Михаил Вадимиров 
 
                            Остров Пуа-ту-тахи 
 
                                   Глава 1 
   СКОЛЬКО НОГ У БАБОЧКИ?
 
 
   Мы дышим парами бензина 
   И это для нас - о'кей.
   Неба серая тина 
   Над ямами площадей, 
   Пыльный ветер в ущельях, 
   Пляска цветных реклам.
   Трупы лежат в постелях.
   Живые ушли по делам.
 
   Вилли ПАТТЕРН 
 
   Плотные, низкие облака лежали над Уикфилдом. Верхние этажи небоскребов
плыли в утреннем тумане. А внизу, по сумеречным улицам уже текли
автомобили, вспыхивая красными и оранжевыми тормозными огнями.
   Джонни Мелвин проснулся, встал и босиком подошел к окну. В комнате
стоял полумрак, смутно поблескивали стаканы с недопитым бурбоном. Лед в
них давно растаял.
   Окно смотрело в стену дома напротив. Кое-где горел еще свет. Никаких
звуков не было слышно, кроме однообразного рычания голубей.
   Как всегда, Джонни проснулся с ощущением неуверенности, неопределенного
беспокойства. Он знал, что позднее это пройдет. А сейчас стоял перед окном
и курил сигарету, стряхивая пепел на пол.
   Бэсси ушла поздно, не захотела, чтобы он оделся и проводил ее. Он
выспался.
   В сущности все было хорошо. Откуда эта бессмысленная рефлексия? Он
здоров, молод, успешно подвизается на поприще репортера "Уикфилдских
Новостей". Нет никаких оснований для комплекса неполноценности и прочей
психоаналитической муры.
   Он стоял здесь, как на необитаемом острове. Светало, гасли окна
напротив, монотонно рычали голуби. Если наклониться и посмотреть вверх,
 увидеть геометрически выкроенный кусок серого неба. Он отчетливо
ощущал свирепую пустынность окружающего. И денег все-таки не хватает. Для
того чтобы жениться на Бэсси, нужен собственный дом - изящное бунгало на
краю города.
   Это дорого стоит.
   Отличный город Уикфилд. Все в нем есть, и небоскребы, и подземка.
Конная статуя Теодора Рузвельта в городском саду, сработанная Пиччони -
скульптором-сюрреалистом. Розовая почтовая марка с изображением статуи,
достоинством в один доллар, ценится филателистами.
   Куда пошлет его сегодня шеф? Убийство, похищение, приезд знаменитости?
   Вечная гонка, некогда как следует обдумать статью, прочесть что-нибудь
толковое. Платят, правда, хорошо, но все равно недостаточно. А ведь он
когда-то мечтал стать писателем. Чтобы на всех углах продавали его роман в
глянцевой бумажной обложке, на которой красовалась бы длинноногая
блондинка с сияющей улыбкой. Чтобы издатели посылали ему чеки со всех
концов страны. И поездка в Европу - Париж, Париж!
   А сейчас он совсем один в этой комнате. Один - с голубями. Остров.
Бэсси наверно уже сидит в конторе. Который час?
   Зазвонил телефон.
   - Хэлло, Мелвин, - сказал шеф, - я полагаю, вы читали  профессора
Хогланда?
   Один из деловых принципов Джонни был - говорить, по возсти, правду.
   Иначе  влипнуть.
   - Нет, сэр.
   - Так прочтите. Об этой книге шумят. Затем возьмите у Хогланда
интервью. Мне нужна статья. Срочно.
   - Как называется книга, сэр?
   - Эс Эй Хогланд "Люди, звери, растения". Пока.
   Джонни никогда не читал научных книг. Но эта была написана понятно. О
чем только ни пишут ученые! Никогда Джонни о таких вещах не задумывался.
   Хогланд писал об оторванности человеческого существования от жизни
животных и растений. Люди и окружающая их живая природа находятся как бы в
раздельных плоскостях, удаляющихся друг от друга. Сейчас, во второй
половине двадцатого века, человек перестал понимать природу. Нам нет дела
до деревьев и птиц.
   "Птицы! Действительно, на черта мне птицы. Ненавижу жирных голубей за
окном, их ворчание и любовные стоны. Они мне до смерти надоели. Только
тоску нагоняют. Я умею и люблю разговаривать с людьми. А не с опоссумами.
Как бы я стал общаться с опоссумом?"
   Хогланд о нем и писал. О человеке, который если и попадет в лес, то
ничего не увидит и не услышит. Не заметит толстую бронированную куколку
бражника, на осеннем листе, не отличит дрозда от тангары (Pyranga rubra).
О современном городском человеке, о репортере "Уикфилдских Новостей"
Джонни Мелвине. О Джонни Мелвине, которому неуютно в этом мире, но который
пробьется, выдвинется, разбогатеет.
   Хогланд считал, что даже биологи оторвались сейчас от природы. Они
знают что такое ДНК, как квант света работает в хлоропласте. А что такое
перипатус?
   Peripatus, тип Onychofora? Между тем, это существо важное - без него не
поймешь эволюции беспозвоночных. А люди, далекие от биологии? ("Ваш
покорный слуга - Джи Ар Мелвин"). Глубокое, дремучее невежество.
   "Я спрашивал у десятков знакомых и незнакомых людей, сколько ног у
бабочки?
   - писал Хогланд. - И получил самые разнообразные ответы - от нуля до
двенадцати. Некоторые называли даже нечетные числа".
   "А я бы просто ответил - не знаю и знать не хочу", - подумал Джонни.
"Ноги лучшей половины человеческого рода интересуют меня гораздо больше".
   Хогланд писал об уничтожении природы человеком. Об истреблении карибу
на севере Канады, умниц афалин в Черном море, об отравлении рек и озер, о
бессмысленной вырубке лесов. Почва подвергается эрозии, исчезает рыба,
редкими становятся меха и слоновая кость. Это мало кого смущает - газеты
шумят об искусственной пище. В Советском Союзе химики сделали
синтетическую икру - на радость вегетарианцам. А мех и кость с полным
успехом заменяются полимерами.
   "У Бэсси отличная шубка из найлона. И обошлась она мне недорого.
Конечно, лестно было бы нарядить Бэсс в соболя".
   Люди утрачивают возсть познания природы - научного и
эстетического. Они полагают в своем невежестве, что все уже позади - и
стегозавр, и латимерия.
   Между тем природа полна неожиданностей, может быть грандиозных. И не
только в глубинах океана. Есть еще необитаемые острова на нашей планете. А
сколько неизученных! В конце концов, на любом пустыре  наткнуться на
новый мутант чертополоха со странными свойствами. Природа продолжает
развиваться, как бы ни терзал ее человек.
   Слова о необитаемых островах задели Джонни. "Конечно. Мир полон
необитаемых островов. Мы все - Робинзоны. Моя квартира - необитаемый
остров, Бэсси отказывается в ней поселиться. Только вместо пальм в ней
растут телевизор и холодильник. Об этом  было бы стихи написать. По
десять долларов строчка. Жаль, что я не умею".
   "Нет, не назад к Жан Жаку Руссо я зову людей, - писал Хогланд. -
Развитие человечества происходит закономерно. Человек будущего не оставит
своего города. Но он неизбежно должен пойти на сближение с природой и чем
раньше, тем лучше. Он будет сотрудничать с животными и растениями, он
заговорит на их языках, он будет не истреблять, но воссоздавать
истребленное. Возникнет новое искусство, одухотворенное шумом леса,
полетом ласточки, свечением морских микроорганизмов. Дети будут любить и
понимать природу с первых лет жизни".
   "Фу, как красиво, - подумал Джонни. - Не выношу романтики и
сентиментальности. Я не старая дева из ХАМЛ, чтобы слушать пенье птичек и
умиляться до слез, глядя на незабудки! О чем мне говорить с Хогландом? И
почему о его книжке шумят?"
   Он позвонил шефу. Он сказал:
   - Шеф, у меня к вам два вопроса.
   - Выкладывайте.
   - Сколько ног у бабочки?
   - Вы что, выпили?
   - Трезв, как стеклышко. Так сколько?
   - Мелвин, я занят.
   - Ну ладно. Второй вопрос - наличествуют ли у Хогланда железные бицепсы
и густая черная борода?
   - С чего вы взяли?
   - Просто я боюсь, что он похож на профессора Челленджера из романа
Конан-Дойла и спустит интервьюера с лестницы. Помяните меня в своих
молитвах, шеф.
   - Не валяйте дурака. И давайте мне статью о Хогланде завтра вечером.
   Толковую и с юмором.
   Шеф повесил трубку.
   Джонни считал, что этот разговор не бесполезен. Шеф слегка обозлился,
но наверняка отметит живость ума своего репортера. Впрочем, читал ли шеф
Конан-Дойла?
   Джонни позвонил Хогланду. Тот согласился принять его завтра в девять.
Голос у Хогланда был приятный.
   Вечером шел дождь. Джонни и Бэсси вышли из кино и тут же забыли
сногсшибательный вестерн, который им показывали. Черная улица грохотала и
блестела. Крутились огни реклам, мигали желтые подфарники. Бэсси спросила:
   - О чем ты думаешь?
   - О стеллеровой корове.
   - Кто это - Стеллер?
   - Понятия не имею. И корова его - не корова, а какое-то существо,
жившее в воде.
   - Ну и что же?
   - Ее истребили в восемнадцатом столетии. Поехали ко мне?
   Но Бэсси не захотела. Он отвез ее домой, вернулся к себе. Съел два
сандвича с ветчиной и запил их пивом из жестянки. Лег спать. Он долго не
мог заснуть.
   Темнота и одиночество. "Собаку что ли завести? Не люблю собак, их лая,
их запаха. Блохи. А они ведь умные, собаки. С детства не разговаривал с
ними".
   Голуби за окном молчали. Они спали, спрятавшись от дождя. Без пяти
минут девять Джонни был у Хогланда. Тот оказался спокойным человеком
среднего роста, лет пятидесяти. Он приветливо улыбнулся, налил Джонни
бурбон с содовой, а сам стал потягивать апельсиновый сок.
   - Вы позволите начать интервью, профессор?
   - А как это слово пишется?
   Они рассмеялись.
   - Какое у вас хобби, сэр?
   - Обожаю строить летающие модели. Вот видите.
   Хогланд показал на висящее под потолком сооружение из дощечек и
цветного щелка.
   - Рыбная ловля, охота?
   - Помилуйте, я городской житель, кабинетный ученый.
   - Но вы так хорошо знаете природу.
   - Из этого, кстати, не следует, что я должен убивать рыб или птиц. А
знать природу - моя специальность.
   - Разрешите спросить - над чем вы работаете? Ведь эта книга -
популярный труд. А ваше основное дело?
   - Вряд ли заинтересует читателей газеты. Я занимаюсь конвариантной
редупликацией ДНК в связи с синтезом белков митотического аппарата.
   - Вы понимаете, сэр, что для меня это звучит по-голландски. Теперь я
вас спрошу - как эти слова пишутся?
   - Си О Эн Ви Эй... Конвариантная.
   Джонни стенографировал без особого интереса. Но тут ему пришел в голову
более содержательный вопрос:
   - Вы упомянули про ДНК, сэр. Это ведь такая генетическая штука, верно?
Но в книге вы ругаете биологов за то, что они знают про ДНК, но не знают
сколько ног у бабочки. (Молодец Джонни! Толковый вопрос).
   - Биологи, положим, знают. А вы?
   - Четное число, профессор.
   - Ответ правильный. Так вот, Мелвин, ДНК - это жизнь. Это - гены,
наследственность, изменчивость, эволюция. Но жизнь - это не только ДНК.
   (Разговаривай с этими учеными!)
   - Вы действительно считаете, профессор, что на Земле есть неизвестные
острова?
   - Думаю, что неизвестных, не нанесенных на карту островов практически
нет.
   Но необитаемых и неизученных - достаточно.
   - Где же?
   - Преимущественно в Ледовитом океане. Но есть такие острова и в
Полинезии.
   На политические вопросы Хогланд отвечать отказался. А кино и
телевидение его не интересовали.
   Джонни сдал свою статью вовремя. Он писал ее с увлечением, ему хотелось
опровергнуть слезливую болтовню этого скучного мечтателя.
   "Мы готовы оплакивать благородных афалин и даже гораздо менее
симпатичного сумчатого волка, - писал Джонни. - Но это - бесполезные
слезы. Человек преодолел природу. Ничем она нас уже не удивит.
   Пусть наши дети ходят в Зоо и пусть животные в Зоо хорошо себя
чувствуют. И если существуют музеи, то почему не быть заповедникам.
Полезно смотреть на зверей - мы тогда лучше понимаем добрых знакомых. Я
вспоминаю одного преподавателя нашего колледжа - ну сущий был бегемот. Так
мы его и звали.
   Человек - в конце концов везде Робинзон - ив городе и на необитаемом
острове. Он всегда один - в глубоком смысле этого слова. И меня не
испугает необитаемый остров. Особенно если Пятница будет женского рода -
миленькая и веселая.
   Но, конечно, запах бензина современному человеку приятнее благоухания
водорослей, гниющих на пляже".
 
 
                                   Глава 2 
 
   СТРАННЫЙ ОСТРОВ
 
 
   Он вставал из тумана навстречу бугшприту 
   Остров дикий и странный, безлюдный, забытый.
   Мы смотрели вперед лениво и праздно, 
   Мы прошли над акулой сигарообразной, 
   Над подводным теченьем, стремящимся к норду, 
   Мы прошли как виденье, спокойно и гордо.
   Остров плыл перед нами. Из радужной дали 
   Как органные трубы деревья звучали, 
   И цветы раскрывали горячие пасти, 
   Птицы громко орали о чуде и счастье.
   За нормой он остался, как прежде неведом, 
   Пенный след потерялся меж нами и бредом.
 
   Вилли ПАТТЕРН 
 
   Статья Джонни появилась через два дня. Гонорар был приличный, но
откликов она не вызвала.
   Дальше все пошло своим чередом - редакция, выезд с шерифом для осмотра
трупа, интервью у кинозвезды Мэй Олдерсон, вечерами встречи с Бэсси, кино,
танцы в ресторане "Глория". Джонни забыл о Хогланде и его книге.
   Шеф вызвал Джонни через неделю. Он сказал:
   - Мелвин, вы парень способный. Я хочу дать вам возсть отличиться и
заработать.
   - Благодарю вас, сэр.
   - Газете нужна сенсация. Доброкачественная. Вне политики - читатели
устали от войны во Вьетнаме. Детективный роман с продолжениями тоже не
годится. Как это ни странно, современный читатель заинтересовался наукой.
Книга Хогланда за короткий срок выдержала шесть изданий. Вы помните
историю этого норвежца на плоту?
   - Тура Хейердала, сэр?
   - Что-то в этом роде. Так вот, Мелвин, я намерен послать вас на
необитаемый остров.
   - Зачем?
   - Вы сами подали мне идею вашей статьей. Современный человек среди
дикой природы. Может получиться отличная серия корреспонденций и даже
книга.
   - Где этот остров?
   - В Полинезии. Вы поедете туда один, без Пятницы мужского или женского
пола, без продовольствия, без радио. Проживете на острове месяц. Газета
финансирует вашу поездку и гарантирует достойный гонорар.
   - Сколько?
   - По тысяче зелененьких за тысячу хорошо написанных строк. Жалованье
сохраняется.
   - О'кэй.
   - Хороший мальчик. Вы свободны, Мелвин - до четверга.
   Сколько строк он напишет? Десять тысяч, не меньше. Уж тут он
постарается!
   Весь остаток дня Джонни думал об острове, но не мог вообразить ничего
кроме рекламных плакатов туристских фирм, приглашающих насладиться
красотами Таити и Самоа. Коричневые полуголые девицы в венках из красных
цветов гибикуса.
   Пальмы и попугаи. Лазурное море.
   Вечером Джонни и Бэсси пошли в Варьете. На эстраде унылый клоун
разговаривал с сиамской кошкой.
   - Кисанька, ты ведь из Индо-Китая. Не хочется ли тебе поехать на родину?
   Кошка выгнула спину и страшно зашипела. Глаза ее загорелись красными
огоньками.
   - Неужели не хочется?
   Кошка мяукнула и покачала головой.
   - Не любишь когда стреляют?
   Кошка мяукнула снова.
   - Вы видите, леди и джентльмены, что самая умная кошка много глупее
людей.
   Не любит когда стреляют, не хочет ехать во Вьетнам!
   В зале захлопали, но раздалось и несколько свистков. Клоун исчез вместе
со своей кошкой.
   Официант принес заказанный коньяк.
   - За нового Робинзона! - сказала Бэсси.
   Они выпили. Это была уже третья порция. Бэсси оживилась. А Джонни,
напротив, помрачнел.
   - Чертов Хогланд. По его милости я должен тащиться на край света и
целый месяц жить под кокосовой пальмой. Сущий идиотизм.
   - Милый, в этом есть глубокий смысл. Исчисляемый в долларах.
   - Там крабы ползают. И купаться нельзя - акулы.
   - И не купайся. Мне нужно чтобы ты вернулся целиком. А какой у тебя
будет загар!
   - Хогланд прав в одном. Я действительно не понимаю зверья. Ты видела
как у этой паршивой кошки глаза загорелись красным? Может она и не кошка
вовсе.
   Может она - оборотень.
   - Вряд ли. У всех сиамских кошек глаза светятся красным светом. А у
простых - зеленым. Из двух разных кошек  соорудить светофор.
   - Таинственный остров. Остров Хуан Фернандес. Остров Святой Пасхи.
Остров Сокровищ. А вдруг я найду в сундуке клад под тремя скелетами?
Интересно, какой вкус у черепашьих яиц?
   До четверга Джонни удалось кое-что узнать о плацдарме, на котором ему
предстояло развернуться, и даже повидать человека, побывавшего там, -
спокойного и до удивления безалкогольного норвежца Кнута Бондесена. По
словам норвежца, остров этот, находящийся в Каролинском архипелаге, к югу
от острова Хок, туземцы зовут Пуа-ту-тахи, что означает - Одинокий
коралловый утес. Размеры острова невелики - примерно пять на пять
километров, но на нем имеется и пресная вода и богатая растительность.
Кокосы и еще какие-то желтые плоды, о которых Бондесен плохо помнил. Он
пробыл на берегу не более часа и ничего интересного не заметил.
Полинезийцы, однако, остров не посещают, побывали на нем японцы, но,
насколько Бондесену известно, вскоре смылись. Американцы тоже его
игнорируют.
   Шеф связался с Вашингтоном, но особо ценной информации не получил. Было
подтверждено, что остров не заселен - и только.
   Определить маршрут не составляло труда: рейсовым самолетом в Мельбурн
(наибольший расход), оттуда поездом до Тоунсвилла (некоторая экономия),
пароходом в Порт Морсби и дальше - на попутных судах.
   Последним из этих попутных было "Торнадо" водоизмещением тысяча тонн,
приписанное к порту Дарвин. Оно шло со скоростью семнадцать узлов из Папуа
к Филиппинам. За небольшой крюк заплатила газета.
   На восьмые сутки, в полдень капитан показал на облачко, стоявшее над
горизонтом и сказал:
   - Вот ваш остров, мистер Мелвин.
   - Как, на небе?
   - Если угодно. Вы видите, у облака зеленоватый оттенок. Оно отражает
воду лагуны острова. Лагуна мелкая и вода в ней зеленее, чем вокруг.
   Был ли он доволен поездкой? Несомненно. Появилось настоящее дело, хотя
и странное. Утренняя рефлексия почти исчезла. Похоже, что он наконец
дорвался до своего большого шанса. Теперь все в его руках. Суровая и
мужественная жизнь на острове в течение месяца - срока совсем небольшого.
Блестящие статьи, ударная книга. Соединение с Бэсси - уютный дом с садом.
Поездки в Европу. Он станет процветающим писателем, получит премию
Пулитцера.
   К острову добрались только вечером. Судно вошло в лагуну и бросило
якорь.
   Темнеет вблизи экватора быстро. Высыпали звезды и мгновенно включились
на полный накал. На утро шлюпка с "Торнадо" доставила Джонни на берег.
   Остров был что надо!
   Невысокая, не выше трехсот футов гора, покрытая густой растительностью,
омывалась прозрачными водами лагуны. Вход в нее был свободен, и небольшое
судно могло войти в бухту без затруднений.
   Джонни поставил свою палатку у ручья, стекавшего со скалы, близко от
берега.
   Он честно выполнил условия - высадился на берег без всяких
продовольственных запасов, что было удостоверено письменно капитаном
"Торнадо". Поэтому о пище следовало позаботиться немедленно. Хлеб наш
насущный даждь нам днесь.
   Сначала - плоды. Джонни вошел в лес. Он захватил тесак, предполагая,
что придется прорубаться сквозь заросли. Зарослей не оказалось. Прямые
стволы деревьев стояли не так уже часто. Солнечные лучи пробивались
сверху, в лесу было просторно и тихо. Лес подымался в гору не спеша.
   Очень тихо. Птицы не поют. Они молча перелетают с ветки на ветку. Под
ногами мягкая трава необычного красноватого оттенка. Джонни видел уже
тропическую растительность в Папуа. Лианы, орхидеи, бананы, хлебное
дерево. Здесь ничего этого не было. Странный лес.
   "Полезно было бы получше знать ботанику. Что за деревья? Интересная
кора - прямо как рыбья чешуя. А где же фрукты?"
   Фрукты все же наличествовали. Пройдя еще сотню ярдов, Джонни наткнулся
на группу невысоких деревьев с желтыми плодами, похожими на груши.
   " ли их есть? Вот уж не хочу с места в карьер испортить себе
желудок!"
   Он сорвал несколько плодов. Плоды мягкие и клейкие. Один из них был
объеден, на рыжей мякоти виднелись следы мелких и острых зубов.
   "Ну уж если какая-то белка их ест, то и мне ".
   Он содрал ножом кожуру и закусил плод. Вкус его был странен. Чуть-чуть
кисловатый. Как у жевательной резинки с лимонным соком, достаточно долго
пробывшей во рту.
   "Неважный фрукт. Предпочел бы хороший ананас".
   Но других плодов не оказалось. Джонни набил рюкзак клейкими грушами и
пошел дальше. Тишина действовала ему на нервы. Он остановился и стал
осматриваться.
   "Все-таки лес какой-то особенный. Надо понять в чем дело. Краски
необыкновенные. Трава красноватая, а листья большинства деревьев и
кустарников почему-то с синим оттенком".
   Он сорвал листок и подивился его форме. Лист попеременно сужался и
расширялся. Очень длинный, покрытый мелкими щетинками.
   "И пьявок здесь нет. Как они падали за шиворот в Папуа! Ну и гадость. А
тамошние муравьи! А комары и мухи!"
   Джонни вдруг понял, что его еще никто не укусил. Между тем мелкие
насекомые с еле слышным жужжанием кружили над головой. На ветку рядом села
бабочка совершенно черного цвета.
   "Удивительная бабочка! Сколько у нее крыльев? Что-то много". Она
отличалась от обычной так же, как специально выведенный махровый цветок
отличается от своей дикой формы.
   Джонни накрыл бабочку пробковым шлемом. Извлек ее и стал рассматривать.
   Ничего подобного он никогда не видел. Тело у бабочки было жесткое, как
надкрылья жука. Довольно крупный экземпляр, размах крыльев - дюйма три.
   Четыре ножки. А крыльев - шесть!
   Насекомое вдруг сильно двинулось в его пальцах и Джонни почувствовал
болезненный укол. Он выпустил бабочку, она взлетела вверх и исчезла.
   "Бабочка - и кусается! Надеюсь, она не ядовитая".
   Джонни выругался и стал сосать укушенный палец. Боль прошла быстро.
Однако настроение его испортилось и он пошел назад.
   На берегу царил покой. Дул ветерок с моря. Все здесь казалось привычным
и обыденным. Торчало несколько пальм, похожих на кокосовые. Только орехи
висели чертовски высоко.
   "Отсутствие комаров и пиявок меня не огорчает. Но есть-то все-таки
надо!"
   Он закинул спиннинг с зеленой блесной и стал плавно накручивать катушку.
   Леску сильно дернуло и удилище изогнулось. Первые две рыбы сорвались
еще в воде. Потом Джонни вытащил нечто основательного размера и веса. Но
рыба ли это? Голубая, как бирюза. Длиною фута в два. Узкое тело, а вместо
плавников странные выросты, похожие на конечности животных. По три сверху
и снизу. Они заканчивались почти прозрачными перепонками, натянутыми между
тонкими отростками.
   "Ну и ну. Чего только не увидишь в тропических водах!"
   Существо было лишено чешуи. Просто тонкая кожа, мягкая как у лягушки.
   Он решил попробовать и выпотрошить голубого монстра - кости мало
отличались от обычных рыбьих костей мясо оказалось розовым, как у форели.
   Джонни развел костер и сварил суп. Он был очень голоден.
   Суп получился неважный. Напоминал скорее овощной, чем рыбный. Он
проглотил кусок рыбы - совершенно безвкусный.
   "Меню прескверное. Ничего, не пропадем. Найду что-нибудь поинтереснее".
   Джонни почувствовал усталость и решил прилечь ненадолго в палатке. Жара
и мерный плеск прибоя быстро усыпили его. Когда он проснулся, было уже
совсем темно.
   "Вот первый день и прошел. Через двадцать девять дней за мной приедут.
   Зверски есть хочется. Придется потерпеть до завтра".
   Ночь безлунная, звезды отражаются в спокойной воде лагуны. Коралловый
песок на берегу светится зеленоватыми бледными пятнами.
   "Это еще что такое?"
   "Это" оказалось множеством длинных белых червей, медленно ползавших по
берегу. Они ползали и светились как гнилушки.
   Джонни стало не по себе. Черное небо, черная вода, черная
растительность.
   Беззвучная вода, беззвучная растительность. И светящиеся черви.
   Там, на другом конце света, огни реклам, шум моторов. И зажигательный
грохот джаза. А он здесь один, совсем один - с червями. Вот что такое
необитаемый остров! Он дорого бы дал за то, чтобы услышать своих голубей
за окном.
   И в воде тоже проплыло какое-то светящееся существо. Фосфоресцирующий
след держался несколько секунд, потом рассеялся.
   На следующий день ему удалось найти несколько орехов под пальмой и
выудить какую-то рыбину более привычной формы. Но и эта снедь оказалась
начисто лишенной каких-либо вкусовых качеств. Как будто он бумагу жевал.
Никаких крабов, никаких съедобных моллюсков. Джонни непрерывно ощущал
голод.
   Зато вода в ручье была холодная и вкусная. И, как выяснилось, купанье в
лагуне лишено риска. Акул в лагуне не было. Противные черви исчезли при
свете солнца.
   Второй поход в лес принес мало нового. Джонни нашел какие-то синие
ягоды, чуть горьковатые, вроде бы съедобные. Летали черные бабочки, а
вместо жуков ползали четырехногие существа с мягким телом, покрытым
волосками. И опять никто его не укусил - ни комар, ни муха.
   Укусила его змея. Он наступил на нее и она вонзила ему в ногу выше
щиколотки острые зубы. Змея была короткая и толстая, серая, с круглыми
фиолетовыми пятнами. Укусила и скрылась с непостижимой скоростью.
   Холодный пот выступил у Джонни на лбу. Он смертельно испугался. У змеи
была большая трехугольная голова - несомненно, ядовитая змея.
   Джонни разодрал рубашку и наложил на ногу жгут - ниже колена. Скрипя
зубами от боли и ругаясь, исполосовал ранку ножом - кровь потекла струёй.
   Через несколько минут ему стало совсем худо, в глазах помутилось. Он
опустился на траву и стал ждать конца. В его сознании калейдоскопически
закрутились Бэсси, шеф, капитан "Торнадо", профессор Хогланд. "Сколько ног
у бабочки?" Теперь он знал - четыре. А зачем это знать? Он умрет, он был
идиотом, он поддался на провокацию! О, будь все проклято! Он стал кричать,
звать на помощь, несколько раз выстрелил из двухстволки.
   Между тем дурнота прошла так же быстро, как началась. Нога болела
здоровой, нормальной болью - от порезов. Кровь почти остановилась.
   "Неужели спасен?"
   Действительно, яд не подействовал. Еще не веря своему счастью. Джонни
почувствовал прилив гордости. Он не растерялся, сделал все что надо,
спасся сам, без чьей-либо помощи. Будет о чем написать! Хорошего
настроения ему хватило до конца дня. Несмотря на голод.
   Ночью шел дождь, и утром гора и лес как бы дымились. Джонни подстрелил
птицу. С черным оперением, отдаленно напоминавшую обычную галку. Но клюв у
птицы был розовый с синими пятнышками. И в клюве - зубы. Острые и мелкие.
   Птица была не такая. И растительность, и рыбы, и насекомые, и черви -
все было не такое.
 
 
                                   Глава 3 
 
   СУДЬБА МАРТИНА УИНДГЕМА
 
 
   Лежит скелет без мыслей и чувств 
   Обтянутый жесткой кожей, 
   На человека, на зверя, на куст 
   Совсем уже не похожий.
   Над ним планеты идут в спираль, 
   И крутится мирозданье.
   Ему чужды и смех и печаль - 
   Истлело его сознанье.
   Желтый череп торчит, как пень, 
   Среди большой вселенной.
   Ему безразличны и ночь и день - 
   В нем стало все неизменно.
   Что он делал и был он кем, 
   Не имеет значенья.
   Теперь он слеп и глух и нем, 
   Как до рожденья.
 
   Вилли ПАТТЕРН 
 
   Джонни внезапно ощутил зловещее значение красной травы, зубастой птицы,
не кусающихся насекомых. Все было предельно чужим.
   Но хуже всего с пищей. И плоды, и рыба, и птица неизменно оказывались
безвкусными, похожими на резину, бумагу, опилки.
   Он был непрерывно голоден. Болел живот, стучало в висках. Он много спал
и во сне к нему являлись странные существа - полинезийские боги с мягкими
телами, покрытыми волосами.
   На шестой день чувство голода притупилось. Джонни пошел в лес, решив
пересечь остров. Ранее он уже обошел его вокруг.
   Он шел медленно, опираясь на палку. Чувствовал слабость. Но нога совсем
поправилась, ранка зажила на удивление быстро.
   Он прошел через просторный лес. Наткнулся на скальные обнажения. Потом
путь ему преградил густой кустарник. Он попытался его обойти, и
действительно, это удалось сделать: невзирая на слабость, Джонни поднялся
по довольно пологой скале футов на тридцать и оказался у гребня. Он
перелез через него и услышал шум ручья внизу. Спустился к ручью и очутился
на небольшом плато, окруженном кустарниками. Что-то белело под навесом,
образованным скалой.
   Это была палатка. Брезент совершенно выцвел, но не сгнил. Джонни был
осторожен. Он осмотрелся вокруг. На камнях под кустами лежали заржавевшие
пустые консервные банки и серые комки, похожие на папье-маше. Очевидно,
остатки бумажных мешков. Палатка была беззвучна. Джонни отогнул полог и
вошел. На складной кровати лежал мертвец. Высохший, пожелтевший труп
белого человека. Одежда на нем тоже выцвела, но осталась целой. Труп, а не
скелет.
   Собственно говоря, сухая мумия.
   Мумия скалила белые зубы в болезненной улыбке. Глаза ее были закрыты.
   Ссохшееся лицо покрывала рыжая щетина.
   В палатке стаял складной стол, рядом чурбак, заменявший стул. В углу
целая батарея стеклянных банек с притертыми пробками. В банках лежали
засохшие насекомые - и черные бабочки, и мягкотелые жуки, и еще какие-то
уродцы.
   Были в палатке и другие предметы, но Джонни не стал их разглядывать. Он
бросился к столу.
   На столе лежало несколько книг, тетрадь в синей клеенчатой обложке,
старомодные большие карманные часы с цепочкой. Джонни схватил тетрадь.
   Это был дневник. Написанный, казалось, совсем недавно. Бумага не
пожелтела и не слиплась.
   "18 апреля 1914 г. Этот остров - рай для зоолога! Я не встретил здесь
ни одного знакомого вида, повторяю - ни одного. И целый ряд новых видов, и
не только видов, но весьма вероятно - типов. Названия придумаю после.
Насколько могу судить, то же относится к растениям. Здешние фауна и флора
не похожи ни на какие до сих пор известные. Ни современные, ни ископаемые.
На мою долю выпало великое открытие. В жизни ученого такое бывает редко. Я
счастлив. И хотя мне чуждо тщеславие, приятно все-таки думать о том, какое
впечатление произведут в Лондоне мой доклад и коллекции.
   20 апреля 1914 г. На берегу я нашел несколько раковин, похожих на
Rissoa costata, но более мелких и закрученных в противоположную сторону.
   21 апреля 1914 г. Зубастые птицы не имеют ничего общего с
археоптериксом.
   Это - новый класс. Новым классом следует считать и четырехногих
насекомых - Insecta quadrupeda.
   25 апреля 1914 г. Акулы не заходят в лагуну Пуа-ту-тахи, так как они не
едят этих рыб".
   Джонни листал дневник дальше. Репортерским своим нюхом он чувствовал,
что найдет разгадку смерти незнакомца.
   "20 августа 1914 г. Две недели назад за мной должны были приехать. Не
понимаю, что случилось. Похоже, что я попал в трудное положение. Запасы
мои кончаются. Между тем плоды, рыбы, птицы, моллюски на острове безвкусны
и мало питательны. Необходимо растянуть рацион. Ну, что же. Приходилось
бывать и не в таких переделках. Приедут же за мной в конце концов.
   13 сентября 1914 г. Провизия кончилась. Сегодня выскреб до крошки муку
и еще раз вычистил пустые консервные банки. Слава богу, есть вода.
Перехожу целиком на подножный корм. Самочувствие скверное, я сильно
похудел.
   Удивительно, что здесь ничто не загнивает, не скисает, не портится.
Даже во время дождей. Поразительное отсутствие гнилостных микроорганизмов!
Я решил систематически разжигать костры на берегу и на вершине. Может быть
их заметят полинезийцы или немцы. Как бы мне пригодилось это новое
изобретение - беспроволочный телеграф!
   20 сентября 1914 г. Чувствую, что слабею от голода. Голодаю уже неделю,
недоедаю - много дольше. Здесь фактически нет пищи - плоды и рыбы
совершенно не питательны. Светящиеся круглые черви выходят на берег в
период спаривания. Я нашел их кладки - под камнями в приливной зоне".
   И - последняя запись:
 
   "8 октября 1914 г. Сегодня я, очевидно, умру. Не могу шевельнуться.
Прошу передать мои коллекции и записи Королевскому обществу в Лондоне.
Прошу сообщить о случившемся моей жене миссис Анне Уиндгем, Эдинбург,
Чэнсери род, 21. Прошу Королевское общество позаботиться о моей семье.
Прощайте все. Я ни о чем не жалею.
   Мартин Уиндгем"
 
   И еще - неоконченное письмо:
 
   "Дорогая Анни, прости меня за то, что я причинил тебе столько горя.
Смерть моя не напрасна; думаю, что в последние месяцы мне удалось
обогатить науку.
   Я всегда любил тебя и нашего мальчика. Пусть он вырастет..."
 
   На этом письмо обрывалось.
   Мозг Джонни заработал лихорадочно. Как всегда при встрече с настоящей
сенсацией.
 
   "Все ясно. Уиндгем - англичанин. Каролинские острова принадлежали в
1914 году Германии. За ним не приехали, потому что началась война. Судно
вышло за ним, но его, вероятно, потопили немцы. В Англии решили, что судно
погибло после того, как Уиндгем был взят на борт.
   Но это же действительно сенсация! И коллекции его целы, и дневник. И
труп его цел - здесь же нет гнилостных микроорганизмов!
   Браво, Джи Ар Мелвин! Эта малоприятная находка оправдывает всю затею.
Ну, тут уж шеф не отделается долларом за строчку!"
   Джонни совершенно забыл о своей слабости. Он наклонился над трупом, и
стал обыскивать карманы. Ничего кроме ржавого перочинного ножа не нашел.
   Вдруг Джонни резко выпрямился и застыл с широко раскрытыми глазами. Он
почувствовал, что челюсть его отвисает. Его охватил безумный ужас - как
после укуса змеи. Ведь его положение нисколько не лучше положения Уиндгема
в сентябре 1914 года. Он умрет с голоду! А потом найдут его труп - не
подвергшийся гниению. Змеиный яд не подействовал на него не потому, что он
вовремя принял меры. А потому, что на этом адском острове все не так -
ядовитые змеи безвредны, трупы не гниют, рыба и плоды несъедобны.
   О господи, он же умрет, умрет через несколько дней - неминуемо! И
Джонни упал ничком, закрыв лицо руками. Он плакал как ребенок, лежа рядом
с улыбающейся мумией.
   Человек может просуществовать без пищи более месяца - если есть вода.
Люди, ставшие жертвами кораблекрушения или заблудившиеся в тайге, погибают
гораздо быстрее, но не от голода, а от страха. И вряд ли Джонни Мелвин
протянул бы на острове Пуа-ту-тахи более двух недель, так как был
совершенно деморализован. Все наполняло его ужасом - желтая мумия там,
наверху, зубастые птицы, светящиеся черви. Он лежал целыми днями в
палатке, вставал только затем, чтобы выпить воды, засыпал тяжелым сном и
просыпался в полном отчаянии.
   В одну из ночей ему приснился город. Это был Уикфилд - и не Уикфилд -
странный город, абсолютно пустынный. Слепые окна домов, нигде нет света.
Он шел один по черной улице и завернул за угол. Впереди загорелись два
красных огонька, они становились все ярче и больше, по мере того, как он к
ним приближался. И он увидел, что это глаза сиамской кошки. Кошка
улыбалась в болезненном оскале и смотрела на него, выгнув спину. Он
подошел к ней и хотел ее погладить. Кошка повернулась и бросилась бежать.
Он побежал за ней и вдруг почувствовал, что за ним тоже гонятся. Раздались
голоса, звучавшие гортанно и неразборчиво. Он не понимал ни единого слова,
ему было очень страшно, он бежал и бежал, а голоса приближались. Он понял,
что погибает и проснулся.
   Был день и были слышны приближающиеся голоса. Он не поверил. Но кто-то
откинул полог палатки. Так явилось спасение.
   Матросы небольшого индонезийского судна, зашедшего за пресной водой,
обласкали Джонни, накормили его.
   Насытившись, Джонни приободрился, голова его вновь стала работать. До
конца месяца оставалось еще девятнадцать дней, но не могло быть и речи о
выполнении условия. Он уговорил капитана погрузить на судно мумию Уиндгема
и его коллекции. Дневник Уиидгема Джонни запрятал в свой чемодан - это был
его главный козырь. И у него хватило предусмотрительности взять с собой
образцы несъедобных плодов и голубых рыб. На судне было мало спирта и
некоторые из них остались незаконсервированными. Однако, как ни странно,
они не испортились во время многодневного плавания в экваториальных водах,
а только высохли.
   Джонни не просчитался. Шеф понял его с полуслова. Корреспондент
"Уикфилдских Новостей" нашел нечто особенное, чрезвычайно важное для
науки. Поэтому он, следуя высокому долгу американского журналиста, решил
отказаться от крупного гонорара и нарушил условие, воспользовавшись первой
же возстью. Какое право имел он, скромный и серьезный Джонни Мелвин,
задерживать развитие естествознания еще более чем на две недели?
   А на пресс-конференции Джонни превзошел самого себя. Рассказав все, что
он считал нужным и остроумно парировав ехидные вопросы корреспондентов
конкурирующих газет, Джонни закончил свою речь так:
   - Благодарю вас, леди и джентльмены. Я хочу, в заключение, еще раз
подчеркнуть, что я - простой американский парень, работник газеты - не
сделал никакого открытия. Я буду счастлив, если окажется, что некоторые
мои наблюдения представляют хотя бы небольшую научную ценность. Открытия в
науке делают ученые. Особенности флоры и фауны острова Пуа-ту-тахи впервые
наблюдал доктор Уиндгем - героическая жертва кайзеровской Германии. Я
горжусь тем, что детальное изучение острова позволило мне вернуть миру
труды этого замечательного человека. Через два дня в Уикфилд прилетает его
сын - преподобный Фредерик Уиндгем - чтобы увезти священный прах в Англию,
где он будет предан земле. Поэтому, леди и джентльмены, поспешите отдать
последний долг усопшему - тело его пока что покоится в стеклянном гробу на
двенадцатом этаже нашего здания.
   Что же касается дневника доктора Уиндгема, то газета считает своим
долгом сделать его достоянием широкой публики. Дневник будет выпущен в
факсимильном издании, а также в дешевом массовом, которое каждый сможет
приобрести за пятьдесят центов. Мое скромное участие в этих изданиях будет
состоять в подробном и обстоятельном рассказе обо всем, что я видел на
острове, о том, как я напоролся на старину Уиндгема. Клянусь, ребята, это
будет такой бестселлер, что небу станет жарко! Еще раз благодарю вас.
   Бэсси горячо поцеловала Джонни под одобрительные аплодисменты
коллег-репортеров.
   Здесь история Джонни Мелвина кончается - судьба его устроена и
беспокоиться больше не о чем.
   Правда, среди читателей "Уикфилдских Новостей" нашлись и такие, которых
заинтересовали не столько приключения выдающегося репортера, сколько тайны
Пуа-ту-тахи.
   Почему на острове особые фауна и флора?
   Почему там нет ничего съедобного - ни для людей, ни для акул?
   Почему на острове отсутствуют гнилостные микроорганизмы?
   Почему змея оказалась неядовитой?
   Почему комары не кусаются?
   Почему привезенные с острова плоды и рыбы не испортились, а только
высохли?
   Ответа на эти вопросы следовало ожидать от профессора Хогланда,
которому газета передала все привезенные Мелвином материалы.
 
 
                                   Глава 4 
 
   АМИНОКИСЛОТЫ В ЗЕРКАЛЕ
 
 
   Там жизнь идет наоборот, 
   Вверх дном и наизнанку, 
   Над крышами летает крот, 
   А джем не лезет в банку.
   Там больше Солнца электрон, 
   Хоть и лишен заряда, 
   И вместо яблока - Ньютон 
   С зеленой ветки падал.
   Как я хочу попасть туда, 
   Где счастье, а не горе, 
   Туда, где вверх течет вода, 
   Где небом стало море.
 
   Вилли ПАТТЕРН 
 
   Как это ни странно, публичная лекция профессора Хогланда, прочитанная
два месяца спустя после триумфальной пресс-конференции Джонни Мелвина,
собрала не более двухсот слушателей. Быть может, малочисленность аудитории
объяснялась категорическим отказом профессора Хогланда от звучного
названия "Тайна острова Пуа-ту-тахи", предложенного устроителями. Лекция
называлась "Жизнь на основе аминокислот правого ряда".
   Хогланд сказал:
   "Совершенно особая, эндемичная фауна и флора присуща многим островам,
достаточно давно отделившимся от континентов. Дарвин, путешествуя на
корабле "Бигль", впервые обратил на это внимание. Он подробно описал фауну
Галапагосских островов, принадлежащих Эквадору. Дарвин открыл на них ряд
специфических видов вьюрковых птиц - так они сейчас и называются -
Дарвиновы вьюрки. На Галапагосских островах живет и гигантская черепаха,
которую вы не увидите нигде больше. И особые виды игуан.
   Хорошо изучены другие примеры. Австралия с ее фауной сумчатых животных,
с ее утконосом и ехидной. Новая Зеландия с бескрылой птицей киви и
реликтовым пресмыкающимся - гаттерией.
   Но эндемичные виды острова Пуа-ту-тахи резко отличаются от ранее
известных.
   Во-первых, здесь эндемичны не только виды, но и классы и даже типы.
   Очевидно, эволюция на острове шла особенным путем. Во-вторых, эти виды
растений и животных, начиная с микроорганизмов и кончая змеями и птицами,
несовместимы с остальной жизнью на Земле.
   Поясню это утверждение. Бактерии, живущие на острове, не размножаются в
тканях внеостровных организмов. Насекомые не кусаются, змеиный яд не
опасен для человека. Труп Уиндгема не разложился, а высох. В то же время
внеостровные организмы не могут питаться растениями и животными острова.
   Человек умирает с голоду, акулы не едят рыб в лагуне острова, наши
обычные микроорганизмы не атакуют представителей его фауны и флоры.
   Что ж все это значит? Ответить нам может только химия.
   Основа жизни - белки. Это длинноцепочечные молекулы, состоящие из
аминокислотных звеньев. Все белки на Земле построены из двадцати типов
аминокислот. Вот их формулы".
   Хогланд показал на большую таблицу.
   "Поразительной особенностью аминокислот, входящих в состав белков,
является их асимметрия. Девятнадцать из двадцати канонических аминокислот
- асимметричные молекулы. Это значит, что каждая из них может существовать
в двух формах - в правой и левой, относящихся друг к другу как правая и
левая рука.
   Но в живых организмах аминокислоты только левые. Жизнь асимметрична,
начиная с ее молекулярных основ. Организмы способны усваивать только левые
аминокислоты - правые антиподы в состав белков не включаются.
   Исследование асимметрии живого связано, прежде всего, с именем великого
Пастера. Глубокие мысли по этому поводу высказывал Вернадский. В 1940 году
советский ученый Гаузе опубликовал очень интересную  "Асимметрия
протоплазмы".
   Почему жизнь асимметрична?
   Сейчас мы уверены в том, что первичные живые организмы произошли от
неживого вещества. Эта теория, общепринятая в современном естествознании,
была развита биохимиком Опариным.
   Но при абиогенном возникновении жизни появление правых и левых
аминокислот равновероятно. Почему, все-таки, в организмах фигурируют
только левые аминокислоты, а не смесь равных количеств левых и правых?
   Надо думать потому, что жизнь возникала в местах случайных скоплений
левых молекул. Дальше она эволюционировала, отбирая левые молекулы от
правых со все возрастающей точностью.  привести аргументы в пользу
большей биологической приспособленности асимметричных организмов по
сравнению с симметричными.
   Если организм асимметричен, состоит из "левых" молекул, то он может
усваивать только "левые" молекулы.
   " ли пить зеркальное молоко?" - спрашивает Алиса в чудесной
повести Льюиса Кэррола. Может быть, и  - отвечает наука, - но без
всякой пользы. Такое молоко не питательно.
   Обратимся теперь к нашему загадочному острову. Как показало
исследование, белки растений и животных острова Пуа-ту-тахи состоят не из
левых, а из правых аминокислот! Это - зеркальные отражения обычных
аминокислот остальной части биосферы.
   Допустим, что очень давно зарождалась и "правая" жизнь. Везде, кроме
нашего острова (а может быть и других мест, нам еще неизвестных), "левая"
жизнь осилила "правую". Но на острове жизнь развивалась независимо. И с
того момента, когда возникли достаточно разнообразные организмы "правого"
типа, они оказались в безопасности. Единственным условием существования
"правой"
   жизни была многочисленность этих организмов. Чтобы они могли питаться
друг другом. Естественно, что в такой ситуации эволюция пошла особым путем
и привела, например, к появлению четырехногих насекомых.
   Мир острова Пуа-ту-тахи - своего рода антимир. Но он не аннигилируется
при встрече с существами остального мира, а напротив, отделен от него
невидимым барьером. Он никого не трогает и сам находится в безопасности -
относительной. Человек может запросто его уничтожить.
   Открытие прекрасного зоолога Уиндгема - великое открытие. Оно позволяет
по-новому подойти к проблемам биохимической эволюции, решить ряд вопросов,
стоящих перед биологией и химией.
   Это открытие многозначительно. Мы убедились, на примере предельно
ярком, что в живой природе происходят поразительные события. Мы знаем о
них еще так мало! Жизнь растений и животных на Земле продолжается, она
кипит вокруг нас, мы должны любить и изучать ее.
   Наш долг - долг людей двадцатого века - позитивно участвовать в
развитии жизни растений и животных. С тем, чтобы улучшать нашу жизнь.
Слишком немногому научилась пока наша наука и техника у живой природы..."
   В заключение Хогланд сказал, горько усмехнувшись:
   "История острова, конечно, похожа на фантастическую. Если бы ее
описывал Жюль Верн, то он уничтожил бы остров извержением вулкана или иным
способом.
   И роман на этом закончился бы. Но сейчас настали другие времена. Остров
стал для нас недоступен по сугубо актуальным причинам. Мы не сможем в
ближайшее время провести на Пуа-ту-тахи дальнейшие исследования, столь
важные для науки. Военное ведомство запретило его посещение.
   Остается только надеяться, что морская пехота, или как она там еще
называется, не истребит фауну и флору острова. Может быть потому, что
нельзя есть эти плоды, этих рыб и птиц.
   Трудно приходится науке в наше время. Но я верю, что так будет не
всегда. Я оптимист и полагаю, что ученый может и должен быть только
оптимистом!"
   Некто Джефф Пикси взял на заметку последние слова Хогланда и то, что он
говорил о советских ученых. На всякий случай.
   А остров Пуа-ту-тахи действительно оказался плотно закрытым. Теперь
ученые всего мира ждут, когда занавес поднимется. И все те, кто любит
науку, кому дорога жизнь, ждут тоже. Но это - не пассивное ожидание.
 
 
   "Химия и жизнь", 1966, ь 3 -4.
 
 
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 12.10.2001 17:12