Харлан ЭЛЛИСОН
ЧУЖОЕ ВИНО
Двое полицейских, поддерживая Виллиса
Коу, провели его к
накрытому
одеялом
телу. Темно-коричневая полоса начиналась
в пятидесяти ярдах
от
тела и
исчезала под одеялом. Коу слышал, как один из зрителей сказал: "Ее
отбросило
сюда. Ужасно." Он не хотел, чтобы ему показывали его дочь.
Но нужно было провести опознание,
и поэтому один
из полицейских
крепко
держал его, а другой опустился на
колени и отбросил
одеяло. Он
узнал
нефритовый кулон, который подарил
ей на окончание школы. Больше
ничего
узнать было невозможно.
- Это Дебби, - сказал он, отворачиваясь.
"Почему это случилось со мной? -
думал он. - Я же не отсюда,
я не
один из
них. Это должно было произойти с человеком."
- Ты сделал укол?
Он поднял голову от газеты и попросил
повторить.
- Я спросила, - негромко сказала Эстелла.
- Принял ли ты инсулин?
Он бегло улыбнулся, поняв ее
озабоченность и нежелание
вторгаться в
его
горе, и сказал, что сделал укол. Жена кивнула и сказала:
- Пойду наверх, лягу. Ты идешь?
- Чуть позже.
- Снова уснешь в кресле и упадешь.
- Не беспокойся. Скоро приду.
Она постояла, глядя на него, потом
повернулась и начала подниматься
по
лестнице. Он вслушивался в обычные
звуки наверху -
шум в туалете,
журчание
воды в
раковине и скрип
двери шкафа. Вот
пружины постели
об'явили,
что Эстелла легла. Тогда он переключил
телевизор на тридцатый
канал,
пустой, и убрал звук, чтобы не слышать шуршания "снега".
Несколько часов он сидел перед
телевизором, прижав руку к экрану, в
надежде,
что пронизывающие руку электроны позволят
ему увидеть сквозь
плоть
чуждые кости.
В середине недели он спросил у Харви
Ротхаммера, сможет ли он взять
отгул в
четверг и с'ездить в Фонтану, в больницу
к сыну. Ротхаммер
был
недоволен,
но не отказал. Коу потерял дочь,
а сын на девяносто пять
процентов
недвижим, лежит в специальной постели, и
нет никакой надежды,
что он
когда-либо сможет ходить. Поэтому он сказал, что Коу может взять
выходной,
но он не должен забывать, что апрель на носу, а для бухгалтера
это
горячее время. Виллис Коу заверил его, что знает об этом.
В двадцати милях к востоку от Сан-Димаса
автомобиль вышел из строя, и
Коу
сидел за рулем в
одуряющем зное и
смотрел на пустыню,
пытаясь
вспомнить,
как выглядит поверхность его родной планеты.
Его сын, Джилван, прошлым летом
отправился на каникулы к другу
в
Нью-Джерси.
Друзья устроили импровизированный
бассейн на заднем
дворе.
Джил
нырнул и ударился о дно; он сломал позвоночник.
К счастью, его сразу вытащили, и он не
успел захлебнуться, но нижнюю
часть
тела у него парализовало. Он мог двигать
руками, но не
пальцами.
Виллис
с'ездил на восток, перевез сына в Калифорнию, и вот Джил лежит в
больнице
в Фонтане.
Он смог вспомнить только
цвет неба. Ярко-зеленый, прекрасный. И
существа,
которые не были птицами: они скользили, а не летали. Больше он
ничего
не мог вспомнить.
Машину
отбуксировали в Сан-Димас,
но в гараже не было
нужных
запчастей,
и за ними послали в Лос-Анжелес. Коу оставил машину и добрался
домой
автобусом. В эту неделю он так и не повидал Джила. Счет за ремонт
автомобиля
составил двести восемьдесят шесть долларов сорок пять центов.
В марте постоянные ветры в Южной
Калифорнии улеглись. К концу недели
пошел
дождь, не такой сильный, как в Бразилии, где капли сливаются друг с
другом
и где,
бывает, люди захлебываются под дождем. Но
достаточно
сильный,
чтобы протекла крыша. Виллис Коу и Эстелла
не спали всю
ночь,
затыкая
полотенцами щели у плинтусов в
гостиной; но, по-видимому, щели
были
где-то в середине крыши, потому что вода протекала повсюду.
На следующее утро он почувствовал, что
его душевные силы на исходе, и
расплакался.
Эстелла услышала - она сушила промокшие полотенца - и вбежала
в
гостиную. Коу, закрыв лицо руками,
сидел на мокром
ковре, пропахшем
плесенью.
Эстелла села рядом с ним, обняла его
и поцеловала. Он
плакал
долго,
а когда перестал, у него горели глаза.
- Там, откуда я пришел, дождь идет только
по вечерам, - сказал он ей.
Но она
не поняла.
Позже, когда до нее дошел смысл
его слов, она
вышла погулять и
подумать,
что делать с мужем.
Он ушел на берег. Оставил машину на
стоянке, закрыл ее и прошел
на
пляж.
Почти час он бродил по
пляжу, подбирая куски
матового стекла,
обкатанные
океаном. Наконец лег и уснул.
Снилась ему родная планета, и, может быть
потому, что солнце стояло
высоко, а
океан успокоительно шумел,
он сумел вспомнить
многое.
Ярко-зеленое
небо, скользящие существа весело наклоняются
над головой,
бледно-желтые
огоньки вспыхивают, отлетают и теряются из виду. Он был в
своем
обычном теле; множество ног равномерно
двигались, неся его
через
туманные
пески; чувствовался аромат
незнакомых цветов. Он
знал, что
родился
в этом мире, вырос здесь и затем...
Сослан.
Своим человеческим умом Виллис Коу
понимал, что был сослан за что-то
ужасное.
Он приговорен к этой планете, к Земле,
за преступление. Но
за
какое
именно, он не мог вспомнить. И во сне он не чувствовал никакой вины.
Но когда он проснулся, человеческое
вернулось, нахлынуло на него, и
он
почувствовал вину. Он жаждал вернуться туда, расстаться с этим ужасным
телом.
- Я не хотел идти к вам, - сказал Виллис
Коу. - Это глупо. Если я
пришел,
значит, есть основания для сомнений. А я не сомневаюсь...
Врач улыбнулся, помешивая какао в чашке.
- Значит, вы пришли... по настоянию вашей
жены?
- Да. - Он уставился на свои башмаки. Эти
коричневые ботинки он носил
уже три
года, но никак не мог к ним привыкнуть: они жали, а большие пальцы
как
будто резало тупым ножом.
Врач осторожно положил ложечку на клеенку
и отхлебнул какао.
- Послушайте, мистер Коу. Я хочу помочь
вам. Говоря о
помощи, -
добавил
он торопливо, - я не имею в виду изменение
ваших взглядов или
отказ
от вашей веры. Ни Фрейд, ни Вернер Эрхард, ни сайентология не смогли
полностью
убедить меня, что существует "реальность", нечто
данное и
неизменное,
константа. Пока вера в иное не приводит человека в сумасшедший
дом или
в тюрьму, почему она должна быть менее приемлема, чем то, что
мы
называем
реальностью Если это делает вас счастливым,
верьте. Просто я
хотел
бы узнать суть вашей веры. Как это звучит для вас?
Виллис Коу старался улыбнуться в ответ:
- Неплохо для начала. Только я слегка
нервничаю.
- Успокойтесь. Я действительно
заинтересовался.
Виллис распрямил скрещенные ноги и встал.
- Ничего, если я пройдусь по кабинету? Я
думаю, это поможет. - Врач
кивнул,
улыбнулся и показал на какао. Виллис Коу покачал головой. - Это не
мое
тело. Я осужден жить в человеческом облике, и это убивает меня.
Врач не просил раз'яснений.
Виллис Коу был маленького роста, с редеющими волосами
и слабым
зрением.
Ноги у него болели, и он постоянно
нуждался в носовом
платке.
Лицо
его было изрезано морщинами от тревог и печалей. Он рассказал врачу
все.
Потом заключил:
- Я думаю, на эту планету ссылают за
преступления. Я думаю, что все
мы
пришли из других миров, с других планет, где мы неправильно вели себя.
Земля -
это тюрьма, а мы сосланы сюда жить в этих ужасных телах, которые
разлагаются
и дурно пахнут, изнашиваются и умирают. Такова наша кара.
- Но почему вы знаете об этом, а
больше никто не
знает? - Врач
отодвинул
остывшее какао.
- Должно быть, мне дали неисправное
тело, - сказал Виллис Коу.
-
Немного
лишних мучений - знать, что я чужак,
что нахожусь в
тюрьме за
какое-то
преступление, которое не могу вспомнить. Каким ужасным оно должно
быть,
если я заслужил такой приговор!
- Вы читали Франца Кафку, мистер Коу?
- Нет.
- Он писал о людях, которые осуждены за
преступления, природы которых
они не
знают. О людях, виновных в грехах, о которых они и не подозревают.
- Да, так и я себя чувствую. Может,
сам Кафка чувствовал
то же:
наверное,
и у него было неисправное тело.
- В том, что вы испытываете, нет
ничего необычного, мистер
Коу, -
заметил
врач. - Сегодня очень
многие не удовлетворены своей жизнью:
мужчина
как женщина, женщина как мужчина...
- Нет, нет! Я не это имел в виду. Я не
кандидат на изменение пола.
Говорю
вам, я пришел из мира с зеленым
небом, с туманными песками и
огоньками,
которые вспыхивают и улетают... У
меня было много
ног, и
перепонка
между пальцами, и это совсем не были пальцы... - Он замолчал в
замешательстве.
Потом сел и тихо заговорил:
- Доктор, я живу как все. Часто болею,
часто не могу оплатить счета.
Моя
дочь погибла в автокатастрофе, и я не могу вынести мысли об этом. Сын
искалечен
в расцвете лет и на всю жизнь останется таким. Мы с женой почти
не
разговариваем, мы не любим друг друга... если когда-то вообще любили. Я
не
лучше и не хуже других на этой планете.
Об этом я
и говорю: боль,
отчаянье,
постоянный ужас. Ежедневный ужас. Безнадежность. Пустота. Разве
это
человеческая жизнь? Говорю вам, есть лучшие места, другие миры, где
быть
человеком - не значит мучиться.
В кабинете врача становилось темно. Жена
успела записать его на прием
в
последний момент, и врач принимал маленького лысеющего человека в самом
конце
дня.
- Мистер Коу, - сказал врач, - я выслушал
вас и хочу, чтобы вы знали,
что я
почти разделяю ваши страхи. - Виллис
Коу почувствовал облегчение.
Кто-то
хочет ему помочь. Если и не снять с него страшный груз знания,
то
хотя бы
дать понять, что он не один. - Откровенно говоря, мистер Коу, -
продолжал
врач, - я думаю, что у
вас серьезный случай.
Вы больны и
нуждаетесь
в интенсивном лечении. Я поговорю с вашей женой, если хотите,
но мой
совет вам - пройти курс лечения в соответствующей клинике...
Виллис Коу закрыл глаза.
Он плотно запер дверь гаража и
законопатил щели тряпками. У него не
нашлось
достаточно длинного шланга, чтобы провести выхлопные газы прямо в
машину,
поэтому он просто открыл окна машины, завел
двигатель и оставил
его
работать. Он сидел на заднем сидении и пытался читать "Домби и сына":
Джил
однажды сказал, что эта книга должна ему понравиться.
Однако он не мог сосредоточиться на
прочитанном и немного
погодя
попытался
уснуть. Ему хотелось увидеть во сне мир, украденный у него, мир,
который
он больше никогда не увидит. Наконец сон охватил его, и во сне он
умер.
Поминки были в "Лесной
лужайке", и на
них мало кто
пришел. Был
уикэнд.
Эстелла плакала, и Харви Ротхаммер поддерживал
ее и утешал. Но
через
плечо поглядывал на часы: приближался апрель.
Виллиса Коу положили в мягкую землю, и
мексиканец с тремя
детьми
забросал
его почвой чужой планеты.
Мексиканец, который мыл
посуду в
ресторане,
подрабатывал и на кладбище: иначе ему нечем было бы платить за
квартиру.
Многоногий консул приветствовал вернувшегося Виллиса Коу.
Коу
перевернулся,
посмотрел на консула и увидел над головой ярко-зеленое небо.
- Добро пожаловать назад, Плидо, - сказал
консул.
Он выглядел очень печальным.
Плидо, который на далекой планете был
Виллисом Коу, встал на ноги и
осмотрелся.
Дома.
Но он не мог молча наслаждаться этим
моментом.
- Консул... скажите мне... что я сделал
такое ужасное?
- Ужасное?! - Консул был ошеломлен.
- Мы
преклоняемся перед вами,
ваша
милость. Ваше имя пользуется большей славой, чем все другие. - В его
словах
звучало глубокое почтение.
- Тогда почему меня приговорили жить в
страданиях на другой планете?
Почему
сослали отсюда на пытку?
Консул покачал головой, его грива
развевалась на теплом ветерке.
- Нет, ваша милость, нет! Страдание - это
то, что испытываем. Пытки -
вот
все, что мы знаем. Только немногие,
очень немногие, почитаемые
и
любимые
расами всей Галактики, могут побывать в том мире. Жизнь там сладка
по
сравнению со всеми другими мирами. Вы еще не сориентировались... Все к
вам
вернется. И вы поймете.
И Плидо, который в лучшей части своей
почти бесконечной, полной боли
жизни
был Виллисом Коу, вспомнил. Проходило время, и он вспоминал вечную
печаль,
в которой был рожден; он знал, что ему дали редчайшую награду из
тех,
что возможны в Галактике - несколько драгоценных лет в мире, где боль
несколько
слабее, чем повсюду.
Он вспоминал дождь, и сон, и песок под
ногами, и океан, поющий свою
ночную
песню, вспоминал ночи, когда он ненавидел Землю.
И теперь ему иногда снятся приятные сны о
жизни Виллиса Коу, жизни на
планете
радости.
Полезные ссылки:
Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
|