Кэролайн ЧЕРРИ                            ПОДВАЛЬНАЯ СТАНЦИЯ                                    1                            Дословный текст из:
                            Гуманная революция "Войны Компании" #1
                            Образовательные публикации Резьюн: 4668-1368-1
                            Одобрено для 80+     Представьте  себе  все  разнообразие  человеческих  рас  и   культур,
втиснутых в  пространство  одной-единственной  планеты.  Где  ни  копни  -
обнаружишь окаменевшие человеческие кости и всюду натыкаешься  на  останки
погибших за последние десять тысяч лет цивилизаций. Представьте себе, что,
когда одни люди впервые вышли  в  космос,  другие  в  это  время  все  еще
охотились на диких зверей, собирали коренья, пахали сохой,  пряли  вручную
овечью шерсть и готовили пищу в печах, которые топили дровами.
     Народами планеты управляли разнообразнейшие председатели,  советники,
короли, министры и президенты, парламенты и  съезды,  советы  и  комитеты.
Одновременно  существовали  республики,  олигархии,  монархии,  теократии,
плутократии и партократии. Все это росло  и  развивалось  тысячелетиями  и
цвело пышным цветом.
     Такой была Земля. И именно  отсюда  были  впервые  запущены  звездные
зонды.
     Станция Сол уже существовала, довольно примитивная  станция,  но  уже
тогда она была автономной. Ее научные достижения были премированы  отменой
налогов. Потому-то Сол и создала ряд проектов, начиная с  первого  образца
звездного   зонда   и   заканчивая   полетом   пилотируемого   реактивного
космического корабля к ближайшим звездам.
     Первой из реактивных  модулей  была,  разумеется,  легендарная  Гайа,
которой надлежало доставить компоненты Альфа-станции к звезде, известной в
те времена как звезда  Барнарда,  и  оставить  там  тридцать  инженеров  и
ученых, осознанно согласившихся на невообразимую по тем временам изоляцию.
В их задачу входило  построить  станцию  из  скально-ледовой  неразберихи,
которая окружала звезду, выполнить  научные  исследования  и  поддерживать
связь с далекой Землей.
     Сначала  думали  только  об  одноразовых  космолетах,   своего   рода
усовершенствованных звездных зондах. Но космический корабль  с  людьми  на
борту должен иметь возможность вернуться в  случае  неудачи.  А  поскольку
вероятность провала экспедиции  была  достаточно  высокой,  победила  идея
кораблей многоразового использования. Мыслилось это так:  Гайа  доставляет
людей к звезде Барнарда и остается на несколько лет, если там не  окажется
условий и материалов, необходимых  для  самостоятельного  функционирования
Альфа-модуля, до завершения программы исследований.  После  этого  станция
сворачивается,  и  все  возвращаются  домой.  Если  же   звезда   окажется
гостеприимной,  Гайа,  пробыв  там  какое-то   время,   (пока   Альфа   не
стабилизируется на орбите и не заработает на полную мощность) вернется  на
Сол с немногочисленным экипажем. И тогда ее, переоборудовав,  можно  будет
снова отправить в рейс - например, с запасом сырья или каких-нибудь редкий
минералов, дефицитных на Альфе. В то далекое время, когда полеты в дальний
космос только начинались, считали, что возможность  личного  человеческого
контакта  с  исследователями,  затерянными  в  необозримых   пространствах
Вселенной, еще важнее доставки грузов.
     Опираясь  на  предварительную  информацию  об  исключительном  успехе
экспедиции и возвращении корабля, почерпнутую из непрерывного многолетнего
потока сведений с Гайи и станции Альфа, на Земле обучали экипаж на  замену
и деловито готовили повторную экспедицию.
     Однако экипаж Гайи  почувствовал,  что  корабль  стал  им  в  большей
степени домом, чем  эта  преобразовавшаяся  планета  с  совершенно  чуждой
культурой. Возможно, сыграли свою роль  релятивистские  эффекты.  Так  или
иначе, но во время пребывания на  станции  Сол,  астронавты  ощутили  себя
совершенно несчастными и внезапно вернулись на Гайю,  чем  привели  власти
станции  в  совершенное  замешательство.  Однако  именно  такой   поступок
позволил  им  стать  истинными  хозяевами  своего  корабля   и   отправить
экипаж-замену подождать следующего рейса.
     Другие экипажи последующих экспедиций приходили к  тому  же  решению,
превращая себя в вечных скитальцев. Они смотрели на свой маленький корабль
как на собственный дом, имели на борту детей и, так как звездные станции и
сопутствующие реактивные корабли множились,  просили  у  Земли  и  станций
только горючее, провизию, а также переоборудования их кораблей для большей
вместимости  и  оснащения  по   возможности   более   усовершенствованными
двигателями, чем те, которые были установлены при предыдущей стыковке.
     Звездные станции в системах десятка звезд оказались связанными друг с
другом регулярными рейсами таких кораблей. Но в тогдашней изолированности,
когда послания передавались всего  лишь  со  скоростью  света,  а  корабли
летали еще медленнее, люди каждой станции были оторваны во времени от всех
других по меньшей мере на четыре или пять лет и в  этих  условиях  учились
вести жизнь, которая была до невозможности чужда людям, живущим на Земле.
     Сведения о том, что существует разумная  жизнь  на  одной  из  планет
звезды Пелла, (которую земляне когда-то называли Тау Кита) пришли на Землю
с десятилетним  опозданием.  К  тому  времени,  как  подробные  инструкции
достигли Пеллы, люди там уже лет двадцать общались с даунерами. А  ученые,
продвигаясь по длинному маршруту от станции к станции, смогли прибыть туда
гораздо позже. Их путь лежал  к  человеческой  культуре,  почти  такой  же
незнакомой, как и сами даунеры.
     Так же как с нашей точки зрения трудно представить Землю тех  времен,
тем землянам практически невозможно  было  понять  аргументы  космонавтов,
которые отказывались покинуть свои корабли и,  в  свою  очередь,  находили
лабиринт коридоров станции Сол хаотичным и ужасающим. Даже жители  станции
Сол, практически, не могли понять жизнь  своих  современников  в  глубоком
Запределье - современников, чья культура была построена на истории,  опыте
и легендах, связанных с трудностями жизни на дальних станциях и знаменитых
космических кораблях,  чем  событиями  в  зеленом  и  беспорядочном  мире,
который они видели только на картинках.
     Земля,  озабоченная   перенаселением   и   политическими   кризисами,
приписываемыми в значительной мере древнему соперничеству,  тем  не  менее
процветала, до тех  пор  пока  была  средоточием  прогресса  человечества.
Неожиданное стремление обитателей станции  к  новому  обиталищу  на  Пелле
превратилось в паническое бегство. Привлекательным казалось  обилие  пищи,
примитивное  и  дружелюбное  местное   население,   доступность   полезных
ископаемых, свободно летающих в космосе. Станции, находящиеся между Землей
и Пеллой, закрывались, прерывая  торговлю  в  Великом  Кольце  и  порождая
экономический хаос на Земле и станции Сол.
     Земля попыталась  повлиять  на  происходящее  -  после  десятилетнего
опоздания земные политики оказались не в  состоянии  вовремя  понять,  что
весь  этот  сбежавшийся  на  Пеллу  народ.  Рост  населения   и   открытия
неисчерпаемых ресурсов, соединенные со стремлением к  новым  исследованиям
означали, что земные инструкции, устаревшие  на  двадцать  лет,  попали  в
такую круговерть, в которой даже задержка на месяц могла стать решающей.
     Земля оказалась в условиях все увеличивающейся  изоляции:  внутренняя
напряженность все нарастала из-за спотыкающейся торговли,  а  отчаянная  и
неблагоразумная попытка  вести  карательные  тарифы  привела  к  появлению
контрабанды и активного черного рынка, что,  в  свою  очередь,  привело  к
внезапному  спаду  торговли.  Земля  на  это  ответила  введением  статуса
наибольшего благоприятствования для определенных кораблей, а это привело к
вооруженным конфликтам между  кораблями  с  Земли  и  теми,  которые  были
построены не  на  Земле  и  которые  не  придерживались  ее  извилистой  и
неопределенной политики.
     Более того, Земля, убедившись, что эмиграция ученых  и  инженеров  из
Солнечной  системы  питает  космические  культуры   лучшими   и   наиболее
блестящими умами и лишает Землю ее наиболее талантливых людей, прихлопнула
эмиграцию, запретив не только путешествия с Земли  и  станции  Сол,  но  и
передвижения граждан определенных профессий между станциями.
     Гайа сделала последний рейс на Землю  в  2125  году  и  покинула  ее,
поклявшись никогда не возвращаться.
     Мощная волна протеста и мятежа  пронеслась  между  звездами,  станции
были "обсыпаны нафталином" и обезлюдели, исследования и экспедиции  искали
новые звезды теперь не только по причинам  экономического  порядка,  но  и
потому, что находилось все больше людей,  стремящихся  улететь  в  поисках
политической свободы.
     Станции "Викинг" и "Маринер" возникли потому, что некоторые обитатели
космоса посчитали даже Пеллу слишком подверженной земному влиянию, а также
потому, что  ее  теперешняя  сложившаяся  экономика  предоставляла  меньше
возможностей для начальных, исключительно доходных капиталовложений.
     Около 2201 года группа мятежных  ученых  и  инженеров,  финансируемая
спонсорами с "Маринера", создала станцию на Сайтиин, новый мир, совершенно
непохожий на  Пеллу.  Блестящая  работа  одного  из  тех  ученых  вкупе  с
экономической мощью наиболее передовой  промышленности  Сайтиин  позволила
запустить первый сверхсветовой зонд из  Сайтиин  в  2234  г.  Это  событие
полностью перекроило временные масштабы  космических  полетов  и  навсегда
изменило характер торговли и политики.
     Первые годы существования Сайтиин были  примечательны  не  только  ее
взрывным ростом, но и фонтаном технических  открытий,  но  и  воскрешением
залежалых технологий; в том числе - двигателей внутреннего  сгорания.  Все
для  того,  чтобы  не  везти  с  Земли  многие  тысячи  тонн  современного
оборудования.
     Существовали новые оригинальные технологии, специфические для условий
Сайтиин, такие, как создание в смертоносном ландшафте участков  атмосферы,
годной для дыхания - все  эти  усилия  потому,  что  Сайтиин  представляла
наилучшее место для существования человека как биологического вида. На ней
не было собственной разумной жизни, а имелась многообразная  и  совершенно
чуждая  человеку   экосистема   -   фактически   две   экосистемы,   из-за
исключительной  изолированности  тамошних  двух  континентов,  значительно
отличавшихся друг от друга и совершенно несхожих с Землей или Пеллой.
     Для  биолога  это  был  рай.  И  этот  рай  предполагал,   вследствие
отсутствия разумной  жизни,  первую  новую  колыбель  земной  человеческой
цивилизации, кроме самой Земли.
     К войнам Компании привела не только политика. Кроме нее повлияло  еще
и внезапное стремление управляемых земных учреждений следовать устаревшему
курсу,  а  также  интересы  горстки  приспособившихся  капитанов  торговых
кораблей Земли,  пытавшихся  поддерживать  загнивающую  торговую  империю,
которая оказалась на обочине человеческого космоса.
     Эти попытки были обречены на провал. Сайтиин, больше  не  одиночка  в
запредельности, но сама являющаяся метрополией станций Эсперанс, Пан-Париж
и Фаргон, заявила о своей независимости от Компании  Земли  в  2300  году.
Такое действие, переданное теперь  со  скоростью  сверхсветового  корабля,
подвигло Землю построить и  запустить  вооруженные  ССК,  чтобы  вразумить
мятежные станции.
     Торговцы  быстро  сбежали  с  этих  маршрутов,  сократив  тем   самым
поставки, тогда как сама Земля даже  с  помощью  технологии  ССК  была  не
способна  на  таких  расстояниях  обеспечивать  разнообразные  потребности
своего флота.  Через  несколько  лет  деятельность  флота  Компании  Земли
выродилась в отдельные акты пиратства и насилия,  что  послужило  причиной
полного отчуждения торговцев - традиционной ошибке Компании Земли.
     С образованием на Пелле Сообщества  торговцев  сформировалась  вторая
коммерческая сила в Запредельности и прекратились попытки Земли навязывать
свою волю многочисленным колониям.
     Несомненно, что  один  из  наиболее  положительных  результатов  этой
войны,  Пелльский  Договор  и  соответствующие  экономические  связи  трех
человеческих обществ, живущих в  трех  совершенно  различных  экосистемах,
теперь является основным стержнем новой экономической  структуры,  стоящей
над любой политикой.
     Торговые и общечеловеческие интересы, в конечном итоге, доказали, что
они сильнее всех военных кораблей.     С высоты больше всего  бросалась  в  глаза  неухоженность  ландшафта:
обширные пространства, которых еще не коснулась  рука  человека,  ничейные
пустыни, безжизненные призрачные заросли  мехового  дерева,  исследованные
разве что радаром со спутника. Ариана Эмори смотрела на все это сверху, из
окна. Она  теперь  не  покидала  пассажирский  салон.  Ей  давно  пришлось
признать, что ее зрение ослабло, и стало не хватать реакции для управления
самолетом. Она могла бы пройти вперед, выставить пилота из  его  кресла  и
управлять сама: это был  ее  самолет,  ее  пилот,  и  беспредельное  небо.
Бывало, что она так и поступала. Но  теперь  дела  обстояли  не  так,  как
прежде.
     Прежней оставалась только земля. А когда Ариана посмотрела в окно, ей
показалось, что все это она уже видела сто лет назад. Тогда еще и века  не
прошло с тех пор, как люди утвердились на Сайтиин, когда о Союзе еще и  не
думали, а война представлялась чем-то полуреальным.  Тогда  планета  везде
выглядела в точности, как здесь.
     Две сотни лет назад первые колонисты прилетели к этой негостеприимной
планете, основали Станцию и спустились на планету.
     Через сорок  с  лишним  лет  стали  предприниматься  первые  успешные
попытки преобразовать устройство и  двигатели  субсветовых  кораблей  так,
чтобы достичь сверхсветовых скоростей; время ускорялось, время неслось  на
засветовых  скоростях,  изменения  происходили  так  быстро,  что  экипажи
субсветовых кораблей, встречая другие  транспорты,  считали,  что  на  них
летят инопланетяне, не похожие на людей.  Увы,  они  заблуждались.  И  это
оказывалось еще худшей новостью. И правила игры совершенно переменились.
     Космические корабли вылетали, как горошины из  стручка.  Генетические
лаборатории, создававшиеся в Резьюн, разводили людей в  таком  темпе,  что
только успевай извлекать из инкубаторов,  и  каждое  поколение  взращивало
следующих и работало в лабораториях, порождая все больше и больше  до  тех
пор, пока (как  говаривал  ее  дядя)  не  будет  людей  достаточно,  чтобы
заполнить  пустые  места,  колонизировать  мир,  настроить  еще   звездных
станций:  Эсперанс,  Фаргон.  И  везде  свои  лаборатории  с  собственными
возможностями выведения и выращивания.
     Земля пыталась отозвать свои корабли обратно.  Но  было  уже  поздно.
Земля  пыталась  обложить  налогами  и  жесткой  рукой  управлять   своими
колониями. Это было не просто поздно, а слишком поздно.
     Ариана Эмори помнила Отделение, день,  когда  Сайтиин  объявила  свою
независимость и  независимость  своих  собственных  колоний;  день,  когда
возник Союз, и все они внезапно восстали против  отдаленной  метрополии...
Ей было семнадцать, когда со Станции прозвучало: Война.
     Тогда Резьюн выращивала солдат, свирепых, целеустремленных  и  умных.
Еще бы: Выпестованных, и усовершенствованных,  и  отточенных,  знающих  на
рефлекторном уровне то, что никогда в жизни не видели, знающих  обо  всем,
что касалось их предназначения. Живые орудия, мыслящие в одном направлении
и все оценивающие с единственной точки зрения. Она помогала  разрабатывать
те матрицы.
     Через  45  лет  после  Отделения  война   по-прежнему   продолжалась;
временами - тайно, временами - так далеко  в  космосе,  что  казалась  уже
частью Истории -  но  только  не  для  Резьюн.  Разные  лаборатории  могли
выращивать солдат и рабочих, если Резьюн  давала  им  матрицы,  но  только
Резьюн мела исследовательские отделы и под руководством Арианы Эмори  вела
войну своими собственными изощренными способами.
     Чего только не произошло за эти 54  года  ее  жизни...  Она  являлась
свидетельницей Войн Компании, видела, как  разделялось  человечество,  как
устанавливались границы. Флот Компании Земли захватил Пеллу,  но  торговцы
из свежеиспеченного сообщества отбили Пеллу и объявили ее своей базой. Сол
пыталась проигнорировать свое унизительное поражение и двинуться в  другом
направлении;  остатки  старого  Флота  Компании  занялись   пиратством   и
продолжали нападать на торговцев так же, как и прежде, а Сообщество и Союз
в свою очередь по привычке охотились за ними.
     Но все это было неважно. Война снова стала холодной. Она продолжалась
за  столами  конференций,  где  договаривающиеся  стороны  пытались  найти
биологические различия, которых не  существовало,  и  провести  границы  в
безграничном трехмерном пространстве - дабы  охранить  мир,  которого,  на
памяти Арианы Эмори, никогда не было.
     Могло показаться, что ничего этого не происходило. Точно так  же  она
могла лететь и сто  лет  назад,  за  исключением  того,  что  самолет  был
ухоженный и красивый, совсем непохожий на ту колымагу, которая  перевозила
грузы между Новгородом и Резьюн: в те дни все сидели на мешках и ящиках  с
семенами или еще на каких-то вещах из багажа.
     Тогда она попросила разрешения сесть  около  окна  (пусть  грязного).
Помнится, мать велела ей опустить солнцезащитный экран.
     Теперь она сидела в кожаном кресле.  Возле  локтя  -  прохладительные
напитки, на борту самолета - тепло и уютно. Несколько помощников обсуждают
дела и просматривают свои записи;  их  разговоры  чуть-чуть  слышнее,  чем
рокот двигателей.
     Теперь никакое путешествие не обходится без суеты  помощников  и  без
телохранителей. Кэтлин и Флориан  сидели  там,  сзади,  с  натренированным
спокойствием глядели ей в спину, даже здесь, на  высоте  10.000  метров  и
среди сотрудников Резьюн, чьи дипломаты набиты секретными документами.
     Совсем, совсем не так, как в старые времена.
     Maman, можно я сяду у окна?
     Она была не как все, ребенок двух родителей, Ольги  Эмори  и  Джеймса
Карната. Они основали лаборатории в Резьюн и начали тот самый  процесс,  в
результате которого сформировался Союз. Они поставляли колонистов, солдат.
Их   собственные   гены   присутствовали   в   сотнях   этих   людей.   Ее
квазиродственники были рассеяны на многие световые годы. Но в  те  времена
это никого  не  удивляло.  Изменилось  основное  человеческое  восприятие:
биологическое родство стало значить очень мало. Семья еще имела значение -
чем она больше, чем разветвленнее, тем безопаснее и состоятельнее.
     Резьюн она получила  в  наследство.  Отсюда  и  этот  самолет,  а  не
грузовой лайнер. А также не наемный  самолет  и  не  военный.  Женщина  ее
положения могла бы воспользоваться чем угодно  из  перечисленного,  однако
она по-прежнему предпочитала механиков, являющихся частью Семьи, пилота, в
чьей психомодели она была уверена, телохранителей,  которые  были  лучшими
результатами разработок Резьюн.
     Мысль о городе, о подземках,  о  жизни  среди  чиновников,  техников,
поваров  и  рабочих,  толкающих  друг  друга  и  спешащих  выполнить  свои
обязанности, чтобы заслужить доверие, пугала ее так же,  как  безвоздушное
пространство. Она сама направляла движение миров и колоний. Мысль  о  том,
чтобы поесть в ресторане, о толпах, воюющих за место в вагоне подземки,  о
простом появлении на улице верхнего уровня, где ревет транспорт и  мечутся
прохожие, наполняла ее безотчетной паникой.
     Она не умела жить вне Резьюн. Она знала, как договориться о самолете,
как разобраться в  расписаниях  полетов,  как  позаботиться  о  багаже,  о
помощниках, о безопасности,  -  каждую  мельчайшую  деталь,  -  и  считала
появление в общественном аэропорту тяжелым испытанием. Конечно,  серьезный
недостаток. Но каждый опасается чего-то одного, а  эти  полеты  находились
отнюдь не в центре ее внимания. Представлялось невероятным,  чтобы  Ариана
Эмори когда-нибудь появилась  в  новгородской  подземке  или  на  открытой
платформе станции.
     Прошло много времени прежде, чем она увидела реку и первую плантацию.
Тонкая ленточка  дороги,  и,  наконец,  купола  и  башни  Новгорода;  и  -
внезапность,  великолепная  внезапность  столицы.  Под  крыльями  самолета
плантации  расширились,  климатические  башни  с   электронными   экранами
заслонили  поля  и  транспорт,  ползущий   по   дорогам   с   приземленной
неторопливостью.
     Баржи тянулись вереницей к морю  вниз  по  Волге,  баржи  и  буксиры,
выстроились вдоль речных доков позади плантаций. Новгород по-прежнему  был
во многом индустриальным и неухоженным,  несмотря  на  блеск  новизны.  За
сотню лет эта часть города не изменилась, разве что  разрослась,  баржи  и
транспорт стали обычным явлением вместо редкого и удивительного зрелища.
     Смотри, смотри, Maman! Там грузовик!
     Заросли мехового дерева под крылом сливались в сплошное синее  пятно.
Промелькнули линии ограничительной разметки и плиты дорожки.
     Шасси мягко  коснулись  полосы,  и  самолет,  постепенно  замедляясь,
остановился перед  левым  поворотом  к  терминалу.  И  тут  легкая  паника
коснулась Арианы  Эмори,  несмотря  на  уверенность,  что  ей  никогда  не
придется проходить через толпу в вестибюле. Ее уже ожидали автомобили.  Ее
собственный экипаж займется багажом, позаботится о самолете, сделает  все.
Это был только край города; а окна машины позволят смотреть наружу, но  не
вовнутрь.
     Но вот незнакомцы. Это движение, случайное и хаотическое. Она  любила
его, только когда смотрела издалека. Она понимала это движение в целом,  а
не отдельные его проявления. На расстоянии, в совокупности,  она  доверяла
ему.
     От приближения к нему ее ладони потели.
     Подъехали автомобили, и  по  возбуждению  торопящихся  агентов  возле
охраняемого входа в Зал Торжеств  стало  ясно,  что  прибыл  кто-то  очень
важный. Михаил Корэйн,  остановившись  на  балконе,  опоясывающем  снаружи
Палату  Советников,  окруженный  своими  собственными  телохранителями   и
помощниками, взглянул вниз на откликающийся эхом огромный каменный  нижний
этаж с его фонтаном,  латунными  перилами  грандиозной  лестницы,  на  его
многолучевую звезду - эмблему, блестевшую золотом  на  фоне  серого  камня
стены.
     Имперским амбициям - имперская роскошь.  И  главный  архитектор  этих
амбиций исполняет выход на сцену. Советник от Резьюн вместе  с  Секретарем
по Науке. Ариана Карнат-Эмори со своим окружением прибыла, как и следовало
ожидать,  поздно,  поскольку  Советник  чертовски  уверена  в   том,   что
большинство - на ее стороне, и только потому соблаговолила  посетить  Зал,
что каждый член Совета должен голосовать персонально.
     Михаил Корэйн  взглянул  вниз  и  почувствовал  то  самое  ускоренное
сердцебиение,  которого  доктора  настойчиво  советовали   ему   избегать.
Успокойтесь, обычно говорили они. Не все в жизни находится в нашей власти.
     Можно подумать, что они имели в виду Советника от Резьюн.
     Сайтиин, гораздо более многолюдная, чем  остальные  участники  Союза,
постоянно умудрялась захватывать  два  места  в  правительстве,  в  Совете
Девяти.  Логично,  что  одно  из  двух  мест   принадлежало   Гражданскому
Департаменту, представляющему рабочих, фермеров и  малый  бизнес.  И  было
нелогично, что избиратели от науки  со  всех  концов  Союза,  разбросанных
вдоль и вширь на многие световые годы, из десятков выдающихся  и  именитых
кандидатов выбрали именно Ариану Эмори и постановили, чтобы она  неизменно
возвращалась в правительственные коридоры.
     Более того. Она возвращалась к положению, которое сохраняла в течение
пятидесяти лет, пятидесяти проклятых лет подкупов и  запугивания  всех  на
Сайтиин и каждой станции Союза (и даже ходили слухи, но  бездоказательные,
- в Сообществе и Сол). Вы хотите, чтобы что-то  было  сделано?  Вам  нужно
попросить кого-то, кто сможет доложить об этом Советнику по Науке. Сколько
Вы готовы заплатить? Что Вы хотите взамен?
     А  эти  чертовы  научные  избиратели,  эти  как   бы   интеллектуалы,
продолжали голосовать за нее, несмотря на все скандалы, связанные  с  ней,
несмотря на то, что она фактически владела лабораториями Резьюн,  которые,
по закону, были равны  целой  планете  в  правительстве  Союза,  в  стенах
которых вершились дела, подвергавшиеся бесчисленным (но не удавшимся из-за
крючкотворства) расследованиям.
     Но не деньги были причиной. У Корэйна были деньги. Причиной была сама
Ариана Эмори. Дело в  том,  что  большая  часть  населения  Сайтиин,  даже
большая часть населения самого Союза, так или иначе появилась из Резьюн, а
остальные использовали ленты... которые разработала все та же Резьюн.
     Которые эта женщина... разработала.
     Сомнение  в  доброкачественности  лент   считалось   паранойей.   Ну,
разумеется, находились такие,  которые  отказывались  пользоваться  ими  и
изучали высшую математику или бизнес самостоятельно, а  также  никогда  не
принимали таблеток и не просматривали учебных снов, так же, как это делали
практически все в Союзе, а знания при этом вливались в их головы  в  таком
количестве, которое  они  могли  усвоить,  и  притом  всего  за  несколько
сеансов. Драму можно было не только посмотреть, но и  пережить,  причем  с
точно  выбранной  интенсивностью.  Навыки  приобретались  на  телесном   и
психическом  уровне.  Вы  использовали   ленты,   поскольку   это   делали
конкуренты, поскольку Вам надо было выделиться в этом мире, потому что это
был единственный способ получить  образование  достаточно  быстро,  притом
достаточно высокое и  разностороннее  в  условиях,  когда  окружающий  мир
менялся, менялся и менялся в течение одной человеческой жизни.
     Департамент информации просматривал ленты. Эксперты проверяли их. Они
обязательно заметили бы скрытое воздействие на  подсознание  пользователя.
Михаил  Корэйн  не  принадлежал   к   сумасшедшим,   которые   подозревали
правительство в перебивке лент, Сообщество  в  отравлении  товаров  или  в
порабощении  сознания  выродками  из  развлекательных  лент.  Такого  рода
пуристы могли отказаться от омолаживания, умереть от старости в  семьдесят
пять лет, проведя жизнь вдали от общественной деятельности, потому что они
были невежественными самоучками.
     Однако, к черту это все, к черту эту женщину по-прежнему выбирают.  И
он не мог понять, почему.
     Вот она, только слегка ссутулившаяся и с  легкой  проседью  в  черных
волосах. А ведь любой, умеющий считать, знал, что она  старше,  чем  Союз,
что она постоянно пользуется омолаживающими препаратами и совершенно седая
под краской. Помощники толпились вокруг нее. Камеры нацеливались  на  нее,
как будто она центр вселенной. Проклятая костлявая сука!
     Если Вы хотите вывести определенную  породу  человека,  как  призовую
свинью, обратитесь в Резьюн. Вы хотите солдат, хотите рабочих,  Вам  нужны
сильные спины и слабые  мозги  или  полноценный  гарантированный  гений  -
обратитесь в Резьюн.
     И  сенаторы  и  Советники  подходят  поклониться,  шаркнуть   ножкой,
произнести любезность - о Боже, кто-то даже вручает ей цветы!
     Михаил Корэйн отвернулся с отвращением.
     Двадцать лет  он  заседал  в  Девятке  главой  оппозиционной  партии,
двадцать лет плыл против течения, добиваясь время  от  времени  небольшого
успеха и всегда проигрывая  по-крупному,  включая  последнее  голосование.
Станислав Фогель, выдвинутый избирателями-торговцами,  умер,  а  поскольку
Сообщество намеревалось нарушить свой договор как только сумеет  вооружить
свои  торговые  корабли,  освободившееся  место  следовало   бы   получить
центристам. Но нет. Торговый округ избрал Людмилу  де  Франко,  племянницу
Фогеля. Эта проклятая оппортунистка де Франко только изображала,  что  она
следует выдержанным курсом. А на самом деле она  экспансионистка  не  хуже
своего дяди. Что-то смешало карты. Кто-то был  подкуплен,  кто-то  склонил
компанию "Андрус" на сторону де Франко, а  центристы  потеряли  свой  шанс
провести в Девятку своего  пятого  сторонника  и  добиться  большинства  в
правительстве впервые в истории.
     Это было тяжелое разочарование.
     А там, там внизу в зале, окруженная льстецами и всеми этими  молодыми
талантливыми  законодателями,  находилась  особа,  что   дергала   за   те
веревочки, до которых и с деньгами было не дотянуться.
     Но истинная сила не в деньгах, а в политическом влиянии, хотя  это  и
не видимая глазу ценность. Зыбкий неуловимый товар.
     И на этом висела судьба Союза.
     В его голове уже не в первый раз рождались самые  жестокие  фантазии.
Будто каким-то  образом  на  наружных  ступенях  какой-нибудь  сумасшедший
сможет подбежать с пистолетом или ножом и  одним  взмахом  решить  все  их
проблемы. Эти мысли в глубине души смутно беспокоили его. Но  это  изменит
Союз. Это даст человечеству шанс.
     Жизнь одного человека значит очень мало в этих масштабах.
     Он  несколько  раз  глубоко  вздохнул  и  направился  в   апартаменты
Советников   побеседовать   с   теми   немногочисленными,    кто    пришел
посочувствовать  проигравшим.  Стиснув  зубы,  он  подошел   с   вежливыми
поздравлениями к Богдановичу, который, занимая место  от  Государственного
Департамента, председательствовал в Совете.
     Богданович изобразил на  лице  абсолютное  бесстрастие,  а  в  добрых
глазах  под  седыми  бровями  -  выражение  этакого   всеобщего   дедушки,
преисполненного ласковой учтивости. Ни намека на триумф. Если бы он так же
искусно вел переговоры об устройстве Сообщества, Союз имел  бы  подходы  к
Пелле. Богдановичу всегда лучше  удавалась  мелкая  политика.  И  он  тоже
засиделся. Его избиратели  -  все  какие-нибудь  специалисты,  посланники,
назначенцы,  администраторы  со  станций  или  иммиграционные   -   жалкое
количество людей, чтобы избрать орган, который вначале был  гораздо  менее
важным,  чем  оказался  впоследствии.  О  господи,  как  могли   создатели
Конституции позволить себе поиграть при построении  политической  системы?
Они   называли   это   "новой   моделью",    "правительство    формируется
информированными  избирателями".  И   они   тогда   сбросили   со   счетов
тысячелетний     опыт     человечества,     эта     проклятая     компания
обществоведов-теоретиков, включая Ольгу Эмори  и  Джеймса  Карната,  в  те
времена, когда Сайтиин имела пять мест в Девятке и  большинство  в  Совете
Миров.
     - Не повезло тебе на этот раз, Михаил, - сказал  Богданович,  пожимая
ему руку и похлопывая ее.
     - Что делать, - воля избирателей, -  произнес  Корэйн.  -  С  ней  не
поспоришь. - Он улыбнулся,  полностью  контролируя  себя.  -  Мы  все-таки
добились высокого процента.
     Когда-нибудь, старый ты разбойник, когда-нибудь я получу большинство.
     Вот увидишь!
     - Воля избирателей, - повторил Богданович,  по-прежнему  улыбаясь.  И
Корэйн улыбался, пока не заболели зубы, а затем отвернулся от  Богдановича
к  Дженнеру  Харого,  из  того  же  выводка,  представлявшему   в   Совете
могущественный Департамент Внутренних Дел, и Катерине  Лао,  возглавлявшей
Департамент Информации, который, разумеется, контролировал все ленты.
     Вплыла Эмори, и они бросили его на полуслове, чтобы присоединиться  к
ее  свите.  Корэйн  обменялся  огорченными  взглядами  с  Промышленностью,
Нгуеном Тиеном  с  Викинга,  и  Финансами,  Махмудом  Чавезом  со  станции
Вояджер; оба центристы. Их четвертый сторонник,  адмирал  Леонид  Городин,
находился тут же, в окружении своих свирепых адъютантов в форме.  Оборона,
по иронии судьбы, была наименее надежной,  наиболее  склонна  пересмотреть
свою позицию  и  переметнуться  в  лагерь  экспансионистов,  если  услышит
подходящие аргументы. Таков был Городин. Он поддерживал центристов  только
потому, что хотел  держать  под  рукой  новые  военные  транспорты  класса
Эксцельсиор так, чтобы он мог  их  использовать,  а  не,  по  его  словам,
"держать где-то далеко в тылу, когда Сообщество установит новое  проклятое
эмбарго. Вы  хотите,  чтобы  избиратели  колотили  в  ваши  двери,  требуя
поставок, вы хотите новой настоящей войны, граждане,  тогда  отправим  эти
корабли в  Запредельность  и  останемся  здесь  в  полной  зависимости  от
торговцев Сообщества..."
     Не говоря уже о том,  что,  согласно  пелльскому  Договору,  торговое
Сообщество будет перевозить грузы и не будет строить крейсеры,  что  Союз,
который понастроил изрядное количество грузовых  кораблей,  сохранит  свой
флот, но не станет строить новые и конкурировать с торговцами... что  сами
статьи  Договора  -  это  дипломатический  залог,  чтобы   снова   оживить
прекратившееся снабжение. Когда Богданович растолковал им  все  это,  даже
Эмори голосовала против.
     Этот договор протащили станции. Генеральный Совет  в  полном  составе
был вынужден голосовать  по  этому  вопросу,  и  он  был  ратифицирован  с
минимальным  перевесом.  Союз  устал  от  войны,  вот  и  все.  Устал   от
разрушенной торговли и скудного снабжения.
     Теперь Эмори хотела запустить новую волну исследований и  колонизации
в глубокой Запредельности.
     Все знали, что там можно найти только неприятности. И опыт  Солнечной
системы на другой стороне космоса был тому  убедительным  доказательством.
Сол пришлось бегом вернуться к Сообществу и просить  о  торговле,  просить
рынки сбыта. Сол имела  соседей  и  ее  неразумное  любопытство,  по  всей
вероятности, и принесло  беду  Сообществу,  почти  в  пространство  Союза.
Городин постоянно и громогласно об этом объявлял.  И  требовал  увеличения
отчислений в оборонный бюджет.
     Из всех Советников самое уязвимое  положение  было  у  Городина.  Ему
могли объявить вотум недоверия. От  него  могли  избавиться,  если  он  не
сможет добыть корабли, нужные  Флоту,  причем  в  совершенно  определенных
зонах.
     А новости о  результатах  выборов  среди  торговцев  явились  ударом,
причем жестоким. Центристы считали, что победа уже у них в кармане. Они  и
в самом деле считали, что у них есть шанс остановить Эмори, а теперь  все,
что они могут сделать, - это цепляться за процедуру и  попытаться  убедить
Совет в том, что голосование по проекту "Надежда" не  должно  происходить,
пока де Франко не прибудет в Эсперанс и не займет  свое  место,  поскольку
проект затрагивает ассигнования на  флот  и  вопрос  об  основных  статьях
бюджета.
     Или... они могут сломать кворум и отправить проект на  голосование  в
Совет Миров. Вся интрига Эмори повиснет в воздухе.  Представители  гораздо
более независимы, особенно большой блок от Сайтиин, в  основном  состоящий
из  центристов.  Дайте  им  только  запустить   зубы   в   такой   сложный
законопроект, как этот: не "отшлифованный", не отредактированный Девяткой,
и они завязнут в нем на долгие месяцы, требуя внесения изменений,  которые
Девятка будет отклонять, и снова, круг за кругом.
     Пусть  Городин  еще  попытается  убедить  Экспансионистов   задержать
голосование. Городин еще определенно не заявил, на чьей он стороне,  герой
войны, грудь в медалях. Бросить его  на  них,  посмотреть,  сможет  ли  он
повернуть их. Если нет, центристы смогут уйти, все четверо.  В  этом  риск
большого политического урона, за это придется дорого платить.
     Но не смотря на уроны можно выиграть время.  Время  для  контактов  с
лоббистами, время разобраться,  могут  ли  они  потянуть  за  определенные
веревочки, и понять, удастся ли убедить де Франко (когда та появится) быть
умеренной. Ведь именно такой она себя объявила - по крайней мере,  принять
сторону центристов по законопроекту, который так важен для ее избирателей.
Она может, может проголосовать за откладывание.
     Советники потянулись  к  своим  местам.  Последней  появилась  группа
Эмори. Предсказуемо.
     Богданович постучал старомодным молоточком.
     - Заседание открыто, - сказал председатель и  перешел  к  результатам
выборов и  официальному  подтверждению  вступления  Людмилы  де  Франко  в
должность Советника по Департаменту торговли.
     Внесено и поддержано, Катерина  Лао  и  Дженнер  Харого.  Лицо  Эмори
ничего не выражало. Она никогда не вносила тривиальные предложения.  Скука
на ее лице, медленные повороты стила в  ее  пальцах  с  длинными  ногтями,
явное заученное спокойствие при прохождении формальностей.
     Без  обсуждения.  Вежливый  формальный  круг   подтверждающих   "Да",
официально зарегистрированный.
     - Рассматривается следующий вопрос, - произнес Богданович. - Принятие
Денциллом Лалом права голоса за сиру де Франко до ее прибытия.
     Та же тоска. Другой скучный круг "да", Харого и Лао слегка друг друга
поддразнивают, слабые смешки. Городин, Чавез,  Тиен  никак  не  реагируют.
Эмори заметила это: Корэйн краем глаза видел, как она  усмехнулась,  поняв
их молчание. Стило прекратило вращательные  движения.  Взгляд  Эмори  стал
теперь другим, острым, когда она взглянула в сторону Корэйна  и  медленно,
слегка улыбнулась так, как это делают, чтобы  смягчить  случайную  встречу
взглядов.
     Но глаза совершенно не улыбались. Что ты сделаешь? - спрашивали  они.
Как ты собираешься поступить, Корэйн?
     Было не так уж много вариантов, и такому  интеллекту,  как  у  Эмори,
потребовалось совсем немного времени, чтобы в них разобраться. Во  взгляде
медленно проявилось понимание, а затем  он  стал  угрожающим,  как  рапира
фехтовальщика. Он ненавидел ее. Он ненавидел все, что она символизировала.
Однако, бог мой, иметь с ней дело - все равно,  что  вести  телепатический
сеанс: он взглянул прямо ей в глаза, отвечая угрозой на угрозу, и  изгибом
бровей передал: ты можешь толкнуть меня на край. Но полетим мы вместе. Да,
я сделаю это. Расколю Совет. Парализую правительство.
     Ее закрытые глаза, ее ласковая улыбка говорили: Хороший удар, Корэйн.
А  ты  уверен,  что  ты   хочешь   этой   войны?   Ты   можешь   оказаться
неподготовленным к ней.
     Нежность в его взгляде отвечала: Да. Будет именно так, Эмори. Если ты
хочешь кризис именно тогда, когда на повестке дня  два  таких  важных  для
тебя проекта, ты получишь его.
     Она прищурилась, перевела взгляд на стол и обратно,  жесткая  улыбка,
глаза прикрыты. Значит, война.  Улыбка  становится  шире.  Ил  переговоры.
Следи за моими действиями, Корэйн: ты совершаешь  серьезную  ошибку,  если
доведешь до открытого разрыва.
     Я выиграю, Корэйн.  Ты  можешь  задержать  меня.  Ты  можешь  сначала
устроить выборы, черт тебя возьми. И на это уйдет больше времени,  чем  на
ожидание де Франко.
     - Вопрос об ассигнованиях на станции Надежда, - произнес  Богданович.
- Первый, по списку, выступающий - сира Лао...
     Эмори и Лао обменялись взглядами. Корэйн  не  мог  видеть  лица  Лао,
только ее белокурый  затылок:  косы,  характерно  уложенные  короной.  Без
сомнения, на лице Лао выразилась растерянность. Эмори подозвала секретаря,
сказала ему на ухо несколько слов, при этом его лицо стало  непроницаемым,
губы слились в тонкую линию, глаза отражали смущение.
     Секретарь подошел к одному из помощников Лао, а тот, в свою  очередь,
зашептал ей что-то на ухо. Теперь он мог прочитать движения плеч  Лао,  ее
глубокое дыхание так же, как и хмурое выражение  ее  лица,  повернутого  в
профиль.
     - Сир Президент, - сказала  Катерина  Лао.  -  Я  предлагаю  отложить
обсуждение законопроекта по станции Надежда  до  тех  пор,  пока  сира  де
Франко  не  сможет  сама  занять  свое  место.  Эта  мера  слишком  сильно
затрагивает торговлю. Со всем уважением  к  достопочтенному  представителю
Фаргона, но это дело следует отложить.
     - Поддержано, - резко сказал Корэйн.
     Ропот смущения пробежал среди помощников, головы  склонились  друг  к
другу, даже у  Советников.  Богданович  застыл  с  раскрытым  ртом.  После
недолгого замешательства он для приличия стукнул молоточком.
     - Было выдвинуто предложение отложить дебаты по законопроекту станции
Надежда до того момента, когда сира  де  Франко  персонально  займет  свое
место. Есть предложения для обсуждения?
     Это  была  чистая   формальность.   Эмори   произносила   комплименты
доверенному лицу, джентльмену с Фаргона, соглашаясь с Лао.
     Корэйн попросил слова, чтобы формально согласиться с Лао. Он  мог  бы
пустить небольшую шпильку. Временами они, экспансионисты и центристы,  так
и поступали, позволяя  себе  ироничные  замечания,  когда  с  делами  было
покончено.
     Но сейчас было иначе. Эмори, черт ее побери, выхватила у него  оружие
и лишила его хода, дав ему то, что он требовал, и пристально  смотрела  на
него, пока он произносил скучные невесомые  вежливости  в  адрес  Денцилла
Лала и возвращался на место.
     Следи за мной  внимательно,  -  говорил  тот  взгляд.  -  Ты  за  это
заплатишь.
     Проголосовали. Единогласно. Денцилл Лал проголосовал за  то,  что  не
сможет голосовать по проекту.
     - Повестка дня исчерпана, - сказал Богданович. - Мы запланировали  на
дебаты три дня, а теперь эти три дня освободились. Следующий  по  порядку,
законопроект Ваш, мира Эмори, номер  2405,  также  бюджетные  ассигнования
Департаменту Науки. Есть ли у тебя пожелания по изменению графика?
     - Сир Президент. Я готова к выступлению, но я, безусловно, не  хотела
бы ускорять события, не дав моим  коллегам  соответствующего  времени  для
подготовки к обсуждению. Я хотела бы перенести это  на  завтра,  если  мои
достопочтенные коллеги не возражают.
     Вежливое бормотание. Возражений нет. Корэйн пробормотал то же самое.
     -  Сира  Эмори,  не  хочешь  ли  ты  сформулировать  это  в  качестве
предложения?
     Поддержано и утверждено.
     Предложение о закрытии.
     Поддержано и утверждено.
     Зал взорвался более чем обычным беспорядком. Корэйн сидел неподвижно,
пока не почувствовал руку  на  своем  плече,  взглянул  вверх  на  Махмуда
Чавеза. Его лицо выражало одновременно и облегчение, и беспокойство.
     "Что случилось?" - спрашивал его взгляд. А вслух:
     - Это был сюрприз.
     - Встретимся у меня в кабинете. Через полчаса, - сказал Корэйн.
     Ленч  состоял  из  чая  с  бутербродами,  принесенными   помощниками.
Участники совещания не поместились в  кабинете  и  заполнили  комнату  для
заседания. В параноидальном рвении воинские адъютанты обшарили помещение в
поисках "жучков" и обыскали,  тогда  как  Городин  сидел,  скрестив  руки,
погруженный в суровое молчание, ни во что  не  вмешиваясь.  Ранее  Городин
собирался уйти с заседания вместе с центристами. Теперь все сместилось,  и
адмирал мрачно, озабоченно, молчаливо размышлял  о  том,  как  развиваются
события, как Эмори прижали по вопросу о  финансировании  Надежды,  и  что,
может быть, центристам грозит ультиматум.
     - Нам нужна информация, - сказал Корэйн и принял от помощника  стакан
минеральной воды. Перед ним, перед каждым из них и даже перед большинством
помощников  лежало  по  восьмисотстраничному  тому   пояснений   и   цифр,
представлявших   научный   бюджет;   переплетенный,   некоторые    разделы
подчеркнуты: центристы входили и в Департамент  Науки,  а  ходили  упорные
слухи о ловушках в формулировках законопроекта. Они присутствовали всегда.
И каждый год их немалое число касалось Резьюн.  -  Эта  книга  бюджета  не
требует всех деталей; все что мы знаем о Резьюн -  общая  сумма  дохода  в
налоговой  декларации,  а  какого  черта  Резьюн  хочет   придать   статус
Особенного Лица двадцатилетнему химику на Фаргоне?  Кто  это,  к  дьяволу,
Бенджамин П.Рубин?
     Чавез порылся в бумагах на своем столе,  взял  ту,  которую  помощник
подвинул ему под руку и, прикусив губу, проследил за пальцем секретаря.
     - Студент, - сказал Чавез. - Специальных данных нет.
     - Может быть так, что это имеет какую-то связь  с  проектом  Надежда?
Пусть даже самую фантастическую?
     - Это около Фаргона. По пути.
     - Мы можем спросить Эмори, - кисло сказал Чавез.
     - Черт побери, мы прекрасно сможем сделать это на заседании Совета  и
рассмотреть каждый лист документации, которую она представит.
     Ответом на это высказывание были только строгие взгляды.
     - В чем же заключается шутка? - сказал Городин.
     Лу, министр Департамента Обороны, откашлялся.
     - Имеется контакт, которому можно доверять, по крайней мере,  цепочка
контактов. Наш недавний кандидат на Науку...
     - Он же ксенолог, - заметил Тиен.
     - И близкий друг доктора Джордана Уоррика из  Резьюн.  Доктор  Уоррик
здесь. Он прибыл вместе с передовым отрядом сотрудников  Советника  Эмори.
Его пригласили на встречу с... ммм... определенными представителями Науки.
     Когда Лу говорил с таким обилием подробностей, это зачастую означало,
что он говорит больше, чем может  сказать  официально.  Корэйн  пристально
взглянул на него, Городин тоже был преисполнен внимания. Адмирал прибыл от
военных операций и к ним  же  вернется,  оставив  административные  детали
Департамента Обороны на Секретаря и его сотрудников: это  была  аксиома  -
Советники  могли  быть  экспертами  в  соответствующих  областях,   однако
фактически дела вели секретари, и  руководители  отделов  знали,  кто  чем
дышит.
     - Включая Бурда?
     - Весьма вероятно, - натянуто ответил Лу и замолк.
     Это надо запомнить, - подумал Корэйн.
     - Это старая дружба? - спросил Тиен тихим голосом.
     - Около двадцати лет.
     - Насколько безопасно это для Уоррика? - спросил  Городин.  -  Какому
риску мы его подвергаем?
     - Очень малому, - ответил Лу. -  Безусловно,  не  дружбой  Уоррика  с
Эмори. У Уоррика имеются свои подчиненные, не связанные с ней, и наоборот.
На самом деле наблюдается значительная враждебность. Он требовал автономии
внутри Резьюн. И получил ее. В Резьюн нет центристов. Но Уоррик  -  это...
не сторонник Эмори. Он здесь в действительности для того, чтобы обсудить в
Департаменте вопрос о перемене места работы.
     - Он - один из Особенных, - пояснил Корэйн для тех,  кто  не  жил  на
Сайтиин и,  возможно,  не  помнивших,  кто  такой  был  Уоррик.  Гений  со
справкой, что он действительно гений. Национальное достояние по закону.  -
Ему сорок с чем-то лет. У него было множество возможностей уйти  оттуда  и
устроиться  самостоятельно,  но  она  каждый  раз   блокирует   их   через
Департамент, отсекает ему все возможности.
     Он специально изучал Резьюн и Эмори. Этого требовал здравый смысл. Но
некоторые  сведения  были  труднодоступны  для   него   -   в   частности,
отслеживание контактов. Это была специальность Лу.
     - Борд может связаться с ним?
     - Все предварительные договоренности сорваны, -  тихо  ответил  Лу  в
своей педантичной манере. - Приходится заново строить повестку дня. Думаю,
что у нас все выйдет. Заняться мне этим?
     - Безусловно. Давайте сделаем  перерыв.  Надо  засадить  персонал  за
работу.
     - Значит, встретимся утром, - заметил Тиен.
     - Мои сотрудники будут  здесь  до  ночи,  -  сказал  Корэйн.  -  Если
что-нибудь  появится,  что  мы  должны...  -  Он  пожал  плечами.  -  Если
что-нибудь появится типа - видите ли, необходимо разобраться в сущности...
- Слово уход они не применяли открыто. И, к тому же не все присутствующие,
особенно клерки, знали, что предполагалось сделать в недалеком будущем.  -
Мои люди свяжутся с вами немедленно.
     И задержав Городина и Лу, пока остальные расходились по  кабинетам  и
совещаниям их собственных Департаментов и отделов, тихонько спросил:
     - Вы можете добыть Уоррика?
     - Лу? -  отпасовал  Городин,  и  тот,  приподняв  сутуловатые  плечи,
произнес:
     - Естественно.     Он  выглядел  достаточно  обычным  человеком,  появившемся   в   зале
заседаний в простом коричневом костюме, неся  дипломат,  который,  похоже,
слишком часто отправляли багажом. Корэйн не обратил бы на него внимания  в
толпе: красивый, спортивного вида шатен, выглядевший моложе  своих  сорока
шести лет. Однако телохранители должны были сопровождать  этого  человека,
пока военная полиция не взяла его под свое крыло, и, по всей  вероятности,
слуги выполняли за него все, разве что одевался он самостоятельно,  а  так
специальный персонал обслуживал его в любом деле. Никогда  Джордан  Уоррик
не стал бы лететь коммерческим рейсом и руки служащих багажного отдела  не
прикасались к его портфелю.
     Эмори была Особенной. Таких было трое в Резьюн,  ни  в  какой  другой
организации столько не было. Одним из них был этот человек,  который,  как
говорили, в уме  разрабатывал  и  отлаживал  структуры  психических  лент.
Обычно такую работу выполняли компьютеры. Когда же следовало построить или
переработать  достаточно  важную  ленточную   программу,   ее   передавали
сотрудникам Джордана Уоррика. Если же проблема была и для них  непосильна,
за нее брался он лично. Корэйн понял, по крайней мере, это.  Этот  человек
был удостоверенным гением и находился под защитой государства. Как  Эмори.
Как вся дюжина Особенных Лиц.
     И, вероятно, если Эмори хотела пожаловать этот статус двадцатилетнему
химику на Фаргоне, и, по  слухам,  открыть  там  филиал,  чтобы  привязать
специалиста  к  персоналу   Резьюн,   и   если   она,   кажется,   придает
первоочередное значение этому проекту, что делает его ценным  в  масштабах
ее вынашиваемого колониального броска, - то наверняка для этого существует
чертовски серьезная причина.
     - Сир Лу, - сказал Уоррик, пожимая протянутую руку. - Рад вас видеть.
- И обеспокоенный, но в целом дружелюбный взгляд, когда  он  посмотрел  на
Корэйна, и протянул руку. - Советник? Я не ожидал тебя увидеть.
     Сердце Корэйна подпрыгнуло.
     "Опасность", - сказало оно. Уоррик, напомнил  он  сам  себе,  не  был
одним из тех блестящих талантов,  которые  витают  в  облаках  абстрактной
логики, полностью отдалившиеся  от  человечества,  он  был  психохирургом,
манипулирование было его работой, и ему ничего не стоило обнажить  скрытые
людские побуждения. Все  это  прячется  за  рассудительной  любезностью  и
молодыми глазами.
     - Ты мог бы догадаться, - сказал Лу, - что это  больше,  чем  я  тебе
обещал.
     Легкая тревога промелькнула на лице Уоррика.
     - Да? - сказал он.
     - Советник Корэйн  очень  хотел  поговорить  с  тобой,  не  привлекая
внимания публики. О политике, Доктор Уоррик.  Это  очень  важно.  Конечно,
если ты предпочитаешь отправиться на другую  запланированную  встречу,  на
которую если и опоздаешь, то всего на  каких-нибудь  десять  минут,  -  мы
поймем, что ты не хочешь связываться с нашими вопросами. И я надеюсь,  что
ты примешь в  этом  случае  мои  персональные  извинения.  Интрига  -  моя
профессия...
     Уоррик вздохнул, сделал несколько шагов к столу заседаний  и  положил
на него дипломат.
     - Это как-то связано с Советом? Ты не мог бы объяснить, о чем  пойдет
речь, прежде чем я приму решение?
     - Это по поводу  предлагаемого  законопроекта.  Об  ассигнованиях  на
Науку.
     Уоррик чуть-чуть приподнял голову, что значило:
     - Ах, это... -  Едва  заметная  улыбка  появилась  на  его  лице.  Он
скрестил руки и оперся на стол, всем видом демонстрируя безмятежность: - И
что насчет законопроекта?
     - Что в нем? - просил Корэйн. - На самом деле?
     Уоррик откровенно рассмеялся:
     - Хочешь узнать, кого он поддерживает? Или что-нибудь другое?
     - Это как-нибудь связано с проектом Надежда?
     - Нет. Этот бюджет не  имеет  с  ним  ничего  общего,  насколько  мне
известно. Ничего такого. Ну, SETI - скан. Но только в общих чертах.
     - А по поводу придания статуса Особенного. Резьюн заинтересована?
     - Можно сказать. Ты хочешь узнать о Фаргоне вообще?
     - Мне интересно услышать все,  что  ты  согласишься  сказать,  доктор
Уоррик.
     - Я могу и опоздать на десять минут, а могу быть  совсем  лаконичным:
психогенезис. Психоклонирование, как выражается популярная пресса.
     Это был не тот ответ, которого ожидал Корэйн. Это было определенно не
то, что ожидали военные. Городин фыркнул.
     - Что за этим кроется?
     -  Это  не  прикрытие,  -  сказал  Уоррик.  -  Не  точные  копии,   а
клонирование  способностей.  Не  имеет  реального  значения  для,  скажем,
ребенка, пытающегося воссоздать утерянных родителей. Но в случае,  скажем,
Особенного,  когда  важны  именно  способности...  Вы  знаете  о   попытке
воссоздать Бок?
     Эстелла Бок. Женщина, чья работа привела к сверхсвету.
     - Они пытались, - сказал Корэйн. - Но не сработало.
     - Ее копия была очень одаренной. Но это была не Бок. Она была  скорее
музыкантом, чем физиком, и отчаянно несчастной  из-за  своей  известности.
Она не принимала омолаживающие средства до последних дней,  пока  старость
не одолела ее. Тогда она была вынуждена воспользоваться этими препаратами.
Совершенно изнурив себя таким способом, она, наконец, умерла  в  девяносто
два. Она даже не выходила из комнаты в течение  последних  нескольких  лет
своей жизни.
     -  Чего  у  нас  тогда  не  было  -  это  нынешнего  оборудования   и
документации. Работа доктора Эмори во время войны, вы знаете, исследования
процесса познания и химии тела...
     - Человеческое  тело  имеет  внутренние  регулирующие  системы,  весь
комплекс, который регулирует пол, рост и защиту от инфекций.  Генетический
код  -  это  еще  не  все  для   воссоздания.   На   химическую   систему,
устанавливаемую генетическим кодом, воздействуют  случайные  факторы.  Все
это есть в научных журналах. Я могу дать ссылки...
     - Ты отлично рассказываешь, - сказал Корэйн. - Пожалуйста, продолжай.
     - Короче говоря, мы сейчас знаем больше, чем тогда, когда клонировали
Бок. Если программа даст результаты,  на  которые  надеется  Эмори,  можно
будет снова предпринять аналогичную  попытку.  Сюда  включается  генетика,
эндокринология,   большое    количество    тестов,    физиологических    и
психологических; и тут же должны быть записи. Всех деталей я не знаю.  Это
проект доктора Эмори, он секретный, да и работы ведутся в  другом  отделе.
Но  я  знаю,  что  он  задуман   всерьез   и   не   слишком   оторван   от
действительности. Немного спекулятивный, пожалуй; но вы  должны  понимать,
что в нашей науке имеется особая трудность: ученый должен жить  достаточно
долго,  завершить  исследование,  а  доктор  Эмори   не   молода.   Каждый
эксперимент с эйзи требует не меньше пятнадцати лет. Проект Рубина займет,
по крайней мере, двадцать.  Вы  видите  сложность.  Потому  она  вынуждена
немного рисковать.
     - У нее проблемы со здоровьем? -  спросил  Корэйн  спокойно,  заметив
легкое изменение интонации  и  меньшую  уверенность  собеседника.  Сколько
действует омолаживание - никто не знает. Старение наступает  тем  быстрее,
чем дольше действовало омоложение.
     Уоррик отвел глаза. Он не собирался прямо отвечать  на  этот  вопрос.
Корэйн это понял еще до того, как собеседник что-либо произнес. Он надавил
слишком сильно.
     - Смертность вызывает тревогу, - сказал Уоррик, - у любого человека в
ее возрасте. Так вот, я сказал, что для проектов нужно время.
     - И сколько, по-твоему, займет этот проект? - спросил Городин.
     - Это очень, очень важно для нее:  все  ее  теории,  вся  ее  работа,
посвященная эндокринным системам и генетике, психоструктурам, - все вело к
одной цели.
     - Она - Особенная. Она может задействовать практически  все,  что  ей
понадобится.
     - Кроме статуса Особенной. Это - ее защита. Я согласен  с  ней,  если
она не хочет использовать кого-то внутри Резьюн. Клон будет  находиться  в
Резьюн, но не Рубин. Он - молод. Это исходное  условие.  Он  исключительно
талантлив, родился на станции, и любое его действие, даже покупка  напитка
в автомате, зарегистрировано в записях  станции.  Он  родился  с  иммунной
недостаточностью, и имеются обширные медицинские  сведения,  восходящие  к
его детству. Это наиболее важная  часть.  Ари  может  сделать  это  и  без
одобрения Совета, но она  не  сможет  удержать  правительство  Фаргона  от
действий, которые могут скомпрометировать ее результаты.
     - Предполагается, что Рубин знает об этом?
     -  Он  знает,  что  Резьюн   будет   временами   контролировать   его
эксперименты. Более важно то, что клон  не  будет  знать  о  существовании
Рубина, пока ему не исполнится столько лет, сколько Рубину сейчас.
     - Как ты думаешь, это серьезный проект? - спросил Корэйн.
     Уоррик немного помолчал.
     - Я думаю, что в любом случае, наука получит пользу.
     - Ты осмотрителен, - сказал Лу.
     - Я не вижу особого вреда  для  Рубина.  Он  -  ученый.  Он  способен
понять, что такое экспресс-контроль. Я буду  противостоять  любой  встрече
этих двоих когда-либо в будущем. Я буду следить за событиями. Но я не буду
возражать против программы.
     - Это твоя работа?
     - Я лично в ней не участвую.
     - Твой сын, - сказал Корэйн, - тесно сотрудничает с доктором Эмори.
     - Мой сын - студент, - сказал Уоррик  без  всякого  выражения.  -  Он
учится разрабатывать ленты. Будет ли он участвовать в  программе,  зависит
от доктора Эмори. Это будет редкая  возможность.  Не  исключено,  что  его
направят в филиал на Фаргоне, если все это пойдет. Я  был  бы  рад  такому
обороту.
     "Почему?" - недоумевал Корэйн и подумал, что стоило бы  отважиться  и
спросить.  Однако,  существовали  пределы  разговорчивости  до   сих   пор
дружелюбного осведомителя, а еще ходили упорные слухи,  касающиеся  Эмори,
которые никто не доказал.
     - Быть студентом в Резьюн, - заметил Лу, - означает  гораздо  больше,
чем быть студентом университета.
     - Да, значительно, - согласился Уоррик. Оживленное выражение  исчезло
с его лица. Теперь он был настороженным, исключительно аккуратным в выборе
выражений и реакций.
     - Что ты думаешь о проекте Надежда? - спросил Корэйн.
     - Разве это политический вопрос?
     - Это политический вопрос.
     - Я изучаю политику, но не участвую в ней. - Уоррик опустил глаза,  а
затем взглянул Корэйну в лицо. - Резьюн  больше  не  зависит  от  торговли
эйзи. Мы можем прожить достаточно хорошо и  за  счет  наших  исследований,
отделятся колонии или нет - по-прежнему будет сохраняться нужда в том, что
мы делаем, не принимая во внимание судьбу других лабораторий,  которые  не
могут навредить нам. У нас уже слишком большой задел  в  других  областях.
Конечно, мы не будем так же богаты. Но нам вполне хватит. Меня волнует  не
экономика. Когда-нибудь нам надо поговорить об этом.
     Корэйн прищурился. Этого он не ожидал: ученый из Резьюн сам  идет  им
навстречу. Он сунул в карманы руки и обвел взглядом окружающих.
     -  Может  ли  доктор  Уоррик  пропустить  ту  встречу,  не  привлекая
внимания?
     - Без проблем, - ответил Лу и добавил: - Если доктор Уоррик  согласен
пропустить ее.
     Уоррик глубоко вздохнул, затем поставил дипломат на пол  и  придвинул
кресло к столу заседаний.
     - Я согласен, - сказал он и сел в кресло.
     Корэйн тоже сел. Городин и Лу заняли кресла поодаль.
     Лицо Уоррика по-прежнему ничего не выражало.
     - Я знаю этих джентльменов, - сказал он, указав на военных  движением
глаз. - Я знаю твою репутацию, Советник Корэйн. Я знаю, что ты  порядочный
человек. То, что я собираюсь тебе сказать, может обойтись мне... дорого. Я
надеюсь, что ты не преувеличишь значения того, что  я  скажу,  и  я  также
надеюсь, что ты не припишешь это личной антипатии. Между доктором Эмори  и
мной есть  разногласия.  Ты  понимаешь  -  работая  в  Резьюн,  приходится
принимать массу серьезных  решений.  Наш  материал  -  люди.  Бывает,  что
ситуация с точки зрения этики... беспрецедентна. Приходится полагаться  на
свое личное суждение, а у разных людей суждения разные.
     У нас с доктором Эмори точек столкновения  больше  обычного.  У  меня
есть печатные статьи, противоречащие ее позиции. Наши взгляды на некоторые
ее действия противоположны. Так что, если она узнает о  моем  разговоре  с
тобой, она будет считать, что я пытался  навредить  ей.  Но  я  уповаю  на
Господа, что ты дашь ей эту программу на  Фаргоне.  Это  не  будет  стоить
правительству ничего, разве что Особенный...
     - Это создает опасный  прецедент  -  создать  Особенного  только  для
осуществления  исследовательского  проекта.  Только  для  того,  чтобы  не
упустить инициативу?
     - Я хочу, чтобы меня и моего сына перевели из Резьюн.
     Корэйн на мгновение задержал дыхание...
     - Ты ведь Особенный, так же, как она.
     - Я не политик. У меня нет ее влияния. Она заявит,  что  я  необходим
для работы.  И  те  же  обстоятельства,  которые  делают  меня  Особенным,
заставят меня оставаться там, где в этом нуждается правительство. А оно до
сих пор считало, что я нужен именно там, в Резьюн. Сейчас мой сын работает
в ее программе по двум причинам: во-первых,  это  его  область,  а  Ари  -
лучшая; во-вторых, он - мой сын, и Ари хочет держать  меня  на  крючке,  я
ничего не могу поделать при нынешней расстановке сил на Резьюн,  я  должен
привлечь внешние силы, то есть вас. Я снова могу попытаться уйти оттуда, а
как только мне удастся ускользнуть из сферы ее администрирования,  я  могу
сделать запрос о персональном переводе моего сына  на  работу  над  другим
проектом. Это одна из причин, почему  я  заинтересован  в  том,  чтобы  на
Фаргоне были созданы благоприятные условия. Это будет лучший  вариант  для
государства. Это будет лучший вариант для Резьюн. Бог свидетель,  что  для
Резьюн это будет лучшим вариантом.
     - Возможно, некоторые сведения "выйдут на  свет".  Ты  это  имеешь  в
виду?
     - Я не собираюсь выступать с  обвинениями.  Я  не  хочу  выходить  на
публику с чем-нибудь подобным. Я говорю, что  у  Ари  слишком  много  этой
проклятой власти, как внутри Резьюн, так и вне  ее.  Речь  идет  не  о  ее
научных заслугах. Как ученый, я  не  спорю  с  ней.  Я  знаю  только,  что
политика внутри "Дома" и  снаружи  его  являются  единственными  рычагами,
которые я вижу, чтобы развязаться  с  ситуацией,  которая  становится  все
более взрывоопасной.
     Следует быть осторожным, очень  осторожным.  Корэйн  не  просидел  бы
двадцать лет в правительстве, если бы принимал все за  чистую  монету.  Не
напугать бы благожелательного свидетеля. Поэтому он мягко спросил:
     - Что ты хочешь, Уоррик?
     - Я хочу, чтобы тот проект прошел. Затем я собираюсь перевестись. Она
попытается помешать этому. Нужна поддержка - при моем  запросе.  -  Уоррик
откашлялся. Он сжал пальцы так, что они почти  побелели.  -  Обстановка  в
Резьюн накаляется. Я не согласен с  тем,  что  следует  предпринимать  эти
усилия ради колонизации.  Я  согласен  с  Бергером  и  Шлеги,  что  вредно
распылять человечество до такой степени, да еще так быстро. Мы только  что
покончили с одной социальной катастрофой,  мы  уже  не  те,  что  покинули
Землю, не те, что покинули станцию Слава, и  мы  не  оправдываем  ожиданий
наших  основателей;  а  если  мы  осуществим  этот  следующий  бросок,  то
возникнет критическая разница между нами и  нашими  потомками  -  чуда  не
бывает, нет Эстеллы Бок, нет великого открытия, способного заполнить  этот
зазор. Такова моя точка зрения. Я не могу выражать ее, находясь в Резьюн.
     - Доктор Уоррик,  неужели  они  могут  помешать  тебе  выражать  свое
мнение?
     - Существуют причины, из-за которых я не могу там выразить свою точку
зрения.  Если  наша  беседа  будет  опубликована,  мне   придется   занять
официальную позицию Резьюн.
     - Ты говоришь, доктор Уоррик, что протягиваешь руку потому, что  тебе
нужен этот перевод?
     - Мне нужно переназначение, Советник. Для меня и моего сына. Тогда  я
не буду опасаться высказывать свое мнение. Ты понимаешь меня?  Большинство
специалистов, которые могли  бы  авторитетно  высказаться  против  проекта
Надежда, работают в Резьюн. Без голосов от Науки, без публикаций в  печати
- ты  понимаешь,  что  идеи  не  обретут  сторонников.  Ксенология  сильно
разделена. Самые неотразимые аргументы лежат  в  нашей  области.  У  тебя,
Советник, нет большинства в девяти избирательных округах. Ты должен лишить
Ари большинства в ее собственном  округе.  Этот  психогенетический  проект
очень дорог ее сердцу - он, фактически, настолько ее собственный, что  она
не подпускает к нему даже своих помощников. Опять же - фактор  времени.  С
одной стороны, жизнь коротка. С другой стороны  иногда  необходимо  просто
сидеть и ждать, а время работает на тебя.
     - Ты полагаешь, что по-прежнему мы должны с ней считаться и не мешать
Фаргонскому проекту?
     - Пока она жива, тебе определенно придется иметь с ней дело в Совете.
Поэтому Фаргонский проект выгоден и мне,  и  тебе.  Я  хотел  бы  публично
поддержать  тебя.  Если  бы  удалось  создать  оппозицию  изнутри  Резьюн,
особенно включающую другого Особенного, - она пользовалась бы значительным
доверием в Науке. Но дела обстоят так, что я не могу сделать это сейчас.
     - Важный вопрос, хотя несколько не по теме, - сказал Городин, -  есть
шанс, что проект Рубина сработает? Реален ли он?
     - Весьма вероятно, что сработает, адмирал.  Безусловно,  это  гораздо
более серьезная попытка, чем в случае с Бок. Вы, возможно, знаете, что  мы
очень редко пользуемся генофондом  Особенных.  Статус  защищает  даже  наш
генетический материал. Видите ли, на самом деле старая  поговорка  о  том,
что от гения до безумца один шаг, имеет практический смысл, она  вовсе  не
глупа. Когда мы создаем эйзи, альфа-класс требует  гораздо  более  тонкого
тестирования и коррекции (конечно, в среднем). Что мы неправильно  сделали
с клоном Бок - то, мы могли сделать  неправильно  и  с  самой  Бок.  Могло
повлиять и то, о чем мы пока  не  знаем.  Наши  шансы  воссоздания  живого
Особенного гораздо выше. Документы точнее,  сами  понимаете.  Бок  прибыла
сюда как колонист, ее данные находились на  корабле;  слишком  много  было
утеряно  или  просто  не  зафиксировано.  Я  не  уверен,  сможем   ли   мы
когда-нибудь вернуть талант Бок, но несомненно мы не сможем это сделать  в
рамках  нынешнего  проекта.  С  другой   стороны,   воссоздание,   скажем,
Клейгмана... который обогнал свое время на  полтора  века...  принесло  бы
реальную пользу.
     - Или саму Эмори, -  пробормотал  про  себя  Корэйн.  -  О,  Господи!
Неужели она к этому стремится? К бессмертию?
     -  Только  в  той  степени,  в  какой  любой  человек  может   хотеть
наследника, похожего на себя. Это  не  бессмертие,  поскольку  чувства  не
сохраняются. Мы говорим  об  интеллектуальной  схожести,  два  индивидуума
будут более похожи друг на друга, чем двойняшки, причем ни один из них  не
станет доминирующим. Важно то,  что  воссоздание  способностей  скрыто  на
границе между генотипом и тем, что мы называем  ленточной  структурой  для
эйзи.
     - Воссоздание с помощью программы?
     Уоррик покачал головой.
     - Это невозможно запрограммировать. На сегодняшнем уровне понимания.
     Корэйн снова и снова прокручивал все это в своем сознании. И снова.
     - Это означает, - сказал Городин, - что на теперешнем уровне генетики
и восстановительной психологии мы могли бы скопировать  живого  Особенного
не хуже, чем умершего.
     - Такая возможность существовала бы, - спокойно сказал Уоррик, - если
изменить некоторые законы. Практически я бы  высказался  против  этого.  Я
понимаю, почему они начинают это дело. Но риск психологического  нарушения
очень велик даже если соблюдать все предосторожности. Разве вы не видите -
это очень сложно, когда вы имеете дело с жизнями людей?  Девятка  проявила
большой интерес к случаю с Бок. Слишком большой.  Я  согласен  с  доктором
Эмори: только Департамент Науки, а конкретно, только  Резьюн  имеет  право
контактировать с обоими личностями. Именно это она  хочет  от  фаргонского
проекта. Мы говорим не о конторе или лаборатории. Мы говорим  об  анклаве,
об обществе, которое Рубин не будет покидать, ну разве что так же,  как  я
покидаю Резьюн: редко и с эскортом для защиты.
     - Боже мой, - сказал Городин, - Фаргон не допустит этого.
     - Отдельная конструкция на орбите. Разделенная  на  отсеки.  Это  она
должна пообещать Харого. Резьюн оплатит монтаж.
     - Ты, значит, знаешь, какие контракты она заключила.
     - Об этом я узнал случайно. Могут быть и  другие.  Это  дорогостоящий
контракт для строительных компаний на Фаргоне.
     Это звучало правдоподобно. Все в целом. Корэйн прикусил губу.
     - Позволь задать тебе сложный вопрос, - сказал Корэйн. - Если  другая
информация...
     - Я бы дал ее.
     - Если другая информация еще поступит...
     - Ты просишь меня стать информатором?
     - Человеком Совести. Ты знаешь, что для меня важно.
     - Даже адмиралу не удалось бы  реквизировать  меня.  Я  нахожусь  под
охраной   государства.   Мое   местопребывание   должно   быть    одобрено
правительством Союза. Это цена того, что я Особенный.  Адмирал  подтвердит
тебе:  Резьюн  скажет,  что  без  меня  они  обойтись   не   смогут.   Это
автоматически означает пять голосов из девяти. А следовательно, я  остаюсь
в Резьюн. Я скажу тебе, Советник, что я  собираюсь  сделать.  Я  собираюсь
подать адмиралу Городину просьбу о переводе сразу же, как  только  пройдет
голосование о придании Рубину статуса Особенного, но перед голосованием об
ассигнованиях на проект станции Надежда. Официально это произойдет  именно
тогда.
     - Господи! Ты думаешь, что стоишь такого дела?
     - Советник,  ты  не  сможешь  победить  при  голосовании  по  станции
Надежда. Ари распоряжается госпожой де  Франко  или  по  крайней  мере  ее
банковским  счетом.  Договоренность...  де  Франко  собирается  попытаться
воздержаться, что, в крайнем случае, немного приоткроет для избирателей ее
истинную суть. Забудь, что слышал это от меня. Но  если  ты  не  добьешься
равенства голосов  и  отправишь  дело  в  Генеральный  Совет,  это  станет
неизбежным. Ты выкупишь меня и  моего  сына  у  Резьюн,  Советник...  и  я
заговорю. Я даже сделаю больше - вне ее  непосредственного  наблюдения,  в
филиале Резьюн на Фаргоне. Она  может  получить  станцию  Надежда.  Но  ее
следует остановить, Советник. Если тебе нужен голос внутри Науки,  я  могу
им стать.
     У Корэйна перехватило дыхание.  Он  посмотрел  на  Лу,  на  Городина,
внезапно стараясь вспомнить,  как  Лу  старательно  завлекал  его  на  эту
встречу, не доверяя  этим  двум  таинственным  знаменитостям,  входящим  в
Девятку, действовавшим под завесой секретности.
     - Тебе бы надо заняться политикой, -  наконец  сказал  он  Уоррику  и
внезапно с беспокойством вспомнил, с кем он разговаривает:  ведь  это  был
резьюновский мастер психологии, этот мозг был  одним  из  тех  двенадцати,
слишком ценных для Союза, чтобы его потерять.
     - Мое дело - психология, -  сказал  Уоррик.  Теперь  его  пристальный
взгляд внушал беспокойство и более  не  казался  обычным,  безобидным  или
нейтральным. - Все, чего я хочу - это заниматься своим делом без помех.  Я
разбираюсь в политике, Советник. Уверяю тебя,  она  никогда  не  оставляет
нас, в Резьюн, в покое. И мы ее тоже. Помоги мне, и я помогу тебе. Это  же
так просто.
     - Да не так уж и просто, -  возразил  Корэйн,  но  для  Уоррика  это,
действительно, было так. Кто бы ни завлек его на эту встречу  -  будь  это
Лу, будь это Городин, будь это Уоррик.
     Он вдруг осознал, что не уверен, не Эмори ли это. Можно сойти с  ума,
имея дело с гением Особенных, в первую очередь  с  теми  из  них,  которые
работают с самим восприятием.
     Иногда он должен кому-то доверять. Иначе ничего не сделаешь.     - Первым вопросом повестки дня - законопроект  под  номером  2405  по
Департаменту Науки. Законопроект выдвинут Арианой Эмори в  соответствии  с
обычными ассигнованиями для Департамента Науки, по  постановлению  Статуса
Союза 2595, раздел 2...
     Эмори взглянула в сторону Корэйна. "Ну? - говорили эти  полуприкрытые
глаза. Бросишь ли ты мне вызов по столь обыденному делу?"
     Корэйн улыбнулся. И пусть эта тварь поволнуется.
     Молоточек опустился, и опять раньше обычного:
     - Перерыв, - объявил Богданович. Голоса в палате Советников смолкли.
     Наконец, Ариана Эмори перевела дух. Первую ступень они одолели. Рубин
получил свой статус, если Совет Миров не наложит вето на это решение,  что
маловероятно. Корэйн может организовать противодействие, но он  прибережет
его для чего-нибудь важного.  Того,  что  Корэйн  считает  важным.  Проект
станции Надежда может в этом смысле послужить приманкой. Де  Франко  может
захотеть воздержаться. Но она не сделает этого, если разгорятся страсти.
     Помощники устремились к дверям, сопровождая своих  Советников.  Слава
Богу, прессу не допускали наверх, в палату, до  окончания  заседания.  Два
часа на ленч, а затем обсуждение  распределения  остальных  разрешений  по
Науке, длинный скучный  перечень  льгот.  Как  и  многие  другие  вопросы,
сначала маленькие и важные, а вскоре жутко громадные и бессмысленные.  Эти
вопросы решала правительственная Девятка, для чего и была создана. Однако,
фактически дела велись на  уровне  Секретариата,  а  роль  Девятки  обычно
сводилась к утверждению.
     Тем не менее использование генофонда живущего Особенного  из  перечня
проектов Резьюн потребует рутинного утверждения.
     Каждый год на  уровне  Генерального  Совета  предпринималась  попытка
отменить всю систему разрешений в области Науки. Каждый год  Аболиционисты
или  какая-нибудь  другая  группа   ненормальных   выдвигала   предложение
поставить вне закона эйзи и вообще эксперименты  над  людьми.  Каждый  год
Совет  Миров  рассудительно  отклонял   его.   Однако   существовал   этот
дестабилизирующий фактор,  который  центристы  при  удобном  случае  могли
использовать  как  рычаг  против   проекта   Надежда,   а   также   против
законопроекта о Науке. Если в Совете все эти левые и правые  присоединятся
к центристам по такому вопросу, то для  партии  экспансионистов  возникает
опасная возможность остаться в меньшинстве.
     Она была  обеспокоена.  Она  беспокоилась  с  того  момента,  как  ее
информаторы сообщили, что центристы обсуждают уход с заседания.  Внезапное
согласие Корэйна продолжить работу тревожило ее.
     И если бы это не вызвало порицаний за необоснованную  спешку,  она  с
удовольствием поторопила бы председателя, чтобы он еще до  полудня  провел
законопроект о Науке. Пока что препятствия исчезали  слишком  быстро,  все
шло слишком хорошо,  как  по  маслу.  То,  что  представлялось  длительной
сессией, может закончиться в рекордные три дня, и Девятка сможет разойтись
по своим гражданским делам, по крайней мере, еще на шесть месяцев.
     Исходно  все  было  задумано  как  средство  для   ускорения   работы
правительства, что  Девятка  будет  встречаться  и  утверждать  все  меры,
затрагивающие их разнообразные сферы интересов, оставляя мелкую  работу  и
стандартные  административные  процедуры   сотрудникам   Департаментов   и
избранным представителям Совета Миров, а также различным комиссиям.
     В самом деле, Девятка, составленная из профессионалов высшего класса,
работала очень эффективно. Они встречались редко, выполняли свою работу  и
расходились, возвращаясь к своим обычным делам - однако некоторые  из  них
пользовались  колоссальным  влиянием  в   соответствующих   Департаментах,
обладая властью, которую не полностью предусмотрели создатели конституции.
Так же, как не трудно было  предусмотреть  деятельность  Резьюн  во  время
войны или увеличения численности населения до нынешнего состояния, а также
отступничество Пеллы и от Сол, и от Союза  вместе  с  теми  последствиями,
которые  это  вызвало.  Когда   создавали   Государственный   Департамент,
считалось, что его  будут  контролировать  профессионалы,  находящиеся  на
дипломатической службе, однако расстояния толкали  его  к  все  большей  и
большей зависимости от точности донесений Департамента Обороны: иначе было
трудно уследить за обстановкой.
     Сталкиваясь  с  инопланетной  жизнью  отнюдь  не  только  на   Пелле,
Департаменту Науки пришлось принять на себя часть дипломатических  функций
и воспитывать собственных специалистов по возможным контактам.
     В  округе  Гражданского  Департамента   оказалось   непропорционально
большое количество  избирателей,  и  оно  избрало  способного  и  опасного
человека, который отлично угадывал ловушки.
     Возможно, что Корэйн не знал, что де Франко является ее  сторонницей.
Это объясняло бы его  готовность  рискнуть  своей  политической  карьерой,
связанную с демонстративным уходом. Разумеется, он и не думал,  что  может
надеяться повлиять на  Пан-парижское  торговое  соглашение,  и  не  просто
соглашение, а сложное переплетение интересов, где доминировала Лао. Он  не
может ничего сделать, кроме как потратить правительственные  средства,  на
что другие не будут  смотреть  спокойно.  Конечно,  невероятно,  чтобы  он
создал какие-нибудь препятствия законопроекту по Науке.
     Несомненно.
     - Эмори. - Несмотря на присутствие помощников и телохранителей кто-то
коснулся ее руки, и Кэтлин тотчас оказалась рядом, тело ее напряглось,  на
лице мелькнуло замешательство, поскольку тот, кто коснулся ее руки, не был
чьим-то помощником, это был адмирал  Городин,  которого  сейчас  оттесняла
Кэтлин: - На два слова.
     - У меня неотложные планы. - У нее не было  желания  разговаривать  с
этим человеком, который, имея в распоряжении и без того огромные бюджетные
отчисления и он тратил сколько хотел, спорил с ней по поводу использования
десяти кораблей в проекте Надежда; и поддерживал Корэйна. У нее были связи
в  Обороне,  и  она  пользовалась  ими:  значительная  часть  Разведки   и
большинство в Специальной Службе были на ее  стороне,  и  новые  выборы  у
военных могли сместить и Городина, и Лу: и пусть  Корэйн  не  забывает  об
этом, если он хочет сражаться.
     - Я пойду с тобой, -  сказал  Городин  без  колебаний,  их  помощники
перемешались.
     - Один момент, - сказала Кэтлин, - сир. - Флориан встал рядом. Они не
были вооружены. В отличие от военных. Но это их не останавливало: они были
эйзи и подчинялись ей, а не логике.
     -  Все  в  порядке,  -  сказала   Ариана,   поднимая   руку   жестом,
подтверждающим ее слова.
     - Из достоверных источников я узнал,  -  сказал  Городин,  -  что  ты
наберешь голоса по проекту Надежда.
     Проклятье.  Ее  сердце  забилось  чаще.  Однако  вслух   с   солидным
спокойствием:
     - В таком случае, твои источники, возможно, и правы. Но для меня  это
не очевидно.
     - Корэйн расстроен. На этом он потеряет престиж.
     Что он задумал?
     - Ты ведь знаешь, что мы можем это задержать, - сказал Городин.
     - Вероятно, можете. Но это вам ничего не даст. Если ты прав.
     - У нас есть свой человек среди персонала де Франко, др. Эмори. Мы не
ошибаемся. У нас  также  есть  источник  в  Компании  Андрус;  и  в  Хейес
Индастриз. Отличное вложение  капитала.  Так  они,  в  конце  концов,  они
заполучат этот заказ?
     Городин приподнял бровь:
     - Знаешь ли, у Хейес есть оборонные контракты.
     - Я не знаю, чего ты добиваешься, но мне не нравится упоминать  слово
"контракты" по соседству со словом "голосование". И если у тебя  при  себе
есть записывающая аппаратура, то я сильно возражаю против ее применения.
     - Так же как и я по отношению к твоей, сира. Но мы не будем  говорить
о деньгах. Случилось так, что, услышав о строительстве, я  направил  своих
сотрудников побеседовать с людьми  из  Хейес.  И  мы  отлично  знаем,  что
влияние Резьюн  достаточно  широко  и  связано  с  законопроектом  Рубина.
Прошлой ночью мои сотрудники разобрались в  уставе  Резьюн,  один  молодой
толковый  помощник   обнаружил   некую   тонкость   в   статьях,   которая
предоставляет Резьюн уникальное право считать офисы своих филиалов  частью
Административной Территории. Это значит: то, что ты собираешься  построить
на Фаргоне, не будет находиться под их контролем. А останется  под  твоим.
Независимая часть Союза. И Рубин там будет работать.
     Сам он бы не смог так глубоко докопаться. Черт побери,  но  это  так.
Кто-то что-то разболтал, а он продолжает называть Хейес и Андрус. Это  те,
кого мне предложено обвинять.
     - Все это очень запутано, - пробурчала она. Они прошли по балкону  до
коридора,  ведущего  к  офисам  Совета,  куда  она  и  собиралась.  Ариана
остановилась и взглянула на адмирала: - Продолжай.
     - Мы считаем, что  это  имеет  военное  значение.  Филиал  Резьюн  на
Фаргоне рискует безопасностью.
     На какой-то момент все замерло. Удар был не с той стороны, откуда она
ожидала. В этом не было логики. Вернее, была, если опасаться  контактов  с
Торговым Сообществом.
     - Мы не говорим о лабораториях, адмирал.
     - А о чем мы говорим?
     -  Рубин  собирается  там  работать.  Это  будет,  в  основном,   его
лаборатория.
     - Ты очень доверяешь этому молодому человеку.
     Ловушка. Боже мой, где она?
     - Он очень ценный молодой человек.
     - Я хотел  бы  обсудить  это  с  позиции  безопасности.  До  дневного
голосования. Мы можем поговорить?
     - Проклятье, у меня назначена встреча во время ленча.
     - Др. Эмори, честное слово, я не хочу отправлять это в комитет. Я  не
хочу создавать трудности.  Но  я  чувствую,  что  все  происходит  слишком
быстро. Меня волнует другое, то, что, по моим понятиям, ты  не  хотела  бы
обсуждать здесь.
     Кто-то проболтался.
     Однако вслух Флориану:
     - Передай Янни, что  у  меня  срочное  дело.  Скажи,  чтобы  он  меня
заменил. Я буду там, когда  смогу.  -  Уже  спокойнее  она  посмотрела  на
адмирала, полагая, что это больше похоже на сделку,  а  не  на  торпеду  в
борт. - Твой кабинет или мой?
     - Спасибо, - сказала Ариана, принимая кофе из рук  Флориана,  который
знал ее вкусы. Это был ее офис, ее комната для совещаний, остались  Кэтлин
и Флориан, а  вооруженные  охранники  -  снаружи,  по  предложению  самого
адмирала.
     Адмирал попросил себе черный кофе. Так поступало большинство из  тех,
кто редко пробовал  этот  напиток.  Настоящий  кофе  был  редкостью  -  он
импортировался с далекой Сол, с южного полушария Земли. Это было одним  из
пристрастий Арианы, с которым она и не пыталась бороться. Она предпочитала
с молоком. Еще одно излишество.
     - Сельхозотдел продолжает над этим работать, - сказала она. -  Может,
когда-нибудь все получится. - Сайтиин представляла собой грязно-кремниевую
преисподнюю,  когда  они   начали   заниматься   сельским   хозяйством   в
низколежащих  долинах,  где  купола  и   увлажнители   позволяли   создать
микроклимат.
     И новое воспоминание: так много коричневого, так много  сине-зеленого
на холмах. Долина, оплетенная бороздами, как  будто  поработал  шелкопряд.
Огромные зеркала улавливают свет из космоса и перебрасывают энергию  вниз,
на поля. А погодоустроители на орбите  сгребают  землю  грозами,  ужасными
грозами... Мы в безопасности, Ари,  сказала  бы  Maman.  Это  только  шум.
Погода, вот и все...
     Леонид Городин со спокойным видом отпил кофе. И улыбнулся:
     - В Департаменте ходят слухи, что этот проект Рубина  на  самом  деле
твой. Персонально. Что бы ты ни делала, все затрагивает наши  отношения  с
Сообществом, или между нами и Сол. Я говорил об этом с Лу. Это нас  сильно
беспокоит.
     - Мы сами можем обеспечить свою безопасность.
     - Скажи мне, доктор Эмори. Будет ли предпринимаемый  тобой  проект...
иметь какое-нибудь стратегическое значение?
     Ловушка.
     -  Адмирал,  я  подозреваю,  что  некоторые  из  твоих  консультантов
усматривают стратегическую значимость даже в усовершенствовании стульчака.
     Городин вежливо оскалил зубы в улыбке и ждал.
     - Замечательно, - спокойно  сказала  она.  -  Мы  будем  признательны
твоему Департаменту за поддержку.  Если  вы  хотите,  чтобы  мы  подвинули
лабораторию - мы подвинем, хотя  бы  даже  к  станции  Сайтиин.  Мы  очень
сговорчивы. Мы только не хотим потерять Рубина.
     - Так важно?
     - Так важно.
     - Я сделаю тебе предложение, доктор  Эмори.  У  тебя  есть  план.  Ты
хочешь, чтобы он был утвержден. Ты хочешь, чтобы они прошли через  Финансы
без придирок. Ты, наверняка, не хочешь, чтобы возникли долгие задержки. Ты
хочешь вернуться в Резьюн. Я хочу вернуться к  командованию.  У  меня  там
есть дело и, между нами, мне  до  чертиков  противно  здесь  бывать,  и  я
ненавижу "вращение" в обществе.
     - Я тоже стремлюсь домой, - сказала она. Это  было  похоже  на  обмен
реверансами. Они так и не доберутся до цели по вине самого Городина.
     - Расскажи  мне  откровенно,  -  попросил  Городин,  -  о  фаргонском
проекте.
     - Скажем так: он посвящен генетике. Экспериментальной.
     - Ты собираешься создать там лаборатории для разработок?
     - Нет. Медицинского направления.  Анализы.  Административная  работа.
Без всякого секретного оборудования.
     - Имея в виду изготовление людей в лаборатории?
     - Честно говоря, да. Но это не будет родильной лабораторией.
     Городин вопросительно взглянул на свою пустую чашку и на обоих эйзи.
     - Флориан, - сказала Ариана, и эйзи, спокойно кивнув,  взял  кофейник
со столика и налил кофе. Городин задумчиво следил  глазами  за  движениями
Флориана, размышляя.
     - Ты можешь положиться на их благоразумие, - сказала Ариана. -  Здесь
все в порядке. Они не обращают внимания на разговор. Лучшая работа Резьюн.
Не так ли, Флориан?
     - Да, сира, - ответил Флориан, наливая и подавая ей вторую чашку.
     - Миловидность и ум, - сказала Ариана  и  улыбнулась  одними  губами.
Глаза оставались спокойными. -  Сообщество  не  станет  строить  родильные
лаборатории. У них нет миров, требующих заселения.
     - Пока. Но мы должны думать об этом... Кто, по плану, будет управлять
той лабораторией на Фаргоне?
     - Янни Шварц.
     Городин нахмурился и неторопливо отпил из непропорционально маленькой
чашечки.
     Ага, - подумала Ариана, - вот, вот, мы приближаемся.
     - Я скажу тебе, доктор Эмори. Многие мои люди доверяют психогоспиталю
на Викинге. По чисто практическим причинам я бы хотел,  чтобы  лаборатория
находилась существенно  ближе  к  маршруту  на  станцию  Надежда.  Мне  бы
хотелось иметь место, куда можно направить моих самых  сложных  пациентов,
такое,  где  бы  не  пришлось  пользоваться  оборудованием   Сайтиин   для
обследования.
     - Есть ли какие-нибудь особые причины для этого?
     - Мы говорим о специальных операциях. О людях с измененными лицами  и
именами. Мне бы не хотелось... видишь ли...  чтобы  знали  внешность  этих
людей. У них  трудная  жизнь.  На  больших  станциях  они  чувствуют  себя
выставленными напоказ. И чувствовали бы себя гораздо лучше, если  появится
возможность попасть в лабораторию Резьюн - не на Сайтиин.
     Ариана  нахмурилась,  не  стараясь  скрыть  свою  растерянность.  Это
звучало почти разумно.
     - Я хочу доступа! - сказал Городин. - Хочу лабораторию, где мои  люди
чувствовали бы себя в безопасности. И я был  бы  в  этом  уверен.  Я  хочу
вложить  в  это  дело  средства  из  закрытого   фонда.   Некоторых   моих
сотрудников.
     - Никаких военных.
     - Мы говорим об единодушной поддержке этой лаборатории.  Я  могу  это
устроить.
     - Никаких военных. Персонал из  Резьюн.  И  лучше,  чтобы  вклад  был
достаточно большим. Потребуется переработка проекта. Я  не  допущу,  чтобы
мой проект скомпрометировали твои люди, шляющиеся  через  границы  Резьюн.
Военный госпиталь должен быть полностью отделен от наших помещений.
     -  Мы  можем  пойти  на  это.  Но  мы  хотим   иметь   связного   для
взаимодействия нашей части и твоей, которому мы оба доверяем. Кого-нибудь,
с кем мы уже работали.
     Мысль обожгла, как ледяная вода. Трудно было  остаться  невозмутимой,
продолжать расслабленными пальцами держать хрупкую ручку чашки.
     - Кого же ты имеешь в виду?
     - Доктора Уоррика. Он  разрабатывал  учебные  ленты.  Мы  хотим  его,
доктор Эмори.
     - А он хочет вас?
     "Спокойно. Очень спокойно".
     - Мы можем его спросить.
     - Я думаю, что знаю источник твоей информации, адмирал. Я  совершенно
уверена, что знаю твой источник. Что еще он сказал тебе?
     - Я думаю, что ты слишком торопишься с выводами.
     - Нет, не слишком. Я опасалась чего-то в этом роде. Ты  действительно
хочешь его? Ты хочешь посвятить в свои самые секретные операции  человека,
который с готовностью предал мои интересы.
     - Я же рассказал, откуда у меня эта информация.
     - Конечно, рассказал. Ты запросто можешь  положить  на  плаху  голову
одного из служащих Хейес, без сомнения, какого-нибудь бедного инженеришку,
которого они смогут обвинить, если я надавлю на них.  Ты  хочешь  Джордана
Уоррика. Он сказал тебе, почему?
     - Ничего он мне не сказал.
     - Адмирал, ты чертовски хороший игрок в покер,  но  вспомни,  вспомни
мою профессию. Вспомни, чем  зарабатывает  он.  Что  он  сделал?  Пообещал
публично высказать свои соображения? И за это ты гарантируешь мне Корэйна?
     - Доктор Эмори, ты же знаешь, что я умею исполнять обещанное.
     - Конечно, можешь. А  Джордан  Уоррик  обещает  тебе  мою  голову  на
блюдечке. Он обещает, что может повлиять на голосование в Науке.  Я  скажу
тебе, что я сделаю. Ты можешь забрать его.  Я  переведу  его  и  весь  его
чертов персонал. Если ты хочешь посадить его на секретнейшую лабораторию -
давай, сажай. Если он хочет произносить речи и писать статьи  против  моей
политики - замечательно. - Она поставила чашку.  -  Так  мы  договорились,
адмирал? Если это все, то  мы  можем  покинуть  этот  проклятый  город  на
несколько  дней  раньше.  Ты  поддерживаешь  мое  предложение   о   тайном
голосовании по законопроекту о Надежде, и если  ты  гарантируешь,  что  он
будет принят единогласно, никому  из  нас  не  придется  снова  появляться
здесь. Согласен?
     - Я считаю, что это подходит.
     Она улыбнулась.
     - Прекрасно. Если ты хочешь разместить бригаду Уоррика на Фаргоне, то
это должно быть тщательно продумано. Я бы доверила все твоим  сотрудникам.
Мои  заняты.  Однако  это  подождет  до  момента  организации   безопасной
лаборатории. И я полагаю, что ты знаешь, как надавить на Уоррика, чтобы он
подписал запрос.
     Городин наскоро заглотнул свой кофе и опустил чашку.
     - Спасибо, доктор Эмори. Я уверен, что это послужит на общее благо. -
Он поднялся и протянул руку.
     Ариана встала, крепко пожала ему руку и улыбнулась на прощание.
     Эйзи Кэтлин закрыла дверь за ним с лицом столь же непроницаемым,  как
у любого солдата, ждущего приказаний.
     Флориан собрал чашки, тоже стараясь не смотреть на нее.
     Они знали, когда следует бояться.
                                    2                          Дословный текст из: схемы выращивания
                          Ленточные учебные программы по генетике: #1
                          "Календарь Резьюн: 2396"
                          Образовательные публикации Резьюн: 8970-876668-1
                          одобрено для 80+     Группа АЛ-5766: четыре единицы
     Специалист начинает  обычную  для  Резьюн  процедуру  -  перенос  уже
размороженного генетического материала.  В  генобанке  остаются  в  запасе
неиспользованные десять единиц АЛ-5766, как обычно,  стандартная  ситуация
для работы с коммерческим экспериментальным материалом.
     АЛ-5766 - женского пола, класса альфа. Альфа соответствует наивысшему
интеллекту по специальной классификации  от  А  до  Зет,  соответствующему
уровням, превышающим 150 по шкале Ризнера, где 215 - это  рекорд.  АЛ-5766
имеет 190,  что  граничит  с  гениальностью.  Представителей  альфа-класса
генерируют  крайне  редко,  разве  что   для   специфических   руководящих
должностей, экспериментальных исследований или работы в  колониях,  в  тех
местах, где  плотность  населения  минимальна,  где  имеются  значительные
возможности для проявления независимого мышления. Без общения с  людьми  с
раннего возраста альфы оказываются склонны к нарушениям психики: наилучшие
результаты с альфами,  развившимися  вне  общества,  были  достигнуты  при
наличии положительной обратной связи при ранних тренировках  и  ускоренном
раннем  ленточном  обучении,  включающем  общее  мировоззрение,  чтение  и
математические дисциплины, при минимальном  вмешательстве,  причем  только
поощрительном. Для создания  удачного  альфы  наиболее  надежным  является
передача его в  семью  с  момента  рождения:  в  этих  случаях  статистика
развития личности и  ее  общественного  поведения  такая  же,  как  и  для
индивидуумов с равными индексами Ризнера родившихся у  у  граждан.  Всегда
следует помнить, что  особенности  генотипа  эйзи  и  в  какой-то  степени
классификация определяются  лентой,  специально  разработанной  для  этого
генотипа; что причины первых неудач с альфами, похоже, заложены в лентах.
     Графики развития, которые были продемонстрированы АЛ-5766 в  условиях
семей,  находятся   в   приемлемых   диапазонах,   однако   указывают   на
предрасположенность к агрессии. По  свидетельству  статистики  в  коммунах
эйзи АЛ-5766 совершенно  совершенно  невыносимы,  включая  случаи  бешеных
вспышек, угрюмость и ненормальную  и  необъяснимую  тревогу.  Проявившиеся
нарушения у АЛ-5766 ни разу не  удавалось  улучшить  посредством  лент,  и
только  в  редких  случаях  наступает   облегчение   после   определенного
вмешательства  (подсказок),  хотя  некоторое  количество  материала   было
спасено в результате двух  попыток  перевода  их  для  участия  в  военных
действиях, требующих наивысшего эмоционального и физического напряжения.
     Однако ни разу не удалось использовать высокий  потенциал  АЛ-5766  в
математике,  и  даже  в  экспериментальной  работе  генотип   АЛ-5766   не
применялся с 2353 года. Тем не менее, в настоящее время  Резьюн  полагает,
что проблема раскрыта, и что  открываются  новые  интересные  возможности,
поскольку АЛ-5767 оказалась соответствующей бета-классу,  так  как  в  ней
отсутствовали черты, делающие 5766 одновременно блестящей и трудной.
     В  этой  группе  имеются  четыре   набора,   поскольку   разработчики
использовали две слегка различающиеся разновидности  программ.  Каждая  из
них при первой попытке даст возможность выполнить  необходимые  сравнения.
Нет нужды производить контроль с помощью исходных лент: АЛ-5766  исследуют
уже сорок шесть лет, и никому уже не надо  доказывать,  что  старые  ленты
ошибочны.
     В яйцеклетках отсутствует собственный генокод, пока  они  не  получат
полный диплоидный набор  АЛ-5766.  Это  соответствует  стандарту  как  для
изготовления эйзи, так и для копирования граждан.
     Камеры, в которые помещают яйцеклетки, заполнены биоплазмой  и  имеют
упругие стенки,  полностью  имитируя  условия  естественной  беременности,
верой и правдой  служили  Резьюн  в  течение  сорока  девяти  лет:  в  них
воспроизводятся все движения, звуки  химические  условия  и  взаимовлияние
живой матки и плода.
     Группа ЭУ-4651: десять единиц
     АЛ-5766-м исполнился уже день, четыре зародыша  жизни  с  идентичными
генетическими кодами во всю делятся и растут в темноте  камер.  ЭУ-4651  -
мужского пола, к тому же, десять  штук,  как  обычно,  заложено  в  банке.
ЭУ-4651 - это испытанный тип, эта-класс, от 90 до 95 по  шкале  Ризнера  и
исключительно   стабильный,   один   из   наиболее   удачных   типов   для
промышленности и воинской службы, его применение не ограничено Сайтиин, но
и запатентовано. Обычно Резьюн просто продавала бы требуемые яйцеклетки  в
количествах, которые  запрашивала  покупающая  лаборатория,  но  в  данном
случае речь идет  о  новом  применении  ЭУ-4651,  большинство  из  которых
находятся  на  военной  службе.  ЭУ-4651  продемонстрировала  необычные  и
проявляющиеся не сразу  способности  в  непредвиденных  условиях,  которые
могут означать переклассификацию и повышение индекса этого  типа,  если  в
ленточной программе удастся зафиксировать это достижение как  у  имеющихся
индивидуумов, так и у будущих.
     Группа РУХ-20: двадцать единиц
     Это набор ро-класса, 45 и ниже по Ризнеру.  Ро  -  это  последний  из
классов эйзи, которые Резьюн преднамеренно изготавливала  на  коммерческой
основе. Эйзи ро-класса "идут" очень хорошо  на  фоне  позитивной  обратной
связи и минимального вмешательства, не имея  склонности  к  отклонению  от
программы. Их способность к восстановлению после дурного обращения  и  так
называемой плохой ленты делает их незаменимыми подопытными  при  испытания
новых программ, так что, наряду с обычным трудом, эти двадцать эйзи  будут
использоваться для опытов (кроме обычной работы). В силу их  склонности  к
физическим нагрузкам, так же как классы от эн  до  пи,  к  ним  обычно  не
применяют омолаживание, которое, разумеется, мало помогает  восстановлению
изменений скелета, но они представляют собой  ценную  структуру,  так  что
продолжение такого рода генотипа обеспечит большую пользу компании.
     Группа ГРАЖД-*-**-**-**-****: одна единица
     ГРАЖД-*-**-**-**-****  после  выработки  идет  сразу  в   охлаждаемую
емкость. Если позволяет погода, ее доставляет в Новгород самолет компании,
для  скорейшей  переброски  плановым  кораблем,  еженедельно   совершающим
челночные рейсы.
     Резьюн оказывала широкой публике особые услуги, за что  освобождалась
от некоторых налогов.
     ГРАЖД-*-**-**-**-**** взято из образца ткани семилетнего  ребенка  из
***, погибшего в результате падения. По договору мать была  предупреждена,
что закон не рассматривает клона-копию как лицо, идентичное погибшей -  на
это требуется специальное постановление, - но ему присваивается ее  индекс
и - по желанию матери - имя. Матери придется платить только  за  перевозку
(а сам ребенок бесплатно; в этом  и  есть  гражданские  услуги  Резьюн,  о
которых шла речь выше). В положенное время она будет  передана  из  камеры
выращивания в руки генетической матери.
     Группа ГРАЖД-*-**-**-**** РК: одна единица
     Клонирование  отдельных  людей,  которые  хотят  иметь  персонального
двойника вместо генетически смешанного отпрыска, превратилось  в  доходный
бизнес для обычных лабораторий, поскольку цена услуги поднялась до 500.000
кредиток; однако Резьюн, как исследовательская и  творческая  лаборатория,
не  была   заинтересована   в   подобной   практике,   называемой   иногда
клонированием  тщеславия,  за  исключением   редких   генотипов,   которые
представляли для Резьюн коммерческий или  экспериментальный  интерес.  Это
именно такой случай, почти дозревший плод. Резьюн фактически взяла на себя
все расходы по этому копированию, обозначение которого  ГРАЖД-*-**-**-****
РК:  родитель  исключительно   талантлив,   согласен   поступиться   своей
генетической уникальностью в обмен на копию.  (Генотип  остается  Резьюн.)
Резьюн  запишет  данные  для  будущего  развития   генотипа,   но   сможет
использовать генотип в коммерческих целях только через пятьдесят лет после
смерти родителя и копии.
     Резьюн заложила на хранение десять генотипов с индексом Аnxx-1.
     Группа СХОЗ-789Х: одна единица
     Вот уже день в камере вынашивания, расположенной  в  большом  здании,
стоящем несколько отступая от последнего строения вниз по холму, находится
СХОЗ-789Х. Экспериментальный образец, о чем свидетельствует Х-обозначение,
СХОЗ-789Х весьма похож на РУХ-20 или на ЭУ-4651, за исключением того,  что
генетические  коды  РУХ-20  или  ЭУ-4651  означают  две  ноги,  тогда  как
СХОЗ-789Х означает четыре, и кроме того, коды РУХ-20  и  ЭУ-4651  означают
гладкую кожу, а СХОЗ-789Х означает лоснящуюся гнедую  шкуру  и  высочайшие
беговые способности.
     СХОЗ-789Х - исключительно редкий материал, земной  по  происхождению,
очередная  попытка  создания  видов,  успех  которых  на  Сайтиин   весьма
сомнителен. СХОЗ программы, включающие не только некоторые виды  животных,
но также  и  исследования  растений,  принесли  гораздо  больший  успех  с
морскими водорослями и  другими  представителями  примитивных  организмов,
которые смогут когда-нибудь поддержать потомков земных видов.
     В своем стремлении к миру  Земля  сделала  широкий  жест  и  снабдила
Сайтиин генотипами и соответствующими  данными  по  всем  существующим  на
Земле видам; особенно  выделяя  исчезающие  или  уже  вымершие,  вместе  с
генотипами  людей,  где  могла  содержаться  информация,  отсутствующая  в
генофонде Союза и Сообщества.
     В ответ Союз передал генетическим архивам Земли обширные сведения  по
генотипам своего населения в  рамках  программы  обмена,  разработанной  с
целью масштабного сравнения двух популяций, а также для создания архивного
фонда на случай глобальной катастрофы или непредвиденной потери контакта.
     Из двух миров, в настоящее время представляющих колонии людей,  одна,
Сверхнижняя конечно, является  протекторатом,  и  не  ставится  вопрос  об
изменении ее  среды  обитания  в  какой-либо  степени,  которое  уничтожит
местных жителей. Люди остаются на ней только как визитеры.
     Сайтиин, гораздо менее дружелюбная, на которой не  было  видов  более
развитых, чем различные анкилодермы и платиферы, оказалась  гораздо  более
подходящей  для  радикального  землеустройства,  и   способности   Сайтиин
сохранять генетический материал, несмотря на бесповоротные климатические и
атмосферные изменения, в конечном итоге повышали надежность на селективное
восстановление  в  специфически  защищенных  заповедниках,   если   сдвиги
превысят планируемые границы.
     Хотя землеустройство и приводило к  уничтожению  местных  видов,  оно
обеспечивало уникальную возможность изучения пограничных зон  и  сравнения
приспособительных изменений земных и  местных  видов,  совершенствуя  наше
понимание катастрофических изменений, с которыми сталкивались земные  виды
в течение геологических эпох, а также  о  степени  изменений,  предстоящих
человечеству при радикальных изменениях среды обитания.
     Понимая, что генетические сдвиги неизбежны, хотя и не всегда желанны,
Земля начала смотреть на Сайтиин как на хранилище генетической  информации
о видах, находящихся под угрозой вымирания. Некоторые из  наиболее  смелых
проектов включали создание заповедников, в которых  была  бы  представлена
вся пищевая цепочка:  от  простейших  до  крупных  млекопитающих.  Как  ни
удивительно, хотя опыт землеустройства на Сайтиин был  разрушительным  для
местной жизни, он  способствовал  восстановлению  некоторых  экосистем  на
Земле, находившихся  под  угрозой  уничтожения,  а  также  созданию  более
хрупких систем на Марсе, четвертой планете Солнечной системы.
     Особенно  сильно  Земля   надеется,   что   на   Сайтиин   приживутся
китообразные  и  высшие  приматы.  Она  предложила  совместную   программу
исследования с целью изучения  развития  китообразных  и  сравнения  жизни
китов на Сайтиин и на Земле.
     В  плане  перспективы  Сайтиин   также   считает   подобные   проекты
интересными. Однако нынешняя направленность на землеустройство и выживание
гораздо более тесно связана  с  сиюминутными  проблемами  крупномасштабных
изменений, а  также  проблемами  пограничных  зон,  высокой  засоленности,
редкими минералами в Свитерт Бэй, в дельте хорошо освоенной  Новой  Волги,
которая предлагает отличные условия для создания разнообразной фауны...     С воздуха Резьюн выглядела как мазок зелени в глубокой  долине  Новой
Волги, защищенная, расположенная в низине  полоска,  с  каждым  годом  все
больше    вытягивающаяся    вдоль    берега    реки,     белые     здания,
сельскохозяйственные угодья, сараи  -  весь  разросшийся  научный  городок
сейчас был виден из окна у левого  борта,  ее  постоянного  места.  Ариана
Эмори спрятала бумаги как раз  вовремя,  так  как  моторы  стали  сбавлять
обороты, и Флориан появился около ее сиденья,  чтобы  на  время  взять  ее
личный багаж.
     Дипломат она оставила при себе.
     Как всегда.
     Самолет коснулся земли, бетон, казалось,  приподнялся  ему  навстречу
прямо под дельтавидные крылья, он затормозил, плавно выруливая к терминалу
Резьюн. Тем временем все наземные  службы  пришли  в  движение:  водители,
носильщики, чистильщики, механики,  четко  и  непринужденно  выполняя  все
операции от удаления грязи до установки в ангар, не  хуже  того,  чем  мог
похвастаться Новгород.
     Все они были эйзи, весь персонал, рожденный для работы  в  Резьюн.  И
обученные гораздо лучше, чем было принято в Новгороде. Но это смело  можно
сказать о большей части персонала Резьюн.
     Повсюду были знакомые лица, известные характеры, и вся их подноготная
была записана в банке данных.
     Впервые  за  несколько  дней  Ариана  Эмори  почувствовала   себя   в
безопасности.
     "Смена караула" прошла достаточно гладко,  контроль  передан  службам
безопасности Резьюн в тот момент, когда в офисе Жиро Ная узнали о том, что
Резьюн-первый взлетел в Новгороде - предупреждение не более, чем  за  час.
Передвижения Ари были, как правило, внезапными и непредсказуемыми, и  даже
ему она не всегда сообщала заранее о своих намерениях, а ведь он стоял  во
главе службы безопасности Резьюн - но в данном случае  ей  удалось  побить
рекорд внезапности.
     -  Оповести  персонал,   -   сказал   он   Аббану,   своему   личному
телохранителю, который и  занялся  этим  немедленно,  следя  за  передачей
распоряжений  и  отчетов.  Сам  же  позвонил  своему   брату   Дэнису,   в
администрацию, и Дэнис передал информацию в Первый  отдел,  когда  самолет
уже начал заходить на посадку.
     Остальное   происходило   как    обычно,    стандартная    процедура,
сопровождающая возвращения Арианы всякий раз, когда Резьюн-первый с  шумом
возвращался, и Ариана Эмори устраивалась  в  принадлежащем  ей  городе,  в
своем крыле, в своей резиденции.
     Во вчерашних новостях  передали,  что  проект  Надежда  отложен,  что
вызвало шок на бирже, и "круги" теперь пойдут по космосу во  все  стороны,
хотя обозреватели назвали это всего лишь "процедурной задержкой".  Хорошей
новостью оказалось переданное следом за этим короткое известие, снабженное
краткой биографией,  почерпнутой  из  картотеки  Департамента  Науки,  что
безвестный химик на Фаргоне удостоен статуса Особенного, по крайней  мере,
тот  законопроект  прошел.  И  что  Совет  провел  марафонское  заседание,
длившееся до глубокой ночи: новые пульсации на межзвездной бирже,  которая
ненавидела неопределенность, больше чем  внезапные  повороты  в  политике.
Информационные агентства  каждого  государства  Союза  затеяли  совместное
вещание, включающее  комментарии  и  анализ,  а  ведущие  комментаторы  по
законодательству изо всех сил предлагали свои интерпретации  происшедшего,
уязвленные тем, что даже оппозиционные Советники отказались дать  интервью
и активно старались занять места в плановых утренних передачах.
     Из коалиции  центристов  только  лидер  фракции  аболиционистов  Янни
Мерино поделился своими  соображениями  (его  седые  волосы,  как  обычно,
взлохмаченные, его лицо краснее и речь радикальнее, чем  обычно):  призвал
поставить вопрос о доверии к Совету в целом и угрожал отделением от партии
центристов. У него не хватило поддержки  устроить  первое,  но  второе  он
вполне мог осуществить, и Жиро Най сидел и слушал, хотя и знал то, чего не
знали комментаторы, вместе с журналистами недоумевал:  какая  сделка  была
заключена, и почему Михаил Корэйн согласился пойти на это.
     Триумф Резьюн?
     Политическая катастрофа? Что-то упущено?
     Не в привычках Арианы было советоваться со своими во время  сессий  в
Новгороде, разве что в исключительных обстоятельствах, разумеется,  не  по
телефону  (даже  линии  Департамента   отвергались),   ведь   существовали
специальные курьеры и готовые к взлету самолеты.
     По всей видимости отсутствие  курьезов  означало,  что  ситуация  под
контролем, несмотря на внезапную отсрочку.
     Советники отменяли встречи направо и налево, а Советники от Рассела а
Пан-Парижа заторопились на станцию  Сайтиин,  чтобы  немедленно  сесть  на
корабль, отправляющийся к звезде Рассела.
     Вместо себя они оставили своих  секретарей,  снабдив  инструкциями  о
том, как голосовать.
     Жиро Най и его брат Дэнис вышли встретить маленький автобус, когда он
по вогнутой аллее подкатил к главному зданию Резьюн, не только потому, что
это предусматривал порядок.
     Двери автобуса открылись. Первой, как и  следовало,  показалась  эйзи
Кэтлин, одетая в черную форму службы безопасности Резьюн, ее бледное  лицо
не сулило ничего хорошего, она вышла и повернулась, чтобы подать руку Ари.
Ари должна  сделать  единственный  шаг  -  Ари  в  голубом,  держащая,  по
обыкновению, свой дипломат, и ничто в ее облике не указывало на победу или
поражение, пока она пристально не взглянула на Жиро и Дэниса с выражением,
предсказывающим неприятности.
     - В твоем кабинете, - сказала она Дэнису. Позади  нее,  среди  других
выходящих на бетон сотрудников, Жиро увидел Джордана Уоррика, которого  не
ждали - ведь он улетел  пять  дней  назад  на  Резьюн-первом  и  собирался
возвратиться в конце недели специальным рейсом Резьюн-Эйр.
     Это внушало тревогу. То, что Уоррик вернулся вместе с  Ари,  вызывало
не меньшее изумление, чем внезапные объятья центристов и  экспансионистов.
С Уорриком не было его собственных сотрудников, за исключением  дворецкого
эйзи  Пауля,  с  багажом  в  руках  следовавшего  за  ним  солидно,  но  с
озабоченным видом.
     Аббан  сможет   собрать   слухи,   потолкавшись   среди   вернувшихся
помощников, тех, кто относился к Семье и имел право  поболтать.  Жиро  дал
Аббану соответствующие распоряжения, а  сам  отправился  вместе  с  Ари  и
Дэнисом (Флориан молча возглавил процессию) в левый холл сразу, как только
открыли двери. Кэтлин шла позади вместе с эйзи Дэниса Сили.
     Ни слова не было произнесено, пока они не оказались в личном кабинете
Дэниса, и  хозяин  не  включил  устройство,  обеспечивающее  звукоизоляцию
помещения. И тогда, наконец, беседа началась.
     - У нас  проблема,  -  сказала  Ари,  очень  сосредоточенно  открывая
дипломат на дорогой, доставленной с Земли облицовке стола Дэниса.
     - Неприятности с  Надеждой?  -  спросил  Дэнис,  принимая  микрофишу,
которую она вручила ему. - Или это Джордан?
     - Городин  обещает  единодушную  поддержку  Надежды  -  если  Джордан
получит назначение на  должность  в  военную  психиатрическую  клинику  на
Фаргоне, которую нам предстоит "спрятать" в своем бюджете.
     - О, Господи, - сказал Жиро и сел.
     - Расскажи мне, как ты  добилась  согласия  Михаила  Корэйна,  и  как
связан перевод Джордана Уоррика с предложением Городина.
     У Жиро не было сомнений. И было ясно, что у Ари тоже.
     Он превратился в проблему, - сказала Ари.
     - Мы не можем его  тронуть,  -  сказал  Жиро.  Паника  охватила  его.
Временами Ари забывала, что у всего существуют пределы и у благоразумия  -
в том числе.
     - Он рассчитывает на это, не так ли?
     Тихо, так тихо. Ари уселась в свободное кресло.
     - Это еще требует голосования. Но нет необходимости голосовать,  пока
не построена лаборатория. А мы получили исследования.
     Жиро  вспотел.  Он  подавил  импульсивное   желание   утереть   лицо.
Звукоизоляция вызывала у него зубную  боль,  однако  хуже  всего  он  себя
чувствовал из-за спазмов в желудке.
     - Ну, это  не  так  уж  плохо,  -  сказал  Дэнис,  вместе  со  стулом
отклонившись  назад  и  сложив  руки  на  обширном  животе.  -  Мы   можем
спланировать это дело. Джорди - лопух. Мы можем  для  начала  вернуть  его
отдел обратно в администрацию, отобрать его сотрудников и его записи.
     - Он не дурак, - сказала Ари. - Я хочу знать, не пропадали ли  у  нас
файлы.
     - Ты думаешь, он оставил что-нибудь в Новгороде?
     - А когда его что-либо останавливало?
     - Проклятье, - проговорил Жиро. - Ари, я предупреждал  тебя.  Я  ведь
тебя предупреждал.
     Ари наклонила голову, искоса глядя на него.
     - Я скажу тебе одну вещь: даже  если  он  уедет,  останется  его  сын
Джастин.
     - Нам еще предстоит прорываться через  очередные  пять  лет  плановых
работ. Что мы, черт возьми, будем делать, когда Джорди появится там  перед
камерами?
     - Не беспокойся об этом.
     - Что значит, не беспокойся об этом?
     - Он здесь, не так ли? И всех своих помощников, весь  свой  персонал,
кроме Пауля, оставил в  Новгороде.  Я  не  стала  обвинять  его  в  утечке
информации. Я просто послала Флориана  передать  ему,  что  он  нужен.  Он
прекрасно знает, что совершил, и что я знаю о его поступке.
     - Если ты тронешь его... Послушай меня. Он этого  не  сделал  бы  без
предварительной подготовки. Один Бог  знает,  какой  ущерб  он  может  нам
нанести. Или какие еще сведения он похитил отсюда. О  Господи,  как  я  об
этом не подумала раньше!
     - Ох, этот Джордан и его склока. Его просьбы о  переводе.  Стычки  по
поводу персонала. О, мы по-прежнему на дружеской ноге. Иногда у нас бывают
небольшие тактические разногласия. В частности,  по  дороге  домой.  И  мы
улыбаемся друг другу, поднимая бокалы. А почему бы и нет?
     - Он чертовски хорошо знает, что это не так!
     - И он знает, что я знаю, что он  знает  и  так  далее.  Так  что  мы
улыбаемся друг другу. Я скажу тебе кое-что: я не обеспокоена.  Он  уверен,
что я ничего не стану предпринимать до тех пор, пока не узнаю, что  именно
он ухватил. Он владеет ситуацией. Наш Особенный по  Образованию  полагает,
что он самый лучший. Он поставил на  кон  все,  считая,  что  дела  пойдут
именно  так,  как   он   себе   представляет.   Скоро   он   сделает   мне
контрпредложение. А я ему - свое. И так будет идти  месяцами.  Он  уверен,
что у него есть ответ на любой мой ход. Посмотрим.  А  теперь  я  пойду  к
себе. Полагаю, что Флориан уже все подготовил. Я  собираюсь  принять  душ,
задрать ноги вверх и почитать отчеты об опытах. А также  прилично  поесть.
Вечером - официальный обед. В конце концов, ведь сессия завершена.  Кэтлин
проверит меню.
     - Я передам всем, - сказал Дэнис. Мысль о еде вызвала у Жиро тошноту.
     - Это еще не полное поражение, - сказала она. -  Слышали  новости?  В
коалиции центристов этим утром, похоже, появились трещины.  Корэйн  очень,
очень расстроил Янни Мерино.  Такая  старая  лиса,  как  Корэйн  -  он  не
успевает вертеться. Корэйн со своими сторонниками собирался  бойкотировать
заседания, теперь он перекладывает на другой галс -  аболиционисты  решат,
что их предали... не так ли? Пусть-ка аболиционисты сбросят  маскировку  и
снова заведут речь  о  демонтаже  лабораторий.  Это  несколько  встревожит
умеренных.
     - Так ведь именно здесь Джордан может нанести  нам  наибольший  урон.
Если он обратится в прессу...
     - О, неужели ты думаешь, что аболиционисты  готовы  поверить  голосу,
раздавшемуся из стен Резьюн?
     - Если он произносит подходящие вещи, они прекрасно поверят.
     - Тогда мы должны кое-что сделать, верно? Подумай  об  этом,  Джерри.
Корэйн не просто собирается взбунтоваться - нет,  он  будет  голосовать  в
поддержку создания лаборатории Резьюн прямо на  пути  к  колонии  Надежда.
Аболиционисты не стали разумнее,  просто  притихли,  а  ведь  у  нас  есть
собственные  соглядатаи  в  их  рядах.  Пусть  Корэйн  сбивает  огонь   на
собственной палубе. Городин может посчитать, что весь этот  шум  несколько
громче,  чем  он  хотел  бы:  у  нас,  как  правило,  для  него   наготове
предложения: он никогда не становится обеими ногами на  чью-либо  позицию.
Представляет проблему этот лживый ублюдок Лу. Но мы можем убедить его. Это
сооружение - как раз та штука, которая позволит это сделать.  Поразмыслите
об этих вещах, и что предупреждать вас об осторожности.  Используйте  свои
связи  среди  военных.  Департамент  Науки   отправляет   корабль,   чтобы
оповестить Рубина о его статусе. Они  также  собираются  принять  меры  по
созданию в Синей зоне Фаргона  безопасной  резиденции  для  него:  команда
собирается в воскресенье, когда Атлантис рванется на Фаргон.
     - Харого будет на борту? - спросил Дэнис.
     - Безусловно. Все должно пройти без помех. Он проведет  наш  персонал
через таможню, а Атлантис быстрее света.
     - Военные еще быстрее.
     - Да, это вариант. Однако Харого на своей собственной станции большая
шишка, и он привезет домой проект строительства, второй по  значимости  из
тех, к которым когда-либо вожделел Фаргон. Первым был, разумеется, коридор
на Надежду. Все должно пройти гладко. Если центристы предпримут что-нибудь
в отношении Рубина, Харого, без сомнения, сможет с ними справиться.  Мы  с
удовольствием посмотрим на это сражение. Вы  видели  этот  клип?  Рубин  -
воплощенная невинность. Весь в науке и уязвим со всех  сторон.  Я  решила,
что это прошло достаточно хорошо.
     Они могут обратить это и против нас самих, - сказал Жиро.
     - Я думаю, что мы  можем  положиться  на  Харого.  Временами  следует
позволять событиям идти своим чередом.
     - Даже связанным с Уорриком?
     - Если к тому времени он им будет нужен.     Ари мягко улыбнулась  через  стол,  поверх  салата  из  овощей  с  их
собственного  огорода  и  щедро  обсыпала  все  это   из   ложки   кейсом,
синтетическим сыром, по сути - солеными дрожжами: причуда космонавтов. Так
делала и ее мать, Ари до сих  пор  любила  привкус  этого  сыра  и  всегда
покупала не смотря ни на что.
     Большинство членов Семьи испытывало к кейсу отвращение.
     Это был официальный обеденный зал: один длинный стол для членов Семьи
и охватывающий его большой, П-образный для  эйзи,  которые  для  нее  были
ближе, чем родственники и в два раза более многочисленны.
     Она сама - во главе: так повелось со  дня  смерти  дяди  Жоффрея.  По
правую руку от нее - Жиро Най, по левую - его  брат  Дэнис,  затем  справа
Янни Шварц, и слева - его сестра Бет, а напротив нее сын Бет от Жиро  Ная,
молодой Зули Шварц,  длинноносый  и  узколицый,  сидящий,  как  всегда,  с
озабоченным видом, шестнадцатилетний и скучающий; затем  Петрос  Иванов  и
две его сестры Ирэна и Кэтрин, затем нынешняя страсть Кэтрин -  темнокожий
Мори  Карнат  Най,  старая  Джейн   Страссен,   с   обликом   вдовствующей
императрицы, одетая в черное и увешанная серебром, дочь Джулия Страссен  в
зеленом с ее поразительным декольте; дорогой  кузен  Патрик  Карнат-Эмори,
который был более Карнат,  чем  Эмори,  у  которого  абсолютно  ничего  не
держалось в руках (он  уже  промокал  что-то  на  коленях),  дочь  Патрика
Фидеаль Карнат, прелестная смуглая женщина, и  ее  тридцатидвухлетний  сын
Джайлс, которого все считали сыном Жиро, пока  не  изучили  генотип  и  не
обнаружили, что он, как ни странно, сын Петроса. Затем Роберт Карнат-Най и
его дочь юная Джулия Карнат, и на самом дальнем конце  Джордан  и  Джастин
Уоррики, которые выглядели в точности, как отец с  сыном,  было  известно,
что они близнецы.
     У Джордана в свое время были связи. (У кого их  не  было?)  Но  когда
дошло до наследника интеллекта, он не стал доверять природе. Или женщинам.
Возможно, сказалось искушение своей Особенностью. Или вера в то,  что  он,
будучи Особенным, сможет сам произвести другого такого же.
     Скопированный  гражданин  являлся  не  эйзи.   Имелась   значительная
юридическая  разница  в  положении  между  молодым  Джастином  и,  скажем,
элегантным рыжекудрым Грантом, сидящим  за  внешним  столом,  рожденных  в
одной лаборатории, всего-то с разницей в один день. Но Джастин,  красивый,
темноволосый, широкоплечий, с квадратным подбородком, и в свои  семнадцать
так  напоминал  молодого  Джордана...  был  ГРАЖД  976-88-2355   РК,   эта
многозначительная  приставка  гражданина  и  этот  дорогостоящий   суффикс
Родительской Копии - копии  за  исключением  маленьких  случайностей  типа
перелома носа у Джордана и едва заметного шрама на подбородке Джастина  и,
о конечно, личности и таланта. Когда Джастин был еще клеточкой в  маточной
камере, проект Бок уже провалился - но (Ари это забавляло)  Джордан  питал
уверенность, что его ленты и его гены преодолеют все случайности.
     Мальчик был очень способный - но все-таки не  как  Джордан.  И  слава
Богу!
     А  номер  Гранта  был  АЛХ-972,  экспериментальный:  ее   собственное
создание, утонченное до  предела,  и  от  талантливого  предка  -  генотип
другого  Особенного,  но  по  некоторым  юридическим  причинам   она   так
скорректировала генетические недочеты,  случайно  связанные  с  некоторыми
компонентами, что  законные  потомки  слегка  близорукого,  темноволосого,
хиловатого биолога, страдающего пороком сердца были бы весьма удивлены.
     Биологом Грант тоже не был. Выдающийся студент - разработчик лент, он
продемонстрировал способности  на  альфа-уровне.  Причем  работал  с  теми
самыми структурами, которые его сформировали. В  этих  структурах  и  была
заложена  юридическая  разница,  дело  было  не  в   замене   определенных
последовательностей генотипа, и не в камерах-матках, которые выносили их.
     Один ребенок был передан  на  руки  отцу,  ему  предстояло  лежать  в
колыбельке в Доме, временами - в тишине; и знать,  что  Джордан  Уоррик  в
данный момент занят,  и  что  еда  может  запоздать,  или  что  шум  может
помешать...
     Другой был отправлен в колыбель, где временами  человеческое  общение
заменял успокаивающий голос, где активность записывалась, крик  измерялся,
реакции хронометрировались и фиксировались - затем тренировки и  записи  в
течение трех лет, пока Ари не попросила Джордана взять  мальчика  к  себе.
Ничего   необычного:   они,   как   правило,   отдавали   на   усыновление
предполагаемых представителей альфа-класса, а в те времена ее отношения  с
Джорданом были бурными, но чисто деловыми. Воспитанник был одного возраста
с сыном, а альфа-компаньон - ценный экземпляр для Дома, даже в Резьюн.
     Я полностью доверяю Джастину, сказала она Джордану в  тот  день.  Они
будут такой естественной парой. Я  очень  хочу,  чтобы  это  произошло  на
личной основе, ты понимаешь, при  условии,  что  я  смогу  продолжить  мои
работы по исследованию и тестированию Гранта.
     Имелось в  виду,  что  подрастающий  эйзи  может  перейти  под  опеку
Джастина, стать его приятелем - что  включало  ее  обещание,  что  молодой
Джастин хоть и в такой малой степени  допущен  к  работе  с  альфами,  что
собственные баллы Джастина достигнут альфа-уровня.
     Она не очень удивилась тому, что все  отлично  сработало.  Оказалось,
что нужна только обычная незначительная коррекция, не  способная  повлиять
на интеллект эйзи.
     Так, так удобно иметь узду на беспокойного в  те  годы  Джордана,  не
информационную, поскольку вряд ли десяти-тринадцатилетний эйзи  мог  знать
что-нибудь о Доме, чего не знала бы она.
     Но заранее неизвестно - когда это может оказаться полезным.
     Она покончила с салатом, перебросилась несколькими  словами  с  Жиро,
пока  обслуживающий  персонал  убирал  тарелки  и  вносил   новое   блюдо:
прекрасную ветчину. Земные свиньи прекрасно развивались на ферме, причем в
количествах, достаточных для того, чтобы поделиться породистыми  животными
с  некоторыми  другими  фермами.  Свиньи  и  козы,  старейшие  и  наиболее
неприхотливые спутники человечества, обладающие достаточным чутьем,  чтобы
не отравиться случайным побегом местных растений.
     Лошади и коровы не умели различать ядовитые травы от съедобных.
     - Знаешь ли ты, - сказала  она,  когда  подали  десерт,  ароматное  и
приятное на вкус мороженое. - Мы собираемся поменять местами персонал.
     Поразительно, как много ушей сразу обратились  в  слух,  и  насколько
тихо может стать в зале. И это  при  том,  что  она  обратилась  только  к
Дэнису.
     - Я не думаю, что возникнут какие-нибудь  проблемы  с  законопроектом
Надежда. - Теперь они все слушают, и не пытаясь  делать  вид,  что  заняты
чем-то другим. Она  улыбнулась  своей  семье,  положила  ложечку  и  взяла
чашечку  крепкого  кофе.  -  Вы  знаете,  что  сообщали  в  новостях.  Все
происходит более или менее в соответствии с планом, и перед нами открылась
воодушевляющая перспектива... действительно,  воодушевляющая  перспектива:
военная психолечебница на Фаргоне - в дополнение. Вы можете  поблагодарить
Джордана за то, что он выполнил главную работу - в самом  деле,  все,  что
приведет трассу на Надежду прямо к нам  в  руки,  и  новые  лаборатории  и
прочее. Вот то, что мы имеем. Мы многим обязаны Джордану за это.
     Лицо Джордана было абсолютно бесстрастным.
     - Давайте отбросим притворство. Мы - дома, мы не перед камерами.
     Ари сверкнула улыбкой.
     - Джордан, я ничуть на тебя не  сержусь.  Прошу  прощения,  если  это
обижает тебя, но ты сделал Резьюн - и мне лично  -  большое  одолжение.  Я
хочу, чтобы ты получил то, что хочешь, я не буду тебе мешать.
     - Черт побери! Как же!
     Ари мягко засмеялась и сделала очередной глоток кофе.
     - Джорди, дорогой, я знаю, что  ты  хотел  бы  скрыть  это  от  меня,
поставить меня перед  свершившимся  фактом,  но  так  уж  получилось,  что
Городин пришел ко мне, и я собираюсь на блюдечке подать тебе, все,  о  чем
ты просил. Ты получишь этот долгожданный перевод, ты  и  все  те  в  твоем
крыле, кто  захочет  отправиться  на  Фаргон,  сразу  как  только  военные
разродятся официальным запросом о предоставлении офицера связи.
     - Что это значит? - спросил Янни Шварц.
     - Я не говорю, что это будет плохо, - продолжала Ари вполне искренне,
по-прежнему улыбаясь. - Я не стараюсь удивить тебя, Янни - Джордан  удивил
этим меня саму. Я думаю, что каждому следует подумать об этом, и тем,  кто
предпочтет отправиться на границу, и тем,  кто  не  захочет  расстаться  с
удобствами Резьюн - Бог ведает, некоторым из нас будет трудно обойтись без
ветчины и свежих фруктов. Тем не менее, следует подумать  о  возможностях,
открывающихся там. - Новый глоток кофе, медленный  и  задумчивый,  взгляд,
как у фехтовальщика, не отрывается от  глаз  Джордана.  -  Образовательное
крыло, конечно, продолжит здесь свою работу. Некоторых из  вас  не  мы  не
можем перевести, вы понимаете это. Мы должны будем осуществить структурные
изменения здесь, весьма возможно, воссоздать целое крыло.  -  Улыбка  чуть
расширилась. Это была шутка. Зули Шварц  очнулся,  бросил  вокруг  быстрый
взгляд, чтобы оценить, не собираются ли окружающие посмеяться.  -  Джорди,
тебе стоит предложить некоторые кандидатуры.
     - Конечно, - ответил Джордан. - Но я уверен,  что  ты  воспользуешься
собственным списком.
     Она рассмеялась из вежливости.
     - Ты отлично знаешь, что так оно и будет.  Но  я  действительно  учту
твои пожелания насколько смогу - в конечном итоге, я  полагаю,  каждый  из
твоего списка желает перевода, и ты хочешь их иметь  при  себе.  Янни,  ты
можешь проработать это с Джорди.
     На внимательных лицах стало проявляться растущее безразличие. Молодой
Зули, похоже, наконец, понял, что происходит, может быть, впервые в жизни,
осознав, что значит - сидеть в этом зале при Семейных  Событиях,  а  не  с
детьми в соседней комнате. Никто не двигался, ни из членов  Семьи,  ни  из
эйзи за столами вокруг.
     Дэнис звучно откашлялся.
     - Ну, - сказал он, - ну, Ари, в конце концов, - снова откашливание, -
я полагаю, что неплохо  бы  перехватить  немного  тех  маленьких  булочек,
которые были вчера вечером, угу?
     - Да, сир, - откликнулся  стоящий  у  двери  официант  и  выскользнул
наружу, пока Дэнис сыпал сахар в свой кофе.
     - М-м. Главное дело - это Резьюн, не так ли? Ари, Джорди, Янни,  ведь
на самом деле мы все стремимся к одному - чтобы свободно заниматься  своим
делом. Мы все ненавидим эту административную  кутерьму,  да  все  мы,  это
такая идиотская трата нашего времени, а на наших столах так много  гораздо
более важного, чем мелкие региональные правительственные дрязги в  далеком
Новгороде. Я не сомневаюсь, что важно, может или не может дирекция станций
держать в руках свой персонал, но это совершенно не наш вопрос. Я  имею  в
виду, что идея создания Департаментов в целом никогда не  означала  отказа
от сотрудничества с ценными людьми. Совет, конечно, не доставляет такую уж
массу хлопот Корэйну, или Чавезу, или  Богдановичу,  но  не  вижу  особого
смысла в том, чтобы держать Городина на коротком поводке. Наука  в  полном
упадке. Мы зря тратим время и силы.
     - Я не понимаю, в чем дело, - перебил Джордан со своего конца  стола,
лихо поднимая рюмку, - ведь Ари  считает  эту  проклятую  вселенную  своей
вотчиной!
     Ари  рассмеялась,  но  слишком   старательно.   Каждый   почувствовал
облегчение. Все засмеялись, потому что поступить иначе  означало  признать
Инцидент, а этого никто не хотел, даже Джордан.
     - Ну, ты же не упустишь свою удачу, не так ли? - сказала она.  -  Все
пути на Надежду будут проходить мимо Фаргона, а  ты  станешь  работать  со
старыми друзьями, так что это не будет выглядеть так, как будто ты  там  в
ссылке.  Если  бы  я  была  помоложе,  Джорди,  я  бы  ухватилась  за  эту
возможность, однако  Дэнис  прав.  Речь  не  о  политике,  а  о  стратегии
исследований, курс установлен, и мне страшно  хочется  вернуться  к  своей
работе, а тебе - завершить свою. Действительно не  хочется  взваливать  на
тебя  дополнительную  работу,  но  мне  нужен  твой   опыт.   Тебе   нужно
организовать  здесь  новый  Образовательный  центр,  реальная  возможность
оставить здесь свое наследие, Джорди, я серьезно.
     - Я  оставлю  его  в  морозилке,  -  сказал  Джордан.  Снова  всплеск
долгожданного смеха. - Или ты хочешь другой образец?
     Ари усмехнулась и сделала еще глоток кофе.
     - Да ну, Джорди, я думала, ты поступил иначе. Но у  нас  есть  и  еще
один источник.
     Джастин вспыхнул. Многие поворачивались  взглянуть  на  его  реакцию.
Опять раздался смех, на этот раз вялый.
     - Я уверен, что Джорди поможет, - произнес  Дэнис,  вмешиваясь,  пока
клинки еще оставались в ножнах: в этом зале соблюдалось  древнее  правило:
ничего неприятного. Здесь обмениваются только колкостями, не более,  да  и
то не слишком серьезными.
     - И я уверена, - сказала Ари. А  затес  серьезно:  -  Нам  необходима
реорганизация. Я собираюсь выполнять часть моей работы, как члена  Совета,
через доверенное лицо, полагая, что это  будет  занимать  меньше  времени,
поскольку основные проекты уже согласованы. Никаких трудностей и  в  самом
деле не должно возникнуть. Я считаю, что смогу  прилететь,  если  буду  им
нужна, но и Дэнис абсолютно прав: мне ведь 120.
     - У тебя есть время в запасе, - вставил Дэнис.
     - О да, но я вижу финал. - В зале опять стало тихо. -  Проект  Рубина
будет отнимать у меня много времени. Я не становлюсь  немощной.  Но  и  вы
знаете, и я знаю, что у нас  нет  бесконечного  времени  на  этот  проект.
Большую часть оргработы по Фаргону я передам тебе,  Янни.  Я  буду  только
запрашивать информацию от того или иного отдела. Я хочу оставить за  собой
общий контроль за проектом - просто желание вновь  ощутить  себя  в  деле.
Возможно,  я  немного  тщеславна.  -  Она  мягко  усмехнулась.  -  Я  буду
продолжать  писать  мою   книгу,   выполнять   некоторые   вспомогательные
исследования - в общем, готовиться к отставке.
     - Черт возьми, - сказал Джордан.
     Она улыбнулась, прикрыла чашку рукой, когда официант хотел подлить ей
еще кофе.
     - Нет, дорогой, я приняла  достаточно  кофеина,  чтобы  добраться  до
своих  комнат.  Именно  туда  мне  и  следует  отправляться,  принимая  во
внимание, что  пол  до  сих  пор  качается  -  эта  сволочная  тряска  над
Кавкашем... И мне кажется, что я практически не спала в Новгороде. Кэтлин?
     Отодвинулся стул, и Кэтлин уже на месте,  и  вместе  с  ней  Флориан.
Кэтлин, подвинув стул, помогла ей встать.
     - Спокойной ночи всем, - сказала она  и  тихо  Флориану,  когда  люди
задвигали стульями, поднимаясь: - Скажи Гранту, что я требую его обратно.
     - Сира?
     - Мне он нужен, - сказала она. - Скажи ему,  что  я  подготовила  для
него новое назначение. Джордан никогда не имел законных прав держать его у
себя. Он наверняка понимает это.     - Минутку, - сказал эйзи Флориан, когда Джастин и Грант направились к
двери следом за Джорданом и Паулем в общем потоке  членов  семьи  и  эйзи,
направлявшихся по своим делам.
     - Потом, - сказал Джастин. Его сердце заколотилось, как всегда, когда
ему доводилось  иметь  дело  с  Ари  или  ее  телохранителями  (кроме  как
исключительно по делу), и он, взяв Гранта за руку,  попытался  протолкнуть
его в дверь, но Флориан встал у Гранта на пути.
     - Мне очень жаль, - сказал Флориан, и выражение его лица  подтвердило
его слова. - Сира сказала, что ей нужен Грант. Теперь он назначен к ней.
     Какое-то время Джастин не осознавал то, что он услышал.  Сжимая  руку
Гранта, он чувствовал, что тот совершенно неподвижен.
     - Он может собрать свои вещи, - добавил Флориан.
     -  Скажи  ей:  "нет".  -  Они  загораживали  Шварцам  выход.  Джастин
конфузливо отступил  в  коридор,  ведя  Гранта  с  собой,  но  Флориан  не
отставал: - Скажи ей, скажи ей, черт побери, что если она хочет,  чтобы  я
хоть в чем-нибудь сотрудничал с ней, то Грант останется со мной!
     - Мне ужасно жаль,  сир,  -  сказал  Флориан,  как  всегда  мягкий  и
спокойный, - но Она сказала, что это уже решено.  Пожалуйста,  пойми.  Ему
надо собрать вещи. Кэтлин и я постараемся позаботиться о нем.
     - Она сможет так поступить, - сказал Джастин  Гранту,  когда  Флориан
проскользнул обратно в столовую, где задержалась Ари. Холодные волны вновь
и вновь накатывали на него. Съеденный ужин вызывал  неприятную  тяжесть  в
животе. - Подожди. - Его отец с Паулем ожидали немного дальше по коридору,
и Джастин преодолел это расстояние  за  несколько  шагов.  Лицо  его  было
сосредоточенным, он надеялся, что выражает оно только понятную досаду,  и,
пожалуйста, Господи,  только  бы  не  побледнеть!  -  Что-то  случилось  с
проектом, - сказал он Джордану. - Мне надо пойти разобраться.
     Джордан кивнул.  И  хотя  у  него,  вероятно,  возникли  вопросы,  но
объяснение, похоже, удовлетворило его.  Джастин  вернулся  к  дверям,  где
стоял Грант. Проходя, он опустил руку на плечо Гранта, а затем вошел,  где
по-прежнему находилась Ари, разговаривая с Жиро Наем.
     Несколько секунд он стоял, ждал, Ари не обратила на него внимания, на
его  молчаливый  вызов,  похоже,  она  сказала  что-то  прощальное   Жиро,
поскольку тот тоже оглянулся, а затем ушел.
     Ари ждала.
     - Что с Грантом? - спросил Джастин, оставшись с ней наедине.
     - Мне он нужен,  -  ответила  Ари,  -  вот  и  все.  У  него  генотип
Особенного, он подходит для того, над чем  я  сейчас  работаю,  и  мне  он
сейчас нужен, вот и все. Ничего личного.
     - Ну, да. - Его голос сорвался. Он, семнадцатилетний, лицом к лицу  с
женщиной столь же грозной, как его отец. Ему хотелось ударить ее.  Но  это
не выход. Ари в Резьюн могла делать все, что  угодно.  И  по  отношению  к
кому-угодно. Он усвоил это. - Что ты хочешь? Что ты в действительности  от
меня хочешь?
     - Я же сказала тебе, что это  не  личное,  ничего  особенного.  Грант
может взять свои вещи, у  него  будет  несколько  дней  успокоиться...  Ты
будешь видеться с ним.
     - Ты собираешься тайпировать его!
     - Но он для этого и существует, так ведь? Он - экспериментальный.  Он
расплачивается тестами за сохранение ему...
     - За свое сохранение он расплачивается разработками, черт побери,  он
не является одним из твоих подопытных, он... - он  чуть  не  сказал:  "Мой
брат".
     - Мне жаль, что в этом вопросе ты потерял объективность. Надеюсь,  ты
немедленно возьмешь себя в руки. У тебя пока  нет  лицензии  на  работу  с
Альфами, и маловероятно, что ты когда-нибудь получишь ее, если не  сможешь
лучше контролировать свои эмоции. Если ты дал  ему  обещания,  которые  не
можешь сдержать, ты плохо обращаешься с ним, понял меня? Ты повредил  ему.
Бог знает, что еще ты  натворил,  но  сейчас  я  вижу,  что  нам  с  тобой
предстоит долгий разговор о том, что собой представляет Альфа, и что ты  с
ним сделал, и о том, собираешься ты или нет  получить  эту  лицензию.  Для
этого требуются  не  только  мозги,  мой  мальчик,  требуется  способность
осознать, чего ты хочешь и во что веришь,  и  теперь  настало  время  тебе
научиться этому.
     - Хорошо, хорошо, я сделаю, как  ты  хочешь.  И  он  сделает.  Только
оставь его со мной!
     - Успокойся, слышишь! Успокойся. В таком состоянии я не оставлю его с
кем бы то ни было. Также. - Она ткнула пальцем ему в грудь.  -  Ты  имеешь
дело со мной, любезный, а ты знаешь, что  я  умею  добиваться  своего:  ты
знаешь, что всегда проигрываешь, когда  до  такой  степени  демонстрируешь
профессионалу свои эмоции. Осуши глаза и приведи себя  в  порядок,  отведи
Гранта домой и проследи, чтобы он взял все, что ему необходимо. А  главное
- успокой его и больше его не пугай.
     - Черт бы тебя побрал! Что ты хочешь?
     - У меня есть все, что я хочу. Иди и делай то, что я тебе сказала. Ты
работаешь на меня. А утром чтобы был любезным и тактичным. Слышишь? Теперь
займись своими делами.
     - Я...
     Ари повернулась и вышла в дверь, ведущую  к  служебным  помещениям  и
лифту наверх; Кэтлин и Флориан загородили ему дорогу. Эйзи. Выбора нет.
     - Флориан, - позвала она уже издалека, нетерпеливо, и Флориан оставил
одну Кэтлин охранять дверь. Это хуже, поскольку в  психике  Кэтлин  меньше
ограничений, чем у Флориана. Кэтлин ударит его,  больно  ударит,  если  он
сделает хотя бы шаг в запрещенном направлении.
     - Иди другой дорогой, молодой сир,  -  сказала  Кэтлин.  -  Иначе  ты
будешь арестован.
     Он резко повернулся и пошел обратно к другой двери, где стоял  Грант,
очень бледный и очень тихий, и потянул его за руку. В обычных условиях  он
был почувствовал легкое напряжение мышц. Сейчас его не было. Грант  просто
двинулся, пошел за ним, когда он его отпустил, и  не  вымолвил  ни  слова,
пока они не прошли коридор и не вошли в лифт, который поднимал их к  жилым
помещениям третьего уровня.
     - Зачем она это делает?
     - Я не знаю. Я не знаю. Не паникуй. Все будет хорошо.
     Когда лифт остановился, Грант посмотрел на него с  хрупкой  надеждой,
от которой у Джастина все внутри перевернулось.
     Снова по коридору к их квартире, расположенной в зоне отдыха, в  этот
час им встретилось только несколько человек. Джастин снял карточку-ключ  с
защелки на кармане и с трудом ввел ее в прорезь. Его рука тряслась. Грант,
вероятно, видел это.
     "Никто не входил с тех  пор,  как  последний  раз  пользовались  этим
ключом", - проговорил бесстрастный голос монитора, и зажегся свет на  всем
пути, через прихожую и голубую гостиную, в спальню,  поскольку  именно  на
это он запрограммировал свой монитор на случай появления в этот час.
     - Грант Здесь, -  пробормотал  в  сторону  лампы  в  спальне  Гранта,
видимой сквозь левую арку.
     - Я соберу свои вещи, - сказал Грант, и в первый раз проявил признаки
надлома, когда с дрожью в голосе спросил: -  Не  следует  ли  нам  позвать
Джордана?
     - Господи. - Джастин обнял его. Грант приник к нему, его била  дрожь,
и Джастин крепко  обхватил  его,  пытаясь  осознать  ситуацию,  в  которой
оказался, а также закон Резьюн, гласивший, что он не может защитить  эйзи,
который был его братом с тех пор, как он себя помнил.
     Грант знал все, знал то же, что и он сам. У них  с  Грантом  не  было
различий, никаких, кроме этой проклятой Х в номере Гранта, что делало  его
на всю жизнь собственностью Резьюн.
     Она могла допрашивать его о Джордане,  обо  всем,  что  он  знал  или
подозревал,  отлаживать  на  нем  системы,  тайпировать  его,  блокировать
отдельные участки его памяти, делать все, что ей захочется, и  у  него  не
было способа предотвратить это.
     Это было отмщение его отцу. Это была и власть над ним - ведь его, как
и Гранта, только что взяли в отдел Ари. Позволь ей, сказал он тогда  отцу.
Позволь ей взять меня в свой персонал. Не спорь. Все в порядке. Ты  сейчас
не можешь позволить себе ссору с ней, и, возможно, это  для  меня  хорошее
место.
     Потому что тогда он  считал,  что  отец,  измученный  надеждой  снова
получить перевод, мог бы потерять слишком много.
     Скажешь мне, говорил Джордан с  величайшей  строгостью,  скажешь  мне
сразу же, если она начнет придираться.
     А тревога была. И  даже  более,  чем  тревога,  со  второго  дня  его
пребывания в том крыле - с разговора Ари в ее кабинете, Ари слишком близко
и притрагивается к нему под предлогом чистого  дружелюбия,  но  постепенно
привнося слишком много личного, спокойно приговаривая при  этом,  что  она
привлекла  его  в  свое  крыло  отнюдь   не   только   из-за   результатов
тестирования, и что они оба, и он и Грант, могли бы... оказать ей  услугу,
что другие ее помощники так и поступают, и что такое положение  в  порядке
вещей для ее персонала. В противном случае,  намекнула  она,  существовали
способы осложнить жизнь.
     Он испытывал  отвращение  и  испуг,  и,  что  хуже  всего,  он  видел
намерение Ари, ловушку, которую она готовила,  а  самого  себя  чувствовал
рычагом, которым она  собиралась  подцепить  Джордана.  Прекрасный  способ
спровоцировать  его  на  инцидент,  который  в   дальнейшем   она   сможет
использовать. Так что он не отказался от своей роли даже тогда, когда  она
обняла его; и продолжал работать над отчетами в то время, как  она  сидела
на подлокотнике его кресла, положив руку ему на плечо. Она приглашала  его
в свой кабинет после работы, задавала ему вопросы, делая вид, что выверяет
отчеты сотрудников, а он что-то отвечал,  не  особенно  задумываясь  и  не
желая запоминать свои  слова  потому,  что  у  него  не  было  возможности
заниматься тем, о чем она его спрашивала. Ему никогда в жизни не  хотелось
делать то, о чем она говорила; и  он  подозревал,  что  и  без  лент,  без
наркотиков,  без  ничего,  пользуясь  только  его   наивностью   и   своим
мастерством, она лепила всю его жизнь. Он мог бы бороться, стать циничным,
дерзко отвечать ей, играя в ту же игру, - но это была Ее игра.
     - Я что-нибудь придумаю, - сказал он Гранту. - Из этого  должен  быть
выход. Все будет хорошо. - И он позволил Гранту отправиться к себе,  чтобы
упаковать вещи, а сам остался стоять в одиночестве в гостиной,  охваченный
ознобом, проникшим до  костей.  Он  хотел  позвонить  Джордану,  попросить
совета, вдруг закон допускал какие-нибудь действия.
     Но  по  всей  вероятности  Джордан  отправится  прямо  к  Ари,  чтобы
отторговать у нее Гранта. Тогда Ари может  разыграть  другие  карты,  типа
записей тех встреч в конторе.
     - О, Господи, тогда Джордан точно ринется прямо в Департамент Науки и
начнет сражение, которое сметет все предварительные соглашения и  приведет
его к поражению.
     Запросить бы домашний компьютер относительно закона - но этим  он  не
решался  воспользоваться:  каждое  обращение  регистрировалось.  Ничто  не
проходило бесследно. Не было возможности  обыграть  Резьюн.  Он  не  знал,
насколько велико политическое влияние Ари,  но  его  хватало  на  открытие
новых путей исследования,  оно  могло  подчинять  компании  на  отдаленных
звездных станциях и  непосредственно  влиять  даже  на  торговлю  с  самой
Землей; а это была только видимая часть всего.
     Через коридор он слышал  звуки  открываемых  дверец  стенного  шкафа,
видел Гранта, складывающего одежду на кровать.
     Он внезапно осознал, куда  отправлялся  Грант,  -  так  же,  как  они
представляли, когда мальчишками сидели на берегу Новой Волги, отправляя  в
плаванье вниз к Новгороду лодочки, сделанные из старых  консервных  банок,
на удивление горожанам.  И  позже,  когда  они  как-то  вечером  обсуждали
переназначение Джордана и тот  случай,  если  их  задержат  до  того,  как
Джордан сможет забрать их.
     Вот  худшее  и  наступило,  думал  он,  совсем  не  такой,  как   они
планировали, но это был их единственный шанс.
     Он вошел в комнату Гранта, приложил палец к  его  губам,  призывая  к
молчанию, потому что Служба Безопасности все-таки прослушивала  помещения:
Джордан предупреждал его об этом. Он взял Гранта за руку,  быстро  и  тихо
вывел его в гостиную, к двери, вынул из шкафа  свое  пальто,  не  выбирая:
снаружи подмораживало, люди переходили из крыла в крыло по улице, это было
обычным явлением. Сунул Гранту его одежду и вывел его в коридор.
     Куда? - отчетливо спрашивал обеспокоенный взгляд Гранта. Джастин,  не
делаешь ли ты какую-нибудь глупость?
     Джастин взял его за руку и потащил Гранта по коридору, снова к лифту.
     Он нажал "Т". Уровень туннеля. Кабина поехала вниз.  Господи,  только
бы не остановили на главной.
     - Джастин.
     Он отпихнул Гранта к стенке лифта, притиснул его там, хотя Грант  был
на голову выше.
     - Тихо, - сказал он. - Это приказ. Ни слова. Ничего. Понял?
     Он так не говорил с Грантом. Никогда. Его трясло. Грант стиснул  зубы
и кивнул, испуганный, когда двери  лифта  отворились  в  бетонную  темноту
штормовых туннелей. Он выволок Гранта наружу и снова прижал его  к  стене.
На этот раз спокойнее.
     - Теперь послушай меня. Мы отправляемся в город.
     - Я...
     - Слушай меня. Я хочу, чтобы ты исчез. Лег на дно,  спрятался.  Прямо
сейчас. Сделай это. И там оставайся. Это приказ, Грант. Если ты никогда  в
жизни не делал то, что я говорил - сделай  это  хотя  бы  сейчас.  Сейчас!
Понял?
     Грант глотнул воздуха, затем собрался и после двух отчаянных  вздохов
его лицо стало бесстрастным.
     Теперь без паники. Спокойно.
     - Хорошо, - сказал Джастин. - Надень пальто и пойдем.
     Вверх на другом лифте, в административное крыло, старейшее,  затем  в
кухни этого старомодного крыла, где персонал ночной смены мыл посуду после
ужина и готовил завтрак для  службы  доставки.  Это  был  маршрут  побега,
которым в свое время пользовался каждый ребенок в  Доме,  через  кухни,  в
самый  конец,  туда,  где  стояли  плиты,  где  кондиционеры   всегда   не
справлялись, где все поколения работников подпирали дверь пожарного выхода
мусорными  баками,  чтобы  создать  сквознячок.  Кухонные   работники   не
собирались "закладывать" юных проныр (разве  что  кто-нибудь  спросит).  А
администрация никогда  не  препятствовала  такой  практике,  которая  вела
молодых бездельников и шалопаев,  полноправных  граждан  мимо  свидетелей,
которые, если их спросят, с готовностью скажут: да, Джастин Уоррик  и  его
эйзи вышли через эту дверь - но не раньше, чем их хватятся.
     - Шшш, - изобразил он кухонному эйзи в  ответ  на  его  удивленный  и
тревожный взгляд - поздний час,  да  и  были  они  постарше,  чем  обычные
беглецы, пользовавшиеся этим путем.
     Мимо мусорного бака, вниз по ступенькам в холодную темноту.
     Грант нагнал его в тени водокачки, которая была  первым  укрытием  на
склоне перед крутым изгибом к дороге.
     - Нам, - вниз по склону, - сказал Джастин. - К лодкам.
     - А как же Джордан? - возразил Грант.
     - С ним все в порядке. Побежали.
     Он рванулся, и Грант побежал следом, полным ходом вниз по  склону  до
дороги.  Затем  они  в  прогулочной  манере   пересекли   залитое   светом
пространство мимо складов ремонтных мастерских, по улицам нижнего  города.
Немногочисленные охранники, несущие службу  в  этот  час,  были  поглощены
наблюдением  за  оградой  и  погодой,  а  не  двумя   юношами   из   дома,
пробирающимися к дороге в аэропорт. Пекарня и мельница  и  ночью  работали
вовсю, но они были далеко в  стороне,  дальний  отсвет  огней,  когда  они
миновали последний барак.
     - Джордан поддерживает контакты с Мерильдом? - спросил Грант.
     - Доверься мне. Я знаю, что делаю.
     - Джастин.
     - Заткнись, Грант. Слышишь?
     Они добрались до края аэропорта. Полевые огни оказались  выключенными
и  только  контрольные  лампы   по-прежнему   однообразно   и   равномерно
посверкивали  в  черноту  почти  пустого   пространства.   Вдалеке   четко
вырисовывались  ярко  освещенные  торговые   склады   и   огромный   ангар
Резьюн-Эйр, где  продолжалась  обычная  работа  по  подготовке  одного  из
коммерческих лайнеров.
     - Джастин, - а он знает?
     - Он уладит это. Пойдем. - Джастин опять перешел  на  бег,  не  давая
Гранту  передохнуть,  чтобы  избежать  вопросов,  по  дороге  мимо   конца
подъездных путей к грузовой пристани и снова вниз по бетонному переходу  к
приземистым складам на самом берегу реки.
     Здесь в маленьком лодочном сарае никто не запирал двери.  В  этом  не
было необходимости. Он толкнул дверь убогого домика, вздрогнул  от  скрипа
петель. Внутри,  железная  сетка  глухо  зашуршала  под  их  ногами.  Вода
всплескивала и прихлопывала о сваи и  опоры,  звезды  влажно  поблескивали
вокруг обводов причаленных лодок.  Все  вокруг  пахло  речной  сыростью  и
маслом, а воздух был обжигающе холодным.
     - Джастин, - взмолился Грант. - Во имя Господа.
     - Все в порядке. Ты едешь именно тем путем, как мы планировали.
     - Я еду...
     - Я не уезжаю. Только ты.
     - Ты с ума сошел! Джастин!
     Джастин забрался в ближайшую лодку, открыл герметичную дверь  кабины,
и Гранту ничего не оставалось делать, как следовать за ним, проглотив свои
возражения.
     - Джастин, если ты сейчас останешься, они могут арестовать тебя!
     - А если я увезу тебя отсюда, исчезнет всякая возможность  когда-либо
быть рядом с тобой, и ты знаешь это. Так что меня здесь сейчас  нет.  И  я
ничего об этом не знаю. Я просто возвращаюсь обратно  и  говорю,  что  все
время был в своей комнате, откуда я могу знать, куда ты  подевался?  Может
быть, тебя слопали платиферы  и  заработали  расстройство  желудка.  -  Он
пощелкал зажиганием, проверил приборы, сцепление. - Поедешь на  этом,  все
наполнено, аккумуляторы заряжены. Удивительно, как здорово персонал следит
за этим хозяйством, не правда ли?
     - Джастин, - голос Гранта дрожал. Он держал руки  в  карманах.  Около
воды холодный ветер был еще  более  пронзительным.  -  Послушай,  наконец,
меня, давай все оценим разумно. Я - эйзи. Я слушал ленты с колыбели.  Если
она прокрутит мне что-нибудь новое, я смогу справиться  с  этим,  я  смогу
разорвать структуры и рассказать тебе, были ли в них "жучки".
     - Черта с два ты можешь.
     - Я вытерплю ее тесты, и она никогда не может рассечь мой Контракт  -
не существует кода рассекателя. Я точно знаю, что не существует,  Джастин.
Давай просто забудем об этом, поднимемся на холм и выработаем другой путь.
Если он окажется плохим, то у нас всегда останется этот. Как альтернатива.
     - Заткнись и послушай меня. Вспомни,  как  мы  все  это  планировали:
первые огни справа, которые ты увидишь - это все еще Резьюн:  это  десятая
климатическая станция высоко на утесе. Огни слева - это  будет  Моривилль.
Если ты пойдешь совершенно без освещения, ты сможешь пройти мимо  него  до
того, как Ари узнает  об  этом,  а  ночь  сегодня  ясная.  Помни:  держись
середины потока - это единственный способ миновать отмели, и,  бога  ради,
остерегайся  топляков.  Течение  придет  слева,  когда  ты  доберешься  до
Кенникатт. Поворачивай в нее, и первые огни,  которые  ты  увидишь,  через
два, может быть, даже через три часа - это Крюгер. Ты скажешь им,  кто  ты
такой, и дашь им это. - Он включил тусклый штурманский  свет  и  нацарапал
номер на листке блокнота, прикрепленного к приборной доске. Под номером он
написал: МЕРИЛЬД. - Скажи  им,  чтобы  позвонили  Мерильду  независимо  от
времени. Ты можешь сказать Мерильду, когда он доберется туда, - скажи ему,
что Ари шантажирует Джордана мной, черт побери, - это все,  что  ему  надо
знать. Скажи ему, что я  не  могу  приехать,  пока  отец  не  окажется  на
свободе, но что я вынужден был отправить тебя оттуда,  потому  что  с  еще
одним заложником Джордану не выпутаться. Понял?
     - Да, - произнес Грант слабым голосом, голосом эйзи: да.
     - Крюгер - друг, он не  выдаст  тебя.  Передай  им,  что  я  разрешил
затопить лодку, если они посчитают нужным. Это лодка Эмори. Мерильд уладит
все остальное.
     - Ари обратится в полицию.
     -  Ну,  и  замечательно.  Пусть  обращается.  Не   пытайся   миновать
Кенникатт. Но если все-таки придется, следующий поселок вниз  по  Волге  -
это Авери -  туда  плыть  всю  ночь,  а  может  и  дольше,  и  она  сможет
перехитрить тебя. Кроме того, ты там будешь в пределах юрисдикции  законов
Сайтиин, и полиция  может  сцапать  тебя,  а  ты  знаешь,  чем  это  может
обернуться. Так что - Крюгер. Надо к нему. - Он взглянул Гранту в глаза  в
слабом отблеске приборного освещения, и внезапно его поразила  мысль,  что
он может никогда больше с ним не встретиться. -  Будь  осторожен.  Во  имя
Господа, будь осторожен.
     - Джастин, - Грант  крепко  обнял  его.  -  Ты  сам  будь  осторожен.
Пожалуйста.
     - Я подтолкну тебя. Отправляйся.
     - Другая лодка... - начал Грант.
     - Я позабочусь о ней. Давай!  -  Джастин  повернулся  и  выбрался  из
рубки, вспрыгнул  на  палубу  и  оттуда  на  уходящую  решетку.  Он  отдал
причальные фалы, забросил их на борт  и  вытолкнул  большую  лодку  кормой
вперед, пока она, царапнув по сваям, не вышла на открытую воду.
     Она бестолково поворачивалась, темная  и  громоздкая,  затем  течение
реки подхватило  ее  и  повлекло  вместе  с  основным  потоком,  продолжая
разворачивать.
     Он забрался во вторую лодку и сорвал крышку двигателя.
     Стартер был электронным. Он  вытащил  кристаллическую  плату,  бросил
обратно крышку, закрыл за собой люк и швырнул плату в воду перед тем,  как
прыгнуть с борта лодки на металлическую крышку сарая.
     В тот же  момент  он  услышал  отдаленное  приглушенное  откашливание
мотора Гранта, затем перешедшее в уверенное равномерное пыхтение.
     Он покинул лодочный  сарай,  закрыл  дверь  и  побежал.  Было  опасно
находиться здесь, на берегу реки, в темноте, в  любом  месте,  которое  не
проверялось на чистоту, куда могло проникнуть что-нибудь местное, сорняк в
канаве, вещество, распыленное в воздухе - Бог знает что.  Он  старался  не
думать об этом. Он бегом вернулся на дорогу и перешел на шаг только  когда
почувствовал колотье в боку.
     Он ожидал какого-то движения. Он был готов к тому, что кто-нибудь  из
ночной смены в аэропорту заметил  лодку  или  услышал  шум  ее  двигателя.
Однако, в ангарах и без того было шумно. Возможно, что  кто-то  работал  с
мощным механизмом. Может быть, они подумали,  что  это  была  какая-нибудь
проходящая лодка из Моривилля или следующая  вверх  по  Волге,  с  большим
движком. А яркие огни не позволяли четко видеть окружающее.
     Так что им везло на сто процентов.
     Пока он не добрался до  дома  и  не  обнаружил,  что  кухонная  дверь
заперта.
     Он присел на ступеньках, стуча зубами, стараясь обдумать  создавшееся
положение и дать время лодке хоть сколько-нибудь уйти. Но если он просидит
здесь всю ночь, тогда не будет сомнений, что это заговор.
     Если же он даст им такую зацепку.
     Это выдаст Джордана. Так что в итоге ничего не остается  делать,  как
использовать свой ключ и отключить бесшумную сигнализацию, которая, как он
знал, была уже включена.
     Охранник вышел ему навстречу в коридор рядом с кухней.
     - Сир, спросил дежурный эйзи, - откуда ты идешь?
     - Мне захотелось погулять, - ответил он, - вот и все. Я слишком много
выпил. И меня потянуло на свежий воздух.
     Эйзи  передал  это  в  контору  службы  безопасности.  Джастин  ждал,
готовясь к  тому,  что  лицо  охранника  примет  другое  выражение,  когда
поступит распоряжение. Но эйзи только кивнул:
     - Добрый вечер, сир.
     Он пошел дальше, ощущая слабость  в  коленях,  поднялся  на  лифте  и
проделал весь свой одинокий путь до квартиры.
     В комнатах  загорелись  лампы.  "Никто  не  входил  с  тех  пор,  как
последний раз пользовались  этим  ключом",  -  проговорил  слащавый  голос
Монитора.
     Он вошел к Гранту. Взял  его  вещи,  повесил  их  обратно  в  шкаф  и
рассовал по ящикам. Среди предметов, принадлежащих  Гранту,  он  обнаружил
смешные мелочи, ерундовые сувениры, которые  Джордан  привез  с  какого-то
праздника в Новгороде. Дешевая старая  объемная  открытка  с  изображением
грузового корабля Киттихоук, которую он привез из Новгородского  аэропорта
специально для Гранта, которому не разрешили поехать. Фотография их  обоих
в возрасте четырех лет, Грант бледный, худой и поразительно рыжеволосый, а
он сам в той нелепой шляпе, которую он считал солидной,  копается  в  саду
вместе с эйзи. Другая их фотография, где им  обоим  по  десять,  неуклюжий
возраст, стоят на ограде загона для скота, босиком, пальцы  ног  одинаково
подогнуты на краю бруса, руки под подбородком, оба улыбаются, как дурачки.
     Господи. Он чувствовал себя так, будто ему отрубили руку, и  шок  еще
не  дошел  до  мозга,  но  это  уже  нанесло  удар  по  сердцу,  и  что-то
подсказывало ему, что будет еще хуже.
     Ари теперь позовет его самого, он не сомневался в этом.
     Он вернулся в  гостиную,  сел  на  диван,  обхватив  себя  руками,  и
уставился на узор столешницы; все, что угодно, только не закрывать глаза и
не видеть реку и лодку на ней.
     Или думать об Ари.
     "Только Гранд?"  -  спросит  Мерильд,  когда  ему  позвонят.  Мерильд
поднимет тревогу. Мерильд вполне может позвонить  в  Резьюн  и  попытаться
поговорить с Джорданом, допустить этого нельзя. Он пытался придумать,  что
скажет,  как  спасет  ситуацию.  Грант,   возможно,   расскажет   Мерильду
достаточно, чтобы Мерильд затеял что-то типа спасательной операции; но, о,
Господи, если Джордан узнает что-нибудь о нем о об Ари,  хоть  от  Гранта,
хоть от Мерильда, хоть от Ари, - и Джордан вспылит.
     Нет.  Джордан  слишком  рассудочен,  чтобы  что-то  предпринять,   не
обдумав.
     Время шло. Воздух в квартирке становился холодным, как на  улице.  Он
хотел отправиться в постель и натянуть  на  себя  одеяло,  но  запросил  у
Монитора обогрев и остался в гостиной, борясь  со  сном  и  опасаясь,  что
проспит вызов.
     Вызова не было.
     Маленькие лодки  покидали  один  порт  и  никогда  не  добирались  до
другого, вот и все. Это случалось даже с опытными водителями.
     Он обдумывал каждый  сделанный  шаг,  перебирал  различные  варианты,
снова и снова. Возникала мысль позвонить Джордану и все ему рассказать.
     Нет, сказал он самому себе. Нет. Он может уладить это с Ари. Джордану
нужна помощь, и она окажется действенной только  если  Джордан  о  ней  не
будет знать.     Пролетел самолет. Грант слышал  его,  даже  несмотря  на  равномерный
рокот своих двигателей, и его руки на штурвале стали влажными, потому  что
он  плыл  прямо  на  виду  посередине  реки,  его  ограниченная   скорость
увеличивалась за счет течения. Он  был  без  огней,  даже  без  приборного
освещения, из опасения, что его заметят. Он даже не  осмеливался  повысить
обороты двигателя, боясь, что кильватерная струя расширится и удлинится, а
это может его выдать.
     Самолет пролетел над ним и пропал в темноте.
     Но спустя немного времени самолет  вернулся,  Грант  увидел,  что  он
приближается сзади, двигаясь вдоль реки, луч прожектора пляшет  по  черной
воде.
     Он выжал полный газ и почувствовал, когда  нос  задрался  вверх,  как
легкое покачивание лодки переходит в  сильную  болтанку.  Черт  с  ней,  с
кильватерной, да и с плавающими корягами, которые потопили массу лодок  на
Новой Волге.
     Если они послали лодки из Моривилля или с  другого  конца  Резьюн,  и
если кто-нибудь на тех лодках  имеет  оружие,  выстрелы  запросто  прошьют
кабину и нарушат герметичность, даже если не попадут  в  него  самого,  то
пробьют корпус, а может быть, и  баки  с  горючим.  Но  они  скорее  всего
продырявят борт, и заполнившиеся водой отсеки  затормозят  лодку.  Они  не
станут его убивать, если у них будет выбор.
     Он не хотел нанести вред Джастину, это он знал определенно: чтобы его
не использовали ни против Джастина, ни против  Джордана.  А  помимо  этого
даже эйзи имеет право позаботиться о себе.
     Самолет ревел прямо над ним,  швыряя  на  палубу  яркий  свет,  слепя
отблесками сквозь окна рубки. Луч мгновенно сдвинулся дальше, оставив  его
полуослепшим во мраке. Он увидел, как прожектор осветил деревья на дальнем
берегу реки, светло-серую местную растительность в черноте ночи.
     Внезапно  нос  лодки  завалился  вправо,  так  что  весь   освещенный
прожектором берег съехал в сторону. В  первый  момент  он  испугался,  что
сломался гребной винт, а затем  понял,  что  это  он  попал  в  течение  -
Кенникатт впадал в Волгу.
     Он переложил штурвал, по-прежнему вслепую  (за  исключением  летящего
отсвета прожектора, показывающего ему  лесистый  дальний  берег).  Он  мог
наткнуться на сушу, но предпочитал не включать свет.
     Затем он увидел очертания берегов, черноту высоких деревьев  на  фоне
ночного  неба  по  обеим  сторонам  залитого   звездным   светом   водного
пространства.
     Туда он и направился, и тут лодка содрогнулась и затряслась от  удара
вдоль  киля.  Скрип  песка  и  сильный  толчок,  от  которого  он  потерял
равновесие, когда лодка бестолково дернулась.
     Он удержался, ухватившись за поручень, и  увидев  прямо  перед  собой
черную стену, свернул в сторону, предельно использовав возможности  своего
суденышка.
     Что-то ударило в нос лодки и проскребло по  борту.  Топляк.  Песчаная
коса и топляк. Он слышал, как что-то царапает корму, увидел впереди чистую
воду в надежде, что после того поворота он в Кенникатте, а не на Волге. Но
за это он не мог бы поручиться. Здесь все выглядело так же - только черная
вода с отблесками звезд.
     Он рискнул зажечь на секунду приборный свет, чтобы бросить взгляд  на
компас. Направление на северо-восток. Волга могла изгибаться настолько, но
он решил, что это должна быть Кенникатт. Самолет  больше  не  возвращался.
Может быть даже так, что маневр обманул их, а на борту, Бог знает  почему,
не было локаторного маяка. У Ари хватило бы власти, чтобы бросить на охоту
станцию Сайтиин, а маяк того самолета мог  точно  навести  геостационарные
спутники наблюдения, но, насколько он  знал,  возможности  локаторов  были
ограничены, и он надеялся на то, что все еще может удрать от любой  погони
из Моривилля или из точки ниже по Волге.
     Первые огни после этого, говорил Джастин. Еще два,  может  быть,  три
часа вверх по реке, на которой дальше не было поселений.  Станция  Крюгера
являлась  дальним  горнодобывающим  предприятием,  в   значительной   мере
автоматизированным, где фактически  все  были  родственниками:  все  эйзи,
которых туда привозили, получали в  течение  года  документы  полноправных
граждан, и сверх того - пачку акций Крюгера  Майнза  -  не  назначение,  а
мечта, место, о существовании которого перешептывались эйзи, и если кто-то
очень, очень старался...
     И если позволял его Контракт.
     Но ничего подобного не существовало для семнадцатилетнего эйзи с Х  в
номере, а весь политический опыт, который  смог  накопить  юноша,  живя  в
Резьюн, в Доме, подсказывал ему, что Джастин  для  его  спасения  совершил
отчаянный поступок, выходящий за пределы разумного.
     Опыт  подсказывал  ему,  что  Крюгер  вполне  мог  бы  приветствовать
появление Уоррика вместе с эйзи, на которого у него был надежный Контракт,
но по понятным причинам  они  без  всякого  удовольствия  могут  встретить
одного этого эйзи.
     Чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал,  что  он  только
помеха, с какой бы стороны ни посмотреть.  За  исключением  того,  что  он
что-то знал  о  делах  Резьюн,  Ари  и  Уоррика,  об  этом  у  него  могут
потребовать сведений; а он не получил инструкций  на  этот  счет.  Он  был
Альфа, но он был молод и к тому же эйзи, и все, чему он научился, только и
говорило,  что  его  реакции  обусловлены,  его  знания  ограничены,   его
рассуждения потенциально ошибочны. (Никогда не беспокойся о своих  лентах,
мягко разъяснял ему Джордан. Если ты решишь, что ты в беде, приходи ко мне
и расскажи, что ты думаешь, что ты чувствуешь, и я найду для  тебя  ответ:
помни, что у меня твои таблицы. Все в порядке.)
     Тогда ему было семь. Он плакал  на  руках  у  Джордана,  и  ему  было
неловко, но Джордан поглаживал его по спине и  обнимал  его  так  же,  как
обнимал Джастина, называл его  своим  другим  сыном  и  уверял,  что  даже
рожденные мужчины совершают ошибки и испытывают стыд.
     От этого он  чувствовал  себя  и  лучше  и  хуже,  когда  узнал,  что
рожденные люди покинули старую Землю, и  что  когда  Ари  решила,  что  он
должен появиться, она проделала нечто в таком же духе. Пробы и  ошибки.  В
этом и заключался для семилетнего смысл буквы Х в его номере.
     Тогда он не понимал, что  это  означало  невозможность  для  Джордана
выполнить свои  обещания,  что  его  жизнью  распоряжалась  Резьюн,  а  не
Джордан. Он уцепился за "мой другой сын", и эти слова стали для  него  как
свет и воздух, как новый уровень существования.
     Когда  же  ему  и  Джастину  было  уже   двенадцать,   Джастин   стал
интересоваться девочками и уже подрос  достаточно,  чтобы  убедиться,  что
секс сильно меняет ситуацию.
     - Почему? - спросил он Джордана, и Джордан повел его на кухню,  обняв
рукой за плечи, и  объяснил,  что  Альфа  постоянно  изменяет  инструкции,
заложенные  в  лентах,  что  он  исключительно  талантлив,  что  его  тело
развивается и что на самом деле ему следует отправиться  к  эйзи,  который
специализируется на этих вопросах.
     - А что, если я сделаю какую-нибудь беременной? - спросил он.
     - Не бойся, - ответил Джордан, и тогда  он  прекратил  расспросы,  но
впоследствии убедился,  что  зря.  -  Ты  просто  не  можешь  спутаться  с
кем-нибудь из этого Дома. У них нет лицензии.
     Он был ущемлен в правах. И подумал, что это отчасти даже смешно.
     - Это потому, что я - Альфа? Ты хочешь сказать, что с  кем  бы  я  ни
отправлялся в постель, та...
     -  ...должна  иметь  лицензию.  Это  исключает  всех  девочек,  твоих
сверстниц. А я бы не хотел, чтобы ты переспал  со  старой  тетушкой  Мэри,
ясно?
     Это  было  смешно  только  наполовину.  Мэри  Уоррик  была   дряхлая,
омоложение уже практически не помогало.
     Позже стало не так уж смешно. Было трудно оставаться холодным,  когда
девица Карнат совала руки, куда не следовало, и  хихикала  ему  в  ухо,  и
найти в себе силы произнести:
     - Прошу прощения, сира, я не могу.
     Тогда как Джастину, бедному Джастину доставались девчачьи хихиканья и
увертки, потому что он был членом Семьи, а  с  эйзи  Джастина  можно  было
играть в открытую - или можно было бы, если бы только он был Бета.
     - Ты не можешь одолжить его мне? - спросила Джастина напрямую  Джулия
Карнат в присутствии самого Гранта, тогда как Грант  прекрасно  знал,  что
Джастин сам ухаживает за Джулией. Грант готов бы провалиться сквозь землю.
Но тем не менее он отошел с приличным и  невозмутимым  видом,  старательно
держался совершенно спокойно, позже, когда Джастин мрачно  признался,  что
Джулия отшила его.
     - Ты - красивее, - жаловался Джастин. - Ари сделала  тебя  прекрасно,
черт возьми. Какие у меня шансы?
     - Я предпочел бы быть на твоем месте,  -  ответил  он  тихо,  впервые
осознав, насколько это правда. И он плакал, насколько  он  помнил,  второй
раз в жизни, просто плакал, сам не понимая, почему, за  исключением  того,
что Джастин задел его нервы. Или ленточные структуры.
     Поскольку в нем были и те, и другие.
     После этого он так точно и не знал, до шестнадцати лет, пока  Джордан
не показал ему структуры его  собственных  лент  и  не  стал  обучать  его
передовым  разработкам.  Он  достаточно  разбирался  в   своих   ленточных
структурах, когда Джордан предложил  ему  книгу  и  показал,  из  чего  он
сделан, и тем не менее он не обнаружил в них ничего такого, что заставляло
опасаться секса.
     Но  Альфы  постоянно  самопрограммируются,  меняют  свое  собственное
состояние. Это непрерывное балансирование над пропастью  хаоса.  Ничто  не
должно доминировать. Уравновешенность во всем.
     Или мир обратится в хаос.
     Распад функций.
     Эйзи, который становится сам себе советником, хочет  накликать  беду.
Эйзи так ужасно беззащитен. И очень вероятно, что он попадет в ситуацию, с
которой не сможет справиться, окажется втянутым в  игру,  правила  которой
никто не удосужился ему объяснить.
     Ах, этот Джастин!
     Он  протер  глаза  левой  рукой,  держа   штурвал   правой,   пытаясь
разглядеть, куда он плывет. Он ведет себя, говорил его  внутренний  голос,
как дурак.
     Как обычный рожденный человек. Как будто я - как они.
     Но ведь считается, что я умнее. Считается, что я  законченный  гений.
Разве что ленты не сработали, и я не такой, каким они хотели меня сделать.
     Может быть, я просто не использую то, что имею.
     Тогда почему же я не говорил громче? Почему я не схватил  Джастина  и
не отвел его к отцу, если для этого его нужно было ударить?
     Потому что я чертов эйзи, вот почему.  Потому  что  все  внутри  меня
превращается в кисель, если кто-то начинает  действовать  так,  как  будто
знает, что делает, а я теряю голову, вот почему. О, проклятье,  проклятье,
проклятье! Я должен был остановить его. Мне надо было затащить его с собой
в лодку, мне следовало отвезти его к Крюгеру, в безопасное место, и там он
мог бы защитить нас обоих, и у Джордана были бы развязаны руки. О  чем  же
он думал?
     Что-нибудь такое, что мне не пришло в голову?
     Черт возьми, это моя беда, у  меня  нет  ни  капли  решительности,  я
всегда  стараюсь  действовать  только  наверняка,  и   в   результате   не
предпринимаю ничего, только исполняю приказания.
     ...Потому что эти проклятые ленты запустили в меня свои когти. Они не
допускают колебаний, они до обалдения, до чертиков  убеждены,  и  ничто  и
никогда в мире...
     ...Вот  почему  мы  никогда  не  решаем  сами.  Мы  знаем  нечто,  не
подлежащее сомнению, чего обычные люди не знают. Вот в чем загвоздка...
     Лодка ударилась обо что-то, и палубу встряхнуло; моментально вспотев,
Грант быстро и неистово вертанул штурвал, выправляя курс.
     В самом деле идиот. Он внезапно все понял, и едва не сделал  в  лодке
дыру, что как раз и случалось с обычными людьми, как  сказал  бы  Джастин,
или любой другой. Его мозг работал четко или  его  занесло  в  супердрайв,
потому что он внезапно ощутил, каково это - быть обычным человеком и вдруг
оказаться идиотом как раз  в  момент  осознания  всего.  Нужно  проглотить
сомнения и просто идти вперед, как часто советовал ему Джордан. Сомнения -
это не от лент.  Они  от  жизни,  сынок.  Вселенная  не  рухнет,  если  ты
потерпишь неудачу. Она не рухнет, даже если  ты  свернешь  себе  шею.  Это
произойдет только с твоим собственным миром. Ты понимаешь это?
     Мне кажется, да, ответил он тогда. Но это была ложь. До сих пор, пока
это внезапно не прояснилось. Я свободен, подумалось ему. Здесь, пока я  не
добрался до Крюгера, я свободен,  я  сам  собой  распоряжаюсь,  впервые  в
жизни. И следом за этим подумал: я не уверен, что мне это нравится.
     Идиот. Очнись. Обрати внимание. О, Господи, неужели это  возвращается
самолет?
     Потому что внезапно позади показался свет.
     Лодка. О Боже, о Боже, там позади лодка.
     Он сильно надавил на регулятор газа. Лодка, задрав нос, рванулась  по
реке.  Он  включил  огни.  Они  засияли  на  черной  воде,  струи  которой
закручивались водоворотами;  берега,  лежащие  ближе,  чем  берега  Волги,
заросшие  жутким  нагромождением  плакучих  ив   -   деревьев,   норовящих
развалиться от  старости  и  от  гнили,  деревьев,  сбрасывающих  огромные
корявые колоды в Волгу. Они куда опаснее для судоходства, чем  скалы,  так
как постоянно плавают.
     Лучше уж зажечь огни, рассудил он, чем мчаться вслепую.
     Но те, позади, могут быть вооружены. И на катере, более  мощном,  чем
его лодка. Он, правда,  был  бы  удивлен,  если  бы  в  Моривилле  имелось
что-нибудь, на чем можно было его догнать, и даже поражен до глубины души,
- подумал он, ощущая в  душе  холодный  комок  страха,  заметив,  что  они
исчезли за поворотом реки, а затем появились снова в боковом зеркальце.
     Может быть, это лодка с климатической станции, возможно, что на самом
конце Резьюн есть лодки. Он не знал.
     После того короткого взгляда он снова стал  смотреть  только  вперед,
туда, куда  плывет  лодка.  "Посередине  фарватера",  -  предупреждал  его
Джастин. Джастин, по крайней мере, ходил на лодке до Моривилля и  обратно,
а также до десятой климатической; кроме того, он разговаривал с  людьми  в
Моривилле, которые плавали по реке до самого Новгорода.
     Беседу вел Джастин, а Грант обращал внимание главным  образом  на  ту
часть, которая касалась Новгорода, потому что именно это его интересовало.
Они с Джастином обсуждали, как они когда-нибудь возьмут лодку и отправятся
туда - просто покататься по реке.
     Он пугливо обогнул топляк, плывущий с высоко задранной веткой.
     Черт возьми, это же целое дерево. Он увидел в свете фар лодки стоящую
стеной растопыренную щетку его корней и отчаянно  повернул  еще  больше  в
сторону.
     Господи, если такая штука вдруг повернется боком - и носом в нее...
     Он продолжал движение.
     А сзади - свет так и держится, и он увидел справа сияющие огни, как и
обещал Джастин. Сердце на миг замерло,  когда  забилось  снова,  появилась
мысль: "Засада", - потому что все казалось ловушками, все было враждебным.
     Однако, они находились слишком высоко, и их было слишком много: огни,
мерцавшие за занавесом плакучих ив и  огни,  горевшие  высоко  над  рекой,
огни, на вершинах холмов помаргивающие красным и предупреждающие  летчиков
о высоких климатических башнях.
     Теперь он почувствовал слабость в коленях, и руки задрожали. Когда он
оглянулся, то не заметил света позади, и тут ему в первый раз пришла мысль
положить записку Джастина в карман, забрать листок, который находится  под
ним - на тот случай, если кто-то вернет лодку в Резьюн.
     Он сбавил газ, стараясь найти  какую-нибудь  пристань,  встревоженный
оттого, что пятно света залило низкую ржавую стену на берегу. А  следом  -
еще одно светлое пятно.
     Баржи, внезапно догадался он. Ведь это был  шахтерский  поселок.  Это
были баржи для руды, не такие большие, как те, которые приходили с севера;
однако  все  вокруг  и  было  портом;  и  нашлось  местечко,  куда   могла
приткнуться носом маленькая лодка,  и  был  там  трап,  ведущий  с  нижней
пристани на верхнюю, и это означало, что  он  добрался  до  цивилизации  и
можно бы разгерметизироваться: но он не делал этого. Он  не  подумал,  что
следует  воспользоваться  радио,  поскольку  Джастин  ничего  об  этом  не
говорил; и в любом случае, он не знал, как это сделать. Он просто снова  и
снова подавал гудок, пока  кто-то  не  включил  на  пристани  свет,  и  не
показались люди, чтобы посмотреть, что это явилось к ним с реки.     - Тебе звонят по телефону, - проговорил Монитор, и Джастин очнулся от
сна, в который незаметно для себя погрузился, и обнаружил, что он всю ночь
пролежал, скорчившись на диване в гостиной; звук заставил его приподняться
на локоть, затем на руку, а когда Монитор ответил, встать на ноги.
     - Я здесь, - сказал он громко Монитору и услышал,  как  тот  передает
абоненту:
     - Джастин здесь. Минутку, пожалуйста.
     Он потер лицо, коловшееся редкой щетиной, и глаза, видевшие нечетко.
     - Я здесь, - сказал он,  ожидая  самого  худшего,  сердце  ухало  так
сильно, что это даже причиняло боль.
     - Доброе утро, - обратилась Ари к нему. -  Извини,  что  побеспокоила
тебя в этот час, Джастин, но где Грант?
     - Я не знаю, - ответил он. Время. Который  час?  Он  протер  глаза  и
попытался их сфокусировать  на  расплывающихся  цифрах  часов  на  стенной
консоли. Пять утра. К этому времени он должен быть у Крюгера. Должен. -  А
что? Он разве не там? - Он поглядел  на  арку,  где  лампы  были  все  еще
включены, где стояла нетронутая постель Гранта, как  доказательство  того,
что  все  было  на  самом  деле,  Грант  уехал  и  все,  что  он   помнил,
действительно произошло.
     Нам это не сойдет с рук просто так.
     - Джастин, я хочу, чтобы сегодня первым делом ты поговорил со мной.
     - Да-а? - Его голос сорвался. Слишком рано. Он дрожал.
     - В восемь-ноль-ноль. Как придешь. В лабораторию первого крыла.
     - Хорошо, сира.
     Связь прервалась. Джастин потер лицо  и  сильно  зажмурился,  стиснул
зубы. Он почувствовал себя так, как будто заболевал.
     Он подумал о том, чтобы позвонить отцу. Или сходить к нему.
     Но  Ари  предоставляла  ему  широчайшие  возможности  для  этого;  и,
возможно, именно такого поступка от него ожидали,  или,  может  быть,  Ари
пыталась только навести его на мысль, что именно этого  ожидают  от  него,
чтобы он уклонился от такого решения. Пытаться  "вычислить"  ее  было  все
равно, что пытаться "вычислить" его отца.
     А он пытался сделать и то, и другое.
     Он приготовил себе завтрак - тост без масла и  сок  -  все,  что  ему
удалось запихать в сопротивляющийся  желудок.  Он  принял  душ,  оделся  и
принялся бродить по квартире, занимаясь мелочами,  потому  что  оставалось
еще так много времени, еще чертовски долго ждать.
     Это делалось намеренно. Он знал,  что  это  так.  Она  все  делала  с
какой-то целью.
     Может быть, Гранта уже схватила полиция.
     Может быть, его уже вернули в Резьюн.
     Может быть, он мертв.
     Ари собирается выплеснуть что-то на него, извлечь  из  него  какую-то
реакцию и записать ее. Он подготовил себя ко всему, что бы она ни сказала,
даже к самому худшему; он подготовил себя к тому, чтобы, если понадобится,
сказать: Я не знаю. Он ушел. Я решил, что он пошел к тебе.  Откуда  я  мог
знать? Он никогда не делал ничего подобного.
     В семь сорок пять он вышел из квартиры и на лифте спустился в главный
зал, миновал охрану первого крыла, прошел к своему кабинету, отпер  дверь,
включил свет - все, как обычно. Он прошел по коридору, где Джейн  Страссен
уже была в своем  кабинете,  и  кивнул  ей,  здороваясь.  Обогнул  угол  и
спустился по ступенькам вниз в лабораторную секцию в самом конце здания.
     С помощью карточки-ключа он разблокировал замок  на  белых  дверях  и
проник в  коридор,  куда  выходили  закрытые  двери  нескольких  небольших
кабинетов. Дальше двойные двери вели в темную лабораторию первого крыла, и
запах спирта, прохлада и сырость  напоминали  ему  о  первых  студенческих
днях,  проведенных  здесь.  Сводчатая  дверь   в   просторную   криогенную
лабораторию слева была открыта настежь, через нее падал яркий свет.
     Он отпустил наружную дверь,  которая  тут  же  закрылась,  и  услышал
голоса. Флориан вышел из тяжелой двери лаборатории.
     Студенты часто бывали здесь, техники также постоянно ходили тут  взад
и вперед: первая лаборатория была старая, ее потеснили  более  современные
сооружения  в  корпусе  "Б",  но  она  была  еще  в  ходу.   Исследователи
по-прежнему пользовались ею, предпочитая ее дальним прогулкам туда-сюда по
огромным  помещениям   "Б";   предпочитая   старое   ручное   оборудование
современному,  более  автоматизированному.  Раньше   Ари   много   времени
проводила здесь. В этой лаборатории холода она хранила значительную  часть
результатов  своей  работы;  он  давно  понял,  что  здесь  самое  удобное
хранилище для этого.
     Проект Рубина, подумал он.  Прежде  его  приводило  в  недоумение  ее
присутствие здесь, когда у Ари не было  необходимости  все  делать  самой,
когда у нее были отличные техники, выполнявшие кропотливую работу.  Теперь
его недоумение рассеялось.
     Я хотела бы сама понаблюдать весь процесс - просто  стремление  снова
ощутить себя в работе. Возможно, речь об исследовательском самолюбии...
     Эта ситуация снова  имела  личный  оттенок,  такой  ситуации  он  уже
несколько недель пытался избежать.
     - Сира ожидает тебя, - сказал Флориан.
     - Спасибо, - откликнулся он будничным тоном. - А  ты  не  знаешь,  по
поводу чего?
     - Я полагаю, что ты знаешь сам, сир, - ответил  Флориан.  Взгляд  его
темных непроницаемых глаз скользнул  к  двери  лаборатории  холода.  -  Ты
можешь войти. Сира, Джастин Уоррик пришел.
     - Отлично, - донесся голос Ари.
     Джастин подошел к открытой двери в вытянутое  помещение  лаборатории,
где Ари, сидя на винтовой табуретке перед стойкой, работала  на  одном  из
старомодных сепараторов.
     - Проклятье, - прокомментировала она, не поднимая глаз. - Я  не  верю
этому. Надо бы взять другой из "Б". Я не собираюсь все так оставить. - Она
подняла глаза в тот момент, когда он  отпустил  дверь,  и  взмах  ее  руки
испугал его. Тут он понял, что подвинул дверь, подскочил к ней  и  толкнул
ее  обратно,  устанавливая  на   место,   расстроенный   своей   юношеской
неловкостью, которая смущала его как раз  тогда,  когда  он  в  наибольшей
степени нуждался в самообладании.
     - Чертово устройство, - пробурчала Ари. - Это  дурацкое  крохоборство
Джейн - дверь такая, что только коснись, и все болтается. Ну, как дела?
     - Все в порядке.
     - Где Грант?
     Его сердце уже вовсю  колотилось.  Но  забилось  еще  сильнее,  и  он
заставил его притормозить.
     - Я не знаю. Я думал, что он с тобой.
     - Конечно, ты так думал. Грант прошедшей ночью украл лодку.  Испортил
другую. Служба безопасности проследила его до  Крюгера.  Что  ты  об  этом
знаешь?
     - Ничего. Совершенно ничего.
     - Конечно, нет, - она повернулась на табурете. -  Твой  приятель  все
сам спланировал.
     - Я думаю, что так. Грант очень способный. - Все шло  слишком  легко.
Ари была способна на большее, на гораздо  большее.  Он  не  позволял  себе
расслабиться, как будто  мощное  течение  быстро  несло  его  к  пропасти.
Флориан оставался снаружи. Свидетелей ее словам не было - или ее приказам.
Там на дверях был замок. И где-то здесь вполне может находиться работающий
магнитофон. - Я думаю, что он сказал бы тебе.
     Ари щелкнула языком.
     - Ты хочешь взглянуть на рапорты охранников? Вы вместе вышли  прошлой
ночью. А вернулся ты один.
     - Я искал Гранта. Он сказал, что пошел попросить у соседей  сумку.  И
больше не возвращался.
     Брови Ари поползли вверх.
     - О, продолжай.
     - Прошу прощения. Но я искал Гранта.
     - Ты меня разочаровал. Я ожидала большей изобретательности.
     - Я рассказал тебе все, что знаю.
     - Послушай меня, мой друг. То, что ты совершил, - это  воровство,  ты
это знаешь? Ты знаешь, что происходит, когда Резьюн выдвигает обвинения.
     - Да, - ответил он, стараясь быть спокойным настолько, насколько мог.
- Я думаю, что знаю.
     - Мы - не Сайтиин.
     - Я знаю.
     - Ты очень самонадеян. Почему?
     - Потому что ты не собираешься выдвигать обвинения.
     - Ты готов поручиться?
     От него ждали реакции. Он улыбнулся ей. Он до  такой  степени  держал
себя в руках, даже не зная, находится ли Грант в ее власти.
     - Я ставлю на это, - сказал он твердо. -  Ты  получила  меня.  Ты  не
получишь Гранта. Пока все будет в порядке со  мной  и  моим  отцом,  Грант
будет молчать, и мы все будем довольны.
     - Потому ты остался в тылу.
     Так вот что тревожило ее. Иррациональный поступок.
     Он улыбнулся шире; малый, тайный успех, в одиночку, на ее территории.
     - Одному из нас это было нужно. Чтобы уверить тебя, что  до  поры  до
времени мы будем молчать.
     - Разумеется. Это Джордан спланировал?
     На это он отреагировал. Он знал, что не  сдержался.  Похвала  застала
его врасплох.
     - Нет, - ответил он.
     - Значит - ты, - Ари выдохнула усмешку, и  ему  это  не  понравилось,
даже не смотря на то, что все движения ее тела, ее  спина,  покачивающаяся
вместе со спинкой стула, ее печальная улыбка -  все  свидетельствовало  об
удивлении.
     Ари разыгрывала свои реакции так же, как и его отец,  со  всем  своим
талантом, от начала до конца.
     Он должен этому научиться. И он безразлично пожал плечами.
     - Это в самом деле очень хорошо, - сказала Ари. -  Но  тебе  пришлось
так много возложить на Гранта.
     Он мертв,  подумалось  ему,  в  попытке  подготовить  себя  к  самому
худшему, что она может произнести. Она может и солгать.
     - Я доверяю ему, - сказал он.
     - Знаешь ли, в твоем плане имеется прокол?
     - Какой?
     - Джордан. Ему это действительно не понравится.
     - Я  поговорю  с  ним.  -  Он  начал  дрожать,  холод  от  криогенных
установок,  обдававший  его,  казалось,  лишил  его  всякого   тепла.   Он
чувствовал, что весь его тщательно сохраняемый самоконтроль рассыпается, и
сделал отчаянную попытку перегруппироваться.  Это  была  тактика,  которой
отец научил его,  это  попеременное  нагнетание  напряжения  и  смягчения,
которым она пользовалась, наблюдая  за  такими  мелочами,  как  расширение
глаз, или едва ощутимое напряжение мышц, как при беге с барьерами:  вверх,
вниз, вверх, вниз; а когда он поймает ритм -  что-нибудь  неожиданное.  Он
видел, что это приближается. Эта мысль помогла ему взять себя в руки, и он
улыбнулся ей: - Ему это понравится.
     Он видел, как медленная улыбка разливается по лицу  Ари,  то  ли  ему
очко, то ли намеренное опускание  забрала,  чтобы  навести  его  на  такую
мысль.
     - У тебя, действительно, есть самообладание, - сказала Ари.  -  И  ты
совсем не нахальный, ведь так? Противный, упрямый мальчишка,  ты  в  самом
деле не знаешь, что все козыри  у  тебя  в  руках,  но  надо  отдать  тебе
должное, это был хороший маневр. Хотя чертовски трудно будет повторить.
     - Мне нет нужды уезжать, пока мой отец здесь.
     - Ну, теперь это становится проблемой, не так ли? И как мы собираемся
развязывать этот узелок? Ты уже придумал? Расскажи мне, как все сработает,
когда придет время Джордану покинуть это место. Мне очень интересно.
     - Может быть, ты мне что-то предложишь.
     Лицо Ари расплылось в улыбке:
     - Изумительно. Ты был так спокоен. Что  ты  делал,  пытался  изменить
тестовые таблицы?
     - Судя по всему, ты сама можешь определить это.
     - О, дерзишь! - она открыто засмеялась. - Ты в самом деле  способный.
Ты научил меня кое-чему. В моем возрасте я ценю это. Тебе  очень  нравится
Грант. Очень нравится. - Она облокотилась на лабораторный  стол,  серьезно
глядя на него. - Позволь, дорогой,  сказать  тебе  кое-что.  Джордан  тебя
любит - очень  любит.  Очень,  очень  сильно.  Это  сказывается  на  твоем
поведении. И я должна сказать,  что  он  проделал  изумительную  работу  с
Грантом. Дети нуждаются в таком воспитании. Но за это приходится  серьезно
расплачиваться. Мы смертны. Мы теряем людей. И нам  действительно  больно,
когда задевают их, не так ли? Семья - это огромная ответственность. Что ты
собираешься рассказать Джордану?
     - Я не знаю. Столько, сколько понадобится.
     - Ты имеешь в виду, настолько, чтобы дать ему понять, что он выиграл?
     Разрушение и восстановление.  Он  только  улыбнулся  ей,  отказываясь
спорить с мастером.
     - Ну, - сказала она, - Джордан может гордиться этим твоим  поступком.
Я не говорю, что поступок мудрый. План был очень  ловкий,  причины  очень,
очень дурацкие, но, бывает... что любовь лишает разума, так ведь?  Как  ты
считаешь, что сделает Джордан, если я подам на тебя в суд?
     - Обратится к общественности. Пойдет в Департамент. А  ты  не  хочешь
этого.
     -  Ну,  мы  можем  поступить  и  иначе,  верно?  Поскольку  его   сын
действительно повинен в воровстве, в вандализме,  в  том,  что  совался  в
чужие бумаги... А ведь существует много вещей, которые  нам  не  нравятся.
Джордан может выдвинуть обвинения, я могу  выдвинуть  обвинения,  ты  ведь
знаешь, если это разразится, такой оборот  не  слишком  поможет  получению
назначения, которого он добивается, чьи бы интересы за этим ни стояли. Они
мгновенно бросят его. Но ты все это знаешь. Именно так  все  и  двигается,
правда - разве только я захочу  принять  меры  для  возвращения  Гранта  и
притяну к суду тех твоих друзей. Ты ведь знаешь, что  ты  упустил  это  из
виду. Что я могу поступить в точности так же, как и ты, нарушить закон,  а
если кто-нибудь сделает твою роль достоянием гласности, и если твоему отцу
придется выслушивать твои личные причины, наши маленькие интимные встречи,
хм? - все это действительно огорчит его.
     - Если меня вызовут в суд, тебе также ничего хорошего не  светит.  Ты
не можешь себе этого позволить. Ты только что получила голоса  на  Совете.
Если ты хочешь увидеть, как все развалится,  только  коснись  Гранта  -  я
заговорю. Ты увидишь, как это случится.
     - Будь ты проклят, - медленно выговорила она. - Ты думаешь,  что  все
так хорошо понимаешь.
     - Достаточно хорошо, чтобы знать, что мои  друзья  не  станут  прежде
времени разыгрывать козыри.
     - Что у тебя есть на Крюгеров, что они  ради  тебя  пойдут  на  такой
риск? Или ты считаешь, что та сторона не захочет тебя использовать в своих
интересах? Ты принял это во внимание?
     - У меня не было большого выбора, так ведь? Но беспокоиться не о чем,
пока сохраняются договоренности по  поводу  перевода  Джордана,  и  ты  не
трогаешь Гранта. Если же они станут зондировать меня, они услышат немало -
о проекте. Я не думаю, что  ты  будешь  очень  довольна,  если  кто-нибудь
посторонний будет сейчас допрашивать кого бы то ни было из Резьюн.
     - Чертовски опасен этот молодой человек.  -  Ари  подалась  вперед  и
ткнула пальцем в его направлении. - Это Джордан спланировал?
     - Нет.
     - Советовал тебе?
     - Нет.
     - Это удивляет меня. И других людей удивит. Если дело дойдет до суда,
департамент не поверит, что он не при чем.  А  это  в  случае  голосования
будет свидетельствовать против него, не так ли? Так что оставим  все,  как
есть. Можешь рассказать Джордану все, что захочешь, и будем  считать,  что
положение патовое. Я не трону Гранта,  я  не  буду  настаивать  на  аресте
Крюгеров. И даже  на  убийстве.  А  иначе...  Я  могла  бы  устроить  тебе
несчастный случай. Или Джордану. Сельхозтехника так опасна.
     Он был поражен. И испуган. Ему никогда не приходило в голову, что она
настолько цинична.
     - Я хочу, чтобы ты кое о чем подумал, - сказала она. - От  того,  что
ты расскажешь Джордану, будет зависеть, останется ли все на  месте  -  или
полетит кувырком. Я очень хочу увидеть, как Джордан получит  то  место  на
Фаргоне. И я могу поделиться с тобою своими планами, как разгрести всю эту
кучу, которую ты нам устроил. Джордан может покинуть Резьюн и  отправиться
на Фаргон сразу, как только там появится кабинет для его работы.  И  когда
он  улетит  со  станции  Сайтиин,  ты  по-прежнему  останешься  здесь.  Ты
отправишь Гранта следом за ним, как только откроется коридор  на  Надежду,
пойдет проект Рубина. И ты сможешь улететь следующим кораблем. И  все  это
заставит твоего отца - и тебя - помалкивать достаточно  долго,  чтобы  все
работало так, как мне нужно. Военные не позволят Джордану слишком шуметь -
они ненавидят, когда средства массовой информации привлекают внимание к их
проектам. Или... или мы можем сейчас же все разнести и сразиться  в  суде.
Любопытно, кто выиграет от того, что мы решим вернуть Рубина на Сайтиин  и
полностью закрыть комплекс на Фаргоне.
     Я попал в ловушку, подумал он. Но как я мог ее избежать? Что я сделал
неправильно?
     - Ты согласен? - спросила она.
     - Да. Если ты сдержишь свое слово. И  я  получу  перевод  обратно,  в
отдел моего отца.
     - О, нет. Ты остаешься здесь. Более того, ты и я заключим договор. Ты
ведь знаешь, что твой отец - очень гордый человек. Ты знаешь, каково будет
для него, если ему придется выбирать, пойти в Департамент и  потерять  все
из-за того, что ты наделал, или держать  язык  за  зубами,  зная,  что  ты
оказался втянутым в историю, чтобы он  получил  назначение.  Поскольку  ты
поступил именно так. Ты вручил  мне  все  необходимые  личные  и  законные
средства, если мне понадобится их использовать. Я получила способ  держать
в узде твоего отца, легкий способ, как оказалось, так что даже не придется
наносить ему ущерб. А тебе надо только сидеть тихо, делать свою  работу  и
ждать, пока все кончится. Ты добился в точности того положения, к которому
стремился - стал заложником за его освобождение и его  хорошее  поведение.
Так что от тебя, молодой человек, я хочу, чтобы ты честно выполнял дневную
работу, сдавал мне ВРХ отчеты по окончании смены и демонстрировал  хорошее
усердие. Делай,  что  хочешь:  звони  отцу,  рассказывай  об  исчезновении
Гранта, рассказывай все, что тебе нравится. Я, безусловно,  не  буду  тебя
сдерживать. И приходи ко мне домой около 21:00 и расскажи, что ты  сделал.
Или я решу, что все пошло по-другому.
     Он все еще размышлял,  когда  она  кончила  говорить,  обдумывая  все
сказанное и подразумеваемое; но главное он знал. Он пытался  отыскать  все
западни. Ту, в которую он уже попал, он и не старался разглядеть. В первую
очередь он боялся приглашения. Именно к этому все шло.
     - Ты можешь идти, - сказала она.
     Он вышел, минуя Флориана, в  общее  помещение,  прошел  по  коридору,
через охраняемые двери и вверх по лестнице к  рабочим  помещениям  первого
крыла. Ему кто-то повстречался по пути к кабинету, произнес "Доброе утро",
но он сообразил это лишь пройдя полкоридора, и даже не мог вспомнить,  кто
это был.
     Он не знал, как ему предстать перед Джорданом. По  телефону  -  решил
он. Он изложит новости по телефону и встретится с отцом за ленчем.  А  там
будь, что будет. Джордан будет считать, что он обезумел.
     Ари была права. Если  Джордан  окажется  втянутым  в  это  дело,  все
соглашения будут нарушены, и с его точки зрения у  Джордана  не  останется
козырей.
     Самое лучшее, подумал он, - сохранить все, как есть, пока он  сам  не
решит, стоит ли рассказывать все Джордану.
     Во что бы ни обошлось промедление.     - Мы сделали... - Джастин повернул  ножку  своей  рюмки,  старательно
глядя куда угодно, но не на лицо Джордана. - Мы  сделали  то,  что  всегда
собирались сделать, если одного из нас  припрут  к  стенке.  То,  что  она
забирала Гранта - было способом оказать давление  на  меня.  Я  знаю...  я
знаю, ты говорил, что я должен прийти к тебе. Но она обрушила это на  нас,
и ни на что не оставалось времени, кроме  как  обратиться  с  протестом  в
Департамент. Но для Гранта это было бы слишком поздно. Бог знает, что  она
могла бы с ним сделать прежде, чем нам удалось  бы  получить  какое-нибудь
предписание, если бы вообще  получили...  -  Он  пожал  плечами.  -  И  по
большому счету мы не могли выиграть это  дело,  потому  что  закон  на  ее
стороне, и все застопорится как  раз  тогда,  когда  все  улажено  в  этом
фаргонском деле, так что я просто-напросто выбрал вариант, который, как  я
полагал, должен сработать. Наилучший  вариант.  Вот  и  все,  что  я  могу
сказать.
     Они были только вдвоем за ленчем на кухне в квартире Джордана.  Пауль
накрыл на стол, обычные бутерброды, но оба они едва притронулись к еде.
     - Черт возьми, - сказал Джордан. До этого момента он едва произнес  и
пару слов, давая Джастину возможность изложить  все  по  порядку.  -  Черт
возьми, ты  должен  был  рассказать  мне  о  том,  что  происходит.  Я  же
предупреждал тебя.
     - Я не мог обратиться к тебе. Иначе все, что я сделал,  выглядело  бы
как твои действия. Я не хотел оставлять следы.
     - Ну, и как? Остались следы?
     - Боюсь, что мои следы достаточно  отчетливы.  Но  это  только  часть
дела. Оттого я и остался здесь. У Ари явно  есть  кое-что  в  запасе.  Она
собирается  использовать  меня  против  тебя,  так  же   как   планировала
использовать Гранта против меня. Но теперь он ей не нужен, так ведь?
     - Ты совершенно прав, что он ей теперь не нужен! Боже мой, сынок...
     - Но это не так уж плохо, - он нарочно говорил очень  уверенно.  -  Я
ввел ее в заблуждение. Я остался. Она сказала - она сказала, что  все  это
может сработать следующим образом: ты получаешь свой перевод,  как  только
построят комплекс, в знак ее доброй воли. Затем я отправляю отсюда к  тебе
Гранта под свою ответственность. Тем самым...
     - Тем самым ты останешься здесь, где она сможет вытворять все, что ей
взбредет в голову!
     - Тем самым, - продолжил он спокойно, тщательно подбирая слова, - она
будет знать, что я в ее распоряжении, и это будет сдерживать тебя, пока ее
проекты не развернутся настолько, что их уже станет невозможно остановить.
Да и военные не позволят тебе обратиться к широкой аудитории.  Именно  это
ей и нужно. Она это и получит. Однако есть пределы  ее  возможностям  -  и
потому все мы улетаем. В конце концов.
     Долгое, долгое время Джордан молчал,  затем  поднял  рюмку,  отпил  и
поставил обратно.
     Время шло, а он по-прежнему сидел молча.
     - Я ни за что, ни за что не должен  был  брать  Гранта,  -  произнес,
наконец, Джордан, - если речь идет об отношениях с Ари. Я  знал,  что  это
произойдет. Черт побери, уже тогда я  знал,  что  так  и  будет.  Никогда,
никогда не принимай одолжения от своих врагов.
     - Тогда было слишком поздно, не  так  ли?  -  успокоил  его  Джастин.
Прямота отца поразила его, слезы подступили  к  горлу,  он  разозлился.  -
Господи, но что мы могли сделать?
     - Ты уверен, что с ним все в порядке?
     - У меня не хватило духа попытаться выяснить. Я думаю, что  Ари  дала
бы мне понять, если бы она  что-нибудь  знала.  Я  все  устроил.  Если  по
номеру, который я ему дал, никто сразу не ответит, у Крюгеров он  будет  в
безопасности и, пока это не произойдет.
     - Номер Мерильда?
     Джастин кивнул.
     - Господи, - Джордан откинул волосы назад и с отчаянием  взглянул  на
него. - Сынок, Мерильд не справится с полицией.
     - Ты всегда говорил -  если  что-нибудь  произойдет...  И  ты  всегда
говорил, что он - друг Крюгеров. И Ари не собирается обращаться в полицию.
Или предпринимать что-либо самостоятельно. Она сама сказала это. Все концы
- у меня. Я думаю, что действительно все.
     - Ты гораздо более уверен в себе, чем следовало бы, - резко  возразил
Джордан. - Мы точно не знаем, где находится Грант, у дверей  Крюгеров  уже
может стоять полиция, Мерильда может не  оказаться  на  месте  -  он  ведь
практикует по всему континенту.
     - Ну, не мог же я звонить заранее, не так ли?
     Лицо Джордана было красным. Он отпил  еще  вина,  при  этом  в  рюмке
значительно поубавилось.
     - Мерильд - адвокат. Он вынужден соблюдать этику.
     - Но у него тоже есть друзья. Не так ли? Много друзей.
     - Ему это не понравится.
     - Но это так же, как если бы я сам обратился к нему, так? -  внезапно
он перешел в защиту, продолжал  сражаться,  отступая.  -  Грант  ничем  не
отличается от меня. Мерильд знает это, так ведь? Где же этика, если выдать
Гранта полиции?
     - За тебя было бы гораздо легче нести  ответственность.  Если  бы  ты
сообразил отправиться вместе с ним, ради Бога...
     - Но он не  наш!  Он  принадлежит  лаборатории!  Мое  присутствие  не
сделало бы ситуацию законной.
     - Но  перед  законом  ты  -  несовершеннолетний,  и  существовали  бы
смягчающие обстоятельства - и ты выбрался бы отсюда...
     - А они подали бы в суд, и понавешали бы Бог знает  каких  обвинений.
Ведь так?
     Джордан глубоко вздохнул и взглянул из-под бровей.
     Он хотел, он отчаянно хотел, чтобы  Джордан  сказал  "нет",  что  это
неверно, что он что-то упустил. Тогда все становилось возможным.
     Однако:
     - Да, - тихо сказал Джордан, обращая в прах его надежды.
     - Так что договорились, - сказал Джастин. - Не так ли? И тебе не надо
ничего предпринимать, разве что соглашение  окажется  нарушенным.  Я  могу
обратиться к тебе, если со стороны Ари возникнут неприятности. Можно?
     - Как в тот раз? - возразил Джордан.
     - Успешнее. Я обещаю тебе. Я обещаю. Хорошо?
     Джордан надкусил свой бутерброд, оставляя вопрос без внимания. Ничего
хорошего не было. Джастин знал это. Но так уж сложилось.
     - Тебе не придется оставаться здесь до конца, когда я  переведусь,  -
пообещал Джордан. - Я что-нибудь предприму.
     - Только не уступай ни в чем.
     - Я и так не уступлю ни в чем.  Ари  вовсе  не  побеждена.  Тебе  это
следует лучше понять.  Она  не  соблюдает  приличий  дольше,  чем  считает
нужным. Доказательство - Грант. Поверь мне,  сынок,  она  вполне  способна
перегрызть горло врагу, и хорошо бы, чтобы ты имел это в виду, когда  тебе
в следующий раз захочется поблефовать. И о тебе, и обо мне, и о ком бы  то
ни было она думает не более, чем об образцах в ее лабораториях, не  более,
чем о бедном девятилетнем эйзи здесь, на территории, у которого она стерла
память и отправила на тяжелые работы, потому что он не получился, а ей,  о
Господи, ей понадобилось место! Или  сложные  случаи,  в  которых  она  не
захотела разбираться, она даже не предлагала их моим сотрудникам, она и не
собиралась повторно использовать этот генотип и в прошлом месяце  запросто
списала троих здоровых эйзи, объявив их помехой, потому что она не  хотела
тратить на них время, эксперимент с ними был закончен, а это все,  что  ей
было нужно. Я не могу доказать это, так как у меня нет данных, но я  знаю,
что такое произошло. Вот с кем ты играешь в  игры.  Любая  жизнь  для  нее
ничто, лишь Бог может помочь ее лабораторным образцам, и ей  наплевать  на
общественное мнение - вот до чего она дошла; она  настолько  ушла  вперед,
что никто не разберет ее записей, она ответственна  только  перед  законом
Союза, да и тот она держит в своем кармане - ей наплевать на все, и все мы
у нее под микроскопом. - Джордан оттолкнул тарелку и с минуту  смотрел  на
нее прежде, чем поднял глаза. - Сынок, не  верь,  что  существует  что-то,
перед чем бы она остановилась. Такого не существует.
     Он слушал. Он слушал очень внимательно. И слышал, как Ари  говорит  о
несчастных случаях, которые так легко устроить в Резьюн.     Его часы показывали 20:30, когда  он  выключил  душ,  а  затем  решил
включить снова... потому, что  абсолютная  тишина  и  пустота  в  квартире
угнетали его.
     Он был наполовину  доволен,  что  не  придется  провести  ночь  здесь
наедине с тишиной  пустой  комнаты  Гранта,  доволен  так,  как  иной  раз
прикусывают губу, чтобы меньше болел  размозженный  палец.  Потеря  Гранта
причиняла более сильное страдание, чем могло нанести что-нибудь другое,  и
то, что Ари не давала ему покоя, считал он, даже действовало  успокаивающе
по отношению к другой боли, которую она ему причинила.
     Проклятая сука, подумал он, и его глаза горели от  оскорблений  в  ее
адрес, которым не давал выхода. Мысли о Гранте выбивали его из  колеи,  от
всех этих неприятностей с Грантом его руки так сильно дрожали, что  он  не
справился с  колпачком  аэрозольного  баллончика  и  внезапно  вырвавшейся
брызжущей струей залил зеркальную нишу умывальника, в  которой  находилась
раковина. Это взбесило его. Все, как нарочно, раздражало  его  без  всякой
причины, и он с особой аккуратностью поставил флакончик на место и сбрил с
лица лишнюю скудную растительность.  Как  подготовка  тела  к  погребению,
подумал он. Каждый в Резьюн высказывался по поводу  его  будущего,  каждый
бился об заклад о его судьбе, даже его отец, который не  спрашивал  своего
сына, хочет ли он вырасти с родительским индексом к своему имени  и  знать
каждую  морщину,  которой  предстояло  появиться  к  сорока  годам,   нет,
благодаря Господу, неплохой тип лица, но и не оригинальный -  лицо,  всего
лишь копия отца - и врагов; и Ари, первый  раз  загнавшей  его  в  угол  в
лабораторном складе.
     Тогда он не знал, что делать; и с тех  пор  он  тысячу  раз  пожелал,
чтобы он схватил ее тогда и устроил бы ей такое, чего  она,  очевидно,  не
ожидала от семнадцатилетнего юнца по отношению к женщине более  чем  вдвое
старшей, чем могла бы быть его бабушка. Но  он  замер  и  начал  бормотать
что-то идиотское о том, что должен идти, что у него встреча,  получила  ли
она  отчет,  который  он  занес  мимоходом,  относительно  проекта,  номер
которого он так и не смог вспомнить.
     Его лицо вспыхивало всякий  раз,  когда  он  вспоминал  об  этом.  Он
выскочил за дверь так быстро, что забыл папку и  отчеты,  и  ему  пришлось
переписывать их заново, лишь бы не возвращаться за ними. Он направлялся на
эту назначенную  Ари  встречу,  это  проклятое  неотвратимое  свидание  со
старательно культивируемым ощущением, что ему удастся, возможно,  частично
вернуть самоуважение, если теперь он все разыграет правильно.
     Она была старая, но отнюдь не за  пределами  омоложения.  На  вид  ей
было, возможно, около пятидесяти, а он видел ее голограммы в двенадцать  и
шестнадцать, лицо, еще не застывшее теперешней  красотой.  Для  женщины  в
шесть раз его старше она выглядела еще очень неплохо,  и  то,  что  у  нее
имелось, он бы в темноте не отличил от Джулии Карнат, повторял он себе  со
старательным цинизмом  -  и  лучше,  чем  Джулия,  по  крайней  мере,  Ари
выражалась яснее о том, что ей нужно. Все в Резьюн, рано или поздно, спали
со всеми в разумных пределах, и было не так уж удивительно, что Ари  Эмори
хотела вернуть свою молодость с копией мужчины,  который  был  бы  слишком
молод для нее. Такая ситуация могла бы и в самом деле вызвать  смех,  если
бы все не было так мрачно, если бы не он был тем самым семнадцатилетним.
     Он не был уверен, что сможет это сделать, но, говорил  себе,  что  по
крайней мере с ней  он  приобретет  опыт:  его  собственный  ограничивался
Джулией, да и этот закончился тем, что она попросила у него Гранта  -  это
причинило ему такую боль,  что  он  больше  к  ней  не  возвращался.  Этим
приблизительно и ограничивался опыт его любовных приключений, и  он  почти
признал правоту Джордана в его женоненавистничестве.
     Ари - змея, в ней все достойно порицания, но ключевым, как он считал,
было его восприятие. Если  ему  удастся  использовать  это,  если  удастся
устроить то, что Джордан называет "идиотскими трюками",  тогда  у  Ари  не
будет оружия. Это был бы лучший выход из создавшегося положения и именно к
этому он и готовился -  быть  мужчиной,  пройти  через  все  неприятности,
обрести опыт (видит Бог, женщина в возрасте  Ари  может  кое-чему  научить
его... в некоторых отношениях). Надо позволить Ари  сделать  то,  что  она
хочет, сыграть в ее маленькие игры и либо потерять интерес, либо - нет.
     Он  полагал,  что  может  поставить  себя  на   место   Ари   -   что
семнадцатилетнего юношу едва ли очарует женщина ее лет, однако женщина  ее
возраста  вполне  может  иметь  желание  получить  в  качестве   любовника
красивого, полноправного  гражданина  с  чувством  юмора.  Так  пусть  она
заглотит крючок.
     Пусть у нее будут проблемы, а у него будут решения.
     При отношениях с ней,  возможно,  надо  опираться  на  ее  возраст  и
самолюбие, слабости, которые никто до сих пор  не  обнаружил,  потому  что
никто другой не был тем семнадцатилетним, которого она хотела.     На его часах было 21:05, когда он подошел к дверям апартаментов Ари и
позвонил -  этими  пятью  минутами  он  хотел  заставить  Ари  задуматься,
собирается ли он появляться, или они с Джорданом задумали  что-то;  но  не
более пяти минут, потому как он опасался, что у Ари возникнут  подозрения,
и она примет контрмеры, которые даже сама потом не сможет остановить.
     Дверь ему открыла Кэтлин, дверь в апартаменты, каких  он  никогда  не
видел - стены облицованы желтым камнем  и  белая  мебель,  очень  дорогая;
обстановка как раз по карману Ари, а остальные видели  подобное  только  в
таких местах, как Государственный зал да и то по телевизору;  и  здесь  же
Кэтлин, увенчанная короной  светлых  волос,  безупречная  в  своей  черной
униформе, очень чопорная - правда, она всегда такая.
     - Добрый вечер, - сказала ему Кэтлин, один из немногих случаев, когда
он слышал от нее приятные слова.
     - Добрый вечер, - откликнулся он в то время, как Кэтлин закрывала  за
ним дверь. В комнате звучала музыка, едва слышимая... электронные пассажи,
холодные, как каменные залы, по которым  они  струились.  Он  почувствовал
дрожь. Он ничего не ел за исключением пригоршни соленых  чипсов  во  время
ленча и кусочка хлеба без масла на ужин (ему казалось, что от другой  пищи
его  бы  вырвало)...  Теперь  же  он  чувствовал  слабость  в  коленях   и
головокружение и сожалел о своей ошибке.
     - Сира не принимает в этой части  апартаментов,  -  пояснила  Кэтлин,
ведя его  в  другой  зал.  -  Этот  только  для  больших  приемов.  Ступай
аккуратнее, сир, эти ковры на каменном полу иногда скользят. Я каждый  раз
говорю об этом сире. Ты что-нибудь слышал о Гранте?
     - Нет. - Мышцы живота  напряглись  при  этой  внезапной,  неожиданной
фланговой атаке. - Я и не ожидаю.
     - Я рада, что он в безопасности, - сказала Кэтлин  доверительно,  как
если бы высказалась о хорошей погоде, таким же вкрадчивым голосом, так что
он не знал, была ли Кэтлин когда-нибудь чему-нибудь рада или  беспокоилась
о ком-либо.
     Она была холодна и красива, как музыка, как зал,  через  который  она
его вела, а  ее  партнер  встретил  их  на  другом  конце  этого  зала,  в
просторном  низком  кабинете,  отделанном  полированным  меховым  деревом,
голубовато-серым и похожим на  ткань  под  блестящим  пластиком;  интерьер
дополнялся длинным белым пушистым ковром, серо-зелеными креслами и большим
бежевым диваном. Флориан, также одетый в форму, вышел из следующего  зала;
темноволосый и тонкий  по  контрасту  с  атлетической  блондинкой  Кэтлин.
Дружелюбным жестом он положил руку на плечо Джастина.
     - Скажи сире, что ее гость пришел, - сказал он Кэтлин. - Не хочешь ли
выпить, сир?
     - Да, - ответил он. - Водка с пепчи,  если  есть.  -  Пепчи  являлась
достаточно экстравагантной; а он еще не пришел в  себя  от  шока,  который
произвела на него роскошь, окружавшая Ари в Резьюн.  Он  взглянул  вокруг,
оглядел даунерскую статуэтку в дальнем  углу  рядом  с  баром,  ритуальные
маски с выпученными  глазами,  стальную  скульптуру  и  несколько  картин,
развешанных на отделанных деревянными панелями стенах, которые он видел  в
фильмах... О, Господи, классика из субсветовых  кораблей,  живопись  осела
здесь, где только Ари и ее гости видели их. Комната - образец роскоши.
     И но подумал о девятилетнем эйзи, о котором рассказывал отец.
     Флориан принес ему напиток.
     - Присядь, -  предложил  Флориан.  Однако  он  пошел  по  возвышению,
опоясывающему комнату, разглядывая  картины,  одну  за  другой,  потягивая
напиток, который он пробовал всего раз в жизни, и старался  взять  себя  в
руки.
     Позади он услышал шаги и повернулся в тот момент, когда Ари подошла к
нему, Ари в поблескивающем халате с геометрическим рисунком, перетянутом в
талии, в наряде, явно не подходящем для деловой встречи. Он  уставился  на
нее, сердце было готово выскочить из груди  от  сознания  того,  насколько
реальна была Ари, от  того,  что  он  находится  в  совершенно  незнакомой
ситуации, и что отсюда не было выхода.
     - Любуешься моей коллекцией? - Она указала  на  картину,  которую  он
рассматривал. - Работа моего дяди. Он был настоящий художник.
     - Он был мастер. - На мгновение он был выбит из колеи.  Меньше  всего
он ожидал, что Ари начнет с воспоминаний.
     - Он был хорош во многих отношениях. Ты не знал его? Конечно, нет. Он
умер в сорок пятом.
     - До моего рождения.
     - Черт возьми, как время летит! - Ее рука скользнула под его  руку  и
повлекла к следующей картине. - Это настоящий  шедевр.  Фаусберг.  Наивный
художник, но изобразил первое видение Альфы Центавра. Где сейчас  люди  не
бывают. Я обожаю эту картину.
     - В ней что-то есть. - Он внимательно смотрел на картину со  странным
ощущением современности  и  древности,  осознавая  реальность  и  и  кисти
побывавшего художника, и самой звезды, потерянной человечеством.
     - Было время, когда никто не знал ценности  всего  этого,  -  сказала
она. - Я знала. На первых кораблях  было  много  художников-примитивистов.
Субсветовые предоставляли массу времени для творчества.  Фаусберг  работал
стальным пером и акриловыми красками,  и  черт  побери,  им,  на  станции,
пришлось изобретать совершенно новую технологию сохранения -  я  настояла.
Мой дядя купил многие из них, я хотела, чтобы они сохранились - так вот  и
были спасены картины с Арго. Большинство их находится в  музее  Новгорода.
Теперь на солнечной станции ужасно,  ужасно  хотят  получить  одну  из  61
фаусберговских  Сайгни.  И  мы   можем   согласиться   -   за   что-нибудь
эквивалентное. Мне представляется, скажем, Коро.
     - Кто такой Коро?
     - Господи, приятель! Деревья.  Зеленые  деревья.  Ты  видел  ленты  о
Земле?
     - Многие. На минуту он забыл  о  своей  тревоге,  вспоминая  щедрость
ландшафтов, более странных, чем на Сайтиин.
     - Ну, так Коро писал пейзажи. Кроме прочего. Я, пожалуй, одолжу  тебе
некоторые из моих лент. Пожалуй, далее поставим сегодня вечером -  Кэтлин,
у тебя есть серии "Истоки Искусства Человечества"?
     - Я уверена, что есть, сира. Я достану их.
     - И другие тоже.
     - А это, юный друг, один из наших. Шевченко. Он  в  нашей  картотеке.
Бедняга, он умер при аварии системы жизнеобеспечения,  когда  они  строили
Пито, там на берегу. Но у него были действительно великолепные работы.
     Красные утесы и синева меховых деревьев. Это  было  слишком  знакомо,
чтобы его заинтересовать. Он и сам мог бы так, подумал  он  про  себя.  Но
вежливость не позволила произнести это вслух. Он рисовал. И даже  когда-то
писал маслом, под впечатлением работ  художников-первопроходцев.  Домосед,
он выдумывал звезды и чужие миры. Но никогда в жизни не  предполагал,  что
ему удастся покинуть Резьюн.
     Пока не стало казаться, что это удастся Джордану.
     Вошел  Флориан  и  предложил  Ари  напиток,  ярко-золотую   смесь   в
хрустальном бокале.
     - Апельсиновый сок с виски с водой, - сказала она. - Ты  когда-нибудь
пробовал апельсин?
     - Синтетический, - ответил он. - Каждый пробовал.
     - Нет, натуральный. Вот, попробуй.
     Он  отпил  немного  из  предложенного  бокала.  Вкус  был  необычный,
сложный, кисло-сладко-горьковатый, помимо  алкоголя.  Вкус  старой  Земли,
если она говорила серьезно, а  любой,  имеющий  у  себя  на  стенах  такие
картины, не может быть несерьезным.
     - Приятно, - сказал он.
     - Приятно...  Замечательно!  Сельхозники  собираются  заняться  этими
деревьями. Мы полагаем, что у нас подходящее место для них  -  без  всяких
неприятностей с генетикой: мы думаем, что зоны можно приспособить к ним  в
том виде, как они есть. Это ярко-оранжевые плоды. Очень полезные. Попробуй
еще. Возьми себе бокал. Флориан, не приготовишь ли ты мне  другой?  -  Она
теснее прижала его руку, направляя его к ступенькам и вниз, к кушетке. - А
что ты сказал Джордану?
     - Просто, что Грант уже не здесь, и что все  в  порядке.  -  Он  сел,
сделал большой  глоток  из  бокала,  а  затем  поставил  его  на  латунную
подставку рядом с диваном, стараясь держать себя под контролем  настолько,
насколько представлялось возможным в этом месте, в  подобной  компании.  -
Больше я ничего ему не сказал. Я посчитал, что это мое дело.
     - А это действительно так? - Ари вплотную придвинулась к нему,  живот
его одеревенел, и он ощутил подступающую тошноту. Она положила руку ему на
бедро и прижалась к нему, а он мог думать только о  тех  эйзи,  о  которых
рассказал Джордан, о тех, которых она списала без всякой  причины,  бедные
осужденные эйзи, даже не знающие, что идут на смерть  -  просто  очередной
медицинский контроль. - Подвинься ко мне, дорогой. Все ведь хорошо. Это же
так приятно, не правда ли? Не будь таким  напряженным,  а  то  -  весь  на
нервах. - Она провела рукой ему по ребрам и  погладила  по  спине.  -  Ну,
будет, расслабься. Это удовольствие, так ведь?  Повернись  и  позволь  мне
поколдовать с своими плечами.
     Это  было  похоже  на  то,  как  она  заманивала  в  ловушку  там,  в
лаборатории. Он попытался придумать, как бы ответить на такую дерзость,  и
окончательно растерялся. Он взял бокал и сделал большой глоток, и  еще,  и
не сделал то, о чем она просила. Но и ее рука не прекратила свои медленные
движения.
     - Ты так напряжен. Видишь ли, это просто маленькое соглашение. И тебя
никто не заставит находиться здесь. Всего-то: встать и выйти за дверь.
     - Конечно. Почему же мы не идем прямо в спальню, черт побери?  -  Еще
немного, и у него начнут дрожать руки. Холод льда в  его  бокале  проникал
через пальцы прямо до костей. Он допил коктейль, не поднимая глаз.
     Я мог бы убить ее, подумал он без всякого  гнева.  Разрубить  гордиев
узел. Раньше, чем Флориан и  Кэтлин  смогут  остановить  меня.  Я  мог  бы
свернуть ей шею. Что они тогда могут сделать?
     Психозондировать  меня  и  обнаружить  все,  что  она  сделала.   Это
остановит ее.
     Может  быть,  это  выход.  Может  быть,  это  выход  из  создавшегося
положения.
     - Флориан, у него кончился апельсиновый сок. Приготовь ему новый.
     - Продолжим, дружок.  Расслабься.  Ты  действительно  не  можешь  так
поступить, ты  это  знаешь  прекрасно,  и  я  прекрасно  знаю.  Ты  хочешь
попытаться сам? В этом проблема?
     - Я хочу выпить, - пробормотал он. Все  казалось  нереальным,  как  в
кошмарном сне. В какой-то момент она начала было говорить с ним  так,  как
будто дает  интервью,  и  все  это  было  частью  происходящего,  подлого,
грязного дела, и он не знал, как пройти через все это, но  он  хотел  быть
очень пьяным, очень-очень пьяным, чтобы его стошнило, станет ни на что  не
способным, и ей придется на этом бросить.
     - Ты говорил, что у тебя нет опыта, - сказала Ари.  -  Только  лента.
Это правда?
     Он не ответил. Он только повернулся на софе,  чтобы  узнать,  сколько
еще времени потребуется Флориану, чтобы приготовить ему  напиток,  который
отвлек бы его от тягостных мыслей.
     - Ты думаешь, что ты в порядке? - спросила Ари. На  это  он  тоже  не
ответил. Он разглядывал  спину  Флориана,  пока  тот  наливал  и  смешивал
напитки. Он ощущал ладони Ари на своей  спине,  чувствовал  по  напряжению
покрывала, как она придвигается к нему, а его рука тем временем скользнула
по его боку.
     Флориан  вручил  ему  бокал,  и  он  облокотился  на  спинку  дивана,
потягивая апельсиновый напиток и спиной ощущая медленные, легкие  движения
рук Ари.
     - Позволь мне рассказать тебе кое-что, - сказала Ари мягко из-за  его
спины. - Ты помнишь, что я  говорила  тебе  о  семейных  связях?  Что  они
предусматривают  ответственность?  Я  собираюсь  оказать  тебе   настоящую
услугу. Спроси меня, какую?
     - Какую? - спросил он, потому что должен был спросить.
     Ее руки обвились вокруг него, и он хлебнул еще, стараясь не  замечать
отвращение, которое она у него вызывала.
     - Ты думаешь, что нежность должна иметь к этому какое-то отношение, -
сказала Ари. - Неверно. Нежность тут ни при чем. Сексом ты занимаешься сам
для себя,  по  своим  собственным  причинам,  милый,  просто  потому,  что
приятно. Вот и все. Так, временами, ты становишься действительно близок  с
кем-то и хочешь этого  снова  и  снова,  это  прекрасно.  Может  быть,  ты
доверяешь этому человеку, но ты не должен.  Ты  действительно  не  должен.
Первая вещь, которую тебе следует запомнить, заключается  в  том,  что  ты
можешь получить это где угодно. Второе - то,  что  это  связывает  тебя  с
людьми, не входящими в семью, портит  твое  восприятие,  разве  только  ты
помнишь первое правило. Именно поэтому я и собираюсь оказать тебе  услугу,
милый. Ты ведь не будешь стесняться того,  чем  мы  занимаемся  здесь.  Не
правда ли, это приятно?
     Было трудно дышать. Было трудно думать. Его сердце сильно колотилось,
в то время как  ее  руки  неторопливо  совершали  волнующие  движения,  от
которых кожа становилась до невероятности чувствительной, и  он  испытывал
то ли удовольствие, то ли дискомфорт. Он и сам не  знал,  что  именно.  Он
выпил большой глоток сока с виски и попытался отвлечься на что-нибудь,  на
что угодно, потому что чувствовал себя как в тумане, в котором все  больше
и больше терял самоконтроль.
     - Ну, как ты, дорогой?
     Нехорошо, подумал он,  а  еще  подумал,  что  он  пьян.  Но  каким-то
краешком сознания он ощущал потерю ориентации  в  пространстве,  нарушение
пространственных связей - ему, скажем,  казалось,  что  Ари  находится  за
тысячу миль от него, ее голос слышен откуда-то сзади, но не прямо сзади, а
как-то со стороны, странно и асимметрично...
     Это  -  катафорик.  Наркотик  для  ленточного  обучения.   Паническое
беспорядочные мысли  стрелой  пронзили  его  мозг.  Стимуляторы  действуют
слишком быстро, тогда как тело запаздывало, завязнув в  липкой  атмосфере.
Небольшая доза. Он  мог  видеть.  Он  мог  по-прежнему  ощущать,  как  Ари
задирает его рубашку и оглаживает его обнаженную кожу, даже при отсутствии
чувства  равновесия,  при  головокружении,  при  том,  что  вращалась  вся
комната.  Он  выронил  бокал  и  почувствовал  холод  льда   и   жидкости,
растекающейся по бедру и под ягодицы.
     - О, дорогой. Флориан, помоги.
     Он  куда-то  погружался.  Но  сознание  сохранялось.   Он   попытался
двинуться, но волна звуков и ощущений, обрушившаяся на него, привела его в
замешательство. Он попытался не доверять  ощущениям.  Но  это  было  самое
трудное. Он вполне сознавал, что Флориан ловит его бокал, что  его  голова
откинута назад, на колени Ари, в углублении  ее  скрещенных  ног,  что  он
снизу вверх смотрит в склоненное лицо Ари,  и  что  она  расстегивает  его
рубашку.
     Она была не единственная,  кто  расстегивал  его  одежду.  Он  слышал
приглушенные голоса, но слова не долетали до него.
     - Джастин, - произнес голос, и Ари ладонями повернула его  голову.  -
Если тебе что-то понадобится, только моргни, - прошептала она,  как  голос
на лентах. - Тебе хорошо?
     Он не знал. Он был испуган и пристыжен, и в долгом кошмаре чувствовал
прикосновения, чувствовал,  что  его  поднимают  и  стаскивают  на  пол  с
чего-то, на чем он там лежал.
     Над ним суетились Кэтлин и Флориан. Именно они  прикасались  к  нему,
переносили его, и делали с ним такое, что  он  осознавал  смутно,  как  бы
наблюдая со стороны, но что-то плохое, плохое и ужасное.
     Перестаньте, думал он. Прекратите, я не согласен на это.
     Я этого не хочу.
     Но было удовольствие. Был взрыв чувств,  что-то  бесконечное,  что-то
темное.
     Помогите мне.
     Я не хочу этого.
     Он находился в полусознании, когда Ари обратилась к нему:
     - Ты ведь не спишь, не так  ли?  Ты  теперь  понимаешь?  Сверх  этого
ничего и нет. Удовольствие в этом и состоит. Сверх  этого  ничего  и  нет,
независимо от того, с кем. Просто биологические реакции. В этом и  первое,
и второе правило...
     - Взгляни на экран.
     Прокручивалась лента. Эротическая. Происходящее вторгалось в  него  и
смешивалось  с  его  собственными  ощущениями.  Ему  было  приятно,  и  он
сопротивлялся этому, однако он не отвечал за происходящее, он  не  отвечал
ни за что, и не его вина...
     - Я думаю, что он выходит...
     - Дай ему еще немного. И он прекрасно справится.
     Ничего нельзя сделать с тобой, чего  не  смогут  сделать  ленты.  Так
ведь, малыш? Все равно с кем. Биологические реакции. Что бы она ни сделала
для тебя...
     - Не двигайся...
     - Боль и наслаждение, милый, так близки. Ты можешь  в  минуту  дюжину
раз пересечь их  границу,  и  боль  превращается  в  наслаждение.  Я  могу
показать тебе. Ты будешь помнить, милый, что я могу для  тебя  сделать,  и
ничто и никогда не сравнится с этим. Ты будешь думать об этом,  ты  будешь
думать об этом до конца жизни... и никогда ничего подобного не будет...
     Он открыл глаза и понял, что вокруг полумрак, что он  лежит  голый  в
незнакомой постели, а чья-то рука поглаживает его  плечо,  сдвигает  прядь
волос, упавшую на лоб.
     - Ну, ну, просыпайся, - сказала Ари. Это  от  ее  веса  придавливался
край матраса. Ари сидит одетая, а он...
     Его сердце подскочило и заколотилось.
     - Я ухожу в офис,  малыш.  Ты  можешь  поспать  здесь,  если  хочешь.
Флориан позаботится о завтраке.
     - Я иду домой, - сказал он и натянул на себя простыню.
     - Все, что захочешь, - Ариана встала, освободив матрас, и  подошла  к
зеркалу, демонстративно не обращая на юношу внимания, что  действовало  на
нервы и беспокойно отозвалось в желудке.  -  Приходи,  когда  захочешь.  -
Поговори с Джорданом, если захочешь.
     - Что мне полагается теперь делать?
     - Что захочешь, то и делай.
     -  Мне  полагается  остаться  здесь?  -  В   его   голосе   слышались
пронзительные панические нотки. Он знал опасность  того,  что  Ари  слышит
это, играет на этом, действует в соответствии с  этим.  Только  что  в  ее
словах была угроза. Во всяком случае, он подумал, что  была.  Ее  тон  был
бесстрастный, без намеков. Ее голос действовал на  нервы  и  на  несколько
секунд заставил его позабыть  о  своей  припрятанной  контругрозе  в  лице
Гранта. - Это не сработает.
     - Не сработает? - Ари поправила прическу. Она была элегантна в  своем
костюме. Она повернулась к нему с улыбкой. - Приходи,  когда  захочешь.  И
вечером можешь пойти домой. Кто знает, может быть, мы займемся этим снова?
Может, ты расскажешь об этом своему отцу, и у вас  все  пройдет  спокойно.
Ммм? Рассказывай ему все, что захочешь. Само собой, я  все  записала.  Так
что имеется масса улик, если он захочет обратиться в Департамент.
     Он чувствовал, как озноб волнами накатывает на него. Он  старался  не
подать виду. Он вызывающе посмотрел на нее, выпятив подбородок, тогда  как
она улыбнулась и вышла из комнаты. И долго еще он лежал холодный, как лед,
с отвратительными ощущениями в  животе,  а  стрелы  боли  пронизывали  его
голову от темени до затылка.  Кожа  стала  сверхчувствительной  и  местами
болела. На руке остались ссадины, следы пальцев.
     - Флориан...
     Воспоминания вспышкой вернулись к нему: ощущения и образы выплыли  из
темноты, и он уткнулся лицом в ладони, стараясь  их  оттолкнуть.  Глубокое
тайпирование. Лентокадр. Они будут всплывать еще и еще. Он  не  знал,  что
проявится. И  это  так  и  будет:  обрывки  воспоминаний,  всплывающие  на
поверхность  сознания  и  на  секунду  высвечивающиеся,  течение  слов,  и
ощущений, и образов, покуда они не  перевернутся  и  снова  не  затонут  в
темноте; все разрозненное - просто еще и еще. И он не в  силах  прекратить
это.
     Он отбросил простыню и встал с  постели,  избегая  касаться  взглядом
своего тела. Он забрался в ванную, врубил душ и начал мыться,  намыливаясь
снова, и снова, и снова, оттирая,  не  глядя,  что-то  незримое,  стараясь
ничего не чувствовать, ничего не помнить, ничему  не  удивляться.  Он  тер
лицо и волосы, и даже рот изнутри надушенным мылом, поскольку не знал, чем
бы еще воспользоваться, и сплевывал, и полоскал рот, от  острого  мыльного
привкуса, но ему так и не удалось  добиться  ощущения  чистоты.  Оставался
запах, который он запомнил, как ее запах. Теперь он и сам пахнул так же  и
вкус этот застрял у него в горле.
     А когда он вытерся досуха в комнате-сушилке рядом с душем и  вышел  в
прохладу ванной,  появился  Флориан  с  аккуратно  сложенной  стопкой  его
одежды.
     - Могу предложить кофе, сир, если ты хочешь.
     Вежливый, как ни в чем  не  бывало.  Как  будто  все  происходило  не
по-настоящему.
     - Где бритва? - спросил он.
     - На полочке, сир, - Флориан указал  на  зеркальный  угол  ванной.  -
Зубная щетка, расческа, лосьон. Что-нибудь нужно еще?
     - Нет. - Он старался говорить ровным голосом. Он думал о  том,  чтобы
пойти домой. Он думал о самоубийстве. О ножах на  кухне.  О  таблетках  на
стойке в ванной. Но политика  вмешается  в  последующее  расследование,  в
котором все раскроется, а политика проглотит его отца. В тот же момент  он
подумал о подсознательных импульсах, которые могли быть захоронены  в  его
мозге  прошлой  ночью,  позывах  к  самоубийству.  Бог  знает  что.  Любая
иррациональная мысль попадала под  подозрение.  Он  не  мог  им  доверять.
Вереница тайн-вспышек рассыпалась перед его взором, ощущения,  эротические
видения, пейзажи, и древнее искусство...
     Затем реальные вещи, предстоящие в будущем. Оскорбленный Джордан.  Он
сам,  бездыханный,  распростертый  на  полу  кухни.  Он  удержал  образ  и
попытался  придать  ему  экзотичность:  самого  себя,  едва  вышедшего  за
климатические башни, тело, которое через  несколько  часов  обнаружат  при
воздушном поиске как клочок белого полотна...
     - Простите, сир, кажется, мы нашли его...
     Нет, так нельзя. Когда мозг вовлечен в процесс ленточного восприятия,
он впитывает и это. Ленточные образы постепенно изгладятся, а привнесенная
память внедрится в структуру-имплантант и станет расти и  расти  по  своим
собственным законам. И не  существовало  достоверного  способа  распознать
базовую команду; однако она не могла заставить его действовать, пока он  в
сознании, разве что незаметно  включить  предрасположение  к  чему-нибудь.
Только если наркотики сравняют  барьер,  только  тогда  он  беспрекословно
станет подчиняться импульсам, отвечать на все вопросы, выполнять все,  что
прикажут...
     Все, о чем  спросят,  все,  что  прикажут,  если  это  проходит  мимо
подсознательного контроля и естественные блокировки. Психохирург  мог  бы,
при наличии времени, получить ответы, раскрывающие  суть  контроля  и  его
конфигурацию, внедрить пару доводов, которые разрушат  внутреннюю  логику:
после  этого  перестроит  весь  набор,  создаст  новую  микроструктуру   и
присоединит связи по своему выбору...
     Все те вопросы, вопросы этих проклятых психотестов,  которые  ставила
перед ним Ари,  называя  из  обычными  для  сотрудников  первого  крыла...
вопросы о его работе, его склонностях, о его сексуальном опыте...  которые
он, по своей глупости, считал просто попытками Ари получить его...
     Он оделся, не глядя в зеркала. Побрился,  вычистил  зубы  и  причесал
волосы. С его лицом все было в порядке, никаких отметин, ничто не выдавало
случившееся. Все то же обычное лицо. Лицо Джордана.
     От этого она, вероятно, получила настоящее удовлетворение.
     Он улыбнулся своему отражению, проверяя, может ли  он  контролировать
себя. Он мог. Эта способность к нему вернулась до той поры, пока он  снова
не окажется лицом к лицу с Ари. С ее эйзи он справится.
     Уточнение. Он мог справиться с Флорианом. Он благодарил Бога, что она
оставила ему Флориана, а не Кэтлин, и тогда в буйном  кружении  панических
мыслей он попытался разобраться, почему он так реагирует, почему  мысль  о
необходимости иметь дело с Кэтлин -  ледышкой  -  бросает  его  в  нервную
дрожь. Боязнь женщин?
     Ты боишься женщин, милый? Знаешь ли, твой отец боится.
     Он причесал волосы. Ему захотелось все бросить.  А  вместо  этого  он
улыбнулся, вновь проведя самоконтроль, и осторожно снял напряжение  мелких
мышц, расположенных  вокруг  глаз,  вызывающее  головную  боль,  расслабил
плечи. Вышел и выдал Флориану подготовленную улыбку.
     Он доложит ей. Я не могу думать, когда у меня  раскалывается  голова.
Черт возьми, пусть он расскажет ей, что я был в порядке, все, что мне надо
сделать - это не опустить голову и убраться отсюда.
     Гостиная,  белый  ковер,  картины  на  стенах   всколыхнули   память,
напомнили о боли и эротических ощущениях.
     Но все это было уже позади. Это было как броня.  Больше  нечего  было
опасаться. Он взял у Флориана чашку и отпил  из  нее,  сдерживая  дрожь  в
руках: внезапно его охватил и внутренний холод, и  пронзительный  сквозняк
от кондиционера.
     - Холодно, - сказал он. - Я думаю, от похмелья.
     - Я весьма сочувствую,  -  сказал  Флориан,  встретив  его  взгляд  с
честностью эйзи, спокойной и озабоченной; по крайней  мере  казалось,  что
это так, и, возможно, так и было на самом деле. Не было и речи  об  этике,
разумеется. Разве что - об этике эйзи, которая заключалась  в  том,  чтобы
избегать ссор с гражданами, ведь те могли  отомстить!  В  таком  случае  у
Флориана были бы серьезные основания для беспокойства.
     - Флориан, прошлой ночью... я не  хочу  обидеть  тебя...  Расслабься.
Расслабься...
     Выражение лица эйзи  не  позволяло  судить  о  его  мыслях.  На  лице
сохранялась улыбка.
     Гораздо, гораздо проще досадить Флориану. Если бы это была Ари, он бы
не посмел. Он и не смог обидеть ее прошлой ночью. Видя боязнь Флориана...
     ...боль и наслаждение. Перекрываются...
     Он улыбнулся и отпил кофе, радуясь своему занятию;  горькое,  мрачное
удовольствие, даже при том, что он стыдился приставания к одному из Ариных
эйзи - и вдвойне стыдно оттого, что ему нравилось  это.  Тут  всего  лишь,
убеждал он себя, человеческое побуждение - реванш за свое унижение.  Он  и
за день до того думал бы так же и поступал бы так же.
     Он только не знал бы, почему ему нравится это, или даже что  ему  это
вообще нравится. Он  даже  не  подумал  бы  о  дюжине  способов  заставить
Флориана попотеть и не прикидывал бы с удовольствием, что если он смог  бы
втянуть Флориана в ссору скажем, около сельскохозяйственных загонов  вдали
от Дома под предлогом, не имеющим отношения к Ари,  он  мог  бы  отплатить
Флориану тем же - поскольку Флориан - эйзи и он мог  бы  придумать  дюжину
способов уязвить его... если Ари не будет поблизости.
     Флориан, несомненно, знал это. И поскольку Флориан  принадлежал  Ари,
она, вероятно, предполагала смущение Флориана, оставив Флориана с ним. Это
соответствовало всему остальному.
     - Мне жаль тебя, - сказал Джастин и, положив руку на плечо  Флориана,
крепко его стиснул. Почти до боли. - У тебя не  слишком  удобное  местечко
здесь, не так ли? Тебе она нравится?
     - Первое, что тебе следует  запомнить,  заключается  в  том,  что  ты
можешь получить это где угодно. Второе - то,  что  это  связывает  тебя  с
людьми, не входящими в семью. Это вредно,  разве  что  ты  помнишь  первое
правило. Именно этим я собираюсь оказать тебе услугу, милый.  Ты  ведь  не
будешь стесняться того, чем мы занимаемся здесь...
     Флориан, не двигаясь, смотрел на  него.  Даже  несмотря  на  то,  что
пожатие, несомненно, причиняло ему боль. Он  мог  сбросить  руку  Джастина
всего  лишь  движением  плеч.  А  в  придачу  еще  и  сломать  ее.  Такого
стоического терпения,  подумал  Джастин,  и  следовало  ожидать  от  эйзи,
принадлежащего Ари.
     - Чего ждет от меня Ари в действительности? - спросил Джастин.  -  Ты
понял это? Мне полагается остаться здесь? Или мне полагается идти домой?
     Как будто они с Флорианом стояли на одной ступени. Конспираторы,  эти
оба эйзи. Эта мысль вызвала у него отвращение. Однако Флориан, в  какой-то
мере,  являлся  его  союзником,  страницей,  которую  он  мог   прочитать,
подчиненный, которым он мог  распоряжаться;  а  ведь  он  так  и  не  смог
прочитать правду в глазах Ари даже тогда, когда она со  всей  серьезностью
отвечала на его вопросы.
     - Она полагает, что ты пойдешь домой, сир.
     - Меня еще пригласят?
     - Думаю, да, - ответил Флориан тихим, спокойным голосом.
     - Сегодня вечером?
     - Я не знаю, - сказал Флориан. И добавил:  -  Сира,  возможно,  будет
спать в эту ночь.
     Как будто это составляло давно знакомый ход событий. Он опять  ощутил
неприятные ощущения в животе.
     Отношение, сказал бы Джордан. Все дело в отношении. Можно делать  что
угодно, если делать осознанно. Нужно только знать, что ты получишь взамен,
вот и все.
     Жизнь не стоит того, чтобы за нее продавать душу.  Но  вот  власть...
власть и сила, чтобы уметь превращать события, сила, чтобы отомстить,  тут
можно и поторговаться. И за безгласность отца. И за  надежду  когда-нибудь
достичь положения, позволяющего сладить с Арианой Эмори.
     - Я собираюсь зайти домой, - сказал он Флориану,  принять  что-нибудь
от головной боли, разобраться с сообщениями и отправиться  в  офис.  Я  не
думаю, что отец звонил мне.
     - Не могу знать, сир.
     - А я думал, что ты в курсе таких  вещей,  -  произнес  он  гладко  и
остро, как разрезной нож.  Он  поставил  кофейную  чашку,  вспоминая,  где
находится входная дверь, и устремился по залам с Флорианом,  следующим  за
ним по пятам, как озабоченная тень... Телохранитель Ари, слишком вежливый,
чтобы открыто идти за ним, но в еще большей степени  обеспокоенный,  чтобы
позволить ему бесконтрольно пройти по Ариным апартаментам.
     На секунду у  него  мелькнула  мысль  о  безопасности  своей  комнаты
наверху и о том, как было бы здорово, если бы откровенно  обсудить  все  с
Грантом; они вместе обдумали бы все  -  это  вошло  в  привычку,  дурацкий
рефлекс,  который  внезапно  резанул  по  желудку,  измученному   голодом,
перебором водки и наркотиков, слишком  сильным  потрясением.  Несмотря  на
головокружение, он продолжал идти, помня, где находится  выход,  что  надо
пройти прямо через холл, уставленный хрупкой мебелью и еще  более  хрупкой
керамикой.
     Затем - тройная аркада квадратных колонн.  И  гостиная,  которая,  по
словам Кэтлин, служила для официальных приемов. Он вспомнил предупреждение
о коврах на полу, с трудом уговорил себя подняться по каменным  ступенькам
и пересек комнату с незначительным подъемом к двери.
     Он потянулся к замку, чтобы открыть дверь, однако  Флориан  остановил
его руку и открыл сам.
     - Будь осторожен, сир, - сказал Флориан. Он не  сомневался,  что  при
этом имелась в виду не только дорога домой.
     Он вспомнил о девятилетнем эйзи. И о тех, которых Ари убила. Вспомнил
об уязвимости каждого  эйзи,  в  том  числе  Гранта.  И  видел  уязвимость
Флориана, у которого никогда, со  дня  творения,  не  было  свободы  стать
кем-то другим, и который был, за исключением  темной  стороны  его  жизни,
добрый и  честный,  как  святой,  потому  что  его  таким  сделали.  Ленты
удерживали его на этом пути, что бы Ари не вытворяла с ним.
     Размышляя над этим,  он  вышел  за  дверь  и  двинулся  по  коридору,
охваченный слабостью, с мутью  в  глазах;  со  всеми  признаками  кошмара,
обрушившегося на его чувства - да к тому же еще  и  ленточные  вспышки,  и
физическое истощение.
     Ари создала Флориана - обе его ипостаси, со всеми его способностями -
и темными, и светлыми. Может быть, она и не смогла сотворить его сразу, но
она совершенствовала в соответствии с исходным замыслом...  со  времен  ее
собственной молодости.
     Чтобы иметь жертву? - удивленно подумал он. Неужели только для этого?
     Объект для тестирования - для идущего проекта?
     Все  перекрывается,  пришел  ответ,  подкравшись  к   поверхности   и
погружаясь вновь, кошмарный, как утопленник. Границы нечетки.
     Истина находится в  месте  совпадения  крайностей.  Противоположности
взаимно необходимы.
     Наслаждение и боль, милый.
     Все  меняется...  или  не  существует.   Все   может   находиться   в
противоположном состоянии или не может меняться вообще. Корабли  двигаются
благодаря   этому   принципу.    Звезды    горят.    Биологические    виды
совершенствуются.
     Он добрался до лифта. Втащился вовнутрь и привалился к  стенке,  пока
не открылись двери. Он вышел в качающийся коридор, продержал равновесие до
двери своей квартиры и сунул ключ.
     - Никто не входил с тех пор,  как  последний  раз  пользовались  этим
ключом.
     Нельзя доверять этому, подумал он, снова  ощущая  приступ:  внезапную
сладость, которая  как  бы  далеко  отодвинула  диван  и  высветила  общую
небезопасность. Ни на что нельзя полагаться. Она может все, даже  нарушить
системы  защиты.  Весьма  возможно,  что  в  квартире  в  мое   отсутствие
установили подслушивающую аппаратуру. Она способна на такое. И  невозможно
узнать, может ли Монитор  заметить  подобное  подключение.  Подслушивающая
аппаратура ультра-класса. Дорогое  оборудование.  Секретное  оборудование.
Она может раздобыть такое.
     Возможно, что и Джордан может.
     Он добрался до дивана, сел, откинувшись назад, и закрыл глаза.
     А что если за мной следят.
     Голос Ари, мягкий и ненавистный:
     Я предвидела действия твоего отца. Каждое из  них.  Даже  если  и  не
удавалось предсказать отдельные детали. Детали не так важны.
     Афоризм разработчиков лент: микроструктура определяет микроструктуру.
     Я даже планировала тебя,  милый.  Я  заронила  идею.  Джордан  ужасно
нуждался в компании. Разве я лгу? Своим существованием ты обязан мне.
     На секунду ему представилось, что  вот  сейчас  из  соседней  комнаты
выйдет Грант, Грант спросит, в  чем  дело,  Грант  поможет  ему  распутать
паутину,  в  которой  он  оказался.  Грант  знал,   что   такое   глубокое
тайпирование.
     Но это только призрак. Привычка, которую трудно преодолеть.
     И Гранта, безусловно, планировала я. Так или иначе, я сделала его.
     Он должен пойти в лабораторию. Ему надо выйти из изоляции, в условиях
которой ленточные структуры смогут развиться  и  распространиться  раньше,
чем он справится с ними. Ему следует включиться  в  обычные  дела,  занять
свой мозг, дать возможность сознанию передохнуть и, не  торопясь,  навести
порядок.
     Если бы удалось немного поспать...
     - Сообщения, пожалуйста, - пробормотал он, вспомнив,  что  он  должен
знать, обязательно должен знать, звонил ли  ему  Джордан.  Или  кто-нибудь
еще.
     В  основном,  они  были  обычные.  Сообщения   из   его   крыла.   От
администрации. Выговор за вход без разрешения. Задремав  на  середине,  он
внезапно очнулся и вцепился в диван: внезапное  воспоминание  как  молнией
стерло эротические видения. Теперь ему придется носить одежду  с  длинными
рукавами и  высокие  воротники,  нужно  нанести  обесцвечивающий  крем  на
ссадины: он может отговориться от Джордана под  предлогом  того,  что  Ари
засадила его за сверхурочную работу в  лаборатории,  что  вполне  логично,
поскольку в соответствии с тем, что он рассказал Джордану, у Ари  не  было
причин быть довольной. Он  не  сможет  в  ближайшее  время  встретиться  с
Джорданом, пока не соберется с духом.
     И сразу после того, как отключился ненавязчивый доклад  Монитора,  он
понял, что ничего не слышал, и что два дня назад он переоборудовал систему
так, чтобы раз прослушанные сообщения стирались.     Грант смог увидеть самолет задолго до того, как они достигли взлетной
полосы - здесь и  в  помине  не  было  стройной  элегантности  Резьюн-Эйр,
обычный грузовой самолет с иллюминаторами,  закрытыми  заслонками.  Машина
подкатила к тому месту, где ожидали люди.
     - Вот, - сказал  шофер,  фактически,  первое  и  единственное  слово,
которое он произнес за всю поездку, и  указал  на  людей,  к  которым  ему
полагалось подойти.
     - Спасибо, - пробормотал Грант в пространство, открыл дверь со  своей
стороны и вышел, взяв свой пакет с ленчем, с бьющимся  сердцем  подходя  к
совершенно незнакомым людям.
     Слава Богу, не все из них оказались незнакомыми, среди них  находился
Хенсен Крюгер, который и заговорил:
     - Это - Грант. Грант, эти люди заберут тебя отсюда. - Крюгер протянул
руку, и ему пришлось пожать ее, что ему обычно делать  не  доводилось,  от
этого он почувствовал неловкость. И от всего остального -  тоже.  Один  из
присутствующих назвался Уинфилдом, представил, как  Кенин  стоявшую  рядом
женщину, пилота, как решил Грант, в комбинезоне без каких-либо эмблем  или
названия фирмы, а кроме того там присутствовали еще двое  мужчин,  Ренц  и
Джеффри, он так и не понял, фамилии это или имена, и люди они или эйзи.  -
Пошли! - сказала Кенни. Она была взвинчена; это проявлялось в ее взгляде и
в бестолковых движениях рук,  которые  она  вытирала  о  свой  замасленный
комбинезон. - Давайте двинемся, а?
     Мужчины обменялись взглядами, и Гранту стало не по себе. Он переводил
взгляд с одного на другого, пытаясь понять, не о нем ли спорят.  Ему  было
трудно спорить с незнакомыми: за него всегда решал эти  проблемы  Джастин.
Он знал свое место в мире: ему полагалось делать то, что от него  требовал
работодатель. А Джастин велел ему протестовать.
     - Мы едем к Мерильду? - спросил он, потому что до сих пор не  услышал
этого имени, а он определенно решил услышать его до того, как  куда-нибудь
отправится.
     - Мы едем к Мерильду, - подтвердил Уинфилд. - Давай, полезай, Хенсен.
     - Нет проблем. Я свяжусь с тобой позже. Хорошо?
     Грант заколебался, глядя  на  Крюгера,  осознавая,  что  не  понимает
происходящего. Но решил, что  ему  уже  сказали  все,  что  собирались,  и
направился к трапу самолета.
     На нем отсутствовали эмблемы компании, просто серийный номер  А-7998.
Белый облупившийся самолет с брюхом в красной глине. Скверный вид, подумал
он. Что, они не моют его, что ли? А как же обеззараживание? Он забрался  в
унылое нутро, и неуверенно оглянулся на Джеффри и  Ренца,  следовавших  за
ним, слегка опередив Уинфилда.
     Дверь  со  скрипом  поднялась,  и  Уинфилд  запер  ее.  Вдоль   стены
находились откидные сиденья. Джеффри взял его за  руку,  опустил  одно  из
сидений и помог пристегнуться.
     - Оставайся здесь, - сказал Джеффри.
     Он так и сидел с колотящимся сердцем, пока самолет не разогнался и не
скользнул в небо. Он не  привык  к  полетам.  Он  повернулся  и  приподнял
занавеску на окне, чтобы смотреть наружу. Свет падал только  из  окна.  Он
увидел, что они пролетают над климатическими башнями, и над утесами, и над
скалами.
     - Опусти, - сказал Уинфилд.
     - Простите, - сказал он и снова опустил занавеску. Это  раздосадовало
его: он очень хотел посмотреть вокруг. Но они не были людьми,  с  которыми
можно спорить, это чувствовалось по их тону.  Он  раскрыл  пакет,  который
приготовили ему у Крюгеров, выяснил,  что  у  него  на  завтрак,  а  затем
подумал, что будет неприлично есть в одиночку, когда  у  остальных  ничего
нет. Он снова закрыл пакет,  пока  не  увидел,  что  один  из  них,  Ренц,
поднялся, прошел в хвост и возвратился  с  несколькими  банками  какого-то
питья. Ренц предложил одну из  них  ему,  первый  дружелюбный  жест  с  их
стороны.
     - Спасибо, - сказал он, - мне дали.
     Он решил, что теперь можно поесть. Прошлой  ночью  он  был  настолько
измотан, что едва притронулся к ужину, так что и соленая рыба с хлебом,  и
приятный напиток, которые дали ему у Крюгеров, пришлись очень кстати, хотя
он предпочел бы кофе.
     Самолет с ревом куда-то летел, а мужчины потягивали  свой  лимонад  и
изредка взглядывали в окна, приподнимая ставни, причем по большей части  с
правой стороны. Временами пилот  обращался  к  ним,  и  это  больше  всего
напоминало плевки, а не слова. Грант покончил с рыбой, хлебом и  питьем  и
услыхал, что они достигли семи тысяч метров, затем десяти.
     - Сир, - сказал кто-то в то утро, открыв дверь в его комнату  в  Доме
Крюгеров,  и  Грант  проснулся,  встревоженный.   И   смутился   необычной
обстановки и оттого, что  незнакомец,  обращавшийся  к  нему,  назвал  его
сиром. Ему долго не удавалось заснуть, но, наконец, задремал, чтобы вскоре
проснуться одурманенным и не знающим, который теперь час и не случилось ли
чего дурного.
     Прошлой ночью они забрали его карточку, когда  ночной  сторож  привел
его от пристани и складов наверх, собственно к Дому. Хенсен  Крюгер  лично
рассмотрел ее и куда-то унес, чтобы проверить ее  подлинность,  как  решил
Грант, и он ужаснулся: эта карточка была его удостоверением личности. Если
с ней что-нибудь случится, то для доказательства того, кем он является  на
самом деле, потребуется  тайпирование  тканей  организма,  и  это  поможет
только в том случае, если он - единственный экземпляр самого себя, - в чем
он до конца не был убежден, несмотря на все заверения Джордана.
     Но карточку  возвратили  вместе  со  стопкой  одежды  и  полотенцами,
которые принесший их человек  на  стул  у  двери.  Он  посоветовал  Гранту
принять душ, потому что самолет уже сел и сейчас за ним прибудет машина.
     Тогда Грант заторопился, выкатился из постели, все еще ошеломленный и
с затуманенным взором, пошатываясь, направился в ванную,  умылся  холодной
водой и взглянул в зеркало: лицо с полусонными  глазами  и  рыжие  волосы,
торчащие во все стороны.
     Господи. Он отчаянно хотел произвести хорошее впечатление,  выглядеть
разумным и понимающим и ни в коем случае не таким,  каким  запросто  могла
описать его Резьюн - Альфа: свихнувшийся и потенциально опасный.
     Его могут вернуть обратно в Резьюн, если так подумают.  Они  даже  не
станут  беспокоить  полицию,  а  Ари  вполне  может   попытаться   сделать
что-нибудь подобное. Джастин уже, должно быть,  ответил  на  вопросы  Ари,
хотя Грант не понимал, каким образом. Он старался не  думать  об  этом,  в
течение  всей  ночи  пытаясь  отвлечься,  лежал,  прислушиваясь  к  звукам
незнакомого дома - открывались и закрывались двери, работали  отопление  и
вентиляция, подъезжали и отъезжали в темноту машины.
     Он поспешно принял душ, влез в одежду, которую ему принесли.  Рубашка
подошла, а брюки не совсем: то ли несколько  великоваты,  то  ли  неудачно
сшиты; - аккуратно причесался, оглядел себя в зеркале и направился вниз.
     -  Доброе  утро,  -  приветствовал  его  молодой  человек,  один   из
домочадцев. - Завтрак там, на столе. Они уже пошли. Забирай его и догоняй.
     Он был испуган безо всякой видимой причины, если не считать того, что
его подгоняли, до сих пор его  жизнь  была  аккуратно  упорядочена,  и  он
всегда знал, кто его обидит и  кто  ему  поможет.  Теперь,  когда  Джастин
пообещал, что он будет свободен и в безопасности, он не знал, как постоять
за себя, кроме как выполнять все, что они приказывали.  Так  и  полагалось
эйзи. Да, сир.
     Под гул двигателей голова его свесилась на грудь, и он в конце концов
закрыл глаза, измотанный и не  увидевший  за  день  ничего,  кроме  голого
днища, закрытых окон и угрюмых мужчин, летевших с ним. Может  быть,  думал
он, если он просто будет молчать, поездка окажется легче, и он проснется в
Новгороде, чтобы встретиться там с Мерильдом, который позаботится о нем.
     Он проснулся, почувствовав, что самолет  начал  зарываться  носом,  и
услышав, что двигатели заработали по-иному. И запаниковал, потому  что  до
Новгорода было три часа лету, а он был уверен, что еще рано.
     - Мы садимся? - спросил он. - Что-нибудь не в порядке?
     - Все в  порядке,  -  ответил  Уинфилд.  -  Не  трогай!  -  когда  он
прикоснулся к ставню, полагая, что теперь это особого значения  не  имеет.
Но, очевидно, имело.
     Самолет нырнул, коснулся полосы, затормозил, подскочил,  и  покатился
дальше, как он полагал, к новгородскому  терминалу.  Самолет  остановился,
все поднялись, пока открыли замок, и гидравлика начала опускать  трап;  он
встал, взяв с собой скомканный бумажный пакет  -  он  не  хотел  сорить  в
самолете - и замер в ожидании, пока Уинфилд не взял его за руку.
     Снаружи не было  больших  домов.  Только  утесы  и  одинокая  шеренга
ангаров, а воздухе  пахло  дикой,  не  обеззараженной  природой.  К  трапу
подъезжал автобус.
     - Где мы? - спросил он, находясь на грани отчаяния. - Неужели Мерильд
здесь?
     - Здесь, здесь. Порядок. Пойдем.
     Он замер на мгновенье. Он мог бы отказаться идти. Он мог бы бороться.
И в то же время ничего он не может, потому что не представляет  себе,  где
находится, или как управлять самолетом, даже если  ему  удастся  захватить
его. Там стоит автобус - его можно использовать для побега, но он опять же
не имеет ни малейшего представления, где находится, а если у него кончится
горючее в этой дикой местности, то он  -  мертвец,  вот  и  все.  А  дикая
природа была  тут  со  всех  сторон:  позади  строений  виднелась  здешняя
растительность.
     Он мог надеяться найти телефон, если они  решат,  что  он  достаточно
послушен, и не будут постоянно следить за ним.  Он  восстановил  в  памяти
номер Мерильда. Все эти мысли пронеслись у него в голове  за  ту  секунду,
что прошла между тем, как он выглянул наружу, и как Уинфилд  взял  его  за
руку.
     - Да, сир, - сказал он кротко и спустился по  ступенькам  туда,  куда
ему велели - впрочем, могло быть и так, что  к  Мерильду.  Он  по-прежнему
надеялся, что они говорят ему правду. Но сам уже не верил в это.
     Уинфилд провел его к ожидающему автобусу и открыл дверь, втолкнул его
и вошел сам следом с Джеффри и Ренцем. В  салоне  было  семь  сидений,  по
одному у каждого окна и еще одно сзади; Грант занял ближайшее, Уинфилд сел
рядом; двое других устроились напротив.
     Он оглядел окна и двери: тщательно загерметизированы.  Транспорт  для
дикой местности. Стиснув руки  на  коленях,  он  тихо  сидел,  глядя,  как
водитель запустил мотор и погнал прямо через тротуар, но не к домам, а  по
дороге вдоль железнодорожной линии, вероятно, по ней ездят к климатическим
башням. Очень скоро они уже ехали по грязи, а спустя еще  немного  времени
они взбирались из речной долины наверх, на холмы,  за  пределы  безопасной
территории, обеспечиваемой башнями.
     Дикая местность.
     Возможно, что его ждет смерть после того, как  они  выкачают  из  его
мозга все, что он знает. Может статься, что их послала  Ари,  но  было  бы
очень странно, если бы Резьюн решала таким способом свои  проблемы,  когда
они запросто могли бы вернуть его назад так, что ни  Джордан,  ни  Джастин
ничего не узнали бы. Просто приземлится самолет регулярного  транспортного
рейса и отправят беднягу  на  автобусе  в  отдаленное  здание,  где  можно
делать, что угодно, пока  не  станет  безопасным  (если  это  когда-нибудь
произойдет) признаться, что он у них.
     Они могут быть, что более вероятно, быть врагами Ари, и в этом случае
они способны на все и не захотят оставить живого свидетеля.
     Что бы ни случилось, Крюгер, несомненно, участвует в  этом,  и  может
быть, дело в деньгах... и не исключено, что широко распространившийся слух
о гуманности  Крюгера  был  обманом.  Резьюн  переполнялась  обманами.  Не
исключено, что Ари сама поспособствовала такому положению.  Не  исключено,
что Крюгер просто всех надул, может быть, у  него  был  небольшой  "левый"
бизнес, связанный с подделкой Контрактов. Может  оказаться  так,  что  его
продали на какую-нибудь затерянную в  глубинке  шахтную  площадку  или,  о
Господи, куда-то, где захотят попытаться перестроить его.  Попытаться.  Он
сможет справиться с любым, кто вмешательством в его ленточные структуры до
определенного уровня. А с остальными...
     Он не был уверен.
     Их было четверо, считая шофера, к тому же  такие  люди  вполне  могут
иметь оружие. От отравленной природы их предохранят двери автобуса.
     Стиснув  руки,  он  отчаянно  пытался  выработать  правильную   линию
поведения. Наилучший вариант - это телефон. Может быть, имело смысл угнать
автобус, если появится возможность, и если он  узнает,  как  добраться  до
цивилизации, и хватит ли на это горючего. Может случиться, что такой  шанс
появится только через несколько дней. Или через неделю.
     - Я думаю, что ты знаешь, - сказал, наконец, Уинфилд, - что это не то
место, куда ты предполагал попасть.
     - Да, сир.
     - Мы - друзья. Ты должен верить этому.
     - Чьи друзья?
     Уинфилд положил свою руку на руку Гранта.
     - Твои друзья.
     - Да, сир.
     - Соглашайся на все. Будь исключительно угодливым.
     - Да, сир. Все, что угодно, сир.
     - Ты расстроен?
     Как  поганый  надсмотрщик,  разговаривающий  с  каким-нибудь  рабочим
мю-класса. Этот человек полагал, что знает, что делает. Это могло  быть  и
хорошо, и плохо... в зависимости от того, насколько этот дурак понимает  в
лентах и наркотиках. Уинфилд недооценивал его с этой стороны. Он сдерживал
инстинктивные реакции хотя бы потому, что  он  считал  их  бесполезными  в
сложившейся ситуации, и потому, что гораздо полезнее  ходить  с  опущенной
головой... исходя из того, что его похитители не совсем тупые, они  просто
смотрят слишком поверхностно, чтобы  осознать,  что  альфа-уровень  в  его
карточке означает, что он не может быть до такой степени подавленным,  как
прочие эйзи. Им следовало накачать его наркотиками и перевозить, ограничив
возможности его передвижения.
     Безусловно, он не собирался говорить им об этом.
     - Да, сир, - ответил он с  застенчивой  озабоченностью  представителя
тета-класса.
     Уинфилд похлопал его по руке.
     - Все в порядке. Ты - свободный человек. Будешь свободным.
     Он заморгал глазами. Для этого не  понадобилось  притворяться.  Слова
"свободный человек" усложняли стоящую перед  ним  проблему;  а  добавочные
сложности были ему ни к черту.
     - Мы немного поднимемся в горы. В безопасное  место.  С  тобой  будет
абсолютно все в порядке. Мы дадим тебе новую карточку. Мы научим тебя, как
вести себя в городе.
     Научим тебя. Переобучение. Господи, во что я вляпался?
     Может ли быть так, что именно это имел в виду Джастин?
     Внезапно он испугался, то в тех случаях, когда остальное  касается...
что он не понял чего-то, что неповиновение этим  людям  может  застопорить
что-то, организованное Джастином...
     ...или Джорданом, узнавшим об этом и вмешавшимся в дело...
     Может быть так, что происходящее как раз и есть то, что задумали  для
него единственные на всем свете друзья, может быть они  направляют  его  к
настоящей свободе. Но перенастройка, если они имели ее  в  виду,  затронет
все его психоформы и попортит их. В этом мире у него почти ничего не было.
Он ничем не владел, даже собственной личностью и мыслями. Его  преданность
была привязанностью эйзи, он знал это, он соглашался с  этим  и  для  него
было не важно, что он не сам их выбрал: они были настоящими  и  составляли
все, чем он был.
     Эти люди говорили  о  свободе.  И  обучении.  Возможно,  что  Уоррики
хотели, чтобы он через это прошел, и он вынужден  согласиться,  даже  если
при этом у него отбирали все, оставляя какую-то холодную  пустоту  на  том
месте, где прежде был дом. Потому что Уоррики не  смогут  себе  позволить,
чтобы он и дальше находился рядом с ними, потому что любить его стало  для
них чересчур опасным. Жизнь, похоже, переполнена парадоксами.
     Ну и дела; теперь он не знал, теперь он понятия не имел, в чьих руках
он находился и чего от него хотят.
     Попросить разрешения позвонить, рассказать все Мерильду  и  спросить,
так ли должно быть?
     Но если они не имеют отношения к Мерильду, такой жест даст им понять,
что он не столь уступчив, сколь они представляют. И если они сами по себе,
если все это подготовлено не Уорриками, то они проследят, чтобы у него  не
осталось выбора.
     Так что он глядел в окно, терпел пальцы Уинфилда  на  своей  руке,  а
сердце билось так сильно, что причиняло боль.     Было  что-то  сюрреалистичное  в  обыденности  ежедневного   порядка,
неотвратимом течении дел в Резьюн, не зависящего от происшествий  несмотря
на то, что его тело болит, а самые невинные вещи вызывают видения, которые
с каждым часом принимают все более нормальный, человеческий облик - именно
так это  ощущалось.  Разумеется,  люди  с  изначальных  времен  занимались
любовью с нетрезвыми партнерами, расплачивались  сексом  за  безопасность;
таков был мир, вот и все, а он -  не  ребенок,  чтобы  это  его  сокрушило
потребовался хмель, теперь он приобрел  опыт,  которого  предпочел  бы  не
иметь; сам он - жив, Грант - уплыл вниз по  реке  в  безопасное  место,  с
Джорданом все в порядке, и он гораздо лучше представляет, что Ари Эмори не
ограничится этим...
     Встряхнуть пацана, порезвиться с его сознанием, пока не сломается.
     Если  ты,  мальчуган,  хочешь  свободы  для  Гранта,  то  можешь  его
заменить, так ведь? - выйди из квартиры, явись в отдел, улыбайся  знакомым
и ощущай круговорот вчерашних дел; изо дня в день повторяющийся  в  Первом
Крыле - Джейн Страссен бранит  своих  помощников  и  поднимает  шум  из-за
пустяковой поломки при ремонте оборудования, Янни Шварц пытается успокоить
ее; монотонное жужжание спорщиков в коридоре. Не отрываясь от  клавиатуры,
Джастин  погрузился  в  рутину,  в  задачу,  касающуюся  одной   ленточной
структуры, которую Ари поставила перед ним на прошлой  неделе,  достаточно
сложную, чтобы занять мозг, выискивая связи.
     Требовалась внимательность. В некоторых случаях контролер  связей  не
срабатывал.   Обследуемым   эйзи   занимались   весьма   квалифицированные
разработчики,  имелись  и  специальные  программы-ловушки,  созданные  для
отыскания  случайных  связей  в  данном  психотипе,  но  не  было  базовой
обучающей ленты: для этого требовалось глубокое тайпирование, какое мог бы
применить психохирург для настройки некоторых подсистем генотипов КУ-89  к
выполнению определенных функций управления.
     Ошибка, допущенная при конструировании, может обойтись дорого - может
принести несчастье КУ-89-тым и тем эйзи, которыми  они  будут  руководить,
может кончиться ликвидацией, если действительно все пойдет вкривь и  вкось
- это было кошмаром каждого разработчика: в живой  интеллект  мог  попасть
вирус, который потихоньку, неделями и годами будет сводить  с  ума,  будет
синтезировать все более и более безумную систему логики и это  обнаружится
по какому-нибудь случайному поводу.
     По  рукам  ходила  книга,  научно-фантастический  триллер  "Ошибка  в
программе", лишившая покоя Жиро Ная:  не  слишком  замаскированная  Резьюн
выпустила на рынок развлекательную ленту с вирусом, и цивилизация пошла  к
черту. В библиотеке имелся экземпляр - только  для  граждан  -  и  длинный
список желающих его получить; оба они с Грантом, разумеется, прочитали ее.
Можно было спорить, что и почти все эйзи в Доме  -  тоже,  за  исключением
принадлежащих Жиро.
     Они с Грантом сами попытались разработать  вирус,  чтобы  посмотреть,
что из этого получится.
     - Эй, - сказал тогда Грант, сидя на полу у его ног, начиная разводить
логические  цепи.  -  У  нас  же  есть  Альфа-класс,  на   котором   можно
попробовать: к черту Ро-классы.
     Это поразило его.
     - Даже не думай об этом, - сказал он, поскольку если существует такая
штука, как вирус, и они смогут его сконструировать, даже  думать  об  этом
станет опасно; а ведь Грант имел в виду себя.
     Грант мрачно усмехнулся той неприятной улыбкой, которая появлялась  у
него, когда Джастин приказывал ему, как гражданин приказывает эйзи.
     - Я не думаю, что нам следует заниматься этим, - произнес  Джастин  и
забрал тетрадь. - Я не думаю, что следует болтать об этом.
     - У нас все равно бы ничего не получилось.
     - Я и не желаю в  этом  убеждаться.  -  В  этот  момент  трудно  было
изображать авторитет и приказывать Гранту. Это задевало его. Он чувствовал
себя отвратительно. Внезапно Грант  с  мрачным  спокойствием  скомкал  уже
написанное   начало   работы.   Разочарование   в   глазах   Гранта   было
пронзительным.
     А потом  Грант  ночью  явился  к  нему  в  комнату,  разбудил  его  и
рассказал, что придумал, как построить вирус, и что он действует  -  после
чего расхохотался, как сумасшедший, накинулся на него в темноте и  напугал
его.
     - Свет! - завопил Джастин на  Монитор,  и  Грант  повалился  на  пол,
продолжая смеяться.
     Таков был Грант, слишком гибкий, чтобы позволить чему-то встать между
ними.
     Он неподвижно сидел  перед  клавиатурой,  ничего  не  видя,  с  тупой
внутренней болью. С Грантом было все в порядке. В полном порядке.
     Загудел интерком. Он собрался с духом и нажал кнопку на консоли.
     - Да, - произнес он, ожидая саму Ари или представителя ее офиса.
     - Джастин, - это был голос отца. - Я хочу поговорить с тобой. В  моем
кабинете. Сейчас.
     Он не осмелился ни о чем спросить.
     - Я иду, - сказал он, отключился и немедленно вышел.
     Через час он снова сидел в том же кресле,  уставясь  на  безжизненный
экран, и долго собирался с духом, прежде чем снова заняться проектом.
     Компьютер подключил программу и указал место, на котором остановилась
отладка. Сам он находился за тысячу миль отсюда, в полуоцепенении,  таким,
каким он стал, когда Джордан рассказал ему, что он  позвонил  Мерильду,  и
тот ответил удивленным отрицанием на условный вопрос.
     Мерильд не получал известия. Мерильд не получал ничего, что  касалось
бы вопросов Джордана. Абсолютный ноль.
     Может быть, еще слишком рано. Может быть, по какой-то причине  Крюгер
держит Гранта у себя и пока не позвонил Мерильду. Может  быть,  он  боится
Резьюн. Или полиции.
     Может быть, Грант вообще не добрался туда.
     Он находился в шоке, когда  Джордан  присел  на  подлокотник  кресла,
обнял его и уговаривал  пока  не  отчаиваться.  Но  они  ничего  не  могли
предпринять. Ни они сами и никто из знакомых не мог бы заняться  поисками,
а Джордан не мог втягивать Мерильда,  описывая  подробности  по  домашнему
телефону. Он позвонил Крюгеру и прямо спросил, поступал  ли  груз.  Крюгер
подтвердил, что отправлен, как договаривались. Кто-то лгал.
     - Я думал, что мы можем доверять Мерильду, - вот и все,  что  он  мог
сказать.
     - Я не понимаю, что происходит, -  говорил  Джордан.  -  Я  не  хотел
рассказывать тебе. Но если Ари что-нибудь узнает об этом, она накинется на
тебя. Я решил, что ты должен быть в курсе.
     Он вовсе не потерял присутствия духа, пока вставал, говорил, что  ему
надо вернуться в свой кабинет, а Джордан обнимал и удерживал его. И только
потом он сломался. А что  еще  сделал  бы  мальчик,  которому  только  что
сообщили о вероятной смерти его брата.
     Или о том, что он в руках у Ари.
     Его глаза оставались сухими, лицо сосредоточенным. Он прошел  обратно
мимо контрольного пункта охраны в крыло Ари, мимо перманентного беспорядка
среди  персонала  Джейн  Страссен,  мимо   людей,   загружавших   самолет,
отправлявшийся за материалами, поскольку Джейн была настолько  скупа,  что
разрешала летать только с полной загрузкой.
     Теперь перед  ним  проблема.  Он  ощущал  тошноту  и  ненавидел  Ари,
ненавидел ее больше, чем когда-либо представлял себе возможным  ненавидеть
человека, даже при том, что он не знал, где находится Грант, и не  сам  ли
он убил его, отправив в той лодке.
     И он не мог рассказать Джордану обо всем, что происходит. Ни черта он
не мог  рассказать  Джордану  без  того,  чтобы  не  начали  захлопываться
поставленные ловушки.
     Он снова выключил сеть, вышел из кабинета и направился по коридору  в
офис Ари, не обращая внимания на суету вокруг. Войдя, он оказался лицом  к
лицу с Флорианом, сидящим за стойкой.
     - Мне надо с ней поговорить, - сказал он. - Сейчас.
     Флориан приподнял брови, выражая сомнение, а затем он набрал номер.
     - Ну, как мы? - спросила Ари, а он, стоя напротив стола, так  дрожал,
что едва мог говорить.
     - Где Грант?
     Ари моргнула. Единственная быстрая, возможно, искренняя реакция.
     - Где Грант?
     - Присядь. Давай разберемся по порядку.
     Он сел в кожаное кресло и стиснул руками подлокотники.
     - Грант исчез. Где он?
     Ари медленно и глубоко вздохнула. То  ли  она  подготовилась,  то  ли
вовсе не заботилась о маскировке.
     - Он добрался до Крюгера. Сегодня, утром туда прилетал самолет, и  он
мог улететь на нем. Две баржи отплыли утром, и он мог  быть  на  одной  из
них.
     - Где он, черт побери? Куда ты его дела?
     - Малыш, я понимаю твое страдание, но сдержи-ка  его.  Криком  ты  от
меня ничего не добьешься, а  я  бы  очень  удивилась,  если  твоя  истерия
оказалась наигранной. Так что давай поговорим об этом спокойно, хорошо?
     - Ну, прошу тебя.
     - О, дорогой мальчик, это совершенно глупо. Ты  ведь  знаешь,  что  я
тебе не друг.
     - Где он?
     - Успокойся. У меня  его  нет.  Разумеется,  я  проследила,  куда  он
отправился. А где он должен быть?
     Он ничего не ответил. Он сидел, пытаясь вернуть  самообладание,  видя
перед собой западню.
     - Я вообще не смогу тебе помочь, если ты не объяснишь  мне,  как  все
было.
     - Ты прекрасно можешь помочь мне, если захочешь. Ты прекрасно знаешь,
где он!
     - Дорогой,  ты  действительно  можешь  убираться  к  черту.  Либо  ты
отвечаешь на мои вопросы, а я обещаю тебе, что  сделаю  все,  что  в  моих
силах, чтобы извлечь его, куда бы он  там  не  попал.  Я  не  хочу,  чтобы
забрали твоего брата в Новгороде. Не думаю, что недавний телефонный звонок
Джордана имеет какое-нибудь отношение к тому, что ты покинул свой  кабинет
и пришел сюда. У вас обоих на этой неделе дела идут не блестяще.
     Он сидел и долго, долго смотрел на нее.
     - Чего ты хочешь?
     -  Правду,  как  ни  странно.  Позволь  мне  рассказать  тебе,  куда,
по-моему, он  должен  был  отправиться,  а  тебе  всего  лишь  понадобится
подтвердить это. Кивок головы меня устроит. Отсюда к Крюгеру. От Крюгера к
человеку по имени Мерильд, другу Корэйна.
     Он крепче стиснул подлокотники. И кивнул.
     -  Прекрасно.  Возможно,  что  он  держит   путь   на   барже.   Хотя
предполагалось по воздуху, не так ли?
     - Я не знаю.
     - Это правда?
     - Это правда.
     - Возможно, что он еще никуда не поехал. Но мне не нравится остальная
часть узора. Корэйн - не единственный друг Крюгера в политических  кругах.
Тебе говорит что-нибудь имя де Форте?
     Смущенный, он покачал головой.
     - Рочер?
     - Аболиционисты? - Его сердце подпрыгнуло, страдание, переплетенное с
надеждой. Рочер - сумасшедший.
     - Ты уловил,  милый.  Тот  утренний  самолет  приземлился  у  Большой
Синевы, автобус встретил их и отъехал по дороге Бертилло-Сангуэй. Мои люди
двигаются туда, но даже мне требуется время, чтобы  доставить  туда  людей
так, чтобы они смогли забрать Гранта с неперерезанным горлом - у  них  это
получится, малыш. Аболиционисты вряд ли затеяли это дело исключительно  из
высших и чистых побуждений, и если они играют на руку  тому,  кто  двигает
Крюгера, ты можешь быть уверен, что они делают это не только для  спасения
одного эйзи, ты меня слушаешь, мальчик?
     Он  слушал.  Ему  казалось,  что   понимает.   Но   его   дела   тут,
действительно, идут не блестяще, как сказала Ари. Теперь был ее черед.
     - Как ты думаешь, чего они добиваются?
     - Твоего отца. И Советника Корэйна. Грант - эйзи из Резьюн. Он - эйзи
Уоррика, а это для них, практически, так же здорово, как захватить  Пауля;
а вообще де  Форте  нужна  голова  Корэйна,  мальчик,  потому  что  Корэйн
продался мне, Корэйн пошел на сделку по фаргонскому проекту и  по  проекту
Надежда, а твой отец - в центре событий и, будь я проклята, если ты сам  и
не сунул Гранта прямо Крюгеру в карман.
     - А ты хочешь затащить его обратно?
     - Я хочу его вернуть.  Я  хочу  забрать  его  у  Рочера,  пойми  это,
проклятый маленький идиот, и если хочешь увидеть его живым,  ты  бы  лучше
начал выкладывать оставшиеся секреты.  Ты  ведь  не  знал  о  причастности
Рочера, не так ли, не знал ничего о друзьях Крюгера среди радикалов...
     - Я не знал. Я не знаю. Я...
     - Позволь мне рассказать тебе, что они с ним сделают. Они  отвезут  в
какую-нибудь дыру, накачают его наркотиками и допросят  его.  Может  быть,
они захотят тайпировать его между делом. Они постараются выяснить, что  он
знает о проекте Рубина и о проекте Надежда и все вообще. Бог знает,  может
быть, они попытаются вывернуть его на изнанку. Но не обязательно,  что  им
нужно именно это. Я расскажу тебе, что, по-моему,  произошло.  Я  полагаю,
эта компания шантажировала Крюгера, а один из их людей работал у него,  и,
я думаю, когда они узнали, что ты сунул ему прямо в лапу, то  Мерильду  не
было сказано ни слова: сказали только Рочеру, и его ребята забрали Гранта.
Вероятно, они дали ему сильный транквилизатор. Когда его привезут, что  он
подумает? Что это твои друзья? Что все  происходящее  с  ним  подготовлено
тобой?
     - Ради Бога...
     - Но это так, ты сам знаешь. Успокойся и обдумай  это.  Мы  не  можем
ворваться и перестрелять людей Рочера, если  у  нас  не  будет  абсолютной
уверенности, что Грант у них. Сейчас мы устанавливаем Локатор. Мы упустили
возможность в аэропорту Бертилло; мы не уверены, что удастся достать их  в
Большой Синеве. Но  мы  попытаемся.  При  этом  у  нас  нет  стопроцентной
уверенности, что он не остался у Крюгера. Теперь я могу раздобыть ордер на
обыск у него. Но я собираюсь  применить  иную  тактику.  Я  запросто  могу
предположить, как они шантажируют Крюгера: я уверена,  что  большая  часть
контрактов с эйзи - липовые, и я могу назначить ревизию. Мой  самолет  уже
летит туда. Между прочим, Жиро собирается слетать к Корэйну в  Гагаринград
и побеседовать с ним. Ты же объяснишь все это Джордану, а так  же  передай
ему, что я оценю, если он проникнется всем этим  и  предложит  вести  дело
Крюгера Мерильду.
     - Когда мы вытащим Гранта, - сказал Джастин, - он поедет к  Мерильду.
Тот не станет раздувать инцидент.
     - Милый, - сказала Ари, - тебе следовало  бы  меня  лучше  знать.  Мы
вытащим его и доставим прямиком в Резьюн. Он пробудет у них в руках  около
сорока восьми часов, а может,  даже  дольше,  раньше  мы  не  успеем.  Нам
придется заняться его проверкой - придется ведь? Они ведь могут сделать  с
ним любые гадости. А ты теперь ведь не захочешь  бросить  его  в  одиночку
залечивать весь принесенный вред, не так ли?
     - Ты хочешь, чтобы это стало всем известно?
     - Милый, это ты не хочешь огласки.  Ты  не  хочешь,  чтобы  вовлекали
твоего отца. И хорошо бы, чтобы он вполне осознавал это, когда мы привезем
сюда Гранта. Если нам удастся заполучить беглеца обратно живым. Он  должен
вполне отдавать себе отсчет в том, что Грант находится в нашей больнице, -
не так ли? И, пожалуй,  он  будет  беспокоиться.  Я  надеюсь,  что  ты  не
нарушишь наше соглашение, милый.
     Он ничего не ответил, не находя аргументов, не имея оружия.
     - Предположительно, - сказала она, - его можно спасти. Восстановление
может потребовать годы - если я вообще смогу выправить его.  Конечно,  при
том условии, что удастся вернуть его живым. Это главное.
     - Ты пугаешь меня.
     - Милый, я не могу предсказать поступки Рочера. Я  не  знаю,  в  кого
будут стрелять. Я только предупреждаю тебя...
     - Я же сказал тебе, что сделаю то, что ты хочешь!
     - Ради отца.  Да.  Я  уверена,  что  сделаешь.  А  насчет  Гранта  мы
поговорим, когда  я  вызволю  его.  -  Она  щелчком  сбросила  крышечку  с
интеркома и надавила кнопку. - Джордан? Это Ари.
     - В чем дело? - послышался ответный голос Джордана.
     - Твой сын у  меня  в  офисе.  Похоже,  что  у  вас  обоих  небольшая
проблема. Тебе не трудно позвонить своему абоненту в Новгороде и  передать
ему, что ему выгодно убедить Крюгера позвонить мне...     Обстановка, наконец, изменилась,  когда  они  подъехали  к  маленькой
грязной климатической станции - подземный гараж, бетонные  ступени,  да  и
все сооружение - практически, сплошной потрескавшийся бетон.  В  нем  было
всего три комнаты, не считая ванной и кухни. Окон не было, поскольку  окна
в таком сооружении - только помеха, зато имелся  перископ,  обеспечивающий
круговой обзор. Но Гранта не подпускали к нему.  Он  сидел  и  отвечал  на
вопросы, по большей части правдиво, хотя отнюдь не всегда, это  оставалось
для него единственным способом защиты. Телефона там вообще не  было.  Хотя
существовала рация. Он не имел представления, как обращаться с ней,  разве
что когда-то давно видел, как Джордан пользовался подобной на катере.
     Он по-прежнему не знал, кто они такое. Он просто бормотал  ответы  на
вопросы Уинфилда и выражал недовольство то по поводу отсутствия  кофе,  то
по поводу неудобства помещения, то жаловался на что-нибудь  еще,  стараясь
задеть их как можно сильнее, если удастся, вывести их из себя и  заставить
их как-то отреагировать. Он разыгрывал медленное расслабление, нарастающую
уверенность в собственной безопасности,  надевая  обличье  худшего  сукина
сына среди эйзи в Доме, которого мог сыграть - он, казалось, воспроизводил
Аббана, невыносимого заведующего кадрами у  Жиро  Ная,  являвшегося  сущим
наказанием для сторожей и кухонных работников, не говоря уже о любом эйзи,
который, по его мнению, был ниже его по званию.
     В спальне стояло  устройство  для  тайпирования.  Такое  зрелище  ему
совершенно не понравилось. Это  не  было  неожиданным  предметом  в  таком
заброшенном  месте:  развлечения  занимали  не  последнее  место  в  жизни
наблюдателя, устроившегося здесь, где бы это "здесь" не располагалось.  Но
это устройство не было маленьким любительским развлекательным аппаратиком;
это  было  современное  оборудование,  оно,  похоже,  имело  разъемы   для
подключения монитора, и Грант встревожился. Он решил подтолкнуть их к  той
черте, за которой любой нормальный гражданин выйдет из себя, и посмотреть,
что это за люди.
     - Сядь, - сказал Ренц, когда  он  поднялся  следом  за  Уинфилдом  на
кухню.
     - Я думал, что мог бы помочь, сир. Я...
     Он услышал шум машины. Другие тоже его услышали, и мгновенно и  Ренц,
и Джеффри оказались на ногах, а  Уинфилд  вернулся  с  кухни  и  сразу  же
взглянул в перископ.
     - Похоже, это Кралер.
     - Кто такой... - начал Грант.
     - Сиди. - Ренц положил руку на плечо Гранта, толкнул его в  кресло  и
удерживал, пока звук мотора не стал громче.  Дверь  гаража  поднялась  без
всяких действий изнутри.
     - Это Кралер, - сказал Уинфилд. Напряженность в поведении  окружающих
явно уменьшилась.
     Машина  въехала  внутрь,  ее  тарахтенье  доносилось  сквозь   стену,
отделявшую их от подземного гаража,  дверь  которого  опустилась,  секунду
слышалось  шипение  разбрызгиваемого  очистителя,   затем   двери   машины
открылись и захлопнулись, кто-то поднимался по ступенькам.
     - Кто такой Кралер, сир?
     - Друг, - ответил Уинфилд. - Джеффри, уведи его в спальню.
     - Сир, а где Мерильд? Почему он не приехал? Почему...
     Джеффри вытянул его из  кресла  и  повел  в  спальню,  подталкивая  к
постели.
     - Ложись, - сказал Джеффри тоном, не допускающим возражений.
     - Сир, я хочу знать, где Мерильд сейчас, я хочу знать...
     Ренц шел за  ним.  Вероятно,  это  лучший  случай,  который  ему  мог
представиться. Он вывернулся и врезал Джеффри локтем, Ренцу - другой рукой
и бросился в соседнюю комнату, где Уинфилд сразу осознал опасность...
     Уинфилд выхватил оружие из кармана, и Грант пригнулся. Однако Уинфилд
отнюдь не паниковал. Его рука не дрожала, и он бы не промахнулся, так  что
Грант замер там, где стоял, в дверном проеме; дверь из гаража  отворилась,
и вошли трое мужчин, двое из которых были вооружены и двигались быстро.
     Один из мужчин позади него уже начал вставать. Грант стоял совершенно
неподвижно, пока кто-то не схватил его сзади. Он мог бы сломать руку этому
человеку. Но не сделал этого. Он позволил затащить себя обратно под  дулом
оружия Уинфилда.
     - Так вот как здесь идут дела? - спросил один из прибывших.
     Уинфилду было не до смеха.
     - Ложись, - сказал он Гранту, и тот попятился к кровати и сел. - Ляг!
     Он выполнил требование Уинфилда. Джеффри вытащил из  кармана  шнур  и
прикрутил его правое запястье к раме кровати, пока Ренц стонал на полу,  а
несколько вооруженных мужчин  стояли  рядом,  направив  оружие  в  сторону
Гранта.
     Затем - другое запястье, жестко и бесцеремонно.
     Грант взглянул на прибывших мужчин; двое крупных и сильных, а  третий
постарше, худощавый, единственный не носивший оружия. Но именно его взгляд
вызывал наибольшую тревогу. И ему подчинялись все остальные.
     Кралер, как его называли. Имен других он не знал.
     Они убрали оружие. Помогли Ренцу встать. Все вышли, кроме Джеффри,  и
Грант уставился в потолок, стараясь не думать о том, насколько  его  живот
сейчас не защищен.
     Но Джеффри всего лишь выдвинул ящик из-под тайпирующего устройства  и
достал шприц для подкожных инъекций. Он приставил его к руке Гранта и ввел
препарат.
     Он вздрогнул от укола и закрыл глаза. Очень скоро он уже не  вспомнит
об этом, и вряд ли можно рассчитывать на то, что они ему напомнят.
     Он собрал все душевные силы и сосредоточился на мыслях о Джастине, не
тратя время на отражение физической агрессии, от которой  становилось  все
хуже: на следующем уровне это перерастет в борьбу совершенно иного типа. У
него не осталось сомнений. Оружие стало доказательством.  И  их  намерения
тоже. А он все-таки, хотя и был эйзи, учился в  Резьюн,  в  отделе  Арианы
Эмори: Ариана Эмори создала его, Ари с Джорданом формировали его психотип,
и черта с два кто-то, о ком он и не слыхивал, мог бы справиться с ним.
     Он словно куда-то соскальзывал. Он  чувствовал,  что  начался  распад
психики. Он знал, что они запускают ленту. Он тонул,  он  терял  сознание.
Большая доза. Глубокое тайпирование. На всю катушку. Он этого и ожидал.
     Они спросили его имя. Они спрашивали и о других вещах. Они напоминали
ему, что в их руках его Контракт. Несмотря на наркотик, он помнил, что это
не так.
     Наконец, он очнулся. Они  освободили  его,  чтобы  он  мог  попить  и
облегчиться, они заставили его поесть, хотя пища вызывала у него  тошноту.
Они дали ему небольшую передышку.
     А затем они  все  начали  заново.  И  время  перестало  существовать.
Возможно, что сознание еще несколько раз возвращалось  к  нему.  Страдание
скомкало все воедино. При этом он ощущал  боль  в  руках  и  в  спине.  Он
отвечал на вопросы. Большую часть времени он не знал, где находится, и  не
мог четко вспомнить, чем заслужил такое.
     Затем он услышал глухой удар. Он увидел стены  комнаты,  забрызганные
кровью. Пахло чем-то горелым.
     Он подумал, что уже умер, и пришли люди, и завернули его в одеяло,  а
запах гари становился все сильнее и сильнее.
     Так или иначе, на некоторое время он обезумел. И мир опрокидывался, и
воздух пульсировал.
     - Он приходит в себя, - произнес чей-то голос. - Дай ему еще.
     Он увидел человека в синем комбинезоне. Увидел  спасительную  эмблему
персонала Резьюн.
     Он не был уверен в правильности своих догадок. Он точно не знал, где,
когда началось тайпирование и что происходило на самом деле.
     - Дайте этот проклятый шприц! - заревел кто-то прямо над его ухом.  -
Черт побери, не давайте ему встать! Положите его!
     - Джастин! - вскрикнул он, потому  что  ему  показалось,  что  он  не
покидал Дома, и существовал слабый шанс, что Джастин услышит его,  поможет
ему, вызволит его. - Джастин!..
     Игла воткнулась. Он сопротивлялся, и тела навалились  на  него,  пока
наркотическая тяжесть не пересилила его, и действительность  закачалась  и
перевернулась над ним.
     Он очнулся в белой комнате, в постели, с ремнями, не позволяющими ему
подняться. Он лежал голый, прикрытый простыней.  К  повязкам  на  груди  и
правом запястье прикреплены биодатчики. Левая рука забинтована. Сигнальный
звонок загудел. Он сам  включил  его.  Вернее,  сигнал  дала  участившаяся
скорость его пульса и бесшумный вскрик, который он  пытался  приглушить  и
сдержать.
     Однако дверь отворилась. Вошел доктор Иванов.
     - Все в порядке, - сказал доктор Иванов, подошел  и  присел  на  край
кровати. - Тебя доставили сегодня днем. Теперь все  хорошо.  Они  разнесли
тех подонков к чертям собачьим.
     - Где я был? - спросил он спокойно, очень спокойно. - Где я теперь?
     - В больнице. Все в порядке.
     Монитор снова  засигналил,  учащенно.  Он  попытался  успокоить  свой
пульс. Он растерялся. Теперь он точно не знал, где  находится,  и  что  на
самом деле происходило.
     - Где Джастин, сир?
     - Дожидается, когда ты придешь в себя.  Как  ты  себя  чувствуешь?  В
порядке?
     - Да, сир. Пожалуйста. Нельзя ли убрать эти чертовы штуки?
     Иванов улыбнулся и погладил его по плечу:
     - Послушай, парень, ты знаешь и я знаю, что ты, когда придешь в себя,
будешь нормален, но для твоего же собственного блага мы пока их оставим на
некоторое время. Как твой мочевой пузырь?
     - У  меня  все  хорошо.  -  Еще  одно  унижение,  кроме  прочего.  Он
чувствовал, что его лицо покраснело. - Пожалуйста.  Могу  я  поговорить  с
Джастином?
     - Да, но совсем не  долго.  Тебе,  действительно,  не  следует  долго
беседовать с кем бы то ни было, до того как пообщаешься с полицией - все в
порядке, это просто  формальность.  Ты  ответишь  на  пару  вопросов,  они
подготовят свои рапорты, все этим и ограничится.  Затем  мы  тебе  зададим
несколько тестов. И очень скоро вернешься в Дом. Подходяще?
     - Да, сир. -  Проклятый  монитор  засигналил  и  примолк,  когда  ему
удалось совладать с ускорением сердцебиения. - А Джастин? Пожалуйста.
     Иванов снова похлопал его по плечу, встал, пошел к двери, открыл ее.
     И вошел Джастин. Монитор заволновался и успокоился, и снова замолчал;
а Грант смотрел на него сквозь мерцающую пелену: Джордан тоже  был  здесь.
Оба вместе. И ему стало ужасно стыдно.
     - Ты в порядке? - спросил Джастин.
     - У меня все хорошо, -  ответил  он  и  снова  потерял  контроль  над
монитором, а также за веками, которые, моргая, позволили слезам потечь  по
лицу. - Мне показалось, что я в большой беде.
     - Нет, - сказал Джастин, подошел и сильно стиснул его  руку.  Монитор
затрепетал и снова успокоился. - Все хорошо. Это был совершенно  идиотский
трюк. Но ты снова дома. Слышишь?
     - Да.
     Джастин нагнулся и обнял его  вместе  с  ремнями  и  всем  прочим.  И
отступил. Джордан подошел и сделал то  же  самое,  взял  его  за  плечи  и
сказал:
     - Просто ответь на вопросы. Хорошо?
     - Да, сир, - ответил он. - Ты можешь сделать так, чтобы они отпустили
меня?
     -  Нет,  -  сказал  Джордан.  -  Это  для  твоей   же   безопасности.
Договорились? - Джордан поцеловал его в лоб. Он не делал этого с тех  пор,
как Грант был еще малышом. - Теперь поспи. Слышишь? Какую бы ленту  ты  не
получил, я тебя вылечу. Лично.
     - Да, сир.
     Он лежал и смотрел, как Джордан и Джастин выходят за дверь.
     Монитор в панике засигналил.
     Он погибал. Чего только не пришлось  ему  вытерпеть,  прежде  чем  он
выбрался из этого места. Поверх плеча Джордана он видел  лицо  Джастина  и
прочитал там вполне достаточно.
     Где я был? Что в действительности случилось со мной? Покидал ли я это
место вообще?
     Вошла сестра со шприцем, и невозможно было  возразить.  Он  попытался
утихомирить монитор, попытался протестовать.
     - Это просто успокаивающее, - сказала сестра и ввела содержимое ему в
предплечье.
     Или это был Джеффри. Он шел, качаясь вперед и назад,  видел  кровавые
брызги на белой стене, слышал крики людей.     - Все хорошо? - спросила Ари Джастина. Они  находились  в  ее  офисе.
Наедине.
     - Когда он сможет уйти оттуда?
     - О, я не знаю, - ответила Ари. - Я в самом деле не знаю. Так же, как
сейчас не знаю о соглашении, которое мы  выработали,  и  в  котором  я  не
вполне уверена теперь, не правда ли? Что еще у тебя осталось?
     - Мое молчание.
     - Милый, ты можешь многое потерять, если нарушишь  свое  молчание.  И
Джордан - тоже. Разве не потому мы играем в эту игру?
     Он дрожал. Он старался скрыть это.
     - Нет, мы делали это потому, что ты не  хочешь,  чтобы  рухнули  твои
прелестные проекты. Потому, что сейчас ты не хочешь огласки.  Потому,  что
это тебе есть, что терять. Иначе ты не была бы столь терпелива.
     Медленная улыбка раздвинула губы Ари:
     - Ты мне нравишься, мальчик. Ты, действительно, мне весьма нравишься.
Преданность - редчайшая вещь в Резьюн. А в тебе ее так много. Что, если  я
отдам тебе Гранта, нетронутого, прежнего? Насколько он ценен для тебя?
     - Вероятно, - произнес Джастин  взвешенным,  спокойным  тоном,  -  ты
можешь ошибиться, оценивая, насколько далеко можешь толкнуть меня.
     - Так насколько же ценен?
     - Ты освободишь его. Ты не тайпируешь его.
     - Милый, он ведь слегка приведен в беспорядок. Он прошел через ад. Он
нуждается в отдыхе и лечении.
     - Я прослежу, чтобы он получил и то, и другое. И Джордан проследит. Я
говорю тебе: не толкай меня на  крайность.  Ты  не  представляешь,  что  я
сделаю.
     - О, милый, я знаю,  что  ты  можешь  сделать.  Большая  часть  твоих
планов, действительно изысканна. И мне совершенно нет нужды договариваться
с тобой по поводу Гранта. У меня ведь есть ленты совершенно  иного  плана.
Твой отец не вынесет, он просто умрет.
     - Может быть, ты недооцениваешь его.
     - Да? А ты рассказал ему? - я думаю, нет. Видишь ли, ты должен понять
ситуацию. Это не просто его сын. И не какая-то "женщина". Ты его  близнец.
И это я, Ари Эмори. Не говоря уже об эйзи, - она мягко усмехнулась. -  Это
изумительно хорошая попытка создать  человека,  действительно  хорошая.  Я
признаю. И она представляется мне достаточно уважительной, чтобы  проявить
к тебе немножко терпения. Иди сюда, мальчик. Иди сюда.
     Она протянула руку. Он помедлил в смущении и, наконец, протянул свою.
Она нежно взяла ее, и его нервы дрогнули, пульс затрепыхался, он  внезапно
покраснел и потерял способность трезво мыслить.
     Он не отдернул руку. Не осмелился. Не мог съязвить. Его мысли слишком
быстро метались сразу в десяти направлениях, как мыши, охваченные паникой.
     - Ты хочешь одолжения? Ты хочешь Гранта  обратно?  Вот  что  я  скажу
тебе, милый: ты немедленно продолжишь сотрудничество и  мы  заключим  нашу
маленькую сделку. Если у нас с тобой будет все хорошо, пока не уедет  твой
отец, и ты будешь держать язык за зубами, я подарю его тебе.
     - Ты применяешь глубокое тайпирование.
     - По отношению к тебе? Не бери в голову. Ты думаешь, что я могу взять
нормальный, здоровый мозг и перестроить  его?  Ты  читаешь  слишком  много
глупых книг. Ленты, которые я применила к тебе - развлекательные. Это  те,
которые получают эйзи мю-класса, когда они, на самом деле,  стараются.  Ты
думаешь, что не сможешь выдержать их?  Ты  полагаешь,  что  они  развратят
тебя? Резьюн  может  сделать  еще  хуже,  милый.  Я  же  сказала:  ты  мне
нравишься. Когда-нибудь ты обретешь силу в Резьюн - здесь или на  Фаргоне,
или где-нибудь еще. У тебя есть способности. Я действительно  хочу,  чтобы
ты уцелел.
     - Это ложь.
     - Так ли? Не имеет значения, - она сжала его пальцы. - До  встречи  у
меня. Когда-нибудь. Слышишь?
     Он потянул свою руку назад.
     - Я предоставляю тебе выбор, - она усмехнулась. - Все,  что  от  тебя
требуется - не проявлять активности. Это немного за то, что ты просишь. Не
докучай мне, милый, я не хочу, чтобы арестовали друзей Джордана,  и  я  не
хочу стирать память Гранту. Я даже не стану к тебе цепляться по работе. Ты
знаешь, какова цена всех кадровых перемещений, которых ты захочешь.
     - Ты перепишешь Гранта на меня.
     - На следующей неделе. Отсрочка -  на  тот  случай,  если  что-нибудь
прояснится. Ты такой  умный  парень.  Ты  понимаешь  меня.  В  22:00  этим
вечером. Я работаю допоздна.
                                    3                        Дословный текст из: Аспекты выращивания
                        Ленточные образовательные программы по генетике: 1
                        Образовательные публикации Резьюн: 8970-8768-1
                        одобрено для 80+     Внимание оператору.
     Группа МЛ-8968: Группа БУ-9806: окончание.
     Компьютеры дали сигнал призывающий людей к  вмешательству.  Начальник
смены оповестил соответствующих сотрудников. Процесс рождения начался.
     Все шло как по маслу. Родильные камеры мягко двигались и сокращались,
всевозможные  датчики  показывали  норму.  Две  МЛ-8968,  женского   пола,
мю-класса,  достигли  при  рождении  4,02   кг.   Видимых   нарушений   не
наблюдается. Два БУ-9806, бета-класса, также здоровы. Техники  знают  свое
дело. БУ-9806, очень подвижные, являются любимцами, им уже дали имена,  но
эти имена не сохранятся: техникам не долго осталось общаться с ними.
     Родильные камеры имитировали состояние потуг, и через некоторое время
направили свое содержимое по скользким желобам на мягкие локти и  прямо  в
обтянутые перчатками руки ожидающих техников.  Никаких  кризисов.  Девочки
мю-класса - широколицые,  безмятежные,  с  бесцветными  волосами;  беты  -
длиннее, с тонкими конечностями,  с  копной  темных  волосиков,  не  такие
симпатичные, как Мю. Они состроили гримасы и техники засмеялись.
     Пуповины перевязаны, последы извлечены со дна лотков, и чистая теплая
вода обливает детишек - их первое купание. Техники для порядка  взвешивают
их и присоединяют эти данные к записям, начатым двести девяносто пять дней
назад, дополнения к ним будут делаться все реже по  мере  того,  как  дети
переходят от состояния  непрерывного  контроля  к  первым  самостоятельным
моментам своей жизни.
     Обслуживающие  эйзи  принимают  их,  заворачивают  в   мягкие   белые
одеяльца, нежно заботятся, ухаживают и укачивают на руках.
     В промежутках  между  сменами  пеленок  и  кормлениями  они  лежат  в
колыбельках, которые, как и родильные камеры, слегка покачиваются  в  такт
человеческому сердцебиению  и  отдаленному  голосу,  тому  самому  голосу,
который  разговаривал  с  ними  еще  в   родильной   камере,   мягкому   и
убедительному. Временами голос поет им. Временами просто говорит.
     Придет время и когда-нибудь он  даст  им  инструкции.  Этот  голос  -
ленточная структура. До сих пор все в подсознании, в  недрах  психики.  Но
даже в на этом  уровне  хорошее  поведение  вознаграждается.  Когда-нибудь
голос заговорит с осуждением, но на этой  стадии  нет  никаких  нарушений,
разве что беты доставляют незначительное беспокойство.
     Группа СХОЗ-789Х: тревога, тревога
     СХОЗ-789Х - в  беде.  Экспериментальный  генотип  неудачен,  и  после
совещания обслуживающего персонала  техник  отключает  жизнеобеспечение  и
передает СХОЗ-789Х для вскрытия.
     Эйзи-техники вычищают камеру, снова и снова промывают ее,  и  старший
техник начинает покрывать ее биоплазмой.
     В нее будет помещен  другой  обитатель,  как  только  покрытие  будет
готово. Но не раньше, чем станут известны результаты вскрытия.
     Между тем в вынашивающую камеру поместят клетку СЕЛЬХОЗ-894  мужского
пола, того же вида. Это  не  первая  неудача.  Адаптационная  настройка  -
сложный процесс, и неудачи случались достаточно часто.  Но  СЕЛЬХОЗ-894  -
другая особь с соответствующими отличиями: существовала  вероятность,  что
этот вариант сработает. Даже в случае неудачи можно будет  сделать  ценные
сравнения.
     Переустройства ландшафта и изменения  атмосферы  недостаточно,  чтобы
объявить мир подходящим для жизни человека. Миллионы  лет  приспособления,
которые связали все виды жизни на Земле в сложную  экосистему,  -  слишком
долгий срок для Сайтиин.
     Резьюн заменяет и время, и естественный отбор.  Как  и  природа,  она
теряет отдельные существа, но селекция ускоряется и  управляется  разумом.
Некоторые высказывают мнение,  что  выведение  декоративных  и  фактически
бесполезных видов при подчеркивании одних черт и подавлении других  весьма
важно, поскольку придает земной жизни необходимое разнообразие.
     Однако Резьюн не теряет информацию. Она строит ковчеги  для  дальнего
космоса, простые жестяные банки,  вращающиеся  около  определенных  звезд,
недорогие в изготовлении, корабли без  двигателей,  емкости  для  хранения
генетического материала, размещенные  в  различных  местах,  защищенные  и
экранированные от космического  излучения.  Они  содержат  непосредственно
образцы генотипов, а также их  цифровой  код  и  код  записи,  позволяющие
разумному существу (достаточно развитому, чтобы  догадаться  о  назначении
этих ящиков) прочитать эти коды.
     Для  человечества  оказалось  достаточно  миллиона  лет,   чтобы   от
примитивных предков развиться в разумные существа, совершающие космическое
путешествия. И через миллион лет, благодаря  этим  подвигам,  человечество
сохранит генетические записи своего  прошлого  и  прошлого  каждого  вида,
который проходил через лаборатории Резьюн, наше собственное  наследство  и
генетические  наследства  каждого  мира,  с  которым   мы   соприкасались,
защищенные от случайностей и влияния времени...
     В ковчегах  законсервированы  и  такие  фрагментарные  коды,  которые
удалось извлечь из человеческих останков тысячелетней давности, из  земных
генофондов, предвосхищавших развитие генобанков  двадцатого  столетия,  из
последних перед смешением рас генофондов материнского  мира,  а  также  из
останков людей и животных, сохранившихся в веках  в  мерзлоте  или  других
обстоятельствах, при которых осталась неразрушенной  внутренняя  структура
клеток.
     Представьте себе, какие разительные перемены могли бы произойти, если
бы в подобных ковчегах сохранилась генетическая информация о геологическом
прошлом.   Земля,   до   сих   пор   являющаяся   уникальным    свидетелем
катастрофического исчезновения высших форм жизни,  могла  бы,  посредством
подобных хранилищ, восстановить богатство всех  существующих  эволюционных
линий и разрешить загадку своего прошлого...
     Резьюн никогда не пренебрегала генетическим отбором. Она  следила  за
сохранением  различных  вариантов  в  разнообразии,  беспрецедентном   для
истории человеческого рода, и, хотя работала таким образом на эволюционные
изменения, сохраняла все возможные отклонения...     Время перестало существовать. Только  прокручивалась  лента,  большей
частью безмятежно, иногда вызывая тревогу. Временами  накатывало  небытие,
но, в основном, состояние не менялось - даже  сейчас,  когда  Грант  почти
пришел в себя.
     - Ну, давай, к тебе пришли, - раздался чей-то голос, и влажная  ткань
коснулась его лица. Обтирание с лица нежно перешло ниже, на шею  и  грудь,
пахло одеколоном. - Просыпайся.
     Он приоткрыл глаза. Пока шло обтирание, он иногда глядел  в  потолок,
мечтая, чтобы его освободили от ремней, но это  была  слабая  надежда.  Он
хотел, чтобы ему снова дали ленту, потому, что страх остался позади, и ему
было приятно, пока это длилось.
     Он озяб под потоком воздуха, обдувающим влажную  кожу.  Ему  хотелось
вновь укрыться простыней. Но он не попросил об этом. Он прекратил  попытки
общаться с людьми, которые удерживали его, и они больше не  причиняли  ему
вреда. Это все, что ему было нужно. Он вспомнил, что надо моргнуть. Он  не
видел ничего. Он старался не обращать внимания на холод.  Он  почувствовал
острую боль, когда техник воткнул иглу ему в руку.  Его  спина  болела,  и
самое чудесное облегчение принесла бы возможность переменить  положение  в
постели.
     - Ну, хватит. - Его снова накрыли простыней. Затем слегка хлопнули по
лицу, но он не ощутил боли. - Давай, открывай глаза.
     - Да, - пробормотал он. И снова их закрыл, едва эйзи вышла.
     Затем он услышал другой голос, от двери, голос молодого  мужчины.  Он
поднял голову, посмотрел и увидел там Джастина.  В  первый  момент  он  не
поверил увиденному и дернулся в ремнях.
     Однако Джастин подошел, присел на край кровати и взял  его  за  руку,
несмотря на то, что ремни мешали ему. Пожатие было  теплым.  И  почти  как
настоящее.
     - Грант?
     - Пожалуйста, не делай это.
     - Грант, во имя Господа - Грант, ты же дома. Ты понимаешь меня?
     Была очень опасной даже мысль о том,  чтобы  поверить.  Это  означало
уступить. Не существовало такого секретного знака, который  не  смогло  бы
изготовить его собственное  сознание.  Не  существовало  иллюзий,  которые
невозможно построить с помощью лент. Образ Джастина им, конечно, следовало
использовать. Разумеется!
     - Грант?
     Лента даже может заставить его подумать, что он не спит. Или  создать
ощущение неудобства матраса, или что рука Джастина лежит у него на  плече.
Только острая боль в спине нарушает иллюзию. Она не укладывается  в  общую
картину.
     Только в реальности допустимы такие маленькие противоречия.
     - Они пока не разрешают мне забрать тебя обратно в квартиру.  Ари  не
хочет. Что они с тобой делают? Ты в порядке? Грант?
     Вопросы.  Он  и  представить  себе  не  мог,  насколько  хорошо   они
вписывались в  ситуацию.  Обычно  складывался  рисунок.  Эти  должны  быть
связаны с доверием. Таковы правила игры.
     - Грант, черт побери! - Джастин слегка похлопал рукой по его щеке.  -
Давай, открывай глаза. Открывай глаза.
     Он сопротивлялся. Так, он знал,  будет  лучше.  Он  сделал  несколько
вдохов, спину и плечи пронзила страшная боль.  Ему  угрожала  опасность...
потому что он думал, что иллюзия становится реальностью. Или  потому,  что
он перестает их различать.
     - Ну, открой глаза, черт побери!
     Он осторожно приоткрыл глаза. Увидел испуганное лицо Джастина.
     - Ты - дома. В больнице. Ты понимаешь? Ари разнесла  их  к  чертям  и
вытащила тебя.
     (Кровь, запачкавшая стены. Запах дыма.)
     Это было похоже  на  больницу.  И  Джастин  похож.  Не  было  способа
проверить это, даже если ему позволят пройтись.  Только  время  могло  это
сделать, время, длящееся дольше любой ленточной иллюзии.
     - Ну, Грант. Скажи мне, что у тебя все в порядке.
     - У меня все в порядке, - он сделал вдох, от которого заболела  спина
и понял, что может совершать поступки, выпадающие из этой иллюзии.  -  Моя
спина замучила меня. Мои  руки  болят.  Ты  можешь  что-нибудь  сделать  с
кроватью?
     - Я заставлю их.
     - Не думаю, что они сделают это. Но мне бы  хотелось  принять  другую
позу. Там... - Поверхность под ним изогнулась,  как  живая,  и  сдвинулась
вверх, приподняв ему голову. Вся поверхность заходила волнами,  приводя  в
движение мышцы и суставы. - О, так лучше!
     Джастин снова сел на край, внося асимметрию в колебания.
     - Ари проследила тебя до Крюгера. Крюгера шантажировали.  Он  передал
тебя аболиционистам. Мне пришлось пойти к Ари. Она отправила кого-то  -  я
не знаю кого - за тобой. Она сказала, что они тайпировали тебя.
     К этому времени у него все спуталось. "Здесь"  и  "там"  слились.  Он
очень осторожно исследовал ситуацию.
     - Как долго?
     - Два дня.
     Возможно.
     - Ты уже два  дня  находишься  здесь,  -  продолжал  Джастин.  -  Они
позволили Джордану и мне прийти сюда сразу,  как  тебя  привезли.  Теперь,
говорят они, я могу навещать тебя.
     Это испугало его. Эту иллюзию, против которой  защитные  силы  весьма
ограничены, они намеревались применять постоянно. Он погибал. Он  сидел  и
плакал, чувствуя, как слезы текут по его лицу.
     - Грант.
     - Хорошо, - он почти прохрипел. - Но если я  попрошу  тебя  уйти,  ты
уйдешь?
     - Грант, это не лента. Ты дома, черт побери, - Джастин  стиснул  руку
до кости. - Соберись. Посмотри на меня. Хорошо?
     Он посмотрел.
     - Если я скажу тебе уйти...
     - Я пойду. Хорошо. Ты хочешь, чтобы я ушел?
     - Не делай этого со мной. Ради бога...
     - Я позову Иванова. Черт бы их побрал. Черт бы их побрал.
     Джастин начал было вставать. Грант схватил его  за  руку,  удерживая.
Удерживал и держал цепко; и Джастин снова сел и крепко его обнял.
     - У-ух. - Это причиняло боль. Как настоящую. Джастин мог бы  вытащить
его обратно. Джастин знал, что делает, знал, что с  ним  случилось,  знал,
почему он боится. Джастин был его союзником.  Или  ему  конец.  -  На  это
потребуется время.
     - Через неделю можно будет забрать тебя отсюда. Так говорит Ари.
     Он вспомнил, как у других проходили кризисы. Он поглядел на Джастина,
когда тот снова сел. Вспомнил, почему отправился вниз по реке.
     - Она к тебе пристает?
     - У меня все в порядке.
     Ложь. Все ближе и ближе к реальности.  Лента  была  лучше,  чем  это.
Спустя некоторое время Джастин уйдет, и он вспомнит, что поверил обману  и
ему станет страшно. Между тем его охватил страх по другой, более серьезной
причине.  Перевод  Джордана,  Джастин  отсылает  его   -   эти   фрагменты
предполагали чувство времени. Время существовало снова. Реальный  мир  нес
свои ловушки, связанные с Ари; Джастин пытался сделать его  свободным,  но
он дома, а Джастин в беде.
     Нет. Внимание.
     Внимание.
     - Что она сделала, когда обнаружила, что я исчез?
     - Я расскажу тебе позже.
     Проклятье, ему нет нужды беспокоиться о том, расстроится ли  он.  Это
похоже на домашнюю обстановку. Секреты, Ари и беда. И еще - все,  что  ему
дорого. Он медленно и глубоко вздохнул.
     - Я держусь, - сказал он, зная, что  Джастин  поймет.  -  Я  не  хочу
больше  лент.  Я  больше  не  хочу  успокоительных.  Мне  надо  оставаться
бодрствующим. Я хочу, чтобы они оставляли свет  включенным  все  время.  И
хочу, чтобы эту проклятую трубку вынули из моей руки.
     - У меня нет никакой власти. Ты знаешь это. Но  я  скажу  Иванову.  Я
всерьез поговорю с ним. И я выну трубку. Сейчас.
     Это причинило острую боль.
     - Это закапает весь пол.
     - Черт с ним. Плевать, - он остановил капельницу.  -  Они  собираются
поставить здесь телефон. И видео.
     Его сердце подпрыгнуло. Он вспомнил, почему был важен телефон. Но все
изменилось, он дома. Или ничего и  не  произошло.  Или  имелись  варианты,
которые он упустил.
     - Знаешь ли, я и вправду несколько спятил.
     - Вот черт, а я и не заметил.
     Он рассмеялся, коротко, автоматически, обрадованный тем, что  Джастин
готов шутить с ним; и внезапно осознал, что он уже полностью миновал самое
мрачное. Его удивили в тот момент, когда  он  ожидал  встретить  округлое,
профессиональное сочувствие. Это не был веселый смех,  но  -  удивительный
смех.
     Едва ли лента смогла бы воссоздать Джастина настолько реальным, чтобы
ему удалось сделать нечто неожиданное для  его  сознания.  Особенно  когда
мозг сопротивлялся, а не действует заодно с подсознанием.
     Он рассмеялся снова, просто для проверки, и увидел на  лице  Джастина
такое выражение, будто  тот  проглотил  стекло:  но  в  то  же  время  там
присутствовала и надежда.
     - Это вирус, - объяснил он Джастину. И  широко  улыбнулся,  даже  еще
шире, когда он увидел проблеск настоящего ужаса на лице Джастина.
     - Ты проклятый идиот!
     Он расхохотался. Было больно, но приятно. Он попытался  задрать  ноги
вверх. Оказалось, что зря.
     - О, черт. Как ты думаешь, они могут освободить мне ноги?
     - Скоро, раз ты знаешь, где находишься.
     Он  вздохнул  и  почувствовал,  что  напряжение  покидает   его.   Он
развалился на эластичной кровати и посмотрел  на  Джастина  с  неленточным
спокойствием. Боль по-прежнему сохранялась. Напряжение  мышц.  Растяжение.
Бог знает, что он сам с собой сделал, или что они сделали с ним.
     - Я обманул тебя, угу?
     - Если ты хочешь сыграть...
     - Я хочу... Я в затруднении. Я думаю, что у меня продолжаются наплывы
видений. Я думаю, что они пройдут. Мне в самом  деле  будет  очень  плохо,
если ты не придешь снова. Доктор Иванов руководит всем, так?
     - Он заботится о тебе. Ты доверяешь ему, правда?
     - Не  тогда,  когда  он  выполняет  Арины  приказы.  Мне  плохо.  Мне
действительно плохо. Мне бы хотелось, чтобы ты мог остаться здесь.
     - Я останусь здесь до ужина. И вернусь обратно утром, после завтрака;
буду  заходить  всякий  раз,  когда  удастся  освободиться,  пока  они  не
вышвырнут меня отсюда. Я собираюсь поговорить с Ивановым. Почему  бы  тебе
не поспать, пока я здесь? Я посижу там, в кресле, а ты можешь отдохнуть.
     Его глаза слипались. Он внезапно осознал это  и  постарался  побороть
слабость.
     - Ты не уходи. Ты должен разбудить меня.
     Я дам тебе поспать  полчасика.  Уже  почти  время  ужина.  Тебе  надо
поесть. Слышишь? Хватит голодать!
     - Ммм.  -  Он  позволил  глазам  закрыться.  На  некоторое  время  он
отключился, забыл, что ему плохо. Он  почувствовал,  как  Джастин  встает,
услыхал, как он усаживается в кресло, через минуту проверил, действительно
ли Джастин там, и успокоился еще на некоторое время.
     Теперь он чувствовал себя спокойнее. Временами даже казалось, что  он
в безопасности. Теперь он знал, что если  мир  хотя  бы  наполовину  стоит
того, чтобы в нем жить, то Джастин или Джордан придут за ним и вернут  его
к жизни. Как-нибудь. И тогда он должен поверить в это или он  никогда  уже
ничему не будет верить, и никогда не  возвратится  с  дороги,  по  которой
ушел.     Пришли сообщения, и Жиро Най,  грызя  перо,  глядел  на  монитор,  от
которого в его животе все переворачивалось.
     Службы новостей рассказывали о похищении Радикальными элементами эйзи
из Резьюн, сообщали о  совместном  рейде  полиции  и  резьюновской  службы
безопасности на отдаленную климатическую станцию, расположенную на  холмах
около Большой Синевы, сопровождая рассказ подробными и  мрачными  кадрами,
заснятыми  камерами  полицейских  -  эйзи,   забрызганный   кровью   своих
похитителей, спасен и внесен на  борт  полицейского  транспорта.  Кое-что,
действительно,  потребовалось:  подобраться  на   вездеходе   к   станции,
ворваться в гараж через боковую  дверь  и  совершить  оттуда  молниеносную
атаку на верхний этаж. Один офицер  ранен.  Трое  аболиционистов-радикалов
убиты, и все запечатлено камерами.  Хорошее  прикрытие,  аргументированное
объяснение того, откуда взялись трупы, не оставляющие для  Янни  Марино  и
центристов возможности развернуться,  то  есть  поднять  шум  и  заставить
собраться Совет:  Марино  в  ту  же  секунду  публично  отрекся  от  этого
инцидента. Рочер забрасывал Министерство Информации требованиями о  созыве
пресс-конференции: он не добился ничего. Это означало, что  полиция  очень
внимательно будет теперь следить за  Рочером  -  в  последний  раз,  когда
Рочеру не дали эфира, его сторонники устроили акцию  в  метро,  развернули
огромное  знамя  Полного  Аболиционизма,  прикрыли   пути,   внеся   такую
неразбериху  в  работу  транспорта,  какую  службы   новостей   не   могли
проигнорировать.
     Видит Бог, что подобный поступок  не  завоевал  Рочеру  благодарности
транспортников. Но у него находились сторонники.
     Настало время, думал Жиро, предпринять что-то по отношению к Рочеру и
де  Форте.  До  сих  пор,  дискредитируя  центристов,  они   приводили   в
замешательство Корэйна  и  Мерино.  Теперь  Рочер  перешел  черту  и  стал
причинять неприятности.
     Будет весьма кстати, если окажется,  что  Гранту  нанесены  серьезные
повреждения. Съемки до и после инцидента, переданные репортерами,  покажут
публике, что за негодяи эти аболиционисты. Честные граждане никогда  и  не
видели результаты  стирания  сознания.  Весьма  кстати,  если  они  смогли
довести эйзи до полного отупения - или даже  до  сумасшествия.  Хотя,  Бог
знает, он ведь был Альфа, и создание Уоррика...
     Ари была настроена определенно:  О  чем  это  ты  думаешь?  В  первую
очередь он - противовес. Во вторую он - свидетель против Рочера. Не трогай
его.
     Противовес - для кого? - сердито подумал Жиро. Ари увлеклась  ночными
встречами с  молодым  Джастином,  так  что  она,  помимо  доведения  Джейн
Страссен  до  язвы  по  поводу  переоборудования  первой   лаборатории   и
перемещения восьмерых студентов-исследователей, настолько  зациклилась  на
проекте Рубина, что у нее ни для кого нет времени, за исключением  эйзи  и
Джастина Уоррика.
     Раздобыла себе славную уловку. Ушедшая молодость и все такое прочее.
     Увильнула и оставила меня разгребать эту кучу в Новгороде.
     - Не трогай Мерильда или Крюгера. Нам ни  к  чему  загонять  врага  в
подполье. Договорись с Корэйном. Это ведь несложно, не так ли?
     Проклятье.
     Зазвонил телефон. Это звонил  Уоррик.  Старший.  Требуя  освобождения
Гранта под его опеку.
     - Это не в моей власти, Джорди.
     - Черт возьми, похоже, это ничья компетенция,  так?  Я  хочу  забрать
оттуда мальчика.
     - Видишь ли, Джорди...
     - Меня не волнует, чья это ошибка.
     - Джорди, это для тебя большая удача, что никто не подает  в  суд  на
твоего пацана. А ведь это его вина, что все это свалилось на нас, и не ори
на меня...
     - Петрос говорит, что именно ты наделен властью освободить его.
     - Это вопрос медицины. Я не вмешиваюсь в  медицинские  решения.  Если
тебя волнует судьба мальчика, я бы посоветовал тебе  предоставить  Петросу
спокойно делать свою работу и оставаться...
     - Он все валит на тебя, Жерри. И  Дэнис  -  тоже.  Мы  говорим  не  о
лентах. Мы говорим о травмированном ребенке, Жерри.
     - На следующей неделе...
     - К черту следующую неделю! Ты можешь начать с  того,  чтобы  сделать
мне туда пропуск от службы безопасности и заставить  Петроса  отвечать  на
мои звонки.
     - Сейчас ведь там твой сын. Он получил постоянный пропуск. Бог знает,
почему. Он позаботится о нем.
     На другом конце наступило молчание.
     - Видишь ли, Джорди, говорят о  следующей  неделе.  Самое  большое  о
двух.
     - Джастин получил разрешение.
     - Он с ним сейчас. Все в порядке. Я говорю тебе, что все  в  порядке.
Они  прекратили  давать  успокаивающее.  Джастин  получил  разрешение   на
посещения, вот оно у меня в папке, порядок?
     - Я хочу забрать его оттуда.
     - Ну, и замечательно. Слушай, я поговорю с  Петросом.  Хорошо?  Между
тем твой парень сейчас с Грантом, возможно, что это лучшее  лекарство  для
него.  Дай  мне  несколько  часов.  Я  раздобуду  для   тебя   медицинские
заключения. Это удовлетворит тебя?
     - Я перезвоню тебе.
     - Отлично, я буду здесь.
     - Спасибо, - пробурчали с другого конца.
     - Не стоит, - пробормотал  Жиро,  а  когда  контакт  разъединился:  -
Чертова голова. - Он вернулся к  листку,  на  котором  набрасывал  пункты,
которые он собирался  предложить  Корэйну,  прервавшись  для  того,  чтобы
соединиться с кабинетом  Иванова  и  сделать  быстрый  запрос  о  передаче
медицинских заключений о состоянии  Гранта  в  офис  Джордана  Уоррика.  А
поразмыслив,  добавил,  поскольку  не  знал,   что   содержится   в   этих
заключениях, или как распорядилась Ари: РБП,  если  позволяют  соображения
безопасности.     Работал только новый сепаратор. Остальное  оборудование  назначено  к
профилактике. Ари делала заметки вручную, но главным образом  потому,  что
она выработала систему и скрайбер занимал в нем свое место; но когда  дело
доходило до ее собственных записей, она по-прежнему делала  их  с  помощью
светового пера да еще с применением  стенографических  символов.  Ее  база
данных в компьютере Дома фактически представляет собой  ее  архив,  потому
что только он справлялся с Ариными рукописями: старомодная  программа,  но
она с равным успехом служила  хранилищем  личной  собственности.  Ее  база
переводила, записывала и хранила информацию, защищенную ключевыми  словами
и образцом почерка, потому что для пользования программой необходимо  было
знать установленный ею шифр.
     Теперь уже не осталось ничего действительно секретного.  Лабораторная
работа. Работа для студента. Любой из эйзи-техников справился бы  с  этим,
но она получала удовольствие от возврата к прежним дням. Она  отполировала
деревянные сиденья в первой  лаборатории,  часами  сидя  возле  установки,
превращая списанный сепаратор в мечту любого технолога.
     У нее не было желания воссоздавать все. Но она определенно  хотела  с
полным основанием говорить "я" в своем описании этого проекта. Она хотела,
чтобы на нем стояла ее марка, и ее руками выполнялись все  этапы,  начиная
от замысла. Во время начала работы я была максимально внимательно...
     Я подготовила емкость...
     Теперь мало сохранилось тех, кто был подготовлен  к  выполнению  всех
операций. Все специализировались. Она принадлежала к периоду  колонизации,
к  заложению  основ  науки.  Теперь  существовали  колледжи,   выпускающие
образованных обезьян, так называемых ученых,  которые  нажимали  кнопки  и
считывали ленты, не понимая суть биологических  проблем.  Она  боролась  с
этой кнопконажимательной тенденцией, считая,  что  важнее  -  производство
методологических лент, хотя Резьюн хранила основные секреты.
     Некоторые из этих секретов будут раскрыты в  ее  книге.  Так  она  ее
задумывала. Это будет классическая научная  работа  -  развитие  работы  в
Резьюн во всей полноте, а в надлежащей перспективе -  проект  Рубина,  как
подтверждение теорий, развитых ею в  результате  нескольких  десятков  лет
исследований. ПРИНЦИПЫ - такое название она временно дала своей  книге.  И
продолжала искать лучшее.
     Машина выдала ответ. Компьютер высветил красным область отклонения.
     Дьявольщина. Это из-за недостаточной чистоты или  из-за  неполадок  в
машине? Честно она сделала пометку. И задумалась, стоит ли терять время на
поиски совершенно другого образца или попытаться выявить причину и указать
ее  для  полноты  записей.  Первое  было  нечестным  решением.  Если  даже
останется только второе и, не дай Бог, она не  сможет  найти  убедительное
доказательство (которое почти наверняка заключается в решении механической
задачи), она будет выглядеть идиоткой или побежит за помощью  к  техникам,
чаще работающим с оборудованием...
     Выключить установку и передать ее техникам исследовать подозрительный
образец в чистой установке, а также запустить третью такую  установку  для
работ над этим проектом с новым образцом.
     Каждый проект имеет свои проблемы.
     Открылась наружная дверь лаборатории. В отдалении послышались голоса.
Флориан и Кэтлин. И еще один, тоже знакомый. Проклятье.
     - Джордан? - закричала она достаточно громко, чтобы услышали. - В чем
дело?
     Она услышала шаги. Она различила шаги Флориана и Кэтлин.  Криком  она
сбила с  толку  эйзи,  и  они  проводили  Джордана  до  дверей  криогенной
лаборатории.
     - Мне надо поговорить с тобой.
     - Джорди, у меня тут проблема. Мы можем отложить разговор на часик? В
моем офисе?
     - Здесь в самый раз. Сейчас. Без свидетелей.
     Она глубоко вздохнула. Опять все  сначала.  Грант,  решила  она.  Или
Мерильд и Корэйн.
     - Хорошо. - Черт, через полчаса Джейн и прочие  начнут  болтаться  по
этой лаборатории. -  Флориан,  сходи  в  корпус  "Б"  и  передай,  что  их
проклятая машина не работает. - Она повернулась и выбросила образец. - Мне
нужен другой. Мы попробуем все эти чертовы машины, если  потребуется.  Мне
нужны более точные результаты, чем она выдает. Господи,  какие  допуски  у
них теперь приняты? И принеси ее сам. Я не доверяю тем лаборантам. Кэтлин,
поднимись  туда  и  передай  Джейн,  пусть  она  отведет  своих  студентов
куда-нибудь в другое место. Я запираю эту  лабораторию,  пока  не  наладят
машину. - Она еще раз глубоко вздохнула и с помощью  манипулятора  вернула
грешный образец обратно в криогенную установку, затем поместила камеру для
образца в защитную сетку и отправила туда же. Когда она  обернулась,  эйзи
уже ушли, а Джордан продолжал стоять.     Дорога от больницы к Дому была неблизкой, длинный путь в обход,  если
погода заставляла идти коридорами  и  туннелем,  и  гораздо  короче,  если
проскочить прямо по  открытой  территории.  Джастин  предпочитал  идти  по
улице, хотя и приходилось надевать пальто. Перед  ним  мелькали  ленточные
видения. Они практически не покидали  его.  Чувства  обуревали  его,  а  в
животе сохранялось неприятное ощущение...
     - Сам ешь эту гадость, - подначивал его  Грант,  так  как  больничный
персонал принес две обеденных порции. - И мы посоревнуемся.
     Он  проглотил  обед.  Но  не  был  уверен,  что  тот  хочет  остаться
проглоченным. Стоило пойти на все, лишь  бы  видеть,  как  Грант  сидит  и
смеется - его отвязали на время ужина, и Грант по-турецки сидел на постели
и  уписывал  десерт.  Несмотря  на  предупреждение  санитарок,  что  снова
пристегнут ремни, когда он останется ночью один.
     Джастин вообще остался бы и на ночь, Иванов не возражал бы, но у него
была назначена встреча с Ари, и он не мог сказать об этом  Гранту.  Долгая
работа в лаборатории, - вот и все. Да и Грант выглядел  на  сто  процентов
лучше, когда он уходил, по сравнению с моментом прихода, быстро  устающий,
но с живостью в глазах, готовностью посмеяться - может быть  даже  немного
слишком, может быть, немного нарочито, но по глазам было  видно,  что  это
тот самый, прежний Грант.
     Когда  пришло  время  уходить,  маска  спала.  Грант  снова  выглядел
отрезвленным и несчастным.
     - Утром вернусь, - пообещал Джастин.
     - Эй, но это не обязательно - сюда далеко идти.
     - Но мне самому хочется.
     И в выражении лица Гранта появилось несказанное успокоение.
     Это были лучшие часы дня. И они стоили того, что приходилось  за  них
платить. В первый раз с того дня  в  офисе  у  Ари  он  почувствовал,  что
существует выход.
     Если Ари будет достаточно занята, если...
     Он подумал о  Гранте  и  об  Ари,  Грант  уже  на  границе  душевного
здоровья...
     О  изящном  красивом  Гранте,  которого  предпочитали  все  девчонки,
знакомые с Джастином.
     Он  пробирался  сквозь  видения,  которые  свелись  теперь  только  к
постыдным воспоминаниям, сквозь путаницу  страданий  и  опустошенности.  В
данный момент он ни на что не был способен. Он хотел  уйти  куда-нибудь  и
спокойно болеть - он мог бы позвонить  Ари  и  сослаться  на  то,  что  он
нездоров, действительно, нездоров, он не лжет, она может пригласить его  в
другой раз, когда...
     О, Господи. А как же соглашение, по которому его пускают к Гранту.  А
как же договоренность, согласно которой Гранту обещают свободу. Она  может
стереть сознание Гранта. Она может сделать все, что угодно.  Она  угрожала
Джордану. Все зависело от него, а он даже не мог поделиться с Грантом  (по
крайней мере пока Грант в таком состоянии).
     Он втянул воздух и отправился по  дорожке,  которая,  поворачивая  за
угол, выводила к главному  входу  -  приближался  реактивный  самолет.  Он
слышал его. Это было обычным делом. РЕЗЬЮН-ЭЙР летал при необходимости, не
говоря уже о регулярных еженедельных рейсах. Идя по посыпанной  гравием  и
обсаженной кустами дорожке к главному фасаду, он видел, как  самолет  сел.
От дверей отъехал автобус и промчался мимо него  вниз,  по  направлению  к
главной магистрали. Едет забрать кого-то, прилетевшего на самолете,  решил
он, недоумевая, кому это в Доме понадобилось спешить вниз по реке во время
этой неразберихи.
     Он вошел через автоматические двери, сунув свою карточку-ключ в щель,
снова прикрепил карточку к своей рубашке и сразу направился к лифту, чтобы
подняться в свою квартиру.
     Как только войдет, надо  будет  первым  делом  позвонить  Джордану  и
сказать ему, что Грант поправляется. Он считал, что  у  него  будет  время
позвонить  из  больницы,  но  Грант  не  хотел  расставаться  с  ним  даже
ненадолго, а ему не хотелось огорчать его.
     - Джастин Уоррик.
     Он повернулся и посмотрел на агентов Службы безопасности, связывая их
присутствие с самолетом и автобусом, и моментально приходя к  мысли,  что,
должно быть, кто-то прибыл.
     - Пройди с нами, пожалуйста.
     Он указал на кнопки лифта.
     - Я просто собираюсь подняться в свою комнату.
     - Пройди с нами, пожалуйста.
     - О, черт, позвоните начальству, спросите  своего  Инспектора.  -  Не
смейте прикасаться ко мне! - закричал он, когда один из них шагнул к нему.
Однако они схватили его за руки  и  поставили  к  стене.  -  Боже  мой,  -
произнес он, испуганный и раздраженный, в  то  время,  как  его  тщательно
обыскивали. Это была ошибка. Они - эйзи. Они неправильно поняли полученные
инструкции и сейчас зашли слишком далеко.
     Они завели ему руки за спину, и он ощутил холод металла на запястьях.
     - Эй!
     Наручники защелкнулись. Они заставили его развернуться и повели через
холл. Он заартачился было, но  они  толчком  заставили  его  двигаться  по
коридору к отделу безопасности.
     Господи. Ари  выдвинула  обвинения.  Ему,  Джордану,  Крюгеру,  всем,
связанным с Грантом. Именно так и случилось.
     Он шел туда, куда они его вели, по коридору в кабинет со  стеклянными
дверями, к Инспектору.
     - Туда, - сказала она, махнув рукой в глубину кабинета.
     - Что, черт возьми, здесь происходит? - потребовал он ответа, пытаясь
блефовать, так как ничего другого не оставалось. - Черт возьми,  позвоните
Ари Эмори!
     Но они провели  его  через  спальные  двери,  снабженные  специальным
замком, втолкнули в комнату с голыми бетонными стенами и захлопнули дверь.
     - Черт побери, вы должны хотя бы предъявить мне обвинения!
     Ответа не было.     Тело было абсолютно замороженное, слегка изогнувшееся, лежащее ничком
прямо возле двери в подвал. Поверхности всех предметов в подвале были  все
еще покрыты изморозью, к ним было больно прикасаться.
     - Кусок льда, - пренебрежительно сказал  следователь  и  зафиксировал
сцену своей камерой. Это возмутило бы Ари до глубины души, подумал Жиро  и
поглядел на тело, по-прежнему неспособный  поверить,  что  Ари  больше  не
двинется, что отвердевшие конечности, остекленевшие глаза  и  полуоткрытый
рот не вернутся к жизни. На Ари  был  свитер.  Как  и  все  исследователи,
работавшие в этой устаревшей холодной лаборатории, она не надевала  ничего
более теплого. Однако никакой защищающий от холода костюм не спас бы ее.
     - Она работала  при  закрытой  двери?  -  Полицейский  из  Моривилля,
маленького городка, в котором только и  имелись  представители  Закона  на
тысячи миль во все стороны, положил руку на дверь подвала. Даже  от  этого
легкого прикосновения она начала захлопываться. - Проклятье. - Он  толчком
остановил ее, аккуратно выравнял и осторожно отошел.
     - Здесь имеется переговорное устройство, - сказал Петрос. - Эта дверь
захлопывалась рано или поздно; большинство из нас... все мы знали  о  ней.
Когда вы оказываетесь запертым, вы вызываете службу безопасности или  офис
Страссен, и кто-нибудь спускается и вызволяет вас отсюда, все это пустяки.
     - На этот раз оказалось сложно.  -  Детектив  -  его  звали  Стерн  -
протянул руку  и  стукнул  кулаком  по  кнопке  интеркома.  Защитный  слой
раскололся как восковой.  -  Мороз.  Мне  понадобится  это  устройство,  -
обратился он к ассистенту,  который  следовал  за  ним  со  скрайбером.  -
Кто-нибудь слышит?
     Из устройства не доносилось ни звука.
     - Не работает.
     - Может быть, дело в холоде, - сказал  Жиро.  -  Никакого  звонка  не
было.
     -  Вы  узнали  о  каких-то  неполадках  прежде  всего  из-за  падения
давления?
     - Да, из-за давления в танке с жидким азотом. Техники обнаружили. Мне
позвонили через минуту или около того.
     - Нет ли здесь местной аварийной сигнализации?
     - Она звенит - вот отсюда, - ответил Жиро, указывая на устройство  на
стене. - Никто тут не работает.  Акустика  здесь  такова,  что  невозможно
определить, откуда доносится звук. Мы не  знали,  пока  нам  не  позвонили
техники насчет азота. Тогда мы поняли, что это в  криогенной  лаборатории.
Мы прибежали сюда и открыли дверь.
     - Хммм. И эйзи здесь не были.  Только  Джордан  Уоррик.  Который  уже
вернулся наверх, когда выключили сигнал тревоги. Мне нужно  заключение  по
поводу этого переговорного устройства.
     - Мы можем сделать это, - сказал Жиро.
     - Лучше, если это сделают в моей службе.
     - Ты здесь официальное лицо. Это не в твоей юрисдикции, капитан.
     Стерн посмотрел на него - крепко сложенный, суровый мужчина с  умными
глазами. Достаточно умными, чтобы знать, как Резьюн бережет свои секреты.
     И чтобы знать, что за решением может последовать  либо  повышение  по
службе, либо серьезные  неприятности,  поскольку  Резьюн  имеет  друзей  в
департаменте внутренних дел.
     - Я думаю, - сказал Стерн, - лучше мне поговорить с Уорриком.  -  Это
был предлог, чтобы перейти к беседам с отдельными лицами. Первым импульсом
Жиро было последовать за ним и  попытаться  скрыть  то,  что  должно  было
остаться в тайне. А следом пришла настоящая  паника,  внезапное  осознание
того, какое бедствие обрушилось на Резьюн, на все их планы, один тот факт,
что мозг, бывший столь активным, хранивший столько секретов  -  теперь  не
более,  чем  глыба  льда.  Тело  в  таком  замороженном  виде   невозможно
перевозить  с  должным  достоинством.  Даже  эта   простая   необходимость
превращалась в нелепую проблему.
     А Корэйн - это ведь уже утром будет всюду на первых полосах.
     Что же нам делать? Что нам теперь делать?
     Черт возьми, Ари, что нам делать?
     Флориан ждал, сидя на скамейке в приемной в западном крыле  больницы.
Он опустил локти на колени, свесил голову на руки  и  плакал,  потому  что
ничего больше  не  оставалось  делать,  полиция  держит  Джордана  Уоррика
взаперти и не позволяет ему находиться  возле  Ари,  за  исключением  того
ужасного момента, который заставил его поверить, что  это  правда.  И  мир
стал другим. И указания шли от Жиро Ная: явиться для тайпирования.
     Он понимал это. Явиться к Инспектору, правило,  знакомое  ему  еще  с
детства: существовали ленты, чтобы справиться с  горем,  чтобы  уничтожить
сомнения - ленты, разъясняющие мир, и его законы, и его правила.
     Однако утром Ари по-прежнему будет мертва, и он не  знал,  смогут  ли
они сказать ему что-нибудь, что утешило бы его.
     Он бы убил Уоррика. Он так и поступил бы, если  бы  имел  возможность
выбирать; но у него был только клочок бумаги, направление на тайпирование,
которое привело его сюда, успокоение эйзи; а он никогда не был так  одинок
и беспомощен, все инструкции отменены, все обязанности просто исчезли.
     Кто-то прошел по коридору и тихо вошел в приемную.  Он  поднял  глаза
навстречу подходившей Кэтлин, гораздо более спокойной, чем он сам - всегда
спокойной, что бы ни случилось, и даже сейчас.
     Он встал и обхватил ее руками так,  как  в  постели,  где  они  спали
вместе столько лет, что он и счет  потерял;  и  в  хорошие  времена,  и  в
ужасные.
     Он положил голову ей на плечо. Чувствовал ее руки, обнимающие его.  В
этой сплошной пустоте появилось что-то.
     - Я видел ее, - сказал он; но этого воспоминания он не мог вынести. -
Кэт, что нам делать?
     - Мы уже здесь. Это все, что мы можем сделать. Другого места нет.
     - Я хочу ленту. Это так больно, Кэт. Я хочу, чтобы это кончилось.
     Она  ладонями  подняла  его  лицо  и  посмотрела  ему  в  глаза.   Ее
собственные были голубые, таких не было ни у кого  из  его  знакомых.  Кэт
всегда была более рассудительна. На мгновение он испугался - ее взгляд был
бесцветным, как будто совершенно лишенным всякой надежды.
     - Это кончится, - сказала она и крепче сжала  его.  -  Это  кончится,
Флориан. Это пройдет. Ты  дожидался  меня?  Пойдем  туда.  Давай,  заснем,
хорошо? И больше не будет больно.
     За дверью послышались шаги, но люди проходили туда-сюда  каждые  пять
минут, и Джастин, докричавшийся до  хрипоты,  сидел  у  холодной  бетонной
стены, сжавшись в комок, пока не услышал, что дверь отпирают.
     Тогда он попытался подняться на ноги, с трудом,  опираясь  на  стену,
выпрямился и стоя встретил охранников, пришедших за ним.
     Он не сопротивлялся. Он не произнес ни слова, пока  его  не  привезли
снова в ту комнату, со столом.
     За которым сидел Жиро Най.
     - Жиро, - хрипло проговорил он, и осел в ближайшее кресло с изогнутой
спинкой. - Во имя Господа - что происходит? Они понимают, что делают?
     - Ты обвиняешься в соучастии в преступлении, - сказал Жиро. - Вот что
происходит. Закон Резьюн. Ты можешь сделать  заявление,  добровольное.  Ты
знаешь, что должен подчиняться административным правилам. Ты  знаешь,  что
тебя могут подвергнуть психоскопии. Я  бы  серьезно  советовал  тебе  быть
откровенным.
     Время замедлилось. Мысли разбегались; внезапное  неверие,  что  такое
могло произойти, уверенность, что произошло, что во всем виноват  он,  что
его отец оказался  из-за  него  втянутым  -  психоскопия  все  вынесет  на
поверхность.
     Все. И Джордан узнает. Они расскажут ему.
     Он хотел умереть.
     В  этом  медленном  мире  трудно  было  облекать   в   слова   бешено
проносящиеся мысли.
     - Ари шантажировала меня, - сказал он. Это продолжалось вечно, просто
зависнув в молчании. Упомянуть  Джордана  и  причину,  по  которой  Гранту
пришлось уехать? Могут они докопаться до этого? До какой  степени  я  могу
лгать? - Она сказала, что Грант может уехать, если я сделаю  то,  что  она
хочет.
     - И ты не знал о связях Крюгера с Рочером.
     - Нет! - Это  было  легко.  Слова  нанизывались  одно  на  другое.  -
Предполагалось, что Крюгер  обеспечит  ему  возможность  спокойно  уехать,
потому что Ари угрожала повредить ему, если я... - если я не... - она... -
Он начинал чувствовать тошноту. Ленточные видения нахлынули на него, и  он
откинулся назад насколько позволяли скованные руки  и  попытался  ослабить
этот узел в животе. - Когда Грант не добрался до города,  я  сам  пошел  к
ней. Я попросил ее о помощи.
     - Что сказала она?
     - Она обозвала меня идиотом. Она рассказала мне о Рочере. Я не знал.
     - Вот так. И ты не пошел к своему отцу.
     - Я не мог. Он не знал об этом. Он бы...
     - Что он бы сделал?
     - Я не знаю. Я не знаю, как он бы поступил. Все сделал я. Он не имеет
к этому никакого отношения.
     - Ты имеешь в виду похищение Гранта?
     - Ни к чему. Ни к Крюгеру. Ни к Рочеру. Ни к кому.
     - И Ари допустила, чтобы это произошло.
     Это звучало неправдоподобно. Ловушка, подумал он. Она допустила  это.
Может быть, она надеялась, что он справится. Может быть...
     ...А может быть по другой причине. Она была  помешана  на  этом.  Она
была.
     Но с Ари никогда точно не известно. Она разыгрывает эмоции с такой же
легкостью, как большинство людей пользуются ключом.
     - Я думаю, что остальные вопросы мы  зададим  во  время  психоскопии.
Разве что ты сам хочешь мне что-нибудь еще рассказать.
     - Кто будет проводить ее?  -  Были  разные  специалисты  и  ему  было
небезразлично, перед кем выкладывать подноготную.
     - Жиро, если мои показания запишут, Ари это не понравится. Она знает,
где я? Знает ли она...
     Господи, неужели это какие-то хитрости между Ари и Жиро,  неужели  он
схватил меня, чтобы добыть сведения против нее?
     - Я хочу поговорить с Ари.  У  меня  назначена  с  ней  встреча.  Она
наверняка интересуется, где я нахожусь. Если она не  узнает,  где  я,  она
начнет...
     - Начнет что-нибудь против Джордана, может быть, даже  такое,  с  чем
сама потом не справится. Они расскажут ему. Жиро сам расскажет ему.  Может
быть, администрация хочет скомпрометировать Джордана, а  может  быть,  это
какая-то совместная акция Ари и Жиро, она - против  меня,  а  Жиро  против
Джордана.
     О, Господи, о Господи! Во что я ввязался?
     - ...Начнет спрашивать, где я. Слышишь?
     -  Я  так  не  думаю.  И  я  собираюсь  сам  задавать   вопросы.   Ты
самостоятельно пойдешь на процедуру или ты будешь создавать проблемы?  Как
ни крути, будет только хуже, если ты будешь сопротивляться. И ты понимаешь
это. Я просто хочу тебе напомнить об этом.
     - Я пойду сам.
     - Отлично.
     Жиро встал, а Джастин подвинулся вперед и поднялся  на  подгибающихся
ногах. Он наполовину окоченел от холода, а его мысли, цепляющиеся одна  за
другую, слились в безысходный круговорот.
     Он прошел через дверь, которую открыл перед  ним  Жиро,  и  пошел  по
коридору впереди него и двух ожидавших охранников в помещение,  о  котором
он слышал всю свою жизнь, в комнату, очень похожую на больничную палату, в
том крыле, куда эйзи ходили  для  настройки  ленточных  структур;  зеленые
стены, жесткая кушетка. В углу на подставке стояла камера.
     - Рубашку, - сказал Жиро.
     Он знал, что они хотели. Он стянул ее и положил на тумбочку.  Он  сел
на кушетку и взял разъем у стоящего наготове  эйзи,  попытался  помочь  им
приладить датчики, поскольку  всегда  делал  это  сам,  когда  прокручивал
ленту, но координация подвела его. Он откинулся назад прямо на  протянутые
ему в помощь руки, почувствовал, как они укладывают его ноги  на  кушетку.
Чувствовал, как они возятся  с  пластырями.  Он  закрыл  глаза.  Он  хотел
сказать Жиро, чтобы тот  отослал  эйзи,  потому  что  то,  что  он  должен
рассказать, касалось Ари, и эйзи, которые услышат это, подлежат частичному
стиранию памяти, другого выхода кроме стирания нет.
     Жиро задавал ему вопросы мягко, профессионально. Первые  Джастин  еще
не осознавал. Но так продолжалось недолго. Он мог бы попасть в руки одного
из техников, но Жиро был лучшим специалистом по допросам, о  какой  только
можно мечтать - спокойным, не позволявшим эмоциям повлиять на ход допроса.
Профессионал - и этим все сказано. И хотя Жиро ставил правду под сомнение,
он по крайней мере пытался обнаружить, в чем она заключалась.
     Жиро так ему и сказал. И под наркотиками это казалось правдой.
     Жиро не будет шокирован действиями Ари. Он жил слишком долго и  видел
слишком многое. Жиро искренне сочувствовал  ему  и  верил  всему,  что  он
говорил. Юноша с  его  данными,  находящийся  у  Ари  под  рукой,  -  надо
понимать, что такое случилось  не  впервые.  Само  собой,  Ари  попытается
подвести рычаг под его отца. Кто бы сомневался? Джордан, безусловно, будет
в курсе.
     Нет, возражал он, борясь с видением белого потолка и яркого света. Он
помнил, что Жиро прикоснулся к его плечу.
     Ты, действительно, позаботился  о  том,  чтобы  твой  отец  не  знал.
Конечно. Как ты думаешь, что бы он сделал, если бы обнаружил?
     Пошел бы в Департамент.
     Вот как?
     Но он не знал.
     Теперь ты можешь поспать. Ты проснешься отдохнувшим. Ты можешь  идти.
Ты не упадешь.
     Что-то по-прежнему было не так. Он пытался разобраться,  что  именно.
Но оно ускользнуло куда-то из поля зрения.     Церемония прощания с покойной была устроена с  варварской  пышностью.
Зал Государственных Собраний был  заполнен  траурными  звуками  похоронной
музыки и набит цветами и венками - спектакль как раз в духе старой  Земли,
как заметил один из репортеров, тогда как другие  комментаторы  сравнивали
церемонию с тем,  как  была  обставлена  смерть  Кори  Сантесси,  главного
организатора Союза. Ее сорокавосьмилетнее пребывание в Совете, вначале  от
Внутренних Дел, затем от Гражданского  Департамента,  научило  избирателей
постоянности.  Тогда  тоже  была  необходимость  (принимая   во   внимание
отдаленность  колоний  и  ту  степень,  до  какой   могли   разрастись   и
распространиться слухи) продемонстрировать  несомненную  смерть  Сантесси,
устроить символическую передачу факела преемником  и  позволить  всем  его
коллегам,   делящим   его   влияние,   выступить   на   публике,   пролить
соответствующие слезы и  произнести  благочестивые  речи,  с  бесконечными
повторениями.
     Тем более, если погибшая была синонимом Резьюн, а кроме того, жертвой
насилия.
     - У нас имелись разногласия, - сказал Майкл Корэйн в своей речи, - но
Союз понес невосполнимую утрату в результате этой трагедии,  -  нетактично
было  бы  упоминать   то,   что   утрата   оказывалась   двойной,   считая
предполагаемого  убийцу.  -  Ариана  Эмори   была   женщиной,   обладавшей
принципиальностью и  проницательностью.  Вспомните  хотя  бы  о  ковчегах,
сохраняющих наше генетическое наследие, на орбитах возле удаленных  звезд.
Вспомните о взаимоотношениях с Землей и  о  соглашениях,  которые  сделали
возможным сохранение и восстановление редких видов...
     Это была одна из лучших его речей. Он трудился над ней  до  кровавого
пота.  Ходили  вызывающие  беспокойство  слухи  о  сокрытии  свидетельских
показаний по этому делу, о необъяснимом  приказе,  который,  по  заявлению
Резьюн, сама Эмори похоронила где-то в компьютерах Дома: якобы требовалось
ликвидировать личных охранников Эмори, что  и  было  без  лишних  вопросов
исполнено  персоналом.  Имелось  также  известное   дело   эйзи   Уоррика,
похищенного и обработанного экстремистами Рочера, а затем возвращенного  в
Резьюн. Следовало помнить и о  Рочере,  произносящим  зажигательные  речи,
публично  радующемуся  совершенному  убийству,  событие,   гораздо   более
привлекающее  внимание  прессы,  чем  выступления  таких   узаконенных   в
центристской  партии  аболиционистов,  как  Янни  Мерино,  сожалеющего   о
человеческой смерти и продолжающего осуждать ликвидацию эйзи.  Все  вместе
слишком сложно для служб новостей: Янни так и не научился  высказывать  за
один раз одну идею и все прозвучало  слишком  похоже  на  то,  что  сказал
Рочер. Репортеры толпились на лестницах и торчали в дверях, как агрессоры,
готовые мгновенно ринуться в атаку. На  любого  центриста  из  Совета  или
Сената с вопросами: "Ты считаешь,  что  был  заговор?"  или  "Какова  твоя
реакция на речь Рочера?"
     Для некоторых центристов составляло  очень  большую  сложность  найти
правильную линию поведения в этой ситуации. Не говоря уж о том, что службы
новостей  находились  в   ведении   Департамента   Информации,   избранным
Советником от которого являлась Катерина Лао, надежное эхо Арианы Эмори  в
карьерах  -  если  репортеры   раздобудут   материал,   который   обрадует
Руководство. И не  вина  репортеров,  если  они  чувствовали,  что  Высшее
Руководство хочет больше, больше и  больше  данных,  подкрепляющих  теорию
Заговора: безусловно, это был хороший театр.
     Корэйна бросало в пот всякий  раз,  когда  он  видел  скрайбер  возле
кого-нибудь из членов его партии. Он пытался лично поговорить с каждым  из
них, напоминая об осмотрительности  и  приличиях.  Но  камеры  действовали
опьяняюще,  график  встреч  в  период  похорон  был  очень  напряженным  и
насыщенным, да и не каждый Советник и не каждый член партии  соглашался  с
партийной линией.
     Перед камерами появились лица, которые прежде не  встречались:  среди
них - Жиро Най, директор Резьюн. Репортеры без конца разъясняли  зрителям,
что вопреки сложившемуся мнению, Ариана Эмори не являлась  Администратором
Резьюн, что на самом деле она вообще не имела административной должности в
Резьюн в течение более  чем  пятидесяти  последних  лет.  Необходимо  было
познакомиться с новыми именами. Жиро Най. Петрос Иванов. Янни Шварц.
     Най, черт бы его побрал, имел особую любовь к интервью.
     Когда освобождалось место в  Союзе,  а  соответствующий  Советник  не
успевал назначить заместителя, секретарь Департамента этого самого  округа
назначал исполняющего обязанности. Им в данном случае стал Жиро Най.
     Который запросто может оставить свой пост в Резьюн в погоне за местом
Эмори.
     Это означает, мрачно подумал Корэйн, что Най победит. Разве  что  суд
над Джорданом Уорриком принесет что-нибудь взрывчатое.  Разве  что  Уоррик
использует зал суда как сцену для выступления  с  публичными  обвинениями.
Однако собственные  информаторы  Корэйна  в  Департаменте  Внутренних  Дел
сообщили, что Уоррик по-прежнему находится под домашним арестом.  Мерильд,
в  Новгороде,  сам  подозреваемый,  находясь   в   условиях   полицейского
расследования как участник заговора, не мог выступать адвокатом при защите
Уоррика, и, адвокат аболиционистов попытался связаться с Уорриком.  Уоррик
благоразумно отказался, но он запросил министерство Внутренних Дел,  чтобы
назначить адвоката для консультаций - что вызвало шум в прессе: человек  с
положением Уоррика, Особенный, идущий на слушание в Совете  с  назначенным
департаментом адвокатом - как настоящий бедняк, потому что  его  кредит  в
Резьюн заморожен, а Резьюн  не  может,  по  этическим  соображениям  вести
силами своих юристов и обвинение и защиту.
     Играла траурная музыка. Члены семьи собрались у гроба для  последнего
прощания. Затем почетный воинский караул закрыл его  и  опечатал.  Военный
эскорт и представители службы безопасности Резьюн ожидали снаружи.
     Ариана Эмори отправлялась в космос. Никаких монументов, говорила она.
Кремация и отправка в  космос,  где  крейсер  Галлант,  оказавшийся  около
Сайтиин, использует одну из своих ракет для запуска праха Эмори в  сторону
солнца.  Заключительная   экстравагантность,   о   которой   она   просила
правительство Союза.
     Дело в том, что эта сука явно хотела быть  уверенной,  что  никто  не
удерет с образцом ее генотипа. И выбрала в качестве склепы целую звезду.     Убийство  и  поспешное  погребение  не   дали   возможности   вовремя
оповестить и собрать Совет целиком - но Секретари Департаментов находились
в Новгороде или на Станции, у сената Сайтиин как раз была сессия, и  Совет
Миров тоже заседал. Кроме того, послы от Земли  и  Сообщества  прибыли  со
Станции Сайтиин. В пределах досягаемости оказались трое Советников: Корэйн
от Гражданского  Департамента,  живший  на  Сайтиин,  Илья  Богданович  от
Государственного Департамента, и Леонид Городин от Обороны.
     Фактическое большинство центристов в две трети, подумал Корэйн. А что
это дало во время похорон?
     Некто собирался, конечно, поздравить  Ная.  Повод  -  его  назначение
исполняющим обязанности. Не прием: торжественность момента  не  позволяла;
даже если он не был бы кузеном Эмори.  Но  этот  человек  явился  в  офис,
принадлежавший прежде Эмори. Некто оказал  уважение;  встретился  с  Наем,
хотя и ненадолго, и выразил соболезнование. И  изучал  этого  человека,  и
старался сформировать о нем мнение, и попытался  за  эти  недолгие  минуты
оценить, кто он, человек, появившийся из  полной  темноты  внутри  Резьюн,
чтобы подхватить мантию Арианы Эмори.
     Как определить в пять минут, если это вообще возможно, сможет ли этот
Особенный удержать все нити власти, которыми пользовалась Эмори, сможет ли
он превзойти эту тварь, которая была слишком многим обеспечена.
     - Сир, - обратился Най во время этой  встречи,  взяв  собеседника  за
руку. - Мне кажется, что я знаком с  тобой  после  всех  бесед  с  Ари  за
столом. Она уважала тебя.
     Это сразу встревожило его, во-первых: если Най с ним и знаком,  то  в
одностороннем порядке, а во-вторых, он вспомнил, кем был Най, и подумал  о
том, как бы Ариана Эмори отреагировала на подобное описание ситуации.
     На долю секунды он даже как бы пожалел, что этой суки уже нет. Ариана
действительно была сукой, но он потратил  двадцать  лет,  чтобы  научиться
читать ее мысли. Этот человек был абсолютно незнакомым.  И  это  наполняло
его растерянностью.
     - По ряду вопросов мы противостояли друг другу, - пробормотал  Корэйн
так, как он бормотал аналогичные фразы другим преемникам  за  свое  долгое
пребывание в должности,  -  но  только  не  в  общем  стремлении  к  благу
государства. Я чувствую утрату, сир. Я не думаю, что когда-нибудь давал ей
это понять. Но я не  думаю,  что  кто-нибудь  из  нас  в  действительности
осознает, чем станет Союз без нее.
     - Мне надо обсудить с тобой серьезные вещи, - сказал Най,  так  и  не
отпуская его руки, - относительно того, что главным  образом  занимало  ее
ум.
     - Я буду рад встретиться с тобой, когда тебе будет удобно, сир.
     - Если ты по своему графику располагаешь временем, сейчас.
     Такие   вещи   Корэйну   не   нравились:   внезапные   встречи    без
предварительных договоров. Но это были новые отношения, важные  отношения.
Ему претила мысль  о  том,  чтобы  начать  их  с  извинения  и  отказа  от
разговора.
     - Как пожелаешь, - сказал он и, в итоге,  оказался  в  офисе,  прежде
принадлежавшем Эмори, с Наем, сидящим за столом, без Флориана и Кэтлин, но
в присутствии эйзи по имени Аббан из персонала, чьи седые волосы  не  были
покрашены: без всяких претензий,  не  чета  Наю,  посеребренному  брюнету,
которому уже сотня уже наверняка стукнула, и,  по  всей  вероятности,  его
эйзи было  не  меньше.  Аббан  им  обоим  принес  кофе,  а  Корэйн  сидел,
задумавшись  на  глазах  журналистов  и  политиков,  следящих  за   каждым
движением за стенами этих  кабинетов,  отмечающих  каждый  звонок,  каждый
визит.
     События ускорялись без всякой элегантности.
     - Я думаю, ты знаешь, - сказал Най  спокойно,  попивая  кофе,  -  что
многое  изменилось.  Я  уверен,  что  ты  знаешь,  что  я  выставлю   свою
кандидатуру в Совет.
     - Это не удивило бы меня.
     - Я - хороший администратор. Хотя и не такой,  как  Ари.  Таким,  как
она, я быть не могу. Просто не сумею. Мне бы хотелось, чтобы пошел  проект
Надежда: он был очень дорог ее сердцу. И я лично верю в него.
     - Я думаю, что ты знаешь мое мнение.
     - У нас будут разногласия. Философские. Если меня выберут по научному
округу... - Он сделал глоток кофе. - Но самая насущная проблема - я думаю,
ты понимаешь - это дело Уоррика.
     Сердце Корэйна забилось чаще. Ловушка? Предложение?
     - Это ужасная трагедия.
     - Это страшный удар для нас.  Как  глава  -  бывший  глава  -  службы
безопасности Резьюн, я о многом разговаривал с доктором Уорриком.  Я  могу
сказать тебе, что это была личная беседа, что это была ситуация, в которой
проявились.
     - Ты говоришь, что он признался?
     Най беспокойно откашлялся и отпил еще кофе, затем посмотрел  прямо  в
глаза Корэйну.
     - Ари вечно заводила интрижки с ассистентами. Так вышло и  сейчас.  А
Джастин Уоррик - клан Джордана. У  доктора  Эмори  и  Джордана  Уоррика  -
старая вражда.
     Все больше и больше запутывалось. Корэйн ощущал необъяснимую  тревогу
от такой откровенности со стороны незнакомого человека. И не  произнес  ни
слова в паузе, которую Най оставил для него.
     - Ари перевела  Экспериментального,  который  фактически  принадлежал
семье Уорриков, - продолжал Най,  -  чтобы  надавить  на  мальчика,  чтобы
надавать  на  Джордана.  Все  это  нам  сейчас  ясно.  Мальчик  действовал
самостоятельно, чтобы  спасти  своего  приятеля,  отослал  эйзи  к  людям,
которых он считал друзьями своего отца. К несчастью - вопрос этот  до  сих
пор не прояснен - существовали иные связи, ведущие к партии  Рочера.  И  к
экстремистам.
     Проклятье. Подобное свидетельство означало неприятности. Конечно, ему
дали почувствовать угрозу.
     - Разумеется, мы вызволили эйзи, - сказал Най.  -  Вот  как  обстояло
дело. Эйзи так и не попал к Ари: он находился в больнице под  наблюдением.
Однако Джордан Уоррик узнал, что сделала Ари - с его сыном. Он застал ее в
лаборатории, одну. Они поспорили. Ари  ударила  его,  он  ударил  ее,  она
разбила голову о край стола. Это не было убийством. Это  стало  убийством,
когда он  использовал  лабораторный  стул,  чтобы  повредить  трубопровод,
захлопнул дверь криогенной лаборатории и поднял давление в этой  линии.  К
сожалению, инженеры не могли не понять, что повреждения не случайны.
     - Совет разберется с этим.
     Убийство, в котором замешаны двое Особенных. И очень опасный  третий,
слишком много возлагающий на него. Корэйн погрел руку крошечной  чашечкой,
ощущая озноб.
     - Уоррик не хочет, чтобы это дело дошло до суда.
     - Почему?
     - Закон имеет над ним ограниченную  силу,  но  репутация  может  быть
испорчена. В частности, репутация сына.
     - То есть - прости меня - кто-то разъяснил это ему.
     Най покачал головой.
     - Мотив высветится во время суда. Невозможно избежать этого. Для  нас
существуют и другие аспекты. Мы  собираемся  утаить  часть  информации  по
этому делу. Поэтому я и хотел поговорить с тобой - потому что важно, чтобы
ты понимал, что к чему. Мы знали о твоем разговоре с доктором Уорриком. Мы
оба знаем, как  широко  может  распространиться  расследование,  если  оно
начнется. Мерино может удержаться в рамках, но Рочер - нет, если это  дело
будет рассматривать Совет. И то, что из этого  получится  -  отнюдь  не  в
наших  интересах,  не  в  твоих  интересах,  определенно  не  в  интересах
Департамента Обороны и нашей национальной  безопасности,  это  даже  не  в
интересах Джордана Уоррика. Он признался. Он не хочет давать  показания  -
он не может доказать, ты понимаешь, посредством психоскопии;  а  показания
юного Джастина, данные под психоскопией, убийственны для Джордана.  Мы  не
хотим использовать их против его отца.  Мальчик  достаточно  натерпелся  и
будет бессмысленной жестокостью притягивать его к делу, в  котором  убийца
обладает "запасом безопасности".
     В  комнате  вдруг  стало  темно.  Корэйн   подумал   о   записывающей
аппаратуре. Он был абсолютно уверен, что она сейчас включена  и  находится
где-то здесь.
     - О чем ты просишь меня?
     - Мы не хотим выносить проблемы Ари на широкую публику. Мы не думаем,
что это послужит какой-нибудь разумной цели. С одной стороны, мы прекрасно
понимаем,  что  спровоцировало  доктора  Уоррика,  и  мы  ему  чрезвычайно
сочувствуем, с другой стороны, мы очень опасаемся, что вопросы  свидетелей
усложнят дело. И хотя нам бы очень хотелось достать Рочера -  такая  линия
опроса только предоставит ему сцену, которую иначе ему нигде не  получить.
Хуже того, это даст ему право самому повышаться в деле. Я не думаю, что ты
хочешь такого оборота больше, чем мы.
     Записывающая аппаратура. Проклятье.
     - Нам нечего скрывать.
     - Мы не говорим о прикрытии. Мы говорим  о  том,  чтобы  не  принести
ненужную боль невинному мальчику.  Джордан  Уоррик  уже  сознался.  Он  не
хочет, чтобы его личную жизнь  и  жизнь  его  сына  трепали  на  публичных
слушаниях. По закону нельзя стереть его сознание. Самое  худшее,  что  его
ожидает - это строгая изоляция, отстранение от его работы -  что  само  по
себе, по-моему, будет не меньшей трагедией, чем то, что он совершил.
     Корэйн с минуту  обдумывал  это,  зная,  что  где-то  внутри  спрятан
крючок,  в  ситуации  или  в  предложении,  крючок,  который  он  не   мог
разглядеть.
     - Ты имеешь в  виду  закрытое  урегулирование?  Но  это  же  дело  об
убийстве.
     - Дело, затрагивающее секретные аспекты.  Дело,  в  котором  замешаны
родственники жертвы и  руководство  территории,  где  все  произошло,  все
одинаково ходатайствуют о закрытых дверях. Если в  данном  случае  цель  -
справедливость, а не политический митинг, то справедливости лучше послужит
урегулирование на закрытом заседании Совета.
     - Этому не было прецедента.
     - Прецедент когда-то должен появляться - так пусть в  этом  деле,  во
имя гуманности. От такой процедуры никто не проиграет. Разве что Рочер  не
получит свой митинг. Даже Ари выиграет от этого. Она ни в коем  случае  не
хотела бы, чтобы ее смерть дала  бы  Рочеру  шанс  повредить  предприятию,
которому она посвятила жизнь. Мы можем построить отдельную лабораторию для
доктора Уоррика, обеспечить ее всем необходимым для продолжения работы. Мы
не хотим мстить. Мы будем настаивать  на  его  уходе  -  полном  уходе  от
общественной жизни, потому что мы не хотим,  чтобы  он  выиграл  от  всего
этого,  в  случае  договоренности.  Короче,   сир,   нам   обоим   следует
воздержаться и  не  сообщать  этому  делу  политической  окраски.  Включая
доктора Уоррика. Договоренность поможет  отложить  суд  на  неопределенный
срок. В случае, если он нарушит молчание. Мы не хотим, чтобы  у  нас  были
связаны руки.
     - Мне надо подумать об этом. Честно говоря, до того, как я на  что-то
дам согласие, мне хотелось  получить  возможность  поговорить  с  доктором
Уорриком на нейтральной территории. Вопрос совести, ты понимаешь.
     - Разумеется. Проклятье, мне претит заниматься этим  в  день  похорон
Ари. Но дело не терпит отлагательства. Оно должно двигаться.
     - Я понимаю тебя, сир Най.
     Корэйн допил маленькую чашечку и сделал в глубине памяти заметку, что
ему следует разузнать, каковы текущие цены на натуральный кофе. Ведь  хотя
это и дорогое излишество, он может себе такое  позволить,  даже  при  двух
сотнях за полкило, что составляло стоимость перевозки от Земли до Сайтиин.
Другая часть его мозга все твердила, что где-то здесь спрятана  камера,  и
еще - что все преимущества,  которые  он  видел  в  смерти  Арианы  Эмори,
оказались воображаемыми.
     Если соглашение будет заключено, если возможен  компромисс.  Най  был
очень умен. Ему пришлось начать с самого начала изучение его повадок  так,
как он изучал Эмори. Этот  человек  представлял  собой  шифр,  неизвестную
величину, находящуюся на территории, куда не мог проникнуть  ни  один  его
наблюдатель. Только Уоррик. А Уоррик был для них потерян. Это было ясно.
     Обстановка в Союзе изменилась. С  того  момента,  как  взорвалась  та
трубка в лаборатории, ход истории сдвинулся.
     Они вступали в период, в течение которого центристская  партия  могла
добиться быстрых успехов, если им удастся избежать вовлечения в борьбу,  в
которой не окажется победителя и которая не сбросит экспансионистов.
     Проект Рубина и фаргонский проект  были,  по  всей  вероятности,  уже
"схвачены". Проект Надежда, возможно, будет финансироваться, но дальнейшие
экспансии и колонизации могут стать предметом более  интенсивных  дебатов.
Можно представить период урегулирования внутри Резьюн, как и вне ее. Когда
вырвутся на свободу  личности,  находившиеся  в  Резьюн  в  течение  почти
шестидесятилетнего периода под контролем автократического режима Эмори (не
было сомнения, кто в Резьюн  директорствовал  над  директором  даже  после
того,  как  она  оставила  пост)  и  начнут  борьбу   за   власть   внутри
административной структуры.
     Этот процесс также мог привести к  созданию  новых  группировок  типа
тех, что имелись в Совете.
     Людмила де Франко - новоиспеченный  Советник.  Най  тоже  им  станет.
Могущественная Наука... получала новичка  в  качестве  главы  -  чертовски
проницательного,   но   все-таки   новичка,    не    имевшего    аппарата,
поддерживающего его.  Пока  не  имеющего.  Двое  из  пяти  Экспансионистов
сменились в этом году, а Илья Богданович, которому было все  сто  тридцать
два, уже пошатывался.
     Корэйн  пробормотал   вежливые   слова,   поблагодарил   исполняющего
обязанности из Резьюн, выразил соболезнование семье и вышел,  размышляя  о
возможности, об очень реальной  возможности  центристского  большинства  в
Совете.
     Ему пришло в голову, что он не поднял вопрос о ликвидированных  эйзи.
Вопрос Мерино. Едва ли он мог вернуться и задать его. На самом деле ему не
хотелось делать  это,  поскольку  весьма  вероятно,  что  то  распоряжение
исходило из  службы  безопасности  Резьюн,  именно  из-за  указанных  Наем
причин. С точки зрения морали оно было отвратительно. Но это  распоряжение
не было таким, точнее - было не совсем таким,  будто  бы  эйзи,  служившие
Ариане Эмори в  течение  большей  части  из  ее  ста  двадцати  лет,  были
безвредны.  Он  понимал,  что  от  подобной  потери  возникали   серьезные
психологические последствия. Никакой человек, воспитанный  как  гражданин,
возможно, не мог осознавать ее воздействия  (за  исключением,  разве  что,
персонала, постоянно  работающего  с  эйзи).  Он  обсудит  этот  вопрос  с
Уорриком. Спросит Уоррика, было ли оправданно такое действие. И не  думает
ли Уоррик, что  и  в  самом  деле  сама  Эмори  поместила  распоряжение  в
компьютер.
     Черт, а ведь он предпочел бы вообще не ворошить это. Эйзи мертвы. Как
Эмори. Этим заканчивалась книга. В этом вопросе не было  смысла,  инстинкт
советовал не поднимать его.
     Есть старая поговорка. Имей дело с  дьяволом,  если  у  дьявола  есть
голоса избирателей. И не жалуйся на жару.     Адмирал Леонид Городин примостился  на  кресле  и  взял  предложенную
чашку. Он пришел с визитом вежливости, а Най сказал:
     - Надо бы с  тобой  кое-что  обсудить.  Относительно  лаборатории  на
Фаргоне. Относительно проекта Рубина. И Надежды. У тебя есть время?
     Не в привычках Городина было обсуждать с оппозицией  или  репортерами
какой бы то ни  было  вопрос  без  своих  адъютантов,  без  документов,  в
кабинете, не проверенном его персоналом. Но тот же самый инстинкт, который
предупреждал его об опасности, говорил ему, что это его единственный  шанс
провести серьезные переговоры с оппозицией. Без ведома Корэйна.
     А имена были как раз теми, которые он хотел услышать.
     - Мне претит заниматься делами в день похорон Ари, - произнес Най.  -
Но выбора нет. Дела могут выскользнуть из-под контроля так быстро... -  Он
отпил кофе. - Ты знаешь, я собираюсь претендовать на место Ари.
     - Я так и думал, - сказал Городин. - Я полагаю, что ты победишь.
     - Сейчас критическое время для нас. Смерть  Ари,  перспектива  потери
Уоррика, как руководителя - это двойной  удар.  Не  только  для  нас.  Для
Союза. Для наших национальных интересов, Ты понимаешь, что я имею допуск к
делам высшей степени секретности. Такой же, как у Ари. Я должен иметь его.
Я не прошу тебя отвечать, но я действительно связан с твоими  проектами  -
во время войны я работал с твоими предшественниками.
     - Я в курсе, что у тебя имеется допуск. И  что  ты  причастен  к  тем
документам. И ты скрываешь их от расследования.
     - Абсолютно. Никакого обсуждения  содержимого  тех  папок  и  никаких
вопросов  персоналу  по  поводу  тех  проектов,  за   исключением   личных
переговоров с человеком, имеющим такой же допуск. Нет нужды волноваться  о
возможных утечках информации, адмирал. Как и о суде.
     Сердце Городина подпрыгнуло. Он хотел бы  не  слышать  этого.  Весьма
вероятно здесь имелась записывающая аппаратура, и ему следовало  прояснить
свою реакцию.
     - Что ты говоришь?
     - Закрытое урегулирование. Уоррик сделал это. Он  признался.  Мотивом
послужил шантаж и сексуальные злоупотребления. Его сын,  ты  понимаешь.  В
сложной ситуации, которая - между нами - может мальчику сильно  повредить.
Соглашение  с  Уорриком  и  простое:  лаборатория,  в  которой  он  сможет
продолжить  свою  работу.  Но  мы  не  согласны  на  Фаргоне.  Она  должна
находиться на Сайтиин, однако я разговаривал с Корэйном.
     - Уже?
     - Час назад. Я не упоминал секретные аспекты этого дела. Мы  говорили
о политике. Ты знаешь, адмирал, и я  знаю,  что  к  этому  делу  привязаны
радикальные элементы. Существуют люди, которые намереваются  покопаться  в
показаниях свидетелей, последних можно  психоскопировать,  и  перечитывать
снова и снова. Некоторые разделы показаний  Джастина  Уоррика,  касающиеся
фаргонского проекта, следовало бы засекретить.
     - Неужели Уоррик обсуждал его со своим сыном?
     - Джастин  хотел  перевестись  из-за  этого  мальчика.  Если  имелись
какие-то утечки информации, адмирал, все они исходили от Джордана Уоррика.
И, честно говоря, если дело дойдет до  суда,  то,  я  боюсь,  что  ниточки
потянутся в весьма деликатные сферы. Но  если  мы  уберем  из  расшифровки
слишком многое, то это вызовет иные подозрения - в некоторых умах - не так
ли?
     - Боже мой, на что годна ваша паршивая служба безопасности?
     Кто еще знает?
     - Весьма вероятно, что похищенный эйзи. Он - эйзи Джастина.
     - Боже мой.
     - Маловероятно, что ребята Рочера раскололи его. Он  -  Альфа  и  сам
разрабатывает  ленты  эйзи,  ты  понимаешь.  Непростой  субъект.   Однако,
возможно, он не отдавал себе отчет, что располагает секретной информацией.
Поэтому мы и обратились в офис Лу,  когда  нам  потребовалась  помощь  для
вытаскивания его оттуда. Нам он нужен был живым, чтобы переинструктировать
его в том случае, если мы упустили что-нибудь. Случайно  и  к  счастью  во
время акции подумали о похитителях. Обо всех. Мы так полагаем.  Но  мы  не
превышали наши  полномочия,  когда  мы  рассказали  Лу  о  том,  что  эйзи
представлял риск для безопасности. Я полагаю, что поток  событий  оказался
слишком быстрым для всех нас. Ари собиралась  отправить  меня  в  город  с
докладом для Лу. К несчастью.
     - А ты не думаешь о возможных причинах поступков Уоррика,  включающей
эйзи и Рочера...
     - Когда он убил Ари? Преступление, совершенное в  ярости,  он  ударил
ее, вот и все. Но когда она оказалась серьезно ранена, он  понял,  что  он
убил шанс своего перевода на Фаргон.  Так  что  он  убил  ее  и  попытался
сделать все похожим на случайность. Это не было  совершенно  хладнокровно,
но и не совсем наоборот. Он ненавидел ее.  Я  боюсь,  что  у  Ари  имелась
серьезная  слабость,  когда  дело   касалось   подростков.   Великий   ум.
Соответственно  эксцентрические  пороки.  Честно  говоря,  мы  бы   хотели
избежать вынесения этой стороны жизни Ари на широкое обозрение. Заговоры -
нет. Не было заговоров. Ты можешь порасспросить Уоррика сам, если  хочешь.
Или его сына. У нас есть его показания, полученные в процессе психоскопии.
Не Джордана уоррика, естественно, а его сына, и из  них  совершенно  ясно,
что происходило. Имеются также видеозаписи, очень ясные. Мы не  собираемся
их стирать. Но они не должны попасть к службам новостей. Я боюсь, что  это
очень старая история. Шантаж. Оскорбленный отец. Скрытность,  приведшая  к
убийству.
     - Проклятье.
     Заберите моего сына оттуда, говорил Уоррик. Очевидно, это  и  имел  в
виду.
     - Проклятье.
     - Мы уважаем наши обязательства. Реорганизация, которую  мы  имеем  в
виду,  предполагает  заключение  Джордана  Уоррика   в   его   собственной
лаборатории, под охраной. И мы можем продолжать выполнять работу  в  твоих
интересах. Мы будем выполнять тестирование. Тебе не следует  беспокоиться.
Оно будет полным. Это к тому  же  гуманное  решение,  сохраняющее  талант,
который мы не можем себе позволить потерять.
     - Ты разговаривал с Корэйном.
     - Он говорит, что ему надо изучить эту мысль.  Я  пытался  разъяснить
ему, что поддержка подобной договоренности не нанесет ему никакого ущерба.
Что можно приобрести от наказания в таком деле? Какую пользу может  кто-то
извлечь, за исключением Рочера и его прихвостней?
     - А мы  потеряем  от  этого.  Ни  только  мозг.  Ты  понимаешь...  мы
по-прежнему уделяем серьезное внимание нашим проектам.
     - Фаргоновская лаборатория.
     - Мы полагаем, что она будет строиться. Может быть -  военные  смогут
использовать ее намного шире, чем мы думали.
     - Ты хочешь сказать, что проект Рубина закрывается.
     - Нет, мы по-прежнему заинтересованы в нем.
     - Без доктора Эмори?  -  Городин  глубоко  вздохнул.  -  Вы  думаете,
справитесь?
     Некоторое время Най молчал.
     - Налей, - обратился он к эйзи, прислуживающему им, и  тот,  седой  и
молчаливый, подошел и наполнил обе чашки.
     Най задумчиво отпил. Затем:
     - Ты хочешь знать технические детали?
     - Я оставляю  их  ученым.  Мой  интерес  практического  характера.  И
стратегического. Вы можете продолжать, основываясь на заметках Эмори?
     - Кого бы ты  предпочел  дуплицировать?  Химика,  который,  допускаю,
потенциально выдающийся. Или саму Эмори?
     Городин сделал огромный глоток.
     - Ты это всерьез?
     - Позволь мне, по крайней мере, описать  самые  основные  технические
аспекты. Для проекта требуется субъект с необычным объемом документации  -
на биохимическом уровне. Субъектов высокого уровня, на которых имеется эта
документация, не так уж много. И на Ари, и на Рубина она имеется: Рубин  -
вследствие его медицинских проблем, Ари - потому что она была рождена  для
Эмори  и  Карната,  когда  им  обоим  было  уже  за  сто  лет.  Рождена  в
лабораториях Резьюн, конечно. В результате процесса, который мы  проводим,
по которому наши записи безупречны. Когда она родилась, отец  ее  уже  был
мертв, ее мать умерла, когда ей было семь. После этого ее воспитывал  дядя
Жоффрей. В возрасте шестидесяти двух она по наследству от Жоффрея  Карната
стала директором Резьюн. И она была собственным  призовым  проектом  Ольги
Карнат, объектом интенсивного изучения и  записей  сначала  ее  матери,  а
затем  Жоффрея  Карната.   Достаточно   сказать,   что   ее   документация
эквивалентна рубинской, если не шире. Более того, Ари всегда предполагала,
что она может оказаться одним из тех Особенных, кого затронет этот проект.
Она оставила множество заметок - для ее преемницы.
     - Боже мой.
     - А почему бы и нет? Теперь, когда ее нет, исходя  из  того,  что  ее
теории верны - у нас  есть  выбор  между  обретением  еще  одного  химика,
который честно говоря, ничего для нас не значит, или Ари - чей  ум,  скажу
без колебаний, - находится на уровне  Бок  и  Штрелера,  чьи  исследования
оказали определяющее влияние на  национальную  безопасность.  И  мы  можем
сделать это.
     - Ты серьезно?
     - Абсолютно. Мы не видим причин сворачивать проект. Существуют важные
моменты: Уоррик - один из них. Ты понимаешь - чем больше  элементов  жизни
Ари мы сможем изучить, тем больше у нас шансов на успех.
     - Что насчет Рубина?
     - По-прежнему можно продолжать и эту работу. Она  будет  полезна  для
контроля. И, так сказать, прикрытие  под  прикрытием.  Я  не  хочу,  чтобы
проект Рубина шел в Резьюн. Я не хочу чтобы этот проект сталкивался с тем,
что мы планируем сделать. Ты понимаешь - игра называется "восстановление".
Интенсивное отслеживание - Ари привыкла к этому, но ее преемница не должна
иметь непосредственных контактов с кем-либо еще, испытывающим то же самое.
Нам придется осуществлять обе половины проекта Рубина на Фаргоне.
     - Значит,  ты  намереваешься  проделать  это  независимо  от  наличия
официальной поддержки.
     - Я ищу эту поддержку. Я хочу спасти Уоррика. Я хочу  в  полной  мере
взаимодействовать с военными. Нам нужна  такая  секретность  и  прикрытие,
которое ты можешь нам обеспечить - по крайней мере до тех пор, когда новая
Ари сможет выйти в открытую. Тогда он окажется проектом  Резьюн  -  вполне
гражданским проектом. Это ведь полезно, не так ли?
     - Господи.
     Городин залпом допил вторую половину чашки. И протянул ее эйзи.
     - Аббан, - сказал Най. Эйзи подошел и наполнил чашку, в то время  как
Городин использовал эту задержку для выполнения быстрых расчетов.
     - Как, - сказал он затем, с осторожностью,  -  это  будет  связано  с
Уорриком?
     - Он нужен нам. Нам нужно, чтобы он продолжал свою работу.
     - Он? Воссоздавать ее? Работать с ее лентами?
     - Нет. Это не будет разумно. Я говорю о Резьюн. Вспомни  -  нам  надо
думать на двадцать-пятьдесят лет вперед.  Он  еще  молод.  Сейчас  он  еще
только показывает, что  он  может  делать.  Его  собственные  исследования
перекликаются с Ариными. Позволь мне  говорить  начистоту:  Арины  заметки
исключительно фрагментарны. Она была гением. В ее заметках имеются провалы
того типа, очевидно, которые Ари запросто  перескакивала,  и  ей  не  было
нужды их описывать. Мы не можем гарантировать успех:  это  невозможно  для
подобных программ. Мы уверены только, что с Ари, которую мы  лично  знали,
наши шансы на  успех  выше,  чем  с  незнакомцем.  Она  многое  шифровала.
Фрагментарность  записей  в  области  науки,  который   она   почти   сама
построила... превращают ее заметки в настоящую путаницу. Если мы не сможем
восстановить вехи ее жизни - если нам не удастся воспроизвести условия  ее
жизни - если некоторые люди окажутся недоступными для консультаций, то,  я
думаю, наши шансы увидеть, как этот проект сработает,  будут  все  ниже  и
ниже. В конечном счете записки Ари могут стать бессмысленными.  Но  сейчас
все это есть. Я думаю, что мы можем это сделать. Я знаю, что мы можем  это
сделать.
     - Но какая польза от всего этого - помимо восстановления самой Эмори?
Много ли существует людей, о которых у нас будут такие подробные сведения?
Для чего все это применить? Это не сможет дать нам Бок.
     - Сама Эмори тоже не пустяк. Эмори сможет продолжить  свою  работу  с
молодыми силами. Пойми: что мы узнаем в процессе  этой  работы,  даст  нам
сведения о том, сколько данных нам требуется для других  проектов.  Как  в
случае с Бок. Только на этот раз нам нужно быть исключительно осторожными.
Возвращение Ари - это первый  шаг.  И  если  вообще  возможно  продолжение
работы над формированием личности - сама Ари поможет нам. С ней у нас есть
шанс. Мы знаем ее. Мы можем заполнить пустоты данных и сделать  коррекции,
если потребуется. Рубина до такой степени мы не знаем. С ним,  видишь  ли,
мы  даже  не  знаем,  с  чего  начать.  Рубин  превращается   в   роскошь.
Восстановление  Ари  Эмори  -  необходимость.  Мы   можем   попытаться   и
самостоятельно, но  будет  гораздо  легче  -  при  поддержке  Департамента
Обороны.
     - Ты имеешь в виду деньги?
     Най покачал головой.
     - Прикрытие. Возможность сохранить Уоррика. Возможность не разглашать
то, что мы делаем.
     Власть для защиты наших исследований - наш объект (новая  Ари)  -  от
вмешательства Департамента Внутренних Дел.
     - Аа. - Городин глубоко вздохнул. - А деньги - всегда все упирается в
деньги.
     - Мы будем выполнять нашу  часть  соглашения,  если  вы  финансируете
проект Рубина. Но защита наших объектов исследования абсолютно необходима.
Этим определяется успех или неудача.
     Городин откинулся на спинку кресла и прикусил губу. И снова подумал о
записывающей аппаратуре.
     - Ты уже говорил с Лу?
     - Нет еще.
     - Ты не упоминал об этом никому вне Резьюн?
     - Нет. И не собираюсь. У нас была единственная  брешь  в  обеспечении
секретности - связанная с эйзи. Мы перекрыли ее. Другой не будет.
     Городин думал об этом - гражданские обделывают свои собственные  дела
под прикрытием военных. Слишком много любительщины.
     Резьюн хотела начать тесное сотрудничество  в  связи  с  проектом,  в
котором Городин, черт побери, видел возможность  изменения  окончательного
баланса сил в сторону Союза.
     Экспериментирование Арианы Эмори  с  ребенком  на  Фаргоне  выглядело
гораздо безопаснее. Попытка Резьюн поднять мертвого выглядела  -  о  черт,
пойдем за более крупным выигрышем. Пойдем на все.
     Для бюджета Обороны это были гроши.
     - Думаю, что больших проблем тут нет, - сказал Городин. -  Мы  просто
подготавливаем фаргонскую лабораторию. Мы  сошлемся  на  Закон  о  Военной
тайне. Мы можем прикрыть все, что нужно.
     - Нет проблем, - откликнулся Най. - С  этим  нет  проблем.  Пока  она
остается засекреченной.
     - С этим нет проблем, - повторил Городин.
     - Так что мы все называем проектом Рубина,  -  продолжал  Най.  -  Мы
строим лабораторию на Фаргоне, мы  работаем  там  над  проектом  Рубина  в
условиях полной секретности, мы получаем еще более  полное  прикрытие  для
нашей работы на Сайтиин.
     - Поймать двух зайцев? - После того, как Городин  это  произнес,  ему
пришло на ум, что это  выражение  немного  грубовато  для  похорон  Эмори.
Однако, черт возьми, ведь о ее восстановлении и идет речь.
     Он был совершенно уверен, что Жиро Най намеревался сохранить контроль
над ходом проекта, имея в виду эмбрион в вынашивающей  камере  и  ребенка,
подрастающего в Резьюн.
     Внезапно он добавил их к своим годам. Ему было  сто  двадцать  шесть,
считая по планетарным годам. Сто сорок шесть к тому времени. И Най -  тоже
не молод.
     Впервые он понял, что имел в виду Уоррик, говоря о факторе времени на
Резьюн. Он привык к растяжению времени - к ощущениям космонавта:  что  сто
сорок шесть по планетарному календарю окажутся не таким  уж  бременем  для
него, потерявшего месяцы планетарного времени за считанные дни межзвездных
прыжков. Однако время Резьюн соответствовало времени жизни.
     - Мы хотели бы проводить этот, второй,  проект  в  полном  объеме,  -
сказал Най. - Наличие параллельного исследования может выручить нас,  если
возникнет кризис, и у нас не окажется возможности опытной проверки теорий.
Сравнение позволит ответить на наши вопросы. Это не роскошь.
     То, что часть проекта Рубина будет проводиться на Фаргоне,  означало,
что эта часть данных окажется под рукой. И означало страховку от  неудачи.
Городин всегда  считал  нужной  подстраховку  -  в  оборудовании  или  при
планировании. Экономика космонавта: запас карман не трет.
     - Так и сделай, - сказал  он.  -  И  прикрытие  будет  гораздо  легче
устроить.
     Надо было еще урегулировать это с Лу и с руководителями отделов. Но и
Лу, и другие руководители согласятся с чем угодно, что может дать подобную
отдачу и предоставлять работу Эмори в распоряжение Обороны.
     Оборона вела массу проектов. Некоторые оказались явно неудачными.  Но
те, которые сработали - окупили все остальные.     За дверью все время ходили туда-сюда. Больше, чем  обычно,  слышались
голоса. Некоторые из них казались Джастину знакомыми:  кто-то  остановился
возле двери, группа людей, разговаривающих между собой.
     Пожалуйста, мысленно взмолился он. Пожалуйста. Кто-нибудь, остановись
здесь!  На  секунду  вспыхнула  надежда;   следом   за   ней   испуг.   Он
прислушивался, сидя на матрасе. Стиснутые руки он сжимал между колен.
     - Позови Ари, - неоднократно просил он охранников.  -  Скажи,  что  я
хочу поговорить с ней.
     Но они были эйзи. У них не было полномочий  обращаться  выше,  чем  к
своему Инспектору. И сколько он ни просил. Инспектор так и не приходил.
     Он находился в камере для самоубийц, стены  и  дверь,  обитые  мягким
материалом,  раковина,  унитаз  и  матрас.  Свет  горел  постоянно.   Пищу
приносили в водорастворимых упаковках, чуть  поплотнее  туалетной  бумаги,
никаких ножей и вилок. У него отобрали одежду и дали ему только больничную
пижаму из белой хлопчатобумажной материи. Его больше не допрашивали и даже
не говорили с ним. Он не знал, сколько  прошло  времени,  спал  он  плохо.
Сказывался стресс, к тому же он потерял ощущение времени.  И  -  ленточные
видения,  обольстительные  и  разрушительные.  Он  не  позволил   видениям
захватить его, пока он находится в изоляции. Он отказался поддаться  этому
даже в порядке самоутешения.
     Это не я,  продолжал  он  думать,  не  давая  себе  заснуть,  отгоняя
фантазии. Это не мой выбор. Я ей  не  принадлежу.  Я  не  хочу  думать  ее
мыслями.
     Он думал, что Ари держит его заложником. Она держит его и,  возможно,
Гранта в качестве противовеса какой-нибудь угрозе  Джордана  обратиться  в
Департамент с обвинениями. Возможно, что она и Джордана арестовала.  Может
быть, Джордан и не может  помочь  ему.  Однако,  в  любом  случае,  придет
полиция. И они снова  не  подвергали  его  психоскопии;  и  они  не  могли
психоскопировать Джордана.
     Самым уязвимым был Грант. Она использует Гранта против Джордана  -  и
его тоже. Он не сомневался в этом.
     Он надеялся, что придет полиция. Агенты Внутренних Дел.  Департамента
Науки. Кто угодно.
     Ему показалось, что за дверью - легкое оживление.
     Однако это так и оставалось только надеждой.
     Грант будет ждать, что он вернется, но к нему  придут  агенты  службы
безопасности, потянут беднягу на новые допросы.
     Он услышал, как щелкнул электронный замок. Дверь открылась.
     - Сир Най хочет поговорить с тобой, - сказал один  из  эйзи;  оба  из
Безопасности. - Пройди, пожалуйста.
     Он поднялся. Колени превратились в кисель. Он вышел  на  свет,  зная,
что сейчас предстоит новый сеанс психоскопии, но у него, по крайней  мере,
будет случай кое-что высказать Жиро,  по  крайней  мере,  шанс  произнести
две-три фразы прежде, чем они введут ему наркотик.
     Меньше всего он оказался подготовлен к тому, что  они  позволили  ему
идти свободно. Он испытывал головокружение, колени болели  и  подгибались,
так что было трудно идти.
     Снова ленточные видения. И Флориан.
     По коридору в пустую маленькую комнату для допросов, которую он видел
раньше. Он дошел до открытой двери и остановился в изумлении, ошеломленный
тем, что за столом  сидел  не  Жиро  Най.  Это  был  толстый,  круглолицый
человек,  которому  в  эту  секунду  замешательства  его  мозг  настойчиво
стремился придать облик худого Жиро.
     Не Жиро.
     Дэнис Най, поднимающийся из кресла с горестным видом.
     - Где Грант? - требовательно спросил Джастин. -  Где  мой  отец?  Что
происходит? - Голос не слушался его. Его ноги тряслись, когда он  подходил
к узкому столу и наклонился через него к  лицу  Дэниса.  -  Я  имею  право
поговорить с  членами  моей  семьи,  черт  побери!  Ты  не  забыл,  что  я
несовершеннолетний?
     - Присядь, - сказал Дэнис, потряхивая рукой. -  Сядь.  Пожалуйста.  -
Дай ему что-нибудь попить.
     - Я не хочу ничего! Я хочу знать.
     - Пожалуйста, - повторил Дэнис все так же спокойно и грустно,  и  еще
раз сделал приглашающий жест рукой.  -  Пожалуйста,  присядь.  -  Дай  ему
что-нибудь. - Пожалуйста, присядь.
     Джастин упал в кресло, чувствуя, что  вот-вот  заплачет.  Он  стиснул
зубы и сделал несколько вдохов, пока не овладел дыханием; а Дэнис утонул в
своем кресле,  сложив  руки  на  столе  перед  собой  и  давая  ему  время
успокоиться, в то время, как  один  из  эйзи  принес  стакан  с  питьем  и
поставил его на стол.
     - Там наркотик?
     - Нет. Ничего. Бедный мальчик. К черту все это. Они  рассказали  тебе
об Ари?
     Было странно слышать такое. В  этом  не  было  смысла.  Это  холодным
сквозняком промелькнуло в голове.
     - Что об Ари? Где мой отец?
     - Ари умерла, Джастин.
     Как будто мир раскололся. На мгновение все потеряло очертания.  Затем
окружающие снова обрушились на него. Где он? Что они делают? Что за тишина
вокруг?..
     Умерла. Это не просто смерть. Как?
     - Авиакатастрофа?
     - Какой-то сумасшедший в Новгороде?
     - Джордан обнаружил, что она делает с тобой, - произнес  Дэнис  самым
мягким тоном, какой Джастин от него когда-либо слышал. -  И  он  убил  ее.
Запер ее в криогенной лаборатории и убил.
     С минуту он просто сидел. Это было  неправдой.  Это  было  неправдой.
Джордан не имел понятия, что делала Ари. Он все скрыл. И  Ари  не  умерла.
Ари не может умереть.
     - Джордан признает это, - сказал Дэнис спокойным тоном. - Ты  знаешь,
что они не могут ничего сделать. По закону. Закон не позволяет допрашивать
его. Никакой психоскопии. Безусловно, никакого стирания сознания. Джорди -
в порядке. Ему ничего не угрожает. Я уверяю тебя.
     Его трясло. Он взял стакан и расплескал,  пока  подносил  ко  рту.  И
снова расплескал, ставя обратно. Ледяная жидкость промочила колено. Он  не
ощущал происходящего. Он не мог заставить мозг заработать.
     - А что Грант? Я  сказал  ему,  что  собираюсь  вернуться.  Но  я  не
вернулся.
     - Грант по-прежнему в  больнице.  Ему  ничего  не  угрожает.  Джордан
заходил повидать  его.  Джордан  сегодня  днем  улетает  в  Новгород.  Они
договариваются об условиях, на которых он покидает Резьюн.
     -  Это  отвратительная  ложь!  -  Они  начинают  применять   к   нему
психологические уловки. Он предчувствовал это. Он резко вскочил и оказался
лицом к лицу с двумя эйзи, бросившимися  остановить  его.  Он  замер.  Они
замерли.
     - Мальчик. Джастин. Пожалуйста, присядь. Послушай меня.
     - Ари не умерла! - заорал он на Дэниса. - Это гнусная ложь!  Чего  ты
хочешь добиться? Что она пытается сделать?
     - О, Господи, мальчик, присядь. Послушай меня. У твоего отца не будет
много времени. Пожалуйста.
     Черт бы побрал моего братца! Так не хочет помещать тебя в больницу...
     - Образумься. Присядь.
     Он сел. Ничего другого не оставалось.  Они  могут  сделать  все,  что
захотят.
     - Послушай меня, Джастин. Люди из Внутренних Дел допрашивали  Джорди;
Джорди упросил Жиро не впутывать тебя в это дело. Он не хотел,  чтобы  эта
история  выплыла  наружу.  Ты  понимаешь?   Он   не   хотел,   чтобы   они
психоскопировали  тебя.   Жиро   просто   не   дал   им   соответствующего
распоряжения. Джорди поддержал его в этом. Однако мой проклятый брат уехал
в столицу, а они продолжали повторять, что с тобой все в порядке, -  Дэнис
легонько вздохнул, протянул руку и положил ее на руку Джастина, лежащую на
столе. - Но ты не в порядке. Черт возьми,  похоже,  что  психоскопия  Жиро
была у тебя не первая за последние несколько недель, так?
     Он выдернул свою руку.
     - Оставь меня одного!
     - Ты хочешь успокоительного?
     - Я ничего не хочу. Я хочу выбраться отсюда. Я хочу поговорить с моим
отцом!
     Нет. Не хочешь. И, пожалуйста, не говори таким тоном. Понимаешь меня?
Он покидает нас. И не вернется обратно.
     Он уставился на Дэниса. Не вернется.
     - Совет подготовил план, - продолжил  Дэнис,  -  предоставляющий  ему
лабораторию на Планиде. У него не будет возможности уехать какое-то время.
Я не хочу, чтобы ты расстраивал его, сынок. Завтра ему предстоит предстать
перед комиссией Совета. И оттуда он сразу отправится  дальше.  Тебе  ясно?
Это очень важно.
     Это  все  было  на  самом  деле.  Это  случилось.  Он  вглядывался  в
обеспокоенные глаза Дэниса Ная с ощущением, что весь мир обратился в хаос,
и превращается в  сплошной  кошмар,  в  котором  придется  жить  в  полном
одиночестве...
     - Тебе не нужно успокаивающее? Без обмана, Джастин.  Я  обещаю  тебе.
Просто, чтобы дать тебе недолгий отдых перед разговором с отцом.
     Он поежился. И взял себя в руки.
     - Нет, - сказал он. - Позволь мне одеться. Позволь мне помыться.
     - Безусловно. - Дэнис похлопал его по руке. - Ты можешь принять  душ.
Я распорядился, чтобы тебе принесли одежду.
     Он кивнул.
     - Я пришлю к тебе Петроса.
     - Нет!
     - Я пришлю его. Попозже. Когда все будет позади. Когда ты  убедишься,
что все в порядке. Никто не собирается трогать тебя.  У  тебя  по-прежнему
видения?
     Вопрос вызвал видения снова. Или это просто память? Это смутило  его.
Как будто какая-то темная, искаженная часть его самого, которая  всегда  в
нем присутствовала - очень похожа на Ари. А он -  черт  возьми  -  здоровы
выучил то, что она сделала - способный!  Он  совершенно  не  желал,  чтобы
Джордан что-то узнал, чтобы по его лицу было видно, что происходит  внутри
него. А может, это всем видно.
     Ари говорила, что  у  нее  есть  пленки.  Если  Ари  умерла,  то  они
находятся у следователей. Все находится у них.
     Теперь у него не осталось возможности  сохранить  достоинство,  разве
что делать вид, что ничего не произошло, или признаваться в поражении всем
и каждому.
     - Послушай меня, сынок. - Пальцы Дэниса вновь сомкнулись на его руке.
Она была мягкой и теплой, но любое общение было  для  него  невыносимо.  -
Сынок, я никак не могу извинить Ари за содеянное. О ней  известно  больше,
чем...
     Он отпрянул.
     Он видел, что Дэнис читает его мысли. Видел, о  чем  думает  Дэнис  и
попытался не покраснеть.
     - ...чем ты хочешь услышать, - закончил Дэнис. -  Я  знаю.  Послушай.
Послушай меня. Запомни это. Хорошо?
     - Хорошо. Я тебя слушаю.
     - Молодчина. Теперь слушай. Джорди все покрывает  -  для  нас  и  для
тебя. Он лжет и прессе, и Совету. Он рассказывает им, что Ари  мешала  его
переводу.  Какую  угодно  причину,  кроме  правды  -  а   они   не   могут
психоскопировать его. Ты должен понять, Джастин, - ты...  это  все  равно,
что он; так же, как ты - его сын. Это и усложнило все  то,  что  произошло
между тобой и Ари, это и толкнуло его за черту. Это  было  старое  дело  -
между ним и Ари. Он понимает, что произошло с тобой. Да? Ты узнаешь, о чем
я тебе рассказываю. И он тебя очень  любит.  Но  тут  подключилась  и  его
собственная гордость. Ты понимаешь? Те из нас, кто работает в этих стенах,
знают, насколько запутанна и сложна бывает родительская  любовь...  Теперь
все, к чему он стремился, утрачено, кроме тебя. И  ты  можешь  отнять  все
оставшееся у него - если пойдешь к нему с  неконтролируемыми  эмоциями.  Я
хочу, чтобы ты взял себя в руки.  Позволь  ему  увезти  с  собой  хотя  бы
немного душевного спокойствия. Позволь ему увидеть, что с его сыном все  в
порядке. Ради него самого.
     - Почему они не позволяют мне поехать с ним?
     -  Потому  что   ты   -   несовершеннолетний.   Из-за   необходимости
секретности. Потому что, если честно, мне не удалось уговорить  Жиро.  Они
все твердят про секретность.
     - Что?
     - Слушай дальше. Я достану тебе разрешение его навещать.  Не  сейчас.
Может быть, даже не в этом году.  Но  время  и  выдержка  могут  совершить
многое в этой ситуации. Они ужасно напуганы возможным заговором  -  знаешь
ли, вся эта история с Уинфилдом и Крюгером.
     О Господи. Моя вина. Моя вина.
     - Они не могут считать Джордана причастным к этому. Я причастен. Жиро
проводил  психоскопию.  Проведи  ее  снова!  Я  могу  присягнуть,  что  он
совершенно ничего не знал.
     - К несчастью, сынок, именно этого Джорди и хочет избежать  -  своего
вовлечения в расследование. Потому что под  дымом,  действительно  имеется
огонь. Боюсь, что Джорди встречался с человеком по  имени  Мерильд,  связи
которого тянутся в некоторые довольно темные углы. Он также имел секретную
встречу с целым рядом очень  высокопоставленных  центристов,  связанных  с
Янни   Мерино,   с   аболиционистами.   И   Рочер   выскочил   с    весьма
подстрекательским заявлением по  поводу  смерти  Ари,  которое  Мерино  не
слишком уж отрицал. Множество людей  в  правительстве  напугано,  напугано
расследованиями,  опасаются   обвинений   в   причастности.   Министерство
Внутренних Дел потребовали  ареста  Гранта.  Жиро  был  вынужден  провести
психоскопию, чтобы они отстали.
     - О, Боже мой.
     - Ему пришлось. Я знаю, знаю, сынок. Но они могла бы узнать  от  тебя
слишком многое. Джастин, смерть Ари  вызвала  огромное  потрясение.  Ты  и
представить себе не  можешь,  насколько  огромное.  Кризис  правительства.
Карьеры под угрозой. И жизни тоже. Почти все убеждены, что все это  должно
иметь политическую подоплеку, что причины, вызвавшие такие изменения в  их
жизни, должны иметь  под  собой  что-то  помимо  разочарованного  ученого,
разбившего череп Ари. И так думать вполне естественно. И показания  Джорди
- и то, что их нельзя подтвердить психоскопией  -  ликвидация  Флориана  и
Кэтлин - какой-то посмертный приказ Ари, как полагают... Да. Их тоже  нет.
- Люди чувствуют: что-то происходит.  Они  хотят  думать,  что  происходит
что-то другое. Убийство,  причиной  которого  стала  страсть,  совершенное
конструктором образовательных лент, знаешь ли, бросает  людей  в  холодный
озноб.  Полагают,  что  мы  излишне   рациональны.   Джорди   намеревается
изобразить перед комиссией Советах величайшую драму в своей жизни.  И  для
самого Джордана будет тем лучше, чем тише все  эти  протоколы  пролежат  в
ближайшие несколько лет. Будь сдержан. Джорди тоже не без  друзей.  Он  не
стар. Сорок шесть - это не старость. Он может пережить эту  историю,  если
ты не устроишь что-нибудь, что сметет все наши усилия.
     Наконец, ему удалось справиться с перехваченным дыханием. Он  пытался
все это обдумать. Он пытался придумать, что было наиболее  безопасным  для
его отца, и что его отец мог бы хотеть. И пытался не думать -  о  Боже!  -
что все вызвано его ошибками.
     - Ты сможешь держать себя в руках? - настаивал Дэнис.
     - Я и так держу. Со мной все в  порядке.  А  что  с  Грантом?  -  (О,
Господи, они могли стереть его сознание. Флориан мертв! И Кэтлин!..
     - Жиро снова отдает Гранта тебе.
     Ничего хорошего с ним больше не случалось. И он не верил этому. И  не
доверял хорошему.
     - Он действительно переписывает, -  сказал  Дэнис,  -  потому  что  я
подписал бумаги. После того, как  закончится  это  дело  с  Джорданом,  ты
можешь забрать Гранта из больницы. - Ты не хочешь успокоительного, сынок?
     Джастин покачал головой. Потому что Джордан узнает,  ему  применялись
наркотики. Джордан знает его насквозь. Должен знать. Он надеялся.
     Он надеялся, что ему удастся избежать ленточных видений, если Джордан
обнимет его. Дело обстояло настолько плохо. Вот что Ари сотворила  с  ним.
Он терял отца. Он не рассчитывал увидеть его  снова.  И  он  даже  не  мог
сказать Джордану "До свидания", не чувствуя на своем теле рук Ари.
     - У меня все в порядке, - сказал он.  Если  он  не  смог  убедительно
солгать Дэнису, нельзя было  надеяться  солгать  Джордану.  Ему  следовало
теперь же взять себя в руки. Либо не стоило и начинать.     Майкл  Корэйн   озабоченно   взглянул   на   помощника,   положившего
карточку-микрофишу ему на стол.
     - От Деллы? - спросил он.
     Помощник кивнул.
     Корэйн  повел  рукой,  отпуская  помощника,  установил   карточку   в
настольный проектор и наклонил экран.
     Делла  Хьюитт  была  из  Департамента  Внутренних   Дел.   Она   была
центристкой и подругой Гинни  Грин,  которая  на  последних  выборах  была
кандидаткой от Внутренних Дел. И в это первое время, когда  следователи  и
комиссии шарили во всех темных углах Новгорода,  она  рискнула  не  только
своей карьерой, передав Ивонне Ханер то, что, как она знала,  та  передаст
персоналу Долларосы. Упаковав и отправив.
     Относительно эйзи Кэтлин  и  Флориана:  нет  выводов.  Возможно,  что
приказ о ликвидации поступил в систему извне. Возможно,  что  изнутри,  от
неизвестного лица. Возможно, что так распорядилась Ариана Эмори, не желая,
чтобы их допрашивали. Возможно, она считала, что так - гуманнее. Возможно,
что такова была своего рода  договоренность  между  эйзи,  о  которой  они
просили сами: Резьюн утверждает, что на  них  очень  глубоко  повлияла  бы
мысль о потере ее. Кроме того, по словам Резьюн, они относились  к  службе
безопасности, но приписаны к Эмори. Следовательно, они могли нанесли  вред
Резьюн, а переобучение оказалось бы затруднительно,  если  не  невозможно,
без стирания сознания, чего не допускал их возраст.
     Жиро Най отказался открыть книги с записями их психотипов.  Приказ  о
ликвидации  пришел  под  личным  кодом  Эмори.  Ссылаясь  на   соображения
секретности, Жиро Най отказывается допустить  специалистов  из  Внутренних
Дел к изучению компьютеров.
     Корэйн отпил кофе, согретый на настольной  плитке.  Две  с  половиной
сотни кредиток за полкило. Это были маленькие глоточки. Однако, может себе
позволить  небольшую  роскошь  человек,  бывший  скромным   провинциальным
фермером большую часть своей жизни.
     Никаких новостей. Это разочаровывало.  Он  пробежал  глазами  длинный
перечень того, к чему Резьюн отказалась допустить  Департамент  Внутренних
Дел, и прочитал юридические обоснования. Резьюновские законники выигрывали
каждый раунд. Внутренние Дела, с высочайшего административного уровня,  не
наносили ответных ударов.
     Далее:
     Внутренние Дела расследуют слух, ходивший в Резьюн, что  определенные
генотипы были списаны без регистрации. Это означает,  что  кто-то  мог  бы
дуплицировать генотипы, не имеющие права на существование...
     Разведение эйзи? Господи, так ведь генотип  можно  взять  из  анализа
крови. Из чего угодно. Зачем кому-то красть в Резьюн?
     ...как, например, экспериментальный или Особенный  материал,  который
иначе не раздобыть.
     Контрабанда генотипами, требует криогенных установок,  которые  будут
обнаружены в грузе;  разве  что  их  исключить  из  декларации?  Однако  -
цифровая запись генотипа - другое дело. Резьюн в лице  администратора  Ная
отрицает выпуск незарегистрированной документации.
     Среди  персонала  ходят  также  слухи,  что  имели  место  ничем   не
оправданные ликвидации. Резьюн блокирует расследование в этом направлении.
     Корэйн прикусил губу. И подумал: я не хочу об этом знать. Не  сейчас.
Слишком деликатная ситуация. Боже мой, если  это  станет  известно  -  все
договоренности пойдут прахом.
     Записка от Делларосы: Как  насчет  того,  что  Эмори  сама  разводила
генотипы? Или распоряжалась этим? Во сколько обходится Особенный тому, кто
сам имеет доступ к родильным лабораториям?
     Голосования. Место  в  Совете.  Поддержка  со  стороны  очень,  очень
богатых. Корэйн глотнул кофе. Его бросило в пот.
     Физические улики пострадали при неумелом обращении со стороны полиции
Моривилля. На некоторых поверхностях во внешней лаборатории  и  криогенной
лаборатории имеются отпечатки пальцев Джордана Уоррика,  отпечатки  Эмори,
отпечатки помощников -  эйзи,  некоторых  людей,  регулярно  работавших  в
лаборатории,  и  большого  числа  студентов,   согласившихся   дать   свои
отпечатки.  На  двери  отмечено  такое  же  разнообразие   отпечатков.   У
полицейских из Моривилля, проводивших  предварительное  расследование,  не
оказалось в наличии технических специалистов. Последующие  прочтения  были
бы  бесполезными  из-за  частого  хождения  взад-вперед   по   лаборатории
полицейских и работников Резьюн. Записи из аппаратуры при защитных  дверях
были выданы и подтвердили устные свидетельства тех, кто входил и  выходил.
И  опять-таки  Резьюн  не  допускает   специалистов   Внутренних   Дел   к
компьютерам.
     Вскрытие показало, что причиной смерти Эмори был  холдо,  а  рана  не
имела решающего значения, не была сама по себе смертельной. Хотя в  момент
разрыва трубы она, по всех вероятности, находилась без сознания. Ей слегка
не хватало омоложения, обнаружен артрит правого  колена  и  легкая  астма,
причем все недуги известны  ее  врачам.  Единственной  неожиданной  редкой
находкой оказалась небольшая раковая опухоль в левом легком, о которой  ее
терапевт  не  знал:  опухоль  редкого  типа,  но   менее   обычная   среди
первопоселенцев. Для ее лечения потребовалась бы  немедленная  операция  с
лекарственной  терапией.  Этот  вид  рака  поддается  лечению,  но   часты
рецидивы; прогноз осложняется плохим иммунитетом, и вследствие присутствия
недостатка омолаживания, мог бы оказаться неблагоприятным.
     Господи!
     Она и так умирала.     Пока Джастин шел по коридору рядом с  Дэнисом  Наем,  он  успокоился,
сделал несколько глубоких вдохов. Он принял душ, побрился, оделся  в  свою
обычную рабочую одежду: синий свитер и коричневые брюки. Он не дрожал.  Он
попросил три таблетки аспирина и прежде, чем проглотил, убедился, что  это
действительно аспирин. Этого транквилизатора достаточно, по крайней мере -
с его истощенностью.
     Джордан выглядел так, как будто все в порядке. Как же иначе. На  него
это не похоже.
     Господи, не мог он убить ее. Не  мог.  Они  заставляют  его  говорить
такие вещи. Кто-то лжет.
     - Привет, сын.
     Это не была одна из тех маленьких холодных комнат для  свиданий.  Это
был кабинет администрации. Дэнис не собирался уходить. Он  так  и  сказал.
Также не собирались уходить двое охранников-эйзи. И запись шла, потому что
никто  ничему  не  доверял,  и  они  хотели  иметь  возможность   доказать
следователям, что во время встречи ничего не произошло.
     - Привет, - произнес он в ответ. И подумал, что ему следует подойти и
обнять отца в  такой  момент,  перед  всеми  теми  людьми,  которые  будут
просматривать запись, однако,  черт  возьми,  Джордан  не  приглашал  его,
Джордан сохранял невозмутимость и спокойствие, и  если  хотел  что-то  ему
сказать, то собирался сделать это в определенном порядке. Все, что он  сам
должен был сказать - это "до свидания". Все, что он мог сказать - это  "до
свидания". Что-нибудь еще - и он может  совершить  ошибку,  которая  будет
зафиксирована на  ленте  и  разрушит  жизни  всех  еще  сильнее,  чем  уже
случилось из-за него.
     Такими словами, как: Прости, что я пытался торговаться с Ари. Прости,
что я не сказал тебе. Прости, что тебе пришлось узнавать самому.
     Все это заварил я. Все.
     Не спрашивай о Гранте, предупреждал его Дэнис.  Вообще  не  говори  о
нем.  Члены  комиссии  могут  проявить   интерес   к   Гранту,   если   ты
проболтаешься. Пусть они забудут об этом человеке.
     - У тебя все в порядке? - спросил его Джордан.
     - Прекрасно. А у тебя?
     - Сынок, я?.. - губы Джордана дрожали.
     О Господи, он собирается раскрыть карты. Прямо на виду у всех.
     - Мне все рассказали. Тебе не нужно все пересказывать. Пожалуйста.
     Джордан глубоко вздохнул и снова расслабился. Джастин, я хочу,  чтобы
ты знал, почему я сделал это. Потому что Ари была такой силой в этом мире,
которая ему не нужна. Я сделал  это  так  же,  как  пытался  бы  исправить
ошибочную ленту. Меня не мучают угрызения совести. И не будут мучить.  Это
было  абсолютно  продуманным  решением.  Теперь  кто-то  другой  управляет
Резьюн, а  меня  перевели,  что  полностью  соответствует  моим  желаниям,
перевели туда, где Ари не будет изменять мои разработки и присваивать себе
мою работу. Я свободен. Я только сожалею - сожалею, что это вызвало  такой
шум. Я - ученый, а не водопроводчик. Так говорили  следователи.  Я  поднял
обратное давление, а они засекли это по записям в мониторах.
     Вначале  в   его   словах   слышался   гнев,   настоящий,   глубокий,
сокрушительный гнев. К концу он остыл. Речь стала скучной,  как  заученный
урок. Он был благодарен за такую холодность,  когда  Джордан  передал  ему
инициативу.
     Я знаю, почему ты сделал это, почти сказал он, но  подумал,  что  это
может выйти глупо. Вместо этого сказал:
     - Я люблю тебя.
     И почти потерял самообладание.  Он  закусил  губу  так,  что  потекла
кровь. Увидел, что Джордан стоит, стиснув зубы.
     - Мне, наверное, не разрешат тебе писать, - сказал Джордан.
     - Я буду писать.
     - Я не думаю, что они передадут мне письма, - Джордан выдавил  слабую
улыбку. - Они воображают, что мы можем передать  послание  в  фразах  типа
привет, как погодка?
     - Я все равно напишу.
     - Они думают - они думают, что имеется какой-то ужасный  заговор.  Но
его нет. Я уверяю тебя, сынок, что его нет. Но они боятся. Люди думают  об
Ари, как о политике. Для них важна эта ее сторона. Но они не думают о ней,
в первую очередь, как об ученом. Они не понимают, что это означает,  когда
кто-то берет твою работу и выворачивает ее наизнанку. Они не понимают, что
такое нарушение этики.
     Нарушение этики. Господи. Он  играет  перед  камерами.  Вначале  была
речь, адресованная комиссии, но последние слова  -  скрытое  обращение  ко
мне. Если он будет продолжать в том же духе, они поймают его на этом.
     - Я люблю тебя, - произнес теперь Джордан. - Больше всего на свете.
     И  протянул  руки.  Кончено.  Сцена  окончена.   Актерам   полагается
обняться. Теперь самое время пустить слезу.
     После этого он не увидит Джордана. И не услышит.
     Может быть, никогда.
     Как автомат, он пересек это узкое пространство между ними.  Он  обнял
Джордана и Джордан крепко обнял его и долго держал. Долго. Он кусал  губы,
потому  что  только  боль  помогала  ему  держаться.  Джордан  плакал.  Он
чувствовал рыдания, хотя и сдавленные. Но, может быть, это как раз на руку
Джордану. Может быть, они правильно сыграли перед камерами.  Он  хотел  бы
заплакать, но почему-то не смог. Он чувствовал только боль  в  прокушенной
губе и вкус крови во рту.
     Джордан сыграл это чересчур тяжеловесно,  его  голос  звучал  слишком
хладнокровно, слишком угрожающе. Он не должен был так  делать.  Они  могут
прокрутить эту запись во время передачи новостей. Люди будут бояться  его.
Они могут подумать, что он сошел с ума. Как Альфы, нарушившие правила. Как
клон Эстелла Бок. Они могут отстранить его от работы.
     Он чуть не закричал: Он лжет. Мой отец лжет. Но Джордан прижимал  его
к себе. Джордан делал  в  точности  то,  что  хотел  делать.  Джордана  не
запирали в  комнате  на  неделю.  Он  знал,  что  происходит  в  мире,  он
разговаривал со следователями. Джордан разыграл роль, устраивая психосеанс
для них всех. Джордан собирался идти в комиссию  Совета  и  выпросить  для
себя наилучшие условия; а может быть, именно поэтому они и не пустят ленту
в новости, потому что работа Джордана очень важна для Обороны,  а  военные
могут спрятать все, что захотят.
     - Заканчивайте, - сказал Дэнис.
     Джордан отпустил его и позволил уйти. Дэнис вывел его за дверь.
     И тогда  Джастин  заплакал.  После  того,  как  дверь  закрылась,  он
привалился к наружной стене и плакал, пока все внутри у него не заболело.     Он думал, что ничто его уже не сможет поразить.
     Однако Петрос Иванов встретил его у  дверей  больницы,  увел  его  от
сопровождающих агентов службы безопасности и пошел с ним к комнате Гранта.
     - Как он? - спросил Джастин перед тем, как они вошли туда.
     - Не поправляется, - ответил Иванов. -  Я  хотел  предупредить  тебя.
Иванов говорил о другом, как им пришлось снова психоскопировать Гранта;  и
как у него был шок, как они ежедневно вывозили его на кресле в садик,  как
делали массаж, и купали его,  и  откладывали  лечение,  потому  что  Дэнис
твердил, что Джастин вот-вот должен прийти, сегодня, и на следующий  день,
и еще на следующий - они опасались двусмысленности Гранта  потому  что  он
уже на пределе.
     - Нет, - сказал он перед тем, как толкнуть  дверь  к  Гранту.  И  ему
хотелось убить Иванова. Хотелось избить его до кровавого месива,  а  потом
то же самое сделать со всем персоналом  и  с  Жиро  Наем  в  придачу.  Нет
никаких кодовых слов. Черт побери, я сказал ему, что вернусь. И он ждал.
     Грант все еще ждал. В данный момент его волосы были  причесаны  и  он
выглядел достаточно довольным, по крайней мере, пока не остановилось ясно,
что он не может передвигаться самостоятельно. Пока не  становилось  видно,
как он похудел, какая у него прозрачная кожа,  и  остекленелый  взгляд,  а
если взять его руку, то можно было ощутить отсутствие мышечного тонуса.
     - Грант, - произнес он, садясь на край кровати. - Грант, это я. Все в
порядке.
     Грант даже не моргнул.
     - Выйди отсюда, - сказал он Иванову, бросив взгляд через плечо  и  не
пытаясь быть вежливым.
     Иванов вышел.
     Он протянул руку и осторожно расстегнул ремни, в которых его держали.
Он был спокойнее, чем ожидал. Он взял руку Гранта и положил ему на  грудь,
так, чтобы освободить место для  сидения,  и  слегка  приподняв  изголовье
кровати. Он снова протянул руку  и,  обхватив  двумя  пальцами  подбородок
Гранта, повернул его лицо к себе. Голова двигалась,  как  у  манекена.  Но
Грант моргнул.
     - Грант? Это Джастин.
     Еще моргнул.
     О Господи, он уже  думал,  что  Гранта  не  вернуть.  Он  думал,  что
застанет здесь полутруп, с которым они уже ничего не смогут сделать, кроме
как уничтожить. Он был готов к этому... за пять минут до прихода в палату.
Гранта он переходил от надежды на его выздоровление к  ожиданию  возможной
потери.
     Теперь он испугался. Если Грант умрет - то опасаться будет нечего.
     О Господи! Будь я проклят за такие мысли! Где я научился так  думать?
Где я научился быть таким холодным?
     Неужели это тоже видения?
     Что она со мной сделала?
     Он чувствовал, что будто раздваивается,  что  истерия  поднимается  в
нем, а Гранту это совершенно ни к чему. Его рука дрожала,  когда  он  брал
руку Гранта в  свою.  И  даже  тогда  он  думал  об  апартаментах  Ари,  и
вспоминал, как выглядела ее комната. Он качал головой, чтобы отвлечься, не
задумываясь над тем, что говорит, не желая, чтобы эти мысли снова проплыли
через его сознание, как будто они были  чужие.  Он  знал,  что  не  сможет
больше прикасаться к людям не думая о сексе.  Он  не  мог  дотронуться  до
друга. Не мог обнять его. Непрерывно, днем и ночью, он продолжал  помнить;
и знал, что опасно полюбить кого-нибудь из-за  этого  сдвига  в  сознании,
потому что его не оставляли мысли, которые ужаснули бы  того,  кто  о  них
узнал бы.
     И еще потому, что Ари была права  в  том,  что  если  ты  кого-нибудь
полюбил, они могут  добраться  до  тебя  так  же,  как  они  добрались  до
Джордана. Через  Гранта  легко  добраться  до  Джастина.  Конечно.  Именно
поэтому Они позволили ему взять Гранта обратно.
     Отныне он не был сам за себя. Когда-нибудь Грант раскроет  его  перед
врагами. Может быть, выставит его на смерть. Или хуже того - сделает с ним
то, что он сам сделал с Джорданом.
     Но до тех пор он не будет одинок. До того времени,  несколько  лет  у
него будет что-то ему дорогое. Пока Грант не узнает, что за уродство носит
в себе Джастин. Или даже после того, как  узнает...  Грант,  будучи  эйзи,
простит все.
     - Грант, я здесь. Я говорил тебе, что приду. Я пришел.
     Может быть, для Гранта все длилась  та  ночь.  Может  быть,  о  может
вернуться в ту ночь и соединить ее с сегодняшним днем.
     Снова моргнул, и снова.
     - Давай, Грант, кончай эту чепуху. Ты обманул их.  Давай.  Сожми  мою
руку. Ты можешь сделать это?
     Пальцы слегка отвердели. Чуть-чуть.  Дыхание  участилось.  Он  слегка
встряхнул Гранта, протянул руку и щелкнул пальцем по щеке.
     - Эй. Чувствуешь? Давай. Я не принимаю таких штучек. Это же  я.  Черт
побери, я хочу поговорить с тобой. Откликнись.
     Губы попытались что-то произнести. Расслабились снова.  Дыхание  было
тяжелым. Глаза несколько раз быстро моргнули.
     - Ты слушаешь?
     Грант кивнул.
     - Хорошо. - Он дрожал. Он пытался  остановить  эту  дрожь.  -  У  нас
проблемы. Но я получил разрешение забрать  тебя  отсюда.  Если  мы  можешь
подняться.
     - Сейчас утро?
     Он быстро вздохнул, решил было вначале сказать "да",  затем  подумал,
что дезориентация опасна. Что положение Гранта  шатко.  От  лжи  он  может
ускользнуть обратно.
     - Несколько позже. Я виноват. Я  объясню  потом.  Ты  можешь  двигать
рукой?
     Грант слегка шевельнулся. Затем приподнял руку.
     - Я ослаб. Я ужасно ослаб.
     - Ничего страшного. Они собираются перевезти  тебя  на  автобусе.  Ты
можешь этой ночью спать в  собственной  постели,  если  ты  докажешь,  что
можешь сесть.
     Грудь  Гранта  приподнялась  и  тут  же   упала.   Рука   сдвинулась,
проволоклась и упала вдоль тела, как нечто неживое. Он глотнул  воздуха  и
сделал конвульсивное движение всем телом, приподняв плечи, этого  движения
хватило лишь на то, чтобы соскользнула подушка, и он рухнул обратно.
     - Почти получилось, - сказал Джастин.     - Набор Ари готов, - проинформировал Жиро Ная голос из лаборатории, и
он глубоко вздохнул от облегчения.
     - Это замечательно, - сказал он. -  Это  действительно  замечательно.
Как две других?
     - Обе готовы. Мы поместили этих трех во все емкости.
     - Замечательно.
     Шварц отключился. Жиро Най со вздохом откинулся назад.
     В  проекте  Рубина  были  задействованы  девять  вынашивающих  камер.
Тройной запас для каждого из  объектов,  несмотря  на  громкие  возражения
Страссен. В Резьюн вообще крайне редко выращивали запасных при копировании
граждан; если с набором  что-то  не  получалось,  или  возникали  какие-то
проблемы, просто запускали все заново на несколько  недель  позже,  вот  и
все, а получатель мог и подождать, разве что получатель был готов  удвоить
и  без  того  астрономическую  сумму,  за  запасной  экземпляр.  В  случае
выращивания  эйзи  по  контракту  или  по  чьему-нибудь  проекту,  обычным
правилом было наличие одного запасного набора  на  каждую  пару,  запасные
ликвидировались через шесть недель.
     На этот раз собирались девять емкостей загрузить  на  три  недели,  и
шесть емкостей  на  шесть,  прежде,  чем  сделать  окончательный  отбор  и
уничтожить последние запасные экземпляры.
     Резьюн не хотела рисковать.
                                    4                            Дословный текст из: Закономерности роста.
                            Ленточное обучение генетике: 1
                            Образовательные публикации Резьюн: 8970-8768-1
                            Одобрено для 80+     Каждый, кто когда-либо  слушал  ленту  под  воздействием  прописанных
наркотиков,  знаком  с  сенсорными   датчиками.   Простейшие   устройства,
предназначенные для домашнего пользования, имеют  один  сердечный  сенсор,
простой датчик, следящий за пульсом. Любая лента, будь то  развлекательная
или информационная, впитывается после приема прописанного катафорика.  Это
может вызвать серьезный эмоциональный стресс, если  содержание  подключает
память. Например,  ощущая  классическую  постановку  Отелло,  какой-нибудь
человек, наблюдая определенную сцену и внося в нее  собственный  жизненный
опыт,  может  сопереживать  тому  или   иному   персонажу   с   совершенно
непредвиденной интенсивностью.
     Такой   зритель   переживает   естественный   стресс,   связанный   с
драматическим произведением. Сердцебиение  ускоряется.  Сенсор  улавливает
это и передает в управляющие устройства цепи.  Если  частота  сердцебиений
превышает уровень, установленный специалистом  по  лентам,  то  устройство
автоматически переключается на  другую  программу,  устраивается  короткий
перерыв, во время которого слышна только приятная музыка.
     Этот мальчик пришел в клинику, чтобы улучшить  почерк.  Он  напрягает
мышцы кисти и руки,  а  чуткие  пальцы  клинического  специалиста  находят
нужные мышцы и устанавливают многочисленные датчики, прямо на кожу. Другие
он устанавливает на мышцы глаза, вдоль руки,  в  районе  сердце  и  сонной
артерии.
     Эти тоненькие серые проводки  имеют  два  контакта:  машина  снабжена
приспособлением, обеспечивающим  обратную  биосвязь.  Количество  датчиков
соответствует  числу  вводов  ручной  регулировки  ленты,  находящихся   в
распоряжении специалиста, который для данного случая  ленточного  обучения
ручным навыкам не должен иметь лицензии психотерапевта. Установка датчиков
на кожу в месте расположения мышц, указанных  в  инструкции,  дает  машине
возможность  воспринимать  активность  каждой  мышцы  или  группы  мышц  и
немедленно послать или прекратить посылку импульсов.
     Женщина, знаток каллиграфии, при выполнении упражнения касается таких
же  сенсоров.  Активность  ее  мышц  регистрируется.  Так,  по   сути,   и
записывается лента.
     Ученик испытывает беспокойство, ожидая, пока  подействует  катафорик.
Это его первый опыт общения с учебной ленты. Специалист убеждает его,  что
это  почти  не  отличается  от  развлекательных  лент.  Датчики  причиняют
неудобства, но только  первое  время.  Наркотик  начинает  действовать,  и
специалист  делает  проверку,  чтобы  убедиться,  что  мальчик   готов   к
процедуре. Лента запущена, и мальчик испытывает стресс,  видя  упражнение.
Специалист негромко успокаивает его. Очень  скоро,  посредством  датчиков,
обладающих двусторонней связью, мальчик начинает ощущать мышечные  реакции
умелого каллиграфа, с пером в руках. Он чувствует, что  пришел  к  успеху,
видит форму буку, чувствует легкие точные движения руки и пальцев, ощущает
моменты отдыха в процессе работы.
     Может быть, потребуется несколько  дней  занятий,  но  улучшение  уже
налицо, когда сразу по пробуждении мальчик начнет  упражнение.  Он  держит
перо легко и свободно, нет и в помине судорожного сжимания пальцев, а  вся
его поза свидетельствует, что он  усвоил  правильное  положение  руки.  Он
удивлен и обрадован результатом. В течение дня он  сделает  еще  несколько
упражнений, чтобы  закрепить  усвоенное.  Он  займется  этим  сразу  после
завтрака,  а  затем  еще  несколько  раз  днем.  Энтузиазм   поможет   ему
сформировать привычку. Он может повторять тайпирование, пока результат  не
удовлетворит его самого и его родителей.
     Этого эйзи бета-класса направили в особый отряд. Он  спокойно  стоит,
напрягая мышцы спины по просьбе специалиста. Он закрывает глаза  во  время
явно надоевшей ему процедуры наложения датчиков, наполнявшей ученика таким
беспокойством. Он ожидает тайпирования,  но  приобретаемый  навык  требует
участия всего тела. Он проходит через это дважды в месяц в течение большей
части своей жизни, и  по  его  мнению  датчики  обратной  биосвязи  важнее
катафорика. Он овладевает навыками в  процессе  ленточного  обучения:  его
сосредоточенность гораздо  более  осознанная,  чем  у  ученика.  Он  знает
названия мышц, знает,  как  устанавливать  датчики  и  значительный  объем
факультативного обучения проходит  самостоятельно  под  дозой  катафорика,
едва  ли  превышающей  ту,  которую  принимаете  вы  во  время  впитывания
развлекательных лент, поскольку он обучен  тому,  как  входить  в  учебное
состояние без применения наркотиков.
     В конце месяца он получает ленту другого типа,  которую  граждане  не
получают: это настолько личное переживание, что он не может  описать  его,
потому что основная его часть не содержит слов. Он  называет  ее  приятной
лентой.  В  Резьюн  часто  о  ней  говорят  как  о   наградной.   Женщина,
осуществляющая тайпирование, не  простой  техник.  Она  -  инспектор  Бета
класса и применяет гораздо более сложное  оборудование.  В  данном  случае
имеется оборудование для анализа химического состава крови: оно определяет
состав крови и вводит  естественные  препараты,  улучшающие  настроение  -
процедура,   применяемая   для   населения   только   при    необходимости
психолечения.
     Для эйзи, впитывающего подобные ленты всю жизнь, это -  удовольствие,
которое он ценит больше всех других служебных наград.  Она  воспринимается
как бы изнутри, доходит до глубины души.
     Эта  лента  точно  нацелена,  подготовлена  теми  же  конструкторами,
которые  разработали  психотип  эйзи.  Точность  нацеливания   практически
недостижима  для  не-эйзи,  жизнь  которого  проходит   под   воздействием
незафиксированного опыта в  мире  случайностей.  Этот  эйзи,  от  рождения
находящийся под контролем, благодаря тому, что  психотип  его  сформирован
лентами, представляет собой гораздо  больше  определенную  величину,  даже
после того, как он отслужил некоторое время в вооруженных  силах  и  пожил
среди граждан, рожденных естественным путем.
     Каждый его начальник проходит специальное обучение по работе с  эйзи.
Никакому инспектору эйзи не разрешается  повышать  голос  на  подчиненных.
Поощрение или отмена поощрения - вот дисциплинарные  стимулы;  а  взаимное
доверие между этим эйзи и любым инспектором-психологом более глубокое, чем
между родителем и ребенком. То, что это не тот инспектор,  который  был  в
прошлом месяце, не беспокоит его. Он абсолютно доверяет ей,  если  уверен,
что у нее есть лицензия.
     Люди, впервые работавшие  с  оторванными  от  общества  эйзи,  обычно
рассказывают, что прежде всего их удивляла необходимость говорить шепотом;
а затем ошеломляла эмоциональная отзывчивость, которой  эйзи  готовы  были
моментально одарить их.
     - Они слишком доверяют мне, - жаловались практически все.
     Но этот человек -  солдат  и  регулярно  работает  с  гражданами,  не
имеющими лицензии. Он выработал эмоциональную защиту и  свободно  общается
со всеми коллегами-гражданами. Его командир прошел специальный курс и сдал
экзамен, после чего получил квалификацию, позволяющую работать с эйзи,  но
у него нет лицензии, и он относится к этому  эйзи  так  же,  как  ко  всем
остальным своим подчиненным.  Командир  сознает  только,  что  просьба  со
стороны этого человека о необходимости консультации должна быть немедленно
удовлетворена, и если эйзи требует инспектора  Бета  класса,  его  следует
успокоить и без промедления отправить в больницу,  хотя  проблемы  с  эйзи
очень редки, а эмоциональная защита эйзи, живущих  в  обществе  людей,  не
менее прочна, чем у любого гражданина: психотип эйзи строится не на опыте,
а посредством получения инструкций,  а  защита  эйзи  не  является  итогом
переплетения  общественных  отношений,  как  у  обычного  человека.  Эйзи,
который ощущает, что его защита ослабла, уязвим. Он вступает в  состояние,
очень похожее на состояние обучения, вызываемое катафориком, в котором  он
менее всего способен противостоять раздражителям. Результат очень похож на
прием катафорика в комнате с массой народу, очень  неудобной  для  эйзи  и
потенциально опасной.
     Лента, которой наслаждается этот человек, является для  него  больше,
чем  удовольствием.  Она  также  подтверждает  его  ценность  и   повышает
уверенность в себе. В данным момент его доверие абсолютно.  Он  испытывает
то, что никогда  не  испытывает  ни  один  гражданин  в  мире  случая:  он
соприкасается с абсолютной истиной и находится в полном согласии  с  самим
собой.     Вынашивающая камера наклонилась и выплеснула содержимое в наполненную
жидкостью приемную ванну, и Ариана Эмори  задвигалась  и  забила  ножками,
маленькая пловчиха в незнакомом тусклом свете и голубом море.
     И тогда Джейн Страссен опустила руку в воду и вынула ее, а  помощники
перевязали пуповину и перенесли ее на  стол  для  быстрого  осмотра,  пока
Джейн Страссен суетилась вокруг.
     - Она безупречна, не так ли? - В этом вопросе слышалось беспокойство.
Еще  час  назад  это  было  бы   беспокойство   медика,   профессиональное
беспокойство, озабоченность по поводу проекта,  который  может  сорваться,
если с ребенком будет что-нибудь не в порядке. Но оказалось,  что  к  этой
озабоченности добавилось какое-то  личное  переживание,  которого  она  не
ожидала.
     Ты больше всего подходишь по данным на роль Ольги  Эмори,  сказал  ее
кузен Жиро; а Джейн бурно запротестовала: управление лабораториями первого
крыла, не оставляет ей времени на материнские заботы, это  слишком  сложно
для хрупкой, перегруженной работой женщины в возрасте  ста  тридцати  двух
лет.
     Ольга занималась этим в восемьдесят три,  продолжал  Жиро.  Ты  же  -
разумная, волевая женщина, чертовски занятая - так же, как Ольга - в  тебе
есть ольгин интерес к искусству. Ты рождена  в  космосе,  и  у  тебя  есть
профессиональные навыки и ум. Ты лучше всех  подходишь.  И  ты  достаточно
стара, чтобы помнить Ольгу.
     Я ненавижу детей, возразила  она,  Джулия  появилась  у  меня  только
благодаря искусственному оплодотворению  и  вынашивалась  в  камере.  Меня
возмущает любое сравнение с этой мерзавкой - Ольгой.
     Жиро, черт бы его побрал, только улыбался. И сказал:  Ты  включена  в
проект.
     Так она оказалась здесь, в этот час,  мучительно  переживающей,  пока
специалисты-медики осматривали  шуструю  новорожденную.  Джейн  овладевало
чувство личной ответственности.
     Она не слишком заботилась о  своей  генетической  дочери,  зачатой  с
помощью безвестного  Пар-Парижского  математика,  сделавшего  дар  Резьюн,
поскольку  она  считала  фактор  случайности   и   приток   свежей   крови
предпочтительными.  Избыток  планирования,   утверждала   она,   обедняет:
генофонд; и Джулия явилась результатом ее личного выбора, не плохим, но  и
не хорошим. В основном, она доверяла Джулию нянькам, и общалась с ней  все
меньше и меньше, так как Джулия оказалась милой сентиментальной  пустышкой
- нет, даже способной в менее требовательном окружении, но в данный момент
озабоченной своей собственной жизнью и неразборчивой в  личной  жизни  так
же, как эйзи.
     Но эта, копия Ари, эта приемная дочь на закате жизни, оказалась  тем,
на что она надеялась. Идеальная ученица. Это - мозг, способный  воспринять
все, что она ему даст и возвратить затем назад. Но ей  запрещалось  делать
это.
     Она прокрутила ленты с записями Ольги и ребенком. Рука на плече  Ари.
Резкое одергивание свитера Ари. Арин рассерженный, отчаянный протест.  Эту
пару она отлично помнила. Вспомнилось и все остальное.
     В течение восемнадцати лет она слышала этот голос. Ольга  придиралась
ко всем. Ольга придиралась к ребенку всякий раз, как появлялось время, так
что было удивительно, что девочка растет нормальной,  а  между  придирками
ребенок был полностью предоставлен самому себе и эйзи. Ольга брала все эти
бесконечные анализы крови, проводила психотесты, и еще психотесты,  потому
что у Ольги были теории, легшие в основу теорий которые потом развила Ари.
Ольга получила результаты самого раннего Ариного тестирования по  Ризнеру,
которые едва не вышли за пределы шкалы, и с того времени Ари стала  похожа
на лебедя,  окруженного  утятами:  Ольга  Эмори  с  ее  любимыми  теориями
научного воспитания детей считала, что у нее на руках новая  Эстелла  Бок,
которой назначены века бессмертия посредством лабораторий Резьюн. И каждый
ребенок из коридоров слышал, что Ари  -  великолепная.  Ари  -  особенная,
потому что матери и отцы всего персонала знали, что их  головы  на  работе
покатятся, если их ребенок подобьет ей глаз, хотя она вполне и не раз  это
заслужила.
     В те дни на Сайтиин, когда интеллектуалы, бегущие от визовых  законов
Компании Земли, собирались в  дальнем  углу  космоса  и  основали  Станцию
Сайтиин, известных физиков, химиков  и  легендарных  исследователей  можно
было встретить на Станцию чаще, чем людей,  способных  исправить  уборную;
омолаживание только что открыли, и для  работы  в  этом  направлении  была
организована Резьюн, физика Эстеллы Бок заставляла переписывать  учебники,
а спекулятивные теории увлекали людей, которым следовало лучше разбираться
в том, чем они  занимаются.  И  у  Ольги  Эмори  был  блестящий  интеллект
инстинктивно улавливающий новизну на стыках дисциплин, но не свободный  от
заблуждений.     - Все они в хорошем состоянии, - сказал Петрос Иванов.
     - Это замечательно. Просто замечательно, - Дэнис прожевал кусок рыбы,
и еще один. Ленч в администраторской столовой;  герметически  запечатанные
окна, которые задернуты занавесками. Погодники, в соответствии с  просьбой
давали им дождь. Вода, бьющая  окна.  -  Черт  бы  побрал  Жиро.  Придется
день-два потерпеть плохую погоду. Конечно, все будет  в  порядке,  говорит
он, и сваливает в столицу. И даже не звонит!
     - Все пока  идет  по  плану.  Эйзи  совершенно  нормальные.  Они  уже
запрограммированы.
     - Ари тоже.
     - Страссен сцепилась со старшей сестрой.
     - Что случилось?
     - Говорит, что она упряма, как мул и всем действует на нервы.
     - Если эйзи упряма, значит она  в  точности  следует  инструкциям,  а
Джейн злится  потому,  что  на  ее  территории  новые  работники.  Ничего,
переживет. - Он налил еще кофе. - Эйзи Ольги по-прежнему вызывает  большое
беспокойство. Олли - моложе, у него, так или иначе, гораздо более  твердый
характер, чем у этой Ольгиной дурочки няньки, и Джейн  права:  если  бы...
тайпировать Олли, чтобы смягчить! Горячность  Джейн  сломает  его.  Своими
манерами по отношению к  ребенку  она  может  управлять;  изменяя  Олли  и
варьируя свое обращение с ним, она, заходит дальше, чем собиралась. Если у
этой девочки  обычный  младенческие  инстинкты,  она  заработает  взрослые
комплексы  прямо  с  колыбели.  Исходя  из   того,   что   у   нее   Арина
чувствительность, она Бог знает чего наберется: - Так что же делать?
     Петрос ухмыльнулся.
     - Тайпировать Джейн?
     Дэнис фыркнул в кофе и отпил еще.
     - Мне бы  ужасно  хотелось  этого.  Нет.  Джейн  -  профессионал.  Мы
заключили сделку. Мы не будем трогать Олли, а она намекает Олли, как вести
себя. Можно быть уверенным, что эйзи,  который  делает  Джейн  счастливой,
справится с чем угодно.
     Смех.
     Он был ужасно зол на Жиро. Тот мог бы многое из этого снять  с  плеч,
но у Жиро  завелась  привычка  упархивать  с  сторону  всякий  раз,  когда
возникали проблемы по поводу Проекта.
     Это все твое, говорил Жиро. Ты -  администратор.  Вот  и  пожалуйста.
Большую часть года заняло внимательное изучение ариных заметок, той  малой
начальной части компьютерных записей, с  которыми  специалисты  без  труда
справились. Только  подбор  исходных  данных,  имеющих  отношение  к  Ари,
потребовал трехнедельной работы компьютера Резьюн. Слава Богу,  что  Ольга
заносила все в архив в хронологическом порядке  и  снабжала  перекрестными
ссылками. Следовало обнаружить ленты, и не только для Ари, но и  для  двух
эйзи, являющихся уникальными прототипами, уже существовавших.  Под  холмом
был проложен туннель, еще три строились, потому что тот гигантский  подвал
был   уже   заполнен,   совершенно   заполнен,   а   работники    начинали
классифицировать ленты, чтобы еще больше из этого разместить в самом доме.
     А когда ряд данных, связанных с Проектом, войдет в полную  силу,  для
архивов Дома это  будет  цунами.  В  одном  из  тех  туннелей  размещались
исключительно   записи,   которые   касались   Проекта,    они    включали
математические разработки по тем  вопросам,  которые  Ари  успела  развить
только наполовину, и кому-то другому следовало завершить их до  того,  как
девочка начнет говорить.
     Резьюн не собиралась продавать что-либо, связанное  с  Проектом.  Она
продавала некоторые разрешения  на  производство  эйзи,  чтобы  освободить
время сотрудников. Наступил бы экономический кризис, если  бы  военные  не
вложили средства в лабораторию Резьюн на Фаргоне, и  на  Планиде,  деньги,
позволившие приобрести больше  емкостей,  больше  компьютеров,  изготовить
больше продукции и построить  те  туннели.  Тем  временем  Джордан  Уоррик
оказывал всем большую услугу, фактически руководя клиникой на Планусе,  да
и  сам  Уоррик  наконец,  считая  с  кончины  Ари,  получил  удовольствие,
занявшись снова настоящей работой - что само по себе немалое приобретение,
поскольку и Оборона была счастлива. Они сняли Роберта Карната с Управления
Домом и перевели его в лабораторию на Планусе: Роберт, к счастью,  не  был
другом Уоррика и к тому  же  являлся  достаточно  ловким  администратором,
способным удержать вожжи в руках. Они также  перевели  часть  персонала  в
лабораторию на Фаргоне, и  собирались  перевести  еще  больше,  когда  она
заработает, и когда пойдет проект Рубина.  В  Резьюн  было  слишком  много
персонала, когда все это начиналось,  а  теперь  она  фактически  покупала
контракты эйзи у таких фирм, дающих  эйзи  напрокат,  как  в  "Лаборатории
Батчера" или "Фермы жизни", омолаживая каждого эйзи старше сорока и доводя
персонал до исступления  с  помощью  ленточного  переобучения.  В  Городе,
внизу, пустовало пятнадцать бараков, и они только что подписали соглашения
с Обороной о выкупе некоторых резьюновских эйзи, приближающихся к возрасту
отставки: это сэкономило Обороне расходы на дорогостоящее  переобучение  и
выплату пенсий, и страшно обрадовало всех  эйзи,  когда  они  узнали,  что
будут продолжать работать и займут места в  РЕЗЬЮН-ЭЙР,  или  на  товарных
складах, или на производстве,  или  где-то  еще,  где  эйзи  мог  заткнуть
прореху и сможет глядеть в будущее вместо  прошлого,  вместо  того,  чтобы
ожидать  перспективы  отправки  в   какой-нибудь   государственный   центр
занятости.  Эта  мера   дала   Резьюн   большое   количество   работников,
дисциплинированных и, главное, привыкших к условиях секретности. Ошибки  и
провинности чуть ли не  процветали  в  рутинной  жизни  Резьюн,  но  не  в
Проекте, где не появлялось новых лиц и где лучшие ученые поэтому могут  не
отвлекаться от своей работы.
     Выкупы военных спасли дело. Дэнис гордился этим ходом. В  самом  деле
потребовались усилия, чтобы расширить Проект, предназначенный для  одного,
и преобразовать его для четырех - считая Рубина и двух эйзи. А координация
графиков Проектов, и  финансов,  и  всех  маскировочных  аспектов...  Жиро
занимался последним из перечисленного.  Дэнис  держал  остальное  в  своих
руках, причем уже достаточно долго, чтобы почувствовать свою  причастность
к рождению.
     - Здесь не легче, - говорил он Петросу. -  Отсюда  это  выглядит  как
гонка  между  девчушкой  и  управлением  по  плану-графику.  Если   кто-то
провинится, я хочу знать об этом. Если она лишний  раз  шмыгнет  носом,  я
хочу знать  об  этом.  Ничем  нельзя  пренебрегать,  пока  мы  не  получим
результат, который можно сравнить с расчетами.
     - Оригинальный способ движения, когда курс меняется на ходу.
     - Но нам все равно придется это делать. Не может не быть  отклонений.
И мы каждый раз будем менять курс.  И  все  равно  мы  будем  знать,  куда
движемся. Если эта девчушка - действительно Ари в сколько-нибудь измеримой
степени, мы никогда в точности не узнаем, так ведь?
     Совершенно не смешно.     Джастин очередной раз наполнил  вином  бокал  Гранта.  Налил  себе  и
отставил  пустую  бутылку.  Грант  смотрел  на  свой   бокал   со   слегка
обеспокоенным видом.
     Обязанности. Грант пьянел и размышлял об этом. Ведь Джастин знал,  он
знал, как выразить то, что  Грант  не  собирался  ничего  говорить,  Грант
только что решил, что обязанности - не подходящее слово для этого вечера.
     Они обсуждали ситуацию на работе. Они говорили  о  ходе  задачи,  над
которой они трудились. Бутылка на каждого - не слишком  удачный  допинг  -
мир приобретал неопределенность.
     Зато Джастин почувствовал себя лучше.
     Он ощущал странную неудовлетворенность самим собой.
     Появился младенец, и он весь день проходил в  состоянии  беспричинной
подавленности. Резьюн была заполнена разговорами типа: "Она  красивая?"  и
"Как она?", а он чувствовал, как чей-то кулак сжимает его сердце.
     Помилуй, Бог, и это по  поводу  рождения  ребенка.  И  пока  праздник
происходил в квартирах технических специалистов, и  в  помещениях  первого
отдела, у них с Грантом происходило собственная мрачная вечеринка.
     Они расположились в нише, в той же квартире, которая была их домом  с
детства, в квартире, которая в свое время принадлежала Джордану, крекеры и
сохнущие ломтики колбасы на тарелке, две пустые  винные  бутылки,  стоящие
среди крекерных крошек и мокрых  пятен  на  каменном  столе,  и  появилась
третья бутылка  и  опустела  следом  за  предыдущими.  И  этого,  наконец,
оказалось достаточно, чтобы отдалить проблемы.
     Желаешь, чтобы младенец умер? Господи, что за мысли?
     Он поднял очередной наполненный бокал  и  чокнулся  им  с  Грантом  с
деланной бодростью.
     - За младенца!
     Грант нахмурился и не выпил с ним.
     - Давай, - сказал Джастин. - Мы можем быть великодушными.
     Грант поднял глаза и слегка  шевельнул  пальцами.  Помни,  они  могут
следить за нами.
     Это - правда. Они делали всякие штучки с мониторами  в  доме,  но  им
приходилось выходить на улицу, если нужно было что-то обсудить.
     - А черт, пусть слушают. Наплевать. Мне жаль девочку. Она не  просила
об этом.
     - Никто из эйзи не просит, - резко сказал Грант.  Между  нахмуренными
бровями пролегла морщина. - Я полагаю, что не проспит.
     - Никто не просит.
     Уныние вновь воцарилось в комнате. Он не знал, что произойдет с ними,
в этом было дело. Резьюн менялась, наполнялась новыми лицами,  происходили
переназначения, эйзи были взбудоражены приказом об омоложении. В  восторге
от этого, и от того, что они должны кому-то принести пользу. При этом эйзи
были   опечалены   переназначениями,   и   перемещениями,   и   появлением
незнакомцев. Не страшно огорченные - просто от того, что на них  свалились
непривычные обстоятельства: списки предварительной  записи  к  инспекторам
были забиты до отказа, и сами инспекторы просили о недосягаемом отдыхе.
     И  все   это   время   в   здании   первого   крыла   сохранялись   в
неприкосновенности апартаменты, безмолвные, как мавзолей.  Не  запыленные,
нетронутые, запертые.
     Ожидающие.
     - Я не думаю, что им предстоит большая удача, чем в случае с  Бок,  -
произнес, наконец, Джастин. - Я в самом деле не думаю.  Джейн  Страссен...
Эндо... эндокринология - это не то слово, которое можно  выговорить  после
полутора бутылок вина. Прелестная теория. Но они кончат тем,  что  сделают
ее более сумасшедшей, чем Бок. Им бы больше улыбнулось  счастье,  если  бы
они прямо устроили бы ей глубокое тайпирование. Воспитай ее так, чтобы  ей
понравилась Арина работа, запрограммируй на сочувствие к людям -  и  тогда
можно  ни  во  что  не  вмешиваться.  Весь  проект  -  это  какой-то  бред
сумасшедшего. Они хотят не талант Ари, не милого, талантливого ребенка,  а
самое  Ари!  Они  хотят  вернуть  власть,  силу  характера.  Этот  выводок
омоложенных реликтов глядит на великий Конец и растрачивает бюджет Резьюн.
Именно это и происходит. Это страшное бедствие. Слишком много человеческих
судеб и слишком наплевательское отношение сверху. Мне жаль этого  ребенка.
Мне действительно жаль ее.
     Грант только долго молча смотрел на него. Затем:
     - Я думаю, что в самом деле ты в чем-то прав, говоря о тайпировании.
     - О, черт. - Иногда он повторял мысли Гранта, не задумываясь об этом.
Иногда он просто сидел с открытым  ртом  и  забывал  рядом  с  Грантом  ту
ранимость, которую он приобрел во время жизни с эйзи В Городе. И ненавидел
самого себя. - Все это чепуха. Я абсолютно уверен, что все не так, если ты
справишься  с  конструкцией,  над  которой  месяц  потела  дюжина  старших
разработчиков.
     - Я говорю не об этом. Я ведь эйзи. Иногда я могу видеть  проблему  с
такой позиции, которую они не могут занять.  Фрэнк  -  тоже  эйзи,  но  не
такой, как я. Я могу слегка заважничать. У меня  есть  на  это  право.  Но
всякий раз, когда мне приходится спорить с Янни, я  -  печенкой  чувствую,
что я - ничто.
     - У всех - в печенках. Янни...
     - Послушай меня. Я не думаю, что твои чувства правдивы.  Но  я  знаю,
что каждая мелочь,  заставляющая  меня  напрягаться,  точно  соответствует
какому-то пункту из той книги в спальне: а ты делаешь что хочешь. Взгляни,
что они делают с Ари. Им пришлось построить этот проклятый туннель в горе,
для размещения того, чем она была.
     - Ну и к чему это, что в тот день, когда  началась  война,  во  время
ленча она ела рыбу, и это был второй день ее цикла? Это чушь,  Грант,  это
просто чушь и этим заполнен их тоннель.  -  Все  это  там  вместе  с  теми
проклятыми лентами. Пока не замерзнет солнце. Вот, что люди  запомнят  обо
мне. - Ты сцепляешься с Янни потому, что в нем  трехсекундный  взрыватель,
вот и все. Таков его милый характер, и потеря поста на Фаргоне не  сделала
характер лучше.
     - Нет. Ты не слушаешь меня. Мир слишком  слажен  для  меня,  Джастин.
Только так я могу объяснить это. Я могу разглядеть микроструктуры  гораздо
лучше, чем ты. Я весь сосредоточен на тонких вещах. Но в том, что касается
психотипов и микроструктур эйзи я не всегда  могу  разобраться.  А  тут  -
целый туннель, Джастин. Только для размещения ее психотипа.
     - Психотип, черт - это все, что она делала, все те, кого она обидела,
а ведь ей было сто двадцать! Если ты хочешь ездить в Новгород  и  покупать
советников, ты тоже быстро заполнишь этот туннель, чертовски быстро.
     Грант пожал плечами.  Рожденные  люди  совершают  большинство  ошибок
пытаясь сглаживать противоречия.
     - Но ты же запросто читаешь меня.
     - Не всегда. Я не  знаю,  что  Ари  сделала  с  тобой.  Я  знаю,  что
произошло. Я знаю, что на меня это так бы  не  подействовало,  -  они  уже
могли это обсуждать. Но обсуждали редко. - Она могла бы  реструктурировать
меня. Она была хорошим специалистом. Но она не  могла  бы  это  сделать  в
отношении тебя.
     - Ей и так много удалось. -  Это  причиняло  боль.  Особенно  в  этот
вечер. Ему захотелось сменить тему.
     - Она не смогла бы. Потому что твой психотип не укладывается  в  одну
книгу. Ты слишком сложен. Ты можешь  меняться.  А  мне  к  переменам  надо
относиться с большой осторожностью. Я могу видеть свое  сознание  изнутри.
Оно очень простое. Делится на отсеки. А вот  у  тебя  -  сплошные  бутылки
Клейна.
     - Господи, - фыркнул Джастин.
     - Я - пьян.
     - Мы оба пьяные. - Он наклонился  вперед  и  положил  руку  на  плечо
Гранта. - Мы оба устроены по Клейну. И поэтому мы вернулись  туда,  откуда
стартовали, и я готов спорить, что мой  психотип  не  сложнее  твоего.  Ты
хочешь заняться этим?
     - Я... - Грант прищурился. - Хочешь пример? Мое сердце дает сбой. Это
приводит меня  в  страшное  замешательство.  Это  тот  самый  страх  перед
инспектором. Я не хочу делать это, потому что не считаю  разумным  вносить
путаницу в твой мозг; а я внутри себя подпрыгиваю, как будто это приказ.
     - Проклятье, я ненавижу, когда ты анализируешь  самого  себя.  Ты  не
хочешь ввязываться в дело, потому что не знаешь, когда подслушивает служба
безопасности; а тут замешано что-то, и ты  -  хорошо  воспитан.  Все  твои
глубокие структуры просто описывают то же самое, что я чувствую.
     - Нет. - Грант поднял палец. Серьезен.  Чуть  не  икнул.  -  Глубокая
причина нашего различия: Эндо... эндо...  дьявол!  Действие  гормонов  при
обучении влияет на химический состав крови. Иногда  адреналин  повышается,
иногда  понижается,  иногда  происходят  другие  вещи.  Разнообразие  -  в
случайном окружении. Ты помнишь, что некоторые вещи правильные,  некоторые
неверные, некоторые легкие, некоторые тяжелые. Мы... - он  опять  чуть  не
икнул, - ...с колыбели связаны с катафориком. А это  вещество  выравнивает
любые пороги лучше, чем кто угодно в природе. Это означает - нет  оттенков
в нашей исходной логической постановке. Все  совершенно  определенное.  Мы
можем доверять тому, что нам дали. А ты строишь свой психотип  посредством
своих  ощущений.  Посредством   естественных   катафориков.   Приобретаешь
информацию посредством лент, но психотип - посредством чувств. То, что  ты
усваиваешь, увидев или услышав - совершенно случайно. Ты учишься  находить
среднее  в  потоке  информации,  поскольку  ты  знаешь,  что  могут   быть
колебания.  А  у  нас  имеются   эксперты,   выделяющие   все   логические
несовместимости. Мы можем разобраться в  каждом  детали;  мы  должны,  это
показывает именно то, как мы работаем. Поэтому  нам  так  здорово  удается
разглядеть специфические  детали.  Поэтому  мы  быстрее  решаем  некоторые
проблемы, которые тебе даже не удержать в голове. Мы  входим  в  состояние
обучения без наркотиков, а  наши  ранние  воспоминания  происходят  не  на
гормональном уровне: для нас правда не имеет оттенков. Ты  берешь  среднее
значение, работаешь с памятью, умеющей различить тысячу оттенков,  и  тебе
лучше  удается  усреднение  оттенков,  чем   запоминание   того,   что   в
действительности  произошло,  так  тебе  удается  обработать   информацию,
поступающую быстро и со всех сторон. И именно в этом наше слабое место. Ты
можешь вырасти, держа в голове две противоречащие друг другу концепции,  и
верить в обе, потому что твое восприятие подвижно. Я так не могу.
     - О, мы снова возвращаемся назад! Черт возьми, ты работаешь  так  же,
как и я. И ты забываешь свою карточку-ключ чаще, чем я.
     - Потому что я обдумываю что-нибудь другое.
     - И я так же. Совершенно нормально.
     - Потому что у меня, как и у тебя, срабатывает рефлекс перегрузки:  я
могу выполнить действия, которые  являются  чисто  автоматическими.  Но  я
общаюсь с людьми, я редко впитываю ленты, и у меня  два  уровня  обработки
информации. Высший уровень  я  освоил  в  реальном  мире;  обучение  через
эндокринную систему. Нижний, в котором располагаются мои  реакции,  прост,
ужасно прост и безж... безжалостно  логичен.  Эйзи  -  это  и  человек,  у
которого нет обязанностей. У него в основе логика, а сверху случайность. А
у тебя наоборот. У тебя вначале случайность.
     - У меня?
     - Да. По отношению к чему угодно.
     - И к Эмори?!
     - Ты проводишь исследования в этом направлении потому, что катафорики
фиксируют так глубоко проложенные пути и действуют  по  линии  наименьшего
сопротивления, и они образуют такую устойчивую структуру,  это  подключает
эндо... эн...до...кринную систему по принципам Павлова так, как  опыт  сам
по себе не сможет. На  любое  исследование,  которое  поддерживает  теории
Эмори, найдется другое, поддерживающее теорию Гауптмана-Поли.
     - Гауптман был  теоретиком  общественных  отношений,  который  хотел,
чтобы его научные результаты поддерживали его политику.
     - Ну, а кем же была Эмори?
     Грант прищурился и вдохнул воздуха.
     - Эмори спрашивала нас.
     Гауптман заставлял своих объектов общаться  с  людьми,  пока  они  не
начинали понимать, что именно он хочет услышать от них. И что  они  должны
подтвердить. А эйзи всегда хочет сделать приятное своему Инспектору.
     - О, это ерунда, Грант. То же делала и Эмори.
     - Но Эмори была права. А Гауптман ошибался. В этом разница.
     - Лента влияет на то, как реагирует твоя эндокринная система. Дай мне
достаточно лент, и мой возраст изменится. И мой пульс будет биться так же,
как и твой.
     - Я - замечательный  разработчик  чертовых  лент.  Когда  в  возрасте
Страссена я буду намного лучше. Я изучу всю  эту  эндокринологию.  Поэтому
некоторых из пожилые эйзи становятся больше похожими на  рожденных  людей.
Поэтому некоторые из нас становятся настоящими пустышками. Именно  поэтому
у старых эйзи больше проблем. Второе  крыло  становится  ужасно  -  ужасно
занятым полным загоном омоложенных старцев.
     Джастин был шокирован. Существовали слова, которые персонал намеренно
избегал произносить.  Рожденные  люди.  Старики.  Загон.  Всегда  говорили
граждане, эйзи, Город. Грант определенно пьян.
     - Еще посмотрим, имеет ли значение, - сказал Джастин, -  что  ела  на
завтрак Ари Эмори в день двадцатилетия, белую рыбу или ветчину.
     - Я не говорил, что считаю,  что  Проект  сработает.  Я  говорю,  что
думаю, что Эмори права  в  том,  кем  являются  эйзи.  Она  не  собиралась
изобретать их. Им просто были нужны люди. Срочно. Поэтому и растили  их  с
колыбели  с  лентой.  Действительно  полезный  случай.  Теперь  мы  эко...
экономичны.
     Теперь - снова как прежде?
     - Дьявольщина.
     - Я не сказал, что возражаю, сир. Нас уже больше, чем вас.  Скоро  мы
построим фермы, где людей  будут  выращивать,  как  овощи,  и  они  смогут
общаться с себе подобными. И их будет полезно ограничить.
     - Пошел ты к черту!
     Грант рассмеялся. Он смеялся. Наполовину  из-за  того,  что  они  уже
спорили десяток раз, наполовину из-за того,  что  Грант  хотел  подразнить
его.  Но,  наконец,  появилась  перспектива.  Дело  заключалось  только  в
развороте памяти. Сделанного не воротишь. Не было способа добыть из архива
те проклятые шантажирующие ленты, поскольку они принадлежали  Ари,  а  Ари
была священна. Но он научился смиряться с перспективой, что все это в один
прекрасный день появится в вечерних новостях.
     Или с тем, что никакие условия не соблюдаются бесконечно.
     Джордан убил  умирающую  женщину  по  причинам,  которые  все  равно,
благодаря Проекту, окажутся сохраненными - если Проект сработает. Если  он
сработает, любая  скрытая  деталь  личной  жизни  Ари  приобретет  научную
ценность.
     Если он в  какой-то  степени  сработает,  и  Проект  станет  известен
общественности, существовал шанс, что Джордан добьется повторного слушания
и возможного освобождения, скажем, на Фаргон  -  через  двадцать  лет  или
около того. Что будет означать,  что  все  те  люди,  которые  сговорились
скрыть  то,  что  сделала  Ари,  и   все   центристы,   которым   угрожало
потенциальное раскрытие связей с радикальным подпольем, станут противиться
этому. Снова ряд репутаций окажется под угрозой. Мерино  и  аболиционисты.
Корэйн. Жиро Най. Резьюн. Департамент  Обороны  со  всеми  его  секретами.
Можно рассчитывать на  справедливость  суда,  но  нельзя  ее  найти  среди
политических дельцов, засадивших  Джордана  туда,  где  он  сейчас.  Стены
секретности  абсолютно  непроницаемы:  надо  заставить  молчать  человека,
которого они больше не могут контролировать. И его сына - тоже.
     Если Проект потерпит неудачу, то  она  будет  равнозначна  неудаче  с
клоном Бок. Та  попытка,  кроме  добавления  трагической  детали  к  жизни
великой женщины - очень дорогой неудачи, такой, которую Резьюн никогда  не
разгласит, так и внешний  мир  слышал  совершенно  иную  версию  убийства,
слышал совершенно иную интерпретацию перестановок  в  Резьюн,  и  не  знал
ничего  о  Проекте:   службы   новостей   сообщили   об   административной
реорганизации, связанной со смертью Арианы Эмори.
     Если случится неудача - появятся политические  проблемы,  особенно  с
администрацией Резьюн и Департаментом Обороны, находящихся  внутри  кольца
секретности. Тогда невозможно предсказать, что предпримет Жиро Най,  чтобы
обезопасить самого себя; Жиро вынужден добиться  успеха,  чтобы  утвердить
себя, а между тем, дразня  Оборону  Проектом,  Жиро  удалось  захватить  в
какой-то степени большую власть, нежели имела Ари.  Власть  затыкать  рты.
Власть использовать тайные службы. Если бы он был вполовину  так  умен,  и
если Проект не рухнет,  полностью  и  явно,  то  прежде,  чем  понадобится
объявить о неудаче, он будет уже старше, чем Джейн Страссен.  Он  даже  не
сможет сделать еще одну попытку, и пригнать все по этой схеме повторно,  и
в этом случае жиро определенно будет  спешить,  чтобы  успеть  насладиться
властью хотя бы в преклонные годы. После Жиро хоть Потоп. Какое дело Жиро?
     Джастин  надеялся  на  неудачу.  Которая  означала  бедного  ребенка,
несущего генотип Ари и в итоге свихнувшегося, со стертой памятью или хуже.
Может быть, бесконечная вереница  младенцев.  Такой  ловкий  человек,  как
Жиро,  обладающий  такой  большой  властью,  не  сдастся  мгновенно.  Нет.
Появятся  изучения  изучений  изучений.  Пока  общественности  не   станет
очевидна неудача.
     Иногда его посещали пугающие мысли. Вдруг обнаружат  одну  из  ариных
вещей на его кровати. Никогда в жизни он не будет  знать,  принадлежат  ли
данные мысли ему самому, что это просто естественные  последствия  глубоко
укрепившегося гнева, собственные мысли его, становившиеся старше,  опытнее
и лучше разбирающегося в том, как в этом мире делаются дела; или  это  Ари
по-прежнему контролирует его.
     Вирус был старой шуткой у них с Грантом.
     Он был вынужден ничего не делать. Потому  что  только  так  удавалось
сохранять изоляцию.     - Слезь отсюда? - набросилась испуганная Джейн и  внутри  у  нее  все
сжалось  при  виде  двухлетней  девочки,  тянущейся  к  кухонному   столу,
опрометчиво забыв про свой малый вес, кафельный пол и металлические  ножки
стула. Ари среагировала, стул слегка  отодвинулся,  она  схватила  коробку
печенья  и  повернулась;  стул  накренился,  Джейн  Страссен  едва  успела
подхватить ее в падении.
     Ари завопила от обиды. Или от страха.
     - Если хочешь печенья - попроси! - заявила Джейн, пытаясь  встряхнуть
ее. - Ты хочешь снова рассадить подбородок?
     Только "Ари-больно" могла конкурировать с "Ари-хочу". И роль всемирно
известного  ученого-генетика  была  сведена  к   тетешканью   младенца   и
неодолимому  желанию  шлепнуть  по  маленькой  ручке.  Но  Ольга  не  была
сторонницей телесных наказаний.
     И если Ольга была туманна, то Ари вобрала в себя негодование и  обиду
на  окружающую  разочаровывающую  ее  действительность.  Так  же,  как   и
ученый-генетик, желающая отвести девчонку на реку и утопить. Но  Ольга  не
всегда знала, чего хочет. А ученый-генетик мечтала порой отвести  девчонку
на реку и утопить.
     - Нелли? - закричала Джейн на  няню.  И  вспомнила,  что  кричать  не
полагается. Она оставила стул лежащим. Нет. Ольга никогда бы  не  оставила
стул на полу. Она стояла, занятая  борьбой  с  вырывающейся  двухгодовалой
малышкой, и ждала Нелли, которая прекрасно слышала ее. Ари  стремилась  на
пол. Джейн опустила Ари и потянулась взять ее за руку; в этот  момент  Ари
захотела сесть и обидеться.
     - Встань! - Крепко схватила маленькую ручку. Дернула,  как  Ольга.  -
Встань! Что это за поведение?
     Нелли показалась в дверях, с расширенными глазами и встревоженная.
     - Поставь стул нормально.
     Ари дернулась и,  пока  взрослые  отвлеклись,  потянулась  к  коробке
печенья, лежащей рядом со стулом. Черта с  два  она  забудет  то,  к  чему
стремилась.
     Доберется она до печенья или нет? Нет. Плохо. Лучше ей отказаться  от
этой мысли, а то она сломает шею.
     Кроме того, Ольга была мстительной.
     - Стой спокойно. Нелли, положи печенье повыше, где она не сможет  его
достать. Тихо, Ари.
     - Возьми ее. Я пойду на  работу.  И  если  на  ней  будет  хоть  одна
царапина, когда я вернусь...
     Большие глаза эйзи глядели на нее с ужасом и болью.
     - Послушай, наконец... Что я собиралась делать? Я не могу  ежеминутно
следить за ней. Тихо, Ари. - Ари старалась  лечь,  повисая  на  руке  всем
телом. - Ты, Нелли, не понимаешь, насколько она  активна.  Она  обманывает
тебя.
     - Да, сира.
     Нелли была измучена. Она  была  деморализована.  У  нее  имелись  все
ленты, на которых было изображено все,  что  может  сделать  двухгодовалый
гражданин. Или во что попасть. Или  чем  себя  поранить.  Не  подавляй  ее
инициативу. Нелли. Не суетись. Не оставляй ее без присмотра. Эйзи была  на
грани срыва. Эйзи нуждалась в Инспекторе, который обнял бы ее  и  объяснил
ей, что она лучше, чем предыдущая няня. Ольга себе  такого  не  позволяла.
Окрики Джейн в сочетании с ольгиной холодностью  доводили  более  уязвимых
эйзи до отчаяния. А она проводила  половину  времени,  спасая  ребенка  от
смерти, а вторая половина уходила на то, чтобы уберечь  эйзи  от  нервного
срыва.
     - Надо просто поставить замок на дверь кухни, -  сказала  Джейн.  Ари
искричится, если ее закрыть в детской.  Она  ненавидела  детскую.  -  Ари,
прекрати. Maman не может удержать тебя...
     - Да, сира. Должна я.
     - Нелли, ты знаешь свое дело. Возьми Ари и искупай ее. Она вспотела.
     - Да, сира.
     Эйзи приняла Ари на свою ответственность. Ари села, Нелли подняла  ее
и унесла.
     Джейн облокотилась на кухонный стол и  обратила  взор  к  потолку.  В
сторону традиционного расположения Господа, на любой планете.
     И тут появилась Федра и объявила, что дочь Джулия в гостиной.
     Джейн вторично обратилась к потолку. И не закричала.
     - Черт возьми, мне сто тридцать четыре, я не заслужила этого.
     - Сира?
     - Ничего, Федра. Спасибо. - Она оттолкнулась от стола. - Иди,  помоги
Нелли Ари в ванной.
     Она хотела пойти в офис.
     - Нет. Найди Олли. Скажи ему, пусть успокоит  Нелли.  Передай  Нелли,
что я сержусь. Так и передай. Иди!
     Федра ушла. Федра принадлежала к ее персоналу. Федра знала свое дело.
Джейн вышла из кухни и пошла  по  коридору  следом  за  Федрой,  а  затем,
повернув  голову  налево,  по  застекленному  проходу,  мимо  столовой   и
библиотеки к передней гостиной.
     Туда, где на диване сидела Джулия.  А  трехлетняя  Глория  играла  на
пушистом ковре.
     - Что тебе нужно? - спросила Джейн.
     Джулия подняла взгляд.
     - Я водила Глорию к дантисту. Обычный визит. Я решила, что заскочу на
минутку.
     Ты должна понимать, что мне не до тебя.
     Мягкие губы Джулии слегка сжались.
     - Отличный прием.
     Джейн глубоко вдохнула, прошла и села, зажав руки между колен. Глория
приподнялась. Еще один младенец. Примеряется, что бы разрушить. В квартире
вещи были прибраны так, чтобы все  было  вне  досягаемости  двухлетней.  А
Глория была  высока  для  своих  трех.  Послушай,  Джулия.  Тебе  известно
положение вещей. Ты не должна водить сюда Глорию.
     - Мы же не заразим Ари. Я просто проходила мимо. Я подумала,  что  мы
могли бы вместе пообедать.
     - Не в том дело, Джулия. Нас постоянно записывают. Ты знаешь об этом.
Я не хочу, чтобы что-то подвергало опасности успех проекта.  Ты  понимаешь
меня? Ты - не ребенок. Тебе - двадцать два, и уже пора...
     - Я сказала, что мы могли бы сходить пообедать.
     С Глорией. Господи. Ее нервы не выдерживали.
     - Мы сходим пообедать, - Глория была уже около  книжного  шкафа.  Она
тянулась к керамике. - Глория, черт побери!  -  Нет  животного  и  нет  ни
одного трехлетнего ребенка, который отступил бы от  намеченной  цели.  Она
встала,  отдернула  девочку,  потащила  ее  к  дивану,  а  Глория   громко
заплакала. Так  что  будет  слышно  даже  в  конце  коридора,  где  другая
маленькая девочка старается утопить свою няню. Джейн  перехватила  руку  и
заткнула ладонью рот Глории. - Тихо! Джулия,  черт  возьми,  забери  этого
ребенка отсюда!
     - Она же твоя внучка!
     - Мне наплевать, кто она, забери  ее  отсюда!  -  Глория  каталась  в
истерике и била ее по голени. - Вон, черт побери!
     У  Джулии  был  тот  отчаянный,  обиженный  вид,  как  будто  у   нее
перехватило дыхание; она подошла  и  отдернула  Глорию,  а  та,  дав  волю
чувствам, завопила так, как будто ее резали.
     - Убирайтесь! - закричала Джейн. - Утихомирь ее, наконец!
     - Тебе наплевать на собственную внучку!
     - Мы пообедаем завтра! Приводи ее! Только заставь ее замолчать!
     - Она - не из этих проклятых эйзи!
     - Придержи язык! Что это за разговоры!
     - У тебя есть внучка! У тебя есть я, слава Богу,  а  тебе  совершенно
наплевать!
     Истерические рыдания со стороны Глории.
     - Я не собираюсь говорить об этом сейчас! Вон!
     - Ну и черт с тобой! - Джулия заплакала.  Глория  продолжала  вопить.
Джулия схватила Глорию и выволокла ее за дверь.
     Джейн стояла в тишине, ощущая тошноту. У Джулии появился характер.  И
она чуть не нанесла ущерб Проекту. Другой девочке не полагалось находиться
тут. Они по-прежнему старались выдерживать свою линию. Небольшие изменения
в  самовосприятии,  пока  оно  формируется  могут  привести  к   серьезным
результатам. Если  начало  правильное,  Ари  прекрасно  сама  справится  с
отклонениями на дальнем конце.
     Но Ари росла одна.
     Так что теперь этот проклятый  Проект  расстроил  все  планы  Джулии.
Потому что мать  раздражала  Джулию,  в  матери  гнездились  все  проблемы
Джулии, именно в  материнстве  намеревалась  преуспеть  Джулия,  поскольку
знала, что это - единственная область, в которую великолепная и  известная
Джейн Страссен только вносила  беспорядок,  а  Джулия  была  уверена,  что
сможет отлично справиться. Джулия считала себя лишенной детства,  так  что
она склонялась в другую крайность, баловала ребенка подарками: и маленькая
точно знала, как добыть у матери все, что угодно. Ей  нужна  была  твердая
рука и месяц жизни вдали от матери, пока не стало слишком поздно.
     Поразительно, насколько внимателен может быть взгляд со стороны.     Снова были датчики. Флориан ощущал легкое волнение.  Он  робел  перед
большими зданиями и боялся сидеть на краю стола. Он смог  ответить,  когда
Инспектор  спросил  его,  куда  устанавливать  датчик  номер  один.  Прямо
напротив сердца. Он знал это. У него была кукла, на которую он мог цеплять
датчики. Но для игры их было не так много.
     - Правильно, - сказал Инспектор и потрепал по плечу.  -  Ты  -  очень
хороший мальчик, Флориан. Ты очень умный и очень быстро  все  делаешь.  Ты
можешь мне сказать, сколько тебе лет?
     По мере того, как он будет становиться  больше  и  умнее,  правильный
ответ будет означать больше пальцев. Сейчас  он  должен  показать  большой
палец и еще один, и еще один, и остановиться. Что было трудно сделать,  не
показав и остальные. Когда он делал все правильно, он всем своим существом
ощущал удовольствие. Инспектор обнял его.
     Когда процедура заканчивалась, ему всегда давали конфету. И  он  знал
ответы на все вопросы, которые задавал Инспектор. Он ощущал  волнение,  но
это было приятное волнение.
     Он только хотел, чтобы конфету ему дали сейчас, а о датчиках забыли.     Ари была страшно возбуждена. У нее  было  новое  платье:  красное,  с
блестящим узором спереди и на рукавах. Нелли причесывала ей  волосы,  пока
они не начали потрескивать и разлетаться, черные и блестящие, и тогда Ари,
полностью одетой, пришлось слоняться по гостиной, пока маман и Олли  будут
готовы. Маман выглядела очень  высокой  и  очень  красивой,  в  сверкающем
серебре, и серебро в ее волосах тоже выглядело очень  красиво.  Олли  тоже
шел красивый, одетый в черное, как обычно  носят  эйзи.  Олли  был  особый
эйзи. Он всегда с маман, и если Олли что-то скажет, Ари должна  слушаться.
Она  слушалась,  по  крайней  мере,  сегодня,  потому  что  маман  и  Олли
собирались взять ее на Праздник.
     Там должна собраться много больших людей. Она пойдет  туда,  а  потом
Олли отведет ее к Валери на детский праздник.
     Валери - это мальчик. Сиры Шварц. Эйзи последят за ними, а они  будут
играть и там будет мороженое за маленьким столом. И другие дети. Но больше
всех ей нравится Валери. У Валери такая стеклянная штучка,  через  которую
нужно смотреть, и тогда видны узоры.
     Больше всего она надеялась, что там  будут  подарки.  Иногда  бывали.
Поскольку все разодеты по-особому, могут быть и в этот раз.
     Это было необычное событие - пойти  туда,  где  собирались  взрослые.
Идти по коридору в нарядном платье, держась за  руку  Маман,  хорошо  себя
вести, поскольку все от тебя этого ожидают, и не причинять беспокойства. В
особенности, когда можно рассчитывать на подарки.
     На лифте они спустились вниз. В холле она увидела много высоких эйзи:
эйзи носили в основном черное, чаще, чем другие  цвета;  и  даже  если  не
носили, она всегда могла сказать, кто - эйзи. Они были не похожи на  маман
или дядю Дэниса, они выглядели как эйзи. Иногда она прикидывалась, что она
- одна из них. Она ходила очень тихо, и  стояла  прямо,  и  глядела  очень
прямо, как Олли, и говорила маман: "Да, сира". (Но не Нелли. Нелли  всегда
просто говоришь "да"). Иногда она прикидывалась, что она -  маман,  и  она
приказывала Нелли:
     - Постели мне, Нелли, пожалуйста. - (А однажды велела Олли:  -  Олли:
черт возьми, я хочу пить. - Но это была нехорошая фраза.  Олли  принес  ей
питье и рассказал маман. И маман сказала, что это некрасиво, и что Олли не
должен для нее ничего делать, когда она грубит. Так что вместо  этого  она
сказала: - Черт возьми, Нелли.).
     Маман провела ее через холл сквозь толпу эйзи и  через  дверь,  около
которой стояло много народу. Одна женщина сказала:
     - С Новым Годом, Ари. - И наклонилась к ее лицу. У нее было  красивое
ожерелье, и можно было видеть, что у нее под блузкой. Это было  интересно.
Но Олли поднял ее на руки. Так стало лучше. Она могла видеть лица людей.
     Какая-то женщина разговаривала с маман, а люди толпились, говоря  все
одновременно, и все пахло духами, и едой, и пудрой.
     Кто-то погладил ее по плечу, когда Олли держал ее на руках.  Это  был
дядя Дэнис. Дэнис -  толстый.  Он  занимал  очень  много  места.  Ей  было
любопытно, действительно ли он весь твердый, или больше, чем другие  люди,
задерживают дыхание, чтобы быть таким круглым.
     - Как поживаешь, Ари? - закричал ей дядя Дэнис в том шуме, и внезапно
все люди замолчали и посмотрели на них. С Новым Годом!
     Это привело ее в недоумение, но заинтересовало. Если это был ее новый
год, то это - день рождения, а на день рождения людям полагалось приходить
к ней в квартиру и приносить подарки. Но она не видела ни одного.
     - С Новым Годом, - говорили люди. Она с надеждой смотрела на них.  Но
подарков не было. Она вздохнула, а  когда  Олли  пронес  ее  через  толпу,
увидела пунш и пирожные.
     Олли понимал.
     - Ты хочешь пунша? - спросил он.
     Она кивнула. Было очень шумно. Она не была уверена, что ей  нравится,
когда так много взрослых.  Праздник  становился  скучным.  Однако  пунш  и
пирожные - это хорошо. Она прижалась к сильному плечу Олли и почувствовала
себя гораздо веселее, потому что Олли мог принести ее прямо  к  столу,  на
котором стояла чаша с пуншем, и Олли  прекрасно  понимал,  что  тут  самое
лучшее. Пунш, в особенности из красивой чаши, и  большое  пирожное  -  это
почти так же здорово, как подарки.
     - Мне придется опустить тебя, - сказал Олли. - Ладно? Стой здесь, а я
принесу тебе пунша.
     Это было обидно. Все были такие высокие, музыка очень громкая, а стоя
на полу, она ничего не видела, кроме ног. Кто-нибудь  может  наступить  на
нее. Олли поставил ее на пол, и подошла Maman с дядей Дэнисом. И толпа  не
наступила на Ари. Многие люди смотрели на нее.  Некоторые  улыбались.  Так
что она почувствовала себя в безопасности.
     - Ари. - Олли дал ей чашку. - Не пролей.
     Пунш был зеленым. Он выглядел странно, но пахло от него хорошо, а  на
вкус он был еще лучше.
     - Ты становишься слишком большой, чтобы тебя носить,  -  сказал  дядя
Дэнис. Она взглянула вверх и сморщила нос. Она  не  согласилась  с  дядей.
Maman сказала то же самое. Но Олли не  сказал.  Олли  -  большой  и  очень
сильный. Он отличался от  всех.  Ей  нравилось,  когда  он  носил  ее:  ей
нравилось обхватить руками его шею и  прижаться  к  нему,  потому  что  он
напоминал кресло, на которое можно  залезть,  и  не  чувствовались  кости,
просто - крепкие руки и ноги. И он был теплым. И от него хорошо пахло.  Но
Олли теперь принес для маман и дяди Дэниса пунш  из  другой  чаши,  и  она
держалась поближе К Олли и пила свой пунш, а  дядя  Дэнис  разговаривал  с
маман и громко играла музыка.
     После того, как Олли принес пунш для маман и Дэниса, он посмотрел  на
нее.
     - Хочешь пирожное? - громко спросил Олли.  -  Пирожные,  по-видимому,
будут на детском празднике.
     Это обнадеживало.
     - Я хочу еще пунша, - ответила она и отдала  Олли  свою  чашку.  -  И
пирожное, пожалуйста.
     Она стояла одна и ждала. Она спрятала руки за спиной и вспомнила, что
Maman просила ее не качаться взад и вперед, потому что это выглядит глупо.
Незнакомые люди подходили и говорили, какая  она  красивая,  и  желали  ей
счастливого Нового года, но она уже была готова уйти, если бы не  ожидание
Олли с пуншем и пирожными. Она собиралась дождаться их.
     Детский праздник - это, наверное, лучше.
     Может быть, подарки будут там.
     - Пойдем сядем, - позвал Олли, не давая ей ни пунша, ни пирожного. Он
принес их для нее. Вдоль стены стояли стулья.  Ей  стало  спокойнее.  Если
пунш попадет на ее новое платье, она будет выглядеть плохо, и маман  будет
ее бранить. Она взобралась на стул, и Олли вручил ей пирожное  и  поставил
чашку на соседний стул. Она одна занимала целый ряд.
     - Я пойду и возьму для себя, - сказал  Олли.  -  Оставайся  здесь.  Я
вернусь.
     Она кивнула с набитым ртом. Белое пирожное. Красивое. С толстым слоем
глазури. Ей стало гораздо веселее.  Она  качала  ногами,  ела  пирожное  и
облизывала  пальцы,  пока  Олли  ждал  возле  чаши  с  пуншем,   а   маман
разговаривала с Дэнисом и Жиро.
     Может быть, они ждут подарков. Может быть,  должно  произойти  что-то
интересное. Все они излучали торжественность. Кое-кого она видела дома. Но
большинство было незнакомых. Она покончила с пирожным, и облизала  пальцы,
и, соскользнув со стула, встала,  потому  что  почти  все  люди  собрались
вокруг столов, и освободилось много места.
     Она пошла посмотреть, далеко ли стоит Олли в очереди. Но кто-то  увел
Олли. Значит, можно было еще погулять.
     И она пошла. Не далеко. Она не хотела, чтобы  Maman  и  Олли  ушли  и
потеряли ее. Она оглянулась, чтобы убедиться, что ей все еще видно  Maman.
Да. Но Maman все еще занята  разговором.  Хорошо.  Если  Maman  начнет  ее
ругать, она сможет сказать, что была здесь. Maman вряд ли  будет  ругаться
очень сильно.
     Многие были красиво одеты.  Ей  понравилась  зеленая  блузка,  сквозь
которую можно смотреть. И черная, с блестками, на одном мужчине. Но  лучше
всего были мамочкины украшения.
     И был мужчина с ярко-рыжими волосами.
     В черном. Эйзи. Она наблюдала за ним.  Она  ответила  "хэлло",  когда
кто-то сказал "хэлло" ей, но она не обратила на это внимание.  Она  всегда
считала свои волосы красивыми. Красивее всех. Но его волосы были красивее.
И он сам тоже. Это было несправедливо. Если существовали такие волосы, они
должны  были  принадлежать  ей.  Внезапно  ее  собственные  перестали   ей
нравиться.
     Он взглянул на нее. Он не был эйзи. Нет. Его лицо стало скучающим,  и
он отвернул подбородок, делая вид, что не замечает,  как  она  смотрит  на
него. Он был вместе с темноволосым мужчиной. Тот смотрел на нее, а эйзи не
хотел, чтобы он смотрел.
     Он все равно смотрел на нее. Он был красивый, как Олли. Он смотрел на
нее иначе, чем другие взрослые, и она подумала, что ему не полагалось  так
смотреть, но она не хотела  смотреть  в  другую  сторону,  потому  что  он
отличался от всех. Эйзи с рыжими волосами был рядом с ним, но  не  он  был
значительным. Важным был другой мужчина. Он смотрел на нее, а она  никогда
раньше не видела его. Он никогда не приходил к ним. Он ни разу не приносил
подарков.
     Она подошла ближе. Эйзи не хотел, чтобы она приближалась к его другу.
Его рука лежала на плече мужчины. Как будто она собиралась  схватить  его.
Однако мужчина глядел на нее, как на Maman. Как будто он натворил  что-то,
а она - маман.
     Он словно превратился в нее. А она - в маман. А эйзи стал  как  Олли,
рядом с сердитой Maman.
     Затем эйзи увидел какую-то опасность позади нее. Она оглянулась.
     Подходила Maman. Но маман остановилась, когда она оглянулась.
     Все  замерли.  Все  молча  наблюдали.  Звучала  только  музыка.   Все
испугались.
     Она направилась к маман.
     Все вздрогнули.
     Она остановилась. И все вздрогнули снова. Даже маман.
     Из-за нее.
     Она дрожа поглядела на маман.
     Она поглядела на мужчину.
     И снова - испуганное движение в зале.
     Она не знала, что такое возможно.
     Наверное, Maman рассердится? И Олли тоже?
     Если маман собирается кричать, то она успеет кое-что сделать.
     Этот и мужчины смотрели на нее, пока она подходила к ним.  У  мужчины
было такое выражение, как будто она собирается съесть его. Наверное,  эйзи
тоже так думал.
     У мужчины были красивые руки, как у Олли.  Вообще  он  был  похож  на
Олли. Все люди думали, что он опасен. Это было  неверно,  она  знала.  Она
могла их здорово напугать.
     Она подошла и взяла его за руку. Все и  всегда  делали  то,  что  она
хотела. Даже он.
     Она хорошо справилась с ролью маман. Так же, как могла  справиться  с
Нелли.
     Ей нравилось это.     - Спокойной ночи,  милая,  -  сказала  маман  и  поцеловала  ее.  Ари
вытянула ручки, обняла маман и тоже поцеловала ее. Звонко.
     Маман вышла, и стало  темно.  Ари  уютно  устроилась  в  постельке  с
любимой игрушкой. Досыта наелась пирожных с пуншем. Она закрыла  глаза,  и
ей представились люди в блестящей одежде. Олли принес ей пирожное.  И  все
глядели на нее. И праздник у Валери был отличный.  Они  играли  в  "третий
лишний" и получили каждый, что хотел. Ей досталась  сверкающая  звезда.  А
Валери - мячик. И им было очень жаль лампу сиры Шварц.
     Новый год - это хорошо.
     - У нее все в порядке? - спросил Олли в спальне, когда расстегивал ей
блузку. И Джейн кивнула. - Сира, я прошу прощения.
     - Не говори об этом. Не переживай. Все в порядке.
     Он закончил; она позволила серебристой блузке соскользнуть с  плеч  и
бросила ее на спинку стула. Олли все еще дрожал.
     Она - тоже. Проклятая идея Дэниса и Жиро!
     Ольга выводила ребенка к  посетителям,  как  куклу  -  приучая  ее  к
светской жизни.
     Они не могли отказаться от секретности.  Они  только  частично  могли
повлиять на напряженную атмосферу  -  которая  существовала  внутри  самой
Резьюн.
     Их семья. С ее своеобразной славой.
     Достаточно всего, чтобы смело рассчитывать на то,  что  четырехлетний
ребенок со временем станет дьявольски "гипер"...
     И все-таки в душе ощущала некоторое беспокойство.     Джастин поплотнее запахнул пальто и поглубже засунул руки в  карманы.
Они  с  Грантом  прогуливались  по  улице  между  Резиденцией  и   Офисом.
Неторопливо, несмотря на утреннюю прохладу в это  новогоднее  утро,  когда
все поздно просыпаются.
     Он остановился возле пруда, наклонился, покормил рыбок. Те знали его.
Они поджидали его и подплыли ближе под широкими,  окаймленными  коричневым
листьями лотоса. Они хозяйничали в своем маленьком пруду  между  зданиями,
они развлекали детей из Дома и выводили мальков не думая о  том,  что  они
чужаки на этой планете.
     Вот этот белый старик с оранжевыми крапинками ел с его ладошки, когда
Джастин был еще маленьким мальчиком. И теперь, когда Джордана не было, они
с Грантом ежедневно старались выйти на улицу,  всякий  раз,  когда  могли.
Каждое утро.
     Постоянные наблюдатели могли засечь их голоса и из Дома, могли засечь
их везде. Но, безусловно, служба безопасности формально относилась к этому
и  просто  время  от  времени  интересовалась,  как  идут  дела,  пробегая
монитором по квартире, не тратя слишком много внимания на  пару  спокойных
разработчиков лент, уже  много  лет  не  причинявших  неприятностей  Дому.
Служба безопасности могла подвергнуть их психоскопии в любой  момент.  То,
что этого не делали - означало,  что  Безопасность  не  интересуется  ими.
Пока.
     Но они по-прежнему сохраняли осторожность.
     - Он голоден, - сказал Джастин о белом самце. - Зима, а дети забывают
кормить рыбешек.
     - Одно из явных различий меж нами, - откликнулся Грант, сидя на камне
рядом с ним. - Дети-эйзи помнили бы.
     Джастин рассмеялся, несмотря на  тяжелое  положение,  в  котором  они
находились.
     - Вы - гораздо лучше.
     Грант весело пожал плечами.
     - Рожденные люди равнодушны к правилам. Мы не такие.  -  Новый  кусок
вафли  упал  в  воду,  и  рыбка  схватила  его,  пустив  по  воде   круги,
шевельнувшие листья лотоса. - Говорю тебе, все проблемы  с  чуждой  жизнью
происходят от предвзятости. Надо посылать нас.
     - И это - человек, называющий Новгород слишком иностранным.
     - Нас. Тебя и меня. Тогда бы я не беспокоился.
     Долгая пауза. Джастин по-прежнему держал в руках салфетку с вафлями.
     - Я чертовски хотел бы, чтобы нашлось такое место.
     - Не беспокойся об этом. - Грант имел в виду  не  Новгород.  Внезапно
набежали тучи. Снова подул холодный ветер. - Не стоит. Все в порядке.
     Джастин безмолвно кивнул.  Они  стояли  рядом.  Приходили  письма  от
Джордана, которые выглядели, как кружева. Целые предложения были вырезаны.
Но в них всегда говорилось: Хэлло, сын. Я надеюсь, что у вас с Грантом все
в порядке. Я читаю и перечитываю  все  твои  письма.  Старые  рассыпаются.
Пожалуйста, присылай еще.
     Его чувство юмора не пострадало, замечал он Гранту. И они  с  Грантом
тоже читали и перечитывали то письмо в поисках слабых намеков, по  которым
можно было бы догадаться о намерениях Джордана. Читали и перечитывали  все
остальные, пришедшие. Страница за страницей о том, какая погода. О Пауле -
постоянно, Пауль и я. Это тоже успокаивало.
     Вопрос рассматривается, говорил Дэнис, когда он поднял вопрос о  том,
чтобы  послать  звуковое  письмо.  Или  о  разговорах  по   телефону   под
внимательным наблюдением.
     А они были так близки к получению такого разрешения.
     - Я не могу не беспокоиться, - сказал  Джастин.  -  Грант,  нам  надо
потерпеть еще немного. Но этим не кончится. Они пока не отстанут.  Ни  ты,
ни я не должны совершить ничего опрометчивого.
     - Они сами привели девочку туда. И не помешали нашему приходу.  Может
быть, они не ожидали того, что произошло. Но не  мы  это  затеяли.  Полная
комната психологов - и они примерзли. Они подсказали девочке.  Она  читала
их, а не нас. Это снова  подвижность  мышления.  Рожденные  люди.  Они  не
хотели того, что случилось; и одновременно хотели этого, они затеяли  это,
чтобы выставить Ари в выгодном свете, и она это и делала  -  доказала  то,
что собирались доказать они. Может быть, мы подсказали ей. Мы смотрели  на
нее. Она поймала меня на этом. Может быть, мы возбудили ее любопытство. Ей
ведь четыре года, Джастин. А вся комната  подскочила.  Что  станет  делать
любой четырехлетний ребенок?
     - Побежит к матери, черт возьми.  Она  побежала  обратно.  Тогда  все
вздохнули с облегчением, и это тоже она уловила. А заметив этот  взгляд...
- он повел плечами от внезапного озноба, пробежавшего по спине.  Затем,  с
усилием остановив полет воображения, попытался думать. Так, как  никто  не
думал прошлым вечером.
     - Ты задумывался, - продолжал Грант, - о памяти граждан?  Подвижность
мышления. Ты помнишь, у  вас  бывают  вещие  сны?  Тебе  может  присниться
человек, пьющий из стакана молоко. А через неделю ты увидишь, как Янни  во
время  ленча  пьет  чай,  и  если  это  зрелище  внезапно  покажется  тебе
значительным, ты перенесешь состояние сна на него, ты будешь  уверен,  что
тебе приснился именно он за этим самым занятием, за этим самым  столом,  и
даже психоскопия не отделит потом одно от другого.  В  моей  жизни  дважды
такое случалось. И в этих случаях я доставал из  хранилища  свою  ленту  и
отправлялся на диван для сеанса, пока не начинал чувствовать  себя  лучше.
Послушай меня: я знаю, что поведение девочки может быть важным. Я  подожду
и посмотрю, как это соотносится с поведением других.  Но  если  ты  хочешь
услышать мою оценку происшедшего, то каждый гражданин в той комнате впал в
состояние сна. В течение тридцати секунд во  всей  комнате  здравомыслящим
оставались только эйзи и эта девочка, при этом  большинство  из  нас  были
сосредоточены дьявольски напуганы.
     - Кроме тебя?
     - Я следил за тобой и за ней.
     Джастин глубоко вздохнул, и напряжение  частично  покинуло  его.  Это
было тем пустяком, которого он  не  знал.  Это  была,  по  словам  Гранта,
комната, полная психологов, забывших свою науку. Оттенки ценностей.
     - К черту Гауптмана, - пробормотал он. - Я  становлюсь  эморитсом.  -
Еще два спокойных вдоха. Теперь он  мог  вспомнить  об  этом  спокойнее  и
видеть ребенка вместо женщины: - Я иду на праздник к Валери.
     Она глядела на него с  невинностью,  как  любой  ребенок,  и  открыто
предложила подружиться. Они и мы. Может быть, это призыв к миру. Он не мог
вспомнить   себя   в   четыре   года.   Джекобс,   который   работал   над
соответствующими вопросами психики граждан, мог  бы  рассказать  ему,  как
мыслит четырехлетний гражданин. Но кое-что он мог бы выудить из тех темных
глубин: лицо Джордана, когда тому было тридцать с небольшим.
     Самого себя и Гранта, кормящих рыбок в пруду. Сколько ему тогда было?
Он точно не помнил. Это было одно из первых  воспоминаний,  и  он  не  мог
прикрепить его к нужному месту.
     Внезапно он вспотел, пораженный.
     Почему? Почему я занимаюсь этим?
     Что со мной не так?
     Стены.
     Дети - он ими не  интересовался.  Подчеркнуто  не  интересовался.  Он
сторонился своего собственного детства,  как  территории,  на  которую  не
собирался возвращаться; и поглощенность этим Проектом Резьюн  внушала  ему
отвращение.
     Двадцатитрехлетний глупец, выполняющий рутинную  работу,  растрачивая
себя, не глядя ни влево, ни вправо. Только вперед, по  колее.  Практически
не касаясь лент, потому что ленты для него символизировали  беспомощность;
потому что ленты открывали области, которые он не хотел открывать.
     Обрушить стены и добраться в прошлое, к Джордану, к тому, что было...
Он ощутил гнев. Вовлечься.
     Но они уже вовлечены.
     - Это ловушка, верно? - обратился он к Гранту.  -  Твой  психотип  не
позволяет тебе видеть то,  что  видел  я.  Но  разве  это  справедливо  по
отношению к ней, Грант? Она ведь такая же, ка и все мы, граждане.
     Грант издал смешок.
     - Ты признаешь, что я прав.
     - Это была комната, полная поглупевших граждан. Но,  может  быть,  мы
заметили нечто, чего не видел ты.
     - Ах, эти. Бутылки Клейна. Правда и неправда. - Я рад, что видел  то,
что видел, не отдавая предпочтение ни прошлому, ни будущему.
     - Проклятие. Иногда мне хочется позаимствовать у тебя ленту.
     Грант покачал головой.
     - Ты тоже прав. В том, что видишь, чего не вижу я.  Я  знаю,  что  ты
видишь. Меня это беспокоит. Меня это  беспокоит  потому,  что  я  не  могу
увидеть ситуацию  такой,  какой  ее  видит  гражданин.  Я  могу  логически
проследить ход  твоих  поступков,  но  черта  с  два  я  могу  понять  эту
подвижность.
     - Ты имеешь в виду, что ход твоего мышления настолько жестко  следует
по пути эйзи, что ты не замечаешь этого.
     Он не мог упустить возможность  поспорить  на  тему:  Гауптман-Эмори;
Грант донимал его этим спором постоянно,  и  сейчас  поддерживал,  пытался
сделать то же самое. И между прочим, легкий налет  клинического  интереса:
выпутайся-ка отсюда, Джастин. Не реагируй. Думай.
     - Я имею в виду, - сказал Грант, - если бы мы все были эйзи, у нас не
было бы этой проблемы. И у нее не было бы: они установили  бы  тот  чертов
психотип, и она стала бы точно такой, какой они хотели. Но она не эйзи.  И
они - тоже. Им не нужен рационализм, это не то, что они обычно  применяют.
С моей точки зрения, у тебя, как у них, все поставлено с ног на голову,  и
я очень хотел бы, чтобы ты послушался и  не  реагировал.  Любые  возможные
беды придут через годы. Есть время подготовиться к ним.
     - Ты совершенно прав: здесь мы имеем дело не с мышлением эйзи. Они не
слишком аккуратны. Если на  следующей  неделе  с  их  прелестным  Проектом
произойдет что-нибудь неладное, они  будут  уверены,  что  это  моя  вина.
Каждый раз, когда та  девчонка  мне  встретится  -  нет  способа  избежать
подозрений. И факты не имеют к  этому  никакого  отношения.  Она  запросто
лишила нас всякой возможности добиться уступки с Джорданом: проклятье, они
могут даже запретить письма.
     - Не ищи обвинений. Не  веди  себя  так,  как  будто  тебя  обвиняют.
Запомни: если ты будешь сопротивляться, они тоже примут меры.
     Голос Ари. Из прошлого. Милый, держи себя в руках.
     Мальчик, я понимаю твое разочарование, но держи себя под контролем.
     Милый, ты боишься женщин? Твой отец боится.
     Семья - это такая ответственность.
     Он опустил голову на руки. И даже когда  он  сделал  это,  знал,  что
потерял опору, потерял все, рассеял все настолько основательно,  насколько
удалось,  -  всю  отточенную  логику,  все  самообладание,  все   защитные
механизмы. Он ходил по коридорам Резьюн, как призрак, демонстрировал  свою
открытость всем, не скрывая слабостей.  Он  ощущал  вокруг  себя  всеобщее
смутное  отвращение  и  настороженность.  Большое  несчастье  Джордана   и
самообвинение, связанное с тем, что он вызвал  все  это,  погасили  в  нем
огонь, может быть, даже наполовину свели его с ума, - так всем  полагалось
думать.
     За исключением горсточки тех, кто видел ленты.  Тех,  кто  видел  эти
проклятые ленты и кто знал, что сделала Ари, знавших, почему он просыпался
в холодном поту и почему избегает людских прикосновений и  даже  старается
не стоять рядом.  В  особенности  это  знал  Петрос  Иванов,  так  как  он
психоскопировал его после того, как Жиро и все остальные закончили с  ним.
Я собираюсь совершить небольшое вмешательство, говорил Петрос,  поглаживая
его плечо, пока он постепенно подпадал под воздействие; потребовались  три
здоровых агента безопасности, чтобы ввести ему наркотик.  По  распоряжению
Жиро. Я только собираюсь сказать тебе, что все в порядке. Что  тебе  ничто
не угрожает. У тебя была травма. Я собираюсь перекрыть тот период. Хорошо?
Ты знаешь меня, Джастин. Ты знаешь, что я на твоей стороне...
     О Господи, что они сделали со мной? Ари, Жиро, Петрос.
     Он плакал. Грант положил руку на его локоть. Грант был  единственный,
единственный, который мог сделать так. Ребенок коснулся его руки. И  снова
появились видения. Это было как прикосновение к трупу.
     Так он просидел довольно долго. Пока не услышал голоса. Он знал,  что
это прогуливались какие-то люди  на  другой  стороне  сквера.  Между  ними
находилась изгородь, скрывающая их. Но он  сделал  усилие,  чтобы  вернуть
себе самообладание.
     - Джастин? - произнес Грант.
     - Со мной все в порядке. Черт возьми. - И сказал то, что  никогда  не
говорил Гранту: - Петрос что-то сделал со мной. Или это сделал  Жиро.  Или
Ари. Ты не видишь этого? Не замечаешь разницы?
     - Нет.
     - Скажи мне правду, черт побери.
     Грант вздрогнул. Странное, сдержанное  вздрагивание.  И  затем  боль.
Глубокая боль.
     - Грант? Как ты думаешь, они сделали что-нибудь со мной?
     - Я не понимаю рожденных людей, - проговорил Грант.
     - Прекрати пичкать меня этой ерундой!
     - Я собирался сказать. - Лицо Гранта  побелело,  губы  разве  что  не
дрожали. - Джастин, вы люди - я не понимаю.
     - Не лги мне. Что ты собирался сказать?
     - Я не знаю ответа. Господи, ты снова и снова оказывался в шоке, если
бы ты был эйзи, тебе бы следовало пойти и сделать, как я. Лучше  было  бы,
если бы ты так мог. Я не знаю, что происходит внутри тебя. Я вижу - я вижу
тебя.
     - Ну, говори, наконец, Грант!
     - Ты не... не такой, каким был бы, если бы этого не случилось. А  кто
бы был? Ты учишься. Ты подстраиваешься.
     - Я не об этом спрашиваю. Они сделали что-нибудь?
     - Я не знаю, - ответил Грант, едва не заикаясь. - Я  не  знаю.  Я  не
берусь судить о психотипах граждан.
     - Ты можешь судить о моем.
     - Не загоняй меня в угол, Джастин. Я не знаю. Я не знаю  и  не  знаю,
как узнать.
     - Меня подвергли психической обработке.  Ты  это  видишь?  Продолжай.
Помоги мне, Грант.
     - Я думаю, что у тебя остались шрамы. Я не  знаю,  помог  Петрос  или
повредил.
     - Или добил меня до конца и сделал  так  же,  как  делала  Ари.  Этот
ребенок.
     - Это была встряска. Страшная встряска. Прогулка по времени. Я  боюсь
ленточных видений. Я запираю их. Я отгораживаюсь от этого периода. Само по
себе это - решение, верно?
     Петрос:
     - Я собираюсь перекрыть это.
     Отгородить это.
     Господи. Это психоблок. Может быть, так.
     Они не являлись моими друзьями. Или друзьями Джордана. Я знаю это.
     Внезапно он глубоко глотнул воздуха. Этот ребенок перебросил меня  во
время до Петроса. До Жиро. К тому времени, когда была только Ари.
     Обратно туда, когда он не верил, что что-нибудь пристанет ко  мне.  А
вошел в ее дверь в тот вечер, полагая, что полон самообладания.
     Через две секунды я уже знал, что это не так.
     Семья - это ответственность, милый.
     Что она говорила мне?
     - Джастин?
     Она действительно хотела всех превращений Резьюн?  Захотела  бы  она,
чтобы этот ребенок оказался в руках Жиро? Проклятье, пока Ари  была  жива,
он был у нее в кармане. Но после ее смерти.
     - Джастин!
     Он, наконец, осознал, что Грант трясет его. От истинного страха.
     - Со мной все в порядке, - пробормотал он. - Со мной все в порядке.
     Он чувствовал руку Гранта. Рука Гранта  была  теплая.  Ветер  обдавал
холодом. Он не осознавал того, на что смотрел. Садик. Пруд.
     - Грант, - является эта девочка воплощением Ари или нет, но она умна.
Она обнаружила способ смутить их. Не из-за этого ли весь этот сыр-бор. Она
поняла, что они хотят. Она заставила их поверить всему  этому.  Дэниса,  и
Джейн, и Жиро, и всех остальных. И  мне  не  нужно  верить  в  это,  чтобы
догадаться, что произойдет с нами, если Жиро решит,  что  мы  представляем
угрозу.
     - Джастин. Оставь это. Пойдем отсюда. Здесь холодно.
     - Не думаешь ли ты, что они мне устроили психоблок? - он вытащил себя
из грез; посмотрел прямо в бледное,  измученное  холодом  лицо  Гранта.  -
Скажи мне правду, Грант.
     Долгое молчание. Грант  тяжело  дышал.  Сдерживаясь.  Не  требовалось
проницательности, чтобы видеть это.
     - Я думаю, они могли, - ответил, наконец, Грант. От пожатия его  рука
болела. Голос Гранта дрожал. - Я сделал все, что мог. Я пытался. С  самого
начала. Не набрасывайся на меня. Не давай им снова наложить на тебя  руки.
А они могут - если ты дашь им предлог. Ты сам знаешь, что они могут - если
ты дашь им предлог. Ты сам знаешь, что они могут.
     - Я не собираюсь поддаваться. Я не сдаюсь. Я знаю, что они сделали. -
Он сделал глубокий вдох и притянул Гранта поближе, обнял его,  прижался  к
нему, измученный. - Я делаю все правильно. Возможно, что я веду себя  даже
лучше, чем во все последние шесть лет.
     Грант глядел на него, бледный и смятенный.
     - Я клянусь, - сказал Джастин. Ему уже было  не  просто  холодно.  Он
промерз насквозь. Окоченел. - Проклятье, - выговорил  он.  -  У  нас  есть
время, так ведь?
     - У нас есть время, - подтвердил Грант. И потянул его. -  Пойдем.  Ты
замерзаешь. И я - тоже. Пойдем вовнутрь.
     Он встал. Швырнул  остатки  еды  рыбам,  запихал  салфетку  в  карман
онемелыми пальцами и пошел. Он не совсем  осознавал,  где  идет,  действуя
автоматически. Гранту нечего было больше сказать, пока они не добрались до
кабинета во втором крыле.
     И тут Грант задержался возле двери в его кабинет. И  бросил  на  него
взгляд, как бы спрашивая, все ли в порядке.
     - Мне надо бежать в библиотеку.
     Он ответил Гранту, слегка приподняв подбородок. Все в порядке.
     - Иди, раз так.
     Грант прикусил губу. Встретимся за ленчем.
     - Хорошо.
     Грант ушел. Он  уселся  в  маленьком  кабинете,  посреди  беспорядка,
подключился к компьютерной системе и приготовился начать работать.  Однако
в углу экрана помаргивала точка, свидетельствовавшая о наличии  сообщения.
Он вывел его на экран.
     Немедленно зайди ко мне, гласило оно. Жиро Най. Он сидел, уставившись
на эту фразу. Он обнаружил, что его рука  дрожит,  когда  он  потянулся  к
кнопке выключателя.
     К этому он не был готов. Ему привиделась психоскопия, и  все  прежние
кошмары. Ему нужно было все его самообладание.
     Все старые рефлексы пропали. Все. Он был уязвим. И Грант - тоже.
     Для того, чтобы взять себя в руки, у него оставалось только то время,
которое потребуется, чтобы туда дойти. Он не знал, как поступить, стоит ли
пройти мимо библиотеки и попытаться предупредить Гранта - но это выглядело
как признание вины. Любой его поступок мог стать роковым.
     Нет, подумал он, и до крови прикусил  губу.  Ему  вспомнилась  другая
встреча. Привкус крови во рту. Истерия захлестывала его изнутри.
     Это началось, думал он. Это произошло.
     Он включил машину и послал сообщение в кабинет Гранта:
     - Жиро хочет видеть меня. Я, возможно, не успею к ленчу.
     Да. Это звучало достаточно предупреждающе. Как поступит Грант, он  не
имел понятия.
     Тревога.
     Он снова отключился,  встал,  запер  кабинет  и  пошел  по  коридору,
по-прежнему ощущая привкус крови.  Он  смотрел  на  предметы  и  людей,  с
мыслью, что может не вернуться. Что следующее, что предстоит увидеться  им
с Грантом - это комната допросов в больнице.     Жиро располагался в своем прежнем офисе,  в  административном  крыле,
тот же облитый панелями неброский вход с наружным замком - более серьезные
меры безопасности, чем когда-либо применяла Ари. Жиро теперь официально не
возглавлял службу безопасности. Теперь он официально был Советником  Наем.
Но все в Доме знали, кто по-прежнему является главой безопасности.
     Джастин  просунул  карточку  в  замок,  услышал   как   он   щелкнул,
настроенный на его гражданский номер. Затем вошел в короткий, тоже обшитый
панелями, коридор и открыл внутреннюю дверь  в  офис,  где  на  положенном
месте за столом сидел эйзи Жиро, эйзи по имени Аббан.
     Это первое, что бросилось ему в глаза. В следующую  долю  секунды  он
заметил двух офицеров охраны и то,  что  Аббан  начал  с  небрежным  видом
подниматься с кресла.
     Он  замер.  И  посмотрел  прямо  в  глаза  ближайшему   офицеру-эйзи,
спокойно: давайте будем вести себя как цивилизованные люди. Он сделал  еще
один тихий шаг вовнутрь и позволил двери закрыться за его спиной.
     У них был сканер.
     - Протяни руки, -  сказал  тот,  что  слева.  Он  выполнил  приказ  и
позволил обвести жезлом вокруг его тела. Устройство  обнаружило  что-то  в
кармане его пальто. Офицер вытащил бумажную салфетку.  Джастин  бросил  на
него пренебрежительный взгляд, несмотря на то, что сердце стучало молотом,
и казалось, что воздуха в комнате не хватает.
     Они убедились, что он не вооружен. Аббан открыл двери,  и  они  ввели
его вовнутрь.
     Жиро находился там не один. Еще  был  Дэнис.  И  Петрос  Иванов.  Ему
казалось, что сердце пытается выпрыгнуть у него из груди. Один из офицеров
легонько взял его за руку и подвел к свободному креслу, стоящему  напротив
стола Жиро. Дэнис сидел в кресле слева от стола, Петрос - справа.
     Как трибунал.
     А охранники стояли, причем один из них держал руку  на  спинке  стула
Джастина, пока Жиро не поднял руку и не велел  им  удалиться.  Но  Джастин
слышал, что сзади кто-то остался, после того, как закрылась дверь.
     Аббан, подумал он.
     - Ты понимаешь, почему  ты  здесь,  -  начал  Жиро.  -  Мне  не  надо
разъяснять тебе.
     Жиро ждал ответа.
     - Да, сир, - произнес он монотонно.
     Они сделают то, что им заблагорассудится.
     Зачем им здесь Петрос? Разве что они собираются провести психоскопию.
     - У тебя есть что сказать? - спросил Жиро.
     - Я не думаю. - Он слегка мог владеть  голосом.  Черт  возьми,  держи
себя в руках.
     И как ветер из темноты: Успокойся, милый! Не выдай себя!
     - Я не провоцировал этого. Видит Бог, что я не хотел этого.
     - Ты запросто мог бы уйти.
     - Я ушел.
     - После. - Губы Жиро были плотно сжаты от  гнева.  Он  взял  стило  и
установил  его  между  пальцами.  -  В  чем  заключается  твое  намерение?
Саботировать проект?
     - Нет. Я находился  там  так  же,  как  и  все.  Никакой  разницы.  Я
занимался  своим  делом.  Чего  добивался  ты,  подготовив  ее   к   этому
представлению? Так оно и было? Маленькое шоу?  Произвести  впечатление  на
Семью? Выйти на прессу? Я готов поспорить, что у тебя есть запись.
     Жиро не ожидал этого. Легкое разоблачение. На лицах Дэниса и  Петроса
было написано страдание.
     - Девочку не подталкивали, - сказал Дэнис тихо.  -  Даю  тебе  слово,
Джастин, что это не было инсценировано.
     - Черта с два, не было. Это  же  прекрасный  сюжет  новостей,  верное
именно такой, который составляет отличную  пищу  для  обывателей.  Ребенок
указывает на копию убийцы.
     - Не старайся играть для камеры, - сказал Жиро. - Запись не ведется.
     - Я не ожидал. - Его трясло. Он подвинул ногу так,  чтобы  расслабить
ее и удержать от дрожи. Однако, Боже мой, мозги работали.  Они  собираются
затянуть его на первый сеанс, вот к чему они стремятся, и каким-то образом
это прояснило его мышление. - Я полагаю, что вы здорово  обработаете  меня
перед тем как выставить перед камерами. Однако это чертовски грязное  дело
- записать меня во  время  праздника  и  снова  начать  все  сначала.  Или
умертвить. Трудновато, а?
     -  Джастин,  -  сказал  Петрос  увещевательным  тоном.  -  Никто   не
собирается "обрабатывать" тебя. Мы здесь не для этого.
     - Разумеется.
     - Мы здесь для того, - твердо и с  расстановкой  проговорил  Жиро,  -
чтобы задать один простой вопрос. Ты намекнул ей на что-нибудь?
     - Ты находишь свои собственные ответы. Записываешь  то,  что  хочешь.
Посмотри на той проклятой ленте.
     - Мы смотрели, - сказал Жиро. - У Гранта  был  зрительный  контакт  с
ней. И с тобой тоже, перед тем, как она пошла.
     Атака на новую цель. Конечно, они подбираются к Гранту.
     - На что еще люди смотрели? На что  еще  нам  было  там  смотреть?  Я
смотрел на нее. Ты думал, я приду туда, и не буду этого делать?  Ты  видел
меня там. Ты мог бы приказать мне  уйти.  Но  ты,  разумеется,  не  сделал
этого. Ты подставил меня. Подстроил всю  сцену.  Сколько  людей  знало  об
этом? Только вы?
     - Ты утверждаешь, что не настраивал ее.
     - Нет, черт возьми. Ни я, ни Грант. Я спрашивал Гранта. Он не стал бы
обманывать меня. Он признает зрительный контакт. Он смотрел на  нее.  -  Я
был пойман на этом, - так он это выразил. Это была не его вина.  -  Я  был
пойман на этом, - так он это выразил. Это была не его вина. И не моя.
     Петрос зашевелился в кресле. Наклонился к Жиро.
     - Жерри, я думаю, что тебе следует обратить внимание  на  то,  что  я
говорил.
     Жиро  прикоснулся  к  настольному  пульту.  Над  поверхностью   стола
выдвинулся экран; он правой рукой нажал на что-то, вероятно,  искал  файл.
Потом данных с экрана отражался  от  металла  на  его  воротнике:  зеленые
отблески.
     Подтасовка. Дирижирование, сказал Джастин про себя. Всей постановкой.
Настал недолгий период неизвестности. Секреты.
     А он по-прежнему не мог сдержать свои реакции.
     Жиро читал или изображал, что читает. Его дыхание тяжело. Его лицо не
стало более дружелюбным, когда он поднял глаза.
     - Тебе не нравится ленточное обучение. Странно для разработчика.
     - Я не доверяю ему. Ты можешь упрекнуть меня?
     - Ты даже не впитываешь развлекательные ленты.
     - Я много работаю.
     - Давай оставим такие ответы. Ты увиливал от вызовов.  Петроса  -  ты
впитываешь ленты не чаще, чем раз в месяц или около  того.  Это  чертовски
странное отношение для разработчика.
     Он ничего не ответил. Его бойкость испарилась.
     - Даже Грант, - продолжал Жиро, - не ходит в  лабораторию  за  своими
лентами. Он  пользуется  домашним  устройством.  Неподходящий  способ  для
приведения в порядок.
     - Для этого не существует правил.  Если  это  удовлетворяет  его,  то
пусть. Грант талантлив, он хорошо усваивает.
     - И ты не инструктировал его, чтобы так поступать.
     - Нет, это не моя инструкция.
     - Ты знаешь, - сказал Петрос, -  Гранту  достаточно  самообеспечения,
полностью приспособлен к общению с людьми. Он не нуждается в  подкреплении
так же часто, как другие. Однако принимая во внимание  то,  через  что  он
прошел, лучше бы ему провести глубокое. Просто для проверки.
     - Принимая во внимание, то, через что ты заставил его пройти? Нет!
     - Так это твоя инструкция, - снова сказал Жиро.
     - Нет, это его выбор. Это его выбор, он имеет право, так же,  как  я,
насколько я слышал.
     - Я не уверен, что нам нужна группа разработчиков-лентофобов.
     - Пошел к черту.
     - Успокойся, - сказал Дэнис. - Не бери в голову. Жиро, с его  работой
все нормально. И у Гранта тоже. Мы не об этом.
     - При убийстве  Ари  оказалась  не  единственной  жертвой,  -  сказал
Петрос. - Пострадал Джастин. Пострадал  Грант.  Мне  кажется,  что  нельзя
игнорировать такой факт. Ты имеешь дело с тем, кто в  момент  происшествия
был  мальчиком,  кто  сам,  кроме  прочих,  фактически,   явился   жертвой
преступный действий. Ари. Я не хотел акцентировать  внимание  на  этом.  Я
приглядывал за ним. Я посылал ему приглашения  прийти  и  поговорить.  Это
правда, Джастин?
     - Это правда.
     - Ты не откликался, так?
     - Нет. - Паника охватывала его. Он ощущал внутреннюю слабость.
     - Вся обстановка, связанная с Проектом, - сказал Петрос, -  несколько
беспокоила тебя, не так ли?
     - Живи и давай жить другим.  Мне  жаль  девочку.  Я  уверен,  что  ты
получил всю выгоду от подслушивания в моей квартире.  Я  надеюсь,  что  ты
хорошенько насладился интимными моментами.
     - Джастин.
     - Ты тоже можешь идти к черту, Петрос.
     - Джастин. Скажи мне правду. У тебя по-прежнему бывают видения?
     - Нет.
     - Ты уверен?
     - Да, я уверен.
     - Ты был сильно подавлен, когда пришел на праздник, так?
     - Конечно, нет. С чего бы мне?
     - Я полагаю, что вот твой ответ, - обратился  Петрос  к  Жиро.  -  Он
пришел туда в подавленном  состоянии.  Они  оба.  Поэтому  Ари  без  труда
уловила это. Вот и все, что касается этого. Я не думаю, что они задумывали
что-то заранее. Меня больше беспокоит состояние духа Джордана. Я  полагаю,
что сейчас лучше отпустить его на работу; пусть он появляется на  семейных
церемониях, и ведет настолько нормальный образ жизни, насколько сможет. Он
и без того переживает достаточно. Я только хотел бы, чтобы  он  пришел  на
консультацию.
     -  Жиро,  -  сказал  Дэнис,  -  если  ты  доверяешь  чувствительности
маленькой Ари, то вспомни, что она не испугалась Джастина. Несмотря на его
подавленность, она не испугалась. Как раз наоборот.
     - Это мне тоже не нравится, -  Жиро  втянул  воздух  и  откинулся  на
спинку кресла, глядя на Джастина из-под бровей. - Ты выполнишь предписание
Петроса. Если он сообщит мне, что ты сопротивляешься,  ты  еще  до  заката
отправишься на климатическую станцию. Понял меня?
     - Да, сир.
     - Ты будешь продолжать работу. Если ваши дороги с Ари пересекутся, ты
можешь говорить с ней или нет  по  своему  усмотрению,  чтобы  не  вызвать
малейшего любопытства. Ты будешь появляться на семейных мероприятиях. Если
она заговорит с тобой,  будь  с  ней  любезен.  Не  более  того.  Если  ты
отклонишься от этой линии, ты снова очутишься здесь, и  у  меня  не  будет
хорошего настроения. То же самое - в отношении Гранта. Ты разъяснишь  ему.
Ты понял меня?
     - Да, сир.
     Как любой эйзи. Тихо. С уважением. Это - ловушка.  Она,  по-прежнему,
готова захлопнуться. Этим дело не ограничится.
     - Ты можешь идти. Открой дверь, Аббан.
     Дверь открыли. Он резко поднялся из кресла. То же самое сделал Дэнис.
Он прямиком направился к двери, и Дэнис вышел вместе  с  ним,  поймал  его
руку, провел мимо охраны в закуток приемной и дальше в главный коридор.
     Там Дэнис придерживал его, останавливая.
     - Джастин!
     Ему  пришлось  остановиться.  Он  все   еще   дрожал.   Но   открытое
неповиновение ни к чему хорошему не приведет.
     - Джастин на тебя оказывают сильное давление. Но ты знаешь, и я знаю,
что не существует способа переноса памяти.  Это  не  прежняя  Ари.  Честно
говоря, мы не хотим нового раунда вражды с Уорриками. Мы не хотим, чтобы в
этом сыграл бы роль Джордана. Ты знаешь, каковы ставки.
     Он кивнул.
     - Джастин, послушай меня. Жиро испытывал тебя.  Он  прекрасно  знает,
что ты честен. Он просто.
     - Ублюдок.
     - Джастин. Не осложняй. Сделай, как говорит Жиро. Не совершай ошибки.
У тебя не должно возникать желания обидеть маленькую девочку. Я знаю,  что
ты не хочешь этого. То,  что  Ари  сделала  с  тобой  -  не  имеет  к  ней
отношения. И тебе не следует обижать ее.
     - Нет. Видит Бог, я ничего не делал по отношению к  Ари.  Неужели  ты
думаешь, что я обижу младенца?
     - Я знаю. Я знаю, что это правда. Просто подумай об этом. Имей это  в
виду в следующий раз, когда будешь иметь с  ней  дело.  Ари  нанесла  тебе
рану. Разве ты сможешь поступить так же по отношению к ребенку?  Ты  разве
можешь обидеть ее? Я хочу, чтобы ты всерьез подумал об этом.
     - Я ничего ей не сделал!
     - Ты ничего не сделал. Успокойся.  Успокойся  и  передохни.  Послушай
меня. Если ты сможешь повести себя правильно, это может помочь тебе.
     - Конечно.
     Дэнис снова взял его за  руку,  теснее  прижав  его  к  стене,  когда
охранники вышли из офиса. И упорно продолжал разговор.
     - Джастин. Я хотел сказать тебе - о просьбе, которая  лежит  на  моем
столе, о телефонных переговорах: я собираюсь дать ей отлежаться  несколько
недель, а затем дать добро. Надо чуть-чуть подождать - Джордан умен,  и  у
службы безопасности должно быть время на обдумывание. Это максимум  что  я
могу сделать. Тебе легче от этого?
     - Чего это мне будет стоить?
     - Ничего. Ничего. Просто не испорти дело. Остерегайся попасть в беду.
Хорошо?
     Он уставился на стену, на узоры известки,  расплывающиеся  перед  его
глазами. Он почувствовал, что Дэнис погладил его по плечу.
     - Я ужасно сожалею. Ужасно. Я знаю. У тебя не было ни дня покоя. Но я
хочу, чтобы ты участвовал в Проекте. Поэтому я убеждал Жиро оставить  тебя
в нем. Ты нравился Ари - нет, послушай меня. Ты нравился  Ари.  Независимо
от того, что она сделала. Я знаю ее - посмертно - так же, как знаю  самого
себя. Вражда Ари с Джорданом - стара и  горька.  Но  она  получила  данные
твоего тестирования и решила, что ты ей нужен.
     - Они были подделаны!
     - Нет, не были. У тебя имеются такие же качества, как у нее. Не ровня
ей, но ведь у тебя не было подталкивающей Ольги Эмори. Она говорила мне  -
в личной беседе - и это не ложь, сынок, что ты ей нужен в ее  отделе,  что
на самом деле ты лучше, чем показывают тесты, гораздо лучше, по ее словам,
чем Джордан. Ее слова, не мои.
     - Ты же знаешь, что не науку она при этом имела в виду.
     - Ты ошибаешься. Видит Бог, что не это ты хочешь  услышать.  Но  если
хочешь понять, почему она сделала то, что сделала,  то  тебе  следует  это
знать. У меня в этом один интерес. Ари.  Пойми  -  у  нее  был  рак.  Срыв
процесса омолаживания. Доктора спорят, то ли рак сбил  омоложение,  то  ли
омоложение потерпело неудачу в силу естественных причин и вызвало рак. Как
бы там ни было, она знала, что больна. Операция оттянула  бы  проект,  так
что она отдала Петросу и Ирине соответствующее распоряжение и скрыла  это.
Она обеспечила начало проекта так, чтобы к тому времени, когда ей пришлось
бы лечь на операцию - (я уверен, что она не исключала такой  вариант:  она
была отнюдь не дура), дело не осталось бы без поддержки, ты  понимаешь;  и
оно могло продолжаться, оставаясь лишь под поверхностным контролем. Пойми,
Джастин: я знал это, потому что  был  ее  другом.  Я  был  тем,  кого  она
допускала к своим заметкам. Жиро отлично справлялся  с  денежной  стороной
вопроса. Меня же занимает то, что занимало ее: Проект. Я полагаю, что ты в
глубине  души  сомневаешься  в  этом.  Отсутствие   контроля,   отсутствие
повторяемых результатов - Но  проект  базируется  на  двухсотлетнем  опыте
работы с эйзи. Конечно, это не так вещь, которые мы  в  состоянии  оценить
количественно: ведь мы имеем дело с человеческой жизнью, с эмоциональным и
с субъективным  фактором.  В  этом  мы  можем  совершенно  расходиться  во
мнениях. Джастин, один на  один,  и  я  уважаю  тебя  за  профессиональную
честность. Но если ты попытаешься саботировать наше дело, я окажусь  твоим
врагом. Ты понимаешь меня?
     - Да, сир.
     -  Я  скажу  тебе  еще  кое-что:  Ари  делала  некоторые   совершенно
неправильные поступки. Но она  была  великой  женщиной.  Она  олицетворяла
Резьюн. И она была моим другом. Я  защищал  тебя,  защищая  тем  самым  ее
репутацию; и, будь я проклят, если мне доведется  увидеть,  как  маленький
грязный инцидент разрушит эту  репутацию.  Я  удержу  тебя  от  этого.  Ты
понимаешь меня?
     - У тебя есть ленты в архивах! Если  этот  бедный  младенец  хотя  бы
наполовину пойдет  по  ариному  пути,  исследователям  понадобится  каждая
мельчайшая деталь, и эта, о которой ты говоришь - не самая маленькая.
     - Нет. Это не играет особой роли. Это касается  конца  ее  жизни.  На
Проект Рубина могут положить лапу военные. Ари - наш проект.  Мы  сохранил
название в силу технических причин. Неужели  Резьюн  что-нибудь  выпускала
из-под контроля - что-нибудь, в чем она имеет финансовый интерес?
     - Боже мой, вы  можете  водить  тем  самым  военных  за  нос  годами.
Согласись. Это же способ, найденный  Жиро  для  привлечения  средств.  Это
неиссякаемый источник военных проектов.
     Дэнис улыбнулся и покачал головой.
     - Это должно работать, Джастин. Мы не намекали ей.
     - Тогда скажи мне следующее: ты уверен, что Жиро не намекал.
     На мгновение в глазах Дэниса мелькнуло  что-то,  но  лицо  ничего  не
отразило. Он продолжал улыбаться.
     - Время покажет, не так ли? На твоем месте, Джастин, Уоррик, я держал
бы язык за зубами, чтобы не стать всеобщим посмешищем.  Я  помог  тебе.  Я
выступал в твою защиту, в защиту Джордана и  Гранта,  когда  никто  другой
этого не делал. Я был твоим заступником. Но помни, я был другом Ари.  И  я
не хочу стать свидетелем саботирования проекта.
     В этом была угроза. Настоящая. Он не сомневался в этом.
     - Да, сир, - сказал он вполголоса.
     Дэнис снова погладил его плечо.
     - Это - единственный раз,  когда  я  говорю  на  данную  тему.  Я  не
собираюсь повторяться. Я хочу, чтобы ты принял одолжение, которое  я  тебе
делаю, и помнил, что я сказал тебе. Хорошо?
     - Да, сир.
     - А с тобой все в порядке?
     Он сделал вдох.
     - Это зависит от того, что собирается делать Петрос, не так ли?
     - Он собирается просто поговорить с тобой. Вот и все, -  Дэнис  мягко
тряхнул его. - Джастин - у тебя бывают ленточные видения?
     - Нет, - ответил он. - Нет.
     Его губы дрожали,  и  он  сознательно  показывал  это  Дэнису,  чтобы
произвести впечатление.
     - Я уже достаточно побыл в аду. Больница  приводит  меня  в  страшную
панику. Ты упрекаешь меня? Я не доверяю Петросу. Или  кому-нибудь  из  его
персонала. Я отвечу на его вопросы. Если ты хочешь, чтобы  я  сотрудничал,
не подпускай его ко мне и к Гранту.
     - Это шантаж?
     - Господи, я и слова-то такого не знаю, так ведь? Нет, я прошу  тебя.
Я сделаю все, что ты мне скажешь. Я обязуюсь не вредить ребенку. Мне и  не
нужно это. Мне нужна моя работа, мне нужна телефонная связь, мне нужна...
     Он потерял самообладание, отвернулся и прислонился к стене,  пока  не
перевел дыхание.
     Отдай им все ключевые позиции, милый, так правильно.
     Ужасно глупо.
     - Ты получишь все это, - сказал Дэнис. - Давай так. Ты  отвечаешь  на
вопросы Петроса.  Ты  постараешься  решить  свою  задачу.  Ты  и  сам  был
травмирован в детстве. Ты и теперь не  излечился  от  травмы,  и  я  очень
опасаюсь, что все это принесло тебе больший  вред,  чем  ты  представляешь
себе.
     - Я справляюсь со своей работой. Ты сам сказал это.
     - Это не подлежит сомнению. Уверяю тебя, что это так. Ты  не  знаешь,
кому можно доверять. Ты думаешь, что совершенно одинок.  Но  это  не  так.
Петрос беспокоится. И я. Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать. Но
ты можешь прийти ко мне, если тебе посчитаешь, что тебе  нужна  помощь.  Я
описал тебе мои условия. Я хочу, чтобы ты помог мне.  Я  не  хочу  никаких
обвинений в адрес Ари, проекта или персонала.
     - Тогда сделай так, чтобы Петрос не совался ко мне и к Гранту.  Скажи
безопасности, чтобы они убрали свое проклятое оборудование. Дайте мне жить
собственной жизнью и выполнять свою работу, вот и все.
     - Я хочу помочь тебе.
     - Тогда помоги мне! Сделай то, о чем я прошу. Я буду  сотрудничать  с
тобой. Я не собираюсь  враждовать.  Я  просто  хочу  немного  спокойствия,
Дэнис. Я просто хочу немного мира  после  всех  этих  лент.  Неужели  я  -
когда-нибудь - нанес кому-нибудь вред?
     - Нет. - Похлопывание по плечу, по спине. - Нет. Не нанес. Никогда  и
никакого. Весь вред был направлен против тебя.
     Он повернулся, опираясь на стену.
     - Тогда, ради Бога, оставь меня  в  покое,  позволь  разговаривать  с
отцом, позволь выполнять свою работу. Со мной  не  будет  проблем,  только
оставь меня в покое и убери службу безопасности из моей спальни!
     Дэнис долго смотрел на него.
     - Хорошо, - сказал он. - Постараемся. Я не говорю, что мы  перестанем
следить, кто приходит и уходит через твою  дверь.  Если  что-то  покажется
подозрительным,  они  снова  возьмутся  за  тебя.  Не   иначе.   Я   отдам
соответствующее распоряжение. Только  не  подавай  оснований  пожалеть  об
этом.
     - Нет, сир, - откликнулся он, потому что только это он мог выжать  из
себя.
     После этого Дэнис ушел.
     Когда Джастин  вернулся  в  кабинет,  Грант  встретил  его  в  дверях
испуганный и молчаливый, одним своим присутствием задававший вопросы.
     - Все в порядке, - сказал он. - Они спрашивали, намеренно ли я сделал
это. Я сказал, что нет. Я еще кое-что сказал. Дэнис обещал, что они снимут
безопасность с нашего хвоста.
     Грант бросил на него вопросительный взгляд:
     - Кто сейчас нас слушает и для кого этот розыгрыш?
     - Нет, он так и сказал, - ответил он Гранту. И закрыл дверь  хотя  бы
для того уединения, которое было им доступно.  Он  вспомнил  о  другом,  о
важном: об угрозах и обещаниях и  откинулся  на  спинку  рабочего  кресла,
почувствовав,  как  у  него  перехватило  дыхание.  -  Они  сказали,   что
собираются разрешить нам разговаривать с Джорданом.
     - Это правда? - удивился Грант.
     Как раз это и показалось ему странным:  они  внезапно  наобещали  ему
разных милостей, когда для этого не было никаких причин.  Ведь  они  могли
силой затащить его в больницу!
     Что-то происходило.     - Музыку, - скомандовал он монитору в тот вечер, как только они вошли
в дверь. Тот включил запись с того  места,  как  она  стояла.  И  доложило
звонках. Их не поступило. - Мы не популярны, - сказал  он  Гранту.  Обычно
хоть один, но был, что-нибудь по работе, кто-нибудь спрашивал о деле, если
не смог застать их в офисе.
     - А, людское непостоянство! - Грант привычным жестом положил дипломат
на столик, сунул пальто в стенной шкаф и направился к буфету и бару,  пока
Джастин вешал свою одежду. Он смешал две порции и возвратился  с  ними:  -
Тебе - двойную. Туфли долой, ноги вверх, садись. Можешь пить.
     Он сел, сбросил туфли, откинулся на подушки и отпил. Виски  с  водой;
сочетание,  обещавшее  немедленное  расслабление  потрепанным  нервам.  Он
увидел, что Грант держит пластиковую дощечку, на которой  они  писали  то,
что не хотелось произносить вслух. Грант написал:
     Мы верим, что они прекратили подслушивание?
     Джастин покачал головой. Поставил стакан на каменный бордюр  тахты  с
подушками и потянулся к дощечке. Мы скормим им  немножко  дезинформации  и
посмотрим, сможем ли уличить их.
     Снова у Гранта: тот кивнул:
     - Идея есть?
     - Пока нет. Думаю.
     Грант:
     - Я  полагаю,  что  мне  следует  подождать  кормления  рыбок,  чтобы
выяснить, что случилось.
     - Опасные осложнения. Петрос собирается интервьюировать меня.
     Грант взглянул тревожно.
     - У них подозрения по поводу видений.
     Грант: подчеркнул слово "интервьюировать" и поставил знак вопроса.
     - Это сказал Дэнис. Они осознали, что у меня проблемы  с  лентами.  Я
испуган. Я боюсь, что они учитывали тональности моего голоса. Если так, то
я провалился. И еще хуже провалюсь, когда Петрос будет  тестировать  меня.
Долгое время я старался считать, что видения являются результатом  травмы.
Теперь я думаю, что это может быть  подстроено  намеренно.  Возможно,  они
хотят, чтобы мне понравилось это.
     Грант читал это, все больше хмурясь.  Начал  писать  что-то.  Очистил
дощечку - и начал снова. И - снова.  Наконец  коротко:  Я  не  думаю,  что
намеренно.
     - Тогда какого черта мы пишем заметки в нашей собственной гостиной? И
трижды подчеркнул.
     Грант отреагировал, слегка приподняв брови. И написал: Потому что все
возможно. Но я не думаю, что намеренное нарушение. Жиро встрял  со  своими
вопросами в условиях, когда Ари еще не  закончила  свое  воздействие.  Она
могла осуществить внедрение в психику единственной фразой. Мы  знаем  это.
Жиро встрял и что-то испортил.
     Джастин прочитал это и почувствовал, что  холод  глубже  проникает  в
него. Он с минуту пожевал перо и написал: "Жиро видел  ленты.  Жиро  знал,
что она сделала. Жиро может много работать с психотипами военных,  но  это
также меня не убеждает. Они добыли для него проклятый  статус  Особенного.
Политика. Не талант. Бог знает, что  он  сделал  со  мной.  И  что  сделал
Петрос."
     Грант прочитал,  и  его  лицо  потемнело.  Он  написал:  "Я  не  могу
поверить, что это Петрос. Жиро - да, мы. Но Петрос - ни при чем."
     "Я не доверяю ему. И мне придется пойти на эти  интервью.  Они  могут
отстранить меня от работы. Объявить меня неуравновешенным, временно лишить
альфа-лицензии. Перевести тебя. Снова всю эту чертовщину."
     Грант схватил дощечку и написал: "Ты - копия Джордана.  Если  ты  без
психогенной программы продемонстрируешь  талант,  как  у  него,  во  время
проведения Проекта Рубина, ты можешь подвергнуть сомнению их результаты. И
я -  тоже.  Помнишь,  ведь  Ари  создала  меня  из  Особенного.  Ты  и  я:
потенциальные ведущие Проекта. Может быть поэтому мы были нужны Ари? Может
быть, поэтому не нужны Жиро?"
     От этой мысли где-то внутри у Джастина возникло неприятное  ощущения.
"Я не знаю", - написал он.
     Грант: "Жиро и Дэнис проводят Проект без ведущих,  не  считая  самого
Рубина, и неизвестно,  насколько  честными  будут  их  результаты.  Мы  им
неудобны. Ари никогда не стала бы работать так, как они. Ари  использовала
ведущих в той степени, в какой это возможно. Я думаю, что мы оба  были  ей
нужны."
     "Дэнис уверяет, что Проект обоснован. Но каждый  раз  его  исполнение
оказывается скомпрометированным."
     Грант: "Если он сработает,  значит,  обоснован.  Как  ты  сам  всегда
говорил: они не публикуют данные, если они  работают.  Резьюн  никогда  не
публикует данных. Резьюн делает деньги  из  своих  открытий.  Если  Резьюн
получит обратно  Ари,  Ари  для  руководства  дальнейшими  исследованиями,
станут ли они публиковать заметки? Нет. Резьюн получит  крупные  оборонные
контракты. Масса власти, сила секретности,  куча  денег,  но  Резьюн  сама
будет вести все дело и обретать  все  больше  власти.  Резьюн  никогда  не
станет публиковать открытия. Резьюн будет работать по контракту с Обороной
и получит все, что захочет,  в  то  время  как  Оборона  получит  обещания
восстановить отдельных личностей. А даже Резьюн  не  способна  осуществить
это без документации типа той, что там, под  горой.  Для  этого  требуются
годы. Целые человеческие жизни.  Между  тем  Резьюн  сделает  кое-что  для
Обороны и много чего для себя. Правильно я понимаю рожденных людей?"
     Он прочитал и кивнул, в душе все более и более тяжелое чувство.
     Грант: "Вы, граждане - очень  странные.  Возможно,  это  сопровождает
изобретение ваших собственных психотипов - а сверх  всего  -  еще  и  Вашу
логику. Мы знаем, что наши базовые пласты - надежны. Кто  я  такой,  чтобы
судить своих создателей?"     Джейн села на край постели и откинула волосы с лица в то  время,  как
Олли сел рядом с ней и скользнул губами по ее затылку и шее.
     Дитя, Слава Богу, заснуло, и Нелли в  очередной  раз  выиграла  битву
характеров.
     Арри была несносной - продолжала быть несносной в течение всего  дня,
желая вернуться к Валери и играть.
     Пришло время это изменить. Валери превратился в проблему, как  она  и
предсказывала. Настало время для Ари приобрести нового приятеля для игр.
     Проклятье. Ребенок требует массы забот.
     Руки Олли обхватили ее, притянули к нему.
     - Что-нибудь произошло? - спросил Олли.
     - Сделай что-нибудь необыкновенное, Олли, дорогой. Сегодня вечером  я
не хочу думать.
     Проклятье. Я даже начинаю говорить, как Ольга.
     Рука Олли скользнула ниже, он поцеловал ее в плечо.
     - Давай, черт возьми, Олли, будет решительнее.  У  меня  убийственное
настроение.
     Тогда Олли понял. Олли опрокинул ее на постель и взял  инициативу  на
себя, придерживая ее руки, поскольку  у  него  не  было  желания  в  итоге
оказаться оцарапанным.
     Олли был чертовски хорош. Как и большинство  обученных  эйзи  он  был
очень, очень хорош,  и  попытки  удержать  его  в  любви  на  почтительной
расстоянии являлись игрой, в которой он победил неторопливо  и  абсолютно;
точно рассчитанная игра.
     Время настало. Джейн  вздохнула  и  через  некоторое  время  уступила
нежности Олли. Чем хорош любовник-эйзи - тем, что он всегда в  настроении.
Всегда больше беспокоится о ней, чем  о  самом  себе.  У  нее  была  масса
любовников-граждан. Но забавная вещь - больше всех она  была  привязана  к
Олли. Он и не рассчитывал на это.
     - Я люблю тебя, - проговорила она ему на ухо, когда он почти  заснул,
положив голову ей на плечо. Она пробежала пальцами по его влажным от  пота
волосам, и он взглянул на нее с недоумением  и  удовольствием.  -  Правда,
люблю, Олли.
     - Сира, - сказал он. И замер, как будто она после всех этих лет сошла
с ума. Он был утомлен. А ей по-прежнему не спалось.  Но  он  не  собирался
засыпать, даже с закрытыми глазами, если она хотела поговорить, она  знала
это. Его внимание было ей обеспечено.
     - Это все, - сказала она. - Я просто решила сказать тебе об этом.
     - Спасибо, - ответил он, не двигаясь. С таким видом, как  будто  ждал
продолжения.
     - Больше ничего, - она потерлась о его плечо. - Ты когда-нибудь хотел
стать гражданином? Получить заключительную ленту? Улететь отсюда?
     -  Нет,  -  ответил  он.  Сон,  похоже,  покинул  его.  Его   дыхание
участилось. - В самом деле нет. Я не хочу. Я не мог бы покинуть тебя.
     - Ты сможешь. Лента обеспечит это.
     - Но я не хочу ее. Я искренне не хочу. Она не сможет  заставить  меня
захотеть уйти. Ничто не сможет заставить. Не заставляй меня принять ее.
     - Я не буду. Никто не будет. Я только спросила, Олли. Так что  ты  не
хочешь уезжать отсюда. А что, если я должна это сделать?
     - Я поеду с тобой!
     - Поедешь?
     - Куда мы поедем?
     - На Фаргон. И не на время. Но хочу быть  абсолютно  уверена,  что  с
тобой все в порядке. Потому что я действительно люблю тебя. Я  люблю  тебя
больше, чем кого-либо другого. Настолько, что готова оставить тебя  здесь,
если ты этого захочешь, или взять тебя с собой, или сделать что-нибудь еще
- как ты хочешь. Ты заслужил это после всех наших лет. Я  хочу,  чтобы  ты
был счастлив.
     Он начал было отвечать, приподнявшись на одном локте.  Покладистый  и
быстрый; по-настоящему преданный эйзи. Она остановила его, приложив руку к
его губам.
     - Нет. Послушай  меня.  Я  старею,  Олли.  Я  не  бессмертна.  А  они
настолько сильно опасаются, что я не освобожу Ари, когда должна  буду  это
сделать - это приближается, Олли. Еще два года. Господи,  как  быстро  они
пролетели! Иногда я готова убить ее; а иногда мне ее так  жалко.  А  этого
они не хотят. Он боятся, что я нарушу правила - вот что  лежит  в  основе.
Они - Жиро и Дэнис, жестокосердны, решили, что она слишком  привязалась  к
тебе. Они хотят положить этому конец. Больше никакого  мягкого  общения  с
ней. Только сугубо деловые. Таково предписание. Иногда  мне  кажется,  что
они всерьез надеются, что я брошу последнюю реплику и упаду мертвой, прямо
как в этом проклятом сценарии. Я сегодня разговаривала  с  Жиро...  -  Она
сделала глубокий вдох и почувствовала боль в глазах и  на  сердце.  -  Они
предложили мне пост директора  РЕЗЬЮН-СПЕЙС.  Фаргон.  Проект  Рубина,  со
всеми его достоинствами и недостатками.
     - Ты согласилась? - спросил он, наконец, когда у нее  уже  совсем  не
хватило дыхания, чтобы продолжать.
     Она кивнула, прикусила губу и задышала ровнее.
     - Я согласилась. Любезный Жиро. О, ты просто  переберешься  в  первое
крыло, когда ей будет  семь,  вот  что  он  говорил  мне  тогда,  когда  я
принималась за это дело. Теперь они начали нервничать по этому  поводу,  и
они  хотят  отправить  меня  совершенно  за  пределы  досягаемости.  Этого
недостаточно, говорит Жиро. Ольга умерла,  когда  Ари  было  семь.  Просто
покинуть ее - это слишком легко достижимая цель. Черт побери. Так что  они
предложили мне директорство. Морли - убрать, меня поставить, черт побери.
     - Ты всегда говорила, что хочешь вернуться в космос.
     Снова несколько вздохов.
     - Олли, я хотела. Я долго этого хотела. Пока - пока я не состарилась.
И она предложили мне это, я поняла,  что  больше  никуда  не  хочу.  Такое
осознание  -  это  ужасная  штука  для  старого  космического  бродяги.  Я
состарилась на этой планете, и все, что я знаю, находится здесь, здесь все
знакомое, и я не хочу расставаться с этим, вот и все,  -  снова  вздох.  -
Однако все не так, как я  рассчитывала.  Они  могут  перевести  меня.  Или
отправить на пенсию. Черта с два я соглашусь уйти на пенсию. В  этом  беда
простого ученого не рвущегося к власти. Этот выскочка Жиро  может  выгнать
меня. Вот до чего дошло. Черт бы побрал его душу. Так что я отправлюсь  на
Фаргон. И начну с начала это дело с другим отродьем, на этот  раз  займусь
медицинскими проблемами. Чепуха,  Олли.  Сделай  кому-нибудь  одолжение  и
посмотри, чем они тебе отплатят.
     Олли провел рукой по ее волосам. Погладил шею.
     - Сердце изболится, вот что произойдет, если ты  уедешь  туда.  И  ко
всему прибавь, что пройдет немного лет, и я умру у тебя на руках; и вот ты
- в двадцати световых годах от цивилизации. Как я могу  так  поступить  по
отношению к тому, у кого еще есть шанс выбрать? А я не хочу ставить тебя в
такое положение. Если тебе нравится здесь, в Резьюн, я могу  достать  тебе
ленту гражданина, и ты сможешь остаться  здесь,  в  цивилизации,  где  нет
постоянной муштры, и нет этого соленого кейса, и  рыбных  лепешек,  и  нет
коридоров, в которых люди прогуливаются по потолку...
     - Джейн, если я скажу тебе, что хочу поехать, что  ты  ответишь  мне?
Что я - тупой эйзи, не знающий, чего он хочет? Я понимаю. Неужели я отпущу
тебя туда с каким-нибудь паршивым эйзи из Города?
     - Я на сто.
     - Меня это не волнует. Меня это не волнует. Не делай несчастными  нас
обоих. Не стоит актерствовать со мной. Ты ждешь, чтобы я сказал, что  хочу
быть с тобой, так я это и говорю. Но это нечестно - перекладывать  все  на
меня.
     Черт возьми, Олли, я оставлю тебя, я буду?..
     - Мне надоело слышать это уже в течение двух  лет.  Я  не  хочу  даже
думать об этом.
     Олли было почти невозможно расстроить. Но на этот раз  удалось.  Она,
наконец, заметила это, протянула руку и провела пальцами по его щеке.
     - Я не сделаю этого. Не бойся. Черт  возьми,  это  слишком  серьезно.
Проклятый Жиро. Проклятый Проект. После этого, Олли,  они  не  дадут  тебе
прикоснуться к Ари.
     Его брови страдальчески сдвинулись.
     - Они упрекают меня.
     - Просто они видят, что ты нравишься ей. Это все проклятая программа.
Они хотели  совсем  убрать  тебя  отсюда,  а  я  послала  их  к  черту.  Я
пригрозила, что тогда всем расскажу об этом. И  все  расскажу  девочке.  И
тогда  они  будут  бледно  выглядеть.   А   у   них   оказалось   наготове
контрпредложение. За которое, по их соображениям, я  ухвачусь.  И  угроза.
Пенсия. Так что я могла сделать? Я приняла их предложение директорства.  Я
уезжаю с тобой - с тобой! - отсюда. Я должна радоваться этому.
     - Прости, что я виноват в этом.
     - Черт возьми, нет, ты не виноват в этом.  Я  не  виновата.  Виноваты
Жиро и Дэнис. Ольга никогда не била ребенка. Слава  Богу.  Но  я  не  могу
вынести этого, Олли. Я больше не могу вынести этого.
     - Не плачь, я не могу этого вынести.
     - Я не собираюсь. Тихо. Повернись. Моя очередь. Не возражаешь?     - Конечно, нет, - сказал он  Петросу,  сидящему  за  столом  напротив
него, при включенном скрайбере, и он вполне  обоснованно  подозревал,  что
работает  и  индикатор  тональности  голоса,  небольшой   экран   которого
предоставлял  Петросу  готовую  информацию.  Петрос  частенько   на   него
взглядывал и временами улыбался ему в своей лучшей медицинской манере.
     - Ты поддерживаешь тесные отношения  со  своим  приятелем,  -  сказал
Петрос. - Не возникало ли у тебя некоторых опасений в  связи  с  этим?  Ты
ведь знаешь, что эйзи, в  действительности,  не  могут  защитить  себя  от
подобных вещей.
     - Я всерьез думал об этом. Я разговаривал с Грантом. Но ведь в  такой
обстановке мы были воспитаны, не так ли? И в  силу  различных  причин,  ты
знаешь, о чем я говорю, у нас обоих имелись проблемы,  отгораживающие  нас
от остальных обитателей Дома, и мы оба - назовем это  так  -  нуждаемся  в
поддержке.
     - Опиши эти проблемы.
     - О, брось, Петрос, ты знаешь и я знаю,  что  мы  занимаем  не  самую
верхнюю ступеньку общественной  лестницы.  Влияние  политики  вредно.  Мне
нужно описывать его тебе.
     - Ты чувствовал себя в изоляции.
     Он рассмеялся.
     - Боже мой, ты был на празднике? Мне казалось, что ты был?
     - Ну, да, - взгляд на монитор. - Я  был.  Она  -  чудесный  маленький
ребенок. А ты что думаешь?
     Он посмотрел на Петроса, приподняв брось и горько усмехнулся.
     - Я думаю, что она похожа на оригинал, но какой ребенок не  похож?  -
Он произнес это со спокойной улыбкой, поймав взгляд Петроса. - Слава Богу,
я не могу забеременеть. А то имелся бы мой ребенок, с которым  ты  мог  бы
позабавиться. Запиши это и занеси в характеристику. Как  я  на  индикаторе
голоса?
     - Ну, это было произнесено довольно терпимо.
     - Я так и думал. Ты пытаешься заставить меня реагировать, но  следует
ли нам доходить до нелепости?
     - Ты считаешь ребенка нелепым?
     - Я считаю ребенка очаровательным. Но мне кажется нелепой ситуация, в
которой находится девочка. А по-видимому, твоя тактика позволит  выправить
ее. Пока я замешан, они держат моего отца на мушке, так что  я  совершенно
не собираюсь дергаться. Вот моя этика. Я говорю правду?
     Петрос не улыбался. Он глядел на монитор.
     - Отлично. Отличная реакция.
     - Еще бы.
     - Ты ужасно раздражен, не так ли? Что ты думаешь о Жиро?
     - Я люблю его как родного отца. Как это прозвучало сравнения!  Правда
или ложь?
     - Перестань играть этим. Ты можешь повредить себе.
     - Отметь: угроза пациенту.
     - Я уверен, что это вышло случайно. Я собираюсь  настаивать  на  том,
что тебе  следует  провести  курс  терапии.  Мммммн,  тут  сердце  немного
подскочило.
     - Конечно, так и следует. Я пройду твою  терапию,  в  твоей  клинике.
Если мой эйзи будет сидеть рядом со мной и следить.
     - Непорядок.
     - Послушай, Петрос. Здесь я прошел ад. Ты стараешься  свести  меня  с
ума или собираешься дать мне разумного телохранителя? Даже не профессионал
имеет право на присутствие ревизора при  психической  процедуре,  если  он
просит об  этом.  Вот  и  все.  Сделай  это  нормально,  и  тебе  даже  не
понадобится ленты безопасности,  чтобы  привести  меня  туда.  Сделай  это
неверно, и мне придется принять другие  меры.  Я  больше  не  перепуганный
ребенок. Я знаю, куда я могу направить протест, разве  что  ты  планируешь
запереть меня и устроить исчезновение - чертовски плохо для твоей  записи,
верно?
     - Я сделаю лучше. - Петрос пощелкал тумблерами и потемневший  монитор
сдвинулся в сторону. - Я дам тебе ленту, и ты  сможешь  впитать  ее  дома.
Только дай мне слово, что воспользуешься ею.
     - Вот теперь ты увидел бы настоящее удивление. Жаль, что ты  выключил
монитор.
     - Ты испугался настолько, что  не  доверяешь  хорошему  отношению,  -
сказал Петрос. - Я не упрекаю тебя. Хорошо следишь за  голосом,  но  пульс
учащен. Самообладание? Я мог бы направить  тебя  на  анализ  крови.  Грант
пытался подготовить тебя?
     - Тебе понадобится мое письменное согласие.
     Петрос слегка вздохнул, не убирая рук со стола.
     - Держись подальше от беды, Джастин. Это без всяких записей.  Держись
и подальше от беды. Выполняй распоряжения. Они  в  самом  деле  собираются
запретить телефонные разговоры.
     - Разумеется, - от разочарования у него сдавило  грудь.  -  Я  так  и
полагал. Все равно это игра. А я верил Дэнису. Теперь буду знать.
     - Дэнис тут ни при чем.  Этого  требует  военная  секретность.  Дэнис
собирается  подготовить  документы,  которые   убедят   их.   Посодействуй
некоторое время. Тебе не удастся смягчить обстановку со  своей  теперешней
позиции. Ты понимаешь, о чем  я.  Держись  подальше  от  беды.  Ты  будешь
продолжать получать письма. - Новый вздох, очень несчастный  взгляд.  -  Я
увижу Джордана. Ты хочешь что-нибудь передать ему?
     - Что они делают с ним?
     -  Ничего.  Ничего.  Успокойся.  Я  просто  еду  туда  для   проверки
оборудования. Для руководства специалистами. И просто решил предложить.  Я
подумал, что тебе от этого станет легче. Я  собираюсь  передать  ему  твою
фотографию. Думаю, что ему будет приятно. Планирую другую привезти сюда...
по крайней мере, попытаюсь.
     - Конечно.
     - Я так и хочу. Для его блага так же, как и для твоего.  Я  ведь  был
его другом.
     - Меня поражает количество друзей отца.
     - Не буду говорить с тобой. Что-нибудь передать?
     - Передай ему, что я люблю его. Что еще пропустит цензура?
     - Я расскажу ему все, что смогу. Это, по-прежнему,  не  записывается.
Здесь у меня есть работа.  Кто-нибудь  другой  будет  выполнять  ее  хуже.
Подумай об этом. Иди домой. Иди в свой кабинет. Не забудь захватить  ленту
со стеллажа.
     От точно не знал, когда вышел, когда пересекал  двор,  возвращаясь  в
Дом с лентой и предписанием, выиграл ли он или проиграл схватку.  И  какая
группировка в Доме победила или потерпела поражение.
     Но он так и не узнал этого в течение многих лет.
                                    5                                  Дословный текст из: Этапы роста
                                  Ленточное обучение генетике: 1
                                  "Интервью с Арианой Эмори": ч. 1
                                  Обучающие публикации Резьюн: 8970-8768-1
                                  Одобрено для 80+     В: Доктор Эмори, благодарю тебя за  согласие  ответить  на  несколько
прямых вопросов, касающихся твоей работы.
     А: Я рада этой возможности. Спасибо. Начинай.
     В: Твои родители основали Резьюн. Это общеизвестно. Ты в курсе  того,
что некоторые биографы называли тебя главным архитектором Союза?
     А: Я слышала это обвинение. (легкая усмешка). Я полагаю, что биографы
не напишут это до моей смерти.
     В: Ты отрицаешь свое влияние - как политическое, так и научное?
     А: Я не лучший архитектор, чем Бок. Наука -  это  не  политика.  Хотя
иногда и влияет на политику. У нас мало времени.  Могу  я  высказать  свои
соображения, которые сразу дадут ответ на ряд твоих вопросов?
     В: Безусловно.
     А: Когда  мы  улетали  с  Земли,  мы  представляли  собой  отобранный
генофонд. Мы  были  просеяны  политически,  экономически,  хотя  бы  самой
необходимостью космической  подготовленности.  Звезд  Хиндера  достигли  в
основном колонисты и экипажи, тщательно проверенные на  станции  Сол;  все
признанные неподходящими отклонены, а наиболее  талантливые  и  лучшие,  я
думаю, отправлены к звездам. К  тому  времени,  когда  волна  переселенцев
достигла  Пеллы,  генофонд   несколько   расширился,   но   не   за   счет
представителей со Станции Сол. Мы осуществили некоторое  крупное  вливание
новых сил, когда это позволила политическая ситуация на Земле, и, в итоге,
волна, давшая начало Союзу, главным образом,  состояла  из  представителей
Восточного блока, как его обычно называли. В  этом  заключительном  порыве
генофонд существенно обогатился за счет случайности -  еще  до  того,  как
Земля наложила эмбарго и надолго прекратила генетический экспорт.
     Сайтиин явилась результатом  просеивания  просеянного  просеянного...
имея в виду, что если когда-нибудь  существовала  искусственно  выведенная
популяция, то  была  Сайтиин  -  которая  по  большей  части  состояла  из
представителей Восточного блока, главным образом, ученых.  Популяция  была
очень-очень маленькой и очень далекой в то время от торговли и  от  прочих
торговых загрязнений. Итак - Резьюн. Вот с чего мы начали. Вот для чего мы
в действительности существуем. Люди связывают Резьюн с эйзи. Эйзи являлись
только средством, и когда-нибудь, когда население достигнет  того  уровня,
которое  называют  технически  самообеспечивающимся,  имея  в  виду,   что
потребление будет в гармонии, общественное производство -  эйзи  не  будут
производиться в этих сферах.
     Однако при  том  эйзи  выполняют  и  другую  функцию.  Эйзи  являются
резервом для любых генетических признаков, которые мы  будем  в  состоянии
идентифицировать. Разумеется, мы старались изъять очевидно  вредные  гены.
Однако в малых генофондах, даже  аккуратно  отобранных,  имеется  обратная
сторона.  Слабые  места  заключаются  в  отсутствии  правильного   отклика
организма на изменение окружающей среды. Мы не  говорим  об  евгенике.  Мы
говорим о необходимом рассеянии генетической  информации,  практически,  в
тех же соотношениях, которые имеют место  на  Земле.  А  у  нас  так  мало
времени.
     В: Почему - так мало времени?
     А: Потому что население растет экспоненциально и сравнительно  быстро
заполняет экосистему, будь то планета или станция. Если  данная  популяция
несет недостаточную генетическую информацию, то  эта  популяция,  особенно
если она имеет большую плотность населения в центре, чем на периферии, она
попадет в беду. Распространяясь в космосе,  человечество  может  оказаться
перед лицом потенциальной эволюционной катастрофы после смены сравнительно
небольшого числа поколений. Никогда не следует забывать, что  мы  являемся
не только общественными  животными,  мы  -  политические  животные,  и  мы
способны стать собственными конкурентами.
     В: Ты имеешь в виду войну.
     А: Или хищничество. Никогда не следует забывать об этом. Очень  важно
разнообразие  генофондов.  Вот  почему  эйзи  создавались   и   продолжают
создаваться. Они определяют это разнообразие, а то,  что  по  определенным
экономическим  причинам  это  считается  доходными  -  можно  понять,   но
представляется совершенно отвратительным.  История  может  предъявить  мне
многие обвинения, сир, но меня глубоко волнует, что станет  с  эйзи,  и  я
приложу свое влияние, чтобы обеспечить им законную защиту. Мы создаем Тэты
не для того, чтобы получить дешевую рабочую силу. Мы создаем Тэты  потому,
что они являются  существенной  и  важной  частью  многообразия  людей.  К
примеру, ТР-23 обладают исключительной координацией глаз-рука. Их психотип
позволяет им отлично  ориентироваться  в  том  окружении,  где  гениальный
гражданин наверняка потерпит неудачу. Они являются в некоторых  отношениях
с  бандитами,  сир,  и  я  это  нахожу  совершенно  восхитительным,  я  бы
рекомендовала тебе; если ты когда-нибудь окажешься в  трудной  ситуации  в
диких районах Сайтиин, иметь  в  качестве  спутника  эйзи  ТР-23,  который
выживает, сир, чтобы продолжить свой вид, даже если ты  не  выживешь.  Вот
она, генетическая альтернатива на деле.
     Когда-нибудь не будет больше эйзи. Они выполнят свое  предназначение,
заключающееся в  заполнении  образовавшихся  пустот,  тогда  как  исходный
генофонд рассеивается до определенной плотности населения - как  и  должен
рассеиваться для будущего благосостояния, для  собственного  генетического
здоровья.
     Я повторяю: эйзи  являются  генетической  альтернативой.  Они  задают
направление  изменений  перед   лицом   величайшего   вызова,   брошенного
человечеству. Они в точности такие, какие нужны в данный момент. Резьюн не
возражает против создания дополнительных лабораторий просто потому, что ее
интересы в первую очередь наука, и  потому,  что  расширение  деятельности
требует обширных резервов  для  производства  и  обучения.  Однако  Резьюн
никогда не уступала лидерства в создании и отборе новых генотипов: никакая
другая лаборатория не имеет  прав  на  формирование  нового  генетического
материала.
     Пока ты еще спокоен, позволь мне указать  на  два  важных  положения.
Первое - Резьюн надеется, что все генотипы эйзи объединятся как граждане в
любой части Союза. В идеале их основной целью является не труд, а открытие
колонизированной территории, освоение ее и создание потомства,  которое  в
достаточном количестве вольется  в  генофонд  граждан.  С  другими  целями
следует изготавливать только таких эйзи, которые генерируются  в  качестве
средства-затычки для обороны  или  для  решения  других  экстренных  задач
национального назначения: тех,  которые  заняты  на  работах  связанных  с
риском, и тех, которые генерируются  для  соответствующих  исследований  в
специфических лабораториях.
     Второе - Резьюн станет противодействовать любым стремлениям закрепить
эйзи как экономическую необходимость. Очень неразумно превращать родильные
лаборатории в чисто доходные предприятия. Они  создавались  совершенно  не
для этого.
     В: Ты говоришь, что у тебя есть общие интересы с аболиционистами?
     А: Совершенно верно. У нас всегда были общие интересы.     Флориан бежал по дорожке, пересекающей третий квартал бараков,  когда
встретил несколько взрослых, идущих навстречу. Он вспомнил  о  вежливости,
остановился, отошел в строну, тяжело дыша, и  слегка  наклонился,  на  что
взрослые ответили едва заметными кивками головы. Потому  что  они  старше.
Потому что Флориану - шесть лет, и потому  что  для  мальчика  естественно
бегать, также как для взрослых естественно думать о серьезных делах.
     Но и у Флориана на этот раз было дело. Он был свободен от  ленточного
обучения. У него имелось Назначение, настоящее, ежедневное назначение. Это
являлось самым важным из того, что когда-либо случалось с ним, все в  этом
ему нравилось, и он был настолько возбужден, что дважды умолял  Инспекторы
позволить ему отправиться работать, а не в зал отдыха, куда ему полагалось
пойти после тайпирования.
     - Как, - сказала Интор с улыбкой и с ласковым взором который  означал
(он не сомневался!), что ему  разрешат.  -  Без  отдыха?  Работа  и  отдых
одинаково важны, Флориан.
     - У меня отдых был раньше, - возразил он. - Пожалуйста.
     Тогда она дала ему записку и увольнительную записку "на  потом",  как
сказала она. И протянула руки:
     - Обними Интора, твоего милого Интора, и не бегай по коридорам,  иди,
иди до двери, иди шагом по дорожке, пока не доберешься до дороги с  холма,
уж потом - бегом во всю прыть.
     Это получилось, потому что он не только толковый альфа, но и  хороший
бегун.
     По короткой тропинке между четвертым и пятым бараками, молнией  через
дорогу, снова по тропинке на аллею, ведущую к зданию СХ. Наконец, темп его
замедлился, потому что у него закололо в боку.  Он  ожидал,  что  судя  по
обстановке, в следующем месяце его переселят его поближе к СХ: это было  в
стороне от четвертого квартала.
     Взрослые, в первую очередь, имели право на жилье  вблизи  от  работы.
Это он слышал от взрослого, который был каппа: тот всегда  жил  в  том  же
квартале, где и трудился.
     Флориан перевел дыхание, уже подходя к  СХ-100.  Он  и  раньше  бывал
поблизости. Он видел загоны. Ему нравился запах. Он был похож на запах СХ,
вот и все. И ничто другое не имело похожего запаха.
     Перед ним находилось строгое здание. Белое,  с  запирающейся  дверью.
Полагалось вначале зайти в административное здание. Он знал это по лентам.
Он потянул за ручку двери, и попал  в  деловую  приемную,  где  находилась
стойка, к которой ему полагалось подойти.
     С недавних пор уже он мог дотянуться на стойку. Едва-едва. Он был  не
так высок, как другие шестилетки. Однако повыше  некоторых.  Он  подождал,
пока служащая не обернется и не подойдет спросить, чего он хочет.
     - Я - Флориан АФ-9979, - сказал он и  протянул  красную  карточку.  -
Меня направили сюда.
     Он приветливо кивнула  ему  и  взяла  карточку.  Он  ждал,  облизывая
пересохшие губы, и не беспокоился, пока она запускала ее в машину.
     - Все хорошо, - сказала она. -  Ты  знаешь,  как  ориентироваться  по
цветам?
     - Да? - сказал он без тени сомнения.
     И не задал ни единого вопроса,  потому  что  она  были  Специалистом.
Вероятно, она сама все скажет. Если ты прослушав до конца не узнаешь всего
что нужно, тогда спрашивай. Таким образом, ты не заставишь людей совершать
ошибки.
     Она села  перед  клавиатурой,  напечатала  что-то,  и  машина  выдала
карточку, к которой она  добавила  специальную  застежку.  Он  завороженно
глядел, потому что знал, что это - карточка-ключ, и по всей вероятности  -
для него, поскольку она работала по его Делу.
     Она  передала  карточку  и  перегнулась  через  стойку,   чтобы   все
объяснить; он стоял на цыпочках и повернулся так, чтобы видеть.
     - Здесь твое имя, вот это - твои цвета. Это - карточка-ключ. Прикрепи
ее к своему карману. Всякий раз, когда будешь менять одежду, прикрепляй ее
к карману. Это очень важно. Если потеряешь ее, немедленно приходи сюда.
     - Да, - сказал он. Все это совпадало с тем, чему учила лента.
     - У тебя есть вопросы?
     - Нет. Спасибо.
     - Спасибо тебе, Флориан.
     Небольшой поклон. Теперь нужно идти обратно через дверь, по дорожке и
взглянуть на угол здания, откуда начинаются путеводная маркировка, хотя он
мог прочитать все слова по карточке и на здании.
     Пешком. Теперь никакой беготни. Это было Дело, и он стал важным.  Его
цвета синий  вокруг  белого,  и  с  зеленым  внутри  белого,  так  что  он
отправился в синем направлении, пока не оказался внутри синей, а затем - и
внутри белой зоны. Кварталы словно вели его. Возбуждение  все  возрастало.
Это были загоны. Наконец, он  увидел  зеленую  маркировку  на  табличке  у
пересечения посыпанных гравием дорожек и пошел в том направлении, пока  не
увидел зеленое здание, на котором было написано СХ-899. Так и должно  было
быть.
     С общей стороны находилось своего рода ферма. У  одного  из  эйзи  он
поинтересовался, где Интор, и эйзи  указал  на  крупного  лысого  мужчину,
разговаривающего с кем-то через огромный дверной проем, он  пошел  туда  и
постоял, ожидая, пока Интор освободится.
     - Флориан, - произнес Интор, посмотрев на карточку. - Хорошо.  Окинул
его взглядом. И  позвал  эйзи  по  имени  Энди,  чтобы  тот  отвел  его  и
познакомил с работой.
     Флориан и это знал из ленты. Ему полагалось кормить цыплят,  следить,
чтобы у них была чистая вода, проверять температуру в поросячьем питомнике
и в инкубаторе, где выводили птенцов. Он знал, как это важно.
     - Ты очень юн, - сказал Энди, - но похоже, что ты понимаешь.
     - Да? - сказал мальчик. Он не сомневался, что это так. Так  что  Энди
показал как нужно кормить животных и как надо отмечать это каждый  раз  на
табличке. Энди рассказал, что пугать цыплят нельзя, а то они поранят  друг
друга. Флориану нравилось смотреть,  как  все  птенцы  собираются  вместе,
словно пушистый поток, и все перебегают то в одну, то в другую сторону;  а
поросята повизгивают и могут  сбить  с  ног,  если  позволить  им  подойти
близко; поэтому Флориану полагалась небольшая палочка.
     Он все выполнял так хорошо, как только мог, и Энди было весело с ним,
и от этого он был так счастлив, как никогда в жизни.
     Он носил ведра и чистил лотки для воды, и Энди разрешил ему подержать
поросенка. И тот похрюкивал, и повизгивал, и топтал его своими  маленькими
остренькими  копытцами,  и  убежал,  пока  мальчик   смеялся   и   пытался
защититься; Энди рассмеялся и сказал, что есть способ удержать  поросенка,
но как - он покажет позднее.
     Тем не менее, это было чудесное ощущение. В его руках был  поросенок,
теплый и живой. Хотя Флориан и знал, что свиньи существуют для еды  и  для
того, чтобы появлялись другие свиньи, и что об этом следует помнить  и  не
относиться к ним, как к людям.
     Он весь перепачкался, вышел из загона  на  минутку,  чтобы  перевести
дыхание, и встал, опираясь на ограду в стороне от фермы.
     В этом загоне он увидел животное, какого он никогда не  видел,  такое
великолепное, что он просто стоял с разинутым ртом не  мигая.  Рыжее,  как
корова, но с блестящей шкурой, и сильное, с длинными  ногами,  двигавшееся
так, как никакое другое из существ, которых  он  видел.  Оно  не  шло,  он
шествовало. Оно двигалось так, как будто играло всем телом.
     - Что это? - спросил он, слыша, что Энди подошел к нему.  -  Что  это
такое?
     - СХОЗ-894Х, - ответил Энди. - Это конь.  Он  -  первый  из  живущих,
первый в мире.     Ари нравилась игровая школа. Они выходили на  воздух  каждый  день  и
играли в песочнице. Ей нравилось сидеть босиком и делать дороги грейдерам,
а Томми, или Эми,  или  Сэм,  или  Ренэ  гоняли  бы  по  ним  грузовики  и
разгружали их. Иногда считалось, что приближается ураган и все  игрушечные
рабочие бежали по  своим  грузовикам.  Иногда  появлялся  платифер,  и  он
разгружал дороги, и им приходилось восстанавливать  их.  Так,  по  крайней
мере, говорил Сэм. Мама Сэма  имела  отношение  к  машиностроению,  и  Сэм
рассказал им о платиферах. Она спросила у  маман,  так  ли  это,  и  маман
сказала  "да".  Маман  видела  их,  больших,   как   диван   в   гостиной.
По-настоящему большие водились далеко на западе. Большие,  как  грузовики.
Тот, который был у них, имел  средние  размеры,  и  он  был  злобный.  Ари
нравилось изображать его. Ты разрушаешь дороги и стены, прямо сметаешь  их
и сравниваешь с песком - так это и происходит.
     Она взяла платифера и стала толкать, и  песок  пересыпался  через  ее
руки.
     - Глядите, - сказала она Сэму и Эми. - Вот он приближается.
     Ей надоело, что Эми строит свой дом. У Эми получился большой дом,  на
который ушло много песка, и она проделывала двери и  окна  в  Доме  и  все
возилась и возилась с ним. Это раздражало, потому что Сэм  водрузил  башню
на ее Дом, а Эми разрушила ее и велела ему проложить дорогу  к  ее  двери,
что она строим дом, а у ее дома нет башен. Эми  взяла  совок  и  проделала
углубления за окнами в вставила в отверстия пластик, так, чтобы можно было
заглянуть вовнутрь. Перед домом она соорудила стену и устроила в ней  арку
для дороги. И им обоим прошлось сидеть и ждать, пока Эми  строила.  И  Ари
глядела на эту арку, где должна была пройти дорога, и решила,  что  это  -
подходящее место, где песок весь обрушится.
     - Глядите!
     - Нет! - вскричала Эми.
     Ари ринулась прямо в арку. Бац! Рухнула стена. Песок засыпал ее руку,
а она неотвратимо двигалась, потому что платиферы так двигались,  несмотря
ни на что. Даже несмотря на то,  что  Эми  схватила  ее  руку  и  пыталась
остановить.
     Сэм помог ей все разрушить.
     Эми закричала и толкнула ее. Она  в  ответ  толкнула  Эми.  Появилась
Федра и сказала им, что драться нельзя и что все они уходят в дом.
     Рано.
     И виновата эта противная Эми Карнат.
     На следующий день Эми не появлялась. Так всегда происходило с теми, с
кем она дралась. Жаль, конечно. Ты дерешься с ними, и их уводят  насовсем,
и ты потом встречаешь их  только  по  праздникам.  Раньше  были  Томми,  и
Энджел, и Жерри, и Кейт - всех их увели, и  они  больше  не  могли  с  ней
играть. Так что когда Эми на следующий день не пришла, у  нее  испортилось
настроение, она рассердилась и сказала Федре, что  она  хочет,  чтобы  Эми
вернулась.
     - Если ты не будешь драться с ней, - сказала  Федра.  -  Мы  попросим
сиру.
     Так что Эми вернулась. Но после этого  она  была  какая-то  странная.
Даже Сэм был странным. Так случалось всякий раз, когда она делала  что-то,
что они позволяли ей.
     Это на интересно, подумалось ей. Так что она начала дразнить их.  Она
утащила у Сэма грузовики и все их  перевернула.  И  Сэм  позволил  ей  это
сделать. Он просто сидел в стороне и хмурился, преисполненный печали.  Она
разрушила дом Эми до того, как та его закончила. Эми только надулась.
     Сэм снова перевернул свои грузовики и придумал, что у  них  произошла
авария. Это была отличная игра. Она тоже играла и ремонтировала грузовики.
Но Эми продолжала дуться, так что она наехала грузовиком на нее.
     - Перестань, - набросилась на нее Эми. - Перестань!
     И тогда она ударила ее машиной.  Эми  упала,  а  Ари  встала,  и  Эми
встала. И Эми толкнула ее.
     Тогда она толкнула ее сильнее и ударила ногой. Эми тоже ударила.  Ари
ударила снова. И они  били  друг  друга,  пока  Федра  не  вмешалась.  Эми
плакала, и Ари успела ей еще  здорово  врезать  ногой  прежде,  чем  Федра
растащила их.
     А Сэм просто стоял.
     - Эми вела себя как сосунок? - сказала Ари в тот вечер,  когда  маман
спросила ее, зачем она ударила Эми.
     - Эми не сможет больше проходить, - сказал маман. -  Если  вы  будете
продолжать драться.
     Так что пришлось пообещать жить мирно. Но сама Ари в этом  не  видела
необходимости.
     Эми  не  появлялась  пару  дней,  а  затем  вернулась.  Но  она  была
обиженная, держалась особняком, и от нее не было никакой радости. Она даже
не стала разговаривать, когда Сэм старался порадовать ее.
     И тогда Ари подошла и сильно лягнула ее, несколько раз;  Сэм  пытался
остановить ее. Федра схватила ее за руку и сказала, что она - плохая,  что
она должна сидеть и играть сама с собой.
     Этим она и  занималась.  Она  взяла  грейдер  и  делала  печальные  и
сердитые дороги. Сэм, наконец, подошел и стал по ним ездить грузовиком, но
чувство обиды не проходило. Эми сидела в дальнем  углу  и  ныла.  Так  это
называла маман. Эми не будет больше играть. Ари  ощущала  в  горле  комок,
который было невозможно проглотить, но она уже на  такой  младенец,  чтобы
плакать, и у нее вызывали отвращение всхлипывания Эми, это раздражало ее и
уничтожало любую возможность радости. Сэм тоже был грустным.
     После этого дня Эми появлялась не слишком часто. А когда  появлялась,
играла отдельно, и Ари сильно стукнула ее один раз в спину.
     Федра взяла Эми за руку и увела ее в дом.
     Ари вернулась к Сэму и села. Валери почти никогда не бывал  здесь.  И
Пит - тоже. Они оба нравились ей больше всех. Оставался только Сэм, но Сэм
- это только Сэм, ребенок с невыразительным круглым лицом.  С  Сэмом  было
все в порядке, но он мало разговаривал, разве что разбирался в  платиферах
и в починке грузовиков. Он ей вполне нравился.  Но  она  потеряла  многое.
Если тебе что-то больше всего нравится, то оно и пропадает.
     Она потеряла не Эми, а Валери. Сиру Шварц перевели, а  это  означало,
что и Валери - тоже. Она спрашивала его, приедет ли он обратно  повидаться
с ней. Он говорил, что да. Маман говорила, что это слишком далеко. Так что
она поняла, что он в самом деле уехал и никогда не вернется. Она  на  него
очень сердилась за то, что он уезжает. Но он не был виноват. Он подарил ей
свой космический корабль с красными огнями. Вот  насколько  он  сожалел  о
разлуке. Маман сказала,  что  ей  следует  вернуть  корабль,  так  что  ей
пришлось это сделать до того, как она сказала "до свидания" и ушла из дома
Шварцев.
     Она не понимала, почему это было несправедливо, но Валери  плакал,  и
она - тоже. Сира Шварц сердилась на нее. Она это заметила, несмотря на то,
сира Шварц была с ней любезна и сказала, что ей будет не хватать Ари.
     Маман увела ее домой, и она проплакала весь вечер,  пока  не  уснула.
Несмотря на то, что маман сердилась и велела ей  прекратить  плакать.  Она
ненадолго  прекратила.  Но  еще  в  течение  нескольких  дней  она   будет
всхлипывать. А маман потребует прекратить  и  это,  прошлось  подчиниться,
потому что маман становилась все более встревоженной, и  вокруг  дома  все
сгущалось - только так она и  могла  выразиться.  От  этого  все  делалось
ужасным. Так что она знала, что расстраивает маман.
     Иногда она пугалась. И не могла сказать, почему.
     Она грустила по Эми и старалась хорошо относиться  к  Сэму  и  Томми,
когда тот приходил, но при этом думала, что  если  Эми  вернется,  то  она
снова ее ударит.
     Она бы стукнула и Сэма и Томми тоже,  но  ели  она  так  сделает,  то
останется совсем одна. Федра сказала, что ей надо быть  хорошей,  а  иначе
никто из детей не захочет с ней играть.     - Это - та самая Комната? - сказал Инструктор.
     - Да, сир? - откликнулась Кэтлин. Она была взволнована и обеспокоена.
От Старших она слышала о Комнате. Она слышала  о  том,  что  в  ней  может
происходить что-то типа внезапного включения и выключения света, а  иногда
бывает вода по полу. Однако ее  Инструктор  всегда  произносил  Правильное
Слово. Ее Инструктор сказал ей, что ей надо пройти туннель и  сделать  это
быстро.
     - Ты готова?
     - Да, сир.
     Он открыл дверь. За  ней  находилось  маленькое  помещение  с  другой
дверью. Вход закрылся, и свет погас.
     Холодный сырой сквозняк ударил ее в лицо. И еще там было эхо.
     Она пошла, не представляя  даже,  куда  ведет  туннель,  и  вообще  в
туннеле ли она.
     - Стой? - вскрикнул голос. И красная точка обожгла стену, и  раздался
хлопок.
     Это был выстрел. Она знала  это.  Ее  тело  знало,  что  делать;  она
бросилась на пол, намереваясь перекатиться и  найти  укрытие,  однако  пол
целиком накренился вниз, и она покатилась вниз  по  трубе,  и  плюх!  -  в
холодную воду.
     Она замолотила руками и ногами и встала  в  воде,  доходившей  ей  до
колен:
     - Ты никогда не верила в отсутствие угрозы. Кто-то стрелял. Ты бежала
и добралась до укрытия.
     Но: надо пройти туннель, говорил ей Инспектор. Как можно быстрее.
     И она отправилась, быстро, насколько могла,  пока  не  наткнулась  на
стену, и поспешила вдоль нее, снова вверх, выбираясь на сухое  место.  Пол
звенел под ее подошвами. Шум ей мешал. Было темно, но она хорошо  видна  в
темноте из-за светлой кожи и волос. Она не знала, должна ли  она  красться
или бежать, но быстро - значит, быстро, раз сказал инспектор.
     И вот она бежала легко и быстро, пальцами одной руки  касаясь  стены,
чтобы сохранять в темноте ощущение пространства, а другую выставив вперед,
чтобы не наткнутся на что-нибудь.
     Туннель  сделал  поворот.  Она  преодолела  подъем  и  снова   спуск,
по-прежнему в темноте.
     Опасность! - почувствовала она за миг  перед  тем,  как  чья-то  рука
схватила ее.
     Она  ударила  локтем  и  вывернулась,  когда  почувствовала,  что  ее
хватают, зная, что это был Враг;  зацепили  только  за  одежду,  и  резким
поворотом  она  освободилась,  и  быстро,  быстро,  как  могла   усерднее,
пустилась бегом, с колотящимся сердцем.
     Она ударилась в стену на повороте - бац... и почти потеряла сознание,
но поднялась снова на ноги и рванулась вперед, вперед...
     Впереди открылась дверь, белая и ослепляющая.
     Что-то заставило ее нырнуть и вкатиться через нее, и он оказалась  на
полу в маленькой комнате, с рассеченной губой и кровоточащим носом, ощущая
во рту вкус крови.
     Одна дверь закрылась, другая открылась, и  там  был  мужчина,  но  не
Инспектор. На нем была коричневая одежда Врага, и у него было оружие.
     Она попыталась лягнуть его,  но  он  был  проворнее  и  она  услышала
жужжание.
     Дверь снова закрылась и открылась, и она стала подниматься,  сердитая
и смущенная.
     Однако, на этот раз там находился ее Инструктор.
     - Враг всегда коварен, - сказал он. - Давай обсудим,  что  ты  делала
правильно, что - нет.
     Кэтлин вытерла нос. Ссадины болели. И она по-прежнему была сердита  и
смущена. Она прошла путь. Она надеялась, что в конце схватит врага. Но тот
оказался Старшим. Это тоже было нечестно. И нос не переставал кровоточить.
     Инструктор взял холодное полотенце и велел ей обмотать вокруг шеи. Он
сказал, что доктор осмотрит ее нос и рот. А пока  он  включил  скрайбер  и
велел ей рассказать,  что  она  делала,  и  еще  сказал,  что  большинство
шестилеток застревали в туннеле.
     - Ты исключительно хорошо себя вела? - добавил он.
     При этом она почувствовала себя гораздо, гораздо  лучше.  Но  она  не
собиралась забывать Врага в конце. Они поймают тебя здесь, даже когда урок
окончен. Таково Правило. Она ненавидела, когда ее ловили. Ненавидела.  Она
знала, что когда вырастет, отправится туда, где поймать -  значит,  убить.
Она знала, что значит убить. Они водили шестилеток на бойню и  показывали,
что значит убить свинью. Это происходило быстро и  она  сразу  переставала
быть свиньей. Они подвешивали их и резали, так что дети  вполне  понимали,
что означает умереть: остановился - и сразу  после  этого  ты  уже  просто
мясо. И следующего раза не будет, и  тебе  надо  первым  Достать  Врага  и
быстро этого врага убить.
     Она было ловкой. Но Враг коварен. Это пугало. Она начала дрожать. Она
попыталась сдержаться, но Инструктор  все  равно  заметил  и  сказал,  что
сейчас ей лучше сходить к врачу.
     - Да, сир? - сказала она.
     В носу по-прежнему булькало, одежда испачкана кровью. Капли падали, и
она чувствовала, что ее колени во время ходьбы дрожат, но шла она ровно.
     Доктор сказал, что нос у  нее  не  сломан.  Зуб  шатался,  но  ничего
страшного, само заживет.
     Инструктор сказал, что ей  надо  начинать  учиться  на  снайпера.  Он
сказал, что у  нее  должно  здорово  получиться,  потому  что  ее  генотип
приспособлен для этого. От нее ожидали, что  она  хорошо  поведет  себя  в
Комнате. Ведь ее генотип  вел  себя  хорошо.  Он  добавил,  что  некоторые
генотипы иногда становятся еще лучше. Он сказал, что она должна  побеждать
врагов.
     За этот день она получила хорошую отметку. Но она никому не могла  об
этом  сказать.  Этого  не  полагалось  делать  никогда.   Она   не   могла
рассказывать о туннеле. Так велел ей Инструктор. Это было Правилом.
     Единственное, что ее беспокоило  -  это  последний  Враг.  Инструктор
сказал, что оружие могло бы помочь и рост мог бы  помочь,  а  так  она  не
многое могла бы сделать. И было правильным кувыркнуться в конце.  Несмотря
на то, что она оказалась на полу, когда открылась дверь.
     - Я могла бы пробежать мимо него? - сказала она.
     - Он бы выстрелил тебе в спину! - возразил Инструктор. - Даже в зале.
     Она снова и снова думала об этом.     - Выключи видео, - сказал Джастин, и  монитор  выполнил  команду.  Он
сидел на диване в купальном халате. Приплелся Грант,  тоже  в  халате,  на
ходу вытирая волосы полотенцем.
     - Что новенького? - спросил Грант, и Джастин ответил,  ощущая  легкую
тревогу:
     - В Новгороде легкое смятение. Что-то по поводу звезды под  названием
Геенна.
     - Это где? - Никто и не предполагал, что существует звезда под  таким
именем. По крайней мере, до  этого  вечера.  Внезапно  Грант  посерьезнел,
усаживаясь на свободную часть дивана.
     - На пути к Содружеству. За Викингом. - Информация в новостях не была
особенно точной. - Похоже, что так есть планета.  С  людьми.  Похоже,  что
Союз колонизировал ее, никому ничего не сказав. Шестьдесят лет назад.
     - Боже мой? - пробормотал Грант.
     - Посол Содружества прибыл на  станцию  с  официальным  протестом.  В
Совете происходит чрезвычайное заседание. Похоже, что мы нарушили договор.
Около дюжины его статей.
     - Насколько велика колония? - спросил Грант.
     - Они не знают. Не сказали.
     - И никто не знал о ней. Может это своего рода военная база?
     - Может быть. Очень может быть. Но сейчас это уже не  база.  По  всей
видимости она примитивизовалась.
     Грант тихонько присвистнул:
     - Уцелевший мир?
     - Должно быть, так, верно? Мы не говорим о  каком-то  обломке  скалы.
Службы новостей твердят о секретных делах времен войны.
     С минуту Грант молчал, опустив локти на колени.
     Война происходила за поколение до них. Война являлась тем, что  никто
не хотел возобновлять; однако  угроза  ее  ощущалась  постоянно.  Торговцы
Содружества   прилетали   и   улетали.    Сол    занялась    исследованием
противоположной части пространства и, обжегшись, поняла, что  это  опасно.
Обыватели с богатой культурой  и  с  изоляционистской  сентиментальностью.
Теперь Сол предпринимает безнадежные попытки втиснуть свою политику  между
Содружеством и Союзом, стараясь не  попасть  в  зависимость  от  правления
Содружества и стремясь пройти узенькой тропкой, находясь  на  которой  они
смогут  остаться  независимыми  от  кораблей  Содружества,  не  подтолкнув
Содружество к защите его договорных прерогатив, и  не  сталкивая  интересы
Союза и Содружества. Обстановка была очень деликатной.  Но  она  неуклонно
улучшалась.
     Поколение выросло в представлении, что проблема решается.
     Однако старые снаряды, выпущенные крейсерами сто лет  назад,  до  сих
пор представляли опасность для кораблей. Иногда прошлое вовсю напоминало о
себе в сегодняшних новостях.
     Давняя вражда, призраком всплывающая на поверхность,  тревожила  ныне
живущих людей.
     - Не создается впечатления, будто нашли троих или четверых уцелевших,
- сказал Джастин Гранту. - Они говорят "незаконная  колония"  и  признают,
что она - наша.
     - По-прежнему действующая? Организованная?
     - Это не совсем ясно.
     Снова наступило молчание. Наконец, Грант выпрямился и  вспомнил,  что
собирался высушить волосы прежде, чем они высохнут сами.
     - Идиотская неразбериха, - сказал Грант. - Они сообщили, что  их  уже
успели вышвырнуть или еще только собираются? Или что вообще они собираются
делать в связи с этим?
     - Еще не знают.
     - Ну, можно предположить, где проведет  Жиро  следующую  неделю,  так
ведь?     Ари надоели кабинеты. Она смотрела на входящих и выходящих людей. Она
сидела за столом в глубине кабинета и вырезала узоры из сложенной  бумаги,
которую затем разворачивала. Она взяла бумагу и нарисовала рыбу с  длинным
хвостом. Наконец, девочка встала и выскользнула в коридор, пока  Нелли  не
следила, пока маман занималась чем-то долгим и скучным в кабинете.  Похоже
было, что маман собирается еще долго разговаривать.
     А это означает, что маман не будет возражать, если она походит взад и
вперед по коридору. Там были только кабинеты. То есть нет  магазинов,  нет
игрушек, не на что смотреть и нет видео. Вообще-то ей нравилось  сидеть  и
раскрашивать. Но самым лучшим был кабинет маман, потому  что  там  имелось
окно, из которого можно смотреть.
     В обе стороны кроме дверей ничего не было. На полу шли  металлические
полоски, и она ступала по одной  из  них,  заглядывая  в  открытые  двери.
Дверей оказалось много.
     Так она увидела Джастина.
     Он сидел за столом, работая на клавиатуре, очень серьезный.
     Она стояла в дверях и смотрела на него.  И  ждала,  просто  глядя  на
него, когда он обратит на нее внимание.
     Он всегда отличался от  остальных  людей.  Она  помнила  его  на  той
встрече в сверкающем зале, и Гранта с ним. Она видела его только  изредка,
а когда спросила маман, почему все беспокоятся по поводу  Джастина,  маман
ответила:
     - Ты - фантазерка.
     Она знала, что это не так. Это было тревожное  ощущение.  Она  знала,
что не следует беспокоить Джастина. Но отсюда, из  коридора,  по  которому
проходили люди, все казалось безопасным. А она просто хотела посмотреть на
него, и не собиралась заходить внутрь.
     Она переступила с ноги на ногу, и тогда он заметил ее.
     - Привет? - сказала она.
     И снова почувствовала страх. Его страх, когда он поднял глаза. И свой
- когда подумала, что ей попадет от маман.
     - Привет? - ответил он нервно.
     Так было всегда, когда она встречала Джастина. Отпечаток  нервозности
на всем, что бы он ни делал, становился  явственнее  при  ее  приближении.
Нервничали все. В этом была загадка, которую она не могла разрешить, и она
чувствовала это: как маман обрывала расспросы, касающиеся Джастина.  Маман
этого не одобряет. И Олли тоже.  Джастин  приходил  на  вечеринки,  и  она
видела его через комнату, но маман всегда подходила и не пускала ее, когда
она отправлялась сказать "привет". Так что  она  думала,  что  Джастин  по
какой-то  причине  находится  в  большой  беде,  а  может   быть,   что-то
Неправильное происходит с ним  самим,  поэтому  они  не  уверены,  что  он
поведет себя подобающим образом. Иногда такими  становились  эйзи.  Иногда
граждане. Так говорила маман. И гражданина было труднее исправить, а  эйзи
- легче расстроить. Так что она не должна дразнить их. Разве что Олли  мог
все уладить.
     О Джастине много чего  болтали  эйзи,  но  она  сама  не  слишком  им
доверяла. Он  был  просто  Джастин.  И  он  представлял  загадку,  которая
появлялась и исчезала, и при этом дети только мешали.
     - Маман там с сиром Петерсоном? - сказала она, желая  втянуть  его  в
разговор, а также потому, что хотела поставить его в известность, что  она
не просто так болтается по коридорам. Так это, значит,  кабинет  Джастина!
Ужасно маленький. Везде были бумаги. Она наклонилась слишком далеко, и  ей
пришлось ухватиться за дверь, чтобы не упасть.
     - Дурочка, - сказала бы маман. - Встань. Стой прямо. Не раскачивайся.
     Но Джастин никогда много не говорил. Он предпочитал слушать.
     - А где Грант?
     - Грант в библиотеке, - ответил Джастин.
     - А мне уже шесть.
     - Я знаю.
     - Откуда ты знаешь?
     На лице Джастина отразилась неловкость:
     - Неужели маман тебя не будет искать?
     - У маман встреча. Мне  надоело  тут  находиться.  -  Он  намеревался
игнорировать ее, возвращаясь к своей работе. Она не собиралась  допускать,
чтобы он отвернулся. Она вошла, подобралась к креслу, стоявшему около  его
стола, перегнулась через подлокотник и поглядела не него:  -  Олли  всегда
работает.
     - Я тоже. Я занят, Ари. Ты иди.
     - Что ты делаешь?
     - Работаю.
     По тону голоса она вполне понимала, когда от нее  хотели  избавиться.
Но она не хотела остерегаться Джастина. Так что она наклонилась,  опираясь
руками, нахмурилась и предприняла новый подход.
     - Я хожу на ленточное обучение. Я могу прочитать  это.  Там  написано
"Мат..." Она изогнулась, потому что на экране было длинное слово.  "Мат...
Матрица Под... соз... нания".
     Он выключил монитор, повернулся и неодобрительно посмотрел на нее.
     Она подумала, что может быть, она зашла слишком далеко и  не  следует
ей облокачиваться так близко к нему. Но отступать она совсем не любила.  И
выпятила губу.
     - Возвращайся к маман, Ари. Она должно быть, ищет тебя.
     - Я не хочу. Что такое "матрица подсознания"?
     - Набор данных. Специальный порядок набора, - он отодвинул  кресло  и
встал, так что и она выпрямилась и подалась  назад.  -  У  меня  назначена
встреча. Мне надо запереть кабинет. Тебе лучше вернуться к своей матери.
     - Я не хочу.  -  Он  был  ужасно  высокий.  Как  Олли.  Но  не  такой
безопасный, как Олли. Он выталкивает ее, так и есть. Но она не двигалась.
     - Выходи? - сказал он от двери, указывая в коридор.
     Она вышла. Он тоже вышел и запер дверь. Она поджидала его.  Когда  он
пошел по коридору, она отправилась с ним.
     - Ну-ка, иди обратно? - сказал он, останавливаясь  и  указывая  в  ту
сторону, где находилась маман.
     Она одарила его своенравной улыбкой:
     - Я не обязана!
     Кажется, теперь она вывела его из равновесия. И он стал преувеличенно
спокойным, глядя на нее сверху вниз.
     - Ари, это нехорошо, правда?
     - Мне не надо быть хорошей.
     - Но хорошей ты мне нравилась больше.
     Это задело ее. Она посмотрела ему в лицо, чтобы увидеть, не злится ли
он. У него был такой вид, как будто это его обидели.
     Она не могла понять его. Кого угодно, но не его. Она просто смотрела.
     - Можно мне пойти с тобой? - спросила она.
     - Твоей маман это не понравится. - У него было доброе лицо, когда  он
произносил это. - Иди обратно.
     - Я не хочу. Они только разговаривают. Я устала от их разговоров.
     - Ну, очень жаль, но мне надо встретиться с моими людьми, Ари.
     - Никаких людей у тебя нет? - возразила  она,  подразумевая,  что  он
блефует: ведь до тех пор, пока она  не  побеспокоила  его,  он  никуда  не
собирался.
     - Ну, и тем не менее мне пора. А ты иди обратно.
     Она не пошла. А он пошел прочь по коридору с таким видом,  как  будто
он в самом деле куда-то спешит.
     Она считала, что сможет быть  хорошей.  Она  считала,  что  он  будет
хорошим. Она скучала и грустила, а когда увидела его, вспомнила  блестящих
людей и то, как все были веселы, но не могла вспомнить, когда это было.
     Она помнила только то, что тогда с ней все время был Олли, что  маман
была очень красивая, а она играла с  Валери  и  получила  звезду,  которая
висит у нее в спальне.
     К кабинету сира Петерсона она возвращалась очень медленно. Нелли даже
не заметила. Ари села и нарисовала  звезду.  И  подумала  о  Валери.  И  о
рыжеволосом мужчине, о Гранте. Который был у Джастина.
     Ей хотелось, чтобы Олли и маман больше времени проводили с ней.
     Она хотела, что бы маман скорее пришла. И чтобы  они  пошли  обедать.
Может быть и Олли пришел бы.
     Но маман всегда выходила нескоро, так что Ари исчиркала всю звезду  и
сделала ее противной.
     Как и все остальное.     Как свидетельствуют документы, говорилось  в  докладе,  державшем  на
столе Майкла Корэйна, акция включала тайную  военную  операцию  и  высадку
сорока тысяч союзного контингента, большинство  из  которых  -  эйзи.  Эта
миссия осуществлялась в 2355 году как операция Департамента Обороны.
     В  дальнейшем  колония  поддержки  не  получала.  Операция  не   была
продолжительной.
     Лучшие кадры разведки, направленные Содружеством,  сообщают,  что  на
планете имеются тысячи выживших, но деградировавших до примитивного уровня
жизни.  Без   сомнения,   они   являются   потомками   эйзи   и   граждан.
Предполагается,  что  они  не  имели  омолаживающих  препаратов,  и  через
шестьдесят прошедших лет уцелевшие  представляют  собой  по  меньшей  мере
второе или третье поколение. Обнаружены остатки куполообразной конструкции
и солнечной энергостанции. Условия являются исключительно подходящими  для
жизни людей, и уцелевшие имеют замечательное состояние здоровья,  учитывая
условия,  и  занимаются  примитивным  земледелием  и  охотой.  В  докладах
Содружества  выражается  сомнение,  что  колонистов  можно  переместить  с
планеты. Экологический ущерб до сих  пор  не  определен,  однако  колония,
очевидно, глубоко проникла в экологическую систему, а некоторые  поселенцы
заняли труднодоступные территории. По оценкам Содружества жители не  будут
приветствовать переселение с планеты, и  Содружество  не  имеет  намерения
ликвидировать колонию по какой бы то ни было причине.
     По  оценке  Департамента   Обороны   Содружество   заинтересовано   в
расспросах уцелевших.  Оборона,  однако,  будет  возражать  против  любого
предложения о  возвращении  этих  жителей  Союза,  как  операции,  которую
Содружество, несомненно, примет в штыки, и которая в любом случае окажется
контрпродуктивной.
     Почти, но не все эйзи заняты по военным контрактам Резьюн.
     См. прилагаемые донесения.
     Большинство граждан - военные.
     Най  выдвинет  законопроект,  выражающий   официальное   Сомнение   и
предложение Содружеству о сотрудничестве в решении вопроса о колонистах.
     Коалиция  экспансионистов  будет  единодушно  поддерживать  его   при
голосовании по этому вопросу.
     Корэйн пролистал все страницы  донесения.  Имелся  полуразумный  мир,
который  колонисты  называли  Геенна.  И  многократно  встречались   слова
"Департамент Обороны" и "Информация отсутствует".
     Было совершенно непонятно, каким образом Союз или Содружество  смогли
бы эвакуировать выживших, хотя бы потому, что они рассеяны в  зарослях:  а
главным образом - из-за того, (согласно данным Содружества), что они  были
неграмотными дикарями, а  Содружество  намеревалось  сопротивляться  любым
попыткам эвакуирования их. По крайней мере, это следовало  из  слов  посла
Содружества.
     Содружество было страшно рассержено  таким  оборотом,  поскольку  оно
оказалось поставлено перед  сложной  и  дорогостоящей  проблемой:  планета
земного класса, расположенная в их собственной сфере влияния,  в  условиях
экологической  катастрофы  и   при   наличии   окопавшейся,   потенциально
враждебной колонии.
     Это сердило Корэйна  по  причинам  нарушения  как  этических,  так  и
политических норм:  Оборона  переплюнула  саму  себя,  Оборона  обеспечила
прикрытие всего этого безобразия  в  годы  войны,  когда  (как  и  сейчас)
Оборона миловалась с Резьюн и пользовалась неограниченным кредитом.
     И если только намеченное удастся Корэйну,  это  поможет  ему  пролить
свет на все сумасшествие экспансионистов.     Городин был недоступен. Но с точки зрения Жиро Ная  это  не  являлось
таким уж бедствием. За последние тридцать лет Секретарь Обороны Лу замещал
его так часто, что он пользовался в Совете  гораздо  большим  уважением  и
располагал гораздо более широким возможностями  (смелее,  чем  это  обычно
полагалось заместителю, высказывал свое мнение). Так же и Подсекретарь  по
Обороне, фактически, объединил своей персонал с сотрудниками Лу и Городина
на планете: по  сути  на  вершине  Обороны  хозяйничала  тройка,  и  такая
обстановка реально сохранялась еще со времен войны.
     Согласно мнению Жиро, еще и лучше, что присутствовал  заместитель,  а
засекреченный и недоступный  Городин  находился  где-то  на  другом  конце
Союза.  Лу,  с  изборожденным  лицом,   (поскольку   ослабевало   действие
омоложения) с  темными  глазами,  глубина  которых  была  недоступна  даже
ветерану Резьюн, разыгрывал свою обычную роль, "не имею права отвечать"  и
"полагаю, что  не  следует  комментировать",  тогда  как  репортеры  шумно
требовали информации, а Корэйн призывал к полному рассекречиванию.
     Полная открытость и должна быть, по крайней мере, между политическими
союзниками.
     А Жиро по дороге из Резьюн в свой звукоизолированный офис  наслушался
достаточно,   чтобы   почувствовать   неприятное   ощущение   в    животе,
усугублявшееся раздражающим воздействием  антиподслушивающей  системы,  от
которой ныли зубы.
     - Это полная правда? - сказал  Лу,  даже  не  заглядывая  в  фолиант,
лежащий у него под руками. - Миссия была отправлена в 2355-м, она достигла
нужной звезды и выгрузила  колонистов  и  оборудование.  Никогда  не  было
намерения их возвращать обратна. В то время  мы  знали,  что  там  имеется
планета. Мы знали, что Содружеству известно, что она находится в  пределах
их досягаемости. - Лу откашлялся. - Мы знали, что не  можем  задействовать
ее, мы не можем защитить ее, мы не моем снабжать ее. Фактически мы ставили
цель не дать кому-нибудь извлечь из нее выгоду.
     Не  дать  извлечь  выгоду.  Содружество  послало   долго   и   хорошо
подготовленную исследовательскую экспедицию на  самую  лакомую  находку  в
ближайшем космосе - и  обнаружила,  к  своему  ужасу,  что  она  населена;
населена людьми, но не такими, как они, и не земного, по всей вероятности,
происхождения, - что оставляло неизбежный вывод, даже  и  без  разрушенных
строений и того факта, что жители являлись потомками эйзи.
     Союз совершил диверсию на живой планете.
     -  Сорок  тысяч  человек?  -  проговорил  Жиро,  ощущая  пустоту  под
ложечкой. - Выброшены на неисследованную планету. Именно так.
     Лу моргнул. Иначе его можно было принять за статую.
     - Они были военными;  они  являлись  десантом.  Это  происходило,  ты
понимаешь, не при моей администрации. К  тому  же  не  уделяли  в  те  дни
столько внимания экологическим  проблемам.  Как  тогда  все  полагали,  мы
находились в сложной  военной  обстановке,  нам  приходилось  считаться  с
возможностью удара  Мазианни  по  Сайтиин.  Такой  поступок  открывал  две
возможности: или колония выживет и станет поддерживать принципы Союза, или
постигнет беда и Земля отправит самоубийственную миссию на саму Сайтиин. С
учетом этого секретность колонии оказывалась важной.
     - Она была отправлена в 2355-м, - возразил Жиро. -  Через  год  после
окончания войны.
     Лу скрестил руки.
     -  Операция  была  запланирована  в  конце  войны,  когда   положение
оставалось  неопределенным.  Она  осуществлялась  после   того,   как   мы
столкнулись со всеобщим  бедствием  и  тем  ужасным  договором.  Это  была
скрытая карта, если угодно. Позволить Земле  или  Содружеству  получить  в
распоряжение мир, потенциально более продуктивный, чем Сайтиин - это  было
бы ужасно. В этом заключалась вторая часть плана: если  колония  погибнет,
она все равно внесет свои микроорганизмы  в  экологическую  систему.  И  в
пределах столетия - в теперешнее Содружество  или  новое  правительство  -
встанет перед сложной проблемой, которую наша наука способна разрешить,  а
их - нет. Я могу сказать, что некоторые местные микроорганизмы  были  даже
выведены для достижения  запланированного  эффекта.  В  твоей  собственной
лаборатории. И я убежден, что твои записи это подтвердят. Не говоря уже об
эйзи и разработке лент.
     - Ты совершенно прав, записи подтвердят это. - Жиро с трудом дышал. -
Боже мой, мы даже не знали, что  эта  штука  в  самом  деле  запущена!  Ты
знаешь, какие у нас теперь проблемы с секретностью? Теперь не 23050-е.  Мы
не на войне. Твоя проклятая мина замедленного действия  сработала  в  век,
когда на дальней стороне Сол зашевелились чужаки,  когда  мы  стоим  перед
экологической угрозой  -  у  нас  имеется,  слава  Богу,  своя  позиция  в
отношении экологической ответственности, генобанки, контейнеры и...
     - И, конечно, создатель генобанков,  и  договора,  и  контейнеров,  в
действительности управлял Резьюн в период подготовки  колонизации  Геенны.
Подпись Советника Эмори красуется на всех оборонных контрактах.
     - И эти аболиционисты! Боже мой, мы сами дали им  лучший  предлог,  о
котором только  они  могли  мечтать!  Это  был  исследовательский  проект.
Господи, еще отец Джордана Уоррика работал с теми лентами для Геенны.
     - Мы полагаем, что из-за секретности в Резьюн сотрудники не  знают  о
целях своей работы.
     - Мы полагаем, черт возьми!  Все  уже  известно,  генерал.  Рано  или
поздно новости дойдут да Пламуса. Ты поставил бы на то, что Джордан Уоррик
не догадается, кто и в каком отделе работал с теми лентами?
     - И погубить репутацию собственного отца?
     - Чтобы защитить репутацию отца, черт возьми; и  подорвать  репутацию
Резьюн. Ты истратил сорок тысяч эйзи для совершения диверсии  на  планете,
спаси Господи, ты привязал исследования к Департаменту Науки, и невозможно
было выбрать худшее время для выставления всего этого напоказ.
     - О, - негромко сказал Лу, - я могу представить и худшие времена  для
этого. Сейчас - спокойное время, период,  когда  человечество  -  особенно
Содружество - имеет массу других причин для беспокойства.  На  самом  деле
Геенна выполнила свое  предназначение:  экологическая  катастрофа  налицо.
Конечно, ситуация с развитием Содружества бесповоротно переменилась:  если
они ассимилируют население этой планеты, они впитают этнически  уникальное
сообщество с союзными ценностями, если  ты  веришь  в  устойчивость  своих
собственных ленточных инструкций. Так или иначе, мы лишили и  Содружество,
и Землю возможности обретения ценного источника сырья - а также  ступеньки
к другим  звездам.  Теперь  Содружество  либо  выследит  рассеянную  массу
дикарей  и  вывезет  их  силой,  пережив  весь  кошмар   перевозки,   либо
Содружеству придется  принимать  как  должное  их  собственное  устройство
планеты. Конечно, если они выберут урегулирование. Разведка сообщает,  что
они  всерьез  задумались.  Они  осознают  возможные  трудности,  если  они
свяжутся с  этой  приземленной  культурой.  У  колонизационных  стремлений
всегда  имелась  звучная  оппозиция.  Космонавты,  находящиеся  вдали   от
большинства Содружества,  не  слишком  доверяют  любым  попыткам  усиления
власти  наземников  -   синенебых,   как   космонавты   их   называют,   а
предындустриальный  округ  -  или  другой,  гораздо   более   сомнительный
протекторат  -  это  больше,  чем  то,  с  чем   Совет   Капитанов   готов
согласиться... не говоря, конечно же, об их  департаменте  науки,  который
пообещает изучать планету до смерти, пока строительные  компании,  нанятые
на постройке станции там,  сдерживают  их  кредиторов.  Посол  Содружества
требует информации для их ученых - ерундовая  цена.  Произойдет  некоторое
охлаждение, а в конце концов - сотрудничество.  Я  уверяю  тебя,  что  они
гораздо больше опасаются того, во что  ввязалась  Сол,  чем  мы.  Так  или
иначе, сейчас прекрасное время для обнародования всего этого:  мы  следили
за их приготовлениями, мы не захвачены врасплох -  именно  поэтому,  когда
случилось. Городин оказался недоступен. Мы знали, что это приближается.
     - И скрывали это от нас!
     Лу выдержал небольшую ледяную паузу. Затем:
     - "Нас" - это от Науки, или "нас"? - это от Резьюн?
     - От нас, Резьюн, черт побери! Резьюн имеет интерес в этом деле!
     - Прошедший интерес, - возразил Лу. - Ребенок еще далек от  взрослых.
Она сможет благополучно перенести этот шторм. Эмори не подвластна никакому
закону, разве что ты религиозен. Пусть они  рассмотрят  в  суде  несколько
документов. Уоррик находится в карантине, основательно дискредитированный,
если дойдет дело  до  свидетельствования  перед  Советом.  Если  его  отец
участвовал в проекте, то это только ущерб имени Уорриков. Что же беспокоит
Резьюн?
     Жиро закрыл рот. Он был весь в поту. Богданович скончался четыре года
назад, Харад с  Фаргона  занимал  место  Государства  и  выстраивал  общую
позицию с Городином от  обороны,  и  де  Франко  от  Торговли,  и  Лао  от
Информации. Черт бы их побрал!  Коалиция  экспансионистов  стояла  твердо,
аболиционисты отступали,  а  Корэйн  и  центристы  потеряли  опору,  когда
Городин перешел в лагерь экспансионистов, к которому  всегда  принадлежал,
однако Назир Харад, черт бы его побрал, снюхался с Городиным, с источником
жирных Оборонных контрактов  для  его  станции,  так  что  Государство,  и
Оборона, и Информация образовали коалицию внутри коалиции  экспансионистов
- секретные любовнички.
     У Резьюн не было прежнего влияния. В этом заключалась  самая  горькая
правда, с которой приходилось смиряться Жиро. От этого у него болел  живот
и появлялась бессонница. Однако  Ари  была  -  насколько  они  понимали  -
уникальна.
     - Позволь сказать тебе, - начал Жиро, - что в наших файлах содержится
информация весьма  деликатного  свойства.  И  мы  не  хотим  предавать  их
гласности. Более того, мы ни в коем случае не хотим, чтобы Уоррика вызвали
с Пламуса для дачи показаний. Ты не представляешь,  насколько  переменчива
ситуация. Нужно, чтобы он молчал. Его воспоминания  о  мелких  деталях,  о
том, что он мог слышать, вопросы, которые он  мог  обсуждать  с  отцом  по
прошествии лет могут оказаться гораздо более существенными, чем хотим мы с
тобой.  Его  память  исключительно  точна.  Если  ты  не   хочешь,   чтобы
Содружество во всех подробностях разобралось в  том,  что  ты  сделал,  не
давай Уоррику выступать. Ясно?
     -  Хочешь  сказать,   что   теперешняя   ситуация   может   оказаться
скомпрометированной?
     Опасный вопрос. Опасный интерес. Жиро снова вздохнул.
     - Я только прошу тебя выслушать меня. До того, как ты обнаружишь, что
ниточки отсюда тянутся под запертые двери. Если ты хочешь послать к  черту
проект Рубина - разреши освободить Уоррика, и никакого  проект  Рубина  не
будет.
     - Иногда мы не уверены, что проект Рубина вообще существует?  -  едко
сказал Лу. - Поскольку РЕЗЬЮН-СПЕЙС еще должен выполнить серьезные работы.
Тесты, сказал ты. Сравнение данных. А директор есть?
     - Директор есть. Мы почти готовы к  переводу  банка  данных.  Это  не
маленькая операция. Это расследование совсем не поможем нам. Мы и без того
все в напряжении. Сюда входит колоссальный объем информации. Без этого  не
обойтись. Мы вовсю работаем. Мы работаем уже шесть лет. Мы  не  собираемся
тратить средства на неполноценное усилие,  генерал.  -  Проклятая  тактика
отвлечений и уверток. - Вопрос упирается в Уоррика. Вопрос  заключается  в
том,  что  безопасность  лаборатории  на  Планусе  обеспечивается   твоими
службами и мы  должны  полагаться  на  них.  Мы  надеемся,  что  мы  можем
положиться на них.
     - Да. Так же, как мы рассчитываем положиться на твое сотрудничество в
делах, касающихся Геенны.
     Шантаж. Очевидный и простой.  Он  видел  руку  Харада  в  этом.  Ваши
условия?
     - Согласие сотрудничать с учеными Содружества. Мы поклянемся, что это
была неудачная операция, затененная военными секретами. Нечто такое, о чем
никто на знал. Никто из теперешних хозяев офисов. Но какая-то мелкая сошка
из служб связи видела его запуск.
     - Имя Арианы Эмори должно оказаться в стороне.
     - Я не думаю, что это возможно. Пусть груз ответственности  ляжет  на
мертвых. У живых гораздо больше поставлено  на  карту.  Я  уверяю  тебя  -
поставлено  гораздо  больше.  Мы  хотим  сохранить  активный  контроль  за
ситуацией на Геенне. Потомки граждан Союза по закону являются  по-прежнему
нашими гражданами - если мы встанем на такую позицию. Но мы можем это и не
делать. В любом случае - Наука должна быть обеспокоена последствиями удара
по экологии и по социальной системе. Мы не получим никакой выгоды  утаивая
очевидное сотрудничество.  Я  имею  ввиду  устройство  колонии,  отношение
военных и эйзи. Личные биографии отдельных военных (например, Конна). Люди
заслужили какое-то признание, после стольких лет.
     Сантименты. Великий Боже!
     - Резьюн, - сказал Жиро, - равно  чтит  выдающийся  послужной  список
Эмори.
     - Я боюсь, что эта часть не пройдет. Психология эйзи, знаешь ли...
     - Харад знал об этой операции?
     -  Это  попадает  в  сферу  ответственности  Государства.  Наука   не
занимается  внешней  политикой.  Наши  обязательства  в  подобных  случаях
существенно различаются. Я настаиваю, чтобы ты подумал, сколь  ценны  твои
контракты. Мы заключаем контракты в  первую  очередь  не  с  лабораториями
Батчера. Мы  продолжаем  работать  с  тобой.  Мы  продолжаем  поддерживать
РЕЗЬЮН-СПЕЙС - даже в убыток.  Мы  ожидаем,  что  эти  отношения  окажутся
взаимовыгодными - отношения, которые мы надеемся продолжать.
     - Понимаю, - горько проговорил Жиро. -  Понимаю,  -  и  раз  или  два
вздохнув. - Сир Секретарь, нам нужна защита этих данных -  не  только  для
сохранения репутации погибшей женщины. А еще и для  того,  чтобы  удержать
Совет от открытого раздувания всего этого - и уничтожения всякого шанса на
успех.
     - Теперь ты хочешь нашей помощи. Ты хочешь, чтобы я сам вместе с моим
Департаментом бросился на амбразуру. Это так?
     - Позволь разъяснить тебе, сир, что в данный  момент  у  нас  имеются
другие  заботы  и  среди  них  первоочередной   является   тот   оголтелый
антимилитаризм,  который  и  так  разрастается.  Он   очень   опасен   для
национальной  обороны,  и  это  в  то  время,  когда  положены   бюджетные
ограничения, в то время, когда мы не можем получить так нужные нам корабли
и когда мы не можем убедить население  и  финансовую  оппозицию  расширить
границы. И наша основная проблема, сир, в том, что твой проект превратился
помойку для денег, а взамен ничего не появится, и, черт побери, ты хочешь,
чтобы  мы  встали  защищать  тебя  от  расследования,  тогда  как  ты   не
предоставляешь нам данных? Я полагаю, что ты защищаешь самого себя, сир, -
с помощью общеизвестных методов Резьюн. Может быть, настало время  придать
гласности этот твой проект. Выбирай. Либо дай мне основание, которое я мог
бы использовать как предлог для хранения данных, как секретных - либо  дай
нужные мне записи.
     - Она не готова, Боже Мой, только  не  сейчас,  в  разгаре  скандала,
касающегося ее предшественницы. Она же шестилетний ребенок, она не  сможет
выдержать такую атаку.
     - Это твои проблемы, - сказал Лу, скрестив руки и надевая  неумолимую
вежливую личину. - Честно говоря, сир, мы не знаем, есть ли  то,  что  нам
нужно защищать. На основании того, что ты согласился показать нам.
     - Я покажу тебе записи.
     - Бок была весьма хороша, когда  была  ребенком.  Проблемы  появились
позже. Не так ли? И если ты не собираешься выходить с ребенком на  люди  и
не допускаешь меня к записям - я больше не смогу обеспечивать прикрытие.
     - Черт возьми, ты оставляешь нас беззащитными, и они  найдут  лазейку
на твою собственную территорию!
     - Но сначала пройдут по твоим владениям, я полагаю. В те годы ты  был
очень активен в администрации Резьюн. Может ли так быть - что  те  записи,
которые ты так упорно защищаешь - бросают тень на тебя, сир?
     - Это всего лишь твое предположение, Они могут высветить такое,  чего
не хотели бы увидеть многие люди.
     - Так что мы провоцируем направление удара, не так ли? Всегда полезно
знать, что оставлено открытым для атаки. Сожалею,  что  это  оказалось  на
твоей территории. Но я определенно не хотел подставлять свою.
     - Если ты проявишь немного терпения.
     - Я предпочитаю слово прогресс, которое, честно говоря,  в  последнее
время непопулярно в Резьюн. Мы можем обсудить это. Но я  полагаю,  что  ты
понимаешь, что по определенным позициям я не уступлю. Сейчас  очень  важно
сотрудничество. Если у нас не найдется  предлога  утаить  те  записи,  нам
придется их представить.  Тебе  следует  понять  -  нам  надо  представить
что-нибудь для расследования. И быстро.
     Он понимал. Он сидел и слушал, как заместитель по  Обороне,  черт  бы
его побрал,  выкладывал  городинскую  программу  того,  что  они  называли
контролем ущерба.
     Предложение научного и  культурного  сотрудничества  с  Содружеством.
Исходящее от Обороны через Департамент Науки.
     Официальное выражение сожаления от  Совета  в  совместной  резолюции,
подкрепляемое   передачей   нынешней   администрацией   Резьюн   отдельных
документов,  подставляющих  Богдановича,  Эмори  и   Азова   из   Обороны,
благополучно усопших, совместно разработавших гееннскую операцию.
     Будь он проклят.
     - Мы присмотрим за Уорриком, - пообещал Лу. - На  самом  деле  сейчас
имело бы полный смысл разрешить ему  разговоры  с  сыном.  Под  контролем,
разумеется.     - Джастин? - донесся голос с другого  конца  света,  голос  Джордана,
голос его отца, после восьми лет  разлуки;  и  Джастин,  закалявший  себя,
чтобы не потерять самообладание, не потерять самообладания перед Дэнис, на
столе которого стоял телефонный аппарат, до крови закусил губу и  смотрел,
как из небытия  на  экране  появляется  изображение  Джордана  -  Джордана
постаревшего,  похудевшего.  Его  волосы  побелели.   Джастин   пристально
смотрел, пораженный, осознавая потерянные годы, и пробормотал: -  Джордан,
Господи, как здорово увидеть тебя. У нас все прекрасно, мы оба в  порядке.
Гранта сейчас нет здесь, но они разрешат ему в следующий раз...
     - ...Ты прекрасно выглядишь, - голос Джордана перебил его,  и  в  его
глазах была боль. - Господи, ты подрос немного, верно? Как приятно увидеть
тебя, сынок. А где Грант?
     Задержка. Пятнадцатисекундное запаздывание для служб безопасности  на
обоих сторонах.
     - Ты сам прекрасно выглядишь. - О, Господи, какими  банальностями  им
приходится обмениваться, когда так мало времени. Когда надо рассказать обо
всем на свете, что они не имели права делать, из-за агентов  безопасности,
готовых прервать связь при первом нарушении правил.  -  Как  Пауль?  Мы  с
Грантом живем в твоих апартаментах, у нас действительно все в  порядке.  Я
по-прежнему разрабатываю.
     Приподнявшаяся  рука  Дэниса  предупредила  его.  Никаких  обсуждений
работы. Он остановился.
     "...Я  знаю.  Я  совсем  неплохо  поживаю.  Здоровье  хорошее  и  все
прочее... И Пауль тоже. Черт возьми, как приятно видеть твое лицо..."
     - Ты можешь увидеть его в зеркале, правда? - Он выдавил усмешку. -  Я
надеюсь, что в  твоем  возрасте  буду  так  же  хорошо  выглядеть.  Весьма
вероятно, не правда ли? - Я не могу о многом рассказать - Они не  позволят
мне. - Я постоянно занят. Я получил твои письма. - Дьявольски  изрезанные.
- Я их жду - не дождусь. Так же...
     Отец улыбнулся, когда передали шутку. "Ты -  моя  машина  времени.  У
тебя отличные шансы... Я тоже получил твои письма. Я все их сохраняю."
     - Так же и Грант. Он тоже подрос. Высокий. Ты можешь представить?  Мы
как левая и правая руки. Не можем друг без друга. У нас все хорошо.
     "Ты не собирался догнать его. По росту. Пауль тоже поседел.  Конечно,
омоложение необходимо, к сожалению. Я был совершенно  убежден,  что  писал
тебе об этом. Я забыл. Я слишком ленив, чтобы красить их."
     Цензура, черт бы ее побрал, вырезала те строки в  которых  говорилось
об этом.
     - Я думаю, что ты выглядишь замечательно, в самом  деле!  Ты  знаешь,
что дома все по-старому.
     Чего не скажешь о других местах.
     - За исключением того, что не хватает тебя. Вас обоих.
     "Мне тоже не хватает тебя,  сынок.  В  самом  деле  не  хватает.  Они
сигналят, что пора закругляться. Проклятье, столько всего  нужно  сказать.
Всего хорошего. Остерегайся беды."
     - И тебе всего хорошего. У нас все в порядке. Я люблю тебя.
     Изображение  исчезло,   и   экран   замерцал.   Видео   автоматически
отключилось.  Он  закусил  губу  и  постарался  посмотреть  на  Дэниса   с
достоинством. Как посмотрел бы Джордан.
     - Спасибо? - сказал он.
     У самого Дэниса слегка дрожали губы.
     - Все в порядке. Прекрасно прошло. Тебе нужна лента? Я записывал.
     - Да, сир, я хотел бы получить ее. Для Гранта.
     Дэнис извлек ее из настольного магнитофона и отдал ему. И кивнул.  Со
значением.
     - Я скажу тебе: они очень внимательно следят за тобой. Это по  поводу
Геенны.
     - Так что им нужна надежная хватка для Джордана, не так ли?
     - Ты отлично схватываешь. Да. Они хотят именно этого. Именно  поэтому
Оборона  внезапно  изменила  свое  мнение  по  поводу  приоритетов.   Даже
существует шанс - шанс, пойми, - что ты под охраной совершишь  поездку  на
Планус. Но они будут следить за каждым твоим вздохом.
     Это протрясло его. Наверное, на это и рассчитывали.
     - Это уже решено?
     - Я разговариваю с ними об  этом.  Пока  нечего  сказать.  Однако,  о
Господи, сынок, не совершай ошибок. Ничего не предпринимай.  Ты  правильно
вел себя, с тех пор как решил свою личную проблему. Твоя работа достаточно
хороша. Тебя собираются привлечь к решению более ответственных задач -  ты
знаешь, что я имею в виду. Новые ассигнования. Я  хотел  бы,  чтобы  вы  с
Грантом вместе работали над некоторыми  конструкциями.  В  самом  деле,  я
хочу, чтобы ты работал здесь на положении сотрудника. Точнее - вы оба.
     - Почему? Тебе нужно что-то скрыть?
     - Сынок? - Дэнис глубоко вздохнул с обеспокоенным видом. -  Нет.  Как
раз наоборот. Я хочу, чтобы  ты  был  нужен  здесь.  Очень  нужен.  Сейчас
укомплектовывают лабораторию на Фаргоне. А она находится чертовски  далеко
от Плануса.
     Ледяное предчувствие сжало его сердце.
     - Ради Бога, - продолжал Дэнис, - не давай им предлога. Это я и  хочу
сказать тебе. Мы не полностью контролируем происходящее. Оборона вцепилась
в твоего отца. Она не выпустит. Ты понимаешь, что это Геенна дала тебе то,
что ты получил; это Геенна и то, что с ней связано, навело  их  на  мысль,
что следует дать твоему отцу что-нибудь ценное, что будет жалко терять. Но
мы  не  отдадим  им  тебя.  Мы  не  позволяем  тебе   высовываться.   Твое
несовершеннолетие в какой-то мере защитило  тебя  и  Гранта  от  некоторых
вещей;  но  теперь  вы  теперь  достаточно   взрослые...   А   лаборатория
РЕЗЬЮН-СПЕЙС на Фаргоне имеет военное  крыло,  где  ты  стал  бы  отличным
заложником.
     - Это угроза?
     - Джастин, - дай мне по крайней мере небольшую передышку.  Окажи  мне
такое  доверие,  какое  я  оказываю  тебе.  И  твоему  отцу.   Я   пытаюсь
предупредить тебя о западне. Подумай хотя бы об  этом.  Честно  говоря,  я
тоже не доверяю нынешней внезапной благосклонности со стороны  Обороны.  И
ты в этом прав. И я пытаюсь предупредить тебя о возможной  проблеме.  Если
ты займешь существенное положение, мы постараемся удержать тебя, и что  бы
ты ни думал, для тебя гораздо безопаснее, если  мы  теперь  тебя  удержим.
Сделай свои выводы. Ты прекрасно знаешь, какое будет для  них  достижение,
если ты будешь и их руках на Фаргоне, а Джордан будет  находиться  под  их
присмотром  на  Планусе.  Это  я  и  пытаюсь   разъяснить   тебе.   Можешь
использовать эту информацию,  как  тебе  угодно.  Со  своей  стороны  буду
помогать тебе, чем смогу.
     Он взял ленту. Он думал о ней.
     - Да, сир? - сказал он наконец. Потому что Дэнис был прав. Он  теперь
не хотел, чтобы его отправили на Фаргон. Не сейчас.  Независимо  от  того,
что мог хотеть Джордан.     "Я полагаю, что  это  сможет  снять  некоторые  из  твоих  возражений
относительно МР-1959", - отпечатал Джастин на обложке пояснений по  поводу
своей привязанности к работе над ЕС-6823, - ДУ. Вывел файлы проектами и  с
трепетом адресовал их в офис Янни Шварца.
     Он снова работал. Работал постоянно и упорно, потому что видел,  куда
стремиться. Он впитывал ленты. Он много чего узнал. Он взялся за некоторые
разработки, которыми от занимался в свободное время восемь  лет  назад,  и
пытался   объяснить   Янни,   что   они    представляли    собой    только
экспериментальные альтернативы обычным представлениям.
     Это почему-то вконец рассердило Янни.
     Однако такую реакцию вызывало многое.
     - Видишь ли, Янни, - говорил Джастин, когда тот взорвался  по  поводу
варианта МР-1959, - я занимаюсь этим в свое личное время. Я делал и другие
вещи. Я просто подумал, может - ты сможешь помочь мне немного в этом.
     - Ни черта у тебя не получится с подобной штукой, - ответил  Янни.  -
Вот и все.
     - Объясни.
     - Ты не можешь связать ленту таланта  с  глубинными  структурами.  Ты
выпустишь крыс на продуктовый склад. Вот что ты сделаешь.
     - Мы можем обсудить это? Можем мы сделать  это  во  время  ленча?  Я,
действительно, хочу  обсудить  это,  Янни.  Я  думаю,  что  придумал,  как
избежать этого. Я полагаю, что докопался.
     - Я не вижу причины тратить на это  мое  время.  Я  занят,  сынок,  я
занят! Спроси у Страссен, если сможешь найти  ее.  Если  кто-нибудь  может
найти ее. Пусть она сыграет инструктора.  Или  спроси  Петерсона.  У  него
хватит терпения. А у меня - нет. Просто выполняй свое задание,  вернись  к
своей работе и, ради Бога, перестань создавать мне проблемы, мне не  нужны
лишние заботы!
     Петерсон обычно возился с начинающими учеными.
     Это Янни и имел в виду.
     Он не возражал против настояний  Дэниса  Ная  о  том,  чтобы  активно
заняться обучением. Он не возражал против напоминания о  том,  что  Ариана
Эмори нашла время посмотреть его предварительные разработки. Он  проглотил
это и сказал себе, что Янни всегда бьет ниже пояса, когда к нему пристают,
Янни являлся конструктором психики, Янни был лучшим в этом вопросе,  и  во
время работы с эйзи Янни был олицетворенное терпение, но Янни, спорящий  с
гражданином, пускал в ход все свое оружие, включая психотактику.  Конечно,
это раздражало.  Это  происходило  из-за  того,  что  Янни  был  чертовски
талантлив, и он расстреливал морального калеку, которого  со  всех  сторон
окружали ловушки и стрессы.
     Так что он ушел оттуда с тихим:
     - Да, сир, я понимаю.
     И промучился всю ночь, пока вновь не восстановил душевное равновесие,
успокоим свои расшатанные нервы и решил: Хорошо,  пусть  будет  Янни.  Все
равно он лучший из тех, что есть.  Я  преодолею  его.  Что  он  может  мне
сделать? Что могут сделать слова?
     На самом деле - чертовски много могут слова, особенно те, что исходят
из уст мастера психологии. Но живя в Резьюн и нацеливаясь стать таким, как
Янни, необходимо было смириться  с  этим,  вернуть  себе  самообладание  и
продолжать двигаться вперед.
     - Не принимай его слова всерьез? - таков был совет Гранта  по  поводу
перепалки; Гранта, становящегося исключительно деловым и храбрым, когда он
оказывался в пределах трех футов от Янни Шварца, поскольку тот  пугал  его
до смерти.
     - Я не принимаю,  -  сказал  Джастин.  -  Не  буду  принимать.  Он  -
единственный,  кто  может  научить  меня  чему-то,  за  исключением  Джейн
Страссен, Жиро и Дэниса, и будь я проклят,  если  обращусь  Наям.  И  даже
представить невозможно, что я буду околачиваться возле Страссен.
     - Да, - нервно согласился Грант. - Я тоже не думаю, что общение с ней
тебе полезно, если учесть тех, кто по-прежнему околачивается  около  офиса
Страссен.
     Сам не сознавая этого, он затеял войну с Янни. Несмотря  на  душевные
травмы, несмотря ан неуверенность в себе, он старался сделать  работу  как
можно лучше, а Янни поручал ему разработку  мелочей,  которые  психохирург
мог изъять обратно, поскольку, как сказал Янни в один из  спокойных  дней,
повторно прижатый просьбой высказать конкретнее мнение о проблеме МР-1959:
     - Ты недостаточно талантлив, черт побери, а лента таланта не является
управляющей лентой. Хватит выращивать перья на свинье. Держись в  стороне,
не касайся глубинных структур и неужели у тебя  даже  не  достает  мозгов,
чтобы понять, куда это тебя приведет? У меня нет времени, чтобы копаться в
этой ерунде. Ты тратишь свое  время  и  мое.  Ты  мог  бы  стать  отличным
конструктором,  если  бы  справился  со  своими  собственными  проблемами,
прекратил бы возиться с вещами, с  которыми  разобрались  восемьдесят  лет
назад и занялся бы нормальной работой! Ты даже не изобрел  колесо,  сынок,
ты просто зашел в старый тупик.
     - Ари никогда не говорила этого?  -  выдавил  он  наконец,  испытывая
такие  ощущения,  как  будто  у  него  вытягивают  кишки.  Это  получилось
вполголоса и слишком эмоционально.
     - Что она сказала об этом?
     - Она критиковала разработку и сказала, что  имеются  социологические
ответвления, которые я не...
     - Совершенно верно.
     - Она сказала,  что  собирается  подумать  об  этом.  Ари  собиралась
подумать об этом. Она сказала, что не может ответить  мне  сразу.  Она  не
сказала, что Я должен подумать об этом. Так что я не уверен, что ты можешь
так вот отметать меня. Я могу показать тебе то, над чем я  тогда  работал,
если в этом дело.
     - Сынок, тебе лучше честно посмотреть правде в глаза,  Ари  ты  нужен
был по единственной причине, и ты прекрасно знаешь,  по  какой.  Перестань
заниматься этими идиотскими душевными отклонениями и изводить себя  шесть,
восемь лет спустя, только потому, что ты так чертовски уверен в том, что в
семнадцать был умнее, чем сейчас. Все это  дерьмо.  Признай  это.  Тебя  в
некоторых отношениях изуродовали, и естественно, что ты пытаешься проявить
себя в остальном, однако ты сам себе окажешь горазда лучшую  услугу,  если
поймешь,  на  что  годен,  осознаешь,  что  не  твои  идеи  заставили  Ари
пригласить тебя в свой офис и проводить с тобой все то время. Хорошо?
     На мгновение  у  него  перехвалило  дыхание.  Они  находились  только
вдвоем, в офисе Янни. Никто не мог услышать их. Однако  никто,  никто,  ни
Дэнис, ни Петрос, за все эти годы не высказывал ему это с такой  прямотой,
как это сделал Янни. Он вспыхнул - и знал это. Сейчас он  хотел  оказаться
где угодно, только бы не быть пойманным за руку. Господи, ведь  через  час
он должен будет сидеть за одним столом, с...
     - Пошел ты, Янни... Что ты пытаешься со мной сделать?
     - Я пытаюсь помочь тебе?
     -  И  это  лучшее  твое  средство?  Так  ты  обращаешься  со   своими
пациентами? Помоги им Господь.
     Он был близок к срыву. Он стиснул зубы.  Ты  ведь  знаешь,  я  прошел
терапию, ты, беспринципный ублюдок. Отстань от меня.
     А Янни долго молчал  перед  тем,  как  ответить  ему,  гораздо  более
спокойно:
     - Я пытаюсь выложить  тебе  правду,  сынок.  Никто  другой  этого  не
сделает. Не загоняй его в угол,  сказал  Петрос.  Чего  ты  хочешь?  Чтобы
Петрос наложил свежий лоскут пластыря не все это? Он не может приложить  к
тебе руки. Дэнис не разрешает ему вмешаться. А именно это тебе  совершенно
необходимо, сынок, тебе нужен кто-то, кто мог бы сделать глубокий надрез и
ухватить то, что снедает тебя, и  показать  тебе  все  при  ярком  дневном
свете. И мне наплевать, насколько тебе противно это. Я  не  являюсь  твоим
врагом. Она все страшно боятся, как все будет выглядеть, если они  отведут
тебя на серьезную  психическую  обработку.  Они  не  хотят  ее  проводить,
опасаясь, что все станет известно, и Джордан нанесет ответный удар.  Но  я
беспокоюсь  о  тебе,  сынок,  настолько  беспокоюсь,  что   достану   твои
внутренности и подам их тебе на тарелочке, и  верь:  старые  пословицы  не
всегда остаются в силе, и ты сможешь стать  таким,  как  прежде.  Имя  Ари
сейчас звучит в  новостях,  и  это  нехорошо,  и  слишком  много  внимания
средства массовой информации уделяют  нашей  службе  безопасности.  Мы  не
можем арестовать тебя и притащить силой на необходимое  тебе  лечение.  Ты
слушай меня. Ты слушай. Все остальные оберегают собственные задницы. А  ты
истекаешь кровью, пока  Петрос  бессовестно  ставит  заплаты  в  ситуации,
которую все здесь могут понять:  Дэнис  пытался  поговорить  с  тобой,  ты
отказался от сотрудничества. Слава Богу, ты пытаешься очнуться и  заняться
работой. Если бы я мог делать то, что хочу, сынок, я бы целиком накачал бы
тебя перед этим маленьким разговором и, возможно, получился бы  результат.
Но я хочу, чтобы ты по-настоящему серьезно взглянул  на  то,  что  ты  сам
делаешь. Ты пытаешься возвратиться туда, где ты находился раньше.  Ты  зря
теряешь время. Я хочу, чтобы ты принял то,  что  случилось,  осознал,  что
прошлое - это прошлое и заглянул  бы  как-нибудь  ко  мне  по  работе,  на
которую  ты  действительно  способен.  По  быстрой  работе.  Ты  работаешь
медленно.  Ужасно  медленно.  Ты  все  путаешь  чрезмерными  проверками  и
перепроверками. А тебе не надо делать этого. Ты не последний контролер, ты
не должен работать так, как работаешь, потому что я определенно  решил  не
позволять тебе еще долго  заниматься  этим.  Так  что  расслабься,  отложи
работу и как можно лучше постарайся потрудится на своем уровне. А не...  -
Он небрежно перелистнул страницы. - А не над этим.
     Некоторое время он сидел молча. Истекая кровью, как  сказал  Янни.  И
потому, что он был упрямым, потому, что хотел только одного, сказал:
     - Докажи мне,  что  я  неправ.  Критикуй  меня.  Пропусти  это  через
Социологию. Покажи мне, как это все связано. Или не связано.
     - Ты вообще глядел по сторонам? Ты обращал внимание, по каким  планам
мы работаем? Как ты думаешь, откуда я возьму время на то, чтобы возиться с
этим? Откуда, по твоему, я возьму средства, чтобы финансировать Социологию
для решения проблемы, которая уже восемьдесят лет как решена?
     - А я утверждаю,  что  она  решена  здесь.  Я  утверждаю,  что  нашел
решение. Ты хотя бы критикуй мои конструкции. Ты  хочешь  разъяснить  мне,
что я сумасшедший, так покажи мне, где я ошибаюсь.
     - Черт побери, дело в том, что я не хочу чтобы ты с моей помощью увяз
в этой самой штуке!
     - Я сын Джордана. Я был достаточно умен.
     - Был, был, был,  черт  побери!  Прекрати  оглядываться  на  прошлое!
Шестилетняя давность ничего не стоит, сынок!
     - Докажи мне это. Докажи это, Янни, или признай, что не можешь.
     - Иди к Петерсону!
     - Петерсон ничего не сможет мне доказать. Я умнее. Я начал с этого.
     - Ты - нахальный  маленький  ублюдок!  Ты  не  лучше,  чем  Петерсон.
Петерсон расплачивается за свою жизнь здесь.  Если  бы  ты  не  был  сыном
Джордана, ты бы жил в отсеке с одной спальней с соответствии  с  заслугами
по твоей работе, а они не смогли бы обеспечивать  твои  изощренные  вкусы,
сынок.  Вы  вместе  с   Грантом   не   зарабатываете   достаточно,   чтобы
расплачиваться за апартаменты, в которых живете.
     - А как должна оплачиваться работа моего отца, и сколько он получает?
Перешли мои конструкции ему. Он найдет время.
     Янни сделал вдох. И выдохнул.
     - Проклятье. Что мне с тобой делать?
     - Что захочешь. Все остальные так и делают, попросту прогоняют  меня.
Ты бы подумал об этих разработках, скажем, раз в  неделю.  И  если  ты  не
ответишь мне, я сам спрошу. Раз в неделю.  Мне  нужно  обучение,  Янни.  Я
должен учиться. А ты - инструктор, который мне нужен. Делай,  что  хочешь.
Говори, что хочешь. Я не откажусь.
     - Черт побери.
     Он пристально смотрел на Янни, готовый даже к тому, что тот  встанет,
обойдет стол и врежет ему.
     - Я спрошу Страссен, - сказал он, - но не  думаю,  что  она  захочет,
чтобы я находился рядом с ней. И не думаю, что у нее найдется  время.  Так
что остаешься ты, Янни. Ты можешь прогнать меня или  доказать,  что  я  не
прав  и  объяснить,  почему.  Только  сделай  это   при   помощи   логики.
Психообработкой этого не добьешься.
     - У меня нет времени!
     - Ни у кого нет. Так что найди. Много его не потребуется, если ты так
ясно видишь, в чем я не прав. Пара предложений - это все, что  мне  нужно.
Объясни мне, как это отразится на следующем поколении.
     - Убирайся отсюда к черту!
     - Меня прогнали?
     - Нет? - огрызнулся Янни. И это была самая дружелюбная фраза, которую
он услышал от сотрудников за все эти годы.
     Итак, он впитал две ленты. Одну - для Янни. Другую - ту,  которую  по
его понятию они разрешат  ему  использовать,  поскольку  они  научила  его
кое-чему, позволила ему увидеть структуру в целом.
     По словам Гранта, это умение является для эйзи исключительно важным.
     Но он по-прежнему не мог разобраться с этикой. Правильно ли это: дать
возможность  "тэте"  получать  не  просто   удовлетворение,   а   истинное
удовольствие  от  работы.  Это  затрагивало  мораль.  И  имелись   базовые
структурные проблемы включения этого в психотип эйзи, в  этом  заключалась
сложность, и  Янни  был  прав.  Для  искусственного  психотипа  необходимы
простые   основы,    а    не    сложные,    иначе    произойдет    опасная
закомплексованность. Связи в глубинных структурах могут вызвать неврозы  и
одержимость, которые способны разрушить эйзи  и  оказаться  гораздо  более
жестокими, чем обычная тоска.
     Однако, он продолжал приносить на просмотр Янни обучающие разработки,
когда тот находился в добродушном настроении (а  такое  время  от  времени
случалось).
     - Ты - дурак? - лучший из ответов, что он слышал.  А  иногда  получал
листок бумаги с  контурами  отзвуков.  Или  предложение  впитать  такую-то
обучающую ленту по социологии.
     Он  бережно  относился  к  этим  заметкам.  Он  добывал   ленты.   Он
прокручивал их. Он обнаруживал ошибки. И строил по  соседству  свои  новые
предложения.
     - Ты все еще дурак,  -  сказал  Янни.  -  Твоя  деятельность,  сынок,
разрушает тебя медленно и, возможно, глубоко. Но продолжай работать.  Если
у тебя  столько  свободного  времени,  я  могу  предложить  тебе  заняться
полезными  вещами.  Имеется  вирус  в  бета-структуре.  Мы  раздобыли  всю
информацию,  что  смогли.  Эта  структура  десятилетней  давности,  и  она
заразила каждую третью из лент, посвященных мастерству ручной  работы.  Мы
размышляем. Инструктор размышляет.  На  этой  микрофише  собраны  описания
случаев. Приложи свой талант сюда, и посмотрим, сможете ли  вы  с  Грантом
предложить какое-нибудь решение.
     Он ушел, унося микрофишу и футляр с устройством для просмотра, и  это
была гораздо более ответственная работа, чем та, которую Янни до  сих  пор
доверял ему.
     И она представляла собой настоящую гадость, когда  он  увидел  ее  на
экране. Три эйзи, которым за несколько лет прокрутили столько лент, что их
перечисление  едва  помещалось  на   странице,   и   каждая   имела   свое
предназначение. Все это эйзи находились  под  воздействием  "перевязочной"
ленты, типа: успокойся-это-не-твоя-вина, то есть подразумевалось, что  они
в  это  самое  время  в  мучительных  страданиях  ждут,   когда   появится
какой-нибудь конструктор и освободит их от этого горя извне и благополучно
с ним справится.
     Господи, это длится  уже  насколько  месяцев.  Они  находятся  не  на
Сайтиин. Местный Главный Инспектор приложил руку к  делу,  дважды  пытался
настроить одного из них, и теперь они ужасно сердились.
     Это означало, что все уже вышло за рамки обычного инцидента. Это была
не теоретическая проблема.
     Он сделал два звонка, один из них - Гранту:
     - Мне нужно твое мнение.
     Другой - Янни:
     - Скажи мне, кто еще работает над этим. Янни, тут может быть, случай,
когда необходимо стирание, спаси, Господи. Дай это кому-нибудь, кто знает,
что делает.
     - Ты заявляешь, что ты - знаешь? - ответил Янни и повесил трубку.
     - Черт бы тебя побрал? - завопил он уже после отключения.
     А когда пришел Грант, они отложили все, чем занимались до сих пор,  и
сосредоточились на этой загадке.
     После  трех  адских  недель   напряженного   труда   они   обнаружили
пересечение в глубинной структуре лент мастерства. Во всех трех.
     - Черт возьми! - закричал он Янни, когда тот принес все  это.  -  Это
безобразие, Янни! Ты мог бы обнаружить эту штуку в течение недели. Они  же
человеческие существа.
     - Ну, ты справился, ни так ли? Я думал, что ты этому придашь  большее
значение. Теперь иди и исправь.
     - Что ты имеешь в виду под исправь? Поясни.
     - Все это - твое. Сделай мне исправление.
     Он глубоко и отчаянно вздохнул. И уставился на Янни с мыслью свернуть
ему шею.
     - Это в самом  деле  животрепещущая  проблема?  Или  все  это  гадкое
надувательство?
     - Дело не терпит отлагательства. И пока ты тут стоишь и  споришь,  ни
продолжают ждать. Так  что  приступай.  Ты  справился  с  этим  достаточно
быстро. Посмотрим, на что еще ты способен.
     - Я знаю, черт побери, что ты делаешь со мной. Не смей так обращаться
с эйзи!
     - Сам не смей? - ответил Янни. Ушел во внутренний  кабинет  и  закрыл
дверь.
     А он остался. В отчаянии он посмотрел на Марж, секретаршу Янни.
     Марж сочувственно посмотрела на него и покачала головой.
     Так что он пошел к себе и выложил новости Гранту.
     И через три дня принес исправление.
     - Отлично, - сказал Янни. - Я надеялся, что  это  получится.  У  меня
есть для тебя другой случай.     - Это - тоже моя работа? - сказала маман. Ари шла за руку с маман, но
не потому, что она маленькая, а  потому  что  вокруг  находились  огромные
механизмы, и все двигалось, и со всех сторон подстерегала  опасность.  Она
оглянулась вокруг, рассматривая сверкающие стальные штуки, так  называемые
маточные камеры, каждая величиной с автобус, и громко спросила:
     - А где же младенцы?
     - Внутри этих  емкостей?  -  ответила  маман  и  сказала  подошедшему
работнику-эйзи: - Это моя дочь Ари. Она хочет поглядеть на экраны.
     - Да, доктор Страссен? - послышалось в ответ. Все говорили громко.  -
Привет, Ари.
     - Привет? - закричала она женщине-эйзи. И уцепилась  за  руку  маман,
потому что та последовала за эйзи вдоль по длинному проходу.
     Они пришли к обычной стойке с экраном монитора. Маман спросила:
     - Где здесь самая маленькая?
     - Камеру номер десять загрузили неделю назад.
     - Ари, ты можешь отсчитать десять камер? Это у стены.
     Ари посмотрела. И сосчитала. И кивнула.
     - Хорошо, - сказала маман. - Мэри, давай посмотрим. Ари, Мэри  сейчас
покажет тебе младенца в емкости номер десять, вот на этом экране.
     - А можно заглянуть вовнутрь?
     - Свет может потревожить младенца, - ответила  маман.  -  Они  -  как
подарки ко дню рождения. Их  нельзя  открывать  до  дня  рождения  малыша.
Поняла?
     Это было забавно. Ари засмеялась и плюхнулась на мягкое сиденье. А на
экране появилось нечто маленькое и красное.
     - Это - младенец, - пояснила маман и указала. - Вот здесь.
     - Ух! Это напоминало что-то, что она уже где-то видела.  По-видимому,
на ленте. Своеобразный младенец.
     - О, да. Ух! Все  младенцы  выглядят  так,  когда  им  неделя.  Через
сколько недель они рождаются?
     - Через сорок с чем-то, - ответила Ари. Это  она  тоже  вспомнила  из
какой-то глубины. - Они все такие же, как этот?
     - Какой ближе всего к восьми неделям, Мэри?
     - В четвертой и пятой - по девять недель? - ответил Мэри.
     - Емкости четыре и пять, Ари. Посмотри, где они, а мы покажем тебе...
Которую, Мэри?
     - Номер четыре, сира. Вот эту.
     - Это все  еще  противно,  -  сказала  Ари.  -  Можем  мы  посмотреть
симпатичного?
     - Ну, давай еще поищем.
     Следующий оказался лучше. Следующий - еще  лучше.  Наконец,  младенцы
стали такими  большими,  что  не  помещались  на  экране  целиком.  И  они
двигались. Ари была возбуждена, по настоящему возбуждена, потому что маман
сказала, что сейчас один должен родиться.
     Когда они подошли к тому месту, так уже собралось множество техников.
Маман крепко взяла Ари за плечи и заставила ее  стоять  прямо  перед  ней,
чтобы она смогла увидеть; и объяснила, куда смотреть, прямо туда, прямо на
эту емкость.
     - Он не утонет? - спросила Ари.
     - Нет, нет, младенцы живут в жидкости, правда? Сейчас, прямо  сейчас,
внутренность камеры совершает то же самое, что происходит внутри  женщины,
когда происходят роды. В итоге ребенка  должно  вытолкнуть,  как  мышцами.
Только здесь это насосы. И кровотечение происходит  по-настоящему,  потому
что насосы перегоняют много крови, и некоторые сосуды в биоплазме лопаются
при таких толчках.
     - А у младенца есть пуповина и все остальное?
     - О,  да,  она  должна  быть  у  младенцев.  Все  настоящее,  включая
биоплазму: это самое сложное - она  действительно  выращивает  кровеносную
систему. Следи теперь внимательно, видишь, лампочка мигает. Это  означает,
что техники должны приготовиться. Вот он. Это его голова. А в  ту  сторону
должно быть повернуто лицо младенца.
     - Плюх? - закричала Ари и захлопала в ладоши, когда ребенок нырнул  в
ванночку. И замерла, когда младенец  забарахтался,  и  противное  вещество
стало расплываться в воде. - УХ!
     Однако техники вынули его  оттуда,  обработали  пуповину,  а  он  все
двигался. Ари стояла на цыпочках, стараясь увидеть, как его укладывают  на
стол,  однако  эйзи  Мэри  велела  им  остановиться  и  показать  ей,  как
гримасничает младенец. Младенец был мальчиком.
     И они обмыли его, и припудрили, и завернули, а потом Мэри  взяла  его
на руки и стала укачивать.
     - Это - ГУ-7688? - сказала маман. - Его зовут Август. Он станет одним
из наших агентов безопасности, когда вырастете. Но до того  он  еще  долго
будет маленьким. Когда тебе  исполнится  двенадцать,  ему  будет  столько,
сколько тебе сейчас.
     Ари была зачарована. Ей позволили вымыть руки и  потрогать  младенца.
Он взмахнул кулачком и ударил ее, и она громко рассмеялась, так  это  было
забавно.
     - Попрощайся? - сказала после этого маман. - Поблагодари Мэри.
     -  Спасибо,  тебе?  -  произнесла  Ари.  Она  и  в  самом  деле  была
благодарна. Это было так забавно. Она надеялась, что они еще придут сюда.
     - Тебе понравилась лаборатория? - спросила маман.
     - Мне понравилось, когда родился младенец.
     - Вот так родился Олли. Он родился как раз в этой лаборатории.
     Ари не могла представить Олли  таким  маленьким  и  потешным.  Ей  не
хотелось думать об Олли так. Она поморщила нос  и  восстановила  в  памяти
нормального Олли.
     Взрослого и красивого, в черной форме.
     - Иногда и граждане рождаются из камер, - сказала маман.  -  Если  по
каким-то причинам их мамы не могут вынашивать их  сами.  Тогда  это  можно
сделать посредством такой емкости. Ты знаешь, какая разница между  эйзи  и
гражданином, если они рождаются в одинаковых условиях?
     Это был трудный вопрос. Имелась масса различий. Некоторые заключались
в правилах, другие - в устройстве эйзи.
     - И в чем же она? - спросила она маман.
     - В каком возрасте ты получила свою первую ленту?
     - В шесть.
     - Правильно. И ты получила первую ленту на следующий день  после  дня
рождения. Это ведь не испугало тебя, не так ли?
     - Нет?  -  ответила  она  и  затрясло  головой  так,  что  ее  волосы
разлетелись. Потому что ей нравилось так делать. Маман  медленно  задавала
вопросы, и ей в промежутках становилось скучно.
     - Ты знаешь, когда Август получит свою первую ленту?
     - Когда?
     - Сегодня. Прямо сейчас. Они положат его в колыбельку, и там  имеется
устройство для прокручивания ленты, так что он сможет слышать ее.
     Это произвело  на  нее  впечатление.  Она  ощутила  ревность.  Август
представлял угрозу, если он собирался стать таким умным.
     - А почему мне этого не сделали?
     - Потому что ты должна стать гражданином. Потому что тебе  необходимо
изучить многие вещи старым способом. Потому что,  хотя  ленты  хороши,  но
если у тебя есть маман или папа, чтобы заботиться о тебе, ты узнаешь много
такого, о чем  Август  узнает,  только  когда  станет  заметно  старше.  В
некотором смысле граждане стартуют раньше. Эйзи узнают много  о  том,  как
стать хорошим и как выполнять свою работу, но они не слишком разбираются в
том, как себя вести в незнакомой ситуации. Граждане оказываются на  высоте
в непредвиденных случаях. Граждане могут  придумать,  как  поступить.  Они
узнают это он своих мам. Ленточное обучение хорошо, но  это  еще  не  все.
Поэтому маман велит тебе обращать внимание на то, что  видишь  и  слышишь.
Поэтому считается, что ты в первую очередь учишься именно  таким  образом,
так что ты знаешь, что лента не так важна, как твои  собственные  глаза  и
уши. Если бы у Августа была бы маман, которая сегодня взяла бы его  домой,
то он стал бы гражданином.
     - А почему Мэри не может быть его маман?
     - Потому что у Мэри слишком много детей, о которых надо заботиться. У
нее их пятьсот каждый год. Иногда даже больше. Она не сможет выполнить всю
эту работу. Так что приходится прибегать к помощи ленты. Поэтому  эйзи  не
могут иметь маман. Их просто слишком много, чтобы мы  могли  ухаживать  за
всеми.
     - Я могла бы взять Августа.
     - Нет, не могла бы. Для того, чтобы быть маман, надо  быть  взрослой.
Мне пришлось бы взять его домой, и он спал бы в твоей кроватке,  играл  бы
твоими игрушками, пачкал бы пеленки и много кричал.  И  тебе  пришлось  бы
постоянно делить с ним маман, и так - все время. Нельзя отослать  младенца
обратно только потому, что ты устала от него.  Тебе  понравится,  если  он
заберет у тебя полкомнаты, а маман, и Нелли, и Олли пришлось бы  постоянно
заботиться о нем - потому что он - младенец, и ему потребуется уделять все
время.
     - Нет! - Это была плохая идея. Она уцепилась за руку маман и  решила,
что никакой младенец не возникнет и  не  отберет  половину  всего.  Делить
что-то с противными приятелями и то было достаточно неприятно.
     - Пойдем? - сказала маман и вывела ее на улицу, под солнце, в  садик,
где были рыбки. Ари пошарила в карманах брюк, но так не  оказалось  крошек
хлеба или чего-нибудь такого. Нелли заставила ее переодеться в чистое.
     - Нет ли у тебя корма для рыбок?
     - Нет? - ответила маман и похлопала по камню, на который села. - Сядь
рядом с маман, Ари. Скажи мне, что ты думаешь о младенце?
     Уроки. Ари вздохнула и оставила в покое рыбку, которая тут же нырнула
под листья лилий; она села на корточки на камень  поменьше,  чтобы  видеть
лицо маман, и оперлась локтями в колени.
     - Что ты думаешь о них?
     - Они замечательные.
     - Ты знаешь, Олли родился там же.
     - Этот младенец станет новым Олли?
     - Ты знаешь, что он не сможет стать таким. Почему?
     Скривив лицо, она думала.
     - Он ГУ и что-то там, а Олли - АО. Он даже не альфа.
     - Правильно. Это совершенно правильно. Ты очень догадлива.
     Ей было приятно слышать такое. Она заерзала.
     - Знаешь, ты родилась в этой комнате, Ари.
     Слова эхом отдались у нее в голове. И она не была уверена, что  маман
ее не дразнит. Она посмотрела на маман, стараясь определить,  не  является
ли это игрой. На игру это не было похоже.
     - Маман не могла носить тебя. Маман слишком стара. Маман  уже  долгие
годы пользовалась омолаживанием, и у нее больше не не могло быть детей.  А
родильная камера могла. Так что маман попросила Мэри сделать  специального
младенца. И маман находилась рядом с камерой, когда  младенец  родился,  и
маман вынула его из воды, и это была ты, Ари.
     Не отрываясь, она глядела на  маман.  И  пыталась  перенестись  в  ту
комнату, в ту емкость, и пыталась представить себя тем младенцем, которого
держала Мэри. Все ей показалось другим. Она почувствовала, как будто стала
отличаться сама от себя. Она не знала, как все это понимать.
     Маман протянула руки:
     - Ты хочешь, чтобы маман подержала тебя на руках, милая? Я подержу.
     Да, она хотела этого. Она  хотела  быть  маленькой  и  устроиться  на
коленях у маман, и она попыталась, но сделала маман больно, она ведь такая
большая. Так что она просто съежилась на камне подле  маман,  ощущая  себя
слишком большой и неуклюжей, в то время как маман обняла ее и  покачивала.
Это успокаивало.
     - Маман любит тебя, милая. В самом деле любит. Ничего нет  плохого  в
том, чтобы родиться в той комнате. Ты  -  самая  лучшая  девочка,  которая
могла быть у маман. Я не променяю тебя ни на кого.
     - Я до сих пор твоя.
     Маман медлила с ответом, в маман быстро  произошла  перемена,  и  это
испугало ее. Наконец, маман сказала:
     - Ты до сих пор моя, милая.
     Она не понимала, почему  у  нее  так  сильно  бьется  сердце.  Он  не
понимала, почему ей показалось, что  сначала  маман  не  собиралась  этого
говорить. Это пугало ее больше всего. Она была рада,  что  маман  обнимает
ее. Ей было холодно.
     - Я говорила, тебе, что не у всех бывает папа. Но у тебя,  Ари,  был.
Его звали - Джеймс Карнат. Поэтому Эми - твоя кузина.
     - Эми - моя кузина? - Она почувствовала отвращение.  У  людей  бывают
кузины.  Это  означает,  что  они  родственники.  Она  не   хотела   иметь
родственницей противную старую Амелию Карнат.
     - А где сейчас мой папа?
     - Он умер, милая. Он умер еще до твоего рождения.
     - А мог бы Олли стать моим отцом?
     - Олли не может, милая. Он тоже на омоложении.
     - Но у него нет седых волос.
     - Он их красит так же, как и я.
     Это было настоящее потрясение. Она не  могла  представить,  что  Олли
такой же старый, как маман. Олли - молодой и красивый.
     - Я хочу, чтобы Олли стал моим папа.
     Маман снова загрустила. Ари почувствовала это по ее дыханию.
     - Ну, это был Джеймс Карнат. Он был ученым, как маман. Он  был  очень
умным. Половину ума ты унаследовала от него, ты понимаешь. Знай, что когда
ты перейдешь на омолаживание и решишь,  что  позже  тебе  захочется  иметь
младенца, ты должна поместить свой генотип в банк, чтобы он сохранялся так
и тогда, когда ты уже не сможешь иметь детей. Вот таким образом ты  смогла
начать жизнь даже спустя много лет после смерти  твоего  папа.  И  так,  в
генобанке, ты ждала все эти годы, пока маман не подготовится к тому, чтобы
заботиться о младенце.
     - Я хотела бы, чтобы ты сделала это раньше, - сказала Ари. - Тогда ты
не была бы такой старой.
     Маман заплакала.
     И она тоже заплакал, потому что маман была  так  печальна.  Но  маман
поцеловала ее и назвала милой, и  сказала,  что  любит  ее,  так  что  она
подумала, что все настолько в порядке, насколько должно быть.
     Она много думала об этом. Она всегда считала,  что  вышла  из  маман.
Ничего страшного, если маман хотела, чтобы она родилась из камеры. Это  не
превращает ее в эйзи. Маман проследила за этим.
     Было приятно родиться так же, где Олли. Ей нравилась  эта  мысль.  Ей
было все равно, кем являлся Джеймс Карнат. Он ведь Карнат. Ух! Как Эми.
     Она подумала, что  Олли  в  младенчестве  был  черноволос  и  красив,
красивее Августа.
     Она подумала, что когда вырастет и будет  в  возрасте  маман,  у  нее
будет свой Олли. И у нее будет Нелли.
     Но не Федра. Федра слишком хозяйничает.
     Не нужно иметь эйзи, если не хочется их иметь.  Надо  заказывать  их,
иначе они не родятся.
     Вот ей, противной Федре, которая ябедничает. Вместо нее будет Август,
когда вырастет и станет охранником в их коридоре, и будет говорить "доброе
утро, сира" ей, так же как охранники приветствуют ее маман.
     Еще у нее будет Грант. С рыжими волосами. Она оденет  его  в  черное,
как эйзи, и он будет очень красивым. Она не знала, что он будет делать, но
она все равно хотела иметь эйзи с рыжими волосами.
     Она будет богатая, как маман.
     Она будет красивая.
     Она будет летать на самолете, ездить в  город  и  покупать  множество
нарядных платьев и драгоценностей, таких, как у маман, так что  когда  они
все пойдут на Новый Год, они заставят окружающих говорить:
     - Какие красивые!
     Она найдет Валери и велит ему вернуться обратно. И сире Шварц - тоже.
     И все они будут счастливы.
                                    6                               Дословный текст из: Картины роста
                               Ленточное обучение генетике:
                               "Интервью с Арианой Эмори": ч.2
                               Обучающие публикации Резьюн: 8970-8768-1
                               Одобрено для 80+     В: Доктор Эмори, у нас еще  есть  время,  и  я  задам  еще  несколько
вопросов, если ты не возражаешь.
     А: Давай.
     В: Ты - одна из Особенных. Некоторые говорят, что  ты  -  может  быть
принадлежишь к величайшим людям из когда-либо живших, стоишь в одном  ряду
с да Винчи, Эйнштейном и Бок. Как ты относишься к такому сравнению?
     А: Мне бы хотелось быть знакомой с ними всеми. Я думаю, что это  было
бы интересно. Я полагаю, между прочим, что могу предугадать твой следующий
вопрос.
     В: О.
     А: Задай его.
     В: Как ты соотносишь себя с другими людьми?
     А: Мммм. Не угадала. Другие люди? Я не  уверена,  что  знаю.  Я  веду
затворнический образ жизни. Я отношусь с большим уважением к каждому,  кто
может водить грузовик в глуши или управлять звездолетом. Или  преодолевать
трудности новгородской подземки (смех).  Я  полагаю,  что  смогла  бы  так
относиться. Я никогда не пыталась.  Однако,  жизнь  всегда  сложна.  Я  не
уверена, труднее ли мне спроектировать генотип, чем  другому  (обладающему
требуемыми  способностями)  выполнять  те  действия,  которые   я   нахожу
трудными.
     В: Это интересная позиция. Но  неужели  ты  полагаешь,  что  вождение
грузовика столь же значимо? Следует ли направлять Особенных на эту работу?
Что делает столь важной тебя?
     А: Потому что я обладаю уникальным набором способностей. Никто другой
не сможет делать то, что могу я. Вот чем является Особенный.
     В: Как ты ощущаешь свою особенность?
     А: Это очень близко к тому вопросу, которого я ожидала. Могу сказать,
что быть Особенным - это все равно, что  быть  Советником  или  руководить
отделом: все очень на виду, очень серьезная охрана, большее внимание,  чем
представляется разумным.
     В: Ты можешь пояснить последнее - "чем представляется разумным"?
     А: (усмешка): Одно издание просило меня расписать меню  моих  любимых
блюд. Репортер как-то спросил, верю ли я в перевоплощение.  Имеет  ли  это
какой-нибудь смысл? Я - психохирург, и генетик, и, случается, философ, и с
учетом этого последний вопрос в действительности несет  для  меня  больший
смысл, чем предыдущий, но что же на самом деле имеет значение для публики?
Больше, чем моя наука, ты говоришь? Нет. То,  что  ищут  репортеры  -  это
уравнение,  позволяющее  отыскать  баланс  между  моей   психикой   и   их
аудиторией. Баланс, который одновременно является и мифом, и  реальностью:
их вопросы могут у всех вызвать одинаковую скуку, ни доставив удовольствия
никому конкретно; однако все равно: это подводит нас, наконец, к  вопросу,
которого я от тебя жду.
     В: Это приводит меня в сильное замешательство.
     А: Задай его. Я скажу, если мы его, наконец найдем.
     В: Хорошо. Я думаю, что удастся. Что ты знаешь такое, чего  не  знает
никто?
     А: О, это мне даже больше нравится. Что я знаю? Это интересно.  Никто
и никогда не задавал его  таким  образом.  Сказать  тебе  вопрос,  который
постоянно задают? "Как ты ощущаешь то, что у тебя Особые  способности".  -
Что я знаю - это гораздо более мудрый вопрос. Что я ощущаю.  Но  я  отвечу
коротко: то же, что и все - кто находится в изоляции, отличается от всех и
способен понять причину изолированности и отличия.
     Что я знаю? Я знаю, что сама я сравнительно не важна,  а  моя  работа
важна исключительно. Это упустил тот интервьюер, интересовавшийся тем, что
я ем. Мои вкусы крайне тривиальны, разве что ты интересуешься моей  личной
биохимией, которая меня интересует и имеет значение. Если  этот  журналист
обнаружил истинную связь между гением и сырами, то мне это интересно, и  я
хотела бы поговорить с ним.
     К счастью, мой  персонал  защищает  меня  от  праздного  любопытства.
Государство отделило меня, потому что народ,  (как  агрегатное  состояние,
если угодно), знает, что  если  мне  предоставить  возможность  совершенно
свободно трудиться, я буду работать и работать для работы, потому что я  -
человек, одержимый одной идеей.  Потому  что  во  мне  есть  эмоциональное
измерение,  которое  пытались  уловить  другие  репортеры,  у  меня   есть
эстетическое чувство, касающееся того, что я делаю, и это связано  с  тем,
что один древний Особенный назвал "погоней за Красотой"  -  я  думаю,  что
каждый может это понять на своем уровне. Тот  древний  приравнивал  это  к
Истине. Я называю это Равновесием. Я  приравниваю  это  к  Симметрии.  Это
составляет природу Особенного, это то, что ты на самом  деле  ищешь:  мозг
Особенного работает  с  абстракциями,  находящимися  далеко  за  пределами
любого существующего языка. У Особенного имеется Дальнее Видение или с тем
же успехом Широкое Видение, которое охватывает больше,  чем  подразумевает
любое  человеческое  слово.  А  Слово,  Слово  с  большой  буквы,  которое
Особенный видит, понимает, постигает в самом краеугольном смысле  слова  -
это Слово находится за пределами восприятия  любого  предшественника.  Так
что  он  называет  его  Красотой.  Или  Истиной.  Или   Равновесием,   или
Симметрией. Зачастую он выражает себя математически; либо,  если  для  его
дисциплины  не  очень  подходит  такой  ключ,  ему  приходится   придавать
специальное значение определенным словам в соответствии с направлением его
работы. Мой язык - отчасти математический, отчасти биохимический, частично
семантический: я изучаю биохимические системы -  человеческие  существа  -
которые на биохимическом уровне  предсказуемо  реагируют  на  раздражение,
проходящее  через   систему   рецепторов   с   биологически   определенной
чувствительностью.
     Не будем касаться  сложного  пространства  культуры  или  возможности
приложения математики к социальным системам.  Могу  сказать  тебе,  что  я
оставляю  исследователям,  помогающим  мне,  большую   часть   работы   по
микроструктурам, и я провожу максимум времени в размышлениях (больше,  чем
в лаборатории). Я достигаю при этом такой степени  порядка,  которую  могу
описать только как состояние простоты. Очень широкой  простоты.  Вещи,  на
первый взгляд, не связанные, оказывается,  влияют  друг  на  друга.  Когда
приведешь все это в порядок, возникает приятное ощущение, которое возносит
мыслителя в такие сферы,  которые  не  имеют  ничего  общего  с  чувством.
Приспособить себя к обычной жизни становится все  более  сложным,  но  мне
иногда это требуется, тело требует утверждения, нуждается  в  ощущениях  -
потому что иначе я, как личность, не существую.
     Наконец, я произнесу одно  Слова,  и  оно  будет  иметь  отношение  к
человечеству. Я не знаю, поймет ли его кто-нибудь. Мне бы  очень  хотелось
надеяться, что кто-нибудь поймет. Это эмоциональное пространство. Но  если
мне удастся, мой последователь сможет сделать то, что я могу видеть только
издали: в каком-то смысле я делаю это потому,  что  это  необходимый  шаг.
Однако тело нуждается в отдыхе от видений. Жизнь -  короткая  штука,  даже
удлиненная омоложением. Я даю тебе Истину. Кто-нибудь, когда-нибудь поймет
мои заметки. Потому что я, пользуюсь языком, который не может понять  даже
другой Особенный, потому что Красота различна и  развивается  она  разными
путями. Если ты религиозен, ты можешь считать, что мы видели одно и то же.
Или что мы должны прийти к одному и тому же.  Я  и  сама  не  уверена.  Мы
костяшки в руках Бога.
     Теперь я дала тебе больше,  чем  какому-нибудь  другому  интервьюеру,
потому что ты задал лучший вопрос. Сожалею, что не могу ответить  простыми
словами. Сейчас средний гражданин способен  понять  Платона,  а  некоторые
могут знать теорию Эйнштейна. Большинство ученых еще  крепко  держатся  за
Бок. Ты узнаешь через несколько столетий, то, что я  знаю  сейчас.  Однако
человечество во вселенском понимании весьма мудро: потому что в  массе  вы
обладаете тем же видением, что и любой Особенный,  Ты  предоставляешь  мне
свободу, а я доказываю справедливость твоего суждения.
     В: Ты не могла бы пояснить то, что видишь?
     А: Если бы я могла, я сделала бы это. Если бы существовали слова  для
описания этого, я не было бы тем, что есть.
     В: Десятки лет ты  проработала  в  представительном  органе.  Это  не
пустая трата  времени?  Разве  это  не  работа,  которую  мог  бы  сделать
кто-нибудь другой?
     А: Хороший вопрос. Нет. Не в это время. Не в этом месте. Наши решения
очень важны. События последних пяти десятком лет  доказывают  это.  А  мне
нужен  контакт  с  реальностью.  Если  угодно,  я  обогащаюсь  в  духовном
отношении,  таким  образом,  что  это  воздействует  на  мои  персональные
биохимические системы  и  поддерживает  в  них  здоровое  равновесие.  Для
организма  вредно,   когда   абстрактность   разрастается   без   контроля
ощущениями. Проще говоря, это - лекарство от интеллектуальной  изоляции  и
одновременно  услуга  моим  согражданам.  Абстрактно  мыслящий  математик,
вероятно,  никогда  не  достигнет  понимания  даже  самого  неопытного  из
Советников в вопросе о  будущем  межзвездного  рынка  или  преимущества  и
недостатки медицинского обслуживания торговцев на станциях Союза. По самой
природе моей  работы,  у  меня  есть  такое  понимание;  и  я  забочусь  о
человеческом обществе. Я знаю, что люди критикуют систему  Совета  за  то,
что непродуктивно расходуется время экспертов. Если ознакомление общества,
в котором мы все живем, с мнением экспертов - это трата времени, то чем же
мы хороши? Конечно, некоторые не могут общаться по вопросам,  лежащим  вне
сферы  их  деятельности.  Но  некоторые  могут  и  должны.   Ты   наблюдал
разногласия  экспертов.  Бывает,  что  это  происходит  из-за  того,   что
некоторые из нас оказываются не в состоянии понять что-то из другой сферы.
Зачастую из-за того, что  лучшие  мыслители  из  двух  областей  не  могут
согласовать вопросы практического влияния, и именно поэтому  лучше,  чтобы
спорящие являлись экспертами: очень полезное межобластное  взаимопонимание
выковывается на заседаниях  Совета  и  во  время  личных  встреч,  слияние
отдельных сосудов знания является  фактической  опорой  этому  уникальному
социальному эксперименту, который мы называем Союзом.
     Вот один аспект простоты, который я могу объяснить простыми  словами:
интересы всех людей тесно связаны, включая и  меня,  а  политика  есть  не
более, чем временное проявление социальной математики.     - Этот звонок звенит один раз, если нажмешь левую кнопку и два  раза,
если нажмешь правую? - сказал Интор, и Флориан слушал, ощущая, что  задача
уже знакома. Так что она  легко  воспринималась.  -  Но.  -  Теперь  будет
настоящая проблема, Флориан знал это. - Но  тебе  необходимо  переналадить
это так, чтобы при нажатии левой  кнопки  звонок  вообще  молчал,  а  если
нажать правую кнопку дважды, чтобы он не зазвенел, пока не  нажмешь  левую
кнопку. Твоя скорость и аккуратность будет учтена. Вперед!
     Детали и инструменты подготовлены на столе. Флориан  выбрал  то,  что
необходимо. Это оказалось не особенно сложным.
     Следующая  задача  была  поставлена  кем-то  другим.  И   требовалось
осмотреть стенд и рассказать инструктору, как он сработает.
     Его пальцы были быстрыми. Он легко смог  выполнить  задачу  досрочно.
Следующее задание -  сложнее.  На  третье  всегда  полагалось  подготовить
задачу кому-нибудь другому. Ему давали на это пятнадцать минут.
     Он рассказал Инструктору, что готов.
     - Покажи мне, как ты смонтируешь это, - сказал Инструктор.
     Он показал. Инструктор посерьезнел, в конце концов кивнул и сказал:
     - Флориан, ты собираешься выжать из ленты больше, чем на ней есть.
     Он был разочарован.
     - Прошу прощения. Это не сработает?
     - Конечно, сработает! - ответил Инструктор и улыбнулся ему. - Но я не
могу дать твою задачу никому на данном уровне. Ты повторишь базовые знания
и мы посмотрим, как будешь справляться дальше. Хорошо?
     - Да? - сказал он. Конечно, только "да". Но  он  был  обеспокоен.  Он
много работал со Старшими. Это было трудно и занимало много времени, а они
продолжали настаивать,  чтобы  он  отдыхал,  тогда  как  он  предпочел  бы
находиться на своей работе.
     И уже немного опоздал, и Энди  встретил  его  хмуро,  и  помогал  ему
больше, чем он хотел.
     Он думал, что ему следует поговорить с  Интором  обо  всем  этом.  Но
становилось весело, когда он много работал. Он  хотел,  чтобы  все  так  и
осталось, несмотря на то, что  сильно  уставал,  и  даже  не  помнил,  как
добирался до своей койки.
     Инструктор сказал, что он  может  идти.  На  скотный  двор  он  опять
опоздал. Энди сказал ему, что свиньи  не  понимают  его  графика:  Он  уже
покормил их.
     - Я сменю воду? - сказал он и сделал все и за  Энди  тоже.  Это  было
справедливо. Энди обрадовался.
     Настроение Энди так поднялось, что он позволил ему почистить  Коня  и
пойти  с  ним  в  особый  загон,  где  находился  жеребенок,  который  был
"девочкой", ее кормили из ведра, которое нужно было держать.  Флориан  еще
недостаточно вырос, чтобы справляться с таким делом.  Требовалось  принять
душ, и сменить одежду, и быть очень  аккуратным,  потому  что  они  давали
жеребенку лекарства, полученные от Коня. Но "она" не была больна. -  "Она"
играла с ними  в  догонялки,  потом  нюхала  им  руки  и  снова  играла  в
догонялки.
     Он испытывал огромное облегчение, когда Энди объяснил ему, что лошади
- не для еды.
     - А для чего они? - спросил он тогда,  опасаясь,  что  могут  быть  и
другие плохие ответы.
     - Они Экспериментальные, - ответил  Энди.  -  Я  точно  не  знаю.  Но
говорят, что они рабочие животные.
     Свиньи тоже иногда были рабочими животными. Свиньи настолько  здорово
вынюхивали местные растения (которые попадали сюда случайно и  прорастали)
и так хорошо соображали, что их не надо есть, что некоторые эйзи только  и
делали, что водили свиней, каждый день обходя с  ними  загоны  и  поля,  и
никто не собирался их превращать в ветчину и  культивировать  те  ядовитые
травы, что пробрались вовнутрь ограды. Механические вынюхиватели  работали
хорошо, но Энди сказал, что свиньи лучше.
     Наверно, это и имелось в виду на лентах, подумал Флориан.  С  помощью
лент ему сообщали, что первое Правило  среди  Правил  заключается  в  том,
чтобы искать способы принести пользу.     Ари прочитала задачу, вдумалась в  ее  ленточное  знание  и  спросила
маман:
     - Имеет значение, сколько мальчиков, а сколько девочек?
     Маман немного подумала.
     - На самом деле имеет. Но ты можешь решать, как будто нет.
     - Почему?
     - Потому что (и это важно знать)  для  определенных  задач  некоторые
вещи неважны,  и  когда  ты  просто  учишься  решать  задачи,  тебе  легче
запомнить, что является наиболее важным для решения, если ты отбросишь все
неважное. Для этой задачи важно все в мире - мальчики и девочки, и погода,
смогут или  не  смогут  они  раздобыть  достаточно  еды,  имеются  ли  те,
существа, которые едят их самих - но сейчас имеют  значение  только  гены.
Когда ты сможешь решить все эти задачи, тебе  расскажут,  как  учесть  все
остальные аспекты. И еще одно. Учителя не любят говорить,  что  ты  знаешь
все. Всегда может быть что-то еще, о чем никто не подумал. А если  ты  все
же так подумаешь, они скажут тебе все, что угодно,  чтобы  запутать  тебя.
Так что они начинают с  простого,  а  затем  добавляют,  являются  ли  они
мальчиками и девочками. Понятно?
     - Но это имеет  значение,  -  угрюмо  возразила  Ари,  -  потому  что
мальчики-рыбы дерутся друг с другом. Должно  быть  двадцать  четыре  синих
рыбки, если никого не съедят. Но на самом деле съедят,  потому  что  синих
легко заметить, и они не могут спрятаться. А если посадить  их  с  большой
рыбой, то синих рыбок вообще не будет.
     - А ты знаешь, различают ли рыбы цвета?
     - А различают?
     - Давай на минутку оставим это. Что, если  женщинам  больше  нравятся
синие мужчины?
     - С чего бы это?
     - Просто представь. Рассчитай их новое поколение.
     - Насколько больше нравятся?
     - На двадцать пять процентов?
     - Все те синие просто сделают  большую  рыбу  толще  и  у  нее  будет
множество мальков. Это становится сложным.
     У маман был такой странный вид, как будто она собирается чихнуть, или
рассмеяться, или рассердиться. А потом ее  вид  стал  очень  странным,  но
совершенно не смешным. Она притянула ее к себе и обняла.
     В последнее время маман часто так поступала. Ари  казалось,  что  она
должна себя чувствовать счастливее. Раньше маман никогда  не  проводила  с
ней так много времени. И Олли - тоже.
     Но при этом ее не покидало ощущение опасности. Маман была  невеселой.
И Олли. Олли изо всех сил старался быть эйзи, и маман  с  Олли  больше  не
кричали друг на друга. Маман  ни  на  кого  не  кричала.  Нелли  постоянно
выглядела сконфуженной. И Федра тоже вела себя как эйзи.
     Это пугало Ари, и она хотела  спросить  маман,  почему  так.  Но  она
боялась, что маман заплачет. В последнее время у маман постоянно был такой
вид. А когда маман плакала, она страдала.
     Ари просто положилась на маман.
     На следующее утро она пошла в  игровую  школу.  Она  была  достаточно
большая и ходила сама. Маман обняла ее у двери. Подошел  Олли  и  тоже  ее
обнял. Он уже давно этого не делал.
     Она оглянулась, но дверь была закрыта. Она подумала,  что  это  очень
странно. Но пошла в школу.     РЕЗЬЮН-ПЕРВЫЙ  оторвался  от  полосы,  и   Джейн   стиснула   кожаные
подлокотники кресла. И не взглянула в окно.  Она  не  хотела  видеть,  как
удаляется Резьюн. Она прикусила губу, закрыла глаза и  почувствовала,  как
слезы текут по ее лицу, в то время  как  мягкое  ускорение  вдавило  ее  в
сидение.
     Она повернулась к Олли, когда корабль набрал высоту.
     - Олли, принеси мне выпить. Двойную.
     - Да, сира, - откликнулся  Олли,  отстегнул  ремни  и  отправился  на
поиски.
     Федра, сидящая перед ними, развернула свое кресло так, что  оказалась
лицом к ней, только маленький столик отделял их.
     - Могу я что-нибудь сделать для тебя, сира?
     Господи, ей ведь нужно это, не правда ли? Федра напугана.
     - Я хочу, чтобы ты подготовила список покупок. Тех вещей, которые, по
твоим представлениям, нам понадобятся на корабле.  Тебе  придется  сделать
несколько заказов, во  время  остановки.  Там,  в  наружном  кармане  есть
буклет, по которому ты можешь ориентироваться. И из него  же  ты  узнаешь,
как заказывать.
     - Да, сира.
     Это позволит облегчить участь Федры. Олли ходил обиженный.  И  просил
тайпировать его. Он  просил  тайпирования  у  эйзи  -  Инспектора,  а  она
отказала ему.
     - Олли, - заявила она. - Ты слишком близок к гражданину.  Мне  нужно,
чтобы ты таким и был. Ты понимаешь, о чем я говорю?
     - Да? - ответил он. И держался лучше, чем Федра.
     - Еще один стакан тебе, -  прокричала  она  ему,  чтобы  он  услышал,
несмотря на шум двигателей; и он оглянулся, и кивнул, понимая. - И Федре!
     Пэгги подошла к бару с той же стороны, где стоял  Олли,  покачнулась,
когда самолет прорезал небольшое завихрение, а затем быстро наклонилась  к
сумке и вынула пару очков.
     Для Джулии. В самом конце салона - Джулия и Глория.
     - Ты разрушила мою жизнь? - кричала  ей  Джулия  при  посадке.  Перед
Дэнисом, перед эйзи и тех из Семьи, которые пришли ее проводить. Тогда как
бедная Глория стояла  здесь  же,  и  подбородок  у  нее  дрожал,  а  глаза
переполнены слезами. Неплохая девочка.  Ребенок,  имевший  слишком  много.
Почти все. Но из этого многого так мало было по-настоящему важным. Ребенок
смотрел на собственную бабушку, которую едва ли при этом видел, и искал  в
ней признаки предельного зла. Глория совершенно не представляла, куда  она
отправляется. Совершенно не имела понятия  о  дисциплине  на  корабле  или
замкнутом стальном мире рабочей станции.
     - Привет, Глория? - сказала она, бравируя и стараясь (Господи, только
бы это прошло!) не сравнивать этого ребенка с Ари - с Ари,  которая  может
слышать,  как  взлетает  самолет,  может  взглянуть  и  понять,  что   это
РЕЗЬЮН-ПЕРВЫЙ. Но - не более того...
     Глория подбежала к своей матери, которая была близка к срыву. Которой
удалось, кроме всего прочего,  придать  налет  несерьезности  их  отъезду.
Должно быть, как обычно, они совершают путешествие в сопровождении агентов
безопасности Резьюн. Она считала вполне возможным, что  Джулия  попытается
удрать в Новгороде.
     Дочь, до  беспамятства  боящаяся  шаттла,  пустоты,  прыжков,  всего,
связанного  с  физикой,  изучением  которой   Джулия   никогда   себя   не
утруждала...
     Слишком плохо, девочка. Я думаю, что смогу устроить тебе "нишу",  где
все будет идти так, как ты хочешь. Мне очень жаль, что все  это  ошеломило
тебя.
     Но так происходило  с  самого  твоего  рождения.  Сожалею,  дочка,  я
действительно сожалею об этом.
     Сожалею, что ты едешь со мной.
     Олли принес напитки. Он был бледен,  но  вел  себя  вполне  достойно,
учитывая обстоятельства. Ей удалось улыбнуться ему, когда  он  подавал  ей
стакан, и он снова посмотрел на нее, уже усевшись и держа в руке свой.
     Половину она выпила, даже не заметив.
     - Со мной будет все в порядке, - сказала она и подняла стакан.  -  Ну
же, Олли. Снова туда, откуда я пришла. Наконец, едем домой.
     А при повторном двойном:
     - Кажется, что мне снова двадцать, Олли, как будто и не было Резьюн.
     Или ей просто удалось на время выбраться из своего оцепенения?     Федра не появилась в игровой школе. Пришла Нелли. С Нелли было  легко
справиться. Сэм мог раскачать Ари на качелях по настоящему  высоко.  Нелли
переживала, но не собиралась останавливать их, потому что девочка будет на
Нелли сердиться, а няня этого не любила.
     Так что Сэм раскачивал Ари, а Ари раскачивала Сэма. И  они  забрались
на ограничительные конструкции.
     Наконец, за Сэмом пришли, и Нелли вела Ари домой, когда в коридоре их
встретил дядя Дэнис.
     - Нелли, - сказал Дэнис. - Служба  безопасности  хочет  поговорить  с
тобой.
     - Зачем? - спросила Ари. Внезапно она снова испугалась.  Безопасность
и Нелли были настолько  далеки  друг  от  друга,  что  в  последнее  время
происходило со всем окружающим. И было странно.
     - Нелли, - сказал Дэнис. - Делай, что я говорю.
     - Да, сир? - откликнулась Нелли.
     И пока уходила Нелли, Дэнис, такой большой, опустился на одно  колено
и взял руки Ари в свои.
     - Ари, -  сказал  он,  -  произошло  серьезное  событие.  Твой  маман
пришлось поехать разобраться с этим. Ей пришлось уехать.
     - Куда она едет?
     - Очень далеко, Ари. Я не знаю, сможет ли она вернуться  обратно.  Ты
будешь жить в моем доме. Ты и  Нелли.  Нелли  останется  с  тобой,  но  ей
следовало сходить впитать одну ленту, после которой она будет  лучше  себя
чувствовать.
     - Маман может вернуться обратно!
     - Я так не думаю, Ари. Твоя маман - важная женщина. Ей надо выполнить
определенную работу. Она уезжает - ну,  так  далеко,  как  только  корабль
может унести ее. Она знала, что  ты  будешь  огорчена.  И  она  не  хотела
расстраивать тебя. Так что она просила, чтобы я за нее попрощался с  тобой
и сказал "до свидания". Она хотела, чтобы ты пошла в мой дом и жила  бы  в
моей квартире.
     - Нет!
     - До свидания?
     Маман никогда бы не сказала "до  свидания".  Все  было  не  так.  Она
вырвалась из рук Дэниса и побежала, побежала так  быстро,  как  могла,  по
коридорам, через двери, в их собственный коридор. Дэнис не мог поймать ее.
Никто не мог бы. Она бежала, пока не добралась до своей  двери,  до  своей
квартиры; и она отстегнула карточку от своей блузы и сунула ее в прорезь.
     Дверь открылась.
     - Маман! Олли!
     Она побежала по комнатам. Она искала везде,  хотя  и  знала,  что  ни
маман, ни Олли никогда не станут прятаться от нее.
     Но ни маман, ни Олли никогда и  не  покидали  ее!  С  ними  случилось
что-то плохое. С ними случилось что-то ужасное, а дядя Дэнис лжет ей.
     Никаких вещей маман и Олли не было в ящиках, а в  шкафу  не  было  их
одежды.
     И ее игрушки тоже исчезли. Даже ее любимая мягкая  игрушка  и  звезда
Валери.
     Она тяжело дышала. Ей казалось, что не хватает воздуха. Она услышала,
что снова открылась входная дверь, и побежала в гостиную.
     - Маман! Олли!
     Но оказалось, что  это  вошла  женщина,  агент  службы  безопасности,
высокая и в черном, она вошла, хотя ее никто не звал.
     Ари просто стояла и смотрела на нее. И женщина  смотрела.  Женщина  в
форме в ее гостиной, и уходить не собирается.
     - Миндер? - сказала Ари, стараясь быть храброй и взрослой, -  соедини
с офисом маман.
     Миндер не ответил.
     - Миндер? Это Ари. Соедини с офисом маман!
     - Миндер отключен? - сказала женщина  из  безопасности.  И  это  была
правда. Миндер не произнес ни слова, когда она входила. Все было не так.
     - Где моя мать? - спросила она.
     - Доктор Страссен уехала.  Твой  опекун  -  доктор  Най.  Пожалуйста,
успокойся, юная сира. Доктор Най сейчас придет.
     - Мне он не нужен!
     Но  дверь  отворилась  и  появился   дядя   Дэнис,   запыхавшийся   и
побледневший. В апартаментах маман!
     - Порядок, - пропыхтел Дэнис. - Ари, пожалуйста...
     - Уходи! - закричала она на Дэниса. - Уходи! Уходи! Уходи!
     - Ари. Ари, я сожалею. Я ужасно сожалею. Послушай меня...
     - Нет, ты не сожалеешь! Мне нужна маман! Мне нужен Олли! Где они?
     Дэнис подошел и попытался прикоснуться к ней. Она рванулась на кухню.
Там оставались ножи. Но женщина из безопасности метнулась вокруг дивана  и
поймала ее, и держала, несмотря на то, что она лягалась и вскрикивала.
     - Осторожно с ней! - сказал Дэнис. - Будь осторожна. Опусти ее.
     Женщина поставила ее на пол. Дэнис подошел, и принял ее у  охранницы,
и прижал ее к своему плечу.
     - Поплачь, Ари. Тебе полегчает. Отдышись и плачь.
     Она глотнула воздуха, и еще, и, наконец, задышала ровнее.
     - Я хочу отвести тебя домой, - мягко сказал Дэнис, и погладил  ее  по
щеке и по плечам. - С тобой все в порядке - Ари? Я  не  могу  нести  тебя.
Хочешь, чтобы офицер тебя отнесла? Она не сделает тебе  больно.  Никто  не
собирается причинять тебе боль! Или я могу позвать врачей. Может быть,  ты
чувствуешь себя скверно, и мне лучше так и сделать?
     Отнести  домой  больше  не  предполагало  ее  дом.  Со  всеми  что-то
произошло.
     Дэнис взял ее за руку и они пошли. Она слишком устала,  чтобы  что-то
делать. И на простую ходьбу едва хватало сил.
     Дядя Дэнис довел ее до самой своей квартиры, посадил на диван и велел
своему эйзи Сили принести ей лимонад.
     Она пила, с трудом удерживая стакан так, чтобы питье не расплескалось
- настолько сильно она дрожала.
     - Нелли будет жить здесь? - сказал ей  дядя  Дэнис,  присаживаясь  по
другую сторону стола. - Нелли будет принадлежать тебе.
     - А где Олли? - спросила она, сжимая стакан в руке.
     - С твоей маман. Он нужен ей.
     Ари глотнула воздуха. "Это хорошо,  -  подумала  она,  -  если  маман
пришлось куда-то поехать, маман и Олли должны быть вместе".
     - Федра тоже уехала с ними? - добавил Дэнис.
     - Мне наплевать на Федру!
     - Тебе нужна Нелли, верно? Маман оставила  тебе  Нелли.  Она  хотела,
чтобы Нелли продолжала заботиться о тебе.
     Она кивнула. У нее в горле стоял большой комок.  Казалось  ее  сердце
было в десять раз больше, чем могло поместиться. Глаза жгло.
     - Ари, я не очень хорошо знаю, как заботиться о маленькой девочке.  И
Сили - тоже. Но твоя маман переслала все твои вещи сюда.  У  вас  с  Нелли
будут тут свои комнаты, прямо здесь. Хочешь посмотреть, где твоя комната?
     Она  отрицательно  покачала  головой,  стараясь  не  заплакать.   Она
пыталась по-настоящему рассердиться. Как маман.
     - Не будем сейчас об этом говорить. К вечеру Нелли будет  здесь.  Она
будет немного огорчена. Ты же знаешь, что она не  может  вынести  сильного
огорчения. Обещай мне, что ты будешь хорошо к ней относиться, Ари.  Она  -
твоя эйзи, и ты должна быть доброй к  ней,  потому  что  ей  действительно
необходимо побыть в больнице, но она так беспокоится о тебе, а я знаю, что
и тебе она нужна. Нелли будет каждый вечер между сеансами приходить  домой
- ей нужно давать ленты, ты знаешь, это приходится делать, потому что  она
ужасно опечалена; но она любит тебя и хочет приходить, чтобы заботиться  о
тебе. Я боюсь,  правда,  что  это  тебе  придется  о  ней  заботиться.  Ты
понимаешь меня? Ты можешь сделать ей очень, очень больно.
     - Я знаю? - сказала Ари, потому что действительно знала.
     - Ну, так вот. Ты - стойкая девочка. Ты уже совсем  не  ребенок.  Это
очень тяжело, очень тяжело. - Спасибо, Сили.
     Сили принес ей стакан воды и таблетку, полагая, что  она  примет  ее.
Сили был никем. Не такой, как Олли. Он не был ни хорошим,  ни  плохим,  он
постоянно был только эйзи. И он взял ее стакан, поставил на свой поднос  и
предложил ей воды.
     - Не хочу я никакую ленту? - сказала она.
     - Это не такая таблетка, - пояснил Дэнис. - От нее у тебя  перестанет
болеть голова. И ты почувствуешь себя лучше.
     Она не помнила, чтобы упоминала про свою больную голову. Маман всегда
повторяла, чтобы она не брала таблетки у чужих людей: "Никогда, никогда не
принимай пилюли для эйзи!" Однако сейчас  не  было  рядом  маман,  которая
сказала бы, какая это таблетка.
     Ее не было, как и Валери. Как сиры Шварц. Как всех Исчезнувших. Маман
и Олли тоже пропали.
     Может быть, следующей исчезну я. И найду их.
     - Сира, - проговорил Сили. - Пожалуйста.
     Она взяла таблетку с подноса. Положила в рот и запила водой.
     - Спасибо? - сказал Сили. Он был настолько скользкий, как  будто  его
не было вовсе. Он унес стакан. Никто не замечал Сили.
     Дядя Дэнис возвышался такой толстый, что  кресло  целиком  осело  под
ним. Руки он держал на коленях, на лице - печаль и озабоченность.
     - Несколько дней тебе не обязательно ходить в игровую  школу.  Посиди
дома, пока не захочешь. Ты думаешь, что тебе никогда не полегчает. Я знаю.
Однако, легче станет. Уже завтра ты почувствуешь  себя  лучше.  Ты  будешь
скучать по маман. Конечно, будешь. Но пройдут дни, и тебе станет легче.
     Она не хотела, чтобы становилось легче. Она не знала, кто  заставляет
людей Исчезать. Но это делала всяко не маман. Они могли предложить ей, все
что хотели. Это не заставило бы ее поверить их словам.
     Маман и Олли знали, что надвигается беда. Они были ужасно огорчены, и
скрывали это от нее. Возможно, они думали, что смогут справиться с  бедой,
а оказалось, что не смогли. Она тоже чувствовала  ее  приближение,  но  не
осознанно.
     Может быть, имелось особое место, куда уезжали люди. Может быть,  это
- как умереть. Ты попадаешь в беду, и  куда-то  Исчезаешь,  так  что  даже
маман не смогла такое предотвратить.
     Так что ей было ясно, что она тоже не  сможет  ничего  предотвратить.
Единственное, что ей оставалось, - это бороться и бороться,  и  попасть  в
беду только тогда, когда никого из близких уже не останется. Может быть, в
этом была ее вина. Она всегда  подозревала  это.  Но  когда  некому  будет
Исчезать, ей предстоит выяснить, что же происходит.
     Тогда, возможно, и ей удастся уехать.
     Внезапно она поняла, что с ней происходит  что-то  неладное.  Она  не
чувствовала ни рук, ни ног, в животе горело.
     Она попала в беду. Но Сили взял ее на руки, и вся комната  отплыла  и
превратилась сначала в коридор, а потом в спальню. Сили осторожно  положил
ее на кровать, разул и прикрыл одеялом.
     Плюшевый мишка сидел рядом с ней на покрывале. Она протянула  руку  и
коснулась его. Она уже не могла вспомнить, откуда взялся мишка. Он  всегда
был у нее. Теперь он был здесь. Вот и все. Теперь только плюшевый мишка  и
остался.     - Бедный ребенок! - сказал Джастин и налил себе еще  вина.  -  Бедный
маленький ребенок, черт бы их побрал, не могли они, что ли,  позволить  ей
прийти в аэропорт?
     Грант только покачал головой. И выпил из  своего  стакана.  И  сделал
легкое движение рукой, предупреждая о подслушивании.
     Джастин потер глаза. Он никогда не забывал об этом, хотя  иногда  ему
было тяжело.
     - Это не наша проблема! - сказал Грант. - Не твоя.
     - Я знаю.
     Эти слова для тех, кто подслушивает. Всегда было неясно,  слушают  ли
их. Они обдумывали возможности  запутать  службу  безопасности,  приходила
даже мысль придумать свой язык, совершенно отличающийся от любого другого,
с беспорядочной грамматикой. Но они опасались, такая мера только  возбудит
дополнительное подозрение. Так что поступали просто - писали на  табличке.
Джастин взял ее и нацарапал: "Иногда  мне  хочется  удрать  в  Новгород  и
устроиться на работу на фабрику. Мы разрабатываем ленты,  чтобы  создавать
нормальных людей. Мы вкладываем туда доверие и уверенность в себе, даем им
возможность любить друг друга. Но все разработчики - сумасшедшие."
     Грант написал: "Я глубоко верю своим создателям и моему Инспектору. И
я нахожу в этом успокоение."
     - Ты нездоров? - громко сказал Джастин.
     Грант рассмеялся. А затем снова посерьезнел и  наклонился,  и  тронул
колено Джастина; они оба сидели на диване по-турецки.
     - Я не понимаю, добро и зло. Я так  решил.  Не  дело  эйзи  бросаться
такими  словами,  имеющими  вселенский   смысл.   Однако   для   меня   ты
олицетворяешь все доброе.
     Он был тронут. А проклятые видения по-прежнему беспокоили  его.  Даже
после всех этих прошедших лет, как старая, застарелая рана. С Грантом  это
никогда не  имело  значения.  Это  в  равной  степени  со  всем  остальным
придавало ему ощущение комфорта. Он положил  свою  руку  на  руку  Гранта,
слегка придавив, потому что не мог ничего сказать.
     - Я сказал только то, что сказал, - продолжал Грант. - У тебя тяжелое
положение. Ты приносишь столько добра, сколько можешь. Иногда даже слишком
много. Даже мне полагается отдых. А тебе - тем более.
     - Что я могу поделать, если Янни загружает меня.
     - Нет, - Грант тряхнул его колено. -  Ты  можешь  сказать  "нет".  Ты
можешь бросить работу в какие-то часы. Не  позволяй  им  давать  тебе  это
задание. Откажись, тебе это не нужно.
     На Фаргоне имелся  младенец,  копия  Бенджамина  Рубина,  жившего  на
изолированной  территории  по  другую  сторону   непроницаемой   стены   и
работавшего в лаборатории, построенной силами Резьюн.
     В результате создавалось нечто ощутимое из-за  чего  могла  суетиться
Оборона. А Джейн Страссен  по  прибытии  обнаружит  себя  матерью  другого
проектного ребенка в рамках того же проекта.
     Он знал, они дали ему записи интервью Рубина.  Они  допустили  его  к
конструированию ленточных структур. Он знал, что его будут контролировать.
По крайней мере - эту работу.
     - Начинают доверять,  да?  -  Его  голос  прозвучал  хрипло,  выдавая
напряжение, которое он хотел скрыть.
     - Это оказывает на тебя давление другого характера, нагрузку, которая
тебе не нужна.
     - Может быть, в этом как раз и скрывается мой шанс сделать что-нибудь
стоящее. Это основной проект. Не так ли? Это самое лучшее,  что  произошло
за долгое время. Может быть, я смогу сделать  жизнь  Рубина  лучше.  -  Он
наклонился вперед, чтобы налить еще вина. Грант подвинулся и сделал это за
него. - Рубину, по крайней мере, кто-то в жизни сострадает. Его мать живет
на станции, он встречается с ней, у него есть на что опереться.
     Джастин знал все эти дела. Беспорядочный, интеллектуал с  чрезвычайно
рано  пошатнувшимся  здоровьем.  Его  привязанность  к   матери   являлась
отчаянной и чрезмерной, его хилое тело превратило здоровье в  главную  его
заботу, его разнообразные увлечения не допускали  юношеских  страстей,  за
исключением страсти к работе. Но ничего - ничего такого, что  сформировало
Ари Эмори.
     - Кое-что я могу сделать, - сказал он. - Я  собираюсь  взять  работу,
связанную с психикой граждан. Сделай кое-что для меня. Здесь нужна  другая
методология.
     Грант хмуро посмотрел на него. Они могли обсуждать  дома  вопросы  по
работе, не беспокоясь о мониторах. Но их разговор принял  опасный  оборот,
возможно, даже уже оказался за чертой допустимого.  У  него  уже  не  было
уверенности. Он был измучен. Он  думал,  что  обучение  освободит  его  от
тяжелой работы. Он хотел только обучения. Грант был прав, он совершенно не
создан для выправления горячих животрепещущих ситуаций. Он слишком  сильно
переживал.
     Янни кричал на него:
     - Сочувствие - прекрасная штука, при  разговорах.  Но  она  не  имеет
никакого отношения к решению! Четко помни о том, кого лечишь!
     И это имело  для  него  огромное  значение.  Он  не  был  создан  для
клинической психики.  Потому  что  он  не  мог  ее  выправить,  когда  сам
чувствовал эту боль.
     Это был самый великодушный Дэниса и  Жиро  поступок  по  отношению  к
нему:  возвращающий   к   работе,   требующей   допуска   к   секретности,
восстанавливающей его карьеру в несколько другой области.
     Это был своего рода ультиматум, полагал он;  доброта,  которая  могла
обернуться противоположностью, если он попытается уклониться от  оказанной
чести. Об этом ему постоянно приходилось думать. Даже когда они  оказывали
ему милости.     Когда  Ари  проснулась,  то  обнаружила  кого-то  рядом  с  собой,  и
вспомнила, как проснулась в середине ночи, когда кто-то лег в ее  постель,
обнял ее мягкими руками и сказал голосом Нелли:
     - Я здесь, юная сира. Нелли здесь.
     Нелли оказалась рядом с ней утром, а маман не оказалось, спальня была
незнакомая,  в  доме  дяди  Дэниса,  и  Ари  захотелось  вскрикнуть,   или
заплакать, или снова убежать, убежать так, чтобы никто не нашел ее.
     Но она лежала неподвижно,  потому  что  знала:  маман  в  самом  деле
уехала. И дядя Дэнис оказался прав,  ей  стало  легче,  чем  было,  и  она
подумала о завтраке, хотя продолжала помнить о своей обиде и  о  том,  как
было бы здорово, если бы Нелли оказалась  где-нибудь  в  другом  месте,  а
вместо нее здесь была маман.
     И тем не менее, Нелли - это кое-что. Она  усердно  хлопала  Нелли  по
лицу, пока та не проснулась, и Нелли обняла ее, поглаживая  по  волосам  и
приговаривая:
     - Нелли здесь. Нелли здесь. - И расплакалась.
     Ари успокаивала ее. И чувствовала себя обманутой, поскольку ей  самой
хотелось поплакать, но Нелли была эйзи, и Арин плач огорчал ее.  Она,  как
говорила маман, была чувствительна. И Ари велела Нелли успокоиться.
     Нелли послушалась. Нелли перестала гнусавить и хныкать, и  встала,  и
оделась, и приготовила Ари ванну, и вымыла ее волосы, и одела чистые синие
брючки и свитер. И расчесывала и расчесывала ей волосы, пока они не начали
потрескивать.
     - Нам полагается пойти позавтракать с сиром Наем? - сказала Нелли.
     Это было здорово. И завтрак был чудесным, за столом дяди  Дэниса,  на
котором стояла всякая еда. Ари ела. Дядя Дэнис попробовал всего понемножку
и объяснил, что она с Нелли может провести время в его апартаментах,  пока
Нелли не понадобится идти в больницу, а затем придет Сили и позаботиться о
ней.
     - Да, сир? -  сказала  Ари.  Кое-что  было  здорово.  И  одновременно
ничего. После  того,  что  произошло  вчера,  ей  стало  безразлично,  кто
присутствовал рядом. Она хотела спросить Дэниса, где маман  и  куда  маман
уехала. Но она этого не сделала, потому что все пока было  хорошо,  а  она
так устала.
     И даже если Дэнис ответит ей,  она  не  будет  знать  названия  этого
места. Она знала только Резьюн.
     Так что она села и позволила Нелли читать  ей  вслух.  Временами  она
плакала без причины. Временами спала. Когда она проснулась, Нелли  сказала
ей, что теперь с ней будет Сили.
     Сили принесет ей столько лимонада, сколько она захочет. И включит для
нее видео. И сделает все, что она попросит.
     Она спросила Сили, могут ли они пойти погулять и покормить рыбок. Так
они и сделали. Потом вернулись, и  Сили  принес  ей  еще  напитков,  и  ей
захотелось услышать, как маман говорит, что это вредно для  нее.  Так  что
она остановилась сама, и попросила у Сили бумагу, и стала рисовать.
     Пока не возвратился дядя  Дэнис,  как  раз  к  ужину,  и  дядя  Дэнис
беседовал с ней о ее завтрашних делах и о том, как он купит все,  что  она
захочет.
     Она подумала о нескольких вещах. Ей хотелось  космический  корабль  с
огнями. Ей хотелось новое платье. Если дядя Дэнис  предлагает,  она  может
подумать о вещах. Она  может  подумать  о  вещах,  по-настоящему  дорогих,
которые маман никогда ей не покупала.
     Но ничего не могло сделать ее счастливой. Даже Нелли. Даже  если  они
готовы давать тебе разные вещи, ты их принимаешь, вот и все, и ты  просишь
у них еще и еще, чтобы это стало им накладно,  и  они  подумали,  что  это
важно для тебя, и что с этим ты будешь счастливее -  но  ты  не  забываешь
свой гнев. Никогда.     Грант обливался потом, ожидая в  приемной  Янни  Шварца,  пробравшись
туда исключительно благодаря расположению Марж. Ему было слышно, как  Янни
кричит на Марж. Он не мог расслышать, что он говорил. Он полагал, что  это
имеет отношение к тому, что он отвлекся от работы и к Джастину Уоррику.
     И он едва не встал и не ушел поскорее, потому что  время  от  времени
его обуревали мысли, что своим приходом сюда он  может  обрушить  беду  на
голову Джастина. Он не был уверен, что Янни не  встряхнет  его  достаточно
сильно и не заставит его рассказать то, что он не хочет. Янни относился  к
такому типу граждан, с которыми он  не  любил  иметь  дело:  несдержанный,
громкий, излучающий угрозу при каждом движении. Люди, которые увезли его в
хибару на холмах, были как раз такими. И Жиро был таким, когда  допрашивал
его. Грант сидел спокойно только потому, что старался ни о чем не  думать,
до тех пор, пока не возвратилась Марж и не сказала:
     - Он примет тебя.
     Он поднялся и слегка поклонился.
     - Спасибо тебе, Марж.  -  Вошел  во  внутренний  кабинет,  подошел  к
большому столу, и произнес: - Сир, я  хочу  поговорить  с  тобой,  о  моем
гражданине.
     В  манере  эйзи.  Джастин  сказал,  что  Янни   может   оценить   его
сдержанность. Так что он принял такой вид и стоял очень тихо.
     - Я не даю консультаций, - ответил Янни.
     Итак,  Янни  не  оказал  ему  расположения.   Грант   отбросил   позу
бессловесной твари, подвинул ближайший стул и сел.
     - Я все  равно  хочу  поговорить  с  тобой,  сир.  Джастин  принимает
одолжение, которое ты ему делаешь, и я полагаю, что это большая ошибка.
     - Ошибка.
     - Ты не намерен поручить ему ничего, кроме эскизных работ, не так ли?
И к чему он придет через двадцать лет? Никуда. Имея не больше, чем у  него
было раньше.
     - Обучение. В котором он страшно нуждается. И ты  должен  это  знать.
Неужели нам нужно обсуждать твоего партнера? Ты знаком с  его  проблемами.
Мне не нужно их перечислять.
     - Расскажи мне, в чем они, по-твоему заключаются.
     Янни в основном не проявлял строгость. Теперь  же  он  стиснул  зубы,
подбородок выдвинулся вперед, во всей позе появилась агрессивность,  когда
он наклонился над столом.
     - Может быть ты лучше  позовешь  своего  гражданина  побеседовать  со
мной. Это он послал тебя? Или это твоя собственная идея?
     - Моя, сир. - Черт побери,  он  оказывал  сопротивление.  Его  пальцы
вспотели. Ему не нравилось это. - Я опасаюсь тебя. И не хочу делать этого.
Однако Джастин не станет говорить с тобой, по крайней мере, не скажет тебе
правду.
     - Почему не скажет?
     Этот человек просто не мог говорить спокойно.
     - Потому, си? - Грант вздохнул и постарался не обращать  внимание  на
то, что творилось у него в душе. - Ты - единственный его учитель. Если  ты
откажешься,  то  не  останется  никого,  достаточно  знающего,  чтобы  его
научить. Ты -  как  его  Интор.  Ему  приходится  доверяться  тебе,  а  ты
злоупотребляешь этим. Мне очень тяжело видеть это.
     - Мы сейчас говорим не о психике эйзи, Грант. Ты  не  понимаешь,  что
происходит,  ты  исходишь  из  личностной  основы  -  я  говорю  о   твоем
собственном типе мозга. Не пытайся сравнить несравнимое.
     - Да, сир, ты можешь порекомендовать мне впитать ленту. Я  знаю,  что
ты можешь сделать. Но я хочу, чтобы ты послушал меня. Послушай! Я не знаю,
что ты за человек. Но я видел, что ты сделал. Я полагаю, что ты  пытаешься
помочь Джастину.  В  каком-то  отношении  это  помогло.  Но  он  не  может
продолжать работать так, как сейчас.
     Янни издал ворчание, как затихающий двигатель, и медленно облокотился
на кресло, глядя на собеседника из-под бровей.
     - Потому что он не подходит для срочной работы.  Я  знаю  это.  И  ты
знаешь это. И Джастин знает. Я думал, что, может быть, он успокоится, но у
него не такой темперамент, он не может оценить  перспективу.  У  него  нет
устойчивости для рутинной конструкторской работы, повторения сводят его  с
ума. Он - творческий работник, так что мы посадили его за  проект  Рубина.
Дэнис устроил ему это. Я поддержал. Это  -  самое  лучшее,  что  мы  можем
сделать  для  него  -  поставить  его  туда,  где   он   может   выполнять
теоретическую работу, но не над тем его проклятым проектом. А он не станет
сосредотачиваться ни на чем  другом,  я  чертовски  хорошо  знаю,  что  не
станет! Когда ему втемяшится что-то в голову он еще хуже, чем Джордан,  он
не отцепится. Ты можешь предложить решение? Потому что будет  либо  проект
Рубина, либо погибель в стандартных разработках, а я  не  могу  позволить,
чтобы один из моих людей три недели возился над  заданием,  которое  нужно
через три дня сдать в готовом виде, ты понимаешь меня?
     До  этого  момента  он  полагал,  что  Янни  враг.  Но  внезапно   он
почувствовал себя с Янни легче. Он увидел порядочного человека, не слишком
внимательно слушающего других. Который в данный момент слушал.
     - Сир. Пожалуйста. Джастин - это не Джордан. Он работает не так,  как
Джордан. Но если ты  дашь  ему  шанс,  то  он  сработает.  Выслушай  меня.
Пожалуйста. Ты не согласен с ним, но он учится  у  тебя.  Ты  знаешь,  что
конструктор-эйзи имеет определенные преимущества. Я - альфа. Я могу  взять
конструкцию, и встроить ее в себя, и рассказать о  ней  страшно  много.  Я
работал с ним над его собственными разработками и могу сказать тебе - могу
сказать тебе, что верю в то, что он пытается сделать.
     - Господи, этого мне только не хватало.
     - Сир, я на себе знаю,  его  разработки.  Этого  не  поймет  ни  один
гражданин. У меня есть логическая система.
     - Я не говорю о его способностях. Он решил свои  личные  проблемы.  Я
говорю о том, что  произойдет,  если  его  структуры  включить  в  психику
гражданина. Второе, третье и четвертое поколения. Нам не нужно  население,
до сумасшествия стремящееся работать. Нам не нужны серые людишки,  которые
сходят с ума, когда они не стоят на сборочной  линии.  Нам  не  нужна  все
захлестывающая волна самоубийств при потере работы или  при  экономическом
спаде. Мы говорим о психике гражданина,  и  как  раз  в  этой  области  он
наиболее  слаб,  и  именно   это,   я   полагаю,   ему   следует   изучать
десять-двадцать лет, пока он не нанес настоящий ущерб. Ты знаешь, как  это
чувствуется. Позволь мне сказать, что я изнутри  знаю  кое-что  о  психике
гражданина, плюс шестьдесят лет труда в данной  области,  и  мне  кажется,
младший разработчик может оценить такое обстоятельство.
     - Я отношусь с уважением к этому, сир. И  он  -  тоже.  Я  на  полном
серьезе  уверяю  тебя.  Но  его  разработки  вносят...  вносят  радость  в
психотию. Не просто эффективность. Конструкции,  в  которых  заключена  их
собственная  награда.  Не  правда  ли,  сир,  что  когда  у  эйзи  имеется
ребенок-гражданин, и он обучает его как гражданина, он обучает  тому,  что
понял из его психотипа, интерпретируя свои знания. А эйзи, имея где-нибудь
в своих структурах что-либо от Джастина, приобретает в результате  сильное
чувство  своей   нужности,   что   будет   думать   о   своей   работе   и
совершенствоваться в ней. Даже если он не столь удачлив,  как  я,  не  так
много общаясь с людьми, не будучи  альфа-класса  и  не  имея  пожизненного
партнера. Может быть, пока еще есть проблемы. Но он достиг  эмоционального
уровня. Это ключ к самим логическим  структурам.  Это  самопрограммируемое
воздействие. Это и то, чего никто не принимает во внимание.
     -  Что  создает  целый  комплекс  основных  структурных   проблем   в
синтетических психотипах. Давай поговорим теоретически.  Ты  ведь  опытный
разработчик.  Будем  говорить  совершенно  откровенно.   Такое   пробовали
восемьдесят лет назад.
     - Я в курсе.
     - И подвешивали некоторые украшения на психотипы,  и  те  заканчивали
неврозами. Вели себя как одержимые.
     - Ты сам сказал, что он избежал этого.
     А в данном случае - самопрограммируемость, ты сам слышал, что сказал?
     - Вирус, - сказал Грант. - Но благотворный.
     - Да, именно к этому и относятся  подобные  теории.  Вирус.  Господи!
Если он саморегулируемый,  то  вы  уже  создали  различные  вирусы,  и  вы
забавляетесь с человеческими жизнями. Даже  если  и  нет,  то  перед  вами
проблема замедленного действия, которая  проявится  во  втором  и  третьих
поколениях. Другой вид вируса, если тебе угодно именно так ставить вопрос.
Я совершенно не желаю выделять время на это. У меня есть  бюджет.  Вы  оба
находитесь на бюджете моего отдела, и вы обходитесь чертовски  дорого,  не
давая взамен ничего такого, что оправдывало бы вложения.
     - Мы оправдывали вложения в течение последнего года.
     - И это убивает Уоррика. Разве не по этому поводу жалоба? Он не может
продолжать выдавать результаты на таком уровне. Он не может  принять  это.
Он не может принять это психологически. Так  что  ты  собираешься  делать?
Тащить это самому, пока  Джастин  витает  где-то  в  облаках,  конструируя
структуры, которые не сработают, и черта с два я собираюсь  позволить  ему
встроить их в какого-нибудь бедного типа в качестве эксперимента. Нет!
     - Я  буду  выполнять  работу.  Дай  ему  свободу.  Уменьши  нагрузку.
Немного. Сир, дай ему шанс. Он вынужден полагаться на тебя.  Никто  другой
не поможет ему. Он же талантлив. Ты знаешь, что это так.
     - И он благополучно растрачивает сам себя.
     - А что ты делаешь  для  начала?  Учишь  его,  разнося  в  щепки  его
конструкции? Сделай это для него. Немного облегчи нагрузку.  Работа  будет
сделана. Не надо так на него давить,  потому  что  он  сделает  все,  если
поймет, что кто-то страдает, он просто не сможет остановиться, так  уж  он
устроен. Передавай нам то, с чем мы можем справиться, и  мы  справимся.  У
Джастина талант к интеграции, что позволяет извлекать из генотипа  больше,
чем кому-либо удавалось до сих пор, потому что он проник на  эмоциональный
уровень. Возможно, что его идеи не сработают, но, ради Бога, он  ведь  еще
учится. Ты не знаешь, чего он может достичь! Дай ему шанс.
     Янни долго глядел на него, невесело, даже  печально,  лицо  его  было
красно, а зубы старательно пережевывали губу.
     - Ты прямо коммивояжер, сынок. Ты знаешь, какое у  него  состояние  в
этом вопросе. Ари попался в лапы уязвимый мальчик с  идеей,  действительно
талантливой для семнадцатилетнего, она чертовски превозносила его, по  уши
накормила этим дерьмом и психически обрабатывала его до тех пор,  пока  не
заманила к себе в постель. Ты в курсе этого?
     - Да, сир. Я вполне в курсе этого.
     - Она проделала над  ним  большую  работу.  Он  думает,  что  он  был
блестящим. Он полагает, что в его замыслах заключалось больше, чем есть на
самом деле, и ты  окажешь  ему  дурную  услугу,  поддерживая  его  в  этих
помыслах. Он талантлив, но не блестящ. Он будет хорошо работать в  проекте
Рубина. Я видел, что он может сделать, в нем действительно много заложено.
Я уважаю это в нем. Но я не желаю потакать  иллюзиям.  Всю  свою  жизнь  я
стараюсь делать нормальных людей, а ты просишь меня потакать ему  в  самом
большом заблуждении в его  убогой  раздерганной  жизни.  Мне  это  страшно
ненавистно, Грант. Я даже не могу описать  тебе,  насколько  мне  противно
это.
     - И я говорю с человеком, являющимся почти Инспектором для  Джастина;
человеком, за помощь которого боролся Джастин,  который  собирается  взять
раздерганный талант и убрать его потому, что учителю надоело... И  что  же
это тогда за человек?
     - Проклятье!
     - Да, сир. Прокляни меня, как угодно. Сейчас я говорю о Джастине.  Он
доверяет тебе, а доверяет он не многим. Неужели ты собираешься  послать  к
черту его за то, что он пытается сделать что-то, что по твоим соображениям
не даст результатов?
     Янни пожевал губу.
     - Ты один из тех, кого создала Ари, не так ли?
     - Ты знаешь, что так, Сир.
     - Черт, она проделала неплохую работу. Ты напоминаешь мне о том,  чем
она была. После всего того, что случилось.
     - Да, сир. - Это причиняло боль. Он подумал, что Янни этого и хотел.
     Однако Янни тяжело вздохнул и покачал головой.
     - Я так и сделаю. Я поставлю его на проект. Я облегчу ему работу. Что
означает, черт побери, что ты будешь тащить часть ее.
     - Да, сир.
     - А если он  будет  продолжать  заниматься  своими  конструкциями,  я
разорву их в клочки. И научу тому, что умею сам. Всему, что умею  сам.  Он
решил эту свою проблему с лентами?
     - У него пока нет проблем с лентами, сир.
     - До тех пор, пока ты находишься с ним в одной комнате?
     Так сказал Петрос.
     - Это так, сир. Ты можешь упрекать его?
     - Нет. Нет. Я не могу.
     - Я скажу тебе, Грант, что я отношусь с  уважением  к  тому,  что  ты
делаешь. Мне хотелось бы иметь дюжину таких, как ты. К несчастью  -  таких
не производят.
     - Нет, сир. Джастин в равной степени с Ари  и  Джорданом  -  приложил
руку к моим психоструктурам. Однако приглашаю тебя ознакомиться с ними.
     - Дьявольски стабилен. Удачи тебе. - Янни встал и обошел  стол,  пока
Грант смущенно поднимался. И Янни положил одну руку ему на плечо, а другой
взял его руку. - Грант, приходи ко мне снова, если ты решишь, что  у  него
появятся проблемы.
     Это  подействовало  на  него  как  раньше,  когда  он  сомневался   в
благожелательности этого человека.
     - Да, сир? - сказал он, думая о том, что если Янни говорит правду,  и
если он знает о себе что-нибудь такое, чего Янни не может узнать  сам,  то
он, Грант, охотно поделится с ним этой информацией.
     - Вон? - резко сказал Янни. - Ступай.
     В манере эйзи, попросту, как равный с равным. При  том,  Грант  знал,
что Янни был опечален по поводу Страссен и по поводу всего  происходящего.
И время для разговора было наихудшее.
     Он ушел, ощущая ту легкость, которую с малых лет он испытывал  только
с Джастином и Джорданом.
     И  к  переживаниям  по  поводу  содеянного,  исходя  из   собственных
предположений, добавлялось  напряжение,  проистекающее  как  он  знал,  от
щекотливости положения Джастина в Доме. С того момента, как он решил пойти
к Янни, он не знал, простит ли его Джастин - и заслуживает ли он прощения.
Так что к нему и следует отправиться в первую очередь.
     - Ты сделал это? - вырвался крик из души  Джастина,  который  испытал
двойной удар - ведь Грант повел себя так, как будто его ударили:  отступил
и отвернул лицо; а затем повернулся снова, чтобы беспомощно  взглянуть  на
Джастина без какой-либо обычной грантовой защиты.
     Это погасило его раздражение. Не  было  причины  кричать  на  Гранта.
Грант начал действовать потому, что  его  собственное  поведение  вынудило
Гранта принять на себя заботливую роль  брата,  это  диктовалось  знаниями
эйзи, а он сам забыл об этом, худшая  ошибка  Инспектора  по  отношению  к
Альфе, - и годами полагался на Гранта так, как ему было нужно.
     Грант, поступающий с ним как эйзи - его собственная  вина.  И  больше
ничья.
     Он протянул руку и погладил плечо Гранта, успокаивая самого себя  изо
всех сил, а тем временем кровь была переполнена адреналином, и он дышал  с
трудом, как от стыда, так и от тревоги.
     Итак, это не была вина Гранта. Все было бы в порядке, если  бы  Грант
снова не привлек внимание Жиро. Просто нужно сходить к Янни  и  попытаться
без эмоций восстановить ход событий. В глазах  Янни  это  только  довершит
дело.
     Он хотел бы  просто  посидеть  минутку.  Но  и  это  невозможно  было
сделать, не подавая Гранту вида, насколько сильно он огорчен.
     -  Янни  не  рассердился,  -  настаивал  Грант.  -  Джастин,  он   не
рассердился, нет! Он просто сказал, что согласен уменьшить нагрузку.
     Он снова погладил Гранта по руке.
     - Видишь ли, я не сомневаюсь, что все в порядке. Если что не  так,  я
исправлю. Не беспокойся об этом.
     - Джастин?
     В голосе Гранта звучала боль. Результат его волнения.  Прямо  как  во
время кризиса.
     - Янни, по-видимому, все кишки из меня вытянет за то, что  я  толкнул
тебя на это, - сказал Джастин. - Он наверняка так поступит. Грант, тебе не
следовало идти в обход. Со мной все в порядке. Не беспокойся.
     - Прекрати это, черт возьми, - Грант крепко схватил его. -  Перестань
изображать Инспектора передо мной. Я знал, что делал.
     Он уставился на Гранта, потрясенный.
     - Я не  какая-нибудь  там  бессловесная  тварь,  Джастин.  Ты  можешь
ударить  меня,  если  хочешь.  Но  только   прекрати   эту   успокаивающую
тягомотину. - Он явно зол! Это поразило Джастина. Спасение, когда  он  уже
ни на что не надеялся!  Его  трясло,  когда  Грант  отпустил  его  руку  и
коснулся его щеки. - Господи, Джастин, о чем ты думаешь?
     - Я слишком загрузил тебя.
     - Нет. Это они слишком загрузили тебя. Об этом я и сказал Янни. Я  не
из целлулоида. Я знаю, что делаю. А что ты делал все эти  годы?  Я  привык
быть твоим партнером. Как ты считаешь, во что я превратился? В  одного  их
психобольных, с которыми ты имеешь дело? Или за кого ты меня принимаешь?
     За эйзи - таков был очевидный ответ. Грант наталкивал  его  на  такой
ответ. А он как будто весь замерз внутри.
     - За бессловесную тварь, а?
     - Оставь это, Грант.
     - Ну?
     - Может быть... - он перевел дыхание и отвернулся. - Может быть,  это
гордость. Может быть, за всю свою жизнь я научился думать, что я  сильнее.
А я знаю, что в течение нескольких  лет  представлял  собой  развалину.  И
опирался на тебя. Будь я проклят, если не чувствую вину за это.
     - Другой способ давления, - сказал Грант. -  Мои  качества  не  могут
появиться ниоткуда, кроме как от тебя. Разве ты не знаешь  этого,  человек
от рождения?
     - Ну, я абсолютно уверен, что сам толкнул тебя в кабинет Янни.
     - Дай мне шанс, друг. Я не какой-то там паршивый робот.  Может  быть,
мои чувства синтетические, но они в действительности  чертовски  реальные.
Ты хочешь кричать на меня  -  кричи.  Только  прекрати  это  инспекторское
занудство.
     - Тогда перестань вести себя как паршивый эйзи!
     Он не мог поверить, что сам произнес  это.  Он  стоял,  ошеломленный.
Секунду и Грант - тоже. А сказанное висело в воздухе между ними.
     - Ну, я и есть, - наконец, сказал Грант, слегка пожав плечами. - Но в
этом нет моей вины. А как насчет тебя?
     - Я сожалею.
     - Нет, продолжай. Паршивый эйзи - это все, что тебе  нужно.  Я  лучше
буду им, чем наблюдать, как ты скрываешь такие мысли. Ты  работаешь,  пока
не падаешь, ты съедаешь самого себя, а  один  слабоумный  эйзи  собирается
толкнуть тебя через край. Так что паршивый эйзи - это все, что тебе нужно.
Я рад, что ты обрел самозащиту. Самое время.
     - Господи, перестань анализировать мою психику.
     - Прости, но ничем не могу помочь. Слава Богу, что у  меня  беспокоит
только один рожденный человек. Двое отправили бы меня в больничную палату.
Так что рожденные люди тоже паршивые. Они вызывают массу проблем.  Ты  был
прав насчет Янни. С эйзи  он  обращается  вполне  сносно.  Это  на  других
рожденных людей он все выплескивает, все, что накопилось. Вопрос только  в
том, говорил ли он мне правду. Но если ты успокоишься и  послушаешь  меня,
то знай:  для  него  не  новость,  что  ты  не  справляешься  со  срочными
заданиями. Я только указал на то, что совать тебя в проект  Рубина  -  это
растрата, и он хорошо сделает, если примирится с  тем,  что  ты  займешься
разработками в свободное время. К этому ты вполне подходишь. Я  не  думаю,
что я был совершенно неразумен.
     - А подслушивание? - внезапно подумал Джастин и  лихорадочно  кинулся
перебирать в памяти все, что они произнесли. Он подал сигнал  Гранту  быть
осторожным, и Грант кивнул.
     - Я сожалею? - сказал Грант  уже  спокойно.  И  пожелал  оказаться  в
каком-нибудь темном месте, чтобы спрятаться. Но Грант делал все правильно.
Грант продолжал отлично держаться, с тем достоинством, которого не хватало
Джастину. - Грант, я - просто не сдержался. Ты должен понять.
     - Эй, - ответил Грант. - Я не понимаю. Я  удивляюсь  этому.  Диапазон
уровней, на которых ты реагируешь, поистине поразителен. Количество вещей,
в которые ты веришь одновременно, невероятно.  Я  не  понимаю  этого.  Мне
понадобятся дни для осознания такой реакции,  И  я  все  равно,  вероятно,
упущу некоторые нюансы.
     - На самом деле просто. Я ужасно напуган. Я думал, что знаю положение
вещей,  как  вдруг  даже  ты  обходишь  меня.  Так   что   все   категории
поворачиваются с ног на голову. Рожденные люди воистину логичны.
     - Господи. Жизнь была бы так скучна без рожденных людей.  Теперь  мне
любопытно, какой полярности придерживался Янни во время нашего  разговора.
Одного этого достаточно, чтобы измучить тебя беспокойством.
     - Он держался спокойно?
     - Очень.
     - Тогда перед тобой был основной тип, не так ли?
     - Нам просто приходилось учиться не волновать вас,  людей.  Я  думаю,
что  это  приходилось  вносить  в   самую   основу   ленточных   структур.
Возбужденный  рожденный   человек   переходит   на   тип   противоположной
полярности. Каждый рожденный человек является  шизоидом.  И  он  ненавидит
свое противоположное "я". Вот и весь ключ к поведению гражданина.
     - Ты не слишком далек от истины.
     - Черт. Я годами изучал эндокринологию. Я  действительно  поражен.  Я
тщательно  исследую  это.  Должен   признаться,   что   предпочитаю   свой
естественный психотип.  Мой  естественный  психотип,  благодарю  вас.  Это
гораздо полезнее для желудка. Кстати, не хочешь ли сходить на ленч?
     Он взглянул на Гранта, снова с поднятым  забралом  и  с  той  легкой,
дразнящей улыбкой, с  которой  Грант  бросал  вызов  судьбе,  вселенной  и
администрации Резьюн. На мгновение он ощутил и счастье, и ужас.
     Как будто впервые все, что покидало его, остановилось и  заколебалось
на грани собственной противоположности.
     - Конечно, - сказал он. - Конечно. - Он поймал руку  Гранта  и  вывел
его за дверь. - Раз ты добился такого успеха с  Янни  Шварцем,  ты  можешь
давать себя  напрокат  за  почасовую  оплату.  Наверное  каждому  в  крыле
понадобятся твои услуги.
     - М-м-м. Нет. Я на настоящей работе, спасибо.
     Прохожие  оглядывались.  Он  отпустил  руку  Гранта.  И  понял,  что,
наверное, половина крыла слышала, как он кричал на Гранта.
     Они и так являлись источником  сплетен  по  целому  ряду  пунктов.  А
теперь появился повод еще одной.
     И это тоже дойдет до Янни.     Новые вещи появлялись беспрерывно.  Нелли  повела  Ари  в  магазин  в
Северном крыле, и они возвратились со свертками. Это было  весело.  Она  и
для Нелли купила подарки, и Нелли была  так  довольна!  Ари  тоже  приятно
видеть Нелли в новом платье, такую хорошенькую и такую гордую.
     Но Нелли - это не маман. Вначале ей нравилось, когда  Нелли  обнимала
ее, но Нелли всегда оставалась только Нелли, вот и все, и как-то раз ночью
она почувствовала такую опустошенность, когда Нелли это  сделала.  Она  не
сказала Нелли об этом, потому что та  рассказывала  ей  сказку.  Но  после
этого становилось все сложнее и сложнее  примиряться  с  объятиями  Нелли,
когда маман уехала. Так что она  сползала  и  садилась  на  пол  во  время
сказок, что, по-видимому, Нелли воспринимала как нормальное.
     Сили просто был никем. Иногда она дразнила Сили, но  тот  никогда  не
смеялся. И это выглядело ужасно. Так что она  оставила  Сили  в  покое  за
исключением тех случаев, когда просила его принести лимонад  или  печенье.
Сладостей она ела больше, чем  это  понравилось  бы  маман.  Так  что  она
старалась быть хорошей, и не просить их лишний раз,  а  есть  овощи  и  не
брать столько сахара. "Тебе  это  вредно",  -  сказала  бы  маман.  И  она
старалась вспоминать все, что говорила маман и  поступать  соответственно,
потому что когда она забывала что-нибудь, касающееся маман,  ей  казалось,
как будто она забывала саму маман. И она ела  это  противные  овощи,  и  у
некоторых был ужасный вкус, и в горле собирался комок. Уф! И от  этого  ее
тошнило. Но она продолжала есть, из-за маман, и от этого  она  становилась
так печальна и так сердита, что хотелось плакать.
     Но если она плакала, то уходил в свою комнату и  закрывала  дверь,  а
потом вытирала глаза, и ополаскивала  лицо  прежде,  чем  снова  выходила,
потому что не хотела, чтобы ее считали плаксой.
     Она мечтала с кем-нибудь поиграть, но не с Сэмом. Сэм знал ее слишком
хорошо. Сэм знал бы о ее маман. И она стала бить его по лицу,  потому  что
не могла вынести того, как он смотрит на нее без всякого выражения.
     Так что когда Нелли спросила ее, не  хочет  ли  она  снова  ходить  в
игровую школу, она сказала, что хочет, если Сэма там не будет.
     - Но я не знаю, кто там есть сейчас, - возразила Нелли.
     - Тогда я пойду одна, - заявила она. - Давай пойдем в  гимнастический
зал. Хорошо?
     И Нелли повела ее. И они кормили рыбок, и она играла в песочнице,  но
в песочнице одной было неинтересно, а Нелли не умела строить. Так что  они
просто кормили рыбок, и гуляли, и играли на площадке  и  в  гимнастическом
зале.
     Еще она посещала занятия по ленточному обучению.  И  многие  взрослые
делали уроки вместе с ней. Она узнала множество вещей. Ночью она лежала  в
постели, а голова ее была настолько заполнена новыми  знаниями,  что  было
трудно думать о маман и Олли.
     Дядя Дэнис оказался прав. С каждым  днем  боль  все  стихала.  И  это
пугало ее. Потому что когда не больно, труднее сохранять злость.  Так  что
она до  боли  кусала  губу  и  старалась  поддерживать  в  себе  привычное
состояние.
     Еще был детский праздник.  Там  она  встретила  Эми.  Эми  убежала  и
спряталась за сиру Петерсон, и вела себя, как  маленькая.  Она  вспомнила,
почему хотела ударить Эми. Остальные дети просто долго смотрели на нее,  а
сира Петерсон сказала им, чтобы они поиграли с Ари.
     Ясное дело они совсем не обрадовались этому. Там была Кейт, и  Томми,
и ребенок, которого звали Пат, и Эми,  которая  плакала  и  всхлипывала  в
углу. И Сэм тоже был. Сэм отошел от остальных, и сказал:
     - Привет, Ари.
     Один Сэм настроен дружелюбно. Так что она сказала:
     - Привет, Сэм. - И подумала, что хорошо бы пойти домой, но Нелли ушла
на кухню попить чаю вместе с эйзи сиры Петерсон. Нелли  приятно  проводила
время.
     Так что она пошла, и села, и играла в их игру,  с  кубиком,  и  фишки
передвигались по таблице, изображавшей пространство Союза.  Она  играла  в
это, и все играли, и спорили, и смеялись, и  снова  дразнили  друг  друга.
Кроме Эми. Кроме нее все друг друга дразнили, а ее  не  задевали.  Но  все
было хорошо. Она научилась играть. Она стала получать деньги. Сэму  больше
всех везло, но Сэм слишком  осторожничал  с  деньгами,  а  Томми  оказался
слишком безрассуден.
     - Я бы продала станцию, - сказала она.  И  Эми  купила  ее,  потратив
почти все, что у нее имелось.  И  Эми  запрашивала  большую  цену,  а  Ари
запрашивала меньше. И то, что купила Эми, все равно оказалось не выгодным.
Так что Ари получила больше денег, а Эми рассердилась. И  никто  не  хотел
торговаться за станцию Эми, а  Ари  предложила  выкупить  ее  обратно,  но
совсем не за ту цену, которую запрашивала Эми.
     Так что Эми пришлось согласиться на это, и она купила корабли. А  Ари
немного подняла свои цены.
     Эми захныкала. И очень скоро снова оказалась в беде, потому  что  Ари
обыгрывала ее, вкладывая деньги в покупку грузов и получая  доход  от  тех
вещей, которые  могла  приобрести  Эми,  поскольку  тупая  Эми  продолжала
подлетать к ее станциям, вместо того, чтобы  пристыковываться  к  станциям
Томми. Эми хотела сражения. И она его получила. Но Ари  не  хотела,  чтобы
Эми слишком рано вышла из игры и все испортила, так что она сообщила  Эми,
что ей следует сделать.
     Тогда Эми всерьез рассердилась. И снова захныкала.
     Но и совет не приняла.
     И Ари разорила ее и забрала все корабли, кроме одного. А затем и  тот
тоже. К этому времени ей уже стало ясно,  что  она  выиграет.  Но  у  всех
остальных был невеселый вид, и  никто  никого  не  поддразнивал.  Дразнили
только Эми, которая в слезах ушла из-за стола.
     Никто ничего не сказал. Все смотрели на Эми. Все смотрели  на  нее  с
таким видом, как будто хотели спрятаться.
     Ари хотела выиграть. Только Сэм не знал этого. Так что она сказала:
     - Сэм, ты можешь взять мои фишки.
     А сама пошла к Нелли на кухню и сказала, что хочет пойти домой. Тогда
Нелли забеспокоилась, перестала веселиться с Корри, и они пошли домой.
     Она в одиночестве прохандрила остаток  дня.  И  сердилась.  Это  было
прекрасно, ведь тогда она думала о маман. И скучала по  Олли.  И  даже  по
Федре.
     И подумала, что вот Валери не был бы таким тупым.
     - В чем дело? - спросил дядя Дэнис вечером. Он ни капельки не  злился
по поводу происшедшего. - Ари, дорогая, что произошло  на  вечеринке?  Что
они сделали?
     Она могла устроить исчезновение их всех, если бы сказала, что  у  них
было сражение. Может быть, это и так произойдет. Она не была  уверена.  По
крайней мере Эми и Кейт  по-прежнему  оставались  здесь,  несмотря  на  их
тупость.
     - Дядя Дэнис, а куда уехал Валери?
     - Валери Шварц? Его маман перевели. И они уехали, вот и все. А ты все
еще помнишь Валери?
     - Он может вернуться?
     - Я не знаю, дорогая. Я думаю, что нет.  У  его  маман  есть  работа,
которую надо выполнять. Что случилось на вечеринке?
     - Мне просто стало скучно. С ними  не  слишком  весело.  Куда  уехала
маман и Олли? На какую станцию?
     - На Фаргон.
     - Я собираюсь послать маман и Олли письмо.
     Она видела почту в кабинете у маман. Ей никогда не приходило в голову
сделать это. Но она подумала, что письмо попадет в кабинет маман и в  том,
другом месте. На Фаргоне.
     - Очень хорошо. Я уверен, что им будет приятно.
     Времени ей казалось, что маман и Олли  на  самом  деле  не  находятся
нигде. Но дядя Дэнис говорил о них так,  как  будто  они  где-то  все-таки
находились, и что с ними все в порядке. От этого ей становилось легче,  но
это заставляло ее поинтересоваться, почему маман никогда не звонит  ей  по
телефону.
     - Ты можешь позвонить на Фаргон?
     - Нет, - ответил дядя Дэнис. - Быстрее долететь  на  корабле.  Письмо
дойдет туда гораздо быстрее, чем телефонный звонок. За  месяцы,  а  не  за
годы.
     - Почему?
     - Ты скажешь привет, и потребуется двадцать  лет,  чтобы  он  долетел
туда, и они скажут привет, и ответ будет двадцать лет  лететь  обратно.  А
затем ты произнесешь первую фразу, а они годами еще  будут  ждать.  И  для
разговора потребуются сотни лет. Поэтому письма быстрее и гораздо дешевле,
и никто не пользуется телефонами и радио для  межзвездной  связи.  Корабли
могут перенести все, что угодно, потому  что  они  летают  быстрее  света.
Вопрос, конечно, заметно сложнее, но тебе и не нужно больше ничего  знать,
чтобы отправить письмо маман.  Это  очень  далеко.  А  письмо  -  как  раз
подходящая вещь.
     Она никогда не представляла насколько дальним  может  быть  "далеко".
Даже когда они перескакивали кораблями с одного места таблицы на другое. И
тогда она ощутила холод и одиночество. И пошла в свою комнату  и  написала
письмо.
     Она хранила его  разорванным,  потому  что  не  хотела,  чтобы  маман
переживала из-за того, как она несчастна. Она не хотела  говорить:  маман,
дети не любят меня, и я постоянно одна.
     Она сказала: Я очень скучаю по тебе. Я скучаю по Олли.  Я  больше  не
сержусь на Федру. Я хочу, чтобы вы с Олли вернулись. И Федра тоже. Я  буду
послушной. Дядя Дэнис дает мне слишком много  печенья,  но  я  помню  твои
слова и не ем слишком много. Я не хочу стать толстой. А еще я не хочу быть
выдающейся. Нелли очень хорошо ко мне относится. Дядя Дэнис дает мне  свою
кредитную карточку и я покупая Нелли много  вещей.  Я  купила  космический
корабль, и машину, и головоломки, и ленты со сказками. И красную  с  белым
блузку и красные туфли. Я хотела черные, но Нелли  говорит,  что  они  для
эйзи, пока я не стану старше. Маленькие девочки, говорит Нелли,  не  носят
черное. Я тоже могла бы носить, но иногда я делаю так, как говорит  Нелли.
Я обращаю внимание на всех. Сегодня видела Эми Карнат и не ударила ее. Она
по-прежнему хнычет. Я изучаю множество  лент.  Я  могу  решать  задачи  по
математике и химии. Я занимаюсь географией  и  астрографией,  и  собираюсь
много узнать о Фаргоне, потому что там ты. Я хочу поехать на Фаргон,  если
ты не можешь приехать сюда. Я буду очень послушной. Я люблю тебя. Я  люблю
Олли. Я собираюсь передать это письмо дяде Дэнису, чтобы он переслал тебе.
Он говорит, что добираться туда, очень долго  и  твое  письмо  тоже  будет
долго добираться к нам. Так что, пожалуйста, напиши мне как можно быстрее.
Я полагаю, что это займет почти год. К тому времени мне будет восемь. Если
ты действительно сразу скажешь дяде Дэнису, что я могу поехать, я полагаю,
что мне будет почти девять. Скажи ему, что я могу взять с  собой  и  Нелли
тоже. Она перепугается, но я скажу ей, что  все  в  порядке.  Я  не  боюсь
прыжков. Я не боюсь поехать сама. Я много чего  теперь  делаю  сама.  Дяде
Дэнису все равно. Я знаю, что он разрешит мне приехать,  если  ты  скажешь
"да". Я люблю тебя.     Флориан снова опаздывал. Между 240-м  и  241-м  имелась  тропинка  на
которую он и свернул, проскочил между двумя группами Старших, подпрыгнул с
поворотом, чтобы вежливо поклониться и пробормотать:
     -  Извините,  меня,  пожалуйста,  -  перед  тем,  как  повернуться  и
рвануться через дорогу.
     - Я очень сожалею, -  произнес  он,  появляясь  перед  столом  внутри
Первой Площадки. Он старался сдержать дыхание,  когда  протягивал  записку
эйзи, сидящему за столом. Тот взглянул на записку и заложил ее в машину.
     - Синее, в белое, в коричневое, - сказал человек. - Сменишь одежду  в
коричневом. Инструкции там же.
     - Да, - сказал он и поглядел в указанном направлении. Синий начинался
у двери и он пошел, не бегом, но очень торопливо.
     Когда  он  добрался  до  коричневого,  он   знал,   что   по-прежнему
опаздывает. Заведующий эйзи ожидал его.
     - Прошу прощения, - сказал он. - Я - Флориан - АФ-9979.
     Мужчина оглядел его и произнес:
     - Размер 6М, шкафчики у стены, или переоденься. Поторопись.
     - Да, - ответил он  и  отправился  в  раздевалку,  быстро  нашел  6М,
вытащил пластиковый пакет и бросил его на скамейку,  выпрыгивая  из  своей
одежды. Он надел черную униформу, присел, чтобы натянуть  носки  и  надеть
тапочки, затем повесил свою СХ форму на  крючок  рядом  с  другой  одеждой
всевозможных размеров и цветов. Он так нервничал, что чуть не  забыл  свою
новую карточку-ключ, снял ее и пристегнул  к  черному  комбинезону,  затем
провел рукой по волосам и снова заторопился наружу.
     - По этому коридору, - сказал  дежурный  эйзи.  -  От  коричневого  в
зеленый. Бегом!
     Он побежал. Он бежал по коридорам, пока не нашел двери, маркированную
зеленым в коричневом. Затем в нее и  в  гимнастический  зал.  Он  ворвался
туда, где находился мужчина с таблицей и другой Молодой,  одетый  так  же,
как и он, в черный комбинезон. Это была девочка! В глубине души он испытал
потрясение, повернулся к Инспектору и коротко поклонился.
     - Прошу прощение за опоздание, сир.
     Интор глядел на него достаточно долго, чтобы  он  встревожился  и  не
осмелился оглянуться на девочку, которая,  он  не  сомневался,  находилась
здесь с той же целью, что и он, - найти партнера для этого Назначения.
     Затем сделал пометку в своей таблице и сказал:
     - Флориан, это - Кэтлин. Кэтлин - твой партнер.
     Флориан снова взглянул на девочку с сильно бьющимся сердцем. Это была
ошибка. Должно быть. Он опоздал. И  теперь  у  него  партнер-девочка.  Ему
полагалось сменить койку, и он считал, что будет жить вместе с  партнером.
Тогда ошибка! Он не знал, где ему полагалось спать.
     Он хотел вернуться в классы. Его опечалило новое Назначение, несмотря
на то, что его прежний Интор сказал ему, что он может продолжать ходить  в
СХ в часы восстановления. Он хотел...
     Но девочка беспокоила его. Она была...
     Она была блондинка с голубыми глазами и со шрамом на подбородке.  Она
выше него, но в этом не было ничего необычного. У нее  было  узкое,  очень
серьезное лицо. Уму показалось, что он видел  ее  раньше.  Она  пристально
смотрела на него так, как не полагалось смотреть. Затем он осознал, что  и
сам делает то же самое.
     - Кэтлин, - сказал Интор, - ты знаешь дорогу отсюда. Отведи  Флориана
на Постановку, поговорите с Интором там.
     - Да, сир, - сказала она, а Флориан чуть не попросил Интора взглянуть
и проверить, не  произошла  ли  ошибка,  но  он  опоздал,  неудачно  начал
разговор с этим человеком, и не понимал, почему так  огорчен.  Кэтлин  уже
пошла. Он догнал ее на пути к  одной  из  дверей,  расположенной  рядом  с
буферными матами  в  конце  зала.  Она  воспользовалась  своей  карточкой,
придержала дверь для него и повела по другому длинному бетонному переходу.
     Затем вниз по лестнице. И - новый бетонный коридор.
     - Мне предназначена койка? - спросил он наконец, идя следом за ней.
     Она оглянулась на ступеньках, и он  поравнялся  с  ней  при  входе  в
длинный бетонный коридор, тянущийся от верха лестницы.
     - Двадцать вторая. Как у меня, - ответила она. - Мы будем  вместе  со
Старшими. Комнаты партнеров вместе, двое и двое.
     Он был потрясен. Но она, похоже, знала, как надо,  и  не  огорчалась.
Так что он просто шел за ней, недоумевая, как это  компьютеры  дали  сбой.
Ему полагалось получить ленту, которая объяснила бы ему все и помогала  не
совершать ошибок. Ему надо, подумал он, поговорить  с  Интором,  куда  они
идут.
     Они пришли. Кэтлин своим  ключом  открыла  дверь,  и  там  за  столом
оказался Интор.
     - Сир, - сказала Кэтлин, - Кэтлин и Флориан, сир.
     - Поздновато, - сказал Интор.
     - Да, сир, - сказала Кэтлин.
     - Моя вина, - сказал Флориан. - Сир...
     - Оправдания не играют роли.  Вы  назначены  в  службу  безопасности.
Идите на Постановку  и  возьмите  все,  что,  как  вы  решите,  вам  может
понадобиться. И вы оба будете правы. Совершенно правы. Пятнадцать минут на
подбор вашего снаряжения. Пообедаете со всеми, и у  вас  будет  вечер  для
планирования,  а  завтра  с  утра  вас  ждет  Комната.  Это  одно  часовое
преследование, вы  можете  подготовиться.  Вам  полагается  все  обсудить.
Идите.
     - Я... - начал он. - Сир, мне надо покормить свинок. Я...  Полагается
ли мне получить ленту об этом? У меня не было ленты.
     Интор пристально посмотрел на него.
     - Флориан, вы будешь заниматься СХ в свободное  от  работы  в  службе
безопасности время. Ты можешь ходить  в  СХ  в  восстановительный  период.
Четыре часа восстановления за каждое успешное  преодолевание  Комнаты.  На
это не существует ленты. Подъем в 5:00, в 5:30  -  тренировка,  завтрак  в
6:30, затем ленты, Комната или восстановление,  в  зависимости  от  плана,
дневная трапеза, если сможете поймать ее, снова занятия по плану, вечерняя
трапеза в 20:00, занятия по плану, отбой, как правило,  в  23:00.  Если  у
тебя будут проблемы, обращайтесь к Инструктору. Кэтлин знает.  Спросишь  у
нее.
     - Да, сир, - выдохнул Флориан, а в голове у него вертелось: А как  же
Энди? А как же свиньи? Они сказали, что я могу пойти в СХ. И  потому,  что
Интор ответил, и из-за того, что он ужасно опасался,  что  это  Назначение
является в самом деле правильным, он нагнал Кэтлин.
     Это была комната постановки, как в Игре, которую он знал. Его прежний
Интор, сказал ему о Назначении, о том, что будут Комнаты, все это он знал:
Комнаты будут похожи на те, которые он проходил  раньше,  и  что  с  этого
момента он будет скорее относиться к Безопасности, чем к СХ.
     Но это было неправильно. Ему  полагалось  ночевать  с  девочкой.  Его
поместили в дом, который она знала, а он - нет. Вероятно, он совершит  еще
ошибки. Они всегда говорили, что Интор никогда не откажется побеседовать с
тобой, но тот, который только что был, заставлял его опасаться, что он уже
совершает ошибки.
     Взять хотя бы его опоздание.
     Он вошел в постановочную комнату позади  Кэтлин;  он  знал,  что  это
должна быть Комната, предназначенная для службы безопасности, так  что  он
был не слишком удивлен, обнаружил, на столе  ножи  и  пистолеты  вместе  с
инструментами, однако он не  хотел  даже  прикасаться  к  ним,  и  у  него
возникло неприятное ощущение в животе, когда Кэтлин  взяла  револьвер.  Он
схватил бокорезы и тестер для  электрических  цепей;  Кэтлин  взяла  моток
хорошего троса, а он принялся  копаться  в  запасных  частях,  лежащих  на
подносе,  подбирая  некоторые  из  них  и  рассовывая   по   карманам   по
функциональному признаку.
     - Электроника? - спросила она.
     - Да. Военная?
     - Служба безопасности. Ты знаком с оружием?
     - Нет.
     - Тогда лучше не бери. Какого типа твои Комнаты?
     - Ловушки. Опасности.
     Светлые брови Кэтлин приподнялись. Она кивнула  с  более  дружелюбным
видом.
     - Засады. И обычно Враг. Он убьет тебя.
     - Ловушки тоже.
     - Ты молодец.
     Он кивнул.
     - Я думаю, да.
     И снова пристально посмотрел на нее. Ее лицо продолжало  внушать  ему
беспокойство. Как будто он знал ее. Он знал ее так, как знаешь о чем-то по
лентам. Тогда она, возможно, тоже его припоминает, судя по  ее  взору.  Не
то, чтобы он был совершенно удивлен,  разве  что  тем,  что  такое  вообще
произошло: ленты никогда не удивляли его. Он понимал, что если знает ее по
лентам, значит, все правильно. В таком случае полагалось, чтобы  она  была
для него,  важна  настолько,  насколько  важны  его  занятия,  но  ему  не
приходило в голову, что это произойдет до того, как  он  к  кому-то  будет
привязан контрактом.
     Но она была эйзи. Как он сам.
     И она знала все о Назначении,  а  он  -  новичок,  который  постоянно
совершает ошибки.
     - Я думаю, что мне полагалось знать тебя, - сказал он, обеспокоенный.
     - И я, - откликнулась она.
     Никто никогда не уделял ему столько внимания. Даже Энди. И он  ощутил
трепет, поняв, что столкнулся с тем, кого ему предназначила лента.
     - Почему мы партнеры? - спросил он.
     - Я не знаю, - ответила она. -  Однако,  электроника  полезна.  И  ты
знаком с Комнатой. Расскажи мне, что ты знаешь.
     - Ты входишь, - начал он, стараясь выложить все, быстро  и  полностью
так, как сделал бы это перед Интором. - Там  дверь.  И  могут  быть  любые
ловушки. Если хоть одна сработает, ты проиграл. Иногда шум. Иногда  гаснет
свет. Временами кто-то преследует тебя, и надо не только победить его но и
устанавливать ловушки. Иногда встречается автоматический замок.  Временами
встречается  вода,  и  это  по-настоящему  опасно,  если  там   обнаженная
электропроводка. Но это имитация, и тебя на самом деле не убивает током.
     - Смерть - это смерть, - возразила она.  -  Они  стреляют  в  тебя  и
устраивают западни в дверях, и если ты не разнесешь их, они разнесут тебя;
и временами случаются все те шутки, о  которых  ты  говорил.  Иногда  газ.
Иногда Засады. Когда на улице, когда в  здании.  Некоторых  людей  убивали
по-настоящему. Я видела одного. Он свернул себе шею.
     Он был шокирован. А затем подумал, что мог бы оказаться на его месте.
И подумал о дверях-ловушках. Он  взял  батарейку,  и  моток  проволоки,  и
маленький фонарик, а Кэтлин дала  ему  черный  шарф  -  для  твоего  лица,
сказала она. Она взяла массу других вещей,  таких,  как  черная  маска,  и
трос, и какие-то незнакомые предметы, похожие на оружие.
     - Если бы у них были газовые маски, вероятно, имело  бы  смысл  взять
штуку, - сказала Кэтлин,  -  но  по-видимому,  газа  не  будет,  хотя  кто
знает... Они поступают нечестно.
     Зазвенел звонок.
     Время кончилось.
     - Пойдем, - сказала Кэтлин, и дверь отворилась, выпуская их  со  всем
хозяйством.
     По коридору и через другие двери. И снова вверх по лестнице, пока они
не оказались в другом бетонированном коридоре со множеством дверей.
     - Нам нужен N_22, - сказала Кэтлин.
     Это оказалось двумя дверями дальше. Кэтлин открыла дверь и пропустила
его в маленькую, скудно обставленную комнату с двух ярусной койкой.
     - Верх или низ? - спросила Кэтлин.
     - Мне безразлично, - ответил он. Он никогда и не мечтал о собственной
комнате. Даже о половине комнаты. В ней имелся стол и два стула. И дверь.
     - Куда она ведет?
     - Ванная, - ответила Кэтлин. - Мы делим ее с соседней  комнатой.  Там
Старшие. Перед тем, как войти, надо стучать.  Это  их  Правило.  Если  они
Старшие, ты принимаешь их Правила.
     - Я теряюсь, - сказал он.
     - Ничего, все  в  порядке,  -  заверила  Кэтлин,  выкладывая  все  из
карманов на стол. - Я провела  здесь  пять  дней.  Я  знаю  много  правил.
Старшие  вполне  терпеливы.  Они  кое-что  рассказывают  тебе.  Но   лучше
запоминать, иначе они доложат Инструктору, и ты попадешь в беду.
     - Я запомню. - Он поглядел, как она опустошает  карманы,  и  подумал,
что его приспособления находятся в точности там,  где  ему  нужно.  -  Нам
придется сменить одежду перед Комнатой?
     - Да, но утором, как всегда.
     Он тоже стал опустошать свои  карманы,  но  при  этом  складывал  все
рядышком так, как ему было нужно. Кэтлин глядела на то, что он делает.
     - Это толково, - сказала она. - Ты всегда знаешь, где что находится?
     Он взглянул на нее. Она говорила серьезно.
     - Конечно, - ответил он.
     - А ты - действительно молодец, - сказала она.
     - Я думаю, что ты тоже весьма хороша, - ответил он.
     - Им не часто удается взять меня, - сказала она. И  отодвинула  стул,
села и положила руки на стол, пока он опустошал карманы. - А тебя?
     - Нет, - ответил он.
     Она выглядела вполне счастливой  в  своей  рассудительной  манере.  И
взяла револьвер, и открыла обойму в рукоятке, и снова защелкнула ее.
     - Револьвер настоящий, - сказала она. - А патроны  нет.  Однако,  все
равно следует  проверять.  Патроны  могут  быть  перемешаны.  Однажды  так
сделали. Всегда следует помнить об этом. И  у  Врага  патроны  могут  быть
перемешаны. И разнести тебя по кусочкам. Холостые  патроны  имеют  широкую
черную каемку. Настоящие -  нет.  Но  те  точно  могут  убить  тебя,  если
выстрелят в упор. Следует быть аккуратным, когда работаешь с партнером.  В
процессе тренировок люди  погибали  от  холостых  патронов  чаще,  чем  от
чего-нибудь другого.
     О том, как погибали люди, Кэтлин знала столько историй, сколько он не
слышал за всю жизнь. В животе у него появилось неприятное ощущение.
     Однако Кэтлин хотела узнать все о ловушках, все о том, что он  видел.
Она задавала много вопросов, и все  время,  когда  он  говорил,  он  видел
сосредоточенность в ее странных глазах, как у умных людей, когда они хотят
что-нибудь  запомнить.  Так  что  и  он  расспрашивал  о  Засадах,  и  она
рассказала ему о многом, виденном ею.
     Она в самом деле была умна. Ее  слова  звучали  так,  как  будто  она
действительно может сделать то, о чем говорит. Он  никогда  не  планировал
оказаться в службе безопасности. Он  не  планировал  в  качестве  партнера
иметь девочку, и тем более не представлял кого-нибудь, похожего на Кэтлин.
У нее была странная улыбка. От нее зажигались глаза, но губы при этом едва
ли двигались. Когда она улыбалась, его  взволновало  то,  что  он  испытал
больше радости, чем от чьей-нибудь улыбки во весь рот. А заставить  Кэтлин
улыбнуться оказалось трудновато. Надо было сказать  ей  что-нибудь  такое,
что действительно производило на нее впечатление. А когда ты получал  одну
улыбку, хотелось получить следующую.
     Они  отправились  к  трапезе  в  помещение,  которое  здесь  называли
обеденным залом. Им всем пришлось постоять и подождать,  пока  освободятся
места: они оказались там самыми молодыми. Большинство -  юноши,  но  среди
них находилось и несколько девушек, всем было уже дольше десяти лет,  и  у
всех были строгие манеры. Он бы  страшно  нервничал,  если  бы  Кэтлин  не
знала, когда стоять, и когда садиться, и  не  дергала  бы  его  за  рукав,
подсказывая. Однако пища была очень хорошая и столько, сколько хотелось; а
когда подростки, сидящие вокруг, заговаривали, то вели себя вежливо  и  не
высказывали недовольство их присутствием. Кто твой партнер? - спросил один
у Кэтлин, и она ответила: Флориан АФ, сир. Как будто говорила с Интором.
     Приятно познакомиться, сказал тот мальчик. И они заставили его встать
так, чтобы все могли видеть его. Он волновался. Однако юноша встал рядом с
ним и представил его как Флориана АФ, партнера Кэтлин, техника. Он не  был
уверен, что это именно так, но что-то в таком духе; и  они  все  некоторое
время  на  него  смотрели,  затем  было  произнесено  что-то  типа  "добро
пожаловать", и он  смог  сесть.  Это  не  слишком  отличалось  от  прежней
столовой, разве что его никогда не заставляли вставать за  столом,  потому
что прежний обеденный зал состоял из множества помещений.  Зеленые  бараки
имели свою собственную кухню, и там давали второе и третье, если хотелось,
и не было такого строго медицинского порядка.
     Затем Инструктор сказал, что у них есть два часа на отдых, и что свет
должен быть выключен к 23:00.
     Однако Кэтлин решила, что им лучше вернуться в свою  квартиру  -  так
говорили  в  Зеленых  Бараках  -  и  подумать  насчет  Комнаты,  поскольку
Инструктор сказал, что могут сделать это.  Они  расспрашивали  друг  друга
относительно Комнат пока почти не настало время гасить свет.
     Он беспокоился по поводу раздевания. Он  никогда  не  раздевался  при
девочках,  только  в  присутствии  врачей  или  техников,  и  они   всегда
непременно давали ему что-нибудь накинуть на себя,  и  отворачивались  или
выходили, пока он собирался. Кэтлин сказала, что все в  порядке,  раз  они
живут в одной комнате: все так поступают; так  что  она  сняла  рубашку  и
брюки, и он тоже снял, и она первой пошла принять душ. Она возвратилась  в
чистом белье и бросила грязную одежду в ящик с крышкой.
     Под ее одеждой он увидел именно  то,  что  ожидал  увидеть:  сплошные
кости и мускулы, обтянутые кожей, это заставило бы его подумать,  будто  в
Безопасности плохо кормят, если бы он только что сам не поел. Сложена  она
была заметно иначе, тоньше в талии (ребра торчали), и - плоско там, где  у
мальчиков что-то было. Он никогда не видел девочек  в  нижнем  белье.  Оно
было тонким и скрывало немного, и он старался не  смотреть  или  думать  о
том, что она глядит на него. Он не вполне понимал, почему это было  плохо,
но было ощущение, что он поступает  неправильно.  Однако  все  происходило
так, как полагалось, потому что спать в одежде означало испортить ее.
     Так что им следовало относиться вежливо друг к  другу  и  мириться  с
ситуацией.
     Он быстро принял душ, как  посоветовала  Кэтлин,  потому  что  ванная
скоро потребуется Старшим, надел чистое белье, подошел  и  лег  на  нижнюю
койку, потому что Кэтлин заняла верхнюю. Он проделал  это  быстро,  потому
что она лежала под одеялом, и он в одиночестве щеголял раздетым.
     - Последний, - произнесла Кэтлин сверху, - выключает  свет.  Это  уже
мое Правило. Хорошо?
     Со своего места он посмотрел на выключатель. Он никогда не бывал там,
где свет сам не выключался в положенное время. Он никогда не  спал  нигде,
кроме бараков, где в общей спальне находилось около пятидесяти  мальчиков.
Он снова выскользнул из-под одеяла, метнулся  к  выключателю,  стукнул  по
нему, и помня прямой путь назад, быстро нырнул обратно, причем так  резко,
что кровать затряслась.
     Он подумал, что Кэтлин он при этом тоже тряхнул.
     - Прошу прощения, - сказал он и  постарался  быть  осторожнее,  снова
залезая  под  одеяло.  Он  отчетливо  сознавал,  что  находится  рядом   с
незнакомым человеком, которому, наверно, тоже семь, но они отличались друг
от друга, она относилась к Безопасности, а Безопасность была очень сурова.
Ему хотелось сделать что-нибудь неправильное, или вызвать ее  раздражение.
Он лежал в темноте в помещении, в котором кроме него находится только один
человек, и чувствовал себя хуже, чем в новой общей спальне, гораздо  хуже.
Ему было холодно, при этом не  только  из-за  тонкого  одеяла.  Все  звуки
исчезли, за исключением того, что один из Старших включил душ.
     Ему  было  любопытно,  где  Кэтлин  жила  раньше.  Она  не  выглядела
встревоженной. Кто-то рассказал ей обо всем, что должно произойти. Или она
просто способна сделать все. Наличие мальчика-партнера не  беспокоило  ее.
Она радовалась по поводу того, что он здорово справляется с ловушками.  Он
надеялся, что оправдает ее ожидания. Он был бы  ужасно  смущен,  если  при
первой же двери они опозорятся.
     И он ужасно боялся, что ему придется возиться с ловушками в  темноте,
что было самым трудным, ведь ему потребуется фонарик. Кэтлин сказала,  что
он сможет прикрыть его полой  куртки,  которую  обычно  разрешают  надеть,
потому что работая при свете он станет отличной мишенью.
     Не поднимай шум, говорила она. Я буду прикрывать  твою  спину,  а  ты
только работай; шум поможет Врагу.  Мы  можем  попытаться  поймать  одного
Врага таким образом, но это зависит от того, сколько у нас будет  времени.
И будет ли это задание на скорость или на убийство. Они нам скажут.
     А что такое задание на убийство? - спросил он тогда.
     Это если наибольшее количество баллов получаешь за взятие Врага.
     Это как там, где надо устраивать ловушки, сказал  он  с  облегчением.
Временами  мы  делаем  это  своими  способами  -  следует   одну   ловушку
ликвидировать,  а  другую  оставить  для  преследующего  тебя  Врага.   Ты
получаешь дополнительные баллы,  если  он  не  замечает  ее.  Иногда  тебя
заставляют возвращаться обратно, и ты не знаешь, твоя ли это  ловушка  или
его, и остановлен ли он. Можно  ориентироваться  на  взрывы,  но  им  тоже
нельзя доверять, потому что он может одну взорвать вхолостую и  установить
другую.
     Это хитро, сказала она, и ее глаза блестели так, как  могли  блестеть
только у Кэтлин. Это хорошо.
     Он хотел отбросить все мысли, чтобы заснуть:  ведь  утром  предстояло
проходить Комнату, и он знал, что необходимо отдохнуть, но  это  оказалось
сложно, его мозг переполнялся вопросами требовавшими ответов.
     Комната не тревожила его и вполовину того,  как  проблема  дальнейшей
жизни.
     Зачем они делают это? - недоумевал он. И думал о револьвере на столе,
и о слишком тихом трапезном зале, и обо  всех  историях  Кэтлин  о  людях,
стреляющих друг в друга в процессе Игры: они уверены, что я тоже  из  этой
компании?
     Это не Игра, строго возразила Кэтлин, когда он так это назвал. Игра -
это то,  что  ты  делаешь  на  компьютерах,  во  время  отдыха.  А  это  -
реальность.
     Он в самом деле хотел возвратиться в СХ. Он хотел  увидеть  Коня.  Он
хотел утром покормить жеребенка.
     Однако требовалось преодолеть  Комнату,  чтобы  позаниматься  любимым
делом всего только четыре часа.
     Он всерьез пытался отбросить мысли. Он очень старался.
     Почему они не дают мне ленту? Почему они не делают так, чтобы я знал,
что делать?
     Почему они не делают так, чтобы мне было легче переносить все это?
     Не забыл ли Компьютер обо мне?     Каждую ночь Ари представляла, как идет письмо,  и  рассчитывала,  где
оно в данный момент находится, если доставка занимает так  много  месяцев.
Маман и Олли теперь уже должны быть на Фаргоне. Теперь  ей  стало  гораздо
легче, когда она узнала где они. Она смотрела фотографии Фаргона  и  могла
представить их там. Дядя Дэнис принес ей рекламный буклет РЕЗЬЮН-СПЕЙС, на
котором присутствовало имя маман. И фотографии того места, где маман будет
работать. Она держала их в ящике своего стола и любила смотреть на  них  и
представлять, как она сама туда едет. Каждые  несколько  дней  она  писала
новое письмо, в котором рассказывала маман, как  у  нее  идут  дела.  Дядя
Дэнис сказал, что он заведет специальный пакет для ее писем и отправит  их
все вместе, потому что это страшно дорого, а  маман  безразлично,  получит
она их по одному или все сразу, в одном конверте.  Она  хотела  адресовать
конверт маман или Олли, но дядя Дэнис сказал, что  это  запутает  почтовых
работников, и что, если она собирается написать Олли, маман  передаст  ему
письмо: закон гласит, что эйзи не имеют права  самостоятельной  переписки,
только через своего Инспектора, это глупо по отношению  к  Олли,  так  как
ничто не может расстроить его; но таков закон.
     Так что адрес должен быть таким:     Доктор Джейн Страссен
     Директор
     РЕЗЬЮН-СПЕЙС
     Станция Фаргон     А обратный адрес такой:     Доктор Дэнис Най
     Администратор
     Административная Территория Резьюн
     Почтовое отделение 3
     Станция Сайтиин.     Она хотела поставить на конверте свое имя, но дядя Дэнис сказал,  что
ей следует подождать, пока она не станет взрослой, и  у  нее  не  появится
собственный  адрес.  Кроме  того,  заметил   он,   если   оно   будет   от
администратора Резьюн Директору РЕЗЬЮН-СПЕЙС,  оно  будет  выглядеть,  как
деловое, и попадет сразу, без задержки, на стол маман.
     Она решила, что так действительно будет лучше.
     Она спросила, почему в их адресе указана станция Сайтиин,  когда  она
живет на самой Сайтиин, на что  он  ответил,  что  почта  не  попадает  на
планеты, минуя станции, и если ты хочешь написать кому-нибудь на Земле,  в
адрес все равно указывается станция Сол, а из-за того, что имеются Марс  и
Луна, необходимо указать Землю и только потом название страны.
     Дядя Дэнис попытался объяснить, что такое страна и как они появились.
Поэтому она взяла ленту История Земли. Она хотела снова все послушать. Там
было много странных картин. Некоторые пугали. Но она знала, что это  всего
лишь лента.
     Она посещала занятия ленточного  обучения.  Она  изучала  биологию  и
ботанику, и правописание, и  историю,  а  на  этой  неделе  еще  и  основы
гражданственности. За  экзамены  она  получила  "отлично",  и  дядя  Дэнис
подарил  ей  красивую  голограмму,  на  которой  была  земная  птица.   Ты
поворачиваешь ее, и  птица  взмахивает  крыльями  и  взлетает.  Голограмму
привезли с самой Земли. Дядя Жиро раздобыл ее в Новгороде.
     Однако в игровой школе с ней была только Нелли. А с Нелли было скучно
качаться на качелях и строить лабиринты. Так что она перестала ходить туда
каждый день. Ей надоело всюду ходить с Нелли, потому что Нелли тревожилась
за нее по любому поводу и всегда переживала.  Так  что  она  сказала  дяде
Дэнису, что будет сама ходить на ленточное обучение и что она  сама  может
ходить в библиотеку, потому что работники знают ее, и все будет в порядке.
     С  ленточного   обучения   она   возвращалась   долго.   Иногда   она
останавливалась и кормила рыбок, потому что рядом с дверью стоял охранник,
и дядя Дэнис разрешил ей. Сегодня она пошла по туннелю, потому что прошлой
ночью был  шторм,  и  еще  несколько  дней  полагалось  оставаться  внутри
помещений.
     И теперь она подумала, как однажды она с маман шла этой дорогой после
того, как маман нанесла визит сиру  Петросу.  И  надо  было  подняться  на
лифте. Доктор Петерсон  -  скучный,  как  Салли;  но  в  том  же  коридоре
находится кабинет Джастина.
     С Джастином было бы  интересно,  подумала  она.  Может  быть,  он  по
крайней мере скажет: "Привет". - Исчезло так много людей, что она время от
времени проверяла, на месте ли  все  еще  тот  или  иной  человек.  И  она
чувствовала себя в большей безопасности  всякий  раз,  когда  обнаруживала
людей на месте. Так  что,  если  ей  случилось  увидеть  прежнее  знакомое
помещение, ей было приятно.
     На  лифте  она  поднялась  на  верхний  этаж  и  пошла  по   знакомым
металлическим полоскам: это было  тоже  приятно,  как  "жили-были",  когда
маман шла по коридору вот  в  этот  самый  кабинет;  но  одновременно  это
опечалило ее, и она прекратила игру и пошла по середине коридора.
     Дверь в кабинет Джастина оказалась открытой. И внутри  был  такой  же
беспорядок, как в прошлый раз. И внезапно она обрадовалась, потому что там
находились и Джастин, и Грант.
     - Привет, - сказала она. Они оба  посмотрели  на  нее.  Было  приятно
видеть кого-то знакомого. Она действительно надеялась, что они будут  рады
увидеть ее. Кроме людей дяди Дэниса немногие стали бы разговаривать с нею.
     Но они не сказали "привет". Джастин встал с недружелюбным видом.
     Внезапно она ощутила себя одинокой. Ужасно одинокой.
     - Как поживаешь? -  спросила  она,  потому  что  это  так  полагалось
говорить.
     - Где твоя няня?
     - Нелли дома.
     Теперь она безболезненно так называла квартиру дяди Дэниса.
     - Могу я войти?
     - Мы работаем, Ари. Мы с Грантом должны заниматься делом.
     - Все работают, - отпарировала она. - Привет, Грант.
     - Привет, Ари, - ответил Грант.
     - Маман поехала на Фаргон, - объявила она. На тот случай, если они не
слышали об этом.
     - Мне очень жаль, - сказал Джастин.
     - Я собираюсь поехать туда и жить вместе с ней.
     На  лице  Джастина  появилось  странное   выражение.   Действительно,
странное. Грант смотрел на нее. И она испугалась, потому что оба они  были
расстроены, но она не понимала, почему. Она сидела, глядя  снизу  вверх  и
желая понять, что происходит не так. Внезапно она ощутила настоящий испуг.
     - Ари, - сказал Джастин, - ты знаешь, что тебе не следует  находиться
здесь?
     - Я могу бывать здесь, если хочу. Дяде Дэнису безразлично.
     - Дядя Дэнис так и сказал?
     - Джастин, - проговорил Грант. И мягко: - Ари, кто привел тебя сюда?
     - Никто. Я сама себя привела, - подчеркнула она. - Я шла с  ленточных
занятий. И решила сократить путь.
     - Прелестно, - сказал Джастин. - Видишь ли, Ари... Готов спорить, что
тебе полагается идти прямо домой.
     Она помотала головой.
     - Нет. Не полагается. Дядя Дэнис всегда приходит поздно, а Нелли  ему
не скажет.
     Ее не покидало огорчение, несмотря на все ее старания быть веселой. И
не потому, что они плохо отнеслись к ней. И злость тут была  ни  при  чем.
Она пыталась разобраться в чем дело, но Грант беспокоился  о  Джастине,  а
Джастин беспокоился по поводу ее присутствия.
     - Ну их к черту, - сказала бы маман. Под "ними" подразумевая тех, кто
является причиной беспорядка.
     - Я ухожу, - сказала она.
     Но на следующий день она снова проделала то же самое, проскользнув  в
кабинет и спрятавшись за приоткрытой дверью, произнесла:
     - Привет!
     Это здорово их напугало. Она засмеялась. Вышла и  повторила  с  милой
улыбкой:
     - Привет!
     - Ари, ради бога, иди домой!
     Это ей больше понравилось, Джастин сердился так же, как маман. Это ей
гораздо больше нравилось. Его можно  было  не  принимать  во  внимание.  И
Гранта тоже. Она поймала их, а они собирались кричать на нее.
     - Сегодня я работала на компьютере, - сказала она, - я могу  написать
программу.
     - Это замечательно, Ари. Иди домой!
     Она рассмеялась. И сцепила руки за спиной, и начала  покачиваться,  и
вспомнила, что не следует этого делать.
     - Дядя Дэнис подарил мне аквариум. У меня есть  гуппи.  Одна  из  них
беременная.
     - Это совершенно замечательно, Ари. Иди домой!
     - Я могу принести тебе несколько мальков.
     - Ари, теперь иди домой.
     - У меня есть голограмма. Птичка. Она летает. - Она  вытащила  ее  из
кармана и показала, как надо поворачивать, и вошла для этого  вовнутрь.  -
Видишь?
     - Это поразительно. Пожалуйста, иди домой.
     - Спорим, что у тебя нет такой.
     - Я знаю, что нет. Пожалуйста, Ари...
     - Почему ты не хочешь, чтобы я побыла тут?
     - Потому что твой дядя будет сердиться.
     - Он не будет. Он никогда не узнает.
     - Ари, - сказал Грант.
     Она поглядела на него.
     - Ты ведь не хочешь, чтобы мы позвонили твоему дяде, так ведь?
     Она не хотела. Это  было  не  слишком  приятно.  Она  нахмурилась  на
Гранта.
     - Пожалуйста, - проговорил Джастин, - Ари.
     Он был наполовину милым. И она перестала хитрить. И вышла в  коридор,
и оглянулась и улыбнулась ему.
     Он был своего рода другом. Он был ее тайным другом. Она не собиралась
сердить его. Или Гранта. Она будет забегать на минутку каждый день.
     Но на следующий день их не оказалось: дверь закрыта и заперта.
     Это обеспокоило  ее.  Она  подумала,  что  либо  они  предугадали  ее
ежедневный приход, либо они в самом деле исчезли.
     Так что она подкралась к кабинету на  следующее  утро  по  дороге  на
занятия и застукала их.
     - Привет? - победно произнесла она. И напугала их.
     Она заметила, что они рассердились, так что она не  слишком  смеялась
над ними. И просто махнула рукой им на прощание и ушла.
     Она подлавливала их время от времени. А когда у  ее  гуппи  появились
мальки, она принесла им несколько штук в банке. У Джастина появилось такое
выражение лица, как будто он стал лучше к ней относиться. Он  сказал,  что
позаботиться о них.
     Но  когда  она  сняла  крышку,  рыбешки   оказались   мертвыми.   Она
чувствовала себя ужасно.
     - Я думаю, что они просидели здесь слишком долго, - сказала она.
     - Думаю, что так, - подтвердил Джастин. От него приятно пахло,  когда
она наклонилась над столом вместе с ним, как от Олли. - Мне жаль, Ари.
     Это все равно было приятно. Впервые с  ней  был  просто  всамделишным
Джастином. Подошел Грант и посмотрел, и ему тоже стало жалко.
     Грант убрал банку. И Джастин сказал:
     - Ну, иногда животные умирают.
     - Я принесу тебе еще, - предложила она. Ей нравилось  проходить  мимо
кабинета. Она часто об этом думала. И теперь она  наклонялась  над  столом
Джастина, а у него не возникало неприятного чувства. Он  просто  оставался
Джастином. И он похлопывал ее по плечу и говорил, что ей пора идти.
     Он давно-давно не был таким милым. Она победила. Она думала, что было
бы ужасно здорово поговорить с ним, но не хотела ускорять  события  и  все
испортить. Только не с ним и не с Грантом! Он был ее другом. И когда маман
позовет ее, она спросит Гранта, не хотят ли они поехать вместе с ней  и  с
Нелли.
     Тогда у нее будут только избранные люди, и на  корабле  будет  все  в
порядке, потому что Джастин - гражданин и взрослый, и он  знает,  как  все
нужно сделать, чтобы попасть на Фаргон.
     Приближался ее день рождения. Только она совершенно не хотела детской
вечеринки. Пусть будут просто подарки!
     Но и это не радовало ее. До сих пор.
     Она     вприпрыжку     двигалась     по     коридору,     играя     в
наступи-на-металлическую-полоску.   И   достала   из    кармана    Неллину
карточку-ключ, и с ее помощью вызвала лифт.
     Потому что она знала, как работают кодовые замки.     - Ты - идиот, - завопил Янни и отшвырнул его бумаги. А Джастин стоял,
парализованный неожиданностью, в  то  время,  как  листки  его  последнего
проекта опускались на ковер у его ног. - Ты  -  проклятый  дурак!  Что  ты
пытаешься сделать? Мы дали тебе шанс, мы из кожи  вон  лезем,  чтобы  дать
тебе шанс,  я  протираю  собственную  задницу,  и  трачу  свое  время  для
выработки критических замечаний на эту ерунду, которую  ты  выдумал,  хочу
доказать твердолобому, инфантильному идиоту, что его  блестящий  юношеский
исследовательский проект представляет собой всего лишь хреновый  юношеский
учебный проект, от которого Ари Эмори просто отмахнулась  бы  со  словами:
"Спасибо, мальчик, но мы уже  пробовали  "это",  если  бы  она  не  хотела
наложить руки на твое юношеское тело.  А  сейчас  ты  все  сам  уничтожил,
проклятый дурак! Унеси отсюда эту чепуху!
     Это нанесло удар прямо ему в  душу,  и  только  две  мысли  неотвязно
крутились в его голове: желание  убить  Янни  и  сознание  того,  что  все
кончено, что злоба маленькой девочки сломала жизнь и его,  и  Джордана,  и
Гранта.
     Но он все же выслушал до конца и осознал, что все не совсем так,  что
день Страшного Суда еще не настал.
     Однако еще мог настать.
     - Что она сказала? - спросил он. - Что она об этом  сказала?  Ребенок
принес мне дурацкую  банку  с  рыбками,  Янни,  и  что  я  должен  делать,
вышвырнуть ее из кабинета? Я пытался!
     - Выйди отсюда!
     - Что она сказала?
     - Она попросила своего дядю Дэниса пригласить тебя на ее хренов  день
рождения. Вот и все. Это все. Ну и устроил ты себе  подарочек,  сынок.  Ты
здорово вляпался. Похоже, она частенько проходила мимо  кабинета.  Похоже,
что  она  надувала  охрану,  чтобы  пробраться  наверх,  похоже,  что  она
применяла карточку своей эйзи, чтобы пользоваться лифтом, похоже, что  она
по-настоящему привязалась к тебе, сынок. Какого черта; что ты вытворяешь?
     - Это  психологическая  обработка?  Так  ведь?  Дэнис  попросил  тебя
провести обработку и посмотреть, что получится?
     - Почему ты не доложил об этом?
     - Ну, знаешь у меня есть на то причины. - К нему вернулось  свободное
дыхание. И душевное равновесие, так что он пристально и в упор смотрел  на
Янни. - Это твою охрану она обошла. Откуда я знаю, что служба безопасности
Резьюн не может проследить за семилетней девочкой? Я не собираюсь грубо  с
ней обращаться. Нет, спасибо. Я не желаю участвовать в  этом.  Я  не  хочу
оказаться дрянью, которая кинется звонить Дэнису Наю и  рассказывать  ему,
что он потерял свою подопечную. Если вы хотите, чтобы  у  ребенка  была  в
чем-то определенность, тогда так и скажите, что я - запретная область. Нет
уж,  спасибо.  Дэнис  просил  быть  любезным,  ничего  не  вытворять,   по
возможности избегать ее - черт, я начал запирать свой кабинет в то  время,
когда ей полагается возвращаться с занятий, что еще я могу сделать?
     - Ты мог бы сообщить об этом.
     - И попасть в ту же историю? Снова поставить себя под  инквизицию?  Я
следовал приказам. Я полагал, что вы прослушиваете мой кабинет, что  вы  в
точности знаете, что именно я говорил, и что мои слова -  ерунда.  Ерунда,
Янни, ни слова, кроме: иди домой, Ари. Ступай домой,  Ари.  Ступай  домой,
Ари. И я выводил ее.  Это  же  детское  поведение.  Она  нашла  взрослого,
которого можно дразнить. Она -  обычный  шаловливый  ребенок.  Ради  Бога,
сделай что-нибудь в  связи  с  этим,  закрой  это  Янни,  должен  ли  этот
проклятый инфантильный идиот говорить, чтобы вы успокоились по поводу этой
девочки и позволили ей шалости?  Она  может  прочитывать  вас.  Она  может
прочитать напряженность, которой вы ее окружаете, я  прекрасно  знаю,  что
может, потому что мне приходится прикладывать отчаянные усилия, чтобы  она
не прочитала меня за те две-три минуты, которые  требуются,  чтобы  пройти
мимо и сказать "привет", а вам с  Дэнисом  следовало  получше  подумать  о
подходе ко мне. Отстаньте от нее! Ради Бога, оставьте все это,  как  есть,
или какого черта вы пытаетесь состряпать дело, подталкивая ее ко мне, пока
это не случится? - И после секундной паузы, пока Янни стоял и  смотрел  на
него  так,  что  волосы  вставали  дыбом:  -  Так  вот  что  вы  пытаетесь
провернуть! Ты помогаешь ей?
     - Ты - параноик!
     - Совершенно верно. Совершенно верно, Янни. Что ты собираешься делать
со мной?
     - Уходи отсюда! Убирайся отсюда! Я спасал  тебя.  Я  спасал  тебя  от
Администрации. Все это проклятое утро я занимался  твоими  делами,  Петрос
потратил целый день, прикрывая твою задницу, и ты совершенно  прав  -  это
психопроверка, и ты просто провалился,  сынок,  просто  провалился!  Я  не
доверяю тебе! Я больше не могу тебе доверять, пока не увижу, где ты  есть.
Ты идешь по лезвию, по страшно острому лезвию. Если она появится снова, ты
выставишь ее и позвонишь Дэнису немедленно!
     - А что насчет Джордана?
     - Теперь ты хочешь милостей?
     - А что насчет Джордана?
     - Я ничего не слышал о том, что они запрещают  телефонные  разговоры.
Но  ты  играешь  с  этим,  сынок.  Ты  в  самом  деле  играешь.  Перестань
нарываться. Больше не нарывайся.
     - Что по поводу ребенка у тебя не было определенных намерений. И  что
ты предпринял со своей стороны надлежащие предотвращающие меры в отношении
ребенка.
     - Не в отношении ребенка! А в отношении гнусных поступков, которые ты
совершаешь по отношению к ней,  Янни,  в  отношении  всей  этой  проклятой
программы, всего твоего проклятого проекта! Ты сводишь с ума,  накачиваешь
препаратами и устраняешь с ее пути  все  человеческое,  Янни.  Ты  уже  не
человек!
     - Ты забыл  о  своей  перспективе,  мальчик,  ты  совершенно  потерял
способность  взглянуть  на  вещи  профессионально!   Ты   примешиваешь   в
обстановку свои  личные  проклятые  опасения.  Ты  интерпретируешь,  а  не
наблюдаешь, ты не выполняешь свое назначение, ты потерял объективность,  и
ты отстранен от проекта, сынок,  ты  отстранен  от  проекта,  пока  ты  не
вернешься сюда с ясной головой. А теперь выметайся отсюда! И  не  беспокой
меня больше этими подростковыми проектами, пока  не  решишь  свою  задачу.
Убирайся!
     - Я не знаю, что я мог сделать?
     Он дрожал. Он снова весь дрожал, когда Грант подошел к дивану  и  дал
ему стакан. В нем постукивали кубики  льда.  Он  сделал  глоток,  а  Грант
присел рядом с ним, держа дощечку.
     Пусть пройдет несколько дней. Янни зол. Он успокоится.
     Он затряс головой. Сделал беспомощное движение стаканом и моментально
устремил взгляд на свою руку, когда струйка жидкости задела вену, и  холод
пронизал его внутренности.
     - Возможно, - произнес он наконец, - возможно, Янни прав. Может быть,
я действительно  то,  что  он  сказал:  конструктор  со  сборочной  линии,
поступающий как осел.
     - Но это не так.
     - Янни не оставил камня на камне в моих двух  последних  разработках.
Он был прав, черт  возьми,  все  действительно  развалится,  и  они  будут
совершать самоубийства.
     Грант протянул к себе дощечку и написал:
     Не бросай это дело. А затем продолжил: Дэнис в свое время сказал, что
Ари действительно верила в твои Способности. А  ты  принимал  на  веру  ее
слова. Ты всегда считал, что у тебя склонность к Образованию. И это так. А
Ари хотела, чтобы ты участвовал в Разработке. Я недоумеваю, почему.
     Его затошнило, когда он прочитал это.
     Грант писал: Ари чертовски много зла причинила тебе. Но  она  никогда
не отказывалась посмотреть твою работу.
     - Меня отстранили от проекта, - сказал он. Потому что это не являлось
новостью для Безопасности и тех, кто подслушивал.  -  Он  говорит,  что  я
ненавижу ребенка. Это неправда, Грант. Это неправда. Это неправда.
     Грант стиснул его плечо.
     - Я знаю это. Я знаю это, и они, и Янни. Просто  идет  психопроверка.
Он записывал тебя на пленку.
     - Он сказал, что я провалился, не так ли?
     - Ради Бога, проверка еще не закончена. Ему нужна была реакция, и  ты
выдал ему себя.
     - Я помню, что я говорил. - Он сделал второй глоток, все еще дрожа. -
Я помню, что я имел в виду. Я не уверен, что достаточно знаю  Янни,  чтобы
предугадать, как он понял мои слова.
     - Янни доброжелателен. Помни это. Помни это.
     Он старался помнить. Он написал: Вопрос в том, на чьей он стороне?     Конь наклонил голову и взял горсть зерна с ладони Флориана.
     -  Посмотри,  -  обратился  он  к  Кэтлин,  -  посмотри,   какой   он
дружелюбный. Он только боится незнакомцев. Хочешь погладить его?
     Кэтлин очень осторожно протянула руку. Конь отступил.
     Отдергивая руку, Кэтлин все равно улыбнулась.
     - Он умный.
     Свиньи и цыплята совершенно не произвели впечатления на Кэтлин. Она с
отвращением смотрела на цыплят, когда те столпились у стены, и с некоторой
тревогой отступила от поросят, когда они бросились к кормушкам. Тогда  она
сказала, что они тупые, а когда он объяснил, какие они толковые  во  всем,
что касается еды, она возразила, что они не превращались бы в бекон,  если
бы умнее распоряжались тем, что съедают.
     Она  сказала,  что  коровы   выглядят   сильными,   но   не   слишком
заинтересовалась ими.
     Однако  Конь  вызвал  первую  настоящую  улыбку,  которую  когда-либо
Флориан видел на ее лице, и она залезла на изгородь и  смотрела,  как  они
играют с Конем, и как он фыркает и вскидывает голову.
     - Мы не собираемся съедать конских детей, - сказал Флориан, влезая на
ограду рядом с ней. - Он - рабочее животное. Это означает, что они не  для
еды.
     Кэтлин  поняла  это  так  же,  как  принимала  многое,  то  есть  без
комментариев, однако он заметил, что она кивнула головой, что означало  ее
согласие.
     Ему нравилась Кэтлин. Это требовало долгих размышлений, потому что  в
Кэтлин было трудно разобраться, но они многократно преодолевали Комнату, и
только однажды его Взяли, да и то потому,  что  вначале  взяли  Кэтлин,  и
тогда было множество Врагов, и все Старшие. Вообще-то Кэтлин  взяли  всего
два раза, но во второй раз она закричала "Беги!" и дала ему время взорвать
дверь и проскочить в нее, что было его ошибкой: он оказался  медлительнее,
чем требовалось. Так что Кэтлин Взяла всех  Врагов,  кроме  того,  который
Взял ее. А того взял он сам, потому что у него  имелась  граната,  которой
Враг не ожидал, ведь потому  что  руки  у  Врага  были  полны  технических
приспособлений. Кэтлин по-настоящему гордилась Флорианом.
     Он был рад, что они просто  играли,  и  он  сказал  Инструктору,  что
виноват он, а не Кэтлин. Но Инструктор сказал, что они - одна  команда,  и
это не играет роли.
     И дал им половину восстановленного времени.
     Что было достаточно, чтобы прийти сюда. И на  этот  раз  он  уговорил
Кэтлин пойти с ним, познакомиться с Энди и посмотреть всех животных.
     Он не знал точно, как отнесутся друг к другу Энди и Кэтлин. Но Кэтлин
сказала, что Конь - нечто особенное.
     Так что он попросил Энди показать Кэтлин жеребенка.
     - Она - прелесть, - сказал Кэтлин, когда увидела лошадь-девочку, а та
играла с ними в догонялки, и хвост ее развевался, а копыта взбивали пыль в
загоне. - Посмотрите на нее! Посмотрите, как она движется!
     - Твой партнер - тоже что надо, - сказал Энди, кивком головы указывая
на Кэтлин.
     И в устах Энди это кое-что  значило.  Флориан  почувствовал  счастье,
настоящее счастье, потому что все, что ему нравилось, находилось рядом:  и
Кэтлин, и Энди, и жеребенок.
     И тогда он вспомнил, что им надо вернуться до  вечернего  сигнала,  а
это означало, что пора поторопиться.
     - Нам пора? - сказал он и повернулся к Энди: - Я вернусь быстро,  как
только смогу.
     - До свидания, - сказал Энди.
     - До свидания, - сказал Флориан с легким поклоном,  и  "до  свидания"
проговорила Кэтлин, что было необычным, потому что,  как  правило,  Кэтлин
предоставляла право ему вести разговоры со всеми, кроме Безопасности.
     Им пришлось идти  быстро.  По  дороге  туда  он  показал  Кэтлин  все
тропинки, и на пути обратно она их уже все знала, что было характерно  для
Кэтлин.
     Кроме того, она была более длинноногая, чем он, и могла его обогнать.
Он думал, что мальчикам полагается быть выше и сильнее. Однако  Инструктор
объяснил, что в семь лет это еще не так.
     Так что он  почувствовал  небольшое  облегчение.  И  шел  быстро,  не
отставая от Кэтлин, но когда  они  добрались  до  зеленых  бараков,  дышал
тяжелее, чем она.
     А когда они зарегистрировались при входе, им обоим велели задержаться
у стола. Эйзи, сидевший там, взглянул на свою машину и сказал:
     - Доложи Интору в белой секции.
     Это секция находилась на противоположной стороне Города.  И  означала
больницу. То есть - тайпирование. Вместо того, чтобы идти в их квартиру!
     - Да, - сказала Кэтлин, забирая свою карточку и прищелкивая  к  своей
рубашке. Он тоже взял свою.
     - Та же инструкция, - сказал эйзи.
     - Мне любопытно, почему, - проговорил он, когда они  возвращались  на
дорогу, ведущую к Белой.
     - Нет смысла проявлять любопытство, - ответила Кэтлин.  Но  она  тоже
беспокоилась и шла быстро. Ему приходилось временами особенно  торопиться,
чтобы не отстать.
     Солнце уже давно ушло за утесы. Небо  розовело,  и  когда  они  будут
возвращаться, уже загорятся фонари. Тротуары и  дороги  уже,  практически,
опустели,  потому  что  все  в  это  время  ужинали.  Странное  время  для
тайпирования. Он волновался.
     Когда они добрались до  больницы,  регистратор  взял  их  карточки  и
прочитал, а затем сказал, кому куда идти.
     Он взглянул на Кэтлин, когда она уходила. Он боялся, но не знал, чего
и почему, но чувствовал, что он и она - в опасности.  Если  ты  впитываешь
ленту, ты приходишь в больницу днем. А не тогда, когда полагается ужинать.
Его желудок был пуст, и он  подумал,  что,  может  быть,  это  неожиданное
упражнение: они проделывали такое со Старшими, выдергивая их  из  постелей
ночью, и был слышен их топот в коридоре, когда они бежали куда-то изо всех
сил.
     Но когда они пришли,  это  действительно  оказалась  больница,  а  не
Комната. Ты не имеешь права делать ничего, кроме того, что тебе  велят,  и
ты не думаешь в больнице, а просто снимаешь рубашку, и вешаешь ее, а затем
забираешься на стол и сидишь, стараясь не ежиться, пока не придет Интор.
     Это оказался Интор, которого он никогда раньше не видел. Этот мужчина
включил оборудование для тайпирования прежде даже, чем взглянул на него; и
только потом сказал:
     - Привет, Флориан. Как поживаешь?
     - Мне страшно, сир. Почему мы получаем ленту в такое время?
     - Лента все скажет тебе. Не пугайся.
     Он  взял  шприц  и,  подняв  руку  Флориана,  сделал  укол.   Флориан
вздрогнул. Он нервничал. Интор похлопал его по плечу и  отложил  шприц.  И
поддержал его, потому что доза была большая: Флориан чувствовал как быстро
действует препарат.
     - Молодец, - сказал Интор, и его руки были нежны, хотя говорил он  не
так приятно, как другие Инторы. Он не отпустил его,  а  повернул  и  помог
положить ноги на стол, а его рука  так  и  осталась  с  ним,  сначала  под
плечами, потом на плече или на лбу. - Это будет глубокое тайпирование.  Ты
ведь теперь не боишься?
     - Нет, - ответил он, чувствуя, как удаляется страх.
     - Опускайся глубже. Настолько глубоко, насколько можешь, Флориан. Иди
в середину и подожди меня там...     - Я не хочу праздника, - сказала Ари, ссутулившись  в  кресле,  когда
дядя Дэнис заговорил с ней. - Не нужно мне никакого противного  праздника,
мне не нравится никто из детей, мне не нравится, что я должна быть милой с
ними.
     У нее уже испортились отношения с дядей Дэнисом из-за того,  что  она
стащила карточку Нелли, будучи в своем репертуаре,  сразу  рассказала  обо
всем дяде Дэнису и дяде Жиро, как только дядя Дэнис спросил ее.  Нелли  не
хотела, чтобы Ари попала в беду. Но они все равно ее поймали.  Нелли  была
ужасно расстроена. И дядя Дэнис устроил строгий Разговор с ней и  с  Нелли
по поводу охраны и безопасности в здании и о том, что надо  ходить  только
куда следует.
     По его словам, он больше всего рассердился на Джастина  и  Гранта  за
то, что они не позвонили ему и не сообщили, что она бывает там, где ей  не
полагается, и что они тоже в беде. Дядя Дэнис послал им сердитое послание,
и теперь они должны будут сообщать, если она пройдет мимо  них,  а  не  по
темным коридорам, где ей полагается ходить.
     Ари всерьез рассердилась на дядю Дэниса.
     - Тебе не нужны другие дети, - произнес дядя Дэнис, как  будто  задал
вопрос.
     - Они тупые.
     - Ну, а как насчет взрослого приема? У тебя будет пунш и торт! И  все
прочее. И получишь подарки. Я не имею в виду всю Семью. Как насчет доктора
Иванова и Жиро?
     - Мне не нравится Жиро.
     - Ари, это неприлично. Он - мой брат. Он - твой  дядя.  И  он  всегда
очень мил с тобой.
     - Мне все равно. Ты же не разрешишь мне пригласить того, кого я хочу.
     - Ари...
     - Джастин же не виноват, что я взяла карточку Нелли.
     Дядя Дэнис вздохнул.
     - Ари...
     - Мне нужны старые гости.
     - Видишь ли, Ари, я не уверен, что Джастин сможет прийти.
     - Я хочу Джастина, и я хочу Гранта, и я хочу Мэри.
     - Кто такая Мэри?
     - Мэри - это техник там, в лаборатории.
     - Мэри - эйзи, Ари, и она будет чувствовать себя страшно неудобно. Но
если ты в самом деле хочешь, я подумаю насчет Джастина.  Но  помни:  я  не
обещаю. Он ужасно занят. Я  спрошу  его.  Но  приглашение  ты  ему  можешь
послать.
     Так было лучше. Она  несколько  выпрямилась  и  оперлась  локтями  на
подлокотники. И одарила дядю Дэниса гораздо более приятным взором.
     - И еще пусть Нелли не ходит в больницу, - сказала она.
     - Ари, дорогая, Нелли необходимо сходить в больницу,  потому  что  ты
очень расстроила Нелли. Это не моя вина.  Ты  поставила  Нелли  в  тяжелое
положение, и если Нелли необходимо немного отдохнуть, то я, безусловно, не
могу мешать ей.
     - Это гадко, дядя Дэнис.
     - Ну, не гаже,  чем  кража  Неллиной  карточки.  Завтра  утром  Нелли
вернется, и с ней будет все прекрасно. Я приглашу Джастина и передам Мэри,
что ты помнишь о ней. Ей будет, очень приятно. Но я ничего не  обещаю.  Ты
веди себя хорошо, а мы посмотрим. Хорошо?
     - Хорошо, - ответила она.
     Она продолжала сердиться из-за того, что ей запретили покидать нижний
коридор, когда она ходила на занятия или возвращалась  после  них,  и  она
снова и снова пыталась придумать, как обойти запрет, но так пока ничего  и
не придумала.
     Итак, в этом году вечеринка будет происходить не в большой  столовой,
потому что дядя Дэнис сказал, что  иначе  потом  трудно  убираться,  да  и
многие люди не смогут прийти. Так что у них будет небольшой  прием  в  его
апартаментах, а на кухне приготовят угощение  и  принесут  его;  и  придут
всего несколько взрослых, и будет вкусный обед, и  решит,  что  подать  на
обед, и будет сидеть во главе стола, и все будет так,  как  она  хочет.  И
Джастин, и Грант, наверное, смогут прийти, сказал дядя Дэнис.
     Так что они пришли.
     Джастин и Грант подошли к двери, и Джастин пожал руку дяди Дэниса.
     И после этого в комнате  повисла  отчетливая  напряженность.  Джастин
вошел испуганным.  Грант  тоже.  А  все  присутствующие  в  комнате  стали
натянутыми и противными, и старались такими остаться.
     Это же  ее  прием,  черт  побери.  Ари  справилась  с  расстройством,
доводившем ее до колик, подбежала к гостям и была  настолько  дружелюбной,
насколько  могла.  Вы  ничего  не  добьетесь  от  людей,  призывая  их   к
любезности. Надо привлечь их внимание и тормошить до тех пор, пока они  не
сосредоточатся на тебе вместо своих каких-то проблем,  вот  тогда  с  ними
можно общаться. У нее не было времени определить, кто  что  делает  -  она
просто подошла к Джастину: все дело было в нем, она точно это знала.
     Присутствовали дядя Жиро, и эйзи Эйра - Аббан,  и  доктор  Иванов,  и
очень красивый эйзи по  имени  Улс,  который  принадлежал  ему.  И  доктор
Петерсон со своим эйзи Рэми, и ее любимый  инструктор  доктор  Эдвардс  со
своим эйзи Гэлом, который был старше  его  и  очень  не  приятный.  Доктор
Эдвардс был одним из тех, кого она пригласила. Доктор  Эдвардс  занимается
биохимией, но он  знал  обо  всем,  и  он  много  занимался  с  ней  после
прослушивания лент. И был, конечно, дядя  Дэнис,  который  разговаривал  с
Джастином.
     - Привет? - воскликнула она, подходя.
     - Привет, - ответил Грант и вручил ей их подарок. Она  тряхнула  его.
Он не был тяжелым. И не бренчал. - Что там? -  спросила  она  Гранта.  Она
знала, что он не скажет. Она просто хотела привлечь  их  внимание.  И  они
смотрели в основном на нее.
     - Тебе придется подождать  прежде,  чем  откроешь,  верно?  -  сказал
Джастин. - Поэтому он и завернут.
     Она повернулась и отдала его Нелли, чтобы та положили  его  со  всеми
остальными подарками, которые были разложены в  углу  около  кресла.  Было
похоже, что вся комната  затаила  дыхание.  Она  подождала  минуту,  чтобы
посмотреть, что собираются делать взрослые теперь, когда они точно  знают,
что Джастин и Грант являются ее гостями.
     Взрослые получили свои напитки и перешли к  разговорам,  и  все  были
милыми. Все становилось замечательным. Она сделает все замечательным, даже
если дядя Дэнис сверх рассердится на Джастина. Это был  ее  прием,  и  она
настояла на нем, так что она намеревалась все устроить и  хорошо  провести
время. И пусть никто ничего не пытается испортить, иначе она им покажет.
     Самым противным был Жиро. Она достаточно внимательно наблюдала за ним
и поймала его взгляд, когда никто  не  смотрел,  по-настоящему  пристально
поглядела, так что он понял, Затем  она  отвернулась,  взяла  Джастина  за
руку, повела его осматривать всю кучу подарков и познакомила его и  Гранта
с Нелли, отчего Нелли смутилась, но так или иначе  было  ясно,  что  Нелли
собирается быть милой и не намерена устраивать сцен.
     Она сходила в свою комнату и принесла некоторые из самых  красивых  и
любопытных  вещей,  чтобы  показать  всем.  Она  заставила  всех  обратить
внимание на себя. Очень скоро гости стали гораздо доброжелательнее, начали
беседовать и чувствовать себя уютнее, особенно после  того,  как  разнесли
предобеденные напитки. Но она не пила. Она не хотела портить обед.
     Этот прием отличался от прежних ее детских праздников.  На  ней  была
синяя блузка с блестками. Днем  пришел  парикмахер  и  уложил  ее  волосы,
вплетая ленты. Она с большой осторожностью относилась к прическе, а  также
к одежде, особенно когда садилась на пол. Она  была  очень  хорошенькая  и
чувствовала себя очень взрослой и важной, и теперь улыбалась всем  за  то,
что они такие славные. Когда Сили объявил, что настало  время  обедать,  и
кухонные работники готовы внести угощение, она усадила  Джастина  рядом  с
собой с одной стороны стола,  а  следом  сел  доктор  Иванов  -  с  другой
стороны,  а  доктор  Эдвардс  напротив  него,  так  что  он   оказался   в
безопасности от Жиро, особенно после того, как доктор Петерсон сел рядом с
доктором Эдвардсом. В результате чего дяде Дэнису и  дяде  Жиро  достались
самые дальние места. Не полагалось иметь за столом нечетное число  гостей.
Но у них так получилось. Она хотела, чтобы присутствовал  Грант,  но  дядя
Дэнис сказал, что Гранту больше понравится с другими эйзи,  и  даже  Нелли
сказала, когда помогала ей одеться, что Грант будет в замешательстве, если
он окажется единственным эйзи за столом с гражданами.  И  поскольку  Нелли
это подтвердила, она решила, что дядя Дэнис знает, о чем говорит.
     Она сидела во главе  стола  и  разговаривала  со  взрослыми,  которые
беседовали о лабораториях и о вещах, которые она не знала,  но  ей  всегда
удавалось чему-то  научиться,  когда  она  слушала  эти  разговоры,  и  ее
совершенно не волновало то, что взрослые перестали задавать ей  вопросы  о
ее учебе и рыбках и начали разговаривать друг с другом.
     Теперь она была абсолютно уверена, что это гораздо лучше, чем детские
вечеринки, где все были противные и тупые.
     Когда появились Джастин с Грантом, все повели себя  в  точности  так,
как вели себя другие дети, когда она  подходила  к  ним.  Она  не  терпела
этого. Она не знала, почему они так поступают. Она  думала,  что  взрослые
все же взрослее. Мысль о том, что это не так, удручала ее.
     По крайней мере взрослые лучше скрывали досаду. И она сообразила, что
с таким положением легче справиться.
     Самым худшим был дядя Жиро. Как всегда.  Дядя  Жиро  помнил  о  своих
манерах, но продолжал на что-то сердиться и разговаривал о делах  с  дядей
Дэнисом, который не хотел этого.
     Джастин не говорил ничего. Он просто не хотел.  Доктор  Петерсон  был
как бы глуповат, и он разговаривал с доктором Ивановым, который  скучал  и
главным образом старался слушать, что доктор Эдвардс рассказывает о  своих
проблемах, связанных с  проектом,  посвященным  морским  водорослям.  Дядя
Дэнис за всеми наблюдал, был вполне славным и старался сделать так,  чтобы
Жиро, сидевший рядом с ним, замолчал.
     Она знала о морских водорослях. Доктор  Эдвардс  рассказывал  ей.  Он
показывал ей все запечатанные бутылки с  различными  видами  водорослей  и
рассказывал, что растет в зеленых океанах, и чем они  отличаются  от  тех,
что на Сайтиин.
     Так что она старалась слушать об этом и  временами  отвечала  доктору
Петерсону, когда он заговаривал с ней.
     И все равно это было лучше, чем играть с Эми Карнат. И никто  не  был
противным.
     А когда они покончили с тортом и пуншем,  и  настало  время  взрослых
пить свои напитки, она схватила Джастина за  руку  и  усадила  в  одно  из
кресел, стоящих кругом возле того конца стола, где сидел дядя  Дэнис  -  и
ох! - от этого Джастин стал сильно нервничать.
     Это было прекрасно. Джастин нервничал потому, что был умным  и  знал,
что если дядя Дэнис рассердится на  него,  то  все  лопнет.  Но  она  была
слишком хитрой, чтобы такое допустить. Первым  она  открыла  подарок  дяди
Дэниса. Это были часы, которые могли делать очень многое. Настоящие  часы.
Она была в восхищении, но даже если бы и не была,  все  равно  сказала  бы
так, чтобы дядя Дэнис порадовался. Она подошла и поцеловала дядю Дэниса  в
щеку, и была настолько милой, насколько могла.
     Следующим она открыла подарок дяди Жиро, чтобы  сделать  дядю  Дэниса
по-настоящему счастливым, и там оказалась очень  славная  голограмма  всей
планеты Сайтиин. Когда ее поворачиваешь, то облака двигаются. На всех  это
действительно произвело впечатление, особенно на доктора Эдвардса, а  дядя
Жиро объяснил, что перед ними особенный тип голограммы, и  она  совершенно
новая. Так что дядя Жиро всех  удивил:  он  действительно  очень  старался
сделать ей приятный подарок, и сюрприз в самом деле понравился. Ей никогда
не приходило в голову, что дяде Жиро по вкусу такие  вещи,  хотя  конечно,
ведь это он подарил ей голограмму с птицей. Так что  кое-что  относительно
дяди  Жиро  она  поняла  и  теперь  была  не  уверена  в  его   постоянной
противности. Она подарила ему долгий поцелуй и  отскочила,  чтобы  открыть
подарок доктора Иванова,  где  оказалась  шкатулка  с  секретом.  А  затем
подарок  доктора  Эдвардса,  который  представлял  собой  кусок   золотого
пластика. А если положить на него палец или что-нибудь типа карандаша,  то
тогда  он  отбрасывает  тени  различных  цветов  в  зависимости  от  того,
насколько предмет теплый, и так  можно  делать  узоры,  которые  некоторое
время  сохранялись.  Это   было   действительно   замечательно.   Она   не
сомневалась, что таким окажется все, что бы он ей не подарил.  Однако  она
не стала по этому поводу суетиться больше, чем по поводу шкатулки  доктора
Иванова или книжки о  компьютерах  доктора  Петерсона  и,  разумеется,  не
больше, чем по поводу часов дяди Дэниса или голограммы дяди Жиро.
     И это тоже сработало. Все радовались. Она открыла  подарок  Нелли,  в
котором было белье - ох, как это похоже на Нелли - а  затем  открыла  тот,
который от Джастина. Это был шар в шаре, и в шаре и все разные.  Это  было
красиво. Подобную вещь могла иметь маман, и она  обязательно  сказала  бы:
"Ари, не трогай!" - А эта вещь принадлежала ей самой. Однако она не должна
поднимать суматоху, независимо от того,  насколько  ей  понравилась  такая
штука. Она сказала "спасибо" и направилась прямиком к огромной куче других
подарков от людей, которые не пришли на прием.
     Там были подарки от детей. Даже противная Эми подарила ей шарф. А Сэм
подарил механического жука, который  по-настоящему  ползает  и  сам  может
найти дорогу в квартире. Она знала, что  он  недешев,  она  видела  его  в
магазине; и это было очень мило со стороны Сэма.
     Там еще оказалось множество  книг  и  лент,  и  несколько  картин,  и
огромное количество одежды: она подумала, что наверно дядя  Дэнис  сообщал
всем размеры, потому что все, несомненно, были в курсе.  И  еще  пластилин
для лепки, и много игр, и несколько браслетов, и  парочка  машин,  и  даже
головоломка в виде лабиринта, где нужно закатить шарик (от  эйзи  Мэри  из
лаборатории). Это было очень мило. Она сделала пометку, что  надо  послать
Мэри "спасибо".
     И Сэму тоже.
     От подарков все пришли в хорошее настроение. Взрослые  пили  вино,  и
дядя  Дэнис  даже  ей  позволил  выпить  четверть  стакана.  У  вина   был
подозрительный вкус, как будто оно испортилось. Все  взрослые  засмеялись,
когда она это сказала, даже Джастин улыбнулся, но дядя Дэнис сказал,  что,
конечно, это не так, вину полагается иметь такой  вкус,  и  ей  больше  не
дали, сказав, что иначе она будет себя плохо чувствовать и  ее  потянет  в
сон.
     Так что ее не потянуло в сон. Она занималась  со  своей  шкатулкой  с
секретом и открыла ее, в  то  время,  как  взрослые  много  пили  и  хором
смеялись, дядя Дэнис, наконец, установил-таки ее часы на правильную  дату.
И прием оказался вовсе не плохим.
     Она зевнула, и все заговорили, что пора идти. И они позвали  эйзи,  и
желали ей счастливого дня рождения, пока она стояла возле дверей вместе  с
дядей Дэнисом так же, как стояла бы маман, и всем говорила "до свидания" и
"спасибо - что пришли".
     Все были шумные и веселые, как когда-то. Дэнис по-настоящему улыбался
доктору Эдвардсу, и пожимал его руку, и говорил доктору Эдвардсу,  что  он
искренне рад, что тот пришел. Доктор Эдвардс стал  очень  доволен,  потому
что дядя Дэнис являлся администратором, а она хотела,  чтобы  дяде  Дэнису
понравился доктор  Эдвардс.  А  дядя  Дэнис  был  доброжелателен  даже  по
отношению к Джастину, и искренне улыбался ему и Гранту, когда они уходили.
     Так что все ее расчеты оправдались.
     Все ушли, даже дядя Жиро, и  настало  время  раскладывать  по  местам
подарки. Однако Ари решила, что еще не слишком поздно для одного разговора
с дядей Дэнисом, так что она подошла и обняла его.
     - Спасибо тебе, - сказала она, - это был чудесный  прием.  Мне  очень
понравились часы. Спасибо.
     - Спасибо тебе, Ари. Все было славно.
     И он весело улыбнулся ей. Как будто был действительно счастлив.
     Он поцеловал ее в лоб и посоветовал идти спать.
     Но  она  ощущала  такой  подъем,  что  решила  помочь  Нелли  и  Сили
разобраться с подарками, и дала Нелли специальные инструкции, чтобы та  не
повредила самое ценное.
     Она завела Сэмова жука и пустила его бегать совсем быстро.
     - Что это? - завопила Нелли, а дядя Дэнис снова вышел посмотреть,  по
поводу чего суматоха.
     Так что она хлопнула в ладоши, остановила  игрушку,  схватила  ее,  и
унесла ее в свою комнату.
     Очень быстро унесла. Потому что  она  в  самом  деле  старалась  быть
хорошей.     Утром Ари проснулась от настойчивого  звона  Монитора  и  велела  ему
заткнуться. Она потерла глаза и подумала, что хорошо бы остаться здесь, но
ей полагалось идти на ленточные занятия: сегодня был как раз такой день. А
теперь ей нельзя ходить мимо кабинета Джастина.
     В ее спальне находилась масса новых  игрушек  и  огромное  количество
новой одежды; но она предпочла бы поваляться и поспать еще, хотя все равно
скоро явится Нелли и будет говорить, что пора вставать.
     Так что она  опередила  Нелли.  Ари  перекатилась  и  соскользнула  с
кровати. И пошла в ванную, вылезла из  пижамы,  приняла  душ  и  почистила
зубы.
     Обычно к этому времени Нелли уже появлялась в комнате.
     Так что она надела  одежду,  которую  Нелли  приготовила  вечером,  и
сказала:
     - Монитор, позови Нелли.
     - Нелли нет здесь, - ответил Монитор. - Нелли отправилась в больницу.
     И  тогда  она  испугалась.  Но   это   могло   оказаться   устаревшей
информацией. Она спросила:
     - Монитор, где дядя Дэнис?
     - Ари, - проговорил Монитор, голосом дяди Дэниса, - зайди в столовую.
     Она наскоро причесалась, открыла дверь  и  пошла  по  коридору  своей
квартиры мимо комнаты Нелли. Ари открыла дверь  в  главные  апартаменты  и
прошла в гостиную.
     Сквозь арку она увидела, что дядя Дэнис сидит за столом.  Она  вошла,
прищелкивая карточку,  а  дядя  Дэнис  сказал,  что  она  должна  сесть  и
позавтракать.
     - Я не хочу. Что случилось с Нелли?
     - Присядь, - говорил дядя Дэнис.
     Она села. Она все равно ничего не узнает, пока не сделает так как  он
хочет. Она знала  дядю  Дэниса.  Она  взяла  маленькую  булочку  и  начала
всухомятку  отщипывать  крошечные  кусочки.  Подошел  Сили,  и  налил   ей
апельсинового сока. Она почувствовала тошноту.
     - Итак, - сказал дядя Дэнис, -  Нелли  в  больнице  потому,  что  она
получает еще ленту. В действительности Нелли  не  способна  справляться  с
тобой, Ари, и ты теперь в самом деле должна осторожно обращаться с ней. Ты
растешь,  становишься  очень  умной,  а  бедная  Нелли  думает,   что   ее
обязанность поспевать за тобой. Доктора собираются объяснить ей,  что  это
не ее вина. Надо ко многому приспособить Нелли. А тебе скажут,  что  Нелли
нельзя обижать.
     - Я не обижаю. Я не знала, что жук напугает ее.
     - Ты не подумала, а следовало бы.
     - Наверное, так, - согласилась она. Без Нелли утро казалось одиноким.
Но, в конце концов, с Нелли ведь все в порядке. И  она  положила  немножко
масла на свою булочку. Стало заметно вкуснее.
     - Кроме всего прочего, - проговорил дядя Дэнис, - у нас  в  хозяйстве
появятся еще два эйзи.
     Она посмотрела на дядю Дэниса без особой радости. Сили был достаточно
скучным.
     - Они будут твоими, - продолжал дядя Дэнис. - Они  часть  твоего  дня
рождения. Только ты не должна говорить об этом: люди не являются подарками
на день рождения. Это некрасиво.
     Она проглотила большой кусок булки. Это ее  совершенно  не  радовало,
кроме Нелли ей не нужны были эйзи, шляющиеся за ней повсюду, но  если  это
вроде как подарок, то ей не хотелось задеть чувства дяди Дэниса, для этого
имелось много  причин.  Она  лихорадочно  размышляла,  стараясь  придумать
способ сказать "нет".
     - Так что ты не должна сегодня идти на ленточное обучение,  -  сказал
дядя Дэнис. - Ты пойдешь  в  больницу  и  заберешь  их  оттуда.  И  можешь
провести весь этот день, показывая им,  что  делать.  Они  не  такие,  как
Нелли. Оба они - альфа. Экспериментальные.
     Большой глоток апельсинового сока. Она  не  знала,  что  и  подумать.
Альфы были редкостью.  С  ними  было  ужасно  трудно  обращаться.  Она  не
сомневалась, что им полагается  наблюдать  за  ней.  Все  выглядело  очень
похоже на то, что дядя Дэнис  собирается  устроить  так,  чтобы  ей  стало
совершать что-то запретное. Она точно не знала, является ли  это  подарком
Дэниса или дяди Жиро.
     - Сходи за пульт, - сказал дядя Дэнис, - и дай свою  карточку  агенту
безопасности, он зарегистрирует эйзи на тебя.  Фактически  ты  станешь  их
Инспектором, и их положение будет сильно отличаться от положения Нелли.  У
Нелли Инспектор - я. А ты находишься только  на  ее  ответственности.  Это
разные вещи. Ты знаешь, что  делает  Инспектор?  Ты  знаешь,  сколько  это
ответственно?
     - Но я - ребенок, - запротестовала она.
     Дядя Дэнис ухмыльнулся и намазал маслом еще одну булочку.
     - Это правильно. Они тоже. - Он серьезно посмотрел на нее. -  Но  они
не  игрушки,  Ари.  Ты  понимаешь,  насколько  это   серьезно,   если   ты
рассердишься на них или ударишь так, как била Эми Карнат.
     - Я так не буду! Нельзя бить эйзи.  Нельзя  грубо  говорить  с  ними.
Кроме Олли. Или Федры.
     - Я не думаю, что будешь, дорогая. Но я просто хочу, чтобы ты  всякий
раз подумала прежде, чем сделаешь им больно. А ты можешь сделать им очень,
очень больно, гораздо  больнее,  чем  Нелли  -  так,  как  только  я  могу
травмировать Нелли. Ты понимаешь?
     - Я не уверена, что они нужны мне, дядя Дэнис.
     - Тебе нужны другие дети, Ари. Тебе нужен кто-то твоего возраста.
     Это было верно. Но не было никого, кто не вызывал бы в ней бешенства.
И если они тоже будут раздражать, то станет ужасно, потому что ей придется
жить вместе с ними.
     - Мальчика зовут Флориан,  а  девочку  Кэтлин,  и  у  них  тоже  день
рождения где-то около твоего. Они будут жить в комнате, соседней с твоей и
Неллиной,  для  этого  она  всегда  и  предназначалась.  Но  им   придется
возвращаться в Город на свои  занятия,  а  ленточное  обучение  они  будут
проходить в Доме так же, как и ты. Они такие же дети как ты, только у  них
имеются Инструкторы, на которых они должны обращать  внимание.  Она  очень
шустрые. И во многом они опередили тебя. Так часто обстоят  дела  с  эйзи,
особенно с талантливыми.  Так  что  тебе  придется  поработать,  чтобы  не
отстать от них.
     Теперь она слушала. Никто никогда не говорил,  что  она  -  не  самая
лучшая во всем. Она не верила, что они могут быть  лучше.  Так  не  должно
быть. Ничего не существовало такого, чего она не  могла  бы  сделать  если
захочет. Маман всегда так говорила.
     - Ты закончила?
     - Да, сир.
     - Тогда можешь идти. Ты заберешь их, и  покажешь  им  все,  и  будешь
осторожной, хорошо?
     Она вылезла из-за стола и  отправилась  по  коридорам,  мимо  охраны,
через большие парадные двери, и через аллею по дороге  к  больнице.  Часть
пути она пробежала, потому что иначе было скучно.
     Но когда она входила в дверь больницы, она была полна  достоинства  и
выглядела взрослой, и вручила свою карточку больничной охране у стола.
     - Да, сира, - сказали они. - Пройди сюда!
     И они привели ее в какую-то комнату.
     И они вышли и отворилась другая дверь. Сестра ввела  двоих  эйзи,  ее
ровесников. Девочка была беленькая,  блондиночка  с  косичкой;  мальчик  -
пониже, с волосами более темными, чем их униформа.
     И дядя Дэнис оказался прав. Никто и никогда не смотрел  на  нее  так,
хотя она их видела впервые. Они глядели как друзья. Нет, более  того.  Как
будто они находились в каком-то страшном месте, и только она могла вывести
их оттуда.
     - Привет, - сказала она. - Я - Ари Эмори.
     - Да, сира.
     Очень мягко, оба, и почти одновременно.
     - Вы должны пойти со мной.
     - Да, сира.
     Это выглядело по-настоящему странно. Не как с  Нелли.  Совершенно  не
так, как с Нелли. Она придержала для них ручку двери,  и  вывела  к  столу
охраны, и сказала, что она забирает их.
     - Вот их карточки, сира, - сказал мужчина,  сидящий  за  столом.  Она
взяла их и посмотрела.
     Там стояли их имена. Флориан-9979 и Кэтлин АК-7892. И альфа-символ  в
секторе классификации. А понизу широкая черная полоса службы  безопасности
Дома.
     Она обратила на это внимание, и почувствовала холод в животе, ужасное
ощущение,  как  тогда,  когда  она  обнаружила   агента   Безопасности   в
апартаментах маман. Она никогда не  забывала  об  этом.  Ей  даже  снились
кошмары с участием службы безопасности.
     Но она не показала им своего лица. Она взяла себя в руки  перед  тем,
как повернулась, отдала им карточки и они пристегнули их.
     Выражение их лиц тоже были совсем  другие,  несколько  отсутствующие.
Очень серьезные, вылитые эйзи: они слушали ее,  они  следили  за  ней,  но
следили и за всем окружающим.
     Надо запомнить, какими они были в той комнате,  подумала  она.  Нужно
было помнить, их взгляды, чтобы осознать, что все это - всерьез.
     Они относились к Безопасности, и это за другими  людьми  они  следили
таким же образом, за каждым едва заметным движением вокруг нее.
     Мне нужен Олли, вспомнила она, но дядя Дэнис дал ей другое. Он дал ей
Безопасность.
     "Почему? - недоумевала она, немного рассерженная, немного напуганная.
- Для чего они мне нужны?"
     Но она была за них в ответе. Так что Ари вывела их на улицу, и  пошла
с ними по дорожке к Дому, зарегистрировала их в службе безопасности  Дома.
С дежурным офицером она были очень вежливы.
     - Да, сира, - очень отрывисто  отвечали  они  офицеру,  а  та  быстро
говорила и перечисляла им правила,  пользуясь  такими  словами  и  кодами,
которых Ари никогда не слышала. Однако эйзи все это знали. Они были  очень
уверены в себе.
     Дядя Дэнис не сказал, что им нужно идти прямо домой, но  она  решила,
что поступить следует именно так. За исключением того, что она прошла мимо
офиса дяди Дэниса, и тот оказался на месте. Так что она представила Кэтлин
и Флориана.
     Затем она доставила эйзи домой, показала комнаты, где они будут  жить
и рассказала о Нелли.
     - Вы должны делать то, что говорит Нелли, - сказала она. - И я  тоже,
вообще говоря, Нелли хорошая.
     Не то, чтобы они были нервными... Особенно Кэтлин с  ее  способностью
действительно  быстро  оценивать  обстановку.   Оба   они   находились   в
напряжении, очень скованные и формальные.
     Но все было в порядке, они высказали уважение и выглядели славными.
     Так что она достала свою игру "Гонки по звездам",  развернула  ее  на
отдельном столе и объяснила правила.
     Никто из других детей никогда не слушал так, как они. Они не дразнили
и не шутили. Она достала деньги, вынула карточки и раздала им их  долю.  А
когда они начали играть, Ари почувствовала настоящее напряжение.
     Она не была уверена, явилось ли это схваткой или игрой, но  все  было
не так, как с Эми Карнат, совсем не так, потому  что  никто  не  сердился.
Эйзи просто всерьез взялись за дело  и  очень  скоро  она  склонилась  над
таблицей и думала так напряженно, что жевала губу, даже не  подозревая  об
этом.
     Им нравилось, когда она совершала что-то каверзное. И они  хитрили  в
ответ, и в тот момент, когда она группировала  свои  вложения  так,  чтобы
Флориан попал в беду, Кэтлин перекидывалась на другую сторону.
     Обычно в Гонки По Звездам играли быстро. А теперь они засели надолго,
пока она не  смогла  накопить  достаточно  денег,  чтобы  построить  много
кораблей и удерживать Кэтлин, покуда не загонит в угол Флориана.
     И тогда он спросил, разрешают ли правила объединится ему с Кэтлин.
     Никому никогда не приходило это в голову. Она нашла это очень  умным,
взяла правила и посмотрела.
     - Здесь не говорится, что не можешь, -  ответила  она.  Но  ее  плечи
устали, и тело затекло от долгого неподвижного сидения. - Давайте  положим
таблицу в моей комнате, чтобы Сили не перемешал тут все, и сходим на ленч,
хорошо?
     - Да, сира, - ответили они.
     Всякий  раз,  когда  она  пыталась  заставить  их  расслабиться,  они
поступали так, словно хотели напомнить, что они не просто дети.
     Однако Флориан перенес таблицу и ничего не рассыпал. И она  подумала,
что они лучше сходят на ленч в Северное крыло: дядя Дэнис разрешал ей туда
ходить в ресторанчик, где и эйзи, и заведующий ее знали.
     Туда-то она и повела их, в "Вариации", по соседству с магазинами,  на
углу, куда на ленч главным образом приходил персонал. Она  представила  их
знакомым, села сама и велела им сесть. Ей  пришлось  заказывать  ленч  для
них.
     - Сира, -  прошептал  Флориан  с  совершенно  смущенным  видом  после
секундного взгляда в меню, - что нам полагается делать с этим?
     - Выбери, что ты хочешь поесть.
     - Я не знаю таких слов. И не думаю, что Кэтлин знает.
     Кэтлин  покачала  головой,   очень   сосредоточенная   и   с   крайне
обеспокоенным видом.
     Так что Ари поинтересовалась, что им нравится, на что  они  ответили,
что обычно во время ленча ели бутерброды. Их она и заказала, им и себе.
     И подумала, что они ужасно нервничают, продолжая следить за всем и за
всеми, кто двигался. Кто-то уронил поднос, и  их  глаза  метнулись  в  том
направлении, как будто что-то взорвалось.
     - Вам не надо беспокоиться, - сказала она. Они заставляли  нервничать
и ее. Как будто что-то должно произойти. -  Успокойтесь.  Это  всего  лишь
официанты.
     Они очень сосредоточено  посмотрели  на  нее.  Но  не  избавились  от
напряжения.
     Такие же серьезные и сосредоточенные, как и во время игры.
     Официант принес их напитки. Эйзи окинули его взором так  быстро,  что
трудно было заметить. Но она знала, что они это делают потому, что  она  -
тут.
     Ничего похожего на Нелли.
     Дядя Дэнис говорил о том, что в коридорах безопасно. И раздобыл  двух
эйзи, которые считают, что официант собирается наброситься на них.
     - Послушайте, - сказала она, и два серьезных лица повернулись к  ней,
- временами мы можем просто  развлекаться,  хорошо?  Никто  не  собирается
поймать нас здесь. Тут я знаю почти всех людей.
     Они  моментально  успокоились.  Как  по  волшебству.  Как  будто  она
совершенно правильно провела психическую обработку. Она слегка вздохнула и
ощутила гордость. Они потягивали свой лимонад, а роскошные бутерброды и  в
самом деле произвели на них впечатление.
     Им понравилось. Это было очевидно:
     - Я не могу съесть так много, - проговорил  Флориан  с  обеспокоенным
видом. - Прошу прощения.
     - Все в порядке. Не беспокойся об этом. Слышишь?
     - Да, сира.
     Она смотрела на Флориана, смотрел на Кэтлин, и на всю их серьезность;
а затем вспомнила, что они - эйзи, и что  все  заложено  в  их  психотипе.
Другими словами, особенно изменить их не удастся.
     Однако, они не были тупыми. Нисколько. Такие же альфы,  как  Олли.  А
это значило, что они способны на многое из того, на что не способна Нелли.
Как в игре: она нападала на них, как  могла,  а  они  не  сердились  и  не
расстроились.
     Они были отлично подготовлены. Но не слишком отлично для нее.
     А затем она подумала, и уже не в первый раз за это утро, что они были
еще были еще и Ответственностью. И ты не можешь брать себе эйзи,  а  затем
просто отказываться от них. Дядя Дэнис  говорил  правду.  Нельзя  получать
людей в подарок. Если у тебя есть кто-то, кто любит тебя,  ты  никогда  не
сможешь просто отвернуться и уйти.
     (Маман так поступила, подумала она, и от  мысли  стало,  как  всегда,
больно. Маман  так  поступила.  Но  маман  не  хотела  этого.  Маман  была
несчастна задолго до того, как уехала).
     Ей надо поскорее написать и все рассказать маман, чтобы маман узнала:
ей следует сказать дяде Дэнису, чтобы и  их  он  отправил  вместе  с  ней.
Потому что она не могла их просто так покинуть. Вот теперь. Она знала, что
при этом чувствуешь.
     Сначала она думала, что сможет выбрать только одного  из  двух  эйзи,
потому что ее  дом  становился  слишком  многолюдным;  она  бы  с  большим
удовольствием оставила себе Олли, и еще одного, но  никак  не  двоих.  Она
могла бы сказать "нет", и не позволить дяде Дэнису передавать их  ей.  Она
полагала, что как-нибудь справилась бы с этим. Как со всем прочим.
     Но так было до тех  пор,  пока  они  не  посмотрели  на  нее  там,  в
больнице, и они как бы загипнотизировали  ее,  сами  того  не  желая.  Они
просто очень сильно хотели пойти с ней; и  она  сама  почти  также  сильно
хотела, чтобы кто-нибудь был с ней.
     Так что теперь они были привязаны друг к другу. И  она  не  могла  бы
оставить их одних.
     НИКОГДА.