Элизабет Хэйдон - Рапсодия: Дитя Крови
(Симфония веков-1) Elizabeth Haydon
Rhapsody: Child of Blood
1999Элизабет Хэйдон
Пророчество
(Симфония веков - 2)
Elizabeth Haydon. Prophecy (2001)Spellcheck - AndreХэйдон Э.
Х99	Пророчество: Роман/Пер, с англ. В. Гольдича, И. Оганесовой. - М.: Изд-во Эксмо; СПб.: Изд-во Домино, 2003. - 768с. , илл. (Серия "Меч и магия")
ISBN 5-699-03216-9
УДК 820(73)
ББК 84(7США)Миротворцам и посредникам,
Прогоняющим кошмары и целующим царапины на коленях,
Тем, кто создал цивилизацию мира,
По одному ребенку за раз.
Создателям наследия и писателям истории,
Тем, кто чтит Прошлое, изменяя Будущее
Тем, для кого роль родителя есть призвание,
А в особенности тем, кого знаю ближе других,
С огромной любовью.ПРОРОЧЕСТВО ТРЕХТрое придут, опоздав, и уйдут слишком скоро,
Они - как стадии жизни людской:
Дитя Крови, Дитя Земли, Дитя Неба.Всяк на Крови замешен и рождается в ней;
Всяк по Земле ходит, ведь она - его дом;
Но вечно тянется к Небу и под ним пристанище себе обретает.К Небу подъемлет нас смерть,
Частью звезд мы становимся.
Кровь дарит начало, Земля - пищу,
Небо - мечты при жизни и вечность в смерти.
Так пусть будут Трое, один для другого.ПРОРОЧЕСТВО НЕЗВАНОГО ГОСТЯСредь последних, кто должен уйти, среди первых пришедших,
В поисках новых хозяев, незваные, в месте незнаемом.
Власть, что получена первыми,
Будет утеряна, если они последними станут.
Сами не ведая зла, будут лелеять его,
Словно приятнейший гость, улыбаясь невинно,
Втайне смертельные капли точит в винный бокал.
Так же и ревность, ведомая собственной силой,
Тот, кто влеком злою ревностью, будет бесплоден,
В тщетных попытках зачать милое сердцу дитя
Вечность пройдет.ПРОРОЧЕСТВО СПЯЩЕГО ДИТЯСпящий ребенок - младшая дочь,
Вечно живущая в снах.
Смерть ее имя вписала
В книгу свою,
И никто не оплакал ее.Средняя дочь дремлет в тиши,
Руки сложив на коленях.
Чувствует небо, слушает море,
Внемлет движенью песков -
Ждет пробужденья.Старшая дочь - не рожденная дочь,
Спит под землей
Во тьме вековой.
Время придет - и родится она,
Но с рожденьем ее - кончится время.ПРОРОЧЕСТВО ПОСЛЕДНЕГО СТРАЖАВнутри Круга Четверых Круг Троих восстанет.
От дуновенья рожденные, Дети бездомного Ветра;
Их назову: охотник, хранитель, целитель.
Сводит их вместе страх, любовь их соединяет,
Ищут они того, кто сокрылся от Ветра.Слушай, последний страж, внимай слову судьбы:
Станет стражем охотник, предателем станет хранитель,
Руки свои обагрит кровью убитых целитель;
Все это ради того, кто сокрылся от Ветра.О Последняя, вот ветра речь - слушай:
Ветер прошедшего - зов его грустен: "Домой!";
Ветер земного - в укромное место ее отнесет;
Ветер звезд - песню матери он ей споет;
Вместе сокроют они Дитя от бродяжного Ветра.Мудрость молвит устами Дитяти:
Крепче всего бойтесь Ходящего-В-Снах;
Кровь - вот средство найти того,
Кто сокрылся до срока от беспощадного Ветра.МЕРИДИОНМеридион сидел в темноте, погрузившись в глубокие размышления. Инструментальная панель Редактора Времени также оставалась темной; огромная машина хранила молчание, светящиеся ленты прозрачных пленок застыли на своих катушках с тщательно наклеенными ярлыками "Прошлое" или "Будущее". Настоящее, как всегда, повисло мимолетным серебристым туманом в воздухе перед лампой Редактора, постоянно меняясь в тусклом свете.
На коленях у него лежал кусочек древней нити, часть Прошлого, фрагмент пленки необычайной важности, безнадежно испорченной с одного конца. Меридион осторожно взял его, перевернул и тяжело вздохнул.
Время всегда оказывалось очень хрупким, в особенности если с ним приходилось проделывать механические манипуляции. Он старался как можно осторожнее обращаться с высохшей пленкой, но она треснула и загорелась в механизме Редактора Времени, и изображение, которое так интересовало Меридиона, сгорело. И вот мгновение утеряно навсегда вместе с заключенной в нем информацией. Личность демона, которого он разыскивал, так и останется тайной. И вернуться назад он не мог, во всяком случае таким способом.
Меридион потер глаза и откинулся на спинку прозрачного кресла, которое создал из сияющего поля энергии, связанной с его жизненной сущностью. Покалывающая мелодия окружила его, вливая силы, очищая разум и помогая сосредоточиться. То была его Именная песнь, внутренняя мелодия его жизни. Уникальные звуки, связанные с его истинным именем.
Демон, которого он искал, тоже обладал великой властью над именами. Меридион направился в Прошлое, чтобы его найти, чтобы предотвратить катастрофу, так тщательно сконструированную демоном, но враг сумел от него ускользнуть. Ф'доры были мастерами лжи, отцами обмана. Не имея телесной оболочки, они связывали себя с невинными людьми и жили их жизнью или заставляли исполнять свою волю, а потом покидали использованное тело, переходя к более могущественному хозяину, как только представлялась такая возможность. И даже из далекого Будущего распознать ф'доров не удавалось.
Именно по этой причине Меридион манипулировал со Временем, срезая и перемещая частицы Прошлого, чтобы свести могущественную Дающую Имя с теми, кто способен помочь ей найти и уничтожить демона. Меридион надеялся, что эти трое сумеют решить поставленную перед ними задачу в своем Времени до того, как будет слишком поздно помешать демону уничтожить мир. Но избранная стратегия оказалась рискованной. Простое совмещение жизней еще не давало гарантии, что они смогут использовать свои возможности.
Меридион уже видел последствия своей ошибки. Редактор Времени уничтожил обрывки пленки Прошлого. Смрад от сгоревшей ленты был резким и горьким, обжигал ноздри и легкие Меридиона, заставляя его дрожать при мысли о том, какой ужасный вред он мог невольно причинить Будущему, вмешиваясь в Прошлое.
Меридион взмахнул рукой над инструментальной панелью Редактора Времени. Огромная машина ожила, замысловатые линзы озарил мощный внутренний источник света. Теплое сияние разлилось по высоким оконным стеклам круглой комнаты, поднимаясь к самому потолку. Мерцающие звезды, которые только что были видны из любой точки комнаты, исчезли. Меридион поднес обрывок пленки к свету.
На пленке остались какие-то образы, но их было трудно различить. Он почти сразу увидел маленькую стройную женщину благодаря сиянию ее золотых волос, завязанных черной лентой, в которых отразился восход солнца. Она стояла на берегу утра, на фоне великолепной панорамы гор, где Меридион оставил пару путешественников в прошлый раз. Меридион осторожно подул на обрывок пленки, чтобы очистить ее от пыли, и улыбнулся маленькой женщине, кутавшейся в плащ. В прозрачной тиши занимающегося дня она смотрела на простиравшуюся перед ней долину.
Ее спутника он нашел далеко не сразу. Если бы Меридион не знал, что он должен находиться рядом, то никогда не разглядел бы его в глубокой тени. Наконец Меридион увидел очертания мужского плаща, предназначенного для того, чтобы скрыть его обладателя от посторонних глаз. Слабые завитки тумана всплывали над плащом и сливались с легкой дымкой, поднимающейся от земли в косых лучах восходящего солнца.
Как он и подозревал, пленка загорелась в самый неподходящий момент, лишив Дающую Имя шанса заметить посла ф'дора, прежде чем посол или она доберутся до Илорка. Меридион наблюдал за происходящим ее глазами, дожидаясь, когда она заметит приспешника ф'дора, как сказал Прорицатель. Меридион уже различал тонкую темную линию: наверное, к ней приближался посольский караван. Она уже видела его. Мгновение миновало, и Меридион его пропустил.
Он вновь приглушил свет Редактора Времени и откинулся на спинку кресла, чтобы предаться размышлениям в темной сфере своего кабинета, подвешенной среди звезд. Должно существовать другое окно, другой способ взглянуть на мир ее глазами.
Меридион задумчиво посмотрел на звезды, потом перевел взгляд на поверхность Земли, находившуюся далеко внизу. Черный жидкий огонь медленно полз по потемневшему лицу мира, пожирая на своем пути континенты, без дыма сжигая их в лишенной жизни атмосфере. У края горизонта появилась еще одна стена пламени; скоро два источника огня встретятся и истребят то немногое, что еще осталось. Меридион призвал на помощь все свое мужество, чтобы удержать рвущийся из груди крик. Даже в самых мрачных снах ему не могло привидеться такое.
В самых мрачных снах. Меридион резко выпрямился. Дающая Имя обладала даром предвидения, она могла видеть Прошлое и Будущее в своих снах, а иногда просто читать прошедшие события, парящие в воздухе возле какого-то объекта. Сны выделяют энергию вибраций, и если бы ему удалось обнаружить следы одного из них, подобно пыли, танцующей в полуденном свете, он сумел бы проследить их путь обратно к ней, вновь увидеть мир Прошлого ее глазами. Меридион посмотрел на катушку, из которой свисал хрупкий конец пленки.
Он схватил древнюю катушку, отмотал кусок пленки, а потом аккуратно заправил ее оторванный конец под линзы Редактора Времени. Подкрутил окуляр и заглянул в него. Изображение оставалось темным, и сначала Меридион не мог ничего разобрать. Но вскоре глаза приспособились, и он заметил золотой отблеск, когда Дающая Имя вздохнула в темноте своей комнаты и слегка пошевелилась во сне. Меридион улыбнулся.
Он нашел запись ночи, предшествующей ее уходу вместе с Эши. Меридион не сомневался, что ей снится сон.
После коротких размышлений он выбрал два серебряных инструмента: один с острым и тонким кончиком и второй - крошечное ситечко на длинной узкой рукояти. Сетка ситечка величиной с наперсток была такой частой, что могла удержать даже мельчайшую пылинку. С величайшей осторожностью Меридион подул на пленку и приник к окуляру. Ничего. Он вновь дунул, и на сей раз крошечная белая крупинка отделилась от пленки, слишком маленькая, чтобы даже его невероятно чувствительные глаза сумели заметить ее без мощной линзы.
Меридион ловко поймал крупинку своим устройством и перенес ее под окуляр, продолжая внимательно наблюдать, пока лампа Редактора Времени не высветила тончайшую нить, которая соединяла ее с пленкой. Он подхватил нить сна.
Как можно осторожнее он вытащил нить настолько, чтобы ее можно было расположить под самыми мощными линзами. Не отводя глаз от окуляра, он сделал жест в сторону шкафчика, парящего над Редактором Времени. Дверцы шкафчика открылись, и крошечная бутылочка с маслянистой жидкостью переместилась на переднюю часть полки, а затем медленно опустилась на сверкающий призматический диск, висящий в воздухе рядом с его руками. Продолжая смотреть на нить, дабы не потерять ее из виду, Меридион вытащил пробку из бутылки и достал пипетку. Потом поднес пипетку к нити и капнул на нее.
Стекло под линзами подернулось желтой дымкой, затем очистилось; Меридион протянул руку и повернул экран на стене. Пройдет некоторое время, прежде чем он осознает происходящее, но так бывает всегда, когда оказываешься внутри чужих снов.КОШМАРЫРапсодия плохо спала в ночь перед тем, как отправиться в путешествие вместе с человеком, с которым была едва знакома и чьего лица никогда не видела. Часто получая видения из Прошлого и Будущего, она привыкла к беспокойным ночам и ужасающим снам, но сейчас все получилось иначе.
Большую часть той долгой мучительной ночи она не спала, сражаясь с упорными сомнениями, больше похожими на предостережения, основанные на простом здравом смысле. К утру она уже окончательно потеряла уверенность в правильности принятого решения, к тому же ей совсем не хотелось покидать своих друзей, способных защитить ее от любой опасности.
Дрова в камине горели почти бесшумно, пока Рапсодия беспокойно ворочалась с боку на бок, оставаясь на границе между сном и бодрствованием. Немое пламя отбрасывало яркие полосы пульсирующего света на стены и потолок ее маленькой, лишенной окон спальни, находящейся в самом сердце гор. Став королем фирболгов в Илорке, Акмед назвал свою резиденцию Котелок, но сегодня она больше напоминала Преисподнюю.
Акмед яростно возражал против ее путешествия с Эши. С того самого момента, как они встретились на улицах Бет-Корбэра, мужчины испытывали взаимное недоверие друг к другу, которое сразу же бросалось в глаза; напряжение между ними было настолько явственным, что иногда Рапсодию это начинало серьезно тревожить. Впрочем, Акмед мало кому доверял. Исключение он делал только для себя самого и Грунтора, могучего фирболга, своего давнишнего друга.
Эши казался симпатичным и вполне безобидным. Он выразил желание посетить Рапсодию и ее спутников в Илорке, мрачной горной крепости. И не испытывал смущения при общении с фирболгами, примитивной и иногда жестокой расой, которую большинство людей считали чудовищами.
Эши не страдал подобными предрассудками. Он охотно обедал за одним столом с враждебными вождями болгов, не обращал внимания на их грубые манеры - казалось, он не видит, как они выплевывают кости прямо на пол. И взялся за оружие, чтобы защитить королевство фирболгов, когда на них напали Горные Глаза, последний клан, отказавшийся присягнуть на верность Акмеду. Эши никогда не показывал, что его забавляет или вызывает раздражение стремительное вознесение на престол Акмеда, заносчивого спутника Рапсодии.
Однако Эши вообще редко выказывал какие-нибудь чувства. Его лицо постоянно оставалось скрытым под капюшоном диковинного плаща, окружавшего его облаком тумана.
Рапсодия перевернулась, устроилась поудобней и вздохнула. Она принимала его право не показывать свое лицо, понимая, что после Великой Намерьенской войны множество людей остались изуродованными, но ее преследовала мысль, что Эши прячет не просто страшные шрамы. Мужчины, скрывавшие свои лица, занимали слишком большое место в ее жизни.
Рапсодия открыла изумрудные глаза в темноте своей спальни, напоминающей пещеру. В ответ угли в камине на мгновение вспыхнули. Почерневшие остатки дров больше дымили, чем давали света и тепла. Дым уходил в дымоход, высеченный в скале столетия назад, когда Илорк еще назывался Канрифом и был столицей намерьенов. Рапсодия глубоко вздохнула, наблюдая, как дым поднимается вверх, образуя небольшое облачко над углями.
Она вздрогнула: дым разбудил воспоминания и перед ее мысленным взором вновь возникли мрачные картины. Нет, не мучительные подробности ее прежней жизни на улицах Серендаира, ее родины, погрузившейся на дно моря на другом конце света. Те дни, когда ей приходилось заниматься проституцией, теперь редко тревожили ее сон.
В последнее время ей гораздо чаще снились ужасы новой страны. Почти каждую ночь она видела жуткие картины Дома Памяти, древней библиотеки нового мира, и завесу огня, за которой возникали неясные очертания туннеля. За столбом дыма стоял мужчина в серой накидке, подобной плащу Эши. Человек по имени Ракшас. Он похищал детей и приносил их в жертву, проливая кровь невинных ради своих непонятных целей. Еще один человек, чьего лица она не видела. Совпадение, вызывающее страх.
Угли уже не в силах разогнать сырость, рассеянно подумала Рапсодия. Ее кожа стала липкой, одеяло вызывало раздражение. Струйки пота пропитали волосы на затылке, и они спутались с цепочкой медальона, который Рапсодия никогда не снимала.
Когда тревога начала одолевать Рапсодию, ей пришла в голову разумная мысль. Акмед - один из ее лучших друзей в этом мире, являющий собой обратную, сумрачную, сторону ее неунывающей натуры, - также скрывает свое лицо.
Прошло много времени, но Рапсодия не переставала удивляться тому, что стала близким другом наемного убийцы, превратившегося в короля, человека, который, как ей иногда казалось, поставил своей жизненной целью вызывать раздражение у всех, с кем он входил в контакт. Тот факт, что он силой заставил Рапсодию последовать за собой в недра Земли, покинуть Серендаир прежде, чем Остров поглотил вулканический огонь, и спас тем самым ей жизнь, не вызывал у нее благодарности. И хотя она перестала ненавидеть Акмеда за похищение, в одном из дальних угол ков ее сердца все еще таилась обида. Но она любила Акмеда и Грунтора.
И научилась любить фирболгов, главным образом благодаря своим друзьям, каждый из которых был наполовину фирболгом. Несмотря на примитивную природу и воинственность этого племени, их пещерная культура, к удивлению Рапсодии, оказалась достаточно сложной. В немалой степени на ее любовь к фирболгам повлияло поведение людей в провинциях Роланда. Фирболги подчинялись своим вождям из уважения и страха, а не из-за сомнительного происхождения, позволявшего передавать власть по наследству. Они щедро тратили немногие имеющиеся богатства, чтобы вырастить детей и защитить их матерей, и это особенно нравилось Рапсодии. Акмед и Грунтор сразу взялись за изменение уклада жизни своих соплеменников, стремясь сделать его более цивилизованным, и вот теперь, когда стали видны первые результаты, Рапсодия должна отправиться в путешествие.
Рапсодия перевернулась на спину, пытаясь спрятаться от тревожных снов и улечься поудобнее, - безрезультатно. Ей ничего не оставалось, как вновь уступить беспорядочному течению тревожных мыслей.
То, что они нашли коготь, меняло все. Из глубоких подземелий Илорка они извлекли коготь дракона, из которого кто-то сделал кинжал. Долгие столетия никто его не тревожил, даже когда после ухода намерьенов горы захватили болги. Теперь коготь соприкоснулся с воздухом, и дракон, которому он принадлежал, вскоре его почувствует. Рапсодия знала, что рано или поздно сумеет найти дракона, или, вернее, дракониху. Она слышала легенды о могущественной Элинсинос, видела ее статуи в музее намерьенов и на деревенских площадях Роланда и не сомневалась, что ее гнев будет смертоносным. Жуткие картины занимали одно из главных мест в ее кошмарах, и она часто просыпалась, дрожа от страха.
Для того чтобы избавить болгов от страшного гнева Элинсинос, она решила ее найти и вернуть кинжал, хотя Акмед и Грунтор всячески ее отговаривали. Однако Рапсодия твердо стояла на своем, мысль о маленьких болгах, превращающихся в пепел под огненным дыханием дракона, придавала ей твердость. Еще один ужасный сон, который ее преследовал, - впрочем, иногда жертвами пламени становились и взрослые. Ее сны никого не щадили.
Она боялась за Джо, девочку-подростка, которую нашла в Доме Памяти и сделала своей названой сестрой. И еще Рапсодия беспокоилась о лорде Стивене, симпатичном молодом герцоге Наварна, и его детях, которых успела полюбить. В ее снах все люди, нашедшие место в ее сердце, заживо сгорали у нее на глазах. Этой ночью ей приснилась гибель лорда Стивена.
Именно у него в замке она впервые увидела статую Элинсинос. Стивен уже примирился со смертью жены и своего лучшего друга, Гвидиона из Маносса, но в его герцогстве продолжали гибнуть люди, и причиной этому были необъяснимые вспышки насилия. Никто не знал, что за злой рок навис над этой землей. Потеря своего мира и родных едва не убила Рапсодию; теперь болги и ее друзья стали для нее новой семьей. Оставить их без всякой защиты она не могла. Эши заявил, что знает, как найти дракона. И Рапсодия была готова рискнуть жизнью, чтобы спасти близких ей людей. Вот только в этой полной обманов стране она не могла быть уверена, что ее уход с Эши не обернется еще большим злом.
Рапсодия вновь перевернулась на бок и накрылась грубым шерстяным одеялом. Все потеряло смысл. Она перестала понимать, кому и чему можно верить, даже собственные чувства, казалось, обманывали. Оставалось лишь молиться о том, чтобы сны о предстоящих катастрофах были лишь предупреждением и это ее путешествие поможет избежать страшной гибели в огне, что все будет совсем не так, как с предчувствиями гибели Серендаира. В любом случае, когда она получит ответ на этот вопрос, будет уже слишком поздно.
Когда она стала наконец засыпать, ей показалось, что дым над огнем сгущается и в воздухе возникает прозрачная лента, которая свивается вокруг ее снов, а потом застывает у нее перед глазами.
Акмеда, Змея, короля фирболгов, также преследовали кошмары, и это его раздражало. Ночные ужасы были личным проклятием Рапсодии; обычно его они не затрагивали. Акмеду в прошлой жизни, в старом мире, довелось наяву пережить такое количество ужасов, что он с радостью с ним расстался.
Массивные каменные стены Котелка, средоточия его могущества в горах, обычно обеспечивали его крепким и спокойным сном, лишенным сновидений, - здесь отсутствовала вибрация воздуха, к которой он был особенно чувствителен. Дракианская физиология, тяжкий дар, полученный от расы его матери, стал одновременно благословением и проклятием. Дар давал возможность получать информацию из внешнего мира, недоступную для глаз и разумов остальных людей, но платить за нее приходилось очень высокую цену. Он навсегда лишился покоя, вынужденный постоянно терпеть атаки мириадов невидимых призраков, иначе называемых Жизнью.
Поэтому Акмеда обрадовала возможность разместиться в крепости, высеченной внутри скалы, горном царстве тьмы, носящем имя Илорк. Воздух между отполированными базальтовыми стенами его королевских апартаментов был неподвижен, сюда не проникали шум и волнения внешнего мира. В результате его ночи обычно проходили спокойно и Акмед мог спать в тишине.
Но только не сегодня.
С проклятиями разгневанный Акмед вскочил со своей постели и с трудом заставил себя не броситься в спальню Рапсодии, чтобы разбудить ее и выяснить, что с ней случилось и почему она не обращает внимания на опасности, которые будут ей угрожать во время путешествия. Впрочем, он прекрасно понимал, что подобные действия ни к чему не приведут, к тому же он знал ответ на этот вопрос.
Рапсодия вообще ни на что не обращала внимания. Для женщины, наделенной таким острым и проницательным умом, она обладала удивительной способностью отбрасывать самые очевидные факты, если не хотела в них верить.
Сначала он решил, что это следствие пережитых ими катаклизмов, метаморфозы, произошедшей после того, как они, спасаясь из Серендаира, миновали огненную стену, пылающую в центре Земли. Огонь преобразил Рапсодию; ее естественная красота обрела поразительное совершенство. Акмеда завораживало не только потенциальное могущество, которым теперь обладала Рапсодия, но и ее полнейшая неспособность заметить какие-либо изменения в своей внешности. Даже люди, смотревшие на нее разинув рты всякий раз, когда она опускала капюшон, не могли убедить Рапсодию в совершенстве ее красоты; более того, она ощущала себя уродцем.
Акмед сердито отбросил в сторону упавшее под ноги одеяло. За долгое время, проведенное рядом с Рапсодией, он успел достаточно хорошо ее узнать и теперь понимал: склонность к самообману была присуща ей задолго до того, как она прошла сквозь огонь. Таким образом она пыталась сохранить остатки невинности, в этом проявлялось ее яростное желание видеть добро там, где его и в помине не существовало, и верить людям, когда на то не имелось ни малейших причин.
Ее жизнь на улице не способствовала сохранению невинности и веры в добро. Ей пришлось вступить в связь с одним из слуг его господина, Майклом, прозванным Ветер Смерти, который наверняка показал ей самые страшные стороны жизни. Тем не менее она всегда жаждала найти счастливый финал, пытаясь воссоздать семью, которую по теряла в вулканическом огне тысячу лет назад, удочеряя или делая своими родственниками беспризорных детей и бродяг. До сих пор подобное поведение приносило ей лишь сердечную боль, что нисколько не тревожило Акмеда. Однако ее последнее предприятие грозило поставить под угрозу не только ее собственную жизнь, и это по-настоящему волновало Акмеда.
Акмед знал, что где-то среди бескрайних пространств на западе находится человек, в котором нашел себе пристанище демон, - Акмед видел ф'доров за работой. Более того, ему пришлось, против собственной воли, служить одному из них. Испорченная раса, злая и древняя, рожденная темным огнем - Акмед очень рассчитывал, что вместе с Серендаиром погибнет последний ф'дор. Если бы он сам принимал участие в Сереннской войне, начавшейся после их отбытия с Острова, он позаботился бы об уничтожении древнего врага, совершив последнее убийство, бывшее в те годы его профессией.
Но он слишком рано покинул Остров. Отгремела война, Серендаир исчез в морской пучине за тысячу лет до того, как Акмед вышел из Корня, совершенно в другом мире, по другую сторону Времени. Те же, кто сумел пережить войну, предвидели предстоящую катастрофу, и у них достало мудрости, чтобы вовремя покинуть родной Остров, прихватив с собой зло в новый мир.
История имела пафос самой жестокой шутки. Акмеду удалось совершить невозможное: разбить цепь, связывавшую его с демоном, и сбежать от него и спастись. И все только для того, чтобы снова найти ф'дора здесь, в новых землях, где он терпеливо ждал его, будучи невидимо связанным с кем-то из миллионов обитателей этого мира. Складывалось впечатление, что сейчас им не грозит опасность: зло еще не успело добраться до гор. Но теперь эта безмозглая дура решила покинуть его королевство, где он мог ее защитить. Если она выживет, то, вне всякого сомнения, вернется сюда, став рабыней демона, причем даже сама не будет знать, что с ней произошло.
Раньше Акмед посчитал бы такой вариант развития события удачным. Ведь если бы ф'дор связал себя с Рапсодией, то королю фирболгов не потребовалось бы его искать. Как только девушка вернулась бы в горы, Грунтор бы ее убил, а Акмед осуществил ритуал изгнания. Еще один дар расы дракиан, полученный им по наследству от матери, - диковинный танец смерти, который он видел, но ни разу не исполнял сам, не позволял демону покинуть тело. В результате демон погибал вместе с человеком, в чьем теле находился. То есть вместе с Рапсодией. И если бы потом оказалось, что она и не попадала под власть демона, то ее смерть не вызвала бы у Грунтора и Акмеда ни малейших сожалений.
Но так дела обстояли раньше. Теперь Грунтор любил Рапсодию и был готов защищать ее до последней капли крови. А если учесть, что рост могучего фирболга составлял семь с половиной футов, а шириной плеч он не уступал ломовой лошади, то справиться с ним могли очень немногие.
Да и сам Акмед был вынужден признать, что Рапсодия приносит немало пользы. В дополнение к ее удивительной красоте, которая пугала фирболгов или вызывала благоговение, имелась еще музыка, один из самых полезных инструментов в их арсенале, необходимый для покорения гор и продвижения вперед цивилизации фирболгов.
Рапсодия принадлежала к расе лиринглас, Певцов Неба, искусных в науке Присвоения Имени. Музыка Рапсодии оказывала благотворное влияние на всех. Более того, от нее исходили эманации, которые успокаивали кипящую в венах Акмеда кровь. И он уже давно пришел к выводу, что именно по этой причине присутствие Рапсодии не вызывает у него постоянного раздражения - естественной реакции почти на всех других людей.
Еще более полезным аспектом ее музыкальных талантов была способность убеждать и вызывать страх, исцелять раны и наносить врагу урон, различать вибрации, которые даже он сам не мог отследить. Рапсодия играла важную роль в покорении гор; без нее кампания длилась бы гораздо дольше, да и крови им бы пришлось пролить значительно больше. К несчастью, хотя Акмед и ценил ее таланты, Рапсодия относилась к ним равнодушно.
Она тратила непомерно много времени, чтобы петь раненым, чем смущала болгов и даже раздражала их сверх всякой меры. Но постепенно Акмед начал терпимо относиться к ее стремлению облегчить страдания; у него появилась дополнительная возможность заручиться ее помощью.
Рапсодия не только помогла ему завладеть горами, но и приняла активное участие в переговорах с Роландом и Сорболдом, организовала посадку виноградников и создала систему обучения - все эти проблемы занимали существенное место в его генеральном плане. В конце концов он начал уважать мнение Рапсодии и полагаться на нее почти так же, как на Грунтора, отчего воспринял ее уход вместе с Эши как предательство. Во всяком случае, именно так он объяснял себе жгучее чувство разочарования, охватившее его, как только Рапсодия заявила о своем намерении покинуть Илорк с сующим свой нос в чужие дела незнакомцем, окруженным туманом и тайнами.
От мысли, что утром она уйдет из Илорка, Акмеду становилось холодно. Он выругался, провел тонкими пальцами по вспотевшим волосам и сердито опустился в кресло, стоящее перед не желающим гореть камином. Некоторое время он смотрел на гаснущее пламя и вспоминал Рапсодию, которая вышла из полосы ревущего в чреве Земли огня, вобрав в себя его силу и тайны и избавившись даже от малейших физических недостатков. С того мгновения всякий огонь, от мерцающего пламени свечи до ревущих огромных костров, подчинялся ей так же охотно, как и большинство мужчин, отражал малейшие изменения ее настроения, ощущал ее присутствие, выполнял приказы. В этих холодных горах Акмеду требовалось могущество Рапсодии.
Король фирболгов наклонился вперед, поставив локти на колени, и положил подбородок на сплетенные пальцы. Возможно, он напрасно тревожится. Благодаря усилиям Рапсодии в горах было начато много чрезвычайно важных дел, но теперь все будет развиваться дальше и без нее. Больница успешно функционирует, за виноградниками тщательно ухаживают даже зимой - Рапсодия успела многому научить фирболгов. Дети болгов проходят обучение, которое сделает их здоровее и увеличит продолжительность жизни. Им будет легче противостоять людям Роланда. Лишенные жизни горы стали теплее стараниями Рапсодии. Намерьенские кузни, созданные Гвиллиамом, глупцом, который выстроил Канриф, а потом начал войну, уничтожившую город, не гасят горны ни днем, ни ночью, здесь выплавляют сталь и куют оружие и инструменты, а горячий воздух через вентиляционную систему циркулирует внутри гор. Болги не заметят отсутствия Рапсодии.
К тому же ее статус Дающей Имя будет страховкой - она не станет слепым инструментом демона. Главным оружием ф'доров всегда были обман и ложь; Дающие Имена верны правде. Их сила неразрывно связана с правдой; только действуя в полном соответствии с собственными представлениями о ней, Дающие Имя могут выйти на новый уровень познания мира. Рапсодия продемонстрировала свои способности манипулировать силой истинного имени уже в тот момент, когда они встретились, хотя и поступила тогда бессознательно.
За мгновение до встречи фирболгов с Рапсодией в Серендаире Акмед был все еще известен под именем, которое получил при рождении: Брат. Он попал в рабство и был вынужден дышать воздухом, отравленным мерзким запахом горящей плоти, зловонием ф'доров, чья печать легла на него, после того как демон овладел его истинным именем. Невидимая цепь вокруг его шеи сжималась с каждой секундой. Не вызывало сомнений, что ф'дор начал подозревать Акмеда в попытке сбежать, не выполнив последнего чудовищного приказа.
И в следующий момент он столкнулся с Рапсодией, мчавшейся от собственных врагов по темным переулкам Истона, скрываясь от грязных поползновений Майкла. Легкая улыбка появилась на губах Акмеда, и он закрыл глаза, вновь переживая те давние события.
"Прошу меня простить, но не могли бы вы на время меня удочерить, ну, взять в свою семью? Я была бы вам очень признательна".
Он кивнул, сам не понимая почему.
"Благодарю вас. - Она обернулась к городским стражникам. - Какое удивительное совпадение: вы, джентльмены, получили возможность познакомиться с моим братом. Брат, это городские стражники. Джентльмены, перед вами мой брат - Акмед, Змей".
Щелчок в невидимом ошейнике был беззвучным, но Акмед ощутил его в своей душе. Впервые с тех пор, как ф'дор захватил его имя, воздух в ноздрях Акмеда очистился, чудовищный запах его больше не преследовал. Он свободен, нет больше ни рабства, ни последующего за ним проклятия, и эта незнакомка, маленькая полукровка лирин, оказалась его спасительницей.
Охваченная страхом, она взяла его прежнее имя, Брат, и навсегда изменила его на нечто смешное, но безопасное, вернула ему жизнь и душу, над которыми он давно потерял контроль. Он и сейчас видел удивление в ее чистых зеленых глазах - она не понимала, что произошло. Даже когда они с Грунтором потащили ее за собой, заставили спуститься в Корень Сагии, огромного дерева, священного для лиринов, расы ее матери, она продолжала думать, что они спасают ее от Майкла. Не исключено, что она и сейчас пребывает в этом заблуждении.
Так что если ф'дор свяжет себя с ее душой, это будет легко заметить. Рапсодия уже не сможет оставаться Дающей Имя, потеряет могущество правды, как только в нее войдет дух демона, прирожденный лжец. Слабое утешение, учитывая, сколько опасностей поджидают Рапсодию теперь, когда она лишится защиты друзей.
Акмед вздрогнул и посмотрел в камин. Последние угольки подернулись пеплом, и пламя исчезло в тонких завитках дыма.
Глубоко в толще горы, где располагались бараки стражи фирболгов, спал Грунтор, и - что бывало очень редко - ему снился сон. В отличие от короля фирболгов, он был простым человеком и на жизнь смотрел просто. В результате его посещали простые кошмары. Однако его дурные сны вызывали страдания у многих.
Грунтор, как и Акмед, был лишь наполовину болгом, но его отец был бенгардом - принадлежал к расе великанов, обитавших в пустынях и обладавших влажной толстой кожей, успешно противостоящей натиску жаркого солнца. Сочетание болга и бенгарда производит на окружающих тяжелое впечатление. Даже бесстрашные болги, высоко ценившие таланты Грунтора, побаивались его. Впрочем, Грунтора это забавляло.
Пока Грунтор что-то бормотал во сне, обнажая тщательно вычищенные клыки, капитаны и лейтенанты элитной горной стражи старались помалкивать. Все они опасались разбудить своего командира. Казалось, в эту ночь ни Грунтору, ни устроившимся рядом с ним болгам не видать покоя.
Грунтору снился дракон. Ему еще не приходилось видеть драконов, если не считать не слишком удачной статуи в музее намерьенов, поэтому его видения были ограничены воображением болга, которое никогда не отличалось богатством красок. Все сведения о драконах Грунтор получил от Рапсодии, которая рассказывала ему легенды во время бесконечного путешествия по Корню, и теперь он знал об их колоссальной физической силе, власти над стихиями, могучем интеллекте и склонности копить сокровища.
Именно последнее свойство драконов и вызывало у него кошмары. Он боялся - как только Рапсодия попадет в логово дракона, тот не пожелает отпустить ее обратно в горы. С такой потерей Грунтор смириться не мог, впервые в его жизни появилось существо, которое он полюбил.
Бессознательно он провел рукой по стене рядом со своей койкой и прошептал на языке болгов слова утешения, с которыми обращался к Акмеду, когда они выбрались из Корня, в надежде хоть немного утешить старого друга, потерявшего дар крови. Грунтор был знаком с Акмедом еще в те времена, когда тот был Братом, самым искусным наемным убийцей - первым представителем своей расы, рожденным на Острове, с которого они впоследствии бежали.
Серендаир был уникальным местом: говорят, что именно здесь началось само Время. Как перворожденный своей расы на этой удивительной земле, Брат имел связь через кровь со всеми, кто жил здесь. Он умел выследить с искусством охотничьего пса, взявшего след, любого человека по биению его сердца. И, проявляя чудеса настойчивости, не останавливался до тех пор, пока не настигал свою жертву.
Однако все изменилось, когда они вышли из Корня и оказались в новой стране, на другом краю мира. Акмед потерял свой дар, теперь он слышал биение сердец только людей, пришедших из старого мира Серендаира. И хотя Акмед молчал, Грунтор ощущал его отчаяние. Так он узнал, что есть вещи, потеря которых причиняет горе. Раньше подобные мысли в голову Грунтору не приходили.
Да и самому ему довелось пережить новые ощущения. Рапсодия была из лиринов, хрупкой расы, на представителей которой фирболги успешно охотились на старом Острове, хотя лирины и старались компенсировать недостаток силы хитростью и ловкостью. Впрочем, фирболгам доводилось поедать своих собратьев совсем не так часто, как об этом болтали.
Во многих отношениях лирины являлись полной противоположностью фирболгам. Вот взять, например, самого Грунтора и Рапсодию. Лирины быстрые и угловатые, а болги жилистые и мускулистые. Лирины жили в полях и лесах, под звездами, а болги рождались в пещерах, в темной утробе Земли. По мнению Грунтора, Рапсодия выиграла оттого, что ее отец был человеком, - ее фигура оставалась стройной без излишней хрупкости, острые углы уступили место округлостям, высокие скулы и тонкие черты лица она явно унаследовала от своего родителя. Она была очень красива. Несомненно, дракон это сразу заметит.
Как только последняя мысль пришла Грунтору в голову, он взревел во сне, и его подчиненные в ужасе вскочили на ноги, а некоторые свалились на пол со своих коек. Грунтор метался и храпел, огромная деревянная кровать скрипела и стонала, но постепенно великан успокоился и за тих. Вскоре единственным звуком, нарушавшим тишину, стало быстрое дыхание его несчастных соседей, жавшихся к стенам казармы. В темноте посверкивали их испуганные глаза.
Не просыпаясь, Грунтор натянул грубое шерстяное одеяло на плечи и вздохнул, когда теплая ткань коснулась шеи, - похожие ощущения он испытывал, когда рядом находилась Рапсодия. Он с самого начала не хотел покидать Корень. Песня, которую спела Рапсодия, проведя их сквозь стену огня, связала его с Землей.
"Грунтор, сильный и надежный, как сама Земля", - спела Рапсодия в Дающей Имя песне. И с того момента, как он вышел из Огня, Грунтор ощущал биение сердца мира в своей крови, неразрывную связь с гранитом и базальтом и тем, что росло над ними. Земля уподобилась любовнице, которой у него, правда, никогда не было, она стала теплой и уютной, он познал небывалое чувство приятия мира, напрямую связанное с Рапсодией.
И пока Рапсодия находилась рядом, он не испытывал тоски по Земле. Он все еще видел ее улыбку в темноте, грязное лицо, сияющее в свете Земной Оси, Великого Корня, рассекающего мир на две части, по которому они прошли из Серендаира в это новое место.
С самого начала Грунтор стал ее защитником, он утешал Рапсодию, когда она плакала, проснувшись от очередного ночного кошмара, позволял ей спать на своей груди во влажном холоде Корня. Не раз спасал от падения в пустоту во время тяжелейших подъемов по стенкам Корня. Никогда прежде ему не приходилось играть подобную роль - Грунтор не поверил бы, что способен быть таким заботливым. Ему потребовалось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не закрыть Рапсодию в ее комнате и не прогнать ее проводника прочь. Как он справится с двойной потерей - самой Рапсодии и ощущения близости Земли, которое она ему давала, - Грунтор не мог себе представить. Если она умрет или просто не вернется... Грунтор не знал, как будет жить дальше.
А потом, как и всегда, когда мысли становились слишком сложными, к нему вернулся прагматизм. Грунтор всегда был человеком жестких решений и бессознательно взвешивал шансы на выживание. Рапсодия обладала надежным оружием - Звездным Горном, мечом из Серендаира. По неизвестной причине он оказался здесь, на другой стороне мира. Как и они сами, меч претерпел удивительные изменения; теперь его клинок горел неугасимым пламенем, тогда как на Острове он лишь отражал свет звезд. Грунтор на учил Рапсодию фехтовать и вполне справедливо гордился своей ученицей, когда та принимала участие в сражениях с болгами. Она могла о себе позаботиться. С ней все будет в порядке.
Грунтор захрапел, и эти звуки показались его соседям сладкой музыкой. Они вновь улеглись на койки, стараясь не потревожить сон своего командира.
Напротив покоев Рапсодии находилась спальня Джо, которой снились сны, характерные для шестнадцатилетней девушки, полные возбуждения и жутких извращений. Она спала на спине в своей невероятно захламленной комнате - таким представлялся уют девчонке, сумей она найти удобное местечко в богатом районе города. Время от времени, не просыпаясь, Джо вытирала бисеринки пота, выступавшего у нее на шее, или еще крепче сжимала колени, когда возбуждение усиливалось.
Ей снился Эши, и его образ постоянно менялся. Подобные метаморфозы происходили во многом из-за того, что она ни разу не видела его лица, хотя была гораздо ближе к этому, чем все остальные. С момента их неудачного знакомства на рынке в Бет-Корбэре ее тянуло к Эши. И она сама не понимала почему.
Вначале он был лишь очередным зевакой, в чей карман она собралась залезть. Джо успела заметить отблеск на рукояти его меча, когда почти невидимый Эши стоял на углу, наблюдая за суматохой, которую, сама того не желая, устроила Рапсодия. Засунув руку в карман его штанов, Джо вдруг ощутила толчок такой силы, что едва не потеряла равновесия. Туман окутал ее кисть, из-за чего рука дернулась в сторону и схватила вовсе не кошелек, а мужские достоинства Эши. Ссора, последовавшая за этим, привела к знакомству не только Эши с Джо, но и Эши с Рапсодией. Однако все закончилось благополучно, как и всегда при вмешательстве Рапсодии.
Теперь Джо снились его глаза, невероятно голубые и чистые, смотревшие на нее из сумрака капюшона, и копна медно-рыжих волос - больше ей ничего разглядеть не удалось. Когда через несколько месяцев он пожаловал в Илорк, Джо принялась внимательно наблюдать за ним, но безрезультатно. Иногда она даже сомневалась, что видела его глаза и волосы.
Изредка Джо снилось его лицо, но, как правило, такие сны превращались в кошмары. Каким бы приятным ни было начало, заканчивалось все наводящими ужас картинами. Джо просыпалась с ясной мыслью, что у мужчин, закрывающих свои лица, имеются на то серьезные причины. Вот, например, Акмед: он ведь тоже скрывает свое лицо, и он уродлив, как смерть, и даже хуже, если такое возможно.
Первый раз, когда Джо увидела Акмеда без вуали, которой он обычно закрывал нижнюю часть лица, она не удержалась и вскрикнула. Его кожа была рябой и нечистой, сквозь нее проступали синеватые вены, придавая лицу нездоровый вид. А над вуалью находились близко посаженные глаза - непохожие один на другой, - которые, казалось, никогда не мигают.
Она отвела Рапсодию в сторону:
- Как ты умудряешься выдерживать его взгляд?
- Чей взгляд?
- Акмеда, естественно.
- А что такое?
Ее названая старшая сестра не могла ей помочь разобраться с путаницей, царившей в горах фирболгов. Казалось, Рапсодия совершенно не замечает уродливости чудовищ, среди которых они живут. И всякий раз, когда Джо упоминала о том, что ей трудно смотреть на Акмеда, Рапсодия пялилась на нее так, словно у нее выросло две головы. При этом Рапсодия не понимала, какие чувства испытывает Джо по отношению к Акмеду, и Джо была очень этим довольна - она не ощущала себя предательницей.
Ее и без того глодал стыд за ту радость, которую она испытывала, видя, что Рапсодия не обращает внимания на впечатление, производимое ею на Эши. Жизнь на улице научила ее наблюдательности, и, хотя Эши старался не выказывать своей заинтересованности, она не могла ее не заметить. Джо не сомневалась, что от Акмеда и Грунтора этот факт также не укрылся. Но Грунтор большую часть времени был занят обучением армии болгов, а у Акмеда имелись свои причины для неприязни к Эши, так что ей не удавалось подтвердить свои подозрения, а задавать прямые вопросы она не решилась бы даже под страхом смерти.
Джо перевернулась на живот, поджала колени и обхватила себя руками, пытаясь защититься от стрел ревности, сыпавшихся на нее со всех сторон. И чем больше она мечтала о внимании удивительного незнакомца, тем мучитель нее становились жестокие мысли о Рапсодии, стоящей у нее на пути. Рапсодии - единственном человеке, который ее любил, но теперь невольно ставшей преградой к вниманию Эши.
Рапсодия и два болга спасли Джо из Дома Памяти, где ее собирались принести в жертву вслед за несколькими другими детьми. Акмед и Грунтор решили передать ее лорду Стивену, но Рапсодия сделала Джо своей названой сестрой и взяла с собой. Она всегда защищала Джо, а ее любовь оставалась неизменной, что бы та ни натворила. Джо уже начала испытывать ответное чувство к Рапсодии, когда появился Эши, сразу все усложнив. Если раньше у Джо была одна задача - выжить среди бродяг и разбойников, и ей далеко не каждый день удавалось найти пищу и удобный ночлег, то теперь жизнь решительно изменилась.
Последняя свеча в спальне Джо погасла, и в темноте повис резкий запах расплавленного воска. Джо наморщила нос и натянула одеяло на голову. Утро никак не наступало.
Сны Эши отличались от сновидений обитателей этого мира. Поскольку он не был ни мертвым, ни по-настоящему живым, у него оставался лишь один способ избавиться от агонии, не отпускавшей его ни на миг, пока он бодрствовал, - воспоминания о Прошлом.
Даже сон не приносил облегчения. Редкие видения, посещавшие Эши, когда он ненадолго погружался в дремоту, были полны боли. Обычно они являлись кошмарами из его нынешней жизни или еще более мучительными эпизодами Прошлого. Он даже не знал, какие из них ему труд нее переносить.
В его жилах текла кровь дракона, и из-за этой двойственности жизнь Эши представляла собой непрекращающуюся череду страданий, лишь с краткими мгновениями передышки. Стоило ему проснуться, и вновь возникал шепот, настойчиво повторяющий тысячи глупостей, тысячи требований. Но сейчас, хотя бы на короткое время, бормотание стихло, отступив в дальний уголок его сознания перед мирным сном, дарованным ему в последнюю ночь пребывания в удивительном королевстве Илорк.
В тишине комнаты для гостей, которую он занимал, Эши видел сон об Эмили. Прошли годы, десятилетия с тех пор, как она в последний раз одаривала своим присутствием его сны, прекрасная невинная Эмили, подруга его сердца, погибшая тысячу лет назад. Он провел в ее обществе всего один вечер, но с того самого мгновения, как их глаза встретились, понял, что она вторая половина его души.
И она тоже это поняла и успела сказать, что любит его, одарила своим сердцем, абсолютным доверием и целомудрием, и у него возникла уверенность, что они заключили брак, хотя оба едва вышли из детского возраста. Только одну ночь они провели вместе. А теперь он знал, что ее пепел развеяли по другую сторону мира ветры Времени много жизней назад и единственная частица Эмили осталась лишь в ржавых тайниках его памяти.
Но если Эмили мертва и навсегда поселилась в Прошлом, то Эши оставался полуживым в Настоящем. Его существование было наполнено тайной - он скрывался от преследователей, охотившихся за ним, - и определялось тем, кто им манипулировал. Именно по этой причине он шел по миру, прячась под плащом, заряженным стихией воды, полученной из Кирсдарка, водяного меча. Плащ окружал его туманом и защищал от тех, кто мог при помощи ветра распознать его сущность.
Живое облако скрывало его от глаз остального мира. Он пришел в царство болгов по приказу, чтобы понаблюдать за троицей, управлявшей чудовищами Илорка, а по том обязан был вернуться с докладом. Эши ненавидел тех, кто его использовал, но ничего поделать не мог - жизнь и судьба больше ему не принадлежали, они находились в очень недобрых руках, а сам Эши был всего лишь орудием для исполнения чужой воли.
Впрочем, он имел возможность быть рядом с Рапсодией. С того самого момента, как дракон в его крови ощутил ее присутствие на Кревенсфилдской равнине, он сразу же увлекся ею, и его тянуло к Рапсодии, точно мотылька к огромному огню, пылающему в чреве мира. А после их встречи обе части его натуры - драконья и человеческая - сразу же попали под ее обаяние. Будь Эши живым чело веком, а не его оболочкой, он бы сумел противиться ее магии. И однако же он боялся Рапсодии не меньше, чем был ею очарован.
"Сэм". Слово рождало эхо в его памяти, от тихого голоса Эмили глаза наполнились слезами даже во сне. Она называла его Сэмом, и ему нравилось звучание этого имени. Они слишком быстро расстались, он не успел назвать свое настоящее имя.
"Я все еще не могу поверить, что ты здесь", - прошептала она той ночью, так много лет назад, под расшитым звездами небесным покрывалом.
И сейчас ее голос продолжал обращаться к нему во сне: "Откуда ты? Ты ведь исполнение моей мечты, правда? Ты пришел, чтобы спасти меня от лотереи и забрать с собой? Вчера, в полночь, я обратилась с просьбой к своей звезде - и вот ты здесь. Ты ведь не знаешь, где находишься, верно? Я вызвала тебя издалека?"
Она обладает магией, решил он тогда, и верил в это до сих пор. Магией настолько сильной, что она перенесла его через волны Времени в Прошлое, где ждала Эмили, в Серендаир, на Остров, который скрылся на дне моря за четырнадцать веков до его рождения.
"Тебе приснился сон, - настаивал отец, пытаясь его успокоить, когда он вернулся в свое время, один, без Эмили. - Солнце светило слишком ярко, и на тебя подействовала жара".
Эши повернулся и застонал, ему стало жарко. Огонь пульсировал в маленькой жаровне, волнами направляя в его сторону теплый воздух. Перед его мысленным взором вновь возникла Рапсодия. Впрочем, она всегда была рядом, дракон ее обожал. Кончики его пальцев и губ все еще горели от неосуществленного желания прикоснуться к ней, которое, точно кислота, разъедало его душу - следствие растущего гнева дракона. Он с горечью попытался выкинуть Рапсодию из своих мыслей, мучительно стремясь вернуться к светлым воспоминаниям, принесшим ему облегчение всего несколько мгновений назад.
- Эмили, - в отчаянии позвал он, но сон ускользнул, рассеявшись в сумраке спальни.
Во сне его пальцы нащупали маленький кармашек туманного плаща, в котором лежал бархатный кошелек с талисманом. Серебряная пуговица в форме сердца, сделанная самым обычным ремесленником и подаренная ему единственной женщиной, которую он когда-либо любил. Больше от нее ничего не осталось - пуговица и воспоминания, - он оберегал свое сокровище со свирепостью дракона, стерегущего свое богатство.
Прикосновение к пуговице помогло, оно вновь приблизило Эмили, хотя всего лишь на несколько мгновений. Он ощутил, как рвется кружево на ее корсаже, которое он нечаянно зацепил дрожащей от страха и волнения рукой. Он все еще видел улыбку в ее глазах.
"Возьми ее, Сэм, в память о той ночи, когда я отдала тебе свое сердце".
Он повиновался и с тех пор носил маленькую пуговицу в форме сердца рядом со своим, покрытым шрамами, цепляясь за воспоминания о том, что потерял.
Он постоянно искал Эмили, обращался в музеи и хранилища исторических документов, всматривался в лица встречных женщин, молодых и старых, у кого волосы имели цвет светлого льна в летний день, такими казались волосы Эмили в темноте. Он внимательно изучал женские запястья, пытаясь отыскать крошечный шрам, запечатлевшийся в его памяти. Конечно, он так ее и не нашел; Прорицательница Прошлого заверила его, что Эмили не было ни на одном из кораблей, успевших отчалить с Серендаира до того, как Остров поглотил вулканический огонь.
"Нет, мой мальчик, мне жаль тебя разочаровывать, но ни одна женщина с таким именем, похожая на ту, которую ты ищешь, не садилась на корабль, ушедший с Острова до его уничтожения. Она не приплыла на большую землю и не сошла на берег".
Прорицательница была его бабушкой, она никогда не стала бы ему лгать, к тому же она лишилась бы своего дара, если бы сказала неправду. Энвин ни при каких обстоятельствах не стала бы так рисковать.
И Ронвин, сестра Энвин, Прорицательница Настоящего. Он умолял ее воспользоваться компасом, одним из трех древних артефактов, при помощи которых Меритин, ее отец - намерьен-путешественник, - нашел эту новую землю. Его рука дрожала, когда он протянул ей тринадцатигранную медную монетку в три пенни, почти не имеющую ценности, подружку той, что он отдал Эмили.
- Только три такие монетки существуют в мире, - сказал он Прорицательнице, и его юный голос дрогнул, выдавая сердечную боль. - Если тебе удастся отыскать такую же, ты найдешь Эмили.
Прорицательница Настоящего взяла компас в тонкие хрупкие пальцы. Он вспомнил, как монетка засияла, а за тем послышался легкий гул, и на его глаза навернулись слезы. Наконец Ронвин печально покачала головой:
- Такой монетки, как у тебя, больше нет в нашем мире, мой мальчик; мне очень жаль. На земле их нет - возможно, они лежат на дне, но даже мне не видно, какие сокровища прячет Океан-Отец.
Эши не мог знать, что власть Прорицательницы не распространяется на саму Землю, где Время бессильно.
И тогда он сдался и почти поверил в ужасную правду, хотя продолжал искать Эмили в лице каждой женщины, хотя бы отдаленно ее напоминающей. Она присутствовала во всех его мыслях, улыбалась в снах, и он невольно вы полнил обещание, которое так неосторожно ей дал:
- Я буду все время думать о тебе.
Прошло много лет, прежде чем ее образ истаял в его памяти, а жизнь превратилась в бесконечный кошмар. Когда-то его сердце было светлым храмом ее памяти, но теперь оно стало разрушенным склепом, которого коснулась рука зла. Память об Эмили не могла оставаться в таком месте. Он не понимал, как Эмили удалось вернуться к нему этой ночью и слегка задержаться в дыму над каминной решеткой.
- Я буду все время думать о тебе, пока не увижу вновь.
Образ потускнел. Эши отчаянно пытался удержать ускользающее видение, но Эмили уходила, продолжая его звать:
- Я люблю тебя, Сэм. Мне пришлось так долго тебя ждать. Но я всегда знала, что ты придешь, если мое желание будет достаточно сильным.
Эши сел, пот выступил на его холодной коже, скрытой в тумане волшебного плаща. Он дрожал. Если бы хоть какая-нибудь магия могла ему помочь.
Стражники фирболги, стоявшие на посту в конце коридора, почтительно поклонились Акмеду, когда он вышел из своих покоев и направился в спальню Рапсодии. Громко постучав, он распахнул дверь, - еще один элемент утреннего фарса, который он разыгрывал ради фирболгов, полагавших, что Рапсодия и Джо являются королевскими куртизанками, и поэтому не осмеливавшихся к ним приставать. Акмед и Грунтор получали огромное удовольствие от возмущения, которое эта игра вызывала у Рапсодии, но потом она перестала возражать, главным образом из-за Джо.
Огонь в камине неуверенно мерцал, отражая беспокойство, царившее в ее душе. Рапсодия продолжала читать свиток и даже не подняла головы, когда Акмед вошел.
- Ну, доброе утро, Первая Женщина. Тебе нужно работать над собой, чтобы убедить фирболгов в том, что ты являешься королевской шлюхой.
- Заткнись, - автоматически ответила Рапсодия, продолжая читать.
Акмед ухмыльнулся. Он взял нетронутый чайник с подноса с завтраком и налил себе чашку; чай успел остыть. Похоже, Рапсодия встала раньше, чем обычно.
- И какой паршивый манускрипт ты читаешь на сей раз? - спросил он, протягивая ей чашку с едва теплым чаем.
Не поднимая глаз, Рапсодия коснулась чашки. Акмед почувствовал, как мгновенно нагрелись гладкие стенки, а над чаем поднялся пар. Он подул и сделал несколько глотков обжигающей жидкости.
- "Неистовство дракона". Потрясающе, прошлой ночью манускрипт неизвестно откуда появился перед моей дверью. Какое поразительное совпадение!
Акмед присел на аккуратно застеленную постель, скрывая усмешку.
- В самом деле? Тебе удалось узнать что-нибудь интересное об Элинсинос?
На лице Рапсодии промелькнула быстрая улыбка, и она посмотрела на Акмеда.
- Давай посмотрим. - Она откинулась на спинку кресла и поднесла древний свиток поближе к свече.
- "Элинсинос имеет от ста до ста пятидесяти футов в длину, а ее зубы напоминают хорошо заточенные мечи, - прочитала Рапсодия. - Она может принимать любую форму по собственному желанию, также ей подвластны и такие природные явления, как торнадо, землетрясение, наводнение или ветер. Внутри ее живота лежат камни самородной серы, рожденные в огне Преисподней, которые позволяют ей уничтожать все, на что она дунет. Она зла и жестока, а когда Меритин, ее любовник-моряк, не вернулся, она пришла в такое неистовство, что опустошила западную половину континента, в том числе и центральные провинции Бетани. Страшный пожар, устроенный ею, зажег вечное пламя в базилике - он горит там и посей день".
- Я заметил иронические нотки в твоем голосе. Ты не веришь историческим свидетельствам?
- Большей их части. Ты забываешь, Акмед, я - Певица. Мы сами пишем баллады и легенды. И мне прекрасно известно, что такое преувеличение.
- Ты и сама так поступала?
Рапсодия вздохнула:
- Ты же знаешь. Певцы, а в еще большей степени Дающие Имя, не могут солгать и сохранить после этого свой статус и способности, хотя мы можем повторять недостоверные легенды или вовсе вымышленные истории, если не выдаем их за истинные сведения.
Акмед кивнул.
- Но если ты не веришь тому, что написано в манускрипте, то почему ты встревожена?
- А кто тебе сказал, что я встревожена?
Акмед неприятно усмехнулся.
- Огонь, - самодовольно заявил он, кивая в сторону камина.
Рапсодия повернулась и увидела, что пламя почти погасло, неровные языки неуверенно лизали полено, которое никак не хотело загораться. Она невольно рассмеялась.
- Ладно, ты меня поймал. Кстати, не стану утверждать, что я полностью отбрасываю написанное в свитке. Просто некоторые вещи явно преувеличены. А кое-что, вполне вероятно, чистая правда.
- Например?
Рапсодия положила манускрипт обратно на стол и скрестила руки на груди.
- Ну, несмотря на разные мнения относительно ее размеров, я не сомневаюсь, что она... огромна. - Акмеду казалось, что Рапсодия вздрогнула. - Возможно, она и в самом деле может превращаться в огонь, ветер, воду и землю - говорят, что драконы связаны со всеми пятью стихиями. И хотя она может оказаться злой и порочной, я не верю в историю об уничтожении западного континента.
- Да?
- Я заметила, что в тех местах, где мы побывали, девственные леса, а они не вырастают на пожарищах.
- Понятно. Я, в общем-то, и не сомневался, что ты пре красно разбираешься в лесах или девственности, в конце концов, ты была таковой дважды...
- Заткнись, - рявкнула Рапсодия. На сей раз огонь отреагировал - слабое пламя выпрямилось и яростно взревело. Рапсодия отодвинула кресло, встала, решительно направилась к вешалке возле двери и сняла плащ. - Проваливай. Мне нужно поговорить с Джо. - Она решительно накинула плащ на плечи, потом вспомнила про манускрипт, вернулась к столу и сунула его Акмеду. - Благодарю за приятное чтение, - бросила она, открывая дверь. - Полагаю, не нужно объяснять, куда именно тебе следует засунуть этот свиток. - Акмед рассмеялся, и дверь за Рапсодией захлопнулась.
Зима постепенно слабела, или так только казалось. Некоторое время она мешкала, не решаясь уйти, наверное, ей не хотелось выпускать мир из своих ледяных объятий, однако ветры стали не такими яростными, а небо уже не смотрело на мир так угрюмо. Воздух ранней весны оставался чистым и холодным, но в нем уже появился запах земли, обещая приход теплых дней.
Рапсодия осторожно лезла вверх по каменистому склону, ведущему к пустоши, находившейся на самой вершине мира, широкому лугу, начинавшемуся за каньоном, который оставила после себя река, умершая много лет назад. Прежде чем выбраться на ровное место, Рапсодия дважды чуть не перевернула корзину, куда сложила вещи, необходимые для предстоящего путешествия.
Наверху ее ждала Джо, со смехом наблюдавшая за появлением сперва корзины, затем золотой головы и блестящих зеленых глаз, а через секунду над камнями возникло сияющее лицо Рапсодии - маленькая копия восхода солнца, до которого оставалось еще около часа.
- Доброе утро, - приветствовала она младшую сестру. Джо рассмеялась и подошла, чтобы помочь.
- Ты чего так долго? Обычно ты бегом поднимаешься по склону. Похоже, начинаешь стареть. - Она протянула Рапсодии руку и вытащила ее наверх.
- Веди себя прилично, иначе не получишь завтрака. - Рапсодия улыбнулась и поставила корзину на землю.
Джо даже не представляла, насколько она права. По подсчетам Рапсодии, ей исполнилось тысяча шестьсот двадцать лет - впрочем, за исключением первых двух десятилетий, все остальное время она провела в обществе двух болгов внутри Земли, путешествуя по Корню. 
Девушка схватила корзину, открыла крышку и бесцеремонно вывалила ее содержимое на мерзлую луговую траву, не обращая внимания на возмущение, написанное на лице Рапсодии.
- А ты принесла булочки с медом?
- Да.
Джо нашла булочку и засунула ее в рот, но тут же вы тащила обратно и мрачно уставилась на клейкое тесто.
- Я же говорила, чтобы ты не добавляла смородину, она портит вкус.
- А причем тут смородина? Наверное, тебе в рот попало что-то с земли, может быть, жук. - Джо сморщилась и выплюнула остатки булочки, а Рапсодия рассмеялась.
- Ну, и где Эши? - спросила Джо, усаживаясь на землю и тщательно выбирая другую булочку.
- Будет через полчаса, - ответила Рапсодия, разбирая сумку. - Я хотела поговорить с тобой наедине.
- Грунтор и Акмед тоже придут? - невнятно пробормотала Джо, успевшая снова набить полный рот.
- Да, скоро они появятся, хотя я уже успела поругаться с Акмедом. Возможно, он решит меня не провожать.
- Неужели ты думаешь, что это его остановит? Акмед всегда так разговаривает. А из-за чего вы поругались сегодня?
- Из-за намерьенского манускрипта, который он подсунул мне под дверь прошлым вечером.
Джо проглотила остатки завтрака и налила себе чашку чаю.
- Ничего удивительного, ты знаешь, как он ненавидит проклятых намерьенов.
Рапсодия спрятала улыбку. Поскольку намерьены пришли из Серендаира, их родины, то и она, и Грунтор, и даже Акмед, строго говоря, являлись намерьенами, о чем Джо и не подозревала.
- Почему ты так думаешь?
- Я слышала, как он разговаривал с Грунтором несколько дней назад.
- Да?
Джо с важным видом посмотрела на Рапсодию.
- Он сказал, что у тебя вместо головы задница.
Рапсодия усмехнулась:
- В самом деле?
- Да. Он сказал, что дракониха обожала намерьенов и именно она пригласила этих подтирок для задницы, что бы доставить удовольствие своему любовнику. Он так их и назвал: подтирки для задницы.
- Верно, припоминаю, я и сама использовала это слово, когда упоминала о них.
- А еще он сказал, что ты пытаешься узнать побольше о намерьенах, чтобы помочь им вернуться к власти, и что это глупо. Он считает, что болги куда более достойны твоего времени и внимания, не говоря уже о верности. Он прав?
- Насчет болгов?
- Нет, насчет намерьенов.
Рапсодия посмотрела на восток. Небо там слегка по светлело и приобрело голубоватый цвет кобальта, в остальном приближения рассвета еще не ощущалось. На ее лице выступил легкий румянец, когда она подумала о Ллауроне, кротком немолодом Главном жреце филидов, религиозно го ордена, распространявшего свое влияние над западными лесными землями и некоторыми провинциями Роланда.
Вскоре после того как Рапсодия с болгами появились в новом мире, она попала в дом Ллаурона. Главный жрец оказался не только хорошим хозяином, он поведал ей историю страны, научил и многим другим вещам, опираясь на которые Акмед строил теперь свою империю. В том числе показал, как различать лекарственные травы, врачевать людей и животных, познакомил с основами сельского хозяйства. В голове у нее зазвучал его голос, Ллаурон хотел донести до нее суть проблем, в которых она не могла разобраться.
- Теперь, когда вы многое узнали о намерьенах и беспорядках, вновь охвативших нашу землю, я надеюсь, что вы согласитесь помогать мне, исполняя роль моих глаз и ушей, сообщать обо всем, что вам доведется узнать.
- Я буду рада помочь вам, Ллаурон, но...
- Вот и хорошо. И помните, Рапсодия, несмотря на ваше скромное происхождение, вы можете оказать короне реальную помощь.
- Я не понимаю.
Глаза Ллаурона нетерпеливо сверкнули, однако голос звучал спокойно:
- Объединение намерьенов. Мне показалось, что я четко изложил вам свои мысли. С моей точки зрения, когда мир постоянно нарушается необъяснимыми бунтами и бессмысленными убийствами, спасти нас от неминуемого уничтожения может только объединение двух намерьенских государств, Роланда и Сорболда, а также королевства болгов, и сосредоточение всей власти в руках сильного монарха.
Время почти пришло. И хотя вы крестьянка - пожалуйста, не обижайтесь, большинство моих последователей крестьяне, - у вас красивое лицо и вы обладаете даром убеждения. Вы можете оказать мне немалую помощь. Пожалуйста, обещайте мне, что вы сделаете то, о чем я прошу. Вы ведь хотите, чтобы мир пришел в наши земли, не так ли? И хотите положить конец насилию - ведь гибнут не винные дети и женщины?
Джо внимательно смотрела на нее. Рапсодия заставила себя вернуться к настоящему.
- Я собираюсь найти дракониху и вернуть ей коготь в надежде, что она не станет уничтожать Илорк и болгов, - спокойно сказала она. - Мое путешествие не имеет никакого отношения к намерьенам.
- Ага, - пробормотала Джо, принимаясь за очередную булочку. - А Эши знает?
В голосе сестры Рапсодия ощутила предупреждение - как Певица она была чувствительна к подобным вещам.
- Наверное. А почему ты спрашиваешь? - Повисло неловкое молчание. - Ты мне что-то не договариваешь, Джо.
- Ничего такого, - стала оправдываться Джо. - Он просто спросил меня, не намерьены ли мы, вот и все. При чем не один раз.
Холодная рука сжала сердце Рапсодии.
- Он спрашивал про меня?
- Нет, обо всех троих, об Ахмеде и Грунторе тоже.
- Но не про тебя?
На лице Джо появилось недоуменное выражение.
- Нет, про меня он ничего не спрашивал. Он решил, что я не могу быть намерьенкой. Интересно почему.
Рапсодия встала и отряхнула плащ.
- Может быть, ты единственная из всех нас, кто не напоминает ему подтирку для задницы.
Глаза Джо хитро засверкали.
- Надеюсь, что нет, - заявила она, невинно поглядывая на небо. - Грунтор, несомненно, вовсе не подтирка для задницы. - Она рассмеялась, когда ей в лицо полетел снег и сухие листья. - Серьезно, Рапс, ты сама когда-нибудь встречала намерьена? Я думала, что все они давно вымерли.
Небо на востоке заметно посветлело.
- Ты встречала намерьена, Джо, - без всякого выражения сказала Рапсодия и принялась убирать остатки зав трака. - Лорд Стивен потомок намерьенов.
- Тогда это только подтверждает теорию подтирок для задницы, - заявила Джо, вытирая рот тыльной стороной ладони. - Но я имела в виду старых намерьенов, которые пережили Войну. Ну, тех, что живут вечно.
Рапсодия задумалась.
- Да, пожалуй. Однажды на дороге между Гвинвудом и Наварном меня чуть не затоптала лошадь отвратительного типа по имени Анборн. Если он действительно один из участников истории, о которой нам рассказывали, то этот человек был генералом во время Войны. Из чего следует, что он весьма немолод. Война закончилась четыреста лет назад, а продолжалась семьсот.
Джо была с ними, когда они нашли в библиотеке тело Гвиллиама.
- Знаешь, старый ублюдок выглядел совсем неплохо. Я бы не дала ему больше двухсот лет. - Рапсодия рассмеялась. - Кажется, это он начал войну из-за того, что ударил жену?
- Да, ее звали Энвин. Она была дочерью путешественника Меритина, первого намерьена, и драконихи Элинсинос...
- Той самой, с которой ты собираешься встретиться?
- Да, она влюбилась в него и предложила намерьенам жить в ее землях, на которые раньше не пускала людей.
Джо засунула в рот последнюю булочку.
- А с какой стати?
- Король Серендаира, Гвиллиам...
- Тот жмурик, которого мы нашли?
Рапсодия снова рассмеялась:
- Тот самый. Он предвидел, что Остров будет уничтожен вулканическим огнем, и решил переправить население своего королевства туда, где его подданные смогли бы сохранить свою культуру, а он - титул короля.
- Жадная до власти подтирка для задницы.
- Так говорят. И он сумел спасти большинство своих подданных от верной смерти, благополучно пересек с ними полмира и выстроил Канриф...
- Да уж, огромное достижение. Роскошное место с внутренним водопроводом, которым болги не хотят пользоваться.
- Перестань перебивать. Болги захватили Канриф значительно позже. Так вот, сначала Гвиллиам один, а потом вместе с Энвин сумели построить замечательную цивилизацию, располагая минимумом ресурсов. Они правили своим народом и жили в мире в течение очень долгого времени, до той самой ночи, когда он ее ударил. Этот эпизод получил название Ужасного Удара, потому что из-за единственной пощечины началась война, уничтожившая четверть населения континента и цивилизацию намерьенов.
- Точно, подтирки для задницы, - решительно заявила Джо. - У тебя есть для меня поручения?
Рапсодия улыбнулась:
- Да, ты мне очень кстати напомнила. Ты присмотришь за моими внуками фирболгами? - Джо скорчила рожу, но ее сестра сделала вид, что ничего не заметила. - И не забывай о занятиях.
- Жаль, что спросила, - пробормотала Джо.
- И заглядывай хотя бы иногда в Элизиум. Не забывай поливать цветы, ладно?
Джо закатила глаза.
- Ты же знаешь, я даже не могу найти Элизиум. Дом Рапсодии, крошечный коттедж, расположенный на острове в подземном гроте, умели находить только Акмед и Грунтор. Они совершенно сознательно скрыли его местоположение от всех.
- Попроси Грунтора, он тебя туда отведет. Извини, что мои просьбы кажутся тебе такими неприятными. А что ты имела в виду, когда предлагала свои услуги?
Лицо Джо оживилось.
- Я могла бы присмотреть за Звездным Горном. Рапсодия рассмеялась:
- Меч я заберу с собой, Джо. - Девочку давно занимал удивительный меч, и она словно завороженная смотрела на его пылающий клинок. Во время путешествий, когда они укладывались спать, Рапсодия обнажала меч и отраженный свет звезд успокаивал Джо.
- Понятно.
- В конце концов, он может мне понадобиться. Ты ведь хочешь, чтобы я вернулась? - спросила Рапсодия, проведя ладонью по удрученному лицу Джо.
- Да, - быстро ответила Джо, в голосе которой появилось напряжение. - Если ты оставишь меня одну среди болгов, я найду тебя и прикончу.
Небо на востоке порозовело. Рапсодия закрыла глаза, чувствуя приближение восхода. В воздухе возникла одинокая нота, принесенная ветром, - "ре", вторая нота гам мы. В соответствии с легендами Певцов, "ре" является предзнаменованием мирного дня, без несчастных случаев и кровопролития.
Рапсодия тихо начала утреннюю молитву ее расы лиринглас, хвалебную песнь солнцу, которую пели в начале дня. Эту песнь, как и вечернюю молитву - прощание с солнцем в конце дня и приветствие восходящим в ночном сумраке звездам, - мать передавала своим детям. Для Рапсодии утренняя и вечерняя молитвы имели огромное значение - рано утром и поздно вечером она снова ощущала связь с матерью, о которой ужасно тосковала, навсегда потерянной вместе с погрузившимся на дно океана Островом.
Она почувствовала, как задрожала сидевшая рядом Джо, и взяла ее за руку. Для Рапсодии эта начальная песня, которую мать пела дочери, имела большое значение. Джо не знала своей матери, ее еще ребенком бросили на улице. Когда песня подошла к концу, Рапсодия обняла сестру.
- Она любила тебя, я знаю, - прошептала Рапсодия, уже давно пытавшаяся убедить в этом Джо.
- Конечно, - иронически пробормотала Джо.
- Очень красиво, - сказал Эши, и обе женщины вздрогнули.
Как и всегда, они не заметили, как он подошел. Рапсодия покраснела от смущения, и ее лицо стало такого же цвета, как горизонт на востоке.
- Спасибо, - сказала она, отворачиваясь. - Ты готов?
- Да. Следом идут Акмед и Грунтор. Наверное, они хотят с тобой попрощаться.
- Не беспокойся, я вернусь, - обещала Рапсодия, в последний раз обнимая Джо. - Если мы будем проходить через Сепульварту, священный город, где живет Патриарх, я попытаюсь найти там конфеты, которые ты любишь.
- Спасибо, - прошептала Джо, вытирая рукавом глаза. - А теперь поскорее уходи, у меня болят глаза от этого проклятого ветра.
Когда Грунтор обнял ее на прощание своими могучими ручищами, Рапсодия изо всех сил старалась не вскрикнуть. Панорама Орланданского плато закачалась у нее перед глазами, а вершины гор вдруг наклонились под невозможными углами. Рапсодия даже подумала, что смерть в лапах медведя будет почти такой же.
Наконец Грунтор поставил ее на землю и неловко потрепал по плечу. Рапсодия посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась. На огромном серо-зеленом лице болга за стыло равнодушное выражение, но она видела, как напряглась мощная челюсть, а в уголках янтарных глаз блеснула влага.
- Ой правда хочет, чтобы ты передумала, герцогиня, - серьезно сказал он.
Рапсодия покачала головой:
- Мы уже много раз это обсуждали, Грунтор. Со мной все будет в порядке. К тому же за последнее время мне не приснилось ни одного плохого сна, а ты знаешь, как редко такое бывает.
Великан сложил руки на груди.
- А кто спасет тебя от дурных снов, которые тебе приснятся в дороге? - потребовал он ответа. - Раньше тебя охранял Ой.
Лицо Рапсодии смягчилось.
- Действительно, - призналась она, проведя рукой по мощному плечу Грунтора. - Но боюсь, мне придется принести эту жертву, чтобы избавить болгов от опасности.
Тут в голову Рапсодии пришла новая мысль, и она вы тащила из дорожной сумки большую морскую раковину.
- Смотри, что у меня есть, - с улыбкой сказала она. На лице Грунтора появилась широкая усмешка. Он подарил ей раковину в память о путешествии, которое они с Акмедом проделали к морскому побережью, когда искали пути возвращения в Серендаир после долгих скитаний в чреве Земли.
Потом улыбка исчезла. Он вспомнил, как, встретившись с ними вновь, Рапсодия рассказала, что Острова больше нет, его поглотило море более тысячи лет назад. И тогда Грунтор, впервые в жизни, ощутил вину, понимая, что они с Акмедом навсегда увели Рапсодию от дома и семьи. Иногда Рапсодия спала, приложив раковину к уху, пытаясь шумом прибоя заглушить кошмары, постоянно ее преследовавшие.
- Ты знаешь, что Ой, если б мог, взял бы себе худшие из твоих снов, твоя светлость, - искренне сказал он.
У Рапсодии сдавило горло, ее вдруг охватило предчувствие потери.
- Я знаю, - сказала она и вновь обняла Грунтора. Потом слегка оттолкнула его, стараясь сохранить самообладание. Глаза у нее заблестели. - И поверь мне, будь на то моя власть, я бы отдала тебе худшие из них. Где Акмед? Нам с Эши пора уходить.
У нее закружилась голова, казалось, время замедлило свой бег. Однажды она уже испытала нечто похожее, но где и когда не сумела вспомнить. Янтарные глаза Грунтора тоже на миг затуманились, он быстро заморгал и улыбнулся.
- - Не забудь попрощаться с его величеством, - весело сказал он, показывая на стоящую чуть в стороне закутанную в плащ фигуру.
- А стоит ли? Наш последний разговор состоял из чудесного обмена любезностями, едва ли я могу рассчитывать на нечто большее. Наша беседа чуть не закончилась обменом ударами.
- Ты должна, - с шутливой суровостью ответил Грунтор. - Это приказ, мисси.
Рапсодия с улыбкой отсалютовала.
- Хорошо. Я не стану перечить Могучей Силе, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой, - сказала Рапсодия. - Это распространяется только на меня?
- Нет, - покачал головой Грунтор.
- Ты главенствуешь над всем миром?
- Точно. - Великан помахал своему королю. - Подойди к нему, герцогиня. Скажи "до свидания". Он не показывает виду, но будет очень по тебе скучать.
- Конечно, будет, - сказала она, когда к ним подошел Акмед. - Я слышала, он уже побывал в моих покоях, что бы подобрать те из моих вещей, которые еще можно продать.
- Только одежду, и только если ты не вернешься через разумный промежуток времени, - ответил король фирболгов, стараясь говорить с максимальной доброжелательностью. Я не хочу, чтобы в моих горах творилось беззаконие.
- Я вернусь и при каждой возможности постараюсь присылать письма с караванами, - обещала Рапсодия, закидывая дорожную сумку за спину. - Теперь здесь чаще будут появляться посланцы из других провинций, и я смогу отправлять весточки в Илорк.
- Конечно. Я уверен, что в пещере драконихи регулярно останавливаются почтовые караваны, - ответил Акмед, и в его голосе послышался сарказм.
- Только не начинай все сначала, - предупредила его Рапсодия, бросив взгляд в сторону Джо, которая болтала с Эши.
- Не буду, - согласился Акмед. - Однако я решил сделать тебе на прощание подарок. - Он протянул ей тщательно свернутый свиток. - Береги его, Он очень старый и ценный.
- Если это другой вариант "Неистовства дракона", то я засуну его именно туда, куда обещала тебе сегодня утром.
- Посмотри.
Рапсодия осторожно развязала древнюю шелковую нить. Акмед успел изучить многие книги и манускрипты из библиотеки Гвиллиама, но собрание было таким огромным, что потребуется не один десяток лет, чтобы разобраться хотя бы с половиной рукописей. Хрупкий пергамент слегка смялся, пока Рапсодия его разворачивала, а затем ее взгляду предстал тщательно выполненный чертеж архитектурного сооружения.
Рапсодия несколько минут внимательно изучала планы, а потом посмотрела на короля фирболгов, который с нетерпением и любопытством ожидал ее реакции.
- Что ты мне принес? - спросила Рапсодия. - Я не узнаю этого места. Оно где-то в Илорке?
Акмед покосился на Эши, а потом подошел поближе к Рапсодии.
- Да, если оно существует. Это шедевр Гвиллиама, корона его горного царства. Не знаю, сумел ли он его построить. Он назвал его Лориториум.
Ладони Рапсодии вспотели.
- Лориториум?
- Да, в других документах мне удалось найти отдельные фрагменты, где Лориториум описывается как дополнительная постройка, тайный город, то самое место, где, согласно легендам, скрывались самые чистые формы могущества стихий, которыми обладали намерьены, вместе с огромной лабораторией для их изучения. Я думаю, твой меч мог быть одним из таких экспонатов, если верить некоторым записям.
Рапсодия перевернула пергамент.
- Я не вижу текста. Откуда ты все это знаешь?
Акмед слегка кивнул в сторону Эши и понизил голос:
- Я не идиот, текст остался в хранилище. Сколько раз тебе нужно повторять: я ему не доверяю. Кроме того, роса может испортить пергамент. Насколько я понял, туда не допускались обычные намерьены, жившие в Канрифе. Возможно, строительство даже не начиналось или не было закончено. Впрочем, нельзя исключать, что Гвиллиам реализовал свой план, но о местонахождении Лориториума знали лишь сам Гвиллиам и его ближайшие советники.
Но больше всего завораживает то, как устроен комплекс - если, конечно, верить чертежам. Ларцы и витрины предназначались для очень ценных артефактов, судя по тому, как тщательно здесь все продумано. Гвиллиам потратил немало усилий, чтобы организовать оборону, и снаружи, и изнутри. Уж не знаю, что его больше заботило - защита самих экспонатов или намерьенов от этих экспонатов.
Рапсодия вздрогнула.
- Ты представляешь, что там могло быть кроме Звездного Горна?
- Понятия не имею, но я собираюсь выяснить. Пока тебя не будет, мы с Грунтором осмотрим развалины тех частей Канрифа, которые были построены в последнюю очередь, а уничтожены первыми, когда болги захватили горы. У нас уже появились некоторые догадки о том, что могло быть в Лориториуме. Полагаю, нас ждет много интересного. Как ты считаешь?
- Конечно, - прошептала Рапсодия, выведенная из себя ухмылкой Акмеда. - Как Дающая Имя может не за интересоваться таким местом?
- Тогда оставайся, - с невинным выражением лица предложил Акмед. - Нам будет лучше, если ты отправишься туда вместе с нами. Мы с Грунтором неуклюжие олухи, можем ненароком испортить какие-нибудь ценные артефакты. - Он рассмеялся, увидев, как покраснели от гнева ее щеки. - Ладно, мы тебя подождем. Найдем место, но ничего не будем трогать. Но если ты не вернешься к тому времени, о котором мы договорились, мы начнем изучение сокровищницы без тебя. Хорошо?
- Я согласна, - ответила Рапсодия. - Но тебе не нужно убеждать меня в том, что я должна вернуться как можно скорее. Поверь, у меня достаточно своих причин.
Король фирболгов кивнул.
- У тебя сохранился тот кинжал, с которым ты разгуливала по улицам Серендаира?
Рапсодия недоуменно посмотрела на него:
- Да, а почему ты спросил?
Улыбка исчезла с лица Акмеда.
- Если у тебя возникнут проблемы с Эши, воспользуйся кинжалом, чтобы отрезать ему яйца. Огонь Звездного Горна прижигает рану, как ты уже успела заметить. А тебе будет лучше, если он просто истечет кровью.
- Спасибо тебе, - искренне ответила Рапсодия.
Она прекрасно понимала, что жуткий совет был проявлением его заботы, и обняла Акмеда, который быстро и неловко прижал ее к груди, а потом внимательно посмотрел в лицо.
- А что это у тебя с глазами? - поинтересовался он. - Ты не плачешь? Закон тебе известен.
Рапсодия быстро провела рукой по лицу.
- Заткнись, - пробормотала она. - Можешь засунуть свой закон в то самое место, где должно находиться "Неистовство дракона", не сомневаюсь, что они там прекрасно поместятся. Кстати, по твоему же собственному определению, тебе бы следовало быть королем намерьенов. - Акмед усмехнулся, а она повернулась и подошла к Джо и Эши.
- Ты готова? - спросил Эши, беря в руки свой резной посох.
- Да, - ответила Рапсодия, в последний раз обнимая Джо. - Береги себя, сестричка, и двух твоих больших братьев. - Та в ответ только закатила глаза. Рапсодия повернулась к Эши: - Пора уходить, пока я вдруг не сказала Акмеду что-нибудь приятное. Хочу, чтоб моя гадость оказалась последним словом. Эши рассмеялся.
- Ну, в этом соревновании тебе не победить, - сказал он, напоследок проверяя свои вещи. - Боюсь, тебя ждет поражение.
Когда они с Эши поднялись на вершину последнего утеса возле предгорий, Рапсодия повернулась и посмотрела на восток, в сторону восходящего солнца, только что показавшегося над горизонтом. Она прикрыла ладонью глаза, пытаясь разглядеть троих людей, которых любила больше всего на свете. Быть может, это лишь тени горных пиков? Потом ей показалось, будто кто-то из них помахал рукой; так оно было или нет, значения не имело.
- Посмотри, - баритон Эши прервал ее размышления. Она повернулась и взглянула туда, куда он показывал, - на невидимую границу, где сходились степь и предгорья. Там она заметила вереницу силуэтов.
- Кто это? - спросила она.
Налетел порыв ветра и поднял вокруг них тучу пыли. Рапсодия поплотнее завернулась в плащ.
- Похоже на караван, не сомневаюсь, что это люди, - ответил Эши.
Рапсодия кивнула.
- Посольский караван, - негромко проговорила она. - Визит вежливости к Акмеду.
Эши содрогнулся, даже туманный плащ не сумел скрыть его реакции.
- Я им не завидую, - с усмешкой проговорил он. - Едва ли Акмед станет соблюдать протокол. Пойдем дальше? - И он перевел взгляд на запад, к широким долинам, простиравшимся перед ними.
Рапсодия еще несколько мгновений наблюдала за караваном, а потом тоже повернулась на запад. Солнце наконец сумело разогнать утренний туман, клубившийся под ними. Далекий караван с послами все еще находился в тени.
- Да, - ответила Рапсодия, поудобнее устраивая за плечную сумку. - Я готова. - И, больше не оборачиваясь назад, последовала за Эши, уже начавшим спускаться по западному склону последнего утеса.
Долгое путешествие к логову драконихи началось.
А с другой стороны утеса человек, за плечами которого парила темная невидимая тень, на мгновение остановился, посмотрел на горы, а потом вновь зашагал в царство фирболгов.1Рассвет застал их у начала предгорий, они двигались к землям, расположенным к северу от границы Авондерр-Наварна. Эши сказал, что логово Элинсинос находится в древнем лесу, к северо-западу от владений Ллаурона и огромного лиринского леса Тириан, и поэтому им нужно просто следовать за солнцем, а затем повернуть на север и шагать вдоль берега реки Тарафель.
Когда они вышли на границу предгорий и степи, Эши неожиданно увлек Рапсодию в чащу вечнозеленых деревьев. Они спрятались, и Рапсодия тут же потеряла своего спутника из виду.
- Что случилось? - прошептала она, вглядываясь в просветы между темных ветвей, покрытых остро пахнущими иголками, - здесь тоже ощущалось приближение весны.
- Караван с вооруженной охраной, - негромко ответил Эши. - Они следуют в сторону Илорка.
Рапсодия кивнула:
- Да, почтовый караван четвертой недели.
- Почтовый караван?
- Именно. Акмед установил четырехнедельный цикл, по которому караваны путешествуют между Илорком, Сорболдом, Тирианом и Роландом. Теперь, когда началась организованная торговля между болгами и Роландом, Акмед посчитал разумным выделить вооруженную охрану для караванов, чтобы товары и почта не могли попасть в руки разбойников.
Караван появляется в один и тот же день каждую неделю, и если по какой-то причине этого не происходит, на его поиски сразу же отправляется отряд. Каждому каравану требуется два цикла, или восемь недель, на прохождение всего маршрута между Роландом, Тирианом, Сорболдом и Илорком. Пока что система работала весьма успешно.
"И Ллаурон тут же этим воспользовался, чтобы получить от меня информацию", - добавила Рапсодия про себя.
Правда, до настоящего момента она не слишком его баловала.
Рапсодия не стала упоминать, что для передачи наиболее важных сведений использовались не солдаты или караваны, а птицы, успешно доставлявшие послания Акмеда в самые разные места. Ллаурон также использовал этот способ для получения и отправки своей корреспонденции.
Эши ничего не ответил. Рапсодия немного подождала и решила, что пора выбираться из чащи. Не торопись.
- Что теперь, Эши?
Она по-прежнему едва различала его фигуру между ветвей.
- Нам лучше подождать здесь. Если мы и дальше собираемся путешествовать вместе, то нам стоит держаться подальше от посторонних глаз.
Рапсодия поплотнее завернулась в плащ.
- Ну, конечно, мы уязвимы на открытых полях или в незнакомых местах. Но ведь это всего лишь почтовый караван.
- Нет, всегда. И никаких исключений. Ты меня поняла?
Его тон раздражал Рапсодию; в голосе Эши появилось напряжение, которого раньше не было. И сразу вспомнилось, как мало она о нем знает. Грунтор и Акмед не зря возражали против ее ухода вдвоем с ним. Рапсодия вздохнула и почувствовала, как тает ее уверенность в правильности принятого решения.
- Хорошо, - сказала она. - Мы подождем, пока они проедут. Скажешь, когда караван окончательно скроется из виду.
Они пересекли степи и пустоши Кревенсфилдской равнины, двигаясь на северо-запад, чтобы обойти провинции Бет-Корбэра и сам город. Путешествие получилось трудным: землю развезло от постоянных весенних дождей. Не сколько раз Рапсодия крепко застревала в грязи. Эши предлагал свою помощь, но она вежливо отказывалась.
Приятная близость, возникшая между ними в Илорке, быстро исчезла, как только они остались вдвоем. Рапсодия не находила этому причин - разве что непредсказуемость Эши могла служить каким-то объяснением.
Временами он был милым, остроумно шутил, и, когда разбивали лагерь, они вели приятные, но малозначительные разговоры. Однако довольно часто он погружался в мрачные раздумья и на попытки Рапсодии с ним заговорить отвечал очень резко, словно она отрывала его от важных размышлений. Порой у нее создавалось впечатление, что она путешествует с двумя разными людьми, и ей часто не удавалось определить, какой из них идет с ней рядом в данный момент, поскольку Эши продолжал скрывать свое лицо. В результате они почти перестали разговаривать.
Ситуация немного улучшилась, когда они оказались в бескрайних полях Бет-Корбэра, на юго-западе провинции Ярим. Они двигались следом за зимой. Весна явилась в Илорк несколькими неделями раньше, а здесь земля оставалась промерзшей, лишь кое-где начались первые оттепели. Идти стало полегче, и настроение у них улучшилось. Но им по-прежнему приходилось прятаться от солдат или путешественников, как только Эши удавалось их обнаружить. Постепенно Рапсодия привыкла к тому, что ее неожиданно хватают и запихивают в заросли кустарника. Она понимала необходимость подобных действий, но они не способствовали улучшению ее отношений с Эши.
По прошествии нескольких недель они добрались до провинции Кандерр, где было гораздо больше лесов и укромных долин, чем в Бет-Корбэре или Яриме. Напряжение заметно спало - в лесу Эши чувствовал себя спокойнее. По-видимому, решила Рапсодия, это связано с тем, что на равнине их намного легче заметить издалека.
Они стали больше разговаривать, хотя довольно часто просто молча шагали рядом. Эши вновь начал шутить, но, как и прежде, его внутренний мир был для Рапсодии закрыт. Эши никогда не заговаривал о прошлом, ничего не рассказывал о себе. Рапсодии никак не удавалось увидеть его глаза. Он ей не доверял, в результате подозрения Рапсодии усиливались.
Однако он не возражал против ежедневных молитв Рапсодии, что ее удивило. Каждое утро и вечер она песней приветствовала солнце и звезды. Она никогда не пела громко, особенно когда они находились на равнине, прекрасно понимая, что ее пение делает их уязвимыми. Утренняя молитва Рапсодии начиналась с восходом солнца, поэтому ее песня была для Эши сигналом к подъему. Вечером, когда на темнеющем небе загорались звезды, она старалась найти место, откуда было бы видно небо. Эши никак не реагировал на ее отлучки и по возвращении никогда ничего ей не говорил, продолжая заниматься своими делами.
Лес становился все гуще, и вскоре Рапсодия поняла, что позади осталась самая трудная часть пути. Они вошли в Великий лес, занимавший большую часть западного Кандерра и весь север Наварна и Авондерра до самого моря. Рапсодия и Эши преодолели уже половину пути; Эши удавалось с удивительной точностью придерживаться нужного направления. Но до сих пор это было достаточно просто - небо почти всегда оставалось чистым и звезды указывали им путь. Кроме того, их цель лежала на западе, так что они могли двигаться вслед за солнцем. Сейчас им предстояла более сложная задача, и Эши должен был сыграть свою роль проводника. Они находились в лесу, густом и темном, где ничего не стоит заблудиться.
Рапсодия не жаловалась, но Эши почувствовал, что она нервничает.
- Ты встревожена.
- Немного, - призналась Рапсодия.
Их голоса, нарушившие лесную тишину, звучали как-то неестественно.
- Я бывал здесь раньше и знаю, куда иду, - заявил Эши, но в его голосе она не услышала знакомого раздражения.
- Не сомневаюсь, - ответила Рапсодия, слабо улыбнувшись. - Но я никогда не встречалась с драконами, по этому нет ничего удивительного в том, что мне немного не по себе. Она большая - для дракона?
Эши засмеялся:
- Я не утверждал, что являюсь специалистом по драконам. И не говорил, будто встречался с ней. Я лишь сказал, что бывал рядом с ее логовом.
- Понятно.
Рапсодия замолчала - бесполезно задавать вопросы, на которые все равно не получишь ответа.
- Пожалуй, нам стоит сделать привал и поужинать, - предложил он. - Еда часто успокаивает нервы. К тому же сегодня твоя очередь готовить, - в его голосе появились озорные нотки.
Рапсодия улыбнулась:
- Да ты хитришь! Ладно, я приготовлю ужин. Как ты считаешь, мы можем развести костер? - На равнине они редко разводили огонь, не желая привлекать к себе ненужное внимание.
- Пожалуй.
- Хорошо. - Рапсодия немного приободрилась. - Пойду посмотрю, нет ли поблизости чего-нибудь съедобного.
- Только не уходи далеко. - Эши услышал, как вздохнула Рапсодия, скрывшись за деревьями.
Через несколько минут она вернулась в превосходном настроении.
- Ты только взгляни, что мне удалось найти, - воскликнула Рапсодия, усаживаясь на полянке, которую они выбрали для лагеря на сегодняшнюю ночь.
Положив сумку на колени, она принялась в ней рыться. Эши молча наблюдал, как она разложила на траве чистый платок, смешала несколько ингредиентов в старенькой цилиндрической посуде, затем закрыла ее и опустила в предварительно вырытую небольшую ямку. Вместе с посудиной она закопала две картофелины, после чего сверху развела костер.
Пока пламя весело потрескивало, она вырезала сердце вину двух найденных в лесу маленьких яблок и добавила каких-то специй. Потом повесила над огнем небольшой котелок, в который положила лук-порей и дикую редьку. Когда хворост догорел, превратившись в тлеющие угольки, она сняла котелок, а на угли положила яблоки. Вскоре послышались булькающие звуки и от костра пошел такой изумительный аромат, что Эши ужасно захотелось есть.
Рапсодия вытащила яблоки и отложила в сторону, что бы они охладились, а потом выкопала цилиндр и картофелины, которые положила рядом с яблоками, а цилиндр открыла и как следует встряхнула. На платок выскочил маленький каравай хлеба, пахнущий орехом. Рапсодия взяла котелок с супом из порея и слегка поболтала в нем ложкой, воздух наполнили новые ароматы.
У Эши потекли слюнки, когда Рапсодия разрезала горячий каравай на две части, положив сверху по кусочку твердого сыра. Сыр тут же расплавился; еда была готова.
- Вот. Боюсь, ужин получился слишком простым, но утолить голод он поможет.
- Спасибо. - Эши уселся рядом с Рапсодией. - Вы глядит симпатично. - Он подождал, пока она попробует, а потом отведал каждого блюда.
- Здесь совсем немного, - извиняющимся тоном сказала она. - Легкий ужин на природе.
Рот Эши наполнился вкусом яблока со специями.
- Да?
- Трудно создать что-нибудь толковое, когда приходится пользоваться только тем, что удается найти в лесу.
- Создать?
Рапсодия улыбнулась своему спутнику, лицо которого, как всегда, скрывал капюшон.
- Ну, настоящее блюдо чем-то сродни хорошему музыкальному произведению. - Ответа не последовало, по этому она решила продолжить свои объяснения, надеясь, что Эши, в отличие от Акмеда, не сочтет их пустой болтовней. - Видишь ли, если подумать о том, как некоторые вещи влияют на чувства, то можно, в свою очередь, повлиять на то, как они воспринимаются.
Например, если ты планируешь дружеский обед, то можно представить его как маленький концерт для оркестра. Басовые струнные - нечто вроде густого супа. Легкий напев скрипок - бисквит с медом. Или ты подаешь нечто пикантное, вроде свежих овощей в апельсиновом соусе, - такому блюду подходит мелодия флейты. Так что прежде всего необходимо решить, каким тебе представляется обед с точки зрения музыки, а уже потом создавать еду в соответствии с этим представлением.
Эши откусил кусочек хлеба.
- Любопытно. Тут есть некоторые неувязки, но очень любопытно. - Ореховый привкус хлеба и сыр превосходно дополняли друг друга, отчего выигрывали оба продукта.
Рапсодия удивленно взглянула на него:
- Неувязки? Я не понимаю. - Он ничего не ответил. - Ты не мог бы объяснить мне смысл своих слов?
Эши съел еще кусочек хлеба.
- А чай готов?
Рапсодия встала и подошла к костру. Чай лучше всего заваривать из даров лета: земляничного листа и плодов шиповника, сладкого папоротника и красных ягод сумаха. Растения, которые удалось найти Рапсодии, - банан и вяз, корни одуванчика и тысячелистник, - не давали нужного вкуса. Зато все они были полезны. Она налила в чашку горячую жидкость и протянула ее Эши, с нетерпением ожидая объяснений.
Однако Эши молчал. Он поднес чашку к капюшону и сделал глоток. Рапсодия подпрыгнула, когда он вдруг вы плюнул чай прямо в костер.
- Тьфу! Что это такое? - грубо спросил он, и Рапсодия почувствовала, как кровь закипает в ее груди.
- Ну, теперь испарения воды, а прежде был чай.
- Новое и весьма необычное определение. Раздражение Рапсодии росло.
- Мне жаль, что тебе не понравилось, но лучшего сочетания трав мне отыскать не удалось. И все они весьма полезны для здоровья.
- Если только тебя не убьет вкус.
- В следующий раз я добавлю для тебя лакрицу. До сих пор я не знала, что ты нуждаешься в слабительном.
Ей показалось, что она слышит тихий смех, когда Эши встал и подошел к собственной сумке. Вскоре он нашел там что-то и вернулся обратно.
- Завари вот это. - Он бросил ей небольшой паруси новый мешочек, перевязанный шнурком из сыромятной кожи.
Рапсодия развязала шнурок, поднесла мешочек к носу, изучая аромат, и тут же с отвращением отвернулась.
- Боже, что это? - спросила она, отложив в сторону мешочек.
- Кофе. Специальная смесь из Сепульварты.
- Фу, какая гадость. Эши рассмеялся:
- Знаешь, ты слишком консервативна. Ты бы сначала попробовала, а уж потом называла прекрасный напиток гадостью.
- Нет уж, спасибо. Он пахнет как грязь на могиле скунса.
- Возможно, так и есть, но мне он нравится гораздо больше, чем твой отвратительный чай. - У Рапсодии вы тянулось лицо, и он поспешил смягчить свои слова: - Впрочем, я уверен, что если бы мы были не в лесу и у тебя под рукой оказались другие растения...
- Избавь меня от извинений, - холодно перебила его Рапсодия. - Ты имеешь полное право не любить мой чай. Никто не утверждает, что он вкусен, речь идет лишь о том, что травяной чай полезен. И если ты намерен травить себя этой гадостью, я не стану тебе мешать. Более того, я отойду в сторону и разожгу для себя другой костер, пока ты будешь готовить свой кофе. - Она встала и углубилась в лес, оставив большую часть своего ужина нетронутой.
Рапсодия вернулась после захода солнца и вечерней молитвы и молча принялась устраиваться на ночлег в своем уголке маленького лагеря.
Эши занимался починкой сапога, когда она подошла к костру, и с интересом посмотрел на нее. Он уже давно заметил, какое влияние на огонь оказывает присутствие Рапсодии и как ее настроение отражается на поведении пламени. Сейчас оно шипело от гнева и обиды. Рапсодия до сих пор не простила его - наверное, все же следовало принести извинения. Он решил исправить положение.
- Я сожалею о том, что между нами произошло, - сказал он, поворачивая сапог и не глядя на Рапсодию.
- Забудь.
- Хорошо, - согласился он, надевая сапог. - Так и поступлю. Жаль, что другие женщины не склонны прощать так быстро.
Рапсодия свернула плащ и положила его под голову вместо подушки. Земля здесь была неровной из-за выступающих корней, так что ей никак не удавалось найти удобное место для сна.
- Чепуха, - возразила она, - уверена, что твоя мать простила бы тебе даже убийство.
Эши рассмеялся:
- Туше. - Он употребил фехтовальный термин, означающий, что противник завоевал очко. - Из этого я делаю вывод, что прощен?
- Только не думай, что так будет всякий раз, - пробормотала Рапсодия из-под одеяла, и ее голос слегка повеселел. - Я никогда не прощаю тех, кто плюется. Обычно я вырезаю им сердце, хотя некоторые его давно лишились. - Она закрыла глаза и собралась спать.
Через мгновение она услышала легкое гудение и даже сквозь закрытые веки почувствовала, как голубоватый свет разогнал ночной мрак. Внезапно Рапсодия ощутила укол и открыла глаза - острый конец меча упирался ей прямо в горло под самым подбородком.
Эти стоял над ней. Даже в темноте было видно, что он с трудом контролирует охватившую его ярость. Если он надавит на клинок еще чуть-чуть, острие проткнет кожу. Его глаза под капюшоном горели дикой ненавистью.
- Вставай, - сказал он, больно ударив ее по ноге сапогом.
Рапсодия повиновалась обнаженному клинку. Он пульсировал голубым светом, и Рапсодия вспомнила, что во время сражения краем глаза видела его слабое сияние, но так близко - никогда. Теперь она могла разглядеть его как следует - меч был длиннее и шире, чем Звездный Горн, клинок и рукоять покрывали мерцающие голубые руны, но не они оказывали такое сильное гипнотическое воздействие.
Сам клинок казался жидким. Он парил в воздухе, и по его поверхности шли волны, словно морской прибой. Пар, клубившийся над удивительным оружием, наводил на мысли о Преисподней и образовывал перед Рапсодией движущийся туманный туннель, в конце которого стоял незнакомец, охваченный жаждой крови. Ее крови. Она чувство вала это, хотя и не могла толком разглядеть его. Рапсодия понимала, что Эши не стал бы показывать ей столь могущественный клинок, если бы не намеревался покончить с ней раз и навсегда.
На Рапсодию снизошло спокойствие. Она смотрела сквозь туман на человека в плаще. Эши молчал, но его гнев был настолько ощутимым, что еще немного - и Рапсодия смогла бы коснуться его кончиками пальцев.
Прошло несколько бесконечных мгновений, Эши по-прежнему молчал, и она решила заговорить первой.
- Зачем ты заставил меня встать? Твое воспитание не позволяет убить меня во сне?
Эши ничего не ответил, лишь сильнее надавил на клинок. На мгновение мир вокруг потемнел, поскольку ослабел приток крови к голове. Она собрала оставшиеся силы и твердо посмотрела на него.
- Немедленно убери свой меч или убей меня, - холодно приказала она. - Ты мешаешь мне спать.
- Кто ты? - голос Эши был хриплым от едва сдерживаемой ярости.
Рапсодия невольно напряглась: этот вопрос она уже слышала - от другого незнакомца в плаще. Да и в их отношениях с Акмедом был подобный эпизод почти сразу же после знакомства. В голосе Акмеда звучала тогда такая же ненависть, а сам он рылся в ее сумке, предоставив Грунтору следить за ней в свете первого из множества костров, возле которых им предстояло разбивать лагерь.
"Кто ты?"
"Эй, положи мою сумку".
"Будь Ой на твоем месте, он сидел бы скромненько, мисси. Отвечай на вопрос".
"Я уже сказала: меня зовут Рапсодия. А теперь положи мои вещи, пока ты ничего не испортил".
"Я ломаю вещи, только если хочу их сломать. Попробуем еще раз. Кто ты?"
Она тихонько вздохнула:
- Похоже, мне на роду написано без конца отвечать на этот вопрос мужчинам, которые хотят меня прикончить. Меня зовут Рапсодия.
- Я ничего о тебе не знаю, - сказал он низким, угрожающим голосом. - Кто тебя послал? Кто твой господин?
Последнее слово больно ужалило Рапсодию, и перед ее мысленным взором воскресли воспоминания о времени, проведенном на улицах Истона, когда ей приходилось заниматься проституцией. Глаза Рапсодии превратились в сверкающие зеленые щели.
- Как ты смеешь?! У меня нет господина, и вообще, что ты хочешь сказать?
- То, что ты лжешь - в лучшем случае. В худшем - ты воплощение зла, и тебе предстоит умереть за то горе, которое ты несешь сквозь Время.
- Подожди! Какое горе? - удивленно спросила Рапсодия. - И не смей говорить, что я лгу, трусливый осел. Это ты лжец, ты сказал моим друзьям, что с тобой я буду в безопасности. Если ты хочешь меня убить, я готова сражаться с тобой в любое время и в любом месте. И вовсе не нужно было заманивать меня в лес, чтобы проделать это безнаказанно, трусливый кусок дерьма.
Эши расправил плечи, однако его меч не дрогнул. Казалось, его гнев начал слабеть. Рапсодия не знала, как ей удалось его успокоить, но она поняла, что он колеблется.
- Признайся, кто тебя послал, и я дарую тебе жизнь, - проговорил Эши, и его голос звучал почти спокойно. - Расскажи мне, кто твой хозяин, и я тебя отпущу.
- Я понятия не имею, о чем ты болтаешь, - сердито ответила она. - Никто меня не посылал.
Эши вновь надавил на клинок.
- Не лги! Кто тебя послал? Я даю тебе десять секунд, чтобы назвать имя, - или ты умрешь.
Рапсодия задумалась, она видела, что Эши не шутит. Ей ничего не стоило придумать какое-нибудь имя, чтобы по том попытаться выяснить, о каком господине или хозяине он говорит. Она может солгать ради спасения собственной жизни. Время замедлило свой бег, и она вспомнила о своей новой семье, с которой ей так хотелось встретиться.
- Не трать время. - Она гордо выпрямилась. - Я не знаю, о чем ты говоришь, и не стану лгать только для того, чтобы сохранить жизнь. - Она слегка повернула голову, чтобы ему было легче ее прикончить. - Давай, убей меня.
Эши несколько мгновений стоял неподвижно, затем быстрым движением увел клинок в сторону, так что капли воды упали на лицо Рапсодии и в огонь, который сердито зашипел. Эши продолжал пристально смотреть на нее из-под капюшона.
Выдержав его взгляд, Рапсодия произнесла:
- Я не знаю, что на тебя нашло. Может быть, мозг отказал из-за скунсовой мочи, которую ты называешь кофе. - Она сделала глубокий вдох и заговорила голосом Дающей Имя: - В любом случае твое поведение не имеет оправдания. Я не лгала тебе и не являюсь воплощением зла. Я не понимаю, почему ты на меня разозлился, но у меня нет хозяина, и я не чья-то шлюха, и мне непонятны твои слова о господине. А теперь оставь меня. Я найду дракониху и без твоей помощи.
После некоторых размышлений Эши спросил:
- А что ты имела в виду, когда упомянула мое сердце? "Обычно я вырезаю им сердце, хотя некоторые уже давно его лишились".
Рапсодия с недоумением посмотрела на него: она ведь всего лишь пошутила.
- Что ты бессердечный и грубый болван. Сначала ты оскорбил ужин, который я для тебя приготовила, выплюнул мой чай, да и вообще повел себя как невоспитанная скотина. Ты настоящая свинья. У тебя нет элементарного уважения к другим людям. Ты не понимаешь шуток, но считаешь, что другие должны смеяться над твоими. Ты маньяк. Мне продолжать? И когда я говорила про твое сердце в первый раз, я шутила. Теперь я абсолютна серьезна.
Плечи Эши поникли, и Рапсодия услышала, как он вздохнул под капюшоном. Некоторое время они молча смотре ли друг на друга. Потом он опустил голову.
- Я очень сожалею, - тихо проговорил Эши. - Ты совершенно правильно меня описала.
- Тут я не стану с тобой спорить, - ответила Рапсодия, чувствуя, что начинает успокаиваться. - А теперь отойди. Если ты все еще хочешь со мной сразиться, я буду счастлива оказать тебе эту услугу. В противном случае иди своей дорогой.
Эши убрал меч в ножны. На поляне сразу стало темно. Костер, еще совсем недавно взметнувшийся ввысь от ее гнева, теперь догорал - он успел сожрать почти весь хворост.
- Если ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, почему ты просто не придумала какое-нибудь имя? Я бы ушел, не причинив тебе никакого вреда. Тебе повезло. Ты ужасно рисковала.
- Почему я не придумала какое-нибудь имя? - переспросила Рапсодия. - Ты задал мне вопрос. На него существовал только один ответ, и я не собиралась лгать. Что, если бы оно принадлежало какому-нибудь хорошему человеку, чья единственная вина состоит в том, что у него неудачное имя?
Эши вздохнул:
- Ты права. Наступили трудные времена, Рапсодия. Я понимаю, что заслужил твою вечную ненависть, но, прошу тебя, не надо. Я принял тебя за другого и попросил прощения. Многие мои друзья и бесчисленное количество невинных людей погибли от рук ужасного зла, провоцирующего восстания и набеги. На мгновение мне показалось, что это ты.
- Какое совпадение! Акмед полагает, что это ты.
- Значит, он умнее, чем я предполагал, - негромко проговорил Эши.
Ему вновь удалось удивить Рапсодию.
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего, - быстро ответил он. - Абсолютно ничего. Произошло недоразумение. - Потом он насмешливо добавил: - Возможно, все дело в скунсовой моче - мне очень понравилось, как ты назвала мой кофе.
Рапсодия уселась на землю возле догорающего костра.
- Ты знаешь, Эши, большинство людей совершают ошибки - вот только масштабы у них другие. Они ругаются, называют друг друга обидными именами. Моя соседка однажды швырнула тарелку в своего мужа. Однако они не обнажают оружие, чтобы разрешить недоразумения. Так что я не могу с тобой согласиться, когда ты называешь это недоразумением.
- Мне очень жаль, - ответил Эши. - Пожалуйста, скажи мне, что я должен сделать, чтобы загладить свою вину.
Клянусь, такого больше не произойдет. Я понимаю, ты мне не поверишь, но я повел себя так из-за того, что происходит на нашей земле. Приближается война, Рапсодия, я чувствую. И я готов подозревать всех даже без всяких на то оснований, как в случае с тобой. 
Она слышала, что Эши говорит правду. Рапсодия вздохнула и попыталась оценить имеющиеся у нее возможности. Конечно, можно его прогнать, и тогда она останется одна в лесу, не зная, куда идти дальше. Или согласиться путешествовать вместе, позаботившись о том, чтобы он не мог застать ее врасплох. Или просто положиться на его слово.
Она слишком устала и поэтому выбрала последний вариант.
- Ладно, - вздохнула она. - Я готова принять твои извинения, если ты обещаешь больше не обнажать против меня меч. Поклянись, и мы забудем о том, что произошло.
- Клянусь, - тут же ответил он, и Рапсодии показалось, что в его голосе появилось нечто неуловимо знакомое.
- И выброси кофе. Он плохо действует на твой разум. Несмотря на напряженность, которая оставалась между ними, Эши рассмеялся. Он наклонился над своей сумкой и вытащил мешочек с кофе.
- Только не в огонь, - торопливо добавила Рапсодия. - А то нам придется спешно покинуть лес. Закопай его утром вместе с другим мусором.
- Договорились.
Она подбросила хвороста в почти погасший костер.
- Ложись спать, я постою на страже.
- Хорошо, - не стал спорить Эши. Он вытащил спальные принадлежности и быстро улегся, словно хотел продемонстрировать, что доверяет Рапсодии. - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи. - Несмотря на то что произошло, на лице у Рапсодии появилась улыбка.
Она сидела, прислушиваясь к лесным шорохам и песне сверчков в темноте.Шрайк выругался и вновь пришпорил свою лошадь. Посольский караван Орландана опередил его на несколько дней, и он никак не мог его догнать. Шрайк не нуждался в обществе послов Роланда, поскольку он считал их жалким сборищем пустоголовых стариков, не способных даже на внятное изречение, не говоря уже о разумной мысли.
"Жалкие марионетки, - мрачно размышлял он, - все как один. Отправились выразить уважение новому королю монстров".
Он вспоминал слова своего хозяина, а его скакун галопом мчался по грязи Орланданского тракта, построенного еще во времена намерьенов. Тракт пересекал Роланд от морского побережья до границы Мантейдсов.
"Все, что тебе удастся разузнать о Канрифе и о том безумии, которое там началось. Все, Шрайк".
Голос был глубоким и обманчиво спокойным, а угроза почти осязаемой.
Шрайк чувствовал угрозу и в ветре, несмотря на свежесть весеннего воздуха. Канриф давно превратился в развалины, гниющие останки ушедших веков; таким он и должен оставаться для чудовищных любителей падали. Пусть ветер скитается среди горных вершин, пока события прошлых лет окончательно не сотрутся из памяти живущих. Он не знал, что обнаружит, когда окажется среди руин дворца Гвиллиама Жестокого и Энвин Интриганки, но Шрайк знал: ему это не понравится.2Сэр Фрэнсис Прэтт, эмиссар Кандерра, заморгал, а потом судорожно сглотнул. Когда ему сообщили о новом назначении, он попытался отказаться, сославшись на ревматизм и слабость мочевого пузыря, полагая, что даже отставка будет лучше поста посла в Илорке. Однако его жалобы не встретили понимания, и теперь он следовал за человекообразным проводником, который подвел сэра Фрэнсиса к толпе товарищей по несчастью, мрачно ожидавших появления короля фирболгов.
Его коллеги послы заметно волновались. Их не приветствовал гофмейстер, никто не организовал аудиенции. В результате эмиссары богатых провинций и герцогств пытались сами навести хоть какое-то подобие порядка. Все это вызывало возмущение, прежде всего у послов могущественных держав, они едва сдерживали гнев, когда эмиссары Бетани и Сорболда заспорили о том, кто из них должен стоять ближе к двери. При любом цивилизованном дворе их никогда не пригласили бы одновременно, и уж тем более не предоставили бы им возможности самим выяснять отношения.
Кандерр, родина Прэтта, не имел заметного политического веса. Среди провинций Роланда эта считалась второстепенной, в ней жили, главным образом, фермеры, ремесленники, купцы и крестьяне. Здесь не было ни одной из влиятельных орланданских фамилий, хотя несколько герцогов имели поместья в Кандерре, а Седрик Кандерр, герцог провинции, происходил из весьма приличного Дома. По этому Прэтту стало не по себе, когда в зал вошел стражник фирболг и спросил, есть ли среди гостей представитель Кандерра. Сэр Фрэнсис хотел было спрятаться за гобеленом, но потом сообразил, что подобные действия могут стоить ему жизни, но вовсе не из-за уклонения от исполнения долга, а вследствие чудовищной вони, идущей от тяжелых ковров, украшавших стены. Не приходилось сомневаться, что находящиеся за ними предметы едва ли окажутся полезными для его здоровья.
Вздохнув про себя, он решительно выступил вперед и, к собственному ужасу, обнаружил, что будет первым эмиссаром, представленным ко двору фирболгов. Он чувствовал, как удивлены и возмущены его коллеги, а невидимые кинжалы вонзаются ему в спину, когда он следовал за жутким фирболгом в Большой зал.
Войдя в огромное помещение, сэр Фрэнсис слегка рас слабился. Вопреки слухам, он не увидел здесь ни костяного трона, ни помоста из человеческих черепов. Прэтт увидел лишь два огромных кресла, высеченных из мрамора и украшенных золотой инкрустацией, на которых лежали удобные подушки. Он с удивлением оглядел зал. Несомненно, перед ним легендарные троны Гвиллиама и Энвин, не изменившиеся с тех давних пор, когда Канриф был столицей намерьенов.
На одном из древних кресел сидел король фирболгов. Просторное черное одеяние скрывало фигуру и даже лицо, видны были лишь глаза. Сэр Фрэнсис весьма обрадовался этому обстоятельству - если судить по глазам, остальное вряд ли ему понравилось бы. Глаза пристально разглядывали его, оценивая, как племенную кобылу или шлюху.
За креслом стоял широколицый великан с плоским носом, пятнистая кожа которого больше напоминала шкуру. Его плечи по ширине не уступили бы ярму плуга для двух быков, а одет он был в форму, украшенную медалями и нашивками. Сэр Фрэнсис почувствовал, что у него закружилась голова. Зал производил кошмарное впечатление, отчего все происходящее приобрело какой-то нереальный характер.
Единственный нормальный человек сидел на верхней ступеньке возле свободного трона - молоденькая девушка с длинными волосами цвета соломы и самым обычным лицом. Однако внимание сэра Фрэнсиса приковало занятие, которому она предавалась с большим увлечением, - девушка играла "в ножички", длинным тонким кинжалом рассеянно нанося удары между расставленными пальцами левой руки. Причем делала это с удивительной быстротой и точностью. Ее проворство заставило сэра Фрэнсиса внутренне содрогнуться.
- Как вас зовут? - резко спросил король.
Кровь фирболгов была в нем не столь очевидна, впрочем, сторонний наблюдатель мог видеть лишь вселяющие тревогу глаза. Эмиссар решил, что имеет дело с существом смешанного происхождения, поскольку телосложение короля отличалось от жутких фигур его подданных. Фрэнсис понимал, что здесь не приходится надеяться на соблюдение дворцового этикета.
- Сэр Фрэнсис Прэтт, ваше величество, эмиссар двора лорда Седрика Кандерра. Для меня большая честь быть вам представленным.
- Да, именно, - заявил король. - Сомневаюсь, что вы это понимаете, но со временем все встанет на свои места. Прежде чем мы перейдем к делу, есть ли у вас бумаги, подтверждающие ваши полномочия?
Сэр Фрэнсис постарался скрыть раздражение.
- Да, ваше величество. - Было что-то омерзительное в необходимости обращаться к болгу, используя титул, который вышел из обращения после смерти истинного короля, занимавшего этот трон. - Лорд Седрик посылает свои поздравления по поводу вашего вступления на престол и желает долгого и счастливого правления.
Король улыбнулся, это было заметно даже под вуалью.
- Очень рад слышать. Он может поспособствовать тому, чтобы мое правление было счастливым: я хочу, чтобы Кандерр провел для меня экономический эксперимент.
Сэр Фрэнсис заморгал. К нему никогда не обращались с такой прямотой. Обычно искусство дипломатии предполагало изощренный танец, полный ритуальных тонкостей, нечто вроде ухаживания. В молодости он наслаждался этой игрой, но теперь, став старше, устал от нее. В последние годы он считал, что гораздо больше пользы может принести обычный деловой разговор. И нашел прямоту страшного короля живительной.
- О какого рода эксперименте идет речь, ваше величество?
Повинуясь жесту своего короля, вперед вышли два фирболга, один внес красивый резной стул из темного дерева, напоминающего черный грецкий орех, но с иным, глубоким, почти синим, блеском. Другой поднос, на котором стоял кубок. Было забавно наблюдать за огромными монстрами, держащими в руках такие изящные предметы.
- Садитесь.
- Благодарю вас, сир. - Сэр Фрэнсис сел на предложенный стул и принял кубок из рук фирболга.
Он осторожно принюхался, однако это не ускользнуло от зорких глаз короля. Вино имело элегантный букет.
Чтобы сгладить неприятное впечатление, Фрэнсис сделал большой глоток. Вино оказалось на удивление хорошим, с тонким, необычным вкусом. Как и большинство аристократов Канберра, сэр Фрэнсис разбирался в винах, и на него произвел впечатление королевский выбор. Он сделал еще один глоток. Молодое вино весеннего урожая, ему требовалось еще некоторое время, чтобы достигнуть зрелости, но Фрэнсис не сомневался, что из такого винограда можно делать превосходные напитки уже через год или два.
Король вновь взмахнул рукой, и два других стражника внесли огромную сеть для ловли рыбы. Они бросили ее у ног сэра Фрэнсиса. Он наклонился, чтобы поднять один из углов, и с удивлением обнаружил, что может легко справиться со всей сетью. Он прекрасно знал, что сети таких размеров должны быть очень тяжелыми, но эта по какой-то причине получилась почти невесомой. Сэр Фрэнсис мгновенно понял ее ценность.
- Где вы ее раздобыли?
Король фирболгов раздраженно покачал головой:
- Только не делайте вид, что Седрик Кандерр прислал ко мне идиота.
Посол покраснел.
- Прошу меня простить.
На лице стоящего рядом с королем великана появилась широкая усмешка, открывшая огромные белые зубы.
- Ну, мы так и думали, но вежливость велела нам помалкивать.
- Мы сделали ее сами, естественно, - уточнил король. - Что вы думаете о сети, Прэтт?
- Поразительно. - Сэр Фрэнсис повертел веревочную сеть в руках. - Работа, как и материал, просто великолепна.
Король фирболгов кивнул и вновь взмахнул рукой. У ног сэра Фрэнсиса появился сундук. Эмиссар открыл его и покраснел. Перед ним был набор дамского белья, связанного крючком из шелковых нитей или чего-то похожего. Оно оказалось мягче, чем обычные ткани, и обладало удивительным естественным свечением. Но больше всего сэра Френсиса поразил внешний вид белья. Необычно открытое, красивое и элегантное, оно значительно превосходило аналогичные товары, которыми славилась его родная провинция. Посол Кандерра с изумлением понял, что не знает, как белье изготовлено, хотя это было решительно невозможно, если учесть его происхождение и воспитание.
- И как вы это называете? - спросил он.
- Нижнее белье, простофиля, - заявила девушка, не отрываясь от своей игры.
- Ой называет это Бьюла, - вмешался великан болг.
- Я имею в виду волокно и способ изготовления, - смутился эмиссар.
- Не имеет значения. - Король фирболгов посмотрел на Грунтора, и они обменялись кивками. Опыт Рапсодии в подобных вещах пришелся им очень кстати: она прекрасно знала, в чем женщинам будет удобно и что мужчины захотят увидеть. - Вам нравится?
- Да, производит прекрасное впечатление.
- А что вы скажете относительно вина? Сэр Фрэнсис не сумел скрыть удивления.
- Вино также производят фирболги? - Король кивнул. Прэтт почесал в затылке, чтобы собраться с мыслями. - И какую форму должен принять экономический эксперимент?
Король слегка наклонился вперед.
- Мы хотим проверить спрос на эти вещи, не открывая тайны их производителя. - Теперь пришел черед кивать Прэтту. - Я хочу, чтобы вы вместе со своими начали торговать и нашими товарами. Все решат, что их производят в Кандерре, и будут соотносить качество с высоким уровнем ваших производителей.
Сэр Фрэнсис улыбнулся, принимая комплимент:
- Благодарю вас, сир.
- Ровно через год вы доложите мне о том, какое впечатление произвели на покупателей наши товары. Предупреждаю: не пытайтесь меня надуть, Прэтт, я таких вещей не люблю. Мог бы предложить вам поговорить с теми, кто попробовал, но вы не найдете их среди живых.
Пожилой посол расправил плечи.
- Уверяю вас, сир, Кандерр гордится своей репутацией честных купцов.
- Да, я слышал. Просто хотел, чтобы вы не забывали о своих принципах, когда вашими поставщиками станут фирболги.
- Конечно.
- Хорошо. Если к концу года спрос на нашу продукцию будет достаточно велик - на что я очень рассчитываю, - мы заключим торговый договор с Кандерром, вы получите эксклюзивные права на продажу некоторых товаров болгов, в особенности предметов роскоши. Кроме того, мы намерены поставлять вам сырье, прежде всего виноград и дерево, чтобы вы смогли наладить собственное производство.
- Дерево? - удивленно переспросил Прэтт. Великан рассмеялся:
- Посмотри под свою задницу, сынок.
Эмиссар внимательно изучил стул, на котором сидел. На его лице вновь появилось восхищение.
- Да уж, сегодня у меня выдался весьма занимательный день.
Король усмехнулся:
- Так вы действительно поражены, Прэтт?
- Несомненно. - Сэр Фрэнсис улыбнулся.
Самое смешное, что фирболги произвели на него действительно большое впечатление.
Прошли столетия с тех пор, как на дороге, ведущей в Канриф, наблюдалось такое активное движение, какое Шрайк видел сегодня. Множество послов входили в широко распахнутые ворота - последний раз подобное случилось, наверное, тысячу лет назад, во время знаменитого бракосочетания.
Он едва не рассмеялся вслух, представляя себе, как власть предержащая стремится побыстрее сделать легитимным правление монстра над одной из богатейших крепостей мира. Шрайк заставил себя успокоиться, поскольку и сам получил точно такое же задание: выяснить, кто является новым королем, взглянуть на то, что осталось от былой славы Канрифа, и предотвратить катастрофу, произошедшую с двухтысячной армией Роланда.
Шрайк был человеком практичным. Он видел их всех насквозь, лучших игроков дипломатической игры: Эберкромби и Эванса, Гиттлесона, Бойса де Бэрне, Матеаса и Син Кроута, фаворитов регентов Орландана и Благословенных Сорболда, получивших от своего начальства одинаковые инструкции. Представители Сорболда и Неприсоединившихся государств на несколько недель опередили эмиссаров Хинтервольда и других далеких земель. Даже оба религиозных лидера континента, Главный жрец Гвинвуда, глава ордена филидов, и Патриарх Сепульварты прислали своих представителей.
Новость о короле фирболгов распространилась быстро и дошла до самых далеких провинций. Шрайк считал, что разумнее всего не суетиться самому, а собрать слухи и достоверную информацию, которые стали поступать от тех, кто опередил остальных. Естественно, никто не сможет удержаться от рассказов об увиденном и от похвальбы об удачно заключенных сделках; в этом смысле послы ничем не отличались от других людей. Подобные игры мало интересовали Шрайка. Ему требовалась информация.
Шрайк знал - в конечном счете все решает пребывание в Канрифе. Любой король, достаточно хитрый, чтобы разгромить серьезную армию Роланда, которой к тому же командовал великий маршал Розентарн, наверняка все продумал и организовал, и послы будут видеть только то, что он хочет им показать. Разумнее получить нужные сведения от других послов, а собственное время использовать для наблюдения за повседневной жизнью Илорка, в надежде стать свидетелем событий, не предназначенных для глаз посторонних. Даже самые незначительные подробности могут оказаться полезными для его хозяина. Шрайк не рассчитывал узнать что-нибудь важное - ведь он был человеком практичным.
- Я больше не могу, сыта по горло. Спокойной ночи. - Джо встала и засунула кинжал в ножны на запястье.
- Ладно, иди спать, - ответил Акмед, проверяя список. - Осталось совсем немного. - Он уже принял двадцать семь представителей различных провинций и церквей, из которых его интересовали только двое; спина онемела от долгого сидения на троне.
- И не вздумай хапать подарки, - предупредил Грунтор, в янтарных глазах которого блеснул смех. - Сначала на них должен взглянуть король.
Джо нахмурилась:
- Знаешь, Акмед, мне гораздо больше нравилось, когда ты не был королем. - И с гордо поднятой головой она удалилась из Большого зала в свои покои.
Акмед вздохнул:
- Мне тоже.3После той дикой ссоры отношения между Эши и Рапсодией стали менее напряженными. Рапсодия не находила этому объяснения и в конце концов решила, что они таким образом выпустили пар: высказали друг другу на копившиеся подозрения.
Как странно получилось: он угрожал ей обнаженным мечом, она его оскорбляла, а отношения у них стали заметно лучше, чем были за все время их путешествия, - как бывает у больного, перенесшего кризис.
"Наверное, я слишком долго жила с болгами", - подумала Рапсодия.
Ужасающее поведение знакомых мужчин, вызвавшее бы у ее братьев желание защитить честь сестры, давно стало привычным. Все ее друзья мужчины вели себя грубо.
Быть может, именно поэтому ей нравился Эши. В отличие от всех остальных, он относился к ней как к другу или просто хорошей знакомой. Она не вызывала у него постоянного сексуального влечения; способность замечать любовный пыл была искусством, которому Рапсодию научила Нана, владелица борделя в Серендаире, где ей пришлось провести некоторое время. Это умение не раз выручало Рапсодию. Она видела, что мужчины находятся в состоянии возбуждения почти все время - существуют лишь редкие исключения. Одним из них и был Эши. Он обращался с ней по-дружески, часто поддразнивал, совсем как брат, иногда флиртовал, но никогда не навязывал своего внимания. Для Рапсодии не имела значения причина его холодности. Он оказался хорошим спутником, и это ее вполне устраивало.
Эши видел, что Рапсодия совершенно неправильно оценивает ситуацию, и вздыхал с облегчением. Она ничего не понимала. Его ненавистный туманный плащ, прячущий его от мира, здесь оказался благословением. Он помогал ему скрыть страстное стремление быть рядом с Рапсодией и его не самые благородные желания. Поразительная способность Рапсодии к самообману очень ему пригодилась. Они продолжали свое путешествие - Эши не давал поводов Рапсодии тревожиться, она ничего не замечала.
Начались дожди, и путешествие сразу стало не таким приятным. По мере того как они уходили все дальше на запад, лес становился гуще, замедляя их продвижение вперед. Снег вокруг стволов растаял, обнажив порыжевшую траву, предвестницу более теплой погоды.
Однажды, когда день уже клонился к вечеру и спутники устали от бесконечного блуждания среди зарослей вереска, они остановились у края болота. На небольшой поляне под высоким вязом Рапсодия нашла кучу мягких листьев и с довольным видом плюхнулась на нее. Эши шарахнулся в сторону, когда она с громким криком подпрыгнула, изрыгая проклятия на языке фирболгов.
Через мгновение, овладев собой, Рапсодия опустилась на колени и разгребла листья, под которыми оказался крупный прямоугольный камень с вырезанными на его поверхности буквами. Рапсодия осторожно смахнула грязь и пыль и, затаив дыхание, прочитала надпись:Cyme we inne frid, fram the grip of deap to lif dis smylte landТакую же надпись, начертанную на стене пещеры Элинсинос, когда-то показал ей Ллаурон - так Гвиллиам советовал приветствовать всех, кого он встретит, своему разведчику Меритину: "Намерения у нас самые мирные, мы вырвались из объятий смерти и мечтаем жить на этой прекрасной земле".
- Это веха намерьенов, - прошептала она. Эши наклонился, чтобы рассмотреть надпись.
- Действительно, - согласился он. - Ты ее узнала? Рапсодия недоуменно посмотрела на него:
- В каком смысле? Если бы я знала, что эта штука здесь находится, я бы не стала на нее садиться.
Эши выпрямился.
- Конечно, но я просто подумал, что ты уже видела надпись раньше.
- Разве такое возможно? Если бы я бывала здесь, за чем бы мне понадобился проводник? - Она сняла плащ и расстелила его на земле.
Эши сбросил дорожную сумку.
- Возможно, ты видела надпись, когда ее высекали.
Рапсодия сердито покачала головой. В последнее время подобная ситуация часто повторялась: Эши постоянно намекал, что Рапсодия имеет какое-то отношение к Первому поколению намерьенов. Она уже давно заметила, что Эши пытается расставить ей ловушку, чтобы она выдала себя. Пожалуй, эта была самой очевидной.
- Знаешь, мне надоели твои игры, - заявила она. - Если ты хочешь знать, не приплыла ли я сюда с Первым флотом, то почему бы тебе просто не спросить?
Эши явно не ожидал такой реакции.
- А ты приплыла?
- Нет.
- Ага. - Казалось, он растерялся. - А со Вторым или с Третьим?
- Нет. Я вообще никогда не поднималась на палубу корабля, если не считать лодок и паромов.
- Значит, ты никогда не пересекала больших водных пространств? Ты путешествовала только пешком?
Рапсодия вспомнила о своем бесконечном походе внутри Корня и слегка вздрогнула.
- Или верхом на лошади. Теперь ты от меня отстанешь?
- Отстану?
- Ты пристаешь ко мне с вопросами о намерьенах с того самого момента, как мы вышли из Илорка. Мне это не нравится.
- Но тебе известно, кто они такие?
- Да, - не стала отрицать Рапсодия, - но все, что я о них знаю, почерпнуто мною из книг по истории. Надеюсь, ты прекратишь свою игру в кошки-мышки.
Эши усмехнулся:
- Если не ошибаюсь, эти игры заканчивается тем, что кошка съедает мышку. - Он вытащил из сумки кухонные принадлежности. - Полагаю, мне не нужно тебе объяснять, кому из нас досталась роль кошки?
Рапсодия принялась собирать хворост для костра, который успела развести.
- Так вот какое занятие ты придумал на сегодняшний вечер?
- Ты мне предлагаешь поиграть? - многозначительно поинтересовался Эши.
- Ну, - ответила Рапсодия, наклоняясь, чтобы поднять лежащую на земле ветку, - мы можем это организовать. После того как костер разгорится, я отправлюсь на охоту и постараюсь раздобыть для тебя мелких грызунов на ужин. - Она продолжала собирать хворост и бессознательно принялась насвистывать.
Эши почти сразу узнал мотив - гимн древней богине урожая, песня из старого мира.
Она намерьенка, он не сомневался. Эши решил попробовать подойти с другой стороны. Он прикинул, на каких языках она могла бы говорить в старом мире, если бы действительно была намерьенкой, но его познания в древнем лиринском были крайне скудны. Тогда Эши решил произнести одну фразу на устаревшем лиринском языке, а другую на старом намерьенском. Дождавшись, когда на лицо Рапсодии упадет свет от костра, он сказал на мертвом лиринском языке:
- Знаешь, Рапсодия, я нахожу тебя необычайно привлекательной, - а потом перешел на язык намерьенов: - Мне нравится наблюдать за тобой, когда ты наклоняешься.
Она с сомнением посмотрела на него, но ничего не ответила, и дракон не почувствовал ее смущения. Эши показа лось, что первая фраза углубила морщинку у нее на лбу, возможно, она жила в лиринском поселении или в общем доме, где все говорили на лиринском языке. Он предпринял еще одну попытку.
- И у тебя восхитительные ягодицы, - заявил он, внимательно наблюдая за ее реакцией.
Рапсодия продолжала собирать хворост и подбрасывать его в огонь, а на лице у нее появилось раздражение.
- Я тебя не понимаю, - сказала она, глядя на Эши сквозь дым. - Пожалуйста, перестань болтать.
Она услышала, как Эши вздохнул и вновь принялся возиться с посудой, а когда он отвернулся, позволила себе улыбнуться.
- Тахн, Рапсодия, эвет марва хайдион ("Слушай без гнева, Рапсодия, я полагаю, что ты очень сильный магнит").
- Эбрия джайрист хист оветис бек ("Я люблю смотреть, как ты приседаешь").
- Квелстер эвет ре марайя ("У тебя очень красивые булочки").
Она с трудом сдерживала нахлынувшее веселье. Если его древний намерьенский язык еще был на что-то похож, то попытки говорить на старом лиринском вызывали смех. И как всегда, Рапсодия сказала правду. Она совсем его не понимала.
Они стали чаще сменять друг друга, когда несли дозор, главным образом из-за ее кошмаров. Примерно после часа глубокого сна Рапсодия начинала метаться, что-то бормотать, иногда принималась плакать и в конце концов просыпалась. Эши хотелось ее утешить или хотя бы разбудить, чтобы спасти от кошмаров, но он знал, что Рапсодия наделена даром предвидения. Если она видит Будущее, то лучше ей не мешать, какой бы ни была цена. Поэтому он сидел и с тоской смотрел, как она страдает, а потом просыпается, дрожа от ужаса.
Днем они почти не разговаривали. А вот вечером, когда появлялась возможность отдохнуть, наступало время для беседы. На лес опускалась ночь; все звуки становились более отчетливыми, потрескивал костер, что-то шептал ветер, блуждая среди густых ветвей, - на эти звуки днем обычно не обращаешь внимания. При ярком солнечном свете слова приобретали совсем другой смысл. Ночь скрывала все, приносила ощущение безопасности, и спутникам станови лось легче поддерживать разговор.
До цели их путешествия оставалось всего несколько дней. Эши обещал, что не пройдет и недели, как они доберутся до логова Элинсинос. Им еще предстояло перебраться на другой берег широкой реки и проделать немало лиг, но конец путешествия был уже близок.
В тот вечер атмосфера в их маленьком лагере была пронизана одиночеством. Они уже так давно находились в лесу, что забыли, когда в последний раз вокруг не было деревьев. Казалось, листва поглощает вечерние молитвы Рапсодии, а сами песни стали такими тяжелыми, что уже не могли подняться к небесам. Она сидела на вершине небольшого холма, наблюдая, как звезды, одна за другой, загораются на темном небе, а потом на время прячутся за облаками. Они вдруг напомнили Рапсодии мелких блестящих рыбешек, которых преследует в глубоком темном озере огромная хищная рыба.
- Рапсодия? - голос Эши нарушил ее размышления.
Она повернулась к темной фигуре своего спутника. Он сидел у костра, пламя которого мерцало на его туманном плаще, окружавшем его смутным ореолом.
- Да?
- Ты чувствуешь себя в безопасности рядом со мной?
Она ответила не сразу.
- Как и в любой другой компании.
Человек в капюшоне поднял голову.
- Что это значит? - его голос звучал тихо, почти нежно.
Рапсодия вновь посмотрела на небо.
- Пожалуй, я уже не помню, когда в последний раз чувствовала себя в безопасности.
Эши кивнул и вернулся к собственным размышлениям. Однако вскоре он вновь заговорил:
- Дело в твоих кошмарах?
Рапсодия подтянула колени к груди и обхватила их руками.
- Частично.
- Ты боишься встречи с Элинсинос?
Она слегка улыбнулась:
- Немного.
Эши налил себе еще одну чашку чая. В последнее время он выпивал большую часть чайника, - словно хотел загладить свою грубость, что немало забавляло Рапсодию.
- Я могу пойти с тобой, если тебе будет легче.
Рапсодия немного подумала, а потом покачала головой:
- Не думаю, что это разумно, но все равно спасибо.
- А когда-нибудь ты чувствовала себя в безопасности? - Эши сделал долгий глоток.
- Да, много лет назад.
Эши хотелось задать вопрос прямо, но он выбрал окольный путь.
- Когда?
Рапсодия передвинулась поближе к огню. Ей вдруг стало холодно, и она накинула плащ на плечи.
- Когда я была маленькой девочкой, еще до того, как убежала из дома.
Эши кивнул.
- А почему ты убежала?
- А почему люди убегают? Я была глупой и эгоистичной, но прежде всего эгоистичной.
Эши знал и о других причинах, по которым люди покидают родной дом.
- А ты была красивой в юности?
Рапсодия рассмеялась:
- Боги, нет. И мои братья постоянно дразнили меня.
Эши тоже не удержался от смеха.
- Это одна из основных обязанностей братьев - не позволять сестрам слишком гордиться собой.
- А у тебя есть сестры?
Наступило долгое молчание.
- Нет, - наконец ответил Эши. - Значит, у тебя было позднее цветение.
Она удивленно посмотрела на него:
- Что ты имеешь в виду?
- Разве не так говорят о девушке, которая в юности не отличается привлекательностью, а, став женщиной, превращается в красавицу?
Рапсодия бросила на него странный взгляд.
- Ты считаешь, что я красива?
Эши улыбнулся под капюшоном:
- Конечно. А ты думаешь иначе?
Она пожала плечами:
- Красота - вопрос очень неоднозначный. Пожалуй, мне нравится то, как я выгляжу, во всяком случае, я не ощущаю никаких неудобств. А как другие относятся к моей внешности, для меня никогда не имело значения.
- Такой подход характерен для лиринов.
- Если ты не заметил, я как раз принадлежу к этому народу, по крайней мере частично.
Эши с сожалением развел руками:
- Из чего следует, что разговоры о твоей красоте не производят на тебя никакого впечатления.
Рапсодия рассеянно провела ладонью по волосам.
- Ну, не совсем. Они меня смущают, в особенности если ты говоришь неискренне.
- А почему ты думаешь, что я стану говорить неправду?
- Знаешь, я встречала немало людей, которые считают, что у меня странная внешность, если не сказать хуже, но я, как правило, не обращаю на них внимания.
- Неужели? Просто смешно. - Эши поставил на землю пустую чашку.
- Тут ты ошибаешься. На меня постоянно бросают удивленные и любопытные взгляды. Если бы ты видел, что происходит, когда я иду по улице, то сразу бы все понял.
Эши не знал, забавляет его или раздражает неспособность Рапсодии понять очевидное.
- Рапсодия, неужели ты не замечала, что мужчины провожают тебя взглядами, когда ты идешь по улице?
- Да, но только потому, что я женщина.
- Ну, ты скажешь.
- Мужчины часто так поступают, я имею в виду, глазеют на женщин. Такова их натура. Они почти всегда готовы к совокуплению. И ничего не могут с собой поделать. Наверное, им приходится нелегко.
Эши постарался сдержать смех.
- И ты думаешь, что любая женщина производит такое впечатление на любого мужчину?
Казалось, Рапсодия вновь удивилась.
- В общем, да. Такова природа, инстинкт продолжения рода, для мужчин совокупление всегда представляет интерес.
Тут уж Эши не сумел сдержать смех.
- Ты глубоко заблуждаешься.
- Я так не думаю.
- А я думаю, если ты считаешь, что любая женщина производит на мужчин такое же впечатление, как ты. Ты судишь по собственному опыту, а его нельзя назвать очень уж объективным.
Рапсодия вытащила из своей сумки флейту, и Эши понял, что разговор начал ее смущать. Изредка она играла на этом крошечном инструменте, он естественно сливался со звуками леса, напоминая птичьи трели. Но так бывало днем, сейчас птицы смолкли, и только музыка ветра нару шала тишину. Рапсодия оперлась спиной о ствол дерева и насмешливо посмотрела на Эши:
- А ты считаешь, что твой взгляд на мужчин и женщин объективнее?
Эши вновь расхохотался.
- Не более чем у других, но разумнее, чем у тебя.
Рапсодия начала играть, прозвучало всего несколько нот, но они заставили зашевелиться волосы у него на затылке. Потом она опустила флейту и улыбнулась.
- Мне кажется, что ты так же несведущ в этих вопросах, как и я, возможно, даже в большей степени.
Эши с интересом поднял голову:
- В самом деле? И почему?
- Потому что ты странник.
- Какое это имеет отношение к женщинам и мужчинам?
- Мой опыт подсказывает, что лесники и странники отличаются от большинства других людей, - спокойно ответила она.
Вечер плавно перешел в ночь; ее глаза блуждали по небу, но не находили того, что искали.
- Как так?
- Во-первых, большинство мужчин и странники ищут в общении с женщинами разного. Хотя и тем и другим требуется женщина только на время.
Она не могла с уверенностью утверждать, улыбается ли Эши, но ей показалось, что в его голосе слышится улыбка.
- Что бы это значило?
Погрузившись в раздумья, Рапсодия вновь принялась играть на флейте. Мелодия получалась легкой и изящной, но в ней чувствовалась грусть, и Эши вдруг показалось, что он видит гобелен, который возник в воздухе, - мягкие извивы оттенков синего и пурпурного, словно океанские волны на фоне потемневшего грозового неба. Потом ритм мелодии изменился, цвета стали более светлыми, теперь они больше походили на закатные облака, влекомые теплым ветром. Зачарованный Эши слушал, пока последние звуки не растворились в ночи, однако он не забыл о мысли, которую Рапсодия оставила незаконченной.
- Ну?
Она вздрогнула, очевидно задумавшись о чем-то своем.
- Да?
- Извини. Так что же большинству мужчин дают эти непродолжительные связи с женщинами?
Рапсодия улыбнулась:
- Возможность расслабиться, сбросить напряжение.
Эши кивнул.
- А странники?
Она немного помолчала.
- Им нужен контакт.
- Контакт?
- Да. Люди, всю жизнь одиноко скитающиеся в огромном мире, иногда теряют чувство реальности, они перестают понимать, что настоящее, а что лишь плод их воображения. Поэтому мужчинам, которые большую часть своей жизни бродят по свету, даже от самой кратковременной встречи с женщиной требуется контакт, подтверждение реальности их существования. По крайней мере, таков мой опыт.
Довольно долго Эши ничего не отвечал. Когда он вновь заговорил, его голос прозвучал совсем тихо.
- А если вдруг оказывается, что они не существуют?
- Не знаю. Я не скиталец, во всяком случае, к этому не стремлюсь, и надеюсь, что скоро мои странствия закончатся. Это совсем не та жизнь, которая меня привлекает, и я от нее устала.
Они долго молчали, наконец, Эши стал готовиться ко сну, дежурить первой выпало Рапсодии. Эши тихонько вздохнул, обошел костер и исчез в тени. Быть может, она вложила в его вздох собственные чувства, но ей пришло в голову, что Эши страдает от одиночества не меньше, чем она. Впрочем, она и раньше ошибалась, когда пыталась понять его чувства и утешить его, - часто выяснялось, что он вовсе не нуждается в ее поддержке, более того, его раздражают ее попытки помочь. Рапсодия взвесила все возможности и решила рискнуть.
- Эши?
- Хм-м-м?
- Ты существуешь, даже если иногда тебя трудно увидеть.
Его голос звучал уклончиво.
- Большое спасибо за то, что ты мне сказала.
Рапсодия сжалась. Она опять выбрала неудачный момент. Шло время, она вслушивалась в ночь, стараясь не пропустить ни малейшего намека на опасность, но все оставалось спокойным. Вокруг царила тишина, если не считать потрескивания костра и шелеста ветра. А потом она услышала, как Эши проговорил, обращаясь скорее к себе:
- Я рад, что ты так думаешь.
В полночь она разбудила Эши, а сама заснула сразу же, как только приняла горизонтальное положение. Кошмары начались примерно через час, причем оказались такими жестокими, что Эши забыл о своем решении не вмешиваться и осторожно потряс Рапсодию за плечо. Она сразу же села, ее глаза были полны слез. Прошло довольно много времени, прежде чем она успокоилась.
Это был старый сон, впервые посетивший ее, когда она узнала о том, что Серендаира больше нет, и прошло четырнадцать столетий с тех пор, как она с двумя болгами спустилась в чрево Земли. Ей снилось, что она стоит посреди пылающей деревни, вокруг пляшут языки черного пламени, а по улицам едут солдаты и уничтожают все на своем пути. У самого горизонта она заметила глаза с красным ободком, которые светились злорадством и ненавистью к ней. А потом прямо на нее мчится залитый кровью воин с безумным взглядом, верхом на черном жеребце, ее подбрасывает в воздух, а через мгновение она оказывается в когтях огромного медного дракона.
Рапсодия накинула одеяло на плечи и осталась сидеть, вглядываясь в темноту за маленьким кругом света возле костра. Эши принес ей чашку чаю и молча смотрел, как она держит ее двумя руками, дожидаясь, когда напиток остынет, и неотрывно смотрит в огонь. Они долго молча сидели рядом. Наконец он сказал:
- Если тебя преследует кошмар, могу помочь избавиться от него.
Казалось, Рапсодия едва слышит его.
- Да?
Эши встал, засунул руку под плащ и через мгновение вытащил кошелек, который Джо однажды пыталась у него украсть на улице Бет-Корбэра. Он развязал шнурок, вы тащил маленький сверкающий шарик и вложил его в ладонь Рапсодии. Она нахмурила брови:
- Жемчужина?
- Да. Жемчужина состоит из слез моря. Она естественное хранилище таких эфемерных вещей, как клятвы и воспоминания, - по традиции серьезные государственные договоры или важные торговые сделки заключаются, когда рядом находится крупная, очень ценная жемчужина. - Рапсодия рассеянно кивнула, она знала, что невесты в старом мире вплетали эти маленькие перламутровые шарики в волосы или использовали их в украшениях. - Ты - Канвр, - продолжал Эши. - Если ты хочешь освободиться от кошмара, произнеси истинное имя жемчужины, и кошмар перейдет в ее память. После того как твоя мысль оказалась в плену жемчужины, раздави ее каблуком. И кошмар навсегда исчезнет.
Глаза Рапсодии сузились. "Канвр" на лиринском языке означало - Дающий Имя.
- Откуда ты знаешь, что я Канвр?
Эши рассмеялся и сложил руки на груди.
- А ты будешь это отрицать?
Она сглотнула. Уже по его вопросу было ясно, что он знает на него ответ, тем более что возразить, не солгав, Рапсодия не могла.
- Нет, - сердито ответила она. - Более того, я вообще больше ничего не собираюсь говорить. Спасибо за жемчужину, но я отклоняю твое предложение. - И она погрузилась в молчание, продолжая смотреть в ночь.
Эши вернулся к своему месту возле костра и налил себе чаю.
- Я хотел лишь избавить тебя от кошмара. Получилось не совсем так, но все же попытка оказалась удачной. Мне только непонятно, почему ты рассердилась, ведь я же пытался тебе помочь.
Рапсодия посмотрела на небо. Сквозь дым костра поблескивали звезды.
- Наверное, все дело в том, что ты постоянно пытаешься разузнать хоть что-нибудь о моем прошлом и используешь для этого любые возможности, а я уважаю твое нежелание рассказывать о себе, - сказала она. - Для лиринов процесс Присвоения Имени есть нечто близкое к религиозной вере, а не тема для беседы.
Снова наступило молчание. Наконец Эши тихо сказал:
- Ты права. Извини.
- Кроме того, ты хочешь определить, какое отношение я имею к намерьенам. Со слов лорда Стивена я поняла, что во многих землях подобные подозрения считаются оскорбительными.
- И снова ты права. - Некоторое время он наблюдал за Рапсодией, продолжавшей отрешенно смотреть в ночь. Наконец он сделал еще одну попытку завязать дружеский разговор.
- Я думаю, будет лучше, если мы не станем больше говорить о Прошлом. Договорились?
- Хорошо. - Рапсодия продолжала вглядываться в темноту.
- Тогда почему бы нам не побеседовать о том, что доставляет тебе радость. Может быть, это поможет тебе забыть о кошмарах. Выбирай тему, а я постараюсь ответить на твои вопросы.
Рапсодия слегка оживилась, перевела взгляд на Эши и улыбнулась.
- Ладно. - Она немного подумала, а потом ее мысли обратились к ее приемным внукам, Гвидиону и Мелисанде, а также к дюжине маленьких фирболгов. Они были ее опорой, именно о них Рапсодия вспоминала, когда ее одолевали мрачные мысли.
- У тебя есть дети? - спросила она.
- Нет. А почему ты спрашиваешь?
- Просто я постоянно ищу детей, чтобы сделать их своими приемными внуками.
- Внуками?
- Да, - ответила Рапсодия, игнорируя резкий тон вопроса. - Именно внуками. Понимаешь, приятно баловать приемного внука, когда ты рядом, но при этом ты не обязан за него отвечать, как за сына или дочь. Я получаю возможность любить детей, даже если не могу всегда находиться с ними. У меня двенадцать внуков фирболгов и два человеческих ребенка, и они мне очень дороги.
- У меня детей нет, так что мне трудно поддержать разговор. Впрочем, мы можем что-нибудь придумать. На сколько серьезную роль они играют в твоей жизни и как долго ты готова ждать? - Рапсодии показалось, что он ухмыльнулся. Однако она не стала обращать внимания на его намеки.
- Ты женат?
Смех.
- Извини, но почему мой вопрос так развеселил тебя?
- Я не нравлюсь большинству женщин. Честно говоря, я вообще мало кому нравлюсь, но меня это не тревожит - наши чувства взаимны.
- Какие бредовые мысли поселились у тебя в голове. Тем не менее могу с абсолютной уверенностью заявить, что среди женского населения Илорка у тебя есть поклонницы.
- Надеюсь, ты не имеешь в виду повивальных бабок фирболгов?
- Конечно, нет. Бр-р-р.
- Совершенно с тобой согласен, - проворчал Эши.
- Нет, моя сестра в тебя влюбилась.
Эши смущенно кивнул:
- О да.
- Тебя беспокоят ее чувства?
- Нет, из этого ничего не выйдет.
Рапсодии стало грустно.
- В самом деле? Я тебе верю, но ты не будешь возражать, если я спрошу почему?
- Ну, во-первых, я влюблен в другого человека, если ты не возражаешь.
Рапсодия покраснела от смущения.
- Мне очень жаль, - робко сказала она. - Очень глупо с моей стороны, я не хотела тебя обидеть.
Эши налил себе еще чаю.
- Ничего страшного. Я же не приношу своих извинений за это. Во-вторых, она еще совсем ребенок.
- Да. Ты прав.
- К тому же она человек.
- А что в этом плохого?
- Ничего. Но моя раса, как и твоя, живет намного дольше.
- Значит, ты лирин? - Рапсодии не приходила в голову такая возможность.
- Частично, как и ты.
- Понятно. Ну, тогда в том, что ты говоришь, есть резон. Впрочем, так ли это важно? Моя мать была из расы лиринов, а отец - человеком, наверное, и в твоей семье так же. И это их не остановило.
- В некоторых случаях различия в продолжительности жизни невелики, но так бывает далеко не всегда. К примеру, если ты действительно намерьенка, в чем я практически уверен, то у тебя будут серьезные проблемы.
- Почему?
- Потому что даже лирины не живут так долго, как намерьены.
- О чем ты говоришь?
Эши встал, чтобы подбросить в огонь хвороста, а потом посмотрел на нее. Рапсодии показалось, что она заметила неряшливую бородку, но в отсветах костра ничего нельзя было сказать наверняка.
- Когда сюда прибыли намерьены Первого поколения, казалось, время для них остановилось, - начал Эши. Я не знаю, почему так произошло. Возможно, это как-то связано с пересечением нулевого меридиана. Так или иначе, но смерть позабыла о намерьенах. Да, они старели, но когда прошли годы и даже столетия, стало очевидно, что они стали бессмертными. У них рождались дети, и, хотя их потомство не получило бессмертия в наследство, они живут очень долго. Конечно, чем больше поколений разделяло первых намерьенов и их потомков, тем короче становилась жизнь последних, пока они не сравнялись с обычными людьми. Но первое поколение намерьенов живет до сих пор, впрочем, большинство из них прячется.
- Но почему? Почему они прячутся?
- Многие из них сошли с ума, они не выдержали "благословения" бессмертием. Видишь ли, Рапсодия, если бы они были бессмертными с самого начала, то это не повлияло бы так сильно на их сознание, но они родились людьми, лиринами или Наинами, и их отличало от всех остальных лишь то, что они совершили удивительное путешествие. Изначально они знали продолжительность своей жизни, у них имелись определенные цели, но потом их жизнь застыла навсегда.
Представь себе человека, который прожил семьдесят или восемьдесят лет, прошел через все стадии: младенчество, детство, юность, средний возраст, а потом и старость, приготовился к скорой встрече со смертью, после чего обнаружил, что будет жить вечно - старым и немощным. - Он налил еще чаю себе и предложил Рапсодии, но та лишь отрицательно покачала головой.
- Дети вырастали и достигали зрелости, но больше уже не старели, - продолжал Эши. - Некоторые из них живы до сих пор и выглядят не старше, чем ты. Но очень многие из них погибли во время войны или наложили на себя руки, оказавшись более не в силах смотреть в глаза вечности. Фактически каждый человек из Первого поколения намерьенов нес в себе хотя бы малую часть магии Серендаира, знал он о том или нет.
Вот почему я говорю о том, что у тебя могут возникнуть проблемы. Если ты принадлежишь к более поздним поколениям намерьенов, то твоя жизнь будет очень долгой и ты обязательно столкнешься с тем, что пришлось испытать другим: у тебя на глазах все, кого ты любишь, состарятся и умрут, а от твоей жизни пройдет лишь маленькая часть. А если ты намерьенка Первого поколения, то будет еще хуже, потому что тебе суждена вечная жизнь, если только тебя не убьют. Представь себе, как ты теряешь близких людей, любовников, супруга, детей...
- Прекрати, - не выдержала Рапсодия.
Она встала и резким движением выплеснула холодный чай в темноту, а потом села подальше от огня, чтобы Эши не видел выражения ее лица.
Так они просидела довольно долго. Рапсодия смотрела, как поднимается к небу дым, как летят в разные стороны искры, а потом все это исчезает, растворяется в ночи. Молчание прервал Эши.
- Извини, - непривычно мягким голосом сказал он. - Я не хотел тебя расстраивать.
Рапсодия бросила на него язвительный взгляд.
- Я совсем не расстроилась, - холодно ответила она. - Подобные вещи меня мало волнуют.
- В самом деле? - спросил он, и в его голосе послышалась ирония. - Даже совсем чуть-чуть не волнуют?
- Ни в малейшей степени. - Ее голос опустился почти до шепота. - Сомневаюсь, что мне предстоит узнать, чем закончится все это, не говоря уже о том, чтобы жить вечно.
- Да? - Голос Эши вновь стал нейтральным. - И по чему ты так думаешь?
- Просто предчувствие, - промолвила она, потянувшись к своему плащу. Стряхнув пыль, Рапсодия накинула его на плечи.
- Понятно. Значит, тебе легче умереть, чем признать перспективу вечной жизни?
Рапсодия хмыкнула:
- Ты очень настойчив, Эши, но тебе не хватает тонкости. Ты действительно хочешь что-то мне сказать или тебе необходимо узнать, кто я такая?
Эши наклонился вперед, положив локти на колени.
- Я лишь объясняю, почему меня никогда не интересовали девушки вроде Джо: ожидаемая продолжительность ее жизни несравнима с моей. И если ты принадлежишь к Первому поколению, то у тебя очень ограниченный выбор среди тех, кто может прожить так же долго, как ты. В противном случае твои друзья умрут прежде, чем ты успеешь с ними по-настоящему познакомиться.
Рапсодия улыбнулась и принялась счищать грязь со своих сапог.
- Спасибо за заботу, но я все равно не намерена бес покоиться. Во-первых, я не собираюсь выходить замуж. Во-вторых, меня не пугает различная продолжительность жизни. Когда я была совсем маленькой, моя мать сказала, что время, которое люди могут провести вместе, стоит неизбежной потери - только через страдание можно получить нечто ценное. Я уже не говорю о том, что со мной всегда будут Акмед и Грунтор.
В голосе Эши теперь слышался ужас.
- Всегда будет Акмед?! Но для чего?
Рапсодия ничего не ответила, но улыбка ее стала язвительной, и при этом она продолжала чистить свои сапоги.
- Должно быть, ты пошутила. Пожалуйста, объясни мне... как отвратительно!
- Почему?
- Мне казалось, это очевидно.
Даже издалека Рапсодия увидела, как содрогнулся Эши.
- Для начала, тебя это не касается. Кстати, - продолжала Рапсодия, и улыбка исчезла с ее лица, - она не возражает, что ты здесь? Ты ведь отлучился надолго.
- Кто?
- Твоя... не знаю, как назвать. Насколько я понимаю, она не является твоей женой, поскольку ты говорил, что не женат. Точнее, прямо ты на мой вопрос не ответил. - Не получив никакого ответа, она неловко попыталась закончить свою мысль: - Я имела в виду ту женщину, в которую ты влюблен. Она не против твоего участия в этом путешествии?
- Нет.
Рапсодия облегченно вздохнула:
- Очень рада. Я всегда стараюсь не вносить смуты в отношения между другими людьми, в особенности если речь идет о супружеских парах. Я очень уважаю брак.
- Тогда почему же ты не собираешься выходить замуж?
Рапсодия вновь встала и принялась приводить в порядок свои спальные принадлежности.
- Видишь ли, я считаю нечестным заключать брак с нелюбимым человеком. А у меня любимого человека нет.
- Я не верю.
- Имеешь право. - Рапсодия забралась под одеяло. - В любом случае спасибо за то, что честно рассказал о своем отношении к моей сестре.
- Меня разбирает любопытство, почему ты так ее называешь? Я уверен, что вас не связывают родственные узы.
Рапсодия вздохнула:
- Не могу поверить, что ты не понимаешь, Эши. Есть разные способы создать семью. Ты можешь в ней родиться или выбрать ее самостоятельно. И связи, которые ты выбираешь, часто оказываются не менее сильными, чем обычные кровные узы, потому что ты сам их создал.
На другой стороне костра Эши готовился нести дозор.
- Я не уверен, что ты права.
- Ну, - ответила Рапсодия, стараясь устроиться по удобнее, - тут многое зависит от того, кто ты есть. Причем одни отношения не исключают других - твоя любовь к разным семьям может быть одинаково сильной. Вот почему я так уважаю институт брака - муж и жена выбирают друг друга из множества других людей, следовательно, их отношения носят особенный характер.
С противоположной стороны костра донесся тихий смех.
- Похоже, ты вела слишком уединенный образ жизни, Рапсодия.
Рапсодия хотела ему возразить, но передумала и сказала:
- Спокойной ночи, Эши. Разбуди меня, когда твое дежурство закончится.
- А ты никогда не думала о том, чтобы сделать это обычным способом?
- Что сделать?
- Получить внуков.
- Хм-м-м? - Она уже почти заснула.
- Как все: найти мужа, завести детей, а потом подождать, пока они родят для тебя внуков, - тебе знакомы такие идеи?
Он услышал, как Рапсодия протяжно зевнула.
- Я уже говорила тебе, - сонно пробормотала она, - я не рассчитываю прожить так долго.
Когда его дежурство закончилось, Эши слегка потряс ее за плечо.
- Рапсодия?
- Да?
- Пришла твоя очередь. Или хочешь поспать еще не много?
- Нет, - ответила она, выбираясь из-под одеяла, - но все равно спасибо.
- Ты ведь не серьезно сказала насчет Акмеда?
Она удивленно посмотрела на него:
- Что?
- Ты не собираешься стать супругой Акмеда? Все это время, пока ты спала, твои слова жгли меня как огонь.
Рапсодия наконец проснулась.
- Ты знаешь, Эши, мне не нравится твое отношение к Акмеду. Я уже не говорю о том, что тебя это не касается. А теперь иди спать. - Она приготовила лук со стрелами, подошла к костру, и пламя, почерпнув энергию из неизвестного источника, взревело с новой силой.
Эши немного постоял рядом, а потом молча растворился в тени.4На следующее утро на лес спустился густой туман. Но как только взошло солнце, туман рассеялся, и они отправились дальше. Им предстоял последний переход.
В полдень они подошли к реке Тарафель, одной из многих рек, бравших свое начало в горных каньонах. Она разделяла лесные массивы северного Роланда, обозначая границу между обитаемыми и необитаемыми землями.
Тарафель оказалась сильной и широкой рекой с быстрым течением. Рапсодия подошла к опушке леса, чтобы взглянуть на ревущие воды - сказывались весенние дожди, - и оглянулась на Эши, который успел разбить лагерь и на чал готовить обед возле маленького костра.
- Какую часть занимают пойменные луга? - Рапсодия показала на берег реки и заросший травой участок между берегом и лесом.
- Почти всю, - ответил он, не поднимая головы. - Сейчас река немного вышла из берегов. А к концу весны она доберется до того места, где ты стоишь.
Рапсодия закрыла глаза и прислушалась к музыке бегущей воды. На ее родине тоже протекала большая река, разделяющая земли на две части, но ей не довелось побывать на ее берегах. Рапсодия видела, что течение у Тарафели быстрее в одних местах и медленнее в других, и теперь, прислушиваясь к изменениям в голосе реки, могла бы начертить карту со всеми стремнинами. Что ж, после еды у нее будет возможность проверить свою теорию.
Они молча сидели рядом, шум воды заглушал голоса. Рапсодия даже забыла, что неподалеку от нее устроился Эши. Когда она вспомнила про него, то увидела его сидящим на своем прежнем месте, но стоило ей расслабиться, как она сразу же теряла его из виду. Магия плаща с капюшоном, который он никогда не снимал, была настолько сильной, что позволяла ему исчезать не только из виду, но и из сознания Рапсодии.
Закончив трапезу, они сложили вещи, и Рапсодия принялась приводить в порядок место ночевки. Эши уже собрался двигаться дальше, однако Рапсодия была еще не готова уходить.
- Оставайся здесь. - Эши закинул свои вещи на одно плечо, а сумку Рапсодии на другое.
И прежде чем Рапсодия успела возразить, он пересек пойму, вошел в реку и уверенно двинулся к противоположному берегу.
Вскоре вода уже доходила ему до пояса, но Рапсодии показалось, что его тело не оказывает никакого сопротивления течению. Более того, за ним не оставалось ни малейшего волнения, казалось, река застыла в неподвижности. Когда Эши оказался на середине, Рапсодия с трудом отличала его от воды.
Рапсодия не слишком удивилась, хотя взяла этот факт на заметку.
"Должно быть, он связан с водой так, как я с огнем", - подумала она, но через мгновение ей пришло в голову, что причина может заключаться в его мече, возможно первое результат второго. Теперь Рапсодия нашла объяснение многим вещам, которые ранее оставались для нее непонятными, в том числе - откуда берется вода, питающая туманный плащ.
Теперь она поняла, почему он так стремился выяснить, какое отношение Рапсодия имеет к намерьенам, - очевидно, он и сам принадлежал к одному из первых поколений, ведь Эши владел магией стихий. Она почувствовала, как ее сердце сжалось. Возможно, он пережил войну и плащ скрывает ужасные шрамы.
Наконец она поняла, почему они друг другу симпатичны, но влечения между ними не возникало - им близки противоборствующие стихии. Рапсодия была этому рада - если не считать Акмеда и Грунтора, Эши стал первым муж чиной, рядом с которым она чувствовала себя свободно. Похожие ощущения она испытывала рядом с братьями, и тут на нее неожиданно накатила волна тоски и боли, к горлу подступил комок, и слезы чуть не брызнули из глаз.
Рапсодия с трудом сдерживала рыдания. Прижав руки к животу, она сделала несколько быстрых вдохов - она уже давно научилась бороться таким способом с грустными воспоминаниями - и решительно тряхнула головой, словно пыталась прогнать печальные мысли.
- Рапсодия! Рапсодия, с тобой все в порядке? - Она подняла голову и увидела остановившегося посреди реки Эши - он возвращался обратно, оставив на другом берегу их вещи.
Она не видела его лица, но в голосе отчетливо слышалась тревога. Рапсодия выпрямилась, улыбнулась и помахала ему рукой.
- Со мной все хорошо, - крикнула она, стараясь перекрыть шум быстро бегущей воды.
Эши ускорил шаг и через несколько мгновений вышел на берег, а затем быстро пересек пойму и остановился рядом с Рапсодией. Тяжело дыша, он положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.
- Ты уверена, что все хорошо?
- Да, ты напрасно встревожился, - рассеянно ответила она, глядя на его руку. Она была совершенно сухой, словно он и не касался воды. - Какой любопытный фокус.
- Тебе понравилось, не так ли? Ну, иногда это очень удобно. Ладно, пойдем. - И он протянул к ней руки.
- Что? Ты хочешь обняться?
- Нет, я собираюсь перенести тебя на другой берег.
- Проваливай. - Слово само сорвалось с ее губ, и она закашлялась. - Извини, я вела себя грубо. Но я сама смогу перейти на другой берег.
Эши рассмеялся:
- Не глупи. Вода поднимается выше моего пояса - тебя она скроет с головой. Иди сюда.
Улыбка исчезла с лица Рапсодии.
- Во-первых, хотя мой рост и в самом деле невелик, но твоя талия ниже моей головы. Во-вторых, я не хочу, чтобы ты нес меня на руках. Как я уже сказала, у меня хватит собственных сил перебраться на тот берег. Если хочешь помочь, можешь отнести мой плащ. Я буду тебе признательна.
- Я собираюсь перенести тебя. Боги, ты не устоишь перед таким сильным течением. Ты слишком мало весишь.
Рапсодия посмотрела ему в лицо, надеясь встретить его взгляд.
- Нет, большое тебе спасибо. - Она подошла к костру и затушила его, а затем принялась поправлять одежду, готовясь к переходу на другой берег.
Вода в реке заметно поднялась, и Эши надоело ждать. Он решительно подошел к Рапсодии сзади, легко поднял ее на руки и быстро зашагал к берегу, аккуратно лавируя между камнями, которыми была усеяна пойма.
И тут он получил такой увесистый удар по голове, словно его нанес здоровенный мужчина. Эши отступил на пару шагов и уронил ее на землю. Несмотря на сильную боль, он с восхищением наблюдал за Рапсодией, которая мгновенно вскочила на ноги и уже в следующую секунду за стыла в защитной стойке, обнажив меч и кинжал. Его поразило то, как сильно она разозлилась.
- Извини. - Он сделал шаг к ней и резко остановился, поскольку она нанесла удар и меч просвистел всего в нескольких сантиметрах от его груди. - Рапсодия, прости меня. Я не хотел...
- Разве ты не понял, что я отказалась от твоего предложения?
- Нет. Я хотел сказать: да. Тут не может быть никаких оправданий, но я повиновался естественному импульсу, понимаешь? Извини, я лишь пытался тебе помочь.
Яростный взгляд Рапсодии заставил ее замолчать. В ее изумрудных глазах он не нашел даже намека на прощение, которое так легко получил прежде, когда обнажил против нее меч.
- Мужчины часто ссылались на естественные импульсы, чтобы оправдать то, что они хотели со мной сделать. Пойми меня правильно, Эши, клянусь всем святым, что есть в этом богом забытом месте, прежде чем ты или кто-нибудь другой попытается что-то сделать со мной против моей воли, один из нас умрет. На сей раз это будешь ты.
- Похоже, ты права, - пробормотал он, потирая челюсть.
- Меня не остановит, даже если умереть придется мне. Я больше никому не позволю надругаться над собой - ни тебе, ни другим.
- Я понимаю, - сказал он, хотя причины такого поведения Рапсодии остались для него тайной.
Еще никогда - даже во время сражения - ему не доводилось видеть Рапсодию такой разгневанной.
- Еще раз прошу меня простить, - повторил он. - Скажи, как мне загладить свою вину?
- Держись подальше от меня. - Она понемногу начала успокаиваться, но зеленые глаза сверкали гневом, когда она вновь двинулась к кромке воды.
Эши показалось, что она о чем-то задумалась. Наконец Рапсодия убрала меч в ножны и спрятала кинжал за пояс, затем решительно повернулась и зашагала обратно. На краю поймы она остановилась.
- Что ж, из-за тебя я потеряла полезные вещи.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - отозвался Эши. - С ними все в порядке - ты сама увидишь, как только переберешься на другой берег.
- Я больше никуда с тобой не пойду. Здесь мы расстанемся.
- Подожди...
- Ты можешь продать мои вещи, когда вернешься в Бетани или в любом другом месте, - сказала она, поворачиваясь к нему спиной. - Быть может, этого хватит, чтобы оплатить твои услуги проводника. До свидания.
Эши потерял дар речи. Неужели она так сильно оскорблена, что решила отказаться от своей миссии и бросить музыкальные инструменты? Однако она быстро уходила в лес, и он побежал вслед за ней, стараясь не упустить из виду.
- Рапсодия, подожди, пожалуйста, подожди.
Она вновь обнажила меч и повернулась к нему лицом. В ее глазах больше не было гнева, лишь настороженность. И еще он увидел в ней странную покорность судьбе, которой раньше никогда не замечал, и внезапно ощутил, как сжалось у него сердце. Он и сам не понимал почему.
Эши остановился, не дойдя до Рапсодии несколько шагов, и задумался, пытаясь понять причины неадекватного поведения своей спутницы.
"Мужчины часто ссылались на естественные импульсы, чтобы оправдать то, что они хотели со мной сделать".
Ответ пришел как озарение, и Эши охватило смятение. Никогда в жизни он не попадал в такую затруднительную ситуацию. Он не находил слов, не знал, что делать дальше. Рапсодия обладала удивительным даром - с первой встречи в Бет-Корбэре она всякий раз умудрялась вывести его из равновесия. Он проклял собственную глупость, мучительно пытаясь найти способ вернуть доверие Рапсодии.
И опустился на одно колено.
- Рапсодия, пожалуйста, прости меня. Я вел себя не разумно, и у тебя есть все основания сердиться на меня. Если ты останешься со мной, я клянусь, что больше никогда не прикоснусь к тебе без разрешения. Пожалуйста. Ты не можешь отказаться от выполнения своей миссии только из-за того, что твой спутник оказался идиотом.
Рапсодия молча смотрела на него, и ее лицо оставалось совершенно равнодушным. Эши заглянул ей в глаза, но ничего не смог в них прочесть. Его охватило отчаяние, и, хотя он не показал охвативших его чувств, Эши понял: если она откажется от путешествия к логову драконихи, он умрет на этом самом месте, ведь ему незачем будет жить дальше. Он знал, что у Рапсодии нет личного интереса в ее предприятии и что ею двигала любовь к болгам; отвратительный король фирболгов будет только доволен. Краем сознания Эши чувствовал, как дракон безжалостно его поносит, но это уже ничего не меняло.
Спустя довольно много времени Рапсодия едва заметно расслабилась и вновь убрала меч в ножны. Потом подняла с земли длинную палку, которая вполне могла сойти за дорожный посох, и молча зашагала к реке. Опустив посох в воду, она проверила глубину и силу течения. Выяснив, что здесь не слишком глубоко, она обернулась к Эши и бросила на него мрачный взгляд.
- Не отвлекай меня.
Эши кивнул.
Рапсодия закрыла глаза, произнесла имя реки и стала негромко напевать мелодию, похожую на журчание воды. Вскоре она нашла подходящий ритм, и река в ее сознании превратилась в бесконечный поток энергии, проносящийся мимо.
Вскоре Рапсодия уже чувствовала более мелкие участки и могла определить, куда ей следовало ступать, чтобы не погружаться в воду слишком глубоко. Она обвязала плащ вокруг пояса и медленно, не открывая глаз, вошла в реку... и почти сразу же провалилась по пояс, затем вода уже доходила ей до плеч, но течение даже не пыталось сбить ее с ног.
Когда Рапсодия продвинулась на несколько футов вперед, Эши последовал за ней. Он все еще опасался, что Рапсодия не выдержит мощного напора течения. Он даже раздумывал, не воспользоваться ли своей властью над водой и не успокоить ли ревущую реку, но решил, что и так уже открыл Рапсодии слишком многое. Эши отчаянно надеялся, что успеет подхватить ее, если она упадет и течение потащит ее в стремнину; он был даже готов вновь испытать всю тяжесть ее гнева.
Он с удивлением наблюдал, как легко она форсирует реку: переступает с одного камня на дне на другой, по-прежнему не открывая глаз. Казалось, она каким-то образом чувствует, куда нужно ступать, и ее нога всякий раз находит такое место, где течение не особенно сильное. Ей удалось отыскать способ определять топографию дна, понятную ему благодаря магической природе его меча.
Преодолев две трети пути к противоположному берегу, Рапсодия остановилась. Эши сразу понял, с какой проблемой она столкнулась: впереди находилась карстовая воронка, укрытая камнями и мусором. Идти по ней было небезопасно, да и обойти непросто из-за набравшего скорость течения. Она стояла посреди быстрины, не зная, на что решиться. Казалось, лучше всего подняться по камням с той стороны, где они защищали от течения. Когда она пришла к этому решению и сделала первый шаг, Эши крикнул:
- Остерегайся ямы в...
Рапсодия отвлеклась, и ее песня смолкла. Вместе с ней исчезла и ее способность видеть дно, она тут же упала, и течение потащило ее под воду. Рапсодия старалась сохранять спокойствие, но река увлекала ее прочь от камней. Она попыталась схватиться за камень, рука соскользнула, и она погрузилась в воду с головой.
Эши бросился вперед, легко перемещаясь в быстрине. Он уже собрался схватить Рапсодию за плащ, когда она вынырнула, мучительно хватая ртом воздух, - ей удалось вцепиться в лежавшее на дне бревно. Он отступил назад, а Рапсодия осторожно поднялась на ноги и вновь начала напевать мелодию реки. Через несколько мгновений она уже медленно продвигалась вперед, уверенно выбирая надежное место для следующего шага. Эши так и стоял возле опасной воронки, пока мокрая насквозь Рапсодия не выбралась на противоположный берег.
Он увидел, как Рапсодия наклонилась, и решил, что она пытается перевести дух, но она подняла что-то с земли. Он быстро подошел к завалу, взобрался на него и приготовился преодолеть оставшуюся часть пути.
В этот момент довольно крупный камень, брошенный Рапсодией, попал ему в лоб. Дракон успел зафиксировать ее движение и намерения даже прежде, чем камень вылетел из ее руки, но Эши был так поражен, что не сумел вовремя среагировать. В последнюю секунду он попытался уклониться, но лишь потерял равновесие и упал в воду. Такая неприятность произошла с ним впервые. Кирсдаркенвар, господин стихии воды, один из самых проворных людей во всем Роланде, споткнулся и рухнул в Тарафель.
Впрочем, он тут же встал, совершенно сухой, и решительно направился к Рапсодии, возившейся с вещами, которые он перенес раньше.
- За что ты швырнула в меня камень? - резко спросил он.
Она выпрямилась, забросила свою сумку за спину и окинула его сердитым взглядом.
- Ты сделал со мной то же самое. Никогда не отвлекай меня, когда я на чем-то концентрируюсь, разве что на нас будет совершено внезапное нападение и я о нем ничего не буду знать. Для меня это ничем не отличалось от камня, брошенного в голову. Всякий раз, когда ты будешь мешать мне в такие важные моменты, я буду бросать в тебя камень.
- Нет нужды, - обиделся Эши. - Получается, что теперь я могу обращаться к тебе, только получив разрешение?
- Очень заманчивая идея, но этого не потребуется, - ответила Рапсодия. - Если ты сейчас захочешь вернуться, я не стану возражать. Отсюда я найду дорогу сама.
- Нет, не найдешь, - покачал головой Эши. И тут же пожалел о своих словах. Дважды за один день он унизил Рапсодию, усомнившись в ее способности сделать то, что ей вполне по силам, и всякий раз приводил ее в ярость - вот и сейчас на ее тонком лице появился гнев. - Подожди, не злись, я имел в виду совсем другое. Не хочу поворачивать назад теперь, когда мы почти у цели. Я обещал довести тебя до логова Элинсинос и не могу нарушить свое слово. Ты должна отнестись к этому с уважением.
Рапсодия немного смягчилась.
- Пожалуй, - проворчала она. - Но я устала оттого, что ты не желаешь относиться ко мне всерьез из-за моего маленького роста. - Она перенесла сумки на маленькую полянку и бросила их на землю, а потом сняла плащ.
Она была мокрой с головы до ног, в сапогах хлюпала вода, одежда прилипла к телу. Эши судорожно сглотнул и порадовался, что Рапсодия не видит его лица. Чтобы погасить растущее возбуждение, он решил возразить.
- Так ты считаешь, что люди не воспринимают тебя всерьез из-за твоего маленького роста?
Рапсодия стянула через голову влажную рубашку и повесила ее на ветку. На ней осталась легкая кофточка без рукавов из сорболдианского полотна, отделанная кружевами, влажная ткань подчеркивала изящную грудь. Эши почувствовал, что ему стало жарко, руки задрожали.
- Да, а также из-за цвета моих волос. По какой-то причине некоторые люди отождествляют цвет волос с мысленным теплом, которое излучает мозг. Я их не понимаю. - Она сняла сапоги и развязала пояс штанов.
Эши испугался, что может потерять контроль над собой.
- Ну, возможно, речь идет о нехватке здравого смысла, - заметил он, надеясь, что Рапсодия перестанет раздеваться у него на глазах, и одновременно ему очень хотелось, чтобы она не останавливалась.
Рапсодия вновь рассвирепела:
- Что такое?! Кажется, ты сказал, что мне не хватает здравого смысла?
- Ну, посмотри на себя. Ты в диком лесу вдвоем с человеком, которого едва знаешь, и спокойно раздеваешься до нижнего белья.
- Моя одежда промокла.
- Я все понимаю, поверь, и мне нравится то, что я вижу, но если бы на моем месте оказался кто-нибудь другой, то у тебя могли бы возникнуть серьезные неприятности.
- Почему? - Она позволила штанам упасть на землю, подняла их и повесила на ветку рядом с мокрой рубашкой.
На ней были доходящие до колен обтягивающие льняные штанишки в тон кофточке. Влажное белье подчеркивало длинные стройные ноги.
- Ты могла бы пострадать гораздо сильнее.
Рапсодия улыбнулась:
- Скажи мне, Эши, как может напугать женщину мужчина с мечом, сделанным из воды? - Она подмигнула ему и принялась тщательно развешивать мокрую одежду на ветках.
Эши посмотрел на нее и громко рассмеялся. Она была воплощением непредсказуемости - в полном соответствии с именем, которое носила: дикая, постоянно изменяющаяся и непонятная. Он ожидал, что она опять начнет с ним спорить, обидевшись на его последние слова, а Рапсодия решила его подразнить.
- Никогда не следует недооценивать силу воды, - весело ответил он. - Мой меч может быть ледяным и твердым как сталь. А еще я могу превратить его в дым.
- Здорово, - проворчала Рапсодия, продолжая стоять к нему спиной. - Но какой от него прок, если он растает, встретившись с жаром? - И она похлопала рукой по ножнам Звездного Горна.
Эши не был уверен, что она флиртует с ним, но очень на это надеялся. Он потянулся через ее плечо и коснулся влажной одежды, висящей на ветке. С нее тут же потекла вода. Рапсодия провела ладонью по своей рубашке, штанам и чулкам и обнаружила, что они совершенно сухие.
- Впечатляет, - сказала она.
- Если ты разрешишь мне коснуться твоего плеча, я смогу высушить все остальное, - предложил Эши.
После некоторых колебаний Рапсодия кивнула. Пальцы Эши легли на ее плечо, и белье Рапсодии мгновенно стало сухим.
- Спасибо. - Рапсодия принялась надевать рубашку. - Теперь ты сможешь вновь принимать меня всерьез.
- Рапсодия, я всегда относился к тебе серьезно, - заявил Эши.
Он сказал правду и молил всех святых, чтобы она не оказалась приспешницей демона. Впрочем, он решил, что, даже если она и полна зла, он готов без колебаний отдать ей свою душу.
Она уже застегивала штаны.
- Большинство мужчин смотрят на меня сверху вниз. Они вообще не принимают всерьез раздетых женщин.
- Почему ты так думаешь?
- Ну, обычно сами мужчины чувствуют себя не лучшим образом, если они раздеты. В отличие от женщин, они обладают указателем, который выдает их чувства.
Эши почувствовал, что краснеет.
- Я не совсем тебя понял. - Оставалось надеяться, что Рапсодия не имеет в виду его самого.
- Когда мужчина обнажен, его мозг оказывается выставленным на обозрение всему свету.
- Смешно.
Надевая сапог, Рапсодия задумчиво посмотрела на него.
- Вовсе нет. Мой опыт подсказывает мне, что мужчины думают именно этим органом.
Эши решил, что лучше не продолжать опасный разговор. Она не ошиблась. В этот момент его мысли были длинными и твердыми.
Той ночью огонь горел еле-еле. Эши несколько раз подбрасывал в него хворост и торф, но пламя отказывалось набирать силу. Он не смог сдержать улыбки - до сих пор огонь ни разу не оставался таким меланхоличным. И его поведение вполне соответствовало настроению Рапсодии.
После того как они разбили лагерь, Рапсодия почти все время молчала и, пока Эши готовил ужин, приводила в порядок их вещи. Ужин также прошел в молчании, но оно не было враждебным. Она вежливо отвечала на вопросы, но вести длинные беседы ей не хотелось. Она настолько погрузилась в размышления, что Эши решил ее не тревожить.
Рапсодия вымыла посуду и сложила все кухонные принадлежности в сумки, а потом отошла подальше от огня, чтобы посмотреть на звезды, которые одна за другой зажигались на небе. Восточный ветер гнал дым от костра в ее сторону, изредка бросая в ночное небо искры, и они бесследно исчезали.
Эши устроился с противоположной стороны костра, повернувшись к Рапсодии спиной. Однако дракон, живущий внутри него, ее чувствовал. Эши понимал, что сейчас она хочет побыть одна. Он с интересом прислушивался к ее вечерней песне, которую она всегда пела, когда на небе появлялись звезды, наслаждаясь красотой ее голоса и чисто той мелодии. Спустились сумерки, потом стало темно, но Рапсодия продолжала сохранять молчание.
Эши почувствовал, как по ее щеке скатилась единственная слеза; она неотрывно смотрела в небо, но не находила того, что искала. Сердце Эши сжалось. Ему хотелось обнять Рапсодию и прошептать ей слова утешения, но он прекрасно понимал: этого делать нельзя. Ему ничего не оставалось, как сохранять дистанцию; не исключено, что именно его глупость стала причиной ее печали. Он выругал себя и взмолился, чтобы ее боль не была следствием воспоминаний, которые он невольно всколыхнул.
- Твоя вина, - пробормотал дракон. - Все это твоя вина.
Вдруг Эши услышал тихий шепот. Человеческое ухо не могло разобрать слов, но для дракона это звучало так, словно Рапсодия говорила вслух:
- Лиакор миатмин эвет тана роша? Эвет риа диндейр. Дейфи ариа.
Он сразу же узнал язык - она говорила на древнелиринском. Эши подумал, что может достаточно точно перевести: "Как я могу рассчитывать на твой ответ? Ты меня не знаешь. Я потеряла звезду".
Эши охватили смешанные чувства. Удовольствие - его подозрения наконец подтвердились, она намерьенка, если владеет языком лиринов Серендаира. Неуверенность она обращалась к звездам, или к нему, или совсем к другому? И боль - он сразу же узнал глубину отчаяния в ее голосе, она страдала от одиночества.
Эши встал, медленно обошел вокруг костра и остановился за спиной Рапсодии. Он скорее почувствовал, чем увидел, как распрямляются ее плечи и исчезает слеза - температура ее кожи резко поднялась. Рапсодия не стала поворачиваться к нему. Он улыбнулся, его тронуло то, как она использует свою огненную магию, но постарался говорить самым обычным голосом.
- Ты ищешь какую-нибудь определенную звезду? - Она покачала головой в ответ. - У меня есть кое-какие познания в астрономии, - продолжал он, пытаясь подыскать нужные слова.
- Почему ты спрашиваешь?
Эши поморщился, осознав, что не нашел нужного подхода.
- Ну, - ответил он, стараясь говорить честно, - мне показалось, что ты произнесла слова "дейфиариа". На сколько я знаю, это означает "я потеряла звезду".
Рапсодия закрыла глаза и глубоко вздохнула. Когда она повернулась к Эши, на ее лице появились печаль и покорность. Однако гнева он не увидел.
- "Дейфи" действительно означает "я потеряла", тут ты прав, - сказала Рапсодия, глядя мимо него. - Но второе слово ты перевел неверно, "ариа" это не просто "звезда", а "моя звезда".
Эши прекрасно понимал, что сейчас не время праздновать победу.
- И что это значит, если ты, конечно, хочешь ответить на мой вопрос? Какую звезду ты потеряла?
Рапсодия подошла к костру и села, потирая лоб. Она молчала. Эши вновь выругал себя.
- Прости меня, я не имел права влезать в твою жизнь.
Впервые после ужина Рапсодия посмотрела ему в глаза.
- Моя мать родилась в семье лирингласов, живущих в лесах и лугах, Певцов Неба. В трудные минуты они всегда обращались к небесам, песней встречали день и песней провожали его перед наступлением ночи. Наверное, ты заметил.
- Да. Очень красиво.
- И еще они верили, что каждый ребенок рождается под своей путеводной звездой и что между душой каждого лирина и его звездой существует связь. "Ариа" означает "моя путеводная звезда", хотя, естественно, звезды имеют собственные имена. С этим связано множество ритуалов и традиций. Мой отец считал их чепухой.
- Мне кажется, это замечательное верование.
Рапсодия ничего не ответила. Она снова посмотрела в огонь, и унылые отблески пламени не смогли оживить ее лицо.
- Так где же твоя звезда? Возможно, я смогу помочь тебе ее отыскать.
Она встала и подбросила хвороста в костер.
- Нет, не сможешь. Но все равно спасибо. Я отстою первую стражу. Поспи. - Она вернулась к вещам и приготовила оружие.
Только удобно устроившись под одеялом, Эши до конца понял ее ответ. Ее звезда находилась на другой стороне мира, сияя над морем, на дне которого осталась ее родина.
Он лежал в тишине своей спальни и прислушивался к шелесту теплого весеннего ветра. Активность и шум дня сменились равнодушным оцепенением ночи. Как он любил это время, когда можно снять маску и насладиться миром, не опасаясь быть обнаруженным.
Если ветер был чистым, а ночь достаточно тихой, он чувствовал жар, завихрения воздуха, которые возникали в результате его манипуляций даже на огромных расстояниях. В эту ночь ему отдавал свой жар находившийся у него в рабстве взвод яримских стражников, обычно патрулировавших водяные пути, по которым поступала вода в разрушающуюся столицу Ярим-Паар. Но сейчас они охраняли шеноинов, клан копателей колодцев и водоносов, доставляющих свою драгоценную ношу в страдающий от жажды город.
В течение столетий шенойны нуждались в защите. Эта мысль развеселила его. Волнения всегда полезны, они создают так необходимое ему напряжение. Еще лучше, когда жертвы верят в неизбежность рабства. Их реакция на шок улучшает его настроение. А ужас стражников, которым они будут охвачены, после того как действие его чар прекратится и им придется отвечать за совершенные убийства, еще больше усиливал предвкушение наслаждения.
Кожу начало покалывать, когда на него обрушились волны страха - бойня началась. Водоносы были сильными людьми, но они работали вместе со своими семьями. Он сделал глубокий вдох и вытянул конечности, теплая кровь легко бежала по венам.
А потом страшные удары, волны насилия окатили его тело, услаждая его природу, напоминая могущество пламени, от которого он произошел. Самое сильное воздействие оказывало на него убийство - ничто другое не доставляло такого удовольствия. Он ощутил растущее в его человеческом теле возбуждение, которое могло получить удовлетворение лишь таким путем - его двойственная природа не позволяла предаваться обычным радостям плоти.
Время и место действия были выбраны весьма удачно, вот только стражники очень торопились. Он разочарованно застонал, желая, чтобы они действовали медленнее, наносили колющие удары, а не отрубали головы, оставляли детей напоследок. Его надеждам на то, что возбуждение будет постоянно нарастать, не суждено было сбыться, он задействовал слишком малое количество собственной сущности, когда брал под контроль отряд стражников. Какая Досада! Больше он не допустит подобной ошибки.
Ему больше не нужно беречь энергию. Он снова стал достаточно сильным, чтобы тратить собственную жизненную сущность, или душу, если бы ф'доры обладали ею. В следующий раз, когда у него появится возможность сделать собственными слугами отряд солдат, он задействует куда большую силу. И тогда он сможет ощутить в полной мере весь тот ужас, которым будут охвачены жертвы. Дело того стоит, ведь из других радостей плоти ему доступны лишь бренди и сладости.
Он начал дышать чаще, резня достигла своего апогея, а затем сменилась жалкими воплями и запоздалыми мольбами о пощаде. Он получал наслаждение от прилива энергии, сопровождавшего гибель каждого ребенка. С тех пор как ему пришлось покинуть Дом Памяти, где произошла такая изумительная бойня, ему пришлось долго ждать.
Постепенно волны невыразимого удовольствия начали слабеть, он накрылся одеялом и погрузился в приятную темноту сна, мечтая о том дне, когда эти редкие тайные наслаждения станут обычным делом, когда мучения другого ребенка, спрятанного в горах Илорка, станут ему доступны. И это время настанет, нужно лишь немного подождать.5На следующее утро Рапсодию разбудили яркий солнечный луч и пение птиц. У нее выдалась трудная ночь, в результате она проспала рассвет, что случалось с ней очень редко. Она села, расстроенная тем, что пропустила время утренней молитвы.
- Доброе утро. - Голос донесся с другой стороны лагеря, где находился Эши, закутанный, как обычно, в свой туманный плащ. - Тебе удалось хотя бы немного отдохнуть?
- Да, мне очень жаль, - смущенно ответила она. Она так беспокойно спала, что ее волосы разметались по плечам. На Эши вдруг снизошло прозрение. С распущенными золотыми локонами, обрамляющими безупречно прекрасное лицо, Рапсодия, несомненно, была самой привлекательной женщиной из всех, кого он когда-либо видел. На бессознательном уровне она, вероятно, это понимала. И теперь он сообразил, почему она всегда завязывает волосы черной бархатной лентой, - Рапсодия старалась скрыть свою красоту, чтобы не выделяться. Эши внутренне рассмеялся. Походило на попытку закрыть носовым платком океан.
- Не извиняйся. - Он неторопливо подбрасывал хворост в огонь. - Наверное, ужасно не иметь возможности спокойно проспать хотя бы одну ночь.
Рапсодия отвернулась.
- Да, это правда. - Она выбралась из-под одеяла и стряхнула траву и листья с одежды. - Как ты думаешь, мы сегодня доберемся до места?
- К Элинсинос?
- Да.
- Скорее всего, завтра. Если бы ты оказалась в ее владениях, то спала бы лучше.
Рапсодия закончила возиться с волосами и удивленно посмотрела на Эши.
- Что ты имеешь в виду?
- Говорят, драконы умеют охранять сны, отсеивая плохие. Если бы мы находились рядом с Элинсинос, она бы обязательно прогнала прочь твои кошмары.
- Но с чего ты взял, что она пожелала бы их прогнать?
- Потому что ты бы ей понравилась, Рапсодия. Верь мне.
Оказалось, что Эши знал, о чем говорил. Целый день они без всяких приключений шли через лес, который с каждой милей становился все более густым и тихим. Она по-прежнему находилась в задумчивом настроении, и они почти не разговаривали, пробираясь через лес. Спутники остановились на ночлег в небольшой темной долине, окруженной зарослями остролиста. Эши вызвался нести первую стражу.
Настала полночь, но Рапсодия продолжала крепко спать, сегодня кошмары не потревожили ее сон. Эши решил дать ей возможность поспать подольше; в результате, когда наступило утро, он продолжал нести дозор. Он увидел, как тонкие руки показались из-под одеяла, Рапсодия сладко потянулась и глубоко вздохнула, через мгновение появилась ее голова в золотом ореоле волос, напоминающих встающее из-за горизонта солнце. Огромные глаза широко раскрылись - в них застыла паника.
Она вскочила и бегом бросилась на поляну, откуда было видно небо. Темно-синий цвет постепенно уступал место лазури, а восточная часть неба порозовела. Утренняя звезда закатилась в тот самый момент, когда Рапсодия начала молитву, и чистая мелодия нарушила тишину долины, а по спине у Эши пробежал холодок. По земле, под его ногами прокатился легкий гул, поднялся ветер.
Элинсинос тоже услышала утреннюю песню Рапсодии.
- Мы у цели, - сказал Эши.
Он говорил почти шепотом. Интересно, подумала Рапсодия, из страха или благоговения.
В низине, возле склона холма, раскинулось лесное озеро. В его кристально чистой воде, как в зеркале, отражались деревья. Из озера вытекала небольшая река, на которую они не раз наталкивались, после того как перешли Тарафель.
Лесную тишину прерывали птичьи трели и шум бегущей воды. Здесь царили спокойствие и красота, совсем не соответствовавшие представлениям Рапсодии о логове драконихи. Впрочем, нигде не было видно следов огромной рептилии - да и вообще она не заметила здесь живых существ.
Они обошли озеро, и Рапсодия увидела питавший его источник. В самой крутой части склона находилась пещера, видимая только с самой высокой точки холма, из нее вытекал небольшой поток, беззвучно падающий в стеклянные воды озера. Вход в пещеру находился на высоте примерно двадцати футов. Рапсодия не сомневалась, что они достигли цели своего путешествия, - пещера буквально излучала такую силу, что она невольно вздрогнула.
Пока они шли по тропе ко входу в логово Элинсинос, Рапсодии показалось, что ветер принес шепот голосов, но, когда она остановилась, чтобы прислушаться, ей не удалось ничего разобрать, лишь весенний ветер шумел в кронах деревьев. Однако ее преследовало ощущение, что за ней кто-то наблюдает. Эши молчал, капюшон, как и всегда, скрывал его лицо.
Наконец они подошли ко входу в пещеру. Теплый ветерок ритмично вылетал оттуда.
"Дыхание драконихи", - подумала Рапсодия. Она вдруг усомнилась в разумности принятого решения - стоило ли подвергаться такой опасности? Она уже раздумывала, не повернуть ли назад, когда тишину леса нарушил голос, который мог принадлежать только Элинсинос. 
- Ты меня заинтересовала, - проговорил голос, звучавший одновременно как бас, баритон, тенор, альт и сопрано. В нем слышалось близкое знакомство с магией стихий, которую даже прошедшее огонь сердце Рапсодии не могло постигнуть. Голос обращался к самым сокровенным тайникам ее души, и на мгновение Рапсодия усомнилась, действительно ли она слышит слова или просто их ощущает.
- Входи.
Рапсодия сглотнула и шагнула к пещере. Она остановилась, чтобы изучить вырезанные на внешней стене руны, предварительно очистив их от мха и лишайника. Слова оказались знакомыми:Cyme we inne frid, fram the grip of deap to lif dis smylte land.Она прикоснулась кончиками пальцев к древней надписи и ощутила легкую вибрацию. Древняя магия несколько столетий пассивно ждала своего часа, и Рапсодию переполняло удивление, она совершила открытие, ее подхватило возбуждение первой страсти. Она мгновенно узнала его, хотя сама испытала лишь однажды.
Не только стены пещеры, но и воздух здесь был пропитан древней магией. Именно сюда пришел Меритин, здесь дал обет своему королю. В некотором смысле эту пещеру можно назвать местом рождения расы намерьенов, и это дополнительно усиливало магию. Рапсодия подумала, что могла бы долго так стоять, разглядывая руны.
- Рапсодия. - Эши подошел почти вплотную, и она вздрогнула. - Не смотри ей в глаза.
Она стряхнула с себя наваждение и кивнула. Потом проверила свое снаряжение и повернулась к Эши.
- Я буду осторожна. До свидания, Эши, - тихо сказала она. - Спасибо тебе за все. Пусть твое обратное путешествие будет безопасным.
- Рапсодия, задержись немного. - Эши протянул к ней руку, она взяла ее, позволив своему спутнику помочь ей спуститься на землю.
- Да? - Она стояла перед ним, глядя в темноту под капюшоном.
Он медленно поднял руку и коротким движением откинул капюшон, открыв лицо. Рапсодия ахнула.
Джо была права. Лицо Эши оказалось чистым и красивым, на нем бродила неуверенная улыбка.
Прежде всего Рапсодия обратила внимание на его волосы. Они сияли словно начищенная медь, в них отражалось полуденное солнце, и ей вдруг показалось, что их создал кузнец. Еще никогда ей не приходилось видеть ничего подобного - ни в этом мире, ни на Серендаире. Интересно, вдруг подумала она, мягкие они или жесткие, точно проволока, на которую похожи благодаря своему металлическому блеску. Ей ужасно захотелось разрешить эту загадку, она могла бы часами стоять и смотреть на него, сопротивляясь желанию потрогать его волосы.
Лишь через несколько мгновений она обратила внимание на его лицо. Оно обладало классической красотой, в нем, как и в ней, смешалась кровь человека и лирина. Лишь короткая борода скрывала часть гладкой и чистой кожи лица. У человека такая борода вырастала за месяц, но полукровке пришлось бы не бриться не меньше года. Если бы Эши был человеком, то она дала бы ему лет двадцать пять, но, учитывая лиринскую кровь и принадлежность к намерьенам, определить его возраст не представлялось возможным.
А потом она заглянула ему в глаза, прекрасные и чужие. Они были ошеломляюще голубыми, а радужную оболочку украшали крошечные янтарные звезды. Рапсодии не сразу удалось сообразить, почему они показались ей такими чуждыми. Зрачки - у них был вертикальный разрез, как у змеи, однако они не внушали ужаса, который испытывает человек перед рептилией, от них веяло древней мудростью и могуществом. И она ощутила, как ее влечет к ним, - так стремительная река неуклонно несет свои воды к водопаду или к спокойной и безмятежной лагуне. Эши на мгновение закрыл глаза, и Рапсодия поняла, что все это время не дышала.
Она сделала глубокий вдох и только теперь сообразила, что по ее щекам текут слезы. И понимание пришло к ней разом - точно пощечина, - вот почему он прячет свое лицо под капюшоном, вот почему оттолкнул ее.
За ним охотятся. Другой причины быть не могло.
Она попыталась заговорить, но ее переполняли эмоции. Эши заглянул ей в глаза, словно боялся слов, которые она сейчас произнесет, и одновременно ужасно хотел их услышать. Наконец она обрела дар речи.
- Эши?
- Да?
Она вздохнула:
- Тебе следует сбрить бороду, она ужасна. Некоторое время он удивленно смотрел на нее, а потом расхохотался. Рапсодия облегченно вздохнула, а когда он, продолжая смеяться, отвернулся, она быстро обняла его - ей не хотелось, чтобы он увидел, как ее глаза наполняются слезами.
Эши прижал ее к груди, и она почувствовала, как он вздрогнул. Очевидно, ему было больно, и Рапсодия слегка отодвинулась - ей показалось, что у него болит грудь. Он вздохнул и отпустил Рапсодию.
- Благодарю тебя, - искренне сказала она. - Знаю, как тебе было трудно, и горжусь, что ты сделал это для меня. Если бы ты не открыл свое лицо, меня постоянно терзали бы сомнения.
- Будь осторожна, - сказал он, кивнув в сторону пещеры.
- Береги себя, - ответила Рапсодия. Она наклонилась и взяла длинную высохшую палку, лежавшую перед входом в пещеру. - И еще раз спасибо. Удачи. - Она послала ему воздушный поцелуй и решительно шагнула в темноту пещеры.
Рапсодия оказалась в туннеле, который освещался тусклым пульсирующим светом, идущим изнутри, его стены покрывал лишайник, но по мере удаления от входа он постепенно исчез.
Прислушиваясь, Рапсодия медленно шла вперед. Раздался негромкий всплеск, словно где-то в глубинах пещеры нечто огромное двигалось в воде, затем послышался звук тяжелых шагов, сопровождающийся скрежетом когтей о камень. Рапсодия различила звон стали, ударяющейся о скалу, а в следующее мгновение пещера наполнилась жарким ветром дыхания дракона, едкий привкус показался ей знакомым, и она сообразила, что похожие запахи бывают в кузнице, когда плавится металл.
Туннель сделал поворот, и Рапсодия оказалась в большой пещере. Здесь царил непроглядный мрак, и Рапсодия зажгла факел, коснувшись кончика палки, которую захватила с собой. Пламя моментально взметнулось вверх, разогнав мрак, и удлиненные тени заплясали по подземелью, делая движения огромного существа, вылезающего из воды, еще более гротескными. После каждого шага дрожала земля, мерцающий свет факела отражался от медной чешуи, сверкавшей во тьме словно миллионы крошечных полированных щитов.
Элинсинос была огромной. Насколько Рапсодия смогла рассмотреть в свете своего факела, длина драконихи составляла не менее сотни футов - она с легкостью могла бы заполнить собой весь туннель. Чудовище выглядело таким могучим, что Певица побледнела.
Потом она заглянула в глаза Элинсинос, забыв о предупреждении Эши. Они были подобны двум гигантским светильникам, неожиданно вспыхнувшим во мраке. Огромные сферы испускали радужный свет и были настолько красивы, что Рапсодия не задумываясь согласилась бы провести здесь всю свою жизнь, глядя в них. Серебристые зрачки рассекали вертикальные разрезы, окруженные мерцающей радужной оболочкой. Рапсодия почувствовала, как в ее душе заполыхало пламя, словно его раздул порыв налетевшего ветра. У нее закружилась голова, она потерялась внутри своего сознания, но в следующее мгновение неприятные ощущения исчезли - Рапсодии все же удалось отвести глаза, хотя все в ее душе этому противилось.
- Прелестница, - сказала Элинсинос.
В слове прозвучала сила, которую Рапсодия сразу узнала. Элинсинос говорила, пользуясь музыкой стихий, и произнесенное ею слово было именем. Гармонический звук шел не из горла - Рапсодия знала, что у драконов нет голосовых связок, - а являлся следствием виртуозного воздействия на вибрации ветра. Рапсодии захотелось еще раз прямо взглянуть на чудовище, но она удержалась, наблюдая за Элинсинос краешком глаза.
- Зачем ты пришла, Прелестница? - В голосе чувствовалась мудрость, входящая в противоречие с детским тоном и словами.
Рапсодия набрала побольше воздуха и отвернула в сторону лицо.
- На то есть много причин, - ответила она, глядя на змеиную тень, скользящую по стене пещеры. - Ты мне снилась. А еще я пришла, чтобы вернуть то, что принадлежит тебе, и спеть, если ты позволишь. - Она увидела, как голова чудовища медленно поднялась, а потом опустилась на землю прямо у нее за спиной, и ощутила горячее дыхание.
Внутренний огонь ее души потянулся навстречу могучему источнику энергии. Влажная одежда мгновенно вы сохла - еще немного, и она загорится.
- Повернись, пожалуйста, - раздался голос, говоривший сразу в нескольких регистрах. Рапсодия закрыла глаза и повиновалась, ощущая волны тепла на своем лице - казалось, она повернулась к солнцу. - Ты боишься?
- Немного, - ответила Рапсодия, не открывая глаз.
- Почему?
- Мы боимся нового и того, чего не понимаем. Я надеюсь исправить положение, и тогда я перестану бояться.
И снова, как и перед тем, как войти в пещеру, она услышала шепот голосов.
- Ты поступаешь мудро, испытывая страх, - сказала Элинсинос. В ее голосе не было угрозы, однако же его глубина и тембр рождали в сердце безотчетный ужас. - Ты настоящее сокровище, Прелестница. Твои волосы подобны золотой пряже, а глаза точно изумруды. Кожа бела и безупречна, как тончайший фарфор, и ты нетронута. В тебе есть музыка, и огонь, и время. Любой дракон мечтал бы заполучить тебя.
- Я принадлежу лишь себе, - заявила Рапсодия. Элинсинос засмеялась. - Но я пришла сюда в надежде, что мы станем друзьями. Тогда, в некотором смысле, я буду твоей добровольно. Ведь друг есть одно из самых замечательных сокровищ, не так ли? - Она бросила быстрый взгляд на дракониху и тут же отвернулась.
На огромном лице дракона появилось выражение любопытства, которое показалось Рапсодии удивительно симпатичным, хотя она смотрела на Элинсинос всего несколько мгновений.
- Я не знаю. У меня нет друзей.
- Тогда я стану для тебя новым видом сокровища, если ты, конечно, захочешь, - предложила Рапсодия, чувствуя, как страх отступает. - Но сначала разреши вернуть то, что принадлежит тебе. - Она засунула руку в сумку и вытащила коготь дракона, превращенный в кинжал.
Огромные радужные глаза мигнули. Рапсодия заметила, как на секунду потускнел свет в пещере, раздался странный гул, кожу начало покалывать, казалось, в пещеру влетел огромной рой пчел. Она увидела, как переместилась тень на стене, огромная лапа протянулась над ее головой и кинжал оказался зажатым между когтями - его близнецами.
Потом лапа вернулась на прежнее место. Рапсодия облегченно перевела дух.
- Где ты его нашла?
- В глубинах логова Гвиллиама, - ответила Рапсодия, стараясь использовать образы, которые могла оценить Элинсинос. - Он был спрятан очень далеко, но как только мы его нашли, то сразу решили, что коготь необходимо вернуть.
- Гвиллиам был плохим человеком, - заявил мелодичный голос. В нем не было гнева, и Рапсодия обрадовалась. Ей совсем не хотелось оказаться в логове разгневанного дракона. - Он ударил Энвин и убил множество намерьенов. Этот коготь был дарован ей, но Гвиллиам оставил его себе. Спасибо, что принесла его мне, Прелестница.
- Пожалуйста, Элинсинос. Я сожалею о том, что случилось с Энвин.
Гудение стало громче. Рапсодия почувствовала, как в пещере становится жарче.
- Энвин такая же плохая, как Гвиллиам. Она уничтожила собственные сокровища. Дракон никогда не должен так поступать. Мне стыдно, что она принадлежит к моему потомству. Она больше не мое дитя. Дракон до своего последнего часа должен защищать сокровища. Энвин уничтожила свои сокровища.
- Свои сокровища? Какие сокровища?
- Посмотри на меня, Прелестница. Я постараюсь тебя не взять. - Голос был глубоким и нежным. - Если ты мой друг, то должна мне верить, да?
"Рапсодия, не смотри ей в глаза".
Глядя в землю, Рапсодия медленно повернулась. Мерцающее пламя факела отражалось на чешуе, его свет вол нами накатывал на ее льняную рубашку, превращая белую ткань в переливающуюся радугу. Нежность голоса покорила сердце Рапсодии, хотя мозг еще продолжал работать, предупреждая, что она должна опасаться гигантской змеи. Коварство драконов вошло в поговорки, и предупреждение Эши звенело в ее ушах:
"Рапсодия, не смотри ей в глаза".
- Ее сокровищем были намерьены, - ответила Элинсинос. - Они обладали волшебством; им удалось перейти из одного мира в другой и остановить для себя время. В них отобразились все стихии, пусть люди и не умели ими пользоваться. Так здесь появились расы, о которых ничего не знали в здешних местах: гвадды и лирингласы, гвенены и наины, древние серенны и дракиане, а также митлины - человеческий сад, полный самых прекрасных цветов. Они были особенными, Прелестница, удивительные люди, которые заслуживали того, чтобы их лелеяли и защищали. А она повернула против них и многих уничтожила, лишь бы они не достались Гвиллиаму. Мне стыдно.
Рапсодия ощутила влагу на своем лице, посмотрела вниз и обнаружила, что стоит в луже мерцающей жидкости. Она автоматически подняла взгляд и обнаружила, что заворожено смотрит на огромное существо. Элинсинос рыдала.
Рапсодия почувствовала, как разрывается ее сердце, в этот момент она бы с радостью отдала все, чтобы утешить Элинсинос. Возможно, тут не обошлось без магии - почему она так быстро прониклась сочувствием к чудовищу? Или все дело в том, что Элинсинос так удивительно красива? Она подошла к драконихе и мягко коснулась ее массивного когтя.
- Не плачь, Элинсинос.
Дракониха слегка повернула голову и пристально по смотрела на Рапсодию огромными повлажневшими глазами.
- Значит, ты немного со мной побудешь?
- Да. Я останусь у тебя погостить.6Уже в четвертый раз за день Грунтор неуклюже остановился, слишком неловкий, чтобы сделать это так же быстро, как Акмед, и тяжело вздохнул.
- Она все еще там, сэр?
- Да. - После каждой паузы голос Акмеда становился все более раздраженным. Король фирболгов обернулся и закричал: - Проклятье, Джо, иди домой, или я привяжу тебя к сталагмиту и оставлю ждать нашего возвращения.
Раздался приглушенный свист, и маленький кинжал с бронзовой рукояткой вонзился в стену пещеры рядом с ухом Акмеда.
- Ты мерзкая свинья, - прорычала в ответ Джо. - Ты не можешь оставить меня одну с маленькими сопляками. Я пойду с вами, проклятый ублюдок, нравится тебе или нет.
Акмед спрятал улыбку и зашагал обратно по туннелю, нырнул за груду камней и вытащил оттуда Джо.
- Хочу дать тебе совет насчет мерзких свиней, - почти весело заявил он. - Они кусаются. Так что не становись у них на пути, они запросто отгрызут от тебя кусочек.
- Да, конечно, ты все знаешь о мерзких свиньях, Акмед. Ты с ними живешь. Видит бог, никто больше на тебя не польстится, за исключением слепца.
- Шагай домой, маленькая мисси, - строго сказал Грунтор. - Ты ведь не хочешь, чтобы я потерял терпение.
- Перестань, Грунтор, - взмолилась Джо, пытаясь скорчить несчастную рожицу - впрочем, у нее ничего не вышло. - Я ненавижу маленьких ублюдков. Мне так хочется пойти с вами. Пожалуйста.
- Разве можно так называть своих внучатых племянников и племянниц? - неискренне осведомился Акмед. - Твоя сестра будет очень огорчена, если услышит, как ты называешь ее внучатых сопляков.
- Они маленькие чудовища. Они все время норовят подставить мне подножку, когда мы поднимаемся в горы, - пожаловалась Джо. - В следующий раз я могу случайно сбросить парочку из них в пропасть. Пожалуйста, не оставляйте меня с ними. Я хочу пойти с вами.
- Нет. Ты пойдешь обратно сама или тебе потребуется сопровождение?
Джо скрестила руки на груди, и на ее лице застыло выражение упрямой злости. Акмед вздохнул:
- Послушай, Джо, вот мое последнее предложение. Если мы найдем то, что ищем, и опасность окажется не слишком серьезной, обещаю, в следующий раз мы возьмем тебя с собой. Но если ты еще раз увяжешься за нами, я свяжу тебя по рукам и ногам и отправлю в детскую, где внучатые сопляки Рапсодии будут играть тобой в мяч. Ты меня поняла? - Джо мрачно кивнула. - Хорошо. А теперь возвращайся обратно и не вздумай идти за нами.
Грунтор вытащил кинжал из стены и протянул его упрямой девчонке, она схватила оружие и засунула его в свой сапог.
Двое болгов молча посмотрели вслед сердитой Джо, с угрюмым видом пошагавшей обратно. Затем они стали спускаться дальше.
Через некоторое время Акмед резко обернулся. Они успели так глубоко спуститься вниз, что свет больше не проникал в туннель, теперь, чтобы подняться обратно, пришлось бы потратить целый день. Прошло несколько недель, прежде чем они с Грунтором сумели выбраться в длительное путешествие в поисках Лориториума, тайного хранилища, карты которого они показывали Рапсодии. К несчастью, вредная девица, ее приемная сестра, узнала об экспедиции и отказалась остаться дома. Им никак не удавалось заставить ее подчиниться.
Акмед чувствовал присутствие Джо, хотя не слышал биения ее сердца, как слышал сердца Грунтора и Рапсодии. Способность различать ритмы лишь тех, кто родился на Серендаире, - вот и все, что осталось от его дара - крови из старого мира.
Джо он чувствовал иначе. Они находились в его горах, он был королем, поэтому он знал, что Джо снова где-то неподалеку и что она в очередной раз ослушалась его приказа. Он повернулся к своему спутнику:
- Грунтор, помнишь, ты как-то говорил, что можешь ощущать движение Земли?
Грунтор почесал в затылке и ухмыльнулся.
- Ой не помнит, чтобы делился своими мыслями с тобой. Честно говоря, Ой только один раз был настолько откровенен - когда много лет назад посетил Дворец Наслаждений старушки Бренды.
Акмед фыркнул и показал на землю у себя под ногами.
- Огонь подчиняется Рапсодии, и чем больше она с ним экспериментирует, тем эффективнее становится ее контроль над ним. Возможно, ты обладаешь такой же связью с Землей. - Он посмотрел в туннель. - Быть может, твой первый эксперимент даст нам передышку и нас больше не будет преследовать этот маленький ходячий кошмар.
Грунтор немного подумал и закрыл глаза. Он ощущал биение сердца Земли, монотонный напев, наполняющий воздух, которым он дышал, пульсирующий в камнях у него под ногами, упруго ударяющий в его толстую кожу. Эти колебания гудели в его костях и крови с того момента, как они прошли по Корню, соединявшему два великих дерева. Сам Корень говорил с ним сейчас, рассказывал о том, как располагаются вокруг скалы.
Перед его мысленным взором возникали тропинки во чреве Земли, поющие ему о рождении этого места, скорбные воспоминания о чудовищном давлении, вынуждавшем прогибаться мощные пласты, крики боли, приведшие к появлению высоких пиков, из которых теперь и состояли Зубы. И в ответ душа Грунтора шептала слова утешения, смягчая жестокие древние воспоминания.
Он видел каждое слабое место в Земле, там, где река обсидиана встречалась с базальтом и сланцем, каждую трещину, где наины, любившие Землю так же, как и он, связанные с нею магией, аккуратно вырубали в скалах бесконечные туннели Канрифа, по одному из которых они сейчас путешествовали. Он ощутил ноги Джо, находившейся на расстоянии броска камня от них, и пожелал, чтобы Земля под ними на несколько мгновений размягчилась, поглотив ее щиколотки, а потом снова затвердела.
Джо закричала от ужаса, прервав его такое интересное общение с Землей, и Грунтор открыл глаза. На них с Акмедом обрушился поток отборной брани, отчего сверху свалилось несколько камней, а в воздухе повисла пыль.
- Это ее задержит, хотя бы до тех пор, пока мы не доберемся до входа в соседний туннель. Тогда ты сможешь ее отпустить. Сомневаюсь, что Джо рискнет снова увязаться за нами. - Акмед прищурился, заметив, как побледнела кожа Грунтора в тусклом свете факела. На лбу великана появились бисеринки пота. - С тобой все в порядке?
Грунтор вытер лоб чистым льняным платком.
- Не уверен, что Ой доволен тем, как он себя чувствует, - ответил Грунтор. - Раньше у меня ничего не болело, когда я пытался чувствовать Землю.
- В первый раз всегда бывает больно, - сказал Акмед. - Потом, когда появится опыт, тебе станет легче пользоваться своим даром, и боль отступит.
- Ой готов поспорить, что ты так говоришь всем своим девушкам, - проворчал Грунтор, складывая платок и пряча его в карман. - А если подумать, я сказал такие же слова старушке Бренде. Ну, пошли?
Акмед кивнул, и они зашагали дальше, в сокровенные глубины Земли, оставив вопящую от ярости Джо прикованной к скале.
Чем дальше углублялся Акмед в земли, которыми теперь управлял, тем более глубокая тишина обволакивала его. И тем чаще для продвижения вперед требовалось вмешательство Грунтора, который расчищал завалы начавших разрушаться древних коридоров, пробиваясь сквозь камень, словно тот состоял из воды или был почти жидким, - именно таким способом он помог им выбраться из чрева Земли в конце путешествия по Корню. Всякий раз раздавался грохот, но, когда он смолкал, наступала еще более глубокая тишина, застоявшийся здесь воздух никто не тревожил целые столетия.
Акмеду понадобилось меньше суток, чтобы определить место, где находился Лориториум, - не зря он столько времени потратил на изучение манускриптов в хранилище Гвиллиама, к тому же ему помогло врожденное умение ориентироваться. Королю фирболгов достаточно было погрузиться в медитацию, сидя на своем троне в Большом зале, и попытаться найти ответ на вопрос, где бы он построил тайный ход, если бы оказался на месте Гвиллиама. Он закрыл глаза, и его разум помчался по бесконечным извивам бесчисленных туннелей. Он следовал по коридорам внутренней части Канрифа, рыскал по широким Пустошам, мимо Кралдуржа, Царства Призраков, мимо стоящих на страже скал, окружающих Элизиум, тайные владения Рапсодии.
Он нашел вход в древние руины, расположенные в недрах Земли под деревушками, где когда-то жили намерьены, возле второго каньона, защищенного с одной стороны зловещим обрывом глубиной в несколько тысяч футов, за которым расстилались бесконечные степи. Вход был тщательно замаскирован, а расщелина искусственного происхождения скорее напоминала тропу горных козлов.
Как только они с Грунтором оказались внутри туннеля, Акмед сразу понял, что они движутся в правильном направлении, и пришел в ярость, поскольку Джо узнала тайну Лориториума, последовав за ними. Скорее всего, от нее не следовало ждать серьезных неприятностей, но Акмед ни кому не верил и в очередной раз убедился в том, что Рапсодия напрасно сделала названой сестрой уличную девчонку.
- Запомни мои слова, - сквозь зубы бросил он тогда, - мы еще об этом пожалеем.
Как и всегда в подобных ситуациях, Рапсодия не обратила на его слова ни малейшего внимания.
По мере того как Грунтор пробивал дорогу среди обломков, заполнявших туннель, Акмед чувствовал, что тишина становится всеобъемлющей. Похожие ощущения он испытал, когда среди развалин Канрифа обнаружил подвал, заполненный бочками и бутылками с намерьенским сидром. Большая часть жидкости испарилась, осталось лишь густое липкое желе. Тишина в следующей части туннеля показалась Акмеду почти такой же плотной и осязаемой.
Грунтора между тем окружала вовсе не оглушительная тишина, для него звучала громкая песня Земли. С каждым новым открывающимся пластом ее музыка становилась чище, сильнее, наполнялась древней магией, несущей в себе ужас. Грунтор сдвигал огромные камни в сторону, и его пальцы покалывало, хотя он надел перчатки из козлиной кожи. Наконец он остановился передохнуть и прислонился к стене. Великан дышал глубоко, поглощая окружающую его со всех сторон музыку, заглушившую все другие звуки.
- Ты в порядке, сержант?
Грунтор кивнул, не в силах произнести ни слова. Затем провел рукой по стене и повернулся к Акмеду.
- Перед тем как Канриф был захвачен, они взорвали туннели, - с трудом проговорил Грунтор. - Они бы не обвалились сами. Вся гора рухнула. Почему, сэр? Почему не бастионы, не вспомогательные туннели, ведущие к Большому залу? Так они могли бы гораздо дольше удерживать болгов, отрезав их от каньона в Пустоши, и отбивать все внешние атаки. Тебе это не кажется странным?
Акмед протянул ему флягу с водой, и великан сделал несколько долгих глотков.
- Наверное, там находится то, ради чего Гвиллиам решил принести в жертву целую гору, только чтобы оно не попало в руки болгов, или того, кто мог отобрать у них Канриф. Ты не устал? Мы можем вернуться и немного отдохнуть.
Грунтор вытер пот со лба и покачал головой:
- Нет. Мы много прошли, зачем возвращаться? Но впереди еще хватает камней; Ой думает, их осталось не меньше, чем мы прошли. - Он отделился от стены, отряхнул плащ, а потом вновь приложил руки к камню.
Грунтор сосредоточился, и ему вновь открылся характер скалы. Он видел каждую трещинку, каждую крохотную щель между обломками. Великан закрыл глаза и протянул вперед руку, которая прошла сквозь камень, как если бы это был воздух, и почувствовал, как он поддается. Тогда Грунтор развел руки в стороны и слегка надавил - камень под его ладонями стал текучим, он расступался будто холодное расплавленное стекло, гладкое и даже немного скользкое.
Акмед с изумлением наблюдал, как кожа его друга побледнела, затем приобрела пепельный оттенок в тусклом свете гаснущего факела, а сам он почти слился с землей. Через мгновение он уже больше не видел Грунтора, лишь тень продвигалась вперед сквозь гранит и сланец, оставляя за собой туннель в восемь футов высотой. Акмед засунул факел внутрь туннеля. Камень был красно-золотого цвета, наподобие лавы, но почти мгновенно охладился, превратившись в гладкую стену. Акмед улыбнулся и шагнул вперед, следуя за тенью сержанта.
- Всегда знал, что ты быстро учишься, Грунтор, - сказал он. - Возможно, даже к лучшему, что Рапсодии нет с нами; это слишком напоминает путешествие по Корню. Ты же знаешь, как она не любит находиться под землей.
- Лирины, - пробормотал Грунтор, и это слово эхом раскатилось по туннелю, словно рычание подземного волка. - Насыплешь им на голову парочку сотен камней, и они тут же начинают нервничать. Неженки.
Чем глубже они закапывались под землю, тем быстрее двигался Грунтор. Акмед уже не поспевал за ним, лишь изредка ему удавалось различить в неверном мерцающем свете факела его темную тень. Казалось, каменная плоть горы превратилась в легкую дымку, окружающую великана, тогда как раньше создавалось впечатление, будто он бредет по пояс в воде.
Неожиданно Акмед почувствовал мощную струю воздуха, застоявшегося и полного магии. Он кожей ощутил энергию, которой не коснулись ни время, ни ветер оставшегося наверху мира. Должно быть, Грунтор пробился к Лориториуму.
Он зажег новый факел от старого и ненужный отбросил в сторону. Пламя нового факела весело взметнулось вверх, словно празднуя победу.
- Грунтор! - позвал Акмед.
Никакого ответа.
Акмед побежал вперед. Он быстро преодолел оставшуюся часть туннеля и оказался в еще более темном месте - ему пришлось остановиться.
Своды пещеры терялись во мраке, и даже яркий свет факела не мог его разогнать, однако вблизи Акмед смог различить, как по гладкой поверхности стены поднимается вверх удивительно сложная мозаика, выложенная из мрамора. Каждый кусок бледного камня идеально подходил к соседним, что говорило о мастерстве строителей этого удивительного места. На уровне глаз стены также были отделаны мрамором, впрочем, часть осталась незаконченной, в дальних углах виднелись строительные леса, каменные блоки и инструменты, брошенные много веков назад.
Акмед повернулся к высокой груде камней, которую отодвинул в сторону Грунтор, чтобы проникнуть в пещеру, и поднял над головой факел, надеясь увидеть своего спутника, но на гладком полу пещеры были лишь земля и камни.
- Грунтор! - снова крикнул он, и тени заплясали на древних стенах. Эхо подхватило его голос, но затем в пещере вновь воцарилась тишина.
И тут зашевелилась куча камней у его ног. Через несколько мгновений она приняла вполне определенные очертания. Огромная каменная статуя потянулась и начала дышать, на глазах превращаясь в великана фирболга.
Сержант сидел на земле, прислонившись к куче каменных обломков, оставшихся после его трудов, и тяжело дышал, постепенно приходя в себя. Как и после окончания путешествия по Корню, ему потребовалось некоторое время, чтобы выделить свою сущность из стихии Земли.
- Вот это да! - прошептал он, когда Акмед опустился рядом с ним на колени.
Король предложил ему флягу с водой, но он отрицательно потряс головой, обхватил руками колени и опустил голову.
Акмед встал и осмотрелся. Лориториум был размером с рыночную площадь Канрифа, города, построенного среди скал, у основания сторожевых гор у восточного края Зубов. Когда они в первый раз попали в Илорк, мертвый город лежал в развалинах. Сейчас болги прикладывали огромные усилия, чтобы побыстрее восстановить былое великолепие Канрифа и вновь сделать его таким, каким он был во времена намерьенов. Но даже после столетий запустения город производил огромное впечатление благодаря гению своего основателя и удивительному мастерству строителей.
Замысел Лориториума и вовсе поражал воображение. Если бы Гвиллиаму удалось завершить его строительство, Лориториум стал бы настоящим шедевром. Как и все творения Гвиллиама, Лориториум имел форму шестиугольника, его стены вырубили прямо в скале, причем строителям удалось сохранить идеальные пропорции. Мраморные стены сходились с потолочным куполом на высоте более двух сот футов. Идеально ровный пол также был выложен мраморными плитами, образующими разноцветный мозаичный узор изумительной красоты. В центре потолка Акмед за метил темное отверстие, которое было практически невозможно разглядеть в свете факела.
Улицы Лориториума украшали изящные каменные скамейки, за ними располагались невысокие каменные заборы, на которых через каждые несколько ярдов поблескивали светильники из меди и стекла.
Два больших здания высились в темноте, в дальней части Лориториума, абсолютно одинаковые по размерам и форме, с огромными дверями, украшенными редким сине-зеленым металлом, блестевшим в свете факела. Акмед сразу же узнал планы, виденные в библиотеке и хранилище, где были собраны самые ценные книги и манускрипты Гвиллиама. И если в библиотеке находились все виды свитков, в которых описывались познания древних во всех областях науки и магии, то в хранилище Гвиллиам собрал все известные пророчества.
Акмед повернулся к Грунтору.
- Ты в порядке? Готов меня сопровождать? - спросил он у сержанта.
Грунтор покачал головой.
- Если Ой не нужен, сэр, то он бы предпочел отдохнуть.
Акмед кивнул.
- Я хочу немного осмотреться, но далеко отходить не буду, скоро вернусь. - Грунтор слабо помахал рукой и, улегшись прямо на полу, застонал и закрыл глаза.
Король фирболгов некоторое время наблюдал за своим другом, пока не убедился, что Грунтор окончательно освободился от магии Земли, а его дыхание стало ровным и спокойным. Потом Акмед осмотрел факел, продолжавший весело гореть, - казалось, он с радостью освещает удивительное место, окутанное древним волшебством.
Акмед бросил свое снаряжение на землю, оставив лишь пару кинжалов, подаренных ему на коронацию Рапсодией - она нашла их, когда самостоятельно занималась исследованием горы несколько месяцев назад. Он быстро взглянул на кинжалы, выкованные из древнего металла, названия которого никто не знал. Металл не поддавался ржавчине, и намерьены использовали его в каркасах зданий, а также для укрепления корпусов кораблей. Акмед убрал один из кинжалов в ножны на запястье, а другой зажал в правой руке и отправился на исследование древнего города.
Хотя в обычном мире Акмед умел двигаться совершенно беззвучно, здесь эхо его шагов гулко разносилось по пустынным улицам, отражалось от высокого потолка. Акмед замедлил шаг, тщетно пытаясь не шуметь, но ничего не вышло. Тяжелый воздух распечатанной пещеры непостижимым образом усиливал каждый звук. У Акмеда появилось ощущение, что городу надоело одиночество и теперь он наслаждается компанией.
Добравшись до середины шестиугольной пещеры, Акмед остановился. В центральной части Лориториума находился небольшой сад с огромным высохшим фонтаном, окруженным мраморными скамейками. Вокруг основания фонтана осталась небольшая лужица блестящей жидкости, густой, точно ртуть. Источник, из которого когда-то била вода, накрыл тяжелый вулканический камень.
Отсюда открывался превосходный вид на весь Лориториум. Акмед огляделся. Тут и там на узких улицах города виднелись лужи вязкой серебристой жидкости, радужная поверхность которой мерцала в свете факела. Он поднес факел поближе к лужице и быстро отдернул руку - от жидкости исходила сильная вибрация. Похоже на источник мощной, но незнакомой энергии, при приближении к нему пальцы и кожа начинали гудеть. Он отвлекся от излучающей свет жидкости и принялся осматривать площадь.
По четырем сторонам света - север, юг, восток и запад - стояло четыре больших ларца, имеющих форму алтаря. Акмед вспомнил, что видел их изображения на манускриптах Гвиллиама. Очевидно, в них должны храниться Августейшие реликвии, как их называл Гвиллиам, артефакты огромной силы из старого мира, связанные с пятью стихиями. Акмед беззвучно выругался. Он не до конца понял манускрипт, в котором содержалось описание каждой из реликвий, а Рапсодия не успела изучить свиток и перевести текст.
Он осторожно обогнул фонтан и подошел к одному из ларцов в форме мраморной чаши, стоящей на пьедестале и похожей на купальню для птиц. Она была заключена в массивный прямоугольный блок из прозрачного камня, высота которого превышала рост Грунтора. Акмед ощутил покалывание кожи и сразу узнал смертельную ловушку, установленную в основании прозрачного каменного блока. Остальные алтари имели такие же защитные устройства.
Вообще Акмед был страстным любителем подобных защитных ловушек. Сейчас же они вызвали у него раздражение. Мания преследования, охватившая Гвиллиама к окончанию строительства Лориториума, заставила его отказаться от большей части его замечательных замыслов. Вместо того чтобы сделать Лориториум центром сосредоточения науки, искусства и магии, как он писал в своих первых заметках, Гвиллиам стал бояться, что кто-нибудь захочет покуситься на собранные здесь сокровища человеческой мысли. Он приказал художникам и строителям забыть о стремлении превратить маленький город в чудо архитектуры и бросить все силы на создание ловушек и всевозможной защиты. Интересно, что находилось раньше внутри алтарей, подумал Акмед.
Его размышления прервал жуткий вопль Грунтора.7- Ты бы хотела взглянуть на мои сокровища, Прелестница?
- Да, - ответила Рапсодия. Она еще не полностью оправилась от страха - еще немного, и ее сердце стало бы еще одним сокровищем дракона. Пока все шло хорошо, Элинсинос не пыталась ставить ловушки или как-то ограничивать свободу Рапсодии. Впрочем, окончательная ясность наступит, только когда она попытается уйти. - Почту за честь.
- Тогда пойдем.
Огромное существо приподнялось и начало медленно разворачиваться в зловонной воде. Рапсодия прижалась к стене, опасаясь быть раздавленной огромным чудовищем, но почти сразу поняла, что ей нечего бояться. Элинсинос прекрасно владела своим телом, к тому же у Рапсодии сложилось впечатление, что она не имеет определенной формы. Элинсинос перемещалась свободно и уверенно, и очень скоро ее огромная голова смотрела в глубину пещеры. Она дождалась, пока Рапсодия подойдет к ней, а затем повела ее в темноту.
Туннель, по которому они шли, постепенно опускался вниз и плавно поворачивал на запад, на его стенах плясали неясные блики, напоминающие далекие отблески пожара. Вскоре в подземелье начал проникать свет. Да и воздух изменился, в нем появился свежий соленый привкус. Рапсодия узнала запах моря.
Когда свет стал ослепительно ярким, Элинсинос остановилась.
- Иди вперед, Прелестница, - предложила она, слегка подталкивая Рапсодию лбом.
Рапсодия повиновалась и медленно двинулась к источнику света. Она непроизвольно зажмурилась - таким ярким было сияние. Она выставила вперед руку и на мгновение остановилась.
Когда ее глаза приспособились к яркому свету, она увидела, что находится в огромной пещере, залитой сиянием шести громадных люстр; на каждой плясали тысячи язычков пламени, и любая из них могла бы подойти для бального зала дворца. Помимо этого, свет отражался от невероятного множества блестящих предметов: драгоценных камней всех цветов радуги, монет из золота, серебра, меди, платины и райзина, редкого сине-зеленого металла, который добывали наины старого мира в Высоких Пределах Серендаира.
Рапсодия сразу поняла, что люстры сделаны из сотен корабельных штурвалов, монеты горами лежали в открытых капитанских сундуках и на растянутых парусах, концы которых крепились к стенам пещеры. На полу с любовью были разложены разбитые носы и палубы кораблей, якоря, мачты и несколько изъеденных солью носовых украшений; одно из них имело поразительное сходство с Рапсодией.
В центре пещеры находилась лагуна с соленой водой, по которой бежали легкие волны. Рапсодия подошла к воде и наклонилась, чтобы потрогать песок. Когда она посмотрела на пальцы, то увидела, что они покрыты золотой пылью.
На скалах, окружающих лагуну, были выставлены еще сокровища: статуя русалки с глазами-изумрудами и хвостом, каждая чешуйка которого была выточена из самоцвета, длинный бронзовый трезубец с обломанным кончиком. Чуть в стороне, на сухом песке, лежали десятки сфер (нечто похожее показывал ей Ллаурон), морские карты и навигационные маршруты, а также корабельные приборы - компасы, подзорные трубы и секстанты, шкивы и румпели, ларцы, набитые лоциями. Настоящий морской музей.
- Тебе нравятся мои сокровища? - Мелодичный голос подхватило эхо, по поверхности лагуны прошла рябь. Рапсодия повернулась к Элинсинос, в чьих радужных глазах горел восторг.
- Да! - с восхищением ответила Рапсодия. - Это невероятно. Я... - Она не знала, что сказать. - ... Никогда не видела таких замечательных сокровищ.
Элинсинос радостно засмеялась. И ее смех поразил Рапсодию - высокий, напоминающий перезвон колокольчиков. Разве может столь огромное существо так смеяться?
- Хорошо, я рада, что тебе понравилось. - Элинсинос действительно выглядела очень довольной. - А теперь иди сюда. Я хочу кое-что тебе вручить.
Рапсодия удивленно заморгала. Про драконов всегда рассказывали, что они алчные существа, для которых их драгоценности превыше всего. В старом мире она слышала легенду про дракона, уничтожившего пять городов и несколько деревень только для того, чтобы вернуть обычную жестяную кружку, которую кто-то случайно забрал из его сокровищницы. А теперь прародительница всех драконов этого мира собирается сделать ей подарок. Рапсодия не знала, как реагировать, и потому молча последовала за гигантской рептилией мимо лебедок, колоколов, весел и уключин.
С другой стороны пещеры висела сеть, удерживаемая гарпуном, глубоко вонзенным в скалу. Рапсодия вздрогнула, когда представила, какой силой обладал тот, кто так глубоко вогнал его в камень. Элинсинос протянула коготь и вытащила из сети тщательно отполированную лютню. Казалось, мастер лишь вчера закончил над ней работать. Элинсинос обвила лютню тонким змеиным хвостом и протянула ее Рапсодии.
Певица с благоговением взяла инструмент и принялась его рассматривать. Он находился в превосходном состоянии, несмотря на то что многие годы подвергался воздействию соленого воздуха и воды.
- Хочешь послушать, как она звучит? - спросила она у Элинсинос.
Переливающиеся глаза засверкали.
- Конечно. Я ведь именно для этого и вручила ее тебе.
Рапсодия уселась на перевернутую шлюпку и настроила лютню. Она почувствовала, как ее охватывает волнение.
- Что ты хочешь послушать?
- Ты знаешь песни о море? - спросила дракониха.
- Несколько.
- Они из твоего дома, из старого мира?
На мгновение сердце Рапсодии остановилось. Она ничего не рассказывала Элинсинос о своем происхождении. Дракониха улыбнулась, обнажив похожие на мечи зубы.
- Тебя удивляет, что я знаю, откуда ты пришла, Прелестница?
- Не слишком, - призналась Рапсодия.
Она прекрасно понимала, что дракону под силу почти все.
- Почему ты боишься говорить о своем родном мире?
- Если честно, я и сама не знаю. Люди из этого мира проявляют неуемное любопытство относительно моего прошлого, но крайне неохотно отвечают на вопросы о своем. Создается впечатление, будто намерьены дали клятву хранить тайну, будто им есть чего стыдиться. 
Элинсинос понимающе кивнула.
- Человек, который тебя сюда привел, хотел узнать, намерьенка ли ты?
- Да.
Дракониха рассмеялась.
- Ты можешь ему сказать, Прелестница. Он и сам все понял. Это очевидно.
Рапсодия почувствовала, что краснеет.
- В самом деле?
- Боюсь, что да, Прелестница. В тебе есть огонь, время и музыка. Внутренняя магия - верный признак принадлежности к намерьенам, другие люди не обладают этими свойствами. - Она внимательно посмотрела на Рапсодию, которая опустила голову. - Почему мои слова тебя огорчили?
- Не знаю. Наверное, все дело в том, что намерьены не способны быть откровенными даже наедине с собой.
- Это вина Энвин, - сказала Элинсинос, и в ее голосе появился гнев. - Она заглянула в Прошлое и наделила его силой. Она в ответе за все. - В воздухе вновь повисло напряжение.
- Какую силу она дала?
- Злую. Ф'дор.
Удары собственного сердца громом зазвучали в ушах Рапсодии.
- Что ты хочешь этим сказать, Элинсинос? Здесь разгуливает ф'дор? Ты уверена?
Глаза Элинсинос зажглись ненавистью.
- Да. Это демон из старого мира, он явился к нам слабым и беспомощным, но начал быстро набирать могущество. - Ноздри драконихи угрожающе раздувались. - Энвин знала, ей известно все, что происходило в Прошлом. Она могла уничтожить ф'дора, но предпочла впустить его в мои земли, чтобы, когда придет время, воспользоваться его услугами. Так и получилось. Она плохая, Прелестница. Она дала возможность ф'дору жить, хотя прекрасно знала, на что он способен, как знал и тот, кто увел его от меня. Он так и не вернулся. Я больше никогда его не видела. - Воздух вокруг них буквально звенел от напряжения, и Рапсодия услышала, как за стенами пещеры раздаются раскаты грома - так проявлялась связь драконихи со стихиями.
- Меритин? - мягко спросила она.
Гул стих, и на глазах Элинсинос вновь появились слезы.
- Да.
- Мне очень жаль, Элинсинос.
Рапсодия протянула руку и погладила огромное плечо, ее пальцы скользнули по множеству чешуек. Кожа Элинсинос была прохладной и будто подернутой туманом; Рапсодии вдруг показалось, будто она опустила руку в грохочущий водопад. В теле драконихи твердость необъяснимым образом сочеталось с иллюзорностью, словно оно не являлось плотью, а лишь результатом действия ее воли. Рапсодия быстро убрала руку, опасаясь, что ее может увлечь в этот водопад.
- Море его забрало, - печально сказала Элинсинос. - Он не покоится в земле. И я не могу ему петь. Как он может спать спокойно, если обречен бесконечно слушать рокот волн? Он никогда не узнает мира. - Огромная слеза прокатилась по чешуйкам и упала на заблестевший золотой песок.
- Он был моряком, - презрев осторожность, ответила Рапсодия. - Моряки находят покой в море, как лирины - под звездами. Через огонь мы отдаем наши тела ветру, а не земле, так и моряки вручают свои тела морю. Когда ты ищешь покой, важно не то, где находится тело, а то, где осталось сердце. Мой дед был моряком, Элинсинос, он рас сказывал мне об этом. Любовь Меритина здесь, с тобой. - Она оглядела множество сокровищ моря, коими была полна пещера. - Я уверена, что именно тут его дом.
Элинсинос фыркнула, но потом кивнула.
- Так где же моя морская песня? - осведомилась она. Тон драконихи так резко изменился, что по спине
Рапсодии пробежал холодок. Она тронула струны лютни и заиграла простой мотив, негромко подпевая. Дракониха вздохнула, и от ее горячего дыхания взметнулись волосы Рапсодии, и ей пришлось сосредоточиться на своем огненном даре, вбирая жар кончиками пальцев, чтобы уберечь чудесный инструмент.
Элинсинос опустила голову на землю и закрыла глаза, впитывая песню Рапсодии. Дающая Имя пропела все печальные песни о море, не обращая внимания на огромные слезы, от которых промокли ее одежда и сапоги. Рапсодия знала, что иногда необходимо хорошо поплакать, чтобы смыть боль утраты, - она и сама в этом нуждалась. Почти все песни она пела на старом намерьенском, некоторые на древнем лиринском; Элинсинос либо знала оба языка, либо слова ее не интересовали.
Рапсодия не смогла бы сказать, сколько часов она пела, но наступил момент, когда она исчерпала весь свой запас морских песен. Она отложила лютню и поставила локти на колени.
- Элинсинос, ты споешь для меня?
Открылся один огромный глаз.
- Почему ты хочешь, чтобы я спела, Прелестница?
- Мне бы очень хотелось узнать музыку драконов. Наверняка я никогда не слышала ничего подобного.
На лице Элинсинос появилась улыбка.
- Возможно, ты даже не поймешь, что это музыка, Прелестница.
- Пожалуйста, спой для меня.
Дракониха вновь закрыла глаза. Через мгновение Рапсодия услышала, как волны в лагуне изменили свой бег, возникли диковинные щелкающие ритмы, напоминающие биение трехкамерного сердца. Поднялся ветер, он постоянно менялся, свистел на разные голоса. Земля под лодкой, на которой она сидела, начала мерно покачиваться, монеты в ларцах зазвенели.
"Песня стихий", - заворожено подумала Рапсодия.
Из горла драконихи вырвался скрежещущий звук, высокий и тонкий. Казалось, рядом храпит во сне человек. Музыка драконихи по-настоящему потрясла Рапсодию. Не много придя в себя, она вежливо захлопала в ладоши.
- Тебе понравилось, Прелестница? Я рада.
- А ты любишь песни намерьенов, Элинсинос?
- Люблю. Знаешь, тебе следует сделать их своим сокровищем.
Рапсодия улыбнулась:
- Ну, в некотором смысле так и есть. Песни и мои музыкальные инструменты; дома у меня их довольно много.
Музыка и мой сад - вот все мои богатства. А еще одежда, по крайней мере, один из моих друзей сказал бы именно так. Огромное существо покачало головой, подняв тучу песка, и Рапсодия на мгновение ослепла.
- Нет, не музыка, Прелестница. Намерьены.
- Я не поняла.
- Тебе следует сделать намерьенов своим сокровищем, как когда-то поступила Энвин, - ответила Элинсинос. - Только ты не должна причинять им вред и нести смерть, как Энвин. Они будут слушать тебя, Прелестница. Ты сможешь вновь их объединить.
- Твой внук поставил перед собой такую же задачу, - осторожно проговорила Рапсодия. - Ллаурон мечтает объединить намерьенов.
Элинсинос фыркнула, выпустив струю пара над головой Рапсодии.
- Никто не станет слушать Ллаурона. Во время войны он принял сторону Энвин, его никогда не простят за это. Нет, Прелестница, они будут слушать только тебя. Ты так замечательно поешь, и у тебя удивительные зеленые глаза. Тебе следует сделать их своим сокровищем.
Рапсодия не смогла сдержать улыбки. Несмотря на всю свою мудрость, Элинсинос явно не понимала, что такое происхождение и какое значение имеет среди людей право наследования.
- А как насчет другого твоего внука?
- Которого?
Рапсодия удивилась.
- А разве у тебя их несколько?
- У Энвин и Гвиллиама родились трое сыновей, - сказала Элинсинос. - Энвин сама выбирала время для появления на свет каждого из них. Перворожденные расы, как и драконы, управляют своим деторождением. И по большей части ее выбор оказался удачным. Старший, Эдвин Гриффит, мой любимец, но я не видела его с тех пор, как он был юношей. Он ушел в море, родители и их война вызвали у него отвращение.
- А другие? В манускриптах о них ничего не упоминается.
- Анборн, самый младший, принял сторону отца, но потом и он не выдержал. Со временем даже Ллаурону пришлось уйти в море - кровожадность Энвин стала не выносимой. Но Анборн остался, пытаясь исправить зло, которое причинили приспешники его матери.
Рапсодия кивнула.
- Я не знала, что Анборн сын Энвин и Гвилдиама, но теперь многое встает на свои места. - Она подумала о хмуром генерале в черной кольчуге с серебряными кольцами, сердито глядевшем на нее лазурными глазами, восседая на своем черном жеребце. - Мы с друзьями встретили его в лесу, когда направлялись к лорду Стивену Наварну, кроме того, его имя упоминалось в книге, которую мы нашли в Доме Памяти.
- Твои друзья - вас трое?
- Да, а почему ты спрашиваешь?
Дракониха улыбнулась.
- Многое встает на свои места, - повторила она вслед за Рапсодией, но что именно, уточнять не стала. - А как ты попала в Дом Памяти?
Рапсодия зевнула, до сих пор она и сама не понимала, как сильно устала.
- Я бы с удовольствием тебе рассказала, Элинсинос, но, боюсь, у меня слипаются глаза.
- Подойди ко мне поближе, и я укачаю тебя, Прелестница, - предложила дракониха. - И не дам приблизиться к тебе плохим снам. - Рапсодия встала и без страха подошла к огромному существу.
Она села и прислонилась спиной к драконихе, ощущая гладкость ее медной чешуи и жар дыхания. Рапсодии даже в голову не пришло, что происходит нечто необычное.
Элинсинос протянула коготь и с величайшей осторожностью убрала прядь волос с лица Рапсодии. Напевая свою удивительную песню, она осторожно взяла Рапсодию на руки.
- Мне снилось, что ты спасла меня, Элинсинос: ты подняла меня на руки, когда мне грозила опасность, - сонно проговорила она.
Элинсинос улыбнулась, когда сон сморил маленькую лиринскую женщину, которую она держала на руках. Она наклонила голову поближе к уху Рапсодии и ответила, хотя знала, что Певица ее не услышит:
- Нет, Прелестница, в твоем сне была не я.8Он не мог дышать, не мог открыть глаза, его окру жал невыносимый жар. Едкий дым, заполнивший пещеру до самого потолка, вытеснял воздух из его легких. Грунтор отчаянно размахивал руками, чтобы очистить от обжигающего пепла пространство перед собой, но ему никак не удавалось сделать вдох.
Вокруг него пылал зловонный воздух. Великан закрыл руками глаза и попытался избавиться от тлеющих угольков, попавших ему в легкие, но лишь глотнул какой-то жуткой дряни. Задержав дыхание, он с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел вперед, отчаянно пытаясь добраться до туннеля, который, как ему казалось, находился где-то за пеленой тумана.
Но пещера разрушилась, со всех сторон падали обломки скал, стены туннеля смыкались. Легкие Грунтора не выдержали мучительной агонии, и он вдохнул отвратительный воздух.
Он спотыкался о мягкие холмики чьих-то тел, содрогался, ощущая, как ломаются кости, и слышал сдавленные стоны. Люди наваливались на него со всех сторон, толкались, пытались прорваться туда, где еще оставался свежий воздух. Грунтор не видел, как они вышли из застывших в молчании зданий Лориториума; он заснул, набираясь сил, когда воздух вокруг превратился в обжигающий огонь. Он смутно ощущал присутствие людей - огромная толпа, в панике бегущая по улицам, забившая все выходы, пытающаяся найти хоть глоток чистого воздуха.
Пылающий черный туман заклубился у него перед глазами, и кто-то схватил его за плечи, крича что-то непонятное. Грунтор застонал, собрал последние силы и отбросил человека к стене пещеры. Потом он побрел дальше, стараясь не дышать. Мир вокруг начал тускнеть.
Прошло несколько мгновений, прежде чем стены пещеры перестали вращаться. Акмед схватился за голову и с трудом поднялся на ноги, он все еще не оправился от удара. Грунтор застал его врасплох - в янтарных глазах великана он увидел безумный страх, но никак не ожидал такой реакции.
- Грунтор! - снова крикнул он, но могучий болг ничего не слышал.
Грунтор наносил отчаянные удары и нетвердой походкой двигался по пустым улицам Лориториума, ведя отчаянную схватку с невидимыми демонами. И у Акмеда складывалось впечатление, что великан проигрывает этот бой.
Акмед оперся о стену, и его пальцы коснулась маслянистой поверхности. Подсознательно он отметил сильный запах, похожий на вонь горящей смолы. Затем Акмед устремился вслед за Грунтором, направлявшимся в сторону центрального сада.
Задыхающийся великан опустился на четвереньки. Акмед осторожно приблизился к нему, повторяя его имя, но Грунтор не обращал на него внимания. На оливковой коже великана появились жуткие пурпурные пятна. Тяжело дыша, он размахивал руками, словно пытался освободить про ход. Перебравшись через стоящие вокруг фонтана скамейки, он направился на юго-запад.
Акмед почти догнал своего друга, и вдруг лицо Грунтора приобрело спокойное выражение. Он широко раскрыл глаза и повернулся к югу, словно услышал, что кто-то его зовет. Акмед наблюдал, как великан выпрямился и зашагал через сад, навстречу голосу, который слышал только он.
Подойдя к одному из алтарей, Грунтор опустился на колени и положил на него голову.
Сквозь чудовищный шум Грунтор различил ясный и чистый звон колокола. И в тот же миг хаос и дым исчезли, остался лишь прозрачный звук, отозвавшийся в его сердце. То была песнь Земли, низкий мелодичный гул, поселившийся в его крови с того самого момента, как он услышал его в первый раз - когда попал в сердце мира. Мелодия звучала только для него.
Грунтор почувствовал, как отступает кошмарная волна огненной смерти. Пламя в его легких погасло, на его место пришла музыка.
Она лилась из неизвестного источника, значительно сильнее, чем фоновая мелодия, всегда звучавшая в его сознании. Кожа покраснела, и он ощутил знакомое покалывание - так было, когда они выбрались из Пламени в чреве мира. Теперь ощущение вернулось - безусловное радостное приятие мира, которое он тогда познал. Только сейчас Грунтор понял, как ему этого не хватало.
Подойдя ближе, он увидел источник музыки, и весь остальной мир исчез. На противоположной стороне централь ной площади Лориториума находился участок земли, имевший форму алтаря, - глыба Живого Камня. Грунтор никогда не видел Живой Камень, но слышал, как лорд Стивен упоминал о нем в намерьенском музее, когда рассказывал о пяти базиликах, посвященных стихиям.
"Это единственная неорланданская базилика - церковь Единого Бога, Короля Земли, или Терреанфора. Базилика высечена на поверхности Ночной горы, и даже в полдень свет не может до нее добраться. Сорболд - бесплодное пыльное место, царство солнца. В сорболдианской религии нетрудно найти языческие корни, поэтому неудивительно, что ее последователи продолжают поклоняться Единому Богу. Они верят, что, когда рождался наш мир, Земля была живой, и сейчас, спустя неизмеримое количество лет, часть Земли все еще жива, и Ночная гора - одно из мест, где находится Живой Камень, а вращение самой Земли освящает землю, на которой стоит базилика. Поскольку я сам там бывал, могу с уверенностью сказать: жители Сорболда правы. Те места исполнены магии".
Место, исполненное магии. Грунтор остановился перед алтарем Живого Камня, сражаясь с болью и удивлением. От огромной глыбы исходили эманации, гасящие панику, шепчущие слова утешения. Боль в груди исчезла, он вновь мог свободно дышать. И хотя Грунтор не различал слов, он понимал, что Живой Камень называет его имя.
Он с благоговением опустился перед ним на колени и положил голову на алтарь, вслушиваясь в историю, которую рассказывал Живой Камень. Через мгновение он повернулся к подошедшему Акмеду. Глаза великана были полны понимания и скорби.
- Здесь что-то произошло. Ужасное. Хочешь спуститься дальше и узнать? - Акмед кивнул. - Ты уверен, сэр?
На лбу короля фирболгов появились морщины.
- Да. Почему ты спрашиваешь?
- Земля говорит, что там тебя ждет смерть, сэр. Пока ты еще не знаешь, но очень скоро завеса откроется.
В далеких глубинах Земли вновь проснулась Праматерь - ее разбудило Дитя, которое вдруг начало дрожать. Древние глаза Праматери, хорошо приспособленные для темных пещер и туннелей Колонии, незаметно вглядывались в окружающий ее мрак. Затем она спустила хрупкие ноги с каменной плиты, служившей ей постелью, и медленно встала. Ее движения были удивительно грациозными, не смотря на древний возраст.
Глаза Дитя были все еще закрыты, но веки подрагивали от страха - ему снился кошмар. Праматерь провела ладонью по его лбу и, сделав вдох, начала издавать щелкающие звуки, которые часто помогали успокоить плачущее Дитя. В ответ она услышала невнятное бормотание. Праматерь закрыла глаза и накрыла Дитя флюидами поиска, ее кираем. Самая низкая из четырех ее гортаней сформулировала гудящий вопрос:
- З-з-з-з, ш-ш-ш-ш, моя маленькая, что тебя тревожит? Расскажи, я постараюсь тебе помочь.
Но Дитя продолжало бормотать, охваченное страхом. Праматерь молча за ним наблюдала. Что ж, все произойдет так, как должно, пророчество будет исполнено. Дитя не сможет произнести слов мудрости, которые вот уже множество столетий ждет Праматерь. Она еще раз погладила серый гладкий лоб, чувствуя, как расслабляется холодная кожа под ее длинными чувствительными пальцами.
- Спи, Дитя. Отдыхай.
Через некоторое время Дитя всхлипнуло и погрузилось в глубокий сон - теперь кошмары оставят его в покое. Праматерь продолжала напевать свою странную песню без слов, пока не убедилась в том, что худшее позади, после чего улеглась обратно на каменную плиту, подняв взор к темному потолку пещеры у себя над головой.
Грунтор закрыл флягу, вернул ее Акмеду и, прислонившись спиной к алтарю, глубоко вздохнул. Король фирболгов не сводил с него глаз.
- Все прошло?
- Да. - Грунтор встал и стряхнул пыль с плаща. - Извини, что так получилось, сэр.
Акмед скупо улыбнулся.
- Ну? Ты расскажешь мне, что с тобой произошло? Что ты видел?
Грунтор покачал массивной головой:
- Хаос. Толпы людей, давящих друг друга у входов в туннели, заполненные пламенем и дымом. Я вроде как там побывал. Пахло, как в кузне.
- Кузнечный горн?
- Может быть. - Грунтор провел рукой по спутанным волосам. - Но не просто кузня. Мы такого места никогда не видели. Ой считает, что он побывал в землях, не при надлежащих намерьенам.
- Ты сумеешь его найти?
Грунтор рассеянно кивнул. Он думал о Рапсодии и о том, как он обнимал ее, когда она металась, сражаясь с демонами кошмара, как это только что делал он. Только теперь он понял, почему она так яростно от них отбивалась.
И он вдруг вспомнил слова, которыми они обменялись перед расставанием:
- Ты знаешь, что Ой, если б мог, взял бы себе худшие из твоих снов, твоя светлость.
- Я знаю, что ты бы так и сделал. И поверь мне, будь на то моя власть, я бы отдала тебе худшие из них.
Возможно, так и вышло. Возможно, эта шутка пробудила ее способность Дающей Имя. Эта способность изменила имя Акмеда и вырвала его из лап демона, а теперь случайно открыла дверь, за которой прятались ее кошмары. Может быть, он и в самом деле забрал себе один из кошмаров Рапсодии. Грунтор понял, что очень сильно скучает по ней.
- Придется проделать новый туннель, - наконец сказал он. - Но он не будет слишком длинным. Скажи, когда будешь готов продолжить путь.
Поверхностный осмотр улиц Лориториума позволил Акмеду и Грунтору найти множество защитных приспособлений и ловушек, оставленных строителями города. Грунтор восхищенно покачал головой.
- По-моему, они перестарались, так много ловушек и так мало места, - презрительно бросил он. - Один хороший взрыв или обвал - и им конец. Эти болваны даже не позаботились о путях отхода.
- К тому моменту, когда болги начали просачиваться в Канриф, Гвиллиам мог окончательно потерять чувство реальности, - заметил Акмед, рассматривая огромный полукруглый резервуар, высеченный в западной стене.
Он провел пальцами по широкому каналу, ведущему к каменной глыбе в центре стены, затем понюхал их и отдернул голову - таким резким оказался запах.
- Наверное, в резервуаре хранились запасы масла для фонарей, - предположил Акмед. - В манускрипте описывается, как один из главных каменотесов Гвиллиама обнаружил громадный естественный колодец с маслянистой жидкостью, которая горела, как смола, только ярче. Они создали единую систему подачи масла, чтобы ученые могли иметь постоянный источник света.
- И у них получилось?
Акмед изучающе посмотрел на каменную глыбу, а потом оглядел Лориториум.
- Колодец с жидкостью находится позади резервуара. Гвиллиам изобрел систему, благодаря которой резервуар заполнялся доверху, затем масло распределялось по городским каналам. Топливо попадало в емкости внутри каждого фонарного столба, и фитили горели постоянно. Противовесы внутри главного туннеля контролировали поток масла при помощи специального клина, и если оно текло быстрее, чем светильники его потребляли, то клин автоматически перекрывал доступ и открывался, как только топлива станови лось недостаточно. Здесь главное было соблюдать равновесие и осторожность.
Акмед вытер руки о плащ и прошел вдоль главного канала к центру маленького города. Он остановился возле высохшего бассейна, стараясь держаться как можно дальше от блестящей серебристой лужи. Затем он осторожно прикоснулся к облицовке фонтана и тут же отдернул руку.
- Здесь пылал огненный фонтан, вроде вечного огня в базилике Бетани, - сказал он. - Наверное, поменьше, но источник у них одинаковый. Он берет свое начало в чреве Земли. Здесь изучали магию стихий. А Гвиллиам использовал огненный источник для обогрева и освещения города.
- Чтоб мне провалиться! - пробормотал Грунтор. - Отчего он потух?
- Подозреваю, что здесь произошла катастрофа. С потолка упал здоровенный осколок, который повредил выходное отверстие. Жар источника никуда не исчез. Помоги мне, и мы сумеем его открыть.
- Может, следует подождать ее светлость, - неуверенно проговорил Грунтор. - Во-первых, она на нас обидится за то, что мы нарушили обещание. Во-вторых, она не боится огня. Не удивлюсь, если она сумеет зажечь огонь и не опалить себе нос. Ой не уверен, что у нас это получится, сэр, со всем моим уважением.
- Если верить Джо, то мое лицо едва ли от этого пострадает, - сухо заметил Акмед.
- Ой не стал бы беспокоиться на твоем месте, сэр. Свиньи, с которыми ты обычно трахаешься, ни разу не пожаловались на твою внешность.
Акмед засмеялся.
- Кстати, ты ее освободил?
- Да.
- Хорошо. Ну, мы посмотрели достаточно, будем ждать возвращения Рапсодии. Ты все еще хочешь продолжить поиски того, что возникло в твоем видении?
Грунтор серьезно посмотрел на Акмеда:
- Скорее это твое решение, сэр. Я лишь рассказал о том, что видел и слышал.
Акмед кивнул.
- Ну, если я умер и сам не заметил, мне бы хотелось понять, что произошло. С чего начнем?
Грунтор показал на юг:
- Пойдем туда.
Болги собрали свое снаряжение и зашагали к южной стене Лориториума. Грунтор бросил последний взгляд на алтарь Живого Камня, понимая, что ему будет трудно от него уйти. Он сделал глубокий вдох, прислонился к каменной стене, как уже делал раньше, открыл проход и на чал стремительно продвигаться вперед. Акмед подождал, пока перестанут сыпаться камни и песок, и последовал за ним.
Они ушли слишком далеко и поэтому не видели, как над улицами Лориториума поднялись серебристые призраки, приобрели очертания человеческих тел, а потом вновь исчезли.9Воздух в пещерах, по которым они пробирались, был теплее, чем в мире, оставшемся наверху. Акмед сразу это почувствовал, как только Грунтор прошел через скрытую систему туннелей, находящуюся ниже и к югу от Лориториума. Теплый воздух имел застоявшийся вкус с примесью дыма, тяжелый и сухой, без затхлости, плесени и влажности.
Пройдя очередной завал, болги увидели перед собой женщину, спокойно стоявшую посреди туннеля.
Грунтор застыл на месте. До сих пор Земля пела ему, привлекая внимание к каждой трещине, ненадежному участку, предупреждая о малейшей опасности. Однако он не знал, что впереди их ждет живое существо.
Едва Акмед взглянул на довольно высокую, очень старую женщину в коричневом одеянии, с покрытой головой, так что видны были лишь лицо и руки с тонкими длинными пальцами, он сразу понял, кого они встретили на своем пути.
Кожа ее лица и рук была полупрозрачной, покрытой сетью мелких морщин и голубых вен, словно радужная поверхность мрамора. И хотя голову частично закрывал капюшон, он сразу обратил внимание на удивительно высокий и широкий лоб, изящную линию подбородка и большие, занимающие большую часть лица черные глаза. Тяжелые веки и почти полное отсутствие белков делали ее глаза похожими на два овальных сгустка тьмы, посреди которых сверкали серебристые зрачки. В них читались любопытство и живой ум.
Преклонный возраст не согнул женщину, она оставалась прямой, словно ствол могучего дерева. Широкие плечи, удлиненные бедра и голени, сильные жилистые руки - все это позволяло безошибочно определить ее расу, хотя Акмед лишь однажды видел ее сородича. Свет факела отразился в глазах женщины, однако тонкий рот сохранял такое же равнодушное выражение, как и в тот момент, когда Земля расступилась и двое чужаков проникли в ее царство.
Она была дракианкой. Чистокровной.
Чувствительную кожу Акмеда вновь начал покалывать сухой воздух. Он мгновенно понял, что ощутил флюиды Поиска, своеобразное гудение, которое испускают дракиане посредством полостей в горле и пазух носа. При помощи этого инструмента их раса распознавала биение сердца других живых существ. Он и сам его использовал, главным образом когда охотился на своих жертв в старом мире.
Казалось, женщину забавляет происходящее: хотя выражение ее лица не изменилось, она выглядела вполне довольной; сложив руки на груди, она терпеливо ждала. Видимо, убедившись, что перед ней те, кто ей нужен, женщина заговорила:
- Я Праматерь. Вы опоздали. Где ваш третий спутник?
Оба фирболга невольно потрясли головами - колебания ее голоса царапали барабанные перепонки. Женщина говорила двумя разными голосами, причем каждый возникал в какой-то одной из ее четырех гортаней, но ни один не содержал реальных слов знакомых им языков. Однако оба прекрасно ее понимали.
Для Акмеда сочетание звуков, которые она произносила, складывалось в чистый звон колокола, превращающийся в сознании в слова. "Праматерь" в такой ситуации могло иметь значение матриарх. Он и сам не понимал, откуда он это знает, но он не сомневался, что это именно так.
А вот к Грунтору обратился более низкий и одновременно звенящий голос, имитирующий манеру речи болгов. Четкий образ Праматери, возникший в его воображении, был женщиной, отделенной от ребенка двумя поколения ми. Мужчины обменялись взглядами, а потом их взоры обратились на дракианку. Они не сомневались, что она имеет в виду Рапсодию.
- Ее нет с нами, - ответил Акмед, и его собственные слова прозвучали как-то непривычно. Глаза женщины сверкнули, и он покраснел от смущения. Он постарался не злиться на себя за глупость. - Ее и в самом деле нет с нами. Она отправилась в путешествие, но, если ей повезет, она скоро вернется домой.
- Вы должны прийти ко мне втроем, как можно быстрее, - вновь заговорила Праматерь своим удивительным щелкающим голосом. - Это необходимо. Так предсказано. Пойдем.
Пожилая дракианка повернулась и стремительно зашагала по туннелю. Грунтор и Акмед переглянулись и последовали за ней.
Всю дорогу от входа в пещеру до Проклятой Пустоши Джо бормотала себе под нос.
Жизнь сироты на улицах столицы Наварна многому научила Джо, в том числе и способности подолгу неподвижно стоять на месте, прячась в темных переулках, быстро реагировать на опасность, а также беззвучно рыгать и портить воздух.
Кроме того, ее словарь бранных слов - и до того немалый - заметно обогатился после общения с Грунтором и Рапсодией, которая, несмотря на склонность к мелочной заботе о Джо, могла заставить покраснеть даже болга - так виртуозно она ругалась. Рапсодия и сама провела немало времени на улицах. Теперь Джо с остервенением повторяла все известные ей проклятия.
Ей еще повезло, что она приберегла самые сочные на последок. Когда Джо свернула в проход, ведущий к Пустоши, что-то ударило ее в голову и она едва не потеряла равновесие.
Джо отпрыгнула в сторону, но споткнулась и упала лицом вниз, прямо в дерьмо, которое в нее швыряли. Не сколько мгновений она лежала неподвижно, стараясь понять, что происходит. Вонь была такой отвратительной, что ее кровь закипела от гнева.
Когда шок прошел, она услышала смех детишек болгов, прятавшихся за камнями. Волги не так уж часто смеются, и сейчас их пронзительный хохот вызвал у Джо особое раздражение. К тому же отвратительная субстанция на лице не способствовала хорошему настроению.
Джо выбралась из грязи и обернулась. Множество маленьких темных волосатых лиц с ухмылкой смотрели на нее из-за камней, окружавших Пустошь. Среди них Джо узнала нескольких внуков Рапсодии.
Алая волна ярости подхватила Джо. Она испустила пронзительный вопль, эхом прокатившийся по Пустоши. Усмешки исчезли, а через мгновение маленькие головы попрятались.
- Вы презренные маленькие ублюдки! Идите сюда! Я использую ваши головы вместо мишеней! Ваша спекшаяся кровь останется у меня на зубах! Я сдеру с вас шкуры и засолю, как свиней! - И Джо, измазанная в грязи с ног до головы, бросилась вдогонку за болгами.
Когда Джо добралась до камней, за которыми они прятались, детишки уже улепетывали в разные стороны.
- Я высосу ваши легкие через ноздри! - задыхаясь, прокричала Джо, стараясь не упустить из виду оставшихся болгов. - Выцарапаю вам глаза и проглочу их! - Она вытащила длинный тонкий кинжал с бронзовой рукояткой, который ей подарил Грунтор в тот день, когда вместе с остальными детьми освободил ее из Дома Памяти.
Солнце сверкнуло на лезвии кинжала, и на лицах детишек появился страх.
Джо издала боевой клич и побежала быстрее. Она уже почти догнала двух самых маленьких болгов. Один из них остановился, медленно обернулся, глядя на Джо застывшими от страха глазами, и спрыгнул вниз со скалы. Раздался отчаянный крик.
Охваченная ужасом, Джо застыла на месте.
- О нет, - прошептала она. - Нет. - Она сделала несколько неуверенных шагов, остановилась у обрыва и осторожно посмотрела вниз.
Ребенок неподвижно лежал на небольшом каменном козырьке довольно далеко внизу. Джо сразу же его узнала - это был Влинг, один из самых младших приемных внуков Рапсодии.
- Боги, - пробормотала она. - Влинг? Ты меня слышишь?
Снизу долетел сдавленный стон.
Джо убрала кинжал в ножны. Оглядевшись, нашла длинный мертвый корень, идущий вниз вдоль каменного обрыва. Проверив, выдержит ли он ее вес, Джо стала быстро спускаться к разбившемуся ребенку.
- Влинг?
Никакого ответа. Джо стало совсем худо.
- Влинг! - крикнула Джо, из-под ее ног посыпались камни, и в следующий момент она оказалась на козырьке, неподалеку от малыша.
Она наклонилась над ним. Влинг поднял голову, на его грязном личике застыло выражение полнейшего ужаса, и он попытался отползти в сторону.
- Не двигайся, - сказала Джо как можно мягче. - Извини, что я тебя напугала.
Ребенок, не знавший орланданского языка, отчаянно затряс головой и попытался отползти еще немного, но со стоном опустился на землю.
Стараясь перебороть неприязнь, Джо осторожно потрогала голову ребенка. Его глаза широко раскрылись, он со страхом и подозрением следил за Джо.
- Ладно, ладно, у тебя есть все основания сомневаться в моих намерениях, - мрачно пробормотала Джо. - Признаю, что несколько раз мне хотелось бросить тебя в пещеру, но ведь я этого не сделала, правда? Это моя вина, что ты упал, я прошу у тебя прощения. Я спустилась сюда, чтобы тебе помочь. - Испуганный блеск в его глазах не исчез. - Послушай, Влинг, Рапсодия меня прикончит, если узнает, что я свернула тебе шею.
Лицо ребенка расплылось в улыбке.
- Рапсди?
- Ее здесь нет, - со вздохом ответила Джо.
- Рапсди?
- Я уже сказала, что бабушки здесь нет, но она бы не хотела, чтобы ты остался лежать здесь и стал добычей воронов.
Влинг слегка приподнялся.
- Рапсди? - с надеждой повторил он.
- Да, Рапсодия, - решила не спорить с ним Джо. - Пойдем со мной, я отведу тебя к ней. - Она протянула руку к Влингу, тот сначала отпрянул в сторону, но потом с ее помощью поднялся на ноги.
Джо заметила, что его правая рука висит под необычным углом. Она почувствовала, как содержимое ее желудка устремилось к горлу.
Гримаса боли исказила лицо Влинга, но уже через мгновение ей на смену пришло выражение стоического терпения, характерного для его расы. Джо сразу поняла, о чем он думает. Показывать свою слабость всегда считалось позором среди фирболгов - они до сих пор не могли привыкнуть к тому, что раненого можно вылечить. В течение многих веков получивших увечье оставляли умирать, какими бы полезными для остальных они ни были, - так болги понимали честь. Несмотря на то что Акмед под давлением Рапсодии не раз заявлял о новом отношении к раненым, прежние обычаи полностью искоренить еще не удалось. Влинг потеряет лицо, если позволит Джо нести себя.
Джо ухватилась за корень и вместе с Влингом взобралась наверх. Она устроила ребенка возле скалы и присела подумать. Влинг не терял сознания, но она видела, что ему очень больно.
Наконец ей удалось решить проблему. Она вытащила из своей сумки моток веревки, протянула один конец удивленному Влингу, а второй обмотала вокруг своих запястий.
- Ладно, - сказала она сквозь стиснутые зубы на языке болгов. - Пойдем. Отведи меня к казармам Грунтора.
Ребенок заморгал, а потом его лицо просветлело - он понял. Влинг бросил взгляд на Джо, осторожно улыбнулся и левой рукой дернул за веревку. С важным видом он повел Джо к Котелку и победно ухмылялся, когда она выкрикивала шутливые угрозы, прекрасно понимая, как возрастет его престиж, когда другие дети увидят, кого он поймал.10Рапсодия не помнила, когда она в последний раз так спокойно, крепко и долго спала. Ее не прерывали кошмары или необходимость заступать в дозор, и потому проснулась она отдохнувшей и счастливой.
Вид спящего рядом дракона заставил ее вздрогнуть, но потом внимание Рапсодии привлекло маленькое одеяло из блестящих медных чешуек, которым она была накрыта. Рапсодия осторожно взяла его в руки. Оказалось, что это необыкновенно легкая кольчуга, сделанная из ловко соединенных между собой тысяч чешуек дракона. Даже в тусклом свете пещеры она сверкала в ее руках.
- Она твоя, Прелестница, - проговорила Элинсинос, не открывая глаз. - Я сделала ее для тебя прошлой ночью, пока ты спала. Примерь.
Рапсодия встала, сбросила на землю плащ и натянула через голову блистающую кольчугу. Она подошла ей идеально. Рапсодия слышала истории об удивительной способности драконов чувствовать мелкие детали - теперь она могла убедиться в истинности древних легенд. Свет отразился от великолепной кольчуги, и ее волосы запылали красно-золотым огнем.
- Спасибо тебе. - Рапсодия была искренне тронута заботой Элинсинос. И если раньше она опасалась, что дракониха не отпустит ее, то теперь успокоилась на этот счет. Щедрый дар показывал, что Элинсинос намерена разрешить ей вернуться обратно в большой мир. Она наклонилась и поцеловала огромную щеку драконихи. - Она очень красивая. Я всегда буду вспоминать о тебе, надевая кольчугу.
- Тогда надевай ее почаще, - заявила Элинсинос, открывая глаза. - И она поможет тебе остаться в живых, Прелестница.
- Так я и сделаю. Ты начала задавать мне вопросы, но я не смогла на них ответить, потому что очень устала. Теперь я отвечу, спрашивай.
- Как ты попала в Дом Памяти?
- О да. - Рапсодия потянулась, наслаждаясь шепотом доспехов из драконьей чешуи, а потом села на перевернутую вверх дном лодку. - Мы отправились в Дом Памяти по предложению лорда Стивена, поскольку это самое древнее строение из всех, созданных намерьенами. Там мы нашли несколько десятков детей, похищенных какими-то негодяями, а внутри оказался алтарь, на котором несчастных детей приносили в жертву. Нам пришлось сразиться с воинами человека, обратившего против нас темный огонь. - Ее лицо побледнело в тусклом свете пещеры. - Именно в Доме Памяти я впервые убила человека.
Элинсинос фыркнула и игриво стукнула ее кончиком хвоста, Рапсодия тут же оказалась на песке.
- И ты называешь себя Певицей? - со смешком спросила дракониха. - За последние семь столетий я ни разу не слышала столь бездарно рассказанной истории. Попробуй еще раз - и не торопись. Подробности, Прелестница, главное - подробности. Без них история перестает быть интересной.
Рапсодия стряхнула песок с одежды и неловко уселась на лодку. И повела рассказ со всеми надлежащими подробностями, начиная с предложения Ллаурона отправиться в Хагфорт, чтобы побольше узнать о намерьенах, и до возвращения вместе с освобожденными детьми в Наварн, где Рапсодия и Джо стали назваными сестрами. Рассказ отнял много времени, поскольку Элинсинос часто прерывала Рапсодию, задавая ей множество самых разных вопросов, уточняя мелкие детали. Когда Рапсодия наконец замолчала, Элинсинос удовлетворенно кивнула. Встряхнувшись, дракониха выпрямилась во весь свой рост.
- Как выглядел человек, который атаковал вас в Доме Памяти?
- Честно говоря, я не знаю, - призналась Рапсодия. Она смотрела на блюдо с булочками и малиной, появившееся, как только дракониха встала. - Ни мне, ни Грунтору не удалось его разглядеть. Акмед вступил с ним в поединок, но он не видел его лица. На нем был шлем.
- Ешь.
- Спасибо. - Рапсодия взяла булочку и разломила ее пополам. - Ты разделишь со мной трапезу?
- Нет, я ела три недели назад.
- И до сих пор не проголодалась?
- Требуется немало времени, чтобы переварить шесть оленей.
- Ах вот оно что, - пробормотала Рапсодия и принялась за еду.
- Наверное, вы встретили Ракшаса.
Рапсодия посмотрела в лицо драконихе, Элинсинос внимательно за ней наблюдала.
- Ты можешь рассказать мне о Ракшасе? - Дракониха едва заметно кивнула. - Кто он такой?
- На самом деле Ракшас не человек. Он игрушка в руках ф'дора.
Холодок пробежал по спине Рапсодии.
- Демон, о котором ты рассказывала мне прошлой ночью? Тот, который получил силу от Энвин?
- Да. Ф'дор создал Ракшаса в Доме Памяти лет двадцать назад. Позорная история; до войны, развязанной Энвин, там был такой замечательный музей, посвященный храбрым намерьенам. А потом демон захватил его, и даже воздух там стал отравленным. Первым пострадал побег Сагии. Молодое деревцо, дитя великого Дуба Глубоких Корней, священного дерева лиринов из Серендаира, который намерьены привезли с собой из своей прежней страны и посадили во дворе Дома Памяти. Я чувствовала, как плачет дерево, даже находясь на таком огромном расстоянии от него.
- Я помогла ему, когда мы находились в Доме Памяти, - сказала Рапсодия, вытирая губы платком. - Я оставила там свою лютню, которая до сих пор играет песнь исцеления. Этой весной дерево должно было зацвести, но я не сумела там побывать.
- Так оно и произошло. - Дракониха рассмеялась. - На нем появились листья и белые цветы. Отличная работа, Прелестница.
- О чем ты говоришь?
Элинсинос вновь рассмеялась.
- Ты не забыла, это побег дуба. А ты когда-нибудь слышала, чтобы на дубах распускались цветы?
В горле у Рапсодии пересохло.
- Нет.
- Конечно, каждый дуб цветет, и потом на нем вырастают желуди, но никто не видит крошечных цветов. А эти, пушистые и белые, покрывают дерево, словно снег. В своей песне ты предложила дереву зацвести? - Рапсодия кивнула. - Ну, тебе удалось произвести на меня впечатление. Для меня большая честь принимать Дающую Имя такой силы. Разве часто удается встретить того, кто способен заставить цвести дуб? Уверена, что Ракшас ужасно разозлился, ведь он так старался извести дерево - во всяком случае, его хозяин дерево ненавидит.
- Пожалуйста, расскажи мне побольше о Ракшасе. Ты говорила, его создал демон, но он выглядел и вел себя как человек.
- Ракшас внешне похож на того, чьей душой он владеет. Он рожден из крови демона, иногда других существ, как правило, ничего не ведающих диких животных. Его тело формируется из стихий, льда или земли; мне кажется, что Ракшас из Дома Памяти создан из земли и льда. А кровь животных оживляет его, дает ему силу.
- А причем здесь душа?
- Ракшас, возникший только из крови, недолговечен и лишен разума. Но если демон завладел душой - человека или любого другого живого существа, - он может вложить ее в свое творение, и тогда Ракшас выглядит и может вести себя в точности как хозяин души, а сам хозяин, разумеется, умирает. Кроме того, к Ракшасу переходит часть знаний захваченного существа. Но они извращены и несут в себе только зло; опасайся их, Прелестница.
Рапсодия вздрогнула.
- А этот человек - тварь, с которой мы сражались, - ты уверена, что это Ракшас, созданный ф'дором?
Элинсинос кивнула:
- Я думаю, это был он. Послушай меня: он где-то рядом. Будь осторожна, когда уйдешь отсюда, Прелестница.
Холодный страх сжал сердце Рапсодии. Она отложила в сторону недоеденную булочку.
- Не тревожься, Элинсинос. У меня есть меч.
- Какой меч, Прелестница?
- Звездный Горн. Я уверена, ты о нем слышала.
Казалось, дракониха удивилась.
- Ты оставила меч дома?
Рапсодия покачала головой.
- Нет, я взяла его с собой. Хочешь, я его покажу?
Дракониха кивнула, и Рапсодия вытащила клинок из ножен. Пламя засверкало, его отблески искрились, отражаясь от чешуи огромной рептилии, миллионы радуг плясали по пещере. Приветственно взметнулось вверх пламя люстр. Глаза Элинсинос широко раскрылись, их магия обрушилась на Рапсодию. Она попыталась отвести взгляд, но лишь застыла на месте, когда огромное существо наклонило голову, чтобы получше рассмотреть меч. Потом Элинсинос провела когтем по ножнам, висящим на боку у Рапсодии.
- Конечно, - заметно успокоившись, сказала Элинсинос. - Черная слоновая кость. Вот почему я не ощущала его присутствия.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - с трудом пробормотала Рапсодия, стараясь освободиться от чар.
- Черная слоновая кость - самая эффективная защита, известная всем, владеющим магией, - заявила Элинсинос. - На самом деле это вовсе не слоновая кость, а камень сродни Живому Камню. Из него делают футляры или ножны или другие защитные оболочки, и предмет, находящийся внутри, никто не сможет обнаружить, даже дракон. Это хорошо, Прелестница. Никто не узнает о том, что ты обладаешь мечом, до тех пор, пока ты его не обнажишь. Где ты его нашла?
- Он был спрятан внутри Земли. Я нашла его по дороге сюда из Серендаира.
- Так ты не плыла на корабле?
- Нет. - Рапсодия раскраснелась от воспоминаний. - Мы вышли намного раньше, чем намерьены. А появились здесь совсем недавно.
Элинсинос рассмеялась. Рапсодия подождала объяснений или, наоборот, вопросов, но вместо этого дракониха внимательно посмотрела на нее:
- Ты видела Элендру?
Это имя было связано в Серендаире с небесами.
- Ты говоришь об упавшей звезде?
Теперь удивилась Элинсинос.
- Нет, она, как и ты, из лиринов. Раньше она владела этим мечом.
Рапсодия вспомнила имя из легенды, которую ей рас сказал Ллаурон.
- Она жива?
Казалось, Элинсинос задумалась.
- Да, она живет в Тириане, лиринском лесу на юге страны. Если ты пойдешь к ней, она, возможно, согласится научить тебя обращаться с этим мечом.
- А как мне ее найти?
- Отправляйся в Тириан и поспрашивай о ней. Если она захочет с тобой встретиться, то сама тебя найдет.
Рапсодия кивнула.
- А она симпатичная? Элинсинос улыбнулась:
- Я встречалась с ней лишь однажды. Она была добра ко мне. Она пришла вместе с человеком, занимавшим должность Главного жреца, которую теперь занимает Ллаурон, чтобы рассказать о том, что случилось с Меритином, принесла мне его дары и кусок его корабля. И тогда я узнала, что он пытался вернуться, но погиб. Он был таким хрупким, я скучаю по нему. - И вновь глаза Элинсинос наполнились слезами. - Я подарила тому мужчине белый дубовый посох с золотым листом на конце.
- Теперь им владеет Ллаурон.
Элинсинос кивнула.
- Я собиралась сделать подарок Элендре, однако она отказалась его принять. Но ты ведь сохранишь мою кольчугу, правда, Прелестница?
Рапсодия улыбнулась драконихе. Элинсинос была со ткана из противоречий, такая могущественная и одновременно ранимая, мудрая и наивная, как ребенок.
- Да, конечно. И буду хранить ее рядом с сердцем, где навсегда останутся воспоминания о тебе.
- Значит, ты будешь меня помнить, Прелестница?
- Конечно. Я никогда тебя не забуду, Элинсинос.
Дракониха широко улыбнулась, обнажив ряды огромных зубов.
- Значит, через тебя я немного приближусь к бессмертию. Спасибо тебе, Прелестница. - Она засмеялась, когда брови Рапсодии недоуменно поползли вверх. - Ты не понимаешь, о чем я говорю, не так ли?
- Боюсь, что да.
Элинсинос вновь опустилась на пол пещеры, ее чешуя заискрилась всеми цветами радуги в колеблющемся свете люстр.
- Драконы живут очень долго, но не вечно. Времени нет внутри Земли, а это именно та стихия, из которой мы созданы, поэтому наши тела не стареют и не умирают. В этом у нас с тобой есть нечто общее: ведь для тебя, Прелестница, время тоже остановилось. - В глазах Рапсодии сверкнули слезы, как в зеркале отразив глаза Элинсинос, но она ничего не ответила. - И тебя это печалит. Но почему?
- Как бы я хотела, чтобы это было правдой, - дрогнувшим голосом сказала Рапсодия. - Но время прошло, отняв у меня все, что я любила. Время - мой враг.
На лице драконихи появилось сомнение.
- Мне кажется, ты ошибаешься, Прелестница, - заявила она, и Рапсодии показалось, что Элинсинос стало весело. - Я хорошо знаю Время, и оно редко встает на чью-то сторону. Однако оно улыбается тем, кто готов его принять. Да, Время могло обойти тебя, но теперь оно не имеет над тобой власти - во всяком случае, над твоим телом. К несчастью, у Времени всегда остается власть над нашими сердцами.
Ты пришла из Серендаира, с Острова, где родилась первая раса, Древние Серенны. Это первое из пяти мест, где возникло Время. Ты пришла сюда, в мир, где родились драконы, самая младшая раса, и по пути пересекла нулевой меридиан. И теперь, как и намерьены, ты связана с началом Времен, но и это еще далеко не все: ты проделала свой путь под землей, там, где Время не имеет власти. Тем самым ты победила Время, нарушив его цикл. Оно больше никогда не сможет коснуться твоего тела. Разве ты не счастлива?
- Нет, - с горечью ответила Рапсодия. - Не счастлива.
Элинсинос улыбнулась:
- Ты мудра, Рапсодия. Долгая жизнь, почти бессмертие, не только благословение, но и проклятие. Время остановилось и для тебя, и для меня. Однако между нами есть существенная разница. В отличие от меня, ты по-настоящему бессмертна.
- Я не понимаю.
- У тебя есть душа, - терпеливо продолжала свои объяснения Элинсинос. - Она питает жизнь в твоем теле - ведь душа не может умереть. Какой бы долгой ни казалась тебе твоя жизнь, ты будешь продолжать существовать после того, как она закончится, благодаря своей душе. Она не исчезнет, даже если ты решишь оставить свое тело и уйти в свет, в загробную жизнь. А со мной такого не произойдет.
Горло Рапсодии сжалось, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем она сумела заговорить.
- У всех есть душа, Элинсинос. Лирины верят, что все живые существа являются частью всеобщей души. Некоторые называют ее Дающей Жизнь или Единым Богом, другие просто Жизнью, но все мы владеем ее частицей. И она связывает нас друг с другом.
- И это верно для лиринов, - ответила Элинсинос. - Но не для драконов. Но ты не просто лирин, не так ли? Ты лиринглас?
- Моя мать была лиринглас.
- А что это значит на твоем языке?
Слабый порыв ветра поднялся со дна пещеры, подхватив песок, и осушил щеки Рапсодии, мокрые от слез. Она невольно улыбнулась, оценив жест утешения Элинсинос.
- Это означает Певцы Неба. Лирингласы возносят молитвы встающему солнцу и благословляют звезды, когда спускается ночь.
- А как люди называют всех лиринов?
- Чаще всего Детьми Неба.
- Вот именно. - Огромное существо с важным видом подняло голову. - Ты Певица, и, значит, тебе должно быть многое известно о душе, не так ли?
- Не совсем, - возразила Рапсодия. - Иногда во время исполнения погребальной песни мы видим, как душа покидает тело, чтобы устремиться к свету. Но, пожалуй, этим мои знания и ограничиваются.
- Ну, тогда я расскажу тебе о душе, Прелестница, и о том, как родилась Земля. Правда, кое о чем ты уже, наверное, слышала.
Много миллионов лет назад, в Преждевременье, когда родился мир, тот, кого вы называете Дающим Жизнь, нарисовал все, что существует, а также создал Пять Даров, которые вы называете стихиями: эфир, огонь, вода, воздух и земля. Тебе об этом известно?
- Да, - ответила Рапсодия.
- Каждый из Даров породил первичную расу - всех вместе их называли Перворожденными. От звезд, или эфира, возникли древние серенны, например Меритин. - Элинсинос откашлялась, и по пещере прокатился такой грохот, что от него закачалась лодка под Рапсодией. - Из моря произошли митлины, а ветер породил расу, известную под именем кизы, потомком которой стали лирины. - Рапсодия согласно кивнула. - Мать-Земля дала жизнь моей расе, драконам, которые, конечно, являются шедевром Создателя, поэтому он и сотворил нас последними. - Элинсинос рассмеялась, увидев улыбку, промелькнувшую на лице Рапсодии.
- Вторыми среди первичных рас появились на свет ф'доры, дети огня. Но с самого начала ф'доры хотели только одного - уничтожения Земли. Полагаю, другого от них и не следовало ожидать - огонь поглощает все, что его питает, а лишившись топлива, умирает. Но другие Перворожденные расы не могли допустить гобели Земли, ведь в таком случае все Дары Создателя исчезли бы из ока Времени, оставив после себя Пустоту. Поэтому остальные расы серенны, кизы, митлины и, естественно, драконы - образовали союз, чтобы загнать демонических духов в центр Земли.
Не приходится и говорить, что драконов с самого начала не слишком вдохновлял такой план. У нас вызывала отвращение одна мысль о том, что Земле, нашей Матери, придется стать темницей для чудовищных, злобных существ, однако мы прекрасно понимали, что, оставшись свободными, ф'доры уничтожат Землю.
Вклад драконов в борьбу с детьми огня состоял в строительстве пещеры, которая стала их тюрьмой. Мы высекли ее из самого дорогого, что у нас было, Живого Камня, чистого элемента Земли, единственной субстанции, способной удержать ф'доров. То была огромная жертва, Прелестница. Такова одна из причин, по которой драконы стали вспыльчивыми и жадными. Мы считаем, что пожертвовали ради общего спасения гораздо большим, поскольку нам пришлось поступиться неприкосновенностью нашей Матери, чтобы защитить всех.
- Мне кажется, - с улыбкой заявила Рапсодия, - что в легендах жадность и вспыльчивость драконов сильно преувеличены. Если верить моему опыту, то драконы начинают гневаться только в том случае, если ты опускаешь какие-то подробности в своем рассказе.
В радужных глазах драконихи появилось выражение огромной нежности, но потом они вновь стали серьезными.
- Первичные расы, имеющие такие же тела, как ты, - кизы, серенны и митлины, получили общее название Троих.
Рапсодия чуть не свалилась с лодки.
- В самом деле?
- Да.
- Ллаурон рассказал нам о пророчестве Трех, которых называют Дитя Крови, Дитя Земли и Дитя Неба, - они должны прийти и восстановить мир между намерьенами.
Элинсинос рассмеялась:
- Ты сильно забегаешь вперед, Прелестница. Я пока рассказываю о тех временах, когда существовало лишь пять рас - Перворожденных. Их дети, Старшие расы, тогда еще не существовали. Намерьены, вообще говоря, появились в Третьем веке и были детьми Старших рас. Понятие "Трое" появилось очень давно - миллионы лет назад. Тебе еще это трудно осознать, поскольку ты молода, но наступит день и ты поймешь. Возможно, ты проживешь столько, что сможешь, сама оценивать огромные промежутки времени. Не пройдет и нескольких тысяч лет, как ты по-другому взглянешь на то, что я сейчас говорю. - И Элинсинос расхохоталась, увидев, как содрогнулась Рапсодия.
- Три расы имели тела, в целом напоминающие тела современных людей, - продолжала Элинсинос. - Вот только драконы были ближе к змеям, а ф'доры и вовсе не имели физической формы. Так случилось из-за того, что в момент создания Троих Дающий Жизнь явил им свой образ и они приняли облик, близкий к нему. Драконы также видели Создателя, но решили поступить по-своему; наверное, ты слышала, что драконы не любят, когда ими командуют. Ну и как ты уже догадалась, ф'дорам вообще не показали Дающего Жизнь. Он знал, что побочные дети огня злы по своей природе, и отказался открыть им свой лик. Вот почему ф'доры вовсе не имеют тел.
Теперь пришло время вспомнить о душе. Ты сказала, что прошла сюда из Серендаира под землей?
- Да, - сказала Рапсодия.
- И как тебе понравилось путешествие? Как ты перенесла пребывание в недрах земли - ведь лирины так почитают небо?
Рапсодия закрыла глаза, стараясь вспомнить то, что так хотела забыть.
- Наверное, так чувствует себя человек, похороненный заживо.
Элинсинос кивнула:
- Небо есть связь с душой вселенной, с Создателем, и те, кто хочет стать частью всеобщей души, должны поддерживать с ним постоянный контакт. Без этого контакта теряется связь с живущими в этом мире и нет надежды на вечную жизнь после смерти. Твоя раса произошла от ветра и звезд, поэтому и твой голос звучит в огромном хоре - ты фрагмент всеобщей души. Те, кто не становится частью неба, у кого не будет вечной загробной жизни, после смерти попадают в Пустоту, великое Ничто.
Драконы, ф'доры и даже митлины решили жить, не обращая свои взоры к небу, поэтому у них нет души. Митлины выбрали местом своего обитания моря, держась особняком от дружественных рас, а драконы остаются в Земле. Дети моря, которые произошли от митлинов - русалки, морские нимфы и им подобные, - живут тысячелетиями, но после смерти их души не устремляются к звездам, они возвращаются в пену морских волн и исчезают в ней, их бессмертие возможно лишь в воспоминаниях других существ.
Так будет и со мной. Когда я устану от жизни, когда боль утрат станет невыносимой, я лягу отдохнуть, и у меня не останется сил, чтобы подняться, тогда и придет мой конец. И мое тело будет разлагаться здесь, в моем логове, а кровь уйдет в землю и превратится в медь, которую добудут люди и отчеканят из нее монеты или сделают браслеты.
Ты любишь медь, Прелестница? Медь - это застывшая кровь драконов моего вида, тогда как золотоносные жилы есть кровь золотого дракона. Изумруды, рубины, сапфиры - не более чем сгустки крови древних драконов раз личных рас и расцветок. Вот что мы оставляем после своей смерти в надежде, что Время сохранит память о нас, но оно этого не делает. В результате золото и самоцветы служат лишь для того, чтобы украшать женщин и пустые головы королей.
Но если ты будешь помнить обо мне, Прелестница, по-настоящему помнить меня, а не легенды, тогда я буду существовать еще некоторое время. И приближусь к бессмертию, вечности, которых мне никогда не достигнуть, ведь у меня нет души, и я почти всю жизнь провожу под землей, вдали от неба.
Элинсинос говорила мечтательно, лишь с легкой примесью грусти, но Рапсодии ее слова показались необыкновенно печальными. Скорбь захлестнула ее, она заплакала и, ни о чем более не думая, вскочила на ноги и обхватила руками могучее плечо Элинсинос.
- Нет, - сквозь рыдания говорила Рапсодия. - Нет, Элинсинос, ты ошибаешься. У тебя и Меритина общая душа, я уверена, что ее часть сейчас пребывает вместе с Меритином. У тебя есть дети, несомненно это одна из форм бессмертия. И ты касалась неба, и сейчас касаешься его ребенка. Ты тронула мое сердце так глубоко, что связь между нами никогда не разорвется. Если потребуется, я буду твоей душой.
Дракониха нежно погладила золотые волосы небесной Певицы одним из своих когтей.
- Будь осторожна, Прелестница, ты ведь не хочешь дать себе новое имя. В тебе есть такое могущество, которое может все изменить, и ты станешь моей рабыней. Но я рада, что теперь у меня есть душа и она так прелестна.
Элинсинос еще раз погладила Рапсодию, и та вновь уселась на лодку.
- Относительно детей ты права, - продолжала Элинсинос, - хотя сейчас они кажутся мне ужасно далекими и совсем чужими. Мне даже трудно считать их своими, особенно Энвин.
Расы, лишенные души, иногда страстно мечтают о потомстве, поскольку оно дает им одну из форм бессмертия. Вот почему ф'доры изобрели ракшасов, но ракшасы не плоть от плоти своих родителей, это как бы искусственные дети. Ф'доры очень хотели обзавестись потомством, но при этом они не желали отдать своим чадам даже небольшую часть своей жизненной сущности, дабы не стать слабее. Ведь разве так не происходит с каждым родителем? Ты даришь кусочек своей души, чтобы получить немного бессмертия, верно?
- Пожалуй, ты права, - согласилась Рапсодия, отводя от лица прядь волос. - Раньше я никогда об этом не думала.
- Отправляя своих детей в мир, ты действуешь либо из корыстных побуждений, либо из альтруистических, и тому есть много причин. Ф'доры хотят, чтобы ракшасы исполняли их волю среди людей. Они всего лишь инструмент, необходимый для продвижения к главной цели.
- А чего они хотят добиться, Элинсинос? Они стремятся к власти? К управлению всем миром?
Элинсинос рассмеялась.
- Ты мыслишь как человек, Прелестница. Чтобы понять мотивы поведения ф'доров, нужно мыслить, как ф'дор, и поскольку они сила хаоса, их действия предсказать не возможно. Для достижения своих целей они используют и людей. Они не стремятся занять высокое положение и править государствами, не хотят победить врагов. Ф'доры мечтают лишь о разрушении и смерти, о жестоких, кровопролитных конфликтах, дарящих им силу и удовольствие. Их главная задача - уничтожить все, вообще все, в том числе и себя, если они намерены покончить с Землей. И тогда они будут существовать лишь в загробном мире и в кошмарах. Как и все мы.11Слова драконихи эхом прокатились по пещере, а потом все отзвуки смолкли, наступила тишина. Колеблющийся свет люстр озарил побледневшее лицо Певицы.
Элинсинос опустила голову так, что ее глаза оказались на одном уровне с глазами Рапсодии. Певица прочла в них сочувствие и понимание.
- О чем ты задумалась, Прелестница? - мягко спросила Элинсинос, и ее голос прозвучал тихо, как шелест крыльев сверчка. - Что тебе вспомнилось?
Рапсодия закрыла глаза, сражаясь с призраками само го страшного кошмара, который она видела во время долгих скитаний под землей. Акмед разбудил ее, и они стали спускаться по огромному туннелю, на дне которого он слышал биение гигантского сердца, пульсирующего в ритме зимней спячки.
"Здесь спит ужасное существо, оно могущественнее и страшнее всего, что ты только в состоянии себе представить. Я даже не осмеливаюсь произнести вслух его имя. Чудовище, которое прячется в туннеле глубоко под землей, не должно проснуться. Никогда".
Он боялся говорить, произнести вслух слова древней легенды, тогда в первый раз Акмед не был грубым или высокомерным. Тогда она впервые заметила в его глазах страх.
"В Преждевременье, когда Земля и моря еще только нарождались, у прародительницы драконов было украдено яйцо. Раса демонических существ, рожденная от огня, спрятала яйцо здесь, внутри тела Земли. Мой бывший господин был представителем этой расы. Детеныш Вирм, вылупившийся из яйца, живет здесь, в замерзших глубинах Земли. Он вырос до таких размеров, что его тело опутывает своими кольцами сердце мира и заполняет собой практически все внутреннее пространство Земли. Сейчас он спит, но демон хочет призвать его на поверхность. Вирм ждет зова демона, и я точно знаю, он прозвучит очень скоро. Мне это известно, потому что он намеревался использовать для этого меня".
"А если Вирм не услышит зова? - спросила она. - Если нам удастся замаскировать призыв, помешать чудовищу уловить его, возможно, оно будет спать и дальше и не отреагирует на голос зовущего. По крайней мере, некоторое время".
Они сделали все, что было в их силах, чтобы продлить его сон: установили в туннеле музыкальную сеть, плетущую бесконечные неблагозвучные мелодии, предназначенные исказить зов демона. Акмед предупредил, что это лишь временное решение проблемы.
"Никто не сумеет полностью с ним покончить, ни ты, ни я, ни одна живая душа".
- Он все еще спит, - сказала Элинсинос, прервав размышления Рапсодии, сердце которой отчаянно стучало. Дракониха прочитала ее мысли. Огромное существо усмехнулось, заметив панику на лице Рапсодии. - Нет, Прелестница, я не умею читать твои мысли, я их понимаю лишь в том случае, когда ты думаешь о Спящем Дитя.
Рапсодия заморгала.
- Но я думала не о нем...
- Не пытайся описать словами то, о чем ты вспоминала; я знаю, что ты видела под землей. Об этом ведомо лишь ф'дорам и драконам, о бесконечном, древнем и священном, о чем говорится в легендах драконов. Тебе случайно удалось его увидеть. Теперь ты одно из немногих живых существ, которому о нем известно.
Организм, о котором ты сейчас размышляла, есть полная противоположность вашему Дающему Жизнь. Он был Первым Ребенком нашей расы, похищенным еще в яйце и выращенным нашими врагами, - мы любим Землю и все ее богатства, а ф'доры стремятся ее уничтожить и добиться своей безумной цели. Этот ребенок перестал быть драконом; ф'доры отравили его, овладели его душой. Теперь он стал частью Земли, существенной частью; придет день, когда он проснется и заявит, что Земля - это его собственность. Если такова наша судьба - что ж, так тому и быть. Но он является священной тайной, о которой драконы упоминают лишь во время молитвы и во сне. Мы молимся, чтобы Первый Ребенок продолжал спать, - об этом поется в песне драконов. Колыбельная для Спящего Дитя.
- Спящее Дитя, - пробормотала Рапсодия. - В легендах Серендаира эти слова имеют другой смысл. В наших легендах Спящее Дитя - это Мелита, звезда, покинувшая небо. Она упала в море рядом с Островом, утащив значительную часть его территории с собой под воду. Но море не сумело погасить звезду. Она лежит в его глубинах, пылая могучим огнем, и когда-нибудь поднимется... - Голос Рапсодии задрожал, и она замолчала. Прошло некоторое время, прежде чем она сумела продолжить. - Она поднимется, и весь Остров исчезнет в пламени вулканического огня.
- Быть может, мы столкнулись с разными предсказаниями гибели наших рас, - предположила Элинсинос. - Меритин пел мне песню твоей родины, в которой говорилось о Спящем Дитя. Хочешь, я спою ее тебе?
- Да, пожалуйста.
Огромное существо подняло голову и громко откашлялось. Пламя люстр заметалось в разные стороны, по лагуне прошла сильная рябь, а сердце Рапсодии застучало быстрее. Когда дракониха заговорила, ее голос изменился теперь это был глубокий мелодичный баритон, звучный и волшебный, пришедший из тьмы прошедших веков. Голос Меритина.Спящий ребенок - младшая дочь,
Вечно живущая в снах.
Смерть ее имя вписала
В книгу свою,
И никто не оплакал ее.
Средняя дочь дремлет в тиши,
Руки сложив на коленях.
Чувствует небо, слушает море,
Внемлет движенью песков -
Ждет пробужденья.
Старшая дочь - нерожденная дочь,
Спит под землей
Во тьме вековой.
Время придет - и родится она,
Но с рожденьем ее - кончится время.Слова песни эхом отразились от стен пещеры и повисли в застоявшемся воздухе. Рапсодии вдруг показалось, что, стоит ей произнести хотя бы одно слово, и ее сердце разобьется. Наконец молчание нарушила Элинсинос:
- Когда родились мои дочери, их глаза были закрыты, как у котят. - Теперь она говорила своим прежним чарующим голосом. - Они казались спящими, и на мгновение мне почудилось, что это три ребенка из пророчества, однако я ошиблась. Я знала, кем был мой старший, - как и любой дракон. Меритин упоминал о Спящем Дитя с побережья своей - и твоей - родины. Похоже, речь шла о среднем ребенке.
- Значит, есть еще один? - с беспокойством спросила Рапсодия. - Еще одно Спящее Дитя? Рожденное последним?
- Видимо, да, - с улыбкой ответила Элинсинос. Когда она обнажала громадные зубы, больше похожие на лезвия мечей, Рапсодии становилось жутковато. - И у меня создается впечатление, что каждый из спящих детей может стать инструментом ф'дора и помочь ему тем или иным способом уничтожить мир.
- Я молилась, чтобы восхождение среднего ребенка, которое привело к уничтожению Острова, положило конец всем ужасам, - сказала Рапсодия. - Мы думали, что ф'дор намерен призвать... - Она замолчала, увидев, как изменилось огромное лицо Элинсинос. - Мы думали, что ф'дора, которого Акмед знал в старом мире, больше нет. Последний из его слуг, один из Тысяч Глаз, носивший имя Шинг, рассказал нам об этом перед тем, как рассеяться. Он утверждал, что ф'дор мертв, человек и демонический дух. И потому мы перестали опасаться самого страшного исхода.
Дракониха пошевелилась, и тысячи бликов заиграли на ее чешуе.
- Демон, которого он знал, мог погибнуть. Это не так уж важно - любому ф'дору известна тайна Вирма, и если демон станет достаточно могущественным, то сумеет его призвать.
- А тот, о котором ты говорила, Элинсинос? Это другой ф'дор? Не тот, кого знал Акмед?
- Трудно сказать. Быть может, во время восхождения упавшей звезды со дня моря спасся другой ф'дор. Мне неизвестен ответ на твой вопрос, Прелестница. С начала Времен детей огня оставалось совсем немного, но появлялись они всегда внезапно и бесследно прятались в человеке. Затем ф'дор начинал копить силы, он не спешил явить себя миру. Потом, став достаточно могущественным, он переходил в другое тело, обладающее большим потенциалом, обычно более молодое. Ф'дор мог занять тело более слабого человека или обладающего такой же силой, как он; он не может победить того, кто сильнее.
Рапсодия кивнула.
- Ты знаешь, как он выглядит сейчас, Элинсинос?
- Нет, Прелестница. Он часто менял тела. Я могу его почувствовать, если он окажется рядом. Вероятно, он знает о моих возможностях, поскольку ни разу не подходил близко к моей пещере. Сейчас ф'дор может оказаться кем угодно.
И прошу тебя, запомни: все они превосходные лжецы, что дает им немалое преимущество в борьбе с тобой, ведь ты - Дающая Имя, а значит, не можешь говорить неправду. Самая сильная сторона ф'доров в том, что они мастерски обращают достоинства своих жертв против них самих. В моем случае они способны воспользоваться природным стремлением драконов к разрушению, превращая их в мощное оружие для достижения своих отвратительных целей. С тобой они поступят так же, только мишенью будет твое стремление к правде. Остерегайся, Прелестница. Они подобны гостям в доме, которые умудряются украсть сокровища прежде, чем хозяин успеет что-то предпринять.
- Ллаурон рассказал мне о пророчестве Мэнвин, касающемся незваного гостя, - проговорила Рапсодия. - Может быть, оно о ф'доре?
Воздух вокруг драконихи загудел, что свидетельствовало о чрезвычайном интересе.
- Мне неизвестно это пророчество.
Рапсодия закрыла глаза, пытаясь вспомнить ночь в лесу, когда Ллаурон рассказал ей о пророчестве. Акмед и Грунтор тоже были там. Порывшись в сумке, Рапсодия вытащила маленький дневник, куда она записывала самые важные сведения о новом мире.
- Вот оно, - сказала она.Средь последних, кто должен уйти,
Среди первых пришедших,
В поисках новых хозяев,
Незваные, в месте незнаемом.
Власть, что получена первыми,
Будет утеряна, если они последними станут.
Сами не ведая зла, будут лелеять его,
Словно приятнейший гость, улыбаясь невинно,
Втайне смертельные капли точит в винный бокал.
Так же и ревность, ведомая собственной силой,
Тот, кто влеком злою ревностью, будет бесплоден,
В тщетных попытках зачать милое сердцу дитя Вечность пройдет.- Мэнвин всегда была такой странной, - пробормотала она. - Не понимаю, почему она прямо не могла сказать то, что хотела. Да, Прелестница, похоже, что это пророчество касается ф'дора. Демону действительно приходится сильно рисковать, чтобы завести потомство. Если он попытается родить ребенка, воспользовавшись телом человека, в котором он находится, то потеряет много энергии и жизненных сил, передав их ребенку. Ф'доры слишком любят власть и силу, чтобы добровольно с ними расстаться, - вот почему им приходится искать другие способы деторождения.
- Вроде создания ракшасов?
- Да, моя Прелестная Душа. В некотором смысле ф'доры похожи на древних драконов, в особенности когда речь идет о получении потомства вне их расы. Когда мы поняли, какую ошибку совершили, отказавшись стать похожими на Создателя, то попытались как-то изменить создавшееся положение. Какая ирония судьбы - немногие люди, осмелившиеся смешать свою кровь с кровью драконов, вместо того, чтобы стать более человечными, обычно стремятся приобрести форму дракона, что равносильно отказу от собственной души.
Поскольку драконы не могут иметь общего потомства с расами Трех, они создали человекоподобную расу из кусочков Живого Камня, оставшихся после строительства пещеры для ф'доров. В результате на свет появились удивительно прекрасные существа. Их назвали Детьми Земли, внешне они походили на человека - как это представляли себе драконы.
В некотором отношении Дети Земли оказались блистательным творением, но во многих других внушали отвращение, однако они могли иметь общее потомство с Тремя. В отличие от ракшасов, Дети Земли обладали душой, поскольку драконы безоговорочно отдали им часть своей жизненной сущности. Так на свет появились Старшие расы, рожденные под землей, готовые жить в ее чреве, но с душой, касающейся небес.
Рапсодия быстро записывала в своем дневнике.
- И как выглядели Старшие расы?
- Потомство Детей Земли и сереннов получило имя гваддов, они были маленькими, стройными людьми, тесно связанными с магией Земли. Союз Земли и звезд.
Рапсодия перестала писать, и ее глаза погрустнели.
- Я помню гваддов из старого мира, - печально проговорила она.
- Из всех внуков-драконов я люблю их больше всех, - призналась Элинсинос. - Я также люблю наинов. Наины произошли от союза Детей Земли и митлинов. Они талантливые скульпторы, рудокопы, повелители камня: с одной стороны, им ведомы тайны Земли, а с другой - моря. В их руках гранит становится текучим и охотно поддается обработке.
Рапсодия кивнула и вновь обратилась к своим записям.
- А дети воздуха, кизы? У них было общее потомство с Детьми Земли?
- Да, - ответила Элинсинос. - Их союз привел к появлению расы, получившей имя фирболги, буквально - ветер Земли.
Рапсодия заметно удивилась:
- Фирболг? Фирболг? Болги произошли от драконов?
- Ну, в некотором смысле. Точнее, их следовало бы назвать приемными внуками, поскольку Дети Земли, как ты помнишь, созданы драконами из Живого Камня и не имеют прямой связи с кровью драконов. Волги, как и кизы, оказались суровой расой, но они искренне любят Землю, и я очень ими горжусь, несмотря на их некоторую грубость и жестокость. Из всех рожденных Землей они ближе всех к драконам.
Рапсодия рассмеялась.
- Похоже, я очень подхожу на роль души дракона, - заявила она. - У меня уже есть дюжина приемных внуков-фирболгов. - Затем она вновь стала серьезной. - Я хочу кое-что спросить у тебя, Элинсинос.
- Что, Прелестница?
- Ты не накажешь фирболгов за то, что они хранили у себя твой коготь?
- Конечно, нет. Да, я дракон, но из этого еще не следует, что я склонна к необоснованной мести. - Один громадный глаз закрылся, и дракониха сурово взглянула на нее другим. - Ты читала этот вздор, "Неистовство дракона"?
Рапсодия покраснела.
- Да.
- Все написанное там - чушь. Мне бы следовало живьем сожрать автора. Когда Меритин умер, я подумывала о том, чтобы сжечь весь континент, но ты же видишь, я отказалась от своих намерений.
- Тут не может быть никаких сомнений, - улыбнулась Рапсодия.
- Поверь мне, если бы я поддалась неистовому гневу, то весь континент превратился бы в очень большую, очень черную головешку и дым от нее шел бы до сих пор.
Рапсодия содрогнулась.
- Я тебе верю. И очень рада, что ты не винишь болгов. - Перед ее мысленным взором возникли лица друзей и внуков. - И хотя мне очень хотелось бы остаться с то бой, я должна возвратиться к ним.
- Ты уходишь прямо сейчас?
Рапсодия вздохнула:
- Да. Я бы очень хотела побыть у тебя подольше.
- А ты вернешься ко мне, Прелестница?
- Да, обязательно, - ответила Рапсодия. Потом она вспомнила о Меритине. - Если буду жива, Элинсинос. Только смерть помешает мне выполнить свое обещание.
Дракониха двинулась вслед за Рапсодией к туннелю.
- Ты не должна умереть, Прелестница. Если ты погибнешь, мое сердце будет разбито. Я потеряла свою единственную любовь и не хочу лишиться своего единственного друга. - Она остановилась возле одной из фигур, украшавших когда-то нос корабля. - Вот все, что осталось от корабля Меритина.
Рапсодия посмотрела на деревянную статую обнаженной по пояс золотоволосой женщины, протягивающей вперед руки. Ее глаза были зелеными, как море.
- Она похожа на тебя, - сказала Элинсинос. Рапсодия с сомнением посмотрела на пышную грудь статуи, а потом перевела взгляд на собственный бюст.
- Не могу с тобой согласиться, но спасибо за сравнение.12В подземных туннелях царила кромешная тем нота, и Акмед с Грунтором практически не видели Праматери, которая вела их все дальше и дальше в глубины Земли. Изредка Грунтор слышал шорох ее одеяний, хруст камешков под босыми ногами, но в остальном она двигалась почти беззвучно. Лишь далекая тень иногда возникала в меркнущем свете факела.
Стены туннеля почти все время оставались в темноте, но иногда болги успевали заметить какие-то подробности, и это заставляло их пожалеть о том, что они идут слишком быстро. В отличие от новых проходов, проделанных Грунтором, эти коридоры были прорыты столетия назад и носи ли следы четкого планирования, хотя и заметно отличались от того, что делали намерьены. Стены оказались очень гладкими, и на них были высечены явно религиозные кар тины, но все это находилось под толстым слоем влажной сажи и пепла, побочного продукта кузнечных горнов, где плавилось железо. И хотя прошло очень много времени с тех пор, как они погасли, запах не исчез, став неотъемлемой частью каменных туннелей.
Вскоре они оказались в огромной пещере с высоким, гладко отполированным базальтовым потолком. Входом в пещеру служила огромная арка с высеченными на ней словами. Каждая буква была в рост человека, но фирболгам этот язык был незнаком. Стены пещеры потемнели от дыма и сажи. Очевидно, здесь располагался центр подземного лабиринта - в разные стороны из пещеры отходили туннели.
Праматерь остановилась перед аркой и указала длинным костистым пальцем на огромную надпись.
- Пусть тот, кто спит во чреве Земли, покоится с миром; его пробуждение станет началом вечной ночи, - перевела она.
И вновь ее речь прозвучала без слов, двумя различными голосами. Грунтор и Акмед внутренне содрогнулись, вспомнив о своем долгом путешествии по Корню. Они собственными глазами видели того, кто спит во чреве Земли. Так что надпись их не удивила.
Праматерь сложила руки на груди и внимательно посмотрела на гостей.
- В свое время это место носило название Колония, - проговорила она своим шипящим, щелкающим голосом без слов. - Перед концом в этом городе-государстве насчитывалось сто двенадцать тысяч девятьсот тридцать восемь дракиан. Потушите факел. Я покажу вам причину, по которой мои предки построили Колонию именно здесь.
Акмед бросил остатки факела на землю и затоптал огонь. Дым от факела быстро рассеялся в воздухе. Праматерь повернулась и молча зашагала вперед. Мужчины последовали за ней через арку в густеющую темноту.
Прошло какое-то время, прежде чем зоркие глаза Акмеда приспособились к сумраку пещеры, глубокому и почти осязаемому, - казалось, будто он течет вокруг них. И тут же Праматерь ударила чем-то о стену, и возник тусклый свет. Акмед увидел гриб вроде тех, которые не раз попадались им во время путешествия по Корню, - испускающие свет, если их потереть. И вновь прошло время, прежде чем Акмед смог разглядеть, куда же он попал.
Пожилая дракианка взошла по высеченным в земле ступенькам на горизонтальную плиту, подняла руку над головой и отступила в сторону, когда свет гриба начал усиливаться. Акмед и Грунтор вскоре увидели, что она поместила его в небольшой светильник - матовую сферу, свисавшую с потолка пещеры. Теперь они смогли осмотреться вокруг.
Помещение, где они стояли, имело три абсолютно гладкие стены. В одной из них был сделан проход, закрытый массивными железными дверями, ведущий в пещеру, откуда они пришли. Прекрасно отполированные стены сходились в точке, из которой свисала длинная потускневшая цепь со светильником.
Под светящейся сферой был установлен большой обсидиановый катафалк, на котором мог бы стоять гроб. В призрачном свете казалось, будто там и в самом деле лежит тело, выставленное для прощания. Акмед и Грунтор подошли ближе.
Им еще никогда не приходилось видеть ничего подобного. Хотя размерами спящая походила на взрослого человека, лицо принадлежало ребенку, а гладкая кожа отливала се рым. Если бы не мерно вздымающаяся грудь, ее вполне можно было принять за статую.
Под прозрачной кожей виднелась более темная плоть, Акмед различал оттенки коричневого и зеленого, пурпурного и темно-красного цветов, сплетенных вместе, точно тонкие глиняные нити. Черты лица диковинного существа были одновременно грубыми и очень гладкими, словно их вырезали тупыми инструментами, а потом в течение очень долгого времени тщательно полировали. Казалось, что брови и ресницы сделаны из высохших стебельков травы, им подстать были длинные шероховатые волосы. В тусклом свете ее косы напоминали пшеничные колосья, зеленые у корней, точно трава ранней весной.
- Она Дитя Земли, рожденная из Живого Камня, - негромко проговорила Праматерь. Произносимые ею звуки больше ощущались кожей, чем ушами. Она мягко провела Рукой по непослушным волосам ребенка. - Дитя спит днем и ночью, один сезон сменяется другим. Она была здесь еще до моего рождения. Я дала клятву охранять ее до тех пор, пока за мной не придет Смерть. - Праматерь подняла голову, и ее овальные черные глаза засверкали. - Так должны поступать и вы.
Пожилая женщина положила пальцы на лоб ребенка, а потом поднялась по ступенькам и потушила светильник.
- Пойдем. - Она спустилась и быстро зашагала обратно.
Волги последний раз взглянули на Дитя Земли, погрузившееся в темноту, и последовали за Праматерью.Когда Рапсодия вышла из пещеры, трава показалась ей слишком зеленой, а небо ярким.
"Сколько дней прошло? - подумала она. - Два? Пять?"
Она не знала.
Она огляделась, чтобы сориентироваться. Ей следовало идти на северо-восток, чтобы добраться до границы Тириана, лиринского королевства, которое не являлось частью Роланда. Если ей повезет, она найдет Элендру.
Певица осторожно спускалась по скользкой траве к берегу озера, когда что-то коснулось ее руки.
- Рапсодия?
Она подскочила от неожиданности, в ее руке блеснул кинжал: противник находился слишком близко, чтобы успеть выхватить меч. Эши поднял вверх руки и отступил на шаг.
- Извини.
- Когда ты наконец прекратишь свои штучки? Однажды ты напугаешь меня до смерти.
- Прости меня, - повторил он, опуская руки. - Я ждал тебя с тех пор, как ты скрылась в пещере.
- Я же сказала, что со мной все будет в порядке. - Дыхание Рапсодии почти успокоилось, и тут в ее сознании прозвучал голос Элинсинос:
"Послушай меня: ракшас где-то рядом".
Он где-то рядом.
"Будь осторожна, когда уйдешь отсюда".
У нее на лбу выступил пот.
"Не могла Элинсинос иметь в виду Эши", - подумала Рапсодия.
"Нет, это невозможно", - решила она. Он провел с ней наедине несколько недель. Если бы он хотел с ней разделаться, у него имелось сколько угодно возможностей.
А вдруг он следит за мной?
- Рапсодия? С тобой все в порядке?
Она заглянула под капюшон, но увидела там лишь темноту. Потом она вспомнила его лицо, затравленный взгляд, и все ее сомнения исчезли.
- Абсолютно, - с улыбкой ответила она. - Ты случайно не знаешь, как найти Элендру?
- Мне известно, как добраться до Тириана.
- Ты можешь нарисовать для меня карту? Я туда иду.
- В самом деле? А зачем?
- Я бы хотела с ней встретиться. Элинсинос считает, что это будет полезно. Возможно, среди лиринов я найду ответы на интересующие меня вопросы.
Эши кивнул.
- Может быть. Все складывается удачно - мне как раз нужно в сторону Тириана. Хочешь, я тебя провожу?
- Мне бы не хотелось навязывать тебе свое общество, - неуверенно проговорила она, вспомнив один из разговоров возле лагерного костра.
Он говорил, что хочет вернуться к своей возлюбленной, которая все это время его ждет.
- Я ведь сказал, что мне нужно в ту же сторону. Ты нисколько не навязываешься, и я буду спокоен, когда ты окажешься в обществе Элендры. Ну, что скажешь?
- Скажу "спасибо", - ответила Рапсодия. - Давай не будем терять время.
Эши кивнул и повернул на юг, легко переступая с одного скользкого камня на другой. Над входом в пещеру драконихи поднимался туман. Рапсодия последовала за Эши по берегу озера, и вскоре вход в пещеру скрылся из виду. Она остановилась и бросила назад последний взгляд.
- До свидания, друг мой. Я люблю тебя, - прошептала она.
Ветер, шелестевший в кронах деревьев, слегка усилился, нежно коснулся ее лица и убрал со лба прядь волос.13Рапсодия вела себя как ребенок, владеющий тайной. В течение нескольких следующих дней после визита к Элинсинос она постоянно улыбалась, сама не зная чему. У Эши сложилось впечатление, что Рапсодия была бы рада рассказать обо всем, что произошло в пещере, но не могла сформулировать свои чувства и мысли.
Возможно, поэтому их совместное путешествие протекало заметно веселее, чем раньше, несмотря на зарядившие дожди и непролазную грязь, с которыми им постоянно приходилось бороться. Казалось, Рапсодия простила его за переправу через Тарафель и теперь охотно обменивалась с ним шутками или молча шагала рядом, неизменно оставаясь доброжелательной. Эши ощущал, что ее переполняет возбуждение, отчего драконья кровь в нем бурлила, не говоря уже о человеческой стороне его натуры.
Изредка, когда они останавливались, чтобы поесть или разбить лагерь для ночлега, он ловил ее задумчивый взгляд, словно она пыталась вспомнить черты его лица. Она всегда улыбалась, когда видела, что он это заметил. И хотя он не раз видел, как точно такая же улыбка дарилась друзьям или знакомым, Эши казалось, будто в ней появилось нечто, предназначенное именно ему. Всякий раз улыбка производила на него такое впечатление, что ему оставалось только радоваться наличию туманного плаща.
После трехдневного путешествия по грязи под непрерывным дождем они вышли на поляну. Издалека доносился шум воды, но Рапсодии никак не удавалось определить точное направление. Через несколько минут она начала подозревать, что они двигаются по кругу, и окончательно в этом убедилась, когда заметила тот же куст орешника, который они прошли несколько минут назад. Она остановилась посреди лесной тропинки.
- Ты сбился с пути?
- Нет.
- Тогда почему же ты водишь меня по кругу?
Эши вздохнул, и Рапсодии показалось, что она слышит улыбку в его голосе.
- Я на минутку забыл, что ты из лиринов. Никто другой не смог бы догадаться.
- Ну? - в ее голосе появилось раздражение. Он немного помолчал.
- Извини. Я все объясню, когда мы доберемся до моего убежища.
- Убежища?
- Да, здесь есть местечко, где мы можем спокойно поспать и помыться. Хотя бы один из нас проведет ночь в настоящей постели. Или оба. Если пожелаешь. - Он вновь поддразнивал ее.
- И ты бы не хотел, чтобы я могла сама отыскать это место.
Эши снова вздохнул:
- Да.
Рапсодия вздохнула в ответ:
- Тебе будет легче, если я закрою глаза?
Он рассмеялся.
- В этом нет никакой необходимости. Пойдем, я покажу тебе это место.
Шум падающей воды стал значительно громче, когда они вошли в рощу и попали в компанию молодых ясеней и только что зацветших диких яблонь. Рапсодия пришла в восторг. Отведя в сторону тяжелую ветку, она залюбовалась изящными бело-розовыми цветами и бледной зеленью только что распустившихся листьев. Полуденное солнце, пробившись сквозь плотный полог листвы, заливало все вокруг такими яркими лучами, что Рапсодия протянула руки, стараясь поймать солнечный зайчик. Воздух в лесу был удивительно свежим, наполненным живительными ароматами недавнего дождя.
- Как здесь красиво. - В ее голосе звучало неподдельное восхищение. - Неудивительно, что ты так тщательно оберегаешь свое убежище.
- Вовсе нет, ведь ты же здесь, не так ли? - Рапсодия вновь ощутила, что он улыбается.
- Я не уверена, - сказала она, продолжая вертеть головой. - У меня такое ощущение, будто я сплю.
- Вот уж нет, - возразил Эши. - Я видел тебя, когда ты спишь, и сильно сомневаюсь, что твои сны выглядят так же. - Рапсодия поморщилась.
Конечно, он прав, но напоминание о том, как мешали спать другим людям ее ночные кошмары, заставило ее покраснеть. Ночью она решила лечь спать как можно дальше от Эши.
По мере того как они углублялись в рощу, птичьи трели становились все громче, соперничая с близким плеском воды. Наконец она заметила водопад. Он срывался вниз со склона холма четырьмя разными потоками. Вода обрушивалась в глубокое ущелье; очевидно, сильные дожди сделали поток таким многоводным.
- Разреши мне осмотреть твои сапоги, - попросил Эши. Рапсодия согнула ногу в колене и показала ему подошву. Он удовлетворенно кивнул. - Будет лучше, если ты возьмешь меня за руку, Рапсодия. Спуск здесь довольно крутой, а глина скользкая. Подошва твоих сапог недостаточно шершавая, тебе будет трудно удержаться на ногах. Если ты дашь мне руку, я обещаю не поднимать тебя, если в этом не возникнет необходимости.
Он говорил почти шутливо, но Рапсодия понимала, на сколько он серьезен; Эши собирался держать свое слово.
- Что тебе известно о шершавости или гладкости моей подошвы - или души? - пошутила она. - Или ты стал Единым Богом?
Эши рассмеялся. Она дала ему руку, заметив, как он бросил взгляд на ее запястье, - Эши всегда так поступал, когда их руки встречались. Они спустились со склона и вошли в воду.
- Я привык играть разные роли, но такой у меня еще не было. - Они перешли поток, поскользнувшись всего один раз.
Увидев, как стремительно несется вниз вода, Рапсодия порадовалась тому, что Эши ее поддерживает. Когда они оказались на противоположном берегу, поросшем густым кустарником, Эши отвел в сторону толстую ветку и отступил в сторону, пропуская ее вперед.
Рапсодия находилась в скрытой со всех сторон части долины, куда практически не проникали солнечные лучи. Привыкнув к сумраку, она заметила, что рядом стоит маленькая хижина. Стены домика были каменными, крыша - торфяная. Со всех сторон хижину окружал лес. Никаких украшений, одно окно и дверь.
- Мы будем ночевать здесь?
- Да. Тебе нравится хижина?
- Замечательное место, - улыбаясь, ответила Рапсодия. - Никогда бы не догадалась, что тут может стоять дом.
- Вот именно. - Эши взял Рапсодию за руку и повел к хижине. - Это единственное место в мире, где я могу снять свой плащ и быть обычным человеком. И еще я не ношу плащ, когда оказываюсь в море.
Рапсодию удивили последние слова Эши. Если туманный плащ помогает скрыть его сущность, значит, именно вода дает ему возможность оставаться неузнанным. Она вспомнила, как Акмед что-то говорил о своей природе, когда они отправились в Элизиум. Постепенно ситуация начала проясняться: она поняла, почему Акмед чувствовал неловкость в присутствии Эши. В отличие от всех остальных людей, Эши оставался абсолютно закрытым для Акмеда. Вероятно, шум водопада производил аналогичный эффект, не говоря уже о том, что их со всех сторон скрывали стены ущелья. Затем у Рапсодии появилась новая мысль.
- Нет, это не единственное место, - взволнованно сказала она. - Ты мог бы снять плащ в моем доме.
Эши заметно вздрогнул.
- В Котелке? Нет, благодарю.
Рапсодия шутливо толкнула его в бок.
- Мой дом находится в другом месте, - возразила она. - И готова спорить, что найти его еще труднее, чем твою хижину.
- Неужели?
Эши открыл дверь и немного подождал, пока свежий ветерок выгонит застоявшийся воздух из хижины. Рапсодия заглянула внутрь.
В домике была одна-единственная комната, а в ней не большой камин. Кроме того, у одной стены стоял шкаф без дверцы, прикрытый занавеской, а у другой - неубранная кровать. Рапсодии показалось, что шкаф пуст, и действительно, это было именно так, поскольку вещи были разбросаны по полу. На всех горизонтальных поверхностях стояла посуда, рядом валялись носки и нижнее белье, на вешалке болтались какие-то грязные тряпки. Рапсодия с удивлением осматривала ужасный беспорядок.
- Боже мой! И это твоя комната? - не веря своим глазам, спросила она. - Как ты можешь здесь жить?
- Очень просто, - проворчал Эши, но в его голосе слышался смех. - Для одного человека больше места не требуется, да и одного не слишком привередливого гостя можно принять. Остальные могут спать снаружи, если их что-то не устраивает.
Рапсодия отпихнула его в сторону и вошла в домик. Ничто не украшало абсолютно голые стены - если не считать пыли. Кроме кровати и шкафа здесь стоял еще маленький стол и ветхое кресло с потертой обивкой. Неприятно пахло грязным бельем.
- Ну, что ты скажешь?
- Здесь не хватает женских рук или служанки.
Эши рассмеялся:
- Я согласен принять тебя в любом варианте.
- Мне приходилось исполнять обязанности служанки. Не вижу в этом ничего постыдного.
- Ты совершенно права, - заявил он. - Не думаю, что в твоих действиях может быть нечто постыдное.
Рапсодия покраснела и ничего не ответила. "Как же мало ты знаешь", - подумала она, но вслух произнесла:
- Впрочем, если рассудить здраво, потоп принес бы больше пользы.
- Это организовать совсем нетрудно. - Эши коснулся рукояти своего водяного меча. - Ты остаешься? Только за ночевку придется заплатить.
Рапсодия напряглась и медленно повернулась к нему.
- Да? И какова цена?
- Ответ.
- На какой вопрос?
- Их будет два.
- Задавай. - Рапсодия сложила руки на груди.
- Ты намерьенка - и если да, то в каком поколении? Ты говорила, что никогда не лжешь, поэтому меня устроит любой твой ответ.
Рапсодия опустила голову и задумалась.
- Хорошо, у меня есть ответ на твой вопрос. Но сначала я отвечу на первый: нет, я не собираюсь оставаться в твоей хижине. - И она решительно направилась к двери, возле которой все еще стоял Эши. Он преградил ей до рогу.
- Подожди. Я пошутил.
- Нет, ты говорил серьезно. Отойди.
- Я прошу прощения, - сказал он и отступил в сторону.
Эши знал, что лучше не испытывать ее терпение. Он молча смотрел, как Рапсодия подошла к водоему и сняла заплечную сумку.
- Не стоит. Здесь мне будет очень хорошо. - Она вытащила постельные принадлежности и принялась их раскладывать.
Эши присел рядом с ней.
- Зато мне будет плохо. Рапсодия, ты первый человек, которому я показал свой дом. Я привел тебя сюда для того, чтобы мы оба смогли отдохнуть перед тем, как ты отправишься в Тириан. Я устал от ночлегов под открытым небом; мне очень хочется хотя бы одну ночь провести в собственной постели. Я знаю, что моя хижина не производит особого впечатления, но другого дома у меня нет. Пожалуйста, зайди ко мне. Прошу извинить за беспорядок и мою ужасную глупость. Ты не должна отвечать на мои вопросы, и я обещаю больше не спрашивать тебя о твоем прошлом. Кроме того, мы договорились, что один из нас должен стоять на страже, а я не смогу этого делать, находясь внутри, если ты останешься снаружи. И я просто обязан выполнить свой долг проводника. Пожалуйста, вернись в мой дом.
Рапсодия посмотрела на сидящего рядом молодого человека, закутанного в плащ. В голосе Эши слышалось отчаяние, причин которого она не понимала, и ей стало его жаль. Она представила себе, какую жизнь он ведет, постоянно прячась от своих преследователей. И ей стало стыдно за свое поведение, ведь он столько для нее сделал, подвергая опасности собственную жизнь. В сознании Рапсодии неожиданно вновь прозвучал мелодичный голос мудрой Элинсинос:
"Человек, который тебя сюда привел, хотел узнать, намерьенка ли ты?"
"Да".
"Ты можешь ему сказать, Прелестница. Он и сам все понял. Это очевидно".
Она встала, отряхнула пыль с одежды, а потом взяла свои вещи.
- Я заключу с тобой сделку, Эши, - предложила Рапсодия, подхватив свою сумку. - И дам ответы на твои вопросы.
- Нет, я не имею права...
- Дай мне закончить. Я отвечу на любой из твоих вопросов или на оба, если ты ответишь на такой же вопрос относительно себя самого. Договорились?
Он немного подумал.
- Да.
- Хорошо, тогда я вхожу.
- Извини за беспорядок.
- Тебе не нужно извиняться, - ответила Рапсодия. - Во-первых, ты имеешь полное право жить в своем доме так, как пожелаешь. Во-вторых, это образец аккуратности по сравнению с комнатой Джо.
Эши рассмеялся:
- Должно быть, она живет на мусорной свалке.
- Именно, причем большую часть своей жизни, до того как я ее встретила, она и в самом деле жила на свалке. Так что я стараюсь не обращать внимания на бардак, хотя сама очень его не люблю. Боюсь, что фанатичное стремление к чистоте воспитано во мне с детства.
Он кивнул. Рапсодия подошла к креслу, взяла лежащие на нем грязные шерстяные носки, сложила их и уселась, положив носки себе на колени.
- Давай я их заберу, - торопливо предложил Эши. - Тебе вовсе не обязательно держать их в руках. - И он бросил носки в пустую корзинку, стоящую в шкафу.
- Хочешь снять плащ? - спросила Рапсодия. - Наверное, тебе давно уже не терпится.
Эши откинул капюшон, но плащ снимать не стал и уселся на кровать. Рапсодия затаила дыхание, когда еще раз посмотрела в его лицо; у нее появилось странное чувство. Зрачки его глаз были необычными, но ошеломляющее впечатление на нее вновь произвел металлический блеск его волос. Он перехватил ее пристальный взгляд и заметно смутился.
- Итак, - неуверенно заговорил он, - ты намерьенка?
- Сначала ты.
- Да.
- В таком случае, - сказала Рапсодия, - хотя ты и сам это знаешь, я отвечу: да, я намерьенка.
- Акмед и Грунтор тоже?
- Я не могу ответить на твой вопрос без их разрешения, - с сожалением сказала она. - Ты должен сделать выводы сам.
Эши кивнул.
- А к какому поколению ты принадлежишь? - Когда Рапсодия с подозрением посмотрела на него, он улыбнулся. - К третьему, по отцовской линии. А материнская линия так далека, что об этом не стоит и упоминать.
- Объясни мне еще раз, - попросила Рапсодия. - Первое поколение намерьенов рождено еще в Старом мире. их дети, появившиеся на свет здесь, называются Вторым поколением?
- Да.
- А что, если кто-то из сереннов, живших на Серендаире, не уплыл вместе с флотом?
Внимательно наблюдавший за ней Эши заморгал, и на его лице появилось недоумение.
- И пережил катастрофу?
- Естественно, иначе что бы мы сейчас с тобой обсуждали?
Эши кивнул:
- Да, конечно. Ты совершенно права, очень глупо с моей стороны. Это случилось со многими людьми, если исторические документы, которые я изучал, не врут. Не все, кто покинул Серендаир, согласились уплыть с Гвиллиамом, многие считали, что он безумен, или боялись не пережить долгого пути, в особенности те расы, которые не склонны к продолжительным морским путешествиям. Они покинули Остров еще до отплытия Трех флотов и отправились в другие места, которые находились ближе к Серендаиру. Рапсодия встала и накинула на плечи плащ.
- Так следует ли считать их намерьенами?
Обжигающе голубые глаза продолжали пристально смотреть на Рапсодию, вертикальные разрезы зрачков расширились в темноте комнаты, купаясь в отсветах, словно в солнечных лучах.
- Да, - задумчиво проговорил он. - Даже если они и не приветствовали местное население афоризмом Гвиллиама, я считаю, что серенны, покинувшие Серендаир перед катастрофой, должны считаться намерьенами. Ведь и Второй флот тоже никого не приветствовал таким образом они высадились в Маноссе или Гематрии, а на континент перебрались только в следующих поколениях, когда был созван Первый Совет намерьенов. И они считаются намерьенами; когда заиграл рожок, созывающий всех на совет, и они услышали его зов в своих душах, то посчитали, что должны на него откликнуться, и прибыли на Великую Встречу. Да, всякого, кто родился на Серендаире, а потом покинул его, следует считать намерьеном Первого поколения.
Рапсодия отвернулась, чтобы он не увидел, как она вздыхает, и повесила свой плащ на крючок.
- Ну, тогда меня следует отнести к Первому поколению намерьенов, - сказала она, разглаживая складки плаща и стряхивая грязь.
Потом она повернулась и посмотрела на Эши. Ей не удалось увидеть в его глазах победного блеска, в них лишь промелькнула тень улыбки.
- Но как тебе удалось уцелеть? Куда ты направилась? Тебе не пришлось воспользоваться лодкой или паромом, поскольку ты сказала, что никогда не плавала на корабле. Как же тебе удалось попасть сюда, преодолев половину мира?
- Но это уже много больше чем два вопроса, - торопливо возразила Рапсодия. Вновь ожили воспоминания о бесконечном путешествии в чреве Земли; она тряхнула головой, чтобы избавиться от нахлынувших неприятных ощущений. Всякий раз, когда она начинала думать о том времени, ее охватывало отчаяние. - Кроме того, мы договорились, что постараемся как можно меньше говорить о Прошлом.
- Извини, - быстро сказал Эши. - Ты, конечно, права. Спасибо тебе за то, что ответила на мои вопросы.
Рапсодия с некоторым беспокойством посмотрела на него.
- И что ты собираешься делать теперь, когда получил ответы на мучившие тебя вопросы?
Эши встал.
- Мыться.
Рапсодии не удалось скрыть своего удивления.
- И это все? Ты столько времени приставал ко мне, а теперь собираешься идти мыться?
- Да, - со смехом ответил Эши. - На случай, если ты не заметила, скажу: всякий раз, когда мы оказывались рядом с речкой или прудом, ты купалась, а мне приходилось довольствоваться туманом моего плаща. Едва ли это следует считать справедливым, к тому же мы собираемся про вести ночь в одной комнате. Так что извини, я ухожу. - Рапсодия с улыбкой наблюдала, как Эши подобрал с пола нечто, когда-то служившее полотенцем, и, насвистывая, вы шел из домика.
Эши закончил надевать штаны, когда дверь хижины широко распахнулась и наружу посыпались горы грязи и мусора. Рапсодия наломала веток, сделала из них метлу и теперь энергично подметала пол. Когда она выглянула наружу, их глаза встретились, и Рапсодия ахнула. Она смотрела на его грудь.
От пупка до левого плеча шел след от ужасной раны, черный и изогнутый. Ранение было давним, но оно так и не зажило и продолжало гноиться, обожженная плоть выглядывала из-под обугленной кожи. Голубые вены радиально расходились по груди, образуя звезду вокруг сердца. На глазах Рапсодии выступили слезы.
"Обычно я вырезаю им сердце, хотя некоторые уже давно его лишились".
Эши быстро отвернулся и надел через голову рубашку. Когда он обернулся, Рапсодия скрылась в домике. Он провел рукой по чистым волосам и подождал, не появится ли она. Наконец он решил нарушить молчание.
- Рапсодия?
Она показалась в проеме двери.
- Да?
Он махнул в сторону водоема:
- Я сделал маленькую дамбу, там удобно искупаться.
Ее лицо прояснилось.
- Превосходно! Спасибо. Я сейчас же туда отправляюсь. - Она вновь исчезла в домике, а через мгновение появилась с корзинкой, доверху набитой одеждой.
Эши опустил глаза - большая часть вещей принадлежала ему.
- Что ты собираешься делать?
- Устроить стирку. - Она решительно направилась к маленькой запруде, которую сделал для нее Эши, и одну за другой побросала туда вещи, вслед за ними там же оказался большой кусок твердого мыла.
В воду полетели грязные штаны, рубашка с огромным жирным пятном и несколько пар нижнего белья, что окончательно смутило Эши. Он подошел к берегу и потянулся к корзине.
- Отдай белье мне, я сам постираю.
Глаза Рапсодии сверкнули.
- Ерунда! Ты предложил мне должность служанки, и я ее приняла, во всяком случае на сегодняшний день. Таким способом я смогу отблагодарить тебя за то, что ты был моим проводником. Стирка в обмен на постель. Более того, если ты снимешь то, что на тебе надето, я постираю всю твою одежду.
- Нет, спасибо.
- Тебе следует воспользоваться моими услугами, пока у тебя есть такая возможность. Как только я расплачусь с тобой, тебе придется самостоятельно стирать белье и убирать свою лачугу... точнее, дом. - Вода в запруде забурлила, над ней начал подниматься пар. 
Рапсодия воспользовалась своим магическим даром, что бы прокипятить белье, и теперь ей оставалось лишь шевелить его палкой - камни и дно запруды сделают все остальное.
Когда со стиркой было покончено, Рапсодия вытащила белье из воды, которая мгновенно стала прохладной, и раз весила его на веревке, натянутой между деревьями. Эши подошел к выстиранным вещам и дотронулся до них - все мгновенно высохло.
- Так ты собираешься купаться? - спросил он. Рапсодия взглянула на небо сквозь густую листву. Там сгущались тучи, стало темнеть.
- Нет, лучше не стоит. Похоже, скоро будет дождь. Эши тоже посмотрел на небо.
- Ты права. Давай вернемся в дом.
Они быстро собрали белье, вошли в хижину и закрыли за собой дверь как раз в тот момент, когда первые капли дождя застучали по крыше. Эши потрясенно огляделся. Его комната была приведена в порядок и чисто вымыта, более того, ему показалось, что еще никогда в его доме не царил такой идеальный порядок. Кровать застелена, пол подметен, над чайником с чаем поднимается пар, да и сам стол тщательно вымыт.
- Как тебе удалось все это сделать за такое короткое время?
- Опыт.
- Понятно. В общем-то в этом не было необходимости, но все равно спасибо.
Рапсодия улыбнулась ему:
- Это является частью моей работы в качестве служанки. Но мы предоставляем некоторые услуги бесплатно, когда становимся женами. - И она неожиданно замолчала - ведь она до сих пор не знала, есть ли у Эши супруга.
Он рассмеялся:
- В таком случае, я бы предпочел воспользоваться услугами другого рода. - Его глаза весело заискрились.
- Извини, - сказала Рапсодия, бросая чистое белье на постель. - Это временное соглашение, которое мы заключили, чтобы погасить мой долг. Ведение домашнего хозяйства. Другие услуги стоят дороже, а некоторые из них тебе не по карману.
Эши с улыбкой отвернулся.
- Есть вещи, которых стоит добиваться мольбами, или пытаться получить в долг, или даже украсть.
Рапсодия принялась аккуратно складывать белье.
- Да, но я не думаю, что это одна из них.
Эши взял с постели батистовую рубашку и повесил ее в шкаф.
- Я сомневаюсь, что ты понимаешь, о каких услугах я говорю, Рапсодия.
Она взяла дорожную сумку, открыла ее и принялась укладывать туда свои вещи, которые постирала вместе с грязным бельем Эши.
- Я догадываюсь, - сухо проговорила она.
- Ты можешь ошибаться, - улыбнулся Эши. - Почему бы тебе не попробовать угадать. Какую услугу из арсенала жены я бы хотел получить?
Она достала несколько мешочков со дна сумки.
Я не люблю разгадывать ребусы. Почему бы тебе не сказать самому, а я попытаюсь не бить тебя, если ты не нанесешь мне оскорбления, конечно.
Эши взял кожаные перчатки и надел их. Затем он уселся в старое кресло и поудобнее вытянул ноги, заранее рассчитывая получить удовольствие от предстоящей пикировки.
- Ладно. - Он оглядел ее с ног до головы, но она не обращала на него внимания, продолжая разбирать свои припасы.
"Вырастить ребенка", - подумал он.
- На южных нейтральных территориях есть город под названием Галло. Мужчины из этого города во время сражений используют жен в качестве щитов. Женщины идут перед ними, и стрелы врагов пронзают их беззащитные тела. - Он ждал ее возмущения, но Рапсодия молчала. Тог да он предпринял новую попытку. - Кроме того, когда они продают лошадей и не могут договориться о цене... - Он замолчал, увидев, что Рапсодия с удивлением разглядывает свою руку. - Что случилось?
- Посмотри, - недоуменно проговорила она. Эши подошел к ней. Рапсодия держала в руке кинжал из когтя дракона, который вернула Элинсинос. - Я отдала ей коготь.
- Значит, она хотела, чтобы он остался у тебя.
- Наверное. Интересно, как он попал ко мне в сумку. Эши улыбнулся:
- Никогда не следует недооценивать дракона, когда речь идет о том, что он любит, Рапсодия. Он всегда найдет способ получить то, что хочет. - Он положил стопку аккуратно сложенного чистого белья в шкаф и вышел под дождь.14- Чай готов. Хочешь?
- Да, благодарю, - ответила Рапсодия.
Пока Эши носил влажный хворост, который собрал возле хижины, Рапсодия еще раз оглядела комнату. Она подошла к камину и отодвинула в сторону небольшой каминный экран, чтобы разжечь огонь.
- Чай на столе, - сказал Эши.
- Спасибо.
Рапсодия посмотрела на ветки, которые только что были влажными и зелеными, теперь они стали совершенно сухими, словно лежали под навесом целый год, в них не осталось ни капли воды. Она коснулась приготовленных для растопки щепок и произнесла слово, зажигающее огонь. Во все стороны полетели искры, в камине вспыхнуло пламя. Рапсодия улыбнулась и посмотрела на Эши, который ногой заталкивал под кровать полотенце.
- Скажи, ты и сам связан с водой или только через меч? - Рапсодия встала, взяла чашку и устроилась в ста ром кресле.
Он было насторожился, но, взглянув на Рапсодию, опять расслабился. Отстегнув потертые ножны, Эши положил меч себе на колени и провел рукой по потрескавшейся коже.
- Я не знаю. Кирсдарк у меня так давно, что я уже и не помню времени, когда стихия воды мне не подчинялась.
Я всегда ощущал море в своей крови, даже ребенком. В моей семье было много моряков, так что все произошло естественно. - Рапсодия подождала продолжения, но вместо этого он подошел к камину и взял в руки кочергу.
Она заерзала в кресле - таком старом и продавленном, что ей никак не удавалось сесть ровно.
- Ну и чего ты хочешь от меня теперь? - спросила она.
Эши наклонился, чтобы пошевелить тлеющие угольки, и Рапсодия вдруг почувствовала, как ее охватывает возбуждение, словно он не возится с огнем, а касается ее тела. На мгновение ее охватила паника, но почти сразу же она сообразила, что дело в ее внутренней связи с огнем, а вовсе не в Эши. Она постаралась отгородиться от необычных ощущений. Вскоре Эши закрыл камин экраном и повернулся к ней.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты так долго пытался выудить у меня сведения о моей принадлежности к намерьенам, и теперь, когда твое желание осуществилось, я хочу знать, что ты собираешься делать. Что тебе нужно от нас? От меня?
- Ничего из того, что ты не готова дать.
- Ты знаешь, - вздохнула Рапсодия, - из меня не получится хорошей намерьенки, к тому же я не слишком к этому стремлюсь. Ваш народ не может прямо ответить на вопрос даже ради спасения собственной жизни.
Эши не удержался от улыбки.
- Ты права, извини. Знаю, это раздражает, но тяжело бороться с наследственностью и недоверием, которое пришло после ужасной войны. Боюсь, все намерьены таковы, и я, наверное, один из самых худших.
- Что верно, то верно. Кто еще добровольно ходит, закутавшись в туманный плащ, прячась от людских глаз?
Его блестящие голубые глаза встретились с глазами Рапсодии.
- А кто сказал, что добровольно?
Она не сумела отвести глаз и сразу найти достойный ответ.
- Прости.
Она снова замолчала.
- Когда я в первый раз увидела твое лицо, я поняла, почему ты его прячешь.
- В самом деле?
Рапсодия задумалась над ответом. До тех пор пока он не скинул капюшон, она предполагала, что Эши скрывает какое-то уродство: следствие несчастного случая, ранения в сражении или родовую травму. Она даже сочувствовала ему, иногда Рапсодии тоже хотелось закрыть свое лицо, чтобы люди перестали на нее глазеть.
Она тщательно изучила свое отражение в зеркале, пытаясь понять, почему привлекает всеобщее внимание, и пришла к выводу, что ее кровь лиринглас придала ее внешности нечто непривычное и люди воспринимают ее как чужака. И хотя она не считала себя уродливой, пристальные взгляды заставляли ее испытывать неприятные чувства.
Но Эши не урод. Напротив, красоту его лица не могли скрыть даже чахлая бородка и нечесаные волосы. В нем было нечто аристократическое, несмотря на простую одежду и мускулистое тело. Не вызывало сомнений, что ему пришлось немало путешествовать - доказательством тому служили длинные сильные ноги. Широкие плечи, узкая талия и могучие руки, как у человека, много работавшего на ферме или рубившего дрова. Увидев зрачки его глаз, Рапсодия поняла, что Эши носит туманный плащ по необходимости, а вовсе не из тщеславия - за ним охотились очень опасные хищники, наделенные немалым могуществом. Страшная черная рана на груди убедила Рапсодию в истинности ее предположений. И хотя она мало знала Эши, у нее болело за него сердце.
Капли дождя с шумом ударяли о торфяную крышу, воздух в хижине стал влажным.
- Ты не ответил на мой вопрос, - наконец проговорила Рапсодия. - Так чего же ты от меня хочешь?
Он подошел к кровати, сел и внимательно посмотрел на нее.
- Было бы неплохо иметь тебя в качестве союзника. Как и твоих друзей, но прежде всего тебя.
- Почему именно меня?
Он слегка улыбнулся:
- Мне нравится сражаться, чувствуя рядом твое плечо.
Рапсодия расхохоталась.
- Ну, спасибо тебе, однако ты плохо разбираешься в воинах. Если ты намерен с кем-нибудь сражаться, то лучше Грунтора может быть только Акмед.
- Почему Акмед?
- Акмед... ну, Акмед обладает талантом. - Она решила, что и так сказала слишком много. - Но прежде чем я смогу стать твоим союзником, мне бы хотелось выяснить, с кем ты собираешься воевать. Ты можешь мне рассказать?
- Нет. - Ответ получился очень резким, и улыбки исчезли с их лиц. - Извини.
- Вот почему мне трудно заключить с тобой союз.
- Я знаю. - И он тяжело вздохнул.
- А ты хоть кому-нибудь можешь довериться?
- Нет.
- Какая страшная у тебя жизнь. - Она провела пальцем по краю пустой чашки. - А тебе не кажется, что есть вещи, ради которых стоит рискнуть? - Она говорила очень тихо.
- К сожалению, я не склонен к риску. И тем более теперь.
Повисла тяжелая тишина. Рапсодия посмотрела на огонь, потрескивающий за каминной решеткой, а потом перевела взгляд на Эши, чьи необычные зрачки с вертикальным разрезом еще сильнее привлекали к себе внимание в яр ком свете пламени. И что-то во взгляде этих голубых глаз вызвало у Рапсодии грусть, от которой защемило сердце.
- Но ты оставляешь такую возможность на будущее? - спросила она.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Рапсодия вновь посмотрела на свою чашку.
- Мое прошлое есть коридор с множеством дверей, которые я оставляю открытыми и не собираюсь их закрывать. Я никогда не запираю дверь, если в этом нет необходимости, в надежде, что все будет хорошо и я смогу вернуться. Может быть, сейчас ты не готов рискнуть, но такой день придет. Такое возможно?
Эши долго смотрел на огонь.
- Едва ли. Дверь не только закрыта, но и заперта. И за печатана.
Вновь наступила тишина. Рапсодия поставила чашку.
- Тогда нам следует придерживаться нашего договора и не говорить о Прошлом, - мягко сказала она.
- Согласен.
- Быть может, мне стоит в общих чертах поведать тебе о том, с чем намерена сражаться я и во имя чего бороться, и тогда, если наши цели окажутся близкими, ты будешь знать, что я твой союзник, и тебе не придется рассказывать о своих врагах.
Его лицо прояснилось, в глазах появилась надежда.
- Возможно.
- Хорошо. Во-первых, если ты собираешься сражаться с болгами и отнять у Акмеда Канриф, нам придется воевать друг с другом.
- Нет. Вовсе нет.
- Я так и предполагала, но лучше знать наверняка. Всякий, кто собирается обидеть ребенка, мой враг, то же самое могу сказать о любом невинном человеке, святом дереве лиринов или лиринском лесе. Я бы хотела, чтобы мир длился как можно дольше. Обычно я на стороне защищающейся, а не атакующей стороны, если только нет каких-то особых причин. Я готова кастрировать любого насильника или совратителя детей.
А в остальном, кто знает? Возможно, настанет день, когда я построю себе хижину в лесу, если лирины примут меня, и буду жить в мире, никому не причиняя вреда, занимаясь растениями и сочиняя музыку. Еще я бы хотела построить дом, где можно было бы исцелять людей, используя для этих целей мою музыку. Впрочем, я уже говорила: мне кажется, что мне не суждено пережить опасные времена, поэтому я не особенно рассчитываю на осуществление своих дальних планов. Скорее всего, я погибну, защищая то, во что верю, пытаясь сделать мир немного лучше. Ну, так мы союзники?
Эши улыбался.
- Похоже на то.
Рапсодия серьезно посмотрела на него:
- А ты бы сказал мне, если бы это было не так?
- Нет, наверное.
Она вздохнула:
- Я так не думаю. - Где-то далеко загрохотал гром. - Значит, ты больше ничего не хочешь?
На лице Эши отразились самые разнообразные эмоции, но когда он заговорил, его слова получились простыми.
- Я бы хотел, чтобы ты стала моим другом.
- И я бы хотела, - ответила она, поставив ноги на край его постели. - До тех пор пока ты останешься тем, кем кажешься, можешь на это рассчитывать.
- А ты та, кем кажешься?
Она рассмеялась:
- Абсолютно. Уж не знаю, какой я кажусь, но я совершенно открыта. Похоже, я так и не научилась скрывать свои недостатки, и вдобавок слишком наивна. Ты знаешь, я стараюсь никогда не лгать, если меня к тому не вынуждают.
На его лице появился интерес.
- А как человека можно заставить лгать?
Рапсодия вспомнила о Майкле, Ветре Смерти, и о жестком блеске в его глазах, когда он сообщал ей о своих условиях:
"Ты не только будешь удовлетворять все мои желания, ты станешь делать это с радостью и готовностью. С разными ласковыми словечками, стонами и соответствующими звуками. Я намерен уехать, забрав с собой твое сердце, после того как я множество раз с удовольствием трахну тебя, моя милочка. Сможешь выполнить мое условие? Обещаешь демонстрировать ответную страсть?"
Она закрыла глаза и попыталась заблокировать воспоминания о бесконечном ужасе, застывшем в глазах той девочки.
"Хорошо, Майкл. Я буду говорить все, что ты пожелаешь. Отпусти ее".
Рапсодия обхватила себя руками. Она подумала о победной улыбке на лице Майкла: она либо станет искренне говорить то, что он хочет услышать, либо будет вынуждена лгать, что еще хуже. В любом случае он победил.
- Уж поверь мне, такое бывает, - наконец сказала она.
Ее глаза встретились с глазами Эши, и она затаила дыхание. У него были такие же голубые радужные оболочки, как у Майкла.
- Что-то не так?
Она потрясла головой, и все сразу встало на свои места. Да, у Майкла могли быть такие же глаза, но в его зрачках отсутствовали вертикальные разрезы. Возможно, именно из-за этого странного каприза природы за Эши и охотились.
- Нет, - покачала головой Рапсодия. - Все в порядке. Надеюсь, ты никогда не попадешь в ситуацию, когда тебе придется лгать. Это едва ли не самое страшное, что может быть в жизни. Но, возвращаясь к началу разговора, - твое желание вполне выполнимо. Я попытаюсь быть твоим другом и союзником. Не могу говорить за Грунтора и Акмеда, но, если я замолвлю за тебя словечко и ты не станешь им предлагать то, что противоречит их убеждениями, они охотно станут твоими союзниками. - Она увидела, что на лице Эши появилось неудовольствие. - В чем дело?
- Извини. - Казалось, Эши о чем-то сожалеет. - Иногда меня поражает, что ты связалась с этой парочкой, особенно с Акмедом.
- Но почему?
- Он отвратителен, вот почему.
Рапсодия ощетинилась:
- Ты его совсем не знаешь. Как ты можешь так говорить?
- Я уже дважды был его гостем и не могу сказать, что это доставило мне удовольствие.
- Мне очень жаль, - искренне сказала Рапсодия. - Он действительно бывает излишне резким. Но почему ты остался?
Эши подошел к огню и снова взялся за кочергу. Огонь не желал разгораться.
- Мне симпатичны ты и Джо. А когда ты упомянула Элинсинос, я понял, что могу тебе помочь ее отыскать. Я один из немногих ныне живущих лесничих, которые бывали рядом с ее логовом.
Рапсодия удивилась, услышав слово "лесничий".
- Ты официально занимаешь должность лесничего? - Он кивнул. - Ты проходил обучение у Ллаурона?
- Да.
- Я там была! Он очень милый человек. Ты получил от него конкретные указания?
Эши передвинул каминный экран.
- Да, кое-какие. Обычно сам Ллаурон не занимается подготовкой лесничих, предоставляя это Гэвину, которому иногда помогает Ларк.
- Да, с ними я тоже встречалась. Ларк показала мне много лекарственных трав. Извини, я отвлеклась. Акмед совсем не такой плохой, как кажется. К нему не просто подступиться, у него очень необычный взгляд на жизнь, но мне хорошо рядом с ним. У нас очень много общего.
Эши содрогнулся.
- Если не считать того, что вы оба намерьены в Первом поколении, я не вижу у вас ничего общего.
- Я не говорила, что Акмед намерьен Первого поколения, ты сам сделал такой вывод. Могу привести в пример нашу внешность, здешние люди одинаково на нас реагируют.
Эши потрясенно посмотрел на Рапсодию.
- Что?
- Да, и если ты сам не заметил, мы оба носим плащи с капюшонами, потому что в противном случае на нас сразу начинают глазеть или еще того хуже.
Он удивленно потряс головой, окончательно убедившись в том, что Рапсодия действительно не понимает, почему все так на нее смотрят. Хотя он и раньше это подозревал, по трясение не проходило.
- Акмед чрезвычайно уродлив.
Она начала терять терпение.
- Ты склонен к поспешным выводам! Глупо считать, что внешность человека равнозначна его личным качествам.
- А я как раз и говорю о личных качествах.
- Я уже сказала, что ты его совсем не знаешь.
Эши прислонился к стене рядом с камином.
- Ты так и не ответила на вопрос о нем и тебе.
- Какой вопрос?
- О том, смогла бы ты жить с Акмедом, я имел в виду, выйти за него замуж. - Последние слова он произнес сквозь зубы.
- Может быть, - ответила она. - Но мы никогда не обсуждали подобную перспективу. Возможно, эта мысль приведет его в ужас. Как я уже тебе говорила, я не собираюсь выходить замуж, но если мне суждено после всего остаться в живых, то он один из лучших кандидатов.
Эши заметно помрачнел.
- Почему?
- Ну, давай посмотрим: он знает обо мне больше, чем любой ныне живущий человек, ему известны мои сильные и слабые стороны, и его не смущает моя внешность.
- Рапсодия, никого не смущает твоя внешность. Она не обратила ни малейшего внимания на его последние слова.
- И я не думаю, что он ждет от супружества того же, что большинство других людей.
- Чего, например?
- Любви. Акмед знает, что у меня нет сердца, и ему все равно. Вероятно, он будет удовлетворен тем, что я могу дать. Конечно, эти рассуждения носят сугубо теоретический характер. Как я уже сказала, мы никогда не обсуждали данную тему.
- Мне кажется, Рапсодия, что ты напрасно заранее отказываешься от любви, тем более что ты сама так высоко ценишь это чувство.
Рапсодия вновь рассердилась.
- Какая разница! И почему тебя так тревожит проблема моего супружества?
Эши отвернулся. Теперь, когда его лицо больше не скрывал капюшон, ему стало гораздо труднее разговаривать с Рапсодией.
- Меня оно не тревожит.
- А мне кажется странным, что тебя огорчает возможность моего брака без любви.
Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
- А меня удивляет, как ты можешь говорить об этом так спокойно. Ты же сама утверждала, что очень серьезно относишься к семье.
Рапсодия обдумала его слова.
- Ты прав. Однако мои рассуждения касаются только тех людей, которые способны любить.
- А ты к ним не относишься.
- Совершенно верно.
- Но почему?
Она вздохнула и посмотрела на огонь, который тут же начал разгораться.
- Я отреклась от любви, мне она запрещена.
Эши присел на кровать напротив Рапсодии.
- Почему? Ты вступила в религиозный орден и дала обет безбрачия?
Рапсодия фыркнула:
- Едва ли.
- Тогда почему?
Рапсодия опустила глаза.
- Еще в старом мире я обменяла способность любить на то, что хотела сохранить.
- Что именно?
- Ребенка, - ответила Рапсодия.
Она подняла взгляд и вдруг поняла, что с легкостью отвечает на его вопросы, - за прошедшие годы Рапсодия никогда ни с кем об этом не говорила.
Теперь пришел черед Эши опустить глаза.
- У тебя был ребенок?
- Нет, это был не мой ребенок. Но я хотела ее защитить. - Эши кивнул. Рапсодии показалось, что он вздохнул с облегчением, но промолчал. - Так или иначе, но я дала клятву, что больше никогда никого не буду любить, и сдержала свое слово.
- Никого, кроме детей?
- Нет, я плохо объяснила. Я дала слово мужчине, что не полюблю другого до самого конца мира.
- А кем был человек, которого ты любила? Что с ним произошло?
На лице Рапсодии появилась гримаса отвращения.
- Я не говорила, что любила его. Он был грязной свиньей.
- Я перестаю тебя понимать. Почему ты дала клятву любить свинью?
- Ладно, начнем сначала, - вздохнула Рапсодия, - раз для тебя это так важно. Он был самым отвратительным, злым и жестоким ублюдком из всех, кого я знала. Мерзавец похитил невинную девочку, и, если бы я не вмешалась, он бы изнасиловал, а потом убил ее. Я дала клятву в обмен на ее свободу никогда не любить никого другого и выполнила ее. Я не утверждала, что любила ублюдка.
- До конца мира, верно?
- Да - Не слишком ли сильная клятва для такого негодяя?
- Ну, тут все зависит от того, рассчитывала ли я вообще найти любовь.
- А ты думала, что этого не случится?
- Да. Так что моя жертва была не такой большой.
На лице Эши появилась обаятельная улыбка, он встал с постели, подошел к Рапсодии и опустился перед ней на колени.
- У меня есть для тебя замечательная новость.
- И в чем она заключается?
- Если ты решишь, что можешь кого-то полюбить, то можешь это сделать, не нарушая клятвы.
- С чего ты взял?
- Ты ведь поклялась никого больше не любить до конца мира?
- Да.
- А ты разве не заметила, Рапсодия? Тот мир погиб, его нет более тысячи лет. Ты свободна от него и от своих клятв.
Глаза Рапсодии наполнились слезами - и на то имелось множество причин. Эши взял ее за руки, полагая, что сейчас она расплачется. Однако Рапсодия сумела справиться с нахлынувшими чувствами. Эши смотрел на ее исказившееся лицо, а потом не выдержал и протянул руку, что бы вытереть слезы, но Рапсодия оттолкнула его ладонь.
- Не нужно, - прошептала она и отвернулась. - Сейчас я успокоюсь.
- Не нужно сдерживать слезы, Рапсодия. Здесь ты в безопасности и можешь спокойно поплакать. Мне кажется, тебе это просто необходимо.
- Я не могу, - тихо ответила она. - Мне запрещено.
- И кто тебе запретил плакать?
- Акмед.
Смех Эши получился злым.
- Ты шутишь. - Она покачала головой. - Неужели ты говоришь серьезно? Какой он чудесный человек! Послушай, Рапсодия, плач не есть признак слабости.
- Я знаю, - сказала она, смахивая слезы с глаз. - Он вызывает раздражение.
- У Акмеда? К счастью, его здесь нет. Если тебе необходимо поплакать, плачь. Меня это нисколько не раздражает.
Рапсодия улыбнулась:
- Спасибо, но я не хочу плакать. Я в порядке.
Эши покачал головой:
- Нет. Я неплохой специалист по соленой воде, морской и слезам, - мой меч, ты же знаешь. Могу тебя заверить, тело и душа нуждаются в очищении, которое приходит со слезами. Даже кровь становится здоровей. Акмеду следовало бы это знать. - Глаза Рапсодии при последних словах сузились, и Эши торопливо продолжил: - Если на протяжении многих столетий ты сдерживала слезы, то нанесла себе огромный вред. Пожалуйста, Рапсодия, я могу обнять тебя, если это поможет.
Она невольно бросила взгляд на то место, где под рубашкой пряталась страшная рана, и содрогнулась, вспомнив о боли, которую причинила Эши, обняв его тогда в лесу.
- Нет, спасибо, но я благодарна тебе за предложение.
- Тогда я могу оставить тебя одну, прогуляюсь немного, если хочешь.
- Нет, не стоит. - Теперь ее голос звучал твердо. - Я пришла в себя, и тебе вовсе не обязательно отправляться под дождь. Лучше передай лютню, которую мне подарила Элинсинос. Хочешь послушать, как я играю?
Эши встал и подошел к шкафу, куда сложил их вещи.
- Конечно. А ты уверена, что...
- Да. - Рапсодия взяла в руки инструмент, который ей протянул Эши. - Что бы ты хотел послушать?
Он вздохнул.
- Ты знаешь песни старого мира о море?
- Несколько, - ответила она с улыбкой, вспомнив Элинсинос. - В моей семье тоже были моряки. Для этих песен больше подошел бы другой инструмент, но я постараюсь. - Она настроила лютню и начала играть.
Магия дракона сохранила древние струны в отличном состоянии, а дерево, из которого лютня была изготовлена, за долгие годы приобрело удивительно глубокий и чистый звук.
Эши растянулся на кровати, музыка Рапсодии околдовала его. Она не догадывалась о глубине его чувств, хотя лицо Эши оставалось открытым. Он позволил музыке наполнить его сознание и сердце, и пульсирующая боль в груди немного утихла, а мигрень, вызванная разговорами об Акмеде, и вовсе исчезла. Голос Рапсодии был красивым и легким, неземным, подобным музыке ветра, и Эши погрузился в чарующие звуки. Он отдал бы остатки своей души за то, чтобы она провела здесь несколько дней и пела бы для него, открывая свое сердце, которого, как она думала, у нее не было.
После нескольких матросских песен она перестала петь, продолжая играть на лютне, и мелодия показалась Эши необыкновенно печальной. Он сам едва не заплакал, но прозвучавший диссонирующий аккорд заставил его прийти в себя. Рапсодия заморгала и начала играть мелодию снова. Но вскоре она вновь допустила ошибку и перестала играть.
Эши сел и посмотрел на нее. Она заснула в кресле, уронив пальцы на струны лютни. Он хотел перенести ее на постель, но сцена переправы через Тарафель так живо встала у него перед глазами, что он сразу же отказался от своих намерений. Вместо этого Эши встал, осторожно вынул лютню у нее из рук, положил на стол, а затем накрыл Рапсодию одеялом. Она вздохнула во сне и устроилась в кресле поудобнее.
Эши посмотрел на черную бархатную ленту, стягивающую волосы Рапсодии. Ему ужасно хотелось снять ее, но он решил, что Рапсодия будет недовольна. Подложив еще одно полено в камин - огонь теперь горел ровно, - он вернулся к креслу. Эши долго смотрел на спящую Рапсодию, наслаждаясь ее прекрасным лицом в неверном, но теплом свете камина. Наконец и он почувствовал усталость. Тихо поцеловав ее в лоб, Эши скользнул в постель, зная, что очень скоро Рапсодия проснется, сотрясаясь от рыданий.
Так и произошло, Эши подошел к ней в темноте и долго шептал слова утешения, пока она не успокоилась. Ливень сменился ровным дождем. Эши неохотно вернулся в свою постель, оставив Рапсодию смотреть беспокойные сны.15Дождь продолжал идти почти весь следующий день. К тому моменту, когда он прекратился, солнце уже клони лось к закату, и капли еще долго падали с листьев на крышу хижины в сумраке приближающейся ночи. Непрекращающийся дождь вызвал у Рапсодии странное чувство усталости, поэтому они решили провести в хижине еще одну ночь, чтобы земля немного просохла.
День прошел в приятных разговорах, главным образом они обсуждали растения и деревья, а также войны, в которых пришлось участвовать Эши. Рапсодия поведала об усмирении фирболгов, а Эши передал рассказы своих соратников по оружию об обучении у Элендры. Замечательная воительница, знаменитая героиня многих битв, они имела репутацию сурового, а иногда и жестокого учителя, но считалась едва ли не лучшим фехтовальщиком. Сам Эши у нее не учился, видел ее лишь однажды, и они никогда не разговаривали.
Рапсодия чувствовала, как ее охватывает необъяснимая печаль. Она усиливалась всякий раз, когда Эши ей улыбался или проходил мимо, из чего следовало, что она как-то связана с ним, но Рапсодия не понимала, почему у нее сжимается сердце.
Ни для кого из них уже не было секретом, что Рапсодия испытывает к Эши симпатию; им было хорошо в этом маленьком домике. Ее верный спутник очень напоминал ей брата по имени Робин, второго в семье по старшинству, которого она любила, но с которым не была особенно близка. Она не понимала Робина - как не понимала Эши. Быть может, наступит день и понимание придет к ней, но сравнение с Робином лишь усиливало ее печаль. Она сбежала из дома, когда они с братом только начинали узнавать друг друга, а сейчас ей предстояла разлука с Эши. Она больше никогда не видела Робина. Кто знает, как получится с Эши?
По большей части Эши проявлял к ней доброту и многое для нее сделал; никто в этом новом мире не оказывал ей такой помощи. К несчастью, она знала: за его щедростью скрывается какой-то расчет - ведь он не был с ней до конца откровенен. Рапсодия понимала, что он каким-то образом ее использует. Оставалось надеяться, что их знакомство не будет иметь для нее фатальных последствий.
Они вновь переночевали в хижине, дожидаясь, пока небо очистится, а ветер просушит землю. Он настоял на том, чтобы она заняла кровать, и, поняв, что спорить бесполезно, Рапсодия поблагодарила его и быстро улеглась, неожиданно почувствовав усталость. Ей предстоял долгий путь.
Рапсодии снились демоны и разрушения, слепая Пророчица, лишенная зрачков, в глазах которой отражалось ее лицо. И она ощутила ужасный всепроникающий холод, подобный корню ядовитой ивы, отнимающий у нее тепло и музыку, лишающий голоса, она даже не могла позвать на помощь. Она проснулась в объятиях Эши и прижалась к нему, словно он стал единственным существом, способным ее слышать теперь, когда музыка ее покинула.
Он улегся рядом с ней, поверх одеяла, и обнимал до тех пор, пока она не перестала дрожать. Так прошло больше часа, потом Рапсодия успокоилась и заснула. Убедившись в том, что она действительно спокойно спит, Эши с огорчением убрал ее руку со своего плеча: она положила ее туда, чтобы не потревожить его рану. С большим трудом он поднялся на ноги и посмотрел на Рапсодию, обнявшую набитую соломой подушку, точно дракончик, свернувшийся вокруг своих драгоценностей: возможно, ее визит к Элинсинос произвел на нее очень глубокое впечатление. Постояв так над ней, Эши вернулся в кресло, размышляя о том, как трудно ему было оставить ее в постели одну.Туннель, по которому их вела Праматерь, заканчивался в огромной пещере, имевшей форму вертикально стоящего цилиндра. Она напоминала пещеру, где был выстроен Канриф, причем здесь она простиралась не только вверх, но и вниз. По внутреннему периметру шел круговой карниз в форме кольца, размером в широкую улицу. Кольца охватывали пещеру на различной высоте, выше и ниже козырька, на котором они стояли, в них виднелись сотни темных отверстий, очевидно за ними начинались новые туннели. Форма и размеры туннелей смутно напомнили Акмеду путешествие по Корню Сагии, идущему вдоль Земной Оси. Туннели уходили в темноту - немое напоминание о цивилизации, некогда существовавшей здесь.
Осыпающийся каменный мост пересекал огромное открытое пространство пещеры. В ее центре возвышалась гигантская скала, напоминающая пьедестал, горизонтальная верхняя поверхность которого по площади не уступала Большому залу Илорка. Пропасть по обе стороны моста заставила Грунтора внутренне содрогнуться. Из глубин колоссальной пещеры дул ветер, несущий запах влажной земли и запустения.
В полном молчании Праматерь прошла по мосту, не глядя вниз, в круглую бездонную пропасть. Мертвый ветер рвал ее темные одеяния. Фирболги последовали за ней к огромной плоской скале в центре вертикального туннеля.
Подойдя ближе, они увидели уходящую к невидимому потолку невероятно длинную нить, похожую на шелковую паутину. Над каменным плато на конце нити медленно и мерно, подобно дыханию спящего человека, раскачивался взад и вперед какой-то предмет, чуть поблескивавший в сумраке пещеры.
Дойдя до скалы в центре пещеры, они почувствовали, как усилился ветер, он нес тяжелую пыль, неспешно оседающую на всех окружающих предметах. Акмед невольно поплотнее натянул вуаль, закрывающую его лицо, - он уловил в порывах мертвого ветра нечто, шепчущее о смерти. Праматерь жестом велела посмотреть вниз под ноги.
В центре скалы, на которой они стояли, был высечен круг с рунами того же языка, что и надпись над аркой. Внутри круг украшала мозаика, когда-то изумительно четкая и красочная, но теперь перепачканная золой и выцветшая от времени. Рисунок мозаики представлял собой символическое изображение четырех ветров и четырех времен года, а также циферблат часов. Акмед закрыл глаза, вспоминая детство, проведенное в монастыре, расположенном в предгорьях Высоких Пределов Серендаира. Там тоже на полу были высечены эти символы.
Он бросил взгляд на длинную нить, медленно перемещающуюся над плато, и понял, что это маятник часов, беззвучно отмеряющих мгновения, часы и смену времен года давно исчезнувшего царства; каждый взмах маятника отмечал новый фрагмент бесконечно движущегося времени.
- Здесь проходило обучение ритуалу Порабощения, тренировки и посвящение, - сказала Праматерь. Множество голосов слились в один - в высокое шипение, которое ранее слышал Акмед. Очевидно, она посчитала, что Грунтору это знать необязательно. - В прежние дни здесь бывало множество людей, звучало биение тысяч сердец - прекрасное место для обучения тех, кто хочет уметь выделять ритм одного-единственного сердца, выйти на охоту на ф'доров. - Акмед кивнул.
Праматерь обратила темные глаза на великана болга. Когда она заговорила снова, ее голос зазвучал в двух регистрах.
- Много жизней назад в горах существовали огромные города и огромные залы советов. Туннели являлись венами Колонии, по которым текла ее жизненная сила.
И мы были ее жизненной силой, жередиты, Братство. Здесь находилось сердце Колонии.
- А как зажигается огонь? - спросил Акмед.
- Здесь нет огня.
Два болга удивленно посмотрели на Праматерь, а по том переглянулись. Перед глазами у Грунтора все неожиданно прояснилось, хотя в воздухе по-прежнему висели дым и сажа и едко пахло расплавленным металлом.
Лицо Праматери не изменилось, но глаза заблестели.
- Здесь нет огня, - повторила она, со значением глядя на Акмеда. - Ты дракианин, но не жередит, не член Братства. Ты никогда не был частью Колонии.
- Верно. - К горлу Акмеда подкатила тошнота. Прошлое была навеки погребено в его памяти, и ему совсем не хотелось вытаскивать его на свет. Он приготовился к расспросам, но Праматерь лишь кивнула.
- Никто из Братства не стал бы использовать огонь даже по мелочам. Огонь - стихия нашего врага. Здесь вполне достаточно тепла в водоемах и источниках. - Перед глазами болгов возникли серные пруды с горячими ключами, над которыми поднимался пар, с другой стороны скалы такие же горячие источники били под Лориториумом.
Они имели тот же источник, что и тусклый свет, наполнявший туннели и пещеры размытым сиянием. Да и туннели в Корне освещались так же.
Праматерь указала на землю.
- Садитесь, - коротко бросила она. - Я должна рассказать вам историю гибели этого города. - Когда они послушно сели, она посмотрела на Акмеда, а потом ее взгляд вновь обратился в темноту. - Вы должны услышать ее от начала и до конца, поскольку в некотором смысле это история и вашей смерти.16Ночью Элендру разбудил странный сон - ей снилась тьма. Она стояла, как и двадцать лет назад, перед Ллауроном, сыном Энвин, у ног ее сестры Мэнвин, прорицательницы Будущего. Она задрожала в своей постели, когда слова безумной женщины возникли в ее памяти.
"Берегись, носительница меча. Ты можешь уничтожить того, кого ищешь, но если ты отправишься сегодня ночью, риск возрастет. Если ты потерпишь поражение, то не умрешь, но однажды, в старом мире, ты уже потеряла часть своего сердца и души, теперь с тобой случится то же самое, но в физическом плане. И та часть, которую ты потеряешь, будет преследовать тебя до тех пор, пока ты не взмолишься о смерти, потому что он будет использовать тебя, как игрушку, подчиняя своей воле, чтобы творить злые дела, даже обеспечивая его детьми".
Элендра резко села на постели. Меховые одеяла намокли от пота и слез, она дрожала. Элендра медленно встала и подошла к камину. Огонь почти погас, лишь несколько угольков продолжали тлеть среди серого пепла. Элендра подула на них, они на мгновение покраснели, а потом подернулись пеплом.
"Ничего не осталось, - казалось, говорили они. - Признай, рано или поздно даже самый яркий огонь гаснет. Вот как это выглядит".
Элендра не нуждалась в напоминаниях. Она каждое утро видела это в зеркале.
Уже десять лет к ней не возвращался этот сон. Почему он приснился сейчас? Меч вернулся. Она почувствовала, когда его вытащили из земли, но потом его пламя стало удаляться, пока не исчезло совсем. Но сейчас она вновь его ощущала, на закате и во время восхода, он был где-то со всем близко. Элендра посмотрела на темный камин и вздохнула. Когда погас последний уголек, она опустила голову на каминную доску и закрыла глаза.
- Я бы хотела немного изменить наш маршрут в Тириан.Эши наклонился вперед, чтобы лучше слышать Рапсодию. Она одевалась за занавеской, и стук капель, падающих с листвы, заглушал ее слова.
- Что?
Занавеска отодвинулась, и Рапсодия вернулась в комнату.
- Я бы хотела зайти в поселение филидов возле Гвинвуда. Поскольку ты проходил подготовку в Круге, тебе нетрудно его найти, верно?
Ветер неожиданно стих, и наступила напряженная тишина.
- Пожалуй, - после некоторых раздумий ответил он. - Хотя это было много лет назад.
В его голосе послышалась такая неуверенность, что Рапсодия удивленно заморгала. Он провел ее из самого Канрифа через Бет-Корбэр, Ярим и Кандерр к северной границе Гвинвудского леса, где находилось логово Элинсинос, не пользуясь картой и ни разу не сбившись с пути. Он путешествовал по девственным лесам и бескрайним полям, простирающимся во всех направлениях до самого горизонта, словно был бродячим лордом, владельцем этих земель. Ей показалось странным, что Эши не уверен, найдет ли он дорогу к поселению филидов у подножия Великого Белого Дерева, которое, по ее предположению, находилось совсем рядом.
- Если ты не знаешь, как туда идти, не сомневаюсь, что я и сама доберусь, - заявила она, поудобнее пристраивая дорожную сумку на плечах. - Если я напрягусь, то даже отсюда услышу песню Дерева. Более того, мне кажется, что до первых хижин филидов совсем близко. Кстати, мы сейчас в Наварне или Гвинвуде?
Эши ответил после долгой паузы:
- В Гвинвуде.
- Так я и думала. Я была в этой части леса вместе с Гэвином.
- Я могу найти Круг. - Голос Эши стал напряженным. - Что тебе там нужно?
- Отправить письмо в Илорк, чтобы они узнали об изменении моих планов. Я не могу задержаться на несколько месяцев у Элендры, не дав им знать. У Ллаурона есть почтовые птицы. Он отправит послание Акмеду, если я его попрошу. Но мне кажется, тебя что-то смущает. Мне не хочется навязываться.
Эши покачал головой:
- Я отведу тебя к Кругу, однако мне бы не хотелось в него входить. Буду ждать тебя в лесу на юге, пока ты не отправишь свое послание, а потом провожу до Тириана.
Рапсодия улыбнулась:
- Спасибо, я тебе очень благодарна.
Эши отвернулся и вздохнул, потом посмотрел в окно и закрыл глаза.
- В таком случае, дай мне поспать. До рассвета еще далеко.На следующее утро небо очистилось, и земля быстро подсохла. Они с некоторым сожалением затворили дверь хижины и перебрались через речной поток.
Эши вновь надел плащ с капюшоном, и они шли, почти не разговаривая. Мысли Рапсодии разбегались в разные стороны, словно листья на сильном ветру.
Закрыв глаза, она прислушалась к песне Дерева и сразу же ощутила глубокие колебания земли и гудение воздуха. Мелодия была очень медленной, полной дремлющей силы, так зевают, потягиваясь после долгого сна; песня пробуждения.
Рапсодию охватило волнение. Все вокруг возрождалось к жизни, и она почувствовала себя частью окружающего мира. Она даже заулыбалась от радости. Но тут ей в голову пришла новая мысль, Рапсодия остановилась и повернулась к Эши.
- Ты именно здесь изучал лес? Вместе с Гэвином?
- Да.
Рапсодия посмотрела на юг.
- Здесь есть веха, вырезанная на коре липы, к югу от земель Круга, на полпути к Трэф-и-Гвартегу, - сказала она. - Ты помнишь ее?
- Да, - коротко ответил Эши.
Ей показалось, что в его голосе слышится улыбка. Теперь, когда Рапсодия знала, как выглядит ее спутник, она легко могла представить себе и его улыбающимся.
- Тогда почему бы нам не встретиться на этом месте сегодня вечером? Отсюда до вехи примерно три лиги, по этому я легко до нее доберусь, если меня не задержат.
- Я буду тебя ждать.
- Но только до наступления ночи. Если я не приду, не жди. Я не хочу напрасно задерживать тебя, ведь твоей любимой наверняка тебя не хватает. Уверена, что Ллаурон найдет лесничего, который сможет меня проводить до Тириана.
Эши покачал головой.
- Не стоит так поступать, - возразил он, и улыбка исчезла из его голоса. - Чем меньше людей знает о том, куда ты направляешься, тем лучше. На твоем месте я бы не стал ничего говорить даже Ллаурону.
Рапсодия вздохнула.
- Знаешь, у тебя и Акмеда гораздо больше общего, чем я думала, - сказала она, надевая капюшон. - Ладно, я не буду болтать. До свидания, Эши. Если сегодня вечером мы не встретимся, спасибо за помощь.
- Всегда рад тебе служить. Я провожу тебя до постоялого двора. А вечером ты меня увидишь.
Она улыбнулась:
- Не сомневаюсь, во всяком случае, увижу столько, сколько ты пожелаешь показать.
Ветер едва не унес тихий ответ Эши:
- Ты видела больше, чем другие. Будем надеяться, что ни один из нас об этом не пожалеет.
Перед внешним кольцом лесного поселения филидов находился постоялый двор - несколько небольших домиков, расположенных вокруг центрального здания. Рапсодия помнила, что здесь принимали пилигримов. Именно сюда привел ее наследник Ллаурона, Хаддир, когда она в первый раз посетила Круг.
Эши обошел несколько похожих постоялых дворов, прежде чем указал на небольшое строение чуть в стороне.
- Почему ты выбрал именно этот? - спросила она. - Чем хуже дюжина других, мимо которых мы проходили раньше?
- Здесь ты найдешь Гэвина, - ответил Эши, Рапсодия рассмеялась:
- Легче найти определенное зерно пшеницы в огромном мешке, чем разыскать Гэвина. Он может находиться в любой точке континента.
Эши пожал плечами.
- С тем же успехом он может оказаться и здесь, - небрежно бросил он. - Ты хочешь встретиться именно с ним?
- Нет. Любой, кто сможет без задержек отвести меня во Дворец Дерева, меня устроит.
- Тогда мы пришли в нужное место. Просто попроси кого-нибудь из лесничих, уверен, что они с радостью со гласятся тебе помочь. Но, Рапсодия, - только один. И не снимай капюшона. Встретимся вечером.
Рапсодия смотрела Эши вслед, пока он не скрылся за деревьями. Потом решительно зашагала к постоялому двору.
Несколько мальчишек-прислужников в рясах филидов без капюшонов шли между домами и о чем-то оживленно болтали. Рапсодия подождала, пока они войдут в лес, а потом подошла к двери центрального здания и собралась постучать.
Но дверь распахнулась раньше. На пороге стоял загорелый человек с густой черной бородой в коричнево-зеленом костюме лесника - так выглядят проводники пилигримов, которые приходят поклониться Кругу и Великому Белому Дереву. Рапсодия едва успела отдернуть руку.
- Гэвин! Извини.
- Рапсодия? - удивился Гэвин, но тут же на его лице появилась улыбка. - Что ты здесь делаешь?
- Мне нужно попросить Ллаурона об одолжении, - сказала Рапсодия. - Ты сумеешь организовать мне встречу с ним?
- Думаю, да, - ответил Гэвин, выходя из дома и закрывая за собой дверь. - Я как раз направляюсь во Дворец Дерева. После нарождения новой луны Ллаурон проводит совет. Если хочешь, можешь пойти со мной.
- Спасибо, - отозвалась Рапсодия. - С удовольствием.
Гэвин быстро зашагал вперед, и Рапсодия постаралась от него не отставать; нужно обязательно поблагодарить Эши, который был одного роста с Гэвином, - теперь ей не приходилось прикладывать особых усилий.17В полдень они вышли на широкий лесной луг, посреди которого стояло Великое Белое Дерево. Рапсодия слышала его песню с того самого момента, как оказалась в лесу; прежнее легкое гудение сменилось мощной мелодией, мед ленной и почти не меняющейся, но наполненной чарующей красотой и силой.
"Как похоже на песнь Сагии", - подумала она, вспомнив мелодию Дерева на другой стороне мира, по корням которого они спаслись. Но здесь Рапсодия ощутила юную силу, которой не было у Сагии. Зато в песне Сагии слышалась мягкая мудрость, глубина тона, которой не хватало песне этого Дерева. Возможно, причина заключалась в том, что Сагия вырос там, где была рождена первая стихия, эфир, а Великое Белое Дерево - где родилась последняя стихия, земля. Старость и Юность, сведенные вместе историей и Земной Осью.
Когда они подошли к Дереву, охваченная благоговением Рапсодия остановилась. Великое Белое Дерево имело в поперечнике никак не меньше пятидесяти футов, первые крупные ветви начинались на высоте более ста футов от земли, а еще выше виднелась свежая листва, зелено-белые вестники новой жизни. Полуденное солнце отражалось от гладкой коры, отчего казалось, будто Дерево окружает сверкающий ореол; яркие блики золотого света мелькали между огромных ветвей, обрушиваясь ослепительными потоками на траву, вызывая ощущение нереальности происходящего.
На сотни футов от могучего ствола отходили огромные корни, а там, где они заканчивались, были посажены разные деревья, по одному каждого вида. Некоторые, как утверждал Ллаурон, уже почти исчезли.
По другую сторону луга начиналась огромная роща древних деревьев с высокими толстыми стволами, но ни одно из них не могло сравниться с Великим Белым Деревом. В этой роще стоял большой красивый дом, простой, но удивительно изящный. У Рапсодии потеплело на душе.
Дворец Ллаурона был устроен необычным образом, не которые его части находились высоко на деревьях или на сваях, с окнами, выходящими на Дерево. Наружную часть дворца и в особенности высокую башню, поднимающуюся над пологом листвы, украшала замысловатая резьба. С наступлением весны дворец, как и кора Великого Белого Дерева, начинал испускать сияние; так он и стоял в прохладе рощи.
Каменная стена окружала цветущий сад, который еще спал, когда Рапсодия первый раз побывала здесь. Сбоку дворца располагалось небольшое крыло с тяжелой деревянной дверью, охраняемой стражниками.
В верхнем углу двери находился шестиугольный символ, окруженный спиралью, в ее центре на золотом листе красовалось изображение мистического зверя, дракона или грифона, слегка пострадавшее от времени и непогоды. Более того, Ллаурон сказал, что раньше эта дверь висела в гостинице Серендаира, занимавшей важное место в истории войны, еще не начавшейся в то время, когда она вместе с Акмедом и Грунтором покинула Остров. Всякий раз, глядя на эту дверь, Рапсодия вспоминала о родине и о том, как бесконечно далеко остался ее прежний мир.
- Я рада вновь здесь оказаться, - сказала она Гэвину, проходя мимо широких клумб, поражавших воображение буйством красок. Сады филидов были лучшими на континенте. - Я часто вспоминала это место.
Гэвин улыбнулся и кивнул стражникам, и те отсалютовали ему в ответ.
- Если захочешь, то можешь здесь жить. Или остаться в моем доме, если тебе не нравится роскошь дворца Ллаурона, я все равно там почти не бываю. - Он открыл дверь.
Вслед за Гэвином Рапсодия вошла в деревянный дворец. Солнечный свет проникал внутрь через стеклянные панели сводчатого потолка, за которыми неспешно колыхалась свежая листва. Запах кедра и свежих сосновых иголок наполнял удивительный дворец, мешаясь с пряными ароматами лекарственных растений и цветов. Рапсодия дышала полной грудью, чувствуя, как наполняется покоем ее душа.
Посреди коридора стояла небольшая группа мужчин и женщин в простой крестьянской одежде, о чем-то неторопливо беседовавших, пока Гэвин не закрыл за собой дверь. Рапсодия узнала Хаддира, преемника Ллаурона и главного целителя. Старейшины Круга решили, что Хаддир будет следующим Главным жрецом, но сейчас он преподавал ученикам медицину, лечил больных и помогал чем мог умирающим в филидских поселениях. Несмотря на некоторую резкость, Хаддир был превосходным целителем и проводил очень много времени со своими пациентами.
С ним о чем-то беседовала Ларк, знаток лекарственных трав, - Рапсодия занималась и с ней. Ларк была стеснительной и замкнутой лиринкой и говорила только в том случае, если к ней обращались с вопросом.
Дальше по коридору стоял брат Альдо, тоже очень застенчивый человек, лекарь лесных зверей, помогавший филидам лечить их домашних животных. С ним разговаривала Илиана, глава оранжерей Ллаурона. Когда Рапсодия опустила капюшон, все присутствующие посмотрели на нее.
Хаддир покачал головой и улыбнулся.
- Рапсодия! Какой сюрприз! Очень рад тебя видеть, моя дорогая.
- Благодарю вас, ваша милость, мне тоже приятно с вами встретиться. - Она вежливо поклонилась остальным. - А Ллаурон здесь?
- Конечно, здесь, - послышался справа уверенный голос.
Ллаурон стоял, держа в руках кипу бумаг, возле двери в свой кабинет, одетый, как обычно, в скромное серое одеяние.
Лицо Главного жреца было приятным, волосы, брови и аккуратные усы почти совсем поседели, глаза окружала сетка мелких морщин. Его отличал высокий рост и некоторая хрупкость сложения, хотя по всем признакам он обладал превосходным здоровьем. Загорелая обветренная кожа свидетельствовала о том, что он много времени проводит под открытым небом.
- И очень рад вас видеть, - продолжал Ллаурон, - но я вас не ждал. Надеюсь, вы меня простите, дорогие?
Его гости кивнули, и Ллаурон протянул бумаги Гэвину. Взяв Рапсодию под руку, он увлек ее в свой кабинет.
Как только дверь за ними закрылась, он поцеловал ее в щеку и подошел к камину, где над огнем грелся чайник.
- Чаю, моя дорогая?
- Нет, большое спасибо, Ллаурон. Сожалею, что мне пришлось вас побеспокоить, явившись без предупреждения.
- Наоборот, это приятная неожиданность. Устраивайтесь поудобнее. Мне нужно провести встречу, но я сообщу Гвен и Вере о вашем появлении. Они приготовят завтрак и комнату. Сколько вы планируете у нас пробыть?
- Боюсь, я не смогу остаться, - смущенно ответила Рапсодия. - Мне нужно почти сразу же отправляться в путь.
- Понятно. - Спокойные серо-голубые глаза слегка сузились, хотя на лице сохранилось приятное выражение.
- Я надеялась, что вы выполните мою просьбу.
- Конечно, что я могу для вас сделать?
Рапсодия сняла перчатки, у нее неожиданно вспотели руки.
- Мне нужно послать сообщение Акмеду, а я не хочу ждать очередного каравана. Может быть, вы позволите мне воспользоваться одной из ваших почтовых птиц.
Ллаурон задумчиво кивнул:
- Хорошо. Теперь я понимаю, почему от вас так давно не было вестей, - вы путешествовали. - Рапсодия приготовилась к неизбежным расспросам, но Ллаурон, казалось, почувствовал ее нежелание развивать эту тему и как ни в чем не бывало продолжил: - Мы сможем отправить ваше послание. Почему бы вам не дать отдых ногам, моя дорогая? Я пришлю Веру, чтобы она приготовила завтрак и снабдила вас запасом пищи в дорогу. Вам нужны какие-нибудь травы или лекарства?
- Нет, благодарю вас. - Рапсодия присела на краешек дивана.
- Быть может, мы сумеем найти для вас нечто особенное. Чтобы вы могли захватить их домой. Уверен, болгам они не помешают. А сейчас, моя дорогая, взгляните на это. - Он подошел к скрытой за книжными полками двери и распахнул ее. Рапсодия видела ее раньше и знала, что она ведет в его личный кабинет.
- Вы помните Маиб, молодой ясень в моем саду лекарственных трав?
- Да.
- За деревом есть потайной ход, который открывается так же, как этот. Когда придете в следующий раз, можете им воспользоваться. Через него вы попадете в мой личный кабинет, а поскольку о ваших путешествиях лучше никому не знать, такой способ будет оптимальным.
- Благодарю вас, - растерянно проговорила Рапсодия, и Ллаурон закрыл дверь
- Не стоит, моя дорогая, - тепло улыбнулся он. - Вы можете немного освежиться, пока я проведу совет, а с посланием мы разберемся после моего возвращения.
Рапсодия едва успела закончить завтрак, который Вера принесла в кабинет, как вернулся Ллаурон. На плече у него висел небольшой ранец, а в руке он держал маленькую серо-голубую птичку, похожую на тех превосходных летунов, что доставляли его сообщения в Илорк.
- Привет еще раз, - сказал он, поглаживая хохолок на голове птицы. - Вы хорошо поели?
- Даже слишком, ваша светлость, - ответила она, быстро вытирая рот льняной салфеткой, заботливо положенной на поднос.
- Это Свинтон - один из моих лучших гонцов в дальние края; мне кажется, вы уже встречались. На столе вы найдете перо, чернила и немного пергамента. Пожалуйста, поторопитесь, Свинтону не терпится взлететь в небо. К тому же он мной недоволен, я его разбудил, - даже не знаю, прощен ли я.
- Я постараюсь. - Рапсодия торопливо подошла к столу, быстро написала короткую записку, промокнула ее и свернула в тонкий свиток.
Ллаурон улыбнулся, вытащил из кармана маленький металлический футляр и протянул его Рапсодии. Она засунула записку внутрь, Ллаурон ловко прикрепил футляр к ноге Свинтона и кивнул в сторону скрытой в стене двери.
- Давайте выйдем через тайный ход, чтобы вы могли его быстро найти, - предложил он. - Надеюсь, в следующий раз вы погостите подольше. Я ужасно скучал.
Рапсодия открыла дверь в стене.
- Я буду рада, - с поклоном ответила она.
Они прошли по темному подземному туннелю, который вывел их к тихому алькову за кухней. Дождавшись, когда вокруг никого не будет, они выбрались наружу.
- Так сможете найти этот вход? - спросил Ллаурон, отпустив птицу.
- Надеюсь.
- Очень хорошо. - Ллаурон прикрыл ладонью глаза, наблюдая за Свинтоном, который стремительно набирал высоту и вскоре скрылся в листве Великого Белого Дерева. - Вот и все. Не беспокойтесь, моя дорогая. Ваши друзья непременно получат письмо.
Рапсодия улыбнулась Ллаурону. Он не стал задавать никаких вопросов, не поинтересовался содержанием ее послания. Посмотрев в его лицо, она нашла только отеческое беспокойство.
- Еще раз благодарю вас, Ллаурон, - сказала она, беря его руку в свои ладони. - Прошу меня простить, но я не могу задержаться у вас.
- Иногда обстоятельства бывают сильнее наших желаний, моя дорогая. Гвен приготовила для вас съестные припасы. - Он снял с плеча ранец и протянул его Рапсодии. - Если вы не против, я попрошу у Единого Бога благословить ваше путешествие и благополучное возвращение в Илорк.
- Благодарю вас. - Она почтительно склонила голову, Ллаурон возложил на нее ладонь и произнес несколько слов на старом намерьенском, языке ее детства, - теперь он использовался только для религиозных целей.
Закончив молитву, Ллаурон нежно погладил Рапсодию по щеке и заглянул в глаза.
- Будьте осторожны, моя дорогая, я бы не хотел, чтобы с вами что-нибудь случилось. Если вам что-то потребуется, пока вы находитесь в моих землях, пожалуйста, говорите всем, кто встретится на пути, что вы под моей защитой, и любая помощь, оказанная вам, будет считаться одолжением мне.
- И снова благодарю вас, Ллаурон. А теперь мне пора уходить. Пожалуйста, передайте спасибо Гвен и Вере. - Рапсодия шагнула к Ллаурону и быстро обняла его. - Пожалуйста, берегите себя.
Главный жрец прижал Рапсодию к себе, а когда отпустил ее, в его глазах светилась любовь.
- Желаю вам всего самого лучшего в нашем бескрайнем мире. Удачного путешествия, и передайте мои наилучшие пожелания вашим друзьям в Илорке.Когда она добралась до условленного места, Эши уже ее ждал.
- Я вижу, ты не заблудился.
Он рассмеялся:
- Да. Тебе удалось отправить послание?
- Конечно. Эши?
Он уже повернулся к югу и собрался двигаться дальше.
- Что такое?
- Спасибо, что ты не заставил меня бежать за собой.
- Всегда готов служить, Рапсодия. Как я уже говорил тебе, если побежишь ты, то сомневаюсь, что мне удастся за тобой угнаться.
Их путешествие на юг через пробуждающийся от зимней спячки лес прошло спокойно, молодая зелень листвы светилась под косыми лучами заходящего солнца. Рапсодии уже начало казаться, что весь мир превратился в бесконечный лес.
Весна забурлила в ее крови, заставляя глубоко вдыхать свежий воздух, наполняя блеском ее глаза. Рапсодия шла по просыпающемуся лесу, преисполненная благоговения.
"Интересно, - вдруг подумала она, - что чувствует Элинсинос благодаря своей связи с расцветающей землей; надеюсь, смена времен года приносит ей радость".Прошло несколько дней, и Рапсодия поняла, что они приближаются к землям лиринов. Однажды утром она коснулась руки своего спутника.
- Эши?
- Да?
- Мы на территории Тириана, верно?
- Да, пожалуй.
- Мне кажется, что мы пересекли границу Тириана несколько часов назад.
- Возможно, ты права.
- Тогда отсюда я пойду одна, - сказала она, останавливаясь.
Эши ничего не ответил, но положил заплечный мешок и посох на землю.
Рапсодия бросила свои вещи рядом и заглянула в темноту под капюшоном, надеясь увидеть голубые глаза. Ее постигла неудача.
- Никакое "спасибо" не сможет выразить всю глубину моей благодарности за то, что ты для меня сделал, - сказала она, рассчитывая, что смотрит в нужном направлении. - Но все равно, спасибо тебе.
- Я буду счастлив подождать тебя и проводить до Илорка, - предложил Эши.
Рапсодия рассмеялась.
- И снова спасибо, но я слишком долго навязывала тебе свое общество, полагаю, у тебя есть своя жизнь. А если нет, то, ради Бога, постарайся ее найти. - Ответа не последовало. - Кроме того, я надеюсь, Элендра согласится взять меня в ученицы, в таком случае я пробуду здесь довольно долго. И я могу позаботиться о себе. Правда.
- Я знаю.
- Но если лорд Роланд пригласит меня на свою свадьбу, ты можешь сопровождать меня, - сказала она, продолжая смеяться. - У нас будут одинаковые наряды. - Она приподняла край плаща.
Неожиданно на них налетел порыв холодного ветра, разметав волосы Рапсодии по ее лицу. Наступила неловкая тишина. Рапсодия похлопала Эши по руке.
- Ну, до свидания, - сказала она. - Я бы поцеловала тебя в щеку, но, как ты понимаешь, мне неизвестно, где она.
Эши приложил палец в перчатке к ее губам.
- Если ты позволишь мне в последний раз быть твоим проводником, я покажу твоим губам место, куда им следует попасть.
Рапсодия усмехнулась, закрыла глаза и приподняла лицо. Его пальцы мягко прикоснулись к ее подбородку, за тем вновь притронулись к ее губам. Рапсодия наклонилась вперед и оказалась внутри его глубокого капюшона. В следующее мгновение ее губы натолкнулись вовсе не на жесткую проволоку бороды, а коснулись его губ. Она не слишком удивилась.
Она быстро поцеловала Эши и, выскользнув из-под капюшона, наклонилась, чтобы собрать свои вещи.
- До свидания, - повторила она. - Безопасного тебе путешествия, и будь осторожен.
- И ты тоже.
Лицо Рапсодии стало серьезным.
- И... Эши?
- Да?
- Пожалуйста, подумай насчет того, что я сказала про бороду.
Ей показалось, что он тихонько рассмеялся. Рапсодия надела капюшон, повернулась и уверенно двинулась вперед. Пройдя десяток шагов, она оглянулась.
- Надеюсь, мы еще увидимся.
- Будь я азартным человеком, я бы мог поспорить, что так и будет. - Теперь Рапсодия не сомневалась, что он улыбается.
Она улыбнулась в ответ, и они расстались.Эши стоял и смотрел ей вслед до тех пор, пока она окончательно не скрылась из виду. Потом он еще некоторое время слышал ее негромкое пение - мелодия без слов, шелест ветра в высокой траве, легкие, почти неуловимые колебания земли, где она надеялась найти ответы и где, как рассчитывал Эши, она однажды будет править. Стать единой с Тирианом, познать его песни и тайны.
Только после того, как она удалилась на пол-лиги, он перестал ощущать ее запах и больше не мог вспомнить аромат ее волос. А когда их разделило две лиги, он перестал чувствовать тепло ее огня. Сладкий вкус ее губ, отстраненная мягкость поцелуя будут оставаться с ним еще много недель. И он знал, что ее лицо в момент прощания с ним, то, как она смотрела на языки пламени, останутся в его душе на всю жизнь.
Он не касался Рапсодии, лишь рука в перчатке и короткий дружеский поцелуй. Однако пальцы все еще жгло, и этот мучительный огонь распространялся по всему его телу, пробуждающемуся в суровой реальности наступившего одиночества. Отступившие на время нечеловеческие страдания теперь обрушилась на него с новой силой. Дракон негодовал из-за потери присущей ей магии, человеку не хватало много большего.
Вернувшиеся боль и одиночество заставили вспомнить о приближающихся событиях и о той роли, которую ему предстояло сыграть. Осознание того, что ей тоже предстоит познать чудовищную боль, оказалось совершенно не выносимым для его изуродованного сердца, и он упал на колени.
Он уткнулся головой в землю и, прижав руки к лицу, разрыдался, вдыхая терпкую пыль лесной тропы, роняя на землю слезы дракона - и оставляя куски обсидиана с вкраплениями золота, сверкающими в косых лучах солнца.18Еще долго единственным звуком в огромной опустевшей Колонии был тихий шорох маятника древних часов, медленно раскачивающегося в темноте. Пожилая дракианка поплотнее запахнула плащ, молча глядя перед собой. Когда она наконец заговорила, ее голос эхом прокатился в пустоте пещеры, а потом его поглотил мертвый ветер.
- В день гибели Колонии здесь кипела жизнь. - Ее взгляд скользнул по темным коридорам, словно она пыталась оживить давно ушедших людей. - Смерть пришла ночью. - Она закрыла глаза.
Акмед заметил, как натянулась просвечивающая кожа на ее лице, как напряглись мышцы, - она боролась с болью воспоминаний. Хрупкие вены потемнели, сердце начало быстрее качать кровь, и он ощутил, как участился ее пульс.
- Ф'дор, - прошептала Праматерь, не открывая глаз.
Кровь застучала в ушах Акмеда, глухо отдаваясь в голове. Он ощутил, как ускоряется биение могучего сердца Грунтора, растет давление в его венах. Веки древней женщины дрогнули, и она посмотрела в глаза Акмеда.
- Даже одно слово вызывает у тебя гнев, - сказала она. Король фирболгов слегка кивнул. - Твое сердце наполняется ненавистью - как и мое, - поскольку наши предки, кизы, принесли клятву. Они были детьми ветра, одной из пяти первых рас нашего мира.
Пока она говорила, Акмед почувствовал, как воздух над каменным плато негромко загудел. Даже ветер, идущий из глубин пещеры, слегка посвежел, словно он участвовал в истории, которую рассказывала Праматерь.
- В дни Преждевременья четыре из древнейших рас попытались заточить ф'доров в глубинах Земли, - продолжала Праматерь. - Каждая раса приняла посильное участие. Самая юная, известная как вирмрил, или драконы, построила склеп из Живого Камня, в который следовало навеки заключить ф'доров. - Черные глаза зловеще сверкнули. - Именно так появились на свет Дети Земли.
Акмед посмотрел на Грунтора, но великан молчал, продолжая внимательно слушать второй голос Праматери, говорящий с ним в более низком регистре.
- Две другие расы, митлины и серенны, устроили ловушку и заманили сущности ф'доров в клетку, расположенную глубоко под землей. То был естественный склеп, живая темница, поскольку ее построили из Живого Камня. Его двойственная природа наделила его силой, позволяющей удерживать взаперти сущности ф'доров, которые умели переходить из нашего мира в загробный мир духов.
Кизы обещали стеречь плененных ф'доров, взяв на себя роль их тюремщиков. Они так поступили, потому что обладали даром кирай - умели читать, воспринимать на вкус и ощущать любые изменения потоков воздуха и извлекать из них информацию. Способность кизов слышать и анализировать атмосферные колебания позволяла им видеть ф'доров и не давала тем освободиться, когда они принимали телесную форму. Кизы могли соткать сеть из шумов, удерживающую демонические сущности в полном подчинении, на случай, если бы ф'дорам удалось вырваться из склепа.
Они принесли огромную жертву, поскольку сынам ветра пришлось переселиться в глубины Земли, где они оказались оторванными от неба и духов воздуха. Эти стражи, представители кизов, стали называть себя "дракиане", так появилась на свет одна из Старших рас.
Глаза Праматери сузились; по изменению исходящих от нее колебаний Акмед сразу же понял: она пытается понять, какая часть ее истории является для него новой. Он опустил свой защитный кирай и позволил ей получить ответ. Он знал, что ф'доры были пленены четырьмя другими расами, но о том, как именно это произошло, Акмед узнал только сейчас.
Несколько мгновений она молча изучала Акмеда, потом ее лицо разгладилось и приобрело обычное невозмутимое выражение.
- Все шло так, как спланировали четыре расы, пока на Землю не упала звезда, которая пробила склеп из Живого Камня, темницу ф'доров. Прежде чем уцелевшие дракиане восстановили стену склепа, часть демонических сущностей сбежала. И с тех пор началась Главная Охота, поиск по крови, в котором принимали участие все дракиане - ведь каждый из них еще до рождения был связан клятвой, не отпускающей даже после смерти. Именно в Охоте и состоял смысл существования дракиан: выследить сбежавших ф'доров и уничтожить их. Ты знал, не так ли?
- Да, - спокойно ответил Акмед.
Он ощутил, как изменился голос Праматери, и ему стало немного не по себе.
- Те дракиане, которые присоединились к Охоте, по кинули свой пост возле темницы в глубинах Земли и вы шли на поверхность, чтобы начать поиски ф'доров. Они строили свои колонии под землей, но не слишком глубоко, чтобы ветер, необходимый для поисков, мог быть их частым гостем. Найти и уничтожить ф'дора очень непросто. Приходилось сначала выискивать людей, в телах которых они поселились, а потом убивать человека вместе с демонической сущностью ф'дора. Тебе и это известно?
- Да.
- Но ты не принадлежишь к Братству. Ты дисрик, один из Несчитаных, так называют дракиан, не связанных с Колонией. Кроме того, ты не прошел обучения и не освоил ритуала Порабощения.
- Я видел его в действии. - Тошнота подкатила к горлу Акмеда, он пытался отбросить воспоминания, вызванные словами Праматери.
- Ты должен пройти обучение, - сказала Праматерь, глаза которой продолжали осматривать пещеру. - Я этим займусь. В противном случае ты не сможешь осуществить пророчество.
Акмед откашлялся и спросил:
- Может, ты расскажешь мне о нем?
Праматерь посмотрела на слова, высеченные по окружности огромных часов.
- Ты должен быть одновременно стражем и охотником. Так предсказано.
- Плевать на предсказание, - прорычал Акмед. - Что оно означает? Как я могу быть и тем и другим одновременно? Мне примерно известно, за кем охотиться. Но что я должен охранять? Склеп?
Праматерь покачала головой, продолжая изучать начертанные на полу руны.
- Нет, но оно, как и склеп, сделано из Живого Камня.
- Дитя, - неожиданно проговорил Грунтор. Праматерь склонила голову.
- Да. Все, что вы здесь видите, и многое другое, бывшее когда-то Колонией, построено для его защиты. Ф'доры ищут Дитя и ему подобных, больше всего на свете они мечтают им завладеть.
- Почему? - спросил Акмед.
- Потому что Дети Земли созданы из того же Живого Камня, что и темница ф'доров. Их кости, в особенности те, что составляют грудную клетку, могут стать ключом, открывающим темницу.
Вновь налетел порыв ветра из глубин пещеры; только теперь Акмед заметил, какая воцарилась мертвая тишина. Во рту у него появился вкус пепла, и он смутно вспомнил, что ему вручали такой ключ.
Он был обернут лозой, казалось, отлитой из стекла, ощетинившегося обсидиановыми шипами. Лоза выросла на полу Шпиля, нечестивого храма демона, бывшего его повелителем в старом мире.
"Возьми его".
Акмед закрыл глаза, пытаясь отгородиться от воспоминаний, но они оказались слишком сильными, а ужас огромным. Он вытащил ключ из лозы. Обсидиановые завитки разбились в его руке, словно ножка хрупкого бокала.
Он держал ключ перед глазами и, обладая, как и все болги, способностью видеть в темноте, внимательно его рассматривал. У него сложилось впечатление, что ключ сделан из темной кости, напоминающей ребро. И он светился в темноте.
"Ты отправишься к основанию рухнувшего моста в се верных землях и возьмешь с собой ключ. В фундаменте моста найдешь врата, подобных которым тебе еще не доводилось видеть. Ткань земли там совсем истончилась, возможно, тебе станет не по себе. Но если ты все сделаешь правильно, то окажешься среди бескрайней пустыни.
Ты будешь знать направление, в котором следует идти, и тебя там встретит мой старый друг. После этого ты договоришься с ним о месте и времени, когда проведешь его через врата сюда. И главное, помни: ты должен сделать все как можно быстрее. Потом, когда ты вернешься ко мне, я подготовлю тебя к роли его проводника".
Акмед выполнил приказ демона. То, что ему пришлось пережить, и стало единственной причиной, из-за чего они с Грувтором мечтали покинуть Остров. Ни один из них не боялся смерти, их не пугало присутствие зла, но то, с чем им пришлось встретиться на пустошах за далеким горизонтом, было столь ужасно, что не поддавалось описанию. Перед лицом уничтожения, которое грозило всему миру, они, рискуя быть обреченными на вечные мучения, более страшные, чем смерть, решили, бросив все, бежать. Но ни о чем другом они и помыслить не могли.
Последние слова демона все еще звенели в ушах Акмеда, и, хотя прошло не одно столетие, он до сих пор помнил смрад сгоревшей человеческой плоти, исходивший изо рта демона.
"Я хочу, чтобы ты проделал все быстро. По сравнению с этим деянием твои предыдущие подвиги, список убитых тобой людей покажутся сущей безделицей, не имеющей ни малейшего значения. Я твой истинный господин, ты будешь моим рабом до тех пор, пока не станешь следовать за мной добровольно или не умрешь после моей победы".
И Акмед воспользовался ключом, но открыл им ствол Сагии, Дерева Глубоких Корней, вспомнив слова другого, любимого, хозяина. Отец Хальфасион произнес те же слова, когда рассказывал о Дереве, которое стало их путем к спасению.
"Сагия растет в лиринском лесу возле заводи Заветного Желания. Лирины верят, что его корни пронизывают всю Землю, связывая с деревьями, растущими в тех местах, где началось Время. Если ты когда-нибудь там окажешься, сын мой, прояви благоговение. Ты ощутишь хрупкость все ленной в колебаниях, исходящих от Земли, ибо ее ткань становится там невероятно тонкой".
Они вошли в Дерево, проделали долгое путешествие по его корням, миновали огонь в ядре Земли, и ключ потерял свое могущество - им не удалось открыть корень с другой стороны. Теперь, завернутый в бархатный мешок, ключ лежал, всеми забытый, за запертой дверью хранилища реликвий в Илорке.
Акмед покачал головой, чтобы избавиться от неприятных ощущений на поверхности кожи - Праматерь продолжала внимательно за ним наблюдать. Наконец она удовлетворенно вздохнула и с удивительной для ее возраста грацией легко села на землю рядом с ними.
- А почему Дитя все время спит? - вмешался Грунтор.
Впервые за все время лицо Праматери стало печальным.
- На заре Эры Человека Дитя получило тяжелое ранение в кровавой битве между жередитами из Колонии в Марикаре, провинции на континенте к западу от центрального моря, и демонами, вселившимися в людей и пытавшимися завладеть его костями, чтобы освободить своих сородичей из темницы. Дитя один из последних оставшихся в живых представителей своей расы, возможно последний. Не существует средства, которое могло бы его излечить. Слишком велика была цена той битвы, потому она и бушевала с неслыханной яростью. В конце концов Братство одержало победу и дракиане принесли Дитя сюда, в сердце гор, с ранениями, не поддающимися лечению, чтобы спрятать до скончания времен.
В течение столетий эти пещеры оставались неприступными. Дитя удалось избавить от мучительной боли, но оживить его мы не смогли, и тогда построили здесь Колонию. И хотя Братство жило под землей, в те дни наверх постоянно отправлялись отряды за едой и для наблюдения за врагами. Никто не появлялся, никто не тревожил колебания воздуха в горах. Говорят, то было хорошее, спокойное время.
Потом пришли люди. Ветры донесли весть об их приближении задолго до того, как мы смогли их увидеть. Было сразу понятно, что это не армия захватчиков - уж слишком несчастными и оборванными они выглядели. Измученные долгим путешествием мужчины и женщины с маленькими детьми, самых разных рас, брели через пустыню. Они пытались просто выжить. Стало ясно, что они рассчитывают найти приют среди гор.
- Намерьены, - сказал Акмед. - Гвиллиам и Третий флот. - Грунтор кивнул.
- Мы так и не узнали, как они себя называли, - продолжала Праматерь. - Как только их намерения стали очевидными, Братство решило спрятаться, уйти глубоко под землю и постараться скрыть все следы существования Колонии. Мы всегда умели двигаться незаметно, и о Колонии долго никто не знал, хотя людей в горах становилось все больше и вскоре они начали зарываться в землю, создавать убежища. Они оказались превосходными строителями; горы наполнились шумом их кузниц, и Земля задрожала, подчиняясь их воле.
Время шло, казалось, что людям ничего не известно о существовании Колонии. Между Строителями, как мы их называли, и Братством не возникало никаких контактов. Даже после того, как они прорыли туннель на другой стороне горы, по которому вы спустились в Колонию, у нас не было никаких оснований считать, что им известно о нашем существовании. Жередиты создали устройства слежения и установили их по периметру Колонии, но люди никогда не нарушали наших границ.
Перед Последней Ночью с их стороны раздался оглушительный грохот, но никто из нас не поверил, будто это может иметь отношение к Колонии. Устройства слежения улавливали шум ссор, с годами становившийся все громче, и мы считали, что они являются неотъемлемой частью их культуры. Братство всегда оставалось простой расой с малыми потребностями и единственной целью в жизни. Строители же, видимо, ставили перед собой грандиозные задачи и были склонны к актам вражды. Так проходили столетия.
В те дни я была амелистик, сиделкой Спящего Дитя. Ухаживать за ним входило в обязанности будущего матриарха Колонии. Нас было несколько, со временем одна из амелистик становилась Праматерью - после смерти той, что занимала эту должность. Так уж распорядилась судьба, что в Последнюю Ночь присматривать за Спящим Дитя выпало мне.
Перед тем как улечься подле него спать, я заметила, что Дитя испытывает беспокойство. Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего подобного, хотя сейчас оно почти постоянно находится в таком состоянии. Мой сон тоже был тревожным; я проснулась от ужаса, во рту появился вкус пепла. Горячий дым, смешанный с едкими парами, заполнил туннели. В Колонии началась паника, жередиты задыхались в ядовитом воздухе.
Даже в своей жестокости Судьба оставалась добра ко мне, и я почти ничего не увидела. Один из братьев успел захлопнуть огромную железную дверь, ведущую в покои Дитя Земли, и тем спас нам жизнь. Я и сейчас помню его лицо. И еще перед моими глазами застыла толпа бегущих дракиан, а дверь неумолимо закрывалась, отделяя Дитя Земли и меня от удушающего дыма и остальной Колонии. Наши глаза встретились, и мы с моим спасителем поняли, что ничего другого он сделать не мог. Колония существовала для одной цели: защиты Спящего Дитя. - Оба голоса Праматери стали тише.
- Я не видела, как умирала Колония, но мне пришлось во всех ужасных деталях прочувствовать ее гибель, - продолжала она, - ведь живущие вместе дракиане обладают общим разумом, как пчелы в улье или муравьи в муравейнике. И я пережила агонию каждого из братьев, вместе с ними пыталась сделать последний мучительный вдох и тысячами тускнеющих глаз наблюдала, как уходит жизнь. С тех пор эти образы со мной каждое утро, стоит мне проснуться. Только во сне я нахожу отдохновение, хотя с тех пор прошло немало столетий.
Я очень долго ждала, пока остынут двери и смолкнет шум. До меня доносились крики и сдавленные стоны, то пот ног. Я долго ждала, когда придет другая амелистик, чтобы сменить меня, но никто так и не появился. Тогда я была совсем молодой девушкой, но все-таки решила, что лучше подождать, пока не исчезнут последние вибрации смерти и я перестану ощущать дым на своей коже; прошло очень много времени. Потом я ждала, когда успокоится Дитя, - прошло еще больше времени.
Когда наконец все стихло и от двери перестал исходить жар, осела сажа, а Дитя Земли погрузилось в спокойный сон, я открыла двери. Пол устилали тела погибших братьев, в воздухе висел едкий запах дыма.
Я ждала, когда придут победители, чтобы занять Колонию, ведь все жередиты погибли. Но никто не пришел. Я не увидела ни солдат победившей армии, ни мародеров. И по сей день я не знаю, что произошло: ужасный несчастный случай либо же сознательное убийство. Ответ очень важен - если Колонию уничтожили сознательно и за этим стоят ф'доры, то они могут знать о местонахождении Дитя Земли, и тогда они вернутся.
Я ждала почти четыре столетия, но никто не появлялся. Судьба обрушила на Братство страшный удар, которого никому не удалось избежать, за исключением Дитя Земли, чья жизнь превратилась в вечную смерть; чтобы защитить эту жизнь, пришлось пожертвовать целой цивилизацией. А я самой Судьбой выбрана на роль матриарха, мне запрещено иметь детей; мать, проводник и страж - вот только для кого? А теперь появился ты, всего лишь призрак.
Акмед закрыл глаза, вспомнив запах воска в монастыре и тихие, словно шелест листьев, слова брата Хальфасиона. "Дитя Крови, - сказал дракианский мудрец, - Брат всем людям, ни с кем не имеющий родственных уз".
- Ты пришел, хотя и опоздал. У нас еще остается время; я все еще здесь, жду тебя.
- Возможно, тебе следует рассказать нам о пророчестве, - негромко предложил Акмед.
Воспоминания, затуманившие взор Праматери, исчезли, и ее взгляд стал ясным и твердым.
- Эти слова предназначены не только тебе.
- Ты сказала, что я должен быть охотником и стражем в одном лице. Но я не смогу этого сделать, не зная пророчества.
- Нет, - покачала головой Праматерь. Она сказала единственное слово, но оно обожгло кожу Акмеда. - Вас должно быть трое. Так предсказано. Тебе нужно понять еще кое-что: это последнее из мест, где родилось Время. Произнесение слов пророчеств в таких местах усиливает вероятность их исполнения. Поэтому нужно соблюдать осторожность. Иногда пророчество дозволительно произнести только один раз. В противном случае оно может исполниться совсем не так, как предполагалось. - Акмед неохотно кивнул. - Когда вернешься сюда, приведи с собой третьего. Времени осталось немного.
Праматерь легко встала и жестом предложила им последовать ее примеру.
- Разрушение гораздо проще созидания, поддержания жизни и освобождения; хватит и одного человека, чтобы уничтожить мир. Однако сохранение мира - задача, непосильная для одного. Мир, судьба которого зависит от рук одного, слишком прост, чтобы его следовало спасать.Солнце клонилось к закату, когда Грунтор закончил перемещать камни, чтобы закрыть вход в Лориториум. Акмед посмотрел на запад, следя за приближением ночи. Свет исчезающего солнца омыл подветренную сторону гор широкими потоками алого и багряного, казалось, в горах вспыхнул пожар. После всего услышанного мозг Акмеда испытывал похожие ощущения.
Грунтор отряхнул руки в перчатках из сафьяна.
- Пожалуй, я закончил. Ты готов отправиться домой, сэр?
Акмед еще раз оглядел горы, пытаясь отыскать вход в Котелок. Через мгновение он нашел его; перед воротами копошилось множество маленьких человеческих фигурок. Он закатил глаза.
- Хрекин, - выругался он. - Прибыла вторая волна послов из дальних провинций, или же они вернулись из Роланда с ответами своих лордов. Я думал, что дороги развезло и они задержатся.
Грунтор тяжело вздохнул.
- Что ж тут поделаешь, так думает Ой, сэр, - сказал он, стягивая пропитанные потом перчатки и засовывая их в заплечный мешок. - Королевские обязанности и все такое. Пора возвращаться.
Акмед еще некоторое время не двигался с места. Ему показалось, что над кем-то из гостей клубился темный туман - наверное, это тень, подумал Акмед. Тем не менее перед его мысленным взором вновь возникли картины опустошения и смерти, которые они видели на месте Колонии.
- Когда Рапсодия обещала вернуться? - спросил он, прикрыв рукой глаза от косых лучей кровавого заката.
- Она ничего не обещала, - ответил Грунтор. - Если все получилось так, как Рапсодия рассчитывала, сейчас она тренируется. Это может занять некоторое время.
Акмед нахмурился.
- Пойдем, - сказал он, закидывая за спину мешок. - Мне нужно отправить послание в Тириан со следующим почтовым караваном.19Хранители границ Тириана следили за ней около часа, и вот настал момент, когда Рапсодии это надоело. Она поняла, что за ней идут, почти сразу после того, как рассталась с Эши. Они незаметно и бесшумно спустились с деревьев, наблюдая за ней, посвистывая шагающей по их лесу. Рапсодия полагала, что хранители должны были показаться ей значительно раньше, но они лишь безмолвно, словно легкий ветерок, шли за ней, ничем не выдавая своего присутствия. Если бы она не настроилась на песнь леса, то никогда не узнала бы, что они рядом.
Наконец она остановилась посреди лесной тропинки.
- Если вас беспокоит мое присутствие, выходите, и давайте поздороваемся, - заявила она, по очереди посмотрев на те места, где они прятались. - У меня мирные намерения.
Через секунду появилась одна из стражей, и Рапсодия сразу заметила, что у нее большие миндалевидные глаза того же цвета, что и каштановые волосы, стройное, изящное тело и загорелая кожа, - иными словами, перед ней стояла истинная представительница своего народа. Она замерла на том месте, где остановились глаза Рапсодии.
- Меня зовут Седелия, - сказала она на орланданском наречии, принятом в Роланде. - Вы ищете что-нибудь конкретное?
- По правде говоря, да, - улыбнувшись, ответила Рапсодия. - Я пришла, чтобы встретиться с Элендрой.
- В таком случае вы оказались не в той части леса, - совершенно спокойно заявила ее собеседница.
- А я смогу отсюда попасть в нужную мне часть леса?
- Разумеется. - Седелия сделала едва заметное движение, но Рапсодия успела увидеть, что она убрала стрелу в колчан. Только сейчас Рапсодия разглядела у нее в руках лук. - Отсюда неделя пути. Лучше всего ехать на запад через город Тириан. Кто вы?
Певица поклонилась и вежливо представилась:
- Меня зовут Рапсодия. Если хотите, мы можем говорить на лиринском языке.
- Как пожелаете, мне все равно. - Седелия не выказала враждебности, нередко появлявшейся на лицах людей, узнававших, что беседуют с полукровкой. Хранительница повернулась на восток и издала серию звуков, похожих на птичий свист. В ответ прошелестели деревья, больше Рапсодия не услышала ничего. - Я провожу вас до Тириана.
- Спасибо, - ответила Рапсодия. - Хорошо, что у меня будет проводница.
Седелия направилась к едва различимой среди деревьев тропинке, и Рапсодия последовала за ней. Вокруг весело щебетали птицы, а легкий ветерок резвился среди ветвей Тирианского леса.
Всю дорогу они молчали. Рапсодия несколько раз пыталась завести разговор, та отвечала вежливо, однако не стремилась продолжить беседу. В конце концов Рапсодия вспомнила: ее мать говорила, только когда считала, что следует сказать нечто важное, и решила просто наслаждаться красотой весны, которая пришла в лес.
Свежая листва, точно серебристо-зеленое кружево, окутывала деревья, проснувшиеся после долгого зимнего сна. Шагая за своей молчаливой спутницей, Рапсодия чувство вала, как ее сердце наполняет прозрачная чистая радость. У нее возникло ощущение, будто она заново родилась, оказавшись в лесу, принадлежащем народу ее матери, хотя они и не были лирингласами. Поразительная простота их жизни вызывала у нее восхищение. Деревни, через которые они проходили, казались мирными и процветающими, люди, которых встречали, - доброжелательными и счастливыми. Рапсодии представлялось, что она очутилась в самом настоящем раю, и огонь, пылавший у нее в душе, разгорался все ярче.
Ночью на страже стояла Седелия. Рапсодия предложила ей разделить эту обязанность, но она вежливо отказалась, заявив, что не нуждается в сне. Сама Рапсодия тоже спала меньше своих друзей болгов и значительно меньше Джо, но и ей требовалось несколько часов отдыха, в отличие от Седелии. И потому каждую ночь она, чувствуя себя ужасно неловко под взглядом своей спутницы, забиралась под одеяло. Она надеялась, что Элендра встретит ее более доброжелательно.
На четвертый день пошел сильный дождь, его струи жалили кожу словно разъяренные насекомые, и даже Седелия решила переждать непогоду и завела Рапсодию в домик, который та ни за что бы не заметила, если бы проводница не показала ей, куда идти. Внутри оказалось несколько простых кроватей и столов, а еще скудный запас сухих продуктов. Седелия открыла буфет и предложила Рапсодии немного вяленой оленины; ей пришлось взять кусочек, чтобы не показаться невежливой.
- Что это за место? - Рапсодия попыталась еще раз вызвать свою спутницу на разговор.
Седелия оторвалась от еды.
- Дом, где отдыхают стражи границ.
- Он хорошо спрятан. Я бы ни за что его не заметила.
- Так и задумано.
Рапсодии стало не по себе от ее холодного, сурового тона.
- Я чем-нибудь вас обидела, Седелия?
- Не знаю. А вы хотели обидеть?
Хранительница границ чуть прищурила карие глаза, но в остальном выражение ее лица не изменилось, оставаясь таким же равнодушно-спокойным.
- Я не понимаю, - проговорила Рапсодия, краснея. - Прошу вас, объясните, что вы имели в виду. Мы провели вместе четыре дня, вас что-то беспокоит, но я не имею ни малейшего понятия что.
Седелия положила кусок вяленого мяса на стол.
- Пять дней назад вас видели с человеком в сером плаще с капюшоном на границе Внешнего леса.
- Ну и что? - удивленно спросила Рапсодия.
- Кто он?
- А что? - Рапсодии стало не по себе.
- Той же ночью человек в сером плаще с капюшоном возглавлял отряд, напавший на лиринскую деревню на восточной границе Внешнего леса. Ее сожгли дотла.
- Что? - вскричала Рапсодия, вскочив на ноги. Словно по мановению волшебной палочки в руках Седелии возник лук с натянутой тетивой.
- Сядьте. - Рапсодия повиновалась. - Четырнадцать мужчин, шесть женщин и трое детей погибли во время этого нападения.
Рапсодию начало трясти.
- Боги!
- Вряд ли. Еще одна попытка. - В голосе Седелии звучала едва сдерживаемая ярость. - Я хочу знать, кто этот человек.
- Его зовут Эши, - чуть слышно проговорила Рапсодия.
- Эши? А дальше?
Рапсодия взглянула на зеленые деревья.
- Не знаю.
- Вы всегда целуетесь с людьми, которых не знаете?
- Нет, - ответила Рапсодия и посмотрела на Седелию. Та вставила еще одну стрелу рядом с первой.
- Зачем вы сюда явились?
- Я сказала правду, - возмутилась Рапсодия. - Я ищу Элендру. - Седелия не сводила с нее глаз. - Ну и что вы намерены делать?
- Я тоже сказала вам правду. Провожу до Тириана. Что будет дальше, решать Риалу.
Выйдя из дома стражи, Седелия убрала стрелы в колчан и повесила лук на плечо.
- За вами внимательно следят. Так что не советую предпринимать что-нибудь не слишком разумное.
Рапсодия вздохнула. Ее представление о рае на земле несколько померкло после того, как она узнала, что за ними следят и что лирины считают, будто она имеет какое-то отношение к жестокому нападению на деревню. Она не могла позволить себе даже думать о причастности Эши к этому зверству.
В первые счастливые часы путешествия через лес, когда она общалась с ним при помощи магии музыки, ей удалось многое о нем узнать. Тирианский лес протянулся на сотни миль с запада на восток и примерно на двести с севера на юг. На западе он граничил с морем и дальше тянулся в глубь морской провинции Роланда под названием Авондерр. На юге располагался Лиринвер, долины, где жили лирины.
Восхищение, которое вызывали у нее лирины, живущие в Тириане, стало только сильнее после того, что поведал ей лес. И потому положение пленницы, за которой следят не видимые стражи, очень ее опечалило. Да еще выясняется, что ей предстоит встреча с человеком по имени Риал и тот должен вынести ей приговор. Элинсинос ничего о нем не говорила, как, впрочем, и Эши. При мысли об Эши Рапсодия похолодела.
- Сюда, - вежливо сказала Седелия.
Рапсодия надела на спину рюкзак и зашагала за ней по скользкой тропинке; капли дождя падали с ветвей деревьев, точно слезы.Еще два дня они, так же не разговаривая, шли через густые заросли, и наконец Рапсодия увидела город. Она заметила сторожевые башни задолго до того, как поняла, что это такое. На холмистом возвышении росли древние хеверольты, родственники Великого Белого Дерева, укрепленные у оснований широкой стеной из камня и дерева. Тут и там виднелись лестницы, которые вели на платформы, соединяющие их кроны.
Стена тянулась далеко на север, и Рапсодия решила, что Тириан наверняка не меньше Истона. Кроме того, она сразу заметила широкий ров с крутыми, поросшими мхом склонами. Сотни стражей лиринов, мужчин и женщин, несли службу на платформах, разгуливая над землей так, словно они вовсе и не находились на безумной высоте. Это зрелище наполнило сердце Рапсодии печалью. Надежда, что ее примут здесь с радостью, таяла с каждой минутой.
Не доходя примерно полумилю до расчищенного от деревьев участка, кольцом окружавшего город, Седелия свернула с дороги и повела Рапсодию к еще одному, скрытому от посторонних глаз, строению, очень похожему на домик стражников, где они останавливались пережидать дождь. Впрочем, он оказался больше и значительнее удобнее. Внутри не было никаких кроватей, только длинные столы и стулья. Около окон Рапсодия заметила стойки для луков и ящики со стрелами. Одну из стен занимало самое разное оружие, причем в количествах, поражающих воображение. Седелия сняла с плеча лук и вставила в него стрелу, держа его наготове, но не наставив на Рапсодию.
- Садитесь, - приказала она.
Рапсодия положила свой собственный лук, сняла походную сумку и водрузила ее на стол. Затем выдвинула грубо сколоченный сосновый стул и, тяжело вздохнув, села.
Они прождали почти час. В тот момент, когда Рапсодия собралась попросить стакан воды, дверь открылась, и в комнату вошел высокий мужчина с серебристыми волосами. Он был в такой же одежде, что и Седелия, только на его плаще, сливавшемся с зеленью леса, выделялся темно-красный капюшон, а ремень украшала пряжка из гладко отполированного дерева. На загорелом лице, изборожденном морщинами - следы прожитых лет, - сияла доброжелательная улыбка. Повернувшись к спутнице Рапсодии, он вежливо поклонился:
- Благодарю тебя, Седелия.
Проводница повесила лук на плечо и убрала стрелу в колчан. Затем, так же молча, вышла из дома и закрыла за собой дверь.
Мужчина подошел к столу и встал перед Рапсодией.
- Здравствуйте. - Он протянул руку, помогая Рапсодии встать. - Я Риал. Надеюсь, Седелия хорошо с вами обращалась.
- Да, благодарю вас. Меня зовут Рапсодия.
Риал некоторое время ее разглядывал, однако у Рапсодии не возникло ощущения, что он пытается проникнуть в ее мысли. Затем он выпустил ее руку, и она снова устало опустилась на стул, чувствуя спиной, какой он жесткий.
- У вас красивый голос, - сказал Риал и тоже сел.
- Что? - удивленно переспросила Рапсодия.
- Я слышал, как вы пели около недели назад. По крайней мере, так мне кажется.
- Вы следовали за нами?
- Нет, - улыбнулся Риал. - Я все время находился здесь, в городе. В Тириане есть вещи, неподвластные расстояниям. Например, ваша музыка.
Рапсодия смущенно покраснела.
- Значит, меня слышали все? Или только вы?
- Боюсь, вас слышали все. - Риал улыбнулся еще шире. - И не стоит смущаться. Лес сам рассказывает нам то, что мы должны знать. Тириан больше, чем просто лес. Это живое существо, и у него есть душа. Ваша музыка произвела на Тириан сильное впечатление. Он не слышал ничего подобного. И потому решил поделиться с нами своей радостью.
Рапсодия смущенно провела рукой по волосам.
- Ну, постараюсь не забывать об этом, когда в следующий раз решу открыть рот.
- Ни в коем случае, - быстро проговорил Риал. - Вы не должны стыдиться того, что может принести вашему народу пользу и радость. Вы ведь лиринглас?
- Только по матери.
- Так я и думал. Для нас большая честь познакомиться с вами, Рапсодия. Я видел лирингласов только один раз, когда некоторые из тех, что прибыли с намерьенским флотом, шли из Маносса поклониться Великому Белому Дереву и заехали к нам посетить королеву Тереллу.
- Значит, здесь правит королева Терелла?
- Правила. - Темные глаза Риала загорелись. - Она умерла триста лет назад. На престол взошел ее сын, но он умер молодым, не оставив наследников. В настоящий момент у лиринов нет правителя. Я занимаю пост лорда-регента. Еще три регента являются связующим звеном между тремя группами лиринов, которыми правила королева, - лиринверы, что живут в долинах на юго-востоке, морские лирины - на юго-западе и еще те, что населяют Маносс. У маноссцев свое собственное правительство, но они считают себя подданными Тириана, точнее, считали, когда у нас была королева. В настоящий момент мы разобщены, почти так же, как жители Роланда. На самом деле, это ужасно.
Рапсодия не знала, как отреагировать. Она думала, что ее станут расспрашивать об уничтоженной деревне, а вместо этого сам лорд-регент вкратце поведал ей о тирианской политике. Она оперлась локтями на стол и положила голову на руки. Риал тут же встал и подошел к двери, он издал мелодичный свист, и вскоре появился стражник, принесший мех с водой. Риал поблагодарил и протянул его Рапсодии.
- Вот, возьмите. Я вижу, вы устали и потрясены. Вы пейте воды и отдохните немного.
Рапсодия улыбнулась и взяла из его рук мех.
- Спасибо. Вы правы. Я потрясена и устала. Я сожалею о гибели лиринской деревни, но не имею к ней никакого отношения. Честное слово.
- А я и не думал, что имеете, - кивнув, проговорил Риал. - Пограничные конфликты возникают вот уже несколько лет. Просто вы прибыли в Тириан в неподходящий момент. Что вы можете рассказать о своем спутнике?
Рапсодия задумалась. Даже после стольких месяцев, проведенных в чужой земле, она не могла решить, кому следует доверять. Эши предложил ей сотрудничество, но если она, сама того не желая, привела его в Тириан, а он виновен в уничтожении деревни, значит, она стала соучастницей преступления. Она считала, что ее долг перед собственным народом состоит в том, чтобы найти виновных.
С другой стороны, если Риал и лирины имеют отношение к демону, о котором говорила Элинсинос, она отдаст в их руки невиновного человека. Лорд Стивен упоминал, что его жена погибла во время налета банды лиринов. Политика Акмеда, считавшего, что никому нельзя доверять, казалась ей вполне разумной и с каждым днем нравилась все больше.
- Боюсь, я не слишком хорошо его знаю. Его зовут Эши. Он привел меня сюда из Илорка... Канрифа. Мне он не сделал ничего плохого. За то время, что я провела с ним рядом, он вообще никому не причинил зла. Он всегда ходит в сером плаще и не снимает капюшона. Не думаю, что мне доведется встретиться с ним снова.
Риал кивнул.
- А зачем вы прибыли в Тириан?
- Я ищу Элендру.
- Вы не возражаете, если я поинтересуюсь, зачем она вам понадобилась?
- Не возражаю, - посмотрев ему в глаза, ответила Рапсодия. - Я рассчитываю, что она научит меня обращаться с мечом.
Риал откинулся на спинку стула и задумался.
- А как вы узнали про Элендру? Она больше не тренирует тех, кто не живет в Тириане.
Рапсодия подумала про Элинсинос и улыбнулась про себя.
- Кое-кто посчитал, что только она сможет научить меня владеть моим мечом.
- У вас какой-то особенный меч?
- Да.
- Интересно. Я являюсь специалистом по мечам и ужасно их люблю. Не могли бы вы показать мне ваш?
Рапсодия подумала немного и решила выполнить его просьбу. И одновременно приготовилась с боем выбираться из домика. Риал производил впечатление серьезного противника, и она прикинула, что ей, скорее всего, придется прибегнуть к помощи огня, чтобы пройти мимо него.
- Хорошо, - сказала она и достала Звездный Горн.
Меч вырвался на волю, и его сияние наполнило комнату ослепительным белым светом, который уже в следующее мгновение превратился в языки пламени, обнимающие сверкающий клинок. Риал в изумлении смотрел на меч, не в силах оторвать от него глаз. Сам того не замечая, он поднялся на ноги.
- Звездный Горн, - с благоговением прошептал он.
- Да.
Через несколько минут он оторвал взгляд от меча и посмотрел на Рапсодию.
- Вы илиаченва'ар.
- Наверное, если так зовут того, кому принадлежит Звездный Горн, - ответила Рапсодия, стараясь, чтобы голос звучал не слишком легкомысленно.
Риал снова погрузился в задумчивость. Наконец он сказал:
- Я немедленно позабочусь о том, чтобы доставить вас к Элендре.20Нового проводника Рапсодии звали Кловис, цветом волос и глаз он не отличался от Седелии; Рапсодия даже подумала, что они вполне могли быть близнецами. Однако он гораздо охотнее улыбался, и она чувствовала себя намного спокойнее, выходя с ним из дома стражи на южную дорогу. Когда она собралась в путь, Риал прикоснулся к ее руке и сказал:
- Рапсодия, надеюсь, вы знаете, что мы всегда рады видеть вас в Тириане. Лес дал это ясно понять, думаю, что и я тоже.
- Спасибо. - Рапсодия тепло улыбнулась лорду-регенту. - Посмотрим, согласится ли с вами Элендра.
- Конечно, согласится. У Элендры имеются собственные странности, и у нее весьма сложный характер, но она мудрая женщина. Больше всего на свете она хочет, чтобы в мире царили покой и безопасность.
Рапсодия изо всех сил старалась улыбаться, когда Риал склонился над ее рукой, а потом повернулся, чтобы уйти. Она помнила рассказы Эши о том, что его друзья считали Элендру суровой, лишенной чувства юмора наставницей. Однако до Акмеда ей наверняка далеко, подумала Рапсодия и на том успокоилась. Когда Риал скрылся среди деревьев, она повернулась и зашагала за Кловисом.
Через час они вышли к огромному саду - или парку? - где росли самые разные деревья, роскошная трава и дикие цветы. Все вместе это создавало ощущение, будто ты попал в поразительной красоты уголок нетронутой природы, а не в обычный сад. Впрочем, по некоторым, далеко не сразу бросающимся в глаза деталям было видно, что здесь поработали руки лиринов, - слишком аккуратная тропинка, клумба почти идеальная по своей цветовой гамме, каких не встретишь в природе, отсутствие сорняков и кустов, путающихся под ногами. 
Чуть в стороне от ровной, ухоженной тропинки, в глубине сада, собралась группа детей, которые держали в руках деревянные мечи и весело хохотали над шуткой како го-то взрослого, присевшего на корточки среди них.
Оказалось, что они собрались вокруг женщины с длинными серебристыми волосами, кое-где тронутыми проседью. Она была одета в простую белую рубашку и потрепанные кожаные штаны, но ни кольчуги, ни оружия Рапсодия у нее не заметила. Женщина тихонько разговаривала с детьми, затем терпеливо принялась объяснять маленькому мальчику, как следует держать в руке игрушечный меч. Затем замерла на месте, как будто что-то услышала.
Женщина выпрямилась, оставила какие-то распоряжения детям и только после этого направилась к Рапсодии, которая с трудом удержалась от удивленного восклицания, - по ширине плеч женщина не уступала Акмеду или Эши, а серебристый цвет волос, золотисто-розовая кожа и длинные изящные руки и ноги без слов говорили о том, что она лиринглас, Певица Неба, как и мать Рапсодии. С тех пор как она покинула Остров, Рапсодия ни разу не видела никого из представителей Народа Полей.
- Мирва эвет лиатуа тайдерэ. Итахн вериата.
Рапсодия чувствовала, что сердце вот-вот выскочит у нее из груди. Произнесенные на языке древних лиринов слова принадлежали другому времени. "В тебе встретились две реки. Как замечательно". Произношение и диалект, на котором говорила женщина, ничем не отличались от того, что использовала ее мать, а метафора, обозначающая лиринов смешанной крови, имела серендаирское происхождение.
- Добро пожаловать, - сказала женщина и улыбнулась.
Рапсодия почувствовала, что не может ни сдвинуться с места, ни ответить, - нахлынувший поток чувств и воспоминаний грозил накрыть ее с головой и утопить в своих бушующих водах. Она сделала шаг и открыла рот, пытаясь хоть что-нибудь сказать, но не смогла выдавить из себя ни звука. Она встретилась глазами с женщиной и увидела там отражение своей тоски по давно ушедшим временам. На лице незнакомки появилось изумление, когда она заметила слезу, сбежавшую по щеке Рапсодии.
- Я Элендра. - Женщина ласково погладила Рапсодию по плечу. - И я очень рада тебя видеть.
- Рапсодия. Меня зовут Рапсодия, - наконец пролепетала Певица. - Элендра, как падающая звезда. - Когда она произнесла эти слова, в воздухе возникла и тут же исчезла, будто рассыпалась на крошечные хрустальные осколки, которые унес ветер, едва различимая музыкальная нота. - Мне не сказали, что вы из лирингласов, - добавила она и улыбнулась, не замечая своих слез.
- А мне не сказали, что именно твоя музыка наполнила лес чарующими звуками, впрочем, я их понимаю. Ты, наверное, пришла издалека и устала. Идем со мной, я тебя напою и найду место, где ты сможешь отдохнуть.
Рапсодия на мгновение задумалась над словами Элендры. С тех пор как она вошла в лес Тириан - восемь дней назад, - ей ни разу не удалось вздремнуть больше двух часов. Голос леса и могущественная магия, окружавшая ее со всех сторон, придавали ей силы. Сейчас же ей вдруг показалось, что она может сбросить тяжкий груз, который несла много дней, и расслабиться, ведь здесь ей ничто не угрожает. Неожиданно на нее навалилась такая страшная усталость, что она и сама перестала понимать, как еще держится на ногах.
- Я действительно немного устала, - не стала спорить она.
- Спасибо, Кловис. - Проводник Рапсодии кивнул и вернулся на тропинку, по которой они пришли, и уже через несколько секунд скрылся в лесу, совсем как Риал, пожелавший им счастливого пути. Элендра взяла Рапсодию за руку. - Идем, ты и правда едва держишься на ногах.
Она провела Рапсодию через луг и небольшую рощицу цветущих деревьев, и вскоре они подошли к краю поля у подножия холма. Там Рапсодия увидела небольшой, крытый дерном домик, прижимавшийся к крутому склону. Он был построен из дерева, а затем оштукатурен, застекленные окна защищали надежные ставни, из каменной трубы тянулась едва различимая струйка дыма. Элендра открыла низкую дверь и пригласила Рапсодию внутрь.
- Входи и чувствуй себя как дома. - Она подошла к довольно большому очагу, где над тлеющими углями висел котелок. - Садись где понравится.
Рапсодия сразу увидела, что часть дома построена внутри холма и на самом деле он был значительно больше, чем казался снаружи. Они вошли через маленькую прихожую в просторную комнату, занимавшую половину дома.
Как и сама Элендра, обстановка ее дома удивила Рапсодию - она ожидала совсем другого. Здесь все было очень скромно и просто - только то, что нужно для жизни, и ни каких украшений или излишеств. Два кресла с высокими жесткими спинками стояли около очага, сложенного из грубо обработанных камней. Неподалеку располагался диван, а в углу устроилось простое соломенное кресло-качалка. В другом конце комнаты почти все место занимали большой стол из темной сосны, две скамьи и два стула. Несколько огромных подушек, разбросанных тут и там, по-видимому, выполняли роль недостающей мебели. Возле двери Рапсодия заметила стойку для оружия с самым обычным, видавшим виды мечом и диковинно изогнутым луком из белого дерева.
Рапсодия опустилась в кресло-качалку и вздохнула с облегчением. Ноги у нее болели, все тело отчаянно ломило. Она оглянулась на хозяйку дома, хлопотавшую возле очага. Комната оказалась неожиданно просторной, потому как потолком служила крыша, а по всему ее периметру шел балкон. В огромном очаге можно было готовить еду и печь хлеб, а центральная его часть предназначалась для отопления - сейчас там лежали тлеющие угли.
Стены внутри были такими же, как и снаружи, - сквозь штукатурку проглядывало дерево. На балкон вела лесенка, на голом полу лежал лишь небольшой коврик, вышитый сложным геометрическим узором. Рапсодия улыбнулась. Ей показалось, что она вернулась домой, так хорошо и спокойно ей вдруг стало.
- Вот, выпей, это немного тебя согреет. - Элендра протянула Рапсодии большую глиняную кружку.
Она оказалась горячей, но Рапсодия продрогла - весна еще только вступила в свои права - и с удовольствием взяла питье. Кружку наполняла золотисто-красная жидкость, от которой поднимался сильный аромат специй. Рапсодия сделала глоток и почувствовала сладкий вкус меда и апельсинов, смешанных с лепестками и плодами шиповника, клевером, корицей и еще чем-то едва уловимым. К Рапсодии мгновенно вернулись воспоминания, которые, казалось, навсегда остались в прошлом.
- Дол моул, - прошептала она и, закрыв глаза, грустно улыбнулась. - Мама давала нам его, когда мы приходили с улицы в холодные дни.
- Да, я не сомневалась, что ты его узнаешь, - ответила Элендра. - Хотя твоя мама, как и моя, использовала, скорее всего, пчелиный мед.
- Я не пила его с детства.
- Людям он не нравится. Даже гвенены и лесные лирины не умеют его готовить. Они всегда кладут туда густую сладкую патоку, а не легкий, прозрачный мед. Настоящий дол моул подавали только в "Придорожной таверне" - очень много лет назад. Сейчас, боюсь, о нем забыли, его поглотило море вместе с бесчисленным количеством других ценностей. Теперь я единственная, кто его пьет и получает удовольствие, по крайней мере так было до сих пор.
- Они сами не знают, чего лишают себя, - заявила Рапсодия.
Элендра легко уселась на ручку одного из кресел, и Рапсодия вдруг почувствовала, что на нее снизошло почти забытое спокойствие. Серые глаза Элендры сияли в свете догорающих углей, она терпеливо ждала, когда Рапсодия заговорит сама, и затянувшееся молчание не казалось тяжким или напряженным.
"А она красивая", - подумала Рапсодия, хотя фигура Элендры не отличалась мягкостью и округлостью очертаний. Широкие мускулистые плечи без слов говорили о ее профессии воительницы, а изборожденное морщинами обветренное лицо указывало на прожитые на открытом воздухе годы. В каждом движении Элендры сквозила уверенность без малейшего намека на высокомерие и одновременно мягкость и доброта. В серебристых глазах Рапсодия видела ностальгическую грусть. Сколько же поколений родилось и умерло на глазах Элендры?
- У тебя, наверное, накопилось множество вопросов, - сказала Элендра, прервав размышления Рапсодии. - Давай попытаемся ответить на некоторые из них. Я Элендра Андарис, последняя илиаченва'ар. И я тебя ждала.
- Правда? А как вы узнали, что я приду?
- Скорее, я надеялась, Рапсодия. Я ждала возвращения меча два десятка лет. И знала, что он вернется. А с ним придет илиаченва'ар. Я рада, что меч принадлежит женщине, намерьенке, да еще представительнице народа лиринглас.
- А как вы догадались, что я из старого мира?
- Достаточно на тебя посмотреть, дорогая. Кроме того, я не видела ни одного представителя нашего народа с того самого момента, как ступила на эту землю. Мне говорили, что несколько лирингласов покинули Остров со Вторым флотом и высадились в Маноссе, но, насколько мне известно, кроме нас с тобой, не осталось никого из когда-то могучей и благородной семьи, вырастившей великих воинов и ученых.
- Вы можете это сказать только о себе, Элендра, - смущенно пролепетала Рапсодия. - Но, прошу вас, не нужно приписывать мне качеств, которыми я не обладаю. Я самая обычная крестьянская девчонка. А моя мать была женой фермера.
- Благородство не имеет никакого отношения ни к социальному статусу, ни к происхождению. Дело в твоем сердце. Скажи мне, зачем ты сюда пришла?
- Я хотела бы научиться владеть мечом, если вы согласитесь со мной заниматься, - ответила Рапсодия и сделала еще один глоток живительного напитка. - Я не заслуживаю такого оружия, если не умею им правильно пользоваться.
- Вот, пожалуйста: желание стать достойной великого оружия, - сказала Элендра, скорее обращаясь к самой себе, чем к Рапсодии. Ее серые глаза сияли. - А как ты намерена поступить со своим новым знанием, если я соглашусь с тобой им поделиться?
- На самом деле я не знаю. Я прекрасно понимаю, что мои слова звучат глупо, но я думаю, что Звездный Горн попал ко мне в руки не просто так. Может быть, я смогу помочь намерьенам снова объединиться или, возможно, мне удастся положить конец ужасным пограничным конфликтам.
- Желание служить высшей цели, - пробормотала Элендра. - А что, если ты погибнешь, пытаясь ее добиться?
- Мне кажется, так и произойдет, - спокойно ответила Рапсодия. - Я чувствую: мое время ограничено, несмотря на то что говорят о бессмертии намерьенов. Я надеюсь погибнуть не зря и сделать этот мир немножко лучше, чем он был, когда я здесь появилась.
- Понимание того, что существуют вещи важнее собственного благополучия, и стремление отдать за них жизнь, - тихо проговорила Элендра, но уже в следующее мгновение голос ее зазвучал громче и увереннее. Она задала Рапсодии последний вопрос: - А если ты решишь использовать меч против лиринов?
- Я разрешаю вам убить меня немедленно и без колебаний. Я никогда не предам свой народ.
- Верность цели и своей крови. - Элендра улыбнулась. - Нет, Рапсодия, думаю, ты ошибаешься. Ты не крестьянка. В душе ты истинная лиринглас, кем бы ни был твой отец. И родилась ты, чтобы стать илиаченва'ар. Для меня честь обучать тебя.
- Мне кажется, для начала вам стоит рассказать мне, кто такой илиаченва'ар, - смущенно попросила Рапсодия. - Трудно дать обещание стать тем, о ком ты ничего не знаешь.
- Справедливо. - Элендра откинулась на спинку кресла, держа в руках свою кружку с дол моулом. - Как ты переведешь слово "илиачен"?
- Свет в мрак или из мрака.
- Разумеется, ты знаешь, что означает суффикс "вар"?
- Тот, кто приносит или владеет.
- Верно. Итак, слово означает "тот, кто приносит свет в темное место".
- Или уносит его.
- Именно. - Элендра была явно довольна. - В старом мире Звездный Горн имел два имени: Илиа, означающее Свет, и Огненная Звезда. Я уверена, ты уже догадалась, откуда взялось второе название. Теперь ты понимаешь, какую роль играет илиаченва'ар?
- Я должна нести свет?
Элендра рассмеялась, весело, будто раздался мелодичный звон колокольчиков. Так звучал голос матери Рапсодии, когда та чему-то радовалась, и она неожиданно почувствовала, как у нее сжалось сердце.
- Ну, меч, конечно же, облегчит твою задачу. Ты великолепно подходишь для этой роли, Рапсодия. Илиаченва'ар старается принести свет туда, где царит зло.
Рапсодия смущенно ерзала в своем кресле.
- Не знаю, Элендра. Я не уверена, что мне удастся распознать зло, когда я его увижу. Понимаете, я далеко не всегда принимаю правильные решения. Люди, которых принято считать чудовищами или недостойными называться человеческими существами, мои самые лучшие друзья, и я их очень люблю, а вот тем, кто занимает высокое положение в обществе и обладает репутацией благородных людей, я не доверяю. Мне трудно определить, кому следует верить и когда необходимо помалкивать, а не высказывать свое мнение вслух. Я смогу оказаться очень опасной в роли илиаченва'ар. Возможно, мне просто следует отдать меч вам.
- Правда? И что я стану с ним делать?
Краска залила щеки Рапсодии.
- Я... ну, не знаю. Ведь меч раньше принадлежал вам.
- И ты считаешь, что я снова должна стать илиаченва'ар?
- Мне кажется, решать вам, Элендра. Я не хотела показаться вам чересчур бесцеремонной.
Элендра снова улыбнулась:
- Дело не в бесцеремонности, Рапсодия. Просто ты кое-чего не знаешь. Но это поправимо.
- Я многое искала в этой земле, Элендра, с тех пор, как здесь оказалась, - вздохнув, проговорила Рапсодия, - и мне удалось обнаружить одну интересную вещь - информацию, честную и непредвзятую, найти труднее всего. Люди не желают с ней расставаться, словно она является самым драгоценным достоянием их предков. И еще доверие.
- Ты узнала гораздо больше, чем тебе кажется. Позволь, я скажу тебе три вещи. Первое: я отлично понимаю твои чувства и сделаю все, что в моих силах, чтобы ты получила всю необходимую информацию. Задавай мне любые вопросы, и я расскажу тебе все, что мне известно, без малейших колебаний.
Рапсодия тяжело вздохнула:
- Спасибо. Только я не уверена, в состоянии ли я справиться с тем, что на меня свалилось.
- Ты справишься. Второе: ты считаешь себя неспособной различить добро и зло, а это проявление поразительной мудрости. Не все, что кажется красивым, является добром, и далеко не все добро красиво. Как правило, такие вещи принято объяснять в детстве, чтобы хорошенькие девочки не становились тщеславными, а те, кого природа не одарила особой красотой, не страдали, считая себя неполно ценными. Правда гораздо глубже и сложнее; добро не всегда можно легко увидеть и распознать. Как, впрочем, и зло.
- Илиаченва'ар имеет какие-нибудь особые обязанности, кроме как освещать темные комнаты и разгонять неопознанное зло?
Элендра звонко рассмеялась.
- Вообще-то по традиции илиаченва'ар выступает в роли священного защитника. Иными словами, сопровождает и охраняет пилигримов, священнослужителей, мужчин и женщин, посвятивших себя Богу. Какому, не имеет значения. Ты должна оберегать каждого, кто в тебе нуждается, отправляясь на поиски Бога или того, кого он считает Богом.
- Вы хотели сказать мне что-то еще - третье, - напомнила Рапсодия.
Элендра перестала улыбаться и заговорила уже серьезно:
- Звездный Горн сам выбирает того, кому он будет принадлежать. Он выбрал тебя, Рапсодия. Я не могу снова стать илиаченва'ар, даже если бы захотела, а я не хочу.
- А почему вы перестали быть илиаченва'ар? Можете не отвечать, если не хотите.
Элендра медленно встала с кресла и подошла к очагу; наклонившись, она помешала угли под котелком с дол моулом. Потом взяла с полки у очага помятый чайник, налила в него воды и повесила его рядом с котелком. Рапсодия видела, как напряглась ее спина, когда она повернулась и посмотрела ей в глаза.
- Я еще никому этого не рассказывала, Рапсодия. Однако мне кажется, что ты должна знать.
- Вы мне ничего не должны, Элендра, - выпалила Рапсодия и покраснела. - Извините, что влезла не в свое дело.
- Никто никогда меня не спрашивал, главным образом потому, что они считают, будто я не в своем уме. - Элендра вернулась и тяжело опустилась в свое кресло. - На протяжении нескольких веков я пыталась убедить их, предупредить о зле, которое живет среди них и которое последовало за ними, когда они покинули Остров, но они отказывались меня слушать.
- Намерьены?
- Сначала намерьены, а потом лирины.
Элендра снова встала и скрылась на кухне, но вскоре вернулась с двумя ножами и черной железной кастрюлей с картошкой и луком. Поставив ее на сосновый стол, она отправилась к ящикам, стоящим у двери, покопалась там несколько минут и достала вяленое мясо, несколько морковок и ячмень. Рапсодия подошла к столу, выдвинула стул, села рядом с Элендрой и взяла один из ножей. Она принялась ловкими уверенными движениями чистить картошку, а Элендра тем временем яростно кромсала лук, дав выход буре, которая бушевала у нее в душе. Когда она снова заговорила, голос ее звучал совершенно спокойно.
- Видишь ли, Рапсодия, когда намерьены покинули Серендаир, я выступала в роли защитницы Первого флота, в чью задачу входило обосноваться в новых землях, обнаруженных Меритином. Он сообщил, что, кроме драконихи по имени Элинсинос, там никто не живет.
Гвиллиам, последний сереннский король, решил, что армия покинет Остров последней и поплывет с Третьим флотом, поскольку в ней не должно возникнуть никакой необходимости на необитаемых землях. Ему не хотелось, чтобы у драконихи появилось ощущение, будто гости собираются ей угрожать или при помощи оружия захватить земли. Мы получили приглашение Элинсинос и потому прибыли сюда с миром - архитекторы, каменщики, плотники, врачи, ученые, целители и фермеры. На нашу долю выпало немало испытаний, мы потеряли Меритина и с ним многих других, пока добрались до места. Но нас ждали новые земли, которые приняли нас с распростертыми объятиями, и мы, покинув свои корабли, приступили к выполнению задачи, поставленной перед нами королем. Все было очень просто. В отличие от тех, кто прибыл после нас. - Элендра бросила лук и картошку, которую почистила и нарезала Рапсодия, в кастрюлю, затем принялась рубить мясо.
- Через год на берег сошли представители Третьего флота, но прошло почти пятьдесят лет, прежде чем мы снова встретились. Это был настоящий праздник, трения между нами начали возникать гораздо позже. Однако в самый разгар ликования и шумной радости, когда все веселились по поводу объединения представителей двух флотов, мне вдруг стало не по себе. Я почувствовала едва различимый запах демона, виновного в начале Великой Войны, чудом не уничтожившей Остров несколькими веками раньше. Ты слышала о ф'дорах?
- Да, немного, но все равно расскажите.
- Ф'доры - одна из Первородных рас, как и драконы; они среди первых появились на земле, были связаны с темным огнем и несли в себе зло. Ф'доры, извращенные, похожие на духов существа, стремящиеся к разрушению и хаосу, умело манипулирующие другими людьми, тратили целые века на то, чтобы придумать способ расширить свои возможности и побороть слабости. Они ловкие лжецы, умеют взять частицы правды, смешать их с полуправдой и самым настоящим враньем и получить весьма убедительный результат, которому все верят. Поскольку они не обладают телами, они могут проникнуть в любого мужчину или женщину и стать с ними единым целым.
Иногда такая связь бывает временной и не слишком жесткой: жертва выполняет какое-то действие, нужное ф'дору, и тот его оставляет и больше не беспокоит. Иногда они проникают в душу и владеют ею до самой смерти человека, в которого вселились.
Но есть еще и самый худший вариант - когда ф'дор проникает в человека и полностью подчиняет его себе. Он живет в его теле, становясь сильнее по мере того, как растет и мужает человек, его принявший, накапливает могущество, а затем может перейти в другое тело, ему даже не страшно, если человек, в которого он вселился, умирает. Многие, включая и меня саму, не понимают, как это происходит. - Она замолчала, а потом тихо добавила: - Я много страдала от рук ф'доров, я и те, кого я любила.
Так вот, когда мы встретились с представителями Третьего флота, я сразу поняла, что с ними прибыл ф'дор. Он проник в кого-то, кто приплыл сюда на одном из кораблей Третьей волны. Гвиллиам не смог нас защитить. Он пытался сделать все, чтобы зло не последовало за нами, - и не смог. Но мне никто не поверил.
Рапсодию передернуло.
- Наверное, это было ужасно. Что вы сделали?
- Когда король и королева поженились и стали править объединенными намерьенскими землями, я рассказала Гвиллиаму и Энвин о своем открытии. Они отнеслись к моему предупреждению легкомысленно. Впрочем, все было спокойно, ничего особенно страшного не происходило, и надо мной стали потешаться: мол, я вижу опасность там, где ее нет.
Они не понимали, что зло такого рода не обязательно должно быть у всех на виду. Если никто его не замечает, это еще не значит, что его нет. Скорее всего, оно набирает силу, прячась где-нибудь в темном, недоступном для людей углу. Но Гвиллиам и Энвин считали, что все идет хорошо, ф'доров никто не встречал, а король и королева мирно правили намерьенами в течение трех веков. Но однажды ночью в Канрифе, который сейчас называется Илорком, все рухнуло. Приложил ли к этому руку демон, или они сами виноваты в произошедшем, никто никогда не узнает. Началась война, длившаяся более семи веков. А я все это время готовила воинов и отправляла их на поиски ф'дора. Ни один из них не вернулся. - Элендра бросила мясо в кастрюлю и принялась чистить ячмень.
- Этого оказалось недостаточно, чтобы убедить их в том, что вы говорите правду?
- Во время войны потери не имеют такого значения - солдаты гибнут и исчезают постоянно. После того как война закончилась, наступило, некое подобие мира, и люди стали поговаривать, будто я сама виновата в исчезновении своих воинов. Намерьены, а за ними и лирины решили, что я сошла с ума и занимаюсь поисками демона, которого не существует. Даже я сама начала сомневаться: а не ошиблась ли я, не стала ли жертвой боли, которую мне довелось испытать в прошлом. Постепенно намерьены перестали присылать ко мне на обучение своих сыновей, опасаясь, что я навлеку на них смерть дикими идеями и погоней за призраками. Но я продолжала искать ф'дора; впрочем, в конце концов я перестала верить себе и признала ошибку.
Рапсодия подошла к своей дорожной сумке и вытащила мешочек со специями, а затем положила пригоршню сушеных трав и немного дикой редиски в кастрюлю.
- Но оказалось, что вы не ошиблись. Как это выяснилось?
- Я нашла Гвидиона.
- Гвидиона из Маносса? - уточнила Рапсодия.
- Да. Тебе о нем известно?
- Я слышала его имя - один раз, - ответила Рапсодия. - Поэтому вряд ли можно сказать, что мне о нем что-то известно. Я побывала в крепости лорда Стивена Наварна. У него есть намерьенский музей, и там он хранит несколько вещей Гвидиона.
- Я тоже его не знала. Видела один раз, во время церемонии Присвоения имени, когда он был еще ребенком. Однако со Стивеном я была знакома, он брал у меня уроки. Стивен и Гвидион дружили с самого детства, они выросли в разных провинциях, но потом встретились снова, когда Стивен приехал к отцу Гвидиона для продолжения образования.
Рапсодия сняла с огня кипящий чайник и начала заливать содержимое кастрюльки. Элендра в изумлении смотрела, как она держит голой рукой раскаленную железную ручку. Рапсодия почувствовала ее взгляд и, улыбнувшись, подняла голову.
- А кем был отец Гвидиона?
- Ллаурон, Главный жрец филидов из леса Гвинвуд. - Элендра поспешно отскочила в сторону, чтобы не обжечься кипятком, который Рапсодия, вздрогнув, щедро плеснула на стол. Рапсодия быстро вытерла лужу полотенцем, которое нашла возле очага.
- Извините, Элендра, на вас не попало?
- Нет, а на тебя?
- Все нормально. Вы сказали, что Гвидион из Маносса был сыном Ллаурона?
- Единственным сыном и единственным наследником. Жена Ллаурона, она была из лиринов, ее звали Синрон, умерла во время родов.
- Какая печальная история.
Рапсодия задумалась над словами Элендры и почувствовала, как у нее сжимается от жалости сердце. Неудивительно, что ее мягкий и добрый наставник решил жить затворником в Гвинвудском лесу и целиком посвятил себя работе. Интриги намерьенской знати, естественно, не мог ли восполнить его потерю, и потому он погрузился в себя и свои книги, занимался садом и учениками и навсегда отказался от своего состояния и титула. Кроме того, теперь Рапсодия поняла, почему он поддерживал столь тесные отношения с лордом Стивеном, близким другом своего сына.
- Вы сказали, что нашли Гвидиона? Что вы имели в виду?
Глаза Элендры затуманились, словно она заглянула в прошлое.
- Двадцать лет назад я наткнулась на Гвидиона на границе Гвинвудского леса, в Наварне, неподалеку от Дома Памяти. Он был истерзан, весь в крови, смерть подбиралась к нему. Он отправился на поиски демона, и ему единственному удалось от него уйти. Но его раны наводили ужас - грудь располосована, кусок души вырван. Увидев его, я сразу поняла, что он умирает, и знала, кто его убил.
- Ф'дор?
- Конечно. Его душа истекала кровью; тело окружал пульсирующий алый ореол - я уже много раз видела такое. Считается, что душа эфемерна и у нее нет физической оболочки, но ф'дор сумел разорвать ее. Страшное зрелище!
- Мне даже представить такое трудно. И что вы сделали?
- Я испугалась, но не за Гвидиона. За свою жизнь я видела много смертей и перестала их бояться. Меня повергла в ужас сила ф'дора. Гвидион был сильным противником. Он вырос среди диких полей Маносса, побывал в далеких, полных опасностей землях, где встречался с Морскими Магами, участвовал в нескольких войнах. Более того, могущество Ритуалов Причащения, которые он прошел благодаря своему происхождению, не имело себе равных.
От Гвиллиама, своего деда, он унаследовал связь с Землей, которая дается только тем, в чьих жилах течет кровь королей. Со стороны Энвин, бабки, он был потомком Элинсинос, драконихи, и Меритина, представителя сереннов, одной из пяти Первородных рас, возникших от стихий, из которых соткана ткань вселенной.
По материнской линии он из Маквитов. Гвидион был кирсдаркенвар и глава Дома Ньюлэнда, первого среди домов Маносса. И несмотря на все это, кронпринц намерьенской династии превратился в кусок кровоточащей плоти. Если ф'дор смог расправиться с Гвидионом из Маносса, значит, его могущество столь возросло, что мне не стоило рассчитывать победить его в одиночку. Я рассказываю о событиях, произошедших двадцать лет назад, Рапсодия, и мне страшно подумать, во что демон превратился за эти годы. - Она нахмурилась и посмотрела на свою новую ученицу.
Рапсодия едва сдерживала дрожь.
- Гвидион был кирсдаркенвар?
- Да. Ему принадлежал меч, рожденный стихией воды, Кирсдарк, который передавался в его семье из поколения в поколение. По праву рождения и благодаря ритуалу передачи Гвидион владел мечом мастерски. И если он, сражаясь мечом, созданным специально для борьбы со злом, потерпел поражение, то только Трое смогут уничтожить демона. Рапсодия? Что случилось?
Рапсодия смотрела в окно, за которым медленно сгущались сумерки.
"Ты и сам связан с водой или только через меч?"
"Я не знаю. Кирсдарк у меня так давно, что я уже и не помню времени, когда стихия воды мне не подчинялась".
Перед глазами Рапсодии возникла скрытая от посторонних глаз поляна, где она неожиданно увидела Эши обнаженным по пояс после купания - а на теле у него страшную рану, залитую пурпурными лучами солнца. Неожиданно в памяти всплыла другая поляна в густой чаще леса.
"Ты, наверное, встретила ракшаса. Ф'дор создал их в Доме Памяти двадцать лет назад. Ракшас внешне похож на того, чью душу он захватил. Он рожден из крови демона, иногда других существ, как правило, ничего не ведающих диких животных. Ракшас, возникший только из крови, недолговечен и лишен разума. Но если демон завладел душой - человека или любого другого живого существа, - он может вложить ее в свое творение, и тогда ракшас выглядит в точности как человек, чьей душой он обладает. Хозяин души при этом, разумеется, умирает. Кроме того, к ракшасу переходит часть знаний захваченного существа, и он даже может вести себя, как прежний хозяин. Но они извращены и несут в себе только зло, опасайся их, Прелестница. И еще: он где-то рядом. Будь осторожна, когда уйдешь отсюда".
Седелия смотрела на нее сердитым, недоверчивым взглядом.
"Я чем-нибудь вас обидела, Седелия?"
"Пять дней назад вас видели с человеком в сером плаще с капюшоном на внешней границе леса. Той же ночью человек в сером плаще с капюшоном возглавил отряд, на павший на лиринскую деревню на восточной границе Внешнего леса. Ее сожгли дотла. Четырнадцать мужчин, шесть женщин и трое детей погибли во время этого нападения".
Она вспомнила выражение, появившееся на лице Акмеда, когда она перевела ему контракт, который они обнаружили в Доме Памяти.
"Контракт подписали Сифиона - полагаю, это женщина с обсидиановым кинжалом - и некто по имени Ракшас, представитель человека, который именуется "господином". Его имя нигде не упоминается. Среди прочего, необходимо принести в жертву тридцать три невинных человеческих сердца и столько же сердец лиринов или лиринов-полукровок".
- Рапсодия? - Элендра крепко ухватилась сильными руками за плечи ученицы.
Рапсодия быстро повернулась к ней:
- Что?
- О чем ты задумалась?
Девушка снова выглянула в окно и с трудом сглотнула; приближалась ночь.
- Поговорим после ужина, Элендра. А сейчас нам нужно спешить, иначе мы пропустим молитву.
- Молитву?
Рапсодия удивленно посмотрела на воительницу. Она же чистокровная лиринглас - Певица Неба, - значит, должна приветствовать заход солнца и появление на небе звезд. Но Элендра в изумлении смотрела на Рапсодию, словно не понимала, о чем та говорит. Может быть, она называет молитву иначе?
- Идемте, Элендра. Я уже столько времени не пела священную песнь с человеком, который ее знает.
Она взяла Элендру за руку, они вместе вышли из домика и поспешили на ближайшую поляну, вокруг них быстро сгущались сумерки.21Когда Рапсодия и Элендра добрались до поляны, почти совсем стемнело, на небе появилась Дневная звезда и россыпь мелких ярких точек, уверенно занявших свои места на черном бархатном пологе ночи, они сияли сквозь легкие облака, проплывавшие мимо серебристой красавицы луны.
Рапсодия постаралась очистить свое сознание и откашлялась. Она не заметила, как подкралась ночь, и потому попыталась поскорее настроиться на торжественную песнь, посвященную звездам. На время она забыла об ужасах, рассказанных Элендрой, надеясь, что они не помешают ей исполнить древний ритуал, которому научила ее мать. Последние лучи солнца погасли, и она пропела первую ноту прощальной молитвы, пожелание солнцу доброго пути сквозь мрак и обещание с радостью встретить его, когда наступит новый день.
Она пела едва слышно, надеясь, что Элендра к ней присоединится, но воительница стояла молча. Тогда Рапсодия запела громче - ночь вступила в свои права, и теперь звезды сияли точно яркие фонарики на черном небе, отражаясь в ее глазах. А лес помогал ей, и ее вдруг наполнило ощущение покоя и свободы. Молитва легко и безмятежно уносилась в вышину, обретая силу с каждым новым звуком. Лирины, живущие в Тириане, не принадлежали к клану лирингласов, воспевавших красоту неба, но они все же были его детьми.
-На приветствие звездам ушло совсем мало времени; каждая строфа звучала ясно и четко, и Рапсодия быстро закончила. Она не понимала, почему Элендра к ней не присоединилась, и, побоявшись, что чем-то расстроила воительницу, петь более сложную мелодию не стала. С удовольствием вдохнув напоенный чарующими ароматами воздух, она повернулась к своей наставнице, и улыбка сразу погасла - столь необычное выражение застыло на лице Элендры.
- Что случилось?
Элендра смотрела на небо так, словно вдруг заблудилась в густом непроходимом лесу, и Рапсодии на мгновение стало ее жаль. Затем Элендра взглянула на нее, и в глазах воительницы певица увидела ту же вековую мудрость, так поразившую Рапсодию при их первой встрече.
- Ничего, дорогая. Просто я задумалась. Иди в дом, я тебя догоню.
Рапсодия кивнула и зашагала по тропинке к дому Элендры. Войдя внутрь, она не стала закрывать дверь.
Элендра осталась одна на залитой звездным сиянием поляне. Песнь Рапсодии разбудила в ней воспоминания о ритуалах, исполнявшихся каждый вечер и каждое утро у нее на родине. А потом она приплыла сюда и забыла о них - до нынешней минуты.
Там, на Серендаире, ее собственные молитвы состояли не только из обычных посвящений, которые пели лирингласы, обращаясь к солнцу и звездам; Элендра никогда не забывала о Дирж, Упавшей звезде, в честь которой ее на звали. Сколько же лет прошло с тех пор, как она в последний раз к ней обращалась? И помнит ли кто-нибудь из ныне живущих ту потухшую звезду или она сама стала виной тому, что все о ней забыли?
Элендра почувствовала, как в ее измученное сердце вернулась память, песни, которые приносили ей утешение в часы печали и указывали путь, когда казалось, что она заблудилась в этом бескрайнем мире. А ведь она даже не заметила, в какой момент песни ее покинули, но теперь они вернулись - благодаря девушке, пришедшей, чтобы учиться владеть волшебным мечом. Она принесла свет в сердце самой Элендры. Но место, где родился этот свет, погружено в мрачные глубины безмолвного моря. Нести свет в мрак и из мрака. Илиаченва'ар.
Резкий холодный ветер начал трепать полы плаща Элендры, она вытерла слезы и замерла на мгновение на краю поляны, глядя на свой дом.
"Как же я могла забыть? - подумала она. - Наверное, это произошло в тот момент, когда замолчал меч, не в силах перенести разлуку с Серендаиром".
На землю опустилась ночь, и свет, льющийся из двери ее дома, казался островком тепла среди черного моря мрака. Она следила за ловкими и быстрыми движениями Рапсодии: вот она мешает жаркое в кастрюльке, вот подошла к столу и поставила в вазу букетик весенних цветов, которые, наверное, собрала в темноте по пути к дому.
Элендра улыбнулась.
"Она наделена истинной силой, - думала воительница, наблюдая за Певицей. - У нее благородное сердце, и она предана другим людям. Девушка знает, что на свете существуют вещи гораздо более значимые, чем ее собственное благополучие, и готова им служить. И может добиться успеха там, где они... нет, мы потерпели крах".
Рапсодия поставила на стол две миски, затем выглянула в окно и снова подошла к очагу, чтобы помешать жаркое.
"Сколько же времени прошло с тех пор, когда кто-то другой готовил для меня ужин?" - Элендра вздохнула.
Она другая, и с ней будет очень непросто. Элендра знала: ей снова придется отдать всю свою душу, понимая, что, возможно, ее снова будет ждать боль утраты, придется поверить в свою ученицу, помочь ей и полюбить, и молиться, чтобы она выжила в схватке, которая ей предстоит.
Рапсодия протянула Элендре чистые миски, чтобы та убрала их на место, а затем устроилась около огня.
- Элендра, расскажите мне еще про Гвидиона, - попросила она.
Элендра закрыла буфет и, улыбнувшись, подошла к плетеному креслу-качалке. Подобрав под себя одну ногу, она устроилась поудобнее и продолжила:
- История действительно осталась без конца, верно? Несмотря на смертельные раны, Гвидион был еще жив, когда я его нашла. Я ничего не могла для него сделать, не могла даже облегчить его страдания, поэтому я отнесла его истерзанное тело в самое сердце Великого леса, миновала Покров Гоэн и передала лорду и леди Роуэн. Они решили попытаться его исцелить и на протяжении нескольких дней сражались за его жизнь.
Когда стало ясно, что ничего не помогает, а Гвидион испытывает ужасные муки, я взяла кусочек звезды из рукояти своего меча и отдала его леди Роуэн. Понимаешь, я украсила Звездный Горн кусочком Серенны, звезды, в честь которой назвали наш Остров. Будучи чистейшим фрагментом стихии эфира, он связывал меня с мечом, у меня больше не было ничего, обладающего столь мощными магическими свойствами - если не считать самого меча, конечно. Я отдала частичку Серенны в надежде, что она поможет спасти Гвидиона, и Роуэны попытались, но он уже слишком далеко ушел по дороге смерти. Может быть, и к лучшему, потому что сохранить жизнь для Гвидиона в такой ситуации было бы хуже смерти.
- Почему?
- Потому что Гвидион был правнуком Элинсинос, следовательно, в его жилах текла кровь дракона, смешанная с кровью человека. Магия такой силы могла разбудить в нем спящего дракона. Я сомневаюсь, что он захотел бы жить после этого дальше - ведь у него была душа человека. Возможно, нам всем повезло, что он умер, - если бы ф'дор поработил его и подчинил себе дракона и использовал бы свое могущество, чтобы взять власть в любом случае, мое решение отдать Гвидиону кусок звезды, было жестом отчаяния, не давшим к тому же ничего, но я все равно ни о чем не жалею.
- Я уверена, в последние минуты жизни он сумел оценить вашу доброту и щедрость, Элендра.
- Сомневаюсь. Гвидион вообще вряд ли что-либо понимал. Он очень страдал. Ничего страшнее мне видеть не доводилось, а я немало пережила.
Рапсодия задумалась о Ллауроне.
- Мне кажется, Гвидион похоронен под белым ясенем в саду Главного жреца. Ллаурон называет его Маиб.
- Может быть. Это слово означает "сын".
- Вы принесли его тело отцу?
Элендра покачала головой:
- Нет. Лорд Роуэн велел мне возвращаться в мир живых. Леди еще не закончила благословлять тело, когда я прошла через Покров. Я даже не могла рассказать Ллаурону, что его сын делал и говорил в последние мгновения жизни, потому что меня там не было.
- В мир живых? - удивленно переспросила Рапсодия.
По лицу Элендры скользнула мимолетная улыбка.
- Двор Роуэн таинственное место, расположенное по другую сторону Покрова Радости. Чтобы туда попасть, нужно быть при смерти или оказаться в ситуации, когда твоя жизнь висит на волоске. Время там идет совсем не так, как у нас. Ты можешь провести в их царстве несколько лет, а когда вернешься домой, окажется, что тебя не было всего мгновение и ты нисколько не постарела.
- А кто такие Роуэны? Целители?
- Очень могущественные, - грустно проговорила Элендра, - хотя исцеление, которое они даруют, часто трудно принять. Леди Роуэн является Хранительницей снов, Ил Брэдивир. Лорд Роуэн - Властитель благостной смерти, Ил Анголор. Вот почему я знаю, что Гвидион умер, хотя я не видела, как он покинул наш мир. Сам лорд Роуэн сказал мне, что пришло его время. И я поспешила вернуться назад, поскольку они больше во мне не нуждались. Когда я в следующий раз увижу леди и лорда Роуэна, я навсегда войду в их царство и расстанусь с землей. Увидев тебя, я поняла, что это время не за горами.
Рапсодия почувствовала, как ее охватывает холодный страх.
- Вы хотите сказать, что мое появление станет причиной вашей смерти?
- Нет, конечно, но я прожила долгую жизнь, дожидаясь, когда придет человек, который меня заменит. Теперь я смогу передать тебе свои обязанности и мне будет дарован мир, о котором я так давно мечтаю. И я встречусь с теми, кого люблю. Знаешь, Рапсодия, бессмертие в этом мире дается тяжело.
Выражение глаз Элендры тронуло сердце Рапсодии, ведь она и сама мечтала о том же.
- Именно тогда вы и расстались с мечом?
Элендра улыбнулась и сделала глоток дол моула.
- Именно тогда меч расстался со мной. Я подошла к тому месту, куда положила меч, после того, как вынула из его рукояти кусочек звезды, но он исчез под землей прямо на моих глазах - лишь на короткое мгновение возникла вспышка света, и все. Словно он умер в тот момент, когда жизнь покинула тело Гвидиона, и тоже остался за Покровом Гоэн. Мне казалось, что там для него самое подходящее место. Хотя и не сомневалась, что он рано или поздно вернется. Так и случилось.
Рапсодия кивнула, она поняла, как меч оказался под землей.
Остаток вечера они провели за приятной беседой. Рапсодия сыграла несколько песен старого мира на лютне, подаренной ей Элинсинос, на древнем языке лиринов. Элендра с восхищением ее слушала, но ни разу не присоединилась к ее пению. Она рассказала Рапсодии о последних славных днях Серендаира, когда после окончания войны там воцарился мир и Острову еще не грозила страшная катастрофа, о своих друзьях и товарищах.
В конце концов усталость взяла свое, и Рапсодия задремала у очага. Через некоторое время Элендра тихонько погладила ее по плечу, и она открыла глаза.
- Идем, дорогая, я покажу тебе твою комнату.
Рапсодия поднялась и смущенно потерла виски.
- Мне нужно как можно скорее сообщить в Илорк, что у меня все в порядке. Если это возможно, конечно, - сказала она.
- Разумеется, - проговорила Элендра. - Утром я отведу тебя в Тириан. Почтовый караван заходит туда раз в неделю. Не сомневаюсь, что твои друзья будут рады узнать, что ты благополучно до нас добралась. Пойдем, ты едва держишься на ногах.
Буквально засыпая на ходу, Рапсодия прошла за Элендрой мимо очага, потом через прихожую и оказалась в маленькой комнатке с забранной решеткой окном. У одной стены стоял массивный шкаф, а у другой - огромная кровать со множеством одеял и меховых шкур, и Рапсодия подумала, что здесь ей никакая зима не страшна.
- Вот твоя комната, ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь, - сказала Элендра. - Устраивайся и отдыхай. Завтра, если захочешь, я покажу тебе город. Но пока тебе необходимо как можно лучше вы спаться. Мне кажется, тебе это совсем не помешает.
- Спасибо. - У Рапсодии уже совсем слипались глаза. - Но я должна вас предупредить - во сне меня часто посещают кошмары. Если услышите, как я кричу ночью, не пугайтесь и заранее извините меня.
- Это не удивительно - после всего, что ты пережила. Мне тоже снились кошмары. Но они уйдут. Сначала ты проспишь спокойно одну ночь, потом другую, кошмары будут посещать тебя все реже, и в конце концов они тебя оставят. Доброй ночи.
Элендра мимолетно коснулась плеча Рапсодии и вышла. Рапсодия быстро разделась и забралась в постель.
Ей приснился не Остров и не демон, а красивый мужчина, который смущенно ей улыбался. Она видела, как он стоит рядом с ней на лесной поляне, залитой лучами солнца, а потом прощается на пороге логова драконихи.
"Но они извращены и несут в себе только зло, опасайся их, Прелестница. И еще: он где-то рядом. Будь осторожна, когда уйдешь отсюда".
Мужчина из ее сна снова смущенно улыбнулся. А по том выглянуло солнце, и он начал таять, а из его глаз по щекам катились огромные ледяные слезы, и вскоре он превратился в большую лужу, в которой по-прежнему отражалось его лицо.- Что ты будешь пить?
- Портвейн или не слишком выдержанный бренди.
- Может быть, что-нибудь покрепче?
- Хм-м-м. Что, выдался не слишком удачный день?
- Похоже, в последнее время ты не очень-то берешь в голову мои дела.
- Неправда. И доказательством тому прекрасное кандеррское виски, которое я для тебя держу.
- Отлично.
- Должен признаться, я несколько удивлен твоему появлению здесь. Что ты тут делаешь?
- Не смог удержаться. Ты всегда так чудесно меня встречаешь.
- Да ладно тебе, нечего обижаться. Ты же знаешь, я тебе рад.
- Разумеется. Я помешал важным делам? Ты прикидывал, как бы тебе избавиться от какого-нибудь интересного человека?
- Я даже и не подумаю тебе отвечать. Вот твое виски. Итак, что тебе нужно?
Эши несколько мгновений подержал во рту обжигающую жидкость, прежде чем проглотить ее.
- Я хочу, чтобы ты изменил свои планы касательно Рапсодии.
- Правда? С какой стати?
Он сделал еще один солидный глоток и опустился за резной деревянный стол.
- Если она и в самом деле та, о ком мы думаем, лучше не портить с ней отношения.
- Если она и в самом деле та, о ком мы думаем, она все поймет. Это ее судьба - и наша.
- Знаешь, у меня сложилось впечатление, что ты неправильно понимаешь глубинный смысл слова "судьба". Другие люди не принимают ее или трактуют не так, как тебе того хотелось бы. В особенности когда речь идет о том, что им придется страдать, терпеть боль или вообще расстаться с жизнью.
- Послушай, а ты случайно не себя имеешь в виду?
Эши помолчал немного, а потом проговорил:
- Нет, разумеется.
- Так я и думал. А с каких это пор, позволь мне поинтересоваться, тебя стало беспокоить благополучие моей протеже?
- Дело в том, что не ты единственный считаешь ее своей протеже. Сейчас, когда мы с тобой разговариваем, она берет уроки фехтования у Элендры.
- Очень хорошо. Это нам пригодится. Итак, не уходи от вопроса. С чего это ты вдруг стал волноваться за Рапсодию? Решил, что она не годится?
- Нет, конечно. По правде говоря, мне представляется, что она значительно сильнее, чем мы предполагаем.
- В таком случае, чего ты волнуешься?
Эши допил остатки виски, но алкоголь почему-то не действовал.
- Мне страшно представить себе, что все наши усилия пойдут прахом только потому, что ты неверно оценил свое влияние на одного из Троих.
Он поднял голову и увидел ледяные голубые глаза, в которых светился змеиный холод.
"Как они несовместимы с его добрым лицом", - подумал Эши.
- А теперь послушай меня внимательно. Рапсодия должна сыграть роль, которую я для нее приготовил. Остальные двое с ней просто не справятся. Впрочем, она не слишком значительна - ее роль. Единственный, чье расположение мне необходимо сохранить, это Акмед. Он незаменим.
Эши улыбнулся, затем поднялся и направился к буфету, где стояло спиртное.
- Ты не понимаешь распределения сил, - сказал он, наполнив свой стакан до краев. - Акмед предан Рапсодии. Только ее хорошее отношение к тебе может повлиять на его решение. А лично ему наплевать на тебя и твои планы. Если ты причинишь ей вред, он обязательно с тобой разберется.
- Твой поверхностный взгляд на вещи меня огорчает, - нахмурившись, проговорил Ллаурон. - Боюсь, ты ошибаешься. У Акмеда найдутся другие причины сделать то, что мне нужно, уходящие корнями в глубокую древность, а потому гораздо более сильные, нежели любовь или дружба, которые живут в его уродливом сердце. Очевидно, ты не сумел достаточно хорошо их узнать - в отличие от меня, - и это несмотря на то, что столько времени ты провел в их компании. Жаль.
Эши молчал, глядя на пылающий камин.
"Если бы не туман, - подумал Ллаурон, - его можно было бы принять за одну из теней, заполнивших мой кабинет".
Он мягко коснулся плеча сына:
- Она знает?
- Что?
- Что ты ее любишь?
- Нет.
- Хорошо. Для всех заинтересованных сторон.
- Правда? - приглушенно рассмеялся Эши. - С нетерпением жду твоих разъяснений. Почему так лучше для всех?
Старик вздохнул и вернулся к своему креслу.
- Было время, когда ты не задавал подобных вопросов. Ты верил в то, что я знаю, как будет лучше для всех. Поскольку мое благо означало и твое благо, а также благополучие этой земли.
- Полагаю, двадцать лет одиноких странствий, а еще бесконечной физической и душевной боли в состоянии притупить даже самую неистовую любовь к самому великому герою.
- Временно, - холодно парировал Ллаурон. - Скоро все закончится. Когда ты станешь правителем этих земель, ты избавишься от боли. И разумеется, сможешь получить любую женщину, какую пожелаешь.
- Я хочу только одну.
- Извини, но должен напомнить тебе, что я это уже слышал. - Он даже не пошевелился, когда Эши швырнул стакан с виски в камин и пламя сердито взревело в ответ на его выходку. - Кроме того, Рапсодия будет твоей, если ты к тому времени не передумаешь. Вне всякого сомнения, ей надоест играть роль куртизанки болгов. Если ты готов воспользоваться услугами шлюхи, которая ходила по рукам, уверен, что она с радостью запрыгнет в твою постель.
Эши повернулся, и Ллаурон увидел, как в его голубых глазах, прячущихся в сумраке капюшона, вспыхнул гнев. Ему даже показалось, будто он разглядел, как дракон приготовился нанести удар.
- Никогда больше этого не говори. - В его голосе звучала еле сдерживаемая ярость. - Ты и так подошел к границе моего терпения. Советую быть поосторожнее с данной темой.
Ллаурон улыбнулся, глядя в свой стакан.
- Ты забыл, что мы с тобой по-разному относимся к придворным фавориткам, Гвидион. Лучшие женщины в моей жизни были шлюхами при моем дворе. Я нисколько не хотел оскорбить Рапсодию.
Эши помолчал несколько секунд, а потом проговорил:
- Знаешь, отец, возможно, ты прекрасно разбираешься в вопросах стратегии и манипулирования судьбами людей, но человеческое сердце для тебя тайна, и ты не знаешь, что такое доверие.
- Ты так думаешь?
- Именно. Ты обещаешь мне Рапсодию так, словно тебе под силу повлиять на ее решение. Возможно, после всего она меня возненавидит - и будет права. Есть вещи, которыми ты не в состоянии управлять, и такие, которые не в силах исправить, тем более когда причинен вред и совершено предательство. Нельзя рассчитывать, что человек останется рядом с тобой после того, как ты использовал его в качестве простой пешки в собственной игре, да еще с угрозой для его жизни.
- Почему? - спросил Ллаурон, глядя в пол. - С тобой у меня всегда получалось.
- Я не намерен в этом участвовать, - едва слышным шепотом проговорил Эши.
В прозвучавшем ответе сочувствия было не больше, чем в пылающем огне камина.
- Поздно, мой мальчик. Ты уже участвуешь.
Ветер взметнул бумаги на столе Ллаурона, только по этому он смог догадаться, что его сын ушел.22- Доброе утро, - поздоровалась Элендра с Рапсодией, которая, щурясь после сна, вышла из своей комнаты. Она поставила кружку с чаем перед тем местом, где вчера сидела девушка. - Надеюсь, ты хорошо спала.
- Очень, большое вам спасибо, - зевая, ответила Рапсодия.
Она надела красный шелковый халат с искусной вышивкой, изображавшей дракона, который нашла в ногах своей кровати. Он оказался ей велик, да и Элендра наверняка в нем утонула бы. Рапсодия уселась и взяла в руки кружку, а Элендра вернулась на кухню. Воительница была одета. Скорее всего, решила Рапсодия, она встала несколько часов назад. Вскоре она вернулась с тарелкой фруктов и сдобным хлебом, испеченным в форме луны.
- Сначала легкий завтрак, а потом небольшая разминка - прогуляемся в город. Когда вернемся, покажешь мне, как ты умеешь обращаться с мечом.
Элендра протянула Рапсодии тарелку и села за стол. Они ели молча, но тишина не тяготила Рапсодию, она то и дело бросала взгляд в окно, где в саду весело щебетали птицы. Ощущение волшебства, которое наполнило ее, когда она в полном одиночестве шагала по Тирианскому лесу, вернулось.
После завтрака Элендра повела Рапсодию в Тириан. Город раскинулся на холмах, самый высокий и крутой из которых назывался Томингоролло, на нем стоял королевский дворец. Стену, защищавшую его с севера, и видела Рапсодия, когда прибыла сюда. Пройдя через ворота, они некоторое время шагали по подземному туннелю, а затем оказались в огромной чаше, где был разбит сад Томингоролло. Стены чаши были вырублены в склонах холма, так что подняться или спуститься по ним не представлялось возможным.
Попасть в сад можно было только через подземный проход или по незаметной тропинке, которой Элендра вывела Рапсодию наружу. Замок, где располагалась королевская резиденция, был построен как настоящая крепость - посреди огромной площади на самой вершине Томингоролло, туда вела единственная дорога, проложенная под поверхностью холма. Он стоял таким образом, что его было видно с любой более или менее открытой точки города. Огромное круглое сооружение со множеством колонн и куполом из серебристого мрамора, сияющим в лучах солнечного света, поражало воображение, и Рапсодия не могла отвести от него глаз, пока они шли по усыпанным сосновыми иголками дорожкам сада, а потом спустились в сам город.
Тириан практически ничем не отличался от обычных лиринских городов, к которым Рапсодия привыкла, и скорее походил на любую из деревень, встречавшихся им с Седелией на пути сюда. Приземистые простые здания с высокими крышами, построенные вдоль дорожек в лесу. Тут и там на самых высоких деревьях виднелись платформы - небольшие на могучих дубах и огромные сразу на нескольких деревьях. Их соединяли веревочные мосты - казалось, будто в воздухе раскинулся еще один город с улицами и домами. По Тириану свободно разгуливали козы, овцы и свиньи, впрочем Рапсодия с Элендрой встречали главным образом лесных обитателей, живших в гармонии и мире с лиринами.
Защитные сооружения в глаза не бросались, однако Рапсодия заметила замаскированные посты, расставленные таким образом, чтобы встретить непрошеных гостей перекрестным огнем из луков. А кроме того, они порой натыкались на ямы и канавы, предназначенные для того, чтобы разорвать строй наступающего врага.
Впрочем, лирины не отказались и от стандартных, принятых у людей защитных сооружений. На холмах имелись сторожевые посты, а между ними располагались огороженные бастионы и рвы, затрудняющие передвижение противника. На дне рвов торчали заостренные колья, падение на них не сулило захватчикам ничего хорошего. Тут и там через рвы были перекинуты мосты, которые легко разрушались с бастионов. Рапсодии стало интересно, что сказали бы об этой системе Акмед и Грунтор, и решила обязательно поделиться с ними своими наблюдениями - может быть, их можно будет использовать в Илорке.
Но самое сильное впечатление на Рапсодию произвела кипучая жизнь Тириана. Лирины, не слишком жаловавшие чужаков, в пределах городских стен вели себя доброжелательно и дружелюбно, и Рапсодия вдруг обнаружила, что весело смеется и разговаривает с людьми, с которыми ее познакомили несколько минут назад. Всюду, куда они приходили с Элендрой, ее встречали тепло и сердечно, и она чувствовала, что успокаивается.
Они перекусили в кафе приправленной специями олениной, оливками и потрясающе вкусными орешками. По улицам с радостными воплями носились ребятишки, порой останавливались на мгновение, чтобы поглазеть на нее, дотронуться рукой или бросить на колени цветок.
Когда Рапсодия смотрела на жителей Тириана с их миндалевидными глазами и необычной внешностью, ее сердце наполнялось тихой радостью, причин которой она и сама не понимала.
"Наверное, это имела в виду Элинсинос, когда говорила про намерьенов, - подумала она, заметив, что улыбка практически не сходит с ее лица во время их прогулки по городу. - Теперь я понимаю, как можно считать народ сокровищем, которое необходимо беречь".
Она улыбнулась двум девчонкам, остановившимся около их столика.
- Если ты поела, я покажу тебе замок, - предложила Элендра.
Поискав что-то в карманах, она протянула девчонкам раскрытые ладони и кивнула. Обе метнулись к ней, но она быстро сжала пальцы в кулаки. Однако дети оказались проворнее и с радостным визгом засунули в рот по красной ягоде киран. Рапсодия расхохоталась и захлопала в ладоши, малышкам удалось одержать верх над знаменитой воительницей.
- Да, было очень вкусно. - Она поднялась и сложила салфетку, помахав рукой детям, которые, весело смеясь, убежали по своим делам. - Ведите, Элендра. Я готова идти за вами куда угодно.
- Здесь находится двор и трон Томингоролло, - сказала Элендра, открывая тяжелые дубовые двери.
За ними располагалась огромная мраморная ротонда с высоким куполом, который поддерживали колонны, стоявшие в десяти футах от стен. Сквозь отверстие в самом центре купола виднелось голубое небо и лился солнечный свет.
В дальнем конце ротонды стоял массивный трон, вырезанный из черного каштанового дерева, неожиданно простой и практически ничем не украшенный. Два очага, значительно превосходящие размерами весь дом Элендры, темные и холодные, располагались по обе стороны от трона.
Вдоль стен шла деревянная скамья, опоясывавшая по кругу все помещение, только кое-где в ней виднелись от крытые пространства. В центре зала на серебряной под ставке, не вяжущейся с суровой обстановкой, стоял небольшой стеклянный ящичек. Под потолком по всему периметру тянулся балкон. Единственным украшением тронного зала были решетки в форме звезды, являвшиеся частью пола. Воздух здесь оказался на удивление чистым и прохладным.
- Здесь будет сидеть король, если он у нас появится, здесь был заключен и разорван первый союз в Новой Земле. Иди сюда. - Элендра направилась в центр зала и остановилась около стеклянного ящика.
- Корона Лиринского королевства, - сказала Элендра.
- Какая красивая! - Рапсодия не могла отвести глаз от диадемы, лежавшей под стеклом.
Она была сделана из бесчисленного множества крошечных алмазов, вырезанных в форме звездочек. Восемь больших звезд украшали главное кольцо короны и сверкали в лучах солнечного света, льющегося в зал сквозь отверстие в куполе. Рапсодии еще не приходилось видеть ничего подобного.
- Осколки, из которых сделана корона, когда-то были Алмазом Непорочности, камнем размером с кулак взрослого мужчины, в котором сиял свет звезд. Мы привезли его из нашего мира и передали в знак дружбы лиринам Горллевиноло, первым их местным жителям, встреченным нами здесь, если не считать Пророков. Они были предками нынешних жителей Тириана и вместе с некоторыми представителями нашего народа, прибывшими с Острова, построили город, вот почему центральный холм назван в их честь.
- Томингоролло: башня горллевинолов, народа запада, - проговорила Рапсодия.
- Верно. За прошедшие годы имя изменилось, но го род и его жители остались прежними.
- А что произошло с алмазом? Вы сказали, что это лишь его осколки. Они его разбили?
- Нет. Его разбила Энвин.
- Я не понимаю. Зачем?
- Никто не знает. Лирины, жившие здесь, были нашими друзьями и союзниками. Они остались рядом, когда все от нас отвернулись, и поддерживали Энвин во время войны даже тогда, когда собственный народ ее покинул. Союз между лиринами и Энвин был древнее и имел значительно более глубокие корни, чем соглашение между Энвин и намерьенами, выбравшими ее своей королевой.
Лирины считали Алмаз Непорочности символом их союза. Тогда ее поступки казались бессмысленными. Только много лет спустя я начала понимать, что ею двигало. Впрочем, мне следовало догадаться раньше. - Элендра провела пальцем по тонкому слою пыли, скопившейся на поверхности стекла.
- Все случилось непосредственно перед ее встречей с Гвиллиамом, до которой он не дожил. Она пришла в тронный зал и приблизилась к подставке, на которой стоял камень. Подняв руки, Энвин призвала с неба звездный огонь и произнесла могущественное заклинание, и камень разлетелся на тысячи осколков, лишившись навсегда своего волшебного света. Затем, не сказав ни слова, Энвин покинула зал.
А сделала она это потому, что лирины и некоторые из самых верных приверженцев отказались признать ее единственной правительницей Намерьенского королевства после смерти Гвиллиама. Она уничтожила дар, который Первый флот намерьенов преподнес лиринам, символ мира и традиций старого мира.
Лирины посчитали, что своим поступком она разорвала договор и совершила страшное предательство, но с точки зрения ее собственного народа это был еще один безобразный поступок в ряду ему подобных. Энвин вернулась к Дереву и обнаружила, что от нее отвернулись все, в том числе и лирины. И тогда она ушла, впрочем добившись того, к чему стремилась, - она уничтожила Гвиллиама, - но ей пришлось заплатить за победу высокую цену. Энвин не получила главного приза, о котором мечтала. В конце концов она осталась совсем одна и проводила все свои дни, лелея ненависть и отвечая на вопросы немногочисленных пилигримов, приходивших расспросить ее о Прошлом. Иногда ее навещал сын.
Когда много лет спустя Ллаурон попытался исправить причиненное ею зло и предложил взять в жены королеву лиринов, она показала ему корону, сделанную из осколков алмаза, подаренного в знак мира.
"Вы сможете вернуть ему прежний вид?" - спросила королева Террелл. Ллаурон ответил, что не сможет. "В таком случае, почему вы думаете, что вам удастся таким простым способом возродить наш союз?"
- Ллаурон объяснил, что хочет загладить вину своих родителей перед намерьенами и лиринами, и мечтает о том, чтобы они снова стали друзьями. Королева Террелл отклонила оба его предложения - о брачном союзе и о дружбе и мире, - но сказала, что если найдется человек, который сможет вернуть камень к жизни, чтобы он снова засиял звездным светом, лирины признают его Королем намерьенов и лордом обоих народов. А до тех пор они будут подчиняться своему собственному монарху и не станут вступать ни в какие союзы.
Ллаурон предполагал получить такой ответ и, как Главный жрец, благословил корону и королеву, прежде чем вернуться в Гвинвуд. С тех пор корона остается здесь и ждет Короля и Королеву намерьенов, которые исправят зло, причиненное в древние времена.
- И все же почему Энвин разбила алмаз? - спросила Рапсодия, обходя корону, чтобы разглядеть ее со всех сторон.
- Чтобы избавиться от своего мужа.
- В каком смысле? - не поняла Рапсодия.
На лице Элендры появилось суровое выражение.
- Она заключила сделку с демоном. Для меня это стало первым подтверждением того, что ф'дор последовал за нами сюда, - дети огня боятся алмазов, поскольку те ослабляют их силу и даже могут ранить. Я думаю, дело в том, что в них заключен свет звезд, как и в Звездном Горне, - стихия более могущественная и древняя, чем огонь. Алмаз Непорочности был достаточно крупным, чтобы подчинить себе и уничтожить даже самого непобедимого демона.
Мне довелось познакомиться с ф'дором, и я ненавижу их и зло, которое они несут. Он стал причиной бед нашего Острова, уничтожил всех, кого я любила, убил моего деда и мужа. Я знала, что он прячется где-то среди нас, цепляясь за души своих ничего не подозревающих жертв, постоянно старается оставаться в тени и ждет подходящего момента, чтобы напасть.
Я уловила его присутствие, почувствовав его запах в тот первый день, когда Первый и Третий флоты объединились, - ф'доры омерзительно воняют, когда находятся в своей истинной форме, а иногда можно уловить их запах, когда они захватывают чужую душу, но подтверждение моим догадкам я получила в тот день, когда Энвин разбила алмаз.
Она знала. Всегда. Ведь она видела Прошлое. И поняла, что ф'дор покинул Остров, взойдя на борт корабля. А еще ей было известно, в чью душу он вселился. Он не мог от нее спрятаться, и, если бы она открыла мне имя жертвы, мы давно победили бы его. Но она дитя драконихи и старательно хранит свои тайны, надеясь использовать их в будущем - с выгодой для себя. Так и произошло, но Энвин так и не получила того, о чем мечтала.
Через семьсот лет войны с Гвиллиамом она обратилась к единственной силе, которая могла его победить, силе на столько древней, что она хранила тайны, недоступные самой Энвин. Она обратилась за помощью к ф'дору и предложила ему сделку: демон исполнит ее самое сокровенное желание - иными словами, убьет Гвиллиама, обладавшего бессмертием и, следовательно, неуязвимого, а она взамен уничтожит Алмаз Непорочности, которого демон боялся даже больше, чем Звездного Горна.
Энвин поступила глупо, но она думала, будто ее смешанная кровь - дракона и представителя народа сереннов - и знание Прошлого защитят ее, когда она заключит сделку с ф'дором. Она забыла о том, что демон не только произошел от более древней расы, но еще и родился в Преждевременье и знал вещи, которые ей и не снились.
Она согласилась на его условия и уж не знаю, на что еще, и разбила камень, являвшийся главным оружием против ф'дора. А он в благодарность убил Гвиллиама, послед него из сереннских королей, и таким образом победил в сражении, которое проиграл на Острове, в старом мире.Затем он уничтожил остатки намерьенского союза, расправившись с главами двух домов и разорвав их связь с лиринами, а также посеяв вражду между самими лиринами. Ф'дор сделал все, чтобы намерьены перестали существовать как единый народ, и Энвин ему помогла. Начал войну Гвиллиам, но его королева стала причиной нашего общего поражения.
Следующие несколько лет я потратила на поиски ф'дора. Энвин отказалась мне в этом помочь, потому что я не участвовала в войне, не желая поддержать какую-нибудь из сторон и помогать им уничтожить друг друга. Я также советовала лиринам не ввязываться в конфликт, но они меня не послушали и последовали за Энвин, о чем потом сожалели. Демон надежно спрятался, дожидаясь своего часа. Но, учитывая, что назревает война, постоянно возникают пограничные конфликты, его время не за горами.
Хотя Рапсодия стояла в теплых лучах солнца, льющихся сквозь отверстие в куполе, ее пробрала дрожь. Она с ужасом поняла, чего ждет от нее Элендра. После уничтожения алмаза единственным оружием, способным справиться с ф'дором, стал Звездный Горн. Не удивительно, что воительница с радостью согласилась научить ее с ним обращаться.
- Хорошо, - сказал Элендра, убирая свой меч. Рапсодия, задыхаясь, без сил повалилась на землю.
- Вы шутите? - с трудом переведя дух, проговорила она. - Я еще ни разу в жизни не чувствовала себя такой неумехой.
Она, конечно, не надеялась, что ей удастся победить воительницу, но рассчитывала достойно пройти это испытание. Элендра рассмеялась и протянула руку, которую Рапсодия взяла лишь через несколько мгновений.
- Перестань, ты прекрасно сражалась. - Элендра помогла Рапсодии подняться с земли, причем Певица видела, что ее наставница нисколько не устала.
Сама же она была полностью вымотана, рука онемела, а пальцы болели от сильных ударов, которые обрушились на ее меч. Во время первого боя она сражалась обычным мечом, поскольку Элендра хотела посмотреть, на что она способна.
- Если бы я продемонстрировала свое мастерство в настоящем бою, моя голова уже украшала бы чей-нибудь флагшток.
- Ты слишком строга к себе. Ты прекрасно защищалась, не поддалась на мои уловки и держалась даже тогда, когда у тебя не осталось сил, чтобы сопротивляться. Ты прекрасно умеешь двигаться, наносить ответные удары и уходить от выпадов неприятеля. А ведь это самое трудное.
- Ничего я не знаю.
- Ты прошла хорошую школу.
- Спасибо. Обязательно передам ваши слова Грунтору.
- Твоему другу болгу, о котором ты мне рассказывала, когда мы возвращались из города?
- Да, он был моим первым учителем.
- Тогда все понятно. Ты и в самом деле получила отличную начальную подготовку, но я научу тебя сражаться так, как принято у нашего народа.
- Вы полагаете, что лирины более умелые воины, чем фирболги? - все еще пытаясь отдышаться, поинтересовалась Рапсодия.
- Да, по крайней мере когда речь идет о мастерстве. Болги могучие, сильные и неповоротливые, а лирины маленькие, быстрые и слабые. Конечно, у обоих народов встречаются исключения, но у каждого свой собственный стиль ведения боя. Ты слишком рассчитываешь на силу и недостаточно внимания уделяешь хитрости и быстроте. И, уж не обижайся, масса у тебя неподходящая для того, чтобы сражаться как дикарь.
- А я и не обижаюсь. - Рапсодия подняла с земли меч. - С чего начнем?
- С глотка воды. - Элендра отпила немного из меха с водой и передала его Рапсодии. - Первое: ты должна прислушиваться к своему телу. Иногда возникают ситуации, когда нужно от него отвлечься, и ты уже продемонстрировала мне, что умеешь забыть об усталости и не сдаешься, даже когда кажется, будто у тебя не осталось сил.
- Ну, у меня большая практика. - Рапсодия сделала глоток воды.
- Заметно, - проговорила Элендра. Рапсодия подумала, что ее наставница над ней потешается, но увидела у нее на лице искреннее восхищение. - Пришла пора научиться слушать свое тело и понять рисунок его движений, а потом читать движения своего противника и подстраиваться под него. Ты Певица, Рапсодия, я сделаю из тебя Танцовщицу. - Элендра снова взяла в руки меч, и они вернулись к занятиям.
Они потратили несколько часов на отработку простейших выпадов, приемов защиты и движений, которые следует делать между сериями ударов. К вечеру Рапсодия уже легко проделывала все, чему ее учила Элендра. Когда солнце собралось спрятаться за горизонт, а облака окрасились в розовый цвет, она повторила все выученные за день приемы, взяв в руки Звездный Горн, и ей показалось, что она уже чувствует себя значительно увереннее.
Когда она взмахнула мечом, его огненный клинок окутали мягкие нежные краски уходящего дня, а серебряная рукоять засверкала в лучах закатного солнца. Рапсодия почувствовала, как ее захватывает магия танца, спокойно повторила серию ударов, которые ей показала Элендра, и ее окутало приятное ощущение равновесия и силы. Сделав глубокий вдох, она повернулась к своей наставнице, чтобы выслушать ее замечания. Элендра стояла, скрестив руки на груди и улыбаясь.
- Отличное начало, - сказала она. - А теперь иди за мной.
Она двинулась прочь с поляны, на которой они тренировались, и направилась к лесной тропе. Рапсодия убрала меч и поспешила за ней. Приближалась ночь, и в воздухе чувствовалась прохлада. Они шли под сенью могучих деревьев, чьи сплетенные ветви создавали впечатление, будто они оказались в древней базилике. Сквозь молодые листья пробивались лучи заходящего солнца, и все вокруг окутала теплая зеленая тень, расцвеченная тут и там золотистыми искорками. Они шагали очень быстро, Элендра молчала. Наконец они выбрались из леса и оказались около маленького голого холма, над которым повисло темно-оранжевое небо, украшенное пурпурными облаками.
- Тебя мать научила вечерней молитве? - внезапно спросила Элендра, взобравшись на вершину холма.
Ее вопрос застал Рапсодию врасплох.
- Да, в детстве. Она научила меня приветствовать появление звезд и наступление утра, и всем другим лиринским песням и молитвам. Отец еще шутил, что у нее есть песня для каждого случая жизни.
- Наверное, он был прав, - совершенно серьезно проговорила Элендра. - Такова традиция нашего народа. Ты не возражаешь, если я к тебе сегодня присоединюсь?
- Нет, конечно, - немного удивленно ответила Рапсодия. - Я еще вчера сказала, что мне будет приятно пропеть вечернюю молитву с человеком, который знает слова.
- Они звучали в моей душе вчера ночью, впервые за много лет, - призналась Элендра, остановившись на вершине холма, откуда открывался поразительный вид - алое закатное солнце заливало лес на западе огненными краска ми. - Я их растеряла, когда приплыла сюда. Ты мне их вернула, Рапсодия. Наверное, ты единственный человек в мире, способный понять, что я испытала, когда поняла, чего лишилась. - Рапсодия смутилась, потом улыбнулась, а воительница отвернулась и принялась разглядывать горизонт. - Пора. Достань Звездный Горн и держи его, пока будешь петь свою молитву. Ведь он рожден звездами, и они дарят ему силу.
Рапсодия молча последовала ее совету, заметив, что огонь, обнимающий клинок, стал такого же цвета, что и закатное небо. Она закрыла глаза и почувствовала присутствие меча и его растущую силу. В следующее мгновение все ее существо потянулось навстречу новым ощущением, словно Звездный Горн проснулся и разбудил ту часть ее души, что еще спала.
И тут она услышала, как запела Элендра. В ее голосе, иссушенном возрастом и печалью, звучала нежная радость, тронувшая сердце Рапсодии. Казалось, будто добрая бабушка поет колыбельную своему любимому малышу или вдова скорбит о муже, погибшем в бою. И Рапсодия присоединилась к вечерней молитве Элендры.
Пока они пели, солнце соскользнуло за холмы, окрасив небо в ярко-оранжевые цвета. Над горизонтом на западе возникла весело мерцающая точка. Солнце село, и его место заняла вечерняя звезда, а сияние Звездного Горна тут же изменило цвет, став серебристо-белым.
Словно в ответ, Элендра запела новую песнь, которую Рапсодия прекрасно знала и любила. Она была посвящена звезде по имени Серенна. Лирины Серендаира верили в то, что она оберегает их родной дом, Остров. Рапсодия попыталась присоединиться к ней, но тут же задохнулась; она родилась под Серенной, и Эши слышал, как она назвала ее Ариа, моя путеводная звезда. Ей вдруг показалось, что прошлое вернулось и стало настоящим и это мать поет хвалебный гимн путеводной звезде Рапсодии. На глаза Певицы навернулись слезы, и она судорожно сжалась, пытаясь удержать рвущиеся из груди рыдания.
Незваные образы Прошлого, воспоминания, которые она старалась припрятать как можно дальше, чтобы они не бередили душу, нахлынули, точно безжалостный поток, накрыв ее с головой и мешая дышать. Барни и Ди из "Шляпы с пером", булочник Пилам и множество других людей, с кем она была знакома в Истоне. Перед глазами встали лица детей, для которых она играла у фонтана на городской площади, Аннализа и Карли, Али и Меридион, постоянно просившие ее исполнить одну и ту же мелодию.
Поток воспоминаний мчался все быстрее, грозя поглотить Рапсодию, ее окружили друзья детства, умершие тысячу лет назад; братья, отец, мать. Когда перед ее мысленным взором возникло лицо матери, Рапсодия подняла голову и взглянула на Элендру, которая пела гимн небу, подставив лицо серебряному свету звезд.
И Рапсодия не выдержала. Она проиграла сражение и разрыдалась. Запрет Акмеда утонул в потоке слез, которые она сдерживала с тех пор, как он предупредил ее, что сделает, если она станет плакать, тогда, в их первую ночь в Корне. Она сумела справиться с мучительной, жгучей болью потери всех, кого любила, мира, где родилась, и жизни, отнятой у нее в ту ночь. Рапсодия согнулась пополам и положила руки на пояс, стараясь успокоиться, как уже делала множество раз, но на сей раз ничего не помогало. И она пере стала сдерживаться, отдавшись горю.
Ночной мрак окутал склон холма, когда она почувствовала легкое прикосновение к своему плечу. Элендра что-то тихо сказала ей на ухо, но Рапсодия не расслышала слов. И тогда воительница повторила:
- Я знаю.
Слезы, прячущиеся в самых глубинах ее существа, вы рвались наружу - да, впрочем, их никто и не пытался удержать. Элендра обняла юную Певицу, и та, прижавшись к ее сильному, надежному плечу, плакала и пыталась произнести слова, которые имели смысл только для нее одной. Элендра, тихонько раскачиваясь, гладила ее по волосам, сияющим в лунном свете.
- Выпусти на свободу свое горе, милая. Не держи его. В этом... наше начало.
Они просидели так всю ночь. Элендра крепко обнимала Рапсодию, а та порой успокаивалась, но потом рыдания снова начинали сотрясать ее тело так неистово, что ей казалось, будто она не выдержит и умрет. Элендра шептала ей слова утешения, но не для того, чтобы остановить поток горя, а чтобы помочь ей справиться с ним и отпустить на свободу боль, накопившуюся за все это время. Так врач пытается облегчить страдания женщины, дающей жизнь ребенку.
Когда рассвело, они все еще сидели на вершине холма. Рапсодия задремала и проснулась от тихого пения своей наставницы, приветствовавшей восход солнца древним гимном своего народа. В голове у нее еще не слишком проясни лось после пролитых ночью слез, но она подхватила мелодию, хотя ее голос время от времени предательски срывался. Дрожащей рукой она вынула Звездный Горн из ножен и подставила его ослепительным лучам светила, поднимающегося из-за горизонта. Уже в следующее мгновение на клинке заиграли голубые, розовые и золотые отблески, словно меч тоже радовался наступлению нового дня.
Когда солнце заняло свое место на небосводе, а ночные звезды отправились на отдых, Элендра поднялась на ноги и помогла встать Рапсодии. Они вернулись в домик Элендры, где Певица опустилась на лежащую на полу подушку и взяла чашку чая, которую ей вручила ее наставница. Во время завтрака они вспоминали старый мир и людей, которых любили, понимая, что им больше не суждено их увидеть. Немного посмеялись, чуть-чуть поплакали, но главным образом просто разговаривали. Почувствовав, что Рапсодия немного пришла в себя, Элендра спросила:
- Ты впервые оплакала свою потерю, верно?
Рапсодия допила чай и отставила чашку в сторону.
- Да.
- А могу я спросить, почему?
- Мне запретили.
- Кто?
- Тот, кто возглавлял наш отряд, - улыбнувшись, ответила Рапсодия. - Мой государь. Когда-то я ненавидела его всеми фибрами своей души, но постепенно поняла, что могу безоговорочно ему доверять. Он один из самых близких моих друзей.
- А почему он запретил тебе плакать? Рапсодия задумалась, прежде чем ответить.
- Я не знаю точно, но мне кажется, что у него от этого болят уши. Он довольно чувствителен к вибрациям, может быть дело в этом. Но он очень ясно дал мне понять, что я не должна плакать - никогда.
- Не слишком мудро с его стороны. Правила, которые я тебе преподам, когда буду учить владеть Звездным Горном, важны для выживания, но жизнь гораздо сложнее, чем просто необходимость остаться в мире людей. Я дам тебе совет, как друг и человек, потерявший то же, что и ты. Я прекрасно понимаю твои чувства, и поэтому слушай: первое правило заключается в том, чтобы слушать свое тело, второе - чтобы слушать сердце.
У тебя поразительная способность продолжать идти вперед, даже когда ты отчаянно нуждаешься в отдыхе. Не жалей времени на то, чтобы позаботиться о себе - не только о теле, но еще и о душе. Иначе твоя жизнь превратится в кошмар. Когда больно, нужно плакать. Если твоя боль не будет находить выхода, ты рано или поздно потерпишь поражение - как если бы вышла на поединок, не накопив достаточно сил. Думай о себе. В противном случае ты ни когда не сможешь быть полезной другим.
- Спасибо, Элендра, - очень серьезно сказала Рапсодия. - Спасибо за все, что ты для меня сделала. Я обязательно последую твоему совету. А теперь, если не возражаешь, пора заняться делом.
Она вымыла чашку и подошла к стойке для мечей, а ее наставница тихонько кивнула.23В саду Элендры звенела сталь, Рапсодия наносила удар за ударом, которые ее великая воительница легко парировала. Пару раз Элендра бросалась в атаку, и ей удавалось прикоснуться мечом к лодыжке, бедру или боку Рапсодии, но большую часть ударов, направленных на жизненно важные части ее тела, Певица умудрялась отразить или блокировать.
"Наноси УДАР! Вытащи свою смазливую мордашку из задницы и следи за происходящим, иначе Ой отрубит тебе башку и насадит на пику!"
Рапсодия схватила Звездный Горн обеими руками и пошла в наступление. Собрав всю свою силу, она обрушила меч на голову воительницы.
Элендра перехватила меч в левую руку и легко отразила ее удар, а правой врезала Рапсодии кулаком в челюсть. Мир для Певицы перестал существовать, все вокруг заполнила белая слепящая боль.
Она споткнулась и рухнула на землю, мельком подумав, что даже Грунтор не смог бы нанести ей такой мощный удар. Рапсодия лежала на земле и моргала глазами, стараясь избавиться от красных точек, нахально мельтешивших перед глазами, и не очень понимала, кто она такая и куда попала. Над ней склонилось изборожденное временем женское лицо.
- Ты не болг, Рапсодия. - Элендра стояла над своей ученицей. - Если ты будешь сражаться как они, тебя прикончат. Я уже говорила, природа не наградила тебя физической силой, значит, не следует на нее полагаться. Если тебе понадобится сила, можешь попросить ее у меча, но все равно надеяться только на нее нельзя. Твоя жизнь в роли Илиаченва'ар будет весьма непродолжительна, если ты позволишь мечу собой управлять. Ну, ты в порядке?
- Да, - ответила Рапсодия, чувствуя, что у нее начинает распухать разбитая губа. - Голова немного кружится.
- Хорошо, отдохнем немного, а потом попробуем еще раз.
- Нет, я в порядке.
Рапсодия осторожно потрогала подбородок и встала в позицию. Урок продолжался. На сей раз она старательно рассчитывала свои движения, и в конце поединка Элендра удовлетворенно кивнула.
Вскоре Рапсодия нашла нужный ритм и начала наносить своей наставнице все новые и новые удары, заставляя ее отступать, пару раз Элендра даже потеряла равновесие. Рапсодия сделала глубокий вдох и сосредоточила все внимание на музыке, которая наполняла ее тело, а потом попыталась настроиться на вибрации своей противницы и друга. Прикрыв глаза, она ждала, когда Элендра замахнется, подняв вверх меч, а после этого атаковала ее сбоку и уже в следующее мгновение нанесла молниеносный удар по запястью. Услышав, как меч Элендры со звоном упал на землю, она испуганно открыла глаза.
Элендра не пострадала и широко улыбалась. Такого счастливого выражения Рапсодия еще ни разу не видела на лице своей наставницы. Воительница протянула ей руку, чтобы поздравить:
- Отлично. Теперь займемся настоящим делом.
- А это было ненастоящее? - возмущенно поинтересовалась Рапсодия.
Элендра перестала улыбаться.
- Боюсь, нет, дорогая. Учитывая, с каким противником тебе придется сражаться, то, что ты сейчас проделала, просто дало бы тебе время, чтобы увидеть, как он тебя прикончит.
- Замечательно.
- Но ты сделала заметные успехи. С твоими прежними навыками ты даже не поняла бы, откуда обрушился смертельный удар.
- Ты считаешь, что увидеть, с какой стороны на тебя наступает смерть, это успех? Не удивительно, что все вокруг думают, будто ты не в своем уме, Элендра.
Воительница обняла свою ученицу за плечи и, весело смеясь, повела в дом.
Их жизнь протекала ровно и однообразно. Каждое утро, после приветственного гимна новому дню, Рапсодия меди тировала, пытаясь очистить свое сознание от посторонних мыслей и почувствовать ритм жизни собственного тела и окружающего мира. Затем под руководством Элендры она проделывала множество разнообразных упражнений с мечом, медленно и старательно отрабатывая каждое движение, пока они не становились для нее естественными и давались легко и без напряжения. Потом они устраивали поединок, после которого Элендра указывала Рапсодии на ее ошибки и объясняла, что следует делать, дабы их избежать.
Днем они гуляли по лесу или в городе, обсуждали историю нового мира, рассказывали о своем прошлом и все лучше узнавали друг друга. Рапсодия чувствовала в Элендре родственную душу, человека, который понимает, откуда она пришла, иногда даже лучше нее самой. И хотя она скрыла некоторые подробности своих приключений с Акмедом и Грунтором и промолчала про Эши, Рапсодия вдруг обнаружила, что делится с Элендрой своими самыми сокровенными страхами и мечтами, как никогда и ни с кем другим не делилась. Воительница великолепно умела слушать собеседника; честно отвечала на вопросы, не скрывала от Рапсодии своего прошлого и не боялась открыть ей сердце. Эти прогулки укрепляли дух Рапсодии не меньше, чем физические тренировки по утрам.
Вечера они посвящали ментальным упражнениям, целью которых было создание связи Рапсодии со Звездным Горном, а также развитие ее врожденных способностей.
- Будучи Певицей, ты уже знаешь, что мир состоит из вибраций, волн света, цвета и звука, - сказала Элендра через несколько дней после знакомства с Рапсодией. - Мир наполнен непрекращающимся движением, которого большинство людей не видит. Именно благодаря этому движению, или вибрациям, ты можешь влиять на окружающую действительность при помощи своей музыки. То же самое относится и к Звездному Горну. Если ты как следует сосредоточишься на моделях, известных тебе как Дающей Имя, ты обнаружишь слабые места в защите своего противника, по которым и следует наносить удар. Когда ты наберешься опыта и научишься правильно концентрироваться в сражении, я устрою тебе поединок с кем-нибудь из лиринских солдат, чья техника оставляет желать лучшего, чтобы ты потренировалась находить недостатки противника во время боя.
- А разве мы сейчас не этим занимаемся? - удивленно спросила Рапсодия.
- Ты сражаешься со мной с завязанными глазами? - улыбнувшись, поинтересовалась Элендра.
- Понятно.
- Я попрошу их сначала не слишком тебя обижать.
- В этом нет необходимости, - также улыбаясь, ответила Рапсодия. - Мои друзья болги никогда меня не щадят, и сомневаюсь, что враги тоже станут демонстрировать милосердие, поэтому пусть сражаются в полную силу. Я надеюсь справиться.
Элендра снова улыбнулась. Спокойствие и честность Рапсодии напомнили ей, какой она сама была в юности. Впрочем, Певица иначе смотрела на жизнь, чем она тогда. Возможно, это произошло потому, что Рапсодия выросла среди людей, была лишена естественной сдержанности лиринов и бросалась навстречу жизни с такой радостью и энтузиазмом, что трогала этим сердце Элендры.
Страстное желание стать частью жизни, которая ее окружала, и радоваться ей, уверенность в том, что даже в самых неприятных ситуациях можно найти что-нибудь хорошее, восхищало Элендру. Опыт и возраст научили ее, что такой подход к жизни несет боль тому, кто его исповедует, но находиться рядом с Рапсодией и стать частью ее мира было для нее истинным удовольствием. Она надеялась, что стремление девушки ярко гореть отражает ее родство со звездами и их надежным негаснущим светом, а не с кратковременным жаром огня, с которым она тоже связана и которое живет совсем мало и умирает, стоит лишь прогореть топливу, поддерживающему в нем силы.
Отсутствие осторожности сказывалось почти во всех поступках Рапсодии, кроме ее сердечных дел. Элендра замечала, как она улыбается юношам, которые дарили ей цветы, встретив на улицах города, или оставляли небольшие подарки для нее на пороге их дома, но всегда спокойно отказывалась встретиться с ними вечером или погулять при луне.
А когда кто-нибудь набирался храбрости и просил ее прийти на свидание, она либо приглашала его на ужин, зная, как смущаются юноши в присутствии знаменитой воительницы, либо говорила, что у нее нет времени, поскольку ей нужно тренироваться. Элендра уважала ее нежелание встречаться с молодыми людьми, но не переставала этому удивляться. Она была достаточно мудра, чтобы понимать: она может научить и научит ее правильно двигаться и владеть оружием, но не в силах повлиять на душу.
"Райл хайра", - подумала она.
"Жизнь такова, какова она есть" - старинная поговорка лиринов. Все, что она могла сделать для девушки, это дать ей в руки умение и надеяться на успех.
Однажды вечером они сидели у очага Элендры и пили дол моул. Элендра смотрела куда-то вдаль, словно не видела языков пламени, и думала о прошлом. Мысли Рапсодии блуждали в мире, где ей суждено теперь жить.
- Элендра?
- Да?
- А как мы найдем ф'дора? Если тебе за столько времени не удалось его разыскать, может быть, нам вообще не суждено узнать, где он прячется. Значит, придется ждать, когда он нанесет удар, и защищаться?
Элендра поставила кружку и задумчиво посмотрела на Певицу.
- Понятия не имею, - сказала она наконец. - И это не слишком хорошо для нас, поскольку ф'дор получает преимущество. Я потратила не один век на размышления о том, как его найти. Надеялась, что намерьенам удастся объединиться; Ллаурон не покладая сил трудится, чтобы этого добиться. Местные жители очень сильны, а те, кто еще помнит Сереннскую войну, с радостью отдадут все силы на то, чтобы уничтожить ф'дора, если, конечно, удастся убедить их, что он не моя выдумка. Однако во главе государства должны встать новые, мудрые правители, непохожие на Гвиллиама и Энвин.
Тогда и корона лиринов перестала бы служить просто украшением этого зала, если бы, конечно, появился монарх, достойный ее надеть. К сожалению, алмаз лишился своего главного свойства - способности подчинить себе и держать в плену демона. Как я уже говорила, видимо именно по этой причине он и стремился его уничтожить.
Когда я была Илиаченва'ар на Острове, я иногда видела скрытое зло сквозь пламя Звездного Горна. Но ты, благодаря своей связи с огнем и при помощи меча, могла бы распознавать вещи, которые недоступны мне, тем более если учесть, что ф'доры рождены от стихии огня. Трое еще могут прийти, хотя я не очень в это верю. Пожалуй, есть еще одна, последняя надежда - найти дракианина. Только дракиане обладают врожденной способностью распознавать ф'доров.
Рапсодия собралась спросить про Троих, но последние слова Элендры заставили ее задуматься. Она вспомнила, как узнала о существовании дракиан - на окутанном вечным мраком Корне, когда впервые подумала об Акмеде не как о враге.
"Ты думаешь, что ты единственная полукровка на свете?"
"Нет, конечно".
"Грунтор наполовину бенгард".
"А ты?"
"Я наполовину дракианин. Так что мы все тут дворняжки".
- А что ты знаешь про дракиан, Элендра?
Элендра встала и подбросила дров в огонь.
- Дракиане принадлежали к одной из Древних рас, самой старшей из всех, кроме, пожалуй, Первородного на рода, и являлись заклятыми врагами ф'доров. Ненависть к демонам была у них в крови, и они делали все, чтобы их истребить.
Дракиане внешне похожи на людей, но они многое взяли от насекомых, и даже селились в пещерах глубоко под землей; наверное, кое-кто из них и до сих пор продолжает там жить. Про них говорили, что они очень подвижные и проворные и видят самые разные оттенки вибраций мира. Я не знаю наверняка, но мне кажется, что именно благодаря этому качеству они умеют находить ф'доров. Они обладали даром сражаться со своими врагами их же оружием и каким-то образом подчинять себе ф'доров.
Дракианин, благодаря диковинному очертанию своих естественных ритмов, может удерживать ф'дора в теле жертвы, которую ты захватил, и не дать ему спастись бегством. Теоретически дракианин в состоянии почувствовать запах ф'дора и запереть его в теле человека, пока кто-нибудь другой не убьет его. И тогда они оба - человек и демон - будут уничтожены. В своих странствиях я надеялась встретить дракианина, но мне не повезло. Естественно.
Рапсодия вспомнила мгновение, когда дала Акмеду новое имя на темной улице Истона.
- Ты знала Брата?
- Брата? - Элендра наградила Рапсодию удивленным взглядом. - Это имя я уже давно не слышала. Нет, я его не знала. А почему ты о нем спросила?
Рапсодия поколебалась несколько мгновений, а потом ответила:
- Как-то раз я слышала это имя, и мне стало интересно, что это за человек.
- Брат был самым знаменитым наемным убийцей в старом мире - если рассказы о нем правда. Он наполовину дракианин, а еще говорят, что он стал первым представителем этого народа, родившимся на Серендаире, и потому получил в дар родство с землей, которая усиливала его врожденную чувствительность к вибрациям. Все дракиане ощущают вибрации мира, но, частично из-за особенностей физиологии, а частично из-за статуса Старейшины рода, Брат обладал огромным талантом, значительно превосходящим по силе все остальные. Более того, он имел особенную связь с кровью - как ты с огнем. Брат был страшным противником.
А еще говорят, что он слышал биение сердца намеченной жертвы, где бы она ни находилась, и таким образом отыскивал ее. Думаю, именно по этой причине он получил свое имя. Несчастный не мог и мечтать о том, чтобы скрыться. Брат обладал талантом не только выслеживать, но и убивать. Никто из живущих не знал, наверное, и половины известных ему способов лишить человека жизни, но самыми опасными его качествами были скорость и точность. Он расправлялся со своими противниками быстрее, чем они успевали достать оружие - если, конечно, вообще замечали его приближение. Брат не нуждался в том, чтобы видеть жертву; благодаря особой чувствительности к вибрациям ему требовалось только оказаться в пределах действия своего любимого квеллана, у которого, насколько мне известно, была поразительная дальнобойная сила.
- Около четверти мили, - рассеянно проговорила Рапсодия.
- Мне это неизвестно. - Элендра со значением посмотрела на Рапсодию, но та быстро отвернулась.
- Извини. Продолжай, пожалуйста.
Воительница наградила ее задумчивым взглядом и продолжила свой рассказ:
- Брат славился своей независимостью, сохранял нейтралитет и не служил никому из высоких лордов. Он выполнял заказы того, кто готов был платить за его выдающиеся способности.
Потом все изменилось. Наверняка сказать трудно, но, кажется, в самом начале Сереннской войны Брат перешел на сторону врагов нашего короля. Он выполнял поручения, которые представляли собой не просто заказные убийства, и кое-кто из наших союзников и командиров стали жертвами его квеллана.
Происходящее вызвало у нас тревогу, поскольку, как я уже сказала, дракиане являются древними врагами ф'доров. Странным было уже то, что Брат начал участвовать в политических играх и поддержал одну из враждующих сторон, но то, что он стал служить ф'дорам или даже их союзникам, казалось противоестественным. А потом он неожиданно исчез, и никто никогда его больше не видел. Нам так и не удалось разгадать эту тайну.
Рапсодия кивнула, но промолчала. Она слегка отвернулась от своей наставницы в надежде, что та не станет задавать ей вопросов. Она не стала. Элендра несколько минут внимательно на нее смотрела, а потом занялась огнем.
Во сне Рапсодия снова увидела лицо Эши, как, впрочем, и во все предыдущие ночи прошедшей недели. Элендра прибежала в первый же вечер, когда девушка проснулась от собственного крика, и обнаружила, что Рапсодия сидит на кровати и, в страхе озираясь по сторонам, дрожит под тяжелым меховым одеялом.
- Что с тобой, дорогая?
- Все хорошо, - ответила Рапсодия через несколько секунд. - Извините, Элендра. По ночам меня преследуют кошмары. Наверное, лучше мне спать в саду. - Она собралась встать.
- Не говори глупостей, - сказала Элендра и села на край ее кровати. - Так всегда бывает с теми, кто обладает даром предвидения. На самом деле это очень полезное качество, если оно, конечно, не вредит твоему здоровью из-за недосыпания.
- Или здоровью твоих друзей, - добавила Рапсодия. - Вы знали других людей, обладавших таким же даром?
- Многие из представителей Первого поколения были им наделены. Думаю, именно он стал причиной их безумия.
- Мне совсем не трудно представить себе, почему, - вздохнув, проговорила Рапсодия.
- Не огорчайся, Рапсодия, кроме того, не стоит недооценивать эту способность. Твои сны могут стать предупреждением или ключом к решению загадки, причем единственным. Что такое недостаток сна, если речь идет о спасении собственной жизни или предотвращении войны?
Проснувшись в очередной раз, дрожа от пережитого ужаса, Рапсодия вспомнила ее слова. Во сне Эши упорно искал ее, нет, охотился за ней, следовал всюду, куда бы она ни пошла. И всякий раз, когда ей казалось, будто ей больше ничто не угрожает, он оказывался рядом. В конце концов он ее поймал, и она не смогла вырваться, а он держал ее железной хваткой, затем резко развернул и вдруг оторвал ей голову и швырнул вверх, в небо. После этого он взял ее за правую руку и направил Звездный Горн прямо на далекую звезду. 
"Хивен вет ("Говори"), - приказал он. - Эвин вет ("На зови ее")".
Она прошептала имя звезды, хотя, проснувшись, не помнила его. С оглушительным ревом свет звезд обрушился с неба и ударил в человека, стоявшего неподалеку, он скорчился от невыносимой боли, а потом вспыхнул ослепительным пламенем. Мужчина повернулся, и Рапсодия узнала Ллаурона.
Она снова проснулась, одна в темноте ночи, и отчаянно задрожала.
- Рапсодия, сосредоточься, - голос Элендры звучал терпеливо, но Рапсодия уловила в нем нотку упрека. - Тебе ничего не стоит вызвать к жизни огненную душу меча, и это хорошо. Ты обладаешь врожденным родством с его силой, которого у меня не было, оно помогает тебе установить с ним связь, но ты должна уметь использовать все его возможности, если намерена сразиться с нашим общим врагом. Одного огня недостаточно, чтобы уничтожить ф'дора, ведь он тоже произошел от пламени. Ты должна проникнуть в эфирную сущность Звездного Горна. Устремись к звездам. Если ты не познаешь Серенну, ты умрешь, когда встретишься с ф'дором. А теперь попробуй еще раз, только сконцентрируйся как следует.
- Я знаю, мне очень жаль, что у меня не получается.
Рапсодия попыталась очистить свои мысли и сосредоточиться на дыхании. Она выставила перед собой меч, закрыла глаза и открыла свое сознание. И тут же увидела мир, походивший на решетку, переплетения которой формировали силуэты скал и деревьев. Элендра выглядела как окутанная сияющим ореолом схематичная человеческая фигура. Рапсодия пропела свою именную ноту - Эла - и меч изменил вибрацию, настроившись на ее мотив.
В следующее мгновение мир вокруг обрел четкие очертания, и сквозь лучи солнца Рапсодия увидела звезды. На решетке появились сад и река, текущая по полю. Рапсодия с удивлением обнаружила, что ничего не видит сквозь нее. Это ей мешало, и она подумала, что, наверное, именно так и появится Эши. Мысли о нем отвлекли ее, и иллюзорный мир вокруг перестал существовать. Рапсодия тяжело вздохнула и опустила меч.
- Прости. Я все время отвлекаюсь на посторонние мысли.
Элендра опустилась на садовую скамью и показала Рапсодии, чтобы она села рядом.
- Может быть, ты хочешь со мной поговорить?
Рапсодия постояла молча несколько мгновений, а по том опустилась на скамью рядом со своей наставницей.
- Как узнать, что человеку можно доверять?
- Никак, - покачала головой Элендра. - Никакого надежного способа нет. Ты должна воспринимать людей каждого по отдельности, слушать, что они говорят, и примерять их слова на себя. Нельзя судить людей однозначно, смотри и думай, но доверяй им, только когда они проявят себя, так или иначе. Ты обладаешь поразительной для своего возраста мудростью. Загляни в свое сердце и спроси его, оно тебе подскажет правильный ответ.
- А если у меня нет времени ждать, когда человек докажет мне, что я могу ему верить? Если я ничего о нем не знаю? Не могу заглянуть в его душу и даже увидеть лицо?
Элендра вздохнула, и глаза ее затуманились воспоминаниями.
- Это очень трудное положение, Рапсодия. Однажды я оказалась в таком. Я тогда только стала Илиаченва'ар, и мне встретился мужчина, который, казалось, хотел помочь. А времена были очень сложные, даже страшнее нынешних, за мной охотились. И вдруг он появился на моем пути, словно из ниоткуда, и предложил помощь. Я не знала, что мне делать. Ф'доры умелые лжецы, к тому же тогда их было значительно больше и у них на службе состояло огромное количество всяких выродков. Мне предстояло сделать очень трудный выбор. Ошибка означала не только мою смерть, но, главное - Звездный Горн попал бы в руки врага. Такого удара наша сторона не перенесла бы. Наконец я решила довериться своему сердцу. Знаешь, на самом деле это единственное, что нам остается.
- Плохо, - мрачно проговорила Рапсодия. - Мое сердце не слишком надежный советчик.
- Мы все совершаем ошибки, - улыбнувшись, проговорила Элендра. - Мне кажется, тебе следует дать своему сердцу еще один шанс. Я уже достаточно хорошо тебя знаю, чтобы не сомневаться: ты примешь правильное решение.
- Тебе не следует ставить свою жизнь в зависимость от моего решения.
Элендра протянула руку и погладила юную Певицу по щеке.
- Я уже поставила свою жизнь на тебя - до определенной степени. И абсолютно уверена в собственной правоте.
Рапсодия тихонько хмыкнула и опустила глаза.
- Чем закончилась история с тем мужчиной?
- Я вышла за него замуж, - широко улыбаясь, ответила Элендра. - Его звали Пендарис, и за то короткое время, что подарила нам судьба, мы были так счастливы, словно прожили вместе целый век.
- А что случилось? - мягко поинтересовалась Рапсодия.
- Он погиб во время Сереннской войны, не дожил до того момента, когда намерьены покинули Серендаир, - грустно ответила Элендра. - Почти сразу после того, как мы поженились, нас захватили ф'доры и их приспешники. Пендариса замучили до смерти.
- Мне очень жаль, Элендра, - погладив наставницу по руке, прошептала Рапсодия.
- Это была страшная война, Рапсодия. Тебе повезло, что ты ее не видела. Ну а я встретила человека, которого полюбила, и узнала, что такое счастье. Знаешь, если бы я ему не доверилась, возможно, мне удалось бы избежать плена, но тогда моя жизнь лишилась бы самых светлых своих моментов. Когда нужно сделать выбор, следует помнить, какую цену тебе придется заплатить.Шрайк задержался и злился. Во-первых, он терпеть не мог опаздывать, а во-вторых, он знал, что его господин будет недоволен, учитывая же, кто он такой, было понятно, почему Шрайк изо всех сил пришпоривал свою лошадь.
Подъехав к месту встречи, он, как и предполагал, увидел, что его уже ждут. Посередине дороги замер конь его господина, самое красивое животное, которого Шрайку когда-либо доводилось видеть, а у него на спине, сердито хмурясь, сидел всадник. Шрайк вздохнул. День начался с проливного дождя и грозы, а теперь его ждало еще более серьезное испытание.
- Проклятье, где ты был? Уже почти стемнело.
- Прошу прощения, милорд, - едва слышно пролепетал Шрайк, стараясь успокоить своего повелителя. - Я хотел убедиться в том, что за мной никто не следит.
- Ну, как прошла встреча? - Роскошный конь пританцовывал под Анборном.
Лошадь Шрайка, нервно переступая ногами, приблизилась к нему.
- Все как вы и предполагали. Вождь фирболгов тот самый урод, которого вы видели в прошлом году, его генерал тоже с ним. Однако блондинка, как мне кажется, не соответствует вашему описанию.
- В каком смысле?
Шрайк смутился. Как правило, он не боялся гнева своего господина, и обычно они разговаривали свободно и легко. Но тема захвата Канрифа явно вывела Анборна из себя, и он был раздражен. В его лазурного цвета глазах полыхал гнев, голос звучал резко и сердито. Шрайк догадывался почему.
- Ну, той девушке еще нет и двадцати, у нее непримечательная внешность и нездоровая кожа. Короче говоря, она самая обычная простушка. Учитывая ваш опыт и пристрастия, я сомневаюсь, что она показалась бы вам привлекательной. Кроме того, она безобразно себя вела.
- Значит, это другая девушка. - Анборн натянул поводья. - Та женщина, которую я видел, выглядела иначе. - Серебряные кольца, вплетенные в его черную кольчугу, засверкали.
- Получается, что другая, - не стал спорить Шрайк.
- А что Канриф?
- Цел, что меня несказанно удивило. Никто не занимается его восстановлением, но и это меня не удивило нисколько. Интересный факт: болги производят товары поразительно высокого качества и даже сумели получить первое вино со своих виноградников.
Господин кивнул:
- А как насчет армии?
- Значительная и хорошо подготовленная. Заслуга великана болга. Он немногословен, но его уважают и слушаются беспрекословно.
- Они нашли хранилище и библиотеку?
- Разумеется.
Анборн нахмурился:
- Проклятье. Ладно, Шрайк, мне надоел дождь. Здесь неподалеку есть таверна, где подают приличную еду и служат достаточно разумные девки. Нам нужно обсудить наши планы.
Шрайк кивнул и пришпорил коня, пытаясь догнать Анборна, скрывшегося в надвигающихся сумерках.24Элендра улыбнулась про себя, когда ее ученица нанесла Уристу сильный удар в живот, а затем, грациозно развернувшись, отразила выпад Синтианты, метившей ей в спину. Она с удовольствием наблюдала за тем, как Рапсодия снова повернулась лицом к своему первому противнику и прикончила бы его смертельным ударом, если бы не отвела руку в последний момент. "Победа!" - выкрикнули они одновременно и рассмеялись. Однако как следует порадоваться Рапсодия не успела - ее атаковала Синтианта, которая славилась тем, что всегда держала меч двумя руками. Но самое главное - у Рапсодии были завязаны глаза, и при этом она совсем неплохо справлялась со своей задачей.
Даже слишком хорошо, решила Элендра. Она неслышно подошла к сражающимся и подняла с земли дубину с железным наконечником. Дождавшись, когда Урист и Синтианта отвлекут Рапсодию на себя, она подобралась к ней сбоку и собралась ударить ее дубиной под колени, чтобы заставить потерять равновесие.
За вихрем молниеносных движений, последовавших за ее попыткой, практически невозможно было уследить. Рапсодия быстро развернулась и толкнула Уриста на землю, затем перепрыгнула через дубину и отскочила в сторону с такой скоростью, что Синтианта ничего не успела предпринять и налетела на Уриста. После этого Рапсодия Звездным Горном выбила из рук Элендры дубину, которая со свистом унеслась к деревьям.
Элендра расхохоталась и обняла свою ученицу, а потом сняла с ее глаз повязку.
- На сегодня хватит. Пошли отпразднуем твой успех. Прими мои поздравления, Рапсодия, теперь ты танцуешь почти так же великолепно, как поешь.
Этой ночью Рапсодия решила доверить Элендре одну из самых главных своих тайн. Она знала, что Элендра иногда совсем не ложится, поскольку, будучи чистокровной представительницей лиринов, не особенно нуждается в сне и чувствует себя свежей и полной сил после медитации, во время которой настраивается на вибрации леса, дарящего ей свежие силы и душевный покой. Рапсодия тихонько постучала в дверь к своей наставнице.
- Заходи, дорогая.
Рапсодия открыла дверь. Элендра сидела на кровати и расплетала длинную косу. На глаза Рапсодии навернулись слезы - она вспомнила мать, которая точно так же каждый вечер расплетала свои волосы, а потом, сидя перед очагом, расчесывала золотистые кудри Рапсодии. Элендра так сильно напоминала ей мать, что она чувствовала, как ее сердце всякий раз сжимается от боли. Элендра сразу поняла, что произошло, и похлопала по постели рядом с собой.
- Садись, - сказала она и, когда Рапсодия устроилась возле нее, принялась расчесывать ее волосы.
У Рапсодии потеплело на душе.
- Элендра расскажи мне про Троих и предсказаниях, которые их касаются.
- Это всего лишь пустая болтовня, - ответила ее наставница. - Мэнвин пыталась заступиться за свою сестру, не дать членам намерьенского Совета изгнать Энвин. У нее ничего не получилось. Совет прогнал Энвин, несмотря на обещание Мэнвин, что придут Трое и исправят зло, которое сотворила ее сестра. Прошло четыреста лет, пора расстаться с глупыми фантазиями и начать строить собственные планы.
- А ты помнишь, что говорилось в пророчестве? - спросила Рапсодия. - Только точно.
- Конечно. Я помогала его записывать. А почему ты спрашиваешь?
- Ну, ты же меня знаешь, я собираю легенды и сказания, - ушла от прямого ответа Рапсодия.
Элендра посмотрела на нее очень серьезно, а затем за говорила на языке намерьенов:Трое придут, опоздав, и уйдут слишком скоро,
Они - как стадии жизни людской:
Дитя Крови, Дитя Земли, Дитя Неба.
Всяк на Крови замешен и рождается в ней;
Всяк по Земле ходит, ведь она - его дом;
Но вечно тянется к Небу и под ним пристанище себе обретает.
К Небу подъемлет нас смерть,
Частью звезд мы становимся. Кровь дарит начало,
Земля - пищу, Небо - мечты при жизни и вечность в смерти.
Так пусть будут Трое, один для другого.Рапсодия кивнула:
- И никаких объяснений?
- Никаких, - покачала головой Элендра. - Многие мудрецы пытались разгадать тайну слов Мэнвин и в конце концов решили, что это аллегория, означающая, что любой может убить ф'дора, поскольку Мэнвин говорила о разных этапах жизни человека. Я не очень в это поверила, а потом решила, что данная информация для нас совершенно бес полезна. А почему ты спросила? Видела сон?
- Нет, - сказала Рапсодия. - А больше никаких идей не было?
- Ну, по правде говоря, Анборн, сын Гвиллиама, спросил Мэнвин на совете, как Трое исправят зло, причиненное ее сестрой.
- Ты помнишь, что она ответила?
Элендра кивнула и на мгновение задумалась.
"Каждая жизнь начинается с того, что объединяется Кровь, но она еще и проливается; ранить слишком легко, залечить трудно. Земля для всех, но она тоже разделена, поколение за поколением. Только Небо обнимает все, и Небо нельзя разделить; оно поможет наступлению мира и единства. Если ты хочешь залечить рану, генерал, береги Небо, чтобы оно не упало".
Рапсодия рассмеялась:
- Очень полезная информация.
Элендра положила щетку для волос на столик, стоящий у кровати.
- Теперь ты понимаешь, почему я не приняла всерьез болтовню полоумной женщины?
- Да, но, возможно, тебе следовало прислушаться к ее словам.
Элендра сурово посмотрела на нее и требовательно заявила:
- Говори, что ты имеешь в виду, Рапсодия.
- Тебе известно, что я не приплывала сюда вместе с вами, - серьезно посмотрев на нее, сказала Рапсодия. - Однако ты знаешь, что я являюсь представительницей Первого поколения намерьенов. Ты думала, что я, вместо того чтобы сесть на намерьенский корабль, отправилась в соседнюю с Серендаиром страну, последовав примеру многих других лиринов. Это не так. Я оказалась здесь совсем недавно. Ты уже слышала про Грунтора, моего друга болга, научившего меня владеть мечом. Наверное, мне следует сказать, что он тоже намерьен. У нас есть еще один друг. Он пришел с нами, и он дракианин.
Элендра схватила ее за руку:
- Ты одна из Трех?
- Я так думаю, - пожав плечами, ответила Рапсодия. - Грунтор связан с землей, Акмед слышит зов крови. А поскольку я из лирингласов, меня можно назвать "Дитя Неба".
- Трое ушли слишком рано, а явились последними, - прошептала Элендра. - Только Небо обнимает все, и небо нельзя разделить; оно поможет наступлению мира и единства. - Она взглянула на Рапсодию, глаза у нее сияли. - Это ты, Рапсодия, я всем сердцем верю в то, что ты способна сразиться со злом, - настоящая Илиаченва'ар. Меч подтвердил предсказание Мэнвин. - Она так разволновалась, что у нее начали дрожать руки.
- Подожди, Элендра, не стоит радоваться раньше времени, - проговорила Рапсодия. - Я ничего не знаю про Троих, и если их появление предсказано, в пророчестве ни чего не говорится обо мне. Я только хотела тебе рассказать, что пришла не одна.
- И ты больше никогда не будешь одна, Рапсодия. Я останусь рядом с тобой и сделаю все необходимое для того, чтобы подготовить тебя к битве с врагом и к твоей судьбе.25Рапсодия проснулась рано, в голове у нее все еще звучала мелодия из сна. Она умылась, но мелодия не уходила, занимая все ее мысли.
Она постояла у двери Элеоноры и послушала, не разбудила ли ее, но в доме было тихо. Рапсодия сердито посмотрела на лютню, стоящую в углу, затем, тяжело вздохнув, сдалась, зная, что стоит ей начать сочинять песню - и придется доводить дело до конца, иначе музыка не даст ей покоя.
Она заварила себе чашку чая и уселась за стол. Она пила маленькими глотками обжигающую жидкость, вспоминала оскорбительные комментарии Эши по поводу этого напитка и пыталась понять, в чем тут дело. Лично она считала, что чай очень даже вкусный.
Устроившись в кресле у очага, она настроила лютню и начала играть. Сначала песня звучала холодно, словно не хотела иметь с ней никаких дел, но через несколько мгновений мелодия начала обретать очертания. Рапсодия старалась играть очень тихо, чтобы не разбудить Элендру, и вскоре комнату наполнил гул созидательной энергии, который прибавил в ней света и тепла.
Огонь пел в очаге, подчиняясь звучавшей мелодии, и Рапсодия унеслась на крыльях музыки, она даже не заметила, как открылась дверь.
- Ты готова? - спросила Элендра, входя в комнату.
Она была в кожаных доспехах - как и всегда - по трепанных и старых и держала в руках плащ с высоким воротником.
Рапсодия подняла голову и посмотрела в зарешеченное окно. До рассвета оставалось около часа.
- На улице еще темно, Элендра, - ответила она, не переставая перебирать пальцами струны.
- Да, но ты уже проснулась, по крайней мере у меня сложилось такое впечатление.
- Я почти закончила сонет, - немного смущенно про говорила Рапсодия и снова опустила глаза к инструменту. - К восходу солнца он будет готов. И тогда я в твоем распоряжении.
- Интересно, - пробормотала Элендра. - Мне казалось, что ты всегда в моем распоряжении.
Ее слова удивили Рапсодию, и она подняла голову. Элендра внимательно ее изучала, а встретившись глазами, улыбнулась. Рапсодия улыбнулась в ответ, но ее не оставляло ощущение, будто она пропустила что-то важное.
- Сегодня мне удастся лучше сконцентрироваться, - сказала она и снова занялась струнами. - Как только песня перестанет звучать у меня в голове, я смогу сосредоточиться на твоих уроках.
- Правда? - ласково спросила Элендра.
- Да, - заверила она и принялась настраивать струну, которая, как ей казалось, звучала неправильно. - Лютня не давала мне спать всю ночь. Вот почему мне пришлось так рано подняться. Она требует, чтобы я закончила песню. Не думаю, что она меня отпустит, пока я не завершу работу.
- Какой неприятный инструмент. Ну, если дело только в этом...
Элендра выхватила лютню из рук Рапсодии, а когда та собралась возмутиться, швырнула ее в очаг, где она разлетелась в щепки и под протестующие стоны лопающихся струн вспыхнула. Рапсодия в ужасе смотрела, как пламя пожирало лютню.- Ну, вот, - весело заявила Элендра. - Теперь, когда проблема решена, ты готова приступить к занятиям?
Рапсодии потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя.
- Не могу поверить, что ты это сделала.
- Я жду.
- Что, ради всех святых, с тобой случилось? - выкрикнула Рапсодия и показала на очаг. - Это бесценный инструмент! Его подарила мне Элинсинос, он бесценен. А теперь...
- В комнате станет теплее.
- Тебе весело?
- Нет, Рапсодия, нисколько. - В голосе Элендры звучала холодная решимость. - Мне совсем не весело. Ты думаешь, мы тут в игрушки играем? Ты давно должна была понять, что все очень серьезно. Ты Илиаченва'ар. И одна из Троих, и тебе предстоит серьезная работа.
- Но это нисколько тебя не оправдывает! У меня есть и другие обязательства, Элендра. Я Дающая Имя. И мне необходимо работать, иначе я потеряю свое умение. - Рапсодия с трудом сглотнула, стараясь сдержать бушующий в груди гнев.
Элендра принялась расхаживать по комнате, не в силах побороть волнение.
- Возможно. Да, твой дар редкость, однако в нашем мире есть и другие Дающие Имя. Но Илиаченва'ар одна. Перед тобой стоит чрезвычайно важная задача. Все остальное не имеет значения.
- Что ты сказала? - Рапсодия сжала пальцы в кулаки. - Ты будешь приказывать, кем мне быть? Что-то я не помню, чтобы мы об этом договаривались.
- Мы не договаривались. Ты призвана на поле боя, - сказала воительница резко. - Вставай.
- Элендра, что с тобой происходит?
Тазик для мытья рук и кувшин разлетелись вдребезги, когда Элендра отшвырнула рукомойник к стене.
- Мне не под силу убить проклятого демона - вот что со мной происходит! - прорычала Элендра. - Если бы я могла, его пепел давно разметал бы ветер. Но я потерпела поражение. Я совершала ошибки и дорого за них заплатила. Ты не можешь остаться в стороне, Рапсодия. Твоя судьба предсказана, и ты можешь сколько угодно пожимать плечами, но ты прикончишь ф'дора или умрешь, сражаясь с ним. У тебя нет выбора. Я должна сделать все от меня зависящее, чтобы дать тебе шанс добиться успеха, а ты попусту тратишь мое время.
Рапсодия закрыла рот, сообразив, что пока Элендра произносила свою тираду, стояла, тупо на нее уставившись. Она попыталась найти слова, которые успокоили бы ее наставницу, но почти сразу поняла, что не знает таких слов. В глазах Элендры пылала не просто ярость, в них было что-то еще, чего Рапсодия не понимала. Она вспомнила, как ее предупреждали о приступах ярости воительницы и о ее репутации сурового учителя. Все, что она могла сделать, это держаться от нее подальше.
- Послушай меня, Рапсодия. Я отправила восемьдесят четыре идеально подготовленных воина на поиски чудовища, ни один из них, понимаешь, ни один не вернулся! Ты обладаешь огромным талантом и могучим потенциалом, каких не было ни у кого, ты способна победить ф'дора, но тебе не хватает дисциплины и силы воли. Сердцем ты хочешь спасти мир, но твое тело лениво. Ты не понимаешь всей силы зла, ждущего своего часа, чтобы тебя уничтожить.
Если тебе плевать на собственное благополучие, подумай о тех, кого ты любишь. Подумай о друзьях, сестре и детях, заботу о которых ты взяла на себя. Ты понимаешь, что их ждет, если ты потерпишь поражение? Нет, поскольку иначе мечтала бы только об одном - найти его и пронзить мечом. Тысячу раз! Знать, что он умер, и испытать радость мести за страдания, причиненные им людям за столетия его существования.
Рапсодия отвернулась, она не могла смотреть на пылающую гневом Элендру. Ее охватило поразительное спокойствие, ощущение мира, несущее в себе опасность. Наконец-то она поняла, какая невероятная задача перед ней стоит, и ее охватила паника.
- Ты знаешь, что сделал ф'дор с твоей семьей и друзьями? Тебе известно, что случилось с Истоном, Рапсодия?
- Нет, - прошептала Певица.
Глаза Элендры прояснились, словно ее отрезвил голос ученицы.
- Тебе повезло, это было ужасно, - сказала она уже спокойнее. - У тебя есть возможность положить конец страданиям людей - навсегда. Благодаря своему родству со звездами и огнем и помощи дракианина. Ты одна из Троих. Чудовище знает, что ты здесь. Демон давно тебя ждет. Но если ты будешь не готова к схватке, он застигнет тебя врасплох, и то, что он с тобой сделает, заставит тебя мечтать о смерти, которую ты будешь призывать, точно благословение. В таком случае, я могла бы много лет назад собственноручно вручить ему Звездный Горн.
Рапсодия сделала глубокий вдох и заставила себя успокоиться. В гневном голосе Элендры она почувствовала отчаяние, которое ее тронуло. Оно отозвалось в ее душе, и она услышала печальную песнь, наполненную невыразимой болью, точно такой же, какую испытала она сама, когда поняла, что уже никогда не увидит родного Острова. Рапсодия ошиблась: воительница не смогла примириться с Прошлым. Более того, как ни невероятно это могло показаться, Элендра с трудом справлялась с леденящим душу ужасом, не знающим конца.
- Элендра, мы должны понять друг друга, - проговорила она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и не дрожал. - Я не хочу с тобой ссориться. Пожалуйста, сядь и давай поговорим. После этого я с радостью пойду с тобой на поле, и ты сможешь гонять меня столько, сколько захочешь, хоть до самого заката. Но ничего из занятий не выйдет, если мы не сможем найти взаимопонимание.
Воительница неохотно опустилась на стул, стоящий около стола. Рапсодия устроилась напротив нее.
- Элендра, я не могу стать точно такой же Илиаченва'ар, какой была ты.
- Не смеши меня, Рапсодия. Я ведь тоже родилась не с мечом в руках. Мне пришлось всему учиться, как и тебе. Для этого требуется упорство и стремление добиться поставленной цели. Нельзя быть воином и не желать при этом сражаться.
- Я именно такой воин, - ответила Рапсодия. - У меня просто нет выбора. Но я хотела сказать тебе совсем другое. Я знаю, что смогу научиться владеть мечом. У меня гораздо более опытная наставница, чем были твои учителя, по правде говоря, лучшая в мире. Но природа наделила нас разными способностями. Ты обладаешь силой, которой нет у меня, и умом, похожим на редкий музыкальный инструмент. - Она посмотрела в очаг, где догорала ее лютня. - Нет, наверное, я выбрала неверное сравнение.
- Я поняла, что ты имела в виду, - невольно улыбнувшись, проговорила Элендра, которая начала понемногу приходить в себя.
- Но я обладаю умениями, которых нет у тебя. Я другая и, попытавшись стать тобой, потерплю поражение. Мне представляется, что в борьбе с таким могущественным врагом необходимо использовать любые доступные нам методы, и все их следует оттачивать. И потому я должна научиться виртуозно владеть мечом, и я научусь благодаря твоей мудрости и мастерству - думаю, сейчас не стоит упоминать пинки под зад, которые тоже неплохо помогают в определенных ситуациях. Однако я считаю, что мы не имеем права недооценивать другое оружие, имеющееся в моем распоряжении. Ты постоянно твердишь, мол, я должна меньше рассчитывать на свою силу во время сражения и "полагаться на скорость, ловкость и не вести себя точно разъяренный болг", верно?
- Ты все это не просто так говоришь?
Рапсодия вздохнула.
- Надеюсь. Существуют разные виды оружия, и каждое из них могущественно по-своему и в свое время. Я хочу, чтобы ты поняла: музыка в моих руках может стать значительно более смертоносным оружием, чем меч. Дело не в том, что я развлекаюсь, услаждая свой слух, это мое умение, Элендра, искусство, в котором я сильнее всего. Только не подумай, будто я недооцениваю значение Звездного Горна и необходимость учиться им владеть.
Элендра разглядывала ее несколько мгновений, а потом опустила глаза и медленно выдохнула:
- Ты права. Мне не следовало вымещать на тебе свою боль. Извини меня за лютню.
Рапсодия уловила в ее голосе какую-то незнакомую интонацию и нахмурилась.
- Элендра, посмотри на меня. - Когда та не пошевелилась, она повторила: - Посмотри на меня, пожалуйста.
Воительница подняла голову и встретилась с Рапсодией глазами, в которых стояли слезы.
- Элендра? Что случилось? Пожалуйста, не надо от меня скрывать, скажи.
- Сегодня, - прошептала она.
- Что произошло сегодня?
Элендра смотрела в огонь.
- Годовщина.
- Годовщина твоей свадьбы? О, Элендра!
- Нет, Рапсодия, - грустно улыбнувшись, ответила воительница. - Годовщина его смерти.
- О боги! - Сердце Рапсодии наполнила печаль. - Извини меня.
Она бросилась к своей наставнице и обняла ее сзади за плечи. Она стояла так довольно долго, до тех пор, пока Элендра не прикоснулась к ее руке. Тогда Рапсодия выпрямилась и подошла к стойке для мечей.
- Ладно, Элендра, - сказала она, прикрепляя меч к поясу. - Я готова.Ее сон был окутан сумраком, и вдруг Рапсодия увидела крошечную светящуюся точку. Она сияла в противоположном углу комнаты, заливая все вокруг себя призрачным мерцанием, Рапсодия села на постели, не в силах оторвать взгляд от ее разгорающегося огня. В воздухе, зацепившись за тонкую паутинку, висела малюсенькая звездочка.
Глядя на нее, Рапсодия внезапно осознала, что в темноте сияют и другие огни, сотни более тусклых фонариков, озаряющих мир вокруг нее светом. Они напоминали украшения в лавке ювелира, сверкающие драгоценные камни, при колотые к бархату ночи. Затем она опустила голову и с удивлением обнаружила себя не в своей комнате в доме Элендры, а каким-то непостижимым образом перенесенной на кружевное облако, повисшее над окутанной ночью землей.
И вот начался рассвет, проснулось золотое солнце и замерло на востоке над горизонтом. Его лучи пролились на землю, и Рапсодия увидела, что крошечная звездочка - это минарет в Сепульварте; лорд Стивен показывал ей книги с изображением знаменитого Шпиля. Солнечный свет отразился от него, а затем осветил Роланд, раскинувшийся внизу. Драгоценные каменья оказались городами, которые перестали сиять, едва взошло солнце.
Где-то в глубине ее сознания повторялась одна и та же мысль - пора петь хвалебный гимн новому дню, но Рапсодия не могла издать ни звука. Она тряхнула головой и вдруг увидела, как к Сепульварте приближается черная тень. Рапсодия замерла от ужаса, когда тень коснулась Шпиля и в следующее мгновение поглотила базилику, на бросив на нее сумрачное покрывало.
Но на его фоне Певице удалось разглядеть старика. Неожиданно оказалось, что Рапсодия находится всего в нескольких футах от него. Бледный, словно смерть, он мо лился, стоя возле алтаря огромной базилики. Вокруг него метались языки черного огня, он произносил заклинания, и вдруг изо рта и носа у него потекла кровь, оставляя яркие алые пятна на белоснежном одеянии. Рапсодия, не в силах произнести ни слова, смотрела, как его поглотил черный огонь.
Через мгновение картина прояснилась, и в базилике появилось пятеро мужчин. Они бросились к луже крови на полу, в том месте, где минуту назад стоял старик, и остановились в безмолвном оцепенении. Двое из них, совсем еще мальчик и древний старик с пустыми глазами, беспомощно смотрели на кровь, растекающуюся по полу. Двое других выхватили мечи и яростно бросились друг на друга. Последний, пожилой человек с добрым лицом, начал разбирать бумаги, наводить порядок, готовить для всех чай. Неожиданно он повернулся к Рапсодии и, улыбнувшись, протянул ей чашку. Она покачала головой, и он вернулся к прерванному занятию.
Рапсодия услышала за окном базилики какой-то звук и подошла посмотреть. Ничего особенного не происходило - люди спешили по своим делам, купцы продавали товары, тут и там виднелись телеги, запряженные волами. А по улице текли реки крови, на которые никто не обращал внимания. Даже когда поток набрал силу, начал подниматься и в конце концов затопил город. Рапсодия слышала, как спорит булочник с прачкой, а его рот наполняется кровью.
Потом раздался оглушительный треск, и Рапсодия посмотрела на небо. Звезда на Шпиле чуть накренилась и рухнула в алое море, в которое превратилась Сепульварта, совсем как звезда из ее старых снов. Она коснулась мостовой, и на небе вспыхнуло ослепительное сияние. Когда к ней вернулось зрение, оказалось, что она сидит на Великом Белом Дереве, ее голову украшает корона Тириана, а лирины поют вместе с ней, в то время как Дерево медленно опускается на дно кровавого океана.
Сон закончился, но Рапсодия проснулась от собственного крика. Элендра сидела рядом с ней на кровати и крепко держала ее за руки.
- Рапсодия? Что с тобой?
Рапсодия смотрела на нее и дрожала. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, что ей приснилось. Очевидно, это был вещий сон, предупреждение, на которое она не могла не обратить внимания. Элендра видела, как она мучается, и ушла в надежде, что она быстрее придет в себя в одиночестве.
- Дол моул достаточно теплый?
Рапсодия сделала глоток и кивнула:
- Отличный. Спасибо, что принесла. И извини, что разбудила.
Элендра молча наблюдала за своей ученицей, которая пила живительный напиток и пыталась успокоиться. Она уже привыкла к тому, что Рапсодию постоянно мучают кошмары, и теперь почти не замечала этого. Сегодня она проснулась от необычайно пронзительного крика девушки, а услышав ее сон, поняла, почему та испугалась.
Допив дол моул, Рапсодия поставила кружку.
- Утром мне придется отправиться в Сепульварту.
- Человек в белом одеянии похож по описанию на Патриарха, - кивнув, сказала Элендра. - Хотя видят его только представители внутреннего круга, и я не знаю точно, как он выглядит. Кто другие люди мне неизвестно. Вполне возможно, что это всего лишь символы.
- Я узнала юношу, который был с ними. Он Первосвященник Кандерр-Ярима, - проговорила Рапсодия. - Я с ним встречалась, когда вела переговоры о заключении мира между Роландом и Илорком. Он показался мне хорошим человеком. Думаю, смерть Патриарха должна была вы звать у него именно такую реакцию, какую я видела во сне.
- Возможно, те четверо - это остальные Благословенные, - предположила Элендра.
- Может быть, - не стала спорить Рапсодия. - Мне жаль, что приходится покинуть тебя так быстро. Я бы хотела провести с тобой побольше времени.
- Уже пора, - спокойно сказала Элендра. - Ты знаешь все, что тебе необходимо, Рапсодия. Я была не права, когда сказала, что ты еще не готова. Ты стала сильнее и научилась владеть мечом, а еще у тебя мудрое и доброе сердце. Следуй за своей судьбой. А я помогу тебе всем, чем смогу. И помни: ты здесь желанный гость, приезжай в любое время и оставайся сколько пожелаешь. Если ты решишь, что можешь объединить лиринов и намерьенов, приходи ко мне, и я поддержу тебя всей душой.
Рапсодия улыбнулась своей наставнице, но в глазах у нее была печаль.
- Мне будет очень трудно попрощаться с тобой, Элендра. Как ни с кем другим в этом мире. За то короткое время, что я провела здесь, я почувствовала себя дома - впервые с тех пор, как покинула Серендаир. У меня такое чувство, будто я снова теряю свою семью. 
- В таком случае не нужно прощаться, - заявила Элендра и, встав, направилась к двери. - Главное, помни: этот дом и мое сердце открыты для тебя всегда. А теперь попытайся уснуть, скоро утро.
- Великий Священный День в религии Патриарха - это первый день лета, - сказала Элендра, вручая Рапсодии седельные сумки. Певица кивнула, устраивая их на спине гнедой кобылы, которую ей дала ее наставница, - сильного, но спокойного животного с умными глазами. - Если ты не будешь петлять вместе с дорогами, а поскачешь напрямик, ты можешь успеть вовремя.
- Ты говорила, что до Сепульварты две недели пути, - с сомнением посмотрела на свою наставницу Рапсодия. - Если я поскачу напрямик, то обязательно заблужусь. Я же там никогда не была.
- Шпиль, увенчанный осколком звезды, будет, словно маяк, виден издалека, - успокоила ее Элендра. - Если ты хорошенько настроишься, то сможешь его почувствовать, тебе даже Звездный Горн не понадобится. А уж с твоим мечом ты никогда не собьешься с пути - он обязательно приведет тебя в Сепульварту. Да и вообще ни один лирин еще не заблудился ночью, когда светят звезды.
- Мой дедушка говорил то же самое про моряков, - сказала Рапсодия и улыбнулась, но тут же вновь стала серьезной, вспомнив слова матери: "Если ты посмотришь на небо и найдешь свою путеводную звезду, ты никогда не заблудишься, никогда".
- Я хочу преподать тебе еще один урок, который ты никогда не должна забывать. - У Элендры засияли глаза. - Я бы все равно тебе об этом сказала, только я не знала, что нам суждено так скоро расстаться. У нас на родине существовало братство воинов, оно называлось "Кузены". Все его члены искусно владели мечом и были мастерами ведения боя, а еще они поклонялись ветру и звезде, под которой ты родилась. Туда принимали за воинское искусство, отточенное годами службы, или за бескорыстную и самоотверженную помощь другим людям, оказанную с риском для жизни.
Я не сомневаюсь, что наступит день, когда тебе будет оказана эта великая честь, из тебя получится прекрасный член братства. Услышав шепот ветра, который ликующей песней отзовется в твоем сердце, ты поймешь, что стала избранной. Впрочем, я не видела здесь ни одного Кузена и не знаю, существует ли братство сейчас. Но если оно живет, его члены обязательно откликнутся на твой призыв о помощи, который ты отправишь к ним на крыльях ветра. Слушай внимательно, я тебя научу. - И Элендра запела дрожащим голосом на старонамерьенском наречии: - Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову, и меня услышат.
- Не забудь позвать меня, если я тебе понадоблюсь, - сказала Элендра. - Не знаю, смогу ли я тебя услышать, но если твой крик о помощи до меня долетит, я обязательно приду.
На глаза Рапсодии навернулись слезы.
- Я знаю, Элендра. Не волнуйся, со мной все будет хорошо.
- Конечно.
Рапсодия похлопала кобылу по боку.
- Ну, мне пора. Спасибо тебе за все.
- Нет, Рапсодия, спасибо за все тебе, - ответила лиринская воительница. - Ты принесла сюда гораздо больше, чем увозишь. Счастливого пути и будь осторожна.
Рапсодия наклонилась и поцеловала Элендру в морщинистую щеку.
- Я тебе расскажу о своих приключениях, когда приеду погостить.
- История наверняка будет потрясающая, - проговорила Элендра и сморгнула слезы. - А теперь езжай. У тебя впереди трудный день.
Она тихонько хлопнула кобылу по крупу и помахала рукой своей ученице, увозившей с собой ее уроки и наставления, последней в длинном списке могучих воинов, получивших ее благословение. Впрочем, Элендра знала, что сейчас все иначе. Она боялась надеяться на успех, ведь никто из тех, с кем она простилась на пороге своего дома, не вернулся. Рапсодия забрала с собой ее сердце, которое навсегда с ней и останется.26Путь в Сепульварту оказал на Рапсодию живительное действие. Она мчалась на северо-восток, навстречу лету, выстилавшему ее путь свежей травой и радовавшему глаз яркой молодой хвоей вечнозеленых деревьев в лесу. Воздух становился все теплее, а луга потрясали своим пышным многоцветным ковром. Рапсодия чувствовала, как огонь в ее душе разгорается с новой силой.
Свист ветра, топот копыт и отчаянная скачка подарили ей ощущение полной свободы, такого упоительного чувства Рапсодия не испытывала очень давно. Она распустила волосы в тот же день, как выбралась на равнины Роланда, и ветер радостно разметал ее огненные локоны. Она часто подставляла лицо солнцу, наслаждаясь его теплом, и вскоре ее розовая кожа приобрела золотистый оттенок. И только оставив позади поля Бетани и Наварна, Рапсодия поняла, что настолько здоровой и полной сил она не чувствовала себя давно.
Через одиннадцать дней безумной скачки Рапсодия подъехала к воротам Сепульварты. Шпиль, украшенный звездой, служил ей маяком последние три дня пути. Впервые Рапсодия заметила его ночью - едва различимый мерцающий свет вдалеке. Точно такой же, как в ее видении. Кошмар, заставивший ее предпринять это путешествие, возвращался всякий раз, когда она засыпала, словно напоминание о том, что она должна спешить.
Дорога к городу была заполнена пилигримами, идущими в храмы, священниками, спешащими с разными поручениями, и самыми обычными людьми, путешествующими из провинции в провинцию в надежде заключить выгодное торговое соглашение или провернуть какое-нибудь дельце - иногда честно, а порой и не очень. Рапсодия без проблем смешалась с толпой, миновала ворота и въехала в город. Через некоторое время она остановилась около Лианта'ар, Великой базилики, стоящей на высоком холме на окраине Сепульварты. Великолепное мраморное здание, в котором жил Патриарх, являлось продолжением самой базилики. Медные двери, ведущие в него, охраняли солдаты в яркой форме. Рапсодия привязала лошадь, дала ей воды и овса и направилась к стражникам.
Не успела она приблизиться к ним на десять футов, как они скрестили пики.
- Что вам нужно?
Рапсодия выпрямила спину и ответила:
- Мне нужно повидать Его Преосвященство.
- Дни Обращений были зимой. Вы опоздали.
Рапсодия почувствовала, что страх, не оставлявший ее с тех пор, как ей впервые приснился кошмар, уступил место раздражению.
- Мне необходимо с ним поговорить. Пожалуйста.
- Патриарх ни с кем не встречается даже в Дни Обращений. Уходи.
Рапсодия почувствовала, что сейчас взорвется, и потому постаралась говорить как можно спокойнее:
- Пожалуйста, скажите Его Преосвященству, что к нему прибыла Илиаченва'ар, которая намерена стать его защитницей. - Стражи молчали. - Хорошо, - заявила Рапсодия, с трудом сдерживая ярость. - До тех пор, пока вы не передадите Патриарху мое послание, вы будете молчать. - И она произнесла имя тишины.
Стражники переглянулись и попытались рассмеяться. Сердце Рапсодии наполнила жалость, когда они обнаружили, что не могут выдавить из себя ни звука, и на их лицах появился страх и недоумение. Тот, что помоложе, вцепился в свою шею, а другой, более опытный, наставил на Рапсодию пику.
- Да ладно вам, не стоит нервничать, - сказала она совершенно спокойно. - Если вы хотите устроить потасовку прямо здесь, на улице, валяйте, я не против, только мое оружие намного превосходит ваше. Так что получится не совсем честно. Итак, прошу вас, господа, я проделала долгий путь, и у меня кончается терпение. Либо вы передадите Патриарху мое послание, либо готовьтесь к бою. - Она ласково улыбнулась стражникам, чтобы немного смягчить свои слова.
Молодой солдат заморгал и немного расслабился. Затем, взглянув на своего товарища, а потом на Рапсодию, повернулся и вошел в дом Патриарха. Другой продолжал стоять, наставив на нее пику. Рапсодия спокойно уселась на каменную ступеньку и приготовилась ждать.
Отсюда открывался великолепный вид на город, удобно устроившийся между двумя холмами. Большинство зданий Сепульварты было построено из белого камня или мрамора, в результате возникало ощущение, будто город купается в солнечном свете, который, казалось, окружал его ореолом нереальности, превратив в волшебное царство грез. А высокое строение в самом центре Сепульварты заливало улицы своим сказочным сиянием, делая город еще прекраснее. Шпиль оказался таким высоким, что базилика, хоть и выстроенная на вершине холма в сотнях футов над городом, представлялась детской игрушкой. Когда солнечный луч коснулся одной из граней звезды, яркий огненный кинжал разорвал воздух и залил крыши домов ослепительным блеском.
Стражник вернулся в тот момент, когда Рапсодия встала, чтобы немного размяться.
- Идите за мной, пожалуйста.
Она поднялась вслед за ним по каменным ступеням и вошла в медные двери.
Как только Рапсодия шагнула внутрь, яркий солнечный свет погас. Здесь почти не было окон, и потому внутреннее убранство великолепного дворца производило угнетающее впечатление. На стенах были развешаны тяжелые гобелены, тут и там виднелись медные подсвечники с толстыми свечами, которые и являлись единственным источником света. Резкий аромат благовоний не справлялся с застоявшимся воздухом и запахом сырости.
Рапсодию провели по нескольким длинным коридорам, мимо бледных мужчин в одежде священнослужителей, откровенно разглядывавших ее, когда она проходила мимо. Наконец стражник остановился около огромной деревянной двери, покрытой резным орнаментом. Осторожно ее приоткрыв, он знаком показал Рапсодии, чтобы она вошла, и она не стала ждать еще одного приглашения.
Комната оказалась примерно такого же размера, что и Большой Зал в Илорке. Кроме огромной позолоченной звезды на полу, никаких других украшений Рапсодии раз глядеть не удалось. Как, впрочем, и мебели, если не считать стоявшего на верхней ступеньке мраморной лестницы массивного черного кресла из орехового дерева, чем-то напоминавшего трон, только гораздо более скромного. В кресле сидел высокий худой мужчина в роскошном одеянии, расшитом золотом и серебряными звездами. Когда она остановилась перед ним, мужчина наградил Рапсодию суровым взглядом, Певица прежде никогда его не видела, даже в своих снах, и потому решила подождать, что он скажет.
Мужчина довольно долго ее рассматривал, а потом нахмурился.
- Ну? Что вам от меня нужно?
Рапсодия медленно выдохнула и ответила:
- Ничего.
Суровое лицо исказила гримаса гнева.
- Ничего? В таком случае, почему вы настаивали на встрече со мной? Что за игру вы затеяли, юная леди?
- Мне представляется, что это вы пытаетесь играть со мной в глупые игры. - Рапсодия старалась, чтобы голос звучал вежливо и спокойно, хотя скрыть раздражение ей было трудно. - Мне нужно встретиться с настоящим Патриархом. Обман подобного рода не к лицу ни вам, ни ему.
На место гневу пришло смущение.
- Кто вы?
- Я уже сказала стражникам, что я Илиаченва'ар. Нет ничего страшного в том, что вам не знакомо это имя. Но Патриарх все отлично поймет, если вы, конечно, сочтете необходимым сообщить ему о моем визите. А теперь, будьте любезны, отведите меня к настоящему Патриарху. У меня мало времени.
Мужчина разглядывал ее несколько мгновений, а потом встал с кресла.
- Его Святейшество готовится к празднованию Священного Дня. Он никого не принимает.
- А почему бы вам не предоставить ему возможность самому принять решение, - спросила Рапсодия и сложила руки на груди. - Не сомневаюсь, что он очень даже захочет со мной встретиться.
Мужчина немного подумал, а потом пробормотал:
- Я у него спрошу.
- Благодарю вас. Я очень вам признательна.
Мужчина встал с кресла и, кивнув, спустился по ступенькам вниз. Проходя мимо Рапсодии, он задержался на одно короткое мгновение, чтобы оглядеть ее с ног до головы, и вышел из комнаты. Рапсодия вздохнула и подняла глаза к потолку, тоже сделанному из мрамора. Его суровая холодная надежность вызвала у Рапсодии ощущение, будто она попала в гробницу, и ей отчаянно захотелось поскорее оказаться на свежем воздухе.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь снова открылась и вернулся мужчина, с которым она разговаривала, на сей раз в простой рясе священнослужителя. Он знаком показал, чтобы она следовала за ним, и они зашагали по бесконечным переплетениям коридоров, - вскоре Рапсодия поняла, что совершенно перестала ориентироваться.
Наконец они вышли в длинный коридор с простыми кельями, двери в которые стояли открытыми. Рапсодия решила, что это здешняя больница. Когда они проходили мимо, она обратила внимание, что в каждой келье стоит кровать или две, на них под белыми простынями лежат люди, стонущие от боли или что-то бормочущие в бреду. Ее проводник остановился около закрытой двери в конце коридора, постучал, а потом открыл ее и жестом пригласил Рапсодию войти.
Рапсодия сделала шаг вперед и услышала, как закрылась дверь у нее за спиной. На кровати лежал пожилой, хруп кий на вид человек с шапкой седых волос и небесно-голубыми глазами, весело искрившимися, несмотря на его преклонный возраст. Он был одет точно в такое же белое одеяние, какое Рапсодия видела на других пациентах, и она сразу узнала в нем Патриарха из своего сна. На лице старика появилось благоговение, когда он протянул к ней дрожащую руку.
- Элендра? - едва слышно прошептал он. - Ты пришла?
Рапсодия осторожно взяла худую руку и опустилась на табурет, стоящий возле кровати, чтобы Патриарху не пришлось лишний раз поднимать голову.
- Нет, Ваше Святейшество, - сказала она мягко. - Меня зовут Рапсодия. Теперь я Илиаченва'ар. Элендра давала мне уроки владения мечом. По правде говоря, я прибыла к вам прямо от нее.
Пожилой священник кивнул:
- Разумеется, ты слишком молода, чтобы быть Элендрой. Мне следовало сразу это понять, как только ты вошла. Но мне сказали, что меня хочет видеть представительница народа лиринглас, которая называет себя Илиаченва'ар...
- Вы оказали мне честь, - улыбнувшись, проговорила Рапсодия. - Надеюсь, наступит день, когда я буду достойна этого сравнения.
Патриарх радостно заулыбался.
- Ой, а ты красавица, дитя мое, - проговорил он, а потом зашептал, совсем как заправский заговорщик: - Как ты думаешь, я совершу серьезный грех, если просто полежу немного и полюбуюсь на тебя?
Рапсодия рассмеялась:
- Ну, вам лучше знать, Ваше Святейшество, но лично я сомневаюсь.
- Единый Бог проявил доброту, послав мне такое утешение в мои последние дни, - вздохнув, проговорил Патриарх.
- Последние дни? - нахмурившись, переспросила Рапсодия. - Вам было видение, Ваше Святейшество?
Патриарх едва заметно кивнул.
- Да, дитя мое. Этот праздник будет для меня послед ним. После него меня заберет к себе Единый Бог. - Он увидел непонимание и жалость в ее глазах. - Не нужно за меня переживать, дитя, я не испытываю страха. По правде говоря, я даже жду этого момента. Главное для меня - провести завтрашнюю церемонию. Если она пройдет успешно, год будет в безопасности.
- Я не понимаю. Что вы имеете в виду?
- Ты не придерживаешься нашего вероисповедания?
- К сожалению, нет, Ваше Святейшество.
- Не стоит извиняться, дитя мое. Единый Бог призывает в свои тех, кого считает нужным. Если у тебя другая вера, возможно, ты пришла, чтобы научить меня чему-нибудь, прежде чем я буду готов с Ним встретиться.
- Боюсь, я вряд ли смогу научить вас чему-нибудь, что касается вопросов веры, Ваше Святейшество, - смущенно проговорила Рапсодия.
- А вот я в этом совсем не уверен. Вера диковинная вещь, дитя мое, и она, к сожалению, далеко не всегда достаточно крепка в душах тех, кто ей служит. Но мы еще о ней поговорим, верно? Позволь я расскажу тебе про праздник Священного Дня.
Каждый год, в канун первого дня времени года, посвященного солнцу, я совершаю ритуал, оставшись в полном одиночестве в базилике. В нашей религии есть и другие праздники, но этот самый главный, поскольку церемония в Священный День подтверждает приверженность всех верующих и самого Патриарха Единому Богу. Торжественные слова, которые я произношу, являются частью священной связи с Создателем - каждый год Патриарх от имени остальных верующих передает Единому Богу души его детей. Взамен мы получаем его защиту на следующий год. - Рапсодия кивнула, ритуал походил на церемонию, известную Дающим Имя. - Таким образом, поскольку благодаря этой церемонии Единый Бог охраняет свою паству весь год, ее ни в коем случае нельзя ни отменить, ни прерывать, - продолжал Патриарх. - Жители Сепульварты вечером расходятся по домам и остаются за закрытыми дверями, чтобы никто и ничто не могло мне помешать. Более того, многие молятся за меня, чтобы я правильно исполнил ритуал, хотя, я полагаю, большинство просто спит в своих постелях. 
Старик замолчал и попытался отдышаться - лекция явно далась ему с трудом. Рапсодия налила ему воды из кувшина, стоявшего на столике рядом с кроватью.
- Вы больны, Ваше Святейшество? - спросила она, помогая ему удержать стакан в дрожащей руке.
Патриарх отпил воды и кивнул, показав Рапсодии, что утолил жажду.
- Немного, дитя мое. Старение тяжелый процесс, но боль помогает нам смириться с тем, что придется расстаться с телом, и сосредоточиться на укреплении духа, ведь путь к Единому Богу нелегок. Здесь многие страдают гораздо больше меня. И мне жаль, что у меня не хватает сил за ними ухаживать, как я это обычно делал. Иначе, боюсь, я не смогу провести завтрашнюю службу.
- Я займусь ими вместо вас, Ваше Святейшество, - пообещала Рапсодия и погладила Патриарха по руке.
- Ты целительница?
- Немного. - Рапсодия встала, сняла плащ и дорожную сумку. Плащ она повесила на спинку стула, стоящего в противоположном углу комнаты, а потом раскрыла свою сумку. - А еще я умею петь. Хотите послушать песню?
Бледное лицо Патриарха озарила улыбка.
- С удовольствием. Мне следовало догадаться, что ты музыкант, - по имени.
- Боюсь только, что единственный инструмент, который имеется у меня в распоряжении, это флейта, - грустно проговорила Рапсодия. - Моя лютня недавно пострадала от несчастного случая, а другую лютню я оставила в Доме Памяти, чтобы она охраняла растущее там Дерево.
- Лютня? Ты играешь на лютне? Как бы мне хотелось тебя послушать. На свете нет ничего прекраснее, чем музыка, которую извлекает из струн настоящий мастер.
- Я не сказала, что я мастер, - улыбнулась Рапсодия. - Но зато я играю с удовольствием. Может быть, я как-нибудь приеду к вам с новой лютней и, если пожелаете, что-нибудь исполню для вас.
- Посмотрим, - с деланой суровостью проговорил Патриарх.
Рапсодия знала, что он уже заглянул в иной мир, и промолчала. Приложив флейту к губам, она заиграла легкую, воздушную мелодию, похожую на шелест ветра в Тирианском лесу.
Лицо Патриарха стало спокойнее, складки на лбу раз гладились, - пение флейты заглушило боль. Помогая болгам, Рапсодия научилась следить за выражением их лиц, чтобы определить наступление момента, когда музыка облегчает страдание и состояние пациента на время стабилизируется. Увидев, что Патриарху стало лучше, она осторожно подвела песню к завершению. Старик глубоко вздохнул.
- Воистину Единый Бог послал тебя, чтобы облегчить мне расставание с этим миром, дитя. Как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом, когда придет мое время.
- Когда душа готовится в путь к свету, лирины поют прощальную песнь, - сказала Рапсодия и увидела, как в глазах Патриарха зажегся интерес. - Говорят, она ослабляет связь с Землей, которая удерживает душу в теле, и потому душе не приходится сражаться за то, чтобы вырваться на свободу. Душа обретает счастье в своем последнем странствии.
- Жаль, что я не принадлежу к народу лирин, - сказал Патриарх. - И мне не споют прощальный гимн.
- Для этого не нужно быть лирином, Ваше Святейшество. Наверняка здесь есть много представителей моего народа.
- Да, наверное, удастся найти кого-нибудь, кто помнит гимн и споет для меня в мой последний час, - сказал Патриарх. - Твоя песнь облегчила мою боль, дитя. У тебя редкий дар.
Раздался стук в дверь, и через мгновение появился священник, который выдавал себя за Патриарха. В руках он нес ослепительно белое одеяние.
- Это подойдет для завтрашней церемонии, Ваше Святейшество, или приказать достать то, что сшито из сорболдского льна?
- Не нужно, Грегори, все в порядке, - ответил Патриарх. Священник поклонился и тихо вышел. Когда дверь за ним закрылась, Патриарх повернулся к Рапсодии, внезапно побледневшей как полотно. - В чем дело, дитя мое?
- Эта мантия для завтрашней церемонии?
- Да. Во время празднования Священного Дня Патриарх должен быть одет в белое. Все остальное время я, как правило, ношу цветную одежду, чаще всего серебристую или золотую. А почему ты спрашиваешь?
Рапсодия взяла его руку в свои, которые теперь дрожа ли сильнее, чем у немощного Патриарха.
- Я должна рассказать вам, почему я сюда примчалась, Ваше Святейшество, - проговорила она.
Очень медленно, осторожно Рапсодия во всех подробностях поведала Патриарху о своем видении, пытаясь описать людей, которых видела, как можно точнее. В самом начале рассказа Патриарх разволновался, но по мере того, как она продолжила описывать ему все, что ей приснилось, становился все более и более задумчивым, временами кивал и слушал очень внимательно. Наконец, когда она замолчала, он глубоко вздохнул и сказал:
- Как печально. Моя смерть не только помешает проведению священной церемонии, но еще и вызовет нежелательную реакцию Благословенных. Я думаю, твое видение очень точно показало, что произойдет после моей гибели. Я надеялся, что они смогут подняться выше своих разногласий, но, как видно, проявил излишнюю оптимистичность.
- Что вы имеете в виду, Ваше Святейшество?
- Ну, первые двое, юноша и старик, это Первосвященники Кандерр-Ярима и Неприсоединившихся районов, Ян Стюард и Колин Абернати. Ян наделен поразительной мудростью, неожиданной в человеке столь юных лет, но он зелен и неопытен. Он стал Благословенным главным образом потому, что его брат Тристан Стюард является лордом-регентом Роланда и принцем Бетани, хотя, полагаю, со временем Ян будет прекрасным Благословенным. Колин старше меня, и у него слабое здоровье. Ни тот, ни другой не могут претендовать на то, чтобы занять мое место, и, вне всякого сомнения, испугаются, когда окажутся в ситуации, которую ты описала.
Человек, готовивший чай, скорее всего, Ланакан Орландо, Первосвященник Бет-Корбэра. Его поведение очень хорошо отражает его сущность. Он очень скромен и всегда старается облегчить всем жизнь и разрядить неприятные ситуации. Ланакан мой главный целитель и священник. Именно его я посылаю благословить войска или утешить умирающего. Он совсем не лидер, но зато отличный священнослужитель.
А вот что касается оставшихся двух, тут возникают проблемы. Это Первосвященники Авондерр-Наварна и Сорболда, непримиримые соперники и основные претенденты на пост Патриарха после моей смерти.
Филабет Грисволд, Первосвященник Авондерр-Навар на, обладает большим влиянием в других провинциях, поскольку Авондерр расположен рядом с морскими торговыми путями, кроме того, его епископство очень богато. Найлэш Моуса, Первосвященник Сорболда, является религиозным лидером всей страны, а не одной провинции Орландан, среди его предков не было ни одного намерьена, которые в последнее время все больше теряют популярность. Они ненавидят друг друга, и, хотя в прошлом я пытался их примирить, мне становится страшно от одной только мысли о борьбе за власть, которая начнется после моей смерти. Я сомневаюсь, что кто-либо из них достоин стать Патриархом, в особенности если следующий год не получит поддержки Единого Бога. - Он прикусил губу, и тут Рапсодия увидела, что его мелко трясет.
- Чем я могу вам помочь? - спросила она и сжала его ладонь. - Вы можете на меня положиться.
Патриарх бросил на нее пронзительный взгляд, словно пытался заглянуть ей в душу, и Рапсодия не отвела глаз, позволив ему некоторое время изучать свое лицо. Наконец он посмотрел на их соединенные руки.
- Да, думаю, что я могу на тебя положиться, - сказал он скорее себе, чем ей.
Патриарх снял с пальца перстень, который Рапсодия раньше не заметила, - прозрачный гладкий камень был вставлен в простую платиновую оправу. Он разжал ее пальцы и положил перстень ей на ладонь.
-Внутри камня, на противоположных сторонах овала, были начертаны два символа, похожие на плюс и минус. Рапсодия удивленно посмотрела на старого священника.
Патриарх прикоснулся к камню и, к великому изумлению Рапсодии, произнес на древненамерьенском языке слово, означающее владение. Он использовал свой дар давать Имя.
- Вот, - сказал он и, довольно улыбнувшись, встретился глазами с Рапсодией. - Дитя мое, ты держишь в руках знак Патриарха. Пока он будет присутствовать завтра ночью в базилике, я буду официально считаться Патриархом и с полным правом проведу торжественную церемонию. Но больше я не смогу освятить ни один праздник, впрочем, это не имеет значения, я все равно скоро умру. Сохрани его ради меня. Перстень содержит великую мудрость Патриархов и наделен способностью исцелять, которая является неотъемлемой частью моего сана.
- Разве могут мудрость, опыт и благородство содержаться в кольце? Мне кажется, этими качествами должен обладать человек, занимающий то или иное высокое положение.
Патриарх улыбнулся.
- По правде говоря, дитя мое, короны королей и кольца и колья, на которых гибли святые люди, очень часто являются вместилищем их сути. Иначе мудрость умерла бы вместе с человеком. Вот почему корона или кольцо передаются от короля к королю и от Патриарха к Патриарху. Они содержат благородные свершения многих королей и многих Патриархов, а не только того, кто носит его в настоящий момент. Именно по этой причине королю во время церемонии коронации на голову надевают корону, а Патриарху - на палец кольцо. Это символ коллективной мудрости, которая нужна, чтобы вести за собой людей. - Он сжал дрожащей рукой руку Рапсодии. - Я знаю, ты будешь его беречь.
- Вы оказали мне честь своим доверием, Ваше Святейшество, - заикаясь, проговорила Рапсодия. - Но разве не лучше оставить кольцо кому-нибудь из священников, принадлежащих к вашему ордену?
- Вряд ли, - качнул головой Патриарх. - Мой опыт и мудрость, усиленные кольцом, подсказывают мне, что я должен отдать его тебе. Ты сама поймешь, как им распорядиться. Кольцо представляет собой древнюю реликвию, привезенную намерьенами с Погибшего острова. Оно хранит множество тайн, которые мне так и не удалось разгадать. Возможно, тебе повезет больше. Или тому, кому ты посчитаешь нужным его передать. Если после моей смерти вопрос наследования Патриаршего сана будет решен мирно, ты приедешь в Сепульварту, чтобы новый Патриарх был облечен властью по всем правилам. Согласна?
- Да.
- Я знал, что ты не станешь отказываться. Это хорошо, поскольку без кольца у них ничего не получится. - Он рассмеялся, словно мальчишка, придумавший отличную шутку.
- Позвольте мне быть рядом с вами завтра ночью, Ваше Святейшество, - очень серьезно проговорила Рапсодия. - Если в моем видении ваша смерть произошла от руки наемного убийцы, а не по воле Единого Бога, я должна стать вашим защитником и оградить вас от нападения. Ритуал будет совершен, и благополучие года обеспечено. После этого вы сможете жить спокойно и без забот, пока Единый Бог не призовет вас к себе.
- Я надеялся услышать эти слова, - радостно прошептал Патриарх. - Только защитник, признанный Патриархом, может сопровождать его во время ритуала. Думаю, он покажется тебе скучным, но я счастлив, что ты будешь рядом.
- Вы уверены, Ваше Святейшество? Я могу постоять снаружи и покараулить вход в базилику, если вы сочтете, что так будет лучше. Поскольку я не принадлежу к вашей вере, я бы не хотела...
- Ты веришь в Бога?
- Да, разумеется.
- В таком случае все в порядке. - Старик чуть изменил положение, стараясь улечься поудобнее. - Дитя, не могла бы ты ответить на один вопрос?
- Конечно.
- Если ты не придерживаешься постулатов нашей религии, во что ты веришь? Ты являешься последовательницей Ллаурона?
- Нет, - ответила Рапсодия, - хотя я и училась у него некоторое время. Религия филидов несколько ближе к моей, чем ваша, прошу меня простить за то, что говорю это, но все равно они не совпадают.
В глазах Патриарха загорелся живой интерес.
- Пожалуйста, расскажи, во что ты веришь.
Рапсодия задумалась.
- Я не уверена, что смогу внятно сформулировать свои мысли. Лирины зовут своего бога "Единственный Бог", но он почти ничем не отличается от вашего Единого Бога. Мне кажется, бог это сочетание всех элементов сущего, и каждый предмет, каждое живое существо является его частью. Не созданием, а фрагментом. Я думаю, люди поклоняются богу, потому что так им легче почувствовать его присутствие.
- Это очень похоже на один из постулатов нашей веры. Мы считаем, что все люди принадлежат Единому Богу и Он слышит их объединенные молитвы.
- Если ваш Бог принадлежит всем, почему только вам позволено Ему молиться?
Патриарх удивленно заморгал.
- Я всего лишь передаю Богу обращения людей, я своего рода канал, по которому течет к Нему вера и любовь наших прихожан. Молиться может любой.
- Да, но они поклоняются вам. Лично для меня молитва, которая, как правило, принимает форму песни, является возможностью обратиться прямо к Богу. Мне это необходимо, чтобы почувствовать Его близость.
- Разве ты не веришь в то, что Единый Бог будет только рад услышать как можно больше объединенных вместе молитв, в которых мы Его прославляем?
- Не знаю. Думаю, если бы я была Богиней и мне поклонялось много народа, я бы хотела, чтобы каждый из них оказался ко мне как можно ближе. В противном случае какой во всем этом смысл? Мне кажется, ему не нужно, чтобы мы его прославляли, он просто любит нас. И вряд ли его радует тот факт, что ответная любовь приходит к нему по одному определенному каналу. По сути, для меня Бог это Жизнь. Очень простая идея, только ей трудно следовать.
- Почему?
- У лиринов есть выражение: "Райл хайра". Оно означает: "Такова жизнь". Одно время я думала, что это очень глупое высказывание. Потом повзрослела и поняла мудрость, заложенную всего в двух словах. Лирины считают, что Бог это Жизнь; каждое живое существо, все, что есть во вселенной, - часть Бога. И потому любое проявление жизни ты должен ценить как ее дар, и пусть даже сначала ты этого не понимаешь, но на самом деле все происходит так, как должно. Думаю, причина такого взгляда на порядок вещей заключается в том, что лирины долго живут и видят, как приходят и покидают мир другие. Возможно, мне трудно осознать их философию до конца, из-за того, что я полукровка.
Вот я и пытаюсь принять окружающий меня мир как часть Бога, даже то, чего не понимаю. И должна сделать все от меня зависящее, чтобы жизнь стала лучше. Впрочем, я прекрасно понимаю, что мой вклад незначителен, поскольку я всего лишь крохотная часть огромного целого. К тому же я упряма и нетерпелива и часто хочу, чтобы все было по-моему. Из меня получился не слишком хороший лирин. Хотя внешне я очень похожа на свою мать, очень многое я взяла от отца.
- Ты унаследовала мудрость обоих, - ласково проговорил Патриарх. - Будь у меня дочь, я бы хотел, чтобы она была такой же упрямой, нетерпеливой и замечательной, как ты.
Рапсодия собралась пошутить в ответ, но тут увидела, что по лицу Патриарха разливается смертельная бледность.
- Почему бы вам не лечь, Ваше Святейшество, - предложила она. - Я слишком вас утомила. Вы отдохните, а я пойду пока посмотрю на других пациентов. У меня с собой есть кое-какие лекарства, и я могу спеть и сыграть им, если они захотят. Когда проснетесь, расскажете мне, что я еще должна узнать про завтрашний день.
Старик кивнул, а Рапсодия поднялась и направилась к двери. Она уже взялась за ручку, когда Патриарх ее окликнул.
- Ты вернешься?
- Конечно.
- А завтра?
- Я буду рядом с вами, Ваше Святейшество, - пообещала Рапсодия. - Это для меня большая честь.27Великая базилика Сепульварты стояла в самом центре города, ее высокие стены из гладко отполированного мрамора и громадный купол были выше любого другого известного сооружения в мире. Она вмещала тысячи верующих, ищущих утешения, хотя сегодня, в самую священную из всех ночей, в ней царила тишина.
Днем Рапсодии показали базилику, и она пришла в восторг от ее архитектуры. Мозаика, поражающая воображение разнообразием красок и рисунков, украшала пол и потолок, изящная позолота расцвечивала фрески на стенах и витражи на окнах, однако больше всего Рапсодию потрясли размеры храма. Даже в Истоне, самом большом городе Серендаира, вряд ли нашлось что-нибудь хотя бы отдаленно похожее. Тамошняя базилика вмещала около трехсот человек и отличалась от всех остальных тем, что в ней имелись скамьи для состоятельных горожан.
Причина контраста, если не брать в расчет богатство земель, на которых стояли эти две базилики, заключалась в том, что Серендаир на протяжении многих веков исповедовал много разных религий, и в нем строили храмы, где молились люди самых разных конфессий. Незадолго до того, как Рапсодия покинула Остров, король и страна приняли единую веру, и этот шаг вызвал невиданное сопротивление. Использование слова "бог" всуе часто станови лось причиной уличных столкновений. Но по мере того как жители Серендаира принимали одного Бога, все больше храмов стало пустовать.
Сегодня базилика в Сепульварте тоже была безлюдной, но совсем по иной причине. Один из священнослужителей объяснил Рапсодии, что в праздновании Священного Дня участвует только Патриарх. Когда часы пробьют полночь, он начнет произносить слова торжественной молитвы, стоя около алтаря и предлагая Единому Богу жертвоприношения, чтобы он защитил своих детей и помог им спокойно прожить еще один год. Ритуал заинтересовал Рапсодию, поскольку он практически ничем не отличался от таинств филидов, посвященных смене времен года. Возможно, эти две религии не так сильно отличались друг от друга, как полагали их последователи.
Чуть раньше Патриарх провел простую церемонию, назвав Рапсодию своей защитницей. Правила требовали, чтобы он дал ей имя, и Патриарх назвал ее Мстительницей за Поруганные Святыни. Рапсодия с трудом боролась со смехом во время торжественной церемонии присвоения ей нового имени. Однако довольно быстро она сообразила, что означает слово Мстительница, - существует вероятность того, что она не сможет защитить Патриарха, и тогда должна будет отомстить за него от имени тех, кого он представляет. Данная перспектива показалась ей слишком страшной, и она решила сосредоточиться на предстоящем испытании, надеясь, что ей хватит мастерства справиться с врагами Патриарха.
Она замерла, окруженная тенями, наполнившими базилику, приготовив Звездный Горн, но не вынимая его из ножен и изо всех сил вглядываясь в темноту, чтобы уловить малейшие признаки движения. Она стояла в кругу причетника - посреди звезды, нарисованной золотом на мрамор ном полу, уменьшенной копии той, что украшала знаменитый Шпиль Сепульварты - на верхней площадке широкой лестницы, которая вела от входа в базилику к алтарю. Сам алтарь представлял собой простой мраморный стол, отделанный по периметру платиной и стоящий в центре базилики на цилиндрическом возвышении. Таким образом, алтарь был виден отовсюду, и Рапсодия, подумав, решила, что нашла отличное место для наблюдения.
Освещала базилику только удивительная звезда, венчавшая Шпиль, который находился в другой части города, но ее света, проникавшего сквозь отверстие в куполе, хватало, чтобы наполнить внутреннее убранство храма таинственным, призрачным сиянием. Патриарх некоторое время готовил алтарь к ритуалу, а затем, с трудом передвигая ноги, подошел к Рапсодии, стоявшей на лестнице.
- Я готов, дорогая.
- Хорошо, Ваше Святейшество, - кивнув, ответила Рапсодия. - Начинайте. Если что-нибудь произойдет, постарайтесь не отвлекаться. Я буду рядом.
Она улыбнулась старику, который в своих белых церемониальных одеяниях казался одновременно потерянным и таким благородным, что у нее захватывало дух. Она достала меч, и Патриарх ее благословил, а потом медленно вернулся к алтарю, не сводя глаз с одинокого луча света, льющегося из отверстия в куполе.
Когда он начал произносить первые строки молитвы, Рапсодия закрыла глаза и сосредоточилась на священной мелодии, которая легко укладывалась в музыкальный рисунок защитной песни. Рапсодию это нисколько не удивило, поскольку сам ритуал представлял собой обращение к Богу с просьбой оберегать верующих. Твердой рукой она направила Звездный Горн на Патриарха и держала его так до тех пор, пока не уловила одну из повторяющихся нот. После этого она очень осторожно окружила алтарь музыкальной мелодией, которая пролилась на Патриарха.
Словно парящее кольцо света, защитный круг обнял алтарь и священника, и тут же сияние, льющееся внутрь из отверстия в куполе, стало ярче и, будто обретя плоть, превратилось в сверкающую стену, окружившую Патриарха. Казалось, его голос зазвучал увереннее и громче, когда сияющий круг усилил его молитву. Рапсодия убрала меч и замерла в благоговении, понимая, что всего несколько человек на свете удостоились чести стать свидетелями торжественного ритуала.
Неожиданно Рапсодия ощутила чье-то постороннее присутствие, и ее охватила тревога. Она медленно обернулась и увидела в дверях двух человек, которые, не останавливаясь, направились к самому центру базилики. Вскоре один замер в арке, ведущей в неф. Она практически не смогла его рассмотреть, поскольку он был в черном плаще и таком же черном рогатом шлеме. А еще она заметила у него на шее цепочку с круглым знаком, начертанным на камне не определенного цвета.
Второй мужчина тоже был в черном плаще, но он его распахнул, и в свете звезды сверкнули серебром доспехи. Он уверенно шагал по длинному проходу, всем своим видом источая угрозу. Патриарх замолчал и с широко раскрытыми от страха глазами сделал пару шагов вперед. Рапсодия быстро покинула свой пост и заняла позицию перед старым священником, отчаянно надеясь, что он останется под прикрытием алтаря. Но Патриарх вышел вперед и встал за ней.
Добравшись до центра храма, незнакомец откинул капюшон, и Рапсодия вскрикнула от неожиданности. Золотые волосы, точно отполированная до блеска медь, сияли ярче серебра его доспехов, хотя здесь, в полумраке базилики, на них не играли металлические отблески, как тогда, в солнечных лучах на лесной поляне. На прекрасном, гладко выбритом лице, которое она в последний раз видела заросшим рыжей бородой, играла широкая улыбка, и у Рапсодии сжалось сердце, когда она вспомнила, как посоветовала этому человеку побриться. Голубые глаза сверкали от предвкушения легкой победы. Незваный гость остановился возле первого ряда скамей и ухмыльнулся, глядя на Рапсодию.
- Привет, дорогая. Мы давно не виделись, как же я по тебе соскучился. - Его голос гулким эхом прокатился в тишине пустого храма.Рапсодия не могла оторвать от него глаз, боясь поверить в происходящее. Ей удалось выдавить из себя только одно слово:
- Эши.
- О, так ты меня не забыла! Я польщен.
- Уходи, если хочешь остаться в живых, - спокойно проговорила она.
- Как великодушно с твоей стороны, - нагло рассмеялся Эши. - Боюсь, я не могу последовать твоему совету, однако готов сделать тебе аналогичное предложение.
Он демонстративно сбросил плащ на отполированный до блеска пол и сделал шаг в сторону Рапсодии, в этот момент она почувствовала, как Патриарх прикоснулся к ее плечу.
- Уходи, дитя мое. Я не могу просить тебя о такой жертве.
Рапсодия смотрела на прекрасное лицо, появлявшееся в ее снах с того самого момента, как она впервые увидела его в лесу. Ей пришлось напомнить себе, что несмотря на доброту и расположение, которые демонстрировал ей Эши в прошлом, теперь он стал ее врагом. Внутри у нее все похолодело, будто тысячей ледяных игл жалило ее предательство этого человека.
- Вы ничего у меня не просили, - сказала она Патриарху, не оборачиваясь. - Я пришла сама.
Эши сделал еще несколько шагов навстречу.
- Послушайся совета Его Святейшества, милая. Это не твоя битва. Возвращайся к своим фирболгам. Тебе же нравится ублажать Лорда Горы. Никак не могу понять: такая красивая женщина - и такая кошмарная судьба.
- Вернитесь в круг, Ваше Святейшество, - просьба прозвучала как приказ, и Рапсодия, не сводя глаз со своего противника, осторожно стряхнула руку Патриарха со своего плеча. - Продолжайте церемонию и ни о чем не беспокойтесь. Сосредоточьтесь на священном ритуале.
В небесно-голубых глазах ее бывшего проводника погасли нахальные смешинки.
- Я устал, - сказал ее противник, и в его голосе прозвучала угроза. - Чем дольше ты заставляешь меня играть в глупые игры, тем изощреннее я развлекусь с тобой, когда прикончу старика. Я слишком долго ждал, чтобы наконец поиметь тебя, дорогая.
Рапсодия едва сдерживала гнев.
- В таком случае иди ко мне, - предложила она. - Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы тебе было о чем вспомнить.
Она положила руку на рукоять Звездного Горна.
- Обещаешь? - с притворной лаской в голосе проговорил он и, расставив руки, сдвинулся чуть в сторону. - Не могу дождаться.
В следующее мгновение он вытащил меч, которого Рапсодия никогда не видела прежде, - черный закаленный клинок с белой полосой. Когда ее противник поднял его, воздух вокруг сердито зашипел.
Рапсодия достала свой меч из ножен и чуть-чуть перехватила его рукоять, как учил Акмед, а потом сосредоточилась на себе и своих чувствах. Она очень сильна, прекрасно подготовлена и находится в священном месте. К ней вернулось знакомое еще с тех времен, когда Остров не называли Погибшим, ощущение, что базилика ее защитит, что даже если она упадет на пол, ничего страшного с ней не произойдет. Рапсодия закрыла глаза и вспомнила уроки Элендры.
На границе ее восприятия окружающего мира Рапсодия чувствовала присутствие трех человеческих существ.
Голос Патриарха звенел, усиленный кольцом света, которым она его окружила. Незнакомца в рогатом шлеме, того, что стоял под аркой, окутывал жуткий огненный ореол. Ее противник, человек, названный ею Эши, быстро наступал и вскоре оказался прямо перед ней. Рапсодия попыталась отыскать у него следы ранений или слабости, но ничего не нашла. Однако она сразу почувствовала, что у него точно такой же тональный рисунок, как и у человека в черном плаще, оставшегося у двери в базилику. В ее сознании обладатель рогатого шлема обозначился как существо, призрак или оружие, намеревающееся на нее напасть. Он казался не более живым, чем его меч, значит, неизвестно, сможет ли Рапсодия его прикончить.
"Ракшас выглядит в точности как человек, чью душу он захватил".
Рапсодия вспомнила слова Элинсинос, открыла глаза и посмотрела на противника, возблагодарив судьбу за то, что находится на священной земле, в эту самую главную ночь года, поскольку наверняка в тени арки прятался тот, кто в данный момент являлся вместилищем для ф'дора. Она безумно жалела, что не может рассмотреть никаких деталей, чтобы понять, кто это. Впрочем, ей было некогда отвлекаться и следовало сосредоточить все свое внимание на приближающемся неприятеле.
Она начала медленно спускаться по светящимся в тем ноте мраморным ступеням широкой лестницы, постепенно увеличивая размеры музыкального покрывала, защищавшего Патриарха, и вскоре остановилась на последней ступеньке. У нее за спиной дряхлый священник дрожащим голосом произносил слова торжественной молитвы, последней в своей жизни церемонии, приветствующей наступление нового года.
Незнакомец в черном плаще и рогатом шлеме нетерпеливо взмахнул рукой, и воин, с которым она делила тяготы пути, которому доверяла, рядом с которым сражалась и спала, бросился в атаку, и Рапсодия увидела в его глазах страстное желание убивать.
За несколько секунд до столкновения на душу Рапсодии снизошел мир. Природа наградила ее способностью вести себя расчетливо и холодно в самых сложных ситуациях, и этот дар, отточенный уроками с великой воительницей и усиленный волшебным мечом, позволил ей почувствовать, как время на миг остановилось, а базилику вдруг залил ослепительный свет. Она была готова действовать. Сделав глубокий вдох, она сосредоточилась на мелодических вибрациях защитного круга и одновременно на наступающем противнике, неожиданно превратившемся в математическую единицу, с которой необходимо было произвести очень точную и безошибочную операцию. Она больше не рассматривала его как знакомого человека, перед ней стоял враг, и каждая клеточка ее существа и меча стремилась его уничтожить. 
- Тебе не пройти мимо меня, - сказала она с уверенностью Дающей Имя.
За секунду до того, как он нанес свой первый удар, Рапсодия увидела его лицо, искаженное ненавистью и яростью. Глаза, так часто снившиеся ей по ночам, горели безумным огнем, зрачки превратились в крошечные точки ослепительного синего пламени, вертикальные разрезы исчезли. Рапсодия прикинула, что он сильнее и массивнее ее раза в два, однако она имела преимущество в скорости и мастерстве, хотя и не представляла себе возможностей его оружия. Кроме того, она была совершенно спокойна, а его охватила ярость, и Рапсодия не знала, кому на руку сыграет его исступленное состояние.
Она уже видела его на поле боя, но никогда таким. Он двигался с ловкостью и изяществом дикого зверя, а наводящий ужас рык, вылетавший из его горла, не имел никакого отношения к звукам, которые издает человек. Прошло всего одно короткое мгновение, и он оказался рядом с ней, легко вращая своим мечом.
Рапсодия стояла, не шевелясь и дожидаясь подходящего мгновения, чтобы поднять свой меч и совместить его ослепительную вспышку с возникновением у нее над головой музыкального купола. Когда острие его меча устремилось к ее сердцу, она услышала то, о чем ей говорила Элендра, - шепот ветра, означающий, что она принята в ряды братства Кузенов, поскольку взяла на себя роль защитницы.
Не проронив ни звука, со скоростью, рожденной опытом, она взмахнула Звездным Горном и замерла, готовая отразить удар неприятеля. Меч в ее руках сверкал яростным огнем, усиленным гармоничной мелодией, парящей у нее над головой.
Звон оружия прозвучал в тишине храма точно зов серебряного рожка. Ее меч ударил в черное оружие, громоподобный звук набрал силу и, подхваченный колоколами базилики, взмыл в небо, а уже в следующее мгновение на летел на Шпиль и пронесся над землей, заставив ее содрогнуться.
Рапсодия воспользовалась массивностью своего противника и направила его удар в пол. Ей удалось располосовать ему бок, и Звездный Горн вспыхнул ослепительным пламенем, обжигая врага. Она быстро вернулась на свое место у подножия лестницы, ведущей к Патриарху, полагая, что неприятель должен упасть. Но он остался на ногах и, не обращая никакого внимания на рану, снова бросился в атаку. Рапсодия снова блокировала удар, но на сей раз попыталась поразить его глаза. Она почувствовала, как Звездный Горн нанес ему еще одно ранение, но враг наступал, стремясь добраться до нее своим мечом, а другой рукой прикрывая лицо.
Рапсодия метнулась в сторону и быстро повернулась в надежде найти у противника слабое место, но он оказался слишком близко. Она вцепилась в Звездный Горн двумя руками и отрубила большой палец руки, держащей черный меч. Оружие со звоном упало на пол, и Рапсодия попыталась столкнуть неприятеля с лестницы. Поднявшись на две ступеньки, она посмотрела на поле боя.
- Тебе... не... пройти... мимо... меня, - повторила она, пытаясь отдышаться.
Рапсодия почувствовала, как обоих незваных гостей охватил гнев, который набирал силу, пульсируя, словно темно-красное пламя, испещренное черными пятнами звериной злобы. Человек, скрывавшийся в тени арки, казалось, пришел в ярость из-за того, что их поединок перестал быть тайной; он постоянно вертел головой, прислушиваясь к звону колоколов и крикам горожан, разорвавшим безмолвие ночи.
Рапсодия видела, что гнев ее противника направлен не только на нее. В его глазах застыло удивление, словно он понял, насколько недооценил ее возможности. Такого просто не могло быть - Эши провел рядом с ней достаточно времени, неоднократно сражался бок о бок и прекрасно знал все ее сильные и слабые стороны. Кроме того, ему было известно, что она брала уроки у Элендры. Впрочем, смущение быстро уступило место ненависти, и, взвившись в воздух с поразительной грацией, противник вновь бросился на нее. Ему удалось сбить ее с ног и прижать к земле собственным телом.
Лишившись своего оружия, он понял, что единственный путь к спасению - это воспользоваться преимуществом в физической силе. Здоровой рукой он прижал голову Рапсодии к мраморной ступеньке, ответный удар мечом не нашел цели, зато ей удалось другой рукой разбить ему лицо. Тут же брызнула жидкость, не имеющая ничего общего с кровью и больше похожая на щелок, от которой у нее начали слезиться глаза. Касаясь ее кожи, жидкость шипела, и на Рапсодию накатили волны почти невыносимой боли.
Противник вцепился в нее мертвой хваткой, и они вместе скатились вниз по ступеням. Рука в перчатке обхватила ее горло и начала с силой давить, Рапсодия задохнулась, и на мгновение мир вокруг потемнел. Изловчившись, он немного приподнялся и придавил коленом распростертую на полу Рапсодию, продолжая изо всех сил сдавливать ее шею. Но он тоже задыхался; кровь заполнила одну глазницу и текла из носа, лицо исказила гримаса злобной ярости.
Рапсодия не могла пошевелиться, чувствуя, как тело наполняет страшная боль, она задыхалась от невыразимой вони, окутавшей все вокруг ядовитыми парами. Казалось, ее испускает кровь мерзкого существа, с которым она сражалась. Она не пыталась вырваться, лишь медленно, почти незаметно подняла руки над головой. Ее грудь и живот остались без защиты, но их прикрывала кольчуга из чешуи дракона. Враг сильнее сжал руку на горле Рапсодии и уселся на нее верхом, но так, чтобы она не могла дотянуться коленом до одного из самых уязвимых его мест.
- Какая жалость, - проговорил он, подпрыгивая у нее на животе. - Я столько времени мечтал о том, чтобы ты оказалась в таком положении, но думаю, что мы получили бы гораздо больше удовольствия, если бы мой первоначальный план сработал. - Он с трудом произносил слова и ни как не мог отдышаться. - Впрочем, не важно, думаю, я за беру с собой твое тело и как следует с ним наиграюсь. Пожалуй, так будет даже лучше, чем с живой, по крайней мере болтать не сможешь. Как же я мечтал тебя изнасиловать, чтобы твои крики услаждали мой слух. Ну, ладно.
Рапсодия сосредоточилась на его шлеме. По мере того как она то погружалась в черную пучину мрака, то выплывала на поверхность, она все четче видела тонкую щель на кольчуге, как раз около шеи. Терпеливо, медленно она сдвинула рукоять меча так, чтобы ухватить его обеими руками, затем призвала всю свою силу и мощь меча и, когда поняла, что они слились воедино, сделала глубокий выдох и обмякла в руках своего противника. Меч выпал у нее из руки на пол базилики.
Неприятель еще раз с силой сжал ее горло, затем отпустил и принялся ощупывать свое лицо.
И в этот момент Рапсодия мысленно позвала Звездный Горн, который без промедления лег в ее ладонь. Рапсодия метнулась вперед и вонзила меч в щель в доспехах. Она попала в цель с такой точностью и силой, что неприятель отшатнулся назад, и Звездный Горн остался в его горле.
Раздался отвратительный, приглушенный звук, и в глазах своего врага Рапсодия увидела боль и удивление. Она заметила, что зрачок его здорового глаза стал круглым и огромным. Рапсодия уверенным движением вытащила меч и полоснула им по коленям своего противника, который повалился на спину. Он оперся на локти и попытался схватить свой меч, но Рапсодия Звездным Горном отбросила его в проход.
- Мне жаль тебя огорчать, - сказала она, проследив взглядом за полетом чужого меча. - Но если тебе хочется насилия, что же, я с радостью. Ну-ка, повернись на бок. - Она угрожающе взмахнула Звездным Горном и вдруг почувствовала, что музыкальная мелодия лишилась своего гармоничного звучания.
Ей стало стыдно: гнев ослепил ее, и она воспользовалась полной беспомощностью своего врага. Такое поведение недостойно члена общества Кузенов и Илиаченва'ар.
- Не шевелись, и ты умрешь быстро, - сказала она уже мягче и подняла меч.
Неожиданно в дальнем конце базилики раздался оглушительный рев. Рапсодия едва успела откатиться в сторону от стены пламени, возникшей между ней и ее окровавленным противником. Прямо из пола возникли языки черного огня, которые источали ту же омерзительную вонь, что и кровь ее врага.
Жар и пламя окружили Рапсодию со всех сторон, и пробиться через их стену Певица не могла, потому как этот огонь не имел никакого отношения к настоящему, живому, который был ей другом. Он то шипел, то злобно ревел, стремясь ее поглотить. По другую сторону огненной стены Рапсодия заметила движение.
Тогда она призвала на помощь все свое умение, всю силу и окружила себя ею, точно плащом, приготовившись прорываться сквозь ревущую стену, но она вдруг исчезла. Вместе с убийцами. Патриарх читал свою молитву дрожащим шепотом, не смея даже обернуться.
Рапсодия осталась стоять на почтительном расстоянии от него, пытаясь восстановить дыхание и не выпуская из рук меча, в ожидании окончания церемонии. Когда он спустился от алтаря и подошел к ней, она почти упала на ступеньку и принялась тереть покрытую синяками шею. Ей казалось, будто в голове у нее поселилась тысяча сбесившихся молоточков, тело наконец начало откликаться на удары, полученные во время поединка.
- Дитя мое! Дитя! - Голос Патриарха дрожал от тревоги. - Как ты? - Его отчаянно трясло, и Рапсодия испугалась, что он потеряет сознание.
- Все нормально, Ваше Святейшество, - сказала она, с трудом поднимаясь на ноги и протягивая обе руки старику, в глазах которого застыла тревога.
- Дай я посмотрю твою шею, - с этими словами он раздвинул воротник куртки, под которым красовались ярко малиновые пятна. - Выглядит ужасно.
Рапсодия поморщилась, когда он прикоснулся пальцами к синякам.
- Да, но он выглядит гораздо хуже.
Патриарх быстро оглядел базилику.
- Куда он делся?
Она наклонилась вперед, тяжело дыша, пытаясь справиться с нарастающей болью.
- Я не знаю. Он поджал хвост и бежал, ему помог его мерзкий дружок.
- О ком ты говоришь?
- Там был еще один, в рогатом шлеме. Я уверена, что именно он вызвал черный огонь.
- Огонь? Сколько я всего пропустил! Я слышал рев, но когда ритуал подошел к концу, в базилике осталась ты одна. Защищая меня, ты рисковала жизнью.
Рапсодию тронуло беспокойство, с которым он произнес эти слова, и она улыбнулась, стараясь его утешить:
- Вам ведь и нельзя было отвлекаться, Ваше Святейшество. Значит, мы оба выполнили свой долг. Все прошло успешно?
- О, да. Празднование Священного Дня завершено. Этому году ничего не грозит, а с помощью Единого Бога на будущий год обязанность проведения ритуала ляжет на плечи другого. Теперь я могу и умереть. Спасибо, дорогая, спасибо тебе. Если бы не ты, я... - Он смотрел в пол, не в силах произнести ни слова.
Рапсодия погладила его по руке:
- Вы оказали мне честь, выбрав своей защитницей, Ваше Святейшество. - Двери базилики открылись, и внутрь ворвалась какофония звуков - стража, солдаты, ученики и горожане спешили убедиться в том, что с Патриархом все в порядке. Когда толпа начала заполнять базилику, Рапсодия убрала меч в ножны и опустилась перед Патриархом на колени:
- Я буду хранить ваш перстень, пока не появится человек, достойный стать Патриархом. Молитесь за меня, чтобы я не совершила ошибки и поступила мудро.
- Не сомневаюсь, что ты справишься, - сказал старик и улыбнулся.
Положив руку ей на голову, он произнес слова благословения на старонамерьенском, священном языке его религии. Рапсодия спрятала улыбку, вспомнив, как в последний раз слышала этот язык на Серендаире. Слова, считавшиеся теперь священными, когда-то служили солдатам и проституткам, их выкрикивали постоянно ссорящиеся рыбачки и коверкали пьяницы. Однако произнесенные сейчас, торжественно и с благоговением, они наполнились для нее высоким смыслом, словно она услышала песню лиринов. В самом конце прозвучало простое пожелание, которое приписывали древним сереннам - так, по крайней мере, говорили Рапсодии с детства.
- И самое главное, желаю тебе познать радость.
- Спасибо, - искренне сказала она.
Рапсодия с трудом поднялась на ноги, поклонилась и собралась покинуть базилику, но Патриарх прикоснулся к ее плечу:
- Дитя мое?
- Да, Ваше Святейшество?
- Когда придет мое время, может быть, ты согласишься... - Он смущенно замолчал.
- Я приеду, если смогу, Ваше Святейшество, - мягко проговорила Рапсодия. - И привезу лютню.28Мадлен Кандерр, дочь лорда Седрика Кандерра, принадлежала к числу женщин, которых простые люди обычно называют "привлекательными". У нее было приятное лицо, с правильными аристократическими чертами - результат нескольких веков тщательного отбора, - бледной кожей (что считалось модным) и карими глазами. Как правило, намерьены из благородных и королевских семей рождались с голубыми или аквамариновыми глазами, но такой цвет тоже считался допустимым.
И если цвет глаз можно было считать привлекательным, то их форма и выражение, с которым они обычно взирали на мир, таковыми отнюдь не являлись. В маленьких, близко посаженных глазках Мадлен, казалось, навсегда застыло брезгливое неудовольствие. Все дело было в том, что ее действительно вечно все раздражало.
Сегодня, однако, ее дурное настроение не очень бросалось в глаза даже в тот момент, когда она уселась в экипаж отца, чтобы вернуться в его имение. Тристан Стюард вздохнул. Он попрощался с ней час назад, но она все еще не уехала, а продолжала методично перечислять проблемы, которые следовало решить, прежде чем через несколько месяцев свершится знаменательное событие и она на вечные времена отдаст ему свою руку и сердце. С каждым днем его все сильнее тошнило от этой мысли.
- Я по-прежнему не могу понять, почему ты не хочешь отправиться в Сепульварту и встретиться с Патриархом, - ныла Мадлен, перебирая свои записи. - Не сомневаюсь, что он сделает исключение ради нас и сам совершит брачную церемонию. Ты ведь единственный наследник самого благородного дома Роланда. В конце концов, что может быть важнее?
- Мне кажется, он умирает, дорогая, - терпеливо объяснил Тристан.
- Чушь. Повсюду только и говорят о том, что он остался цел и невредим после покушения на его жизнь во время торжественной церемонии в базилике. Если он не отдал концы от такого потрясения, вне всякого сомнения, он сможет встать перед алтарем, провести ритуал Соединения и благословить самый важный брак в стране.
Тристан едва сдерживал гнев. Он, разумеется, слышал новость, но совсем из иного источника и в другой связи. Проститутки, обслуживавшие его стражу, утверждали, будто спасительницей Патриарха оказалась стройная, хрупкая на вид женщина, по крайней мере так слышала Пруденс. А еще говорили, что у нее ангельское лицо и изумрудные глаза, в которых горит обжигающий огонь. Тристан знал, что речь может идти только об одной женщине.
- Хорошо, я подумаю, Мадлен, - пообещал он и не слишком любезно захлопнул дверь экипажа. Затем, просунув голову в окно, едва коснулся губами щеки своей невесты. - Оставь свой список гофмейстеру, он решит все твои проблемы. Счастливого пути. Не стоит заставлять твоего отца ждать, ты же знаешь, как он из-за всего волнуется.
Тристан быстро отвернулся, но все-таки успел увидеть потрясение, появившееся на лице его невесты, и знаком велел кучеру трогаться. Еще несколько мгновений перед ним стояло изумленное лицо Мадлен, а потом экипаж пропал из вида.
- Я думала, ты никогда не придешь.
- Пророческие слова. Как только я женюсь, мы перестанем видеться. По крайней мере так, как сейчас.
Пруденс швырнула в принца подушку и попала ему прямо в грудь.
- Еще не поздно, - сказала она, улыбаясь. - Ты ведь еще не надел кольцо на пальчик Мадлен, а она тебе ярмо на шею. Сверни ей шею и сбереги колечко.
- Перестань меня искушать.
Мягкая улыбка на лице Пруденс погасла.
- Хватит ныть, Тристан. Если тебе отвратительна сама мысль о том, что придется провести остаток жизни с этой... женщиной, наберись мужества и разорви помолвку. Проклятье, ты же лорд Роланда, никто не может заставить тебя жениться.
Тристан тяжело опустился на край своей громадной кровати и начал стягивать сапоги.
- Все не так просто, Пру, - сказал он. - У меня очень ограниченный выбор. Лидия из Ярима мне подошла бы, но у нее оказался дурной вкус, она влюбилась и вышла замуж за моего кузена Стивена Наварнского, а заодно и лишилась жизни.
Тристан вскрикнул от неожиданности, когда Пруденс сильно лягнула его ногой в спину.
- Ты сказал отвратительную вещь, Тристан. Не стоит так опускаться. Я понимаю, ты провел целый месяц с Ядовитой Мадлен и вокруг тебя еще витают вредоносные пары, но так тоже нельзя. Лидия погибла во время необъяснимого нападения - как и многие за последние годы. Такое может случиться с каждым, и случается. Заявить, что Стивен виноват...
- Я только хотел сказать, что герцогине не следовало отправляться в город за туфельками для леди Мелисанды с таким маленьким отрядом. Я не говорил, что Стивен виноват в ее смерти. Просто я считаю, что он должен был лучше заботиться о своей семье и о женщине, которую любил.
- Хм-м-м. Ну а как насчет Прорицательницы из Хинтервольда, как ее звали? Хьорда?
Тристан сбросил другой сапог на пол и начал расшнуровывать штаны.
- Она не намерьенка.
- И что с того? Мне казалось, что у твоей невесты в жилах должна течь кровь королей, какого-нибудь благородного семейства, или уж, на крайний случай, ты мог бы взять в жены дочку дворянина, владеющего богатыми земельными угодьями. Предсказатели облечены королевской властью в Хинтервольде. Ну и зачем тебе намерьенка? Более того, такой брак даже может оказаться очень для тебя выгодным, учитывая отношение народа к вам, намерьенам, ты уж на меня не обижайся.
Тристан встал и сбросил штаны, а затем повернулся к ней лицом. Она сидела, опираясь спиной на воздушные белые подушки под голубым бархатным балдахином, украшавшим кровать. Огненно-рыжие локоны ниспадали на ее плечи, ставшие уже не такими округлыми - возраст брал свое, и юная девушка медленно, но все-таки превращалась в женщину средних лет. Когда он смотрел на нее и задумывался об этом превращении, у него сжималось сердце и становилось тяжело на душе. Тристан выглянул в окно.
- Мадлен дочь герцога Кандерра и кузина герцога Бет-Корбэра, - сказал он, глядя на зеленые поля, раскинувшиеся за воротами замка. - Мы со Стивеном Наварном кузены. После нашего с Мадлен бракосочетания у меня будут родственные связи во всех провинциях Роланда, кроме Авондерра.
- И что? Зачем это тебе? Ты и так лорд-регент.
- Я хочу быть готов на случай, если прозвучит призыв объединить все провинции Роланда в независимое государство, где будет править Король намерьенов. Кое-кто считает, что таким способом удастся положить конец насилию, которое бушует в наших землях от самого побережья до границ владений болгов, а также в Тириане и Сорболде. Вполне возможно, что такой призыв прозвучит.
Пруденс закатила глаза и демонстративно вздохнула.
- Знаешь, Тристан, призыв выкрасить небо в желтый цвет тоже может прозвучать, но я на твоем месте ни за что не стала бы связывать свою жизнь с женщиной, при мысли о которой тебя посещают самые страшные и безобразные кошмары.
Лорд Роланда невольно улыбнулся и стянул длинную тунику, добавив ее к куче одежды на полу.
- Мадлен не настолько мерзкая, Пру.
- Холодная, как сиська боевой лошади, и такая же уродливая. И тебе это прекрасно известно. Раскрой глаза, Тристан. Посмотри, во что ты ввязываешься, и подумай, ради чего. Та, что станет твоей женой, получит статус намерьенки, кем бы она ни была, - да поможет ей Единый Бог. Все равно ваша кровь не идеально чиста. Женись на женщине, с которой будешь счастлив или которая, по крайней мере, не превратит твою жизнь в кошмар. Если тебе повезет стать Королем намерьенов или уж не знаю, кем там еще, никому не будет дела до ее прошлого.
Слушая ее спокойный милый голос, Тристан начал успокаиваться, морщины на лбу, появившиеся в тот момент, когда он узнал о приезде леди Мадлен, разгладились. Пруденс говорила разумные вещи, в которых, как уже много раз убеждался Тристан, было здравое зерно. 
Он быстро стащил нижнее белье и, схватив покрывало, отбросил его в сторону, а потом заключил Пруденс в объятия. Как же он скучал по ней весь этот месяц!
- Пожалуй, следует приказать отрубить Эвансу голову, а тебя сделать моим главным советником и послом, - сказал он, скользя руками по ее спине. - Ты бесконечно умна. И намного красивее его.
Пруденс демонстративно содрогнулась.
- Очень на это надеюсь. Эвансу семьдесят лет.
- Точно. И у него нет таких роскошных золотых волос. - Лорд Роланда провел рукам по ее локонам, перебирая их и чувствуя, как уходит напряжение.
Пруденс высвободилась из его объятий и села, натянув на грудь покрывало.
- У меня тоже, Тристан.
- Ошибаешься, милая, - пробормотал Тристан, которому вдруг стало страшно не по себе. - У тебя светло-рыжие волосы. Все равно что золотые.
- Перестань, Тристан, - сказала она, глядя в окно. - Ты снова думаешь о ней.
- Я не...
- Хватит. Не смей мне лгать, Тристан. Я не желаю, чтобы меня считали дурочкой. Я знаю, о ком ты думаешь, - не обо мне. - Пруденс разгладила покрывало, прикрывавшее ноги. - Кстати, я не против. Просто я хочу, чтобы ты был со мной честен.
Тристан вздохнул и долго смотрел на Пруденс, а на его лице выражение стыда за то, что он причинил ей боль, сменилось привычным удивлением - она всегда прощала ему измены. В его жизни больше не будет женщины, которая принимала бы его так безоговорочно, знала обо всех его недостатках и все равно любила.
Когда он увидел, что у нее в глазах зажглись смешинки, он потянул на себя покрывало, на сей раз осторожно, медленно, а в следующее мгновение скользнул в постель и лег рядом с ней. Затем осторожно обнял и притянул к себе, чтобы она положила голову ему на плечо.
- Знаешь, на самом деле я тебя не заслуживаю. - В его голосе появился намек на смущение.
- Знаю, - ответила она, уткнувшись лицом ему в грудь.
У Тристана было гладкое, сильное тело юноши - наследство намерьенских предков, которые к тому же подарили ему такую долгую жизнь, о которой Пруденс даже и мечтать не могла.
- Я хочу тебя кое о чем попросить.
Пруденс вздохнула и откинулась на подушки.
- О чем?
Лорд Роланда устроился рядом с ней и лежал, глядя в потолок. Разговаривать о безумном влечении к Рапсодии ночью, после занятий любовью, было гораздо легче. Когда комнату наполняли тени и набрасывали на кровать свое покрывало, сотканное из неверного света, он забывал вся кий стыд и открывал Пруденс свое сердце с такой откровенностью, с какой мог бы говорили лишь со своим духовником, если бы он у него был.
Но высокое происхождение, кроме привилегий, имеет и оборотную сторону. Единственным священником, занимавшим достаточно высокое положение, чтобы иметь право выслушивать его признания в совершенных преступлениях и передавать просьбы о прощении Патриарху, кроме самого Патриарха, являлся его брат, Ян Стюард, Первосвященник Кандерр-Ярима. Скорее всего, именно ему выпадет честь провести церемонию Соединения и благословить его брак с Мадлен. В результате Тристану было некому поведать свои сокровенные мысли, кроме как служанке, лежащей в его постели, первой любовнице и другу детства. Единственному человеку, которого он любил.
Тристан прикрыл глаза рукой, чтобы создать хотя бы иллюзию ночи.
- Я хочу, чтобы ты отправилась в Канриф... Илорк, как называют свою страну фирболги. - Он услышал, как Пруденс тяжело вздохнула, но промолчала. - Ты доставишь королю фирболгов приглашение на мою свадьбу... и еще одно, его посланнице.
- Посланнице? Да ладно тебе, Тристан, чего ты притворяешься?
- Ну хорошо! Рапсодии. Довольна? Я хочу, чтобы ты передала ей мое приглашение лично. Посмотри, как она на него отреагирует. Если посчитаешь, что это возможно, уговори ее вернуться в Бетани вместе с тобой или хотя бы при ехать пораньше, чтобы я мог поговорить с ней наедине, прежде чем откажусь от светлого будущего и отдам свою жизнь в руки Чудовища из Кандерра.
- Зачем, Тристан? - мягко, без намека на осуждение, спросила Пруденс. - Чего ты надеешься добиться?
- Понятия не имею, - снова вздохнув, ответил он. - Я знаю только, что если не поговорю с ней, то проведу остаток жизни в страшных муках, пытаясь додумать, что она могла бы мне ответить. Терзая себя тем, что у меня был шанс, которым я не воспользовался и о котором даже не подозревал.
Пруденс села, завернувшись в покрывало, и отвела его руку от лица.
- Какой шанс? Ты ее любишь, Тристан? - Ее спокойные темные глаза искали у него на лице ответ.
- Не знаю, - отвернувшись, ответил он. - Это скорее... ну...
- Желание?
- Что-то вроде того. Меня к ней тянет - невыносимо, и... я не понимаю, что со мной происходит. Словно она костер, который горит холодной зимой. С тех пор как я ее увидел, меня постоянно преследует ощущение, будто я брожу раздетый среди снегов. Ты с самого начала была права насчет нее, Пруденс. Я потерял голову и отправил на страшную смерть своих солдат только затем, чтобы не позволить ей уйти. Представляешь, а она даже не знает об этом. По крайней мере, так сказал мне король фирболгов. Ты все сразу поняла, Пруденс, но я не мог заставить себя тебе поверить. Бедняга Розентарн получил приказ доставить ее сюда силой.
Перед глазами у него возникла страшная картина - король фирболгов сидит на его кровати, словно игрушку, вертит в руках корону Роланда и спокойно рассказывает ему об уничтожении его армии.
"Не волнуйтесь. - В ушах Тристана все еще звучал его шелестящий шепот, наполненный смертью. - Она не знает, что явилась причиной гибели ваших людей. А вот мне это отлично известно. Как вы думаете, зачем я отправил ее к вам? Вы свободный человек. Если бы вы по-настоящему хотели мира, вы бы с открытой душой приняли мое предложение и моего посла. Любой мужчина, в особенности тот, кто собирается жениться и при этом лелеет бесчестные намерения по отношению к другой женщине, недостоин доверия как сосед. Это очень хорошо, что вы пожертвовали двумя тысячами человек, чтобы привлечь ее внимание. Вы рано получили урок. Позже вам пришлось бы заплатить за него гораздо дороже".
Человек-тень бесшумно встал со стула, когда король фирболгов собрался покинуть его покои.
"Я вас оставлю. Вы, наверное, хотите подготовить поминальную службу по погибшим солдатам".
И ушел так же незаметно, как и появился в спальне.Тристану Стюарду понадобилось двенадцать часов, чтобы снова обрести дар речи, и еще шесть, чтобы снова начать связно выражать свои мысли. Внутри у него все горело, а губы словно обожгло едкой кислотой, вкус которой он помнил и сейчас, много месяцев спустя. Гибель армии потрясла его и вселила ужас.
Но не настолько, чтобы он смог стряхнуть наваждение и перестать видеть перед собой образ женщины, навсегда поселившейся у него в душе. Тристан снова откинулся на подушки и тяжело вздохнул.
- Я не знаю, что она со мной сделала и почему меня настолько сильно к ней тянет, что я совершаю глупости и теряю способность ясно мыслить, - признался Тристан и, закрыв глаза, снова представил себе свою двухтысячную армию - пехотинцев и лучников, и тех несчастных, чьи тела так и не были найдены. Поговаривали, будто их сожрали чудовища, разбившие его солдат. - Это больше, чем плотское желание, но я не знаю, можно ли назвать то, что я к ней чувствую, любовью. Меня просто сводит с ума невозможность понять, что же все-таки со мной происходит.
Пруденс несколько минут разглядывала его лицо, а по том кивнула:
- Хорошо, Тристан, я поеду. Этот пожар, похоже, заразен - теперь и мной двигает необъяснимое, но очень сильное желание увидеть эту женщину собственными глазами.
Тристан притянул ее к себе и с благодарностью поцеловал.
- Спасибо тебе, Пру.
- Все, что пожелаете, милорд. - Пруденс высвободилась из его объятий и, не обращая внимания на удивление, появившееся на лице Тристана, подошла к комоду, на котором оставила одежду.
- Ты куда собралась? - заикаясь, спросил он. Пруденс надела платье и лишь после этого повернулась к нему.
- Мне нужно подготовиться к путешествию, целью которого является повидать предмет твоей эрекции. Куда же еще?
- Это может подождать. Иди ко мне. - Он раскрыл объятия.
- Нет. - Пруденс повернулась к зеркалу и провела рукой по спутанным волосам.
- Я серьезно, Пруденс, пожалуйста, вернись. Я тебя хочу.
- А вам никогда не приходило в голову, милорд, - улыбнувшись, ответила служанка, - что это чувство может остаться без взаимности? Если мой отказ вас смертельно оскорбил, можете отрубить голову мне, а в постель пригласить Эванса. - Она вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив потрясенного Тристана в одиночестве.Рапсодия спала, окутанная кружевной тенью, которая получалась от смешения лунного света с сумраком, царившим под листьями пятнистой ольхи, самого высокого и могучего дерева в густых зарослях, где она решила провести ночь. Время от времени в кронах шелестел ветер да пофыркивала ее кобыла, больше ничего не нарушало тишины Кревенсфилдской равнины.
Свежий пьянящий воздух словно очистил ее сны от не нужной шелухи, и они стали прозрачными и чистыми и очень ясными. Она повернулась на бок и вдохнула аромат клевера и покрытой свежим зеленым ковром земли, на ко торой лежала. Рапсодия помнила этот запах с детства, когда ночами, вроде этой, ее семья укладывалась спать прямо на лугу под сверкающими звездами.
Она вздохнула, ей так хотелось увидеть во сне мать, но с тех самых пор, как Эши пришел в горы, ей никак не удавалось вызвать в памяти ее образ. И тут Рапсодия увидела мать, какой ее запомнила, когда та показала ей ее звезду по имени Серенна.
Рапсодии снова снился тот сон, только в нем не было ласкового, спокойного голоса матери. Она села и посмотрела вдаль, сквозь стройные стволы деревьев на раскинувшуюся за рощей равнину. На темном поле она увидела стол, похожий на алтарь, на котором лежал человек. Но его окутывал мрак, и Рапсодия не могла его как следует рассмотреть, видела лишь очертания тела.
Сон продолжался. Звезда Серенна у нее над головой мерцала на ночном небе, большая и яркая, какой она была на другом конце света. Неожиданно от нее откололся крошечный кусочек и упал прямо на тело, лежащее на алтаре, и залил его ослепительным сиянием, но уже в следующее мгновение свет померк, став равномерно-тусклым.
"Вот куда попал кусочек твоей звезды, дитя, на добро или зло. Если ты сможешь найти свою путеводную звезду, ты никогда не собьешься с пути, никогда".
Так сказала ей мать.
И тут она услышала другие голоса. Печальный рассказ Элендры о том, как она пыталась спасти Гвидиона.
"В конце, когда стало ясно, что ничего не помогает, а Гвидион испытывает ужасные страдания, я взяла кусочек звезды из рукояти меча и отдала его леди Роуэн. Я отдала его в надежде, что он поможет спасти Гвидиона, и они по пытались, но он уже слишком далеко ушел от нас по дороге смерти. Это был жест отчаяния, который не дал ничего, но я все равно ни о чем не жалею".
- Элендра, я вижу попытку спасти жизнь Гвидиона? - спросила во сне Рапсодия.
"Вот куда попал кусочек твоей звезды, дитя, на добро или зло".
Над телом появились руки без тела, те самые, что Рапсодия видела в Доме Памяти. Они соединились, словно в молитве, затем ладони раскрылись в благословении. Из рук на безжизненное тело пролилась кровь, покрыв его алыми пятнами.
Слова без голоса прошептали ей на ухо:
"Дитя моей крови".
А потом она услышала голос Элинсинос:
"Ракшас внешне похож на того, чью душу он захватил. Он рожден из крови демона, иногда других существ, как правило, ничего не ведающих диких животных. Ракшас, возникший только из крови, недолговечен и лишен разума. Но если демон завладел душой - человека или любого другого живого существа, - он может вложить ее в свое творение, и тогда ракшас выглядит в точности как человек, чью душу он захватил, а хозяин души, разумеется, умирает. Кроме того, он обладает частью знаний захваченного существа и даже может вести себя как он. Но они извращены и несут в себе только зло, опасайся их, Прелестница".
Рапсодия вздрогнула и проснулась. Она по-прежнему была одна в роще, никем не замеченная среди густых за рослей деревьев. Рапсодия села и обхватила себя руками, пытаясь согреться.
- Что ты такое, Эши? - спросила она вслух. - Кто ты в действительности?
Налетел легкий порыв ветра, зашелестел в кронах деревьев, но она не разобрала его ответа.
В семидесяти лигах к востоку теплый ветер ворвался в открытые ворота Дома Памяти, прошелестел в листьях дерева, растущего в самом центре двора. Человек в тяжелом сером плаще и капюшоне, скрывавшем лицо, стоял около него и задумчиво смотрел на верхние ветви.
На уровне его глаз в разветвлении ствола был надежно закреплен маленький музыкальный инструмент, похожий на лютню. Он играл повторяющуюся мелодию, которая наполняла весь двор, отражаясь от древних камней. Ничего похожего человек не слышал. Он потянулся к инструменту, на его руке заметно выделялся новый указательный палец, покрытый молодой розоватой кожей. Рука замерла над струнами на одно короткое мгновение и опустилась.
Убирать инструмент бессмысленно, решил Ракшас. Он стал неотъемлемой частью дерева, мелодия повторяла имя дерева и жила благодаря своей внутренней силе. Воля молодого дерева теперь связана с тем же источником, что поддерживал жизнь в Сагии, а его корни глубоко ушли в землю и обвились вокруг Земной Оси. Песня лютни разрушила влияние его господина на дерево, излечила его и спасла. Ракшас знал, кто оставил здесь инструмент.
Он медленно отбросил капюшон, и ветер принялся теребить его золотистые волосы, а Ракшас задумался над тем, что же ему делать дальше. Его господин, его отец, дал ему четкие указания насчет дерева и велел следить за Троими, но ничего не сказал насчет того, что он должен их уничтожить. По крайней мере, до событий в Сепульварте, показавших, как сильно они недооценили ситуацию, считая, что каждый из Троих будет занят своими делами во время нападения на Патриарха. Они потерпели неудачу, которая будет иметь для них гораздо более серьезные по следствия, чем события, происшедшие здесь, в Доме Памяти.
Ракшас отвернулся от дерева и начал расхаживать по двору, пытаясь сосредоточиться. На границе его сознания пульсировала какая-то мысль, возможно из прошлого, из времени, когда он еще был Гвидионом. Он никак не мог ее вычленить и четко сформулировать и потому вернулся к тому месту, где произошло его перерождение.
В западной части сада стоял длинный плоский стол, сделанный из мрамора, алтарь, на котором он впервые пришел в себя. Он закрыл глаза, вспоминая слова, произнесенные над ним его отцом:
"Дитя моей крови".
Вспышка света и боль возрождения.
"Теперь пророчество будет нарушено. Это дитя даст жизнь моим детям".
Ракшас закрыл, как и тогда, небесно-голубые глаза, - свет, вспыхнувший в его памяти, был невыносим. Когда он снова их открыл, в них сияло вдохновение.
Он быстро скорчился и стал похож на волка, чью кровь его отец смешал со своей, чтобы создать свое дитя, и принялся копать землю под алтарем. Наконец он нащупал корень дерева, испещренный шрамами, оставшимися после болезни. Спасительница дерева не смогла найти все главные корни - наверное, ей даже не пришло в голову поискать под алтарем, когда она решила исцелить дерево. Ракшас откинул голову назад и громко расхохотался.
Один больной корень остался нетронутым.
Этого хватит.
Он быстро огляделся по сторонам и на мгновение нахмурился. Люди Стивена Наварна убрали машины для убийства детей и большие чаны для сбора крови, питавшей дерево и извращавшей его сущность в соответствии с желаниями его господина. Сейчас здесь не осталось ничего - двор сиял чистотой.
Его господин расстался с большим количеством своей жизненной сущности, чтобы он появился на свет. Он также пожертвовал свою кровь, даже больше, чем просто кровь. В результате на свет появилась могущественная сила, которую следовало старательно беречь. По своей природе ф'доры представляли собой клубы дыма и отчаянно цеплялись за человеческое тело, чтобы выжить. Чем большей силой обладает созданное ими существо, тем они могущественнее сами и тем крепче держат свою жертву. Даже несмотря на весьма ограниченные умственные способности, Ракшас понимал, что его господин оказал ему честь, подарив новую жизнь.
Дитя Земли, как утверждали древние легенды демонов, спит в горах под названием Зубы и играет решающую роль в приведении плана его господина в жизнь. Корень саженца стал для ф'дора путем, по которому он сюда попал, - напоенный кровью невинных детей и соединенный с Земной Осью, сердцем самой Земли, обладающей древней магией невероятной силы. Система корней опоясала весь мир, проникла даже в плоть гор. Но ее можно использовать с выгодой для себя, по крайней мере так считал его господин. Восстановить контроль над деревом настолько важно, что для этого можно пожертвовать небольшим количеством своей крови.
Ракшас попытался сосредоточиться, заставить свой убогий ум найти правильное решение. Повторяющаяся мелодия маленькой лютни мешала, мысли путались, он никак не мог настроиться на нужный лад. Он сердито посмотрел на инструмент, но тут в долину заглянуло закатное солнце и озарило лицо и голубые глаза Ракшаса своим светом. Он улыбнулся, потому что нашел ответ.
Он взмахнул рукой, и в ладонь лег кинжал. Ракшас быстро сделал два глубоких надреза на предплечье и замер над выкопанным из-под земли корнем - он собирался напоить его своей кровью. Он не чувствовал боли, такая пустяковая рана не могла сравниться с мучительным страданием, которым сопровождалось его пробуждение.
Когда кровь коснулась земли, она начала дымиться. На фоне темнеющего неба возникли красно-черные сполохи, тут же превратившиеся в длинные щупальца, а затем вы тянувшиеся в спиральную колонну, влекомую ветром.
Земля вспыхнула, и Ракшас закрыл глаза, прислушиваясь к шепоту едва различимых голосов, которые, постепенно набирая силу, принялись произносить слова заклинания, стеная от невыносимой боли.
Неожиданно, словно вспышка молнии, все его тело наполнила боль, казалось, голова вот-вот расколется, точно пустой орех. Он почувствовал запах горящей плоти и сжал кулаки, прекрасно понимая, что, пролив кровь своего господина, отнял у него часть силы, которая сейчас утекает в землю.
Кровавый свет разорвал мрак, и началась дикая пляска под аккомпанемент песнопений духов ф'доров, заключенных в склепе глубоко под землей. Ракшас изо всех сил старался удержаться на ногах, не дать унести себя волнами силы, покидающей его пульсирующее сердце, словно кровь из артерии, которую он разрезал.
"Я всего лишь сосуд, - удовлетворенно думал он, глядя на то, как земля у него под ногами становится алой от крови. - Но я очень полезный сосуд".
Он проиграл сражение с притяжением земли и, покачнувшись, рухнул на колени прямо в собственную дымящуюся кровь.
Когда корень и земля вокруг него пропитались кровью, Ракшас устало вздохнул и стянул края раны, чтобы она быстрее закрылась. После этого он прошептал слова заклинания, которые часто повторял, когда еще был хозяином этого дома.
- Мерлус ("Расти"), - прошептал он. - Сумат ("Напитайся"). Финчальт диарт кинвельт ("Найди Дитя Земли").
Он медленно выпрямился и с восторгом принялся наблюдать за тем, как корень распух, приняв в себя отравленную кровь, а затем сморщился, став похожим на черную увядшую виноградную лозу, и исчез под землей. Ракшас натянул на голову капюшон, в последний раз окинул взглядом аванпост намерьенов и отправился на встречу с тем, кто его ждал.29- Грунтор, прекрати мельтешить, я в порядке. Джо, угомони его.
Джо наградила великана легким подзатыльником.
- Говорят тебе, она в полном порядке. Оставь ее в покое.
- Ой ее слышал, - возмущенно заявил болг. - А еще Ой видит ее шею, благодарствуйте, маленькая мисси. Видок у тебя, будто ты получила хорошую трепку, герцогиня. Признавайся, кто надрал твою хорошенькую попку?
- Извини, дорогой, - изобразив обиду, заявила Рапсодия. - Да будет тебе известно, что ему не удалось пролить ни капельки моей крови, ни единой.
- По крайней мере, сверху ничего не видно, - ехидно заявил Акмед. - Как ты думаешь, откуда взялись синяки?
- Знаешь, видел бы ты его, когда все закончилось. - Рапсодия оттолкнула руку великана, который попытался дотронуться до ее шеи. - Ты оставишь меня в покое или нет?
- Если Патриарх могучий целитель, чего же старый хрыч не привел в порядок твою шейку, мисси? Хорошенькое дело получается! Если бы ты спасла мою волосатую задницу, я бы уж не поскупился и хотя бы дал тебе что-нибудь от боли.
Рапсодия улыбнулась своему другу, тронутая его беспокойством.
- Он не успел, Грунтор. Я сразу помчалась домой. Кроме того, синяки уже проходят. А десять дней в пути без происшествий лучше всякого лекарства врачуют мелкие раны.
- А Ою все равно не нравится. Мы из одного отряда, ты и я, так что больше и не думай болтаться где попало, да еще без пригляда. Уяснила?
- Посмотрим. В ближайшее время я никуда не собираюсь, но мне нужно кое-что с вами обсудить.
Акмед кивнул, она кратко рассказала ему о своих приключениях перед приходом Джо и Грунтора и о том, что ей удалось узнать во время странствий. Кроме того, она охарактеризовала ситуацию в Роланде - как сама ее понимала, - доложила о столкновениях и стычках в разных районах страны, а еще об идее объединения намерьенов. Он быстро пересказал все Грунтору, пока Джо разглядывала подарки, привезенные ей Рапсодией. Наконец, когда они снова расселись за массивным столом, Рапсодия сделала глубокий вдох и сложила руки на груди.
- Я решила, что хочу помочь Эши, - заявила она, и Джо улыбнулась, а Грунтор и Акмед переглянулись.
- Это еще как помочь? - поинтересовался Грунтор.
- Помочь ему вернуть душу. Сначала убить демона, который ее захватил. Потом помочь Эши излечиться. Ну и под конец помочь ему стать Королем и объединить всех намерьенов.
- Подожди, - перебил ее Акмед. - Зачем?
- У меня было десять дней, чтобы хорошенько все обдумать. После того как я провела с ним некоторое время и узнала эту землю, мне кажется, что так будет правильно.
- Ты с ним трахаешься?
- Свинья, - возмутилась Рапсодия и прикрыла уши Джо ладонями.
- Опоздала, я все слышала, - заявила Джо. - Так трахаешься?
- Нет, - с негодованием ответила Рапсодия. - Вы что, с ума посходили? В разное время я помогала всем вам. Но я с вами не трахаюсь.
- Уж не потому, что Ой не хотел, можешь не сомневаться!
- Помолчи. Рано или поздно Ракшас к нам заявится. В особенности учитывая события в Доме Памяти и не удачное покушение на Патриарха. Мне трудно поверить, что ты не хочешь выследить и прикончить ф'дора, Акмед. Мне казалось, что это у тебя в крови. - Король фирболгов промолчал, и тогда она продолжила: - Относительно объединения намерьенов: мне представляется, будет разумно, если мы приложим все силы, чтобы излечить народ, пришедший сюда с нашей родины.
- В таком случае, я тут ни при чем, - заметила Джо и встала из-за стола. - Я родилась в Наварне и нисколько не пожалею, если они все подохнут от оспы или еще какой-нибудь гадости. Я пошла спать. Делай что хочешь, Рапсодия. Ты же знаешь, что можешь рассчитывать на мою помощь.
- Спасибо, Джо. - Рапсодия послала ей вслед воздушный поцелуй; Джо терпеть не могла длинных разговоров о политике.
Джо проявила редкое для себя благоразумие, когда решила отправиться спать, подумала Рапсодия несколько часов спустя. Они спорили, ругались, приводили доводы - и не могли договориться ни до чего определенного. Акмед не доверял Эши, но гораздо более серьезные подозрения у него вызывал Ллаурон. Грунтор никак не мог осознать, что Ракшас и Эши - это два разных существа.
- Ты говоришь, что оно не Эши, оно только на него похоже.
- Именно.
- А ты вместе их видала?
- Нет, - вынуждена была признаться Рапсодия. - Мне кажется, что если Ракшас найдет Эши, тот умрет или, еще хуже, его душа будет полностью принадлежать ф'дору. Эши очень силен, но в поединке с Ракшасом у него нет ни одного шанса - он будет сражаться с собственной душой. В данном случае он не может ни одержать победу, ни потер петь поражение. Вот почему он прячется в туманном плаще - так мне, по крайней мере, кажется.
- Тебе Эши сказал? - подозрительно спросил Грунтор.
- Нет, - неохотно признала Рапсодия. - Я обдумала все свои наблюдения, а также слова Элинсинос и Элендры и пришла к такому выводу сама. А еще не стоит забывать о моих видениях.
- Ты ведь не видала их вместе, откуда же тебе знать, что это не тот же самый Эши, только ведет себя по-разному?
- Наверняка я не знаю ничего, - не стала спорить Рапсодия. - Но я видела и того и другого, наблюдала, как они ведут себя в сражении. Они совершенно не похожи.
- Не-е-е. Не выходит. Ой думает, он один и тот же. Может, Эши и сам не ведает, что Ракшас - это черная сторона его души.
- Давай повторим все сначала, - терпеливо начала Рапсодия. - Существует две возможности. Первая: Эши и Ракшас - это единое целое; Гвидион умер, несмотря на все старания сохранить ему жизнь, а ф'дор сумел каким-то неизвестным нам способом его оживить и превратить в своего слугу.
- Вот-вот, мисси.
- Предположим это так. Но я благополучно пересекла половину континента вместе с ним, и он ни разу не попытался причинить мне вреда. - Она замолчала, вспомнив стычку, когда Эши угрожал ей мечом. - Пожалуй, только один раз, но он не сделал мне ничего плохого.
Янтарные глаза Грунтора загорелись диким огнем.
- Ты это о чем, герцогиня?
- Да так, ни о чем. Мы просто не поняли друг друга. Он сделал то, что обещал, - доставил меня туда, куда я хотела попасть, и ушел. Если бы он был слугой ф'дора, почему он не прикончил меня, когда у него имелась масса возможностей. И предсказанию конец.
- Может, он увязался, чтобы узнать, куда ты собралась, - предположил великан. - Может, он шпион ф'дора.
Рапсодия заставила себя успокоиться.
- Вторая возможность, правильная с моей точки зрения, заключается в том, что мы имеем дело с двумя существами - Эши и Ракшасом. Эши это Гвидион, и, несмотря на уверенность Стивена и Элендры в том, что он умер, он жив. Ему удалось пережить схватку с ф'дором. И с тех пор он в одиночестве бродит по миру, испытывая страшные муки, и прячется от демона, чтобы тот не захватил остальную часть его души. Ракшас совсем другое дело - он создан на основе кусочка души Эши, который попал к ф'дору во время их боя, из льда, земли и крови ф'дора и, наверное, из крови какого-нибудь хищного животного. Так говорила Элинсинос.
- Но она не сказала, что Ракшас и Эши не одно и то же, верно, мисси?
- Нет.
- Ой считает, мы не можем рисковать.
- В таком случае, что я должна сделать? - в отчаянии спросила Рапсодия.
- Ой говорит, давайте его прикончим. А если мы ошибемся и заявится другой, и его тоже.
Рапсодия похолодела, она знала, что болг не шутит.
- Нельзя же убивать людей только потому, что ты не знаешь, прав ты или нет.
- Это еще почему? Очень даже верный способ. Серьезно, мисси, если ты ни в чем не уверена, нельзя рисковать.
- Глупости, Грунтор.
- Нет, не глупости, - вмешался Акмед, молчавший большую часть вечера и внимательно слушавший аргументы, которые приводили друг другу Грунтор и Рапсодия. Он сидел так тихо, что Рапсодия порой забывала о его присутствии. - Глупо и смешно твое безумное желание восстановить мир, который ты потеряла. Твои родные погибли, Рапсодия, теперь мы твоя семья, Грунтор, Джо и я. Твой родной город тоже перестал существовать, ты живешь здесь, среди болгов. Король, которого чтили жители Острова, умер тысячу лет назад. Местные правители ему и в подметки не годятся. Целое поколение стерто с лица земли не из-за мелкого регионального конфликта. Те, кто приплыл сюда с Серендаира, были жалкими представителями нашей культуры. Они не заслуживают ни еще одного шанса, ни еще одного короля. А что касается Эши, почему ты хочешь воспроизвести свои прежние отношения с безумцем? Ты что, соскучилась по Майклу Ветру Смерти?
Рапсодия от удивления раскрыла рот.
- Что ты такое говоришь? - пролепетала она. - Эши ни разу не причинил мне зла, не сделал ничего, чтобы меня обидеть. За ним ведется охота, Акмед. Мне казалось, что уж ты-то должен испытывать к нему сочувствие. Часть его души является источником силы Ракшаса. Она попала в руки могущественного ф'дора. Рана, оставшаяся после того, как демон вырвал у него часть души, так и не зажила, и Эши испытывает невыразимую боль. Несмотря на это, он ни разу меня ни о чем не попросил, только чтобы мы стали союзниками. Как ты мог сравнить его с Майклом, который был ничтожеством, ублюдком и лжецом?
- Вот-вот. Именно с этой проблемой я и столкнулся, имея дело с намерьенами - со всеми, включая Эши. Они лжецы. На Серендаире мы по крайней мере знали, кто поклоняется богам зла, поскольку они не скрывали своих взглядов. Здесь же, в этом новом, извращенном мире, даже те, кто стоит на стороне добра, являются расчетливыми хитрецами, старающимися использовать других для достижения собственных целей. Вспомни, что устроили здесь "хорошие" Король и Королева, Гвиллиам и Энвин. А ты хочешь преподнести себя на тарелке с голубой каемочкой величайшему из лжецов.
Рапсодия поняла, что с нее достаточно.
- Если и так, это мой выбор. Я все-таки рискну и умру или останусь жить, приняв решение добровольно и с открытыми глазами.
- Ошибаешься. - Акмед поднялся на ноги, и по тому, как он двигался, Рапсодия поняла, что он рассердился. - Мы все можем погибнуть, не забывай, ты рискуешь не только собой, ты ставишь на кон наш нейтралитет и если сделаешь неправильную ставку, мы все проиграем.
Рапсодия посмотрела на него. Глаза Акмеда метали молнии, плечи напряглись от с трудом сдерживаемого гнева - она уже давно не видела его таким.
- Почему ты сердишься? Да, я хочу помочь Эши, но это вовсе не означает, что я предаю тебя или перестаю быть твоим другом.
- Это здесь ни при чем.
- Сомневаюсь. - Рапсодия встала и подошла к Акмеду. Стараясь справиться с рвущимся наружу возмущением, она уселась на стол напротив него. - Думаю, очень даже причем. Должна напомнить, что, помогая тебе добиться желаемого результата, я делала вещи, в правильности которых совсем не была уверена и к которым порой даже испытывала отвращение. Но я все равно шла за тобой, поскольку ты меня попросил и сказал, что поступаешь правильно. Я в тебя поверила. Почему я не могу верить в него?
- Потому что он играет с тобой в тайны, стремится получить информацию и ничего не дает взамен. Он тебе не доверяет. Ты ничего о нем не знаешь. А если он и есть ф'дор?
- Не думаю.
- Очень убедительно. Ты совершенно не разбираешься в людях. И мы не слишком верим в твою интуицию.
На глаза Рапсодии навернулись злые слезы.
- Как ты можешь такое говорить? Я люблю тебя и люблю Грунтора. Как ты думаешь, сколько людей - не болгов - в состоянии увидеть за вашей уродливой внешностью и поступками прекрасную душу?
- Нисколько. Потому что они, в отличие от тебя, правильно нас оценивают. Ты неверно понимала мотивы моего поведения с того самого момента, как мы встретились.
- Ты о чем? - Внутри у Рапсодии все похолодело. Акмед, набычившись, уперся руками в стол и так близко поднес к ней свое лицо, что Рапсодия была вынуждена смотреть в его побелевшие от злости глаза.
- Ты помнишь первые слова, которые я тебе сказал?
Рапсодия с трудом сглотнула.
- Да. Ты сказал: "Идем с нами, если хочешь жить".
- И ты поняла это так, что я тебя спасу, если ты пойдешь со мной?
- Да. И ты меня спас.
- Снова ошибка. - Фраза прозвучала как пощечина. - Возможно, мне следовало сказать по-другому. Отнесись к моим словам серьезно, Рапсодия. Вне зависимости от того, какие нас связали отношения после этого, вне зависимости от того, как я стал к тебе относиться, в тот момент я должен был сказать: "Идем с нами, или я тебя убью". Ты поняла? Ты слишком доверчива и готова видеть людей такими, какими тебе хочется - иными словами, добрыми, хорошими и благородными. В целом, они не такие. Ни я, ни Грунтор, и уж конечно ни Эши. Его душа находится в руках демона из старого мира - ты знаешь, что это означает?
- Нет.
- А я знаю. Ты забываешь, что я был рабом ф'дора. - Акмед с такой силой стукнул кулаками по столу, что она подскочила от неожиданности. - В отличие от тебя, я прекрасно понимаю, что испытывает Эши. - Мне известно, каково это, когда часть тебя попадает во власть демона. Ты сделаешь все что угодно, предашь своих самых близких друзей и родных только ради того, чтобы он не забрал остальное. Я не виню его, Рапсодия. Если бы на его месте оказался я, тебе точно так же не следовало бы мне доверять.
Я уже тебе говорил, что ф'дор может использовать свою жертву самыми разными способами. Чтобы верно ему служить, совершенно не обязательно быть вместилищем для его сути. Иногда демон внушает человеку какую-нибудь мысль, которая остается у него в сознании до тех пор, пока человек не выполнит его повеление. Иногда он полностью подчиняет себе тело, смотрит на мир глазами своей жертвы, отдает приказы, но не связывает с ним свой дух. Следовательно, всякий, кого мы встречаем в этих землях, подпадает под подозрение. Почему ты этого не понимаешь?
То, что ты продолжаешь приближать к себе окружающих и заботиться о сиротах, которые могли встретиться с чудовищем, ужасно. Фирболги и дети Стивена, скорее всего, чисты, но мы нашли Джо в Доме Памяти. Она была пленницей Ракшаса. Кто знает, может быть, она связана с ф'дором?
- Я знаю, - сказала Рапсодия, которую начало трясти. - Она не имеет к ф'дору никакого отношения. Ты забыл, Акмед, что он собирался принести в жертву ее и всех остальных детей, ему была нужна их кровь. Зачем ф'дору или Ракшасу тратить время, силы и свою жизненную сущность на то, чтобы захватить человека, которого они собирались убить?
Ярость, пылавшая в глазах Акмеда, не угасла.
- Это единственная причина, по которой я позволил тебе взять Джо с собой. И совершил серьезную ошибку.
- Как ты можешь? - возмутилась Рапсодия. - Мне казалось, что она тебе нравится.
- Она мне нравится, честно. А то, что ты постоянно приводишь столь идиотский довод, подтверждает лишь одно - ты даже не начала понимать серьезность угрожающей нам опасности. Любовь и дружба здесь ничего не значат, ничего. Когда имеешь дело с ф'дором, речь идет о жизни и смерти.
Я знаю, ты любишь Джо. Да и Грунтор тоже. Однако я часто жалею, что не прикончил ее в тот первый раз, когда она сделала глупость и поставила нас в весьма неприятное положение. Должен тебе сказать: она до сих пор не может угомониться и ведет себя как полная дура, при тебе и без тебя. Я начинаю думать, что в ее поступках есть определенная закономерность и причина, которой мы не видим, и что она просто не может быть другой. Если мои подозрения подтвердятся, последствия для нас и для болгов будут такими, что гибель Серендаира покажется детскими игрушками по сравнению с тем ужасом, который всех нас ожидает. Причем даже смерть не станет спасением.
- Ради всех святых, Акмед! Она же подросток! Неужели ты не совершал глупых поступков в ее возрасте?
- Не совершал. Но дело не в этом. Ф'дор или его слуга может быть подростком, или ребенком, или безмозглым красавцем, который прошел мимо тебя на улице и бросил тебе под ноги букет цветов. Он может быть кем угодно, Рапсодия, кем угодно.
- Но он не может быть всеми одновременно, Акмед. Рано или поздно нам придется выбрать, на чьей мы стороне, вмешаться в происходящее. У нас не получится до конца жизни прятаться в Илорке. Если легенды говорят правду и нам суждено почти что бессмертие, нам не избежать встречи с ним. Кроме того, если ты действительно думаешь, будто человек, к которому ты по-настоящему хорошо относишься, стал жертвой ф'дора, разве ты не должен попытаться спасти его от страданий? Вернуть ему ту часть его существа, что отнял у него ф'дор?
Акмед отвернулся и сердито взъерошил рукой волосы.
- Ты ведь сейчас не про Джо говоришь, верно? Ты имеешь в виду Эши. Я не знал, что он уже возвысился до статуса "человека, к которому мы по-настоящему хорошо относимся".
- Мы можем ему помочь, - прошептала Рапсодия. - Можем найти и убить ф'дора. Только мы на это способны. Помнишь предсказание, о котором нам говорил Ллаурон? Неужели ты еще не понял? Мы и есть те Трое. Ты Дитя Крови, Грунтор - Дитя Земли. Я принадлежу к народу лирин, а лиринов называют Дети Неба. Речь шла о нас, Акмед. Наше появление здесь предсказано.
Акмед резко развернулся и ткнул в сторону Рапсодии пальцем.
- Получается, что мы должны, радостно ликуя, броситься исполнять предсказание какого-то спятившего намерьенского пророка? Ты хочешь спасти мир от зла, которое эти люди навлекли на свои головы, позволив ему набрать силу? А где гарантии, что ты не станешь его следующей жертвой?
- А где гарантии, что этого не произойдет, если мы ничего не станем делать? Неужели ты думаешь, что он о нас не знает? Он прибыл сюда на намерьенском корабле. Присутствовал на советах; ему известно о предсказании. И если забыть на время о том, что мы можем наткнуться на него по чистой случайности, существует высокая вероятность того, что он попытается нас уничтожить из-за "предсказания какого-то спятившего намерьенского пророка". Забудь про Эши и про Ллаурона. Мы должны убить это чудовище в любом случае - ради себя.
- А она права, сэр, - заявил Грунтор из угла комнаты, куда он отправился, когда страсти накалились, и Акмед с Рапсодией вздрогнули от неожиданности. - Если он тут, только мы можем его прикончить, Ой говорит, что так и нужно сделать - и забыть. Ой не хочет остаток жизни бояться и оглядываться, Ою так не нравится.
Акмед несколько минут рассматривал сержанта, а потом кивнул.
- Ладно, - буркнул он, наградив Рапсодию сердитым взглядом. - Пожалуй, в твоих словах есть некоторая доля здравого смысла. Нам стоит попытаться добраться до него первыми. Ну, и каков план действий?
- Я попрошу Эши приехать в Элизиум, одного, и дам ему перстень Патриарха. Как только он излечится, мы от правимся на поиски Ракшаса и убьем его.
- А почему бы не позвать его сюда?
Рапсодия подумала о том, что Эши всегда старался держаться чуть в стороне от них всех.
- Потому что он не согласится. Эши придет только туда, где будет чувствовать себя в безопасности. Водопад в Элизиуме идеально скроет отзвук его присутствия от того, кто за ним охотится.
- Нет. Это небезопасно для тебя, - проворчал Акмед. - У нас нет связи через переговорное устройство с Элизиумом, и ты не сможешь позвать на помощь в случае необходимости.
- Ты забыл о беседке, которая усиливает звук. Поверь мне, Акмед, если я отправлю тебе призыв, ты его услышишь.
- Разумеется, - мрачно проговорил Акмед, не сводя с нее глаз. - Интересно, до или после того, как он заставит тебя выложить ему все наши тайны?
- Я не стану помогать Эши, если посчитаю, что он может стать для вас опасным, Акмед, - сказала она, не отводя глаз. - Для меня важнее всего благополучие моей семьи, а потом уже все остальное. - Она улыбнулась Грунтору и с облегчением вздохнула, увидев, что тот прячет ответную улыбку. - Это одна из причин, по которой я помогла тебе захватить земли болгов. Не в том дело, что ты не смог бы справиться самостоятельно, но, если повезет, болги станут именно таким народом, какими ты их себе представляешь. Объединенные намерьены им не будут страшны, в особенности если я не ошиблась насчет Эши. Мы заключим союз. Он будет чувствовать себя нашим должником. А если я ошиблась, обещаю покончить с собой.
- Посмотрим.
- Но наша помощь должна быть добровольной, иначе она бессмысленна.
- Знаешь, Рапсодия, мне не нравится, что ты относишься к стратегии как к товару на рынке. Иногда бывает полезно согласиться на меньшую цену, чем ты просишь.
Рапсодия потянулась вперед и поцеловала его в щеку.
- Значит, ты позволишь мне ему помочь?
- Ты уже взрослая, Рапсодия, и я не вправе разрешать или запрещать тебе что-нибудь.
- Но ты мне поможешь.
Мимолетная улыбка коснулась его губ.
- Да. Но не ради него, а ради тебя. А теперь, прежде чем ты пригласишь в мои земли этого бесполезного идиота, я бы хотел, чтобы ты мне помогла. Принеси-ка ту замечательную бутылочку, что ты привезла с собой, а мы с Грунтором расскажем тебе про Лориториум. 30Через несколько часов бутылка кандеррского бренди, которую Рапсодия привезла для Акмеда, опустела.
- Во время твоих странствий тебя не посещали никакие идеи насчет того, в чьем теле может скрываться ф'дор? - Король фирболгов швырнул пустую бутылку в огонь.
- Ну, кое-какие посещали. Мне кажется, я знаю, что произошло с Гвиллиамом - помогли разговоры с Элендрой. Помните, мы нашли в библиотеке еще одно тело и решили, что оно принадлежало стражнику? - Болги дружно кивнули. - По-видимому, в его теле скрывался ф'дор, он и прикончил Гвиллиама. Думаю, что стражник оказался не таким сильным противником, и королю удалось его убить, прежде чем он умер сам. Помните, вы тогда сказали, что по правилам должен быть второй стражник? - Грунтор и Акмед снова кивнули. - Так вот, второй стражник стал свидетелем происшедшего. Демон переселился в него после того, как первый стражник погиб от руки Гвиллиама, и покинул библиотеку.
- Звучит разумно, - кивнув, сказал Акмед.
- Жаль только, что я не знаю, кто это, - печально проговорила Рапсодия. - Элендра видела ф'дора в теле человека и искала его тысячу лет. Безрезультатно. Но мне удалось обнаружить несколько подсказок.
- Например?
- Я уверена, что вторым убийцей в базилике той ночью был ф'дор. От него исходили точно такие же эманации, как и от Ракшаса. Видимо, дело в том, что у них общая кровь.
- Правильно, - опять кивнул Акмед. - Ты не заметила никаких отличительных черт?
- Я не разглядела его лица, потому что, во-первых, было темно, а во-вторых, на нем был надет массивный шлем. С рогами. Я уже такой видела. Помните, я ездила на встречу с лордом Роландом для подписания мирного договора?
- Да.
- В его свите был Благословенный Кандерр-Ярима. В очень похожем шлеме. А на шее у него висел знак, которые носили ф'доры в старом мире, хотя мне не удалось хорошенько рассмотреть камень в амулете.
- Это часть формы офицеров и представителей знати в Яриме. Когда их делегация явилась сюда к нам, посол был одет точно так же.
- Хм-м-м. Я еще не побывала в Яриме, но у него репутация гиблого места, где все пришло в упадок. Именно там поселилась Мэнвин, Предсказательница Будущего.
- Расскажи мне про Благословенного, - попросил Акмед.
- Он младший брат Тристана Стюарда, самый молодой из пяти орланданских Благословенных. Учитывая его связи с Бетани и отсутствие опыта, у него не слишком много шансов стать новым Патриархом.
- Может быть, убийство старого козла стало бы для него единственным шансом получить титул Патриарха. Если перстень имеет такое огромное значение и обладает особой силой, возможно, Ян Стюард собирался отнять его у Патриарха, когда он проводил свою торжественную службу и был особенно уязвим.
- Вполне возможно, - неуверенно проговорила Рапсодия. - Но знаешь, мне трудно себе представить, что священник, который у всех на виду, может стать жертвой демона. Он столько времени проводит в базилике, на священной земле, что просто не может быть одновременно Благословенным и демоном. Ф'дор, если я не ошиблась и это действительно был он, не мог приблизиться к алтарю в Сепульварте. Он остановился в нефе. И оттуда накрыл своего слугу огненным щитом, чтобы помочь ему бежать.
- В таком случае, может быть, это один из орланданских аристократов, занимающих не менее высокое положение, чем Благословенный. Если между священниками и государством существуют разногласия, кто может оказаться соперником Патриарха в борьбе за власть?
- Наш старый друг, правитель Роланда Тристан Стюард.
- Понятно, - улыбаясь, проговорил Акмед. - Хотелось бы, чтобы это оказался он.
- Почему?
- Ты уже забыла, какой он болван?
- Не забыла.
- Впрочем, ф'доры специализируются на лжи. Он мог надеть шлем, чтобы всех обмануть. Его вранье звучит не менее убедительно, чем правда Дающего Имя, но представляет собой сочетание лжи, полуправды и очень малого количества правды.
- Не удивительно, что он прекрасно себя чувствовал среди намерьенов, - с отвращением сказала Рапсодия.
- А с чего вы взяли, что он обязательно кто-нибудь важный? - спросил Грунтор. - Он вполне мог замаскироваться.
- Это может быть кто-нибудь не слишком заметный, но обладающий властью, - согласилась Рапсодия. - Демон связывает себя с человеком, таким же сильным, как он сам, или более слабым. Он использует его жизнь, чтобы стать могущественнее, затем перебирается в другого, более молодого. Учитывая, что он практически без труда расправился с Эши, следует предположить, что он практически достиг предела своих возможностей. Что бы ты ни думал об Эши, Акмед, тебе придется признать, что с ним необходимо считаться.
- Совершенно верно. - Акмед прислонился к стене. - Я продолжаю думать, что это Ллаурон.
- Ллаурон - отец Эши.
- Ну и что с того? Если он демон, ему все равно, кто стоит у него на пути, пусть даже и собственный сын.
- Нет. Именно потому, что у Ллаурона есть сын, он не может быть ф'дором. Помнишь: "Он подчиняет себе тело, которое не произвело на свет и не зачало детей, иначе его сила пойдет на убыль".
Акмед вздохнул.
- Ты уверена, что известные тебе факты являются правдой? А если Эши незаконнорожденный ребенок? Такое вполне возможно. Поверь мне, Рапсодия, ты даже представить себе не можешь, каких высот лжи они могут достигнуть. Впрочем, лучше тебе даже и не пытаться это понять.
Рапсодия встала и начала собирать свои вещи.
- Наверное, ты прав. - Она поцеловала его в щеку. - Пожалуй, мне следует решить, как все будет, и тогда так и получится. Через пару дней я схожу с вами в Лориториум и Колонию, я хочу посмотреть на Спящее Дитя. Может быть, я смогу что-нибудь сделать. Потом расскажу, как мы поступим с Эши. А сейчас, если мы закончили, я бы хотела побывать в больнице. Там есть пациенты, которые нуждаются в утешительной песне?
- Лично я считаю, что твои песни никому не нужны, - закатив глаза, заявил Акмед.
Грунтор недовольно посмотрел на него и с самым серьезным видом сказал:
- Ой не слишком согласен, сэр.
Рапсодия как-то раз при помощи песни вернула его к жизни.
- Ну, там было совсем другое дело, - поморщившись, возразил король болгов. - Сейчас у нас никто не умирает. Она же собирается облегчить страдания болгов, получивших ерундовые ранения. Пустая трата времени, а ребята смущаются.
Рапсодия фыркнула, закончив собирать вещи.
- Знаешь, Грунтор, ты мог бы мне помочь с пациентами. Ты ведь любишь петь.
На лице сержанта появилось сомнение и удивление одновременно.
- Ты ведь слышала мои песенки, мисси, - сказал он, почесав голову. - Они для пугания. Ой сомневается, что кто-нибудь, будучи в своем уме, примет его за Певца. Ой совсем не обучался.
- Содержание песни не имеет никакого значения, - совершенно серьезно сказала Рапсодия. - Песня может быть любой. Самое главное - чтобы в тебя верили. Ты для них "Могучая Сила, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой". В определенном смысле именно они дали тебе это имя. Не важно, о чем ты поешь, они должны знать - ты ждешь, что они пойдут на поправку. И они поправятся. Я рассчитываю, что Акмед споет для меня - в случае необходимости.
Акмед закатил глаза, а великан встал:
- Ну ладно, твоя светлость. Ой идет с тобой. Думаю, парни с удовольствием послушают "Ломайте Все Кости".
Посол испуганно заморгал. Тихий голос звучал мягко и ласково - и совсем не вязался с обведенными красными кругами глазами.
- Какой неприятный сюрприз, а я неожиданностей терпеть не могу. Но я уверен, что ты дашь мне вполне приемлемые объяснения. Если я все правильно помню, Гиттлесон, в отчете о твоем посещении в качестве посла королевского двора Илорка ты сообщил мне, что там находились все Трое.
- Да, ваша милость.
- А когда я спросил тебя, что представляют собой Трое, ты ответил мне, что это король фирболгов, его страж великан и светловолосая женщина, правильно? Ты их видел в Канрифе?
- Да, ваша милость, - испуганно повторил Гиттлесон. - Так говорилось в моем отчете.
- Правильный ответ. Складывается впечатление, что ты действительно их видел. Однако когда мы прибыли в Сепульварту, один из Троих поджидал нас в базилике. Объясни мне, Гиттлесон, как такое могло произойти?
- Я не знаю, ваша милость.
- Она что, прилетела туда на крыльях? - Красные круги вокруг глаз потемнели, стали цвета крови.
- Я... не могу объяснить случившееся, ваша милость. Прошу меня простить.
- И ты расставил посты, чтобы они наблюдали за перевалом в горах и за Илорком, как я приказал?
- Да, ваша милость. Она не могла покинуть королевство фирболгов одна или с почтовым караваном. Я не понимаю, как ей удалось попасть в Сепульварту раньше вас. Это... совершенно невозможно. - Он замолчал под обжигающим взглядом ледяных голубых глаз.
- И тем не менее, Гиттлесон, она там была, верно?
- Именно, - прозвучал третий голос, приятный бархатный баритон.
- Ваша милость, я... - Рука взметнулась вверх, и Гиттлесон, задохнувшись, замолчал на полуслове.
- Тебе известно, чего нам стоила твоя ошибка? - Голос превратился в холодный, угрожающий шепот.
- Она... казалась такой безобидной, ваша милость, - пролепетал посол.
На него уставились две пары голубых намерьенских глаз, затем их владельцы молча переглянулись. Ожиданию, казалось, не будет конца.
- А ты еще глупее, чем я думал, Гиттлесон, - заявил через некоторое время священник прежним светским то ном. - Только слепец не в силах увидеть силу, которой обладает эта женщина. Как тебе удалось настолько ее недооценить?
- Возможно, он не виноват, - задумчиво сказал Ракшас. - Думаю, что даже Гиттлесон в состоянии ее оценить. По правде говоря, я склонен думать, что, если бы он ее увидел, он бы просто стоял, пялился на нее и теребил свой член. - Гиттлесон проглотил оскорбление, радуясь возможному спасению. - Кроме того, если бы ты меня спросил, я бы тебе сказал, что совсем недавно она была в Тириане.
Глаза, обведенные красными кругами, сузились.
- Продолжай.
- Сколько лет женщине, которую ты видел? - спросил Ракшас у Гиттлесона.
- Совсем молоденькая, - с сомнением ответил тот. - Девочка. Лет пятнадцати или шестнадцати.
- Опиши ее, - приказал собеседник, который был постарше.
- Худая, светлые волосы. Бледная. Непримечательная, если не считать того, что она очень ловко управляется с кинжалом. Я видел, как она играла в "ножички".
- А если бы я сказал тебе, Гиттлесон, что женщина в базилике была ослепительно красива, а в ее душе пылает стихия огня...
- Я видел в Илорке не ее, ваша милость.
- Смотри-ка, Гиттлесон, ты меня опередил. Сам пришел к выводу, который я собирался высказать вслух. - Священник налил себе бренди.
- Трое спасли из Дома Памяти девочку, которая подходит под твое описание, - сказал Ракшас. - Наверное, ты видел ее. - Он повернулся к своему господину. - Возможно, мне стоит нанести им визит. Мы провели вместе некоторое время, мне кажется, она ко мне неравнодушна.
- Она видела твое лицо?
- Не полностью. Могла увидеть мельком. Я с радостью займусь этим делом, отец. Она наш шанс вернуться в горы.
- Хорошо, но будь осторожен. Король фирболгов очень хитер, и он может распознать тебя. Кстати, пора переходить к следующему этапу нашего плана. Займись этим, когда будешь в Канрифе.31Покрытых снежными шапками вершин Зубов коснулись лучи утреннего солнца, и на фоне синего неба ледяные пики ослепительно вспыхнули, будто охваченные пламенем пожара. Пруденс пошире раздвинула занавески на окне экипажа, чтобы насладиться восхитительным видом, потом на мгновение закрыла глаза, подставив лицо первому теплу наступающего дня затем чуть приподнялась с сиденья и высунулась в окно.
В четвертый раз за сегодняшнее утро кучер и стражник показывали бумаги с печатью Тристана очередному остановившему их отряду фирболгов. Пруденс снова посмотрела на горы. Эти земли показались ей прекрасными и одновременно пугающими - сумрачные, разноцветные пики разрывали небо на горизонте, точно клыки огромного зверя, устроившегося вдалеке. За всю свою жизнь Пруденс ни разу не покидала Бетани, и ее заворожила темная магия Илорка, горной страны чудовищ.
Она почувствовала на себе взгляд и, повернувшись, встретилась глазами с одним из чудовищ. Как и у остальных фирболгов, которых они видели после того, как пересекли границу Бет-Корбэра, у него была темная кожа, покрытое шерстью лицо и сильное, мускулистое, но совсем не уродливое тело. Фирболг внимательно, однако совсем не нахально ее разглядывал. Пруденс смутилась и покраснела, сообразив, что выражение его лица является зеркальным отражением ее собственного.
"Они чудовища, человекоподобные звери, которые едят крыс и друг друга, - сказал Тристан. - И кстати, людей, которых им удается поймать".
Но, глядя на них с близкого расстояния, Пруденс решила, что это все-таки преувеличение из серии детских сказок. Всякий раз болги появлялись словно ниоткуда и молча останавливали экипаж, наставив на лошадей луки с натянутой тетивой. Проверив бумаги и убедившись в мирных намерениях гостей, они так же молча показывали знаками, что путники могут ехать дальше. И снова исчезали.
Экипаж тряхнуло, и он покатил по дороге. Пруденс снова откинулась на мягкие подушки сиденья, на котором они с Тристаном множество раз предавались тайным любовным утехам. Через минуту крошечная дверца на противоположной стенке приоткрылась и в ней появилась голова возницы.
- Уже недалеко, мисс. До главного сторожевого поста, где останавливаются почтовые караваны, осталось около часа.
Пруденс кивнула, и маленькая дверца закрылась. Она в последний раз выглянула в окошко и увидела, что разведчик из отряда фирболгов продолжает смотреть вслед экипажу. Выражение его глаз ей совсем не понравилось.
Через некоторое время дорога стала заметно ровнее и экипаж перестало нещадно трясти. Пруденс отодвинула занавеску и вдруг принялась колотить в маленькую дверцу:
- Останови, пожалуйста.
Экипаж еще немного проехал и замер. Пруденс открыла дверь и встала. Кучер не успел помочь ей спуститься по ступенькам. Пруденс подобрала юбки, спрыгнула на дорогу и зашагала к большому зеленому лугу.
Ее глазам предстал похожий на громадную чашу амфитеатр, выдолбленный в земле временем и силами природы и превращенный в произведение искусства руками человека. Забытый всеми и засыпанный пылью истории, он служил местом встреч для огромного количества людей. Разбитое каменное сооружение в самом центре наверняка служило платформой для ораторов. Амфитеатр, окруженный скалистыми уступами, зарос травой и диким кустарником. Пруденс узнала его - Тристан как-то раз читал ей книгу по истории намерьенов.
- Место Великой Встречи, - прошептала она. Именно здесь диковинные, почти бессмертные предки Тристана собирались на свои советы в надежде сохранить мир в Намерьенском королевстве. Они потерпели поражение, но у них были добрые намерения.
- Не понял, мисс, - переспросил кучер.
- Здесь проходили Великие Встречи Гвиллиама, - пояснила Пруденс, повернувшись к нему.
В ее голосе звучало волнение. Чудо, сотворенное природой и руками человека, производило гораздо более сильное впечатление, чем базилика, посвященная Огню, и дворец Тристана, взятые вместе.
Кучер и стражник обменялись ухмылками, а затем кучер открыл дверь экипажа.
- Как скажете, мисс. Пожалуйста, забирайтесь внутрь, нам нельзя терять время. Мы должны добраться до поста через час, иначе мы не сможем выехать назад засветло, и тогда нам ни за что не поспеть к каравану, который мы должны встретить через три дня.
Пруденс оперлась на его протянутую руку и, помрачнев, забралась в экипаж. С тех пор как они покинули Бетани, она уже несколько раз видела эту наглую ухмылку и знала, чем она вызвана. Кучер и стражник считали ее шлюхой Тристана, простой крестьянкой, которая путешествует с роскошью королевской особы или, на худой конец, представительницы аристократического семейства, - их это забавляло. Она услышала, как кучер фыркнул, закрывая за ней дверь.
Экипаж резко дернулся и покатил дальше. Пруденс бросила последний взгляд на древнее чудо, забытое среди заросших зеленой травой склонов гор. Затем она достала зеркало и принялась приводить в порядок лицо, готовясь оказать очередную дурацкую услугу человеку, которого любила.
- Первая Женщина?
Повитухи и Рапсодия одновременно подняли головы. Стражник невольно сделал шаг назад, увидев выражение, появившееся на лицах женщин болгов, когда он прервал объяснения их наставницы.
- Да?
- К вам посыльный. Женщина. Из Бетани.
- Правда? - Рапсодия передала одной из повитух траву, которую они вместе изучали. - Чего она хочет?
- Поговорить с вами.
- Хм-м-м. Где она?
- На посту Гриввен.
- Хорошо. Спасибо, Джарт. Пожалуйста, скажи ей, что я сейчас приду. - Рапсодия собрала оставшиеся травы и лекарства и раздала их тринадцати повитухам, самым уважаемым болгам в Илорке. - Ну, закончим на этом? - спросила она. Широкоплечие женщины дружно закивали и поднялись из-за стола. - Спасибо, что пришли. Я соберу вас в конце недели, обсудим, как действует новое средство. А теперь прошу меня простить.
Пруденс ждала в тени, которую отбрасывали лошади, чувствуя себя в большей безопасности рядом с могучими животными, чем внутри дома для стражи, куда ей предложили войти. За время довольно длительного ожидания она постаралась подготовиться к встрече, но появление Рапсодии все равно застало ее врасплох.
Огромный фирболг в боевых доспехах гордо вышагивал рядом с хрупкой женщиной, закутанной, несмотря на жуткую жару, в серый плащ с капюшоном. Из-за спины великана торчали рукояти клинков, делая его похожим на диковинное животное с колючей гривой.
Только подойдя к ней, женщина сбросила капюшон. И Пруденс увидела поразительной красоты лицо и водопад золотых волос, перевязанных черной лентой. Женщина была одета в простую рубашку из белого полотна и мягкие коричневые штаны, но Пруденс с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться при виде такого совершенства.
Неожиданно слова Тристана обрели смысл. Смотреть в лицо этой женщины все равно, что заглянуть в самое сердце пылающего пламени, завораживающего и притягательного, затрагивающего самые сокровенные струны души.
- Здравствуйте, - улыбнувшись, сказала золотоволосая женщина и протянула миниатюрную руку. - Меня зовут Рапсодия. Вы хотели со мной поговорить?
- Да, - с трудом выдохнула Пруденс.
Она удивленно посмотрела на протянутую руку и, наконец придя в себя, пожала ее. Она оказалась восхитительно теплой и мягкой, и Пруденс пришлось приложить все силы, чтобы опустить свою. Пытаясь скрыть смущение, она быстро достала из дорожной сумки два аккуратно сложенных листа пергамента, скрепленных золотой печатью.
- Его высочество, лорд Тристан Стюард, принц Бетани, попросил меня доставить его приглашение и передать вам лично в руки.
Рапсодия нахмурилась, и у Пруденс сжалось сердце.
- Приглашение?
- Да, - поспешно начала Пруденс. - На его бракосочетание, которое состоится накануне первого дня весны будущего года.
- Но здесь два приглашения.
- Да. Одно для... его величества короля Илорка, а другое - для вас.
Изумрудные глаза женщины широко раскрылись от изумления.
- Для меня?
Пруденс покраснела.
- Да. - Она взволнованно наблюдала за тем, как Рапсодия вертит в руках сложенный пергамент. - Вы удивлены?
Великан, стоявший рядом с Рапсодией, разразился громоподобным смехом, и Пруденс вздрогнула от страха.
- Ну и ну, герцогиня, вот так дела! Принц приглашает тебя на свадьбу. Правда, здорово?
Рапсодия протянула Пруденс приглашения:
- Тут какая-то ошибка. Зачем правителю Роланда присылать мне приглашение на свадьбу?
Пруденс прижала руку к груди и почувствовала, что сердце так неистово бьется в ее груди, будто хочет выскочить.
- Герцогиня? Прошу меня простить, я не знала. Надеюсь, вы простите меня за то, что я не выказала вам должного почтения, миледи.
- Не беспокойтесь, - поспешно проговорила Рапсодия. - Он шутит.
В янтарных глазах великана зажглись веселые искорки.
- Ты это чего, подружка? Она герцогиня Элизиума, мисс. Самая высокорожденная леди в Илорке. - Пруденс кивнула, и в глазах у нее появилось новое выражение.
- Этот титул не имеет ровным счетом никакого значения, - сказала Рапсодия, бросив сердитый взгляд на Грунтора. - Для вашего господина я по-прежнему остаюсь крестьянкой. Я прибыла к его двору в качестве посла короля Илорка. И хотя наша последняя встреча прошла вполне цивилизованно, в целом у нас сложились достаточно напряженные отношения. Поэтому я не вполне понимаю, почему он решил прислать мне приглашение на свое бракосочетание. Я уверена, что тут какая-то ошибка.
- У тебя с ним отношения? - с притворным ужасом вскричал Грунтор. - Ты же сама сказала, что он болван!
Рапсодия с силой пнула его локтем в бок, а потом перевела взгляд на Пруденс, которая начала дрожать. Раздражение на лице Рапсодии сменилось беспокойством. Она протянула руку и коснулась плеча посланницы принца Бетани.
- Вам нехорошо? - спросила она.
Пруденс взглянула на ослепительно красивое лицо Рапсодии и почувствовала, как внутри у нее разливается тепло, рожденное ее участием.
- Нет, со мной все в порядке. - Она смущенно погладила пальцы Рапсодии.
- Послушайте, давайте уйдем с солнца, - предложила Рапсодия и взяла Пруденс под руку. - Я веду себя как отвратительная хозяйка. Я даже не спросила, как вас зовут.
- Пруденс.
- Простите мою невежливость, Пруденс, и добро пожаловать в Илорк. Может быть, хотите чего-нибудь...
Неожиданно мир взорвался, Рапсодия услышала гулкие удары своего сердца, в глазах у нее потемнело. Грунтор успел подхватить ее в тот момент, когда она начала падать, и прижал к себе, прежде чем она повалилась на землю. Он заглянул ей в лицо и увидел, что оно исказилось от ужаса.
- Ты в порядке, герцогиня? - с беспокойством спросил он и похлопал ее по щеке своей огромной лапищей.
Рапсодия быстро заморгала, стараясь прогнать неприятное ощущение - ей казалось, будто небо вдруг начало падать и вот-вот придавит ее к земле. Она пристально посмотрела на посланницу Орландана - миловидная женщина с бледной кожей и рыжими локонами, вдруг отметила про себя Рапсодия, но как-то отстраненно. В карих глазах Пруденс плескался страх.
Взгляд Рапсодии был устремлен на ее лицо, и вдруг оно начало быстро меняться, распадаясь на части, словно его рвали когти дикого зверя и вот уже остались только голые кости и куски мышц. Вместо глаз на лице зияли пустые дыры, заполненные запекшейся кровью. Рапсодия вскрикнула.
- Миледи? - Голос Пруденс дрожал.
Рапсодия снова заморгала - и увидела перед собой Пруденс с совершенно нормальным лицом.
- Я... прошу меня простить, - сказала она и отстранилась от осторожно ее поддерживающего Грунтора. Рапсодия заставила себя улыбнуться перепуганной посланнице. - Наверное, я перегрелась на солнце. Давайте зайдем в дом, там можно посидеть и отдохнуть в прохладе.
Пруденс посмотрела на сторожевой пост, около которого шестеро стражников фирболгов с интересом наблюдали за происходящим. Один из них улыбнулся, и Пруденс вздрогнула.
- Мне... мне нужно возвращаться, - пробормотала она. - Почтовый караван обогнал нас на три дня, и мы должны спешить, чтобы с ним встретиться.
- Вы прибыли сюда без хорошо вооруженного отряда? - посерьезнев, спросила Рапсодия.
Пруденс с трудом сглотнула. Тристан несколько раз повторил, что ее миссия должна оставаться в тайне от всех.
- Да, - едва слышно проговорила она.
- Вы хотите сказать, что лорд Роланда послал в Илорк женщину без надежной защиты?
- Со мной стражник, а кучер является солдатом Орландана, - ответила Пруденс.
"Забавно", - подумала она. Они с Тристаном долго спорили на эту тему, и сейчас Пруденс защищала точку зрения, против которой яростно возражала.
Рапсодия задумалась на мгновение, а потом приняла решение и протянула Пруденс руку.
- Идемте со мной, - сказала она. - Обещаю, вы будете в полной безопасности.
В ее словах звучала такая убежденность и искренность, что они сразу нашли отклик в душе Пруденс. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она взяла протянутую руку и пошла за Рапсодией внутрь сторожевого поста.
Пост Гриввен представлял собой башню, вырубленную в поверхности горы, являвшейся самым высоким пиком в Илорке. Стены и пол внутри были ровными и гладко отполированными. Снаружи располагались деревянные платформы, с которых открывался вид на запад, север и юг. Их соединяли длинные лестницы, прикрепленные цементом к стенам. Следуя за великаном фирболгом и Рапсодией мимо баррикад с потайными окнами и лучниками, Пруденс изумленно оглядывалась по сторонам.
Они миновали несколько комнат, бараки, потом большие залы, и всю дорогу Пруденс не переставала удивляться открывшемуся зрелищу. Всю свою жизнь она провела в крепости Тристана и сразу поняла: бастионы его цитадели детские игрушки по сравнению с тем, что она видит здесь. А ведь это всего лишь аванпост, даже не часть главной горной крепости. Пруденс дала себе слово рассказать о своих открытиях Тристану и посоветовать ему никогда не связываться с фирболгами, значительно превосходившими его в военном отношении. 
Наконец Рапсодия остановилась около массивной двери, покрытой лаком и укрепленной черным железом. Открыв ее, Рапсодия жестом пригласила гостью войти:
- Располагайтесь.
Пруденс вошла, сразу заметив стойки для оружия по обе стороны двери. В глубине комнаты стоял длинный, массивный стол из сосны в окружении грубо сколоченных стульев. Рапсодия задержалась снаружи, чтобы перекинуться несколькими словами с великаном фирболгом, затем тоже вошла в помещение.
- Пожалуйста, Пруденс, устраивайтесь поудобнее. Пруденс опустилась на стул, а Рапсодия сняла свой длинный серый плащ, повесила его на крючок у двери и уселась на стул напротив.
- Извините, что не представила вам Грунтора, - сказала она. - Он принесет нам что-нибудь подкрепиться. - Пруденс кивнула. - А теперь, когда мы одни, почему бы вам не рассказать мне, зачем вы сюда прибыли?
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - отвернувшись, пролепетала Пруденс.
- Извините, но, как я полагаю, вы отлично понимаете, о чем я говорю. Несмотря на то что мы с лордом Роланда имели несколько весьма неприятных бесед, а также на тот факт, что он совершил некоторое количество серьезных ошибок, я никогда не поверю, будто он настолько глуп, что бы отправить в Илорк женщину, не способную себя защитить, с поручением передать приглашение на свое бракосочетание, в особенности если вспомнить о наличии каравана, который приходит к нам каждую неделю и который тщательно охраняется вооруженными солдатами. Так зачем вы здесь, Пруденс?
Голос Рапсодии звучал мягко и убедительно. Пруденс посмотрела ей в глаза и обнаружила в них сочувствие и симпатию. Она начала понимать Тристана, говорившего, что не думать о ней невозможно. Эта женщина располагала к себе - музыкой ли своих слов, или просто добротой и теплом, окутывавшими ее собеседников с головы до ног. Пруденс изо всех сил боролось с пленом, в который ее затягивала Рапсодия.
- Лорд Роланда сожалеет о своих прежних разногласиях с вами, - заикаясь, выговорила она. - Если честно, ему стыдно за то, как он с вами обошелся.
- Пусть он об этом не думает.
- И тем не менее он хочет принести вам свои извинения. И потому он попросил меня передать вам его приглашение посетить Бетани и погостить у него, чтобы он мог лично сказать вам, как он сожалеет о своей грубости, и продемонстрировать мирные намерения относительно Илорка. Он также с удовольствием покажет вам город и обещает, что все формальности будут соблюдены и вас будут тщательно охранять.
Рапсодия с трудом скрыла улыбку. Когда она прибыла в Бетани в первый раз, она стала причиной уличной драки и чуть не попала в руки солдат Тристана.
- Это очень мило с его стороны, но я не уверена, что понимаю вас правильно. Почему он не послал мне приглашение в письменном виде или, по крайней мере, не отправил вас вместе с почтовым караваном? Сейчас очень беспокойные времена, не только в Илорке, везде.
- Я знаю. - Пруденс тяжело вздохнула. - Но я выполняю приказ моего господина, миледи.
Золотоволосая женщина задумалась, а затем кивнула:
- Пожалуйста, называйте меня Рапсодия. Дело в том, что я всего несколько дней как вернулась из дальнего путешествия, и у меня накопилось много дел в Илорке. Я с удовольствием приняла бы приглашение вашего господина, но, к сожалению, вынуждена ответить отказом.
Пруденс вздохнула, представив себе, как будет огорчен Тристан.
- Мне очень жаль это слышать. Надеюсь, вы не откажетесь принять приглашение на церемонию бракосочетания.
Рапсодия откинулась на спинку стула.
- Я не знаю, что вам ответить. Мне по-прежнему кажется очень странным, что лорд-регент Роланда желает, чтобы простолюдинка присутствовала на столь важной для него церемонии.
- Уверяю вас, его приглашение сделано от чистого сердца.
- Хм-м-м. Я должна ответить вам сейчас?
- Нет, конечно, - с облегчением проговорила Пруденс. - Вы можете ответить вместе с королем Илорка.
Дверь открылась, и вошел Грунтор в сопровождении солдата, который нес поднос с кувшином, стаканами, медовыми пышками и фруктами. Он быстро поставил еду на стол и ушел, прикрыв за собой дверь.
Рапсодия улыбнулась Грунтору, затем снова повернулась к Пруденс и громко вскрикнула. Посланница Тристана скорчилась на стуле, а ее пустые глазницы уставились в потолок. Лицо превратилось в кровавое месиво, нос исчез; казалось, за те несколько мгновений, что Рапсодия на нее не смотрела, на женщину напали дикие собаки или какие-то другие хищные звери.
Рапсодия снова закрыла глаза, стараясь прогнать видение, но оно не уходило. Мрак окутал изуродованное тело Пруденс, лежащее на заросшем зеленой травой склоне холма. Ее можно было узнать только по остаткам спутанных волос, перепачканных кровью.
Взяв себя в руки, Рапсодия сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить свое рвущееся наружу сердце. Тут границы картины начали раздвигаться, и наконец Рапсодия рассмотрела место, где лежало тело Пруденс.
Амфитеатр, где проходила Великая Встреча Гвиллиама.
Огромная рука мягко легла ей на плечо, и видение исчезло. Рапсодия открыла глаза. Пруденс снова со страхом смотрела на нее, не в силах отвести взгляд.
- Пруденс, - прошептала она. - Вы должны остаться у нас на ночь. Пожалуйста. Я боюсь за вашу безопасность.
Пруденс знала, что ей угрожает серьезная опасность, если она задержится.
- Большое вам спасибо, - сказала она, - но вам не о чем беспокоиться. Меня хорошо охраняют, а на полпути до Бетани мы встретим почтовый караван.
Рапсодия сглотнула слезы, навернувшиеся на глаза.
- Вам придется провести в пути три дня без надежной охраны. Следующий караван прибудет сюда как раз через три дня. Вы можете присоединиться к нему - Бетани вторая остановка после Бет-Корбэра. А пока оставайтесь здесь, где вам ничто не угрожает, будьте нашей гостьей. Прошу вас, Пруденс. Маленький экипаж, практически без охраны, подвергается серьезной опасности в наши сложные времена.
Отчаяние в голосе Рапсодии еще сильнее испугало Пруденс, и она торопливо встала из-за стола.
- Нет. Прошу меня простить, но мне необходимо немедленно вернуться в Бетани. Я передала сообщение, которое должна была вам доставить. А теперь прошу простить, меня ждут мои люди.
Она заморгала, стараясь не обращать внимания на слезы Рапсодии. Тристан прав. Ей казалось, будто она заблудилась в стране вечных снегов и только Рапсодия могла ее согреть. В глубине души у нее возникла мысль, что в этой золотоволосой красавице есть что-то демоническое.
Она быстро отодвинула стул, метнулась к двери и, распахнув ее, выскочила наружу.
Грунтор несколько мгновений смотрел на дверь, а затем повернулся к Рапсодии, которая по-прежнему сидела за столом, глядя на стену.
- Ты в порядке, мисси?
Она продолжала о чем-то думать. Когда она подняла голову, в глазах у нее появилось решительное выражение.
- Грунтор, ты сделаешь кое-что для меня?
- Все что угодно, милая. Пора бы уже знать.
- Пойди за ней, пожалуйста. Возьми с собой столько солдат, сколько посчитаешь нужным, чтобы защитить ее от очень сильного врага, следуйте за ней до тех пор, пока она не минует Место Великой Встречи и не пересечет границу Роланда. Убедись в том, что они покинули Илорк и выбрались на Кревенсфилдскую равнину. Возвращайся, когда увидишь, что наши земли остались далеко позади. Сделаешь для меня?
- Ясное дело, мисси, - серьезно посмотрев на нее, ответил Грунтор. - Мы будем следовать за ней по туннелям в полях, и она ничего не узнает.
Рапсодия кивнула. Туннели представляли собой лабиринт хорошо замаскированных переходов, построенных у подножия Зубов много веков назад мастерами наинами, служившими Гвиллиаму. Когда Грунтор их обнаружил, ими давно никто не пользовался, и они во многих местах разрушились. Акмед приказал восстановить их в первую очередь, и болги получили возможность незаметно передвигаться по полям перед горами. Пруденс и так достаточно напугана. Вряд ли она станет чувствовать себя лучше, когда обнаружит, что за ней следует великан фирболг с солидной армией.
Грунтор поцеловал Рапсодию в щеку и вышел из комнаты. Она посидела в одиночестве несколько минут, затем забралась на одну из башен поста Гриввен и глянула на закатное небо. Внизу ее друг уже шагал со своим отрядом вслед за удаляющимся экипажем Пруденс.32Акмед проверил свое снаряжение, а затем выглянул из туннеля.
- Грунтор идет, - доложил он.
Рапсодия кивнула. Она в последний раз протерла Звездный Горн и убрала его в новые ножны, сделанные болгами в ее отсутствие и украшенные великолепным рисунком из переплетающихся листьев. Над скалами звенела песня, рокочущий бас Грунтора эхом отражался от стен туннеля.И в любви, и на войне
(Обожаю все такое)
Ни минуточки покоя.
Мы ребята боевые - р-раз! -
И врежем тебе в глаз,
А потом намнем бока
И полакомимся всласть.
Твои детки и жена Ножичка испробуют
Вот и будет нам обед, Ох, наделаем мы бед!
Мы ребята хоть куда, Нам усталость не страшна.Рапсодия рассмеялась.
- Миленькая песенка, - сказала она Акмеду. - Новая?
Король фирболгов пожал плечами.
- За все годы, что я его знаю, у него ни разу не возникло проблем со строевой песней, - ответил он. - Уверен, что у него в запасе имеется пара тысяч, которых я еще не слышал.
Через несколько минут из-за поворота появился сержант и шагнул к ним.
- Она уехала, Грунтор?Они без происшествий покинули наши земли?
- Ага, - ответил великан, вытирая пот со лба. - Мы следили за ними до конца туннелей, до провинции Бет-Корбэр и Кревенсфилдской равнины, а потом повернули назад. Она уже в Роланде, мисси, а Место Великой Встречи осталось далеко позади.
- Спасибо тебе, - вздохнув с облегчением, сказала Рапсодия. - Ты не можешь себе представить, какое отвратительное видение ее сопровождало. Теперь она в безопасности и скоро встретится с этим болваном Тристаном Стюардом. Не могу поверить, что он отправил ее сюда без охраны.
- Очевидно, она не представляет для него особой ценности или его поручение настолько для него важно, что он не захотел дожидаться почтового каравана, - проговорил Акмед, натягивая капюшон.
- Последнее, - улыбнувшись, сказала Рапсодия, - хотя я так и не поняла, в чем тут дело. Отвратительно! Она его очень любит.
Грунтор удивленно заморгал.
- Ой ничего такого не слышал.
- Она этого не сказала, но все и так ясно, без слов.
Акмед встал и сердито поправил плащ.
- Ну, может, он ее отблагодарит, когда она вернется, - проворчал он. - Пошли? Лично мне совершенно все равно, трахает Тристан Стюард какую-то девку или нет.
Рапсодия тоже встала.
- Да. Покажите мне Лориториум. Я думаю о нем с тех пор, как рассталась с Элинсинос.
Король фирболгов встал у входа в Лориториум так, что бы видеть лицо Рапсодии, когда она войдет в святая святых Гвиллиама в первый раз. Несмотря на то что он был готов к самой неожиданной реакции, он был слегка раздосадован, когда восхищение осветило ее прекрасные черты сиянием, которое могло бы поспорить с ярким солнцем, заливающим землю.
- Боги, - пробормотала она, медленно оглядывая мраморный потолок и стены. - Какая красота! И как жаль, что строительство не завершено. Это было бы произведение искусства, которому нет равных.
- Я рад, что тебе нравится, - нетерпеливо проворчал Акмед, сердясь на свою собственную реакцию. Невероятная красота Рапсодии представляла собой источник могущества, который он с радостью использовал для достижения своих целей. Но ему не доставляло никакого удовольствия напоминание о том, что он и сам порой подвержен ее влиянию. - А теперь не поможешь ли ты нам определить, что это такое. - Он показал на серебристую жидкость, блестевшую в трещинах между двумя мраморными плитами. С тех пор как он видел его в последний раз, озерцо заметно уменьшилось.
Рапсодия наклонилась и протянула руку и тут же почувствовала сильную вибрацию, которая коснулась ее пальцев, несколько мгновений приятно щекотала кончики, а потом обожгла. Рапсодия закрыла глаза и тихонько пропела свою именную ноту, пытаясь разобраться в происхождении вибраций.
Внезапно ее сознание наполнили обрывки образов, волнующих, а порой отвратительных. Быстрая смена картин заставила ее потерять равновесие, и она невольно сделала шаг назад.
- Что это такое? - спросил Акмед, помогая ей устоять на ногах.
- Память, - ответила Рапсодия. - Чистая, жидкая память.
Она посмотрела на алтари, отмечавшие четыре стороны света, затем, дрожа от волнения, подошла к каждому из них по очереди и показала на ларец для хранения одной из Августейших Реликвий, вырезанный в форме каменной купальни для птиц.
- Послушайте, - сказала она, стараясь сохранять спокойствие. - Вы слышите песню?
- Отойди подальше, мисси, - предупредил Грунтор. - Там ловушка.
- Я знаю, - ответила Рапсодия. - Он мне сказал.
- Что? - спросил Акмед.
Восхищение на лице Рапсодии стало еще ослепительнее.
- Здесь хранится капля воды, видите? - Болги прищурились, а потом кивнули. - Это одна из Слез Океана, редкий и бесценный образец живой воды, стихия в ее чистейшем виде.
Она развернулась и показала на длинный, плоский алтарь, вырезанный из редкой красоты мрамора, окрашенного в зеленые, коричневые и пурпурные тона.
- А вот кусок Живого Камня, - пояснила она. - Он появился на свет вместе с Землей.
- Дитя Земли создано из Живого Камня, - напомнил ей Акмед.
- Кажется, хранилище ветра пустует, - сказала Рапсодия и показала на отверстие в потолке. - Думаю, Гвиллиам собирался именно здесь спрятать частичку звезды Серенны - эфир, - который он принес с собой с Острова. По крайней мере, так говорится в манускриптах.
Тогда ясно, как возникли озера памяти. Действие вызывает вибрацию, а она распадается, только когда соединяется с другой вибрацией или ее поглощает ветер или море, два самых могущественных хранилища вибраций. Это место было надежно запечатано и наполнено чистым могуществом стихий. Магия Живого Камня и Океанских Слез смешалась с вибрациями событий, которые здесь произошли, и память обрела форму. - Рапсодия присела рядом со сверкающим озерцом. - Я думаю, когда вы открыли туннель и впустили воздух из мира наверху, она начала распадаться. Однако знак вибраций еще очень силен.
- А ты можешь определить, намеренно или случайно закрыт огненный источник? - спросил Акмед.
Рапсодия подошла к бездействующему фонтану в самом сердце Лориториума и медленно обошла вокруг него. Жар, который от него исходил, неожиданно стал сильнее, словно огонь, прячущийся внутри него, реагировал на ее присутствие. Рапсодия закрыла глаза и, потянувшись к запечатанной трубе, прикоснулась к ней пальцами. Когда сознание у нее прояснилось, она начала тихонько напевать свой вопрос.
Грунтор и Акмед с изумлением взирали на то, как серебряная дымка из озерца у основания фонтана, словно дождь, заструилась в воздухе, постепенно приобретая очертания человеческой фигуры. Она была едва различимой, ее движения не слишком четкими, но казалось, что человек оглядывается через плечо. Потом он повернулся и подошел к фонтану, а в следующее мгновение растаял.
Рапсодия открыла глаза, и в свете факелов болги увидели, как сверкают ее изумрудные глаза.
- Ответ на твой вопрос - "да", это сделано сознательно, - тихо проговорила она. - Источник был запечатан, а также все остальные колодцы, через которые выходил дым из кузниц Гвиллиама. Вся эта мерзость была направлена прямо в Колонию.
Она вдруг замолчала и задумалась. Акмед ждал, когда она заговорит снова, на кончике языка у него вертелись накопившиеся вопросы. Через несколько минут она проговорила, тихо, словно для себя одной:
- Я вспомнила. Человек, который закрыл источник, сделал это специально, и произошло это очень давно. Я видела его один раз и не сразу узнала.
- Но ты вспомнила его?
- Ну, в каком-то смысле. Когда мы начали обследовать крепость и оказались в королевской спальне в Канрифе, меня посетило видение: Гвиллиам с убитым видом сидит на краю кровати, на которой лежит человек со сломанной шеей. - Акмед кивнул. - Это он закрыл вентиляционные колодцы.
- А ты можешь его описать?
- Невыразительная внешность, - пожав плечами, ответила Рапсодия. - Светлые с проседью волосы, зеленовато-голубые глаза. О нем не говорится ни в одном из сохранившихся манускриптов, и я не видела его изображения ни на одной из фресок. Но это не имеет значения. Если его тело захватил ф'дор, а я подозреваю, что так оно и было, сейчас он уже наверняка перебрался в другое, поскольку тот человек умер.
- Значит, ф'дор знал о существовании Колонии? - шумно вздохнув, подвел итог Акмед.
- Похоже, знал.
- В таком случае, ему должно быть известно, что Дитя Земли здесь. Он вернется.
- Мусор из туннелей убрали?
Акмед собрал промасленные тряпки и швырнул их в большую кучу на краю площади Лориториума, а затем провел рукой по канаве под ближайшим из уличных фонарей.
- Да, по крайней мере настолько, чтобы ничего не загорелось, когда ты откроешь источник. - Рапсодия искоса на него посмотрела, и он нахмурился, а затем повернулся к Грунтору: - А ты что думаешь, сержант?
Великан был занят другим делом. Он стоял возле алтаря Живого Камня и смотрел на него, словно прислушиваясь к тихой мелодии. Наконец он тряхнул головой, будто прогоняя сон, и, повернувшись, увидел удивление на лицах своих друзей.
- Хм-м-м. Извини, сэр. Ой думает, все нормально.
- А как насчет вентиляционных шахт, Грунтор? - спросила Рапсодия. - Колония не пострадает, если мы распечатаем источник?
Грунтор закрыл глаза и вытянул вперед могучую руку, затем осторожно, точно впервые прикасаясь к лицу любимой женщины, положил ее на алтарь. Восторг от контакта чуть не лишил его равновесия. Мощный поток силы проник в его тело, наполнив жаром огня и жизни. 
Перед его мысленным взором возникли сосуды земли - ущелья и овраги, и трещины в камне и глине и скалы над ними. Он отправил свое сознание в путешествие вдоль вентиляционных шахт огненного источника, миновал его древние ответвления и повороты, обращая самое пристальное внимание на препятствия, которые могли ему встретиться. У него возникло ощущение, будто он идет за старым другом по коридорам горячо любимого отчего поместья, где ему знаком и дорог каждый уголок. С огромным трудом он заставил себя оторваться от завораживающего зрелища, грозившего увлечь его за собой в самые глубины земли.
- Нет, мисси, все чисто, - ответил он. - Проходы внутри вентиляционной системы давно опустели. Кроме того, Праматерь прорыла несколько собственных туннелей.
Рапсодия довольно кивнула. Затем она осторожно вложила руки в трубы источника, расположенные по обе стороны огромного камня. Грунтор сказал, что это базальт. Имя камня ему назвала сама Земля. Рапсодия призвала на по мощь свое мастерство Дающей Имя и осторожно произнесла одно слово, а потом запела песнь базальта.
Камень, который провел здесь века, загудел в ответ на свое имя. Рапсодия вздохнула и изменила песнь.
- Магма, - пропела она, - только что остывшая, еще расплавленная.
Ее пальцы проникли внутрь камня, который теперь больше напоминал глину. Затем она с силой потянула его на себя и бросила на землю, прежде чем он успел застыть и навсегда захватить в плен ее руки.
С громким ревом из самого сердца Земли взметнулась маленькая струя пламени, выплеснув на Лориториум волну жара и света. Огонь, вырвавшийся из источника, был таким ослепительно ярким и могучим, что трое друзей одно временно вскрикнули от боли, а Рапсодия отшатнулась, прикрыв глаза рукой.
В новом свете Лориториум словно родился заново. Гладко отполированный мрамор сиял, отражая каждый блик, каждый сполох света. Стали видны все изысканные детали незаконченных фресок на стенах и необыкновенной красоты резьба, украшавшая каменные скамьи, хрустальные купола уличных фонарей мерцали, точно звезды. Новому, чистому свету понадобилось всего одно короткое мгновение, чтобы прогнать мрак, в который много веков назад погрузилось это место. Огонь успокоился, и сильная струя распалась на мирно танцующие языки пламени.
Как только глаза привыкли к новому освещению, Рапсодия с довольным видом посмотрела на огненный фонтан, затем оглядела систему фонарей и каналов, соединенных с огромным резервуаром, где хранилось масло для них.
- Лориториум будет просто великолепен, когда ты его достроишь, - сказала она взволнованно. - Идеальное место для научных изысканий и учебы, как и планировал Гвиллиам.
- Если мы до этого доживем, - сердито проговорил Акмед. - Теперь, когда мы знаем, что ф'дору известно о существовании Лориториума, можно не сомневаться: он обязательно вернется, чтобы нанести удар. Дело времени.
- В таком случае, почему он не явился сюда раньше, до того, как ты привел в Канриф болгов? - спросила Рапсодия.
- Чтобы это узнать, мы и хотим отвести тебя в Колонию, - ответил он и показал на проход впереди. - Праматерь не желает открывать нам предсказание, пока мы не соберемся все вместе. Я надеюсь, что в словах мудрой дракианки мы найдем ответы на многие интересующие нас вопросы.
Рапсодия взяла свой рюкзак и повесила его на плечо.
- Понятно, - ехидно проговорила она. - Мы собираемся сломя голову броситься выполнять волю какой-то дракианской предсказательницы.
Она спрятала улыбку, увидев, как нахмурился Акмед, и зашагала за болгами по туннелю, который Грунтор проделал в толще земли.
Даже в свете факела Грунтор видел, что Рапсодия злится все сильнее. Они с Акмедом спорили с тех самых пор, как покинули Лориториум и начали спускаться по туннелю, ведущему в Колонию.
- Я с каждым днем все больше убеждаюсь в том, что ф'дор - это Ллаурон, - заявил Акмед, не обращая внимания на молнии, которые метали изумрудные глаза Рапсодии. - До войны он жил здесь, в Канрифе. В те дни он вполне мог иметь доступ в Лориториум. Мы знаем о его намерении возродить намерьенское государство - ты даже призналась, что он просил твоей помощи - и сделать Эши королем.
- Чушь, - сердито возразила Рапсодия. - Если Ллаурон это ф'дор и он хочет сделать Эши королем нового государства, зачем он разорвал ему грудь и чуть не убил его?
- Хватит! - прорычал Грунтор. - Она чувствует, что вы ссоритесь, и ей больно.
Акмед и Рапсодия удивленно на него уставились, однако Рапсодии удалось прийти в себя первой.
- Кто, Грунтор?
- Спящее Дитя, естественно. Успокойся, мисси. Она знает, что вы идете.
Певица очень серьезно посмотрела на своего друга болга.
- Хорошо, Грунтор. Надеюсь, ты мне расскажешь, как ты это узнал?33Праматерь ждала их в темноте в самом конце туннеля. Она с интересом посмотрела на Рапсодию, и серебряные зрачки ее глаз превратились в блестящие продолговатые зеркала.
- Рада тебя видеть, Дитя Неба, - приветствовала она Певицу.
Акмед и Грунтор переглянулись; кроме двух голосов, при помощи которых она разговаривала с ними, дракианка использовала третий, сухой и шелестящий, совсем как у Акмеда. И этот голос использовал слова.
- Ты задержалась, - с упреком сказала Праматерь.
- Извините, - заикаясь, пролепетала Рапсодия, удивленная резким тоном. Она тоже не рассчитывала, что услышит голос Праматери. - Я была далеко отсюда.
Она посмотрела на женщину, стоявшую перед ними, и была так потрясена, что напрочь перестала переживать из-за ее слов.
В диковинных чертах лица Праматери она видела сходство с Акмедом, теперь она смогла понять, в чем заключается его родство с дракианами, скрывавшееся за внешностью болга. Они никому не говорили о его дракианских корнях - если не считать Элендры, - даже Джо. Необычайная, редкая магия, которую Певица видела перед собой, объясняла лучше всяких слов, почему так важно хранить ее в тайне.
Женщина была худой, точно струна, ее кожа, испещренная сосудами, поразила Рапсодию. В то время как Акмеду она придавала устрашающий вид, у Праматери удивительная кожа казалась восхитительным украшением, словно гравюра или изощренная татуировка. По крайней мере, так представлялось Рапсодии. Ей пришлось напомнить себе, что она не видела Праматерь при ярком свете. Однако здесь, в темноте туннеля, она производила ошеломляющее впечатление. Рапсодия посмотрела ей в глаза, и ей показалось, будто перед ней зеркало, стоящее в окутанной мраком комнате. Черные, точно уголь, но сияющие внутренним светом, они изучали Рапсодию несколько мгновений, а потом Праматерь повернулась к болгам, и Певица задохнулась - столь невыносимой была потеря этого поразительного взгляда, обладающего почти такой же гипнотической силой, что и взгляд Элинсинос.
Резкость черт лица Праматери и окружавший ее, точно облако, сухой воздух почему-то вдруг напомнили Рапсодии о существах, рожденных ветром, как и дракиане, - сверчках, издающих пронзительные, скрипучие звуки; хищниках, поражающих воображение грациозностью движений; зорких по ночам сов с их немигающими глазами.
Праматерь коротко кивнула, затем повернулась и зашагала в темноту туннеля.
- Идите за мной.
Они последовали за единственной оставшейся в живых обитательницей Колонии в сердце этого места - в пещеру, где много тысячелетий лежало Спящее Дитя.
Огромные железные двери были закрыты. Праматерь остановилась перед ними и повернулась к Рапсодии.
- Ты Певица Неба. - Ее слова прозвучали как утверждение, а не вопрос.
- Да.
Праматерь чуть наклонила голову.
- Сначала вы увидите Дитя Земли, - сказала она, кивком показав на тяжелую, окованную железом дверь. - Затем я отведу вас в Круг Гимнов. Там вас ждет пророчество. Но сначала вы должны позаботиться о ней.
- Как?
Праматерь взялась за одну из огромных дверных ручек.
- "Ветер звезд споет песнь матери, живущую в ее душе", - процитировала она. - Это часть предсказания, которая, как мне кажется, относится к тебе. Ты ее амелистик, скоро я буду слишком стара для этого.
Рапсодия потерла глаза и сказала:
- Я не понимаю, вы слишком торопитесь.
В глазах Праматери запылал гнев.
- Нет, это вы не спешите, - заявила она, и в ее голосе Рапсодия услышала шорох раскаленного пустыней ветра. - Вы опоздали. Вам следовало прийти давным-давно, когда я еще была сильна, до того, как меня сломило Время. Но вы все не шли.
И тем не менее я ждала, в полном одиночестве, столько лет, столько веков, видя, как часы отсчитывают минуты, дни, годы. Я ждала, когда вы придете и смените меня на моем посту. И вот вы здесь.
Но дело даже не только в передаче опеки тебе. Дитя посещают сны, его мучают кошмары. Я не могу слышать его криков, и мне неизвестно, что его мучает. Только ты, Дитя Неба, можешь это понять. Только тебе под силу спеть ему колыбельную песнь, чтобы оно снова погрузилось в мирный сон. Так сказал ветер. И это истина.
Последние слова она произнесла дрожащим голосом, и у Рапсодии сжалось сердце - она услышала в них страх и боль. Праматерь была не просто одиноким стражем бес ценного инструмента, которым стремился завладеть ф'дор, она любила Дитя Земли, как свое собственное. В ее голосе звучал точно такой же страх, который почувствовала Рапсодия в тот момент, когда Элендра уничтожила ее лютню. И точно такой же страх застыл в глазах лиринской воительницы, когда она прощалась с Рапсодией.
- Я понимаю, - сказала она. - Отведите меня к нему.
С протяжным стоном открылась тяжелая железная дверь, и трое друзей проследовали за старой дракианкой в темную комнату. Праматерь зажгла светильник над ложем Дитя.
Когда мрак отступил, Рапсодия и ее спутники подошли поближе и увидели Дитя Земли. Оно лежало на огромном каменном алтаре под покрывалом, сплетенным из паутины, невесомым, точно пух. Его гладкая серая кожа по-прежнему казалась холодной, словно камень, но в его внешности произошли заметные изменения с тех пор, как Акмед и Грунтор видели его в прошлый раз. Корни и сами волосы по всей длине стали зелеными, как летняя трава, а прекрасные локоны превратились в сухие жесткие веточки. Лето было в самом разгаре, и Дитя Земли это чувствовало и отвечало как могло, в своей темной пещере, не знающей света солнечных лучей.
Рапсодия обхватила себя руками, стараясь прогнать неожиданную дрожь, и медленно подошла к катафалку, на котором почивало Дитя Земли, не в силах оторваться от поразительного зрелища, представшего ее глазам. Сердце у Грунтора сжалось, когда он увидел удивление и восторг на его лице.
А Рапсодия вспомнила слова Элинсинос: "Поскольку драконы не могут иметь общего потомства с расами Трех, они попытались создать человекоподобную расу из кусочков Живого Камня, оставшихся после построения тюрьмы для ф'доров. В результате на свет появились удивительно прекрасные существа, которых назвали Детьми Земли, внешне они походили на человека - как это представляли себе драконы. В некоторых отношениях Дети Земли оказались блистательным творением, но во многих других они внушали отвращение".
- Оно прекрасно, - едва слышно сказала Рапсодия.
- Ты ему тоже нравишься, - заметила Праматерь и накрыла Дитя покрывалом. - Его успокаивают твои вибрации и окружающая тебя музыка. - Она чуть прищурилась и посмотрела на Певицу. - Только оно не понимает, почему ты сдерживаешь слезы.
Рапсодия попыталась сморгнуть слезы и посмотрела на Акмеда.
- В присутствии короля болгов плакать запрещено.
- О чем ты скорбишь?
- О нем, - ответила Певица. - Разве может его судьба оставить кого-либо равнодушным? Оказаться приговоренной к жизни, ничем не отличающейся от смерти, ужасно. Спать вечно... Такая редкая красота - и лишена собственной жизни! Это страшно. Любой будет о нем скорбеть.
- А я не буду, - резко возразила Праматерь. - Ты ошибаешься, когда думаешь, будто у него нет жизни. Вот его жизнь, его судьба; так есть, и так будет всегда. Ему суждено пройти через это испытание и ценить то, что выпало на его долю. А одинокий страж должен справиться со своими испытаниями и ценить свою судьбу. Так же и в твоей жизни наверняка возникают ситуации, когда тебе приходится проявлять мужество, а порой ты радуешься тому, что у тебя есть. И если его существование не кажется тебе жизнью, это еще не значит, что это не жизнь.
- Райл хайра, - прошептала Рапсодия. Мудрость поговорки лиринов снизошла на нее, словно легкий снегопад, и окутала плечи теплым покрывалом. Наконец она поняла значение слов, услышанных впервые еще в детстве.
Рапсодия увидела, как дрогнули губы чудесного Дитя, словно повторяя слова лиринской мудрости. Праматерь быстро наклонилась над ним, надеясь услышать, что оно произнесло. Подождав немного, дракианка убедилась, что Дитя молчит, вздохнула и выпрямилась.
- Оно разговаривает? - спросил Грунтор.
- Пока нет, - тихо ответила Праматерь и провела рукой по зеленым, точно трава, волосам, которые кое-где уже приобрели золотистый оттенок. - В последнем предсказании величайшего дракианского мудреца сказано: наступит день, когда оно заговорит, но за все время, что я его охраняю, оно не произнесла ни единого звука.
В далекие времена было записано, что мудрость живет в Земле и на звездах. Все остальное: бушующие моря, недолговечный огонь, легкий ветер - эфемерны, слишком непостоянны, чтобы хранить уроки, которые преподает нам Время. Звезды видят все, но не открывают того, что знают. И только Земля сберегает тайны, передающиеся из века в век, и Земля поет; она постоянно делится своим знанием - в смене времен года, гибели и возрождении дикого, необузданного огня. Мы можем многому у нее научиться.
Вот один из даров, полученных нами за наше решение поселиться под Землей, хотя оно и обрекало нас никогда больше не видеть солнца и не ощущать вибраций ветра. Земля стала для нас тюрьмой, как и для ф'доров, но она многому нас научила. Жередиты впитывали уроки Земли, познавали ее тайны.
А ветер, прощаясь с нами навсегда, сказал, что нам суждено услышать слова непреходящей мудрости из уст Дитя Земли. Я всю свою жизнь прождала, надеясь на это. На протяжении многих веков оно не произнесло ни одного внятного слова, не дало ни одного ответа, ни единой подсказки. Но я понимаю, что у него на сердце. - Длинные пальцы, которые ласково гладили гладкую щеку, слегка дрожали.
Старая женщина начала хмуриться, когда Дитя забормотало быстрее, а веки, прикрывавшие глаза, затрепетали.
- Его сердце познало страх, - сказала Праматерь. - Только я не могу найти ему имени.
- Ты сможешь ему помочь, герцогиня? - взволнованно спросил Грунтор.
Рапсодия закрыла глаза и задумалась над его вопросом. "Песнь матери, живущая в ее душе", - кажется, так говорилось в предсказании. Она попыталась вызвать из глубин памяти образ своей матери, прежде он всегда вставал перед ее мысленным взором, четкий и ясный, точно летнее небо, а теперь практически никогда не посещал ее.
В тот последний раз, когда мать явилась ей во сне, она произнесла: "Огонь силен. Но звездный огонь рожден прежде; он самая могущественная стихия. Воспользуйся звездным огнем, чтобы очистить себя и мир от ненависти, овладевшей нами. Тогда я смогу обрести покой до нашей следующей встречи".
Эти слова до сих пор звучали в голове Рапсодии, но голос матери она забыла, и эта потеря причиняла ей невыносимую боль.
Рапсодия приблизилась к каменному ложу и наклонилась к уху Спящего Дитя. Затем она осторожно положила руку на зеленые волосы, убрав с лица несколько прядей, упавших ему на глаза, когда оно металась в беспокойном сне. Праматерь не шевелилась и не пыталась ей помешать. Она убрала свою руку и тихонько спрятала ее в складки просторного одеяния.
- У моей матери имелась песня на все случаи жизни, - едва слышно проговорила Рапсодия. - Она была представительницей народа лиринглас, у которого принято каждому событию посвящать песню. Иначе они не мыслили свою жизнь. Для них это было всего равно, что дышать. Я не знаю, какая именно песня матери имеется в виду в предсказании. - Не успела Рапсодия договорить, как ей в голову пришла идея. - Подождите, кажется, я поняла.
Когда женщина из народа лирин узнает, что она ждет ребенка, она поет ему особую песню - первый дар своему малышу, его собственная мелодия. Может быть, именно она успокоит Дитя? Будущая мать поет ее каждый день, занимаясь привычными делами, и когда остается одна - перед утренней молитвой и после вечернего гимна звездам. Именно так дитя учится ее узнавать, это его первая колыбельная, своя у каждого ребенка. Лирины живут под открытым небом, и для них очень важно, чтобы дети умели хранить молчание даже в самых опасных ситуациях. Песня им так хорошо знакома, что она их успокаивает. Может быть, в предсказании говорится о такой песне?
- Может быть, - согласился Акмед. - А ты свою песню помнишь?
Рапсодия проглотила ядовитый ответ, вовремя вспомнив, что у Акмеда никогда не было семьи и потому ему такие вещи не понять.
- Да, - ответила она. - Это песнь ветра, так что вполне может быть, что в предсказании речь идет именно о ней.
Она села на каменную плиту, стоящую рядом с ложем Дитя и служившую Праматери постелью, подобрала под себя одну ногу и, не убирая руки со лба Спящего Дитя, закрыла глаза и запела песню из своего далекого детства:Спи, малышка, крошка, спи.
Мчится быстрая река,
Дуновенье ветерка,
Унесет твои заботы,
Унесет твою печаль.
Положи свою головку
На подушку сладких трав
И усни, моя красавица,
Ты с улыбкой на устах.
Одеялом из цветов я тебя укутаю,
Колыбельную спою.
Не тревожьте дочь мою.
Гладят щечки пальцы ветра,
Улыбается луна.
Птичка весело поет,
Вьет свое гнездо она.
Спи, любимая, усни.
Ветерок тебе споет,
К дальним далям унесет.
Унесись за ветром ввысь,
Но назад ко мне вернись.Закончив, Рапсодия открыла глаза и посмотрела на Дитя Земли. Пока песня звучала, оно затихла, но как только Рапсодия замолчала, снова начало метаться на своей каменной постели. Казалось, песня привела его в страшное волнение. Рапсодия печально подняла голову и вдруг почувствовала, как на ее плечо опустилась тяжелая рука.
- Не грусти, герцогиня, - сказал он. - Песенка была очень даже ничего.
Праматерь тоже пришла в страшное волнение, Акмед чувствовал беспокойство в ее вибрациях.
- Может быть, еще что-нибудь вспомнишь? - спросил он у Рапсодии, которая тихонько что-то бормотала, пытаясь успокоить Дитя.
- Мать пела мне тысячи песен, - ответила она и погладила Дитя по дрожащей руке. - Я не имею ни малейшего понятия, о какой из них говорится в предсказании.
- А если ты неправильно его поняла? - предположил Акмед. - Возможно, речь идет не о твоей, а о его матери.
Рапсодии показалось, будто у нее в сознании прозвучал чистый ясный перезвон колокольчиков.
- Ну конечно! Ты прав, - волнуясь, сказала она. - Но как я смогу спеть песнь его матери, если я даже не знаю, кто она?
- У него не было матери, - твердо заявила дракианка. - Она создана из Живого Камня.
- В таком случае, может быть, дракон, который его создал?.. - предположила Рапсодия.
- Нет, - прервал ее Грунтор. - Это Земля. Земля - его мать.
- Конечно, - пробормотала Рапсодия. - Конечно.
- Ты же знаешь эту песню, герцогиня. Слышала тысячу раз, снова и снова, ведь слышала, правда? И пела, когда мы шагали под Землей. Можешь спеть ее сейчас?
Певица вздрогнула. Ей стоило огромного труда удержаться от слез при мысли о том страшном времени, когда они путешествовали по Корню, убежав с Серендаира. Рапсодия снова закрыла глаза и сосредоточилась, вспоминая, как она впервые прислушалась к гулу могучей вибрации, которая меняла свою мелодию, разгуливая по бесконечным подземным пещерам и переходам.
Глубокая, точно море, песнь окутывала все ее существо и отзывалась в сердце, нежная и мягкая, словно падающий снег, порой едва различимая. Скорее ощущение, а не звук, наполненное мудростью, волшебное и неповторимое. Мелодия текла медленно, едва заметно меняя тон, не пытаясь ни за кем угнаться. Поющая душа Земли. А на заднем плане постоянно стучало сердце мира, и его ритм помогал Рапсодии пережить минуты отчаяния, давал силы в беспросветной темноте земной утробы. Она снова услышала эту песнь, как слышала ее всякий раз, когда спала, положив голову на землю.
И тут Рапсодия все поняла. Чаще всего она спала, положив голову не на землю, а на грудь Грунтору, широкую и могучую, надежную, словно базальтовая скала. А сердце великана билось в унисон с мелодией песни Земли. Она звучала в его душе, успокаивая ее во время ночных кошмаров.
"Ты же знаешь, Ой забрал бы себе все твои кошмары, если бы только мог, твоя светлость".
Рапсодия протянула руку и прикоснулась к руке сержанта.
- Грунтор, - позвала она, - ты мне поможешь? Как тогда, с ранеными солдатами?
Легкая улыбка озарила удивленное лицо великана.
- Ясно дело, мисси, - ответил он. - Как насчет парочки куплетиков из колыбельной песенки болгов? Она называется "Когти мамаши".
- Нет, - ответила Рапсодия. - Ты мне нужен, чтобы отбивать ритм. Наклонись, мне нужно положить руку тебе на сердце.
Грунтор выполнил ее просьбу молча, лишь скрипнула кольчуга да зашуршал плащ. Рапсодия мягко провела рукой по его груди и вскоре почувствовала биение сердца - размеренные гулкие удары, к которым она привыкла, казалось, целую жизнь назад. Он был по-прежнему настроен на ритмичную песнь Земли.
Она закрыла глаза и очистила свое сознание от всех посторонних звуков, оставив только этот. Он пульсировал у нее в голове, отзываясь во всем теле. Рапсодия глубоко вздохнула и погрузилась в ощущение его присутствия, окутавшее ее, точно мягко вибрирующий плащ. Почувствовав покалывание в кончиках пальцев, она вытянула руку и прикоснулась к груди Спящего Дитя, а потом, осторожно миновав невесомое одеяло, положила пальцы ему на сердце. Ритм совпал, хотя Рапсодия почувствовала, что Дитя дрожит, и это ее несколько обеспокоило. Она наклонилась к ее уху, сжала губы и принялась тихонько напевать мелодию без слов.
Она сразу уловила верный ритм, и ее сознание тут же наполнили музыкальные образы из мистических страшных времен, глубокие басы гваддов, подземных жителей, прокладывающих путь в самом сердце мира, медленное, мелодичное гудение магмы под поверхностью, разрываемое время от времени редким шипением или хлопком, ровный голос Земной Оси и Корня, обвивающегося вокруг нее. Она слышала древнюю симфонию без слов, наполненную могуществом и вызывающую благоговение.
Она пела песнь Земли, стараясь изо всех сил, прислушиваясь к биению сердца Грунтора, лишь иногда меняя мелодию, едва заметно и осторожно, так, как это делала сама Земля. Словно издалека до нее донесся тихий вздох Акмеда, он давал ей понять, что они добились успеха и песня вы звала какие-то изменения.
Неожиданно она почувствовала, что дрожь в сердце Спящего Дитя утихла и оно задышало ровнее. Рапсодия поняла, что Дитя спит, глубоко и крепко, без тревожных снов. Точно такое же ощущение покоя снизошло и на нее, будто она тоже погрузилась в спокойный сон. Такой крепкий и глубокий, что тяжелое дыхание Грунтора и Праматери ей нисколько не мешало.
Ее привел в чувство только грохот, с которым они повалились на пол.34Открыв глаза, Рапсодия увидела, что Акмед склонился над Праматерью.
Дитя Земли спало, жемчужные капли пота, точно роса, усеивали его лоб, как будто оно наконец справилось с тяжелой болезнью. Оно лежало неподвижно и дышало легко.
Убедившись, что ему ничто не угрожает - по крайней мере, в настоящий момент, - Рапсодия подбежала к Грунтору, растянувшемуся на полу. Она помогла ему сесть и принялась осматривать, а великан вцепился обеими руками в голову.
- Что-то приближается, - пробормотал он. Глаза у не го остекленели, он с трудом дышал.
- Что, Грунтор? Что приближается?
Великан продолжал бормотать, он явно не понимал, где находится и что происходит.
- Он идет. Он остановился, но теперь снова идет. Что-то... что-то приближается. - Рапсодия чувствовала, как отчаянно бьется в груди огромное сердце, и его страх на чал передаваться ей.
- Грунтор, очнись, - прошептала она.
Она назвала его истинное имя, диковинное сочетание свистящих и гортанных звуков, а за ним произнесла имена, которые дала ему, когда они прошли сквозь Огонь в самом сердце Земли: Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака земли, - пропела она. - Бенгард, фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Господин Смертоносного оружия. Могучая Сила, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой.
В глазах Грунтора появилось осмысленное выражение.
- Я в порядке, милая. - Он смущенно оттолкнул ее руку. - Дай Ою минутку, и он очухается. Помоги Праматери.
- С ней все хорошо, - сказал Акмед, который стоял по другую сторону от ложа Дитя Земли. Он помог старой женщине встать. - Что случилось?
Праматерь, казалось, достаточно твердо держалась на ногах, хотя и прижимала руку к горлу.
- Зеленая смерть, - прошептала она, использовав сразу три своих голоса. - Грязная смерть.
- Что вы имеете в виду, Праматерь? - мягко спросила Рапсодия.
- Не знаю. Это повторяется в его снах снова и снова. Я вдруг смогла разобрать слова. А теперь не в силах заставить голос замолчать. - Рука старой дракианки дрожала, Акмед взял ее в свои и сжал. - Твоя песня высвободила слова из ее сознания и передала мне. - Глаза Праматери взволнованно засверкали в темноте. - Я благодарна тебе, Дитя Неба. Теперь мне известно, что его мучает - хотя бы частично, - но я не понимаю смысла: "зеленая смерть, грязная смерть".
- Ему также снится, будто что-то приближается, - добавил Грунтор и взял платок, который протянула ему Рапсодия, чтобы вытереть пот со лба.
- Ты не понял, что приближается? - спросил Акмед, но великан только покачал головой.
- Простите меня, - проговорила Рапсодия, обращаясь к Праматери и Грунтору. - Боюсь, это я виновна в ваших видениях. Я думала о том, как ты сказал мне однажды, что готов взять себе мои кошмары, Грунтор. Наверное, сама того не желая, я вынудила вас сделать то же самое для него.
- Мы были готовы их принять. - Праматерь, наклонившись, поцеловала Спящее Дитя. - Оно снова крепко спит, по крайней мере пока.
Погладив его по щеке в последний раз, Праматерь выпрямилась в полный рост.
- Идемте.
Рапсодия наклонилась и поцеловала Спящее Дитя в лоб.
- У твоей матери Земли так много красивых нарядов, - прошептала она ему на ухо. - Я постараюсь написать песню, чтобы ты тоже смогло их увидеть.
Буквы над входом в комнату Спящего Дитя засияли, когда на них упал свет факела. Время покрыло их пылью прошедших столетий.
- Что означает надпись? - спросила Рапсодия. Праматерь убрала руки в рукава своего балахона.
- "Пусть сон того, что спит в Земле, никто не беспокоит; его пробуждение возвестит о наступлении вечной ночи", - медленно прочитала она.
Рапсодия повернулась к Акмеду.
- Как ты думаешь, к чему относятся эти слова?
В его разных глазах зажегся сердитый огонь.
- Мне кажется, ты ее видела.
- Да, наверное, ты прав, - кивнув, проговорила она. - Но только частично.
- Объясни.
- Понятие "Спящее Дитя" существует в нескольких мифах, - начала она. - Например, звезда спала на дне морском неподалеку от Серендаира - это сереннская легенда. Мы знаем, предсказание о том, что произойдет, если она проснется, сбылось. А еще... - Она сжалась под страшным взглядом, который бросил на нее Акмед. - .. . по дороге сюда мы видели Спящее Дитя, о котором мне рассказала дракониха. Последствия его пробуждения будут еще страшнее.
И вот еще одно Спящее Дитя лежит здесь, в пещере. Мне представляется, что дракианское предсказание, - она показала на надпись над дверью, - является предупреждением о страшных катаклизмах, которые повлечет за собой пробуждение этого Дитя. Если перед нами, конечно, предсказание. - Рапсодия посмотрела на каменное ложе, окутанное мраком.
- Освободив его от кошмаров, мы, возможно, сумели продлить его сон, - сказал Акмед.
Праматерь повернулась и шагнула в тень коридора, который вел в большую цилиндрическую пещеру. Ее слова гулким эхом отразились от его стен:
- Идите за мной.
Огромный маятник раскачивался в пустой пещере, вся кий раз пересекая на своем пути круг, начертанный на каменной плите. Рапсодия видела, как сверкает в темноте камень, подвешенный к тончайшей, точно паутинка, шелковой нити.
- А что это за камень? - спросила она, с трудом произнося слова - казалось, будто мертвый ветер иссушил все вокруг них, и даже дышать сделалось трудно.
- Алмаз из Лортлага, Земель За Гранью, оттуда родом наш народ, - ответила Праматерь. - Это тюрьма - внутри заключен демонический дух, который во время сражения ранил Спящее Дитя. Большие алмазы чистейшей воды могут пленить дух демона, хотя и несколько иначе, чем Живой Камень. Причем только особый вид алмазов, их можно отыскать лишь в местах, где на Землю упали кусочки звезд, превратившись в кристаллы эфира. Они рождены еще до того, как возникла земля, до того, как появился огонь, - раньше всех стихий, кроме эфира. И потому они сильнее ф'доров.
Словно в ответ на ее слова камень на маятнике вспыхнул сердитым огнем. Луч алого света полоснул по стенам пещеры и погас.
- Алмаз, о котором тебе говорила Элендра, наверное, тоже был таким кристаллом, причем достаточно большим, раз его так боялся самый могущественный из демонов, - сказал Акмед.
- Не удивительно, что ф'дор хотел его уничтожить.
- А почему вы подвесили столь ценный и потенциально опасный предмет над бездонной пропастью? - спросила Рапсодия с опаской, заглянув за край уступа, на котором они стояли. - А что, если нить порвется и алмаз потеряется?
- Мы использовали могущество ветров, - ответила Праматерь. - Вот почему именно тут проходила подготовка к ритуалу Порабощения - все четыре ветра из Верхних Пределов соединены здесь, над каменным плато. Они на всегда привязаны к этому месту и удерживают маятник в соответствии с оборотами Земли. Здесь самое безопасное для алмаза место. - Она повернулась к Акмеду. - Когда ты будешь проходить подготовку, ветры станут твоими наставниками. - Праматерь показала на старый, разрушающийся мост через пропасть. - Следуйте за мной в Круг Гимнов, и вы услышите пророчество. Это ваша судьба. Откажетесь от нее, и тогда вам лучше сразу броситься с моста вниз.
Праматерь проигнорировала взгляды, которыми обменялись Трое, ступив на мост, где на них налетел сердитый ветер.
- А почему это место называется Круг Гимнов?
Рапсодия осторожно обошла рисунок на полу, стараясь оставаться как можно дальше от маятника. Она узнала знаки, которыми обозначались четыре ветра, но остальные символы оставались для нее загадкой, хотя ей сказали, что частично они представляют собой древние часы.
Праматерь смотрела в бесконечную пустоту, окружающую каменное плато, словно видела там картины Прошлого. Она оставила вопрос Певицы без ответа, продолжая оглядывать древние коридоры, представлявшие собой черные пустые дыры в сердце погибшей цивилизации. Наконец она заговорила:
- Лирины - потомки кизов и сереннов, детей ветра и звезд. Дракиане ведут свое происхождение только от ветра, жередиты - дети кизов, мы отличались от них лишь тем, что являлись кланом, избранным за трудолюбие и решимость покинуть мир наверху и поселиться под Землей и до конца своих дней охранять склеп ф'доров. Когда им удалось вырваться из тюрьмы, мы вышли наружу, чтобы принять участие в Великой Охоте, целью которой было найти и уничтожить бежавших демонов. Но наши корни в сущности ветра, а не Земли.
Дракианка оторвала взгляд от огромного сооружения, окружавшего ее со всех сторон, и посмотрела на древний каменный мост, соединявший Круг Гимнов с остальной частью Колонии.
- Наш народ умел слышать вибрации в музыке ветра, совсем как твой. Мы даже более чувствительны к его пению, чем вы, Дети Неба, Мы принесли огромную жертву, когда ушли под Землю. Те из нас, кто родился позднее - как я, например, - никогда не знали вольного ветра, нам не дано было ощутить его ласковое прикосновение к своей коже или освободиться от связи с Землей. Наш уход дорого нам стоил; он лишил нас Настоящего и способности понимать, что происходит в мире наверху. Мы жили в темноте, лишенные этого знания. 
Одну из представительниц нашей Колонии с самого рождения готовили к роли Матриарха, а другого - к роли Зефира, Пророка. Кандидатов, как правило, выбирали по тому, насколько хорошо они могли почувствовать ветер, впитать в себя его вибрации и прочитать мудрость, которую он несет на своих крыльях. Если его правильно слушать, можно многое узнать. Ты слышала голос ветра и его пение, Дитя Неба?
- Да, - ответила Рапсодия. - А еще Земли и моря. Я также слышала песнь огня, Праматерь, и хотя вы сказали, что звезды не склонны делиться с людьми своими тайнами, они тоже умеют петь и отдают знание тем, кто смотрит на небо и знает их путь. Так считал народ моей матери, вот почему лирингласы встречают и провожают звезды торжественной молитвой.
- Но все вибрации, вне зависимости от того, откуда они берутся, разносит ветер, - сказала Праматерь. - Зефир их слышал даже здесь, под Землей, находясь внутри круга гимнов. Высоко вверх тянется этот туннель, похожий на один из горных пиков, сквозь него сюда проникает ветер. Он резвится на этом плоском центральном камне, создавая воздушный поток, по которому и попадают к нам случайные вибрации. Священная песнь ветра стала гимном жередитов. Зефир слышал ее и сообщал новости Колонии. Так мы узнавали, что происходит Наверху, хотя и покинули тот мир навсегда.
Зефир не только узнавал новости, но иногда мог предсказать будущее. Однако такие пророчества были чрезвычайно редки. По правде говоря, мне известно только про одно. Вы стоите внутри него.
Трое посмотрели на слова, окружавшие рисунок на каменном полу. Акмед наклонился и задумчиво прикоснулся рукой к буквам.
- Ветер, принесший пророчество, был очень сильным и раскаленным, он прилетел с другого конца света, - продолжала Праматерь. - Он нес на своих крыльях смерть и надежду. Это произошло много веков назад, незадолго до того, как появились Строители.
Акмед встретился глазами с Рапсодией и увидел, что ей в голову пришла та же мысль, что и ему. Он поморщился, вспомнив слугу своего господина, Шинга, который последовал за ним с Серендаира, единственного оставшегося в живых, последнего из Тысячи Глаз Тсолтана.
"Где другие Глаза? Где остальная Тысяча?" - спросил Акмед.
И тот едва слышно проговорил, прежде чем растаять без следа:
"Исчезла, растворившись в ветре и жаре Спящего Дитя. Я остался один, только мне удалось пересечь океан в поисках Брата".
Ветер предсказал их приход.
- А про что пророчество? - спросил Грунтор.
- Ты можешь прочитать? - спросила Праматерь у Акмеда. - Хотя бы что-нибудь? - Он покачал головой. - В таком случае придется научить тебя еще и языку, кроме ритуала Порабощения.
Она наклонилась и тоже прикоснулась к буквам.Внутри Круга Четверых Круг Троих восстанет.
От дуновенья рожденные, Дети бездомного Ветра;
Их назову: охотник, хранитель, целитель,
Сводит их вместе страх, любовь их соединяет,
Ищут они того, кто сокрылся от Ветра.Слушай, последний страж, внимай слову судьбы:
Станет стражем охотник, предателем станет хранитель,
Руки свои обагрит кровью убитых целитель;
Все это ради того, кто сокрылся от Ветра.О Последняя, вот ветра речь - слушай:
Ветер прошедшего - зов его грустен: "Домой!";
Ветер земного - в укромное место ее отнесет;
Ветер звезд - песню матери он ей споет;
Вместе сокроют они Дитя от бродяжного Ветра.Мудрость молвит устами Дитяти:
Крепче всего бойтесь Ходящего-В-Снах;
Кровь - вот средство найти того,
Кто сокрылся до срока от беспощадного Ветра.- Кровь поможет его найти, - пробормотала Рапсодия. - Не нравится мне все это. Получается, что пророчество говорит о войне?
- Не обязательно, - сказал Акмед. - Хотя думаю, что войны не избежать.
- Замечательно.
- А чего ты хотела, Рапсодия? Ты же знакома с историей. Единственное, к чему стремятся ф'доры, это сеять раздор, смерть и хаос. Война - самое подходящее средство для достижения их целей.
- Если бы у нас было немного крови ф'дора, ты смог бы его отыскать, Акмед? Как там, в старом мире? У ф'доров древняя кровь, ты наверняка можешь настроить биение своего сердца на ее вибрации.
- Будь у меня его кровь, - мрачно заявил Акмед, - мне не пришлось бы его искать. Потому что мы знали бы, в чьем теле он скрывается, поскольку получили бы кровь у его жертвы.
- А у Ракшаса можно ее взять? - спросила Рапсодия. - Он ведь создан из крови демона.
- Смешанной с другой кровью - волка и детишек, если Ой не ошибается, - сказал Грунтор, опередив новое сердитое замечание Акмеда. - Чтобы найти того, кто нам нужен, мисси, кровь должна быть чистой.
Акмед снова поднял голову и посмотрел на пустую пещеру, которая когда-то была сердцем Колонии и великой цивилизации.
- Попомни мои слова, Рапсодия, к тому моменту, когда мы узнаем, где прячется ф'дор, прольется столько крови, что ее хватит, чтобы пропитать землю. А если мы не поторопимся, ее будет море.Пруденс уснула в темноте экипажа. После многих часов по ужасным дорогам Кревенсфилдской равнины они вы брались на ровный наезженный тракт, и она, положив голову на подушку сиденья, погрузилась в легкий сон. Именно эта подушка и спасла ее, когда экипаж налетел на какое-то препятствие на дороге и судорожно закачался из стороны в сторону. В тот момент, когда все вроде бы успокоилось, он снова на что-то наткнулся, накренился и наконец с грохотом остановился.
Пруденс испуганно села, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Юная луна почти не давала света, и внутри экипажа было темно. Пруденс ждала, когда откроется маленькая дверца, но вокруг царила жуткая тишина. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем распахнулась дверь экипажа.
- Вы в порядке, мисс?
- Да, - крикнула она гораздо громче, чем намеревалась. - А что случилось?
- Мы на что-то налетели. Давайте я помогу вам выйти.
Дрожа от страха, Пруденс встала, и стражник помог ей выбраться наружу. Она оказалась в кромешной темноте, пронизанной сырым воздухом летней ночи. Она еще сильнее вцепилась в руку стражника, стараясь хотя бы немного успокоиться.
- А на что мы налетели?
- Пойду посмотрю, - сказал он и осторожно высвободил руку, но Пруденс ухватилась за него еще крепче.
- Нет, - задыхаясь, пролепетала она. Ей даже не удавалось как следует рассмотреть стражника, так было темно, а ведь он стоял совсем рядом. Ей казалось, что если она его отпустит, ее поглотит беззвездная черная пустота. - Пожалуйста, не уходи.
- Как пожелаете, мисс, но мне и правда нужно посмотреть.
Пруденс попыталась сделать глубокий вдох и не смогла.
- Хорошо, - сказала она наконец. - Я пойду с тобой.
Стражник успокаивающе сжал ее руку и повернул назад. Они очень осторожно двинулись по неровной дороге, и Пруденс, свободной рукой державшаяся за экипаж, что бы не потерять равновесия, на мгновение остановилась около колеса. В том месте, где колеса касались земли, собралась черная лужа. Пруденс обошла ее, пытаясь сообразить, когда начался дождь - до или после того, как она уснула. И задохнулась от ужаса.
На дороге позади экипажа лежала изодранная куча одежды, которая совсем недавно была телом человека. Неподалеку от него она увидела еще одно тело.
С трудом сдержав рвущийся наружу крик, она вцепилась в руку стражника и посмотрела на свои перепачканные туфли. И завизжала, сообразив, что на них кровь, которая текла тонким ручейком от колеса экипажа. Она бросилась вперед, затем шарахнулась к стражнику, не в силах оторвать глаз от страшного зрелища.
- Боги! - прошептала она. - Кто это? Откуда он взялся?
Мужчина выпустил ее руку и крепко сжал плечи.
- Думаю, ваш кучер, который спустился со своего места.
Пруденс ничего не понимала, слова стражника показались ей совершенно бессмысленными. Словно это происходило не с ней, она почувствовала, как у нее похолодели руки и ноги, а сердце отчаянно забилось в груди. Она посмотрела на второе тело, лежащее чуть дальше на дороге, и с трудом различила на нем форму и серебристый знак принадлежности к элитному отряду Тристана.
Солдат, который должен был ее охранять.
Время замедлило свой бег, и Пруденс начала задыхаться. Спокойная уверенность вступила в бой с животным страхом и победила. Она стояла не шевелясь, во власти человека, которого приняла за солдата, приставленного к ней Тристаном для охраны. Прошло одно короткое мгновение, незнакомец тихонько рассмеялся и приблизил теплые губы к ее уху:
- Если тебе так будет легче, знай, что они умерли, прежде чем упали на землю и их переехали колеса твоего экипажа. Они ничего не почувствовали.
Пруденс снова охватила паника, и она метнулась вперед, но ее удержали сильные руки незнакомца, который медленно развернул ее лицом к себе. Перед ней стоял человек в сером или черном плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном.
Он молчал. Пруденс показалось, что в глубине капюшона весело искрятся голубые глаза, в которых появилось нечто, похожее на сочувствие, но почти сразу она поняла, что это отражение ее собственных слез ужаса.
- Пожалуйста, - прошептала она. - Прошу вас.
Мужчина выпустил ее правое плечо, затем ласково провел рукой по волосам.
- Не плачь, Клубничка, - сказал он почти грустно. - Жалко портить такое симпатичное личико слезами.
Пруденс почувствовала, как ее окутывает непроницаемый мрак. Клубничка. Имя из далекого прошлого.
- Пожалуйста, - прошептала она снова. - Я дам вам все, что вы пожелаете.
- Конечно, дашь, - ласковым голосом ответил незнакомец и снова провел рукой по ее волосам, а потом прикоснулся пальцами к щеке. - Ты дашь мне даже больше, чем думаешь, Клубничка. Ты станешь началом всего. Благодаря тебе я получу Тристана. А он отдаст мне все, что я захочу.
Внутри у Пруденс все сжалось.
- Кто вы? - заикаясь, пролепетала она. - Я... всего лишь его служанка и ничего для него не значу. Отпустите меня, пожалуйста. Прошу вас!
Рука незнакомца вернулась к ее волосам, он принялся мягко играть ее локонами. Пруденс сразу поняла, что он значительно сильнее и ей с ним не справиться. Несколько минут человек в капюшоне ничего не говорил, а когда нарушил молчание, в его словах она услышала грусть:
- У нас мало времени. Не следует тратить его зря, отрицая, что он тебя любит, Пруденс. Это было ясно с самого начала, с детства. Даже несмотря на то что он, во-первых, страшный сноб и, во-вторых, ни за что на свете не променяет свой шанс занять трон на брак с тобой.
- Кто вы?
Мягкий голос зазвучал сурово:
- Я страшно огорчен тем, что ты меня не узнаешь, Клубничка. А вот я тебя не забыл. Да, я, конечно, сильно изменился. Как, впрочем, и ты.
Детское имя наконец прорвало завесу памяти, и Пруденс изумленно вскрикнула:
- Нет! Этого не может быть. - А потом голос изменил ей, и она прошептала: - Ты умер. Давно. Много лет назад. Тристан горевал о тебе бесконечно. Невозможно!
Мужчина громко рассмеялся, затем отбросил капюшон плаща, снова весело расхохотавшись, когда Пруденс попыталась отшатнуться, прикрыв глаза рукой.
- Ты не слишком ошиблась, - весело заявил он. - Я не могу сказать, что жив по-настоящему.
Медные волосы сияли в темноте. Он нисколько не изменился с тех пор, как они много лет назад резвились и устраивали самые разные безобразия с Тристаном и его кузеном Стивеном Наварном. Лучший друг Стивена. Сын Главного жреца, как же его зовут? В те далекие времена он называл ее Клубничка. И частенько таскал за волосы, радуясь тому, что у них обоих они почти одинакового цвета. А еще он не обращал внимания на то, что они принадлежат к разным сословиям, в отличие от Тристана.
"Приятный парень, - как-то раз сказала она Тристану. - Только сразу становится грустным, когда думает, что на него никто не смотрит".
Наконец, когда прошла, казалось, целая вечность, она вспомнила его имя.
- Гвидион, пожалуйста, давай вместе вернемся в Бетани. Тристан даст тебе...
- Не стоит... - перебил он ее спокойно. - Не трать силы попусту, Пруденс. У меня на тебя совсем другие виды.
Его глаза на совершенно спокойном лице горели от возбуждения. Пруденс знала, что плачет, но пыталась говорить спокойно.
- Хорошо, - сказала она, стараясь скрыть ужас, который ее охватил. - Хорошо. Но не так, Гвидион. Дай мне минутку прийти в себя, и я обещаю, что ты не пожалеешь. Я могу доставить тебе огромное удовольствие. Но только не здесь. Клянусь тебе...
- Не смеши меня, - хмыкнул он. - Я с огромным уважением отношусь к твоим прелестям, но воспользоваться ими не входит в мои намерения. Я очень изменился, Пруденс, я совсем не тот, что был раньше. Ты мне нужна для другого. Впрочем, я действую не по собственной воле, я выполняю приказ.
Пруденс с трудом держалась на ногах, чувствуя, как немеет все тело.
- Что ты собираешься со мной сделать?
Мужчина в плаще снова рассмеялся, затем прижал ее к себе и приложил губы к ее уху:
- Понимаешь, Пруденс, я намереваюсь тебя съесть. Зачем еще нужна клубника? Затем я доставлю твой труп в Илорк и швырну его в амфитеатр, где проходила Великая Встреча. И если ты будешь вести себя хорошо, ради нашей старой дружбы я сделаю так, что ты умрешь прежде, чем я начну.35Лорд Стивен Наварн кивнул капитану своей стражи и вышел из экипажа. Кучер закрыл за ним дверь и вежливо поклонился Филабету Грисволду, Первосвященнику Авондерр-Наварна. Лицо Благословенного мгновенно расплылось в благодушной улыбке, которой он награждал верующих, но мгновенно помрачнело, когда солдат отвернулся. Он обменялся взглядом со Стивеном Наварном, и они начали подниматься вверх по ступеням, в замок Тристана Стюарта.
Его послание было коротким и прямым, и, неторопливо шагая, Стивен уже в который раз раздумывал над его содержанием.
"Мирный договор с болгами разорван самым жестоким образом. Без всякой причины зверски убиты три подданных Бетани, из них двое - солдаты королевской стражи, - говорилось в послании. - Я объявляю войну".
Простые слова, грозившие гибелью всему континенту.
Добравшись до огромной площади, расположенной перед входом в замок, где заканчивалась лестница, Стивен на мгновение обернулся. Внизу раскинулся город. Внутри базилики Огня он разглядел группу перепуганных шумом священников.
По дороге сюда он видел, что Бетани готовится к войне, и поразился тому, как Тристану удалось собрать такую серьезную армию за столь короткий срок. Атмосфера на площади перед замком была накалена до предела, со всех сторон разносились приказы, гремело оружие, работали кузнецы.
- О боги! - пробормотал он, увидев, с какой целеустремленной яростью лорд Роланда готовится к войне.
- Рине миртинекс, - проговорил в ответ священник на древненамерьенском языке. - Давайте поскорее войдем внутрь, пока он еще не выступил со своей армией. А то мы оглянуться не успеем, как он развяжет страшную войну.
- Погодите минуту, ваше Преосвященство, - попросил лорд Стивен, прикрыв рукой глаза от ярких лучей утреннего солнца.
На улице, примыкавшей к базилике Огня, отряд солдат окружил экипаж какого-то высокопоставленного священнослужителя. Стражники, сопровождавшие его, протестовали против задержки, назревала стычка.
Красно-коричневая форма воинов, охранявших экипаж, указывала на то, что они прибыли из Сорболда. Солнечные блики играли на маленьких металлических пластинах кольчуг, скрепленных хитроумным способом, чтобы защитить тело еще и от влажного жаркого климата их торной родины. Сорболдцы отличались резкостью и грубостью нравов, и несмотря на то, что сейчас были в значительном меньшинстве, казалось, их это нисколько не беспокоило.
- Наверное, Моуса, - презрительно заявил Грисволд. Найлэш Моуса являлся Благословенным Сорболда и его главным соперником. Все знали, что один из них со временем заменит Патриарха, когда тот отойдет в мир иной. Стивен промолчал, только подошел поближе к началу лестницы. Его собственная охрана застряла на заполненных людьми улицах и находилась неподалеку от места разгорающегося конфликта.
Он быстро перевел взгляд на городские ворота, через которые въехал в Бетани. Ллаурон со своим отрядом следовал за ними и должен был вот-вот оказаться в самом центре стычки. Он почувствовал, как внутри у него все похолодело, даже срочное послание Тристана не произвело на него такого впечатления.
Словно прочитав его мысли, Первосвященник прикоснулся к его руке.
- Главный жрец и его отряд ехали сразу за нами, - сказал Грисволд. - Если с ними что-нибудь случится, прежде чем они доберутся до крепости Тристана, нас ждут серьезные неприятности. Моуса и Ллаурон непримиримые враги, и нам только не хватает, чтобы пограничные конфликты перешли на более высокий уровень.
Стивен мрачно кивнул.
Неожиданно, его внимание привлекала алая вспышка, и Стивен посмотрел на ступени, ведущие к базилике Огня. На самой верхней стоял человек в красном одеянии Благословенного Бетани, его голову украшал огромный рогатый шлем. Он не шевелился, лишь солнечные лучи отражались от амулета в форме солнца, висевшего у него на шее. Ян Стюарт, Благословенный Кандерр-Ярима, младший брат Стивена.
На глазах у лорда Стивена и Грисволда самый юный из Первосвященников поднял руки, призывая к тишине беснующуюся у подножия лестницы толпу, но солдаты не обращали на него никакого внимания. Кто-то быстрым резким движением сорвал дверцу с сорболдского экипажа. Стража принялась отбиваться, когда орланданские солдаты бросились к повозке. Призывы Яна Стюарта к спокойствию и порядку утонули в наступившем хаосе.
Неожиданно огненный источник, расположенный в самом центре базилики, как будто взорвался с адским ревом и из него вырвалось пламя, и его языки, ослепительно яркие, источающие жар, взвились в небо. Полыхая сияющими красками могучего костра, горящего в самом сердце Земли, огонь дотянулся до туч, и уже в следующее мгновение все вокруг базилики было засыпано хлопьями пепла.
Над городом повисла тишина. Солдаты на улицах замерли, не в силах пошевелиться, и, не отрывая глаз, смотрели на бушующий в небе пожар. Ужасный огонь поглотили тучи, и уже через несколько секунд он успокоился и в мире воцарилась тишина.
Стивен чувствовала, как дрожит рука Грисволда, которую тот забыл убрать с его руки.
- О боги! - едва слышно прошептал Благословенный. - Я и не знал, что Ян Стюарт может управлять стихией огня.
Висящий у него на шее медальон, напоминающий по форме каплю воды, звякнул, ударившись о соседнюю цепочку.
Лорд Стивен бросил взгляд на Благословенного, стоящего, гордо выпрямившись, на ступенях храма. На мгновение Стивену показалось, что он не меньше солдат на улицах потрясен случившимся. Затем Первосвященник Кандерр-Ярима подобрал полы своего одеяния и начал целеустремленно спускаться по лестнице, направляясь к скоплению людей.
Толпа немедленно расступилась, чтобы его пропустить. Священник в алом одеянии подошел к экипажу, оказавшемуся причиной стычки, и жестом приказал сорболдскому солдату его пропустить. Тот заглянул в проем на месте оторванной дверцы и выполнил приказ. Благословенный протянул руку и сделал шаг назад, чтобы помочь выбраться из экипажа священнику в великолепном одеянии густого зеленого, коричневого и пурпурного цветов. Филабет Грисволд мрачно нахмурился:
- Моуса. Так я и знал.
- Тристан наверняка его позвал, - заметил Стивен, наблюдая за тем, как из экипажа выходит еще один чело век. Он не мог разглядеть с такого расстояния его лица, но, судя по костюму, с Благословенным прибыл не принц Сорболда. Похоже, он отправил вместо себя кого-то другого. - Мне представляется разумным, что Сорболд будет присутствовать при обсуждении возникшей проблемы. Возможно, нам совместными усилиями удастся охладить пыл Тристана.
Грисволд коротко кивнул, затем развернулся и, не обращая внимания на стражу, зашагал через двор к двери, ведущей в покои лорда Роланда. Стивен задержался на несколько минут, чтобы убедиться в том, что представители Сорболда и Ян Стюарт благополучно добрались до начала замковой лестницы, а затем последовал за Грисволдом.
Как только за Благословенным Кандерр-Ярима закрылись ворота дворца, на улицах города возобновились приготовления к войне.
- Милорды, Ваше Преосвященство, прибыл Ллаурон, Главный жрец.
Гофмейстер отступил от двери и поклонился. Лорд Стивен, стоявший около буфета у окна, поднял голову и улыбнулся старому другу. Ллаурон в простой серой рясе, подпоясанной веревкой, остановился на пороге, на серьезном лице сияли серо-голубые глаза. Несмотря на простую одежду, контрастирующую с роскошными одеяниями Благословенных Патриарха, среди аристократов и священников, со бравшихся в комнате, он производил впечатление истинного представителя королевской династии.
На мгновение все разговоры стихли, затем Тристан не терпеливо помахал Главному жрецу рукой, приглашая его войти. Ллаурон улыбнулся и кивком приказал гофмейстеру закрыть дверь.
Стивен, быстро наполнив два стакана ароматным бренди, прошел через всю комнату по толстому роскошному ковру и протянул один из них Ллаурону.
- Добро пожаловать, Ваша Милость, - сказал он.
- Благодарю тебя, сын мой, - ответил Ллаурон, продолжая улыбаться. Он взял стакан, отсалютовал герцогу Наварна и сделал глоток. Затем тихонько присвистнул, наклонился к Стивену и прошептал: - Кандеррский бренди. Похоже, Тристан не отказывает себе в удовольствиях и не слишком беспокоится о том, чтобы поддерживать собственных виноградарей и купцов. Бетани делает весьма приличный бренди, хотя, разумеется, он не идет ни в какое сравнение с кандеррским.
- Тристан никогда не отказывал себе ни в каких удовольствиях, - ответил Стивен и искоса посмотрел на группу герцогов и Благословенных, которые, окружив регента, что-то горячо обсуждали. - У меня складывается впечатление, что он намерен в очередной раз подтвердить мою правоту.
Тристан поднял руки, показывая на огромный стол, стоящий в самом центре библиотеки.
- Господа, прошу всех сесть, пора начинать, - сказал он.
Голос его звучал сердито и напряженно, а в глазах застыла боль. Стивен так и не успел переговорить с ним наедине, но видел, что Тристан глубоко возмущен и потрясен событиями, заставившими его собрать Совет. Плохой знак.
Когда все расселись вокруг стола, Тристан отпустил слуг, а затем поднял руку, призывая собравшихся к тишине.
- Время терпимости прошло, - мрачно начал он. - Из посланных мной сообщений всем известно, что болги нарушили мирный договор и убили троих граждан Бетани, двое из них были солдатами моей армии. Итак, наш пакт больше не действителен. Пришла пора положить конец этому безумию навсегда. Через три дня закончится мобилизация моей армии, далее будут призваны все вооруженные силы Роланда. Сегодня мы должны определить место и время сбора нашей объединенной армии.
Герцоги и Благословенные заговорили одновременно, но Тристан поднял руку, требуя тишины.
- Я попросил Анборна стать главнокомандующим орланданской армии, - заявил он и повернулся к Ллаурону: - Надеюсь, вы не будете возражать против того, что я обратился к вашему брату, ваша милость.
- Как я к этому отношусь, сын мой, не имеет в данный момент никакого значения, - ответил Ллаурон. - Судя по всему, Анборн не слишком рад своему новому назначению.
Собравшиеся огляделись по сторонам и обнаружили, что Анборна среди них нет.
- Где он? - поинтересовался Тристан.
- Разве можно знать что-нибудь наверняка, когда речь идет об Анборне? - сказал Грисволд. - Ты уверен, что он собирался присутствовать на нашей встрече, сын мой?
- Я уверен, что он получил мое послание. Мог бы со блюсти приличия и ответить, если у него в настоящий момент другие, более важные дела.
- По правде говоря, сын мой, - весело фыркнув, заявил Ллаурон, - не ответив тебе, он как раз и постарался соблюсти приличия. Мне страшно себе представить, что он мог тебе сказать.
- Скорее всего, нечто такое же нелицеприятное, что пришло в голову мне, - вмешался Квентин Балдасарре, герцог Бет-Корбэра. - Тристан, ты спятил, собираясь идти войной на болгов?
Его поддержал стройный гул голосов. Возмущенный Мартин Ивенстрэнд, герцог провинции Авондерр, сумел перекричать всех остальных.
- В течение последних двух десятилетий мои граждане гибнут в необъяснимых пограничных конфликтах, - сердито заявил он. - Как, впрочем, и множество других ни в чем не повинных людей из других провинций и Тириана. Все это время ты, Тристан, молчал. Даже когда сам нес потери. Так почему смерть троих граждан Бетани вдруг стала причиной для полномасштабной войны?
- Я и помыслить не мог, что ты соберешься напасть на болгов, в особенности по столь незначительному поводу, - согласился с ним Ирман Карскрик, герцог Ярима. - Если Энвин не смогла одержать верх над Гвиллиамом на землях, которыми правила в течение трех веков, что, ради всех святых, дает тебе повод думать, будто ты сумеешь отнять у болгов горы? Они размажут тебя, и ты даже понять не успеешь, что происходит. Вспомни о судьбе своей армии во время последней Весенней Чистки. Нас ждет то же самое, если мы проявим недальновидность и пойдем за тобой. Что происходит?
Потрясение, появившееся на лице лорда Роланда, заставило всех замолчать. Через мгновение Ланакан Орландо, Благословенный Бет-Корбэра, известный своим добрым нравом, смущенно откашлялся и спросил:
- Сын мой, а с чего ты взял, что в гибели твоих подданных виновны болги?
- И правда, - вмешался Балдасарре, - насколько мне известно, они не покидают гор. Мы ни разу не видели их в Бет-Корбэре, который, как тебе известно, граничит с Илорком. Как они попали в Бетани?
Тристан с такой силой стукнул кулаком по столу, что зазвенели хрустальные бокалы.
- Жертвы находились не на территории Бетани, - проревел он. - Они были в Илорке. Останки несчастных обнаружил почтовый караван третьей недели, эти чудовища разорвали их на части, тела наполовину съели, остальное разбросали по амфитеатру, где когда-то проходила Великая Встреча Гвиллиама.
Тристан страшно побледнел, а когда Стивен собрался встать, окинул его сердитым взглядом, и тот сел на место.
- Болги напали на почтовый караван? - спросил Седрик Кандерр, герцог провинции, носившей имя его семьи, будущий тесть Тристана. - Не могу себе такого представить. Ведь идея еженедельных почтовых караванов принадлежит именно королю Акмеду.
- Я не сказал, что болги атаковали караван. Они... жертвы путешествовали не с караваном.
- Почему граждане Бетани, твои солдаты, оказались в землях, принадлежащих болгам одни, а не под защитой каравана? - спросил Ивенстрэнд. - Глупость какая-то. Я не могу проливать слезы по безмозглым идиотам, Тристан. Тот, кто отправил их туда, должен предстать перед судом военного трибунала. Может быть, тебе стоит начать с того, чтобы сурово наказать виновного офицера, а нам дать возможность отправиться по домам и заняться своими делами.
- Вы что, не слышали моих слов? - вскричал Тристан, голос которого дрожал от гнева. - Их частично съели. Разорвали на куски. Мы едва их узнали. Разве вас не возмущает дикость случившегося? Почему вы так спокойны?
- Мне очень жаль, что все так произошло, - сказал Ивенстрэнд, - но это вряд ли можно сравнить с недавними событиями, имевшими место в наших со Стивеном провинциях, когда начали пропадать дети, а потом оказалось, что их убивали, точно свиней на скотобойне, и выпускали из них кровь. И где? В Доме Памяти! В наших землях свершается насилие уже достаточно продолжительное время, Тристан. Кстати, должен тебе напомнить, что, ввиду занимаемого тобой положения, именно ты должен определить источник насилия, но мы так и не получили объяснения страшным событиям. А теперь, когда это коснулось тебя, ты требуешь, чтобы мы отправили свои армии на смерть. Безумие какое-то.
Колокола на башне начали отбивать полдень, и в комнате стало тихо. Когда отзвучал последний удар, заговорил Найлэш Моуса, чей голос прозвучал сухо и едва слышно:
- Я должен кое-что прибавить.
Тристан Стюарт посмотрел на Благословенного граничащего с Бетани Сорболда.
- Слушаю вас, ваша светлость.
Благословенный кивнул своему спутнику, тот вытащил свернутый пергамент и протянул ему. Моуса развернул свиток и быстро пробежал его глазами, а затем снова взглянул на собравшихся.
- Его высочество кронпринц Сорболда получил известие от короля Илорка по крылатой почте. Король заявляет, что болги не имеют никакого отношения к нападению на граждан Орландана. - Собравшиеся заволновались, и Моуса достал другой пергамент, поменьше размером, с печатью Илорка, и сложил на груди руки, дожидаясь тишины. - Кроме того, принц попросил меня передать адресованное вам, лорд-регент, послание, которое было вложено в письмо короля Акмеда. - Моуса протянул письмо.
Тристан Стюарт вскочил на ноги, выхватил пергамент, сломал печать и быстро прочел послание. Остальные молча наблюдали за тем, как он, побледнев, сел и откинулся на спинку своего стула. Тристан несколько минут смотрел на письмо, а затем поднял голову.
- Неужели никто из вас не поддержит меня? - дрогнувшим голосом спросил он.
- На меня не рассчитывай, - твердо заявил Мартин Ивенстрэнд.
- И на меня тоже, - присоединился к нему Седрик Кандерр. - Извини, Тристан.
- Трусы, - прорычал Тристан. - Остаться в стороне так просто, верно? Ваши земли находятся далеко от Зубов, и подданным нет нужды бояться каннибалов. А что скажешь ты, Квентин? Ирман? Ваши провинции граничат с Илорком. Неужели вы откажетесь вступить в сражение, чтобы защитить Бет-Корбэр и Ярим?
- Только не в данных обстоятельствах, - мрачно заявил Квентин Баддасарре. - А если на твоих солдат напали самые обычные волки? Ты ведь не предоставил нам доказательств противного.
- Я считаю, что, учитывая заявление короля Акмеда, мы не имеем права развязывать войну. Это будет самая настоящая катастрофа, - сказал Ирман Карскрик. - Если король фирболгов говорит правду, а ты отправишь свою армию в горы, ты будешь агрессором, нарушившим условия мирного договора. И тогда Роланд подвергнется на стоящей опасности, сомневаюсь, что болги захотят с тобой разговаривать. Я не желаю иметь ничего общего с этим безумием.
Отчаяние и темная ярость исказили лицо лорда Роланда, и он повернулся к своему кузену, лорду Стивену Наварну:
- Стивен, поддержи меня. Помоги мне заставить их понять...
Стивен вздохнул и отвернулся, успев заметить сочувственное выражение на лице Главного жреца. Когда он снова посмотрел на Тристана, в его глазах застыла твердая убежденность в собственной правоте.
- Как я могу заставить их что-то понять, если и сам не знаю, что тобой движет? Ты можешь рассчитывать на мою верность и жизнь, Тристан, но я не могу рисковать благополучием своих подданных. Я не готов тебя поддержать.
В библиотеке повисло напряженное молчание. Лорд-регент медленно поднялся из-за стола и с убитым выражением подошел к высокому окну с открывающимся из него видом на его прекрасный город. Он прижался лбом к стеклу и задумался. Прошло несколько минут, и собравшиеся начали тихонько переговариваться. Филабет Грисволд повернулся к Яну Стюарту:
- Сегодня утром вы устроили впечатляющее представление, ваша светлость. Жаль, что я не могу пользоваться помощью моря так же легко, как вы - поддержкой огня.
Ян Стюарт промолчал, он не сводил напряженного взгляда с брата, на юном лице застыло беспокойство.
Стивен Наварн посмотрел на Ллаурона, который спокойно сидел на своем месте. Хотя изначально базилики были посвящены пяти стихиям, на самом деле их основополагающие догмы в последнее время подверглись значительным изменениям. Теперь поклонение пяти стихиям приблизилось к верованиям филидов, которые обожествляли природу. Стивен полагал, что неожиданная ярость огня - это дело рук Главного жреца, а не Благословенного Кандерр-Ярима, но Ллаурон вел себя так, словно он не имел ни малейшего понятия, о чем шла речь.
Когда собравшиеся принялись обсуждать свои насущные проблемы, Стивен встал и подошел к окну, где по-прежнему стоял Тристан. Он терпеливо ждал, когда лорд-регент заговорит, и Тристан наконец вздохнул.
- Я жалею, что не смог быть рядом с тобой, когда умерла Лидия, Стивен, - сказал он. - Прости меня. - Он смотрел куда-то вдаль, словно вернулся на старые тропинки своих воспоминаний.
- Кто погиб, Тристан? Неужели... Пруденс?
Тристан молча кивнул и вышел из библиотеки. Впрочем, этого не заметил никто из присутствующих, занятых собственными проблемами.
Пытаясь справиться с потрясением, Стивен увидел смятую записку, оставленную лордом Роланда, на подоконнике. Стивен прочитал лаконичное послание, написанное словно паучьим почерком:
"Мне казалось, что вы сделали выводы из урока, который я вам преподал. Я вижу, что ошибся. Я же сказал вам, что в следующий раз цена будет значительно выше. Оба раза вы заплатили ни за что - она по-прежнему ни о чем не догадывается".- Я знаю, ты испытываешь сильную боль, сын мой.
Тристан поднял голову. Он не слышал, как открылась дверь. Повернувшись, он успел увидеть свое отражение в зеркале, еще никогда его лицо не носило таких явных следов прожитых лет: глубокие морщины расчертили его от уголков рта до самого лба. Глаза покраснели от горя и бессонницы.
Во взгляде вошедшего, казалось, отражались боль и страдания лорда Роланда.
- Да, ваша милость, - прошептал лорд Роланда. Рука мягко опустилась ему на голову.
- Остальные не понимают, - проговорил глубокий голос, в котором не было ни намека на снисходительность. - Они видят лишь то, что у них под носом. Так трудно быть единственным, кому дано осознать серьезность ситуации и увидеть опасность, до которой еще далеко. Говорят, что провидец часто плачет. - Рука опустилась на плечо Тристана и сочувственно его сжала.
Лорд Роланда с тоской вздохнул и опустил голову на сжатые кулаки. Рука коснулась его спины и исчезла в широком рукаве одеяния священника.
- Наши земли разобщены, сын мой. После Великой Войны твои намерьенские предки решили отдать Роланд во власть нескольких правящих домов, потому что они боялись хаоса и смерти, навлеченных на них союзом Энвин и Гвиллиама. Это был крайне неумный поступок, поскольку привел к еще большему хаосу. Посмотри на меня.
В последних словах прозвучал намек на раздражение, даже угроза. Тристан поднял голову и увидел ледяные голубые глаза. На мгновение ему показалось, будто он заметил в них еще что-то, нечто темное, красное, но священник улыбнулся, и у Тристана на душе потеплело впервые за этот день, начавшийся с надежды и закончившийся полным поражением. Он почувствовал понимание, одобрение и уважение.
- Ты самый старший, Тристан, и являешься очевидным наследником намерьенской короны.
Тристан удивленно заморгал.
- Ваша милость...
- Нет, выслушайте меня, милорд. - Священник слегка поклонился, произнося последнее слово, и Тристан вдруг почувствовал, как унижение, которое он пережил утром, ушло, отступило на задний план.
Что-то в том, как священник произнес это слово, открыло запечатанные двери темницы, за которыми пряталась его жажда королевской власти, о чем он убедил себя забыть в попытке поддержать дружеские отношения со своим кузеном и другими орланданскими регентами. Впервые за время, прошедшее с тех пор, как Пруденс выскользнула из его объятий и направилась навстречу страшной смерти, он испытал нечто, похожее на счастье. Он невольно улыбнулся и тут же получил в ответ теплую располагающую улыбку. Тристан кивнул священнику, чтобы тот продолжал.
- Линии наследования могут показаться тебе нечеткими, поскольку после Войны никто не хотел претендовать на трон. На самом деле, если бы это и произошло, ненамерьенское население все равно свергло бы такого претендента. Ненависть к потомкам Серендаира очень сильна, дело тут не только в Гвиллиаме.
Теперь, когда война стала неизбежной, разобщенность просто недопустима. Произошел акт агрессии, но остальные правители отказываются объединиться, чтобы поддержать тебя, даже герцоги Бет-Корбэра и Ярима, чьи земли граничат с Илорком.
Итак, что произойдет, когда насилие перекинется на другие провинции? Когда фирболги покинут Зубы и начнут подчинять себе земли Роланда? Неужели ты и остальные регенты будете сидеть и молча смотреть, как ваших подданных пожирают - в прямом смысле слова - дикие чудовища?
- Р-разумеется, нет, - заикаясь, ответил Тристан.
- Правда? - Неожиданно мягкий голос стал ледяным. - А как ты предлагаешь это предотвратить? Ты не смог убедить их объединиться, прежде чем началось массовое кровопролитие. А когда разразится настоящая трагедия, как ты соберешь армию, которая остановит каннибалов? К тому моменту, когда фирболги доберутся до границ твоих центральных земель, будет уже слишком поздно что-либо предпринимать. Они захватят весь Бет-Корбэр, Ярим и, возможно, Сорболд. Они сожрут тебя заживо или отгонят к морю.
Чернильница и несколько книг полетели на пол, такой яростной была реакция лорда Роланда.
- Нет!
Голос священника снова зазвучал ласково, когда черные чернила, словно запекшаяся кровь, образовали лужицу на светлом полу.
- А у тебя есть характер. Видишь, я не ошибся. Кажется, ты именно тот, кто нужен.
Несмотря на мягкое выражение глаз своего собеседника, Тристана вдруг зазнобило.
- Для чего?
Священник подвинул свой стул и сел напротив Тристана.
- Для того чтобы вернуть в Роланд мир и безопасность. Ты наделен храбростью и сможешь положить конец хаосу и занять трон. Если бы ты правил всем Роландом, а не только провинцией Бетани, ты получил бы контроль над армиями, которые сегодня безуспешно попытался призвать себе на помощь. Твои друзья-герцоги могут отказать лорду-регенту. Они не смогут противиться воле короля. Ты имеешь полное право на корону, Тристан, даже больше многих других.
- Меня в этом убеждать не нужно, ваша милость, - с горечью в голосе ответил Тристан. - Но если случившееся сегодня утром не является для вас достаточным доказательством, должен вам сказать прямо: остальные регенты совсем не уверены в том, что я имею бесспорное право на трон.
Священник улыбнулся и медленно поднялся со стула.
- Предоставьте это мне, милорд, - произнес он тихо, и его слова согревающим бальзамом пролились на душу Тристана. - Ваше время обязательно наступит. Только будьте готовы действовать, когда оно придет.
Он неспешно подошел к двери, открыл ее, а затем оглянулся через плечо:
- И еще, милорд.
- Да?
- Вы подумаете над тем, что я вам сказал?
Лорд-регент кивнул. Верный своему слову, когда герцоги и религиозные лидеры покинули Бетани, он думал над словами священника. По правде говоря, ничто другое вообще не шло ему в голову.
Сомнения и надежды, посеянные в его душе Главным жрецом, дали ростки и быстро захватывали все его существо, опутывали, словно стебли синнебары, вьющегося растения, которое он когда-то изучал. Оно представляло собой превосходную ловушку - казалось совершенно безобидным, пока жертва не пыталась от него освободиться. Тогда оно сжимало животное с такой силой, что оно теряло способность сопротивляться. Ощущения, которые испытывал Тристан, обдумывая предложение священника, были пугающе похожими.
Только ночью они отступали перед другой, более сильной и старой страстью - ненасытным желанием обладать женщиной, ради которой он пожертвовал всем, включая единственную любовь своей жизни. Даже сейчас, после всего случившегося, он продолжал мечтать о Рапсодии.
Во сне, окутанная теплом огня, она звала его. Ему чудилось, будто он занимается с ней любовью, яростно, страстно, заглядывает ей в глаза, а в душе у него грохочет гром, но вдруг он видит другое лицо, старше, такое знакомое, с едва заметными признаками возраста... золотые локоны превращаются в рыжие.
Перепачканные запекшейся кровью.
Он просыпался в холодном поту, дрожа от пережитого, мечтая о том, чтобы она перестала приходить к нему во сне, чтобы ему удалось найти способ изгнать этого прекрасно го демона.
Лорд Роланда не знал, что только страсть к ней, глубокая, поглотившая всю его душу, спасла его от власти другого, страшного и темного демона.36Холодные каменные ступеньки, ведущие в беседку, блестели в рассеянном солнечном свете. Рапсодия потратила немало сил, чтобы убрать грязь, скопившуюся здесь за прошедшие века, и счистить с мраморных колонн мох и черную сажу, но она решила, что не зря старалась. Маленькая беседка сверкала, словно священный храм, в обрамлении зелени подземной пещеры.
Она все утро работала в саду. Джо и Грунтор приехали ее навестить. Джо, потому что Рапсодия ужасно по ней скучала, а Грунтор сопровождал младшую сестру, поскольку она сама не нашла бы подземное царство Элизиум. Она даже не могла отыскать Кралдурж, поляну над гротом, которую фирболги считали заколдованной, не говоря уже о скалах, охранявших ее, сколько бы раз ни бывала в тех местах. Они часто шутили по этому поводу, но Джо, не смотря на все усилия, никак не удавалось запомнить дорогу.
Они поели в саду, где роскошные цветы, выращенные Рапсодией, наполняли воздух изысканными ароматами, радуя глаз многообразием красок. Джо почти все время молчала, не в силах оторваться от созерцания сада и пещеры у них над головой, пораженная скорее необычностью этого зрелища, чем его красотой. Сталактиты, сверкающий водопад, яркие краски потрясли ее воображение. Грунтор сообщил Рапсодии все новости, они много шутили, и Джо иногда смеялась вместе с ними.
В общем, они приятно провели время, и Рапсодия пожалела, что обед подошел к концу. Но Грунтор встал, деликатно вытер клыкастую пасть салфеткой и похлопал Джо по голове:
- Все, малышка, нам пора домой. Еда была потрясающая, герцогиня.
Рапсодия обняла сначала его, а потом Джо, и они направились к озеру, весело болтая по пути.
Пока Грунтор готовил лодку, Рапсодия отвела Джо в сторону:
- Ну? Ты подумала о том, чтобы поселиться здесь со мной?
- Я думала, - смущенно проговорила Джо. - Пойми меня правильно, Рапс. Я ужасно по тебе скучаю, но мне кажется, я не смогла бы здесь жить.
- Я понимаю, - кивнув, сказала Рапсодия.
- Ты же знаешь, я даже не могу найти это место. Будет у тебя лишняя проблема.
- Я все понимаю, Джо. Постараюсь почаще тебя навещать, если только Акмед не отдал кому-нибудь мою комнату.
- Еще не отдал, но он постоянно твердит, что скоро распродаст всю твою одежду. - Джо фыркнула, когда Рапсодия весело расхохоталась. - Мне нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли, - сказала Джо. - А ты отдашь мне комнату с башней?
- Все, что пожелаешь, - ответила Рапсодия и снова ее обняла. Она видела, что Грунтор уже готов отправиться в путь. - Не торопись. У нас полно времени. Думай сколько понадобится.
Джо улыбнулась и, поцеловав ее в щеку, помчалась к Грунтору, который ждал в лодке. Она еще долго махала рукой Рапсодии, пока они плыли на другой берег озера. Наконец, когда они скрылись из вида, Рапсодия тяжело вздохнула. Все, больше откладывать нельзя.
Вечер наступил, она слышала, как поют птицы на крошечных деревьях, которые она посадила совсем недавно. Они сумели найти дорогу в ее подземное королевство, и время от времени Рапсодия видела птиц у себя в саду или на берегу озера. В мире наверху солнце собиралось отправиться на покой, а под землей, в Элизиуме, уже смеркалось.
Рапсодия сделала глубокий вдох и заставила себя успокоиться. То, что она собиралась сделать, могло обернуться против нее и против всех, кого она любила, - среди прочего пострадал бы и Элизиум, считавшийся местом, где никому ничто не угрожает. Ее пугала одна только мысль, что, если она ошиблась, пострадают ее друзья, хотя, как ей казалось, она сказала Акмеду правду касательно надежности их положения.
Она прошла через сад и медленно поднялась по ступенькам в беседку. Оказавшись внутри, она огляделась по сторонам, в который раз не в силах сдержать восторг перед красотой пещеры. Закрыв глаза, она прислушалась к музыке водопада, струи которого с мелодичным перезвоном падали в озеро. Затем она замерла на месте и постаралась вспомнить лицо, увиденное на лесной поляне, и смущенную улыбку. Лицо с глазами дракона.
Высоким чистым голосом она пропела его имя. Оно было длинным, и ей потребовалось время, чтобы выговорить его целиком, но когда она закончила, оно зазвенело, точно колокольчик, в ее подземном гроте. Беседка, расположенная особым образом, усилила ее голос, и песня повисла над озером, а потом начала вращаться, набирая скорость. Рапсодия снова ее пропела, затем прибавила четкое указание, куда он должен идти, ноту, за которой следовать. Она приведет его сюда, в это скрытое от посторонних глаз место, где, если он откликнется, его ждет исцеление.
После того как она закончила, песня еще мгновение повисела в воздухе, а затем поднялась, выбралась сквозь стену наружу и умчалась прочь, но Рапсодия слышала ее отзвук в ночи - она неслась к тому, кому предназначалась.Эши снилась Рапсодия, он проснулся, услышав ее голос, звавший его по имени. Он потряс головой и устроился поудобнее под деревом, под которым спал.
Она приходила к нему во сне почти каждую ночь. Танцевала, раскинув руки в стороны, словно крылья, подчиняясь порывам ветра и легко ступая по заросшей вереском пустоши. Затем ее подхватывал ветер и уносил в пропасть глубокого каньона. Он звал ее по имени, но его вопль тонул в реве стихии. Тогда он мчался к краю, смотрел вниз, но никак не мог ее увидеть.
А в следующее мгновение он слышал ее голос, она произносила его имя, и, обернувшись, он видел, что она снова стоит посреди пустоши, в черном платье, черная лента удерживает волосы, на стройной шее медальон, она протягивает к нему руку. Он пытается поймать ее в темноте... и просыпается.
Сначала Эши проклинал эти сны. Пробуждение всегда было для него мучительным, он испытывал почти невыносимую боль в груди, которая мгновенно охватывала все его существо и набирала силу, когда исчезали остатки сна. И, теряя ее всякий раз с наступлением утра, он с трудом справлялся с отчаянием.
Впрочем, довольно скоро он стал с нетерпением ждать ее ночных визитов. В королевстве леди Роуэн, Ил Брэдивир, хранительницы снов, Рапсодия принадлежала ему почти каждую ночь. Она знала о его чувствах и с радостью отвечала на них взаимностью, спала в его объятиях, занималась с ним любовью и ничего не боялась. Порой приходили кошмары, в которых она становилась далекой и холодной, или Эши никак не мог до нее дотянуться. Однажды ему приснилось, что он искал ее долго и мучительно и в конце концов обнаружил в спальне короля фирболгов, но, как ни старался, не сумел уговорить уйти оттуда. Он проснулся в холодном поту и с головной болью, преследовавшей его потом долгое время.
Но хуже всего были ночи, когда она ему не снилась. Как-то раз она не приходила к нему три ночи подряд, и он испытал такое отчаяние, что, выполнив очередное задание, тут же отправился в свой маленький домик за водопадом.
Открыв дверь, Эши почувствовал ее аромат, он остался на простынях и белье, которое она для него выстирала и аккуратно сложила в шкафу. Он вытянулся на постели, вспомнив их последнюю ночь вместе. Рапсодия лежала, обхватив подушку, точно маленький дракончик, и Эши с грустью вспомнил, как утешал ее, пытаясь спасти от вечных кошмаров. Той ночью Рапсодия снова ему приснилась, она пела лиринским детям и сама ждала ребенка.
Эши снова услышал ее голос, она звала его не по имени, которое она знала, Рапсодия произнесла его настоящее, полное имя.
"Гвидион ап Ллаурон ап Гвиллиам туата д'Энвинан о Маносс, приди ко мне".
Имя было проклятием всей его жизни: в детстве - из-за длины и ассоциаций, которые оно вызывало, теперь - потому что могло привести к нему демона. Он никогда не считал свое имя красивым, пока оно не примчалось к нему на крыльях ветра, произнесенное голосом, звучавшим в его снах.
Сначала Эши решил, что ему снится сон, но голос продолжал звать, тихо и настойчиво, медленно отступал, зовя его за собой, в место, которого Эши не знал.
"Это может быть демон", - подумал он.
Ф'дор уже пробовал заманить его в ловушку таким способом. Но сейчас голос не умолял, не упрашивал, он просто звал, мягко и одновременно твердо.
"Гвидион, приди ко мне".
Кто открыл ей его имя? Для всего мира и самой истории он умер много лет назад. Только отцу известно, что он жив, а сам он предпринимает всевозможные предосторожности, чтобы его никто не увидел, когда он входит в дом Ллаурона через потайную дверь. Семья и друзья тоже считают, что Гвидиона больше нет на свете. Иными словами, его жизнь закончилась тогда, двадцать лет назад. Никто не знал, никто, кроме, возможно, ф'дора. И чем больше Эши думал о звучащем призыве, тем больше убеждался в том, что это дело рук демона.
"Гвидион".
Эши встал и стряхнул остатки сна. Как и всегда, тут же вернулась боль, но почему-то голова была яснее, чем обычно. Он подумал об отце и отчете, которого тот ждет, он подумал о последнем пограничном конфликте и о том, что ему снова не удастся найти ему объяснения. И закрыл свое сознание, отгородившись от всего постороннего, чтобы на строиться на зовущий голос. Рапсодия. Он знал ее голос, помнил каждую интонацию, каждую песню и каждую молитву. Он должен откликнуться на ее призыв и не думать о риске.Рапсодия шила у огня, окутанная тенями ранних сумерек, когда почувствовала, как ее охватывает какое-то диковинное ощущение. Она сразу поняла, что Эши пришел в Элизиум, хотя и не могла бы сказать, откуда у нее взялась такая уверенность. Вскочив, она бросилась из своей спальни в комнату с башней и уселась возле окна, внимательно вглядываясь в темные воды озера и стараясь увидеть лодку, которая привезет его к ней. Прошло пять дней с тех пор, как она пропела его имя, и ее удивило, что он откликнулся так быстро. Наверное, он был где-то рядом, когда песня его нашла.
Но тут внутри у Рапсодии все похолодело и сердце начали терзать сомнения, ведь она не могла знать наверняка, кому именно откроет двери. Она надеялась, что на истинное имя сможет откликнуться только Эши, но она видела Ракшаса и знала, на что он способен, и потому не хотела стать жертвой ошибочных надежд. Она спустилась вниз, чтобы встретить своего гостя.
Проходя мимо зеркала, она посмотрела на свое отражение, ожидая увидеть сильную и уверенную в себе женщину, и поморщилась, расстроенная. Сегодня она надела белую льняную блузку, отделанную голубым кантом под цвет шерстяной юбки. Лента точно такого цвета стягивала ее роскошные волосы. Она ужасно походила на ученицу, но переодеваться было уже поздно.
Рапсодия в нетерпении расхаживала перед камином в гостиной, тщетно пытаясь успокоиться. Она вспомнила все доводы, которые ей приводили Акмед и Грунтор, когда возражали против ее идеи позвать Эши.
"Вот-вот. Именно с этой проблемой я и столкнулся, имея дело с намерьенами, со всеми, включая Эши. Они лжецы. На Серендаире мы, по крайней мере, знали, кто поклоняется богам зла, поскольку они не скрывали своих взглядов. Здесь же, в этом новом, извращенном мире, даже те, кто стоят на стороне добра, являются расчетливыми хитреца ми, старающимися использовать других для достижения собственных целей. Вспомни, что устроили здесь "хорошие" Король и Королева, Гвиллиам и Энвин. А ты хочешь преподнести себя на тарелке с голубой каемочкой величайшему из лжецов".
"Если и так, это мой выбор. Я все-таки рискну и умру или останусь жить, приняв решение добровольно и с открытыми глазами".
"Ошибаешься. Мы все можем погибнуть, не забывай, ты рискуешь не только собой, ты ставишь на кон наш нейтралитет, и если сделаешь неправильную ставку, проиграем мы все".
Рапсодия отчаянно сражалась с паникой, грозившей захватить все ее существо.
- Пожалуйста, пусть я буду права, - прошептала она. - Пожалуйста, я не имею права ошибиться.
Она ничего не должна Эши - ни верности, ни дружбы, она ничего ему не обещала. В отличие от Джо и двоих болгов.
"Ой говорит, давайте его прикончим. А если мы ошибемся и заявится другой, и его тоже".
"Нельзя же убивать людей только потому, что ты не знаешь, прав ты или нет".
"Это еще почему? Очень даже верный способ. Серьезно, мисси, если ты ни в чем не уверена, нам нельзя рисковать" .
В дверь Элизиума постучали.37Почти сразу же, как Эши ступил на земли болгов, он испытал благоговение. Его потрясение становилось все глубже по мере того, как он следовал за голосом, минуя темные горы и пустоши, в самое сердце Скрытого королевства. Он остановился только раз, чтобы спрятаться от патруля, а затем снова устремился вперед, влекомый любимым голосом.
Когда он вышел на поле в Кралдурже, голос зазвучал сильнее и четче. Эши оглядел окружавшие его со всех сторон скалы и сразу понял, что никогда сам не нашел бы этого места, не помогло бы даже чутье дракона. Эши вдруг почувствовал, как его охватывает ощущение мира и покоя.
"В моем доме ты тоже будешь в безопасности".
"В Котелке? Нет уж, спасибо".
"Мой дом находится в другом месте. И готова спорить, что найти его еще труднее, чем твою хижину".
Он спускался в пещеру, не переставая удивляться тому, что видит. Озеро с прозрачной, словно хрустальной, водой, весело резвящийся водопад, сверкающие сталактиты и сталагмиты - и ощущение какого-то особого волшебства.
Но больше всего его поразила исполненная радости песнь пещеры, которая не имела ничего общего с землями болгов. Она пронизывала все вокруг, касаясь сознания Эши гармоничной, тихой мелодией. Это может быть только Рапсодия, решил он. Если бы здесь еще до болгов жили Энвин с Гвиллиамом - хотя бы недолго, - то все вокруг было бы пропитано ненавистью и яростью, которые превратили в безжизненную пустыню старые земли намерьенов. На него снизошло умиротворение, значит, она здесь.
Когда показался маленький домик, Эши понял, что не ошибся. Он чувствовал: она внутри, переходит из комнаты в комнату, и ее сопровождает облако мягкого тепла. Огни домика весело сверкали в сгущающихся сумерках, из каменной трубы поднимался дым. Живущий в нем дракон успел заметить все детали окружающего пейзажа - начиная от мерцающей в полумраке беседки с золотой клеткой для птиц, где продолжало витать эхо его имени, и кончая садом с пышными ранними цветами. Здесь царила такая красота, что, казалось, она может победить боль, которую он постоянно носил с собой.
Эши сделал глубокий вдох. Он решил сказать ей о своих чувствах и положить конец намерьенской игре в молчанку. Здесь самое подходящее место, чтобы это сделать, и самое подходящее время - если оно вообще когда-нибудь наступит.
Рапсодия открыла дверь. Он стоял на пороге, перекинув через руку плащ, смущенно улыбаясь, как тогда, в лесу, когда он открыл ей свое лицо. Рапсодия посмотрела ему в глаза и увидела, что зрачки у него по-прежнему вертикальные. И вдруг она вскрикнула. Борода исчезла, лицо Эши было гладко выбрито, совсем как в Сепульварте. Он мгновенно перестал улыбаться.
- Что-нибудь случилось?
Рапсодия еще несколько секунд на него смотрела, а по том покачала головой:
- Нет, извини. Ничего не случилось. Входи, пожалуйста. Я вела себя непростительно грубо.
Эши вошел в гостиную и огляделся по сторонам. Неожиданно уютная обстановка комнаты пробудила в нем тоску, желание чего-то, а чего, он и сам не смог бы сказать.
Он сразу понял, что гостиная обставлена с любовью - цветной шерстяной ковер и два стула у камина в одном углу комнаты, маленький диванчик - напротив. Всюду, куда ни бросишь взгляд, вазы с цветами, простые, но очень красивые предметы украшают стены, аккуратно расставлены на столах. Музыкальные инструменты убраны в шкаф из вишневого дерева, отделанного изнутри пробкой. В воздухе витал аромат трав и мыла, к которому добавлялся запах ванили. Эши сделал глубокий вдох.
- Хорошо у тебя здесь.
- Спасибо.
Рапсодия автоматически потянулась, чтобы забрать у него плащ, но только когда он протянул его, сообразила, какую совершила ошибку. И не могла поверить что Эши его отдал. На ощупь он показался ей прохладным и словно источал туман, но в остальном ничем не отличался от самых обычных плащей. Повесив его на крючок около лестницы, Рапсодия повернулась к гостю:
- Что стряслось с твоей бородой?
Эши посмотрел в огонь и улыбнулся:
- Один человек, чьим мнением я очень дорожу, счел, что без нее я буду выглядеть лучше:
- А-а, - протянула Рапсодия и смущенно замолчала, не зная, с чего начать.
- Ну? Ты меня звала? - повернувшись к ней, спросил Эши.
- А-а, - снова начала Рапсодия, но заставила себя ус покоиться. - Да. Надеюсь, тебе не пришлось бросить из-за меня важные дела.
- Зачем я тебе понадобился?
Рапсодия оперлась о перила лестницы.
- По правде говоря, у меня к тебе два дела. Первое находится наверху, у меня в спальне. Ты не против подняться?
Эши с трудом сглотнул, стараясь справиться с возбуждением и желанием, которое охватило его в тот момент, когда она открыла ему дверь.
- Не против, - ответил он, и его голос прозвучал не естественно напряженно.
Рапсодия ему улыбнулась, и все его существо отозвалось на ее улыбку - как, впрочем, происходило с ним всегда. Он начал подниматься вслед за ней по лестнице, предварительно пристроив свой меч на стойке у двери.
Они вошли в очень красивую спальню, убранную с большим вкусом вещами, которые любила Рапсодия. За чуть приоткрытой дверцей шкафа Эши заметил аккуратно раз вешенные платья мягких цветов, ни одного из которых он ни разу на ней не видел. В дальнем углу устроилась ширма, расписанная теми же приглушенными тонами заката, что и кувшин с тазиком около умывальника. Возле камина устроилась медная подставка для дров. Рапсодия подошла к украшенной резьбой каминной полке, взяла два портрета и протянула их Эши.
На одном из портретов, написанных маслом, были изображены мальчик-подросток и маленькая девочка. Оба очень красивые, оба явно из аристократического рода, девочка светлокожая и светловолосая, мальчик немного потемнее. Словно в противовес первому портрету, со второго, нарисованного углем, весело ухмылялись грубые лохматые рожицы малышей-фирболгов. Эши вопросительно посмотрел на Рапсодию.
- Мои внуки, - пояснила она и внимательно посмотрела на него своими изумрудными глазами.
Эши продолжал удивленно на нее глядеть.
- Ах, да, - проговорил он через несколько минут. - Ты о них рассказывала. Теперь я вспомнил.
- Мне кажется, что этих ты особенно хотел бы видеть, - сказала она мягко и показала на портрет, написанный масляными красками. - Перед тобой дети лорда Стивена.
Как она и предполагала, на глаза Эши навернулись слезы, и он тяжело опустился на диванчик, стоящий перед камином. Значит, он их никогда не видел, даже не знал об их существовании, очевидно Ллаурон не посчитал необходимым держать своего сына в курсе важнейших событий в жизни его лучшего друга. У Рапсодии заныло сердце. На клонившись через спинку диванчика, она положила руку Эши на плечо, а другой показала на портрет:
- Малышка Мелисанда родилась в первый день весны, она вся словно наполнена солнечным светом. Ее брат гораздо спокойнее и серьезнее, больше погружен в себя, но когда он улыбается, в комнате становится светлее, будто в нее заглянуло солнышко. Его день рождения приходится на последний день осени. - Она помолчала, стараясь подготовить его к своим следующим словам. - Его зовут Гвидион.
Эши посмотрел на нее, и в глазах у него промелькнуло непонятное Рапсодии выражение. Он долго не сводил с нее глаз, а потом перевел взгляд на портрет.
- Хочешь почувствовать, какие они? - спросила она, и Эши рассеянно кивнул.
Рапсодия положила ему на плечо вторую руку и запела песню, которую сочинила для детей лорда Стивена, когда впервые с ними познакомилась, песню, идеально раскрывавшую их суть. Мелодия Мелисанды была легкой, воз душной и непредсказуемой, повторяющийся мотив Гвидиона, глубокий и печальный, с каждым новым кругом становился все сложнее. Закончив, она взглянула на Эши и обнаружила, что он плачет. Расстроенная Рапсодия обежала вокруг диванчика и опустилась перед Эши на колени.
- Эши, извини меня, я не хотела тебя огорчить.
Эши посмотрел на нее и смущенно улыбнулся:
- Не нужно извиняться, Рапсодия, ты меня не огорчила, наоборот, спасибо тебе.
- Думаю, теперь я могу сказать то, что хотела, - продолжала Рапсодия, когда он вытер глаза тыльной стороной ладони. - Я знаю, кто ты такой. - Эши устало кивнул. - Я хочу сказать, что мне совершенно точно известно, кто ты, Эши.
- И кто же?
- Давай не будем играть в игрушки - немного рассердившись, ответила Рапсодия. - Мне известно, что тебя связывает с лордом Стивеном. Мне известно твое полное имя, и я смогла тебя призвать. Полагаю, это означает, что оно известно мне во всех деталях и мелочах.
- Верно, означает, - вздохнув, не стал спорить Эши.
- Тебя это беспокоит?
- По правде говоря, не очень, - покачав головой, ответил Эши. - Я даже испытал облегчение.
- Ну, до наступления ночи я надеюсь порадовать тебя еще не раз.
- Это как?
- Скоро узнаешь. Сначала я должна рассказать тебе кое-что очень важное.
Эши кивнул и встретился с ней глазами:
- Я слушаю.
Рапсодия тоже кивнула:
- Я приняла решение, а поскольку оно имеет непосредственное отношение к тебе, мне представляется, что ты имеешь право о нем узнать.
- Да?
Рапсодия сделала глубокий вдох и продолжала:
- С меня достаточно намерьенских тайн. Я решила, что могу тебе доверять, и, по правде говоря, мне плевать, ошибаюсь я или нет. Я буду тебе другом вне зависимости от того, друг ты мне или нет. И в этой роли намерена заботиться о тебе и защищать тебя ценой своей жизни. Я готова сражаться со слугами Подземного царства, чтобы спасти тебя. Точно так же я готова пожертвовать собой ради Акмеда, Грунтора или Джо. Если ты меня обманываешь и у тебя гнусные планы, пожалуйста, ничего не говори. Я бы предпочла, чтобы ты прикончил меня прямо сейчас, чем предал потом. Ты не должен отвечать мне взаимностью, просто делай, что я скажу. Пожалуйста, дай мне руку, я надену тебе кольцо.
- Что?
Рапсодия смущенно закашлялась.
- Кажется, я немножко поторопилась. Я буду тебе чрезвычайно признательна, если ты наденешь этот перстень. - Она протянула ему кольцо, данное ей Патриархом, кольцо, в котором содержались мудрость и могущество его священного сана и великие целительные силы. 
Эши удивленно уставился на Рапсодию:
- Где ты его взяла?
- В Сепульварте. Я защищала Патриарха и сражалась с Ракшасом, когда он атаковал... да, боюсь, это была я. - Новость о поединке распространилась по Роланду, словно лесной пожар, и Рапсодия не сомневалась, что Эши ее уже слышал. - Никто не знает, что Его Преосвященство передал мне свой перстень той ночью. Он просил меня сберечь его, охранять ценой собственной жизни и вручить тому, кто, на мой взгляд, будет его достоин. Я дала клятву заботиться о тебе, а поскольку мне известно, что перстень тебя излечит, я его отдаю тебе. Надень его.
Эши не сводил с нее глаз.
- Да, кстати, - продолжала Рапсодия. - Я знаю про Ракшаса. И убью его, чтобы вернуть тебе часть души, которая находится у него. Затем ты сможешь стать Королем намерьенов, а я помогу тебе объединить королевство.
- Я не знаю, что и сказать.
- А зачем что-нибудь говорить? Я попросила тебя - надень кольцо.
- Ты не понимаешь, какой драгоценный дар преподносишь мне.
Рапсодия сердито нахмурилась:
- Похоже, ты думаешь, будто я полная дура, Эши.
- Я... я совсем так не думаю. Наоборот, я...
- Этот перстень я нашла не на чердаке в сундуке со старой одеждой и не купила на рынке, я получила его из рук самого Патриарха в ночь ритуала Священного Дня, ритуала, свидетельницей которого я стала. Неужели ты думаешь, он отдал бы мне такую важную вещь, самое дорогое, что у него было, если бы я не понимала ее значения?
- В таком случае, ты, наверное, не понимаешь, что мой отец...
- ...возглавляет религиозный орден, который придерживается иных постулатов веры, и что наступит день, когда ты к нему, возможно, присоединишься. Да, я все понимаю. А тебе известно, что когда намерьены прибыли сюда с Серендаира, у них была только одна религия - нечто среднее между ныне существующими, и что разделение произошло после войны? Если ты собираешься воссоединить намерьенский народ, тебе придется обратить внимание и на разные религии, дабы попытаться объединить и их тоже. Я видела священные ритуалы в обеих церквях, они гораздо ближе друг к другу, чем ты думаешь. Зачем нужны и Патриарх, и Главный жрец? Почему бы тебе не стать и тем и другим? Или почему бы намерьенскому Королю не возглавить оба религиозных ордена, а внутренние вопросы предоставить решать священникам. Признать право людей жить в мире, где существуют различные верования, но при этом оставаться единым народом;
Она замолчала, и Эши недоверчиво на нее посмотрел, а потом встал и подошел к окну.
- Что? - спросила она.
- Ты просто потрясающая.
- В каком смысле?
Эши покачал головой:
- Но иногда ты меня пугаешь. Восхищаешь и пугаешь одновременно.
- Я ничего не понимаю.
Эши снова опустил голову, и отсветы огня, весело пылающего в камине, заиграли на его волосах. Он несколько минут не шевелился, словно собирался с мыслями, глубоко дышал; Рапсодия вдруг подумала, а вдруг он болен?
- Как ты узнала про меня?
- Было не просто, - ответила она, скрестив руки на груди. - Ты-то мне не помогал. Так что давай проверим, все ли я правильно понимаю, Эши. Или мне следует называть тебя Гвидион ап Ллаурон ап Гвиллиам и так далее?
- Нет, благодарю тебя, Эши вполне достаточно.
- Ты сын Ллаурона, единственный внук Гвиллиама и Энвин, а еще кирсдаркенвар по материнской линии. Ты также являешься маносским аристократом, главой дома Ньюлэнда, единственным законным наследником намерьенского трона, если намерьенам удастся объединиться. 
На лбу Эши выступили капельки пота.
- Ты уверена?
Сочувствие, которое звучало в голосе Рапсодии, смешалось с едва заметным раздражением.
- Не перебивай меня, мне пришлось выяснять все это без твоей помощи, так что ты просто слушай и жди своей очереди. Уверена ли я? Нет, нисколько. Когда я буду в чем-то уверена, я тебе об этом сообщу. Но у меня имеются серьезные основания подозревать, что я права, а посему постарайся больше меня не перебивать, если только ты не захочешь что-нибудь исправить. Понятно?
- Да, - ответил Эши и, улыбнувшись, опустил глаза.
- Двадцать или около того лет назад ты попытался убить демона из старого мира, прибывшего сюда на корабле Гвиллиама, и он вырвал у тебя кусок души, заставив постоянно страдать и обеспечив себе способ найти тебя в любой нужный ему момент. Ты спрятался, заставив всех думать, будто ты умер. А сам странствовал по миру, закутавшись в свой туманный плащ и пытаясь найти человека, в котором поселился ф'дор, чтобы положить конец всем конфликтам и раздорам. Прошу меня простить, но ты потерпел поражение как в одном, так и в другом.
Тем временем демон, захвативший твою душу, создал существо, похожее на тебя, как две капли воды, оно обладает частью твоей души, но рождено из крови ф'дора. Именно это чудовище виновно в том, что страна находится на грани войны, и если кто-нибудь из встретившихся с ним и останется в живых, всю вину за кровопролитие и необъяснимые по жестокости атаки на мирные деревни возложат на Гвидиона ап Ллаурона и так далее - если, конечно, еще не забыли, как ты выглядишь. Впрочем, это маловероятно.
Далее, я полагаю, что демон не знает наверняка, жив ли ты. Тем не менее Ракшас ищет тебя, выполняя приказ своего господина, возможно, чтобы перебраться в тебя и сделать своим рабом. Он не оставляет надежды тебя отыскать, вот почему ты не снимаешь своего туманного плаща. Ну как, я все правильно рассказываю?
Эши едва заметно кивнул.
- Да, и еще мне известно, что тебя практически исцелили лорд и леди Роуэн. И что ты стал драконом, по крайней мере частично. Вот как тебе удалось узнать, в каком из тысячи лесных домиков я найду Гэвина.
- И как ты намерена использовать свое знание?
- Ну, во-первых, - сказала Рапсодия, и у нее в глазах зажглись веселые искорки, - буду надеяться, что ты меня не прикончишь прямо на месте.
- Думаю, в настоящий момент тебе ничто не угрожает.
- Отлично. Ну и, как я уже говорила, в мои планы входит тебе помочь. Мне кажется, я уже объяснила, каким образом, но ты так и не надел перстень.
- Я знаю.
- Боишься?
- Немного.
- Почему?
- Я надеялся услышать от тебя совсем другие слова, - вздохнув, сказал Эши.
Она улыбнулась, и в глазах у нее появилось любопытство.
- Правда? А что ты надеялся услышать?
- Если честно, понятия не имею. Я подумал, что тебе нужна помощь или ты хотела сообщить мне о своем возвращении.
- Понятно. Слушай, Эши, ты один из немногих людей, кто помог мне получить ответы на некоторые интересующие меня вопросы. Ты мне помог, и я хочу оказать тебе ответную услугу. Я здесь веду ужасно замкнутый образ жизни и большую часть времени провожу с Акмедом и Грунтором, да еще с Джо, - они мои единственные друзья. И вот теперь ты.
Я знаю, ты привык полагаться во всем только на себя, всегда быть в одиночестве и не доверяешь никому, кроме Ллаурона, но я прошу тебя, позволь мне помочь тебе. Мне кажется, тебе нужен друг не меньше, чем мне, может быть даже больше. - Эши улыбнулся. Рапсодия села на диван и похлопала рядом с собой. - Я знаю, ты не хочешь мне доверять, но ты должен, у тебя нет другого выхода. Рано или поздно демон застанет тебя врасплох. Тебе нужен надежный человек, который будет присматривать за твоей спиной. Кроме того, ни одна женщина не должна так долго умолять мужчину надеть кольцо - это унизительно.
Эши рассмеялся, подошел к дивану и сел рядом с Рапсодией, взяв ее за руку.
- Как бы я хотел найти правильные слова, чтобы тебе ответить.
- Я уже сказала, не нужно ничего говорить. Прошу тебя, Эши, просто надень кольцо. Это первый шаг, ты должен снова стать самим собой. Сначала ты исцелишься и перестанешь страдать, боль уйдет, а потом я убью Ракшаса. Вот, держи. - Она снова протянула ему кольцо.
Эши взял перстень, лежавший у нее на ладони, и сжал его в руке. Он чувствовал, как в нем пульсирует огромное могущество, и боль отступила. Он снова посмотрел на женщину, сидящую на диване рядом с ним, в ее глазах застыло ожидание. Его израненная душа кричала, что это иллюзия, что все слишком хорошо и не может быть правдой.
"Ловушка, - шептал дракон. - Ее послал демон, она захватит нас в плен. Будь настороже".
Но одновременно дракона завораживала сила кольца. Больше всего на свете Эши хотелось верить Рапсодии. Он с трудом сглотнул и надел перстень.
Сначала он ничего не заметил, никаких перемен. Через несколько мгновений у него возникло ощущение, будто вокруг падают легкие снежинки. Эши поднял голову, но ни чего не увидел. Потом словно теплый плащ окутал его плечи, и он почувствовал, как снизу, из земли, поднимается могучая сила и наполняет все его существо. Дракон, живущий в нем, сразу понял, что, хотя прошло совсем немного времени, волшебное кольцо полностью исцелило Эши, залечив все его раны. В тот момент, когда сила пронеслась по его обновленному совершенно здоровому телу, наполнив собой кровь и очистив помыслы, он вознесся на новую ступень понимания мира - кольцо подарило ему всю хранившуюся в нем мудрость.
Он снова посмотрел на Рапсодию, с благоговением наблюдавшую за происходящим, и внутреннее чутье подсказало ему, что она не имеет никакого отношения к демону, что она его не обманула. И тогда глаза его наполнились слезами, а с губ сорвался громкий мучительный стон.
Радостное удивление на лице Рапсодии тут же сменилось беспокойством.
- Что с тобой?
Эши кивком показал, что у него все в порядке, едва заметно улыбнулся и выпустил ее руку. Он почувствовал, как кровь снова вернулась в ее пальцы, и ему стало стыдно за то, что он так сильно их сжимал. С трудом справляясь с волнением, он развязал тесемки рубашки и распахнул ее. Уродливый шрам на груди исчез, вместо него на коже виднелась тонкая полоска розовой кожи. Эши посмотрел на Рапсодию, в прекрасных глазах которой стояли слезы.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила она, улыбнувшись, и в груди у него заныло.
Боли больше не было, у него слегка кружилась голова, он чувствовал себя свободным и счастливым.
- Лучше, - ответил Эши и мысленно лягнул самого себя за невнятный ответ.
- Хорошо. Я рада, что кольцо тебе помогло.
Эши снова не смог выразить словами свои чувства: облегчение, радость, надежду. Разве мог он объяснить ей, что для него означает свобода, возможность впервые за многие годы забыть о боли и страдании и получить шанс на обретение счастья, о котором он не мог и мечтать? Он открыл рот, но не произнес ни единого звука, и дракон выругал его за глупость и беспомощность.
Рапсодия же, наоборот, была совершенно собой довольна.
- Ну, теперь, когда мы с этим покончили, не окажешь ли ты мне услугу?
Эши сделал глубокий вдох.
- Я готов сделать для тебя все что угодно. Все!
Она погладила его по руке.
- Окажи мне честь и подари первое объятие после того, как тебя покинула боль. Я чувствовала себя ужасно тогда, в лесу.
Чтобы не выглядеть полным идиотом, Эши промолчал, лишь протянул к ней руки, и она прижалась к его груди. Он обнял ее крепче, заставив себя думать о другом, только не о ее теле, - он боялся, что дракон лишит его способности контролировать себя. Словно ребенок, который, входя в холодную воду, сначала трогает ее пальчиком, потом ставит одну ногу, за ней другую, так и Эши медленно, постепенно выпускал свои чувства из-под контроля, позволяя себе насладиться ее близостью. Ее волосы пахли утренним лугом, омытым летним дождем. Жесткая ткань блузки хранила тепло ее тела, и у Эши задрожали руки.
Но прежде, чем его захлестнуло жгучее желание, она отодвинулась от него и встала.
- Хочешь чаю? - спросила она. - Я знаю, ты терпеть не можешь мой чай, но можешь заварить сам. Я принесу чайник. Отдохни немного. Я скоро вернусь.
Она ушла и унесла с собой сердце Эши.38Вернувшись с чаем, Рапсодия устроилась на полу возле его ног и протянула ему чашку. Эши сделал глоток, а потом решил все-таки задать мучивший его вопрос:
- Могу я тебя кое о чем спросить?
- Разумеется.
- Зачем ты это сделала?
- Что?
Он вытянул перед собой руку с кольцом.
- Это. Тебе, наверное, пришлось через многое пройти, чтобы его получить.
- Я же тебе объяснила, - смутившись, сказала Рапсодия. - Ради друга я готова на все. Я пыталась тебе растолковать, что для меня значит быть твоим другом, разве нет?
- Да.
- Поэтому я и отдала тебе кольцо.
- А есть еще какие-нибудь причины?
- Для чего?
- Которые сподвигли тебя преподнести мне столь драгоценный подарок и помочь.
- Другие причины? - удивленно переспросила Рапсодия. - Кроме тех, что я тебе назвала?
- Именно. Такие причины есть?
Рапсодия задумалась, разглядывая свои руки, лежащие на коленях.
- Ну, - сказала она через некоторое время, - думаю, есть еще две причины, но они не так важны, как первая.
- Назови мне их, - попросил Эши и посмотрел на нее. Он чувствовал себя ужасно неловко - Рапсодия сидела у его ног, словно служанка у трона короля.
- Я не уверена, смогу ли внятно объяснить, но с тех пор, как я познакомилась с лордом Стивеном и увидела алтарь в его музее, я почему-то перестала верить в твою смерть. И еще - меня охватило необъяснимое желание - нет, необходимость - тебе помочь.
- Алтарь?
- Может быть, я выбрала не слишком правильное слово, но в музее лорда Стивена отведено специальное место, где висит мемориальная доска и хранятся вещи, принадлежавшие тебе. Я спросила его, кем был этот Гвидион, и он рассказал мне часть твоей истории. В тот момент мне стало ясно, что он - то есть ты - жив. Я не знаю, откуда взялась такая уверенность.
Как тебе известно, меня уже довольно долгое время посещают сны и видения Будущего, иногда они бывают пугающе четкими и ясными, и потому я склонна доверять им и своей интуиции. Она подсказала мне, что ты жив и очень страдаешь, и потому меня захватило желание найти тебя и хоть как-то облегчить твою участь. Когда мы впервые встретились, я не знала, кто ты такой, но когда это стало очевидно, я сделала все, чтобы тебе помочь.
- Я не знаю, как выразить тебе свою благодарность. - В глазах Эши появилось незнакомое Рапсодии выражение.
Она почувствовала, что краснеет, хотя и сама не смогла бы сказать, почему. У него такие диковинные глаза; вертикальные зрачки не видны издалека, но стоит на него посмотреть, и сразу понимаешь, что они не такие, как у всех. Возможно, в этом причина его странного взгляда.
- Что еще? Ты сказала, причины было две.
Рапсодия смутилась.
- Тебе будет неловко это слышать. - Она еще гуще покраснела, лишь ее изумрудные глаза сияли, точно молодая зеленая трава.
Эши замер, не в силах надеяться.
- Что?
Рапсодия снова опустила глаза и принялась разглаживать складки на юбке.
- Если все пойдет так, как мы предполагаем, ты рано или поздно станешь Королем намерьенов. А поскольку я тоже намерьенка, ты будешь моим сувереном, а я твоей подданной, следовательно, я обязана тебе помогать.
Выражение, появившееся на лице Эши, заставило ее немного от него отодвинуться. Она увидела разочарование и боль.
- Извини, если я напомнила о чем-то, что заставляет тебя страдать. - Она ругала себя последними словами за несдержанность.
У Эши ушла целая минута на то, чтобы ответить ей. Он изо всех сил старался говорить спокойно и мягко. Ему со всем не хотелось пугать ее силой своих чувств.
- Рапсодия, я не хочу, чтобы ты стала моей подданной.
Она удивленно на него посмотрела, и Эши увидел обиду у нее в глазах.
- Правда?
- Да.
Рапсодия глубоко вздохнула, затем снова опустила глаза, казалось, она вот-вот поймет, что он хотел ей сказать.
- Хорошо, - медленно проговорила она. - Если ты так хочешь, я буду держаться подальше от Роланда. Думаю, я смогу жить здесь. Эти земли принадлежат Акмеду, намерьены не могут на них претендовать. Или я могу уйти в Тириан, Элендра сказала, что всегда готова...
Она остановилась, потому что Эши легко соскользнул на пол и, опустившись рядом с ней, взял ее лицо в руки и поцеловал.
У него были теплые, настойчивые губы. Рапсодия удив ленно раскрыла глаза, и ее длинные ресницы коснулись его щеки. Она замерла в его объятиях, и он невольно ее отпустил, а она с изумлением наблюдала за тем, как на лице у него появляется отчаяние. Тогда Рапсодия встала, отошла в другой конец комнаты и смущенно провела рукой по волосам.
- Знаешь, - через несколько секунд проговорила она, - меня всегда поражало, как далеко готовы зайти люди, лишь бы заставить меня замолчать. Акмед однажды заявил, что насадит меня на вертел, а потом скормит Грунтору, если я...
- Не уходи от ответа, Рапсодия, - тихо проговорил Эши. - Это на тебя не похоже.
- Я не ухожу от ответа, - сказала она, нервно обхватив себя руками. - Просто пытаюсь решить для себя, чье поведение - его или твое - можно рассматривать как крайнюю меру. Знаешь, он ведь даже приправу выбрал.
- Очень страшно. Думаю, он не шутил, - заметил Эши, сердясь на оборот, который принял разговор.
- Я знаю, что он не шутил, - ответила Рапсодия и отвернулась. - Только вот мне неизвестно, шутил ли ты.
- Нисколько.
- Почему? - недоверчиво спросила Рапсодия. - Что все это значит?
Эши наблюдал за ее лицом, на котором недоверие сменилось удивлением.
- Думаю, мне больше не удастся скрывать от тебя правду, Рапсодия. Мне невыносимо слушать, как ты разговариваешь со мной, будто я твой господин, или брат, или незнакомец, которому на тебя плевать, или даже друг.
- А чего ты хочешь?
Эши вздохнул, несколько мгновений разглядывал потолок, а потом посмотрел ей в глаза:
- Я хочу стать твоим любовником, Рапсодия.
К его великому удивлению, Рапсодия успокоилась и даже улыбнулась.
- О, я наконец-то поняла, - ласково проговорила она. - Ты страдал от ужасной боли много лет, а теперь она ушла. Совершенно естественно, что подобные желания возвращаются, когда...
- Не будь дурочкой. - В его голосе звучала такая горечь, что Рапсодия замолчала на полуслове. - Ты оскорбляешь нас обоих. Дело не в том, что я захотел удовлетворить физическую потребность, возникшую после того, как боль меня покинула. Я мечтал об этом с самого начала. О боги! Ты меня совсем не понимаешь.
- Не буду спорить, - сердито согласилась Рапсодия. - А как ты думаешь, в чем причина? Давай-ка посмотрим: сначала ты отказываешься говорить мне о том, чего хочешь, о чем думаешь, я даже не знала, кто ты такой. А потом, когда наконец ты решил сообщить мне, что же тебе от меня нужно, ты определил мне роль "друга" и "союзника". Будь любезен, поправь меня, если я ошибаюсь, - ты упоминал еще одну роль, только я тебя невнимательно слушала? Как же я глупа - не смогла понять, что между другом и любовницей существует неразрывная связь.
Возможно, мне следовало об этом догадаться, когда ты решил, будто я куртизанка, и, продемонстрировав отсутствие воспитания, сообщил мне свои предположения. Или в тот момент, когда ты приказал мне держаться от тебя по дальше, заявив, что ты мне не доверяешь и хочешь, чтобы я оставила тебя в покое. Удивительно, как я могла ничего не понять, ведь нас связывали столь замечательные, близкие отношения, да, Эши? Именно такие разговоры заставляют меня броситься на поиски первой горизонтальной поверхности, чтобы поскорее на нее улечься. - Не в силах больше сдерживать ярость, она отвернулась от него и прижала кулаки к горящему лбу.
Поверить не могу. Ты прав, Эши, я полная дура. Я-то думала, что ты ко мне хорошо относишься, по крайней мере чуть-чуть. А я для тебя всего лишь возможное постельное приключение. Мне было с тобой спокойно и уютно, потому что ты не хотел от меня того, о чем мечтают все остальные, я думала, ты начал мне доверять. Вот еще одно доказательство моей глупости. Мне следовало знать, что доверия я могу ждать только от Акмеда и Грунтора, и больше ни от кого. - Огонь в камине ревел и метался, сочувствуя ее ярости и заливая стены гостиной и портреты на каминной полке сердитыми алыми отсветами. Казалось, даже в глазах внуков Рапсодии стоит немой укор.
Эши несколько мгновений ничего не говорил, лишь молча изучал сложный рисунок на ковре у себя под ногами. За тем он подошел к Рапсодии и встал у нее за спиной, наблюдая за языками пламени, исполняющими сердитую пляску.
Наконец, глубоко вздохнув, он проговорил:
- Нет, Рапсодия, глупость продемонстрировала не ты, оставь эту честь мне. Прошу тебя, положись на собственную интуицию и чувства. Неужели ты сомневаешься в том, что я начал тебе доверять?
Рапсодия не сводила глаз с огня.
- По правде говоря, Эши, правильнее будет сказать: я ничего о тебе не знаю, совсем ничего.
- Умоляю тебя, не говори так, ты этого не думаешь.
Рапсодия повернулась и посмотрела на него, и на лице у нее появилось сожаление.
- Извини, ты же знаешь, я стараюсь никогда не лгать. Эши очень осторожно взял ее за плечи и заглянул в глаза.
- Как ты можешь сомневаться в том, что я тебе доверяю? Посмотри на меня, Рапсодия. Ты меня видишь? - Она едва заметно кивнула. - Ты первый человек, которому я открыл свое лицо за двадцать лет. Даже мой отец его ни разу не видел. Однако я здесь, без плаща, без оружия, полностью в твоей власти. А ведь я не в первый раз открыл тебе лицо. Разве это ни о чем не говорит?
Рапсодия ласково улыбнулась ему, чтобы немного смягчить отчаяние, которое появилось у него на лице.
- Говорит, наверное, - ответила она. - Только вот я не очень понимаю, о чем.
- Я знаю, ты не понимаешь смысла, казалось бы, простых вещей, но ты не можешь представить себе, что я чувствовал, просыпаясь каждое утро, как я мечтал о смерти, зная, что не могу покончить с собой - ведь это мне все равно не поможет. - Эши взял ее за руки и сказал совершенно серьезно: - Где-то разгуливает чудовище, точь-в-точь похожее на меня, владеющее частью моей души, и совершает страшные зверства. Он убивает невинных, и я ничем не могу им помочь, потому что его действия абсолютно хаотичны и не имеют никакой системы, хотя он, вне всяко го сомнения, действует в соответствии с планом, придуманным извращенным, больным мозгом. Всякий раз, когда где-нибудь случается несчастье, я первым делом думаю о нем. Он преследует меня постоянно, не оставляя ни на мгновение.
- В таком случае, как же такой чистой и невинной душе, как твоя, удается осознать происходящее?
Рапсодия хмыкнула, но ироничная улыбка сползла с ее лица, когда она встретилась с Эши глазами. Он спокойно и уверенно смотрел на нее и ответил так, словно совершенно точно знал, о чем говорит.
- Не смейся, Рапсодия, моя душа тут совершенно ни при чем, а вот ты и в самом деле чиста и невинна, даже несмотря на то, что тебе довелось испытать. Ты веришь в людей, которые не имеют никакого права на твое доверие. Ты любишь людей, которые не заслуживают твоей любви. Больше всего на свете ты хочешь найти кого-то, кому могла бы верить; такова твоя природа. Не важно, что тебе пришлось испытать в жизни, не важно, что ты делала, - все это тебя не испортило, словно и не коснулось. Ты будто девственница - душой и телом.
Рапсодия снова рассмеялась.
- Ты и сам не представляешь, какие смешные вещи говоришь, - заявила она. - Если ты ищешь именно этого, то ты обратился не по адресу.
- Я ничего не ищу - вот в чем дело. - Эши оставался совершенно серьезным. - Я прятался, Рапсодия, целых двадцать лет, старался избегать каких-либо контактов с окружающим миром, и у меня неплохо получалось. И вдруг в один прекрасный день, словно из ниоткуда, появилась ты и стала чем-то вроде маяка. Куда бы я ни шел, как бы ни старался выбросить тебя из головы, как бы далеко ни уходил, ты всегда оставалась со мной - на звездах, в воде, в моих снах, в воздухе вокруг меня. Я пытался прогнать тебя из своих мыслей, Рапсодия, но потерпел поражение. Я не смог заставить тебя уйти.
Может быть, мои страхи и то, что я тебя отталкивал, пытался обидеть, заставить тебя ненавидеть меня, были не только попытками разорвать узы, которыми ты меня привязала, но явились своего рода экспериментом - возможно, я хотел проверить, действительно ли ты такая, какой кажешься.
Ты же знаешь: демон подчиняет себе ничего не подозревающего человека и действует через него. Откуда мне было знать, что ты не ф'дор? А вдруг ты искала меня по тем же самым причинам, что и его бесчисленные слуги, которые пустились за мной в погоню двадцать лет назад, желая уничтожить остатки моей души или, того хуже, использовать ее, чтобы творить еще более страшное зло, чем сейчас?
Какой замечательный способ застать меня врасплох - подбросить невинное сердечко, завернутое в изысканную упаковку, обладающее магией старого мира, исчезнувшего под водой еще до того, как был зачат мой отец - разве можно придумать лучшую наживку для дракона? Мои подозрения усилились, когда я узнал, что ты девственница, - итак, какова вероятность того, что передо мной враг?
- Не слишком высокая, - весело ответила Рапсодия. - В данном конкретном вопросе мы имеем дело лишь с формальной стороной дела.
- Это не имеет значения, возразил Эши. - Неужели ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать? Ты совершенство во всем, о чем я - человек или дракон - мог только мечтать. Ты слишком хороша, чтобы быть правдой. Естественно, меня охватили сомнения. Именно страх помог мне оставаться в живых целых двадцать лет.
И вот ты передо мной, предлагаешь мне утешение, хочешь помочь, впускаешь в свое сердце. Трудно поверить, что это правда. И я стал ждать, когда ты раскроешь передо мной свою вторую натуру, предашь меня. Я долго ждал. Естественно, ничего подобного не произошло. Более того, я мог причинить тебе гораздо больше вреда, чем ты мне.
Тогда мое сердце медленно, осторожно начало мечтать о том, чтобы ты оказалась реальной, а твои слова правдой. Оно жаждало этого с той самой минуты, когда я тебя увидел, однако здравый смысл заставлял сердце молчать. Но в конце концов оно больше не выдержало. Ты сказала, что решила поверить мне и принять любой исход - жизнь или смерть. Я тоже понял, что должен все тебе рассказать и молить богов, чтобы своим поступком не вручить остатки собственной души в руки ф'дора.
По правде говоря, Рапсодия, если бы ты меня не позвала, я пришел бы сам. Просто я пытался решить, как лучше раскрыть тебе правду, и, похоже, вел себя как последний дурак, но я больше не мог отмалчиваться. Во всяком случае, не с женщиной, которая не будет лгать даже ради спасения собственной жизни. Разве я мог после этого рассчитывать на то, чтобы стать достойным тебя?
Как ни старалась Рапсодия, ей не удалось сдержаться, и она расхохоталась.
- Извини, Эши, не сердись на меня, - проговорила она, изо всех сил пытаясь успокоиться. - Уж очень забавно звучат твои слова.
- Почему? - удивленно спросил Эши. Рапсодия взяла его руки в свои.
- Ты будущий Король намерьенов, в тебе соединились три королевские линии всех трех намерьенских флотов. Я всего лишь крестьянка из простой семьи. И ты мечтаешь быть достойным меня? Разве не смешно?
- Нисколько, - коротко бросил Эши. - Мне совсем не смешно. Если честно, ты меня удивила, Рапсодия. Мне казалось, уж ты-то должна понимать, что происхождение человека вовсе не делает его достойным уважения.
- Разумеется, когда речь идет о личности. - Рапсодия тоже стала серьезной, не в силах противиться его строгому тону. - Но когда мы говорим о любовниках... Ну, люди вроде тебя берут таких, как я, как правило, чтобы развлечься. И вообще, мне кажется, мы обсудили эти вопросы давным-давно на берегу Тарафеля.
Эши повернулся к каминной полке. Рапсодия видела, что он собирается с мыслями. Он задумчиво взял портрет детей фирболгов и принялся его внимательно разглядывать.
- Я понял, в чем дело, - сказал он, обращаясь скорее к портрету, чем к Рапсодии. - Я не объяснил тебе самого главного, когда сказал, что хочу стать твоим любовником.
Рапсодия снова рассмеялась, хотя и пыталась изо всех сил сдержаться.
- Думаю, я гораздо лучше разбираюсь в сути проблемы, чем подсказывает тебе твое чутье дракона. Ты многого обо мне не знаешь, Эши.
- А ты не знаешь обо мне одной очень важной вещи.
- Только одной?
- Только она имеет значение.
- И что же это?
Эши поднял голову от портрета и посмотрел на нее своими небесно-голубыми глазами:
- Я люблю тебя.
Рапсодия тяжело вздохнула.
- Не нужно вздыхать. - В голосе Эши прозвучало предупреждение. - Не отбрасывай мое признание, Рапсодия. Я знаю, о чем ты подумала.
- Правда?
- Думаю, что знаю, но судить тебе. Ты думаешь, будто я швыряюсь священными словами, как и бессчетное множество других болванов, либо потому, что твоя красота лишила меня рассудка и заставила обманываться насчет своих чувств, либо чтобы заманить в постель. 
- На самом деле...
- Не смей ставить меня в один ряд с безмозглыми идиотами, которые, бросив один взгляд на твое лицо, начинают объясняться тебе в любви, роняя слюни на собственные сапоги. Я не из их числа, Рапсодия. Я полюбил тебя еще прежде, чем увидел, я почувствовал твою магию за много лиг. Как ты думаешь, что я делал в Бет-Корбэре?
- Покупки?
- Нет, милая.
- Тогда понятия не имею. Извини, если я не оправдала твоих ожиданий.
- Я искал тебя, Рапсодия. Искал того, кто воззвал к моему сердцу, когда я находился на Кревенсфилдской равнине в двух лигах от Бет-Корбэра. Я пришел найти тебя, а когда увидел, понял, что пропал. Неужели ты думаешь, я приехал в Илорк ради сомнительного удовольствия постоянно выслушивать оскорбительные нападки Акмеда?
- Ну, это, должна заметить, редкий подарок. Кроме того, вид с Зубов открывается просто замечательный. - В глазах Рапсодии снова зажглись веселые искорки, и на душе у Эши потеплело.
- Конечно, - согласился он, вспомнив, как она бежала по каменистому плато, а потом танцевала с ветром на вересковой пустоши. - Так я прав? - Он улыбнулся, чтобы проверить, действительно ли у нее изменилось настроение, и с удовольствием увидел ее ответную улыбку.
- Относительно чего?
- Относительно того, о чем ты подумала.
- Не совсем, - фыркнув, ответила Рапсодия, отобрав у него портрет своих внуков. - Но спасибо за то, что попытался.
- Тогда о чем?
- Если честно, - сказала она, повернувшись спиной к огню и подставляя ему плечи, - я думала об одном из наших разговоров во время нашего путешествия.
Эши оперся локтем на отполированную до блеска каминную полку.
- Правда? О каком?
- Помнишь, я тебе сказала, что, по-моему, лесники и странники ищут в объятиях женщин не того, что остальные мужчины?
- Да, - ответил Эши, и его лицо смягчилось от воспоминаний. - Ты сказала, что большинство мужчин стремятся расслабиться, сбросить напряжение, а странники нуждаются в человеческом контакте.
- Да, правильно.
- А почему ты вспомнила тот разговор?
- Я никак не могу понять, - вздохнув, проговорила Рапсодия, - зачем тебе начинать отношения, которые не могут иметь продолжения, да еще учитывая, как сильно тебе приходится рисковать.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Рапсодия повернулась и посмотрела на него:
- Не понимаешь? Возможно, мне будет позволено на помнить о некоторых вещах, которые ты, похоже, выкинул из головы. Во-первых, как я уже говорила раньше, мы находимся на разных ступенях социальной лестницы: ты на самом верху, а я в самом низу. Таким образом, наши отношения смогут продолжаться только до тех пор, пока тебе не придется выбирать себе супругу, а значит, девушку королевской крови или, по меньшей мере, из благородной семьи, чтобы сделать ее королевой.
- Ты не знаешь, как действует закон о наследовании, Рапсодия.
- Иными словами, ты хочешь сказать, что не можешь претендовать на королевский трон?
Эши помрачнел.
- Нет, но...
- И разве не предполагается, что король должен найти себе супругу, в чьих жилах течет кровь потомственных аристократов?
- Да, но...
- Вот видишь, Эши, - спокойно сказала Рапсодия. - У нас в запасе совсем немного времени на то, чтобы найти ф'дора и объединить намерьенов. Не знаю, сколько еще времени ты сможешь после этого оставаться холостяком, но мне кажется, я тебе уже говорила, что дала себе слово никогда не иметь дела с женатыми мужчинами - без исключений. Поэтому нашим отношениям суждена короткая жизнь. И я не понимаю, зачем тебе все это, зачем тратить время и силы.
Эши сложил руки на груди. Ее логика была безупречной. Спорить с такими доводами бесполезно, по крайней мере сейчас.
- Значит, ты считаешь, что любовь ничего не стоит, если она длится недолго?
Рапсодия посмотрела на него и вспомнила разговор с Элендрой, когда та рассказала ей о своем муже.
"За то короткое время, что подарила нам судьба, мы были так счастливы, словно прожили вместе целый век".
- Нет, - едва слышно прошептала она. - Я совсем так не думаю.
- Тогда в чем же дело? - Эши почувствовал, как его вновь охватывает отчаяние. - Как убедить тебя дать мне шанс?
- Какой шанс?
Эши вдруг захотелось хорошенько встряхнуть ее, что бы она наконец все поняла.
- Шанс показать тебе мои чувства, Рапсодия. Шанс любить тебя, проводить с тобой время, шанс быть с тобой таким же честным, какой ты была со мной, раскрыть мое сердце, даже если... - Он замолчал, не в силах продолжать.
- Даже если что? - голос Рапсодии звучал мягко, а на лице появилось такое же мягкое выражение.
- Даже если ты не захочешь сохранить наши отношения.
Боль в его голосе нашла отклик в сердце Рапсодии, и она вдруг поняла, что с трудом сдерживает слезы. Она смотрела в пол, боясь взглянуть ему в глаза, зная, что иначе обязательно разрыдается. Они несколько мгновений так и стояли - Эши наблюдал за Рапсодией, а она изучала игру огненных отблесков на ковре. Справившись с собой, она подняла голову:
- Значит, ты готов стать моим любовником, невзирая на то, что это продлится совсем недолго?
- Да. Я буду благодарен судьбе за каждый миг, проведенный с тобой. И готов на все ради этого.
- И ты этим удовлетворишься?
- Если так пожелает судьба. Когда чего-то очень хочешь, даже самая малость, которую тебе удается получить, счастье.
Через несколько секунд Рапсодия кивнула, словно на шла дорогу из мысли, в которой заблудилась.
- И какую часть себя ты будешь хранить под замком во время нашего короткого романа?
- Никакую. Сомневаюсь, что мне удастся что-нибудь от тебя скрыть, Рапсодия, да я и не хочу. Мы стараемся не обсуждать Прошлое, поскольку это причиняет боль, но если ты захочешь, я готов говорить и о нем. - Она покачала головой. - Есть вещи, которые мы не можем рассказать друг другу, потому что это чужие тайны. Но свои я не собираюсь от тебя скрывать. - Он испытал облегчение, увидев, как изменилось выражение ее лица, и поспешил добавить: - Я знаю, перспектива быть любимой драконом может пугать, в особенности если ты немножко знакома с его природой - мы имеем склонность быть неисправимыми собственниками. Но человеческая часть моего существа любит тебя гораздо больше, и я никогда не стану тебе мешать, если ты захочешь уйти.
Рапсодия удивленно тряхнула головой.
- Мне кажется, тут тебя немного занесло, - сказала она, смеясь. - Королевские обязательства лежат не на мне.
- Так ты подумаешь? - взволнованно спросил Эши. Рапсодия вернула ему портрет и снова посмотрела на огонь. Она довольно долго молчала, погрузившись в раздумья. Эши привык к ее молчанию и терпеливо ждал. Он знал, что ее мысли унеслись за много лиг от маленькой уютной гостиной и когда она вынырнет на другом берегу своих размышлений, она будет очень далеко. Эши дал себе слово повторить свой вопрос. Когда Рапсодия заговорила, казалось, будто она обращается к огню:
- Ты веришь в легенду о двух людях, владеющих половинками одной души?
- Да.
- Тебе довелось встретить твою?
- Да, - ответил Эши после продолжительной паузы. Рапсодия подняла голову и впервые за все время посмотрела прямо на него:
- Правда? И что с ней случилось? Если не хочешь, можешь не говорить.
- Она умерла. - Лицо Эши исказила боль. Рапсодия покраснела от стыда за свою бесцеремонность и страдания, причиненные ее вопросом.
- Прости меня, Эши.
- Дело не только в том, что она умерла. - Эши чувствовал, что ему необходимо выговориться. - Она ушла, думая, что я ее предал, ведь я даже не попрощался с ней.
Рапсодия отвернулась. Вот уже во второй раз за сегодняшний вечер ей захотелось обнять его и приласкать. Но она не забыла, как бросилась к нему на грудь на лесной дороге в Тириан и как перекосилось от боли его лицо. Она больше не хотела повторить свою ошибку - так она говорила сама себе, - но потом безмолвно исправляла себя: ты просто боишься того, что произойдет с твоим сердцем, если ты это сделаешь.
Эши поднял голову и увидел, что она отвела глаза.
- А ты? - спросил он. - Ты веришь в половинки, которые должны соединиться?
- Нет, - едва слышно ответила она. - Точнее, у кого-то такая половинка есть, а вот у меня - нет.
- Почему?
Рапсодия вздохнула, жалея, что сама завела этот разговор и теперь не может переменить тему, не обидев Эши.
- На самом деле я думала, что у меня моя половинка тоже есть, но я ошиблась.
- А что произошло?
- О, ничего особенного. Я полюбила человека, который не ответил мне взаимностью. Обычное дело.
Эши громко рассмеялся и покачал головой.
- Что? - сердито спросила Рапсодия. - В это так трудно поверить?
- По правде говоря, да.
- Почему? - недоверчиво поинтересовалась Рапсодия.
Эши поставил портрет детей на каминную полку и подошел к диванчику, стоящему перед камином. Откинувшись на спинку, он сложил руки на груди и принялся разглядывать Рапсодию, на лице которой играли отблески огня, пламя тихонько гудело в камине, только время от времени раздавалось тихое шипение смолы или с треском лопался уголек.
- Рапсодия, на случай, если ты не заметила, должен тебе сообщить, что мужчины заявляют о своей немеркнущей любви, стоит им только тебя увидеть. Даже когда ты разгуливаешь, закутавшись в плащ и накинув на голову капюшон, телеги, запряженные мулами, постоянно наталкиваются друг на друга, мужчины замирают, не в силах сдвинуться с места, а женщины стоят, широко разинув рты. Звук твоего голоса заставляет тех, кто прожил долгую и счастливую семейную жизнь, рыдать оттого, что они не знали тебя раньше. А твоя улыбка - твоя улыбка согревает самые холодные сердца, даже те, что долгие годы бродили по свету в полном одиночестве и страдали от неизлечимой боли.
Я могу представить себе человека, оставшегося равнодушным к твоей неземной красоте. Но твоя ослепительная внешность лишь жалкая тень твоей прекрасной души. Откровенно говоря, я не понимаю, как мог кто-то, узнав тебя, не отдать в твое распоряжение все свое сердце без остатка. Боги не дадут мне соврать, я лишился своего в ту самую минуту, как тебя увидел. Понимаешь ты это или нет, я люблю тебя - и не только за красоту, а за бесчисленное множество самых разных противоречивых вещей, которые и составляют твою сущность.
- Ты о чем? Какие противоречия?
- Ты состоишь из сплошных противоречий, но я люблю их все. Меня восхищает то, что ты Певица, но большинство твоих песен на языке, которого здесь никто не понимает; ты Илиаченва'ар, но ненавидишь пускать свой меч в дело. Не знаю, что больше вызывает в тебе отвращение - боль, которую причиняет оружие, или кровь, которую оно проливает. Мне нравится то, что ты девственница, однако, я уверен, тебе знакомы приемы и уловки проститутки. - Рапсодия покраснела, и Эши быстро отвернулся, чтобы скрыть ухмылку, вызванную возмущением, появившимся у нее на лице.
- Мне продолжить? Так слушай все - хорошее и плохое. Я люблю то, что ты готовишь самый отвратительный чай, который мне когда-либо доводилось пробовать. Я люблю то, что ты по-прежнему плачешь, когда поешь грустные песни, которые пела тысячи раз. Мне нравится, что твоими самыми близкими друзьями являются полуболг-полубенгард и самое язвительное существо, с каким мне когда-либо приходилось встречаться, они без конца тебе грубят, а ты любишь их, как братьев. Я обожаю то, что ты думаешь о еде как о музыкальном инструменте...
- Ты сказал, что это нечестно, - вмешалась Рапсодия.
- Не перебивай. Мне нравится, что у тебя удар справа лучше, чем у меня, и, невзирая на свое миниатюрное сложение, ты не задумываясь пускаешь его в ход. Мне нравится, что ты поешь балладу о Джакар'сиде и постоянно путаешь слова припева. Мне нравится, как ты заботишься о Джо, будто она маленькая девочка, хотя любому ясно, что она лишилась невинности пару лет назад. А больше всего я люблю, когда ты высказываешь мне свое мнение, особенно когда я тебя об этом не прошу.
Я счастлив, что ты пережила катаклизм, в котором погиб весь твой мир, жила среди чудовищ, но до сих пор веришь в благородные намерения людей. Я люблю твой ум ученого, волю воина и сердце маленькой девочки, которая мечтает только об одном - чтобы ее любили такой, какая она есть. Я все это люблю - я люблю тебя, и не понимаю, как мог кто-то узнать тебя, узнать по-настоящему и не полюбить, не за то, чем ты кажешься, а за то, что ты есть. Тот человек был самым настоящим кретином.
Может быть, в этом и заключен ответ. Может быть, другие просто не понимают тебя по-настоящему. Я тебя знаю, Рапсодия, на самом деле. Я знаю, что значит потерять тех, кого ты любишь, оставить их, понимая, что они проживут свою жизнь, так и не узнав, что с тобой случилось. Я знаю, какую боль ты испытываешь, хотя мне и не дано познать всей ее глубины.
Рапсодия, медленно красневшая с каждым новым его словом, вдруг резко побледнела и, гордо распрямив плечи, повернулась спиной к Эши. Дракон сразу почувствовал, что она вот-вот заплачет, но дамба уже была прорвана, и Эши не мог остановиться.
- А хуже всего то, что ты не можешь заполнить пустоту, образовавшуюся в твоей жизни, новыми друзьями и новой любовью из страха открыть свое лицо. И это, я думаю, причиняет тебе самую нестерпимую боль.
Ты хочешь, чтобы тебя поняли и полюбили, но природа твоей красоты заставляет тебя прятаться, ты боишься последствий. Кроме того, ты не знаешь, можно ли доверять столь многословным признаниям в любви. А вдруг они вызваны чем-то другим - например, ослеплением от твоей необычной внешности, или банальным желанием овладеть твоим телом, или стремлением уничтожить твою душу.
Мне этот страх хорошо знаком. Я знаю, возможно, лучше других, что значит жить, прячась за маской, оставаться не видимым, неизвестным, даже когда твое сердце жаждет признания. Такое страшное одиночество мало кому дано познать. Порой хочется отвернуться от всего мира и стать отшельником, но ты не можешь. Тебя не пускает судьба, и это чувство мне тоже знакомо. Мне известно, что такое жизнь, наполненная болью, Рапсодия. Я готов пожертвовать всем, лишь бы защитить тебя от нее. - У него дрогнул голос, и он замолчал.
Огонь прогорел, и в камине тлели ярко-красные угли. Рапсодия подбросила дров и снова повернулась к Эши.
Дракон, живущий в нем, сказал, что она плакала, но все равно ее слезы застали его врасплох. Она была прекрасна, и его сердце, освободившееся от страшной боли, вновь сжалось от жалости и нежности.
Она улыбнулась сквозь слезы и, встав перед ним, посмотрела на него сверху вниз - пожалуй, впервые за все время их знакомства. Ее пальцы осторожно прикоснулись к медным волосам, убрали непослушные локоны со лба. На лице у нее застыло необычное выражение удивления, смешанного с восторгом. Как и в тот день, в лесу, когда она впервые увидела его без плаща, ее глаза сияли. Затем, привстав на цыпочки, она прижалась лбом к его щеке.
- Получается, - сказала она, закрыв глаза, - ты пришел сюда, чтобы исцелить меня?
- Не совсем, - ответил Эши. - Я пришел, потому что ты позвала. Я пришел, намереваясь сказать тебе правду о своих чувствах. - Он покраснел и добавил: - Если уж быть честным до конца, если ты хочешь знать о моих самых сокровенных желаниях, я пришел в надежде заняться с тобой любовью.
Рапсодия снова улыбнулась.
- Вот ты и сказал мне правду, - мягко проговорила она.
Она ласково его поцеловала, а затем сделала шаг назад и открыла глаза. Надежда и любовь и страх у него на лице заставили ее сердце затрепетать. Он протянул к ней руку, и она обняла его и снова поцеловала.
Эши почувствовал, что больше не может сдерживаться, что теряет контроль над собой. Тепло и сладость ее губ вскружили ему голову, он начал терять рассудок от счастья. Он притянул Рапсодию к себе, прижал ее стройное тело к своему, и жжение в пальцах, возникшее, когда он позволил своему второму "я" прикоснуться к ней, исчезло. Но самым восхитительным было ощущение того, что ты снова стал самим собой, ты снова здоров, тебе не нужно прятать свои чувства, она о них знает и отвечает взаимностью. И когда он отдался охватившему его восторгу, дракон расправил крылья и потянулся вперед, желая прикоснуться к женщине, которую Эши обнимал.
"Я хочу это потрогать".
Но когда он начал набирать силу, Рапсодия вдруг отстранилась от Эши, высвободилась из его объятий и отвернулась, закрыв руками лицо. Эши почувствовал, что она дрожит, на руки ему упали горячие слезы; он видел, как напряглись плечи Рапсодии, ее сердце учащенно забилось в груди.
- Я не могу. Не могу. Нет, не могу. Прости меня, Эши, я не могу. Не могу этого сделать. Я не могу. Так нельзя. Это несправедливо. Не могу...
- Несправедливо по отношению к кому? - спросил Эши.
Он почувствовал, как внутри него всколыхнулась ткань вселенных. Власть дракона начала расти. И хотя ничто не выдавало борьбы, бушевавшей в душе Эши, он замер на самом краю пропасти и сражался с собственной сутью и страстью, охватившей обе части его существа. Он стоял не шевелясь, моля всех святых, чтобы Рапсодия не обернулась и не посмотрела ему в глаза, в глаза дракона, захватившего власть, ибо тот постарается околдовать ее и вынудит сделать то, что он хочет. И человек в конце концов победил. Эши понимал, что ее любовь должна быть отдана по собственной воле, а не взята силой или магией, и потому вирм был повержен, а человек остался один.
- Несправедливо по отношению к тебе, - ответила она и снова разрыдалась. - Ты и вправду заслуживаешь другой женщины, лучше меня. Женщины, которая сможет ответить на твою любовь. У которой есть сердце. Прости меня. Прости.
Эши обошел ее и встал у нее за спиной.
- Повернись, пожалуйста, - попросил он.
Рапсодия напряглась, очень медленно она повернулась, глядя на него сквозь пряди выбившихся золотых волос, глаза у нее потемнели, подбородок едва заметно дрожал. Эши протянул к ней руку.
- Я могу к тебе прикоснуться? - ласково спросил он. Она подняла голову - он помнит свое обещание - и кивнула.
Эши ласково погладил ее по щеке, провел пальцем по следу, оставленному слезой. Рапсодия закрыла глаза и чуть наклонила голову в сторону его руки. Его пальцы двигались дальше, вдоль линии шеи, к воротнику блузки, ниже, еще ниже - и вот он положил ладонь ей на грудь, чуть выше сердца, и почувствовал, как сильно оно бьется.
Рапсодия вздрогнула, тяжело вздохнула и замерла, не в силах пошевелиться. Она этого хотела, и где-то в самых глубинах ее существа та часть, что была связана с огнем, ожила от его прикосновения и потекла к Эши, заполняя пустоту в его душе, у которой отняли огонь. Она очень медленно открыла глаза и посмотрела на него.
Они стояли так еще несколько мгновений, не шевелясь и стараясь не дышать. Эши чувствовал, как бьется у него под пальцами ее сердце, и видел ее смущенный взгляд, в душе Рапсодии бушевала буря противоречивых эмоций.
- Похоже, твое сердце меня приняло, - сказал наконец Эши. Затаив дыхание, он смотрел на нее, дрожащую, такую уязвимую, но не беззащитную, и безумно ее хотел. Как Эши и как Гвидион, как человек и как дракон. Он мечтал не о том, чтобы покорить и обладать, а о том, чтобы любить. Она была ему нужна, и он со страхом ждал ее ответа. - Ведь у тебя есть сердце, Рапсодия. Почему бы тебе не послушаться его?
- Оно лжет, - прошептала она.
- Ты никогда не лжешь. И твое сердце не может лгать.
- Значит, оно неверно все понимает. Однажды я ему поверила, и оно ошиблось.
- Дай ему шанс. Мне казалось, ты не боишься рисковать.
Ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать ее тихие слова:
- Оно очень хрупкое. Оно не переживет еще одной ошибки.
Эши убрал руку с ее груди и снова погладил по щеке.
- У меня сложилось впечатление, что ты назначила себя хранительницей моего сердца. Почему бы тебе не взять меня в защитники своего? Обещаю, я буду заботиться и оберегать его.
У Рапсодии кружилась голова, она не знала, как поступить, и попыталась ухватиться за реальность, заглянув в его лицо. Глаза Эши казались такими чужими и одновременно такими человеческими, в них светились такие глубокие чувства, что Рапсодия не смогла справиться с изумлением.
"Как я могла так ошибаться насчет него? - подумала она, вспомнив их разговоры во время путешествия к Элинсинос, то, как он старательно не отвечал на ее расспросы о себе, их платонические отношения. - Я его совсем не знала".
Он представлял собой такое же сложное переплетение противоречий, как - по его словам - и она сама. Красивый и чужой, охотник и дичь, дракон и смертный, лирин и человек, он отталкивал ее от себя, отчаянно желая владеть. А она знала о его существовании еще до того, как они встретились. Знала, что он жив, хотя все его друзья считали его погибшим. Почему?
Перебирая в уме вопросы и пытаясь найти на них ответы, Рапсодия вдруг почувствовала, что навстречу ему открывается та часть ее души, которая была закрыта много лет. Сначала она услышала едва различимое журчание, но вот уже до нее донесся голос ручья, и она поняла, что он звучит уже давно, оставаясь вдалеке. Вот он набрал силу, и она начала тонуть в желании и боли и еще каких-то чувствах, диковинных, чудесных и давно забытых. Рапсодию подхватил такой могучий поток, что мысли не поспевали за его течением, и даже ее способности Певицы и Дающей Имя покинули ее. И она осталась наедине с душе раздирающей, жалкой мольбой беззащитной женщины.
- Пожалуйста, будь тем, чем ты кажешься. Прошу тебя, не причиняй мне боль.
На глаза Эши навернулись слезы.
- Я тот, кем кажусь. И я никогда не причиню тебе боли.
И тогда она бросилась ему на грудь и прижалась так, словно жизнь обоих зависела от этого объятия.
Стихия огня, жившая в ее душе, согрела и осветила его душу, забывшую о тепле с той ночи, когда она была разорвана демоном, и он почувствовал, как затягиваются раны, пусть и не навсегда.
А потом она подставила губы для поцелуя, и когда они унеслись в его головокружительную пропасть, дракон снова выбрался наружу, мечтая познать чудо этой женщины.
"Я хочу это потрогать".
"Да".
Эши чувствовал происходящее очень остро, и вот он ощутил, что она перестала плакать, задышала ровнее и больше не сопротивлялась. Его руки скользили по ее телу, и дракон знал: его прикосновения доставляют ей удовольствие. Все мельчайшие детали и подробности стали ясными и четкими, и Эши отдался восприятию дракона.
По ее спине стекал тоненький ручеек пота, мышцы перекатывались, напрягались и снова расслаблялись, ее тело трепетало в его руках. Блузка натянулась и вдруг начала расползаться по шву...
Изумрудные глаза Рапсодии сияли. Она вздохнула, и огонь в камине взвился ввысь и затрещал, отправив в трубу пригоршню угольков, где они и остались тихонько тлеть.
Потоки силы наполнили маленький домик, окружили их, и магия, которой они владели, - музыка, огонь, время, могущество дракона - объединилась, превратившись в бушующий водоворот.
Он метался вокруг них, без всякой цели и направления, пронизывал воздух, изливался на скалы вокруг и вспенивал воду озера. Грот ожил, наполнился могущественной силой впервые с тех пор, как на этой земле была развязана страшная война.
В озере резвилась рыба, и плеск воды тихим эхом проносился по пещере, ударялся о камни и тонул в голосе водопада, который срывался в озеро, повесив над ним туманную радугу и посылая во все стороны мириады вибраций, скрывавших это место от тех, кто искал их обоих. Волны набегали на берег крошечного острова с великолепным садом, где стоял маленький домик, а из трубы поднимался дым от огня, пылающего страстью Рапсодии.
Рапсодии, чей огонь и тепло наполнили тело Эши. Рапсодии, чей голос звучал мелодично, даже когда она пыталась отдышаться после страстных поцелуев, и чью шею еще украшали синяки, оставшиеся после сражения с Ракшасом. Рапсодии, чья кровь бежала все быстрее, а сердце колоти лось все отчаяннее, по мере того как Эши пробуждал ее тело. Рапсодии, женщины, которую он любил с той самой минуты, как узнал о ее существовании.
Эши развязал ленту, удерживавшую ее волосы, и, закрыв глаза, ощутил каждую прядь роскошного водопада, заструившегося по ее плечам и спине. Он чуть-чуть отодвинулся, взял обеими руками ее лицо и заглянул в глаза. Она глубоко вздохнула, чуть приоткрыла рот, но ничего не сказала.
Он снова ее поцеловал, и его руки осмелели - впрочем, он знал, что она не имеет ничего против. Она ответила на его ласку, положила руки ему на плечи. Они на мгновение задержались на его могучей груди, и он почувствовал, какие они горячие. Затем она просунула их под рубашку и осторожно коснулась шрама, причинявшего ему до сегодняшнего дня страшные мучения.
Эши гладил ее лицо, потом погрузил руки в блистающий водопад волос и почувствовал, какие они шелковистые и мягкие. Все его тело напряглось, а желание стало почти невыносимым. И тогда он скользнул под блузку, под кружевное белье, и его пальцы коснулись ее упругой груди. Рапсодия вздрогнула, и Эши тут же принялся целовать ее шею, погружаясь в сладостный аромат ее кожи и волос.
Рапсодия провела рукой по его медным волосам, удивляясь тому, какие они мягкие на ощупь. Она вцепилась руками в его локоны, в то время как он покрывал поцелуями ее шею.
В следующее мгновение Эши опустил руки и легко рас пустил завязки юбки. Когда последняя преграда была устранена, он поднял ее, и юбка соскользнула на пол. Рапсодия улыбнулась ему и принялась развязывать его рубашку; он ждал, когда она закончит, прежде чем поцеловать ее еще раз.
Они двигались, безмолвно исполняя па замысловатого танца, освобождая друг друга от одежды. Увидев его обнаженную грудь, Рапсодия не смогла сдержать слез. Ужасная язва и страшный уродливый шрам исчезли, на их месте появилась молодая розовая кожа. Она отвернулась, не в силах справиться с охватившими ее чувствами, и тогда Эши обнял ее и прижал к себе - и так они вдвоем отпраздновали его освобождение от боли.
Она расстегнула застежку своего медальона, зажав его в руке, прежде чем положить на стол около дивана. Эши быстро развернул ее к себе лицом и впервые увидел в ее глазах такое же счастье, какое испытывал сам.
Они снова обнялись и медленно опустились на пол, сбрасывая остатки одежды. Эши наклонился над Рапсодией и позволил своим глазам насладиться прекрасным зрелищем, о котором ему так долго твердил дракон. Она была совершенна, а ее кожа испускала свет, какого ему до сих пор не приходилось видеть.
- Ты прекрасна, - сказал он с благоговением. - Как же ты прекрасна!
- Я рада, что ты так думаешь, - улыбнувшись, ответила Рапсодия и погладила его по щеке.
Эши закрыл глаза и, взяв ее за руку, поцеловал пальцы, потом запястье... и перестал существовать. Они занимались любовью на полу гостиной в Элизиуме, где весело пылал в камине огонь.
Потом Эши взял Рапсодию на руки и отнес на кровать, где они любили друг друга почти всю ночь, до самого утра, а огонь в камине сник, превратился в тлеющие угольки.
Ночью Эши проснулся и почувствовал, что касается ее затылка губами. Она лежала на животе и крепко спала. Дракон окутал ее сон, защищая от кошмаров, и потому она дышала ровно и спокойно. Эши погладил ее по волосам и притянул к себе, спрятав лицо у нее на плече. Потом он глубоко вдохнул, наслаждаясь ароматом ее кожи.
Во сне Рапсодия почувствовала слезы и тепло дыхания Эши. Он вздрогнул, и она повернулась на бок и обняла его за шею, положив его голову себе на грудь и стараясь защитить от демонов, которые его разбудили.
Но слезы Эши были слезами благодарности. Его сон превратился в реальность, он обнимал наяву женщину, столько раз приходившую к нему по ночам, а потом неизменно исчезавшую. Но вот он проснулся, а она по-прежнему рядом.
Его губы коснулись плеча, потом груди, он ласкал ее мягкую кожу и вдруг почувствовал, что она отвечает на его прикосновения.
Тогда Эши едва-едва дотронулся кончиками пальцев до ее бока. Больше всего на свете ему хотелось доставить ей удовольствие, подарить ей такое же счастье, что она дала ему. Рапсодия сонно потянулась, и его рука, пропутешествовав по гладкому животу, замерла на ее бедре, и Рапсодия вздрогнула от его прикосновения.
Эши не знал, что делать дальше. Он страстно ее хотел, но дракон сказал, что она устала, измучена только что пережитой эмоциональной бурей и водопадом любовных ласк, начавшихся еще на полу в гостиной. Она доставила ему невообразимое удовольствие, но продолжала притягивать его с силой, которой он не мог сопротивляться. Чем больше он получал, тем больше ему хотелось. Сейчас она спала, и ее тело пыталось восполнить те запасы энергии, которую она израсходовала, отвечая на его ласки.
Эши представил себе, как займется с ней любовью прямо сейчас и постарается дать ей хотя бы часть той радости, что она подарила ему, но, подумав, отказался от этой мысли. Она спала спокойно, ее сон не нарушали кошмары, пугавшие ее и заставлявшие просыпаться посреди ночи. Впервые за все время он видел, что она спит мирно, точно невинное дитя. И потому он тяжело вздохнул, заставил себя успокоиться и, крепко обняв ее, стал охранять ее сон. Он знал, что может подождать.
В серой предрассветной дымке Эши медленно встал с постели, стараясь не разбудить Рапсодию. Он поморщился, когда его босые ноги ступили на холодный пол, и по настоянию дракона отправился к камину. Он знал, что нужно искать, и знал, что увидит, однако все равно пошел проверить. На полу было три капли пролитой Рапсодией крови.
Разумеется, дракон с самого начала почувствовал, что она девственница, и сообщил ему об этом, но три капли - как и с Эмили, тогда их тоже было три. Знак, вне всякого сомнения, только вот какой? Он знал, что находится в доме своей бабки, знал, что она Провидица Прошлого. Три капли крови, как и у Эмили. Знак будущего или завершения прошлого?
Эши снова повернулся к кровати и посмотрел на Рапсодию. На ее лице не было ни страха, ни сожалений, ее сон подарил ей счастье, или, по крайней мере, так ему показалось. С грустной улыбкой он вышел из комнаты и направился вниз по лестнице в переднюю, где на крючке висел его плащ. Он засунул внутрь руку и, почувствовав его влажную прохладу, достал маленькую серебряную пуговицу, которую хранил много лет. Затем, оставив плащ, вышел на улицу и спустился к кромке воды.
Он стоял и слушал голос воды у домика Энвин, который тихонько говорил с его душой, держал в руке пуговицу и размышлял о случившемся. Затем закрыл глаза, сделал глубокий вдох и на мгновение сжал пуговицу в ладони. Потом он сильно размахнулся и бросил серебряную пуговицу в воду.
- Прощай, Эмили, - прошептал он и замер, не обращая внимания на навернувшиеся на глаза слезы.
Рапсодия проснулась, почувствовав, что Эши нет рядом с ней в постели, впрочем, она сразу поняла: он где-то неподалеку. Она ощущала его присутствии так же ясно, как слышала его дыхание, когда он спал рядом с ней. И хотя она была немного смущена всем произошедшим, она испытывала самое настоящее счастье оттого, что он ее не покинул.
Закутавшись в одеяло, она встала и подошла к окну, зная, что стоит ей выглянуть наружу - и она его увидит. Он стоял, обнаженный, завернувшись в призрачный туман, поднимавшийся от воды, и смотрел куда-то вдаль, - Рапсодия не знала, что он там разглядывает. Ее кожи коснулся ласковый ветерок, это дракон приветствовал ее пробуждение, и эта мысль принесла ей радость.
Рапсодия смотрела на Эши, и у нее сжималось сердце от сладкой боли, значения которой она сначала не поняла, хотя уже испытала ее прежде. Она была с ней всегда и становилась сильнее всякий раз, когда Рапсодия думала об Эши, в особенности в последние несколько месяцев. Однако только сейчас она ее узнала, потому что уже давно не испытывала ничего похожего.
"Какой же ты странный, Эши", - подумала она.
Порой он казался непобедимым и могучим, словно дракон, а сейчас представлялся ей заблудившимся в ночи котенком. Кем бы он ни был, нес ли ей добро или зло, ему теперь принадлежало ее сердце, о существовании которого Рапсодия забыла. Она знала, что пути назад нет.
Эши вздрогнул и потер руки, словно хотел согреться. Рапсодия бросилась вниз по лестнице, распахнула дверь и помчалась к нему. Оказавшись рядом, она набросила ему на плечи свое одеяло и обняла его.
Эши повернулся и улыбнулся ей, а затем притянул ее к себе, так что они оказались вместе под ее одеялом. Потом он поцеловал ее в макушку, пытаясь решить, что сияет ярче - ее волосы или лицо.
- Хорошо спала?
- Очень, - ответила она. - Я должна тебе кое-что сказать. Я только сейчас это поняла.
- Что ты поняла?
- Я тоже тебя люблю, Эши. И я в этом уверена.
В ответ он только вздохнул и промолчал, но его молчание говорило лучше любых слов.
Рапсодия положила голову ему на грудь, и вот так, обнявшись, они стояли, на берегу озера, встречая рассвет, на смену которому пришел яркий солнечный день. Им казалось, будто расцвеченный зелеными бликами грот спрятался где-то в скрытой от людских глаз чаще леса.
Набежавшая волна выбросила на берег маленькую серебряную пуговку, которая осталась лежать никем не замеченная на песке.39- Очисти свой разум. Расслабь паутину кожи. Сконцентрируйся на ритме собственного сердца.
Акмед закрыл глаза - сильный ветер продувал огромное пустое пространство. Он стоял внутри круга, ощущая клубящуюся в мертвом воздухе пыль, которая оседала на его кожу.
- Выдохни. Вместе с воздухом избавься от своего кирая.
Акмед подчинился; он и сам всегда так делал перед началом охоты в старом мире. Он владел этой техникой с самого рождения - потом отец Хальфасион помог ему довести ее до совершенства. Первый шаг в процессе компенсации естественных ритмов своего тела - биений сердца, приливов дыхания, движения воздуха внутри легких, неслышного шепота кожи - и стал пустым и чистым, теперь он мог воспринимать жизненные ритмы того, кого искал.
Несмотря на то что он был обнажен, он не чувствовал холода бездонной пропасти, окружающей его со всех сторон. Паутина кожи, сложная сеть вен и нервов, покрывавшая его лицо и шею, загудела, освобожденная на время от потока крови, сигнализируя о своей готовности.
Огромный маятник медленно перемещался в темноте. Акмед под веками ощущал его движение, слышал шелест шелковой паутины цепи, пролетающей мимо. На конце маятника находилась плененная сущность ф'дора - ее удалось захватить во время битвы при Марикаре, - и теперь она горела внутри бриллиантовой темницы. По мере приближения маятника Акмед все более явственно чувствовал усиливающуюся ярость, которая постепенно уменьшалась до едва слышного шепота, когда маятник уносился прочь, - и тогда ярость тлела, словно искры далекого костра в ночи. Акмед ощутил холодное удовлетворение.
- Пусть твое "я" умрет. - Скрипучий голос Праматери нарушил тишину пещеры.
Акмед повиновался и тут же ощутил холод, теперь от него не исходило ни малейших колебаний. Он стал серым, точно каменные стены пещеры. Ему и раньше доводилось проделывать подобное.
- Когда полностью заглушишь себя, потянись и поймай сущность того, кого ты ищешь. И прикажи ему остановиться.
Акмед медленно выдохнул, вновь выпуская свой кирай. Паутина его кожи загудела, формируя сеть колебаний, остававшихся привязанными к глазным впадинам; сеть поднималась над его телом, как туман над морем. Он еще раз выдохнул, теперь и горло присоединилось к колебаниям, выталкивая невидимую пульсирующую сеть все выше в тяжелый воздух.
Когда маятник вновь миновал его, он сосредоточился на яростном жаре, пылающем внутри граней бриллианта. Акмед вытянул правую руку.
"Жвет", - подумал он ("Остановись").
Сеть растянулась, охватывая источник тепла, а затем неожиданно сжалась, поймав сущность ф'дора.
Как рыба, проглотившая крючок, демонический дух забился, закричал от нестерпимой ярости, пытаясь противостоять воле Акмеда. Маятник застыл над пропастью. Акмед поднял левую руку.
- Пусть твой разум призовет все четыре ветра, - не громко продолжала давать указания Праматерь. - Произнеси их имена, а потом прикрепи каждый ветер к одному из своих пальцев.
"Биен", - подумал Акмед.
Северный ветер, самый сильный. Он открыл первое горло и пропел его имя, звук эхом прокатился в груди и в первой полости сердца. Акмед вытянул указательный палец, чувствительную кожу на кончике стало покалывать, и он ощутил, как воздушный поток охватывает его палец.
"Джэн", - прошептал он в своем сознании.
Южный ветер, самый стойкий. Вторым горлом он призвал следующий ветер, использовав вторую полость сердца. Южный ветер он закрепил на среднем пальце. Когда он почувствовал, что оба ветра надежно прикреплены, он открыл два других горла и две оставшиеся полости сердца.
"Льюк".
Западный ветер. Ветер справедливости.
"Зэс".
Восточный ветер. Ветер утра, ветер смерти. Словно нити шелковой паутины, ветры стали неразрывно связаны с его пальцами - они ждали.
Праматерь с удовлетворением отметила, что символы ветров на границах круга засветились. Четыре ноты слились воедино. Он был готов. Теперь пришло время главного испытания.
- Поставь вторую сеть, - приказала она.
Рука Акмеда сжалась, и грациозным движением он метнул во тьму пещеры сформированный на ладони шар ветра. Не открывая глаз, он видел, как четыре ветра переплелись между собой, привязанные к его пальцам, а потом яростно набросились на сопротивляющийся демонический дух.
- Свяжи их, - сказала Праматерь. - И отрежь.
Наступила самая трудная часть ритуала; он был полукровкой, и его физиология не имела необходимой анатомической структуры, позволявшей настоящему дракианину легко разрезать первую сеть, оставляя четыре ветра охранять созданную им клетку. Акмед и Праматерь провели много часов, пытаясь найти другой способ, который позволил бы ему иначе завершить последний, самый главный этап ритуала Порабощения.
Он сосредоточился на первом горле. Сделал вдох и направил воздух над нёбом. Резкая пятая нота разрезала монотонное пение первых четырех: Акмед почувствовал, как ослабло натяжение нитей, прикрепленных к его пальцам. Он быстро щелкнул языком, связывая концы клетки, созданной из четырех ветров, и позволяя первой сети исчезнуть. Затем согнул большой палец, чтобы разорвать нить ветров, натянутую мечущимся духом демона.
Борьба мгновенно прекратилась, бриллиантовая клетка дрогнула, а потом застыла. Демонический дух был пойман слиянием ветров, находившихся во власти дракианина, сына Ветра. Акмед медленно повернул ладонь, наматывая на нее узы, как шнур воздушного змея. Убедившись, что они надежно закреплены, он начал сматывать нить, заставляя демонический дух приблизиться. И открыл глаза.
В воздухе на расстоянии вытянутой руки зависла шелковая цепь огромного маятника. Его груз, бриллиант размером с грецкий орех, внутри которого помещался демонический дух, парил совсем рядом. Акмед посмотрел на Праматерь. Она кивнула.
- Ты прошел необходимую подготовку, - сказала она. - Теперь, когда ты стал адептом ритуала Порабощения, пора готовить тебя к охоте.
Акмед молча стоял рядом, когда Праматерь накрыла пологом Дитя Земли и осторожно отпустила его руку. Ему казалось, что он находится здесь уже много часов, наблюдая, как Праматерь пытается облегчить кошмары Дитя. Однако ничего не помогало.
- Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш, маленькое, чего ты испугалось? Скажи, я постараюсь тебе помочь.
Дитя отчаянно тряхнуло головой и что-то невнятно про шептало.
- Зеленая смерть, - повторила Праматерь. - Нечистая смерть. Что это значит? Скажи, Дитя. Пожалуйста.
Но в ответ послышались рыдания. Акмед стиснул зубы.
Положение и так сложилось тяжелое: Рапсодия связалась с сыном Ллаурона, а ф'дор, по предположениям Акмеда, спрятался в теле Главного жреца. Мало того, Рапсодия не возвращалась в Котелок уже неделю, хотя сообщила, что с ней все в порядке. Теперь, наблюдая за мучениями Дитя, кожей ощущая отчаяние Праматери, он изо всех сил сдерживался, чтобы не направиться в проклятое герцогство, прикончить Эши и вернуть Рапсодию в Колонию - если потребуется, он был готов притащить ее за волосы.
"Она должна быть рядом с нами, - с горечью подумал Акмед. - Если после того, что она здесь увидит, Рапсодия вернется к нему..."
Во рту появился отвратительный привкус. Он выбросил мысли о Рапсодии из головы, не желая смириться с очевидным выводом, который преследовал его в кошмарах.
Наконец Дитя немного успокоилось. Праматерь мертвой Колонии в последний раз нежно погладила серый лоб и раздавила светящуюся спору. Стало темно. Она кивнула в сторону своих покоев, и Акмед вышел вслед за ней в коридор.
- Его страх усиливается, - сказала Праматерь.
- А в чем его причина?
- Возможно, оно понимает природу угрозы, но ему не удается создать образ, который я сумела бы расшифровать. Оно все время повторяет одно и то же: "Зеленая смерть, нечистая смерть".
Акмед вздохнул, понимая, что загадки - это сфера Рапсодии.
"Она должна быть здесь", - сердито пробормотало его сознание.
- Что мне делать? - спросил он, бросив взгляд на покрытый сажей барельеф на противоположной стене. Какой-то геометрический рисунок, как и многие другие изображения на стенах, служивший до уничтожения Колонии картой.
Черные овалы тьмы - глаза Праматери - внимательно посмотрели на Акмеда.
- Молиться, - ответила она.Ноло поморщился - над цветущей лесистой Кревенсфилдской равниной повис жаркий полдень. Десять раз в его жизни наступало лето, но он не помнил такого неприятного дня. Пескари были слишком быстрыми, солнце слепило глаза, нестерпимая жара вызывала жажду, он не мог больше оставаться под открытом небом. К тому же его мучил голод. Вытащив крючок из воды, он, прищурившись, смотрел на воду пруда.
- Поторопись, Фенн, - позвал он, сматывая леску, но маленькая собачка куда-то запропастилась - наверное, увлеклась охотой на кузнечиков.
Ноло встал, встряхнул леску и засунул ее в карман. Мешочек, в котором лежал его завтрак, опустел вскоре после восхода солнца, но он на всякий случай заглянул в него еще раз - вдруг там остался кусочек хлеба или сыра. После тщательного изучения пришлось признать, что там так же пусто, как и у него в животе.
- Фенн! - снова крикнул он, оглядывая луг и рощицу. Он заметил, как зашелестела и всколыхнулась высокая трава.
"Глупая дворняжка", - подумал он, засовывая пустой мешочек в карман.
Нагревшаяся трава обожгла босые пятки, как только он вышел из тени, потом ему показалось, будто земля у него под ногами слегка задрожала. Ноло вновь огляделся. Никого. Неожиданно его охватил необъяснимый страх.
- Фенн, где ты? - крикнул он, и голос у него дрогнул.
В ответ, на расстоянии броска камня, послышалось тяжелое дыхание, и через мгновение раздался лай. Ноло облегченно вздохнул и поспешил мимо зарослей кустарника к своей собачке. Перебравшись через крохотное болотце, он увидел, что привлекло внимание щенка.
На небольшую ветку куманики была насажена тушка кролика, видимо, он напоролся на один из длинных острых шипов. Ноло заинтересовался. Очевидно, Фенн спугнула кролика, и тот со страху налетел на шип. Однако мальчику вдруг показалось, что растение сознательно ударило зверюшку - нет, такого быть никак не могло. Нос Фенна находился рядом с небольшая лужицей свежей крови, глаза собачки возбужденно сверкали.
Ноло собрался снять тушку с куста и отнести домой на ужин, но что-то заставило его передумать. Нет, день получился неправильный, и долгожданные летние каникулы почему-то не радовали.
- Пойдем, Фенн, - торопливо бросил Ноло и побежал домой, к небольшой соломенной хижине, щенок едва поспевал за ним.
Как только мальчик скрылся из виду, кустарник слегка пошевелился. Лужица крови быстро исчезала, ее поглотил жадный шип, и очень скоро земля стала сухой. Затем послышался тихий шорох - куст куманики скрылся под землей.40Сады Элизиума поражали своим великолепием даже по высоким стандартам филидов. Еще за двадцать лет до начала тяжелых испытаний, выпавших на долю Эши, он присматривал за оранжереей отца и собственными огромными владениями с ухоженными садами и теплицами, где выращивались исключительно священные растения, предназначенные для религиозных ритуалов. Его познания в садоводстве были достаточно глубокими, хотя и несколько ограниченными, и он часто наблюдал за священниками, трудившимися на полях и монастырских фермах. Он видел множество разных подходов, но его поразило то, как работала в саду Рапсодия.
Каждое утро она вставала еще до восхода солнца, наводила в Элизиуме порядок, пекла булочки и хлеб, наполняя воздух райскими ароматами. Работая, она тихонько напевала, чтобы его не разбудить, но дракон узнавал об ее уходе в тот момент, когда она вставала с постели, и тут же начинал ее искать, желая убедиться в том, что она рядом. Чудесные мелодии обычно помогали ему задремать, пока она заканчивала работу по дому. Потом она выходила наружу, и он окончательно просыпался, неохотно вставал и начинал приводить себя в порядок.
Чаще всего Рапсодия оставляла свою стряпню на огне и выходила в сад, зная, что он обязательно почувствует, когда все будет готово, и успеет вытащить выпечку из духовки. Эши всегда просыпался вовремя и неизменно получал удовольствие, разделяя с Рапсодией домашнюю работу. Он неловко спускался вниз по лестнице, высвобождаясь из сна дракона, вытаскивал из духовки то, что испекла Рапсодия, и начинал готовить поднос к завтраку.
Наконец он выходил из дома с подносом в руках, и они вместе завтракали в саду. Эши всегда находил ее стоящей на коленях на земле, волосы собраны в сверкающий узел самым обычным платком. Она гладила листики крошечных растений и что-то весело напевала. Иногда Рапсодия бралась за лопату, но в воздухе постоянно звучала какая-то мелодия.
У нее имелась песня для каждого растения, и она могла создать цветущий сад за одни сутки. К тому моменту, когда Рапсодия пригласила Эши в Элизиум, здесь уже господствовали цвета лета, а воздух был полон изысканных ароматов. Элизиум превратился в настоящий рай, услаждающий глаз и обоняние гармонией оттенков цветов и запахов. Рапсодия обладала талантом садовника и руками крестьянки, и благодаря этому сочетанию сад в Элизиуме был поистине удивительным.
Однажды Эши разбудила особенно красивая песня, своей мелодией напомнившая ему о смене времен года, хотя он не слышал слов. Позднее, когда ветерок донес до него стихи, он не смог сдержать улыбку.Белый свет
Скажет ночи: "Нет".
Ты проснешься от зова весны:
"Приди и взгляни, приди и взгляни,
Что теплые ветры тебе принесли".
Легкий бабочки полет,
Птица весело поет.
Новый год зови, зови,
Привет тебе, Дитя Земли.Зеленая прохлада,
Лесная услада,
Высокое солнце в небесах.
"Приди и танцуй, приди и танцуй".
На зелени травы,
Где мы всегда правы,
Где радость найдешь
В пору веселья
С Дитя Земли.Красное золото
Стареющих листьев,
Падающих под дыханием ветра.
"Останься и спи, останься и спи".
В летнем полете,
В блистающем свете,
Осеннем сраженье
Ты нам помоги
Защитить Дитя Земли.Белый свет
Не скажет ночи: "Нет".
Снег покроет холодный мир.
"Смотри и жди, смотри и жди".
Приготовься ко сну,
К глубокому льду,
Обещание сохрани,
Через год опять приди
И вспомни Дитя Земли.В тот день он сказал ей свое мнение о песне.
"Чудесно, - сказал Эши, целуя Рапсодию. - Даже слишком, чтобы быть песней о Грунторе. В ней должно быть больше силы, спокойствия, ну и немного вшей".
Рапсодия улыбнулась, но ее глаза слегка потемнели, как бывало, когда она что-то недоговаривала.
"Есть вещи, которые мы не можем рассказать друг другу, потому что это чужие тайны", - сказал он ей в ту ночь, когда они стали любовниками.
Эши сменил тему разговора.
Она посадила небольшой фруктовый сад на краю под земного луга, в единственном месте, где деревья могли получать достаточно света. Иногда он находил Рапсодию среди маленьких детишек деревьев и слышал, как она тихонько им что-то говорит, ухаживая за ними с нежностью любящей матери. И всякий раз, когда Эши заставал ее за этим занятием, она смущенно улыбалась, подбегала к нему, брала за руку и подходила с ним к беседке или каменным скамейкам, стоящим посреди сада многолетних растений, где они обычно завтракали.
В это утро все шло как обычно. Он проснулся в угрюмом настроении, ощущая отсутствие Рапсодии, но потом, после завтрака, настроение у него улучшилось. Эши закатал рукава и принялся копать землю вместе с Рапсодией, помогая ей разделять переплетенные корни растений, которые она хотела пересадить на берег озера.
Они довольно долго работали возле грота. Рапсодия радостно пела, она уже чувствовала себя непринужденно в его присутствии, и Эши начал петь вместе с ней, стараясь запомнить мелодии, ускоряющие рост растений. Он научил ее многим песням, которые знал со времен юности в Гвинвуде, и она с радостью слушала его. Сегодня Рапсодия чувствовала себя особенно счастливой; когда Эши спросил ее о причинах, она улыбнулась и поцеловала его. Взгляни на озеро, попросила Рапсодия.
Эши подошел к берегу и посмотрел на воду, но не увидел ничего необычного. Он пожал плечами, и она вновь улыбнулась.
- Наверное, сегодня вода слишком мутная, - сказала она, опускаясь на колени и снова принимаясь перебирать листья. - Обычно она отражает лучше.
Эши почувствовал, как его охватывает ощущение небывалого счастья. Он подошел к Рапсодии и с нежностью прижал ее к себе.
- Я люблю тебя.
Она продолжала копать.
- В самом деле?
Он поцеловал ее в шею.
- Да. Неужели ты сама не чувствуешь?
- Только не сейчас.
Эши удивился.
- Почему? - удивленно спросил он.
Она не удостоила его взглядом.
- Потому что ни один мужчина, который действительно любит меня, не наступил бы на только что посаженый цветок. - И она мягко переставила его ногу.
- Ой, извини, старушка. - Он дернул за грязный платок, которым были перевязаны ее волосы, и ласково похлопал по ягодицам.
- Уберите свои руки от моих булочек, сэр. - Она с шутливым негодованием посмотрела на Эши.
- Как ты сказала?
- Ну, ты сам их так называл. - Она рассмеялась, убирая пряди рассыпавшихся волос обратно под платок и вновь принимаясь за работу.
Он присел на корточки рядом с ней.
- О чем ты говоришь? - Его пальцы нежно гладили выбившиеся золотые локоны.
Она попыталась скрыть улыбку, продолжая возиться с листьями.
- Тот, кто учил тебя древнелиринскому языку, слабо владел идиоматическими оборотами. "Квелстер эвет ре марайя" - "у тебя очень красивые булочки".
Лицо Эши покраснело от смеха и смущения.
- Ты шутишь. Неужели я так сказал?
Она кивнула.
- Как ты думаешь, почему я каждое утро готовлю их на завтрак? До сих пор мне и в голову не приходило, что мои печеные прелести могут вызвать такой восторг.
Эши расхохотался и притянул Рапсодию к себе, разбросав листья и мох. Он поцеловал ее, оба упали, и в результате оказались измазанными в земле с ног до головы.
- Похоже, мне нужно поработать над идиомами.
- Нет, не обязательно, мне очень понравилось.
- Хорошо. А что мне следует сказать, если я хочу увидеть то, что так неосмотрительно назвал булочками?
Она обняла его за шею.
- Я предлагаю "пожалуйста", хотя в голову приходит множество других вариантов.
- В таком случае, пожалуйста.
Она легонько стукнула его по затылку.
- Боги, ты просто ненасытен.
- Сама виновата. - Драконьи глаза сверкнули, и ее изумрудные ответили согласием.
Оба знали: когда дело доходило до реализации любовных фантазий, Рапсодия становилась почти такой же неиссякаемой, как Эши. Она попыталась вернуться к своей работе.
- А почему ты это сказал?
Эши забрал у нее из рук лопатку и посадил к себе на колени.
- Ты стала моим сокровищем, Рапсодия. Наверное, ты знаешь, что та вещь, которой дракон дорожит больше всего, которой ему постоянно не хватает, становится его сокровищем. - Он улыбнулся ей, но сам не был уверен, соответствует ли его шутливый тон искренности произнесенных слов.
Эши чувствовал, Рапсодию все еще смущает его вторая натура, оставалось надеяться, что правда не вызывает у нее отвращения. Ничто так не тревожило Эши - если не считать того, что демон может им овладеть, - чем мысли о будущем. Вдруг Рапсодия отвернется от него? Он знал: в своей неистовой тоске и ярости он оставит за собой сожженную пустыню.
Рапсодия взяла его лицо двумя руками и поцеловала.
- Ну, возможно, во мне тоже есть частица дракона.
- Почему?
- Если я позволяю тебе отвлекать меня от работы в саду - второго моего самого любимого занятия - значит, мысли о тебе не дают мне покоя.
- А самое любимое занятие - музыка?
- Конечно.
- Ты все утро работала в саду. И наверняка устала.
Рапсодия встала и потянулась, а потом отряхнула землю с колен.
- Тут ты прав. - Он протянула ему руку и помогла подняться на ноги, а затем обняла за талию. - Стало слишком жарко, я чувствую себя так, будто превратилась в пылающий костер.
- Нисколько в этом не сомневаюсь.
- Ну вот опять, распутный ты тип, - укоризненно сказала она, когда Эши вновь стянул платок с ее головы и принялся распускать волосы. - Неужели ты не можешь думать ни о чем другом?
- Прошу меня простить, - нахмурился Эши, изображая ужасную обиду. - У меня и в мыслях ничего не было, я лишь имел в виду твое владение огнем.
- Ага, - Рапсодия улыбнулась. - Ну тогда, как человек, обратившийся в пламя, я желаю, чтобы меня окружала вода. - И она обняла его еще крепче.
- А я думал, что ты никогда не попросишь, - пробормотал он, целуя ее в шею.
- О чем не попрошу? Я собираюсь принять ванну. - Она выскользнула из его рук и побежала к дому, а Эши бросился за ней.
Эши оставался в другой части дома, пока Рапсодия при помощи насоса наполняла холодной прозрачной водой большую лохань. Когда ванна наполнилась, Рапсодия опустила ладони в воду и сосредоточилась на огне, пылавшем в ее душе. Вода стала нагреваться, а затем согрелась и вся комната. Рапсодия бросился в лохань пригоршню розовых лепестков.
Она огляделась. Лохань наполнялась довольно долго, и Рапсодия рассчитывала, что Эши вот-вот появится, однако его не было. Наконец она подошла к двери и выглянула наружу - никого.
- Эши?
- Да? - Голос доносился сверху.
- Где ты?
- В гостиной.
- И что ты делаешь?
- Читаю.
- Ах вот оно что. - Рапсодия постаралась, чтобы он не услышал в ее голосе разочарования. - Мы можем искупаться вместе.
- Нет, благодарю.
Она начала развязывать пояс своего белого платья.
- Ты уверен?
Он ответил после небольшой паузы:
- Может быть, я присоединюсь к тебе позже.
Рапсодия вздохнула.
- Ладно. - Охваченная досадой, она закрыла дверь и вернулась к своей лохани.
Рапсодия не собиралась его обижать; обычно Эши нравилось, когда она дразнила его, - сила их страсти часто служила поводом для розыгрышей. Возможно, в своих шутках она зашла слишком далеко. Оставалось надеяться, что она не оскорбила его чувств.
Вода достигла нужной температуры. Она стряхнула воду с руки, прислушалась, надеясь различить звук шагов, но в доме стояла полная тишина. Рапсодия еще разок вздохнула и смирилась с необходимостью самостоятельно мыть себе спину. Она стояла перед зеркалом и вычесывала из волос остатки листьев, когда дверь открылась и вошел одетый в халат Эши с книгой в руке.
Глаза Рапсодии сверкнули от возбуждения, но выражение лица оставалось совершенно нейтральным.
- Я думала, ты увлекся книгой.
- Так оно и есть, но мне показалось, что тебе скучно одной принимать ванну.
- Понятно.
- Я буду сидеть в сторонке, разумеется. Мне бы не хотелось, чтобы ты думала, будто я жду приглашения или чего-то в таком духе.
- Нет, конечно нет.
На лице у Эши появилось обиженное выражение.
- Заверяю тебя, у меня самые благородные намерения.
- Не сомневаюсь.
- Так оно и есть, правда. Я пришел сюда почитать.
В глазах Рапсодии заплясали смешинки.
- Не слишком подходящее место для чтения, - заявила она, наблюдая в зеркале, как теплый влажный воздух, полный цветочных ароматов, кружит над ней. Пар оказывает плохое действие на пергамент.
Скромно сложив руки на груди, он подошел поближе и окунулся в клубящийся туман. Завитки влажного воздуха оплетали его щиколотки, словно игривые котята. Белозубая улыбка Эши вполне соответствовала снежной белизне его халата.
- Давай заключим сделку, - предложил он. - Если ты разрешишь мне остаться, я не прикоснусь к тебе, если ты сама меня не попросишь. Я не стану тебе мешать. Более того, я останусь сидеть возле двери. Договорились?
- Оттуда тебе ничего не будет видно.
- Как уже было сказано, я не собирался подглядывать...
- Да, знаю, ты пришел почитать, - с улыбкой сказала Рапсодия. - Надеюсь, ты получишь удовольствие.
- О, можешь не сомневаться, - ухмыльнулся Эши. Рапсодия подошла к ванне, наблюдая за клубящимся над водой паром. Туман окружил ее, водяная пыль оседала на ресницах, перед глазами стало расплываться. Нечто похожее, очевидно, происходило с Эши; он уселся на мраморный пол у двери, прислонился к ней и закрыл глаза. Рапсодия дала ему последний шанс:
- Ты можешь присоединиться ко мне в любой момент.
Не открывая глаз, Эши махнул рукой.
- Хорошо, - сказала она. - Делай как знаешь.
Она подняла стройную ногу и попробовала воду, она оказалась горячей, но Рапсодия знала, что ей будет хорошо. Она сделала несколько шагов в сторону и позволила халату соскользнуть на пол. Бросив взгляд через плечо, Рапсодия убедилась, что Эши по-прежнему сидит с закрытыми глазами, опираясь спиной на дверь. Казалось, он спит.
Рапсодия взяла со стола стеклянный флакон и вытряхнула на ладонь лепестки роз, смешанные с лепестками и листьями других растений, воздух наполнился успокаивающими ароматами корицы, розмарина и ванили, смешанными с запахом цветков лайма. Она наклонилась, подняла халат, повесила его на крючок и повернулась к Эши.
Он все еще сидел с закрытыми глазами, но когда Рапсодия взглянула на него, расплылся в широкой улыбке.
- Ага! Ты подглядываешь! - со смехом заявила Рапсодия.
- А кто смог бы удержаться? - спросил Эши, не открывая глаз. - Кроме того, я не утверждал, что не буду подглядывать. Я обещал к тебе не прикасаться.
- Честно говоря, я бы предпочла, чтобы ты поступил наоборот, но пусть будет так, как ты хочешь. - Рапсодия бросила в воду ароматную смесь, послышалось шипение, запахи от тепла усилились.
Вода покрылась мерцающей пленкой. Рапсодия собрала длинные волосы в пучок над головой, закрепив их простой черной лентой. Потом вошла в ванну, медленно присела и вытянулась, вода сомкнулась вокруг, заключив ее в жаркие объятия. Тело расслабилось, а потом его примеру последовал и разум.
Она села так, чтобы ее плечи остались на воздухе, и положила голову на подушечку, которая находилась у края ванны. Нежные волны ласкали кожу, осторожно касались груди. Она улыбнулась, наслаждаясь легкими прикосновениями и теплом воды, прохладой воздуха, освежающего верхнюю часть ее тела. Ее соски, обычно светло-розовые, как внутренняя часть морской раковины, потемнели от легкого возбуждения.
Вода продолжала целовать ее, Рапсодия вздохнула, а ее фарфоровая кожа слегка порозовела. Она опустилась по глубже в воду, положив ноги на край ванны, колени вы нырнули на поверхность. Затем она ощутила, как вокруг нее зарождается какое-то движение, и в следующее мгновение забурлившая вода мягко раздвинула ее колени. Все тело начало покалывать, течение опустилось ниже, лаская бедра и спину, а через несколько мгновений вновь забурлило между ног. Течение усилилось вокруг ее бедер, касаясь самых чувствительных частей ее тела. Рапсодия начала дрожать и ощутила, как ее внутреннее тепло устремилось к тем местам, которые ласкала вода.
Волны стали настойчивее, и с каждым разом возбуждение Рапсодии усиливалось. Казалось, вода обрела плотность и ласкает ее, стараясь усилить наслаждение. Желание становилось все сильнее, она больше не могла его контролировать.
- Эши, - позвала она, ее голос дрогнул. - Эши, что ты делаешь?
- Читаю.
Она с трудом открыла глаза и увидела, что он по-прежнему сидит у двери, опустив веки.
- Пожалуйста, - сказала она, когда вода начала пульсировать, входя и выходя из ее тела. - Пожалуйста, прекрати. - Ее дыхание стало частым, она боролось с усиливающимся возбуждением.
- Что прекратить? - Он улыбался, не открывая глаз.
- Это превращается в сексуальные игры. - Рапсодия безуспешно пыталась сохранить спокойствие. - Перестань. Пожалуйста.
- Ты что-то имеешь против сексуальных игр? - игриво спросил он, так и не удостоив ее взгляда.
- Да, если ты в них не участвуешь.
Эши открыл глаза и серьезно посмотрел на нее.
- Любовь моя, это я, - искренне проговорил он. - Я чувствую тебя точно так же, как ты меня, может быть, даже лучше.
- Вот именно, - воскликнула она, когда вода принялась пульсировать с новой силой. - Это не ты, а вода. Я хочу, чтобы так меня касался только ты. Пожалуйста, Эши, пожалуйста, не делай так больше.
В ее голосе было такое отчаяние, что он сразу вспомнил переправу через Тарафель, когда она просила его не брать ее на руки. Он вскочил на ноги и подошел к ванне, вода мгновенно успокоилась.
- Извини, - сказал он, и Рапсодия сразу успокоилась. - Я не хотел тебя огорчить.
Рапсодия наклонилась вперед, подобрав под себя колени.
- Я знаю, - сказала она и провела влажной ладонью по его щеке. - Я знаю, тут нет твоей вины, все дело во мне.
Эши хотелось заключить ее в объятия, но он вспомнил о своем обещании и сдержался.
- При чем здесь ты? Тебе хотелось принять ванну. Сожалею, что вел себя как идиот.
Рапсодия посмотрела в его глаза и увидела в них смятение, тронувшее ее сердце. Она притянула его голову к себе и нежно поцеловала.
- Нет, это я сожалею, Эши, - тихо проговорила она. - Ты не сделал ничего дурного. Дело в том, что в Прошлом меня использовали самым отвратительным образом - что бы доставлять наслаждение мужчинам; то была худшая часть моей жизни. Боюсь, мне никогда не удастся о ней забыть и... - Она опустила глаза, и ее голос прервался.
- Я была счастлива, полагая, что в новом мире мой сексуальный опыт мне больше не пригодится, - продолжала Рапсодия, - и я смогу вести целомудренный образ жизни. А потом появился ты и вернул это в мою жизнь. Я не представляла, что такое вообще возможно. В действительности ты мой первый и единственный любовник. И заниматься с тобой любовью так удивительно и прекрасно, что я изо всех сил стараюсь, чтобы нам никто и ничто не помешало. Ты, я уверена, заметил: мне очень часто приходилось сдерживаться.
Впервые за время ее монолога Эши улыбнулся, и она провела по его лицу пальцами, слегка сморщенными от горячей воды.
- Кое-что все еще напоминает мне о прежних днях. Я на все готова, если ты держишь меня в своих объятиях или хотя бы находишься рядом. Наверное, в этом заключена ирония: разве такая женщина, как я, может быть на столько скромной в сексе? Но я не в силах ничего с собой поделать. Любые чары, фантазии, все, что я могу сделать, чтобы доставить тебе удовольствие, твое - таким способом я выражаю свою любовь к тебе. Я сама решила отдать себя тебе. Я больше не чужая игрушка.
Эши заглянул в изумрудные глаза, и ему показалось, что он смотрит в ее душу. Честность и искренность ее сердца заставили его вздрогнуть.
- Рапсодия, если занятия любовью напоминают о том, что ты хочешь забыть...
- Не говори так, - быстро сказала она. - Я совсем не это имела в виду. Мне очень хочется заниматься с тобой любовью, так сильно, что когда ты сказал о своем намерении почитать книгу, я подумала... впрочем, не будем об этом. Просто мне необходимо, чтобы обнимал меня ты, ты сам, а не лишенная тела сила. Такого рода общение невозможно, когда один из партнеров сидит в другом конце комнаты. Кроме того, я не могу ласкать тебя. - Эши покраснел, и ему пришлось ухватиться за край ванны, чтобы сдержать свое обещание.
Рапсодия рассмеялась, заметив, как побелели костяшки его пальцев.
- Я восхищаюсь твоей выдержкой, - сказала она и наклонилась вперед. Подарив ему долгий поцелуй, она одновременно развязала пояс его халата. - Считай, что ты получил приглашение, - заявила она со сверкающими от озорства глазами, отодвигаясь к дальнему краю ванны и освобождая ему место.
Эши сбросил халат и вошел в воду. Он опустился на колени и наклонился вперед, держась за края ванны, после чего нежно поцеловал Рапсодию.
Она ответила на его поцелуй, провела ладонями по рукам, ощущая их силу. Потом ее пальцы легко скользнули по его спине, поглаживая бугрящиеся мышцы. Когда их губы слились в упоительном поцелуе, она крепко обняла его и потянула к себе. Однако он не поддался, и его обнаженное тело осталось над водой.
- Хвастун, - с шутливой строгостью заявила Рапсодия. - Ладно, пусть будет так, как хочешь ты. Оставайся там и замерзай, а мне тут очень тепло.
- Я просто получал удовольствие от того, какое действие производит на тебя прохладный воздух, - с хитрой улыбкой ответил Эши, бросив взгляд на ее грудь.
И рассмеялся, когда она порозовела под его взглядом.
- Рапсодия, ты покраснела!
- Только никому не говори, ты испортишь мою репутацию, которую я с таким трудом себе создала, - рассмеялась она в ответ и еще раз нетерпеливо потянула Эши к себе.
Губы Эши коснулись ее щеки и переместились к уху.
- Я никому не раскрою твои тайны, - прошептал он и отпустил края ванны.
Рапсодия вскрикнула, когда они начали падать, но вода, словно подушка, подхватила их, и ее испуганный вопль превратился в смех. Потом Эши почувствовал, как поднимается температура воды, вскоре приятное тепло окутало все его тело. Шелковистая нога погладила его бедро, а потом обвилась вокруг него, и Эши ощутил, как его переполняет желание.
Несмотря на горячую воду, Эши задрожал, и со дна ванны поднялись волны, накрывшие плечи и пальцы ног Рапсодии - единственные части ее тела, остававшиеся на воздухе. Руки Эши скользнули вниз и обняли Рапсодию за талию. Ее руки гладили его широкие плечи, но потом поднялись вверх и сжали лицо.
Эши заглянул в ее глаза, без слов говоря о своей любви, волна страсти подхватила его, и он почти потерял над ней контроль. Потом Эши закрыл глаза, а его губы слились с ее губами, поцелуй получился таким страстным, что Рапсодия тоже задрожала.
Поцелуй продолжался, его руки ласкали ее тело, наслаждаясь бархатом кожи, ладони и кончики пальцев ощущали удовольствие Рапсодии, вызывая в нем ответную волну желания. Одной рукой он крепко прижал Рапсодию к себе, а другая продолжала движение, следуя по контурам ее груди, спины и вниз, к ее бедру.
Вода забурлила возле ее ступней, затем волна стала подниматься выше, мимо ее колен, и встретилась с рукой Эши возле внутренней части ее бедер.
Губы Рапсодии приоткрылись, и она застонала от прикосновений его пальцев и пульсирующей воды, ее спина выгнулась дугой, а руки вцепились ему в плечи. Рот Эши переместился в ложбинку на ее шее, нежно лаская место, которое сразу привлекло его внимание, когда они впервые встретились, а потом его нежные губы переместились к ее уху. На древних языках он шептал о своих самых глубоких и сокровенных чувствах, пока его руки дарили ей все новое и новое наслаждение, смешивая чувственные удовольствия с выражением страстной любви, глубины которой он был не в силах измерить. Его собственное возбуждение росло по мере того, как на лице Рапсодии расцветало блаженное выражение счастья.
- Я люблю тебя, - прошептал он.
Она эхом отозвалась на его слова, ее дыхание становилось все более прерывистым. Губы Эши вернулись к ложбинке на ее шее, а потом двинулись вниз, любовно лаская грудь, которая вздымалась над водой, теплая от переполнявшей Рапсодию страсти. Маленькие водовороты щекотали его губы, когда он покрывал поцелуями ее живот.
Затем его голова скрылась под волнами, прочертив линию от верхней части ее бедра вниз. Тихие музыкальные звуки, которые она издавала, сменились легкими всхлипываниями, вода вновь начала нагреваться, становилось жарко. Рапсодия схватилась руками за края ванны и закрыла глаза. Она ждала, что он вынырнет, чтобы сделать вдох, но он не оставлял своих усилий, пока она не закричала от восторга, дрожа в его руках, вновь сомкнувшихся на ее талии.
Теплое ощущение счастья овладело ее телом, и она медленно подняла руку, чтобы коснуться волос Эши; его голова покоилась у нее на животе. Он вновь приподнялся и оказался на коленях, а она лежала расслабленная, не открывала глаз, но даже сквозь закрытые веки чувствовала тепло его улыбки.
Его губы прижались к ее губам в последнем нежном поцелуе, и она распахнула глаза. На его лице появилась пытливая улыбка, глаза со странным вертикальным разрезом искрились любовью - Рапсодия научилась особенно ценить такой взгляд. Она ответила на его улыбку, вновь лениво погладив волосы Эши, остававшиеся почти сухими. Он обхватил ее за плечи и улегся рядом в широкой ванне. Она прижалась к его груди и вздохнула, чувствуя, что совершенно счастлива.
- Ну а теперь скажи мне, ты именно это имела в виду? - игриво спросил он.
В ответ Рапсодия, застав Эши врасплох, ловко перевернула его, так что он вновь. оказался сверху, - она понимала, что его страсть еще не утолена.
- На самом деле нет, - ответила она, в ее потемневших глазах промелькнуло лукавое выражение, и они сверкнули, как изумруд в лучах солнца. - Но если хочешь, я могу показать, что я имела в виду.
Рапсодия раздвинула ноги и обхватила ими своего любовника, и Эши глубоко вздохнул от удовольствия. Как и всегда, его поразила глубина желания, которое в нем вызывало каждое ее прикосновение. Он закрыл глаза, и все его тело начало содрогаться, когда она помогла ему войти в нее; ее тепло сомкнулось вокруг него, Эши прижался к Рапсодии, умоляя не дать ему провалиться в благословенное небытие, грозившее поглотить его целиком.
Она отвечала нежно, ободряюще, однако его возбуждение достигло немыслимых высот, Эши ощущал все глубину ее любви. А потом она продемонстрировала свою страсть физически, и Эши ощутил, как ее огонь заполняет все его существо, начиная от того места, где они соединились, и растекаясь до самых сокровенных уголков его души.
Они опустились под воду, и там начался удивительный танец их страсти, а когда они снова вынырнули на поверхность, оказалось, что теперь Рапсодия находится сверху. Волна смыла ленту, удерживающую ее волосы, и они золотым водопадом обрушились на ее плечи. Ее облик напомнил Эши древние легенды, которые он слышал много лет назад, когда плавал в море Магос, о наядах и русалках, морских нимфах, чьи песни так зачаровывали мужчин, что они навсегда отдавали им свое сердце. Возможно, Рапсодия из их числа, вдруг подумал он.
Эши с благоговением смотрел на ее лицо, она не скрывала своих ощущений, менявшихся, словно в калейдоскопе, по мере того, как она испытывала все большее наслаждение, отчего безупречные черты освещались волшебным внутренним светом. Она полностью отдавалась радости, которую ей дарил любимый человек, и Эши видел, какое значение он имеет в ее жизни. И его благодарность не знала границ.
С каждым касанием, с каждым движением, с каждым прикосновением волны Рапсодия чувствовала приближение обоюдного экстаза, несущего физическое удовлетворение. Одновременно на других, более глубоких уровнях шло исцеление их израненных душ, проливаясь бальзамом доверия и любви, в которую они уже давно перестали верить. Пьянящее, безрассудное ощущение риска, охватывавшее Рапсодию во время их первых попыток познать друг друга, исчезло, когда были сметены все барьеры, и отврати тельное напоминание о том, что она уже давно зашла туда, откуда нет возврата, постепенно покидало ее душу. Даже мысли о временной природе их союза, грядущих опасностях, отсутствии будущего более не притупляли ощущение счастья, открывавшегося для них с каждым следующим мгновением.
И в этот момент, когда он занимался с ней любовью при помощи своего тела, души, слов и даже окружающей их воды, Рапсодия навсегда избавилась от страха перед второй стороной его натуры, она перестала бояться дракона и власти Эши над стихиями. Живущий в Эши дракон был во всем подобен наполнявшей ее музыке. И его присутствие делало Эши особенным. Поскольку она старалась доставить удовольствие любимому человеку, ей хотелось, чтобы эта его часть тоже была счастлива.
Она взяла его руки и поднесла к своим волосам, зная, как это возбуждает дракона. А потом еще сильнее прижалась к нему, она понимала, что сейчас прикасается к обеим частям его природы, и это знание мешалось с ее собственными сладостными ощущениями - ведь Эши продолжал двигаться, - в результате они стремительно приближались к самому пику наслаждения.
Рапсодия закрыла глаза, вода вновь накатила на них, лаская ее спину. Она ощутила щекочущее тепло, возникшее в пальцах рук и ног, но стремительно поднимающееся вверх и усиливающееся; Рапсодия знала, как только оно достигнет ее центра, произойдет взрыв. Она вновь прижалась к Эши, который и сам вел отчаянное сражение за сохранение контроля над происходящим; он проигрывал. Рапсодия от крыла глаза и посмотрела на него. Его лицо было удивительным образом полно страсти и печали.
- Ты сдерживаешься, - мягко укорила она Эши, между двумя вздохами. - Отпусти.
В ответ он закрыл глаза и отрицательно покачал голо вой.
Рапсодия находилось у входа в королевство, куда ей не хотелось идти одной. Она слегка замедлила движение, и руки Эши крепче сжали ее талию.
- Пожалуйста, - прошептала она. - Я не пойду без тебя. Отпусти.
Он так и сделал. Волны вскипели, как у разгневанной горной реки, обрушиваясь водопадами, ритм их движения резко ускорился. Воды вспенились от силы их страсти, выплескиваясь через край ванны и заливая пол, и, подчиняясь взрыву его эмоций, разбивались о Рапсодию, точно могучий морской прибой о скалы. Даже воздух Элизиума был наполнен электрическим гудением, и Рапсодия слышала, что мелодичный рокот водопада сменился ревом. В соседней комнате ему вторил огонь в камине.
Рапсодия не знала, сколько времени они занимаются любовью, но ей показалось, что это восхитительное занятие вполне могло бы нивелировать страдания целой жизни. Наконец огонь и вода смешались в исступленном крещендо, Рапсодия и Эши закричали одновременно, и на них обрушилась последняя пенная волна.
Через мгновение Рапсодия вновь оказалась на поверхности и положила голову на грудь Эши. Задыхаясь, она гладила его плечо, а он крепко прижимал ее к себе. Вода оставалась горячей, но моментально успокоилась, однако весь пол был залит, и сквозь туман усталости и удовлетворения Рапсодия порадовалась, что он выложен мраморной плиткой.
Они еще долго, расслабленные, лежали в ванне, пока вода окончательно не остыла. Эши поцеловал Рапсодию в лоб и с любовью посмотрел на нее.
- С тобой все в порядке? - спросил он. - Ты не наглоталась воды?
Она вздохнула и с улыбкой повернулась к нему. Ее глаза сияли, словно отраженные в воде звезды. Эши почувствовал, как сжалось его горло.
- Амариэль, - тихо сказал он на языке своего детства. - Мирэй Ариа. Эвет хайра, Рапсодия ("Звезда Моря. Я нашел свою путеводную звезду. Это ты, Рапсодия").
Ее глаза сверкнули, на сей раз его идиома была безупречна.
- Как ты романтичен.
Он улыбнулся:
- Ты сделала меня таким. Это настоящий подвиг.
Рапсодия засмеялась и наклонилась, чтобы поцеловать Эши.
- Романтичный дракон. Разве тут нет противоречия?
- Да. Его лицо засияло. - Но ты все равно меня любишь?
Она серьезно посмотрела на него и заговорила голосом Дающей Имя, подчеркивающим, что она говорит правду:
- Люблю и всегда буду любить.
Он притянул ее к себе и нежно поцеловал.
- Ариа, - прошептал он.
И с этого момента именем Ариа он называл Рапсодию в самые интимные моменты или же чтобы показать свою любовь - ни один другой язык не был столь красив и точен.Под полуденным солнцем Грунтор нетерпеливо ждал возле скал, охраняющих Кралдурж, прислушиваясь к завываниям ветра. Он пришел по зову Рапсодии и с каждым утекающим мгновением беспокоился все больше. В послании, отправленном ею при помощи ветра, не было даже намека на страх или панику, в нем содержалась лишь просьба встретиться с ней на лугу, находящемся над Элизиумом.
И вот он увидел Рапсодию в ее обычном плаще, который она надела, несмотря на страшную жару.
- Давненько не было весточки от тебя, герцогиня, проворчал Грунтор. - Если бы прошел еще один день, Ой спустился бы вниз вместе со своим отборным полком. - Он обнял и прижал ее к груди, чувствуя, как паника и раздражение быстро исчезают, точно вода, пролитая на гравий. - С тобой все в порядке?
- У меня все хорошо, Грунтор, - со смехом ответила Рапсодия, когда он поставил ее на землю. - Даже более того.
Грунтор бросил на нее подозрительный взгляд.
- И почему же? - осведомился он, только теперь заметив, что ее лицо сияет, а золотые волосы распущены по плечам. Прежде чем она успела ответить, Грунтор поднял сильную руку. - Ладно, не важно. Пожалуйста, больше не говори так, мисси.
Рапсодия немного помрачнела.
- Почему?
- Просто не говори, и все. Пожалуйста, - добавил сержант.
Потом он глубоко вздохнул. Ему казалось, что мысль, оставшаяся невысказанной, совершенно очевидна. Дракон заполучил Рапсодию в качестве сокровища, но только не тот, которого они так опасались.
Он представил себе реакцию Акмеда и содрогнулся. Грунтор отвел глаза в сторону и посмотрел на залитые полуденным солнцем горные пики, а на его лице появилось недоумение.
- Значит, тебе не нужна помощь? - спросил, поразмыслив, Грунтор.
- Нет, конечно, - запинаясь, ответила Рапсодия. - Если бы такая нужда возникла, я бы сразу обратилась к тебе.
Она попыталась сглотнуть ком в горле.
Протянув руку, она коснулась его большого лица и мягко повернула к себе. Когда янтарные глаза Грунтора обратились к ней, она увидела в них глубокую печаль, но при этом его лицо сохраняло привычную маску невозмутимости.
- Мне казалось, ты хочешь, чтобы я была счастлива, Грунтор, - тихо проговорила Рапсодия.
Он задумчиво посмотрел на нее.
- Ой очень этого хочет, мисси. Больше, чем чего-то другого.
- Тогда почему ты не рад за меня?
Великан вновь отвернулся и принялся изучать далекие горы. Раньше они казались непреодолимыми, теперь болги часто добирались до самых вершин, поддерживая в порядке древнюю вентиляционную систему, отстраивая обсерваторию намерьенов. Все, что когда-то казалось таким далеким, сейчас стало близким. Во рту у Грунтора появился горький привкус иронии.
- Ой сделает все, что в его силах, мисси, - после дол гой паузы проговорил он. - А теперь мне пора, нужно идти на разведку в дальние царства. Ой вернется через две недели и весь к твоим услугам.
- Подожди, - попросила Рапсодия, засовывая руку под плащ. - Ты можешь кое-что для меня сделать. - Она вы тащила из кармана сложенный и тщательно запечатанный кусок пергамента и протянула его Грунтору. - Это для Джо. Я хочу объяснить ей то, что произошло, и дать возможность привыкнуть к новому положению вещей. - Она вытерла выступивший на лбу пот. - Джо была... влюблена в Эши, и я не хочу оскорблять ее чувства, - смущенно добавила Рапсодия. - Ты позаботишься о том, чтобы она получила мое письмо, Грунтор? Если возможно, еще до твоего ухода? Я хочу дать ей побольше времени. - Великан кивнул, пряча пергамент в нагрудный карман. - И расскажи обо всем Акмеду, ладно?
Грунтор вновь кивнул, его лицо сохраняло невозмутимое выражение. Судя по легкости ее тона, Рапсодия не понимала, какое трудное поручение она дала. Впервые с того момента, как он познакомился с королем фирболгов, ему придется подыскивать слова во время разговора с ним.
- Когда появишься вновь, мисси? - спросил он.
- Я собиралась подождать еще хотя бы пару недель, чтобы дать Джо хоть немного привыкнуть к новой ситуации, - ответила Рапсодия. - Постараюсь вернуться одно временно с тобой. Тогда мы обсудим с Акмедом наше выступление против Ракшаса.
Грунтор провел пальцем по краю своей куртки.
- Ладно, мисси. Мне пора. - Он неловко погладил ее по голове своей огромной ручищей, а потом сжал в объятиях.
- У тебя все в порядке, Грунтор? Ты выглядишь усталым.
- В последнее время плохо спал, - ответил великан. - Кошмары; что-то выходит из темноты. Пока не могу раз глядеть. Теперь Ой понимает, как ты страдала все это время, мисси. - Он тяжело вздохнул и вновь прижал Рапсодию к груди. - Ты будешь осторожна? И пусть твой туманный друг знает, если он будет плохо себя вести, ему придется иметь дело со мной.
Хотя лицо Рапсодии было прижато к доспехам Грунтора, она улыбнулась.
- Я ему передам, - пообещала она, слегка отодвинулась и чмокнула его в жесткую щеку. - Передай от меня привет всем, а особенно моим внукам.
Грунтор молча сжал ее плечо, быстро повернулся и за шагал по зеленому лугу, ветер шевелил высокую траву и распустившиеся фиалки, которые Рапсодия посадила к конце зимы - лето было в разгаре. Цветы скорби, которые обычно дарят тем, кто находится в трауре, или высаживают на могилах и полях сражений, сейчас не слишком радо вали сердце.
Перстень Патриарха вошел в силу в ночь середины лета. Эта ночь имела огромное значение в традициях людей и лиринов, поэтому Рапсодия и Эши радовались, что могут провести ее вместе. Они разбили лагерь посреди пустоши, Эши собирался совершить ритуалы религиозного ордена, главой которого был его отец, а Рапсодия хотела наблюдать за церемониями, священными для лиринов. Потом они улеглись на ковер из густой травы и молча смотрели в ночное небо. Рапсодия нежно прижалась к своему возлюбленному. Над их головами возникли фейерверки падающих звезд, а через мгновение Рапсодия, почувствовав, как напряглись мышцы на груди Эши, села и посмотрела на него.
- Что случилось?
Он удивленно посмотрел на свою руку.
- Завораживает, - пробормотал Эши.
- Что?
- Ну, я размышлял о химике-гвадде из Первого Поколения, аптекаре по имени Квигли. Говорят, ему были известны секреты всех медицинских смесей и лекарств - главным образом из-за того, что он их сам изобрел. Я знаю о его путешествии с Первым Флотом - гвадды плохие моряки, и он ужасно боялся моря. Тем не менее он сумел найти средство, помогающее избавиться от морской болезни - воспользовался высушенными морскими водорослями. Я подумал, что тебе было бы интересно с ним познакомиться. - Рапсодия кивнула. - А потом я сообразил, что не имею ни малейшего представления о том, кто рассказал мне о нем.
- Как странно.
- Да, но история о нем не столь удивительна, как мысли, которые у меня появились о Горных Ножах. Речь идет об отряде выносливых сильных мужчин, я полагаю, наинов, так виртуозно владевших клинками, что они могли уничтожить целую армию, прежде чем солдаты начинали понимать, что происходит. Однажды вражеский отряд прошел целую милю, а потом буквально развалился на части. Они очень упрямы и больше весельчаки, одержав победу, они пляшут танец войны и пронзительно кричат, даже если им все еще грозит опасность. Они также принадлежат к Первому Поколению, и сведения о них пришли мне в голову только сейчас.
- И ты полагаешь, что это как-то связано с перстнем? - Рапсодия посмотрела на кольцо, и неожиданно белый камень начал светиться, а на лице у Эши появилась широкая улыбка.
- Я уверен. Рапсодия, как же замечательно! Я овладел знаниями всех живых представителей Первого Поколения, вне зависимости от того, остались они верны делу намерьенов или нет. До сих пор живы удивительные люди, Певцы, целители, люди благородного происхождения и простые крестьяне, жрецы и пираты, - теперь я знаю каждого из них. Интересно, владел ли этим знанием Патриарх.
- Сомневаюсь, - ответил Рапсодия. - Он сказал мне, что это кольцо мудрости и оно помогало ему исполнять обязанности, возложенные на него саном. Мне кажется, ты узнал обо всем потому, что тебе предстоит стать Королем намерьенов. Наверное, кольцо считает, что ты лучший кандидат на этот титул.
- Какое разочарование.
- Прекрати, ты оскорбляешь моего сеньора. - Она на клонилась, чтобы поцеловать Эши, потом ей в голову пришла новая мысль. Как насчет советников? Ты знаешь, кто мог бы занять другие важные посты? Стать наместниками?
Эши кивнул.
- Но, к сожалению, я не могу судить о них как о людях, только как о государственных деятелях с присущими им достоинствами и недостатками, - сказал он.
Рапсодия опустила голову и примолкла. Эши сразу же заметил, что ее настроение изменилось.
- Что с тобой, Ариа? Что-то не так?
- Все в порядке, - ответила она, глядя в землю. - А как насчет потенциальной Королевы намерьенов? Таковая есть среди представительниц Первого Поколения?
Эши серьезно посмотрел на нее, а потом ответил:
- Ну, честно говоря, их несколько.
Рапсодия посмотрела на него, и на лице у нее промелькнула улыбка.
- Что ж, хорошо. У тебя есть возможность выбора, и ты сумеешь найти ту, с которой будешь счастлив.
Все очень просто, возразил Эши. На самом деле есть только одна женщина - ее происхождение таково, что никто из намерьенов не станет возражать. Кроме того, она очень мудра и многого добилась. И намерьенам, и мне повезет, если она согласится стать нашей Королевой.
- Звучит многообещающе, - заметила Рапсодия. - Я рада, что ты будешь счастлив с женой.
- Во-первых, Королева намерьенов вовсе не обязана быть моей женой. Кроме того, я совсем не уверен, что она согласится стать моей только из-за того, что я ее выберу. Намерьены в подобных ситуациях ведут себя странно. Возможно, она будет возражать, более того, я почти уверен. Если она захочет, то вполне сможет взять собственный титул. Она уже некоторое время обладает могуществом, позволяющим ей это сделать.
Рапсодия наклонилась к нему и поцеловала.
- Я не сомневаюсь, что она примет тебя, Эши. Ты же сказал, что она мудра. Только полная дура от тебя откажется.
- Надеюсь, ты права. - Он почувствовал, что ее кожа стала холоднее, словно горящий в ней огонь слегка ослабел, и обнял Рапсодию, чтобы согреть. - С тобой все в порядке?
- Да, - кротко ответила она. - Но мне стало холодно. Кто бы мог в такое поверить в эту ночь? Мы можем возвращаться?
- Конечно, - ответил Эши, встал и протянул ей руку. - В Элизиуме, занимающем в моем сердце особое место, тебя ждет камин. Поскольку это ночь размышлений и воспоминаний, почему бы нам не оживить первое воспоминание, которое у нас связано с Элизиумом?
Рапсодия кивнула, взяла его руку, и они неторопливо направились в свой чудесный и такой безопасный дом.41В коридорах Котелка царил жуткий холод, его не могли победить ярко горящие факелы на стенах, расположенные в десяти футах друг от друга. Здесь царила древняя стужа, проникшая в гранит еще до того, как фирболги завладели горами, достойными того, чтобы здесь делалась история. Неприятное, сумрачное место. Звук шагов повисал на несколько мгновений, а потом его поглощал равнодушный камень. Создавалось впечатление, что находишься в склепе.
Эши не мог вспомнить, когда он в последний раз находился в таком отвратительном настроении. Почти три недели он жил в состоянии полного блаженства, ничто не тревожило их с Рапсодией в Элизиуме, который она превращала в рай одним своим присутствием. Он никогда не испытывал таких простых радостей - готовить друг для друга изощренные блюда, плавать в лунном свете в прозрачной воде озера, наблюдать за тем, как Рапсодия шьет, или приводить в порядок оружие в свете камина, или помогать ей развешивать белье, петь с ней, расчесывать ее волосы, заниматься любовью, и стараться все это запомнить, - и ему совсем не хотелось возвращаться к реальности, которая не оставит им ни единого, даже краткого мгновения побыть наедине. И хотя он прекрасно понимал всю необходимость визита в Котелок, его раздражение только росло.
По молчаливому соглашению они не обсуждали Прошлое - оба прекрасно понимали, что воспоминания могут оказаться очень болезненными и разрушат волшебное очарование их идиллии. По тем же причинам они никогда не обсуждали Будущее. Но Рапсодия и Эши договорились именно в этот день обсудить с Акмедом план кампании против Ракшаса, и вот с пульсирующей в голове болью он шагает по влажным коридорам цитадели фирболгов, приближаясь к комнате Совета, находящемуся за Большим Залом, где их ждут ненавистные ему спутники Рапсодии.
Она шла рядом с Эши и, почувствовав его настроение, крепко сжала его ладонь. Рапсодия вновь переоделась и теперь была готова к путешествию - простая полотняная рубашка, мягкие коричневые штаны, заправленные в высокие прочные сапоги, - и, конечно, плащ с отвратительным капюшоном. У него нашлись веские причины дважды раздеть Рапсодию в течение этого утра, но черная лента заняла привычное место в ее волосах, связав сияющий водопад в скромный ручей. Изысканные разноцветные наряды вернулись в шкаф, уступив место маскировочному одеянию, в котором Рапсодия всегда отправлялась в путешествия.
Именно такой увидел ее в первый раз Эши и тут же потерял сердце, несмотря на всю ее маскировку. Но теперь, когда ему удалось узнать ее истинное лицо, он не мог смириться с тем, что она вынуждена прятаться. Ликование, которое исходило от Рапсодии, получившей возможность гулять по Элизиуму, не подчиняясь запретам, распустив волосы, в ярких платьях, доставляло Эши огромную радость - и сейчас он страдал, видя, как у нее отнимают свободу.
Однако Рапсодия спокойно относилась к происходящему и улыбалась, шагая рядом с ним на встречу с людьми, которых ему совсем не хотелось видеть.
Комната Совета располагалась позади Большого зала. Посреди комнаты стоял грубо обтесанный деревянный стол, отполированный за долгие столетия чужими локтями. Стены украшали древние гобелены, от которых пахло гнилью, к тому же они так почернели от дыма, что изображения стало невозможно рассмотреть. Большую часть задней стены занимал камин, где пылал огонь - единственный источник света в комнате; светильники зажигались здесь только после наступления ночи. От камина шел на редкость вонючий дым.
Когда они вошли в комнату, Грунтор вскочил с массивного кресла, щелкнул каблуками и отвесил изящный поклон Рапсодии. Она подбежала к нему и обняла, а Эши, разинув рот, наблюдал за могучим фирболгом: как могло столь огромное существо двигаться с такой грацией и изяществом? Потом Эши оглядел остальную часть комнаты.
Акмед так и остался сидеть, положив одну ногу на стол и продолжая читать пожелтевший пергамент. Он даже головы не поднял, когда они вошли.
Рапсодия обошла кресло короля и наклонилась, чтобы поцеловать его в макушку. Потом она оглядела комнату, и на лице у нее появилось недовольное выражение. Она сморщила нос и покачала головой.
- Боги, Акмед, что ты здесь жжешь? Ладно, не имеет значения - я не хочу знать. - Она поставила свою сумку на стол, порылась в ней и вытащила янтарную стеклянную бутылку сладкого ириса, кипяченного в ванильно-анисовом масле, и замшевый мешочек, состоящий из нескольких отделений. Оттуда Рапсодия извлекла несколько сушеных лепестков, смешанных со стружками кедра, и, прищурившись, чтобы едкий дым не щипал глаза, бросила все это в камин, после чего щедро плеснула в огонь из бутылки. Отвратительный запах тут же исчез, и комнату окутал приятный аромат свежести.
- О, как чудесно. - Грунтор демонстративно потянул носом. - Теперь мы будем пахнуть будто клумба с маргаритками. Ой уверен, солдатам это понравится. Спасибо, дорогая.
Рапсодия продолжала оглядываться по сторонам, все больше мрачнея.
- Ты ничего не сделал, чтобы привести комнату в порядок? А где шелковые гобелены, которые я привезла из Бет-Корбэра?
- Мы использовали их в конюшне, чтобы сделать там пол помягче, - заявил Акмед, продолжая читать. - Лошади шлют тебе благодарность.
- А в одном Ой похоронил своего заместителя, - добавил Грунтор. - Вдова очень тронута.
Эши с трудом сдержал улыбку. Какие бы проблемы с друзьями Рапсодии ни ждали его в будущем, наблюдать за их отношениями было забавно. Однако у него продолжала болеть голова, и ему ужасно хотелось вновь оказаться в Элизиуме вдвоем с Рапсодией. Он вежливо кашлянул.
- О, привет, Эши, - сказал Грунтор. - Ты тоже здесь?
- С этим ничего не поделаешь, - заметил Акмед, обращаясь к Грунтору. - Если ты нездоров, Эши, я могу предложить тебе пиявку.
- В этом нет необходимости, спасибо, - ответил Эши.
- Ну а вот и наша маленькая мисси, - весело сказал Грунтор, когда в комнату Совета вошла Джо. - Поцелуй нас, дорогая.
Джо выполнила его пожелание, а потом они обнялись с Рапсодией.
- Что с тобой происходило? - спросила Джо, радостно глядя на Рапсодию. - Где ты успела побывать?
Рапсодия заметно удивилась:
- О чем ты? Разве ты не получила моего письма?
- Письма?
В первый раз за все время Акмед поднял голову и посмотрел в сторону Грунтора. Тот громогласно закашлялся и густо покраснел.
Рапсодия посмотрела на Грунтора так, словно перед ней неожиданно возникла отвратительная жаба.
- И это все, что ты можешь сказать? Ты не передал Джо мое письмо?
- Скажем лучше, Ой хранил его рядом со своим сердцем, - сконфуженно пробормотал фирболг, вынимая письмо из нагрудного кармана.
- Мне очень жаль, Джо, - сказала Рапсодия, бросив уничтожающий взгляд на Грунтора. - Теперь я понимаю, почему ты так удивлена.
Рапсодия посмотрела на Эши, и в ее взгляде он прочитал очень многое. Они так долго вместе писали это письмо, пытаясь не задеть чувств Джо. И теперь надеялись, что за прошедшие недели она успела смириться с тем, что произошло. Но, увы, стало ясно, что из их лучших побуждений ничего не вышло.
Джо взяла письмо и принялась за чтение. Она нахмурила брови, и Рапсодия решила вмешаться:
- Послушай, Джо, почему бы тебе не вернуть письмо мне? Зачем тебе его читать, если я уже здесь? Мы можем просто поговорить. Джентльмены, мы вернемся через...
Неожиданно Джо подняла руку, и Рапсодия замолчала. Землистые щеки девушки зарделись, и она диким взглядом обвела комнату. Потом на ее лице появилось понимание - она догадалась, что друзья обо всем знали и беспокоились из-за ее реакции. Во второй раз она смутилась еще сильнее.
Рапсодия видела, что Джо страшно обижена, и попыталась ее обнять. Девушка оттолкнула Рапсодию с такой силой, что та едва не упала, и в слезах выбежала из комнаты.
Все четверо беспомощно посмотрели ей вслед.
- Я должна пойти к ней, - нерешительно сказала Рапсодия.
- Нет, разреши мне, - мягко возразил Эши. - Это моя вина, что я не поговорил с ней раньше, да и вам троим лучше побеседовать без свидетелей.
- Ты мудрый человек, - сказал Грунтор.
- Давай не будем отвлекаться, - предложил Акмед. Эши поцеловал руку Рапсодии, а она коснулась его плеча.
- Только не преследуй ее слишком настойчиво, - попросила Рапсодия, заглянув ему под капюшон. - Возможно, она не хочет, чтобы ее нашли, не исключено, что сейчас ей лучше побыть одной. И пожалуйста, не пользуйся своими драконьими чарами и не делай ничего, что могло бы вызвать раздражение у Акмеда. Он чувствителен к подобного рода вещам.
- Как пожелаешь, - ответил Эши и вышел из комнаты. Грунтор бросил быстрый взгляд на хмурое лицо Рапсодии, смотревшей вслед Эши.
- Будет лучше, если ты скажешь за нас обоих, сэр, - нервно сказал он. - Ой согласится на все, что она захочет, - только бы у нее изменилось выражение лица.42Высокая трава и вереск послушно кланялись ветру, мечущемуся в степях и стонавшему в каньонах Зубов. Он заставлял пригибаться густой кустарник, лепившийся к отвесным скалам, отчаянно и безуспешно пытаясь вдохнуть жизнь в опустошенную землю. Кроваво-красное закатное солнце окрашивало зазубренные скалы Илорка в пугающие цвета, густая тень накрыла горные кряжи и морены.
Джо не замечала окружающего пейзажа, не ощущала порывов беснующегося ветра, она бежала, шла, спотыкалась, ползла к небольшому плато на вершине мира. Добравшись до пика ущелья, Джо остановилась, чтобы перевести дух, и опустила влажную от пота голову на ободранные руки, которыми она вцепилась в край скалы. Через минуту она оказалась на относительно ровном участке. Продолжая задыхаться, она положила руки на бедра и развернулась, обозревая раскинувшиеся во все стороны пустоши и болота, откуда начинались скрытые владения фирболгов.
Быстро приближалось ночь, над восточным горизонтом появилась и исчезла звезда - ветер безжалостно гнал тучи по темнеющему небу. С наступлением ночи ветер стал холодным - довольно странное явление в разгар лета, но только не среди Зубов. Бесконечные горные кряжи высились вокруг, делая весь мир печальным и унылым. Джо повернулась к заходящему солнцу и мысленно поторопила его. В темноте будут видны лишь небо и плоская равнина; похожие на клешни злобного насекомого отроги гор и ущелья, трещины и пики исчезнут, словно забытый кошмар. Быть может, если оставаться здесь достаточно долго, она тоже исчезнет вместе с ними.
- Зачем ты сюда пришла?
Джо обернулась и увидела, как сумерки следуют за закутанным в плащ человеком. Ветер развевал полы, пытался сорвать капюшон, и на миг появились знакомые медные волосы и голубые, словно море, глаза, в которых она видела сочувствие и тревогу.
С губ Джо сорвался крик ярости и боли:
- Боги, только не ты! Проклятье! Уходи отсюда, Эши! Оставь меня в покое!
Она бросилась к обрыву, и ему пришлось бежать со всех ног, чтобы догнать ее и схватить за руку.
- Подожди! Пожалуйста, подожди. Прости меня, если чем-то тебя обидел. Пожалуйста, не убегай. Поговори со мной. Пожалуйста.
Джо вырвала руку и бросила на него разъяренный взгляд.
- Почему вы не можете оставить меня в покое? Я не хочу с тобой разговаривать. Уходи!
Даже капюшон не помешал Джо увидеть, как в глазах Эши появилась обида. Он отступил на шаг и опустил руки, всем своим видом показывая, что больше не намерен ее удерживать.
- Ладно, извини. Если хочешь, я уйду. Но я прошу только об одном: не прыгай со скалы из-за ерунды. Я пытался помочь, а не вынудить тебя броситься в пропасть.
Джо насупилась и молча ждала, пока он уйдет, однако Эши продолжал стоять на месте, не спуская с девушки внимательного взгляда.
- Ну, я жду. Уходи.
Налетел порыв холодного ветра. Джо закрыла лицо руками и еле расслышала слова Эши:
- Извини, но я не могу оставить тебя здесь одну. Тут слишком опасно.
Ярость вновь исказила лицо Джо.
- Мне не нужна твоя помощь. Я могу сама о себе позаботиться.
- Знаю, но в этом нет необходимости. Друзья прикрывают друг другу спину, разве не так? Ведь мы остаемся друзьями?
Джо повернулась к заходящему солнцу. Оно опустилось ниже самых высоких пиков Зубов и бросало последние лучи перед тем, как исчезнуть. Для Джо приближался конец света.
- Если ты мой друг, Эши, то ты оставишь меня в покое и не будешь принуждать возвращаться туда, где я не хочу больше находиться.
Он обошел ее и оказался к ней лицом.
- Джо, я ведь и не говорил, что тебе следует куда-то идти. - Он с облегчением заметил, что она немного успокоилась и вопросительно посмотрела на него. - Я просто не хочу, чтобы ты была одна. И останусь с тобой. Столько, сколько потребуется. Всю ночь, если нужно.
Джо почувствовала, как уходит раздражение и возвращается прежняя страсть. Она попыталась сопротивляться, но лишь сумела сохранить равнодушное выражение.
- А как же Рапсодия?
- А что Рапсодия?
- Разве она не будет о тебе беспокоиться?
- А почему она должна обо мне беспокоиться?
- Ну, я не знаю, любовники ведут себя странно. Они считают, что должны всегда быть рядом.
Джо увидела, как Эши улыбнулся.
- Не беспокойся о Рапсодии. Она хочет, чтобы я побыл с тобой.Рапсодия подошла к большому столу, за которым сидели ее друзья, взяла стул и устроилась рядом.
- Мне показалось, мы договорились: ты придешь к нам одна, - буркнул Акмед, продолжая изучать манускрипт.
Рапсодия не стала обращать внимания на его выпад.
- Ты уже знаешь, зачем я пришла? Давай не будем отвлекаться, я хочу получить ответ.
На лице короля фирболгов появилось усмешка, и он посмотрел в потолок.
- Так, давай подумаем, зачем же ты пришла? Прекрасное вино, превосходное обслуживание, приятная атмосфера...
Рапсодия вздохнула.
- Ладно. Раз ты хочешь все усложнить, пусть будет по-твоему. Я пришла просить - и это прекрасно тебе известно, - чтобы ты помог убить Ракшаса.
Акмед отложил пергамент в сторону.
- Ты ведь понимаешь, мы не можем знать наверняка, а не он ли вышел из комнаты Совета минуту назад.
- Ты ошибаешься, - возразила Рапсодия. - Речь идет о разных организмах, Ракшас лишь похож на Эши. Пожалуйста, Акмед, не мучай меня.
Лицо Грунтора озарилось улыбкой.
- Так я и думал: Ой знает, что она больше всех любит его. О, сэр, можно я это сделаю? Сбегаю за иголками для ногтей и мигом вернусь.
Рапсодия бросила на него свирепый взгляд.
- А ты замолкни. Я с тобой не разговариваю. - Веселое выражение исчезло с лица болга, и он смущенно опустил глаза.
Акмед сухо улыбнулся.
- Очень смешно. Пытка предназначена для того, чтобы развязать язык тем, кто не хочет говорить. Если ты молчишь, значит, мы тебя не мучаем.
- Нет, у вас это прекрасно получается. Пожалуйста, помогите мне. Я не хочу, чтобы за ним охотился Эши. Если он его найдет, ф'дор узнает о том, где находится Эши, и попытается забрать оставшуюся часть его души, но над нами демон не имеет власти, и если мы будем действовать совместно, то почти наверняка сможем убить Ракшаса. Кроме того, мы же сами решили с ним покончить, после того, как попали в Дом Памяти. Я лишь хочу, чтобы эта задача стала для нас главной. Помогите мне убить Ракшаса.
Акмед откинулся на спинку кресла и вздохнул.
- Хорошо, давай обсудим ситуацию. Тебе известно, где он находится или хотя бы кто он или что он?
- Я не знаю, где он сейчас. Но я прихватила с собой немного его засохшей крови - он ведь получил ранение, когда мы с ним сражались. Ракшасы созданы из крови ф'дора, к тому же он - создание старого мира. Я думала, ты сможешь использовать кровь, чтобы его выследить. - Акмед ничего не ответил. - А кто это, ты и сам уже знаешь. Эши не Ракшас, Акмед. Я уверена.
- Почему? - спросил Грунтор.
- Тебе нужно знать все причины или достаточно моего слова?
Акмед и Грунтор переглянулись.
- Мы хотим знать все причины.
- Хорошо. У Эши глаза дракона. Они отличаются от глаз ракшасов - зрачки имеют вертикальный разрез, а у ракшасов они круглые, такие же, как у нас.
- Почему? Я думал, глаза у всех одинаковые.
Рапсодия постаралась не обращать внимания на язвительный тон Акмеда.
- Эши потерял часть своей души, когда дракон в его крови дремал. Лорд и леди Роуэн вложили частицу звезды в его грудь, и это чистое, ничем не ограниченное могущество стихии пробудило дракона, сделав его сущность реальной. Подозреваю, что до ранения у Эши были обычные глаза, как у Ллаурона.
- Он тебе сам сказал?
- Нет, - призналась Рапсодия. - Мы не говорим о Прошлом.
- Нет? Значит, о Будущем?
- Ну, не совсем. Это тоже болезненная тема - у нас нет общего будущего.
- Рад слышать.
- Ой так не думает, - весело вмешался Грунтор. - Если они мало разговаривают, тогда чем занимаются? - Лицо Рапсодии потемнело от гнева, и он поторопился смягчить оскорбление. - Так, все причины? Или продолжишь?
- Когда я сражалась с Ракшасом, мне удалось отсечь один из его больших пальцев. У Эши оба больших пальца на месте.
- Он весь состоит из больших пальцев. Не удивлюсь, если у него есть лишний. Это ничего не доказывает.
Терпение Рапсодии лопнуло.
- Послушайте, вы ведете себя глупо. Если вы откажетесь мне помочь, я отправлюсь за Ракшасом одна. - Она отодвинула тяжелый стул и встала.
- Ой против, твоя светлость, - мягко сказал Грунтор. - Не хотелось тебя обидеть, но Ой думает, что Ракшас просто даст пинка по твоей хорошенькой попке, если ты отправишься за ним в одиночестве.
- Не имеет значения. - Она обошла стул и придвинула его к столу.
- Покажи мне его кровь.
Рапсодия посмотрела на Акмеда, пытаясь оценить его намерения. Наконец она вытащила из своей заплечной сумки одежду, которая была на ней во время поединка с Ракшасом в базилике. На нее пролилось довольно много крови - впрочем, существенная ее часть прожгла в одежде дыры.
Грунтор уважительно покачал головой.
- И это все его? - Рапсодия кивнула. - Ну, тогда Ой должен сделать поправку, Ой ошибся. Должно быть, ты хорошенько попотела на уроках фехтования, дорогая.
Акмед принялся внимательно осматривать пятна. Рапсодия ощутила, как от него стали исходить какие-то эманации, ничего похожего она раньше не замечала. Нечто отдаленно напоминающее стрекотание сверчка. Через некоторое время Акмед посмотрел на Рапсодию.
- У тебя есть кровь Эши?
- Нет.
- Ой может ее добыть, - охотно предложил Грунтор.
- Нет. Это уже второй раз. Еще одна попытка, и ты будешь исключен из моего завещания.
После недолгих размышлений Акмед сказал:
- Если мы поможем тебе убить Ракшаса, могу ли я рассчитывать, что ты будешь продолжать налаживать жизнь в Колонии?
Она серьезно посмотрела на него.
- Ты можешь на это рассчитывать, даже если не станешь мне помогать.
- Возможно, тебе придется сражаться.
- Я знаю.
Король фирболгов кивнул:
- Тогда нам следует составить план на первые дни зимы.
Лицо Рапсодии засияло.
- Значит, ты согласен? Ты поможешь Эши и мне убить Ракшаса?
- Да. Нет. И да, - решительно ответил Акмед. - Как я уже говорил раньше, моя помощь распространяется только на тебя. И я готов пойти тебе навстречу, потому что покончить с Ракшасом необходимо. А теперь принеси карту.Еще долго тишину нарушали лишь завывания ветра. Джо стоически хранила молчание, изредка бросая косые взгляды на своего незваного компаньона, который терпеливо сидел чуть в стороне, наблюдая за ней. Смущение мешало ей продолжать злиться, поэтому она собралась с духом и вежливо обратилась к Эши.
- Послушай, - начала она, стараясь говорить, как взрослый человек, - почему бы тебе не вернуться на совещание? Обещаю, я последую за тобой через несколько минут.
Его ответ едва не заглушил очередной порыв ветра.
- Нет.
Джо вскочила на ноги.
- Будь ты проклят, Эши, я не ребенок! Всю жизнь я сама о себе заботилась, глупую Джо не нужно спасать от темноты! Ты пропустишь нечто важное. Иди.
Она увидела, как он встает и идет к ней, и ноги Джо отказались ей подчиняться. Ей так хотелось его ненавидеть, но сейчас ее вновь охватили те же чувства, что она испытала в Бет-Корбэре, когда в первый раз его увидела. Джо хотела бежать от него, но она не могла сдвинуться с места, когда Эши остановился рядом с ней.
Он протянул руку и убрал прядь волос, упавшую ей на глаза.
- Что может быть важнее заботы о твоей безопасности? - мягко спросил он.
- А как насчет того, чтобы убедить Ахмеда помочь Рапсодии убить Ракшаса?
В темноте Джо не видела его реакции, голос Эши оставался серьезным.
- Акмед сделает то, что больше всего соответствует его интересам, - мои слова ничего не изменят. Кроме того, быть рядом с тобой для меня важнее.
Вопрос соскользнул с губ Джо прежде, чем она успела подумать:
- Почему?
Он подошел еще ближе, и его пальцы прикоснулись к ее щеке. Они стояли и смотрели друг на друга, и Джо показалось, что она видит, как его голубые глаза сверкают под капюшоном, подобно звездам на черном небе. В его голосе слышалась такая удивительная нежность, что Джо почувствовала, как у нее горит кожа.
- Неужели тебе так необходимо задавать этот вопрос?
Злой порыв ветра подхватил полы плаща Эши, кровь отхлынула от лица Джо, и она слегка пошатнулась. Отвращение, которое она почувствовала к своему телу, наполнившемуся нестерпимым желанием, исчезло, уступив место страсти, и она опустила глаза в надежде, что они не успели ее выдать. Она ощущала, как пульсирует кровь в тех местах, где ей совсем не следовало бы пульсировать.
- Давай вернемся, - сказала она.
- Не сейчас, задержимся еще немного, - ответил он, и его рука спустилась с ее щеки к подбородку.
Он приподнял ее лицо, а другой рукой взялся за свой капюшон.
- Я хочу вернуться сейчас, - в панике прошептала Джо.
- И я тоже, - негромко проговорил он и откинул капюшон.
Даже в темноте черты, покорившие ее сердце, - волосы цвета полированной меди, глаза, голубые, как весеннее небо, - произвели на нее неизгладимое впечатление. Лицо Эши оказалось еще красивее, чем она воображала в своих самых смелых мечтах. Джо почувствовала, что слабеет, охваченная непрошеным желанием. У нее кружилась голова, и она с ужасом наблюдала, как Эши развязывает свой плащ и бросает его на землю. Плащ был подбит мехом, и Эши ногой расправил его на траве. Джо задрожала.
- Эши, что ты делаешь?
Теперь он держал ее лицо двумя руками, а его глаза, еще более прекрасные, чем в воспоминаниях, блуждали по ее телу.
- Я не стану делать того, чего ты не хочешь, - улыбаясь, проговорил он, и его голос был подобен пламени в холодную зимнюю ночь. - Ведь я сказал тебе, что никогда не пойду против твоей воли, верно?
- Да, - прошептала она едва слышно.
- И я не нарушу свое слово, Джо. Я никогда не подвергну тебя опасности. - Он наклонил голову и легко поцеловал Джо, дразняще коснувшись языком уголка ее губ. - Ты веришь мне, Джо?
- Да. - Она едва дышала.
- Я так и думал. И рад, что ты мне доверяешь, - сказал он, а потом его губы впились в ее рот, поцелуй получился страстным, почти грубым.
Джо трясло как в лихорадке, поток страсти поднялся и подхватил ее. Душа Джо столько страдала, мечтая обрести понимание и любовь! Тело ее стало влажным, ветер холодил разгоряченную кожу, она обхватила Эши за шею и прижалась к нему, отвечая на поцелуй, пытаясь найти в нем тепло. Он стиснул девушку в объятиях, и она тут же ощутила всю полноту его возбуждения и преимущество в силе.
И ей стало страшно. Более того, ее охватило раскаяние при мысли о Рапсодии. Джо вернулась с небес на землю и вырвалась из объятий Эши.
- Боги, что мы делаем! - простонала она. - Эши, пожалуйста, вернемся обратно.
Она резко повернулась и зашагала по направлению к Котелку. Его руки сомкнулись сзади на ее плечах, мягко, но решительно. Он заставил ее остановиться, и его губы коснулись ее шеи. Голос звучал нежно и монотонно на фоне завывающего ветра.
- Сожалею, что рассердил тебя, Джо, - пробормотал он, продолжая ласкать ее шею под светлыми волосами. - Мне этого совсем не хотелось. - Он осторожно повернул ее к себе лицом.
В его глазах она прочитала сочувствие ("возможно, именно поэтому они так похожи на человеческие", - подумала Джо). Он ослепительно улыбнулся, и ее сердце вновь затрепетало, а желание опять вступило в сражение с чувством вины.
- Ты не рассердил меня, - запинаясь, ответила она. - Я просто не хотела причинять боль Рапсодии.
- О, да, Рапсодия, - как бы нехотя буркнул он. - Ей повезло, что у нее такая подруга, которая заботится о ее чувствах. Но кто думает о твоих чувствах, Джо? Кто ценит все то особенное, что есть в тебе?
Джо опустила голову.
- Не нужно надо мной смеяться, Эши.
Он встал перед ней на одно колено и посмотрел ей в лицо своими лучистыми глазами:
- Я не смеюсь, Джо. Клянусь. Почему ты так подумала?
- Потому что тебе не хуже, чем мне, известно, что я самая обычная девушка, - ответила она, глотая слезы.
- Это неправда.
- Неужели? Откуда ты знаешь? Мне не хочется тебе об этом напоминать, но далеко не все люди обладают магической силой и не все носят мечи из твердой воды; от наших улыбок не распускаются цветы. Некоторые из нас рождаются в темных переулках и умирают среди груд мусора, и никто их не замечает.
Джо разрыдалась. Эши взял девушку за руку и поцеловал ее. Новый порыв холодного ветра обжег мокрое лицо, и он опустился вместе с Джо на расстеленный на земле плащ, положив ее голову себе на грудь.
- Джо, Джо, что с тобой? Ты полна скрытых сокровищ, - тебе нужно лишь пожелать, чтобы люди их увидели. - Джо подняла голову, и он снова ее поцеловал.
Желание победило чувство вины, и Джо ответила ему со всем пылом своих нерастраченных чувств.
Где-то далеко завыл волк, и пронзительная жалоба слилась со стонами ветра. Взошла бледная луна, отбрасывая жуткие белые тени на причудливый ландшафт. Джо показа лось, что она падает, когда Эши положил ее на свой меховой плащ. Открыв глаза, она увидела льющийся на нее голубой свет и почувствовала нетерпение, которое напугало ее. Но было уже слишком поздно.
А потом его руки сорвали с нее одежду и распахнули рубашку. Она услышала, как он восхищенно ахнул.
- Вот видишь, Джо, - скрытые сокровища. Ждущие разграбления.
Она вскрикнула, когда его рот прижался к ее груди; его влажное тепло закружилось вокруг сосков, превращая их в источник боли и наслаждения, а руки Эши уже устремились вниз, к кружеву ее нижнего белья. Он с такой силой рванул его, что она неожиданно оказалась обнаженной под холодным ветром. И тогда Джо обхватила его за шею, с радостью ощущая жар его пальцев между своих ног.
Быстрые грубые движения вызвали в ней новые волны желания, но тут его руки занялись собственными штанами. Она застонала от разочарования, удивив их обоих. Он рассмеялся неприятным резким смехом, одним движением опустился ниже, и его язык оказался там, где только что побывали пальцы.
Он доставлял ей наслаждение почти грубо, одним движением отбросив в сторону мешавшую одежду, а затем его рот двинулся вверх, и Эши оказался над ней. Джо открыла глаза и посмотрела ему в лицо - оно было возбужденным и жестоким, ей стало страшно.
Джо охватила паника, когда ледяной ветер ударил в их тела, а потом на них стали падать обжигающе холодные капли дождя. Она дрожала, частично от страсти, но в боль шей степени от страха, и стала просить его, чтобы он остановился. В ответ его губы переместились от ее груди ко рту, язык проник внутрь, и Джо пришлось замолчать. Затем она ощутила растущий жар и боль, и он одним движением вошел в нее, покончив с девственностью. Она вцепилась в его спину так, что у нее побелели пальцы, и полностью отдалась наслаждению, смешанному с болью, когда он с каждым разом все глубже и глубже входил в нее.
Потом он начал негромко стонать, и этот животный звук подчеркивал ритм его движений. Джо оказалась прижатой к земле и вдруг почувствовала жесткие камни, впивающиеся сквозь плащ ей в спину. Джо снова и снова выкрикивала его имя и молилась о том, чтобы все побыстрее кончилось, одновременно опасаясь, что блаженная мука прекратится.
Ветер подхватил их крики, напоминающие голоса чаек, и унес их вниз, в долины и каньоны. Слышавшие их фирболги бросались в свои дома, чтобы найти спасение, - им казалось, что пришли демоны.
А потом, когда Джо уже собралась молить богов о смерти, все закончилось огненным шаром вспыхнувшей ярости. Он неподвижно лежал на ней, и у нее возникло неприятное ощущение, начавшееся в том месте, где соединялись их тела, - казалось, что-то ползет по ней, проникая в тело и душу, вцепляясь в ее внутреннее ядро, точно лиана, обвивающаяся вокруг позвоночника и пустившая щупальца во все стороны. Потом щупальца добрались до головы, и ощущение исчезло.
Она задрожала. Неожиданно ветер стих, Эши поднял голову и, посмотрев ей в лицо, улыбнулся и нежно ее поцеловал.
- С тобой все в порядке?
Она кивнула, не в силах говорить.
- Хорошо. - Он поднялся и начал медленно надевать одежду. - Видишь, Джо, ты не просто особенная, ты уникальна, таких, как ты, нет во всем огромном мире. А теперь одевайся.
Словно во сне, Джо собрала обрывки одежды. Дрожащими руками надела куртку, а потом молча смотрела, как он отряхивает от грязи плащ и накидывает ей на плечи. Затем он обнял ее в последний раз и провел ладонью по густым волосам.
Он довел Джо до Котелка, быстро поцеловал в голову, а потом неторопливо зашагал в сторону гор. Вскоре тьма поглотила его.
И лишь оказавшись в своих покоях в Илорке, Джо сообразила, что не понимает смысла произнесенных им слов.
Вернувшись в Котелок, Эши услышал веселый смех, до носившийся из комнаты Совета, и благоухание жареного кабана и печеных яблок со специями. Все светильники были зажжены, пикантный аромат готовящейся еды и сладкий запах горящего дерева мешались с едким дымом от горящего жира. Яркий свет превращал комнату Совета в настоящий маяк в темных коридорах Котелка.
Как только Эши вошел, к нему подбежала Рапсодия. Она успела переодеться в длинное платье из светло-зеленого шелка, поэтому он сразу понял, что у нее праздник. Наклонившись, чтобы ее поцеловать, Эши встретился взглядом с Акмедом; в суровых глазах короля фирболгов плясали искорки смеха. Эши обнял Рапсодию за талию, а другой рукой взял протянутую Грунтором кружку.
- Хорошие новости? - спросил он. Акмед ничего не ответил.
- Ну, это как посмотреть, - хмыкнул Грунтор.
- Где Джо? - поинтересовалась Рапсодия.
Эши оглядел странное трио, а потом его взгляд вернулся к Рапсодии.
- Я ее не нашел, - ответил он.
Он смотрел, как на ее прелестном лице появилось разочарование, сменившееся тревогой.
- Может быть, мне следует ее поискать, - предложила она, поворачиваясь к Акмеду.
- Оставь ее, твоя светлость, - посоветовал Грунтор, наполняя свою кружку. - Если бы она хотела быть найденной, так оно и случилось бы. Кто знает, может быть, ей нужно время, чтобы привыкнуть?
- Как и нам всем, - проворчал Акмед.
Рапсодия задумчиво смотрела в свой бокал. Эши нежно провел ладонью по ее волосам, она взглянула на него и улыбнулась.
- Наверное, ты прав, - наконец сказала она, взяла Эши за руку и подвела к столу.
Отодвинув в сторону посуду, она показала ему большую карту, которую они изучали в его отсутствие.
- Акмед и Грунтор согласились нам помочь. - Она улыбнулась обоим фирболгам. - Мы начнем в первый день зимы.
- Замечательно. Спасибо тебе. Спасибо вам обоим.
- Не стоит, - небрежно бросил Грунтор.
- Пожалуйста, не напоминай мне об этом, - добавил Акмед.
До поздней ночи они обсуждали план, пили вино, ели и шутили. А снаружи бесновался ветер, темное небо плакало ледяными слезами, но никто не знал, по кому оно скорбит.43- Рапсодия, звезды всегда отражаются в воде. Все будет в порядке.
Рапсодия с сомнением посмотрела на Эши. Она держала меч рядом с поверхностью озера в Элизиуме, наблюдая, как мерцающий свет искрится на воде, отбрасывая длинные тени до самого дна.
- А что, если он погаснет? Элендра разыщет меня и убьет собственными руками.
Эши рассмеялся и поцеловал ее в макушку.
- Ладно, раз уж ты так беспокоишься, лучше нам этого не делать.
Рапсодия продолжала всматриваться в воду. Недалеко от берега она заметила поднимающиеся со дна сталагмиты, начинавшие испускать ровный свет, когда их касалось сияние Звездного Горна. Они светились мягкими оттенками зеленого и голубого; Рапсодия не сомневалась, что сталагмиты берут начало на самом дне пещеры, лишь сравнительно недавно залитой водой. Эти картины преследовали ее в ночных кошмарах, вот почему она все утро рыскала по берегу озера, пытаясь найти способ исследовать глубины подводного грота.
Именно Эши предложил ей взять меч с собой, когда они отправились купаться. Он весело расхохотался, увидев ужас на лице Рапсодии, - она представила, как зашипит, оказавшись в воде, древний клинок, а потом навсегда погаснет. Он попытался объяснить принципы закалки меча, рассказал о неугасимом свете, навсегда поселившемся в клинке, но видел сомнения на ее лице. Тогда Эши заключил ее в объятия.
- Ариа, ты не убьешь меч, я тебе обещаю. Но если ты боишься, поступим иначе. Тут много мест, которые будет интересно осмотреть.
Рапсодия улыбнулась. Она всегда с радостью отправлялась на поиски тайных сокровищ Элизиума. Они исследовали подземные пещеры, полные изумительных пурпурных кристаллов, свет Звездного Горна озарял стены радужным мерцанием, и создавалось впечатление, будто они оказались внутри драгоценного камня.
Рапсодия и Эши обнаружили скрытый источник, питавший водопад, и прошли вдоль потока до самого конца, где вода с грохотом обрушивалась в озеро. Им удалось отыскать маленький подземный луг, окруженный скалами, вздымающимися на тысячи футов к небу, похожий на тот, что находился внутри стен Кралдуржа. Превосходное место для пикника; отсюда можно ночью наблюдать за звездами. И заниматься любовью.
- Нет, - решительно возразила она. - Я хочу увидеть дно, и если ты уверен, что меч не пострадает, я тебе верю. - Она опустила кончик клинка в воду.
Под водой пламя исчезло, но клинок продолжал испускать яркий свет, Эши не ошибся: меч не погас. Рапсодию охватило возбуждение.
- Пойдем, - нетерпеливо сказала она. - Раздевайся.
Они сбросили верхнюю одежду и вошли в ужасно холодную воду. Рапсодия тут же воспользовалась магией огня, и вода быстро потеплела, словно летнее солнце добралось наконец и сюда.
- Давай поменяемся мечами, - предложил Эши. - Кирсдарк поможет тебе дышать на глубине, ведь он водяной меч, а я могу дышать под водой и без него. Если ты, конечно, не против. - Он и сам не любил расставаться со своим мечом, но сейчас все было иначе.
Рапсодия ничего не имела против и охотно протянула ему Звездный Горн, взяв голубой меч. Клинок изменился, едва оказавшись в ее руке. Мерцающая рябь, переливающаяся на его поверхности, стремительно побежала от рукояти к острию и исчезла, словно покинула меч навсегда. Легкое свечение, исходившее от клинка, померкло, а сам меч неожиданно стал более массивным. Теперь Рапсодия держала в руке красивое оружие с серебряным клинком, украшенным сложным бирюзовым орнаментом, совсем не такое, каким оно было, оставаясь у Эши, - легким, состоящим из зависшей в воздухе воды.
- Я убила его, - испуганно прошептала Рапсодия.
- О, нет, - воскликнул Эши, делая вид, что ужасно испугался, и тут же рассмеялся, увидев, как широко раскрылись ее глаза. - Я просто дразню тебя, Ариа, - с мечом ничего не случилось. Он всегда так выглядит, когда оказывается в руке человека, не являющегося кирсдаркенваром.
Рапсодия осторожно провела пальцем по твердому клинку.
- Ты уверен, что я ему не повредила?
- Не беспокойся, с ним все в порядке. Посмотри, и твой меч реагирует на меня совсем не так, как на тебя.
Он был прав. Звездный Горн напоминал обычный меч, от него исходил свет звезд, но пламя перестало лизать клинок. Рапсодия наморщила лоб.
- Как странно, - пробормотала она. - Акмед и Грунтор брали его в руки, но пламя не гасло.
В глазах Эши появилась печаль.
- Часть моей души, которую забрал у меня ф'дор, была связана с огнем, Рапсодия. С тех пор в моей душе не осталось стихии огня, пока ты не вошла в мою жизнь. - Он улыбнулся, обнял ее и притянул к себе. - Меч чувствует это - вот почему погас огонь. Единственное пламя моего сердца находится в моих объятиях.
Рапсодия поцеловала его.
- Ненадолго.
Эши помрачнел. Она имела в виду свой план выследить Ракшаса и убить его, забрав кусочек души Эши. От этой мысли ему становилось не по себе, и он постарался выбросить ее из головы, обратив все свое внимание на золотоволосую подругу и мир, который им предстояло вместе исследовать.
- Ну, если ты готова, то вперед. Только помни, что бы ни произошло, не пытайся быстро всплыть на поверхность, ты можешь серьезно пострадать.
- Я поняла. - Рапсодия снова поцеловала его и осторожно опустила Кирсдарк в воду, где он моментально перестал быть виден, она могла разглядеть лишь рукоять. Эши улыбнулся, довольный тем, что они так глубоко доверяют друг другу. Потом он нырнул в воду. Рапсодия видела свет Звездного Горна.
Она сделала глубокий вдох и приготовилась к неожиданностям. Оказавшись под водой, ее внимание привлек парадокс - тишину пронизывал оглушительный шум. Тихие звуки подводного мира заглушал мощный рокот, напоминающий рев сильного ветра, но явно имеющий другое происхождение. Звуки были чуждыми, но удивительно красивыми. Она на мгновение закрыла глаза и тут же определила их источник. Шум производил огромный водопад, низвергавшийся с высокой скалы в озеро.
Некоторое время Рапсодия свободно парила, не открывая глаз, и впитывала звуки, а потом услышала диковинную ноту, напоминающую звон колокола, обернутого в полотно. Она открыла глаза, и перед ней возник мир удивительного света и красоты, несмотря на то что в нем исчезли многие цвета, а другие заметно потускнели.
Звон, привлекший ее внимание, оказался смехом Эши, и когда она к нему повернулась, то была поражена. Он свободно парил немного выше ее, озаренный таинственным светом Звездного Горна. Его рыже-золотые волосы свободно развевались вокруг головы, и в них отражалось сияние меча. Кожа была бледной, как у самой Рапсодии, широкая улыбка открывала белые зубы, напоминающие жемчужины. Но больше всего ее поразили его глаза, сияющие, словно сапфиры, - ведь он попал в свою стихию. Казалось, Эши летит, держа в руке клинок, окутанный звездным огнем, он больше походил на ангела, чем на человека. Сердце Рапсодии переполнилось любовью, и она затаила дыхание.
И тут же ее охватила паника, она испугалась, что вдохнет воду. Рапсодия ощутила безумное желание устремиться на поверхность, вернуться в мир воздуха, но заставила себя перебороть страх, осталась на месте и сделала вдох. Спокойствие вернулось к ней, как только она обнаружила, что может свободно дышать в воде. Теперь она могла позволить себе начать рассматривать удивительный мир вокруг. Улыбка Эши исчезла - он заметил тревогу Рапсодии и тут же оказался рядом, она кивнула, чтобы его успокоить. Тогда он показал рукой в глубину.
Они вместе поплыли к середине озера, следуя за маяком - клинком Звездного Горна. Примерно в двадцати футах от берега Рапсодия вновь увидела поднимающиеся с наклонного дна ряды сталагмитов, мягко мерцающие отраженным светом. Они были гладкими и походили на хрусталь, в отличие от своих зазубренных и неровных двойников, находящихся на поверхности. Чем глубже они погружались, тем больше появлялось оттенков розового, зеленого и голубого.
В начале сталагмиты были весьма небольшими - от совсем крошечных, едва доходящих Рапсодии до колена, до более массивных, достигающих ее плеча. На дне озера они оказались значительно выше, некоторые достали бы до крыши коттеджа. Когда свет Звездного Горна касался их строя, они превращались в волшебные разноцветные водопады, блистающие на фоне темного дна. Потом свет Звездного Горна перемещался дальше, и сталагмиты вновь погружались в чернильный мрак.
Она погружалась все дальше и дальше, следуя за Эши. В этой части озера ряды сталагмитов потеряли стройность, которой отличались вначале. Разноцветные образования стали тонкими и изящными, их хрупкие ответвления тянулись вверх, словно призрачные руки во тьме. В некоторых местах хрупкие структуры под тяжестью воды наклонились вниз, образовывая купола и арки. Окружающий ландшафт напоминал город из инея и сахарных волокон, великолепные владения темных рыб, торопливо проплывающих между скалами, чтобы поскорее покинуть зону света.
Когда они проплывали над крупным сооружением из переплетающихся зеленых и лазурных каменных лиан, внимание Рапсодии привлекла вспышка. Она показала на нее Эши, он кивнул и устремился вниз, чтобы поднять серебряный предмет со дна озера. Она последовала за ним к огромной подводной базилике, созданной временем и водой, и восхищенно огляделась по сторонам. Рапсодии показа лось, что высота удивительного сооружения никак не меньше высоты настоящего храма. Размеры строения поражали воображение - на дне озера находилась целая подводная страна. Как жаль, что такая изысканная красота недоступна людским взорам.
Ее размышления были прерваны Эши, обнявшим ее за талию. Она повернулась к нему и увидела, как свет Звездного Горна озаряет его разметавшиеся в воде волосы. Он взглянул на уходящие вверх стены и купола базилики и улыбнулся. Потом Эши наклонился и поцеловал Рапсодию, отведя руку с мечом в сторону. Затем показал вверх.
Рапсодия неохотно кивнула и поплыла вслед за ним, они двигались вдоль дна к берегу. До самой глубокой части озера было еще довольно далеко, Рапсодия могла лишь строить догадки о сокровищах, много веков пролежавших там, скрываясь от лучей солнца.
Когда они вышли на берег и собрали одежду, Рапсодия посмотрела на Эши и улыбнулась.
- Что ты там нашел? - спросила она, показывая на металлический предмет у него в руке.
Он протянул ей свою находку. Рапсодия ахнула и засмеялась. Это был садовый совок, которым она копала землю на лугу, когда они с Акмедом обнаружили Элизиум. Теперь совок было почти невозможно узнать из-за покрывающих его поверхность наростов.
- Ты видела его раньше?
- Да, - ответила Рапсодия, стряхивая песок с одежды. - Именно благодаря ему мы нашли это место. Я сажала семена анютиных глазок на лугу, чтобы избавить горы от царившей в них скорби, и земля попросту поглотила совок. Я могла бы поклясться, что она рыгнула. Должно быть, совок провалился сквозь одно из отверстий в своде, через которые проходит свет.
- Эта штука для музея, - заметил Эши.
Он посмотрел на Рапсодию, завернувшуюся в полотенце. Ее влажные волосы сверкали в тусклом свете, просачивающемся сверху, делая ее похожей на морскую нимфу. Он заключил ее в объятия.
- Хочешь, еще раз посмотрим карты? - спросил он. Рапсодия вздохнула.
- Нет, пора готовить ужин. Я собиралась вернуться сегодня в Котелок и провести вечер с Джо. У меня есть для нее подарок. В последнее время она выглядит печальной, и я уже давно не разговаривала с ней наедине. Ты не против?
"Нет. Останься. Мое... - нетерпеливо прошептал дракон. - Мое сокровище. Ни с кем не делись".
- Все в порядке, - ответил он, подавляя настойчивый голос. - Я провожу тебя. Ты проведешь там ночь?
- Я посмотрю, как она себя чувствует. - Рапсодия не торопливо вытирала волосы. - Если все пойдет хорошо, я останусь. Может быть, нам удастся вернуть наши прежние отношения...
- До того, как появился я и все испортил.
Она бросила на него свирепый взгляд.
- Не заканчивай говорить за меня, когда не знаешь, что я хочу сказать. Как в данном случае. Я имела в виду: до того, как многое изменилось. Джо уже большая девочка. Я рассказала ей о разнице в вашем возрасте и ожидаемой продолжительности жизни. Мне кажется, она поняла все правильно. И если кто-то виноват в том, что произошло, то только мой эгоизм. В последнее время я уделяла ей мало внимания. Мне так трудно найти в себе силы, чтобы оставить Элизиум и тебя и вернуться в Котелок. - Она не вольно содрогнулась.
- Я не считаю, что быть счастливой - значит проявлять эгоизм, Рапсодия. Ты многое пережила. Может быть, пришло время, когда твоей жизни пора измениться к лучшему.
Он улыбнулась и поцеловала его.
- Забавно, кажется, несколько дней назад я то же самое говорила тебе.
- Ну, я не прочь украсть чужие слова, если в них содержится правда. - Он поцеловал ее снова и отвернулся, пытаясь скрыть вспыхнувшее в глазах желание. Она зашагала к дому, и Эши добавил ей вслед: - Я сейчас вернусь.
- Буду ждать наверху. Сейчас лето, ужин можно немного отложить. - Она дразняще улыбнулась, сбросила высыхающую одежду и быстро скрылась в доме, оставив дверь открытой.
Эши вздохнул, чувствуя, как его охватывает приятное тепло - так происходило всякий раз, когда Рапсодия ему улыбалась. Он напрягся, стараясь вспомнить боль, которую столько лет носил в себе, и не сумел. Рапсодия наполнила его душу почти ощутимой свежестью. Если бы все могло оставаться неизменным...
На границе своей способности к восприятию дракон ощутил нечто серебряное, блеснувшее в подернутом дым кой полуденном свете. Эши подошел к берегу и посмотрел в воду. Среди камней он заметил крошечную серебряную пуговицу, которую выбросил в озеро в то утро, когда окончательно отпустил Эмили. Эши наклонился и поднял ее.
Она не утратила своего блеска, продолжая сверкать на его ладони. И в первый раз в его глазах не появились слезы, а сердце не сжалось от боли. Эмили превратилась в счастливое воспоминание, он сумел принять неизбежность утраты. И теперь мог носить воспоминания о ней в своем сердце. Он был счастлив и не сомневался, что она бы этого хотела.44Рапсодия неслышно двигалась по холодному серому коридору, украдкой оглядываясь - нет ли поблизости болгов, случайно оказавшихся во внутренней части Котелка. Она уже довольно давно не ночевала здесь и не помнила точно, когда происходит смена караула, стражники болги часто пользовались этим предлогом, чтобы заглянуть в покои Акмеда.
Она была одета в длинную синюю ночную рубашку и несла огромную корзинку с засахаренными фруктами, купленными на рынке в Сепульварте. Рапсодия рассчитывала, что подарок поможет ей восстановить мир с Джо, которая в последнее время стала особенно раздражительной и держалась особняком. Если повезет, Джо будет одна и не откажется поболтать перед сном. Рапсодия перехватила тяжелую корзинку поудобнее и постучала.
Через несколько мгновений дверь открылась и наружу выглянула Джо. Рапсодия сглотнула, увидев девушку, - она заметно похудела, лицо выглядело вялым и усталым, волосы цвета соломы потемнели и лишились привычного блеска. Она смотрела мимо Рапсодии.
- Да?
- Джо, с тобой все в порядке? - с беспокойством спросила Рапсодия. - Уж не заболела ли ты?
- Со мной все в порядке, - недовольно буркнула Джо и только после этого посмотрела на Рапсодию. - Чего тебе надо?
- Я хотела немного с тобой поболтать, - смущенно проговорила Рапсодия. - Я скучала по тебе, Джо, в последнее время мы почти перестали общаться. Но если ты не в настроении, я приду в другой раз.
Некоторое время Джо мрачно смотрела на Рапсодию, а потом ее взгляд смягчился.
- Да ладно. - Она открыла дверь пошире. - Заходи.
Рапсодия протянула ей корзинку:
- Это тебе. Я знаю, как ты любишь конфеты. Я нашла превосходного кондитера в Сепульварте, у которого полно всяких конфет и сушеных фруктов... - Она замолчала.
Потеряв дар речи, Рапсодия смотрела на комнату Джо. Если раньше повсюду были разбросаны многочисленные безделушки, одежда и даже мусор, то теперь здесь царила такая же чистота, как в спальне самой Рапсодии. Кроме того, куда-то исчезли сотни свечей, подаренных ей Рапсодией. Вместо них горел одинокий светильник, наполняя комнату чадом.
Джо поставила корзинку на кровать, уселась рядом, скрестив ноги, и принялась изучать ее содержимое. Рапсодия вытащила из корзины кувшин сдобренного специями меда, из карманов достала две маленькие чашки и наполнила их ароматным напитком. Одну она поставила на столик рядом с кроватью Джо, а другую взяла с собой и уселась на подушки, лежащие посреди комнаты. Она сделала несколько маленьких глотков, надеясь, что теплый напиток поможет им завязать непринужденный разговор. Рапсодия с удовольствием пила мед вместе с Элендрой.
- И что же здесь происходит? - поинтересовалась Рапсодия.
- Ничего. - Джо поочередно вытаскивала конфеты и фрукты из корзины и сортировала их в соответствии со своим вкусом.
Рапсодия сделала еще один глоток, поражаясь спокойствию, с которым Джо изучала подарки.
- Все, как обычно, ты же знаешь, - продолжала Джо. - Подавляют восстания, покоряют мятежные поселения, готовят армию к войне. Ничего интересного. - Она выбрала засахаренный виноград и бросила Рапсодии пакетик с сушеными абрикосами.
Рапсодия наблюдала, как Джо закинула в рот несколько виноградин, отметив, что девушка избегает есть самые сладкие конфеты, которые предпочитала раньше.
"Может быть, она растет", - подумала Рапсодия, пытаясь отбросить неприятные предчувствия, и в тот момент, когда эта мысль пришла ей в голову, она сразу же успокоилась.
Конечно, Джо повзрослела, настало время перемен. Мысль успокоила и опечалила Рапсодию.
- Я подумала, что нам с тобой не помешали бы каникулы, - преодолевая неловкость, начала она и, сняв черную ленту, провела руками по своим блестящим кудрям. - Скажем, отправиться в путешествие в какие-нибудь интересные места. Мы с тобой вдвоем - и больше никого. Как тебе такая идея?
Джо бросила в рот следующую виноградину.
- Не знаю. А как к этому отнесется Эши?
- У него хватает дел. - Рапсодия потупилась под взглядом Джо. - Не сомневаюсь, что он будет занят. Кроме того, он знает, что я бы хотела проводить с тобой побольше времени.
Джо ничего не ответила и растянулась на постели, заложив руки за голову.
- Я принесла с собой лютню. Хочешь, я что-нибудь для тебя сыграю, Джо? - спросила Рапсодия, видя, что задушевного разговора не получается.
- Как знаешь, - равнодушно ответила Джо. Рапсодия вытащила изящный инструмент и заиграла тихую мелодию. Она ловила ноты из песен леса и луга, успокаивающие и сладкозвучные. Рапсодия видела, как Джо начинает расслабляться, как постепенно исчезает ее настороженность. В такт движению теней от светильника она соткала успокаивающую сеть из воздуха и осторожно опустила ее на сестру.
Как только Джо успокоилась, в мелодии появилось внушение - слабый, незаметный призыв к откровенности. Она слишком любила Джо, чтобы использовать магию музыки против нее и насильно заставлять открыть душу, песня лишь слегка подталкивала девушку.
- Рапсодия?
- Да?
- Могу я задать тебе вопрос?
Рапсодия уселась поудобнее на подушках, и ее лицо осветилось улыбкой.
- О, Джо, конечно, ты можешь задать мне любой вопрос, - серьезно ответила она. - Разве раньше было иначе? Что ты хочешь знать?
- Ты выйдешь замуж за Эши?
- Нет, - без колебаний ответила Рапсодия. Светильник озарял лицо Рапсодии, но в нем не было даже намека на печаль.
- Почему?
- Мы это даже не обсуждали. Но на то есть много причин: он особа королевских кровей; я крестьянка.
- Крестьянка? Я думала, ты герцогиня Элизиума.
Рапсодия швырнула подушку в голову Джо, радуясь возвращению прежних дружеских отношений.
- Ладно, среди фирболгов я аристократка. А это даже хуже, чем крестьянка для намерьенов.
- Выскочки, - сказала Джо. - Нужно повесить их за те места, которыми они так гордятся. - Она одним духом выпила мед и налила себе еще.
Рапсодия протянула ей свою чашку, и Джо ее наполнила.
- Могу я задать еще один вопрос? - Джо пристально посмотрела на нее.
- Конечно.
- Тебе было больно, когда ты потеряла девственность?
- Нет.
- Тебе повезло.
- Почему, Джо? - спросила Рапсодия, чувствуя, как холодеет сердце. - С тобой все в порядке?
Джо пожала плечами.
Рапсодия вглядывалась в лицо сестры, и тревога, точно холодная океанская волна, накатила на нее.
- Что ты хочешь этим сказать? Ты больше не девственница?
Джо уперлась взглядом в стену.
- Да. И мне до сих пор больно. Я постоянно плохо себя чувствую.
Рапсодия подошла к ней, присела на кровать и обняла сестру. Она гладила ее волосы и мягко поцеловала в лоб, а потом принялась тихонько укачивать ее, чтобы Джо не увидела тревоги, появившейся на ее лице.
- В чем это выражается? Расскажи мне.
Джо ничего не ответила. Рапсодия осторожно отстранилась и заглянула ей в лицо. Джо попыталась отвернуться, но Рапсодия мягко погладила ее щеку и заставила посмотреть себе в глаза.
- Скажи мне, Джо. Я тебе помогу, что бы ни случилось.
Джо долго молча смотрела на нее, и Рапсодия отметила заострившиеся черты, посеревшую кожу - теперь она уже не сомневалась, что Джо сильно похудела.
- Я ничего не могу есть, - наконец заговорила Джо. - И у меня какие-то странные ощущения в желудке. Все тело болит.
Рапсодия сморгнула слезы. Она осторожно положила руку на живот Джо, пытаясь понять, нет ли там присутствия новой души, и ей действительно удалось ощутить некую необычную вибрацию, но в ней было нечто чуждое. Рапсодия попыталась уточнить свои ощущения, но Джо решительно оттолкнула ее руку:
- Нет, Рапсодия, я не беременна. Оставь меня в покое.
- Ты уверена? - Рапсодия попыталась говорить как можно мягче.
- Да, не будем об этом. - Джо встала и принялась ходить по комнате с чашкой меда в руке.
- Извини, Джо. - Тревога Рапсодии росла. - Ты знаешь, я сделаю все, чтобы облегчить твои страдания. Пойдем со мной в Элизиум, и я сделаю тебе роскошную горячую ванну.
- Все в порядке, - Джо сделала большой глоток темного меда. - Наверное, дело в том, что это произошло немного грубо. Уверена, что через пару недель все пройдет.
Душа Рапсодии похолодела, кровь бросилась в лицо, ее охватил гнев. Однако она постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно.
- Джо, я глубоко сожалею. - Ей удалось справиться со своими эмоциями. - Может быть, меня не было слишком долго? Как жаль, что мы не могли поговорить раньше. Я не знала, что ты с кем-то встречаешься.
Джо повернулась и ужасно монотонно произнесла:
- Я ни с кем не встречаюсь. На самом деле с ним встречаешься ты.
Рапсодия бессмысленно посмотрела на нее. Джо продолжала говорить, теперь ее слова полились потоком, обгоняя друг друга:
- Это был Эши, Рапс. Мне очень жаль. Всего один раз.
- Джо, о чем ты говоришь?
- Это был Эши, - повторила Джо, и ее лицо окаменело. - Я трахнулась с Эши. В ту ночь, когда вы впервые пришли в Котелок, а я убежала из комнаты Совета, и он пошел за мной и нашел меня в пустоши. Он тебе ничего не говорил?
Рапсодия ничего не ответила, только смертельно побледнела.
- Я так и думала. - Джо заметила, как побелела Рапсодия, и отвернулась. - Наверное, он сказал тебе, что не нашел меня, не так ли? Мерзавец. Я пыталась заставить его уйти, но он меня не слушал. Ну, и он сделал это. Честно говоря, хотя временами я испытывала удовольствие, в целом получилось ужасно. Не думаю, что я когда-нибудь забуду его лицо, когда он остервенело трахал меня. Правда, Рапс, я не понимаю, что ты в нем нашла. Неужели ты не могла придумать себе занятие получше?
Тут Джо не выдержала и расплакалась. Рапсодия встала, словно в тумане подошла к кровати и откинула в сторону одеяло.
- Почему бы тебе не лечь спать? - предложила она, не глядя на Джо. - Я соберу для тебя кое-какие травы и принесу утром.
Джо молча наблюдала, как она забирает ленту для волос и лютню. Затем Рапсодия вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.Эши сел на постели, когда дверь в спальню Рапсодии тихонько приоткрылась. Он думал, что она проведет ночь с Джо, и обрадовался ее возвращению. Он слегка откинул капюшон и протянул к ней руки, но она молча отвернулась и подошла к шкафу, куда повесила свою одежду.
- Рапсодия? - позвал он, спуская ноги на холодный каменный пол. - С тобой все в порядке?
Она повернулась к нему, и он удивленно посмотрел на ее залитое слезами лицо.
- Ариа, что случилось? - Он попытался встать, но Рапсодия вытянула вперед руки, словно пытаясь удержать его на расстоянии.
- Пожалуйста, оставайся на месте. - Она скрестила руки перед собой, и ему показалось, что Рапсодия борется с тошнотой.
- Что произошло? Ты поссорилась с Джо?
Рапсодия сделала несколько шагов к нему и остановилась.
- Она сказала, что вы с ней занимались сексом в ту ночь, когда ты пошел ее искать, на пустоши, которая находится над каньоном.
На лице Эши появилось озадаченное выражение, а потом его стремительным потоком затопила ярость. Рапсодия ощутила, как заискрился от напряжения воздух - дракон в нем неистовствовал. Она подошла к нему и кончиками пальцев коснулась его губ, не дав ему заговорить.
- Пожалуйста, ничего не говори. Я знаю, что это ложь. - Слезы, словно дождь, полились из ее глаз, и она начала дрожать.
Так и не успев возразить, Эши обнял ее и посадил к себе на колени. Он крепко прижал Рапсодию к груди и начал гладить ее сияющие волосы, не в силах пошевелиться от неконтролируемого гнева и огромной радости, что она в него верит.
- Зачем она это сделала? - ничего не понимая, спросил он. - Зачем она хотела причинить тебе такую страшную боль? Неужели это месть за то, что мы не сказали ей раньше?
Рапсодия подняла лицо и посмотрела ему прямо в глаза. Впервые с тех пор, как он ее увидел, Эши заметил в ее глазах страх.
- Нет, - сдерживая рыдания, ответила она. - Я думаю, что Джо встретилась с Ракшасом.45Эши медленно поднялся на ноги, как человек, только что перенесший страшное потрясение. Он резко надвинул капюшон, затем подошел к противоположной стене и принялся собирать свои вещи. Рапсодия печально наблюдала за ним, мышцы его тела были напряжены до предела, она видела это даже под туманным плащом и знала, что Эши борется с мучительным желанием броситься к Джо и вытащить ее из постели. Однако он сохранял достаточно здравого смысла, чтобы понимать: его присутствие может спровоцировать нападение демонических сил, к которому они пока не готовы.
- Нам необходимо отправиться на его поиски немедленно, больше откладывать нельзя, - сказала Рапсодия. - Планировалось, что мы выступим в первый день зимы, но теперь об этом не может быть и речи. - Она не видела его лица, но когда Эши нарушил молчание, его голос звучал спокойно и он полностью владел собой.
- Рапсодия ты понимаешь, что она, возможно, порабощена Ракшасом? Что может находиться во власти ф'дора?
Рапсодия ничего не ответила.
Пальцы Эши нежно коснулись ее подбородка, но Рапсодия чувствовала, что он дрожит от ярости.
- Ты все понимаешь, Ариа? Ты больше не можешь ей верить - ни в чем. Возможно, контакт был слишком коротким и он сумел взять Джо под контроль лишь на время, как тех солдат, которые атаковали собственные деревни, а потом ничего не помнили. Если его влияние окажется более глубоким, то в таком случае он использует ее в качестве своего шпиона.
- Я знаю.
Его пальцы слегка напряглись, и Эши повернул лицо Рапсодии так, чтобы заглянуть ей в глаза.
- Она может быть связана с ним, Рапсодия. Нельзя исключить, что он добрался до ее души. - Она стиснула зубы, но не опустила взгляд. - Однако вероятность этого невелика - ф'дору необходим контакт с кровью, отданной добровольно или взятой силой, чтобы полностью поймать в ловушку бессмертную душу. Она говорила о том, что он брал ее кровь?
Рапсодия побледнела, Эши нежно погладил ее по щеке.
- Нет, по-моему, нет, - сказала она после некоторого размышления. - Джо рассказала, что он взял ее насильно, но она не получила ранений.
- Она была девственницей?
Рапсодия вздрогнула.
- Да.
Эши отпустил ее подбородок и пристегнул Кирсдарк.
- Тогда тебе следует приготовиться к худшему, Ариа. Если она связана с ним...
- Если она связана с ним, я освобожу Джо, как и тебя, когда убью Ракшаса, - резко бросила она. - Мы отправимся завтра утром еще до восхода, прежде чем она узнает, что мы ушли. И прикажу страже присматривать за ней до нашего возвращения. Я сделаю все, что необходимо для ее спасения, чего бы мне это ни стоило. Она моя сестра, Эши. И была связана со мной задолго до того, как встретила Ракшаса. Видят боги, я имею первостепенное право на ее душу, а не ф'дор.
Эши схватил ее за руку:
- Не приноси себя в жертву ради спасения Джо. Она того не стоит.
Рапсодия сердито вырвала руку:
- Как ты осмеливаешься такое говорить? Кто ты есть, чтобы говорить: это того стоит, а это нет? А если я принесу эту жертву ради тебя? - Эши остолбенел, столько яда было в голосе Рапсодии.
Она не видела его лица, но сразу поняла, как сильно ранили Эши ее слова.
- Извини, - прошептала она. - Извини.
- Ответ на твой вопрос - нет, - сказал Эши, надевая сапоги. - Ничто и никто не стоит такой жертвы. Я лишь хотел подчеркнуть, что твоя смерть ее не спасет.
- Я не собираюсь умирать, - заявила Рапсодия, глядя на свои руки. - Ни ради ее спасения, ни ради твоего.
Несколько мгновений они молчали.
- Мне следует уйти немедленно, пока он не обнаружил, что я здесь, - наконец заговорил он.
Рапсодия оцепенело кивнула:
- Так будет лучше.
Эши кивнул в ответ и отвернулся. Рапсодия смотрела сзади, как он провел рукой по своим спутанным волосам, пытаясь успокоиться, но у него ничего не получилось. Он одевался молча, не снимая туманного плаща, а его напряженные мышцы выдавали переполнявшую его ярость.
Рапсодия сидела на постели, прижав колени к груди и крепко обхватив их руками, пытаясь не выпустить на волю отчаяние, которое вцепилось ей в сердце. Она знала, что момент их расставания приближается, знала с самого начала, что он уйдет. Однако она ожидала не такого прощания и не при таких обстоятельствах. Рапсодия закусила губу, когда он закинул сумку на плечо, подошел к ней и опустился на колени рядом с постелью.
- Как ты думаешь, сколько может продолжаться охота?
- Не знаю. Все зависит от того, как далеко он находится. Как только ты уйдешь, я отправлюсь к Акмеду и скажу, что нам необходимо изменить наши планы. Мы выйдем завтра.
- Постарайся, чтобы Джо ни о чем не догадалась.
- Конечно. Однако ей известно о наших текущих планах, поэтому если она им что-нибудь сообщит, нам будет легче их поймать.
Из-под капюшона послышалось презрительное фырканье, которое всегда сопровождало ироническую улыбку.
- Ну, хоть за что-то мы можем быть им всем благодарны.
Рапсодия обняла его за шею:
- Пожалуйста, пожалуйста, будь осторожен.
Эши крепко прижал ее к себе, стараясь получше запомнить это прикосновение, чтобы оно придавало ему сил, когда придут тяжелые времена.
- Это ты будь осторожна, Ариа. Ведь именно ты вступишь в бой с Ракшасом. До сих пор я не понимал, как мне этого не хочется.
Она успокаивающе похлопала Эши по плечу:
- Со мной все будет в порядке. Со всеми нами. Я и сама почти с ним справилась. А теперь рядом будут Акмед и Грунтор, и если нам удастся застать его врасплох, мы быстро сумеем покончить с ним раз и навсегда.
- Твой поединок с ним проходил на освященной земле в самый святой день года, не забывай об этом, Ариа. Одни только боги знают, какими демоническими силами он может воспользоваться.
- Я не забуду. И не нужно недооценивать нас, Эши. Мы знаем, что делаем. Обещай мне, что будешь находиться как можно дальше и постараешься не подвергать себя опасности. Мы прикончим проклятое порождение зла, и тогда ты получишь обратно часть своей души, и ф'дор уже не будет иметь над тобой никакой власти. Наверное, не стоит звать тебя, доверив твое имя ветру. Как мне тебя найти, чтобы дать знать об успешном окончании схватки с Ракшасом?
Он вновь взял ее лицо в свои ладони. Она видела, как сверкают его голубые глаза под капюшоном.
- Ты не сможешь меня найти. Иначе я погибну. Через месяц я вернусь. Ты к этому времени будешь в Илорке?
- Боги, я надеюсь. Куда ты направишься?
- Не знаю, может быть, на побережье. Не беспокойся обо мне, Рапсодия. Постарайся остаться в живых. Если ты погибнешь, все остальное потеряет для меня смысл.
- Ничего со мной не будет. Я вернусь.
- Я буду постоянно об этом молиться, пока не увижу, что ты жива и здорова. - Его пальцы скользнули к волосам Рапсодии, и он поцеловал ее.
Она чувствовала, как ярость бурлит в нем, и ее губы дрогнули, она боялась, что гнев может заставить Эши пойти на неоправданный риск. Рапсодия попыталась хоть как-то утешить Эши, но ничего не получилось. Она никогда не видела его таким рассерженным.
С огромным усилием Эши заставил себя оторваться от ее губ, решительно направился к двери и молча вышел. Рапсодия посидела несколько мгновений, а потом вскочила на ноги. Подбежав к двери, она выглянула наружу, но Эши уже исчез. Он не попрощался с ней. И она не сказала, что любит его.
Во второй раз за этот вечер Рапсодия, крадучись, шла по коридору, опасаясь наткнуться на стражников болгов. Так никого и не встретив, она оставила корзинку с лекарственными настойками у двери Джо, осторожно открыла створку и заглянула внутрь.
Девушка, которую она любила как сестру, спала, слегка похрапывая, свернувшись, словно дитя в утробе матери или как ребенок, у которого болит живот. Рапсодия печально посмотрела на нее - Джо ужасно страдала, и ей предстояло еще многое перенести.
Ненависть овладела ее сердцем, Рапсодия почувствовала, как пальцы обращаются в когти, когда она представила себе самодовольную ухмылку Ракшаса. Потребуется огромное усилие воли, чтобы при встрече не попытаться вырвать ему глаза. И Рапсодия не была уверена, что не кастрирует Ракшаса после того, как он будет повержен.
Она представила себе его мучительную смерть, но тут перед ее мысленным взором возникло лицо Эши; иногда она забывала, что они близнецы. Сердце у нее сжалось, когда она вспомнила, как он стремительно покинул ее, так и не дав обещания держаться подальше от врага. Рапсодии стало страшно. Быть может, он уже начал выслеживать Ракшаса, надеясь спасти ее от опасности. Поразмыслив еще немного, Рапсодия пришла к выводу, что она не ошиблась. Тогда она торопливо вернулась в свою комнату, на дела сапоги, набросила на плечи плащ и побежала к воротам Котелка.
Темнота окутала Зубы, густая, словно смола. Скалы, будто пытаясь защититься от любопытных глаз внешнего мира, стояли, закутав свои вершины туманом и мраком. Поднялся холодный ветер, даже чахлая растительность напряглась перед приближением осени, покорно склоняясь перед его неистовством. Начался ежегодный ритуал умирания. Ночь не оставляла места надежде, которую при дневном свете дарили разноцветные листья деревьев. Теперь складывалось ощущение, будто мир навсегда погрузился в холод и тьму.
Рапсодия прижималась к скалам, стараясь не клониться под порывами ревущего ветра. Она дрожала от холода - ветер норовил распахнуть плащ и задрать ночную рубашку, и ей вдруг показалось, что она привязана к мачте корабля, под полными парусами несущегося в самое сердце шторма. Только хорошее знание местности помогало ей избежать падения в пропасть.
Всякий раз, поднявшись на вершину, она выкрикивала имя Эши, но ветер проглатывал ее голос, а потом швырял ей в лицо, сопровождая собственным воем. Рапсодия знала, что туманный плащ скроет от нее Эши, и если она не услышит его голос, найти его не удастся. С каждым шагом все больнее сжималось сердце, ее преследовало ощущение холодного ужаса, которое не оставляло ее после того, как она заглянула в глаза Джо.
"Он скоро окажется в степи, и тогда я его уже точно не найду", - подумала она, обогнув высокую скалу и прикрывая глаза от пыли.
Ветер стал таким яростным, что плащ Рапсодии громко хлопнул, завязки лопнули, и его едва не сорвало с плеч. Она вскрикнула от боли и устремилась вперед, туда, где высокие валуны служили естественной защитой от урагана. Дальше был обрыв, за которым расстилалась бескрайняя степь. Здесь она могла немного передохнуть, но дальше идти было нельзя - ее ждала верная смерть, никто не су мел бы благополучно спуститься вниз при таком штормовом ветре.
Рапсодия ободрала пальцы, так сильно она вцепилась в камень, но она не видела своих окровавленных рук. Прижавшись к каменной стене, она старалась отдышаться. На конец она собралась с силами и в последний раз выкрикнула имя Эши, надеясь, что ветер отнесет его вниз. И тут рядом с ней возникла тень.
- В чем дело? Боги, что ты здесь делаешь? Ракшас может оказаться где угодно, поджидая... одного из нас.
Рапсодия подняла голову, она все еще задыхалась, и увидела, что в проходе стоит человек. В его голосе слышались панические нотки. Она с трудом ответила ему:
- Я... забыла... кое-что... сделать...
Он быстро подошел к ней и, оказавшись под защитой каменных стен, обнял за плечи.
- Что?
Рапсодия едва видела его в чернильной темноте, хотя он стоял совсем рядом. Она заглянула под капюшон, надеясь поймать его взгляд, а потом, сглотнув, с трудом выдавила из себя:
- Твое обещание.
Она почувствовала, как напряглись его руки, и он слегка ее встряхнул. Рапсодия понимала, что он сдерживается, чтобы от избытка чувств не сделать ей больно.
- Ты сошла с ума? - потрясенно спросил он. - Они даже тела твоего не нашли бы, один неверный шаг - и все. Боги, Рапсодия, какое обещание может быть важнее жизни?
Она закашлялась, и он взял ее тонкие пальцы в свои затянутые в перчатки руки и поднес к губам.
- Ты должен поклясться, что не станешь его выслеживать, - ответил она, и ее горло сжалось, а ворвавшийся в их укрытие ветер заревел с новой силой, пытаясь сорвать капюшон с головы Эши.
Он молчал, покрывая ее пальцы поцелуями, которые становились все нежнее. Руки Рапсодии задрожали, и она поняла, что не ошиблась, - он отправился на поиски извращенного сосуда, в котором хранилась часть его души. Какое же отчаяние должно было его охватить, если он отважился на такой риск, и поняла: тому может быть лишь одна причина - угроза ее душе.
- Ты должен держаться в стороне, - сказала она, с трудом выдавливая каждое слово. - Я же говорила тебе, мне по силам его прикончить, и я буду там не одна. Обещай мне, Эши. Поклянись, что ты не станешь выслеживать Ракшаса. Пожалуйста, верь мне.
Капюшон опустился, Рапсодия знала: обещание, которое она требует от него, невыносимой тяжестью пригибает его к земле.
- Я не могу тебе позволить это сделать. - Его голос был полон неизбывной тоски. - Я не вынесу, если...
Она резко толкнула его к стене, и он вскинул голову. Рапсодия успела заглянуть под капюшон - голубые глаза широко раскрылись от неожиданной боли. Она схватила его за ворот плаща.
- Послушай меня, - прорычала Рапсодия, и ее обычно тихий голос легко перекрыл вой ветра. - Ты этого не сделаешь! Ты обязан верить, что я способна справиться с Ракшасом, и не имеешь права сомневаться в моем превосходстве над ним! Но даже если ты не можешь мне поверить, тебе придется согласиться со мной и убраться подальше. Я уже позволила этому чудовищу причинить вред моей единственной сестре. Он нанес ей страшную рану, а виновата во всем я. Эши, я не могу допустить, чтобы ты стал его добычей. - Она задрожала, он прижал ее к себе, и Рапсодия безудержно разрыдалась.
Его губы коснулись ее заледеневшего уха.
- То, что произошло с Джо, не твоя вина, - с болью произнес он. - Мне следовало искать получше, - я ведь даже не ходил на пустошь.
- Потому что я так сказала, - прошептала сквозь рыдания Рапсодия. - Я попросила тебя не преследовать ее слишком настойчиво, поскольку думала, она сидит в своей комнате и плачет. Я и представить себе не могла, как сильно мы обидели ее, и не предполагала, что она может в одиночку отправиться на пустошь. Боги, что я наделала?
Она разрыдалась, и Эши ощутил соленую влагу на своих губах. Он прислонился спиной к скале и двумя руками прижал Рапсодию к груди, надеясь, что ей удастся выплакать свою боль.
Ветер создавал жуткий аккомпанемент ее рыданиям, а когда Рапсодия на мгновение замолчала, чтобы перевести дыхание, Эши повернул ее лицо к себе и крепко поцеловал в губы. Она страстно ответила ему и обняла за шею. Он провел рукой по ее волосам, затем сорвал перчатки и бросил на землю. Потом его руки скользнули под ее плащ, и он еще сильнее прижал Рапсодию к себе.
- Ты пришла сюда в одном плаще и ночной рубашке? А где доспехи? Боги, что с тобой случилось?
- Обещай мне, что не станешь охотиться на Ракшаса, - прошептала она. - Пожалуйста. Пожалуйста, я люблю тебя. Я люблю тебя. Ради меня. Пожалуйста.
Она почувствовала, как вздрогнул Эши. Через несколько мгновений он кивнул.
- Хорошо, - дрогнувшим голосом сказал он. - Хорошо, Рапсодия, я согласен. Я не стану за ним охотиться. Но если он заберет тебя, я...
Она снова поцеловала его, заставив замолчать.
- Он не сможет, - сказала она, и ее руки скользнули ему на грудь. - Верь мне.
Он еще сильнее сжал ее талию.
- Моя вера в тебя безгранична, Рапсодия, но ты забыла, что я сражался с демоном. Он добрался до моей груди, словно перед ним был мешок с зерном, и забрал частицу души - и даже не запыхался. Так он поставил печать на нашем кровавом контракте. И если бы мне не удалось вырваться, он бы полностью мной владел.
Мне казалось, что из спины у меня вырос стебель, обернулся вокруг моей сущности и, став частью тела, проник в грудную клетку. Как ты думаешь, откуда появились мои раны? Я сам нанес их себе, вырвав стебель прежде, чем он полностью поработил меня. Частицу моей души, которую он забрал с собой, мне пришлось принести в жертву, так животное отгрызает себе лапу, чтобы выбраться из ловушки. Мне потребовалось всего мгновение, но я сомневаюсь, что сумею проделать это во второй раз. И не уверен, справишься ли ты.
- Прекрати, - резко оборвала его Рапсодия. - Я не собираюсь сражаться с ф'дором - пока; в мои намерения входит прикончить его игрушку. У меня имеются для этого серьезные причины. Кроме того, что он сделал с тобой, Ракшас причинил боль и унизил Джо. Она достаточно страдала и без того. Еще ни разу в жизни я не испытывала такой ненависти - если мне не удастся направить ее против Ракшаса, я сгорю. - Рапсодия попыталась сглотнуть ком в горле. - Ты слышишь меня, Эши? Я сгорю живьем. - Она уткнулась ему в грудь, а ее пальцы вновь обратились в когти.
Он приподнял ее лицо и начал целовать в губы.
- А теперь послушай, Рапсодия, - заговорил Эши между поцелуями, - ты говоришь как я. Так нельзя. Именно ты заставила меня поверить, что любовь не лживая сказка нашего горького мира. И не вздумай ее предавать. Не становись такой же, как все мы. Не оставляй нас наедине с ненавистью. - Его последний поцелуй все не кончался, она ощущала его боль, чувство было незнакомым, ведь до сих пор она видела в Эши только нежность. - Я люблю тебя. И верю в тебя. И буду держаться в стороне, и да простят меня боги. - Последние слова он буквально выплюнул.
На них налетел сокрушительный порыв ледяного ветра, оттолкнув от спасительной стены, и Рапсодия задрожала от холода. Эши подхватил ее, и они вновь спрятались под прикрытием каменной стены.
- С тобой все в порядке? - спросил он.
Эши погладил ее по руке и понял, насколько сильно она замерзла; тогда он принялся яростно растирать ее, надеясь согреть. Его вдруг охватило острое желание, но еще больше он хотел уберечь Рапсодию от опасности, схоронить в своей душе, защитить собственным телом, пусть даже ценой жизни.
Рапсодию переполняло точно такое же желание; она прижалась к нему, и они слились в поцелуе - так целуются любовники, которые боятся, что больше никогда не увидятся. Она провела ладонями по его груди, затем быстро развязала пояс его штанов и вскрикнула, когда его руки проникли под ночную рубашку.
Там, на горном перевале, защищенные лишь каменными стенами арки, они в панике и отчаянии занимались любовью, в плаще из ночного ветра, под одеялом туманного мрака, окутавшего пики Зубов, черного, точно смола. Они нашли немного утешения, но не радости, лишь неутоленное стремление к близости, возможно в последний раз. Они не снимали одежды, ничего не говорили, лишь погасили обрушившееся на них желание.
Когда ураган страсти утих, они еще долго обнимали друг друга и шептали слова обещаний, он повторял клятву не преследовать Ракшаса, а она - не рисковать. Потом он поцеловал Рапсодию, закрепил оборванные тесемки ее плаща, нежно провел рукой по волосам и проводил до тропинки, ведущей к Котелку. Она долго смотрела ему вслед, даже после того, как тьма поглотила его, а после осторожно за шагала к цитадели фирболгов, подгоняемая холодным ветром.46Утро наступило неожиданно быстро. Задолго до смены караула Рапсодия встретилась с Акмедом и Грунтором в пустоши, в дорожной одежде и с запасами для месячного путешествия. На ее лице застыло мрачное выражение.
Воздух был напоен пряными ароматами осени. И пока мужчины в последний раз проверяли оружие и снаряжение, Рапсодия закрыла глаза и подумала о том времени, когда она вдыхала запах горящих листьев, который приносил холодный ветер.
Прошло уже много дней с тех пор, как она в последний раз думала об Острове, память о нем уже утратила го речь - перед ней встала жестокая реальность Настоящего. Сбор урожая всегда наполнял ее возбуждением, чудилось, будто воздух полон обещаний и угроз; пьянящее романтическое время, когда даже мелочи имеют огромное значение, а кровь быстрее бежит по жилам.
"Если у тебя есть мечты, лови их сейчас, - казалось, говорила Земля, одетая в великолепный погребальный на ряд, - времени осталось мало. Приближается зима".
- Ты готова, дорогая? - гулкий голос Грунтора прервал ее размышления.
Рапсодия оглядела поля, над которыми клубился серый туман, предвестник рассвета. Ночью был заморозок, и иней сверкал в свете Звездного Горна. Она убрала меч в ножны и похлопала по доспехам из чешуи дракона.
- Да, - сказала она. - Пойдем.
Солнце перевалило через самый высокий пик, когда Трое взошли на вершину. Они легко поднимались по склонам Зубов, сохраняя молчание, их тени сливались с тенями самих гор, похожих на длинные клыки в свете солнца, озарявшего долину внизу.
С огромной высоты широкий каньон был подобен веревке, извивающейся вдоль основания гор. Ахмед, не обращая внимания на ветер, остановился среди бегущих облаков и посмотрел вниз, на степи и поля раскинувшегося под ними Бет-Корбэра. Потом медленно повернулся вокруг своей оси - весь мир лежал у его ног. Затем он уселся в самой высокой точке и очистил свой разум.
Рапсодия знала, что ей следует сохранять молчание и не двигаться. Только ей и Грунтору выпало наблюдать за Ахмедом, когда он искал след, и Рапсодия ценила оказанное ей доверие. Она замерла, следя за тем, как Акмед опустил веки и слегка приоткрыл рот, вдыхая разреженный воздух и влагу облаков. В одной руке он держал ее рубашку с запекшейся кровью Ракшаса, другую руку ладонью раз вернул к ветру.
Дыхание Ахмеда стало глубоким и редким, каждый следующий вдох занимал все больше времени. Достигнув нужного состояния, он обратился к собственному сердцу, сосредоточился на его ритме, давлении, которое оно оказывало на сосуды, несущие кровь, и повелел ему замедлить свою работу настолько, чтобы лишь поддерживать в его теле жизнь. Он выбросил все посторонние мысли из головы, и мир перестал существовать, растворился, перед его мысленным взором осталась лишь кровь.
Было время, когда его оглушали биения миллионов сердец. Теперь во всем мире осталось лишь несколько тысяч сердец, которые он все еще слышал. Он сразу узнал ритм Рапсодии и Грунтора, но все остальные находились очень далеко, почти на границе его восприятия.
А потом он услышал его. Оно билось где-то совсем близко. Да, он ощущал биение сердца Ракшаса, чувствовал его кончиками пальцев поднятой руки. Кровь демона, смешанная с кровью животного. Акмед сидел совершенно неподвижно, не издавая ни единого звука. Он согласовывал биение своего сердца с ритмом демонического творения. Сначала ему удалось синхронизировать только одно биение из пяти, потом два, но вскоре их сердца начали биться в унисон. Теперь, когда связь была установлена, Акмед улыбнулся.
И медленно открыл глаза.
Рапсодия терпеливо наблюдала за Ахмедом, понимая, что могут пройти часы или даже дни, прежде чем он выйдет на след, если ему вообще будет сопутствовать успех. И страшно удивилась, когда Грунтор неожиданно подхватил свою секиру и вскочил на ноги. Она не заметила никаких изменений в Акмеде, но сержант сразу все понял. Рапсодия едва успела подняться, как Акмед устремился вперед.
Он мчался вниз по склону горы, точно взявший след охотничий пес. Чтобы его спутники не отстали, он старался держаться на свету и часто пересекал дорогу ветру, вместо того чтобы прятаться, как диктовали инстинкты. Он следовал за биением собственного сердца, безошибочно двигаясь в сторону Ракшаса. Грунтору уже приходилось один или два раза участвовать в подобных погонях, поэтому им удавалось не отставать. Акмед больше не был один.
Рапсодию поразила невероятная скорость, с которой двигался Акмед, а ведь он не бежал. Он промчался по разбитой тропинке к самой крутой части склона, а потом, подобно пауку, начал спускаться вниз. Затем, когда его друзья оказались возле спуска, он слегка притормозил, чтобы они не свернули себе шеи, но, добравшись до пустоши, устремился вперед, словно ветер.
Джо ждала на гребне соседней горы. Несмотря на предосторожности Рапсодии, Акмеду и Грунтору не удалось ускользнуть незаметно - Джо проснулась среди ночи и бесшумно последовала за ними. Она не стала подниматься на ту же вершину, иначе они бы обязательно ее заметили, к тому же она понимала, что рано или поздно они спустятся вниз. Поэтому она поднялась на соседнюю вершину и оттуда наблюдала за тем, как Трое взбираются по склону - черные фигурки, едва различимые в ярких лучах утреннего солнца.
"Что они делают? - удивилась Джо. - И что здесь делаю я?"
Она перестала контролировать собственные поступки, ею управляло необычное чувство, от которого холодело в животе и кружилась голова, - она двигалась как во сне. Такое же ощущение было, когда Каттер, один из ее наставников на улице, дал ей несколько поганок и обещал счастливые видения и новое восприятие цветов. Вместо этого она впала в жуткий транс, и ее еще долго преследовали кошмары. Но сейчас было гораздо хуже - действие грибов со временем прошло, а эти новые ощущения не уходили. Она боялась, что они никогда ее не отпустят.
Странные мысли лезли ей в голову: об убийстве и насилии - они ее мучили и завораживали. Несколько дней назад она получила огромное удовольствие, наблюдая за дракой двух ребятишек болгов, и пришла в возбуждение, увидев их кровь. Когда один из соперников закричал от боли, а его рука повисла под непривычным углом, она не испытала страха, а обрадовалась, видя страдания мальчишки.
"Что со мной происходит?" - спросила она себя, но в животе вновь похолодело, и вопрос улетучился из ее со знания.
Когда Трое спустились по склону к пустоши, она последовала за ними.
Как сомнамбула.В течение недели Трое шли по прямой, отклоняясь от своего маршрута только в тех случаях, когда Ракшас менял направление. Ночью они спали, не разжигая костра, а большую часть дня бежали, останавливаясь только когда враг подолгу задерживался на одном месте. Они неустанно преследовали Ракшаса, вдоль подножия Зубов, через поросшую травой степь, по широким равнинам Бет-Корбэра, по холмам Орланданского плато. Наконец Акмед остановился.
Он поднял руку, пробуя ветер, потом медленно сжал пальцы в кулак. Кивнув своим спутникам, он скрылся в полях, начинавшихся по другую сторону холма. Грунтор и Рапсодия последовали за ним, пригибаясь к земле, пока не добрались до того места, где залег Акмед. Он показал на раскинувшуюся впереди долину, но они и без того все поняли. Они смотрели на лагерь, в котором находилось девять человек, у троих были лошади, а приказы им отдавал всадник в сером, с волосами цвета меди.
Сердце Рапсодии сбилось с ритма, когда она его увидела, - это был Эши, во всяком случае мужчина походил на него как близнец. Впрочем, волосы у него блестели не так ярко, и рассмотреть незнакомца было совсем нетрудно, тогда как благодаря туманному плащу воздух вокруг Эши постоянно струился. Он жестом послал всадников на запад, а сам быстро поехал на восток, затем свернул к северо-востоку, после чего его лошадь перешла на медленный шаг.
Акмед улыбнулся, когда Грунтор отполз назад и исчез.
"Возможно, хватит одного меткого выстрела из квеллана, - подумал Акмед. - Ну, ладно".
Он повернулся к Рапсодии, и она ему улыбнулась. Грунтор скоро вернется с лошадьми, принадлежащими всадникам, а как только животные будут привязаны и спрятаны, они смогут двигаться дальше.
Трое преследовали Ракшаса несколько часов, иногда отдыхая после быстрого бега. Они взобрались на небольшой холм, а потом спустились на пшеничное поле, с которого уже собрали урожай. Когда Ракшас подошел к небольшому ручью, протекавшему по дну лощины, Грунтор похлопал Акмед а по плечу и кивнул. Акмед поднял руку и сжал пальцы в кулак. Грунтор и Рапсодия отправились на свои позиции. Акмед подождал, пока они устроятся поудобнее, после чего исчез в густой траве.
Ракшас медленно ехал через поле. Его глаза были устремлены к горизонту, а разум блуждал по тропам пыток и смерти, заменяющим ему мечты живого человека.
Скоро спустятся сумерки. Он съест свою лошадь и использует ее кровь, чтобы переместиться, подобно пламени в ночи, поближе к горам. Как у людей, которые видят яркие сны перед самым пробуждением, ограниченный разум Ракшаса изобретал разные способы умерщвления короля болгов.
Он захватил солдата армии болгов, и его позабавили страшные сказки, которые тот ему рассказал о Глазе, Когте, Пятке и Животе Гор.
"Глупец, - размышлял Ракшас, когда перерезал горло болгу и наклонился напиться крови из рассеченной артерии. - Я Глаз, Ухо и Рука того, кто сровнял горы".
Солнце стояло высоко, и он посматривал вниз, следя, чтобы лошадь не поскользнулась на покрытой инеем траве. Поэтому он был слегка удивлен, когда животное неожиданно упало на землю.
С быстротой волка, живущего в его крови, он спрыгнул на землю, чтобы не оказаться под своим скакуном, перекатился через спину и вскочил на ноги с мечом в руке. Его лошадь была убита первым же выстрелом. Он огляделся по сторонам, стараясь определить, откуда ведется стрельба, и увидел фигуру огромного болга с секирой в руках, мчавшегося к нему с головокружительной скоростью. Адреналин вскипел в его крови, когда он узнал в бегущем на него существе Грунтора, именно так его описала девушка, - Ракшас понял, что попал в ловушку. Он вытянул руку в направлении великана и вызвал стену черного пламени. Однако пламя мгновенно исчезло, погашенное непонятной силой. Ракшас испытал мучительную боль, такого с ним еще никогда не случалось. Тогда он повернулся, чтобы бежать.
- Привет, дорогой. Прошло так много времени, я по тебе скучала.
Рапсодия стояла не более чем в пяти футах от него, в руке у нее сверкал обнаженный Звездный Горн. Ракшас собрался отразить смертельный выпад, которым она наверняка собиралась поразить его в сердце, и был застигнут врасплох, когда она нанесла ему скользящий удар по коленям. Он слышал тяжелые шаги Грунтора у себя за спиной и попытался отскочить в сторону, но новый удар сияющего меча преградил ему путь к отступлению.
- Ты куда-то собрался? Я же сказала, мимо меня тебе не пройти.
Она стояла у него на пути, но он знал - стоит ему вступить в поединок с ней, он окажется беззащитным перед атакующим великаном. Ракшас попытался занять более выгодную позицию, но маленькая женщина двигалась с поразительной легкостью и быстротой и, мгновенно отражая все его удары, вновь заставила его отступить на прежнее место. Внезапно Ракшас завопил от невыносимой боли и задергался, пронзенный секирой Грунтора.
- Рапсодия! - закричал он, чувствуя, как разрывается его плоть. - Боги, нет! Это я, Эши! Я не тот, кого вы ищете! Помоги мне, пожалуйста!
Рапсодия шагнула ему навстречу, он протянул к ней руки, глаза Ракшаса, блестящие и голубые, точно весеннее небо, встретились с глазами Рапсодии, моля о пощаде. Ракшас понял, что пощады не будет, его взгляд стал жестче, а лицо перекосила гримаса боли. Он сделал несколько коротких вздохов, содрогаясь на конце пики Грунтора.
- Боги, - прошептал он. - Как ты можешь быть такой глупой? Это я, Рапсодия, твой любовник!
Грунтор повернул секиру, и Ракшас взвыл. Рапсодия знала, что перед ней злобное порождение демона, но ее сердце сжалось от боли, когда она посмотрела на Ракшаса, так похожего на Эши. Она слышала, как зашипела кровь чудовища, лившаяся на замерзшую землю, а потом почувствовала отвратительную вонь, совсем как тогда, в Сепульварте. Она посмотрела на Грунтора.
- Ты готов? - спросила она у своего первого учителя фехтования.
Грунтор кивнул:
- Готов, твоя светлость. Постарайся нанести аккуратный, чистый удар.
Она стиснула зубы и вонзила Звездный Горн в сердце Ракшаса. Он издал пронзительный вой, больно ударивший по барабанным перепонкам, и начал извиваться на конце секиры. Рапсодия вытерла клинок о землю, расплавив ледяную корку и оставив рыжее пятно на траве. 
- Какая мерзость, - заметила она.
Рапсодия поднесла к его телу клинок, наблюдая за тем, как оно начинает таять в очищающем пламени, рожденном от огня и звездного света, точно лед и земля, из которых родился Ракшас. Пламя было золотым и ярким, как огонь, пылавший в душе Рапсодии, и она чувствовала, как исчезает зло. Ракшас медленно растворялся, превращаясь в грязный ручей.
Акмед уже давно занял свое место, дожидаясь смерти Ракшаса. Грунтор взмахнул пылающей секирой, а потом его сильная рука застыла в воздухе.
- Зефир, сэр? - серьезно спросил Грунтор, слегка покачивая секирой.
По губам Акмеда скользнула быстрая улыбка, но потом он очистил свой разум от всего постороннего, сделал несколько глубоких вдохов и начал ритуал Порабощения. Рефлексы сработали, и далее все происходило автоматически. Акмед закрыл глаза, а потом слегка приоткрыл рот. Из глубин его горла послышались четыре различные ноты, которые монотонно повторялись, пятая направлялась пазухами носа. Казалось, пятеро различных певцов принялись произносить заклинания. Затем Акмед начал ритмично прищелкивать языком, и тело Ракшаса напряглось, словно он услышал призыв.
Акмед поднял правую руку и направил открытую ладонь в сторону горящего тела Ракшаса - приказ остановиться. Левая рука медленно перемещалась в сторону и вверх, пальцы слегка шевелились, отыскивая нити вибраций, исходящих от крови ф'дора. Подобно парящей на ветру паучьей сети, он ощущал природные струны, рожденные в начале Времен, отпечатки древнего зла, которое должно было умереть вместе с Островом, он удерживал их правой рукой и своей кровью дракианина. Он также чувствовал присутствие еще одного первородного духа, отличающегося от отвратительной природы демона. Акмед захватил метафизические струны и собрал их в ладони, после чего повернул руку, чтобы намотать на нее струны. Он видел, как дергается тело, и еще раз потянул за невидимые путы.
Когда Ракшас перестал двигаться, Акмед приоткрыл глаза. Над застывшим телом, отделяясь от золотого пламени, поднимался сияющий свет, и Рапсодия ахнула. То была частица души Эши, которую смерть освободила из плена в теле Ракшаса, она готовилась раствориться в эфире. Акмед держал кровь демона заклинанием, но душа принадлежала Гвидиону, и, вырвавшись на свободу, она на мгновение повисла в воздухе, дожидаясь, когда теплый ветер подхватит ее и унесет к свету.
Рапсодия направила Звездный Горн на пульсирующую субстанцию и, пропев имя Эши, увидела, что та замерла. Рапсодия подбежала к пылающему телу, безбоязненно сунула руку в огонь, схватила сияющую частицу души, вырвав ее из когтей смерти, и прижала к сердцу.
Грунтор с удивлением смотрел, как свет растворился в ней, залил ее тело, на мгновение сделав его прозрачным, потом потускнел и исчез. Еще несколько мгновений волосы Рапсодии озаряли сияющие красно-золотые всполохи, словно ее головы коснулись лучи заходящего солнца, а по том все пропало. Взгляд Грунтора вновь вернулся к Акмеду, продолжавшему свой диковинный дракианский танец смерти, а красный лед таял, и вода впитывалась в землю. Что-то заставило Грунтора посмотреть на Рапсодию, и он увидел, что выражение восторга у нее на лице сменилось ужасом. Она смотрела за спину Акмеда.
Глаза Грунтора уловили движение, он заметил метнувшуюся вперед фигуру, но находился слишком далеко, что бы вмешаться.
Рапсодия мгновенно узнала Джо, несмотря на то, что ее исхудавшее лицо искажала демоническая усмешка. Она сразу поняла намерения Джо, девушка размахивала стилетом с бронзовой рукояткой, который ей подарил Грунтор в Доме Памяти. Джо собиралась вонзить его в спину короля фирболгов, все еще поглощенного ритуалом Порабощения. Рапсодия не успевала ее остановить, и сердце мучительно сжалось у нее в груди, когда она начала делать то единственное, что могло его спасти.
Она плечом толкнула Акмеда на замерзшую землю, нарушив ритуал и встав между Джо и дракианином. Однако Джо продолжала начатое движение, она двигалась быстро, гораздо быстрее, чем могла представить себе Рапсодия. Длинный стилет, направленный в сердце Акмеда, рассек воздух. У Рапсодии оставался только один шанс - она взмахнула огненным мечом над головой, и клинок с удивительной легкостью вонзился в живот Джо. Рана была смертельной.
Джо выронила стилет. Удивленно раскрыв рот, она стояла и смотрела на страшную рану. Сначала показалось, будто это лишь разрез на рубашке, но потом он почернел, стал темно-красным, хлынула кровь, а вместе с ней и внутренности. Джо взглянула на Рапсодию, демоническая маска исчезла, лицо исказилось от страха. Рапсодия смертельно побледнела. Меч выпал, и она протянула руки к сестре.
Джо взглянула на свою ужасную рану, и колени девушки подогнулись. Все вокруг было залито алой кровью, и вдруг Рапсодия заметила небольшой зелено-черный завиток, напоминающий виноградную лозу, из которого торчал шип.
Неожиданно все звуки стихли, наступила абсолютная тишина, и она вспомнила слова Эши.
"Казалось, что из спины у меня вырос стебель, обернулся вокруг моей сущности и, став частью тела, проник в грудную клетку".
И хотя она уже поняла, что убила Джо, ее охватил ужас.
- Боги! Акмед! Акмед! Она связана!
Трое посмотрели на Джо, а потом на землю. Иней, покрывавший траву, таял, превращаясь в низкий туман, сгущавшийся в подобную жгуту тучу, которая разрасталась прямо на глазах. Туча потемнела, а потом обрела материальность, и их глазам предстала волокнистая лиана, покрытая шипами и колючей корой. Лиана изогнулась, поднимаясь над землей, и начала натягиваться, а потом потащила за собой Джо.
Из раскрытого рта Джо пошла желтая пена, кожа ее быстро серела, а кровь продолжала хлестать из раны, покрывая поле и Троих алыми пятнами, лицо девушки исказила судорога смерти. В следующее мгновение засиял тусклый свет, со всех сторон опутанный лианой, а потом тело в последний раз изогнулось и застыло. Физическое и метафизическое смешалось - душа собиралась отлететь к свету.
Грунтор и Рапсодия упали на Джо и вцепились в ее стынущие конечности, пытаясь найти на земле точку опоры. С мрачной решимостью они вытащили свое оружие, Грунтор обнажил Миротворец, а Рапсодия - кинжал из когтя дракона. Они безжалостно наносили удары по чудовищной лиане, пытаясь отсечь ее от внутренностей Джо. Во все стороны полетели куски плоти.
Лиана отчаянно сражалась, словно была живой. Ее щупальца изворачивались, одно из них превратилось в чешуйчатый коготь, который принялся наносить яростные удары по своим врагам и даже рассек толстую кожу Грунтора, повредив запястье. Лиана обвилась вокруг ноги Рапсодии, появились огромные шипы-кинжалы и вонзились ей в спину. Там, где им удавалось коснуться ее тела, появлялись ожоги, словно на кожу попала кислота.
Щупальца хлестали, точно плети, оставляя на лице Грунтора рваные раны, сотни мелких отростков хватали его за запястья, наносили бесчисленные удары. Рапсодия и Грунтор продолжали сражаться, не обращая внимания на боль и ранения. Тем не менее лиана явно побеждала, она про должала спазматическими рывками подтаскивать тело Джо к середине поля, куда побежал Акмед.
Мчась по замерзшему полю, Акмед чувствовал, как воздух вокруг него наполняется энергией. Где-то рядом находился разрыв в ткани вселенной, подобный тому, что он видел на Острове, это разрыв вел к ужасам, давно плененным в глубинах Земли. Добравшись до конца лианы, Акмед остановился. В воздухе перед ним возникли очертания призрачной двери, окутанной энергией и дымной тьмой. Отвратительный запах, слишком хорошо знакомый ему, отравлял воздух. Такой же смрад шел от Ракшаса.
- Ф'дор! - крикнул Акмед Грунтору.
Великан молча кивнул, продолжая наносить могучие удары и уклоняясь от ответных выпадов когтя. Акмед надел капюшон, сделал глубокий вдох и потянул за край призрачной двери, пытаясь ее закрыть. Он подозревал, что она ведет в преисподнюю, тяжелый кладбищенский запах не оставлял сомнений. Дверь подалась, и оттуда вырвался чудовищный рев, эхом разнесшийся по лугу и всей долине.
Кровь Акмеда вскипела, он ощутил, как ненависть к ф'дорам, живущая в душах всех представителей его расы, нарастает, послышалось знакомое щелканье, похожее на стрекотание сверчка, расправляющего крылья. Он дрожал от ярости и напряжения - держать дверь было тяжело, но Акмед использовал технику сосредоточения, которой научился столетия назад. Колоссальным усилием воли он заставил себя ударить плечом в туманный портал. Раздавшиеся в ответ яростные крики звучали в унисон с его гневом.
Рапсодия тревожно вскрикнула, когда увидела, как кольца лианы, сжимавшие тело Джо, начали отделяться от вцепившихся в нее, - демон забирал душу ее младшей сестры. Еще несколько мгновений - и девушка, которую она так любила и поклялась защищать, навсегда окажется запертой в подземной огненной темнице, в лапах оставшихся в живых духов ф'доров. От одной этой мысли Рапсодия запылала огнем.
Она рванулась вправо и откатилась в сторону от лианы, оставив Грунтора сражаться с ней в одиночку. Очистив разум, она сделала глубокий вдох и запела. Рапсодия повторяла имя Джо, одновременно вознося безмолвные молитвы благодарности за то, что сестра как-то призналась, что у нее нет фамилии. Рапсодия пела песню удержания.
Начав с простой мелодии, она повторяла ее снова и снова, постепенно добавляя к ней очередной новый элемент: ноту, паузу... Ритм менялся, мелодия постепенно становилась все сложнее.
Ее песня создала тонкую нить света, она колебалась в воздухе вокруг неяркого сияния, проглядывавшего между спиралями лианы, и вскоре появилась светящаяся цепь, которая охватила лиану и плененную ею душу Джо. По мере того как Рапсодия снова и снова повторяла усложняющуюся мелодию, цепь смыкалась, образовав сначала круг,. а затем шар из крошечных колец, напоминающих ее доспехи из чешуи дракона. Она управляла шаром как сетью, вставляя в песню имя Джо и свое, ее сестры, пока душа девушки не оказалась внутри шара. Вскоре цепь и лиана начали борьбу за душу Джо.
Мерцающий свет, захваченный узами музыки, метался из стороны в сторону, но не уходил вслед за лианой. Дыхание Рапсодии стало прерывистым, гармония музыки нарушилась. Ей пришлось приложить огромные усилия, чтобы, не нарушая мелодии, поднять Звездный Горн над головой и с силой опустить его на толстую лиану, связывающую тело Джо с дверью.
От пронзительного вопля у Рапсодии заложило уши, лиана начала пульсировать, щупальца и шипы принялись наносить бессмысленные удары во все стороны. Грунтора отшвырнуло на несколько футов, лиана взметнулась в воз дух, и ее бросило к двери. Только фантастическая реакция Акмеда помогла ему увернуться от несущейся на него лианы, однако шипы успели в нескольких местах разорвать одежду. Освобожденное тело Джо упало на землю, а поднявшийся на ноги Грунтор быстро обрубил остатки лианы, торчавшие из живота Джо.
Акмеду удалось удержать равновесие на грани разрыва в ткани мира - призрачная дверь задрожала, а потом растворилась в воздухе, словно ее никогда и не было. Он огляделся и вернулся к тому месту, где упал поверженный Ракшас. Акмед присел на корточки, коснулся залитой кровью земли и задумался.
Едва державшаяся на ногах Рапсодия подошла к Грунтору. Великан заканчивал рубить лиану. Рапсодия продолжала петь песню удержания. Опустившись на колени на мерзлую, окровавленную землю, она обняла Джо и горько заплакала. И даже сквозь слезы Рапсодия продолжала напевать, она не хотела отпускать Джо. Медленно, почти бессознательно, она принялась укладывать на место внутренности девушки. Яркое солнце слепило глаза, мир окутал отвратительный туман.
- Рапсодия.
Она едва слышала шепот, так громко стучала в ушах кровь.
Рапсодия сквозь слезы посмотрела на лицо Джо. Смертельная бледность уже разлилась по ее чертам, в застывших глазах отражалось солнце. И вновь послышался голос, повторяющий ее имя и перекрывающий песню:
- Рапсодия, отпусти. Мне больно.
- Извини, извини. Я не хотела делать тебе больно. Я могу все исправить, Джо. - Она разрыдалась, и мелодия смолкла. - Держись, держись, Джо. Песня. Я могу вернуть тебя при помощи песни. Я это сделала с Грунтором - я найду способ, он должен существовать. Я могу все исправить.
- Рапсодия, отпусти меня. Моя мать ждет меня.
Рапсодия покачала головой, пытаясь отогнать парящие, словно первые снежинки, слова. Однако они продолжали висеть над ней, и в них была решимость, которую Рапсодия не могла больше игнорировать. В глубинах своей души, в той ее части, где соединялись они с Джо, Рапсодия ощутила нетерпение, желание побыстрее покинуть тяжелый воздух мира.
Рапсодия закончила песню и вновь прижала тело Джо к груди. Но музыка продолжала звучать, тихие нежные звуки земли и ветра отзывались на призыв сердца Певицы, не желавшей подчиниться истинному порядку вещей. Тело Джо стало холодеть, но Рапсодия слышала ее голос так же ясно, как и прежде.
"Ты была права, Рапс. Она действительно меня любит. - Рапсодия горько разрыдалась. - Меня ждет счастье. Отпусти меня. Я хочу туда".
Могучие руки Грунтора мягко опустились на голову Рапсодии.
- Отпусти ее, дорогая. Попрощайся, пусть маленькая мисси уходит.
И Рапсодия нашла в себе силы отпустить Джо. Она осторожно положила ее тело на землю, и музыка прекратилась. Дрожащими руками она закрыла невидящие глаза. И хотя голова у нее кружилась от усталости и запаха крови, Рапсодия запела лиринскую песнь Прощания. Древняя мелодия множество раз звучала под звездным небом, к которому устремлялся дым погребальных костров. Она произносила слова песни, вплетая в них свою любовь, молила о прощении и помогала девушке, которую она любила, как сестру, побыстрее разорвать связь с Землей и устремиться к свету.
А потом в последний раз с далеких небес донесся все тот же голос, тихий, словно падающий снег:
"Рапсодия, твоя мать говорит, что она тоже любит тебя".
Ослепленная горем, Рапсодия склонила голову над телом Джо и снова безутешно зарыдала. Она почувствовала, как Грунтор осторожно поднял Джона руки и куда-то понес. Рапсодия попыталась встать, чтобы последовать за ним, но земля ушла у нее из-под ног, и она пошатнулась, но теплые, сильные руки поддержали ее, не позволив упасть.
- Сюда, - сказал Акмед, разворачивая Рапсодию к себе лицом.
Она была залита кровью от шеи до колен, к одежде прилипли куски лианы, от которых поднимался дымок. Он прижал ее к груди, обнял одной рукой, а другой ласково провел по волосам и спине, чтобы успокоить и помочь по быстрее прийти в себя. Потом он остановился и посмотрел на свою руку, испачканную свежей кровью.
- Рапсодия?
Она смертельно побледнела, глаза закатились. Акмед позвал Грунтора, положил Рапсодию на землю и быстро осмотрел ее, пытаясь найти источник кровотечения. Сорвав кольчугу из чешуи дракона, разорвал рубашку, но так и не нашел раны. Тогда ему на помощь пришло чувство крови - слабеющее биение сердца привело его к глубоким царапинам на бедре, одна длиной с его руку, рядом он обнаружил вонзенный шип. Рана пульсировала с каждым ударом сердца Рапсодии, лиана повредила артерию. Земля стала алой от крови.
- Давай, Рапсодия, нам приходилось побеждать и в более тяжелых сражениях, - уговаривал он ее, стараясь, чтобы она не потеряла сознание. - Я знаю, тебе идет красное, но это просто смешно.
Грунтор повернул ее на бок, быстрым движением вытащил шип и держал, пока Акмед бинтовал рану куском ткани, который оторвал от своего плаща. Потом взял фляжку и вылил немного воды на ее лицо, надеясь, что она придет в себя. Рапсодия никак не реагировала, тогда он похлопал ее по руке, а потом по щеке, и она открыла глаза. Акмед видел, что она в любой момент может снова потерять со знание.
- Знаешь, мне понравилось, - сказал он, наклонившись к самому ее уху. - Пожалуйста, потеряй сознание еще разок, чтобы у меня появился повод отвесить тебе еще одну пощечину. - Она почти никак не отреагировала на его слова. - Послушай, Рапсодия, спи, когда у тебя будет свободное время, ладно? А сейчас ты должна сделать свою часть работы - кто будет разбивать лагерь? - С ее губ перестало срываться дыхание, в морозном воздухе это было прекрасно видно.
Акмед посмотрел на Грунтора, и великан покачал головой.
- Ты возьмешь Джо, а я понесу Рапсодию. До лошадей отсюда не больше половины лиги. Давай отнесем их туда.
- Хорошо. - С громким топотом Грунтор побежал, чтобы забрать тело Джо.
Они отнесли женщин, одну мертвую, а другую едва живую, к скрытому лагерю, где остались лошади, быстро оседлали их и помчались в Сепульварту.47Котелок практически не изменился. В горах все хорошо знакомы со смертью: Канриф, а теперь Илорк видели немало жертв горьких поражений, как, впрочем, и жестоких убийств. Однако Акмед впервые сидел в полумраке, думая о жизни, а не планируя чью-то смерть.
Подсознательно он делал это так же, как при подготовке убийства. Без конца повторял все известные ему факты, даже самые незначительные детали охоты, поединка, представлял себе ее раны, то, как кровь вытекала из тела. Он тщательно пытался собрать кусочки головоломки, чтобы спасти Рапсодию, - словно готовился к устранению врага.
Но у него ничего не получалось.
Грунтор бесшумно возник у двери и тихонько постучал. Не услышав ответа, он открыл дверь и вошел.
В комнате было темно, горело лишь несколько ароматических свечей в углу, подальше от постели, да винные бутылки, расставленные в самых неожиданных местах, периодически начинали мерцать. В руках у Грунтора была такая же испускающая слабый свет бутылка. Он осторожно закрыл за собой дверь, несколько мгновений смотрел на мерцающий сосуд, а потом подошел к Акмеду, который в течение последних четырех суток сидел на стуле рядом с постелью.
- Сэр?
- Хм-м?
- Ой принес свежих светлячков. Другие, должно быть, устали.
Акмед ничего не ответил.
- Есть что-нибудь новенькое?
- Нет.
Грунтор посмотрел на Рапсодию, она спала или была без сознания - он не мог определить. Более того, невозможно было понять, жива она или нет. Ее обычно розовая кожа стала бледной, как морская ракушка, которую он однажды нашел на берегу моря, она казалась совсем крошечной на огромной кровати. Он постоянно дразнил ее из-за маленького роста, но в движении она всегда казалась сильной и полной жизни. Теперь она больше всего походила на хрупкого ребенка.
Он посмотрел на своего лучшего друга и короля, который сидел, опираясь подбородком на переплетенные пальцы. И вспомнил древнюю легенду про болга, стоявшего на страже у врат Жизни и Смерти, не позволяя никому пройти, чтобы спасти друга. У легенды был кровавый конец.
Акмед пошевелился.
- Есть какие-нибудь новости от Эши?
- Пока нет, сэр.
Дракианин вновь погрузился в молчание. Грунтор принял положение "вольно".
- Ты не хочешь, чтобы я немного побыл с ней, сэр? Ой был бы рад, а ты бы немного поспал.
Акмед откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Он ничего не ответил. Грунтор немного подождал.
- Я больше не нужен, сэр?
- Да. Спокойной ночи, Грунтор.
Грунтор поставил винную бутылку со светлячками на камень, заменявший столик, а потом наклонился, чтобы перевернуть горячие камни, с помощью которых обогревали комнату. Акмед настоял на том, чтобы не зажигать камин, опасаясь, что дым или удушливый запах торфа навредят Рапсодии.
Грунтор придумал использовать светлячков и отдал приказ армии фирболгов собирать их. Трудное задание для ранней осени, а вид огромных болгов в звенящих доспехах, скачущих с камня на камень в поисках крошечных насекомых, наверняка развеселил бы Рапсодию, если бы она была в состоянии это увидеть. Грунтор поцеловал ее в лоб и тихонько вышел.
Акмед продолжал молча смотреть на Рапсодию. Примерно через час явились лекари фирболги с лекарственными растениями и другими запасами, сменой горячих камней и горой чистых тряпиц из кисеи, служивших бинтами. Они вели себя крайне почтительно и постарались закончить все необходимое как можно быстрее.
Акмед дождался их ухода, а потом осторожно раздел Рапсодию, тщательно промыл раны, сменил повязки и рубашку. Юмор ситуации заставил его поморщиться. Он так сердился, когда она возилась с больными и ранеными фирболгами, вымачивала повязки в настоях лекарственных растений, чтобы облегчить их страдания. А теперь процедуры, которым она их научила, поддерживали в ней жизнь.
Он наклонился и посмотрел на волны золотых волос, разметавшихся по подушке. И невольно вспомнил один из первых споров о ее занятиях целительством.
"Очень удачное использование твоего времени, - ворчал он. - Уверен, фирболги оценят твои усилия и отплатят тебе взаимностью, когда ты будешь в чем-нибудь нуждаться".
"О чем ты говоришь?"
"Я пытаюсь объяснить тебе, что ты никогда не получишь никакого отклика на свои усилия. Когда ты будешь ранена или тебе будет больно, кто станет петь для тебя, Рапсодия?"
"Ты, Акмед".
И вдруг забавные воспоминания перестали быть смешными. Он снова увидел, как ее глаза смотрели в темноту, как она улыбалась, словно знала какую-то тайну.
"Ты, Акмед".
Акмед положил пальцы на ее запястье, потом на шею, нащупывая пульс, надеясь, что он стал сильнее. Ее сердце продолжало биться, хотя пульс показался ему слишком слабым.
Они с Грунтором рискнули показаться на улицах Сепульварты, города, ближайшего от того места, где они сражались с Ракшасом, в надежде найти лекаря. Волны паники прокатились по городу, когда люди увидели двух всадников фирболгов, скачущих по улицам с умирающей женщиной на руках.
Священники не смогли привести ее в сознание, и даже Патриарх, которого принесли на носилках из его кельи, сумел лишь стабилизировать состояние Рапсодии. По отчаянию, которое промелькнуло в глазах старика, Акмед понял, что без кольца он не сможет исцелить Рапсодию, и послал беззвучные проклятия в адрес Эши. Искусство священников Сепульварты сгодилось только для того, что бы доставить ее обратно в Илорк. Лекари, которых Акмед выписал издалека, вежливо посоветовали ему готовиться к худшему, и все без исключения торопливо покинули Илорк, опасаясь его гнева.
- Давай, Рапсодия, - пробормотал он, и судорога сдерживаемых рыданий исказила его лицо. - Покажи этим болванам, покажи им, что ты не хрупкая шлюха, покажи им, из чего ты по-настоящему сделана, - мы же с тобой знаем.
Он провел рукой по своим влажным волосам и спрятал лицо в сгибе локтя. Свет в комнате тускнел, и перед ним вновь вставало ее лицо, все в синяках, разбитое в кровь после первого сражения на Корне, и глаза, сверкающие во мраке, когда они шли под Землей. Он вспомнил, как она прикладывала влажную повязку к его запястью и неуверенно пела свою первую песню исцеления.
"Музыка не более чем карта, составленная по вибрациям, создающим мир. Если у тебя правильная карта, она приведет тебя туда, куда ты хочешь".
Акмед придвинулся к кровати, теперь он сидел совсем рядом. Он наклонил голову к груди Рапсодии, кожей ощущая биение ее сердца, приливы дыхания. Он смотрел на ее лицо под разными углами, пытаясь обнаружить улучшения в цвете кожи, найти места, где плоть уже не казалась безжизненной. С бесконечной осторожностью его пальцы коснулись век и застыли возле выбившейся пряди.
- Рапсодия, - сказал он совершенно серьезно, - в двух мирах у меня есть всего два друга. И я не позволю тебе это изменить.
"Кто будет петь для тебя, Рапсодия?"
"Ты, Акмед".
Ритуал, который он использовал для того, чтобы парализовать и поработить Ракшаса, был единственной известной ему песней. Она рождалась в глубинах его живота, гудела в четырех полостях сердца, горле и пазухах носа, а потом вырывалась наружу. Мелодия была написана в Преждевременье, когда возникла его раса. Праматерь поделилась с ним секретами ее использования. Но только проведя свой первый ритуал, Акмед понял, как она работает.
Эта песня несла в себе двойственность. Древняя мелодия, набор нот, являлась ловушкой для демонической сути ф'дора, удерживающей его против воли на пороге между Землей и преисподней, в которую он хотел сбежать.
Но человек, в котором находится ф'дор, тоже уязвим для песни, вибрация вызывает прилив крови к мозгу. Ракшас - искусственное создание, а значит, не является живым существом, и с ним все было бы иначе. Но если бы он попытался поработить ф'дора, демонический дух в теле человека, то ему нужно было бы остаться с таким существом наедине и суметь поддерживать ритуал достаточно долго, тогда прилив крови привел бы к тому, что голова его врага лопнула бы. Другой песни Акмед не знал и опасался, что она убьет Рапсодию.
"Знаешь, Грунтор, ты мог бы мне помочь с пациентами. Ты ведь любишь петь".
- "Ты ведь слышала мои песенки, мисси. Они для пугания. Ой сомневается, что кто-нибудь в своем уме примет его за Певца. Ой совсем не обучался".
"Содержание песни не имеет никакого значения, - совершенно серьезно сказала Рапсодия. - Песня может быть любой. Самое главное, чтобы в тебя верили. Ты для болгов "Могучая Сила, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой". В определенном смысле именно они дали тебе это имя. Не важно, о чем ты поешь, они должны знать - ты ждешь, что они пойдут на поправку. И они поправятся. Я рассчитываю, что Акмед споет для меня - в случае необходимости" .
Она улыбнулась и с нежностью посмотрела на него.
"Я не сомневаюсь, что настанет день, когда Акмед сделает это для меня".
Акмед принялся негромко ругаться на всех языках, которые только знал.
- Ты все это устроила нарочно, не так ли? Стоило ли так рисковать ради пустого развлечения? Мне следовало оставить тебя, чтобы ты умерла там от потери крови. Ты это заслужила, если заставляешь меня петь. - Его рука задрожала, когда он нежно убрал в сторону упавшую на лицо Рапсодии прядь волос.
"Ты, Акмед".
Увядший цветок ожил на его ладони, а Рапсодия пела песню, без слов называя его имя.
"Это часть того, что может сделать Дающая Имя, нет ничего сильнее имени. Наши личности неразрывно связаны с ним. Это сущность того, что мы есть, и иногда оно даже может сделать нас прежними, как бы сильно мы ни менялись".
Акмед вздохнул. Рапсодия привязала его к себе, а он даже не понял, когда это произошло. Она дала ему ключ от своей жизни и надеялась на его помощь в трудную минуту. Так или иначе, она сама назвала его своим целителем.
Он мрачно оглядел комнату, убедился в том, что ему никто не помешает, откашлялся и попытался извлечь из своего горла музыкальный звук, но ничего не получилось.
- Проклятая хрекин, - пробормотал он, - ты замечательно придумала. Потребовать сотворить музыку того, кто пел один раз в жизни. Почему бы не попросить об этом камни? Результат получился бы ничуть не хуже. - Он попытался вспомнить еще какую-нибудь песню.
Ему на ум пришли непристойные марши, которые горланил Грунтор во время походов с новыми рекрутами, и на лице у него расцвела улыбка. Рапсодия и Джо иногда их пели, пародируя бас Грунтора. Однако его улыбка быстро исчезла, когда он подумал о Джо, безжизненное тело которой лежало в ее тихих покоях, ставших единственным домом уличной девчонки. Его руки покрылись холодным потом - ему пришло в голову, что Рапсодия выглядит почти как Джо.
За свою долгую жизнь он видел и явился причиной множества смертей. Годы совместных скитаний с Грунтором приучили их к мысли о том, что одного из них может настигнуть смерть, - таковы правила игры.
Но здесь все было иначе. Каждая капля крови, покидавшая тело Рапсодии и уносившая с собой частицу ее жизни, причиняла ему почти невыносимую физическую боль. Пока они во весь дух скакали к Сепульварте, ему безумно хотелось закрыть ее раны собственными руками, лишь бы она осталась жива. Ужас, который он испытывал при мысли, что может ее потерять, поразил Акмеда. Песня показалась ему совсем невысокой ценой за то, чтобы удержать ее по эту сторону врат Жизни.
Акмед сделал глубокий вдох. Дрожащим неуверенным голосом он запел для Рапсодии песню собственного сочинения, песню, происхождения и смысла которой не знал даже он сам. В мире, где скрежет лавины шепчет колыбельные, а треск головешек успокаивает гнев, эта песня могла бы понравиться. Один человек имел три голоса, один резкий и быстрый, другой низкий, похожий на тень ноты, прозвучавшей вдалеке, а потом возникли слова.Мо хааль маар, ушел мой герой,
В мире звезды воцарилась смерть,
Я познал горе, боль и потери,
Мое сердце разбито, текут кровавые слезы,
Я скитаюсь, чтобы прогнать скорбь.
Мои ужасы стары, они ведут меня к дому.Рапсодия пошевелилась под одеялами и тяжело вздохнула. Потом мягкие пальцы коснулись его руки, Акмеду показалось, что она собирается с силами, чтобы совершить трудное дело.
- Акмед?
- Да? - Она говорила слабым шепотом.
- Ты будешь петь до тех пор, пока мне не станет лучше?
- Да.
- Акмед?
- Что? - Он наклонился, чтобы лучше слышать ее тихий голос.
- Мне лучше.
- Очевидно, не настолько, если ты не придумала ничего остроумнее, - проворчал он, улыбаясь. - Но ты осталась таким же бессовестным ребенком, каким была всегда. Хорошо же ты благодаришь человека, который вернул тебя к жизни.
- Ты прав, так оно и есть, - медленно и с трудом проговорила она. - Теперь... когда ты... дал мне... ощутить вкус... преисподней...
Акмед облегченно засмеялся.
- Ты этого заслужила. Добро пожаловать домой, Рапсодия.На следующую ночь Грунтор осторожно поднял Рапсодию на руки и отнес в пустошь. Там их уже ждал Акмед возле приготовленного погребального костра. Грунтор помог ей встать, а король фирболгов вытащил Звездный Горн и вложил его в руку Рапсодии.
Рапсодия посмотрела на тело в белом саване, лежавшее на груде побелевшего от инея хвороста, а потом подняла глаза к ночному небу в поисках звезды.
"Если ты найдешь свою путеводную звезду, ты никогда не заблудишься. Никогда".
Наконец она нашла Приллу, вечернюю звезду, которой поклонялись лирины этих земель. Она получила свое имя в честь богини из древней легенды, которая пела песни северному ветру, надеясь найти потерянную любовь. По чему-то Рапсодия решила, что легенда подходит для Джо. Она очистила свой разум, направила Звездный Горн к небесам и произнесла имя звезды.
Склон холма озарился ярким светом, на несколько мгновений ослепившим их. Свет коснулся гор, и снежные пики засияли подобно россыпи бриллиантов. А потом с оглушительном ревом спустилось пламя, еще более жаркое, чем то, что горит в земном ядре. Оно подожгло погребальный костер, и огонь взметнулся в небо. Ветер подхватил клубы дыма и унес их в небеса.
Рапсодия запела, ее голос был чуть громче шепота, она повторила имя сестры и первые несколько нот лиринской песни Ухода, но продолжить у нее не хватило сил; она знала, что ритуал уже свершен. Душа Джо унеслась к свету.
Трое стояли рядом, наблюдая за тем, как пламя забирает их друга. Пепел поднимался в воздух, и его подхватывал ветер, чтобы развеять над пустошью и горами, его порывы уносили белые хлопья все дальше, казалось, пошел теплый снег.
После этого силы к Рапсодии начали возвращаться очень быстро. С каждым днем она все больше становилась похожа на себя, хотя свет в ее глазах больше не горел. Грунтор сидел на краешке ее постели и рассказывал ей скабрезные анекдоты и неприличные истории из жизни болгов - раньше они всегда вызывали у Рапсодии веселый смех. Она и сейчас улыбалась, но не более того. Ее душа выздоравливала не так быстро, как тело.
Акмед заметно тревожился из-за состояния Рапсодии. Его ум потерял прежнюю ясность, а настроение заставляло всех обитателей Котелка держаться от него подальше. Болги разговаривали шепотом, перестали спорить - они уже видели гнев своего короля, когда кто-то разбудил Первую Леди. В результате многие пострадали, новость быстро распространилась среди болгов, и у Грунтора появилось множество желающих нести службу на дальних подступах к Илорку.
Акмед и Грунтор редко нарушали уединение Рапсодии, не задавали ей лишних вопросов. Они прекрасно понимали ее боль, но не знали, как помочь. Однако уже одно их присутствие стало источником утешения для Рапсодии. Акмед иногда приходил в ее покои, чтобы почитать бесконечные манускрипты из библиотеки Гвиллиама, пока она сортировала лекарственные растения или писала музыку, и им было хорошо вместе.
Однажды, когда ей понадобилось взять чистую одежду, Рапсодия случайно наткнулась на Грунтора. Она чувствовала себя вполне прилично, чтобы совершать короткие прогулки в одиночестве. Проходя мимо комнаты Джо, она услышала шум.
Рапсодия подошла к двери и распахнула ее - всмотревшись в темноту, она увидела сидевшего на кровати Джо великана. На его лице Рапсодия прочитала смущение и удивление. Разложенные на полу ящики и мешки указывали на то, что он пришел сделать уборку в покоях Джо, стремясь избавить Рапсодию от этой тягостной обязанности, но обнаружил полнейший порядок. Сокровища Джо куда-то исчезли. Получалось, что уличная девчонка выбросила все, что ей удалось собрать за свою недолгую жизнь. Он посмотрел на Рапсодию, она молча подошла к нему и обняла - ее голова едва доставала до плеча великана, даже когда он сидел.
- Ой не знает, что произошло, дорогая, - сказал он, огорченно качая головой. - Наверное, мы потеряли ее уже давно и даже ничего не заметили. - Рапсодия лишь кивнула и еще крепче обняла его.Как-то Акмед зашел в комнату Рапсодии и увидел, что она сидит на полу в углу, обхватив себя руками, и смотрит в потолок. Он медленно подошел и уселся рядом с ней. Довольно долго он молчал, наблюдая за Рапсодией. Наконец она повернулась к нему, и они обменялись долгим взглядом, потом она закрыла глаза и заговорила:
- Как ты думаешь, Джо была беременна?
Акмед покачал головой.
- Я видел ее за день до этого, и она выглядела как обычно. Конечно, уверенности у меня нет.
Рапсодия кивнула, а потом посмотрела на свои колени.
- Однажды Элендра сказала, что ф'доры мастера манипуляций и что они целую вечность провели, размышляя о том, как расширить пределы своей власти.
- Это правда.
- И пророчество относительно ф'доров - незваного гостя - утверждает, что ф'доры "не могут иметь тела и детей, в противном случае их могущество исчезнет", верно?
- Да.
- Элинсинос сказала, что Перворожденные, пять древнейших рас, в том числе драконы и ф'доры, умеют контролировать появление своего потомства. - Акмед проглотил непристойное замечание относительно Эши, чуть не слетевшее с его губ. - Они должны принять вполне сознательное решение, отказаться от части своей сущности, поскольку наличие потомства делает их в некотором смысле бессмертными, но при этом родитель теряет часть своего могущества. - Акмед снова кивнул. - А что, если ф'доры хотят увеличить свою власть, сделать себя бессмертными, но не хотят ослаблять собственную силу? Что они могут сделать?
Акмед сразу понял, что имеет в виду Рапсодия.
- Ф'дор постарается найти способ иметь потомство, не обретая тела.
Рапсодия кивнула, в ее глазах появился блеск.
- Ракшас. Он не просто использует насилие, чтобы напугать и связать душу. Ракшас создает новые тела для демона.- Ой считает, что ты еще не до конца оправилась, герцогиня. Тебе рано ездить верхом.
Рапсодия наклонилась и поцеловала зеленовато-серую щеку.
- Со мной все будет в порядке. Акмед меня сопровождает, и если я почувствую слабость, я пересяду на его лошадь. - Кобыла нетерпеливо пританцовывала, но твердая рука Грунтора не давала ей сдвинуться с места.
Рапсодия успокаивающе погладила ее по шее.
- Мы скоро вернемся. - Акмед вскочил на лошадь, которую привел для него один из болгов-конюхов. - А если захотим поохотиться, то вернемся, чтобы все организовать.
Грунтор и Акмед переглянулись. "Береги ее", - сказали глаза сержанта. Король фирболгов кивнул.
- А где находится Ронвин?
- В монастыре Сепульварты, - ответила Рапсодия, наблюдая за тем, как конюх проверяет седло, уздечку и подпругу лошади. - До монастыря десять дней пути, он расположен к северу от Сорболда, по другую сторону от Бет-Корбэра. Мы без проблем вернемся через три недели.
- Без проблем для тебя, - проворчал болг. - Ой теперь никуда не ездит. Ой заперт в Илорке.
Акмед улыбнулся:
- Постарайся не нарушать договоров, пока меня нет. - Он направил свою лошадь вперед, и путешественники вы ехали на Орланданскую равнину, ведущую к Сепульварте.48Эши бежал по коридорам Котелка, и топот его ног гулким эхом отражался от сырых каменных стен. Он бежал всю дорогу от Кралдуржа, после того как обнаружил, что в Элизиуме темно и пусто. Несколько раз его пыталась остановить стража, но Эши исчезал из виду прежде, чем они успевали поднять пики.
В конце одного из темных коридоров забрезжил свет. Это была комната Совета, находившаяся за Большим Залом, отсюда шел спиральный спуск под землю - именно здесь начались события, после которых все пошло не так. Эши негромко выругался и торопливо шагнул в дверной проем.
Грунтор сидел за массивным столом и что-то чертил пером на большой полевой карте. Он рисовал топографические диаграммы, и дракон тут же отметил поразительную точность деталей. Впрочем, на карте не было надписей, возможно, Грунтор не слишком хорошо знал грамоту.
Великан болг поднял голову и мрачно ухмыльнулся.
- А, привет, Эши, - сказал он, откладывая перо. Затем он откинулся на спинку огромного стула и сложил руки на животе. - Что тебя привело к нам?
- Где Рапсодия? Я слышал, стражники говорили о том, что она серьезно ранена.
- Извини, старина, Ой боится, ты опоздал. Ее нет.
- Что? - голос Эши дрогнул.
- Да, - ухмыльнулся Грунтор, наслаждаясь паникой Эши. - Они с Акмедом уехали покататься несколько дней назад. - Он взялся за перо и вернулся к прерванной работе. - А ты не слишком торопился.
Эши наклонился над столом.
- Что ты хочешь этим сказать? Что значит, уехала кататься?
Грунтор ухмыльнулся, но глаз не поднял.
- Только то, что сказал Ой. Они хотели провести время вместе - если ты понимаешь, о чем я.
- О, пожалуйста. - Эши почувствовал, как его лицо исказила гримаса отвращения. Ему пришлось тряхнуть головой, чтобы выбросить мерзкую картинку из головы. - Куда они направились?
- Ой думает, что они поехали навестить Ронвин, ну, ты знаешь, ее тетушку.
- Я знаю, кто такая Ронвин. А зачем они хотят с ней встретиться?
- Что-то там про внуков ее светлости. Если, конечно, это тебя касается.
Эши начал сердиться.
- Что ты хочешь сказать?
Грунтор не поднял головы, но бросил на Эши быстрый взгляд, исполненный укоризны.
- А где ты был, когда она умирала? После всего, что она сделала и делает для тебя, где тебя носило, когда Рапсодия в тебе нуждалась?
- Я был на побережье. - Хотя Эши не снимал капюшона и Грунтор не видел выражения его лица, он чувствовал, что тот винит себя за долгое отсутствие. - Что случилось? С ней все в порядке?
Грунтор кивнул в сторону стоящих рядом стульев. Эши сел и бросил на пол сумку, а сержант наполнил флягу из большущего кувшина.
- Она получила серьезное ранение, когда спасала душу маленькой мисси.
- Джо? Джо тоже ранена?
- Да, можно и так сказать. Она умерла. - Голос Грунтора звучал совершенно спокойно, но дракон почувствовал, как сбилось с ритма сердце великана, слезные железы начали вырабатывать жидкость, и заходили мощные скулы.
Эши все понял.
- Боги, Грунтор, мне очень жаль. - Мысли Эши вновь обратились к Рапсодии, должно быть, она ужасно страдает. - Что произошло?
- Этот ублюдок ф'дор до нее добрался. Джо шла за нами, хотя мы постарались уйти по-тихому, мы и не ведали, что она рядом. А когда Акмед вытаскивал твою несчастную душу из горящих отбросов, она напала. Ой ни разу не видел, чтобы кто-то безнаказанно его коснулся, но король... отвлекся. Он бы получил удар прямо в сердце - ради тебя, сынок. Какая ирония, правда? - Грунтор сделал долгий глоток из фляги. - Конечно, герцогиня вмешалась. Она стояла рядом и попыталась прикрыть собой Акмеда. Но Джо ее опережала, и герцогиня поступила как и следовало - отбила удар и рассекла живот Джо. Ой должен сказать, что он хорошо ее научил. - Он сделал еще один глоток.
Рука Эши слегка дрожала, когда он потянулся за стаканом, протянутым ему Грунтором.
- А потом из брюха Джо начало расти проклятое дерево, и нам пришлось его рубить, а оно на нас напало. И прикончило бы герцогиню, если бы не король. А тебя мы никак не могли найти, когда пытались ее вылечить. Она еще не оправилась от смерти Джо.
Эши молча смотрел в огромный камин. Он попытался представить себе, что чувствовала Рапсодия, но не мог преодолеть собственное чувство стыда. Она находилась слишком далеко, Эши перестал ее чувствовать, и это тревожило его больше всего остального.
- Мне очень жаль, - наконец сказал он. - Я сожалею о гибели Джо, Грунтор. Как Рапсодия? С ней все в порядке?
Грунтор положил ноги на стол, и от удара тяжелых сапог он задрожал.
- Ну, тут все зависит от того, что считать порядком. Она жива.
- Уже кое-что.
- Она очень слаба - если кого-то интересует мое мнение, - только никого почему-то не интересует. Ой считает, что ей не следовало отправляться в такой далекий путь. Она бледная, как призрак. Но герцогиня ничего не стала слушать, у нее какие-то важные дела, а спорить с ней бесполезно.
- Я знаю, - вздохнул Эши. Грунтор рассмеялся:
- Она маленькая штучка, но очень крепкая. Ой был бы не против, если бы она прикрывала ему спину.
- Согласен. Знаешь, она тобой восхищается. Рапсодия даже сказала, что Элендра хвалила тебя как учителя.
Великан улыбнулся:
- Да, она говорила. Но Ой думает, что сердце герцогини важнее ее тела.
Эши улыбнулся:
- Ты совершенно прав.
Грунтор наклонился над столом:
- И Ой тебя предупреждает, водяной мальчик, не вздумай его разбить - иначе Ой сломает тебя, как ветку.
- Я буду иметь это в виду. - Они чокнулись и выпили до дна.Акмед взял Рапсодию за талию и снял с седла. Он видел, что она рада вновь оказаться на твердой земле, которая впервые за долгое время перестала двигаться. Обычно, когда они ездили вместе, Акмед позволял ей самостоятельно садиться и соскакивать с седла, но стоило ему заметить, как она побледнела, он начал пренебрегать этим правилом.
Они ехали через площадь Шпиля по огромному мощеному двору, окруженному стенами Сепульварты. Двор простирался до самых границ торговой части города.
В центре площади находилось громадное сооружение, которое Рапсодия видела из Большой Базилики, когда защищала Патриарха во время Священной Ночи. Оно имело массивное основание, занимавшее целый городской квартал, и вздымалось ввысь на тысячу футов. Шпиль венчала лучезарная серебряная звезда. В ясные дни звезду можно было видеть с расстояния в сотню миль, а ночью еще дальше. Считалось, что в ней содержится частица Спящего Дитя, той самой звезды из сереннской легенды, которая упала в море, став причиной Великой Катастрофы. Падение звезды в море, согласно легенде, привело к землетрясению, вызвавшему огромную волну, расколовшую и затопившую половину Острова. В течение четырех тысячелетий над ней кипели волны океана, пока звезда не поднялась вверх, чтобы навсегда покончить с оставшейся половиной Острова, семьей Рапсодии и проблемами обоих болгов.
По улицам Сепульварты - если не обращать внимания на обычных путешественников, коих полно в любом городе, - главным образом прохаживались священники с семьями. Сепульварта являлась религиозной столицей Роланда и Сорболда, а также всех нейтральных государств. Поэтому здесь жило множество священнослужителей, которые обучались в центральной семинарии и занимались в громадной библиотеке и хранилище литургических трудов. Священные символы и божественные знаки ордена попадались на магазинах и домах не реже, чем шестиугольные знаки и рунические символы в Гвинвуде, поэтому отыскать монастырь Солнца оказалось не таким простым делом. Именно в нем, по слухам, жила прорицательница Ронвин.
О средней дочери Элинсинос и Меритина - Ронвин - было известно совсем немного. Говорили, что она безумна, как и ее сестры, - слишком велика тяжесть ее дара, - но хрупка, как царство, в которое она получила доступ. Поскольку она видела только настоящее, Ронвин считалась наименее полезной из всех прорицательниц, ведь каждый считает, что он знает Настоящее. Проходило мгновение, и Настоящее превращалось в Прошлое, становясь недоступным ее взору. Поэтому Акмед и Рапсодия не слишком удивились, когда увидели сильно запущенный маленький монастырь, в котором не было никаких посетителей.
Пройдя через кованые железные ворота и небольшой сад, они оказались на выщербленных каменных ступенях перед древней деревянной дверью, украшенной медью, с большим круглым дверным молотком. Рапсодия постучала, и через некоторое время их приветствовала настоятельница монастыря. Она быстро впустила их внутрь и оглядела улицу, прежде чем закрыть дверь. Акмед сразу понял, что происходит, - он не раз видел людей, от кого-то скрывающихся.
Рапсодию и Акмеда отвели в крошечную темную прихожую и надолго оставили одних. Пока они ждали, Рапсодия бросила несколько золотых монет в стоящий на столе ящик с узкой прорезью. Наконец настоятельница вернулась и провела их через закрытую занавеской заднюю дверь в тихий запыленный дворик. Сразу было видно, что это место уже давно никто не посещал. Настоятельница показала наверх.
Они поднялись по длинной узкой внешней лестнице, высеченной из того же камня, что и весь монастырь. Хотя здание имело всего несколько этажей, архитектор выстроил башню с балконом, возвышавшуюся над тихой улицей. Внутри башни они увидели женщину в длинном одеянии, которая сидела и смотрела на небо.
Когда они добрались до балкона, Рапсодия вытащила из сумки подарок - мешочек, где когда-то хранился ломоть хлеба, который дал ей пекарь Пилам много веков назад, в Истоне. Путешествуя по Корню, Рапсодия благословляла каждую трапезу, напевая имя хлеба. В результате хлеб в этом мешочке никогда не черствел и не плесневел, даже во влажных недрах Земли. Казалось, время не имело власти над этим мешочком; и сейчас лежащий в нем хлеб оставался таким же свежим, как в то утро, когда его испекли, а было это в Илорке десять дней назад. Рапсодия подумала, что это достойный дар. Она осторожно вложила мешочек в руки прорицательницы.
Женщина повернулась к ней и улыбнулась, и Рапсодия ахнула от изумления. Ронвин ничего не видела, в ее глазах не было зрачков, в них отражалось лицо Рапсодии, как в том сне, который ей приснился в хижине Эши. Юное лицо прорицательницы обрамляли удивительные волосы - рыже-золотые, как у Эши, у корней и совершенно седые на концах. Она была одета в такую же рясу, как настоятельница, а на коленях у нее лежал компас - Рапсодия видела такой же в раннем детстве. Ронвин выглядела совсем хрупкой, казалось, она спит. 
- Пусть бог дарует вам удачный день, бабушка, - сказала Рапсодия и мягко коснулась руки женщины. Прорицательница кивнула, а потом вновь подняла глаза к небу. - Меня зовут Рапсодия.
- Да, - отстранение ответила женщина, словно пыталась решить головоломку. - Тебя зовут Рапсодия. Что ты спрашиваешь?
Акмед вздохнул, он знал, что ему это не понравится. Подойдя к парапету башни, он выглянул на улицу.
- Вам известно имя ф'дора?
Женщина покачала головой. Рапсодия ожидала такого ответа. Однажды она спросила у Эши, почему имя нельзя узнать у прорицательницы. Он ответил, что Ронвин не может заглянуть в Прошлое и назвать имя столь древнего существа, родившегося на ныне исчезнувшей земле. Серендаир не имел настоящего, поэтому Ронвин не в состоянии увидеть ф'дора. Рапсодия улыбнулась, когда женщина засунула руку в мешочек, вытащила кусочек хлеба и поднесла его к губам. Дождавшись, когда Ронвин закончит жевать хлеб, Рапсодия задала следующий вопрос:
- У Ракшаса есть дети?
- Ракшаса нет.
Рапсодия вздохнула.
- Существуют ли дети, в чьих жилах течет кровь ф'дора?
Прорицательница кивнула.
- Сколько их?
- Сколько кого?
- Сколько детей, рожденных с кровью ф'дора?
- Живых девять.
Рапсодия вновь кивнула. Она вытащила из сумки пергамент и уголек.
- Как их зовут, сколько им лет и где они сейчас находятся?
- Кто?
- Как зовут детей демона, сколько им лет и где они сегодня?
- Ребенок по имени Микита живет в Хинтервольде. Ей миновало два лета, - ответила Ронвин.
- Где в Хинтервольде?
Прорицательница обратила на нее слепые глаза.
- Что тебя интересует относительно Хинтервольда?
- Где именно в Хинтервольде находится ребенок?
- Какой ребенок?
Рапсодия увидела, как напряглись плечи Акмеда. Она понизила голос, стараясь говорить возможно мягче, чтобы не расстроить хрупкую прорицательницу.
- Где именно в Хинтервольде находится порождение демона по имени Микита?
- В Виндланфии, на другом берегу реки Эдельсэк, в городе Керле.
Рапсодия нежно погладила ее плечо.
- Микита самая юная из всех порождений демона?
- Да.
- А как зовут следующее по старшинству порождение демона?
- Джесин.
- Сколько лет Джесину?
- Какому Джесину?
Рапсодия вздохнула.
- Сколько лет Джесину, ребенку демона?
- Сегодня исполнилось третье лето.
Медленно и терпеливо задавала Рапсодия интересующие ее вопросы. Прорицательница называла множество имен, мест, возрастов, ее монотонный голос иногда заглушался ветром, вторгавшимся в череду вопросов Рапсодии. Они составили список, начинавшийся с двухлетнего ребенка и заканчивавшийся гладиатором из Сорболда, которому в этот день исполнилось девятнадцать. Рапсодия посмотрела на Акмеда и содрогнулась. Будет непросто.
Когда прорицательница закончила, Рапсодия поблагодарила ее и встала. Она наклонилась, чтобы поцеловать Ронвин, но застыла на месте, увидев, что Акмед поднял палец.
- А есть ли нерожденные дети с кровью ф'дора? - спросил он.
Рапсодия вздрогнула, ей не пришло в голову задать та кой вопрос.
- Да.
- Кто его мать?
- Чья мать?
- Ребенка, который должен родиться. - На лице прорицательницы появилось недоумение. Рапсодия глубоко вздохнула. - Прошу меня простить, она еще не стала матерью, поэтому вы не можете ее видеть. Когда и где родится ребенок? - Женщина смотрела вдаль.
- Наверное, это вопрос для Мэнвин, - заметил Акмед. Рапсодия кивнула.
- Благодарю вас, бабушка, - тихо сказала она и поцеловала ее в щеку. Женщина улыбнулась ей. - А теперь вы можете отдохнуть.
- Тебя зовут Рапсодия, - сонно проговорила Ронвин. - Что ты спрашиваешь?Одиннадцать дней спустя, едва нога Рапсодии ступила на остров Элизиум, Эши узнал, что она вернулась. Вода сообщила ему о ее приближении, но она явилась ночью, поэтому он спал, а не стоял на своем обычном посту, нетерпеливо дожидаясь любимой. В полудреме Эши показалось, что ему все приснилось, каждую ночь он грезил о ней, а потом просыпался в одиночестве, и его охватывала тоска. Он сел в постели, затем вскочил и бросился вниз, встречать Рапсодию.
Она тоже чувствовала страх и беспокойство, которые он принес с собой в Элизиум. Рапсодия позволила Эши заключить себя в объятия, он поднял ее на руки и внес в дом. Она гладила его волосы, и его слезы капали на ее лицо. Эши прижимал Рапсодию к себе, стараясь не причинить ей боль - он чувствовал, что не все ее раны зарубцевались. Он осторожно уложил ее в постель и сел рядом, позволив своим глазам и чувствам устремиться к ней, а потом протянул руки.
Эши открыл было рот, но она поднесла палец к его губам, заставив замолчать.
- Не нужно, - нежно проговорила она. - Со мной все в порядке, я счастлива видеть тебя. Пожалуйста, обними меня. - Он охотно подчинился и прижал Рапсодию к груди.
Прошло довольно много времени, он неохотно отпустил ее, а потом начал раздевать, чтобы осмотреть ранения, но она остановила его.
- Пожалуйста, Эши, не надо.
- Может быть, я могу помочь тебе исцелиться, Ариа.
Рапсодия улыбнулась.
- Можешь. Ты уже меня исцелил. - Она оглядела спальню. - И будет совсем замечательно, если ты приготовишь мне чаю. - Рапсодия рассмеялась, когда он бросился вниз по лестнице.
Пока она пила чай, Эши сидел на краю постели и снимал с ее ног сапоги.
- Куда ты уезжала?
- Я встречалась с Ронвин, - ответила она, глядя на него своими громадными глазами.
- Да, я слышал. Ты сошла с ума?
- Да. Но ты это знал еще до того, как стал моим любовником.
- Что заставило тебя отправиться в такой далекий путь, когда ты еще не оправилась от тяжелых ранений? Грунтор сказал, что это как-то связано с твоими внуками - речь шла о детях Стивена, не так ли?
- Насколько мне известно, я пыталась узнать о других детях, которым надеюсь помочь, а не о тех, что сейчас являются моими внуками.
- Понятно. Ты хочешь рассказать мне об этом?
- Нет, - сказала она, поставив чашку и обнимая его за шею. - У меня есть для тебя подарок, и я хочу, чтобы ты его открыл.
- Ты привезла мне подарок? Тебе не следовало...
Рапсодия с улыбкой посмотрела на него.
- Помолчи, дорогой, - сказала она, приподнимаясь, чтобы его поцеловать.
Эши подчинился и нежно ответил на ее поцелуй, стараясь побороть страсть, вспыхнувшую в его душе вместе с облегчением. Она надела ему на плечи ночную рубашку и бросила сочувственный взгляд.
- Пожалуйста, не беспокойся о том, что причинишь мне боль, Эши, - сказала она, угадав его тревогу.
Он вздрогнул, вспомнив голос другой женщины, от которого защемило сердце.
"Все будет хорошо, Сэм. Ты не сделаешь мне больно. Правда. Все будет хорошо".
Он прикрыл веки, и в уголках его глаз появились слезы. Эши опустил голову на плечо Рапсодии и нежно провел ладонью по ее спине. Он осторожно ее раздел, морщась от вида повязок, и накрыл их обоих одеялом.
С некоторым трудом Рапсодия подняла руки и сняла черную бархатную ленту, стягивавшую волосы. Золотая волна хлынула ей на плечи. Эши вздохнул и прижал ее к груди. Тихонько простонав, она выскользнула из его объятий и начала гладить его грудь. Постепенно руки Рапсодии спускались все ниже, и его сердце забилось быстрее. Он сжал ее ладони.
- Ариа, пожалуйста, давай просто поспим.
Удивление, а затем разочарование появилось на лице Рапсодии. Сердце Эши сжалось, когда он увидел, что Рапсодия огорчена его отказом.
- Все дело в повязках? Или ты просто не хочешь меня?
Кровь Эши вскипела от возбуждения, кожа стала горя чей, голова закружилась.
- Как ты можешь такое говорить? - возмущенно спросил он, передвинув ее руки так, чтобы у нее не оставалось никаких сомнений. - Я не хочу сделать тебе больно, к тому же я вижу, как ты устала.
- Мне необходимо, чтобы ты занялся со мной любовью, - терпеливо сказала она. - Пожалуйста.
Эши задрожал.
- Боги, ты жестока, Ариа. Я так сильно хочу оказаться в тебе, но...
- Эши, ты уже внутри меня, и я хочу, чтобы ты вышел, - сказала она, и в ее голосе появилось нетерпение. - Неужели ты хочешь, чтобы я тебя упрашивала?
Стена сопротивления рухнула.
- Нет, - прошептал он, глубоко вздохнув. - Нет, не могу поверить, что мы это обсуждаем. - Он притянул Рапсодию к себе и страстно поцеловал.
Он занимался с ней любовью со всей нежностью, на которую был способен, борясь с яростным желанием, рожденным чувствами, обрушившимися на него в эту ночь: страхом, тоской, облегчением и радостью встречи. Она, двигаясь очень медленно, отвечала ему, и наслаждение захлестывало Эши. Когда напор стал неудержимо расти, начинаясь в кончиках пальцев ног, она взяла его руку и приложила к своему сердцу.
- Возьми ее обратно, - нетерпеливо попросила она, положив свою руку сверху. - Возьми свою душу, она ждет тебя здесь. - Его глаза удивленно открылись, но он уже не мог повернуть назад.
С губ Эши слетел стон, и в тот же миг Рапсодия произнесла слово, освобождающее частицу его души, которую она несла в себе.
Между ними вспыхнул ослепительный свет, озаривший их тела и сделавший их прозрачными. Когда тело Эши напряглось в экстазе освобождения, свет вошел в его грудь, и тело Рапсодии погасло. Она застонала, достигнув наивысшей точки наслаждения, а Эши прижимал ее к себе, пока она не успокоилась, и тогда из ее глаз хлынули счастливые слезы.
Эши почувствовал, как две части его души срастаются вместе, и его слезы смешались со слезами Рапсодии. И хотя он ощутил легкое жжение в тех местах, где частица его души соприкасалась с ф'дором, процесс слияния оказался гораздо более легким, чем он предполагал. Эши ожидал, что ему придется бороться с враждебным духом, однако возвращенная частичка была очищена от ненависти, пропитавшей Ракшаса. Да, осталось несколько отвратительных воспоминаний, но они прятались очень глубоко. Придет время, и Эши изучит их спокойно и тщательно, когда снова будет полностью контролировать свою душу.
Он посмотрел на лежащую в его объятиях женщину. Она была сосудом, вот почему частица его души оказалась очищенной. Он свободен - огненный дух Рапсодии выжег зло. Она так верила ему и так любила. Он вновь прочел это в ее глазах, когда она улыбнулась ему, и Эши отвернулся, не в силах сдержать нахлынувшие на него эмоции. Рапсодия дала новое имя частице его души, и душа стала такой, как прежде.
- С тобой все в порядке? - с беспокойством спросила Рапсодия. - Я не сделала тебе больно?
Эши вздохнул и прижал ее к своей груди, спрятав лицо в блистающих волосах.
- Да, - прошептал он ей в ухо. - Да, ты заставила меня так полюбить себя, что мне больно.
Он почувствовал, как Рапсодия улыбается.
- Отлично, - прошептала она в ответ. - Тогда мы в равном положении.49Рапсодия протянула Эши последнюю тарелку и вытерла стол, пока он убрал ее на место. Она сложила руки на груди и с улыбкой смотрела, как Кирсдаркенвар, будущий повелитель объединенных намерьенских домов, сидит на корточках перед шкафом и ставит на место посуду. Она вздохнула, как и всегда в те редкие моменты, когда позволяла себе думать о Будущем. И ее всякий раз охватывала печаль - она понимала, что их время вместе под ходит к концу.
Эши встал, повернулся к ней и улыбнулся. Потом поцеловал ее ладонь, взял под руку, и они перешли в гостиную.
- Как насчет песни? Я так давно не слышал, как ты играешь.
- Я творю молитвы после ужина. Разве ты меня не слышишь?
- Слышу, конечно. Но я имел в виду настоящую песню, балладу. Она поможет мне попрактиковаться в древнелиринском языке и позволит выучить несколько новых идиом.
- Хорошо, - рассмеялась Рапсодия. - Если хочешь, я спою тебе песнь гваддов. - Она села на одно из двух кресел, стоящих по разные стороны от камина.
На лице Эши появился интерес, и он устроился в другом кресле.
- Замечательно! Я не знал, что тебе доводилось встречаться с гваддами. - Маленький хрупкий народ с миндалевидными глазами уже давно стал легендой, многие даже сомневались в их существовании.
- Я встречалась с несколькими из них в Серендаире, но они редко приходили в город, где я жила. - Эши захотелось задать вопрос, но он вспомнил об их договоре не вспоминать о Прошлом.
Пусть уж лучше она сама расскажет то, что посчитает нужным.
Рапсодия направилась в комнату, где она хранила свои музыкальные инструменты, и взяла минарелло. Необычный красный инструмент, иногда называемый ларцом стонов. В нем имелось множество складок, вой которых напоминал Эши жалобы больных собак - но только не в тех случаях, когда его брала в руки Рапсодия. Во время долгих плаваний он не раз слышал, как пьяные матросы мучили минарелло, но стоило заиграть на нем Рапсодии, и инструмент начинал издавать веселые звуки, от которых Эши хотелось пуститься в пляс. Она вернулась к своему креслу и удобно устроилась на нем.
- Хорошо, я спою тебе Удивительную Печальную Историю о Симеоне Блоуфеллоу и Башмачках Наложницы.
Эши рассмеялся и выслушал забавную песню, которую Рапсодия спела с полнейшей серьезностью, хотя ее глаза весело искрились. Она сетовала о судьбе потерянного башмачка, у песни был трагикомический конец. Эши зааплодировал, когда она поставила минарелло на место, приняв его овацию с низким поклоном.
Рапсодия вернулась в свое кресло, сделав вид, что не замечает его раскрытых объятий.
- Мне предстоит важное дело, - начала она, глядя ему в глаза.
Эши кивнул.
- Могу я помочь? - Он положил руки на подлокотники кресла, приготовившись встать.
Рапсодия покачала головой:
- Не сегодня. Дня через два.
Улыбка исчезла с лица Эши.
- Что, Ариа?
Рапсодия слегка смутилась.
- Я не уверена в деталях, но начать следует с посещения Мэнвин.
- Зачем? - с тревогой спросил Эши.
- Только она знает ответ на вопрос, который меня интересует.
- Он связан с детьми, о которых ты спрашивала Ронвин?
- Да. Но я хотела поговорить о том, что должен сделать ты, Эши. - Он посмотрел на нее, и Рапсодия опустила глаза, стараясь сформулировать свою мысль так, чтобы его не обидеть. - Лето закончилось, наступила осень. Частица твоей души вернулась к тебе; ты снова стал самим собой. Тебе пора уходить, чтобы подготовиться к принятию власти.
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
Рапсодия вздохнула.
- Боги, нет. Но мы оба знаем, что ты должен.
Эши встал и подошел к ней. Когда он присел перед Рапсодией, она почувствовала, как сердце быстрее забилось у нее в груди - как и всегда, когда он оказывался рядом.
- Я не могу, - тихо проговорил он. - Пока не могу.
Она еще раз посмотрела ему в глаза.
- Если хочешь, можешь оставаться в Элизиуме, но скоро я ухожу. Ракшас мертв, пришло время Акмеду, Грунтору и мне отыскать и убить ф'дора.
Среди прочего, мне необходимо получить инструмент, при помощи которого Акмед сможет его найти. Существует опасность, что ф'дор поменяет тело, ведь у него больше нет ракшаса, который выполнял бы его задания. Теперь события начнут развиваться быстро. После смерти демона я собираюсь созвать Совет намерьенов - если, конечно, нам удастся найти это проклятое существо, - который полностью изменит твою жизнь.
Я считаю, что тебе следует подготовиться; необходимо найти женщину, о которой ты упоминал, чтобы выяснить, согласна ли она стать твоей женой. - Голос Рапсодии дрогнул, и Эши почувствовал, как у него сжимается от горя сердце. - Тогда Совет сможет одобрить сразу вас обоих, и его не придется созывать во второй раз. Кто знает, если ты не предложишь себя в качестве правителя, они могут сделать такой же ужасный выбор, как в прошлый раз. - Она замолчала, сообразив, что нанесла оскорбление его дедушке и бабушке.
Эши увидел ее смущение и улыбнулся:
- Ты права. Из них не получилось хорошей пары, верно?
Рапсодия взяла его за руку.
- Нет, - покачала она головой, глядя ему в глаза. - Если бы они не заключили брака, ты бы не появился на свет, получается, что даже не самые удачливые пары в силах подарить миру нечто замечательное. Но твой брак будет иметь огромное значение не только для намерьенов, но и для всего континента. Тебе потребуется время, чтобы убедиться в правильности своего выбора. Поэтому тебе необходимо встретиться со своей избранницей и выяснить, способна ли она вести за собой людей и сделать тебя счастливым. Я не могу больше тебя задерживать, как бы мне того ни хотелось.
Эши наклонился и нежно поцеловал Рапсодию.
- Пока еще нет, - повторил он. - Мы слишком много страдали, чтобы потерять единственное утешение и мир, обретенный нами лишь сейчас. - И он вытолкнул раздраженный голос отца из своего сознания.
- Послезавтра мы с Акмедом отправляемся в Ярим, - мягко, но твердо сказала Рапсодия. - Меня здесь не будет очень долго. - Она поморщилась, увидев, что улыбка исчезла с лица Эши и он, отвернувшись от нее, подошел к камину. Рапсодия вздохнула и встала рядом с ним, коснувшись его руки. - Я бы хотела избежать боли, которую вынуждена причинить тебе и себе, но мы знали, что так будет. Мне очень жаль.
Эши молча кивнул, на его лице плясали багровые отблески пламени. Когда он наконец повернулся к ней, его лицо было совершенно спокойным.
- Очень хорошо, если нам пора уйти отсюда, так тому и быть. Мне нужно решить еще несколько проблем, главная из которых связана с тем замечательным существом, что вернулось ко мне прошлой ночью.
Эши постучал по своей груди; шрам, который Рапсодия видела в разной степени заживления, окончательно исчез после возвращения частички души. Утром, пока Рапсодия одевалась в соседней комнате, Эши изучал воспоминания Ракшаса. Она вернулась и обнаружила, что он сидит в углу и дрожит от ужаса, Эши увидел чудовищные акты насилия, в которых частица его души была вынуждена принимать участие.
Рапсодия покачала головой, протягивая руки к пламени.
- Тебе не следовало заниматься этим в одиночестве, Эши, - благоразумно заметила она. - Давай покончим с тяжелыми воспоминаниями до того, как я уйду. Я буду рядом и помогу всем, что в моих силах.
- Не самый лучший способ закончить прекрасное лето, - огорченно проговорил он. Я хочу, чтобы у тебя, Ариа, остались счастливые воспоминания о нашей любви, а не о том, как мы изгоняли отвратительных демонов из моей души.
- Они такими и останутся, - заверила она Эши. - И ничто их у нас не отнимет. Но у меня есть предложение.
- И у меня тоже.
- Хорошо, я тебя слушаю.
- Я, а не Акмед, пойду с тобой в Ярим, - твердо сказал Эши. - Я много раз там бывал, в отличие от него. Кроме того, я ему не верю, когда он остается с тобой наедине.
На лице Рапсодии появилось недоумение.
- Но почему? Мы путешествовали с ним вместе и по значительно худшим местам. И он никогда не допускал, чтобы мне причиняли вред.
Эши собрался уточнить свою мысль, но потом решил, что лучше этого не делать, - она все равно не поймет.
- Тем не менее, с тобой пойду я. Это мое окончательное решение.
Услышав повелительные нотки в его голосе, Рапсодия нахмурила брови.
- Да, милорд, - с некоторым неудовольствием ответила она, но не стала продолжать разговор.
Рапсодия не стала рассказывать Эши о детях, понимая, как сильно это его огорчит. Если они пойдут к пророчице вместе, он может о них узнать. Впрочем, и обманывать Эши Рапсодии не хотелось, поэтому она предпочла сменить тему разговора.
- А теперь не хочешь послушать, что придумала я?
- Хочу, - сказал Эши, усаживаясь обратно в кресло. Рапсодия последовала его примеру. - Извини, так что ты собиралась сказать?
- Этой весной лорд Роланда собирается жениться, и, представляешь, я приглашена на свадьбу.
- Тристан? Не шутишь? Честно говоря, я удивлен, что он тебя пригласил.
Она захихикала.
- Я тоже. После нескольких наших встреч он должен меня возненавидеть. Вот почему я рада своему крестьянскому происхождению - не нужно, руководствуясь государственными интересами, приглашать на свою свадьбу неприятных тебе людей, - и все только потому, что они твои родственники.
- Он не может тебя ненавидеть, вот почему я так удивлен. К тому же все, наверное, думают, что ты затмишь его невесту.
Рапсодия улыбнулась.
- Ты очень мил. - Эши вздохнул, он не шутил. - В любом случае, возможно, мы сумеем там повидаться, хотя бы очень недолго и среди огромного количества гостей. Будет весело побывать на свадьбе. Я уже давно говорила, что если он меня пригласит, ты будешь меня сопровождать.
Эши кивнул:
- Да. Только честно поступать не всегда мудро, особенно если учесть, что ф'дор, скорее всего, появится на таком важном событии. Человек, в теле которого он находится, почти наверняка приглашен на свадьбу. Превосходный шанс пленить его, но ты не будешь еще готова. - Он увидел, как потускнело ее лицо, возбуждение улетучилось, и Эши поспешил ее подбодрить: - Но мы сможем встретиться на свадьбе, если сделаем это по секрету, будучи тайными любовниками. Я бы очень хотел отправиться туда вместе с тобой, Ариа.
Рапсодия смотрела в огонь.
- После того как ты покинешь Элизиум, нам следует прекратить наши отношения. - Она увидела, как он побледнел. - Мне необычайно трудно отказаться от тебя, но так будет лучше. Если ты отправишься на поиски намерьенки, которая понравится Совету, то твои помыслы должны быть чисты и не запятнаны прошлыми привязанностями.
Эши дождался, пока Рапсодия взглянет на него.
- Хорошо, Рапсодия, - небрежно проговорил он. - Ты права. Она имеет право рассчитывать, что я буду свободен, когда обращусь к ней с предложением руки и сердца. Если она согласится стать Королевой намерьенов и моей женой, то заслуживает верности и любви, не искаженной привязанностью к другой. - Все у него в груди сжалось, когда дракон почувствовал реакцию Рапсодии на его слова, и хотя ее лицо осталось безмятежным, Эши знал, что волна боли окатила все ее тело. - Но ты останешься моим союзником?
- Да, конечно.
- И другом?
Она широко улыбнулась:
- И другом.
Он подошел к ней и протянул руки, чтобы помочь подняться с кресла, затем посмотрел ей в глаза, пытаясь заглянуть в душу и надеясь, что его слова отзовутся в ней.
- Я люблю тебя, Ариа. Ничто и никто не сможет это изменить. Ты говорила, что тоже любишь меня, я тебе верю. С каждым вдохом я ощущаю твою любовь. Будешь ли ты любить меня и впредь? Даже если мы расстанемся?
Рапсодия отвернулась.
- Да, - печально ответила она, словно ей было стыдно в этом признаться. - Всегда. Но не тревожься, я справлюсь. Я не поставлю тебя в неловкое положение, Эши. Как я уже говорила тебе прежде, я тебе помогаю в том числе потому, что однажды ты станешь моим сувереном, и я должна всячески содействовать своему государю. Я никогда не брошу тень на твою репутацию и не стану мешать счастью.
Эши рассмеялся.
- Рапсодия, если люди узнают, что ты была моей любовницей, моя репутация поднимется до недосягаемых высот. А теперь у меня есть две проблемы. Во-первых, я хочу, чтобы ты обещала мне позволить приготовить тебе ужин, когда мы вернемся от Мэнвин. У нас будет прощальное свидание, мы разделим трапезу в саду, может быть, не много потанцуем. Одна чудесная романтическая нота, тем более что завтра нам предстоит изучить воспоминания Ракшаса. - Он невольно содрогнулся, вспомнив пережитое утром. - У нас было волшебное лето. Я хочу, чтобы оно так и закончилось.
Рапсодия улыбнулась ему:
- Звучит просто замечательно. А мы сможем приодеться?
- Безусловно, иначе и быть не может. Пожалуй, я даже куплю себе что-нибудь в Яриме. У меня мало красивой одежды.
- И мы устроим церемонию Присвоения нового имени.
Вернув Эши частицу его души, Рапсодия настаивала на том, чтобы дать ему новое имя - тогда ф'дор не сумеет его найти. Эши кивнул:
- Да, хорошая мысль.
- Ладно, а вторая проблема?
Он заключил ее в объятия.
- Насколько я понял, сегодня мы еще остаемся любовниками?
- А ты этого хочешь?
Его поцелуй был ответом.50Даже издалека было нетрудно понять, почему Ярим получил свое имя. На языке коренного населения, давно оттесненного на север силами Гвиллиама, это слово значило красно-коричневый, цвет засохшей крови. Большинство зданий было выстроено из кирпича с таким же названием - их делали из местной красной глины, которая при обжиге в печи темнела.
Столица официально называлась Ярим-Паар, но все предпочитали ее прежнее имя. Город раскинулся у подножия высокой горы и с юга был совершенно не виден. Он совершенно неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, возникал перед путником, только спустя некоторое время понимавшим, что перед ним крупный город, - дома здесь строили непривычно темного цвета. И сразу же возникал вопрос: как они появились? Может быть, выросли из земли? Впрочем, больше здесь ничего не росло - городу не хватало воды.
Волна жара, рожденная южным ветром, накатила с востока. Наст, покрывавший землю последние две недели, исчез, началось короткое бабье лето, жаркое и сухое. И в этих краях совсем безрадостное.
Когда-то Ярим процветал, а сейчас повсюду виднелись следы запустения. Улицы были вымощены камнем, но в трещинах между ними выросла порыжевшая сорная трава. Сточные канавы, забитые мусором, превращали дождевую воду в потоки грязной коричневой жижи.
На многих улицах группами собирались нищие, прохожие не обращали на них никакого внимания - здесь к ним давно привыкли. Рапсодия сразу распознала в некоторых из них профессиональных попрошаек, но в глазах других она увидела настоящий голод, слишком хорошо знакомый ей самой. Одна молодая мать с ребенком казалась особенно несчастной и истощенной, Рапсодия потянулась за спрятанным под плащом кошельком, но с удивлением обнаружила, что Эши ее опередил, бросив несколько монет на колени женщины. Протянув ей золотую монету, Рапсодия поспешила за Эши.
- Я немного удивлена, - призналась она.
- Чем?
- Никогда бы не подумала, что ты подаешь нищим.
Эши посмотрел на Рапсодию из-под своего капюшона.
- Рапсодия, я прожил среди этих людей двадцать лет. Я и в самом деле довольно много времени провел в лесах, но иногда мне приходилось наведываться в город. Мне будет очень трудно общаться с высокородными лордами и леди, правда? Я неплохо знаю жизнь тех, кого судьба обошла стороной. Меня редко замечали не только из-за моего туманного плаща, я научился вести себя так, чтобы не привлекать к себе внимания. Именно жизнь среди простых людей убедила меня в том, что я смогу принести пользу, если стану Королем намерьенов. Мы пришли.
Рапсодия посмотрела на огромное здание, перед которым они остановились, и сразу подумала, что храм напоминает столицу в миниатюре: великолепная архитектура, давно пришедшая в упадок, потрескавшиеся мраморные ступени, спускающиеся в широкий внутренний двор, выложенный мозаикой. Восемь огромных покрытых плесенью колонн на неровном каменном полу. Центральная часть здания представляла собой ротонду, увенчанную круглым куполом с двумя продольными трещинами. С двух сторон к ним примыкали длинные пристройки с менее помпезной колоннадой - они оказались в лучшем состоянии. Высокий тонкий минарет венчал центральное здание, ярко сияя под жаркими лучами солнца.
Эши и Рапсодия поднялись по широкой лестнице и прошли сквозь открытый портал, служивший входом. Внутри храма было темно, горели лишь тусклые факелы и свечи. Глаза Рапсодии далеко не сразу приспособились к сумрачному свету.
Внутри храм оказался в приличном состоянии, хотя Эши рассказывал ей, что комнаты похожего на лабиринт здания давно никто не убирает. И все же зал поражал своей красотой, и Рапсодия восхищенно оглядывалась по сторонам.
В центре громадного помещения находился большой действующий фонтан - тонкая струя воды поднималась на двадцать футов и с плеском падала в бассейн, выложенный мерцающим лазуритом. Стены, украшенные изящным орнаментом и бронзовыми подсвечниками, и гладкий мраморный пол завершали композицию внутреннего убранства зала.
Из главного зала можно было попасть в две небольшие приемные, на пороге которых стояли стражники, вооруженные длинными тонкими мечами. За фонтаном виднелась еще одна дверь, покрытая изысканной резьбой, перед ней также стояла стража. Рапсодия и Эши обогнули фонтан и остановились перед ней.
После того как они сделали солидное пожертвование, стражи распахнули дверь и их впустили внутрь. Внесенные ими деньги пойдут на содержание оракула, сказали им. Эши громко поинтересовался у Рапсодии, известно ли Мэнвин о подношениях.
Комната, куда они попали, оказалось огромной, свет в нее проникал через окна в куполе ротонды, кроме того, горели бесчисленные свечи. В центре помещения, над большим колодцем, был установлен помост.
На помосте, скрестив ноги, сидела женщина. Мэнвин оказалась высокой и худощавой с розовато-золотистой кожей и огненно-рыжими волосами, в которых серебрились отдельные пряди. Время оставило на ее лице свой след, губы изгибались в странной тревожной улыбке. Она была одета в платье из зеленого шелка и держала в левой руке изысканно украшенный секстант.
Но внимание Рапсодии привлекли глаза прорицательницы. В них оказалось еще меньше человеческого, чем в глазах Эши. Когда Рапсодия заглянула в них, ее приветствовало собственное отражение. Глаза прорицательницы были идеальными серебряными зеркалами, без зрачков, радужной оболочки и склеры. Казалось, Рапсодия смотрит на два шарика ртути. Она попыталась отвести взгляд, и тогда Мэнвин улыбнулась.
- Загляни в колодец, - посоветовала она.
Ее голос был подобен хриплому карканью, больно резавшему слух. Рапсодия взглянула на Эши, и он кивнул. Они зашагали к помосту.
- Не ты, - прорычала Мэнвин, повернув к Эши свои зеркальные глаза. - Ты должен подождать. Будущее прячется от того, кто не виден Настоящему.
Рапсодия сглотнула и подошла к колодцу. Она вспомнила рассказы Ллаурона про Мэнвин - самую непредсказуемую и самую безумную из всех сестер. Она не могла лгать, но иногда истинные пророчества ужасно походили на бред безумца. Кроме того, пророчества часто оказывались двусмысленными или непонятными, что делало Мэнвин весьма ненадежным источником знаний о Будущем, хотя и лучшим из всех существующих. В любом случае, она оставалась единственной надеждой для тех, кто искал ответы на свои вопросы.
Набравшись мужества, Рапсодия подошла к колодцу и заглянула в зияющее бездонное отверстие в полу. В темноте подходить к нему было опасно, неровные края смутно вырисовывались в тусклом свете. Пророчица указала на потолок.
Только теперь Рапсодия обратила свой взгляд к куполу - темный, как ночь, то ли по замыслу архитектора, то ли здесь не обошлось без магии, он был усеян звездами или их изображениями, мерцающими сквозь дымку движущихся облаков. Она почувствовала, как ветер дергает ее за капюшон, и поняла, что каким-то образом оказалась вне храма, посреди громадного поля, вдвоем с прорицательницей. Падающая звезда прочертила небо огненным всполохом, ветер усилился.
- Рапсодия, - голос Эши прервал ее размышления, она оглянулась и увидела смутные очертания его плаща в сумраке храма.
Потом она повернулась к Мэнвин, и все стало таким же, как в тот миг, когда они вошли, вот только на лице прорицательницы появилось раздражение. Она поднесла секстант к глазу, направив его на темный купол, а потом указала на колодец.
- Посмотри внутрь, чтобы узнать назначенное время и место, - сказал она.
Рапсодия сделала глубокий вдох - она ведь еще не успела задать вопрос - но, не говоря ни слова, вновь посмотрела в колодец, где возникла картинка. Когда она окончательно прояснилась, Рапсодия разглядела женщину лиринской расы с посеревшим от боли лицом, она была беременна. Прижимая руки к огромному животу, женщина остановилась, чтобы отдохнуть.
Со стороны купола донесся необычный скрипучий звук, и Рапсодия посмотрела вверх. Звезды перемещались, менялась широта и долгота; Рапсодия успела заметить первоначальное расположение звезд. Вне всякого сомнения, Мэнвин показала ей место, где она найдет женщину.
- Когда, бабушка? - почтительно спросила она. Мэнвин расхохоталась неприятным клокочущим смехом, от которого у Рапсодии похолодела спина.
- Одна душа отправится в последний путь, когда появится другая, через одиннадцать недель после сегодняшней ночи, - ответила прорицательница, и изображение в колодце исчезло.
Мэнвин смотрела ей за спину, и Рапсодия повернулась к приближающемуся Эши, который успел снять капюшон.
Триумфальная улыбка появилась на лице прорицательницы, она показалась Рапсодии жестокой. Мэнвин смотрела в лицо ему, но обратилась она к Рапсодии:
- Я вижу противоестественного ребенка, рожденного в результате противоестественного акта. Рапсодия, тебе следует опасаться рождения ребенка: мать умрет, но ребенок будет жить.
Рапсодия побледнела. Теперь она поняла, что имел в виду Эши, когда говорил о неясных пророчествах. Имела ли в виду Мэнвин какую-то женщину лиринской расы или ее саму? Рапсодия хотела спросить, но язык отказывался произносить нужные слова.
- И что же это значит? - резко спросил Эши. Рапсодия ни разу не видела его таким рассерженным. - Зачем ты играешь с нами, Мэнвин?
Руки Мэнвин метнулись к огненно-рыжим волосам, она погрузила пальцы в спутанные пряди, уставилась в потолок, улыбаясь и напевая мелодию без слов, а потом бросила на Эши короткий взгляд своих невероятных серебристых глаз.
- Гвидион, сын Ллаурона, твоя мать умерла, дав жизнь тебе, но мать твоих детей не умрет при их рождении. - И она вновь разразилась безумным хохотом.
Эши коснулся плеча Рапсодии.
- Давай уйдем отсюда, - тихо предложил он. - Она сказала тебе то, что ты хотела узнать?
- Я не уверена, - ответила Рапсодия.
Ее голос дрожал, хотя она не чувствовала страха.
- Гвидион, ты попрощался с отцом? Он умрет в глазах всех, чтобы жить, невидимый никем; ты двояк, однако вы оба пострадаете и выиграете от его живой смерти. Горе тому, кто лжет человеку, знающему цену правды, Гвидион; именно ты заплатишь за его вновь приобретенную силу.
- СКЛЕРИВ! - прорычал Эши, меняя оттенки голоса. Рапсодия еще никогда не слышала, чтобы он так говорил; слово прошло сквозь нее, точно нож.
Рапсодия скорее почувствовала, чем поняла, что оно означает: "Замолкни!" - и на этом языке близко к серьезному оскорблению. Речь, естественно, шла о языке драконов.
Эши покраснел. Рапсодия увидела, как начала пульсировать вена у него на лбу.
- Больше ни слова, безумица со змеиным языком! - закричал он.
Рапсодия ощутила, как холодеет ее кожа, дракон, сидящий внутри Эши, сворачивался в кольцо. В нем было устрашающее спокойствие и невиданная энергия, одно присутствие которой обратило руки и ноги Рапсодии в лед. Она вспомнила, что Мэнвин - дочь дракона, и ее сердце мучительно сжалось. Она взяла Эши за руку.
- Пойдем, - решительно прошептала она и потянула его за собой.
Он сопротивлялся, выведенный из себя словами Мэнвин. Рапсодия почувствовала, как ее охватывает паника. Мэнвин встала на колени и начала голосить, изо рта у нее вырывался модулированный вой, от которого задрожал фундамент ротонды, с потолка посыпалась пыль и куски камня.
Рука Эши крепко сжала ладонь Рапсодии, глаза остановились на визжащей прорицательнице. Рапсодия чувство вала, что он ускользает от нее, полностью сосредоточившись на своей сидящей на помосте противнице, раскачивающейся над бездонным колодцем. Стало трудно дышать, воздух был полон пыли и напряжения. Земля дрожала у них под ногами, и Рапсодии показалось, что купол сейчас вспыхнет.
Она еще сильнее дернула Эши, но он даже не заметил этого. Тогда Рапсодия сделала глубокий вдох и пропела его имя низко и негромко, добавив свою ноту к пронзительному воплю Мэнвин. Новый звук прокатился по ротонде, разбив вопль Мэнвин, и на несколько мгновений наступила тишина. Эши заморгал, Рапсодия воспользовалась его замешательством и потащила прочь, а им вслед летел истерический хохот Мэнвин.
Только преодолев половину пути до городских ворот, они перестали бежать. Эши ругался себе под нос, проклиная всех и вся на множестве самых разных языков и диалектов. Рапсодия пыталась не обращать внимания, но его брань завораживала.
Наконец они оказались у большого высохшего колодца и присели перевести дух в жарком воздухе умирающего лета. Рапсодия дрожала от усталости. Немного придя в себя, она бросила на Эши сердитый взгляд.
- Неужели это было так необходимо?
- Она первая начала. Я не выказывал вражды к ней.
- Верно, - признала Рапсодия, - ты ничего плохого ей не делал. Почему же она тебя атаковала?
- Не знаю, - ответил Эши, доставая фляжку с водой и протягивая ее Рапсодии. - Может быть, Мэнвин показалось, что ей угрожают, драконы бывают непредсказуемы.
- Я заметила, - проворчала Рапсодия, делая большой глоток из фляги. - Должна признаться, что чем больше я узнаю твою семью, тем меньше она мне нравится.
- Ты еще не встречалась с моей бабушкой, - заметил Эши, улыбнувшись в первый раз после того, как они выскочили из храма. - Это ни с чем не сравнимое удовольствие. Будем надеяться, что ее не будет на Совете намерьенов.
Рапсодия содрогнулась.
- Да уж. Ну, что будем делать дальше?
Эши наклонился и поцеловал Рапсодию и был награжден удивленными взглядами проходивших мимо нищих.
- Пройдемся по лавкам.
- Ты шутишь?
- Нет. Ярим славится своими рынками, и тебе наверняка захочется побывать у продавца специй. А я хочу купить кое-что из одежды для нашего прощального ужина, а еще неплохо было бы прихватить каких-нибудь деликатесов. Кроме того, я ни разу не слышал, чтобы ты отказывалась прогуляться по рынку.
Рапсодия рассмеялась.
- Это правда, - призналась она. - Я рассчитывала купить подарки для своих внуков и Грунтору на день рождения. Как ты думаешь, что ему может понравиться?
Эши встал и протянул руку, чтобы помочь подняться Рапсодии.
- Я полагаю, ему понравилась бы ты в красном платье с глубоким вырезом. - Рапсодия с сомнением посмотрела на него. - Ну, ладно, извини, это мое желание. Грунтор... хм-м-м... А он собирает трофеи?
Рапсодия содрогнулась. Она всегда считала отвратительной привычку сохранять части тела поверженных врагов.
- Иногда.
- Тогда подари ему хранилище для его трофеев.
- Нет, мне такая идея не нравится.
- Перестань, прояви фантазию. Какого размера шкаф ему понадобится? Если он коллекционирует головы, ему подойдет большой шкаф с вешалкой для шляп.
Рапсодия задумалась.
- Нет, он не собирает такие крупные предметы, слишком долго их отрезать. Пожалуй, коробка для сигар подойдет лучше всего. - Она с интересом наблюдала за гримасой отвращения, которая появилась на лице Эши. - Но это же твоя идея.
- Ты права. - Эши зашагал в сторону оживленных кварталов, куда направлялось большинство других пешеходов. - Рапсодия, я хочу попросить тебя об одолжении.
- Проси чего хочешь.
- Никогда больше не говори так, - серьезно сказал Эши. - Боюсь, тебе не слишком понравится моя просьба.
Она вздохнула:
- Не сомневаюсь. Так о чем речь?
Он остановился и посмотрел на нее:
- Тебе покажется, что это не имеет смысла. Мэнвин произнесла слова, которые тебе не следовало слышать. Дело не в том, что я хочу от тебя что-то скрыть, просто это знание опасно для тебя и других людей. - Он взял ее за руки. - Позволь мне забрать у тебя воспоминания об этом разговоре, хотя бы на некоторое время? Пока угроза не исчезнет.
- Ты несешь чепуху, - недовольно ответила Рапсодия. - Опять намерьенские глупости?
- Боюсь, что в некотором смысле да. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Ты мне веришь?
Она вздохнула:
- Наверное.
Эши резко рассмеялся:
- Подозреваю, ты сильно преувеличиваешь.
- Ну а чего ты хотел, Эши? - с растущим раздражением спросила Рапсодия. - Сначала мне пришлось встретиться с безумной прорицательницей, которая говорит загадками, а теперь я должна слушать твои бредни. Что ты имеешь в виду, когда просишь забрать мои воспоминания?
- Ты права, - сказал он, смягчившимся голосом. - Я знаю, это было очень тяжело для тебя, Рапсодия. Твоя память представляет собой самое настоящее сокровище. Я бы хотел им владеть, но только с твоего разрешения. Воспоминания можно запечатать в сосуде, пока не минует опасность, и тогда ты получишь их обратно.
- Помнишь, ты предлагал спрятать мои кошмары в жемчужине?
- Да. Именно так. Ты назовешь сосуд, скажешь ему, чтобы он хранил внутри себя твое воспоминание о каком-то определенном событии, и оно останется там до тех пор, пока ты не заберешь его обратно.
Рапсодия потерла виски.
- А как я узнаю, что нужно забрать его обратно, если забуду о его существовании?
- Я тебе напомню. А еще я оставлю тебе знак на случай, если со мной что-нибудь случится. Вот что я предлагаю: в ночь нашего расставания я объясню тебе все, чего ты сейчас не понимаешь, и ничего не скрою от тебя. Мы будем сидеть в беседке - в Элизиуме мы можем говорить свободно, и мы поместим твои воспоминания об этой ночи, а также о твоем разговоре с Мэнвин в какой-нибудь сосуд.
- Я не могу этого сделать, - ответила она. - Мне очень жаль. Мне нужна информация, которую она сообщила.
- Я говорю о том, что она сказала после того, как дала тебе ответ на твой вопрос, - уточнил Эши. - Остальное можешь сохранить. Пожалуйста, Рапсодия, пойми, я не стал бы тебя просить о таком одолжении, если бы это не было необходимо. Выслушай внимательно то, что я тебе расскажу, когда мы вернемся в Элизиум. Затем, если ты посчитаешь нужным отказаться, я подчинюсь твоему решению. Но, пожалуйста, подумай о моих словах.
- Хорошо, - неохотно согласилась она. - А теперь пойдем за покупками. - Рапсодия глубоко вздохнула, увидев, что Эши улыбнулся.
Она не знала, что хуже - перспектива их расставания после возвращения домой или необходимость жить в мире обмана, характерном для намерьенов. В любом случае, это не имело значения. Скоро обе ситуации как-то разрешатся.51Рапсодия закончила стряхивать крошки со скатерти, аккуратно сложила ее и повесила на спинку стула. Эши все еще оставался внутри домика, куда он отнес грязную посуду. Она поставила вазу с зимними цветами в центр стола и улыбнулась, поглаживая жесткие лепестки, любуясь их строгой красотой и волей к жизни. Еще долго после того, как хрупкие цветы лета и ранней осени увядают и умирают, эти продолжают цвести, им не страшен даже первый снег, они как будто бросают вызов неослабевающей хватке белой зимы, одаривая яркими красками замерзший мир.
Рапсодия погрузилась в размышления, и Эши, вернувшись, увидел, что она рассеянно водит кроваво-красным лепестком по щеке. Он остановился на некотором расстоянии и молча смотрел на удивительную картину, которую они с цветком невольно составили.
Рапсодия собрала свои золотые волосы в высокую прическу и украсила ее крохотными белыми цветами, напоминающими маленькие звезды, несколько локонов выбилось и упало на лицо и шею. На ней было изящное платье кандеррского шелка цвета слоновой кости с высоким воротником и пышной юбкой, отороченной по краю изумительными кружевами, и хотя открытыми оставались только лицо и руки, платье подчеркивало ее великолепную фигуру.
Через некоторое время Эши обнаружил, что снова может дышать. Он подумал о времени, проведенном вместе с Рапсодией, и понял, что она впервые оделась так, чтобы подчеркнуть свою удивительную красоту. И добилась поразительного результата. Как дракон гордился своим сокровищем, так мужчина наслаждался осознанием того, что она оделась специально для него, желая, чтобы он запомнил последнюю ночь, проведенную ими вместе.
Через мгновение Рапсодия повернулась к Эши и одарила его улыбкой, от которой у него замерло сердце. С небрежным изяществом она приподняла длинные юбки и пошла к нему навстречу. Он взял ее ладони и принялся нежно целовать, а потом обнял, наслаждаясь свежестью ее аромата и теплом тела под тонким шелком. Она была драгоценным кладом ощущений, которыми наслаждался дракон, и Эши требовалось огромное усилие воли, чтобы отвлечь его от этого занятия.
- Благодарю тебя за чудесный ужин, - сказала она, высвободившись из его объятий. - Если бы я знала, что ты умеешь так замечательно готовить, я бы уступала тебе эту обязанность почаще.
Он рассмеялся и провел указательным пальцем по ее щеке.
- Я рад, что тебе понравилось. - Он взял ее маленькую руку и положил ее на свой локоть, чтобы они смогли рядом идти по садовой тропинке. - Знаешь, мне все нравится вместе с тобой. Превосходное исполнение в любой области ничего не стоит, если рядом нет человека, способного его оценить.
Он наблюдал, как розовеет ее фарфоровая кожа. Эши не уставал поражаться: женщина, умеющая быть столь земной, абсолютно спокойно относящаяся к самым неприличным шуткам, легко краснела наедине с ним. Эши это приводило в восторг.
- Вернись в мои объятия, давай потанцуем, - предложил он небрежно, стараясь скрыть нахлынувшие чувства.
Рапсодия вновь оказалась рядом, и он прижал ее к груди.
- Нам нужно попрактиковаться, поскольку в следующий раз мы тайно встретимся на свадьбе в Бетани. Если мы будем танцевать, стараясь не привлекать к себе внимания, я должен научиться не наступать тебе на ноги.
Рапсодия отпрянула от него так резко, что он вздрогнул. Она смертельно побледнела, в глазах опять появилась печаль, которую ей удалось прогнать несколько мгновений назад.
- Уже поздно, - быстро проговорила она. - Нам нужно поговорить, а потом я дам тебе новое имя.
Эши кивнул, чувствуя себя осиротевшим. Танец позволил бы ему еще немного подержать ее в объятиях, продлить счастье, пусть на очень небольшое время.
- Ты готова? - спросил он, указывая на беседку. Именно там он обещал ей раскрыть все свои тайны, а потом забрать воспоминания об этом вечере. Она опустила глаза, и Эши ощутил, как растет ее волнение.
- Еще нет, - покачала, головой Рапсодия. - Мы можем немного посидеть там? Я собиралась кое-что тебе сказать, и мне хотелось бы сохранить эти воспоминания.
- Конечно. - Эши помог ей подняться по невысокой каменной лестнице, и они, рука в руке, подошли к скамейке. Рапсодия уселась, поправила юбку, Эши устроился рядом и стал молча ждать, пока она заговорит.
- Прежде чем ты заберешь мои воспоминания, я хочу сказать, что ты был прав, - заявила она, и ее зеленые глаза сверкнули в вечернем сумраке.
- Рапсодия, ты невероятная, - шутливо сказал Эши. - Как раз в тот момент, когда я подумал, что это невозможно, ты нашла еще один способ вызвать у меня желание. Ты не можешь еще раз повторить свои слова?
- Ты прав, - с улыбкой повторила она. - Мне снять платье прямо сейчас?
- Не искушай меня, - попросил он, размышляя о том, не пытается ли Рапсодия отвлечь его от серьезного разговора. Ей, безусловно, совершенно не нравилось то, что должно было произойти, и хотя она верила ему, ее решимость следовать за ним до конца не была неколебимой. - Извини, так что ты хотела сказать?
Ее лицо стало серьезным, глаза потемнели.
- Я хочу, чтобы ты знал: все, что ты говорил мне во время первого визита в Элизиум, оказалось правдой, тогда я этого еще не знала. - Она бросила быстрый взгляд на свои руки, а потом подняла голову и посмотрела ему в глаза, Эши увидел, как заблестели слезы на ее ресницах.
- Я хочу, чтобы ты знал, - продолжала она, - время, проведенное нами вместе, всегда будет для меня лучшим воспоминанием. Я... я рада, что мы были любовниками. И ты совершенно прав: этого достаточно. - Эши молча смотрел, как блестящая слезинка скатилась с ее ресниц и замерла на щеке. - Я поняла: мне легко рядом с тобой, быть может, из нас получились хорошие любовники потому, что сначала мы стали настоящими друзьями. Поскольку наша дружба у нас все равно останется, я хочу, чтобы мне было легко с тобой, если обстоятельства позволят нам встретиться. Я никогда не вставала между мужем и женой и не намерена изменять своим принципам. Но я всегда буду готова тебе помочь. - Она смутилась и замолчала, а потом бросила быстрый взгляд в сторону беседки.
Сердце Эши разрывалось от любви. Он протянул руку и поймал слезинку, добравшуюся до подбородка, а потом нежно провел ладонью по ее лицу. Она положила свою руку сверху.
- Я люблю тебя, Гвидион, сын Ллаурона, внук Гвиллиама и так далее, и всегда буду тебя любить, - сказала она, обратив к нему лицо. - Но моя любовь никогда не будет угрожать твоей семье, я хочу, чтобы она стала для тебя поддержкой. Спасибо за то, что ты подарил мне такое огромное счастье. Время, проведенное с тобой, значит для меня гораздо больше, чем ты даже можешь себе представить.
Эши не выдержал. Он взял ее прекрасное лицо и поцеловал, пытаясь хоть как-то утешить свою любимую. Ее теплые губы не ответили ему, она мягко отстранилась и отвела его руки от своего лица.
- Теперь ты готова? - спросил он, кивая в сторону беседки.
Рапсодия вздохнула.
- Да, наверное, - ответила она, вставая. - Мне только нужно взять лютню, она понадобится мне, когда я буду давать тебе имя.
- Это может подождать, - возразил Эши. - Сначала мы поговорим. А затем приступим к ритуалу. Мне нужно кое-что рассказать тебе и кое о чем попросить.
- Очень хорошо. Как ни странно, у меня возникла такая же проблема.
Беседка была расположена так, чтобы из нее открывался самый прекрасный вид на весь Элизиум. С его холодных мраморных скамеек Рапсодия видела свой сад, готовящийся к долгому зимнему сну, коттедж, заросший зеленым плющом, а чуть дальше ревущий водопад, набравший силу от обильных осенних дождей, обрушивался в озеро, окру жавшее столь любимый ею остров.
В первый раз после жаркого лета Рапсодия ощутила, каким холодным стал воздух, - зима приближалась. Скоро в садах воцарится тишина, стая птиц, свивших себе гнезда под землей, улетит на юг. И скрытый от посторонних глаз ее маленький рай потеряет свои яркие краски и погрузится в сон. Интересно, подумала Рапсодия, холод в ее душе вызван приближением зимы или огонь ослабел, когда пришла пора расстаться с Эши. Скоро, очень скоро в Элизиуме наступят другие времена, все станет холодным и равно душным, а ведь совсем недавно здесь играли все краски лета. Как и в ней самой.
- Рапсодия? - голос Эши вернул ее к реальности. Она подняла голову.
- Да? Извини. Что я должна сделать?
Эши присел рядом с ней на каменную скамью и протянул руку. На его ладони лежала огромная жемчужина, молочно-белая, с черным ободком.
- Это древняя жемчужина с твоей родины, много лет пролежавшая под водой, - с благоговением проговорил он. - В ней заключены тайны моря, но ей можно доверить и тайны земли. Назови ее, Рапсодия, и она сохранит твои воспоминания об этой ночи до того момента, когда ты захочешь получить их обратно.
Рапсодия взяла жемчужину. Хотя она показалась на ощупь чуть ноздреватой, Рапсодия почувствовала ее силу и неуязвимость - ее защищали слезы океана, слой за слоем. Она закрыла глаза и начала песню наречения имени, сливая ее мелодию с эманациями, исходящими от жемчужины, пока они не слились воедино.
Рапсодия открыла глаза. Сияние жемчужины наполнило беседку. Она стала прозрачной, многочисленные слои перестали быть преградой для ее яркого внутреннего света. И тогда Рапсодия вплела в песню просьбу Эши, теперь ее воспоминания о конце этой ночи будут заключены внутри жемчужины.
Закончив песню, Рапсодия протянула жемчужину Эши. Он встал со скамейки, подошел к пустой золотой клетке и положил ее внутрь. Потом вернулся, сел рядом с Рапсодией, взял ее руки в свои и приготовился говорить, но она его остановила.
- Пожалуйста, подожди немножко, Эши, - попросила Рапсодия. - Я хочу взглянуть на тебя в последний раз.
Она смотрела на него, стараясь запомнить глаза и овал лица, цвет волос и то, как он выглядел в красивой морской форме с плащом. Она зажмурилась и глубоко вздохнула, стараясь сохранить в памяти его запах и то, как вокруг него струится воздух, запечатлевая в своем сознании кар тину, которую не забудет никогда. Наконец она произнесла:
- Вот теперь я готова.
- Хорошо, - ответил Эши и нервно улыбнулся. - Рапсодия, мой рассказ покажется тебе неприятным, и тебе будет нелегко его слушать. Но сначала я хочу обратиться к тебе с последней просьбой. Пожалуйста, выслушай меня.
- Конечно. О чем ты хочешь попросить?
Он сделал глубокий вдох и заговорил с удивительной нежностью:
- Ариа, я знаю, ты никогда мне ни в чем не отказывала, более того, сделала множество одолжений, о которых я даже не просил. И все же я должен обратиться к тебе с еще одной просьбой. Речь пойдет об очень важной вещи, и, если мне будет сопутствовать удача, ко мне со временем присоединятся все объединенные намерьены. Обещаешь подумать о моей последней просьбе?
Рапсодия посмотрела ему в глаза, они лучились любовью, и ей показалось, что еще немного, и он заплачет. Звездный свет, окружавший его удивительные зрачки с вертикальным разрезом, сиял ярко как никогда, и она постаралась запечатлеть в памяти его образ. Одинокими ночами она будет представлять себе Эши таким, каким видит его сейчас. Рапсодия знала, что это принесет ей утешение.
- Конечно. Конечно, я подумаю, - ответила она, ободряюще сжимая его руку. - Я уже говорила тебе, Эши, что всегда буду твоим другом и союзником. Ты можешь попросить меня о чем угодно, и я сделаю все, чтобы тебе помочь.
Он улыбнулся, перевернул ее ладонь и поцеловал.
- Обещаешь?
- Да.
- Хорошо. Тогда выходи за меня замуж. - Слова слетели с его губ прежде, чем он успел преклонить колено.
- Это совсем не смешно, Эши, - сердито проговорила Рапсодия. - Встань. Чего ты хочешь на самом деле?
- Извини, Рапсодия, ничего другого я не хочу. И я не шутил и не спорил с тобой, и вообще не поднимал этого вопроса, пока не убедился в том, что ты выслушаешь меня без предубеждения, поскольку еще никогда в жизни я не говорил более серьезно. - Он увидел, как бледность разлилась по лицу Рапсодии, и опять взял обе ее руки в свои, чтобы не дать ей ответить сразу.
- Я знаю, мой отец убедил тебя, что здесь власть принадлежит сословию аристократов, а твое происхождение слишком низкое, и этого достаточно, чтобы лишить нас обоих счастья, а народ намерьенов лучшей Королевы, какая только может быть. Ариа, это ложь. Да, власть у намерьенов передается по наследству, но они свободный народ, и Совет может утвердить или отвести кандидатуру любой претендентки на этот титул, когда будет коронован их повелитель.
Лично я думаю, что они вышвырнут меня вон, и тогда мы вместе построим самую лучшую в мире хижину, и наша жизнь пройдет в благословенном спокойствии и мире. Или ты захочешь повелевать лиринами - я уверен, наступит день, когда они тебя об этом попросят. И тогда я стану твоим скромным слугой, буду массировать тебе шею и спину после долгих часов сидения на неудобном троне и всячески поддерживать в качестве консорта.
Я знаю одно: жить без тебя я не стану в любом случае. Это не обычные нежные слова, и я совершенно серьезен. Ты мое сокровище. Ты не можешь не знать, что это значит для дракона. Я не могу позволить себе даже помыслить о том, что ты уйдешь из моей жизни - тогда другая полови на моей натуры возьмет надо мной власть, и я уничтожу все вокруг. Пожалуйста, Рапсодия, пожалуйста, стань моей женой. Я знаю, что не заслуживаю тебя, - тут у меня нет ни малейших сомнений, - но ты меня любишь, и я верю в твою любовь. Я отдам все...
- Остановись, пожалуйста, - прошептала Рапсодия. По ее лицу струились слезы, руки дрожали.
Эши замолчал. Рапсодия была настолько ошеломлена, ее лицо исказила такая боль, что у него мучительно сжалось сердце. И когда прошла, казалось, вечность, он заговорил:
- Неужели мысль о том, чтобы стать моей женой, настолько тягостна для тебя, Рапсодия? Неужели я так тебя напугал...
- Остановись, - повторила она, и ее голос был полон боли. - Конечно, нет, не говори таких ужасных вещей. - И она разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.
Эши обнял плачущую Рапсодию. Он прижимал ее к груди до тех пор, пора слезы не иссякли, потом вытащил из кармана кружевной платочек и протянул ей.
- Стоит ли упоминать, - сказал он, наблюдая за тем, как она вытирает глаза, - что я ожидал совсем другой реакции. - Он произнес эти слова небрежно, но не спускал встревоженного взгляда с лица Рапсодии.
- Я догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь. - Она попыталась улыбнуться. - Но я ожидала совсем другого.
- Знаю, - ответил Эши, мягко поворачивая ее лицо к себе. - И прошу прощения. Но я не мог оставить тебя с мыслью, что я намерен жениться на другой женщине. Есть граница, которой я никогда не переступлю, чего бы ни требовали от меня мой отец и обязательства, накладываемые властью. А вот границ моей любви к тебе не существует. Конечно, любовь победит. И хотя твои воспоминания об этой ночи будут надежно спрятаны в жемчужине, я надеюсь, что где-то в глубине души ты будешь это чувствовать и перестанешь испытывать отчаяние, которое сейчас охватило нас обоих.
Ариа, люди вокруг тебя не имеют значения. Будь эгоисткой хотя бы один раз в жизни. Прими решение, которое сделает тебя счастливой. Я не в силах тебе всего объяснить. Знаю лишь, что люблю тебя безмерно, и хочу, чтобы ты была счастлива. Если ты согласишься стать моей женой, моя радость будет поистине безгранична. Пожалуйста, забудь обо всем остальном, дай мне ответ, как человеку, который любит тебя.
В его голосе прозвучала удивительная простота и пря мота, сделавшая все возражения бессмысленными.
Рапсодия посмотрела на него новыми глазами. Казалось, он показал ей тропинку в дремучем лесу, в котором она блуждала с тех пор, как Дерево доставило ее на эту землю, где жизнь искажена предрассудками, интригами и ложью. Часть из них были ее собственными - она с самого начала решила, что у них не может быть общего будущего, поскольку они по рождению принадлежат к разным слоям общества, а Эши избегал разговоров на эту тему. Теперь она поняла: он с самого начала знал, чего хочет, и просто желал убедиться в ее любви.
Он целовал ее, а Рапсодия вспоминала разговор со своим отцом незадолго до ее побега из дома.
"А как вам удалось изменить отношение деревни к нашей семье? - спросила она у отца. - Если маму так презирали, когда вы поженились, почему вы остались в деревне?"
Она видела его лицо, морщинки у глаз, когда отец улыбался ей, и его руки, продолжавшие во время разговора полировать дерево - он всегда что-нибудь делал.
"Когда ты найдешь то, во что будешь верить больше всего на свете, твой долг перед собой - не предать собственной веры, потому что она дается только один раз. И если твоя преданность будет безграничной и непоколебимой, окружающим тебя людям ничего не останется, как принять твой взгляд, согласиться с тобой. Кто лучше тебя самой может знать, что тебе нужно в этом мире? Не бойся и не пасуй перед трудностями, милая. Найди то единственное, что для тебя важнее всего, а остальное решится само собой".
Однажды, когда встал вопрос о верности болгам, это воспоминание помогло ей принять единственно верное решение. Теперь Рапсодия заглянула в глаза Эши и еще раз поняла, что имел в виду ее отец. Ей вдруг показалось, будто с ее плеч на землю соскользнул тяжелый плащ; смолкли жалобные голоса, осталась лишь песня человека, покорившего ее сердце. Он предлагал вывести ее из леса, пойти туда, куда она всегда стремилась попасть. Он излучал ту же решимость, что и в те дни, когда он вел ее к логову Элинсинос в Тириане. Ей хотелось последовать за Эши.
- Да, - сказала она едва слышно, горло сжалось от слез. Она откашлялась, недовольная собой. - Да, - повторила Рапсодия, и теперь ее голос прозвучал чисто и уверенно. Лицо Эши изменилось прямо у нее на глазах: на щеках появился румянец, глаза заблестели.
Малодушный страх, прятавшийся под внешне спокойными чертами, начал улетучиваться, а на его место пришла счастливая улыбка.
- Да! - крикнула она, используя свою магическую силу Дающей Имя и делая отказ невозможным.
Ее голос зазвенел в беседке, отразился от скал, пронесся над озером, над водопадом, окунулся в его волшебный рокот. И вместе с танцующим эхом пришел свет - подобно комете, ее слово озарило пещеру тысячами искрящихся звезд. И в воздухе разлилась песня радости.
Огни Элизиума взметнулись вверх, говоря о своем согласии, а трава, уже начавшая тускнеть и вянуть, вновь стала зеленой, словно ее коснулась рука весны. Цветы в саду полыхали яркими лепестками вместе с алыми зимними букетами, украшавшими стол. И когда песня коснулась их, к куполу пещеры взлетели мерцающие огненные фейерверки.
Эши с восхищением смотрел на многоцветье красок, а потом взглянул в лицо Рапсодии, в зеленых глазах которой отражалось сияние огней.
- Вот это да, - рассмеялся он. - Так ты уверена?
Рапсодия рассмеялась вместе с ним, и радость мгновенно освободила ее от тягостного ожидания одиночества, которое так долго ее терзало. Казалось, ветер звонит в маленькие колокольчики, смех слился с музыкой согласия, наполнив гигантскую пещеру удивительной мелодией.
Эши повернул ее лицо к себе, чтобы не упустить ни единой капельки ее такой трогательной радости, и образ счастливой Рапсодии навсегда запечатлелся в его сердце. Потом он наклонился, и их губы слились в таком нежном поцелуе, что Эши почувствовал, как глаза Рапсодии вновь наполнились слезами.
Они стояли, забыв обо всем, и вскоре свет начал тускнеть, а музыка постепенно стихла. Рапсодия оторвалась от Эши и спокойно посмотрела на него, и он увидел в ее глазах отражение своей негасимой любви.
- Я уверена, - просто сказала она.
Он крепко прижал ее к себе, стараясь подольше задержать счастливое мгновение. Чтобы пережить то, что он собирался ей сказать, требовалась магия.52Когда Эши наконец отпустил ее, Рапсодия уселась на скамейку.
- Да, было интересно, - сказала она, разглаживая шелковую юбку. - Жду не дождусь повторения. Так что же ты хотел мне рассказать?
Эши вздрогнул. Он знал, как трудно ему будет открыть ей правду, и не мог так быстро отказаться от того ощущения счастья, которое их охватило.
- Ты споешь для меня, Рапсодия? - спросил он, усаживаясь у ее ног.
- Ты тянешь время, - проворчала она. - У меня такое впечатление, что сегодняшняя ночь будет долгой: нам нужно многое обсудить, и я уже не говорю о твоем новом имени. А я должна рано утром уйти, поэтому у меня есть предложение: ты расскажешь мне то, что необходимо, потом у меня будет к тебе просьба, после чего мы приступим к ритуалу. И тогда я тебе спою. Договорились?
Эши вздохнул.
- Ладно. - Он постарался скрыть разочарование. - Хотя мне легче умереть на месте, чем рассказать то, что я должен.
На лице Рапсодии появилась тревога.
- Почему?
Эши встал, сделал несколько шагов, а потом вернулся, сел рядом с Рапсодией и взял ее за руку.
- Мои слова причинят тебе боль, а ты должна знать, что я всегда пытаюсь этого избежать.
Лицо Рапсодии вновь стало спокойным.
- Хорошо, Эши. Расскажи мне, и покончим с неприятным разговором.
- Через некоторое время мой отец обратится к тебе с предложением сопровождать его в путешествии. Я не знаю его цели, впрочем, она не имеет значения. Вы все равно туда не доберетесь.
- О чем ты говоришь?
Их глаза встретились.
- Пожалуйста, Рапсодия, ситуация и так достаточно сложна. Сначала выслушай, а потом я все объясню. И если после этого ты захочешь сохранить свои воспоминания о сегодняшней ночи, я все пойму и отдам тебе жемчужину.
Рапсодия сжала его ладони.
- Расскажи мне, - мягко попросила она.
- Во время твоего путешествия с Ллауроном вы столкнетесь с Ларк и отрядом ее последователей. Она вызовет моего отца на поединок с целью его убить и занять его место. У Ллаурона не будет выбора, он согласится. И Ларк выиграет сражение.
Рапсодия вскочила со скамьи.
- Что? Нет, Эши. Я этого не допущу.
- Ты ничего не сможешь сделать, Ариа. Ты будешь связана клятвой, данной моему отцу, - не вмешиваться ни при каких обстоятельствах. У тебя будет выбор: наблюдать, как он умирает, или нарушить свое священное слово и отказаться от Звездного Горна. Я очень сожалею, - повторил он, видя, как на лице Рапсодии появляется ужас.
Рапсодия отвернулась, к горлу подступила тошнота. Эши почувствовал, как кровь отливает от ее головы и рук, она побледнела и начала дрожать. Однако Рапсодия взяла себя в руки и повернулась к Эши.
- Я отказываюсь поверить в то, - медленно проговорила она, - что ты заодно с Ларк и участвуешь в заговоре с намерением убить собственного отца.
Эши опустил голову.
- Ты права лишь наполовину, - тихо проговорил он. - Никакого сговора с Ларк не существует.
- Тогда с кем? С кем ты в сговоре?
Эши отвернулся, не в силах выдержать ее взгляда.
- С моим отцом.
- Посмотри на меня, - резко приказала Рапсодия. Эши повернул к ней покрасневшее от стыда лицо. - О чем ты говоришь?
- Мой отец с того самого момента, как ты появилась здесь, планировал использовать тебя для достижения своих целей. Прежде всего он рассчитывает выманить ф'дора, хотя мне кажется, что гораздо больше его интересует другое.
- Что именно?
- Ллаурон устал от существования в теле человека, - глухо проговорил Эши. - В его жилах течет кровь дракона, но она дремлет. Ллаурон стареет, часто испытывает боль, его смертный час гораздо ближе, чем ты предполагаешь. Он хочет расстаться с телом человека, не утеряв при этом качеств дракона. Если у него получится все, как он планирует, то Ллаурон станет практически бессмертным, обретет власть стихий над тобой и твоими спутниками фирболгами, и даже надо мной, но в гораздо меньшей степени. Он станет единым со стихиями, Ариа, и если ты можешь воздействовать или отдавать приказы огню, он будет самим огнем. Или водой, или эфиром, не имеет значения.
- Как Элинсинос?
- Совершенно верно. И как Элинсинос, ему необходимо отречься от человеческой природы и стать стихией, но не умереть до того, как он достигнет состояния, к которому стремится. Много лет назад Ллаурон обнаружил, что Ларк строит против него козни, и он постарался извлечь из своего открытия максимальную пользу для себя. И твое появление стало последним кирпичиком в выстроенном им здании.
Рапсодия отвела взгляд от Эши и посмотрела на сады и озеро, осмысливая его слова.
- Но ты же сам сказал, что он будет убит.
Эши поморщился.
- Так будут думать все, даже ты, Рапсодия. Он захватит с собой вытяжки из растений, которые введут его в состояние транса, похожего на смерть, поэтому, осмотрев его тело, вы с Ларк решите, что он мертв.
Рапсодия подошла к выходу из беседки и присела на последнюю ступеньку лестницы, пытаясь привести в порядок путающиеся мысли.
- Но какой в этом смысл? Предположим, ему удастся убедить Ларк и меня в своей смерти, хотя на самом деле он будет жив. Чего он таким способом добьется?
- Ларк заодно с ф'дором, хотя мне до сих пор не известно, в чьем теле он находится. Ллаурон уже довольно давно знает, что среди его окружения у ф'дора есть сообщник, но только совсем недавно ему удалось установить его личность. Если Ларк будет думать, будто Ллаурон умер, она захочет сообщить новость ф'дору, и тогда я смогу ее выследить. Кроме того, возможно, благодаря ей мне удастся узнать имена других предателей, их необходимо убить.
Рапсодия обернулась к нему через плечо, ее глаза пылали, точно степной пожар.
- Но почему я, Эши? Зачем Ллаурону обманывать еще и меня? Почему я должна узнать все это от тебя, а потом все забыть? Почему бы ему просто не обратиться ко мне за помощью? Я так надоела Грунтору и Акмеду своими раз говорами об объединении намерьенов, что они обещали сбросить меня с вершины горы, если я не замолчу. Боги, разве я не доказала свою верность Ллаурону?
Эши съежился под ее взглядом.
- Конечно, доказала. Но на то есть две причины. Во-первых, в такой ситуации ты будешь вести себя как Певица и Дающая Имя. Ллаурон и Ларк знают, что ты всегда говоришь правду - в том виде, в котором сама ее понимаешь.
Поэтому если ты поверишь в смерть Ллаурона, то и весь остальной мир посчитает это свершившимся фактом. Ларк твое свидетельство необходимо для того, чтобы заявить свои права на место главы филидов, а Ллаурону - чтобы все поверили в его обман. Возможно, если бы ты не твоя кристальная честность, он мог бы рассказать тебе правду, рассчитывая на твою помощь. Но боюсь, дорогая, что твоя репутация сделала такой вариант невозможным.
С губ Рапсодии чуть не сорвался резкий ответ - она вспомнила, как много лет назад то же самое сказал Майкл, но она заставила себя промолчать. Она отвернулась, подождала, пока ярость перестанет ее душить, и спросила:
- А какова вторая причина?
Эши сглотнул.
- Ариа, если ты меня любишь, пожалуйста, не спрашивай. Поверь мне, ты не станешь в этом участвовать, если узнаешь всю правду. - Он провел руками по своим блестящим волосам, повлажневшим от пота.
Рапсодия встала, скрестила руки на груди и повернулась к нему:
- Хорошо, Эши, поскольку я люблю тебя, то не стану спрашивать. Но я верю, что ты мне все равно расскажешь. Учитывая наши с тобой обещания друг другу, я не могу себе представить, чтобы ты стал что-то от меня утаивать, тем более зная, что мне будет больно в любом случае. По-моему, тебе лучше все рассказать.
Эши наконец встретил ее взгляд и заметил в нем не только гнев, но и сочувствие - она понимала, какие сомнения его мучают. Эши видел, что она верит ему, хотя у нее были все основания этого не делать. Он закрыл глаза.
- Ллаурон, еще до начала поединка, возьмет с тебя обещание, что в случае его смерти... - Его голос дрогнул.
- Продолжай, - нетерпеливо поторопила Рапсодия. - Что мне придется сделать?
- Убедившись в его смерти, ты обещаешь ему поджечь его погребальный костер при помощи огня Звездного Горна. Пламя поглотит его тело, это первый - и очень важный - шаг на пути к бессмертию стихий. Он не сможет привести задуманное в исполнение без твоей помощи. Ллаурону требуются стихии огня и эфира, чтобы начать путешествие к превращению в дракона. Он знает, что ты выполнишь свое обещание.
Ответа не последовало, и Эши распахнул веки. Рапсодия смотрела на него, ее глаза были широко раскрыты.
- Но он будет еще жив?
- Да.
- И я должна буду сжечь его заживо. То есть он умрет от моей руки.
- Ариа...
Рапсодия выскочила из беседки, и через несколько секунд Эши услышал, как ее вырвало. Потом раздались сдавленные рыдания. Эши приложил разгоряченный лоб к одной из колонн беседки, его кулаки сжались от бессильной ярости. Он старался сдержать гнев, не допустить появления дракона, понимая, что Рапсодия нуждается в нем гораздо больше, чем дракон, которому хотелось выплеснуть свою злость. Он расхаживал внутри беседки, дожидаясь возвращения Рапсодии, чувствуя, как она пытается подавить боль, - Эши понимал: сейчас ему не следует к ней подходить.
Наконец она перестала плакать и через мгновение вернулась в беседку. Ее лицо покраснело от слез, но приобрело спокойное выражение, и она успела привести в порядок измятое платье. Она встретила его взгляд, и Эши не нашел в ее глазах ни упрека, ни сочувствия; он не представлял, о чем она думает.
- Так вот на что намекала Мэнвин, - сказала Рапсодия. - Именно эти слова так встревожили тебя, и ты решил изъять их из моей памяти. Ты опасался, что я могу обо всем догадаться и выдать замысел Ллаурона слишком рано или случайно посвятить в него врага. Вот что ты собираешься стереть из моего сознания, вот о чем говорила Мэнвин.
Лгать не имело никакого смысла.
- Да.
- А воспоминания о твоем предложении руки и сердца? Почему я не должна помнить о твоем желании жениться на мне и о своем согласии?
- Потому что ты окажешься рядом с ближайшими подручными ф'дора. Ты нужна им для того, чтобы власть Ларк стала законной. Однако если они поймут, что смогут через тебя добраться до меня, если им удастся узнать о нашей помолвке, тебе будет грозить серьезная опасность. - Она кивнула. - Ты можешь меня простить?
Лицо Рапсодии даже не дрогнуло.
- Мне не за что тебя прощать, Эши.
- Я мог бы отказаться. И тогда Ллаурону не удалось бы привести в исполнение свой план.
- Как? Ради меня нарушить верность отцу? Благодарю, но нет. Я не хочу, чтобы меня мучила совесть. Это замысел Ллаурона, Эши, и ты в нем такая же марионетка, как и я.
- Тем не менее разница между нами в том, что я все знал. Итак, Рапсодия, каково твое решение? Ты хочешь сохранить воспоминания о сегодняшней ночи? Отказаться от участия в плане Ллаурона? Если да, то я готов тебя поддержать.
- Нет, - коротко ответила она. - Для этого мне пришлось бы нарушить свое слово, пусть ты и даешь мне такое право. И что ты тогда станешь делать? Слишком поздно, Эши, слишком поздно. Мы можем лишь сыграть свои роли и обещать, что после того, как все закончится, мы будем честно жить своей собственной жизнью, без всякого обмана.
Он подошел к ней и сжал ее лицо в своих ладонях.
- Неужели у тебя есть сомнения в моей любви?
Рапсодия отстранилась и повернулась к нему спиной.
- Сомнение едва ли подходящее слово. И все же я попытаюсь объяснить тебе свою мысль.
Его горло сжалось.
- О чем ты?
Она наклонилась над перилами беседки и посмотрела на воду.
- У меня возник вопрос: а если бы Мэнвин случайно не раскрыла мне тайну Ллаурона, посвятил бы ты меня в его замыслы, зная, что будешь не в силах что-либо изменить? Не отвечай, Эши. Поскольку, как сказал однажды Акмед, я королева самообмана, то мне легче считать, что посвятил бы. Если я ошибаюсь, то не хочу об этом знать.
Эши опустил подбородок на ее плечо и обнял Рапсодию за талию.
- Наступит день, и твою красивую голову увенчает сразу несколько корон, Рапсодия. И, вне всякого сомнения, ты уже королева моего сердца. Но твоя вера в лучшее, которой благословен этот мир, ни в коей мере не является самообманом. Ты не ошиблась, одаривая людей своим доверием, разве не так? Ты пошла за Акмедом, и, хотя он отвратительный тип, он стал твоим другом. Если бы не ты, я был бы уже мертв и навеки попал в лапы демона. Твое сердце мудрее, чем ты думаешь.
- Тогда, я полагаю, ты простишь мой последний обидный вопрос, ответа на который требует мое сердце.
- Конечно. - Он улыбнулся, но его глаза тревожно заблестели.
- Ты абсолютно уверен, что в теле Ллаурона нет ф'дора?
Эши коснулся губами ее золотых волос и вздохнул.
- Когда имеешь дело с ф'дором, ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным, Ариа. Однако я думаю, Ллаурон не связан с ф'дором. Ллаурон очень могущественен, а демон может захватить лишь тело более слабого человека. Кроме того, Ллаурон ненавидит ф'дора всеми силами своей души и много лет охотится за ним. Он сделает все, Рапсодия, - все, - чтобы найти и уничтожить его, в том числе и скомпрометирует тебя, если возникнет такая необходимость.
Ты можешь мне не верить, но Ллаурон при этом хорошо к тебе относится. - Она закатила глаза, и Эши рассмеялся. - Конечно, он и ко мне хорошо относится, но это никогда его не останавливало, если ему требовалось меня использовать.
Со временем я понял, что только твоя дружба с Акмедом и Грунтором спасла тебя от попыток Ллаурона сделать из тебя шпиона. Когда ты впервые появилась на его пути, он знал, что за тобой стоят Акмед и Грунтор, но потом вы на некоторое время расстались, и он решил, что вас больше ничего не связывает. Ллаурон начал готовить тебя к вступлению в Круг, собирался открыть тайны филидов. Но они вернулись и забрали тебя. Он так и не смирился с этим, хотя постарался сохранить лицо. Мне кажется, что он не станет тебе вредить, но постарается извлечь максимальную пользу из твоего присутствия.
Рапсодия вздохнула.
- И на этом история заканчивается?
- Боги, неужели тебе недостаточно?
- Более чем достаточно, - ответила она, поворачиваясь к нему лицом. - Я просто хотела знать наверняка. - Она слабо улыбнулась.
Эши нежно поцеловал Рапсодию.
- Ты сказала, у тебя есть ко мне просьба. Я сделаю все, что ты попросишь. Только скажи.
Рапсодия поморщилась.
- После всего сказанного сегодня она кажется мне глупой.
- Чепуха. Я мечтаю хоть что-то сделать для тебя. Пожалуйста, Ариа, дай мне возможность доказать мою любовь, попытаться искупить обман. О чем ты хотела меня попросить?
Рапсодия выглядела смущенной.
- Я хотела, чтобы ты подарил мне это. - И она коснулась его груди, показывая на белую полотняную рубашку, которую он носил под плащом.
- Рубашку?
- Да.
Эши отпустил Рапсодию и принялся снимать рубашку.
- Конечно, она твоя.
- Нет, подожди, - со смехом возразила Рапсодия. - Сейчас она мне не нужна. Мне не холодно, а ты замерзнешь, если разденешься. Я просто хочу сохранить ее, когда ты уйдешь, если она тебе не нужна. - Она взяла его за руку и повела по ступенькам к дому.
Эши обнял ее за плечи.
- Одно из многих преимуществ, которыми я обладаю как твой любовник - и будущий муж, - состоит в том, что я никогда не замерзну, - с улыбкой сказал он. - Ты об этом позаботишься, Огненная леди.
- Ну, ты бы обязательно замерз, если бы у тебя не оказалось других рубашек, - ответила Рапсодия. - Но поскольку я сошью тебе несколько новых, то эту проблему можно считать решенной.
Эши открыл дверь дома, и они вошли внутрь. Угольки в камине тут же вспыхнули ярким пламенем, приветствуя Рапсодию.
- Если ты собираешься сшить мне новые рубашки, за чем тебе старая? Рукава ужасно обтрепались - я прятал их под курткой.
Рапсодия улыбнулась:
- Рубашка пахнет тобой. Я хочу надевать ее, когда останусь одна, и она будет напоминать мне о тебе. Я собиралась попросить ее у тебя, даже когда думала, что ты сделаешь предложение другой женщине. Какой ужас! - В глазах Рапсодии появились слезы.
Эши рассмеялся.
- Да, ты порочная женщина. - Он покачал головой - Рапсодия постоянно поражала его.
- Я знаю, это эгоистичная просьба, - добавила она. Эши с улыбкой погладил ее волосы.
- А ты когда-нибудь совершала эгоистичные поступки?
- Конечно, ты и сам знаешь - я совершаю их все время.
- Однако мне в голову не приходит ничего конкретного, - заявил Эши. - Не могла бы ты привести пример?
Ее лицо стало серьезным.
- Пожалуйста, не шути на эту тему, Эши.
Эши взял ее за руки:
- Я вовсе не шучу, боги, я говорю совершенно серьезно. И очень сомневаюсь, что ты сумеешь привести пример.
Рапсодия посмотрела в огонь, и, когда она повернулась к Эши, он увидел, что ее глаза полны печали.
- Я убежала из дому, - тихо проговорила она, обхватив себя руками, словно ей стало холодно. - Я отвернулась от людей, которые любили меня, чтобы последовать за юношей, не знавшим, что такое любовь. Больше я никогда не видела своих близких. И я жива только из-за того, что поступила эгоистично, жива, а они остались горевать обо мне до конца своих дней. Я променяла свою семью на одну ночь лишенного смысла секса в лугах и бесполезную медную монету. - Она замолчала, когда увидела, как побелело его лицо. - В чем дело?
- Как его звали? - прошептал он, в его глазах застыл ужас.
- Кого?
- Того юношу, - произнес он немного громче, теперь в его голосе слышалось нетерпение. - Как его звали?
На лице Рапсодии появилась краска стыда.
- Я не знаю. Он солгал.
- Как ты его называла? Скажи мне, Ариа.
Рапсодия почувствовала, как ее охватывает паника, - лицо Эши вдруг стало совершенно чужим, она внезапно ощутила, как воздух наполнился электрическими разрядами, еще немного - и дракон захватит власть над человеком. Наступила мертвая тишина, как в море перед штормом.
- Скажи мне, - приказал он незнакомым голосом, глухим, полным муки и инородной силы. Рапсодия попыталась отодвинуться, но руки Эши крепко сжимали ее плечи. - Скажи!
- Сэм, - прошептала Рапсодия. - Я называла его Сэм.
Его пальцы впились ей в плечи, и воздух наполнился ревом, потрясшим дом до основания. Лицо Эши побагровело, и Рапсодия с ужасом увидела, как он прямо на глазах увеличивается в размерах, а его мышцы сводит судорога ярости.
- Нечестивая СУКА! - заорал он, вазочки, салфетки и другие легкие предметы залетали по комнате, покачнулся стол. Жилы на шее Эши вздулись, воздух был полон чудовищной энергии. Зрачки его глаз так сузились, что превратились в вертикальные черточки. - Шлюха! Жалкая, вонючая ШЛЮХА!
Он судорожно сжал собственную голову и начал рвать на себе волосы. Едва очутившись на свободе, Рапсодия стала медленно отступать назад, на лице застыл ужас.
"Вот и пришел конец, - с тоской подумала она. - Я ошиблась. Он ф'дор и сейчас меня убьет".
Промелькнула мысль о бегстве, но Рапсодия почти сразу отказалась от нее: либо она будет сражаться и победит, либо ей конец. В любом случае, она не побежит. Да и смысла в этом нет.
Эши продолжал бушевать, сыпал такими проклятьями и непристойностями, каких Рапсодия никогда не слышала.
- Она знала, - прорычал он, нанося удары по воздуху, и оглушительный гром прокатился по пещере. - Она знала и солгала мне.
- Что знала? Что я знала? - выдохнула Рапсодия, стараясь сохранить равновесие, хотя земля дрожала у нее под ногами. - Мне очень жаль, но я ничего не понимаю.
Его глаза сузились, в них пылало голубое пламя.
- "Она не приплыла на большую землю и не сошла с корабля", так она сказала. - Теперь он перешел на шепот. - Но она знала. Она знала, что ты ушла, но еще не появилась. Она знала, что ты придешь. И не сказала мне.
- Она? Кто? Кто знал?
- ЭНВИН! - выкрикнул дракон.
Его многоголосый вопль эхом отразился от стен дома.
Рапсодия бросила взгляд на дверь. Акмед. Ей необходимо добраться до беседки и позвать Акмеда. Убивать Эши без ритуала Порабощения бессмысленно.
Сложенные в шкафу музыкальные инструменты начали дребезжать, фундамент домика задрожал. Эши конвульсивно взмахнул руками, и книги попадали с полок на пол.
Рапсодия начала отступать к двери, с сожалением понимая, что не успеет добраться до Звездного Горна. Она надеялась умереть раньше, чем демон, захвативший Эши, сумеет связать ее душу. Обычно Рапсодия успокаивалась перед лицом опасности, сейчас ей никак не удавалось взять себя в руки.
В следующее мгновение Эши замолчал, словно налетел на глыбу льда. Он увидел напуганную Рапсодию, прочитал страх в ее глазах и готовность к смерти - и в тот же миг дракон исчез, а на лице Эши появилось выражение полнейшей беспомощности. Он попытался заговорить, но слова застревали в горле. Когда же имя Рапсодии наконец слетело с его губ, в его голосе звучала нежность, а сам он дрожал.
- Рапсодия. - Он снова замолчал. - Рапсодия, мне очень жаль... пожалуйста... прости меня, я... - Он робко улыбнулся и сделал шаг вперед.
Она резко выставила перед собой руки, заставив его остановиться.
- Нет, остановись, - сказала она, отступая. - Не двигайся.
Эши замер на месте, и его лицо исказила гримаса боли. Он засунул руку под рубашку, достал маленький бархатный мешочек и бросил его на пол перед Рапсодией.
- Ариа, пожалуйста, открой его.
- Нет, не двигайся, - проговорила она, отступая еще на шаг.
Рапсодия огляделась и медленно двинулась в угол комнаты, где висели мечи.
- Пожалуйста, Рапсодия, ради богов, пожалуйста, открой мешочек, - молил он с побледневшим лицом.
- Нет, - повторила она еще решительнее. - Не подходи ко мне. Если ты сдвинешься с места, я тебя убью. Ты знаешь, я никогда не лгу. Так помоги мне, Эши, не испытывай мою решимость. Не двигайся.
По щеке Эши побежала слеза.
- Рапсодия, если ты когда-нибудь любила меня, пожалуйста...
- Не смей произносить это слово, - прошипела она. - Я не знаю, кто ты. Я не знаю что ты такое.
- Открой мешочек - и узнаешь.
Рапсодия расправила плечи и посмотрела ему в глаза. И повторила слова, которые она произнесла в тот день, когда они переправлялись через реку Тарафель.
- Тебе непонятен мой отказ? - Теперь она стояла всего в нескольких дюймах от Звездного Горна.
Эши не двинулся с места, но заговорил снова, и его голос звучал спокойнее:
- Эмили, пожалуйста, загляни в мешочек.
Рапсодия замерла на месте. Потом медленно повернулась к нему.
- Как ты меня назвал? - задохнувшись, спросила она.
- Пожалуйста, Эмили. Ты поймешь, когда заглянешь в мешочек. - Он отступил на шаг, пытаясь ее успокоить.
Рапсодия потрясенно посмотрела на него. Через несколько мгновений, словно повинуясь приказу, она медленно подошла к лежащему на полу маленькому мешочку и на клонилась, чтобы его поднять. Дрожащими пальцами она потянула за шнурок, вытряхнула содержимое, и ей на ладонь упала маленькая серебряная пуговица в форме сердечка с розой, выгравированной на поверхности. Рапсодия услышала песню давно исчезнувшей страны, все еще звучащую в ее крови. Тогда она снова посмотрела на Эши, на его лице застыло выражение, какого ей никогда еще не доводилось видеть.
- Моя пуговица, - прошептала она. - Где ты ее взял?
Он нежно улыбнулся, не желая ее напугать, но радость уже охватила его сердце.
- Ты сама дала ее мне, - сказал он.
Она не сводила с него глаз, а ее рука медленно потянулась к шее. Рапсодия вытащила золотой медальон и, не глядя, открыла его. Щелкнул замочек, и маленькая медная монетка необычной формы, с тринадцатью гранями, упала на пол.
Глаза Эши вновь наполнились слезами.
- Эмили, - тихонько позвал он и протянул к ней руки. Мир стремительно завертелся, Рапсодию увлек водоворот красок и звуков - она упала и потеряла сознание.53Мир вокруг то появлялся, то исчезал - Рапсодия начала приходить в себя. И все это время на нее, не мигая, смотрели глаза дракона с необычным вертикальным раз резом.
Она остановила взгляд на потолке и увидела, что по тяжелым деревянным балкам плывут тени от пылающего в камине огня. Она заморгала и попыталась сесть, но нежные руки уложили ее обратно.
- Ш-ш-ш, - подал голос Эши.
Когда мир перестал вращаться, Рапсодия обнаружила, что она лежит на диване в гостиной, в камине пылает огонь, а ее голова покоится на коленях у Эши. Туфли упали с ног, а на лбу у нее лежит холодный влажный рукав куртки Эши. Она быстро заморгала.
- Я упала в обморок?
Он рассмеялся:
- Да, но я никому не расскажу.
- Мне приснился совершенно невероятный сон, - пробормотала она, неуверенно касаясь белого рукава его рубашки.
Его улыбка стала еще шире, и он наклонился, чтобы поцеловать ее в нос.
- Нет, Ариа, это не сон. Перед тобой действительно я. Мое сердце узнало тебя в тот самый момент, когда я в первый раз тебя увидел, но умом я знал, что такого просто не может быть. Она сказала, что ты не сошла с корабля, и я не сомневался в твоей гибели.
- Она?
- Энвин. Вернувшись с Серендаира, я всячески пытался тебя разыскать и пошел к Энвин. Она бы увидела тебя, если б ты пришла из старого мира, и сказала мне, жива ты или нет. Но Энвин заявила: "Она не приплыла на большую землю и не сошла с корабля". И, к несчастью, я ей поверил. Энвин не может лгать, когда говорит о Прошлом, - в противном случае она лишится своего дара. Я до сих пор не понимаю, как ты сюда попала.
Рапсодия села и провела ладонью по лбу.
- Попала сюда? Я не уверена, что знаю, где нахожусь, но мне кажется, что я здесь живу.
Эши протянул к ней ладонь, на которой лежала маленькая блестящая медная монета с нечетным числом граней.
- Я помню день, когда ее получил, - задумчиво проговорил он. - Мне было тогда три или четыре года, это произошло в День Совета - торжественные церемонии и напыщенные речи, ничего интересного. Меня оставили одного, мне было так скучно, казалось, что я умру, но приходилось сидеть тихо и вести себя прилично.
У меня возникло ощущение, что вся моя жизнь будет такой и я больше никогда не смогу бегать и играть с друзьями. Впервые я испытал ужасное одиночество.
А потом около меня остановился старик, с улыбкой нагнулся ко мне и сделал подарок - две монетки по три пенни.
"Встряхнись, приятель, - сказал он и подмигнул - я прекрасно это помню, поскольку много дней пытался повторить быстрое движение век, - рано или поздно они заткнутся. А пока можешь рассматривать монетки. Пока ты будешь держать их вместе, ты позабудешь об одиночестве, ведь нельзя быть одному там, где две вещи так похожи друг на друга".
И он оказался прав. Я прекрасно провел время, изучая его подарок, пытаясь приложить одну монетку к другой.
Мне показалось, что отец забрал меня очень скоро, хотя прошли долгие часы. И с того дня я всегда носил монетки с собой, а потом отдал одну из них тебе. Как только я встретил тебя, Рапсодия, то сразу понял, что больше никогда не почувствую себя одиноким.
Рапсодия потерла виски кончиками пальцев, в надежде ослабить головную боль, начинавшуюся сразу за глазными яблоками.
- Но все это было в другой жизни. Я даже не расслышала, как следует твое имя, когда ты впервые его произнес. - Она посмотрела на него и увидела, что Эши совершенно счастлив. - Ты хочешь сказать, что ты - Сэм?
Он глубоко вздохнул:
- Да. Боги, как я мечтал о том, чтобы ты снова так меня назвала. - Он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал.
Рапсодия отстранилась от него и снова посмотрела ему в лицо:
- Ты? Это правда ты? - Он кивнул. - Ты выглядишь иначе.
Эши рассмеялся:
- Мне было четырнадцать, естественно, я изменился. И с тех пор кое-что произошло, но больше всего на меня повлияла трансформация в дракона, произошедшая когда я находился на грани смерти. Кстати, ты тоже стала другой, Эмили. Ты и была самой красивой девушкой из всех, кого я видел, но сейчас ты ослепительна. - Он провел пальцами по завиткам ее волос, касавшихся безупречного овала лица, отблески пламени заплясали на кончиках, и они засияли, словно полированное золото.
Изумрудные глаза вновь изучали черты его лица, пытаясь совместить их с теми, что хранила ее память. И хотя он очень сильно изменился, Рапсодия его узнала. Она не замечала этого раньше, потому что считала такое совпадение невозможным. Она попыталась произнести несколько слов, но ком, застрявший в горле, не давал ей этого сделать.
- Почему? - наконец, спросила она дрожащим голосом. - Почему ты не вернулся?
Его ладони вновь прижались к ее щекам.
- Не мог, - ответил он, и слезы брызнули из глаз Эши. - Я даже не понимал, как попал на Серендаир. Меня отбросило в Прошлое всего на один день. Я шел по дороге к Наварну, а в следующее мгновение оказался на Серендаире. После нашей встречи я бы с радостью навсегда остался на Острове, даже если бы это означало смерть и потерю своего мира, как потом случилось с тобой. Я бы отказался от всего, потому что нашел вторую половину своей души.
На следующее утро, в день твоего рождения, я был ужасно взволнован. Постарался привести себя в порядок, что бы твой отец дал разрешение на наш брак. Помню, как я нервничал, но был счастлив, а потом каким-то необъяснимым образом вновь оказался в своем мире, на дороге, ведущей в Наварн.
Я чуть не сошел с ума от горя. Я везде искал тебя, спрашивал о тебе у всех представителей Первого поколения. А потом Энвин сказала мне, что тебя нет в нашем мире, и тогда я понял: ты умерла тысячу лет назад, тебе не удалось найти ни Маквита, ни других людей из твоего времени, которые могли бы тебя спасти.
Мой отец потерял терпение и требовал от меня прекратить грезить наяву, но я знал, что ты не плод моей фантазии, ведь у меня была пуговица, и еще три капли твоей крови осталось на плаще, после того как мы занимались на нем любовью. И с того момента я стал подобен этой монете: странной, ни на что не похожей, почти ничего не стоящей и одинокой. В моей жизни не было никого, после тебя, Эмили, за исключением другой женщины, которую звали Рапсодия. Кто мог сравниться с тобой? Мой отец призвал всех своих шлюх, рассчитывая, что они вытеснят тебя из моего сердца, но я ушел из дому и отправился в море, чтобы не предать памяти той, кого я всегда считал единственным счастьем своей жизни.
Вот и все. Так я жил до тех пор, пока ф'дор не похитил частицу моей души. Впрочем, моя душа все равно мне не принадлежала - после разлуки с тобой. И вот ты здесь, боги, ты была здесь все время. Но откуда ты появилась? Может быть, высадилась в Маноссе, со Вторым флотом? Или спаслась на землях, лежащих рядом с Серендаиром? - Только теперь, взглянув в ее лицо, Эши заметил, что она изо всех сил пытается удержаться от слез. Он заключил ее в объятия, погладил волосы.
- Эмили, Ариа, теперь все хорошо. Мы вместе, все хорошо. Впервые за долгие, долгие годы все хорошо.
Она решительно оттолкнула его, и в ее глазах он увидел боль.
- Ты ошибаешься, Эши. Все плохо. Все.
Он в изумлении посмотрел на нее:
- Расскажи мне, Ариа, что у тебя на сердце. Что тебя мучает?
Рапсодия не могла говорить. Она так сжала руки, что у нее побелели костяшки пальцев. Эши осторожно погладил ее руки и прижал их к своему лицу.
- Расскажи мне, Ариа, расскажи все.
- Ну, прежде всего завтра я ничего не буду знать, Эши. И когда взойдет солнце, для меня все останется прежним, неправильным, более того, станет еще хуже.
И она опять заплакала. Эши обнял ее и прижал к груди.
- Ты права, - сказал он, целуя ее в висок. - Я принесу жемчужину.
Рапсодия вновь высвободилась из его объятий.
- Что? Почему?
Эши улыбнулся и нежно стер слезы с ее щеки.
- Ничто, ничто в этом мире не стоит твоей боли. Ты слишком долго страдала, Эмили. Я верну тебе спрятанные в жемчужине воспоминания. Ты заслуживаешь этого больше, чем все те, кто строит свои дурацкие козни. - Он попытался встать, но Рапсодия его остановила.
- А что будет с Ллауроном?
- Не знаю, мне все равно. Для меня важно лишь, что случится с тобой.
Глаза Рапсодии высохли, теперь они излучали тревогу.
- А я знаю, и ты тоже. Если Ллаурон не сможет использовать меня в качестве вестника, если я откажусь предать смерти человека, зная, что он жив, то его план не будет реализован. Мы уже не в силах предотвратить убийство, не так ли? Ларк сделала свой выбор, и мое упрямство приведет лишь к тому, что Ллаурон умрет напрасно, лишившись шанса на бессмертие. Он умрет, если я предпочту сохранить свои знания о том, без чего существовала более тысячелетия. - Она тяжело вздохнула. - Мне очень жаль, Сэм, - продолжала она, впервые назвав его прежним именем. - Ты не веришь, что я эгоистична, и вот доказательство - из-за моего нытья ты чуть не пошел против воли своего отца.
- Все обстоит иначе.
- Нет, все именно так, как я сказала. - Рапсодия вытерла остатки слез подолом платья. - Но мы вовремя опомнились.
Эши бросил на нее пристальный взгляд.
- О чем ты говоришь, Эмили? Ты не хочешь оставить свои воспоминания?
Она улыбнулась ему:
- Ты сохранишь их для меня, Сэм. А я поживу без них еще немного.
Он обнял ее, и некоторое время молча сидел рядом.
- Хочешь рассказать мне?
- О чем?
- О том, что произошло с тобой, когда я не вернулся?
- Вряд ли тебе стоит это знать, Сэм.
- Как пожелаешь, Эмили. Но меня интересует о тебе все: как ты жила, о чем думала - все, что ты сможешь рассказать мне, не испытывая боли.
- Значит, ты решил аннулировать наше соглашение? Хочешь поговорить о прошлом?
- Да, - решительно ответил он. - До сих пор мы молчали не только из-за того, что старались избежать тяжелых воспоминаний, но и ради защиты наших родных и друзей. Забудем о них. Нет ничего ни в этом мире, ни в том важнее нас с тобой. Ничего. Пожалуйста, Эмили, я хочу знать, что произошло, и если ты сочтешь возможным, расскажи, - кто знает, вдруг нам удастся понять, почему с нами все это случилось.
Рапсодия задумчиво посмотрела ему в лицо. Через несколько мгновений ее глаза потемнели - она приняла решение.
- Очень хорошо. Мне действительно нужно все тебе рассказать, а ты должен меня выслушать. Я не удивлюсь, если потом ты изменишь некоторые из своих решений.
Он взял ее лицо в руки и мягко повернул, чтобы заглянуть ей в глаза.
- Ничто не заставит меня изменить отношение к тебе. Я уверен. - Он постарался говорить тоном, который использовала Рапсодия, когда становилась Дающей Имя.
Она это заметила и улыбнулась:
- Сначала выслушай меня, а уж потом будешь принимать решения, Сэм.
- Я уверен, - повторил он с некоторым раздражением.
Она высвободилась из его рук, встала и подошла к камину. Потом взяла портреты своих внуков и некоторое время с улыбкой их разглядывала.
- Ты помнишь мой повторяющийся сон? Однажды ночью я рассказала тебе о нем.
- В котором звезды падают с неба тебе в руки?
- Да. Но потом, когда я начала участвовать в брачной лотерее, сон изменился, и звезды начали пролетать сквозь мои ладони, они падали в реку.
В тот вечер, когда ты не пришел, - в тот печальный вечер - я отправилась спать, и мне вновь приснился знакомый сон, только он был немного другим. Мне снилось, будто я смотрю в воду, а звезды упали в глубокую расщелину и оттуда светят мне. И только совсем недавно я поняла, что это было.
- И что же?
- Твои глаза, Сэм, твои глаза со змеиными зрачками, совсем не такие, как я запомнила, но очень на них похожие. Наверное, моя мать имела в виду именно это, когда сказала, что если я найду свою путеводную звезду, то никогда не заблужусь. Она имела в виду, что звезда находится в тебе - в тебе осталась частица моей души, и чтобы обрести ее, мне необходимо отыскать тебя, и лишь с тобой я вновь обрету цельность. Видимо, с тобой происходило то же самое, ведь мы, скажем так, обменялись частицами своих душ.
Теперь я поняла, почему наделена даром предвидения, почему мне снятся сны о Будущем. Причина в том, что после той ночи частица моей души ушла вместе с тобой в этот мир, в Будущее. А я осталась в Прошлом - нас разделяли тысяча четыреста лет. И эта частица звала меня к себе, пытаясь нас соединить.
Он улыбнулся и опустил взгляд.
- Я благодарен богам за твои сны. И если я когда-нибудь встречу леди Роуэн, то обязательно скажу ей, как я счастлив.
Рапсодия поставила рисунки на место и вздохнула.
- К несчастью, тогда я ничего не понимала. Глубокое отчаяние овладело мной, и я жила как в тумане. Мои родители были очень обеспокоены, в точности как твой отец, который тревожился за тебя. Я рассказала им о твоей принадлежности к расе лиринов, и мой отец заявил, что ты меня околдовал.
Он решил, что мне необходимо как можно быстрее утешиться, и стал еще активнее искать женихов. В результате я все глубже погружалась в отчаяние, но мне приходилось ему верить, поскольку я перестала доверять себе. Я вспомнила о золотых монетах, которые ты предложил мне в качестве подарка, и решила, что я продала свою девственность. - Лицо Эши исказила гримаса боли, но Рапсодия, казалось, ничего не замечала. - Наверное, это и сделало неизбежным то, что произошло позже.
И вот примерно через неделю после того, как ты исчез, в нашу деревню явились солдаты. Они ничего не знали о тебе, но разыскивали всех, кто выделялся из общей массы и появился в одно время с тобой. Парчи, семья, где ты ночевал, показали им оставшиеся после тебя вещи, и солдаты ускакали.
Я ужасно боялась за тебя. И решила тебя предупредить. Я собрала вещи в дорогу, взяла одну из лошадей отца и сбежала, последовав за солдатами в Истон. Через несколько дней я их потеряла.
Мне никогда не приходилось бывать в городах. Истон показался мне очень большим и опасным; мою лошадь почти сразу же украли. Я принялась расспрашивать о тебе, но никто тебя не видел. Мне даже удалось добраться до Широких Лугов и встретиться с повелительницей обитающих там лиринов, но она не слышала имен, которые ты упоминал, за исключением Маквита, он был знаменитым воином и жил в западных землях за великой рекой. Теперь я поняла, так получилось потому, что никто из остальных к тому моменту еще не родился.
Через несколько лет я встретилась с Маквитом - случайно. Поскольку он был одним из твоих знаменитых предков, я не стану ничего тебе рассказывать, чтобы не развенчивать семейные легенды.
Эши рассмеялся:
- Возможно, ваша встреча был похожа на мое знакомство с Джо?
Рапсодия печально улыбнулась.
- Да, пожалуй, - призналась она, - но ты обошелся с Джо гораздо мягче, чем Маквит со мной. Я спросила о тебе, и он ответил, что никогда не встречал человека с таким именем. И тогда я сдалась, мне стало ясно, что либо тебя настигла смерть, либо ты лжец, но в любом случае ты ко мне не вернешься. И я больше никогда тебя не увижу.
Но, как я уже говорила, с Маквитом я встретилась через несколько лет. Прошла неделя, никто о тебе ничего не знал, и я решила вернуться домой. И вдруг сообразила, что не знаю, где находится мой дом. Путешествие до Истона заняло несколько недель, а я не умела ориентироваться, к тому же у меня украли лошадь. Однако мне казалось, что дорогу домой я обязательно найду.
Мне нужны были деньги, и я продала серебряные пуговицы - сестры той, что отдала тебе. - Он поморщился, вспомнив гордость на лице Рапсодии, когда она показывала ему эти пуговицы в ту ночь. - Мне предложили хорошую цену, и это позволило некоторое время жить спокойно, деньги обеспечили меня кровом и пищей. Но потом они кончились, и мне пришлось искать другой способ заработать на жизнь.
Сначала я убирала дома. Я выросла на ферме и не боялась тяжелой работы. Но меня постоянно преследовали самые разные неприятности. Рано или поздно хозяин и его жена начинали ругаться из-за меня, иногда он... - Рапсодия отвернулась и уставилась в стену.
Свет от камина отражался от ее мерцающего платья, тени перемещались по гладкой ткани, казалось, пламя пытается ее утешить.
- В конце концов, - продолжала Рапсодия, - я снова оказалась на улице. К несчастью, существует много людей, которые заманивают в свои сети одиноких девушек, лишившихся средств к существованию. Впрочем, среди них попадаются и такие, кто не только получает прибыль от таких девушек, но и защищает их. Ту женщину звали Нана. Она взяла меня к себе, и я оказалась под ее кровом. Мне лишь оставалось...
Его голос был полон боли:
- Эмили...
- Полагаю, мне не нужно ничего тебе объяснять, Сэм. К сожалению, она довольно часто продавала меня. Впрочем, я оказалась не слишком выгодным товаром: мое тело не успело стать женственным, для представительницы моей профессии у меня была слишком маленькая грудь, и ко всему прочему я отказывалась обслуживать женатых мужчин. Естественно, круг моих клиентов заметно сужался. Однако Нана умудрялась находить работу и для меня.
В уголках глаз Эши появились слезы. "Вне всякого сомнения, без проблем", - с горечью подумал он.
- Тогда я думала, что мне все равно, - спокойно рассказывала Рапсодия. - Жизнь потеряла смысл. Но я помню первый раз, - ее голос звучал все тише. - Мне исполнилось пятнадцать. Прошло уже много времени после встречи с тобой, и Нана умудрилась продать меня как девственницу. Она рассчитывала, что у меня вновь начнется кровотечение, и не ошиблась. Наверное, получила хорошие деньги. Она всегда пыталась порадовать меня небольшим подарком, когда случалось что-нибудь похожее. В первый раз я пыталась быть храброй, но должна признаться, что проплакала от начала до конца. Наверное, так было бы с любым другим партнером, но если мужчина дополнительно платит за привилегию...
Она замолчала, услышав глухое рыдание. На ее лице появилась тревога, подобрав юбку, она устремилась к Эши и обняла его за шею.
- Сэм, извини, боги, мне не следовало ничего тебе рассказывать. Все в порядке, Сэм, со мной все в порядке. О, Сэм, пожалуйста, не плачь.
Он посадил Рапсодию к себе на колени и прижался лицом к ее плечу. Она крепко обнимала его, пока он не успокоился. И твердо решила, что больше никогда не станет рассказывать ему о том времени, навсегда заперев эти воспоминания.
"Все это ерунда, - печально подумала она. - Он бы просто не пережил, если бы я рассказала о самом страшном".
- Но самое нелепое, - сказал он, когда снова смог говорить, - что ты утешаешь меня. Тебе пришлось пережить весь этот ужас, а виноват я.
- Какая чепуха, - возразила Рапсодия, вытирая его мокрые щеки подолом юбки. - Ты тут совершенно ни при чем. Я сама решила сбежать из дому. Все получилось к лучшему - если бы ты не пришел в мой мир, я бы не последовала за тобой. И вышла бы замуж за фермера, которого не смогла бы полюбить, не увидела другого мира. К тому же я умерла бы задолго до того, как утонул Остров. Если бы ты не пришел, меня бы здесь не было. Ты спас мне жизнь, Сэм, думай об этом именно так. Райл хайре. Жизнь такая, какая она есть. Да, нам многое пришлось пережить, но теперь мы вместе.
Он слегка отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо. Рапсодия сидела у него на коленях, и он держал ее в объятиях. Она уже не выглядела так элегантно, как в начале вечера: платье смялось, волосы растрепались, но в пламени камина она показалось Эши похожей на ангела.
- Я ошибался, - тихо проговорил он. - То, что ты мне рассказала, изменило мои чувства к тебе. - Рапсодия побледнела. - Если такое возможно, теперь я люблю тебя еще сильнее.
Она облегченно вздохнула.
- Боги, не пугай меня так, - сердито сказала она, легонько стукнув его по плечу. Потом ее лицо стало серьезным. - Но есть еще одна причина, по которой ты не захочешь жениться на мне.
- Невозможно.
- Сэм...
- Нет, Рапсодия.
- Я не знаю, могу ли иметь детей, - выпалила она и вновь побледнела. - Мне кажется, я бесплодна.
Эши нежно погладил ее по щеке:
- Почему ты так думаешь?
Рапсодия посмотрела в огонь.
- Нана давала нам настойку, которая называлась Шлюхин друг, она защищала от беременности и болезней. Я не знаю, как она на меня повлияла. Я не пыталась предохраняться, а мы с тобой занимались любовью столько раз...
Он быстро прижал ее к груди:
- Ариа, извини, мне казалось, что ты знаешь. Я дракон, мы одна из Перворожденных рас. Чтобы зачать ребенка, я должен принять сознательное решение, а ты никогда не говорила, что хочешь этого, - мудро, на мой взгляд. - В его глазах отразились печальные воспоминания. - Должен признаться, мысль о том, что ты могла забеременеть после нашей первой ночи, приводила меня в отчаяние, ведь я догадался, что ты осталась в старом мире.
Тогда я не имел контроля над зачатием. Дракон пробудился значительно позже, когда моей груди коснулась частица звезды. Я ведь тоже был девственником и совершенно не имел опыта в подобных вещах. Я решил, что ты обязательно забеременеешь от меня. Мысль об этом убивала, я представлял себе, что ты осталась одна, без всякой помощи и защиты, опозоренная, с моим сыном или дочерью, которых я никогда не увижу. Получалось, что я потерял не только единственную любовь, но и ребенка. - Рука, гладившая ее щеку, слегка дрогнула.
Рапсодия взяла ее в свои ладони и поцеловала.
- Ребенка не было. Боги, Сэм, я так хотела, чтобы у меня остался твой ребенок, но ничего не получилось.
Его сапфировые глаза сверкнули в пламени камина.
- Я счастлив слышать, что ты хотела детей, и с нетерпением жду момента, когда на нашей земле воцарится мир, ф'дор будет уничтожен и я смогу удовлетворить твое желание. Я мечтал об этом еще до того, как ты подарила мне свою любовь. И не тревожься о своем бесплодии, дело во мне. Более того, я просто знаю, что с тобой все в порядке.
Рапсодия облегченно вздохнула, и на лице у нее появилась ослепительная улыбка, от которой у Эши перехватило дыхание. Потом она снова стала серьезной.
- Ты хочешь услышать конец моей истории?
- Если ты готова рассказывать.
- Дальше будет легче. Через несколько лет на меня обратил внимание один добрый человек, он был немолод. Его заинтересовал мой ум, а не только тело. Он поселил меня в своем доме и всячески поддерживал мое желание учиться, позаботился о том, чтобы я имела самых лучших учителей музыки, живописи и наук.
- То есть ты занималась тем, о чем мечтала в ту ночь, в Меррифилде.
- Да. Он дал мне возможность учиться у самого знаменитого во всем Серендаире Дающего Имя - лирина - его звали Хейлис. Я успешно осваивала древнее искусство, однако незадолго до окончания обучения профессии Певицы и получения статуса Дающей Имя Хейлис исчез. На сколько мне известно, его так и не нашли. Мне пришлось заниматься самостоятельно еще год. Я почти освоила науку Присвоения Имени, когда мой благодетель умер.
Вскоре один мерзавец, которому я понравилась, послал за мной своих головорезов. Я отказалась отправиться к нему, причем в довольно резкой форме, это было серьезной ошибкой. Ситуация складывалась для меня ужасно, и тогда я случайно столкнулась с Акмедом и Грунтором. Они защитили меня и помогли ускользнуть от преследователей, - они и сами были в бегах, - и мы вместе выбрались из Истона и пошли к Сагии. Ты знаешь о ней?
Эши задумался.
- Да, Дуб Глубоких Корней. Близнец Великого Белого Дерева.
- Верно. Ось Земли проходит вдоль Корня. Мы спустились на Корень Сагии - я до сих пор не до конца понимаю, как нам это удалось, - и начали бесконечное путешествие по Корню. Именно там мы изменились, вобрав в себя могущество Земли, Огня и Времени. Мы прошли сквозь стену пламени, которая находится в самом центре Земли. У меня создалось впечатление, что мы погибли в пламени, но песня наших сущностей продолжала звучать, и после того, как наши тела сгорели, мы родились вновь. Все старые шрамы и следы ран исчезли. - Эши нежно провел большим пальцем по ее запястью, где когда-то был шрам, который он так хорошо запомнил. - Мы стали новыми, вот почему твое чутье дракона восприняло меня как девственницу.
- Вовсе нет. Я ведь уже объяснил тебе, в чем тут причина.
Она поцеловала Эши в щеку, выскользнула из его объятий и устроилась рядом на диване.
- Нам казалось, что путешествие никогда не закончится. Должно быть, оно продолжалось несколько столетий, - когда мы вышли наружу, все, кого мы знали, давно исчезли, они погибли вместе с Островом. На самом деле все, кого я любила, умерли намного раньше. Уж не знаю, сколько сменилось поколений, прежде чем Гвиллиам повел свой народ искать новые земли, но мы ушли до того, как он появился на свет, а оказались здесь через много лет после окончания войны. Энвин сказала тебе правду. Эши с горечью рассмеялся, не отводя взгляда от огня.
- Во всяком случае, технически. Но, Эмили, Энвин знала всю правду. Ей было известно, что ты покинула Серендаир и находишься внутри Корня. Она решила сохранить твое существование в тайне, Энвин сказала, что ты так и не появилась в нашем мире и не приплыла ни на одном из кораблей, покинувших Остров. Мне казалось, что я умер, Ариа. А она молча стояла и смотрела, как я страдаю. Моя бабушка, родная бабушка! Неужели мое счастье, мой разум, оказавшийся на грани безумия, для нее пустой звук?
Он посмотрел на Рапсодию. Сочувствие в ее глазах согрело его душу и подарило утешение.
- Боюсь, что да, Сэм, мне очень жаль. - Она легко коснулась его лица. - Как ты думаешь, почему она так поступила?
- Власть. Ей нужна была власть надо мной. Они все такие: Энвин, мой отец... Теперь ты понимаешь, почему мне плевать на свою родню? Почему я готов повернуться к ним спиной и вернуть тебе воспоминания? Ты единственная действительно тревожишься обо мне, несмотря на мое выдающееся происхождение, единственный человек, который по-настоящему меня любит; им я ничего не должен. Однако они всякий раз получают пшеницу, а я - солому.
Рапсодия рассмеялась и положила голову ему на плечо, а он покрепче прижал ее к себе.
- Какой забавный образ. И кто из нас вырос на ферме? Пшеница хороша только в тех случаях, когда тебе нужна пища, Сэм. А солома может пригодиться, когда потребуется удобная постель. В постели мы проводим больше времени, чем за столом. - В ее глазах появились задорные искорки, и они рассмеялись. - А еще из соломы получается отличный костер. Не стоит недооценивать солому, Сэм. Наша очередь получать хлеб еще наступит.
Эши вздохнул и погладил ее волосы. Они долго сидели рядом и смотрели в огонь, а пламя меняло форму и цвет, извиваясь в бесконечном танце. Наконец Эши сказал:
- Я хочу тебя кое о чем спросить.
- Хорошо, я тоже.
- Ты первая.
- Нет, ты.
- Ладно, - сказал он, наслаждаясь их маленьким спором. - Почему ты стала называть себя Рапсодией?
Она рассмеялась:
- Нана решила, что у меня неинтересное имя, не подходящее для нашей работы.
- Эмили красивое имя.
- "Эмили" - это сокращение от моего настоящего имени, точнее прозвище.
На лице Эши появился интерес.
- Правда? Я не знал. А настоящее имя?
Рапсодия покраснела и отвернулась, однако ее глаза продолжали улыбаться.
- Ну, давай, - уговаривал он, поймав ее за талию, когда она попыталась ускользнуть. - Ты собираешься стать моей женой, я должен знать твое настоящее имя. Боги, тебе известны все варианты моего имени.
- А я не знаю, почему ты называешь себя Эши.
- Потому что имя "Гвидион" означало мою смерть. Кончай тянуть. Как тебя зовут?
- Осторожнее, Сэм, - серьезно сказала она. - Имя имеет очень большое значение. Мое старое имя никогда не звучало в этом мире. Прежде чем его произнести, следует провести целый ритуал, дабы защитить его от демонов старого мира. Нечто вроде свадьбы.
Он кивнул, игривое настроение исчезло. Рапсодия почувствовала это и вновь перебралась к нему на колени.
- Но, - сказала она, и ее глаза заблестели, - если я скажу тебе его по частям, то ничего страшного, скорее всего, не произойдет.
- Только если...
- "Рапсодия" - на самом деле мое второе имя, - прервала она Эши. - Моя мать была Певицей Неба, ее звали Аллегра.
- Красиво.
- Хорошее имя для дочери, как ты считаешь?
Он нежно улыбнулся ей:
- Да, согласен.
- Мой отец назвал меня в честь своей матери, а маме это имя не очень-то понравилось. Она считала его слишком степенным и скучным. Однажды, когда мы сидели с ней вдвоем у огня, она расчесывала мои волосы и призналась, что хочет, чтобы мое имя было как-то связано с лиринами, чтобы в нем присутствовала музыка, поскольку, как ей казалось, у меня тогда будет музыкальная душа.
- Она была мудрой женщиной.
- Так появилась "Рапсодия". Кроме того, что оно является музыкальным термином, в нем имеется указание на непредсказуемость, страсть и романтичность. Мама рассчитывала, что таким образом будет уравновешено первое имя.
Он поцеловал ее в лоб:
- Оно прекрасно тебе подходит.
- Благодарю.
- Итак, - сказал он, и в глазах у него загорелся огонек, - как звали твою бабушку?
- Элейна.
- Совсем не лиринское имя. А как звали бабушку с отцовской стороны?
Рапсодия заметно порозовела, то ли от смущения, то ли от смеха.
- Амелия.
- Амелия? Мне нравится. Эмили - сокращение от Амелии. Неплохо звучит.
- Домашние называли меня Эмми, - сказала Рапсодия. - А друзья - Эмили. А вот Амелией только...
- Давай я угадаю - твоя бабушка?
Рапсодия снова рассмеялась:
- Как ты узнал?
- А как звучит твое последнее имя или фамилия? Кстати, у семей, живших в вашей деревне, были фамилии?
Рапсодия решила ему подыграть.
- Ну, я хорошо знала Тернеров. Очень симпатичные люди, я их очень любила. Теперь моя очередь. Могу я задать свой вопрос?
- Конечно, спрашивай.
- Я хочу знать, кто та женщина, которую ты собирался отыскать, чтобы жениться. Ты говорил о ней после того, как кольцо набрало полную силу.
- Такой женщины никогда не существовало, Рапсодия. Я говорил о тебе.
Рапсодия покачала головой:
- Когда ты сказал, что знаешь подходящую женщину, намерьенку, и уверен в том, что из нее получится замечательная Королева...
- Ты.
- Понятно. А женщина, в которую ты влюблен, ты рассказывал о ней в лесу, когда...
- Ты.
- А как насчет...
- Ты, Рапсодия. В моей жизни не было никого, кроме тебя. До сегодняшнего вечера я думал, что вас двое, но теперь выяснилось, что ты и Эмили одно и то же лицо, и все встало на свои места. Тогда я любил тебя как Эмили, а сейчас люблю как Рапсодию - вы такие разные и такие похожие. Ты единственная женщина, к которой я когда-либо прикасался, целовал и любил. Только ты.
Она обняла его.
- Давай так это и оставим, - с улыбкой прошептала она. - Очень эгоистично с моей стороны?
Его ответом стал поцелуй, их губы встретились, он вдыхал аромат Рапсодии, наполняя им свою душу. Руки Эши скользили по ее спине, пальцы ласкали гладкий шелк платья, а потом начали медленно расстегивать пуговицы.
Рапсодия отодвинулась.
- Сэм, пожалуйста, не нужно.
- В чем дело?
Она глубоко вздохнула, а потом твердо посмотрела на него:
- Мне кажется, если завтра я ни о чем не буду помнить, то лучше сейчас этого не делать.
Эши помрачнел.
- Эмили...
- Дай мне закончить. Обещать, что ты выйдешь за кого-то замуж, совершенно бессмысленно. Подобное обещание легко нарушить, тем более если человек не знает, что оно дано. После всего услышанного сегодня хочешь ли ты по-прежнему на мне жениться?
Она прочитала ответ в его глазах.
- Более чем когда-нибудь.
- Если бы у тебя был выбор и ты забыл на мгновение обо всем остальном, как бы ты хотел покинуть мой дом завтра - в качестве жениха или мужа?
Эши понял, к чему она клонит, и улыбнулся:
- В качестве мужа, естественно.
- Тогда женись на мне, Сэм. Женись на мне сегодня.На следующее утро Рапсодия проснулась оттого, что спальню заливал яркий свет. Она потянулась, наслаждаясь теплом постели, повернулась и оказалась лицом к лицу со спящим Эши. Рапсодия вздрогнула, он тут же проснулся и открыл глаза.
- Доброе утро, - тихо сказал Эши и улыбнулся.
В его глазах она увидела такое счастье, какого ей еще не приходилось видеть.
- Доброе утро, - ответила она и с трудом улыбнулась в ответ. - Должна признаться: я удивлена, что ты еще здесь. Кажется, ты собирался уйти до того, как я проснусь.
Рапсодия постепенно приходила в себя и вдруг обнаружила, что они с Эши лежат под одеялом совершенно обнаженными.
- Прошлой ночью мы разговаривали допоздна. Ты что-нибудь помнишь?
Рапсодия задумалась.
- Нет. - В ее голосе послышалась печаль. - Помню, как мы направились в беседку - и все. Все прошло хорошо?
Его улыбка стала еще шире, и он наклонился к ней, чтобы поправить непослушный локон. Очень хорошо.
Лицо Рапсодии стало серьезным, и она вернулась к прежним грустным мыслям.
- Так почему же ты остался?
Эши внимательно посмотрел на Рапсодию.
- Мы хотели как можно больше времени провести вместе перед моим уходом, ты согласилась. Я говорю правду.
Рапсодия села и увидела на полу свое смятое шелковое платье, рядом валялась одежда Эши. Она покраснела и скользнула обратно под одеяло.
- Значит, мы занимались любовью? - тихо спросила она.
- Да. О да.
Рапсодия выглядела смущенной.
- Ты... ты сам этого хотел? У тебя не появилось чувства вины? Я не уговаривала тебя?
Эши рассмеялся:
- Вовсе нет. Кажется, меня еще ни разу не пришлось уговаривать.
Она отвернулась, чтобы он не заметил печали в ее глазах.
- Жаль, что я не помню, - грустно проговорила она. Эши взял ее за плечи, осторожно повернул к себе и нежно поцеловал.
- Настанет день, и ты все узнаешь, - обещал он. - Я сберегу твои воспоминания, Ариа. Когда-нибудь мы сможем их разделить.
В изумрудных глазах Рапсодии появились слезы.
-- Нет, - прошептала она. - Возможно, они и станут моими, но тебе пора подумать об общих воспоминаниях с другой женщиной.
Эши притянул Рапсодию к себе, чтобы она не заметила его улыбки.
- Завтра, - сказал он. - А сегодня я останусь с тобой. Быть может, найдется способ кое-что исправить, пока воспоминания к тебе не вернулись. - Он опустил Рапсодию на подушки и снова поцеловал.
Огонь, смешанный с чувством вины, охватил Рапсодию, и они отдались страсти, усиленной болью расставания, и снова занимались любовью, отчаянно сжимая друг друга в объятиях, словно прощались навсегда.
Когда все закончилось, Рапсодия тихо лежала в его объятиях, ее мучили сомнения. А в глазах Эши поселилась грусть: он помнил, как прошлой ночью соединились их души, а сегодня все исчезло, осталась лишь горечь утраты - счастье было так близко, но опять ускользнуло.
Наконец Рапсодия встала с постели, взяла одежду и исчезла в ванной. Пока она мылась, Эши надел чистые вещи, которые она ему приготовила и сложила рядом с дорожной сумкой. Он послал проклятия Ллаурону и Энвин, обругал последними словами себя и всех, кто пытался их разлучить или был виновен в слезах Рапсодии.
Затем Эши заметил монетку в три пенни, оставшуюся лежать на ковре возле камина. Он наклонился и с улыбкой поднял монетку. Бросил взгляд на кучу торопливо брошенной одежды, нашел медальон Рапсодии и аккуратно положил монету на место. Эмили вернулась, теперь она его жена. Если бы ему удалось сохранить ее жизнь и любовь до тех пор, когда она сможет об этом узнать!54Меридион рухнул в кресло, его аура покраснела от разочарования и усталости. Он много часов подряд не оставлял бесплодных попыток, глаза жгло от постоянного напряжения. Глубокие борозды остались на пальцах - так крепко он сжимал инструменты, но все напрасно. Он не сумел выделить еще одну нить сна.
Рапсодия больше не годилась для его целей. В первый раз ему просто повезло, больше на это рассчитывать не приходилось - теперь ткань ее снов была неразрывно связана с Эши. Несмотря на потерю памяти о событиях последней ночи, любая мысль, мелькнувшая в ее подсознании, имела непосредственное отношение к Эши. Попытки Меридиона вытащить нить и прикрепить ее к чему-то другому причиняли ей боль, вызывали панику и страх. Он видел, какие кошмары преследовали Рапсодию всю ночь после их разлуки. Меридион в отчаянии отбросил серебряный остроконечный инструмент.
Конец приближался. И он не мог их предупредить.
Все его манипуляции с Прошлым ни к чему не привели, в итоге результат все равно не изменился.
Меридион опустил голову на инструментальную панель Редактора Времени и разрыдался.
Рядом валялись фрагменты времени, обрезки пленки и обрывки нитей, оставшихся от исходной пряди Прошлого, которое он пытался изменить. Он удрученно смел их в сторону, один кусочек прилип к влажным от пота пальцам.
Меридион тряхнул рукой, но кусочек не желал отставать. Тогда он поднес пальцы к источнику света Редактора Времени.
От изображения на обрывке пленки не осталось ничего, жар Редактора Времени безнадежно ее испортил. Верхняя часть также была разорвана, сенсорная информация уничтожена. Лишь нижняя часть пленки не пострадала, здесь был записан звук из Прошлого. Меридион поднес кусочек к уху.
Раздался едва слышный шелест голоса Праматери, подобный стрекоту насекомого.
"Спасение этого мира есть задача, непосильная одному человеку. Мир, чья судьба зависит от желаний одного, слишком прост, чтобы его следовало спасать".
Меридион обдумал услышанные слова.
"Задача, непосильная одному человеку".
Никакому.
У него неожиданно возникла замечательная идея, и вновь обретенная надежда заставила Меридиона забыть об усталости и охватившем его отчаянии.
Он вновь включил Редактор Времени. Яркий свет озарил стеклянные стены его сферического кабинета, висящего среди тусклых звезд, жар кипящих морей образовывал пелену тумана над поверхностью мира под ним.
Существовал еще один путь, другой способ подсоединения нити сна. Путь, который уже освещен, синхронный уже существующему.
Имя, которое уже использовано.
Когда машина была полностью готова к работе, Меридион вновь заглянул в окуляр и осторожно вернул пленку на сутки назад, чтобы рассмотреть другое место в темных горах, где ночь была черной как смола. Довольно быстро Меридион нашел то, что искал. Начиналась буря, ветер с Зубов нес кристаллы холодного снега.
Он легко поймал нить сна и закрепил ее в новом месте. Ему удалось создать предупреждение.
Оставалось лишь проследить, воспользуются ли они им.Луч солнечного света, подобный золотым волосам Рапсодии, прорвался сквозь утренние облака. Эши вошел в золотой круг, и его туманный плащ засверкал миллионами крошечных капель-бриллиантов в холодном воздухе ран ней зимы.
Рапсодия улыбнулась из-под своего капюшона. Чудесная картина, воспоминание, которое она прибережет для долгих печальных дней. Залитый солнцем Эши, закутанный в туманный плащ, стоит на фоне сияющих снежных вершин на крутой горной тропе. У Рапсодии защемило сердце: сейчас они расстанутся, и он навсегда уйдет из ее жизни.
Со стороны Зубов донесся оглушительный рев, и она вздрогнула. Звук эхом отразился от горных отрогов и прокатился по широкой пустоши, пугая животных, оставшихся там, несмотря на наступление зимы. Этот рев ни с чем нельзя было спутать.
- Грунтор! - Рапсодия обернулась, пытаясь найти в ослепительном утреннем свете источник крика.
Эши приложил руку к глазам, оглядывая залитые солнцем горы. Потом показал в сторону бараков, где жили стражники Илорка.
- Вон там, - сказал он.
Рапсодия последовала его примеру и поднесла руку к глазам. Из пещеры, служившей входом в бараки, стремительно выскакивали маленькие фигурки, похожие на хлопья пепла проснувшегося вулкана. Солдаты болги спешно покидали казармы, прятались за выступами скал. Рапсодия покачала головой.
- Наверное, у Грунтора опять кошмары, - заметила она, наблюдая за разбегающимися болгами.
Через мгновение выяснилось, что она не ошиблась. Из пещеры показалась более крупная фигура, хотя с такого расстояния и она выглядела совсем маленькой. Рапсодия сразу поняла, что Грунтор в смятении.
Она подождала подходящего порыва ветра, который донес бы ее крик до пещеры.
- Эй, Грунтор! - позвала она.
Могучая фигура застыла на месте, затем фирболг заметил ее и энергично замахал руками. Рапсодия помахала в ответ.
- Извини, - сказала она Эши, стоявшему опираясь на посох. - Я должна идти к нему. - Она провела ладонью по его плечу.
Эши кивнул. Туманный плащ скрыл его разочарование.
- Конечно, - отозвался он, - я подожду.
Рапсодия вновь погладила его по плечу и быстро побежала наверх. Она заметила, что солдаты, стараясь не привлекать к себе внимания, возвращаются в пещеру.
- Боги, что случилось? Ты ужасно выглядишь.
Хотя Грунтор успел немного пробежаться, его глаза все еще горели безумным огнем. Огромная грудь великана стремительно вздымалась.
- Успокойся, все в порядке, - велела Рапсодия, используя голос Дающей Имя. - Что случилось?
Грунтор постепенно успокоился и вскоре стал дышать ровнее.
- Мы должны спуститься вниз, герцогиня. Она нуждается в нас.
- Праматерь? Или Дитя? И откуда ты знаешь?
Великан наклонился и уперся могучими руками в колени.
- Дитя Земли. Ой не знает, откуда Ой знает, Ой просто делает. Я могу видеть ее сны, она в панике. И Ой не может ее винить - такие это сны. Тебе нужно спеть для нее, твоя светлость. Она в ужасе.
- Хорошо, Грунтор, - успокаивающе сказала Рапсодия. - Я пойду с тобой. Но сначала мне нужно спуститься обратно к Эши, он уходит.
Грунтор выпрямился и бросил на нее пристальный взгляд.
- Совсем?
- Да.
В глазах великана появилось сочувствие.
- С тобой все в порядке, герцогиня?
Рапсодия улыбнулась. Она вспомнила, как он впервые задал ей этот вопрос - в одном из бесконечных туннелей Корня, Грунтор пытался выяснить, не свалилась ли она в бездонную пропасть. Тогда она ответила утвердительно, понимая, что ее слова правдивы лишь отчасти, она больше никогда не будет по-настоящему "в порядке". Какая печальная ирония: услышать тот же самый вопрос именно сейчас.
- Со мной все будет хорошо, - просто ответила она. - Разбуди Акмеда и принеси мои доспехи. Встретимся на пустоши.
Грунтор кивнул, потрепал ее по плечу и зашагал обратно. Рапсодия посмотрела ему вслед и заторопилась к Эши. Он стоял на прежнем месте и ждал ее возвращения.
- Все в порядке? - спросил он.
Рапсодия прикрыла глаза от солнца и заглянула в темноту под его капюшоном. У нее защемило сердце, но она прогнала боль, надеясь, что когда она в следующий раз увидит Эши, скорее всего во время коронации, он больше не будет прятать лицо под капюшоном.
- Моя новая внучка нуждается в помощи, - сказала она. - Я отправлюсь к ней, как только провожу тебя. Пойдем, нам пора.55Акмед предполагал, что расставание с Эши будет долгим и Рапсодия задержится, поэтому не слишком торопился. Но когда он поднялся на вершину последнего холма, там уже стояли две фигуры, одна огромная, а другая хрупкая. На лицах Грунтора и Рапсодии застыло мрачное выражение, они его ждали. Акмед беззвучно выругался. Она была предсказуема в своей непредсказуемости.
- Значит, он ушел? - резко спросил он, подавая Грунтору утреннее донесение дозорных. Рапсодия кивнула. - Хорошо.
Грунтор бросил на него сердитый взгляд и положил руку на плечо Рапсодии:
- Когда он вернется, дорогая?
- Он не вернется, - коротко ответила она. - Возможно, я увижу его в Бетани во время свадьбы лорда Роланда, но это будет в последний раз. Он ушел, чтобы исполнить свое предназначение. - Рапсодия оглянулась на восходящее солнце. - А нам пора исполнить свое. 
Они шли по туннелю к Лориториуму, и эхо их шагов отражалось от гладких каменных стен, возвращаясь с воспоминаниями о голосах.
"Она все еще здесь, сэр?"
"Проклятье, Джо, отправляйся домой, или я привяжу тебя к сталагмиту и оставлю ждать нашего возвращения".
"Я хочу пойти с вами. Пожалуйста".
Акмед закрыл глаза, тяжелый груз лежал на его душе.
Факел Грунтора неуверенно мерцал - бледная свеча по сравнению с ревущим пламенем, которое в прошлый раз озаряло их путь в скрытые чертоги волшебства. Может быть, подумал Акмед, все дело в том, что ветер, ворвавшийся в древние коридоры с поверхности земли, ослабляет действие магии. Или это знак того, что огонь в душе Рапсодии начал терять силу.
Она ничего не говорила, молча следуя за ними в глубину горы, а ее лицо в тусклом свете факела казалось белым. Всю дорогу до Лориториума она так и брела, погруженная в собственные мысли, и Акмеду вспомнилось, как во время их долгих скитаний по Корню Рапсодия с Грунтором развлекали друг друга песнями или насвистывали разные мелодии. Тишина оглушала.
После того как они прошли тысячу шагов, Акмед затаил дыхание, и Рапсодия поняла, что тоже слышит голоса в туннеле.
"Вы хотите сказать, что лорд Роланда послал женщину в Илорк без вооруженного каравана?"
"Я лишь выполняю приказы моего господина, миледи".
"Пруденс, вы должны здесь переночевать. Пожалуйста. Я боюсь за вашу безопасность, если вы выступите прямо сейчас".
"Нет. Сожалею, но я должна немедленно вернуться в Бетани".
"Призраки, - подумал Акмед. - Призраки повсюду".
Туннель расширился, и они оказались в мраморном городе. Пламя огненного колодца горело ярко и ровно, отбрасывая длинные тени на пустой Лориториум.
- Похоже, здесь все в порядке, - заметил Акмед, разглядывая огненный фонтан. - Я не ощущаю никаких вибраций.
Они покинули Лориториум и направились по коридору к покоям Спящего Дитя.
Праматерь, как всегда, встретила их у входа.
- Вы пришли, - сказала она, все три ее голоса дрожали. - Ей стало хуже.
Из спальни доносились стоны. Они торопливо прошли в двери, окованные закопченным железом.
Дитя Земли металось на своем ложе, что-то бормоча в страхе. Рапсодия подбежала к нему, шепча ласковые слова, пытаясь успокоить его, но Дитя не отреагировало на ее появление.
Акмед схватил Рапсодию за плечо так, что ей стало больно. Когда она подняла глаза, он развернул ее лицом к Грунтору.
Великан стоял рядом с помостом, его кожа посерела, по широкому лицу ползли струйки пота.
- Что-то приближается, - шептал он. - Что-то... - Простонал он и смолк.
- Грунтор?
Великан дрожал, его руки потянулись к оружию.
- Земля, - прошептал Грунтор. - Она кричит. Зеленая смерть. Нечистая смерть.
И земля вокруг них задрожала, словно отзываясь на слова Грунтора. Куски камня и гранита посыпались с по толка, взвилась в воздух пыль, стало темно.
- Что происходит? Землетрясение? - закричала Рапсодия, обращаясь к Грунтору.
На лице фирболгов застыло мрачное выражение, в руках они держали свои огромные мечи - Сучок и Миротворец. Грунтор едва успел покачать головой.
Послышались щелчки, напоминающие треск сырого дерева в огне. Из пола, потолка и стен появились тысячи крошечных корней, черных и покрытых колючками. Через несколько мгновений они выросли до размеров кинжалов, угрожающе рассекающих воздух. Однако к этому моменту Акмед уже стоял рядом с Рапсодией. Она сдавленно вскрикнула, когда корни принялись шипеть, и руками закрыла голову Спящего Дитя.
А потом мир взорвался.
Сквозь все поверхности вылезали толстые, как стволы дубов, лианы, вспарывая воздух и разрушая стены. Земля под ногами изогнулась, вздыбилась и разошлась в разные стороны, обнажив стену колючей плоти, огромные корни вылезли наружу, окружая их и подбрасывая, словно желуди.
На Троих обрушилась ослепляющая волна смрада, не дающая дышать.
Ф'дор.
Акмед прикрыл голову, когда крупный обломок скалы рухнул на него, больно ободрав плечо и спину. Он ощутил, как стремительно учащается пульс его спутников, барабаня по его коже, словно крупные капли дождя. Рапсодию отбросило в сторону мощным толчком вздыбившейся земли и мечущихся лиан.
- Выбирайся отсюда! - кашляя, крикнул Акмед, надеясь, что Рапсодия услышит его сквозь грохот.
В ответ среди падающих осколков и черного пепла появился гудящий свет. Раздался металлический звон, подобный зову рожка, проникший в самое сердце Акмеда. Он вдруг ощутил трепет. Пульсирующее пламя воспарило в воздух, а потом начался яростный танец клинка, рассекающего лианы. Всполохи света заметались по стенам рушащейся пещеры. Илиаченва'ар сражалась, не уступая ни пяди земли.
Совсем рядом раздался оглушительный рев. Акмед обернулся и увидел, как здоровенное щупальце схватило Грунтора за ногу и потащило великана за собой вниз. Дюжины тонких стеблей мгновенно обвились вокруг его шеи и конечностей и тут же натянулись. Грунтор снова закричал, больше от ярости, чем от боли, но стебли тут же заглушили его крик.
Одно быстрое движение - и в руках Акмеда появились кинжалы, он прыгнул к поверженному великану, нанося стремительные удары по врагу. Затем вытащил один из мечей Грунтора и пустил в дело его длинный клинок. Сначала он постарался освободить кисти сержанта - через мгновение правая рука Грунтора взметнулась вверх, но тут здоровенная лиана отшвырнула Акмеда в сторону и прижала всей своей тяжестью к земле.
Он старался дышать неглубоко, чтобы не так чувствовалась боль от сокрушительного удара по ребрам. На некотором расстоянии он еще слышал звон Звездного Горна и глухие стоны лиан, когда Рапсодия, рассекая их, прижигала концы. Теперь ее пульс замедлился по сравнению с грохочущими ударами сердца Грунтора. Судя по всему, сержант вырвался на свободу и остервенело рубил лиану, захватившую в плен Акмеда. Через мгновение гигантский корень распался на две части. Акмед схватил протянутую руку Грунтора, и великан вытащил его из шевелящихся корней, которые, подобно шипящим змеям, пытались схватить его за ноги.
- Хрекин! - выругался сержант, хватая ртом воздух.
Больше Акмед ничего не успел услышать - земля вновь вздыбилась, и его отбросило ко входу в пещеру, заваленному обломками скальной породы.
Акмед потерял один из кинжалов и даже не заметил, куда он упал; грохот усиливался. Холодная влажная рука ужаса сжала сердце короля фирболгов, когда он осознал, что им не победить чудовищный корень, медленно, но верно уничтожавший пещеру Спящего Дитя. Его ложе было сломано в самом начале атаки. Тело Дитя Земли наверняка оказалось под горой обломков или, еще того хуже, обвито щупальцами змеевидных лиан, которые утащат ее в лапы ф'дора, как пытались утащить Джо. И он ощутил вкус собственной смерти.
Страх и тоска охватили все его существо. Акмед не боялся смерти, но мысль о том, из чьих рук он ее примет, повергала его в трепет. Он успел привыкнуть к свободе, полученной много лет назад в одном из переулков Истона, когда Рапсодия изменила его имя, сорвав невидимый ошейник, обрекавший его на служение ф'дору. И он почти научился дышать, почти поверил, что его жизнь и душа вновь принадлежат ему. А теперь он должен умереть в когтях этого исчадия ада.
И что еще хуже, вместе с ним погибнут его друзья.
Уши Акмеда наполнил скребущий шум ветра, но через мгновение он распался на четыре отдельные монотонно повторяющиеся ноты. Ритуальная песня зазвучала у него в голове, отзываясь в крови дракианина. Он не видел Праматерь, но отчетливо слышал ее голоса, пятая нота ритуала Порабощения пронзила воздух, словно кинжал.
Затем раздалось ритуальное щелканье, несколько мгновений море спутанных корней и лиан пульсировало в ритме ритуала Порабощения, а потом замерло. И Акмед вдруг услышал все остальные звуки - подрагивание колоссальной сети корней и лиан, заполнившей огромную пещеру; звон Звездного Горна, сверкающего где-то во мраке; утробное рычание тысяч змееподобных щупальцев, готовых в любой момент нанести удар; мерцающие удары сердца Рапсодии и подчиненный ритуалу ритм сердца Праматери.
Он не слышал лишь Грунтора.
- Акмед, - голос Рапсодии, доносившийся сквозь клубы дыма, звучал едва слышно.
Акмед начал пробиваться к ней, не обращая внимания на выпады тянущихся к нему со всех сторон щупальцев, следуя за ударами ее сердца.
Он нашел ее между двумя огромными глыбами камня, где она Звездным Горном жгла конец толстенного стебля. Демоническое растение стонало и чернело в пламени звездного огня. Яростно полыхавшие глаза Рапсодии встретились с разноцветными глазами Акмеда.
- Огонь стихии наносит им непоправимый урон, - проговорила она, убедившись, что Акмед ее слышит. - Кажется, я различила начало ритуала Порабощения?
Акмед кивнул, поморщившись от острой боли, пронзившей голову после резкого движения.
- Лиана есть продолжение демона, по сути своей напоминающее ракшаса, - ответил он, стараясь избегать контактов со щупальцами. - Праматерь способна некоторое время сдерживать демоническую сущность, но убить корень не сможет, он слишком силен.
- Вингка джай, - приказала Рапсодия пламени, тлеющему на конце корня.
"Зажгись и распространись".
Огонь вспыхнул с новой силой, лиана закричала от ярости и боли.
- Уходи, - велел Акмед, показывая в сторону Лориториума. - Не знаю, как долго она сможет его сдерживать.
- Где Грунтор? Где Дитя?
Акмед покачал головой.
- Уходи отсюда, немедленно, - повторил он.
- Где они?
- Я не знаю! - Акмед уже рычал. Потеря Грунтора в сочетании со знанием, что ключи, способные открыть дверь тюрьмы ф'доров, с каждым мгновением погружаются все глубже в недра земли, лишала его способности рассуждать здраво. Он понимал лишь одно: необходимо спасти Рапсодию, пока она не оказалась под развалинами Колонии. Он успел подумать, что едва ли делает ей добро, - если учесть, что приближается. - Проклятье! Уходи, пока можешь!
Она по-прежнему не слушала Акмеда. Рапсодия стояла, замерев на месте, и открыв рот глядела на развалины. Акмед повернулся, пытаясь понять, что ее поразило.
Неожиданно в туче пепла и пыли перед ним возникло Спящее Дитя. Его глаза были закрыты, но Дитя Земли стояло прямо, ноги уверенно врастали в пол пещеры, усыпанный мусором и обломками камней. Свет Звездного Горна, зажатого в руке Рапсодии, волнами озарял гладкое лицо со смеженными веками. Дитя казалось очень высоким, его длинная тень танцевала на разрушенных стенах пещеры.
- Нет, - с трудом прошептала Рапсодия. - Пожалуйста, нет. Поспи еще, дитятко.
Дитя сделало осторожный шаг, сначала одной ногой, потом другой. Сомнамбула.
- Пожалуйста, - шептала Рапсодия. - Еще не время, маленькое. Тебе нужно спать.
Дитя Земли не обращало на нее внимания. Оно неуклюже поднималось на груды мусора, шагало по валунам, двигаясь по колено в каменных обломках, будто шло по воде. Его глаза все еще были закрыты. Стебли, щупальца и лианы бессильно пытались его остановить, сражаясь с ритуалом Порабощения, - диковинная музыка продолжала звучать.
Акмед протянул руку к Рапсодии.
- Пойдем, - позвал он.
Она повиновалась ему и помимо своей воли двинулась за ним через огромные валуны, еще недавно служившие потолком.
Они шли вслед за Дитя Земли, оставлявшим широкий проход в каменных дебрях, - Колонии больше не существовало. Когда они проходили мимо, огромные щупальца демонического корня начинали дрожать, отчего в воздух поднимались новые клубы пыли. Рапсодия закашлялась, пытаясь избавиться от мелкого песка, забившегося в горло. Акмед помог ей перебраться через гору земли, а потом пройти под огромным изогнувшимся участком корня. В темноте шевелились крошечные щупальца, но ритуал Порабощения не давал им броситься в атаку. Не в силах добраться до жертвы, корни шипели от ярости.
Услышав эти отвратительные звуки, Рапсодия вспомнила о смерти Джо, и ее глаза сузились от ненависти. Она выпустила руку Акмеда. Ее движение получилось таким стремительным, что Акмед не успел уследить за ним. Клинок ударил по щупальцам, и они посыпались на землю. Лиана извивалась и содрогалась, а тонкие щупальца вспыхивали ярким пламенем и сгорали, осыпаясь темным пеплом.
- Не сейчас! - прошипел Акмед. - Слушай.
Звуки ритуала Порабощения стали стихать. Эхо голоса Праматери становилось все слабее, ей все труднее было продолжать песню.
- Она долго не продержится, - сказал Акмед, продолжая тащить за собой Рапсодию под дрожащим корнем к туннелю. - Нам необходимо добраться до Лориториума.
- Грунтор...
- Идем, - настаивал Акмед.
Он и сам думал о своем верном друге. Но биение сердца Праматери становилось все слабее, ритуал быстро истощал ее силы, скоро ее сердце не выдержит. И если это произойдет раньше, чем они доберутся до Лориториума, у них не останется шансов на спасение.
Как и для всего остального мира, ведь скоро на волю выйдут пленники, заточенные в темницу в недрах земли.
Чудовищный треск, сопровождавшийся грохотом упавшей скалы, послышался из туннеля, к которому они спешили, их окутало густое облако пыли. Рапсодия и Акмед инстинктивно присели и попытались закрыть руками головы. Когда шум стих, они одновременно начали махать руками, стараясь хотя бы немного разогнать серую взвесь. Акмед кивнул, и они поспешили вперед, но им тут же пришлось остановиться.
Сплошная стена только что обрушившихся камней преграждала проход. Акмед провел по ней руками, а потом указал в сторону. Рапсодия заметила узкую щель между двумя тяжелыми валунами.
Она убрала Звездный Горн в ножны, опустилась на четвереньки и быстро проползла в дыру, задыхаясь в пыли. Осколки базальта порвали в нескольких местах ее одежду, она ободрала кожу на руках, но ей удалось выбраться с другой стороны, и она тут же принялась расчищать пространство вокруг узкого лаза.
Через мгновение появилась голова Акмеда, его лицо было искажено от боли. Плечи застряли, и ему с огромным трудом удалось отползти обратно, затем он протянул вперед руку. Рапсодия схватила его за запястье, уперлась в каменную стену и сильно потянула на себя. Почти сразу же она ощутила, как затрещали кости.
- Тяни сильнее, - пробормотал Акмед, его лицо побелело от боли.
- Твои ребра...
- Тяни сильнее, - прорычал он.
Рапсодия стиснула зубы, уперлась ногой в камень и потянула изо всех сил. Раздался жуткий треск, она услышала, как тихонько застонал Акмед. Затем показались его голова и плечи. Рапсодия подхватила его и вытащила верхнюю половину тела из лаза, на спине короля фирболгов проступила кровь. Через мгновение он выбрался, и Рапсодия помогла ему подняться. Акмед держался за ребра. Они обменялись взглядами, кивнули друг другу и поспешили дальше.
Вскоре они перебрались через рухнувшую гранитную арку, вокруг которой валялись отдельные буквы - все, что осталось от начертанного на ней изречения. Спящее Дитя исчезло из виду. Когда Акмед взобрался наверх, его нога соскользнула, и он едва не угодил в расселину.
Перед ними открылся туннель в Лориториум.
- Ты видишь Дитя Земли? - задыхаясь, спросила Рапсодия.
Акмед покачал головой, быстро спустился вниз и бежал до тех пор, пока не оказался на гладкой мраморной мостовой удивительного города.
Пламя ярко горело в фонтане, отбрасывая длинные тени на улицы и молчаливые здания. Рапсодия выбежала на центральную площадь и облегченно вздохнула - Спящее Дитя стояло рядом с алтарем Живого Камня. Его глаза все еще были закрыты. Сомнамбула.
Рапсодия замедлила бег и осторожно подошла к высокой фигуре, боясь ее напугать. Дитя Земли ощупало алтарь Живого Камня, потом медленно повернулось. Оно присело на плиту, а затем улеглось, скрестив на груди руки, - точно в таком же положении оно лежало на своем ложе в Колонии. Блики огненного фонтана осветили его лицо, ставшее вдруг совершенно безмятежным. Дитя Земли глубоко вздохнуло.
И тут на глазах у изумленной Рапсодии тело Спящего Дитя стало жидким, а потом начало менять свою форму. Его грудь и голова заблестели, их окутало призрачное сияние. Длинное серое тело стало прозрачным, замерцало в свете огненного фонтана, и вдруг Дитя выгнулось в гротескном танце, совершая какие-то невероятные движения, его тело неожиданно начало менять цвета, поражая Рапсодию богатством оттенков алого, зеленого, коричневого и пурпурного.
"Как тесто, когда его месят, - подумала Рапсодия; живот Дитя между тем удлинился и начал расти вверх. - Эфирное тесто".
Едкий запах отвлек Рапсодию от фантастического зрелища - оглянувшись, она увидела, как Акмед чистит мечом узкие каналы уличных светильников Лориториума. Казалось, будто он загоняет стадо маленьких животных в узкие коридоры. От резкого запаха на глаза Рапсодии навернулись слезы, а когда только она его узнала, ее охватила паника.
Акмед открыл цистерны с запасами лампового масла, жидкость хлестала из резервуара, растекаясь широкой жирной рекой от центра площади к туннелю, ведущему к Колонии. Масло уже начало скапливаться в опасной близости от огненного фонтана.
- Боги, что ты делаешь, - закричала она. - Отойди, масло может вспыхнуть в любой момент!
Акмед продолжал прочищать мечом канавки, направляя густую жидкость к туннелю, ведущему в Колонию.
- Послушай, что мне пришло в голову. - Он повернулся и, посмотрев на Рапсодию, стряхнул жидкость с клинка и убрал его в ножны. - Как еще можно уничтожить лиану? Ты сама сказала, что она боится огня. А еще она черпает энергию от Земной Оси. Если мы ее не отсечем от источника энергии, не сожжем, то корень обязательного доберется до другого Спящего Дитя. - Он замолчал и вновь посмотрел на Рапсодию. В его разноцветных глазах игра ли отблески огня.
- Мы не можем, - возразила Рапсодия, которой стало страшно. - Там остались Грунтор и Праматерь.
Акмед показал ей за спину, и Рапсодия резко повернулась. Тело Спящего Дитя стало огромным, изменив прежние пропорции. Продолговатый полуостров земли-плоти продолжал расти вверх, а потом и вширь. Вскоре тело достигло чудовищной высоты. Наконец верхняя часть отделилась от уменьшившегося тела Спящего Дитя, продолжавшего неподвижно лежать на плите.
Постепенно свет, исходящий от отделившейся части, по тускнел, и она приобрела серый цвет камня, а потом превратилась в серо-зеленую кожу, маслянистую и больше похожую на шкуру. Прошло еще несколько мгновений, и тело стало приобретать очертания человеческой фигуры. Рапсодия не могла поверить своим глазам.
- Грунтор!
Великан выдохнул, соскочил с плиты и встал, держась за алтарь Живого Камня.
- Хрекин, - едва слышно пробормотал он. Рапсодия устремилась к вновь обретенному другу, но ее остановила железная рука короля фирболгов, в глазах которого полыхала ярость. Он указал на ручеек масла, текущего к темной пещере Колонии.
- Даже если бы Грунтор не вернулся, тебе следовало бы поджечь масло. Давай!
Гнев, пылавший в глазах Акмеда, питала расовая ненависть дракиан к ф'дорам и их приспешникам. То была вражда, перед которой меркнет дружба, любовь и даже доводы разума.
- Праматерь все еще там, - запинаясь, проговорила Рапсодия. - Ты хочешь оставить ее умирать?
Несколько мгновений Акмед смотрел на нее, затем закрыл глаза и сосредоточился на магии, приобретенной во чреве Земли. Своим внутренним зрением помчался вперед по бледным мраморным улицам Лориториума, следуя за потоком лампового масла через лаз, благодаря которому им удалось выбраться из Колонии, мимо разрушенных стен и разбитых гранитных плит, над аркой и разбросанными буквами, под изгибающимися лианами и растущими, набирающими силу корнями. Даже до улиц Лориториума доходил смрад ф'дора, Земля содрогалась, еще немного, и она уступит напору демона.
Среди руин пещеры, где лежало Спящее Дитя, он остановился и сразу увидел Праматерь, со всех сторон окруженную шипящими лианами, готовящимися нанести удар. Одну ее ногу придавила упавшая гранитная плита. Она подняла в воздух дрожащую от напряжения левую руку, а правой уперлась в плиту. Река лампового масла, наполняющего пещеру, уже касалась ее тела.
Она казалась совсем маленькой рядом с колоссальной лианой, угрожающе вздыбившейся над ней. Праматерь слабела, и покрытые ламповым маслом щупальца подбирались к ней все ближе и ближе.
И вдруг Праматерь повернулась к Акмеду и посмотрела ему в глаза. Впервые за время их знакомства по ее губам промелькнула быстрая улыбка, озарившая ее необычное лицо. Она кивнула ему, собрала последние силы и вновь повернулась к лиане, пытавшейся разорвать ритуал Порабощения.
Акмед с трудом справился с клокотавшей в нем яростью, пробуждавшейся в крови каждого дракианина в присутствии ф'дора. Он сглотнул, и картина исчезла. Акмед больно сжал запястье Рапсодии.
- Зажги масло, - повторил он тихим страшным голосом.
Рапсодия резким движением вырвала руку.
- Отпусти, - прорычала она.
Разъяренный Акмед потянулся к Звездному Горну.
- Проклятье... - Он отпрянул от неожиданной боли, когда Рапсодия молниеносно выхватила меч, его клинок скользнул по ладони Акмеда и обжег кожу.
- Никогда не пытайся отобрать у меня этот меч, если ты не готов обнажить свой! - закричала Рапсодия.
- Дитя Неба?
Все трое завертели головами, оглядывая Лориториум и пытаясь понять, откуда доносится голос Праматери. Знакомое щелканье и шуршание помогли Рапсодии узнать голос, хотя он звучал едва слышно.
Грунтор первым оправился от удивления.
- Посмотри сюда, дорогая, - сказал он Рапсодии, указывая на Спящее Дитя.
Ошеломленная Рапсодия подошла к алтарю из Живого Камня, где лежало Дитя. Она посмотрела на гладкую серую кожу, спутанные коричневато-желтые волосы, похожие на высокую траву в середине лета. Рапсодия осторожно провела ладонью по лбу Дитя, стирая налипшую грязь и пыль, и ощутила мощную волну энергии, пульсировавшей в камне алтаря и идущей от тела Спящего Дитя через ладонь прямо к ее сердцу. С некоторым усилием Рапсодия ответила:
- Да, Праматерь?
На лбу Спящего Дитя появились морщины, речь давалась ему с трудом. Наконец с его губ слетели последние слова Праматери:
- Зажги масло.
Голос опутанной лианами дракианки прошел сквозь землю, словно она хотела послужить своему стойкому стражу, передав ее последнее послание. На глаза Рапсодии навернулись слезы. Какая горькая ирония: Праматерь долгие века ждала, когда слово мудрости сорвется с губ Дитя Земли. Но Спящее Дитя смогло лишь повторить ее последнюю волю.
Рапсодия посмотрела на своих друзей. Они увидели, как грусть на ее лице уступает место решимости.
- Хорошо, - сказала она. - Уходите.56Грунтор молча поднял Спящее Дитя с алтаря из Живого Камня и кивнул в сторону коридора, ведущего в Илорк. Они с Акмедом бросились к туннелю.
Убедившись, что Рапсодия видит его, Грунтор подошел к стене, держа перед собой Спящее Дитя, и шагнул вперед. На несколько мгновений гранит засиял, и он двинулся сквозь него, оставив за спиной туннель. Акмед последовал за великаном, и они оказались в убежище, созданном Грунтором в боковой стене туннеля. Акмед помахал Рапсодии рукой, а Грунтор надавил на стену, и камень вернулся на свое место, надежно спрятав всех троих в своей толще.
Рапсодия в последний раз оглядела Лориториум. Повсюду остались серебристые лужи лампового масла, в которых отражалось пламя огненного фонтана. Она постаралась не поддаваться отчаянию, ведь ей предстояло положить конец благородной мечте - знания и поиски истины умирали на алтаре зависти и жажды власти.
Убедившись, что ее друзья и Спящее Дитя в безопасности, она обнажила Звездный Горн и прошептала молитву, обращенную к невидимым звездам. Она надеялась, что поступает правильно.
В тяжелом воздухе Лориториума пылающий клинок вспыхнул особенно ярко и запел свою песнь. Серебристая трель пронеслась по пещере, на мгновение Рапсодии показалось, будто Праматерь слышит зов Горна и он прибавляет ей мужества. Рапсодия закрыла глаза и вспомнила Элендру, воительницу, в одиночку пытавшуюся спасти мир от ф'дора.
"Я прожила долгую жизнь, дожидаясь прихода человека, который меня заменит. Теперь я могу передать свои обязанности тебе, и мне будет дарован мир, о котором я так давно мечтаю. И я наконец встречусь с теми, кого люблю. Знаешь, Рапсодия, бессмертие в этом мире дается тяжело".
Последние слова мудрой дракианки из уст Спящего Дитя.
"Зажги масло".
Рапсодия с трудом преодолела подступившую к горлу тошноту. Для нее не имело значения, что она поджигает масло по приказу Праматери и что это совершенно необходимо. Она принесет смерть последней представительнице расы дракиан и сожжет ее живьем. В тайниках ее памяти пряталось еще что-то, связанное с жертвоприношением, но ей так и не удалось ничего вспомнить, словно кто-то захлопнул дверцу. Рапсодия тряхнула головой, дабы избавиться от посторонних мыслей, и сосредоточилась на мече.
Она почувствовала, как в глубинах ее существа накапливается энергия и укрепляется дух, руки крепче сжали рукоять Звездного Горна. Сомнения и горечь покинули ее, так исчезает роса в сиянии утреннего солнца. Она стала единым целым со своим мечом.
"Это ты, Рапсодия, я сразу узнала тебя. Даже если ты не являешься одной из Троих, я верю, что тебе по силам справиться с ф'дором, ты истинная Илиаченва'ар".
Рапсодия посмотрела на пылающий столб огненного фонтана, прислушалась к его песне. Однажды в самом сердце Земли она прошла сквозь пламя, которое является источником этого огня. Оно не причинило ей ни малейшего вреда, но проникло в ее душу и стало ее частью.
Большей частью.
И огонь не сделает ей ничего дурного, он ждет ее приказа.
Рапсодия направила Звездный Горн на огненный фонтан. В ревущем пламени она увидела отражение своих горящих зеленых глаз.
"Зажги масло".
- Витка джай, - приказала она, призвав на помощь свое искусство Дающей Имя.
Ее властный голос заполнил пещеру Лориториума.
"Зажгись и распространись".
Она попыталась не закрывать глаза перед возникшим огненным шаром.
Пламя Звездного Горна метнулось вперед, описав ослепительную дугу от лезвия до верхушки фонтана. Когда пламя меча коснулось огня Земли, они слились, образовав ослепительно яркий луч света, - даже звездный огонь, зажегший погребальный костер Джо, не был таким ярким. Смешение огня Земли и звездного эфира, чистейшего пламени стихий, - и обжигающий луч вырвался из фонтана, поджег жидкий запал, подготовленный Акмедом, и огонь с диким ревом в мгновение ока заполнил собой всю пещеру.
И тут же бушующий поток пламени понесся по туннелю, ведущему в Колонию. Он мчался вперед, заполняя собой все пространство, выжигая дотла каждую трещинку, добираясь до самых дальних уголков подземного лабиринта. Огонь обрушился на Рапсодию, наполнив ее душу изумительным теплом и радостью; для нее вновь наяву звучала его песнь, та самая, что она носила в себе с того мгновения, как впервые ее услышала. Казалось, она рождается заново, очищаясь от боли и скорби, столько лет живших в ее душе.
Со стороны развалин Колонии послышался жуткий вой, истошные вопли обрушились на Лориториум, потрясая его охваченные пламенем стены. Рапсодия лишь еще крепче сжала рукоять меча, помогая огню бороться с порождением демона.
- Серант ори силвайт, - вновь приказала Рапсодия.
"Гори, пока не превратишь все в пепел".
Пламя взревело громче, гибнущая лиана завыла еще оглушительнее.
Рапсодия запела лиринскую песню Ухода, погребальную песню для Праматери. И хотя она прожила всю свою жизнь под землей, матриарх дракиан вела свое происхождение от кизов, Детей Ветра. Быть может, ветер примет ее прах и развеет его по всему миру, и она побывает в тех местах, о которых не могла даже и мечтать. Песня перекрывала отвратительный вой и сливалась в гармонии с мелодией ревущего пламени.
Совершенно неожиданно для Рапсодии пламя ослабло и погасло, забрав с собой весь воздух пещеры. Над Лориториумом повисла тишина, но уже в следующее мгновение послышалось зловещее шипение. Рапсодия упала на колени, задыхаясь в клубах ядовитого дыма.
"Тот, кто исцеляет, также несет и смерть".
И тут Рапсодия вспомнила, что она сделала с Праматерью, и ее вырвало.Грунтор и Акмед своими телами прикрывали Спящее Дитя, когда ревущее пламя промчалось мимо их убежища. От чудовищного жара их одежда стала нестерпимо горячей. Они посмотрели друг на друга, и Акмед слабо улыбнулся, увидев страх в глазах Грунтора.
- С ней все будет в порядке.
Грунтор кивнул. Они подождали, пока стихнет шум, но в наступившей тишине не услышали Рапсодии.
- Мы подождем, - сказал Акмед. - Она придет.
- Откуда ты знаешь? - спросил Грунтор. Акмед прислонился к каменной стене.
- Я и сам научился кое-каким ее фокусам. Поверь в то, чего тебе очень хочется, представь себе, что оно произошло, и каким-то чудесным образом все исполнится - во всяком случае, с ней. Так я вернул ее к жизни своим пением. И так будет сейчас.
Грунтор неуверенно кивнул и посмотрел на Спящее Дитя. Впервые за все время оно было абсолютно спокойно, сон Дитя был таким глубоким, что Грунтор почти не чувствовал его дыхания. Он держал Дитя на руках и заворожено наблюдал, как едва заметно вздымается его грудь.
Совсем недолго он и Дитя Земли находились в одном теле, но теперь Грунтор знал многие тайны Земли, хотя едва ли сумел бы их кому-нибудь открыть. Ощущая биения сердца мира, он пережил ни с чем не сравнимые минуты, и теперь его охватило чувство огромной утраты.
Он смотрел в лицо Дитя Земли, такое же грубое, как его собственное, но исполненное диковинной красоты. Он знал, что слезы проложили узкие дорожки на его покрытых пылью щеках; знал, что оно скорбит по Праматери, столько веков оберегавшей его покой и сон. Грунтор понял, какой смысл вкладывала матриарх дракиан, когда говорила, что знает сердце Дитя. Теперь, после всех испытаний, он тоже сможет его познать.
Акмед нервно зашевелился, Грунтор сообразил, что Рапсодии нет уже слишком долго. Король приложил ухо к камню, но потом отрицательно покачал головой.
- Что? - с надеждой спросил Грунтор. Акмед вновь покачал головой и спросил:
- Ты можешь почувствовать ее сквозь землю?
Грунтор задумался.
- Нет. Все перепуталось, как будто земля еще не оправилась от потрясения. Ничего не слышу.
- Возможно, я не чувствую стука ее сердца по той же причине, - устало пробормотал Акмед. В глазах Грунтора вновь появился страх. - Подождем еще немного, а потом пойдем ее искать.
Он прижался к камню, пытаясь уловить хоть какие-то звуки. Затем повернулся к своему другу, и его темные глаза заблестели.
- Открывай.
Грунтор осторожно перехватил Дитя Земли и коснулся рукой стены. Значительный кусок отвалился. И они тут же услышали голос Рапсодии:
- Грунтор! Акмед! С вами все в порядке?
Великан шагнул вперед, и через несколько мгновений камень расступился перед ним. На измученном лице Грунтора тут же расцвела счастливая улыбка.
- Ну, твоя светлость, не слишком ты торопилась. Мы с Акмедом беспокоились. Правда.
Рапсодия улыбнулась, протянула руку Акмеду и помогла ему выбраться из убежища.
- Тебе хорошо говорить, - проворчала она. - Я уже решила, что вы навсегда остались замурованными в камень. - Ее улыбка исчезла, когда он вынес Спящее Дитя. - Должна признаться, мне показалось, что все кончено, когда я увидела, как Дитя идет. Каким образом тебе это удалось? Ты растворился в нем, как в камне?
- Точно. Дитя ведь камень, не так ли? - просто ответил Грунтор. - Ой не думает, что сумел бы вынести его оттуда. Так было гораздо проще.
Акмед указал на туннель, ведущий в сторону Колонии.
- Пойдем.
В огромном туннеле царила мертвая тишина, которую нарушали лишь легкий шорох оседающего на землю пепла. Повсюду валялись обгоревшие куски корня, пробившего этот туннель в земле.
Акмед наклонился над развалинами арки, возведенной над возвышением, где раньше покоилось Спящее Дитя, и провел тонкими пальцами по буквам, валяющимся в пол ном беспорядке. Раньше они составляли надпись, предупреждающую мир, который ее никогда не видел, об опасности, подстерегающей тех, кто побеспокоит сон Дитя Земли. Теперь арка и предостережение превратились в груду мусора.
Рапсодия прикоснулась к плечу Акмеда:
- С тобой все в порядке?
Он рассеянно кивнул. Здесь повсюду мог быть пепел Праматери, смешавшийся с пеплом ненавистной лианы, - судьба нерасторжимо связала дракиан и ф'доров. И Акмеда опечалило, что конец Времени застанет их именно такими. Он стоял, стряхивая грязь с рук. И молча смотрел в туннель, из которого появилось дьявольское порождение ф'дора.
- Она тянется до самого Дома Памяти, находящегося более чем в двух сотнях лиг отсюда, - сказал он, вглядываясь в темноту. - Плохо. Ф'дор получил проход к нашим горам.
- Не надолго, - бодро ответил Грунтор.
Он покрепче прижал Спящее Дитя к своей груди и закрыл глаза, ощущая жизненную силу Земли рядом со своим сердцем. Грунтор положил руку на стену.
Рапсодия и Акмед отскочили назад, когда туннель неожиданно начал расширяться, а потом обрушился, вскоре весь проход был засыпан. Сама Земля запечатала туннель, по которому ф'дор пытался добраться до Спящего Дитя.
Рапсодия взглянула наверх. Несмотря на перемещение огромных масс земли, свод пещеры у них над головами совершенно не пострадал, лишь пыль кружилась в воздухе. Она перевела взгляд на Грунтора. Великан стал полупрозрачным, от него исходило слабое сияние - она уже видела его во время путешествия по Корню.
"Дитя Земли", - ласково подумала она.
Когда сияние потускнело, Грунтор убрал руку со стены, повернулся к ним и улыбнулся:
- Все закрыто.
- До самого Наварна? - удивленно спросил Акмед.
- Точно.
- Как тебе удалось?
Сержант улыбнулся, глядя на Спящее Дитя в своих руках.
- Оно помогло.
Пещера была запечатана, и они могли вернуться в Лориториум. Рапсодия улыбнулась Грунтору и провела ладонью по лбу Спящего Дитя. Оно лишь тихонько вздохнуло во сне.
- Что ты собираешься теперь с ним делать, Акмед?
- Буду охранять, - коротко ответил он.
- Конечно. Вот только где?
Акмед оглядел руины Лориториума, стены изящных зданий почернели от гари, прекрасные фрески и мозаику покрывал толстый слой сажи.
- Здесь, - сказал он. - Сначала я хотел перенести его в Котелок, чтобы было удобнее за ним присматривать, но я не знаю, как Дитя перенесет такой долгий путь. Здесь для него идеальное место. Сюда не доберутся болги. И оно сможет спать на алтаре Живого Камня, мне показалось, что там ему было спокойно.
Рапсодия кивнула:
- Возможно, это принесет ему утешение.
- Возможно. Нам придется перекрыть туннель, по которому мы сюда добирались. В колодце осталось достаточно лампового масла, чтобы устроить здесь настоящий вулкан, если потребуется. А когда к Грунтору вернутся силы, он сможет сделать проход в Лориториум из моих покоев. Если ф'дор предпримет еще одну попытку напасть на Спящее Дитя, я хочу иметь возможность быстро оказаться здесь. Конечно, с инженерной точки зрения это сложная задача, но мы с ней справимся.
Рапсодия кивнула, а Грунтор осторожно уложил Спящее Дитя на алтарь.
- Он обязательно попытается.
- Естественно. Но следующая атака будет произведена на поверхности земли. Ф'дор собирает армию для нападения на земли болгов, мне еще непонятно, как он планирует это осуществить, но я уверен, что он обязательно попытается. Вот почему он с самого начала хотел добраться до Эши - в нем сходятся королевские линии трех домов намерьенов, к тому же он сын Главного жреца. Эши мог занять трон Роланда, объединив его с Маноссом, а также к нему подтянулись бы все нейтральные намерьены Первых Поколений, ну, например Анборн.
- И весьма возможно, присоединился бы Тириан, - добавила Рапсодия. - Его мать принадлежала к расе лиринов.
Ей вдруг вспомнились слова Элендры, произнесенные возле их мирного очага в Тирианском лесу:
"Если бы ф'дор сумел поработить его, подчинить себе дракона, мне страшно представить последствия, ведь он воспользовался бы своим могуществом, чтобы взять власть над стихиями".
- Всему нашему миру повезло, что Эши оказался достаточно сильным и не подчинился ф'дору, - продолжала Рапсодия.
Акмед задумчиво смотрел на руины Лориториума.
- Армия, которую мог бы собрать Эши, сделает то, что оказалось не под силу Энвин, - она покорит горы. Эши был бы идеальным вместилищем для ф'дора, но умудрился сбежать от него и скрываться в течение двадцати лет. Теперь, когда ф'дор знает, что Эши жив, он обязательно начнет его искать.
- Ну, это его проблема, - решительно заявила Рапсодия. - Мы дали ему инструменты, которые помогут ему выжить. Он вновь обрел свою душу, и его больше не терзает боль. Если потребуется, он может еще некоторое время скрываться. Двадцать лет ему это удавалось, с ним все будет в порядке.
На губах Акмеда появилась и тут же исчезла быстрая улыбка.
- Ты даже не представляешь, как мне приятно это слышать, - заявил он. - Значит, ты больше не будешь с ним встречаться?
Рапсодия отвернулась.
- Не буду.
- И что ты собираешься делать теперь?
Она расправила плечи, и Акмед поразился тому, какой воинственный вид приобрела вся ее фигура.
- Во-первых, я намерена убедиться в том, что в Илорке поддерживается порядок, а также помочь вам с Грунтором разобрать Лориториум и как можно удобнее устроить Спящее Дитя. После этого мне потребуется день траура, я спою погребальные песни тем, кого мы потеряли. - Акмед кивнул, отметив, каким твердым был ее взгляд, когда она говорила о своей сестре и Праматери. - А затем, если ты посчитаешь, что можешь на некоторое время покинуть Илорк, я бы хотела отправиться с тобой на поиски детей ф'дора.
- Только если ты намерена избавиться от них, - сразу же предупредил Акмед. - Зная твою любовь к детям, Рапсодия, я сомневаюсь, что ты сможешь справиться с этой задачей.
- Я не собираюсь убивать их, если не возникнет необходимости, но если потребуется, моя рука не дрогнет, - ответила она. - С Эши было то же самое. Они люди с человеческими душами, Акмед, но в их жилах течет кровь демона. Им можно помочь. Они нуждаются в помощи.
- А как ты узнаешь, что перед тобой не маленькие чудовища вроде Ракшаса? - резко спросил он - Акмед начал злиться, ему не понравился оборот, который принял разговор.
- Они рождены женщинами. Наличие души у матери есть гарантия наличия души у ребенка. Они не чудовища, Акмед, как и болги. Они дети, кровь которых заражена. И если нам удастся отделить кровь демона, они смогут избежать вечного проклятия.
- Нет, - гневно возразил Акмед. - Риск слишком велик. Любой из них может быть связан с ф'дором. Мы должны встретиться с ним на наших условиях.
Рапсодия холодно улыбнулась:
- Именно. Твоя способность чувствовать кровь старого мира поможет мне найти детей, Акмед. И если удастся выделить демоническую составляющую этой крови, я отдам ее тебе. И тогда ты получишь кровь ф'дора, благодаря которой выследишь его. - Она посмотрела на Грунтора, который молча слушал их разговор. - И мы сможем его отыскать. Он сам дал нам такую возможность.
"Кровь - средство..."
Король и сержант переглянулись, и Акмед вновь посмотрел на Рапсодию.
- Ладно, - кивнул он после коротких раздумий. - Но не обольщайся, Рапсодия. Если порождения демона будут представлять хоть какую-нибудь опасность для нас, я перережу им глотки прежде, чем они успеют сделать вдох, и отправлю обратно к отцу, в преисподнюю. И давай больше не будем спорить. Согласна?
Рапсодия кивнула:
- Договорились.57Восемь дней спустя Трое наконец покинули окутанную мраком расселину, которая когда-то служила входом в Лориториум. Большая часть этого времени ушла на восстановление сил Грунтора после того, как он запечатал все проходы, сделанные им ранее. Лишившись помощи Дитя Земли, он уже не мог действовать с такой потрясающей эффективностью. Им всем пришлось нелегко, когда настало время оставить Дитя в темноте, скрытое от всех, кроме Времени.
Да и само прощание получилось горьким. Рапсодия поцеловала Дитя в серый лоб, а Грунтор накрыл его своим большим плащом, заменившим шелковое одеяло, которым его всегда укутывала Праматерь. Акмед погасил светильники, лишь длинные тени огненного фонтана продолжали метаться по всему Лориториуму, еще недавно прекрасному городу, построенному как хранилище знаний и превратившемуся в мрачный склеп Спящего Дитя.
Перед самым уходом Рапсодия прошептала последнюю колыбельную и последовала за своими друзьями.Белый свет
Приходит ночью,
Снег укроет холодный мир.
"Смотри и жди, смотри и жди".
Готовься ко сну
Под землей в ледяном замке,
Сдержи обещанье.
Год, чьих дней не хватает,
Помни Дитя Земли.Прежде чем запечатать обгоревшие руины сети туннелей, которые когда-то составляли Колонию, они встали последний раз в круг, чтобы спеть погребальную песнь. Рапсодия пела для дракиан, погибших много веков назад в Последнюю Ночь, и еще в честь женщины, которая несла одинокий дозор возле Дитя Земли, пока они не пришли ей на смену. И внезапно стих подземный ветер, словно признав наконец смерть жередитов, Детей Ветра, и цивилизации, созданной для того, чтобы спасти Землю от уничтожения.
Когда песнь смолкла, Рапсодия и Грунтор прошли обратно по разрушающемуся мосту, оставив Акмеда в круге одного. Он стоял посреди начертанных рун, исчезающих под воздействием Времени, и наблюдал за маятником, совершавшим свое бесконечное движение в темноте. 
"Земля говорит, что это была твоя смерть, сэр. Что ты этого еще не знаешь, но все впереди".
Теперь он знал.Вернувшись в Котелок, Рапсодия первым делом навестила своих внуков фирболгов, а потом присоединилась к Акмеду и Грунтору в Большом Зале, чтобы узнать новости, которые приносили еженедельные почтовые караваны.
Солдаты и купцы хотели получить аудиенцию, чтобы лично доставить послание, полученное ими от пернатого почтальона по дороге из Роланда. Двойное землетрясение, сопровождаемое волной жара, заставило содрогнуться землю, оно прокатилось по всему континенту, от Зубов до самого Наварна, докладывали возбужденные стражники. Рапсодия бросила взгляд на Грунтора, внимательно слушавшего сообщение о событиях, произошедших после того, как вспыхнул огненный шар и обвалился туннель от Лориториума до Дома Памяти.
Никто не погиб, продолжали свой доклад стражники, и не понес существенного ущерба, за одним существенным исключением. Рапсодия с огорчением узнала, что во время толчков начался пожар в Доме Памяти, который сгорел дотла вместе с большим участком окружавшего его леса. Единственное утешение: дерево во дворе, побег Сагии, привезенный намерьенами много веков назад со своей родины, удивительным образом не пострадал. Рапсодия втайне надеялась, что теперь он будет расти быстрее, поскольку корень, отравлявший его, сгорел.
Выслушав последние новости, Рапсодия вышла в сгущающихся сумерках на Пустошь, где на ее долю выпало столько счастливых и горьких минут. Она уселась в высокой побелевшей от инея траве, положила на колени меч и смотрела, как звезды, одна за другой, зажигаются на небе. Оно было по-зимнему ясным и высоким, и его цвет менялся от чернильной черноты над головой до прозрачной лазури на горизонте.
Над восточными пиками Зубов появилась Прилла, звезда, названная лиринами в честь лесного Дитя Ветра. Символ потерянной любви, звезда, которая зажгла погребальный костер Джо. Она мерцала в прозрачном морозном воздухе, а Рапсодия смотрела на нее сухими глазами и слушала ее песню.
"Не нужно горевать, - казалось, говорила звезда. - Любовь не потеряна, она найдена".
Рапсодия тихо спела свои вечерние гимны, позволив ветру унести остатки своей печали, и он помчался дальше над высокими горами и бескрайними равнинами. Стихии, давшие жизнь лиринам, звездный эфир и шепчущий ветер, витали над ней, обнимали ее, очищали дух, и пламя в ее душе стало гореть ровнее и спокойнее. У нее все хорошо. Ей хватит сил достойно встретить будущее.
Она Илиаченва'ар.Далеко, на развалинах Дома Памяти, у основания побега Сагии, на ветру стоял человек, закутанный в плащ с капюшоном. Он с благоговением смотрел на ветви.
Там, под остывшим пеплом, сливающимся с туманом, который поднимался над его плащом, зацвело дерево, яркие цветы появились в самый разгар зимы. Маленькая арфа, угнездившаяся среди ветвей, упрямо продолжала наигрывать повторяющуюся мелодию.МОЯ БЛАГОДАРНОСТЬИскренняя благодарность лучшему редактору во всем мире Джиму Минцу, а также Джинн Диллинг и замечательному народу "Тора". Отдельная благодарность Тому Доэрти, человеку с удивительным пониманием музыки.
Признательность моей семье и друзьям за то, что они не засунули меня в ящик и не сбросили с Ниагарского водопада в процессе этой работы, за их бесконечную любовь и поддержку.
Со смиренным почтением к Эну Гаргу, Певцу, обладателю поразительной собственной лексики, который стремится разделить свою любовь к языку при помощи замечательного сайта www.wordsmith.org, за чудесные слова, которыми он обеспечил меня благодаря интуитивной прозорливости.
С благодарностью к Ричарду Куртису и Эми Мео, позволившим мне наблюдать за ними, когда они изменяли будущее.
И покойному Марио Пьюзо.
Библиотека Луки Бомануара - 
Spellcheck - IrinaХэйдон Э.
Х99 Расподия: Роман/ Пер. с английского В.Гольдича, И.Оганесовой. - М.: изд-во "Эксмо", 2003. - 768 с., илл. (Серия "Меч и магия")ISBN 5-699-01734-8Их трое, Рапсодия, Акмед и Грунтор, и каждый из них владеет определенной сверхъестественной силой. Чтобы спастись от врагов, они уходят под землю и отправляются в путешествие по корням Великого Белого Дерева. Но за время их путешествия минует полторы тысячи лет, и на планете происходят катастрофические изменения. Единственное, что не меняется, это древнее зло.УДК 820(73)
ББК 84(7США)
© Перевод В.Гольдич, И.Оганесова, 2003
© ООО "Издательтво "Эксмо"", 2003Ноябрю, октябрю и сентябрю,
Трем лучшим месяцам года,
С любовью и благодарностью
За все, что они мне далиПРОРОЧЕСТВО ТРЕХТрое придут, опоздав, и уйдут слишком скоро,
Они - как стадии жизни людской:
Дитя Крови, Дитя Земли, Дитя Неба.
Всяк на Крови замешан и рождается в ней;
Всяк по Земле ходит, ведь она - его дом;
Но вечно тянется к Небу и под ним пристанище себе обретает.
К Небу подъемлет нас смерть,
Частью звезд мы становимся.
Кровь дарит начало, Земля - пищу,
Небо - мечты при жизни и вечность в смерти.
Так пусть будут Трое, один для другого.ПРОРОЧЕСТВО НЕЗВАНОГО ГОСТЯСредь последних, кто должен уйти, среди первых пришедших,
В поисках новых хозяев, незваные, в месте незнаемом.
Власть, что получена первыми,
Будет утеряна, если они последними станут.
Сами не ведая зла, будут лелеять его,
Словно приятнейший гость, улыбаясь невинно,
Втайне смертельные капли точит в винный бокал.
Так же и ревность, ведомая собственной силой,
Тот, кто влеком злою ревностью, будет бесплоден,
В тщетных попытках зачать милое сердцу дитя
Вечность пройдет.МЕРИДИОНМЕРИДИОН СЕЛ за Редактор Времени и принялся за работу. Настроил линзы и проверил катушки с прозрачными нитями - от толстых, определенных прядей Прошлого до тончайших волокон Будущего. Тщательно протер окуляры, вытащил прочную нить из катушки Прошлого и натянул ее на раму машины так, чтобы волокно прошло под линзами. Аккуратно выделив каждую временную линию, двинулся сквозь столетия и годы к дням и мгновениям, пока не нашел ту точку входа, которая его интересовала.
Улыбнувшись собственным мыслям, он поглядел на юношу. Уверенным шагом тот шел по лесной дороге. Походка юноши отличалась от тех, что Меридион привык наблюдать. Окружающий ландшафт был удивительно ярким и свежим, сияющее летнее утро, казалось, только и ждало, когда кто-нибудь по достоинству оценит его красоту, но юноше было не до того - он слишком погрузился в свои мысли.
Меридион остановил изображение.
С диска, парящего в воздухе рядом с Редактором, он снял миниатюрный флакон, оправленный в черный камень. Вытащив пробку, слегка отпрянул назад: резкий аромат всякий раз заставал его врасплох. Меридион заморгал. Касаться пальцами век ни в коем случае было нельзя - он прекрасно знал, какое воздействие может оказать одна-единственная капля жидкости, использованная не по назначению.
Когда туман, застилавший взор, растаял, он достал тончайшую кисточку и терпеливо дождался, пока блестящая овальная капля впитается в миниатюрный кончик. Убедившись, что все проделано безошибочно, он быстрым аккуратным движением провел кисточкой по глазам замершего в неподвижности юноши. Жидкость растеклась по сапфировым радужным оболочкам до самых уголков глаз. Окно возможности будет маленьким, а юноша должен видеть все ясно и четко. Закончив, Меридион закрыл пробкой флакон и поставил его на место, на сверкающий диск.
Затем снял катушку с Редактора Времени и заменил ее другой, с иным, еще более удаленным Прошлым. Эту нить он вытащил с куда большей осторожностью, учитывая се возраст, а также природу места, которое ее породило, ныне сгинувшего в морской пучине. На сей раз искать нужный участок нити пришлось долго, но Меридион был терпелив. Слишком многое зависело от качества его работы.
Отыскав наконец нужный фрагмент, он вновь остановил изображение и взял другой инструмент. Уверенным движением сделал четкий круговой разрез, снял изображение с первой нити и аккуратно поместил на вторую. Затем взглянул на результат через линзы.
Вопреки ожиданиям Меридиона, юноша сознание не потерял - он лежал ничком па земле и отчаянно тер пальцами глаза. Меридиону стало смешно и грустно одновременно.
"Вообще-то, следовало сообразить, что парень станет сопротивляться", - подумал он и уселся в кресло, включив экран на стене, чтобы взглянуть на плоды своей деятельности и дождаться момента встречи и ухода.ПОГИБШИЙ ОСТРОВ
1139 год, третий векБОЛЬ ИСЧЕЗЛА так же быстро, как и возникла. Гвидион выплюнул набившуюся в рот пыль, перевернулся на спину и застонал. Посмотрев на небо, он сразу понял: изменилась не только местность, но и время суток. Всего несколько мгновений назад было раннее утро, а сейчас день уже клонился к вечеру. Гвидион не сомневался, что его каким-то образом перенесли в это место, но куда именно и как - этого он понять не мог.
К счастью, он был весьма практичный молодой человек, поэтому, едва свыкнувшись с обстановкой, встал и принялся размышлять, что же ему делать дальше. Как и почему он сюда попал - это сейчас его не слишком-то беспокоило.
Воздух здесь был совсем не такой, как дома. Более разреженный. Но к нему вполне можно притерпеться. Оглядевшись по сторонам, Гвидион заметил неподалеку небольшую рощицу и решительно зашагал туда.
Оказавшись среди деревьев, он сел на землю и принялся делать короткие, быстрые вдохи, постепенно выравнивая дыхание. Вскоре он начал привыкать к новой обстановке, а слезящиеся глаза уже не доставляли сильного беспокойства. Затем Гвидион проверил, на месте ли вещи, которые взял с собой, отправляясь в город: кинжал и кошелек, фляжка с водой и яблоко. Все тут, при нем. Он сделал несколько глотков. Когда он закрывал флягу, ему вдруг показалось, что земля чуть подрагивает. Похоже, приближалась повозка.
Увидев надвигающееся облако пыли, Гвидион спрятался за деревом. Рядом с повозкой, которую тянула пара волов, шагали трое мужчин; позади трусил теленок. Повозка была доверху нагружена бочками с зерном, уложенными на солому; еще один мужчина сидел на козлах. Странно они все как-то одеты... Тем не менее Гвидион тут же смекнул, что это крестьяне.
Он старательно прислушивался к разговору, но слова заглушал грохот колес. Глаза у Гвидиона все еще немного побаливали. Он уже почти не обращал на это внимания, не сводя взгляда с губ незнакомцев. И вдруг изображение стало удивительно четким; казалось, он видит, как слова формируются на губах крестьян. Он даже слышал их, словно разговор шел в нескольких шагах от него. Когда же Гвидион узнал язык говоривших, голова у него пошла кругом.
Незнакомцы говорили на древненамерьенском.
Это невозможно, подумал Гвидион, ведь древненамерьенский язык считается мертвым. Используется разве что при отправлении религиозных обрядов или между аристократами. И тем не менее здешние крестьяне говорили на полузабытом языке так, словно он был для них родным. Совершенно невозможно. Если только не...
Гвидион содрогнулся. Серендаир, родина намерьенов, прекратил свое существование более тысячи лет назад - исчез в пучине моря во время чудовищного катаклизма.
Предки Гвидиона пришли оттуда, как и предки его друзей. За столетия беженцы из Серендаира рассеялись по земле, большинство же погибли в войнах. Неужели еще остались места, где намерьены живут, как тринадцать столетий назад?
Когда повозка, утопая в клубах пыли, удалилась на приличное расстояние, Гвидион осторожно выбрался из-за дерева. Повозка медленно одолела западный склон холма, перевалила через его вершину и вовсе скрылась из виду. Гвидион на всякий случай еще чуть-чуть подождал и зашагал по пыльной дороге следом за фермерами.
Поднявшись на вершину холма, он замер от восхищения, глядя, как вечернее солнце одаривает золотыми лучами богатую зелень пастбищ. Без сомнения, в этих прекрасных местах ему бывать не приходилось, иначе бы он их запомнил. От сочной травы в воздух поднимался терпкий аромат.
Повсюду расстилались бескрайние поля и луга, кое-где виднелись деревья, но ни леса, ни более-менее крупной реки или озера не замечалось, лишь блестели, пересекая пастбища, небольшие ручьи. И соленого запаха моря свежий ветер с собой не нес.
Гвидион не мог больше терять времени - скоро начнет темнеть. Вон уже и повозка, пылящая впереди на дороге, превратилась в едва заметную точку. Скорее всего, крестьяне ехали в деревушку, которую он разглядел в соседней долине. В окрестностях Гвидион приметил несколько мелких ферм и одну покрупнее. Он решил дойти до ближайшей и попроситься переночевать. Если получится, там он и отыщет ответы на мучившие его вопросы.
Он снял с пальца золотое кольцо с печаткой и убрал в кошелек. Бросив последний взгляд на холмистую местность внизу, глубоко вздохнул. Легкие постепенно начинали привыкать к здешнему воздуху; Гвидион ощущал запах скошенного сена, хозяйский дух амбаров - приятный аромат сельского достатка. Все говорило о том, что люди тут ведут счастливую жизнь, - ни с чем подобным Гвидиону еще не приходилось встречаться в его молодые годы.
Он вдруг успокоился. Сейчас не время раздумывать, как он сюда попал. Так или иначе, он здесь; что ж, нужно пользоваться случаем - наверняка его ждет какое-нибудь интересное приключение. И Гвидион быстро зашагал в сторону фермы, где в окнах уже зажигали свечи.Когда Гвндион добрался до деревушки, крестьяне заканчивали свои дневные работы: заносили в сараи плуги и распрягали волов. Яркие лучи закатного солнца окрашивали дом, двор, амбар оттенками розового и золотого.
Крестьяне шутили и смеялись: позади остался долгий трудовой день, и у всех было прекрасное настроение. Гвидион взглядом отыскал хозяина фермы. Тот был заметно старше остальных, время успело посеребрить его волосы, но словно бы отступило перед крепким телом. Хозяин отдавал указания тихим голосом, странным при такой могучей фигуре.
Гвидион направился к остановившейся возле дома повозке, рассчитывая привлечь внимание хозяина. Однако ему пришлось немного подождать, прежде чем его заметили.
- Парч! - раздался женский голос за спиной Гвидиона. Тот обернулся.
Немолодая женщина - жена фермера, скорее всего - показывала на Гвидиона:
- Глянь-ка, Парч! Новые рабочие руки пожаловали.
Она улыбнулась юноше, и тот тоже улыбнулся в ответ. Все оказалось гораздо проще, чем он думал.
Фермер передал поводья в руки одного из работников и вытер ладони о рубашку.
- Привет, Сэм, - сказал он, протягивая Гвидиону руку. - Ищешь работу?
- Да, сэр, - кивнул Гвидион, отвечая на рукопожатие.
Он надеялся, что правильно выговаривает слова. Фермер сразу понял, что для собеседника этот язык не родной, и стал говорить медленнее, чтобы незнакомцу было легче его понимать. Жестом он подозвал одного из своих людей. Тот подошел, на ходу вытирая руки о тряпку.
- Аса, покажи Сэму свободный угол в бараке. Боюсь, парень, ужин ты пропустил. Зато сегодня в городе будут танцы в честь начала уборки урожая, и наши туда собираются. Почему бы тебе не поехать с ними? Там можно будет перекусить, если ты голоден.
Женщина бросила на мужа сердитый взгляд:
- У нас кое-что осталось, Парч. Идем со мной, молодой человек. - Она повернулась и зашагала к дому.
Гвидион отправился следом за нею, с интересом оглядываясь по сторонам. Дом был каменный, однако хозяева не пожалели дерева на внутреннюю отделку стен. Мебель оказалась простой, но удобной, к тому же она была украшена намерьенской резьбой. Столбы лестниц и высокие спинки стульев были похожи на алтари в базиликах Сепульварты, священного города родины Гвидиона, а столы походили на те, что он видел в Большом Зале в Тириане.
- На, поешь. - Женщина поставила на стол тарелку с остатками ужина. - И прихвати с собой, раз пойдешь на танцы. В наших краях танцы по случаю сбора урожая - дело серьезное. А у вас?
Гвидион взял тарелку и улыбнулся.
- Нет, мадам, - вежливо сказал он.
- Что ж, думаю, тебе понравится. Перед брачной лотереей эти танцы последние, так что нужно веселиться, пока есть время. - Она ему подмигнула и хотела было вернуться к своим занятиям, но...
- Брачная лотерея? - переспросил Гвидион.
- У вас что, нет такого обычая?
- Нет, - ответил Гвидион, с тарелкой в руках сопровождая хозяйку к двери.
- Значит, на ферме ты раньше не работал, заметила хозяйка.
- Нет, мадам, - откликнулся Гвидион. Он вспомнил свой дом и с трудом скрыл улыбку.
- Тебе стоит поторопиться. Остальные уже почти готовы.
- Благодарю вас, - искренне сказал Гвидион. Следуя за Асой к бараку, где обычно спали остальные работники, Гвидион на ходу принялся есть.Как только фургон остановился, Гвидион спрыгнул на землю. На каменистой дороге сильно трясло. Работники, что ехали с ним, держались миролюбиво, хотя особой общительностью не отличались. С самого начала они вели себя сдержанно, и Гвидион не знал, что тому причиной - то ли здесь так относятся ко всякому незнакомцу, то ли их смущал его внешний вид. Все вокруг были нормальными, обычными людьми, в том числе и фермер с женой. Однородный состав населения был для юноши непривычен - у него на родине куда чаще встречались полукровки.
Городишко был ярко освещен, светильники стояли на бочках и свисали с деревьев, создавая настроение праздника. Община была не слишком богатой, но дома фермеров выглядели вполне пристойно. Люди были хорошо одетыми, и непохоже, чтобы кто-нибудь здесь страдал от недоедания.
Украшения тоже не отличались роскошью - только цветы да ветки вечнозеленых деревьев. Очевидно, здание, возле которого они остановились, использовалось по-разному: здесь в праздничные дни отправлялись религиозные службы, по вечерам тут встречались жители городка, а днем учились дети. Длинные столы, расставленные в большом зале с земляным полом, ломились от праздничных угощений; рядом с каждой тарелкой лежал бант из муслина - символ любви.
Гвидион вдруг понял, что ему по душе этот непритязательный праздник. Здешняя простота приятным образом контрастировала с долгими и нудными празднествами, к которым он привык у себя.
Постепенно гостей становилось все больше. Оживление все возрастало. Молодые женщины надели по случаю праздника платья из светлых тканей с шелковой отделкой, а юноши пришли в чистых муслиновых рубашках. Гвидион заметил музыканта с необычным струнным инструментом. Еще двое собирались играть на минареллах. У Гвидиона на родине такие инструменты иногда называли стонущими ящиками. Несколько парней волокли к столам здоровенную бочку. Похоже, все вот-вот должно было начаться.
Зал постепенно заполнился. На Гвидиона явно обращали внимание. Несколько раз мимо проходили стайки молодых девушек - девушки не таясь рассматривали молодого человека, перешептывались и хихикали. Сначала Гвидион смущался, но вскоре привык к такому вниманию. Девушки были примерно одного с ним возраста, четырнадцати или пятнадцати лет, а юноши выглядели лет на пять старше, хотя изредка среди них попадались и сверстники Гвидиона.
Он подошел к столам с угощением, и одна из женщин предложила ему поесть. Гвидион с радостью согласился. Вопросов ему никто не задавал, хотя все заметили, что он не местный. Впрочем, здесь собралось немало гостей из соседних деревень. Незнакомцев называли Сэмами или Джеками; теперь Гвидион понял, почему фермер обратился к нему именно так.
Затем в зале появился пожилой мужчина с большим деревянным ящиком в руках, и но толпе пробежала волна возбуждения. Пожилой приблизился к одному из столов, и женщины тут же принялись расчищать место, чтобы он мог разложить содержимое ящика - множество аккуратных кусочков пергамента, несколько чернильниц и перья.
Толпа начала разделяться - женщины отошли к стенам, а мужчины устремились к столу, где каждый принялся искать нужный кусок пергамента. Обнаружив искомое, мужчины принимались что-то писать. Гвидион знал о карточках для танцев и решил, что здесь происходит нечто похожее.
"Пожалуй, пора немного прогуляться", - подумал он.
Успела спуститься ночь, и небо стало совсем темным. Светильники и свечи разгоняли мрак, люди продолжали прибывать, со всех сторон слышались взволнованные голоса и веселый смех. Все новые и новые посетители проходили мимо Гвидиона, словно его не существовало вовсе.
Он уже догадался, что окружающие очень серьезно относятся к предстоящему ритуалу. Несмотря на веселье, в атмосфере по-прежнему ощущалось явное напряжение, и в этом не было ничего удивительного. Для подобного сообщества создание новых семей имело огромное значение - от них во многом зависело, выживет деревня или нет.
Гвидион огляделся по сторонам в поисках темного уголка, откуда можно было бы поглядеть на звезды. Он неплохо разбирался в астрономии и полагал, что, увидев ночное небо, сумеет определить, куда его занесло.
Яркий свет мешал, и Гвидиону пришлось отойти довольно далеко. Когда же наконец ему удалось увидеть звезды, он не узнал ни одного созвездия. Над самым горизонтом висела незнакомая большая звезда.
Гвидион ощутил, как на него накатывает холодная волна страха. До сих пор он рассчитывал, что сумеет без особых проблем добраться до дома, - достаточно определить, где находишься. Но если все звезды чужие, значит, он оказался гораздо дальше от родных мест, чем предполагал. Ерунда какая-то... Вид неба зависит только от времени года, а оно не изменилось...
Гвидион уселся на стоящую рядом бочку и попытался совладать с охватившим его волнением.
На противоположной стороне дороги ему почудилось какое-то движение. Он всмотрелся в темноту. Кто-то осторожно пробирался вдоль шеренги таких же бочек. Гвидион решил выяснить, кто это там осторожничает. Все свои вещи он оставил в доме фермера, но кинжал по-прежнему висел у него на поясе. Вытащив клинок, он быстро пересек дорогу и незаметно приблизился к бочкам.
И удивленно замер: за бочками пряталась юная девушка, наблюдая за входом в зал, где вот-вот должны были начаться танцы.
Лица девушки не было видно. Длинные блестящие волосы шелковистой волной рассыпались по плечам, и Гвидиону вдруг ужасно захотелось провести по ним рукой.
Но это было бы слишком диким, неожиданным поступком, и он просто легонько похлопал девушку по плечу. Та ахнула и резко обернулась, чуть не опрокинув при этом бочку.
Удивление и страх, отразившиеся на девичьем лице, не помешали Гвидиону отметить, что он никогда еще не видел создания столь прелестного. Изящные черты; большие глаза, обрамленные черными ресницами; верхняя губа изогнута в форме лука... В отличие от всех других девушек, которых он видел на празднике, эта явно была полукровкой - как и сам Гвидион. Она отступила назад, и волосы ее рассыпались по плечам, закрыв цветы на корсаже платья.
- Не бойтесь, - мягко произнес Гвидион, - я вас не хотел напугать.
Девушка глубоко вздохнула, взгляд ее огромных глаз остановился на лице Гвидиона. Она быстро заморгала, словно пытаясь избавиться от неожиданно набежавших слез. Прошло довольно много времени, прежде чем девушка сумела что-то ответить, но когда она заговорила, сердце Гвидиона забилось еще быстрее.
- Вы - лирин, - сказала она. В ее голосе слышалось благоговение.
- Да, частично. Вы тоже? Она кивнула.
Гвидион провел ладонью по лбу, чтобы скрыть смущение.
- А вас здесь много... я имею в виду... лиринов?
- Нет, - ответила она, и Гвидион вновь услышал в ее голосе изумление. - Если не считать моей матери и братьев, вы - первый лирин, которого я вижу. Кто вы?
Гвидион не знал, как ответить на этот вопрос. Больше всего на свете ему хотелось сказать правду, но он и сам не понимал, какова она.
- Меня зовут Сэм, - просто сказал он. - А вас?
Впервые за время разговора молодая девушка улыбнулась, и Гвидиона охватило странное ощущение, никогда прежде им не испытываемое, - одновременно пьянящее и пугающее. Он не знал, способен ли владеть своими голосом и лицом.
- Эмили, - сказала девушка и оглянулась.
К ним, озираясь по сторонам, приближались двое молодых людей. Эмили отступила, едва не натолкнувшись на Гвидиона, а потом быстро спряталась за бочками. Гвидион присел на корточки рядом с нею.
Вместе они наблюдали за молодыми людьми, которые внимательно осмотрели дорогу и направились к полю. Потом шум и смех в зале заглушила музыка, и неизвестные вернулись туда. Эмили дождалась, пока они не скрылись из вида, и облегченно вздохнула.
- Вы их знаете? - спросил Гвидион, пытаясь понять, что происходит.
- Да, - коротко ответила Эмили.
Она встала с колен и вновь всмотрелась в темноту. Убедившись, что кроме Гвидиона рядом никого нет, она успокоилась и принялась отряхивать пыль с юбки.
Гвидион тоже поднялся. Вообще-то он мало интересовался женщинами - как молодыми, так и старыми; рано лишившись матери, он почти не общался с женским полом. Но эта девушка была совсем не похожа на других. В ее глазах Гвидион видел какую-то тайну. Эмили завораживала его. Быть может, все дело в том, что ему еще не приходилось встречаться с женщинами-лирниками? А может, причина в том, что он никак не мог оторвать от нее глаз? Так или иначе, по Гвидиону совсем не хотелось, чтобы Эмили уходила.
- Почему вы прячетесь? Вам не нравятся танцы? Она вновь повернулась к нему лицом, и на Гвидиона нахлынули странные ощущения.
- Я люблю танцевать, - сказала Эмили. В ее голосе звучала явная грусть.
- Тогда почему бы нам не пойти туда и не потанцевать? Если вам нравится, конечно... - Собственные слова показались Гвидиону очень глупыми.
На лице Эмили проявилось сожаление.
- Не могу, - печально ответила она, качая головой.
- А в чем дело?
Она снова посмотрела в сторону зала. Потом повернулась к Гвидиону и взглянула ему прямо в глаза:
- Наши обычаи не кажутся вам варварскими? Гвидион с удивлением посмотрел на нее, а потом рассмеялся.
- Честно говоря, немножко кажутся, - сказал он, стараясь, чтобы его ответ не прозвучал грубо.
- Ну, тогда вы понимаете, как я себя чувствую. Гвидиону все больше и больше нравилась эта девушка.
Он протянул ей руку:
- Давайте уйдем отсюда.
Эмили оглянулась, затем взялась за его ладонь. Они протиснулись между бочками и зашагали по дороге. Двери ярко освещенного зала были раскрыты, виднелись кружащиеся пары, доносились громкая веселая музыка и беззаботные голоса танцующих. Было тепло, легкий ветерок приносил прохладу. Чудесный вечер...
У Гвидиона накопилось столько вопросов, что он не знал, с какого начать, но прекрасно понимал, что пугать Эмили не следует. Он показал на цветы, украшающие корсаж ее платья:
- Вы пришли сюда с кем-нибудь?
Эмили удивленно наморщила лоб; затем поняла наконец, о чем он говорит. На лице девушки промелькнула улыбка.
- Нет, - покачала она головой, и ее губы слегка дрогнули. - Это подарок отца. На танцы, посвященные празднику начала уборки урожая, не принято приходить с кем-нибудь.
- Понятно, - пробормотал Гвидион.
Теперь, когда Эмили оказалась в полосе света, у него появилась возможность рассмотреть ее повнимательнее. На ней было бархатное темно-синее платье с глубоким вырезом. Ворот и подол платья украшали кружева и маленькие серебряные пуговицы простой, но изящной работы. Тонкая кружевная лента в тон охватывала светлые волосы.
Принадлежность девушки к расе лиринов не вызывала сомнений: стройная фигура, тонкие черты лица... Вот только была Эмили невысокой, на три или четыре дюйма ниже самого Гвидиона, - наверное, около пяти футов. На руках девушки он заметил мозоли, а на запястье небольшой шрам, но пальцы оставались тонкими и гибкими. Кроме того, в глаза сразу бросалось то достоинство, с которым держалась девушка, удивительное для такого возраста. Гвидион грустно качнул головой: жаль, из-за недостатка света нельзя судить о цвете ее волос и удивительных темных глаз.
Впервые в жизни он почувствовал благодарность к своему отцу, который заставил сына выучить древненамерьенский язык.
- Ну и что вы собираетесь делать дальше? Вижу, вы не намерены идти танцевать.
Эмили быстро глянула в сторону зала.
- Пожалуй, просто подожду здесь, пока за мной не придет брат, - сказала она с некоторым огорчением.
- Не самый лучший способ провести летний вечер.
- Ничего, бывают способы и похуже.
Гвидион кивнул. Он пришел к выводу, что семья Эмили богаче остальных, раз уж девушка может позволить себе такое красивое платье. Хотя для его аристократической фамилии она - всего лишь зажиточная крестьянка... Сравнительный достаток семьи в сочетании с внешностью наверняка делал Эмили самой привлекательной невестой в здешних краях. Однако, в отличие от остальных молодых женщин, она, похоже, вовсе не стремилась к браку. И Гвидиону это было почему-то приятно.
- У меня есть идея, - предложил он. - Вон там, в стороне, место вроде бы достаточно ровное. Почему бы нам не потанцевать? Если вы не против, конечно.
Лицо Эмили озарила улыбка, и сердце юноши забилось быстрее.
- Отличная мысль, - радостно ответила девушка. - Я совсем не против. Спасибо!
Он вновь предложил ей руку и повел через дорогу к небольшой площадке, которую заметил чуть раньше. Тут в дверях танцевального зала появились какие-то люди, и, чтобы остаться незамеченными, Гвидиону и Эмили пришлось юркнуть в сторону.
Когда они оказались на площадке, как раз закончилась мазурка. Они встали, не сводя глаз друг с друга, и наступило неловкое молчание, которое продолжалось до тех пор, пока не заиграла музыка. Гвидион положил руку на талию Эмили и едва не покачнулся - такой мощный импульс прошел через его пальцы. Другой рукой он осторожно сжал ладонь девушки, и они начали танцевать.
Почти сразу же возникла проблема. Гвидион учился классическому варианту этого несложного танца, гораздо более изощренному, чем тот, к которому привыкла Эмили. В результате девушка уже на четвертом такте наступила ему на ногу. Гвидион сделал вид, будто ничего не произошло, но еще через несколько тактов Эмили вновь ошиблась. Она остановилась, быстро отвернулась и опустила голову.
- Мне очень жаль, Сэм, - тихо проговорила она. - Вы, наверное, думаете, что я танцую как корова. Может быть, вам стоит вернуться в зал?
Гвидион взял ее за плечи и развернул лицом к себе:
- О чем вы говорите? Это я не знаю, как танцевать. Пожалуйста, не ведите себя так.
- Как?
- Словно я один из них. - Он показал в сторону зала. - Мне нравится танцевать с вами, Эмили, и вы... совсем не похожи на корову. А вы случаем не знаете, каким будет следующий танец?
Улыбка вернулась на лицо Эмили.
- Наверное, вальс.
- Можно, я вас приглашу? Мне кажется, с вальсом я смогу справиться.
Эмили кивнула. Гвидион заметил, что она даже не пытается высвободить свою ладонь из его руки, а потому продолжал легонько сжимать пальцы девушки. Так они стояли и молчали, дожидаясь, пока начнется очередной танец. Когда же музыка зазвучала вновь, Гвидион двинулся вперед, стараясь следовать лишь основным фигурам танца, отказавшись от изящных разворотов, модных при дворе.
На сей раз все получилось гораздо лучше. Гвидион видел, какое удовольствие получает Эмили, и они все танцевали и танцевали, потихоньку отступая все дальше и дальше от зала. Вот лучик света упал на горящие от радостного возбуждения глаза Эмили... или они сами были его источником?.. Так или иначе, но после окончания танца глаза девушки сверкали ярче светильников, развешанных возле танцевального зала.
- Эмми, что ты здесь делаешь? Тебе давно пора быть в зале.
Эмили резко обернулась. Несколько человек стояли на краю площадки и разглядывали танцующую пару. Говорил темноволосый молодой человек смешанной крови - видимо, брат Эмили. С ним были две молодые женщины и юноша, который уже разыскивал ее раньше. Все они выглядели недовольными.
- Мы давно ждем тебя, Эмми. Ты пропустила три танца, и в твоей карточке все перепуталось. Пойдем.
Эмили решительно расправила плечи.
- Я приду позже, Бен, - ответила она. - И мне не нужна эта ваша танцевальная карточка. Не я положила ее в корзину, не мне и беспокоиться.
- Карточка для танцев есть у всех, - сердито заявил второй юноша. - И кстати, мне принадлежит твой первый танец. Пойдем же!..
Гвидион почувствовал, как напряглась спина Эмили.
- Не смей говорить со мной таким тоном, Сильвус, - холодно произнесла она. - Проклятье, я приду, когда посчитаю нужным.
Гвидион с трудом сдержал смех, заметив ужас, отразившийся на лицах молодых женщин, и удивление Сильвуса и брата Эмили. Грустно улыбнувшись, Бен повернулся к своему товарищу:
- Ну что, убедился? И ты хочешь видеть это упрямство всю свою жизнь? - Он подмигнул Эмили и решительно направился в зал; женщины последовали за ним.
Сильвус еще некоторое время стоял и смотрел на Эмили.
- Поторопись, Эмили, я жду, - заявил он наконец, бросил мрачный взгляд на Гвидиона и скрылся в зале.
Гвидион расслышал, как его спутница пробормотала себе под нос:
- Невыносимый тип... Гвидион наклонился к ней.
- Они ушли, - сказал он ободряюще. - Может быть, погуляем?
- С удовольствием, - ответила Эмили без малейших колебаний. - Идем, я покажу тебе свое самое любимое место в мире, - предложила она, неожиданно перейдя на "ты".
Луна только начала взбираться на небо, когда они свернули с дороги в поле и направились к склону холма. Вскоре шум, музыка и веселье остались далеко позади.Гвидион всегда лучше чувствовал себя под открытым небом, чем в доме, - вот почему он так много времени проводил на воздухе. Тем не менее он едва поспевал за Эмили. Несмотря на длинное платье и отороченные кружевами туфельки, она с удивительной ловкостью поднималась вверх, а ее дыхание оставалось ровным.
Гвидион не успел еще полностью приспособиться к слегка разреженному теплому воздуху этих мест и потому чуть-чуть отставал. Иногда Эмили вспоминала о своем спутнике, сбавляла шаг и, повернувшись, протягивала ему руку. В очередной раз Гвидион решил больше не отпускать ее ладонь. Дальше они поднимались бок о бок.
Перед самой вершиной Эмили остановилась. Лунный свет залил ее фигуру, волосы серебрились в его лучах.
- Мы почти пришли, - сказала она, и Гвидион вновь увидел, как искрятся в темноте ее глаза. - Зажмурься!
Повиновавшись, Гвидион слепо последовал за ней. Эмили свернула направо, придерживая его за руку.
- Осторожно, здесь ямка.
Перешагнув рытвину, он вдруг почувствовал, что Эмили остановилась и задержала дыхание.
- Хорошо, теперь можешь смотреть, - сказала она, отпуская его руку.
От открывшегося вида у юноши перехватило дыхание. Он смотрел на простиравшуюся до самого горизонта долину, омытую лунным светом. Лоскутное ее одеяло складывалось из квадратов полей, часть земли была вспахана, другая оставалась под паром. Долину пересекала река, в одном месте на берегу над водой склонилась одинокая плакучая ива. Удивительная красота словно бы еще усиливалась нескрываемой любовью Эмили к этому месту.
- Где мы?
Эмили опустилась на землю, и Гвидион сел рядом.
- Мы на одном из холмов, окружающих нашу ферму, - ответила она. - Мое приданое - земли по берегам реки, возле той ивы. Я называю это место "Лоскуток" - оно похоже на мое стеганое одеяло.
Гвидион глянул в ее лицо, сияющее в свете луны, и ощутил, как открываются двери его сердца. С того момента, как он впервые увидел девушку, что-то с ним происходило странное. Он чувствовал, что голова его кружится, и постоянно казался себе дурак дураком. В его душе поселилась новая, невероятно сильная потребность - еще никогда ему не приходилось испытывать столь поразительных чувств. В любом случае, по каким бы причинам он здесь ни оказался, Гвидион знал, что не сможет расстаться с Эмили даже на мгновение. И по глазам девушки понял, что она испытывает то же самое.
Эмили вновь посмотрела на долину.
- Ну, тебе нравится? - В голосе ее прозвучало некоторое беспокойство.
Гвидион сообразил, что скрывается за ее вопросом, и ответил не задумываясь:
- Это самое красивое место из всех, что мне приходилось видеть.
Он неловко наклонился к Эмили, надеясь, что их губы встретятся. Гвидион еще никогда не целовался по-настоящему, поэтому его движения получились медленными и неуверенными. Неожиданно он почувствовал, как у него холодеют пальцы: а вдруг она в ужасе отшатнется?..
Но, едва поняв намерение Гвидиона, Эмили улыбнулась, закрыла глаза, и ее губы прижались к его губам. Он не ожидал, что они окажутся такими мягкими и теплыми. Дрожь пробежала по его телу. Поцелуй еще длился, когда рука Эмили коснулась лица Гвидиона, и от этого простого касания у него защемило сердце.
И по мере того как счастье начало затоплять все его существо, из глубины сознания навстречу счастливому чувству ринулось ледяное предчувствие. Гвидион взглянул на долину, и картина в его глазах изменилась: вместо серебристого лунного сияния появился серый едкий дым.
Перед мысленным взором возникла долина, по которой прошла чудовищная волна пожаров. Зеленая трава почернела и обуглилась, фермы, дома и амбары обратились в пепел. Все строения были разрушены до основания, по полям текли реки крови. Гвидион отчаянно задрожал, когда кровавый поток неудержимо понесся в их сторону...
- Сэм! - Голос Эмили был полон тревоги. - С тобой все в порядке? Что произошло?
Гвндион встряхнул головой. Видение исчезло. Долину вновь заливал мирный свет серебристой луны. Испуг отразился на лице Эмили. Ее пальцы все еще касались щеки Гвидиона, и он взял девушку за руку. Пальцы его продолжали дрожать.
- Сэм? - Глаза Эмили потемнели, на лице появилась тревога.
- Эмили, где мы находимся? Как называется ваш городок?
- Меррифилд.
Внутри у Гвидиона все сжалось. Меррифилд - достаточно распространенное название; поселение с таким именем могло находиться где угодно. Однако Гвидион вспомнил, что на древних картах видел Меррифилд где-то среди Широких Лугов, окруженных огромными пространствами Восточного Серендаира. Во время войны луга были уничтожены; ни одна из деревень не уцелела. Когда же мир был восстановлен и люди только-только начали отстраиваться, Остров погиб.
- А как называются ближайшие города? Беспокойство Эмили росло.
- Поблизости нет больших городов, Сэм. До ближайшего - более сотни миль. Отец ездит туда раз в год и возвращается только через месяц.
- Как называется этот город, Эмили? Ты не знаешь? Она сжала руку юноши, стараясь успокоить, хотя и не понимала причины его страха.
- Меррифилд расположен примерно посередине между двумя крупными городами. К западу, на другом берегу большой реки, находится Пристань Надежды, а к юго-востоку - Истон. Пожалуй, это самые большие города в наших краях.
В глазах у Гвидиона защипало.
"Этого не может быть, - в отчаянии подумал он, - не может быть!"
Оба названных Эмили города находились на Серендаире.
- В чем дело, Сэм?
Страх Гвидиона начал передаваться девушке.
Гвидион посмотрел на нее. Пелена спала. Прагматическая натура помогла ему справиться с отчаянием. Страх отступил, едва лишь на ум Гвидиону пришла очень простая мысль. Ну конечно же! Он явился сюда для того, чтобы спасти Эмили от верной гибели - до того, как Остров исчезнет в глубинах вод. Он знал, как это сделать, куда идти и к кому обратиться. А еще он знал, когда следует уходить. Должно быть, милосердная Судьба направила его назад во Времени и дала ему шанс, хотя Гвидион и не понимал, почему она выбрала именно его.
Он посмотрел на Эмили и улыбнулся. Гвидион ни на мгновение не усомнился в том, что нашел свою половинку, как не сомневался в своем имени. Он ВИДЕЛ. И вместе с новым знанием пришли спокойная уверенность и растущая радость. Эмили - его половинка. Поверить в это было совсем не трудно - он любил ее, и любил сильно.
Гвидион взял лицо девушки в ладони и наклонился для нового поцелуя.
- Прости, я не хотел тебя напугать, - сказал он, когда поцелуй закончился. - Мне нужно кое-что тебе рассказать.
Эмили слегка отстранилась:
- О чем?
Гвидион постарался, чтобы его голос не дрожал. Это случалось, когда он особенно волновался.
- Мы должны покинуть эти места как можно скорее и направиться на восток, в сторону Широких Лугов. Если со мной что-нибудь случится или обстоятельства нас разлучат, ты должна обещать мне, что обязательно найдешь человека по имени Маквит, или Фаррист, или Гараэль. Пожалуйста, обещай мне.
Эмили удивленно на него посмотрела:
- О чем ты говоришь?
Гвидион хотел ей все объяснить, но понял, что ничего не получится. Эмили просто не поймет. Никто не знал о приближающейся катастрофе; война еще не успела сюда добраться, а Остров ушел под воду через столетия после войны. Потом Гвидиону в голову пришла грустная мысль. Возможно, ему не суждено вернуться назад. Возможно, он будет жить и умрет здесь, в Прошлом.
Он обнаружил, что так и не выпустил лицо Эмили из своих ладоней. Внимательно вгляделся в ее черты. Необъяснимое поведение юноши пугало ее, но она определенно хотела его успокоить. Ее глаза искали ответы в выражении лица Гвидиона; зрачки потемнели от тревоги. В это нежное лицо Гвидион смог бы смотреть, наверное, бесконечно долго, никогда при этом не уставая, - и все равно ему вряд ли удалось бы познать эти милые черты до конца. Нежность к Эмили поднималась из самых глубин существа, и Гвидион без малейших колебаний решил, что смерть рядом с нею несравненно лучше, чем жизнь вдали от нее.
Свет слегка переместившейся луны наполнил глаза Эмили серебром, и она улыбнулась. В тот же миг все страхи Гвидиона растворились, и он снова поцеловал девушку. Теперь их губы не разлучались долго-долго. Чудесные ощущения вернулись к Гвидиону, губы Эмили слегка приоткрылись, и он ощутил ее дыхание. Чувство близости оказалось слишком сильным.
Гвидион отпрянул назад и увидел, что Эмили удивлена.
- Я все еще не могу поверить, что ты здесь, - прошептала она. - Откуда ты?
- Что ты имеешь в виду?
Эмили взяла его за руки. От волнения она слегка дрожала.
- Ты ведь - исполнение моей мечты, правда? Ты пришел, чтобы спасти меня от лотереи и забрать с собой?
- Можно сказать и так... Но почему ты решила, что я - твоя мечта?
На лице Эмили не было ни тени смущения.
- Вчера, в полночь, я обратилась с просьбой к своей звезде - и вот ты здесь. Ты ведь не знал, где находишься, верно? Я вызвала тебя издалека?
Гвидион широко раскрыл глаза и глупо улыбнулся:
- Да, ты совершенно права. Она вздохнула:
- Не могу поверить. Я почти целый год ждала подходящей ночи, и у меня получилось. Ты наконец пришел. Ты здесь. - На ресницах Эмили появилась одинокая слеза и скатилась по щеке, отчего улыбка девушки сделалась еще ярче.
"Нет, в ней определенно есть волшебство, - подумал Гвидион. - И, может быть, настолько сильное, что способно было перенести меня через волны Времени".
Эмили встала и протянула ему руку.
- Пойдем, - сказала она. - Я хочу показать тебе убежище фей.
Они спустились с холма и не торопясь двинулись к реке, рассекавшей долину надвое. Шагая по склону, Гвидион наблюдал за незнакомыми созвездиями; черное небо расстилалось над ним, полное бесконечных обещаний.
Когда они дошли до реки, Эмили остановилась и в смятении огляделась: течение оказалось сильнее обычного, а берега были сильно заболочены. Один из высоких башмаков девушки застрял в трясине, и Гвидион помог ей выбраться из этих цепких объятий. Эмили беспомощно посмотрела на плакучую иву, к которой она собиралась привести своего спутника, а потом перевела взгляд на сложную шнуровку своих башмачков.
- Очень жаль, Сэм, - огорчилась она, - но мне туда не добраться. Если я сниму эти разнесчастные башмаки, то потом целый час пройдет, пока я их снова надену. А вот ты сходи туда обязательно. Оттуда открывается такой замечательный вид.
- Какой мне смысл идти туда без тебя! - воскликнул Гвидион.
Он огляделся в поисках более удобного места для того, чтобы преодолеть трясину, но ничего подходящего не обнаружил. Тут ему в голову пришла одна мысль, однако он никак не мог решиться высказать ее вслух.
Эмили словно прочитала ее сама.
- Ну, тогда ты можешь меня перенести, - сказала она. - Если хочешь, разумеется.
- Да, конечно, - с облегчением кивнул Гвидион.
У него дрогнул голос, когда он произносил это "да". Пытаясь скрыть смущение, Гвидион принялся связывать концы плаща, чтобы они не намокли в реке. Когда непрошеный румянец сошел с его лица, он протянул Эмили руки. Ему еще никогда не приходилось носить девушек на руках, и он поклялся, что если уронит Эмили в воду, то тут же найдет ядовитое растение, чтобы навсегда покончить со своей неудавшейся жизнью.
Эмили без малейшего смущения обняла Гвидиона за шею, а затем взяла его руку и подложила себе под колени. Юноша легко поднял девушку и осторожно вошел в воду. Оказавшись на другом берегу, он двинулся по мокрой траве и, добравшись до ивы, осторожно поставил Эмили на ноги.
Дерево оказалось великолепным. Множество ветвей отходило от мощного главного ствола, такого широкого, что его смогли бы охватить только три человека. Имея богатый запас воды, ива выросла настоящим великаном среди деревьев, а ее изящные листья отбрасывали под серебристым светом луны кружевную тень.
Эмили с любовью похлопала по стволу.
- Фермеры верят, что одинокое дерево, стоящее посреди луга, служит пристанищем для фей, живущих в полях, - с улыбкой глядя на ветви, сказала она. - Из чего следует, что ты смотришь сейчас на волшебное дерево. Считается, что если такое погибнет, то всем, кто живет поблизости, грозят неисчислимые беды. Ни один из здешних крестьян не станет его рубить.
Гвидион подумал о выгоревших лугах из своего видения. Да, он видел почерневшую, мертвую иву... Юноша невольно содрогнулся и обернулся к Эмили. Девушка обходила дерево, касаясь рукой ветвей, и что-то говорила на неизвестном Гвидиону языке.
Наконец она обошла иву кругом и улыбнулась:
- Ну вот, теперь, когда ты ее увидел, что будем делать дальше? Вернемся обратно?
- Не сейчас, - с улыбкой ответил Гвидион. - Ты что-нибудь знаешь о звездах?
- Да... А почему ты спрашиваешь?
- Научишь меня?
- Если хочешь. - Она собралась сесть прямо на землю, но Гвидион ее остановил.
Он быстро скинул и расстелил на земле плащ. Одобрительная улыбка Эмили заставила юношу вздрогнуть.
- Сэм...
- Что?
- Тебя не будет смущать, если я сниму платье? Гвидион почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
Эмили смущенно проговорила:
- Прости, мне следовало выразиться яснее. Я имела в виду эту часть. - Она неловко коснулась синего бархата. - Уверяю тебя, под ним я выгляжу вполне прилично. Просто это мое единственное праздничное платье, и если я его испорчу, сердце моей матери будет разбито. Так ты не возражаешь?
В голове у Гвидиона промелькнули разные варианты ответа. Видимо, все эти мысли попеременно отразились у него на лице, но он только молча кивнул.
Эмили повернулась к нему спиной и вновь подошла к дереву. Гвидион наблюдал за тем, как она распустила шнуровку корсажа и стянула платье через голову... Только потом он вдруг сообразил, что неприлично так глазеть на девушку. Эмили аккуратно развесила платье на ветвях ивы и повернулась к Гвидиону. Она осталась в белой кружевной рубашке без рукавов. Кринолин оказался длинным и пышным.
Потом Эмили уселась на плащ, и Гвидион устроился рядом с ней.
- Что ты хочешь узнать о звездах? - спросила она, глядя в ночное небо.
Ее волосы рассыпались по плечам, и Гвидион снова с трудом удержался от желания погладить их.
- Все, что ты знаешь. Я не узнаю ни одно из созвездий, так что пригодятся любые сведения. В том месте, откуда я пришел, звезды выглядят совсем иначе.
Эмили удобно растянулась на плаще, положив голову на мягкий мох у основания ствола ивы.
- Ну, первая и самая главная - Серен, звезда, в честь которой получил свое название Остров. В полночь, весной и летом, она висит прямо над головой.
Гвидион улегся рядом, стараясь не прижиматься к Эмили слишком тесно. Но она взяла его руку и положила себе на плечи. Это на миг заставило ее прервать урок астрономии, но затем она вновь начала показывать звезды и созвездия и вспоминать связанные с ними легенды. Выяснилось, что она обладает впечатляющими познаниями, которые сделали бы честь любому навигатору. Гвидион старался запоминать все, что она говорила, но довольно скоро он смотрел уже не на небеса, а на лицо девушки. Оно сияло собственным божественным светом, и Гвидион понял, что научится гораздо большему, изучая звезды в ее глазах. Он повернулся на бок, оперся на локоть, по его лицу бродила глупая улыбка.
Прошло довольно много времени, прежде чем Эмили опомнилась, обернулась к Гвидиону и увидела выражение его лица. Она покраснела и быстро села.
- Извини, я совсем заболталась.
- Вовсе нет, - торопливо возразил Гвидион. - Я слушал тебя очень внимательно. - Он протянул к ней руку. - Расскажи еще.
Она снова легла на плащ, и ее взгляд устремился к небу. На сей раз лицо Эмили было серьезным, и она некоторое время молчала. А когда заговорила, в ее голосе послышалась грусть.
- С тех самых пор, как я себя помню, мне снятся сны об этом месте, - тихо сказала она. - До самого последнего времени, почти каждую ночь, одно и то же: я сижу здесь в темноте, под звездами, и протягиваю к ним руки. Звезды падают с неба в мои ладони, и мне удается их поймать. Я сжимаю руку в кулак, и звездный свет проникает сквозь пальцы. Когда я просыпалась, меня охватывало поразительное ощущение счастья, которое сопровождало меня все утро. - Она закрыла и вновь открыла глаза. - А потом этот сон изменился. Мне кажется, в тот самый момент, когда я согласилась участвовать в брачной лотерее. В прошлом году я достигла необходимого возраста, но отец сказал, что еще слишком рано. Сейчас этого уже невозможно избежать, и, вопреки моему желанию и желанию моих родителей, меня включили в список. Словно лошадь на аукционе. Вся моя жизнь переменилась. Теперь сон приходит ко мне значительно реже, и он стал другим.
- А в чем разница? - сочувственно спросил Гвидион.
- Начало осталось прежним. Я сижу здесь, возле ивы, в темноте, и звезды в небе такие же яркие, но теперь мне не удается удержать их в ладонях. И звезды падают в воду. Я смотрю в реку, а звезды лежат на дне и продолжают сиять.
Гвидион ощутил, как ее грустный голос берет его за сердце.
- И ты догадываешься, что это значит? - спросил он.
- Думаю, да, - ответила Эмили, - Я пришла к выводу, что моим мечтам не суждено сбыться. Мне не удастся увидеть мир, овладеть знаниями, не дано участвовать в замечательных приключениях, о которых я грезила в детстве. Со мной произойдет то, о чем мечтают все мои подружки, - я выйду замуж, заведу детей и проживу всю жизнь здесь, в долине. В некотором смысле я и собиралась так поступить - но не сразу. Я люблю эту землю и могла быть здесь счастлива. Но... я думала... - Она замолчала и опустила глаза.
- О чем ты думала?
- О том, что мне выпадет иной жребий. Знаю, это звучит наивно и самоуверенно, но я всегда надеялась, что однажды увижу то, что мне снилось. А новые сны означают, что я смирилась с судьбой. Пройдет еще немного времени, и я совсем откажусь от глупых надежд. Я выйду замуж за того, кого мне выберет лотерея. Если повезет, избранник будет добр ко мне или хотя бы не слишком жесток, и я проживу свой век здесь, так никогда и не покинув долину. Наверное, я с самого начала подозревала, что так и случится. Теперь сны приходят все реже и реже. Вскоре они прекратятся совсем, и тогда я забуду о них и стану жить обычной жизнью.
Сердце сжалось в груди Гвидиона.
- Нет.
- Нет?
И вновь прагматичная сторона его натуры взяла вверх. Гвидион сел, скрестив ноги, и заставил сесть девушку.
- Эмили, как у вас принято свататься? Что нужно сделать, чтобы избежать участия в лотерее и попросить твоей руки?
Глаза Эмили засверкали, но почти тут же погасли.
- О-о, Сэм, - печально проговорила она. - Отец не отпустит меня с тобой. Он собирал для меня приданое с самого моего детства, постарался сохранить земли в долине, чтобы я не могла покинуть отчий дом. Он никогда не согласится на то, чтобы ты меня увез.
Тошнота подступила к горлу Гвидиона. Он не мог объяснить Эмили, почему ей необходимо покинуть родные места.
- Но ведь ты пойдешь со мной? Ты согласна убежать из дома?
Она потупилась, рассматривая свои руки. У Гвидиона перехватило дыхание. Пока он ждал ответа Эмили, его начало трясти. Наконец она подняла голову и взглянула ему в глаза.
- Да, - просто ответила она. - Нельзя отказываться от своей мечты, верно?
Облегчение на душе Гвидиона было сродни глотку холодной воды в жару.
- Да, да, конечно. - Он обнял Эмили и крепко прижал к груди. - Здесь есть человек, который мог бы нас поженить?
Эмили вздохнула в его объятиях:
- Такой человек появится в деревне через несколько дней - после проведения брачной лотереи, когда наступит время свадеб.
Гвидион прижал ее к себе сильнее. Он не знал, надолго ли сможет здесь задержаться, но риск того стоил, и Гвидион решил ждать, а до тех пор не пугать Эмили.
- Сэм?
Он неохотно отпустил девушку, слегка отстранился и посмотрел на нее словно бы совсем другими глазами. Когда солнце вставало сегодня утром, он был совершенно свободен и одинок; его жизнь ничем не отличалась от жизни других юношей его возраста, которые мало думали о будущем и не слишком в него верили.
А теперь он смотрел на свою жену. Он часто задумывался о том, какой окажется другая половинка его души, и сейчас был счастлив и горд, что она оказалась такой замечательной; его вообще поражало, что ему удалось разыскать ее. Мысль о том, что он проведет рядом с Эмили остаток жизни, наполняла его головокружительным, невероятным чувством.
В будущем, потеряв ее и оплакивая эту потерю в течение бесконечной череды бесцельно проходящих дней, Гвидион часто будет мыслями возвращаться к этому моменту. К той секунде, когда он впервые посмотрел на Эмили новыми глазами - веруя, что в его жизни будет еще много любви...
- Да?
- Как ты думаешь, мы увидим океан? Когда-нибудь? В этот момент Гвидион пообещал бы ей все, что бы она ни попросила.
- Конечно. Мы можем возле него жить, если захочешь.
- Я никогда не покидала долину, Сэм, ни разу, за всю свою жизнь. - В глазах Эмили появилось отрешенное выражение. - Но мне всегда хотелось увидеть океан. Мой дед был моряком и обещал, что когда-нибудь покажет мне океан. До недавнего времени я ему верила. - Она заглянула в глаза Гвидиона, заметила в них следы печали и быстро отвернулась.
Гвидион вдруг понял, что ей стало грустно из-за того, что он расстроился. Но когда Эмили снова повернулась к нему, глаза ее сияли, словно девушка нашла способ исправить ему настроение. Она склонилась над Гвидионом и прошептала на ухо, словно раскрывала какой-то большой секрет:
- Но я видела его корабль. Гвидион удивился:
- Как же ты могла видеть корабль, если никогда не бывала у моря?
Эмили улыбнулась ему в темноте:
- Ну, когда дед не в море, корабль совсем крошечный - величиной с мою ладонь. Дед держит его на каминной полке, в бутылке. Однажды, когда я пришла к нему в гости, он показал мне свой кораблик.
Слезы обожгли глаза Гвидиона. Хотя ему доводилось видеть немало знаменитых и замечательных людей, он не сомневался: даже возьми они все лучшее, что имелось в их душах, они все равно были бы недостойны Эмили. Некоторое время он не мог произнести ни слова. Но когда горло перестала сжимать судорога, Гвидеон сказал ей то, что переполняло его сердце:
- Ты самая замечательная девушка на свете.
Она серьезно посмотрела на него:
- Нет, Сэм, просто самая везучая. И самая счастливая.
Гвидион коснулся ее обнаженных плеч, и его рука задрожала. Поцелуй получился долгим, он сулил радости супружества. В первый раз Гвидион не ощутил смущения, и ему захотелось, чтобы поцелуй никогда не кончался.
- Сэм? - Прекрасные глаза Эмили блестели в свете луны.
- Да?
Она опустила взгляд:
- Ну, во-первых, я хочу, чтобы ты знал: если ты поцелуешь меня еще раз, то мы станем мужем и женой прямо здесь и сейчас.
Гвидион уже не мог унять дрожь, охватившую все его тело.
- А во-вторых?
Она провела ладонью по его лицу, а потом коснулась плеча.
- Я хочу, чтобы ты поцеловал меня еще раз.
Как зачарованный, Гвидион медленно расправил на земле плащ, и когда Эмили легла, присел рядом на корточки, не спуская с девушки глаз. Она кивнула ему, и тогда Гвидион лег тоже, прижал ее к себе изо всех сил, так что ему стало трудно дышать. Они лежали друг у друга в объятиях очень долго, ее волосы касались его пальцев, и он наконец смог их погладить. Его ладонь снова и снова касалась волос Эмили, прохладных и гладких, как шелк.
Потом девушка что-то прошептала и развязала на Гвидионе галстук. Юноша вздрогнул. Эмили осторожно расстегнула на нем рубашку, и девичьи пальцы скользнули по его животу к груди. Это придало Гвидиону мужества. Он закрыл глаза, и его губы нашли губы Эмили. Девушка дрожала.
Теплый летний ветер шевелил их волосы. Гвидион откинулся назад, чтобы еще раз посмотреть на свою возлюбленную. На лице Эмили не было ни страха, ни смущения, а в ее блестящих глазах он прочитал одобрение.
Он продолжал смотреть на Эмили, когда его рука потянулась к ее корсажу, пальцы коснулись маленьких пуговиц, сделанных в форме сердца, и затряслись, словно листья на осеннем ветру. Гвидион так волновался, что последняя, пятая пуговица осталась в его руках.
Он с ужасом посмотрел на пуговицу.
- Эмили, извини!.. - Юноша покраснел.
Его растерянный взгляд вернулся к лицу Эмили, и он увидел, что девушка улыбается. Она взяла у него из рук пуговицу и повертела в руках.
- Правда, красивые? - спросила она. - Отец привез их мне из города, в подарок на день рождения. Они наверняка стоили кучу денег.
- Эмили...
Она заставила юношу замолчать, прижав пальцы к его губам. Затем вложила пуговицу Гвидиону в ладонь и сжала его пальцы.
- Возьми ее, Сэм. В память о ночи, когда я отдала тебе свое сердце. - Она почувствовала, как горячие слезы упали на ее кожу, обняла Гвидиона и прижала его к груди. - Все будет хорошо, Сэм, - прошептала она. - Ты не сделаешь мне больно. Правда. Все будет хорошо.
Она снова словно читала мысли. Гвидион почувствовал, как волна уверенности подхватывает его; он откинул тонкую ткань и коснулся губами впадинки на ее груди. Он продолжал нежно целовать Эмили, а его руки осторожно стягивали с ее плеч рубашку, пока та не легла рядом на землю.
Рука Гвидиона потянулась к маленьким холмикам грудей, пальцы нашли розовый сосок, а потом к нему прижались и губы. Эмили снова задрожала, и в душе Гвидиона вспыхнул огонь.
Удивление и восхищение затопили его сердце, когда лунный свет озарил тело любимой. Ее глаза сверкали, и в них стояли слезы. Однако взгляд этих глаз таил в себе такую уверенность, что у Гвидиона даже мысли не возникло усомниться в своих действиях - он не мог испортить волшебство этого мгновения. Губы Гвидиона вернулись к обнаженной груди, а его руки проникли под измятую юбку. Когда пальцы Гвидиона коснулись теплых ног Эмили, ему показалось, что сейчас у него разорвется сердце.
Эмили неловко начала расстегивать ремень на его штанах, но скоро пальцы ее обрели уверенность. Когда ремень ослабел, она быстро сдернула с него штаны, и Гвидион почувствовал на коже прохладный ветерок. Он вздрогнул и прижался к Эмили, словно искал тепла, и снова посмотрел в ее лицо.
- Я люблю тебя, Сэм, - сказала она. - Мне пришлось так долго ждать. Но я всегда знала, что ты придешь, если мое желание будет достаточно сильным.
Эмили трепетала под тяжестью его тела, ее пальцы скользили по его спине. Он почувствовал, как ее дыхание стало прерывистым; она закинула голову назад, и его губы стали благодарно целовать ее шею. Его слезы омывали кожу Эмили, и Гвидион почувствовал, как ее рука нежно прикоснулась к его щеке, лаская и утешая. Потом их тела наконец слились...
Некоторое время они лежали неподвижно. Гвидион вдруг испугался, что стоит пошевелиться - и все исчезнет. Словно это сон. Но даже если и так, он не хотел, чтобы чудесный сон прекращался...
Рука девушки легла ему на затылок, и Эмили поцеловала его в губы. Затем ее тело медленно придвинулось ближе. Гвидион ощутил, как в нем вновь поднимается горячая волна. Огонь, вспыхнувший у него в животе, разгорался и разгорался, пока не охватил все тело. Все мысли юноши унес с собой теплый летний ветер; остались лишь ритм биения сердца Эмили и ее тихие стоны.
Она шептала имя Гвидиона, и возбуждение его росло. Слово, повторяемое снова и снова, задавало ритм; тело Эмили стало горячим и мягким от охватившего ее наслаждения. Звук собственного имени достиг сердца Гвидиона, и он ощутил гром, раскатившийся внутри его тела; одновременно в груди Эмили родился крик, и она сжала Гвидиона так, словно он был последним якорем, удерживающим ее на земле, а после их подхватила и понесла могучая безудержная волна...
Время остановилось. Гвидион не знал, как долго они любили друг друга, - не с чем было сравнивать; но ему показалось, будто прошла вечность. С каждой новой секундой его любовь к девушке все росла - пока ему не показалось, что это чувство уже более не вмещается в его существо. Он всегда полагал, что ЭТО произойдет с ним еще не скоро, и не думал, что оно окажется столь значительным. Рыдания, неотвратимо подступившие к горлу, застали Гвидиона врасплох.
- Сэм? - Голос Эмили был полон тревоги, она прижала любимого к себе.
- Боже, неужели я сделал тебе больно, Эмили?
Она нежно поцеловала его, а потом слегка отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.
- Ты шутишь? Неужели я вела себя так, словно мне было больно?
Она рассмеялась, и словно молния пронзила все его тело, пройдя насквозь, от поясницы до мозга.
Он с облегчением опустил голову на плечо девушки.
- Эмили, я никогда... никогда не сделаю тебе больно. Надеюсь, ты это знаешь.
Она посмотрела ему в глаза:
- Конечно, знаю. Зачем обижать ту, что принадлежит тебе? Потому что, Сэм, я принадлежу тебе.
Он вздохнул:
- Благодарение богам...
- Нет, - серьезно возразила Эмили. - Благодарение звездам. Именно они привели тебя ко мне.
Гвидион с трудом поднял голову и посмотрел в озаренное луной небо, усеянное звездами, - так блестят на песке рассыпанные бриллианты.
- Спасибо вам! - закричал он.
Эмили тихонько засмеялась, а потом вздохнула, когда он отодвинулся и начал приводить в порядок одежду. Она последовала его примеру, и скоро они уже стояли одетые. Эмили посмотрела в сторону городка, затем повернулась к Гвидиону, и на лице ее проступила горечь.
- Вальс Лорана. Нужно возвращаться, скоро танцы закончатся.
Гвидион вздохнул. Он с радостью остался бы здесь с Эмили навсегда.
- Ладно, - ответил он.
Он протянул ей руку и помог подняться, а потом обнял и еще раз поцеловал. Милое лицо возлюбленной выражало счастливое удовлетворение.
Гвидион надел плащ и взял Эмили на руки, вновь перенес через топкий берег, понимая, что они пересекают порог того места, которое она так любит и считает своим домом. Его охватила печаль; Гвидион знал, что их поспешный уход означает одно: ему уже никогда не суждено перенести Эмили через этот порог.Рука об руку, не спеша, они миновали поля. Когда же Гвидион и Эмили поднялись на вершину холма, девушка неожиданно крепко сжала юноше руку.
Он обернулся к ней с беспокойством: Все хорошо?
- Да, но мне нужно немного посидеть.
Гвидион помог ей сесть и опустился на землю рядом.
- Что с тобой? - спросил он. Эмили ободряюще улыбнулась:
- Ничего страшного, Сэм. Просто хочу отдохнуть.
- Ты уверена?
- Да... Можно, я задам тебе один вопрос?
- Конечно. Спрашивай что хочешь.
- Сколько тебе лет?
- Четырнадцать. А тебе? Она немного помолчала.
- Как ты думаешь, который сейчас час?
- Около одиннадцати, наверное.
- Тогда мне тринадцать.
Гвидион с недоумением посмотрел на нее.
- Какое отношение время имеет к твоему возрасту?
- Через час мне будет четырнадцать, как и тебе. Теперь он понял.
- Значит, сегодня твой день рождения?
- Завтра.
Он заключил ее в объятия:
- С днем рождения, Эмили.
- Спасибо. - Глаза у нее засверкали. - Подожди-ка, у меня появилась идея! Ты не хочешь прийти к нам завтра на ужин?
Гвидион обнял ее крепче:
- Это было бы замечательно.
Эмили высвободилась из объятий, и он улыбнулся, видя, как лицо ее осветилось радостью.
- Ты сможешь познакомиться с моими родителями и братьями. Может быть, когда отец увидит, как я счастлива, он даст свое согласие.
- Во сколько мне прийти?
- Приходи в пять - ужин начинается в шесть.
Он с сожалением посмотрел на свою запыленную одежду:
- Боюсь, больше мне нечего надеть.
Эмили коснулась его рубашки. Ей еще не приходилось видеть таких тонких тканей. Бесспорно, в их деревне никто не мог похвастаться такой одеждой.
- Это вполне сойдет, - сказала она. - На обратном пути я покажу тебе наш дом.
Гвидион пошарил в карманах. Вытащил кошелек и заглянул внутрь. Там не нашлось ничего достойного для подарка его любимой, а есть ли в поселении лавка, где можно купить что-нибудь подходящее, этого он не знал. Тогда он вынул пять золотых монет, которые захватил с собой, выходя из дому, и вложил их в ладонь Эмили.
- Это все, что у меня есть. Скромный подарок, но я хочу, чтобы в память о сегодняшней ночи у тебя что-нибудь осталось.
"Завтра я разыщу самые красивые цветы, какие только растут в здешних местах", - решил он.
Эмили взглянула на монеты, и на лице ее появился ужас.
- Я не могу это взять, Сэм, тут не меньше половины моего приданого. - Она перевернула одну из монет.
На ней было выбито лицо принца Роланда. Такие монеты появятся только через семь столетий. Эмили взяла руку Гвидиона и высыпала монеты ему на ладонь:
- А кроме того, если я приду домой с такими деньгами, мои родители решат, что я совершила что-нибудь ужасное.
Он понял, что она имеет в виду, и густо покраснел. Потом ему пришла в голову новая идея. Порывшись в кошельке, он вытащил другую монетку - медную, необычной формы: многоугольник с тринадцатью сторонами. Гвидион отдал монетку Эмили и вытащил из кошелька еще одну, точно такую же.
- Насколько мне известно, - сказал он, - во всем мире только две такие монеты. Они не имеют особой ценности, но очень важны для меня. И я не знаю другого человека, которому мог бы отдать одну из них.
Эмили внимательно осмотрела монетку, потом улыбнулась и привлекла к себе Гвидиона:
- Спасибо, Сэм, я буду ее хранить. А теперь нам пора.
Он помог ей подняться на ноги и стряхнул траву, приставшую к ее подолу.
- Мне бы хотелось сделать тебе настоящий подарок. Они начали спускаться по склону холма к деревне.
- Ты не можешь подарить мне лучшего, чем то, что сделал сегодня. Ты пришел издалека в ответ на мою просьбу. Разве можно просить о большем?
Он обнял Эмили за плечи:
- Но у тебя день рождения.
- Ты и в самом деле хочешь сделать мне особенный подарок?
- Больше всего на свете.
Она улыбнулась, выскользнула из-под руки и сжала его ладонь.
- Расскажи мне о тех местах, где тебе пришлось побывать, и о всяких необычных вещах, которые ты видел. - Ее глаза вновь заблестели. - Расскажи мне о том, куда мы пойдем и что мы увидим.
- Ну, раз ты никогда не видела океана, то начнем мы с кораблей, которые перевезут нас через Центральное море.
И Гвидион рассказал ей о мачтах и снастях, о сплетенных из веревок постелях, которые называются гамаками и в которых спят матросы, и про огромный порт Кэсел-Тай, где собираются корабли со всего мира, чтобы торговать и набираться мудрости у Морских Магов. Он поведал о Порт-Фаллоне, расположенном на берегах его родины, где огромные маяки возвышаются на сотню футов, озаряя путь для сбившихся с пути моряков. А на закуску оставил описание лиринского порта Тэллоно, чьи открытые всем ветрам пляжи превращены в защищенную гавань - при помощи женщины, владеющей мудростью и силой драконов.
Эмили восторженно внимала его рассказам. Однако не забыла показать ему по дороге родительскую ферму, самую крупную из тех, что он видел днем, взобравшись на вершину холма. Над воротами горел яркий светильник.
Гвидиону столько всего хотелось рассказать Эмили - о реке, такой холодной и широкой, что в утреннем тумане иногда не видно ее противоположного берега. Река эта ведет в страну лиринов Горллевиноло, где Эмили могла бы встретить людей из народа ее матери, там с радостью принимают даже полукровок.
Он мог бы рассказать ей об Оракуле из Ярима, что прославился своими безумными пророчествами, и о величественном городе Сепульварта, где жрецы возвели свои храмы, а городом управляет Патриарх. И конечно же, о Великом Белом Дереве... Но они уже оказались в городке и вскоре остановились перед входом в танцевальный зал.
Когда они приблизились к тому месту, где впервые встретились, Эмили в голову пришла новая мысль.
- А у тебя есть родовое имя? Имя семьи?
От одной только мысли о том, что он может рассказать об этом, у него потеплело на душе, но он не знал, как ей все объяснить.
- Да, в некотором смысле. Это довольно сложно. И мое имя звучит иначе. Видишь ли...
- Эмми, вот мы тебя и нашли! Где ты была? Пришел Джастин и другие, и все тебя искали. - В голосе Бена слышались облегчение и гнев одновременно.
Эмили, не ответив на его вопрос, подвела Гвидиона к брату.
- Привет, Бен. Тебе понравились танцы? Это Сэм. Сэм, это мой брат, Бен.
Гвидион протянул руку, и Бен бросил на него оценивающий взгляд. Потом пожал Гвидиону руку и вновь повернулся к сестре:
- Когда отец все узнает, он будет тобой очень недоволен.
- Узнает о чем?
- Что ты не ходила на танцы.
- Я ходила на танцы, более того, я прекрасно провела время.
Бен даже покраснел от злости.
- Ты ни разу не станцевала, Эмми. В зале осталось множество недовольных.
Эмили принялась хохотать.
- Один танец я все же станцевала, только не в зале, а тут, снаружи. Ты же сам видел. Пойдем, Бен, я правда провела чудесный вечер.
- Эмми! - Новый голос был низким.
Гвидион повернулся и увидел еще одного молодого человека, чуть постарше Бена, который торопливо шагал к ним. У него также были темные волосы, и он оказался на голову выше Эмили. Она кинулась ему навстречу, и он подхватил ее на руки.
- С днем рождения, вредная девчонка, - с любовью проговорил он, целуя ее в щеку. - Ты хорошо повеселилась? Тебе понравились танцы?
- Лучше не бывает, - улыбнувшись, ответила она. Она представила Гвидиону своего старшего брата, Джастина, и они направились к фургону, на котором Джастин приехал.
Пока братья запрягали лошадей, Эмили повернулась к Гвидиону.
- Спасибо тебе, Сэм, - тихо сказала она. - До завтра.
- Ровно в пять... С днем рождения, Эмили! Я буду все время думать о тебе.
Она быстро поцеловала его в щеку и побежала к фургону. Гвидион ощутил боль; он и сам не понимал, сколько правды было в словах, которые услышала от него Эмили напоследок.
- Я люблю тебя, - крикнул он вслед удаляющемуся фургону.
Эмили развела руки в стороны, показывая, что не слышит. Гвидион молча смотрел вслед исчезающему в темноте фургону, а Эмили махала ему рукой, пока тьма окончательно не поглотила ее.
На следующее утро Гвидион встал вместе с остальными работниками. Поднялись еще до рассвета. Предстоял долгий день под палящим солнцем, и Гвидион решил не надевать рубашку. Он завернул рубашку, флягу и кинжал в плащ и сунул под койку, на которой провел ночь.
Однако, сворачивая плащ, Гвидион заметил три небольших темных пятна на его подкладке. Рассмотрев их повнимательнее, он понял, что это кровь.
Гвидион снова развернул рубашку, чтобы проверить, нет ли и на ней следов крови, но больше ничего не нашел. Убрав вещи под койку, он приступил к работе. Поскольку Гвидион был на ферме человеком новым, то работу ему поручили нетрудную, но грязную. Вскоре Гвидион с ног до головы был покрыт пылью.
Когда же взошло солнце и наступило время для завтрака, Гвидион отправился в луга за цветами. Вскоре он заметил дикий водосбор, растущий среди волосяных стеблей нимфы, и решил, что это самые подходящие цветы для букета. Затем он направился и тщательно вычистил штаны. Как можно просить руки девушки, если от тебя пахнет навозом?
В надежде, что еще удастся позавтракать, Гвидион торопливо зашагал обратно на ферму. В воздухе висела духота, и, подходя к крыльцу, Гвидион вдруг почувствовал легкое головокружение.Меридион остановил картинку, еще раз проверил инструменты, а затем осторожно удалил изображение. Он даже улыбнулся при этом: изображение никак не хотело покидать нить, как будто юноша противился этому. Меридион аккуратно вернул нить на прежнее место, позаботившись о том, чтобы не осталось торчащих кончиков. И снова приник к линзам.Гвидион шел по лесной дороге. Все было точно так же, как вчера утром, - все, кроме воспоминаний.
Он посмотрел по сторонам. Солнце вставало над горизонтом, в ветвях деревьев перекликались птицы. Теплый ветерок коснулся его голой груди, и Гвидиону вдруг стало холодно. А в остальном ничего не изменилось.
Паника охватила его, отчаянно забилось сердце, и Гвидион было кинулся бежать по тропинке, но потом развернулся и помчался обратно. Его руки отчаянно хватали воздух, словно пытались дотянуться до иной реальности, но это привело лишь к тому, что над лесной тропой поднялось легкое облачко пыли.
Внутри у Гвидиона все сжалось, а в голове колотилась одна-единственная мысль: неужели он стал жертвой галлюцинации? Или сходит с ума? Лучше уж считать, что все случившееся лишь привиделось ему... Неужели это правда, не сон? В глубине души Гвидион прекрасно понимал, что не в силах придумать такую замечательную девушку, как Эмили.
Эмили... Холод сковал его тело. Где она сейчас? Что с ней? Он вспомнил, как предупредил ее о том, что они могут разлучиться, и какое удивление появилось тогда на ее лице. Поняла ли она всю серьезность его предостережений? Удалось ли ей уцелеть во время катаклизма?
Гвидион вдруг осознал, что плащ, рубашка, кинжал и фляга исчезли. Его сердце сжалось, когда он подумал об оставленных под койкой вещах, а потом стиснул кулаки - только теперь он понял, что означали пятна крови на подкладке плаща. Это кровь Эмили - знак того, что она потеряла невинность и они действительно стали мужем и женой.
Отчаяние охватило Гвидиона, когда он принялся рыться в карманах штанов, но едва рука нащупала кошелек - единственное, что он ранним утром захватил с собой, - юноша немного успокоился.
Трясущимися руками он развязал шнурок и высыпал содержимое кошелька на ладонь. На лице его появилась улыбка: он увидел маленькую пуговку, которую подарила ему Эмили. Теперь Гвидион имел доказательство тому, что он не сошел с ума, что его воспоминания - не бред безумца.
Гвидион глубоко вздохнул, его охватила печаль. Он подумал о плаще и других оставшихся под койкой вещах; о ферме, давно превратившейся в обгоревшие развалины; о прошедших столетиях и океане, воды которого плещутся на месте исчезнувшего Острова. Гвидиону совсем не хотелось думать о прахе Эмили, развеянном свежим морским ветром, - он прекрасно понимал, что подобные мысли способны ввергнуть в пучину безумия.
Отец... он поможет! Эмили не могла погибнуть, ей наверняка удалось найти вождей намерьенских беженцев, о которых он, Гвидион, рассказывал ей прошлым вечером. Наверное, ей удалось сесть на один из больших кораблей. Сердце юноши наполнила надежда, ведь Эмили так хотелось увидеть океан...
Но ведь Эмили могла погибнуть во время войны. Или пережить войну, но умереть до того, как намерьены покинули Остров... А вдруг она взошла на борт одного из тех кораблей, что затонули во время шторма? Возможно, ей удалось доплыть до новой земли, но там ее поджидала гибель... Все эти жуткие варианты развития событий пронеслись в сознании Гвидиона. Он решил, что нужно срочно вернуться домой и поговорить с отцом. Отец посоветует, как найти Эмили.
Гвидион повернулся и быстрым шагом двинулся по лесной дорожке. В его глазах день разом потерял свое очарование; темные тучи угрожающе сгущались. Он сделал пять шагов, но потом вся тяжесть осознания потери обрушилась на него, и Гвидион без сил повалился на землю. Из горла юноши вырвались рыдание и такой крик боли, что он распугал все окрестную живность. Он бил кулаками по земле и горько плакал.Утром своего дня рождения Эмили до самого восхода провалялась в постели. Ей снились сладкие сны, но вдруг она скорее почувствовала, чем услышала ужасный, горестный крик: "Не-е-е-е-ет!.." Это ее разбудило.
Вздрогнув, она села на постели. Сквозь занавеску пробивался солнечный свет, пели птицы. Наступил чудесный летний день. Эмили потрясла головой, пытаясь отогнать страх, окутавший ее, словно густой холодный туман.
Но тут нахлынули воспоминания о Сэме и вчерашнем вечере, и дурные предчувствия развеялись как дым. Тихонько напевая, она соскочила с кровати и протанцевала по комнате в белой ночной рубашке, считая часы до встречи с любимым.
День тянулся невыносимо медленно. Эмили помогла матери приготовить праздничный ужин, кое-что рассказала ей о Сэме. Чем ближе был вечер, тем сильнее волновалась Эмили, пока отец не заметил, что еще немного - и от нее можно будет зажигать свечи.
Назначенное время пришло и ушло, а Эмили все стояла у окна в лучшей своей белой блузке и розовой широкой юбке и не отрываясь глядела на дорогу. Пришло и ушло время ужина, и мать уговорила Эмили сесть за стол, хотя еда, которую она готовила с такой любовью, давно остыла. Печальное настроение Эмили передалось ее близким; одного взгляда в ее наполненные слезами глаза было достаточно, чтобы отбить всякое желание приставать к ней с разговорами.
После ужина братья и родители принесли подарки, она улыбалась и благодарила их, но все видели, что мысли Эмили витают где-то далеко. Когда стало темнеть, Эмили вновь села у окна, продолжая надеяться, что Сэм придет.
Наконец, далеко за полночь, отец мягко взял ее за руку и сказал, что пора спать. Эмили кивнула и стала молча подниматься по лестнице. Потом что-то заставило ее оглянуться. Грусть на лицах родителей вывела ее из состояния транса. Эмили увидела, как они переживают из-за нее, улыбнулась им из последних сил и заставила себя говорить уверенно.
- Не тревожься, отец, - сказала она. - На лотерее будет множество других парней, в которых я смогу влюбиться. - Она увидела, как они оба вздохнули с облегчением, а морщины на лице матери немного разгладились.
- Ты права, милая, так оно и будет.
Эмили послала им воздушный поцелуй. Но, входя в свою спальню, прошептала:
- Вот только этого никогда не произойдет.
Годы спустя, после долгих и безуспешных поисков, Эмили нашла Маквита, имя которого, среди прочих, упоминал Сэм. Это произошло совершенно случайно, на улице огромного города, и хотя он был знаменитым воином, а она никому не известной женщиной, Эмили набралась мужества и спросила у него о Сэме. Поначалу Маквит рассердился, но, увидев свет последней надежды, который горел в ее глазах, смягчился.
- Мне ужасно жаль, - сказал он и огорчился, увидев, как реагирует на его слова молодая женщина, - но мне никогда не приходилось слышать о человеке с таким именем.
И воин еще долго стоял, глядя вслед удаляющейся женщине. Ее поникшие плечи красноречиво свидетельствовали о крахе последней надежды.
Маквит не обладал даром предвидения, но он знал: сейчас он смотрит на человеческую душу, покидающую тело, которому еще предстоит жить, но которое потеряло всякий интерес к жизни.Гвидион ждал ответа прорицательницы молча. Однако скрыть отчаяние и боль не сумел. Тем более что прорицательница - его родная бабушка... Что ж, тем легче ему будет узнать истину.
Энвин изучала его лицо, в ее пронзительных голубых глазах появилось любопытство. Ей было очень интересно, почему внук не получил дара терпения, которым наделены все члены их семьи. И хотя главным даром Энвин было умение заглядывать в Прошлое, она достаточно знала о Будущем, чтобы понимать: придет день, и Гвидион станет могущественным человеком, как и все его близкие. Он обладает огромным потенциалом, а это позволит вновь привести их династию к славе. Значит, Гвидион - важный член семьи, которого следует держать под контролем.
- Моя половинка, - сказал он, и его голос дрогнул. - Я уверен, бабушка. Ну пожалуйста.
Слезы выступили у него на глазах, вырвавшись из сокровенных глубин души. Следы внешнего воздействия исчезли задолго до того, как юноша решился прийти к прорицательнице за ответами. Энвин не замечала никаких следов волшебства, но не сомневалась в том, что волшебство было.
Другой вопрос, кто поставил эксперимент над ее внуком; формула эликсира исчезла в глубинах океана вместе с опустившимся туда Серендаиром тысячу лет назад. И хотя Энвин получила частичный ответ на вопрос, некоторые эпизоды, описанные Гвидионом, - жжение в глазах, перенос во Времени - были скрыты от ее видения Прошлого. Она тряхнула головой, словно отгоняя неприятные мысли, и сосредоточила свое внимание на дрожащем от нетерпения внуке.
Он пошел на большой риск, забравшись к ней сюда, на такую огромную высоту, не обращая внимания на обжигающе холодный ветер, который в бессильной ярости обрушивался на стены замка, построенного в высоких отрогах далеких северных гор. Руки Гвидиона все еще кровоточили от долгого подъема по крутым, почти вертикальным склонам. Какая-то яростная сила толкала его вперед. В последнее время к Энвин редко приходили люди. Несмотря на отчаяние, которым был охвачен внук, она обрадовалась даже такой компании. К тому же Энвин не сомневалась: настанет день, и Гвидион очень ей пригодится.
Она обдумывала вопрос внука. Когда пророчица поняла, какие последствия будут иметь сказанные ею слова, на ее лице появилось отрешенное выражение. Необходимо тщательно сформулировать известие. Она взяла обе руки Гвидиона в свои и принялась бинтовать ему окровавленные костяшки пальцев. Потом на ее лице появилась печальная улыбка, и пророчица заговорила:
- Она не приплыла сюда и не сошла с корабля. Мне очень жаль, мой мальчик. Ее нога не ступила ни на нашу землю, ни на берег в Маноссе. Если она принадлежала к расе лириков, то звезды, что обращены к нам, увидели бы ее, а они молчат. Ее не было среди тех, кто покинул Остров на кораблях.
- Ты уверена? Но возможно, это ошибка! Пожалуйста, бабушка, посмотри еще раз. Ты уверена, что она не села на корабль Второго флота, который сбился с пути?
Энвин спрятала улыбку и вернулась к алтарю, где лежала потускневшая от времени подзорная труба. Это был один из самых древних артефактов в стране, инструмент, благодаря которому ее отец впервые увидел эти земли. Она взяла его и некоторое время держала в руке, ощущая силу его могущества. Затем подошла к большому окну, выходящему на далекое-далекое море, и приложила подзорную трубу к глазам. Она долго смотрела в нее, а потом опустила трубу и вновь повернулась к ожидающему в тревоге внуку:
- Нет, мой мальчик, мне жаль тебя разочаровывать, но ни одна женщина с таким именем, похожая на ту, которую ты ищешь, не садилась на корабль, ушедший с Острова до его гибели. Она не приплывала сюда и не сходила на берег.
Энвин наблюдала за тем, как Гвидион опускается на пол, сраженный горем и ее приговором. Его тело содрогалось от рыданий. Она повернулась к нему спиной, подошла к алтарю, положила артефакт на место и улыбнулась.
- Ну, а как насчет ужина? - спросила она.1
1146 год, третий векОН ДВИГАЛСЯ словно тень проходящей тучи, невидимый, никем не замеченный. Добравшись до вершины холма, он внимательными глазами стал обшаривать раскинувшиеся внизу поля. На них падала тень, выгоревшая трава гнулась под напором ворвавшегося в долину ветра.
Когда стало еще темнее, Брат выпрямился во весь рост, обернулся и кивнул кому-то. Затем вновь обратился к долине.
Спустя мгновение огромная фигура выросла рядом с ним. В стремительно тающем свете заходящего солнца рукояти клинков, торчащие из-за спины гиганта, напоминали бронированные клешни какого-нибудь диковинного краба. Сержант посмотрел в ту сторону, куда был устремлен взгляд Брата.
- Сколько у нас времени? - осведомился он.
Брат ответил не сразу. Его скрытая капюшоном голова была наклонена в сторону, будто он прислушивался к далекому разговору.
- Они отстают на четверть часа. Но меня беспокоит не это.
- Ой знает. - Вооруженный до зубов гигант вздохнул. - Нам не поспеть, да?
Глаза Брата были устремлены к горизонту.
- Скорее всего, нет. - Он взглянул на своего рослого спутника. - Но ты успеешь, если уйдешь сейчас и направишься в другую сторону.
- Нет, сэр, - ответил великан, обнажив зубы в хищной улыбке. - Ой дошел досюда; жалко вертать назад. А они все равно меня найдут. Если ты не против, сэр, Ой предпочел бы их встретить вместе.
Брат кивнул, и его взгляд вернулся к далекой линии горизонта.
- Ну, в таком случае было бы лучше, чтобы нас догнали не в тот момент, когда охотники у нас за спиной. - Брат шевельнул плечом, и похожее на арбалет оружие, которое он носил за спиной, словно бы само собою оказалось у него в руках. Брат начал быстро спускаться вниз по склону.
- Ой согласен, - сказал гигант, обращаясь к ветру, кроме которого на вершине холма никого больше не оставалось.Темнота, сгущаясь, казалось, шумела больше, чем шаги Брата. Его не слышали даже маленькие зверьки в полях. Мало того, что его не слышали, - его и не видели: черное оружие на черном плаще, высокая худая фигура, подобная тени в ночи. Он не производил ни единого звука, не оставлял следов, и был только один шанс заметить Брата - нужно иметь зрение, способное различать оттенки тьмы, в которую он облачился как в мантию. Подобным зрением земные существа не обладают... Впрочем, если бы и нашелся такой наблюдатель, то это привело бы к непоправимым для него последствиям - вне всякого сомнения, при виде Брата его сердце забилось бы сильнее или наоборот - на долю секунды замерло... А этого бы хватило, чтобы Брат ощутил волнение чужака и нежеланный свидетель умер бы прежде, чем последовал следующий удар его сердца.
Брат скользил между порывами ветра, не нарушая равновесия мириадов вибраций мира, которые кроме него могли воспринимать лишь немногие. Его противники были могущественными, каждый из них обладал СИЛОЙ - ведь его бывший хозяин не жалел средств на охоту. Брат ничего другого и не ждал.
Он опустился на одно колено и приготовился стрелять. Мрачная улыбка появилась у него на губах: цели находились на расстоянии выстрела. Почти в четверти мили.
Брат не видел их - пока, - но он особо и не нуждался в этом. Даже на таком расстоянии он слышал шаги и биение сердец. Подобно акуле, почуявшей в воде кровь, он чувствовал их движения. Эту способность он унаследовал от своих нечеловеческих предков. Впрочем, он обладал чувствительностью к подобным вещам даже в большей степени, чем обычный дракианин. Он был Братом - в этом заключался его дар.
Он закрыл глаза и оценил силу ветра. Потом сделал выдох и мягко спустил курок.
Три легких - легче шепота - металлических диска, каждый размером с кленовый лист, вылетели из трехфутового арбалета. Брат использовал их вместо привычных каждому воину арбалетных болтов. Задолго до того, как диски достигли цели, он успел перезарядить диковинное оружие и выстрелить снова и снова, каждый раз посылая на охоту новую порцию дисков.
Затем он покинул свою позицию - как раз в тот момент, когда первые три диска, один за другим, вошли в левую глазницу первой цели, прошили насквозь мозг и завершили свой полет в горле следующей жертвы. И еще четверо хищников встретились со смертью, прежде чем остальные хоть что-нибудь заметили.
Только вожак успел повернуть голову и посмотреть в лицо смерти. Стоявший на вершине холма Брат обернулся и бросил взгляд назад.
- Вожак был быстрым, - сказал он великану. Тот не согласился:
- Не слишком-то быстрым, сэр.Брат обошел стоянку по широкой спирали и убедился, что костер никто не заметит. Тем не менее Грунтор окружил костер тремя металлическими пластинами, чтобы закрыть огонь. Только такие постоянные предосторожности помогали друзьям до сих пор выжить.
Гигант-болг вопросительно посмотрел на тяжелый мешок, в котором лежал запас их продовольствия, и Брат кивнул. Грунтор присел перед костром, открыл мешок и вытащил заднюю ногу оленя, которого они подстрелили два дня назад.
Он вставил длинную кость в специальные отверстия в металлических пластинах, после чего принялся медленно поворачивать ее над пламенем, используя в качестве вертела. Друзья молча дожидались, пока мясо прожарится. Брат прислушивался к шелесту ветра. Грунтор не обращал на своего спутника внимания - все шло как обычно. Если что-то случится, Брат ему скажет.
Спустя некоторое время великан снял мясо с огня, оторвал от него истекающий соком кусок величиной с ладонь и протянул его своему спутнику. Остальное он оставил себе. Брат посмотрел, как Грунтор крепкими зубами отдирает мясо от кости. Потом аккуратно разрезал кинжалом свою порцию на мелкие кусочки и принялся за еду. У мяса оказался неприятный привкус.
- Оно уже начало портиться, - заметил Брат. Болг кивнул:
- Ну, у нас немалый сухой паек.
- Нет. Сухой паек нам понадобится, когда начнется наше путешествие по Корню.
- Ой знает... Тогда это мясо - все, что у нас осталось.
- А кролик?
- Мы слопали его еще вчера.
Брат отложил в сторону остатки мяса:
- Значит, завтра я отправлюсь на охоту.
Они вернулись к привычному молчанию. Вскоре Грунтор лег у костра с подветренной стороны. Брат наблюдал за засыпающим великаном. Потом позволил своему разуму пуститься в свободное плавание, вспоминая о том, что привело их сюда...
И вновь Брат пробирался сквозь непроглядный мрак Подземных Палат ф'дора. Как он ни избегал шума, сапоги его гулко стучали по полированным обсидиановым полам.
Зал был так велик, что даже если бы в помещении горели светильники, Брат все равно не смог бы разглядеть темные гладкие стены из вулканического стекла, испещренные диковинными узорами. Черное пламя горело над жаровнями. Во всем огромном, похожем на пещеру зале было освещено одно-единственное место - круглый участок в центре, куда и направлялся дракианин.
Внутри круга стоял мужчина в пурпурном одеянии. Когда-то он был человеком, но теперь в его теле поселился демон, слившийся с человеком в единое целое.
Брат сжал зубы, преодолевая инстинктивное отвращение к этому месту и существу, стоящему в круге. Кровь закипала в его жилах, когда он боролся с естественной реакцией на творящееся здесь насилие над природой. Его наследственная ненависть была рождена столетиями войн между дракианами и ф'дорами. Здесь, в этом месте, которое враги его народа сделали своим домом, она поднималась из самых глубин души и делалась почти нестерпимой.
Сущности обеих ветвей его родословной - чувственное восприятие мира, унаследованное со стороны матери-дракианки, и любовь к земле, полученная от неизвестного отца-болга, - восставали против осквернения священного храма. Но самое сильное отвращение Брат испытывал к демону, оседлавшему человеческое тело, стоящее перед ним. Повелителю Тысячи Глаз. Ф'дору. Тсолтану. Его, Брата, господину.
Когда Брат вошел в круг света, послышался тихий голос - сладкий, словно мед:
- У меня есть для тебя работа.
Глаза темного жреца внимательно следили за реакцией Брата. Чувствительные дракианские нервы болезненно реагировали на вторжение. Брату вдруг показалось, будто на него изучающе смотрит мясник, решая, какой кусок лучше отрубить. Брат ничего не ответил. Даже дыхание стало для него сейчас непростым делом.
- Твою руку, - приказал демон-жрец. Брат разжал кулак и протянул левую ладонь. Из темноты послышался смех ф'дора.
- Твоя способность к сопротивлению забавляет меня, - заявил ф'дор. - Ты же знаешь, что не сможешь вернуть свое истинное имя. Твои услуги слишком важны для меня. Нет такой цены, за которую ты смог бы его выкупить. И ни при каких условиях я не расскажу тебе, как мне удалось им завладеть.
Прямо перед Братом из пола рос стебель. Казалось, он был отлит из стекла. Во все стороны торчали щупальца, усаженные обсидиановыми шипами. Самое верхнее из щупалец сжимало ключ.
- Возьми.
Брат решительно протянул руку и сорвал ключ. Обсидиановый отросток разбился, точно ножка хрупкого бокала.
Брат поднес ключ поближе к глазам - глазам полуболга, представителя народа, выросшего среди темных пещер, улыбаясь про себя ускорившемуся ритму биений бывшего человеческого сердца. Это была единственная внешняя реакция демона на дерзость и непокорность слуги. В самом ключе, вырезанном из темной кости, возможно из ребра, он не заметил ничего исключительного.
- Ты возьмешь с собой этот ключ и отправишься к основанию рухнувшего моста в северных землях. В фундаменте моста найдешь врата, подобных которым тебе еще не доводилось видеть. Ткань земли там совсем истончилась; возможно, тебе станет там не по себе. Но если ты все сделаешь правильно, то окажешься среди бескрайней пустыни. - Человеческое сердце демона начало успокаиваться. - Однако ты будешь знать направление, в котором следует идти, и мой старый друг тебя встретит. Оказавшись там, ты договоришься с ним о месте и времени, когда проведешь его через врата сюда. Ты должен сделать все как можно быстрее. Вернешься, и я подготовлю тебя к должности его проводника. Тебе все ясно?
- Да.
- Ты расскажешь мне, к какому соглашению вы пришли, и доставишь его сообщение.
- Я не слуга.
- Тут ты совершенно прав. Ты даже не ливрея.
В талисмане, висевшем на шее демона, отразилось темное пламя жаровни. Внутри золотого круга проступал узор из красных камней, по спирали уходивший к центру амулета, где чья-то искусная рука начертала изображение глаза. Его пронзительный взгляд встретился с твердым взглядом Брата.
Ф'дор приблизился, и Брат ощутил отвратительный запах плоти и мерзость дыхания демона. Запах тлена сопровождал всех представителей этой расы, но зловоние его господина казалось Брату особенно тошнотворным.
- Я хочу, чтобы ты проделал все быстро. По сравнению с этим деянием твои предыдущие подвиги, в том числе и череда убитых тобой людей, покажутся сущей безделицей. Я - твой истинный господин, ты будешь моим рабом до тех пор, пока не станешь следовать за мной добровольно или не умрешь после моей победы.
Брат сделал все так, как требовал демон.
Он не испытывал угрызений совести из-за смерти других людей, и его не пугало зло, - но то, с чем ему пришлось встретиться в пустошах за горизонтом, превосходило представления Брата об ужасах. И перед лицом чудовищного разрушения, которое неизбежно придет в мир, он впервые в жизни решил бежать, бросив все, чем обладал. Иначе сквозь врата явится то, что много хуже смерти. Даже он был не в силах принять такой исход...Брат отогнал воспоминания, ощутив вдалеке какое-то движение. Ключ, который он держал в руке, слегка мерцал в темноте, и Брат быстро засунул его в карман.
Потом он сосредоточился и понял, что к ним вновь приближаются волки. Они находились пока довольно далеко, но упорно продолжали погоню. И еще Брат определил, что их преследуют особые волки - глаза и уши ф'дора.
Он негромко щелкнул языком. Грунтор моментально открыл глаза и потянулся к оружию. Взгляд болга устремился к Брату.
Тот сделал несколько быстрых знаков рукой: "Шесть волков, по трое с каждой стороны".
Грунтор кивнул и взялся за длинный лук. Другой рукой он быстро накрыл костер металлической пластиной, чтобы не выдать местонахождение лагеря. Брат приготовил квеллан, свое необычное оружие, а Грунтор проверил, удобно ли лежит рядом копье. Оставалось ждать.
Склонив голову на плечо, дракианин сосредоточился на животных. Однако вскоре он понял, что волки их не почуяли, а еще через несколько минут Брат и вовсе перестал ощущать зверей. Враг не заметил удачно расположенный лагерь. Когда волки были уже достаточно далеко, Брат кивнул и сделал глубокий вдох.
- Они подбираются все ближе, - заметил Брат.
- Но мы не удивляемся, так ведь, сэр? Они знают наш запах, а еще у нас ключ. Похоже, они его чуют.
- Нам нужно побыстрее добраться до следующего города. Там мы сможем затеряться в толпе.
- Здорово. Ой знает, как ты любишь города.
Уже появились первые признаки рассвета, когда начался летний дождь. Брат и Грунтор быстро свернули лагерь и зашагали в сторону Истона, рассчитывая опередить приближающуюся грозу.2- ЕЩЕ СУПА, милая?
- Нет, спасибо, Барни. - Девушка взглянула на хозяина таверны и улыбнулась. - Но он был очень вкусным.
И снова погрузилась в свои пергаментные листы и чудные предметы, в беспорядке разбросанные на столе. Она принялась что-то быстро писать, тихонько напевая себе под нос.
Барни вздохнул и отнес супницу к стойке. Как и всегда, когда ему улыбалась эта посетительница, у него сразу улучшалось настроение. Потом он с опаской огляделся по сторонам: а вдруг Ди заметит, что он тут ухмыляется как дурак. Девушка нравилась Ди, но лучше зря не раскачивать супружескую лодку.
Делая вид, что протирает залитую пивом стойку, Барни еще раз незаметно взглянул на девушку. Та отбросила назад золотистые пряди и рассеянно коснулась шеи, чтобы высвободить запутавшийся в волосах золотой медальон.
Она продолжала писать, изредка останавливаясь, чтобы еще раз посмотреть на одну из лежащих перед нею вещиц или пройтись пальцами по струнам пастушеской арфы, которую пристроила у себя на коленях. Казалось, девушку окружает ореол страсти. Хотя она сидела в самом углу зала, за своим любимым столиком, возле стойки, этот ореол каким-то удивительным образом действовал на собравшихся в зале. Обычно в середине дня в "Шляпе с пером" было довольно тихо; сегодня же посетители шумели как в праздничный вечер.
"Стоит ли удивляться, - подумал Барни, - что Ди она пришлась по сердцу. Эта девочка всегда привлекает клиентов".
Люди громко разговаривали, стучали кружками с элем, и лишь немногие заметили, как в таверну вошел незнакомец. Он нетерпеливо прошел сквозь толпу, оглядывая посетителей, и остановился возле столика, где сидела золотоволосая девушка, ожидая, пока она обратит на него внимание, но девушка продолжала что-то писать. Вот она нахмурилась, заметив ошибку, и принялась исправлять написанное.
Наконец незнакомец не выдержал.
- Вас зовут Рапсодия, - произнес он громко.
Она не подняла взгляда, лишь передвинула в сторону стопку пергаментов и взяла чистый лист.
- Так? - нетерпеливо переспросил он. Девушка вновь не удостоила его взгляда.
- О, извините! Спасибо, что напомнили. - После паузы она добавила: - К сожалению, я очень занята.
Мужчина с усилием подавил вспыхнувший гнев - уж слишком небрежно разговаривала с ним девушка. Он почувствовал, как многие начинают поглядывать в его сторону, и постарался сохранить спокойствие.
- Я представляю одного джентльмена, вашего друга. Девушка продолжала задумчиво смотреть в свои записи.
- В самом деле? И о ком же идет речь?
- О Майкле, Ветре Смерти.
Разговоры в "Шляпе с пером" мгновенно стихли, но девушка и бровью не повела.
- Либо слова "джентльмен" и "друг" получили в нашем языке новое определение, либо вы крайне неудачно их используете, - заявила она. - Чего он хочет?
- Воспользоваться вашими услугами, естественно.
- Я больше не занимаюсь прежним ремеслом.
- Не думаю, что его интересует ваш нынешний профессиональный статус.
Только теперь девушка перестала писать и посмотрела на незнакомца. В ее зеленых глазах не было и намека на страх; назойливый собеседник отступил на шаг.
- Его интересы меня никак не касаются, - спокойно проговорила девушка. - А теперь, не могли бы вы извинить меня? Я уже сказала, у меня совсем нет времени. - И она вернулась к прерванной работе.
Незнакомцу потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Его лицо побагровело от злости. Кое-кто из особенно нервных посетителей таверны начал протискиваться к выходу. Незнакомец навалился на стол и собрался было выхватить один из листов пергамента.
В этот момент острие кинжала вонзилось в столешницу между его указательным и средним пальцами. Движение девушки было настолько стремительным, что он оторопел.
Рапсодия посмотрела на него во второй раз:
- Пожалуй, я слишком долго разговаривала вежливо, ведь ты вежливых слов не понимаешь. Если испортишь хотя бы буковку в моей работе, на счет "шесть" останешься без штанов... А теперь, ПОЖАЛУЙСТА, оставь меня в покое.
Теперь уже все смотрели на нее, она же спокойно макнула перо в чернильницу, левой рукой продолжая сжимать рукоять кинжала.
Незнакомец бросил на нее бесполезный свирепый взгляд, убрал руку и ринулся к выходу мимо замолчавших свидетелей неприятной сцены, резко захлопнув за собой дверь. Барни проводил его взглядом, а потом подошел к столику Рапсодии. На его добром морщинистом лице было написано сильное беспокойство.
- Разве ты не знаешь, на кого этот тип работает, милая? - с тревогой спросил он, наблюдая за тем, как Ди собирает тарелки со столов, за которыми только что сидели сбежавшие клиенты.
Рапсодия аккуратно свернула листы пергамента в свитки.
- Конечно, знаю... На Майкла Бесполезное Дыхание. Какое дурацкое имя!..
- Я бы не советовал выражаться о нем так непочтительно, милая. В последнее время он стал гораздо страшнее. Да и ушей у него прибавилось.
- Неужели? - Рапсодия засунула свитки в холщовую сумку, после чего принялась быстро складывать туда же мелкие предметы со стола, оставив лишь увядший первоцвет и кусок тонкого пергамента. - Он и прежде не отличался особой привлекательностью.
Она заткнула чернильницу пробкой и убрала в кармашек, который специально пришила внутри сумки, завернула арфу в джутовую ткань и положила сверху на свитки. Потом принялась что-то медленно писать на куске пергамента.
- Пожалуй, Барни, я съем еще немного твоего супа.Отряд уже сворачивал лагерь, когда Гэммон миновал заставу у северо-западной стены Истона. Судя по тому, как Майкл поносил солдат, сейчас был не самый подходящий момент для плохих новостей. Оставалось надеяться на переменчивый характер вожака. Или на то, что он забыл, зачем посылал Гэммона. Однако один взгляд в лицо Майкла - и все надежды рухнули.
- Где она? - резко спросил тот, оттолкнув слугу, которого только что распекал за нерадивость.
- Она больше этим не занимается, сэр. Глаза Майкла широко открылись.
- Ты не сумел ее найти? Это же так просто! После короткого колебания Гэммон ответил:
- Я нашел ее, милорд. Она отказалась прийти.
Майкл моргнул, и Гэммону показалось, что его глаза потемнели. Но милорд произнес неожиданно спокойным тоном:
- Отказалась. Значит, она отказалась?
- Да, сэр.
Майкл повернулся, чтобы посмотреть, как его люди седлают лошадей и собирают вещи. Черный дым погашенных костров медленно поднимался к небу, пока поток воздуха в вышине не подхватывал его и не относил в сторону широкого луга, где дым и оставался висеть, словно клочья грязной шерсти.
- Возможно, ты неправильно понял мой приказ, Гэммон, - хладнокровно сказал Майкл. - Я не предлагал тебе спрашивать у девки, хочет ли она нас сопровождать. Я велел привести ее сюда.
- Да, милорд.
- Возвращайся в город. Боги, она ведь ниже тебя на целую голову!.. Если потребуется, притащи ее ко мне за волосы. Ты видел ее роскошные золотые волосы, Гэммон?
- Да, сэр.
- Я много думал о них, Гэммон. Ты можешь себе представить, каково их гладить?
- Да, милорд.
- Нет, ты не представляешь, Гэммон, - заявил Майкл, и голос его стал холодным, лишенным любых эмоций. - Ты не знаешь, потому что мешочек между ног у тебя пуст. Ты никогда ее не пробовал, не так ли? Думаю, нет. Ты бы этого не пережил. А вот я, Гэммон, имел ее, и мне никогда не приходилось испытывать ничего более восхитительного. Ты заметил, что она наполовину лиринка? Знаешь, Гэммон, женщины лиринов исключительно привлекательны. А Рапсодия - особенно. И скажем так: волосы лишь часть ее прелестей, остальных ты даже представить себе не можешь... Впрочем, кто знает, Гэммон, если я буду тобой доволен, я разрешу тебе ее попробовать - совсем немного. Но тебе хватит, чтобы оправдать твое жалкое существование на свете. Понимаешь? Однажды я ее поимел по-настоящему... или, лучше сказать, она меня поимела?.. Как думаешь, Гэммон, тебе бы она понравилась?
Гэммон знал, что Майкл пытается заманить его в ловушку.
- Я приведу ее, милорд, - сказал он.
- Вижу, ты все понял, - сказал Майкл и потерял к Гэммону интерес.
Рапсодия только что поставила последнюю точку на листе пергамента и ждала, пока он просохнет, когда Гэммон вернулся в "Шляпу с пером". В таверне уже никого не было, кроме Барни и Ди, тоскливо смотревших, как головорез снова подходит к столику и останавливается перед девушкой.
- Ты пойдешь со мной.
- Сегодня не могу, извини.
- Ну хватит! - прорычал Гэммон.
Он схватил ее за длинную прядь золотых волос, завязанных простой черной лентой, а другой рукой обнажил короткий меч.
Барни и Ди с ужасом увидели, как он согнулся от боли: резким движением Рапсодия толкнула свой столик так, что угол угодил Гэммону в пах и прижал посланца Майкла к стене. Гэммон глухо застонал, его голова со стуком ударилась о столешницу. Рапсодия выбила меч из ослабевшей руки, подняла его, склонилась над Гэммоном и проговорила ему прямо в ухо:
- Ты - ужасный грубиян. Пойди и скажи своему главарю: пусть он сделает с самим собой то, что намеревался сделать со мной. Ты понял?
Гэммон злобно посмотрел на нее, а Рапсодия вытащила кинжал и приставила лезвие к его горлу. Только после этого она отодвинула стол.
- И еще одно, - добавила она, подталкивая Гэммона к двери. - Я уйду отсюда сразу вслед за тобой и уже не вернусь. Так что тебе и другим бандитам, которых ты позовешь на помощь, стоит попытаться догнать меня. Не советую беспокоить этих людей. - И она выбросила меч на улицу, в грязную канаву.
Гэммон плюнул в ее сторону и во второй раз бесславно бежал из таверны.
- Ужасный грубиян, - повторила Рапсодия, обращаясь к Барни и Ди. Она положила на стойку несколько монет и обняла хозяйку. - Я выйду через главный вход. Вам лучше закрыть заведение до ужина. Извините за неприятности, которые я вам доставила.
- Будь осторожна, дорогая, - сказала Ди, с трудом сдерживая слезы.
Рапсодия сняла с гвоздя свой плащ и быстро надела его. Перекинула сумку через плечо и направилась к двери. На ходу она протянула Барни листок пергамента и улыбнулась на прощанье.
- Удачи тебе, Барни, - она поцеловала его в щеку. - И если к тебе забредет трубадур, пусть споет для вас эту песенку.
Барни посмотрел на листок пергамента, который вручила ему Рапсодия, и увидел пять аккуратных строк и несколько нот.
- Что это, милая? - спросил он.
- Твое имя, - ответила она и ушла.
Ди подошла к стойке, положила монеты в карман, взяла тарелку, ложку и оставленное перо.
- Барни, - позвала она, - подойди сюда.
На столе лежал первоцвет - свежий и ароматный, словно его только что сорвали.Улицы Истона были темными и прохладными - настоящий рай, где можно отдохнуть от палящего солнца. Двое мужчин молча шагали по мостовой, мимо препирающихся торговцев и бранящихся покупателей, и никто их не замечал. То, что никто не обращал внимания на Грунтора, объяснялось одуряющей жарой и густой тенью. Обычно он, со своим огромным ростом, привлекал любопытные взгляды, поэтому великан старался не заходить в города.
Брат чувствовал толпы на улицах еще до того, как туда попадал, оглушительное биение сердец множества людей пульсировало у него в ушах и на коже. Всякий раз, когда впереди оказывалась большая группа людей, друзья сворачивали на соседнюю улицу. Петляя, они увеличивали продолжительность своего пребывания в городе - с одной стороны; но с другой - возрастали их шансы пройти незамеченными.
Сейчас они оказались в довольно тихом районе и теперь осторожно пробирались мимо куч мусора и людей, уже давно привыкших ночевать в придорожных канавах. Пьяницы рыгали и бормотали что-то себе под нос, ничего вокруг не замечая. Двое мужчин безмолвно переступали через них и груды отбросов и не сбавляли шага.
Брат знал, что в следующем переулке никого нет и что этим путем можно попасть на центральные улицы южной части города. Еще несколько кварталов, и они выйдут на набережную, а там, в суете, на них никто не обратит внимания.
Брат и Грунтор прошли почти до конца переулка, когда впереди послышался шум. Несколько грузных городских стражников преследовали уличную девку. Двое мужчин стремительно отступили в тень.Рапсодия вышла из "Шляпы с пером" и огляделась по сторонам: нет ли поблизости подонков из шайки Майкла.
Таверна находилась на Кингсуэй, одной из главных улиц Истона, рядом с северо-западными воротами. Вокруг кипела жизнь - люди, лошади, домашний скот, запах навоза, громкие крики... Не заметив нигде людей Майкла, Рапсодия перешла на противоположную сторону улицы, стараясь не наступать в глубокие лужи, оставшиеся после вчерашней грозы.
Посреди Кингсуэй она встретилась с пекарем Пиламом, который пытался переправить на другую сторону улицы тяжелую тележку, накрытую мешковиной. Тележка походила на громадный валун посреди реки. Людской поток обтекал ее с обеих сторон, порой задевая пекаря. Лысина Пилама покраснела и покрылась потом от усилий, но едва он завидел девушку, как лицо его расплылось в широкой улыбке.
- Рапсодия! Как поживаешь?
- Привет, Пилам. Давай помогу.
Рапсодия еще раз огляделась по сторонам, увернулась от нескольких торговцев, спешащих по своим делам, и помогла перетащить тележку через выбоину на дороге. Тележка дернулась, и из нее высыпалось нескольких караваев свежего хлеба. Пилам поймал один из них на лету и предложил Рапсодии:
- Спасибо тебе, дорогая.
- Это тебе спасибо, Пилам, ты такой галантный, - отозвалась Рапсодия, откинув голову назад, отчего ее золотые волосы поймали луч яркого солнца. От улыбки, появившейся на лице девушки, у Пилама едва не подкосились ноги.
Она засунула хлеб в сумку и еще раз огляделась. На них с Пиламом обратили внимание многие - к этому Рапсодия и стремилась. Чем больше свидетелей, что она ушла из "Шляпы с пером", тем больше вероятность, что люди Майкла не тронут Барни и Ди.
Когда Рапсодия подошла к перекрестку, она заметила человека, показавшегося ей знакомым. Тот беседовал с городским стражником. Быстро накинув на голову капюшон, девушка зашла за ряд бочек, стоявших возле лавки торговца луками, и увидела, как к разговору присоединился второй стражник. Потом вся троица направилась в сторону "Шляпы с пером".
Рапсодия продолжала с беспокойством наблюдать за ними - стражники уже подходили к таверне, о чем-то расспрашивая прохожих. Наконец какая-то женщина кивнула и указала в сторону, противоположную от "Шляпы с пером", - как раз туда, где стояла Рапсодия. Девушка облегченно вздохнула, когда все трое побежали в указанном направлении. Она пониже опустила капюшон и свернула на соседнюю улицу.
Покинув Кингсуэй, Рапсодия оказалась в районе, где почти не было лавок; на узких улочках жили простые обитатели Истона. Девушка хорошо знала этот район; здесь, среди галерей и глубоких ниш, несложно найти надежное укрытие. Она почти успела дойти до следующего перекрестка, когда сзади послышался крик.
Обернувшись, она увидела дюжину мужчин, среди которых были и городские стражники. Со всех ног они гнались за ней с оружием в руках. Рапсодия изрядно удивилась. Раньше, когда она имела несчастье встречаться с Майклом, он не мог рассчитывать на помощь городской стражи. Впрочем, с тех пор прошло почти три года. Очевидно, Барни был прав, когда говорил о возросшем авторитете Майкла.
Рапсодия свернула за угол, перебежала на противоположную сторону улицы и оказалась в переулке между небольшим одноэтажным домом с соломенной крышей и двухэтажным кирпичным зданием. У одноэтажного домика имелся подвал. Рапсодия быстро протиснулась в него и спряталась под соломой, свалившейся с крыши. Устроившись поудобнее, она стала прислушиваться к разговорам приближающихся стражников.
Она услышала их голоса еще до того, как увидела своих преследователей. Они осматривали соседние переулки. Судя по всему, стражники разбились на небольшие группы и намеревались тщательно прочесать все вокруг. И еще Рапсодии показалось, что их стало заметно больше.
Трое преследователей свернули за угол и прошли совсем рядом с ней. Рапсодия сделала глубокий вдох и затаила дыхание. Стражники пинали ногами щебень, обломки досок и громко ругались.
А Рапсодии хотелось как следует отругать себя - как она могла не заметить, что Майкл сделался важной персоной? Презрение к нему оказалось сильнее здравого смысла, и теперь ее ошибка может привести к тяжелым последствиям.
"Впрочем, - напомнила она себе, - у меня все равно нет выбора".
Она и подумать не могла о том, чтобы подчиниться Гэммону.
Рапсодия наблюдала за тем, как один из стражников попытался рассыпать груду угля рядом с соседним домом. На улицу тут же с громкими криками выскочил человек в кожаном фартуке. Когда все увлеклись скандалом, Рапсодия выскользнула из своего укрытия и помчалась обратно, к переулку, выходящему на Кингсуэй. До угла оставалось совсем немного, когда сзади раздался крик.
Теперь она уже не успевала вернуться на Кингсуэй. Не могла она рассчитывать и на то, что ей удастся укрыться в каком-нибудь доме - даже если бы ее впустили, она лишь навлекла бы несчастье на его обитателей. Рапсодия рванулась изо всех сил и успела углубиться в лабиринт узких улочек, когда сзади громко закричали, а впереди появились еще два стражника. Рапсодия попала в ловушку.
Девушка попыталась свернуть в переулок, но ее почти сразу же настигли и повалили на землю. Стражник ловко перевернул ее на спину и отвесил пощечину; она не осталась в долгу и ударила его ногой в пах. Когда стражник согнулся от боли, она вскочила, но ее тут же схватил второй стражник. Он сразу заломил ей руки за спину и, хотя она отчаянно лягалась, поволок к остальным преследователям.
- Ты доставила нам много неприятностей, - проворчал он прямо ей в ухо. - Но я уверен, что ты того стоишь, правда? Когда он будет тебя трахать, дорогуша, вспомни обо мне. - Его рот прижался к ее шее, а свободной рукой он попытался схватить Рапсодию за грудь.
Но тут девушке удалось высвободить одну руку, хотя плечо пронзила боль. Стараясь не обращать внимания на боль, Рапсодия тряхнула кистью, и в ладонь ей скользнул кинжал.
Не глядя и не колеблясь, она нанесла удар, стараясь попасть в глаза стражника. Быстрота, с которой он отпустил ее и схватился за лицо, говорила сама за себя - она не промахнулась. Услышав его крики, другие стражники замерли от неожиданности на месте.
Прежде чем они успели понять, что случилось, девушка сломя голову уже летела по переулку. Один стражник остался помочь раненому товарищу, а остальные устремились вдогонку. Рапсодия проскочила между двумя женщинами, несущими корзины с выстиранным бельем, и свернула за угол.
Как только преследователи перестали ее видеть, девушка остановилась и огляделась, рассчитывая найти укрытие. Однако ничего подходящего пока не встретилось, и она побежала дальше. И тут же застыла - две тени приближались к ней с противоположной стороны переулка.
Один был огромного роста, в кожаных доспехах с металлическими пластинами, его голову украшал островерхий шлем. Спутник великана кутался в длинный плащ с капюшоном, его лицо скрывало некое подобие вуали, и хотя рядом со своим товарищем он казался маленьким, Рапсодия сразу поняла, что и у этого рост ой-ой-ой какой. Он двигался с поразительной быстротой и остановился, едва лишь ее увидел; великан же успел сделать три шага.
Рапсодия снова оглянулась. Стражники уже показались из-за угла, теперь расстояние до них составляло не больше тридцати футов. Она оказалась в ловушке между незнакомцами и стражниками. Понимая, что со стражниками договориться не удастся, Рапсодия подошла к незнакомцам вплотную и, задыхаясь, проговорила:
- Помогите мне. Пропустите меня, пожалуйста.
Незнакомцы переглянулись, но не сдвинулись с места.
Стражники замедлили шаг, теперь они шагали, выстроившись в шеренгу. Рапсодии ничего не оставалось, как обратиться за помощью к чужакам. Она выдавила из себя улыбку:
- Прошу меня простить, но не могли бы вы на время меня удочерить... ну, взять в свою семью? Я была бы вам очень признательна.
Мужчина, стоявший рядом с великаном, едва заметно кивнул.
- Благодарю вас, - выдохнула девушка и обернулась к стражникам. - Какая удивительная встреча! - На ее вспотевшем лице появилась фальшивая улыбка. - Вы, джентльмены, получили возможность познакомиться с моим братом. Брат, это городские стражники. Джентльмены, перед вами мой брат Акмед, Змей.
На мгновение ей показалось, что время остановилось. Потом в лицо ударил жар, послышался отдаленный, но вполне различимый треск, сопровождавшийся шипением.
Странное чувство охватило Рапсодию. Ничего подобного ей еще не приходилось испытывать; возможно, от быстрого бега у нее просто закружилась голова. Девушка поморщилась, вспомнив идиотское имя, которое первым пришло ей в голову. Однако желаемого результата удалось добиться, поскольку городские стражники в страхе смотрели через ее голову на двух незнакомцев.
Один за другим прозвучало несколько негромких щелчков, и что-то пронеслось мимо Рапсодии. Снаряды, тонкие, точно крылья бабочки, вонзались в глотки стражников, и те, один за другим, попадали на мостовую и остались лежать без движения.
Рапсодия с удивлением посмотрела на распростертые тела. Потом вновь повернулась к незнакомцам. Тот, что был меньше ростом, закинул за спину странного вида оружие, напоминающее арбалет. Рапсодия с восторгом посмотрела на удивительного воина.
- Отличная работа! - воскликнула она. - Спасибо вам!
Незнакомцы переглянулись, потом внимательно осмотрели переулок. Человек в длинном плаще протянул Рапсодии руку. Она показалась девушке хрупкой, но хватка была смертельной.
- Пойдешь с нами, если хочешь жить, - сказал он.
У него был резкий скрипучий голос; какая-то скрытая сила, звучащая в нем, заставила Рапсодию взглянуть на незнакомца с интересом.
Затем, бросив взгляд через плечо, она увидела, что к ним приближаются новые стражники, и уже без колебаний схватила затянутую в перчатку руку. Они бросились бежать но кривым улочкам Истона.3СТЕНЫ ОГРОМНОГО ГОРОДА остались далеко позади, а тьма поглотила окружающие Истон луга задолго до того, как трое путешественников разбили лагерь. Они покинули город через восточные ворота, располагавшиеся рядом с доками.
Истон был портовым городом, преуспевающим осколком прежних лет - эпохи расовых войн второго века. Истон, построенный на перекрестке торговых путей, замышлялся как центр искусства и культуры. За время долгих войн была тщательно продумана его оборона. Город превратился в окруженную высокими стенами крепость. С трех сторон возвышались каменные бастионы толщиной в восемнадцать футов, которые сходились у набережной. Таким образом, всегда оставалась возможность отступления по воде.
Рапсодии не в первый раз приходилось удирать от погони, петляя по узким улочкам Истона, но никогда она не бегала так стремительно. Иногда ее спутники попросту тащили девушку за собой по дворам или грязным переулкам.
Когда они пробрались через два пустующих здания и Рапсодия уже не сомневалась, что преследователи давно их потеряли, она поняла, что оказалась в незнакомых кварталах. Перед шумной портовой таверной человек в плаще остановился.
- Эти нам подойдут, - заявил он, и они увели двух лошадей прямо при свете дня.
Великан легко посадил Рапсодию на одну из лошадей. Они спокойно прошли еще несколько кварталов, после чего мужчины также вскочили в седла. Беглецы быстро покинули город, двигаясь через поля, вдоль берега моря, на юг.
Великан ехал немного позади, и девушка слышала, как тяжело дышит его лошадь. Сама Рапсодия сидела перед человеком с тонкими руками, но его дыхания слышно не было. Казалось, это не живой человек, а бесплотный манекен, что, впрочем, не мешало ему уверенно управлять лошадью. Рапсодия дрожала всем телом.
Прежде Рапсодия ни разу не бывала за южной стеной Истона. Она бросала частые грустные взгляды на череду сирых домишек, крытых жидкой соломой, на руины мраморных храмов, на полуразвалившиеся каменные здания и высокие статуи. Спустились сумерки, и она уже едва различала высокую изгибающуюся стену, доходящую до самого порта, где мерцали далекие огоньки. А потом осталась лишь плотная масса наступающего мрака...
Выбравшись из города, они сразу сбавили шаг, но Рапсодия видела, что ее спутники намерены уйти от Истона как можно дальше. Они продолжали двигаться даже после наступления темноты, когда девушка окончательно потеряла ориентацию. Более того, она начала думать, что ее похитили, а вовсе не спасли, как ей показалось сначала.
Рапсодия стала опасаться, что в такой темноте лошади могут споткнуться и упасть. Наконец, совершенно неожиданно, они остановились. Вокруг царила непроглядная тьма.
- Слезай, - послышался голос.
Прежде чем Рапсодия успела хотя бы пальцем пошевелить, мужчина схватил ее тонкими сильными руками и поставил на землю. Мгновением спустя он и сам спешился и быстрым движением перекинул поводья своему товарищу:
- Грунтор, прогони лошадей. - Еще миг - и человек в черном полностью растворился в ночи.
Рапсодия почти сразу потеряла его из виду. Она повернулась к громадной тени, которую мрак сделал еще внушительнее, и невольно отступила назад, а ее рука легла на рукоятку кинжала.
Грунтор укрепил поводья на спинах лошадей и чуть отошел от них.
- Идите с миром, - сказал он, но животные так устали, что не сдвинулись с места.
Казалось, великан предвидел такую реакцию. Он снял шлем и встал перед лошадьми так, чтобы они могли его видеть. Затем развел руки в стороны и заревел.
Грозный рык разорвал тишину ночи. На мгновение лошади застыли на месте, а потом опомнились и с отчаянным ржанием, забыв об усталости, бросились прочь.
Грунтор надел шлем и повернулся к Рапсодии. Он посмотрел на нее, все понял и оглушительно расхохотался:
- Привет, дорогая. Ой рад, что в твоих глазах любовь. Пойдем со мной. - И он зашагал в ночь.
Рапсодия сомневалась, что поступит разумно, если последует за великаном, но злить его наверняка не стоило. Пожав плечами, она двинулась следом. Стараясь не отставать, она тщетно пыталась понять, что происходит.
- Куда мы идем? Мы что, дальше пойдем пешком?
- Вряд ли. Сегодня мы цельный день топали.
У самого горизонта начала медленно подниматься полная луна, золотая, в ореоле тумана, встающего над морем. Однако свет ее не сумел разогнать мглу; непроницаемый мрак, тяжелый, словно смола, висел в летнем воздухе. Рапсодия всегда считала, что хорошо видит в темноте, но сейчас она двигалась, ориентируясь лишь с помощью слуха и осязания.
Она шагала за великаном, а тот уверенно топал по видимой одному ему тропе, пока Рапсодия едва не свалилась в маленький костер. Грунтор подхватил девушку в последний момент.
Лагерь был уже разбит. Однако Рапсодии не удавалось разглядеть никаких подробностей - то ли из-за того, что Грунтор загораживал весь вид, то ли из-за полнейшего мрака. А может быть, все дело было в выборе места?
Грунтор подошел к костру с наветренной стороны, снял шлем и сделал глубокий вдох, после чего плюхнулся на землю. До сих пор он практически не обращал на Рапсодию внимания, однако она решила, что лучше ей расположиться так, чтобы огонь оставался между нею и великаном. Девушка положила сумку на землю и села.
Теперь, в свете костра, у нее появилась возможность рассмотреть великана получше. Когда он опустился на землю, их глаза оказались на одном уровне, из чего следовало, что в нем было никак не меньше семи футов росту. А разворот плеч у него как у ломовой лошади.
Доспехи гиганта показались Рапсодии необычными. Эти доспехи, явно очень хорошей работы, напоминали чешуйчатую кожу, укрепленную металлическими пластинами, но девушка ни разу не слышала, чтобы они звенели или хотя бы поскрипывали. Кроме того, Рапсодию немного беспокоило, что многочисленные мечи и кинжалы великана также не производят ни малейшего шума. На плечах у него висел огромный топор и несколько длинных клинков разной формы, а из-за спины торчали рукояти еще нескольких мечей.
В мерцающем свете костра лицо великана и вовсе показалось Рапсодии страшным. Один зуб угрожающе торчал изо рта. Девушке никак не удавалось понять, какого цвета у него кожа. Кожа? Скорее, шкура! Глаза, уши и нос выглядели слишком большими даже для такого гиганта, и Рапсодия решила, что он видит, слышит и ощущает запахи лучше, чем обычный человек. Массивные руки заканчивались толстыми пальцами с широкими ногтями - или это когти? Великан напоминал существо из ночного кошмара. Впрочем, сейчас он был занят самым обычным делом: доставал из мешка съестные припасы, чтобы приготовить ужин. При этом он по-прежнему не обращал на Рапсодию ни малейшего внимания.
- Давай я угадаю: ты слышала о фирболгах, но никогда их не встречала, верно?
Скрипучий голос второго мужчины прозвучал прямо из-за спины Рапсодии, и она подскочила от неожиданности. Она и подумать не могла, что кто-то стоит так близко.
Девушка посмотрела на сидящего подле костра великана:
- Так ты фирболг? Не похож!
- Как так - не похож? - удивился великан.
- Прости, я не хотела тебя обидеть, - сказала Рапсодия и покраснела. - Ну, просто мой ограниченный опыт подсказывает, что фирболги - это настоящие чудовища.
- А мой стра-а-а-ашно богатый опыт напоминает, что лирины - вкусная закуска, - небрежно, без всякой злобы, бросил Грунтор.
- Полагаю, вы не намерены в дальнейшем руководствоваться этими соображениями, - произнес их закутанный в плащ спутник.
- Безусловно, - ответила Рапсодия, улыбаясь и дрожа одновременно.
Она чувствовала, что великан шутит. Худощавый человек бросил несколько кроличьих тушек у ног Грунтора.
- Кто ты? - обратился он к девушке.
- Меня зовут Рапсодия. Я изучаю музыку и хочу стать Певицей.
- Почему городская стража тебя преследовала?
- К моему огромному удивлению и досаде, выяснилось, что они служат одному болвану. Он хотел, чтобы меня отвели к нему.
- Зачем ты ему понадобилась?
- Полагаю, для развлечения.
- А у болвана есть имя?
- Он называет себя Майкл Дыхание Смерти. Многие награждают его похожими, но не такими звучными именами - правда, у него за спиной.
Мужчины переглянулись. Человек в плаще вновь посмотрел на Рапсодию:
- Откуда ты его знаешь?
- С сожалением вынуждена признаться, что три года назад, когда я зарабатывала на жизнь проституцией, он был моим клиентом, - откровенно ответила Рапсодия. - Я его не выбирала, но нас ведь никто и не спрашивал. К несчастью, я ему понравилась, и он сказал, что еще вернется за мной, но Майкл - такой напыщенный пустозвон, что я никогда не принимала его всерьез. Первая из печальной череды моих ошибок. Вторую я совершила сегодня, когда он послал за мной одного из своих отвратительных подручных и я отказалась пойти с ним. Если бы меня преследовали только люди Майкла, от них я бы сумела ускользнуть, но он призвал на помощь городскую стражу.
- А почему ты не могла согласиться на встречу с ним, а потом сбежать и спрятаться?
- Тогда мне пришлось бы солгать.
- Ну и что с того? - пожал плечами человек в плаще. - Зато ты сохранила бы жизнь.
- Я никогда не лгу. Не могу.
Грунтор рассмеялся:
- Ну и ну, сестричка! Ой не запамятовал, как ты говорила стражникам, будто мы с тобой - родня. Ой думает, что ты в нашей семье лишняя.
- Нет, - послышался скрипучий голос человека в плаще. В его глазах зажглось понимание. - Именно поэтому она и попросила ее удочерить.
Рапсодия кивнула:
- Правильно. Солги я - и моя попытка убедить их отстать от меня не удалась бы.
- Но почему?
- Ложь невозможна для тех, кто избрал мою профессию. Если ты не говоришь правду, то не можешь быть Дающей Имя, а это самое высокое звание Певицы. Необходимо, чтобы музыка в твоей речи гармонировала с окружающим миром. Ложь несовместима с гармонией и пятнает все, что ты хочешь сказать. Впрочем, абсолютных истин нет, поскольку правда иногда зависит от точки зрения. Таково философское обоснование. В последнее время, после того как я отказалась от своей... прежней профессии, я стала ценить правду превыше всех благ. Ее нет в том, чтобы быть шлюхой - ведь в таком случае ты всегда становишься чьей-то ложью. Тебе приходится прикусить язык и участвовать в чужих фантазиях, многие из которых трудно перенести. Поэтому теперь, когда я обрела свободу, я больше не могу скрывать свою ненависть к Майклу. Скорее всего, это очередная ошибка, но я сомневаюсь, что могла бы поступить иначе и продолжать после этого жить в мире с собой.
- Ну, ничего страшного с тобой не произошло.
- Нет, произошло. Теперь я вынуждена покинуть Истон. Пытаясь сбежать, я ослепила одного из стражников - и не могу вернуться обратно.
- Сомневаюсь, что там остались свидетели, - рассмеялся человек в плаще.
- Возможно, вас они и не видели, - сказала Рапсодия. - Но за мной гнались через восемь кварталов.
- В таком случае у тебя неприятности. - Человек в плаще уселся перед костром и задумчиво посмотрел на уходящие в небо завитки дыма. - Не возвращайся в город. У тебя есть семья, которая осталась в Истоне, или люди, на которых ты бы могла положиться?
Его голос был настолько лишен эмоций, что разговор больше походил на допрос. Рапсодия не сомневалась в том, что ей удалось убедить своих спутников в том, что она не представляет для них опасности, но усталость и неуверенность в будущем постепенно начали брать свое.
Между тем великан фирболг успел освежевать кроликов и приготовился их жарить. Рапсодия не знала, предложат ли они ей что-нибудь; ее бы не удивило, если бы они съели кроликов сырыми. Когда она приняла решение стать Певицей, одним из первых ее уроков стала эпическая песнь об истории фирболгов. Песнь эта произвела на Рапсодию тяжелое впечатление, и сейчас двое ее спасителей ничего не делали для того, чтобы это мнение переменилось.
Мужчины действовали так, словно они уже давно путешествуют вместе, - уверенно и быстро. Это свидетельствовало о большой практике и взаимном доверии. Худощавый добыл кроликов; великан их освежевал. Фирболг следил за огнем; его товарищ позаботился о разведении костра. Весь процесс приготовления пищи и устройства лагеря прошел без единого слова. Они вели себя так, словно Рапсодии попросту не существовало. Впрочем, Грунтор жестом предложил ей кусок горячего мяса, но она покачала головой:
- Нет, спасибо.
Рапсодия подкрепилась небольшим ломтем хлеба, который дал ей Пилам, а остаток засунула в карман плаща, а не в сумку, решив, что так будет надежнее. С каждой минутой спутники внушали ей все большую тревогу, и мысленно она начала готовиться к побегу. Однако ее сумка находилась довольно далеко от хозяйки. При обычных обстоятельствах Рапсодия никогда не бросила бы свои инструменты, но в сложившейся ситуации могло статься, что и придется.
Ей удалось разглядеть лицо худого мужчины, когда он закончил есть.
Она постаралась сделать это незаметно. Если великан производил устрашающее впечатление, то лицо его спутника вообще потрясло Рапсодию.
На нем не нашлось бы ни одного кусочка гладкой кожи. Сплошные рубцы и шрамы, кое-где выступали вены. Рапсодии доводилось видеть и больных людей, и тех, на кого наложили свою беспощадную печать время, оружие и пьянство, но ей вдруг показалось, что по ЭТОМУ лицу проскакала целая армия Всадников Судьбы.
Однако больше всего Рапсодию поразили глаза. Казалось, их взяли у разных людей - один был совершенно не похож на другой: ни размерами, ни формой, ни цветом. Они были даже не симметричны. Создавалось впечатление, будто незнакомец постоянно прицеливается из невидимого оружия. И тут Рапсодия почувствовала, что он на нее смотрит.
Она достаточно давно жила в городе, хорошо знала людей и постаралась отвлечь своего собеседника.
- Ну, и куда мы двинемся теперь?
- Мы покинем Остров.
Девушка неуверенно улыбнулась:
- Должно быть, вы тоже умудрились насолить какой-то важной персоне.
Туча закрыла луну. Рапсодии вновь показалось, что ей следует чего-то опасаться.
Однако она продолжала смотреть через костер на худого мужчину. Порыв ветра заставил пламя взметнуться вверх, и она увидела, как огонь отражается в его глазах. Ей вдруг представилось, что он жует ее ответы вместо жареного кролика.
Где-то в глубинах души, в той ее части, что была Дающей Имя, она услышала собственную мелодию, перекрывшую шорох пламени. Прозрачность и чистота ее Именной ноты, истинное мерило правды, предупредило ее о ловушке. Потом она увидела совсем рядом с собой худые руки и изборожденное шрамами лицо и поняла, что бежать уже слишком поздно. Она заморгала и вдруг ощутила, как тяжелеют ее веки. Дело было не только в усталости; наверное, ее спутники подбросили в костер какие-то незнакомые ей одурманивающие растения.
Однако мужчина в плаще не стал трогать Рапсодию. Вместо этого он схватил ее сумку и принялся изучать содержимое.
- Кто ты? - резко спросил он.
Теперь в его голосе звучало шипение, а от плаща, после прыжка через костер, поднимался дым. Незнакомец ждал ответа.
- Эй, положи мою сумку. - Рапсодия попыталась встать, но сумела лишь встряхнуть головой, пытаясь избавиться от наваждения.
Великан поднялся во весь свой огромный рост:
- Будь Ой на твоем месте, он сидел бы скромненько, мисси. Отвечай на вопрос.
- Я уже сказала: меня зовут Рапсодия. А теперь положи мои вещи, пока ты ничего не испортил.
- Я ломаю вещи, только если хочу их сломать. Попробуем еще раз. Кто ты?
- Я думала, ты понял с первого раза. Ладно, давай попробуем еще раз, если тебе хочется. Меня зовут Рапсодия. Разве я говорила что-то другое? - У нее кружилась голова, речь теряла четкость. - Что вы сунули в костер?
- Сейчас я собираюсь сунуть туда твои волосы. Как тебе удалось узнать, кто я такой? - Он схватил ее за руку.
Его пальцы больно впивались в кожу. Не руки, а настоящие ножницы. Острые и сильные.
Рапсодия почувствовала, как руку начинает сводить судорога. С каждым биением сердца боль усиливалась.
Однако девушка никак не отреагировала. Она всегда умела стойко переносить боль.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мне ничего о тебе неизвестно. А теперь отпусти меня.
- В переулке, когда за тобой гнались стражники, ты назвала мое имя.
Хотя ее пальцы совсем онемели, Рапсодия по-прежнему сохраняла хладнокровие.
"Вы, джентльмены, получили возможность познакомиться с моим братом, - вспомнила она свои слова. - Брат, это городские стражники. Джентльмены, перед вами мой брат Акмед, Змей".
Одурманенная дымом, девушка тем не менее смутилась и принялась оправдываться.
- В тот момент мне требовались союзники, а вы оказались рядом, - объяснила она. - Я назвала первое же имя, которое пришло мне в голову, хотя теперь понимаю... Ужасное имя... прошу меня простить. Я не имела в виду ничего плохого.
- Он не то имеет в виду, - вмешался Грунтор. - Откуда ты знаешь, что он Брат?
- Чей брат?
Рапсодии показалось, что она больше не может терпеть и сейчас потеряет сознание. С каждым новым вопросом ощущение, что ей отрезают руку, усиливалось. Неожиданно незнакомец ослабил хватку, переглянулся со своим приятелем и снова посмотрел на Рапсодию:
- Полагаю, ты лишь прикидываешься такой глупой.
- Боюсь, что нет. Я действительно не понимаю, о чем вы говорите. Твое имя должно что-то значить для меня?
- Нет.
- Тогда отпусти мою руку.
Грунтор помог ей встать, а человек с лицом из кошмара вновь принялся осматривать вещи в ее сумке.
- Пойми, мисси, те, которые собирались тебя прихватить, - малые детки по сравнению с нашими врагами, - пояснил Грунтор. - Дело серьезное. Моему другу желательно понять, как ты узнала, что его зовут Брат.
- Мне очень жаль, но я никогда не слышала о Брате, если тебя так зовут. Я пыталась убедить стражников, что ты мой брат. Вот почему я сначала спросила, готовы ли вы принять меня в свою семью. Это было нужно для того, чтобы мои слова стали правдивыми. Получилось случайное совпадение. Я уже говорила вам, что никогда не лгу. Так что - либо поверьте мне, либо убейте, но только НЕ ЛОМАЙТЕ мои инструменты.
- Я переломаю их все, если ты не скажешь правду. Возможно, у тебя где-то живы добрые родители. Возможно, когда-то ты была шлюхой. Возможно, ты дала клятву не лгать. Возможно, ты стала супругой какого-то святоши, который получает удовольствие от твоей прямоты. Но сейчас скажи мне, кто ты НА САМОМ ДЕЛЕ и как ты узнала мое имя.
- Нет, сначала объясните, кто ВЫ такие и что собираетесь со мной сделать.
Незнакомец пристально посмотрел на Рапсодию:
- Моего друга зовут Грунтор. Мы не пытались скрывать его имя.
- Впрочем, - вмешался великан, - ты можешь называть меня Верховный Правитель, Которому Следует Повиноваться При Любых Обстоятельствах.
Человек в плаще обменялся взглядом с великаном и слегка расслабился.
- В данный момент имя Акмед меня устраивает, раз уж ты сама его выбрала, - мрачно проговорил он. - А вот относительно того, кто я такой и какова твоя дальнейшая судьба, ответа пока не будет. Ты произнесла мое имя, а потом изменила его. При обычных обстоятельствах это - мелочь. Но те, кто нас преследует, умеют заставить говорить даже мертвых и не остановятся ни перед чем, если им покажется, что они могут что-то узнать. Мертвые болваны слышали твои слова. А теперь, шлюха, скажи, зачем тебе такие дорогие инструменты?
Рапсодия потерла руку, чувствуя, как отступает боль.
- Я не шлюха. Я уже говорила, что изучаю музыку, чтобы стать Певицей истории лириков. На нашем языке это звучит как Энвр. Моя цель состоит в том, чтобы стать Дающей Имя, Ганвр. Этого статуса добиться трудно, но те, кто доходит до конца пути, могут многое. Четыре года назад я стала ученицей. Три года занималась под руководством Хейлиса, знаменитого в Истоне Дающего Имя. Примерно год назад он бесследно исчез, и мне пришлось продолжить свои занятия без наставника. Сегодня утром я закончила последнее исследование.
- Что ты умеешь?
Рапсодия протянула к огню дрожащие руки.
- Разные вещи. В первую очередь Певцы изучают древние легенды и баллады. Иногда - сказки или истории какой-либо расы. Иногда мы занимаемся какой-нибудь наукой - лекарственными травами, астрономией. Или собираем песни, рассказывающие о важных событиях, которые могут быть забыты.
Человек, который позволил называть себя Акмедом, посмотрел на нее:
- А иногда это изучение древнего волшебства.
Рапсодия нервно поежилась. То, чем занимались Дающие Имя, скорее приближалось к религии, чем к науке. Таким способом люди ее расы и профессии извлекали знания и силы из эманации окружающей жизни. Поскольку лирины верили, что Жизнь и Бог есть одно и то же, они облекали свои знания в форму молитвы, в результате возникало своего рода общение с Бесконечностью. Рапсодии совсем не хотелось обсуждать подобные вопросы с незнакомым человеком. В особенности - с этим.
Она подняла глаза и встретилась с пристальным, обжигающим взглядом Акмеда. Он молча требовал ответа. Девушка нехотя подчинилась.
- Иногда бывает и так, но обычно этим даром наделены лишь Дающие Имя и Певцы, которые обладают большим опытом и мастерством. Но даже и в этих случаях должна существовать веская причина, которая дает им основание прибегнуть к силе первичных элементов, огня или ветра, или вторичного - как, например, время. Они должны в совершенстве ими владеть; в некотором смысле, им необходимо знать историю элементов. Вот и вторая причина, по которой Дающие Имя клянутся говорить правду: если фальшь войдет в наши знания, она ослабит источник силы для всех нас.
Акмед засунул завернутую в мешковину арфу обратно в сумку и резко затянул завязки.
- Я снова спрашиваю у тебя, Певица: что можешь сделать ТЫ?
Рапсодия колебалась. Человек, которого еще совсем недавно звали Братом, взял ее сумку и высоко поднял над костром - еще немного, и все ее содержимое окажется в огне.
- Не слишком много, - наконец заговорила Рапсодия. - Я умею исполнять исторические баллады и эпические поэмы. Еще - находить растения, при сжигании которых выделяется гипнотический дым, действующий на людей. Очевидно, это искусство известно и вам. Я в состоянии прервать мучительную бессонницу или продлить сон уже спящего человека, что особенно ценно для родителей беспокойных детей. Кроме того, мне по силам ослаблять физическую и сердечную боль, заживлять небольшие раны, утешать умирающих, сделав смерть более легкой. Иногда удается разглядеть душу, когда она покидает тела умирающих. Я умею составить целую историю из обрывочных фактов, пользуясь реакцией слушателей. Могу сказать абсолютную правду - как я ее понимаю. И сделав это, я в силах изменить действительность.
Рапсодия кивнула на свою сумку, и Акмед молча ее отдал. Девушка не глядя засунула в нее руку и вытащила засохший цветок, который изучала утром. Осторожно, чтобы не сломать увядшие лепестки, она положила его на ладонь и назвала имя цветка, как оно могло бы прозвучать погожим летним днем в пору его славы.
Медленно, но уверенно лепестки стали оживать, и пока Рапсодия шептала слова, он вновь расцвел. Грунтор коснулся лепестка кончиком ногтя, и он слегка шевельнулся, словно стал совсем свежим. Потом Рапсодия замолчала, и жизнь цветка исчезла во мраке.
- Теоретически я могла бы убить целое поле таких цветов, если бы произнесла имя их смерти. Только его, конечно, нужно знать. Поэтому объяснение сегодняшних событий должно быть примерно таким: мы встретились при известных вам обстоятельствах. Я случайно назвала твое истинное имя, за что смиренно приношу извинения. И тогда я дала тебе новое; теперь ты действительно стал Акмедом, Змеем, и это имя сроднилось с тобой на самом глубоком уровне. Сожалею, что поступила так самонадеянно. Я не представляла себе, что уже способна на такое деяние. Должна признаться, что ты - мой первый опыт.
- Вот как, - с усмешкой сказал человек, которого она назвала Акмедом. - Интересно, сколько других мужчин слышали от тебя эти слова?
- Только ты один, - ответила Рапсодия без малейшей обиды. - Я уже говорила, и мне надоело повторять, я не лгу. Во всяком случае, сознательно.
- Все лгут, не нужно прикидываться наивной. Уж не знаю, помог ли нам твой трюк. Удалось ли нам замести следы, или преследователи стали к нам еще ближе.
- Не пора ли сообщить мне, от кого вы убегаете? Я рассказала вам о себе и о том, кто за мной гнался. Я оказалась в незнакомом месте, не имея ни малейшего представления о своих спутниках. И хочу знать, стоит ли мне оставаться с вами или лучше рискнуть и вернуться обратно.
- Ты говоришь так, словно у тебя есть выбор. - Акмед повернулся к ней спиной и начал что-то негромко обсуждать с Грунтором.
Рапсодии ничего не оставалось, как ждать, с трудом сдерживая нетерпение. По мере того как воздействие дурмана слабело, она вновь начала обдумывать план побега. Может быть, ей удастся спастись, не прибегая больше к помощи этой странной пары. Пока она наводила порядок в своей сумке, к ней подошел Грунтор. Она быстро обернулась, но Акмед уже исчез.
- Мисси, идем с нами.
- Почему? И куда?
- В Истон тебе нельзя - там смерть. Если Бесполезное Дыхание и не словит тебя, схватят наши враги. Ты не сможешь отрицать, что видела нас, и они будут мучить тебя. Ты скажешь им все, что знаешь, или помрешь.
- Я отправлюсь в другой город. Существует множество мест, где можно спрятаться. Я прекрасно сама о себе позабочусь. Спасибо.
- Тебе решать, дорогуша, но уйти с нами лучше, чем остаться.
- А куда подевался твой приятель?
- "Акмед", что ли? Ой думает, он пошел проверить, взял ли Майкл наш след.
Глаза Рапсодии широко раскрылись. В них стоял ужас.
- Майкл? Майкл нас преследует?
- А что, могет быть. Ой видел его лагерь у северо-западной стены, когда мы драпали из города. Сейчас он вряд ли где-то тут. Но если ему охота добраться до тебя... На нас-то ему плевать.
Рапсодия с тревогой посмотрела в темноту:
- Куда вы идете?
- Хочешь, идем с нами до леса.
- До леса лиринов? Зачарованного Леса?
- Угу, до него.
- Но раньше вы говорили, что собираетесь покинуть Остров!
Великан потер выступающий подбородок:
- О, уж поверь мне, очень даже собираемся. А сначала пойдем в лес.
- А зачем вам в лес лиринов?
- Ну, это... паломничество, мисси. До зарезу хочется взглянуть на Великое Дерево.
На лице Рапсодии появилось благоговение.
- Сагия? Вы идете к Сагии?
- Точно, к нему самому. Нам требуется поклониться Великому Дереву народа лириков.
Глаза Рапсодии сузились.
- А вы не собираетесь причинить ему вред? Потому что это было бы ужасной ошибкой с вашей стороны.
Казалось, Грунтор обиделся.
- Ты что, мисси! - возмущенно сказал он. - Мы просто помолимся, и все тут.
Рапсодия успокоилась.
- Ладно, - сказала она, поднимая сумку. - Я пойду с вами до леса, а там посмотрим.
- И сколько ты еще прошагаешь, мисси?
- Сколько потребуется.
- Ну, Ой боится, у нас столько сил нет. Мы целый день в дороге и переночуем здесь. Поспи, дорогуша, мы разбудим тебя перед рассветом.
- А это безопасно? Нас не настигнет Майкл? Казалось, великана изрядно позабавили ее слова.
- О, очень не опасно, дорогуша. Нам совсем ничего не страшно.
- Я могу стоять на страже, - Предложила Рапсодия. - У меня есть кинжал.
Из темноты послышался голос Акмеда:
- Да уж, я буду спать гораздо крепче, если ты будешь стоять на страже, Рапсодия. Только постарайся не обижать мелких животных, если они не годятся на ужин.Глубоко в предгорьях Высоких Пределов, внутри Шпиля, где находился безмолвный обсидиановый склеп - скрытое от постороннего взора место силы, - распахнулись красные глаза ф'дора.
Цепь порвалась...
Тсолтан медленно сел на гладкой поверхности склепа, где обычно отдыхал. Он просунул руки в глубину тьмы, тщетно пытаясь ухватиться за невидимые метафизические путы, что держали в подчинении его главный трофей. Ничего; ни малейшего следа от прежнего абсолютного контроля.
Брат соскользнул с поводка.
По мере того как рос гнев, воздух вокруг демона-жреца стал сухим и разреженным. Еще немного, и в нем возникнут разряды. Тсолтан встал и быстро зашагал по длинному коридору Подземных Палат.
У него за спиной вспыхивали искры, загорались гобелены, покровы алтаря и одежды жрецов, имевших несчастье попасться на пути. Его приспешники мучительно ловили ртом раскалившийся воздух и содрогались в черном свете пламени, вновь познавая его суть - прелюдию гнева демона.
Охваченный яростью, он поднимался по ступеням, высеченным из мрамора с красными прожилками, к главному алтарю, месту кровавых жертвоприношений. Массивная глыба обсидиана, добытая наинами в Северных горах во втором веке, когда-то служила краеугольным камнем в храме Единого Бога, Божества Жизни, построенном союзными расами. Теперь здесь все изменилось.
Демон стоял на вершине огромной лестницы, по спирали поднимавшейся к невидимому потолку Шпиля. На алтаре были собраны кожаные ремни и множество металлических сосудов. Самое подходящее место для хранения истинного имени Брата, дракианина, который по праву рождения получил кровную связь с каждым жителем Серендаира. Дитя Крови - под таким именем его знали в определенных кругах.
Огромные церемониальные жаровни, холодные и безмолвные, мгновенно ожили, и чудовищный язык черного огня взмыл вверх. Дымное пламя отбрасывало на далекие стены жуткие тени, которые вели свой мрачный танец, словно предвкушая жертвоприношение.
Подойдя к алтарю, Тсолтан остановился. Он протянул дрожащую руку и провел ладонью по изящным символам ненависти, вырезанным чьим-то искусным резцом на полированной поверхности. Длинные пальцы демона следовали по черным каналам, опутывающим черную вершину и спускающимся к бронзовому колодцу в центре.
Через эту металлическую пасть он напоил плененную душу наемного убийцы кровью его собственного народа, а когда дракиане были почти полностью уничтожены - кровью других невинных жертв, чтобы не ослабевала связь, державшая Брата в подчинении.
Да, он заручился верностью Брата, необходимой для приведения в жизнь основного плана, хотя Тсолтан и не строил иллюзий относительно самого убийцы. Ему повезло, когда удалось повязать Брата кровью; убийца, до пленения его истинного имени, был известен тем, что брался только за такие заказы, которые приходились ему по сердцу. Его порабощение изменило все. Брат стал самым эффективным оружием Тсолтана и его главным орудием для претворения в жизнь завершающей части плана.
Ф'дор крепко вцепился руками в алтарь и произнес слова Открывающего заклинания на древнем языке Преждевременья - пароль доступа к силам, связанным с рождением огня, стихии, от которой произошла раса Тсолтана. Черный каменный алтарь замерцал, а затем покраснел, когда внутри обсидиана вспыхнул огонь, превращая камень в расплавленное стекло. Послышалось шипение, затем треск - и алтарь распался на две части.
Тсолтан просунул руки внутрь, где в самых глубинах алтаря хранилось имя Брата. Когда имя впервые принесли к алтарю, где его следовало запечатать, ф'дор испытал ни с чем не сравнимое удовлетворение.
То была кульминация долгих поисков и усилий. Ведь сначала потребовалось найти имя, а потом его пленить. Наконец, после нескольких месяцев изощренных пыток, удалось заставить величайшего Дающего Имя во всем Серендаире положить плененное имя на музыку и записать на свитке из древнего шелка. Тсолтан лично забрал свиток из безжизненной руки и любовно окружил его защитной сферой. Она была рождена пылающим огнем и удерживалась силами самой Земли. Сфера получилась невыразимо прекрасной, и Тсолтан ощутил странную печаль, когда прятал ее в алтаре. Эта печаль почти лишила его радости, которую он испытал, захватив имя.
Но теперь он утерял его. Гнев ф'дора был ужасен. Он не нашел ни сияющей сферы, ни свитка, сделанного Дающим Имя. Сохранились лишь кусочки шелка - все уничтожил небольшой взрыв. Тсолтан принялся лихорадочно собирать оставшиеся фрагменты, пытаясь найти запись мелодии, но на обрывках ткани не осталось ничего.
Безумный крик ярости заполнил огромное помещение. Обсидиан на стенах покрылся многочисленными трещинами. Слуги Тсолтана со страхом ждали его зова, но в зале воцарилась тишина. Однако спустя несколько мгновений их страхи превратились в настоящий ужас. Они почувствовали, как на них спускается мрак, ощутимый и холодный, точно плотный туман.
Тсолтан призвал Шингов.4РАПСОДИЮ МУЧИЛО кошмарное сновидение, когда огромная сильная рука зажала ей рот, и девушка открыла глаза. Ее сердце стучало так громко, что она испугалась, как бы оно не вырвалось из груди. Но, как и крик, остановленный ладонью Грунтора, сердце осталось на своем месте, продолжая в панике колотиться о ребра.
- Ш-ш-ш, мисси. Не двигайся. Замри на месте, дорогуша, и не шуми, ладно? - Голос великана был совсем тихим.
Рапсодия кивнула. Грунтор убрал руку и отошел от нее.
Она почувствовала вдалеке грохот. Девушка попыталась что-то разобрать сквозь завывание ночного ветра, и вскоре ей показалось, будто она различает далекий стук копыт множества лошадей, скачущих во весь опор.
Она осторожно повернулась на бок, стараясь не высовываться из кустов, где несколько часов назад забылась беспокойным сном. Костер давно погас.
В полосе лунного света рядом с нею стоял на коленях Грунтор, загораживая горизонт своим огромным телом. Он весело вынимал оружие из висящих за спиной ножен, с любовью осматривал в тусклом свете каждый клинок, что-то тихонько напевая себе под нос. Затем, двигаясь совершенно бесшумно, он исчез.
- Ты неплохо выполняешь указания, Рапсодия, - раздался откуда-то сверху тихий голос.
Рапсодия сдавленно вскрикнула и быстро улеглась на землю. Вокруг царил полнейший мрак.
- Грунтор сказал, чтобы ты не шевелилась. Ради твоей же пользы.
Рядом со своей головой она ощутила слабое движение воздуха, и темнота закружилась у нее перед глазами. Акмед, низко склонившись к земле, стоял рядом с Рапсодией.
- Конечно, если пожелаешь, можешь стать мишенью. В конце концов, эти идиоты, которые вскоре появятся здесь, - твои друзья.
- Майкл? - прошептала она, и ее голос заметно дрогнул.
Из-под капюшона на нее задумчиво взглянули два разных глаза, затем Акмед повернулся в том направлении, куда скрылся Грунтор. Рапсодия слышала слабый напев, напоминающий жужжание насекомых; потом Акмед снова посмотрел на нее. Когда он заговорил, его голос звучал немного хрипло:
- Это его люди, но Майкла с ними нет.
- Откуда ты знаешь? Он едва слышно зарычал:
- Может, встанешь, помашешь рукой, позовешь его? Уверен, он будет рад тебя видеть, если, конечно, находится здесь.
- Я... извини, - прошептала Рапсодия, стараясь справиться с охватившим ее страхом.
Ответа не последовало. Она немного подождала. Ее собеседник исчез.
- Акмед?
Налетел порыв теплого ночного ветра, бросил ей в лицо пряди длинных золотых волос и сухие листья кустарника. Рапсодия закрыла глаза. Грохот копыт становился все громче; всадники были уже совсем рядом. Она попыталась не открывать глаз, но обнаружила, что невольно ищет на небе звезды. Рапсодии ничего не оставалось, как слушать и ждать.Карволт, помощник Майкла, придержал лошадь, которая тут же перешла на шаг, и сделал знак остальным, что следует соблюдать осторожность. Ночной ветер шевелил высокую высохшую траву; на многие мили вокруг ничего больше не было.
Тем не менее Карволт явственно ощутил, как его лошадь охватил страх, который обычно означал появление опасности, хотя мог оказаться и обычным проявлением усталости. Они преодолели огромное расстояние - уж слишком яростной была реакция Майкла на весть о том, что Рапсодии удалось ускользнуть. Остальные девятнадцать всадников также придержали своих скакунов.
Черные глаза Карволта внимательно осматривали просторы Широких Лугов, он прислушивался к тяжелому дыханию уставших лошадей и негромким репликам солдат. Ветер шевелил его слипшиеся волосы, ласкал шею, но вместо того, чтобы высушить обильный пот, заставил его задрожать от озноба. Карволт решительно тряхнул головой; вокруг не было никаких признаков людей, лишь колышущаяся трава и длинные тени под тусклым светом полной луны.
Он рассеянно оттянул ворот кольчуги: на шее уже появились следы раздражения. Потом обернулся к своим людям. Некоторые из них устало склонились к гривам лошадей, другие вытащили из седельных сумок фляги и принялись жадно пить. Карволт потрепал загривок коня, почувствовал, что тот все еще дрожит, и внимательно огляделся по сторонам. Ничего.
- Осторожно, - негромко приказал он; Карволт принадлежал к той категории людей, которым каждое слово дается с трудом. - Моя лошадь чего-то боится. Как ваши?
Словно в ответ на его вопрос, раздался оглушительный, чудовищный вопль, боевой клич, полный гнева и презрения, торжества и свирепости. А потом с невероятной быстротой явился и тот, кто его издал.
Свет летней луны лишь частично озарял человека-чудовище, невероятную гору мышц, закованную в броню, оскаленные клыки, когти. Человеко-зверь со скрежетом водил одним сверкающим клинком по другому. На мгновение остановившись, он закинул вверх голову и захохотал, и эти звуки показались ночным всадникам еще более страшными, чем боевой клич.
Лошади поднимались на дыбы, сбрасывая и топча своих всадников, а потом, охваченные паникой, понеслись прочь по лугу, оглашая ночь отчаянным ржанием. Это произошло в считанные секунды. Один из неудачливых солдат не успел вынуть ногу из стремени, и лошадь утащила его за собой. Еще несколько секунд его вопль нарушал тишину ночи, но смолк задолго до того, как лошади исчезли из виду.
- Насколько я понимаю, ваш ответ - да. - Карволт, успевший подняться на одно колено после того, как вылетел из седла, медленно повернулся назад.
К нему приближалось нечто, подобное частице ночи. Когда расстояние между ними сократилось, Карволт разглядел мужчину в длинном плаще с опущенным капюшоном и лицом, скрытым вуалью. Так, наверное, выглядел бы усталый ветер. Карволт отступил назад, споткнулся о распростертое тело своего товарища, едва не упал и положил дрогнувшую руку на рукоять меча. Потом бросил быстрый взгляд через плечо, прикидывая расстояние до упавшего седла и седельных сумок, которые могли бы послужить хоть каким-то укрытием. Слева доносился жуткий скрежет металла, то и дело с глухим стуком на землю падали тела, а великан продолжал хохотать.
Карволт отступил еще на несколько шагов. Его била дрожь, но он изо всех сил старался сохранять спокойствие. Он видел, как его соратники, окончательно потерявшие голову, обратились в бегство, но хохочущий великан продолжал собирать свою страшную жатву, без промаха швыряя в них бесчисленные клинки, - никому не удалось спастись. Даже в самых ужасных кошмарах или во время кровавых сражений под предводительством Майкла, Ветра Смерти, Карволт не мог себе такого представить. Наконец он выпрямился и вытащил меч.
Карволт медленно отступал назад, не спуская глаз с безмолвной тени, чей плащ трепетал на ветру.
Человек в плаще двигался стремительно и ловко, на мгновение останавливаясь возле каждого из упавших, умело забирая оружие у них из рук, терпеливо, спокойно и даже небрежно отражая последние попытки напасть на него. И хотя Карволт знал, что эти люди наносили удары изо всех сил, ему вдруг показалось, что солдаты сами протягивают человеку-тени свое оружие. Тот перемещался так быстро, что Карволт не всегда успевал следить за ним глазами.
Вот он вонзил кинжал кому-то в ухо - уважительно, почти милосердно. Вот он прошел мимо распростертых на земле людей, скользя подобно ангельскому духу, протянул руку одному солдату, точно давно потерянному другу, выхватил у него оружие и вернул его неуловимым движением, вонзив клинок тому под мышку. Вот почти нежным движением слегка приподнял голову другого, чтобы перерезать ему горло. Он дарил смерть с невиданной быстротой и легкостью, небрежно меняя руки, не делая пауз и не напрягаясь. И хотя Майкл называл себя Ветром Смерти, только теперь Карволт увидел, что такое истинный ветер, несущий смерть.
Время для Карволта остановилось, когда он понял неизбежность собственной смерти, и его охватило облегчение, словно на плечи упал легкий и теплый плащ. Отстраненно, почти равнодушно он ощутил, как натянулась у него кожа вокруг глаз и на лбу. Он знал, что на лице его застыло выражение полнейшего ужаса, которое он столько раз видел на лицах своих жертв, хотя сам сейчас почти не испытывал страха.
Когда человек в капюшоне прикончил последнего из его товарищей и двинулся к нему, Карволт вдруг поразился: как удавалось всем тем людям, которых он успел предать смерти за все прошедшие годы, сражаться до самого конца? Особенно - женщинам; особенно - если это были матери, пытающиеся защитить своих детей... Сейчас все его навыки, все долгие годы тренировок - все это мгновенно обратилось в ничто перед лицом неминуемой смерти.
Собрав остатки воли и прекрасно понимая, что это напрасно, Карволт взмахнул трезубцем, который когда-то принадлежал его отцу. Человек в плаще стоял теперь над ним. Карволт был уверен, что глаза из глубины капюшона смотрят на него с сочувствием. Изящная, но сильная ладонь сомкнулась на его руке, сжимавшей рукоять трезубца. Послышался тихий, вежливый голос:
- Позвольте мне.
В сгущающихся сумерках Карволт уловил легкое движение, и трезубец поменял владельца. Миг - и тонкий тройной клинок вошел в его грудь.
В последние секунды жизни Карволт с удивлением отметил полное отсутствие боли. Стоящая перед ним тень без малейших усилий вытащила клинок из раны. Тело Карволта стало невесомым. На глаза упала пелена. До его слуха донеслись лишь слова, которыми обменялись великан с убийцей.
- Сам решил его прикончить, сэр?
- У него любопытный клинок. Присоедини его к своей коллекции.Вернувшись в лагерь, Грунтор нашел Рапсодию на том же самом месте - она сидела совершенно неподвижно и смотрела прямо перед собой. Великан оттолкнул в сторону тело солдата, упавшего рядом с нею, протянул огромную руку и помог девушке подняться на ноги.
- С тобой порядок, мисси?
Болг пошел следом за Рапсодией, не сводя с нее глаз.
Та едва заметно кивнула, осматривая поле боя. Потом вздрогнула и обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно, но больше никак не выразила своих эмоций.
- Убедительное доказательство твоего очарования, - с мрачной улыбкой заметил Акмед. - Похоже, они погибли для того, чтобы еще раз посмотреть на тебя.
Рапсодия остановилась возле тела Карволта. Мужчины смотрели на ее застывшую тонкую спину. Потом она присела, взяла труп за плечо и слегка повернула его, чтобы получше разглядеть лицо. И тут на нее накатила сокрушительная волна ненависти.
Она вскочила на ноги и нанесла на удивление сильный удар носком сапога прямо в голову Карволта. Все новые и новые пинки сыпались на бездыханное тело. Задыхаясь от ярости, Рапсодия орала отвратительные ругательства.
- Во дает! - восхитился великан. - Неплохо для такой милашки! Похоже, она была знакома с этим парнем.
Акмед улыбнулся:
- Пусть она отвесит ему еще пару тумаков, а потом попробуй оторвать ее от мертвеца. Нам пора в путь.Дым от костра низко стелился в утреннем воздухе, сливаясь с рассветным туманом. Девушка еще не вернулась к костру. После того как они разбили лагерь, она отошла к краю луга. Впрочем, Акмед чувствовал ее присутствие - сердце Рапсодии билось медленно и ровно. Она явно не собиралась никуда бежать. Он подбросил в костер хворост и помешал похлебку, которая готовилась в котелке, висящем над огнем.
Несколько раз за долгий ночной переход Грунтор спрашивал Рапсодию, все ли с нею в порядке, и всякий раз она вежливо кивала, глядя прямо перед собой и продолжая шагать дальше. Как предполагал великан, девушка тяжело переживала жестокую расправу с солдатами Майкла, однако Акмед был склонен считать, что она пустилась в путешествие по запутанным дорогам своего сознания, гораздо более трудным, чем каменистые поля, по которым они шли. В любом случае, для него это не имело значения.
Они не могли не взять ее с собой. Акмед пришел к такому выводу после первого спора с Грунтором, как только они вышли из Истона. Теперь он окончательно уверился в своей правоте. Его мало интересовала безопасность Рапсодии: ее счеты с Бесполезным Дыханием не имели к нему ни малейшего отношения. Гораздо важнее другое: пока девушка находилась рядом, у него оставались шансы выяснить, что же произошло с его именем.
Невидимое удушающее кольцо, которое Акмед носил с тех пор, как ф'дор овладел его истинным именем, исчезло - словно его никогда и не существовало. В тот самый момент, когда уличная девчонка произнесла свои глупые слова в прохладе истонского переулка, Брат освободился от рабского ошейника; более того - он стал другим человеком. Рапсодия изменила не только его имя, но и его сущность - опасное умение для девушки, чьи действия иначе как идиотскими не назовешь. Ее сила должна быть огромной, колоссальной - ведь ей удалось подчинить себе волю ф'дора. Могущественная дура, ЧУДОТВОРЯЩАЯ. Акмед раздраженно фыркнул.
Как бы то ни было, новое имя не лишило его врожденного таланта. Как и прежде, в его сознании раздавалось биение сердец миллионов людей, которое не прекращалось ни на мгновение, даже во сне, и преследовало его с самого рождения.
Тем не менее ряд деталей, которые появились после смены имени, еще предстояло уточнить. И поэтому также необходимо было держать девушку при себе - во всяком случае до тех пор, пока они не доберутся до цели. Чтобы не осталось никаких незавершенных дел или вопросов, требующих ответа. До пленения имени Брат был не только хозяином своей судьбы, но и судьбы всякого человека, которого выбирал. Возможно, действия Дающей Имя вернули его в прежнее состояние, но полной уверенности у него не было; теперь он ничего о себе не знал. Многие испытали бы благодарность за столь чудесное спасение. У Акмеда оно вызвало раздражение.
До него долетел тихий приятный мотив, подхваченный утренним ветром, и этот звук ослабил пульсацию крови, помог очистить разум. Девушка пела. Оранжевый луч пыльного солнечного света пронзил синюю мглу утра, озарив дымный туман, расстилающийся вокруг. Акмед быстро повернулся. Грунтор только что проснулся и, словно зачарованный, смотрел в ту сторону, где находилась девушка. Великан покачал головой, словно стряхивая сон, и повернулся к Акмеду:
- Что это такое?
Человек, которого теперь звали Акмед, Змей, невозмутимо размешивал похлебку.
- Молитва.
- Чего?
Акмед яростно ударил ложкой по краю котелка:
- Она из народа лирингласов, они - Певцы Неба и приветствуют песней встающее и заходящее солнце и звезды.
На лице великана появилась широкая улыбка.
- Ого! И откуда ты такое знаешь? Акмед пожал плечами и ничего не ответил.
Между дракианами и лиринами существовали наследственные связи, но он посчитал эту информацию недостойной упоминания.
Вскоре песня смолкла, а вместе с ней исчезло и хрупкое ощущение благополучия, которое она принесла. К тому моменту, когда Рапсодия вернулась в лагерь, на лице Акмеда вновь появилось хмурое выражение. А вот лицо Рапсодии лучилось радостью - вчерашней тоски как не бывало.
- Доброе утро! - сказала она и улыбнулась. Великан улыбнулся в ответ:
- Доброе, мисси. Тебе лучше?
- Да, спасибо. Доброе утро, Акмед! - Она не стала ждать ответа, а села рядом со своими вещами и принялась затягивать кожаные ремешки на сумке. - И благодарю вас обоих - вчерашней ночью вы мне здорово помогли.
На горизонте, за спиной Рапсодии, появилось солнце, окутав девушку розовато-золотистыми лучами, отчего ее волосы ослепительно заблестели. Вытащив из кармана краюшку хлеба, она стряхнула крошки с белой муслиновой рубашки, испачканной травой и глиной, и протянула его своим спутникам, предлагая разделить. Увидев, что они молча отвергают ее предложение, Рапсодия принялась за еду.
- Ешьте побыстрее, - сказал Акмед, наливая похлебку в две побитые металлические кружки. - Сегодня нам предстоит долгий путь.
Рапсодия даже перестала жевать:
- Нам? Сегодня? О чем ты говоришь? Дракианин протянул одну кружку Грунтору, вторую поднес к губам, так ничего и не ответив.
- Я думала, все люди Майкла убиты, - заметила девушка.
Акмед опустил кружку:
- Неужели все Дающие Имя так любят делать скоропалительные выводы? У него много людей. Мы уничтожили лишь один отряд. Ты и в самом деле считаешь, что он больше никого за тобой не послал? - И, не глядя в сторону Грунтора, который явно хотел что-то сказать, Акмед вновь принялся пить.
Рапсодия побледнела. Затем тревога уступила место задумчивости.
- Как далеко до Дерева?
- Не более двух недель, если погода не ухудшится.
- И вы по-прежнему хотите, чтобы я шла с вами? Акмед покончил с похлебкой и встряхнул кружку над огнем. Затем он принялся быстро собирать вещи, и вопрос Рапсодии остался висеть в воздухе. Наконец дракианин закинул за спину мешок и оружие, а сверху надел черный плащ.
- Если сможешь не отставать и не будешь болтать, я обдумаю твой вопрос.Они шли выматывающим, стремительным шагом, преодолевая без привалов большие расстояния и останавливаясь лишь ненадолго. Часто они продолжали идти и после наступления темноты - если Акмед успевал разведать путь. У Рапсодии сложилось впечатление, что он каким-то образом реагирует на присутствие других живых существ, людей или животных.
Иногда приходилось прятаться по несколько часов, дожидаясь, когда группа вовремя замеченных путешественников скроется из виду. Тогда Рапсодия старалась хотя бы немного вздремнуть - никто не знал, удастся ли поспать ночью. Иногда они шли не останавливаясь целый день, если путь был свободен. Мужчины привыкли путешествовать именно так, и Рапсодия неплохо выдерживала их темп. Лишь иногда она чувствовала, что ей необходимо хотя бы немного отдохнуть. Однако прошла неделя, и Рапсодия поняла, что втянулась и может, не отставая, следовать за Акмедом и Грунтором. Путешествие продолжалось почти в полном молчании.
Наконец в полдень двенадцатого дня Акмед показал на юг и остановился. Они с Грунтором обменялись несколькими словами на языке, которого Рапсодии еще не приходилось слышать. Потом Грунтор повернулся к ней:
- Ну, мисси, пробежимся миль десять?
- Пробежимся? Мы еще не останавливались на ночлег. Не думаю, что я смогу...
- Ой боялся, что ты так скажешь. Тогда иди сюда. - Он наклонился и похлопал себя по плечу.
Рапсодия недоуменно посмотрела на него. Усталость мешала ей сосредоточиться. Потом до затуманенного сознания дошло, что великан предлагает пронести ее на спине. От одной только мысли о бесчисленных рукоятях, торчащих во все стороны, Рапсодия содрогнулась. С тем же успехом можно лечь спать на мечах.
- Нет. Извини. Я не могу.
Акмед резко повернулся к ней, и под капюшоном сверкнули недовольные глаза.
- Мы уже почти на месте. Выбирай: либо мы оставим тебя здесь, либо ты снизойдешь и примешь помощь Грунтора. Лес уже виден, но его защитники прячутся. Наступило дурное время; они не станут рисковать и уничтожат любых странников, которые посмеют приблизиться к их передовым постам.
Рапсодия огляделась. Она понятия не имела, где они оказались, да и леса не видела. Уже не в первый раз за время совместного путешествия она подумала о том, чтобы расстаться с Акмедом и Грунтором, - кто знает, возможно, ей удастся найти не таких опасных спутников. Однако она не забыла, как они спасли ее и ни разу не пытались причинить вред или как-то обидеть. Более того, по-своему они о ней заботились. Поэтому она постаралась забыть о своем раздражении и согласилась:
- Ладно, но сначала, пока у меня еще есть силы, я буду идти сама, хорошо?
- Прекрасно, мисси, скажешь, когда устанешь. Она закатила глаза:
- Я уже много дней как устала. Я сообщу тебе, когда не смогу идти дальше.
- Договорились, - кивнул великан.Луна была на ущербе. Она низко зависла над горизонтом, окаймленная кровавым туманом, молчаливым наблюдателем, вызванным ф'дором.
Зов пришел из глубин темного храма. Он вырвался из пирамидального Шпиля, который черным клинком выделялся на фоне бледного ночного неба.
Высокий обелиск был чудом архитектурной мысли, шедевром человеческих рук и природы. Тысячи тонн базальта и обсидиана стрелой уходили в темноту, окружающую скрытую от посторонних глаз пещеру в Высоких Пределах. Этот хребет угрожающе взметнулся ввысь на северной границе горных кряжей Серендаира. Игла гигантской твердыни уходила на милю под землю. Темный монолит, пронзающий бегущие по небу тучи, гордо и дерзко устремлялся ввысь. Его венчало изображение одинокого глаза. Когда началось монотонное пение, обрывки тягучего тумана, плавающие во влажном воздухе над Шпилем, мгновенно исчезли; глаз очищался и готовился.
Древние слова Призыва, произнесенные темным жрецом возле алтаря, на котором совершались кровавые жертвоприношения, звучали на языке Преждевременья, первичной эры, когда появились на свет элементы Вселенной. Эти слова символизировали самые древние и важные из всех связей: звенья между огнем и расой ф'доров, которая от него произошла.
Извращенные, алчные существа с обманчивой, завистливой сущностью, ф'доры - те немногие, кто уцелел, - имели общее желание: поглотить окружающий мир, точно огонь, из которого они вышли. Ф'доры не имели телесной оболочки, они пользовались чужими телами, выпивая из них все соки, - так пламя поглощает топливо, уничтожая его.
Демон-дух, который мертвой хваткой вцепился в Тсолтана, бывшего в мире людей Верховным жрецом Богини Пустоты, терпеливо продвигался к вершинам власти. С момента своего рождения в огненном чреве Земли он имел достаточно времени, чтобы тщательно обдумать каждый шаг, безошибочно занимая тела тех людей, которые были не в состоянии противиться ему и позволяли постепенно набирать силу.
Так, медленно, но верно, переходя из одного тела в другое, он накапливал могущество. И ждал - ждал подходящего момента, когда уже ничто не сможет помешать ему добиться поставленной цели. Овладение Тсолтаном стало удачным ходом. Это произошло в то время, когда тот был еще рядовым жрецом. Двойственность природы демона помогла сделать его вдвойне сильным, дала возможность объединить стратегические задачи с внутренним стремлением к поглощению. Живущий то в мире обычных людей, то переходящий во владения черного огня, Тсолтан существовал на двух уровнях - как человек и как демон.
Но теперь ни на одном из них он не имел власти над Братом.
На земле вокруг Шпиля собралась роса. Густой туман наполнил теплый воздух летней ночи. Потоки воздуха сплетались и расплетались, возникали тучи, которые в ярком свете полной луны казались больше и длиннее. Затем они стали складываться в человеческие силуэты.
Сначала возник один, потом несколько, и вскоре их стало уже множество - блестящие фигуры, формирующиеся под немигающим глазом обелиска. Они были одеты как сам Брат, вот только под их капюшонами, на том месте, где должно было находиться лицо, прятался полнейший мрак. Сперва их тела под рожденной из тумана одеждой были тонкими и скелетообразными, но по мере того, как продолжалось монотонное пение демона, обретали плоть, обрастали сухожилиями и мышцами. Вот уже появились когти с огненными кончиками, указывающими на их демоническое происхождение... Тысяча Глаз ф'дора. Шинги.
Тсолтан, дрожа от напряжения и радости, наблюдал, как они собираются под взором глаза на обелиске. Они, трепеща, висели в воздухе, поглощая все больше и больше энергии, которой делился с ними их создатель, и становились все сильнее и сильнее, по мере того как его могущество убывало.
Теперь под их пустыми капюшонами изредка что-то поблескивало. Возможно, лунный луч отражался от сгустка тумана - но, скорее всего, то были отражения хрусталика огромного глаза, который они сейчас формировали. Только что они находились в мире живых людей, а в следующий момент переместились в мир духов. Переносясь из одного в другой, подобно своему создателю, Шинги ждали. Они были эфемерны, точно ветер, но вовсе не столь скоротечны; когда они отправлялись на поиски жертвы, то становились безжалостнее времени и не ведали пощады, подобно смерти.
Тсолтан вцепился в алтарь. Его сила убывала, как ущербная луна в далеком небе. Скоро Тысяча Глаз устремятся вперед, неустанно обыскивая пространство, - и так будет продолжаться до тех пор, пока они не найдут свою жертву. И тогда ее участь будет ужасной.
Демон-жрец задрожал, когда на него накатила волна слабости. Шинги унесут с собой почти всю его жизненную силу, он серьезно рискует. Колени его подломились - сперва одно, потом второе. Хотелось бы знать, оценит ли Брат его жертву. Тсолтан упал, и его голова стукнулась об обсидиановый пол. Он рассек себе лоб, и на камень пролилась кровь - знак, вполне соответствующий моменту.
- Брат... - прошептал он немеющими губами. - Найдите его...
Тсолтан, Верховный жрец, человек и симбионт демона-духа, перекатился на спину и уставился в темноту. Высоко над ним Шинги развернулись по ветру и унеслись прочь, подгоняемые немигающим взглядом одинокого ока.5В ТЕХ РЕДКИХ СЛУЧАЯХ, когда Акмед считал, что они могут развести костер, Рапсодия старалась спать как можно ближе к огню. Несмотря на обжигающий жар лета - даже ночи оставались теплыми, - дым и негромкое потрескивание действовали на нее успокаивающе. Они напоминали о доме, где она уже так долго не была.
Возле огня изменялись голоса ее снов. Они больше не повторяли глумливых речей Майкла и его приспешников, а возвращали девушку в далекое прошлое, к тем счастливым дням и ночам, что она провела возле родного очага. Теперь, когда Рапсодия постоянно находилась на свежем воздухе, ее сон стал крепким, а воспоминания о прошлом приносили в ее душу радость и спокойствие, а не страх...
... - Мама, расскажи мне о великом лесе.
- Сначала залезай в лохань. Вот, возьми меня за руку. Мыльные пузыри блестели в свете очага, превращались в разноцветные шарики, взмывали к потолку, а потом вдруг исчезали. От воды поднимались волны тепла, смешиваясь с жаром очага. А мать улыбалась.
- Что ты положила в воду сегодня?
- Сиди спокойно. Я положила лаванду, вербену лимонную, плоды шиповника, снежный папоротник...
- Снежный папоротник? Мы же его ЕДИМ!
- Совершенно верно. Я ведь вовсе не купаю тебя, на самом деле я варю суп.
- Мама, перестань меня дразнить. Пожалуйста, расскажи мне про лес! Лирины, которые там живут, похожи на нас?
Мать опустилась на корточки рядом с металлической лоханью, держась руками за край. На ее лице появилось безмятежное выражение, и глаза затуманились от воспоминаний - так бывало всегда, когда она задумывалась о прошлом.
- В некоторых отношениях - да. Они выглядят так же, как и мы. Во всяком случае, они похожи на нас больше, чем люди, вот только их цвета - иные.
- В каком смысле?
- Больше соответствуют лесу, где они строят свои дома. Наши - открытому небу и полям, где селится наш народ, лирингласы. - Мать легко дернула за ленту, и золотые волосы Рапсодии рассыпались по плечам. - Например, если бы ты жила в лесу, то твои красивые золотые волосы, которые так любит отец, скорее всего были бы каштановыми или красновато-коричневыми. А вот зеленые глаза остались бы прежними. Природа наградила бы тебя более темной кожей - так легче сливаться с листвой, ходить по лесу, чтобы никто тебе не замечал.
На голову Рапсодии обрушился водопад теплой воды, и она принялась отфыркиваться.
- Мама!
- Извини! Я не ожидала, что ты так резко повернешься. Посиди хотя бы немного спокойно.
- А у лесных лиринов есть маленькие девочки?
- Конечно. И маленькие мальчики. И женщины, и мужчины, и дома, и города. Просто они не такие, как те, в которых живем мы.
- А я их когда-нибудь увижу? Для меня наступит Год Цветения, и я пойду в лес, как ты когда-то?
Материнская ладонь ласково погладила щеку Рапсодии, а грусть в глазах стала еще заметней.
- Посмотрим. Мы живем среди людей, дитя мое; здесь наш дом. Твой отец может не захотеть, чтобы ты следовала обычаям моей семьи, в особенности если для этого тебе придется надолго нас покинуть. И кто станет винить его за это? Что мы будем делать без нашей девочки?
- Но среди лиринов мне не будет грозить опасность, правда, мама? Они не станут ненавидеть меня за то, что я наполовину человек?
Мать отвернулась.
- Никто не будет тебя ненавидеть. Никто. - Она развернула большое мягкое полотенце. - Вставай, малышка, вылезай наружу, только не упади.
Волна холодного воздуха, ощущение мягкой ткани на влажной коже. А потом теплая ночная рубашка и материнские руки...
- Садись ко мне на колени. Я расчешу тебе волосы.
- Расскажи о лесе, пожалуйста. Глубокий, почти музыкальный вздох.
- Он огромен - больше, чем ты можешь себе представить, - и полон запахов и звуков жизни. Ты никогда не видела столько разных цветов, даже во сне. Его песня звучит в каждом существе, которое там живет. Люди называют его Зачарованным Лесом, потому что многие растения и существа, которые его населяют, им незнакомы, но лирины знают его истинное имя: Илессан, священное место. Если ты когда-нибудь заблудишься, лес примет тебя, потому что в тебе есть кровь лиринов.
Потрескивание огня. Мерцающие отблески в золотых волосах...
- Расскажи мне о реке Виндершин, озере Сердечного Желания и Серой Скале. И о Дереве... мама, расскажи мне о Сагии.
- Ты знаешь эти истории лучше, чем я.
- Ну пожалуйста.
Ласковая ладонь погладила волосы.
- Ладно, я расскажу тебе о Сагии, а потом придет время молитвы. Великое Дерево растет в самом сердце леса Илессан, в северной его части. Оно такое высокое, что разглядеть его нижние ветви почти невозможно. А вершину видят лишь птицы, потому что она касается неба. Утверждают, что оно растет в том месте, где берет начало само
Время, где свет звезд впервые коснулся Земли. Возраст Сагии так велик, что его невозможно себе представить. Иногда его называют Дубом Глубоких Корней, потому что его корни достигают тех мест Земли, где началось Время. Говорят, что стволовые корни идут вдоль Оси Мира, а меньшие проросли сквозь весь Остров, связывая Сагию со всем, что растет. В том, что касается Великого Леса, это так и есть - именно могущество Сагии создает песнь Илессан, которая охраняет лес... А теперь пойдем: солнце садится. Прохлада вечернего ветерка, чернильные разводы туч на горизонте, светло-голубое небо. Сияние яркой звезды, встающей над полями и долинами бескрайней холмистой земли. Нежная чистота материнского голоса, собственные неуклюжие попытки верно вывести мелодию. Одинокая прозрачная слеза, стекающая по щеке матери...
- Очень хорошо, малышка, у тебя уже получается. Ты знаешь, как называется вот та яркая звезда?
- Конечно, мама; это Серен, в честь которой названа наша страна.
Теплое, сильное материнское объятие...
- Это и ТВОЯ звезда, малышка; ты родилась под ней. Ты знаешь, как сказать "путеводная звезда" на нашем языке?
- Ариа?
- Хорошо, очень хорошо. Помни, хотя ты живешь среди людей и тебе дали человеческое имя, ты - потомок гордой и благородной расы, у тебя есть лиринское имя. В тебе живет музыка неба; ты - одна из его детей, как и все лирины. Серен находится в южной части неба, над лесом Илессан. Если все отвернутся от тебя, там тебя всегда примут как родную. И если ты посмотришь на небо, то обязательно найдешь свою путеводную звезду и никогда не собьешься с пути, никогда...
Плечо сжала сильная жесткая рука, и Рапсодия ощутила терпкий дым костра. Холодный утренний воздух вокруг. И глубокий голос звенит в ее ушах, вытесняя приятные воспоминания:
- Мисси? Просыпайся.
"И если ты посмотришь на небо, то обязательно найдешь свою путеводную звезду, и никогда не собьешься с пути, никогда..."
Рапсодия села, стараясь не упустить ускользающие воспоминания. Бесполезно: сон растворился. Она с трудом подавила рыдания и решительно встала, отряхивая с плаща траву и листья.
- Я готова.Они видели лиринский лес уже несколько дней, прежде чем Рапсодия поняла, что перед ней именно он.
Поначалу, когда она впервые заметила его на южной стороне Широких Лугов, у самого горизонта, она не сомневалась в том, что по ошибке они забрались слишком сильно на восток и что широкое, темное пространство - это берег моря. Как и от моря, от леса расходились мерцающие волнообразные потоки теплого воздуха, придавая ему мистический ореол, хотя до самого леса было еще далеко. Несмотря на все материнские рассказы, Рапсодия никак не ожидала, что лес окажется столь громадным и что от него будет исходить ощущение поражающей воображение силы.
В полдень путники прятались в зарослях кустарника посреди огромного луга, когда Рапсодия вдруг сообразила, что означает эта бесконечная темная полоса. Повинуясь импульсу, словно зачарованная, она встала и посмотрела в сторону огромного леса. Мощная рука Грунтора тут же схватила ее за край плаща и вернула в кусты.
- Ты что, рехнулась? Пригнись.
Девушка сердито высвободилась и оттолкнула его руку:
- Пусти. Что с тобой? Здесь никого нет, и я хочу посмотреть на лес.
- Сядь! - послышался скрипучий голос у нее за спиной.
Голос Акмеда прозвучал так властно, что Рапсодия не посмела протестовать. Спрятавшись за высоким кустом и слегка приподняв указательный палец, тот смотрел на запад.
- Иначе они тебя увидят.
Послышался легкий шорох ветра, и наступила тишина. Прошло несколько долгих мгновений. Рапсодия вновь обернулась и увидела, что Акмед, закрыв глаза, к чему-то прислушивается. Девушка посмотрела на запад и опять увидела лишь, как волнуется под порывами ветра высокая трава. И больше ничего.
Затем - ближе, чем она могла себе представить, - из-за кустарника показалось лицо, по цвету настолько схожее с высохшей зеленью, что его было почти невозможно заметить. Коричнево-золотистые волосы слегка шевелил ветер, и они сливались с травой. Черты этого лица показались Рапсодии такими знакомыми, что горло у нее перехватило от нахлынувших воспоминаний.
Большие миндалевидные глаза, высокие скулы, прозрачная кожа, хрупкое телосложение, длинные руки и ноги... Это же лирин! Кожа смуглее, чем у ее матери... Возможно, им повстречались лиринведы, кочевники, которые не любили ни леса, ни поля - их домом была степь.
Неожиданно она поняла, что рядом с разведчиком, среди волнующейся высокой травы, находится множество других лиринов. Солнце закрыла туча, на поле упала тень, и в наступившей полутьме Рапсодия заметила блеск четырех десятков глаз. Потом они исчезли.
Рапсодия боялась шевельнуться, но боковым зрением углядела, как рядом с нею сверкнул в траве металл. Акмед потянулся за квелланом, бесшумный, словно пролетевшая над головой туча. Спустя миг грозное оружие лежало у него в руках, однако он еще не выбрал цели.
Грунтор убрал руку с плеча Рапсодии. Сердце ее упало - не приходилось сомневаться, что великан не задумываясь тоже применит оружие. Девушку охватил панический страх. Требовалось немедленно найти выход из почти безнадежной ситуации.
Человек в капюшоне пока не начинал метать свои диски, и Рапсодия сочла это хорошим знаком - может быть, Акмед вовсе не хочет устраивать здесь кровавую баню.
Однако, после того как два ее спутника расправились с людьми Майкла, она не сомневалась, что их не слишком беспокоит численное превосходство противника. И все же они находились на земле лиринов. Кто знает, какими преимуществами те обладают?..
Кроме того, Рапсодия не знала, чью сторону ей выгоднее занять в надвигающемся конфликте. Хотя Акмед и Грунтор спасли ее и никогда не пытались ей причинить вреда, Рапсодия им не слишком доверяла. Расправа, которую они учинили над солдатами Майкла, заставила девушку относиться к ним с опаской, граничащей с благоговейным ужасом.
А вот лирины - ее народ, с которым она ощущает глубокую внутреннюю связь. Тем не менее для них она чужая. Возможно даже, они посчитают ее врагом. "Лес уже виден, - сказал тогда Акмед. - Но его защитники прячутся. Сейчас дурное время; они не станут рисковать и уничтожат любых странников, которые посмеют подойти к их передовым постам".
В любом случае Рапсодия понимала, что ее жизнь ничего не стоит. Послышался негромкий щелчок - Акмед зарядил свое оружие.
Сухая ветка, подхваченная порывом ветра, ударила Рапсодию по лицу. Девушка закрыла глаза - она знала, что сейчас со всех сторон посыплются мелкие семена. Когда она готовилась стать Дающей Имя, ей пришлось заняться изучением различных растений. Эта высокая трава носила название гимиалация - так говорил наставник. Она росла на лугах и служила пищей для всех, кто живет на открытых пространствах. Истинное имя травы...
ЕЕ ИСТИННОЕ ИМЯ. Ощущение опасности исчезло - Рапсодия получила удивительно простой ответ на свой сложный и страшный вопрос. Она начала шептать.
- Гимиалация, - произнесла она на музыкальном языке Дающих Имя. - Гимиалация, гимиалация, гимиалация...
Ее кожа тихонько загудела, естественные вибрации изменились, стали пульсирующими и начали расходиться во все стороны.
Рапсодия почувствовала, как Акмед протянул руку и коснулся ее спины; она ощутила неуверенность в его движении и поняла, что он ее не видит. Ей удалось слиться с окружающей травой, как это делали лирины. И даже еще сильнее - во многих отношениях она СТАЛА луговой травой.
Рапсодия протянула назад дрожащую руку и нащупала ладонь Акмеда. Она сжала его пальцы, затянутые в тонкую ткань перчатки, продолжая напевать монотонную песнь травы.
- Я - гимиалация. Акмед, Змей, - гимиалация.
Снова и снова она шептала имена, растворяясь в простой мелодии повторяющейся песенки, сливаясь с ветром, с летящими над головой облаками. Она почувствовала ответное пожатие. Акмед показывал, что понял ее намерения.
Он прошептал что-то на незнакомом языке, и Грунтор повернулся к Рапсодии. Теперь ей будет труднее: она не знала истинного имени Грунтора.
Впереди зашелестела трава. Лирины сокращали расстояние, они уже были совсем рядом. Рассыпавшись по всей ширине луга, они приближались - бесшумно и неумолимо. Рапсодия закрыла глаза и коснулась плеча великана.
- ПРИГОРОК, - запела она тихонько.
Это слово она узнала в самом начале своего обучения, когда собирала лекарственные растения. Это было слово из ее детства, знакомое с той поры, когда она гуляла с отцом по бескрайним полям своей родины. Холмик, небольшое возвышение. ПРИГОРОК.
Рапсодия открыла глаза, продолжая напевать Именную Песнь. Чуть впереди, там, где только что на корточках сидел Грунтор, появился небольшой, заросший травой холмик, на вершине которого гордо красовались ветки кустарника. Рапсодия провела ладонью по его поверхности.
ПРИГОРОК. ГИМИАЛАЦИЯ. ВЕТЕР. ОБЛАКА НАД ГОЛОВОЙ. ЗДЕСЬ НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ ЛУГОВОЙ ТРАВЫ.
Она уже различала приближающиеся ноги, обутые в кожаные сапожки, коричневые штаны - совсем рядом. Их хорошо было видно сквозь кустарник.
- ПРИГОРОК, - прошептала Рапсодия, стараясь, чтобы ее голос звучал совершенно спокойно. - ПРЕПЯТСТВИЕ. МОЖНО УПАСТЬ. ЯМКА. ПРИГОРОК.
Ноги замедлили шаг, а потом остановились и после короткой заминки обогнули то место, где находился Грунтор. Рапсодия видела там лишь луговую траву, раскачивающуюся под порывами ветра, она слышала собственное пение, гудение пролетающих насекомых, легкие шаги лириков и чувствовала обжигающий жар летнего солнца да еще собственные волосы, которыми играл ветер.
Она снова и снова повторяла простую мелодию своей песенки, пока солнце не переместилось на небе и его луч не ударил прямо в глаза. Рапсодия заморгала; полдень уже давно миновал, золотые потоки света окутывали поля и янтарную траву. Песня наконец прервалась. Пересохшее горло мучительно болело.
Слева от нее зашевелилась трава. Акмед отпустил ее руку и поднялся на ноги.
- Они ушли, - сказал он.
Маленький пригорок завозился, отряхнулся, начал расти. Там, где только что зеленела листва кустарника, стоял Грунтор, из-за спины которого торчали многочисленные рукояти клинков. Бывший пригорок повернулся к ней и широко улыбнулся:
- Ну, мисси, ты даешь!
- Да уж, - сухо заметил Акмед. - Опять скажешь, что это первый раз?
Рапсодия открыла рот, чтобы ответить, но облака у нее над головой вдруг совершили резкий разворот. Рука Акмеда подхватила ее за локоть и помогла опуститься на землю. Рапсодия снова лежала на спине и смотрела на далекое небо, отметив странные синие круги, парящие в воздухе.
- Воды, пожалуйста, - прохрипела она и потеряла сознание.Сумерки опускались на поля, словно серый туман, но Рапсодия так и не просыпалась. Она лежала не шевелясь, ее сон был удивительно глубоким. Ее спутники уже успели привыкнуть к тому, что девушке снятся кошмары, что она мечется во сне, что-то шепчет, а иногда и вскакивает со стоном ужаса на губах.
- Понятно, почему она передумала быть шлюхой, - сказал однажды Грунтор, наблюдая за спящей Рапсодией. - Ой представляет, как она мешала спать клиентам.
Акмед только улыбнулся в ответ.
Рапсодия повернулась на бок и больше не шевелилась. Солнце скрылось за дальней границей мира, дозор перешел от Акмеда к Грунтору, который принялся заново упаковывать то, что осталось от припасов, которые они забрали из седельных сумок солдат Майкла.
Дракианин отдал болгу флягу с водой, из которой он время от времени выливал по несколько капель на губы Рапсодии, после чего улегся с северной стороны лагеря и уснул.
Когда сумерки сгустились, Грунтор насторожился и начал пристально вглядываться в даль. Без особых колебаний он толкнул спящего дракианина, который тут же открыл глаза.
- Ой кое-что увидел.
Акмед перекатился на бок и сел, глядя в том же направлении, что и Грунтор. Обычно он видел лучше своего спутника, но сейчас ничего не замечал. Сосредоточившись, он не ощутил поблизости биений сердца - верный знак того, что они одни. Акмед покачал головой.
Грунтор пожал плечами, и Акмед собрался было вновь улечься, но замер на месте, поскольку болг вскочил на ноги.
- Вот, опять! Ой уверен. Там, далеко, кто-то есть. Акмед встал и подошел к краю топкой низины. Дальше, к самому горизонту, уходило море колышущейся травы. Он долго смотрел в ночь. Ничего.
Акмед ждал.
А потом и он заметил мелкие мерцающие огоньки, едва видимые в сером сумраке. Они вспыхивали и гасли вместе с биениями сердца. Их были сотни, может быть, даже тысячи, они двигались по далеким лугам, растянувшись в бесконечную линию.
"Какой огромный отряд, - подумал Акмед. - Интересно, на кого они охотятся? Кого может разыскивать такое количество людей после наступления ночи - здесь, среди бескрайних полей?"
Он закрыл глаза и откинул капюшон, чтобы лучше слышать далекое биение сердец. Поднял руку, даже открыл рот, стараясь почувствовать ветер и определить происхождение разнообразных ритмов. Но ветер не имел привкуса и не нес с собой сердечного ритма. Лишь тишину.
Акмед открыл глаза и вновь увидел множество мерцающих огоньков. Они продолжали приближаться. Движение, мерцающий свет, повторенный тысячи раз, потом тьма. И безмолвный ветер.
В следующее мгновение уши дракианина наполнило отчаянное биение сердца - его собственного.
- Боги, - прошептал он.
Шинги!..
Всполошенные, как вороны перед приближающейся бурей, двое мужчин подхватили свои вещи, подняли спящую Рапсодию и понеслись в сторону лиринского леса.6РАПСОДИЯ ПРОСНУЛАСЬ в темноте. Луна исчезла, ночь погрузилась в состояние дремоты, небо плотно укутали тучи. Девушка неуверенно попыталась подняться, но тут же передумала: острая боль пронзила виски. Тогда Рапсодия осторожно повернулась на бок, поставила локоть на жесткую землю и приподняла голову, подпирая ее ладонью. С ее губ сорвался стон, и Рапсодия не узнала собственного голоса.
Рядом тут же возник Грунтор с флягой в руке. Другой он поддерживал голову девушки, когда та с жадностью стала пить, дрожащими пальцами цепляясь за флягу. Наконец она села и принялась оглядываться по сторонам. Если раньше вокруг были лишь бескрайние просторы травы и высокое небо, то теперь над головой смыкались кроны деревьев. Ночной мрак укрывал все вокруг.
- Где мы? - еле слышно спросила Рапсодия. Акмед повернулся к ней:
- В лесу. - Он улыбнулся и быстро отвернулся, но успел заметить возмущение девушки.
Ее сердце забилось быстрее, а на щеках вспыхнул гневный румянец.
- Вы меня несли? Всю дорогу? Как вы посмели!
- Возмущаешься, да? А чего раньше молчала, ни гу-гу? - Грунтор ухмыльнулся, заметив, что Рапсодия рассердилась еще сильнее. - Брось, мисси, не могли же мы сидеть среди полей и ждать, пока ты проснешься! Ой не хотел бросать тебя там.
Тонкая рука зажала Рапсодии рот. Раздался негромкий скрипучий голос:
- Помолчи, Грунтор. А ты, Певица, слушай меня внимательно. Твоему горлышку не повредит отдых. Сейчас мы одни, но это ненадолго. Вокруг карликовые деревья, мы рядом с лиринским лесом. Лирины охраняют его границы особенно тщательно. После того как мы войдем в лес, нам необходимо как можно быстрее добраться до Дерева. К юго-востоку от нас передовой пост. Там двадцать четыре стражника. Лириндарки, лесные лирины. Их еще труднее увидеть при дневном свете, чем тех, с которыми мы уже встречались. Это было, если помнишь, незадолго до того, как ты решила немного вздремнуть. Что ты можешь сделать, чтобы помочь нам избежать столкновения с ними и беспрепятственно добраться до Дерева? - Акмед убрал руку, не обращая внимания на возмущенный взгляд Рапсодии.
- Откуда тебе все это известно? - прорычала она. - Ты знал, что Майкл не поехал со своим отрядом. Лиринведы видели меня, и об этом ты тоже знал. Ты не сомневался, что они нас окружают, даже когда до них было несколько сотен ярдов. Теперь ты называешь точное число стражников лириндарков и даже место их сторожевого поста. Зачем тогда тебе моя помощь?
Диковинные глаза спокойно посмотрели на нее; потом Акмед отвернулся, обдумывая ответ. Он не собирался рассказывать девушке о своем наследственном даре - способности различать по своему выбору биение любого сердца. Об этом знал лишь один друг да еще несколько врагов, хотя ловкость наемного убийцы, никогда не допускающего ошибок, уже давно стала легендой в определенных кругах. Он пытался придумать такой ответ, чтобы достигнуть сразу двух целей: получить от нее помощь и успокоить.
При обычных обстоятельствах гнев и смятение заложника не беспокоили его, но сейчас все складывалось иначе. Не говоря уже о ее очевидном могуществе и огромном потенциале, в Рапсодии, когда она сама находилась в состоянии душевного равновесия, таилось нечто удивительно успокаивающее, а в тех пульсациях, которые от нее исходили, присутствовал приятный ритм. Он оказывал положительное воздействие па кожу Акмеда. Возможно, все дело в ее музыкальной подготовке. Дракианин сделал глубокий вздох и заговорил, тщательно взвешивая слова:
- Мы не нуждаемся в твоей помощи. Она необходима лирикам.
Рапсодия качнулась, как от удара по лицу.
- Но почему?
- Потому что только ты можешь гарантировать их безопасность, если они выступят против нас.
Рапсодия прищурилась:
- В каком смысле?
Акмед снова обратил на нее свой пристальный взгляд:
- Нам нет нужды причинять вред лирикам. Они, в отличие от самодовольных глупцов, живущих на этой земле, не спят. Лирины, которых мы встретили в полях, и лириндарки живут в гармонии с окружающим миром. Они знают, ЧТО к ним приближается. Или подозревают об этом.
Даже в темноте Акмед заметил, как вздрогнула Рапсодия.
- Что приближается? Что ты имеешь в виду? Из-под вуали послышался неприятный смех:
- Как может Певица этого не чувствовать, не слышать? Неужели шум Истона настолько все заглушает, что ты уже ничего не воспринимаешь, Рапсодия? Какая ирония: невинная шлюха!.. Или ты просто ни на что не обращаешь внимания?
Несмотря на сгустившийся мрак, Акмед увидел, как прояснились зеленые глаза девушки, в которых появилась решимость.
- Скажи мне...
- Нет, Рапсодия, ЭТО ТЫ скажи МНЕ! Лириндарки с восточного сторожевого поста приближаются к нам; очень скоро они будут здесь. Грунтору и мне необходимо как можно быстрее добраться до Дерева. Мы никому не позволим нам помешать - полагаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Так вот, что ты можешь сделать, чтобы защитить их?
- Я... ничего, - растерялась Рапсодия. - Мне никогда не доводилось бывать здесь прежде. Я даже не знаю, где именно мы находимся. Что я могу сделать?
Акмед посмотрел на восток и достал квеллан:
- Пожалуй, ты права. Грунтор, приготовь лук. На место смущению девушки пришел ужас.
- Нет, пожалуйста! Не делайте этого. Пожалуйста! Акмед повернулся к ней, но оружия не опустил:
- Тогда я еще раз спрашиваю тебя: что ты можешь сделать? После событий сегодняшнего утра я рассчитывал получить не столь жалкий ответ.
На плечо Рапсодии опустилась большая рука:
- Давай, мисси, удумай что-нибудь. Попробуй.
Рапсодия глубоко вздохнула и постаралась сосредоточиться. Этой технике обучил ее Хейлис, первый наставник. Спустя мгновение она услышала, как в ее сознании прозвучал голос, который рассказывал ей сказки о лиринском лесе.
..."Мама, расскажи мне о великом лесе".
"Он огромен - больше, чем ты можешь себе представить, - и полон запахов и звуков жизни. Ты никогда не видела столько разных цветов, даже во сне. Его песня звучит в каждом существе, живущем там. Люди называют его Зачарованным Лесом, потому что многие растения и существа, которые его населяют, им незнакомы, но лирины знают его истинное имя: Илессан, священное место. Если ты когда-нибудь заблудишься, лес примет тебя, потому что в тебе есть кровь лиринов..."
Акмед видел, как изменилось ее лицо.
- Ну?
"Лирины знают его истинное имя: Илессан".
Рапсодия посмотрела на звезды.
- Его имя, - тихо промолвила она. - Я знаю имя леса. - Ее глаза прояснились, и, когда она взглянула на двоих мужчин, ее лицо стало спокойным, но выражение глаз несло смертельную угрозу. - Но кое-что я хочу прояснить сразу: я делаю это только ради их защиты, а вовсе не вашей.
- Нам сгодится, - с усмешкой ответил Грунтор. Когда лириндарки прошли рядом с тремя незнакомцами, то не заметили ничего необычного. Лишь ветер пел в деревьях Илессана. Они быстро скрылись в ночи.К утру они почти добрались до внешней границы лиринского леса. С рассветом поднялся легкий ветерок, и Рапсодия развязала черную бархатную ленту, позволяя ветру играть с волосами и освобождаясь от тягостных воспоминаний вчерашнего дня.
Она стояла перед ровной стеной деревьев, пытаясь взглядом проникнуть внутрь леса. В глубине чащи она разглядела зелень листьев всех оттенков, темную и прохладную, словно ночь, - даже при свете дня.
Образ матери не покидал Рапсодию. У нее сжалось сердце, когда она попыталась представить себе молодую женщину, почти девочку, в начале ее Года Цветения, стоящую на пороге леса - так, как стояла сейчас перед ним она.
Хрупкая - ни Рапсодия, ни ее мать не были высокими. Наверное, золотые волосы матери заплетены в изящные косы - из удобства и для красоты. Она одета в свободную тунику и облегающие брюки, а талию украшает плетеная кожаная меква. Глаза сверкают от возбуждения.
"Была ли она тогда счастлива?" - подумала Рапсодия. И тут же поняла: в любом случае ее счастье было недолгим.
Мать редко рассказывала о том времени, когда закончилось ее детство. Она отправилась в паломничество к Сатин, как принято у лиринов. Месяцы, проведенные в лесу ради познания его секретов, так и остались тайной для Рапсодии, поскольку мать никогда об этом не говорила. И только когда Рапсодии исполнилось тринадцать, она узнала почему.
Когда завершился Год Цветения, второй год паломничества, мать вернулась в поля и обнаружила, что ее дом безжалостно уничтожен, а вся семья исчезла. Сама она спаслась только потому, что отправилась к Сагии. Долгие годы она сожалела о том, что не погибла вместе со своими родителями.
Если бы она могла повернуть время вспять, то никогда не покинула бы свой дом. Она предпочитала умереть вместе со всеми, а не продолжать одинокую жизнь. И всякое счастливое мгновение, которое ей выпадало впоследствии, всегда возвращало ее к воспоминаниям - Рапсодия так и не узнала, сумела ли мать пережить столь жестокую утрату.
Теперь Рапсодия стояла на том же самом месте, и ее охватило такое же благоговейное предчувствие. Все эти годы наследие лиринов пассивно ждало своего часа, хотя в последнее время девушка стала гораздо чаще встречать своих соплеменников - полнокровных лиринов и полукровок.
Истон был одним из главных портов восточного побережья, поэтому здесь бывали представители множества различных рас. Быть может, теперь, когда Рапсодия добралась до Илессана, ей удастся стать своей среди народа ее матери. Возможно, она найдет в себе силы вернуться домой.Перед закатом они подошли к самому лесу. Небольшие рощицы становились все гуще, кустарник плотной стеной вставал на пути. Трое путешественников ждали ночи, чтобы вступить наконец в лес; их глаза сверкали в наступающей темноте.
В эту ночь Рапсодии много раз пришлось тихонько напевать песнь леса, снова и снова повторяя: "Илессан... Илессан... Илессан..." Ей казалось, что в ответ раздвигаются ветви, а ежевика и кустарник больше не пытаются помешать путникам, позволяя беззвучно идти вперед.
В шуме шелестящего листвой ветра, в пении сидящих на ветвях птиц Рапсодия ощущала, как лес отвечает ей, словно призывая к себе. ИЛЕССАН. Лес принимал ее - на внутреннем, первичном уровне.
Здесь был великолепный воздух; Рапсодия вдыхала его с жадностью и, казалось, никак не могла надышаться. Девушка даже пожалела, что ей не удалось войти сюда днем, при свете солнца. Ей вдруг ужасно захотелось увидеть лес по-настоящему, глазами. Хотя это было священное место для лиринов и только они знали его истинное имя, легенды о Зачарованном Лесе и Дереве были известны в сотнях миль от него - даже в Истоне, людям, которые никогда в жизни не видели настоящего леса.
Если после того, как она пряталась вместе со своими спутниками в траве, Рапсодия совершенно обессилела, то, повторяя истинное имя леса, она, напротив, чувствовала прилив энергии. С того самого момента, как ей удалось правильно пропеть его мелодию, Рапсодия ощутила, что вернулась домой, в прохладную безмятежность, которая очищала разум и тихо говорила с лиринской половинкой ее сердца. ИЛЕССАН. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДИТЯ НЕБА. ИЛЕССАН.
- Есть какие-нибудь идеи?
Голос, к которому она так и не сумела привыкнуть, заставил Рапсодию вздрогнуть.
Акмед стоял прямо у нее за спиной, хотя всего несколько мгновений назад его рядом не было.
- Что ты имеешь в виду? - шепотом спросила Рапсодия.
- Дерево... Ты чувствуешь, где оно? - В голосе дракианина отчетливо слышалось отвращение.
Девушка закрыла глаза и позволила ночному ветру коснуться своего лица. Она снова прислушалась к его музыке, раздавшейся, когда он пролетел сквозь листву. Шелест напоминал рокот моря, который постоянно слышится в приморском городе, даже далеко от порта.
Вскоре Рапсодия уловила низкий глубокий звук. Он словно отражался от земли и висел в воздухе. Он был чистым и каким-то особенным, его окружали слабые обертоны, и чем сильнее Рапсодия сосредотачивалась на нем, тем яснее слышала его. Она не сомневалась: этот звук рождается Деревом.
Девушка уверенно указала на юго-запад:
- Вон там.
Акмед кивнул. Он тоже ощущал этот звук. Путники беззвучно двинулись сквозь заросли, осторожно пробираясь в темноте. Вскоре Рапсодия обнаружила, что идет впереди всех, но это ее не испугало. Голос Дерева становился все более глубоким и отчетливым.
Лес оказался действительно огромным. Девушка решила было, что они не доберутся до цели своего путешествия до окончания лунного цикла. Она сильно удивилась, когда поняла, что Дерево совсем близко.
Наконец она различила на востоке темную линию вечнозеленых великанов. Они высились перед путниками непроходимой стеной и наполняли все вокруг сильной и чистой песней. Не обменявшись ни единым словом, Рапсодия с Акмед ом ускорили шаг. За спиной слышались сдавленные проклятия - Грунтор не ожидал, что спутники так резко свернут в сторону. Судя по всему, он не чувствовал и не слышал голоса Дерева.
Трое странников двигались вдоль линии деревьев, чувствуя близкое присутствие людей, но никого не обнаружив. Наконец они остановились между высокими темными соснами, мощные стволы которых уходили ввысь и терялись во мраке. Разглядеть их вершины не удавалось. Путникам пришлось приложить немало сил, чтобы пройти между этими лесными колоссами; труднее всех пришлось Грунтору, но и он преодолел сосновую стражу. Оказавшись на противоположной стороне барьера, они остановились.
Здесь не было густого слоя опавшей листвы. Даже в темноте путешественники видели нетронутую траву, от которой отражался слабый свет луны, превращая зеленый ковер в гладкую серебристую поверхность. Они находились на лужайке, а впереди виднелась новая, еще более плотная линия деревьев - мощные, кривые дубы.
Рапсодия двинулась вперед и почувствовала, как кто-то дернул ее за одежду.
- Подожди.
Акмед и Грунтор принялись о чем-то совещаться на своем языке.
Рапсодия ощутила, что ноги сами готовы нести ее дальше, все ее существо жадно стремилось вперед, не желая больше ждать. Песнь Дерева звала ее, девушку влекло к нему, словно магнитом.
- Я думала, вы хотите поскорее добраться до Дерева, - прошептала она недовольно.
Акмед поднял руку, призывая к молчанию, и еще раз оглянулся. Ему было не по себе от мысли, что нужно пересечь открытую поляну, лишенную кустарника и высокой травы, но им с Грунтором не удалось отыскать другого пути.
Поляна, словно ров, разделяла две полосы деревьев. Над головами нависали мощные ветви, образуя плотный полог над лесным лугом.
Акмед вытащил квеллан из-за спины. Поблизости не было живых существ: он различал лишь биение сердец своих спутников. Трое путешественников в последний раз огляделись, словно собирались переходить Королевскую дорогу, а потом решительно зашагали через поляну.
Преодолев следующую полосу деревьев, они увидели лесистую долину, напоенную поразительно чистым и ароматным воздухом. Пока путники пробирались мимо дубов, ночные шорохи леса стихли; тишина стала осязаемой. В первый момент Рапсодия ничего не сумела разглядеть.
А потом мощный луч лунного света наполнил долину, отчего воздух сгустился и стал казаться белым. Когда глаза приспособились к новому освещению, Рапсодия поняла, что смотрит на священный белый дуб Сагию.
Глубокие, точно реки, вены пробороздили серебристо-белую поверхность коры. Рапсодия не видела ветвей - ствол Великого Дерева был таким высоким, что нижние ветви терялись в темноте. Землю устилала палая листва, зеленая и свежая, с яркими золотыми прожилками.
Рапсодия не могла рассмотреть все Дерево сразу, таким оно было огромным. Если бы они втроем встали вокруг него, то вряд ли бы им удалось докричаться друг до друга. Оно бы с легкостью заполнило всю рыночную площадь Истона, где во время праздников собирались сотни людей. Одни только размеры Дерева вызвали у Рапсодии такой благоговейный трепет, что она забыла о своих спутниках.
Оглядевшись наконец по сторонам, девушка обнаружила, что Акмед и Грунтор исчезли. Рапсодию охватил ужас, у нее похолодели руки. Она вдруг поняла, что ей совершенно неизвестны намерения ее спутников. Однако глубокий покой долины остановил растущую панику, как только низкий гул наполнил сознание. Рапсодия вновь услышала песнь Дерева, глубокую и неизменную, и ощутила в этой простой мелодии мудрость столетий. Она закрыла глаза и отдалась на волю музыки, стараясь запомнить ее навсегда.
Девушка стояла, внимая песне Дерева, и складки у нее на лбу разгладились, напряженные плечи опустились. Впервые за последние две недели - с тех пор, как за нею захлопнулись двери "Шляпы с пером" - она была свободна от изнуряющей тревоги. Ее наполнило ощущение мира и справедливости; и она вспомнила о существовании тех граней души, о которых давно забыла.
Она снова слышала язык лириков и материнский голос, как это не раз случалось во сне; мать рассказывала древние легенды и пела ритуальные песни, прославляющие чудеса природы, чудеса огромного Дерева.
Рапсодия не знала, как долго она стояла с закрытыми глазами, слушая сердцем гипнотическую мелодию, но сразу пришла в себя, когда на плечо ей легла рука, а в ухо зашептал тихий голос:
- Где ты была? Пошли, мы тебя ждем. Удивленная, Рапсодия обернулась:
- Ждете? Зачем? Я думала, мы собирались поклониться Дереву. Именно этим я сейчас и занималась.
- Обойдем дерево. Я нашел главный стволовой корень. Рапсодия стряхнула руку с плеча:
- Ну и что?
- Мне бы не хотелось проливать здесь кровь. - В голосе Акмеда появилась угроза.
Рапсодию вновь охватил панический страх, но теперь она разозлилась:
- Что это значит? Ты мне угрожаешь?
Акмед показал ей какой-то предмет. Ей пришлось отвести глаза, так ярко вспыхнул на нем отраженный свет. Когда к Рапсодии вернулась способность видеть, девушка поняла, что Акмед держит в руке ключ, сделанный из материала, напоминающего кость, но блестящего, точно полированное золото, - казалось, он был покрыт пленкой, вобравшей в себя солнечный свет.
- Хочешь взглянуть, как он работает? Или ты намерена и дальше стоять здесь как дура?
- Нет, я намерена, как дура, последовать за тобой. Она сердито зашагала вслед за Акмедом, обходя Дерево.
Потом еще раз посмотрела вверх, но так и не смогла разглядеть, где начинает сужаться ствол.
Спустя некоторое время ей наконец удалось увидеть сочную листву Дерева, которая отражалась в огромном озере с южной стороны. Песнь Сагии плыла над водой, и в душе Рапсодии отзывались серебряные холодные струны.
Она задержалась на несколько мгновений, чтобы насладиться красотой представшей ее глазам картины, а когда отвела взгляд от озера, оказалось, что Акмед вновь исчез. Девушка побежала за ним и вскоре заметила, как он склонился над чем-то в тени. Она подошла и заглянула через его плечо. Акмед держал в руке ключ, по самую головку погрузив его в землю у основания Дерева.
- Смотри, - сказал он.
И решительно повернул ключ.
В разные стороны полетели разноцветные искры. Тонкая линия красного света показала очертания узкого прохода, а потом погасла.
Рапсодия отступила, не сводя глаз с ключа. Грунтор между тем вытащил из земли огромный прямоугольный кусок корня. Из образовавшегося отверстия на Рапсодию глянула такая кромешная тьма, что ей показалось: еще немного, и мрак затопит все вокруг.
- Что вы делаете? - воскликнула она, прежде чем Акмед успел закрыть ей рот ладонью.
- Тихо! Послушай, и я тебе все расскажу. Именно здесь находится одно из мест, где родилось само Время. Корни и сила Дерева распространяются на весь Остров. - Акмед отпустил Рапсодию и развернул ее лицом к себе. - Нам нужно уйти. Мы должны бежать туда, где даже демон, который нас преследует...
- ДЕМОН?
- Впрочем, демон - это еще слишком мягко сказано... Чудовище, которое снабдило меня ключом, не имеет туда доступа. Дерево обладает могущественным волшебством; оно связано с тканью мира. Это метафизический коридор. Нам нужно идти туда, куда приведут нас корни Дерева.
Рапсодия бросила на него сердитый взгляд:
- Ну так ступайте!
- Пойдем вместе.
- Не могу и не хочу, - ответила девушка, и у нее дрогнул голос. - Зачем мне идти с вами?
- А разве тебе не хочется взглянуть на начало Времени? Ты сможешь увидеть сердце Дерева, сердце всего мира. Разве лирин в силах отказаться ощутить биение сердца Дерева?
- Нет.
Грунтор, успевший оттащить в сторону кусок корня, так что получилось нечто вроде двери, посмотрел на нее и улыбнулся:
- Вот что я скажу тебе, мисси. Пойдем с нами, и ты сможешь помешать нам попортить корни. Сами мы... ну, ты понимаешь.
Рапсодия не сумела сдержать стон ужаса:
- Вы не осмелитесь! Это священный дуб, средоточие мудрости всех лиринов - всех, а не только тех, что живут в лесу. Если вы причините ему вред...
- Плевое дело, мисси!
Рапсодия с ужасом посмотрела на Грунтора, который скрылся в тесной дыре.
Акмед подошел к Дереву и стал смотреть, как великан спускается вниз, загородив проход своей широченной спиной.
- Неужели ты не хочешь посмотреть, как оно выглядит изнутри?
Рапсодия жаждала этого всем своим существом, но сама мысль о вторжении вызывала у нее отвращение, казалась осквернением - двое убийц входят в святая святых Сагии. Рапсодия видела, как они сражаются, и понимала, что не в силах им помешать, но она без колебаний отдала бы за Сагию жизнь.
- Остановитесь, - потребовала она, вытаскивая кинжал. - Уходите отсюда.
- У тебя остается последний шанс, - проговорил скрипучим голосом Акмед, исчезая в темноте. - Впрочем, можешь остаться. Попробуй объяснить стражам-лириндаркам - которые, вне всякого сомнения, скоро будут здесь, - зачем ты сюда явилась. На твоем месте я бы не стал ТАК рисковать... Грунтор, ты взял с собой топор, не так ли? - Последние слова предназначались для Рапсодии, чтобы заставить ее повиноваться.
Рапсодия огляделась. Ей показалось, что она различает приближающиеся шаги. Но что гораздо хуже, она слышала, как изменилась песнь Сагии, словно священный дуб испытывал боль.
Она подбежала к тому месту, где исчезли ее спутники, пытаясь оценить, какой вред они причинили Дереву, и с беспокойством провела рукой по серебристой коре. Ее пальцы ощутили знакомую вибрацию, такую же, что звучала в сердце. Пока она гладила дерево, из темной дыры метнулась рука, схватила Рапсодию и затащила внутрь.
Рапсодия закричала, взывая о помощи, но Акмед передал ее Грунтору, а сам выдернул ключ из земли. Стена из коры тут же бесшумно закрылась; затем, вспыхнув в последний раз, ключ исчез. И все вокруг окутал мрак.7КОГДА ТЕМНОТА поглотила их, Рапсодия замолчала. Она начала вырываться из рук Грунтора. Бесполезные усилия: великан негромко рассмеялся, и она почувствовала, как он слегка усилил хватку. В тот же миг Рапсодия поняла, что стоит по пояс в какой-то тепловатой жидкости, более вязкой и плотной, чем вода.
Через несколько секунд возникло крошечное пламя, и из темноты появилось кошмарное лицо Акмеда. Рапсодия невольно вскрикнула. Грунтор, продолжая одной рукой придерживать девушку, другой потянулся за спину, вытащил небольшой факел и передал его Акмеду. Тот зажег факел и поднял над головой, чтобы можно было оглядеться.
Вверх уходил и терялся в темноте конусообразный проход, по которому они сюда попали. В слабом свете факела Рапсодия разглядела волокнистые стены, с прожилками всех оттенков зеленого, светло-желтого и грязно-белого. По ним струилась та же густая жидкость. Тут и там с липких стен свисали вязкие нити.
Не вызывало сомнений, что много лет назад здесь проходил туннель, который шел вдоль бесконечного корня. Время и природа наполнили его новой жизнью. Со всех сторон ниспадали запутанные бесчисленные нити, невообразимым лабиринтом скрещиваясь над головами, а также образуя похожий на сеть пол, на котором сейчас стояли путники. Уровень густой жидкости слегка опустился, когда открылся проход, но теперь она медленно прибывала.
Капельки воды конденсировались в сыром воздухе и оседали на коже, отчего она стала влажной и холодной. Рапсодия оглянулась в ту сторону, откуда они пришли. Однако даже в свете факела не сумела разглядеть проход. Стены ствола были такими гладкими, словно никогда не открывались наружу.
Девушка выбралась из объятий Грунтора - тот отпустил ее по кивку Акмеда, - подошла к стене и провела ладонью по гладкой поверхности, пытаясь найти хотя бы трещину. Ничего.
Однако она заметила уплотнение на стене, на которое можно было встать. С большим трудом ей удалось вытащить ногу из студенистой жидкости и поставить ее на выступ. Затем Рапсодия нашла удобный упор для руки и вылезла из чавкающей трясины.
Ее голова и плечи оказались внутри прохода, но она по-прежнему не видела в коре Дерева ни малейших просветов. Руки Рапсодии задрожали, она принялась шарить по гладкой коре. Ничего - ни трещины, ни отверстия. Поверхность оставалась монолитной.
- Где же дверь? - спросила девушка, пытаясь побороть отчаяние. - Что ты с ней сделал?
- Закрыл, - спокойно ответил Акмед.
Рапсодия зашаталась и едва не свалилась вниз. Рука Грунтора поддержала ее за плечи. Теперь лицо девушки находилось на одном уровне с лицом Грунтора, и в его янтарных глазах - удивительно, как они могли оказаться на таком чудовищном лице! - промелькнуло сочувствие.
- Двери больше нет, мисси. Ой жалеет. Нужно шагать вперед, обратной дороги нет.
Рапсодия резко повернулась к Акмеду. Ее зеленые глаза сверкали от гнева.
- Что это значит? Мы не можем повернуть назад? Мы должны вернуться! Вы обязаны меня отпустить!
- Мы не можем. Ты здесь застряла. Смирись с неизбежным - тебе ничего больше не остается.
С каждым вдохом Рапсодии становилось все труднее дышать.
- Идти с вами? Вы оба спятили! Здесь некуда идти - только обратно. - И она показала пальцем наверх.
- Ты склонна делать совершенно неправильные выводы, - заявил человек, которому она дала имя Акмед, Змей.
Он отвел в сторону свисающие сверху нити и с трудом двинулся к противоположной стене, где трясина была не такой густой. Там он снял кожаные перчатки и медленно провел руками по поверхности дерева, выбирая самое слабое место. Затем обернулся к Грунтору. Тот кивнул и вытащил из ножен диковинное оружие, напоминающее трезубец, отобранный у Карволта.
Великан напрягся, словно собрался метнуть копье. Мышцы на могучей спине вздулись, и он мощным движением вогнал трезубец глубоко в мягкую стену. Потом всей массой налег на рукоять и вытащил его вместе с куском вязкого волокна. Музыкальные вибрации Дерева, приглушенные с того момента, как путешественники оказались внутри, мгновенно усилились.
- О боги... Перестань, - прошептала Рапсодия, решительно шагнув с выступа в трясину. - Сагия. Вы делаете больно Сагии. - Она побрела к Грунтору, но ее остановила железная рука Акмеда.
- Чепуха. Это стволовой корень; у Дерева тысячи таких корней.
Грунтор между тем вырвал еще один здоровенный кусок слипшихся волокон, заставив Рапсодию содрогнуться.
- Дыра на стенке затянется, как только мы в нее пройдем... Коридор, в котором мы находимся, продолжает наполняться жидкостью. Неужели ты сама не замечаешь?
Если в первый момент вязкая жидкость, в которой они стояли, доходила Рапсодии до пояса, то сейчас добралась уже почти до груди.
Великан вновь взмахнул трезубцем. Звук рвущихся тканей отразился от жидкости. Грунтор оглянулся:
- Готово, сэр.
Акмед кивнул и повернулся к Рапсодии:
- Слушай внимательно. Я не собираюсь повторять дважды. Нам необходимо отсюда выбраться. Потом мы попытаемся выйти из корня наружу. Он находится внутри туннеля, который охватывает его, словно ножны, - корню необходимо сокращаться и расширяться в зависимости от количества воды, которое в данный момент в нем находится. Мы пойдем вдоль туннеля как по коридору; там есть вода и воздух. И если нам повезет, туннель выведет нас в другое место, где не будет тех, кто нас преследует. И где Майклу тебя не найти. Впрочем, дело твое. Ты можешь пойти с нами или остаться здесь и утонуть, когда корень полностью наполнится жидкостью. Тебе выбирать.
Ошеломленная Рапсодия высвободилась из его рук и медленно двинулась к отверстию, которое проделал в стене Грунтор. Великан слегка отодвинулся в сторону. Девушка заглянула в дыру и увидела лишь беспросветную мглу. Тогда она посмотрела вверх. То же самое - коридор уходил в бесконечную темноту.
Акмед проверил, надежно ли закреплены вещи.
- Ну? Ты идешь?
Чудовищность положения, в которое она попала, вдруг обрушилась на Рапсодию, точно грязевой сель. Она оказалась в ловушке внутри Дерева. Ей действительно ничего не оставалось, как последовать за своими спутниками по темному коридору, ведущему в неизвестность. Уже одно то, что ей пришлось покинуть Истон, вызывало тоску, но когда девушка подумала обо всем, что придется оставить теперь, у нее по спине побежали мурашки.
Рапсодия оттолкнула Акмеда, сделала несколько неуверенных шагов вперед и принялась отчаянно колотить в стену кулаками. Потеряв голову, она звала на помощь, кричала во всю мощь своих легких, надеясь, что лирины, которые охраняют священное дерево, освободят ее из подземного плена. Потом замолчала, дожидаясь спасителей, но вокруг стояла мертвая тишина.
Акмед и Грунтор переглянулись и снова повернулись к ней. Рапсодия опять принялась звать на помощь. Она начинала кричать четырежды - пока Акмед не утратил терпения. Протянув руку, он похлопал ее по плечу:
- Предлагаю отправляться в путь. Мы уходим. Можешь попрощаться с нами и остаток своей очень короткой жизни звать на помощь возле непроницаемой стены. Времени у тебя - до тех пор, пока корень весь не заполнится жидкостью.
От безнадежности Рапсодия разрыдалась. Вообще-то она редко плакала, и всякий, кто ее хорошо знал, сразу бы понял, что она в отчаянии. Веки и кожу Акмеда пронзила боль - так он отреагировал на рыдания Рапсодии. Он схватил девушку за руку.
- Прекрати немедленно! - резко приказал он. Его голос оставался холодным. - Я запрещаю тебе плакать. Если хочешь пойти с нами, то тебе следует запомнить, что я запрещаю плакать и жаловаться. А теперь - решай. Если хочешь, пойдем с нами, но только прекрати выть.
Он решительно шагнул в дыру, проделанную Грунтором, не обращая внимания на своего спутника, который бросил на него недовольный взгляд. Великан повернулся к девушке, и на его лице появилось немного диковатое выражение, которое, как теперь знала Рапсодия, было улыбкой.
- Пойдем, мисси, там совсем неплохо. Считай, что у тебя приключение. Кто знает, что мы найдем? И не забывай: ты навсегда отделалась от Бесполезного Дыхания.
- А также рассталась с моей семьей и друзьями, - ответила Рапсодия, сдерживая слезы.
- С какой такой стати, дорогая? Пусть парни по имени Акмед и Ой не собираются вертаться в Серендаир, но ТЕБЕ ведь никто не может помешать! Только отсюда ты все равно никуда не вернешься, правда?
Рапсодия почти улыбнулась. Уродливый великан пытается ее утешить, а тот, кто гораздо больше похож на человека, обращается с нею подчеркнуто равнодушно. Все происходящее вдруг стало каким-то нереальным, словно ей снится диковинный сон. Она вытерла слезы и устало вздохнула.
- Ладно, - сказала она Грунтору. - Похоже, у меня действительно нет выбора. Где-то же должен быть выход отсюда. Пойдем.
- Хорошая девочка, - одобрительно проворчал Грунтор. - Давай за мной, милая. Ой не хочет упасть на тебя. - Он схватился за стенку и начал осторожно опускаться в темную дыру, которая уже успела поглотить его спутника.
Рапсодия содрогнулась.
- Нет, это я не хочу. - Она решительно шагнула вперед, обнаружила, что мужчины воспользовались волокнами как веревками, чтобы спуститься вниз, и последовала их примеру.
Она осторожно сползала в темноту бесконечной дыры, окружавшей один из Глубоких Корней Дуба. Ей предстояло обнаружить, насколько правильно выбрано название Дерева.Майкл шел между телами своих людей. Еще никогда ему не приходилось видеть такой жестокой расправы, хотя сам он был способен на чудовищные поступки. Здесь никого не пытали и не расчленяли трупы, но все его люди были убиты с поразительной ловкостью - им же не удалось уничтожить ни одного врага!
Гэммон молча, не поднимая глаз, следовал за Майклом. Он боялся говорить, боялся встретить взгляд своего вожака - едва ли ему удалось бы скрыть ужас. Гэммону приходилось видеть горы искалеченных трупов, но еще никогда враг не делал свое дело с таким равнодушным хладнокровием. Майкл, по правде говоря, наслаждался кровавой работой. Но за очевидным безразличием того, кто прикончил его товарищей, таилось не наслаждение, а нечто страшное.
Наконец Майкл остановился. Коротким кивком предложил Гэммону помочь остальным - люди уже начали стаскивать трупы в общую могилу, - а сам еще раз обвел взглядом луг, на котором погиб весь отряд.
Майкл поднял руку, чтобы прикрыть глаза, - так ослепительно сияло голубое полуденное небо. Нигде никакого укрытия - как враг мог устроить ловушку? Вокруг расстилалась равнина, поросшая высокой травой, ломкой и сухой под лучами жаркого летнего солнца.
Майкл знал, что существует только один ответ. Брат.
Он подумал о девушке, и в горле у него пересохло. Залитая солнцем трава волновалась под порывами ветра, напоминая ему о золотых волосах Рапсодии, о ее длинных мягких локонах, гладких, точно шелк. Как ему нравилось ощущать их на своей груди, когда девушка лежала рядом с ним в темноте. Это воспоминание не покидало его даже после того, как он попытался выбросить из головы мысли о ней.
Теперь, когда девушка исчезла, высокая трава будет напоминать ему о том, чего он больше никогда не сможет получить. Если Брат забрал девушку себе, она для Майкла потеряна; дракианин наверняка убил ее и выбросил тело в море еще до того, как покинул Истон. О легендарном убийце почти ничего не известно, но все знают о его бессердечии.
- Сожгите тела, - приказал Майкл. - А потом соберите вещи и седлайте коней. Мы уходим.8ПРАКТИЧЕСКИ СРАЗУ у них возникла проблема.
Под тем местом, где Грунтор пробил дыру, оказался небольшой выступ. Скорее всего, обычный нарост лишайника. Рапсодия встала на него и посмотрела вниз - туда, где в бесконечном туннеле вместе со слабым мерцающим светом факела быстро исчезали оба ее спутника.
- Подождите, - дрогнувшим голосом попросила она. - Вы спускаетесь слишком быстро.
Тени метались по стенкам туннеля, отчего у нее кружилась голова, а на лбу выступил пот.
- Забавно, - послышался снизу скрипучий голос, усиленный гулким эхом. - Мне-то показалось, что это ты спускаешься слишком медленно.
- Пожалуйста! - взмолилась Рапсодия, которую вновь начала охватывать паника.
Тишина, лишь выступ, на котором она стояла, дрогнул. Две огромные руки появились у его края, и Рапсодия увидела голову Грунтора. Даже в темноте она разглядела ухмылку у него на лице.
- Что случилося, твоя светлость?
- Не знаю, сумею ли я, - прошептала она, ненавидя себя за слабость.
- Конечно, сумеешь, дорогая. Только не торопися, и все.
- Я - лиринка...
Огромный фирболг рассмеялся:
- Знаю, лучше не напоминай мне. Ой уже давно ничего не ел.
- ...а мы плохо чувствуем себя под землей.
- Ой видит. Ой будет тебя учить, хочешь? Иди, Ой тебе покажет. - Он поманил ее свободной рукой, другой продолжая держаться за толстые волокна.
Рапсодия осторожно подобралась к краю выступа и с опаской заглянула вниз.
- Вот первая ошибка. Не смотри вниз. Закрой глаза и повернись.
Рапсодия неуверенно повиновалась.
Наручи доспехов Грунтора заскрипели, его мускулистые руки обхватили девушку за талию. Рапсодия тихонько вскрикнула.
- Хорошо. А теперь закрой глаза, пошире расставь руки и обхвати корень. Когда как следует прилипнешь к нему, ищи, за что уцепиться.
Грунтор продолжал держать Рапсодию, а она потянулась вперед, к гладкой поверхности корня. Вздрогнула, когда Грунтор слегка переместил ее ближе к корню. Тяжелый металлический запах его доспехов и пота смешался с влажным, земным ароматом. Почти сразу Рапсодии удалось найти упор для левой руки, а правой она ухватилась прямо за корень.
- Теперь ноги. Молодчага! Открывай глаза.
Рапсодия повиновалась. Перед ней находился стволовой корень, поверхность которого была испещрена пятнами и наростами лишайника. Она оказалась шершавой на ощупь. Рапсодия прижалась к корню ухом и, сделав глубокий вдох, ощутила густой, пряный запах. Девушка прислушалась к пульсу Дерева. Песнь несла утешение, хотя Рапсодия и находилась глубоко под землей.
- Ну, порядок?
Рапсодия кивнула, продолжая прижиматься щекой к призрачно белеющей в темноте поверхности. Метнулись в сторону последние тени, и факел внизу с шипением погас.
- Видишь, получается. Не гляди вниз и не поспешай. Ой тебя поймает, если свалишься. - Великан смущенно похлопал ее по спине и начал спускаться вниз.
- Спасибо, - пробормотала Рапсодия.
Она осторожно отыскала новое место для рук. Потом пошарила ногой - и снова ей повезло. Плечи болели от напряжения, руки дрожали, колени подгибались - а она ведь только начала спуск.Рапсодия не знала, сколько времени она спускалась - наверняка прошло несколько часов, хотя ей казалось, что мучения длились уже не одни сутки. Всякий раз, когда ей удавалось отыскать заметный выступ, она останавливалась, давая мышцам плеч и ног передышку.
Она уже не видела своих спутников и даже не представляла себе, насколько они ее опередили. Акмед организовал спуск так, чтобы каждый из них имел возможность передохнуть на уступах. Всякий раз, когда он находил подходящее место, он рассказывал о нем спутникам, после чего Рапсодия с Грунтором ждали, пока Акмед отдохнет, и только после этого снова пускались в путь.
Как-то раз, во время одной из таких передышек, когда девушка стояла на узком карнизе, продолжая обнимать корень, ее вновь охватила паника.
Туннель, внутри которого находился корень, возле ствола был достаточно широким. Он формировался в течение столетий, пока росло Дерево, и, когда путешественники только начали спуск, вокруг вздымались стены необъятной пещеры.
Однако чем дальше они продвигались вниз, тем уже становился туннель. Сам корень также постепенно сужался, от него все чаще отходили в стороны ответвления. Земля смыкалась вокруг путников, стены туннеля подбирались все ближе, и сердце Рапсодии стучало все сильнее. Наполовину лиринка, дочь неба и открытых равнин, она не была создана для скитаний по подземным лабиринтам, подобно фирболгам - расе Грунтора. С каждым новым вдохом легкие Рапсодии наполнялись тяжелым воздухом подземелья, а душа претерпевала невыносимые муки.
У девушки закружилась голова. Она больше не увидит неба, она погребена заживо - так глубоко, что ее никто и никогда не найдет. Даже после смерти лирины никогда не закапывают своих мертвых в землю, они отправляют их на погребальный костер, чтобы развеять прах под небом и звездами.
Рапсодии казалось, что огромные толщи над головой немилосердно давят на нее, вызывая животный ужас. Глубоко забрались. Слишком глубоко!..
И ей вдруг показалось, что громадная масса земли, глины, камней и песка словно бы опустилась ей на плечи, выдавливая воздух из легких. Она изо всех сил вцепилась в корень. Девушку бросило в жар, голова кружилась все сильнее.
Песнь Дерева, такая успокаивающая, постоянно звучавшая в начале спуска, превратилась в едва слышный шепот. Шорох дыхания и тяжелый стук сердца наполнили уши. У Рапсодии было такое чувство, что она тонет. Она стала задыхаться. Слишком глубоко. СЛИШКОМ ГЛУБОКО.
И тут в памяти прозвучал голос отца:
- ПРЕКРАТИ ИСТЕРИКУ.
Рапсодия закрыла глаза, сосредоточив остатки воли на собственной Именной ноте. ЭЛА, шестая нота. Когда началось обучение, будущей Певице сразу рассказали о замечательном способе, позволяющем выделить истинную составляющую любого звука. Она сразу все вспомнит, даже если будет охвачена ужасом. Рапсодия сделала глубокий вдох и начала тихонько напевать свою ноту...
...Вода в пруду была холодной, зеленая ряска плавала на поверхности.
- Отец!
- Я здесь, дитя. Медленно передвигай руки. Так, уже лучше.
- Тут так холодно, отец. Я не могу оставаться на поверхности. Здесь слишком глубоко. Помоги мне.
- Расслабься. Вода будет сама тебя держать...
Рапсодия еще раз вздохнула и почувствовала, что дышать становится легче. В сознании возникло улыбающееся лицо отца - струйки воды текут по щекам, в бороде и бровях застряли прозрачные капельки.
- Вода не сделает тебе ничего плохого. Паника, страх - гораздо опаснее. Сохраняй спокойствие...
Она кивнула, как в тот день, и почувствовала, что капельки пота стекают с ее волос, как вода... тогда, очень много лет назад...
- ТУТ СЛИШКОМ ГЛУБОКО, ОТЕЦ.
- Неважно - пока твоя голова находится над водой. Ты можешь дышать?
- Д-д-а-а.
- Значит, глубина не имеет значения. Не паникуй. Паника тебя убьет, даже если не будет грозить никакая другая опасность.
Следующий вдох дался ей гораздо легче.
"Воспоминания - вот первые истории, которые ты узнаёшь, - говорил Хейлис, ее учитель. - Это твои собственные легенды. В них больше силы, чем в любых других знаниях, потому что их написала ты сама. Черпай силу прежде всего из них".
Она уже дважды обращалась к своему прошлому и оба раза получала то, в чем нуждалась.
ГЛУБИНА НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ. НЕ ПАНИКУЙ.
Рапсодия медленно открыла глаза.
- Мисси!
Голос, донесшийся снизу, застал ее врасплох, и страх вернулся. Рапсодия вздрогнула, и ее нога соскользнула с карниза. Девушка отчаянно вцепилась в корень, но ноги больше не сумели отыскать опору, и она начала сползать по скользкой поверхности корня.
Мелкие ответвления и отростки обламывались у нее под руками, оставляли синяки на теле, хлестали по лицу. Больше всего пострадали шея и руки. Падение продолжалось до тех пор, пока Рапсодия не налетела на Грунтора.
Его мощное тело легко поглотило инерцию удара. На уродливом серо-зеленом лице великана расплылась довольная улыбка.
- Ну, привет, герцогиня! Ой уж так надеялся, что ты упадешь прямо к нему в лапки. Хочешь чайку?
И тут накопившийся страх вырвался наружу и бесследно исчез; Рапсодия не выдержала и рассмеялась. Великан захохотал в ответ.
- Грунтор. - Скрипучий голос оборвал веселье. Великан глянул вниз, в темноту.
- Здесь свернем, - сказал Акмед. - Дальше пойдем другой дорогой.
- Подожди здесь, милая, ладно? Рапсодия кивнула.
Грунтор нашел удобное место, где девушка могла немного отдохнуть, после чего протянул ей фляжку с водой. Потом великан полез вниз - обсудить положение с Акмедом. Вскоре Грунтор вернулся.
- Широкий карниз начинается маленько в стороне от нашего корня, - сказал он. - Мы на нем переночуем. Если хочешь, Ой отнесет тебя вниз.
Рапсодия покачала головой:
- Нет, спасибо. Дальше я спущусь сама.
- Как скажешь, - пожал плечами великан. - В любом случае, если ты опять решишь свалиться мне на голову, я тебя поймаю. - Он быстро спустился, сопровождаемый негромким смехом Рапсодии.Они ужинали молча в сумрачном свете факела, который Акмед вставил в трещину в стене. Рапсодия наслаждалась теплом и светом маленького пламени.
Акмед нашел на корне грибы и выяснял, нельзя ли их использовать в качестве топлива. Один из них, похожий на губку, хорошо поддерживал огонь и продолжал тлеть еще некоторое время после того, как пламя гасло. Акмед собрал некоторый запас этого грибного топлива и засунул в свою сумку.
- Теперь у нас есть чем освещать дорогу, - сказал он Грунтору, - и хоть как-то греться.
Фирболг между тем осматривал кусок сушеного мяса, который они забрали у людей Майкла.
- С водой проблем тоже не будет. - В качестве доказательства Акмед выжал угол своего намокшего плаща. На землю пролилась тоненькая струйка воды.
Теперь, когда непосредственная опасность больше не грозила Рапсодии, у нее появилась возможность спокойно подумать о том, где она оказалась. Однако большую часть сил ей приходилось тратить на борьбу со страхом, который продолжал волнами накатывать на нее. Девушка даже не заметила, что Акмед протягивает ей что-то зеленое. Только после того, как он потряс растением у Рапсодии перед носом, ему удалось привлечь ее внимание.
- Ешь.
Рапсодия безмолвно взяла, с усилием сделала несколько глубоких вдохов, откусила кусочек и поморщилась. Растение оказалось мягким с жесткими прожилками. Девушка с трудом прожевала сырое яство.
- Что это? - с сомнением спросила она.
- Корень. - Акмед улыбнулся, явный довольный впечатлением, которое он произвел на девушку.
- Корень? ТЫ ЕШЬ САГИЮ?
- Ну, в данный момент это ТЫ ешь Сагию. - Он положил руку ей на плечо, чтобы удержать на месте. - Прежде чем отказываться, подумай. Мы застряли здесь надолго. У нас слишком мало припасов, чтобы продержаться значительное время. Что ты предлагаешь делать, когда запасы иссякнут? - Он не обратил ни малейшего внимания на гнев, вспыхнувший в глазах Рапсодии. - Или предпочитаешь, чтобы я задал этот вопрос Грунтору?
- Не трухай, мисси, - заявил великан, продолжавший что-то жевать. - Ой не думает, что из тебя выйдет приличный обед. Ты слишком костлявая, уж не обижайся на правду. Мясо жесткое и совсем не сочное.
- То количество корня, которое мы съедим, не окажет ни малейшего влияния даже на живущих здесь паразитов, не говоря уже о самом Дереве. Мы не причиним ему никакого вреда, зато сохраним свою жизнь. Теперь ты сможешь буквально понять аллегорию о том, что Дерево вскормило народ лиринов.
Рапсодия раскрыла было рот, чтобы объяснить сидящему рядом с ней негодяю, что Сагия - это живое существо, которое имеет душу, но тут до нее дошел смысл всего сказанного Акмедом.
- Ты говоришь, здесь есть паразиты? Грунтор фыркнул:
- Да ладно тебе, мисси, не видела норы, что ли? Рапсодия попыталась разглядеть что-нибудь в темноте.
До сих пор она была занята только одним - как бы не сорваться в бездну - и не обращала внимания ни на что больше. Но даже сейчас она видела лишь шероховатую бело-зеленую стену и каменистый туннель. Размеры корня и окружавшей его пещеры вселяли в сердце Рапсодии страх. - Нет.
- Ты под землей, Рапсодия, - сказал Акмед на удивление терпеливым голосом. - Червяки и насекомые живут тоже под землей. Они питаются корнями - надеюсь, ты заметила, что здесь есть корни? - Он увидел, как в огромных зеленых глазах девушки вновь появился ужас, и взял ее за плечи. - Послушай, мы с Грунтором знаем, что делаем. Если ты останешься с нами и будешь нас слушаться, то сможешь отсюда выйти. Во всех остальных случаях тебя ждет неминуемая смерть. Ты меня поняла?
Она кивнула.
- Ну, для начала неплохо. А теперь пришла пора воспользоваться одним из твоих умений. Кажется, ты говорила, что знаешь, как продлить сон?
- Знаю.
- Это может пригодиться. После отдыха мы двинемся в другом направлении. Здесь есть корни, которые расположены горизонтально. Мы пойдем вдоль одного из них. Постарайся поспать. - Акмед откинулся назад, и его лицо скрылось под капюшоном.
Рапсодия придвинулась поближе к факелу, надеясь, что он будет светить хотя бы до тех пор, пока она не заснет. Она закрыла глаза, но ее преследовало ощущение, что вокруг полно насекомых, питающихся корнем Сагии.
Песнь Дерева, казавшаяся такой далекой, пока они спускались вниз, зазвучала громче в наступившей тишине, проникла в самое сердце, словно укачивая и помогая заснуть. Рапсодия тихонько пропела свою Именную ноту, входя в гармонию с песнью Сагии. Это поможет ей выжить среди жутких кошмаров ночи...
Далеко, в царстве, которое было темнее любого из мрачных снов Рапсодии, огромный спящий змей шевельнулся, и дрогнули бесконечные кольца его колоссального тела. Охватившее своими кольцами корни Великого Дерева еще с Преждевременья, чудище лежало в холодном мраке земных недр, дожидаясь зова. Скоро, очень скоро разразится война, дверь в верхний мир откроется, и он сможет приступить к трапезе, которой ждет так давно.9АКМЕД ПРОСНУЛСЯ в темноте, пытаясь прогнать остатки сна, заполнившего его сознание. Он сразу понял, что Грунтор тоже не спит. Сержант в оцепенении уставился на девушку, которая металась и стонала - ей снился какой-то кошмар.
- Бедняжка. - Болг прислонился спиной к корню. - Давай разбудим ее?
- Ни в коем случае, - покачав головой, ответил Акмед. - Она - Певица и, возможно, наделена даром предвидения.
Знаешь, она - симпатяшка. Ою она нравится. Скрывая лицо под капюшоном плаща, Акмед едва заметно улыбнулся:
- Если она обладает даром предвидения, то может заглядывать в Будущее и Прошлое. С некоторыми Певцами такое случается, поскольку они настроены на вибрации мира. Ее кошмары могут содержать важное знание.
Рапсодия начала всхлипывать во сне, и Грунтор покачал головой:
- По-моему, не слишком приятный дар. Ей бы следовало вернуть его дарителю.
Акмед закрыл глаза, вслушиваясь в ритмы сердец, бившихся рядом с ним. Он различил свой собственный, потом громкий, ровный гул сердца Грунтора, который знал почти так же хорошо. Затем донеслось мерцающее, испуганное биение - это девушка металась в своем беспокойном сне. А вокруг жила Земля, сильный, могучий голос которой звучал вдалеке и одновременно трепетал в ее жилах - корнях Великого Дерева. Акмед заставил себя отвлечься от ощущений, ставших уже привычными, стараясь отыскать другой ритм - замедленный и глухой. И древний.
Голос Дерева звучал столь громко, что заглушал все вокруг, кроме стука их сердец. Земля надежно хранила свои тайны. Только время от времени звенели, падая на корни, капли воды и скрипели стены, когда тут и там в них возникали едва заметные трещины. Впрочем, Акмед знал, что обязательно услышит тот единственный звук, который ищет.
Он обернулся и снова посмотрел на своего друга. Грунтор по-прежнему сидел, наблюдая за Певицей и поставив свою громадную ногу так, чтобы девушка не скатилась с выступа в пропасть.
- Когда начнем подъем, придется привязывать ее к корню веревкой, особенно во сне.
Грунтор кивнул, а Акмед одним скользящим движением поднялся на ноги и заглянул в бездонную пропасть, которая начиналась сразу за выступом, где они решили заночевать. Корень уходил вниз, постепенно превращаясь в тоненький прутик, а туннель заметно сужался.
- Как у тебя с благородством, Грунтор?
Болг удивленно на него взглянул, а потом радостно заулыбался:
- Ой ужасно благородный, сэр. Это у меня в крови. С тех самых пор, как я скушал того рыцаря - помнишь, несколько лет назад? А в чем дело?
- Думаю, нам придется немного свернуть в сторону.Почувствовав тепло на лице, Рапсодия проснулась. Кошмар прекратился, и она открыла глаза.
Акмед наклонился над ней, держа в руках горящий гриб. Лицо дракианина пряталось в тени капюшона. Рапсодия сонно подумала, что, пожалуй, впервые он проявил к ней доброту. Она проснулась не в кромешной темноте - уже за одно это спасибо. Кроме того, он постарался скрыть свое страшное лицо, чтобы оно не стало первым, что она увидит, когда откроет глаза. Она заставила себя прогнать ненависть, которую испытывала к нему с тех самых пор, как он затащил ее внутрь Дерева.
- Доброе утро, - сказала она. Акмед пожал плечами:
- Как скажешь. Только мне кажется, что сейчас ночь. Протянув руку, он помог ей подняться на ноги. Рапсодия с отвращением оглядела их лагерь. Громадные тени метались по стенам бесконечного туннеля, уходившего вверх. Великана нигде не было видно.
- А где Грунтор?
- По ту сторону корня. Мы пойдем по другой тропе. Надеюсь, тебе она больше понравится. Сначала мы немного поднимемся, а дальше будем двигаться практически горизонтально - по крайней мере, некоторое время.
Рапсодия отдала ему грубое походное одеяло, под которым спала, и спросила, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно:
- А откуда ты знаешь, что эта тропа выведет нас отсюда? Вдруг мы заблудимся еще сильнее?
Акмед проигнорировал ее вопрос. Он подошел к стене, схватился за веревку, которую закрепил там Грунтор, и медленно пополз к дальней стороне корня.Подниматься оказалось еще труднее, чем спускаться вниз. Грунтор прибил веревку колышками, и Рапсодия изо всех сил цеплялась за нее, стараясь не смотреть вниз и не обращать внимания на отчаянно протестующие мышцы рук и ног. Снизу наползал бездонный мрак, пугающий и холодный, и Рапсодия начала замерзать.
- Давай, мисси. Ой держит веревку. Не спеши. Рапсодия сделала глубокий вдох. Она знала, что великан ее не видит, просто время от времени подает голос, чтобы подбодрить. Неожиданно она различила в его глубоком рокочущем басе нотки неуверенности. За последние несколько минут она не сдвинулась с места ни на каплю, и болг пытался понять, не свалилась ли она в пропасть. Девушка заставила себя успокоиться.
- Я иду, - ответила она испуганно и едва слышно. Собственная слабость возмутила ее и придала сил. Рапсодия откашлялась и крикнула как можно громче:
- Я уже почти у поворота, Грунтор!
Спустя несколько мгновений она добралась до конца веревки и огляделась по сторонам. У входа в небольшой горизонтальный туннель стоял Грунтор и, улыбаясь, протягивал ей руку. Корень, словно диковинный овощ с многочисленными отростками, уходил в сторону, в стены центральной шахты, по которой они спускались.
- Не спеши, - предупредил Грунтор, протягивая веревку дальше. - Поосторожнее давай, помаленьку.
Рапсодия кивнула и закрыла глаза. Затем ухватилась за веревку. Медленно, шаг за шагом, не торопясь, внимательно отыскивая опору для ног. Как и прошлой ночью, она принялась тихонько повторять свое музыкальное имя в такт пению Дерева и почувствовала, как его мелодия наполняет, поддерживает, дает ей силы.
Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ее подхватили могучие руки, оторвали от веревки и очень аккуратно поставили на землю. Рапсодия открыла глаза и обнаружила, что стоит в низком туннеле. Грунтор едва не касался потолка головой. Рядом проходил один из боковых корней Дерева. Задыхаясь и смеясь от радости, она опустилась на колени и принялась гладить руками твердую поверхность земли.
- Нравится, да? - Улыбаясь, великан предложил ей руку. - Ну, нам пора двигать, герцогиня. Мы и так отстали.
Усталость, с которой Рапсодия отчаянно сражалась с той самой минуты, как начала взбираться по корню, навалилась на нее и не давала пошевелиться. Девушка покачала головой, легла на спину и замерла на месте:
- Я не могу. Мне нужно отдохнуть!
Она провела рукой по стене узкого туннеля, разглядывая потрескавшийся потолок у себя над головой.
Болг перестал улыбаться.
- Ой даст тебе минутку, герцогиня, а потом пошагаем дальше. Ты же не хочешь, чтобы тебе на голову свалился потолок, правда? - В его голосе прозвучала спокойная уверенность, которая, наверное, и позволяла ему вести в бой отряды могучих воинов.
Рапсодия вздохнула и ухватилась за его руку.
- Ладно, пошли, - проворчала она.Вскоре туннель начал сужаться, и им пришлось протискиваться в небольшое отверстие. Теперь Грунтор не мог идти даже наклонившись, и некоторое время они ползли, пока земляной туннель снова не стал достаточно широким и высоким. Вдалеке Рапсодия заметила свет, и сердце радостно забилось у нее в груди - она решила, что поверхность уже близко.
Наконец они выбрались на открытое пространство. Рапсодия не удержалась и вскрикнула от изумления.
Они стояли возле громадной, шишковатой башни, которая нависала над ними, расставив дряблые, словно паучьи лапы, ветви, а откуда-то сверху, из кромешной темноты, спускались тонкие длинные корни.
Гигантский корень тянулся вверх, в вертикальный туннель и терялся из виду где-то у них над головами. Здесь не было того непроглядного мрака, который окутывал их, когда они спускались вниз. Все вокруг было пронизано тусклым алым мерцанием. Других горизонтальных туннелей Рапсодия не заметила - лишь этот новый корень, извиваясь, уходил куда-то вниз, в пропасть.
Разочарование, которое Рапсодия испытала, когда поняла, что до поверхности еще далеко, уступило место изумлению, исполненному ужаса.
- Господи, что это такое? - едва слышно прошептала она.
- Ой думает, стержневой корень, тот, что соединяет дерево с главной линией, - предположил Грунтор.
- С ГЛАВНОЙ ЛИНИЕЙ? Ты о чем?
В темноте впереди кто-то насмешливо фыркнул, и, присмотревшись повнимательнее, Рапсодия разглядела в конце туннеля Акмеда, который стоял в тени, словно сам превратился в черный сумрак.
- А я думал, ты знаешь легенды своего народа. Неужели ты вообразила, что это конец нашего путешествия? К настоящему Корню мы еще даже не подобрались.
Изо всех сил сражаясь с отчаянием, которое грозило ее поглотить, Рапсодия попыталась вспомнить рассказы матери о Сагии.
Корни дуба прячутся очень глубоко. Его вены и артерии, словно линии жизни, пронизывают землю и соединяются с другими священными деревьями, растущими по всему миру. Они называются Корни-Близнецы.
Мать говорила о громадных размерах Сагии.
Главные корни священных деревьев следуют вдоль Оси Мира. Лирины, в отличие от своих соседей, считали Землю круглой. Они полагали, что ось, вокруг которой вращается Земля, хоть и является невидимой линией, но обладает особым могуществом и неразрывно соединена с Сагией. Вот почему Дерево выросло до таких непостижимых размеров и наполнено мудростью прошлых веков. Оно связано с душой мира - так говорила мать. Наверное, Грунтор именно это имел в виду.
- Ось Мира? - уточнила Рапсодия.
- Именно.
Акмед поплевал на руки, ухватился за один из свободно свисающих корней и не слишком уверенно подтянулся, слегка раскачиваясь над землей. Затем поставил ногу на шишковатый выступ на теле громадного корня.
Он медленно поднимался вверх, цепляясь за бело-зеленую поверхность главного ствола. Оказавшись примерно в десяти футах над землей, он посмотрел вниз.
- Залезай, Грунтор, - проговорил он с легким придыханием. Акмед смотрел на Рапсодию со смесью равнодушия и презрения. - Ты с нами?
- А лезть долго?
- Понятия не имею. Впереди ничего нового, а я неплохо вижу в темноте. У тебя что, есть выбор?
Выбора у нее не было, и Акмед это знал. Рапсодия так и не решила, как к нему относиться: то ли он ее спас, то ли совершенно сознательно увел за собой. В любом случае, она у него в плену. Он затащил ее сюда, и она оказалась в ловушке внутри Дерева. Она уже начала сомневаться в том, что им вообще когда-нибудь удастся выбраться на поверхность земли. Рапсодия попыталась ответить так, чтобы Акмед не услышал в ее голосе ненависти, с которой она едва справлялась:
- Благодаря тебе у меня выбора нет. Я иду с вами.Лезть вверх оказалось очень трудно. Рапсодия часто соскальзывала вниз, а пару раз и вовсе чуть не свалилась в пропасть. В начале все было проще некуда - почти как подниматься по лестнице. На могучем корне оказалось множество наростов и выпуклостей. Однако через час тупая боль в плечах стала причинять невыносимую муку, и девушка попыталась перенести основную нагрузку на ноги, чтобы дать передышку рукам. Но и это не слишком помогло - она отчаянно страдала от страшной боли и понимала, что силы ее на исходе. Спутники давно опередили ее, поскольку были значительно сильнее, но и они теперь двигались медленнее, и она их видела впереди. По крайней мере, Грунтора. А дальше она ничего не могла разглядеть, если не считать бесконечных белесых стен.
Вскоре Рапсодия уже не различала землю внизу, которую окутывал непроницаемый мрак. У нее возникло ощущение, будто ее подвесили в небе среди звезд, мерцающих где-то далеко.
Мысли о звездах заставили ее задохнуться от ужаса, но она прогнала навернувшиеся на глаза слезы, вспомнив сердитое предупреждение Акмеда. Народ, к которому принадлежала ее мать, лирингласы, Певцы Неба, верили, что жизнь - это часть Бога. Они считали небеса священным покровом, охраняющим своих детей, которые становились частью единого духа Вселенной. Вот почему они приветствовали смену дня и ночи песнопением, отдавая дань восходу и закату солнца, а также появлению на небосклоне ярких светильников-звезд.
Она сама виновата в том, что ей пришлось страдать. Подростком она убежала из дома, оставила свою семью. Ей оставалось только мечтать о том дне, когда она сможет вернуться и раскаяться в собственной глупости. Ежедневные молитвы, в особенности, песни, посвященные звездам, помогали ей справиться с болью в ожидании счастливого часа. Она ни разу не пропустила утреннего и вечернего обращения к светилам, зная, что ее мать тоже произносит сейчас древние слова песнопений, вспоминая о дочери, которую потеряла. И вот ее дитя оказалось в плену, под землей, и, возможно, ему не суждено больше увидеть светлое небо.
- Ты там как, мисси? - Глубокий бас Грунтора отвлек ее от печальных мыслей.
Спутники уже были далеко впереди, и сержант свесился с главного корня, пытаясь понять, почему не видно спутницу. Рапсодия тяжело вздохнула.
- У меня все хорошо, - ответила она, продолжая из последних сил ползти вверх.Наконец Акмед нашел уступ, достаточно широкий для них с Грунтором, чтобы они могли устроиться и передохнуть, и с небольшим углублением в корне - для Рапсодии. Она забралась в ямку, чувствуя, как все тело онемело от усталости и боли. Грунтор протянул ей флягу с водой, которую собрал, пока поджидал ее.
- Вот, миледи. Как ты, в порядке?
Рапсодия так устала, что не могла произнести ни слова. Ей хватило сил только улыбнуться и едва заметно кивнуть.
Она с благодарностью приняла из его рук флягу и сделала большой глоток. На колени ей упала веревка Акмеда.
- Привяжись к веткам, - приказал он. - Мы здесь заночуем. Теперь, прежде чем заснуть, будешь обвязываться веревкой, поняла?
Рапсодия подняла голову и встретилась с ним глазами. И неожиданно ее затуманенное усталостью сознание пронзила мысль - конца их пути не видно. И возможно, им все-таки не суждено выбраться на поверхность.Они продолжали подниматься. Ощущение реальности исчезло - казалось, больше нет ни времени, ни пространства, только корень, они трое и бесконечное движение вперед.
Сколько это продолжалось, Рапсодия не знала. Она редко испытывала голод, а ее спутникам, похоже, и вовсе не нужна была пища - во всяком случае, такое у нее сложилось впечатление. И потому следить за временем, считая остановки на еду или количество сделанных вдохов, было бессмысленно. В конце концов она смирилась с бесконечным путешествием и угасающей надеждой на то, что рано или поздно оно подойдет к концу.
Акмед и Грунтор привыкли к своей пленнице. Она никогда не жаловалась, редко заговаривала с ними, хотя порой ей было трудно удерживаться на корне, поскольку она не всегда могла ухватиться за него руками. Рапсодия часто соскальзывала, и Грунтору приходилось задерживаться, чтобы не потерять девушку совсем.
Однако ее ночные кошмары доставляли им множество неприятных минут. Они старались укладываться спать как можно ближе друг к другу - Акмед у края пропасти, дальше Грунтор, а девушка за ним. Рапсодия никогда не спала спокойно и всегда просыпалась в холодном поту, задыхаясь от ужаса.
То, что она находилась под землей, делало ее сны более яркими и страшными. Ей часто снился Сагия, иногда она ходила вокруг него по окутанной мраком поляне, задумчиво прикасалась к его стволу, не в силах найти отверстие, сквозь которое они проникли внутрь.
Однажды ночью, во время особенно страшного сна, она увидела, как в море упала звезда, окутав его ослепительным пламенем, в небо поднялись гигантские водяные столбы и поглотили Остров. На ветвях Сагии сидели лирины, их волосы и зеленые одеяния украшали венки из полевых цветов, и они пели сладостные печальные песни, в то время как дерево медленно погружалось на дно океана.
Рапсодия стонала во сне, металась, опутанная веревками, которыми привязывалась к корню. Акмед оторвал с кривого корня один из наростов и бросил на нее. Она не проснулась, но немного успокоилась. Теперь ей снился сон из прошлого - бордель, где она работала несколько лет назад.
Она увидела свою спальню, дешевую красную мебель - отличительный признак подобных заведений; огромную кровать. Она содрогнулась во сне, когда к ней вернулись воспоминания о тех страшных днях, воспоминания, которые она так старательно от себя гнала...
На постели развалился Майкл, пачкая грязными сапогами белье.
- Ну, вот и ты, милашка, - произнес он, с удовольствием ее разглядывая. - Я уж решил, что ты не придешь.
- А я и не собиралась, - сердито ответила она. - Что ты здесь делаешь? Что ты сказал Нане? Почему она так расстроена?
- Я только попросил, чтобы мне прислали мою любимую девушку. Что тут плохого?
- Полагаю, она тебе сказала, что я отказалась иметь с тобой дело, Майкл. Зачем ты явился?
Майкл сел, сбросив покрывало на пол:
- Я надеялся, что ты передумаешь, милочка, когда увидишь, как меня огорчил твой отказ.
Он снял сапоги и кивнул одному из своих телохранителей, который тут же закрыл дверь.
Рапсодия сердито прищурилась:
- Вид у тебя не слишком огорченный. Уходи, Майкл. Я не желаю тебя видеть.
Майкл окинул ее восхищенным взглядом. Хрупкая на вид, но сильная, с характером. Она единственная не только осмеливалась ему перечить, но и, казалось, нисколько его не боялась. Страх окружающих его людей возбуждал Майкла, но сопротивление Рапсодии доставляло ему гораздо более сильное удовольствие. В особенности когда он знал, что в конце концов все равно одержит верх.
- Ну, не надо так спешить, крошка. Я приехал издалека. Разве мне нельзя по крайней мере сказать, чего я хочу?
- Нельзя. Мне плевать, чего ты хочешь. Убирайся.
- Ух ты! - вскричал Майкл и схватился за грудь, словно его ранили. - А ты нахалка! Моим людям я такого не позволяю, но ты меня возбуждаешь. Кстати, не хочешь ли подойти и присесть рядом? - Он похлопал по постели, а затем начал расстегивать штаны.
Рапсодия повернулась, собираясь уйти.
- Я уже сказала - ты меня не интересуешь. Не сомневаюсь, многие с удовольствием тебя обслужат.
- Ты права как никогда, милая, - согласился Майкл, когда его головорез загородил Рапсодии дорогу. - Несмотря на то, что я сломлен твоим нежеланием доставить мне радость, я готов смириться с отказом и удовлетвориться услугами другой крошки. Хочешь с ней познакомиться?
- Нет, - заявила Рапсодия и наградила ухмыляющегося головореза сердитым взглядом.
Она его нисколько не боялась. Майкл знал, что охрана в заведении Наны - лучшая в Истоне. Кроме того, у Наны договоренность с городской стражей.
Даже стоя к Майклу спиной, она чувствовала, какая у него ледяная улыбка.
- Ладно, Рапсодия, пусть будет как ты хочешь. Мне жаль, что нам не удалось договориться. Пропусти ее, Карволт.
Карволт открыл дверь и насмешливым жестом показал Рапсодии, что путь свободен. На лице у него расцвела ехидная улыбка.
Когда дверь открылась, в комнату вошел другой головорез с девочкой лет семи, которая отчаянно дрожала. Как и мать Рапсодии, она принадлежала к народу лирингласов. Девочка куталась в грязную, перепачканную кровью шаль, явно снятую с какой-то взрослой женщины. Едва переступив порог, девочка сразу же увидела Рапсодию и больше не сводила с нее глаз. Малышка едва справлялась с ужасом, который явно читался на серьезном лице.
Рапсодия резко повернулась к Майклу, который радостно улыбался, снимая штаны.
- Что она здесь делает?
- Пока ничего, - с хитрой улыбкой ответил Майкл, а его охранники обменялись понимающими взглядами. - До свидания, куколка!
- Подожди! - выкрикнула Рапсодия, когда Майкл стянул через голову рубашку и улегся на постель. - Что ты тут вытворяешь, Майкл? Откуда эта девочка?
- Ты имеешь в виду ее? - переспросил Майкл и с самым невинным видом показал пальцем на крошку. - Ее зовут Петуния, она моя воспитанница. Это очень грустная история. Вся ее семья погибла, а дом сгорел. Настоящая трагедия. Но ты можешь о ней не беспокоиться, Рапсодия. Я намерен как следует позаботиться о малышке. А ты можешь идти, милочка.
Рапсодия оттолкнула охранника и, присев на корточки, протянула к малышке руки. Петуния тут же бросилась к ней и спрятала лицо у нее на плече.
- Нет, Майкл, ты не можешь так поступить. Боги, я в жизни не видела человека отвратительнее тебя.
Майкл рассмеялся - гнев Рапсодии его возбуждал.
- Не могу? А почему, Рапсодия? Она мне принадлежит. Девчонка не работает в вашем заведении. Мы остановились в городе на ночь, и я совсем не хочу, чтобы постояльцам гостиницы мешал спать лишний... э-э-э... шум. Правда, я очень заботливый? А здесь никто ничего не заметит. Может быть, это даже возбудит кого-нибудь из посетителей.
Рапсодия заглянула в небесно-голубые глаза Майкла и не увидела там души. На его лице блуждала победоносная улыбка - он знал, что одержал верх. Она посмотрела на девочку. Та по-прежнему прижималась к ней, отчаянно дрожа. Рапсодия закрыла глаза и вздохнула:
- Отпусти ее.
- Не говори глупостей, она во мне нуждается. Рапсодия выругалась на своем родном языке.
- Отпусти девочку, - повторила она.
- Не понимаю, Рапсодия, что ты такое говоришь? Ты ревнуешь! Неужели передумала? Так неожиданно! И что же с тобой случилось? Может быть, тебя восхитил мой вид в расцвете моей мужской красы?
- Вряд ли, - сердито ответила Рапсодия и погладила девочку по голове, шепотом пытаясь ее успокоить на языке лиринов. - Хорошо, Майкл, что ты хочешь?
- Прежде всего, я хочу, чтобы мне обеспечили уединение.
- Эту просьбу я смогу выполнить, - заявила Рапсодия и, выпрямившись, взяла девочку за руку и направилась к двери. - Мы с удовольствием оставим тебя в одиночестве.
Майкл прищурился:
- Не тяни время, милашка, мне подобные игры быстро надоедают. Я отошлю своих людей, как только ты пообещаешь, что выполнишь все мои желания. Девчонку отправим к Нане. Я отлично знаю, что тебе можно верить, дорогая. Твоя репутация всем известна.
- Ну, тут мы с тобой похожи, - сердито заметила Рапсодия. - Ладно, больной ублюдок, я скоро вернусь.
Она повернулась и повела девочку к двери.
- Подожди, - проговорил Майкл, и в его голосе прозвучало такое нескрываемое торжество, что Рапсодия обернулась. - Мы еще не обсудили мои условия.
- Условия? Ты хочешь чего-то новенького. Майкл? Может быть, тебя интересуют уроки рукоделия?
- Ты и впрямь жутко меня развлекаешь, Рапсодия, - рассмеявшись, сказал он. - Ведешь себя нагло, даже когда тебе угрожает опасность.
Он перевернулся на живот, и его мышцы напряглись, как у кота, который охотится за мышью.
- Карволт, выведи ребенка в коридор.
У Майкла заблестели глаза, когда охранник молча направился к девочке. Рапсодия погладила ее по плечу и выпустила руку.
- А теперь послушай меня, красотка. Вот условия нашей сделки. Я и мои люди - мы пробудем здесь две недели, затем уедем. Я буду очень по тебе скучать. Возможно, пройдет несколько лет, прежде чем мы опять увидимся, хотя даю слово, что снова к тебе вернусь. Ты завоевала мое сердце, Рапсодия. Каждую ночь я вижу тебя во сне. И знаю, что ты относишься ко мне точно так же. - Майкл улыбнулся, увидев на лице Рапсодии отвращение. - Итак, вот мое первое условие: ты будешь принадлежать только мне до тех пор, пока мы не уедем. Нана любезно согласилась сдать нам эту комнату на все две недели, что мы тут пробудем. Если ты будешь вести себя хорошо, а ты всегда именно так и поступаешь, я оставлю тебе ребенка. Если же решишь устроить мне какую-нибудь пакость, можешь представить себе, какое будущее ждет малышку Петунию... Второе: ты будешь всячески демонстрировать мне свое желание выполнить малейший мой каприз. Ты не станешь скрывать от меня свою любовь. Я желаю видеть страсть, которая пожирает твое сердце даже сейчас, когда мы всего лишь разговариваем.
- Ну, страстное желание я действительно испытываю, - проговорила Рапсодия, пытаясь скрыть свой бессильный гнев. - Я с радостью продемонстрирую тебе, что мне хочется с тобой сделать. Дай твой ремень.
- Карволт? С Петунией все в порядке?
Из коридора донесся громкий крик, от которого Рапсодия похолодела.
- Извини, милая, я тебя не расслышал. Повтори! - Майкл рассмеялся, увидев в глазах Рапсодии убийственную ярость. - В чем дело, милашка? Не могу поверить, что ты на меня злишься! Что с тобой случилось? - Спокойное удовлетворение от одержанной победы сменилось в глазах Майкла едва скрываемым гневом. - А теперь вернемся к моим условиям. Ты не только будешь удовлетворять все мои желания, ты станешь делать это с радостью и охотно. С разными там ласковыми словечками, стонами и соответствующими звуками. Я намерен уехать, забрав с собой твое сердце, - после того, как много раз вставлю в тебя свой член, милочка. Сможешь выполнить мое условие? Обещаешь демонстрировать ответную страсть?
- Нет, извини, Майкл. Я согласна на твое первое условие, но ты сам сказал, что всем известна моя репутация. Я не смогу тебе лгать. В любом случае, ты почувствуешь мою неискренность.
Майкл оперся на локти:
- Карволт, приведи сюда Петунию и засунь ее под меня. Рапсодия резко развернулась и умоляюще посмотрела на Майкла. Охранник приволок в комнату упирающуюся девочку.
- Нет, Майкл, пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста!
Девочка начала жалобно всхлипывать, и Рапсодия бросилась между Петунией и постелью, на которой развалился Майкл. Карволт оторвал Петунию от пола, и когда она начала отчаянно кричать, Рапсодия схватила ее и потащила к себе. Потом она снова повернулась к Майклу. Его глаза полыхали яростным огнем.
- Хорошо, Майкл. Я буду говорить все, что ты пожелаешь. Отпусти ее.
- Докажи мне, Рапсодия. Докажи, что я должен тебе верить.
Рапсодия наградила сердитым взглядом охранников, чьи лица сияли такими ослепительными улыбками, что затмевали свет канделябров. Она быстро подвела девочку к двери и вытолкнула ее в коридор.
- Нана, - позвала Рапсодия, свесившись через перила, - пожалуйста, забери девочку и дай ей поесть.
Ласково улыбнувшись девчушке, Рапсодия показала ей на лестницу, у подножия которой ее ждали Нана и остальные девушки из заведения. После того как Петуния спустилась, Рапсодия тяжело вздохнула и вернулась в комнату.
Майкл взбивал подушки.
- Ну, Рапсодия, что ты хотела мне сказать? - Его шепот был тихим, возбужденным и одновременно угрожающим.
Рапсодия встретилась с ним глазами, затем привычным, медленным движением начала расстегивать блузку.
- Уходите, - сказала она, обращаясь к охранникам. - Мы хотим остаться наедине.
На лице Майкла расцвела довольная улыбка.
- Да, уходите, - повторил он. - Эта красотка хочет остаться наедине со своим любовником, чтобы доставить ему удовольствие. Я правду говорю, Рапсодия?
Рапсодия не опустила глаз.
- Да, - сказала она, глядя на Майкла, потом сбросила блузку на пол, не обращая внимания на его учащенное дыхание. - Оставьте меня наедине с моим любимым.Рапсодия хмурилась и металась во сне, затем начала что-то бормотать, и Акмед, устроившийся на корне над ней, подтолкнул Грунтора ногой.
Грунтор пошевелился и мгновенно проснулся. Девушка, лежа с закрытыми глазами, время от времени выкрикивала непристойные ругательства. Потом она вдруг начала всхлипывать и раскачиваться из стороны в сторону, словно пыталась высвободиться из опутывающих ее веревок.
Грунтор ухватился за длинную ветку и, спустившись вниз, потянулся к девушке. Она заплакала во сне и принялась отчаянно брыкаться, пытаясь выбраться из пут. В тот момент, когда Грунтор смог до нее дотянуться, ей это удалось...
Рапсодия начала падать в бесконечный мрак и проснулась, почувствовав, что мимо, словно вдруг спятив, проносится мир. Она вскрикнула и попыталась ухватиться за корень, но руки соскользнули, и она больно ободрала ладони. В тот же миг громадная лапища схватила ее за талию и дернула, полностью лишив способности ориентироваться в пространстве.
- Ты что, миледи, собралась еще кому-то на голову свалиться, так, да?
Сначала Рапсодия попыталась восстановить равновесие, потом понять, что происходит, и наконец сообразила, что стоит, прижимаясь к могучей груди Грунтора, который надежно обхватил ее своей ручищей. Она чуть отклонилась назад и заглянула в чудовищное лицо, расплывшееся в довольной улыбке.
- Спасибо, - шепнула она и нахмурилась. Оглянувшись, посмотрела в бездонную черную пропасть, а потом снова в лицо болгу. - БОЛЬШОЕ тебе спасибо.
- Я рад помочь, миленькая. Ой возьмет на себя смелость предложить, чтобы ты спала на корне между нами, как ты на это смотришь?
- Плохая идея, - послышался голос сверху. - Ты не можешь быть уверен, что падающее тело, даже такое маленькое, не застанет тебя врасплох и не утащит за собой, Грунтор.
- Что правда, то правда, мисси. Извини, - сказал Грунтор и посмотрел на нее (она могла бы в этом поклясться) с сочувствием.
- Я понимаю, - ответила девушка и снова взялась за корень.
Она начала спускаться вниз, но поскользнулась на какой-то слизи, облепившей главный стебель. Грунтор снова мгновенно ее подхватил.
- Слушай, мисси, полезай-ка сюда, - сказал он и легко вытащил ее наверх.
Осторожно, точно спящего ребенка, он отнес ее к тому месту, где спал сам, и растянулся во всю длину, устроившись между главным и боковым корнем. А затем мягко потянул Рапсодию к себе на грудь и обнял громадной рукой.
- Спи здеся, крошка, - предложил он и смущенно погладил ее по голове. - Ой за тобой присмотрит, твоя милость.
Рапсодия заглянула в его страшное лицо, опасаясь увидеть в глазах великана голодный блеск. Но несмотря на пугающую внешность и все, на что Грунтор был способен, он действительно жалел ее. Рапсодия решила, что может ему доверять.
- Спасибо. - Робко улыбнувшись, она положила голову ему на грудь и закрыла глаза.
Грунтор вздрогнул и проворчал:
- У-у-ух! Опасайся ее улыбки. Она просто убийственная.
- Спасибо за предупреждение, - послышался голос Акмеда. - Надеюсь, я справлюсь.10- Я ВИЖУ конец туннеля.
Рапсодия и Грунтор проснулись, услышав голос, который эхом отражался от стен. Обычно земля поглощала все звуки, и потому громкий голос Акмеда застал их врасплох. Рапсодия быстро села, и ее волосы рассыпались по груди фирболга.
Грунтор поднял голову и далеко наверху увидел крошечную красную точку.
- Ладно, пойдем туды, - согласился он и помог Рапсодии забраться на корень.
Они снова поползли наверх. Сегодня Рапсодии казалось, что теперь, когда, возможно, конец пути близок, у нее прибавилось сил и она гораздо увереннее справляется со своей задачей. От одной только мысли, что она снова сможет вдохнуть свежий воздух, девушка забывала об усталости. Когда они, окутанные непроглядным мраком, пробирались по корням громадного дерева, Рапсодия не позволяла себе думать о спасении. От подобных мыслей ее тут же охватывала такая тоска, что она падала духом. Даже сейчас она старалась не слишком радоваться.
Рапсодия оказалась права. Они продвигались вперед, стараясь нигде не задерживаться и не останавливаться, но красная точка впереди не становилась ближе. Путники разбили лагерь, когда поняли, что устали и больше не могут сделать ни шага, и разделили остатки припасов, которые прихватил с собой Акмед.
С трудом разжевывая сушеные бобы и кусочки корня Сагии, добытые Акмедом, и запивая их водой, собранной с тонких отростков, Рапсодия вдруг почувствовала, как ее охватывает отчаяние. Она целый день не вспоминала сон, приснившийся ей предыдущей ночью. Майкл ее теперь ни за что не найдет... Да и конец пути, возможно, близок. Однако сейчас мысли вернулись к неприятному воспоминанию...Самым страшным в поведении Майкла в те две кошмарные недели была не глубина его низости, а непредсказуемость. Иногда он на целый день запирался с Рапсодией в комнате, не выпускал ее, требовал постоянных знаков внимания. А то тащил в столовую, где брал прямо на кухонном столе, среди посуды и столовых приборов, под удивленными взглядами своих офицеров, которым ничего не оставалось, как смотреть на это действо и свою остывающую еду.
Порой он становился жертвой собственной ревности. Как-то раз он избил до полусмерти одного из своих людей за то, что тот якобы на нее глазел. Иногда же он заставлял ее обслуживать всех офицеров, которых только мог найти, одного за другим. Рапсодия призывала смерть, но та не приходила, и тогда ей оставалось утешаться лишь тем, что девочке, по крайней мере, ничто не угрожает.
Наконец пришел долгожданный день, когда Майкл должен был уезжать. Рапсодия стояла и смотрела, как он седлает лошадь. Для разнообразия он пребывал в прекрасном расположении духа. Взяв ее лицо в ладони и осторожно поцеловав, он радостно улыбнулся:
- Знаешь, Рапсодия, я рад, что нам с тобой довелось повидаться. Не могу дождаться, когда выполню приказ и смогу к тебе вернуться. Ты будешь по мне скучать?
- Разумеется, - ответила она.
Ложь больше не перехватывала ей горло, лишая возможности дышать.
- Вот и умница... Карволт, приведи Петунию - и в путь.
Рапсодия почувствовала, как внутри у нее все похолодело.
- Нет, Майкл. Она моя. Мы заключили сделку.
- Твоя? Не смеши людей. Я обещал ее дорогому отцу, что сам позабочусь о ней, а потом перерезал ему глотку. Ты же не хочешь, чтобы я нарушил слово, правда?
В доме послышались отчаянные крики, и вскоре на пороге появился Карволт, который тащил за собой девочку.
Рапсодии стало страшно. Она прекрасно знала, что в характере Майкла потребовать от нее соблюдения условий договора, а самому нарушить его. Майкл ухмылялся, видя, как по щекам Рапсодии текут слезы, как она пытается дотянуться до девочки и не может. Наконец, не в силах больше сдерживаться, Рапсодия разрыдалась:
- Пожалуйста, Майкл, не делай этого. Не нарушай своего слова. Отдай ее мне. Пожалуйста.
- С какой стати, дорогая? Я провел с тобой две потрясающие недели. По правде говоря, все удовольствия, которые я получил за свою жизнь, не сравнятся с тем, что мне довелось испытать здесь. Я привык к регулярным сексуальным упражнениям. Кто-то же должен меня обслуживать! Петуния сойдет в качестве временной замены.
Рапсодия схватила его за руку, когда он отвернулся от нее.
- В таком случае, возьми меня с собой, Майкл. Оставь девочку.
Рапсодия прекрасно знала, что означают его последние слова. На девочку ему плевать. Он попользуется ею, а потом убьет.
На лице Майкла расцвела победоносная улыбка:
- Как трогательно!.. И кто же поверит, что перед нами та самая женщина, что отказалась лечь со мной в постель две недели назад, да еще в присутствии моих людей? Думаю, мои ласки заставили тебя измениться, правда, дорогая?
- Да. - Рапсодия подумала, что он совершенно прав, сам того не понимая: за минувшие две недели многие вещи, в которые она верила, умерли навсегда.
- Ну, что тут скажешь? Все складывается даже лучше, чем я думал. Извини, милая, но ничем не могу тебе помочь. Я сомневаюсь, что ты будешь хранить мне верность и ждать меня. Поэтому и я быть верным тебе не намерен. Седлай коней, Карволт. - Он повернулся, собираясь уйти.
Охваченная отчаянием Рапсодия вдруг потянула его к себе и поцеловала. Она почувствовала, как у него сильнее забилось сердце. Он справился с изумлением и грубо ее обнял, а Рапсодия прошептала ему на ухо:
- Пожалуйста, Майкл, неужели ты поступишь так ужасно с женщиной, которая тебя любила?
Майкл оттолкнул ее и заглянул ей в глаза:
- Ты меня любишь? Ты, Рапсодия? Поклянись - и я оставлю тебе девчонку!
Рапсодия видела, что Карволт, уже севший на коня и привязавший к своей спине плачущую девочку, с интересом за ними наблюдает.
- Пусть ее снимут с лошади и передадут Нане, и я поклянусь.
- Клятва должна быть искренней, Рапсодия. Я не допущу, чтобы со мной играли в дурацкие игры.
- Она будет искренней, клянусь!
Майкл знаком показал Карволту, чтобы тот отвязал девочку. Карволт спрыгнул на землю и швырнул Петунию к Нане, которая быстро увела ее в дом. Майкл наблюдал за ними, пока они не скрылись из вида, а потом снова повернулся к Рапсодии:
- Ну, хорошо, дорогая, что ты хотела мне сказать? Рапсодия сделала глубокий вдох:
- Клянусь Звездой, что в моем сердце не будет места другому мужчине, пока не наступит конец нашему миру. Вот. Тебе достаточно, Майкл?
От его счастливой улыбки ее затошнило. Майкл наклонился и поцеловал ее.
- Да, - тихо проговорил он. - Я тоже тебя люблю, и в моем сердце не будет места другой женщине. В моей постели - возможно, но не в сердце. Я вернусь к тебе, Рапсодия. И мы снова будем вместе - навсегда.
Она молча кивнула, зная, что жертва, которую она принесла несколько мгновений назад, стоит гораздо меньше, чем он думает. Она не обманула Майкла. Рапсодия давно отдала свое сердце тому, кто умер и унес его с собой.
Подбоченясь, Рапсодия наблюдала за отрядом, который постепенно скрывался из вида. Она еще долго не могла забыть сияющего лица Майкла, когда тот обернулся, чтобы помахать ей рукой. Когда всадники исчезли из вида, Рапсодия зашла в кусты и ее вырвало.- Черви! - Акмед показал пальцем.
Рапсодия вскрикнула. По корню у них над головой ползла целая туча бледных, извивающихся теней, привлеченных теплом живых тел. Эти черви были толще руки Рапсодии.
Содрогнувшись от отвращения, она потянулась к поясу, чтобы вытащить кинжал. Его лезвие было не длиннее ее ладони. Существа, напоминающие громадных червей, - в три раза больше. Они легко справятся с нею.
Неожиданно она задохнулась: Грунтор крепко схватил ее за пояс, сдернул с корня, на котором она сидела, и аккуратно водрузил у себя за спиной. Затем он забрался чуть-чуть повыше и выбрал место, где было достаточно широко, чтобы встать удобно. Рапсодия последовала его примеру и нашла навес из тонких ветвей, который ее прикрывал.
Она слышала, как наверху с шипением разрывают воздух диски из квеллана. Она молила всех святых, чтобы Акмед не промахнулся и его снаряды не попали в нее и Грунтора.
- Давай, - крикнул дракианин Грунтору.
Черви приближались с невероятной скоростью. Они скользили по корням, заполнив вокруг все свободное пространство. Прошло совсем немного времени - и они облепили Акмеда, скрыв под своими мерзкими телами черный плащ. Его руки метались с такой молниеносной быстротой, что Рапсодия не могла за ними уследить. Вскоре она обнаружила, что мерзкие твари начали падать вниз, в непроглядный мрак, иногда задевая ее на лету.
Хищные гусеницы были цвета белого корня. Длинные тела, которые заканчивались налитой кровью головой, пронизывали пурпурные вены. Одна из гусениц упала на Рапсодию и тут же вцепилась в нее острыми маленькими зубками, расположенными в пасти в несколько рядов. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не закричать.
Грунтор вытащил громадный меч, тонкий и длинный, с заостренным концом, и принялся сбрасывать хищных тварей с корня, нависшего у него над головой. Вниз посыпался дождь извивающихся тел.
С ловкостью, приобретенной на улицах Истона, Рапсодия уворачивалась от падающих гусениц. Те немногие, которым удалось проскользнуть мимо Грунтора, неуклонно приближались к ней. Их оказалось несколько десятков, и Рапсодия прекрасно понимала: если до нее добралось такое количество, значит, ее спутникам приходится сражаться с сотнями или даже тысячами мерзких тварей.
Во время короткой паузы Грунтор бросил на нее взгляд.
- Слушай, крошка, тебе с ними не справиться твоим маленьким ножичком, - сказал он, отшвыривая в сторону кучу извивающихся тел.
Рапсодия едва успела отскочить, чтобы они ее не задели.
- Вот, держи один из моих длинных мечей. - Великан чуть сдвинулся в сторону, чтобы она могла дотянуться до рукоятей, торчащих у него за спиной.
- Я умею обращаться только с кинжалом, - ответила Рапсодия и быстрым уверенным движением отсекла головы двум гусеницам, которые ползли по корню прямо над ней.
Третий червяк вцепился ей в плечо, и она, вскрикнув от неожиданности, принялась отчаянно трясти рукой, чтобы сбросить его.
- Повернись, приказал Грунтор, и Рапсодия повиновалась.
Болг чуть отклонился назад, вытянул руку и подцепил гусеницу острием меча. Сильным движением он оторвал ее от Рапсодии. Певица взвизгнула от боли, а гусеница полетела в пропасть. На руке девушки зияла ранка.
- Придется с тобой поработать после того, как мы прикончим этих тварей, мисси, - сказал Грунтор и вернулся к своему занятию.
- Думаю, я с ними справлюсь, - проворчала Рапсодия сквозь стиснутые зубы.
- Эй, я со своими разобрался! - крикнул сверху Акмед, спрыгивая на корень, на котором стоял Грунтор.
- Ою осталось всего несколько маленьких гаденышей. Помоги ее светлости, - сказал Грунтор и принялся изо всех сил размахивать своим мечом.
- Ложись, - велел Акмед.
Рапсодия тут же прижалась к корню, придавив пару гусениц грудью. Она закрыла глаза, когда несколько дисков из квеллана просвистело мимо и вонзилось в тела червей.
- Можешь открыть глаза, - прошелестел сверху сухой, точно песок, голос.
Рапсодия открыла глаза и выдохнула, увидев разглядывающие ее глаза.
Прошло много времени с тех пор, как она в последний раз видела лицо Акмеда. Как правило, он всегда шел впереди, а она замыкала их маленький отряд и потому успела забыть, какое оно страшное - особенно в полутьме.
- Спасибо, - вымолвила она, с трудом подавив дрожь, и собственный голос показался ей похожим на карканье перепуганной насмерть вороны. И тут она заметила, что из руки дракианина течет кровь. - Ты ранен!
- Наверное. - Акмед даже не посмотрел на свою руку. Затем, подняв голову, он взглянул на Грунтора. Сержант кивнул, и Акмед снова полез наверх, чтобы занять свое место на корне.
- Давай я тебя перевяжу, прежде чем мы пойдем дальше. Может быть, они ядовитые. - Рапсодия старалась говорить спокойно, хотя сердце отчаянно колотилось у нее в груди: только сейчас она начала осознавать, что с ними произошло.
В сложных ситуациях Рапсодия всегда действовала совершенно спокойно, даже отстранение - до тех пор, пока опасность не минует. Паника и страх настигали ее потом, когда все уже оставалось позади.
- Со мной все будет в порядке, - ответил Акмед. Грунтор покачал головой:
- Она права, сэр. Кто знает, откуда взялись червяки? А вдруг они служат нашему МАЛЕНЬКОМУ дружку!
Акмед на мгновение задумался, затем соскользнул вниз по корню и остановился прямо перед Рапсодией.
- Ладно, только побыстрее.
- Ты что, на свидание опаздываешь? - сердито спросила девушка, открывая свою сумку и доставая флягу с водой.
Несколько минут она рассматривала руку Акмеда - рана оказалась глубокой и сильно кровоточила. Рапсодия очень осторожно полила ее водой и почувствовала, как Акмед напрягся. Впрочем, его лицо оставалось совершенно спокойным, даже безразличным.
Грунтор подошел поближе, чтобы посмотреть, что она делает. Рапсодия открыла пузырек, и в ноздри ударил резкий запах уксуса и трав. Затем она намочила чистый платок смесью тимьяна и гамамелиса и приложила его к ране, а затем обернула руку тонкой шерстяной тканью. Акмед невольно отшатнулся.
- Стой спокойно, я делаю это в первый раз, - сказала девушка.
- Утешительная новость. - Акмед поморщился, когда настойка из трав начала впитываться в рану. А почувствовав страшное жжение, заявил: - Надеюсь, ты понимаешь, что я смогу тебя прикончить и одной рукой.
Рапсодия улыбнулась. Ее перепачканное, покрытое ссадинами лицо лишилось своей былой привлекательности, но глаза сияли. Она начала привыкать к шуткам своего спутника, и Акмед вдруг почувствовал, как внутри у него все сжалось. Грунтор был совершенно прав, когда говорил, что у нее потрясающая улыбка.
Рапсодия вернулась к прерванному занятию, тихонько напевая мотив, от которого в ушах у Акмеда возник неприятный звон. Ему показалось, что едва различимая вибрация перешла на его раненую руку, но боль отступила.
- Прекрати шуметь, - сердито приказал он. - У меня уши от тебя закладывает.
- Ничего не получится, если я прекращу шуметь, - рассмеявшись, ответила Рапсодия. - Это ведь самое главное, я пою целительную песню.
Акмед оглядывал ее с ног до головы, в то время как она продолжала тихонько напевать, и вдруг понял, что мелодия обрела какие-то слова - впрочем, он не понимал их.
- Красиво, - проговорил Грунтор из-за спины Рапсодии. - Знаешь, сэр, если нам нечего будет кушать, когда мы выберемся из этой вонючей дыры, может, ее светлость научит нас каким-нибудь песенкам, и мы пойдем распевать их на дорогах, как самые настоящие трубадуры. Ой прямо видит, как здорово у нас получится. Бродячий тиятр доктора Акмеда, Змея.
- Отличная мысль, - сказала Рапсодия, когда песня подошла к концу. - Ну-ка, дай я угадаю... ты будешь петь тенором, Акмед. - В ответ она получила мрачный взгляд. Не обращая на него внимания, Рапсодия принялась медленно разматывать повязку. - Знаете, ребята, вам следовало бы более серьезно относиться к музыке. Кроме всего прочего, она может стать очень могущественным оружием.
- Точно! - обрадовался Грунтор. - Если я запою, все вокруг попадают замертво. По крайней мере, так мне говорили мои солдатики.
Рапсодия снова улыбнулась:
- Валяйте, издевайтесь сколько хотите, но я уверена, что именно музыка - так или иначе - выведет нас отсюда.
- Только если твое пение не разозлит меня настолько, что я продырявлю тобою стену.
Рапсодия рассмеялась:
- Музыка - это всего лишь карты вибраций, составляющих наш мир. Если у тебя в руках правильная карта, она выведет тебя туда, куда ты хочешь попасть. Вот, смотри. - Она перестала разматывать повязку и, открыв свою сумку, вытащила сухой цветок. - Помните цветок? Вы думали, что я решила вас немного развлечь хитроумным цирковым трюком, но это потому, что вы просто не понимаете, что я сделала. Даже сейчас, после того как прошло столько времени, его можно оживить.
Она проигнорировала насмешливые взгляды, которыми обменялись Грунтор и Акмед, и положила цветок Акмеду на ладонь. Затем тихонько пропела имя цветка и снова занялась повязкой.
Грунтор, заглядывая ей через плечо, наблюдал за тем, как лепестки медленно наполнились жизнью и постепенно раскрылись. Затхлый воздух туннеля, пропитанный вонью застоявшейся воды и пота, наполнил аромат первоцвета.
- Такое можно сделать только с цветами?
- Нет, такое можно сделать с чем угодно.
Рапсодия сняла повязку и внимательно изучила результаты своей работы. Глубокая рваная рана затянулась и практически исчезла, а на ее месте виднелась лишь тонкая полоска розовой кожи. Спустя несколько мгновений полоска тоже пропала.
Даже Акмед не смог скрыть своего удивления:
- Как такое может быть?
- Это часть того, на что способны Дающие Имя. Нет ничего сильнее истинного имени. Наша личность связана с ним неразрывно. Оно - наша суть, наша собственная история. Иногда оно может вернуть нас в прежнее состояние, даже если мы претерпели сильные изменения.
Акмед наградил ее мрачным взглядом:
- Очень полезное качество для твоей профессии... Сколько раз ты продавала свою девственность? Наверное, за нее недурно платили. - Он увидел, как отшатнулась Рапсодия, и тотчас раскаялся в своей грубости. Собственная реакция ему не понравилась, и потому он язвительно проговорил: - Извини, ради всех святых. Я тебя обидел?
- Нет, - коротко ответила Рапсодия. - Вряд ли тебе удастся сказать что-нибудь, чего я еще не слышала. Я привыкла к мужчинам, которые ведут себя как самые настоящие козлы.
- Эй, подружка! - Грунтор сделал вид, что сердится. - Следи за своим язычком, милашка. Ой уже давно не ел вкусненького на обед.
- Вот, пожалуйста, еще один пример, - терпеливо проговорила Рапсодия. - Мужчины сильнее и крупнее нас, женщин, и многие из них не задумываясь пользуются своим физическим превосходством, когда не могут одержать верх при помощи ума. Кто придумал проституцию, а? Женщины? По-вашему, нам нравится, когда нас ежедневно унижают? Эти услуги пользуются большим спросом, но ни одна женщина не соглашается оказывать их добровольно, пока ее не вынуждают к тому какие-либо обстоятельства.
Она смазала свои царапины целительным бальзамом, затем протянула пузырек Грунтору, который отрицательно покачал головой.
- Нет, все это нужно именно мужчинам, - продолжала Рапсодия. - Порой они тратят большие деньги и немало сил, чтобы получить желаемое, а потом оскорбляют тех самых женщин, которые удовлетворили пожирающую их страсть. Кроме того, мужчины ведут себя так, будто женщины должны стыдиться того, к чему принуждают их мужчины. Все сочувствуют человеку, который вынужден воровать, чтобы прокормить свою семью. Но когда женщина становится проституткой, чтобы не умереть от голода или не стать жертвой насилия, ее перестают уважать и относятся к ней как к грязи. А вот мужчина, который прибегает к ее услугам, ведет себя так, будто ему стесняться нечего. Более того, он ждет, что она станет принимать его издевки так, словно заслужила их. По мне, так провалитесь вы все пропадом! А я бы с удовольствием дала обет безбрачия.
- Именно, - фыркнул Грунтор. - Тут кое-что продашь, потом здесь...
Рапсодия произнесла одно слово, и великан замолчал, не договорив. Он продолжал шевелить губами, но не издавал больше ни единого звука. Глаза у него округлились от удивления.
Акмед протянул руку и грубо схватил Рапсодию за воротник плаща:
- Что ты с ним сделала? Ну-ка, сними заклятие! Живо! Рапсодия даже не поморщилась:
- Я не накладывала на него никакого заклятия. Пусть говорит, если хочет.
- Ой сомневается... Кажется, Ой снова может. Извини, мисси. Ой не хотел тебя обидеть.
- А я и не обиделась. Я уже сказала, вам не удастся придумать ничего такого, чего я не слышала.
- Ну, тут, пожалуй, никто не станет тебя судить. Мы вообще придерживаемся правила "живи и давай жить другим". Правда, Грунтор?
Грунтор хихикнул, а потом кивнул:
- О, да, мисси. Живи и давай жить другим. А еще лучше - "прикончи и скушай на обед". Ты не должна забывать, что Ой - старший сержант. Ой убивает и съедает тех, кого убил. Это входит в мои обязанности. Особенно доставляет мне удовольствие вторая часть. Правда, не всегда. Бывает невкусно.
Рапсодия принялась сворачивать повязку, чтобы убрать ее в сумку.
- Каким образом тебе удалось отнять у него голос, если не при помощи заклинания? - настойчиво спросил Акмед.
- Я назвала имя тишины, - ответила девушка. - И она пришла - на мгновение. Здесь имя обладает особой силой. Как твоя рука?
- Отлично. Большое спасибо.
- Большое пожалуйста.
- Ою совсем грустно прерывать вашу любовную воркотню, но мы не можем больше тут торчать, пора в путь. Как вы думаете, Ой прав?
- Совершенно прав, - сказал Акмед, поднимаясь с корня и скидывая в пропасть тела дохлых червей, которые оказались у него под ногами. - У меня кончаются диски. Если черви вернутся, придется экономить.
Когда вокруг начали падать трупы гусениц, Рапсодия невольно содрогнулась и прикрыла голову руками. Затем она убрала цветок и лечебные травы и последовала за Акмедом. Бесконечное путешествие в никуда продолжалось.11Ты грязь на земле, по которой ходит Ой,
Ты мерзкий ил у меня под ногой.
Только словцо молви мне поперек,
Слопает дурня черный клинок!Пусть тебя грязью сержант величает,
Лишь идиот Оя не уважает!
Только обмолвись об этом другим -
Быстро станешь перченым жарким!Рапсодия улыбнулась, когда громкий бас болга стих у нее за спиной. Сержант явно скучал по солдатам, которыми командовал, хотя он не особенно распространялся ни о том, кто они были такие, ни о том, что с ними случилось. Маршевые песни помогали ему скоротать время и давали Рапсодии некоторое представление о том, какова военная жизнь болгов. Более всего ее радовало, что она, Рапсодия, до сих пор не стала частью его меню.
Небольшие заросли тонких корней позволили путешественникам немного передохнуть, и девушка попыталась хотя бы чуть-чуть согреться. Растирая руки, она старалась унять отчаянно бьющееся сердце. Ее охватило предчувствие, с которым она никак не могла справиться и причин которого не понимала. Отвратительно привычное чувство разочарования, поселившееся в ее душе после стольких несбывшихся надежд, не могло ничего сделать с возникшим вновь ожиданием... Она и сама была не в силах определить, на что надеялась.
Наконец, после бесконечных часов пути, они, кажется, подошли к концу туннеля. Потолок терялся в черных тенях где-то наверху - такой далекий, что разглядеть его не представлялось возможным, но Рапсодия все-таки надеялась скоро увидеть небо.
"Может, снаружи сейчас темно", - подумала она.
Впрочем, в глубине души она знала, что с тех пор, как они увидели красную точку вдалеке, прошла уже не одна ночь.
- Ждите здесь, - крикнул им Акмед.
Грунтор остановился, дожидаясь, когда окутанная черным мраком тень пройдет остаток пути по толстому корню.
По мере приближения к концу туннеля корень стал еще толще. Грунтор и Рапсодия молча наблюдали за тем, как Акмед постепенно пропадает из вида.
Девушка посмотрела на Грунтора. За время, проведенное рядом с болгом, она успела к нему привязаться, да и к его товарищу относилась теперь без прежней неприязни, хотя так и не простила его. Кроме того, она до сих пор не понимала, ради чего он затащил ее под землю. Теперь, когда конец пути стал близок, она вдруг осознала, что великан гораздо лучше многих людей, с которыми ей доводилось иметь дело. И уж всяко он не походит на чудовище из сказок ее детства.
- Грунтор!
Янтарные глаза великана остановились на ней.
- Чего, мисси?
- Если вдруг у меня не будет возможности тебя поблагодарить, когда мы отсюда выберемся, я хочу заранее сказать, что очень ценю твою доброту, несмотря на печальные обстоятельства, которые свели нас вместе.
Грунтор посмотрел наверх - туда, где исчез Акмед, - и осклабился:
- Да ладно тебе, герцогиня.
- И прости меня, если я тебя обидела - там, в поле, когда мы познакомились... Когда сказала, что фирболги - чудовища.
Грунтор расплылся в счастливой улыбке:
- Какая ты милая, твоя светлость, только у Оя ужасно толстая шкура, Ой на тебя не обиделся. Да ты и сама что надо, очень славная для девчонки из лирингласов. Кстати, знаешь, они самые невкусные из всех.
- А каких еще представителей моего народа ты знал - кроме лирингласов? - рассмеявшись, спросила Рапсодия.
- Ну, самых разных. Ой видел лириков из городов, и тех, что живут в темных горах и у моря. Все они на одно лицо, кожа да кости, тощие, худющие лица и большие круглые глаза. И самого разного цвета. Ты ведь полукровка, верно?
- Да. Я у них считаюсь чем-то вроде дворняжки, - проговорила Рапсодия.
- Самые лучшие собаки получаются из дворняжек, уж поверь мне, мисси. Не огорчайся. Ой считает, что для внешности так даже совсем хорошо. По мнению Оя, ты настоящая симпатяшка, не тощая и совсем не костлявая.
- Спасибо. - Рапсодия улыбнулась комплименту. - Ты самый замечательный фирболг из всех, кого я встречала. Правда, мне довелось познакомиться всего с одним.
- С двумя. - Раздавшийся у Рапсодии над головой голос заставил ее подпрыгнуть от неожиданности: Акмед вернулся.
- Нет, до Грунтора я не встречала ни одного фирболга. На лице Акмеда появилось выражение, похожее на ухмылку.
- Ну, не мне исправлять госпожу Всезнайку, но ты знакома с ДВУМЯ.
- Ты хочешь сказать, что ты тоже фирболг? - удивленно спросила Рапсодия.
- Может, не будем ее есть, Грунтор? У нее начинает просыпаться интеллект.
Великан разочарованно застонал.
Рапсодия изумленно разглядывала своих спутников, которые совсем не походили друг на друга. Грунтор был по меньшей мере на фут выше Акмеда, широкоплечий и мускулистый, на могучих руках - когти. Акмед же под своим широким плащом казался жилистым и худым, а его руки ничем не отличались от человеческих. Рапсодия повернулась к великану:
- Ты чистокровный фирболг?
- Не-е-е.
Акмед насмешливо фыркнул:
- Думала, только ты здесь полукровка?
Рапсодия покраснела так сильно, что ее смущение стало заметно даже в темноте.
- Нет, конечно. Просто я считала, что Грунтор - чистокровный фирболг.
- Грунтор наполовину бенгард.
Бенгарды были малоизвестным народом. Их племена обитали где-то в далеких пустынях. Про них говорили, что они ужасно высокие, а их тела покрыты шкурой, похожей на змеиную. Она немного знала их фольклор и несколько песен.
- А ты?
Ее спутники переглянулись, прежде чем Акмед ответил:
- Я наполовину дракианин. Так что мы все тут дворняжки... Ну что, в путь?
Рапсодия уже достаточно хорошо изучила своих спутников, чтобы знать, когда следует задавать вопросы, а когда лучше помолчать.
- Разумеется, - ответила она. - Я совсем не хочу здесь задерживаться.
Она встала и потянулась, чтобы немного размять затекшие ноги, а потом последовала за двумя друзьями вверх по огромному корню.- Сюда, мисси, давай ручку, и Ой тебя вытащит.
Рапсодия с благодарностью вцепилась в протянутую лапищу Грунтора. Он легко поднял ее с уступа, на котором она остановилась, и поставил у выхода из туннеля. Не в силах справиться с собой, она опустила ресницы, моля всех святых, чтобы черное пятно у них над головой оказалось ночным небом, усыпанным звездами. Но когда она вновь открыла глаза, черное пятно осталось черным пятном, уходящим в бесконечность.
Однако перед Рапсодией открылось поразительное зрелище. Земля у них под ногами была белого цвета - совсем как корень, по которому они карабкались. Только она едва заметно светилась и пульсировала, и ее голос торжественным гимном отзывался в душе Рапсодии.
Грунтор присвистнул от удивления. Бесконечная мерцающая поверхность земли, которую переполняла могучая, пульсирующая сила, оказалась шире Великой реки, рассекавшей остров Серендаир на две части. Эта поражающая воображение дорога имела множество ответвлений.
Рапсодия едва сдерживала разочарование:
- Боги, что это такое?
- Истинный Корень. Тот, по которому мы взбирались, был всего лишь боковым отростком, возможно, соединяющим Сагию с Осью Мира. Неужели ты думала, что мы добрались до конца нашего путешествия? Мы, считай, еще и не начинали его.
Рапсодия отчаянно сражалась со слезами - ведь Акмед запретил ей плакать.
- Я не могу идти дальше, - прошептала она. Акмед взял ее за плечи и слегка встряхнул:
- Послушай! Неужели ты не чувствуешь мелодию этого места? Как так получилось, что Певица, Дающая Имя, представительница народа лиринов, не испытывает благоговения перед музыкой, которая здесь звучит! Даже я ее слышу, чувствую кожей. СЛУШАЙ ЖЕ!
За печалью, которая переполняла сердце, Рапсодия услышала гул. Сильная вибрация отражалась от стен. Против собственной воли девушка закрыла глаза и начала впитывать глубокий чудесный звук, исполненный мудрости и могущества, - до сих пор ей не доводилось испытывать ничего подобного. Пришлось признать, что Акмед прав. Это место пронизано волшебством, здесь присутствует нечто особенное, чего нет нигде в мире. Мелодия, плывущая медленно, неспешно, почти незаметно изменяющая мотив; мелодия, которой не нужно нестись вперед, пытаться поспеть за происходящими событиями... Рапсодия услышала песнь Земли, исходящую из самых глубин земной души.
Девушка позволила музыке проникнуть внутрь своего существа. Она избавила Рапсодию от боли и гнева, исцелила ее раны. Рапсодия настроила мелодию своего музыкального имени на голос Корня, как когда-то настраивала ее на песнь Сагии, и почувствовала, что он наполняет ее новой силой. Мгновение спустя она открыла глаза и увидела, что ее спутники пытаются решить, какую дорогу им выбрать, словно они оказались на самом обычном перекрестке и не знают, куда идти дальше.
Наконец, Акмед повернулся к ней и спросил:
- Ну, пришла в себя? Или будешь стоять здесь до конца жизни?
Рапсодия наградила его сердитым взглядом:
- Я иду. И не смей разговаривать со мной таким тоном. Вообще-то не я придумала тащиться сюда.
Она потерла руки, неожиданно ставшие мокрыми. Сначала она решила, что это от волнения, но затем заметила, что ее одежда и сапоги тоже отсырели. Воздух был здесь влажным и тяжелым.
- Зато не придется больше ползать по корням, подружка, можешь не сомневаться. Уже хорошо, верно? - Грунтор подмигнул ей и надел на спину заплечный мешок.
- Сюда, - позвал Акмед, показывая на тропинку, уходящую влево.
- Почему?
- Потому что мне кажется, что так будет правильно, - спокойно ответил он. - Впрочем, ты можешь идти куда пожелаешь.
Они с Грунтором перебрались через высокий земляной холм и зашагали по широкой, сияющей тропе в сторону черной пасти пещеры. Рапсодия глубоко вздохнула и последовала за ними.Путники разбили лагерь, когда поняли, что больше не могут идти. Теперь они уже видели потолок пещеры, окутанный черными тенями.
- Поскольку Корень проходит сквозь Землю, у нас могут возникнуть определенные проблемы, - заметил Акмед, когда они собрались перекусить и лечь спать. - Сейчас мы находимся в пещере, которая возникла, надо полагать, потому, что здесь встречается сразу несколько боковых корней. Боюсь, скоро мы окажемся в очень узком коридоре, и тогда нам придется ползти. Кроме того, сомневаюсь, что там будет приятный воздух. Грунтор, если ты собираешься преподать ей несколько уроков фехтования, лучше делай это тут, где достаточно места. После того, как вы отдохнете, естественно.
- Ты думаешь, он должен это сделать? - испуганно спросила Рапсодия.
- Я думаю, что ТЫ ДОЛЖНА попросить его научить тебя владеть мечом, - ехидно ответил Акмед. - Те черви откуда-то взялись. Сомневаюсь, что они сидели там и поджидали нас нарочно. Полагаю, мы еще с ними встретимся.
Рапсодия повернулась к сержанту. Тот весело ухмылялся во всю пасть.
- Если ты не против, я буду тебе очень признательна за уроки, - сказала она. - Только у меня даже меча нет.
- Ой может одолжить тебе один из своих, милочка. Знаешь, если по-честному, то для меня он всего лишь ножичек, а для тебя сойдет за меч.
Грунтор вытащил из-за спины здоровенный кинжал и, низко поклонившись, протянул его девушке.
Рапсодия осторожно взяла оружие. Острый клинок оказался длиннее ее бедра. Она вдруг начала нервничать.
- Ну, я не знаю... - с сомнением произнесла она.
- Послушай, малышка, те черви всенепременно тебя прихватят, если ты не научишься их мочить, - сказал болг. - Старушка Люси тебе поможет.
- Люси?
- Точно, такое ее имечко.
Рапсодия посмотрела на меч, который держала в руках:
- Привет, Люси!.. Ты даешь имена всему своему оружию, Грунтор?
- Ясное дело. Так полагается.
Рапсодия кивнула, и в глазах у нее промелькнуло понимание.
- Очень разумно. И легче тебе сражаться тем оружием, которому ты дал имя?
- Конечно!
Глаза Рапсодии засияли:
- Знаешь, Грунтор, в каком-то смысле ты - тоже Дающий Имя.
Великан радостно заулыбался:
- Ну, может, и так. Ою спеть песенку?
- Нет, - ответили Рапсодия и Акмед одновременно.
- Начинайте ваши занятия, - добавил Акмед. - Я готов задержаться ради того, чтобы вы немного потренировались.
Грунтор шарил рукой у себя за спиной, пытаясь решить, какое оружие выбрать. Через минуту он вытащил два клинка. Один - длинный тонкий меч по имени Рубало. Рапсодия невольно вспомнила ночь в полях, когда ее спутники сражались с людьми Майкла, и ей стало не по себе. Вторым оказалась толстая трехгранная пика, которую фирболг именовал "Миротворец". В конце концов он решил воспользоваться именно ею и, немного подумав, убрал Рубало на место.
- А почему ты назвал ее Миротворцем? - спросила Рапсодия, все еще нервничая.
- Ну, наверное, ты была права, крошка, когда говорила про силу имен, - проговорил Грунтор, занимая боевую стойку. - Вот, возьмем Миротворца, к примеру. Ой его так назвал. Теперь стоит моим врагам его увидеть, как они почему-то сразу хотят со мной жить в мире. Ну, те, что успевают остаться в живых, конечно.
- Конечно. - Рапсодия опасливо улыбнулась. - Я УЖЕ хочу жить с тобой в мире.
- Не сомневайся, мисси. Ой надеется, что мы с тобой друзья, после стольких ночей, проведенных вместе... и все такое.
Рапсодия против воли улыбнулась:
- Ладно, друг, давай начинать.Звон стали наполнил пещеру. Раз за разом фирболг сбивал Рапсодию с ног, и она уже устала подниматься и снова, после очередного ловкого удара, укладываться на пол. Противнее всего было то, что она знала - Грунтор ее жалеет и сражается даже не вполсилы.
Он специально предоставлял ей множество возможностей атаковать, но как только она делала очередной выпад, разоружал ее или показывал, что легко бы мог прикончить. Тогда она стала искать неочевидные ходы, и он начал ее хвалить.
- Вот, кажется, ты поняла, герцогиня, продолжай в том же духе. - Он отразил ее удар, Люси скользнула по Миротворцу, а в следующее мгновение болг снова занял оборонительную стойку. - Вперед, не сдавайся, милая. Ой знает, у тебя получится. Ну-ка, спихни меня с этого поганого корня. Старайся!
Рапсодия еще два раза попыталась напасть на него, но безрезультатно. Грунтор двигался слишком быстро и ловко. Она отошла назад, чтобы немного отдышаться.
- Наноси УДАР! - вдруг заорал болг, и девушка от неожиданности шарахнулась в сторону. - Вытащи свою смазливую мордашку из задницы и следи за происходящим, иначе Ой отрубит тебе башку и насадит на свою пику!
Рапсодия изумленно уставилась на великана, который тоже от удивления широко раскрыл глаза, но потом наградил ее смущенным взглядом.
- Прошу прощения, мисси, иногда Ой вспоминает свою сержантскую службу.
Рапсодия так и не поборола неудержимого приступа смеха.
- Прости, Грунтор. Наверное, я не гожусь для того, чтобы орудовать мечом.
- Возможно, - послышался у нее за спиной голос Акмеда. - Но тебе все равно придется научиться. Ты должна изменить стойку и отношение.
Продолжая задыхаться, Рапсодия окинула его скептическим взглядом:
- Правда? И как же я должна стоять?
Акмед подошел и встал с нею рядом:
- Во-первых, как бы ты ни взяла меч в первые минуты, измени хватку, не считай оружие данностью. Во-вторых, - и это гораздо важнее - опусти подбородок. Ты должна быть готова получить ранение, а значит, будет лучше, если ты увидишь, с какой стороны тебя атакует враг. Ты тратишь слишком много времени на то, чтобы избежать боли. Твоя задача состоит в том, чтобы сделать ее минимальной и постараться держаться подальше от ее источника - иными словами, неприятеля, который может тебя убить. Если бы Грунтор сражался по-настоящему, ты умерла бы после первого же удара. Тебе следует осознать, что ты можешь быть ранена, и приготовиться отплатить врагу - только в десять раз сильнее. Учись ненавидеть, это поможет тебе остаться в живых.
Рапсодия швырнула меч на пол:
- Лучше умереть, чем так жить.
- Ну, если ты так относишься к жизни, тогда тебе не о чем беспокоиться - долго ты не протянешь.
- Я не могу ненавидеть. Мне Грунтор нравится. Великан потер шею и проворчал:
- Ты мне тоже нравишься, подружка, но если ты не сможешь за себя постоять, тебя сожрут черви.
Да. Бедняжка Рапсодия. Глупее не придумаешь. В компании двух чрезвычайно странных личностей весьма необычного происхождения она застряла под землей и ползает по гигантским корням священного дерева. Более добродушный из спутников - тот, что время от времени грустно на нее поглядывает, - по-видимому, жалеет, что не может съесть. Теперь он убеждает ее в том, что, дабы остаться в живых, она должна его ненавидеть. Второй, более похожий на человека, напротив, всякий раз дает понять, что ему плевать на ее судьбу.
Девушка подняла Люси:
- Ладно, Грунтор, давай еще немного поупражняемся, а потом прекратим наш урок.
Сержант радостно заулыбался:
- Молодец, мисси, ну-ка, нанеси мне хорошенький ударчик, чтоб в ушах зазвенело.Наконец Грунтор объявил, что доволен, и Рапсодия опустилась на землю. Она устала, проголодалась, и ей казалось, что на теле у нее не осталось ни одного живого места. Порывшись в своих вещах, она нашла маленький мешочек с остатками каравая, который ей дал Пилам. Прижав мешочек к груди, она начала тихонько петь, повторяя имя хлеба. Рапсодия рассказывала о нем в песне, стараясь изо всех сил, - о ячменном, очень мягком каравае.
Когда песнь подошла к концу, девушка открыла мешочек, вынула хлеб, себе отломила большой кусок, а остальное отдала спутникам. Несмотря на сырость, хлеб, вопреки всем законам природы, оказался свежим и вкусным.
- Ну что, мисси, ты благословила его? - поинтересовался Грунтор, беря кусок из ее рук.
- Вроде того. Я назвала его по имени.
- И потому он стал свеженьким?
- Да - таким, каким был, когда его испекли. Акмед растянулся на широком, могучем Корне.
- Почему бы тебе не назвать его как-нибудь иначе, когда мы проснемся? Мне, например, ужасно нравится имя "колбаса" или вот еще - "бисквиты"...
Это была первая шутка, которую Рапсодия услышала от него за все прошедшее время.
- Я могу вызвать к жизни первоначальное состояние, - ответила она, не переставая жевать. - Изменить же его природу не в моих силах. Если бы я обладала таким талантом, находиться в твоем обществе стало бы намного приятнее, а я бы уже давно вернулась домой.Возможно, из-за того, что Рапсодия спала на Оси Мира, исполненной могущественной силы, девушку посещали еще более яркие и мучительные кошмары.
Этой ночью ей снились особенно страшные вещи. Самым четким из них оказался образ мужчины, тонущего в море мрака и страдающего от нечеловеческой боли. Все вокруг него было затянуто тусклым одеялом тумана. Рапсодия старалась пробиться сквозь серую дымку, но туман упрямо оставался на своем месте. Девушка слишком устала за день и была не в силах стряхнуть кошмарное видение.
Она стонала и металась во сне, прижимаясь к могучей груди Грунтора. Потом картина изменилась. Рапсодия увидела другого мужчину: размазанное, нечеткое лицо и глаза, обведенные кровавыми кругами. Он разгребал мрак руками, пытаясь нащупать что-то, постоянно от него ускользающее. В голове у девушки прозвучали слова, и она, не просыпаясь, прошептала их вслух:
- Цепь порвалась.Акмед, лежавший на спине и смотревший в черный сумрак у себя над головой, услышал Рапсодию и резко сел. Затем посмотрел в ее лицо, искаженное страданием. Ему показалось, что она терпит поражение в неравной борьбе. Он тихонько толкнул Грунтора, который тут же проснулся.Человек с кровавыми кругами под глазами посмотрел на Рапсодию, и бесформенное лицо заполнило все ее сознание. Глаза его уставились на девушку, словно старались впечатать в память каждую черточку ее лица. Рапсодия знала, что должна отвернуться, но что-то мешало, подчинив себе ее волю, держало железной хваткой. Затем она с ужасом увидела, что каждый глаз неизвестного начал делиться, повторяя себя: дюжина, несколько десятков, сотня... И вот уже на лице не осталось свободного места - все оно состоит из этих страшных, злых глаз. И все они смотрели на нее.
- Повелитель Тысячи Глаз, - прошептала Рапсодия. Неожиданно глаза начали по очереди покидать бесформенное лицо. Подул холодный ветер, подхватил их и разнес по всему свету. Но они продолжали упорно ее рассматривать, немигающие и страшные...
- В мире наверху бушует война, - пробормотала Рапсодия.- О чем это она? - тихонько спросил Грунтор.
Акмед знаком показал ему, чтобы он молчал. Он услышал имя ф'дора.Неожиданно Рапсодия увидела юное красивое лицо, освещенное лунным сиянием. Молодой человек обнял ее, прикоснулся щекой к ее щеке, поцеловал в шею.
- Это все, что у меня есть, - сказал он. - Скромный подарок, но я хочу, чтобы в память о сегодняшней ночи у тебя осталось что-нибудь от меня.
Затем он прижал ее к себе, его сильные ноги осторожно раздвинули ее колени, легкое дыхание стало прерывистым.
- Нет, - застонала она. - Остановись. Это все ложь. Он рассмеялся и сжал ее плечи:
- Я никогда, никогда не причиню тебе боли. Надеюсь, ты и сама это знаешь.
- Не нужно, - плакала она. - Я хочу домой.
- Домой? У тебя нет дома. Ты же от всего отказалась, разве забыла? От всего. Даже от того, что любила. А я так и не успел тебе сказать, что люблю тебя.Злые руки кошмара не выпускали Рапсодию, и она начала давиться слезами. Грунтор, который с каждой минутой нервничал все сильнее, потянулся, чтобы ей помочь. Акмед поймал его руку:
- Если она обладает даром видеть Будущее или Прошлое, информация может оказаться полезной для нас.
- А тебе не кажется, сэр, что важнее ее пожалеть?
Акмед понял, что великан разозлился, и отошел в сторону. Грунтор осторожно взял Рапсодию за руку и попытался разбудить.
- Мисси!
Рапсодия резко села и, не раздумывая ни секунды, врезала Грунтору кулаком в глаз. Удар получился просто великолепный, Рапсодия рассчитала очень точно и вложила в него всю свою силу, так что великан отлетел на несколько шагов и с грохотом плюхнулся на мощный зад.
- Видишь, что бывает за доброту! - рассмеялся Акмед. К этому моменту Рапсодия окончательно проснулась, сморгнула слезы и подошла к великану, который осторожно трогал быстро заплывающий глаз.
- Боги! - смущенно проговорила она. - Грунтор, прости! Я не знала, что это ты.
Болг посмотрел на нее и сморщился - при других обстоятельствах эту гримасу можно было бы принять за улыбку.
- Все путем, мисси. Неплохой ударчик справа. Кто научил?
Рапсодия вернулась к своей сумке и принялась искать флягу.
- Братья.
- Ой понял. Ой думает, раз мы тебя удочерили, может, возьмешь меня в братья и больше не станешь привечать своим симпатичным ударом справа?
Губы Рапсодии тронула улыбка, когда она принялась промывать болгу глаз.
- Как ты думаешь, на ком я его отработала? - Ох!..
- Извини.
- Перестань, дорогуша. Да убери ты эту штуку. Ой в полном порядке. Иди сюда, ложись, попробуем еще немного поспать.
Рапсодия молча повиновалась.
Проснувшись, они собрали вещи и направились к низкому туннелю, уходившему в бесконечность.12РАПСОДИЯ ТАК ПРИВЫКЛА ползать по холодным мокрым камням, что давно забыла ощущение тепла и сухой одежды. Мускусный запах земли и стоячей воды пропитал все вокруг.
Временами девушке казалось, что у нее никогда не было никакой другой жизни, кроме этой; что воспоминания о прошлом - всего лишь сон, а реальность - бесконечное путешествие по Оси Мира.
Они взбирались вверх и спускались вниз, шагали в неизвестность, ползли на четвереньках так долго, что у Рапсодии возникло ощущение, что ничего другого она и не знает. Время тянулось бесконечно. Всякий раз они просыпались после очередной остановки среди того же безрадостного, мрачного подземного пейзажа.
В отличие от болгов, которые, находясь в замкнутом пространстве, казалось, не испытывали страха, Рапсодия по-прежнему большую часть времени сражалась с ощущением, что вот-вот задохнется. Прежде всего, она заставляла себя не думать о том, как глубоко под землей они находятся, как мало здесь воздуха и свободного места - особенно когда они оказывались в узких, тесных пещерах.
Девушка радовалась тому, что им не слишком часто приходится пробираться вперед на четвереньках. Большую часть времени они все-таки шли, выпрямившись в полный рост или чуть согнувшись. Каждая клеточка ее тела - особенно спина и колени - отчаянно ныла, протестуя против бесконечного, безнадежного перехода по усыпанному песком каменистому полу туннеля. Отдохнуть не удавалось даже во сне.
Рапсодия по-прежнему не понимала, как Грунтор умудряется протискивать свое мощное тело сквозь крошечные отверстия и тесные коридоры, где стены сдавливали со всех сторон даже хрупкую фигурку девушки. Когда Акмед наконец объявлял, что пришла пора передохнуть, - а это, как правило, происходило после того, как им удавалось выбраться из особенно сырого, узкого коридора, - Рапсодия проваливалась в тяжелый сон, который тут же наводняли кошмары.
Чем дальше путешественники продвигались, тем напряженнее, страшнее и мучительнее становились ее видения. Один раз Акмед даже пригрозил сбросить ее с Корня вниз. Когда места бывало недостаточно, она спала на Грунторе, находя в его сильных руках утешение и покой. Ей, правда, потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к его ухмыляющемуся зеленоватому лицу, которое первым делом представало перед нею, когда она просыпалась.
Как только они добрались до Оси Мира, Акмед сильно переменился. Он стал еще более сдержанным, даже отстраненным, словно прислушивался к чему-то, находящему далеко за пределами слышимости. Теперь он разговаривал со спутниками только шепотом, хотя не возражал, если они к нему обращались, и даже отвечал. Рапсодия, видя его сосредоточенность, старалась не мешать и потому общалась главным образом с Грунтором.
Когда места хватало для того, чтобы беседовать на ходу, фирболги учили ее своему языку, который назывался болгиш, - скорее ради соблюдения вежливости, чем по какой-то иной причине. Они разговаривали на болгише между собой, и потому Рапсодии казалось, что они пытаются исключить ее из своей компании. В те редкие моменты, когда позволяло освещение, девушка обучала Грунтора грамоте. Впрочем, уроки всегда быстро заканчивались.Однажды Рапсодия проснулась, услышав, как Акмед бормочет во сне. Он выглядел страшно побледневшим, а его лицо блестело от пота. Туннель, по которому они шли вот уже несколько дней, был довольно узким. Время от времени им попадались обрушившиеся стены и потолки. Грунтор, несколько часов назад расчистивший дорогу от громадных каменных глыб, крепко спал и не знал, что его другу снится кошмар. Рапсодия приподняла голову с могучей груди великана и несколько мгновений наблюдала за Акмедом. Потом осторожно перебралась через болга и приблизилась к тому месту, где устроился дракианин.
И вдруг почувствовала, что внутри у нее все сжалось от сострадания к нему. Веки Акмеда непрерывно вздрагивали, он с трудом дышал и все время стонал. Рапсодия осторожно прикоснулась рукой к его лбу и прошептала тихонько:
- Акмед!..
Несколько секунд дракианин не мог выбраться из своего кошмара, но потом вдруг открыл глаза. Сна как не бывало.
- Что? - еще суше, чем обычно, спросил он.
- Ты в порядке?
- Да.
Она ласково погладила его по щеке - как ребенка, которому не спится ночью.
- Мне кажется, тебе приснился кошмар.
На нее уставились непохожие друг на друга глаза.
- А ты думала, единственная обладаешь такой привилегией?
Рапсодия отшатнулась, словно он ее ударил. Его глаза метали молнии, и Рапсодия почему-то подумала о квеллане, который безжалостно отправляет диски в намеченную жертву.
- Нет, конечно же нет, - пробормотала девушка. - Я только... ладно, неважно.
Она ползком вернулась к Грунтору, который тоже проснулся, и снова устроилась на его мускулистой груди. Она собиралась спросить у Акмеда, что ему приснилось, но, увидев его реакцию, подумала, что, пожалуй, не хочет знать, чего мог так сильно испугаться бесстрашный дракианин. Грунтор закрыл глаза и постарался прогнать из головы все неприятные мысли. В отличие от Рапсодии, он знал.Наконец Акмед, казалось, нашел то, что искал. Они оказались в такой большой пещере, что ее стены невозможно было разглядеть в темноте. Дракианин замедлил шаг, а вскоре и вовсе остановился.
- Ждите здесь и постарайтесь не шуметь, - тихо приказал он. - Если я не вернусь к тому времени, когда вы проснетесь, идите дальше без меня.
Прежде чем Рапсодия успела задать ему хотя бы один вопрос, он исчез.
Она повернулась и посмотрела на Грунтора, чтобы понять, что происходит, и тут ей стало не по себе. Такого мрачного выражения лица у болга она еще ни разу не видела.
- Что он делает? - испуганно прошептала девушка.
Великан протянул ей руку и молча усадил на пол. Воздух здесь был холоднее, чем обычно, и Грунтор распахнул плащ, приглашая девушку положить голову ему на плечо. Рапсодия устроилась поудобнее, и великан укутал ее, прижимая к себе. Потом медленно выдохнул и уставился в черный мрак у себя над головой.
"Наверное, где-то там есть потолок", - подумала Рапсодия.
- Отдыхай, мисси, - сказал великан. И она послушалась.Акмед бросил последний взгляд на громадную пещеру, перебрался через Корень и шагнул в проход, который наконец предстал его глазам. В отличие от остальных туннелей, здесь не было ответвлений Корня. Проход лежал пустой, безмолвный, окутанный мраком.
Акмед уже довольно долго следовал за едва слышным, мерцающим биением сердца. В первый раз он уловил этот шепот, когда они покинули стержневой корень и выбрались на Ось Мира. Проникая в громкий голос Дерева, этот звук далеким эхом трепетал под ногами дракианина.
Когда они с Грунтором строили планы побега с Серендаира, Акмед первым заявил, что они должны любой ценой держаться подальше от этого места. Внутри туннеля, свернувшись кольцами в теле Земли, лежала ужасная судьба Острова. Акмед знал о существовании чудовища и о том, что оно должно пробудиться. Это знание отчасти и послужило причиной того, что Акмед решил покинуть Остров. Впрочем, дракианин предполагал, что своего часа ждет еще одно, куда более страшное существо. Он видел его собственными глазами - там, в пустыне, за разрушенным земляным мостом.
То, что ему вообще удалось уловить биение этого сердца, удивляло Акмеда. Дар крови, представляющий собой связь с сердечными ритмами людей, являлся наследством, полученным им от представителей древнейшего народа, рожденного на Острове. Однако это существо предшествовало им; оно вышло из Преждевременья. И не было человеком. Возможно, случайно выкрикнув первое пришедшее на ум имя, там, на улицах Истона, Рапсодия что-то изменила в сущности Акмеда, и он получил возможность услышать голос ТОЙ - змеиной - крови. Раньше он этого не мог.
Сердце, погребенное в глубинах Земли, билось едва слышно, но Акмед его отчетливо различал. Судя по количеству крови, которая наполняла вены существа, оно было именно тем, что искал дракианин.
Акмед остановился. Впервые в жизни он испытывал парализующий страх.
Его совсем не беспокоила собственная смерть. Впрочем, она его никогда не пугала, поскольку давно стала напарницей, достигшей бесспорных высот мастерства в их общей профессии. Постоянная вибрация мира, которую другие люди называли жизнью, раздражала его. Он просто терпел ее - по необходимости. Для него она не представляла никакой ценности.
Время от времени, покончив с очередной жертвой, Акмед видел, как на лице у нее появляется выражение мира и долгожданного покоя. Это его завораживало.
Природа наградила его здравым смыслом и рассудительностью. Он не был слепым разрушителем, как чума или война. Смертный приговор, который он выносил, часто оказывался единственным возможным выходом, единственным осмысленным спасением в мире, где желания, ненависть и любовь переплелись так отчаянно, так безнадежно.
Он не боялся встретить собственную смерть. Она была у него в долгу.
А страшила его бессмысленная, необъяснимая угроза, которая нависла над миром. Сверхъестественный ужас. Мир будет полностью уничтожен. Как только вирм выберется из-под земли, где спит, он поглотит все, что сможет отыскать. Это будет хуже солнечного затмения - солнце исчезнет навсегда, а смерть выйдет из тени и примет мир в свои объятия.
Они с Грунтором спасутся, бежав в другую часть света. Возможно, им удастся прожить остаток жизни и умереть в собственных постелях, прежде чем чудовище доберется и до них. Так они планировали в самом начале.
Но вот теперь, находясь на пороге убежища, где спит вирм, Акмед пытался найти противоядие для страшной отравы, которая была древнее самой Земли.
В его стремлении была своего рода ирония - безжалостный убийца пытался сохранить жизнь тех, кто ничего не знал о грозящей опасности. Он хотел спасти не только Остров, но и саму Землю. Он просто не мог не вмешаться, не мог упустить свой шанс помочь им.
Он стоял у выхода из громадной пещеры, вдыхая холодный воздух. Необходимость освободить вирма или стать для него приманкой заставила его поступить вопреки собственному здравому смыслу. Нужно сделать так, чтобы эта чудовищная сила навсегда осталась спать под землей.
Как ни пытался Акмед избавиться от неистребимого желания действовать, оно вцепилось в него железной хваткой и ни за что не уходило. Он не понимал его происхождения, но знал, что Рапсодия имеет к происходящему определенное отношение.
Каким-то образом ей удалось связать его жизнь с грядущими событиями. Но для того, чтобы свершить задуманное, ему потребуется ее помощь. Он должен будет убедить девушку в том, что она справится с задачей, которая, на первый взгляд, кажется невыполнимой. Она выиграет, и они победят, хотя в глубине души Акмед был уверен в этом не до конца. Если они совершат ошибку, результаты будут чудовищными. Но если они не предпримут ничего, последствия окажутся еще страшнее.Рапсодии снился мрак.
...Пламя свечей вздрогнуло, когда со скрипом отворилась дверь ее спальни. Зашуршали простыни, отец сел на кровать.
- У тебя все хорошо, детка?
Не просыпаясь, Рапсодия подвинулась, чтобы дать ему место, и Корень оказался у нее под головой. Она кивнула.
- Темно, - прошептала она - как и в тот раз. - Я боюсь, папа.
Он завернул ее в одеяло, поднял с кровати и вынес наружу. Они оказались под усыпанным звездами небом.
- Я точно так же выносил из дома твою маму, когда она боялась темноты.
- Мама тоже боялась темноты?
Рапсодия почувствовала прикосновение его колючей бороды к своей щеке и перестала бояться. Рядом с отцом ей ничто не угрожает.
- Нет, конечно. Она лиринка, дитя неба. Большую часть времени небо остается темным. Она боялась долго находиться вдали от него, боялась замкнутого пространства. И темноты внутри этого пространства.
Рапсодия во сне сложила замерзшие руки и спрятала их между коленями:
- Ты поэтому прорубил в крыше окно?
- Да... Взгляни на небо, детка. Видишь, сколько звезд?
- Да, папа. Они прекрасны.
Даже в темноте, которая их окутала, Рапсодия видела, как отец улыбнулся:
- А могли бы мы их видеть, если бы не темнота?
- Нет, - ответила Рапсодия-девочка.
- Нельзя увидеть свет, не заглянув в лицо мраку. Запомни это.
Ей показалось, она поняла, что он имеет в виду.
- Как вначале - когда ты привез сюда маму, а жители деревни плохо к ней относились?
Улыбка исчезла.
- Да, как тогда.
- А почему они изменились? Почему стали иначе относиться к нашей семье, папа? И почему... если они презирали маму, почему ты здесь остался?
Он снова посмотрел на нее, улыбнулся, и вокруг его глаз заиграли веселые морщинки. Таким он и остался в ее памяти.
- Мы должны были победить мрак. И мы его победили - вместе. Даже если ты забудешь все остальные мои слова, я хочу, чтобы эти ты запомнила навсегда: когда ты найдешь то, во что будешь верить больше всего на свете, твой долг перед собой - не предать собственной веры, потому что она дается только один раз. И если твоя преданность будет безграничной и неколебимой, окружающим поневоле придется принять твой взгляд, согласиться с тобой. Кто лучше тебя самой может знать, что тебе нужно в этом мире? Не бойся, милая, не пасуй перед трудностями. Найди то единственное, что для тебя важнее всего. А остальное решится само собой...
На сияющий Корень упало несколько слезинок. Она запомнила эти слова, запомнила их на всю жизнь. И, следуя отцовскому наставлению, потеряла все, что у нее было. Потеряла даже его самого.- Рапсодия!
Голос прозвучал так тихо, что девушке показалось, будто он ей приснился. Она открыла глаза и обнаружила, что перед нею стоит Акмед и буравит ее взглядом. Она кивнула, давая понять, что проснулась.
- Я должен тебе кое-что рассказать. Конец этой истории еще не написан. Хочешь услышать ее начало?
Рапсодия медленно села и взяла протянутую руку Акмеда. Как и в самый первый раз, он держал ее крепко и уверенно, только сейчас снял кожаные перчатки.
На долю секунды Рапсодии показалось, что она все еще спит. Дракианин осторожно поднял ее на ноги и увел подальше от спящего великана.
- Там находится особенный туннель, мы в такие не заходили. По пути мы встретили немало похожих на него, но сомневаюсь, чтобы ты обратила на них внимание. Они прорезаны не корнями Дерева, они появились под землей задолго до того, как был посажен желудь. Глубоко в этом туннеле находится живое сердце. Ты часто меня спрашивала, как я выбираю направление. Ответ состоит в том, что я чувствую биение практически каждого сердца. Я понимаю, мои слова звучат пугающе. Хотя внешне ты никак не выдаешь своего страха, сейчас твое сердце забилось быстрее, и я это слышу. Если бы ты заблудилась под землей, упала с Корня или оказалась погребенной заживо под каким-нибудь обвалом, я мог бы тебя найти, поскольку знаю, как звучит твое сердце.
Рапсодия принялась тереть глаза, отгоняя остатки сна. Слова, произнесенные тихим, таким знакомым сухим голосом, не походили ни на что, слышанное ею от Акмеда до сих пор. Она настроилась на его музыкальный тон и обнаружила в нем сочувствие. И беспокойство. И страх. Рапсодия тряхнула головой. Она начала сомневаться в том, что правильно понимает происходящее.
- Послушай меня внимательно, - продолжал он. - Я следовал за вибрациями. Сначала я слышал только Дерево, но когда мы вышли к Оси Мира, все изменилось. Я шел за голосом этого сердца, и он привел меня сюда. Здесь спит ужасное существо. Оно могущественнее и страшнее всего, что ты только в состоянии себе представить. Я даже не осмеливаюсь произнести вслух его имя. Чудовище, которое прячется в туннеле, глубоко под землей, не должно проснуться. Никогда. Ты меня понимаешь? Как-то раз ты сказала, что можешь продлить сон...
- Иногда.
- Да, я понимаю. Ты должна попробовать.
Акмед вглядывался в лицо Певнцы, пытавшейся выбраться из паутины сна, но дремота продолжала опутывать ее сознание. Он решил, что не сумел объяснить ей происходящее. А она обязательно должна понять, о чем именно он ее просит.
Кроме того, она сомневалась в своих способностях. По-видимому, причина состояла в, том, что она заканчивала обучение самостоятельно; ее наставник исчез, когда учиться оставалось еще целый год.
От этих мыслей дракианин похолодел. Тсолтан однажды мельком упомянул какого-то Дающего Имя... Возможно, связь Акмеда с Рапсодией возникла гораздо раньше, чем он предполагал до сих пор.
Девушка питалась плотью Корня практически с самого начала их путешествия - Акмед сделал это совершенно сознательно. Вне всякого сомнения, Корень оказал влияние на всех троих. Они провели под землей целую жизнь, но не постарели ни на мгновение - по крайней мере, если судить по биению их сердец. Дерево, связанное с самим Временем, защитило их от влияния Времени. Более того, они стали здоровее, сильнее, даже моложе с тех самых пор, как оказались внутри Сагии.
В Рапсодии произошла и другая перемена - возросла ее внутренняя сила, которой Акмед не чувствовал поначалу, когда они только встретились. Оказались ли причиной тому испытания, выпавшие на их долю, или же это дар Дерева? Рапсодия стала могущественной Дающей Имя. Акмед надеялся, что она сумеет справиться со своей задачей.
- Если я должна попытаться продлить сон чудовища, мне необходимо знать, что оно собой представляет, - тихо сказала Певица. - Ты говоришь загадками или не хочешь рассказывать мне всего, а это своего рода обман. Помнишь, как-то давно я сказала тебе, что правда обладает огромной силой. Я не смогу тебе помочь, если ты будешь скрывать ее от меня.
Вздохнув, Акмед долго изучал девушку взглядом, словно пытался проникнуть в самые глубины ее души.
- Ты назвала меня Акмед, Змей, потому что это имя звучало для тебя пугающе, верно?
- Да, я же тебе говорила. И еще: мне ужасно не по себе, что я выбрала столь необычное имя.
- Думаю, тебе не стоит расстраиваться. Вполне может быть, что мое необычное имя помогло мне отыскать туннель, в котором спит чудовище. Будучи Братом, я был кровно связан с людьми - мужчинами, женщинами. Вероятно, змеиное прозвище позволило мне услышать биение его сердца. В Преждевременье, когда земля и моря еще только нарождались, у прародительницы драконов было украдено яйцо. Если нам повезет выбраться отсюда живыми, когда-нибудь я назову тебе ее имя. Сейчас этого делать не стоит.
Рапсодия кивнула.
- Существа демонической расы, рожденные от огня, спрятали яйцо здесь, внутри тела Земли, - продолжал Акмед. - Мой бывший господин был представителем этой расы.
- Тот, что дал тебе ключ?
- Тише. Да. - Акмед понизил голос. - Детеныш-вирм, вылупившийся из яйца, живет здесь, в замерзших глубинах Земли. Он вырос до таких размеров, что его тело опутывает своими кольцами сердце мира. Он проник в саму Землю, а его тело составляет большую часть массы мира. Сейчас он спит, но скоро демон захочет призвать его на поверхность. Рапсодия, я не могу объяснить тебе, какой он громадный. Ствол Сагии показался нам жалкой веткой по сравнению с Главным корнем, так?
- Да.
- А Главный корень представляется тоненькой ниточкой в сравнении с Осью Мира. Ось Мира - все равно что твой волосок рядом с вирмом. Он может сожрать всю Землю - это и было целью тех, кто украл яйцо. Вирм ждет зова демона, и я знаю точно, что он прозвучит очень скоро. - Акмед закрыл глаза, и Рапсодия больше не видела его лица. - Мне это известно, потому что для этого он намеревался использовать меня.
- Вот почему ты решил бежать?
- Отчасти...
Рапсодия опустилась на пол. Теперь она смотрела на Акмеда новыми глазами. Едва ли не с самой встречи она, конечно, понимала, что ее спутники ведут не слишком праведную жизнь; после того, как они прикончили отряд, посланный Майклом, сомнений у нее уже не оставалось. Однако оба обладали благородством.
Грунтор с самого начала взял на себя роль ее защитника, спорил из-за нее с Акмедом, помогал в трудные минуты, оберегал от кошмаров. А вот в его спутнике она разглядела хорошее только сейчас.
"Нельзя увидеть свет, не заглянув в лицо мраку. Запомни это".
- И вместо того, чтобы обойти страшное место, ты привел нас сюда в надежде, что мы сможем остановить чудовище?
- Да, если получится. - Глаза Акмеда - совершенно разные - блестели в темноте. - Но даже и в этом случае, Рапсодия, мы лишь оттянем неизбежное. Ты не сможешь уничтожить его совсем. Таким могуществом не обладает ни одно живое существо.
Она опустила голову на руки:
- Я могу спеть песнь глубокого сна, но не имею ни малейшего понятия, повлияет ли она на него. Кроме того, мне нужно находиться рядом с ним, чтобы он меня услышал.
Акмед тяжело вздохнул:
- Этого я и боялся. Мы с Грунтором обсуждали такую возможность.
- И он возражал! Вот почему ты дождался, когда он уснет, чтобы со мной поговорить.
- Поосторожнее, Рапсодия, я ведь могу изменить свое мнение о тебе. Ты, оказывается, умница.
- У меня появилась одна идея, но мне понадобятся мои вещи, - сказала она, улыбнувшись. - Тебе скорее удастся забрать их, не разбудив Грунтора.- Прежде чем совершить какую-нибудь глупость, может быть, скажешь мне, что ты задумала?
Акмед протянул ей заплечный мешок и вспомнил ту далекую ночь у костра за стенами Истона. "Я снова спрашиваю у тебя, Певица, что можешь сделать ты?" - спросил он. А она ответила: "Могу сказать абсолютную правду, как я ее понимаю. И сделав это, я в силах изменить действительность".
Акмед снова перевел взгляд на Рапсодию. Она распутывала завязки мешка, где хранила свою арфу.
- Я ужасно признательна тебе за доверие. - Она вытащила инструмент, который пострадал от того, что находился под землей, не больше, чем хлеб Пилама. - Ты сказал, что в определенный момент чудовище будет разбужено.
- Да.
- А если оно не услышит зова? Акмед непонимающе уставился на нее.
- Чтобы призвать кого-то, нужно знать его истинное имя. Разумеется, мне оно неизвестно. Но если нам удастся замаскировать призыв, помешать чудовищу уловить его - возможно, оно будет спать и дальше и вообще не отреагирует на голос зовущего. По крайней мере, какое-то время. На лице Акмеда появилось подобие усмешки.
- И как ты собираешься это сделать?
- Еще не знаю. Но я что-нибудь придумаю, когда мы войдем в туннель.Они очень осторожно ползли по громадному сияющему Корню, стараясь не спешить, чтобы не наделать шума. Наконец они добрались до его конца и ступили на черную базальтовую скалу, сквозь которую проходила Ось Мира. От края Корня начинался громадный туннель, окутанный черными тенями.
Чем ближе они к нему подходили, тем становилось холоднее.
Из глубины огромной круглой пещеры поднимался ледяной ветер. Он щипал уши и пальцы, морозил мокрую одежду, которая тут же пристала к телу.
- Боги! - прошептала Рапсодия. - Почему здесь так холодно?
Акмед медленно повернулся к ней и ответил, делая долгие паузы между словами, словно у него стучали зубы и он никак не мог с собой справиться:
- Когда демоны, спрятавшие яйцо, ушли наверх, в мир людей, они забрали с собой стихию огня, чтобы вирм оставался в спячке. Они хотели, чтобы он вырос до максимально возможных размеров, прежде чем выпустить его на свободу. Я думаю, именно по этой причине тех мерзких червей привлекли тепло и свет.
- С тобой все в порядке? - забеспокоилась Рапсодия. На губах Акмеда, покрывшихся коркой льда, появилась усмешка.
- Я раздумываю, не впасть ли и мне в спячку.
- В каком смысле?
Он наклонился так, чтобы она смогла услышать его шепот:
- Ты же сама назвала меня Акмед, Змей. Рапсодия с сочувствием протянула руку и стерла тонкую ледяную пленку с его лица. Теперь он шел так медленно, что они почти не продвигались вперед.
- О боги! - пробормотала Рапсодия.
Акмед оказался в ловушке змеиного имени, которое она ему дала.
"Что я наделала! - подумала она, глядя, как Акмед замерзает, не в силах сдвинуться с места. - Если у меня ничего не получится и я разбужу змея, ему не спастись. Он станет первой жертвой. Нет, второй".
- Сначала я отведу тебя назад, - сказала она и взяла дракианина за безжизненную руку. - Тебе нельзя здесь оставаться.
Акмед сделал над собой отчаянное усилие и покачал головой. Его глаза, такие же пронзительные, как и прежде, уставились на девушку.
- Рапсодия, - проговорил он с трудом. - Сделай все, что сможешь. Я подожду.
Он произнес это таким тоном, что Рапсодия поняла - спорить бесполезно. Она посмотрела в глубь ледяного, окутанного мраком туннеля:
- Ты слышишь его сердце? Акмед дважды закрыл глаза.
- Хорошо. Тогда приступим прямо здесь, а ты скажешь, реагирует ли он на то, что я делаю. Вдруг он начнет просыпаться!.. Я начну очень осторожно, чтобы в случае необходимости сразу остановиться. Дай мне несколько минут, я хочу понять, куда уходит туннель.
Рапсодия аккуратно положила арфу и на цыпочках подошла к тому месту, где начинался туннель. Его стены и потолок терялись в темноте, таким он оказался громадным. Значит, попав внутрь, она сразу ослепнет и, вполне возможно, перестанет ориентироваться. Девушка приложила руку к ближайшей стене, чтобы определить угол наклона, под которым туннель уходил вниз, и ощутила под ладонью что-то холодное и сухое. Рапсодия вернулась к Акмеду.
- Вирм, наверное, очень далеко отсюда, - прошептала она. - Я не вижу конца туннеля.
Акмед напрягся, пытаясь что-то сказать:
- Стена... туннеля...
Рапсодия подошла поближе, чтобы разобрать его слова.
- ...это... одна... чешуйка... на... коже... вирма...От его слов Рапсодия похолодела. Акмед говорил, что тело змея проникло в большую часть Земли, но она никак не предполагала, что оно составляет также и пещеру, в которой они находились. Если громадный туннель - это всего лишь одно из колец, а сердце прячется далеко в глубинах Земли, то вряд ли найдется сила, которая сможет с ним справиться, если он проснется. А она, Рапсодия, только что касалась его рукой!
Отчаянно сражаясь с подкатившей к горлу тошнотой, девушка опустилась на пол и взяла в руки арфу. Она постаралась очистить свое сознание от посторонних мыслей и уловить музыку, пронизывающую воздух в пещере. Вскоре она услышала тихую, ровную мелодию.
Почти однообразный, монотонный звук, постоянный и почти не меняющийся... Глубокий сон...
Рапсодия тихонько начала напевать самую простую колыбельную из всех, какие знала, стараясь настроиться на музыку вирма. Она посмотрела на Акмеда, безмолвно спрашивая его, не забилось ли сердце вирма быстрее. Глаза дракианина напряженно, но спокойно наблюдали за ней. Казалось, его совершенно не волнует, что он попал в плен своего замерзшего тела.
Песнь Певицы сплелась с мелодией, парящей в воздухе, соединилась с ней, они стали неразделимым целым. Рапсодия очень осторожно добавила гармонический элемент и почувствовала, что в воздухе стало немного теплее. Она тут же вопросительно взглянула на Акмеда. Он один раз моргнул. Никаких изменений...
Какая-то посторонняя мысль постучала в дверь сознания, и Рапсодия тряхнула головой, прогоняя ее прочь. О значении того, что она делает, и возможных последствиях придется подумать потом, когда все будет закончено. Иначе ужас погребет ее под своей тяжестью.
Когда демон призовет вирма, он произнесет истинное имя змея, соответствующее тому музыкальному тону, на который он настроен. Значит, нужно немного изменить тон, добавить в него едва заметную нотку диссонанса.
"Когда ты используешь музыку, чтобы причинить боль, для достижения оптимального результата действуй очень осторожно, искажая мелодию понемногу, а не сразу и резко" - так говорил наставник.
Если Рапсодия постарается не спешить, едва заметно поднимая тон, возможно, змей ничего не почувствует, но этого будет достаточно, чтобы призыв демона не был услышан.
Певица дышала в такт песне, подчинив ей жизнь своего тела. Время перестало для нее существовать - совсем как тогда, в Широких Лугах. Она не имела ни малейшего представления о том, как долго играла, бесконечно повторяя один и тот же припев, в который то и дело вносила едва заметные изменения. Песнь словно шла по кругу, мелодия возникала снова и снова, словно наматывая невидимую нить на громадный клубок.
Спустя некоторое время Рапсодия прибавила к монотонному напеву немного новую интонацию. Неожиданно Акмед широко раскрыл глаза - сердце змея забилось сильнее, океан крови ускорил свой бег по его чудовищному телу. Акмед принялся отчаянно моргать.
Рапсодия ничего не замечала, погруженная в музыку, которая стала частью ее существа. Она продолжала играть, постепенно меняя мотив.
Стены туннеля завибрировали - громадный змей чуть-чуть потянулся, а потом снова погрузился в сон. Воздух стал немного холоднее, биение сердца у вирма замедлилось. Акмед закрыл глаза и вздохнул, отчаянно желая только одного - чтобы опасная игра поскорее закончилась...
Много часов спустя измученная Рапсодия наконец поднялась на ноги, не прекращая играть, и вернулась к выходу.
- Самохт, - приказала она инструменту. - Продолжай играть.
Арфа теперь напевала колыбельную песню сама, несмотря на то что пальцы девушки больше не касались ее струн. Сложная мелодия повторялась снова и снова, без остановки и перерыва. Рапсодия осторожно положила инструмент на пол туннеля и сделала шаг назад. Песня продолжала звучать. Она будет звучать бесконечно.
Рапсодия повернулась и быстро подошла к Акмеду, который стоял с закрытыми глазами. Изо всех сил сражаясь с усталостью, она поднялась на цыпочки и тихонько пропела его имя.
- АКМЕД, ЗМЕЙ, СОГРЕЙСЯ, ВЕРНИСЬ.
Акмед заморгал, но не пошевелился. Приказ, прозвучавший в песне, не подействовал.
Рапсодия едва держалась на ногах от усталости, быстро пожиравшей остатки ее сил. Она сморгнула слезы, навернувшиеся на глаза, схватила Акмеда за руку и потянула на себя:
- Идем, пожалуйста.
Никакой реакции... Рапсодия потянула сильнее, пытаясь оттащить дракианина от зияющей пасти туннеля, но ей удалось лишь уронить замерзшее тело Акмеда на пол, где он и остался лежать совершенно неподвижно.
По щекам Рапсодии потекли слезы. "Нужно привести Грунтора..." - мелькнуло в уме.
Не разбирая пути, она побрела в сторону Корня, где остался великан... И без сил повалилась на сверкающую поверхность Оси Мира.
Несколько мгновений она лежала, не в силах двинуться с места, прислушиваясь к тихому гудению пола. Песнь Корня окутала ее сознание, подарив покой и утешение.
Девушка сделала глубокий вдох. Прежде голос Корня давал ей силы. Может быть, он поможет и сейчас... Рапсодия пропела свою Именную ноту - ЭЛА, - пытаясь настроиться на тональные модуляции Дерева.
Через некоторое время она почувствовала едва заметный прилив сил и поднялась на ноги. Она знала: Грунтор где-то рядом; его следует найти, и у нее хватит сил это сделать.
Сосредоточившись на голосе Дерева, преодолевая мучительную усталость, она шла вперед, шаг за шагом, опустив голову и стараясь дышать как можно ровнее - пока ее не подхватили могучие руки.
- Мисси! Ты в порядке?
- Акмед, - прошептала Рапсодия, заглядывая в лицо болга, который отчаянно дрожал. - Помоги мне его вытащить.
Не говоря ни слова, Грунтор подхватил ее на руки и помчался в ту сторону, откуда она пришла.Когда они добрались до места, где упал Акмед, тот по-прежнему неподвижно лежал на полу. Пока Грунтор снимал свою куртку, Рапсодия принялась хлопать Акмеда по щекам, пытаясь понять, в сознании он или нет. С радостью она увидела, как на замерзшем лице появляется знакомое хмурое выражение.
Болг, не теряя времени, ловко закутал Акмеда в свою куртку и поставил на ноги, а затем взвалил себе на плечо, как бревно, и повернулся к Рапсодии:
- Сама идти сможешь, мисси?
Рапсодия кивнула, не сводя глаз с Акмеда. Бледность медленно исчезала с его лица, он уже мог шевелить руками и ногами - правда, совсем немного. Рапсодия улыбнулась. Он чуть-чуть наклонился вперед и прошептал:
- Смотри.
Рапсодия обернулась и взглянула на туннель. Отверстие очень медленно затягивали тонкие нити света, похожие на призрачную паутину. Каждое новое повторение мелодии создавало еще одну нить - на стенах пещеры возник изумительный по красоте рисунок, состоящий из переплетающихся кругов.
- Мелодия замерзла, - прошептала Рапсодия, не в силах оторвать восхищенного взгляда от поразительного зрелища.
С каждым оборотом нити становились толще, звук громче. Теперь песня звенела на три тона выше и стала совершенно не похожа на исходную. Если им повезет, чудовище не услышит свое имя, когда демон решит его призвать. Песенки с повторяющейся интонацией - первое, чему учат Певцов, чтобы они умели настраиваться на гармонический лад с собой и продолжать столько, сколько потребуется. Каждая нить пела, повторяя простую мелодию, вибрируя, точно струна арфы; каждая начинала свою партию на несколько секунд позже предыдущей.
- Скоро песня превратится в какофонию, - заметила Рапсодия.
Уже и сейчас она звучала немного невпопад, словно заиграл оркестр без дирижера, в котором каждый музыкант выбрал свою собственную скорость исполнения.
- Идем, мисси, пора отсюда убираться, - сказал Грунтор.13КАК ТОЛЬКО они покинули вирма, Акмед быстро пришел в себя. Он почти сразу смог идти и решительно отказался от помощи. Впрочем, он продолжал прислушиваться к пульсирующему сердечному ритму вирма, но тот, по счастью, оставался прежним.
Они начали искать выход из-под земли. Как и прежде, путешественники почти не переговаривались. Акмед предпочитал не вспоминать о том, что с ними произошло в пещере вирма, а Рапсодия молчала в надежде, что когда-нибудь они смогут поговорить о случившемся открыто и прямо. Она прекрасно понимала, что Акмеду предстоит выиграть еще не одно сражение с самим собой, прежде чем такой момент наступит.
Некоторое время туннель шел вдоль Корня и почти не делал поворотов, хотя порой поднимался или уходил вниз, вне всякого сомнения следуя за источником воды, который позволил Дереву протянуть свои корни так глубоко - возможно, даже под морское дно. Чем глубже они спускались под землю, тем чаще попадались широкие туннели, где они могли спокойно шагать, выпрямившись в полный рост. Впрочем, потом им все равно приходилось ползти на животе или пробираться вперед на четвереньках.
Иногда они выходили на большие открытые пространства, где потолок туннеля терялся над головами, и тогда они дышали полной грудью. Грунтор предположил, что здесь Корень впитал в себя огромные количества влаги, а потом, вытянувшись в длину, постепенно стал тоньше. Эти места оказались самыми опасными - тут чаще всего встречались обвалы, и путники постоянно подвергались атакам хищных червей.- Явились, - голос Акмеда вырвал Рапсодию из глубокого сна.
Она с усилием вытащила Люси из ножен. Путники разбили лагерь в небольшой пещере, где вполне хватало места, чтобы пустить в ход меч.
Несмотря на то что Рапсодия привыкла к схваткам с червями, они всякий раз вызывали в ней ужас. Впрочем, годы, проведенные на улицах Истона, приучили Рапсодию ко многим малоприятным занятиям. Убрав волосы с лица, она принялась вглядываться в сумрак.
"Неужели это никогда не кончится? - подумала она. - Сколько раз я уже это делала?"
Путники научились сражаться с хищниками в темноте, поскольку при свете черви начинали двигаться быстрее и атаковали яростнее.
Тусклый свет лишайника позволял Рапсодии разглядеть извивающиеся бескостные тела, точно Корень накрыло шевелящееся одеяло. Черви неуклонно приближались, они падали сверху, наступали со всех сторон.
Акмед, Грунтор и Рапсодия стояли на поверхности Корня. Грунтор держал в руках Рубало, Акмед приготовился отбивать атаки врага своим сверкающим мечом, которому не счел нужным дать имя. Черви начали валиться сверху, один за другим, точно листья осенью.
Как и всегда, трое спутников образовали круг. Впрочем, только Акмед двигался с такой же скоростью, что и черви. Рапсодия и Грунтор научились бороться с ними по-своему - они старались угадать, когда хищник попытается атаковать, и уворачивались от острых зубов, одновременно нанося неприятелю ответный удар. Получалось не всякий раз - иногда они промахивались, - но чаще всего им удавалось разрубить червя пополам. После этого оставалось только готовиться к новому нападению.
Подвижная, исходящая злобой масса приближалась. Очень скоро придется иметь дело с тучей голодных хищников.
Рапсодия удерживала левый фланг, Грунтор - правый, Акмед разрубал на части хищников, нападавших сверху.
Их слаженные действия во время подобных сражений явственно говорили о возросшем доверии и изменившихся отношениях между путниками. Оружие Акмеда нередко проносилось в нескольких дюймах от головы Рапсодии, спасая ее от ядовитых зубов хищника. Теперь уже все трое знали, что укус червя вызывает невыносимое жжение, а иногда даже лихорадку.
И сам Акмед рассчитывал, что сотоварищи прикроют его от опасности, ползущей по земле. Порой в самый разгар битвы девушка ощущала себя полноправным членом единой команды, которая действовала четко и синхронно.
Отвратительный звук, с которым клинки протыкали тела хищников, мерзкий запах, остававшийся на одежде в течение нескольких дней, - каждый раз, когда Рапсодия вступала в схватку с червями, у нее возникало ощущение, будто это очередное кошмарное сновидение. Потом наступал момент, когда она поднимала голову и видела, что кто-нибудь из спутников показывает: сражение окончено. И тогда она в изнеможении валилась на землю.
Дальше начиналось самое важное - осмотр собственных тел и одежды в поисках крошечных тварей, которые прятались в швах или прилеплялись к коже. Как правило, черви дожидались момента, когда путники заснут, а потом впивались своими пурпурными головками прямо в тело жертвы и принимались высасывать кровь, оставляя после себя жгучую боль и отвратительное состояние.
Рапсодия была признательна Грунтору за то, что он научил ее прищелкивать паразитов ногтями в швах одежды. Теперь она знала, почему у болгов такие длинные ногти, похожие на когти. Так они избавляются от вшей и гнид.
- Извини, - сказала она ему как-то раз, - я думала, длинные ногти тебе нужны, чтобы протыкать врагов.
- Знаешь, мисси, для этого они тоже сгодятся, - ответил Грунтор и улыбнулся.
Рапсодия закончила осмотр и, повернувшись, обнаружила, что Акмед внимательно вглядывается куда-то вдаль.
- Что случилось?
- Ты заметил, что в последнее время их стало больше? - спросил дракианин у Грунтора.
- Заметил.
- Может быть, дело в жаре.
- Какой жаре? - удивилась Рапсодия.
- Ты что, ничего не чувствуешь? - осведомился Акмед. Рапсодия подумала немного и вдруг осознала, что воздух действительно стал немного теплее.
- Кажется, чувствую, - неуверенно проговорила она.
- Рядом огонь, Ой его тоже чует, - добавил Грунтор. В глазах Рапсодии появился страх.
- Откуда на Корне может взяться огонь? Неужели здесь поблизости вулкан?
- Вполне возможно, - спокойно заявил Акмед. - Или мы приближаемся к центру. Легенды утверждают, будто в самом сердце Земли полыхает пламя.
Рапсодия чуть не задохнулась от ужаса. Она тоже знала эту легенду, и ей стало нехорошо. Если они только сейчас приближаются к центру, значит, прошли меньше половины пути. Кроме того, огонь наверняка окажется препятствием, которое им будет не преодолеть, и они навсегда останутся в ловушке под землей.
- Ты идешь? - Голос Акмеда отвлек ее от мрачных мыслей.
Рапсодия медленно поднялась на ноги, морщась: укусы больно жгли кожу, мышцы затекли.
- Наверное, иду, - ответила она, убрала Люси в ножны на спине и снова зашагала вперед.Огня по-прежнему не было видно, но температура воздуха резко повысилась, словно впереди находился кузнечный горн или адское пламя.
Волосы Рапсодии, которые постоянно были мокрыми и свисали сырыми прядями, высохли и стали похожи на разлохмаченную солому. Жар от источника, который находился где-то далеко впереди, высушил и ее одежду - точнее, жалкие лохмотья. Кожа растрескалась от жары, однако кости и суставы радовались теплу, оно притупило боль, уже ставшую привычной.
В дополнение ко всему изменилась песнь Земли. Больше всего Рапсодия радовалась, когда ей удавалось лечь на спину или живот и почувствовать глубокий, постоянно меняющийся голос Корня. Это был гимн жизни, пронизанный единой мудростью Времени. Сейчас он звучал гораздо сильнее, а его мелодия менялась быстрее и чаще.
- Наверное, без червей Корень чувствует себя лучше, - предположила она.
- А ты на его месте как бы себя чувствовала? - поинтересовался Грунтор и ткнул ее в бок.
- Мы нанесли заметный урон численности паразитов, - заметил Акмед, оглядывая базальтовые стены, которые их теперь окружали.
- Ну, не такой уж заметный, раз вы оба еще живы, - пошутила Рапсодия.
Акмед улыбнулся, и Рапсодия подумала, что прежде ни разу не видела, чтобы подобное выражение появлялось на этом ужасном лице. Несомненно, Корень стал заметно здоровее, а у путников улучшилось настроение.
Прошло довольно много времени, прежде чем они увидели огонь. Рапсодия к тому моменту уже отлично владела языком болгов, а Грунтор не только научился читать, но и освоил каллиграфию и музыкальную грамоту.
"Сколько прошло времени - год? Или больше? - задумалась однажды перед сном Рапсодия. - А источник тепла так и не появился".
Она начала сомневаться в том, что они вообще доживут до этого мгновения.Сначала они увидели вдали мерцание, словно скалы в конце туннеля испускали красноватое сияние. Жара стала намного сильнее. Они почти забыли о тех днях, когда страдали от холода и сырости, хотя вокруг по-прежнему было достаточно много воды. Однако сама земля стала жесткой.
Порой одежда или что-нибудь из вещей совершенно неожиданно занималось пламенем, оружие раскалялось так сильно, что его невозможно было держать в руках, а находить питьевую воду становилось все труднее.
Наконец Акмед остановился, и Грунтор с Рапсодией последовали его примеру.
- Огонь, - кратко сказал дракианин.
Грунтор прищурился, а затем покачал головой. Рапсодия тоже попыталась разглядеть пламя, но у нее ничего не получилось. Впрочем, она не очень-то рассчитывала на успех. Она уже давно поняла, что ее зрение не идет ни в какое сравнение с возможностями Акмеда - особенно в темноте.
Они двинулись дальше, и вскоре Рапсодия наконец увидела танцующие языки пламени, заполнившего впереди туннель. Сам Корень и земля под ногами путников время от времени потрескивали, прогибаясь под их тяжестью. Вскоре они оказались в огромной пещере с высокими сводами. Весь проход был охвачен ревущей стеной огня.
Пламя в сердце Земли полыхало мириадами цветов, более темных, чем у огня, горящего на открытом воздухе. Его языки извивались, исполняя дикую пляску внутри светящихся стен, - синие, пурпурные и белые.
Огненная преисподняя заполняла весь тоннель. Пламя лизало стены, освещая все вокруг ослепительным сиянием. Рапсодия стояла, завороженная поразительным зрелищем. От невыносимого жара у нее заболели глаза. В конце концов ей все-таки пришлось опустить веки.
- Проклятье! - выругался Грунтор у нее за спиной. - Ловушка. С таким же успехом мы могли и в Истоне остаться.
Не открывая глаз и не обращая внимания на своих спутников, Рапсодия настроилась на песнь пламени. В отличие от тихого, чуть замедленного тона Земли, голос огня звучал громко, уверенно. Он был наполнен яростной полнокровной жизнью и выводил мелодию такую изысканную и изумительную по красоте, какой Рапсодии до сих пор слышать не приходилось.
Его песня вызвала в душе сладостные воспоминания, причинявшие сладостную и острую боль. Вечера, когда мать расчесывала ей волосы у очага, осенние костры, танцы и праздники урожая, первый поцелуй... Огненные сполохи освещали ее лицо и спутанные волосы, окружали их призрачным сиянием. В пении пламени звучал зов, приглашение на танец, которое она не могла не принять. Она невольно сделала шаг вперед.
Сильные мускулистые руки схватили ее за плечи и резко развернули так, что она оказалась спиной к огненной стене. Рапсодия удивленно раскрыла глаза, услышав возмущенный голос Грунтора:
- Ты что это вытворяешь, киска?
Акмед, продолжая крепко держать ее за плечи, внимательно вглядывался в лицо:
- Ты куда собралась, Рапсодия?
- Туда, - слово сорвалось с ее губ прежде, чем она успела сообразить, что говорит.14- Я ПРОЙДУ сквозь огонь, - просто сказала она, и Грунтор громко расхохотался.
- Если решила помереть, Ой придумает способ, который не испортит мясо, - предложил он.
- Поймите, - сказала Рапсодия, теряя терпение. - Я не собираюсь возвращаться назад. Я не могу. Никто из нас не может. Вы помните обвалы? Дорога закрыта. Единственная возможность выбраться отсюда - идти вперед.
- Ну и как ты предлагаешь это совершить? - поинтересовался Акмед; его вопрос прозвучал искренне - насколько он был способен на искренность.
Рапсодия сделала глубокий вдох, прекрасно понимая, что ее следующие слова прозвучат по меньшей мере странно.
- Вы помните, что я вам говорила про имена и про то, как они могут сделать нас такими, какими мы были раньше?
- Смутно.
- Так вот, я думаю об этом с тех самых пор, как мы узнали про огонь. Мне кажется, что пройти сквозь него можно, завернувшись в песнь наших имен - как в плащ. Будем надеяться, что по другую его сторону мы снова станем самими собой.
- Ты первая, дорогуша, - проворчал Грунтор.
- Разумеется, - быстро ответила Рапсодия. - Я и не представляла себе, что будет иначе.
- А ты и вправду очень хочешь отсюда выбраться, - проговорил Акмед.
Что прозвучало сейчас в его скрипучем голосе - насмешка или сочувствие?
Рапсодия уселась на корень, сняла свой потрепанный заплечный мешок и вытащила из него хиген - струнный инструмент размером с ладонь, напоминающий крошечную арфу.
- Если мне удастся перебраться на другую сторону, я за вами вернусь. - Она отряхнула свои лохмотья и поднялась на ноги. - Если я не приду, придумаете что-нибудь другое.
Грунтор покачал головой. Впереди пылал адский огонь.
- Ой и так знает, что будет. Тебе совсем ни к чему швыряться своей жизнью.
- Пусть идет, - тихо сказал Акмед.
- Спасибо, - улыбнулась ему Рапсодия. - По крайней мере, если у меня ничего не получится, вы наконец избавитесь от меня.
Грунтору явно было не по себе.
- Если бы Ой хотел от тебя избавиться, Ой сделал бы это давным-давно. Свернул бы тебе шею одной рукой, и все тут.
Рапсодия обняла дрожащего великана:
- В самом начале, наверное, ты бы смог это сделать. Но с тех пор я получила несколько уроков владения мечом. - Она крепко прижала его к себе, и он наклонился, чтобы обнять ее. - До свидания, Грунтор. Я вернусь.
Он чуть отодвинулся от нее и вымученно улыбнулся:
- Ой-то думал, ты должна говорить правду. Рапсодия погладила его по щеке.
- Я и говорю правду, - прошептала она и повернулась к Акмеду. - До свидания, Акмед.
- Поспеши, - заявил он. - Мы не собираемся ждать тебя всю жизнь.
Рапсодия громко рассмеялась:
- Какой ты грубый!
Затем она снова надела заплечный мешок и направилась навстречу ревущему пламени. Болги наблюдали за тем, как ее крошечная тень все более вытягивается на фоне бушующего огня - и вот уже девушка исчезла за стеной невыносимого жара и света.Приблизившись к огню, Рапсодия закрыла глаза и прижала хиген к груди. Тоненькие струны стали такими горячими, что обжигали пальцы, и девушка перебирала их осторожно.
Она знала только одну ноту, которая пела в ее душе. ЭЛА - шестая и последняя нота гаммы.
"Каждый человек настроен на определенную музыкальную ноту" - так говорил ее наставник.
В свое время Рапсодия испытала настоящее потрясение, обнаружив свою собственную. Она была шестым и последним ребенком в семье. Нота "эла" отлично ей подходила. Девушка пропела ее и тут же ощутила знакомый отклик. Подобрать мелодию, которая должна передать ее, Рапсодии, сущность, будет гораздо сложнее. А вот положить на музыку истинное имя совсем просто - и она решила начать именно с этого.
От незамысловатого напева Рапсодия перешла к более сложному, и его мелодия зазвучала у нее в душе так чисто и прозрачно, что девушка почувствовала легкое покалывание на коже. Нота за нотой она создавала песню - сперва наигрывая на хигене, а затем присоединив к звучащим струнам и голос. А после, собрав все свое мужество, шагнула прямо в огонь.
Когда она подошла к границе огненной стены, от ослепительного сияния снова заболели глаза, и их пришлось закрыть. Но Рапсодия упорно шла вперед, продолжая петь. Если ей суждено умереть, пусть смерть придет быстро и не причинит страданий, - вот и все, о чем она могла теперь умолять всех святых.
Среди языков пламени разгуливал ветер, который разметал золотистые волосы Рапсодии, превратившиеся в сияющий факел. Ей стало трудно дышать, и, открыв глаза, Рапсодия обнаружила, что находится внутри огненной стены.
Песнь пламени зазвучала громче, и девушка настроила на ее ритм свою собственную. Родилась поразительная по красоте гармоничная мелодия. Глаза тут же перестали болеть, и девушка вдруг обнаружила, что оказалась в прекрасном царстве сказочных цветов. Цветы окружали ее, они были повсюду, словно она лежала в мягкой траве на весеннем лугу. Рапсодию охватило чувство покоя и безопасности - огонь признал гостью и не собирался причинять ей вред.
Ее глазам предстали восхитительные картины, словно бы созданные кистью талантливого художника, - ослепительные ярко-синие узоры расцветили алые стены, тут и там испещренные желтыми языками пламени. Рапсодия почувствовала, как из тела уходит боль, и мельком подумала, что стала жертвой огня. Но ощущение, которое она испытала, было сродни радостному ликованию, словно старый друг протянул ей руку помощи. Она запела громче, и единая песнь огня и ее имени превратились в победный, торжественный гимн.
Дорога впереди стала видна четче, черные пятна появлялись лишь затем, чтобы мгновенно исчезнуть без следа. Рапсодия заставила себя успокоиться и двинуться дальше. Ей потребовались все силы, чтобы заставить себя шагнуть вперед, - она знала, что стоит ей поддаться красоте этого места, и она останется здесь навсегда, предавшись радостной песне огня.
Неожиданно ласковое, умиротворяющее тепло исчезло - словно сердитая океанская волна ударила ей в лицо. Рапсодия открыла глаза и с удивлением обнаружила впереди непроглядный мрак, хотя краем глаза она продолжала видеть мерцающую стену пламени. Она стояла в темном туннеле, похожем на тот, который покинула несколько мгновений назад. Несмотря на то что огонь все еще обнимал ее, она задрожала от холода.
Рапсодия поняла, что ей удалось пройти сквозь огненную стену.
Она быстро развернулась и, не переставая петь, помчалась назад.По другую сторону огненной стены ее ждал Грунтор, отчаянно вглядывающийся в слепящее пламя. Его серо-зеленая шкура покрылась потом от едва сдерживаемого беспокойства. Ожидание казалось бесконечным. Наконец он прищурился:
- Ой ее видит!
Акмед кивнул - он заметил длинную тень Рапсодии на мгновение раньше своего приятеля. Их спутница то появлялась, то вновь исчезала в сверкающих оранжевых языках.
Но женщина, которая вышла к ним и помахала рукой, лишь отдаленно напоминала Рапсодию. Ее волосы, прежде цвета бледного золота, теперь приобрели теплый медовый оттенок. Она остановилась на границе огненной стены.
- Идите сюда, - позвала она болгов, и ее голос чудом не утонул в реве бушующего пламени. - Я не знаю, как долго будет открыт проход.
Прикрывая глаза от жалящего жара, болги бросились к ней. Рапсодия подняла руку, чтобы их остановить, но опоздала. Капюшон Акмеда вспыхнул, и Певица в ужасе наблюдала за тем, как Грунтор толкнул его на пол и принялся гасить огонь.
Рапсодия знала имя Акмеда, поскольку сама его придумала. Она начала тихонько напевать его, повторяя снова и снова. Грунтор помог своему потрясенному командиру подняться на ноги и подвел его к стене пламени. Рапсодия жестом показала сержанту, что он должен остановиться, и взяла дракианина за руку. У того в глазах появилось осмысленное выражение, когда он услышал песнь своего имени. По-видимому, она подарила ему такое же ощущение радости, которое пережила сама Рапсодия.
Когда девушка убедилась в том, что Акмед может самостоятельно стоять, она заиграла тот же мотив на хигене, сплетая новую песнь, основанную на мелодии его имени.
- Ты чувствуешь, как музыка касается твоей кожи?
- Нет.
Сгоревший капюшон упал на землю, и Рапсодия увидела страшный ожог на лбу и глазах дракианина. Акмед ослеп.
Рана выглядела ужасно, и Рапсодия почувствовала на своем лице слезы.
- Расскажи мне что-нибудь о себе, чтобы моя песня лучше отразила твою сущность, - попросила она и прибавила ноты, которые означали "фирболг" и "дракианин". - Может быть, мне следует вернуть тебе твое прежнее имя - Брат?
Акмед быстро покачал головой, и яркое сияние огня заиграло у него на лице.
- Каким ребенком ты был в семье?
- Первым, - с трудом проговорил он.
Рапсодия кивнула и вплела в мелодию новую ноту. По выражению, появившемуся на лице Акмеда, она поняла, что песня придает ему дополнительные силы.
- Еще что-нибудь, Акмед... например, какая у тебя профессия?
Акмеда начало трясти, он страдал от невыносимой боли, причиненной ожогами.
- Наемный убийца, - прошептал он.
Рапсодия прикрыла глаза. "Конечно же", - подумала она. И пропела еще одну ноту.
Обожженные глаза Акмеда широко раскрылись, и он едва заметно кивнул, почувствовав, как песня окутывает его, словно теплым одеялом. В следующее мгновение Рапсодия вспомнила, что на пересечении нескольких дорог, сходящихся у Корня, Акмед спокойно выбрал ту единственную, нужную. Он ни секунды не колебался, как будто знал, что не может допустить ошибку.
А однажды Грунтор потихоньку сообщил Рапсодии, что дракианин следует за биением сердца Земли, чувствует ее пульс и определяет верный путь не менее уверенно, чем отыскивал свою жертву в верхнем мире.
НАДЕЖНЫЙ СЛЕДОПЫТ, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ ОШИБАЕТСЯ...
Все тело Акмеда засветилось отраженным светом полыхающего пламени, и Рапсодия, быстро схватив его за руку, потянула за собой. Она провела его на другую сторону, ни на мгновение не прерывая песни, в которую вложила все свое искусство. Оставив Акмеда в тоннеле за стеной огня, она бросилась за Грунтором.Когда Рапсодия увидела дрожащего великана, который ждал неподалеку от границы ревущего пламени, у нее сжалось сердце. В янтарных глазах болга читался животный ужас. Увидев девушку, Грунтор немного расслабился, но его по-прежнему переполняли беспокойство и сомнение.
- Где он, дорогуша? Что с ним?
- Идем! - позвала Рапсодия, стараясь перекричать голос пламени, и помахала ему рукой.
Грунтор подбежал к ней и схватил за плечи:
- Он в порядке?
- Не бойся, мы пройдем...
Грунтор прорычал что-то нечленораздельное, и его рев гулким эхом отразился от стен пещеры. Он так сильно вцепился когтями в плечи Рапсодии, что та вскрикнула от боли.
- Где он?
Рапсодия с трудом высвободилась из его ручищ:
- На другой стороне. Ослеп, но жив.
Она увидела, как на свирепом лице болга появилось облегчение, могучие челюсти слегка разжались. Девушка подняла дрожащую руку и ласково погладила великана по щеке.
- Как тебя зовут на языке фирболгов?
Великан открыл рот и испустил серию свистящих рыков, за которыми последовало несколько щелчков.
Рапсодия тяжело вздохнула. Пытаясь прогнать панику, которая ее охватила, попросила:
- Попробуй еще раз.
Сосредоточившись на звуках, которые издавал великан, девушка постаралась отвлечься от рева пламени и как можно точнее воспроизвести голос фирболга. После нескольких попыток она уловила перемены в рычании пламени и, открыв глаза, увидела, что голову сержанта окружает сверкающий ореол света.
- А еще ты бенгард, верно? Грунтор кивнул, и Рапсодия запела:
- "Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака. Бенгард, фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Господин Смертоносного оружия. Могучая сила, которой все должны подчиняться".
Гул стал громче, и Грунтор радостно заулыбался:
- Вот, мисси. Ой чувствует, как щекотно стало коже. Пошли к нему.
Рапсодия улыбнулась в ответ:
- Грунтор, ты верный друг, сильный и надежный, как сама Земля. Держи меня за руку. Крепче.
Она провела болга сквозь пламя, называя по имени и воспевая его качества, пока тени, пляшущие вдоль стены огня, не поглотили их.
Они благополучно перебрались на другую сторону. Пламя осталось за спиной, а впереди снова поджидала темнота. Рапсодия спрятала лицо на груди болга, стараясь примириться с неожиданным отсутствием ласкового тепла и не расплакаться.Грунтор наблюдал за тем, как Рапсодия снимает повязку из целебных трав с глаз Акмеда. Они находились в темном туннеле. У них за спиной мерцала огненная стена.
Акмед лежал, положив голову ей на колени, и сердито что-то бормотал, пока она спокойно занималась своим делом.
- В этом нет необходимости - я прекрасно все вижу.
- В таком случае, почему же ты молчал, когда я накладывала повязку?
- Я был без сознания! - с негодованием заявил он.
- Тогда понятно, - фыркнула Рапсодия. - А я-то не могла понять, с чего это ты вдруг стал такой покладистый. - Она сняла второй слой. - Будем считать, что я попыталась облегчить твои страдания...
- У меня ничего не болит, - сердито перебил ее дракианин.
- ...а еще нам нужно заняться твоими ранами, когда мы выберемся на безопасное... - Рапсодия вдруг замолчала и изумленно уставилась на лицо Акмеда - исчезли не только ожоги, но и старые рубцы.
- Боги! - прошептала Певица. Акмед сорвал с лица остатки повязки:
- Я же сказал тебе, что совершенно поправился. Грунтор тоже уставился на друга, не в силах оторвать от него глаз:
- Э-э-э... Сэр, ты немножко больше, чем поправился.
- В каком смысле?
Грунтор вытащил свой боевой топор - длинное, похожее на копье, оружие с секирой на конце, который он называл Салют, или Сал - для краткости.
- Посмотри. Помнишь, шрам, что у тебя остался после той драки на ножах в Кингстоне, несколько лет назад?
- И что с ним?
- Исчезнул. Сам глянь.
Акмед схватил секиру обеими руками и уставился на свое отражение. Спустя миг он приподнял рубашку и занялся изучением живота.
- Все шрамы пропали.
- И у меня тоже, - сообщил Грунтор и повернулся к Рапсодии.
Та посмотрела на свое запястье и молча кивнула.
- Все раны залечились, а шрамы исчезли. Почему? - недоумевал великан.
- Помните, что я вам говорила некоторое время назад? - сказала, улыбнувшись, Рапсодия.
Акмед выпрямился и вспомнил первое сражение с хищными червями и то, как она вылечила его раны.
"Валяйте, издевайтесь сколько хотите, - сказала тогда Рапсодия, - но я уверена, что именно музыка выведет нас отсюда". А Грунтор еще съязвил: "Только если твое пение разозлит меня настолько, что я не выдержу и продырявлю твоим телом стены". А чуть позже, глядя на залеченную рану Акмеда, Рапсодия пояснила: "Это часть того, на что способны Дающие Имя. Нет ничего сильнее истинного имени. Наша личность неразрывно с ним связана. Оно - суть нас, наша собственная история. Иногда оно может вернуть нас в прежнее состояние - даже если мы претерпели сильные изменения".
- Ты хочешь сказать, что мы будто родилися заново? - уточнил Грунтор.
Рапсодия пожала плечами:
- Понятия не имею. Похоже, да. В первый раз, когда я проходила сквозь огонь, мне показалось, что мое тело сгорело, словно я принесла его в жертву пламени. В своей песне я использовала истинные имена, и поэтому все плохое, что случилось с нашими телами по тем или иным жизненным обстоятельствам, осталось в прошлом и не появилось вновь - так я полагаю. Есть ли какой-нибудь способ проверить, права ли я?
Акмед осторожно провел рукой по своей шее. Невидимая цепь, с помощью которой демон им управлял, порвалась, когда Рапсодия дала ему новое имя в Истоне, и исчезла давным-давно. Сломанные кости снова срослись и казались совершенно целыми, словно и не было никаких повреждений. Однако Акмед не мог с уверенностью сказать, что они не исцелились еще раньше.
- Не знаю. Ты снова стала девственницей? Рапсодия отвернулась, словно он ее ударил. Раньше, как правило, она игнорировала подобные шуточки. Но очищающее, поразительное ощущение, которое она испытала, пройдя через огонь, лишило ее этой способности. Грунтор заметил выражение, появившееся у нее на лице, и наградил Акмеда сердитым взглядом. Затем он снова перевел взгляд на девушку, и от изумления у него отвисла челюсть.
- Милочка, повернись-ка к Ою на минутку!
- Оставь меня в покое, - сердито ответила Рапсодия. - У меня неподходящее настроение для вашего остроумия.
- Ну, мисси, пожалуйста, - настаивал Грунтор. - Ой хочет на тебя глянуть.
Рапсодия медленно повернулась к нему, хотя глаз так и не подняла.
- Ну и дела! - пробормотал Грунтор.
Акмед поднял голову и тоже понял, что не может отвести от девушки глаз.
Рапсодия всегда была красивой, хотя грязь и бесконечное блуждание под землей не слишком благотворно сказались на ее внешности. Теперь же ее кожа стала бархатистой, точно лепестки розы. Когда мгновение назад она наградила друзей сердитым взглядом, ее изумрудные глаза засверкали, словно драгоценные камни самой чистой воды. Они сияли так, что болгам показалось, будто в пещере стало светлее. Даже они понимали, что Рапсодия стала необычайно, противоестественно хороша собой.
- Что? - спросила она, и друзья услышали в ее голосе раздражение.
Грунтор не сразу нашелся, что сказать.
- Боги, ты такая красавица, твоя милость! - выпалил он наконец.
Лицо Рапсодии смягчилось, а выражение, которое на нем появилось, заставило обоих мужчин покраснеть.
- Не надо меня благодарить, Грунтор, - ласково проговорила она. - Я рада, что помогла вам. Это самое меньшее, что я могла для вас сделать. Вы столько раз мне помогали!
- Ой имел в виду не то, - заявил Грунтор. - Ты изменилась.
Рапсодия нахмурилась:
- В каком смысле?
- Он имеет в виду, - донесся до нее сухой голос Акмеда, - что вздумай ты вернуться к своему прежнему занятию, ты бы могла попросить любые деньги и получить их за одну только возможность на тебя поглазеть.
Рапсодия сердито покачала головой.
- Когда ты прекратишь вспоминать мою прежнюю профессию? - спросила она. - Я же не рассуждаю о твоих прошлых грехах! И поверь мне, никто не платит денег только за то, чтобы посмотреть на женщину.
Акмед вздохнул, твердо зная, что теперь за это платить будут.
- Рапсодия, ты стала гораздо красивее, чем была, - настойчиво повторил он. - Ты ослепительна!
Рапсодия взглянула на его лицо, освещенное далекими отблесками огненной стены. Он всегда старательно следил за тем, чтобы постоянно оставаться в плаще, и почти никогда не снимал капюшона. Иными словами, Акмед вел себя как человек, который знает, что смотреть на него неприятно. Теперь же Рапсодия никак не могла понять, почему он так решил. Он не был уродом - по крайней мере, с ее точки зрения. Его лицо отличала своеобразная красота - словно какой-то бог начал создавать шедевр, но забыл закончить его лепку.
Незавершенная голова статуи, приставленная к телу, вся состоящая из не слишком подходящих друг к другу деталей и лишних кусков глины; небольшой нарост, чтобы показать, где будет нос; несколько неровных следов от указательных пальцев - глаза; тонкая линия, отмечающая то ли улыбающийся, то ли сердитый безгубый рот.
Разные глаза, сетка тонких сосудов, просвечивающих сквозь кожу, - а все вместе создавало произведение искусства, некрасивое с точки зрения привычных стандартов, но завораживающее и редкое. Возможно, он видит нечто похожее и в ней?..
- Знаешь, ты и сам ничего, - заявила она, улыбнувшись.
Акмед посмотрел на Грунтора, оба покачали головами и отвернулись. Она ничего не поняла. И, судя по всему, не поймет.15РАДОСТЬ ОТ ТОГО, что им удалось пройти сквозь стену огня, быстро осталась в прошлом, поскольку путешественникам пришлось вернуться к прежнему путешествию вдоль Корня, словно ничего не изменилось. Казалось, время остановилось и им суждено плутать под землей бесконечно. Силы им придавала лишь мысль о том, что они миновали центр и теперь, может статься, приближаются к концу своего странствия.
Наверное, в самом начале их толкало вперед отчаяние, граничащее с безумием; теперь же, хотя им по-прежнему казалось, что путь бесконечен, а время течет с такой же сонной медлительностью, у них появилась надежда. Когда стена пламени осталась лишь в воспоминаниях, вместе с ней исчез и свет, и путники снова продвигались вперед в кромешной мгле. Иногда они переговаривались друг с другом, но лишь затем, чтобы не сойти с ума.
Их одежда истрепалась и превратилась в лохмотья, обувь развалилась, штаны на коленях протерлись до дыр. Грунтор пожертвовал капюшон от своего плаща, а Рапсодия запасные струны от арфы, и они соорудили некое подобие новой обуви для всех троих - обвязали ноги тряпицами, чтобы защитить их от острых камней, а подошвы вырезали из голенищ старых сапог. Но это не слишком надежно защищало: ноги быстро покрывались синяками и кровавыми ссадинами.
Рапсодия снова начала петь свои лиринские гимны звездам, хотя день и ночь давно перепутались, а сама она оказалась так далеко от солнца и звезд, что даже не хотела об этом думать.
Теперь она считала рассветом то время, когда путешественники просыпались, и пела утреннюю песнь, одеваясь и пытаясь расчесать спутанные волосы. Когда же они, обессиленные, останавливались и разбивали лагерь, она произносила ночную молитву, иногда засыпая от изнеможения прямо посреди чтения.
Грунтор и Акмед слушали, молчали, никогда не прерывая молчания до тех пор, пока Рапсодия не закончит петь. Порой они еще некоторое время мрачно обсуждали ситуацию, в которой оказались, и строили планы, которые наверняка бы огорчили девушку, если бы она не спала.
Как ни странно, время не оставило никаких отметин на троих путниках. Огонь разгладил шрамы и морщины - следы сражений и тяжелой жизни. И что самое поразительное - сейчас они выглядели моложе, чем когда спустились под землю. Целую вечность назад. Их юность словно бы бросала вызов бесконечному путешествию.
Рапсодия становилась все красивее с каждым новым днем. Ее окружал ореол неотразимой привлекательности, притягивающей к себе взгляды, словно магнит.
Но вот они поняли, что приближаются к поверхности. Коридоры неуклонно поднимались вверх, и путникам все чаще приходилось взбираться по корням, очень похожим на те, по которым они спускались в самом начале своего путешествия.
Туннель снова стал сырым и скользким, Рапсодия все время мерзла, в измученное тело вернулась боль. Теперь они постоянно шли по пояс в воде или липкой грязи. Множество раз сильные потоки чудом не смывали их вниз, в бездну.
Наконец путешественники попали в сухой горизонтальный туннель. Его потолок терялся где-то наверху, и они смогли идти дальше, выпрямившись в полный рост среди сталактитов, возникающих словно из пустоты и напоминающих гигантские сосульки. Тут и там из пола торчали сталагмиты, похожие на острые зубы диковинного чудовища, в пасти которого оказались путники.
Они старались продвигаться среди скалистых выступов как можно осторожнее, и все же Грунтор получил несколько довольно чувствительных ран, когда пару раз налетел на неожиданно возникшее на пути препятствие.
Вскоре путники оказались в пещере, где вдоль стены свисал длинный, тонкий сталактит. Акмед осторожно прошел мимо него, стараясь не задеть, - ему совсем не понравилось новое препятствие.
Однако когда около сталактита оказалась Рапсодия, пещеру неожиданно озарила яркая вспышка света. Разлившееся вокруг сияние слегка приглушали темные стены, и тем не менее трое путников невольно прикрыли глаза. Они привыкли к сумраку подземелья, и потому даже тусклое свечение причиняло глазам почти невыносимую боль. Грунтор громко выругался на языке болгов.
Рапсодия с трудом дотянулась до сверкающего камня и прикоснулась к нему рукой. В отличие от других сталактитов, мимо которых они проходили, этот висел под углом к стене. Как только девушка до него дотронулась, часть скалы обвалилась и осколки посыпались на пол. А в следующее мгновение на волю вырвался ослепительный луч света, который заставил всех троих снова вскрикнуть от боли и прикрыть глаза руками.
- Что это? - послышался резкий голос Акмеда.
Рапсодия осторожно посмотрела сквозь пальцы. Кончик сталактита горел, точно раскаленное железо, а по всей его длине метались языки пламени. Несколько секунд девушка изумленно разглядывала его, а потом снова протянула к нему руку. Когда ее пальцы приблизились к огню, он разгорелся еще сильнее. Рапсодия сделала шаг назад, и пламя успокоилось, вернувшись внутрь сталактита.
С той же уверенностью, что провела ее через огонь, Рапсодия принялась высвобождать сталактит из каменной оболочки, которая тут же, не рассыпаясь, упала на пол, открыв взгляду сияющий луч света, окутанный оранжевыми языками пламени. Рапсодия затаила дыхание.
- Это меч, - прошептала она.
Фирболги быстро переглянулись. Рапсодия оказалась права - на покрытой грязью стене висел сверкающий меч, клинок которого украшали замысловатые рисунки и окутывал сине-голубой огонь.
- Вытащить смогешь, мисси? - спросил Грунтор.
- А ты уверен, что ей стоит это делать? - вмешался Акмед.
- Не думаю, что сумею до него дотянуться, - ответила Рапсодия и принялась оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь, на что можно было бы встать.
Грунтор опустился на одно колено и похлопал себя по могучей ляжке.
- Забирайся, - предложил он и ухмыльнулся. Рапсодия улыбнулась ему в ответ, положила одну руку на громадное плечо и забралась на колено фирболга.
Она дотянулась до верхней части "сталактита", схватила его за то место, где он соединялся со стеной, и изо всех сил потянула на себя. Меч мгновенно оказался у нее в руках, словно висел на тоненькой ниточке, и она бы обязательно упала, если бы Грунтор не успел ее подхватить.
Рапсодия уселась на колено великана, точно на стул, держа меч так, чтобы спутники смогли рассмотреть диковинное оружие. Под покрывалом мерцающего света и огня прятался изящный легкий клинок, украшенный сложными рунами.
Поразительной красоты рукоять, сделанная из такого же серебристого металла, что и клинок, заканчивалась звездой. Внутри нее когда-то находился камень, который кто-то вытащил.
Рапсодия держала в руках ослепительно сияющий меч, который не причинял ей никакого вреда. Акмед снял перчатку, поднес к нему палец и тут же отдернул руку.
- Ою кажется, мечу герцогиня понравилась, - сказал Грунтор.
- Ну и вкусы у него! - проворчал Акмед, на лице которого появилось некоторое подобие улыбки, и Рапсодия рассмеялась.
- Похоже, нужно было сразу сбить парочку этих висючих штук, глядишь, нашли бы еще чего стоящее. Ою кажется, ты получила отличный меч, твоя светлость. Надеюсь, не посрамишь своего учителя.
- Попрактикуемся в следующий раз, когда туннель станет пошире, - пообещала Рапсодия, протягивая Грунтору меч, который он ей одолжил. - Спасибо, что дал мне Люси.
- Возможно, мне не следует этого говорить, но у меня сложилось впечатление, что мы подошли к концу Корня, - едва слышно проговорил Акмед. - Твое мнение, Грунтор?
- Ну, с тех пор как мы залезли в эту вонючую дыру, мы ни разу не подбирались к поверхности так близко, - ответил великан, оглядываясь по сторонам. - Кто знает, может, скоро удастся глотнуть свежего воздуха?
- Звучит утешительно, - заметила Рапсодия, которая не могла отвести глаз от меча.
Обрывки каких-то непонятных, далеких образов возникли у нее в голове, но Певица не понимала, что они означают. Она на мгновение прикрыла глаза, и образы исчезли.
Акмед наклонился и поднял черный каменный футляр, в котором прятался меч.
- Пока не найдешь чего-нибудь получше, это сойдет за ножны.
Он поднял маленький кусочек камня и бросил его внутрь импровизированных ножен, чтобы прикрыть дырку, которую сделала Рапсодия, когда снимала меч.
Рапсодия вложила оружие в "ножны", и туннель погрузился в темноту.
- Хотите, буду освещать дорогу?
- Нет, пока не нужно, - ответил Акмед. - Пошли дальше, я хочу посмотреть, куда ведет этот корень.- Поверхность совсем близко, я знаю.
Они ползли вперед бесконечно долго. Трещины в скалах становились все уже и вскоре превратились в лазы, похожие на норы, куда с трудом мог бы протиснуться крупный зверь. Грунтор несколько раз застревал, и Рапсодии с Акмедом приходилось его вытаскивать.
Услыхав слова Акмеда, Рапсодия почувствовала, как сердце радостно забилось у нее в груди. Она так долго сражалась с боязнью задохнуться, что ей казалось, будто еще немного - и она потеряет всякую связь с реальностью.
Она подползла к Акмеду. Тот перекатился на спину и снял тонкую перчатку. Провел рукой по каменистому потолку у себя над головой, потом по стенам, безмолвно отдаваясь древней памяти своей крови.
"Ткань Земли здесь совсем истончилась".
Он с трудом повернулся к Рапсодии и сказал:
- Вытащи меч, мне нужен свет.
Девушка тоже легла на спину, вынула меч из ножен и осторожно протянула его Акмеду рукоятью вперед.
Акмед поднял меч над головой и, словно пылающий факел, поднес его к стене. Другой рукой он ощупывал туннель, осторожно продвигаясь вперед. Неожиданно дракианин поднес оружие к лицу и в его сиянии принялся изучать рукоять. Глаза у него засверкали.
- Боги! - прошептал он наконец.
- Что случилось? - испуганно спросила Рапсодия. Она почувствовала, как Грунтор продвинулся вперед и теперь касался головой ее ног.
- Звездный Горн, - сказал Акмед чуть громче, и Грунтор недоверчиво фыркнул.
- Что? - спросила Рапсодия, которая едва справлялась с охватившим ее страхом. - Что это значит?
- Ты уверен, сэр? - спросил Грунтор.
- Абсолютно.
- О чем вы говорите? - заорала Рапсодия, и звук собственного истеричного голоса испугал ее.
Акмед швырнул меч на пол туннеля и, обхватив голову руками, принялся непристойно ругаться на языке болгов. Грунтор обреченно вздохнул и немного отодвинулся в сторону. А потом смущенно погладил Рапсодию по ноге.
- Это знаменитый меч, он с Острова, герцогиня, - мрачно пояснил он.
- Ты имеешь в виду Серендаир? Точно?
- Да, - рявкнул Акмед. - Это совершенно точно, хотя я не имею ни малейшего представления о том, почему он охвачен огнем. Сияние звездного света по-прежнему никуда не исчезло, и руны на рукояти. Ты нашла Звездный Горн, можешь не сомневаться.
- Значит...
- Мы вернулись на то место, откуда начали наш путь. Могли бы вообще спокойно сидеть на месте.
Рапсодия попыталась понять, почему болгов охватило такое отчаяние. В отличие от них она ликовала: они ведь возвратились домой! Получилось как-то странно... но путники, наверное, где-то повернули назад и потому снова подошли к тому месту, откуда двинулись в путь. Девушку переполняла такая радость, что она больше не злилась из-за потерянного времени и мучительных блужданий под землей, оказавшихся совершенно бессмысленными. Она вернулась домой! Только это и было важно.
- Нужно выбираться отсюда, - сказала она. - Нам нельзя останавливаться.
Акмед вздохнул:
- Туннель кончается здесь. Дальше идти некуда. Рапсодия похолодела:
- И как же мы выберемся наружу?
- Думаю, при помощи ключа.
- У нас нет ключа, разве ты забыл? - выкрикнула девушка, уже едва держа себя в руках. - Он исчез, когда закрылась дверь в Сагию.
- Ты такая доверчивая! - Акмед вытащил руку из-за спины, сделал пальцами замысловатый финт, и Рапсодия увидела черный костяной ключ, который, впрочем, не сиял, как прежде.
Рапсодия побледнела.
- Ах ты, вонючий ублюдок! - выкрикнула она. Грунтор быстро схватил ее за плечи, совершенно верно предположив, что последует за сердитыми словами. Она отчаянно и безнадежно пыталась высвободиться из рук великана, нанося удары по воздуху.
- Ты ублюдок... лживый... грязный... бессовестный... ублюдок!
- Строго говоря, ты совершенно права, но я полагаю, нет никакой необходимости оскорблять мою мать.
Акмед снова провел рукой по потолку, не обращая внимания на бушующую у него за спиной Рапсодию. Его пальцы нащупали прореху в ткани Вселенной, тонкое метафизическое отверстие, находящееся прямо над ним.
Он вставил ключ. Точнее, попытался это сделать.
И... Ничего не произошло. Громкий стук эхом разнесся по туннелю, когда ключ соприкоснулся с камнем. Акмед предпринял новую попытку, по-прежнему безуспешную. Он в ярости швырнул ключ на пол, откинулся на спину и снова принялся сыпать проклятиями.
Рапсодия тут же перестала на него злиться.
- Что случилось?
- Не получается. - Что?!
- Открыть дверь не получается, - тихо повторил Акмед. - Думаю, не только нас изменил огонь.
Он снова пощупал потолок рукой, и в его сознании возникла картина, рожденная тем чувством направления, которое вело их до сих пор вперед, - словно Акмед промчался сквозь скалу, несколько слоев земли, глины, сухой травы и снега и выбрался на солнечный свет. Он громко вскрикнул от боли и закрыл глаза.
- Что с тобой? - протянув к нему руку, спросила Рапсодия.
- Не трогай меня. Со мной все в порядке, если не считать того, что я вернулся туда, откуда начал путь, и оказался в ловушке, из которой нет выхода. Боги, наверное, ужасно сейчас веселятся.
- До земли далеко будет, сэр?
- Не знаю. Несколько сотен футов.
Тихонько кряхтя - протестовали затекшие мышцы, - Грунтор вытянулся на полу туннеля.
- И всего-то? Будьте такие любезные, отползите в сторонку, Ой немного поработает.
Рапсодия подобрала под себя колени и с трудом повернулась, чтобы на него взглянуть.
- Грунтор, ты что, плохо слышишь? Он сказал, что мы застряли в нескольких сотнях футов под землей.
- Ну и нечего время попусту терять. Хочешь предложить что-нибудь получше, твоя милость? Не мешай, отползи в сторонку.
Рапсодия удивленно уставилась на него, а он извлек из своего арсенала небольшую лопатку, известную под простым именем Копалка. Тогда девушка подняла с пола свой меч и попыталась освободить место для Грунтора. Акмед последовал за ней.
- Ты понимаешь, что собираешься сделать, Грунтор? - ужасно нервничая, спросила Рапсодия, устроившись в небольшой естественной нише в стене туннеля.
- Ни капелюшки.
Рапсодия удивленно заморгала и перевела взгляд на Акмеда, который молча пожал плечами.
Грунтор лег на пол и, взяв лопатку в обе руки, изо всех сил ударил по камню. Полетели искры, однако больше ничего не произошло. Тогда Грунтор нанес еще один удар - ему удалось отбить от массивной стены несколько осколков. Потом еще. И еще.
Очень скоро его движения стали ритмичными и четкими - он вонзал маленькую Копалку в камень бесконечное число раз. Железо гнулось, но Грунтор не останавливался ни на секунду. Рапсодия и Акмед устроились в туннеле у него за спиной, убирая камни, которые отлетали от стены.
- Если потолок свалится нам на голову, отличный получится конец всем нашим страданиям, - заявила Рапсодия, когда Акмед передал ей довольно большой кусок породы; ей пришлось кричать, чтобы он услышал ее за шумом, поднятым Грунтором.
- Не свалится, - ответил дракианин, отворачиваясь, чтобы собрать новые осколки. - Но если хочешь, я могу попросить его копать прямо над нами.
- Нет, спасибо, - поспешно ответила Рапсодия.
В глазах Акмеда полыхал гнев. Рапсодия так и не поняла - иронизировал ли Акмед или же говорил вполне серьезно. Она опасалась, что последнее предположение ближе к истине.Прошло несколько часов, и спутникам Грунтора стало ясно, что они не смогут его остановить. Когда они предлагали ему прерваться и передохнуть, великан даже не слышал их, словно вступил в схватку не на жизнь, а на смерть с самой Землей. Грунтор отказывался сдаться, даже если упорство означало для него гибель.
Другой вывод, который сделали Акмед и Рапсодия, состоял в том, что Грунтор больше не был просто одержимым, - он постепенно становился частью самой Земли.
Он все увереннее отыскивал крошечные трещины и неровности в гранитной поверхности и наносил по ним могучие удары - во все стороны летели крупные куски породы, а туннель наполнился несмолкаемым звоном железа и грохотом камня.
Рапсодия, удивленно улыбаясь, наблюдала за его работой. "Грунтор, сильный и надежный, как сама Земля" - так она назвала его в своей песне, добавив эти черты к остальным. Теперь она видела, что была права...
Последнее откровение, посетившее Акмеда и Рапсодию, заключалось в том, что, чем бы ни закончилась атака Грунтора на камень, они либо выйдут на поверхность, либо останутся здесь навсегда. Туннель, из которого они пришли, постепенно наполнялся глыбами, осколками и мелким мусором - плодами трудов Грунтора.
Певица и дракианин ничего не сказали друг другу. Рапсодия оглянулась на кучи камня и заметила, что Акмед смотрит туда же. Они встретились глазами и улыбнулись, как матросы, которые цепляются за последний обломок разбитого бурей корабля.
Грунтор остановился только один раз - затем, чтобы повернуть Копалку в другом направлении. И принялся откалывать куски стены, находившейся прямо перед ними.
Он превратился в ювелира, который обладает внутренним зрением и интуитивно понимает, как именно следует обрабатывать данный камень. Чем дольше он работал, тем больше развивался его дар, дающий ему возможность заглянуть в самую душу Земли. Казалось, он замечает не только трещины в стене, но и то, куда они идут дальше, в глубину породы. Камень становился все мягче. Теперь Грунтору приходилось разбивать глыбы, которые он откалывал, - они стали такими большими, что помощники не могли сдвинуть их с места.
Великан все глубже и глубже погружался в самого себя. Казалось, окружающий мир перестал для него существовать, он рассыпался вместе с прошлым и будущим. На свете существовали отныне только Грунтор и земля. А потом осталась только земля. Он чувствовал ее так, будто она была частью его существа. Во всей огромной Вселенной ничего не осталось, только глина, земля и камень. А потом исчез и камень.Когда Грунтор выбрался на поверхность, на воздух, он некоторое время не мог поверить тому, что произошло. Ветер жалил его свежестью, и это чувство почему-то наполнило великана печалью. Кровь, которая ревущим потоком мчалась по его венам, постепенно замедлила свой бег, и он почувствовал головокружение. Он сделал шаг вперед, в темноту, новую, совсем не такую, которая окружала их под землей, споткнулся и упал лицом вниз. Земля, всего мгновение назад ласково обнимавшая его и дарившая тепло своей любви, словно забыла о нем и стала холодной и беспощадной.
Рапсодия выбралась вслед за ним в промозглую зимнюю ночь. Певица подскочила к великану, схватила за плечи, принялась испуганно трясти.
- Грунтор, что с тобой?
Он едва заметно кивнул, желая успокоить ее. Ощущение, что его оторвали от земной груди, лишили ее тепла и отдали на растерзание ледяному ветру, казалось ему хуже смерти. Грунтор встал на четвереньки, чувствуя, как отчаянно болят ладони и кончики пальцев, которых коснулся снег.
Увидев, что великан поднимается на ноги, Рапсодия с облегчением вздохнула и только после этого огляделась по сторонам.
Ей казалось, что она попала в райские кущи. Чистый, сладостный воздух, которым она дышала, был пронизан светом восковой луны. Они стояли на поляне, в ночном лесу. Была зима. Рапсодия рассмеялась и обернулась как раз в тот момент, когда из ямы выбрался Акмед. Она снова засмеялась, а затем, не в силах сдержать слезы радости, упала на землю и принялась валяться в снегу.
Грунтор невидящим взглядом уставился куда-то вдаль. По мере того как он медленно возвращался в реальный мир, его янтарные глаза постепенно прояснялись.
Акмед оглянулся на Рапсодию и замер.
Их заложница, женщина, которую они взяли с собой и которой сохранили жизнь лишь по одной причине: Акмед предполагал, что она может ему понадобиться, чтобы вернуть старое имя, - женщина, ставшая причиной перемен в его жизни, бессвязно лепетала, словно лишилась рассудка, набирала снег целыми пригоршнями и разбрасывала в разные стороны.
Неожиданно Акмед почувствовал приступ тошноты. Если они вернулись назад, в Серендаир, - значит, он лишился своего врожденного дара. Вместо биения миллионов сердец, звука, который сопровождал его всю жизнь, его окружала непривычная тишина. Он слышал только успокаивающийся пульс Грунтора и радостное ликование Рапсодии, словно в мире, кроме них троих, не осталось ни одного живого существа.
Рапсодия задыхалась, но все равно не могла успокоиться и продолжала радостно смеяться. Ее голос звонким эхом разносился по безмолвному лесу. Акмед быстро огляделся но сторонам, потом подошел к Певице, схватил ее за руку и резко поставил на ноги. Счастливое ликование на ее лице тут же сменилось изумлением.
- Хватит! Успокойся и помолчи немного! Рапсодия смотрела на него несколько мгновений, потом вырвала руку и нахмурилась.
- Сам заткнись, - проворчала она, отошла в сторону и подняла глаза к небу, затянутому кружевом голых веток и усыпанному мерцающими звездами.
Звезды погасили ее гнев, и она быстро направилась к краю поляны. Но тут Акмед снова схватил ее за руку:
- Подожди.
Она сердито отстранилась:
- Не трогай меня.
- Прежде чем ты нас покинешь, - не обращая внимания на ее слова, сказал дракианин, - нужно решить, что делать дальше. Мы не имеем ни малейшего представления о том, где оказались и кто здесь живет.
Рапсодия продолжала хмуриться, хотя понимала, что он прав.
- Далеко я не уйду, - проговорила она. - Мне нужно увидеть звезды. И не пытайся меня остановить.
Акмед заглянул ей в лицо.
Как же она изменилась!.. Девушка, что вместе с ними входила в лиринский лес целую вечность назад, исчезла. Кроме физического совершенства, подаренного ей огнем, она обрела уверенность в себе и притягательную силу, какой ему встречать еще не приходилось.
- Хорошо. Будь осторожна, - сказал он.Рапсодия подождала, когда он пропадет из вида, затем постаралась освободиться от паутины ужаса, который окутывал ее сознание, пока она находилась под землей. У нее над головой, словно сверкающие кусочки небесной души, сияли звезды. Она не заметила, как на глаза навернулись запретные слезы, но, не успев пролиться, замерзли на щеках, точно драгоценные камни.
Медленно, словно во сне, Рапсодия достала древний меч, найденный в утробе Земли. Языки пламени метались вдоль клинка, обнимая его, но не нагревая холодную рукоять. Затем, точно повинуясь приказу, который могла услышать только она, девушка подняла меч над головой.
Вместо того чтобы поглотить свет звезд, его сияние сделало их еще ярче. Впрочем, возможно, дело было в непролитых слезах, застилавших глаза Певицы. Рапсодия открыла рот, но не смогла издать ни звука. Она сделала глубокий вдох, прогоняя боль, которая поднялась из самых глубин ее души, и запела вечернее посвящение звездам, песнь Серен, именем которой был назван Остров, - звезды ее родины.
Сладостная мелодия устремилась в ночное небо, и ее тут же подхватил ветер, играющий лохматыми облаками, окружавшими звезды.Далеко на юге, в самом сердце другого леса, другая лиринка пробудилась, почувствовав отзвуки песни Рапсодии, - отзвуки, укрытые от нее ушедшими годами. "Меч вернулся", - подумала она, но ветер принес ей что-то еще. В голосе ветра звучала тоска, которой она не понимала, но которую слышала и раньше. Печаль, такая знакомая и одновременно необъяснимая. Ощущение промелькнуло, словно тень на лике луны, и исчезло.Глядя на дыру, из которой они выбрались, Грунтор медленно приходил в себя. Его связь с землей, такая надежная и успокаивающая, проникала через ноги, согревала душу.
Каждую клеточку его тела, каждую мышцу наполняли усталость и боль, каких он до сих пор не знал. Даже когда они с Акмедом бежали от демона, было легче. Великан пошевелил руками. Ему предстояло еще одно дело, прежде чем он мог позволить себе провалиться в сон.
Грунтор закрыл глаза и ласково провел рукой по краям отверстия, ощущая силу и слабость земли. Собрав всю свою волю, он нанес могучие удары по нескольким точкам, где, он знал, она была уязвимее всего. Вход в тоннель исчез.
Только после этого великан медленно опустился на колени и замер.
- Пути назад нет, - проговорил Акмед, стоявший у него за спиной.
Грунтор посмотрел на него и ухмыльнулся, казалось, из последних сил:
- Ну, мы же с самого начала знали, что назад не вернемся.
- Назад? - язвительно проговорил Акмед. - А мы никуда и не уходили.
Грунтор положил голову на землю, укутанную снежным покрывалом, всем телом ощущая ее успокаивающий голос.
- А вот и нет, сэр, - пробормотал он. - Мы на другом краю света.
Не в силах больше сражаться с изнеможением, Грунтор провалился в глубокий сон, который принес ему полное понимание случившегося, рожденное неразрывной связью великана с землей.
Спустя несколько мгновений Акмед услышал, как вскрикнула Рапсодия, которая увидела звезды и тоже все поняла.16ПЕРЕД САМЫМ РАССВЕТОМ ветер усилился и принялся швырять в лицо Рапсодии крошечные колючие крупинки льда.
Она мгновенно проснулась и села. Сон оказался явью - она на воле! Ночью воздух стал холоднее, небо полностью очистилось от туч. Звезды медленно гасли, словно не хотели покидать небосклон. Приближался рассвет, который нес с собой прозрачное сиреневое сияние, едва различимое сквозь деревья.
Кто-то из спутников накрыл девушку грубым армейским одеялом. Под такими одеялами они безуспешно пытались согреться, когда ночевали под землей. Рапсодия лежала рядом с Грунтором, в зарослях густого кустарника, защищавшего их от пронизывающего ветра. Неподалеку весело трещал огонь и жарился надетый на вертел кролик. Грунтор до сих пор еще не пришел в себя.
Акмед устроился на голых ветках форсатии и молча наблюдал за девушкой. Он кивнул, когда Рапсодия сбросила одеяло, и она невольно улыбнулась ему в ответ. Затем повернулась к храпящей рядом горе. Казалось, после своих героических усилий Грунтор нисколько не пострадал.
- Он в порядке, - сказал Акмед.
- Хорошо, - ответила Рапсодия и осторожно поднялась на ноги. Все мышцы у нее затекли, и она чувствовала себя разбитой и старой - хотя представления не имела, сколько ей теперь лет. - Я отойду ненадолго.
Она направилась на восток, радуясь тому, что снова может определять направление, и нашла небольшую полянку, откуда открывался прекрасный вид на светлеющее небо.
Как и вечером, она достала меч, не переставая восхищаться тем, что его рукоять остается холодной, хотя языки пламени, ласкающие сталь, сияют ярче, чем костер, разведенный Акмедом. Едва различимые розовые и пурпурные тени коснулись огненного оружия, перекрасив его сверкающий наряд в цвета рассвета. Рапсодия чувствовала на лице тепло и не могла отвести от клинка глаз, завороженная этой красотой.
Акмед назвал его Звездный Горн. В имени меча звучала музыка - словно зов трубы на рассвете. Рапсодия подняла клинок над головой, закрыла глаза и запела гимн заре, торжественную песнь, которой народ ее матери прощался со звездами и приветствовал наступление дня. Она пела очень тихо, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
И вдруг почувствовала, как в голове прояснилось и перед мысленным взором предстало сверкающее оружие. Она услышала его песню и с удивлением обнаружила, что мелодия немного изменилась, чтобы звучать в унисон с ее утренней молитвой. Рапсодия ощутила такую могучую силу, что от удивления и ужаса уронила меч в снег.
Впрочем, она тотчас открыла глаза и, задыхаясь, быстро подняла чудесное оружие. Снег не погасил его сияния - более того, снова оказавшись у нее в руках, меч засверкал еще ярче. Рапсодия убрала его в ножны и вернулась в лагерь как раз в тот момент, когда начал просыпаться Грунтор.Акмед внимательно наблюдал за Рапсодией, которая стояла на небольшом возвышении и смотрела в небо, светлеющее на востоке. Ее фигурка отбрасывала крошечную, хрупкую тень. Первый луч света, возникший на горизонте, коснулся ее волос, и они вспыхнули золотым ореолом, ярким и теплым, словно само солнце.
Мерцающее золото волос окутывало прекрасное лицо, изумрудные глаза сияли в утреннем свете. Рапсодию пронизывала такая сила, какой Акмеду до сих пор ощущать не доводилось, - сила, рожденная огнем, сквозь который она прошла. Привязав его к себе песней, она впитала часть его могущества, и сейчас в ее душе полыхал настойчивый зов пламени, гипнотический, подчиняющий себе все вокруг. Акмед вдруг понял, что не может отвести от нее взгляда.
Огонь превратил ее в совершенство, одарив неземной, нечеловеческой красотой. Последствия этих перемен завораживали Акмеда - его всегда интересовало, каким образом можно получить дополнительное могущество.
Закончив молитву, Рапсодия вернулась и наклонилась над Грунтором, который пытался проснуться, отчаянно сражаясь с усталостью и болью, сковавшими все его тело. Рапсодия положила руку ему на плечо и тихонько пропела:Проснись скорей, малыш, довольно спать,
Пусть солнышко в твои заглянет глазки,
Ведь светлый день зовет тебя играть.Не открывая глаз, Грунтор расплылся в счастливой улыбке, услышав сереннскую детскую песенку. Потом он разлепил веки пальцами и с жалобным стоном сел.
- Ой унюхал еду, - заявил он и обхватил Рапсодию своей ручищей.
- Надеюсь, ты имеешь в виду кролика, - заметила Рапсодия, бросив взгляд на костер.
- Ясное дело.
- С тобой всегда нужно держаться настороже, особенно учитывая, какие у тебя сильные лапы. Как ты себя чувствуешь?
- Лучше всех, мисси, - весело рассмеявшись, ответил великан. - Ою здесь больше нравится, чем там, в черном брюхе. - Его огромные глаза остановились на девушке. - Герцогиня, что у тебя с волосами?
- А ты не знаешь? Я измазала их грязью и не расчесывала целую вечность. Тебе они нравятся? - Она расхохоталась и, кокетливо на него взглянув, попыталась взбить волосы.
- Если по правде, очень. Ой считает, тебе грязь идет. Может, другим женщинам стоит тоже попробовать?
Рапсодия подтолкнула его в бок и направилась к костру. При ее приближении огонь вдруг с оглушительным ревом взвился к небу, и мясо мгновенно обгорело по краям.
- Мне кажется, он уже готов, Акмед. Еще немного - и наш кролик превратится в угли. Эй, Грунтор, одолжи мне Миротворца на минутку.
Грунтор вытащил пику и передал Рапсодии. Не задумываясь о том, что делает, она засунула руку прямо в огонь, нацепила тушку кролика на острый конец пики, затем вытащила руку из костра и отдала пику Акмеду.
- Во дает! - присвистнул Грунтор. - Что?
- Как рука? - спросил Акмед у Рапсодии, которая удивленно смотрела на Грунтора.
- Отлично. А что с ней должно было случиться?
- Ну, судя по тому, что ты сделала мгновение назад, она должна была сильно обгореть.
Рапсодия пожала плечами:
- Огонь совсем не такой горячий. Да и руку я там держала всего секундочку. Ну, будешь делить кролика? Грунтор проголодался, а я лично заинтересована в том, чтобы он всегда был сыт.
Акмед отдал половину кролика Грунтору, а остальное разделил между собой и девушкой.
Они ели молча. Акмед и Грунтор с изумлением наблюдали за тем, как Рапсодия поглощает свою порцию. За то время, что они ее знали, она редко ела мясо. Может быть, сейчас ей просто захотелось чего-нибудь посущественнее?
Когда закончили завтрак и собрали вещи, Акмед принялся забрасывать костер снегом, а Рапсодия поднялась на ноги, огляделась по сторонам и надела свой заплечный мешок.
- Ну, и что будем делать?
Акмед поднял голову и ехидно поинтересовался:
- Мне кажется, ты знаешь, куда нужно идти.
- Ну, здесь я оставаться не собираюсь. Прежде всего, я намерена отыскать ближайшее поселение, а оттуда добраться до какого-нибудь порта.
- Значит, решила вернуться назад?
- Естественно. Я бы никогда с вами не пошла, будь у меня выбор.
Она решительно тряхнула головой, но спутники заметили, как дрогнули у нее губы. Никто из них не знал, сколько времени они блуждали под землей. Иногда им казалось, будто прошел целый век, хотя в это верилось с трудом - ведь внешне они практически не изменились.
Может статься, ее друзья и родные умерли за время путешествия. Это всегда казалось Рапсодии вероятным, но она не позволяла себе думать об этом там, под землей, когда они ползали по корням Сагии. Иначе бы она просто не смогла идти вперед.
- Хорошо, - сказал Акмед. - Я считаю, это разумно. Мы с Грунтором проводим тебя до ближайшего крупного города. А там ты сама решишь, нужна ли тебе наша помощь, чтобы добраться до порта. Мы - твои должники.
- Спасибо, - искренне ответила Рапсодия. - Мне будет спокойнее, если некоторое время мы продолжим путь вместе.
- Но если ты пойдешь с нами, тебе придется следовать тем же правилам, которым подчиняемся мы. Болги, как правило, вынуждены соблюдать максимальную осторожность...
Она кивнула.
- В таком случае, начнем с языка. Разговаривать будем только на болгише. Ты его уже прилично знаешь. На Серендаире есть несколько крупных портов. Ни люди, ни лирины, которые там живут, не говорят на нашем языке.
- Прекрасно, - ответила Рапсодия на болгише, и Грунтор рассмеялся.
- На самом деле ты сказала, что "кое-кто" справился со своей работой, - объяснил сержант.
- Нужно время, чтобы научиться правильно употреблять идиомы чужого языка, - пожав плечами, заметила Рапсодия. - В большинстве языков легко вычленить основу, если она у них четкая. Очень похоже на музыкальную грамоту.
- Хорошо, если вопрос с языком решен, давайте обсудим стратегию, - продолжал Акмед. - Мы не имеем ни малейшего представления о том, где мы находимся и кто здесь живет. Совершенно очевидно одно: мы оказались не у одного из Корней-Близнецов Сагии. По-видимому, мы отклонились от стержневого корня, когда Грунтор начал копать. Вполне возможно, это даже к лучшему. Ведь нам известно, что Сагию охраняют. Скорее всего, где-нибудь поблизости есть люди, с которыми нам не стоит встречаться - по крайней мере, пока. Необходимо узнать как можно больше о них и данной местности, прежде чем они догадаются о нашем появлении.
- Согласна, - сказала Рапсодия. Грунтор молча кивнул.
- А когда мы все-таки вступим с ними в контакт, давайте постараемся не выдавать им никаких лишних сведений, пока не решим, что это можно сделать. Ради нашей общей безопасности.
- Разумно - согласилась Певица.
- И еще, Рапсодия, я считаю, что твой меч следует держать подальше от посторонних глаз до тех пор, пока не появится настоящая необходимость пустить его в дело. Ты получила в руки очень могущественный предмет. Я не имею ни малейшего представления о том, как он оказался здесь, на другом конце света, да еще спрятанный под землей. Сомневаюсь, что это к добру.
- Понятно. Теперь мы можем отправляться? Чем скорее мы выберемся на дорогу, тем скорее попадем в порт. - От нетерпения Рапсодия не могла устоять на месте.
Акмед и Грунтор обменялись быстрыми взглядами. Вот что у них имелось с лихвой, так это - время. Потрясающее ощущение!Через час Рапсодия начала дрожать. Когда они покидали Истон, стояло лето и она была одета соответственно сезону. Теперь ее и без того легкая одежда превратилась в лохмотья.
Девушка надеялась, что они пойдут быстро и она сможет согреться, однако среди голых деревьев разгуливал ледяной ветер, и она замерзла так, как ни разу не мерзла под землей. Несмотря на постоянную сырость, в самом сердце Земли, как правило, было сравнительно тепло. Здесь же, на поверхности, стоял такой холод, что Рапсодия едва держалась на ногах.
- Эй, мисси, подожди-ка минутку! - скомандовал Грунтор.
Он развернул два одеяла, под которыми они спали ночью, - самое ценное, что у них имелось, - затем вытащил Люси и быстрым движением прорезал посередине каждого одеяла по дыре. Бросил одно Акмеду, который просунул голову в отверстие и завернулся в него, как в плащ. Другое одеяло великан отдал Рапсодии.
Когда девушка последовала примеру Акмеда, Грунтор расхохотался - импровизированный плащ оказался ей велик и даже прикрывал запястья.
- Надеюсь, тебе не придется в нем сражаться, - весело заметил Акмед.
- Я тоже на это надеюсь, - ответила Рапсодия. - Учитывая, какой у меня меч, я легко подожгу себя и превращусь в пылающий факел.
- Зато согреешься, точно? - заметил Грунтор, и они снова тронулись в путь.
Кое-где снега намело довольно много, но Акмеду, казалось, достаточно было одного взгляда, чтобы выбрать наиболее удобную тропинку, - словно в голове у него была карта, которой он следовал.
У Рапсодии сложилось впечатление, что Грунтор тоже наделен каким-то особым пониманием земли. Он знал, в каких местах снег присыпал трещины, а где - далеко впереди - поджидают колючий кустарник и бурелом, которые лучше обойти. Время от времени он указывал на препятствия Акмеду, и тот менял направление движения, чтобы не попасть в западню снежного обвала. Оказавшись на незнакомой территории, двое друзей вели себя так, будто бывали тут уже много раз.
В середине дня небо начало темнеть, и девушка заметила, что даже для середины зимы день здесь небывало короткий. Она слышала, что в южных районах Серендаира зимой темнеет очень рано, а рассвет наступает поздно. Когда она была ребенком, дед рассказывал ей, что есть несколько маленьких островов, расположенных далеко на юге, и ночь там тянется долго-долго. И Рапсодия решила, что они оказались в южных краях, где зимняя ночь кажется бесконечной, зато летом дни благословенно долгие.
Она уже собралась поделиться своими соображениями, когда Грунтор предложил повернуть, и в результате они приблизились к узкой дороге, уходящей на север. На ее солидный возраст указывали громадные дубы и ясени, растущие по обочине. Их ветви сплетались высоко над головами путников, создавая ощущение сводов древнего храма. Впрочем, дорога оказалась в прекрасном состоянии. Тут и там виднелись следы от колес. Снег по краям превратился в замерзшую бурую жижу. Несколько мгновений путники молча смотрели на дорогу.
- Похоже, мы тут не одни, - заметил наконец Акмед, и Рапсодию охватило ликование при мысли о том, что такая дорога может привести их к городу.
Пусть даже этот городок расположен далеко от порта. Она обязательно доберется туда, куда нужно. Впрочем, девушка довольно быстро погрустнела, сообразив, что люди, которым дорога принадлежит, совсем не обязательно отнесутся к незнакомцам доброжелательно. Да и сам городок может находиться в тысячах миль от моря. Однако это было уже кое-что - начало пути домой, в Серендаир.Через несколько часов Акмед резко остановился.
- Что такое? - спросила Рапсодия, но короткое движение рукой тут же заставило ее замолкнуть.
Дракианин уловил шум. Звук возник вне пределов его телесного слуха. Перед мысленным взором появилась картина места, где они остановились; прошло мгновение, и видение изменилось. Он мысленно мчался вперед по дороге на невероятной, все увеличивающейся скорости. Деревья превратились в одно сплошное серое пятно, он едва удерживал равновесие, балансируя на неожиданных поворотах.
Природа наградила Акмеда противоестественным чувством направления, которое оказалось очень кстати в подземном путешествии. Тот факт, что они нашли Звездный Горн, озадачил дракианина, и он знал, что ему еще придется заняться разгадкой этого необычного подарка. После того как он прошел сквозь огонь, его способность находить правильную дорогу стала почти беспредельной.
Грунтор быстро протянул руку и схватил Акмеда за плечо, чтобы удержать на ногах.
- Ты в порядке, сэр?
Дракианин кивнул, наклонился и, положив руки на колени, опустил голову, чтобы вернуть себе ощущение равновесия.
- Все, как тогда, на Корне? Акмед снова кивнул:
- К нам приближается стадо животных. Немного дальше есть хижина с соломенной крышей. За ней дорога превращается в две, уходящие в разные стороны... А потом видение исчезло. Мой новый дар, наверное, может оказаться очень полезным, но к нему придется привыкать.
Через некоторое время издалека донеслись крики животных. Грунтор уверенно повел своих спутников к лощине, прикрытой высокими снежными сугробами, где можно было надежно спрятаться и откуда, с другой стороны, отлично просматривалась дорога. Они присели за обледеневшим стволом поваленного дерева и стали ждать.
Акмед снял со спины квеллан и приготовился в случае необходимости пустить его в дело. Затем он снова мысленно отправился вперед по дороге и увидел ребенка, который шагал рядом с животными; тогда Акмед попытался уловить ритм его сердца. Однако словно выстрелил впустую, словно отправил стрелу в "молоко"... Он искал и ничего не находил. На мгновение в глазах у него потемнело. Страхи оказались не напрасными - он лишился дара крови.
Мысль о потере причинила боль, словно собственное оружие нанесло ему смертельное ранение. Его способность попадать в цель с немыслимого расстояния, чувствовать изменение ритма мира никуда не делась, но перестала быть такой сильной, как прежде.
Если раньше он слышал биение миллионов сердец, то сейчас его окутывала относительная тишина, которую нарушал лишь яростный, гулкий пульс Грунтора и медленный, ровный - Рапсодии. Связь Акмеда с биением сердца жертвы порвалась - это стало платой за обретенную свободу. Акмеду казалось, что уж лучше ему было остаться слепым или калекой. Он вдруг с пронзительной ясностью осознал значение случившегося, и к горлу подкатил отвратительный ком.
Между тем на дороге появилось стадо. Лохматые приземистые животные с большими крутыми рогами шумно топали мимо спрятавшихся путешественников.
Животных погонял длинным гибким кнутом мальчишка-подросток в простой крестьянской одежде. Он насвистывал довольно странный мотив - такого Рапсодия до сих пор никогда не слышала. Рядом с мальчишкой бежала черно-белая собака, совсем такая же, как у отца Рапсодии, когда она сама была ребенком.
Певица повернулась к Грунтору и кивком показала на мальчишку, но великан только покачал головой. Рапсодия снова принялась разглядывать пастуха и его стадо, пока они не скрылись из вида.
Как только дорога опустела, она взглянула на Акмеда. Его лицо почти полностью скрывалось в тени, но девушка заметила на нем выражение, похожее на отчаяние.
- Что случилось?
Дракианин ничего не ответил, однако Грунтор сразу понял, в чем дело. Фирболги уже обсуждали возможные последствия того, что Акмед покинул Остров.
Когда он был Братом, его дар имел непосредственную тесную связь с Островом, поскольку первые представители его народа родились именно там.
"Дитя крови, - так сказал о себе дракианин, - Брат всех людей, не связанный родственными узами ни с кем".
Лицо друга было таким, что Грунтор сразу понял: произошло то, чего они опасались с самого начала. Связь разорвана, дар крови утерян. Акмед больше никому не Брат. Великан положил руку на плечо дракианина. Наемный убийца молча пожал плечами и, снова проверив дорогу, зашагал вперед.
Они подошли к ферме, которую Акмед уже видел своим мысленным взором. Здесь был сарай для скота, простая хижина и маленький садик, разбитый на клочке земли, отвоеванном у леса.
Над дверью Рапсодия разглядела знак, отгоняющий злых духов, - такие она видела всю свою жизнь. Если здешний рисунок не отличался от тех, что были приняты в Серендаире, - а на первый взгляд он показался девушке точно таким же, - то предназначался он для того, чтобы защитить обитателей дома от огня и болезней. Рапсодия рассказала Акмеду и Грунтору о своем открытии, и они спрятались, чтобы понаблюдать за домом.
Из дома вышел мужчина. Потом появился мальчик, и они заговорили между собой, но никто из троих путников не понял ни единого слова. Крестьяне о чем-то беседовали, загоняя животных в сарай, а когда дело было сделано, вернулись в дом.
- Вы узнали язык? - спросила девушка. Грунтор только плечами пожал.
- Нет, но некоторые слова показались мне знакомыми, - сказал Акмед. - А ты что скажешь?
- Не пойму. Не знаю, как это получше объяснить, но у языка та же тональность, что у нашего, только иной ритм и строение слов.
- Может, все вы, люди, одинаково разговариваете? - предположил Грунтор и фыркнул.
- Вполне возможно. Откуда нам знать?.. Ну что, постучимся и попросим приютить нас на ночь?
Фирболги одновременно расхохотались.
- Ой не думает, что так будет правильно, твоя светлость.
- А что глупого в моем предложении? - возмущенно поинтересовалась Рапсодия.
- Наш опыт подсказывает, - вздохнув, проговорил Акмед, - что фирболгов не очень приветливо встречают, когда мы стучим к кому-то в дверь. А вот тебя в дом вполне могут впустить. По правде говоря, не сомневаюсь, что ты получишь постель на ночь, но вряд ли она будет пустой. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
Рапсодию передернуло, и Акмед рассмеялся:
- На самом деле решать тебе. Я не знаю, насколько сильно ты соскучилась по теплой постельке.
- Не настолько. И что вы предлагаете?
- Ну, - начал Грунтор, - к северу отсюдова есть несколько ферм вроде этой. Если пойти на юг, будет деревня. Она не очень большая. Дальше дорога тянется довольно далеко, и никакого жилья. Но Ой вот что тебе скажет, дорогуша: в лесу, примерно в полумиле, имеется очень симпатичная ямка, укрытая упавшим деревом. Набросаем на него веток и сможем развести костер. Устроим себе внутри домик, который никто не увидит.
Акмед и Рапсодия несколько мгновений молча на него смотрели. Затем переглянулись, и снова повернулись к сержанту:
- А ты откуда это знаешь?
- Знаю, и все. Ой так чувствует.17ОКАЗАЛОСЬ, что Грунтор чувствовал абсолютно безошибочно, словно описывал местность по карте. Наверное, пока он спал, земля нашептывала ему на ухо свои секреты. Он описал район, в котором они очутились, с самыми невероятными подробностями: например, сообщил, что их окружают холмы и скалы из глины и известняка, образовавшиеся здесь из-за сильных подземных толчков, происшедших на юге.
Еще он чувствовал, что на много миль их окружают леса. Никто из людей, живших здесь, рубкой не занимался; расчищали только небольшие участки под огороды, чтобы прокормиться. Иногда вели меновую торговлю продуктами. Домашний скот в основном был лесных пород и зачастую выступал в качестве наиболее ходового товара, который местные жители обменивали на все необходимое. Грунтор пришел к такому выводу, заметив, что животных часто перегоняют по дорогам, ведущим на рынок. Чуть дальше на востоке находился маленький городок, практически не защищенный от нашествия врага. А еще там было Дерево.
- Дерево? - спросила Рапсодия, не в силах сдержать волнение. - Корень-Близнец?
- Ой так думает, - пожав плечами, ответил великан. - Отсюдова близко, немного на юг. Оно похоже на большое Дерево Лиринов, то, в которое мы забрались, только его корни повсюду. Будто сам лес - его часть.
Рапсодия вытащила свой меч и поднесла к сырым веткам, которые собрала, в надежде немного их подсушить.
- Моя мать так и говорила про Сагию. Она называла его Дуб Глубоких Корней. Я и не представляла себе, что это правда. Лирины считают, что Сагия связан со всеми живыми существами. Если неподалеку находится Корень-Близнец, значит, так и есть.
- Ой ничего такого не знает, но это дерево связано со всем лесом. Будто Ой стоит на громадной равнине и видит его далеко-далеко, повсюду, хотя Ой не знал раньше, что оно здесь. Ты поняла?
- Не очень, - призналась Рапсодия и принялась разжигать костер.
Огонь занялся мгновенно и тут же принялся облизывать сырое дерево, словно оно до этого момента лежало в теплом сарае.
- А я понял, - сказал Акмед. - Когда ты видишь вибрации мира, ты видишь их не бесконечно, но некоторые вещи кажутся особенно яркими, словно маяки. Они наделены особым могуществом и силой.
Грунтор выпрямился и с интересом посмотрел на Акмеда.
- Ты думаешь, Ой может видеть вибрации?
- Нет. Судя по тому, как ты все описал, это скорее похоже на связь со стихией. Будто бы ты стал единым целым с землей. Будто ты знаешь то, что знает она.
- Ну, похоже...
Акмед подбросил в огонь несколько кусочков коры.
- Древние серенны, первые жители Острова, обладали этим даром. Каждый из них был тесно связан с какой-нибудь из пяти стихий: земля, вода, воздух, огонь и эфир, материал, из которого сотворены звезды. Так они верили.
- Фольклор, - проговорила Рапсодия. - Древние силы, истории про стихии.
Акмед кивнул:
- Возможно, пройдя вдоль Корня, каждый из нас приобрел связь с одной из стихий. Тогда становится понятна моя новая способность видеть дороги и тропы. Как только я научился находить верную дорогу, я стал видеть ее всю, до самого конца. Сначала это помогало нам под землей, а теперь я могу рассмотреть вообще любую дорогу, которая меня интересует.
- Может быть, то, что мы находились так близко от источника огромного могущества, усилило твои врожденные способности, - заметила Рапсодия и положила рядом с костром еще несколько веток, чтобы они высохли. - Оба твоих новых дара имеют в своей основе стихию земли, но ведь именно из земли появились на свет фирболги, верно?
- Да.
- Думаю, в этом все и дело. А вот я не связана ни с какой из стихий.
- Нет, Рапсодия, - фыркнув, заявил Акмед, - мне кажется, что пребывание под землей сказалось на тебе гораздо больше, чем на нас с Грунтором. - Он вытянул ноги к огню, чтобы согреться.
- Это еще каким образом?
- Ну, на случай если ты забыла, должен тебе напомнить, что ты регулярно согревала Грунтора своим телом по ночам, чтобы прогнать кошмары. Тебе снилось прошлое и будущее, ведь так?
- Иногда, - не стала спорить с ним Рапсодия. - Но тут нет ничего необычного. Мне часто снятся такие сны.
Она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками, стараясь согреться.
- Когда мы спали на Корне, мисси, кажется, они были гораздо страшнее, чем когда мы с тобой только познакомились, - заметил Грунтор.
- Возможно, но причина может крыться в том, что мы оказались в ловушке под Деревом. Да и компания мне досталась необычная, что уж тут говорить, - это без обиды.
- Такой дар называется предвидением - способностью видеть прошлое или будущее и улавливать образы и воспоминания, которые содержатся в определенном месте или предмете. С тобой подобное произошло раз или два, если я не ошибаюсь.
- Да, но все Дающие Имя обладают даром предвидения - до определенной степени. Мы можем настроиться на какую-нибудь ноту, которая подхватывает вибрации. По крайней мере, время от времени. Это искусство.
- Однако это не объясняет того, что происходит с огнем, - улыбнулся Акмед.
Рапсодия бросила на него удивленный взгляд:
- А что происходит с огнем?
- Ты не заметила?
- Конечно же, заметила, - сердито заявила Рапсодия. - Я его разожгла, болван!
Акмед встал и протянул ей руку:
- Иди сюда.
Девушка неохотно позволила поднять себя на ноги. Акмед отвел ее в сторону и показал на большой плоский камень, торчащий из снега.
- Сними ножны и положи их, - сказал он.
Рапсодия сняла тонкие каменные ножны, в которых находился Звездный Горн, и осторожно положила их на камень. Затем повернулась к дракианину, изо всех сил стараясь сдержать охватившее ее раздражение.
- Ну, и что дальше?
- Посмотри на костер.
- Я его вижу, - заявила Рапсодия.
Дерево прекрасно разгорелось, пламя весело трещало, когда время от времени в него попадала сырая ветка.
- Хорошо. А теперь медленно иди к нему. Раздражение уступило место любопытству, и Рапсодия двинулась в сторону костра, наблюдая за тем, как разгорается огонь, поднимаясь к небу, словно в попытке приветствовать ее. Изумрудные глаза Рапсодии загорелись от изумления: пламя с диким ревом рванулось вверх. Девушка отшатнулась, и огонь снова успокоился.
- Боги, - прошептала она, чувствуя, как отчаянно забилось сердце в груди, - что происходит?
- Дело в тебе, мисси, - сказал Грунтор.
Его слова повергли Рапсодию в панику, и огонь тут же вырвался из костра, взвился вверх, едва не добравшись до веток, которые находились примерно в десяти футах над ними. Те, что Рапсодия бросила в костер несколько мгновений назад, тут же превратились в горячий пепел.
- Вот видишь? - весело рассмеявшись, заметил великан. - Успокойся, не то спалишь мое уютное логово. Да и весь лес заодно.
Рапсодия взглянула на него, а затем перевела глаза на полыхавший перед нею громадный костер.
- Тихо! - приказала она, но огонь, чувствуя ее возбуждение, разгорался все сильнее.
Тогда она сделала глубокий вдох и сосредоточилась, как делала это раньше, когда начинала играть какую-нибудь мелодию. Грозный пламень мгновенно угомонился, превратившись в весело потрескивающий уютный костерок.
Рапсодия закрыла глаза и заставила себя успокоиться. Спустя мгновение, открыв их снова, она обнаружила, что костер стал совсем крошечным, размером с пламя свечи. Она расслабилась и выпустила огонь на свободу, наблюдая за тем, как он снова превратился в нормальный костер, вроде тех, что обычно разводят путники на привале. Затем подбросила еще веток вместо тех, что сожгла несколько секунд назад, и повернулась к Акмеду.
- Ты думаешь, дело в мече? - спросила она.
- Нет, но, возможно, именно по этой причине меч засветился, когда ты к нему прикоснулась.
- Меч сиял до того, как я к нему прикоснулась. Он чуть не ослепил Грунтора.
Грунтор погладил ее по спине:
- Может, это он тебя звал, мисси. Он узнал в тебе родную стихию.
Рапсодия вдруг отчаянно задрожала.
- И вы считаете, что меч связал меня со стихией огня?
- Я не знаю, - ответил Акмед. - Я вообще мало знаю про этот меч. И по-прежнему не понимаю, что он делает здесь, на этой стороне мира. И мне неизвестно, почему он так сияет. В тех рассказах, что я слышал, он сверкал светом звезд, а не пламенем. Я совершенно уверен в том, что твоя связь с огнем возникла в тот момент, когда ты при помощи песни провела нас через огненную стену в центре земли. Именно тогда каждый из нас изменился. А уж наши тела - определенно.
- Может быть, огонь подготовил нас к переменам, - предположила Рапсодия. - Или дело в том, что мы питались Корнем. Я часто задавала себе вопрос, разумно ли употреблять в пищу нечто, обладающее таким могуществом. Вполне возможно, Корень нас изменил, сделал восприимчивыми к стихиям. Ты получил свой дар находить и видеть путь, пока мы бродили под землей. А Грунтор связал себя со стихией земли, когда пробивал для нас дорогу в скале. Я же - когда взяла в руки меч.
- Нет, - настаивал Акмед. - Ты изменилась, когда прошла через огненную стену. Это было заметно. С тобой произошли ФИЗИЧЕСКИЕ перемены.
- Чистая правда, мисси, - подтвердил Грунтор. - Ты совсем иначе выглядела, когда мы с тобой встретились.
От этого разговора у Рапсодии разболелась голова. Девушка огляделась по сторонам и вдохнула резкий запах горящего дерева. К убежищу, которое соорудил для них Грунтор, подбиралась ночь.
- Ну, я уже целую вечность не мылась, только и делала, что валялась в грязи... вряд ли кто-нибудь из нас сейчас выглядит привлекательным. Поверьте мне, вам тоже не стоит в ближайшее время показываться при дворе.
- Вот в этом все и дело, - нетерпеливо проговорил Акмед. - Ты стала привлекательнее... нет, неверно! Ты потрясающе красива. На тебя невозможно не смотреть, ты испускаешь сияние, которое притягивает внимание. - Он повернулся к своему приятелю. - Ты еще не потерял сигнальное зеркало?
Грунтор выпрямился, потянул к себе свой мешок и принялся рыться в нем.
- Ясное дело, сэр, только ты все перепутал. Ой носит его не для того, чтобы сигналить. Ой любит причесываться.
Рапсодия рассмеялась. Акмед взял из рук Грунтора маленький кусок серебристого металла и протянул Рапсодии.
- Вот, сказал он. - Посмотри.
Рапсодия осторожно приняла от него металлическое зеркало. Его края были заточены так старательно, что оно вполне могло сойти за бритву.
В тускнеющем свете Рапсодия разглядела свое смутное отражение - лицо, перепачканное засохшей грязью, клочья грязных волос, слегка потемневших, как это обычно с ними происходило зимой. Губы потрескались и обветрились на морозе. Она с отвращением протянула зеркало его владельцу:
- Очень смешно!..
Акмед не стал забирать у нее зеркало.
Я не шучу, Рапсодия. Посмотри еще раз.
Она тяжело вздохнула и снова поднесла зеркало к лицу. Но в грубом куске металла, да еще в наступающих сумерках, рассмотреть хоть что-нибудь было практически невозможно. Она видела розовые щеки - и больше ничего. Рапсодия пожала плечами, вернула зеркало Грунтору и улыбнулась. Ей показалось - она наконец сообразила, что они имеют в виду.
- Неудивительно, что вы считаете меня привлекательной, - весело проговорила она. - Ведь я стала похожа на фирболга.
Акмед и Грунтор переглянулись, подумав об одном и том же.
"ОНА НЕ ПОНИМАЕТ - ЭТОГО ЕЙ НЕ ДАНО".
Грунтор пожал плечами.
Рапсодия соскребла ногтем пятнышко грязи со щеки.
- Пожалуй, я завтра растоплю немного снега и попытаюсь отмыть лицо. Может быть, мне удастся избавиться от нескольких слоев грязи.
- Поспи, - посоветовал ей Акмед.
Когда она принялась устраиваться на ночь в крошечном убежище, едва заметная улыбка коснулась губ дракианина. Будет так же, как с огнем, - она сама увидит результат своего превращения. А произойдет это обязательно - рано или поздно.На следующее утро они остались в своей норе, наблюдая за жителями деревни. Для зимы день выдался неожиданно теплым. Возможно, должна была начаться оттепель. Жизнь в деревне кипела - крестьяне собирались группами, что-то обсуждали, обменивались мешками с зерном и какими-то кореньями. Рапсодия вспомнила, что теплая погода зимой обычно выманивала крестьян из домов и они отправлялись в Истон - больше чтобы пообщаться друг с другом, чем совершить какие-нибудь сделки.
Путники обнаружили в их речи много слов, схожих с теми же понятиями в их родном языке: "зерно", "дерево", "женитьба"... Рапсодии, казалось, удалось уловить ритм языка, и чем больше она слушала, тем большее волнение ее охватывало. К полудню Акмед и Грунтор убедили девушку забраться поглубже в лес, чтобы обсудить ситуацию; они начали опасаться, что она выдаст их убежище.
- Это разновидность нашего языка, я уверена, - сказала Рапсодия, когда они оказались достаточно далеко. - Основной ритм и интонации точно такие же, да и строение слов очень похоже.
- Ну, на сереннском говорят моряки с торговых судов. Думаю, неудивительно, что здесь его тоже знают. Или местные крестьяне являются потомками поселенцев из колонии, которая находилась в тех же краях, откуда вышли люди, заселившие Серендаир во втором веке.
Рапсодия кивнула:
- Как бы там ни было, нам повезло. У нас появился шанс научиться их понимать.Такая возможность представилась им на пятый день. Грунтор и Акмед занимались добычей пищи - чаще всего при помощи самого обыкновенного воровства - и сбором информации о расположении деревни и близлежащих поселений. Пока мужчин не было, Рапсодия пряталась в укромном местечке на окраине деревни, где подслушивала разговоры идущих по дороге местных жителей. Как-то раз, помимо беседы двух крестьян, которые договаривались о том, как будут вести себя во время какой-то торговой сделки, и женских сплетен и перебранок, она услышала песню.
Конечно же, крестьяне часто пели, чтобы собрать скот или отвлечься от однообразной, скучной работы. Но на сей раз до нее доносился детский голосок. Маленький мальчишка возвращался домой, держа в руке палку, которой чертил длинный след по снегу у себя за спиной. Это была простая деревенская песенка, мальчик пел ее немного неправильно, но Рапсодия сразу узнала мелодию, которую она, как и множество детей в Серендаире, слышали с самого детства.
Она внимательно прислушалась, и ей стало нехорошо. В песне рассказывалось о зернышке молочая, из которого родились облака. Слова звучали на диковинном, но относительно понятном диалекте, и, слушая мальчишку, Рапсодия вдруг почувствовала, что наконец разгадала тайну чужого языка - она поняла его строение и фонетический код.
Прячась за деревьями, Рапсодия следовала за мальчишкой, пока он не встретился с женщиной на дороге, затем послушала их разговор - и почти все поняла. От волнения у нее вспотели ладони. Она еще некоторое время оставалась в своем укрытии, а потом помчалась в лагерь, чтобы поделиться новостью с Грунтором и Акмедом.На следующий день фирболги отправились на наблюдательный пункт вместе с Рапсодией и под ее руководством сумели кое-что понять из разговоров и даже выучить некоторые слова. Она перевела три беседы, прежде чем Акмед кивком показал в сторону их убежища и они направились к своему лагерю.
- Что ты собираешься делать дальше, Рапсодия? - спросил Акмед. - Я вижу, ты что-то задумала.
- Мне кажется, пришла пора встретиться с кем-нибудь из жителей деревни и попытаться с ними поговорить. Мы не найдем большой город, если не спросим, где он находится. Можно бесконечно прятаться в лесу, но если я не отыщу порт, я не попаду домой.
- Одна твоя ошибка может иметь для нас двоих трагические последствия.
- Я знаю, - кивнула Рапсодия. - Поэтому вы будете прятаться где-нибудь неподалеку, а я буду сообщать вам о том, что мне удастся узнать.
- И как мы тебя будем спасать, если что-нибудь случится? - спросил Грунтор, которому явно не нравилась идея Рапсодии.
- Никак, - спокойно ответила девушка. - Теперь речь идет о выживании. Я понимаю, мой план не слишком хорош для вас, но у нас разные цели. Вы планируете здесь остаться, я - нет. Я хочу вернуться домой и готова рискнуть всем, но от вас ничего подобного не требую. В любом случае, я за вас не беспокоюсь - уж вы-то не пропадете! Если не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств, мы встретимся и я расскажу вам все, что узнаю. Если же что-нибудь случится, сворачивайте лагерь и уносите отсюда ноги. Можете время от времени поднимать за меня стакан вина.
- Не-е-е, - протянул Грунтор. - Опасно. Ты умеешь разговаривать на их языке, герцогиня?
- Пока нет, - вынуждена была признаться Рапсодия. - Но я смогу продержаться до тех пор, пока не выучу его как следует.
- Главное, следи за тем, чтобы не перейти на болгиш, - предупредил Акмед. - В твою задачу входит побольше узнать про них, а не открывать наши секреты.
- Конечно. - Девушка улыбнулась Грунтору, который продолжал качать головой. - Надеюсь, вы понимаете, что, прежде чем мне удастся раздобыть нужные нам сведения, может пройти много времени.
- Как только мы убедимся, что тебе ничего не угрожает, - проговорил Акмед, - мы сами отправимся на разведку, чтобы добыть побольше сведений об этих местах.
- А как мы встретимся? - спросила Рапсодия.
- Договоримся о месте и времени. Если ты не придешь, мы начнем тебя искать.
- Где мы встретимся? Здесь?
- Нет, я не хочу, чтобы кто-нибудь сообразил, откуда мы появились. Да, конечно, вход под землю закрыт, но лучше, чтобы никто не знал о нашем путешествии по Корню. Согласна?
Рапсодия поднялась в сгустившихся сумерках и подошла к Грунтору. Она уселась к нему на колено и обняла за толстую шею.
- Согласна. Выберем место неподалеку от следующей деревни, расположенной рядом с дорогой, и если вы посчитаете, что безопасно отправляться дальше, договоримся встретиться через несколько недель. Но не уходите, пожалуйста, пока я не дам вам знать, что у меня все в порядке. Мне совсем не хочется ждать, что вы вот-вот придете на выручку, в то время как вы будете находиться в двадцати милях от меня.
Грунтор тяжело вздохнул и нехотя проворчал:
- Ладно, ты говоришь разумно. А какой будет сигнал? Рапсодия принялась насвистывать простенький мотив.
Именно эту песенку она напевала, когда они шли, выпрямившись в полный рост, в туннелях под землей, в знак того, что настроение у нее улучшилось - пусть и ненадолго.
- Это сигнал, что все в порядке. А если вы услышите такой мотив... - Она снова засвистела, зазвучала песенка жаворонка, в которой слышались тревожные нотки. - Значит, мне нужна помощь.
- Ясно, мисси.
Путники обсуждали свои планы до глубокой ночи. Утром они отправились к следующей деревне, которая, по словам фирболгов, была значительно больше.
Выбрав место встречи, трое друзей позаботились о том, чтобы оно было достаточно заметным в любую погоду. Затем стали ждать, решив, что Рапсодия подойдет к кому-нибудь и попытается с ним поговорить, а ее спутники останутся здесь еще на несколько дней, чтобы убедиться в том, что у нее все в порядке. Если они посчитают, что ее можно оставить, они встретятся примерно через два месяца во время полнолуния.
- Надеюсь, ты понимаешь, что подвергаешь себя опасности, - сказал Акмед, когда Рапсодия попрощалась с ними.
Как только она заговорит с кем-нибудь, вернуться назад она уже не сможет.
Рапсодия повернулась и окинула фирболгов серьезным взглядом:
- Однажды я провела две недели в обществе Майкла. Я полностью находилась в его власти, и у меня не было ни единого шанса сбежать от него. Я выдержала. То, что предстоит мне сейчас, - пустяк по сравнению с тем, что довелось пережить тогда.
Акмед и Грунтор кивнули. Они знали Майкла и понимали, что Рапсодия не преувеличивает.18БЫЛА СИЛЬНАЯ ОТТЕПЕЛЬ, и в воздухе витал терпкий аромат влажной, живой земли. Снега оставалось еще много, но ветер потеплел, а вокруг деревьев появились черные прогалины. Дети все чаще выбегали из домов, а жители деревень, расположенных вдоль дороги, чинили дома и сараи или собирали в лесу дрова в ожидании возвращения морозов.
Путники стояли у дороги в деревню, в небольшой долине, скрытой от посторонних глаз. Они прятались среди густых зарослей кустарника. Грунтор показывал Рапсодии на детей, время от времени остававшихся без присмотра, но девушка не хотела к ним подходить - их могут наказать за то, что они разговаривают с незнакомой женщиной. Наконец, ближе к полудню, на дороге собралась группа крестьян. Они явно ждали кого-то. Трое друзей подошли поближе, чтобы понаблюдать за ними.
Когда солнце поднялось еще выше, один из собравшихся вдруг показал рукой на что-то появившееся вдали. На серебристо-серой лошади приближался немолодой человек, высокий, крепкий, с длинным, покрытым оспинами носом и рыжей бородой. К дороге потянулись остальные жители деревни. Кто-то бросился гостю навстречу, другие просто стояли и ждали.
Этот новый человек был одет в шерстяной плащ, выкрашенный в цвет земли - вероятно, при помощи скорлупы земляного ореха. В руке он держал суковатый деревянный посох. Крестьяне здоровались с гостем, демонстрируя ему свое почтение, большинство опускали головы, которых он касался рукой. Его появление вызвало всеобщее волнение, исполненное радости и уважения. Очевидно, его хорошо знали. Мужчина медленно слез с коня, произнес какую-то молитву, а потом благословил жителей деревни, и друзья сразу поняли, что перед ними священник. Простая одежда и отсутствие украшений в Серендаире означали бы, что перед ними священнослужитель низкого ранга, однако Рапсодия заметила, что почтение, которое демонстрируют жители деревни, напротив, говорит о том, что незнакомец занимает очень высокое положение в церковной иерархии. Глаза у нее загорелись от возбуждения.
- Вот кто нам нужен! - прошептала она фирболгам.
- Нет, - ответил Акмед. - Лучше послушай, о чем они говорят.
Рапсодия напряглась, прислушиваясь к разговору странствующего священника и одного из жителей деревни. Они обсуждали глубину снега и предзнаменования, указывающие на то, что зима скоро вернется, причем будет особенно жестокой. Еще поговорили о больной корове и ране, которую получил сын крестьянина.
Затем священник положил руку на голову своему собеседнику и благословил его. В отличие от языка, на котором они беседовали, благословение прозвучало на языке острова Серендаир. Оно было произнесено с необычным акцентом, с паузами - так обычно говорят те, кто прибегает к чужому наречию, - но четко и совершенно правильно.
- Боги! - только и смогла произнести Рапсодия.
- Не нравится мне это. - Акмед схватил Рапсодию за руку и потащил ее в лес.
- Почему? - удивленно спросила девушка. - Он же говорит на нашем языке. Лучше и не придумаешь!
- Возможно, но я не хочу, чтобы он понял, что мы тоже его знаем. Мы разговариваем на болгише, не забыла? Он священник, а я не доверяю священникам.
Рапсодия высвободила руку из его цепких пальцев:
- Наверное, тебе встречались только плохие священники, те, кто несут зло и поклоняются темным богам. Среди немногих людей, которых я любила, был один священник. Да и в Истоне мне довелось познакомиться с несколькими замечательными служителями церкви.
- Во-первых, все священнослужители преследуют собственные цели, - с отвращением посмотрев на нее, заявил Акмед. - Иногда эти цели нашептывают им боги. Я не намерен служить богам. Во-вторых, откуда ты знаешь, что этот не поклоняется силам зла?
Рапсодия удивленно уставилась на Акмеда:
- Ради всех святых, посмотри на него... Он же благословляет детей!
Сердитое выражение на лице дракианина сменила насмешка:
- А ты думаешь, плохие священники разгуливают по свету и проклинают всех, кто попадается им на глаза, а посох им нужен, чтобы убивать? Священники, поклоняющиеся темным богам, ведут себя точно так же, как и все остальные. Разница лишь в цене, которую им приходится платить, вот и все.
- Я считаю, это самая лучшая возможность поговорить с человеком, который может указать мне дорогу к порту. Пожалуй, я рискну.
На сей раз ее задержал Грунтор:
- Не рискуй, герцогиня.
- Мне кажется, он поклоняется силам природы, Грунтор, - улыбнулась великану Рапсодия. - Ну-ка, напрягись, призови на помощь свою связь с землей, спроси у нее. Что она тебе скажет?
Грунтор посмотрел на дорогу и закрыл глаза. Спустя несколько мгновений, тяжело вздыхая, он открыл их снова:
- Он тоже с ней связан. Сильно. Он ее любит и знает. Ты права, мисси, этот священник поклоняется природе.
Рапсодия погладила его по руке.
- Я должна попробовать. Если со мной что-нибудь случится и вы не сможете вмешаться, я вас не выдам.
- Ладно, - вздохнув, сказал Акмед. - Может быть, ты и права. Но только... будь осторожна.Каддир терпеливо возражал местному старосте:
- Послушай меня, Северхольт. Я знаю, бедняжка Фоун стареет, но она продолжает старательно исполнять все необходимые обряды. - В глазах у него появилось нечто, отдаленно похожее на раздражение, однако голос звучал спокойно и уверенно.
Староста упрямо опустил глаза к земле.
- Согласен, обряды она справляет, святой отец, но мы больше не видим от нее помощи, ежели беда с животиной там, скотиной... Нам нужен кто помоложе. Чтоб надежно пособил с зимними бедами-невзгодами.
- Я прекрасно понимаю твое беспокойство, сын мой, - вздохнул Каддир, - но сейчас трудные времена. Я знаю, Фоун не так здорова, как раньше, но она продолжает выполнять свои обязанности, не так ли?
- Да, святой отец.
- А ваша деревня находится совсем рядом с Деревом. Если Фоун не сможет помочь, филиды всегда окажут вам поддержку. Круг сейчас вынужден решать серьезные проблемы, и у нас нет ни одного свободного священника, которого мы могли бы направить к вам. Кроме того, Ллаурон предоставил Фоун право сохранить свой приход неподалеку от Дерева в качестве награды за долгие годы верной службы нашему делу. Он хочет, чтобы на склоне лет она была счастлива. Ты же все понимаешь, не так ли?
- Да, святой отец, - вздохнув, пробормотал Северхольт.
- Давай вернемся к нашему разговору весной, - улыбнувшись, предложил Каддир. - У меня есть на примете несколько молодых людей, которые изучают медицину. Согласно общим правилам, далее им следует поступить в ученики к Гэвину, чтобы воспринять от него знания лесных тайн, но, возможно, нам удастся направить их сюда - хотя бы на несколько месяцев, чтобы они помогли вам во время сева и со скотом. Ну как, годится?
Лица людей, собравшихся вокруг Каддира и Северхольта, осветили улыбки.
- Замечательно, святой отец! Спасибо вам. Может быть, заедете к нам, поужинаете... - Удовлетворенное выражение на лице старосты вдруг сменилось изумлением, граничащим со страхом.
Священник-филид, побледнев, тоже не сводил глаз с леса.
Из-за деревьев, словно из ниоткуда, вышла женщина. На мгновение Каддиру показалось, будто она ему привиделась. Лицо и руки ее были покрыты засохшей грязью, вместо одежды какая-то рванина - но красивее существа ему встречать не приходилось.
Волосы, спутанные и перепачканные землей, сияли, точно солнце, отгоняя теплым светом приближающиеся сумерки зимнего дня. Даже несмотря на расстояние, Каддир разглядел зеленые глаза, прекрасные, словно ласковая трава на летней поляне.
И тут женщина улыбнулась - будто тучи неожиданно унес ветер и появилось ярко-голубое небо. Тепло, которое излучал ее взгляд, проникало в самые глубины души. Каддир понял, что еще немного - и он заплачет: ему вдруг показалось, он не сможет без нее жить. Он тотчас начал произносить про себя слова молитвы, призывая на помощь всю свою веру, чтобы развеять чары незнакомки.
По мере того как она приближалась, сердце сильнее билось у него в груди, и, чтобы устоять на ногах, Каддир оперся на посох. Незнакомка остановилась на расстоянии и развела руки в стороны, показывая, что пришла с миром. Именно в этот момент Каддир заметил, что она вооружена: у нее на боку висели тонкие, грубо сработанные, словно вытесанные из камня, ножны. Они казались скорее украшением, чем настоящим оружием.
Каддиру потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и заговорить. Крестьяне, с которыми он только что беседовал, не сводили с незнакомки изумленных глаз.
- Кто вы? - спросил священник. Голос у него дрогнул, и он смущенно откашлялся. - Кто вы? - рассердившись на самого себя, повторил он.
Женщина только хлопала ресницами.
- Вы меня понимаете?
Она кивнула.
- Но вы не говорите?
Она едва заметно улыбнулась и пожала плечами.
Каддир оглядел незнакомку с ног до головы - да, несмотря на покрывавшую ее грязь, она производила потрясающее впечатление. Он понял, что задыхается. До этого момента обет безбрачия, который из всех священников-филидов давал только Наследник Ллаурона, казался Каддиру малой жертвой. Глава их ордена уже немолод... Но неожиданно мысль о том, что наступит день, когда он и сам станет Главным Жрецом, потеряла свою привлекательность.
Он снова откашлялся:
- Я Каддир, священник-филид и Наследник Ллаурона, Главного Жреца нашего ордена.
"Кто она такая? - спрашивал он себя. - Лесная нимфа? Дриада?"
Он слышал легенды о лесных существах, но не верил в них - по крайней мере, до нынешнего дня.
Поразительная женщина склонила голову.
"Впрочем, - подумал Каддир, - кем бы она ни была, она держится почтительно. Еще одна черта, делающая ее привлекательной".
- Ладно, - сказал он наконец. - Боюсь, мне не по силам понять, кто вы такая и откуда здесь появились. Так что придется доставить вас к Ллаурону. Пусть он сам на вас посмотрит. Не бойтесь, Главный Жрец - добрый человек. Вы поедете со мной? Пожалуйста!
Диковинная женщина кивнула и снова улыбнулась. Он протянул дрожащую руку и задержал ее на плече незнакомки, почувствовав под рваной грязной тканью тепло ее тела. Потом быстро убрал руку и повернулся, чтобы идти.
И неожиданно наткнулся на стену мрачных крестьян, которые загораживали ему дорогу.
- Послушайте, - прорычал он, - отойдите в сторону, пожалуйста.
Крестьяне не пошевелились.
- Эй! - сердито крикнул Каддир. - Прочь с дороги! Женщина посмотрела на него, а затем на людей, которые перегородили путь, и сделала шаг в их сторону. Они мгновенно рассыпались, словно листья на ветру, но тут же остановились на безопасном расстоянии, продолжая буравить ее глазами. Каддир не знал, сколько времени они еще будут оставаться в нерешительности, и потому снова взял незнакомку за руку. Священник-филид подвел ее к своему серебристо-серому коню, подсадил и взобрался в седло сам. Они помчались во весь опор - и вовремя: деревенские жители начали приходить в себя. Вслед Каддиру понеслись гневные крики, а кое-кто из мужчин бросился в свои конюшни, чтобы пуститься в погоню.Каддира начало охватывать беспокойство. В каждой маленькой деревушке или большом хуторе, расположенных вдоль дороги, караван сопровождающих увеличивался. В него вливались всадники и пешие, толпа росла, мешая проезду.
Крестьяне на окраинах маленьких городков замирали на месте и не сводили с путников глаз, пока те не скрывались из вида. Жители деревень высыпали из своих домов, чтобы поглазеть на прекрасную женщину, сидевшую в седле перед священником. Десятки, сотни мужчин, женщин и детей старались прикоснуться к дриаде с сияющими зелеными глазами.
Каддир прекрасно понимал их необычное желание. С тех пор как они с незнакомкой покинули Трэф-и-Гвартег, он постоянно испытывал смущение.
Сначала он считал причиной этому свои опасения. Неизвестно еще, как отреагирует Ллаурон на его доклад о ситуации, сложившейся в близлежащих поселениях, и на то, что в земли, расположенные возле Великого Дерева, постоянно прибывают все новые и новые беженцы. Однако прошло довольно много времени, а неприятное чувство не проходило, и Каддир наконец понял, что его беспокойство никоим образом не связано с возможным неудовольствием Главного Жреца.
От сладостного аромата удивительной женщины у него кружилась голова. А та время от времени прижималась к нему спиной, вызывая темные чувственные мысли, недостойные священника, давшего обет безбрачия. Как-то раз, к его великому изумлению, она осторожно сняла его руку со своей груди - даже не потрудившись повернуться и наградить его сердитым взглядом! Каддир пережил самое настоящее унижение - ведь он даже не заметил, как свершил недозволенное!
В конце концов, после того как он убедительно продемонстрировал преследователям, что не обращает на них никакого внимания, часть их отстала.
Поскольку в каждой деревне священника и его спутницу ждал одинаковый прием, Каддир решил покинуть лесную дорогу и двинулся дальше по узким тропинкам.
Ближе к вечеру они подъехали к небольшому хутору лесника Гэвина, где Каддир намеревался провести ночь. Гэвин принадлежал к тому же ордену, что и Каддир, и специально выстроил несколько домов на восточной границе густого леса. Здесь он собирал учеников-филидов, которым открывал тайны своей науки. Закончив обучение у Гэвина, они три года служили в качестве проводников, сопровождая паломников, которые направлялись к Дереву во время священных дней для исполнения религиозных обрядов. Впрочем, сейчас им гораздо чаще приходилось защищать границы леса от вторжения незваных гостей.
"Скоро начнется война", - думал Каддир.
Он оставил лошадь около дома, отведенного для самого Гэвина и старших членов ордена филидов. Филиды служили природе, и потому их религия не требовала от священников обета безбрачия, если не считать Главного Жреца и его Наследника. Большинство филидов имели семьи, хотя ученики, как правило, не заключали браков до окончания обучения и своей службы в качестве лесников. Поэтому многие жрецы жили в деревнях, рядом со своей паствой, или в небольших селениях, расположенных неподалеку от Дерева. Каддир надеялся, что в доме никого не окажется, и его ожидания оправдались.
Его спутница с интересом оглядывалась по сторонам. Каддир слез с лошади и протянул руки, чтобы помочь незнакомке, но она молча покачала головой и спрыгнула на землю сама. Отчаянно стараясь прогнать прочь разочарование, Каддир привязал лошадь к дереву и коротким кивком головы показал на дом. Женщина последовала за ним.
В доме имелись две деревянные кровати с соломенными матрасами и одеялами из некрашеной шерсти и большой деревянный стол. Каддир решил поискать продукты в подвале. Повернувшись к женщине, священник показал на дверь.
- Попробую найти какую-нибудь еду, - сказал он, медленно и старательно выговаривая слова. - С вами все будет в порядке, если я оставлю вас на несколько минут?
Женщина улыбнулась и кивнула, а Каддир снова почувствовал, как отчаянно забилось сердце в груди. Чтобы немного успокоиться, он ухватился за веревочную петлю, служившую ручкой двери.
- Хорошо. Устраивайтесь. Я скоро вернусь.
Он показал на одну из кроватей и поспешно удалился.
Вернувшись через несколько минут с кореньями и зимними яблоками, он обнаружил, что незнакомка крепко спит, улыбаясь так, словно попала в рай.Рапсодия проснулась, почувствовав тепло огня, который мирно горел в камине. Она резко села, не очень понимая со сна, где оказалась, и обнаружила, что человек, назвавшийся Каддиром, внимательно за нею наблюдает из противоположного угла комнаты. Пока она спала, спустилась ночь. Рапсодия не имела ни малейшего представления о том, сколько прошло времени с тех пор, как она легла. Это была первая настоящая кровать с тех самых пор, как мир перевернулся с ног на голову - целую вечность назад, в Истоне.
Мужчина смущенно ей улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, надеясь развеять его тревоги. Казалось, он принял твердое решение проявить к ней доброту. Рапсодия надеялась, что Акмед и Грунтор уже догнали их и прячутся где-нибудь неподалеку. Она пошарила рукой под одеялом и с облегчением вздохнула. Меч оставался там, где она его спрятала.
- Вы голодны? - спросил Каддир.
На столе стояла простая еда в чашках, одна из которых уже опустела. Девушка кивнула и, выбравшись из кровати, уселась на стул напротив своего спутника.
Домик был совсем простым, с каменными стенами и соломенной крышей, но производил впечатление гораздо более надежного, чем те, что она видела на Острове. Еще раньше Рапсодия успела заметить неподалеку длинные мазанки с соломенными крышами и стенами, затянутыми шкурами и плетеными циновками. Эти строения, несмотря на всю свою простоту, казались на удивление прочными и говорили о том, что кто-то старательно продумал их конструкцию.
Каддир наблюдал за тем, как она ест, и Рапсодии стало не по себе. Закончив, она показала на пустую чашку и знаками поблагодарила филида за еду. Он хмурился, пытаясь разглядеть ее в свете огня, пылающего в камине.
- Кто вы такая? - снова спросил он.
Рапсодия не имела ни малейшего понятия, что ему ответить, и потому лишь пожала плечами. Она попыталась придумать, как объяснить ему, что она человек, - возможно, Каддир никогда не видел лиринов, - но тут снаружи раздались крики и шум. Толпа возмущенных крестьян наконец их нагнала.
Каддир быстро вскочил на ноги и подбежал к одному из окон. Даже в свете гаснущей луны Рапсодия увидела, что он побледнел. Отряд преследователей, по-видимому, сильно разросся.
Священник бросился к крючкам для одежды, прибитым у двери. На каждом из них висел мягкий серый плащ лесничего с капюшоном. Каддир накинул один из них на Рапсодию и с облегчением вздохнул, обнаружив, что он скрывает женщину почти целиком. В следующее мгновение священник быстро набросил на ее грязные волосы капюшон.
- Идите за мной, - позвал он девушку. - Отсюда мы сможем добраться до Ллаурона лесом.
Затем он быстро схватил свой посох, сорвал с крючка свой плащ и открыл заднюю дверь, которая вела к подвалу с припасами. Рапсодия последовала за ним в темноту, спасаясь от возбужденной толпы. Так лисица убегает от своры гончих псов.19ЧТОБЫ ДОБРАТЬСЯ до обиталища Ллаурона, скрытого в самом сердце леса, им потребовалось три дня. Когда Рапсодия впервые увидела здешние маленькие городки и деревушки, она решила было, что оказалась в беспросветной глуши. Но только теперь она поняла, насколько далека была от истины. Настоящей глуши до сего момента она и не видывала.
На запад тянулся девственный, первобытный лес. Густые заросли вечнозеленых деревьев заслоняли дневной свет, но зато их заснеженные ветви проливали на белоснежное покрывало под ногами путников теплое, мягкое сияние.
Они продвигались вперед медленнее, чем когда Рапсодия путешествовала с двумя болгами. Каддир был значительно старше Акмеда и Грунтора, и потому им приходилось часто останавливаться, чтобы передохнуть. Однако священник обладал поразительным знанием местности, и лес, казалось, приветствовал его, открывая удобные тропинки среди зарослей густого кустарника.
Множество раз Рапсодия оглядывалась назад, и когда ей удавалось заметить промелькнувший вдали черный плащ или громадную тень, она вздыхала с облегчением. Акмед и Грунтор догнали путников и показывали своей подруге, что они рядом. Рапсодии с Каддиром удалось оторваться от преследователей, присутствие болгов вносило в ее душу успокоение, и девушка смело шагала за священником, уводившим ее в глубь непроходимого леса.
Каждое утро Рапсодия дожидалась, пока Каддир исчезнет среди деревьев, чтобы отдать дань зову природы, и только после этого возносила свой приветственный гимн новому дню. Уважая опасения Акмеда, который не хотел, чтобы местные жители узнали их тайну, она пела без слов, обращая к небу лишь древнюю мелодию. Очень часто, закончив молитву, она оборачивалась и видела, что священник-филид смотрит на нее так, будто она - диковинный мифический зверь.
По ночам Каддир разводил небольшой костер, от которого Рапсодия держалась подальше. Учитывая то, как реагировал на нее огонь, она старалась не подходить близко. Каддир, конечно, обратил на это внимание и решил, что она испытывает к огню особое отвращение. Данный факт он, естественно, взял на заметку. Он перестал спрашивать ее, кто она такая, и заговаривал лишь о самых простых, неотложных делах.
В конце концов на третий день они вышли на большое открытое пространство, расчищенное в самой гуще леса. Тут и там виднелись домики и хижины, каменные и земляные, с крышами из дерна, или мазанки, вроде тех, что Рапсодия часто встречала в деревушках. Впрочем, имелось здесь и несколько довольно больших строений из дерева с тяжелыми дверями и коническими, крытыми соломой, крышами. Из труб тянулся серый дым.
Над дверями Рапсодия заметила защитные знаки, отгоняющие злых духов. Точно такие она видела в деревнях вдоль дороги, только здесь они были цветные и с гораздо более сложным рисунком. Возле большинства домов девушка увидела также сараи для животных и небольшие садики.
Люди, которые встречались им по дороге, носили шерстяные плащи, похожие на одеяние Каддира, крашенные листьями индигоноски или золотарника во всевозможные цвета и оттенки голубого, желтого или зеленого. Более мрачные одеяния, коричневого и серого тонов, были, как и плащ Каддира, сшиты из ткани, выкрашенной настоем вереска или скорлупы земляного ореха. Как правило, у таких плащей имелись капюшоны, и Рапсодия решила, что они, скорее всего, являются принадлежностью тех, кто обладает в этом лесном поселении более высоким статусом.
Кроме священников, здесь были также люди в кожаных доспехах, вооруженные луками, копьями, боевыми топорами - оружием, которое предпочитают разведчики и лесничие. Эти люди выглядели усталыми, кое-кто из них был ранен. Создавалось такое впечатление, будто они провели в дороге или на войне уже не один месяц. Рапсодия даже отдаленно не могла представить себе, кто бы мог напасть на них здесь - в таком, казалось бы, мирном месте.
От мыслей о войне ей сразу стало нехорошо. Напряженная атмосфера в Истоне свидетельствовала о том, что война должна вот-вот начаться, а это означало мгновенное ограничение передвижений. Если здесь тоже идет война, добраться до порта и вернуться домой окажется очень непросто. После всего, что ей довелось вынести, Рапсодия с ужасом думала о такой возможности.
Ближе к вечеру она услышала песнь, на которую ее душа отозвалась ликованием. Так звучал только один голос - голос Дерева, Корня-Близнеца Сагии. Значит, оно совсем близко!
Когда солнце повисло над горизонтом, они вышли на громадный луг и увидели наконец Дерево - ствол белый, точно снег, ветви, словно пальцы из слоновой кости, тянущиеся в темнеющее небо.
Рапсодия остановилась, не в силах оторвать глаза от поразительного зрелища. Дерево достигало пятидесяти футов у основания. Его первая толстая ветка нависала в сотне футов над землей, а дальше раскидистая крона, будто пологом, накрывала луг. Рапсодия пожалела о том, что сейчас зима и ей не дано увидеть Дерево во всей красе. Последние лучи зимнего солнца заливали его призрачным, неземным сиянием.
Вокруг основания ствола, на расстоянии сотни футов от того места, где громадные корни вырвались из-под земли наружу, были посажены разные деревья, по одному каждого вида. Некоторые из них Рапсодия видела в первый раз. Они пели свою песнь, исполненную древним могуществом и волшебством, отличную от песни Сагии. На глаза Рапсодии навернулись слезы.
Каддир внимательно наблюдал за ее лицом. Священник смотрел на нее бесконечно долго, молча, потом тряхнул головой, словно пробудился после глубокого сна.
- Вы поклоняетесь Дереву? - спросил он наконец. Рапсодия кивнула, по-прежнему не в силах оторваться от удивительной картины. Каддир улыбнулся:
- Ну, в таком случае здесь вам будут рады. Ллаурон с удовольствием с вами встретится. Идемте, мы почти подошли к его дому.
Священник провел ее через луг, за внешнее кольцо деревьев, под нависшими ветвями, закрывавшими небо, словно своды огромного храма.
По другую сторону луга Рапсодия увидела большую рощу. Древние деревья, высокие, с могучими стволами, по сравнению с Великим Белым Деревом казались малыми детьми. В роще стоял большой красивый дом. Его причудливая архитектура поражала воображение. Множество стен, расположенных под самыми разными углами, отдельные постройки на сваях или на ветвях деревьев, окна, выходящие на Дерево. Затейливая резьба украшала дом снаружи - в особенности башню, возвышающуюся над кронами деревьев.
Широкая каменная стена вела вдоль уснувших на зиму садов к меньшему крылу дома. Тяжелую деревянную дверь охраняли воины, похожие на тех, кого Рапсодия уже видела раньше. Она повернулась к Каддиру и вопросительно посмотрела на дом.
Тот улыбнулся:
- Это крепость Ллаурона. Здесь живет Главный Жрец. Не слишком шикарно для человека его праведности и положения, но ему тут удобно. Идемте, я отведу вас к нему.
Он провел Рапсодию через сады к двери и кивнул стражникам. Те удивленно вытаращили глаза, но отошли, пропуская гостей внутрь.Спрятавшись за одним из деревьев, Акмед и Грунтор видели, как мужчина постучал в дверь и ему открыла какая-то женщина. Они о чем-то переговорили, затем женщина шагнула в сторону, и священник ввел Рапсодию в диковинный дом, состоящий из сплошных углов. Служанка притворила за ними дверь.
Акмед закрыл глаза и прислонился спиной к стволу белой ольхи. Он вдруг почувствовал на губах вкус ветра, тонкий, сладковатый аромат. Тишина показалась ему оглушительной. Ритм сердца Рапсодии звучал совсем тихо - она уходила все дальше в глубь дома. Осталось только два сердца - его и Грунтора.
"Наверное, именно это и есть мир и покой", - подумал Акмед. Ощущение ему не понравилось.
Затем, где-то на границе сознания, Акмед почувствовал новый ритм, потом еще один и еще; они прилетели из неизвестности, незнакомые и одновременно узнаваемые. Ветер принес ему и другие голоса сердец, но те доносились уже совсем издалека - едва различимый, мерцающий шепот... Где-то в мире стучали сердца, чьи ритмы отзывались в крови Акмеда, касались кожи. Возможно, он не до конца лишился своего дара. Акмед не знал, как такое может быть, не знал, проклятье это или благословение. Он заставил себя сосредоточиться на Рапсодии. Все остальные звуки смолкли...
Они с Грунтором прождали дольше, чем собирались, чтобы убедиться в том, что хозяин необычного дома не причинит девушке вреда. Акмед нашел ритм ее сердца почти сразу, с того самого момента, как они расстались; он звучал четко и ясно до тех пор, пока она не вошла в лес вместе со священником-филидом. Но даже несмотря на то, что теперь этот тон стал приглушенным, Акмед чувствовал его и знал, что происходит с Рапсодией.
Она нервничала, немного боялась. Спустя миг ее охватила паника, но Акмед знал: дело не в том, что ее кто-то обидел. Если бы на нее напали, друзья бы нашли возможность вмешаться. Однако в этом не возникло необходимости.
- Сколько хочешь ждать, сэр?
- Еще одну ночь. А потом пойдем.Ее мучили особенно сильные кошмары. Ночью Акмед ощутил, как участился пульс Рапсодии, и тут же рассыпался в прах ровный, медленный ритм сна, к которому он привык во время часов, проведенных рядом с нею под землей. Он не удивился бы, услышав яростное крещендо, которым взрывался ее пульс, когда к ней приходили кошмары.
Когда начало светать, дракианин почувствовал, как она покинула крепость и отправилась к Белому Дереву, чтобы пропеть свою утреннюю молитву. Ветер принес мелодию, которая легким прикосновением ласкала кожу. Песня была точно такой же, как обычно, но сейчас в ней почему-то звучала грусть, какой Акмед не слышал с тех самых пор, как они покинули Корень. Печаль, причин которой он не понимал. Рапсодия не испытывала боли, ей не грозила опасность.
Через минуту он услышал тихий свист - знак, что у нее все хорошо. Свист казался дрожащим - по-видимому, девушка еще не успела оправиться после своих переживаний. И все же он звучал вполне уверенно, показывая, что друзья могут уходить. Акмед улыбнулся.
Он открыл рот и вдохнул морозный воздух. Он не почувствовал никаких неприятных запахов - ничего, указывающего на присутствие демона. Тишина была напоена прощением, дышала началом новой жизни, прощанием с прежней и ее ужасами. Они сумели вырваться на свободу.
Им удалось бежать. Трудности и опасности выживания в новых условиях бледнели по сравнению с тем, что они оставили позади.
У Акмеда закоченели ноги. Тонкая подошва импровизированных сапог не спасала от холода. Он посмотрел в сторону Грунтора и заметил, что его приятель почти проснулся.
- Пожалуй, нам стоит поискать одежду и еду. Мы не можем больше есть Корень, так что предстоит всерьез заняться продовольствием. Потом отправимся на разведку. Посмотрим, что здесь да как. Может, отыщем для Рапсодии дорогу к морю.20К НАСТУПЛЕНИЮ НОЧИ фирболги выбрались из гущи леса и направились на запад, к морю. Оно находилось за много миль отсюда, но Акмед чувствовал в воздухе соль - словно следы слез на ветру.
Они нашли заброшенный сарай неподалеку от небольшого селения и устроились там на ночь. Жалкое убежище не слишком защищало путников от холода. К тому же друзья решили не рисковать и не развели костер. Пол устилала гнилая солома, пролежавшая здесь уже несколько лет, и фирболги забрались под нее в тщетной надежде хоть немного согреться.
Грунтор собрал упавшие ветки вишни и черного дерева фриттен и большую часть времени потратил на изготовление новых стрел взамен тех, что истратил во время сражения с людьми Майкла и под землей. Акмед много раз замечал, как великан тихонько напевает какую-нибудь из песенок Рапсодии, невпопад и страшно фальшиво.
На следующее утро они отправились на разведку в близлежащую деревню и расположенные неподалеку от нее хутора и вернулись, прихватив с собой несколько яиц, съедобные корни, попоны для лошадей и одежду, которая, как им показалось, могла подойти. Они старались брать везде понемногу, чтобы местные жители не заметили пропажу и не подняли тревогу.
- Хо-хо, да ты красавчик, сэр, - пошутил Грунтор, увидев, какое выражение появилось на лице Акмеда, обнаружившего, что украденная ими туника оказалась женским платьем. Великан прорезал дыру в одной из попон и соорудил себе теплый жилет. - Только все равно ты не чета нашей герцогине. Боюсь, даже самый завалящий кобель на тебя не польстится.
Акмед оторвал подол юбки, превратив платье в длинную рубашку.
- Даже если собрать вместе всех красоток Дворца Удовольствий мадам Парри и вылепить из нее одну, она вряд ли сможет конкурировать с Рапсодией, - заявил он, натягивая новую одежду. - Огонь оказал на нее сильное действие; она получила могущественное оружие, которое, возможно, когда-нибудь ей пригодится. Сначала я боялся, что священник попытается соблазнить ее, но он был слишком напуган.
- Ах, заведение мадам Парри!.. Ой не вспоминал о нем уже давным-давно. Хотел бы я знать, как поживают Бренда и Сьюзи.
- Я не сомневаюсь, что они по тебе ужасно скучают, - рассмеялся Акмед. - Вряд ли им довелось познакомиться с кем-нибудь, кто мог бы с тобой тягаться. - Он бросил великану яблоко и продолжал: - Пошли глянем, что тут есть интересного.Новая одежда в дополнение к тем лохмотьям, в которые превратилась прежняя, не слишком защищала от морозного воздуха. Друзья также прибрали к рукам оставленную без присмотра упряжь и поводья и починили свою обувь. Увы, не очень успешно: снег продолжал забираться внутрь, и ноги у них постоянно мерзли, а то и вовсе немели от холода.
Через несколько миль территория стала более населенной, а лес совсем поредел. Грунтор и Акмед прятались в кустах, усеянных колючками и шипами, и наблюдали за горожанами, прислушиваясь к их разговорам.
Несмотря на то что по части чуткости музыкального слуха им было далеко до Рапсодии, они уже многое понимали, улавливая отдельные слова или целые фразы. Одно - "Авондерр" - повторялось очень часто; как правило, его сопровождало направление "на юго-запад". Болги решили, что так называется соседний район, хотя деревня это, город, провинция или название народа, так и осталось невыясненным.
Они обошли все поселение и к вечеру приготовились двинуться дальше, когда внимание Акмеда привлек далекий шум на дороге.
Спрятавшись в зарослях деревьев с серебристыми стволами, каких он ни разу не видел на Серендаире, дракианин закрыл глаза и сосредоточился. Из деревни вела лишь узкая колея, разбитая колесами фургонов и копытами животных, покрытая жидкой грязью и снегом, растаявшим после недавней оттепели. Неожиданно он вспомнил песню Рапсодии: "Надежный следопыт, который никогда не ошибается..." Это она сказала о нем.
Он прислонился к стволу и отпустил свой разум на свободу. Перед его мысленным взором появилась дорога. С головокружительной скоростью он помчался вперед, следуя за всеми поворотами разбитой колеи.
И вот он увидел всадников с оружием в руках, которые мчались по направлению к деревне. Их было около дюжины. В черно-зеленых кожаных куртках, верхом на чалых лесных лошадях.
Неожиданно картинка исчезла, но Акмед успел заметить еще две детали. Первое: лица всадников - широкие скулы, большие глаза, суровое, непреклонное выражение. У всех до одного. Кожа и волосы цвета земли и травы... Лирины!
Второе: в руках они держали факелы.
Акмед выругался на болгише и повернулся к Грунтору:
- Сюда направляются солдаты с факелами. Лирины. Грунтор непонимающе уставился на него:
- Лирины? С огнем? Ты уверен, сэр?
Акмед кивнул. Он прекрасно понимал, что именно так удивило сержанта. Лирины, особенно лирингласы, ненавидят огонь из-за опасности, которую он представляет для их земель. Если не считать лиринпанов, представителей народа, живущего в городах, все лирины предпочитают селиться в лесах или на открытых полянах, а там пламя в любой момент может уничтожить их дома. Отряд лиринов, использующий огонь как оружие, - это нечто противоестественное. Впрочем, времени для долгих размышлений не оставалось.
- Идем, - прошептал дракианин.
Они быстро пробрались сквозь заросли папоротника, стараясь оставаться незамеченными, и двинулись на юго-запад. Когда они оказались среди густого подлеска, Акмед забрался на высокую сосну и спрятался среди ее ветвей, примерно в десяти футах над землей. Грунтор скрылся в кустах. Когда Акмед посмотрел вниз, он с трудом сумел рассмотреть друга.
Едва они успели устроиться в своих убежищах, как появился отряд. Испуганно крича, крестьяне хватали детей и спешили убраться подальше от дороги. Они разбегались в разные стороны, точно стая птиц при приближении хищника.
Акмед с ужасом наблюдал за тем, как первые всадники пронеслись мимо трех или четырех застывших в ужасе крестьян, оставляя их своим товарищам, а те, не медля ни секунды, прикончили несчастных прямо на месте. Другие лирины направились к домам, и вскоре вся деревня пылала, точно громадный факел.
Некоторые крестьяне пытались отбиваться тем, что оказалось у них под рукой, но против всадников у них не было ни одного шанса. Один из нападавших набросился на крестьянина, убегавшего прочь и тащившего за собой маленькую девочку. Ребенок отлетел на обочину, где и остался лежать неподвижно, точно сломанная кукла.
Акмед не мог оторвать глаз от солдата, который остановился, развернул лошадь и направился прямо к ребенку. В тот же миг свистнула стрела. Она вонзилась лирину в шею. Солдат повалился на землю, а его лошадь умчалась прочь.
Грунтор с мрачным выражением лица достал еще две стрелы и снова выстрелил. Еще один солдат повалился на дорогу; потом упал третий лирин, не успев зажечь соломенную крышу.
Раздался пронзительный птичий крик, и всадники остановились. Прозвучал новый приказ, отданный спокойным громким голосом, и солдаты начали покидать горящую деревню, равнодушно промчавшись мимо тела одного из своих павших товарищей.
Над крошечной деревушкой повисла тишина. Затем, словно по безмолвному сигналу, поднялись крики и стоны раненых. Плачущая женщина бросилась к девчушке, схватила ее на руки, смеясь и рыдая одновременно, слишком счастливая, чтобы заметить лицо фирболга, скрывающегося в кустах всего в нескольких футах от нее.
Когда она убежала, Грунтор опустил лук. Ветер нес в их сторону густой черный дым.
- Что, ради всех святых, тут произошло? - удивленно покачав головой, спросил он.
- Понятия не имею, - пожал плечами Акмед. - Может быть, сказки, будто люди на другой стороне земли ходят на головах, - чистая правда? Если бы сегодня утром ты сказал мне, что мы увидим отряд лириндаркских карателей, вооруженных факелами и предавших огню лесную деревню - да еще бросивших тела своих погибших товарищей! - я бы сказал, что ты повредился умом.
Акмед спустился вниз. Друзья направились через лес на запад. Горестные крики крестьян и горький запах дыма еще долго сопровождали их.К концу восьмого дня своей разведывательной миссии друзья могли с уверенностью сказать, что они не просто повредились умом, а окончательно спятили. Повсюду, где они проходили, постоянно возникали бессмысленные по своей жестокости сцены.
Иногда в них принимали участие лирины, однако чаще всего людей убивали люди. Фирболги начали думать, что мир, в который они попали, устроен как-то иначе, и здесь место чудовищ занимают те, кто чудовищам это имя дал.
Еще более непонятным оказалось то, что происходило после нападения вооруженных людей. В одном городке, расположенном на границе леса и открытых земель, друзья с удивлением обнаружили, что участники атаки вернулись в свои бараки, находящиеся сразу за поворотом дороги, примерно в полумиле от городка. Кое-кто из солдат даже вернулся потом обратно, чтобы помочь раненым.
Фирболги прятались за зернохранилищем, наблюдая за происходящим.
- Что здесь творится? - возмущался Грунтор. - Никакого смысла!..
Акмед покачал головой и ничего не сказал. Он спокойно относился к войне, если понимал, кто с кем воюет, какие у них мотивы и цели. Здесь же все было совершенно непонятно.21ПО МЕРЕ ТОГО как приближалось море, снега становилось все меньше. В конце концов он исчез, и глазам путников предстали коричневая трава и голые деревья, оказавшиеся во власти ледяного ветра - такого же безжалостного, как и солдаты. Акмед и Грунтор старались держаться подальше от цивилизации, чтобы по ночам спокойно разбивать лагерь, разводить костер и спать, не опасаясь никаких неожиданностей. К пустым домам и сараям они подходили лишь затем, чтобы пополнить свои припасы.
Они вошли в Авондерр. Судя по тому, что им удалось услышать от местных жителей, так называлась приморская провинция. Теперь в воздухе настолько сильно пахло соленой водой, что даже Грунтор улавливал ее аромат. Океан властно напоминал о себе. Друзья постоянно скрывались от жителей этих земель и не вступали с ними ни в какие контакты.
Поселки стали больше и теперь располагались все ближе друг к другу, пока в конце концов не слились в сплошной город. Бесконечная линия домов тянулась к самому горизонту. Это и был портовый город. На место хижинам и простым сараям пришли кирпичные дома с тяжелыми деревянными дверями и черепичными крышами.
Лесные дороги сменились широкими магистралями и улицами, выложенными булыжником. Грунтор не переставал удивляться - ведь там, где обитают фирболги, булыжные мостовые можно встретить только в самых богатых районах, и то лишь перед общественными зданиями и храмами. Здесь же каждая улица громадного города - в три раза превосходящего Истон - могла похвастаться собственной вымощенной камнем мостовой.
Порт Авондерра поражал воображение - он протянулся вдоль берега на многие мили, так далеко, что разглядеть, где он заканчивается, было невозможно. На его границах располагались рыбацкие поселки, дальше шли доки, построенные из блестящего камня, дерева и сверкающего металла. В самом центре находилась крытая гавань и такой громадный причал, что Акмед с Грунтором так и не смогли сосчитать, сколько возле него кораблей. Стоя поодаль, они наблюдали за разгрузкой сотни торговых судов одновременно. Лошади, фургоны, ящики, коробки, люди так и мелькали перед глазами; казалось, будто смотришь на муравейник.
- Ты только посмотри! - бормотал сержант.
- Нет, - проговорил Акмед и, схватив приятеля за плечо, показал на небо. - Ты посмотри НА ЭТО!
Они находились позади лавки кузнеца, расположенной на окраине города. Грунтор, устроившийся на куче угля, прикрытой промасленной тканью, поднял голову. Солнце садилось, и голубое небо вдруг затянуло черными штормовыми тучами. Через несколько минут поднялся ветер, засверкали молнии, грозно загрохотали громовые раскаты.
- Проклятье, пора уносить ноги!
Акмед перелез через низкую стену за кузницей и направился подальше от гавани.
- На окраине города я видел скалы. Отличное укрытие от людей и дождя. Идем. Буря будет сильной.Друзья быстро шагали в сторону береговых скал под сердитыми небесами и порывами злобного ветра. Ревели волны, набегая на песок и бросая соленые брызги в лица фирболгов.
Небо до самого горизонта почернело. Только время от времени тучи ненадолго расступались, и тогда на землю проливался лунный свет, который тут же гас, раздавленный разбушевавшейся стихией.
- Может, поищем пещеру, сэр?
Акмед прищурился, но, кроме скал и ревущих волн, почти ничего не сумел разглядеть. Глаза фирболгов хорошо видят в темноте под землей - но не на поверхности.
- Посмотрим, что там, с другой стороны скал, - предложил он.
Грунтор затряс головой, и во все стороны полетели соленые брызги.
- Не-е-е. Ничего там нет. Только скалы на многие мили вокруг. А вот на самом берегу какое-то большое укрытие.
- Ты его чувствуешь? Это все твоя связь с землей?
- Угу.
Акмед и Грунтор осторожно спустились вниз и наконец добрались до полосы песчаного пляжа. Они тут же бросились бежать. С неба сыпались капли дождя, который жалил глаза и кожу, точно их кололи ледяные иголки. С севера берег огибал большой утес, дальше шла бухта и маленькая лагуна; они видели ее сверху. Скалы уходили вдаль и, словно горный хребет, терялись в темноте.
Обогнув одну из них, друзья увидели громадное сооружение, окруженное четырьмя меньшими строениями. Рассмотреть их очертания в темноте было невозможно.
- Храм! - крикнул Акмед Грунтору. - Какой идиот построил храм НА ПЕСКЕ?
Сержант едва расслышал его слова, заглушаемые ревом ветра.
- И рядом с водой. Странно как-то. Заглянем внутрь? - предложил великан.
Тяжелая грива его волос почернела от воды и все время норовила попасть в глаза.
Акмед колебался. Храм означает также священников, а он ненавидел их. Однако здание, перед которым они стояли, казалось пустым. В четырех строениях, расположенных на некотором расстоянии, горел свет - очевидно, там жили священники или хранились припасы. У путников больше шансов остаться незамеченными, если они спрячутся в базилике.
- Ладно, - проворчал Акмед и поглубже натянул капюшон на глаза. - Надеюсь, эти священники умеют плавать. Иначе им лучше со мной не встречаться.Пока они не вышли к северной стороне скалистого кряжа, им не удалось разглядеть толком ничего, кроме огромного каменного сооружения, выстроенного на самом берегу. Подойдя поближе, оба невольно замерли на месте.
Храм был окутан ночным мраком. Его хлестало разъяренным дождем и ураганным ветром; диковинный шпиль громадного сооружения уставился в противоположную от моря сторону. В основании храма лежали огромные глыбы плитняка - специальным образом обтесанные и скрепленные между собой известковым раствором. К двери вели чистые дорожки, выложенные огромными каменными плитами, отполированными до блеска.
Неожиданный, особенно сильный, порыв ветра взметнул полы жалких плащей путников, проник до самых костей. Тучи на мгновение приоткрыли лик луны, и ее свет пролился на удивительное сооружение.
Храм построили таким образом, чтобы он походил на корпус громадного потерпевшего крушение корабля, торчащего из песка среди прибрежных скал под весьма необычным углом. Большие ворота, изготовленные из планок разного размера с неровными краями, представляли собой пробоину в килевой части корабля, а наклоненный под углом шпиль - упавшую мачту.
Огромная имитация корабля выглядела совершенно точной, вплоть до малейших деталей и приспособлений. Впрочем, якоря и такелаж, сделанные из мрамора, были значительно больше нормального размера.
Чуть дальше по берегу располагалось еще одно необычное сооружение, соединенное с главным деревянными мостками. Как и большая часть пристройки, мостки были видны только во время отлива и оказывались в воде, едва начинался прилив. Дополнительное сооружение изображало разбитую корму судна. Гигантский якорь, лежащий между двумя зданиями, имел функцию преддверия.
Несмотря на стремление зодчего построить здание таким образом, чтобы у стороннего наблюдателя возникло ощущение, будто он видит разбросанные по берегу обломки, было очевидно, что сооружение очень прочное и надежно стоит на своем месте и что сильный ветер и бушующая стихия ему нипочем.
Грунтор тихонько присвистнул:
- Ну, что скажешь, дружище?
Акмед старался справиться с отвращением, которое он питал к воде. В прежние времена волны заглушали своей канонадой биение сердец его жертв. Спрятаться от Брата бедняги могли только на берегу моря.
- Не знаю. Может быть, местные прихожане - купцы или рыбаки. В таком случае, это очень богатые рыбаки. Я таких сооружений никогда не видел. Событие, которое они решили запечатлеть, наверное, имело для них огромное значение - иначе с какой стати людям строить нечто столь чудовищное? Жаль, что Рапсодии нет с нами. Возможно, она что-нибудь про это знает.
- Точно. Ой думает, она родилась в семье моряков или портовых рабочих, в Истоне. Как-то ночью, на Корне, она что-то бормотала про океан.
- Сомневаюсь, что Рапсодия родилась в Истоне, - покачав головой, возразил Акмед. - Или вообще в каком-нибудь городе. Возможно, искусству выживания она и научилась в тавернах и на улицах Истона, но она - не дитя улиц. Я думаю, она выросла на какой-нибудь ферме. Возможно, небогатой, но и не нищей. Рапсодия не производит впечатления существа, появившегося на свет в городской канаве.
Ветер подхватил горсть песка и сердито швырнул им в лица.
- Как ты думаешь, с нею все в порядке? - озабоченно спросил Грунтор.
Акмед принялся связывать полы своего плаща:
- В полном... Пошли. Отлив скоро закончится. Я хочу посмотреть, что в том, дальнем, здании.Некоторое время друзья наблюдали за зданием, проверяя, нет ли возле него стражников или прихожан. Впрочем, довольно скоро стало ясно, что в такую погоду люди сидят по домам и болги могут не опасаться, что их кто-нибудь увидит.
Вой ветра стал еще пронзительнее, дождь полил стеной и тут же вымочил фирболгов до самых костей. Океанские волны яростно налетали на берег, украшая белой пеной скалы у основания храма. Черные тучи, мчащиеся по небу, закрыли светлый лик луны.
Акмед и Грунтор быстро забрались наверх и помчались по дорожке к воротам храма. Громадные факелы, освещавшие вход, давно погасил ветер. Грунтор ухватился за мощные медные ручки и потянул их на себя; левая створка легко, без всякого сопротивления открылась; путники быстро вошли внутрь и закрыли за собой дверь.
Они остановились у входа, молча разглядывая громадную базилику, похожую на темную пещеру. Потолок терялся где-то над головами. Огромные куски дерева всевозможных размеров были вкраплены в каменную кладку стен - получилось похоже на разбитый скелет гигантского зверя, лежащего на спине. Позвоночник - длинный проход, который заканчивался где-то далеко впереди, а ребра торчали в разные стороны, словно безнадежно пытались проникнуть в окутывающий потолок мрак.
Круглые окна, похожие на иллюминаторы, находились почти под самым потолком. Днем сквозь них в храм проникал свет. Вдоль стен, на высоте колен Грунтора, шла полоса толстых прозрачных стеклянных плиток, сквозь которые просвечивало море, заливая базилику зеленоватым сиянием. Днем зрелище наверняка было потрясающим; сейчас же, во время шторма, Акмед почувствовал, как эго охватывает неприятное чувство призрачности окружающего мира - ощущение, с которым он справился не без труда.
Грунтор потряс головой, и брызги с его волос полетели во все стороны. Внутри храма не нашлось ничего похожего на скамьи или сиденья, если не считать громадных мраморных плит в самом центре. Несмотря на близость воды и на то, что нижняя часть стен и пол находились ниже уровня моря, в храме было на удивление сухо. Однако друзья заметили, что пол выложен из камня, на котором легче удержаться, когда он мокрый.
Акмед кивком показал вперед, и фирболги медленно пошли по проходу, все время оглядываясь по сторонам. Огромные куски дерева многое повидали в своей прежней жизни, когда служили частью обшивки кораблей. Цвет и состояние дерева указывали на то, что его собирали с разных судов.
Примерно посередине прохода потолок резко уходил вверх, образуя широкий черный туннель с небольшими тонкими прорезями где-то наверху. Сквозь них внутрь проникали соленые брызги и ветер, чей пронзительный вой эхом отражался от массивных стен храма.
- Мачта, наверное, - заметил Грунтор.
Под мачтой были по кругу расставлены каменные скамейки, а внутри круга находился фонтан, вырезанный из белого с синими прожилками мрамора. Его окружал каменный бассейн. Пульсирующая струя воды взлетала вверх и тут же опадала, подчиняясь ритму ревущих за стенами волн. Время от времени вода проливалась на пол, но всякий раз достаточно далеко от скамеек.
В дальнем конце храма находилась еще одна дверь, отлитая из меди и украшенная какой-то надписью, но с такого расстояния прочитать ее было невозможно. Болги обошли фонтан и направились в заднюю часть громадного сооружения. Звук их шагов поглощался ревом взбунтовавшегося моря.
По обеим сторонам медной двери располагались настенные канделябры. Под стеклянными колпаками прятались фитильки. Подойдя к двери, друзья разглядели на ней руны, которые Акмед не смог разобрать. Впрочем, ему показалось, что некоторые символы он видел раньше. Они отдаленно напоминали буквы письма, принятого на Серендаире.
Поверхность каждой створки украшало рельефное изображение двух мечей, один указывал вверх, другой - вниз. Вдоль клинков шла надпись, похожая на океанские волны, острия мечей упирались в одинаковый рисунок.
Взглянув на задний план барельефа, Акмед на мгновение задумался. Когда-то он уже видел такого крылатого льва. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить.
- Герб семьи Маквитов, - сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем Грунтору, хотя сержант тоже знал о легендарном воине, рыцаре короля Серендаира. - Что он делает здесь, на другом краю света?
Грунтор потер подбородок и посмотрел на дверь.
- Ой думает, Маквит прибыл к нам издалека. Разве его не называли Нагалл-Чужестранец? Он приплыл на Остров совсем молодым. Может, здесь живет его семья?
Акмед кивнул. Собственная недогадливость сердила его. Глухое ворчание волн проникало в его сознание и мешало думать.
- Ну, в таком случае это поможет нам понять, куда мы попали. Мне кажется, он родом из Монодьера. - Дракианин ухватился за ручку левой створки и потянул на себя, но она была закрыта; тогда он попытался открыть другую - с тем же результатом. - В пристройку должна вести какая-нибудь дверь, - проговорил он, вытирая мокрую руку о плащ.
- Позволь мне, - вежливо молвил Грунтор с легким поклоном.
Поплевав на ладони, он ухватился за ручку и одним движением открыл дверь, но тут же отшатнулся - в лицо ему ударил каскад соленых брызг.
По другую сторону двери, медная поверхность которой позеленела от соленой воды, оказалась широкая каменная ступенька, ведущая к деревянному переходу. На ней уже начали собираться лужи - приближался прилив.
Фирболги прикрыли глаза руками и шагнули в бушующую непогоду, причем Грунтор крепко вцепился в плечо Акмеда. Деревянная дорожка оказалась узкой и длинной.
Она была проложена по песчаной отмели, повсюду виднелись морские водоросли и грязь, которая остается после отлива.
Друзья постаралась пройти по ней, не задерживаясь, пытаясь сохранить равновесие под порывами сердитого ветра. Грунтор задержался лишь на мгновение, чтобы вытащить раковину, застрявшую в грубом дереве у них под ногами.
Когда они подошли к пристройке, выяснилось, что у нее нет собственной двери - ее заменяла грубая арка, а само помещение было предоставлено на растерзание морю и ветрам. Когда начнется прилив, большая часть пристройки снова окажется под водой, которая поднимется настолько, что сможет накрыть Акмеда с головой. На песке перед аркой лежал огромный якорь, ржавый и изъеденный солью.
Не оглядываясь, Акмед и Грунтор быстро перешагнули через якорь, вошли внутрь и в изумлении замерли на месте.
В отличие от храма - искусной имитации корабля - пристройка была частью самого настоящего судна, поставленного на песке вертикально, носом к небу. Судя по обломкам, составлявшим большую часть кормы, когда-то это судно отличалось огромными размерами. Палубу убрали, оставив лишь корпус, служивший сейчас стенами пристройки. Присмотревшись повнимательнее, друзья поняли, что корабль сделан не из обычного дерева, а из какого-то особенного материала, которого они никогда раньше не видели.
На песке в самом центре пристройки стоял каменный стол - плита из черного обсидиана, блестящая от соленых брызг. Пара наручников из неизвестного друзьям металла, с открытыми замками, была приделана к плите. На них не было ни пятнышка ржавчины.
Поверхность камня когда-то была исписана рунами. Сейчас их полностью изгладили время и океан, одинаково не знающие жалости. На гладкой поверхности обсидиана остались лишь тусклые следы надписи.
У передней части плиты друзья заметили дощечку с выпуклыми рунами, похожими на те, что они видели на медной двери. Как и наручники, она нисколько не пострадала от воды и времени.
- Немного похоже на письмо Серендаира, - сказал Акмед, наклонившись, чтобы повнимательнее разглядеть дощечку. - Жаль, что с нами нет Рапсодии.
- Второй раз за десять минут, - ухмыльнувшись, заявил Грунтор. - Ой обязательно ей передаст.
- Она тебе все равно не поверит или подумает, будто я жалел о том, что не могу столкнуть ее в море, - сказал Акмед, выпрямляясь.
Сбросив заплечный мешок на каменную плиту, он достал промасленную ткань и кусок угля, которые они украли у кузнеца. Затем углем быстро потер руны, наложил ткань на руны, прижал и убрал все обратно в мешок.
- Вот видишь, на самом деле не так уж она нам и нужна. Слушай, пора отсюда выбираться. Начинается прилив.
Грунтор кивнул. Вода уже добралась ему до щиколоток - значит, песчаная отмель скоро скроется под волнами.
Акмед снова забросил за спину заплечный мешок, случайно коснувшись пальцами каменной плиты. Неожиданно он почувствовал легкую вибрацию. Он снова наклонился и принялся разглядывать камень. Огромный кусок черного обсидиана казался самым обычным. Однако когда Акмед к нему прикасался, то ощущал отчетливый гул, чуждый и одновременно неприятно знакомый. Он посмотрел на Грунтора:
- Ты что-нибудь чувствуешь, когда к нему прикасаешься?
Сержант положил ладонь на камень и задумался, а затем он покачал головой:
- Не-е-е. Холодный, как мрамор. Гладкий, ведь море его все время колотит...
Акмед убрал руку, и вибрация тут же прекратилась, оставив после себя чувство облегчения и потери. Впрочем, раздумывать над тем, что все это значит, времени не было - начался прилив.
Они вышли наружу, и на них тут же налетел злобно завывающий ветер. Друзья поспешно направились назад, в базилику, шагая уже по колено в воде. Когда они оказались внутри, Грунтор снова закрыл медную дверь, вздохнул и взглянул на Акмеда:
- Ну и что это такое было? Акмед покачал головой:
- Понятия не имею, но может быть, Ра... - Он замолчал, рассердившись на себя.
Грунтор фыркнул, не в силах сдержать смех:
- Ладно, чего уж там! Может быть, она бы и сообразила.
- В любом случае, нам пора возвращаться, - сказал Акмед, направляясь к выходу из базилики. - У нас с нею назначено свидание. Учитывая ситуацию и стычки, которые у них тут в моде, дорога назад может занять больше времени, чем мы планировали.22ТЯЖЕЛУЮ ВХОДНУЮ ДВЕРЬ в дом Главного Жреца украшала резьба, неожиданно напомнившая Рапсодии о родине.
Позолоченное изображение дракона или какого-то другого мистического зверя со временем облупилось, словно соленые брызги отполировали поверхность дерева до блеска. В верхнем правом углу Рапсодия заметила знак - видимо, отводящий несчастье. Таких она не видела никогда - круг, образованный спиралью.
Каддир громко постучал посохом, подождал немного и собрался постучать снова, когда дверь резко распахнулась.
На пороге стояла женщина средних лет, полукровка-лиринка, как и сама Рапсодия. Землистый цвет ее кожи, каштановые глаза и волосы больше бы подошли лесным лиринам Острова. На висках Рапсодия заметила седину.
На женщине было платье из некрашеной шерсти. Рапсодия уже видела такие на филидах. Женщина почтительно поклонилась Каддиру, а затем повернулась к его спутнице и от изумления широко раскрыла глаза. Рапсодия покраснела.
"Я, наверное, ужасно выгляжу", - смущенно подумала она.
Каддир сердито откашлялся и проговорил:
- Добрый вечер, Гвен. Его милость дома? Женщина заморгала и покраснела:
- Извините, святой отец, и вы тоже, мисс. Уж не знаю, что на меня нашло. Пожалуйста, заходите.
Она посторонилась, и Каддир вошел в дом, взяв Рапсодию за локоть и тем самым показывая ей, что она должна следовать за ним.
Они прошли за Гвен через прихожую с каменным полом, отделанную резными деревянными панелями. У двери возле винтовой лестницы Гвен остановилась и вежливо постучала:
- Ваша милость!
- Да? - ответил приятный баритон.
Рапсодия мгновенно отметила про себя, что у говорящего голос образованного человека.
- К вам гости. - Гвен снова посмотрела на Рапсодию.
- Это я, ваша милость, - сказал Каддир и наградил Гвен хмурым взглядом. - Прекрати пялиться, ты ведешь себя невежливо.
Женщина быстро отвернулась.
Дверь открылась, и Каддир провел Рапсодию внутрь. Она оказалась в уютном, на удивление маленьком кабинете с большим, во всю стену, камином, в котором весело трещали поленья. Когда Певица вошла, пламя радостно ее поприветствовало и тут же снова успокоилось.
Оглядевшись по сторонам, Рапсодия заметила множество самых необычных предметов. Карты, свитки, полки занимали три свободные стены. Около круглого стола, сделанного из пня, стояли удобные стулья. Буфет и другая мебель прятались в тенях.
Возле двери стоял худой мужчина в простом сером одеянии. Его доброе лицо было изборождено морщинами; множество тонких морщинок окружало веселые глаза, волосы серебрились, густые брови были седы, а серые усы аккуратно подстрижены. Мужчина был высоким и слегка сутулился, но не производил впечатления человека слабого здоровья. Выдубленная ветрами кожа выдавала в нем любителя проводить свободное время на свежем воздухе.
- Так-так, - молвил он. - И что же у нас случилось?
- Ваша милость, эта женщина вышла ко мне из леса около Трэф-и-Гвартега, - почтительно ответил Каддир. - Она не говорит на нашем языке, хотя у меня сложилось впечатление, что немного его понимает. Кроме того, она воспевает восход солнца, но я ни разу не слышал в ее молитве слов. У нее неземной красоты голос. Я подумал, что, возможно, вам будет интересно с нею познакомиться, поскольку я не могу понять, кто она такая. Мне пришло в голову, что она - дриада, или сильфида, или еще какой-нибудь дух, о которых вам известно больше, чем кому бы то ни было.
Рапсодия удивленно посмотрела на Каддира. Ее поразило название деревни - Трэф-и-Гвартег, - на языке Острова означавшее "город скотоводов".
Впрочем, больше всего ее потрясли последние слова священника. Когда жители деревни разглядывали ее, она решила, что причина заключается в том, что они, возможно, никогда не видели лиринов. Однако Гвен - тоже лиринка. Почему священник решил, будто она - лесной дух? Дело в ее жутком внешнем виде или тут что-то другое? Она вспомнила безрезультатные попытки Акмеда и Грунтора убедить ее в том, что, пройдя через огонь, она изменилась. По-видимому, стала редким уродом, не похожим на остальных людей.
Старик весело улыбнулся.
- Спасибо, Каддир! - Он шагнул к Рапсодии и заглянул ей в лицо. - Меня зовут Ллаурон, - проговорил он мягко. - Как мне вас называть, дорогая?
- Рапсодия, - ответила девушка, и Каддир подпрыгнул на месте от неожиданности.
- Я и не знал, что она умеет разговаривать, - сказал он.
- Иногда следует задавать вопросы, на которые человек в состоянии ответить, не так ли, Рапсодия? - Голос Ллаурона, глубокий и красивый, звучал ласково и успокаивал, и Рапсодия невольно улыбнулась:
- Да.
- Откуда вы?
Рапсодия нахмурилась, пытаясь решить, как ответить этому доброму старику. Она считала вполне разумным не выдавать лишней информации посторонним, но и лгать не хотела. Кроме того, она сомневалась, что сумеет достаточно внятно объясниться на чужом языке.
- Я не знаю, как вы называете наши края, - осторожно проговорила она. - Это очень далеко.
- Да, могу себе представить, - сказал жрец. - Не переживайте. Может быть, хотите поесть? Или принять ванну?
Глаза Рапсодии загорелись от радости, и огонь тут же отреагировал громким веселым треском.
- Да, было бы кстати, - медленно сказала девушка. Ллаурон открыл дверь в кабинет:
- Гвен!
- Да, ваша милость? - Женщина появилась мгновенно.
- Это Рапсодия. Она у нас погостит - по крайней мере, сегодня. Пожалуйста, приготовь ей горячую ванну и много-много мыла. Пусть Вера сделает ужин и принесет его сюда.
Женщина кивнула и ушла. Ллаурон снова повернулся к своим гостям:
- Не хотите ли пока выпить чаю?
- Да, спасибо, - ответила Рапсодия.
- Я тоже, ваша милость, - спохватился Каддир. - С удовольствием!
Ллаурон показал гостям на стулья, а сам занялся приготовлением чая. Повесил котелок с водой над огнем, достал из буфета три чашки и расставил их на столе. Когда вода закипела, он снял ее с огня и налил в фарфоровый чайник, куда уже положил какие-то листья. Затем устроился на стуле напротив Рапсодии.
- Ну, Рапсодия, надеюсь, Каддир проявил себя гостеприимным хозяином, если не считать того, что не сообразил предложить вам помыться.
Каддир пришел в ужас.
- Прошу меня простить! - смущенно пробормотал он. - Но я боялся нарушить какой-нибудь обычай вашего народа.
- Бросьте, Каддир, - весело проговорил Ллаурон. - Вы знакомы с достаточным количеством лиринов, чтобы знать, что они МОЮТСЯ.
Он налил чай в чашки и предложил гостям мед в небольшом кувшинчике.
- Она из лиринов? - удивленно переспросил Каддир.
- Думаю, полукровка. Правильно, дорогая? Один из ваших родителей принадлежал к народу лирингласов?
- Моя мать, - кивнула Рапсодия и сделала глоток чая, наслаждаясь теплом.
- Так я и думал.
Раздался стук в дверь, потом она открылась.
- Ванна готова, ваша милость.
Ллаурон поднялся:
- Я думаю, горячая вода - именно то, о чем вы сейчас мечтаете больше всего в мире, верно, дорогая?
- Да.
Тяжелый вздох, сопровождавший ответ Рапсодии, заставил Главного Жреца рассмеяться.
- В таком случае, желаю вам получить истинное удовольствие. Гвен, пожалуйста, обеспечь нашу гостью всем необходимым. Думаю, ты сможешь подобрать ей платье взамен старого, правда?
- Конечно, ваша милость.
- Вот и отлично.
Рапсодия последовала за Гвен. Когда они вышли в коридор и начали подниматься по лестнице, она услышала, как Ллаурон насмешливо проговорил:
- Дриада?.. Ну, знаете ли!
- Я никогда не видел таких лиринок, - попытался оправдаться Каддир.
- Должен с сожалением заметить, что лесных духов больше не осталось. Последние погибли вместе с Островом много веков назад...
Гвен закрыла дверь в ванную, и Рапсодия перестала слышать их голоса.В комнате стояла большая фарфоровая ванна, наполненная горячей водой. Пахло распаренными травами.
"Феннел и лимонная вербена", - подумала Рапсодия, вдыхая. Она повернулась и увидела, что Гвен наблюдает за нею и не собирается никуда уходить.
Отчаянно смущаясь, Рапсодия сняла грязную одежду, оставив на шее медальон, и забралась в ванну, испытав самый настоящий экстаз, когда горячая вода обняла ее тело. Подняв глаза, она увидела, что Гвен собрала ее лохмотья и вышла, прикрыв за собой дверь.
Не в силах сдержать восторженного восклицания, Рапсодия отдалась несказанному наслаждению, чувствуя, как вода вымывает грязь из пор, позволив коже дышать впервые за... сколько же прошло времени? Пока Рапсодия отмывала волосы и тело, вода приобрела отвратительный серый цвет.
Девушка вытиралась большой толстой простыней, когда вернулась Гвен с белым шерстяным платьем, очень похожим на те, что Рапсодия видела на филидах в лесном поселении. Служанка вышла, и Рапсодия оделась. Наконец-то она избавилась от рванины! Затем девушка с сомнением посмотрела на свой меч.
"Прицепить его на пояс? Нет, это будет выглядеть смешно".
И Рапсодия решила просто взять его в руки. Спрятать все равно было негде.
Она подождала несколько мгновений, но Гвен не возвращалась. Рапсодия приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Она медленно спустилась по лестнице, внимательно разглядывая поразительный дом - неожиданные углы и забавные детали, сверкающие деревянные панели и диковинные украшения на стенах.
Дверь в кабинет была открыта, и девушка, остановившись на пороге, позвала:
- Тут есть кто-нибудь?
Ей ответил Ллаурон, чей голос доносился откуда-то издалека:
- Все в порядке, милая? Заходите.
Рапсодия шагнула в пустой кабинет. В стене, занятой камином, она заметила открытую дверь, на которую не обратила внимания раньше. Когда девушка проходила мимо, огонь весело взвился в воздух. Рапсодия вошла в соседнюю комнату.
Комната практически ничем не отличалась от кабинета, если не считать того, что почти все пространство занимал громадный резной письменный стол, заваленный пергаментами и свитками, разбросанными, на взгляд Рапсодии, как попало. Между двумя застекленными окнами девушка заметила еще один камин, поменьше. Стекло в ее мире считалось роскошью, а здесь она видела его только в доме Главного Жреца. Ллаурон поднялся с большого кресла и улыбнулся ей:
- Ну, теперь, надеюсь, вы чувствуете себя лучше? Она кивнула.
- Хорошо, очень хорошо. Вы узнали травы?
Рапсодия задумалась. Лаванда, феннел, лимон, вербена, розмарин. Девушка не знала этих слов на новом для себя языке, а называть их на родном не хотела.
- Да, - сказала она просто. Главный Жрец рассмеялся:
- Замечательно. Значит, вы разбираетесь в целебных травах?
- Нет, я кое-что знаю про растения, но совсем немного, - покачав головой, ответила Рапсодия.
- Ну, если вы захотите узнать больше, здесь самое подходящее для этого место. Нашего главного специалиста по травам зовут Ларк, она тоже лиринка. К сожалению, не из лирингласов.
- Не сомневаюсь, что это будет очень интересно.
- И в самом деле! Обычно я еще прошу Гвен добавлять в воду каменную соль. Она успокаивает натруженные мышцы. Надеюсь, так и произошло.
- Да, большое вам спасибо, - улыбнувшись, сказала Рапсодия. - Я чувствую себя так, будто заново родилась.
Ллаурон жестом пригласил ее занять мягкое кресло:
- Каддир приносит вам свои извинения. Он нужен в больнице. Возможно, вы хотите задать мне парочку из тысячи вопросов, которые наверняка мучают вас и, должен признать, меня тоже. Устраивайтесь у огня поудобнее, дорогая, ужин для вас стоит на подносе.
Рапсодия послушно направилась к креслу, стараясь дышать ровно, чтобы огонь не отреагировал на ее волнение. Ничего у нее не получилось: как только она уселась, пламя словно ожило и забеспокоилось. Ллаурон, казалось, ничего не заметил.
- Куда я попала? - спросила Рапсодия, осторожно выговаривая слова на чужом языке.
Ллаурон улыбнулся и ответил:
- Вы в доме Главного Жреца - это я, разумеется, - филидов, религиозного ордена, который поклоняется Единому Богу, Тому-Кто-Дает-Жизнь, заботясь о благополучии различных аспектов природы. Мой дом стоит в центре Круга - поселения, где сторонники нашей веры живут, учатся и присматривают за Великим Белым Деревом. Думаю, вы видели Дерево, когда шли сюда, - его трудно не заметить...
Рапсодия кивнула.
- Лес, в котором оно растет, где живем мы и где в настоящий момент находитесь вы, называется Гвинвуд, - добавил жрец.
Рапсодия откинулась на спинку кресла. Все эти названия были ей внове. Ллаурон заметил ее разочарование.
- Вы разбираетесь в картах? - спросил он.
- Вполне прилично. Правда, в основном в морских.
- Отлично. Идите сюда.
Старик поднялся и подвел Рапсодию к необычному шару, стоявшему в углу на подставке. На шаре была нарисована карта, изображавшая земли исследованного мира. Ллаурон взял шар в руки и, повернув, нашел северный континент с длинной неровной береговой линией.
- Вот где мы находимся, - сказал он, показывая на место, расположенное поодаль от побережья.
Рапсодия промолчала. Она видела эти земли раньше, когда училась; считалось, что они необитаемы.
Остров Серендаир располагался в южном полушарии, на другом конце света. И хотя Рапсодия предполагала, что такое возможно, ей все равно стало нехорошо. Она оказалась гораздо дальше от дома, чем надеялась.
- Можно мне посмотреть вашу... круглую карту? - с сомнением спросила она; время от времени ей не хватало слов.
- Конечно. Она называется глобус. - Ллаурон придвинул к гостье подставку.
Рапсодия медленно повернула глобус, разглядывая те места, которые уже повидала, и многие из тех, в которых еще не была. Она старательно разглядывала все части света, надеясь скрыть от Ллаурона, что ее интересует. Сердце отчаянно билось у нее в груди. Язык, на котором были сделаны надписи, ничем не отличался от ее родного, лишь несколько букв показались ей странными. Наконец она решилась взглянуть туда, где находился Серендаир. Она нашла Остров там, где ему и следовало быть. Но он был закрашен серым цветом, и вместо настоящего имени было написано: "ПОГИБШИЙ ОСТРОВ".
Рапсодия похолодела. "Погибший Остров"? Ее не удивило, что составители карт не были знакомы с географией другого конца света. Картографы Серендаира тоже не знали, что здешние земли населены людьми. Но с какой стати называть его "Погибшим"?
Она быстро обежала глазами глобус и заметила, что, в дополнение к странному названию, Серендаир оказался единственным местом, закрашенным серым цветом. Она повернула карту так, чтобы видеть те земли, в которых они, по словам Ллаурона, сейчас находились.
Жрец с интересом наблюдал за ней.
- Позвольте, я дам вам небольшой урок географии. Он подошел к большой стопке карт на одной из полок, порылся среди них, нашел ту, что искал, и развернул перед Рапсодией.
- Дерево находится вот здесь, в центральном лесном массиве рядом с юго-восточной границей леса. Гвинвуд представляет собой религиозное государство и не поддерживает отношений с Роландом, нашим соседом с юга и востока.
Из этого урока географии Рапсодия узнала, что провинция на берегу моря, расположенная к югу от леса, называется Авондерр, а к востоку находится Навари. По другую сторону океана, слева, располагались земли, отмеченные зеленым цветом, - как и та территория, что ей показывал Ллаурон. Часть суши на противоположном берегу, тоже зеленая, называлась Маносс.
- Авондерр и Навари являются частью Роланда?
- Да, а также провинция Кандерр, расположенная на северо-востоке, Ярим - к востоку от нее, Бетани на востоке от Наварна - это столица регентства, - и дальше, восточнее Бетани, вы видите Бет-Корбэр.
Рапсодия с интересом разглядывала карту. Авондерр, Навари, Бетани, Кандерр, Ярим и Бет-Корбэр являлись провинциями Роланда, но были единственными территориями, отмеченными зеленым цветом. Этот цвет использовался только в той части света, на которую Ллаурон ей указал, и больше нигде.
Судя по карте, Роланд занимал часть морского побережья, включал в себя длинную холмистую гряду к югу от Гвинвуда и тянулся на восток, превращаясь в обширную долину под названием "плато Орландан".
Его территория уходила дальше, к подножию горного хребта Мантейды, прорезанного глубокой долиной. В прежние времена земли вокруг хребта были известны под именем "Канриф", но кто-то аккуратно вычеркнул старое название и от руки написал новое - "Фирболг". Рапсодия с трудом сдержала волнение, прочитав его.
Она показала на район, расположенный к югу и граничащий с Бетани и Бет-Корбэром. Казалось, что в него входит та же горная гряда - Мантейды, - которая тянулась на юг, к огромной пустыне. Эта территория тоже была зеленой.
- Сорболд не входит в состав Роланда и сохраняет суверенитет.
- А это что такое? - Рапсодия показала на земли под названием "Фирболг".
- Эти земли принадлежат фирболгам. Темное, предательское и очень опасное место, - ответил Ллаурон.
Рапсодия кивнула; она вполне могла поверить, что именно такими должны быть земли, населенные фирболгами. Она провела пальцем по северной и южной границе Роланда. Они тоже были зелеными, но не имели никакого названия.
- Почему здесь нет имен?
Ллаурон поправил карту, которая начала сворачиваться.
- Это неприсоединившиеся государства, которые когда-то составляли часть намерьенских земель.
Его голос звучал совершенно спокойно, но он внимательно наблюдал за реакцией Рапсодии. Но все эти названия ничего не значили для нее.
- Намерьенские земли? Зеленые?
- Да, весь Роланд и Сорболд, а также те государства, что в настоящий момент являются неприсоединившимися. Маносс на другом континенте и Пустошь Фирболгов когда-то входили в состав земель, населенных намерьенами. Кстати, вы знаете, что это слово пишется совершенно иначе, нежели произносится?
- А кто такие намерьены?
По лицу Ллаурона проскользнула тень удивления:
- Вы никогда не слышали о намерьенах?
- Никогда.
У Рапсодии отчаянно дрожали руки. Ллаурон заметил это и ласково погладил ее по плечу.
- Намерьены - беженцы, покинувшие остров Серендаир, перед тем как он погиб.23"ОСТРОВ СЕРЕНДАИР, ПЕРЕД ТЕМ КАК ОН ПОГИБ". Эти слова медленно проникали в сознание Рапсодии, словно музыка играющего где-то очень далеко оркестра. ОН ПОГИБ.
Изо всех сил девушка старалась ничем не выдать своей реакции на замечание Ллаурона, но внутри у нее все похолодело, и она поняла, что едва держится на ногах. Ужас грозил поглотить ее.
Рапсодия взяла карту и направилась к креслу. Опустившись на удобное мягкое сиденье, она положила карту себе на колени и позволила огню приласкать свое неожиданно побледневшее лицо.
- Я бы хотела побольше узнать про намерьенов, но сначала расскажите мне, пожалуйста, еще про два района, - попросила она священника, и собственный голос показался ей каким-то неестественным.
- Разумеется, - проговорил Ллаурон, устраиваясь в кресле напротив.
Она заставила себя разглядывать какие-то земли, отмеченные желтым цветом и расположенные к югу от Гвинвуда и его южного соседа - Авондерра.
Главный Жрец улыбнулся:
- Это земли лиринов, Великий лес Тириана. Слово пришло из древненамерьенского и означает "Королевство Лирин". Лирины населяли эти земли еще до того, как здесь высадились намерьены, и продолжают там жить.
- Но не входят в состав Роланда?
- Нет. Во время Намерьенского века лирины были союзниками намерьенов, но Великая война все изменила.
- Великая война? Ллаурон сделал глубокий вдох:
- Теперь я вижу, что вы не обманули меня, когда сказали, что прибыли к нам издалека. О каком еще районе вы хотели спросить?
Рапсодия, уже плохо понимая, что происходит, показала на белое пятно, расположенное к северу от неприсоединившихся государств:
- Вот это.
- Хинтерволд. В его состав входят все земли к северу и востоку от старого Намерьенского королевства. Если хотите узнать про эти места поподробнее, у меня есть карты.
У Рапсодии отчаянно кружилась голова.
- Если не возражаете, в другой раз. Расскажите мне, пожалуйста, про намерьенов.
Ллаурон бросил взгляд на потемневшее окно:
- Это довольно длинная история, так что я расскажу вам лишь ее часть... Очень давно последнему из сереннских королей, которого звали Гвиллиам, стало известно, что народ, живущий на Острове, которым он правит, обречен погибнуть в огне. Древние манускрипты, попавшие ко мне в руки, не объясняют, каким образом он получил это знание. Однако известно, что природа часто наделяла королей Серендаира даром предвидения и они обладали несомненной мудростью.
Боль тяжелым молотом стучала в висках Рапсодии - она никогда не слышала о короле по имени Гвиллиам.
- За много веков до этого Остров сильно пострадал, когда в море упала звезда с неба, - продолжал Ллаурон. - Возникло страшное наводнение, разделившее Остров и похоронившее на дне океана большую его часть. Представить себе, что подобная катастрофа может произойти снова, было нетрудно.
Рапсодия старалась дышать спокойно и ничем себя не выдать. Она знала легенду, которую ей сейчас рассказывал Ллаурон.
Однажды мать поведала ей сказку о двух звездах-сестрах. Их звали Мелита и Элендра. Мелита упала с неба прямо в море на краю земли. Она осталась на дне, но не погасла, а продолжала полыхать нерастраченным огнем. На островах к северу от Серендаира, которые в прошлом были вершинами гор, стало жарко, как в тропиках, а в морях между ними бушевали такие страшные штормы, что корабли старались их избегать.
Звезда на дне моря получила имя Спящее Дитя. Лирины считали, что наступит день, когда она проснется, снова поднимется на поверхность и погубит остатки Острова. Говорили, что ее сестра, Элендра, погрузилась в отчаяние, но продолжала сиять на небе даже после ее смерти. Рапсодия всегда считала, что это все мифы.
Голос Ллаурона доносился до нее, словно сквозь туман:
- По образованию и своим природным наклонностям Гвиллиам был архитектором, инженером и кузнецом. Он отказался смириться с приговором своему королевству и решил найти способ сохранить культуру, которую его предки столь старательно сохраняли. Он придумал грандиозный план эвакуации жителей Острова. Некоторые из его подданных, более древние народы, такие, например, как лирингласы, тем не менее решили остаться и отказались покидать Остров, несмотря на грозящую им смертельную опасность. Другие желали отправиться на ближайшие континенты, чтобы не потерять торговые пути, открытые сереннскими моряками много веков назад. Однако Гвиллиама ни то, ни другое решение не устраивало. Он хотел найти такое место, где все народы Острова могли бы жить безбедно и процветать. Убежище, в котором они восстановили бы свою цивилизацию. Он выбрал моряка, которого звали Меритин-Исследователь, представителя древнесереннского народа, и отправил его в плавание, наказав найти земли, где могли бы поселиться все жители Серендаира, желающие покинуть Остров... Кстати, позвольте мне объяснить вам разницу между понятиями "сереннский" и "древнесереннский". Любой гражданин Серендаира тех времен, вне зависимости от того, к какому народу он принадлежал, считался серенном, хотя после того, как они прибыли сюда, их стали называть намерьенами. Древние же серенны - это особенный народ: высокие, златокожие люди, которые поселились на Серендаире задолго до остальных его жителей. Почти все они умерли значительно раньше того времени, о котором я вам повествую.
Рапсодия, которая сама была представительницей сереннов, молча кивнула.
- В конце концов Меритин прибыл сюда. Тогда здесь было неприступное королевство драконицы по имени Элинсинос. Эта очень длинная история может занять всю ночь, но если вы готовы послушать еще немного, я вам расскажу ее - вкратце. Элинсинос приняла Меритина и проявила сочувствие к жителям Острова, которых должна была постигнуть столь трагическая судьба. Она пригласила сереннов поселиться на ее землях - как вы видели, на карте они помечены зеленым цветом. Меритин вернулся домой с радостным известием, и серенны прибыли сюда тремя флотами. В путь отправилось восемьсот семьдесят шесть кораблей, хотя добраться до цели удалось далеко не всем. Те же, кому посчастливилось сойти на берег, сделали это в разное время и в разных местах. Им пришлось очень нелегко, но они выжили, снова собрались вместе и создали величайшее государство. Но с тех пор, как оно погибло, прошло уже много времени.
- Я по-прежнему не понимаю, почему их называли намерьенами. Вы же сами сказали, что они приплыли с Серендаира? - спросила Рапсодия, отчаянно скрывая свое волнение.
Главный Жрец поднялся на ноги, потянулся и прошел в другой угол комнаты, где в ящике под стеклом находился диковинный предмет, похожий на камень. Рапсодия последовала за ним, стараясь не поддаваться панике. Ллаурон показал на камень с вырезанными рунами. Рапсодия молча разглядывала сквозь стекло буквы:Cyme we inne frid, fram the grip of deap to lif inne dis smylte land.- Вы можете это прочитать, дорогая?
Рапсодия кивнула. Надпись была сделана на смеси древненамерьенского (так назвал его Ллаурон) - иными словами, на языке ее отца и всех жителей Серендаира - и особого наречия моряков и купцов, употребляемого повсюду для заключения торговых сделок.
- "Намерения у нас самые мирные, мы вырвались из объятий смерти и мечтаем жить на этой прекрасной земле", - прочла девушка.
Ллаурон удовлетворенно улыбнулся:
- Очень хорошо, дорогая... Гвиллиам приказал Меритину именно так приветствовать всех, кого он встретит. Король перевел послание на универсальный язык. Так Меритин и обратился к Элинсинос, когда увидел ее впервые. А еще он выгравировал эти слова над ее логовом - с ее позволения, разумеется, - для всех, кто придет после него. Намерьены высадились, как я уже сказал, в разных местах. Отправившись на поиски друг друга, они повсюду оставляли на своем пути специальные знаки. Эти исторические дороги называются Намерьенскими Тропами. Благодаря им и родилось слово "намерьены". Местные жители - например, лирины из Великого леса Тириана - видели надписи на столбах или слышали слова приветствия, когда встречали беженцев. Первое слово обращения звучало очень похоже на "намер", вот они и начали называть их "намерьенами". Итак, это слово стало означать жителей Погибшего Острова и их потомков, вне зависимости от народа или класса, поскольку на кораблях были представители всех народов и классов.
- Понятно, - проговорила Рапсодия вежливо, хотя ей казалось, что мир безжалостно вращается вокруг нее и никак не желает останавливаться. - И как давно это произошло?
- Ну, корабли покинули Серендаир около четырнадцати веков назад.
- Что? - вскричала Рапсодия, не в силах скрыть изумление.
- Да, в это трудно поверить, - улыбнувшись, проговорил Ллаурон, - но четырнадцать веков назад здесь появилась цивилизация, подарившая нам многие из величайших изобретений и сделавшая неоценимый вклад в нашу культуру. В некоторых вопросах они были даже более прогрессивны, чем мы сейчас. Все изменила война, которая положила конец Намерьенскому веку и отбросила нас назад сразу на несколько столетий. Вам нехорошо, дорогая? Вы побледнели.
- Я... ужасно устала, - едва слышно прошептала Рапсодия.
- Конечно же, дорогая. Я проявил самую настоящую безответственность. - Ллаурон подошел к двери и крикнул: - Гвен! Комната для нашей гостьи готова?
Через несколько минут Гвен вошла в кабинет:
- Все готово, ваша милость. Мы хорошенько перетрясли постель.
- Вот и отлично, - сказал Главный Жрец. - Идите за Гвен, моя дорогая. Спите крепко и не вставайте рано. Я не сомневаюсь, что после такого долгого пути вам необходимо хорошенько отдохнуть.
Рапсодия кивнула ему так, словно находилась в трансе. Она поклонилась Ллаурону и сказала:
- Спокойной ночи и большое вам спасибо.
- Не за что. Отдыхайте.
В его глазах плясали веселые искорки, когда он наблюдал за тем, как девушка вышла из комнаты вслед за Гвен и, вцепившись в перила, начала подниматься по лестнице.Комната располагалась в конце длинного извивающегося коридора. Гвен не только приготовила одеяла, но и положила под них несколько горячих камней, чтобы согреть простыни.
Спальня оказалась простой, но очень опрятной. Маленькое застекленное окно выходило на другую стену дома. Впрочем, в темноте Рапсодия ничего не смогла толком разглядеть. Шерстяные одеяла украшали знаки для защиты от ночных кошмаров. Рапсодия печально подумала, что они вряд ли смогут уберечь ее сон. Помочь ей могло лишь чудо.
Когда дверь закрылась, она опустилась на кровать, не в силах сформулировать ни одной разумной мысли.
"ОСТРОВ СЕРЕНДАИР, ПЕРЕД ТЕМ КАК ОН ПОГИБ..."
Ллаурон сказал, что Гвиллиам предвидел уничтожение Острова, но, возможно, он ошибся. Пророки часто делают предсказания, которые не сбываются, - как, например, гадалки на Воровском рынке в Истоне. Но тут Рапсодия вспомнила кошмар, который посетил ее, когда они путешествовали по Корню, - образ звезды, падающей в море; охваченные пламенем стеньг; воды, поглощающие землю, - и поняла, что все произошло именно так, как она видела во сне. Серендаир погиб.
Даже если те, кого она знала или любила, оказались среди беженцев и благополучно высадились на этих землях, их уже давно нет в живых. Сердце девушки сжалось от нестерпимой боли, когда она подумала о своих родителях и братьях. Если верить Ллаурону, ее отец, конечно же, умер много веков назад. А мать? Лирины награждены более долгой жизнью. Рапсодия знала, что некоторым лиринам посчастливилось отпраздновать свое пятисотлетие. Но ведь прошло почти в три раза больше времени!..
Девушка забралась в постель и, свернувшись, точно дитя в материнской утробе, попыталась вспомнить свою жизнь перед страшным путешествием по Корню. Она могла обвинить во всем, что произошло, Акмеда, но прекрасно понимала, что сама стала причиной своих бед.
Убежав из дома, она поступила как упрямая и бездушная девчонка. Впрочем, она дорого заплатила за свою глупость. Жизнь на улицах Истона оказалась настоящим кошмаром. Нестерпимее всего было думать о страданиях, которые она причинила своим родным, об их отчаянии - ведь они так и не узнали, что с ней случилось! От невыносимого чувства вины ее спасало лишь одно - уверенность в том, что она обязательно вернется домой. И вот теперь она лишилась и этого.
Перед мысленным взором Рапсодии появились лица братьев, улыбающиеся и счастливые. Ей показалось, что она чувствует, как отец прижимает ее к груди, мать ласково гладит по руке. Все исчезло. Она больше никогда не увидит никого из них, никогда не заснет под пение матери. Никогда не почувствует себя по-настоящему в безопасности.
Боль была такой невыносимой, что Рапсодия начала задыхаться. О прошлом было страшно думать, но будущее представлялось поистине ужасным. Измученная, обессилевшая от жутких мыслей, Рапсодия провалилась в беспокойный сон.
Ее сны этой ночью были ужаснее, чем всегда. Видения громадных волн, поглощающих крошечных детей... высокие, златокожие люди, сожженные пылающей звездой... Сагия, обнимающий ветками лириков, медленно погружающийся на дно моря...
В последнем из своих снов она стояла в деревне, которую пожирал черный огонь. По улицам метались солдаты, убивая всех, кто попадался на пути. Где-то далеко, на горизонте, она увидела глаза, кроваво-красные, смеющиеся над ней. А потом к ней подскочил залитый чужой кровью воин, и она оказалась в когтях громадного медного дракона...Рапсодия проснулась, задыхаясь, и потянулась к Грунтору, который всегда утешал и успокаивал ее после ночных кошмаров, но привычно ухмыляющегося лица рядом не оказалось. Кровать и комната выстудились за ночь.
Когда Рапсодия окончательно пришла в себя, к ней вернулась боль, и пылающий в ее душе огонь мгновенно согрел воздух.
Утро уже почти наступило. Серый свет заливал небо за окном, предвещая наступление нового дня. Почему-то сегодня мир показался Рапсодии иным, хотя ночью ничего особенного не произошло. Перемены случились много веков назад; ее прежний мир безвозвратно исчез, пока она пробиралась под землей по корню Сагии. Время ушло. Рапсодия не понимала только одного: почему оно никак не коснулось ее. Она посмотрела в зеркало и решила, что нисколько не постарела с тех пор, как покинула Истон, - по крайней мере, так ей казалось.
Рапсодия подошла к окну и взглянула на просыпающееся небо. Вскоре начнет светать; она должна была пропеть свою утреннюю молитву - так на другом конце света мать учила ее приветствовать восход солнца. Рапсодия боялась остаться наедине с мыслями о смерти Острова, но ни с кем не могла поделиться своей печалью - по крайней мере, ни с кем из живых.
Даже если она сможет найти Акмеда и Грунтора, которые, вне всякого сомнения, уже далеко отсюда, ни тот, ни другой не разделят ее тоски. Акмед, за которым ведется охота, узнав о гибели Серендаира, скорее всего, возликует. Рапсодия не вынесет этого.
Стараясь не шуметь, чтобы не побеспокоить Главного Жреца и его слуг, девушка спустилась по лестнице, с трудом открыла тяжелую дверь и кивнула охранникам, которые не могли отвести от нее глаз. Впрочем, они молчали, и Рапсодия прошла мимо них, затем миновала засыпанный снегом сад и направилась к Дереву.
Рассвет только начинался, когда она оказалась на границе луга. Она миновала высокий клен и громадный вяз, растущие в круге деревьев-стражников, и впервые по-настоящему четко увидела Великое Белое Дерево. Его коры коснулись первые лучи солнца, и она засияла в утреннем тумане. Как только свет приласкал гиганта, его песнь изменила тональность и взвилась к небу - Дерево приветствовало наступление нового дня.
Рапсодия закрыла глаза, чувствуя, как пение Дерева наполняет все ее существо. Впервые за бесконечно долгое время она вдруг почувствовала себя маленькой и слабой в присутствии могущества и силы, которую невозможно измерить.
Но в песне, звучавшей в ее душе, было и что-то знакомое. Мелодия Великого Белого Дерева почти ничем не отличалась от голоса Сагии, чье присутствие, она знала, поможет ей пережить потерю, даже если рана в сердце никогда не заживет.
Она тихонько запела свою утреннюю молитву, а когда закончила, подала обычный сигнал Акмеду, что у нее все в порядке. Затем Рапсодия вышла из круга деревьев и поспешила назад, к дому Главного Жреца.
Она покинула круг не там, где вошла в него, ступив на тропинку между разросшимися кустами остролиста и золотянкой, стройным деревом, растущим у нее на родине. С того места, где она стояла, Рапсодия увидела сад, разбитый за домом Ллаурона.
Она слышала, что филиды просыпаются. По-прежнему никого не встретив, девушка вошла в огромный сад.
Земли Ллаурона тянулись к самому лесу на милю или даже больше. Территорию украшали самые разные деревья, пруды и клумбы и грядки с цветами и травами. Тут и там стояли мраморные скамейки, которые летом деревья окутывали своей прохладной тенью. Сейчас, в самый разгар зимы, сад спал под снежным покрывалом.
Рядом с домом рос молодой ясень, высокий и полный жизни, а под ним было разбито несколько грядок с травами, старательно прикрытых от ветра и холода. Ллаурон сидел на земле рядом с деревом, что-то делал с растениями на грядках и пел густым баритоном, от которого у Рапсодии по спине пробежал холодок. Ее потрясла не красота его голоса, а исходящие от него вибрации.
Ллаурон использовал музыкальные заклинания, искусство Певца, хотя по тому, как время от времени у него срывался голос и неправильно подбирались слова, становилось ясно, что сам он не Певец. Он пел совсем простую песню, хотя Рапсодия и не узнала слов. Она открыла было рот, собираясь предложить ему внести несколько незначительных изменений, чтобы добиться лучшего эффекта, - ведь звучала мелодия тепла и исцеления, очевидно, для того, чтобы помочь растениям пережить холодную зиму, - но вовремя спохватилась, вспомнив слова Акмеда: "А когда мы все-таки вступим с ними в контакт, давайте постараемся не выдавать им никакой лишней информации. Так будет безопаснее для всех нас".
Когда она подошла, жрец перестал петь и на его морщинистом лице расцвела улыбка.
- Доброе утро, дорогая. Надеюсь, вы хорошо спали?
Рапсодия вспомнила свой кошмар.
- Спасибо за то, что позволили мне воспользоваться такой чудесной комнатой, - сказала она.
- Не за что. Надеюсь, вы у нас погостите.
Он начал подниматься на ноги. Рапсодия быстро подошла к нему, сообразив, что он не хочет сидеть в ее присутствии, и опустилась на скамью под вязом. Камень оказался очень холодным, и она вздрогнула от неожиданности.
- Что вы пели? - спросила она.
- А, это целительная песнь для растений. Заклинание, которое передается из поколения в поколение. Оно досталось нам от филидов Серендаира. Я прибегаю к его помощи, чтобы помочь целебным травам в моем саду продержаться в холодную погоду. Самые нежные растения я держу, естественно, дома, но на всех места не хватает. Кроме того, Маиб тоже любит музыку. - Он похлопал рукой по стволу вяза.
- Маиб? - Слово походило на сереннское, означавшее "сын".
- Да, он присматривает за садом, отгоняет людей, животных или духов с дурными намерениями, верно, старина? - Ллаурон оглядел молодое дерево, а потом наклонился к Рапсодии и, хитро улыбаясь, заговорщицким тоном проговорил: - По правде говоря, мне кажется, он не слишком жалует Каддира.
Рапсодия едва заметно улыбнулась в ответ.
- А теперь, может быть, вы присоедините свой чудесный голос к моему? Вместе мы сумеем лучше защитить мои растения. Надеюсь, моя просьба не покажется вам чересчур нахальной.
- Что вы сказали? - удивленно переспросила Рапсодия.
- К чему ложная скромность, моя дорогая? Я же вижу, что вы Певица, наделенная могущественным даром! Может быть, даже Дающая Имя, ведь так?
Рапсодия прикрыла глаза. Неожиданно налетел порыв холодного ветра, забрался под плащ и заставил ее задрожать.
- Когда вы говорите, от одного только звука вашего голоса день становится светлее. Он и вправду прекрасен, дорогая. Представляю, как он звучит, когда вы поете. Надеюсь, вы не будете долго держать меня в неведении. Пожалуйста, подарите моим растениям песню.
Рапсодия задумалась. Что же делать дальше? Ллаурон догадался о некоторых очень важных вещах. Если она станет это отрицать, получится, что она лжет и ведет себя невежливо. Вздохнув, она проговорила:
- Если вы так хотите, я готова. Но я не знаю той песни, что вы пели. Вы начните, а я присоединюсь к вам, когда немного ее запомню.
- Отлично.
Ллаурон вернулся к своему занятию, и странная мелодия зазвучала снова. Спустя короткое время Рапсодия разобралась в ее рисунке и осторожно подхватила песню, исправляя ошибки. Жрец заметил изменения и последовал за ней. Услышав, что он поет правильно, она добавила несколько обертонов для создания необходимого ритма.
Взглянув на растения, Рапсодия увидела, что они стали здоровее, хотя определить точную природу перемен было непросто.
- Великолепно! - вскричал Ллаурон. - Я не ошибся, дорогая. Вы - Дающая Имя.
Рапсодия посмотрела вдаль, чтобы не встречаться с его проницательными голубыми глазами. Она знала, что если не будет соблюдать осторожность, он сумеет узнать о ней что-нибудь еще.
- Да, вы не ошиблись.
- Так я и думал! Большое вам спасибо. Теперь моему саду ничто не угрожает - по крайней мере, до конца оттепели. Идемте в дом. Вы замерзли, а я уже закончил все свои дела.
Он поднялся на ноги гораздо легче, чем можно было предположить, учитывая его возраст, и повел Рапсодию в дом через заднюю дверь.
Они оказались в просторной кухне с большим очагом и кирпичными печами, которых хватило бы, чтобы накормить целую армию крестьян. На медном крючке над огнем висел чайник, кипела вода. Ллаурон погрел руки над паром, а затем снял чайник, прихватив его чистой толстой тряпкой.
- Я подумал, что вы захотите чая, - сказал он, наполняя фарфоровый чайник, стоящий на большом столе. - Вы, наверное, еще не совсем отдохнули после вашего путешествия?
- Да, пожалуй. Главный Жрец улыбнулся:
- В таком случае, добавим в чай кое-что, чтобы немного поддержать ваши силы. Вы когда-нибудь пробовали кружевницу?
- Никогда не слышала о такой траве, - покачав головой, ответила Рапсодия.
Ллаурон подошел к большому шкафу и начал вынимать маленькие холщовые мешочки.
- И неудивительно, она растет только здесь. А как насчет весеннего шафрана?
Неожиданно Рапсодия сообразила, что Ллаурон, спрашивая ее о травах, пытается понять, откуда она родом.
- Что бы вы ни положили, все будет хорошо, - поспешно проговорила она.
- Ну, тогда, думаю, мы добавим в ваш чай сушеные цветы апельсина, сладкий папоротник и листья малины.
- У вас есть листья малины зимой?
- Да, в парнике. Хотите взглянуть?
- Конечно. Как чудесно пахнет!
Рапсодия взяла чашку с горячим чаем, которую поставил перед ней Ллаурон, и последовала за ним в помещение, расположенное рядом с кухней.
Три стены были стеклянными, посередине располагался необычный очаг, выложенный раскаленными докрасна камнями. Над очагом висели два чайника с кипящей водой, которые наполняли воздух паром.
Рапсодия разглядела железную жаровню, наполненную камнями, тоже раскаленными. С потолка свисала металлическая конусообразная конструкция, с которой на угли медленно капала вода и с шипением превращалась в пар. Жаркий влажный воздух в комнате поддерживал жизнь в растениях, посаженных рядами по всему зимнему саду.
Рапсодия ходила между растениями, наслаждаясь ощущением искусственного лета. Потом подняла голову и посмотрела на устройство, разбрасывающее капли воды.
- Какая поразительная штука, - сказала она.
- Вам нравится, правда? Очень хитроумное изобретение. Я бы гордился, если бы придумал такое. Его построил мой отец в подарок матери. Она очень любила орхидеи и другие цветы, растущие только в парниках.
- У вас здесь встречаются очень интересные растения.
- Я уже говорил, мы будем рады, если вы у нас погостите и узнаете о филидах побольше. Если вы хотите, конечно. Думаю, вам будет интересно познакомиться с разными аспектами поклонения природе, поскольку вас наверняка занимают подобные вопросы. Я сам с удовольствием преподам вам несколько уроков - заодно и отвлекусь от своей привычной и однообразной работы.
- Мне совсем не хочется отрывать вас от ваших обязанностей, ваша милость.
- Глупости, дорогая, - улыбнулся Главный Жрец. - В том, что ты занимаешь высокий пост, есть и свои положительные моменты - иногда можно делать то, что тебе хочется. И, пожалуйста, называйте меня Ллаурон. Иначе я начинаю чувствовать себя ужасным стариком. Вы можете у нас погостить? Или вам нужно быть где-то в другом месте?
Рапсодия заглянула в искрящиеся улыбкой голубые глаза, которые внимательно изучали гостью, и ее охватило необычное ощущение - будто Ллаурон сумел проникнуть в самые глубины ее существа. Даже учителя в музыкальной академии не могли распознать Дающего Имя только по голосу. То, что этот приятный пожилой человек знает о ней вещи, которые ему знать не следует, заставляло ее почувствовать себя еще более уязвимой. Ну что же, ей остается только продемонстрировать ему свое уважение.
- Нет, - ответила она. - Я никуда не тороплюсь. По крайней мере пока.24ПОЗАВТРАКАВ тем, что приготовила для них Вера, Рапсодия и Ллаурон прошли через сад и большое поле к конюшням, где Главный Жрец держал своих лошадей.
Гвен принесла пару кожаных ботинок и шерстяные брюки для Рапсодии. Они оказались немного великоваты, но зато Рапсодия почувствовала, что ей наконец стало тепло, и принялась благодарить служанку.
Судя по всему, несмотря на огромные размеры дома и положение, которое занимал Главный Жрец, у него было только две служанки - если не считать стражников. Рапсодия знала мелких аристократов в Серендаире, которые содержали целый штат прислуги, и ей понравилась скромность Ллаурона. В основном он обслуживал себя сам - уникальная черта для человека, возглавляющего религиозный орден.
Конюшни оказались чище многих домов, в которых довелось побывать Рапсодии. Пол был выложен плиткой и застелен толстым слоем соломы и старыми коврами. Рапсодия сразу поняла почему. Ллаурон владел просто великолепными скакунами, Рапсодии редко доводилось видеть таких. Одни являлись боевыми конями, сильными, с гладкой лоснящейся шкурой; остальные же предназначались для верховой езды и работы на полях. Рапсодия шла между ними, тихонько пощелкивала языком - как делал ее отец - и обнаружила, что лошади Ллаурона реагируют на ее знаки так же, как те, что были дома.
- Вам нравится какая-нибудь, дорогая? - с довольной улыбкой спросил Ллаурон.
- Они мне все нравятся.
- Да, но сесть вы сможете только на одну. Если вы хотите познакомиться с Ларк, нам придется немного попутешествовать. Наши огороды находятся по другую сторону лесной поляны, в нескольких милях отсюда... Как насчет этой гнедой? Она очень спокойная.
Рапсодия кивнула, и Ллаурон подозвал конюха.
- Норма, оседлай, пожалуйста, лошадей. Для меня - Элизиуса; мы собираемся немного покататься.
Он взял Рапсодию за локоть и вывел из конюшни на пронизывающий ветер. Пока они ждали лошадей, Ллаурон, словно заботливый отец, надел на голову Рапсодии капюшон.
- Пожалуй, так будет лучше, дорогая, сегодня очень холодный ветер.
Услышав, что дверь конюшни открылась, он повернулся. Норма вывел гнедую и чалую с блестящей, аккуратно заплетенной гривой.
- А вот и мой мальчик. Доброе утро, Элизиус! Конь фыркнул в ответ на приветствие, и из его ноздрей вырвалось густое облако пара.
- Ну, Рапсодия, в путь.- Вот здесь мы выращиваем самые разные травы, - сказал Ллаурон, когда впереди, среди деревьев, показался громадный луг. - Поскольку наша религия заключается в поклонении природе, мы очень внимательно относимся к травам и растениям, используя их в медицинских целях и для приготовления пищи. Я терпеть не могу простую пищу без приправ.
Рапсодия ехала рядом с Ллауроном. Прогулка по лесу оказалась очень приятной, главным образом благодаря тому, что Ллаурон прекрасно знал местность и выбирал удобные тропинки, за которыми принято было следить, даже в зимнее время. Певице показалось, что они добрались до места невероятно быстро.
Главный Жрец остановился перед большим кирпичным домом с соломенной крышей, стоящим на краю луга. Соскочив с коня, он протянул руки, чтобы помочь Рапсодии, но та вежливо покачала головой и спрыгнула на землю самостоятельно.
- Здесь живет Ларк. Она у нас занимается растениями и отвечает за порядок в садах и нашем хранилище трав, - пояснил Ллаурон.
Он постучал в дверь, но никто не появился, а мгновением спустя они услышали голос из-за высокого деревянного забора:
- Ваша милость, мы здесь!
Рапсодия повернулась и увидела высокую женщину, одетую в толстые брюки и похожую на тунику рубашку. Женщина махала Ллаурону рукой. Главный Жрец помахал ей в ответ.
- Это Илиана, - пояснил он Рапсодии. - Она отвечает за посадки и занимается с учениками. Хотите познакомиться?
- Конечно.
Они осторожно обогнули засыпанные снегом грядки с травами, которые тянулись на многие мили вокруг полей, и вскоре выбрались на выложенную булыжником тропинку, припорошенную снегом. Когда они приблизились к забору, им навстречу вышли две женщины.
Одна из них была Илиана, которую Рапсодия видела несколько минут назад. Другая - худая, в платке, с длинной темной косой. Взглянув на ее лицо, Рапсодия сразу поняла, что та уже немолода и проводит много времени на свежем воздухе. И что она - лиринка.
В отличие от лирингласов, славящихся светлыми или серебристыми волосами и белой кожей, Ларк была лириндарка - темноволосая, смуглая, с карими глазами, приспособленными к лесному сумраку.
Когда Рапсодия увидела Ларк, у нее перехватило дыхание - как и в тот момент, когда впервые встретилась с Гвен. Здесь есть самые настоящие лирины! Накануне вечером Ллаурон говорил о том, что они живут в Реалмалире, теперь известном под именем Тириан. Значит, Рапсодия не одинока.
Ллаурон положил руку на плечо женщине:
- Ларк, это Рапсодия. Она согласилась погостить у меня немного. Она неплохо разбирается в травах.
Услышав его слова, Рапсодия густо покраснела:
- О нет, просто я немного знаю о растениях, но не более того.
Ларк кивнула. Ее лицо при этом оставалось равнодушным.
Высокая женщина протянула Рапсодии руку:
- Рада с вами познакомиться. Меня зовут Илиана. Рапсодия пожала руку и улыбнулась, заметив, что на лице Илианы тут же появилось странное выражение.
- Я бы хотел, чтобы Рапсодия у вас немного поучилась, - сказал Ллаурон. - В особенности у тебя, Ларк. Ее интересует садоводство. Кроме того, я и сам собираюсь преподать ей несколько уроков.
- Она ученица? - спросила Ларк, лицо которой по-прежнему ничего не выражало.
- Нет, она наша гостья. Надеюсь, вы окажете ей гостеприимство.
Ларк снова кивнула.
- Хорошо. Так, пожалуйста, найдите ей местечко и какую-нибудь рабочую одежду. Вы ведь не боитесь испачкать руки, правда, дорогая?
- По-моему, вы меня видели вчера вечером, когда я появилась у вас в доме, не так ли?
- Да уж! - рассмеялся Ллаурон. - Если мы договорились, я оставлю вас в надежных руках, а сам вернусь за вами к заходу солнца.
- Она живет не в бараках? - спросила Ларк.
- Нет. Я же сказал, что Рапсодия - моя гостья. - Голос Ллаурона прозвучал спокойно и даже ласково, но в глазах появилось такое выражение, что Рапсодия поежилась. - Не сомневаюсь, что вы понимаете: я не стал бы посягать на ваше драгоценное время и никогда не привел бы к вам человека, не разделяющего наших убеждений и не являющегося сторонником нашего дела, матушка.
Ларк снова кивнула, по-прежнему с каменным выражением лица.
- Вашего дела? - смущенно переспросила Рапсодия. Ллаурон и Ларк переглянулись, а потом Главный Жрец повернулся к Рапсодии и улыбнулся:
- Сохранение леса и земли, забота о Великом Белом Дереве. Я правильно сказал о вас, дорогая? Вы ведь уважаете природу, правда?
- Да, конечно.
- Хорошо. В таком случае, все идет так, как и должно. До свидания, матушка! До свидания, Илиана! Надеюсь, вы получите удовольствие от ваших занятий, дорогая. - Ллаурон прошел по тропинке к своей лошади и уехал, помахав на прощание рукой.
Три женщины наблюдали за ним, пока он не скрылся из вида в лесу. Затем Илиана обняла Рапсодию за плечи и спросила:
- Вы приехали вчера вечером?
- Да.
Женщины переглянулись.
- Значит, переполох поднялся из-за вас, - сказала Илиана, а Ларк молча повернулась и направилась за ограду.
- Переполох? - спросила Рапсодия, чувствуя, что внутри у нее все похолодело.
- Да, вчера вечером у границы священного леса появилось несколько десятков крестьян. Ллаурону пришлось подняться посреди ночи и поговорить с ними, требуя, чтобы они разошлись по домам. Я никак не могла понять, что все это означает. По-видимому, они искали кого-то, кто, по их мнению, им принадлежит и кого у них отняли.
Ледяные пальцы вцепились в сердце Рапсодии. Какой страшный проступок она - по мнению крестьян - совершила, что они так упорно преследуют ее? Она пробыла около их деревни совсем недолго, встретилась с Каддиром, а потом он ее увез. Вряд ли они могут обвинить ее в совершении какого-то преступления...
И тут она вспомнила, как ужасно выглядела, когда вышла из леса. Может быть, они решили, что она - злой дух, виновный в чьей-нибудь болезни или смерти или наславший на них какие-нибудь иные беды? Она поплотнее закуталась в плащ.
Илиана заметила, что девушка нервничает, и обняла ее еще крепче:
- Не волнуйтесь, милая, они ушли. И не вернутся. Ллаурон намерен вас защищать - значит, вам нечего бояться. Идемте, поможете нам с компостной ямой.Больше недели Рапсодия каждый день приезжала учиться у Ларк. Та редко разговаривала с гостьей, да и то лишь, когда речь заходила о растениях. Рапсодии потребовалось немало времени, чтобы понять, что причина - в сковывающей Ларк робости.
Однако когда та показывала растения или обсуждала со своей ученицей, как следует за ними ухаживать, она оживлялась, и в ее голосе появлялось возбуждение. Она прекрасно разбиралась в своем деле, и Рапсодия делала подробные записи ее лекций на листах пергамента, которые давала Илиана.
Как правило, пока солнце не поднималось высоко на небо или в плохую погоду, они проводили время в доме Ларк, где сушили травы, смешивали их для медицинских или парфюмерных целей. В домике стоял удивительный запах. Рапсодия не возражала против долгих часов нелегкой работы, наслаждаясь возможностью побольше узнать о травах и растениях. Иногда она пела Ларк песни, которым ее научила мать, хотя та не понимала слов.
Через десять дней Рапсодия поступила в распоряжение Илианы, которая вместе с ученицей объезжала огромные поля. Несмотря на зиму, там работали филиды - готовили землю к весеннему севу. Последователями религии филидов были, главным образом, крестьяне, жившие в больших сельских поселениях, и Илиана рассказала Рапсодии, что в западной части континента их насчитывается около полумиллиона - число, поразившее Рапсодию.
Но больше всего Певицу заинтересовали ритуалы, касающиеся сева и сбора урожая, обряды, благословляющие землю, возрожденную после зимнего сна, и плоды крестьянского труда. Церемонии, которые изучали ученики-филиды, проводились на языке Серендаира - том самом, на котором она разговаривала в детстве. Его нынешнее название - "древненамерьенский" - вызывало у Рапсодии печальные мысли. Значит, получается, что она, Акмед и Грунтор - древние намерьены?
Впрочем, эта мысль родила другую, еще более неприятную. На самом деле они вовсе не древние намерьены, они - ПРЕДКИ древних намерьенов. Учитывая, как давно, по представлениям историков, был Намерьенский век, ей казалось, будто само Время забыло о ней и ее друзьях. Но оно обязательно о них вспомнит и еще явится, чтобы потребовать свое.В конце первого месяца Рапсодию снова передали Каддиру. Он был искусным целителем, о чем постоянно всем напоминал. Впрочем, несмотря на его напыщенность, Рапсодия быстро поняла, что он - опытный учитель, который умеет передать свои знания так, что ученики быстро понимают его и могут сразу же применить свое умение на практике.
Проработав две недели в больнице Каддира, девушка отправилась на занятия к брату Альдо, который тоже был целителем, но занимался животными. Рапсодия получала настоящее удовольствие, обучаясь у этого мягкого, спокойного человека, который обладал удивительными манерами, способными утихомирить даже диких зверей.
А потом ее направили к Гэвину, мрачному, вечно молчаливому главе лесничих и разведчиков - тех самых вооруженных людей, которых Рапсодия уже видела, когда Каддир впервые привез ее сюда. Воины много путешествовали, иногда служили проводниками на Намерьенских Тропах, помеченных специальными знаками, поставленными в память о странствиях Первого и Второго намерьенских флотов. Складывалось такое впечатление, что сейчас мало кто путешествует по Тропам; лишь пилигримы приходили сюда, чтобы поклониться Дереву.
Рапсодия заметила, однако, что большинство разведчиков и лесничих вовсе не сопровождали паломников. Они прочесывали священный лес, время от времени вступая в схватки с нарушителями границ. Многие из разведчиков становились пациентами больницы Каддира. Они приходили сюда измученные, нередко раненые. Судя по всему, такое случалось достаточно часто. Ни Каддир, ни его ученики этому не удивлялись, а лишь молча исполняли свой долг.
Поздно вечером Рапсодия возвращалась в дом Главного Жреца. Ллаурон к этому времени заканчивал свою работу. Его положение главы ордена филидов накладывало на него довольно серьезные обязательства - судя по тому, что видела Рапсодия.
В каждом городе имелся священник-филид, который помогал жителям вырастить хороший урожай и откормить домашнюю скотину, а также поддерживал равновесие между природой и сельским хозяйством. Кроме того, в обязанности Ллаурона входило следить за состоянием придорожных гостиниц. Как-то раз он пожаловался Рапсодии, что скучает по дням своей юности, когда путешествовал по бурным морям и бродил в лесах, не имея ни малейшего представления о том, что такое административные обязанности.
Во время долгих прогулок с Рапсодией старик мысленно возвращался в те далекие дни. Он много рассказывал гостье о равновесии между разными гранями окружающего их мира. Он знал здесь каждое животное, растение и дерево и щедро делился с Рапсодией своим опытом и мудростью.
Его приятный голос звучал, точно песня. Девушка медленно шла рядом со старым жрецом, восторженно слушая о том, что дубы, например, обладают могучей силой, но пугливы; что вязы очень близки к миру духов и потому их ветки часто используют для изготовления волшебных палочек и исполнения самых разных магических обрядов.
Ллаурон говорил, что ивы - жадные, клены часто играют роль вожаков, а вечнозеленые растения обожают приключения. Он поведал ей об омеле и остролисте, которые содержат в себе духовную суть жизни, о папоротниках и разных видах мяты и еще о многом другом. Иногда во время прогулок он пел для девушки морские песенки.
Походка Ллаурона отличалась юношеской уверенностью и легкостью; Рапсодия знала мужчин в два раза его моложе, которые едва передвигали ноги. Всякий раз, выходя из дома, Ллаурон брал с собой посох, конец которого украшал золотой лист дуба, но пользовался посохом скорее для того, чтобы на что-то показывать, а не затем, чтобы на него опираться.
Посох был вырезан из ветки Великого Белого Дерева, упавшей много веков назад во время бури. Он принадлежал Альбрену-младшему, тогдашнему Главному Жрецу, который прибыл с Серендаира и привез с собой религиозные реликвии филидов. Посох считался символом власти главы ордена, но Ллаурон обращался с ним так, будто это самая обычная палка, - показывал им на птиц, колотил по стволам, чтобы проверить, в каком они состоянии.
Прогулки неизменно заканчивались во время захода солнца под раскидистыми ветвями Белого Дерева, чтобы Рапсодия могла пропеть свою вечернюю молитву. Она поняла, что Ллаурон знал обычаи лирингласов еще до того, как она появилась у него в доме, и не сомневался в том, что она будет приветствовать встающее солнце и звезды. Она решила, что не имеет никакого смысла таить от него этот ритуал, хотя голос Акмеда, предупреждающего о том, что они должны скрывать свое происхождение, то и дело начинал звучать у нее в голове. Когда девушка пела, Главный Жрец стоял рядом с нею под Деревом, улыбаясь мыслям, о которых никогда не рассказывал Рапсодии.
Затем они вместе ужинали, а потом засиживались допоздна, беседуя о лесе и его обитателях, о Намерьенском веке и его чудесах. Очень часто они говорили о Намерьенском Совете - ежегодной встрече всех беженцев с Серендаира, которая называлась еще Великим Собранием. Целью Совета было поддержание мира и объединение разных народов, покинувших обреченный Остров. Благородная цель, которая умерла на полях сражений в Намерьенской войне... Ллаурон считал, что народы, прежде входившие в состав Намерьенской империи, а теперь населявшие Роланд и Сорболд, а также земли, в настоящий момент занятые фирболгами, могут жить в мире только в том случае, если объединятся в единое государство. Рапсодия не могла не заметить, что один народ в его рассуждениях не упоминается.
- А как насчет лиринов? - спросила она однажды, подняв голову от чашки с чаем, куда Ллаурон добавил сладкий папоротник.
- Лирины никогда не входили в состав Намерьенской империи. Прежде всего, они уже были здесь, когда прибыли беженцы с Острова, и категорически отказались становиться ее частью. Однако они выступали в роли союзников и друзей Первого поколения - иными словами, тех, кто сошел на эти берега с кораблей, покинувших Серендаир. К сожалению, они оказались втянутыми в войну, которая уничтожила большую часть Тириана. Сейчас лирины даже враждуют между собой. Какой позор! - И Ллаурон замолчал.
- Скоро мне придется вас покинуть, - проговорила Рапсодия, глядя в огонь.
Главный Жрец мгновенно повернулся к ней, но она не увидела в его глазах и намека на раздражение или неудовольствие.
- О, дорогая, какая жалость!.. Я знал, что рано или поздно этот день наступит, но, должен признаться, боялся его приближения. Мы все вас полюбили. Гвен, и Вера, и я. Не сомневаюсь, и ваши учителя огорчатся, узнав, что вы нас покидаете.
- Мне тоже очень не хочется расставаться со всеми вами, - искренне признала Рапсодия. - Я столько узнала от вас! - Неожиданно при упоминании об учителях-филидах ей в голову пришла новая мысль. - Могу я задать вам вопрос про учителей?
- Разумеется.
- Ваша религия не требует от священнослужителей безбрачия, правильно?
- Да, не требует. Мы предоставляем это неестественное положение вещей Патриархальному культу Сепульварты, Патриарху и Благословенным - так называются их верховные священники. Благословенные часто известны под именем Первосвященников. Например, Первосвященник Авондерра. А почему вы спросили?
- Ну, меня удивило, что никто из верховных священников Гвинвуда не имеет семьи.
Ллаурон откинулся на спинку кресла и сложил руки перед собой.
- Действительно, не имеют, - задумчиво проговорил он. - Илиана была замужем, но ее муж погиб во время пограничной стычки около десяти лет назад. Ларк никогда не выходила замуж, но вы же знаете, она очень робкая. Как и брат Альдо. Он предпочитает проводить время в компании животных, а не женщин, хотя я мог бы познакомить его с несколькими представительницами прекрасного пола. Гэвин бывает здесь так редко и остается так ненадолго, что ему просто некогда жениться; его зовут лесные тропы. А Каддир... ну, он не может жениться и иметь потомство, поскольку является моим Наследником.
- Кем он является? - удивленно переспросила Рапсодия.
- Сейчас, когда встает вопрос о том, кто заменит Главного Жреца, у филидов действует закон выборности Наследника. В прошлом проводились возмутительные ритуалы, которые требовали поединка до смерти одного из претендентов.
- Да, Каддир мне что-то такое рассказывал, но он говорил, будто эти ритуалы уже давно отошли в прошлое и вы получили свой пост по-другому.
- Совершенно верно, - сказал Ллаурон. - Закон выборности Наследника требует, чтобы религиозный орден назвал будущего Главного Жреца, который должен быть здоровым, энергичным и способным пережить того, кто занимает этот пост в настоящий момент. - Он наклонился вперед и заговорщическим голосом прошептал: - По правде говоря, мне кажется, что я гораздо моложе и здоровее бедняги Каддира. Сомневаюсь, что он меня переживет. Рапсодия рассмеялась, немного смущенно:
- Я с вами совершенно согласна.
- Я думаю, когда Круг соберется снова, они, возможно, лишат Каддира звания Наследника и передадут его Гэвину. У того больше шансов меня пережить. К тому же он очень мудрый человек. Каддир, конечно, тоже. Кроме того, добрее его я еще никого не встречал. Думаю, именно это качество делает его таким замечательным целителем.
Рапсодия кивнула в знак согласия.
- Наследник дает обет безбрачия, чтобы избежать проблем родственного наследования. Если у Наследника будут дети до того, как он или она станет Главным Жрецом, могут возникнуть ненужные осложнения. На самом деле это ужасно: Главный Жрец имеет право создать семью, если пожелает, но, как правило, к тому моменту, когда он получает свой пост, он уже становится беспомощным слабым стариком - как я, который большую часть своей жизни ждал смерти своего предшественника. Глупо, верно?
Неожиданно Рапсодия поняла, что ужасно устала.
- Наверное... Извините меня, Ллаурон, пожалуй, мне пора отправляться спать.
Ллаурон встал и проводил ее до двери своего кабинета.
- Да, дорогая, поспите. Завтра вам предстоит трудный день. - Он чуть прикоснулся к ее руке. - И я буду рад, если оба ваших друга согласятся меня посетить. Я уверен, что с удовольствием познакомлюсь с ними.
Рапсодия вздрогнула. Она ничего не говорила ему о двух фирболгах. Заглянув в голубые глаза старика, Рапсодия увидела в них искорки смеха.
- Что вы сказали? - прошептала она.
- Да ладно вам, дорогая! Это же мои земли. Неужели вы полагали, что я не замечу на них чужаков? Сначала я подумал, что фирболги решили на нас напасть, но довольно скоро понял, что это маловероятно. Их земли далеко отсюда, и мои разведчики обязательно натолкнулись бы на двух фирболгов, странствующих за пределами Канрифа. Я догадался, что они ждут вас, поскольку они внимательно наблюдают за моим домом. Мне страшно интересно узнать о том, как вы оказались в их компании. Впрочем, это может подождать. Передайте им мое приглашение - я с радостью приму их в моем доме. Рапсодию всю затрясло.
- Я... не думаю... не слишком хорошая идея, - пролепетала она, полностью выдав себя. - Они немного... не общительны.
Ллаурон кивнул:
- И я их нисколько в этом не виню. Фирболгов часто за людей не считают. А как насчет компромиссного решения? Я сам к ним приду. Спросите у них, не возражают ли они против того, чтобы со мной встретиться? У них в лагере. Я буду один. Невероятно интересно! Я еще ни разу не видел фирболгов.
- Хорошо, - проговорила наконец Рапсодия, у которой закружилась голова. - Я у них спрошу.
Главный Жрец радостно заулыбался:
- Вот и отлично. Я буду с нетерпением ждать встречи с ними. Спокойной ночи, дорогая!
- Спокойной ночи!
Рапсодия поспешно покинула кабинет и, словно в тумане, начала подниматься по лестнице в свою комнату. Она быстро разделась и забралась под одеяло, пытаясь решить, как будет объясняться с Акмедом, учитывая его нелюбовь к незнакомым людям и в особенности к священникам. Она так и не смогла ничего придумать, а потому закрыла глаза и забылась беспокойным сном. Ей снилось, как гибнет Остров, а потом она увидела глаза друзей, узнавших, какое количество их секретов перестало быть секретами.25ПОЛНАЯ ЛУНА отбрасывала диковинные белые тени на тающий снег. Рапсодия медленно ехала на гнедой лошади по темной лесной тропинке, и сильный ветер пытался сорвать с нее плащ.
Приблизившись к деревушке Трэф-и-Гвартег, где она распрощалась с фирболгами, девушка привязала лошадь к голому сикомору и оставила ей мешок с овсом, а сама начала пробираться по подтаявшему снегу в глубину леса, к условленному месту встречи.
Найти это место оказалось просто. Во-первых, девушка прошла обучение у Гэвина и бывала с ним здесь, не забывая всякий раз обращать внимание на ориентиры, указанные Акмедом. А во-вторых, она прекрасно видела, что ее поджидают там две тени - огромная и поменьше.
Только увидев своих друзей на лесной полянке, Рапсодия поняла, как сильно по ним соскучилась. Ничего удивительного, что ей не хватало Грунтора, но она вдруг с изумлением обнаружила, что испытывает те же чувства и по отношению к Акмеду. Путешествуя по Корню, она довольно долго ненавидела дракианина, винила в том, что он втянул ее в этот нескончаемый кошмар.
Но сейчас, разглядев его тень в лунном свете, заливающем ночной лес, она поняла, что Акмед стал ей гораздо дороже, чем она могла бы предположить. Может быть, дело в том, что прошло время и она к нему попросту привыкла?
Или же в том, что он - один из двоих в этом мире, кто знает о ее прошлой жизни?
Она бросилась на грудь Грунтору, который подхватил ее на руки. В отличие от нее, фирболгам так и не удалось помыться за прошедшие два месяца; удивительно, что их никто не обнаружил: Рапсодия почувствовала их издалека.
- Ой беспокоился, герцогиня, а ты такая красавица, просто глазам приятно, - сказал сержант дрогнувшим голосом.
- Вы даже не представляете, как я рада вас видеть! - прошептала она, прижимаясь к великану.
Когда Грунтор опустил ее на землю, она повернулась к Акмеду и протянула к нему руки. Ей показалось, что у него на лице промелькнула тень улыбки. Он быстро обнял ее и повел за собой к укрытию среди деревьев, где они могли спрятаться от свирепого ветра и поговорить.
Добравшись до скрытой от посторонних глаз полянки, они уселись на замерзшее бревно, напротив друг друга.
- С тобой хорошо обращались? - спросил Акмед, сложив на коленях руки в перчатках. - Не обижали?
- Нисколько не обижали. Вам удалось найти что-нибудь интересное?
- Кое-что. А еще мы изучили район к югу отсюда, который называется Авондерр, и нашли основной торговый путь в морской порт. Мы сможем без проблем доставить тебя туда так, что нас никто не заметит. Оттуда ты отправишься домой.
У Рапсодии пересохло во рту, и она едва не разрыдалась, с трудом сдержав слезы и вспомнив, что дракианин запретил ей плакать.
- Это уже не нужно. - Ее голос задрожал. В глазах Акмеда появилось изумление:
- Почему?
- Потому что Остров погиб четырнадцать веков назад.После того как Рапсодия немного успокоилась, фирболги принялись расспрашивать о том, что ей удалось узнать. В особенности их интересовало все, что имело непосредственное отношение к Серендаиру.
Она сообщила им все, что знала, кое-какие подробности повторила несколько раз и поведала историю Гвиллиама - последнего сереннского короля. Рассказала о прибытии намерьенов, о том, как они поселились на этих землях, о великом Намерьенском веке и о том, как само королевство и плоды, подаренные им местным жителям, погибли во время войны, бушевавшей многие века назад.
Акмед задавал много вопросов, на которые Рапсодия не могла ответить. Например - как именно погиб Остров? Сколько прошло времени между тем моментом, когда трое путешественников спустились под землю, и временем, когда отправились в путь намерьенские корабли? Девушку это раздражало.
- Послушай, мне показалось, что спрашивать о таких вещах не слишком разумно, - сказала она резко. - Я, конечно, могла бы полюбопытствовать: "Эй, Ллаурон, я никогда не слышала о короле по имени Гвиллиам. Он, наверное, правил после Триниана, который был кронпринцем, когда я жила на Острове. Сколько лет или королей разделяет его и Гвиллиама?" Но вряд ли это было бы умно.
Акмед едва заметно улыбнулся из-под капюшона:
- Пожалуй, ты права. Я только хотел узнать, что там произошло. Исполнились ли планы, которые строили наши враги перед тем, как мы отправились в путь?
- Понятия не имею! Я даже не знаю, был ли Гвиллиам потомком Триниана - и вообще взошел ли Триниан на трон. Мне кажется, что Гвиллиам - или один из его предков - захватил трон у наследников, имевших на него все права.
- Ты и представить себе не можешь, насколько такое возможно!
- И не хочу представлять! - выкрикнула Рапсодия, и Грунтор быстро приложил руку к ее губам, умудрившись прикрыть гигантской ладонью все лицо девушки.
Певица заговорила тише, но гнев ее так и не прошел:
- Неужели вы не понимаете? Теперь это не имеет никакого значения! Все, кого я любила, все, что знала, ПОГИБЛО МНОГО ВЕКОВ НАЗАД! Чего ради меня должно беспокоить, к какому роду принадлежал король? Разве важно, сколько лет еще прожили те, кто за вами охотился, - год, десять или сто? Они тоже мертвы. Так радуйтесь - у вас больше нет врагов! Но не рассчитывайте, что я буду ликовать вместе с вами.
Акмед и Грунтор переглянулись.
- Ой надеется, что ты не ошибаешься, мисси, - сказал наконец Грунтор.
- Конечно, не ошибаюсь. Ты что, не слышал меня? ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ВЕКОВ!
- Это еще ничего не значит, Рапсодия, - проговорил Акмед. - Для некоторых сил зла времени не существует.
- Знаешь, Акмед, ты можешь спросить у Ллаурона сам. Он хочет с вами познакомиться.
Акмед отшатнулся от нее, словно его неожиданно ударили:
- Что?!
Рапсодия съежилась под его взглядом.
- Ллаурону известно, что вы здесь; он сказал мне вчера вечером. Клянусь, я вас не выдавала! Он возглавляет религиозный орден филидов. Каждый из них знает лес как свои пять пальцев, а мы находимся на их землях. Он почувствовал ваше присутствие. Ллаурон говорит, что будет рад с вами познакомиться, что сам придет к вам, если вы не захотите войти в его дом.
На лице у Грунтора появилось отвращение, а Акмед прикрыл голову руками.
- Боги! - пробормотал он. - Ну, полагаю, этого и следовало ожидать. Мы попали в очень необычное место, Рапсодия. Видели много странных и совершенно непонятных вещей.
- В каком смысле?
- Мы стали свидетелями необычных пограничных конфликтов. Налетов на беззащитные деревни, которые явно не ждали никаких неприятностей, хотя мне представляется очевидным, что местные жители должны были подготовиться к подобным сюрпризам. Сначала мы думали, что земли лиринов, расположенные к югу, и здешние находятся в состоянии войны. Но довольно скоро убедились в том, что это вовсе не так. Мы видели бессмысленные убийства, разрушения, грабеж. Всякий раз оказывалось, что нападавшие явились из какого-то другого места, причем исключительно чтобы сеять смерть и ужас. В одном городке вооруженные солдаты собрали огромное количество ценных вещей, потом сложили их на площади и сожгли - вместо того чтобы взять с собой и продать. А как-то раз мы проследили за отрядом, который напал на город в Авондерре, а затем вернулся в бараки этого самого города! Можно было бы рассматривать их поведение как предательство, но через несколько дней город опять стал жертвой вооруженных людей, и на сей раз те же самые стражники защищали его, не жалея жизни. Здесь действуют силы зла, демонические и страшные. Результатом подобных событий всегда бывает война, в особенности когда главной причиной является расовая ненависть. Пройдет совсем немного времени, и земли лиринов вступят в жестокую схватку с центральными районами Роланда.
- Чудесно! - вздохнула Рапсодия. - А мы не можем вернуться назад и поселиться на Корне?
- Извини, твоя милость, - фыркнул Грунтор, - но таверна закрылась.
- Может быть, встретившись с твоим священником, мы сумеем получить ответы на наши вопросы, - задумчиво проговорил Акмед и поморщился. - Ненавижу священников, но думаю, что смогу продержаться пару часов и не умереть от его вони.
- Не обижайся, братец, - рассмеялась Рапсодия, - но, думаю, не только тебе придется столкнуться с вонью.Несмотря на то что Грунтор остановился довольно далеко, Рапсодия почувствовала, что ее лошадь нервничает.
- Я вернусь утром, - пообещала она, погладив лошадь, чтобы немного ее успокоить. - Я передам Ллаурону, что вы согласны с ним встретиться, отыщу вас и останусь с вами до тех пор, пока он не придет. Она взяла поводья в руки.
- Подожди, - сказал Акмед и, засунув руку в карман, вытащил кусок ткани с надписью, которую он скопировал в храме. - Ты можешь это прочитать?
Рапсодия поднесла кусок ткани к лицу, стараясь рассмотреть надпись в лунном свете. Загорелось крошечное пламя - Акмед зажег маленький фитилек.
- Что это такое? - нахмурившись, спросила Рапсодия.
- Так выглядит надпись на дощечке, которую видели в том храме, что похож на корабль.
- Не вполне понятно. Значки наверху означают Кирсдирк... нет, Кирсдарк. Дальше большие куски смазаны или вовсе стерлись, понять текст невозможно. Что-то про Кирсдарк, который предан морю и в руки Единого Бога... или Создателя. Аббат... Отец... слово начинается с буквы "М"... не знаю. А здесь говорится об алтарном камне в храме Единого Бога.
- Дощечка прикреплена к большой обсидиановой плите.
- Может быть, это алтарный камень. Мне кажется, здесь упоминается Серендаир, по крайней мере буквы расположены так, что похоже на слово "Серендаир". Но вполне может быть и что-нибудь другое. А еще тут говорится о том, что Кирсдарк доставлен кем-то по имени Ма... гинт, кажется, Монодьер.
- Маквит? Маквит Монодьер? Рапсодия кивнула:
- Вполне возможно. Не могу сказать наверняка. Речь идет о ТОМ САМОМ Маквите? Нашем герое?
- Да. Мы думали, тот храм находится в Монодьере, но мы слишком далеко от Серендаира, чтобы это было так.
- Ты прав, - согласилась Рапсодия. - Монодьер располагался на континенте и славился своими картографами, Серендаир с ним торговал. Здешние места не значились ни на каких картах и считались необитаемыми, когда мы... - Голос у нее дрогнул.
- Тебе, наверное, несладко пришлось, когда ты узнала, что Серендаир погиб, да еще четырнадцать веков назад. Ты даже не могла ни с кем поделиться своим открытием. - Голос Акмеда прозвучал непривычно мягко. - Но постепенно ты привыкнешь и тебе станет легче.
Рапсодия попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось.
- Я скоро вернусь, - проговорила она. Она тронула лошадь и скрылась в ночи.Ллаурон пришел на лесную поляну через две ночи. Друзья развели костер и положили вокруг него бревна, чтобы удобно было сидеть. Рапсодия полагала, что разговор будет непростым. Акмед завернулся в плащ и набросил на голову капюшон, из-под которого виднелись только глаза. Грунтор же, наоборот, решил устроиться с максимальными удобствами и даже снял свой шлем, считая, что Ллаурон все равно поймет, кто он такой.
Главный Жрец пришел в своем обычном одеянии - простой серой орденской рясе, подвязанной пеньковой веревкой. Из вежливости он держался на некотором расстоянии от костра, пока его не пригласили подойти поближе. Тогда он сел и принялся открывать мешок, который принес с собой. Он предложил своим новым знакомым фрукты, сыр и хлеб и большую бутылку бренди, для которого прихватил серебряные стаканчики.
- Я рад наконец познакомиться с вами, - сказал он, наливая солидную порцию в стакан Грунтора. - Мне доставляет истинное удовольствие видеть друзей этой милой дамы в нашем лесу и у себя дома. Может быть, после того как мы немного узнаем друг друга, вы окажете мне честь и воспользуетесь моим гостеприимством? Дом у меня совсем простой, но кровати удобные и еды хватит на всех. Кроме того, мы можем позаботиться о более подходящей одежде для вас.
В воздух поднялся сноп искр, тут же унесенный ветром.
- Посмотрим, - кратко ответил Акмед.
- Я надеялась, что вы поведаете нам историю этих мест, - вмешалась Рапсодия. - Я уже говорила Грунтору и Акмеду, какой вы замечательный рассказчик.
Яркое пламя осветило доброе лицо филида.
- Разумеется, я буду только рад.
Он наклонился вперед, поставив локти на колени, и прикоснулся кончиками пальцев к губам. Его глаза сияли в темноте.
- Давным-давно - так много лет назад, что даже Тот-Кто-Считает не помнит те времена, - у подножия Великого Белого Дерева поселилась медно-красная драконица. Тогда оно было всего лишь юным деревцем, ведь Земля еще только родилась. Эти земли принадлежали драконице. Они начинались от северной границы королевства лиринов и тянулись до самого Хинтерволда, и она жила здесь одна, поскольку не любила чужаков, а в особенности - людей. Она обладала громадной властью над землей. Ни один человек не мог проникнуть в ее царство, и потому эти места оставались для людей скрытыми завесой тайны. Она доверяла своим соседям - лирикам, поскольку, несмотря на то что народ их был не столь древним, как драконы, они составляли единое целое с землей. Звали драконицу Элинсинос. Как-то раз она посмотрела на море и увидела там необычное сияние, которое, казалось, испускают сами волны. Довольно скоро она поняла, что это огонь, заключенный в крошечный хрустальный шар, служивший светильником на воде, маяк, которым пользуются моряки в темноте или во время кораблекрушения. Связь двух противоборствующих элементов - огня и воды - заворожила Элинсинос, и она решила, что ей дан знак грядущих перемен. Прошло совсем немного времени, и на ее земли ступил моряк. Высокий мужчина с золотистой кожей - серенн, приплывший с острова Серендаир, расположенного на другом конце света. Элинсинос страшно разволновалась, поскольку узнала в нем одного из представителей Первородных людей, пяти народов, созданных, когда зародился мир. Она сразу это поняла, потому что и сама принадлежала к первородной расе.
- А кто остальные? - спросил Грунтор.
- Каждая из пяти стихий - эфир, вода, ветер, земля и огонь - дали жизнь одной из рас. Серенны, самые старшие, были рождены эфиром, сущностью, из которой состоят звезды. Детей воды звали митлинами. Тех, кто родился от ветра, называли кизами. Драконы являлись потомками самой земли. И последним народом, появившимся на свет от самого безрассудного из элементов - огня, - стали ф'доры. Но это совсем другая история, ее лучше рассказывать при свете дня... Моряка звали Меритин. Он отправился в путь по приказу короля Гвиллиама, последнего из правителей Серендаира, с целью отыскать место, где мог бы поселиться его народ. Гвнллиам знал, что Остров должен погибнуть в огне, и хотел спасти свой народ и его культуру. Хотя я подозреваю, что, помимо всего прочего, он стремился сохранить свою власть. И вот Меритин подошел к границе земель, которыми правила Элинсинос, но, в отличие от других людей, сумел пересечь эти рубежи. Возможно, причина заключалась в том, что он являлся представителем Первородного народа, появившегося на свет раньше самой Элинсинос, и его связь со стихиями оказалась сильнее. Или, что более вероятно, драконица захотела встретиться с ним. Она приняла облик человека, причем приложила все усилия для того, чтобы показаться Меритину привлекательной. По-видимому, она добилась успеха, потому что тот влюбился в нее с первого взгляда. Элинсинос тоже полюбила моряка. Когда человек объяснил, зачем прибыл в ее земли, она решила, что лучше всего будет дать пристанище его народу. Таким образом она сможет привязать возлюбленного к себе навсегда. Ликуя, Меритин вернулся на Серендаир, чтобы передать Гвиллиаму приглашение Элинсинос и помочь ему подготовить экспедицию. При расставании он обещал Элинсинос вернуться и в качестве залога своей верности преподнес ей свечу Кринеллы - ту самую, благодаря которой драконица увидела его на море. Этот маяк, созданный путем слияния воды и огня, получил имя сереннской королевы, подарившей его своему возлюбленному, когда тот отправился в морское путешествие. В отсутствие Меритина Гвиллиам собрал три флотилии, состоявшие примерно из тысячи судов. Прежде чем завершить подготовку кораблей, король ждал известий от своего посланника. Он намеревался отправить корабли тремя разными группами - "Волнами", - чтобы обеспечить возможность спастись максимальному количеству людей. Узнав, что земли, обнаруженные Меритином, необитаемы, он решил, что не имеет смысла отправлять с Первым флотом армию. Вместо этого он послал людей, которые должны были создать необходимые условия для жизни на новом месте: инженеров, архитекторов, целителей, землепашцев, каменщиков, плотников, врачей, ученых и филидов. Несмотря на то что на кораблях Первого флота находились представители всех народов, около половины пассажиров были лирины. А для защиты Первого флота Гвиллиам отправил с ним представительницу лиринов, воительницу по имени Элендра. Та была илиаченва'ар и взяла с собой свиту...
- Кем она была? - перебила Рапсодия.
- "Илиаченва'ар" примерно означает "обладательница огненного меча", оружия, известного под именем Звездный Горн. Этот клинок был посвящен стихии огня и звездам, иными словами - эфиру, который на родном языке жителей Серендаира назывался "серенн".
Акмед кивнул, но ничего не сказал. Значит, вот как Звездный Горн появился в здешних местах...
- Итак, - продолжал Ллаурон, - под руководством Меритина и под защитой Элендры флот взял курс на новые земли. Второй флот по своему составу практически не отличался от Первого. Он покинул Серендаир несколькими неделями позже. Третий оставался на Острове до самого конца. На борту кораблей Третьего флота существенное место отводилось армии. На одном из кораблей находился и сам Гвиллиам, который постарался убедить как можно больше людей подумать о собственном спасении. Он дождался, пока самый последний корабль будет готов отправиться в путь, и только тогда взошел на его борт, безмолвно наблюдая за тем, как Остров, которым он правил, исчезает за горизонтом. Говорят, путешествие было опасным и очень тяжелым. Когда суда Первого флота проделали примерно половину пути, разразился страшный ураган, каких прежде никому видеть не доводилось. Легенды утверждают, будто в его сердце находился злобный демон, вызвавший бурю с целью уничтожить корабли. - На мгновение серьезное выражение на лице Ллаурона, с которым он начал свой рассказ, сменилось лукавой улыбкой. - Разумеется, когда вы побольше узнаете про намерьенов, вы поймете, что они обладали раздутым чувством собственной значимости. Если уж природа взбунтовалась, значит, исключительно ради того, чтобы доставить им неудобства. Они и не помнили о других несчастных, кто тоже пострадал от яростной стихии... Но вернемся к нашей истории. Корабль Меритина затонул. Существуют легенды, что моряк погиб, пожертвовав собой и отдавшись в лапы демона, чтобы спасти Первый флот, но, скорее всего, он просто стал добычей бушующих вод, поскольку корабль, на котором он находился, развалился на части и пошел ко дну со всей командой. Во время урагана флот лишился еще нескольких судов. Поскольку Меритин погиб, возглавить Первый флот пришлось Элендре, илиаченва'ар, которая должна была привести его туда, где никогда не бывала. Ее огненный меч служил маяком во время шторма. Его свет помогал кораблям флотилии держаться вместе, пока они наконец не выбрались из цепких лап бури и не увидели берег. Первый флот высадился на побережье Авондерра - как ни странно, недалеко от того места, где впервые ступил на эту землю Меритин. Едва все собрались и поняли, что остальных кораблей ждать не приходится, Элендра повела беженцев в земли Элинсинос. Однако тут возникли две проблемы.
История, которую Ллаурон прежде никогда не рассказывал, заинтриговала Рапсодию.
- Какие проблемы? - спросила она, изо всех сил стараясь скрыть возбуждение.
- Ну, понятное дело, Элинейное страшно огорчилась, узнав, что Меритин не вернулся. Ведь именно любовь к нему заставила ее пустить на свои земли людей, а не местных лиринов. В дополнение ко всему она не знала, что с ним произошло, и ей показалось, что он ее предал. Она впала в страшную ярость, покинула свои земли и скрылась в пещере в северной пустоши, там, где Меритин впервые написал послание Гвиллиама: Cyme we inne frid, frara the grip of deap to lif inne dis smylte land.
- А что оно означает? - мрачно спросил Акмед.
- О, как же невежливо с моей стороны! - улыбнувшись, вскричал Ллаурон. - Сейчас я вам переведу. На древненамерьенском и всеобщем торговом языке оно означало: "Намерения у нас самые мирные, мы вырвались из объятий смерти и мечтаем жить на этой прекрасной земле". Именно благодаря этой фразе беженцы с Серендаира получили свое имя "намерьены". Так их стали называть местные жители, с которыми они здесь познакомились, поскольку эти слова всегда звучали при встрече... Самым же печальным в этой истории явилось то, что если бы Меритин не любил Элинсинос, она бы узнала о его судьбе. Как вы помните, он подарил ей свечу Кринеллы - сигнал бедствия. Несмотря на свои небольшие размеры, это был очень сильный артефакт, поскольку он соединял в себе две противоборствующие стихии - огня и воды. Если бы маяк оставался с Меритином, когда затонул корабль, Элинсинос увидела бы его свет и, возможно, сумела бы спасти своего возлюбленного. Но моряк подарил свечу драконице в знак своей любви, чтобы она о нем не горевала. К сожалению, так часто бывает с благими намерениями. И вот теперь он украшает кольцо для ключей у самого обычного старика. - Ллаурон засунул руку в карман рясы и вытащил маленький хрустальный шарик размером с каштан.
Крошечный огонек, заключенный внутри шарика, пронзил мрак, окружив Главного Жреца сиянием, затмившим свет костра.
Рапсодия, несмотря на все усилия казаться равнодушной, от изумления и благоговения открыла рот.
- Это она? Свеча Кринеллы?
- Или она, или очень хорошая копия, - рассмеялся Ллаурон. - Торговцам старинными вещами нельзя доверять до конца.
- Вы его купили? Древний артефакт?
- Да, и выложил за него кругленькую сумму.
- Вы сказали, что существовало две проблемы. - Голос Акмеда разрушил чары, которые, казалось, опутали всех присутствующих. - Какова вторая?
Ллаурон перестал улыбаться и нахмурился:
- Покидая Элинсинос, Меритин не знал, что у нее будет ребенок.26- РЕБЕНОК? Драконица была беременна?
Взглянув на Рапсодию, Ллаурон расхохотался:
- Представляете, какая забавная получится картинка, если только хватит воображения, чтобы ее себе нарисовать.
- Ничего тут забавного нет, - заявила Рапсодия. - Мне это кажется печальным. Она была напугана, одинока, страдала, думала, что ее предал человек, которого она любила. В особенности, если она оказалась в чужом для себя теле и не могла из него выбраться.
Певица замолчала, и огонь тоже притих.
- Да, вы правы. По-видимому, именно по этой причине она сделала то, что сделала.
- А что она сделала? - поинтересовался Акмед, которого начала раздражать медлительная манера рассказчика.
- Когда Элинейное увидела, что среди тех, кто прибыл с Первым флотом, нет Меритина, она оставила детей у подножия Дерева и ушла.
- Детей? - удивленно переспросил Грунтор, и Рапсодия от неожиданности вздрогнула: великан до сих пор хранил безмолвие. - Их было несколько?
- Она родила трех девочек - тройняшек, - хотя и не похожих друг на друга. Поскольку в своем естественном виде драконица откладывала яйца, рождение нескольких детенышей было для нее делом самым обычным. Когда намерьены пришли к Дереву, они встретили там трех девушек; дети Элинсинос выросли очень быстро, несмотря на отсутствие матери. Мне говорили, что драконы легко адаптируются к новым условиям. Девушки, как и их отец, были высокими, с золотистой кожей. Впрочем, на мать они тоже походили. Из-за того, что они обладали внешностью древних сереннов, представители Первого флота почувствовали с ними родство. Эти юные женщины обладали необычными возможностями - что и неудивительно, ведь они появились на свет от союза представителей двух Первородных народов. Поскольку их отец часто плавал вдоль нулевого меридиана, они были связаны со Временем, а также с другими стихиями. К сожалению, результатом такого дара стало безумие, которое в разной степени поразило всех троих. Самая младшая, Мэнвин, стала предсказательницей. Говорят, она была самой безумной из всех. В легендах утверждается, будто большую часть времени она разговаривала сама с собой и не замечала окружающих. И хотя Мэнвин обладала могущественным даром, он оказался совершенно бесполезным - отличить истинные предсказания от болтовни сумасшедшей женщины очень трудно... Средняя сестра, Ронвин, видела настоящее. Говорят, она была доброй и мягкой, но только на короткое мгновение, поскольку не помнила своих мыслей, когда настоящее становилось прошлым... Из трех дочерей Элинсинос только старшая, Энвин, смогла разговаривать с беженцами. Она хранила секреты прошлого - знание менее опасное и изменчивое, чем у ее сестер. Она вела себя разумнее остальных. Она знала, кто такие намерьены и почему они появились здесь, и потому смогла принять их на землях своей матери. Намерьены, считавшие Энвин живым связующим звеном между миром ее отца и новым миром - миром ее матери, - сделали старшую дочь Элинсинос своей королевой и установили мирные отношения с окружающими землями и Реалмалиром, принадлежавшим лиринам. Лллаурон вздохнул и продолжил рассказ: - Теперь перейдем ко Второму флоту. В отличие от Первого, понесшего урон от страшного урагана, моряки Второго заметили приближение бури, поскольку находились на некотором расстоянии. Они практически не пострадали, хотя несколько кораблей все-таки погибло. Однако из-за бушующей непогоды они сбились с курса. Вскоре появилась земля, и вместо того, чтобы искать рай Меритина, командующий Вторым флотом, великий воин Маквит, решил высадиться в необитаемых землях под названием Маносс. Они и их потомки живут там и по сей день.
Услышав имя Маквита, друзья пришли в страшное волнение. В Серендаире почти все слышали про Маквита, хотя фирболги знали о нем гораздо больше, чем Рапсодия.
- Маквит был кирсдаркенвар, ему принадлежал Кирсдарк, знаменитый водяной меч. Говорили, что он был властелином этой стихии - вот почему ему удалось без особых происшествий пересечь море. А кроме того, он считался великим героем, королевским рыцарем, человеком, который убил Тсолтана, возглавлявшего армию врага в Великой войне. Он...
- Ллаурон, остановитесь! - перебила его Рапсодия, а Акмед, сердито нахмурившись, тихонько вздохнул. - Я не очень поняла про Маносс, - сказала девушка. - "ОНИ И ИХ ПОТОМКИ"? Вы же говорили, что события, о которых вы рассказываете, произошли четырнадцать веков назад! Значит, представители первого поколения намерьенов давно умерли...
- Подобное предположение может показаться неоспоримым и одновременно ошибочным, - рассмеявшись, проговорил Ллаурон. - Певцы всегда стремились к точности и правильности изложения деталей. Позвольте, я вам объясню. Первое поколение явилось из одного из пяти мест, где зародилось Время. С острова Серендаир. Они пересекли нулевой меридиан - там Земля граничит со Временем - и высадились в другом месте, где началось Время, - на родине драконов, - хотя Второй флот и не сумел туда попасть. В результате Время перестало для них существовать, и они не старели - в отличие от других смертных. Они оставались в том возрасте, в котором пересекли нулевой меридиан. Исключение представляли лишь дети. Они постепенно выросли и стали взрослыми. Вот и все.
- Вы из их числа? - без лишних церемоний спросил Акмед.
Ллаурон громко расхохотался:
- Нет, конечно, хотя иногда жалею, что не обладаю их могуществом и долголетием. Вы, наверное, считаете, что я очень неплохо сохранился, молодой человек. Нет, я всего лишь с интересом их изучаю... Если вы еще немного потерпите, я закончу рассказ про Второй флот. Несколько кораблей - главным образом, те, на которых находились древние серенны и представители других Первородных народов, - не пожелав остаться на землях, выбранных Маквитом, отправились дальше на восток. Они нашли маленький необитаемый остров, расположенный между двумя континентами. Там всегда стояла прекрасная погода, дули мягкие ветры и было теплое морское течение. Они решили поселиться там и жить отдельно от своих соотечественников. Эта земля зовется Гематриа, но чаще ее называют "Островом Магов"... А теперь перейдем к Третьему флоту. Гвиллиам дождался, пока на Серендаире не осталось желающих покинуть остров, и тоже отправился в плавание. Однако эти путешественники высадились к югу от места, выбранного Меритином и Первым флотом, на южном побережье, - там, где сейчас находятся неприсоединившиеся государства и Сорболд. В отличие от благословенных первобытных лесов, где не ступала нога человека, поскольку их охраняла Элинсинос, место высадки Третьего флота оказалось неприветливым и опасным. Большую часть территории Сорболда составляют пустыни, остальное - горы и поросшие травами степи. Кроме того, эти земли были населены людьми, которые не слишком гостеприимно встретили намерьенов и постарались отогнать их назад, к морю. Представителям Третьего флота пришлось приложить много сил, чтобы остаться в живых. Впрочем, у них имелось два преимущества. Первое - сам Гвиллиам. Он отличался практичностью и умом, обладал глубокими знаниями, являлся талантливым архитектором и инженером. Многие из его изобретений, а также военное искусство помогли представителям Третьего флота выжить в чужой земле. Второе преимущество состояло в том, что Гвиллиам не отправил армию с первыми двумя флотами. Решение оказалось правильным. Элинсинос встретила Первый флот не как завоевателей, а как гостей; Серендаир до своего последнего дня не оставался без защиты, а кроме того, Гвиллиам имел сильную поддержку на самом трудном из намерьенских фронтов. Гвиллиам считал, что должен позаботиться о безопасности флотов, и сделал все, что было в его силах. Не его вина, что зло последовало за ними.
- А оно последовало? - Акмед так и подался вперед, ожидая ответа Ллаурона.
Ллаурон на мгновение отвернулся, а когда снова посмотрел на друзей, на его лице появилось печальное выражение.
- Возможно. На сей счет имелось предсказание.
- Предсказание?
Священник с сочувствием посмотрел на Рапсодию, которая вдруг нахмурилась.
- Перед Великой войной Мэнвин, Предсказательница Будущего, иногда произносила пророчества - как правило, когда собирался Совет. Одно из них после долгих споров решили записать. Разумеется, я лишь изучал исторические документы и потому не знаю, насколько они верны, но я запомнил его. Хотите послушать?
- Да, - ответила Рапсодия, которой вдруг показалось, что налетел порыв ледяного ветра.
- Однако боюсь, я немного забегаю вперед. Позвольте мне сначала завершить рассказ. В конце концов представителям Третьего флота удалось пробиться в глубь континента. Победив своих врагов, они вышли к горам на северной границе Сорболдской пустыни. Огромный горный хребет и глубокий каньон отделяли от остального мира прекрасные плодородные земли. Места оказались необитаемыми, и по многим причинам, о которых я уже говорил, Гвиллиам решил, что Третий флот поселится именно там. Он назвал свою новую родину Канриф, что на намерьенском языке означало "век". Гвиллиам верил в то, что через сто лет здесь будет процветать величайшая цивилизация, какую только видел мир. Подземные жители, наины и гвадды, поселились в бесчисленных пещерах и горных туннелях. Люди строили свои дома среди лугов и полей, которые возделывали. Лирины ушли в леса. Кроме того, Гвиллиам возвел среди гор огромный великолепный город. Он изобрел хитроумные машины, наполнявшие подземные пещеры свежим воздухом и теплом. Вместе с наинами он построил гигантские кузницы, в которых всегда пылал огонь и которые производили сталь для строительства империи и оружие для ее защиты.
- А где находятся эти горы? - спросил Акмед. - Как они называются?
- Они лежат к востоку от провинции Бет-Корбэр, расположенной на восточной границе Роланда. Они также граничат с северными районами Сорболда. Намерьены назвали их Мантейдами, но фирболги, живущие сейчас там, дали им другое имя - Зубы.
- Зубы? - удивленно переспросила Рапсодия.
- Да. Если вы их когда-нибудь увидите, то поймете, почему они так называются. Это очень меткая характеристика. То, что раньше являлось славным Канрифом, теперь принадлежит фирболгам. Мрачное и опасное место, должен вам сказать.
На Грунтора его слова не произвели устрашающего впечатления.
- Ой очень на это надеется.
Ллаурон улыбнулся и сделал глоток из своего серебряного стаканчика:
- А потом, примерно через пятьдесят лет, наступил день, когда Первый и Третий флоты снова встретились. Все страшно радовались, но одновременно возникли и проблемы. Представители Первого флота, бывшие в прошлом намерьенскими подданными, присягнули на верность Энвин, которая правила ими вот уже полвека. Поскольку Второй флот оставался в Маноссе и никто не знал о его судьбе, возник вопрос - что делать дальше? Намерьены хотели снова стать единым народом. Гвиллиам и Энвин правили Роландом, Сорболдом и Канрифом. Лирины по-прежнему держались особняком, хотя являлись союзниками Энвин. К счастью, из сложившегося положения удалось найти мирный выход. Все намерьены встретились на первом Великом Собрании и решили, что Гвиллиам и Энвин будут править в новом королевстве вместе. С целью создания династии они посчитали необходимым заключить брачный союз.
- А они любили друг друга? - спросила Рапсодия. Главный Жрец несколько мгновений рассматривал ее со странным выражением лица, и ветер играл его седыми волосами.
- В хрониках об этом ничего не говорится, - ответил он наконец. - Но во время их правления наступил Намерьенский век - самые великие времена, которые знали наши земли. Они правили в мире и согласии около трехсот лет.
- А как же предсказание? - напомнил Акмед.
- Мне кажется, я говорил вам про Элендру. Судя по тому, что гласят хроники, она страдала манией преследования. Возможно, воительница не ожидала, что на нее обрушится тяжкая необходимость возглавить Первый флот после гибели Меритина. Она считала, что великое зло прибыло в наши земли на корабле Гвиллиама, и на Совете, когда Гвиллиам и Энвин объявили о своей помолвке, спросила у Мэнвин, правда ли это. Ответом было вот какое предсказание:Средь последних, кто должен уйти, среди первых пришедших,
В поисках новых хозяев, незваные, в месте незнаемом.
Власть, что получена первыми,
Будет утеряна, если они последними станут.
Сами не ведая зла, будут лелеять его,
Словно приятнейший гость, улыбаясь невинно,
Втайне смертельные капли точит в винный бокал.
Так же и ревность, ведомая собственной силой,
Тот, кто влеком злою ревностью, будет бесплоден,
В тщетных попытках зачать милое сердцу дитя
Вечность пройдет.Ллаурон замолчал, и на поляне воцарилось молчание. Наконец Грунтор сказал:
- Ой не понимает, что это значит, ваше превосходительство. Вы нам объясните?
- Я тоже не понимаю, друг мой. Я уже сказал, что Мэнвин была безумна и иногда говорила необычные вещи. Никто особенно не обратил внимания на ее слова - тогда. Но теперь, когда прошли века, можно предположить, что она предсказала появление в наших краях страшного зла, которое до этого обитало на Острове. Зла, рожденного на свет в древние времена. "Среди первых пришедших..." И хотя сначала зло было бессильно, оно постепенно набирает силы и в конце концов поработит все земли.
Рапсодия почувствовала, как у нее похолодели руки.
- И это случилось? Старый священник погрустнел:
- Трудно сказать, дорогая. Ведь именно Гвиллиам и Энвин положили конец Намерьенскому веку и стали причиной страшных страданий и смерти многих своих подданных.
- Каким образом? - спросил Акмед.
Я не знаю, возникали ли между ними разногласия прежде того эпизода, из-за которого начался конфликт. Полагаю - да, поскольку такие вещи не рождаются на пустом месте. Но если коротко и без лишних рассуждений, скажу лишь, что Гвиллиам ударил свою супругу. В хрониках не говорится почему. Событие получило название Плачевный Удар - скорее из-за того великого горя, которое конфликт причинил намерьенскому народу, нежели из-за несчастий самих короля и королевы. Разъяренная Энвин вернулась в свои земли на западе и призвала бывших подданных, представителей Первого флота, защитить ее честь. Намерьены Первого поколения и их потомки считали себя единым народом, хранящим верность как королю, так и королеве. Они оказались перед трудным выбором. Однако в жилах Энвин текла кровь драконов, и потому она сочла бы себя удовлетворенной только в случае смерти Гвиллиама. Когда армия Энвин атаковала владения Гвиллиама, короля ослепила ненависть, и он дал слово уничтожить свою жену и ее союзников. Семьсот лет кровопролитной войны. Это трудно описать. Впрочем, у вас нет времени, чтобы выслушивать эту печальную повесть, а у меня не хватит сил, чтобы вам ее поведать. Достаточно сказать, что сколь славными и прекрасными были рождение и жизнь Намерьенского века, столь уродливая его ждала кончина. Пост главнокомандующего в армии Гвиллиама занимал блестящий, но очень жестокий полководец по имени Анборн. Его победы над армиями Первого флота и лиринами, которых Энвин удалось убедить присоединиться к ней, сделали его имя самым ненавистным словом в намерьенском языке. Солдаты Энвин принесли смерть множеству представителей Третьего флота, хотя границы начали постепенно стираться, и вскоре уже было невозможно сказать, кто выигрывает сражение, а кто его проигрывает. Для всех наступили тяжелые времена. Вот почему потомки намерьенов, по-прежнему живущие в неприсоединившихся королевствах, стараются скрывать свое происхождение.
- Вы хотите сказать, что в здешних краях слово "намерьен" означает "подтирка для задницы"? - рассмеявшись, спросил Акмед.
Рапсодия сердито толкнула его в бок, однако Ллаурон улыбнулся:
- С точки зрения многих. Впрочем, время склонно стирать воспоминания. Сейчас люди знают лишь о великом могуществе намерьенов, и мало кто помнит о том, что они стали виновниками страшной трагедии. В какой-то степени их даже уважают, потому что в большей части Орландана - провинции Роланда, - а также в Маноссе и на острове Морских Магов правят потомки намерьенов.
- А кто победил? - спросил Грунтор.
- На самом деле - никто. Известно, что Энвин убила Гвиллиама. По крайней мере, так она сама сказала. Поскольку никто с тех пор его не видел, ей поверили. Впрочем, убить Гвиллиама было совсем непросто. Он обладал бессмертием - даже в большей степени, чем первые намерьены. В отличие от своих подданных, которые не старели и не страдали от болезней, но могли истечь кровью, Гвиллиам, прибыв в новый мир, стал совершенно неуязвим. В хрониках высказывается предположение, что причина, возможно, заключена в том, что он оставался на Серендаире, чтобы прикрыть отступление своего народа, и последним пересек нулевой меридиан. Как обстояло дело в действительности, трудно сказать. Ликующая Энвин заявила о своей победе на Великом Собрании, а затем провозгласила себя единственной правительницей намерьенских земель. К ее великому изумлению, Собрание решило изгнать ее и лишить королевского титула. Итак, несмотря на то что Энвин одержала победу в семисотлетней войне и избавилась от ненавистного мужа, в конце концов она осталась ни с чем. Ужасно, правда?
- Да, - проговорила Рапсодия. - И что с нею стало? Где сейчас Энвин?
Ллаурон допил остатки бренди и бросил свой стаканчик обратно в мешок.
- В исторических документах говорится, что она скрылась в пещере среди горных кряжей Белые Пики в Хинтерволде, за пределами своих земель. Время от времени какой-нибудь несчастный пытается ее отыскать, чтобы расспросить о прошлом. В конце концов, она ведь имела дар провидицы. Удалось ли кому-нибудь с ней встретиться, я не знаю.
- Ну и как обстоят дела сейчас? - осведомился Акмед.
- Намерьены понесли настолько серьезные потери в войне, что так и не смогли после нее оправиться. С тех пор прошло почти четыреста лет, но народ не сумел снова стать единым. Произошла ассимиляция. К сожалению, переселенцы влились в более примитивные культуры местных жителей. Связь со стихиями и самим Временем являлась секретом их грандиозных успехов. Без этой связи королевство распалось, жизнь в нем стала неспокойной, достижения в области науки, искусств, торговли, архитектуры и медицины отошли в прошлое. И вот вам результат: мы - примитивный народ. В конечном итоге пострадала даже религия. Если раньше мы все придерживались одной веры, то теперь люди, живущие на территориях, исторически связанных с Первым флотом, уважают постулаты филидов. Однако большая часть Роланда поклоняется Единому Богу, которого иногда еще называют Создателем. Главой у них является Патриарх. Его базилика находится в священном городе Сепульварта, расположенном на юге, неподалеку от Сорболда. Жаль, что и здесь у нас нет единства. - Ллаурон снова вздохнул. - Кроме того, не за горами новая война. После окончания Великой войны покой, к сожалению, так и не наступил. И хотя на поверхности пока тихо, скоро все изменится. Последние несколько десятилетий наблюдались бесконечные пограничные стычки и бессмысленные налеты на деревни и города, которые приносят ужасные разрушения. Напряжение растет, и никто не знает, почему возникают конфликты между разными народами, - даже те, кто в них участвует. Все это пугает.
- А что, по вашему мнению, может остановить войну и снова объединить народы? - спросила Рапсодия.
- Не знаю, дорогая, возможно ли это, - ответил Ллаурон. - Когда против Энвин были выдвинуты обвинения в том, что она стала причиной вражды между намерьенами, ее сестра Мэнвин попыталась вмешаться, заявив, что надежда на объединение и мир есть. Но ей никто не поверил. Все считали, что она хочет защитить сестру.
- А как звучало ее пророчество? - спросил Акмед. Ллаурон закрыл глаза и задумался. Через несколько минут он заговорил снова:Трое придут, опоздав, и уйдут слишком скоро,
Они - как стадии жизни людской:
Дитя Крови, Дитя Земли, Дитя Неба.
Всяк на Крови замешан и рождается в ней;
Всяк по Земле ходит, ведь она - его дом;
Но вечно тянется к Небу и под ним пристанище себе обретает.
К Небу подъемлет нас смерть,
Частью звезд мы становимся.
Кровь дарит начало, Земля - пищу,
Небо - мечты при жизни и вечность в смерти.
Так пусть будут Трое, один для другого.Главный Жрец принялся собирать свои вещи и остатки ужина. Закончив, он снова взглянул на своих собеседников.
- Это предсказание показалось Совету таким же бессмысленным, каким оно, вне всякого сомнения, представляется вам. Совершенно очевидно, что Трое спасшихся - это Энвин и ее сестры, вот почему Совет заподозрил, что Мэнвин специально все придумала, чтобы сестру не изгнали из королевства. Полководец Анборн довольно грубо спросил Мэнвин, что означают ее слова и каким образом Трое, как она их назвала, сумеют снова объединить намерьенов. В ответ он услышал нечто невразумительное: "Каждая жизнь начинается с того, что объединяется кровь, но она еще и проливается; разделить слишком легко, залечить рану трудно. Земля для всех, но она тоже разделена, поколение за поколением. Только небо обнимает все, и небо нельзя разделить; оно поможет наступлению мира и единства. Если хочешь залечить рану, береги небо, чтобы оно не упало". - Ллаурон немного помолчал, словно вдумывался в сказанное. - Анборн принялся отчаянно браниться и заявил, что безумной следует держать свои пророчества при себе. Мэнвин почти покинула Совет - думаю, чтобы последовать за Энвин, но в самый последний момент обернулась и произнесла последнее пророчество: "Анборн, сначала тебе нужно залечить рану в своей душе. После смерти Гвиллиама ты стал королем солдат, но пока ты не отыщешь самого слабого и беззащитного из своих родных и не поможешь ему, тебе не будет прощения. Ты или найдешь очищение, или умрешь непрощенным".
- Он нашел?
- Не знаю. Это осталось между ним и Создателем. Ну, господа, я уже говорил вашей подруге, что буду рад, если вы согласитесь немного погостить у меня. Если вы, конечно, никуда не спешите. Могу предложить вам удобные кровати и возможность помыться, а также новую одежду. Рапсодия и Грунтор дружно уставились на Акмеда, который, подумав, кивнул. Грунтор тут же расплылся в счастливой улыбке:
- Какой вы любезный, ваше сиятельство! Рапсодия дернула его за руку:
- Грунтор, к Главному Жрецу, Патриарху, Благословенным и другим представителям высшего духовенства следует обращаться "ваша милость", а не "ваше сиятельство".
Великан ухмыльнулся:
- Знаешь, мисси, если мы будем топтаться на месте, они уйдут вперед, а мы заблудимся, и тогда тебя можно будет называть "твоя потерянность".27В ДОМЕ ГЛАВНОГО ЖРЕЦА фирболги чувствовали себя не лучшим образом. Ни Акмед, ни Грунтор не хотели, чтобы их видели жители деревни, которые постоянно находились неподалеку от Дерева.
Гвен и Веру необычные гости привели в ужас - особенно Гвен, которой пришлось шить для них новую одежду. Рапсодии пришлось воспользоваться своими новыми медицинскими познаниями, полученными от Каддира, чтобы помочь экономке Ллаурона избавиться от страха.
Как только одежда была готова и собраны запасы провизии, все трое пришельцев засобирались в путь. Ллаурон, казалось, был искренне огорчен предстоящим расставанием с ними.
- И куда вы собираетесь направиться, дорогая? - спросил он у Рапсодии, наблюдавшей за тем, как мужчины складывают сумки.
- На восток, - просто ответила она.
Рапсодия не собиралась рассказывать Ллаурону, что Акмед и Грунтор хотят найти Зубы и королевство фирболгов; впрочем, подобная перспектива не слишком вдохновляла и ее.
До поздней ночи трое друзей обсуждали свои планы. Однако Акмед категорически отказался посвятить великана и Певицу в детали. Он заявил, что они поговорят об этом после, когда покинут земли Ллаурона.
После горячих споров друзья решили не расставаться до тех пор, пока окончательно не привыкнут к новому миру. Затем выберут, где поселится Рапсодия. Она слишком долго жила надеждой вернуться на Остров и до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что теперь ей придется остаться в другом мире...
Ллаурон бросил взгляд через плечо на фирболга:
- Значит, на восток. Что ж, почему бы, в таком случае, вам не взять рекомендательное письмо к моему дорогому другу, герцогу Стивену Наварнскому? Он правитель провинции, расположенной к востоку от наших земель, очень милый человек. Мне кажется, он вам понравится. Уверен, что лорд также получит удовольствие от знакомства с вами.
Глаза жреца сверкнули; в его словах был какой-то подтекст, который совсем не понравился Рапсодии, но она решила не обращать на это внимания.
- Со всеми троими, - добавил Ллаурон, который, казалось, прочитал ее мысли.
Рапсодия немного смутилась:
- Герцог?.. Вы хотите, чтобы я... мы трое навестили герцога?
- Да, а почему бы и нет? Щеки Рапсодии порозовели.
- Ллаурон, герцог вряд ли захочет иметь дело с особой вроде меня. Я не могу похвастаться королевским происхождением. - Ее вдруг охватил ужас.
Оставалось надеяться, что Ллаурон не догадывается о том, что она была проституткой. Впрочем, вновь обретенная девственность, которую вернул Рапсодии огонь, могла ввести его в заблуждение. Девушка уже не раз убеждалась в том, что Главный Жрец слишком много о ней знает.
Улыбка Ллаурона получилась отеческой.
- Стивена не особенно волнует происхождение людей. Он не только приятный человек, но еще и историк. Если вас по-прежнему интересуют намерьены, вам стоит с ним познакомиться. В его замке есть намерьенский музей. Не сомневаюсь, что Стивен с удовольствием вам его покажет. Боюсь, в последнее время у него не слишком много посетителей.
- В самом деле? - рассеянно спросила Рапсодия, внимательно наблюдавшая за своими друзьями.
Акмед пополнял запасы дисков для своего квеллана, а Грунтор заполучил новое оружие у Гэвина и сразу полюбил длинный изогнутый меч, который называл Перышком. Сейчас великан занимался тем, что укладывал свои приобретения, отчего его заплечный мешок стал напоминать зловещий цветок со смертоносными лепестками.
Рапсодия наконец повернулась к Главному Жрецу и улыбнулась:
- Что ж, я уверена, мы узнаем много интересного. Как далеко до замка герцога?
- Три или четыре дня пути, - ответил Ллаурон и взял ее за плечи. - Надеюсь, Рапсодия, вам у нас понравилось. Лично я получил большое удовольствие от общения с вами.
- Я тоже, - искренне сказала она, накидывая капюшон на голову. - Я многому научилась. Могу я как-нибудь отблагодарить вас за доброту?
- Честно говоря, да, - заявил Главный Жрец, становясь серьезным. - Когда вы доберетесь до лорда Стивена, передайте ему мое письмо. В нем я попрошу, чтобы он одолжил вам манускрипт на древнесереннском языке. Как Дающая Имя, вы быстро разберетесь в новом для себя языке - я уверен, что у него музыкальная основа. Мы сможем начать переписку. Вы многое узнали о намерьенах и беспорядках, которые угрожают вновь охватить нашу землю, и я надеюсь, что согласитесь помогать мне, исполняя роль моих глаз и ушей, сообщая обо всем, что вам доведется узнать.
Рапсодия с удивлением посмотрела на него. На службе у Ллаурона состояли сотни лазутчиков. Она не представляла себе, какая может быть польза от ее донесений.
- Я буду рада помочь вам, Ллаурон, но...
- Вот и хорошо. И помните, Рапсодия, несмотря на ваше скромное происхождения, вы можете оказать реальную помощь короне.
- А еще природе и Великому Белому Дереву?
- Разумеется. Впрочем, не следует забывать и о некоторых политических аспектах.
- Я не понимаю.
Глаза Ллаурона нетерпеливо сверкнули, однако голос звучал спокойно:
- Объединение намерьенов. Мне показалось, что я достаточно внятно изложил вам свои мысли. С моей точки зрения, когда мир постоянно нарушается необъяснимыми восстаниями и ужасными убийствами, спасти нас от окончательного уничтожения может только объединение двух намерьенских сообществ, Роланда и Сорболда, - и даже королевства болгов под предводительством короля и королевы соответствующего происхождения. Время почти пришло. И хотя вы - крестьянка... Пожалуйста, не обижайтесь, большинство моих последователей - крестьяне... У вас красивое лицо, и вы обладаете даром убеждения. Вы можете оказать мне немалую помощь.
Рапсодия была поражена:
- Я? Я никого не знаю... Разве вы забыли, что мы пришли сюда издалека? Кто станет меня слушать? До встречи с вами, Ллаурон, я понятия не имела о намерьенах.
Главный Жрец взял ее за руку:
- Всякий человек, обладающий такими внешними данными, не имеет выбора, моя дорогая. На вас приятно смотреть. Пожалуйста, обещайте мне, что сделаете то, о чем я прошу. Вы ведь хотите, чтобы мир пришел в наши земли, не так ли?
- Да, - ответила Рапсодия, не понимая, почему дрожит.
- И хотите положить конец насилию? Ведь гибнут невинные дети и женщины!
- Конечно, просто я...
- Ну, твоя светлость, мы готовые, - заявил Грунтор. Акмед коротко кивнул и надел заплечный мешок. Рапсодия посмотрела на Ллаурона.
- Кого вы хотите посадить на трон? - спросила она.
- Решение примет Великое Собрание. Вспомните истории о намерьенах, которые я вам рассказывал, вспомните об их обычаях. Король и королева выбираются в соответствии с их умением управлять, и хотя требуется благородное происхождение, речь не идет об определенной династии. У нас есть выбор. Постарайтесь не забывать о том, что я вам рассказывал о негативных чувствах, которые испытывают многие люди к намерьенам, поэтому соблюдайте осторожность. Те, кто ведет свое происхождение от намерьенов, редко об этом упоминают. А те, кто лишен предрассудков, видят мир таким, каким вижу его я. Они мечтают объединить раздробленные народы, живущие на нашей земле. Держите меня в курсе ваших дел.
- Я так и не поняла, чего вы от меня хотите.
- Нам пора! - крикнул Акмед. Ллаурон широко улыбнулся:
- У него всегда такие безупречные манеры? Ну, идемте к ним, я хочу попрощаться. Удачи вам, моя дорогая! Если вы немного подождете меня, я принесу письмо.Лес к востоку от владений Ллаурона оказался не таким густым, как вокруг Великого Белого Дерева; здесь гораздо чаще встречались молодые деревья. Сначала путникам пришлось идти по знакомой лесной дороге, мимо деревушки Трэф-и-Гвартег, а затем они свернули на северо-восток, чтобы свести к минимуму контакты с обитателями здешних мест.
Хотя в детстве Рапсодии приходилось слышать легенды об огромных лесах, она впервые оказалась в таком месте. Ей показалось, что есть некая ирония в том, что именно Корень привел ее сюда.
Почти два дня ушло на то, чтобы найти лесную дорогу, которая соединяла северную часть Гвинвуда с провинцией Навари, лишь частично поросшей лесом.
Вскоре густые леса сменились холмистыми полями, фермами и небольшими городками, поражающими скромностью и изящной простотой, характерной для всех поселений Гвинвуда. Навари оказался гораздо более многолюдным. Друзья все чаще встречали на дороге путников, пеших и в запряженных быками повозках; изредка попадались груженные сеном телеги.
Когда лес поредел, путешественникам стало гораздо труднее избегать встреч с местными жителями. В конце концов они решили, там, где возможно, идти вдоль дороги, скрываясь за кустарником или деревьями.
Друзья уже на несколько миль углубились в Навари, но редкий лес все еще помогал им оставаться незамеченными. Затем они увидели десяток крестьянских ребятишек, играющих на обочине дороги. Рапсодия зашагала к ним, а Грунтор и Акмед спрятались за деревьями.
Дети, не обращая внимания на редких прохожих, смеялись и бегали вдоль дороги, играя в пятнашки. Мимо проезжали повозки, обдавая ребятишек грязью, а те в ответ радостно визжали.
Рапсодия с улыбкой наблюдала за детьми. Она вдруг поняла, что от их веселого смеха ей стало легче дышать.
Дети беспечно праздновали приход оттепели. Им удалось разбудить в душе Рапсодии давние воспоминания. Они бросали друг в друга влажной землей, и ей ужасно захотелось к ним присоединиться. Печаль, которая так долго сжимала ее сердце, вдруг отступила, словно унесенная теплым ветром.
Неожиданно девушка услышала, что с запада приближается стук конских копыт, приглушенных влажной землей. Рапсодия оглянулась и заметила, что ее спутники смотрят в ту же сторону. К детям стремительно приближался всадник на черном боевом жеребце.
Те настолько увлеклись игрой, что не замечали его, пока одна из женщин, сидевших на телеге с сеном, не закричала от ужаса. Мужчина, который вел под уздцы лошадь, отчаянно замахал детям рукой, и малыши застыли посреди дороги. Однако всадник, летевший во весь опор, явно не собирался останавливаться.
Прежде чем Грунтор успел ей помешать, Рапсодия выскочила на грязную дорогу и растолкала детей в разные стороны, а сама оказалась на пути скачущего жеребца. Раздалось дикое конское ржание, Рапсодия присела, инстинктивно прикрыв голову руками.
Однако всаднику удалось остановить лошадь. Он свирепо глянул на Рапсодию пронзительно-синими глазами.
- Проклятье, женщина! - взревел он. - Я бы растоптал тебя, если бы не побоялся сломать ноги своему скакуну.
Рапсодия выпрямилась и посмотрела на всадника. Ее зеленые глаза метали молнии. Казалось, мужчину смутил столь смелый взгляд. Слова сами сорвались с языка Рапсодии:
- Если этот жеребец, который трахает тебя дважды в день, до сих пор жив, то ему уже нечего бояться!
На лице всадника появилось удивление, на смену которому пришла улыбка. Он снял шлем, чтобы получше рассмотреть миниатюрную женщину, стоящую перед ним в дорожной грязи.
Рапсодия, в свою очередь, изучала незнакомца. Мужчина средних лет, могучего телосложения, с высоким лбом; в черных, как ночь, волосах и бороде проглядывают серебристые нити... Его лицо показалось Рапсодии смутно знакомым, хотя она могла бы поклясться, что никогда прежде его не встречала. На всаднике была черная кольчуга, кольца которой украшены серебристыми полосками; изящные стальные оплечья придерживали развевающийся на ветру тяжелый плащ.
- Такие слова, да в устах ДАМЫ, - с иронией ответил он. - Мадам, я в ужасе.
- Нет, сэр, это вы отвратительны, - парировала Рапсодия, расправив плечи. - Ко всему прочему, вы еще и слепы. Разве вы не видели на дороге детей?
- Видел. - Воин посмотрел на Рапсодию с широкой улыбкой.
Похоже, такое выражение появлялось у него на лице не часто.
Рапсодия окончательно рассвирепела:
- И вам не пришло в голову придержать коня или объехать их?
- Честно говоря, нет. Обычно они успевают отскочить. Подобные уроки лучше всего преподавать в раннем детстве.
- А если бы они не успели? - закричала она. - Если бы вы их растоптали?
Воин пожал плечами:
- Обычно препятствия с такой маленькой массой не вредят лошади. Кстати, вы и сами невелики ростом.
Раздался гневный крик. Пригоршня грязи угодила нахалу прямо в лицо.
- Слезай, и я научу тебя хорошим манерам! - вскричала Рапсодия, положив руку на рукоять меча.
- Кончай с ним, герцогиня, кушать хочется, - послышался громогласный голос из-за деревьев.
Воин повернулся и увидел выходящего на обочину великана фирболга. Отчаянно заржала запряженная в телегу лошадь; испуганно закричали женщины; крестьяне со всех ног бросились в разные стороны; что до детей, то те давно разбежались.
Воин откинул голову назад и захохотал:
- Вы только посмотрите на них! Райские Кущи и Вечные Муки путешествуют вместе! Поразительно!.. Вам следует откинуть капюшон, мадам, - ведь я снял шлем. Или вы боитесь показать свое лицо?
Рапсодия резким движением сбросила капюшон. Глаза всадника заметно округлились.
- О, теперь я знаю, кто вы. Вас зовут Рапсодия, не так ли?
Ярость девушки мгновенно улетучилась:
- Откуда вы знаете?
Воин встряхнул шлем и поправил ремешок, собираясь вновь его надеть.
- Вы ведь занимались с Гэвином... Об этом много болтали. Вас так колоритно описывают, что узнать такую красавицу не составляет труда.
Рапсодия почувствовала, как на смену возбуждению и гневу пришел страх.
- Но почему?..
Всадник надел шлем, не обращая внимания на Грунтора.
- Потому что может существовать только одно такое чудо природы. Отойдите с дороги, если не хотите поближе познакомиться с новыми подковами моего коня.
- Неужели? А кто ВЫ такой? Я не знаю вашего имени. Воин взял в руки поводья.
- Да, не знаете, - коротко ответил он.
Затем пришпорил коня и ускакал прочь. Рапсодия не успела отскочить в сторону, и грязь, летевшая из-под копыт, запачкала ее плащ.
- Ну ты даешь, мисси, - раздраженно проворчал Грунтор. - Пойдем, чего здесь торчать?
Рапсодия стряхнула грязь с плаща и кивнула. Она перешла дорогу и собралась последовать за Грунтором, когда послышался тихий голосок:
- Мисс?
Рапсодия затаила дыхание, повернулась и увидела мальчика лет семи, который прятался в кустах на обочине. Она склонилась над ним и осторожно коснулась его лица:
- Все хорошо? Ничего себе не повредил?
- Да, мисс... я хотел сказать нет, мисс... со мной все хорошо.
Рапсодия помогла мальчику подняться на ноги.
- Как тебя зовут?
Мальчик посмотрел на Грунтора снизу вверх, ухмыльнулся и ответил:
- Робин.
Великан улыбнулся в ответ.
Рапсодия почувствовала, как у нее перехватило горло. Так звали одного из ее братьев. Мальчик не сводил с нее глаз.
- Я знаю, как зовут этого человека.
- Правда? И как?
Мальчик довольно улыбнулся:
- Его же все знают! Это Анборн.
28СТАРШИЙ СТРАЖНИК у ворот Хагфорта, замка герцога Стивена Наварнского, позвал гофмейстера, чтобы тот принял окончательное решение. Джеральд Оуэн начал служить герцогу двадцать лет назад, когда лорд Стивен был еще юношей, и за долгие годы успел привыкнуть ко многому. Однако ничего подобного ему видеть еще не приходилось.
Путешественников было трое. Маленькая женщина с изящной фигурой и гибкий мужчина на голову выше ее ростом кутались в плащи, а их лица скрывали капюшоны. В отношении женщины Оуэн сразу испытал разочарование: ему почему-то нестерпимо захотелось увидеть ее лицо. А вот в лицо мужчины он бы предпочел не смотреть.
Рядом с этой парой застыл великан почти восьми футов роста. Одного взгляда на жуткие клыки, торчавшие изо рта, хватило, чтобы заставить сердце Оуэна забиться быстрее.
- Ну да, все в порядке, - заикаясь, пробормотал он, продолжая изучать письмо Главного Жреца филидов Ллаурона; он читал его уже в пятый раз. - Пожалуйста, заходите. - Оуэн кивнул стражникам, чтобы те сопроводили странную компанию в замок.
Замок оказался красивым, с необычными изящными деталями, явно внесенными в классическую архитектуру талантливым зодчим. По стенам, выложенным из красно-коричневого камня, упрямо карабкался вверх плющ - летом это наверняка выглядело весьма эффектно. Двор замка украшал ухоженный садик. Повсюду стояли лужи талой воды.
Когда гости подошли к большим воротам из красного дерева с орнаментом, Джеральд Оуэн остановился.
- Если вы немного подождете, я сообщу лорду Стивену о вашем прибытии. - Гофмейстер поклонился, распахнул створку и быстро проскользнул внутрь.
Пока они ждали, Рапсодия осматривала замок. Твердыня Стивена Наварнского находилась на вершине пологого холма, откуда открывался прекрасный вид. С одной стороны темнел далекий лес. По дороге к воротам Грунтор отметил, что замок обладает скрытыми оборонительными устройствами. Несмотря на эффектную архитектуру и мирный внешний вид, замок был хорошо укреплен и способен выдержать серьезную осаду. Рапсодия заметила, что на ее друзей это произвело впечатление.
Гофмейстер оставил массивную дверь слегка приоткрытой, чтобы не оскорбить гостей. Акмед небрежно прислонился к ней, вежливо кивнув стражникам. Дверь еще немного приоткрылась, чего он и добивался. Акмед услышал глубокий тенор.
- И ее сопровождает великан - ТАК ты сказал?
Джеральд Оуэн явно смутился:
- Кажется, фирболг, милорд.
- Фирболг? Превосходно! Полагаю, в следующем месяце на приеме у Верховного лорда-регента я буду единственным, кто сможет похвастаться тем, что ему довелось ужинать с фирболгом. Попросите их войти и проявите радушие.
Возникла небольшая заминка.
- Слушаюсь, милорд!
- Ладно, Оуэн, пропустите-ка меня. Я сам их встречу.
Послышался звук приближающихся шагов, и в следующее мгновение тяжелая дверь распахнулась. За ней стоял улыбающийся мужчина ростом с Акмеда. Он был молод и полон энергии; впрочем, в его светлых волосах пробивалась первая седина.
Морщины на его лице находились в некотором противоречии с прекрасной фигурой и живостью движений. Такое же странное впечатление производил и Анборн. "Возможно, все намерьены такие, - подумала Рапсодия. - Признак долгой жизни, подаренной им путешествием сквозь Время". Поскольку лорд Стивен занимался историей намерьенов, он вполне мог оказаться одним из них.
Герцог вежливо поклонился:
- Добро пожаловать! Меня зовут Стивен Наварнский. Прошу вас, заходите. - Он глянул на гофмейстера, который все еще не пришел в себя, и коротко кивнул.
Джеральд Оуэн заморгал и еще сильнее распахнул дверь. Рапсодия и Грунтор вежливо поклонились в ответ; Акмед едва заметно наклонил голову.
- Благодарю вас, милорд, - сказала Рапсодия и вошла в замок; за ней последовали оба фирболга. - Надеюсь, мы не отвлекли вас от важных дел?
- Конечно, нет, - ответил герцог. В сине-зеленых глазах, напоминающих горные васильки, родилась улыбка. - И, пожалуйста, называйте меня Стивен. Я рад, что вы меня навестили. Обязательно поблагодарю Ллаурона за то, что он прислал вас. Надеюсь, путешествие прошло удачно? - Он взял руку Рапсодии и склонился над ней.
Трое друзей переглянулись.
- По большей части, - ответил Акмед, опередив Рапсодию, которая намеревалась дать более откровенный ответ.
Лорд Стивен с удивлением взглянул на Акмеда, его поразил необычный голос фирболга. Потом герцог повернулся и повел гостей за собой.
- Вы не голодны? Скоро у нас будет ленч, но сейчас можете немного перекусить.
- Нет, благодарю вас, в этом нет необходимости, - сказала Рапсодия, стараясь не отставать от быстро шагающего Стивена.В полдень их пригласили в обеденный зал, где могла бы разместиться настоящая армия гостей. Южную стену зала украшало огромное окно из освинцованного стекла, выходящее на земли лорда Стивена и на двор замка. На противоположной стене находился камин - такой громадный, что Грунтор не удержался и заметил, что в нем можно зажарить целого быка. В ответ хозяин замка довольно рассмеялся:
- Замечательная мысль! Попробуем в день рождения Мелли. Он совпадает с первым днем весны, поэтому мы устраиваем грандиозное пиршество.
- А кто такая Мелли?
Герцог потер руки, а потом показал на большой портрет маслом в красивой позолоченной раме, висевший над камином, - женщина и двое детей, похожих на нее. У женщины было тонкое смуглое лицо, большие карие глаза и милая улыбка. Рядом с нею стоял мальчик лет семи, с живыми зелеными глазами и каштановыми волосами - как у матери. А у его маленькой сестрички были темные глаза и светлые локоны.
- Мелли - Мелисанда, моя дочь. На портрете она изображена вместе с моей женой, Лидией, и Гвидионом, нашим сыном.
Услышав последние слова лорда Стивена, девушка отвернулась от окна и улыбнулась:
- Мы сможем познакомиться с вашей семьей? Герцог улыбнулся в ответ:
- Мои дети с удовольствием познакомятся с вами. Что касается жены... Я - вдовец.
Грунтор увидел, как улыбка исчезла с лица Рапсодии.
- Сочувствую, дружище, - просто сказал великан и хлопнул герцога по спине.
Лорд Стивен отлетел на несколько шагов, удивленно посмотрел на своего гостя, а потом рассмеялся:
- Благодарю за сочувствие.
В следующий момент дверь распахнулась, и в зал внесли подносы с едой.
- Со смерти жены прошло четыре года. Гвидион привык, а Мелисанда, естественно, совсем не помнит матери. Присаживайтесь. Вижу, у Хильды уже все готово. Позвольте мне поухаживать за дамой.Тарелку Грунтора пришлось наполнять здоровенными кусками окорока и жареными тетеревами четыре раза, прежде чем великан почувствовал удовлетворение. Фарфоровые блюда со сладким ямсом и картофелем также опустели с неприличной быстротой, что окончательно смутило Рапсодию.
Лорд Стивен всякий раз любезно просил положить гиганту добавку. Казалось, он получал колоссальное удовольствие от аппетита фирболга. Наконец, поглотив столько пищи, что хватило бы на пропитание внушительного отряда, Грунтор объявил, что сыт.
- Не могу проглотить больше ни кусочка, дружище, - сказал он, вытирая огромную пасть изящной льняной салфеткой. - Просто здорово у вас тут. Я так чудесно покушал!
Акмед согласно кивнул, а Рапсодия прикрыла лицо рукой и улыбнулась.
Стивен нетерпеливо выскочил из-за стола:
- Отлично! Я рад, что вам понравилось. А теперь не перейти ли нам в мой кабинет? Побеседуем и выпьем по стаканчику кандеррского бренди... В письме Ллаурона говорится, что вас интересует музей, но чтобы туда попасть, нужно немного прогуляться по свежему воздуху. Значит, нам необходимо подкрепить силы, верно?
- Несомненно - согласился Акмед.
Рапсодия с удивлением посмотрела на него: дракианин редко разговаривал с малознакомыми людьми. В его устах подобная реплика говорила о необычном проявлении общительности. Рапсодия не сомневалась, что лорд Стивен понравился ему больше любого другого, с кем им довелось встретиться в новом мире.
Ей лорд Стивен тоже понравился. Она сразу почувствовала в нем искренность, которой не замечала в других людях. Находиться рядом с ним было приятно, он заражал всех своим энтузиазмом, словно жизнь вызывала у него постоянный интерес.
Лорд Стивен помог Рапсодии встать и предложил руку. Потом взглянул на фирболга.
- Следуйте за мной, - сказал он и направился к двери, находившейся слева от камина.
Его сапоги весело постукивали по полированному полу.
- Ллаурон написал, что вам известно о набегах из приграничных районов, от которых мы страдаем, - сказал Стивен, протягивая Акмеду бокал с бренди.
Как и в обеденном зале, дракианин сразу же подошел к самому большому окну в комнате, которое выходило на восточную сторону замка, двор и далекие холмы Наварна. Во дворе со смехом гонялись друг за другом двое детей. Как только герцог увидел их, на лице у него появилась счастливая улыбка.
- Гвидион и Мелисанда, - сказал он Рапсодии, кивнув в сторону двора.
- Главный Жрец не рассказал нам ничего существенного, - небрежно бросил Акмед и показал на незаконченную толстую каменную стену, которая далеко уходила на север. - Набеги. Вы именно по этой причине начали возводить бастионы?
Грунтор удобно устроился на большом, обитом кожей диване. Стивен вручил ему бокал с бренди, после чего присоединился к Рапсодии и Акмеду возле окна.
- Да, - ответил он. - Навари окружен небольшими деревнями и общинами, состоящими из двух-трех ферм. Чтобы добраться отсюда до столицы, нужно провести в седле несколько дней. Поэтому жители Наварна менее других защищены от набегов. Когда ближайшие регулярные части находятся в двух днях пути, разбойникам легко уничтожить какую-нибудь деревню или ферму. О злодеянии станет известно только через несколько недель. Да, мы немало пострадали от рук самых разных бандитов. Сначала я пытался выставлять возле деревень сторожевые посты, но ничего из этого не вышло. Тогда я решил окружить крепостной стеной большие участки пахотной земли и пригласил крестьян жить под ее защитой. Некоторые согласились. Однако другие не смогли расстаться со своими домами. Что ж, я уважаю их решение. Со временем вся земля, окруженная стеной, станет плотно заселенным городком, что, разумеется, отрицательно скажется на спокойствии моих владений. Но это небольшая плата за безопасность. Откровенно говоря, я не уверен, что даже этой меры будет достаточно, но, пока у меня есть силы, я буду делать для защиты моих людей все, что от меня зависит.
- Так может говорить только хороший правитель, - заметила Рапсодия, наблюдая за тем, как крестьяне ворочают крупные камни, укладывая их в стену.
Она прикинула, что высота оборонительного сооружения должна превышать двенадцать футов. Очевидно, лорду Стивену пришлось столкнуться с серьезным противником.
Впервые за все время лицо герцога помрачнело.
- У меня имеются и личные причины. Во время одного из таких набегов погибли моя жена и ее сестра. - Он бросил взгляд во двор, где продолжали играть дети.
Снег уже почти совсем сошел. Веселые крики ребятишек вдруг показались Рапсодии неестественно громкими.
Сердце девушки наполнилось болью, но лорд Стивен произнес последние слова спокойно, почти без сожаления, лишь с грустью.
- Мне очень жаль, - тихо сказала Рапсодия.
Лорд Стивен сделал большой глоток из своего бокала:
- Это случилось четыре года назад. Мелисанда едва научилась ходить, и Лидия отправилась в ближайший город, чтобы купить туфельки, которые подошли бы для ее маленьких ножек. Они с сестрой любили ездить в город. Они вместе наносили визиты своим знакомым, болтали с подружками. Мелисанда простудилась. Наверное, нам повезло, что она заболела, - в противном случае она бы уехала вместе с матерью. На обратном пути на них напали лирины. Я не стану утомлять вас подробностями, скажу лишь, что когда я нашел Лидию, она сжимала в руках детские туфельки...
Рапсодии стало нехорошо, но Акмед и Грунтор лишь вежливо кивнули. Им наверняка доводилось слышать истории и пострашнее.
- Но удивительнее всего то, что лиринские солдаты, захваченные на месте преступления, отрицали свое участие в бойне. У нас не оставалось ни малейших сомнений в их вине - имелось множество свидетелей. Однако каждый из них пошел на казнь, поклявшись, что на его руках нет крови невинных жертв и что ему ничего не известно о набеге. Случившееся несказанно меня удивило. Я знаком с лиринами с самого детства. Они жили рядом с нашими землями, и я многократно имел возможность убедиться в их благородстве. Я наблюдал за казнью, и ненависть постепенно ушла. Лирины так и не поняли, за что у них отнимают жизнь. Это поразило меня больше всего. Очень странно.
Фирболги переглянулись.
- Действительно. Значит, только лирины нападают на ваши деревни и города? - спросил Акмед.
- Нет - вот почему происходящее ставит меня в тупик! На нас нападали и другие жители Роланда. Более того, некоторые солдаты Наварна и Тириана совершали в других провинциях такие же чудовищные вещи. Клянусь жизнью своих детей, я никогда не отдавал таких приказов и не призывал к мести! Не понимаю, откуда все это идет. Хуже всего то, что они нападают на наварнских детей. - Лорд Стивен открыл окно и высунулся наружу: - Гвидион, Мелисанда, пожалуйста, возвращайтесь домой.
Дети оторвались от игры, переглянулись и вздохнули, но спорить не стали. Стивен подождал, пока они не подойдут к двери, которую открыл гофмейстер, а потом вновь повернулся к гостям:
- Прошу меня извинить. Наступило время, когда я постоянно о них тревожусь. В нашей провинции пропало почти два десятка детей. Некоторых похитили во время набегов, других увели прямо со двора. Их тела найти не удалось, поэтому остается предположить, что их собираются продать в рабство. Удалось вернуть только одного ребенка, когда его отец и дядя отправились к похитителю, жителю Наварна. И здесь аналогичные обстоятельства: похититель утверждает, будто не знает, откуда взялся ребенок, хотя он и находился у него в доме. Такое впечатление, что весь континент страдает от коллективной амнезии.
Лорд Стивен замолчал, допил вино, поставил бокал на стол, подошел к двери и потянул за шнурок звонка. В кабинет тут же вошла женщина.
- Розелла, пожалуйста, искупай детей, переодень их, напои чаем, а потом приведи сюда, чтобы они познакомились с нашими гостями.
Женщина кивнула и вышла, бросив испуганный взгляд на великана, развалившегося на диване.Примерно через час дверь распахнулась, и в кабинет лорда Стивена вбежали дети. Они сразу же бросились к отцу. Герцог опустился на одно колено и открыл им объятия, затем подхватил обоих и быстро закружил их; они радостно засмеялись.
Но тут девочка заметила Рапсодию. Она сразу перестала смеяться и уже не могла отвести от гостьи взгляда. Рапсодия улыбнулась, рассчитывая успокоить девочку, но малышка выскользнула из рук отца:
- Папочка, кто это?
Стивен с сыном перестали возиться и обернулись к Рапсодии. Герцог взял дочь за руку.
- Так поступать невежливо, - заметил он.
Рапсодия сразу вспомнила своего отца - он разговаривал с ней таким же тоном. Девушке с трудом удалось скрыть улыбку. Очевидно, некоторые вещи никогда не меняются...
- Это наши гости, - продолжал герцог. - Я пригласил вас сюда, чтобы вы с ними познакомились. Эту леди зовут Рапсодия. Полагаю, ты хочешь ей что-то сказать.
Девочка продолжала неотрывно смотреть на Рапсодию. Стивен слегка помрачнел:
- Ну, Мелли? Что следует сказать?
- Ты красивая! - выпалила Мелисанда восхищенно. Стивен смущенно покраснел.
- Ну, тут ты совершенно права, но я ждал от тебя других слов, - проворчал герцог.
- Меня и эти вполне устроят, - весело возразила Рапсодия.
Грунтор и Акмед переглянулись: быть может, теперь, когда Рапсодия услышала правду из уст ребенка, она поверит. Однако тут же поняли, что их надеждам сбыться не суждено.
Рапсодия подошла к детям и улыбнулась им - сначала Мелисанде, а потом и Гвидиону, который почти не уступал ей в росте.
- Мне приятно познакомиться с вами, Мелисанда и Гвидион. Могу ли я представить вам моих друзей, Акмеда и Грунтора?
Мелисанда так и не отвела взгляда от лица Рапсодии, но Гвидион посмотрел на фирболгов и широко улыбнулся.
- Привет! - сказал он и с протянутой рукой подошел к поднявшемуся на ноги Грунтору.
Великан щелкнул каблуками и пожал руку юноши огромной лапищей, стараясь не поцарапать его ладонь когтями. Затем Гвидион шагнул к окну, слегка поклонился и протянул руку Акмеду.
- Ты будешь моей новой мамой? - спросила девочка у Рапсодии.
Лорд Стивен покраснел до самых кончиков волос, а Рапсодия не знала, куда деваться от смущения. Грунтор громко рассмеялся:
- Получай, дружище! Мой старик обожал повторять, что дети - это единственная причина, которая не дает жить вечно. Только они заставляют родителей по несколько раз в день умирать со стыда.
- Ну, в таком случае, вам очень скоро предстоит навестить меня на кладбище, - с улыбкой ответил герцог. - Приношу вам извинения за свою дочь, миледи.
Рапсодия присела на корточки рядом с ребенком.
- В этом нет никакой необходимости, - сказала она Стивену, не сводя глаз с Мелисанды. - Она прелестна. Сколько тебе лет, Мелисанда?
- Пять, - ответила та. - А разве тебе не хотелось бы иметь маленькую девочку?
Лорд Стивен протянул руки, чтобы взять дочку, но Рапсодия жестом остановила его и легонько сжала ладошки Мелисанды. В черных глазах малышки, глубоких, словно море, она увидела одиночество, которое заставило дрогнуть ее сердце. Рапсодия очень хорошо знала, что чувствует лишенный матери ребенок.
- Да, - просто ответила она. - Но только если это будет такая девочка, как ты.
- А мальчики вам разве не нравятся? - вмешался Гвидион.
Акмед не смог удержать улыбки.
- Если я кому-нибудь понадоблюсь, вы найдете меня в Большом зале. Я собираюсь спрыгнуть с балкона, - заявил Стивен.
Рапсодия повернулась и задумчиво посмотрела на Гвидиона:
- Да, мне очень нравятся мальчики.
- И она неплохо зарабатывала, доказывая это, - едва слышно пробормотал себе под нос Грунтор.
- Более того, если ваш отец согласится, я готова признать вас обоих своими, - добавила Рапсодия, бросив на Грунтора мрачный взгляд. Ей хотелось утешить одиноких детей герцога.
Стивен открыл рот, чтобы ответить, но Рапсодия его опередила. Она обратилась к Мелисанде:
- Понимаешь ли, я очень много путешествую и никогда надолго не задерживаюсь в одном месте, поэтому сейчас мне будет трудно исполнять материнские обязанности. Но я могу быть вашей названой бабушкой.
- Бабушкой? - с сомнением протянул Гвидион. - Вы слишком молоды!
Рапсодия печально улыбнулась.
- Вовсе нет, - возразила она. - Видишь ли, в моих жилах течет кровь лиринов, а мы стареем не так быстро, как другие люди. Поверь мне, я достаточно стара, чтобы быть твоей бабушкой.
- И что получится? - спросил Гвидион, потирая гладкий подбородок большим и указательным пальцем - в точности как лорд Стивен.
Рапсодия встала, продолжая держать Мелисанду за руку, и подошла к юноше. Потом села на стул, усадила Мелисанду к себе на колени и протянула руку к Гвидиону. Он молча сжал ее ладонь. Рапсодия между тем продолжала размышлять вслух над его вопросом:
- Ну, прежде всего, я никогда не стала бы вашей бабушкой, если бы не была уверена, что таких внуков, как вы, мне не найти нигде на свете. Во-вторых, каждый вечер, произнося молитву, я буду вспоминать о вас - и получится, что мы снова вместе. Знайте: вечером, когда на небе зажигаются звезды, и утром, когда восходит солнце, я буду думать о вас. Я пою свои молитвы, обращая их к небу... возможно, вы даже меня услышите, ведь над нами одни и те же небеса. И всякий раз, почувствовав себя одиноко, вы будете знать, что на восходе солнца или когда на небе появляются звезды, о вас думает любящий человек. Может быть, вам станет немного легче.
- Ты будешь нас любить? - спросила Мелисанда, на глазах которой выступили слезы.
Рапсодия едва не разрыдалась в ответ.
- Да, - ответила она тихо. - Я уже вас люблю.
- В самом деле? - недоверчиво спросил Гвидион. Она посмотрела ему в глаза и, воспользовавшись своим даром Дающей Имя, сказала:
- Да. - Она перевела взгляд на девочку. - Да, я вас люблю. Разве вас можно не любить? Я никогда не стану лгать вам - в особенности в таких важных вопросах, как этот.
Стивен не мог отвести от нее изумленного взгляда.
- Я постараюсь навещать вас, посылать подарки и письма, - продолжала Рапсодия. Ее вдруг охватил ужас: да имеет ли она вообще право так поступать! И тем не менее она продолжала: - А вы все время будете оставаться здесь. - И она приложила руку к своей груди, а потом к их сердцам. - Ну как? Хотите стать моими первыми внуками?
- Да! - пылко ответил Гвидион.
Мелисанда только кивнула - она была слишком взволнована, чтобы говорить.
Рапсодия взглянула на лорда Стивена, с лица которого не сходило удивленное выражение. И вновь она смутилась, прекрасно понимая, что не только вышла за пределы своего социального статуса, но и нарушила элементарные законы приличия.
- Разумеется, все это возможно только в том случае, если ваш отец согласится, - добавила девушка, краснея.
- Конечно, - быстро проговорил лорд Стивен, не дав детям открыть рот. - Благодарю вас! - Он позволил себе еще раз взглянуть на Рапсодию, сожалея, что она отказалась выполнить первую просьбу Мелисанды, а потом повернулся к Акмеду: - Ну, детям пора спать. А мы можем посмотреть музей.29НАМЕРЬЕНСКИЙ МУЗЕЙ был выстроен из такого же красно-коричневого камня, как и весь замок лорда Стивена. В отличие от остальных строений, находившихся на территории замка, на стенах музея не горели факелы, и он стоял погрузившись в темноту.
Уже спустились сумерки, закружился на ветру снег, и хозяин быстро повел гостей к маленькому темному зданию.
Рапсодия остановилась, чтобы пропеть вечернюю молитву, и все обитатели замка прекратили свои дела, прислушиваясь к ее мелодичному голосу. Мелисанда и Гвидион, наблюдавшие за гостями с балкона, дружно захлопали в ладоши, когда молитва закончилась, и Рапсодия залилась краской.
Лорд Стивен улыбнулся.
- Марш в постель! - крикнул он детям и тихонько рассмеялся, когда две фигурки стремительно скрылись внутри замка.
Он предложил Рапсодии руку, а другой поднял над головой факел.
Когда они подошли к обшитой медью двери, герцог вздохнул, отпустил руку девушки и вынул из кармана плаща огромный медный ключ, покрытый необычными письменами. Засунув ключ в замок, он с некоторым трудом повернул его: очевидно, музей уже давно никто не посещал. Грунтор помог открыть тяжелую скрипучую дверь.
В свете единственного факела из вечного мрака выступили статуи и другие экспонаты, стоящие вдоль стен и на полках, - вот только смотреть на них было некому. Настоящий мавзолей. В тусклом свете лицо лорда Стивена стало призрачно-белым. Он быстро прошел вдоль стен, зажигая изогнутые стеклянные канделябры при помощи длинного фитиля, укрепленного на медном стержне. Теперь в музее стало значительно светлее - здесь можно было даже читать.
- Впечатляющее зрелище, - заметила Рапсодия. - Канделябры дают много света.
- Дар вождя намерьенов, лорда Гвиллиама ап Рендлара ап Эвандера туата Гвиллиама, которого иногда называли Гвиллиам-Провидец. Он, среди прочего, являлся изобретателем и инженером, и его гению принадлежит множество поразительных устройств, - пояснил хозяин.
Акмед и Грунтор принялись рассматривать экспонаты, картины и статуи. Грунтор остановился перед узкой каменной лестницей и пытливо заглянул вверх, словно проверял, сумеет ли он по ней подняться.
- Я слышала о лорде Гвиллиаме, - заговорила Рапсодия. - Но другие имена мне незнакомы. Это части его полного имени?
- Да, - кивнул Стивен, который явно получал удовольствие от происходящего. - Когда Первый и Третий флоты после пятьдесяти лет независимого существования встретились, а потом решили объединиться со Вторым флотом, возникли нескончаемые проблемы, связанные с наследованием титулов, поскольку многие народы намерьенов имели собственную систему генеалогии. Попросту говоря, они не знали, как себя называть. Следует ли им связывать себя с флотом, на котором они приплыли, с семьей или народом? Поэтому они изобрели простую схему, которой могли пользоваться все. Каждый человек получал первое имя, затем добавлялись имена двух его ближайших предков того же пола и, наконец, имя Основателя Рода, от которого они произошли. Отцом лорда Гвиллиама был король Рендлар, дедом - король Эвандер, а он сам стал Основателем Рода.
- Понятно, - задумчиво проговорила Рапсодия, которую неожиданно пробрала дрожь.
Лорд Стивен только что отчасти ответил на один из вопросов, интересовавших Акмеда, - сколько времени прошло между тем моментом, когда трое путников отправились в путешествие по Корню, и годом отплытия флотов. Хотя историк не назвал точное число лет, им стало ясно, что по меньшей мере несколько поколений королей разделяло Триниана, который правил страной в их времена, и Гвиллиама.
Рапсодия повернулась, чтобы проверить, слушает ли их разговор Акмед. Впрочем, она не сомневалась, что тот не пропустил ни единого слова. Однако фирболг не подавал вида, внимательно рассматривая толстый альбом рисунков и чертежей Гвиллиама.
- Перед вами копии, - обратился лорд Стивен к Акмеду, осторожно переворачивающему страницы. - Оригиналы давно истлели. У каждого поколения имелся историк, в чьи обязанности входило копирование работ Гвиллиама. Естественно, часть из них безвозвратно утеряна.
- А сколько поколений прошло с тех пор, как они высадились? - рассеянно спросил Акмед, изучая чертеж вентиляционной системы.
Лорд Стивен просматривал стопку манускриптов, аккуратно сложенную на полке.
- Пятьдесят три, - ответил он немного рассеянно.
Наконец он нашел то, что искал, вытащил тонкий манускрипт, обшитый кожей, сдул с него пыль и протянул Рапсодии:
- Вот текст, о котором писал в своем письме Ллаурон. Лингвистические таблицы и словарь древнесереннского языка.
- Благодарю вас, - закашлявшись, ответила Рапсодия. - Здесь все?
- Да. Боюсь, правда, словарь далеко не полон. Об этом языке мало известно.
- Понятно. Еще раз благодарю вас.
- Смотрите, вот уроды так уроды! - вскричал Грунтор, показывая на маленькие статуэтки.
Лорд Стивен рассмеялся и подошел к фирболгу.
- Эти трое - Мантейды, Прорицательницы. Мэнвин, Ронвин и Энвйн. Вот здесь Энвин вылеплена вместе со своим мужем, Гвиллиамом. В их жилах смешалась самая разная кровь. Их отец был представителем древних сереннов, высоких, худощавых людей с золотистой кожей. А мать - медно-красным драконом. На картинах они еще уродливее. У Мэнвин огненно-рыжие волосы, а глаза подобны зеркалам.
- Она все еще жива? - поразилась Рапсодия.
- Да, она - Оракул столицы провинции Ярим. Там находится ее храм, если только он еще не рухнул.
- А вам сколько годочков будет? - напрямик спросил Грунтор. - Вы из Основателей Рода?
Стивен рассмеялся:
- Едва ли. Мне пятьдесят шесть, и я прожил около трети своей жизни. Малый ребенок, по сравнению с этими людьми. - Улыбка исчезла с его лица. - Я рад ответить на любой ваш вопрос, но имейте в виду: большинство намерьенов или их потомков вряд ли будут с вами столь же откровенны. Их отличает необычайная скрытность. Многие стыдятся своего прошлого. Ничего удивительного, если учесть, что произошло. Хотя все герцоги Роланда и их потомки - тоже намерьены. Мы довольно странные люди, склонные многое усложнять.
- А что там, наверху? - поинтересовался Акмед. Стивен подошел к лестнице. Его природная живость, помноженная на интерес к предмету, заставляла его приплясывать на месте от возбуждения.
- Идемте, я покажу.
Верхнюю площадку короткой лестницы украшала значительных размеров статуя медного дракона, инкрустированная самоцветами и позолотой, за долгие годы заметно потускневшей. Рапсодия постаралась держаться подальше от статуи: дракон с жуткими когтями и клыками и могучими мышцами казался живым. С грозным выражением на морде он присел, готовясь к прыжку.
- Перед вами Элинсинос, владевшая этими землями до того, как появились намерьены, - рассказывал Стивен, проходя мимо статуи. - Она отличалась свирепостью и успешно защищала свои владения от людей, пока не пришел Меритин-Исследователь.
Герцог подвел их к задней стене, где висели портреты - парами или группами по три. В нижнем ряду Рапсодия заметила портрет молодого лорда Стивена, а над ним - человека с острыми чертами лица, амулетом на шее и в митре.
Рапсодия обернулась к лорду Стивену:
- Кто эти люди?
- В верхнем ряду Патриарх и пятеро Благословенных, служащих под его началом. Во всяком случае, так он выглядел в молодости: сейчас он заметно постарел. В нижнем ряду портреты герцогов, управлявших теми землями, в которых находятся престолы Благословенных. - Хозяин замка показал на человека с голубыми глазами и золотисто-каштановыми волосами. - За исключением Тристана Стюарта, Верховного лорда-регента Роланда и принца Бетани, где находится его столица. Хотя каждое из наших государств считается суверенным, Верховный лорд-регент контролирует армию и большую часть территории, а также издает законы для всех остальных. Обычно с этим не возникает проблем - большинство из нас связано родственными узами. Мы с Тристаном - кузены.
Рапсодия кивнула:
- Почему портреты особ королевской крови расположены ниже духовенства?
Лорд Стивен хмыкнул:
- Хороший вопрос. Здесь отражен давний конфликт. Извечная борьба между церковью и государством. В результате страдают несчастные граждане, которые вынуждены выбирать между Единым Богом и сувереном. Конечно, только королевский род намерьенов обладает безрассудной смелостью, позволяющей ему считать, что в таком вопросе вообще возможен выбор.
Рапсодия рассмеялась. Глаза лорда Стивена сверкнули, а непочтительный тон лишь подчеркнул его отношение к данной проблеме.
- Конечно, - продолжал он, - в моем случае дело обстоит несколько иначе, поскольку Благословенный нашей провинции совмещает две должности. Он возглавляет духовенство как Наварна, так и Авондерра. Его престол один из самых сильных в Роланде, да и на всем континенте. Его единственный активный конкурент - Благословенный Сорболда, поскольку он глава церкви целой страны, а не двух провинций. Они страстно ненавидят друг друга. Лишь Единый Бог знает, что будет после смерти нынешнего Патриарха. В общем, Благословенный Авондерр-Наварна не особенно вмешивается в нашу политику, и я ему безмерно благодарен. Его интересует более крупная добыча. Вот здесь, под стеклом, образцы штукатурки их базилик. Взгляните: базилики являются лучшими из сохранившихся образцов архитектуры намерьенов. Главный город в горном Канрифе производил огромное впечатление, но болги, захватив земли Гвиллиама, уничтожили город... Я не хотел вас обидеть, Грунтор.
- Больно надо мне обижаться, - рассеянно отозвался огромный фирболг, который изучал скульптуру дракона.
Рапсодия обратила внимание на то, что лорд Стивен не считает Акмеда фирболгом.
- Вот прекрасный образец изобретательности намерьенов, - продолжал герцог, переходя к новым экспонатам. - Здесь изысканная культура сочетается с глубокой религиозной философией. Древние намерьены верили, что пять стихий природы священны, что они являются источником всей энергии Вселенной, и строили свои базилики в честь этих стихий.
Рапсодия с интересом посмотрела на рисунки, сделанные пером. Художнику удалось изобразить даже самые мелкие архитектурные детали базилик, вплоть до камней, из которых их выстроили.
Самое большее впечатление на девушку произвело изображение базилики с надписью "Авондерр". Громадное здание было построено в форме гигантского корабля, пытающегося пробиться сквозь рифы к берегу океана. На другом рисунке она увидела часть базилики, которую можно было разглядеть только при отливе. Ей на память пришел рассказ Грунтора и Акмеда, побывавших там.
Лорд Стивен заметил ее интерес и улыбнулся:
- Это базилика, которую посещают наши граждане, огромная церковь Единого Бога, Повелителя Морей, расположенная на берегу. На древнем языке она называется "Аббат Митлинис".
Рапсодия улыбнулась в ответ. Лорд Стивен имел весьма смутное представление об этом языке. Слова "аббат митлинис" означали "отец океанорожденного", первобытной расы людей, известных в старом мире под названием "митлины". Она посмотрела на Акмеда и Грунтора, надеясь, что они не станут поправлять герцога, но они рассматривали другие экспонаты и никак не отреагировали на его слова.
- Базилика построена главным образом из обломков огромных кораблей, на которых намерьены приплыли с Острова, - продолжал Стивен. - Она посвящена стихии воды, и с каждым новым приливом волны вновь и вновь благословляют и освящают базилику. Для намерьенов было важно найти святую землю. Им требовалось отыскать убежище в незнакомом мире, куда не могло бы войти зло. Вот почему базилики стали первыми зданиями, которые они построили, - после сторожевых башен. Авондерр - провинция на побережье, где высадились первые намерьены. Если, конечно, не считать места, где вышел на берег Меритин.
Рапсодия вернулась к портретной галерее. Ей хотелось еще раз взглянуть на картины. Взгляд девушки остановился на пяти духовных лицах. Благословенный Авондерра был изображен в одеянии из зелено-синего шелка, а украшавший его грудь талисман по форме напоминал каплю воды.
У каждого из пяти Благословенных имелся свой особенный талисман. Плечи Патриарха окутывала золотая мантия, на цепочке висел амулет в виде серебряной звезды.
Рапсодия сразу определила Благословенных, чьи базилики посвящались огню и земле. Первого отличала огненного цвета риза и украшенная рогами митра. На шее висел золотой талисман в форме солнца со спиралью из красных самоцветов в центре. У второго было одеяние цвета земли и амулет в форме глобуса. Последние двое Благословенных были в белых одеяниях, но лишь у одного из них имелась цепочка без амулета.
- А как же остальные? Вот эта, например? - Рапсодия показала на удивившую ее картину, где базилика была изображена сверху и спереди.
Базилика с надписью "Бетани" имела круглую форму и была построена из мрамора. Она состояла из нескольких концентрических стен. Пол во внутреннем дворе выложили мозаикой в форме пламени, которая производила сильное впечатление, если смотреть на нее сверху.
- Это церковь Единого Бога, Огня Вселенной, или, на древненамерьенском, Вракна.
Рапсодия побледнела: на самом деле во времена многобожия на старом намерьенском это слово служило именем злого огненного божества. Казалось, лорд Стивен ничего не заметил.
- Конечно, сейчас она посвящена Единому Богу, но в первую очередь - стихии огня. Вечное пламя горит в самом центре, питаясь от огненного колодца в самом сердце Земли, благодаря чему земля там считается священной.
- И это базилика Патриарха, поскольку она расположена в Бетани, столице?
- Нет, Бетани - политическая столица Роланда, но религиозная столица расположена в независимом городе-государстве Сепульварта. Именно там живет Патриарх. Там же находится Цитадель Звезды. Только Патриарх проводит богослужения в базилике, хотя правоверные приходят туда, чтобы участвовать в службе.
- Я не понимаю. В чем разница между проведением богослужения и участием в службе?
- Прямая молитва. В нашей религии только Патриарх молится непосредственно Единому Богу.
- Почему?
- Лишь Патриарх считается достойным входить в непосредственный контакт с Создателем.
Рапсодия нахмурилась:
- А кому молятся остальные?
- Патриарху. Мы воспеваем ритуалы веры и отправляем наши просьбы духовенству. Благословенные молятся за нас. Патриарх получает представление о наших нуждах от духовенства, после чего излагает их Единому Богу. К тому моменту, когда каждая молитва доходит до уровня Патриарха, за ней уже стоит объединенная сила нашей веры.
- Понятно, - вежливо сказал а Рапсодия. Ее собственная вера не имела ничего общего с услышанным. Девушка повернулась к изображению базилики Патриарха в Сепульварте. Интересно.
Стивен весь светился от гордости:
- Перед вами - Цитадель Звезды. Базилика является церковью Единого Бога, Света Мира. Лиантаара на древненамерьенском.
"Теперь он более точен, - подумала Рапсодия. - "Лиантаар" означает "несущий свет"".
- Она расположена вне стен священного города-государства Сепульварта, высоко в горах. Как видите, здание очень красиво: ротонда базилики - самое крупное сооружение такого рода. Она очень эффектно отделана внутри - ведь именно там находится престол Патриарха. Но я больше люблю другой аспект Сепульварты. - Герцог показал на часть рисунка, изображавшего огромный остроконечный минарет, который вздымался в воздух из центральной части города. - Это Шпиль, настоящее чудо архитектуры, хотя мне не следовало бы произносить подобных слов. Дело в том, что проект создан моим дедом.
Рапсодия кивнула, всем своим видом показывая, что испытывает восхищение.
- Шпиль достигает тысячи футов в высоту, и его видно за многие мили. Его вершину украшает одинокая звезда, символ Патриархии. Говорят, что Шпиль является прямым каналом связи с Единым Богом. Свет, исходящий от Шпиля, рожден самими звездами. Они каждую ночь заново освящают землю, на которой он стоит.
- А как же быть в те ночи, когда небо затянуто тучами? - поинтересовался Акмед с противоположной стороны зала, где продолжал рассматривать экспонаты.
Рапсодия удивилась: она не ожидала, что Акмед прислушивается к разговору.
- Из того, что кто-то не видит на небе звезд, еще не следует, что их там нет, - просто ответил Стивен. - А сам шпиль освещает кусочек самой настоящей звезды. Стихия, которая называется "эфир".
- Поразительно, - сказал а Рапсодия. - А остальные?
- Базилика в Бет-Корбэре посвящена ветру, Духу Воздуха, или Райлс Седелиан.
"Дыхание жизни", - перевела про себя Рапсодия и посмотрела на Акмеда.
Тот внимательнейшим образом изучал какой-то предмет.
- Символом этой базилики является центральная колокольная башня, на которой установлено восемьсот семьдесят шесть колоколов - в честь отплывших из Серендаира кораблей, которые доставили намерьенов к безопасному берегу. Базилика построена на холме в центральной части столицы, где господствует западный ветер. Стоит ему усилиться, и начинается мелодичный колокольный перезвон. Вам надо там побывать и послушать его изумительную музыку, ведь вы, Рапсодия, Певица Неба. Когда базилика освящалась, колокола звонили столько дней, сколько корабли находились в пути. Именно звон колоколов делает священной землю, на которой выстроена базилика. Музыка колоколов слышна в Бет-Корбэре повсюду. Чрезвычайно приятный город.
- Я постараюсь побывать там, - с улыбкой молвила Рапсодия. - А кто из Благословенных является Первосвященником Бет-Корбэра?
Лорд Стивен показал на изображение Благословенного в белом, с серебряной цепочкой на шее:
- Ланакан Орландо. А другого Благословенного - здесь он тоже в белом - зовут Колин Абернати. Его престол находится в нейтральных провинциях юга. Как и Сорболд, эта территория не является частью Роланда, поэтому там нет базилики.
- А последняя базилика?
Стивен показал на мрачное сооружение, которое, казалось, было высечено в скалах.
- Это церковь Единого Бога, Короля Земли, или Терреанфора.
Рапсодия кивнула: на сей раз перевод был абсолютно точным.
- Базилика высечена на поверхности Ночной горы. Даже в полдень свет не может до нее добраться. Сорболд - бесплодное пыльное место, царство солнца. В сорболдианской религии нетрудно найти остатки язычества, хотя и ее сторонники поклоняются Единому Богу. Они верят, что часть Земли все еще жива с тех самых времен, когда родился наш мир, и Ночная гора - одно из мест, где находится Живой Камень. Так что вращение самой Земли освящает землю, на которой стоит базилика. Поскольку я бывал там, могу сказать, что жители Сорболда правы. Те места исполнены магии.
- Спасибо за замечательный рассказ, - поблагодарила Рапсодия. - Теперь мне просто необходимо посетить каждое из мест, о которых вы нам поведали.
- А тут что такое? - полюбопытствовал Грунтор из противоположной части зала.
Он стоял перед небольшим альковом, где горели жертвенные свечи.
Рапсодия подошла поближе. Стол, на котором располагались вещи, был накрыт тщательно вышитым покрывалом, вроде тех, что она не раз видела на алтарях храмов.
На столе лежало золотое кольцо с печаткой, потертый кинжал и браслет из переплетенных кожаных полосок, надорванный с одной стороны. На стене была прикреплена медная пластина с изящной гравировкой и какой-то надписью.
Рапсодия наклонилась, чтобы прочитать ее, но пластина была потускневшей и девушка не смогла ничего разобрать.
"Пожалуй, - подумала она, - эти предметы больше подходят для церкви, нежели для музея".
Рапсодия вытащила из сумки платок и маленькую фляжку и показала их Стивену.
- Это настойка из лесного ореха и лайма, - сказал а она. - Она снимет налет. Можно?
Стивен кивнул, но его лицо помрачнело.
Рапсодия вытащила пробку, вылила на платок немного жидкости с едким запахом и привстала на цыпочки, чтобы протереть пластину. Несколько раз проведя платком, она смогла наконец прочитать два слова:"ГВИДИОН МАНОССКИЙ".Рапсодия повернулась к лорду Стивену, чье лицо стало похоже на маску.
- Что это такое? - спросила она. Стивен отвернулся.
- Все, что осталось от моего лучшего друга, погибшего двадцать лет назад, - ответил он.30- МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, - проговорила Рапсодия. - Ваш друг стал еще одной жертвой необъяснимых проявлений ненависти?
Лорд Стивен осторожно стряхнул пыль с экспонатов.
- Рискну предположить, что Гвидион был первым, - тихо проговорил он, укладывая кинжал и кольцо с печаткой на место.
- Он погиб двадцать лет назад? - вмешался Акмед. - Неужели набеги начались так давно?
Лорд Стивен горько улыбнулся.
- Разбойники убивают ни в чем не повинных путешественников и грабят небольшие поселения с незапамятных времен, - сказал он. - Однако в этом ряду смертей гибель Гвидиона стоит особняком. Он был человеком удивительной силы и ловкости, к тому же хорошо вооруженным. Его раны невозможно описать. На него напало существо необыкновенной силы и свирепости.
- Животное? - спросил Грунтор. Лорд Стивен вздохнул и пожал плечами.
- Не знаю, - ответил он. - Возможно, если судить по внешнему виду ран. Я первым обнаружил тело. Я сразу понял, что он умирает: из страшной раны в области сердца текла кровь.
Рапсодия коснулась его руки, и на лице герцога промелькнула улыбка, а потом глаза вновь затуманились печалью.
- Я боялся его трогать, - продолжал Стивен. - Казалось, лишь прикосновение родной земли поддерживает в нем жизнь. Я перевязал его, накрыл своим плащом, а потом бросился к отцу Гвидиона. Он побежал к сыну, а меня посадил на лошадь и отправил за великим филидским лекарем по имени Каддир. К тому моменту, когда я вернулся со священником, Гвидион был уже два дня как мертв. Наверное, он умер сразу же после того, как я его оставил. Мне следовало благодарить судьбу за то, что я успел с ним попрощаться. - Герцог сжал зубы и отвернулся. - Прошу меня извинить. Прошло много времени, и я должен смириться со своими потерями.
Рапсодия провела рукой по его плечу:
- Скорбь не знает временных границ, лорд Стивен. Боль утраты может не проходить десятилетиями. С этим ничего нельзя поделать.
Лорд Стивен сжал ее ладонь и вздохнул:
- Да, вы правы. В некотором смысле гибель Гвидиона подготовила меня к другим испытаниям. Мы дружили с самого детства, познакомились в Маноссе. Он жил там, в Маноссе родилась его мать, - а я приехал туда вместе с моим отцом. Спустя некоторое время мы обосновались здесь. Он жил вместе с отцом, а мне после смерти моего родителя пришлось принять на себя его обязанности. Мы были как братья. Мой сын должен был стать его крестником, теперь он носит его имя. Смерть Гвидиона послужила предупреждением, но мы не сумели остановить приближение страшных времен.
- А сейчас мародеры специализируются на детях, - уточнил Акмед.
- Да - во всяком случае, здесь, в Наварне. И, насколько мне известно, в землях лириков. Мои разведчики докладывают, что набегам подвергаются все территории от нас до земель болгов, к югу от Сорболда и нейтральных провинций. И к северу от Хинтерволда. - Герцог вновь взял в руки медный стержень. - Ну, если вы все посмотрели, пора возвращаться обратно.
Пока мужчины тушили канделябры, Рапсодия провела пальцами по покрывалу. Потом взяла кольцо с печаткой и поднесла к щеке.
Было что-то успокаивающее в прикосновении холодного металла к лицу. Рапсодия внимательно осмотрела плоскую часть печатки и заметила изображение дерева и дракона, свернувшегося у его подножия. Такой знак она не раз видела в этом музее, хотя прежде он никогда ей не попадался.
"ВОСПОМИНАНИЯ ЕСТЬ ПЕРВЫЕ ИСТОРИИ, КОТОРЫЕ ТЫ УЗНАЁШЬ. ОНИ СТАНОВЯТСЯ ТВОИМ ДОСТОЯНИЕМ... "
Рапсодия заморгала - голос прозвучал в ее сознании. "Странная мысль", - подумала она. У нее нет здесь собственных воспоминаний; она никогда не видела кольца и не слышала имени Гвидиона из Маносса. Возможно, имелась в виду сила воспоминаний Стивена о его друге. Она напела одинокую ноту, которая иногда помогала различить вибрации предметов, определить, кому они принадлежали. В ее сознании появился смутный облик мужчины, окутанного мраком и страдающего от ужасной боли. Это видение однажды уже посещало Рапсодию - когда они путешествовали по Корню. Она уронила кольцо.
Мужчины начали спускаться по лестнице. Грунтор остановился и посмотрел на Рапсодию.
- Ты идешь, герцогиня?
Рапсодия кивнула. Она подошла к лестнице, подождала, пока Грунтор с факелом спустится вниз, и заглянула в глаза дракона, тускло сверкающие в меркнущем свете. Не удержавшись, девушка бросила прощальный взгляд в сторону алтаря.
- Я бы хотела оказаться там, с тобой, - прошептала она.Один за другим гасли светильники в башне замка. Розоватый камень снова погружался в ночную тень, приобретая темно-коричневый цвет.
Акмед смотрел в окно до тех пор, пока единственными источниками света не остались мерцающие отблески факелов. Туман заполнил двор, светильники погасли.
Дракианин подошел к двери и прислушался, затем медленно приоткрыл створку, стараясь не производить ни малейшего шума. Убедившись, что рядом никого нет, он вернулся в комнату и уселся на стул рядом с кроватью Грунтора.
- Раньше, когда в моем сознании стучали миллионы сердец, мне жилось гораздо легче, - мрачно проговорил он, наливая себе в бокал бренди. - Теперь стало сложнее узнавать, кто бродит поблизости.
Грунтор развязал шнурки и начал стаскивать сапоги. Потом пристально посмотрел на Акмеда:
- Он там, не так ли?
Акмед наклонился вперед, держа бокал обеими руками. Когда он вновь заговорил, его голос звучал едва слышно:
- Не знаю. Мне кажется, здесь кто-то есть. Во всяком случае, в нашей части мира. Но я не понимаю - кто.
Тяжелый сапог упал на полированный пол.
- Ой полагает, ты видел амулет? Акмед кивнул:
- Да, он очень похож. Но Ллаурон сказал, что Маквит убил Тсолтана. Кто-нибудь другой мог испортить все дело - убить человека, позволив демону ускользнуть, чтобы отыскать новое тело. Но только не Маквит! Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
- И что будет дальше?
Дракианин наклонился так близко к Грунтору, что даже великан едва расслышал его слова.
- Ничего не изменилось. Нам по-прежнему необходимо добраться до Канрифа: он направился бы именно туда. Там средоточие силы, там жили намерьены. А сейчас поселились болги. И если где-то есть ответы на наши вопросы, то мы найдем их именно там. Но нам нужно побывать и в Бетани. В базилике, посвященной огню. Быть может, там мы также что-нибудь обнаружим.
Грунтор кивнул:
- А герцогиня?
Акмед отвернулся. Великан расправил плечи и положил руку дракианину на плечо:
- Давай оставим ее здесь. Зачем таскать Рапсодию за собой?
- С нами она в безопасности. Верь мне. Грунтор убрал руку с плеча Акмеда:
- Уж конечно! А тебе не кажется, что ей будет лучше с лордом Стивеном? Похоже, он в нее влюбился. Лорд Стивен за ней присмотрит. И ей понравились дети. Ой говорит: давай оставим герцогиню с ними.
Из глаз Акмеда посыпались искры, словно диски из его квеллана.
- А что, если это ОН? Представляешь, что ждет Рапсодию, если мы оставим ее с ним? Ты хочешь, чтобы она пожелала вновь оказаться в лапах Майкла, Бесполезное дыхание? Тогда уж лучше съешь ее на завтрак живьем. Она будет меньше страдать.
Грунтор никак не ожидал от своего друга таких слов и ошеломленно уставился на него. Акмед вздохнул и заговорил снова:
- Я почти ничего не знаю наверняка, Грунтор. Это не ты. И это не я. Далее все теряется в тумане. Я почти уверен, что это не Рапсодия, но небольшие сомнения у меня все-таки остаются. Разве такой вариант невозможен? Нельзя исключать, что она стала приманкой, которую нам подбросили на окраине Истона.
- Ты рехнулся!
- Возможно. Или я прав. Имей в виду, что она может ничего не знать. Рапсодия довольно долго находилась наедине с Ллауроном. Таким образом, за исключением нас двоих и, возможно, Рапсодии, мы ничего не можем утверждать наверняка. Ты согласен?
Грунтор некоторое время молча смотрел на друга, а потом неохотно кивнул.
Акмед со вздохом отставил в сторону пустой бокал:
- Мы возьмем ее с собой в Бетани. Как только я увижу базилику, у меня появятся новые улики и станет ясно, правил или нет проклятый Прорицатель. И тогда я расскажу ей все. Если она захочет вернуться к Стивену, мы позаботимся о том, чтобы на обратном пути ее никто не обидел. Ну, так будет честно?
Грунтор улегся на кровать и укрылся одеялом.
- За время, что мы провели вместе, сэр, Ой убедился в одном: с тобой никогда не бывает честно.На следующее утро Рапсодия позавтракала вместе со своими вновь приобретенными внуками, а потом отправилась на прогулку в лес - с ними и лордом Стивеном. Фирболги занялись сбором вещей и провизии для нового путешествия. Рапсодия пела детям песни о лесах, некоторые на лиринском языке, а часть - на местном, орланданском наречии, которое успела выучить в доме у Ллаурона.
Пока гуляли, она сочинила мотив, описывающий Мелисанду и Гвидиона, и с радостью наблюдала, как дети узнают себя в песне. Мелисанда все время держала Рапсодию за руку, отказываясь выпустить ладонь названой бабушки даже на мгновение, а Гвидион постоянно убегал вперед - ему не терпелось показать свое мастерство лучника. Лорд Стивен говорил мало, больше слушал и улыбался.
Они провели вместе совсем мало времени, но Рапсодия уже многое знала о характерах своих внуков. Тоска в глазах Мелисанды исчезла, ее сменила прирожденная живость. В этом она была похожа на своего отца. Девочка пела вместе с Рапсодией, совершенно не смущаясь, если не знала слов песни, и танцевала среди луж, брызгаясь и крича от переполнявшей ее радости. Казалось, только сейчас ей позволили снова быть счастливой.
Гвидион оказался серьезным юношей, склонным к размышлениям. Несколько раз Рапсодия замечала, как в те моменты, когда Гвидион думал, что на него не смотрят, его лицо становилось печальным, глаза темнели, и в них отражалась его полная сомнений душа. В нем таилась удивительная глубина, которую не могли скрыть даже приятные манеры.
Когда они наконец вернулись во двор замка, Рапсодия опустилась на колени, обняла Мелисанду и долго ее не отпускала, а потом внимательно заглянула в лицо девочки.
- Я буду думать о тебе каждый день, - сказал а Рапсодия, расправляя золотые локоны ребенка. - Ты ведь не забудешь меня, правда?
- Конечно, не забуду, - возмущенно заявила Мелисанда. - А ты когда-нибудь вернешься?
- Да, - ответила Рапсодия, целуя ее в щеку, - если смогу. - И хотя она понимала, что ребенок хочет услышать от нее обещание, она не могла солгать: ведь Мелисанда потеряла мать. С каждым днем малышка все лучше начнет осознавать собственную уязвимость. - Я не знаю, когда это будет. Но обязательно напишу тебе, как только мне представится такая возможность.
- Вы все еще намерены отправиться на восток? - спросил лорд Стивен, глядя в землю.
- Наверное. Решаю не я.
- В нескольких днях пути на северо-восток расположен Дом Памяти, старая намерьенская крепость и дозорная башня, возведенная сразу же после высадки Первого флота. Это самое древнее здание, построенное намерьенами. Когда-то там была прекрасная библиотека. Поскольку в ваших жилах течет лиринская кровь, вас может заинтересовать одно из деревьев, растущих там. Это побег могучего дуба Сагии, привезенный Первым флотом. Они посадили его во дворе Дома Памяти. Это действительно историческое место. Стыдно признать, но я мало сделал, чтобы поддерживать в нем порядок. Сооружение наварнской стены заставляет меня почти все время оставаться рядом с замком. Уродливая реальность такова, что ради защиты Будущего приходится забывать о сохранении Прошлого.
- Вы правы. - Рапсодия еще раз поцеловала Мелисанду и повернулась к своему внуку. - До свидания, Гвидион! Я буду часто вспоминать тебя. Если мне попадутся интересные стрелы или инструменты для работы по дереву, я пришлю их тебе.
- Благодарю вас, - сказал Гвидион. - Я надеюсь, что во время вашего следующего визита вы покажете мне лекарственные растения и корни. Тогда я, наверное, уже буду выше вас ростом...
- Ты уже и так почти догнал меня, - рассмеялась Рапсодия.
- В следующем году мне стукнет тринадцать, - сообщил Гвидион.
Рапсодия обняла его. Мальчик на несколько мгновений прижался к ней, а потом решительно отстранился и взял сестру за руку.
- Пойдем, Мелли, - сказал он.
Девочка помахала рукой в последний раз и вместе с братом скрылась в замке.
Стивен посмотрел детям вслед. Убедившись в том, что они благополучно вошли, он решительно повернулся к Рапсодии:
- Вы знаете, что можете остаться. Дети очень хотели, чтобы вы погостили у нас подольше.
Девушка улыбнулась, и колени у Стивена задрожали.
- Благодарю вас. Я бы с удовольствием у вас погостила, - сказал а Рапсодия. - Более того, я не сомневаюсь, что наше путешествие окажется не самым приятным.
- Тогда не уезжайте, - неожиданно для самого себя предложил герцог и опустил глаза. - Извините! Я не хотел показаться грубым.
Рапсодия положила руку ему на плечо, заставив его сердце биться быстрее. Герцог заметно покраснел.
- Разве гостеприимство может быть грубым? - Она глубоко вздохнула: казалось, рядом печалился ветер. - Честно говоря, лорд Стивен, я все еще не нашла себя. Но если удача будет на моей стороне, к тому времени, когда я вернусь, мне это удастся.
- Помните, что здесь вас всегда ждут, - сказал лорд Стивен. - В конце концов, вы теперь - член нашей семьи, бабушка.
Они оба рассмеялись.
Герцог взял гостью за руку и нежно поцеловал, а затем проводил к ее друзьям.
- Кроме того, - прошептал он, - вы должны вернуться, чтобы рассказать мне о том, как познакомились с этой парочкой.31ИЗ РАЗГОВОРОВ со Стивеном Наварнским друзья поняли, что покинули Корень в тот момент, когда началась зима.
В западной части Роланда снег выпадал почти сразу же после окончания осени. Обычно это сопровождалось заметным понижением температуры, а затем, в течение двух месяцев, оттепели чередовались с метелями. Похоже, очередная оттепель подходила к концу. По многим признакам зима вновь намеревалась взять бразды правления в свои руки.
Когда друзья покидали Хагфорт, день выдался холодным, но на чистом небе ярко сияло солнце, а с ветвей падал подтаявший снег.
Сначала фирболги не хотели идти к Дому Памяти, но, узнав, что там находился военный лагерь Первой волны, передумали. Акмед не сомневался, что многое сумеет понять, если узнает, в каких условиях высадились намерьены.
- А зачем тебе это? - мрачно спросила Рапсодия. Она чувствовала пустоту в своей ладони, где еще недавно так уютно помещалась маленькая ручка Мелисанды.
- Возможно, мы сумеем восстановить развитие событий, - ответил Акмед.
Рапсодия неожиданно остановилась и схватила его за локоть:
- Ты думаешь, там произошло нечто необычное?
Акмед с невозмутимым выражением лица повернулся к ней:
- Вполне возможно, в особенности если вспомнить историю о погибшем друге Стивена.
Рапсодия оглянулась - их окружал безмолвный лес, который еще мгновение назад казался таким мирным и безопасным, - и ее вдруг охватило предчувствие беды. Она подняла взгляд и увидела две пары блестящих глаз - друзья пристально смотрели на нее.
- Чего такое, герцогиня? Что случилось? Она глубоко вздохнула:
- А если друг лорда Стивена остался жив? Оба фирболга заморгали.
- Все возможно, однако мне такой поворот событий кажется маловероятным, - сказал Акмед. - С чего ты взяла? Я что-то пропустил?
- Нет, - призналась Рапсодия. - Просто у меня появилось предчувствие... словно какая-то часть его существа жива. Я не могу этого объяснить.
- Ну, игнорировать твои предчувствия нельзя, поскольку ты уже несколько раз демонстрировала, что обладаешь даром предвидения, но мне кажется, что Стивен и Каддир хорошо знают, что такое смерть. Они не могли ошибиться.
- Наверное, - задумчиво проговорила Рапсодия и двинулась вперед.
Иногда ей начинало казаться, что вся ее жизнь представляет собой бесконечное путешествие, и, добравшись до цели, она всякий раз узнает, что необходимо идти дальше. В некотором смысле, новая земля, безмолвный холодный лес, были тем же самым Корнем, только в ином обличье.Звезды над головой казались очень близкими, и Рапсодии представлялось, что еще немного - и она сможет коснуться их руками.
Самая яркая звезда трепетала на ветру, словно отчаянно замерзла. Затем, одна за другой, звезды начали падать, однако они не проносились по небу, а тихо опускались вниз, точно их подхватывал нежный ночной ветерок и осторожно, словно снежинки, клал на землю. ЛОВИ ИХ! И НЕ ВЫПУСКАЙ... Так шептал ветер, пролетая над ее раскрытыми ладонями. Крошечные звездочки щекотали пальцы. Рапсодия сжала ладонь в кулак.
Я ИХ ПОЙМАЛА! ПОЙМАЛА!
Яркий свет пульсировал между пальцами. Кожа стала прозрачной. Восторг...
Затем что-то обожгло ладонь, и свет погас.
Она разжала пальцы. Обгоревшие дыры, запах тлеющей плоти...
НЕТ. НЕТ, БОГИ. НЕТ. ПОЖАЛУЙСТА... Мерцание света внизу. Волнующаяся поверхность воды.
Звезды сияют из глубокой темной расселины. Шипение угольков на берегу лугового ручья. А потом снова сгущается мрак...Рапсодия проснулась ночью в слезах. Ей приснился старый сон, из давних, печальных времен; она его уже почти забыла.
"Почему сейчас? " - с тоской подумала она, продолжая тихонько всхлипывать и изо всех сил стараясь не разбудить своих спутников.
Она спрятала лицо в одеяле.
Миг спустя она почувствовала, как толстые пальцы осторожно отводят в стороны ее волосы.
- Герцогиня? Ты проснулась?
Рапсодия кивнула, не поворачиваясь. Как только Грунтор поймет, что с нею все в порядке, он оставит ее в покое.
- У Оя кое-что для тебя имеется. Сядь. Рапсодия вздохнула и повернула залитое слезами лицо к фирболгу, который улыбался ей из темноты. Теперь, когда Рапсодия привыкла к его улыбке, она не могла перед ней устоять и улыбнулась в ответ.
- Прости, Грунтор.
Он фыркнул:
- Порядок, мисси. Ой подумал, ты теперь все-все понимаешь. Давай руку.
Она неохотно подчинилась, жалея, что не может вновь погрузиться в сон. Рассеянно провела рукой по упавшим на лицо волосам, и тут Грунтор положил ей что-то на колени.
Предмет странной формы, твердый, но гладкий, как шелк... Рапсодия взяла его, чтобы получше разглядеть, и поняла: морская ракушка.
- Говорят, эти штуки умеют петь, но Ой никогда не слышал. По мне так она пустая. Приложи к уху.
- Где ты ее раздобыл? - удивленно спросила Рапсодия, с интересом рассматривая ракушку.
Огромный болг улегся обратно.
- У моря. Она застряла между обломками корабля - помнишь, мы рассказывали... Ой подумал и решил, что она тебе понравится. Особенно когда придут плохие сны.
В глазах Рапсодии вновь появились слезы.
- Знаешь, ты самый замечательный болг, который когда-либо жил на свете.
- Точно, - самодовольно ухмыльнулся Грунтор. Рапсодия рассмеялась, смахнув слезы.
- А теперь ложись на бок и приставь ракушку к уху. Может, она споет тебе, и ты заснешь.
- Я так и сделаю. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, мисси! Ой желает тебе приятных снов.
Рапсодия снова рассмеялась, а потом улеглась, слушая шумящее в ракушке море. Теперь ее сны были наполнены рокотом разбивающихся о берег волн, криками чаек и образом далекой темной расселины, змеиным зрачком одинокого глаза...Через три дня им стали попадаться на глаза ориентиры, о которых упоминал Стивен. Это подтверждало, что они движутся в нужном направлении. Лес стал меняться, деревья расступались, открывая удобные тропинки, - впрочем, путники не заметили на них свежих следов.
Постепенно древний лес сменялся более молодым. Появились тополя, сосны и березы, вытесняя дубы, ясени и клены. Пятна белого снега странным образом вселяли в сердце Рапсодии тревогу.
Подтаявший снег замерзал по ночам, образуя гладкий наст. С каждым шагом Грунтор и Рапсодия пробивали тонкую верхнюю корочку. Их шаги казались особенно неловкими рядом с почти бесшумной, стелющейся походкой Акмеда. Чем дальше они шли по тропе, тем холоднее становился воздух. Вскоре Рапсодия стала различать легкий туман своего дыхания. Казалось, оттепель накрыла своим покрывалом почти всю землю, но еще не добралась до густого леса, окружавшего Дом Памяти.
Рапсодия принялась тихонько насвистывать на ходу в такт шагам. На крыльях бодрящего ветра явился рассвет, и она изменила свою песню, стараясь побыстрее разогнать мрак на утреннем затянутом тучами небе.
Поразительный контраст между белизной снега и темными деревьями вызывал у девушки ощущение застывшей, но зловещей красоты. Она выругала себя за то, что говорила с друзьями о Гвидионе: их почти маниакальная осторожность портила приятную прогулку.
Время от времени Грунтор замедлял шаг и оглядывался по сторонам, а потом, склонив голову к плечу, прислушивался к далеким звукам. Он кивал Акмеду, который тоже к чему-то прислушивался и пожимал плечами. Великан вздыхал, ускоряя шаг. Всякий раз, когда они останавливались, Рапсодия переставала насвистывать. А когда вновь начинала свистеть, мелодия становилась все менее задорной. Под конец она и вовсе превратилась в грустный, слегка заунывный напев.
Грунтор опять остановился и огляделся по сторонам.
- Здесь что-то неправильное, - негромко проговорил фирболг.
- Что ты имеешь в виду? - спросила Рапсодия.
Акмед уже держал наготове квеллан.
Великан пригнулся. Солнце светило ему прямо в глаза.
- Ой не знает, мисси, но что-то не так. Я чую запах гниения, а вон там он совсем сильный. - И Грунтор кивнул вперед, в сторону тропы, по которой им предстояло пройти.
Все трое молча смотрели на тропу.
- Что это может быть? - Акмед оглянулся через плечо. - Люди? Животные?
- Ой не понимает, - ответил Грунтор. - Будто земля больная.
- Наклони ко мне голову. - Рапсодия провела ладонью по лбу великана.
Лоб оказался влажным и горячим.
- Дело не в земле, Грунтор, - это ты нездоров.
- Возможно, они оба больны, - сказал Акмед, вновь оборачиваясь назад и прислушиваясь, хотя в лесу, как и прежде, царила тишина. - Грунтор связан с землей. Помнишь, мы это видели? И если что-то отравляет землю, нет ничего удивительного в том, что оно оказывает влияние и на Грунтора. Приготовь-ка лучше оружие.
Рапсодия кивнула и передвинула ножны, но меч доставать не стала. Грунтор поудобнее перехватил секиру.
Акмед закрыл глаза и сосредоточился, обратив все свои мысли на тропу. В своем сознании он видел их троих как будто сверху, а также все вокруг под необычным углом. Тропа простиралась далеко вперед, над ней нависали ветки, заросли куманики отбрасывали длинные тени.
А затем второе зрение Акмеда помчалось по тропе со скоростью диска, выпущенного из квеллана. Деревья слились, превратившись в серую стену.
Он повторял все изгибы тропы, огибал упавшие деревья и неожиданно оказался на огромной поляне, где стоял большой дом с угловой башней. По обе стороны от дверей замерли вооруженные люди. Движение прекратилось, но изображение не исчезало. Постепенно картина начала краснеть, а стражники превратились в тени.
Акмед почувствовал, как ускорился его пульс, чтобы соответствовать биениям чужого сердца. В ушах нарастало давление, он начал ощущать ритм чужой жизни.
Это ощущение было ему знакомо - оно сопровождало его задолго до того, как Акмед стал известен в определенных кругах. Он чувствовал свою связь с кровью - связь, которую потерял, когда прошел сквозь огонь внутри Корня. Теперь она восстанавливалась. По мере того как видение тускнело, теряясь во мраке, голову сжала боль, а сердце - страх.
Грунтор не ошибся: впереди находилось нечто извращенное, злое. С усилием Акмед изгнал образ из своего сознания и тут же пошатнулся. К горлу подступила тошнота, ноги подогнулись. Он упал на землю, и у него началась рвота.
Рапсодия склонилась над ним, обхватив руками за плечи. Она ахнула, увидев, как снег окрасился кровью. Акмед кашлял, задыхаясь, и мучительно старался выбросить из головы отвратительный образ. Наконец он поднял глаза и увидел встревоженное лицо Рапсодии.
- Как ты? - спросила она.
- Думаю, буду жить, - сглотнув, ответил он.
- Что произошло? Что ты увидел?
- В том направлении, чуть дальше, стоит дом. Грунтор не ошибся - что-то там не так.
Грунтор протянул руку Акмеду и помог ему подняться на ноги. Дракианин наклонился, сделал несколько глубоких вздохов.
- Тропа выглядит нормальной, - сказал он, - но как только я увидел дом, мое зрение затуманилось кровью и я почувствовал биение сердец.
- Но ты же говорил, что потерял свой контакт с кровью, - сказал а Рапсодия.
- Так и есть. Но сейчас все было иначе.
- А вдруг в новом мире ты все так будешь видеть? - предположил Грунтор.
- В новом мире я НИЧЕГО не должен был почувствовать. Ты помнишь, чтобы меня когда-нибудь рвало?
Грунтор покачал головой.
Холодный ветер швырнул горсть ледяных кристаллов в глаза Рапсодии. Ее охватил ужас. Друзья болги казались ей неуязвимыми, но она видела, что даже они дрожат от страха. Девушка несколько раз глубоко вдохнула холодный воздух, надеясь, что это поможет успокоить бешено стучащее сердце. И все же ее не оставляла уверенность, что им необходимо идти вперед. Нужно обязательно выяснить, что находится в древнем доме.
- Возможно, когда мы подойдем поближе, нам удастся понять, что происходит, - сказал а она.
Грунтор отер со лба пот и посмотрел на Рапсодию:
- Извиняй, конечно, твоя светлость. Только чего мы там забыли? Ты знаешь, Ой не против порезвиться, только Ой не видит причин искать неприятности на свою... голову.
- Нет, она права, - сказал Акмед и провел дрожащей рукой по спутанным волосам.
- Вот уж не ожидала, что ты со мной согласишься, - призналась Рапсодия.
- Только не слишком гордись собой, - проворчал Акмед. - Нам необходимо выяснить, почему ко мне вернулся мой дар и что вызвало твою болезнь, Грунтор. Мы должны убедиться в том, что прежние неприятности не преследуют нас в новом мире. Есть только один способ найти ответ на этот вопрос.
Рапсодия принялась рыться в своей заплечной сумке.
- У меня есть немного листьев грушанки. Они должны успокоить твой желудок. И если вы немного подождете, я дам каждому из вас влажный платок, протрете лицо.
Она взяла два льняных платочка, присыпала их снегом, а потом сжала в ладонях, сосредоточившись на своем внутреннем огне. Снег сразу растаял, платки промокли, и она отдала их фирболгам.
Акмед сумел выдавить улыбку:
- Вижу, ты научилась пользоваться своими новыми способностями. Так и знал, что рано или поздно ты к этому придешь.
Рапсодия улыбнулась в ответ и протянула ему лист грушанки:
- Пожуй. Ты прав, мне не стоит особенно гордиться собой.
- Ну ладно, пошли, что ли? - сказал Грунтор, вытирая лоб и щеки.
- Там у входа стоят два стражника, с которыми придется разобраться, - добавил Акмед.
- Подожди, - нервно проговорила Рапсодия. Грунтор и Акмед недоверчиво посмотрели на нее.
- А что, если они не виноваты в порче и ничего плохого не сделали?
Фирболги продолжали молча ее разглядывать.
- Нельзя убивать людей только потому, что они оказались у нас на пути.
- Ну, мисси, какие пробл... - начал Грунтор, но замолчал, заметив быстрый взгляд, брошенный на него Акмедом.
- Послушай, - нетерпеливо проговорил тот, - мне показалось, что тебе понравился Стивен. А он ничего не говорил о стражниках, не так ли?
- Нет. - Рука Рапсодии, лежавшая на рукояти меча, начала дрожать.
- И какой можно сделать вывод?
- Никакого, - быстро ответила Рапсодия. - Они вполне могли прийти, чтобы осмотреть Дом Памяти, как и мы. Что, если они служат какому-нибудь важному лицу? Неужели после всего, что нам пришлось пережить, ты хочешь, чтобы за нами снова начали охотиться?
Акмед тяжело вздохнул:
- Ну и что ты предлагаешь, о Мудрая?
- Давайте попытаемся поговорить с ними. Грунтор открыл рот, чтобы возразить, но Акмед жестом остановил его.
Некоторое время дракианин молча смотрел на Рапсодию. Ее зеленые глаза, поблескивающие кристалликами льда, напоминали ветви вечнозеленых деревьев. Похожие на лепестки роз губы решительно сжаты, но на безупречном лбу появились морщины. Обычно ее лицо производило сильное впечатление, но сейчас, когда Рапсодия была взволнована, воздействие ее красоты стало почти гипнотическим. Что ж, пришла пора проверить ее силу...
- Ты возьмешься вести переговоры? - спросил наконец Акмед. - Грунтора и меня обычно принимают не самым лучшим образом.
Дракианин вновь переглянулся с великаном. Тот неодобрительно покачал головой, но промолчал.
- Ладно, пусть будет по-твоему, - пробормотал Акмед. - Мы спрячемся за кустами и будем тебя прикрывать.
Рапсодия неуверенно улыбнулась.
- Договорились, - сказал а она.32НА СМЕНУ серому свету дня пришли сумерки. В лесу задолго до того, как солнце скрылось за вершинами деревьев, наступила мертвая тишина. Даже ветер стих. Лишь потрескивали деревья под грузом снега, да изредка не выдерживала тяжести льда и падала на землю какая-нибудь ветка.
Наконец путешественники вышли на поляну, по краям которой рос густой кустарник. Рапсодия рассеянно заметила, что на ветвях куманики нет и следа черных ягод. Дальше виднелось темное строение.
Трое друзей медленно продвигались вперед, стараясь держаться обочины дороги, пока не смогли осмотреться сквозь кустарник. На поляне действительно стоял большой дом - они нашли то, что искали. Над ним поднималась башня, построенная из древнего камня. Со всех четырех сторон двор окружала стена, на которой замерли часовые.
Во дворе стояло лишенное листьев дерево. Издали Рапсодии показалось, что оно мертво.
Когда-то стену побелили, но за долгие годы она заросла мхом и лишайником. Крыша была покрыта шифером, а большая входная дверь оставалась приоткрытой, словно здесь ждали гостей.
Акмед и Грунтор начали обходить дом с разных сторон. Рапсодия не уставала удивляться их умению бесшумно перемещаться и тому, как трудно их заметить - в особенности учитывая огромный рост Грунтора. Она огляделась по сторонам, отчаянно надеясь на то, что их никто не заметит.
Дверь охраняли два воина, вооруженные длинными копьями, в кожаных доспехах с нашитыми стальными кольцами. Спустились сумерки. В окнах царил мрак. Тишину нарушал лишь шелест ветвей, которые легонько постукивали по окнам, стенам и крыше Дома Памяти. Рапсодии показалось, что откуда-то донесся сдавленный крик, но она решила, что это завывает ветер.
- Ты готова? - послышался шепот Акмеда. Теперь Рапсодии показалось, что он стоит у нее за спиной, хотя на самом деле их разделяло несколько футов.
- Постарайся стоять так, чтобы мы тебя видели. Вероятно, Акмед вернулся, изучив все подходы к дому.
Рапсодия кивнула, и он вновь скрылся в тени. Грунтор приготовил секиру. Девушка сделала глубокий вдох и решительно зашагала к входной двери.
Стражники тут же опустили копья. От волнения у Рапсодии немного закружилась голова, однако она улыбнулась воинам, и неожиданно на нее снизошло спокойствие. Затем она почти равнодушно отметила, что чувствует запах гнилого мяса.
- Привет, - вежливо сказал а она.
Ее обращение оказало на стражников неожиданное воздействие: копья опустились еще ниже, а один задрожал, словно его зачаровал звук ее голоса.
- Не могли бы вы подсказать мне - это Дом Памяти? Один из стражников молча кивнул. Рапсодия заметила, что второй продолжает крепко сжимать древко копья. От него исходила смутная угроза.
- Вот видите, как просто, - продолжала она, одарив их улыбкой.
Теперь руки задрожали и у второго стражника.
"Очевидно, во мне произошли жуткие изменения, когда я прошла сквозь Великий Огонь, - удивленно подумала Рапсодия. - Неужели я произвожу такое устрашающее впечатление? "
Я должна встретиться здесь со своими друзьями. Вы их не видели? - спросила Рапсодия, тщательно подбирая слова; она рассчитывала, что стражники скажут ей, если они заметили Грунтора или Акмеда.
- Вы... вы выйдете за меня замуж? - неожиданно произнес первый стражник.
Рапсодия удивленно взглянула на него, а потом рассмеялась. Она вдруг подумала о том, что сказал бы по этому поводу Грунтор, если бы слышал разговор.
- Вы знаете, - ответила она, слегка подавшись вперед, - моему другу может не понравиться ваша шутка. Он с большой теплотой ко мне относится, и у него бывают вспышки ярости, если ему кажется, что меня обижают.
На лице стражника появился ужас.
- Но, мисс, я...
- Не имеет значения. Скажите лучше, вы его видели? Я уверена, что вы его непременно узнали бы - у него такой жуткий вид.
Стражники переглянулись, и Рапсодия заметила, что оба напуганы. Она никак не ожидала, что они ТАК отреагируют на ее слова.
Наконец второй стражник набрался мужества и заговорил:
- Значит, вы пришли сюда, чтобы встретиться с НИМ? Сейчас ЕГО здесь нет, мисс, но мы ждем ЕГО сегодня попозже. Пожалуйста, заходите, вы можете подождать в тепле. Мой друг не хотел вас оскорбить.
Первый стражник неловко отступил назад и распахнул дверь. Рапсодия оглянулась, но Грунтор и Акмед исчезли.
Раздался крик - стражники предупреждали своих товарищей о появлении гостьи. Рапсодия вдруг представила себе, как бормочет проклятия Акмед.
Небрежно положив руку на рукоять меча, она последовала в дом за первым стражником. Они оказались в темном коридоре, по обе стороны которого располагались тяжелые двери, а впереди виднелся проход в большой сад. Рапсодия остановилась и ахнула от ужаса.
Она сразу же почувствовала сильный запах разложения. Почти осязаемое облако отвратительно сладковатого воздуха вызвало у нее сильную тошноту. Рапсодия задохнулась и побледнела. Однако то, что она увидела, оказалось гораздо ужаснее запаха.
Весь внутренний двор занимал сад с мертвым деревом в центре. Снег был так сильно испачкан красным, что походил на расшитое розами одеяло. Посреди двора Рапсодия заметила два больших деревянных сооружения. Нечто похожее она видела в крестьянских дворах, где резали свиней.
Между ними стоял каменный алтарь с темными пятнами. В основании алтаря был вырублен канал, ведущий в желоб, который, в свою очередь, разделялся еще на два, уходящих под каждое из деревянных сооружений, где имелись большие чаны.
Все три желоба в конечном счете сходились в большой, почерневшей от огня жаровне. В чанах виднелась вязкая темная жидкость.
На алтаре и над каждым из деревянных сооружений, головой вниз, висели тела детей. Их горла и запястья были перерезаны. От этого зрелища Рапсодия едва не потеряла сознание.
Стражники не ожидали такой реакции. Первый вопросительно взглянул на девушку. Она почувствовала, что второй резко развернулся у нее за спиной, словно готовился к нападению. Послышалось шипение квеллана, и в тот же миг стражник упал.
Рапсодия обнажила Звездный Горн. Раздался мелодичный звук, словно и в самом деле запел горн. Клинок ожил. Рапсодии еще не приходилось видеть, чтобы он горел так ярко.
Пока она вытаскивала меч, оставшийся в живых стражник неловко попытался ее атаковать. Пламя Звездного Горна разгоралось все сильнее.
- Бросай копье! - приказала Рапсодия. Страх в ее голосе мешался с гневом.
Стражник метнулся к ней. Она сделала быстрый шаг в сторону, как учил Грунтор, легко ускользнув от вялого выпада копья. Звездный Горн, почти не встретив сопротивления, легко вошел в грудь стражника. Воздух наполнился отвратительным запахом горящей плоти.
Глаза стражника широко открылись, он разинул рот, чтобы закричать, но лишь коротко всхлипнул - его легкие сжег огненно-белый жар меча.
Рапсодия подхватила стражника и опустила на землю. Лицо несчастного исказила гримаса удивления и боли. Его глаза, смотревшие уже в другой мир, продолжали искать ответа на мучивший его вопрос: "Что происходит? "
Тот же вопрос интересовал и Рапсодию. К моменту, когда тело стражника коснулось земли, все было кончено, но рана в груди продолжала тлеть. Рапсодия вдруг услышала легкое шипение - клинок ее меча жег мертвую плоть. С растущим ужасом она быстро вытащила меч и выронила его из рук, хотя рукоять оставалась холодной. Она молча смотрела на лежащее у ее ног тело, а мир вокруг начал вращаться все быстрее.
- В чем дело? - послышался голос Акмеда у нее за спиной.
Рапсодия не слышала, как он подошел. Она обернулась и увидела, что они с Грунтором смотрят в сад.
- Он мертв? - ответила Рапсодия дрожащим голосом.
- Да. Ты отлично научилась обращаться с мечом.
- Мне еще не приходилось никого убивать.
- А теперь ты убила человека, - ответил Акмед. - Пошли.
Рапсодия сделала глубокий вдох и кивнула, не в силах оторвать взгляд от жуткой картины в саду. Акмед жестом показал, чтобы она подняла меч.
- Ты тут видела кого-нибудь еще?
- Нет, - ответила Рапсодия. - Но здесь есть и другие. По крайней мере, еще один. Они ждут кого-то.
Она коснулась холодной стали клинка, на котором не осталось ни капли крови, и, вздрогнув, вложила меч в каменные ножны.
- Ну, пора навести тут порядок, - заявил Грунтор, захлопнул за собой дверь, а потом вставил в пазы здоровенную балку - открыть дверь снаружи будет совсем непросто. - Сэр, Ой думает, что теперь мы знаем, почему ты снова начал чувствовать кровь.
- Давайте выясним, кто здесь еще есть, - ответил Акмед, оглядывая коридор.
Потом он повернулся к одной из боковых дверей и жестом показал на нее. Рапсодия встала с одной стороны, Грунтор с другой. По сигналу Акмеда великан ударил в дверь рукой. Раздался треск ломающегося дерева, и сорванная с петель дверь рухнула на пол. Акмед поднял факел над головой и увидел пустую комнату.
Точнее, это был вытянутый зал, уставленный полированной деревянной мебелью. Пол в центре покрывал большой тканый ковер, один край которого портило темное пятно. Несколько окон выходило во двор.
Акмед пересек комнату, остановился возле темного пятна, наклонился и потрогал его пальцем. Пятно давно высохло - возможно, с тех пор прошло несколько лет, - но он сразу понял, что это кровь. Здесь убили человека, и кровь еще долго вытекала из раны, прежде чем тело унесли.
Грунтор стоял возле двери, сожалея о том, что здесь мало места и он не сможет воспользоваться секирой. Пока они находятся внутри дома, великану придется орудовать Перышком. Он бросил быстрый взгляд в окно и почувствовал, как внутри у него все сжалось, хотя фирболг многое повидал на своем веку и давно научился держать свои чувства в узде.
Рапсодия подошла к следующей двери, некоторое время прислушивалась, а потом покачала головой:
- Ничего. Что дальше?
- Сюда, - сказал Акмед после коротких раздумий и остановился возле следующей двери.
Грунтор и Рапсодия заняли прежние позиции, и все повторилось снова. Они оказались в зале, который заканчивался у самой башни. Большие окна выходили во двор, а на противоположной стене висели выцветшие гобелены, оскверненные экскрементами. В дальнем конце зала находилась широкая лестница. Несколько дверей вели во двор.
Возле стены с гобеленами стоял костяной трон. Он был построен из реберных клеток, бедренных костей и позвонков и украшен семью черепами. На сиденье валялась мягкая красная подушка из бархата. А в центре зала сидели и лежали дети, прикованные друг к другу за щиколотки тяжелыми железными цепями. Они напоминали стаю загнанных волчат. Рапсодия сразу заметила, что здесь собраны представители самых разных народов и возрастов.
На лицах и телах пленников выделялись синяки и кровоподтеки, а детские глаза видели такое, что и представить себе невозможно. Они дрожали на холодном зимнем ветру, который задувал сквозь открытые окна и двери. С того момента, как в зал вошли Рапсодия и двое болгов, никто не произнес ни слова и не заплакал.
Трое друзей сразу все поняли.
Это были наварнские дети.33ПЕЧАЛЬ НАПОЛНЯЛА ДУШУ Рапсодии, когда она заглядывала в маленькие лица. Дети испуганно дрожали - лес человеческих листьев на жестоком ветру.
Однако никто не шевелился, за исключением старшей девочки, на вид лет шестнадцати, связанной по рукам и ногам, но продолжавшей бороться с путами. Наконец шок прошел, девочка успокоилась, заморгала и опустила глаза.
- Не бойтесь, мы пришли вам помочь, - сказал а Рапсодия и улыбнулась. - Мы заберем вас отсюда и вернем домой.
Дети молча смотрели на нее, а Грунтор и Акмед быстро двинулись к дальней двери.
Рапсодия повернулась к Акмеду:
- Ты не видел у стражников ключи?
- Сейчас на это нет времени. Нам нужно выяснить, кто тут главный.
- Их по меньшей мере девять, - сказал а девочка, связанная по рукам и ногам.
- Ты знаешь, где они находятся? - спросила Рапсодия.
- Нет, - ответила девочка. - Но приходят через эту дверь. - Она кивнула в сторону дальнего конца зала, который болги еще не успели осмотреть.
Грунтор убрал секиру и достал Перышко. Друзья приготовились взломать дверь.
- Спасибо тебе и ни о чем не беспокойся, - сказал а Рапсодия. - Мы освободим вас, когда вернемся. - И она еще раз улыбнулась детям.
- Только не рассказывайте им, кто их выдал, если вас схватят, - ледяным тоном произнесла девочка.
Рапсодия кивнула в сторону двух болгов:
- Можешь за них не беспокоиться. Как тебя зовут, милая?
- Мы готовы, - позвал Акмед, вставший у двери.
- Ну, во всяком случае, не МИЛАЯ, - сверкнув глазами, заявила девочка.
- Ее зовут Джо! - сообщила хорошенькая девчушка лет шести. - Она сказал а им, когда они начали ломать ей пальцы. А я - Лизет.
Джо неодобрительно глянула на девчушку, но та этого не заметила. Она смотрела на Рапсодию, не в силах оторвать взгляда от Певицы.
- Ты закончила? - нетерпеливо спросил Акмед.
- Мы вернемся, - еще раз обещала детям Рапсодия.
Она обратилась к ним как Дающая Имя, используя мелодию истины. И спустя мгновение увидела, как в глазах детей появилась вера. Певица отправила им воздушный поцелуй и подошла к фирболгам. Старшая девочка что-то пробормотала, но Рапсодия не расслышала ее слов.
Из соседней комнаты донеслись крики и звук шагов. Рапсодия быстро заняла свое место возле двери, которая почти тотчас распахнулась. Двое стражников, вооруженных копьями, вбежали в зал и оказались как раз напротив Акмеда и его квеллана.
Рапсодия услышала хорошо знакомый шипящий звук и краем глаза увидела, как серебристая полоска из тонких дисков пронеслась мимо стражников в открытую дверь.
"Он стреляет в людей в соседней комнате", - с отстраненным восторгом подумала Певица: быстрота и точность движений, с которыми Акмед перезаряжал свое оружие, до сих пор поражали ее.
Она сделала выпад пылающим мечом, и Звездный Горн вошел в бок стражника, пытавшегося атаковать Акмеда. Противник упал, и меч легко выскользнул из раны. Взмах пятифутового клинка Грунтора - и голова второго стражника покатилась по полу. Ужас происходящего заставил реальность отступить, словно девушка наблюдала за схваткой со стороны.
Акмед указал на распахнутую дверь.
- Вперед, - прошептал он.
Они с Грунтором едва не столкнулись, но Рапсодия успела проскользнуть первой. Великан бросился вслед за ней.
Прошло всего несколько коротких мгновений - и на полу распростерлись шесть тел.
Посреди комнаты стояла одетая в белое женщина, отчаянно отдающая приказы горстке мужчин, сбегавших вниз по широкой лестнице. Вдоль каменных стен тянулись ряды полок, на которых лежали книги и манускрипты. Кроме того, Рапсодия успела заметить несколько удобных кресел и больших столов. Судя по всему, здесь когда-то была библиотека.
Рапсодия и Грунтор бросились вперед, стараясь не попадать на линию огня: Акмед продолжал стрелять. Ревущему во всю мощь луженой глотки Грунтору потребовалось пять шагов, чтобы добраться до середины комнаты. При виде такого чудовищного противника солдаты в ужасе застыли.
Рапсодия подскочила к женщине в белом. Горящие ненавистью глаза женщины уставились на Рапсодию.
Потом женщина вытащила единственное оружие, которое у нее имелось, - длинный обсидиановый кинжал. Рапсодия почему-то сразу поняла, что именно этим оружием приносили в жертву детей. В ее глазах зажглась ответная ненависть, когда ей стало ясно: незнакомка в белом - она, она! - убивала ребятишек.
Певица вложила в удар меча всю ярость, которая накопилась в ней, - Грунтор мог бы гордиться своей ученицей. Однако женщина отступила и сделала выпад кинжалом.
Рапсодия потеряла равновесие, и острая боль пронзила левое плечо. Она поморщилась, сделала вдох и бросилась в новую атаку. Женщина в белом даже не успела вскрикнуть, когда Звездный Горн вонзился в ее сердце. И вновь воздух наполнился едким запахом горящей плоти, но ни капли крови не пролилось на пол. Тело женщины еще не успело упасть, а огненный клинок уже прижег рану.
Новые диски просвистели совсем близко от головы Рапсодии. Она не удостоила упавшую противницу взглядом, а принялась оглядываться по сторонам. Живых врагов здесь больше не осталось.
Два тела, разрубленных на части, валялись на ступенях лестницы. На остальных трупах виднелись аккуратные раны от дисков квеллана. Рапсодия насчитала пятнадцать человек. Интересно, остался ли в доме еще Кто-нибудь?..
Грунтор стоял на нижних ступеньках лестницы, спокойно ожидая новых врагов, буде те появятся.
- Похоже, допросить ее не удастся, - заметил Акмед, глядя на неподвижное тело женщины.
Краска стыда появилась на щеках Рапсодии.
- Мне очень жаль, - сказал а она.
- О чем тут жалеть? - раздраженно заметил Акмед. - Кто бы она ни была и какие бы силы за ней ни стояли, ее следовало убрать. Конечно, хотелось бы задать ей несколько вопросов под пыткой, но иногда приходится принимать мир таким, каков он есть. Это серьезно?
- Что? - не поняла Рапсодия.
- Твое плечо... Рана серьезная?
- Ах, вот ты о чем... Нет, ранение неглубокое. - Рапсодия посмотрела на края раны. - Займусь этим позже.
- Яд? - Акмед наклонился, чтобы понюхать рану.
- Не думаю.
- Ладно, давай посмотрим, нет ли поблизости других стражников, - предложил Акмед, взял стоящий в углу шест и закрыл им дверь, после чего направился к лестнице. - Пусть незваные гости стучат.Они обыскали башню, быстро и бесшумно поднявшись по лестнице, но больше никого не обнаружили. В комнатах второго этажа жили солдаты - те, кого перебили болги. На последнем, вне всякого сомнения, располагались покои женщины в белом, хотя нашлись там и следы пребывания мужчины.
В спальне имелся надежно запертый сундук, который Грунтор захватил с собой вниз, чтобы изучить его содержимое, когда появится уверенность, что в Доме Памяти их больше не ждет никаких сюрпризов. Друзья осмотрели остальную часть дома и нашли лишь несколько небольших пустых комнат и кухню, в которой совсем недавно что-то готовили.
Рапсодия стала искать ключ, чтобы открыть детские кандалы, и в конце концов отыскала его на цепочке, висящей на шее женщины. Певица быстро вернулась в зал, где находились пленники, и принялась снимать цепи.
В отсутствие фирболгов дети быстро прониклись к ней доверием - все, за исключением девочки по имени Джо, которая продолжала следить за нею с подозрением. Рапсодия переходила от одного ребенка к другому, негромко разговаривала с ними и тихонько напевала. Больше она ничего для них сделать не могла - пока. Но и это помогло. Вскоре даже Джо немного расслабилась.
Между тем Акмед, расположившись в библиотеке, ловко вскрыл сундук. Под крышкой обнаружилось несколько безделушек, которые дракианин передал Грунтору. Великан исполнял роль казначея и носил в своей сумке все ценности. Кроме того, в сундуке лежала маленькая тетрадь, запечатанный свиток и большой медный ключ с четырьмя канавками и зубцами необычной формы.
Акмед осторожно распечатал свиток и увидел, что он написан на неизвестном ему языке. Впрочем, внешняя форма свитка показалась дракианину знакомой. Контракт, что ли?.. Акмед позвал Рапсодию.
Когда та вошла в библиотеку, за ней потянулась цепочка детей. Всего их оказалось пятнадцать человек, большинству еще не исполнилось и двенадцати лет. Самые маленькие старались держаться поближе к Рапсодии. Увидев фирболгов, они тут же спрятались за ее спину, не понимая, что видят своих спасителей.
- Все в порядке, - обратилась Джо к лиринскому мальчику лет семи. - Возможно, они и уродливы, но именно благодаря этой парочке вы оказались на свободе. Вам не стоит их бояться.
Грунтор фыркнул.
- Мы не сделаем вам ничего плохого, только вернем домой, - с улыбкой сказал а Рапсодия.
Посмотрев в ее сияющее лицо, дрожащие дети поверили.
- Посмотри, - сказал Акмед, протянув свиток Рапсодии.
Дети постарались побыстрее убраться подальше. Рапсодия взяла свиток и некоторое время изучала его.
- Древнесереннский язык, - заметила она. - Странно, правда? Тот самый, который меня попросил изучить Ллаурон. Я не сказал а, что немного знаю его. Это мертвый язык. То есть он был мертвым еще до того, как мы покинули Остров. На нем разговаривали Перворожденные, первые обитатели Острова. Но взгляни на свиток - пергамент сделан не так давно.
- Ты можешь прочитать? - спросил Акмед.
- Думаю, да, - кивнула Рапсодия. - Это музыкальный язык, и мой учитель показал мне основы... нет, подожди. Я ошиблась. Здесь использован алфавит древнего языка, но само письмо... современное наречие, на котором разговаривают местные жители. Дай мне пару минут, и я его прочитаю.
Рапсодия подошла к одному из столов, уселась за него и двумя книжками прижала концы свитка. Потом вытащила из своей сумки кусок грубого пергамента и начала делать на нем заметки.
Пока она этим занималась, дети теснились вокруг нее, лишь Джо подошла к груде тел, которые Грунтор оттащил в угол комнаты. Заметив это, Рапсодия хотела было перевести ребятишек в другую комнату, но потом сообразила, что из библиотеки не видно убитых детей в саду.
Всего несколько дней назад ей приходилось утешать сына и дочь лорда Стивена, страдающих от одиночества после гибели матери. И вот теперь снова - дети, пережившие чудовищное потрясение. К горлу подкатил ком. Оставалось надеяться, что когда они выберутся отсюда, у нее будет возможность помочь им забыть о страшных испытаниях.
Акмед перелистал маленькую тетрадку. Заметки были сделаны на современном языке. Он узнал буквы и с некоторым трудом прочитал записи.
Ему в руки попало нечто вроде дневника, какими пользуются ученые и вообще грамотеи. Речь шла о потерянном городе, хотя Акмед не был уверен, что ему удалось разобрать все правильно. Гораздо больше его заинтересовали карта и медный ключ.
На лице у Акмеда появилась довольная улыбка, когда он узнал имя Гвиллиама и область на карте, названную Страна Фирболгов Канриф. Они получили нужную карту.
- Я поняла, - сказал а Рапсодия, держа в руке перевод. - Это контракт. Он подписан в первый час равноденствия тысяча триста девяносто шестого года после прибытия флота. Я не уверена, о каком флоте идет речь, но думаю, что о Первой волне. Контракт подписали Сифиона - полагаю, это наша красотка в белом - и некто по имени Ракшас, представитель человека, который именуется "господином". Его имя нигде не упоминается. За свои услуги Сифиона получает "бесконечную жизнь". Интересно, речь идет о бессмертии? - Рапсодия посмотрела на друзей и прочитала в их глазах понимание: природа контракта стала им ясна. - Очевидно, она согласилась заключить союз со своим господином. Может быть, речь о брачном контракте?
- Сомневаюсь, - сказал Акмед.
Однажды ему тоже пришлось подписать такой контракт. На лице Рапсодии вдруг появилось отвращение. Грунтор нетерпеливо спросил:
- Ну, мисси? Что еще ты там отыскала?
- "Среди прочего, необходимо принести в жертву тридцать три невинных человеческих сердца и столько же лириков или полукровок", - читала Рапсодия. Она посмотрела на Акмеда. - Троих я видела во дворе. Как думаешь, другие были?
- Скорее всего, нет, - ответил тот. - Количество запекшейся крови показывает, что алтарь построен совсем недавно. Я бы сказал, что это первое жертвоприношение.
Рапсодия облегченно вздохнула и продолжала читать. На лице Грунтора явственно отражались сомнения - к счастью, девушка этого не заметила.
- Дальше какая-то ерунда... какие-то гарантии... но объяснения отсутствуют, упоминается лишь о том, что необходимо использовать кровь. Мне кажется, это слово означает "жизнеобеспечение" или "пища". Затем идет дата окончания службы - время Патриаршего Обряда текущего года - и место заключения контракта - Дом Памяти, которым теперь владеет Ракшас. Просто великолепно... Интересно, что скажут представители Первого поколения намерьенов?
- Ну, лично Ой скажет, что Ою это не понравилось.
- Внизу подпись: Сифиона. Дальше я не смогла прочитать, а вторая подпись - просто Ракшас, и рядом с ней какие-то символы.
Рапсодия показала болгам два символа. Первый был похож на букву какого-то неизвестного языка, но ни Акмед, ни Грунтор его не узнали.
- Мне кажется, я уже где-то это встречала, - сказал а Рапсодия, показывая на второй символ - окружность, образованную спиралью.
- Где? - резко спросил Акмед.
Неожиданная ярость в его голосе поразила Рапсодию.
- На шестиугольном знаке, начертанном на входной двери Ллаурона. Там что-то похожее...
Второй символ явно расстроил бывшего наемного убийцу. Акмед взял документ и положил его обратно в сундучок. Рапсодия бросила туда же перевод.
- Пора выбираться, - сказал дракианин.
- Подожди, я хочу кое-что сделать, - попросила Рапсодия, доставая хиген и маленькую сумочку, которую ей дал Ллаурон.
- Ты что, собираешься сочинить песню о прекрасных картинах, которые здесь увидела?- Нет, - нетерпеливо ответила Рапсодия. - Я хочу попробовать исцелить дерево.
- Зачем? - раздраженно спросил Акмед.
- Из-за Дуба. Для меня он священен. Лорд Стивен сказал, что его вырастили из побега, который привезли с собой намерьены с Серендаира. И хотя я сожалею о том, что мы покинули Остров, я благодарна Дереву, которое помогло нам избежать неминуемой гибели. Я должна попытаться вылечить его дитя.
- Не обижайся, мисси, но это НЕ РЕБЕНОК, а обычное дерево.
- Ладно, - вздохнул Акмед, бросив взгляд в сторону сада, - я не возражаю.
- Спасибо, - сказал а Рапсодия, которую удивила сговорчивость Акмеда, - Присмотрите пока за ребятишками, я скоро вернусь.
Что?
- Ну, не могу же я взять их с собой в сад, - прошептала Рапсодия, - Я и сама-то не очень хочу туда идти - там же убитые дети!
- Истинная правда, мисси. Мы приглядим.
Акмед бросил свирепый взгляд на Грунтора, но не стал спорить. Когда Рапсодия вышла из комнаты, он уселся за стол и принялся изучать маленькую черную тетрадку. Грунтор продолжал осматривать тела, рассчитывая найти что-нибудь ценное. Все дети, кроме старшей девочки, остались сидеть вместе, с беспокойством глядя в сторону двери, за которой скрылась Певица.Рапсодия с трудом подавила подступившую к горлу тошноту и быстро прошла по саду к больному дереву. Даже сейчас его происхождение не вызывало сомнений - серебристо-белая кора могла принадлежать только потомку Сагии. Рапсодия сморгнула набежавшие слезы, вспомнив о великолепном Дереве, - лишь однажды ей довелось его увидеть.
Подойдя к большому дубу, она осмотрела его кору и кончики веток. Навыки, полученные от Ллаурона, и собственные знания позволили ей сразу же определить, что дерево не умерло. Рапсодия начала напевать песню, напоминающую отголоски мелодии, которая все еще звучала в больном сердце дуба. Та же мелодия звучала в ее душе все время, пока они путешествовали по Корню. Певица достала сумочку, которую ей дали в Гринвуде, вытащила флакон с мазью и принялась лечить умирающее дерево.
Поглаживая кору дуба, Рапсодия обнаружила три основных корня и, чтобы найти их концы, проследила, как они разветвляются на мелкие. Сжав зубы, она ходила по саду, стараясь не смотреть на детские тела, пока ей не удалось заметить крошечные нитевидные кончики. Она покрыла их мазью так густо, что даже земля вокруг стала влажной.
К тому моменту, когда она закончила работу с первым корнем, песня набрала ритм; когда Рапсодия обработала третий, ее голос обрел силу, и она запела на смеси древненамерьенского, языка своего отца, и современного наречия, которым пользовались люди новой земли.Надежда - хороший якорь (Devli protar hin elenin),
Долго, о долго, ты плыл по морю;
Время - лучший лекарь (Vidsuol hin yl gornit marbeth),
Вновь ты станешь здоровым.
Год снега, год изобилия, год жизни, год сна (Calenda о skidoaun, Calenda о verdig).
От холода, от мрака страдаешь ты.
Лета нет порою, но всегда приходит весна (Ovidae tullhin kaf san; ni wyn bael faerbon),
Весной, о весной расцветут твои цветы.
Будешь здоровым - будешь и весел (A fynno daelik, gernal federant),
Песня моя в тебе да живет отныне;
Радостного цветения, богатых весен (Yl airen er iachad daelikint);
Песня моя пусть вовек тебя не покинет.Рапсодии еще ни разу не приходилось сочинять песню исцеления, и ее коробило от плохих стихов. Она привыкла к лирическим мелодиям старого мира, к мудрым изречениям, ставшим частью фольклора. И все же ее музыка заговорила с деревом, потекла по его корням, поднялась по стволу к ветвям.
Продолжая напевать, Рапсодия взяла хиген, провела пальцами по гладкому изогнутому дереву. Хиген был самым главным ее сокровищем, первым музыкальным инструментом, на котором она научилась играть; хиген помог ей овладеть наукой Дающих Имя. Инструмент появился на свет в старом мире - как и дуб, который она пыталась вылечить.
Рапсодия начала играть на хигене. Мотив оставался простым и легким. Музыкальные фразы слетали с ее пальцев, и постепенно дерево начало ей отвечать. Рапсодии показалось, что она чувствует, как сок побежал по веткам, восстанавливая жизнь там, где еще недавно властвовала смерть. Мелодия добиралась до самых маленьких веточек, и на них появлялись крошечные зеленые почки, предвестники листьев, которые распустятся весной.
Рапсодия поставила хиген между двумя большими ветвями, и инструмент продолжал играть сам - его заставляло звучать само дерево, подхватившее песню Рапсодии. Она улыбнулась, видя, как возвращается к жизни дуб, и направилась обратно, к детям и друзьям.Быстро шагая по саду, Рапсодия миновала длинный узкий стол, засыпанный снегом. Сначала она решила, что это просто высокая садовая скамья, но потом что-то привлекло ее внимание. И тут в ее сознании неожиданно сформировался образ.
Ее глазам предстала четкая картинка - снег растаял, черная гладкая поверхность стола зловеще заблестела в свете полной луны. На столе лежало тело мужчины, застывшее в неподвижности смерти; казалось, оно состояло из льда, оставшегося после того, как растаял снег. Ей не удавалось разглядеть черты лица мужчины; в неверном лунном свете тело казалось особенно странным - возможно, оно даже не принадлежало человеку.
Однако внутри окружавшей его тьмы Рапсодия различала какое-то движение. Она напряглась, и ей удалось разглядеть. Лишенные связи с телом руки чертили в воздухе какие-то знаки. Вот они сложились, словно в молитве, потом разошлись, точно благословляя. Кровь хлынула из безжизненного тела, окрашивая снег алым. И во мраке повисли беззвучные слова:
ДИТЯ МОЕЙ КРОВИ.
Рапсодия продолжала отстранение наблюдать: в руках появился маленький сияющий предмет, вокруг которого пульсировал свет, яркий, точно звезда. Рапсодия даже закрыла на мгновение глаза, чтобы защитить их от нестерпимой боли.
С величайшей осторожностью руки положили сияющий предмет на окровавленное тело. Тело на мгновение вспыхнуло, а потом начало излучать яркий свет, поглотивший порхающие над ним руки.
ТЕПЕРЬ ПРОРОЧЕСТВО БУДЕТ РАЗРУШЕНО. ЭТО ДИТЯ ДАСТ ЖИЗНЬ МОИМ ДЕТЯМ.
Свет потускнел, и лежащее на столе тело начало принимать различимые черты...
Оглушительный грохот копыт вывел Рапсодию из транса. У нее подкосились ноги, и она рухнула на колени в розовый снег, дрожа от неожиданно наступившей темноты. Однако уже в следующее мгновение она вскочила на ноги, подбежала к стене и выглянула из-за угла.Когда из сада донеслись звуки музыки, Акмед оторвался от тетрадки. Но тут же вернулся к чтению: записи оказались весьма полезными.
'Согласно им, Канриф, город Гвиллиама, столица Третьего намерьенского флота, был оставлен после смерти короля в связи с участившимися набегами фирболгов и наступившим хаосом - неизбежным следствием войны.
Натиск варваров усилился, и намерьенам не удалось удержать город. И тогда, не без сожалений, они замуровали то, что не смогли унести. По-видимому, они рассчитывали когда-нибудь вернуться, но не сумели этого сделать, и теперь город, со всеми его сокровищами и библиотекой, остался на территории, принадлежащей болгам.
Ключ от хранилища Гвиллиама был оставлен в Доме Памяти генералом Анборном, который проводил эвакуацию. Из записей следовало, что регенты Роланда, предки лорда Стивена и других герцогов, являлись намерьенскими генералами Первой и Третьей волн. Но Акмед не был до конца уверен в том, что он все правильно понял, и решил спросить у Рапсодии.
Он вновь отвлекся от книги, когда заметил, что старшая девочка пытается спрятать кинжал одного из стражников. Она действовала настолько ловко, что Грунтор, наблюдавший за детьми, ничего не заметил. Акмед негромко прищелкнул языком, Грунтор тут же посмотрел в его сторону. Акмед кивком показал на девочку, и Грунтор подскочил к ней:
- Эй, ты что вытворяешь?
- Ничего, - ответила девочка.
Акмед улыбнулся. Она шарахнулась от великана так, словно ужасно перепугалась, - а на самом деле незаметно спрятала оружие под одеждой. Она проделала все так ловко, что Акмед засомневался: не удалось ли ей обмануть Грунтора? Нет, не удалось.
- Так, а что тут у нас такое? - осведомился фирболг. Его огромная рука скрылась у нее за спиной и появилась снова с маленьким кинжалом. Девочку поразила быстрота, с которой двигался великан, и вот тут она испугалась по-настоящему. Ее поймали на месте преступления - она не только украла оружие, но еще и солгала. Она бросила взгляд в сторону двери - наверное, в надежде на защиту со стороны Рапсодии.
- Похоже на нож... - ответила девочка.
- Ну и зачем девчонке нож? - поинтересовался Грунтор, состроив презрительную гримасу, потом вытащил длинный острый клинок из своего запаса и улыбнулся. - Если тебе кинжал требуется, чего на пустяки бросаться? Вот достойное оружие. - И он протянул стилет девочке, которая взяла его с некоторым удивлением. - Видишь, заточенное острие и бронзовая кромка. Очень удобная штука, чтоб удары отбивать. Р-р-раз - и вражеское запястье рассечено, уяснила?
- Да, - ответила девочка, и на лице у нее появилась осторожная улыбка.
- Давай попробуй... удар, блок, поворот... улавливаешь? - Грунтор показывал движения маленьким кинжалом, который отобрал у нее.
Девочка кивнула. Отступив на пару шагов, Грунтор одобрительно понаблюдал за ней несколько минут, а потом вновь принялся изучать содержимое кошельков убитых стражников. Тем не менее он краем глаза заметил, что Акмед удивленно на него уставился.
- Что еще? - недовольным тоном осведомился сержант.
Дракианин кивнул на девочку, но великан пожал плечами:
- Ах ты про мисс... И что такого?
Акмед только покачал головой и вернулся к чтению. Однако он успел прочитать всего две фразы, потому что в комнату вбежала запыхавшаяся Рапсодия. Ее глаза потемнели от тревоги.
- Приближается вооруженный отряд!34- ОНИ СКАЧУТ очень быстро, скоро будут здесь.
- Что? - На лице Акмеда появилось удивление.
Он выскочил из библиотеки и подбежал к окнам в коридоре. Оттуда он увидел, как десять человек уже входят в сад и осторожно продвигаются вперед по залитому кровью снегу.
Возглавлял их человек в тяжелом сером плаще с капюшоном. С обеих сторон его охраняли два белых волка. Подойдя к дереву, растущему в центре сада, человек остановился и не без интереса обошел вокруг.
Как только Акмед увидел командира отряда, в ушах у него возник смутный гул. Ему даже показалось, что он не слышит, а лишь чувствует это гудение. Он стремительно нырнул обратно в библиотеку, слегка шевельнул плечами, и в руках у него появился квеллан.
Даже внутри башни, за толстыми стенами, он ощущал вибрацию, исходящую от человека в сером плаще. Кровь отчаянно пульсировала в ушах. Акмед быстро закрыл дверь.
- Они тебя видели? - спросил он у Рапсодии.
- Нет, - ответила она. - Во всяком случае, так мне показалось. Заметив их, я сразу побежала вас предупредить. Как думаешь, что они хотят? Они заодно с Сифионой или разыскивают детей?
- Если они приехали из-за детей, то не для того, чтобы им помочь, - ответил Акмед. - Когда я увидел их командира, у меня возникло такое же жуткое ощущение, как в тот момент, когда я впервые почувствовал присутствие Дома.
- Замечательно, - проворчал Грунтор и достал Перышко. Неожиданно у него на лице появилось озабоченное выражение. - Проклятье, Ой забыл там свою секиру!
- Здесь все равно слишком мало места, - заметила Рапсодия. - Ты даже размахнуться как следует не сможешь.
- Ты что, не понимаешь, мисси? Ублюдки ее заметят и сообразят, что мы здесь.
- Великолепно, - вздохнул Акмед. - Рапсодия, отведи щенков наверх. Грунтор, приготовь лук и забаррикадируй дверь, как только я в нее пройду.
- Акмед, ты ведь не останешься там один? - Рапсодия обняла за плечи мальчугана, который расплакался от страха.
- Мои таланты проявляются лучше всего, когда я остаюсь в одиночестве. А теперь поднимайтесь наверх.
Дракианин осторожно приоткрыл дверь. Стражники еще не успели войти в зал, где держали плененных детей. Он быстро проскользнул туда, Грунтор закрыл створку и положил тяжелую поперечную балку, заблокировав проход. Затем он начал аккуратно переносить столы к лестнице и построил из них баррикаду.
Рапсодия повела детей наверх. Несмотря на все усилия, ей не удалось полностью скрыть свою тревогу.Погрузившись в тень, Акмед, словно кошка, неслышно пересек зал - его никто не заметил, хотя часть воинов вошла в помещение еще прежде, чем он оказался у противоположной двери. Они двигались с уверенностью обученных своему делу людей и были хорошо вооружены. Все, кроме главаря, были в кольчугах, несколько человек - с арбалетами.
Присев в углу на корточки, Акмед закрыл глаза и стал слушать. Он насчитал пятнадцать человек. Снаружи осталось еще девять и главарь. Он выругал себя за то, что позволил Рапсодии задержаться. Впрочем, в башне они находились в относительной безопасности. Во всяком случае, Грунтор сможет долго удерживать свои позиции, а он, Акмед, будет убирать врагов по одному снаружи.
И дракианин решил начать. Он прокрался сквозь дверь, которую Грунтор сорвал с петель, в длинный, залитый кровью коридор, после чего выскочил наружу через окно. Девять разбойников умерли, так и не войдя в дом, - прежде, чем их главарь закончил разглядывать дерево.Грунтор терпеливо ждал, спрятавшись за баррикадой из столов. Он положил стрелу на тетиву своего огромного лука, а Перышко вонзил рядом с собой в деревянный пол. Наконец послышался стук в дверь, а затем глухие удары - очевидно, кто-то пытался высадить створку плечом. Грунтор улыбнулся. Дверь была толстой, и даже у него бы возникли с нею серьезные проблемы. Потом удары прекратились, и в дверь вежливо постучали.
- Эй, Кто-нибудь! - послышался приятный мужской голос, не лишенный юмора. - Вы поступаете некрасиво. Разве можно не пускать человека в собственный дом? Давайте проявим благоразумие. Откройте дверь. Я знаю, что вы там.
- Проваливай! - взревел Грунтор.
Неожиданно дверь развалилась на куски от вспышки темного пламени. Объятые черным огнем обломки разлетелись в разные стороны, воздух наполнился дымом.
Шестеро или семеро солдат вбежали в комнату, и Грунтор начал выпускать стрелы одну за другой. Он услышал, как арбалетные болты с характерным звуком впиваются в тяжелые дубовые столы. Один из арбалетчиков упал, сраженный стрелой, двое других успели спрятаться.
Теперь наибольшую опасность представляли трое мечников, которые спешили к баррикаде. Великан успел свалить одного из них выстрелом в бедро, но остальные запрыгнули на столы. Между тем в дверь вбегали их товарищи. Первый получил стрелу в грудь, второй поднялся на баррикаду, но болг с такой силой ударил его кулаком в лицо, что проломил череп.
Четверо вражеских солдат обежали баррикаду, и Грунтор подхватил Перышко. Великану приходилось оставаться на коленях, чтобы не попасть под арбалетные болты, которые продолжали вонзаться в столы и полки у него над головой. Быстрым выпадом он прикончил следующего врага, но положение заметно усложнилось - его окружали.
Грунтор парировал удар второго и повернулся, чтобы отбить выпад третьего, но оказалось, что тот уже потерял интерес к происходящему - на лбу врага дымилась глубокая рана.
Гибкая тень пронеслась мимо - Рапсодия бросилась на следующего противника. Грунтор улыбнулся и повернулся к солдату, который решил атаковать его. Великана удивило, когда тот сумел отбить его удар и даже не выронить меч. Грунтор наносил один удар за другим, но неприятель успешно защищался. Лишь после того, как он умудрился ранить Грунтора в предплечье, болг сумел его прикончить.
- А ты знаешь свое дело, - с искренним восхищением проговорил великан, обращаясь к трупу.
Он вовремя успел прийти на помощь Рапсодии, которую сбили с ног умелой подсечкой. Великан разрубил разбойника надвое, и Рапсодия быстро вскочила на ноги.
- Ой рад тебя видеть, мисси. Рапсодия улыбнулась:
- Я тоже.
Они повернулись, чтобы встретить новую волну атакующих, но тут раздался очередной взрыв темного огня, который сбил их с ног.Проскользнув за алтарь, находившийся в саду, Акмед увидел, как человек в сером плаще поднял руку. От его ладони оторвался шар черного огня и разнес на куски тяжелую дверь.
Акмед поднял квеллан, тщательно выбирая цель. Первыми упали на землю два солдата у входа в сад. Следующий выстрел был направлен в главаря.
Человек в сером плаще обернулся как раз в тот момент, когда сверкающие диски подлетали к его голове. Полыхнуло пламя, и серебристые снаряды сгорели в нескольких дюймах от цели. Главарь улыбнулся и поднял руку.
И вновь шар эбенового пламени устремился вперед и взорвался у основания каменного алтаря. Земля задрожала, сооружение вместе с мертвыми детьми рухнуло на землю, алтарь раскололся, но Акмед успел отскочить в сторону.
Услышав шаги солдат, устремившихся в сад, Акмед вновь сосредоточился на них. Смертельный веер не знающих промаха дисков полетел навстречу противникам, поражая их в горло или в глаза, но главарь оставался вне пределов досягаемости. У входа в зал выросла стена черного пламени. Акмед выругался и устремился к главному входу - другого пути в башню не было. Он бежал, бормоча на ходу проклятья. Оказывается, за прошедшие годы люди не утеряли способности вызывать темный огонь. Это умение не исчезло вместе с Островом.
Над головой горели полки, уставленные книгами. Пламя быстро распространялось, в воздухе повис едкий дым.
Грунтор и Рапсодия вскочили на ноги. На пороге они увидели человеческую фигуру. Великан схватил один из метательных топоров и швырнул во врага. Однако вращающийся снаряд не долетел до цели - его поглотила вспышка черного пламени.
- Ладно, хватит, - послышался тот же голос. - Вы в ловушке. Бросайте оружие, и я потушу огонь. Если откажетесь, я вас сожгу.
Голос был сочным, сладким и приятным, точно мед в теплый день. Что-то в словах врага заставило Рапсодию вспомнить о том, как они выходили из Корня.
"А что происходит с огнем? " - спросила она. И Акмед ответил: "Ты не заметила? " - "Конечно же, заметила. Я его разожгла, болван". - "Посмотри на костер". - "Я его вижу". - "Хорошо. А теперь медленно иди к нему". - "Боги, что происходит? " - "Дело в тебе, мисси, - сказал ей тогда Грунтор. - Успокойся, а то спалишь мое уютное логово, а заодно и весь лес... "
Рапсодия закрыла глаза, заставив себя успокоиться. Потом она сконцентрировалась на огне.
ПОЗНАЙ МИР, сказал а она.
И пламя мгновенно отозвалось. Костер, в котором полыхали книги и свитки, потух, горящие пергаменты превратились в тлеющие угольки.
Рапсодия ощутила толчок в сердце. Огонь вновь стал набирать силу.
Паника охватила Рапсодию; в ответ пламя взметнулось еще выше. Однако Певица поняла свою ошибку и вновь успокоила огонь. Теперь ей пришлось сопротивляться воле врага. Тогда Рапсодия ухватилась за рукоять меча и попыталась направить свою силу через клинок. Огонь мгновенно погас, а с противоположной стороны комнаты послышался вопль разочарования.
Рапсодия обошла баррикаду, чтобы посмотреть в глаза врагу, творившему черный огонь. Сквозь клубы дыма ей удалось разглядеть лишь неясный силуэт. Несколько мгновений противник постоял в дверях, а потом исчез. Рапсодия сомневалась, что ему удалось увидеть ее, хотя капюшон плаща свалился на плечи, открыв лицо и волосы, сияющие в свете умирающего пламени. Она решила, что именно меч заставил врага поспешно покинуть поле боя. Они с Грунтором подбежали к двери, но темная фигура исчезла. Сверху доносился детский плач.Акмед успел добраться до длинного коридора, когда заметил бегущего ему навстречу человека в сером плаще. В левой руке тот держал черный меч, вдоль клинка которого сияла белая полоса. Акмед ощутил силу клинка и волну омерзения, которая распространялась от его хозяина.
Главарь остановился и окинул дракианина взглядом. Акмед не сумел рассмотреть лицо врага, поскольку его скрывали шлем и капюшон, но успел заметить блестящие голубые глаза и дерзкую улыбку.
Одним движением Акмед закинул квеллан за спину и вытащил длинный тонкий клинок. Он редко им пользовался, но сейчас решил не рисковать, посылая во врага еще один диск, слишком уж легко тот защищался. Главарь, оставшийся без войска, улыбнулся еще шире, кивнул и выпрыгнул через окно наружу.
Акмед бросил меч, пожал плечами, вновь достал квеллан и подбежал к разбитому окну. Человек в сером уже успел подняться на ноги. Акмед прицелился, и тут в коридоре неожиданно появились белые волки. Огромные животные мчались прямо к нему. У них не было ни одного шанса точными выстрелами из квеллана Акмед уложил обоих.
Когда он повернулся к окну, человек в сером плаще уже исчез.35ТРОЕ ДРУЗЕЙ сидели вокруг походного костерка и молча дожидались, пока заснут дети. Они решили переночевать в лесу - человек в сером мог вернуться с подкреплением.
Грунтор собрал кучу одеял, и Рапсодия раздала их детям. Необычный отряд немедленно выступил в сторону Хагфорта - замка, принадлежавшего Стивену Наварнскому.
Они продолжали идти даже после наступления темноты, пока не заметили, что младшие дети окончательно выбились из сил. Только после этого разбили лагерь и собрались вокруг двух небольших костров, которые разожгла Рапсодия. Вскоре уставшие дети заснули. Пятеро самых маленьких умудрились устроиться рядом с Рапсодией, а один даже забрался к ней на колени.
- Мы не дойдем, - сказал а Рапсодия своим товарищам. - С детьми нам не пройти через заснеженный лес. Рано или поздно нас настигнут.
- Знаю, - отозвался Акмед.
- Необходимо найти место, где мы сможем спрятаться, а одному из нас придется отправиться к лорду Стивену.
- К северу отсюда старая медвежья берлога, до нее полторы мили, - вмешался Грунтор. - Она большая, и там сухо.
На лице Рапсодии появилось недоумение, быстро сменившееся восторгом.
- О, конечно! Я совсем забыла о твоем умении чувствовать землю. - Она снова вернулась мыслями к тому, что произошло в Доме Памяти. - Этот ублюдок в сером плаще - он в совершенстве владеет магией огня.
- Я заметил, - проворчал Акмед.
- Его солдаты - крепкие ребятишки, - добавил Грунтор. - Это вам не банда разбойников. Они свое дело знают.
- Я и это заметил.
- Наверное, он и есть Ракшас, - задумчиво проговорила Рапсодия.
В костре потрескивали ветки - уныло, под стать ее настроению.
- С чего ты взяла?
- Ну, во-первых, он сказал, что дом принадлежит ему. В контракте говорилось, что Ракшас теперь хозяин Дома. У меня сложилось впечатление, что в договоре, который мы нашли, было что-то демоническое. А огонь, который он направлял против нас, нес в себе зло.
- Ну, лично мне многое там не понравилось, - заметил Акмед. - Я ощутил зло, когда в первый раз увидел Дом. Кроме того, этот тип использовал темный огонь. Сколько раз в жизни тебе доводилось видеть темный огонь, Грунтор?
Болг некоторое время молча смотрел на Акмеда, а потом отвернулся, качая головой. Рапсодия переводила взгляд с одного на другого.
- О чем вы говорите? - нервно спросила она.
- О том, что ты права, - ответил Акмед. - Темный огонь связывают с обитателями преисподней. Когда я увидел СУЩЕСТВО, которое мы называем Ракшасом, меня чуть не стошнило. Я не ощущал его присутствия издалека. Тошнота накатила только после того, как я посмотрел ему в лицо. Будь он демоном, я почувствовал бы его раньше. Но он, безусловно, связан с демоническими силами. Вот только я не знаю, как именно. Нужно встретиться с ним еще раз.
- По-моему, лучше не стоит, - заявил Грунтор.
- Как помешать ему и дальше убивать детей? - спросила Рапсодия, погладив по голове застонавшего во сне ребенка.
- Тут мы бессильны. Пусть этим занимаются лорд Стивен и его армия. Во всяком случае, теперь мы можем рассказать им, кто... кого следует искать.
Изумрудные глаза Рапсодии сверкнули в свете костра - она заметно удивилась.
- Неужели ты не попробовал его выследить?
- Я пытался. Ничего не получилось. Я даже не в силах проследить его путь. Если мы захотим его найти, у нас ничего не получится. Кроме того, с нами пятнадцать детей. Ты хочешь прихватить их с собой на охоту?
Рапсодия ничего не ответила. Она продолжала смотреть в танцующее пламя костра.
Она подумала о детях и о том, что им пришлось пережить. Рапсодия надеялась, что больше им ничто не грозит, но ее не оставляли сомнения. Все же Акмед прав: прежде всего следует вернуть детей домой или хотя бы в Навари, где о них позаботится лорд Стивен.
Акмед передал тетрадку Рапсодии, чтобы та высказал а свое мнение. Она принялась просматривать записи, рассеянно поглаживая волосы ребенка, спящего у нее на коленях. Наконец она взглянула на Акмеда.
- Это отчет о событиях четырехсотлетней давности, в конце Намерьенской войны, когда болги захватили Канриф.
- Верно. - Блестящие зеленые глаза Акмеда сверкнули.
- И что? - спросила Рапсодия, нахмурив брови. Акмед молча встал и подбросил хворост в костер.
- Так что, Акмед?
И когда он вновь промолчал, в глазах Рапсодии появилось понимание.
- Пожалуйста, скажи мне, что я ошибаюсь... Ты ведь хочешь отправиться туда, верно?
На сей раз он не отвел взгляда.
- Мне кажется, ты с самого начала это знала.
- Наверное, - со вздохом призналась она. - Но теперь, когда нам стало известно, что у этих людей есть карта и они собирались туда же, мне почему-то совсем не хочется в Канриф.
- Правда? А ты никогда и не хотела туда идти. Но давай рассуждать здраво: эти ублюдки ЗДЕСЬ, а не в Канрифе...
- Кто сказал, что их нет там? - перебила его Рапсодия.
- ... и, в отличие от нас, они не болги.
- Говори за себя. Я тоже не болг.
- Поэтому существует немало мест, где ты могла бы жить и где тебя с радостью встретят. А для нас существует только одно - Канриф. Нам с Грунтором надоело прятаться в землях, населенных людьми. Болги примут тебя гораздо спокойнее, чем люди - нас.
- Да, конечно, - с мрачной улыбкой проговорила Рапсодия. - В качестве ужина...
- Послушай, - нетерпеливо сказал Акмед, - разве ты хочешь отправиться в какое-нибудь определенное место? Я предлагал проводить тебя до лиринских земель, но ты решила пойти с нами. Теперь передумала? Тогда я покажу тебе дорогу, и можешь отправляться в Навари вместе со щенками, хоть прямо сейчас... - Он оборвал свою речь и быстро распорядился: - Тащи ее сюда, Грунтор!
Рапсодия недоуменно посмотрела на него. Великан легко вскочил на ноги и исчез в темноте, а спустя несколько мгновений вернулся с извивающимся свертком под мышкой.
Джо пыталась сбежать и теперь так отчаянно ругалась, что Рапсодия покачала головой. Девчонка наверняка выросла на улице.
Грунтор посадил Джо в большой сугроб и с улыбкой посмотрел на нее:
- Ну, признавайся, проказница, куда собралась? Опаздываешь на королевский бал?
Девочка попыталась встать, но огромная рука, опустившаяся ей на голову, прижала "проказницу" к земле. Она ударила по лапище Грунтора и бросила на него свирепый взгляд.
- Я туда не вернусь, - оскалившись, прорычала она.
- Куда, Джо? - спросила Рапсодия.
- В Навари. Я все слышала. Я туда не вернусь. Пусти меня.
Рапсодия осторожно сдвинула спящих детей в сторону и хорошенько укрыла самых маленьких. Потом подошла к Грунтору, который продолжал удерживать светловолосую голову Джо.
Рапсодия внимательно посмотрела на девочку - худое лицо, заостренный подбородок, но грудь уже полная... Джо оказалась на целую ладонь выше Рапсодии. В ее голубых глазах застыла решимость. Рапсодии вдруг показалось, что она видит себя - какой была много лет назад, когда провела на улице немало несчастливых дней.
- У тебя нет родителей? - спросила Рапсодия.
- Нет, - с вызовом ответила девочка. - Отпусти меня, уродливая свинья!
Грунтор стукнул себя кулаком по груди и громко рассмеялся:
- О, ты ранила меня в самое сердце!
- Перестань над ней смеяться, - сказал а Рапсодия. - И отпусти девочку.
Когда Джо повернулась к Рапсодии, злость исчезла с ее лица, уступив место растерянности. Рапсодия склонилась над ней:
- Почему ты не хочешь возвращаться в Навари?
- Потому что меня разыскивают за кражу, и я не хочу потерять руку.
Рапсодия удивилась:
- Потерять руку? Ты видела, чтобы кому-нибудь в Наварне отрубали руку за воровство?
- Нет, но все знают, что наказание бывает именно таким, - сердито ответила девочка.
Рапсодия улыбнулась:
- О да, ВСЕ ЗНАЮТ... Лорд Стивен никогда не позволит, чтобы в его стране приняли такой жестокий закон.
- А вот и позволит. Он - настоящая задница. На сей раз расхохотались все трое взрослых.
- Вы с ним, наверное, близкие друзья, - сказал а Рапсодия, но, увидев в глазах Джо ужас, заговорила уже серьезнее: - Послушай, Джо, а если я скажу лорду Стивену, что ты моя сестра? Его дети хорошо ко мне относятся, и я полагаю, этого окажется достаточно, чтобы он не стал отрубать тебе руку.
Девочка удивленно посмотрела на нее:
- Ты так скажешь?
- Ну, только в том случае, если это будет правдой. К сожалению, я не могу лгать - профессия не позволяет.
Джо нахмурилась:
- Не понимаю.
- Я приму тебя в качестве сестры, если ты, конечно, захочешь. Получится, что мы скажем лорду Стивену правду. Уверена, он тебя простит.
- Боги! - пробормотал Акмед.
- Ну и привычки у тебя, герцогиня, - заявил Грунтор.
- А чем тебе не нравятся мои привычки? - широко улыбнувшись, спросила у великана Рапсодия. - Просто здорово, что я приняла вас обоих в свою семью, - ведь только от братьев я готова терпеть столько обид.
- Ну, Ой всегда считал, что мы ужасно похожи. Особенно Ой и твоя светлость.
- Ну, что ты решила, Джо? - взволнованно спросила Рапсодия. - Хочешь стать моей сестрой? Я всегда мечтала иметь сестру, только ее у меня не было. Мы ведь даже похожи.
Джо фыркнула:
- Ты шутишь. Певица удивилась:
- Вовсе нет. У нас похожий цвет глаз и светлые волосы.
- Да уж, близняшки, да и только, - со смехом сказал Грунтор.
- Заткнись! - рявкнула на него Джо.
В глазах Грунтора засверкали веселые искорки.
- Честно говоря, маленькая мисси, ты и в самом деле страшно похожа на герцогиню. Язычок у тебя что надо. Ой советует принять предложение ее светлости, или будешь сама разбираться в Наварне.
- Привет, сестричка, - торопливо сказал а Джо. Рапсодия радостно всплеснула руками:
- Прекрасно. Меня зовут Рапсодия. А тебя? Девочка посмотрела на нее так, словно ее собеседница ничего не соображает.
- Джо, - презрительно бросила она.
- Джо, а как дальше? Джо - это уменьшительное? У тебя есть фамилия?
Девочка обхватила себя руками и вызывающе посмотрела на Рапсодию:
- Отвали.
- Джо Отвали... Странное имя.
- И оно ей подходит, - проворчал Акмед. Вызывающий взгляд исчез, и девчонка смущенно улыбнулась.
- Вот оно, - одобрительно заявил Грунтор. - У нее есть чувство юмора. Ты нам подходишь, киска.Утром они нашли берлогу, о которой говорил Грунтор. Она была хорошо укрыта со всех сторон густыми зарослями куманики. Через узкий лаз можно было попасть в большую пещеру. Первым в нее проник Акмед, чтобы убедиться, что незваных гостей не ждут там неприятные сюрпризы. Когда оказалось, что берлога действительно покинута, Рапсодия и Джо привели в пещеру детей и приготовились к долгому ожиданию.
- Используйте наши припасы, - распорядился Акмед. - Не стоит экономить. Я уверен, что Стивен пришлет новые вместе с теми, кто придет за щенками.
Рапсодия с беспокойством оглядела притихший лес. К вечеру заметно похолодало, снег покрывал тонкий слой наста. Дети дрожали от пронизывающего ветра.
- Пожалуйста, поторопись, - зачем-то попросила Рапсодия, понимая, что ей не нужно ничего объяснять. - Мне совсем не хочется, чтобы Кто-нибудь из детей умер от обморожения.
- Ну, об этом я бы не стал беспокоиться, - с едва заметной улыбкой отозвался Акмед. - Ты найдешь способ их согреть - камень хорошо сохраняет тепло. Убежище у вас надежное. Меня гораздо больше беспокоят хищники. В особенности один. Постарайся никому не показываться на глаза. Я сделаю все возможное, чтобы увести от вас возможных преследователей. Грунтор будет стоять на страже.
Рапсодия посмотрела в его лицо и улыбнулась:
- Я знаю. Будь осторожен. - Она обняла Акмеда и повернулась к входу в пещеру.
- Рапсодия! Что?
- Когда я вернусь, нам нужно будет поговорить о девочке.
Рапсодия резко повернулась:
- Нет уж, давай прямо сейчас. Дракианин покачал головой:
- Сейчас не время. Я должен как можно быстрее добраться до лорда Стивена.
- В таком случае, разговор будет коротким, - заявила Рапсодия. - Я знаю, что ты собираешься сказать. Тебе кажется, что мне не следовало делать ее своей сестрой, - ты ей не доверяешь.
Акмед кивнул:
- Вроде того.
- Ну что ж, я свой выбор сделала, очередь за тобой. Теперь мы с Джо единое целое. Если ты захочешь, чтобы после твоего возвращения мы ушли, значит, так тому и быть. Мы сами найдем дорогу.
Акмед сделал несколько глубоких вдохов, стараясь подавить ярость.
- Прежде чем принимать такое решение, было бы неплохо сначала посоветоваться с нами.
- Знаю, - тихо вздохнула Рапсодия. - Ты прав - прости меня. Я ничего не могла с собой поделать. В тот момент мне показалось, что я приняла правильное решение.
- Тут все зависит от того, что называть "правильным". Понимаешь, ты только что заметно уменьшила наши шансы на спасение, Рапсодия.
- Как ты можешь такое говорить - после того, что мы увидели в Доме Памяти? - рассердилась Рапсодия. - Она ребенок, Акмед! Все остальные дети, если ты благополучно доберешься до лорда Стивена, вернутся в свои семьи, где их примут с распростертыми объятиями, а у Джо никого нет. С тем же успехом можно оставить ее здесь - какие У НЕЕ шансы на спасение?
- А с каких пор ты взяла на себя ответственность за ее судьбу?
Голос Рапсодии превратился в свистящий шепот:
- Я САМА взяла на себя эту проклятую ответственность! Веришь ты мне или нет, но я не раз сама делала выбор, несмотря на то что ты имеешь склонность делать это за меня. Сейчас наступил один из таких моментов. Она останется, или мы обе уйдем. Я ее не брошу.
- Ою она по душе, если вас его мнение интересует, - серьезно проговорил дотоле молчавший Грунтор.
Дракианин повернулся к нему, и выражение его лица изменилось. Некоторое время Акмед размышлял о чем-то.
- Ты хочешь, чтобы она оставалась с нами, и готов отвечать за нее? - обратился он к сержанту.
- Конечно! А почему нет? С ее светлостью ведь отлично получилось.
- Но тут совсем другое дело.
- Почему? - осведомилась Рапсодия. - Не вижу никакой разницы. Вы захотели помочь мне, я хочу помочь ей.
Акмед вздохнул:
- Ты полагаешь, что мы хотели тебе ПОМОЧЬ?
Рапсодия заморгала:
- Да - во всяком случае, в тот момент, когда мы встретились. Так оно и вышло, хотя я не хотела покидать Остров.
Теперь изумление появилось на лице Акмеда.
- А тебе не приходило в голову, что мы взяли тебя с собой для страховки?..
- Или чтобы слопать в случае чего? - добавил Грунтор полушутя.
- Конечно, приходило, но время показало, что я ошибалась. Вы же оба видите, что она в нас нуждается. Джо не создаст нам дополнительных проблем - во всяком случае, не больше, чем я.
- Ну, если взглянуть так... - протянул Грунтор.
- Девчонка - порченый товар, - проговорил Акмед нетерпеливо.
Рапсодия заметно помрачнела. Потом бросила взгляд на вход в пещеру, чтобы убедиться, что Джо ее не услышит.
- Прошу меня простить, - холодно молвила она, - но хочу напомнить - на случай, если кто-нибудь забыл, - что в некотором смысле мы все - порченый товар.
- Эй, за себя говори! - проворчал Грунтор.
- Я так и делаю. Девочка нуждается во мне. И она нужна мне. Я буду за нее отвечать. Если вы не хотите иметь снами дело - хорошо. Но я ее не оставлю.
Акмед сердито покачал головой:
- Ладно, пусть идет с нами. Но она должна понять, что несет ответственность не только перед тобой, но и перед нами. В нашей команде не может находиться человек, которому мы не доверяем. Расскажи ей о том, куда мы направляемся, но наше прошлое должно оставаться тайной. Договорились?
Рапсодия так порывисто бросилась ему на шею, что Акмед потерял равновесие.
- Да. Благодарю тебя! - Она отстранилась от него и поправила на нем плащ. - А теперь поторопись. Береги себя и скажи лорду Стивену, чтобы прислал лекарства.Около недели необычный отряд провел в медвежьей берлоге, дожидаясь возвращения Акмеда. Рапсодия держала детей в тепле при помощи волшебного огня, нагревая, как предложил Акмед, камни. Очень скоро в пещере стало тепло и уютно, как в доме с разожженным камином.
Еды было вполне достаточно: у них имелся запас продовольствия для Грунтора на несколько недель, а того, что он один съедал за день, хватало, чтобы накормить всех детей. Поскольку им не требовался огонь для тепла, они вовсе не зажигали костер, благодаря чему воздух в пещере оставался свежим, а дым не выдавал их местонахождения.
Поначалу отсутствие света пугало детей, поэтому Рапсодия достала Звездный Горн и вонзила его острием вверх в мягкую землю в углу пещеры. Пламя бесшумно лизало клинок, озаряя мягким сиянием все вокруг. Струящийся от меча таинственный свет придавал особое очарование песням, которые пела детям Рапсодия. При помощи лекарственных растений из своей заплечной сумки она лечила и успокаивала больных.
Она продолжала петь утренние и вечерние молитвы. И тогда перед ее мысленным взором возникали улыбающиеся лица Гвидиона и Мелисанды. Эти теплые воспоминания резко контрастировали с бледными усталыми лицами, с надеждой смотревшими на нее со всех сторон. Сердце Рапсодии сжималось, когда она думала о детях Наварна.
Однажды, когда Рапсодия всматривалась в маленькие лица, встревоженные и испуганные даже во сне, на нее накатили воспоминания о прошлом. Она вновь увидела Эналайз - девочку, спасенную из лап Майкла. Тот презрительно называл ее Петунией.
На следующей день после того, как Майкл вместе со своими людьми уехал, Рапсодия взяла девочку и под охраной стражников Наны отвела в Широкие Луга, с трех сторон окружавшие Истон. Там она разыскала вождя лирингласов.
Лирины радушно приняли ребенка, и Рапсодия долго находила утешение, вспоминая об Эналайз, сидящей перед вождем на лошади и прощально махавшей рукой. Девочка улыбалась - в первый раз с тех пор, как Рапсодия ее увидела. И Рапсодия с радостной улыбкой помахала в ответ.
Только значительно позднее пришли боль и ощущение потери, которые не отступали, хотя Рапсодия и знала, что сделала для осиротевшего ребенка все возможное. Она до сих пор скучала по Эналайз. Удалось ли девочке обрести счастье после всех тех ужасов, которые ей пришлось перенести, пока она находилась в руках Майкла? Именно тогда Рапсодия дала себе клятву, что больше не допустит, чтобы при ней обижали детей, - чего бы это ей ни стоило... И она гладила в темноте маленькие руки, сглатывая слезы воспоминаний.
В течение нескольких дней снаружи бушевала лютая снежная буря, ветер завывал, словно стая изголодавшихся волков, и хотя снег давно занес их следы, Рапсодию не покидала тревога.
Когда возле пещеры с треском упало дерево, дети закричали от ужаса и бросились к Рапсодии, пытаясь найти убежище рядом с ней. Некоторые испугались настолько, что искали спасения даже у страшного Грунтора. Оказалось, что великан может утешить ничуть не хуже, чем Рапсодия. Он веселил их своими мрачноватыми шутками, заставляя смеяться, когда грохотал гром, а с потолка пещеры сыпался песок и мелкие камушки. Наконец буря утихла. С тех пор дети перестали бояться великана и с удовольствием играли с ним.
Грунтор стоял на часах днем до самого ужина, а потом спал до полуночи, после чего снова занимал свой пост. Рапсодия и Джо охраняли пещеру, пока он отдыхал. Никто так и не потревожил их убежище - даже животные не подходили близко.
Именно в это время Рапсодии удалось получше познакомиться с Джо, Они успели почувствовать взаимную симпатию, но девочка по-прежнему отказывалась назвать свое полное имя. У обеих оказалось сходное чувство юмора, и они не раз хохотали над остроумными репликами - в особенности по адресу Грунтора.
Наблюдая за Джо, Рапсодия постоянно вспоминала о собственном детстве, и ее всякий раз охватывало уныние. Джо оказалась на улице в силу неблагоприятных обстоятельств; Рапсодия же могла винить в том, что с ней случилось, лишь самое себя. У Джо не было семьи, а Рапсодия отказалась от своих родных, она по доброй воле оставила людей, которые защищали и любили ее... И умерли, так и не узнав, что с ней произошло! С тех самых пор Рапсодию преследовали мучительные сны.
Рапсодия поняла, что предпочла бы отправить девочку в Навари, в безопасное место, вместо того чтобы тащить ее в Канриф. В конце концов она поделилась с Джо своими сомнениями, но та кивнула на спящих детей и напомнила, что опасность может подстерегать где угодно и лучше не обманывать себя.
Акмед вернулся с подкреплением почти через неделю. Дети и Рапсодия узнали о приближении каравана заранее - от Грунтора. Рапсодия вышла из пещеры и прищурилась - таким ярким показался ей дневной свет. Она попыталась разглядеть спасателей между ветвями деревьев, покрытыми снегом и льдом.
До нее донеслись стук копыт и скрип фургонов, медленно продвигающихся по густому зимнему лесу. Караван ехал по дороге - той самой, что привела троих друзей к Дому Памяти.
Только через час после того, как Рапсодия услышала далекий шум, она увидела Акмеда и лорда Стивена, возглавляющих караван. Когда они были уже совсем рядом, Рапсодия выпрямилась во весь рост и помахала им рукой. Герцог улыбнулся ей в ответ, не скрывая своей радости, спешился, подбежал к пещере и обнял Рапсодию.
- Всеблагой Единый Бог, Рапсодия, с вами все в порядке? Я ужасно беспокоился о вас с того самого момента, как появился Акмед. - Он слегка отстранился от девушки и внимательно посмотрел на нее. Краска залила его лицо.
Рапсодия потрепала его по плечу:
- У нас все хорошо, лорд Стивен, благодарю вас. Дети - внутри пещеры вместе с Грунтором.
- Ну так зовите их всех сюда! Посмотрим, кого вам удалось спасти, - молвил он, наклоняясь к входу в пещеру.
Увидев Стивена, Грунтор выстроил свое маленькое войско.
- Ладно, скелетики, хватит прыгать, пора строиться, - приказал он.
По его команде дети встали по стойке смирно, выстроившись в неровную шеренгу и продолжая возбужденно болтать друг с другом, - пожалуй, впервые за все время они развеселились по-настоящему.
Одного за другим Грунтор передавал детей Рапсодии, которая, в свою очередь, подталкивала их к лорду Стивену. Герцог говорил несколько успокаивающих слов каждому ребенку. Некоторых он узнавал, другим задавал вопросы. Вскоре солдаты принялись рассаживать детей по фургонам. Наконец появилась Джо, которую энергично подталкивал вперед Грунтор. Рапсодия взяла девочку за дрожащую руку:
- Лорд Стивен, позвольте представить вам Джо, мою сестру. - Она ободряюще улыбнулась девочке и повернулась к герцогу Наварнскому.
- Для меня большая честь познакомиться с членом семьи Рапсодии, - сказал герцог. - Сожалею, что мы не встречались раньше.
- А я нет, - тихонько пробормотала Джо.
- Это все дети? - Лорд Стивен повернулся к Рапсодии. Улыбка на ее лице погасла.
- Боюсь, что да, - печально ответила она. - Мы тщательно обыскали Дом Памяти, но больше никого не нашли.
"Во всяком случае, живых", - подумала она мрачно. Лорд Стивен мягко взял ее за плечи.
- Я благодарен вам за то, что вам удалось спасти детей, - сказал он. - Когда мы вернемся домой, во многих семьях будет большой праздник.
- Я бы хотела спасти и других, - сказал а Рапсодия, думая о маленьких телах, подвешенных над кровавым алтарем. - Надеюсь, вы послали туда солдат, у которых нет собственных детей и с крепкими нервами. - Она повернулась, чтобы посмотреть, как Грунтор помогает рассаживать малышей по фургонам, а потом вновь взглянула в улыбающееся и разом помолодевшее лицо герцога. - Пожалуйста, поезжайте домой. Вы уже достаточно настрадались. Лучше отправить в Дом Памяти других, милорд.
Лорд Стивен опустил голову.
- Меня зовут Стивен, - напомнил он. - Хорошо, я последую вашему совету.
- Мы готовы, милорд, - сказал капитан отряда. Рапсодия и герцог обменялись взглядами, и Стивен неохотно отпустил ее плечи.
Рапсодия подошла к фургонам, чтобы попрощаться. Ребятишки смотрели на нее - одни с улыбкой, другие серьезно. Пройдет много времени, прежде чем они забудут страшные дни, проведенные в Доме Памяти. Кучер щелкнул кнутом, и фургоны медленно покатили по лесной дороге в сопровождении конных солдат.
Лорд Стивен переступил через несколько упавших деревьев и протянул руки болгам.
- Благодарю вас, - сказал он. - Навари и моя семья будут помнить вас всегда.
- Спасибо, милорд, - ответил Грунтор, осторожно пожимая руку герцога.
- Куда вы направляетесь теперь? - спросил лорд Стивен у Акмеда, рассеянно потирающего плечо.
Неодинаковые глаза Акмеда внимательно смотрели в лицо герцога.
- В Канриф, - наконец ответил дракианин, - но я бы хотел, чтобы об этом знали только вы.
- Договорились. Я предлагаю вам двигаться к плато Орландан, по главной дороге, проходящей через Бетани в Бет-Корбэр. Это последняя провинция Роланда перед Канрифом.
Акмед согласно кивнул. Именно такой путь он начертил на карте, которую нашел в тетрадке.
- Как только доберетесь до провинции Бет-Корбэр и окажетесь в том месте, где холмы переходят в Кревенсфилдскую равнину, сворачивайте на юго-восток. К городу лучше подходить с юга - так безопаснее. И если в Бет-Корбэре у вас возникнут неприятности, попросите аудиенции у герцога Квентина Балдасарра. Или, если не получится, ищите встречи с Благословенным Ланаканом Орландо. Он - очень добрый человек. Покажите ему мое письмо, и я уверен, что он вам поможет.
- Благодарю вас, - сказал а Певица. - И еще бы мне хотелось, чтобы вы поручили солдатам, которые отправятся в Дом Памяти, забрать оттуда свитки и книги. Человек, совершивший эти преступления, считает Дом своим и может вернуться.
Лорд Стивен кивнул.
- Я все довольно подробно рассказал герцогу, Рапсодия, - заверил Акмед. - Скоро начнет темнеть, нам пора в путь.
- До свидания, милорд, - еще раз сказал а Рапсодия. - Пожалуйста, передайте моим внукам, что я их очень люблю.
Лорд взял ее руку и поцеловал, а потом попытался сделать то же самое с Джо, но та бросила на него свирепый взгляд и вырвала руку.
Стивен вскочил на лошадь, бросил последний взгляд на Рапсодию и ускакал вслед за караваном.
- Ну, нам достались отличные лошадки, - сказал Грунтор. - Кому самая большая?
Рапсодия, продолжавшая смотреть вслед лорду Стивену, повернулась - и увидела трех крепких кобыл и жеребца почти в полтора раза крупнее остальных. Это был настоящий боевой конь.
- Полагаю, тебе подойдет вон та кобыла, - сказал а Рапсодия, указывая на изящную лошадку.
Грунтор собрался ответить что-нибудь соответствующее, но в этот момент послышался сдавленный голос Джо:
- Я не умею ездить на лошади. Рапсодия взяла ее за руку:
- Просто ты никогда не пробовала. Можешь ехать вместе со мной.
Акмед кивнул:
- Сложим большую часть наших припасов на свободную лошадь, так мы сможем ехать быстрее.
Акмед и Грунтор быстро собрали все припасы, хотя им и пришлось выслушать множество полезных советов от Рапсодии и Джо. Наконец все четверо помчались на восток, через провинции Навари и Бетани, а потом к югу - через Кревенсфилдскую равнину к столице провинции Бет-Корбэр, открывающей дорогу в страну фирболгов.36- ИНТЕРЕСНО, почему это я не могу пойти в город? Я скакала на вонючей лошади целую неделю, а теперь не имею права посмотреть на город? Ты - мерзкая свинья, Акмед. Надеюсь, ты заболеешь оспой. Впрочем, от этого ты все равно не станешь уродливее.
Акмед метнул взгляд на Рапсодию, но та быстро отвернулась, пытаясь сдержать смех. Тогда Акмед со вздохом соскочил с лошади.
- Напомни мне за ужином разобраться, почему я позволяю ей есть нашу пищу, - проворчал он, бросая поводья на спину лошади.
- Потому что она тебе нравится, - ответила Рапсодия, сверкнув зелеными глазами.
- Возможно, тебе будет полезно еще раз обсудить с нею наш план. Объясни наконец глупой девчонке, что мы не имеем права рисковать и позволить ей разгуливать по улицам Бетани. С тем же успехом можно рассчитывать, что ее пригласят преподавать этикет в школу для девочек.
Рапсодия сняла седельную сумку и отнесла в рощицу, где Грунтор начал разбивать лагерь. Джо плелась за ней, продолжая спорить. Наконец Рапсодия не выдержала и повернулась к упрямой девчонке.
- Послушай, мы с Акмедом собираемся сделать вылазку в город. Бетани - столица Роланда, в ней в три раза больше солдат, чем в Наварне. - Она усмехнулась, увидев, как побледнела Джо. - Нам нельзя терять время. Однако наша следующая остановка будет в столице провинции Бет-Корбэр. Там мы намерены закупить продовольствие и кое-что выяснить. Если будешь хорошо себя вести, сможешь побывать в городе.
- Ладно, - мрачно согласилась Джо.
- Послушай, я понимаю, твоя жизнь на улице была намного интересней, но зато теперь тебе не грозит столько опасностей, уж поверь мне, - сказал а Рапсодия, распутывая колтун в светлых волосах Джо.
- Вовсе нет, - вмешался Грунтор, который растянулся под деревом с облетевшей листвой и лежал, закинув руки за голову. - Если хочешь получить маленькую мисси в целости и сохранности, когда вернешься, оставь мне чего-нибудь покушать.
- Ты всегда так говоришь, но когда ты в последний раз кого-нибудь съел? - сердито спросила Джо.
- Живого или мертвого? Рапсодия содрогнулась:
- Ладно, мы уходим. Пока, Джо. - Она протянула руки, но девочка только кивнула в ответ.
Тогда Певица повернулась к великану, который тут же вскочил и подхватил ее на руки.
- Ты там поосторожнее, - сказал он, бережно опуская Рапсодию на землю.
- К утру вернемся, - негромко сказал Акмед. Холод повис между ними - казалось, замерзшие слова остались парить в воздухе.
- Добавь день или два на случайности. Потом вам с Джо придется рассчитывать только на себя. - Акмед кивнул Рапсодии и закинул сумку за плечо, по его лицу скользнула улыбка. - Заранее приношу тебе искренние соболезнования, если до этого дойдет.Бетани оказался крупным городом - раза в три больше Истона. За зубчатыми крепостными стенами, окружавшими столицу со всех сторон, расположилось множество маленьких поселений. Издалека казалось, что город имеет куполообразную форму, поскольку самые большие здания находились в центре, возвышаясь над теми, что шли по периметру.
Прежде чем войти в город, друзья провели тщательную разведку, объехав крепостные стены по периметру. При этом они старались держаться на достаточном расстоянии, чтобы не привлекать к себе внимания. Акмед практически сразу же пришел к выводу, что при таком количестве солдат и дозоров им не удастся незаметно проникнуть в Бетани под видом обычных крестьян.
Одетые в простые плащи с капюшонами, которыми их снабдил Ллаурон, они подъехали к юго-восточным воротам - одним из восьми.
Если население провинции Навари жило главным образом в деревнях и фермах, разбросанных по всей стране, - лишь изредка встречались крупные земельные наделы аристократии, - а столица была очень симпатичным, но небольшим городом, то Бетани, как показалось Рапсодии, с самого начала возвели в качестве культурного центра страны, олицетворения лучших традиций ушедшего века.
Даже на окраинах улицы были вымощены. Повсюду виднелись вывески небольших лавок, постоялых дворов и таверн. Дома показались Рапсодии слишком большими - должно быть, в каждом размещалось несколько семей. А уж такого количества фонарей на городских улицах ей не приходилось видеть никогда - изящные стеклянные сферы крепились на блестящих бронзовых столбах. Вдоль домов тянулись желоба для стока воды. Здесь же можно было напоить лошадей или поставить их возле коновязи.
По закону, крупный рогатый скот можно было загонять в город только через одни ворота. Рынки и крупные лавки располагались в восточном и западном кварталах столицы, а музеи и парки - на севере и на юге. Базилика, посвященная огню, и дворец Тристана Стюарда, Верховного лорда-регента, - два крупнейших здания - стояли рядом в самом сердце Бетани. Рядом с ними располагались лишь казармы городского гарнизона.
То, что базилика, посвященная огню, построена в центре, показалось друзьям вполне естественным. Рапсодия издалека почувствовала пульсирующее пламя, песнь которого с новой силой зазвучала в ее душе. И хотя его источник был лишь тенью той ослепительной стены, сквозь которую они прошли под землей, сомнений в его подлинности у Рапсодии не возникло ни на мгновение.
- Надень капюшон и опусти голову, - тихо посоветовал Акмед, когда они миновали очередной дозор, внимательно наблюдавший за горожанами. - Продолжай двигаться в сторону базилики. Я иду за тобой, не оглядывайся.
Рапсодия кивнула и сосредоточилась на далекой песне огня, стараясь отогнать нарастающую тревогу. Несмотря на поразительную красоту, Бетани производил странное, бездушное впечатление. Как будто здесь не было места милосердию и чувству юмора. Тщательно причесанные сады казались слишком безупречными, дома - чересчур элегантными, перегруженными архитектурными изысками. Рапсодия нигде не заметила бедняков и нищих. И еще повсюду было множество солдат.
"Впрочем, - сказал а себе Рапсодия, - это все-таки столица! Здесь должны заботиться о дополнительных мерах безопасности".
Часа через два они наконец нашли базилику. Но еще задолго до того, как они ее увидели, под ногами появилось свидетельство ее близости. Мостовая здесь была украшена позолоченными листьями в форме языков пламени, вытянутых на восток, в сторону базилики. И чем ближе они подходили к храму, тем больше огненных указателей появлялось на улице. Рапсодия остановилась, дожидаясь Акмеда.
- Помнишь картины в музее лорда Стивена? - прошептала она.
Рука легко коснулась ее плеча, подталкивая вперед. Один из стражников заметил, что девушка остановилась, а Акмед не хотел, чтобы Рапсодия привлекала внимание. Когда стражник перестал смотреть в их сторону, Акмед отпустил плечо своей спутницы.
- Да, - шепнул он.
- Двор перед базиликой украшен мозаикой. Вблизи она должна выглядеть именно так. Вероятно, мы попали во внешний двор.
Они прошли еще немного. Рапсодия не ошиблась. Как только путники свернули за угол, перед ними возникло великолепное круглое сооружение, построенное из полированного белого мрамора с золотыми вкраплениями. Оно возвышалось над всеми остальными зданиями в городе.
Внутренний двор базилики украшала мозаика, изящно обрамляющая изгородь в форме языков пламени. Двор был вымощен камнями цвета огня в виде солнечных лучей. Самоцветы вспыхивали каскадом огней, едва их касались солнечные лучи. Огромные сады окружали базилику. Впрочем, сейчас, лишенные листвы, они производили грустное впечатление.
Здание базилики состояло из трех громадных, поднимающихся один над другим концентрических кругов. В центре горела золотая жаровня. Посетители сидели или стояли на коленях на разных уровнях и молились или беззвучно медитировали, а двое Посвященных в мантиях следили за огнем.
Над жаровней бесшумно мерцало яркое пламя, алое с оранжевыми и синими проблесками. И Рапсодия вновь увидела могучую стену чистого света и жара, сквозь которую они прошли, когда еще находились по другую сторону Времени. Лишь усилием воли ей удалось сдержать слезы - она вспомнила объятия огня, всепоглощающее приятие, которое испытала в сердце Земли.
Она могла бы долго так стоять, глядя на вздымающееся к небу пламя. Из оцепенения ее вывело легкое прикосновение тонких сильных пальцев.
- Пойдем, - прошептал Акмед, разом прогнав воспоминания девушки. - Он кажется мне вполне подходящим кандидатом. - Акмед кивнул в сторону ближайшего Посвященного, мужчины средних лет с выбритой головой.
На Посвященном была коричневая мантия со стилизованным изображением солнца, в центре которого выделялась алая спираль. Такое же они видели на портрете Благословенного Кандерр Ярима в намерьенском музее.
Певица слегка повела плечом, показывая, что слышит. Они заранее решили, что Рапсодия постарается побольше узнать о базилике у Посвященных, а Акмед попытается раздобыть необходимую им информацию другими способами.
Девушка сделала несколько шагов в сторону Посвященного, который тщательно протирал бронзовые перила, отделявшие один ряд сидений от другого, и остановилась на почтительном расстоянии. Не глядя на Рапсодию, Посвященный сделал небрежный жест рукой:
- Крестьяне допускаются только на последнее Кольцо. Когда он вновь принялся натирать и без того блестящие перила, Рапсодия оглянулась на Акмеда. Тот молча коснулся капюшона, показывая, что Рапсодии следует его снять. Она последовала его совету, а потом вновь повернулась к Посвященному :
- Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Сидевший на корточках Посвященный повернул к ней голову и одарил равнодушным взглядом. Но миг спустя он широко разинул рот, а в его округлившихся глазах вспыхнул ужас.
- О Создатель! Уже? - прошептал он, уронив тряпочку, которой начищал перила.Саймон все утро наводил порядок в базилике, готовя ее к службе, которую чуть позже проведет Благословенный. Работа утомила его: несмотря на зимний холод, он вспотел.
"Смирение, - напоминал он себе, - один из семи принципов Посвященного".
И вновь, уже в четвертый раз за утро, он принялся бормотать молитву. Однако никакие напоминания о смирении не помогали - зависть, грозившая перерасти в гнев, истекала из пор в виде пота, оставляя тошнотворное ощущение. Весь день он чувствовал себя отвратительно.
Когда появились раненые солдаты, Дартрален вновь получил задание работать в больнице. И снова, несмотря на старшинство, возраст и умение целителя, Саймон был направлен в базилику - иначе это послушание называлось уборкой, - в то время как Дартрален с самодовольной улыбкой отправился ухаживать за ранеными. Криворукий мясник!..
Саймон изо всех сил старался изгнать злые мысли, когда к нему подошла крестьянка. Саймон сказал, что ее место на внешнем Кольце, но она, казалось, его не слышала.
- Не могли бы вы уделить мне несколько минут? - Ее мелодичный голос звучал тепло и нежно, точно дыхание самого огня.
Когда Саймон поднял взгляд, сердце едва не выскочило из его груди.
Перед ним стояла сама Красота, одетая в грубый крестьянский плащ. У нее были изумрудные, словно море, глаза и волосы, золотым каскадом спадающие на плечи. От нее исходило тепло. Саймон достаточно долго находился рядом со Священной Жаровней, чтобы не узнать источник этого жара. Должно быть, перед ним возникла Душа Огня, предвестник смерти.
И в тот момент, когда ангел прибыл за Саймоном, он находился во власти высокомерия и зависти!.. Внутри у Саймона все похолодело. Его ждет проклятие.
- О Создатель! Уже? - дрожащим голосом спросил он. Прекрасное видение удивленно заморгало:
- Вам нехорошо? Саймон попытался встать.
- О, простите меня. Я... я вас принял за другую. - Он закрыл глаза и принялся молиться, чтобы наказание за ошибку - ведь он принял ангела за крестьянку! - не было слишком жестоким.
Видение вежливо поклонилось:
- Не могли бы вы рассказать мне историю базилики? Я пришла издалека.
Саймон задрожал еще сильнее.
"Ах, вот оно что, - подумал он, озираясь в отчаянной попытке понять, не стал ли кто-нибудь свидетелем его неминуемой кончины. - Меня проверяют".
Верующих в этот момент было немного, и все они погрузились в молитву. Еще один крестьянин в плаще с капюшоном расхаживал по базилике, разглядывая фрески и мозаику.
"Ну, - мрачно подумал Саймон, - от того, как я сейчас себя поведу, будет зависеть мое место в загробной жизни. Ангел Смерти оценит мои манеры и отменное знание религиозных ритуалов. Мне следует приложить все силы, чтобы выглядеть достойно".
- С удовольствием, - произнес он, одаряя свою собеседницу благосклонной улыбкой и одновременно с тем стараясь не позволить своему обезумевшему сердцу выпрыгнуть из груди. - Прошу вас, следуйте за мной.- Благодарю вас, - сказал а Рапсодия, пряча руки внутри рукавов своего одеяния, как это сделал Посвященный.
Все оказалось гораздо проще, чем она предполагала поначалу.
Когда Посвященный увидел Рапсодию без капюшона, на лице его появилось выражение полнейшего ужаса. У нее к горлу подкатил ком. Ей уже несколько раз приходилось замечать похожую реакцию - у слуг Стивена, среди стражников Дома Памяти и последователей Ллаурона. Только Анборн, величайший намерьенский генерал, сумел дать однозначное определение происходящему: "О, теперь я знаю, кто вы; вас зовут Рапсодия, не так ли?" - "Откуда вы знаете?" - "Потому что может существовать только одно такое чудо природы". ЧУДО ПРИРОДЫ. Вот кто она теперь такая.
Даже целитель Каддир, повидавший людей во всех видах - на разных стадиях болезни и разложения, - даже он не мог оторвать от нее глаз. "...Не могу понять, кто она такая. Никогда не видел таких лиринов, как она...".
Может быть, дело в том, что здесь никогда не встречали лирингласов?.. Может быть, после того как Рапсодия прошла сквозь огонь, в ней появилось нечто извращенное?.. Во всяком случае, окружающие реагируют на нее как-то странно.
Иногда Рапсодия замечала взгляды, в которых сквозило благоговение; нечто похожее ей приходилось наблюдать в заведении Наны. Так или иначе, но ей необходимо научиться жить с этим. Научился же Акмед - постоянно оставаясь в тени! Рапсодия вновь накинула капюшон и последовала за Посвященным. Мужчину сотрясала крупная дрожь.
Он повел ее прямо к Жаровне.
- Это священный пламенный колодец Вракны, Единого Бога, Огня Вселенной, - промолвил он, тщательно подбирая слова.
Рапсодия побледнела и с трудом проглотила ком, снова подступивший к горлу. Заметив это, Посвященный оцепенел. Она забыла, что намерьены извратили имя древнего бога огня.
Посвященный попытался взять себя в руки:
- Базилика, естественно, посвящена Создателю. Ее уникальность состоит в том, что она построена в честь одного из Его пяти детей - стихии огня. Пламя внутри Жаровни исходит прямо из сердца Земли. Этот огонь зарождается в ядре мира.
Рапсодия улыбнулась, но не стала смотреть на огонь, опасаясь, что расплачется или не сможет отвести от него взгляда. Она кивнула Акмеду, который старался держаться поблизости.
- Это мой спутник и товарищ, - сказал а она, жестом предлагая дракианину присоединиться к ним. - Ему тоже интересно вас послушать.
Посвященный повернулся, чтобы приветствовать Акмеда. Благосклонная улыбка, казалось, намертво прилипла к его лицу. Акмед убрал закрывающую лицо вуаль и усмехнулся. Рапсодия едва успела подхватить Посвященного под руку, когда его глаза закатились и он начал валиться навзничь.Оказалось, что Ангел Смерти пришел не один.
- Это мой спутник и товарищ, - тихо проговорило видение. - Ему тоже интересно вас послушать.
Саймон набрался мужества, ожидая увидеть еще одно сверхъестественно красивое лицо. Незнакомец сдвинул вуаль, и на фоне танцующего в Жаровне пламени Саймону явилось кошмарное чудовище. Пронзительные глаза Похитителя Душ не знали пощады. Рот кривился в приветственной усмешке.
Мир вокруг потемнел. Саймон знал, что если он ошибется, его ждет именно такая судьба - смерть отвернет от него ангельский лик и обратит к осужденному демоническую образину. И вместо того, чтобы перейти в загробную жизнь в сопровождении Души Огня, он задохнется в когтях одного из обитателей Подземного мира, который будет смеяться ему в лицо. Добро и зло сражались за его душу прямо у него на глазах.
Саймон мучительно пожалел о том, что недостаточно внимания уделял древней истории, которая перестала быть частью догмата. Он страшно задрожал, кровь бросилась ему в голову, и он начал падать.
Сильная теплая рука ухватила его за плечо, и он остался на ногах. Подняв голову, Саймон ощутил аромат волос Души Огня и понял, что смотрит прямо в гипнотические глаза, зеленые и полные жизни.
- Посвященный! Что с вами?
В ее улыбке он обрел поддержку. Быть может, его ответы произвели хорошее впечатление. Она наклонилась к нему, и от запаха ее кожи у Саймона вновь закружилась голова.
- Вам не следует его бояться, - прошептала она.
"Благословение, - с благодарностью подумал Саймон. - Моя вера и предвестник Единого Бога защитят меня". Он попытался успокоиться:
- Со мной все в порядке. Прошу меня извинить. Так на чем я остановился? Да, конечно... Верующие Престола Бетани присутствуют здесь на богослужениях, используя дар Создателя для очищения мыслей. Так им удается сделать свои молитвы достойными ушей Патриарха.
- А это? - Душа Огня протянула изящную руку и показала на фрески и мозаику.
Саймон собрал все свои силы, чтобы устоять на ногах. Он начал с фрески на северной стене внутреннего Кольца, изображавшей молодого человека в алом одеянии и рогатой митре.
- Перед вами - портрет его милости, Яна Стюарта, Благословенного Кандерр Ярима. Он - Благословенный престола нашей базилики.
- Брат Тристана? - спросил демон, голос которого напоминал сухой треск темного огня.
Саймон вздрогнул. Он не хотел наносить урон престижу своего суверена, хотя то обстоятельство, что демон хорошо знаком с принцем, оказалось для него неожиданным.
Саймон бросил взгляд в сторону Брентеля, второго Посвященного, которому поручили подготовить базилику к службе, но тот исчез. Возможно, направился к ковчегу с реликвиями или в ризницу. Саймон перевел взгляд на Душу Огня, которая, как ему показалось, также ждала его ответа.
- Да... да, - запинаясь, ответил он.
Ангел кивнул, словно ответ его удовлетворил. Саймон ощутил прилив энергии и повернулся к другой стене.- А так художник представляет рождение Огня, - проговорил Посвященный, нервно вытирая пот с бритой головы.
Они осматривали мозаику, украшавшую три стены внутреннего Кольца. На фоне падающей звезды было изображено солнце, льющее свои лучи над черными плитами, символизирующими пустоту Вселенной. Сфера сияла ярко, пламя весело плясало на темной поверхности.
- Земля родилась после того, как откололся кусок звезды, являющейся нашим солнцем, и помчался над пустотой, пока не попал на орбиту вокруг своей матери, - рассказывал Посвященный.
Его глаза постоянно ловили взгляд Рапсодии, которая не понимала, почему он так жадно ищет ее одобрения. На всякий случай она улыбнулась и кивнула. Он заметно расслабился.
- Огонь пылал на поверхности Земли, - продолжал свой рассказ Посвященный. - Однако он лишился эфирного топлива и не мог гореть долго, поэтому погрузился в недра Земли, сформировав ее ядро, где горит и по сей день в одной из чистейших своих форм.
На мозаике, при помощи десятков тысяч крошечных плиток, была изображена Земля, поверхность которой потемнела - лишь в центре пылала красная спираль.
Акмед и Рапсодия последовали за Посвященным к последней стене со стилизованным изображением солнца, в центре которого выделялась алая спираль - такая же, как и на амулете, висящем у него на груди.
- Это символ ф'доров, Первородной расы, существовавшей задолго до того, как появилось человечество. Они были детьми огня. Именно ф'доры приручили огонь - во всяком случае, отчасти, - а потом передали его человечеству, чтобы люди могли обогревать свои дома и ковать оружие. Ф'доры, ныне давно исчезнувшие, явились праотцами стали, очага и всех других вещей, которые связываются со священной и могущественной стихией, одним из первых даров Единого Бога.
Посвященный замолчал, заметив выражение лица Акмеда. Он быстро повернулся к Рапсодии и с облегчением увидел, что она улыбается.
Девушка протянула ему руку, и тот слегка пожал ее дрожащими пальцами.
- Благодарю вас. Пожалуй, нам пора, - произнесла Рапсодия как можно теплее.
Посвященный вновь начал терять сознание. Лишь в самый последний момент Рапсодия успела подхватить его. Он чудом не ударился головой о мозаичный пол.
- Что с ним происходит? спросила она у Акмеда, когда они посадили Посвященного у внутренней стены базилики, под знаком ф'доров.
- Ничего, - ответил Акмед; бросив быстрый взгляд на мозаику.
"Это НЕЧТО внутри Земли", - подумал он.
Рапсодия вытащила пробку из фляжки с бренди и поднесла фляжку к губам священнослужителя. Посвященный поперхнулся немного бренди вылилось на мантию, - но в сознание так и не пришел.
- Вот. Надеюсь, ему станет немного лучше, - сказал а Рапсодия.
- Ну, если только временно, - с усмешкой отозвался Акмед. - Священникам, которые служат в святилище огня, запрещено употребление алкоголя. Ему будет непросто объяснить своему начальству запах бренди, когда он придет в себя.
Он увидел, что глаза Рапсодии потемнели от тревоги.
- Пойдем, - нетерпеливо сказал он, не давая Рапсодии возможности заняться Посвященным. - Не беспокойся о нем - он что-нибудь да придумает. Подобные люди, как и ты, склонны к самообману. - И Акмед заставил Рапсодию подняться.
- Что-то я тебя не понимаю, - резко сказал а она.
- Пойдем, я все тебе объясню, когда мы окажемся за городскими стенами, - пообещал дракианин.
Он решительно потянул ее за собой, и они быстро зашагали к выходу из базилики, вскоре смешавшись с толпой.
Саймон попытался проснуться, но у него ничего не вышло. В те короткие мгновения, когда сознание возвращалось к нему, он вспоминал нежный аромат кожи Души Огня и тепло ее рук.
Он видел мгновение своей смерти. Душа Огня взяла его за руку.
"Благодарю вас. Пожалуй, нам пора", - сказал а она.
Во всяком случае, она его выбрала: Саймон спасен, он не достанется демону со страшным лицом. Мир потемнел.
Потом она обхватила его голову руками, и обжигающая, словно жидкий огонь, влага пролилась ему в горло. Он вскрикнул, попытался сопротивляться, но его согрело приятное тепло, страх исчез, и Саймон погрузился в сон.
Он спал до тех пор, пока его не нашел настоятель.37- ПОТОРОПИСЬ, - пробормотал Акмед.
Он остался под навесом возле лавки, не желая заходить внутрь.
Завидев на окраине города лавку, где продавали арфы, Рапсодия испустила восторженный крик, достойный двухлетнего ребенка, - такой детски искренней была ее радость. Прозвучавшая в знакомом голосе музыка заставила Акмеда остановиться. Он не смог противиться ее мольбе. Сердясь, дракианин дал себе слово в следующий раз держаться настороже.
"Я хочу послать подарки своим внукам! Кроме того, я заслужила новую арфу, - заявила Рапсодия. - Мне постоянно приходится оставлять свои инструменты".
Однако она очень долго не могла выбрать себе арфу. Уличный шум, скрип повозок, стук копыт - все это вызывало у Акмеда сильную головную боль. Он уже собрался зайти в лавку и вытащить оттуда Рапсодию силой, когда она выскочила, растрепанная и возбужденная; ее глаза метали молнии.
- Ублюдок, - пробормотала она себе под нос, протягивая Акмеду трехструнный инструмент.
- Правда? - фыркнул он.
- Не ты. Он! - ответила Рапсодия, взмахом показывая в сторону лавки.
Другой рукой она попыталась пригладить волосы под капюшоном.
- Что произошло?
- В мире полно любителей щипать не только струны, - сердито промолвила она, когда они вновь зашагали по улице.
Акмед ухмыльнулся и вернул инструмент Рапсодии.
- И как ты поступила?
- Взяла за пример Грунтора, - ответила Рапсодия. - Только воспользовалась тупым концом кинжала - В ОТЛИЧИЕ от Грунтора. Так что болван теперь до конца жизни будет петь сопрано.
- Наверное, он потомок намерьенов, - сухо заметил Акмед.
Настроение Рапсодии неожиданно улучшилось.
- Ну, я знавала многих уродов и на старой земле. Не могу поверить, что вы с Ллауроном это обсуждали.
- Что ты купила? - спросил Акмед.
- Лиру целителя - ее музыка помогает больным выздоравливать. У Каддира такая есть, но он толком не умеет на ней играть. У нее только три струны. Я никогда не держала в руках ничего подобного, так что придется учиться. Здесь совсем другие музыкальные инструменты, не такие, как у нас дома.
Акмед взял ее за плечо, чтобы она не наткнулась на десяток смеющихся солдат, стоявших возле юго-восточных ворот.
- Рапсодия, мне не хочется тебя расстраивать, но теперь наш дом здесь.
Он смотрел, как она молча шагает вперед, глядя себе под ноги. Когда они вышли из ворот, Рапсодия наконец подняла глаза.
- Для тебя - возможно, - сказал а она.
Потом вновь опустила голову и молча пошла дальше.
Они вошли в одну из деревень, что неподалеку от столицы, когда Рапсодия неожиданно повернулась к Акмеду и схватила его за руку:
- За нами кто-нибудь следит?
Дракианин кивнул, продолжая невозмутимо шагать. Они свернули в сторону, чтобы не столкнуться с играющими ребятишками, и обошли стоящую возле лачуги бочку, из которой шел едкий дым, - кто-то готовил себе еду. Акмеду пришлось почти кричать, так шумела вокруг толпа людей, которых не пустили в Бетани.
- Грунтор уже некоторое время следует за нами.
- Почему? - Рапсодия оглянулась, пытаясь разглядеть большую тень.
- Потому что я его попросил.
- А где Джо?
- Наверное, вместе с ним: мы совсем недалеко от нашего лагеря.
Внезапно раздался пронзительный вопль, мгновенно перекрывший шум толпы, - так кричат попавшие в беду дети. Рапсодия повернулась и увидела лежащего на земле маленького мальчика. Он лежал на земле, закрывая руками голову, ребенок весь сжался в комок, пытаясь защититься от седобородого мужчины, занесшего для удара ногу.
Рапсодия рванулась вперед, но ее остановил Акмед, мгновенно схватив девушку за руку.
- Не вмешивайся, - предупредил он, наблюдая за тем, как черная ярость на лице подруги сменяется серым шоком. - Эти люди так живут. И большинство других людей. Оглянись по сторонам.
И в самом деле, прохожие спокойно шагали мимо, обходя мужчину и мальчика. Они попросту не обращали на них внимания. Рапсодия попыталась вырваться, но Акмед лишь сильнее сжал пальцы.
- Отпусти, - прошипела она. На ее лице вновь появился безудержный гнев.
Акмед неохотно отпустил ее руку и отступил на шаг. Он был сердит. Рапсодия помчалась через улицу, нагнув голову, - Грунтор называл такую атаку "боевой таран". Ситуация вышла из-под контроля Акмеда. Ему оставалось только смотреть.
Девушка врезалась головой в грудь седобородого. Он никак не ожидал нападения, поэтому они с Рапсодией рухнули возле бочек, сложенных на обочине.
Едва голова мужчины соприкоснулась с землей, Рапсодия ребром ладони сломала ему нос. Кровь брызнула на мостовую, оставляя на камнях темные пятна.
Когда первый шок от удара прошел и перед глазами у мужчины прояснилось, он попытался схватить Рапсодию за горло.
- Сука, - прошипел он, размахивая руками. - Я тебя...
Акмед лишь вздохнул, увидев, как Рапсодия, усевшись верхом на крестьянина, замахнулась для нанесения своего любимого прямого правой, которым так восхищался Грунтор. Она вновь попала в окровавленный нос.
Мужчина так и остался лежать на земле. Рапсодия поднялась на ноги, вытирая со лба капли его крови. Прохожие, не обращавшие внимания на мужчину, лупившего ребенка ногами, начали останавливаться.
Мужчина заморгал и прищурился - лучи заходящего солнца били ему прямо в глаза.
- Это... мой сын, - с трудом пробормотал он.
- Неужели? - презрительно спросила Рапсодия. - Так вот в чем причина? Рада, что ты мне сказал. - С этими словами она нанесла ему прицельный удар в пах.
Зеваки в ужасе отпрянули.
- Вот так! У таких, как ты, не должно быть детей! - Певица повернулась к маленькому мальчику, который лежал неподвижно, и склонилась над ним.
Конный отряд остановился посреди улицы. Один из солдат склонился с седла, чтобы выслушать прохожего, который что-то быстро говорил, показывая на Рапсодию.
Она утешала оборванного ребенка, нежно касаясь его лица. Мальчик кивал и, разинув рот, не мог оторвать от нее глаз. Рапсодия повернулась к его отцу.
- Как тебя зовут? - резко спросила она.
Тот приподнялся на локте, пытаясь унять текущую из носа кровь.
- Стайлс Найлсон, - едва слышно прошептал он.
- Послушай меня, Стайлс Найлсон. - Теперь голос Рапсодии звучал негромко и мелодично.
Акмед сразу понял, что она использует свое искусство Дающей Имя.
- С этого момента в твоей жизни главной задачей будет защита сына. Ты вырастишь его с любовью, заботясь обо всех его нуждах. Это будет доставлять тебе истинное удовольствие. Но если ты каким-то образом нарушишь мой приказ, если будешь обижать мальчика, твоя боль станет в десять раз сильнее. Если ты оскорбишь его хотя бы словом, твоя кожа будет гореть огнем. Ты меня понял?
Найлсон кивнул, пытаясь заглянуть под капюшон Рапсодии, как это только что делал его сын.
Акмед не заметил приближения стражников - его внимание было поглощено солдатами. Первый стражник схватил Рапсодию за руку и рывком поставил на ноги, другой резким движением сорвал с нее капюшон. Акмед побежал через дорогу.
Поднялся невероятный шум. К ним устремились конные солдаты, топча лошадьми тех, кто не успевал уступить им дорогу. Зеваки, еще недавно с ужасом наблюдавшие за короткой схваткой, бросились к Рапсодии, пытаясь хотя бы коснуться ее руки. Акмеда закружило в толпе.
Сияющие волосы Рапсодии, перевязанные черной лентой, растрепались, зимний ветер разметал пряди. Толпа ахнула, множество рук потянулось к девушке, и Рапсодия исчезла в водовороте тел. Казалось, девушка окружена бурным морем, волны которого с растущим упорством накатывали на ее беззащитную фигурку.
Конным солдатам пришлось остановиться - толпа стала слишком густой. Один из них оттолкнул в сторону женщину и с дубинкой в руках начал слезать с лошади.
Акмед старался удержаться на ногах. Он тянулся сквозь затягивающую его трясину тел туда, где стучало сердце Рапсодии - единственный пульс, кроме своего, который он мог слышать. Он схватил ее хрупкое запястье в тот момент, когда рядом оказался солдат. Неожиданно крики и шум перекрыл знакомый рев. Разрывающий барабанные перепонки яростный клич прокатился по улице. Лошади, заслышав его, шарахнулись и понесли.
Обезумевшая толпа расступилась, и Акмед потащил Рапсодию за собой. Как только перед ними открылся просвет, он побежал, отшвыривая всех, кто попадался на пути. Когда народу стало поменьше, он остановился, чтобы накинуть Рапсодии на голову капюшон, и оглянулся.
Шум начал понемногу стихать. Обитатели деревни озирались по сторонам, пытаясь найти женщину с сияющими волосами. Солдаты успокаивали лошадей.
Акмед заглянул в лицо Рапсодии. Она тупо смотрела прямо перед собой.
- Пойдем, - сказал он, подтолкнув ее вперед.
Они торопливо зашагали прочь, стараясь не привлекать к себе внимания. За спиной у них еще долго звучали крики.Сумерки спустились на плато Орландан задолго до того, как путники вернулись в лагерь. Акмед остановился, чтобы Рапсодия могла совершить свои вечерние песнопения. В них появились грустные ноты, похожие на те, что Акмед впервые услышал в то утро, когда они покинули Ллаурона. Музыку пронизывала боль, глубокая как море, и Акмед вдруг сумел найти ответы на многие вопросы, которые давно его мучили. Он услышал, как Рапсодия прошептала в темноте имена детей Стивена.
Когда ночные тени окутали землю, они подошли к небольшому холму, поросшему деревьями и кустарником. Грунтор выбрал это место для лагеря, поскольку оно было хорошо защищено от ветра.
Акмед провел Рапсодию между деревьями и стряхнул подтаявший снег с огромного ствола упавшего дерева.
- Садись, - сказал он. - Нам нужно поговорить. Рапсодия вздохнула, в ее глазах блеснули слезы отчаяния.
- Пожалуйста, не брани меня сейчас, Акмед. Я знаю, какой глупый поступок совершила, но другого выхода у меня не было. Я не могла стоять в стороне, когда это чудовище...
- Я собирался поговорить с тобой о другом, - перебил ее Акмед.
Рапсодия удивленно посмотрела на него и замолчала.
- Сегодня тебе рассказали древнюю историю. Но Посвященный исказил ее, а я хочу, чтобы ты знала правду.
Глаза Рапсодии широко раскрылись. Что?
Акмед сел напротив, положил локти на колени и опустил подбородок на сложенные ладони.
- Подождем наступления ночи, - сказал он, глядя на горизонт, где исчезали последние отблески дня. - В темноте мне будет легче вести рассказ.38ДЖЕРАЛЬД ОУЭН вбежал в библиотеку Хагфорта:
- Милорд!..
- Вижу, Оуэн. - Стивен Наварнский стоял у восточного окна, мрачно глядя, как рассветное солнце озаряет его владения.
На недавно выстроенной крепостной стене кипела смертельная схватка, а над нею развевалось знамя черного дыма.
С недостроенных сторожевых башен на веревках свисали тела, которые раскачивал ветер. Лорд Стивен с застывшим лицом наблюдал, как убитый, падая со стены, ударился о повешенного, отчего труп стал раскачиваться еще сильнее.
- Во имя Создателя, что происходит? Оуэн покраснел и запыхался от бега.
- Нас атаковали перед самым рассветом, - прохрипел он. - Подожгли три ближайшие деревни и восточную сторожевую башню. И добрались до конюшни.
- А солдаты? Что с восточными казармами? Оуэн смертельно побледнел.
- Они в огне, милорд. Насколько нам известно, никому не удалось выйти наружу.
- О Единый Бог!
Лорд Стивен перешел из библиотеки в гостиную и остановился возле южного окна.
Здесь картина была такой же, однако солдаты уверенно держали оборону. Герцог бросил взгляд на портрет Лидии с детьми и вновь повернулся к гофмейстеру:
- Ладно, Оуэн, слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты взял мою личную охрану и вывез отсюда Мелисанду и Гвидиона. Спустись по туннелю в винные погреба, а оттуда в западные конюшни. Возьми с собой Розеллу и постарайся не напугать детей. Скачи к Ллаурону. По дороге отправь сообщение Анборну.
Оуэн кивнул и направился к двери. Лорд Стивен прислонился лбом к стеклу, не в силах оторвать взгляда от сражения. Оуэн!
- Да, милорд?
- И последнее: позови интенданта, пусть приведет моего жеребца. Я намерен возглавить оборону наших деревень.
В голосе Оуэна звучала горечь:
- Милорд, нас атакуют жители НАШИХ деревень.- Ну, ты наконец соизволил явиться, чтобы сделать доклад?
Гиттлесон сидел, в ужасе наблюдая за происходящим и стараясь не двигаться, чтобы не привлекать к своей особе внимания. Уже одно то, что он оказался свидетелем этой сцены, могло выйти ему боком.
Человек в серой мантии неловко поклонился и опустил капюшон. Самоуверенная улыбка появилась на красивом лице, голубые глаза блестели от возбуждения.
- Мы потеряли Дом, - весело заявил он.
Воздух в маленькой комнате стал ощутимо теплее. Гиттлесон старался дышать беззвучно, чтобы не привлечь к себе внимания.
Воспаленные глаза его господина уставились в ухмыляющееся лицо Ракшаса. Когда он заговорил, его голос звучал спокойно, но за тихими словами таилась угроза:
- Несмотря на твои ограниченные умственные способности, ты должен понимать, что потерпел поражение.
Ракшас кивнул, его рыже-золотые локоны сверкнули в свете пламени.
- Почему же ты ухмыляешься как идиот?
Ракшас уселся в кресло и закинул ноги на ручку:
- Дело в том, КТО его у нас отобрал.
- Не играй со мной. Кто?
- Понятия не имею. - Неожиданно Ракшас подался вперед, и в его прозрачных голубых глазах появился страх. - Их было трое.
Гиттлесон отпрянул назад, когда его господин поднялся на ноги.
- Что ты несешь? - Спокойный голос превратился в злобный шепот.
Голос Ракшаса стал теплым и сладким, точно мед:
- Возможно, я не отличаюсь острым умом, но считать я умею. Их было трое, женщина и двое мужчин, так мне кажется, поскольку я успел разглядеть только одного из них. Он был уродлив, как сто грехов. Они выгнали нас из Дома и уложили всех моих людей. И по крайней мере один из них не хуже меня умеет контролировать огонь.
- Невозможно! Ракшас пожал плечами:
- Дело ваше. Можете мне не верить.
- И где сейчас твоя троица?
- Точно не знаю. - Ракшас закинул руки за голову и потянулся. - Когда я видел их в последний раз, они направлялись на восток, в сторону Кревенсфилдской равнины.
Гиттлесон в своем углу задрожал.
- Канриф, - прошипел господин. - Они направляются в Канриф.
- Вероятно.
Воспаленные глаза неожиданно обратились к Гиттлесону. Тот почувствовал, как бледнеет.
- Гиттлесон, возможно, мне скоро понадобятся твои услуги.39ДОВОЛЬНО ДОЛГО они молчали, прислушиваясь к шепоту далекого ветра и наблюдая за темнеющим небом. Наконец Акмед посмотрел на Рапсодию. Ее лицо оставалось спокойным, но в глазах отражалась тревога.
- Сможешь ли ты сыграть на своем новом инструменте так, чтобы скрыть вибрацию нашей беседы? Нужно, чтобы ветер не унес моих слов.
Девушка вытащила из-под плаща лиру. Осторожно сняв мягкую ткань, тронула пальцами струны.
- Сыграть какую-нибудь определенную песню? - спросила она.
Акмед покачал головой:
- Просто постарайся отвлечь ветер. Помешай ему донести наш разговор до чужих ушей.
Рапсодия немного подумала, а потом начала наигрывать странноватую неблагозвучную мелодию. Тон практически не менялся, но заметить повторения Акмед не сумел. Через пару минут девушка поставила лиру на бревно, рядом с собой:
САМОХТ.
Акмед сухо улыбнулся, когда маленькая лира начала играть сама, повторяя песенку раз за разом.
Он перехватил взгляд Рапсодии и долго смотрел ей в глаза. И увидел в них предчувствие и такое доверие, какого ему еще не приходилось встречать. И - никакого отвращения, почти постоянно возникавшего в глазах других людей.
- Расскажи мне все, что тебе известно о Древних искусствах, - попросил он.
Рапсодия удивилась:
- Что ты имеешь в виду?
- Сегодня мы слышали часть истории сотворения мира. Да.
- Я хочу, чтобы ты забыла все, что рассказал этот недоумок, и вспомнила каждое слово своего учителя. Поскольку Древним искусствам невозможно обучать иначе, его слова будут для нас самым надежным источником.
В глазах Певицы появилось недоумение.
- Ты прав, но...
- Вот и расскажи мне ИСТОРИЮ - так, как ты ее знаешь. Расскажи как Дающая Имя. Постарайся, чтобы твой рассказ получился максимально правдивым. Поверь мне, сейчас перед тобой стоит самая важная задача в твоей жизни, и от того, как ты справишься с нею, зависит многое.
- Рассказать о рождении стихий?
- Да. - Акмед оперся спиной о ствол стройного деревца.
- Это на древнесереннском языке, который я знаю не слишком хорошо. Мне пришлось делать перевод со старого пергамента, так что не могу ручаться за точность выражений, но смысл уловить удалось.
- Сделай все, что в твоих силах.
Рапсодия глубоко вздохнула, стараясь вернуть мысли и чувства в те дни, когда она изучала предания. Наконец все посторонние воспоминания исчезли, и она начала:
- В прежние годы, в Преждевременье, родились пять стихий элементов. Они явились на свет в красках Того Кто Дает Жизнь в качестве инструментов, при помощи которых создан Космос. Иногда их называют детьми Единого Бога, Пятью Дарами, потому что именно их Он решил сотворить в первую очередь.
Рапсодия посмотрела на Акмеда, который слушал ее с закрытыми глазами. Он кивнул, показывая, чтобы она продолжала.
- Первой стихией стал эфир, материал, из которого состоят звезды. Считается, что именно эфир заключает в себе сущность времени, власти и того, что некоторые называют магией. Эфир существовал до рождения мира, поэтому он содержал также тайны могущества, предшествовавшего мировому знанию. Второй была рождена стихия огня. Именно благодаря ей мир отделился от остальной Вселенной. Мифы утверждают, что Земля являлась частью расколовшейся звезды, промчавшейся через черную пустоту. Потом она нашла приют на орбите Солнца, своей матери. Огонь, пылавший на ее поверхности, постепенно погас Из-за отсутствия эфира, служившего ему топливом, постепенно переместившись в ядро мира. Но огонь не устраивало пребывание во тьме, внутри мира, и он многократно пытался вырваться в виде вулканической лавы.
Акмед широко улыбнулся, но так и не открыл глаза.
- Ты, должно быть, заметила, что наш друг Посвященный опустил эту маленькую часть мифа.
Зеленые глаза Рапсодия полыхнули огнем.
- Могу я продолжать? Да.
- Тогда помолчи: мне очень нелегко переводить с чужого языка. По мере того как огонь слабел, мир заливала вода - так родилась следующая стихия. Вода обладала равновесием: она умела разрушать и исцелять. По мере охлаждения поверхности мира вода породила сильные ветры - и так возникла стихия воздуха. Ветер гнал воду прочь - и обнажилась земля. Эта последняя, самая юная стихия не обладала быстротой, но зато была наделена силой и неколебимостью. Именно в стойкости состояло ее главное могущество. Звезды стали хранителями знаний и мудрости Преждевременья, а Земля являлась вместилищем всех знаний о его происхождении, прошлом и настоящем. - Рапсодия глубоко вздохнула. - Теперь ты знаешь все, что известно мне.
Акмед усмехнулся:
- На самом деле я знаю намного больше, чем ты, но об этом немного позже. - Он открыл глаза и наклонился вперед. - Тебе что-нибудь известно о Перворожденных?
Рапсодия колебалась. Оказывается, Акмед имел доступ к сведениям, которыми владели великие Дающие Имя.
- Немного, - неохотно призналась она. - Дающие Имя познают древние мифы в последнюю очередь, Акмед. Я только начала их изучать, когда Хейлис исчез.
Дракианин подался вперед так резко, что Рапсодия едва не упала с бревна.
- Подумай хорошенько. Ты должна вспомнить то время как можно точнее. Что тебе удалось узнать о Перворожденных перед тем, как твой наставник исчез?
- Я расскажу тебе все, что помню, хотя это лишь обрывки. Задолго до возникновения людей и лириков наины и им подобные пришли на Серендаир, где жили древние существа, произошедшие от самих стихий и сохранившие часть свойств своих родителей. Их называли Перворожденными. Эфир породил древних сереннов, высоких гибких людей с золотой кожей и золотыми глазами. Они жили очень долго и обладали способностью к великому терпению. Связь с материей звезд подарила сереннам знание гармонии природы и могущество. Название этого народа переводится как "звезда". Такое же имя получили и яркие небесные тела, которые в течение всего года видны над Островом. Серендаир, "Звезда-страна", стал родиной сереннов. Он вошел в историю как одно из пяти мест, где родилось Время.
- А что стало с древними сереннами?
- Постепенно они вымерли. Или разбрелись по миру во время войн второго века.
- А как насчет тех народов, что произошли от других элементов? Тебе о них что-нибудь известно?
Рапсодия напряженно пыталась вспомнить хотя бы обрывки уроков:
- Митлины произошли от стихии воды... Они жили в глубинах морей, омывающих землю, и люди их практически не замечали. Как и древние серенны, они жили очень долго, но мало интересовались событиями, которые происходили вне их владений. Говорят, что люди произошли от них, а человеческие тела возникли из постепенно уплотнившейся соленой воды и прозрачных мембран, содержащих сознание митлинов. Так объясняется стремление людей к морю, а также наличие соли в наших слезах и крови.
Акмед усмехнулся:
- Ты заметила, что Стивен думает, будто "Аббат Митлинис" означает "Единый Бог", "Король Морей" или что-то в таком же духе?
Рапсодия рассмеялась вместе с ним:
- Мне было интересно, слушал ли ты его. Кажется, он сказал - "Повелитель Морей".
Улыбка исчезла с худого страшного лица.
- Ты еще узнаешь, какая опасность таится в небрежном употреблении слов, Рапсодия. Намерьены, безусловно, добавили к истине собственные верования или извратили прежние бесчисленными толкованиями.
- Так всегда происходит, Акмед. Легенды и мифы, которые существуют долгое время, меняются по мере того, как передаются от одного рассказчика к другому. Вот для чего существуют Певцы и Дающие Имя. Наука - а возможно, в немалой степени и искусство - создана для того, чтобы уберечь древнюю историю от искажений.
- Мы еще увидим, к чему это привело... Продолжай. Что тебе известно о других?
Рапсодия развязала ленту и провела рукой по блестящим локонам:
- Я кое-что знаю о кизах. Считалось, что этот народ рожден ветром и им все известно о потоках воздуха и вибрациях мира. Всякий раз, когда их охватывали сомнения, кизы смотрели в небо. Именно они первыми начали изучать астрономию и погоду. Кизы создали музыку и стали предками лиринов. Слово "лирин" происходит от древнесереннского "певец".
Искра веселья мелькнула в глазах Акмеда, но тут же исчезла.
- От них произошли и дракиане. Вот почему мы получили в наследство способность воспринимать вибрации.
Рапсодия удивилась:
- Неужели? В первый раз слышу.
- А ты и не могла о нас знать. Ведь раньше ты не встречала дракиан?
- Нет.
Акмед поплотнее завернулся в плащ, словно ему стало холодно.
- На свете много такого, Рапсодия, о чем ты даже не подозревала и что является тайной для большинства людей, - заметил он. - Но из того, что никто об этом не знает, не следует, что данное явление не существует. Ну, а теперь перейдем к стихии земли.
- Первородной расой земли были драконы, и нам известно о них лишь из легенд первого и второго веков.
Акмед кивнул:
- Мы подошли к последнему элементу. Что ты знаешь про огонь?
Рапсодия покачала головой:
- Знаю лишь то, что услышала сегодня. Ты спрашивал насчет Хейлиса. Я почти уверена, что он исчез перед тем, как собирался рассказать мне об огне. Он приготовил необходимые материалы и инструменты. Я сама помогала ему перед уходом домой.
Взгляд Акмеда стал пронизывающе холодным.
- Ты помнишь, что именно вы приготовили? Рапсодия вновь покачала головой:
- Не очень. Жаровня... Растения и корни... какие-то эликсиры... Он собирался мне все объяснить во время урока, который так и не состоялся. И еще свиток. Он всегда им пользовался во время уроков.
- Значит, вы все приготовили, а на следующий день он исчез?
- Да. Он послал меня собрать редкие манускрипты и музыкальные сочинения. С тех пор я его больше не видела. И ни разу не вспоминала о несостоявшемся уроке - до сегодняшнего дня, когда Посвященный рассказал нам о ф'дорах.
Акмед засунул руку под плащ, вытащил сложенный кусок материи и бросил его на колени Рапсодии. Такими тряпицами вытирают алтарь, кубки и церковную утварь. Девушка держала в руках кусок белой материи с вышитым на нем стилизованным изображением солнца, которое она видела в храме Бетани. Рапсодия присвистнула:
- Ну ты и наглец - красть в базилике при свете дня!
- Как ты думаешь, что означает символ? - спросил Акмед.
Рапсодия раздраженно швырнула платок обратно:
- Меня тошнит от твоих игр, Акмед. Я не глухая и слышала все, что он сказал. Это знак ф'доров.
Дракианин стремительно придвинул свое страшное лицо вплотную к лицу девушки.
- Я оговорился. Что символизирует знак В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ? - В голосе Акмеда слышалось напряжение.
Рапсодия попыталась стряхнуть охватившее ее оцепенение:
- Солнце?
Акмед задумчиво покачал головой:
- Ты так решила Из-за того, что так считают ОНИ. Уверяю тебя, это неверно. Во всяком случае, в старом мире символ использовался совсем в другом смысле.
Рапсодия старалась победить дрожь, но продолжала трепетать, как листок на осеннем ветру.
- Так что же это?
Акмед вновь развернул ткань и мягко, почти любовно, обвел длинным костлявым пальцем золотой круг.
- Вероятно, намерьены решили, что видят солнце, когда впервые символ попался им на глаза. Он выглядел как и здесь, только грубее. Перед тобой Земля, - Акмед коснулся центрального круга, - а расходящиеся лучи - пламя. Земля в огне. Речь идет не о древних временах, когда родился огонь. Это главная цель расы. ЗЕМЛЯ, ОБЪЯТАЯ ПЛАМЕНЕМ. Ты понимаешь, о чем я говорю, Рапсодия? Она кивнула, не в силах ответить.
- А символ указывает на средство, при помощи которого цель будет достигнута. - Палец Акмеда проследовал вдоль красной спирали от центра к внешней части круга. - Полагаю, тебе понятно, что означает спираль, - ведь тебе довелось видеть малую ее часть.
Монотонные звуки арфы заглушили едва слышный шепот Рапсодии.
- Вирм...
- Верно. Насколько я могу судить, твоя колыбельная делает свое дело. Серендаир уничтожен вулканическим огнем, взрывом, а не вирмом, как планировалось. Но даже если упавшая звезда и уничтожила ф'доров, по крайней мере один из них мог пережить катастрофу, поглотившую Остров. И он сделает все, чтобы довести дело до конца.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь. - Рапсодия принялась нервно завязывать лентой волосы.
Акмед вновь оперся спиной о ствол и поднес пальцы к губам:
- Возможно, нам следует начать сначала. Вернемся в Преждевременье, когда родился огонь, а ф'доры являлись демоническими духами, извращенными, темными существами, завистливыми и алчными, мечтающими поглотить весь мир, как огонь, от которого они произошли. Местом их рождения был Огненный Край, кольцо из пяти действующих вулканов, поднявшихся со дна океана. Как и огонь, ф'доры не имели материальной формы, однако питались твердыми субстанциями - так огонь набирает силу, поглощая и уничтожая топливо. Как и огонь, вторая стихия, ф'доры появились на свет вторыми. И если ф'доры обладали меньшим могуществом, чем древние серенны, появившиеся первыми, они все же были сильнее всех остальных, пришедших позднее. Как и родственная им стихия, они отошли в тень, лишь изредка выходя из нее на свет. И когда так случалось, они несли миру страшные разрушения. Со временем огонь сосредоточился в ядре Земли и лишь изредка вырывался на поверхность. Однако ф'доры никогда не понимали очищающего превращения огня. Хуже того, они стали еще более извращенными и коварными, получая наслаждение от обмана и предательства. Они научились связывать себя - ведь ф'доры были лишь духами - с людьми, лиринами или наинами и питаться ими. В результате в одном теле оказывалось два существа - человек и демон. Такое существо обладало огромным могуществом и могло порабощать многих, лишая несчастных собственной воли. Их почти невозможно распознать. Иногда человек, владелец тела, ничего и не замечает. Может быть, теперь ты поймешь, почему мне не нравится, когда ты начинаешь всех подряд делать членами своей семьи. Даже сейчас ни ты, ни я не можем с уверенностью утверждать, что ТЫ не находишься во власти ф'дора - сама того не понимая.
- Откуда ты это знаешь? - взорвалась Рапсодия. - Как тебе удалось стать обладателем информации, которая доступна лишь самым великим Дающим Имя?
Акмед смотрел в темноту. Между низкими тяжелыми тучами изредка поблескивали звезды. На земле начал собираться туман, словно готовясь к встрече со своими небесными собратьями.
- Мне удалось овладеть некоторыми тайнами ф'доров, пока я состоял у них на службе.
- Демон был твоим хозяином? Ф'дор?
- Да. Он завладел моим именем, благодаря чему смог подчинить меня себе. Его звали Тсолтан; быть может, ты слышала это имя. - Дракианин посмотрел на лиру, продолжавшую свою неблагозвучную песню.
Рапсодия поискала в памяти ответ и довольно быстро нашла его:
- Ллаурон говорил, что вражеского короля во время Великой войны, разгоревшейся после того, как мы покинули Остров, звали Тсолтан. Речь идет о нем?
Акмед кивнул:
- И как раз в тот момент, когда Ллаурон начал рассказывать о нем, ты прервала его каким-то пустячным вопросом. Впрочем, тогда ты ничего не знала.
- Но могла бы и знать, если бы ты рассказал мне обо всем этом раньше, вместо того чтобы ждать неизвестно чего.
- Когда? Неужели ты хотела, чтобы я произнес его имя, пока мы находились под землей? Ты, Дающая Имя, больше, чем кто-либо другой, должна понимать, что могло произойти.
Гнев в глазах Рапсодии постепенно погас, точно догорающий костер.
Голос Акмеда смягчился:
- Есть еще одна причина, по которой я много знаю о ф'дорах. Я - наполовину дракианин. Наша раса ненавидит ф'доров всеми фибрами своей души. Полагаю, часть нашей ненависти определяется тем, что ф'доров невозможно распознать. Поскольку мы чувствуем вибрации мира, для дракиан особенно оскорбителен тот факт, что рядом может находиться демон, присутствие которого ощутить невозможно. Наша история - это история расовых конфликтов и великих походов дракиан против ф'доров. Сейчас не время вспоминать о них, я поведаю тебе лишь один фрагмент. После Начала Времен - эту эру часто называют Днем Богов - Первородные расы, о которых ты говорила, имели собственные противоречия с ф'дорами. В конце концов был заключен союз - хотя он и носил временный характер - между древними сереннами, митлинами и кизами. Драконы остались в стороне. Союзу трех народов удалось загнать ф'доров обратно под землю, где они и находились до тех пор, пока им случайно не удалось выбраться оттуда. Это произошло, когда звезда Спящее Дитя рухнула на Землю - тысячу лет спустя. Удар был таким сильным, что пробил дыру в самой ткани мира, и некоторым ф'дорам удалось покинуть ядро Земли. Полагаю, что дух, который позднее завладел Тсолтаном, был одним из них. Тсолтан, жрец Богини Пустоты, Пожирательницы, стал весьма подходящим вместилищем для ф'дора.
- Я перестаю тебя понимать.
- Извини, я отклонился в сторону... В битве первого века, когда ф'доров удалось заточить в ядро Земли, их нашли наши предки, кизы, и удерживали в подчинении посредством вибраций. Они были убийцами и искали способ лишить жизни не только тело, но и овладевшего им демона. Они подарили эту способность своим потомкам, дракианам. Дракиане являются одной из старших рас, хотя и не Первородной. Они появились раньше, чем люди. И по причинам, которые я сейчас объяснять не стану, дракиане сделали целью своей жизни уничтожение ф'доров. Так что мы обладаем всеми необходимыми для убийства способностями: это дар нашей расы, наследие кизов. Вот почему я особенно страдал, когда Тсолтан сделал меня своим рабом и личным убийцей. - Акмед вздохнул. - А теперь, Рапсодия, посмотрим правде в глаза - наш мир, тот мир, который мы знали, исчез. Мне необходимо знать, исчез ли вместе с ним Тсолтан, пал ли он от руки Маквита, или его погубил катаклизм. Скорее всего, ф'дор погиб во время Великой войны. Маквит - один из немногих воинов, не принадлежащих к дракианам, мог убить демона и человека одновременно, но мы ничего не знаем наверняка. Ясно одно - вирм не выпущен на свободу. В противном случае нас бы здесь не было и мы бы мерзли где-нибудь в ночи. Однако нельзя исключать, что ф'дор не умер. Кто-то определенно стоит за здешними жестокими набегами. Необъяснимый хаос часто оказывается делом рук ф'доров. Конечно, ф'доры - не единственный источник злобы и агрессии. За прошедшие столетия люди и сами успели немало натворить. Очевидно, самый худший вариант заключается в том, что дух ф'дора спасся и пришел сюда. Это вовсе не обязательно тот же самый дух, который намеревался разбудить вирма, - если предположить, что чудовище по-прежнему спит в недрах Земли. Все ф'доры знают о его существовании. Я должен понять, жив ли тот демон, что поработил меня. Но не менее важно выяснить, остался ли в живых хотя бы один ф'дор - ЛЮБОЙ.
- Ну, это легко, - заявила Рапсодия, потирая руки, чтобы согреться. - Их храм находится совсем рядом, в Бетани. Они открыто ему поклоняются.
Акмед рассмеялся:
- Вовсе не обязательно. Если легенды не врут, ф'доры ПРОИГРАЛИ Великую войну в Серендаире. Никто не станет вновь и вновь пересказывать историю проигравших, пока она не превратится в легенду. Несчастные глупцы, потомки ПОБЕДИТЕЛЕЙ войны, владеют лишь крохами правды - еще один пример самообмана намерьенов. Они хотят почитать стихии, пятерых детей своего Создателя. Но вся история ЦЕЛИКОМ им неизвестна.
- Может быть, они исполнены зла и искренне его почитают? - предположила Рапсодия.
- Все возможно, но давай представим себе, что идиоты, которых мы видели в базилике, - невинные простаки. Они кажутся слишком глупыми, чтобы служить злу. Кроме того, ф'доры не склонны сообщать о своем присутствии. Их сила состоит в том, что никто не знает об их существовании. Откуда могли намерьены взять столь лживую и неполную историю? Возможно, нашли картинку с изображением символа. Тсолтан носил амулет - объятая пламенем Земля, а в центре глаз. Может быть, к тому времени, когда в память о прошлом были построены храмы, намерьены забыли о происхождении огненного символа. А может, никогда о нем и не знали. Вот почему я спрашивал у тебя, сколько прошло времени между тем моментом, когда мы покинули Остров, и началом исхода намерьенов. Намерьены - возможно, непреднамеренно - предоставили ф'дору возможность (если он, конечно, здесь) воздействовать на население страны. Собираясь в храмы, чтобы поклониться стихии огня, пылающего в самом сердце Земли, люди становятся особенно беззащитными перед ф'дорами.
Холод сжал сердце Рапсодии. Ей стало по-настоящему страшно.
- И что же нам делать? Как найти то, что невозможно найти, - в чужом месте, да еще через тысячу лет?
- Начнем с Канрифа, - ответил Акмед. - Ф'дор обязательно отправился бы туда вслед за намерьенами. Именно там находится источник могущества. Именно там живут сейчас болги. И даже если выяснится, что никакое зло не последовало за намерьенами, на Канриф и фирболгов, которые там живут, стоит взглянуть.
- Так вот почему ты так туда рвался с того самого момента, как услышал рассказ Ллаурона?
- Да. И еще в большей степени после того, как мы встретили Ракшаса, а ты рассказал а мне о видении, посетившем тебя у алтаря в саду. И хотя оно было демоническим по своей природе, я не думаю, что здесь замешан ф'дор. Честно говоря, Рапсодия, если здешняя религия сражается с собственными демонами, я бы предпочел в их дела не вмешиваться. Подозреваю, что кровь детей предназначалась для Ракшаса. Стивен планирует устроить для него ловушку. Если его армия совместно с войсками его кузенов не сумеет уничтожить Ракшаса, то у нас нет против последнего ни единого шанса. Пусть они сами решают свои проблемы. Нам необходимо найти ответы на наши вопросы. Нужно идти в Канриф.
Рапсодия вздохнула:
- Ладно. Попробуем выяснить, прибыло ли сюда зло в обличье ф'дора вместе с флотами переселенцев и не оно ли является источником многочисленных конфликтов. Могу я задать еще один вопрос?
Акмед встал и потянулся, а потом поправил плащ.
- Конечно.
- Что ты собираешься делать, если твои худшие опасения оправдаются?
Дракианин посмотрел на ветви деревьев - белые обнаженные руки, светящиеся в темноте, - и надолго погрузился в размышления.
- Не знаю, что я МОГУ сделать, - наконец сказал он. - С тех пор как мы заново родились в огне, многое изменилось. У меня появились новые удивительные умения, но я расстался с частью прежних, на которые привык рассчитывать.
- Ты ответил лишь частично, - тихо проговорила Рапсодия. - Быть может, мне следовало спросить, что ты ХОЧЕШЬ сделать. Не знаю, насколько близки тебе это место и живущие здесь люди. Мне казалось, что их судьба тебя не особенно беспокоит.
Некоторое время Акмед, не мигая, смотрел на нее, а потом улыбнулся:
- Я и сам этого не знаю... Пора возвращаться. Грунтору, наверное, пришлось скрутить Джо, чтобы помешать ей подслушать наш разговор. - Он взял Рапсодию за руку и помог встать.
- Знаешь, у меня появилась одна интересная мысль, - призналась Рапсодия, надевая капюшон. - Ты помнишь пророчество о Трех? Дитя Крови, Дитя Земли и Дитя Неба...
- Кто ж его не помнит!
- Может быть, в нем идет речь о Первородных расах, союзе кизов, митлинов и древних сереннов, а не об Энвин и ее сестрах, как говорил Ллаурон?
Акмед удивленно посмотрел на нее:
- Неужели ты и в самом деле так думаешь?
- Я понятия не имею, о ком изречено пророчество. Просто сделала предположение.
Акмед улыбнулся и указал на лиру:
- Возьми эту штуку и прикажи ей остановиться; она плохо действует на твои мозги.
"У Детей Неба ветер в голове, - подумал он. - Лирингласы. Твой собственный народ, а ты даже не способна узнать себя. Или Грунтора и меня".
- Ты определенно из намерьенов: твоя способность к самообману поражает воображение, - сказал он вслух.
- И что все это значит? - сердито спросила Рапсодия. В глазах Акмед а промелькнул смех.
- Ничего. Могу сказать только одно: пророчество становится пророчеством только после того, как оно свершается. И я не позволю себе отвлечься или уйти из-за него в сторону. Чрезмерная уверенность часто приводит к тому, что начинаешь неправильно трактовать то, чего на самом деле не понимаешь. Что тебе дала твоя способность к предвидению? Тебе приснилась гибель Острова смогла ли ты ее предотвратить?Решительно раздвинув густые заросли, он зашагал к лагерю. Рапсодии ничего не оставалось, как последовать за ним.Когда наступило утро, всем показалось, что очарование ночи разрушено. Они молча седлали своих лошадей, готовясь к путешествию в Бет-Корбэр, последний форпост людей перед владениями болгов.
Когда путники добрались до западной окраины Кревенсфилдской равнины и поехали по бесконечным лугам, Рапсодия попыталась еще раз поговорить с Акмедом, но у нее ничего не вышло. Между ними вновь возникла дистанция, и он погрузился в свое привычное колючее молчание.40ЭШИ НАХОДИЛСЯ на краю топкой низины, когда почувствовал ЭТО. На границе восприятия он ощутил нечто чуждое. Его сознанию еще не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. И он остановился в утренней тени, никем не замеченный.
- Могущество, - прошептал дракон внутри его существа. - Поразительное могущество. Я хочу коснуться его.
С драконом постоянно приходилось бороться. Он являлся частью их общего естества - частью, обладающей собственным разумом. Эши постоянно наблюдал за ним, чтобы держать под контролем. С годами он привык к дракону.
Эши научился ценить его поразительную осведомленность, благодаря которой видел почти все, что происходило вокруг. Он мог почувствовать каждую травинку в поле, на котором стоял. Однако он старался избегать подобных вещей: дракон был непредсказуем и хотел получить гораздо больше свободы, чем Эши ему предоставлял.
Чувства никогда не обманывали его. Итак, где-то неподалеку появилось нечто чуждое, мистическое, древнее, извращенное и одновременно - завораживающее. Не просто источник могущества. Что-то иное. Однако Эши никак не удавалось определить точнее. Несколько секунд у него ушло на то, чтобы определить, откуда оно приближается.
Оно вышло из города Бет-Корбэр. Эши ненавидел города. Если удавалось, он их избегал - прежде всего потому, что жизнь его проходила в тени и одиночестве. Неразумно находиться среди людей, если за тобой охотятся.
И все же он умел затеряться в толпе и не раз поступал таким образом. Строго говоря, Эши могли увидеть, но обычно все смотрели мимо. Он жил, окруженный облаком тумана. Влажная шерстяная ткань создавала этот туман благодаря силам водной стихии - силам, которые недоступны восприятию большинства людей.
Вот почему биение его сердца, дыхание, физический облик и бессмертная душа были неразличимы ни для обычного глаза, ни для инструментов, способных читать вибрации ветра. Эши это устраивало, поскольку он нес в себе боль - неизлечимую и мучительную. А это сделало бы его очевидной мишенью, если бы не туманный плащ. Эши представлял собой парадокс: невидимый для всех, он знал обо всем.
- Я хочу коснуться этого, - настаивал дракон. Обычно Эши отмахивался от подобных просьб, но сейчас ему пришлось согласиться. Он должен был знать, что за новая сила появилась в Бет-Корбэре. Бесшумно следуя через Кревенсфилдскую равнину за движущейся тенью утреннего солнца, он добрался до ворот Бет-Корбэра. Затем незаметно проскользнул в них и смешался с толпой.- И никакого воровства! - наставительно произнес Ахмед.
Джо закатила глаза:
- О, брат...
Рапсодия вздрогнула и посмотрела на Акмеда, который улыбался под своим капюшоном.
- Будь осторожна, - сказала она Джо. - Одна похожая фраза, сказанная мною как-то раз, привела к невероятным последствиям.
Четверо путников стояли перед воротами Бет-Корбэра. Вокруг городских стен кипела толпа. Шум был слышен за несколько миль. Царило то особенное возбуждение, какое возникает только в городах, окруженных милями пустынной местности.
- Мы уже несколько недель провели в дороге, - возмутилась Джо. - Какой смысл входить в город, если нельзя облегчить парочку карманов?
Рапсодия показала ей небольшой кошелек с монетами:
- А как насчет того, чтобы заплатить за все, что тебе потребуется?
В награду она получила мрачный взгляд. Но это ТВОИ деньги!
- НАШИ деньги, - поправила Рапсодия, развязывая кошелек. - Мы ведь сестры, ты не забыла? - Она взяла руку Джо и высыпала ей в ладонь половину содержимого кошелька. - Вот тебе "денежки для гулянки", как сказал бы мой отец. Постарайся потратить их разумно: неизвестно, когда мы сможем раздобыть еще.
- Это город, - сказал Акмед, бросив взгляд на ворота. - Тебе тут заработать деньги нетрудно. У тебя есть талант, которым мы обделены.
Рапсодия бросила на него свирепый взгляд:
- Ты это о чем?
- Ты музыкант, вот о чем, - раздраженно проворчал Акмед. - А ты что решила? Будто я имел в виду нечто другое?
- Не знаю, собирался ли ты меня оскорбить или у тебя это получается само собой, но должна заметить, что ты достиг вершин мастерства. Пойдем, Джо. - Рапсодия натянула капюшон плаща. - Встретимся у базилики в полдень, Акмед. Уверена, в городе найдется где поесть.
Она взяла Джо за руку, и они вместе с множеством других людей вошли в город Бет-Корбэр - последнее крупное поселение людей перед землями болгов.Грунтор и Акмед подождали, пока обе женщины скроются из вида, а потом пошли вдоль массивной городской стены. Им пришлось удалиться на значительное расстояние, чтобы не привлекать к себе внимания.
Наконец они остановились у северной окраины Бет-Корбэра, чтобы посовещаться. Здесь, за стенами, располагалось множество домишек и даже пара настоящих деревень.
Это был типичный пограничный город, на который с востока смотрели горы с мрачным названием Зубы. Друзья не заметили следов недавних набегов; обычно после них оставались многочисленные пожарища. И все же, если жители здешних земель предпочитают строить свои дома в виду городских стен, значит, их научил этому горький опыт прошлого.
- Проведи дальнюю разведку, - предложил Акмед. Грунтор молча кивнул.
- Встретимся на закате у восточной окраины. - Дракианин смотрел вслед своему спутнику, пока тот не скрылся за поворотом дороги, а потом повернулся и зашагал в город.Бет-Корбэр построили раньше, чем столицу Наварна, хотя Стивен утверждал, будто они основаны одновременно. Оказавшись здесь, Рапсодия вспоминала уроки истории, которые ей преподали Ллаурон и герцог Наварнский.
Навари и Бетани заложены Первым флотом. Здесь трудились архитекторы и строители, которых Гвиллиам послал вперед, чтобы они выстроили новые поселения для намерьенов. Сначала появились сторожевые башни и фермы. Затем не торопясь эти люди начали возводить города. Вот чем объясняется красота, продуманность и надежность застроек. Изящество этих зданий вызывало у ценителей неподдельный восторг.
В противоположность Бетани Бет-Корбэр был заложен Третьим флотом, который возглавлял сам Гвиллиам. Третий флот состоял из солдат и землепашцев - в результате их город больше походил на крепость. Стены получились высокими и толстыми, здания лишены архитектурных изысков, но любое из них могло выдержать многочисленные вражеские атаки. Время смягчило военный характер построек, но город сохранил все признаки приграничья.
Впрочем, обитатели Бет-Корбэра мало чем отличались от жителей других городов - обычная смесь грубости и учтивости, крестьян и аристократов, образованных и неграмотных. И нигде не заметно следов войны. Люди не выглядели напуганными. На улицах полно пешеходов, купцов, повозок и домашнего скота.
Но уникальным делала Бет-Корбэр музыка. Рапсодия как зачарованная шла по улицам, прислушиваясь к случайным мелодиям, которые наигрывали колокола башни базилики. Их пение определялось характером ветра, а посему несло ощущение полной свободы, заставляя трепетать сердце.
Горожане занимались своими обычными делами, не обращая внимания на музыку, хотя, когда ветер усиливался, мелодия оказывала на них благотворное воздействие. Уличные продавцы переставали спорить, торговки рыбой ругались не так громко, а дети тут же находили повод помириться. Рапсодия улыбалась, видя все это.
Джо разве что не приплясывала от нетерпения.
- Скукотища, - принялась ныть она, когда Рапсодия остановилась возле торговца тканями. - Ну пожалуйста, я больше не могу! Не могу на это смотреть!
- Ладно, - неохотно согласилась Рапсодия. - Встретимся у базилики в полдень. Ищи Акмеда, если не найдешь меня. Постарайся вести себя тихо. И не вздумай воровать. Мне бы не хотелось, чтобы тебе отрубили руку.
Джо вздрогнула, потом тряхнула головой и исчезла в толпе.
Рапсодия с улыбкой посмотрела ей вслед.Эши оглядел рыночную площадь в центре города. Он вошел в Бет-Корбэр через южные ворота, хотя могучая сила, присутствие которой он ощущал, таилась где-то в восточной части города. Или... Да, сейчас это была только часть силы: один из ее элементов откололся от остальных и теперь огибал город по широкой дуге... еще немного, и дракон перестанет воспринимать его присутствие. Он отличался от остальных и двигался так методично, что Эши не мог даже понять - живое это существо или повозка.
Неспособность постичь природу силы загадочных существ сбивала Эши с толку. Обычно он с легкостью определял суть всех, кто находился в пределах досягаемости драконьих чувств, но в данном случае ничего не получалось. Дракон нетерпеливо ерзал; лишь несметное количество товаров на рынке отвлекало его настолько, что Эши удавалось сохранять над ним контроль.
Он осторожно обошел развязного шута, опьяненного неожиданной оттепелью. Тот праздновал временное избавление от холода и дарованное ему тепло и едва не ударил Эши локтем в живот, поскольку не заметил, что рядом кто-то есть. Эши ловко увернулся, но на время потерял концентрацию.
Когда ему удалось вновь уловить, источник силы, выяснилось, что он опять разделился. Одна из двух частей показалась ему особенно привлекательной. К тому же она находилась где-то рядом и излучала тепло, которое неудержимо притягивало Эши.
Его тут же охватили подозрения - слуги огня были главными охотниками на него, и ему удавалось ускользать от них только благодаря тому, что он заранее распознавал ловушки. Рано или поздно источник приятного тепла окажется на рыночной площади. Эши решил никуда не уходить и дожидаться здесь.
Между тем ему приходилось сражаться с драконом. Еще одна причина, заставлявшая его избегать городов, особенно тех, через которые проходили торговые пути, - как Бет-Корбэр, - состояла в том, что дракона завораживали товары. Эта часть его натуры потеряла последнее терпение, когда они проходили мимо прилавка с драгоценностями.
- Какие красивые! - настаивал дракон. - Я хочу их потрогать.
Нет.
- Я хочу потрогать!
Нет!
Эши решительно зашагал прочь от прилавка ювелира. И тут дракон заметил новый прилавок, на котором были разложены приправы.
- Перец горошком! Я хочу его сосчитать, - прошептал дракон, воспринимая разом каждое зернышко, горошинку, фасолину, чешуйку и капельку.
Усилием воли Эши заставил дракона подчиниться:
- Нет.
Он продолжал озираться, стараясь определить источник силы.
- Духи и амбра... они произошли от рвоты морского чудовища, которое сожрало семнадцать макрелей, сто семьдесят...
- Прекрати.
- Посмотри на ткани: сегодня нет щелка, только полотно, кремовый бархат и шерсть тринадцати сортов. Шерсть всех оттенков синего, лазурного, фиолетового, индиго...
НЕТ!
Эши снова резко развернулся: сила находилась где-то рядом. Он отчаянно напрягся, загоняя дракона в самые дальние закоулки своего сознания, чтобы очистить разум от посторонних мыслей.
С противоположной стороны улицы раздался шум. Вокруг невысокой женщины в сером плаще с капюшоном, похожем на тот, что носил сам Эши, начали собираться люди. Эши подошел поближе. Он почувствовал зов.Рапсодия сражалась с собственным драконом: ей страшно хотелось провести рукой по каждой из разложенных на прилавке тканей. Кремовый бархат показался ей особенно привлекательным, но был не по карману. Со вздохом она опустила руки и пошла дальше.
В конце улицы ее внимание привлек один из прилавков. У ювелира были разложены драгоценности, ослепительно сверкавшие в холодных лучах зимнего солнца. Рапсодия не удержалась и решила просто посмотреть на них.
Больше всего было сережек - в основном дешевая мишура, - но среди них попадались и ценные вещицы прекрасной работы. Рапсодия всегда любила красивую одежду и безделушки, хотя скорее умерла бы, чем призналась в этом своим друзьям болгам. Но теперь, оставшись в одиночестве, она позволила себе насладиться созерцанием блестящих сокровищ, и ее глаза сверкали не меньше, чем самоцветы на прилавке.
Торговец завершил сделку с очередным покупателем и повернулся к Рапсодии, краем глаза оглядывая разложенные на столе товары. Девушка сразу поняла, что он проверяет, не украла ли она что-нибудь.
Ее присутствие возле прилавка вызывало такую же реакцию, что и в Истоне. Понять причину этого она никак не могла. Лиринов никогда не интересовали материальные блага, особенно такие бесполезные вещи, как серьги и ожерелья. Почему же владельцы лавок и торговцы всегда начинали подозревать в ней воровку? Она списывала это на расовые предрассудки и старалась не обижаться, но всякий раз, когда с ней происходили подобные вещи, ее непроизвольно охватывал гнев. Стараясь сохранить доброжелательное выражение лица, Рапсодия отвернулась от прилавка. У нее пропал всякий интерес к украшениям.
- Мисс! - В голосе купца прозвучала нотка отчаяния. Рапсодия подняла руки так, чтобы купец их видел, - на случай, если захочет обвинить ее в воровстве.
- Да? - отозвалась она, не оборачиваясь.
- Пожалуйста, не уходите. Вам что-нибудь понравилось?
Рапсодия глянула через плечо. На лице купца появилось новое выражение - совсем не такое, как несколько мгновений назад, когда он пытался уговорить лысого мужчину купить в пару к кольцу еще и булавку. Глаза торговца широко раскрылись, а руки вцепились в прилавок так, что костяшки пальцев побелели.
- Что-то не так? - с тревогой спросила Рапсодия. Купец быстро помотал головой, но прилавок так и не выпустил.
- Да, у вас много красивых вещиц, - продолжала девушка. - Прекрасный товар. Но я не собиралась ничего покупать. Просто посмотрела. - Она вновь повернулась, чтобы уйти.
- Мисс! - Голос прозвучал еще более напряженно. Рапсодия вздохнула, пытаясь скрыть свое раздражение.
Лицо торговца покраснело, руки дрожали.
- Вы больны? - забеспокоилась наконец Рапсодия.
Она потянулась за фляжкой с водой, но мужчина покачал головой, вынул из кармана льняной платок и вытер вспотевший лоб.
- Нет, благодарю вас. Пожалуйста, уделите мне минутку. Вам что-нибудь понравилось?
- Я же сказал а вам, в мои намерения не...
Купец схватил пару золотых сережек и протянул их Рапсодии:
- Они прекрасно подходят к вашему медальону, мисс. Примерьте их!
Рапсодия посмотрела на сережки. Они действительно были очень красивыми. Кроме того, они и впрямь прекрасно подходили к кулону, который она никогда не снимала. Не приходилось сомневаться, что серьги стоят слишком дорого, но ей захотелось рассмотреть их поближе.
Луч солнца коснулся золотого украшения, и сердце Рапсодии дрогнуло. Тщетно голос разума напоминал, что уличный торговец сумеет продать морскую воду даже потерпевшему кораблекрушение моряку. Рапсодия не умела противиться соблазнам (поэтому, кстати, она и предпочитала не ходить на Воровской рынок, как его называли в Истоне).
- Пожалуйста, мисс! Они сделаны для вас. Наденьте их. Я только хочу посмотреть, как они на вас выглядят. Пожалуйста!.. - В настойчивости торговца была какая-то лихорадочная поспешность.
- Ну, хорошо... - поддалась Рапсодия. - Но я, скорее всего, их не куплю. - Она взяла серьги, которые ей протягивал купец, и сняла капюшон.
Рапсодия сразу поняла, что держит в руках очень дорогую вещь из золота высшей пробы, и ей стало немного грустно. Она вспомнила, с какой гордостью ее мать открыла шкатулку, где лежал кулон, и Рапсодия поняла, как дорога матери эта вещь. Рядом с великолепными серьгами кулон выглядел не таким роскошным. Впрочем, качеством работы он мог бы с ними поспорить.
За спиной Рапсодии раздался визг, потом глухой удар и треск ломающегося дерева. Подпрыгнув от неожиданности, она резко развернулась, выронила серьги на прилавок и отскочила в сторону. Одна повозка врезалась в другую. Первая на миг застыла, а потом начала валиться прямо на прилавок ювелира.
Лошади ржали, люди пытались не попасть под падающую повозку. Рапсодия нырнула под стол и оттащила его в сторону, умудрившись не растерять большую часть украшений. Ювелир так испугался, что был готов бросить весь свой товар.
Наконец возчикам удалось успокоить лошадей. Повозки, под громогласную ругань и крики, наконец растащили, и Рапсодия помогла ювелиру навести порядок на прилавке. Как следствие - ей удалось потрогать каждую безделушку, отчего она получила огромное удовольствие. Ювелир никак не мог прийти в себя, и Рапсодия дала ему напиться из своей фляжки. Он пил, не сводя с девушки глаз.
Рапсодия еще раз оглядела прилавок. Как ей показалось, ничего из ценных вещей не пропало, и она осторожно высвободила фляжку из застывших пальцев потрясенного ювелира.
"Бедняга, - подумала девушка, - как испугался!"
- С вами все в порядке? - еще раз спросила она, но ювелир лишь безмолвно кивнул.
Рапсодию удивило, что торговец так долго не может успокоиться после обычного происшествия. Ее знакомые в Истоне уже давно бы начали вновь предлагать покупателям свой товар. Однако ювелир был немолодым человеком, да и мир этот совсем другой... Она собралась уходить, когда ювелир вновь окликнул ее:
- Мисс!
Рапсодия со вздохом повернулась к нему - надеясь, что в последний раз. Нана пыталась научить ее искусству уйти так, чтобы никто не обиделся, однако оно оказалось Рапсодии недоступно.
Ювелир протягивал ей серьги:
- Пожалуйста. Примите их вместе с моей благодарностью.
- Нет, я не могу принять такой дорогой подарок.
- Вы должны! - возразил купец, и его голос прозвучал неожиданно громко. - Пожалуйста, - добавил он, овладев собой.
Он так напряженно смотрел на Рапсодию, что та испугалась оскорбить его чувства.
- Спасибо вам, - сказал а она, сдаваясь, и взяла серьги из дрожащих рук. Надела их и слегка повернула голову, чтобы показать ювелиру. - Ну как?
Тот открыл рот и с трудом пробормотал:
- Красиво...
Рапсодия потянулась в сумку за кошельком, но ювелир замахал на нее рукой.
- Подарок... Пожалуйста...
- Хорошо. Благодарю вас, - с улыбкой сказал а она. - Надеюсь, вам скоро станет лучше.
Она надела капюшон и поскорей пошла прочь, оставив ювелира, возчиков и зевак ошеломленно таращиться ей вслед.41ЭШИ СТОЯЛ на противоположной стороне улицы и наблюдал за происходящим - сначала с изумлением, потом с трудом сдерживая смех. Лицо, скрывавшееся под капюшоном серого плаща, потрясло уличного торговца, однако сама женщина, казалось, даже не подозревала о том сногсшибательном впечатлении, которое производит.
Торговец стоял разинув рот и не отрывая от нее глаз с того самого момента, как бросил на нее первый взгляд, а незнакомка продолжала спокойно изучать его товар. Дракон, сидящий внутри Эши, предположил, что женщина, вероятно, уродлива, но с такого расстояния Эши не видел ничего, что указывало бы на это. Придется самому посмотреть, отчего поднялся такой шум.
Более того, все вокруг словно с ума посходили. Вывести Эши из состояния равновесия было совсем непросто, однако и он едва сумел скрыть свое изумление, когда неожиданно столкнулись две повозки. Возницы, очевидно, видели что-то такое, чего не мог разглядеть Эши, поскольку повозки закрывали ему обзор. За несколько секунд до происшествия незнакомка сбросила капюшон.
Она оказалась на удивление быстрой и ловкой: прошло всего мгновение после столкновения, а она уже успела забраться под стол и спасти торговца и его товар от последствий несчастного случая. Затем помогла купцу привести все в порядок и лишь после этого медленно зашагала прочь.
Она шла по улице, не замечая, какое воздействие оказывает на окружающих, - торговцы и солдаты, фермеры и крестьяне, мужчины и женщины останавливались и пялились на нее. Эши едва заметно положил руку на рукоять меча и повернулся, чтобы проследить, куда направляется незнакомка, но увидел лишь отблеск солнца на золотых волосах и...
Страшная боль пронзила Эши с такой силой, что его затошнило. Боль возникла в паху - кто-то сильно вцепился в его интимные части и потянул их на себя.
Эши инстинктивно выбросил вперед руку и изо всех сил схватил за запястье какую-то девушку, чьи пальцы сжали его гениталии. А в следующее мгновение вскрикнул - такой невыносимой была боль.
Рука принадлежала девчонке-карманнице лет шестнадцати, которая сдуру перепутала его интимные места с кошельком.
Как правило, подобных неприятностей с Эши не случалось: чутье дракона, потрясающая реакция и плащ, сотканный из тумана, делавший его практически невидимым, никому не позволяли приблизиться к нему незамеченным. Поразительная женщина сумела отвлечь его до такой степени, что впервые в жизни он стал жертвой самого обычного воришки.
Девушка вскрикнула, когда он сильнее сжал ее запястье, не позволив ей вырвать руку и сбежать.
Она оказалась тощей и довольно высокой, с длинными нечесаными волосами цвета зимней соломы, и Эши проверил ее, как делал всякий раз, когда оказывался рядом со светловолосыми женщинами - чуть отодвинулся и принялся внимательно рассматривать. На его лицо, скрытое капюшоном, с ужасом уставились светло-голубые глаза; он с огорчением отметил про себя, что перед ним не та, кого он ищет.
Он издал сердитый гортанный звук. Голубые глаза распахнулись, и Эши приготовился произнести гневную речь.
Но пока он старался взять себя в руки и погасить ярость, в приступе которой мог бы легко прикончить уличную девку на месте, он вдруг почувствовал, как кто-то коснулся его руки.
- Прошу вас, отпустите мою сестру. Иначе, боюсь, вы останетесь без руки.
Второй раз за одно утро Эши застали врасплох, что привело его в изумление и ярость. Острие кинжала, касавшееся его запястья, возникло так быстро, что он даже не успел ничего заметить. Впрочем, его отвлекала пульсирующая боль, такая сильная, что он боялся, как бы его не вытошнило. Кинжал говорил о серьезных намерениях незнакомки, хотя пока она не сделала ничего плохого.
Охваченный возмущением, Эши резко развернулся к новому врагу и почувствовал, как от изумления у него отвисла челюсть - совсем как у тех самых уличных зевак, которых он наблюдал всего несколько мгновений назад.
Эши смотрел в самое прекрасное лицо, какое ему когда-либо доводилось видеть. Даже в сказках и легендах не бывает таких красавиц. Но самыми поразительными были восхитительные изумрудно-зеленые глаза, пылавшие гневом - в сто раз более сильным, чем тот, что испытывал он сам. Золотые локоны ниспадали на плечи, и Эши подумал, что, если бы незнакомка сбросила капюшон, они бы затмили сияние зимнего солнца.
Кровь дракона, бегущая в его жилах, запела от возбуждения: "Я хочу это потрогать! Пожалуйста, позволь мне почувствовать".
Эши заставил внутренний голос замолчать, но ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы захлопнуть рот. Он произнес безмолвную благодарственную молитву плащу-невидимке, который отравлял ему жизнь, но часто и защищал. В особенности в ситуациях, подобно этой.
Сообразив, что женщина не видит его лица, Эши почувствовал себя увереннее и сделал глубокий вдох, чтобы окончательно успокоиться. И ощутил восхитительный аромат, который окутывал незнакомку. У него закружилась голова. Стараясь говорить ровным голосом, Эши заявил:
- Понятия не имею, почему вы кричите НА МЕНЯ. Преступление пытался совершить не я.
- Вы причиняете моей сестре боль, и если немедленно ее не отпустите, мне придется вас наказать.
Острие кинжала вонзилось в кожу глубже, но крови так и не появилось.
"А она умеет себя контролировать", - с восхищением подумал Эши.
Он отпустил девушку, которая по-прежнему не сводила глаз с его капюшона. Чтобы немного исправить положение, Эши отодвинулся от воришки и оказался рядом с красавицей. Та убрала кинжал, продолжая бросать на него сердитые взгляды.
- Ой какие мы храбрые! - язвительно проговорила она. - Вам что, больше нечего делать, как нападать на девушек на улицах?
От изумления Эши на мгновение онемел, а потом с трудом вымолвил:
- Простите, что вы сказал и? Незнакомка повернулась к девчонке:
- Ты в порядке, Джо?
Девушка, которая продолжала тупо пялиться на Эши, молча кивнула.
- Вам повезло, что с нею ничего не случилось, - объявила красавица.
Эши не мог поверить, что происходящее - не сон. Еще ни разу в жизни он не оказывался в ситуации, которую не мог бы контролировать. По правде говоря, он даже не мог внятно произнести ничего в ответ.
- Ваша сестра... ваша... не знаю, кем она вам приходится, пыталась забраться ко мне в карман.
Красавица наградила девчонку мрачным взглядом, но ничего не сказал а.
- И ПРОМАХНУЛАСЬ! - Эши сознательно выделил последнее слово. - Она засунула руку ко мне в карман, нащупала, как ей показалось, кошелек, самым бесцеремонным образом в него вцепилась... и попыталась вытащить его у меня из штанов.
У него покраснели уши. Он не мог поверить, что говорит о подобных вещах, да еще на улице, совершенно незнакомой ему женщине. Неземная красота незнакомки развязала ему язык, который теперь болтался, точно тряпка на ветру.
Женщина закашлялась, а когда убрала руку от лица, Эши заметил, что ее губ коснулась легкая улыбка.
- Дайте-ка я угадаю... это был не кошелек.
- Да, это был очень даже не кошелек, - ответил Эши.
Незнакомка снова сердито посмотрела на девчонку, которая сжалась под ее взглядом. Затем женщина снова повернулась к Эши и вздохнула. В ее дыхании звучала музыка, которую Эши ощущал кожей.
- Мне очень жаль, что так получилось, - сказал а наконец незнакомка. - Надеюсь, вы не пострадали?
- Сейчас еще рано судить, - печально ответил Эши, чувствуя, как пульсирующая боль и тошнота начали медленно отступать.
- Чушь, - заявила женщина и, быстро засунув руку к нему под плащ, схватила его за интимную часть тела.
Эши почувствовал, что у него снова отвисла челюсть. В обычной ситуации дальше намерений сотворить с ним ТАКОЕ никто бы не продвинулся - у Эши сработала бы мгновенная реакция. За сто пятьдесят четыре года жизни ему так и не довелось встретить человека, который оказался бы быстрее его. Но вот перед ним стоит существо потрясающей красоты, держит в руках его интимные органы и улыбается ему, а он даже вздохнуть не в состоянии. Незнакомка слегка сжала его яички, и тело Эши погрузилось в волны несказанного наслаждения. Затем она осторожно взвесила содержимое своей ладони, словно проверяя на упругость, - так, по крайней мере, хотелось думать Эши.
Он знал, что должен немедленно остановить подобные развлечения. Имей он дело с кем-нибудь другим, говорить было бы бесполезно, потому что мертвые не слышат и не могут ответить. Но он снова промолчал: отчасти потому, что так и не пришел в себя, а отчасти потому, что не хотел, чтобы она останавливалась.
Как только он отреагировал на ее прикосновение, незнакомка убрала руку.
- Мне кажется, все в полном порядке, - сказал а она, и в ее изумрудных глазах зажегся озорной огонек. - Вы их ощущаете?
- Я их все время ОЩУЩАЛ, - ответил Эти, стараясь, чтобы его голос звучал так же легко и весело, как и у нее. - Проблема в том, что ощущения изменились.
Его охватило возбуждение, и он чувствовал себя ужасно, понимая, что ведет себя как безмозглый болван, да еще посреди улицы. И тут у него сами собою вырвались слова, которые привели его в ужас:
- Но полагаю, они нуждаются в более тщательном осмотре.
Красавица рассмеялась, и в ее голосе зазвенели колокольчики, которыми играет легкий ветерок. Дракон снова поднял голову и попытался выбраться наружу: "Позволь мне потрогать. Я хочу потрогать".
Эши изо всех сил старался заглушить его голос, но впервые с тех пор, как он оказался на базарной площади, они с драконом хотели одного и того же.
Сообразив это, Эши почувствовал, как по спине пробежала струйка холодного пота. Во-первых, непредсказуемость делала дракона опасным. Существовала высокая вероятность того, что, прежде чем Эши успеет взять себя в руки, он может наброситься на женщину прямо здесь, на улице, что, вне всякого сомнения, будет означать смерть для обоих.
Во-вторых - и это пугало Эши больше всего, - ему было все равно. Больше всего на свете ему хотелось отпустить на свободу свое сознание и в единую долю секунды узнать о незнакомке все. Он сражался со своими желаниями, но его вторая натура победила, прежде чем он успел даже попытаться оказать ей сопротивление.
- Я хочу это потрогать. Я хочу. И ты тоже.
- Ну, я рада, что чувство юмора, по крайней мере, к вам вернулось, - наградив Эши ослепительной улыбкой, заявила красавица. - Если повезет, остальное тоже быстро придет в норму. От имени моей сестры я приношу вам извинения. А теперь нам пора идти. Пойдем, Джо.
Незнакомка обняла девушку за плечи и повела ее прочь.
- Подождите! - крикнул Эши, не успев толком сообразить, что делает.
Незнакомка повернулась, и солнечный свет коснулся ее золотых волос. Когда она опустила ресницы, на мгновение скрывшие изумрудные глаза, дракон снова вырвался на свободу, стараясь подчинить себе волю Эши:
- Я хочу это потрогать.
"Она может оказаться слугой демона", - подумал Эши, уже почти перестав сражаться с драконом.
- Я хочу это потрогать.
- Да, - сдаваясь, безмолвно ответил Эши.
Сначала он почувствовал, как низ живота охватил сильный жар, температура тела начала резко повышаться. Он стал чаще дышать. Затем у него прояснилось сознание. Он слышал и видел мир в его мельчайших деталях и проявлениях - словно ваза из тончайшего хрусталя упала на землю и превратилась в тысячу сверкающих осколков. Зрачки расширились, по коже пробежали едва заметные импульсы, кровь забурлила в жилах - он готовился познать неизведанное. Мышцы тела напряглись, стараясь справиться с атакой его второй натуры, которая постепенно брала над ним верх.
Дракон с ревом рвался наружу, поглощая Эши изнутри, и захватывая власть над его телом. Суть дикого существа, сотканная из элементов, составляющих ткань Вселенной, помогла ему расширить восприятие мира, замечая мельчайшие детали в радиусе пяти миль вокруг. Он мог так же легко сосчитать количество муравьев, ползущих по улицам города, как и сказать, какая стоит погода. Потом все его внимание сосредоточилось на женщине, стоящей перед ним, и остальной мир просто перестал существовать.
Сначала дракон попытался отыскать и понять, что собой представляет источник магии незнакомки. Источник отличался от всех остальных своей новизной и уникальностью.
Музыка окутывала женщину. Сладостная мелодия ласкала органы чувств дракона. Все существо незнакомки пело, и эта песнь была связана с миром, ее окружавшим. Дракон сразу понял, что она, скорее всего, Певица, наделенная невероятным потенциалом. Возможно, даже Дающая Имя. И хотя сам он ничего не понимал в музыке, зато он отлично знал, каким могуществом она обладает. Тем сильнее ему хотелось прикоснуться к женщине, познакомиться с ее искусством, может быть, даже забрать его себе.
Незнакомка представляла собой поразительную смесь стихий. Дракон чувствовал, что она оказалась в чужом для себя времени и пространстве, но не мог понять, что это означает. Он испытал почти невыносимый восторг. Возможно, она наделена даром предвидения и умеет заглядывать в Будущее. Не вызывало сомнений лишь одно: женщина является намерьенкой. Впрочем, он мог и ошибаться. Было в ней что-то еще, но дракону никак не удавалось определить - что именно. Он сразу понял, что женщина каким-то образом связана с огнем, единственной стихией, которую он не узнавал, поскольку сам не имел к ней никакого отношения.
Внешне незнакомка производила потрясающее впечатление. Смотреть на нее было истинным наслаждением. Дракон позволил своему внутреннему взору оглядеть женщину с головы до ног. Ему не мешал тяжелый плащ, который помогал ей скрываться от взглядов окружающих.
Дракон отметил абсолютное здоровье незнакомки: ее переполняла жизненная энергия и неожиданная для столь хрупкого существа сила. Для лиринки она была совсем невысокой. Дракона поразили ее идеальные пропорции - узкие плечи, длинные руки, стройные ноги, красоту которых не скрывали даже грубые шерстяные брюки.
Глядя на ее грудь, дракон представил себе, как касается ее, ласкает своим дыханием, целует. Хорошо, что он лишь чувствовал ее, иначе бы превратился в дрожащее безвольное существо, которое не спас бы никакой плащ-невидимка.
Природа наделила красавицу узкой талией, и Эши знал, что может легко обхватить ее ладонями. С огромным трудом он заставил себя оторваться от захватывающего зрелища, опасаясь того, что могло произойти, если бы он не остановился...
Кроме всего прочего, он чувствовал, как его тело охватило пламя желания. Огнем горели губы, когда он представлял себе, как целует незнакомку; у него отчаянно дрожали руки, когда он думал о том, как обнимает ее. Поскольку дракону требовалось удовлетворить свою жажду, чтобы полностью успокоиться, Эши приготовился к бесконечному страданию, которое непременно выпадет на его долю, если ему не удастся прикоснуться к поразительной женщине. Понимая, что пока все идет вполне достойно, Эши не хотел рисковать, хотя знал, какая боль его ждет. Поэтому он заставил себя оторвать взгляд от незнакомки прежде, чем его глаза коснутся ее сияющих волос, спрятанных под капюшоном. Судя по тому, что он уже видел, он не сомневался: позволив себе мечтать о них, он лишится последней возможности сопротивляться.
И тогда, чтобы не оказаться во власти чар незнакомки полностью, дракон начал искать у нее недостатки. Эши посмотрел на ее пальцы - да, они прекрасной формы, но на кончиках жесткие мозоли, возникшие за многие годы игры на струнных инструментах. Больше ничего отыскать не удалось.
Человек, по собственной воле подчинившийся дракону, вздрогнул, когда тот принялся разглядывать женщину дальше.
Казалось, ее лицо вылеплено искусным скульптором, потратившим целую жизнь на то, чтобы создать шедевр, который он преподнес человечеству. Идеальные черты представляли собой совершенство гармонии. Пожалуй, за исключением огромных зеленых глаз, обрамленных густыми черными ресницами. Они сияли собственным завораживающим светом, и дракон с трудом от них оторвался.
- Она совершенна, - сказал он так, что его слышал только Эти. - Я ее хочу.
Рядом с восторгом дракона разгорался интерес мужчины. Его привлекало совсем иное. Он видел, что она прекрасно себя чувствует, уверена в себе и не понимает, какое ошеломляющее впечатление производит на окружающих. По крайней мере, внешне она никак этого не показывала.
Тепло и доброта ее глаз притягивали Эши, но он не мог не видеть в них боль, такую сильную и глубокую, что ему не было дано познать ее. Неожиданно ему захотелось узнать, что так мучает незнакомку, и он понял, что готов по собственной воле отправиться на край света - лишь бы помочь ей избавиться от страданий. Когда она смеялась, вместе с ней смеялись и глаза, когда сердилась - они метали молнии. Она была тем, чем не был он, вынужденный прятаться, одинокий, избегающий других людей. Его восхищала ее открытость, которой он завидовал и которой хотел коснуться.
- Она - девственница, она - совершенство, - восторженно прошептал дракон.
Впрочем, скрытое чутье подсказывало, что природа наделила красавицу чувственностью и пониманием могущества плоти, - и это его озадачивало. Девственница, обладающая познаниями проститутки. Поразительно! Настоящая загадка. Он хотел узнать о ней как можно больше.
Он заглянул в будущее.
И увидел незнакомку в свадебном платье. Волосы ее были украшены цветами. Она улыбалась ему. Он отпустил фантазию на волю и представил ее в легком пеньюаре на брачном ложе. Перед его мысленным взором возникла новая картинка: она держит на руках их ребенка, а потом внука. И прошли годы, и взяли свое, но она по-прежнему была прекрасна, несмотря ни на что, прекрасна и горда. А в следующее мгновение у него перехватило дыхание - чудесные, лучащиеся жизнью глаза закрылись навсегда, тело окутал саван...
Женщина сказала:
Да?
Дракон завершил изучение незнакомки в долю секунды. Она, естественно, не поняла, что произошло.
- Почему бы вам не перекусить со мной? - весело проговорил Эши. - Я хочу доказать вам, что не держу на вас зла.
- Если вы не держите на нас зла, - насмешливо проговорила женщина, - значит, я все сделала неправильно, или вы пострадали значительно серьезнее, чем я думала.
- Возможно, причина в том, что я не заплатил вначале, - рассмеялся Эши.
Прекрасные глаза широко раскрылись от изумления, но в них тут же загорелся гнев.
- На что вы намекаете?
Эши сразу понял, что совершил ужасную ошибку.
- Ничего... извините. Я просто пошутил. Вы так прекрасны, что могли бы неплохо зарабатывать, решив стать куртизанкой. - Он поморщился, понимая, что сам вырыл себе очень глубокую яму.
- Вы решили, что я куртизанка?
- Нет, вовсе нет, я...
- Как вы смеете? Пойдем, Джо!
- Подождите... извините. Не уходите.
- Пропустите нас!
- Послушайте, я не хотел, правда...
- Уйдите с дороги!
Женщина наградила его сердитым взглядом и повела девушку в сторону городской площади. Когда они начали удаляться, Эши почувствовал, как его охватывает отчаяние. Остатки опасений насчет того, что она может оказаться прислужницей демона, улетучились. Он вспомнил, как она отреагировала на его шутку, и предпринял последнюю отчаянную попытку:
- Значит, нам не удастся вместе перекусить?
Незнакомка резко развернулась и заявила:
- Учитывая размеры вашего кошелька, я сомневаюсь, что вы в состоянии накормить нас обеих. На самом деле, думаю, что и за себя вы вряд ли сможете заплатить.
И они скрылись в толпе.
Эши громко рассмеялся, и несколько человек вокруг него удивленно подняли головы. Они не имели ни малейшего представления о том, что он стоит рядом.42- НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ, я все знаю. Прости меня.
- Ты спятила? Тебя же могли убить.
- Знаю, - вздохнула Джо. Рапсодия резко остановилась:
- Почему, Джо? Я же дала тебе денег. Тебе нужно еще? Нет.
Джо засунула руку в карман и вытащила монеты, которые дала ей Рапсодия.
Рапсодия молча смотрела на ее ладонь. Когда она снова заговорила, ее голос звучал гораздо мягче:
- Скажи мне, зачем ты это сделала?
- Понятия не имею, - ответила Джо, отворачиваясь. Рапсодия протянула руку и повернула лицо девушки к себе. На нем явственно читался вызов. И страх. Рапсодия сразу заметила это, и у нее заныло сердце. Она знала этот взгляд - ребенок, выросший на улице всегда боится, что от него отвернется единственный человек, который к нему хорошо относится.
Она ласково погладила Джо по щеке:
- Ладно, по крайней мере, с тобой все в порядке. Пойдем отыщем Акмеда. Пора чего-нибудь поесть .
На лице Джо появилось изумление:
- И все? Ты не собираешься меня отчитывать?
- А ты этого хочешь? - осведомилась Рапсодия. - Я тебе не мать. Я - твоя сестра и тоже успела совершить в жизни немало глупостей.
- Правда? А каких?
- Разве Акмед не рассказал тебе, что произошло в Бетани?.. Пошли. - Она взяла Джо за руку и повела ее в сторону городской площади.Акмед нетерпеливо ждал своих спутниц около базилики. Был полдень, солнце уже несколько минут как заняло свое место прямо у дракианина над головой, а их все не было. В прежнем мире он бы попытался услышать биение их сердец, чтобы узнать, где они находятся, но здесь все было иначе - он не мог их отыскать.
И снова задумался. Он не может найти Джо, но Рапсодия то принадлежит старому миру, а значит, он продолжает слышать ее сердце. Ему следует выбрать укромное место и сосредоточиться.
Оглядевшись по сторонам, Акмед обнаружил небольшую таверну, возле которой прямо на улице стояло несколько столов из соснового дерева, мокрых от растаявшего снега. Он вытащил скамью из-под стола, стряхнул лужицу воды и, поморщившись, сел.
Затем закрыл глаза и постарался очистить свое сознание, прогнав прочь городской шум, окружавший его со всех сторон. И в особенности - звон колоколов базилики. Их голоса начинали звучать в зависимости от капризов ветра и потому в самый неожиданный момент могли наполнить округу лишними звуками, мешая дракианину сосредоточиться.
Акмед слегка приоткрыл рот, чтобы впустить в себя ледяной ветер. Положив на стол перед собой руки, Акмед незаметно поднял один палец, словно проверяя направление ветра. Все это отдаленно напоминало Охотничий ритуал, при помощи которого он так умело находил свои жертвы в старых землях.
Поскольку Акмед - пусть и частично - был дракианином, природа наградила его черепом, оснащенным сложной системой внутренних полостей, и удлиненными гландами, которые вибрировали в соответствии с определенным пульсом. Он хорошо изучил биение сердца Рапсодии. Четырнадцать веков он шагал, отдыхал, полз, сражался и спал рядом с нею.
Она оказалась рядом. Акмед услышал ее сердце, Рапсодия приближалась. Он уже собрался спокойно ее подождать, когда отвратительный вкус наполнил его рот, горький, точно блевотина, гораздо более мерзкий, чем все, что он знал. Его пронизывала могильная вонь. Акмед сразу узнал запах ф'дора.
Он быстро открыл глаза. Рапсодия и Джо направлялись к нему, появившись из переулка. Акмед на мгновение отвернулся от них, пытаясь отыскать, откуда исходит отвратительная вонь. С севера...
Тогда он посмотрел на солнце, которое обогнуло шпиль базилики, - полдень миновал. И в наступившей на долю секунды темноте увидел перед базиликой тень, пульса которой не чувствовал. Она слилась с громадной тенью самой базилики. Воздух снова наполнил рот и нос Акмед а, очистив от мерзкой вони зла и прояснив сознание.
- Извини, что мы опоздали, - сказал а Рапсодия, и Акмед отвлекся от своих наблюдений. Вытащив скамейку из-под стола, она уселась напротив. - Садись, Джо. Ты уже сделал заказ, Акмед?
Дракианин глянул на нее и заставил себя успокоиться, чтобы она не заметила его состояния. Солнце за его спиной выбралось из-за базилики. Теплый луч коснулся пряди золотых волос Рапсодии.
Акмед снова обернулся, пытаясь разглядеть тень, но она исчезла. Зато он заметил, что возле базилики стоит мужчина, которого совсем не просто было высмотреть, и глазеет в их сторону.
У Акмеда по спине пробежали мурашки - возможно, именно этому мужчине принадлежала тень... Впрочем, никаких отличительных признаков, подтвердивших его подозрения, Акмед не нашел. Мужчина кутался в плащ, капюшон полностью скрывал его лицо, и в солнечном свете было видно, что его окружает едва различимая дымка, словно от тела поднимался пар. Затем, к огромному удивлению и неудовольствию Акмеда, мужчина направился прямо к ним.
Владелец таверны открыл дверь и вышел с тяжелым деревянным подносом в руках. Акмед мгновенно узнал запах. Баранина. Он ее ненавидел и сразу заметно помрачнел. Улыбка на лице Рапсодии мгновенно сменилась беспокойством.
- Что случилось?
- Это он, - наклонившись над столом, прошептала Джо. - Он сюда идет.
- Кто? - Рапсодия вытянула шею, чтобы заглянуть за плечо Акмеду.
- Тот, с рынка. - Джо покраснела.
Рапсодия с сердитым видом поднялась со скамьи. Краем глаза она видела, что Акмед повернулся спиной к приближающемуся мужчине и вытащил кинжал. Он нарочно показывал женщинам, что вооружен и ко всему готов. Рапсодия едва заметно кивнула - совсем как Грунтор. Она хорошо изучила этот беззвучный язык.
- Что вы хотите? - спросила она, и незнакомец остановился.
- Прошу меня простить, - донесся голос из глубин капюшона. Приятный баритон звучал немного сухо, но в нем звенела сладостная музыка. - Я пришел извиниться за свою грубость.
- Считайте, что вы уже извинились. А теперь уходите.
- Я надеялся, что вы позволите мне угостить вас, чтобы загладить вину. - Незнакомец посмотрел на Акмеда. - И вашего друга, разумеется.
Акмед молчал - наблюдал за Рапсодией. Певица задумчиво посмотрела на Джо, с трудом сдерживающую возбуждение. Акмед видел, что она удивленно нахмурилась, не понимая, почему девушка так странно ведет себя.
- Ну, что ты думаешь? - спросила она Акмеда.
- Если он тебя обидел, пусть проваливает, - ровным голосом ответил Акмед. - А то он может снова попытаться, и мне придется его прикончить. Ужасно не хочется вступаться за твою честь на голодный желудок. Грозит несварением, а я этого не люблю.
. Мужчина фыркнул, и Акмед с трудом заставил себя сохранять спокойствие. Рапсодия улыбнулась.
- Думаю, мы можем рискнуть, - сказал а она, снова поворачиваясь к Джо. - Твое мнение?
- Конечно, - быстро ответила Джо.
- Хорошо, - сказал а Рапсодия и указала на место рядом с Акмедом. - Садитесь сюда.
- Как вас зовут? - спросила Джо, которая не могла усидеть на месте и все время ерзала.
- Эши, - ответил новый знакомый. - А вас?
- Джо, - выпалила девушка. - А это Рапсодия и... Ой! - Она не договорила, потому что сестра изо всей силы пнула ее в лодыжку.
- Рад с вами познакомиться, Джо, - проговорил человек, чье лицо по-прежнему пряталось в тени капюшона. Он повернулся к Рапсодии, сердито смотрящей на девушку. - Рапсодия... Какое красивое имя. Вы музыкант?
- Да, она... Ой! Прекрати! - завопила Джо и убрала подальше ногу.
Эши закашлялся, прикрыв рот рукой, и Акмед мог бы поклясться, что он пытается скрыть улыбку.
- Джо - это сокращение от какого-то другого имени? Джоанна? Джоэлла?
Джо отчаянно покраснела.
- Джозефина, - едва слышно пролепетала она.
Изумлению Рапсодии не было предела. Как она ни старалась, ей не удалось убедить девушку открыть свое настоящее имя. А сейчас та спокойно назвала его совершенно незнакомому человеку.
- Тоже красивое имя, - спокойно проговорил Эши и повернулся к Акмеду. - А вы, сэр? Как мне вас называть?
Акмед впервые за все время изволил посмотреть прямо на нового знакомца. Ему удалось увидеть самый кончик не слишком ухоженной бороды - и больше ничего.
- Думаю, "сэр" вполне сгодится.
- Перестань так себя вести, Акмед! - возмутилась Джо. Акмед метнул в нее злой взгляд. Маленькая дурочка болтает без умолку. Такое впечатление, что ей вдруг отказали мозги. Она же прекрасно понимает необходимость хранить имя в тайне! сама так делала. Однако Джо не успела выдать еще какой-нибудь секрет, поскольку появился владелец таверны и спросил, что они будут есть.
Джо попросила принести ей баранину, Рапсодия - хлеб с сыром. Акмед и Эши одновременно заказали жаркое, а затем переглянулись, словно пытаясь решить, не выбрать ли им что-нибудь другое. Владелец таверны, не заметивший Эши, так и подскочил от неожиданности, когда тот заговорил.
Казалось, свирепые взгляды, которые Акмед бросал на Джо, возымели свое действие, потому что большую часть обеда она хранила мрачное молчание. Рапсодия, стараясь загладить неловкость, мило болтала с незнакомцем, и к концу трапезы обе женщины уже весело хохотали. Акмед внимательно прислушивался к разговору. Его раздражала пустая болтовня человека, назвавшегося Эши, но он не заметил, чтобы тот пытался у них что-нибудь выпытать или задавал ненужные вопросы. Акмеда к тому же слегка мутило от запаха баранины, которую с удовольствием поглощала Джо.
И вот обед наконец завершился. Эши и женщины за это время обсудили оттепель, колокола базилики, поделились впечатлениями о качестве и разнообразии товаров на местном рынке - иными словами, ничего существенного не случилось. Неожиданно Акмед поднялся с места и резко отодвинул скамейку, однако Эти успел вскочить на ноги прежде, чем скамейка исчезла под столом.
- Куда вы направляетесь? - спросила Джо.
Незнакомец вытащил из складок плаща огромный кошелек и показал его Рапсодии. Та весело рассмеялась, а Джо смущенно покраснела.
Эши бросил на стол две серебряные монеты, которых хватило, чтобы с лихвой заплатить за весь обед.
- На юг. А вы?
Прежде чем Рапсодия успела ее остановить, Джо выпалила:
- А мы собираемся поселиться в Канрифе. Акмед заметил, что незнакомца передернуло.
- Почему?
- Не думаю, что мы там ПОСЕЛИМСЯ, - поправила Джо Рапсодия. - Мы хотим на него посмотреть. Интересное место.
- Можно и так сказать, - сухо проговорил Эши. - Вы там долго пробудете?
- Она же сказала, что мы не знаем, - резко ответил Акмед.
- А почему вы спрашиваете? - поспешно сказал а Рапсодия.
- Ну, если вы проведете там несколько месяцев... Я как раз собираюсь вскоре в те места. Может быть, встретимся там и снова поболтаем.
- Конечно! Мы будем ужасно рады! - вскричала Джо, но тут же осеклась под тяжелыми взглядами Рапсодии и Акмеда.
- Вполне возможно, что мы там и задержимся. Сейчас трудно сказать заранее, - проговорила Рапсодия и поднялась на ноги. - Разумеется, если окажетесь в тех краях, мыс вами с удовольствием ПОБОЛТАЕМ.
- Может быть, я воспользуюсь вашим любезным приглашением. Ну, удачи вам. И легкой дороги. - Эши поклонился женщинам, кивнул Акмеду и зашагал прочь. Однако через пару секунд остановился и снова повернулся к Рапсодии: - Надеюсь, мне удалось загладить свою вину перед вами? Хотя бы частично! Еще раз приношу свои извинения.
- Я вас уже простила, - улыбнулась Рапсодия. Незнакомец еще раз поклонился и исчез в толпе. Рапсодия повернулась к Джо:
- Видишь, с какой скоростью происходят события? Хорошо, что тебе не удалось украсть его кошелек! Иначе нам бы пришлось самим платить за обед.
Акмед снова уселся за стол и показал женщинам на скамью напротив.
- По крайней мере, теперь у нас осталось достаточно денег, чтобы купить самую толстую и надежную на свете нитку и зашить ей рот.
Джо покраснела и откровенно перетрусила.
- Заткнись! - рявкнула Рапсодия. - Не смей с ней так разговаривать!
- Отлично. В таком случае, я задам вопрос ТЕБЕ. Кто это такой и почему он шел за вами?
Рапсодия задумчиво сдвинула брови:
- Я знаю не больше твоего, Акмед. Мы наткнулись на него на улице, и он пригласил нас на обед.
- Что он тебе сказал ? О какой грубости идет речь? Джо едва сдерживала слезы. Тогда Певица взяла руку девушки под столом и принялась ее гладить, раздумывая над вопросом Акмеда и вспоминая разговор с Эши.
Она вспомнила все, что случилось, и почувствовала легкое покалывание на коже. Когда такое происходило с нею в детстве, отец говорил, что это называется "гусиная кожа". Странный мужчина в плаще пригласил их на обед, а затем оскорбил ее. Решил, что она куртизанка...
- Ничего особенного. Он решил немного пофлиртовать. Только у него ничего не вышло. Не думаю, что здесь кроется еще что-нибудь. Мне его компания не показалась неприятной, хотя ты, очевидно, придерживаешься другого мнения.
- А сережки - его подарок?
Рапсодия покраснела. Она совсем о них забыла.
- Нет, это от торговца, которому я помогла спасти товар, когда столкнулись две повозки и опрокинулись столы.
- Ладно, оставим это. У нас еще несколько часов до встречи с Грунтором. Давайте посмотрим город. Думаю, мы сможем многое узнать про Канриф, поскольку складывается впечатление, что Бет-Корбэр построен в ответ на угрозу со стороны фирболгов.
- Мне казалось, что Бет-Корбэр построили намерьены, - сказал а Рапсодия, складывая салфетку. - Лорд Стивен говорил, это они возвели базилику.
- Сам город - да. Но если глядеть повнимательнее, то можно заметить кое-что еще. В отличие от провинциальных столиц Роланда, которые мы видели, Бет-Корбэр как будто состоит из двух городов - внутреннего, с великолепной архитектурой, и внешнего, построенного из камня и предназначенного для солдат. Вокруг не особенно много деревень и ферм, а те, что имеются, располагаются сразу у городских стен. Именно во внешнем городе мы, возможно, найдем ответы на интересующие нас вопросы.
- Звучит разумно. Я скоро вернусь, - сказал а Рапсодия, снова вставая. - Прежде чем мы уйдем отсюда, я хочу осмотреть колокольню.
Она погладила Джо по плечу и поспешила через площадь к южному углу базилики.
Джо посмотрела ей вслед, а потом обернулась к Акмеду:
- Знаешь, а повозки-то столкнулись из-за нее. Дракианин наградил ее пронзительным взглядом:
- В каком смысле?
- Они налетели друг на друга. Я стояла на другой стороне улицы, когда это случилось. Люди глазели на Рапсодию все утро, даже несмотря на то, что она не снимала капюшона. Затем она сбросила его, чтобы примерить сережки, и возницы словно ослепли. Они не видели, куда едут, вот и натолкнулись друг на друга. Потом мужчины бросали ей под ноги цветы, чтобы привлечь ее внимание. А она поднимала их и возвращала, думая, что идиоты уронили их нечаянно. Очень странно.
Акмед кивнул. Он был свидетелем подобных происшествий с тех самых пор, как они покинули Корень.
- Она ни о чем не догадывается, - сказал а Джо.
- Да, не догадывается. И сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет.Когда солнце повисло над соломенными крышами домов, окруживших Бет-Корбэр, они встретились с Грунтором. Обменялись наблюдениями и новой информацией, сложили в мешки припасы, которые пополнили в городе.
- У меня пропали последние сомнения насчет того, следует ли нам посетить Канриф, - сказал Акмед, когда друзья устроились на привале, чтобы поужинать. - Складывается впечатление, что там сосредоточены большие силы, которым не хватает организации. Им нужен опытный лидер. Самое время собирать урожай, если я все правильно понимаю.
- В каком смысле? - осведомилась Рапсодия. Спускалась ночь, на небо высыпали звезды. Было очень тихо.
- Болгам нужен король, и я знаю, кто согласится взять эту ношу на себя, - сказал Акмед.
- Ты, что ли? - недоверчиво спросила Рапсодия. Акмед посмотрел на нее и с деланной обидой поинтересовался:
- А чем я не гожусь?
- Я не знала, что в твоих жилах течет королевская кровь.
Оба фирболга расхохотались.
- Только люди верят в дарованное Богом право носить корону, - заявил Акмед. - Фирболгам плевать на классовые различия. Ты становишься правителем, когда получаешь такую возможность - силой или хитростью. У меня есть и то и другое.
Рапсодия молча смотрела в костер. Хотя слова Акмед а звучали разумно, они совершенно противоречили всем тем представлениям, в которых она была воспитана. Впрочем, сейчас все перевернулось с ног на голову. Ллаурон считал ее крестьянкой, но это не помешало ему отправить всю компанию в гости к герцогу.
- Я думаю, мы все там придемся ко двору. Даже вы, две вертихвостки, хотя в ваших жилах и не течет кровь фирболгов, - сказал Акмед.
- Точно, - проворчал Грунтор, жуя большой кусок свинины. - Ой думает, мы выберем подходящее местечко и устроим там собственную крепость.
- Среди фирболгов? - вскричала Джо. Я не хочу к ним! Они - чудовища.
- Можно рискнуть, - сказал а Рапсодия, посмотрев на своих спутников из прежнего мира. - Про фирболгов рассказывают много всяких глупостей. Я готова поспорить, что они вовсе не чудовища. А вдруг они нам понравятся?
Акмед и Грунтор, улыбаясь, закончили ужин.43ПУТЕШЕСТВЕННИКИ разбили лагерь на северной границе Кревенсфилдской равнины - огромного открытого пространства, которое тянулось от Бет-Корбэра до самых Зубов - гор, служивших естественной крепостной стеной для земель фирболгов.
Поля окружали город с трех сторон. Четверка путников шла на восток, пока Бет-Корбэр и поселения вокруг него не пропали из вида. Когда спустилась ночь, их окружил мрак, расцвеченный яркими точками звезд. Рапсодию охватило чувство одиночества, словно они оказались единственными живыми существами в целом мире. Они долго не ложились, пытаясь за разговорами забыть о неприятном ощущении пустоты.
Окутанная одеялом ночного сумрака, Рапсодия не могла не вспомнить их бесконечное путешествие по Корню. Тогда ей приходилось постоянно сражаться со страхом. Она должна была идти вперед, потому что ничего другого не оставалось. А сейчас она чувствовала себя одинокой и беззащитной, несмотря на яркие фонарики звезд.
Она поплотнее завернулась в плащ и подумала о своих внуках, как делала всегда, когда ей становилось особенно тоскливо. Можно ли рассчитывать на то, что Гвидион и Мелисанда находятся в безопасности за стенами крепости, которую охраняет армия их отца? Богатство и положение в обществе не смогли уберечь их от страшной потери. Впрочем, никто не знает, что его ждет в жизни. Никто. Она протянула руку и осторожно убрала прядь светлых волос с лица Джо.
Костер постепенно догорел. Горячие угольки отбрасывали танцующие тени на лица спящих спутников Певицы. Она печально вздохнула и постаралась больше не смотреть на громадный темный купол у себя над головой...
Серая дымка рассвета не принесла Рапсодии утешения. Ее спутники начали просыпаться, сердито ворча и жалуясь на то, что им не удалось как следует выспаться. Рапсодия протянула руку в сторону костра, который снова весело трещал.
- СЛИПКА, - сказала она, и огонь мгновенно погас, лишь тонкая струйка дыма медленно поднялась в серое небо.
Это слово она узнала, когда еще только начала учиться мастерству Дающей Имя. Оно приблизительно означало "уходи". С его помощью можно было погасить огонь, прогнать туман и рассеять любые пары, висящие в воздухе. Рапсодия часто жалела, что это слово не умеет развеивать дурные сны или неприятные воспоминания.
Когда наступило утро и они пустились в путь, снова пошел снег. По мере того как они продвигались вперед, зима возвращалась и идти становилось все труднее. Настроение у всех резко испортилось. Пронизывающий злой ветер не раз вызывал проклятья в свой адрес, однако он же заглушал все разговоры.
Прошло четыре дня, и путники вышли на плато Орландан, где им все чаще и чаще стали попадаться холмы - предгорья Зубов.
Примерно через неделю показались и сами горы, изрезавшие горизонт своими острыми пиками. Гвиллиам назвал их Мантейдами, в честь жены и ее сестер, но время поглотило это имя, и теперь их всюду знали под другим, которое подходило им гораздо больше, - Зубы.
Прошло еще три дня, и маленький отряд приблизился к подножию гор. Когда Рапсодия увидела их в первый раз, ей показалось, что они все одинакового коричневого цвета - темные тени, уносящиеся в небо.
Однако по мере того, как горы становились ближе, девушка увидела, что они расцвечены в самые разные оттенки и тона - смешение черного и пурпурного, зеленого и голубого. В небо тянулись тонкие пальцы пиков, тут и там виднелись крутые склоны и пропасти. Красивые и одновременно пугающие, стражи, охраняющие границу между царством людей и землями фирболгов...
И вот путники стоят у самого их подножия. Большую часть этого времени они шагали по степи, среди невысоких холмов, на каменистом плато. На вершине одного из них Акмед остановился.
Внизу, засыпанная снегом, лежала огромная чаша амфитеатра, вырезанная в земле временем и силой стихий и расширенная руками людей. Огромное сооружение окружали скалистые уступы, а по всему периметру шли ровные ряды скамеек, которые постепенно сходились у огромной площадки внизу, засыпанной снегом и мусором, который копился тут несколько веков.
Рапсодия сразу поняла, что именно они видят перед собой.
- Здесь проходило Великое Собрание Гвиллиама, - взволнованно произнесла она, и ее голос гулким эхом отразился от скалистых стен. - Судя по тому, что говорится в хрониках, намерьены собирались здесь во время праздников или на советы. Именно здесь Гвиллиам н Энвин созывали своих подданных.
- Это КАВМ, - сказал Грунтор, используя слово из языка Серендаира, обозначающее "кратер, образовавшийся после извержения вулкана или из-за схода ледника".
Он закрыл глаза и вдохнул морозный воздух; шел легкий снег, который мешал ему разглядеть окружающее. Землю он чувствовал здесь даже сильнее, чем когда вышел на поверхность после путешествия по Корню. Это место хранило память истории, и земля нашептывала Грунтору свои секреты так, что только он один мог их слышать.
Дно чаши возникло в древние времена, когда здесь находилось озеро, появившееся благодаря таянию льда, покрывавшего склоны Зубов во времена их юности. Чаша служила сосудом для потоков сползающего льда. По мере потепления озеро частично ушло под землю, а частично высохло под жаркими солнечными лучами. В результате среди гор образовался огромный амфитеатр. Это был первый слой истории этих земель.
Позже тут потрудились руки людей. Объединенные силы земли и людей, которые по ней ходили, стали единым целым, и начался век, какого не видел мир и, пожалуй, уже не увидит.
Но вот наступило время вечного сна, и огромный амфитеатр лежал теперь под покровом снега всеми забытый и заброшенный. Но даже и сейчас могущество этой земли не вызывало сомнений...
Грунтор открыл глаза, возвращаясь из далекой страны прошлого.
Акмед нашел тропинку у подножия. Его сознание путешествовало среди гор, и ему удалось разглядеть несколько проходов, пересекающих горные кряжи и связывающих долины.
Сотни троп и мостов соединяли внешний мир со Скрытым Королевством. Некоторыми из них пользовались часто, другие оставались заброшенными так долго, что природа взяла свое и они давно стали недоступны для путников. Вся система дорог представляла собой инженерное чудо, созданное, по всей вероятности, руками жителей гор, древними наинами, умелыми горняками, которым земля открывала свои тайны.
"Шедевр Гвиллиама", - подумал Акмед.
Изучая мысленным взором землю, он их видел - крошечные фигурки, черные на фоне утреннего света, прячущиеся в тенях, шагающие по многочисленным дорогам. Народ, которого он никогда не знал, но которым собирался править.
- Это место Гвиллиам называл Канриф, - сказал он своим спутникам. - Среди гор бродят стаи фирболгов. Складывается впечатление, что они плохо организованы, если вообще организованы.
- Именно на это ты и рассчитывал? - спросила Рапсодия. - "Самое время собирать урожай". Так, кажется, ты сказал?
- Да, - улыбнулся Акмед.Несмотря на то что фирболги родились в темных пещерах, они не любили выходить наружу по ночам. Спрятавшись примерно в полумиле от них, Акмед и его спутники наблюдали, как они бродят вокруг своих пещер, следили за наиболее смелыми особями, рискнувшими в поисках пищи забраться далеко от родных обиталищ. Однако когда начали спускаться сумерки, их становилось все меньше, и вскоре все попрятались в своих домах.
- Ночная слепота, - проговорил Акмед, и Грунтор кивнул.
- Странно, - пробормотала Рапсодия, напряженно всматриваясь в склоны гор, окутанные ночным мраком. - Жители пещер должны хорошо видеть в темноте.
- Под землей, где нет никакого света, даже сияния Корня, они чувствуют себя прекрасно. Когда снаружи наступает ночь, темнота никогда не бывает полной, и это сбивает их с толку. - Акмед оглянулся, чтобы убедиться в том, что Джо его не слышала.
При воспоминании об Оси Мира Рапсодию передернуло, но она прогнала неприятные мысли и вернулась к прерванным наблюдениям.
- Желтые корни и овощи с зелеными листьями.
- Чего? - переспросил Грунтор, наградив ее удивленным взглядом.
- Лечат ночную слепоту. Когда хочешь стать Певцом и начинаешь обучение, тебе первым делом рассказывают одну знаменитую легенду. Лиринская армия стала непобедимой благодаря тому, что они изменили свою диету. Все их враги ничего не видели ночью, и потому лирины нападали после наступления темноты.
- А кроме овощей есть еще какое-нибудь лекарство? - поинтересовался Акмед.
- Печень, - ответила Рапсодия, и Джо изобразила, что ее тошнит.
- Тогда болги должны здорово видеть в темноте, - заявил Грунтор. - Они кушают своих врагов вместе с печенью.
- Каких врагов? - спросила Рапсодия, проигнорировав его каннибалистские комментарии. - Их ближайшим соседом является Бет-Корбэр. Судя по тому, как выглядит город, его жителей давно никто не тревожил.
- Верно, - согласился с ней Акмед. - Кроме того, Грунтору удалось выяснить, что Сорболд, расположенный по другую сторону Зубов, хорошо защищен от набегов горными кряжами. Так что непохоже, чтобы фирболги часто покидали свои земли в поисках поживы. Думаю, они охотятся друг на друга.
Рапсодию снова передернуло:
- Чудесно! Ты уверен, что хочешь здесь жить?
- Я захочу, - хмыкнул Акмед.Снег забрался в трещины у подножия гор и затвердел. Идти по ледяным буграм было очень трудно. Джо без конца падала, а один раз чудом не свалилась в пропасть.
- Еще далеко? - стараясь перекричать вой ветра, спросила Рапсодия, с опаской заглядывая в каньон, уходящий вниз на несколько сотен футов.
- Мы почти на месте, - ответил Акмед.
Он подошел к скалистой стене, доходившей ему до пояса, и взобрался наверх, а затем заполз на небольшой уступ. Лежа на животе, он протянул Рапсодии руку и легко втащил ее за собой.
Рапсодия быстро огляделась по сторонам, чтобы убедиться в том, что их никто не видит. Теперь надо было помочь Джо. Рапсодия закрепила веревку, в то время как Акмед, ухватив девушку под мышки, вытянул ее наверх. Та дрожала от холода и усталости. Как только она оказалась рядом, Рапсодия обняла ее и прижала к себе, закутав в свой плащ и сосредоточившись на своем внутреннем огне, чтобы согреть сестру.
Спустя несколько мгновений над краем уступа показался шип на шлеме Грунтора, и великан легким уверенным движением забрался на площадку.
- Ух, как я повеселился! - заявил он. - Ты в порядке, герцогиня? А ты, маленькая мисси?
- Нужно поскорее увести ее в какое-нибудь укрытие, где нет такого ветра, - ответила Рапсодия, у которой отчаянно стучали зубы.
Она уже не чувствовала ни кончиков пальцев, ни носа. Акмед, скорчившийся рядом с ними, сказал:
- Подожди минуту, Рапсодия. Посмотри, что наши родственники серенны создали, а потом сами же и разрушили.
Рапсодия огляделась по сторонам. Снежные вихри метались вокруг громадного каменного сооружения, выбитого прямо в скале. Его черный силуэт выделялся на фоне серого неба, заслоняя собой весь горный кряж. Гигантские стены сливались с горными склонами. Тут и там высились башни и бастионы невероятных размеров - до сих пор Рапсодии не доводилось встречать ничего похожего. Все, что они видели с того самого момента, как вышли на поверхность, - города и базилики, крепости и замки - напоминало жалких карликов на фоне этого могучего строения.
"Неудивительно, что Гвиллиам считался кем-то вроде божества", - подумала Рапсодия, которая со своего места не могла рассмотреть все сооружение целиком. Казалось, будто Создатель собственными руками вырезал эти бесконечные мосты, стены, теперь полуразрушенные, все эти укрепления, дороги, туннели, которые тянулись через середину горной гряды и терялись далеко за горизонтом. Город для великанов - не таких, как Грунтор, а самых настоящих титанов. И они прячутся где-то поблизости, среди Зубов Канрифа...
- Как думаешь, нам удастся отыскать какой-нибудь безопасный туннель? - крикнула Рапсодия. - Джо ужасно замерзла.
- Идти сможешь? - спросил ее Акмед.
- Да.
- Хорошо. Пусть Грунтор несет Джо, а ты иди за мной. Здесь неподалеку есть пещера. Вход закрыт большим камнем, но я уверен, что мы с Грунтором сможем его откатить. Болги туда не сунутся. Держись за мой плащ, чтобы не заблудиться, если станет совсем ничего не видно.
Рапсодия ухватилась за край его плаща и мрачно двинулась следом.Когда они оказались внутри туннеля, вой ветра сразу стал тише. Пыль и крошечные осколки камней покрывали путников с головы до ног, забирались в нос и глаза.
Наконец Грунтор установил на место камень, чтобы болги не нашли их убежища, оставив маленькую щель.
Рапсодия откашлялась и стряхнула грязь с головы и плеч. Джо медленно приходила в себя после трудного подъема.
- Где мы? - спросила она.
Акмед вглядывался в сумрак туннеля. Стены и потолок были выложены гладкими каменными плитками идеальной прямоугольной формы. Длинные траншеи тянулись по обеим сторонам, в потолке виднелись дренажные отверстия, проржавевшие и забитые мусором.
- Думаю, это часть акведука. Возможно, отводной канал. Внутри Канрифа их построили великое множество. Они доставляли дождевую и воду из горных источников в систему водоснабжения, а все, что оказывалось лишним, спускалось в каньон. Поскольку в горах колодцы никто не копает, жители таким образом обеспечивали себя питьевой водой. Кроме того, благодаря этому не возникало опасности наводнения. Чертежи в намерьенском музее были очень подробными.
Рапсодия вытащила из заплечного мешка тетрадку, которую они нашли в Доме Памяти.
- Ничего не понимаю, - заявила она, быстро просмотрев записи. - Жаль, я не обратила внимания на то, что ты рассматривал в музее.
- Ты недооцениваешь размеры этого места, - фыркнув, проговорил Акмед. - Канриф являлся не просто крепостью или городом в горах. Он представлял собой целое государство. Цитадель, построенная среди гор, - всего лишь небольшая его часть. Основной массив, леса и виноградники, шахты и деревни, города, храмы и университеты - все, что представляло собой Канриф во времена намерьенов, - расположено за каньоном и Проклятой Пустошью. Впрочем, сомневаюсь, что болги сохранили его до наших дней. Мне удалось посмотреть только часть планов. Я видел систему водоснабжения, вентиляционные сооружения, которые обеспечивали свежим воздухом пещеры, и громадные кузницы, построенные в скалах, - их тепло использовалось для обогрева внутренних помещений. Гвиллиам был поразительным человеком. Он сумел спроектировать и построить подлинно живой мир из самых обычных камней и скал. Даже если бы мы корпели над его записями целый месяц, нам не удалось бы изучить их по-настоящему.
Рапсодия присела рядом с кучей недавно осыпавшихся камней. Она положила на них руки, разбудила внутренний огонь и направила его на камни.
- И что дальше? - спросила она, когда камень раскалился докрасна.
Акмед неторопливо вынимал из заплечного мешка припасы.
- Сначала перекусим, а потом я отправлюсь на разведку. Грунтор, ты останешься. Если я вдруг не вернусь через несколько дней - мало ли что, - отведешь Рапсодию и Джо в Бет-Корбэр.
- А тебе не кажется, что мы имеем право сами решать, куда мы хотим отправиться? - сердито спросила Рапсодия. - В особенности если тебя не будет...
Акмед удивленно заморгал:
- Ладно. Если я не вернусь, куда Грунтор должен вас доставить?
Рапсодия и Джо переглянулись.
- Наверное, в Бет-Корбэр. Дракианин рассмеялся:
- А еще говорят, что это болги отличаются сварливостью! Не тревожьтесь, я вернусь. Просто хочу нанести короткий визит своим будущим подданным.44НЕСМОТРЯ НА ТО что утверждалось в намерьенских легендах, болги обитали в горах задолго до того, как закончилась война Гвиллиама с собственной женой. Он был слишком занят, чтобы обращать внимание на то, что население пещер покинуло восточные степи и сумело пробраться в более старые части огромного лабиринта. Однако болги прекрасно знали о его существовании и начали тайные боевые действия на территории королевства Гвиллиама. Доклады о пропавших патрулях и запасах продовольствия терялись среди более важных документов, касающихся войны с Энвин.
Болги никогда не отличались способностью к организованным военным действиям; они были жестоки и считали любую добычу съедобной. Они украли огонь и могли жить в самых невероятных климатических условиях и местностях, хотя строители из них получались никакие.
За несколько веков до описываемых событий некий воинственный лорд сумел подчинить себе несколько племен и обнаружил, что они вполне управляемы - если их кормить. Но после смерти храброго лорда болги разрушили его поместье, некоторое время пожили на привычных местах, а затем отправились искать пропитание на новых территориях. Кое-кто утверждал, что они подчинялись этому лорду, потому что считали его своим. Уникальный случай, поскольку болги видели в людях добычу, а не равноправных партнеров.
Разобщенные маленькие племена болгов, населявших горы Гвиллиама, состояли из беженцев и дикарей, которые укрывались здесь от непогоды или искали себе новые охотничьи угодья. Кое-кого изгнали с насиженных мест силой, и они прихватили с собой оружие. Этих переполняла злоба по отношению к окружающему миру. В любом случае, встречи с ними мало кому доставляли удовольствие.
Обнаружив болгов, Гвиллиам предпринял неубедительную попытку их уничтожить. Он устраивал западни, посылал в их логова вооруженные отряды, но ему удалось расправиться лишь с самыми слабыми и глупыми. Грунтор считал, что политика Гвиллиама привела к тому, что болги значительно продвинулись в своем развитии. Тупое оружие стало острым и смертоносным. Однако Гвиллиам не успел использовать его в войне против Энвин.На следующий день после того, как маленький отряд устроился в туннеле, несколько охотников-болгов загнали подземного волка в Зал Смерти, находящийся глубоко в недрах Зубов. Сюда традиционно заманивали добычу, поскольку здесь было достаточно места, чтобы расправиться с крупными животными или особо невезучими людьми.
Некогда болги обнаружили древний коридор с запечатанной дверью в самом конце, которую они, как ни старались, не смогли открыть. Сюда они завлекали свои жертвы, хотя одержать победу им удавалось не всегда.
Похоже, и на сей раз они совершили ошибку: волк побеждал. Древние млекопитающие размером с медведя, подземные волки всегда держались поодиночке и отличались свирепым нравом. Они прекрасно видели в темноте и сумели выжить в подземных туннелях, где и предпочитали охотиться.
Этот волк уже убил одного фирболга и пожирал второго, когда появился человек в черном. Его никто не заметил - он возник как раз в тот момент, когда охотники поняли, что потерпели поражение, и начали потихоньку отступать.
Сначала они его не видели. Развевающийся черный плащ сливался с тенями, которые его окружали. Они услышали голос, сухой, резкий, не терпящий возражений. Голос говорил на более древней версии их родного языка:
- Лежать!
Слово гулким эхом отразилось от стен и потолка коридора, словно деревянная стрела, ударившая в камень.
Болги отреагировали как путники, застигнутые врасплох бурей. Один тут же повалился на пол и, скорчившись, замер. Другие медленно повернулись на голос. То, что они увидели, заставило их замереть на месте. Они так испугались, что даже не смогли выполнить приказ незнакомца.
Человек в черном откинул капюшон на спину и вытащил из-за спины длинный узкий меч. Лицо незнакомца наводило ужас на болгов. Оно было им незнакомо, но они сумели уловить в нем родовые черты своего народа и понять, что неизвестный каким-то непостижимым образом принадлежит к их числу.
Человек в черном сделал едва заметное движение, и в темном коридоре возникла вспышка света. Тонкий меч промчался по воздуху и вонзился в глотку зверя, приподнявшегося над телом своей жертвы. Глаза волка продолжали пылать яростной злобой, когда он, издав низкое рычание, повалился на пол.
Страшный человек мгновенно оказался рядом, чтобы вытащить свое смертоносное оружие. Он стоял в окружении охотников-фирболгов; все были вооружены, но ни один не сделал даже попытки напасть на него, пока он не наклонился за своим мечом.
Но как только чужак прикоснулся к волку, охотник, упавший на пол, резко выбросил вперед острый крюк, заточенный с внутренней стороны. Человек в черном сломал ему запястье, наступив на него ногой, а затем свернул ему шею. Выпрямившись, он посмотрел в глаза оставшимся болгам - всем по очереди, - а потом снова нагнулся над трупом волка. На сей раз тишину нарушил лишь шорох лезвия, когда незнакомец извлек его из звериного тела.
- Удачной охоты!
Человек в черном повернулся и исчез в темноте.Белесые глаза Фринта сверкали в свете маленького костра. Он почти не прикоснулся к лучшему куску мяса, которое ему полагалось за то, что он принес в клан добычу.
- Человек был как ночь, - шептал он своим сородичам.
Детей, которые выглядывали из-за спин матерей, отогнали, но они тихонько приползли назад, чтобы лучше слышать рассказ великого охотника.
- Мы не видели, когда он пришел.
- Что он хотел? - спросил Наг-Коготь, вождь клана. Фринт покачал головой:
- Ничего. Убил волка, а потом Раника. Раник попытался зацепить его крюком. Чужак затоптал его, будто искру от огня. - Охотника передернуло, и дети испуганно попятились.
- Не взял мясо? - поинтересовался Наг. Фринт покачал головой.
- Ничего не сказал? Фринт немного подумал.
- Пожелал удачной охоты.
Глаза Нага раскрылись от удивления.
- И что было дальше?
- Мы ушли из Зала Смерти и нашли двух козлов и крысу. Добыли их.
Вокруг начали перешептываться.
- Может быть, Человек Ночи - это бог? - предположила женщина Нага.
Наг собрался отвесить ей оплеуху, но она ловко увернулась.
- Он не бог. Наг - бог клана. Но мы должны опасаться Человека Ночи. Нужно предупредить всех илорков.
Фринт прикрыл глаза, и сказал:
- А вдруг Человек Ночи - бог всех болгов? Прячась в тени за спиной Нага, Акмед улыбнулся и скрылся в темноте.
Стены канрифского лабиринта кое-где осыпались от времени. На месте обвалов образовались бугры и ямы, и идти было нелегко. Такие препятствия не мешали Акмеду передвигаться неслышно. Судьба когда-то великой крепости наполнила его сердце неожиданной грустью.
Во времена расцвета Канрифа широкие, точно городские улицы, туннели были вырезаны в скалах и отполированы до блеска. С математической точностью они разбегались в разные стороны. Сложная планировка создавала дополнительные трудности для неприятеля. Когда-то здесь имелись светильники, заливавшие подземный комплекс ослепительным сиянием. Сейчас от них остались лишь обломки или дыры в тех местах, где когда-то они крепились к стенам.
Акмеда охватил восторг при мысли о том, что он делает. Он словно вернулся в старые добрые времена, когда проходил подготовку и когда ф'доры организовали кампанию по уничтожению дракиан.
Он был счастлив тогда. В те годы он еще не изобрел свой квеллан и не стал самым знаменитым в мире наемным убийцей; ему только предстояло завоевать свою репутацию; число его жертв исчислялось единицами, а имя не звучало отличительным знаком мастера своего дела...
Акмед неслышно пробирался вперед, прячась в тенях, и вскоре вышел в большой пещерный зал - судя по всему, здесь когда-то размещалась стража. Даже помещения для солдат в те далекие времена были уютными и прекрасно отделанными, с чуть удлиненным куполообразным потолком, украшенным фресками с батальными сценами. От времени краска потрескалась и облезла, и картины давно перестали радовать глаз.
Акмед задумчиво разглядывал едва различимые фигуры сражающихся солдат. Искусство боя диктовалось философией соединения. Для того чтобы нанести врагу смертоносный удар, требовалось к нему приблизиться. Необходимо было раз за разом вступать в контакт и продолжать до тех пор, пока не возникнет ситуация, когда он больше не сможет оказывать противодействия.
Этой идеей руководствовались ф'доры. Демонические духи цеплялись за свое вместилище по необходимости: иначе им было не выжить. Связь требовалась им, чтобы существовать.
Дракиане, напротив, не придерживались философии соединения. Они проповедовали понятие разделения. Находясь на расстоянии от врага, ты лучше видишь недостатки его защиты и оружия. И тогда, понимая, где нет оружия, где нет доспехов, ты узнаешь, куда следует нанести удар, который станет смертоносным. Вот почему дракиане сделались проклятьем для ф'доров, существ, которым необходимо войти в контакт с другим существом, чтобы продолжать жить...
Когда Акмед с Грунтором стали свидетелями необъяснимых убийств в роландских поселениях, дракианин подумал, что, возможно, насилие в чистом виде и является истинной целью того, кто за этим стоит. Тсолтан был стратегом, который умел взглянуть на мир со стороны.
Существует высокая вероятность, что тот, кто заставляет людей устраивать бессмысленную бойню, не пытается достичь какой-то определенной цели и не нуждается в сложном плане. Вполне возможно, что он питается энергией и становится сильнее от страха, ненависти и убийств...
Размышления Акмеда прервал шум в соседнем туннеле, и дракианин пробежал туда через огромное помещение. Держась в тени, он остановился у входа в туннель. Затем сделал глубокий вдох и отправил свой мысленный взор на разведку - вперед, к источнику шума.
Впрочем, он сразу догадался, что происходит. Там возникла потасовка между двумя группами болгов. Они орали, бросались друг на друга, размахивая обломками копий и мечей. Это были представители двух кланов - лица и руки сражающихся украшали разные отличительные знаки. Женщина лежала на земле и отчаянно вопила. Ее держали двое мужчин - по одному от каждого соперничающего клана. По-видимому, она должна была стать подарком для вождя.
Акмед снял с плеча квеллан.Ночные Охотники почти одержали победу, когда в туннеле вспыхнула молния. Она сразила сразу обоих вождей. Болги замерли на месте, безмолвно наблюдая за тем, как тела их вождей падают на землю. У каждого на горле появилась ровная аккуратная рана. Блестящие ножи, вылетев из темноты, едва не снесли головы бывшим заклятым врагам.
И вот из сумрака появился человек в черном. С легким, едва различимым шорохом взметнулся в воздух его плащ, из-под капюшона глянули два страшных пронизывающих насквозь глаза.
Один из Охотников слышал рассказ о событиях в Зале Смерти.
- Человек Ночи!.. - с ужасом выдохнул он. Страшный человек сделал шаг вперед, и болги из обоих кланов поспешно прижались к стенам. Он наклонился, чтобы поднять сломанный меч. Швырнув его женщине, повернулся к остальным.
- Бегите, - приказал он.
Даже болги были в состоянии расслышать шепот смерти в его бесцветном голосе.
Охваченные слепой паникой, они, спотыкаясь и налетая друг на друга, мгновенно разбежались в разные стороны. Только женщина заколебалась - и только она успела заметить тень улыбки, скользнувшей по губам Человека Ночи. Затем она повернулась и помчалась вслед за своими сородичами, а страшный человек снова скрылся в черной пасти туннеля.Четверо путников явились в Зал Смерти в тот же день вечером. Акмед провел их по удобным проходам среди гор. Этот путь занял чуть больше времени, но они решили, что будет разумно по возможности держаться подальше от внутренних коридоров. Джо плохо видела в темноте, да и Рапсодия, вроде бы успевшая привыкнуть к подземному сумраку во время бесконечного путешествия по Корню, сейчас чувствовала себя ужасно - по крайней мере, вначале.
На них дважды нападали болги.
- Ровно в два раза больше, чем нужно, - заметила Рапсодия, когда была отбита вторая атака.
- Ровно в два раза меньше, чем следовало, - заявил Грунтор, вытирая свой громадный кинжал. - Бедняги, придется мне попотеть, а то проку от них никакого.
- Ну, с этими уже не попотеешь, - сказала Джо, глядя на неподвижные тела болгов, попытавшихся устроить им засаду.
Грунтор расхохотался и хлопнул ее по спине.
Акмед поднял руку, и все тут же замолчали. Они медленно шли за дракианином по извивающимся тропам, проложенным среди старых развалин. Здесь царило такое запустение, что, казалось, его можно потрогать руками.
Когда они проходили через большой зал, из которого в сторону отходил коридор, Рапсодия выглянула и увидела уступ вдоль громадной пещеры. Она вопросительно посмотрела на Акмеда, и тот молча кивнул.
Шагнув вперед, Рапсодия заглянула за край уступа. Ее глазам предстало огромное открытое пространство, где дул сильный ветер; воздух показался ей затхлым и пыльным. Она прикрыла глаза и глянула себе под ноги, в черный мрак.
Внизу лежал огромный разрушенный город, мрачный в своем безмолвии. Насколько видел глаз, тянулись улицы с древними, полуразвалившимися домами. Певица разглядела места, где городские площади когда-то украшали фонтаны и прекрасные статуи. Но и они давным-давно превратились в печальное напоминание о былой красоте. Некогда гений архитектора создал величественный город, который теперь стал забытой историей и медленно умирал, превращаясь в пыль.
"Великий шедевр Гвиллиама", - грустно подумала Рапсодия. Канриф. Это слово означало "век". Строительство стало делом жизни тысяч человек. Город продолжал стоять - бесплодное напоминание о бесплодных попытках бесплодного гения, который в своем высокомерии просто взял и выбросил великое творение, посчитав, что оно больше ему не нужно. И вот город превратился в пустую оболочку, пристанище для стай полулюдей, не способных оценить его величие.
- Зал Смерти уже недалеко, - напомнил Акмед, прикоснувшись к ее плечу.
Когда они подошли к последнему повороту, Акмед кивнул, и Грунтор остановился. Они с Джо встали по обе стороны, а Акмед и Рапсодия прошли остаток пути и оказались около тяжелой каменной двери.
- Я думаю, именно здесь находится библиотека Гвиллиама, - прошептал Акмед.
Рапсодия молча кивнула. В книге, которую они видели в Доме Памяти, не оказалось ни карт, ни описаний расположения внутренних помещений, но дверь они узнали сразу. На ее поверхности виднелись потрескавшиеся от времени буквы - выбитый рукой давно умершего мастера девиз Гвиллиама:Cyme we inne frid, fram the grip of deap to lif inne dis smylte land.Под ним была прикреплена ржавая металлическая пластина и имелась ручка, под которой виднелись одинаковые небольшие отверстия, расположенные строго симметричными рядами.
- Это замок, - сказал Акмед, коснувшись их рукой. От прикосновения посыпалась пыль и мелкие камешки.
- Думаю, девиз имеет какое-то отношение к ключу, - продолжал Акмед. - По-моему, идеи Гвиллиама не отличались особым разнообразием.
- Гвиллиам был инженером и математиком, - проговорила Рапсодия, стряхивая пыль. - Возможно, он каким-то образом закодировал свое послание. Я не вижу соответствия между этими знаками и намерьенским алфавитом.
- А это может быть какой-нибудь другой язык? Например, наинов или лиринов?
- Понятия не имею, - пожала плечами Рапсодия.
С политической точки зрения, такое решение выглядит не слишком разумным. Не думаю, что Гвиллиам стал бы рисковать и оказывать предпочтение какому-нибудь одному народу.
Она снова пересчитала отверстия; получилось пять рядов по шесть в каждом. Рапсодия задумалась, и вдруг ее лицо озарила радостная улыбка. Акмеду, наблюдавшему за ней краем глаза, показалось, что в туннеле неожиданно засияло солнце.
- Ну конечно же! Это музыкальный замок. В те времена считалось, что нот всего шесть. Только Певцы-лирины использовали восемь. Когда я жила у Ллаурона, я обнаружила, что сейчас все перешли на восемь. А раньше было принято записывать музыку октавами - пятью группами нот.
- Я и не знал, что Гвиллиам был музыкантом.
- Музыка подчиняется математической логике.
Рапсодия вытащила стрелу из колчана и отломала кончик. Затем очень осторожно вставила стрелу в отверстие, которое, по ее представлениям, соответствовало первой букве в слове "Cyme"
Где-то в глубине каменной толщи раздался едва заметный щелчок, отзвуки которого несколько секунд звенели за дверью, а потом стихли.
- Осторожнее, - сказал Акмед. - Если допустишь ошибку, замок может сломаться и мы вообще его не откроем.
- Ш-ш-ш, - прошептала Рапсодия. Ее глаза сверкали от возбуждения.
Она напряженно хмурилась, считая буквы и пытаясь выстроить ноты в соответствии с девизом Гвиллиама. Она дошла до предпоследнего слова, когда появилась Джо:
- Кто-то идет. Их много.
- Продолжай, - повернувшись к Рапсодии, проговорил Акмед. - Я помогу Грунтору. Не торопись.
Рапсодия кивнула, а Акмед помчался по коридору. Его место заняла Джо. Посмотрев ему вслед, она подошла поближе к двери:
- Что ты делаешь?
- Тише, - сказала Рапсодия, стараясь не отвлекаться. - Узнаешь через минуту.
Из-за угла донесся шум борьбы, по коридору принялось разгуливать гулкое эхо. Неожиданно Джо рванулась туда, где шло сражение.
- Джо, остановись! - сердито крикнула Рапсодия. - Оставайся на месте.
Она попыталась схватить девушку за руку.
- Ты что, спятила? - вырываясь, возмутилась Джо. - Там по меньшей мере десять болгов!
- Всего десять? К тому времени, как ты добежишь, Акмед с Грунтором их прикончат, заберут все, что у них есть ценного, и припрячут тела. Останься здесь и прикрой меня. Пожалуйста! Я не могу делать два дела одновременно.
Джо вздохнула:
- Никогда не даешь мне порезвиться.
Рапсодия едва заметно улыбнулась и вернулась к замку.
- Я же позволила тебе сражаться, когда мы шли через Зубы, разве нет? - напомнила она.
- О, да, - съязвила девушка. - Ты позволила мне прикончить парочку ублюдков, которые ничего не видят ночью и вооружены острыми камнями. Бедняги...
- Успеешь еще себя показать. Тебе представится множество возможностей. Если ты не замолчишь, я сама тебе хорошенько врежу.
Рапсодия пыталась очистить последнее отверстие от грязи и ободрала палец до крови. Помахав рукой в воздухе, она вложила туда стрелу. Раздался щелчок, и внутри ржавой металлической пластины зазвучала мелодия, похожая на пение цимбал.
- Приведи Акмеда, если все спокойно. Не высовывайся и сразу же возвращайся, если они еще не закончили, - велела Рапсодия Джо, которая приплясывала на месте от возбуждения.
Девушка кивнула и умчалась прочь. Через несколько мгновений она вернулась с обоими фирболгами.
- Открыла? - спросил Акмед, на шагу вытирая меч о полу плаща и одним уверенным движением убирая его в ножны.
- Похоже, - оглядывая дверь, ответила Рапсодия. - Что-то там щелкнуло. Я не стала ее трогать до вашего прихода.
- Давай, великан, - сказала Джо Грунтору, который улыбнулся ей. -
Акмед кивнул. Рапсодия вытащила лук и наложила на тетиву стрелу. Она сомневалась, что ей очень хочется видеть то, что находится за дверью.
Грунтор толкнул массивную каменную глыбу, и изнутри вырвался тяжелый, застоявшийся воздух, пропитанный пылью и запахом смерти. Вонь оказалась такой сильной, что Джо вывернуло прямо там, где она стояла.
Рапсодия подскочила к ней и обняла за плечи, а Акмед заглянул в помещение. Грунтор встал между женщинами и коридором - на случай, если какому-нибудь болгу вздумается посмотреть, что тут происходит. Джо довольно быстро пришла в себя и уже через несколько минут заявила, что готова войти.Они стояли в библиотеке Гвиллиама. Время оказалось бессильно над нею. Огромная комната была заполнена документами, свитками и манускриптами в тяжелых переплетах, картами и глобусами. Целая армия писцов и ученых потратила не один век на их составление. На высоких полках лежали планы Гвиллиама. Вот оно - хранилище знаний намерьенской цивилизации времен ее наивысшего расцвета!
Рапсодия изумленно оглядывалась по сторонам. Потолок представлял собой гладкий купол, выкрашенный синей краской и испещренный серебристо-золотыми звездами, расположенными в точном соответствии с местами, которые они занимали на небе в этих краях. На стенах в мельчайших подробностях были изображены материки и земли.
Нынешние Роланд и Сорболд назывались на этих картах намерьенскими землями, Тириан носил имя Реалмалир - королевство Лирин. Другие страны были тоже нанесены на карту, включая Погибший Остров, родину намерьенов, изображенный в мельчайших подробностях.
На огромном куполе между звездами парил дракон с золотой чешуей. Острые когти, покрытые серебряной краской, словно пытались защитить земли на западе. Глаза дракона, сделанные из драгоценных камней, излучали такое ослепительное сияние, что оно разгоняло мрак в помещении. Из открытой пасти вырывались оранжевые языки пламени.
Посередине комнаты стоял большой круглый стол, вырезанный из черного мрамора. Его центр был накрыт прозрачным куполом. На полу рядом со столом расположилось несколько приборов, а с потолка свисало какое-то непонятное устройство. Несмотря на прошедшие века, металл, из которого его отлили, оставался блестящим - не было даже малейшего намека на ржавчину. Рапсодию он страшно заинтересовал, но она опасалась приблизиться к столу - из-за того, что лежало на нем.
А на столе застыло высохшее тело в длинном одеянии. Мертвец лежал так, как упал столетия назад, - на спине; его грудь рассекла страшная длинная рана. Простая золотая корона скатилась и осталась рядом с головой мужчины. Когда Акмед подошел чуть ближе, она начала слегка раскачиваться на столе, поблескивая в темноте.
На полу перед столом они увидели скелет с высохшей кожей и сломанной шеей. Он был одет в тонкую кольчугу - она не сумела защитить ее владельца от уготованной ему судьбы.
Грунтор прикрыл дверь, закрепив ее несколькими камешками, чтобы оставить небольшую щель, и проверив, как действует ручка изнутри. Акмед, скрестив на груди руки, едва заметно улыбался:
- Могу побиться об заклад, что перед нами - великий и могущественный Гвиллиам.
Рапсодия и Джо опасливо приблизились к нему.
- А кто другой? - спросила Певица. - Как ты думаешь?
- Возможно, охранник. Странно. Их должно быть двое. Сереннскому королю по протоколу -полагается иметь двоих стражей.
- А ты откуда знаешь? - удивилась Рапсодия.
- Кроме того, могу предположить, - не обращая внимания на ее вопрос, продолжал Акмед, - что Гвиллиам убил его сам.
Грунтор кивнул в знак согласия: он уже посмотрел, под каким углом лежало тело, и пришел к такому же выводу.
- Мне казалось, Ллаурон сказал, что Гвиллиама убила Энвин, проговорила Рапсодия. Она явно ничего не понимала.
- Да, он так сказал. Возможно, он знает меньше, чем думает. Меня бы это не удивило. Я ему не доверяю.
- А ты никому не доверяешь, - заявила Джо. - Можно мне взять корону?
- Потерпи чуток, малышка, - мягко сказал Грунтор. - Дай оглядеться.
Рапсодия обошла стол, стараясь держаться как можно дальше от тел, и принялась разглядывать прозрачный купол в центре. Несмотря на толстый слой пыли, она сразу поняла, что перед нею поразительный образец работы искусного мастера.
Купол, сделанный из тщательно отполированного камня и в диаметре превышающий ее собственный рост, прикрывал схему лабиринта, вырезанную на поверхности стола.
- Ладно, Акмед, что скажешь?
Дракианин подошел к поближе столу и наклонился над ним. Через несколько минут он протянул руку и прикоснулся к куполу, который тут же начал испускать тусклое сияние. Одновременно осветились некоторые участки карты.
- Знаешь, что я тебе скажу, - улыбнувшись, ответил Акмед, - эта штука будет мне чрезвычайно полезна.
- В каком смысле?
- Она сделает меня королем.45- ВСЕ, ЧТО НАМ НУЖНО, чтобы взять верх над болгами, находится здесь. За несколько недель они будут объединены в королевство - возможно, впервые за свою историю - и станут могущественной силой, с которой остальным придется считаться. Совсем как во времена намерьенов, четырнадцать веков назад.
Рапсодия искоса посмотрела на своего друга. Никогда еще она не видела Акмеда таким возбужденным, и ей совсем не хотелось портить ему настроение, но она все равно ничего не понимала.
- Может, расскажешь нам, как ты собираешься претворить в жизнь свой план?
- Я уже видел подобные приборы, - показав на стол, заявил он. - Точнее, один, очень на него похожий. Он принадлежал сереннскому королю в старом мире. С его помощью тот следил за передвижением армий и миграцией населения в крупных центрах. Меня нисколько не удивляет, что Гвиллиам прихватил прибор с собой. Или построил здесь новый. Очень полезная штука для короля. В чем дело? - оборвал он себя и обратился к Рапсодии, которая смотрела на него озадаченно.
- Я каждый день узнаю про тебя что-то новое, Акмед. Мы провели вместе четырнадцать веков, а я и не представляла себе, что ты вращался в высших кругах! И как же тебе удалось свести дружбу с теми, в чьих жилах течет голубая кровь?
- Он же бывший наемный убийца, - проворчал Грунтор. - По-твоему, кто чаще всего его нанимал?
Джо удивленно посмотрела на Акмеда:
- Ты был наемным убийцей?
Не обращая на нее внимания, дракианин продолжал:
- Этот прибор позволит нам узнавать, где собираются большие группы болгов и с какой частотой они меняют свои стоянки. Мы начнем с того, что наймем небольшое подвижное племя, которое превратим в элитный отряд. После нескольких побед о нас быстро узнают остальные. Кроме того, они поймут: чем раньше к нам присоединятся, тем лучше будут подготовлены и тем выше будет их положение в новом обществе.
- После побед? Как-то уж очень легко у тебя все получается! Ты разве не о сражениях говоришь?
- Нет, конечно! Скорее, речь пойдет о небольших вылазках. Разобщенный народ вряд ли сможет оказывать серьезное сопротивление. Прогуливаясь по Бет-Корбэру, я слышал, как городские стражники обсуждали традиционный ритуал, который называется "Весенняя чистка". Солдаты Роланда каждый год устраивают рейды в близлежащие деревни фирболгов. Они жгут их дома и убивают всех, включая женщин и детей. - На лице Рапсодии появился ужас, однако Акмед не счел нужным уделять этому внимание. - Это происходит год за годом. Как, по-твоему, это характеризует болгов?
- Глупость?
- Ничего подобного. На самом деле они умнее, чем принято считать. Болги сообразили, что если они пожертвуют некоторым количеством слабых и старых, армия Орландана не будет заходить в глубь их земель. Кстати, они называют эти земли "Илорк". И потому они каждый год восстанавливают одну и ту же разрушенную деревню и поселяют в ней тех, кому не повезло стать будущими жертвами солдат Роланда. Те приходят, поджигают деревню, убивают беззащитных "жителей" и радостно возвращаются к себе домой, гордясь своей храбростью и отвагой.
- Полагаю, ты намерен положить этому конец? - спросила Рапсодия. Она так и не оправилась от потрясения.
- Разумеется.
- Ублюдки, - проворчала Джо. - Можешь на меня рассчитывать. Я с удовольствием спущу шкуру с парочки орланданских солдат.
- Не спустишь! - возмутилась Рапсодия. - Акмед, ты рассуждаешь так, будто мы вчетвером сумеем подчинить себе сотни тысяч болгов.
- Правильно.
- Нет, не правильно. Я не против того, чтобы помогать тебе, хотя лично я считаю, что четверо против сотен тысяч - не совсем разумное соотношение. Только нас будет трое. Джо в этом не участвует. Я взяла ее с собой не для того, чтобы ее убили.
- А кто тебя спрашивает? - сердито поинтересовалась Джо.
Рапсодия резко повернулась и увидела, что ее сестра в ярости.
- Ты ведешь себя как глупая наседка! - закричала девочка. - Хватит, мне надоело! Я уже не ребенок, я всю свою жизнь провела на улице. Меня не нужно учить, я прекрасно могу постоять за себя. Если ты не прекратишь свои глупости, я подожгу твои прекрасные волосы.
- Не выйдет, - сказал Грунтор, - огонь ее любит. Но если она не оставит тебя в покое, Ой с удовольствием удумает что-нибудь эдакое... - Он весело посмотрел на Рапсодию: - Слушай, твоя милость, кончай к ней привязываться. Ою наша крошка ужасно напоминает другую малышку, с которой Ой познакомился в одном большом городе. - И он подмигнул Певице своим большим янтарным глазом.
Сама того не желая, Рапсодия расхохоталась.
- Ладно, - она обняла Джо. - Пожалуй, мне все равно не удастся вечно тебя оберегать. С чего начнем?
- Ну, Джо начнет с того, что отдаст корону и все остальные ценности, которые она прихватила с тела Гвиллиама, - сказал Акмед.
- Что? - Рапсодия отодвинулась и заглянула в лицо Джо, которая изобразила невинность и непонимание.
Певица перевела взгляд на стол. Короны действительно нигде не было видно, а на теле не осталось ничего ценного, даже пуговиц.
Грунтор с укоризненным видом протянул к девочке свою могучую лапищу. Рапсодии, впрочем, показалось, что в его глазах мелькнул веселый огонек. Джо, смущенно глядя в пол, вернула корону.
- А теперь гони остальное, маленькая мисси, - потребовал великан.
Джо подняла голову и, увидев суровое выражение его лица, неохотно вытащила из карманов горсть драгоценностей и прочих мелочей.
- Ну, все возвернула?
Джо кивнула.
- Неправильный ответ, - прозвучал язвительный голос у нее за спиной.
Быстрый, точно молния, Акмед выбросил вперед руку и оторвал карман жилетки, которую Рапсодия купила для Джо в Бет-Корбэре. Рапсодия уже открыла было рот, собираясь возмутиться, когда на каменный пол выпало золотое кольцо.
Акмед наклонился и поднял его.
- Ты плохо разбираешься в ценностях, Джозефина, - сказал он, сознательно произнося ненавистное девушке пышное имя. - На вырученные за кольцо деньги ты смогла бы купить приличную лошадь или десять акров земли в Бет-Корбэре. Однако теперь тебе придется заплатить за него чересчур высокую цену. Ты лишилась моего доверия. Ты получишь свою долю сокровищ, но ты должна понимать, что ценности и тела, которые мы обнаружили здесь, являются ключом к нашему выживанию. Я восхищаюсь твоей уверенностью в собственных силах, но в качестве спутника ты опасна, а я не могу рисковать. Слишком многое поставлено на карту, чтобы мы могли позволить себе зависеть от вздорной девицы, которая не в состоянии усвоить простые правила. Завтра мы найдем тебе лошадь, и ты отправишься в Бет-Корбэр.
- В таком случае тебе придется поискать и вторую лошадь, потому что я отправлюсь с ней, - заявила Рапсодия, которая изо всех сил старалась держать себя в руках. Она посмотрела на свою сестру и увидела, как отчаянно та сражается со слезами. - Кроме того, разговаривай со мной. Не смей больше обращаться к ней.
- Ты хочешь разделиться прямо сейчас? - холодно поинтересовался Ахмед. - Ты готова оставить нас ради нее?
- Если потребуется.
- Почему?
Рапсодия перевела взгляд с дрожащей девчонки на спокойное лицо Акмеда:
- Она нуждается во мне больше, чем вы.
- Слушай, сэр, может, придумаем, как это... а, вспомнил - компро... миз, - предложил Грунтор. - Крошке тяжеловато привыкнуть к тому, что с нами ей будет хорошо. Правда, Джо? Ой поручается за маленькую мисси. Она больше так не будет, верно, милашка?
- И не пустим ее в библиотеку. Пусть остается там, где мы решим устроить свою базу, - добавила Рапсодия.
- Извините, - прошептала Джо.
Все трое изумленно на нее уставились - ничего подобного они от Джо не ожидали.
- Ну, Акмед? Еще один шанс?
- Похоже, я остался в меньшинстве. Хорошо, сдаюсь. Но я все равно продолжаю считать, что мы совершаем ошибку. Ты упряма и безрассудна, Джо. Похоже, это у вас семейное. - Он глянул на Рапсодию, которая, улыбаясь, смотрела в пол. - Но я хочу, чтобы ты поняла - тебе дается последний шанс. Мы не можем иметь в нашем отряде человека, который ненадежен. Либо ты с нами - и тогда имеешь право на все привилегии, - либо сама по себе. Я не намерен рисковать жизнью из-за твоей глупости. Так же как жизнью Грунтора или Рапсодии. Ты их не стоишь.
- Хватит! - резко прервала его Рапсодия. - Она все поняла.
Акмед посмотрел на Певицу и произнес на болгише:
- Помяни мое слово - ты пожалеешь.
- Странно слышать это от человека, который намеревается противопоставить четырех человек целой куче горных чудовищ! - заявила Рапсодия и, обняв Джо за плечи, подвела ее к стулу.
Джо так сильно сжала челюсти, что на щеке выступил крошечный желвак.
- Просто посиди здесь и постарайся никому не мешать. Акмед не слишком с тобой церемонится, но ты должна понимать - он пытается нас всех защитить.
- Я его прекрасно понимаю, - пробормотала Джо. - Оставь меня в покое. Сейчас мне не до тебя.
Обиженная Рапсодия подошла к фирболгам, которые что-то обсуждали около стола.
- Подвалы вот здесь, внизу, - Грунтор показал на центр стола.
- И как же мы его сдвинем?
- Подумаем об этом чуть позже. Смотри.
Акмед положил руку на купол над картой, и она снова начала мерцать, затем свет переместился, исчез совсем, но вскоре появился на другой стороне стола. Глядя на огоньки, Рапсодия ничего не понимала - в отличие от Грунтора и Акмеда, которые тотчас принялись обсуждать полученную информацию.
Рапсодия посмотрела на Джо - та сидела, упрямо уставившись в пол и сложив на груди руки. Когда Певица снова повернулась к болгам, оказалось, что они уже приняли решение.
- Нужно провести разведку, - сказал девушке Акмед, натягивая перчатки. - Вы с Джо оставайтесь здесь, оглядитесь по сторонам, посмотрите манускрипты - может, найдете что-нибудь полезное. Болги эту дверь не открывали, поэтому если мы ее просто прикроем, они ничего не заметят.
- А если заметят? Если они нас обнаружат? - спросила Рапсодия.
- Ну, у тебя есть неплохой меч, а наша малышка давно мечтает с кем-нибудь сразиться. Вспомните все, чему вас учили, - наставительно молвил Акмед.
- Ты такой заботливый, что хочется плакать от умиления, - заметила Рапсодия и бросила взгляд через плечо на Джо.
- Мы уходим ненадолго. Грунтор уже проверил - дверь открывается изнутри, так что, если мы не вернемся через пару дней...
- Через ПАРУ дней?
- ...убедитесь в том, что поблизости никого нет, и отправляйтесь в Бет-Корбэр. Вы сможете прекрасно там устроиться. Там имеется роскошный большой рынок - очень полезная штука.
- Тебе кто-нибудь говорил, что ты самая настоящая свинья? - взъелась Рапсодия, заметив краем глаза, что Грунтор улыбается.
Великан подошел к стулу, на котором сидела Джо.
- Подотри нос, маленькая мисси, и оглядись по сторонам. А вдруг найдешь что-нибудь стоящее, а?
- Ладно, - проворчала Джо.
Грунтор погладил ее по плечу и обнял Рапсодию.
- Скоро увидимся, герцогиня, - сказал он и последовал за тенью, которая уже проскользнула сквозь толстую дверь.В древних коридорах шелестел шепот.
- Человек Ночи. Бракс-Глаз и Грэк-Коготь мертвы. Он убил. Небесным огнем.
- Дал женщине Грэка острую железку. Она носит его ребенка.
Болги опасливо оглядывались, не прячется ли кто-нибудь в сумраке подземных переходов.
- Может, он здесь. Мрак в крови Человека Ночи.
- Человек Ночи пришел, чтобы убить болгов?
- Нет. Человек Ночи хочет бросить вызов Огненному Глазу. И Призраку.
В темноте наступила тишина.
- Будет пролито много крови, - еле слышно произнес голос.Когда Акмед и Грунтор ушли, Рапсодия с Джо принялись изучать библиотеку. Они начали с карт и судовых журналов, в которых описывалось путешествие Гвиллиама. Рапсодия читала вслух, делая перевод с древненамерьенского.
Поняв, как систематизированы книги и манускрипты, они углубились в чтение. В основе всего лежала цифра шесть. Все основные сооружения были шестигранными в соответствии с убеждением Гвиллиама, что здание с шестью стенами наиболее надежно.
Кроме того, они обнаружили еще одну дверь и после долгих споров решили рискнуть и открыть ее, не дожидаясь своих друзей.
Им с трудом удалось оттащить в сторону тяжелую каменную глыбу, за которой они увидели туннель с несколькими пещерами, заполненными ржавыми машинами. Огромные колеса, какие-то механизмы, непонятные трубы, вертикально прикрепленные к стенам... Некоторые из них были такими большими, что могли легко заполнить собой центральную площадь Бет-Корбэра.
- Как думаешь, что это такое? - шепотом спросила Джо.
- Не знаю, - ответила Рапсодия, осторожно листая манускрипт, который нашла в хранилище. - Думаю, часть вентиляционной системы.
Джо спустилась на несколько ступенек вниз по лестнице и принялась разглядывать огромный механизм с колесами. Зубцы были в два раза толще ее руки.
- Что такое "вентиляционная система"?
- Это механизмы, которые, если я не ошибаюсь, доставляли воздух внутрь горы. Судя по сырости в туннеле, они больше не работают.
Джо оглянулась. На нее произвели впечатление огромные размеры машин.
- А как оно работало?
- Я и сама не слишком хорошо в этом разбираюсь. В своих записях Гвиллиам хвастается, что ему удалось придумать, как обеспечивать подземные помещения теплом и свежим воздухом. Крепость внутри Зубов играла роль его штаба. Здесь находился Большой Зал Советов, тронный зал и множество надежных укреплений. Система вентиляции давала возможность нормально существовать намерьенам, поселившимся внутри Зубов.
- Ничего не понимаю! Я-то думала, все намерьены Гвиллиама жили внутри Зубов.
- На самом деле большинство намерьенов, обитавших в Канрифе, селилось за пределами Зубов и за Проклятой Пустошью - так ее называл Гвиллиам, только я не знаю, что это такое. Я покажу тебе манускрипт, когда мы вернемся в библиотеку.
- Зачем? - спросила Джо, не сводя глаз с каменных и металлических машин и механизмов. Несмотря на свою неподвижность, они выглядели пугающе. Я не умею читать.
- Так я и думала, - кивнув, проговорила Рапсодия. - Я с удовольствием тебя научу. Грунтора уже научила.
- Правда?
Джо сделала еще несколько шагов по лестнице, выбитой в каменной толще.
- Давай возвращаться, - поспешно предложила Рапсодия. - Думаю, нам следует подождать Грунтора с Акмедом здесь.
Джо сердито вздохнула, но без возражений зашагала за сестрой в сторону библиотеки.Акмед с Грунтором появились к концу дня. Грунтор получил небольшую царапину. Рапсодия промыла и перевязала ему руку, несмотря на шумные протесты и заявления о том, что рана пустяковая. Казалось, друзья довольны результатами своей вылазки.
- Мы обнаружили болгов в разрушенном городе, - сообщил Акмед за ужином. - Кстати, знаешь, как они называют намерьенов? Виллимы...
- Интересно, - проговорила Рапсодия. - По крайней мере, хоть кто-то вспоминает Гвиллиама с любовью.
- Я знал, что тебе понравится. Итак, племена живут на всей территории Зубов и старого намерьенского королевства. Нам встретилось несколько групп.
- Да, мы видели много Глаз и Когтей и ни одного Потрошителя, - добавил Грунтор.
- Глаза и Когти? Потрошители? Что вы такое несете?
- Так болги себя называют. "Когти" - это солдаты, охотники и мародеры... ну, вроде того. Именно они больше всего страдают от "Весенних чисток". "Глазами" называют себя разведчики. Они селятся на вершинах гор - так, чтобы видеть степи, или на крутых склонах, откуда просматриваются внутренние территории Зубов и Пустошь. Они не такие мощные. Более худые. Чаще всего пробавляются тем, что подбирают все, что плохо лежит. Охота - не их промысел. А вот Потрошители живут в глубине гор или в самых отдаленных и скрытых районах королевства. Мне не удалось узнать про них ничего существенного, если не считать того, что все остальные племена их отчаянно боятся. Большую часть времени они держатся особняком, но иногда покидают свои земли, и тогда здесь воцаряется хаос.
- Потрошители на свободе. Можно себе представить! - заявила Рапсодия.
- Их вождь всячески старается поддерживать репутацию своего племени и следит за тем, чтобы оно не запятнало свое имя. Да, кстати, у нас уже имеются собственные Когти. Маленький отряд, который называется Ночные Охотники.
- ЧТО у нас имеется? Грунтор широко ухмыльнулся:
- Точно. Наш полководец - они его так зовут - завел себе почетную охрану.
- Какой полководец? - не поняла Рапсодия.
- Ну, это все же лучше, чем "Человек Ночи", как они называли меня раньше, - заметил Акмед не без самодовольства.
- Не дождешься, чтобы я называла тебя полководцем, - проворчала Джо, глядя в свою кружку. - Тебе больше подходит "полковонец".
Рапсодия с трудом скрыла улыбку.
- А где они сейчас... твои Ночные Охотники?
- Лежат, связанные, в одном из нижних залов. Рапсодия от удивления выронила кусок хлеба:
- Ты их связал и оставил? Ведь на них могут напасть другие болги!
- Вполне возможно. Только Ночные Охотники считаются самым опасным племенем в здешних краях. Сомневаюсь, что болги рискнут вызвать гнев тех, кто сумел их победить и оставил, точно выпотрошенных индюшек, валяться на полу.Акмед оказался прав: болги из других племен видели связанных Охотников, но не тронули их и даже не попытались освободить. Это было видно на карте под сверкающим куполом. Акмед показал Рапсодии огоньки, обозначающие пленников, и мерцающие вспышки, показывающие передвижения других болгов.
Джо сделала потрясающее открытие, которое несколько подняло ее в глазах Акмеда. Именно она сообразила, что представляют собой приборы около стола.
Труба, свисавшая с потолка, оказалась переговорным устройством, акустической системой, позволявшей голосу разноситься внутри горы и звучать в определенных помещениях, в зависимости от места, заданного на карте. Прибор, торчащий из пола, наоборот, предназначался для того, чтобы слушать. Он позволял улавливать звуки с определенных участков, которые передавались в библиотеку при помощи системы труб.
Оба прибора были непосредственно связаны с системой вентиляции, проходящей через все внутренние помещения, - сложным переплетением туннелей и приспособлений, предназначенных для того, чтобы обеспечивать воздухом горную крепость. Когда в холодные месяцы не хватало тепла, воздух проходил через огромные кузницы.
Когда-то они производили немыслимое количество железа, бронзы и стали, а также изысканное оружие, доспехи, прославившиеся на весь мир, и поразительные по своей красоте украшения...
Акмед собрал несколько видов оружия, чтобы внимательно изучить их. Как-то раз Рапсодия заметила, что Грунтор задумчиво гладит рукой один из мечей, найденных в хранилище. На лице у него застыла такая печаль, что у Певицы сжалось сердце. Она подошла к нему и положила руку на его запястье:
- О чем ты думаешь?
Грунтор посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся:
- Да так, ни о чем, милая.
- Скучаешь по своим солдатикам?
- Не-е-е... Ой подозревает, что скоро у него будут новые. Ой просто думал о том, что красота пропала. Ою жалко.
Рапсодия вздохнула. Она испытывала настоящую боль, когда видела, какими были намерьены - люди, родившиеся на их родном Серендаире.
То, что после них осталось, рассказывало о поразительных достижениях мастеров, инженеров, архитекторов, строителей сложных машин и дорог; мужчин и женщин, наделенных удивительными способностями и ушедших в небытие из-за бессмысленного стремления к власти.
- Не горюй, Грунтор, - Рапсодия заставила себя улыбнуться. - Гвиллиам перевернется в могиле, если узнает, что все его сложные машины и механизмы будут использованы болгами для создания собственной цивилизации.
- Ой не думает, что у парня есть могила, - фыркнул Грунтор. - Если, конечно, это он тут лежит.Акмед уже выбрал следующее племя, которое намеревался себе подчинить. Пожиратели Мрака были Глазами. Стремительные и ловкие, они часто прятались в тени, чтобы заманить одинокого путника или болга из какого-нибудь другого клана, не слишком сильного, чтобы оказать им сопротивление.
На сей раз четверо пришельцев скрылись в туннеле, поджидая болгов. Те рассчитывали в своих вылазках на элемент неожиданности. Стычка оказалась кровавой, а ее результаты - вполне убедительными, и через час Акмед получил отряд верных шпионов, которые были готовы выступить в роли его посланников.
- Идите в туннели и предупредите всех, кого встретите, - приказал новый полководец тем, кому посчастливилось остаться в живых. - В ГОРЫ ПРИШЕЛ КОРОЛЬ ИЛОРКА. Те, кто решат стать его подданными, должны собраться в каньоне за Зубами в полнолуние, через десять дней. Через три дня я сделаю вдох, холодный, точно ветер зимой. Каждый, кто его почувствует, должен считать себя призванным. На следующий день я сделаю выдох, и тогда вас коснется тепло моего дыхания. Вы должны собраться в каньоне в ночь полнолуния. Тот, кто не явится на мое приглашение, умрет в огне моей утробы на одиннадцатый день.
Оборванные жители пещер молча слушали его слова.В самых дальних пределах Скрытого Королевства в своей темной пещере проснулся шаман. Его глаза широко распахнулись, когда ушел сон, они заболели и даже начали кровоточить. Он вдруг понял, что происходит.
Видение накрыло его, чуть не поглотив полностью, но он успел сесть и схватиться за голову, прежде чем оно пронеслось над ним, точно порыв сильного ветра.
ЧТО-ТО ПРИШЛО В ГОРЫ. Кланы Глаз уже некоторое время шепотом рассказывали о человеке, который дружит с мраком, но это были лишь обрывки истории. Вся она, целиком, еще не добралась сюда, в Глубокие Земли, за пределы Зубов.
Салтар, которого болги называли Огненный Глаз, положил себе на грудь руку. Видение оставалось по-прежнему нечетким. Образы казались шаману до странного знакомыми, но он не понимал их. Ладно, он подождет. Он будет наблюдать, пока картина не прояснится...- Ну ты и умник! Обещал напугать их своим дыханием, а сам не знаешь, работает ли система, - пробормотала Рапсодия, сидевшая на плече Грунтора и пытавшаяся высвободить один из главных рычагов.
Они пробрались в самое сердце вентиляционной системы после того, как отыскали чертежи и записи, касающиеся ее устройства и работы.
Им пришлось немало попотеть, прежде чем они смогли разобраться в чертежах. Но после этого задача стала просто опасной. Акмеду и Грунтору часто приходилось выбираться на внешнюю поверхность скал, чтобы очистить вентиляционные отверстия от векового мусора и обломков камней. Сердито выл ветер, забирался под одежду, норовил столкнуть наглецов в каньон.
Вентиляционная система была отлита из того же диковинного металла, который Акмед с Грунтором видели в базилике в Авондерре, - металла, не подверженного могущественному времени. Несмотря на то что системой несколько веков никто не пользовался, все ее детали сверкали, как новенькие. Казалось, что сами механизмы в полном порядке, лишь кое-где рычаги да арматура разрушились под воздействием погоды.
- Тебе удалось открыть их один раз, но это еще не значит, что она начнет работать, когда тебе потребуется, Акмед, - предупредила Рапсодия. - Здесь столько деталей! Многие сгнили, а другие стали какими-то липкими. Наверное, из-за того, что ими долго не пользовались...
Им уже приходилось вторично открывать несколько проходов, которые сначала заработали, но потом в них что-то происходило, и они отключались.
- Этот - последний. Если справимся, нам удастся очистить систему всех туннелей внутри Зубов, - сказал Акмед. - Неплохо для двух дней работы.
Они с Джо смазывали маслом огромную шестерню, расположенную рядом с гигантским вентилятором. Закончив работу, дракианин повернулся к своим друзьям:
- Ну как, получилось?
- Давайте попробуем, - предложила Рапсодия.
Великан снял девушку с плеч, а затем изо всех сил потянул за рычаг. Решетка начала медленно подниматься.
- Отлично! А теперь закрывай, - сказал Акмед. - Давайте-ка устроим небольшой "вздох".На следующее утро солнце встало над Зубами, окутанное облаком густого тумана. Когда оно появилось на горизонте, в утробе гор раздался пронзительный скрип - скребущий, страшный звук, похожий на звон меча, попавшего в жернова. Спустя несколько мгновений туннели Канрифа наполнил ледяной ветер. Со злобным воем он промчался по коридорам и, точно рассвирепевший зверь, набросился на болгов.
Рапсодия, находившаяся в самом сердце вентиляционной системы, услышала крики ужаса. Она встревожено уставилась на своих друзей:
- Хватит, Акмед! Ты заморозишь у них детей и раненых.
Акмед кивнул, и Грунтор с Джо опустили рычаги, закрывая внешние вентиляционные отверстия. Акмед и Рапсодия поспешили к переговорной трубе.
По дороге Рапсодия схватила Акмеда за локоть:
- Ты ведь не намерен подчинить их себе, прибегнув только к насилию, а? Канриф умрет, здесь никто не захочет жить.
- Нет, конечно. Только в самом начале, пока мы не наведем порядок. Мне кажется, воздух должен поступать равномерно снаружи и изнутри. Да, кстати, теперь мы называем это место Илорк. Если ты еще не заметила, скажу: век Гвиллиама давно прошел.
Когда они добрались до каменного стола, Рапсодия достала свою флейту. Накануне они пришли к единому мнению, что голос Акмеда, пугающий своим тихим шелестом при прямом общении, будет недостаточно впечатляющим для первого обращения к новым подданным. И потому Рапсодия решила усилить его при помощи музыки.
Она заиграла не слишком благозвучную мелодию, которая подхватила обертоны в голосе дракианина и усилила их, добавив к нему вой ветра, стоны и отчаянные вопли. Акмед подошел к трубе и заговорил:
- Завтра я сделаю выдох, и вы почувствуете мое тепло. Оно будет не опасно. Те из вас, кто придет ко мне в каньон в ночь полнолуния, станут частью новой силы, правящей Илорком. Все остальные умрут, растоптанные моим могуществом. - Его голос разнесся по пещерам, сопровождаемый гулким, пугающим эхом.
Акмед закрыл трубу.
- Ужас! - сказала Рапсодия, убирая флейту. - Как думаешь, нам удалось их убедить?
- Некоторых - удалось. Остальные присоединятся к ним завтра. Кое-кто проявит упрямство, бросив вызов новому полководцу и отказавшись занять при нем второстепенное положение.
- И какая судьба их ждет? Что ты сделаешь, чтобы убедить их?
- Скажем так: они не доживут до того момента, когда им придется раскаяться в своем скептицизме.- Он дышал на нас, - говорили шпионы из клана Огненные Кулаки. - На нас спустился холод, как будто подул ледяной ветер.
Салтар протер глаза в надежде, что видение станет более внятным, но ничего нового не заметил. Способность заглядывать в дальние пределы была его даром, но он не умел видеть и предсказывать Будущее.
ЛЕДЯНОЙ ВЕТЕР. Эти слова, не смолкая, звучали у него в голове.
Дух всегда дружил с ветром. Возможно, новая сила и есть то, что он ищет.46- НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ.
- Перестань, герцогиня. Нужно попробовать. Рапсодия повернулась к улыбающемуся великану:
- Ты не понимаешь. Нам не разжечь кузнечные горны такого размера. Будь у нас неделя, мы и то бы не сумели собрать достаточно топлива, чтобы растопить в них лед. Я уже не говорю о стали...
- Нам не нужно ничего растапливать, - терпеливо проговорил Акмед. - Достаточно их запустить, чтобы нагреть воздух. Судя по облакам, скоро подует теплый ветер. Кроме того, если ты вспомнишь о своем огненном крещении и как следует сосредоточишься, кузнечные горны раскалятся, и болги подумают, будто это я на них дышу.
- Жаль, мы не можем воспроизвести твое собственное дыхание, а то они сдались бы, не задумываясь, - вставила Джо, которая возилась с кузнечными мехами над небольшим костром. - Может, бросим туда вонючей травы?
Грунтор потер подбородок:
- А что? Неплохая идея.
- В другой раз, Джо. Но все равно спасибо за предложение, - сказал Акмед и снова повернулся к Певице. - Ну давай, утро не за горами.
Рапсодия взглянула на гигантский кузнечный горн, старый и дырявый. Кузница располагалась глубоко в брюхе горы. Добраться до нее можно было только через темные, жуткие пещеры, в которых при малейшем движении начинали осыпаться стены и потолки. Размеры кузницы наводили на Рапсодию ужас. В прежние времена, наверное, тысячи рабочих занимались тем, что постоянно поддерживали в горнах жизнь.
Друзьям удалось обнаружить залежи антрацита, черную подземную гору, вокруг которой валялись лопаты, кирки и большие плетеные корзины для переноски топлива в кузницу.
Неподалеку лежало несколько скелетов - рабочие, которым не удалось бежать, когда гору Гвиллиама захватили фирболги. Их кости первыми предали огню под погребальную песнь, запоздавшую на четыреста лет. Скелеты принадлежали широкоплечим, приземистым людям - наинам, по мнению Акмеда.
Сделав глубокий вдох, Рапсодия ухватилась рукой за край горна и сосредоточилась, постаравшись очистить свое сознание от сомнений, переполнявших ее с тех самых пор, как они приступили к завоеванию горы.
Тихонько напевая, она обратилась к огню в своей душе. Постепенно мелодия набрала силу и начала изливаться свободно, заполняя собою бесконечную пещеру. Рапсодия почувствовала, как оживает пламя, согревая лицо. Оно должно было вот-вот разгореться.
Словно издалека она слышала голоса своих спутников, которые приготовились раздувать мехи, и заставила себя отрешиться от посторонних звуков.
С яростным ревом над углем, сложенным в яме внизу, взметнулся огонь. Грунтор и Джо не останавливаясь раздували дырявые мехи, и их протестующие стоны присоединились к ликующему голосу пламени.
Скрип открывающейся решетки отвлек Рапсодию, и она покачнулась, но ее тут же подхватили сильные уверенные руки. И вовремя - она едва не потеряла равновесие на краю ямы. Издалека донеслись вопли многочисленных болгов, однако на этот раз в их голосах не было страха.
- Хватит, закрывайте вентиляционное отверстие, - приказал Акмед Грунтору и Джо. - Еще слишком рано приучать их к теплу, до конца зимы осталось несколько недель. - Повернувшись к задыхающейся Певице, он погладил ее по плечу: - Умница, у тебя все получилось.
Она кивнула, пытаясь отдышаться:
- Получилось. Надеюсь, когда-нибудь они меня простят. Только вот не знаю, смогу ли я сама простить себя.Гурн боялся Человека Ночи больше, чем Хрэггла, несмотря на то что Хрэггл - вот он, стоит перед ним, а Человек Ночи далеко. Хрэггл, вождь клана Кровавый Клык, брал то, что хотел, запугивая кротких и наказывая непокорных.
Вождю удалось пережить несколько рейдов роландских солдат, он даже мог похвастаться сломанным мечом, добытым в качестве трофея. Хрэггл считался самым сильным болгом в западной части гор, известной под названием Гриввен. Хрэггл не боялся Человека Ночи, не испугался он его и тогда, когда зазвучал его громоподобный голос и болгов коснулось его дыхание, словно вдруг ожила сама земля.
Гурн в бессильной ярости наблюдал за тем, как Хрэггл забирает еду, которая помогла бы его семье продержаться в голодные зимние месяцы, когда охота почти ничего не приносит.
Остальные представители клана Кровавый Клык тоже не сводили глаз с Хрэггла. Он пригрозил расправиться с женщиной Гурна и держал под мышкой их ребенка. Малыш громко протестовал, женщина скулила от страха. Гурн крепко сжимал ее плечи, зная, что Хрэггл удовлетворится захваченной едой и оставит ребенка, если только они не станут его злить.
И вдруг Хрэггл замер на месте, выронил ребенка и поднес руку к горлу, где появилась тонкая алая полоска. Она быстро превратилась в огромное темное пятно, и Хрэггл повалился на пол.
Гурн успел заметить, как в темноте блеснули диковинные глаза и из мрака возник Человек Ночи. Он был порождением тьмы, и сама ночь укрывала и защищала его.
- Завтра, - прошелестел его голос. Это был шепот смерти.
И Человек Ночи растворился в темноте. Никто так ничего и не успел сказать.На рассвете десятого дня фирболги начали собираться на уступах, выходящих в каньон. Акмед не указал точного времени, когда они должны прийти, поэтому шли целый день - Глаза, Когти и Потрошители.
За ними внимательно следили представители племен, живших в Проклятой Пустоши и в самом сердце Скрытого Королевства. Они догадывались, что скоро новый полководец придет и за ними.
Когда солнечный диск коснулся самых высоких пиков, толпа замерла. День выдался шумным и беспокойным, тут и там возникали стычки и перебранки - болги пытались занять местечко поближе к новому владыке. Но поскольку никто не знал, откуда он появится, смысла в этих драках не было никакого. Однако обстановка создалась напряженная и неприятная.
Впрочем, затихли болги вовсе не по собственной воле. Рапсодия, стоявшая у входа в туннель, из которого планировал появиться Акмед, начала нашептывать имя тишины. Оно отражалось от скалистых уступов и склонов гор, касалось пиков и, точно тяжелое одеяло, гасило вокруг все звуки. Акмед улыбнулся. Пришли почти все кланы.
Не явились Горные Глаза, самые кровожадные из жителей гор. Грунтор предположил, что этот клан уйдет в глубь Скрытого Королевства и будет дожидаться, когда на него нападут, или, наоборот, сам пойдет в атаку после провозглашения мира. И похоже, он не ошибся: Акмед не видел среди собравшихся ни одного болга со знаком племени Горные Глаза.
На его зов откликнулось около тридцати тысяч болгов. Они сидели и стояли на скалах и уступах, кое-кто устроился на высоких каменных навесах, несколько групп заняли места у самого подножия скал.
Глядя на них, Акмед испытал необычное ощущение - волнение и легкое головокружение, словно ему предстояло ступить в яму, кишащую скорпионами. Отовсюду на него смотрели глаза болгов, полулюдей, древнего племени, за прошедшие века умудрившегося разбавить свою кровь кровью всех народов, с которыми им приходилось сталкиваться.
Они обладали какой-то противоестественной красотой, присущей только им и вызывающей у людей отвращение. Однако именно эта необычность и позволяла им выжить: нигде Акмед не встречал народа настолько гибкого и способного адаптироваться к новым условиям. В какой бы сложной ситуации они ни оказывались, они всегда умудрялись найти на нее ответ.
Акмед был из их числа.
У него возникло ощущение, будто он оказался посреди волчьей стаи. Вожди каждого клана сидели чуть выше своих соплеменников, чтобы лучше видеть, как падет их власть. Сегодня большинство болгов сменили одежду на куски шкур, игравшие роль доспехов. Даже малышей одели так, чтобы защитить, забыв на время о зимнем холоде.
Рапсодия застыла в ожидании за спиной Акмеда; неожиданно он услышал, как Певица тихонько вскрикнула. Он сразу понял, в чем дело. Болги посадили своих детей впереди, на самом краю уступов, словно приготовились принести их в жертву. Он видел, как она прикусила губу. Впрочем, Рапсодия понимала, что ей не дано понять эту культуру и этот народ. По крайней мере - пока. Но уже в следующий миг она улыбнулась.
Акмед проследил за направлением ее взгляда и увидел, что она смотрит на чумазых малышей, которые приветливо скалились ей навстречу. Дети. Когда речь заходила о детях, Рапсодия совершенно теряла голову. Акмед невольно восхищался этим качеством, но понимал, что оно может оказаться опасным для дела.
Грунтор уже занял свое место. Пора начинать.
Акмед сделал глубокий вдох. Шесть последних дней он занимался с Рапсодией, стараясь досконально изучить музыкальный такт, в котором она посоветовала ему составить речь, обращенную к новым подданным.
Речь напоминала симфонию, с увертюрой и резким крещендо в самом начале. Готовясь к этому решающему выступлению, друзья соединили его внутреннее понимание языка болгов с ее мастерством композитора, надеясь, что результат позволит избежать кровопролития.
Акмед посмотрел на притихших фирболгов, стараясь, чтобы его взгляд проник в душу каждому.
- Я - ваш новый король. Вы живете в горах, а горы служат мне. Скоро я буду управлять и Пустошью, и каньоном, и Скрытым Королевством. Илорк снова станет могущественной силой, которая перестанет подчиняться Роланду.
Болги издали громоподобный рык; он отразился от склонов гор и пронесся над каньоном, устремившись в Пустошь и дальние пределы. Тут и там посыпались камни, в воздух поднялась пыль. Акмед улыбнулся: увертюра прошла безупречно. Он сделал вдох, чтобы продолжить свою речь под эхо приветственных криков, все еще разгуливающее среди скал.
- Сейчас вы - всего лишь осколки одной кости. Да, вы принадлежите к одному роду, но у вас нет силы. Присоединяйтесь ко мне, и мы станем могучей горой, которую никто не сможет сдвинуть с места. Я буду королем, не похожим на всех прежних, и полководцем, каких вам до сих пор знать не приходилось. Мы вдохнем жизнь в эти горы, а врагам придется соглашаться на любые наши условия... Кто-нибудь возражает против того, чтобы я стал вашим королем?
Акмед знал, куда нужно посмотреть. Все утро четверо пришельцев провели на своих постах, слушая разговоры болгов и стараясь понять, чего от них ждать. Он знал, что Джантир-Костолом, вождь клана Когти, называет себя потомком Гвиллиама и титулуется Императором Зубов. Многие кланы слышали его имя, он заслужил репутацию крайне жестокого вождя и прославился тем, что стремился захватить как можно больше новых территорий и рабов. Для него дело чести - выступить против "самозванца".
С диким ревом Джантир выскочил из щели между двумя скалами и поднял меч над головой:
- Я - Император Зубов! Я лишу тебя твоего огненного и ледяного дыхания, узурпатор! Сегодня я съем твои глаза!
Собравшиеся дружно уставились на Акмеда. Рядом с могучим Джантиром-Костоломом он казался хрупким и слабым. В соответствии с традициями фирболгов пришел его черед выкрикнуть ответную угрозу - или же сдаться на милость победителя.
- У тебя сильная спина, - снисходительно улыбнувшись, ответил Акмед. - Возможно, ты мне пригодишься. Если докажешь, что от тебя будет польза, могу даже назначить тебя вождем. Я уже захватил твои земли. Принеси мне клятву верности, и я прощу тебе твои угрозы.
Каньон наполнился яростным ревом, в котором можно было разобрать самые изощренные ругательства и угрозы. Акмед почувствовал, как Рапсодия вздрогнула у него за спиной.
- Как пожелаешь, - терпеливо проговорил Акмед. В его голосе не было и намека на волнение или страх. - Я дал тебе возможность проявить благоразумие. Даже я, ворочающий горами, не могу спасти дурака от его собственной глупости. А гора на самом деле служит мне. Убедитесь же в том, что я не обманул вас!
Болги дружно вскрикнули, когда одна из могучих скал рядом с Джантиром отделилась от основания, выпрямилась во весь свой огромный рост, выхватила тяжелый меч из поднятой руки потерявшего дар речи Костолома и отрубила ему голову. Прежде чем кто-либо успел до конца понять, что происходит, голова дерзкого болга покатилась по склону. Скала, атаковавшая Костолома, швырнула меч в каньон и вернулась на свое место. Все это заняло меньше минуты.
Акмед дождался, когда Грунтор спрячется в тени уступа, а затем снова обратился к своим будущим подданным:
- Кто еще хочет что-нибудь сказать?
Ответом ему был лишь вой ветра да треск огня костров на дне каньона.
- Хорошо. Каждый клан пришлет мне пять своих лучших воинов и одного ребенка с матерью. Воины станут моими офицерами и гвардейцами, получат благословение и пройдут специальную подготовку. Каждый ребенок, если он выдержит испытание, получит ценный дар. Постарайтесь сделать правильный выбор. Не теряйте время. У вас есть три дня. Если кто-то сомневается в моей твердости, знайте - я приду. Вы станете частью моего королевства - или ваш клан погибнет в огне.
Акмед окинул взглядом безмолвных болгов и улыбнулся. Затем резко развернулся и покинул уступ, задержавшись на одно короткое мгновение, чтобы подхватить дрожащую Рапсодию.- Я много всякой мерзости в жизни видела, но представление, которое ты устроил, произвело впечатление даже на меня.
- Ты это о чем, герцогиня? - обиженно спросил Грунтор. - Вышло здорово! Крови не пролили, а ребятки сейчас сидят и выбирают новых командиров. Что ты имела в виду, когда сказала про мерзость?
- Думаю, Джантир мог бы поспорить с твоим заявлением насчет того, что вы не пролили крови, - пояснила Рапсодия, которая вместе с Джо сворачивала бинты и собирала аптечки.
- Ну, он, ясно дело, мог бы и поспорить. Только Ой думает, мы его не услышим. Его рот валяется на дне каньона, не забыла?
- До сих пор не могу тебе простить, что ты не взяла меня с собой, - возмущенно проговорила Джо. - По-моему, было весело.
Рапсодия собралась ей ответить, но передумала. Акмед и Грунтор ликовали, радуясь одержанной победе; ей не хотелось портить им праздник.
- Когда придет очередь Пустоши?
Акмед поднял голову от карты:
- Думаю, через две недели мы займемся объединением Пустоши и внешних районов Скрытого Королевства. Успеем организовать единый фронт как раз к "Весенней чистке". Опыт, который армия получит в сражении с солдатами Роланда, поможет ей справиться с племенами, которые не войдут в наше королевство.Салтар закрыл горящие глаза, и холодная дымка коснулась его лица, окутала плечи.
Дух пришел. Салтар знал, что он обязательно появится, стоит ему узнать о встрече нового короля в каньоне на границе Пустоши.
- ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?
- Пока ничего; все затянуто пеленой, - ответил Салтар.
Как всегда, он услышал голос в своем сознании, и у него возникло ощущение, будто над ним совершено насилие.
- СМОТРИ ЛУЧШЕ. ЗАГЛЯНИ В ВЕТЕР. ИЩИ ТОГО, КТО ПРЯЧЕТСЯ ЗА ЕГО ПОРЫВАМИ.
Салтар закрыл глаза, чувствуя, что боль начала немного отступать. Затем он снова приложил руку к груди, но все равно ничего не смог разглядеть.
- Ничего, - повторил он. - Но он придет.47- НЕ ОТКРЫВАЙ ГЛАЗА, мы почти добрались.
Рапсодия пыталась заставить себя успокоиться. Возбуждение в голосе Акмеда, настолько для него нехарактерное, подчиняло ее своему влиянию. Его силе она не могла противиться и бросала все дела, чтобы посмотреть на очередную находку или выслушать решение какой-нибудь проблемы. Впрочем, мысль о том, что утром придут болги, а еще не все готово к их встрече, никак не желала уходить и терзала Рапсодию.
- Это в последний раз, Акмед, - предупредила она, стараясь удержать равновесие на неровном полу. У нее кружилась голова, и она знала, что, когда откроет глаза, ее по-прежнему будет окружать мрак. Залы крепости Гвиллиама постоянно напоминали ей о путешествии по Корню. - Мне нужно привести в порядок помещения.
- Ладно, если не хочешь посмотреть Большой Зал, - хмыкнул Акмед, - мы можем повернуть на...
- Ты нашел Большой Зал? - вскричала Рапсодия, невольно открыв глаза.
- И кое-что поинтереснее, но если тебе необходимо срочно вернуться...
Рапсодия схватила его за руку:
- Покажи. Мои дела подождут.
- Я так и думал. Не отставай.
Рапсодия поспешила за ним, забыв о темноте. Постепенно туннели стали шире и выше, и вскоре дракианин и Певица вышли на большую площадку с мраморными стенами, на которых кое-где сохранились позолоченные украшения.
Акмед завернул за угол и остановился перед отверстием в стене, где когда-то находилась громадная дверь. Одна створка, украшенная золотой чеканкой, была распахнута и прижата к стене, словно здесь прошелся могучий ураган. Другая и вовсе исчезла.
- Большой Зал, - объявил Акмед и широким жестом показал на вход.
Рапсодия перешагнула кучу базальтовых осколков на полу и оказалась в круглом помещении. Его монументальность, характерная для всех строений Канрифа, подавляла. Столбы из сине-черного мрамора поддерживали белые каменные стены. Купол был выкрашен в голубую краску, потрескавшуюся и местами облезшую, но Рапсодия сразу поняла, что он представлял собой небо.
Плиты из прозрачного стекла, вставленные в верхнюю часть потолка, пропускали дневной свет. Рапсодия разглядела кусочек настоящего неба и тени гор и сообразила, что Большой Зал находится рядом с вершиной одного из пиков.
Усыпанный мусором пол когда-то был выложен цветным мрамором и украшен изображениями Земли, солнца, луны и огромной звезды. Рапсодия похолодела, увидев знак Серен, своей звезды.
- АРИА, - прошептала она.
И на нее нахлынули воспоминания, которых она совсем не ждала.
"...Если будешь внимательно смотреть на небо и сможешь найти свою путеводную звезду, ты никогда не заблудишься, никогда".
Она всхлипнула и тут же почувствовала, что Акмед обнимает ее за плечи.
- Что случилось?
Рапсодия быстро сморгнула слезы и, оглядевшись по сторонам, сделала еще один шаг. В дальнем конце помещения, на возвышении, стояли два громадных мраморных трона, засыпанных пылью прошедших веков. Троны украшала позолота и голубые орнаменты, на сиденьях лежали истлевшие подушки.
В самом центре звезды Серен зияла дыра - там раньше находилась маленькая дверь. Рапсодия наклонилась и заглянула внутрь, увидев длинный цилиндр с решеткой на дне, в котором когда-то горел огонь. Над решеткой, судя по осколкам, валяющимся повсюду, располагалось несколько круглых рам от зеркал.
- Я видела рисунки в библиотеке, - негромко проговорила она и посмотрела на Акмеда. - Гвиллиам изобрел это приспособление, чтобы одновременно обогревать пол в Зале и освещать потолок. По словам Гвиллиама, возникало впечатление восхода солнца, потом наступал день, и краски менялись, постепенно затухая к закату, когда огонь прогорал. Он даже приказал украсить небо хрустальными вкраплениями, похожими на звезды. Наверное, они сверкали и переливались, когда их касались последние лучи света. Жаль, что я не видела, как оно работает.
- Увидишь, - пообещал Акмед. - Я бы хотел посмотреть манускрипт, когда вернемся. Там что-нибудь говорится о колоннах? Их здесь ровно столько, сколько часов в сутках.
Рапсодия кивнула, затем поднялась и стряхнула пыль с рук.
- Они расположены по кругу, в центре которого находится небесная обсерватория. Только ее, разумеется, отсюда не видно. На вершине самой высокой горы была установлена подзорная труба. Попасть в обсерваторию можно по лестнице из Большого Зала. - Она показала на дверь между двумя колоннами.
- Если там и была когда-то лестница, то сейчас она превратилась в груду мусора, - заявил Акмед. - Внесем ее в список восстановительных работ.
Он отошел от колонн и направился к тронам.
Рапсодия решила присоединиться к нему, но по дороге задержалась у изображения солнца на полу. Неожиданно в комнате резко потеплело, щеки Рапсодии запылали, и она почувствовала, что у нее кружится голова.
- Акмед, - позвала она, но ее голос прозвучал так тихо, что Акмед, стоявший к ней спиной, не услышал.
Рапсодии показалось, что Большой Зал покачнулся, а внутри у нее возникло ощущение, которому она знала название, но которое не имело никакого отношения к тому, что ее окружало. Страсть...
Она почувствовала легкое прикосновение к своей шее - поцелуй влюбленного, губы медленно двинулись вниз... На талию легла рука, начала подниматься к груди. Рапсодия отчаянно пыталась стряхнуть наваждение.
- Акмед, пожалуйста! - позвала она. - Помоги... - Ей самой собственный голос казался слабым и каким-то далеким.
Мир вокруг окутал мрак. Стало теплее, и она опустилась на пол, ее поддерживали чьи-то руки, которые продолжали ласкать тело. Она почувствовала, как они поднимают рубашку, попыталась сопротивляться, вернуться в настоящее, но потерпела поражение.
Мозг протестовал против насилия над волей, но более могущественная сила, связывающая ее со Временем, из которого была соткана ткань ее души, одержала верх. И Рапсодия сдалась под напором чужой страсти, ее поглотила похоть и гнев... нет, ослепительная ярость. А в следующее мгновение видение исчезло.
И Рапсодия поняла, что смотрит на Акмеда.
- Что с тобой? - спросил он, протягивая ей руку. Она ухватилась за нее и поднялась на ноги.
- С меня этих глупостей достаточно, - пробормотала она, стряхивая грязь с одежды и приглаживая волосы. - Лучше ничего такого не знать, уж можешь не сомневаться.
- Что ты видела?
Рапсодия покраснела.
- На самом деле я ничего не видела. Все происходило на чувственном уровне.
- В таком случае, что ты почувствовала? Возможно, это важно, - раздраженно настаивал Акмед.
- Ну, скажем так: на этом месте Гвиллиам и Энвин... ну... скрепили свой союз.
- Повезло тебе, - фыркнул Акмед.
- Как ты сказал? - смущение уступило место ярости.
- Тебе повезло, что мы не взяли с собой Грунтора. Будь он с нами, тебе не удалось бы... почувствовать все до конца, хотя его изысканные комментарии наверняка бы нас порадовали.
- Уж не сомневаюсь. Могу я рассчитывать на то, что ты не станешь болтать о случившемся?
- Возможно. В спальню пойдем?
Рапсодия сжала кулаки, несмотря на то что понимала - Акмед не всегда правильно выбирает слова.
- Ты хочешь сказать, что нашел королевскую спальню?
- Именно.
- Хорошо, - выдохнув, проговорила она. - Давай отсюда выбираться, пока еще что-нибудь не случилось. Энвин и Гвиллиам были женаты очень долго. Я предпочитаю держаться подальше от места, где они резвились после того, как придворные расходились по домам.- Если хочешь избежать еще одного эфемерного сексуального переживания, тебе нужно посмотреть на их спальню.
Спальня была построена с таким же размахом, как и весь остальной Канриф, но состояла из двух абсолютно раздельных помещений, великолепно отделанных и украшенных, но холодных и безжизненных.
Одну из спален украшали камин и сводчатое окно, вырезанные в той же скале, что и внешняя стена Большого Зала. Окно потеряло форму и потускнело со временем, но по-прежнему оставалось целым. Из него открывался великолепный вид на степи, переходящие в Кревенсфилдскую равнину.
Над камином красовался фамильный герб, выполненный с мельчайшими подробностями и деталями. На переднем плане напротив друг друга располагались стоящий на задних лапах свирепый лев и грифон, над головами которых сияло две звезды. На заднем фоне была изображена Земля и дуб с могучими корнями. Рапсодия видела такой на монетах Серендаира.
- Герб сереннских королей? Акмед кивнул.
- Теперь я понимаю, почему они не слишком ладили, - проговорила Рапсодия.
- И почему же?
- Гвиллиам расположил символ своей власти на самом видном месте, прямо напротив брачного ложа, словно хотел продемонстрировать Энвин, что не слишком уважает ее происхождение. И ему плевать на то, что она по этому поводу думает.
- В соседней комнате над камином она поместила собственный герб. Дракон на страже своих владений.
- И тем не менее, если они делили постель, его герб постоянно оставался на виду, а ей приходилось на него смотреть. Выходит, они не использовали брачное ложе по назначению. Будь я гордым существом, наполовину драконом, который не слишком уютно чувствует себя в облике человека, вряд ли мне понравилось бы ночь за ночью заниматься любовью в комнате, где постоянно на глаза попадается фамильный герб, напоминая о том, что я не имею к нему никакого отношения.
Глядя в пол, Акмед улыбнулся и покачал головой, а потом повернулся к камину:
- Я рад, что прошлый опыт не повлиял на твое отношение к сексу, Рапсодия.
У противоположной стены они заметили изголовье кровати, вырезанное из сине-черного с золотистыми прожилками мрамора. Рядом, на полу, лежала лесенка, засыпанная кучей мусора и истлевшими тряпками.
- Как ты думаешь, кровать просто сгнила? - спросила Рапсодия.
- Ну, судя по тому, что ты сказала, - рассмеявшись, заявил Акмед, - она не могла воспламениться от их страстных объятий. Полагаю, она стала жертвой времени. А почему ты спрашиваешь?
Рапсодия начала тихонько напевать, пытаясь уловить необычное ощущение, которое у нее возникло, когда она смотрела на то место, где в былые времена стояла кровать. Через несколько мгновений она посмотрела Акмеду в глаза и спросила:
- Ты ничего не чувствуешь?
Он на секунду сосредоточился, но потом покачал головой:
- Нет. А ты?
Рапсодия снова перевела взгляд на пол:
- Кажется, кровь.
Лицо Акмеда потемнело, но голос продолжал звучать ровно:
- Ничего.
- Хочешь, я попытаюсь разобраться? - спросила она, и Акмед кивнул. - В таком случае, давай договоримся сразу. Если я буду не в силах выйти из транса, ты вмешаешься и остановишь меня.
- Я могу тебя отсюда вынести. Только не знаю, поможет ли это.
- Валяй, - серьезно проговорила Рапсодия. - Ты же знаешь, как я люблю, когда меня таскают на руках.
- Ладно.
Она снова закрыла глаза и сосредоточилась на мелодии-ключе, той самой, которая в музее помогла ей понять, что представляет собой кольцо. Перед ее мысленным взором возникла картинка: на постели лежит мужчина, у которого под необычным углом вывернута шея. Рядом с ним, закрыв лицо руками, сидит другой мужчина в льняном одеянии, украшенном золотым шитьем.
На лбу Рапсодии выступил пот, когда ее окатила волна чувств, пережитых здесь многие века назад, - одиночество, вина, предательство, гнев и боль. Они стиснули ее удавкой такого невыносимого страдания, что она начала задыхаться.
- Пойдем отсюда, - обратилась она к Акмеду. - Я не понимаю, что здесь произошло. Скорее всего, нам не дано узнать это никогда, но теперь я понимаю, почему сама гора источает вонь разложения. Животная страсть, утоленная прямо на полу Большого Зала, смерть на королевском ложе, король, ушедший из жизни в библиотеке, - какими же чудовищами были эти люди! Фирболги тут совершенно ни при чем. Канриф пропитан злом, рожденным деяниями намерьенов.
Акмед рассмеялся:
- Я мог бы и сам тебе это сказать. Но прежде чем мы отсюда уйдем, я хочу, чтобы ты еще кое на что взглянула.Спальня Энвин оказалась такой же громадной и пустой, как и спальня Гвиллиама, только изголовье ее кровати, сделанное из золота, крепилось к стене. Лесенки нигде не было видно - возможно, она стала добычей какого-нибудь счастливчика после того, как намерьены покинули Канриф.
Когда-то камин украшала позолота, но сейчас от нее осталось лишь воспоминание. Рапсодия принялась разглядывать каменный барельеф, изображавший сурового дракона, охраняющего свои владения.
Неожиданно она затосковала по дому.
"Что я здесь делаю? - грустно подумала она. - Знать бы, что, покинув Серендаир, я окажусь здесь, в мире, где царит вечный кошмар! Может, было бы лучше подчиниться Майклу?"
- Прекрати себя жалеть, - сказал Акмед, которому каким-то непостижимым образом удалось проникнуть в ее мысли.
Он стоял, положив руку на дверь между двумя спальнями.
- Что? - удивленно спросила Рапсодия. - Как ты догадался, о чем я подумала?
- А у тебя на лице всякий раз появляется одинаковое жалобное выражение. Прочитать твои мысли совсем не трудно. Возможно, благодаря твоей прогулке через огненную стену. Впрочем, насколько я помню, ты всегда была такой. Иди сюда, я хочу тебе кое-что показать.
Рапсодия подошла к двери и заглянула внутрь. Она вела в другую комнату, не похожую на все, виденное ею до сих пор.
Пол здесь был выложен маленькими плитками из полированного голубого мрамора. У внутренней стены стоял огромный каменный шестиугольный сосуд, похожий на чашу фонтана. На стенах располагались вертикальные металлические трубы, ржавые и дырявые от времени, которые сходились у желоба, нависшего над основанием сосуда.
У противоположной стены расположился диковинный мраморный трон с такими же трубами. Подушка давно порвалась или сгнила, и Рапсодия увидела в самом его центре довольно большое отверстие. Узкий желоб начинался у основания трона и терялся где-то в недрах стен.
Спинка трона с металлической цепочкой необъяснимого назначения, прямая и высокая, была отлита из того же блестящего металла, что и трубы вентиляционной системы.
- Очень странно, - пробормотала Рапсодия. - Зачем они соорудили такое приспособление у себя в комнатах?
- А как ты думаешь, что это такое? - пряча улыбку, поинтересовался Акмед.
- Понятия не имею. Та штука похожа на фонтан, а это трон. Только, по-моему, сидеть на нем не слишком удобно.
Акмед расхохотался:
- Сделай мне одолжение! Используй еще раз свою мелодию-ключ. Попытайся понять, что перед тобой.
- Ладно.
Рапсодия закрыла глаза и сосредоточилась, но уже в следующее мгновение густо покраснела.
- Боги, - смущенно пролепетала она. - Туалет. Кто бы мог подумать, что они построят его внутри комнаты! Какой ужас! А я решила, что разглядываю трон.
- Да перестань краснеть. Судя по тому, что мы про них узнали, другого трона они не заслужили, - проговорил Акмед. - Надеюсь, ты уже сообразила, что это не фонтан, а ванна.
- Я привыкла мыться в металлической ванне, установленной перед камином, в реке или в общественных банях. Никогда не видела такого большого сооружения, да еще шестиугольного.
- Ну, Гвиллиам обожал, когда всего много. Уж если ему что-то нравилось, он использовал свои идеи на полную катушку. Как, например, с его дурацким лозунгом насчет мира или сооружений с шестью сторонами, которые он использовал везде, где только можно. Разве ты не заметила? Чем больше я узнаю про намерьенов, тем хуже про них думаю.
Рапсодия потянула за цепочку, и в отверстие посыпались куски ржавчины.
- Здесь раньше была вода?
- Да. Как только мы сообразим, как работала система водоснабжения, мы все здесь восстановим. Но это потом, сейчас у нас другие приоритеты. Цистерны полны питьевой водой. А остальное подождет, пока мы не завершим первые две стадии нашего плана и не заключим весной союз с Роландом.
Рапсодия исподтишка посмотрела на Акмеда. Его глаза горели возбуждением, как и всякий раз, когда он говорил о своих планах на будущее. Его переполняли целеустремленность и чувство уверенности в собственной правоте. Он собирался получить ответы на все свои вопросы и построить для себя новый дом.
Рапсодия завидовала ему.48ШЛО ВРЕМЯ, и они уверенно продвигались вперед. Болги прибыли на следующий день. Представители почти семисот кланов. Более четырех тысяч воинов-охотников и дети, дрожащие от страха и возбуждения. Вместе с ними явились и многие другие, движимые любопытством и желанием оказаться поближе к новому полководцу.
Глядя, как заполняются огромные улицы внутреннего города, Акмед повернулся к Рапсодии:
- Запомни их хорошенько. С их помощью мы восстановим Илорк. Дело их рук даст результаты, которые войдут в историю.
Рапсодия посмотрела на море возбужденных болгов.
- Осторожно, Акмед, - предупредила она. - Ты становишься похож на Гвиллиама.
Акмед задумался на мгновение.
- На самом деле мы с ним являемся диаметральными противоположностями. Мы оба исполняем роль мастера, который затачивает меч об оселок. Разница в том, что он использовал клинок, чтобы отполировать камень, а я хочу при помощи камня заточить оружие.
- Извини, Акмед, но мне твои образы не слишком понятны.
Глаза Акмед разгорелись.
- Для Гвиллиама целью жизни стало строительство Канрифа и подчинение себе враждебной горы. Люди представляли собой инструмент для достижения его цели. Меня же гора не интересует, я хочу помочь болгам развиться. Они похожи на тупой инструмент, который требуется привести в порядок. Постепенно они научатся выступать как единое целое, как один народ, приобретут разрушительные умения могучих воинов и созидательные навыки строителей. Мне требуется острое орудие, а не гладкий камень. В глазах Рапсодии сомнения уступили место восхищению.
- Интересная аналогия. А самое главное, что в процессе не только орудие станет острее, но и камень приобретет нужную тебе форму.
- Конечно.
- Им повезло, что ты тут объявился, - сказала она. - Возможно, история ошиблась, когда назвала Гвиллиама великим Лордом горы.
Акмед рассмеялся:
- Посмотрим. Идем, пора заняться делом.
Дети и их матери поступили в распоряжение Рапсодии. Воинов отвели в старые бараки стражи. Через несколько месяцев обучения под руководством Грунтора они превратятся в могучую силу.
Великан явно скучал по роли командира военного подразделения и с головой ушел в свои новые обязанности. Время от времени Рапсодия слышала боевые песни марширующих солдат, которые могли бы показаться устрашающими, если бы не звучали так забавно.Ну, шельмец, давай трудись,
Ногу вверх, ногу вниз,
О свободе позабудь.
Грунтор выберет твой путь.Станет жизнь твоя кошмаром,
Грунтор ест свой хлеб не даром.
Помолись своим богам,
Плачет палка по бокам.Подтяни свой толстый зад,
Будь готов на все, собрат.
Командир твой - лютый зверь,
Ты уж на слово поверь.А еще одна песня страшно нравилась Джо:Ну-ка, парни, живо в строй!
Жопа к жопе ровно стой.
Торопитесь, недоделки,
А не то вы все в тарелки
Угодите и на зуб,
Ой из вас наварит суп!Раз-два, три-четыре
Вот уже и пять.
Больше вам, тупицам,
Ни за что не сосчитать.Громоподобный бас Грунтора сопровождался нестройным хором солдатских голосов. Происходящее казалось каким-то нереальным.
По просьбе Рапсодии Акмед закрыл коридоры, ведущие в Большой Зал и прилежащие к нему помещения, где Гвиллиам собирал своих советников.
Рапсодия и Джо устроились в комнатах друг напротив друга в одном из этих коридоров, неподалеку от апартаментов нового короля фирболгов. Их охраняли самые сообразительные и надежные, по мнению Грунтора, воины. Несмотря на то что у великана имелась собственная комната рядом с друзьями, он решил поселиться в бараках. К явному удовольствию Акмеда, события развивались с головокружительной скоростью.
Он переименовал крепость, присвоив ей новое название - Котелок - главным образом из-за тепла, которое давали кузницы, приведенные в порядок и работавшие на полную мощь. Он отправил туда тысячу болгов, в чьи обязанности входило добывать уголь и поддерживать огонь в громадных печах до такого уровня, чтобы в них можно было ковать оружие.
Они дружно согласились с тем, что производство оружия необходимо наладить первым делом, поскольку оно обеспечит болгов защитой, даст возможность как следует подготовить армию и станет источником дохода, как только они наладят торговлю. Акмед обладал поразительными способностями в создании нового оружия - недаром свой квеллан он изобрел сам.
В помещении за Большим Залом, где они собирались, чтобы спланировать свои дальнейшие шаги, он установил подставки, на которые прикрепил пергаменты с надписями: "Оружие", "Неприсоединившиеся кланы", "Инфраструктура" и "Общество".
- Еще несколько кланов из Пустоши и пограничных районов присоединились к нам, - сообщил он, вычеркивая названия из своего списка.
- Ой не думает, что с другими будет трудно. Мои ребятишки с ними потолкуют - и все, - сказал Грунтор.
Рапсодия поежилась - армия болгов росла с каждым днем.
- Иными словами, нам удастся объединить семьдесят процентов населения, - проговорил Акмед. - Как только "Весенняя чистка" останется позади, займемся остальными.
- А когда я попаду на виноградники? - поинтересовалась Рапсодия, изучая мероприятия, перечисленные под заголовком "Инфрастуктура". - Мне необходимо составить план их возрождения. И чем скорее, тем лучше.
- Грунтор очистит эту территорию... точнее, убедит племена к нам присоединиться перед тем, как ты отправишься со своей дипломатической миссией в Бетани.
- Ою не нравится, что ты туда собираешься, - помрачнев, заявил Грунтор, - в особенности одна.
- Знаю, Грунтор, - улыбнулась Рапсодия. - Но мы должны попытаться положить конец "Весенним чисткам". Значит, необходимы переговоры.
- Почему?
- Потому что так принято у людей, - ответила она. - Мы хотим, чтобы фирболгов считали людьми или пусть они для всех остаются чудовищами?
- По правде говоря, - вмешался новый король, - и то и другое.
Джо демонстративно вздохнула и заявила, что ей надоело слушать всякие политические глупости. Лучше уж она потренируется бросать ножи.
Грунтор установил для нее небольшую мишень у противоположной стены комнаты, и нередко горячие дискуссии сопровождались звоном ножа, поражающего цель.
Акмед обратился к списку необходимого оружия.
- Болгов нужно обеспечить луками и мечами, которые они скоро научатся ковать. На продажу будем делать изогнутые клинки и еще вот это.
Он взял со стола лист пергамента и показал его Грунтору и Рапсодии. На нем был изображен метательный нож с тремя согнутыми, точно рука в локте, стальными лезвиями и обернутой кожей рукоятью.
- Эти метательные ножи можно использовать на улице и в туннелях, - объяснил Акмед. - Они достаточно остры и станут очень опасным оружием в рукопашной схватке. Во время полета они поворачиваются вокруг своей оси и могут поразить практически любую цель.
- Они будут выкованы тем же методом, что ты показывал мне раньше? - спросила Рапсодия, которая еще не окончательно пришла в себя после утреннего посещения кузницы.
Акмед терпеливо объяснил ей назначение массивного оборудования, которое Гвиллиам продолжал строить даже после того, как Канриф пал. Увиденное произвело на нее такое сильное впечатление, что она никак не могла заставить себя принять участие в обсуждении.
- Нет, это потом, - отмахнулся Акмед. - Третий этап. После того, как мы создадим объединенное королевство. Ты должна понимать, Рапсодия, что речь идет о далеко идущих планах. Работы тут хватит на целую жизнь. У намерьенов были искусные оружейники, достигшие невероятных высот в своем деле, - все равно как мастера, создававшие музыкальные инструменты, о которых ты нам рассказывала. Все, что выходило из-под их рук, являлось произведением искусства. Фирболги смогут подняться до их уровня только через несколько поколений.
- Звучит так, будто ты планируешь прожить очень долго, - заметила она.
- Вечно, - совершенно серьезно заявил Акмед. - А как твои успехи на поприще целительницы?
- Я смогла бы добиться большего, будь у меня все необходимое. Ты планируешь этим заняться?
Акмед отыскал другой пергамент и передал его Рапсодии. Своим аккуратным почерком он подробно описал внутреннее устройство горы, кузницы, вентиляционную систему и новый город, который должен был заменить Канриф. Рапсодия сразу обратила внимание на абзац под заголовком "Целительство".
Она внимательно изучила план и нахмурилась:
- А где больница? И приют? Мы же с тобой это уже обсуждали! Почему ты не включил их в план?
- Включил. - Акмед достал новый пергамент, свернутый вчетверо. - Первую помощь твои подопечные смогут оказывать прямо на поле боя. Мы создадим специальный отряд, который будет охранять лекарей, пока те занимаются самыми тяжелыми ранениями. Затем он присоединится к наступающим.
- И что будет с ранеными?
- Останутся. Мы их подберем на обратном пути.
- Не смеши меня! - рассердилась Рапсодия. - Ты не имеешь никакого права оставлять раненых без помощи. Они умрут.
- Возможно, не вредно тебе напомнить, что мы говорим о фирболгах. Они не привыкли, чтобы с ними нянчились, как это принято у людей или лиринов. Они такого обращения все равно не поймут.
- А я не говорю о том, что с ними кто-то собирается нянчиться. Если они ранены на поле боя, их необходимо доставить туда, где им окажут помощь.
- Они скорее согласятся умереть на поле боя, чем позволить такому случиться.
Рапсодия изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
- Они ведь твои будущие подданные! Именно ты постоянно повторяешь, что они не чудовища, а человеческие существа, которые возродят славу Канрифа. Так нельзя, Акмед! Либо фирболги - чудовища, и если тебя устраивает такая постановка вопроса, будь по-твоему, но я тогда тебе ничем помочь не смогу. Я уже много раз говорила, что мне подобные рассуждения непонятны... Или они - человеческие существа. Примитивные, грубые - но все равно дети Единого Бога! И потому имеют те же права, что и все остальные люди. Раненым должна быть оказана помощь, умирающих нельзя бросать. Внутри горы необходимо оборудовать для этого помещения. Мы должны заботиться о них не только во время военных действий, а всегда. Даже в самых обычных обстоятельствах люди болеют и получают ранения, а старики нуждаются в уходе. Ну, выбирай: люди или чудовища?
Акмед фыркнул. В том, как Рапсодия защищала фирболгов, которых когда-то и сама считала чудовищами, было нечто трогательное и до определенной степени забавное.
- И сколько места мне придется выделить, если я приму определение "Люди"?
- Много. Два больших зала для больницы и один для приюта. И это до того, как ты покоришь Пустошь и Скрытое Королевство. - Она показала на плане два самых больших помещения, расположенных в районе бараков.
Акмед поморщился.
- Но есть и хорошие новости, - продолжала Рапсодия. - Как только королевство будет создано, сможешь забрать один из больничных залов под бараки, а приют будет принимать не только стариков, но и сирот.
- По-моему, ты переоцениваешь количество сирот.
- Нет, я все продумала. Если ты лично благословишь каждого из них, ребенок будет считаться особенным, и мы сможем предложить их кланам на усыновление. Те с удовольствием будут брать малышей, в особенности если мы пообещаем им за это долгосрочные привилегии.
Акмед кивнул, и Рапсодия улыбнулась:
- Вот видишь, я стараюсь быть практичной и разумной.
- Конечно. Хорошо. Прежде чем я решу, людьми или чудовищами являются болги, я хочу задать тебе один вопрос.
- Давай.
- Могу я рассчитывать на твой меч и искусство Певицы в вопросах подчинения болгов, если я соглашусь выполнить твои требования?
Рапсодия вздохнула. Они уже множество раз спорили на эту тему. Она не хотела иметь ничего общего с войной, и хотя была готова сражаться, чтобы защитить себя и друзей, все ее существо протестовало против кровопролития с целью захвата власти. Даже несмотря на то, что речь шла о диких болгах.
- Ладно, - неохотно согласилась она. - Можешь на меня рассчитывать. Итак, каково твое решение?
Тень улыбки промелькнула на лице нового полководца фирболгов.
- Люди, - сказал он. - С манерами и привычками чудовищ.49МНЕ НУЖНО срочно с тобой поговорить.
Вокруг большого круглого стола в комнате для совещаний сидело около полудюжины женщин-фирболгов. Рапсодия удивленно оглянулась и поднялась из-за стола.
- Извините, - сказала она своим собеседницам и быстро подошла к двери, где стоял ухмыляющийся Акмед. - В чем дело? - спросила она с беспокойством.
- Мне нужен медный ключ, который мы нашли в Доме Памяти. Мне кажется, он остался у тебя.
- А почему такая срочность? Что-то случилось?
- Мы только что обнаружили тайное хранилище с библиотекой. - Глаза Акмеда сияли. - Думаю, ключ от него.
- Ты ворвался ко мне в самый разгар моей беседы с повитухами ради того, чтобы получить ключ? И все? - изумилась Рапсодия.
Акмед перевел взгляд на женщин, сидевших за столом. Они были тощими и жилистыми, с широкими сильными плечами. Они смотрели на него совершенно спокойно, без благоговения, с которым взирали на своего нового короля остальные болги.
Совсем недавно Рапсодия с удивлением и радостью обнаружила, что у болгов существует такое понятие, как "повитуха", и это заметно подняло их в ее глазах.
На раненых воинов никто особого внимания не обращал, даже если это были прославленные бойцы и им грозила смерть от ран и кровопотери. Однако дети и матери получали самый лучший уход, которым, в меру своего разумения, могли обеспечить их местные целительницы. Повитухи имели огромное влияние. Их уважали даже больше, чем вождей кланов.
- Мне нужен ключ, - нетерпеливо повторил Акмед. Рапсодия вцепилась в воротник его плаща и, потянув на себя, прошептала ему на ухо таким тоном, что у любого другого застыла бы кровь в жилах:
- Послушай меня внимательно. НИКОГДА больше не говори со мной таким тоном. В особенности в присутствии других. Проявляя ко мне уважение, ты ничего не теряешь. Ты все равно занимаешь самую верхнюю ступеньку на лестнице. Но твоя грубость ставит меня в очень тяжелое положение. Кстати, и тебя тоже. Возможно, я не потеряю лица перед этими женщинами, а вот ты можешь уйти отсюда С ОЧЕНЬ СИЛЬНО РАСЦАРАПАННОЙ МОРДОЙ. А теперь попробуй еще раз или убирайся. - Она оттолкнула его. Ее зеленые глаза метали молнии.
Акмед улыбнулся: Рапсодия оказалась способной ученицей. После прибытия первых болгов она до мельчайших деталей сумела усвоить их правила поведения.
Король низко поклонился.
- Не могла бы ты оказать мне любезность, если тебе, конечно, не очень сложно, - громко проговорил он.
- Ключ у меня в комнате, - уже спокойнее ответила Рапсодия.
- Его там нет.
- А ты откуда знаешь? - удивленно спросила она.
- Я посмотрел.
В зеленых глазах снова вспыхнула ярость:
- Что ты сказал? Ты обыскивал мою комнату?
- Я не хотел мешать твоему разговору с повитухами, - поспешно пояснил Акмед.
- А мысль о том, чтобы ПОДОЖДАТЬ немного, тебе в голову не приходила? Хранилище простояло нетронутым несколько веков. А ты не мог потерпеть полчаса? - Она раздраженно вздохнула. - Ключ в ночном горшке у меня под кроватью.
На лице Акмеда появилось отвращение, забавно исказившее черты его уродливого лица.
- Да, похоже, ты тут слишком задержалась. ТАКОЕ могли бы придумать только мы с Грунтором.
- Я им не пользуюсь, идиот. Рядом с моей комнатой есть туалет. В следующий раз спроси разрешения, прежде чем рыться в моем белье.
- И лишить Грунтора удовольствия? У него и так не много радостей в жизни. Эгоистка! - Акмед повернулся к повитухам: - Прошу прощения за то, что прервал ваш разговор, но у меня очень важное дело. Спасибо, что позволили мне переговорить с моей мудрой советницей. - Он повернулся, закатил глаза и поспешно вышел.- От Грунтора есть какие-нибудь известия? - спросила Рапсодия во время ужина.
Акмед покачал головой и разломил пополам черствый кусок булки.
- Он отправился на маневры в район за Пустошью. Мы думаем, там раньше были виноградники. Я рассчитываю получить от него весточку дня через четыре.
- И кому посчастливилось стать его учениками на сей раз?
- Головорезам. Они из Когтей. Утверждают, будто Гвиллиам не умер и находится среди них.
- Может, и так. А в библиотеке он оказался совершенно случайно. Хотел взять книжку почитать, когда мы его нашли, - заявила Джо, ковыряя в зубах кинжалом. - Мне скучно. Грунтор обещал взять меня с собой в следующий раз, если ты не будешь возражать, Рапс. Ты ведь не будешь?
- Не буду, - рассмеявшись, ответила Рапсодия. - Грунтора твоя безопасность беспокоит больше, чем меня. Если он считает, что тебя можно взять, я не стану вам мешать.
- Ну а твоя встреча с повитухами дала какие-нибудь результаты? - спросил Акмед, взял кувшин, наполнил кружку Рапсодии и свою, а затем передал его Джо.
- Кое-какие. - Глаза Певицы загорелись, и она поднялась из-за стола. - Подожди, я возьму записи.
Она подошла к буфету и принялась перебирать кучу пергаментов, а затем вернулась к столу.
- Знаешь, Акмед, - наморщив нос, проговорила она и показала на буфет и старый гобелен, висящий за ним на стене, - теперь, когда ты стал королем, может, пора наконец выбросить мусор и привести помещения в порядок? От этих допотопных гобеленов воняет просто омерзительно.
- Потому что они справляли за ними нужду, - пояснил дракианин и сделал глоток из своей кружки. - Болги и намерьены. Думаю, чтобы построить туалеты, потребовалось некоторое время. Ллаурон полагает, будто они были едва ли не боги, но ты будешь удивлена, сколько всякого разного мы про них узнали!
- Если от этого не зависит наша жизнь, я бы предпочла ничего не знать, - отрезала Рапсодия. Развернув пергамент, она продолжала: - Итак, повитухи согласились выслушать мои лекции, отправиться в свои кланы и заняться обучением наиболее способных девушек. Таким образом мы получим новых лекарей. Затем они вернутся сюда и начнут работать в больницах и приюте, пока все земли не будут окончательно объединены.
- Хорошо, - похвалил Акмед.
- Далее: мы спланировали систему мероприятий по защите детей. Я хочу, чтобы ты скрепил их своей подписью и они получили бы силу закона. Среди прочего там говорится, что дети не должны подвергаться насилию ни в какой форме, а виновные будут наказываться самым суровым образом. Болги и так достаточно трепетно относятся к детям, так что внедрить здесь такой закон будет значительно проще, чем среди некоторых господ из Роланда.
Акмед улыбнулся, но промолчал. Он вспомнил, как ему пришлось спасать ее в Бетани, когда она бросилась защищать малыша, которого отец бил ногами на рыночной площади.
И вот вскоре ей снова предстоит отправиться в Бетани. Только теперь она там будет совсем одна...
- В дополнение к закону о защите детей, - продолжала Рапсодия, - мы хотим, чтобы ты утвердил наше предложение о равноправном лечении пленных и оказании - по возможности - помощи раненым, больным и умирающим.
Король фирболгов закатил глаза:
- Законы будут приняты после того, как известие о нашем королевстве дойдет до Роланда и Сорболда. Я хочу переговорить с посланниками, если таковые к нам прибудут. Впрочем, очень сильно сомневаюсь, что кто-нибудь решится отправить сюда своих представителей прежде, чем ты посетишь Роланд и заключишь соглашение о прекращении "Весенних чисток". Мы можем подождать до тех пор?
- Да. Я тебе все это рассказываю потому, что ты попросил доложить о результатах разговора с женщинами. Кроме того, мы собираемся открыть школу. Дети, которых ты просил привести, станут ее первыми учениками. Кстати, ты должен преподнести в качестве подарка их родителям доспехи, оружие и еду... Так, относительно школы - все. Ой, забыла, у меня появилось двенадцать новых внуков.
- Ого! - сказала Джо, которая обсасывала косточку с рвением, достойным Грунтора. Громко чавкая, она прожевала кусок и добавила: - Мясо - отличное... Лично я детей не люблю. Если ты не забыла, мне пришлось провести довольно много времени с целым выводком, да еще взаперти.
- Любой бы с ума от такого сошел, - не стала спорить Рапсодия.
- Они - фирболги? - поинтересовался Акмед и принялся за вторую половинку булки.
Рапсодия кивнула:
- Сироты. Мне они нравятся. Немного буйные, конечно, но в детстве я и сама не отличалась ангельским нравом.
- Только я сомневаюсь, чтобы ты ловила крыс, а потом ела их сырыми.
- Тут ты прав, - проговорила Рапсодия, которую передернуло. И решительно добавила: - Но они мне все равно нравятся.
- Если ты закончила пускать слюни по поводу твоих новых подопечных, может, поговорим о том, что мы будем производить, кроме оружия?
- Поговорим. - Рапсодия вытащила второй лист пергамента. - Кроме оружия, которое научатся делать кузнецы, к концу летнего сезона мы получим урожай с виноградников. Ничего особенного, но не зря ведь я брала уроки у Илианы, когда жила у Ллаурона. Как только Грунтор присоединит к твоим владениям районы за Пустошью, я соберу сирот и одновременно произнесу филидскую молитву благословения земли и спою растениям песнь плодородия. Это должно помочь. Виноградники неплохо сохранились, виноград на них отличный, и если им ничто не будет мешать, мы получим вино с высоким содержанием сахара и приятным вкусом. Ты сможешь его попробовать уже в нынешнем году.
Акмед кивнул и что-то быстро записал:
- Дальше?
Рапсодия с Джо обменялись взглядами.
- Мы обнаружили кое-что интересное, занявшись ветками, которые ты принес из леса за Пустошью.
- И что же?
Джо встала из-за стола и молча вышла из комнаты.
- Когда дерево подвергается обработке, с ним происходит кое-что необычное, - начала Рапсодия.
Джо вскоре вернулась с веретеном в руках и протянула его Акмеду. Он сразу же обратил внимание на густой темный цвет с блестящим синим отливом. Вещь выглядела просто потрясающе, и Акмед сразу вспомнил столы и другую мебель в комнатах Гвиллиама и Энвин.
- Значит, вот из чего они делали мебель, - пробормотал он.
- Это Джо сообразила, - с гордостью в голосе сообщила Рапсодия.
- Молодец, Джо, - похвалил девушку Акмед, и та, отчаянно покраснев, вернулась к прерванному ужину.
- И наконец, мой скромный вклад в общее дело, - заключила Рапсодия. - Помнишь мерзких пауков, которые испоганили своей паутиной целых шесть громадных залов?
- Вряд ли я их забуду. Ты так громко верещала, что я до сих пор плохо слышу.
Рапсодия шлепнула его по руке салфеткой. Они обнаружили эти салфетки, а также искусно вышитые скатерти в медном сундуке среди прочих сокровищ хранилища.
- Не ври, вовсе я не верещала... Мы выяснили, что если переплести паутину с шерстью или хлопком, получается эластичная крепкая нить, из которой можно делать самые разные вещи, а веревки получаются на удивление прочными и легкими.
Она достала из кармана небольшой клубок и бросила его Акмеду. Тот сильно натянул нить, а потом взвесил клубок на ладони.
- Прекрасно, - сказал он.
- Я рада, что тебе нравится. К тому же благодаря особому блеску она довольно красива. Все, мой доклад подошел к концу. А ключ открыл хранилище, которое вы нашли?
Акмед осушил свою кружку и спокойно ответил: - Нет.
- Жаль. Ну, в любом случае твои усилия не пропали даром: Грунтор получит возможность безнаказанно рыться в моем нижнем белье.
- Именно. Ладно, уже поздно, - сказал Акмед и, поставив кружку на стол, искоса посмотрел на Джо.
- Я намеки прекрасно понимаю, - заявила та, поднимаясь. - Спокойной ночи! - И она удалилась.
- Что ты задумал? - глядя ей вслед, спросила Рапсодия.
- Она устала, - ответил Акмед.
Подойдя к гобелену, он засунул за него руку и вытащил маленькую, украшенную резьбой шкатулку и тяжелый манускрипт, завернутый в кожу и бархат.
Рапсодия поморщилась:
- В жизни бы не поверила, что ты станешь там хранить что-нибудь ценное. Я еще не забыла, что ты сказал про гобелены.
Акмед вернулся к столу.
- И это говорит женщина, спрятавшая ключ от сокровищницы Гвиллиама в ночном горшке! Мне ужасно понравилась твоя идея, и я решил ею воспользоваться.
Рапсодия открыла рот, чтобы возмутиться, но тут же его закрыла:
- Ключ от сокровищницы? Ты же сказал, что он не подошел!
- Не хотел обсуждать такие вещи при Джо.
- Она все поняла, - грустно сказала Рапсодия. - Мне ужасно обидно, что ты ей не доверяешь. Почему она тебе не нравится?
- Джо мне нравится, - возразил король фирболгов. - И я ей действительно не доверяю. Ничего личного. В этом мире я доверяю только двоим людям.
- А разве "нравится" и "доверяю" - не одно и то же?
- Нет. - Акмед положил книгу на стол. - Мы можем обсудить это чуть позже. Мне казалось, тебе будет интересно взглянуть на мою находку.
Он открыл древнюю книгу и придвинул ее к Рапсодии.
- А что это? - спросила она, разглядывая потускневшие строчки на потрескавшихся, высохших страницах.
- Один из самых ценных манускриптов Гвиллиама. Он считал книгу почти священной, - слегка улыбнувшись, ответил Акмед. - Видела бы ты вторую библиотеку в тайном подземном хранилище! Я нашел там планы будущего строительства и кое-что из того, чего мы еще не видели. Книги, привезенные из Серендаира, - история всего народа. Ты держишь в руках семейный журнал, в котором содержатся записи о рождениях и смертях членов королевской семьи. Здесь вся их генеалогия. Написано на том же языке, что и тот договор.
Рапсодия принялась разглядывать тонкую страницу:
- Это настоящий древнесереннский язык.
- Ты сможешь разобраться в том, что здесь написано? Рапсодия начала медленно переворачивать страницы, чувствуя, как они едва ли не рассыпаются у нее в руках. Вскоре она нашла линию королевской семьи, о которой знала. Триниан - в те времена, когда трое друзей покинули Серендаир, он был кронпринцем - жил на четыре поколения раньше Гвиллиама. Рапсодия сообщила о своем открытии Акмеду, а затем снова перевернула страницу, исписанную потускневшими чернилами.
Неожиданно она побледнела. Акмед сразу же заметил, как заволновалось пламя - оно почувствовало тревогу Рапсодии.
- Что такое?
- Посмотри, как заканчивается запись, - сказала она, показывая на последние строчки. - У Гвиллиама и Энвин родилось два сына. Старшего, наследника трона, звали Эдвин Гриффит.
- А младшего?
Рапсодия посмотрела на Акмеда. В свете пылающего пламени ее изумрудные глаза показались ему огромными.
- Ллаурон.- Знаешь, разные люди могут носить одно и то же имя, - сказал наконец Акмед.
Рапсодия, глядя в огонь, допила свое вино.
- Какова вероятность того, что оба сына сумели пережить в страшной войне своего отца, который считался бессмертным? - добавил король фирболгов.
- Всякое бывает, - мрачно проговорила Рапсодия. - Впрочем, я уверена, это тот самый Ллаурон.
- Почему?
- Ну, разные мелочи... например, у него в домашнем саду есть необычное приспособление, которое зимой заменяет летний дождь. Он сказал, что его построил отец в подарок матери.
- Ну, это противоречит твоей теории - Гвиллиам ненавидел Энвин.
Рапсодия снова открыла книгу:
- Не всегда. И прекрати меня дразнить. Я же знаю, что ты со мной согласен.
- Согласен. В Илорке имеется масса подтверждений того, что Гвиллиам был изобретателем и романтиком.
- А Ллаурон мечтает об объединении намерьенов. Он сказал, что только таким путем можно добиться мира, но теперь я начинаю сомневаться... Возможно, он попросту стремится к власти.
Акмед присел на край стола:
- Ллаурон возглавляет религиозную общину, которая насчитывает около полумиллиона человек, и живет как высокооплачиваемый садовник. Зачем ему заботы, которые несет с собой королевская власть? Он наследник Гвиллиама - ну и что? Непонятно. По-моему, он и так совсем неплохо устроился.
- Не знаю. - Рапсодия осторожно листала книгу, но больше ничего интересного пока не обнаружила. - Мне тоже трудно представить себе, что этот милый человек лелеет тщеславные мечты. Понимаешь, когда меня к нему привели, он мог сделать со мной все что угодно, но ничего, кроме доброты, я от него не видела. Он ужасно похож на моего деда. А получается, что он - сын страшного мерзавца, да еще в его жилах течет драконья кровь! Зато теперь ясно, как ему удалось столько узнать про меня. Говорят, драконы обладают особыми способностями. Интересно, что еще он понял?
Акмед закрыл книгу.
- А теперь - о Джо. Ты знаешь, что в старом мире мы с Грунтором имели определенные отношения с демонами?
- Знаю, - демонстративно вздохнув, проговорила Рапсодия.
- Перестань грубить своему суверену! Я не шучу. Некоторые виды демонов в состоянии привязывать к себе людей так, что их жертвы даже не подозревают об этом. Существует вероятность того, что кто-нибудь из наших здешних знакомых действует по указке сил зла - вольно или невольно. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
В его взгляде появилось такое напряжение, что Рапсодия отвернулась.
- И ты думаешь, что Джо может оказаться жертвой такого демона?
- По правде говоря, я так не думаю, - вздохнув, сказал Акмед. - Но у меня нет и доказательств обратного... Рапсодия, ты слишком доверчива, особенно учитывая обстоятельства, в которых мы оказались. Стараясь восполнить свою потерю, ты готова породниться с половиной мира.
Певица снова посмотрела на него и улыбнулась, хотя подбородок у нее дрожал, словно она с трудом сдерживала слезы.
- Может быть, ты прав. Но однажды я стала сестрой одного человека, и это спасло мне жизнь.
Акмед спрятал улыбку.
- Знаю. Но это еще не значит, что ты выбрала правильный путь. Я ничего не имею против Джо, и Грунтору она нравится... Но я считаю, будет лучше, если мы станем доверять только себе и больше никому. Ты, Грунтор и я...
- Лучше или безопаснее?
- Это одно и то же.
- Для меня - нет! - яростно выкрикнула Рапсодия. - Я не хочу так жить!
- . Дело твое, - пожав плечами, сказал Акмед. - Если будешь вести себя так и дальше, то тебе не придется долго мучиться. Только запомни: существуют вещи похуже смерти. Когда тебя привяжет к себе демонический дух, в особенности тот, что прибыл из древних времен, жизнь с Майклом покажется тебе сладостным раем, а мучения будут длиться вечно.
Рапсодия отодвинула книгу в сторону и поднялась из-за стола:
- Хватит! С меня достаточно. Мне нужно навестить своих пациентов, им пора спать.
Акмед усилием воли заставил себя не злиться. Он считал, что Рапсодия зря тратит время на легкораненых фирболгов - прикладывает обезболивающие травяные повязки к их ранам, поет им песни, чтобы прогнать страх и беспокойство.
- Что ж, надеюсь, ты с пользой проведешь вечер. Я уверен, фирболги ценят твою заботу и обязательно ответят взаимностью, если тебе потребуется их участие.
- Это в каком смысле? - хмуро спросила Певица. Отблески пламени коснулись ее глаз и волос, и они засияли ослепительным огнем.
- . Я пытаюсь сказать, что тебе не следует ждать от них благодарности. Когда ты будешь страдать от ран и боли, кто споет тебе, Рапсодия?
- Ты, разумеется, - ответила она уверенно.
- А не хочешь посмотреть, что в шкатулке? - фыркнув, поинтересовался король фирболгов.
Рапсодия остановилась около двери:
- Не очень. В особенности, если там лежит доказательство того, что лорд Стивен виноват в гибели Серендаира. Еще несколько дней вроде этого - и мне грозит паранойя.
Не обращая внимания на ее слова, Акмед открыл шкатулку и вытащил предмет, завернутый в бархат. Быстро развернув, он поднял его высоко над головой.
Это был рог.
Рапсодия невольно замерла на месте.
- Рог, который открывал Великое Собрание?
- Тот самый.
Рапсодия несколько мгновений молча разглядывала знаменитый рог. Даже пролежав несколько веков под землей, он ослепительно сиял, словно залитый лучами весеннего солнца. Неожиданно Рапсодия ощутила надежду и веру в счастливое будущее, которой лишилась всего несколько мгновений назад.
- Хорошо, - сказала она. - И что мы будем с ним делать?
- Сейчас - ничего, - пожал плечами Акмед. - Может быть, наполним вином, чтобы отпраздновать успех твоей миссии в Роланде. Или украсим им пирог на твой день рождения. А вот еще вариант - мы с Грунтором налакаемся и призовем сюда оставшихся в живых членов Собрания, а потом на них помочимся. Кто знает? Просто я решил, что тебе следует о нем знать.
Рапсодия расхохоталась:
- Спасибо! Может быть, ты научишься на нем играть и будешь сопровождать меня во время обхода пациентов, когда я пою им свои колыбельные песни.
Акмед убрал рог обратно в шкатулку.
- Рапсодия, уверяю тебя, может произойти все, что я перечислил, и даже более того. Но только не это.50ТРИСТАН СТЮАРД, Верховный лорд-регент Роланда и принц Бетани, стоял у окна своей библиотеки, пытаясь понять, как получилось, что все его советники и остальные регенты, собравшиеся в крепости на традиционную ежегодную встречу, одновременно и дружно сошли с ума.
Сразу после завтрака они по очереди начали являться к нему, мешали работать и настойчиво, пусть и исключительно вежливо, требовали, чтобы он принял посетителя, который сидел в приемной и терпеливо дожидался аудиенции.
Тристан всякий раз отвечал категорическим отказом, ссылаясь на огромное количество дел, необходимость подписать несчетное число договоров, а также на явное несоблюдение протокола. А когда ему сообщили, что посланник прибыл из земель болгов, он и вовсе расхотел иметь с ним что-либо общее.
Однако - вот, пожалуйста, лорд Ивенстрэнд, герцог Авондеррский, занимавший второе по статусу положение после Стивена Наварнского, словно испуганный дятел, тихонько постучал в дверь, а потом, отчаянно смущаясь, заглянул внутрь.
Лорд Тристан тяжело вздохнул:
- Боги, и ты туда же, Мартин!.. Сначала гофмейстер, затем мои советники, а теперь еще и ты. Ну почему вы не даете мне работать?
Ивенстрэнд смущенно откашлялся:
- Ваше высочество, мне представляется, что вы обязательно захотите встретиться с этой посетительницей. Я взял на себя смелость привести ее в ваш кабинет на случай, если вы все-таки измените свое решение и соблаговолите дать ей аудиенцию. - Он посмотрел на регента и опустил глаза.
Лорд Тристан с грохотом захлопнул атлас:
- Хорошо. Я уже понял, что покоя мне не будет. - Сердито хмурясь, он решительно направился к двери и вдруг резко остановился. - Ты, кажется, сказал "посетительница"?
- Да, милорд.
Тристана передернуло. Отвратительно уже то, что болги прислали к нему своего представителя: регент не сомневался, что после того, как тот отправится восвояси, весь замок придется хорошенько проветрить. Но особа женского пола - это уже слишком!..
Он сердито зашагал в сторону своего кабинета.
Гофмейстер замер у правой створки двойной двери, изо всех сил стараясь не смотреть хозяину в глаза и вообще стать незаметным. Он уже успел заметить, что Тристан в ярости. Открыв дверь, он деревянным голосом объявил:
- Милорд! Леди Рапсодия из Илорка!
- Что за чушь? - возмущенно осведомился Тристан. - Такого места нет!
Он влетел в свой кабинет, приготовившись увидеть чудовище. Самозваный король фирболгов - либо трус, либо гений. Наверняка он решил, что, послав в качестве своего представителя женщину, ничем не рискует, понимая, что здесь цивилизованные люди, которые не прикончат ее на месте.
Посланница показалась регенту слишком миниатюрной для фирболга. Она стояла спиной к двери и рассматривала сводчатый потолок, украшенный изысканным резным орнаментом. На ней был простой теплый плащ с капюшоном и, кажется, брюки. Почему-то лорда Тристана нисколько не удивило, что она одета не так, как принято при дворе. Услышав, как он вошел, женщина обернулась и присела в низком изящном реверансе.
- В чем дело? Что вам надо?
Женщина подняла голову, и лорд Тристан замер на месте, ошеломленно глядя на незнакомку. Во-первых, она не была фирболгом. А во-вторых... Ее внешность потрясла его так сильно, что он вообще не мог вымолвить ни слова.
Рапсодия улыбнулась:
- Я прибыла, чтобы передать вам послание от короля Илорка, его величества Акмеда. - Она улыбнулась еще лучезарнее, подумав о других титулах новоиспеченного монарха - Сверкающий Глаз, Пожиратель Земли и Безжалостный, - которые опустила совершенно сознательно. - Он просил меня доставить послание сюда, поскольку вы еще не отправили к его двору своего посла.
Тристан с трудом заставил себя закрыть рот, вдруг сообразив, что не знает, сколько времени так простоял.
- Вы - не фирболг! - выпалил он наконец, чувствуя себя полным болваном.
- Нет, - охотно согласилась женщина. - А я должна быть фирболгом?
Тристан Стюард потряс головой:
- Нисколько. Я хотел сказать, что вы вовсе не должны быть фирболгом. Нет, не должны. - Ему самому собственные слова показались лишенными всякого смысла.
- Благодарю вас.
Рапсодия почтительно улыбнулась, но Тристан заметил, как в зеленых глазах зажглись веселые искорки.
Он сделал глубокий вдох и попытался взять себя в руки.
- Садитесь, пожалуйста. Гофмейстер, возьмите у леди плащ. Не желаете ли подкрепиться?
- Благодарю вас, нет.
Рапсодия опустилась в роскошное кресло из орехового дерева, на которое лорд Тристан указал ей после того, как самолично забрал ее плащ. На короткое мгновение повисло неловкое молчание. Наконец, словно стряхнув остатки наваждения, гофмейстер покачал головой, взял плащ и, низко поклонившись, вышел.
Лорд Тристан поспешно подошел к своему столу и тоже сел, надеясь скрыть весьма заметную реакцию на внешность незнакомки. В конце концов, он ведь публично объявил о своей помолвке с Мадлен Кандеррской!..
- Итак, прежде чем вы сообщите мне о цели своего визита, не могли бы вы просветить меня вот на какой счет: что такое Илорк? Где он находится? И почему вы прибыли сюда от имени короля фирболгов?
Рапсодия спокойно сложила руки на коленях:
- Илорк - это фирболгское название древних намерьенских земель, которые раньше именовались Канриф. Я прибыла сюда от имени моего короля, чтобы доставить вам его послание.
Верховный лорд-регент Роланда с трудом сглотнул, и Рапсодия едва сдержала рвущийся наружу смех. Все мысли и сомнения были написаны у него на лице, и она их читала, точно открытую книгу. Его возмутил тот факт, что она назвала себя подданной короля фирболгов. Впрочем, Рапсодия твердо решила не обращать внимания на глупые предрассудки. Пытаясь устроиться поудобнее, она скрестила ноги, и регент стал пунцового цвета. Стараясь держать себя в руках, Тристан строго спросил:
- Ну и в чем же состоит послание короля фирболгов?
- Речь идет о ежегодной традиции, которую в Роланде принято называть "Весенней чисткой". Ваши солдаты нападают на пограничные деревни и поселения фирболгов и убивают там всех жителей.
- Мне об этом известно. Что дальше?
- "Весенним чисткам" следует положить конец, немедленно и навсегда, начиная с нынешнего года.
Лорд Тристан настолько пришел в себя, что сумел сердито рявкнуть:
- Правда? Очень интересно. А кто он такой, этот ваш выскочка, чтобы приказывать мне, что я должен или не должен делать?
Он прекрасно знает, кто он такой и на что способен, - совершенно спокойно ответила Рапсодия. - Если бы вы слушали меня внимательно, милорд, вы бы тоже знали.
Король Акмед является единоличным правителем земель, принадлежащих фирболгам, и, будучи таковым, возмущен беззаконным и жестоким кровопролитием, в результате которого гибнут ни в чем не повинные граждане его королевства. Должна заметить, что его советники, включая и меня, единодушны с его величеством.
- Граждане? - Регент посмотрел на нее так, словно она лишилась разума. - Вы понимаете, что говорите? Фирболги - исключительно агрессивные чудовища. "Весенняя чистка" является защитной мерой, которая практикуется много веков, - с тех самых пор, как мерзкие отродья захватили намерьенские земли. Таким способом мы пытаемся защититься от кровопролитных пограничных набегов.
Глаза Рапсодии засверкали, и Тристану показалось, что в ее зрачках разгорелся изумрудный огонь.
- Правда? А не скажете ли мне, когда произошел последний из кровопролитных пограничных набегов?
Лорд-регент смотрел на нее и молчал: она спокойно встретила его взгляд. Наконец он обвел глазами кабинет, а затем снова повернулся к посетительнице. Та не шевелилась.
- Ну, мне трудно сказать наверняка... Я уже вам говорил, что "Весенняя чистка" - это традиция, которой вот уже несколько веков, и она дает исключительно эффективные результаты.
Рапсодия больше не улыбалась.
- Теперь мне все ясно. Насилие считается насилием только тогда, когда оно направлено против граждан Роланда. Уничтожение жителей Илорка, с вашей точки зрения, - дело самое обычное.
Тристан изумленно на нее уставился и пробормотал:
- О чем вы говорите? Фирболги - чудовища.
- Ну, это я от вас уже слышала. Вы считаете фирболгов агрессивными чудовищами. И потому армия Роланда под вашим командованием ежегодно уничтожает их деревни и поселения. В результате ВАШИХ набегов лишаются крова и гибнут дети. С другой стороны, вы не в состоянии привести мне хотя бы один пример похожей, пусть даже отдаленно, акции, предпринятой фирболгами и имевшей место во время вашего правления или правления вашего отца. Лорд Тристан Стюард, позвольте мне задать вопрос, который напрашивается сам собой: кого в таком случае следует именовать кровожадными и безжалостными чудовищами?
Верховный лорд-регент вскочил на ноги:
- Как вы смеете? Кем вы себя мните и что дает вам право, дамочка, разговаривать со мной в столь недопустимой манере?
- Повторяю, - тяжело вздохнув, проговорила Рапсодия. - Меня зовут Рапсодия. Я являюсь полномочным представителем его королевского величества Акмеда, суверена Илорка. Мои ответы отличаются четкостью, и в них содержатся логические доводы, следовательно, можно сделать вывод, что я отлично знаю, кто я такая. Должна заметить, милорд, что я совсем не уверена в том, что вы можете сказать о себе то же самое.
- Это в каком же смысле? - с горящими от ярости глазами поинтересовался Тристан.
- Вы считаете себя правителем цивилизованных и благородных людей и до определенной степени совершенно правы. Но когда вы именуете чудовищами представителей народа, который строит дома и деревни, делает инструменты и создает семьи, вы прежде всего ставите себя в исключительно неоднозначное положение. В некотором смысле оно даже хуже положения тех несчастных, что гибнут от рук солдат Роланда, поскольку ваши люди превращаются в гораздо более бессердечных чудовищ, нежели те, кого обвиняете во всех мыслимых и немыслимых грехах.
Лорд Тристан изо всех сил стукнул кулаком по столу:
- Достаточно! Убирайтесь! Я не позволю вам наносить мне оскорбления! Вы - очень необычная женщина. Внешне вы похожи на прежних обитателей намерьенских земель, однако ваши манеры говорят о том, что вы ничем не отличаетесь от тех, кого представляете.
Рапсодия поднялась на ноги и одарила его спокойным взглядом:
- Благодарю вас. Насколько я разбираюсь в истории и сути намерьенов, вы, сами того не желая, только что сделали мне комплимент. Я немедленно вас покину, но прежде скажу еще несколько слов.
- Давайте быстрее, пока я не позвал своего гофмейстера.
- В этом не будет никакой необходимости. Я же сказала, что ухожу. Первое: король Акмед просил передать вам, что если вы выполните его требование и не станете предпринимать никаких военных действий нынешней весной, он гарантирует вам, что болги не потревожат ваши земли.
- Болги представляют собой стадо безмозглых животных, которые следуют лишь за своими инстинктами. Превратить их в организованную силу можно не больше, чем научить летать. Более того, я уверен, что ваш король, если он еще будет жив к вашему возвращению и сможет услышать мой возмущенный отказ, все равно не сможет контролировать болгов и заставить их подчиняться.
- Вы имеете право на собственное мнение, милорд, хотя, должна заметить, вы плохо информированы. Позвольте сообщить вам сведения, которые, по-видимому, еще не успели до вас дойти. Впервые за всю свою историю болги объединились, и ими правит король Акмед. Мы занимаемся военной подготовкой и образованием болгов, а также учим их производить предметы, которые, вполне возможно, найдут своих покупателей в Роланде, если вы станете нашими торговыми партнерами.
- Вы не в своем уме.
- Можете думать что вам угодно, но осенью мы намерены собрать первый урожай с виноградников. А также подготовить первую партию оружия, какого, уверена, вы никогда не видели раньше. Кроме того, если вы проявите неосмотрительность и не поверите моим словам, "Весенняя чистка" будет вам дорого стоить.
- Убирайтесь!
Рапсодия повернулась и направилась к двери.
- Благодарю вас за то, что согласились меня принять, ваше высочество. Мне жаль, что вы не пожелали прислушаться к моим словам. Если пожелаете снова встретиться со мной, буду счастлива пойти вам навстречу, несмотря на наш сегодняшний разговор.
- Этого не будет! - ответил лорд гневно. - Вы очень красивая женщина, но ума у вас не больше, чем у кузнечика. Прошу больше меня не беспокоить. Я прикажу моим советникам прогнать вас вон, если вы заявитесь снова.
Улыбаясь, Рапсодия надела плащ.
- Воля ваша, милорд. Надеюсь, вы понимаете, что это означает следующее: когда вы захотите снова меня увидеть, вам придется собственной персоной прибыть в наше королевство. Счастливого вам Нового года!
Она кивнула гофмейстеру и в сопровождении двух стражников покинула кабинет. Лорд Тристан долго смотрел ей вслед, а затем повернулся к гофмейстеру:
- Советников ко мне! Немедленно.
- Слушаюсь, милорд.Лорд Стивен Наварнский спокойно выслушивал гневную речь лорда-регента. В то утро Стивен отсутствовал во дворце и не имел никакого отношения к инциденту с послом короля фирболгов, о котором столь негодующе распространялся его кузен. Герцог Наварнский занимался организацией обратного марша солдат Тристана, которые подавили восстание в землях Наварна. Он сразу же откликнулся на приглашение Верховного лорда-регента и порадовался тому, что присутствует на этом совете.
Тристан закончил тираду и распустил совет. Стивен остался, чтобы переговорить с кузеном наедине.
- В последнее время возникли кое-какие обстоятельства, Тристан, о которых ты, возможно, не знаешь, - сказал он, стараясь скрыть терзавшие его опасения. - Женщина, столь тебя возмутившая, и ее спутники-болги некоторое время назад спасли Дом Памяти.
- Что? - ничего не понимая, переспросил регент.
- Боюсь, именно так. Кроме того, в Наварне к ним относятся как к самым настоящим героям, поскольку им удалось разыскать и вернуть родителям множество пропавших детей, о которых я докладывал тебе на прошлом совете. Вероятно, чтобы добиться успеха, они прибегли к помощи каких-нибудь демонов.
Тристан Стюард помолчал немного, а затем подошел к окну библиотеки. Налив себе стаканчик вина, он проговорил:
- Интересно.Когда Рапсодия вернулась в Котелок, Грунтор радостно подхватил ее на руки.
- Ой ужасно волновался, - заявил он, с облегчением заглядывая ей в лицо.
Рапсодия улыбнулась, зная, что великан говорит чистую правду.
- Я в полном порядке, - заверила она и похлопала его по могучему плечу, а затем повернулась к Джо.
- Ну, как все прошло? - спросил Акмед, и они обменялись короткой улыбкой - первой с тех пор, как Певица вернулась.
- Мне удалось сделать два наблюдения.
- Так, слушаю тебя. - Акмед сложил руки на груди и прислонился к стене, а Грунтор подвинул Рапсодии стул.
- Ты уверен, что не обладаешь даром предвидения, Акмед?.. Разговор прошел точно так, как ты и предсказывал, слово в слово.
- Это не предвидение, а предсказуемость, - фыркнув, поправил Акмед.
- И второе. Он встретил меня так, что ты мог спокойно отправиться туда и сам. Результат был бы таким же.51В САМОМ СЕРДЦЕ намерьенских земель, за пределами Пустоши, за каньоном, скрытый от посторонних глаз высокими горными кряжами, лежал Кралдурж, Королевство Призраков, темное, жуткое место, куда не решался заходить ни один болг.
В легендах ничего не говорилось о том, какие страшные события там произошли, но память о них производила на болгов неизгладимое впечатление. Неохотно, шепотом, они рассказывали об огромных полях, усеянных костями; о демонах, пожиравших несчастных, которые по недомыслию туда забредали; о том, что там прямо из земли бьют фонтаны крови, а злые ветры отнимают жизнь у каждого, кто оказывается поблизости.
Рапсодия совершенно случайно обнаружила скалы, окружавшие это зловещее место, когда собирала детей, оставшихся после очередного сражения сиротами. И вот теперь они с Акмедом пробирались по труднодоступным внутренним районам Зубов, пытаясь отыскать его снова.
Довольно долго они бесцельно блуждали в горах. Наконец терпение Акмеда лопнуло. Он закрыл глаза и сосредоточился на узкой, заросшей травой тропинке, по которой вот уже много веков никто не ходил. Ее он заметил среди неприступных кряжей и направил свой внутренний взор вдоль ее извивов.
Тропинка привела его на открытое поле, буйно поросшее травой. В самом его центре высился похожий на холм курган - и больше ничего.
- Мне жаль тебя огорчать, но я не вижу ни демонов, ни фонтанов крови.
- Вот и хорошо, - вздохнув, проговорила Рапсодия. - С меня хватило этих радостей в Доме Памяти. Но все равно хотелось бы взглянуть на поле собственными глазами. Нужно понять, почему болги так отчаянно его боятся. Кроме того, я прихватила с собой целую кучу семян. Нет смысла тащить их назад.
- Ладно.
Акмед достал квеллан и осторожно шагнул на тропинку между скалами. Рапсодия шла за ним, стараясь не отставать и держа в руках лук.
Гулкое эхо их шагов ударялось в стены каньона, предупреждая невидимых врагов, которые вполне могли поджидать незваных гостей. Впрочем, выбравшись на скрытое от посторонних глаз поле, они действительно не нашли там ничего особенного.
Край горного кряжа, защищавшего поле, был таким высоким, что даже ветер редко сюда пробирался. Он лишь завывал над горными пиками, жалуясь на свою несчастную судьбу. Акмед и Рапсодия улыбнулись друг другу. Даже самый отважный болг вполне мог принять его пронзительные стоны за голоса демонов. Однако Рапсодия сразу почувствовала, что место это пронизано печалью, болью и горем.
Она наклонилась и прикоснулась к земле. Возможно, в прежние времена здесь хоронили тех, кто погиб в намерьенских войнах. Впрочем, в манускриптах Гвиллиама об этом ничего не говорилось.
Акмед принялся изучать окрестности. С вершины кургана просматривалось все поле, замкнутое со всех сторон в кольцо неприступных скал.
Акмед коротко кивнул, и Рапсодия поняла, что может заняться своими делами, пока он исследует местность. Подойдя к вершине кургана, Певица достала из заплечной сумки холщовый мешочек с семенами, инструменты и флейту. Хиген лучше подошел бы для ее целей, но она оставила его около Дома Памяти.
Рапсодия поискала глазами Акмеда, чтобы убедиться, что тот находится в поле зрения, а затем начала копать землю, стараясь определить тип почвы под буйными зарослями травы. К своему великому изумлению, под тонким слоем камней она обнаружила прогретый первыми весенними лучами солнца суглинок и плодородную почву, богатую питательными веществами. Ей казалось, что земля здесь должна быть голой и безжизненной.
Рапсодия прикоснулась к зарослям травы и вызвала к жизни свой внутренний огонь. Коричневые сорняки тут же вспыхнули и моментально сгорели.
Она вытащила мертвый куст вместе с корнями и вскопала землю, чтобы посадить анютины глазки, которые так любила. Намерьены привезли с собой семена этих цветов, считавшихся символом успокоения. Их часто высаживали на могилах или на поле боя в память о тех, кто отдал жизнь в сражении. Рапсодия выбрала их совершенно сознательно - к середине лета они накроют разноцветным ковром курган, и через несколько лет весь каньон превратится в яркое красочное поле.
Когда она достала из мешка новую порцию семян, ветер снова отчаянно завыл у нее над головой. Она запела песнь утешения и сострадания, стараясь подарить покой израненной земле.
Рапсодия медленно двигалась по кургану, сажая цветы, когда лопатка вдруг выскользнула у нее из руки и исчезла в земле. Девушка удивленно уставилась на ямку - казалось, она совсем небольшая. Может быть, Рапсодия случайно попала в какое-нибудь углубление в земле?
Подозвав Акмеда, она принялась разгребать влажную землю руками. К тому времени, когда король подошел, Рапсодия обнаружила тонкую трещину с углублением посередине, в котором и исчезла ее лопатка.
- Смотри, - обратилась она к Акмеду. Он опустил оружие. - Она сожрала мою лопатку!
- Ее много веков никто не беспокоил, и, наверное, она проголодалась.
Рапсодия заглянула в трещину:
- Дна не видно.
- Дай я посмотрю.
Акмед наклонился над трещиной и заглянул в крошечное отверстие. Рапсодия была права - ему тоже не удалось разглядеть, где кончалось углубление. Тогда он закрыл глаза и призвал на помощь свое внутреннее зрение.
Его сознание промчалось сквозь отверстие и устремилось в глубь земли. Ему удалось рассмотреть глубокий, почти идеальной формы цилиндрический ход, похожий на трубу, теряющийся в темноте.
Примерно через сотню футов труба расширялась и заканчивалась подземной пещерой. Собственно, на ее крыше они и стояли. Неподалеку виднелся грот, заполненный водой.
- Что-то вроде подземного озера, - сообщил Акмед, выпрямляясь. - Посмотрим?
- Конечно! - Глаза Рапсодии загорелись. - Дай только я здесь закончу. Доставай пока завтрак, а я посажу последние семена.
Акмед открыл свой заплечный мешок, попутно заметив, что песнь Рапсодии изменилась - стала более веселой и жизнерадостной.
Закончив, Певица взяла в руки флейту, уселась на вершине кургана в лучах теплого солнца и заиграла мелодию, которую только что пела. Мелодия смешалась с голосом ветра и немного смягчила его пронзительные нестройные стоны. Рапсодия едва сдерживала нетерпение перед новым приключением, и ее песня звучала точно праздничный гимн. Акмед улыбнулся, покачал головой и принялся за еду.
Старательно обыскав поле, они нашли спуск вниз. Он был так тщательно спрятан в самой тенистой части каньона, среди скал, где, казалось, всегда царил мрак, что Акмед поначалу его не заметил, когда обследовал окрестности.
Он шагал впереди, Рапсодия изо всех сил старалась поспевать за ним и при этом не поскользнуться на покрытой сырым мхом тропинке. Влажный застоявшийся воздух напомнил ей о путешествии по Корню, и она на мгновение зажмурилась. Вскоре туннель свернул, и они больше не видели света.
- Как ты думаешь, это очень глубоко? - вздрагивая, спросила своего спутника Рапсодия.
- Триста или четыреста футов, в центре - больше. Может быть, около тысячи в самом глубоком месте.
Они довольно долго шагали по тропинке. Когда Рапсодии показалось, что больше она не в силах этого выдерживать, они вышли в грот в огромной пещере, границы которой терялись в полумраке.
Свет внутрь проникал сквозь небольшие отверстия в потолке - вроде того, которое поглотило лопатку Рапсодии. Немалую часть пещеры занимало огромное озеро с поросшими травой берегами. Запах сырости здесь сменился вонью застоявшейся воды.
На берегу у самой воды стояло прямоугольное медное строение, украшенное гравировкой - орнаментом-плетенкой. Рядом с ним в песке валялись металлические колесики, соединенные цепью. Время превратило сложную систему в кучу ржавого мусора.
Акмед открыл дверцу медного строения и обнаружил внутри лодку и одно металлическое весло, лежащее на куче риса. Рапсодия сначала приняла рис за личинки насекомых и с отвращением шарахнулась в сторону, чем доставила Акмеду несказанное удовольствие. Вытаскивая лодку наружу, чтобы ее обследовать, он весело хохотал и довольно долго не мог успокоиться.
Лодка была сделана из дерева, покрытого тонкими медными пластинами, позеленевшими от старости. Тут и там виднелись трещины, но тем не менее суденышко казалось достаточно надежным. После тщательного осмотра Акмед пришел к выводу, что лодка не утонет, перевернул ее и спустил на воду.
- Ты плавать умеешь?
- Умею, - ответила Рапсодия и посмотрела на озеро, заметив на противоположном берегу какое-то сооружение. - А ты?
- Немного. Думаю, в случае нужды справлюсь. Кажется, тут не слишком глубоко.
Рапсодия с сомнением кивнула: ей показалось, что в центре глубина озера достигает футов семидесяти.
- Ну, ты со мной?
- Естественно, - насмешливо заявила она. - Это ведь я у нас умею плавать. Пошли.
Она забралась в лодку, Акмед последовал за ней после того, как отыскал второе весло. Оно, как и первое, было сделано из незнакомого металла, блестящего и не тронутого ржавчиной.
Они гребли по очереди, и когда Акмед садился на весла, Рапсодия с интересом оглядывалась по сторонам.
Купол над их головами оказался значительно выше, чем ей показалось вначале. Возникало ощущение, будто смотришь в затянутое тучами небо. Вода в озере была чистой и прозрачной уже в нескольких ярдах от берега, так что они видели дно, даже когда выплыли на середину. Время от времени они замечали рыбок. Дул легкий ветерок.
Сталактиты и сталагмиты торчали из потолка и украшали границы озера, отбрасывая на воду призрачные тени.
Со скалистого уступа, расположенного под самым потолком пещеры, обрушивался могучий, напитанный весенними дождями водопад. Рапсодию очаровала песнь тугих струй, гулким эхом отражающаяся от стен.
- Как красиво, - проговорила она, но Акмед лишь чуть приподнял одну бровь и промолчал.
Добравшись до противоположного берега, они смогли рассмотреть сооружение, которое видели издалека. На острове, недалеко от берега, расположился маленький домик, которому, наверное, исполнилось несколько веков. При более внимательном изучении оказалось, что остров находится посередине озера. Таинственный дом тут и там был испещрен пятнами: видимо, когда-то здесь рос плющ. Издалека здание производило впечатление вполне надежного, но Акмед и Рапсодия решили подойти к нему поближе.
Рапсодия не могла усидеть на месте от нетерпения, пока Акмед подводил лодку к древнему причалу. Довольно быстро она сообразила, что Акмеду не слишком часто приходилось управляться с лодками и опыта у него нет. Впервые за все время, что она его знала, дело, за которое он взялся, получалось у него не идеально. Рапсодия развеселилась, чего нельзя было сказать о ее друге-короле.
- Привяжи-ка веревку, хоть польза от тебя будет, - сквозь зубы проворчал он.
Спрятав довольную ухмылку, Рапсодия выполнила его приказ. Затем выбралась за ним из лодки и зашагала по берегу.52С МЕСТА, где береговая линия переходила в заросший травой лужок, друзья смогли рассмотреть весь остров. Кроме таинственного дома, они заметили следы цветников, давно погибших, и на небольшом расстоянии от дома - мраморную беседку. Все строения покрывал толстый слой вековой грязи, но короткого взгляда хватило, чтобы понять, что беседка пострадала от пожара - страшные черные пятна покрывали одну из ее стен.
Рапсодия сразу почувствовала, что остров окутывает покрывало печали и гнева. Она не ощущала здесь зла, лишь невыносимую боль и неистребимую ярость. Ее передернуло, и она придвинулась поближе к Акмеду, который, казалось, ничего не замечал. Ему уже множество раз приходилось бывать в местах, где рождается ненависть.
Они быстро осмотрели остров и довольно скоро поняли, что здесь нет никаких признаков живых существ. Акмед принялся с интересом разглядывать трубу, отлично сохранившуюся, несмотря на то что в нескольких местах штукатурка начала осыпаться. Он кивком показал на дверь дома, и Рапсодия последовала за ним.
Как только они оказались внутри, в нос им ударил застоявшийся запах утерянного времени, плесени, сгнивших тканей и разложения. Рапсодия достала меч и выставила перед собой, словно факел, чтобы хотя бы немного осветить помещение. Глаза у нее горели от изумления и восторга.
Справа от входной двери располагалась гостиная, а слева - небольшая лестница, которая вела наверх. Пропустив Рапсодию вперед, Акмед принялся оглядываться по сторонам. Все в доме напоминало о Погибшем Острове, даже мебель. Его явно построили во времена намерьенов, но каким-то непостижимым образом болги сюда не добрались. Акмед распахнул дверь настежь, чтобы впустить внутрь свежий воздух.
Возле внешней стены они сразу заметили камин с великолепной резной полкой, покрытой толстым слоем пыли. Когда-то здесь, наверное, было очень уютно. За гостиной располагалась кухня, занимавшая всю заднюю часть дома.
Громадный очаг, места для хранения продуктов - все здесь было устроено совсем не так, как в Канрифе, - значительно сложнее и продуманнее. В очаге имелись разнообразные металлические полочки для приготовления отдельных блюд, из озера подводилась вода для охлаждения складских помещений и нужд обитателей.
Рапсодия обошла лестницу и оказалась в столовой, где стоял небольшой дубовый стол, все еще в прекрасном состоянии, и четыре стула. Огромное окно во всю стену было выложено стеклянными плитками, прозрачными посередине и украшенными по краям вырезанными призмами.
Из окна открывался вид на водопад. Вне всякого сомнения, он стал причиной того, что окно решили пробить именно здесь. Рапсодия представила себе, как лучи заходящего солнца попадали сюда сквозь щели между скалами, заливая мягким светом комнату и играя разноцветными всплесками на гранях призм. Она пожалела о том, что не может видеть этой картины во всей ее красоте.
Девушка обнаружила Акмеда в прихожей. Он стоял перед лестницей. Рапсодия осторожно зашагала вслед за ним, сметая по дороге паутину, которая затягивала потолок над ступеньками.
Оказавшись на верхней площадке, Акмед повернул налево, а Рапсодия осталась у него за спиной в дверях. Перед ними открылась маленькая, ничем не примечательная комната, если не считать того, что одна ее стена являлась частью башенки, которую Рапсодия не заметила снаружи. У окна стояла скамейка с истлевшими подушками, но стекло сохранилось в целости. Скорее всего, когда-то здесь был кабинет, хотя никаких подтверждений своей догадки Рапсодия не обнаружила.
На другой стороне лестничной площадки оказалась спальня с большой кроватью у стены. Изголовье было вырезано из темного дерева, и даже прошедшие века и пыль не смогли победить красоту шедевра, изготовленного неизвестным мастером.
Всю стену напротив кровати занимал камин. Окно выходило на озеро, и его не пощадили грязь и плесень. Пол местами прогнил, и Рапсодия внимательно смотрела под ноги, чтобы не провалиться.
Оглядев комнату, она обнаружила еще две двери. Одна открывалась в небольшой шкаф, пустой, если не считать маленького сундучка из украшенного резьбой красного дерева. Внутри Рапсодия нашла крошечное платье из белого кружева с красочной вышивкой, предназначенное для совсем маленького ребенка. Она осторожно положила его назад в сундучок и закрыла шкаф.
Акмед открыл другую дверь и остановился, прислонившись к косяку. Внутри оказалась ванная комната, наподобие тех, что они видели в Канрифе, - с огромной ванной, прекрасной, несмотря на пыль и вековую грязь. Пол здесь был выложен мраморными плитками, а медные трубы, на которые они обратили внимание на кухне, шли именно сюда.
- Ну, насмотрелась? - Голос Акмеда разорвал тишину, которая царила здесь много веков, и Рапсодия даже подпрыгнула от неожиданности.
- Пожалуй, - ответила она.
Ей страшно не хотелось уходить из поразительного дома. Однако она послушно спустилась вслед за Акмедом по лестнице и, бросив последний печальный взгляд на прихожую, закрыла за собой дверь.Рапсодия сразу поняла, что маленький сад был заброшен задолго до того, как все растения в нем погибли. Пятна на доме указывали на то, что долгое время его стены украшали буйные заросли роз и плюща, за которыми никто не ухаживал и которым позволили делать все, что им вздумается.
Мысленно она представляла себе, как бы выглядело это место, если разбить здесь настоящий сад и ухаживать за ним с любовью, не забывая о том, что ему выпало жить в необычных условиях под землей. Впрочем, она понимала, что сейчас здесь все равно ничего не взойдет. События, происшедшие на острове, навсегда лишили его покоя и наполнили все вокруг гневом и печалью, которые не позволят ничему вырасти и расцвести.
Акмед подошел к беседке, стоящей на небольшом возвышении в дальнем конце острова. Ее поставили здесь с какой-то определенной целью, только вот с какой - он не мог сообразить.
Он обошел беседку, разглядывая ее основание. По-видимому, его вырубили из камня прямо на том месте, где решили поставить строение. Акмед сразу понял, что здесь работал очень искусный мастер: обработанный мрамор умело подчеркивал красоту природного камня. Купол и шесть колонн, которые его поддерживали, украшала изящная резьба.
Рапсодия поднялась по мраморным ступеням и шагнула внутрь. Друг напротив друга стояли две полукруглые скамейки, вырезанные из того же камня, что и основание.
На полу валялась помятая птичья клетка со сломанной дверцей и подставка от нее. И то и другое было сделано из золота и поразило Рапсодию изяществом.
Подставка оказалась выше Рапсодии, а в клетке мог бы поместиться маленький ребенок. Она почернела от грязи и сажи - результат пожара. Рапсодия с восторгом разглядывала необыкновенную клетку. Такой прекрасной вещи она в землях болгов не видела еще нигде. Она протянула руку, прикоснулась к дверце и отшатнулась, не в силах противостоять видению, которое вдруг захватило все ее существо. Время словно прекратило свой бег, и Рапсодия увидела беседку такой, какой она была много веков назад, - прекрасные белоснежные колонны на фоне темного сада.
Перед Рапсодией стоял мужчина, высокий, могучий, с густой седой бородой и темными нависшими бровями. Его лицо перекосилось от ярости. В глазах пылал огонь.
Он поднял руку и с силой ударил ее по лицу. Она почувствовала боль, огнем запылала щека, колонны беседки завертелись, начали клониться.
В следующий миг видение растаяло, и Рапсодия обнаружила, что ее голову поддерживает Акмед, а она лежит на полу и смотрит в потолок.
Она тихонько застонала. Акмед помог ей подняться, подвел к одной из скамеек и осторожно усадил. Мир вокруг Рапсодии продолжал отчаянно вертеться в безумной пляске, и она далеко не сразу нашла в себе силы объяснить Акмеду, что произошло.
- Теперь я знаю, почему это место пронизано такой злобой.
- Что ты видела? Рапсодия потерла виски:
- Гвиллиама. Глазами Энвин - в тот момент, когда он ударил ее. Помнишь, Ллаурон рассказывал про это?
- Помню, конечно.
- Ну, он несколько смягчил краски. Гвиллиам ее ОЧЕНЬ СИЛЬНО ударил, он причинил ей страшную боль. У меня до сих пор в ушах звенит.
- Неудивительно, что она решила его уничтожить.
- Знаешь, он поступил ужасно, но я все равно считаю, что ее реакция была чересчур резкой. Да, я бы тоже пришла в ярость, но сомневаюсь, что пожертвовала бы огромной армией, чтобы растоптать его. Лично я, скорее всего, отравила бы его пищу - и все.
- Ну, судя по тому, что мне известно, Первый и Третий намерьенские флоты только и ждали повода, чтобы вцепиться друг другу в глотки. Представители Третьей волны считали, что принесли самую серьезную жертву, задержались дольше всех и охраняли Остров, чтобы дать остальным возможность благополучно бежать оттуда. Им несладко пришлось, когда они здесь высадились. Они вынуждены были сражаться за право поселиться в этих краях - в то время как Первый флот не встретил никакого сопротивления и спокойненько жил себе в лесах. Разумеется, все, что я читал, изложено с точки зрения Гвиллиама. Я думаю, что небольшая стычка Гвиллиама и Энвин послужила искрой, от которой разгорелся большой пожар.
Рапсодия поднялась на ноги и огляделась по сторонам:
- Значит, получается, что война началась именно здесь. Вот на этом острове, в мраморной беседке. Неудивительно, что кажется, будто тут разгуливают призраки.
Акмед так и прыснул:
- Ты что, тоже боишься привидений?
- Нет, конечно! - обиженно заявила Рапсодия. - Уж если на то пошло, это они меня боятся.
- Я их понимаю, - язвительно проговорил король фирболгов. - Ты ведь у нас такая страшная.
Рапсодия улыбнулась и снова достала флейту. Усевшись на скамейку, закрыла глаза и начала вслушиваться в завывания ветра, стонущего над водой.
Она впитывала звуки и вибрации пещеры в поисках диссонирующих нот и сразу же их услышала. Тогда она поднесла флейту к губам и заиграла нежную мелодию, которая наполнила воздух, отразилась от стен беседки и окутала пещеру мягким, бархатным покрывалом.
- Я поняла! - радостно вскричала Певица и вскочила на ноги. - Мы не могли найти это место потому, что оно скрыто множеством слоев естественных вибраций. Чаша каньона прячется среди высоких скал, вокруг ревет ветер, а озеро под землей и песнь водопада сплетают туманную пелену, которая делает пещеру невидимой. А беседка усиливает этот эффект благодаря месту, где построена, и материалам, из которых сделана. Она - словно платформа. Здесь можно произнести речь, которая будет услышана на много миль вокруг. Ненависть, пронизывающая остров, проникает наружу и пугает фирболгов. Вот почему от земли исходит такое отвратительное ощущение.
Акмед кивнул, но ничего не сказал. Вода всегда была его врагом, в особенности в те моменты, когда он пытался отыскать биение сердца своей жертвы. Спрятаться от него они могли только возле воды.
- Ну, если ты решила все свои загадки, пора возвращаться.
- Подожди. Я хочу кое-что еще попробовать. Рапсодия проигнорировала сердитый взгляд, которым наградил ее король, и снова начала играть на флейте. Она сосредоточилась на нотах печального плача, стараясь связать их с более яркой, радостной мелодией. И почувствовала небольшое изменение в окутавшем ее воздухе.
- Отдай мне это место. Пожалуйста. - Не отвечая на удивленный взгляд Акмеда, она горячо продолжала: - Я восстановлю дом. Его нужно только хорошенько вымыть и привести в порядок деревянные постройки. Я верну здоровье и радость песне острова, прогоню память о Гвиллиаме и Энвин, о злобе, которая их переполняла. Давай здесь будет мой... ну, моя...
- Герцогство? - Что?
- Твое герцогство. Грунтор все время называет тебя герцогиней. Пришла пора закрепить за тобой титул. Прими мои поздравления. Ты стала фирболгской аристократкой.
Не обращая внимания на его язвительный тон, Рапсодия сказала:
- Вот и отлично. Я смогу выступать в роли твоей посланницы. Ведь теперь есть титул, который даст мне на это право. - Она рассмеялась, когда Акмед поморщился. - Замечательно! У меня еще никогда не было места, которое принадлежало бы только мне.
- Как только мы отсюда уберемся, ты получишь его с соблюдением всех необходимых формальностей.
- Договорились. - Они пожали друг другу руки, и Рапсодия радостно припустила к лодке.- Ну и как ты намерена назвать свои владения? - поинтересовался Акмед, устраиваясь на веслах.
Рапсодия была сильно возбуждена, и они плыли назад гораздо быстрее, чем сюда.
- Не могу решить, - ответила она с сияющими глазами. - Давай возьмем название из нашего прежнего мира. Что-нибудь могущественное, королевское, чтобы имя отдало этому месту свою силу. Мне кажется, так будет правильно. А ты как думаешь?
Акмед демонстративно вздохнул:
- Как пожелаешь. Это же твое герцогство! Кстати, тебе придется платить мне налоги на все, что ты будешь производить.
Рапсодия прекрасно понимала, что он шутит, но ответила ему совершенно серьезно:
- Справедливо. Однако я думаю, тебе придется согласиться на обмен. Я не собираюсь ничего продавать. Свое лучше отдавать тому, кого любишь.
От удивления брови Акмеда полезли вверх.
- Мне казалось, ты решила дать обет безбрачия.
- Да ну тебя! - взорвалась она. - Я имела в виду травы, специи, может быть, цветы. Знаешь, иногда ты ведешь себя как настоящая свинья.
- Я пошутил.
- Знаю я твои шуточки.
Она проводила глазами исчезающий из вида водопад. Как только его пение стихло, у Рапсодии тут же испортилось настроение.
Акмед окинул ее пристальным взглядом:
- Прости!
Она помахала рукой, словно отгоняя прочь его слова.
- Рапсодия, ну что с тобой?
Она смотрела в сторону, не в силах оторвать взгляд от исчезающего в дымке острова.
- Не знаю. Зависть, наверное. Нет, не совсем так... Не могу подобрать подходящее слово.
- Ты завидуешь? - Акмед непонимающе нахмурился. - Почему?
Наконец ее зеленые глаза, в которых больше не прыгали веселые искорки, ответили на его взгляд.
- Нет, я не завидую. Я ЗАБЛУДИЛАСЬ. У тебя нет сожалений, которые не давали бы тебе спать по ночам. Ты не оставил в старом мире того, о чем мог бы горевать. Здесь ты обрел смысл существования, нашел место, которое в тебе нуждается; здесь живут люди, которым ты нужен. У тебя есть возможность совершить нечто важное и значительное, войти в историю. У тебя новая жизнь.
Акмед поморщился - такие разговоры давались ему с трудом.
- Ты - часть этой жизни, - напомнил он Рапсодии, осторожно подбирая слова. - И можешь внести свой вклад в достижение нашей общей цели. Ты тоже получила новые возможности.
- Постарайся меня понять, - покачав головой, проговорила она. - Я хочу тебе помочь, тебе и болгам, особенно детям. Но это - не цель моей жизни.
- А что же тогда? Рапсодия тряхнула головой:
- Если бы я знала, я бы не чувствовала, что заблудилась. - Взяв у него весло, она принялась энергично грести. - Знаешь, мать постоянно меня ругала за то, что я оставляю дверь открытой. Мы жили на равнине, а среди окружающих нас гор гуляли злые ветры. Я до сих пор слышу ее голос: "Пожалуйста, закрой дверь". Я так и не научилась. И сейчас мое прошлое представляется мне длинным коридором с дверями, которые я так и оставила открытыми. Только мой дом исчез, его сдуло ветром. Наверное, мне до сих пор не удалось смириться с тем, что я потеряла. Я пытаюсь, но прошлое все время возвращается ко мне, ночь за ночью. Даже сейчас. Я должна справиться со своей болью и решить, что мне делать дальше. Мне необходимо то, что есть у тебя, - дом, цель, шанс сделать что-то хорошее. И чтобы люди во мне нуждались - Джо, мои внуки, до определенной степени болги, может быть, вы с Грунтором. Вполне возможно, что это место, мое собственное герцогство станет началом в моих поисках.
Акмед вздохнул. Свет начал постепенно возвращаться в его глаза, изгоняя печаль и жалость, которую он, против собственной воли, почувствовал к спутнице.
"Какой же диковинной силой наделило ее пламя?" - подумал он.
Даже он не мог ей противиться.
- Ну и как же ты назовешь свою новую ферму? - спросил король фирболгов, желая сменить тему.
Рапсодия подумала о замке серенского короля на вершине скалы, нависшей над бушующим морем.
- Думаю, я назову свой новый дом Элизиумом, - ответила она.
Рапсодия никогда не видела этого места.Через три недели было объявлено, что новый король фирболгов намерен отправиться в Кралдурж и принести жертву демонам. Огромный фургон нагрузили дарами богам зла и тщательно накрыли их большими кусками материи, чтобы защитить от любопытных глаз. Впрочем, никто не явился, чтобы пожелать королю счастливого пути.
Дары были приобретены в Бет-Корбэре и Сорболде в соответствии со списком, составленным Певицей, которую болги называли просто Первой Женщиной.
Рапсодия привыкла к их благоговению. Оно и раздражало ее, и забавляло. "Мы должны думать о собственной безопасности", - сказала она как-то раз Джо, которая считалась Второй Женщиной. Болги старались держаться от них на безопасном расстоянии.
Рапсодия ничего не сказала Джо про Элизиум, решив устроить той сюрприз и показать остров, когда восстановительные работы будут закончены.
Ночью громадный фургон с жертвенными дарами отправился в сторону внутренних кряжей Зубов, и вскоре его поглотил мрак. Король и сержант вернулись на следующий день, уставшие после встречи с демонами, но довольные тем, как она прошла.
Сержант Грунтор объявил, что демоны признали короля. Они больше не станут пожирать его подданных - при условии, что те не будут заходить на их земли. Однако если болги нарушат договор, ужасы древних преданий покажутся им детскими сказками по сравнению с той судьбой, что ожидает нарушителей границ. Акмед улыбнулся, заметив, как болги дружно задрожали при этих словах.
Рапсодия осталась в Элизиуме. Она с восторгом встретила Грунтора и Акмеда, которые доставили ей новую мебель и материал для штор и покрывал, и накормила их великолепным обедом из припасов, сложенных в отмытой до блеска кухне.
Они сидели в столовой, наслаждаясь закатным солнцем, чьи лучи проникали сквозь диковинное окно и расцвечивали лица яркими теплыми пятнами. Песнь мира начала набирать силу, растения прижились, Рапсодия принимала друзей у себя дома...
Она проводила их до кромки воды и помахала рукой, когда они уселись в одну из ее новых лодок. Рапсодия долго смотрела им вслед, пока они не скрылись из вида, а потом повернулась к своему дому - из трубы поднимался дымок, в окнах горел свет, наполняя темный грот теплом.
Оказавшись внутри, она аккуратно прикрыла за собой дверь.53РОЗЕНТАРН, маршал Бетани, откашлялся и нервно постучал в дверь.
Казалось, прошла вечность, прежде чем послышался голос лорда Тристана:
- Кто там?
- Розентарн, милорд.
Сквозь закрытую дверь маршал услышал, как лорд бормочет ругательства.
- Что тебе надо? Если речь о новом пограничном набеге, я не хочу ничего знать! Разве только они подошли к воротам моего замка.
Розентарн ослабил воротник:
- Ничего подобного, сэр. Я только что вернулся от северных ворот, и мне сообщили, что леди Мадлен Кандеррская уже на пути к Бетани.
Дверь приоткрылась, лорд Тристан осторожно выглянул в коридор. Растрепанные волосы падали ему на глаза.
- Когда?
- Она появится на рассвете, милорд.
Тристан Стюард провел рукой по спутанным локонам:
- Ну, ладно. Спасибо тебе, Розентарн.
- Всегда раз служить, милорд. - Розентарн подождал, пока дверь захлопнется, и только после этого позволил себе улыбнуться. Потом он развернулся на каблуках и вернулся на свой пост.- Поблудим еще!
С противоположной стороны комнаты послышался гортанный смех.
- Как пожелаете, милорд. А для чего я еще здесь? Тристан улыбнулся и завязал пояс халата:
- Ах, Пру! Едет моя невеста.
Пруденс рассмеялась:
- Так поторопись.
- Ты такая порочная. И за это нравишься мне. Тристан налил из хрустального графина два бокала портвейна и принес их в постель. Один он протянул Пруденс, а другой поднес к губам, скользнув глазами по ее телу.
Всякий раз, когда он смотрел на Пруденс, ему становилось все труднее поверить, что они родились в один и тот же день - практически одновременно. Несмотря на различие в их положении, они росли рядом, вместе переживая все трудности переходного возраста. Иногда Тристану казалось, что у них общая душа. И хотя время не успело тронуть плоть, сохранившую свежесть молодости, Пруденс начала стареть, что было неизбежно для тех, в чьих жилах не текла кровь намерьенов.
Конечно, он всегда об этом знал, но только недавно начал задумываться о будущем. Возможно, причиной тому была приближающаяся женитьба, которая заставила Тристана оглянуться назад и увидеть, что годы нисколько не коснулись его. Или же причина заключалась в том, что, оставаясь в одиночестве, Тристан вообще не мог обнаружить никаких изменений в своей жизни.
В любом случае, это заставило его взглянуть на Пруденс новыми глазами, и он вдруг заметил морщинки в уголках ее рта, легкую синеву под глазами, крошечные пятнышки на коже, еще недавно гладкой и чистой как алебастр. Он сглотнул, чувствуя жжение в груди.
Пруденс вытащила гребень, державший волосы, и тряхнула головой. На длинных рыжеватых локонах заиграли отблески пылающего в камине огня. И тут же кожа Пруденс обрела юношескую упругость, морщинки исчезли в колеблющихся тенях. Женщина улыбнулась мудрой улыбкой и закрыла грудь атласным покрывалом.
- О чем ты думаешь, Тристан?
Лорд Тристан поставил пустой бокал на столик возле кровати и взял тот, который только что вручил Пруденс. Он уселся на постель, не спуская с Пруденс глаз, и его рука скользнула по покрывалу, остановившись у ее шеи.
- Мне кажется, я ее ненавижу, Пру.
Пруденс откинулась на подушки. Улыбка исчезла, лицо стало серьезным.
- Знаю. До сих пор не понимаю, почему ты выбрал Мадлен. Я всегда думала, что ты сделаешь предложение той милой девушке из Ярима - кстати, как ее зовут?
- Лидия.
- Да, верно. Она очень хорошенькая, в ней есть очарование. К тому же ее отец владеет обширными землями. Что с нею произошло?
- Она вышла замуж за Стивена. А несколько лет назад погибла во время лиринского набега.
- О да, конечно. Теперь я вспомнила. - Пруденс протянула руку и погладила его по щеке, улыбнувшись, когда пальцы наткнулись на жесткие бакенбарды.
Тристан удержал ее взгляд и откинул покрывало. В глазах Пруденс он нашел такое понимание, такую глубину, какой никак не ожидал увидеть, и ощутил прилив тепла - как в ту весну, много лет назад, когда их впервые нестерпимо потянуло друг к другу. Честность и серьезность ее глаз была единственной истинно достойной вещью в его жизни.
Пруденс повернула лицо к огню и закрыла глаза.
Он смочил кончики пальцев остатками портвейна и легко прикоснулся к ее соску, ощутив, как напряглась грудь Пруденс. Так было в юности, в ту ночь, когда он лишился девственности, и Тристан ощутил желание, которое уже давно его не посещало.
Кожа ее груди уже не была такой гладкой и эластичной, как много лет назад, когда он прикоснулся к ней в первый раз. Он закрыл глаза и вспомнил, как, горя от нетерпения, впервые увидел ее грудь и как его охватило возбуждение, когда он дотронулся дрожащими пальцами до ее тела. Тристан коснулся губами соска, слизнул капельку портвейна. Затем сорвал покрывало и сбросил его на пол.
Пруденс приподняла колени и начала развязывать ночную рубашку.
- Почему ты не хочешь рассказать, что тебя действительно тревожит, Тристан?
Его губы выпустили сосок и начали медленно спускаться вниз.
- Почему ты думаешь, что я встревожен?
Она решительно оттолкнула его и села, закрыв грудь подушкой. В ее глазах появился гнев.
- Я всегда считала тебя своим другом.
Резкость ее слов удивила Тристана. Возбуждение пропало.
- Конечно, ты мой друг, - удивленно произнес он.
- Тогда перестань играть со мной в прятки. Я слишком стара для подобной чепухи. И всегда знаю, когда тебя что-то тревожит, - я разбираюсь в твоих настроениях лучше тебя самого. Обычно ты рассказываешь мне обо всем. Зачем же сегодня разыгрывать скромника?
Тристан вздохнул: она его поймала. Он испытывал грусть. Отвратительно, когда видишь, как женщина, которую любил и с которой множество раз делил постель, начинает становиться похожей на твою мать. Жуткое напоминание о том, к чему в конце концов приводит старение, заставляло думать о потере, в возможность которой он не хотел верить.
А еще он мучительно боролся с воспоминаниями о Рапсодии.
Тристан не мог забыть ее с того самого момента, как она покинула его замок. Более того, мысль о Рапсодии, которая по собственной воле помогала полководцу болгов, заставляла его кровь кипеть. Когда он представлял себе Рапсодию в объятиях полукровки, в нем вспыхивала совершенно необъяснимая ярость - а ведь он провел в ее обществе совсем мало времени и не должен был даже помнить ее имя.
Он взглянул на Пруденс и улыбнулся, заметив, как пристально она на него смотрит.
- Хорошо, - со вздохом проговорил он. - Я расскажу тебе, если моя история не помешает нам заняться любовью. Мадлен скоро будет здесь, и я хочу максимально использовать оставшееся в нашем распоряжении время.
Пруденс радостно улыбнулась:
- Как пожелаете, ваше высочество!
Тристан смотрел в потолок, дожидаясь, пока ее руки и его скрытые мысли помогут ему вновь ощутить желание.
- Ты знаешь земли, которыми когда-то управляли намерьены? Канриф?
- Смутно, - ответила Пруденс, продолжая гладить его тело. - Где-то в горах, на востоке?
- Да, правильно. Вот уже четыреста лет там живут фирболги.
Пруденс провела ладонью по рубашке, скрывающей грудь Тристана, потом ее пальцы сжали его плечи.
- А кто такие фирболги? Тристан рассмеялся:
- Не кто, а что... Они - чудовища, человекообразные существа, которые питаются крысами и друг другом. А также людьми, если тех удается поймать.
Пруденс сделала вид, что ей ужасно страшно, и стянула с него рубашку. Отсветы пламени заплясали на его мускулистых руках и плечах. Он совсем не изменился с их первой ночи.
- Звучит ужасно.
- Они такие и есть, уж поверь мне. Каждый год я пытаюсь покончить с ними. Армия находит мародеров-фирболгов в окрестностях Бет-Корбэра. Приближается время, когда мне пора встать во главе своих войск.
Пруденс поставила ступни обеих ног ему на грудь. Потом мягко столкнула его с постели, в результате чего он оказался на коленях на полу.
- Получается, что ты делаешь это каждый год в течение последних десяти...
- Почти двадцати лет. Раньше этим занимался отец.
- Хорошо, двадцати. Если все эти годы ты отправлялся в поход, почему так тревожишься сейчас?
Тристан взял ее за ноги, опрокинул на спину и со смехом потащил к краю кровати. Потом раздвинул ее колени и наклонился вперед.
- Похоже, у них появился новый полководец. Однако я не очень понимаю, что это может изменить. Недавно он прислал эмиссара - женщину, которая в чрезвычайно резкой форме сообщила мне, что они окажут сопротивление, если мы не откажемся от многовековой традиции "Весенней чистки".
- Так ты называешь ежегодную операцию по уничтожению мародеров возле Бет-Корбэра?
- Да. - Тристан водил руками по животу и талии Пруденс, пока ладони не добрались до груди.
Он закрыл глаза и представил себе ее прежнюю грудь - маленькую и упругую, золотой кулон, танцующий между ними, стройную талию... Он ощутил волну желания и склонился над постелью.
Пруденс изогнулась и обхватила ногами его бедра.
- Так в чем же проблема? Если они хотят, чтобы солдаты больше не приходили, им достаточно прекратить грабить окраины Бет-Корбэра, верно?
- Верно.
- Ты так и сказал эмиссару?
- Да. Точнее, я отослал девушку обратно вместе с язвительным посланием ее повелителю. - Ладони Тристана вспотели, когда он вспомнил лицо Рапсодии, сияющие пряди волос, обрамлявших гладкую розовую кожу, и прекрасные зеленые глаза, потемневшие, когда она его выслушала.
Пруденс взяла его руку и положила между своих бедер.
- Тогда что тебя тревожит, Тристан?
Он вспомнил великолепные ноги Рапсодии. Он вспомнил, как она их скрестила, и его дыхание участилось. Его окатила волна жара; рука, ласкающая тело Пруденс, задрожала, и его затопило чувство вины.
- Я не верю полководцу фирболгов. Мне кажется, он планирует напасть на нас в этом году. Ведь теперь - если верить слухам - болги объединились.
Пруденс приподнялась, чтобы встретить Тристана, влажная от пота грудь прижалась к нему, руки обхватили плечи. Целую жизнь она практиковалась в искусстве угождать Тристану в постели и теперь повторяла движения почти автоматически. Но сегодня все было иначе - Пруденс ощущала какое-то напряжение, словно он стал жертвой темной страсти, готовой выплеснуться наружу.
Руки Тристана коснулись ее волос, чего обычно не происходило, когда они занимались любовью. Его пальцы сжимали пряди, путали локоны.
"Словно жидкий солнечный свет", - думал Тристан.
Блистающие волосы связывала простая черная лента. Его реакция на слова Рапсодии была такой яростной, что лишь чудо удержало его от желания схватить ее за локоны...
- И что ты собираешься предпринять, Тристан?
Он больше не мог терпеть. Он сжал бедра Пруденс и притянул к себе, содрогнувшись, когда ее ноги сомкнулись на его спине. Его охватил жар, и он увидел огонь, вспыхнувший в глазах Рапсодии, ощутил влажное тепло, которое преследовало его в безумных снах.
- Я намерен обратить их в бегство, - выдохнул он. - Я намерен... послать... всех солдат, которые есть в моем распоряжении, и... и... уничтожить ублюдка, и всех... до последнего... болга. - Его рот так сильно прижался к губам Пруденс, что ей стало трудно дышать.
Он снова и снова погружался в нее, но Пруденс удалось оторвать свои губы, которые прижались к его уху. Она провела руками по его влажным от отчаянных усилий волосам и прошептала, прижимаясь к нему так, словно от этого зависела ее жизнь:
- Тристан?
Он с трудом ответил: - Да?
- Как зовут эту женщину?
- Пру... - выдохнул он.
- Ее имя, Тристан?
- Рапсодия, - простонал он, и огонь запылал у него внутри. - Рапсодия, - прошептал он еще раз, и прогремел гром, поглотивший его.
Он упал на Пруденс, иссякший и обессилевший, охваченный стыдом.
Так он лежал, пока не пришел в себя и не ощутил, как тело Пруденс становится прохладным. Наконец он приподнялся на локтях и заглянул ей в лицо.
Он думал, что увидит неприятие, смущение и обиду, но нашел в ее лице лишь спокойное понимание.
- Извини, Пру! - тихо сказал он, покраснев. Пруденс поцеловала его в щеку, а затем выскользнула из-под него.
Тебе не нужно извиняться, дорогой, - заверила она Тристана, поднимая с пола ночную рубашку.
- Ты не сердишься на меня?
- А почему я должна на тебя сердиться?
Тристан провел рукой по спутанным, влажным волосам:
- Как ты узнала?
Пруденс подошла к высокому окну, отодвинула штору и посмотрела на огромное звездное небо. После долгого молчания она повернулась к Тристану, и на ее лице появилось серьезное выражение.
- Я знаю тебя всю жизнь, Тристан. Если ты не забыл, то именно я, дочь судомойки, пряталась с тобой в кладовой от твоего отца. Ты забираешься ко мне под юбку уже почти сорок лет. И я в состоянии отличить, когда ты лапаешь меня, а когда думаешь о ком-то другом. Я знаю, что ты меня любишь, и тебе хорошо известно, что я люблю тебя. И всегда буду любить. Ты не должен меня хотеть, Тристан, - мне вполне достаточно твоей любви. Более того, несколько последних раз, когда ты занимался со мной любовью из жалости...
- Я никогда так не делал, НИКОГДА! - сердито возразил он.
- Хорошо! Если хочешь, можешь лгать себе, но я не стану тебя слушать. Все последние разы я знала, что ты думаешь о ком-то другом. В последнее время ты испытываешь гораздо более сильное желание, чем за последние десять лет наших занятий любовью. И я рада, что ты мечтаешь вовсе не о Мадлен, а то мне уже стало казаться, что ты сошел с ума. - Пруденс улыбнулась, и Тристан не смог удержаться от ответной улыбки.
Наконец она отвернулась от окна и подошла к туалетному столику, взяла платье и быстро надела его, потом несколько раз провела гребнем по спутанным локонам и вновь внимательно посмотрела на Тристана.
- Если ты не услышал всего того, что я сегодня тебе сказала, вот мои последние слова: какое бы наваждение ни вызывала у тебя эта женщина, как бы ни влекло тебя ее тело, не теряй голову, не позволяй ослабеть руке, которая держит скипетр. Я чувствую, что ты намерен начать войну, руководствуясь вожделением или гневом. Тобой управляет зверь, который находится у тебя между ног. Будь осторожен, Тристан. Войны, которые начинаются из-за женщин, ведут к катастрофе.
Тристан побледнел.
Я поражен твоими словами, - обиженно заявил он. Меня беспокоит только безопасность наших провинций и подданных. Не могу поверить, что ты считаешь женщину причиной моей подготовки к войне.
- Значит, дело не в ней? Возможно, ты хочешь отомстить ее властелину за то, что она выбрала его, а не тебя. И даже если дело не в этом, если оскорблена твоя гордость, не позволяй ненависти затмить разум.
Охваченный гневом Тристан отвернулся. Ему было больно - тем более что в обвинениях Пруденс присутствовала доля правды.
Но когда Тристан обернулся, его любовницы уже не было.54ВМЕСТЕ С ОКОНЧАНИЕМ ЗИМЫ в земли болгов на короткое время приходил ужас. Каждый год потепление означало жеребьевку, при помощи которой выбирались фирболги, которых отправляли в наскоро построенные деревни в предгорьях Зубов. Ежегодное жертвоприношение жаждущим крови людям.
На следующий день после прихода весенней оттепели все фирболги собрались в каньоне, расположенном между горными пиками. Болги вели себя непривычно тихо, когда Акмед появился на небольшом холме, чтобы обратиться к ним с речью. Обычно самые сильные и влиятельные болги освобождались от участия в жеребьевке, и то, что Акмед созвал всех без исключения, показалось наиболее могущественным из них оскорбительным и вызвало беспокойство. Однако как только Акмед заговорил, они быстро успокоились.
Лотереи больше не будет, заявил он; они не станут отдавать своих соплеменников на убой людям Роланда. В этом году болгов ждет совсем другой ритуал, в котором смогут принять участие все желающие. Когда Акмед поделился с ними своим планом, среди болгов не нашлось никого, кто пожалел бы о том, что пришел в каньон.Из окна своего кабинета Тристан Стюард наблюдал, как собираются войска. Обычно новобранцы и младшие офицеры, которым предстояло участвовать в ежегодной "Весенней чистке", сходились на конюшне. Маршал Розентарн никогда не посылал более трехсот или четырехсот человек. Но раз уж Верховный лорд-регент сам объявил, что в походе будут участвовать все солдаты, возле конюшен не хватило места, поэтому пришлось разместить их во дворе замка. Армия насчитывала в этом году две тысячи человек.
Стивен Наварнский смотрел на происходящее с беспокойством. Он пытался убедить своего кузена, что сейчас неразумно предпринимать такой поход, но его доводы не нашли понимания не только у Тристана, но и у Квентина Балдасарра, регента Бет-Корбэра. Ирман Карскрик, герцог Яримский, оставил свое мнение при себе.
В дверь кабинета постучали, и вошел маршал Розентарн.
Лорд Тристан с удивлением посмотрел на маршала: обычно Розентарн оставался с солдатами до самого возвращения и входил в замок только в тех редких случаях, когда происходило нечто необычное.
- Вы не хотели бы выступить перед солдатами с речью, сэр? Среди них распространилось мнение, что им предстоит тяжелая кампания и моральный дух бойцов не на должном уровне. Более того, у меня сложилось впечатление, что люди не верят в успешный исход нашей миссии.
- В самом деле? Почему?
Маршал закашлялся:
- Ну, дело в том, сэр, что обычно подобные задачи ставятся перед новобранцами или теми, кто получил дисциплинарное взыскание. Поэтому остальные не понимают, за что их наказывают.
- В таком случае, они и вправду заслуживают самого сурового наказания, - вмешался регент Бет-Корбэра. - Мои солдаты никогда не ставят под сомнение приказы своего командира.
- Помолчите, Квентин! - резко сказал лорд Тристан. - Вы не пожелали прислать солдат для участия в нашем маленьком походе, и это не может не вызвать удивления, поскольку ваши земли граничат с Канрифом. Впрочем, для меня это не имеет особого значения. На самом деле я раздумываю об определении ежегодного налога, который компенсирует наши расходы на проведение операции, которая позволяет навести порядок в соседних с вами землях.
- Налоги, которые мы платим, позволяют вам содержать армию, - вмешался герцог Яримский. - Если вы намерены вводить налоги на каждую миссию, то я позволю себе усомниться в том, что будет целесообразно поддерживать вас и дальше. Мои войска, если потребуется, сами легко справятся с проблемой фирболгов.
- Возможно, нам следует поставить под вопрос самую необходимость предпринятой тобой операции, Тристан, - поддержал его Стивен Наварнский. - Я уже говорил, что те, против кого ты намерен выступить, - это не прежние вожди болгов. Они очень хорошо подготовлены и имеют сильную армию. Я против вторжения. Почему бы тебе не подумать о заключении мирного договора? Быть может, лучше начать с ними торговать?
Лорд Тристан с недоумением посмотрел на своего кузена.
- Ты сошел с ума? - вскричал он. - Торговать с болгами? Подписать с ними мирный договор? Стоит ли удивляться, что мне пришлось помочь тебе справиться с восстанием твоих крестьян! Уйдите с моего пути! - С этими словами он отстранил герцогов и вслед за маршалом вышел из кабинета.Акмед наблюдал за приближением противников.
- Смотри-ка! Целая бригада... Три, а может, даже четыре когорты, сэр, - сказал Грунтор, выслушав донесение разведчиков. - Ой думает, это комплимент.
- Нам необходимо придумать что-нибудь особенное, дабы устроить нашим гостям достойную встречу, - заявил король. - Рапсодия, может быть, вам с Джо лучше не участвовать в сражении?
- Вот еще! - возмутилась Джо. - Я целую неделю тренировалась с кипящей смолой. Теперь у меня отлично получается. Неужели я зря столько возилась с этой вонючей дрянью!
- Как пожелаешь, - пожал плечами Акмед.
- Умница, - одобрительно прошептал Грунтор. Рапсодия вздохнула:
- О боги, Тристан, глупец!.. Ну что ж, я его предупреждала. У меня сложилось впечатление, что он не слишком умен. Жаль только, что платить за его глупость придется солдатам.
- Он стал жертвой традиции, - сказал Акмед. - Но здесь есть и положительная сторона. Если мы проведем встречу достаточно убедительно, он не приведет войска в будущем году. Впрочем, возможно, я переоцениваю его умственные способности.
- Надеюсь, будет весело, - добавил Грунтор. - Мои ребятки изнывают от нетерпения.
- Тогда не стоит тянуть, - подытожил Акмед.
Он пришпорил лошадь, и друзья последовали за ним вниз, к нищим деревенькам фирболгов.Они добрались до места менее чем за час. И убедились, что все идет по плану: вместо слабых, больных фирболгов, которые вытащили несчастливый билет во время жеребьевки, солдат Роланда ждали отборные войска, которые лично муштровал сам Грунтор.
Беспечные люди обезглавили двух манекенов, потеряли одного всадника вместе с лошадью, который провалился в выгребную яму, полную смолы, и только после этого сообразили, что попали в ловушку. Отступление также оказалось невозможным, поскольку сзади на них обрушился большой отряд вооруженных фирболгов, скрывавшихся за ближайшими холмами. Они неожиданно появились на склонах и лавиной устремились на противника. Силы Илорка в пять раз превосходили численностью бригаду Роланда.
С вершин холмов на солдат обрушился дождь здоровенных камней. Начался хаос, которым воспользовались гвардейцы Грунтора, прятавшиеся среди хижин предназначенной на заклание деревеньки. Болги быстро натянули проволоку, до этого момента лежавшую в пыли. Лошади начали спотыкаться и падать, сбрасывая солдат на землю и еще больше усиливая панику.
К этому моменту и первая волна наступающей армии болгов добралась до деревушки, где застыли в ужасе "весенние чистильщики". Лишь немногие из них взялись за луки. Большинство были вооружены мечами, дубинками и факелами.
Часть солдат бросилась прочь из деревни, но тут на их головы обрушилась кипящая смола, которую в бочках метали катапульты. Рапсодия стояла, обхватив руками грудь и содрогаясь от маниакального смеха Джо, который мешался с хохотом Грунтора. Джо с восторгом перерезала веревки кинжалом, и катапульты посылали все и новые страшные снаряды.
Рапсодия перевела взгляд на болгов, которые в течение столетий подвергались ежегодным кровавым жертвоприношениям. Те добивали остатки армии, пришедшей на очередную "Весеннюю чистку". Казалось, болгов невероятно много. Они выполняли свою работу уверенно и спокойно. Позднее Грунтор признавался, что ему трудно вспомнить более эффективно организованную бойню.Рапсодия смотрела на жуткие последствия сражения, и все внутри у нее переворачивалось. Она не обнажала своего меча, да и лира так и осталась висеть у нее на плече. Теперь она наблюдала, как живописные оборванцы - солдаты Акмеда - методично снимают с мертвых доспехи и собирают оружие. Тела убитых складывали возле ямы со смолой.
- Какое отвратительное зрелище, - сказала Рапсодия.
- Не переживай, герцогиня: мы всегда убираем за собой, - весело заверил ее Грунтор.
Он фехтовал с Джо, чтобы помешать той участвовать в грабеже.
- Раз уж об этом зашла речь, вам с Джо лучше вернуться в Котелок, - сказал Акмед.
Он считал потери и следил за тем, чтобы никто не ушел с добычей.
- Как? А трофеи? - возмутилась Джо.
- Потом, маленькая мисси, - ласково ответил Грунтор. - Мы получим свое право выбора.
- Правильно. Пойдем, Джо, - сказала Рапсодия, взяв девушку под руку.
Что-то в лице Акмеда убедило ее в том, что им лучше побыстрее вернуться домой.
Когда женщины скрылись из виду, Акмед повернулся к Грунтору и другим командирам, ждавшим его команды.
- А теперь армия может подкрепиться, - объявил Акмед.Прошла неделя. Поздно ночью Верховный лорд-регент Роланда проснулся посреди кошмара - его разбудило необычное потрескивание.
- Тише. - Рядом с его постелью стояла темная фигура. Некто медленно поворачивал в тонких пальцах корону Тристана.
Свет от единственной свечи, стоящей на столике возле кровати, играл на тонкой филиграни, разбрасывая вокруг мерцающие проблески, похожие на сгустки крови.
Тристан Стюард сел на кровати, но кошмарный образ не растаял в темноте. Незваный гость бросил корону Тристану, и та ударила регента в грудь.
- Если крикнешь, это будет последним звуком, который ты издашь в жизни, - негромко проговорил человек в темном плаще.
Однако лорд Тристан не мог произнести ни звука, даже если бы захотел.
В глубокой тени возник маленький цветок пламени. Теперь, кроме огня и мрака, принц видел бледные тонкие руки, зажигавшие лампы в его спальне.
Когда в комнате стало светлее, Акмед откинул капюшон и довольно улыбнулся, увидев ужас, появившийся на лице принца. Он подошел поближе, присел на край массивной кровати лорда Тристана и провел длинными пальцами по атласному покрывалу.
- Встань, - рассеянно проговорил он, показывая на кресло, стоящее возле окна.
Тристан Стюард поднялся и, дрожа, повиновался. Его босые ноги, равно как и дорогие сапоги страшного гостя, не произвели ни малейшего шума, когда оба правителя пересекли комнату и уселись в креслах. За окном затихло усыпанное звездами небо.
Лорд Тристан стиснул ручки кресла, чтобы скрыть дрожь в пальцах. С каждой секундой - по мере того, как сон покидал его - принц все отчетливее понимал, какая страшная опасность ему грозит. В глубинах его сознания промелькнула благодарность судьбе за то, что он видит кошмарное лицо страшного человека не при свете дня, - Тристану показалось, что этого бы он просто не выдержал. Собрав остатки мужества, он постарался говорить спокойно:
- Кто вы такой? Что вы хотите?
- Я - Глаз, Коготь, Пята и Тело Горы. Я пришел сказать тебе, что твоей армии больше нет.
Принц издал булькающий звук, но не смог произнести ни слова.
- Ты послал две тысячи человек. Никто из твоих людей не вернется.
Сначала принц не поверил этим словам, но потом им овладела паника.
- Где те, кто остался в живых? Что вы с ними сделали?
- На них обрушилась Гора. А теперь слушай меня внимательно. Если ты проживешь достаточно долго и сумеешь сохранить нашу встречу в тайне, у тебя будет десять дней, чтобы составить торговое соглашение и просить о мире. Ты лично возглавишь переговоры, поскольку идея будет исходить от тебя. Мой эмиссар будет ждать тебя на нынешней границе моих владений и Бет-Корбэра на десятый день. На одиннадцатый граница начнет приближаться к Бетани, чтобы облегчить нашу встречу. Если суровая погода помешает тебе выехать на встречу, то через две недели мы встретимся здесь - в том месте, где будет проходить новая граница.
Глаза регента округлились, но он ничего не ответил.
- Другого предложения ты не получишь, - продолжал ночной гость. - От короля королю, или от народа народу. И если ты не согласишься, то узнаешь, из чего сделаны чудовища. Столетия "Весенних чисток" многому нас научили. - Акмед встал, чтобы уйти. - Кстати, - добавил он, - моя Певица спела погребальную песнь твоим солдатам. Получилось очень трогательно. Рапсодия стала большим знатоком жалобных песен и заупокойных молитв. - Акмед усмехнулся прямо в лицо регента, покрасневшее при упоминании имени Рапсодии, и заговорщицки наклонился к нему. - Не беспокойся, Рапсодия даже не догадывается, что это она виновата в гибели твоих солдат. В отличие от меня. Как думаешь, зачем я послал ее к тебе?
Желчь поднялась к горлу принца.
- Ловушка.
- Перестань, лорд-регент, не преуменьшай собственной роли. Ты - человек свободной воли. Если бы ты действительно хотел мира, то, вне всякого сомнения, с радостью бы согласился на мое первое предложение. - Улыбка исчезла с лица Акмеда. - Мужчина, в особенности обрученный, будет ненадежным соседом, если у него не слишком благородные намерения по отношению к другим женщинам. Совсем неплохо, что ты выбросил две тысячи жизней, пытаясь добиться ее внимания. Ты получил урок вовремя. В следующий раз тебе придется заплатить гораздо больше. - Акмед решительно повернулся и направился к двери. - У тебя вполне достаточно времени на подготовку, - бросил он через плечо.
- К чему?
Король фирболгов обернулся и вновь одарил лорда Тристана улыбкой:
- К бдению по погибшим воинам. Тени в комнате сгустились, и он исчез.На рассвете десятого дня отряд Верховного лорда-регента выбрался в степь, где их ждала Рапсодия с почетным эскортом. Она позаботилась о том, чтобы среди лошадей не было скакунов из уничтоженной армии Роланда.
"Есть границы, которые лучше не переходить", - сказала она Акмеду и улыбнулась, вспомнив неприятный разговор, который состоялся у нее с Тристаном несколько недель назад.
Пятеро мужчин из отряда лорда-регента надели простые костюмы и шерстяные плащи - очевидно, не хотели привлекать к себе внимания. Рапсодия также выглядела весьма скромно. Когда Акмед предложил ей выбрать какое-нибудь роскошное платье, она заявила, что это будет недостойным поступком. Но, собираясь на встречу, горько вздохнула.
"В конце концов, - подумала она, - сколько еще у меня будет возможностей надеть что-нибудь красивое?"
Тристана Стюарда сопровождали два тяжело вооруженных всадника и Стивен Наварнский. Последний обменялся с Рапсодией улыбкой, когда их глаза встретились. Присутствовал и еще один мужчина, похожий на лорда-регента, только моложе. Его голову украшал рогатый шлем, а на груди висел тяжелый золотой амулет с изображением солнца и рубиновой спиралью в центре. Это был Благословенный северных провинций Кандерр и Ярим. Его портрет Рапсодия видела в базилике, посвященной огню.
Лорд Тристан остановил своего гнедого жеребца и соскочил на землю. Ему не терпелось побыстрее покончить с неприятным делом. Он перебрал все возможные варианты и пришел к выводу, что заключения торгового соглашения не избежать. Остальные герцоги категорически отвергли идею вторжения в земли болгов.
Сорболд, многолетний соперник и союзник, вежливо отклонил предложение о военном союзе против фирболгов, заявив, что они уже ведут переговоры с Илорком и успели сделать новому полководцу фирболгов выгодные предложения. Весть о разгроме бригады роландских "чистильщиков" убедила большинство союзников регента в том, что им следует рассматривать торговые отношения с болгами в качестве весьма полезного начинания.
Тристан наблюдал за тем, как эмиссар болгов спешивается и направляется в его сторону. Как он и опасался, это была женщина, которую он изгнал из своего замка несколько недель назад, но которая так и осталась в его мечтах. Он заранее приготовился стать объектом вполне заслуженных насмешек, но не заметил на ее лице и тени злорадства. Рапсодия вежливо улыбалась. И Тристан Стюард понял, что неотрывно смотрит на нее, а в голове у него бродят не самые благородные мысли.
- Добро пожаловать, милорд, - с поклоном сказала Рапсодия. - Вы оказываете нам честь своим присутствием.
В ее голосе он не услышал иронии и обнаружил, что по-прежнему охвачен желанием, несмотря на все, что произошло. Он тряхнул головой, чтобы вернуться к реальности.
- Миледи Рапсодия, разрешите представить вам моего брата. Его милость Ян Стюард, Благословенный Кандерр-Ярима.
Рапсодия склонилась над рукой с кольцом, которую ей протянул Благословенный.
- Ваша милость!..
- Кажется, вы знакомы с моим кузеном, лордом Стивеном Наварнским?
- Да. Как поживаете, милорд?
- Очень хорошо, миледи. Благодарю вас за то, что согласились встретиться с нами.
Рапсодия улыбнулась:
- Рада вас видеть.
Она кивнула почетному караулу, и две дюжины солдат быстро поставили деревянный столик и несколько стульев. Болги вежливо улыбались лордам Роланда, вызывая у них дрожь. Подобная реакция немало развеселила болгов.
Тристан Стюард откашлялся:
- Я хочу предложить вам для рассмотрения несколько документов. Во-первых, торговое соглашение, подписанное династическим престолом Роланда-Бетани, который поддерживает аналогичные отношения с внешними провинциями. В нем вы найдете весьма щедрые условия. Для вас будут установлены такие же пошлины, что и для наших исторических торговых партнеров.
- Боюсь, этого недостаточно, - кротко возразила Рапсодия. - Мы просим вас отказаться от всех пошлин в течение первых десяти лет в качестве акта доброй воли - чтобы мы видели желание Роланда способствовать росту экономики фирболгов. Я не говорю о необходимости компенсации за столетия последовательного уничтожения фирболгов войсками Роланда.
Стивен сжал пальцы в кулак, и на лице у него промелькнула улыбка, однако лорд-регент и Благословенный отреагировали на слова Рапсодии весьма бурно.
- Вы, безусловно, шутите, - сказал лорд Тристан. - Отменить пошлины? Какой смысл в торговле, если она будет без пошлин?
- Торговля без пошлин называется коммерцией, милорд, - мягко ответила Рапсодия. - Это честный обмен товаров за другие товары, услуги или деньги. Так всегда было до тех пор, пока не появились налоги. Король Акмед отказывается платить налоги, на которые содержатся армии. Те самые армии, при помощи которых вы на протяжении нескольких столетий уничтожали его подданных. Однако он обещал по достоинству оценить ваш отказ от торговых пошлин.
- Я готов отменить торговый налог в Наварне, - вмешался лорд Стивен, не обращая внимания на злобные взгляды, которыми наградили его братья. - Насколько я понимаю, каждая провинция имеет право устанавливать собственные налоги, не так ли, Тристан?
- Такова нынешняя практика, - ответил лорд Тристан.
- К тому же Наварн благодарен королю Илорка за спасение детей нашей провинции. Могу также добавить, что намерьенская линия Роланда должна испытывать аналогичные чувства за освобождение Дома Памяти и восстановление здоровья Дерева. - И Стивен незаметно подмигнул Рапсодии. - Почему бы тебе не согласиться на отмену пошлин, Тристан, и не позволить остальным поступить так, как они посчитают необходимым? Рискну предположить, что другие провинции с удовольствием откажутся от пошлин, чтобы получить возможность хотя бы взглянуть на выкованное фирболгами оружие.
- Пожалуй, никакого вреда не будет, - раздраженно ответил лорд Тристан.
- Превосходно. Благодарю вас, - сказала Рапсодия. Она широко улыбнулась, поклонилась и подписала документ, не замечая страстных взглядов сидящих напротив нее мужчин. - Что теперь?
Лорд-регент развернул следующий свиток:
- В обмен на обещание мира и возвращение тел погибших во время последнего рейда Роланд как объединенное королевство готов впредь воздерживаться от любых актов необоснованной агрессии против земель Илорка.
Продолжая ослепительно улыбаться, Рапсодия покачала головой.
- Нет, ваше условие неприемлемо, - неохотно призналась она. - Во-первых, мы не можем вернуть вам тела - их нет. Будем считать, что вашу армию поглотила морская пучина, милорд. Пусть их память останется в истории, и забудьте об их бренных останках. - Она наклонилась вперед и перешла на шепот. - Только между нами: сражение закончилось менее чем за четверть часа, хотя отдельные стычки продолжались еще несколько минут. После чего ваша армия попросту исчезла. Кроме того, мне не нравится термин "необоснованной". Ведь именно то, что Роланд в течение столетий считал обоснованным, и привело к нынешнему положению вещей. Нет, я считаю, что речь может идти только о стандартном мирном договоре между двумя правителями. Король Акмед гарантирует, что его граждане не будут вторгаться или нападать на жителей Роланда, а в ответ лорд-регент Тристан даст аналогичные гарантии. Любое нарушение договора есть осквернение клятвы суверена и будет считаться объявлением войны, остановить которую сможет лишь отторжение десяти процентов территории агрессора. Ну как?
Ее собеседники, судя по выражению их лиц, были шокированы. Рапсодия с трудом сдерживала смех, глядя на них.
- Вам не кажется, что это уже слишком? - спросил молодой Благословенный Кандерр-Ярима. - Кому нужны десять процентов Илорка?
Рапсодия весело рассмеялась. Ее смех был подобен мелодичному звону церковных колоколов.
- Почему же, ваша милость? Вы, несомненно, задали честный вопрос, но вы смотрите на ситуацию совсем не под тем углом. Если намерения Роланда абсолютно благородны, в чем я не сомневаюсь, а клятва лорда-регента столь же нерушима, как я предполагаю, вы можете гарантировать любую цену, поскольку на кону стоит честь... А что касается ценности Илорка, то мне нет необходимости напоминать, что когда-то там находилось средоточие могущества намерьенов, место, откуда ваши предки управляли страной. Не следует судить о вещах по их внешнему виду, ваша милость. В этих горах не меньше детей Единого Бога, чем во всей вашей епархии, а может быть, даже больше. Уже одно это стоит того, чтобы Илорк защищали, не так ли?
- Д-да, - запинаясь, проговорил Благословенный, сжимаясь под свирепым взглядом лорда-регента. - Но она права, Тристан. Ее предложение кажется мне разумным компромиссом.
Лорд Тристан схватил перо и, дрожа от ярости, быстро записал условия соглашения на пергаменте. Когда он закончил, Рапсодия взяла перо из его рук, чтобы подписать договор. При этом ее пальцы на мгновение задержались. Когда Рапсодия убрала руку, Тристан перестал дрожать, а нездоровый румянец исчез.
- А теперь моя очередь, - заявил Благословенный, доставая последний свиток и развертывая его на столе. - Канриф всегда принадлежал престолу, расположенному в Бет-Корбэре. В этом документе содержится обращение Благословенного Бет-Корбэра, Ланакана Орландо, где он предлагает... религиозное утешение обитателям Илорка, которые могут стать членами его епархии. Благословенный Бет-Корбэра согласился обеспечить вас священнослужителями, которые будут проводить религиозные обряды и заниматься целительством - с выплатой церковной десятины, естественно.
Он с беспокойством взглянул на герцогов. Очень рискованное предложение. Земли болгов граничили с Сорболдом, где находился престол еще одного Благословенного, сохраняющего лояльность Патриарху. Если Илорк предпочтет Сорболд, то баланс религиозной власти в Роланде существенно изменится.
Рапсодия вновь улыбнулась:
- Благодарю вас, ваша милость. Я не предвидела, что наши переговоры коснутся религиозных вопросов. К сожалению, я плохо разбираюсь в верованиях фирболгов и не имею полномочий вести переговоры в данной области. У фирболгов имеются шаманы и собственная религия. Возможно, среди них есть интерес к вашей церкви или религии Гвинвуда. В любом случае, сегодня я ничего не смогу вам сказать. Будет лучше всего, если Благословенный Бет-Корбэра пришлет своего эмиссара, чтобы он мог спокойно обсудить религиозные вопросы с нашим королем. Он сказал, что в самое ближайшее время будет готов принять послов.
Благословенный молча кивнул.
- Ну, господа, если у вас все, то я искренне благодарю вас и прощаюсь. - Рапсодия встала и сделала знак своим стражникам, которые собрали стол и стулья с такой быстротой, что роландские аристократы едва успели вскочить на ноги. Она аккуратно сложила свои копии договоров.
- Подождите, - заговорил лорд Стивен, когда она повернулась, чтобы уйти. - У нас есть для вас несколько подарков. В благодарность от народа Наварна и сувениры от ваших внуков, в том числе и их портрет.
Рапсодия не смогла скрыть радости:
- О, благодарю вас! Как поживают Гвидион и Мелисанда?
- С ними все в порядке, спасибо. Они просили передать, что любят вас и благодарят за флейту и арфу. И ждут вас в гости.
- Надеюсь, что скоро у меня появится такая возможность. Поцелуйте их за меня и скажите, что я, как и обещала, каждый день думаю о них. Быть может, они смогут посетить меня здесь?
- Возможно, - ответил Стивен, избегая удивленных взглядов своих кузенов. - Удачи вам!
Он отступил назад, чтобы позволить солдатам перенести ларцы с подарками, поцеловал ей руку и вскочил в седло. Остальные последовали его примеру, и Рапсодия помахала им, когда они отправились на запад.
Лорд Тристан придержал своего жеребца. На лице у регента появилось странное выражение, потом он поднял руку в приветственном жесте. Рапсодия улыбнулась и сделала глубокий реверанс, как при их первой встрече. Принц пришпорил жеребца и поскакал прочь.
- "Совсем неплохо для крестьянки", Ллаурон? - пробормотала она себе под нос и подошла к своей кобыле. Ей пришлось шлепнуть по рукам болга, который с интересом обшаривал ларец. - Убери свои лапищи, это мой подарок.55- ЭЙ! ДАЙ И МНЕ, иначе слопаешь все.
- А ты хочешь оставить их на зиму? Кроме того, я уже с тобой поделилась...
- Верно. Один мне, шесть тебе, один мне, четыре тебе...
- Ты - прожорливый поросенок. Тебе нельзя столько есть.
- Ну, это уже слишком, - проворчала Рапсодия, безуспешно пытаясь бросить на Джо суровый взгляд. - Сейчас мы проведем десяток раундов на булавах в кольчугах и узнаем, кто из нас прожорливый поросенок.
Джо проглотила очередную конфету и сделала гримасу.
- На булавах и в кольчугах, - повторила она с шутливым отвращением, вытирая с подбородка следы шоколада и хватая новую конфету. - Игрушки для фирболгов. Я предпочитаю кинжал.
Рапсодия улыбнулась и попыталась схватить последнюю шоколадку, но Джо ее опередила.
- Да, кинжал требует большого искусства, - согласилась Рапсодия, которой пришлось удовлетвориться сушеным яблоком. - Но он тебе не поможет, если ты захочешь держать противника на расстоянии. Как тебе понравилось пирожное?
Джо с набитым ртом ответила что-то невнятное. Она еще давилась шоколадкой, а ее рука сама собою уже нетерпеливо тянулась к корзинке, чтобы снять пергаментную прослойку и выяснить, какие новые сюрпризы ждут дальше. От нетерпения она перевернула корзинку, и на кровать высыпались засахаренные фрукты и конфеты. Джо издала радостный клич, обнаружив свой любимый сорт, и на лице у нее появилось такое счастливое выражение, что Рапсодия рассмеялась.
- У меня во рту до сих пор стоит вкус той дряни, которую ты заставила меня съесть, чтобы защитить от яда. Ну сама подумай: кто станет отравлять подарки королю?
Рапсодия с веселым изумлением посмотрела на Джо:
- Мы же говорим об Акмеде! Честно говоря, я до сих пор удивлена, что в сластях не оказалось смертельного яда.
- И поэтому ты отказываешься носить чудесные гранатовые серьги, которые прислал Благословенный Авондерр-Наварна?
- Нет, просто боюсь, что мои уши позеленеют от этой безвкусной мишуры. Лучше уж иметь что-то одно, зато хорошее.
- Если не считать случая в Бет-Корбэре, я никогда не видела, чтобы ты носила что-нибудь, кроме этого медальона, - Джо показала на золотой кулон, висящий на шее Рапсодии.
Рапсодия взяла кулон в руку и молча посмотрела на него.
- В любом случае, этот лорд Маколвен отлично разбирается в разных вкусностях, - заявила Джо, разворачивая пакетик с орешками в карамели.
- Он с запада, его владения расположены к югу от Сепульварты, - сказала Рапсодия, растягиваясь на полу. - Будь осторожна: орешки тверже, чём кажутся. Полагаю, что его подарок лишь красивый жест - Илорк не представляет для него опасности.
- Неужели Акмеда можно купить за сласти?
- Ну, Акмеду прислали не только конфеты. И поступили весьма разумно, без слов показав, что уважают мудрость нового правителя фирболгов.
- Без слов? Мне такой мудрости не понять. Волосатые яйца Акмеда говорят сами за себя.
- Ты не поняла, я имела в виду молчаливое признание... Там еще осталась нуга?
- Больше нет, - захихикала Джо, подбрасывая последний кусочек в воздух и ловко поймав его ртом. - Она МОЛЧАЛИВО исчезла.
- Вредная девчонка! - Рапсодия вновь улыбнулась, ей нравилось, когда Джо смеялась. - Пожалуй, я оставлю твой подарок себе.
Джо вытерла рот рукавом и с интересом посмотрела на сестру:
- Какой подарок?
- Ну, когда я разбирала дары для его величества, то подумала, что ты тоже кое-что заслужила. Но ты так быстро слопала целую корзину конфет и засахаренных фруктов, что...
Глаза Джо округлились. Она быстро схватила первую попавшуюся под руку сласть и с комической гримасой протянула Рапсодии. Та увидела зажатый в кулачке Джо липкий чернослив и принялась неудержимо хохотать.
- Ладно, - сказала Рапсодия, вставая, чтобы стряхнуть крошки с ночной рубашки.
Подойдя к высокому шкафу, привезенному в фургоне из Бетани, она достала большой деревянный ящик. Ей с трудом удалось дотащить его до кровати. Сделав преувеличенно глубокий реверанс, она жестом показала Джо, что ящик предназначается для нее.
Джо нетерпеливо оторвала крышку, и деревянная стружка, которая использовалась для упаковки, разлетелась по всей спальне. Девушка заглянула внутрь и обнаружила множество маленьких плоских дисков с металлическими шипами в центре. Джо недоуменно посмотрела на Рапсодию.
- О, благодарю тебя, - вежливо сказала она. - Ловушки для тараканов. Как раз то, о чем я мечтала.
Рапсодия рассмеялась.
- Смотри дальше. - Она наблюдала за тем, как Джо вытащила пригоршню тонких разноцветных свечей. - Раз уж в твоей комнате нет камина, я подумала, что тебе будет приятно иметь такой необычный источник света и тепла.
Джо радостно улыбнулась.
- Да их здесь тысячи! - воскликнула она, разглядывая свечи. - За всю мою жизнь у меня была одна-единственная свечка, да и то на случай неприятностей. Я нашла ее в вещах мертвого солдата. - Девушка аккуратно сложила свечи в ящик, и в глазах ее промелькнуло необычное выражение. - Спасибо, Рапс!
- Рада, что тебе понравилось, - ответила Рапсодия, тронутая выражением ее лица. Она постоянно узнавала в этой девочке себя. - И не храни их на черный день, пользуйся. Мы всегда можем заказать еще. Я хотела, чтобы твоя жизнь стала светлее.
- Поэтому мы и живем в горах, среди фирболгов. - Джо улыбнулась. - Давай попробуем зажечь. - Она подхватила ящик.
Рапсодия открыла дверь в коридор, и они вдвоем потащили тяжелый ящик в комнату Джо.
Когда Джо распахнула дверь, Рапсодия ахнула.
- Боже мой, что здесь такое? - спросила она, глядя на ужасный беспорядок. - Твою комнату кто-то обыскивал. Пойду скажу Акмеду, чтобы разобрался со стражниками...
- О чем ты говоришь? - удивленно спросила Джо. - У меня все в порядке - сюда никто не заходил.
- Ты шутишь, - пробормотала Рапсодия, недоуменно озираясь по сторонам. - Ты сделала это нарочно?
- Конечно, - с негодованием ответила Джо. - Разве ты не знаешь, как лучше всего прятать ценные вещи?
- Судя по всему, нет.
- Нужно, чтобы они оставались на виду, - заявила Джо, ловко лавируя среди мусора с ящиком в руках. Наконец она поставила его на смятые одеяла неубранной постели. - Так никто ничего не найдет. - Она вытащила из ящика несколько разных свечек и принялась насаживать их на подставки.
- В том числе и ты сама, - сказала Рапсодия, не зная, смеяться ей или ужасаться. - Да и тебя саму. Ты здесь потеряешься, и мы никогда тебя не найдем.
Она осторожно перешагнула через груду грязной одежды и тарелок с остатками завтрака и остановилась возле маленького деревянного стула, на котором валялось несколько пар обуви. Сбросив, туфли и сапоги на пол, она опустилась на стул.
- Не говори глупости, - проворчала Джо, бросая Рапсодии несколько свечей и подставок-дисков. - Я знаю, где лежит каждая из моих вещей. И легко тебе это докажу. Давай проверим.
- О, Джо, я даже боюсь тебя о чем-нибудь спрашивать.
- Нет, ты попробуй, назови что-нибудь, и я скажу, где оно лежит.
Рапсодия еще раз оглядела комнату и принялась с улыбкой насаживать свечи на диски.
- Ладно, где ножны от кинжала?
Джо бросила на нее презрительный взгляд и молча показала.
- Неужели ты спишь с кинжалами? - удивилась Рапсодия.
- Только с двумя, - смущенно ответила Джо, вновь прикрывая ножны рукавами ночной рубашки. - Остальные прячу под подушкой.
- Боги!.. Ладно, а где ты хранишь деньги? Джо с подозрением посмотрела на Рапсодию.
- Неудачный вопрос... - быстро поправилась та. - Тогда скажи мне, где лежит книга, которую я дала тебе, чтобы ты учила буквы?
- Ага! - торжествующе воскликнула Джо.
Она подскочила к огромной куче ящиков, плащей и банок с сушеным мясом. Повозившись пару минут, она вытащила потрепанный манускрипт, сдула с него пыль и с победным видом бросила на колени Рапсодии.
- Вижу, что ты совсем не занимаешься, печально проговорила Рапсодия.
- Ну, давай еще! Попроси меня найти еще что-нибудь.
- Нет, не стоит, Джо, я тебе верю.
- Давай, Рапс! Мне понравилось. Еще одно задание!
- Ну, где ты хранишь свое чистое нижнее белье? Джо слегка смутилась:
- Давай определим, что значит "чистое". Рапсодия помрачнела.
- Есть чистое, а есть грязное. Разве тут могут быть какие-то другие определения?
- Ну, бывают разные виды чистого, - робко проговорила девушка. - То, что я носила в этом месяце или в прошлом.
- Пожалуйста, прошу тебя, никогда больше не говори мне ничего подобного, - серьезно сказала Рапсодия. - Ты победила, Джо. Как только я вернусь в свою комнату, то сразу же переделаю там все по твоей системе. Только, пожалуйста, не проси меня больше, чтобы я поручила тебе найти еще что-нибудь.
- О, кого ты хочешь обмануть? - проворчала Джо, продолжавшая держать в руках свечи. - Если ты не сложишь свою одежду в соответствии с цветами радуги, а рядом не будут стоять аккуратнейшие мешочки со всем остальным, у тебя случится припадок. Куда положим свечи?
Рапсодия огляделась:
- А где твой туалетный столик? Джо обрадовалась.
- Хорошая идея, - сказала она и направилась к огромному кургану из грязной одежды.
Быстрым движением Джо сбросила одежду на пол, освободив туалетный столик, и принялась расставлять на нем свечи.
Приподняв подол ночной рубашки, чтобы не запачкать его, Рапсодия перебралась на противоположную сторону комнаты, где стала наводить порядок под предлогом освобождения большого сундука - подходящей поверхности для свечей.
- Не уверена, что это хорошая идея, Джо, - с сомнением в голосе призналась Рапсодия. - Мне бы совсем не хотелось, чтобы у тебя случился пожар.
- Не беспокойся, - ответила Джо, роясь в ящичках стола. - Я сложу вещи в две большие кучи посреди комнаты. Этого будет достаточно.
- Только если ты их не подожжешь, - сказала Рапсодия.
Она коснулась каждой свечи и сосредоточилась на огне своей души. Фитили покраснели, после чего вспыхнуло пламя.
- Вот это да! - воскликнула Джо. - Здорово. А где твой кремень? Я не могу найти трутницу.
Рапсодия подошла к Джо и положила руку ей на плечо. Некоторое время Джо молча смотрела на горящие свечи, а потом с тихим вздохом уселась на кровать.
Сияние свечей принесло тепло в затхлый воздух спальни. Беспорядок отступил в тень, и настроение в комнате неуловимо изменилось. Рапсодия обняла руками колени и с улыбкой смотрела на Джо.
- Ну, тебе нравится? - спросила она, наблюдая в мерцающем пламени за глазами Джо.
Девушка не сразу ответила, удивленно разглядывая свою спальню.
- Великолепно, - тихо проговорила она, и жесткие черты ее лица разгладились. - Свет в ночи. Мне никогда не приходилось видеть ничего подобного. Быть может, так горели фонари в парке Куинси, в богатых кварталах Наварна. Однажды я пыталась провести там ночь, но после того, как служители потушили фонари, парки обошли стражники, а после встречи с ними никто не захочет ночевать в парке Куинси...
- Моя мать говорила, что даже самая обычная хижина становится дворцом в мерцающем пламени свечей, - задумчиво проговорила Рапсодия. - Теперь я понимаю, что она имела в виду.
- Могу спорить, она никогда не думала, что ты будешь жить в таком доме, - сказала Джо, заложив руки за голову и вытягиваясь на кровати. - Она бы сильно удивилась, увидев тебя здесь.
- Вовсе нет, - улыбнулась Рапсодия. - Мою мать было трудно вывести из равновесия. Ей пришлось многое пережить. Но мерзости жизни никогда не касались ее. Казалось, в ее глазах всегда горели свечи, которые не мог потушить даже самый сильный ветер.
Джо довольно долго молчала. Наконец она вытащила из-под подушки кинжал и поставила его острием на палец, пытаясь удержать на весу.
- Наверное, ты ее очень любила. Рапсодия смотрела прямо в пламя свечей:
- Да.
- И она любила тебя, не так ли? И у тебя была замечательная жизнь.
Рапсодия отметила горечь, прозвучавшую в голосе девушки.
- Да, Джо, пожалуй, ты права. Но это не помешало мне все бросить.
- Да? Выглядит довольно глупо.
- Так и было, - не стала спорить Рапсодия.
- Но почему ты так поступила?
Рапсодия стиснула висящий на шее кулон. Она смотрела на горящие свечи, пытаясь вслух произнести слова, которые еще не слышала ни одна живая душа.
- Это произошло из-за одного юноши.
- Ах вот оно что. - Джо переставила кинжал на палец другой руки. - Он был твоим первым?
- Да. И последним. С тех пор я больше никого не любила. И никогда не буду любить.
Кинжал кружился, подчиняясь ловким пальцам.
- И ты с ним убежала?
Тени вокруг Рапсодии внезапно сгустились.
- Нет. Я убежала, чтобы его найти. Но мне так и не удалось повстречать его снова. Он получил от меня все, что хотел, а потом исчез.
- Так почему же ты просто не вернулась домой?
- Этот вопрос я задаю себе каждый день.
- А теперь ты не можешь?
- Да. Теперь не могу.
Джо молча ждала продолжения. Но ее сестра больше ничего не сказала. Наконец Джо села и принялась водить лезвием кинжала по подошве сапога.
- Ну, и на что это похоже? Мать и все такое?
- Гм... Замечательно. Во всяком случае, у меня была чудесная мать. Некоторые мои подруги и их матери ненавидели друг друга. Я убеждена, что они рано выходили замуж лишь для того, чтобы побыстрее покинуть дом. Но моя мать была удивительной. Иначе и быть не могло: таких, как она, больше не было во всей деревне.
- Добрая?
- Да. Она была из лириков. Когда погибли все ее родные, ей единственной удалось уцелеть. Она вышла замуж за моего отца, и ей пришлось многое пережить, но она всегда переносила любые невзгоды с поразительной твердостью и благородством. Я никогда не слышала, чтобы она плохо отзывалась о ком-то, даже о тех, кто ее ненавидел. Более того, когда люди жестоко обращались с моими братьями, она никогда не позволяла им выказывать свой гнев. Впрочем, к тому времени, когда я появилась на свет а я была шестым ребенком в семье и единственной девочкой, - все в деревне ее любили.
- Да, она кажется особенной, - голос Джо звучал отчужденно.
- Она и была особенной. Чаще всего я люблю вспоминать, как после обеда мы сидели с нею у огня вдвоем - только она и я. Она расчесывала мои волосы и пела старинные лиринские песни, рассказывала древние легенды. Мы могли говорить с ней о чем угодно. Я вспоминаю ее всякий раз, когда сижу рядом с огнем. В некотором смысле это меня утешает. - Рапсодия замолчала, и свечи в комнате одновременно мигнули.
Джо смотрела на движущиеся по потолку тени.
- Что ж, во всяком случае, у тебя была мать, которая тебя любила. Могло обернуться гораздо хуже.
Рапсодия встряхнула головой, отбрасывая воспоминания.
- Расскажи мне о своей матери, Джо, - мягко попросила она.
- А что тут рассказывать? Я никогда ее не видела. - Джо продолжала вертеть в руках кинжал.
- Так откуда ты знаешь, что она тебя не любила? Джо уронила кинжал на пол и наклонилась, чтобы его поднять.
- Что за странный вопрос? Если бы я была ей нужна, если бы она меня любила, неужели ты думаешь, я бы не говорила о ней такие же чудесные вещи, как ты о своей матери? Я бы, наверное, помнила, как она выглядела... хотя бы. - Джо резко взмахнула кинжалом, а потом засунула его под подушку и снова улеглась на постель, закинув руки за голову.
Рапсодия встала, подошла к кровати и села у сестры в ногах.
- Вовсе не обязательно, - сказала она, стараясь поймать взгляд Джо. - Ты ведь не знаешь, почему вы расстались. Может быть, у нее не было выбора.
Джо резко села:
- Или я доставляла ей слишком много неприятностей, и она поспешила избавиться от меня. Ты тоже ничего не можешь знать, Рапсодия. Это просто замечательно, что тебе досталась прекрасная, любящая мать. Я счастлива за тебя. Но сделай одолжение - не пытайся меня переубедить, ладно? Это не поможет. Кроме того, мне гораздо легче считать, что она меня не любила. Так я могу ее ненавидеть и ни о чем не жалеть. Какой смысл думать по-другому? В любом случае, я - одна с тех самых пор, как себя помню, и это уже не изменится. В конечном счете, какое имеет значение, любила она меня или нет! - В глазах Джо появились слезы гнева.
Рапсодия обняла ее, и девушка разрыдалась. Рапсодия гладила волосы сестры и напевала песни утешения - такие тихие, что Джо даже не разбирала слов.
Очень скоро мелодия оказала действие, и Джо успокоилась, но так и осталась сидеть, уткнувшись носом в плечо Рапсодии, пока Певица мягко не отстранила ее и не взяла в руки залитое слезами лицо.
- Выслушай меня, Джозефина Безымянная. Теперь все изменилось: ты не одна и никогда больше не будешь одна. Я люблю тебя. Мы связаны неразрывными узами, и я здесь для того, чтобы сделать твою жизнь лучше.
Джо всхлипнула:
- В чем лучше?
- В чем угодно. Во всем. В том, что нуждается в улучшении. Твоя мать любила тебя - как могло быть иначе? Кто же не любит своего ребенка? Ну давай, строй мне свои вредные рожи. Правду таким способом не изменишь. Я ничего не в силах тебе объяснить, но сомнений у меня нет. Она тебя любила. А теперь в мире таких людей двое.
Некоторое время Джо смотрела на Рапсодию, потом улыбнулась. Она осторожно отстранила руки Рапсодии со своего лица и вновь улеглась на кровать.
- Ну, ты о себе очень высокого мнения, - проворчала она. - Я никогда не утверждала, что меня НИКТО не любил. - На ее лице появилась насмешливая улыбка.
В глазах Рапсодии проснулся интерес.
- В самом деле? И кого ты имеешь в виду? Ты мне чего-то не рассказала?
- Не рассказала, - со вздохом ответила Джо. - Во всяком случае, пока еще ничего не произошло. Однако я надеюсь.
- И кто же может быть этим счастливчиком? Скрестив ноги, Джо села на постели, взяла подушку и положила ее себе на живот:
- Эши.
- Кто?
- Эши. Ну, ты знаешь. ЭШИ.
- А кто такой Эши?
- Боги, Рапсодия, ты совсем сдурела? Эши! Ну тот, с красивыми волосами, из Бет-Корбэра.
Рапсодия недоумевающе посмотрела на сестру:
- Джо, я совершенно не понимаю, о ком ты говоришь! Кто такой Эши?
Джо закатила глаза:
- ТЫ ЗНАЕШЬ! Парень с... ну, вспоминай. - Она покраснела от смущения.
Рапсодия вопросительно посмотрела на нее, но потом вспомнила о встрече с незнакомцем на городском рынке.
- Ах вот ты о ком! - В глазах Рапсодии засверкали веселые искорки, она наклонилась вперед и прошептала: - Джо, уверяю тебя с полной ответственностью, что у всех мужчин есть... ну... ты понимаешь... это самое...
- Мерзавка! - Джо со смехом ударила сестру подушкой, но краска смущения не сошла с ее лица.
Рапсодия поняла, что девушку не стоит дразнить, и сменила тон.
- А откуда ты знаешь, что у него красивые волосы? - спросила она. - Если я не ошибаюсь, нам так и не удалось увидеть его лицо. Он не снимал капюшон.
- Это ТЫ не видела его лица, - поправила Джо. - А я сидела с другой стороны...
- Да уж, - сказала Рапсодия и тут же заработала новый удар подушкой.
- Мне удалось увидеть его лицо, когда он схватил меня за руку. У него волосы цвета меди, но не как у тусклых монет, а как у блестящих кастрюль, которые висят в лавках лудильщиков. И такие голубые глаза... Вот и все, что удалось заметить, - медные волосы и небесно-голубые глаза. Но мне хватило, - Она вздохнула.
- Боги, Джо, а что, если больше в нем ничего и нет? - осведомилась Рапсодия с шутливым беспокойством. - Тебе не кажется, что нужно сначала его как следует разглядеть, а уж потом заниматься поисками свадебных подарков?
Джо с вызывающим видом сложила руки на груди и погрузилась в раздраженное молчание. Рапсодия поспешила восстановить мир:
- Прости, Джо, я вела себя возмутительно. На самом деле хорошо, что ты встретила человека, который тебе понравился. Но если я не ошибаюсь, он хотел отрезать тебе руку?
- Нет, это ты хотела отрезать ему руку, - мрачно напомнила Джо. - Он мило со мной обошелся, вот и все. Давай забудем, ладно?
Рапсодия вздохнула:
- Похоже, с тобой действительно плохо обращались, моя девочка, если ты считаешь, что Эши вел себя мило. Но иногда первое впечатление оказывается самым точным. И ты считаешь, что у тебя есть шансы встретить его еще раз?
- Скорее всего, нет; - ответила Джо, спустив ноги на пол. - Однако он сказал, что навестит нас. - Она потянулась под кровать за ночным горшком.
- Что ж, посмотрим, - Рапсодия встала с кровати и направилась к двери. - Иногда случаются удивительные вещи. А пока ложись спать. Может быть, если ты хорошо отдохнешь, то в следующий раз тебе удастся незаметно забраться ему в карман. - Она подмигнула Джо и открыла дверь.
- Спокойной ночи, сестричка! - ответила Джо. Рапсодия улыбнулась, и Джо почувствовала, как ее обволакивает тепло.
- Спокойной ночи, Джо. - Певица тихо закрыла дверь и прислонилась к стене.
Когда она вернулась в темноту своей комнаты, на душе у нее стало легче, а мрак в спальне уже не казался таким гнетущим.56- ОНИ ИДУТ.
- Я знаю.
Салтар встал с каменного кресла, провел пальцами по гранитным подлокотникам. За долгие века их отполировало прикосновение множества рук. Одно из сокровищ, оставшихся с прежних времен, захваченных вместе с другими реликвиями в глубинах Скрытого Королевства, когда великое виллимское поселение-под-землей покорилось фирболгам. Но далеко не самое главное.
- ЕГО АРМИЯ ПРИБЛИЖАЕТСЯ, НО ТОГО, КОГО Я ИЩУ, С НИМИ НЕТ.
Огненный Глаз сглотнул, но ничего не ответил. Дух оказал ему огромную помощь, наделил неуязвимостью - бесценным даром в борьбе за власть, - но он одержим своими идеями, и его трудно отвлечь.
Салтар снял висевшую на шее цепь и рассеянно посмотрел на глаз, изображенный на фоне золотого огня, - символ, давший ему шаманское имя. Огненный Глаз. Так называли его болги. Это имя всегда произносили шепотом.
Амулет с изображением огненного глаза лежал на дне большого ларца в течение многих столетий. Болги Скрытого Королевства боялись даже прикасаться к нему, не говоря уже о том, чтобы надеть. Даже самые смелые охотники Огненных Кулаков старались не приближаться к нему. Только Салтару удалось набраться мужества, вынуть из шкатулки золотой знак и надеть его на шею. Он испытывал наслаждение всякий раз, когда другие болги клана с ужасом отступали перед ним.
Он никогда не задавался вопросом, почему виллимы так далеко спрятали столь могущественный предмет - под грудой тряпок вместе с парой гипсовых львов и перламутровой брошью, безделушками, к которым никто не хотел прикасаться. С того дня, как он вынул из ларя огненный глаз, времена года сменились уже двадцать раз.
Дух почти сразу же сообщил Салтару о своем существовании. Он пришел к нему в темноте, показав болгу собственное отражение и напугав до смерти. Когда он заговорил, его слова было трудно разобрать, но со временем Салтар привык к беззвучному голосу, звучащему в его сознании.
- САЛТАР!
Огненный Глаз огляделся, пытаясь разглядеть почти невидимого Призрака. Другие кланы называли его Духом. Он страшил их почти так же, как Салтар. И сейчас он говорил с шаманом - как в тот, первый день.
Тут Салтару в голову пришла новая мысль.
- Я знаю, как выманить его, - сказал он, обращаясь к окружающему его воздуху.
Тишина.
- На этот раз ты должен сражаться, - сказал Салтар, вновь надевая на шею огненный глаз. - Тогда он придет.
Воздух ощетинился, в унылых покоях Салтара повеяло жаром.
- ДА.- Эмми.
При звуках материнского голоса, зарождавшегося в самом сердце Рапсодии, ее глаза под закрытыми веками наполнились слезами. Она спала, но пыталась сохранить последние фрагменты сознания, удержать возникшее видение. Слишком часто так начинались кошмары, всякий раз заставая ее врасплох.
- Нет, - прошептала она во сне. - Пожалуйста. Ласковая рука опустилась ей на лоб.
- Не плачь, Эмми.
Она увидела улыбающееся лицо матери, неясное из-за набежавших слез. И окончательно погрузилась в сон, прошептав напоследок:
- Мама.
- Мне нравится твой дом, Эмми, особенно свечи. - Глаза одобрительно смотрели на мерцающие огоньки, которые возникали во тьме, пока она говорила. - Даже самая обычная хижина становится дворцом в мерцающем пламени свечей.
- Мама...
- Подойди ко мне, я расчешу твои волосы у огня.
Рапсодия ощутила: на ее лицо пролилось тепло. Она встала и последовала за матерью к очагу. Яркое пламя весело трещало в камине.
Нежные руки погладили ее по голове, потом она почувствовала прикосновение жестких зубцов гребня.
- Ты помнишь, дитя?
- Да, - прошептала она, давясь слезами. - Мама...
- Ш-ш-ш. - Мать потянулась к огню. - Вот, дитя мое, протяни руку. Я не могу достать его для тебя. Он не позволит. Ты должна это сделать сама.
Рапсодия потянулась к ревущему пламени, ощущая жар, но боли не было. Ее рука коснулась чего-то гладкого и холодного, и она вытащила его из огня. Пламя тут же погасло, но огонь продолжал ласково обнимать клинок, который она держала в руке.
- Звездный Горн, - прошептала она.
- Таким он был в прошлом, до того как его забрали с нашей земли, от света звезды Серен. Посмотри, каким он был тогда.
Рапсодия повернула меч, провела пальцами по серебристому клинку.
- Он выглядит точно так же.
- Смотри внимательнее.
Рапсодия снова повернула меч. На рукояти горел маленький сине-белый огонек, более яркий, чем солнечный луч. Его удерживали серебряные зубцы.
- Этого огонька больше нет, - сказала Рапсодия. - Между зубцами ничего нет. А что он такое?
- Кусочек звезды Серен. Источник огромной силы, магии стихий, дошедший до нас из Преждевременья. Твоей звезды, Эмми.
- АРИЯ, - прошептала Рапсодия, - моя путеводная звезда.
- Да, - сказала мать. Она показала в темноту над их головами, где сияла Серен, как это было когда-то. - Я рассказывала тебе об этом очень давно, дитя. Если ты найдешь свою путеводную звезду, то никогда не собьешься с пути, никогда. Ты забыла.
- Нет, мама, нет. Я помню. - Рапсодии стало трудно дышать.
- Тогда почему же ты сбилась с пути?
- Я потеряла звезду, мама. Я потеряла Серен. И Серендаира больше нет. Он мертв уже тысячу лет.
- Нет земли, но звезда осталась.
- Мама...
- Смотри, дитя. - Мать показала на небо.
В далеком мраке у них над головами от Серен откололся маленький кусочек и промчался по небу. Бесконечно маленькая падающая звезда. И в этот же миг померк огонек на рукояти меча, зубцы вновь опустели.
Рапсодия посмотрела туда, куда показывала мать: казалось, падение звезды подчиняется ее руке.
Рапсодия вдруг увидела в темноте стол, на котором лежал мужчина. Его тело скрывало облако мрака. Рапсодия смогла разглядеть лишь очертания. Крошечная звезда упала на тело, которое тут же ослепительно засияло. Потом яркое сияние померкло, сменившись тусклым свечением. Рапсодия похолодела, вспомнив видение в Доме Памяти.
- Вот куда попал твой кусочек звезды, дитя, на добро или зло. Если ты сможешь найти свою путеводную звезду, ты никогда не собьешься с пути, никогда.
Даже во сне Рапсодия понимала, что в ее видении что-то неправильно. Обычно ее сны о родителях и других людях из прошлого были связаны с воспоминаниями. Видения о будущем обычно не имели отношения к тем, кого она любила и кто погиб во время катаклизма. Но сейчас мать рассказывала ей о том, чего не могла знать.
- Откуда ты это знаешь, мама?
Рапсодия ощутила тепло обнимающих ее материнских рук.
- Я сама и то, что я тебе говорю, - твои собственные воспоминания. Просто ты их еще не знаешь. Если ты сможешь найти свою путеводную звезду, ты никогда не собьешься с пути, никогда.
Светящееся тело на алтаре померкло и исчезло.
- Я больше не вижу его, мама. Почему?
- Дело не в том, что он есть, - дело в том, что на нем надето.
Рапсодия повернулась, запутавшись в одеялах. Я не понимаю.
- Оглянись.
Рапсодия повернулась еще раз. Во тьме парили три глаза. Два, обведенные кровавыми кругами, сияли на темном лице. Третий висел под ними, в самом центре ослепительной сферы пламени. Она начала дрожать.
- Мама?
- Запомни, что я сказала, Эмми: дело не в том, что он есть, - дело в том, что на нем надето.
Пылающая сфера стала увеличиваться в размерах, заполняя собой все вокруг. Рапсодия оглянулась в поисках матери, но ту поглотило пламя. Объятая ужасом, Рапсодия протянула руки:
- Мама!
Ее мать продолжала улыбаться, даже превращаясь в пепел. Наконец осталось только пламя.
- Твоя семья погибла в огне, Эмми.
- Мама!
- Огонь силен. Но звездный огонь рожден прежде всех стихий. Он - самая могущественная стихия! Воспользуйся звездным огнем, чтобы очистить себя и мир от ненависти, овладевшей нами. Тогда я смогу обрести покой до нашей следующей встречи.
- Мама, нет! Пожалуйста, вернись!
- Дело не в том, что он есть, - дело в том, что на нем надето.
- Рапс?!
- Нет, - простонала Рапсодия, протягивая руки в темноту, отчаянно цепляясь за уходящий сон. - Мама!!!
- Рапс, с тобой все в порядке?
Рапсодия села на кровати, вытирая рукавом ночной рубашки льющиеся по лицу слезы. В дверном проеме выделялся силуэт Джо, отбрасывающий длинную тень.
- Да, - быстро ответила Рапсодия. - Извини, милая! Кажется, я тебя разбудила?
Джо вошла в спальню, присела на кровать и обняла Рапсодию:
- Нет, меня разбудил Грунтор. Ты нужна им внизу, в больнице.57ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ-БОЛГИ продолжали приносить раненых, когда появилась Рапсодия вместе со своей медицинской сумкой. Она даже не стала переодевать ночную рубашку и перевязывать рассыпавшиеся по плечам волосы. Грунтор как раз укладывал одного из солдат на койку.
- Грунтор, с тобой все в порядке? Что случилось? Сержант снял с несчастного кожаный нагрудник, под которым оказалась ужасная рана от горла до пояса.
- Ой в порядке, дорогая, но Уарти сильно пострадал. - Грунтор был встревожен.
Они быстро поменялись местами, и Рапсодия раскрыла свою сумку. У них уже выработался определенный порядок действий, и они работали на удивление слаженно. Однако никогда еще не было такого количества раненых.
- Чистый компресс и зимолюбку, пожалуйста, - сказала Рапсодия Кринсел - повивальной бабке. Та молча кивнула и исчезла.
Грунтор помрачнел еще сильнее. Он узнал лекарственное растение, которое применялось для облегчения боли умирающим.
- Значит, ему конец, герцогиня? Рапсодия печально улыбнулась своему другу.
- Боюсь, что да, Грунтор. У него повреждено сердце. - Она взяла ткань, которую принесла повивальная бабка, и приложила ее к груди солдата, чтобы остановить кровотечение. - Нужно устроить его поудобнее, пока мы будем помогать остальным.
- Первая Женщина! - прошептал раненый болг. Рапсодия погладила его по лицу:
- Я здесь.
- Это Огненный Глаз и его клан.
Глаза Рапсодии наполнились сочувствием, хотя она не поняла, о чем говорил болг.
- Отдыхай, - тихо сказала она.
Умирающий быстро заморгал, стараясь сфокусировать взгляд на ее лице.
- Огненный Глаз... так зовут его болги... но его настоящее имя... Салтар.
Она взяла зимолюбку у Кринсел.
- Я расскажу королю.
- Первая... Женщина...
Она приложила растение к ране.
- Да? - тихонько проговорила она, видя, как жизнь покидает болга.
- Будто... восход солнца... вы. - Глаза раненого остекленели.
У Рапсодии перехватило горло, она наклонилась, поцеловала потный лоб, почувствовав, как разглаживаются на нем морщины. И начала тихонько напевать лиринскую Песнь Ухода, которую поют у погребального костра, чтобы облегчить разрыв с землей и путешествие к свету.
Однако оглушительный шум и крики прервали песню. В палату вносили все новых и новых раненых. Казалось, им не будет конца.
- О боги! - воскликнула Рапсодия.
Их были сотни, кровь ручьями лилась на пол, жуткий запах горелой плоти наполнил воздух. Рапсодия соскочила с койки и устремилась к центру зала.
Акмед стоял в коридоре, отдавая приказы тем солдатам, которые еще держались на ногах. Они распределяли раненых по степени тяжести ран. Умерших тут же уносили прочь.
Рапсодия положила руку раненого солдата себе на плечо и повела туда, где было свободнее и потише, знаком подозвав на помощь Грунтора.
- Что произошло? - спросила она, сняв с раненого болга доспехи. И заметно вздрогнула, когда увидела, какое ранение он получил.
- У нас были обыкновенные маневры, - ответил великан, накладывая жгут на ногу болга.
- Да, я вижу...
- Ой говорит серьезно, герцогиня, - резко ответил Грунтор. - Все как обычно: новобранцы впереди, опытные солдаты за ними. Мы углубились в Скрытое Королевство. Уарти и Ринграм взяли небольшой отряд и пошли на разведку. Видела бы ты тех, кого мы не принесли обратно! Раненых совсем немного.
Рапсодия сокрушенно покачала головой, продолжая накладывать повязку.
- Рапздии!
Певица подняла голову. Увидела дрожащую Кринсел. И оцепенела: Кринсел, одна из самых суровых и крепких повивальных бабок, никогда раньше открыто не проявляла своих чувств. Теперь она была охвачена паникой.
Рапсодия быстро поднялась на ноги и крепко сжала руку Кринсел.
- Пойдем.
Рапсодия и Грунтор последовали за нею, переступая через тела раненых и умерших.
Кринсел подвела их к группе солдат, лежащих в углу зала. Запах горелой плоти сводил с ума, и Рапсодии пришлось закрыть лицо, чтобы защитить легкие от чудовищной вони.
У каждой жертвы имелись глубокие рваные раны, покрывающие грудь, живот и лицо. Глаза Рапсодии широко раскрылись.
- Акмед! - крикнула она, наклоняясь к раненым, чтобы проверить, бьются ли их сердца.
Лишь один из них продолжал отчаянно цепляться за жизнь.
Король мгновенно оказался рядом. Грунтор переворачивал тела, внимательно рассматривая их.
Рапсодия осторожно смочила рану единственного болга, который был еще жив, настоем тимьяна и очищенной водой. Рана была широкой и глубокой, но ее края не кровоточили. Казалось, ее прижигали острым раскаленным железом. Она до сих пор дымилась.
Акмед присел рядом с Рапсодией.
- Что ты об этом думаешь?
- Не знаю. Раны, нанесенные Звездным Горном, имели похожий вид, - ответила девушка, продолжая накладывать повязку.
Болг застонал, и она убрала руки.
- Только они были более глубокими и не такими широкими, - уточнил Акмед.
- Вроде как удары когтей, - сказал Грунтор. Рапсодия посмотрела на Кринсел: казалось, еще немного, и та упадет в обморок.
- Кринсел, что это такое? Ты знаешь, как и чем нанесены удары?
Женщина-болг кивнула, судорожно сжав кулаки:
- Это Призрак. Призрак Огненного Глаза.Только к вечеру следующего дня Рапсодия ушла из больницы. Тела погибших отнесли к склепу возле большой кузницы. За эти часы удалось разместить всех раненых, обработать и перевязать их раны. Целительницы и повивальные бабки бесшумно сновали среди жертв сражения, ухаживая за ними ничуть не хуже, чем филиды в лечебнице Каддира.
Джо не расставалась с Грунтором, который отказался оставить своих раненых солдат. В глазах могучего фирболга появилось выражение, которое Певице уже приходилось видеть раньше, в старом мире. Только теперь старого сержанта охватили гораздо более сильные чувства. Рапсодия пыталась утешить его, но ничего не вышло: великан все больше мрачнел и уходил в себя. Наконец она пришла к выводу, что ему необходимо побыть одному, и ушла, попросив Джо присмотреть за ним.
И хотя больше всего на свете ей хотелось оказаться в горячей ванне, Рапсодия направилась прямиком к туннелю, ведущему в Проклятую Пустошь.
Приближалась ночь. Темнота атаковала бледное небо, заляпанное алыми ладонями заката. Клубящиеся облака по широкой спирали уходили к горизонту, зеркально отображая беспорядок, воцарившийся на земле за прошедший день. Рапсодия механически пропела свои вечерние молитвы, не находя утешения в знакомом ритуале.
Она нашла Акмеда там, где и ожидала, - у входа в туннель, возле каньона и Пустоши, в том самом месте, где он впервые обратился к своим подданным. Его ноги свисали над пустотой, уходящей на тысячу футов вниз, а взгляд был устремлен вдаль.
Рапсодия молча села рядом, глядя в наступающую темноту. Они вместе смотрели, как солнце зашло за край мира, словно ему было стыдно задерживаться в небе хотя бы на мгновение дольше предписанного. С наступлением тьмы поднялся холодный ветер, разметал волосы Рапсодии, завыл и застонал в каньоне.
Когда тьма окончательно воцарилась над страной фирболгов, Акмед сказал:
- Благодарю тебя за то, что не попыталась наполнить тишину словами сочувствия.
Губ Рапсодии коснулась мимолетная улыбка, но она ничего не ответила. Акмед вздохнул:
- Грунтор все еще молчит?
- Да, пока молчит.
Акмед задумчиво кивнул, его разум отправился на другую сторону Времени.
- Ему уже приходилось переживать нечто подобное, только тогда все было еще хуже. Он справится.
- Обязательно справится, - согласилась Рапсодия. - Один из твоих офицеров успел мне кое-что сказать перед смертью.
Акмед повернулся к ней:
- И что же?
Она убрала с лица прядь волос, которую плачущий ветер швырнул ей в глаза.
- Он назвал имя Огненного Глаза. Его настоящее имя, как мне кажется...
Взгляд Акмеда сразу стал внимательным, но он промолчал. Рапсодия кашлянула и с беспокойством огляделась по сторонам.
- Он сказал, его зовут Салтар.
- Да, я знаю.
- И оно тебе ничего не напоминает?
- Напоминает. Тсолтан.
Рапсодия выдохнула, ее нервное возбуждение стало спадать.
- Должна признать, меня не удивило, что ты знал.
- На самом деле я не знал. Просто ожидал чего-то похожего. С того самого дня, как мы выбрались из Корня. - Акмед посмотрел в сторону Пустоши. Темный кустарник колыхался под порывами холодного ветра. - Ирония Вселенной всякий раз умудряется меня удивить, - сказал он, и Рапсодии показалось, что он обращается к самому себе.
Однако в его голосе она не услышала привычного сарказма. Король поднял с земли камешек и принялся задумчиво гладить его тонкими пальцами.
- Поясни, что ты имел в виду, - мягко попросила Рапсодия.
Акмед вновь посмотрел вдаль, словно пытаясь разглядеть прошлое.
- Всю свою сознательную жизнь я был хищником. И очень неплохим, если уж на то пошло. Меня вырастили в ответ на безжалостное уничтожение моего народа, предпринятое ф'дорами, поэтому я, в свою очередь, стал безжалостным. При рождении я получил дар - связь с кровью, который позволял мне быть Братом всех людей. И я использовал свой дар во имя Смерти. Я жил один и проливал кровь, вместо того чтобы позволить ей связать меня с остальными. Я искал биение сердца врага, следовал за ним и неизменно находил. Мое приближение было столь же неотвратимым, как движение Времени, Рапсодия. Только в море могли мои жертвы найти спасение. И никому не удавалось скрываться вечно. - Акмед вздохнул. - А теперь я оказался здесь, по другую сторону Времени. Я все бросил, лишился природного дара и бежал, тщетно пытаясь спастись от преследователя, против которого у меня не было ни единого шанса, - себя. Ведь именно от себя я пытался сбежать. Мой враг владеет моим именем. Я был его сообщником, помогая себя найти. Ф'доры, как и я, никогда не дают своей жертве уйти. Ф'дор либо выиграет сражение, либо, проиграв, овладеет победителем, сделав его своим новым вместилищем. Таким образом, он побеждает в любом случае. И гораздо лучше принять смерть от его рук, чем позволить ему жить в твоем теле. Между нами в любом случае уже существует связь. Мне следовало бы понимать, что этот мир недостаточно велик, чтобы спрятаться и от него, и от себя. Лавина приближается, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить ее.
Рапсодия промолчала, но ее рука скользнула вниз по плечу Акмеда, а потом сжала его тонкие пальцы. Акмед посмотрел на их сплетенные руки.
- А потом появилась ты, Рапсодия, и все переменилось. Мой мозг наполнился твоей непрестанной болтовней, я отвлекся и поверил, будто моя связь с ф'дором разорвана, будто мне удастся убежать от него. Но я не должен был верить надежде - ведь я несу неизбежность в самом себе. И он обязательно найдет меня - теперь это лишь вопрос времени. - Он бросил камешек в каньон.
- Но ты не знаешь наверняка, что это случится, - негромко проговорила Рапсодия. - Быть может, ты ошибаешься. Возможно, ты все еще хищник, Акмед. Возможно, тебе суждено встретиться с ним лицом к лицу и убить его. Возможно, он станет твоей последней жертвой. Но в одном ты прав: ты больше не можешь бежать. Он все равно найдет тебя, рано или поздно. На твоем месте я бы не стала поворачиваться к нему спиной.
- Лицемерные слова человека, который не понимает, какие последствия будет иметь для меня такая встреча, - угрюмо проговорил Акмед, выдергивая руку из пальцев Певицы.
- Возможно, ты ошибаешься. Но я знаю, какие последствия такая встреча может иметь для меня. Я могу потерять единственную семью, которая у меня есть. Вредного брата. - Она заметила, как в его глазах загорелся огонь. - Тебе не понять, как я боюсь, что со мной это произойдет еще раз. Но, невзирая на последствия, я, как и Грунтор, готова встретиться с ним, встав рядом с тобой плечом к плечу. Мы - одна семья.
Она улыбнулась, и Акмед ощутил, как его сердце устремляется к ней навстречу. Попытка замкнуться в себе опять не удалась.
- Ты слышал, что болги говорят о Призраке Огненного Глаза? - спросила она.
- Да.
- Что все это значит? Если демонический дух Тсолтана уцелел после гибели Серендаира и пришел сюда, вселившись в одного из намерьенов, покинувших остров на последнем корабле, могли ли они его распознать?
Акмед покачал головой:
- Сомневаюсь, хотя необходимо признать, что правила изменились, и нам следует иметь в виду: прежние законы могут здесь не работать. Обычно ф'дора невозможно увидеть, когда он вселяется в человека, хотя иногда удается уловить легкое присутствие отвратительного запаха. Но такое случается очень редко. Вот почему они так опасны.
- Тогда что здесь происходит? Акмед встал и стряхнул песок с одежды:
- Понятия не имею. Ясно одно - они пользуются темным пламенем. Вот откуда такие страшные раны. Болги считают, что Призрак есть часть магии Салтара, таинственная защита, которая делает его неуязвимым, позволяя всякий раз одерживать победу.
- Значит, мы не можем его убить? Нам предстоит сражаться с человеком, одержимым демоном?
- Не знаю. - Акмед взял ее за руку и помог подняться. - Я не собираюсь рисковать. Мне необходимо самому встретиться с Огненным Глазом, Рапсодия. Существует древний дракианский ритуал, называющийся Пленение. Он заставляет дух демона оставаться на месте, лишая его возможности покинуть тело, в которое он проник. Если в теле Огненного Глаза сидит ф'дор, то умрут сразу и человек, и демон. Самое трудное - не убить его до тех пор, пока не завершен ритуал. Но если ф'дора в нем нет, ритуал теряет смысл.
- А ты можешь его найти?
Акмед прислонился к стене туннеля и закрыл глаза. Далеко внизу раскинулся каньон - между утесом, на котором они сидели, и Пустошью. Второе зрение Акмеда устремилось вперед, в расселину, набирая скорость над обширными пространствами Пустоши, мимо высоких стен Кралдуржа и широких полей, ждущих весенних посевов.
Он не раз здесь побывал с Грунтором в поисках новобранцев. Теперь эти земли стали его владениями.
Он проносился над древними виноградниками и пологими холмами, рассеченными рекой. Он мчался через лес, между холмами, когда-то принадлежавшими наинам и гваддам - намерьенским расам, решившим жить под землей... Все быстрее и быстрее - мимо густых лесов, где верные Гвиллиаму лирины некогда построили свои дома.
Потом он оказался в Проклятой Пустоши, пролетел мимо развалин намерьенских городов и сторожевых башен. Земля здесь была богатой, темной и нетронутой, население скрывалось в лабиринте туннелей, уходящих к далеким горам.
Он мчался все дальше и дальше, между горными перевалами и туннелями, следуя их неожиданным поворотам, пока не оказался в огромной пещере. Второе зрение Акмеда остановилось перед болгом, спящим на широкой каменной кровати с истлевшим матрасом. Обведенные кровавыми кругами глаза шамана открылись и посмотрели на дракианина. Затем видение потускнело и исчезло.
Акмед вздохнул и очнулся. Он невольно улыбнулся, увидев нетерпение в блестящих зеленых глазах Рапсодии.
- Я точно знаю, где он находится, - сказал Акмед. - Впрочем, обо мне теперь он может сказать то же самое.58- У ТЕБЯ КАКИЕ-ТО ТРУДНОСТИ, твоя светлость?
Рапсодия возилась с наручем, надевая латы, которые подарил ей Акмед.
- Никаких, - ответила девушка, выворачивая руку, чтобы свести вместе края застежки. После нескольких неудачных попыток она все же обратилась за помощью к Грунтору. - Застегни, пожалуйста... Я позаботилась о том, чтобы Джо смогла хорошенько разглядеть самые страшные жертвы Призрака Огненного Глаза. Она с готовностью согласилась помочь в больнице. Более того, она даже вызвалась присмотреть за моими внуками.
Грунтор быстро справился с застежкой и улыбнулся, но его глаза остались серьезными.
- Хорошо. Во всяком случае, она будет в безопасности. А ты своего мнения не изменишь, герцогиня?
Рапсодия похлопала его по плечу - Нет.
- Ну, тогда Ой рад, что ты с нами. Помни, чему тебя научил мудрый старый Ой.
- Конечно. И еще совет Акмеда: "Ты можешь получить ранение, так что будь готова заранее. Опусти подбородок, тогда у тебя есть шанс вовремя заметить опасность".
Король фирболгов улыбнулся под своей вуалью:
- Готовы?
Рапсодия встала рядом с Акмедом у выхода из тоннеля. Живое море болгов заполнило весь каньон. Десятки тысяч воинов горели желанием отомстить. Их число постоянно увеличивалось, прибывали все новые бойцы - и мужчины, и женщины.
- Ты уверен, что сумеешь удержать их под контролем? - с беспокойством спросила Рапсодия.
- Нет, - весело ответил Грунтор. - Однако Ой знает, кто будет виноват, если их разобьют.
Лошади нетерпеливо гарцевали на месте. Рапсодия вдруг представила себе свои глаза - в них наверняка отражается такое же волнение, как и у животных.
Даже с высоты в тысячу футов смотреть на болгов было страшновато. Теперь, когда правитель и его спутники спустились в каньон, возникало ощущение, будто они оказались в самом центре урагана.
Рапсодию со всех сторон окружали болги, которым хотелось побыстрее вступить в сражение, Пахло потом. Ярость боя копилась в десятках тысяч глаз, и Рапсодии стало не по себе.
- Кто-нибудь видел болгов из племени Горные Глаза? - спросил Акмед у Грунтора. Тот отдавал приказы, сидя верхом на Рокслайде - мощном боевом жеребце, подарке лорда Стивена.
- Нет. Ой не думает, что они настолько глупые. Они не рискнут нападать на нас сейчас. - Довольным взглядом Грунтор обвел каньон.
Рапсодия отодвинула ногу в сторону, чтобы один из болгов смог подтянуть подпругу ее кобыле.
- Огненные Кулаки - это Глаза или Потрошители? - спросила она.
- Потрошители, - в один голос ответили Акмед и Грунтор.
- Тогда почему их вождь носит имя Огненного Глаза? Разве вожди болгов не вставляют название клана в свое имя?
Акмед соскочил с коня и встал рядом с девушкой, чтобы им было удобнее разговаривать - вокруг стоял оглушительный шум. Рапсодия наклонилась к нему с седла.
- На самом деле все кланы в Скрытом Королевстве - Потрошители. Имя шамана связано с кровавыми кругами вокруг глаз. Изредка благодаря этому признаку удается узнать ф'дора, но круги возникают не всегда и быстро пропадают. Они появлялись в твоих видениях, не так ли?
Рапсодия кивнула.
- Вполне возможно, что он использует тот же... священный знак, который мы видели в базилике Бетани. Знак Тсолтана, - добавил Акмед.
Рапсодия вспомнила видение своей матери - последний ночной кошмар. Но реальность стала хуже кошмара.
- Наверное, так и есть, - признала она. - Кажется, нечто похожее мне удалось разглядеть в своем видении.
- Я ничего особенного не разглядел. Он лежал в постели. Однако это ни о чем не говорит - едва ли он станет вышивать свой знак на простынях. Не знаю, есть ли символ на его церемониальных одеяниях.
Акмед схватил уздечку кобылы и отвел в сторону - рядом началась потасовка трех болгов-арбалетчиков. Грунтор отвесил одному из них крепкую затрещину, рявкнул на остальных, и болги быстро заняли свои места в строю.
- Помни, что я говорил тебе о ритуале Пленения, - предостерег Акмед. - Не наноси решающего удара до тех пор, пока не будешь уверена, что он пленен.
Шум стал таким громким, что отвечать было бесполезно, поэтому Рапсодия просто кивнула. Акмед похлопал ее по колену и вскочил в седло.Долгий путь к Скрытому Королевству оказался очень тяжелым. Рапсодия изо всех сжимала коленями бока лошади, стараясь удержаться в седле.
Они ехали во главе бесконечной колонны фирболгов. А с гор спускались все новые и новые отряды, одинокие охотники, отцы с сыновьями... Вскоре Рапсодии стало казаться, что сами горы шествуют вслед за Акмедом. В ее памяти вдруг всплыл его голос, полный волнения и скрытой силы, когда он впервые обращался к своим подданным с высокой скалы над каньоном, а внизу курились бесчисленные костры. "Сейчас вы - лишь осколки одной кости. Вы раздроблены и лишены силы. Любое движение вызывает у вас боль, но не достигает цели. Присоединяйтесь ко мне, и мы станем горой, способной двигаться вперед".
Все случилось именно так, как он предсказывал.
Она услышала оглушительный бас Грунтора, который запел походную песню.Говорили мне, что месть
Правильней холодной есть.
А я горячее люблю! У! У!
Вот приду я за тобой,
Распрощаешься с рукой,
Ее свежей я сжую! У! У!Тысячи хриплых голосов тут же подхватили припев:Твои кости обдеру,
Вкусный мой дружок,
Твое мясо я сожру
С головы до ног.
Съем тебя, как колбасу,
Папа с мамой не спасут!Жуткое эхо проносилось по ущельям. Низкий и сочный звук песни производил сильное впечатление, несмотря на то, что слова были, конечно, дурацкие. В хриплых голосах чувствовалась мощь, и Певица ощущала энергию, рвущуюся из глоток фирболгов.
Она присоединила к песне свой голос, стараясь усилить звук. Неожиданно песня стала громче, ее подхватывали все новые и новые болги.
Дрожь страха и возбуждения пробежала по телу Рапсодии. Она посмотрела на Акмеда, который ответил ей улыбкой. Грунтор затянул новую песню, жуткую балладу о жестоком сражении. Впрочем, Певица видела, что он не испытывает удовольствия, которое обычно вызывало у него пение. Рапсодия знала, что он близко к сердцу принял гибель своих солдат и наверняка планировал такую месть, которая заставит ее содрогнуться. Она сжала зубы, готовясь к самому худшему.В течение первых трех дней пути армия продолжала расти. Пришло много болгов с полей и лесов. Когти, Глаза и даже несколько кланов Потрошителей с радостью вливались в марширующую колонну, как только понимали, что мимо них шагают фирболги, а не началось землетрясение.
По ночам разбивали лагерь, разводили огромные костры и продолжали распевать воинственные гимны. Рапсодия смотрела, как огромные тени от костров ложатся на склоны далеких холмов, а клубы дыма уносятся в темное небо, где висят бесстрастные звезды.
К концу четвертого дня начались первые стычки. Болги, стремительно атакующие с холмов или из развалин заброшенных намерьенских селений, стремились нанести королевской армии максимальный урон. Подобные попытки не производили на колонну никакого впечатления, и храбрецов уничтожали, даже не сбавляя шага.
На пятый день все изменилось.
Предыдущей ночью, в свете пылающего костра, Акмед предупредил, что они находятся на территории Огненных Кулаков. И хотя армия такого размера противнику не по зубам, все же следовало остерегаться многочисленного и коварного клана, умеющего мастерски устраивать засады.
Враги продемонстрировали свои способности уже на восходе солнца. Войска Акмеда, давно начавшие есть корни и печень для улучшения ночного зрения, заметили их приближение. Огненные Кулаки напали под прикрытием серого утреннего тумана. Они разделились на две волны. Внешняя широким кольцом охватила армию Акмеда, расположившуюся посреди заброшенного города. Внутренняя атаковала со всех сторон, неожиданно появившись из многочисленных туннелей, разбросанных по всей территории города. В руках у атакующих были факелы.
- Продольный огонь! - взревел Грунтор.
Силы Акмеда разделились на две колонны и принялись осыпать арбалетными стрелами наступающих Кулаков. Вымуштрованные Грунтором фирболги действовали удивительно слаженно.
По внешнему периметру со всех сторон взметнулся огонь: враг поджег нефть и смолу. В воздухе повис удушливый дым. Путь к отступлению был отрезан.
Грунтор повернулся к Рапсодии.
- Пой! - закричал он.
Отмахиваясь от отвратительной пелены, она начала боевую песнь, которую они не раз пели вместе. Ритм песни соответствовал биениям сердец болгов, воспламеняя их кровь. Дикий рев разнесся над равниной, разгоняя нечистый черный дым и ослепляющий жар. Королевские войска, воодушевленные песней, сделали еще один залп и пошли в контратаку.
Из дымного облака вынырнул Акмед, протягивая к Рапсодии руки:
- Слезай. Нам необходимо укрыться в пещере, прежде чем огонь окружит нас, а дым отрежет путь к отступлению.
Он стащил Певицу с лошади и схватил ее за руку. Вместе они побежали мимо сражающихся болгов. Почти сразу рядом возник Грунтор. Его ноздри раздувались от ярости. Он разбрасывал солдат Огненных Кулаков, круша все на своем пути Салютом, своей любимой секирой. Великан остановился рядом с Рапсодией и Акмедом, защищая их от ударов.
- Мы уходим? - задыхаясь, спросил он.
Сквозь пылающий ад Акмед показал на едва заметное отверстие.
- Туда. Там вход, - сказал он.Глаза Салтара были закрыты, а руки нервно подергивались.
- Они идут, - сказал он.
В огромной темной пещере эхо подхватило его слова, потом наступила тишина.
Обведенные кровавыми кругами глаза в тревоге открылись.
- Ты меня слышишь? Я сказал, они идут.
Дуновение холодного тумана оставило на его лице влажный след, и он не понял, то ли у него на лбу выступил пот, то ли его коснулся Призрак.
- ЕГО НЕТ С НИМИ.
Огненный Глаз схватил виллимский меч, вторую из самых драгоценных вещей, которыми он владел. Он не ожидал, что ему придется воспользоваться им.
- Что ты хочешь сказать? Конечно, он здесь! Они уже близко, они идут!
- Я ЕГО НЕ ВИЖУ. ТОГО, КОГО Я ИЩУ, С НИМИ НЕТ.
Салтар разразился ругательствами, отвратительными даже по стандартам болгов.
- Ты должен мне помочь! - задыхаясь, сказал он. - Ты должен сражаться!
Ответом ему было только эхо.Акмед остановился у стены огня. По другую сторону скалились многочисленные болги клана Огненные Кулаки, передовой отряд, оставленный для защиты прохода. Король подвел Рапсодию к самому огню.
Она сделала глубокий вдох и обнажила меч. Звездный Горн стремительно вылетел из ножен, и его звонкий клич разнесся над ревом огня и шумом сражения. Она поднесла клинок к лицу. И, закрывая глаза, успела заметить, как самодовольное выражение на лицах болгов из клана Огненные Кулаки сменилось паникой.
- СЛИПКА,- пропела она. - ИСЧЕЗНИ. Стена огня перед ними мгновенно пропала.
С оглушительным ревом Грунтор бросился вперед, нанося Салютом могучие удары. В считанные секунды Секира сокрушила нескольких недостаточно ловких врагов, не успевших отскочить в сторону. Дорога была открыта. Грунтор приостановился, чтобы вытащить шип Салюта, застрявший в теле противника, и вбежал в проход. Акмед и Рапсодия последовали за ним.
Рапсодия слегка замедлила бег, чтобы вложить меч в ножны. Она слышала топот ног за спиной - это солдаты вбежали за ними в пещеру. Ей не удалось определить, друзья это или враги.
Неожиданно путь им преградили воины Огненных Кулаков, вооруженные древними мечами и копьями. Акмед вытащил свой длинный тонкий меч, который Рапсодия видела в Доме Памяти. Она оглянулась.
В туннеле начался рукопашный бой - болги рубились с болгами, кровь ручьями лилась на землю. Когда она вновь посмотрела вперед, стража уже валялась на полу пещеры.
- Пойдем, - сказал Акмед, опять хватая ее за руку.
Грунтор несся впереди, все дальше углубляясь в пещеры - туда, где когда-то находился город намерьенов. Ноги топотали в такт биению сердца Рапсодии. Она чувствовала, что силы у нее на исходе: все-таки она успела сильно надышаться дымом.
Акмед неожиданно остановился, больно рванув ее за руку.
Перед ними стоял невысокий болг, примерно одного роста с Акмедом. В узловатой жилистой руке он держал намерьенский меч. Его тело скрывало рваное одеяние, волосы на голове торчали в разные стороны, словно их растрепал сильный ветер. Под изборожденным морщинами лбом выделялись обведенные красными кругами глаза. Рапсодия ни на мгновение не усомнилась, что в этих глазах плещется страх.
Акмед стоял прямо перед ним. Он закрыл глаза и слегка приоткрыл рот. Рапсодия положила ладонь на рукоять Звездного Горна, а Грунтор бросил Салют и вытащил Рубало. Акмед начал ритуал Пленения.
Из его горла вырвались четыре отдельные ноты; пятая прошла через нос. Казалось, пятеро разных певцов принялись одновременно что-то скандировать. Потом он начал прищелкивать языком.
Огненный Глаз изумленно заморгал.
Акмед поднял правую ладонь, открытую и застывшую в непреклонном жесте. Левая рука медленно поднималась вверх, пальцы шевелились, отыскивая следы ф'дора. Древняя практика дракиан вступила в действие.
И... Акмед ничего не чувствовал. Нигде не было даже намека на ф'дора.
Глаза Салтара прояснились, лицо исказила ярость. Со злобным рычанием он прыгнул вперед и нанес удар мечом, целясь в незащищенную шею Акмеда. Грунтор испустил такой вопль, что Рапсодия на мгновение оглохла. Он отшвырнул в сторону своего короля, и удар меча пришелся великану в грудь.
Салтар сделал новый выпад и увернулся от ответного удара Грунтора. Великан удивленно открыл рот. Огненный Глаз предвидел его намерения, что было совершенно невозможно.
- Стой спокойно, маленький дерьмоед, - пробормотал Грунтор, нанося новый удар.
Салтар вновь сумел отразить страшную атаку великана. Пот заливал его лицо, смешиваясь с кровавыми слезами. Грунтор зашипел от ярости.
- Ублюдок знает, что Ой хочет сделать, прежде, чем Ой это делает! - прорычал он.
Он поднял меч, зная, что Салтар постарается парировать удар, и, собрав все силы, обрушил Рубало на клинок Салтара. Меч болга переломился, его глаза округлились, но клинок Грунтора уже сделал свое дело - голова Огненного Глаза покатилась по полу пещеры.
Ошеломленная Рапсодия отступила на шаг. Тело Салтара упало вперед и ударилось об пол со странным лязгающим стуком. Голова сделала несколько оборотов на полу и остановилась. Безжизненные глаза равнодушно смотрели в потолок пещеры, поблескивая в сиянии Звездного Горна.
Акмед склонился над головой Салтара:
- Странно, краснота вокруг глаз исчезла.
- Дух демона, - дрожа, проговорила Рапсодия, - где он? Тебе удалось его пленить?
- Его тут не было, - ответил Акмед, разглядывая мертвые глаза.
Из-под одеяний обезглавленного тела выпал талисман. Золотой круг лизали металлические языки огня. Кто-то много лет назад выковал амулет так, чтобы он напоминал объятую пламенем Землю. В центре круга сверкала спираль из красных самоцветов и одинокий глаз, в котором отражался свет Звездного Горна.
Грунтор в ужасе отпрянул:
- Это он, сэр! Тот самый!
Акмед сделал шаг вперед. Рапсодия быстро оглянулась, но ничего не заметила в темноте. Враги у входа, не обращая внимания на гибель своего шамана, продолжали сражаться. Неожиданно в пещере сгустился холодный туман.
А Грунтор закричал, вселив в Рапсодию ужас. Это был не боевой клич, леденящий душу, и не оглушительный хохот, который издавал великан, охваченный азартом боя.
То был крик боли.
Страшный удар поразил глаза великана. Казалось, воздух уплотнился. Рапсодия бросилась другу на помощь, но ее отбросило назад мощным порывом ветра.
- Грунтор!
Великан сделал несколько неверных шагов назад. Кровь лилась из его глаз, на груди и плечах появились следы двух глубоких ран. В следующее мгновение загорелся плащ.
Акмед схватил друга за плечи и повалил на землю, чтобы сбить пламя. Невидимая сила ударила Акмеда в лицо, и огонь начал пожирать Грунтора.
Рапсодия, задыхаясь, поднялась на колени и выставила вперед меч. Сделав глубокий вдох, она постаралась сосредоточиться.
- СЛИПКА, - прошептала она.
Пламя исчезло. Обгоревшее тело Грунтора, лежавшее лицом вниз на полу пещеры, еще раз дрогнуло. Новый жестокий удар распорол его спину от шеи до талии. Охваченная ужасом Рапсодия вскрикнула:
- Акмед, смотри!
В сиянии меча они увидели, как над Грунтором склонилась тень. Почти невидимая, она парила над ним. Туманный плащ с капюшоном болтался над скелетоподобными руками, заканчивающимися огненными когтями. Силуэт мерцал, то исчезая в мире духов, то вновь появляясь в мире живых. Под капюшоном, изредка поблескивая в свете меча, клубился мрак. Потом все исчезло.
Тело Грунтора еще раз вздрогнуло и затихло. Пламя Звездного Горна на миг вырвало из мрака тень, которая двигалась в их сторону.
- Шинг, - с трудом прошептал Акмед. - О боги!
- Шинг? Что это? - едва слышно спросила Рапсодия.
- Глаз ф'дора. И он движется к нам. Защищайся, если сможешь. Медленно отступай, а потом беги изо всех сил. Я постараюсь его задержать.
Не поднимаясь с колен, Рапсодия подалась назад:
- Ф'дор? Ты же говорил, что здесь его нет.
- Я не смог обнаружить присутствие ф'дора в нем, - прошептал Акмед, в панике озираясь по сторонам. - Но он здесь. Это слуга Тсолтана. Вероятно, Салтар служил ему телесной оболочкой.
ДЕЛО НЕ В ТОМ, КТО ОН ТАКОЙ, - ДЕЛО В ТОМ, ЧТО НА НЕМ НАДЕТО.
Рапсодия выпрямилась. Слова звучали в ее сознании, словно мать стояла рядом. Певица повторила их:
- Дело не в том, кто он такой, - дело в том, что на нем надето.
Голова Акмеда дернулась, на плече появился кровавый след когтя. Грунтор застонал, когда его друг упал на спину, могучая рука великана сжалась. На большее он не был способен.
ДЕЛО НЕ В ТОМ, КТО ОН ТАКОЙ, - ДЕЛО В ТОМ, ЧТО НА НЕМ НАДЕТО.
Глаза Рапсодии тут же обратились к амулету. Она протянула дрожащую руку и схватила талисман.
- Нет, - выдохнул Акмед, держась за рассеченное плечо. - Не прикасайся к нему!
- Прекрати! - приказала Рапсодия духу, поднимая амулет.
В ее сознании неуверенно и невнятно прозвучало одно слово.
- ТСОЛТАН?
Рапсодия тряхнула головой, стараясь освободиться от ощущения, что кто-то пытается вторгнуться в ее сознание. Акмед с трудом приподнялся.
- Рапсодия, беги, - задыхаясь, прошептал он. - Он убьет Грунтора, а потом займется мной. До тех пор, пока Шинг не убедится, что его жертва мертва, он не оставит ее в покое. Уходи отсюда. - На его лице отразился ужас. - О боги, Рапсодия! Твои глаза!..
В отражении амулета она увидела свои зеленые глаза, обведенные красными кругами. Цвет крови...
ДЕЛО НЕ В ТОМ, КТО ОН ТАКОЙ, - ДЕЛО В ТОМ, ЧТО НА НЕМ НАДЕТО.
- Амулет, - тихонько проговорила она. Она повернулась в сторону Грунтора и вновь подняла амулет. - Шинг не связан с шаманом. Он подчиняется амулету.
Рапсодия посмотрела на парящую тень, то исчезающую во мраке, то появляющуюся вновь.
- Отойди от него, - приказала она.
Слабое свечение колыхнулось над телом Грунтора и отлетело в сторону.
Чего ты хочешь?
- Я ИЩУ БРАТА.
- Ты слышал? - спросила Рапсодия у Акмеда, который все еще полулежал на полу, опираясь на локоть.
Он покачал головой.
- Шинг ищет Брата.
Акмед с трудом поднялся, сжимая в руке свой меч.
- Скажи ему, - прошептал он на языке болгов.
- Нет. Он тебя не видит. Теперь ты Акмед, Змей.
- Скажи ему, - повторил Акмед. - Он вернется к Грунтору, если ты не скажешь. Он убьет тебя. Скажи ему.
- Нет.
Прижимая руку к плечу, Акмед, пошатываясь, двинулся вперед.
- Я - Брат! - закричал он. - Я! Я тот, кого ты ищешь! Возьми меня!
- Акмед, нет!
Рапсодия с ужасом увидела, как на Акмеда обрушился удар мерцающей тени с пламенеющими когтями. Фантом схватил его и оторвал от земли. Потом потащил Акмеда к Рапсодии и бросил у ее ног. Тело дракианина неподвижно застыло на полу.
Шинг парил в воздухе над Певицей. И она вновь услышала его голос:
- Я НАШЕЛ БРАТА. Я ДОСТАВИЛ ЕГО ТЕБЕ, КАК ТЫ ВЕЛЕЛ. ТЕПЕРЬ ОТПУСТИ МЕНЯ.
Рапсодия стиснула цепь амулета. Руки ее вспотели, пальцы с трудом удерживали его.
- Где другие Глаза? Где остальная Тысяча?
- ИСЧЕЗЛА. РАСТВОРИЛАСЬ В ОГНЕННОМ ВЕТРЕ СПЯЩЕГО ДИТЯТИ. Я ОСТАЛСЯ ОДИН. ТОЛЬКО МНЕ УДАЛОСЬ ПЕРЕСЕЧЬ ОКЕАН. Я СДЕЛАЛ ЭТО В ПОИСКАХ БРАТА. Я ОДИН ДОБИЛСЯ УСПЕХА. ОТПУСТИ ЖЕ МЕНЯ.
Акмед пошевелился, но так и остался лежать.
- Спроси его о хозяине.
- А тот, кто призвал тебя... Где он сейчас?
- УМЕР - КАК ЧЕЛОВЕК И КАК ДУХ. ИМЯ ЕГО ДАВНО ЗАБЫТО. Я ОСТАЛСЯ ПОСЛЕДНЕЙ ЧАСТЬЮ ЕГО СУЩЕСТВА, ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛЕЙ ЕГО ОГНЯ. ОН МЕРТВ. МЕРТВ... ОТПУСТИ МЕНЯ...
Голос слабел.
Рапсодия посмотрела на Акмеда:
- Он требует освобождения.
Акмед кивнул.
Она посмотрела на то место, где видела Шинга в последний раз.
- Покажи себя полностью, и тогда я отпущу тебя.
Появилось слабое мерцание. Рапсодия разглядела очертания капюшона и плаща, слабо светились тонкие пальцы, на которых уже не горело пламя. Тело под плащом выглядело совсем хрупким, больше похожим на скелет. Под капюшоном царил мрак.
- Существуют ли другие демоны? Другие ф'доры? Шинг поблек еще сильнее. Он молчал.
- СЛИПКА,- сказала она. - ИСЧЕЗНИ.
Мерцающее видение тут же пропало.
Рапсодия склонилась над Акмедом, но тот отмахнулся от нее, и Певица помчалась к Грунтору. Она не замечала, как по ее щекам текут слезы. На теле Грунтора остались ужасающие раны. Он часто и быстро дышал, залитые кровью глаза бессмысленно смотрели в потолок. На щеках появилась смертельная бледность.
Запинающимся голосом Рапсодия начала петь его труднопроизносимое имя, ей приходилось присвистывать и прищелкивать языком.
- "Дитя песка и высокого неба, сын пещер и темной земли..."
Грунтор не шевелился. Рапсодия рыдала:
- "Бенгард, фирболг, сержант. Мой учитель, мой защитник. Повелитель смертельных клинков. Высшая Власть, Которой Необходимо Повиноваться, Чего Бы Это Ни Стоило. Грунтор могучий и надежный, как сама Земля. Мой друг; мой дорогой, дорогой друг..."
За стенами пещеры садилось солнце.59- ТВОЯ СВЕТЛОСТЬ?
Пульсирующая боль в глазах, знакомый голос. Белые круги, плывущие во тьме...
Рапсодия попыталась проснуться, но лишь еще глубже погрузилась в сон - единственное место, где она могла верить, что Грунтор жив. Он улыбался ей, помогая прийти в себя после кошмара Корня, утешал ее, как делал столько раз.
- Не торопися, милая. - Серо-зеленое лицо из воспоминаний улыбалось.
Сколько раз он повторял ей эти слова, напоминая, что нужно тщательно проверять, куда ставишь ногу, чтобы не соскользнуть вниз? Он был таким терпеливым.
Голоса казались далекими, парили где-то очень далеко у нее над головой.
- Сколько она спит?
- С рассвета. Она пела всю ночь, пока не взошло солнце. Потом упала. - Скрипучий голос Акмеда казался еще более раздраженным, чем обычно.
Ее горло горело от боли.
- Грунтор, - прошептала она.
Слово было произнесено чужим голосом, который принадлежал древнему старику, фирболгу.
- Ой здесь, мисси. Весь как новенький.
Рапсодия попыталась открыть глаза, однако ей повиновался только правый. Над ней плавало серо-зеленое лицо, которое продолжало ухмыляться. Она попыталась говорить, но губы шевелились беззвучно.
- Помолчи, герцогиня. Ты меня совсем вылечила, правда. Ой выглядит гораздо лучше, чем ты, можешь не сомневаться.
Она повернула голову, чувствуя, что рядом кто-то сидит. И в самом деле, возле нее устроился Акмед, весь забинтованный, но живой. А вот на Грунторе не осталось ни царапины.
Она услышала, как с противоположной стороны комнаты облегченно вздохнула Джо.
- Она проснулась? С ней все в порядке? Дайте посмотреть!
И тут над Рапсодией нависло залитое слезами лицо Джо.
- Послушай меня, худосочный поросенок... - зашипела девочка. - В следующий раз, когда отправишься развлекаться без меня, оставив на мою голову своих маленьких ублюдочных внуков, я тебе гарантирую настоящую порку, когда вернешься! Маленькие крысеныши связали меня и украли мои вещи. Если бы ты вовремя не вернулась, я бы стала первым человеком, который съел болга.
Рапсодия глубоко вздохнула и почувствовала, как слабеет жгучая боль в горле.
- С тобой правда... порядок, Грун...
- Помолчи! - перебил ее болг. - Помолчи, мисси. Ой сказал тебе, Ой стал просто прелесть. Ой ужасно благодарен, Ой надеется, ты знаешь. Ой думает, ты должна знать меня очень хорошо, раз уж сумела спасти песней, когда я был совсем плохой.
- Ну конечно знаю, мы ведь спали вместе и все такое, - проскрипела она и вновь провалилась в сон под раскаты их хохота.Над Проклятой Пустошью свистел ветер. Полы плащей и капюшоны вздувались, словно паруса во время шторма. Акмед и Грунтор стояли на страже, пока Рапсодия исследовала амулет. Она сожгла всю траву в небольшой лощине, окруженной каменистыми склонами, где совсем не чувствовалось ветра. Золотой амулет лежал на глинистом сланце, его единственный глаз смотрел в темное небо.
Рапсодия напевала постоянно меняющуюся пронзительную мелодию, от которой у Акмеда ныли все зубы.
- Грунтор, я обнаружил новую разновидность пытки, - процедил он наконец. - От ее воя любой откроет свои самые страшные секреты, только бы заставить ее замолчать.
Великан расхохотался:
- Отличная мысль, сэр! Она хочет заставить амулет сломаться.
Лунный свет упал на золотые волосы, превратив их в бледное серебро. Рапсодия пела уже почти два часа. В конце концов она встала, отряхнула юбку, вернулась к болгам и взяла Акмеда за руку.
- Ну вот, пожалуй, больше мне узнать ничего не удастся. При помощи музыки я извлекла из амулета немало образов. Поверьте мне, среди них попадались очень страшные эпизоды, и я решила особенно не углубляться в прошлое. Во-первых, мне не хотелось тратить время на созерцание чудовищных картин, а во-вторых, я вовсе не уверена, что они не причинили бы мне вреда.
Грунтор понимающе кивнул.
- Амулет не обладает независимой волей, - продолжала Рапсодия. - Когда-то он принадлежал кому-то очень могущественному и связанному с миром духов, так что остаточная сила, имеющая отношение к его памяти, присутствует, но ничего больше. Похоже, Шинг сказал правду. Тсолтан вызвал Тысячу Глаз, разделив свою демоническую силу между ними. Каждому досталась частица его могущества и души. Именно его энергия питала их, когда они пытались найти и вернуть Брата. Поскольку тебе удалось спастись, Шинг продолжал скитаться по миру, продолжая безуспешные поиски. Тот, с которым мы столкнулись, оказался единственным Глазом, дожившим до наших дней, потому что, в отличие от остальных, в поисках Брата он покинул Остров и пересек море. Остальные так и не вернулись к Тсолтану - ведь они не выполнили свой долг. И Глаза носились по миру, разыскивая того, кого там уже не было, - во всяком случае, на поверхности земли. И даже если бы они нашли тебя, то не узнали бы, поскольку ты получил новое имя.
Акмед снова кивнул. А Рапсодия продолжала объяснять:
- Тсолтану не удалось захватить тебя и вернуть, поэтому он не мог отозвать Шинга. Он проиграл. Его демоническая составляющая рассеялась и перешла в другое место. Когда Маквит наконец с ним встретился, от Тсолтана осталась лишь человеческая оболочка. Могущество ф'дора расщепилось на тысячу частей, и все они исчезли. После того как Маквит убил жреца, в котором обитал Тсолтан, демон умер вместе с человеком.
Ветер вдруг сделался особенно холодным, и Рапсодия задрожала. Грунтор молча обнял ее за плечи, прикрыв своим толстым плащом. Рапсодии сразу стало теплее, и она тихо рассмеялась.
- Допрашивать ювелирное изделие - весьма странное занятие, - продолжала Рапсодия, - у него своеобразный взгляд на жизнь... Маквит сорвал амулет с шеи жреца и забрал с собой. Затем подарил королю в качестве трофея. Не знаю, какому именно из королей, амулет не разбирает подобных вещей. Много поколений он провисел в королевском музее среди множества других прекрасных и памятных вещей. Постепенно люди забыли о его происхождении и назначении. Когда пришло время покинуть Остров, намерьены положили амулет в ящик и забрали с собой как реликвию прошедших веков. Ящик благополучно прибыл в Канриф, но его даже не стали распаковывать. Наверное, в жизни Гвиллиама и его подданных хватало и великолепия, и трудностей; никто больше не нуждался в древних символах. К тому же амулет не отличался особой красотой. Так он и лежал в ящике, собирая пыль. Прошло время, и началась война, а когда Гвиллиам умер, болги захватили гору. Они нашли амулет среди развалин, в глубинах Скрытого Королевства. Но болги почему-то боялись его, и он опять остался гнить в ящике, пока к нему не прикоснулся Салтар. Когда шаман набрался мужества и надел амулет, он обнаружил, что стал очень сильным. Мне кажется, поначалу его могущество основывалось на том, что болги других кланов страшились "огненного глаза". Даже клан Огненные Кулаки не хотел связываться с его обладателем. Прошло некоторое время после того, как шаман начал носить амулет, - и вот появился Шинг. Он продолжал искать Брата, но когда ветер донес зов амулета, который тысячу с лишним лет назад призвал его, Шинг вернулся, чтобы найти Тсолтана - или того, кто пришел ему на смену. Шинг рассказал Салтару, как с помощью амулета видеть на огромные расстояния, как предвидеть поступки врагов - именно таким способом он сражался с тобой, Грунтор.
- Жалкий дерьмоед, - пробормотал великан. - Ой раскроил бы его на две половинки, не будь у него этой штуковины.
- Несомненно. Амулет наделял своего владельца даром предвидения, и вокруг его глаз возникали кровавые круги. Мы видели их у Салтара. Такие же появились и у меня, когда я держала амулет в руках. Вот и все, что мне удалось узнать. Однако остается еще один любопытный момент, и он связан с твоим именем, Акмед, - с прежним именем.
- Да?
Рапсодия вытащила из своей сумки кусочек промасленной ткани со стершимся угольным рисунком.
- Ты это помнишь?
- Конечно. - Диковинные глаза Акмед а засверкали.
- Ты сказал, что табличка, с которой ты скопировал руны, находилась на куске обсидиана.
- Да, именно так, - вмешался Грунтор.
- И мы предположили, что это каменный алтарь в храме Единого Бога, о котором упоминалось на табличке.
- Да.
- Тсолтан захватил алтарный камень, когда уничтожил храм Богини Пустоты, - задолго до того, как ему удалось пленить твое имя. Он использовал камень в качестве алтаря для кровавых жертвоприношений.
- Звучит правдоподобно.
- Я пришла к выводу, что победители Великой войны потребовали камень обратно и посвятили его Богу Жизни. Наверное, Единого Бога прежде звали именно так. Впрочем, амулет ничего такого не помнит. Однако он показал мне, как перепугался Тсолтан, когда обнаружил, что тебе удалось уйти из-под его контроля. Жаль, что не могу показать тебе эту картину. Уверена, ты изрядно бы позабавился. Возможно, я когда-нибудь напишу комическую оду на эту тему... Значит, мы готовы?
Акмед и Грунтор переглянулись и кивнули. Они втроем вернулись на луг, где, глядя слепым глазом на звезды, лежал амулет.
- Ты знаешь, что делаешь, герцогиня? - спросил Грунтор.
- Нисколько.
Великан заморгал:
Ладно... Ой беспокоится. Будь осторожна.
Когда ветер стих, Рапсодия закрыла глаза и вытащила свой меч из стальных ножен, которые были выкованы в кузнях Акмеда. Ножны украшал черный сталагмит, найденный вместе с мечом. Звездный Горн вылетел на волю, и зазвучала песнь жизни, отчего серебристый холодок пробежал по спинам присутствующих.
Рапсодия стояла, окруженная отсветами небесного пламени, обнимающего клинок. Жар омыл ее лицо, волосы заискрились. Рапсодия вся сияла, точно маяк на гребне горы.
Она согласовала свою Именную ноту с песней клинка и почувствовала, как его сила наполняет ее, отозвавшись в душе великолепной симфонией. Когда огонь достиг наивысшей мощи, Рапсодия открыла глаза и поискала в небе звезду моряков - Мауринию, маленькую, пронзительно голубую, парящую над нулевым меридианом.
И снова, как тогда во сне, в ее сознании прозвучал материнский голос:
"Огонь силен. Но прежде всех стихий был рожден звездный Огонь; он - самая могущественная стихия. Звездный огонь очистит тебя и мир от ненависти, овладевшей нами..."
Рапсодия подняла меч к звездам. Направив клинок на Мауринию, она услышала ответный голос звезды, выводящий изысканную мелодию. Рапсодия закрыла глаза и позвала звезду по имени.
Вершины гор вокруг неожиданно озарились неземным светом. На каньон и поля опустился великолепный серебристый полог; чернота ночи сменилась ярким светом полдня. Три крошечные тени замерцали на фоне сверкающего серебра, а потом исчезли. От тел друзей теперь также исходило ослепительное сияние.
С ошеломляющим треском с неба полилось пламя, более жаркое, чем огонь в ядре Земли. Оно ударило в золотой амулет, расколов при этом огромный кусок скалы на оплавленные фрагменты. Ослепительный свет поглотил лощину и все, что в ней находилось. Спустя мгновение пламя погасло, а на земле, на том месте, где лежал амулет, осталась лишь кучка пепла.
Грунтор взял Рапсодию за плечи:
- Ты в порядке, милая?
Она едва заметно кивнула, изо всех сил стараясь запомнить слова, звучащие в ее сознании. Ветер уносил их, но шепот продолжал шелестеть.
"Тогда я смогу обрести покой до нашей следующей встречи..."
- Рапсодия!
Она продолжала слушать, пока не убедилась в том, что голос окончательно стих.
Мощные руки Грунтора обнимали плечи Певицы. Казалось, великан хочет защитить ее. Рапсодия заморгала. Она вдруг поняла, что попрощалась со своей умершей семьей в присутствии новой. Звездный огонь ушел, оставив после себя тоску, которая грозила поглотить Рапсодию. И только сильные руки и утешительные слова друзей, которые много столетий назад, в узком переулке исчезнувшего города, стали ее назваными братьями, удерживали Рапсодию, давая ей новые силы, чтобы жить дальше.
Она несколько раз глубоко вздохнула и повернулась к болгам, которые с беспокойством смотрели на нее.
- Дело сделано. Что теперь? Акмед улыбнулся под капюшоном:
- Снова за работу. Нам с Грунтором предстоит навести порядок после нашей маленькой экспедиции в Скрытое Королевство. За исключением Горных Глаз, все остальные горные кланы и кланы Пустоши, вплоть до Внешних Зубов, объединены. Остается только довести наши планы до конца. О да, нам предстоит организовать большое погребение.
Рапсодия кивнула:
- Могилы выкопаны? Король заморгал.
- Я полагал, мы их сожжем. - Он вздрогнул, когда увидел, какое отвращение появилось на лице Рапсодии.
- Нет, только не это, - передернув плечами, возразила она. - За исключением наинов, которые умерли здесь, тела остальных не следует предавать огню.
- Почему?
- Во-первых, это места созидания, а сожжение - акт разрушения. Во-вторых, что гораздо важнее, хотя лирины и сжигают тела своих умерших соплеменников на погребальных кострах, развеивая пепел по ветру под звездами, болги - дети земли, а не неба. Их нужно хоронить в земле, которая всегда была для них домом.
Акмед пожал плечами:
- Хорошо. Склоняюсь перед твоим знанием погребальных ритуалов. Болгам повезло, что среди них есть Певица, которая споет для них погребальную песню. - Он заметил, что глаза Рапсодии вновь помрачнели. - В чем дело?
Когда Рапсодия ничего не ответила, он взял ее за руку:
- Мы в безопасности, Рапсодия. Амулет уничтожен вместе с последним Шингом. Мы знаем, что Тсолтан мертв, и практически не осталось сомнений, что дух ф'дора погиб вместе с ним. А у нас появляется возможность без промедления заняться восстановлением Илорка. И эта грандиозная задача нам вполне по плечу. Нам больше не нужно прятаться или скорбеть. Пришло время двигаться вперед.
Она посмотрела на него и улыбнулась, однако печальная тень из ее глаз не исчезла.
- Быть может, - ответила Рапсодия. - Но только для тебя.60ПОСЛЕПОЛУДЕННОЕ СОЛНЦЕ поблескивало на склонах гор, когда Рапсодия поднималась вверх по скалистым карнизам Зубов, выходящим на Пустошь.
Каждый день она бегала по степи у подножия гор с мечом за спиной. И с каждым днем становилась все сильнее и выносливее. И это чувство пьянило, точно вино, хотя тренировки были утомительными.
Новое королевство Акмеда было жутким местом, и по ночам Рапсодии снились кошмары, которые с каждым днем становились все страшнее. Даже мысль о сне вызывала у нее дрожь. Она уже подумывала о том, не начать ли спать вместе с Джо, но решила, что не стоит пугать девушку своими ночными страхами.
Акмед и Грунтор большую часть времени проводили вне Котелка, поэтому ей ничего не оставалось, как спать в одиночестве - либо в холодных залах дворца, либо в Элизиуме. Однажды после обеда ей пришло в голову, что она сможет убежать от своих кошмаров, если доведет себя до изнеможения. Возможно, тогда ей вообще перестанут сниться сны.
Однако теперь, стоя посреди Пустоши, Рапсодия уже не думала о том, ЧТО привело ее сюда. Луг просыпался после долгой зимней спячки, и солнце придавало высокой траве золотистый оттенок, словно стеблей коснулась божественная длань.
Появились первые весенние цветы, раскрасившие склоны холмов, точно застенчивая радуга, которая ждет приглашения, чтобы отдать миру все свое великолепие. Рапсодия наклонялась к цветам и пела для них. В ответ на ее песню - Рапсодия выучила ее у Ллаурона - раскрывались лепестки, поражая Певицу своей красотой. Неужели болгам не дано разделить с ней эту радость?
Она остановилась и выпрямилась, наслаждаясь ощущением приближающейся ночи. Новый мир лежал у ее ног, окруженный зазубренными вершинами, стерегущими древние владения намерьенов.
Рапсодия попыталась представить себе, как выглядели Зубы раньше, когда фирболги еще жили в пещерах, а здесь поселились беженцы с ее родины. Как же не похожи на Серендаир эти степи и высокогорные поля, заросшие кустарником и травой... Стали ли они для намерьенов домом? Смогли ли те забыть свой дом и найти утешение в красоте нового мира? Ведь многим не удалось забрать с собой семьи. Она знала, что ей не дано получить ответы на все эти вопросы.
Острая боль пронзила сердце Рапсодии, и она вспомнила о причинах, заставивших ее забраться так высоко. Необходимо найти место, где ее перестанут преследовать кошмары.
В последнее время она вынимала Звездный Горн из ножен в своей спальне в Котелке или Элизиуме. Он давал тепло и утешение, когда она просыпалась по ночам. Однако ей казалось неправильным использовать древний клинок в качестве обыкновенного источника света - вроде свечи, которую оставляла зажженной мать, когда девочке снились дурные сны.
Теперь ей редко виделся Майкл или ему подобные. Гораздо чаще возникали дом и люди, умершие более тысячи лет назад. Иногда она слышала, как они зовут ее, родители и братья, как напрасно ждут ее возвращения.
В другие ночи Рапсодии снилась Сереннская война, начавшаяся на Острове сразу же после того, как она его покинула, и тогда Певица пыталась угадать, что же случилось с ее семьей. Дожили ли они до окончания войны или погибли во время сражений? Что имела в виду мать, когда сказала, что их семью поглотил огонь? После таких кошмаров Рапсодия просыпалась с криком ужаса, в особенности когда воображение рисовало ей ответы на эти страшные вопросы.
Но самыми тяжелыми оказывались ностальгические сны, такие реальные, что Рапсодии казалось, будто она снова дома, ее окружают родители и братья, а это место - лишь плод ее воображения. И тогда, вопреки приказу Акмеда, она начинала плакать горькими слезами отчаяния.
"Только не сегодня, - мрачно обещала она себе. - Сегодня ничего такого не будет".
Она оглядела Пустошь. Теплый весенний ветер раскачивал стебли высокой травы, волновались разноцветные лепестки цветов. Рапсодия пожалела, что не переоделась, - на ней было мягкое серое платье с широкими рукавами и пышной юбкой. Не самый подходящий наряд для бега, но сойдет и так.
Рапсодия побежала - бесцельно, отчаянно; ей было все равно, куда направиться. Она широко развела руки в стороны и почувствовала, как ветер подхватил рукава, взметнувшиеся, словно крылья птицы.
И вдруг Рапсодия ощутила, что свободна. Быстрым движением она развязала ленту, удерживавшую волосы. Ветер подхватил ожившие пряди нежно, словно любовник, и вот Рапсодия уже мчится вперед, окутанная сверкающим облаком.
Ветер гнал ее дальше и дальше. Наконец Рапсодия добралась до южной границы Пустоши. Тогда она повернулась и помчалась обратно. Ее волосы развевались на ветру, точно флаг на высокой мачте. Следуя за заходящим солнцем, она бежала на запад, перепрыгивая через кустарник и крупные валуны. Ветер танцевал вместе с ней, раздувая платье, как парус над волнами беспокойного моря.
Рапсодия кружилась и подпрыгивала, ощущая, как ловко и грациозно она движется, а в ее душе звучала чистая мелодия ветра. Он взывал к тем тайникам ее души, где пряталось напряжение, заставляя сердце биться все быстрее. И вот ей удалось сбросить последние путы, и душа ее вырвалась на свободу, безрассудно помчавшись навстречу ночи.
Девушка бежала по периметру широкой Пустоши. Даже близость к пропасти нисколько не пугала Рапсодию. Иногда возникали мгновения, когда ей хотелось, чтобы ветер подхватил ее и сбросил вниз. Наконец она остановилась, позволив исчезающим лучам солнца коснуться лица. Она представила себе, как падает в расселину, - небо стремительно удаляется, а она мчится к земле. Лицо Рапсодии заливал пот. Солнце скрылось. Ветер стал прохладнее. Близилась ночь.
Рапсодия видела, как растут двигающиеся по Пустоши тени, которые отбрасывали высокие пики гор.
Когда желанная усталость начала подбираться к ней, Певица пробежала через тень и чуть не врезалась в нечто, неожиданно возникшее у нее на пути. Ей даже пришлось остановиться, чтобы избежать столкновения. Она отчаянно взметнула в воздух руки, чтобы сохранить равновесие. Тень схватила ее за плечи.
Рапсодия рванулась в сторону и молниеносным движением вытащила кинжал. Широко раскрыв глаза, она смотрела на серую фигуру.
- Прошу меня извинить, - послышался смутно знакомый голос. - Я не хотел вас напугать.
- Кто... кто вы? - задыхаясь, спросила Рапсодия.
- Эши, - последовал смущенный ответ. - Вы помните, мы встречались в Бет-Корбэре. Один раз даже вместе обедали.
- Боги, - пробормотала Рапсодия, постепенно приходя в себя. - Больше никогда так не делайте. Я могла перерезать вам горло.
Из-под капюшона послышался негромкий смешок:
- Обещаю, что в следующий раз буду осторожнее. По голосу Рапсодия поняла, что он улыбается, и это вызвало у нее раздражение.
- Что вы здесь делаете? Удивительно, как вам удалось миновать сторожевые посты болгов! Грунтор будет взбешен.
- Кем бы он ни был, надеюсь, ваш Грунтор не станет наказывать их слишком жестоко, - в голосе появилось сочувствие. - Они ни в чем не виноваты. Кроме того, я прибыл сюда по приглашению.
Холодный страх охватил Рапсодию.
- В самом деле? И кто же вас приглашал?
- Ну, вы, как мне кажется. Во всяком случае, я сделал именно такой вывод, когда Джо сказала, что мне будут здесь рады. Сожалею, если неправильно понял вас.
Рапсодия постепенно успокаивалась.
- Нет, конечно нет, - сказала она. Теперь ее речь лилась почти свободно. - Это мне следовало бы принести извинения. Мы действительно будем вам рады. Боюсь, наша встреча произошла в неудачный момент, я устала и запыхалась.
- От кого вы бежали?
Рапсодия призадумалась на миг над тем, как лучше ответить, но потом решила, что говорить незнакомцу правду бессмысленно и даже опасно.
- Во всяком случае, не от материального существа, - с улыбкой ответила Рапсодия.
- В самом деле?
- Да, - кивнула она. - А от кого прячетесь вы? Человек в капюшоне рассмеялся, а потом, поклонившись Рапсодии, повторил ее слова:
- Во всяком случае, не от материального существа.
По мере того как Рапсодия успокаивалась, она чувствовала, что ее начинают наполнять другие, темные ощущения. Неожиданное появление незнакомца заставило ее сердце биться быстрее. Она пришла на горный луг для того, чтобы избавиться от кошмаров, а вместо этого натолкнулась на новый ужас.
Она попыталась вспомнить сон, вновь увидеть образ, дважды появлявшийся в ее кошмарах. Перед нею возникло лежащее на столе светящееся тело, но потом все исчезло.
"Я больше не вижу его, мама. Почему я не могу его видеть?"
"Дело не в том, кто он такой, - дело в том, что на нем надето".
Рапсодия заглянула внутрь капюшона, однако он полностью скрывал лицо. Что заставляет Эши прятаться? Может быть, люди считают его уродом? Может быть, его лицо покрыто страшными шрамами или язвами? Сейчас творится столько насилия - возможно, он стал жертвой разбойников, изуродовавших его...
Еще один образ появился в ее сознании, и Рапсодия вновь вздрогнула. Она вдруг представила себе человека, тонущего во тьме, испытывающего невыразимые муки...
- Рапсодия? С вами все в порядке?
Она провела рукой по лицу и поняла, что оно искажено страхом.
- Да, - коротко ответила она. Я в порядке. Почему бы вам не пойти со мной? - Она несмело улыбнулась, отбросив прядь волос. - Я отведу вас в Котелок. Акмед будет рад с вами встретиться. Знаете, он стал королем!
- В Котелок?
- Да, так теперь называется столица, где расположен его дворец.
- Боги!
Рапсодии показалось, что собеседник вздрогнул.
- Ну да, это ведь земли фирболгов. Пойдемте! Разрешите мне оказать вам гостеприимство. - Она ловко перехватила волосы лентой, повернулась и зашагала обратно.
Эши легко и уверенно следовал за ней по узкой тропинке, ветер развевал полы его плаща.
- Миледи, поверьте, я готов последовать за вами куда угодно. Но не уверен, что сумею угнаться за вами, если вам вздумается перейти на бег.61ЭШИ НИКОГДА НЕ БЫВАЛ в Канрифе. Его глазам предстало удивительное зрелище. Горные перевалы охраняли большие отряды вооруженных фирболгов. У многих даже имелись доспехи. Они несли свою службу так же старательно, как солдаты Сорболда, и заметно лучше ополчения Роланда. Только лиринские воины были обучены лучше - что уже само по себе поражало.
В последний раз Эши приближался к землям болгов давным-давно, во время "Весенней чистки", когда служил новобранцем в армии Бетани, - в прошлой жизни. Тогда у него была цель, и он мог свободно перемещаться в мире людей.
Он участвовал в компании с неудовольствием, в нем не было никакой злобы против "чудовищ", однако он достаточно эффективно делал свою грязную работу.
Тогда происходящее не слишком беспокоило его. Сейчас, когда он понял истинную природу болгов, ему стало не по себе. Он уничтожал ЛЮДЕЙ - примитивных, воинственных, но НЕ ЖИВОТНЫХ. А Рапсодия и человек, которого она называла Акмедом, сумели в кратчайшие сроки обуздать болгов и превратить их в серьезную армию.
Он стоял, окруженный мраком, и долго смотрел на Рапсодию, прежде чем дал ей себя увидеть. Сначала он не понимал, зачем она мчится вместе с ветром, позволив ему играть своими волосами и платьем. Наконец он понял: она пытается убежать, но ей некуда податься, и у Эши перехватило дыхание. Он захотел ее еще сильнее.
И сейчас, следуя за Рапсодией, Эши старался отогнать эти мысли. Вскоре они прошли через горные перевалы и оказались в освещенных факелами туннелях, ведущих к средоточию древних сил намерьенов.
Легендарный Канриф, где начался Намерьенский век, самая яркая страница в истории этих земель. Место, где родились и были проведены в жизнь справедливые законы, где расцвели науки, архитектура, медицина и искусства, где были построены великолепные базилики и дороги, а ученые совершали удивительные открытия... И все это сметено слепым бешенством войны. Какая невосполнимая потеря!..
Эши шел через залы, и перед его глазами оживала история.
Развалины крепости остались такими же, как при бегстве намерьенов: осыпающиеся стены, покрытые смолой, от которых исходил терпкий запах дыма - горький аромат поражения, сохранившийся даже через четыре века.
Гвиллиам построил некоторые из величайших сооружений на Земле - Канриф стал одним из них. Сначала правитель приказал высечь в неподатливых скалах неприступную крепость, а затем сумел создать источники света и тепла, обеспечил огромные залы притоком свежего воздуха. И народы Острова, приплывшие сюда вместе с Последним флотом, прожили здесь триста лет!
Рапсодия вела гостя по длинным коридорам к бывшему тронному залу Канрифа, или Илорка, как называли его болги. Здесь Эши увидел тех, с кем познакомился на рынке, - девушку-подростка Джо и неприятного человека по имени Акмед.
Вместе с ними в зале находился огромный болг, в жилах которого явно текла смешанная кровь. Рапсодия представила его, назвав имя - Грунтор. Великан щелкнул каблуками и кивнул, но ничего не сказал. Джо выглядела возбужденной, однако изо всех сил сдерживалась - наверное, получила строгие наставления. Она ограничилась радостной улыбкой, но тоже предпочла промолчать.
- Что вас сюда привело? - спросил напрямик Акмед.
Эши почувствовал, как его охватывают сомнения. Возможно, ему не следовало здесь появляться. Прежде чем он успел что-нибудь ответить, в разговор вмешалась Рапсодия.
- Мы пригласили его в гости, Акмед, при тебе. - Она повернулась к Эши и заглянула под капюшон. Их глаза находились почти на одном уровне. - Мы очень рады, что он пришел. Не так ли, Джо? - Она улыбнулась, и колени Эши задрожали.
- Да, - сказала Джо.
- Когда вы намерены нас покинуть? - спросил Акмед.
- Акмед! Пожалуйста, простите его, Эши. Он хотел спросить, сколько времени вы намерены провести с нами? Нам нужно подготовить для вас комнату. - Рапсодия бросила на Акмеда свирепый взгляд, а потом снова улыбнулась Эши.
Тому становилось все труднее отвести от нее взгляд, но это было необходимо, чтобы контролировать себя и происходящее.
- Я готов пробыть с вами до тех пор, пока буду оставаться желанным гостем, - ответил Эши.
- Спасибо, что решили нас навестить, - заявил Акмед. - Был рад повидать вас.
- Не обращайте на него внимания, - сказала, покраснев, Рапсодия. - Его величество старается быть остроумным, но у него неважно получается.
- Скоро мне придется вновь отправиться в путь, - отозвался Эши, заворожено наблюдавший за сменой эмоций на лице Рапсодии: радушие и ярость менялись просто с калейдоскопической быстротой.
За таким лицом он мог бы наблюдать очень долго, не чувствуя скуки.
- Мы готовим покои для послов от различных земель. Ведь нам удалось подписать мирное соглашение с Роландом и Сорболдом. Вы сможете разместиться там со всеми удобствами.
Эши знал о разгроме армии Роланда. Такую новость утаить невозможно. Однако он ничего не слышал о заключении договора. Диковинная троица провела в горах всего несколько месяцев... Как можно за столь короткий срок подписать мирный договор? Переговоры между Роландом и Сорболдом продолжаются чуть ли не двести лет... Еще один зубчик в сложном механизме или часть головоломки?.. Возможно, скоро он узнает, как им удалось оказать такое влияние на развитие событий.
Их трое; замечательное число, хотя Эши не слишком верил в древние пророчества и не боялся их. Не вызывало сомнений, что все трое пришли из другой страны, а вот Джо родилась здесь. И все же присутствие таких могучих сил могло послужить достаточным оправданием для возвращения давно утерянных надежд.
Рапсодия рассмеялась:
- Вам не следует удивляться. Несколько недель назад мы подписали договор о ненападении, а также торговое соглашение с Роландом, а неделю спустя Сорболд тоже решил с нами дружить. Болги стали силой, с которой придется считаться всем. Однако Роланду и Сорболду не следует опасаться пограничных набегов. Мы намерены превратиться в державу, соблюдающую свои обязательства.
И тут, словно в насмешку над ее словами, послышались громкие крики, эхом прокатившиеся под сводами пещеры. Грунтор выскочил в коридор, за ним последовали остальные. Им не пришлось долго выяснять причину шума: в коридоре рядом с тронным залом стоял окровавленный болг.
Рапсодия внимательно вслушивалась в разговор между Акмедом, Грунтором и посланцем. Она почувствовала, как Эши остановился у нее за спиной.
- Что случилось? - спросил тот.
- Нас атакуют Горные Глаза, последнее из вражеских племен. Идиоты!.. Акмед вел с ними переговоры, пытаясь заключить союз, но они не соглашались, а теперь воины клана подожгли деревни наших союзников, - ответила Рапсодия.
- Ура! - закричала Джо из-за спины Эши. - Мне еще с "Весенней чистки" хотелось пустить кому-нибудь кровь. Здесь ТАК СКУЧНО! Я принесу твой лук, Рапс. - И Джо помчалась в сторону женских комнат.
Эши коснулся плеча Рапсодии. Она выглядела встревоженной, но страха в ней он не ощутил.
- Я могу чем-нибудь помочь?
- Ну, можете присоединиться к нам. Мы рады любой помощи. Болги еще не слишком организованны и склонны поддаваться панике, когда начинается серьезное сражение, особенно если речь идет о Горных Глазах - они самый кровожадный клан. Наш план обычно состоит в том, чтобы сохранить жизни тем, кто не участвует в сражении, но иногда бывает довольно трудно остановить Грунтора. В особенности если его что-то сильно разозлит.
Эши кивнул:
- Буду рад помочь. Только покажите, что следует делать.
Рапсодия улыбнулась:
- Спасибо. Следуйте за мной.Обжигающее пламя озаряло мощеную дорогу, ведущую к Зубам. Пламя питалось протухшим жиром. Рапсодия мучительно закашлялась, дым отчаянно ел глаза.
Она только что нанесла быстрый удар в бедро последнего солдата Горных Глаз, но когда тот упал на землю, костлявая рука ухватила ее за локоть.
- Посмотри, - послышался скрипучий голос.
Даже в единственном слове Рапсодия услышала раздражение.
Она повернулась, чтобы взглянуть на заканчивающееся сражение. И увидела гостя в действии. Даже складки толстого плаща не могли скрыть его быстроты и мастерства.
Он стоял один по колено среди тел поверженных им фирболгов, с легкостью отбивая выпады вражеских солдат. Казалось, он избегает наносить смертельные удары, чтобы не произвести плохого впечатления на хозяев.
Он двигался так быстро, что глаз не успевал отследить его сверкающий синими отблесками меч. Болги падали перед ним, точно карточные домики.
- Хорош, - пробормотала Рапсодия, наблюдая за тем, как Эши резко шагнул в сторону, чтобы отразить удар, направленный в грудь Джо. - Мне кажется, он почти так же ловок, как ты, Акмед. Вот уж не ожидала, что увижу человека, способного соперничать с тобой. А ты что думаешь, Грунтор?
- Форма что надо, - согласился великан. - Твое мнение, сэр?
Акмед нахмурился, лицо потемнело от гнева.
- Он гораздо опаснее, чем я полагал вначале.Самая темная часть ночи прошла. Акмед сидел в полумраке и размышлял.
События сегодняшнего дня встревожили его. Нет, он уже успел забыть о неудавшемся нападении на Канриф - Акмед знал, что враг предпримет последнюю попытку расправиться с ним. Гораздо больше его беспокоили все новые свидетельства могущества незнакомца, который как тень следовал за Рапсодией.
Акмед размышлял о том, случайно ли совпало появление Эши и нападение Горных Глаз. В особенности если учесть все то, что он успел повидать в землях, окружающих Белое Дерево, на всем пути от Наварна до Илорка. Там, где только что царил мир, вдруг возникали кровавые распри, сменявшиеся полным недоумением их участников, когда они пытались вспомнить причины конфликта. Мысль о том, что подобные беды могут посетить Илорк, вызывала у Акмед а гнев и тревогу.
После того как сражение закончилось, они встретились с Грунтором. У них было мало времени, поскольку Грунтор выступал во главе армии, чтобы покончить с мятежным кланом, но их оценка совпала. До того как Акмед увидел Эши в сражении, он считал его никчемным прожигателем жизни, бездельником, выдающим себя за джентльмена. Обычно первое впечатление редко обманывало Акмеда.
Акмед и Грунтор пришли к выводу, что незнакомец является очень серьезным противником. Однако король никак не мог понять, почему он сразу не разобрался в том, что собой представляет этот Эши.
Он всегда умел оценивать силы соперника, определять по стойке или движениям его возможности в рукопашном бою. Но что-то в Эши мешало ему. Какая-то странная лень, отсутствие определенности, вызывающие у Акмеда неприятные предчувствия, которые заметно усиливались из-за полнейшего равнодушия Рапсодии к необычному плащу гостя.
Эши охотно взялся за оружие, чтобы защитить Канриф, самостоятельно отразив атаку в коридорах Котелка. Прошло всего несколько мгновений после начала сражения, а он уже успел прикончить полдюжины вражеских болгов, а затем последовал за Грунтором к горным перевалам Зубов.
С самого начала он оказал Грунтору огромную помощь, разбираясь с врагами, которым удавалось проскользнуть мимо великана. Чужак продемонстрировал поразительную технику обращения с мечом. Его клинок было трудно разглядеть - лишь короткие вспышки синего в темноте отмечали его кровавый путь, но как только опасность исчезала, Эши тут же убирал меч в ножны, не давая возможности рассмотреть его. Он, несомненно, имел немалый боевой опыт и учился у отменных фехтовальщиков. У Акмеда все это вызвало еще большее беспокойство, причины которого он не мог себе объяснить.
В довершение всего, Эши вел себя скромно: спокойно соглашался занять любое место в строю, охотно прикрывал Джо, умудряясь не задевать ее гордость. И хотя он явно получал удовольствие, сражаясь рядом с Рапсодией, он не пытался следовать за ней, а без колебаний выполнял любые приказы Грунтора. Его вклад в победу над врагом было трудно переоценить. Эши сумел произвести впечатление даже на великана...
Теперь Акмед сидел в тускло освещенном тронном зале и размышлял о том, что следует делать дальше. Акмеду не нравились обуревающие его чувства он не смог распознать зависть, поскольку никогда раньше ее не испытывал.
Впервые с тех пор, как Акмед стал королем, он ощутил прогорклый запах во рту. Что ж, лучше потерпеть еще немного, чтобы узнать все сильные и слабые стороны Эши. Акмед почему-то чувствовал, что если гостя сейчас отослать, он все равно вернется. Необходимо выяснить, что именно его сюда привело. Впрочем, Акмед не сомневался, что ответ на этот вопрос ему не понравится.Рапсодия отперла тяжелую дверь и распахнула ее, пропуская Эши в гостевые покои.
Пока тот завтракал с Джо, она успела принять ванну, переодеться, промыть и перевязать небольшую рану, полученную в схватке с вождем Горных Глаз. Во время сражения Эши с мрачным удовлетворением снес ему голову, когда Рапсодия отступила от своего противника на шаг. На него произвела впечатление быстрота, с которой она оправилась после удачного выпада вождя и приготовилась отразить новую атаку.
Эши сразу понял, что рана причиняет Рапсодии боль, но не опасна. Когда Эши прошел мимо Рапсодии, он вдохнул ее запах, свежий и чистый, с легким привкусом ванили и мыла. Его пронизала дрожь.
Он с удивлением оглядел комнату, где царила удивительная чистота. В углу - уютный камин, пол устилал густой ковер. На кровати с набитым шерстью матрасом лежало голубое стеганое покрывало. В другом углу стоял удобный умывальник. Такие покои, да еще в царстве фирболгов! Впрочем... От нового королевства фирболгов можно ожидать чего угодно. Например - что здесь может делать такая женщина, как Рапсодия?
В камине весело потрескивал огонь, словно его растопили зелеными сосновыми шишками. Эши устроился на кровати, с интересом дожидаясь, что Рапсодия будет делать дальше. Он прикрыл глаза под капюшоном, наслаждаясь теплом. Потом слегка раздвинул ресницы. Рапсодия все еще стояла спиной к нему.
Когда она обернулась, на ее лице появилась ослепительная улыбка, которая уже не раз вызывала у него слабость, но теперь в ее глазах появилось нечто новое - необычное, чудесное и теплое. Они искрились в свете огня.
Рапсодия молча положила руки на пояс, потом ее ладони медленно скользнули вверх по строгой блузке, легко коснулись груди. Движение закончилось у шеи, где шнурки поддерживали блузку, и она начала развязывать их.
Эши почувствовал, что его дыхание учащается. Кружевной воротник раздвинулся, открывая мерцающую кожу ее шеи. Его губы горели, как и всегда в те моменты, когда он думал о прелестной ямочке на ее шее.
По мере того как раскрывалась блузка, улыбка Рапсодии становилась все ослепительнее. Наконец тонкая ткань уже почти не скрывала грудь. Потом она закинула руку за голову, отчего блузка распахнулась, а сердце Эши стремительно забилось, кровь застучала в ушах, и возбуждение стало почти непереносимым. Огонь в камине показался ему холодным по сравнению с жаром, пылавшим в его крови.
Коротким движением Рапсодия распустила волосы, легко выдернув ленту, и тряхнула головой. Водопад золотых локонов хлынул по плечам и засверкал отраженными бликами пламени. Эши ощутил, как его решимость оставаться в одинокой тени уступает обжигающему желанию обладания. Он задышал ртом, когда блузка соскользнула с плеч и упала на пол.
Отблески пламени мерцали на розовато-золотой коже девушки, возвращая Эши к легендам о богине утренней зари.
Улыбка не покидала ее лица, когда Рапсодия расстегнула юбку, скользнувшую вдоль бедер на пол, и ее изящные ноги заставили затрепетать Эши так, как в тот самый миг, когда он впервые почувствовал ее присутствие, еще даже не увидев. Она подошла и присела нему на постель. Он остался лежать, опасаясь, что потеряет контроль над собой.
Однако создавалось впечатление, что Рапсодия именно этого и хотела. Она протянула руку и коснулась его пальцев с грацией женщины, которая способна пленить сердце любого желанного ей мужчины. Он почувствовал, как его ладонь стала влажной, - Рапсодия выбрала его!
С бесконечным терпением она положила его дрожащую руку на свое длинное, гладкое бедро и медленно провела ею вверх к талии. Закрыла глаза, когда ладонь коснулась ее изящной груди, сразу удобно уместившейся в его руке.
Он нежно провел пальцем по маленькому соску, чувствуя, как он напрягается от прикосновений. Эши ласкал Рапсодию, а она взяла другую его руку и положила на внутреннюю поверхность своего бедра и слегка раздвинула ноги. Эши, набравшись мужества, коснулся влажными пальцами влаги ее желания; затем его рука осмелела... Ее зеленые глаза посмотрели в его лицо...
- Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для нас сегодня.
Эши моргнул. Рапсодия продолжала стоять у двери, полностью одетая; волосы, как и прежде, удерживала черная лента. Фантазии Эши разлетелись вдребезги. Он сел, чувствуя, как желание пульсирует в его теле, и возблагодарил небеса за туманный плащ.
- Это я получил удовольствие, - сказал он, улыбаясь игре слов. - Но вы и сами сражались, как настоящий воин.
Рапсодия скорчила гримасу:
- Едва ли.
- Нет, правда, - продолжал Эши, опуская ноги на пол. - Ваш меч сеял панику среди врагов.
- Ну, сегодня вообще было много паники, - сказала Рапсодия, подходя к рукомойнику и склоняясь над ним. С нижней полки она достала грубое полотенце и накрыла им раковину. - Терпеть не могу беспорядок.
Эши рассмеялся:
- Вы очень интересная женщина, Рапсодия.
- Благодарю вас. Довольно странно слышать это от человека, лица которого я никогда не видела... Ну, если вам больше ничего не требуется, я вас оставлю. Вы заслужили отдых.
Эши подумал о видении, снизошедшем на него несколько минут назад. Да, ему требовалось кое-что еще, но он не хотел рисковать и говорить об этом вслух.
- Я бы с удовольствием послушал песню. Джо сказала, что вы - музыкант.
Рапсодия улыбнулась:
- Может быть, потерпите до завтра? Честно говоря, я устала.
Эши поморщился под капюшоном: он совсем забыл о ее ранении.
- Конечно. Значит, я могу провести здесь и завтрашний день?
- Вы можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете. Мы благодарны вам за помощь. Но даже если бы никакого сражения не было, в любом случае вы - наш гость.
- Вы очень добры. Пожалуй, мне действительно больше ничего не требуется.
Рапсодия направилась к выходу.
- Спокойной ночи, сказала она. Приятных снов.
- Не сомневаюсь, что мне приснится что-нибудь очень приятное. - Он смотрел, как Рапсодия закрывает за собой дверь.
Боль, которую он всегда носил с собой, вернулась с такой силой, что Эши глухо застонал, сжимая руками край кровати.
Несколько минут он тяжело дышал, пока ему не удалось немного успокоиться. Тогда он устало опустился на подушки и погрузился в тревожный сон.62- ЕСЛИ ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ себя одинокой среди болгов, Рапсодия, я найду тебе кошку.
Рапсодия бросила на дракианина свирепый взгляд, и огонь у нее за спиной рассыпался яркими искрами. И что это значит?
Акмед подался вперед, глядя в ее глаза:
- Это значит, что он живет у нас уже неделю, и создается впечатление, что отъезд в его планы не входит. Он гуляет по залам Илорка вместе с Джо, не подчиняется никаким запретам, хотя я предельно четко дал понять, что есть вещи, которые ему видеть не следует.
Соломенная мишень, висевшая в дальней части зала, вспыхнула с громким хлопком.
- Прошу меня простить, - ледяным тоном проговорила Джо, - кто перед смертью сделал тебя Верховным Правителем?
Грунтор поднял глаза от карты.
- Ой думает, Джантир-Костолом, маленькая мисси, - молвил великан и вновь обратился к карте.
- Возможно, для болгов так и есть. Но не припоминаю, чтобы я приносила тебе клятву верности. - Джо вытащила кинжал из остатков обгоревшей мишени. - Я вообще не понимаю, о чем ты беспокоишься. Эши хороший парень. Никто не виноват в том, что ты никому не веришь.
- Ты имеешь в виду совсем другое, - ядовито заметил Акмед. Он повернулся к Рапсодии, и той пришлось отложить лиру целителя. - Я хочу, чтобы к утру его здесь не было.
На лице Рапсодии появилось удивление.
- Почему?
- Я не хочу, чтобы он оставался здесь.
Теперь на место удивления пришел гнев.
- В самом деле? Я согласна с Джо: раньше я не думала, что здесь имеет значение только твое мнение. Мне казалось, мы все тут живем.
- Ладно, он может остаться. Грунтор, убей его, пожалуйста. Перед ужином.
- Подождите, - сказала Рапсодия, увидев, что Грунтор положил карту на стол. - Это совсем не смешно.
- А я и не шучу. Рапсодия, я уже говорил тебе, что он скрытный и опасный человек. Если тебе не хочется просить его уйти - кажется, что это дурной тон и все такое, - мы с Грунтором можем решить проблему без твоего участия.
Рапсодия посмотрела на своих рассерженных друзей. Акмед был явно расстроен, а Джо с трудом сдерживала ярость. Дрожа от гнева, она сжимала в руке кинжал.
- Ладно, давайте немного успокоимся, - сказала Рапсодия, используя силу Дающей Имя. - Начнем с тебя, Акмед. Я не считаю, что скрытность - это обязательно плохо; ты самый скрытный человек из всех, кого мне приходилось встречать. Из того, что он никому не показывает свое лицо, еще не следует, что в нем поселилось зло. Возможно, оно просто обезображено.
- Я не улавливаю никаких вибраций, которые должны исходить от него, Рапсодия. Такое впечатление, что он находится на берегу океана. А ты знаешь, как я люблю океан.
"ДЕЛО НЕ В ТОМ, КТО ОН ТАКОЙ, - ДЕЛО В ТОМ, ЧТО НА НЕМ НАДЕТО".
Рапсодия выпрямилась, вновь услышав голос в своем сознании. Она немного подождала, но голос замолчал.
- Может быть, все дело в том, что на нем надето, - высказала она практичное предположение. - А ты что думаешь, Грунтор? Ты ничего не говоришь.
Великан задумчиво переплел пальцы:
- Ой согласен с его величеством. Ой полагает, что его нельзя выпускать из виду.
- Отлично, - быстро проговорила Джо. - Я ни на минуту не оставлю его одного. Мы все время будем вместе. Как вам такое предложение?
- Меня вполне устраивает, - сказала Рапсодия. - Эши все равно скоро нас покинет. Я хочу только напомнить вам, - продолжала она, обращаясь к мужчинам, - что он помог нам подавить восстание Горных Глаз. И согласился взяться за меч, хотя не рассчитывал на вознаграждение.
Акмед встал.
- Может быть, этот тип ничего другого и не хотел, - ответил он, решительно направляясь к двери. - Возможно, его награда состояла в том, что восстание состоялось.
Тяжелая деревянная дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной.Прохладный туман плаща опустился Эши на лицо, остудив жар сна.
Он повернулся на постели, сбросив одеяние, которое никогда с себя не снимал. Пока он ворочался под одеялами, от его плаща поднялось облачко пара. Туман уносил частичку боли, и ему становилось легче. И еще туман помогал Эши скрываться от тех, кто его преследовал.
Ни разу за последние двадцать лет ему не удавалось увидеть этот сон - с тех самых пор, как его жизнь пошла прахом.
В прошлом он воспринимал сны как благословение, единственный шанс оказаться рядом с женщиной, которую он любил и будет любить всегда, что бы ни случилось. Ее смерть означала для него конец всех надежд на будущее, но он все еще хранил единственное воспоминание о ней из прошлого. Он мечтал о тех ночах, когда она посещала его сны, улыбаясь из темноты...
"...Ну, когда он в порту, корабль совсем крошечный - как моя ладонь. Дед держит его на каминной полке, в бутылке..."
Единственное воспоминание. Но ему хватало.
А потом, однажды ночью, он лишился своего последнего утешения. Теперь собственная жизнь ему не принадлежала: он стал оболочкой, пешкой в злой игре. Боль, которую он день за днем носил в себе, никогда не оставляла его. Он испытывал такие жестокие душевные и физические страдания, что все его силы уходили на борьбу с ними. Сон исчез. Он был слишком чистым, чтобы оставаться рядом с видениями, которые Эши постоянно посещали.
Но с тех самых пор, как он встретил Рапсодию на рынке в Бет-Корбэре, она постоянно снилась ему. Его недолго мучила вина за предательство памяти Эмили - ведь голос Рапсодии приносил ему облегчение, пульсирующая боль в голове и груди отступала.
Эши сел, сбросив с себя одеяло и туманный плащ. Он закрыл глаза, его дыхание участилось. Ему хотелось только одного: пусть она уйдет, оставив ему то единственное, что он считал священным. Телом и душой, даже в воспоминаниях, он неизменно оставался верен женщине, для встречи с которой преодолел Время, хотя и совсем ненадолго.
Другой быть не могло. Он знал, что место Эмили в его сердце останется святыней.
Так почему эта женщина? Почему он не в силах изгнать ее из своих мыслей?63ШЛИ ДНИ, и Эши стал неотъемлемой частью Илорка. Акмед запретил ему и Джо входить в склеп Гвиллиама и древнюю библиотеку, где имели право бывать только Рапсодия, Грунтор и сам король. Однако благодаря присутствию дракона Эши знал, где они расположены. Но по какой-то причине он не мог разузнать, что именно в них находится: ему не удалось распознать детали в запрещенных помещениях, что случалось очень редко.
Впрочем, это не имело значения. Обычно Рапсодия охотно обсуждала с Эши найденные артефакты, а Акмед часто читал вслух манускрипты из библиотеки.
Однажды, когда Эши позволил своим драконьим чувствам обследовать документы в руках короля фирболгов, свиток внезапно свернулся. Эши открыл глаза и увидел, что Акмед внимательно смотрит на него. Казалось, он понял, что пытался сделать Эши. Возможно, то было знаком его власти над Илорком. Акмед сосредоточил в своих руках всю полноту закона, вплоть до малейших деталей, словно и сам являлся драконом. Здесь - его королевство; Эши не имел в нем власти.
И все же он терпеливо мирился с унизительными запретами - ведь Акмед разрешил ему общаться с Рапсодией. И она стала для него источником радости. Ее личность имела множество различных граней, она была полна противоречий: то нежная, то яростная, в зависимости от обстоятельств. Рапсодия обладала редкой способностью смеяться над собой и достойно переносить подчас грубые поддразнивания своих друзей. Она любила и оберегала Джо, как наседка, и тогда ее язык резал, точно бритва.
Эши понимал, что ему следует покинуть Илорк, - тот, кто его ждет, уже наверняка испытывает нетерпение, - но не мог найти в себе силы расстаться с Рапсодией. Он избрал небрежную, равнодушную манеру общения, поэтому она стала чувствовать себя рядом с ним непринужденно. Ее первоначальная настороженность исчезла. Эши казалось, что он начинает ей нравиться.
"Еще несколько дней", - говорил он себе, укладываясь в свою одинокую постель и размышляя о том, что может сниться Рапсодии.
Воля Акмеда распространялась даже на каменные стены, не позволяя Эши ощущать Рапсодию, когда она находилась в другой комнате. Неприятное чувство...Прошло еще несколько дней, и все изменилось. Акмед и Грунтор почти целый день исследовали пещеры. Эши все утро учил Джо игре в "ножички", требующей проворства, - он не сомневался, что она быстро овладеет всеми тонкостями, уж очень ловкими были у девчонки пальцы. К вечеру она уже демонстрировала свое мастерство Рапсодии. Наконец вернулись Акмед и Грунтор.
- Хочешь взглянуть, что мы нашли, герцогиня? - спросил Грунтор, протягивая Рапсодии украшенный самоцветами ларец из голубоватой древесины геспера, растущего в Скрытом Королевстве.
Это дерево использовалось в Илорке для изготовления почти всей мебели. Верхняя часть ларца держалась на золотых петлях и застежке без замка.
- Мы нашли его среди кучи коробок и корзин, в самом низу, - заявил Акмед, наливая себе вина из графина.
Рапсодия осторожно открыла ларец. Внутри лежал древний изогнутый кинжал, или короткий меч, вырезанный из кости или другого столь же неподходящего материала. Клинок был цвета розового золота - похоже на сплав меди и золота.
- Какая необычная вещь... - Рапсодия бережно вынула кинжал из ларца. - Зачем было покрывать его красным золотом? Оно слишком мягкое, чтобы использовать такое оружие в сражении. Да и работа не особенно хорошая: взгляните, сколько трещин на поверхности клинка.
- Возможно, он применялся для ритуалов. Рапсодия закрыла глаза и, прислушавшись, почти сразу ощутила гудение воздуха вокруг странного предмета. В ее раскрывшихся глазах вспыхнула тревога.
- Боги! Мне кажется, я знаю, что это такое, - побледнев, прошептала она.
- Что?
- Коготь дракона. Взгляните сами.
Никто не стал с ней спорить. Дракон, потерявший коготь, наверное, был огромным.
- Будет меч для маленькой мисси, - заметил Грунтор.
- Ты спятил! - рассердилась Рапсодия. На лице у нее сразу же появилось сожаление, когда она увидела, что великан обиделся. - Ох, Грунтор, прости! Я вспомнила одну старую легенду. Драконы - удивительно эгоистичные существа и весьма ревниво относятся к тому, что им принадлежит. Если хозяин когтя еще жив, он сразу узнает, кто им завладел, и будет землю рыть, лишь бы заполучить его обратно. Я не хочу, чтобы Джо даже близко подходила к этой штуке. Более того, я не уверена, что нам следует хранить его здесь. Возможно, стоит вернуть ей коготь.
- Ей?
- Элинсинос, матери Энвин, помните? Бабушке Ллаурона. Она - единственный дракон, о котором я здесь слышала.
- Коготь благополучно пролежал здесь столетия, - недовольно ответил Акмед. - Почему ты думаешь, что она захочет получить его обратно?
- Возможно, пока он лежал внутри ларца, она не в силах была почувствовать его, но теперь, когда мы его достали, запах когтя подхватит ветер. Я не шучу, Акмед. В самом начале обучения Певцам рассказывают легенды о драконах и других Первородных народах. Вирмы впадают в неистовство, если вору удается что-то у них украсть или если кто-то завладеет их собственностью случайно. Нам следует тщательно обдумать, что делать с вашей находкой. Мне бы не хотелось однажды проснуться от огня, льющегося с неба. Грунтор вздохнул:
- Ой больше ничего тебе не покажет.
- Возможно, она права, - нехотя проворчал Акмед. Он знал легенды не хуже, чем Рапсодия. - Но я не уверен, что мы решим проблему, если просто вернем коготь. Быть может, нам следует забраться на самую высокую вершину и сбросить коготь вниз. Если Элинсинос еще жива, она его найдет.
- Или его подберет кто-нибудь другой, - с негодованием возразила Рапсодия. - Всякий, увидевший ларец, откроет его. Тем самым мы приговариваем ни в чем не повинного незнакомца к ужасной смерти. Кроме того, я сомневаюсь, что дракон, который прилетит в Илорк для того, чтобы забрать свою вещь, будет доволен, если мы бросим его собственность, точно ненужный хлам.
Джо уже давно организовала детей болгов в команды, которые убирали горы мусора, накопившегося за долгие годы в степи.
- Нечего бросать всякую гадость с гор, - заявила она и вернулась к игре.
- И что же ты предлагаешь? - спросил Акмед.
- Я сама его верну, - ответила Рапсодия. - Возможно, удастся из первых рук узнать что-нибудь о драконах.
- Нет.
- Что ты сказал? - Глаза Рапсодии сузились: первый признак вскипающего гнева.
- Я сказал - НЕТ, - повторил Акмед. - Если не ошибаюсь, Элинсинос пришла в дикую ярость, когда обнаружила, что Меритин не вернулся, и бросила своих детей.
- Да, - пришлось признать Рапсодии.
- А ты хочешь разыскать ее и сказать: "Вот, мы нашли твой коготь; а теперь я, пожалуй, пойду". Вряд ли у тебя что-нибудь получится. Не говоря уже о том, что ты не знаешь, где ее искать, не так ли?
- Я знаю, - негромко проговорил Эши.
Все это время он молча слушал, с интересом наблюдая за собеседниками. Женщины подскочили на месте, успев забыть, что Эши сидит рядом.
- Я знаю, - повторил он. - И могу проводить вас к ней.
- Нет, - прорычал Акмед.
- У тебя есть другие идеи? - раздраженно спросила Рапсодия.
Акмед метнул мрачный взгляд в сторону Эши.
- Возможно, мне следовало бы сказать - "пока нет". Возможно, она может предложить нам что-нибудь ценное в обмен.
- Вы собираетесь требовать выкупа у дракона? - В голосе Эши появились новые нотки, то ли презрения, то ли иронии.
Акмед не мог определить и разозлился еще сильнее.
- Не прикидывайся болваном. Я просто хочу, чтобы она запомнила, кто оказал ей услугу.
Рапсодия постепенно теряла терпение.
- Я не хочу рисковать, - заявила она. - Эши знает, как найти ее логово.
- Хорошо. Пусть нарисует карту, если, конечно, он обучен грамоте.
Эши рассмеялся:
- Вот уж нет! Если к утру ваши планы не изменятся, то обсудим путешествие. А сейчас я хочу пожелать вам спокойной ночи.
Джо тоже встала.
- Я с тобой. - Она поцеловала Рапсодию в щеку и последовала за закутанным в плащ Эши.Рапсодия дождалась, пока дверь за ними закроется, и повернулась к Акмеду:
- Почему ты так себя ведешь? В чем дело?
- Ни в чем. Просто мы находимся на незнакомой территории.
Рапсодия нахмурилась:
- Однако она явно знакома Эши.
- Эши и есть незнакомая территория. Что с тобой, Рапсодия? Ты наткнулась на этого типа на рынке. Он назвал тебя шлюхой, а потом в виде компенсации угостил обедом, и ты его простила - признав тем самым, что он не ошибся. Потом он появляется здесь, в моих землях, никем не замеченный, без приглашения, и умудряется добиться твоего расположения. Неужели общество фирболгов тебе настолько отвратительно, что ты ищешь внимания бесполезного идиота только из-за того, что поблизости нет других людей?
Глаза Рапсодии обожгли слезы: Акмед никогда не щадил ее чувств, но даже для него эта тирада была слишком ядовитой.
- Какие ужасные вещи ты говоришь!
- Но ты даже представить себе не можешь, какие ужасные вещи могут с тобой произойти, если ты окажешься наедине с малознакомым человеком, а мы будем слишком далеко, чтобы помочь тебе. Ты знаешь, что сейчас я не могу покинуть Илорк. Болги объединились совсем недавно, и наши планы только-только начинают приносить плоды.
Глаза Рапсодии вновь сузились. Грунтор заметил, как в них вспыхнул зеленый огонь; он хорошо знал этот взгляд. Сейчас начнется буря.
- Поэтому я должна оставаться в Илорке, хотя моя доля работы в твоих грандиозных планах объединения уже выполнена, - начала она негромко. - Я внесла свой вклад в реализацию твоих идей, Акмед, хотя иногда мне приходилось идти против собственных желаний только потому, что этого хотел ты. Что требуется от меня теперь?
- А как насчет того, чтобы помочь с земледелием? И больницей? И решить вопросы с образованием?
- Все сделано.
- А как насчет того, чтобы проследить за плодами твоих трудов? Что будет с виноградниками? Приближается весна: скоро придет время сеять. Все это очень важно для людей, о которых ты заботишься.
- А как насчет того, чтобы избавить их от гнева дракона? - ответила Рапсодия. - Ты забыл, каким он бывает?
Мне кажется, тебя гораздо больше заботит мой проводник, чем возможные последствия нападения дракона. Не слишком разумное поведение для короля.
- Ой пойдет с тобой, - предложил Грунтор. Рапсодия улыбнулась великану болгу:
- Нет, ничего не получится. В некотором смысле, ты здесь нужнее, чем он.
Акмед согласно кивнул.
Рапсодия заметила, что выражение его глаз изменилось, но он промолчал. Тогда она взяла короля за руку:
- Мы столько лет дружны с тобой - неужели мы не можем говорить друг другу то, что действительно думаем? Почему бы не сказать прямо, что ты за меня беспокоишься? Что боишься гнева дракона, который может меня убить или захватить в плен? Что ты не веришь Эши, и тебе кажется, будто он не сможет защитить меня?
Акмед посмотрел ей в глаза:
- А разве я не так сказал? Рапсодия с улыбкой покачала головой.
- Ты все понимаешь, однако собираешься отправиться в путешествие? - спросил Акмед.
Рапсодия вздохнула:
- Кто-то должен отнести коготь. Я уже немало сделала здесь, и без меня работа будет продолжаться. И я в состоянии позаботиться о себе сама. Неужели ты забыл, что, прежде чем встретить вас, я долго жила одна. Я справлюсь. И с Эши, если потребуется. У меня же есть Звездный Горн! - Она почувствовала, как улыбается Грунтор, и повернулась к великану: - Скажи ему, Грунтор! Скажи, что со мной все будет в порядке.
- Ой не может, мисси. Ты знаешь, Ой никогда не лжет его величеству.
Рапсодия снова вздохнула:
- Твоя вера в меня вдохновляет. - Она снова обратилась к Акмеду: - Помнишь, что я сказала тебе на берегу озера в Элизиуме? Мне необходима цель в жизни, шанс что-то сделать для людей, которых я люблю. Сейчас у меня появился такой шанс, Акмед. Я могу помочь болгам. Совершить то, что не в силах сделать ты. Здесь мой дом. И я должна рискнуть, чтобы его обезопасить. Это важно и для меня, и для болгов.
- Тогда иди, - сказал Акмед. - Возьми с собой Джо. Как долго тебя не будет?
Рапсодия заморгала:
- Ты хочешь, чтобы я ушла? Он сердито фыркнул:
- Не будь дурой. Конечно же, я не хочу, чтобы ты уходила. Однако я понимаю, что не смогу тебя удержать. Мы слишком давно вместе, и я хорошо знаю, кто выйдет победителем из нашего спора. Ну, раз уж ты приняла решение, остается снабдить тебя всем необходимым и проверить разумность твоих планов. Давай договоримся о сроках, когда ты вернешься. После истечения указанного времени мы разделим твои вещи, займем твои покои и забудем о тебе.
Рапсодия провела рукой по волосам, пытаясь сообразить, что означает такой неожиданный поворот разговора.
- Хорошо, - смущенно сказала она. - Но я не могу взять с собой Джо.
- Она прикроет тебя. И не будет болтаться у нас под ногами.
- Мне наконец удалось найти место, где девочка оказалась в безопасности, а ты хочешь, чтобы я потащила ее за собой через весь континент в самое логово дракона? - сердито возразила Рапсодия. - Тут с я тобой не согласна! Не говоря уже том, что именно ты вечно тревожишься из-за ее длинного языка. Она может выдать наши тайны Эши или кому-нибудь другому.
- Кстати, об Эши, - серьезно проговорил Грунтор. Предупреди его, что если с тобой случится какая-нибудь гадость или ты не возвернешься, Ой найдет его, и тогда ему будет о-о-очень плохо.
Рапсодия рассмеялась:
- Я ему скажу. - Она наклонилась к Акмеду и поцеловала его в щеку.Через пять дней они с Эши покинули Илорк и двинулись на запад. Перед уходом Рапсодия много времени проводила с Джо, которая рвалась пойти вместе с ней. Лишь Грунтору в конце концов удалось уговорить ее остаться.
- Ты хочешь, чтобы Ой лишился герцогини и маленькой мисси? Сразу? Неужели у тебя нет сердца, Джо? Ой будет скучать. Ой свернется в уголке и помрет.
Женщины не выдержали и рассмеялись.
- Как ты можешь не пойти навстречу таким мольбам? - спросила Рапсодия, обнимая сестру. Она крепко прижала ее к себе и прошептала так, чтобы ее могла слышать только Джо: - И присмотри за другим: он нуждается в этом еще больше.
Джо молча помотала головой.
Последний день Рапсодия провела с Акмедом. Они обсуждали планы на будущее или просто сидели рядом и молчали.
- Ты хочешь, чтобы я что-нибудь от него скрыла? - спросила Рапсодия у Акмеда во время тихого обеда в покоях.
Акмед внимательно посмотрел на нее.
- Говори все, что захочешь. - На его лице появилась улыбка.
Рапсодия удивилась:
- Ты уверен?
- Полагаю, ты не скажешь больше того, что необходимо.
- Да, конечно. И постараюсь выяснить побольше о странных набегах.
- Только не подвергай себя лишней опасности, - не стал спорить Акмед. - И еще: проследи, нет ли связи между набегами и Эши. Я уже давно подозреваю, что такой вариант не исключен.
Рапсодия удивилась:
- Что ты имеешь в виду?
- Горные Глаза напали на нас, как только он появился здесь. Последние два набега, о которых нам известно, произошли возле Бет-Корбэра, перед тем как мы встретили Эши в городе, и вскоре после этого. Возможно, какая-то связь все-таки существует. Она вздрогнула:
- Надеюсь, ты ошибаешься.
- Я тоже. Еще не поздно изменить планы. Рапсодия задумалась.
- Лучше рискнуть сейчас и попытаться повлиять на результат, чем прятаться и ждать, когда небо обрушится нам на голову, - просто сказала она.
Трое друзей вышли попрощаться с Рапсодией и Эши перед рассветом пятого дня. Певица обнялась и расцеловалась с каждым из них, не проронив ни одной слезинки и заверяя всех, что непременно вернется живой и здоровой.
А потом они ушли.
- Рапс никогда не вернется, да? - со слезами на глазах спросила Джо, когда две тени исчезли за далекими очертаниями гор. Девушка была слишком расстроена, чтобы делать вид, что ей на все наплевать.
- Нет, маленькая мисси, не надо так думать, - ответил Грунтор, положив могучую руку на ее хрупкие плечи. - Герцогиня совсем не такая беспомощная, какой представляется на первый взгляд. Наверное, ты уже знаешь.
Джо сердито вытерла глаза:
- Она помрет, а я навсегда останусь тут с вами. Замечательно!
Акмед едва заметно улыбнулся:
- Ну, твое положение среди болгов улучшится. Ты станешь Первой Женщиной, новой герцогиней Элизиума, а при дворе будешь играть роль Таинственной Блондинки, если не придумаешь чего-нибудь получше. Тогда мы сможем устраивать аудиенции.
- Ну и мерзавец же ты! - И Джо с мрачным видом ушла прочь.
Грунтор прикрыл глаза от косых лучей встающего солнца.
- А если она и правда погибнет, сэр? Как мы узнаем? Акмед пожал плечами, его охотничьи глаза искали тень Рапсодии на западном горизонте и не находили.
- Мы не узнаем, но ветер принесет нам ее последнюю песню: Дающие Имя из расы лиринов обладают связью с музыкой и смертью. - Он почти беззвучно вздохнул. - Или услышим последнее биение ее сердца...
Ритмичный успокаивающий звук, который оказывал такое благотворное влияние на его чувствительную кожу, стихнет, исчезнув, словно погасшее пламя свечи...
Акмед отбросил мрачные мысли.
- Постараемся пока обойтись без нее. Ты заметил - когда она сказала, что с ней все будет в порядке, ее голос прозвучал не как у Дающей Имя?
Грунтор кивнул:
- Она его использует, только когда уверена, что говорит правду.Когда они с Эши взобрались на вершину последнего утеса предгорий, Рапсодия повернулась и посмотрела на восток, где только что появилось утреннее солнце. Она прикрыла ладонью глаза, размышляя о том, действительно ли внизу протянулись длинные тени трех людей, которых она любила больше всего на свете, или перед ней лишь отражения скал, угрюмо вздымающихся к небу.
Голые скалы тянули ввысь острые, точно клыки, вершины, и Рапсодию охватила печаль. Певица пожала плечами, стараясь избавиться от растущего ощущения потери, в горле перехватило, сжалось сердце, как уже было с ней много лет назад.
"Моя семья, - с тоской подумала она. - Я снова покидаю свою семью".
Где-то внутри многоцветных гор рождалось новое величие, новая история. Люди, которых она раньше считала чудовищами, поднимались из мрака, чтобы положить начало новой эре. Только на сей раз горы будут служить им - под твердой рукой мастера-кузнеца они станут острыми и безупречными, как клинки.
Рапсодия больше не боялась фирболгов. Она боялась за них.
И дело не только в кровожадном драконе, что скрывается в тумане на краю Вселенной. Люди нового мира отличались от тех, что жили в Серендаире, но у них имелась одна пугающая общая черта: и те и другие считали болгов чудовищами. И они намеревались уничтожить чудовищ.
Холодный ветер промчался над горами и разогнал утренний туман. Рапсодию охватила необъяснимая нежность к месту, где остались ее друзья, где болги начали пробуждаться от долгого сна.
Ветер принес голос отца, прошептав ей на ухо: "Когда ты найдешь то единственное, во что будешь верить больше всего на свете, твой долг перед собой - не предать собственной веры, потому что она дается только один раз. Не бойся и не отступай перед трудностями, милая. Найди то единственное, что для тебя важнее всего, а остальное решится само собой..."
- Посмотри, - сказал Эши, прервав ее размышления. Рапсодия увидела еще одну цепь теней, начинавшуюся там, где сходились степи и предгорья.
- Кто это?
- Похоже на собрание каких-то людей, - сказал Эши после коротких раздумий.
Рапсодия кивнула.
- Послы, - негромко проговорила она. - Они направляются к Акмеду, чтобы вручить ему верительные грамоты.
Эши вздрогнул под своим туманным плащом.
- Я им не завидую, - с усмешкой молвил он. - Их ждет много неожиданностей.
Рапсодия заглянула в темноту, что скрывалась под его капюшоном, но увидела лишь слабые струи тумана. Ей так и не удалось разглядеть выражение его лица. Казалось, среди болгов Эши чувствовал себя непринужденно - вежливый гость, не склонный судить других. Но кто мог поручиться за истинность ее наблюдений? Под капюшоном могло прятаться все что угодно. И даже если бы ей удалось увидеть его лицо, она не сумела бы заглянуть в сердце Эши.
Он вызвался стать ее проводником, обещал привести в логово дракона - только так она могла обеспечить безопасность Илорка. Время покажет, сумеют ли они туда добраться. Но в любом случае ей следует быть настороже - хотя бы ради тех, кого она оставила дома.
Эши взял в руки посох:
- Пойдем дальше?
Еще несколько мгновений Рапсодия не могла оторваться от панорамы Зубов. Первые золотые лучи солнца пробили серый туман. В широких долинах на западе таял снег. Далекая цепочка темных фигур продолжала оставаться в тени.
- Да, - сказала Певица, поудобнее сдвинув заплечную сумку, - я готова.
И, не оборачиваясь, она последовала за Эши по западному склону последнего утеса, начиная долгое путешествие к логову дракона.
Где-то далеко темная, невидимая тень коснулась фигуры шагающего человека. Он остановился, посмотрел вверх, в сторону гор, а потом продолжил свой путь в царство фирболгов...Раздался пронзительный скрежет. Временная нить оторвалась от веретена и загорелась. Изображение на экране исчезло, над лампой начал подниматься дымок. Кусок прогоревшей пленки упал на пол.
Меридион метнулся вперед и схватил катушку. Она продолжала вращаться. Меридион принялся сбивать мерцающие на ней искры. Он быстро провел рукой над панелью Редактора Времени и разочарованно вздохнул, когда она потемнела. Потом собрал с пола остатки скрученной пленки и в смятении принялся рассматривать их. Но он уже знал, что нить разорвана непоправимо.
Он уселся на стул, мрачно глядя на обрывок пленки. Потом поднес его к свету.
Ему почти удалось разглядеть их - крошечные фигурки невысокой стройной женщины с блистающими волосами и мужчины в сером плаще с капюшоном. Они стояли рядом на вершине утеса, озаренные первыми лучами восходящего солнца.
Меридион вздохнул. Какая грустная ирония - оставить их стоять на вершине, как в ту давнюю ночь! Во всяком случае, ему удалось вновь свести их вместе - по другую сторону Времени. Их души так изранены и опустошены, что они даже не узнали друг друга. Но они узнают. Это обязательно произойдет.
Меридион вновь взмахнул рукой над панелью, и Редактор ожил. Меридион осторожно вложил край обгоревшей пленки под линзы. Тщательно подстроил окуляры, пытаясь получше разглядеть изображение.
Наконец ему пришлось сдаться. Изображение окончательно погрузилось в темноту. Сгорело все. Он отчаянно надеялся, что там не было ключа к разгадке личности ф'до-ра. Ведь без него он больше не сможет вмешаться в ход событий. И этих двоих окутает тьма, как окутала она обгоревший кусочек пленки, на котором осталось изображение части их жизни. Жизни, которая и без того полна горечи.
Он выключил Редактор. Теперь самого Меридиона окружала темнота, и он погрузился в безрадостные размышления.Приближалась ночь, но это не имело значения. Тьма - его друг, его глаза привыкли к отсутствию света - ведь он пришел из царства черного огня.
Белки его глаз, неотличимые днем от глаз обычного человека, теперь приобрели оттенок крови. Если бы кто-нибудь оказался рядом, он бы заметил, что по краям их возник алый след. Но конечно, он был один. Ему приходилось тщательно скрывать свою оборотную сторону: нельзя допустить, чтобы его разоблачили сейчас, когда он так близко подошел к поставленной цели.
Увидев приближающегося посла, он уселся в кресло и вздохнул. Ему пришлось ждать так долго, но Трое наконец пришли. Теперь он не сомневался.
В Канрифе происходило что-то непонятное. Поползли слухи о новом короле фирболгов, растущих успехах империи, что только подтверждало его предположение. Даже могущественный Гвиллиам не сумел покорить болгов. Перед ним встал вопрос: что делать дальше?
Все складывалось хорошо, даже слишком хорошо, чтобы сейчас допустить ошибку. Семена раздора посеяны, восстание становилось неизбежным. Потеря Дома Памяти оказалась серьезным ударом, но он с ним справится.
Реализации его планов могло помешать предстоящее нарушение Патриаршего обряда. Грозила ли этому новая сила, появившаяся на земле фирболгов, он не знал. Если тот, кто засел в Канрифе, мечтает о покорении мира и занят обучением чудовищ военному искусству, то вмешаться он попросту не успеет. Слишком многое зависит от убийства в Сепульварте.
Он закрыл глаза и ощутил в ветре привкус сгорающей от нетерпения смерти. Время приближалось, напряжение нарастало, уже зазвучал чеканный шаг неистовой войны. Стали слышны ритмы ненависти, непреклонные и непреодолимые, пока еще далекие, но приближающиеся. Пройдет время, и они будут здесь.
Стук в дверь разрушил его приятные размышления. Он медленно поднялся на ноги, чтобы встретить посла - одного из двух людей во всем свете, которым он мог поручить самые важные дела. И первым таким заданием была оценка возможностей Канрифа и его нового суверена. А второе заключалось в том, чтобы Трое оставались в Скрытом Королевстве болгов и не мешали ему решать более важные проблемы.
После того как его посол отправился к королю фирболгов, он вновь уселся в свое кресло.
- Мы скоро увидим, кто действительно заслуживает называться именем Дитя Крови, - сказал он, улыбаясь.
Только тьма слышала его слова.МОЯ БЛАГОДАРНОСТЬСила музыкальной рапсодии состоит в разнообразии вдохновляющих идей, которые вызвали ее к жизни, и таланте музыкантов, которые помогли ей появиться на свет. Пожалуйста, обратите ваши взоры на оркестр:Ричард Куртис, агент, художник и ревностный поклонник музыки, который поверил в мою песню раньше всех остальных - раньше даже, чем я сама. Без него бы этой книги не было.Мой замечательный редактор Джеймс Минц, дирижер, знающий мелодию лучше, чем я, и все замечательные люди из издательства "TOR".Концертмейстеры Т. Л. Эванс и В. Дж. Ралбовски, за их дружбу и помощь в самом начале, во время первых, самых трудных репетиций.Авторы рецензий Ребекка Мэйр, Шарон Харрис, Дженнифер Роберсон и Энн Маккефри, которые присутствовали на генеральной репетиции и перед премьерой указали мне на неудачные места.Роберт Дж. Беккер с его картографическими вычислениями и геологическими познаниями.Норма Дж. Кони с ее знанием флоры и фауны.Луис Ройо с его замечательной обложкой и Эд Газси с чудесными картами.Хелен М. Кани - знаток средневековой музыки и всего остального, чем она со мной поделилась.Профессор Вильгельм Николайсон, показавший мне, что такое истинный фольклор и открывший многие его тайны.И наконец - и в первую очередь - мой муж и дети, мои неизменные покровители и невольные слушатели.Сердечная благодарность всем вам. Пожалуйста, примите мой поклон.