30 октября 1918 г. Всероссийский центральный исполнительный комитет единогласно принял разработанный Народным комиссариатом финансов декрет о введении единовременного чрезвычайного 10-миллиардного революционного налога на имущие группы городского и деревенского населения. Эта грандиозная контрибуция преследовала как фискальные, так и политические цели. Конфискация сохранившихся у буржуазии накоплений должна была подорвать ее экономическую базу, наносился удар по "паразитическому элементу": спекулянтам, мешочникам и кулакам. Извлечение из оборота большого количества кредитных билетов - упорядочить денежное обращение. Власть рассчитывала получить средства для покрытия нужд государства и успешного окончания гражданской войны. Ликвидировалась система местных контрибуций. Высокие ставки налога на кулаков должны были заставить их продавать хлеб и другие продукты государству, способствуя облегчению продовольственного положения республики. В итоге должна была укрепиться социальная база советской власти¹.

Политическим целям "всероссийской контрибуции" придавалось не меньшее значение, чем фискальным. 26 ноября 1918 г. на заседании Совнаркома, где обсуждался вопрос о 10-миллиардном налоге, В. И. Ленин написал записку: "10 миллиардов и крестьянская революция"². Нарком финансов Н. Н. Крестинский утверждал, что чрезвычайным налогом советская власть вбивает клин между середняком и кулаком, чтобы расслоить те враждебные силы, "которые до сих пор были связаны общими, хотя и ложно понятыми интересами в деревне"³.

Налог взимался путем раскладки Наркомфином денежных сумм по губерниям. На губисполкомы возлагалась дальнейшая разверстка - между городами, уездами и волостями. Низовым советам при участии комбедов предстояло заняться персональной разбивкой сумм налога. Декрет вводился в действие с момента его издания, всю работу по раскладке следовало закончить к 1 декабря, а взыскание произвести до 15 декабря 1918 года. Поэтому доход от налога был включен в государственную роспись (бюджет) на вторую половину 1918 года.

Соколов Евгений Николаевич - кандидат исторических наук, Рязанский государственный университет им. С. А. Есенина.

Налог имел ярко выраженную классовую направленность. Вся его тяжесть должна была лечь на богатых крестьян и городскую буржуазию. От обложения освобождались лица, получавшие пенсию или зарплату менее 1500 руб. и не имевшие денежных запасов. Средние слои облагались небольшими ставками. Считалось, что в городах будет привлечено к уплате в среднем 6- 8% жителей, на селе - 10 - 12%. В деревнях списки лиц, подлежащих обложению, должны были составлять налоговые комиссии из двух членов волисполкома и трех членов комбеда⁴. Сумма налога в 10 млрд. руб. составляла минимальную часть расходов в бумажных рублях, которые государство должно было тратить из месяца в месяц на нужды государственного хозяйства⁵.

Местным партийным и советским работникам широкий круг задач, который пыталось решить советское правительство введением чрезвычайного налога, остался неизвестным. В губерниях новое обложение воспринималось в первую очередь, как "всероссийская контрибуция". Характерным в этом плане является доклад комиссара финансов Северной области А. И. Потяева на финансовом съезде Северной области в декабре 1918 года. Он говорил, что приходится прибегнуть к 10-миллиардной контрибуции, так как еще не изучены новые объекты обложения и не использованы новые источники доходов. Вводимый налог всей тяжестью ложится на новую буржуазию - спекулянтов. Это будет контрибуция, проводимая по инициативе центральной власти по упорядоченной системе⁶.

Поспешность, проявленная при разработке и введении чрезвычайного налога, привела к существенным пробелам в декрете, порожденные этим проблемы пришлось решать на ходу. Наркомфин вынужден был с первых же дней издавать одну за другой инструкции. Трудности начались еще при раскладке. Наркомфин не имел представления ни о действительных запасах денег у населения, ни о соотношении социальных групп в стране. Сумма налога на губернию уравнительно делилась по уездам, а там, "на глазок", - по волостям и селениям. 4 ноября Наркомфин разослал губисполкомам циркуляр с требованием немедленно приступить к организации особых комиссий по чрезвычайному налогу, 21 ноября - предложил всем финотделам губисполкомов сообщить о положении на местах и о времени окончания разверстки между уездами, городами, волостями и селениями. В начале декабря в большинстве губерний предписание исполнили⁷. Однако стало понятно, что раскладка идет с большим запозданием.

Задержка - помимо пробелов декрета и отсутствия четких инструкций - объяснялась крайней непопулярностью этого сбора. Сами же местные власти пытались "обойти декрет" используя его непродуманность. Волостные советы стремились начислить максимально высокие ставки на отсутствующих лиц. В декрете не было статьи, точно устанавливающей место обложения плательщиков налога. Это привело к тому, что одно и то же лицо подвергалось обложению в нескольких податных районах. Волостные советы старались взвалить его на несколько человек, обычно бывших помещиков или богатеев. 4 января 1919 г. НКФ этот недостаток декрета устранил, приказав облагать плательщика один раз по месту жительства⁸.

Вскоре выяснилось, что деревня "не умеет выделить среднего рядового крестьянина"⁹. Отсутствие критериев в определении состоятельности крестьянских хозяйств, а также опыта у членов волостных и сельских комиссий нередко приводило к тому, что налог затрагивал бедняка, а середняка облагали непосильными ставками. НКФ замучили вопросами о "среднем крестьянине", не зная, какими ставками его облагать. 23 декабря 1918 г. НКФ направил губернским финотделам циркуляр о том, что до его сведения дошли факты обложения трудового крестьянства. Теперь был указан необлагаемый

минимум: 1 корова, 1 лошадь, 1 изба. На местах это было использовано для снижения платежей. Поэтому НКФ пришлось снова и снова повышать необлагаемый минимум и периодически давать губерниям новые указания. 4 января 1919 г. НКФ вновь разослал циркуляр о недопустимости разорения хозяйств среднего достатка. Продаже за недоимки не подлежали семена, орудия труда, 1 лошадь, 1 корова и т.д. Особенно подробно вопрос об обложении крестьян был разработан в циркулярах от 9 и 15 января 1919 года¹⁰. За невыплату налога запрещалось продавать семена, скот, орудия труда, необходимые в хозяйстве, а также хлеб, овощи, топливо обычную одежду и домашнюю утварь¹¹.

В деревне решающее влияние на способ раскладки оказывал социальный состав комиссий по чрезвычайному налогу. Когда туда попадали бедняки, то налог падал на кулаков. Представительство средних крестьян приводило к уравнительности в раскладке: подушной, подворной, подесятинной или на основе круговой поруки. Когда в налоговых комиссиях оказывались кулаки, а это было далеко не редким явлением, они находили способы переложить налог на середняка и бедноту¹². Разверстка "на глазок" очень часто приводила к тому, что сумма налога изначально оказывалась непосильной для населения. Крестьяне жаловались: "Из уезда говорят: роди и клади, и многих разорили с этим налогом"¹³.

Наблюдалось большое количество злоупотреблений. Жалобы тысячами стекались в НКФ, НКВД, ВЦИК, Совнарком и т.д. Их приносили как отдельные плательщики, так и уполномоченные от населения целых уездов, городов, волостей и селений. Ходокам выдавали удостоверения о принятии жалоб, а заявления направляли в местные финотделы¹⁴.

Декрет 30 октября 1918 г. не предусматривал права обжалования при наложении чрезвычайного налога. Но поток обращений в центральные органы заставил НКФ ликвидировать этот пробел. Впервые право обжалования было установлено распоряжением НКФ от 14 декабря 1918 года. Но этого оказалось недостаточно. Циркуляры и распоряжения по жалобщикам НКФ издавал 4, 17, 18, 29 января, 1, 18 февраля, 28 декабря 1919 года. В результате число обращений несколько сократилось, но они продолжали поступать¹⁵.

Выбор мер воздействия на неплательщиков декрет о чрезвычайном налоге предоставил провинциальным советским органам. Они для выколачивания денег использовали такие методы, как заключение в нетопленые помещения с нарочно выставленными стеклами, побои, порка, угрозы расстрелом, аресты, распродажа имущества, купание в ледяной проруби и т.п. Подвергались репрессиям жалобщики, взыскание передавалось военным комиссарам и ЧК. Скоро НКФ вынужден был "ограничить инициативу мест". Изданный 25 декабря 1918 г. циркуляр перечислял меры воздействия - от принудительных работ до суда ревтрибунала. В документе подчеркивалось, что расстрел как мера взыскания налога недопустим. 4 января 1919 г. новым циркуляром более точно регламентировались карательные мероприятия. Предлагалось применять следующие меры воздействия: арест денежных запасов, продажа движимого имущества; конфискация недвижимого имущества; назначение на принудительные работы; личный арест. Под угрозой предания суду было запрещено использовать другие способы принуждения к уплате (побои, порку, угрозы расстрелом и т.д.). Наркомфин запретил привлекать к взысканию налога военные комиссариаты и ЧК¹⁶.

В сбор 10-миллиардного налога часто вмешивались органы Наркомата внутренних дел. НКВД сделал несколько распоряжений, не согласованных с НКФ, что вызвало недоразумения и запросы в центр. 20 января 1919 г. Крестецкая уездная комиссия по чрезвычайному налогу (Новгородская губер-

ния), устав от противоречивых указаний, переправила в СНК телеграммы, полученные от НКФ и НКВД, спрашивая, каких разъяснений придерживаться. На обороте обращения Крестецкой комиссии 25 января 1919 г. Крестинский написал: "Я и наркомвнудел Смирнов послали за общей подписью телеграмму, в которой объявили, что руководство чрезвычайным налогом принадлежит Наркомфину"¹⁷.

Действительно 18 января 1919 г. разногласия двух ведомств были устранены особым соглашением. Но для многих финотделов это осталось неизвестным. Наркомфину пришлось 1 февраля разослать специальный циркуляр с требованием руководствоваться только его указаниями¹⁸.

Инструкции не могли все сразу изменить. Повсеместно взимание налога сопровождалось репрессиями. В письме наркому внутренних дел Г. И. Петровскому, присланном из Саранского уезда Пензенской губернии, говорилось: "Население настроено против Советов. Втихомолку ждут переворота. Повинны в этом всецело местные уездные власти, произвол которых в управлении не знает границ и очень часто превосходит в своей разнузданности все самое дикое из того, чем мы вспоминаем проклятый царизм. При взимании чрезвычайного налога применяются пытки мрачного средневековья. Крик "расстреляю" раздается гораздо чаще, чем при крепостном праве раздавался крик "запорю""¹⁹.

Сбор чрезвычайного налога повлиял на настроения в частях Красной армии. 28 декабря 1918 г. за подписью Я. М. Свердлова вышло предписание ВЦИК всем советам проявлять осторожность при взимании чрезвычайного налога с семейств красноармейцев - это был результат жалоб, поступавших во ВЦИК²⁰. Но это распоряжение не выполнялось в губерниях. 4 января 1919 г. начальник политотдела Южного фронта Ходоровский телеграфировал во ВЦИК о тревожном настроении красноармейцев на почве взимания с их семей чрезвычайного налога. Он предлагал внести в закон дополнения об освобождении семейств красноармейцев от налога или увеличить срок его взыскания²¹.

Злоупотребления затронули не только семьи, но и самих военнослужащих, как занимавших командные должности, так и красноармейцев. В марте 1919 г. НКФ получил ряд сообщений, что красноармейцев подвергают аресту за неуплату чрезвычайного налога. 29 марта 1919 г. Наркомфин направил на места разъяснения, что аресты можно производить только с согласия военных комиссариатов²².

Серьезные проблемы с возникли в городах. Здесь фактически единственным статистическим материалом для оценки состоятельности являлись данные о доходах, представленные для исчисления налогов еще в 1916 - 1917 гг., которые безнадежно устарели. Это создало трудности прежде всего в обеих столицах. Поступление чрезвычайного налога из Москвы и Петрограда началось только летом 1919 года²³.

Декрет о чрезвычайном налоге противоречил постановлению СНК от 26 октября 1918 г. об аннулированных процентных бумагах. Это касалось в первую очередь горожан. Наиболее зажиточные граждане потеряли большую часть своего состояния, заключавшегося в процентных бумагах, и оказались в категории малоимущих или вовсе неимущих. Но по декрету о чрезвычайном налоге одним из главных признаков состоятельности служили процентные бумаги. В центр поступали просьбы от таких граждан - разрешить уплатить налог-контрибуцию принадлежащими им аннулированными процентными бумагами, так как других средств у них нет. Многие финотделы советов со своей стороны поддерживали подобные ходатайства²⁴.

Циркуляром от 14 декабря 1918 г. НКФ запретил облагать аннулированные процентные бумаги, но также и принимать их в уплату чрезвычайного

налога²⁵. Действительно, странно было бы принимать в доход казны бумаги, которые ничего не стоили, это означало бы просто списание налога.

Много недоразумений возникло по поводу текущих счетов и банковских вкладов. 14 декабря 1918 г. НКФ запретил принимать в уплату и облагать чрезвычайным налогом вклады, внесенные после 1 января 1918 года. Они объявлялись неприкосновенными. Все остальные должны были учитываться при уплате налога. Более детально те же вопросы были разработаны в циркулярах от 16 и 26 декабря 1918 года. Однако к началу февраля 1919 г. почти нигде не было произведено списание с текущих счетов и вкладов буржуазии. 10 февраля 1919 г. НКФ приказал в кратчайший срок списать их в уплату чрезвычайного налога²⁶.

Пытаясь остановить волну произвола, Совнарком 4 января 1919 г. рассмотрел проект спешных мер по поводу угроз арестом инженеров за невзнос чрезвычайного налога²⁷.

Характерные в этом плане события произошли в Кинешме. На город был наложен чрезвычайный налог в 4 млн. руб., а затем исполком удвоил ставку. Горожане обратились к Ленину с просьбой не только отменить новую ставку, но и уменьшить прежнюю, ссылаясь на то, что "они до этого неоднократно облагались местными налогами и контрибуциями". Кинешемский совет арестовал неплательщиков чрезвычайного налога. По указанию председателя СНК в дело пришлось вмешаться НКФ²⁸.

Несмотря на все усилия как центральных, так и местных властей налог поступал слабо, недовольство же населения нарастало. Особенно это проявлялось в крестьянской среде. С декабря 1918 г. начались вооруженные восстания, спровоцированные жесткими мерами при взыскании чрезвычайного налога²⁹.

Правительство не могло оставить без внимания этот источник массового недовольства. 11 декабря 1918 г. НКФ запросил дополнительные сведения о разверстке и о раскладке налога между отдельными лицами³⁰. 12 декабря СНК заслушал доклад Крестинского и предписал НКФ ускорить взимание, допуская послабления лишь в крайних случаях. Через неделю в повестку дня СНК был поставлен доклад наркома внутренних дел Петровского о результатах обследования губерний, охваченных восстанием в связи с взысканием чрезвычайного налога³¹. Таким образом, за три дня до истечения намеченного срока (15 декабря 1918 г.) правительство не только не пополнило существенно казну за счет "всероссийской контрибуции", но и встретилось с опасной реакцией недовольного населения, вплоть до восстаний.

21 декабря 1918 г. в СНК вновь сделал доклад Петровский - о восстаниях из-за взыскания налога. 28 декабря в Совнаркоме по чрезвычайному налогу выступал Крестинский. Решено было назначить очередной отчет через две недели и потребовать от члена коллегии НКФ Д. П. Боголепова на следующем заседании представить "листок о значении налога". На этом же заседании по вопросу об анкете по 10-миллиардному налогу выступил председатель ЦСУ П. И. Попов. Петровскому и заместителю наркомпрода Н. П. Брюханову Совнарком поручил исследовать вопрос о влиянии сбора чрезвычайного налога на поступление хлеба³².

Массовые крестьянские выступления заставили большевиков начать отступление от жестких методов проведения "всероссийской контрибуции". 15 января 1919 г. был опубликован циркуляр НКФ, в котором указывалось, что декрет о чрезвычайном налоге преследовал две цели: одна (непосредственно фискальная) - получить на нужды социалистического и военного строительства несколько миллиардов рублей, другая - ускорить то экономическое и политическое расслоение, которое переживает деревня. При этом

подчеркивалось, что классовая цель налога не менее важна, чем чисто фискальная. "К сожалению, - говорилось в циркуляре, - приходится отметить, что чрезвычайный единовременный налог не у всех представителей советской власти на местах встретил одинаково правильное понимание". НКФ отметил, что допущены серьезные нарушения при исполнении декрета 30 октября: освобождались от налога богатеи, непомерно тяжелым оказалось обложение середняков, были затронуты и бедняки, "с которыми таким путем сводились иногда личные счеты". НКФ потребовал провести тщательную проверку и пересмотр списков плательщиков и устранить ошибки или злоупотребления, а виновных должностных лиц предать суду³³.

10 февраля 1919 г. ЦК РКП(б) разослал циркулярное письмо партийным организациям, разъясняя задачи, связанные с чрезвычайным налогом. ЦК обращал внимание на то, что ряд местных организаций решил во что бы то ни стало полностью взыскать налог, не останавливаясь перед крайними мерами и не заботясь о том, какое настроение их действия вызовут у рабочих и деревенских бедняков.

В письме также указывалось на две цели налога. Первая - фискальная. Для социалистического строительства и обороны необходимы средства. Прежних объектов обложения в большинстве не стало, и единственный способ немедленно извлечь значительные средства - "крупный поимущественный налог, частичная конфискация имущества". Другая цель - "классово-организационная, желание ускорить классовое расслоение плательщиков, особенно в деревне, вбить в деревне клин, создать в ней на почве чрезвычайного налога организацию бедноты против буржуазно-кулацких элементов". "В городе доминирует первая цель, так как классовое оформление городского населения уже почти закончено. В деревне же обе цели по меньшей мере равноценны"³⁴.

ЦК стремился добиться правильной раскладки налога, а для этого требовал провести проверку и тщательный пересмотр всех списков, при обнаружении нарушений пересмотреть раскладку. Должностных лиц, виновных в злоупотреблениях, отдавать под суд. ЦК запретил привлекать к сбору налога военных комиссаров и ЧК и потребовал применять жесткие меры взыскания только к богатеям, а к середнякам - лишь в случае злостного уклонения от платежа³⁵.

12 марта 1919 г. на заседании Петроградского совета Ленин признал наличие ошибок и злоупотреблений при проведении "всероссийской контрибуции". Отвечая на записку о том, что чрезвычайный налог ложится на середняка, он заявил, что поступает очень много жалоб по этому поводу. Ленин дал задание ЦСУ обследовать несколько волостей для выяснения, как крестьяне распределили этот налог. По данным председателя ЦСУ Попова, налог в большинстве случаев крестьяне распределяли справедливо. Однако председатель Совнаркома признал, что трудно точно определить состоятельность каждого крестьянина и возможны ошибки³⁶.

В конце марта - начале апреля 1919 г., составляя "план спешных мер за середняка", он написал: "1) Чрезвычайный налог с середняков ослабить тотчас"³⁷. НКФ разработал проект декрета о льготах крестьянам-середнякам в отношении взыскания чрезвычайного налога, и СНК 8 апреля его утвердил; на другой день проект был одобрен ВЦИКом³⁸. В декрете "О льготах крестьянам-середнякам в отношении взыскания единовременного чрезвычайного революционного налога" говорилось, что значительная часть середняков добровольно, без всякого принуждения уже внесла причитающийся с них налог. Если же остальные середняки налога не платят, значит раскладочные комиссии ошибочно отнесли этих неплательщиков к средним крестьянам, это беднота, вовсе освобождаемая от чрезвычайного налога. "Поэтому представляется

справедливым прекратить дальнейшее взыскание этого налога с граждан, обложенных низшими ставками налога и до сих пор не смогших внести его".

В зависимости от региона освобождались от уплаты граждане, на которых налог был наложен в сумме до 1000 руб. (Курская, Саратовская, Астраханская, Вологодская и Северо-Двинская губернии) либо до 3000 руб. (Московская губерния). Для тех лиц, кого обложили по завышенной ставке, но не более чем в три раза, его сумма уменьшалась вдвое³⁹.

Декрет 9 апреля 1919 г. оказался переломным моментом в истории с "всероссийской контрибуцией". Он стал прямым следствием сопротивления населения чрезвычайному налогу. Большевики вынуждены были под давлением снизу пойти на уступку.

Сравнение опубликованного декрета с его проектом, представленным Крестинским на заседание СНК 8 апреля 1919 г., показывает корректировку, которой он подвергся. Было исключено положение о том, что губисполкому предоставляется право в два раза увеличивать минимум, освобождающий от взыскания, для отдельных местностей губернии, если у них есть какие-либо экономические особенности, требующие такого повышения.

Смягчена была формулировка в отношении наказания за неуплату налога в течение двух недель после объявления новых ставок, а также об ответственности должностных лиц, допустивших злоупотребления при его взимании. Крестинский предлагал предавать их не народному суду, а суду революционного трибунала⁴⁰.

Декрет фактически лишил местные власти возможности применять жесткие меры, что отразилось на сборе чрезвычайного налога. В марте 1920 г. Тамбовский губфинотдел отмечал, что с уклоняющимися от уплаты налога он пытался бороться преданием их суду. Но добиться увеличения сборов таким способом не удалось. Причину этого губфинотдел видел в том, что другие отделы выполняют свои задания при помощи реальной силы, в налоговом же деле приходится ограничиваться командировкой отдельных инструкторов, увещеваниями, разъяснениями, предписаниями, иногда может быть строгими, "но по сравнению с реальной силой совершенно неубедительными для населения". Раньше можно было воздействовать в административном порядке: опись, продажа имущества, арест. Теперь осталось только предавать суду, но судебные решения выносятся гораздо медленнее, чем административные. Предание суду действенно при небольшой численности неплательщиков. Если же их много, то требуется такая подготовительная работа, которая не по силам уездным финотделам, где наблюдается огромный недостаток работников⁴¹.

Льготы середнякам не распространялись на Москву, Петроград и губернские города, однако и здесь наметились послабления. 15 апреля 1919 г. коллегия Наркомфина решила официально действие декрета от 9 апреля на эти пункты не распространять, но предложить соответствующим учреждениям НКФ в "инструкционном порядке" в отдельных случаях слагать недоимки⁴².

Прямым следствием декрета 9 апреля стало уменьшение общей суммы чрезвычайного налога, которое зависело от самодеятельности местных органов и никак не контролировалось центром. Таким образом, учесть заранее общий размер поступления чрезвычайного налога становилось невозможно.

НКФ всеми силами стремился закончить сбор революционного налога в срок. Но вскоре стало ясно, что к 15 декабря 1918 г. этого сделать не удастся. Тогда НКФ предложил закончить работу ускоренным темпом к 1 января 1919 года⁴³. Однако и эта дата оказалась нереальной. 2 августа 1919 г. Наркомфин объявил новый срок уплаты революционного налога без штрафа - 15 августа 1919 года⁴⁴.

Но и к этой дате завершить операцию не удалось. В первую очередь это объяснялось сопротивлением населения. В докладе о деятельности Воронежского губисполкома от 18 июня 1919 г. говорилось, что к чрезвычайному налогу "повсюду население относится безусловно враждебно". Его сбор в некоторых волостях еще не производился, "так как составление списков плательщиков преднамеренно тормозится сельскими обществами, считающими этот налог несправедливым и крайне обременительным"⁴⁵.

Значительным препятствием в проведении налога стали и жалобы, поток которых захлестнул в первую очередь местные органы. В конце апреля 1919 г. ряд финотделов обратился в НКФ с просьбой установить предельный срок приема и рассмотрения возражений по чрезвычайному налогу. 28 апреля 1919 г. в губернии был направлен циркуляр, который предписывал по истечении недели после его получения претензии граждан не рассматривать. Здесь же был указан срок подачи жалоб по применению декрета 9 апреля 1919 г. о льготах крестьянам-середнякам⁴⁶. Но эти распоряжения не дали ожидаемых результатов. Как местным властям, так и центральным органам НКФ, СНК, НКВД и ВЦИК пришлось рассматривать жалобы не только до конца 1919 г., но и на протяжении всего 1920 года⁴⁷.

Декрет о льготах среднему крестьянству внес дезорганизацию в сбор "всероссийской контрибуции". 30 апреля 1919 г. НКФ направил циркуляр, требовавший ускорить проведение его в жизнь. Губерниям было предложено вновь составить списки плательщиков с учетом льгот середнякам⁴⁸. На практике это означало остановку сбора налога. Плательщики всячески старались доказать свое право на льготы, дарованные середнякам⁴⁹. Фактически местные власти должны были начать работу по раскладке заново. При слабости местного финансового аппарата и низкой квалификации уездных советских работников завершение этой работы становилось практически неразрешимой проблемой.

Декрет 9 апреля 1919 г. можно считать рубежом "активной фазы" сбора чрезвычайного налога. Далее до конца 1920 г. проходил "вялотекущий" период взимания "всероссийской контрибуции". На 6 июня 1919 г. в уплату чрезвычайного налога поступило 1 009 309 367 рублей. В целом к концу 1920 г. чрезвычайный налог дал (по максимальной оценке) 1627,7 млн. рублей⁵⁰. Следовательно, за первые 7 месяцев с ноября 1918 г. по начало июня 1919 г. поступила большая часть собранной суммы в 1 млрд. руб., а за остальные 19 месяцев (с июня 1919 г. по декабрь 1920 г.) еще 620 миллионов.

С самого начала некоторые советы выражали сомнение в возможности полностью собрать в их местности налог. На заседании Самарского губернского революционного комитета 15 ноября 1918 г. при обсуждении методов взыскания чрезвычайного налога В. В. Куйбышев заявил, что 400 млн. руб. наличными, падающие по раскладке НКФ на губернию, собрать не удастся. Он объяснял это тем, что городская буржуазия большей частью сбежала, а лиц, получающих жалование свыше 1500 руб. в месяц в Самарской губернии нет (максимум 800 рублей). Решено было составить докладную записку в центр с изложением соображений Куйбышева о невозможности собрать налог⁵¹.

30 января 1919 г. 6-й Ветлужский уездный съезд советов принял резолюцию о том, что 29 млн. руб. чрезвычайного налога уезд при всем желании уплатить не в состоянии⁵².

10 августа 1919 г. финотдел Клинского уездного исполкома констатировал, что сбор чрезвычайного налога значительных результатов не дал. Из 43,3 млн. руб., причитающихся с уезда, поступило в уплату 2 244 593 руб. 65 копеек. По мнению финотдела, взыскать всю сумму не было возможности⁵³.

Одной из причин финансового провала чрезвычайного налога было то, что параллельно местные власти устанавливали свои "налоги", "сборы", "контрибуции" и т.п.⁵⁴ При этом местным формам обложения уделялось более пристальное внимание, чем "всероссийской контрибуции". В резолюции по финансовому вопросу того же Ветлужского уездного съезда говорилось о необходимости принять все меры по взысканию 2-миллионной контрибуции для нужд уездного исполкома⁵⁵.

В мае 1919 г. на Всероссийском съезде заведующих финансовыми отделами советов руководители НКФ признали, что полностью собрать 10-миллиардный налог не удастся. Крестинский полагал, что после проведения ряда мероприятий будет взыскано 25 - 30% суммы, назначенной к поступлению, то есть 2,5 - 3 млрд. рублей. Заместитель наркома С. Е. Чуцкаев, выступавший следом, надеялся лишь на 20% (2 миллиарда)⁵⁶.

Но даже такие отнюдь не оптимистические прогнозы руководителей НКФ не сбылись. Взимание чрезвычайного налога прекратилось 3 февраля 1921 г., когда Президиум ВЦИК приостановил взимание всех денежных налогов⁵⁷. Финансовые итоги "всероссийской контрибуции" оказались более чем скромными. По различным оценкам, к концу 1920 г. удалось собрать от 1,5 млрд. до 1627,7 млн. руб., то есть от 15 до 16%⁵⁸. Характерно, что наиболее полно уплатили налог бедные и средние по зажиточности волости и уезды. Максимальные показатели дали Вятская, Казанская и Симбирская губернии (от 51 до 84%)⁵⁹.

Одной из причин такого низкого поступления налога являлось его запоздалое введение⁶⁰. К осени 1918 г. "экспроприация" буржуазии фактически была завершена через контрибуции, проводившиеся местными властями. В местностях, находившихся под контролем большевиков, капиталистов практически не осталось. Они или бежали, или были разорены национализацией, реквизициями и контрибуциями. Обложить кулаков и спекулянтов-мешочников было трудно, они изыскивали возможности уклоняться.

Достигнуть упорядочения денежного обращения путем изъятия из оборота большого количества кредитных билетов также не удалось. Даже если бы 10-миллиардный налог поступил полностью, это не оказало бы серьезного влияния на оздоровление финансовой системы. За 1918 год в обращение было выпущено на 165 млрд. руб. бумажных денег⁶¹.

Не прекратил революционный налог и практику местных контрибуций. Советы продолжали использовать "единовременные сборы" с целью пополнения своего бюджета.

На продовольственном положении 10-миллиардный налог сказался отрицательно. Во второй половине марта 1919 г. обнаружилось, что его взыскание в некоторых губерниях приурочивается к сдаче зерна государственным продовольственным органам, что неблагоприятно отражается на хлебных заготовках⁶².

Неутешительными оказались и политические итоги. Стремление власти в конце 1918 - начале 1919 г. во что бы то ни стало собрать "всероссийскую контрибуцию" привело к тому, что повсеместно применялись репрессивные меры, которые обрушились не только на "классовых врагов". Расчет объединить с помощью налога середняка и бедноту против кулачества и получить прочную социальную базу в деревне не оправдался. Злоупотребления приказами и принуждением сплотили деревню в ее неприятии "всероссийской контрибуции". Крестьянство взялось за оружие. Большевики вынуждены были отказаться от жесткой линии в проведении чрезвычайного налога, что предопределило его финансовый провал.

Катастрофическое падение покупательной способности рубля к концу 1920 г. окончательно сделало бессмысленным продолжение взыскания "все-

российской контрибуции". 3 февраля 1921 г. Президиум ВЦИК принял постановление о приостановке взимания всех денежных налогов, после которого сбор чрезвычайного налога был прекращен⁶³.

Примечания

1. См.: Социальная революция и финансы. Сб. к III конгрессу Коммунистического Интернационала. М. 1921, с. 50, 129; АЛЬСКИЙ М. Наши финансы за время гражданской войны и нэпа. М. 1925, с. 29; Финансовая политика Советской власти за 10 лет. М. -Л. 1928, с. 16; ОСИПОВА Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М. 2001, с. 247; Труды Всероссийского съезда заведующих финотделами. Пленарные заседания. М. 1919, с. 20.

2. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 19, оп. 1, д. 226, л. 6, 57.

3. Труды Всероссийского съезда заведующих финотделами, с. 20, 35.

4. Декреты Советской власти (ДСВ). Т. 3. М. 1964, с. 465 - 468; ОСИПОВА Т. В. Ук. соч., с. 247 - 248.

5. Финансовая политика Советской власти за 10 лет, с. 7.

6. Советы в эпоху военного коммунизма (1918 - 1921). Сб. документов. Ч. 2. М. 1929, с. 252.

7. ЛЮБИМОВ Н. Н. Единовременный чрезвычайный революционный налог. Пг. 1919, с. 3 - 5.

8. Там же, с. 10.

9. ОСИПОВА Т. В. Ук. соч., с. 248.

10. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 11 - 13.

11. РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2760, л. 4; Экономическая жизнь, 10.I.1919; ОСИПОВА Т. В. Ук. соч., с. 256.

12. ОСИПОВА Т. В. Ук. соч., с. 248 - 249.

13. КАЛИНИН М. Вопросы советского строительства. М. 1958, с. 18.

14. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 130, оп. 3, д. 265, л. 1 - 29; РИВКИН Б. Финансовая политика в период Великой Октябрьской социалистической революции. М. 1957, с. 185; ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 6.

15. РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2760, л. 7; ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 5 - 8.

16. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 16 - 17.

17. РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2760, л. 1 - 5.

18. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 17.

19. Цит. по: ОСИПОВА Т. В. Ук. соч., с. 253 - 254.

20. ДСВ. Т. 4. М. 1968, с. 267.

21. ГАРФ, ф. 1235, оп. 94, д. 118, л. 388.

22. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 8.

23. Там же, с. 23; РИВКИН Б. Ук. соч., с. 183; История Министерства финансов России. Т. 2. М. 2002, с. 80.

24. См.: Российский государственный архив экономики (РГАЭ), ф. 7733, оп. 1, д. 40, л. 1; ДСВ. Т. 3, с. 455 - 457.

25. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 19.

26. Там же, с. 19 - 20.

27. РГАСПИ, ф. 19, оп. 1, д. 242, л. 2.

28. Там же, ф. 5, оп. 1, д. 2760, л. 16 - 17.

29. ОСИПОВА Т. В. Ук. соч., с. 249 - 255.

30. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 5.

31. РГАСПИ, ф. 19, оп. 1, д. 233, л. 3.

32. Там же, д. 236, л. 2; д. 239, л. 4.

33. Экономическая жизнь, 15.I.1919; Сб. декретов и распоряжений по финансам. Т. 1. Пг. 1919, с. 155.

34. ГАРФ, ф. 130, оп. 3, д. 265, л. 1.

35. Там же, л. 2 - 4.

36. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 38, с. 15 - 17.

37. Там же, с. 413.

38. РГАСПИ, ф. 19, оп. 1, д. 276, л. 4; ГАРФ, ф. 130, оп. 3, д. 65б, л. 49; д. 33, л. 2; ф. 1235, оп. 94, д. 31, л. 113.

39. ДСВ. Т. 5. М. 1971, с. 51 - 53.

40. РГАСПИ, ф. 19, оп. 1, д. 276, л. 23, 25.

41. РГАЭ, ф. 7733, оп. 1, д. 1595, л. 6.

42. Там же, д. 148, л. 7.

43. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 5.

44. РГАЭ, ф. 7733, оп. 1, д. 161, л. 38.

45. Советы в эпоху военного коммунизма. Ч. 2. М. 1929, с. 436.

46. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 9.

47. ГАРФ, ф. 130, оп. 4, д. 300, л. 297 - 303.

48. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 14 - 15.

49. РГАЭ, ф. 7733, оп. 1, д. 1595, л. 6.

50. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 21; АЛЕКСАНДРОВ А. М. Финансы СССР. М. 1952, с. 76.

51. Советы в эпоху военного коммунизма. Ч. 2, с. 257.

52. ГАРФ, ф. 130, оп. 3, д. 263, л. 35.

53. Советы в эпоху военного коммунизма. Ч. 2, с. 275.

54. Финансовая политика Советской власти за 10 лет, с. 16.

55. ГАРФ, ф. 130, оп. 3, д. 263, л. 35.

56. Труды Всероссийского съезда заведующих финотделами, с. 21 - 22, 34 - 35.

57. ЮРОВСКИЙ Л. Н. Денежная политика Советской власти (1917 - 1927). М. 1928, с. 65.

58. РИВКИН Б. Ук. соч., с. 185; АЛЕКСАНДРОВ А. М. Ук. соч., с. 76.

59. ОСИПОВА Т. В. Ук. соч., с. 255, 257.

60. РГАЭ, ф. 7733, оп. 1, д. 1595, л. 6.

61. Финансовая политика Советской власти за 10 лет, с. 7.

62. ЛЮБИМОВ Н. Н. Ук. соч., с. 14.

63. ГАРФ, ф. 1235, оп. 38, д. 8, л. 2; ЮРОВСКИЙ Л. Н. Ук. соч., с. 65.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Е. Н. Соколов:

Комментарии: