Левон Суренович ХАЧАТУРЬЯНЦ, Евгений Васильевич ХРУНОВ
ПУТЬ К МАРСУ
Научно-фантастическая хроника конца XX века
Посвящаем школьникам Звездного
городка — сыновьям и дочерям наших
товарищей по освоению космоса.
А в т о р ы
О Т А В Т О Р О В
Мы занимаемся космосом и никогда не писали художественных
произведений. Один из нас — врач-психофизиолог, другой —
инженер-космонавт.
Мы проделали множество экспериментов, изучая деятельность космонавта
в полете, поведение человека в различных ситуациях, ставили эксперименты в
космических полетах.
Мы не мыслили взяться за перо до тех пор, пока...
Дело было так. Однажды, после одного из космических путешествий, все
экипажи и специалисты, занятые непосредственной их подготовкой, отдыхали в
одном из живописных уголков Черноморского побережья. Стояла осень. И вот
как-то, греясь на солнышке, глядя на падающие листья, мы заговорили о том,
что вся наша работа сродни фантастике. Кто-то из наших друзей вдруг
сказал:
— А знаете, если бы мы опубликовали отчет о своей работе лет двадцать
назад, то его посчитали бы фантастическим.
Ему возразили:
— Какая же это фантастика? Мы же пишем о реальном, о том, что и как
делали в космосе, чего достигли, работая в невесомости, мы же опираемся на
результаты космических полетов. Мы же не говорим об инопланетянах с
могучим интеллектом, не рисуем чарующих картин жизни на других планетах?
— Зато наш человек впервые в мире вышел из корабля в открытый космос,
мы фотографировали Землю из космоса. Как бы это назвали двадцать лет
назад?
— Фантастика!
И мы решили, если реальности сегодняшнего дня казались фантастикой
еще совсем недавно, то почему бы нам не помечтать о том, что будет в
ближайшие годы? Может, это будет фантастикой для наших дней? А может, нет?
И тогда мы решили остановиться на следующем жанре: «Научно-фантастическая
хроника». Нам могут возразить, что такого жанра вроде и нет. Ну так что
же? Мы же рассказываем о будущем. Когда А. Толстой писал о гиперболоиде
инженера Гарина, лазера не было, а сейчас он есть. Искусственные спутники
Земли стали давно не в диковинку. Спутниками умеет управлять человек. И
уже достиг большого совершенства.
В нашей книге рассказывается об экспедиции к Марсу советского
космического экипажа, потому что мы глубоко верим в наших людей, знаем их
силу, волю, целеустремленность. Вспомните, кто открыл дверь в космос, кому
рукоплескал весь мир в апреле 1961 года? Русскому парню Юрию Гагарину.
В этой книге много неожиданного, обычного и необычного, простого и
сложного, но все, о чем рассказывается, вполне реально для космических
путешествий конца двадцатого столетия...
Итак, конец двадцатого столетия. Вы включаете радиоприемник. Звучит
русская речь. Торжественный голос. Начало передачи уже прошло:
«...Советском Союзе с орбитальной станции «Авангард» произведен запуск на
траекторию полета к Марсу пилотируемого космического корабля «Вихрь».
После многих месяцев полета «Вихрь» произведет мягкую посадку на Марс, и
начнется научное исследование. Затем обратное возвращение на орбиту Земли.
Экипаж космического корабля, состоящий из граждан Советского Союза:
командира корабля летчика-космонавта, инженера-испытателя, космического
техника...»
Мир восхищен, подобно тому, как радовались первому спутнику Земли,
полету Юрия Гагарина, первой экспедиции на Луну. И вот теперь — на Марс.
Газеты пестрят крупными заголовками: «Земляне на пути к Марсу»;
«Воинствующий Марс готовится к встрече»; «Старт межпланетного корабля с
орбитальной станции»; «Новая победа в космосе!»...
Полеты космических кораблей к планетам Солнечной системы требуют
решения очень сложного «узла» технических, физиологических,
психологических проблем. Если корабль летит к Марсу, значит, все проблемы
решены. Итак, научно-фантастическая космическая хроника одного полета...
I
Г Л А В А 1
В КОНЦЕ «ЗЕЛЕНОЙ УЛИЦЫ»
Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно
жить в колыбели.
К. Э. Ц и о л к о в с к и й
В объявлении стояло:
«Инженер М. С. Лось приглашает желающих лететь с
ним 18 августа на планету Марс явиться для личных
переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная,
дом 11, во дворе».
Это было написано обыкновенно и просто,
обыкновенным чернильным карандашом.
Невольно корреспондент американской газеты
Арчибальд Скайльс взялся за пульс: обычный. Взглянул
на хронометр: было десять минут пятого, 17 августа
192... года.
А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
26 апреля 199... года.
Московское время 12 часов 45 минут.
Сотни телерадиостанций во всех уголках нашей планеты транслируют
прямой репортаж с международного орбитального космодрома. Через считанные
минуты стартует первая в освоении космоса экспедиция на Марс.
Последние приготовления. На расстоянии десятков и сотен тысяч
километров вокруг Земли сейчас движется такое количество космических
аппаратов всевозможных конструкций и назначения, что подготовить «зеленую
улицу» для первого марсианского корабля очень и очень непросто. Накал
страстей в Центре управления полетом в последние перед стартом минуты
напоминает лихорадку в диспетчерской столичного аэропорта в часы «пик»,
когда необходимо посадить и отправить в воздух почти одновременно десятки
самолетов, вертолетов, орбитальных лайнеров.
...Московское время 12 часов 57 минут.
Набирая скорость, по космической «зеленой улице» летит межпланетный
корабль «Вихрь» с шестью космонавтами на борту. На десятках языков
телерадиокомментаторы представляют жителям Земли экипаж корабля:
командир — Виктор Панин, стаж космических полетов восемнадцать лет;
второй пилот — Сергей Меркулов, стаж космических полетов три года;
штурман — Георгий Калантаров, стаж космических полетов семь лет;
бортинженер — Сурен Акопян, стаж космических полетов семь лет;
инженер-исследователь — Василий Карпенко, стаж работы в космосе пять
лет;
врач экспедиции — Марина Стрижова, стаж работы в космической медицине
четыре года.
На экранах огромное тело межпланетного корабля неподвижно. Под
серебристой махиной ракеты чуть-чуть дрожит бело-голубой шар величиной с
теннисный мяч. Это Земля. Такой видят через бортовой телепередатчик родную
планету космонавты. Через сутки полета Земля уменьшится до величины
пшеничного семени и на долгие месяцы останется золотым зернышком на черной
ладони космоса.
...Московское время 13 часов 18 минут.
Маршевые двигатели «Вихря» задействованы на восемьдесят процентов
мощности.
Четвертые сутки полета
На вахте — Василий Карпенко. Экипаж отдыхает. «Стартовые хлопоты
окончены, товарищи, — заявила вчера после ужина Марина. — Мы с командиром
решили на завтра объявить день отдыха. Всем не мешает успокоиться.
Свободным от вахты я предлагаю провести завтрашний день в Прибалтике.
Осенние дюны, сосны, шум прибоя...»
Василий Карпенко сидит в одиночестве у командного пульта. Никаких
маневров в ближайшее время не предполагается. Не светится экран
оперативной связи с Землей. Там, в Центре управления полетом, сейчас
только одни дежурные, следящие за «Вихрем». На Земле ночь: корабельные
часы и часы Центра всегда показывают одно и то же время. Перед вахтенным
на обзорном экране — черное небо, усеянное немигающими точками — звездами.
«Молодец все же Марина, — думает Карпенко, — догадалась взять в
экспедицию факсимильные издания старинных книг по астрономии».
Карпенко вытащил из кармана рабочей куртки маленькую книжицу, которую
он выпросил у Марины. Иоган Элерт Боде. Астроном Королевской прусской
академии наук, член Берлинского общества испытателей природы...
Предчувствуя наслаждение, он перевернул страницу.
«Всеобщие размышления о сотворении мира, или Сокращенное изображение
астрономии, содержащее в себе обстоятельные изъяснения о состоянии Солнца,
Планет, Земли и Луны», 1774 год.
Подумать только, эту невзрачную книгу с неровно обрезанными
страницами мог держать в руках Пушкин в бытность свою в Царском Селе!
Василию показалось, что один абзац отчеркнут порыжевшими от времени
чернилами.
«Сила тяжести есть всеобщая пружина движения небесных тел. Она
проницает сквозь все тела до самых мельчайших частей их, и есть материя
столь же, может быть, существенная, как и притяжение. Посредством сей силы
тела стремятся к беспрерывному сближению друг к другу, по известному
содержанию их мер и расстояний».
Поэзия!
Карпенко посмотрел на часы: время обхода корабля. Он спрятал в карман
книгу, подключил датчики магнитных ботинок, встал, окинул взглядом отсек.
Этот основной, командный отсек — самый просторный. Здесь пульты
управления всеми системами сложного хозяйства космического корабля,
рабочие места штурмана, вахтенного, врача... Во время ночных дежурств
вахтенные, как правило, перебираются в кресло командира — выходы приборов
здесь те же, но обзорные экраны бортовых телекамер крупнее.
Индикаторы на всех пультах горели холодным, голубоватым светом. Все в
порядке.
Под потолком по обе стороны отсека вытянулись антресоли, куда выходят
двери кают, врачебного отсека, вивария. Широкая прямая лестница ведет на
верхние этажи корабля. Просторное помещение чем-то отдаленно напоминает
уютный зал старинной библиотеки.
«Сюда бы стеллажи с книгами и мраморные торсы мыслителей», —
мимоходом подумал Василий, раздвигая перегородку, отделяющую рабочий отсек
от кают-компании. В комнате отдыха полумрак, шкафы закрыты, большой, почти
во всю переднюю стену, экран телевизора задернут шторкой.
Карпенко вернулся и поднялся по лестнице к верхнему люку. Набрал код.
Крышка люка отошла, и он вошел в аппаратную.
Зал этот, так же как и рабочий отсек, занимал в длину около трети
корабля. Закругленный по форме внешней обшивки, потолок почти везде можно
достать рукой. Аппаратный отсек напоминал выставочный зал с
многочисленными нишами. В каждой нише — машинные блоки, аппараты, пульты
управления отдельными агрегатами и системами, расположенными в различных
местах корабля, в том числе и на наружной обшивке.
Прозрачную дверь в конце аппаратного отсека Карпенко раздвинул с
особым удовольствием: стадион любили все и оранжерею тоже. Рассеянное
мягкое освещение, нехитрые снаряды типового стадиона космического корабля:
бегущая дорожка, специальная перекладина, пружинные гири, гантели, в
ящиках на стенах веселая зелень овощных грядок.
Взглянул на часы — время еще есть. Карпенко подошел к перекладине,
прикрепил к поясу резиновые ремни, несколько раз с удовольствием
подтянулся.
По лестнице он спустился в командный пульт. Все по-прежнему. Не
задерживаясь, открыл люк на нижний этаж, в агрегатный отсек.
Между собой космонавты называли это помещение попросту трюмом. Отсек,
заставленный тяжелыми металлическими контейнерами, действительно был похож
на трюм морского теплохода. Были здесь и настоящие иллюминаторы. Сквозь их
толстые стекла с левого борта корабля еще можно было видеть удаляющуюся с
каждым днем Землю в голубом ореоле и Солнце, которое яростно освещало
крылья солнечных батарей, выпущенных наружу из «контейнеров» трюма. В
агрегатном отсеке находились и шлюзовые камеры, через которые члены
экипажа выходили в открытый космос.
Закончив обход, Василий вернулся в рабочий отсек, сделал запись в
вахтенном журнале, откинулся на спинку кресла, потянулся, сладко вздохнул.
Громкий, прерывистый сигнал тревоги подбросил Карпенко с кресла. Он
взлетел бы к потолку, если бы не успел ухватиться за подлокотники.
— И-ти-ти-ти-ти... — пронзительно неслось из динамиков.
Стуча магнитными подошвами, в рабочий отсек вбегали разбуженные члены
экспедиции.
На аварийный сигнал «Вихря» тут же отреагировала Земля. Через минуту
из динамиков громкой связи донесся спокойный, размеренный голос дежурного
Центра управления полетом:
— Почему падает кислород? Почему падает кислород? Систему
жизнеобеспечения на экстренную проверку!
Весь экипаж собрался за спиной вахтенного. Все смотрят на пульт
системы жизнеобеспечения: содержание кислорода упало до нижнего предела!
Несколько мгновений командир стоит неподвижно, чуть наклонившись
вперед, стиснув ладонями спинку кресла.
— Акопян, код! Штурману, готовить к пуску вторую систему!
Виктор Сергеевич выпрямился, посмотрел вокруг.
Бортинженер уже щелкал клавишами вычислительной машины, набирая код
проверки системы жизнеобеспечения. Марина, присев у медицинского пульта,
колдовала над приборами. Второй пилот Сергей Меркулов спокойно смотрел на
командира.
— Вот что, Сережа, — сказал Виктор Сергеевич и взял Меркулова под
локоть, будто собрался совершить с ним небольшую прогулку, — посмотри
автоматику контроля... Может, завис регулятор?
Меркулов согласно кивнул. Отключив магнитные подошвы ботинок, он
резко оттолкнулся и взмыл вверх, к люку аппаратного отсека.
В начале полета для дыхания использовался жидкий кислород. Двое суток
назад включились в работу химические батареи и биорегенераторы. Система
жизнеобеспечения на «Вихре» — одна из самых надежных. Однако в случае
отказа основных химических батарей пришлось бы перейти на строгий режим
экономии и двух-трех членов экипажа погрузить в длительный гипнотический
сон, а это, в свою очередь, вынуждало сократить программу экспедиции до
минимума.
— Командир, — каждые три минуты повторяла Земля, — три канала
свободны для связи! Три канала свободны для связи!
В аварийных условиях было принято не говорить под руку, до минимума
сократить связь с экипажем корабля, оставаясь все время на приеме.