



Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я

Старая библиотека, 2009-2024. Все права защищены (с) | О проекте | Опубликовать свои стихи и прозу

Worldwide Library Network Белорусская библиотека онлайн

Новая библиотека