Libmonster ID: BY-1154
Автор(ы) публикации: А. В. Гладышев

История Французской революции, из которой черпали вдохновение и аргументацию представители самых различных политических убеждений - от марксистов до анархистов, с годами обросла мифами, которые оказались тем прочнее, чем выше был научный или идеологический авторитет их создателей и "ретрансляторов".

Известный историк Французской революции Р. Кобб, стремившийся создать у читателя своих исследований "эффект присутствия", как-то написал: "Главная цель историка - оживить мертвых. Как похоронных дел мастер, он может позволить себе несколько профессиональных ухищрений. Подобная позиция человека, считающего историю не "строгой" наукой, а художественным творчеством и позволяющего себе, когда данные источников не поддаются желаемым манипуляциям, "слегка переосмыслить тексты", - это собственно даже не мифологизация, ибо автор не скрывает своей позиции. Мифы, о которых пойдет речь ниже, имели (и имеют) ярко выраженную и даже агрессивную "научную окраску", они не допускают и доли авторской самоиронии к результатам своего творчества.

Разрушение историографических мифов Французской революции уже имеет свою, пока еще небольшую, традицию, заложенную знаменитой лекцией английского историка А. Коббена "Миф Французской революции", прочитанной в 1954 г. с успехом поддержанную современным французским историком П. Генифе1, а из отечественных - доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником ИВИ РАН А. В. Чудиновым в его работе "Французская революция: история и мифы"2. Книга Чудинова на протяжении четверти века занимающегося историей революции, - некий (вероятно, промежуточный) итог его исследовательских усилий и методологических рефлексий.

Оригинальность авторского подхода, точнее - нетрадиционность основной авторской установки, проявляется уже в эпиграфе книги (с. 5), свидетельствующем о том, насколько посеянные ветрами постмодернизма споры релятивизма проникли в сферу отечественных исследований по Французской революции, сферу, остававшуюся очень долгое время для нашей историографии заповедной: методологические установки авторов колебались между марксизмом и, в лучшем случае, позитивизмом. Споря друг с другом, историки все время повторяли ранкеанское: "Вот, как оно было на самом


Гладышев Андрей Владимирович - доктор исторических наук, профессор Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского.

стр. 66


деле"... А тут вдруг серьезный ученый помещает в эпиграф утверждение Г. Миллера: "история не ведает ни реальности, ни достоверности".

Автор берет на себя весьма ответственную роль ниспровергателя "прописных истин", но делает это без излишней пафосности, по-деловому. "Критический анализ едва ли не любого из освященных традицией историографических стереотипов способен принести самые неожиданные результаты" (с. 8).

А. В. Чудинов призывает "определиться с терминами" (с. 104), в том числе и с такими привычными как "феодализм", "абсолютизм", "буржуазия". Историки столь часто использовали их, что убедили и себя, и своих читателей, что они это видели. Автор отважился и усомниться самому, и поддержать тех, кто усомнился ранее. Такой, казалось бы, "наивный" подход приводит нас к весьма неожиданным результатам.

Книга Чудинова состоит из трех частей. Первая часть объединяет ряд очерков по историографии Французской революции (общий обзор отечественной историографии XIX - начала XX вв., детальный разбор сочинений Н. М. Лукина и анализ концептуальной марксистской формулы: буржуазная революция разрушила феодально-абсолютистский строй и открыла дорогу капитализму).

Автор вслед за П. Нора рассматривает революцию как явление "исторической памяти", что позволяет ему представить ее и как "явление русской культуры", и как часть "исторической памяти русской интеллигенции" (с. 10). Речь идет о том, что русские вольнодумцы и либералы всех мастей, начитавшись французских авторов, придумали идеализированный образ "великой французской революции". Русские историки были здесь "не слишком беспристрастны" (с. 18). Действительно, еще М. Ф. Орлов называл Французскую революцию - "Великой эпохой", эпохой человека и разума, но это не освобождало ее от критики. Полностью одобряя Декларацию прав человека и гражданина 1789 г., - "правила французской революции", - Орлов отвергал якобинскую диктатуру, считая ее "великим бедствием" в истории революции3. Конечно, говорить за всю "русскую культуру" да и даже за всю "русскую интеллигенцию" весьма проблематично. Каждый найдет в истории то, что захочет в ней найти! На практике речь идет о памяти вполне конкретной социальной группы. Да, "революция-праздник" была не такой уж безоблачной, что видно было даже по гимназическому учебнику (если уж вести речь о формировании коллективной памяти) Р. Ю. Виппера, И. П. Реверсова, А. С. Трачевского, заслужившего популярность "увлекательностью чтения". Здесь гимназист нашел бы и "парижскую чернь" (а не только "санкюлотов" или "народные массы"), и "грабежи", "истребление и воров, и детей" и т.д.

В очерке о Лукине автор рассматривает "механизм формирования советской интерпретации Французской революции" (с. 26). Чудинов решительно протестует против схематизации истории, вульгарного социологизирования, гипертрофированного классового подхода (с. 35, 36). Автор демонстрирует читателям, как научно-популярные сочинения Лукина, написанные в пропагандистских целях, приобрели со временем статус научно-исследовательских. По-видимому Чудинов - первый, кто в этом статусе печатно усомнился. Дело не в том, что автор не принимает метод Лукина как таковой, - метод "априорно заданных схем" (с. 38), его "методологию примеров" (с. 41), - а в том, что подобный метод приводит к искажениям (с. 52). Фактически речь идет о последовательном опровержении концептуальной основы марксистско-ленинской интерпретации Французской революции (с. 56).

Еще один историографический миф или, как его обозначает автор, "фантом": "феодально-абсолютистский" строй во Франции накануне Революции. Здесь речь идет уже о втором поколении советских историков Французской революции. Чудинов называет вещи своими именами: несмотря на все разногласия, "дискуссии" между "московской" и "питерской" школами историографии Французской революции, концептуальная основа у них, естественно, одна - марксистская. Несущей конструкцией советской историографии была социологическая схема: "буржуазная революция" разрушила "феодально-абсолютистский строй". Вопрос, который ставит перед собой автор, дос-

стр. 67


таточно претенциозен: "В какой степени эта теоретическая конструкция соответствует историческим реалиям Франции конца XVIII в. и объясняет происходившие там события?" (с. 57). Вообще подобная оговорка для автора не характерна: весь тон книги говорит о том, что "исторические реалии" - вещь мало реальная. Более осторожно можно было бы сформулировать вопрос так: насколько эта теоретическая конструкция соответствует результатам последних исследований в данной области? Кстати говоря, автор делает вывод уже совсем в иных выражениях: "таким образом, как показывают результаты специальных исторических исследований..." (с. 97). Но дело здесь не в позитивистских привычках, въевшихся в наше подсознание со школьной скамьи, а в том, что автор заставляет читателя, мало-мальски знакомого с историей или даже многие годы ее преподававшего, замахнуться на то самое школьно-вузовское и потому, казалось бы, очевидное, само собой разумеющееся, почти сакральное - "феодально-абсолютистский строй". Оказывается, это понятие, которое нам казалось фрагментом действительности, изобретение чисто советское.

Чудинов последовательно рассматривает, какой "феодализм" был во Франции накануне революции и, что в ней еще оставалось "абсолютистского"4. Современные исследователи, кажется, уже признали, что "феодализма" накануне революции (если не вообще) не было. С абсолютизмом дело еще сложнее. Для таких "патриархов" отечественной историографии как Н. И. Кареев и Е. В. Тарле, отмечает Чудинов, "характерна экстраполяция французского исторического опыта на русскую действительность" (с. 72). Советская историография восприняла "абсолютизм" как данность: предстояло лишь уточнить его "классовую природу".

Но даже идеологи французского абсолютизма, обосновывая "абсолютный" характер власти своего монарха, не говорили о неограниченной власти, о произвольном ее использовании и т.д. Как оказалось на поверку, абсолютизм не был абсолютным: ограничения существовали (не только в теории, но и на практике) - и морального, и религиозного, и институционального порядка. Чудинов вынужден разочаровать желающих блеснуть своим знанием истории перед подчиненными: "Как говорил Людовик XIV, "государство - это я!". Оказывается и это миф, точнее - апокриф (с. 87).

А. В. Чудинов не только констатирует "долговечность историографического фантома", но и пытается ее объяснить. И объяснения, на его взгляд, надо искать не в научной, а в идеологической плоскости (с. 97). Но речь здесь идет о гораздо более интересном и важном феномене - о том, как мифологизированный образ того или иного пережитого события становится частью коллективного воображаемого и, какую функцию он здесь выполняет. Любая революция требует самооправдания, потому-то именно революционеры стали основоположниками мифов о себе. И в этом отношении создатель "наполеоновской легенды" лишь достойное дитя своего времени. В нашем же случае получилось так, что публицисты времен революции расставили оценки, а либералы эпохи Реставрации их транслировали в историографию.

Вывод Чудинова: "История мифа о "королевском самодержавии" может рассматриваться как весьма показательный и достойный хрестоматии пример деформирующего влияния идеологии на научные исследования" (с. 99).

Автор последовательно рассматривает и вторую часть ключевой формулы марксистской интерпретации французских событий - "буржуазный" характер революции. Чудинов отслеживает, кто первый указал на "буржуазию" (из современников, из историков), кто и как затем интерпретировал этот термин. В качестве первых историков предложивших "буржуазную" трактовку характера революции Чудинов называет Ф. Минье и А. Тьера, которые смотрели на революцию как на борьбу общественных "классов" (с. 101). Действительно, исследователи (особенно советские) довольно охотно упоминали и упоминают о вкладе историков Реставрации в историю разработки теории классовой борьбы, тем более что очень хорошо известно, какое значение марксисты придавали усилиям, предпринятым в этом направлении Тьерри,

стр. 68


Гизо, Тьером и Минье. Понятие "класс" в годы Реставрации вторгается в область истории сначала в чисто полемической практике, а затем и на теоретическом уровне.

Один из источников концепта "борьба классов" кроется в реактивации в то время теорий XVIII века об истоках дворянства, наложенных на политические конфликты эпохи Реставрации. Иными словами в годы Реставрации происходит возврат к исторической полемике XVIII века. Хотя "возврат" в данном случае - понятие весьма условное: эти исторические теории полностью никогда и не забывались, прямо или косвенно их ментальные следы присутствовали и в текстах периода революции. Возьмем, к примеру, знаменитый памфлет Э. Н. -Ж. Сйиеса, где автор в поисках истоков дворянства доходит до завоевания франков. Германские истоки французских дворян ("дикарей, вышедших из лесов и болот прежней Германии", - как писал Сийес) символизируют чуждость института дворянства по отношению к нации5.

Возвращение к аргументации достаточно обильно использованной в годы революции (Сийес здесь далеко не одинок, примеры можно множить и множить) было положено публикацией работы графа Монлозье "О французской монархии от ее истоков до наших дней". В 1814 г. он опубликовал свою книгу "О монархии французской от ее рождения до наших дней", где проводил главную свою идею, что государство - результат завоевания, а неизбежный результат завоевания, в свою очередь, - борьба расы победителей и расы побежденных. Франция, по Монлозье, - результат германского завоевания. Аристократия - потомки завоевателей франков, третье сословие - потомки завоеванных галлов6. Распространение идей Монлозье и активизировало историко-политические размышления его современников. Начало 1820-х гг. - время своеобразного "прорыва" в создании теории классовой борьбы. Помимо вышеназванной книги Монлозье, важнейшими источниками при изучении рассматриваемого вопроса будут работы Тьерри ("О французской монархии по состоянию на 1 января 1821 года", "О расовой антипатии, которая разделяет французскую нацию" - статья, опубликованная 2 апреля 1820 г. в "Европейской цензоре" и "Об освобождении общин" - статья, опубликованная 13 октября 1820 г. в "Курьер франсез") и Гизо ("Об управлении Францией после Реставрации и о современном правительстве"). В 1823 г. Гизо переиздаст "Наблюдения за историей Франции" Мабли, предварив их своим предисловием, в котором он будет утверждать, что Буланвилье, Монтескье, Дюбос, Мабли, - все они защищали свои частные интересы.

К каким бы лагерям не принадлежали публицисты эпохи Реставрации, питали ли они ностальгию по Старому порядку, как Монлозье, или же были защитниками духа революции, как Гизо и Тьерри, все они использовали одинаковую схему XVIII века - схему нации, разделенной на две нации, то есть, по выражению Тьерри, теорию "национальной дуальности". Именно здесь мы находим первые примеры совместной встречаемости в текстах "классов" и "борьбы", именно здесь мы встречаем "буржуазный" характер революции. Но при этом надо помнить, что эта теория была в годы Реставрации ничем иным как политическим оружием историков, ярким примером неразрывной связи истории и политики. Возможно, что особая живучесть мифа о "буржуазном" характере революции определяется тем, что этот постулат разделялся одновременно и марксистскими, и либеральными историками.

Классовый подход к революции был подвергнут ревизии именно через понятие "буржуазия". А. Коббен указал на различие между тем смыслом, каким наделяли термин "буржуазия" французы XVIII столетия, и тем смыслом, которым наделяли его марксисты XIX и XX веков. Те, кого марксисты привычно называли "классом буржуазии", представляли собой весьма разношерстный конгломерат людей с различными экономическими интересами, политическим влиянием, социальной психологией и т.д. Коббен фактически указал на существование различных "буржуазии", его поддержали французы П. Губер, Д. Рош, Ж. Л. Иссартель и др. Историки поделились на "классиков" и "ревизионистов". Итак, заключает Чудинов: "казавшееся некогда про-

стр. 69


стым и самоочевидным понятие утрачивает в свете новейших исследований прежний смысл и определенность, распадаясь фактически на несколько других, одинаково именуемых, но почти не связанных между собой" (с. 109).

Но, кто же все-таки "буржуазия"? Еще Коббен указал, что это оффисье и лица свободных профессий, которые возглавили движение против монархии, а последующие исследования подтвердили: так называемая "предпринимательская буржуазия" "сознательно действующим субъектом последней она явно не была" (с. 113). Почти те же цифры получила и Лёмэй: 50% депутатов от третьего сословия - оффисье и еще 26% - лица свободных профессий. Чудинов испробовал разные критерии в их совокупности, чтобы доказать или опровергнуть тезис о руководящей роли в революции "капиталистической буржуазии", но результат неизменно оказывался один и тот же: среди активных ораторов Учредительного собрания предпринимателей было "крайне мало", не приходится говорить и о единстве их политической позиции (с. 116, 118). "Капиталистические элементы не только составляли явное меньшинство среди депутатов Учредительного собрания, <...> но и меньшинство к тому же политически расколотое". Лишь половину депутатов-предпринимателей можно отнести к сторонникам революции (с. 124). Конечно, можно умозрительно предположить, что, допустим, оффисье просто мечтали пополнить ряды предпринимателей и оттого объективно выражали интересы этой группы. Но тогда мы должны признать, что общность интересов была только вне самой группы, которая не демонстрирует группового поведения: проявляет себя пассивно и действует несогласованно.

Чудинов предлагает скорректировать и положение, что революция дала мощный импульс развитию капитализма (с. 125 - 127), он ставит вопрос так: происходило ли развитие французского капитализма "благодаря революции" или же "несмотря на нее" (с. 127).

Во второй части монографии Чудинова, следуя авторской терминологии, речь заходит уже не столько о "мифах", сколько о "легендах". Советская историография Французской революции (как довоенная, так и второй половины XX века) одинаково нетерпимо относились к любым немарксистским интерпретациям революции: и к консервативному, и к "ревизионистскому" направлениям: "за кулисами научного диспута увидели политический "заговор" против социалистического лагеря" (с. 130).

Чудинов предлагает на суд современного читателя свой полемический текст 16-летней давности, призывающий, по меньшей мере, хотя бы к "новому отношению" к консервативной историографии. Тогда, в 1988 г. был поставлен вопрос о том, чтобы не просто "осуждать", но и "изучать" альтернативные точки зрения на революцию. "Круглый стол" 1988 г. - сам по себе уже почти легенда, но в данном случае автор, называя вторую часть своей монографии "Черные легенды историографии", имея в виду, естественно, другое.

Насколько полезен синтез достижений различных историографических направлений и, в частности, использование "консервативной крови", автор монографии показывает на примере исследования двух таких идеологически острых проблем революционной истории как роль в революции масонов и янсенистов. На первый взгляд, масонство изучено достаточно полно и хорошо. В одной только Франции каждый год появляется более дюжины книг по истории масонства. Свидетельства громадного внимания к этой теме читатель может найти, открыв хотя бы прекрасную работу Шарля Порсэ7, подводящую некий итог тридцатилетним усилиям исследователей, или же, пройдя метров сто от магазина "Жибер Жён" на бульваре Сен-Мишель до набережной Сены и открыв дверь известного магазинчика с эзотерическим уклоном, в котором небольшая комнатка с полками от пола до потолка специально отведена под книги по оккультизму и масонству.

Но, как это часто бывает и в других областях исторического знания, где писательская тематическая мода да читательский спрос вовлекают в свой круговорот все новых и новых восторженных, среди этой массы глянцевых обложек с непременными Всевидящем оком, циркулем и мастерком, далеко

стр. 70


не все работы соответствуют даже самому аморфно-размытому представлению о "научности". Издательский ажиотаж лишь создает иллюзию, что с изучением масонства все в порядке. За Монбланами и Эверестами книг очень не просто разглядеть пейзаж научно-исследовательской равнины.

В действительности писанием книг о масонстве занимаются по большей части сами масоны. Наверное, было бы уместно оговориться, что мифологизация масонами собственной истории - сюжет вполне достойный отдельного исследовательского внимания!8. (Такую литературу я назвал бы даже не масоноведением, а "масонологией"...) Немасонская (хотя, порой, их не так легко и отличить) историография масонства не столь уж и значительна. Долгое время масонство оставалось на обочине исследовательского интереса историков. И хотя в последнее время все чаще стали появляться серьезные исследовательские работы по истории социабельности, элит века Просвещения и т.д. и т.п., где масонству отведена глава-две, тем не менее, ведущий на сегодняшний день специалист по истории масонства во Франции П.-И. Борэпер сетует на "слабость научной осады" этой проблемы9. Тем более надо приветствовать усилия Чудинова, предлагающего читательскому вниманию историографический очерк вопроса, снабженный к тому же аналитическими выводами.

С теорией масонского "заговора" выступили два аббата: сначала Ф. -Ф. Лефранк, затем О. Баррюэль (вспомним, что еще в 1738 г. масонство было осуждено специальной папской буллой как вредная секта10). Но их рассуждения историками очень долгое время не принимались всерьез. Сочинение Баррюэля раскритикованное еще в 1801 г. Ф. -Ф. Мунье, подверглось пренебрежению и забвению представителями "классической" историографии Французской революции. Другое дело, что к вопросу о связи масонов и революции время от времени обращались "масонологи". Здесь я бы отметил такую тенденцию: в зависимости от политической ситуации масонские авторы и органы признают (при этом, преувеличивая) или, напротив, отрицают связь масонства с политикой и, например, роль масонов в вызревании революции.

Если Борепэр критикует в основном "внеуниверситетские" исследования масонства во Франции (то есть "масонологию"), которые описывают этот сюжет что называется "веруя" и тем самым дисквалифицируют свою цель с научной точки зрения11, то Чудинов обращается как раз к работам не любителей и популяризаторов, а специалистов. Л. Блан, Г. Бор, О. Кошен, А. Олар, А. Матьез, Г. Мартен, Д. Морне, А. Лантуан, Б. Фей, П. Шевалье, А. Ле Биян, А. Собуль, Ф. Фюре, Д. Рош, Р. Алеви, и, наконец, Д. Лигу, М. Джейкоб и, конечно, сам П. -И. Борепэр, - вот историографические вехи, которые расставляет автор. При этом отмечается, что как только историки отбросили в сторону эмоции и обратились к документам, то выяснилось, что "если не все масоны стали якобинцами, то большинство якобинцев все же были масоны", что, собственно, утверждал и Баррюэль" (с. 146). И хотя на протяжении XX века неоднократно предлагалось перенести дискуссию из "заговорщической" плоскости в русло рассуждений об "идейном влиянии" масонов на революционеров, о распространении "духа масонства", тем не менее, как показывает Чудинов, историки "классического" направления в историографии революции и сегодня готовы бороться с "баррюэлизмом" (с. 172).

Главный недостаток "классической" интерпретации темы "Масоны и Революция", по мнению автора - "метеорологическая ограниченность", "однолинейность", сведение многогранной проблемы к дилемме: был ли "заговор" или нет. Но 1990-е гг. привнесли и сюда новые веяния: представители "классической" школы историографии все еще для порядка борются на два фронта, критикуя и консерваторов, и "ревизионистов", а сами уже используют предложенные оппонентами социологические, антропологические, квантитативные методы. Автор заключает: сегодня в историографии "наметились перспективы достижения консенсуса" (в конечном итоге едва ли достижимого) и выражает надежду, что постепенное идеологическое "охлаждение" темы и использование все более разнообразного методологического инструментария откроют новые горизонты (с чем и мы полностью согласимся) (с. 176).

стр. 71


Но здесь важно было бы отметить и следующее. Масонство как явление гораздо более разношерстно, разномастно и разнопородно, чем это обычно представляют. Особенно этот момент следует иметь в виду, если мы говорим о XVIII веке. Именно попытки (иногда целенаправленные, иногда нет) представить масонство как нечто цельное, единое, сплоченное, о чем, казалось бы, свидетельствуют его иерархиезация, степени, обряды, да и сам концепт "Орден", именно эти попытки и приводят к мифологизации масонства. Мы редко рассуждаем о "революционерах" вообще, у нас там и "бриссотинцы", и "робеспьеристы", и, на худой конец, "жирондисты" с "фейянами", но мы охотно слушаем о неких "масонах", как будто если бы они были партией, построенной по принципу "демократического централизма", как будто все масонские ложи XVIII в. действительно кем-то управлялись из единого центра, а братья единодушно подчинялись приказам их невидимых начальников. Между тем, как-то упускается из виду, что соперничество было не только между "ветвями" масонства или между его различными "системами", но и внутри них - на уровне лож. Еще до революции известны случаи, когда масонские братья доносили друг на друга в полицию и строили прочие козни. Мне представляется, что история масонства эта редкая область в современной историографии, где еще необходимы исследования написанные, если хотите, в позитивистском или эрудитском ключе, здесь еще востребована событийная история. Двигаясь от истории конкретных лож к истории "систем", мы рано или поздно выйдем на уровень генерализации не легенд и мифов, а результатов исследовательской деятельности. И только после этого снова вернемся к новым интерпретациям. Без этого, как мне представляется, споры об уже набившей у профессиональных историков оскомину теории "заговора" бессмысленны, а многочисленные исследования, якобы, "популяризующие" историю этой тайной организации, являются лишь переливанием воды из пустого в порожнее и повторением на разные лады уже давно известного.

Другая легенда, рассматриваемая А. В. Чудиновым, - роль янсенизма в подготовке революции. Первыми об этом заговорили все тот же О. Баррюэль и еще один аббат - А. Грегуар. Долгие годы причастность янсенизма к революции оставалась даже не легендой, а чем-то вроде "научного слуха". Чудинов в качестве принципиальной вехи в изучении вопроса называет книгу 1929 г. Э. Преклена, которая стала отправной точкой рассуждений и через 60 лет для участников коллоквиума "Янсенизм и Революция", который, в свою очередь, стал мощным импульсом для развития исследований по истории янсенизма. Из литературы, вышедшей по теме в 1990-е гг., Чудинов анализирует работы Д. Ван Клэя, М. Котре, К. Мэр, У. Доила. Вывод автора строг: "Ведущие специалисты в данной области существенно расширили наши представления о феномене янсенизма, однако к объяснению его связи с Французской революцией они, надо признать, практически не приблизились" (с. 191). Эту связь тщетно искать в идеологии, трудно в политике, и, как указывает, автор, главная проблема современных исследователей, ходящих в изучении этой проблемы по кругу, все та же - методологическая. Чудинов предлагает поискать связь янсенизма с революцией с точки зрения социокультурной истории, как это сделали специалисты по масонству (с. 192), то есть в общем-то, вернуться к изучению "революции в умах" (но на уровне повседневной культуры), предшествующей политической революции.

Третья часть монографии А. В. Чудинова посвящена "людям-символам". Все та же троичная структура, что и во второй части, а, по сути, и в первой (в третьей и четвертых главах первой части рассматривается одна и та же методологическая формула): Шарлота Корде, Жорж Кутон и Павел Строганов. Их имена на слуху, каждое из них "символизирует некую абстрактную идею". Автор справедливо указывает, что подобная "известность" в практике историографии ведет лишь к схематизации и стереотипизации личности. Согласен, как, наверное, согласится со мной и автор, что не лишним было бы сдуть пыль и с других портретов известных революционеров, и выбор в нашем случае персонажей определяется не столько их особым "символизмом", сколь-

стр. 72


ко авторской практикой историописания. Юная дева с жертвенностью Жанны д'Арк, жестокий и мечтательный инвалид, русский якобинец, кинжал и эшафот... Я советую читателям просто прочитать эти хорошо фундированные документами и прекрасно написанные с литературной точки зрения очерки.

"Вместо заключения" А. В. Чудинов предлагает читателю свою версию событий - краткий очерк истории Французской революции. Подводя итоги, он пишет: "Однако все, что сегодня является современным, когда-нибудь устареет: будут введены в научный оборот новые источники и придуманы новые методы анализа уже известных, новые результаты конкретных исследований дадут основание для новых обобщающих интерпретаций, а потому охотно допускаю, что изложенный мною ... взгляд на тему своего рода моментальный снимок из проходящего поезда времени - когда-нибудь тоже может быть признан историографическим мифом..." (с. 308).

Примечания

1. См., например: ГЕНИФЕ П. Политика революционного Террора 1789 - 1794. М. 2003. В основе философии интерпретации истории Французской революции у этого автора лежат две мысли: Ж. де Местра о революции как саморазвивающейся системе, из которой следует, что террор - результат динамики любой революции, а также Р. Кобба, заявившего, что не было "Французской революции", за которую, как правило, выдают события в Париже 1789 - 1799 гг., Вандея, Сомма, Гасконь и т.д. имеют свои истории революции. Из чего следует, что необходимо изучать опыт каждой из местностей со всеми ее характерными особенностями, и тогда мир окажется гораздо более сложным и многообразным, чем до этого думали.

2. ЧУДИНОВ А. В. Французская революция: история и мифы. М. 2007 (далее сноски на это издание даются в тексте).

3. ОРЛОВ М. Ф. Капитуляция Парижа. М. 1963, с. 55 - 56.

4. См. также: ЧУДИНОВ А. В. "Королевское самодержавие" во Франции: история одного мифа. - Французский ежегодник (ФЕ). 2005. М. 2005.

5. PIGUET M. -F. Classe. Histoire du mot et genese du concept des Physiocrates aux Historiens de la Restauration. Lyon. 1996, p. 146.

6. Время рождения германо-романской проблемы во Франции - 1714 год. У Н. Фрерэ в работе "Об истоках французов и их становлении в Галлии" "еще в общей форме, но с достаточной отчетливостью сформулирована романтическая концепция". См.: АЛПАТОВ М. А. Политические идеи французской буржуазной историографии XIX века. М.-Л. 1949, с. 31. Около века вокруг этой теории разгорались политические страсти. Спор в XVIII в. Буланвилье и Дюбоса отражал точку зрения дворянских писателей, которые выступали с позиций германизма, и буржуазных, которые придерживались романистической точки зрения. Мабли, Монтескье, Сийес, Турэ, Франсуа (из Невшателя) и многие другие обращались к этой проблеме.

7. PRORSET СН. Hiram Sans-Culotte? Franc-macjmerie, Lumieres et Revolution. Trente ans d'etudes et de recherches. P. 1998. Ш. Порсе был, кажется, первым из французских исследователей, кто ознакомился с масонскими фондами, хранящимися в России, и в немалой степени способствовал их возвращению на родину.

8. "Масонология часто изнуряет себя в напрасных поисках истоков ордена и отказывается от многочисленных легенд об его основании, никогда при этом не изучая их по примеру этнологов как мифические конструкции, не оставляя нам ни одного труда, который можно было сравнить с работой Д. Стивенсона об истоках шотландского масонства". См.: BEAUREPAIRE P.-Y. L'espace des francs-macons. Une sociabilite europeene au XVIII siecle. Rennes. 2003, p. 31. Борепэр в этой связи весьма критически оценивает усилия А. Кервела. См.: KERVELLA A. Aux origines de la Franc-Maconnerie francaise (1689 - 1750). Exiles britanniques et gentilshommes Bretons. Rouvray. 1996; eiusd. La Maconnerie ecossaise dans la France de l"Ancien Regime. Les anneees obscures 1720 - 1755. Monaco. 1999. Многочисленные издания на русском языке так же по большей части направлены лишь на популяризацию темы, но не на исследование вопроса.

9. BEAUREPAIRE P.-Y. L'espace des francs-rnacons. Une sociabilite europeene au XVIII siecle, 2003, p. 16.

10. BOUTIN P. La philisophie naturelle comme enjeu institutionnel: l'opposition de l'eglise catholique a la franc-maconnerie. - Dix-huitieme siecle. 1998. N 30, p. 397.

11. "Великие масонологические маневры" проходят вне Университета и ни для какого обмена с университетскими исследованиями не находится места: если на каком-то научном мероприятии и появляется горсточка университетских ученых, то не в качестве представителей университетской науки, а в качестве франкмасонов или членов кружка масонских исследований. См.: BEAUREPAIRE P. -Y. L'espace des francs-macons. Une sociabilite europeene au XVIII siecle. Paris, 2003. P. 30. Современное положение масонологии во Франции очень неудобно, она стремится к академической легитимации, но происходит это вне поля научного исследования: не просто разорвать кордон - орденскую ленту, обвивающую масонское тело.


© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/Французская-революция-взгляд-из-XXI-века

Похожие публикации: LБеларусь LWorld Y G


Публикатор:

Беларусь АнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://biblioteka.by/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

А. В. Гладышев, Французская революция: взгляд из XXI века // Минск: Белорусская электронная библиотека (BIBLIOTEKA.BY). Дата обновления: 14.01.2021. URL: https://biblioteka.by/m/articles/view/Французская-революция-взгляд-из-XXI-века (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - А. В. Гладышев:

А. В. Гладышев → другие работы, поиск: Либмонстр - БеларусьЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Беларусь Анлайн
Минск, Беларусь
288 просмотров рейтинг
14.01.2021 (1170 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Белорусы несут цветы и лампады к посольству России в Минске
Каталог: Разное 
6 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
ОТ ЯУЗЫ ДО БОСФОРА
Каталог: Военное дело 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ИЗРАИЛЬ - ТУРЦИЯ: ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ПАРТНЕРСТВО
Каталог: Политология 
7 дней(я) назад · от Yanina Selouk
Международная научно-методическая конференция "Отечественная война 1812 г. и Украина: взгляд сквозь века"
Каталог: Вопросы науки 
8 дней(я) назад · от Yanina Selouk
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Каталог: Политология 
9 дней(я) назад · от Yanina Selouk
NON-WESTERN SOCIETIES: THE ESSENCE OF POWER, THE PHENOMENON OF VIOLENCE
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Yanina Selouk
УЯЗВИМЫЕ СЛОИ НАСЕЛЕНИЯ И БЕДНОСТЬ
Каталог: Социология 
11 дней(я) назад · от Беларусь Анлайн
EGYPT AFTER THE REVOLUTIONS: TWO YEARS OF EL-SISI'S PRESIDENCY
Каталог: Разное 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
ВОЗВРАЩАТЬСЯ. НО КАК?
Каталог: География 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk
АФРИКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЯЗЫКОВ И КУЛЬТУР
Каталог: Культурология 
20 дней(я) назад · от Yanina Selouk

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

BIBLIOTEKA.BY - электронная библиотека, репозиторий и архив

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

Французская революция: взгляд из XXI века
 

Контакты редакции
Чат авторов: BY LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Biblioteka.by - электронная библиотека Беларуси, репозиторий и архив © Все права защищены
2006-2024, BIBLIOTEKA.BY - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Беларуси


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android