Юрьев Зиновий
ЗВУК ЧУЖИХ МЫСЛЕЙ
Повесть
Глава 1
Сознание возвращалось к Дэвиду Россу толчками, словно при
соприкосновении с действительностью оно отскакивало и снова
взмывало вверх, в облако неясных, бесформенных образов. И
все же при каждом таком приземлении его сознание удерживало
какую-то частичку окружавшего мира: ощущение сухого тепла
постели, кусочек зеленоватой стены, бело-голубой халат сест-
ры.
Должно быть, именно поэтому, едва открыв глаза, Дэвид уже
ясно понимал, что находится в больничной палате. В тот же
момент открылись шлюзы его памяти, и он вспомнил.
Он сидит за рулем своего старенького "шеви-два". Включен
обогреватель, и его уютное шипение сливается с шумом мотора
в привычный звук дороги. Шоссе накатывается прямо на него и
аккуратно разрезается машиной на два полотнища. Как и всег-
да, за рулем Дэвид не думает ни о чем. В голове лишь плывут
маленькие клочки мыслей, образов. Они то лениво сцепляются,
повинуясь каким-то таинственным законам ассоциаций, то снова
разбегаются в стороны.
Ему хорошо. Ощущение физического благополучия человека,
ведущего машину, складывается не только из его собственного
самочувствия. Ровная работа мотора, упругий шорох шин-все
это так же необходимо для спокойствия водителя, как и от-
сутствие болей в сердце, колотья в боку или поднимающейся по
пищеводу тошноты.
Дэвид Росс был здоров, как младенец на этикетке детских
консервов "Бич-нат", и с несокрушимым оптимизмом своих двад-
цати девяти лет он был уверен, что так будет всегда. Будут
сменяться машины - может быть, даже у него когда-нибудь бу-
дет "кадиллак", будут новые газеты, может быть, даже он ста-
нет когда-нибудь владельцем газеты и ему всегда будет хоро-
шо. Почему именно ему должно было быть всегда хорошо, он не
знал. Он просто не задумывался над этим.
Он относился к жизни точно так же, как и к дороге. Он
всматривался только в ту часть шоссе, которая сейчас мчалась
навстречу ему. Уносясь назад, она теряла реальность, превра-
щалась в абстрактные мили и населенные пункты.
Дэвид Росс мало думал о вчерашнем дне и еще меньше о
завтрашнем. Может быть, это равнодушие объяснялось, помимо
молодости, еще и его профессией. Он был репортером, и исто-
рия существовала для него один день. Кому нужна вчерашняя
измятая газета и кто может знать, какие заголовки захватят
первую полосу завтра?
Шоссе круто скатывалось с холма, и Дэвид нажал на акселе-
ратор. Он любил разогнаться на спуске и стремительно выско-
чить на подъем. Стрелка спидометpa дрожала где-то между во-
семьюдесятью и девяноста милями. Шелест шин перешел в свист.
Он миновал впадину, и быстрый подъем слегка вдавил его в си-
денье. "Шеви" выскочил на гребень холма, и в то же мгновение
он увидел прямо перед собой черную машину. Она только что
обогнала огромный автобус с эмблемой гончей на боку. Слева
был автобус, справа - кювет.
Машина надвигалась на него плавно и неспешно, будто в за-
медленной киносъемке, и Дэвиду казалось, что у него вполне
достаточно времени, чтобы нажать на тормоз, выйти из "шеви"
и крикнуть водителю: "Ты что, спятил!" Но почему-то и движе-
ния его были такими же медлительными и плавными, как и нап-
лыв встречного автомобиля. Он начал поворачивать руль впра-
во, поворачивать неторопливо, еле перебирая руками. И так же
неторопливо понял, что не успеет избежать столкновения.
Сердце его сжал первородный животный ужас перед неизбеж-
ным. Апокрифическая старуха с косой мелькнула перед его гла-
зами в одном из своих обличий двадцатого века - радиатором
встречной машины. "Шеви" медленно летел в кювет. Он услышал
тресквернее начало треска, потому что начал томительно мед-
ленно проваливаться в бесконечную черноту...
Очевидно, чувства все-таки отстают от сознания, потому
что прошло несколько секунд с того момента, как Дэвид открыл
глаза, а он все еще не испытывал никаких эмоций. Но вот он
сориентировался в пространстве и времени, нашел крохотную
точку во вселенной - себя и понял, что жив, что коса прошла
над его головой,- и его захлестнула радость. Она звенела,
струилась в его теле, распирая его. Он и не пытался сдержать
ее, он не смог бы удержать ее в себе, если бы даже хотел.
Она бы все равно выскочила из него, как мяч, который пытает-
ся удержать под водой ребенок. Он жив, он остался жив! И да-
же саднящая боль от ушибов лишь доказывала реальность спасе-
ния.
Если бы авария была абсолютно неожиданной, Дэвид, возмож-
но, очнулся бы с ощущением катастрофы, когда разум всеми си-
лами пытается не принять ее, не поверить, когда кажется, что
нужно только очень захотеть - и все окажется дурным сном,
чьей-то неумной выдумкой. Но в его выключившемся в момент
удара сознании застыло ожидание смерти, и больничная палата
с зеленоватыми стенами знаменовала собой жизнь. Он пошевелил
руками, ногами, головой. Какая это восхитительная штука: за-
хотеть пошевелить ногой или рукой - и тут же почувствовать
угодливое сокращение мышц! Вот желание бежит по нервам, тол-
кает, тормошит лениво-сонный мускул. "Что вам угодно?" -
"Хозяин велит вам приподнять левую ногу". - "Ох, не лежится
ему спокойно! Ну, так и быть".
Мускул зевает, набухает и нехотя тянет за прикрепленные к
костям сухожилия. Нога сгибается. Боже, чудо свершилось! Чу-
до, чудо! Почему не звонят в колокола и хоры не подхватывают
благодарственные псалмы?
Дэвид засмеялся самым чистым и веселым смехом - смехом
радости жизни.
Он услышал, как сестра в углу комнаты пробормотала: "Бре-
дит, наверное", - и ответил:
- Дорогая сестра, я не только не в бреду, я готов расце-
ловать вас, хотя это, наверное, и запрещается больничной ад-
министрацией. Вы уж простите меня за болтливость, но я чувс-
твую себя так, словно только что родился.
Сестра, немолодая женщина, обернулась к Дэвиду.
- Как вы себя чувствуете, мистер Росс? Если речь идет о
поцелуях, все в порядке, хотя это не совсем обычное желание
для новорожденного. Вам здорово повезло. Ухитриться отде-
латься в такой аварии всего несколькими ущйбами...
- Поэтому-то я и засмеялся, сестра. А вы сказали, что я,
наверное, в бреду.
- С чего вы это взяли? Я ничего не говорила.
- Как не говорили? Или мне это померещилось?
- Вот видите, вам нужно еще отдохнуть. После сильных пот-
рясений организм нуждается в покое. Постарайтесь заснуть.
- Спасибо, дорогая сестра. Дай вам бог больных, которые
бы чувствовали себя новорожденными, спали и смеялись!
Дэвид вытянулся, всем телом впитывая живое тепло посреди.
Господи, насколько же это тепло должно быть приятнее безна-
дежного холода мраморного стола в морге!.. Болели правый бок
и правая рука. Но подобно тому, как какой-нибудь острый соус
лишь подчеркивает вкус блюда, боль от ушибов была даже при-
ятной. Каждую секунду она напоминала о том, что он жив, цел
и почти невредим.
"Нужно будет позвонить Присилле", - подумал он. Впрочем,
она сегодня его не ждет, и нечего пугать ее звонками из
больницы.
Внезапно в голову ему пришла мысль о машине. "Шеви", на-
верное, разбит в лепешку. Хорошо хоть, что застрахован. Ка-
кой, интересно, порядок? Сначала в полицию, а потом уже в
страховую компанию? Или наоборот?
В газете наверняка еще никто ничего не знает о нем. Черт
с ними, может он хоть один день не думать о газете...
Дэвид закрыл глаза. С самого детства, когда он был совсем
еще маленьким мальчиком, по вечерам в кровати ему вдруг на-
чинало казаться, что он больше никогда в жизни не сумеет
заснуть. В такие минуты он был уверен, что перешагнуть грань
между бодрствованием и сном абсолютно невозможно.
Он изо всех сил сжимал веки и даже закрывал руками лицо,
но сознание упорно не хотело растворяться в темноте. Потом
темнота начинала расширяться, заставляя его физически ощу-
щать свою незначительность, и он начинал думать, что лучше
встать и зажечь свет. С этой мыслью он обычно и засыпал.
Но сейчас Дэвид погружался в дремоту спокойно и естест-
венно, будто не спеша входил в теплую воду. Мысли густели и
застывали, словно желе, и уже странно-неподвижными отступали
куда-то в уютный мрак.
...Проснулся он от звука торопливых шагов. В палату стре-
мительно влетел врач, схватил со стола листок и повернулся к
Дэвиду спиной.
- Гм, ловко у него получилось! Один случай из ста, - ска-
зал врач каким-то удивительно плоским, бесцветным голосом.
Дэвид затруднился бы даже сказать, какой это был голос,
высокий или низкий, грубый или мягкий. В голосе была ка-
кая-то бесплотность, абстракция, словно это был не голос, а
написанная фраза, которую Дэвид видел глазами. Но тем не ме-
нее это был голос, и он звучал у него в голове ясно и четко.
- Вы правы, доктор, ловко это получилось! Один случай из
ста. Такая авария...
- Да, да, - рассеянно ответил ему врач и вдруг резко по-
вернулся в сторону Дэвида. - Простите, вы о чем?
- Что я сказал? Я ответил, что вы правы, - один случай из
ста.
- Я так сказал?
- А разве нет? - испуганно приподнял голову Дэвид.
Врач успокоенно улыбнулся и мягко толкнул Дэвида в лоб,
заставляя его снова опустить голову.
- Все в порядке, молодой человек. Просто мне показалось,
что я не сказал "у вас это ловко получилось". А только поду-
мал об этом. Но это бывает. Иногда можно что-нибудь пробор-
мотать, не отдавая себе в этом отчета. А повезти вам дейс-
твительно повезло. Тот, второй, в "бьюике", погиб. Отец чет-
верых детей... Ну, отдохните еще, завтра мы вас отпустим.
Врач вылетел из палаты так же стремительно, как и вошел.
"Значит, тот погиб", - подумал Дэвид и не почувствовал ниче-
го. Он не был ни жестоким, ни сентиментальным, и чужая
смерть была для него алгебраически абстрактной, при упомина-
нии которой полагается покачать головой и сочувственно
вздохнуть.
Отец четверых детей - вечная американская манера говорить
о покойниках с легким неодобрением, словно они из-за како-
го-то каприза бросили многодетную семью. Отец четверых де-
тей! Можно подумать, что, не будь у этого типа детей, его
смерть приобрела бы большую респектабельность.
В палату снова вошла сестра. Увидев, что Дэвид не спит,
она слегка улыбнулась ему блеклой, усталой улыбкой и сказа-
ла:
- Красивое лицо... Как у Кирка Дугласа...
Вначале Дэвид смутился, хотя смущение не было лишено для
него приятности. Но при этом ум его зафиксировал какую-то
странность. Удивление медленно проявлялось в его мозгу, и
лишь когда оно окончательно созрело, он понял, что именно
поразило его. Сестра сказала: "Красивое лицо... Как у Кирка
Дугласа..." Слова сами по себе не были какими-то необычными.
Он знал, что немножко похож на знаменитого киноактера. То,
что произнесла их сестра в лицо человеку, лежащему на крова-
ти, было уже более странным. Но и не это заставило его нес-
колько раз открыть и закрыть глаза. Сестра произнесла слова,
не открывая рта! Она произнесла их, он явственно слышал их
своими ушами, слышал этот необычный, плоский голос, такой же
плоский и бестелесный, как у врача. Он не смог бы даже ска-
зать, какого тембра был голос, но каким-то образом он твердо
знал, что исходили эти слова от сестры. Он слышал их!
- Вы так считаете, сестра? - спросил он.
- Что считаю? - спросила сестра, удивленно повернувшись к
Дэвиду.
- Что у меня красивое лицо и что я похож на Кирка Дугла-
са?
Сестра краснела медленно и мучительно. Сначала у нее за-
пылали уши, затем краска пятнами спустилась на щеки, оставив
лишь синевато-бледным нос, словно эталон для сравнения.
- С чего вы это взяли? - еле пробормотала она.
- Но вы же это сказали, признайтесь!
- Господи, да что вы от меня хотите?..
Теперь Дэвид слышал два голоса. Один - обычный женский, с
чуть слышной хрипотцой, другой - тот, непривычно бесплотный,
который уже был ему знаком. Первый смущенно бормотал: "Ниче-
го я не говорила, не выдумывайте, пожалуйста!" Второй испу-
ганно шептал: "Ненормальный какой-то! Мысли он читает, что
ли?.. Не успела я это про него подумать, а он уже знает".
- Простите меня, сестра. Я пошутил, - сказал Дэвид.
Сестра - очевидно, для того, чтобы скрыть смущение - по-
вернулась к нему спиной и принялась что-то переставлять на
столике.
"Странный какой-то человек, - снова Дэвид услышал тот,
второй, голос без интонаций, - только я подумала, а он тут
же и услышал. Или это фокус какой-нибудь?.."
Дэвид поднял руки и заткнул себе уши, изо всех сил надав-
ливая на них указательными пальцами. Но он продолжал слы-
шать! Он слышал еще лучше. Ему казалось, что он воспринимает
даже легкий шорох, с которым непроизносимые слова катились
одно за другим.
"Надо с ним поосторожнее, - говорила сестра, не двигая
губами, - странный какой-то... Какой сегодня день? А, пятни-
ца... Надо постирать, пора уже..."
Она вышла, испуганно улыбнувшись Дэвиду, и ему послыша-
лось, как она пробормотала про себя: "Хоть бы быстрее его
отпустили..."
Дэвид был репортером и не привык размышлять над проблема-
ми, выходящими за привычный круг его жизни. Он мог думать о
том, как дотянуть до очередной получки, как раздобыть ка-
кой-нибудь материал для газеты, как уговорить Присиллу быть
чуточку более современной в своих взглядах на отношения меж-
ду мужчиной и женщиной...
Но в течение одного дня он оказался вышвырнутым далеко за
канаты своего будничного ринга. Он на секунду увидел прибли-
жение небытия,