|
| Читальный зал: |
|
|
|
КОСМИЧЕСКИЙ ГОСПИТАЛЬ
(Книга
ВОСЬМАЯ
)
Джеймс УАЙТ
Spellcheck: Виктор Грязнов
Препровождая Хьюлитта по туннелю от места парковки корабля до входа в
госпиталь, медик-орлигианин помалкивал, и Хьюлитт искренне этому радовался.
Он недолюбливал инопланетян, и, если уж приходилось общаться с ними,
предпочитал пользоваться устройствами дальней связи, не оборудованными
видеоприставками. Не нравился ему и орлигианин. То, как он время от времени
шевелил серовато-коричневыми острыми шерстинками, торчавшими из щелей в
коже, наводило Хьюлитта на мысль о том, что орлигианин не иначе как весь
кишит какими-то паразитами. Как только Хьюлитт и орлигианин вышли из узкого
туннеля в просторное помещение приемного покоя, землянин вздохнул с
облегчением - наконец-то он сможет отойти подальше от лохматого
отвратительного существа.
Около антигравитационных носилок стояло еще одно инопланетное создание
и явно ожидало их появления. Это было удивительно крупное существо с
массивным туловищем, покоившимся на шести толстых щупальцах, одно из которых
обвивала повязка со значками - по всей вероятности, эти значки отражали либо
должность, либо личность носителя повязки. Повязка, если можно так
выразиться, была единственным одеянием встречающего. Хьюлитт очень
порадовался тому, что это существо хотя бы не покрыто шерстью. Правда,
отношение встречающего к мерам личной гигиены вызывало у землянина некоторые
сомнения: бока существа были забрызганы белесой краской - краска давно уже
высохла и теперь шелушилась. Хьюлитт разглядел у великана два впалых,
лишенных ресниц глаза, прятавшихся под толстым слоем роговицы. Больше ничего
примечательного в лице встречающего не было - за исключением, пожалуй,
выпуклой мембраны на макушке, чем-то напоминавшей петушиный гребень. Как
только странное существо шагнуло к Хьюлитту и обратилось к нему, стало ясно,
что эта мембрана - орган речи.
- Я ожидаю прибытия пациента-ДБДГ, - проговорило существо. - Вы явно
землянин, и ваша физиологическая классификация действительно ДБДГ, но,
похоже, у вас нет никаких травм, и вообще вы не выглядите больным. По всей
вероятности, я ошиблась, и вы не тот, кого...
- Вы не ошиблись, медсестра, - встрял орлигианин. - Меня зовут
хирург-лейтенант Турраг-Мар. Я с грузового корабля Корпуса Мониторов
"Тривендар". Нас попросили доставить этого пациента в Главный Госпиталь
Сектора. Но теперь мне нужно не мешкая вернуться на корабль. Это пациент
Хьюлитт, а вот его история болезни.
- Благодарю вас, доктор, - сказала медсестра, взяла у орлигианина
кассету и поместила ее в щель кассетоприемника на пульте управления
носилками. - Можете ли сообщить еще какие-либо сведения о пациенте, которые,
по вашему мнению, могли бы пригодиться нашим врачам?
Турраг-Мар растерялся, но, немного подумав, ответил:
- Пациент прибыл на борт "Тривендара" шесть дней назад, и за это время
в его клиническом состоянии не произошло никаких изменений. Он пребывал
таким, каким вы его видите теперь, - то есть в добром здравии. За время
перелета у меня сложилось такое впечатление, что, несмотря на все, что
рассказано о пациенте в объемистой истории болезни, в его заболевании
немалую роль играет психологический компонент.
- Понимаю, доктор, - протянула медсестра. - Однако могу заверить
пациента Хьюлитта в том, что, как бы сложны ни были его проблемы, мы
постараемся сделать все возможное, чтобы разрешить их.
Турраг-Мар коротко залаял, и транслятор этот лай не перевел.
- Желаю удачи, - членораздельно добавил орлигианин.
- Итак, землянин, - сказала медсестра, когда орлигианин исчез в недрах
переходного туннеля, - прошу вас, забирайтесь на носилки и устраивайтесь
поудобнее. Я перевезу вас в седьмую палату на двадцать девятом уровне, где
вы будете...
- Не собираюсь я никуда забираться. - Из-за злости, неуверенности и
неприязни к чудовищному созданию голос его прозвучал громче, чем ему
хотелось бы. - Сейчас со мной все в порядке, а уж с моими ногами - точно. Я
сам пойду.
- Прошу вас, поверьте мне, ДБДГ, - принялась уговаривать Хьюлитта
медсестра, - на носилках вам будет намного удобнее.
- Мне было бы намного удобнее, - огрызнулся Хьюлитт, - если бы вы
перестали разговаривать со мной так, словно я - какое-то... существо. Всю
дорогу это косматое орлигианское подобие врача только так обо мне и говорило
с другими офицерами, а теперь и вы туда же? Я человек, я мужчина, "он", а не
"оно". Будьте так добры, запомните это на будущее, медсестра.
Довольно долго медсестра не шевелилась и не произносила ни слова. Затем
она проговорила:
- Я знаю, что вы человек и представитель разумного вида. Я прослушала
курс лекций по анатомии разных видов и вижу, что вы - взрослая мужская
особь, имеющая физиологическую классификацию ДБДГ, то есть человек-землянин,
однако я вынуждена продолжать рассматривать вас как "оно" до тех пор, пока
какие-либо проявления функции ваших репродуктивных органов и сопутствующие
этим проявлениям эндокринные процессы не потребуют от меня учета вашего
пола.
Увы, - торопливо добавила медсестра, - идентификация пола разных
существ не всегда так легка, как в вашем случае, взять хотя бы меня. Мои
сородичи, худлариане, за время жизни способны несколько раз сменить пол. А
бывают существа, которым для осуществления размножения требуется более двух
полов. Тема эта крайне щепетильна, пациент Хьюлитт, и зачастую неверная
идентификация может вызвать у существа раздражение, а представителей
некоторых видов даже оскорбить. Полагаю, для вас будет удобнее и
естественнее рассматривать любое существо, не принадлежащее к вашему виду,
как "оно" - так же, как и мы будем рассматривать вас. А теперь прошу вас,
пожалуйста, забирайтесь на носилки.
- У вашего вида что - проблемы со слухом? - заорал Хьюлитт. - Я же ясно
выразился: я пойду пешком!
Медсестра промолчала, но чуть-чуть откинулась назад, так что ее
чудовищная масса уравновесилась на средних и задних щупальцах. А два
передних быстро развернулись - Хьюлитт не успел и оглянуться, как одно
щупальце обвило его талию, а другое подхватило его под колени. Он взлетел в
воздух и в мгновение ока очутился на носилках. Щупальца держали его крепко,
но никаких неприятных ощущений Хьюлитт не испытывал. Он не стал вырываться,
поняв, что с этими мягкими на ощупь, но прочными словно сталь щупальцами
бороться бесполезно.
За тот краткий миг, что он висел в воздухе, Хьюлитт успел заметить, что
обвившие его конечности инопланетянки могут выполнять роль как ног, так и
рук. На тыльной поверхности щупалец располагалась загрубевшая костяшка - на
нее существо наступало при ходьбе. При этом выступавшие перед костяшкой
пальцы отгибались и подворачивались.
Мягкие ремни-крепления обхватили ноги Хьюлитта. С боков носилок выехали
половинки прозрачного колпака и совместились. За спиной землянина мгновенно
появилась спинка сиденья - она поднималась до тех пор, пока Хьюлитт не
принял сидячее положение. "Ладно, - решил он, - по крайней мере я вижу и
слышу все, что происходит вокруг".
К носилкам ему не привыкать - на них он вдоволь накатался по земным
больницам, правда, тогда он не видел ничего, кроме скучнейших белых потолков
и стен со светильниками. Ладно, зато сейчас он будет путешествовать сидя.
- Будь то пациенты или сотрудники, - заметила медсестра, ни словом не
обмолвившись о том грубом методе, с помощью которого она водворила пациента
на носилки, - новички всегда мечтают пройтись по коридорам госпиталя пешком.
Можете считать, что вам повезло. Вы - пациент, а пациентам, в принципе, тут
пешком ходить не дозволено.
- Но я же могу идти! - возразил Хьюлитт, когда носилки мягко тронулись
с места и направились к выходу в коридор.
- А большинство поступающих к нам больных, - парировала медсестра, - не
могут ни ходить, ни разговаривать, ни даже смотреть по сторонам, ни - тем
более - спорить с медсестрами и медбратьями. Из-за одного исключения общее
правило отменять нельзя.
Носилки остановились около двери. Хьюлитт тут же закрыл глаза.
Заставить себя снова открыть их он смог только спустя несколько секунд.
Открыл - и ужасно порадовался тому, что его защищает прозрачный, но прочный
колпак.
По широкому коридору сновали существа, которые могли привидеться только
в самом кошмарном сне. Он с ужасом подумал о том, что некоторые из них
непременно приснятся ему сегодня же. Оттого, что изредка на глаза попадались
люди, легче не становилось - инопланетяне на их фоне выглядели еще
отвратительнее. Некоторых из них отделяли друг от друга несколько ярдов, но
чаще чудовища передвигались группами и проскакивали мимо на разной скорости.
Попадались массивные создания со множеством щупалец, пугающие одними только
своими размерами. Другие вызывали отвращение тошнотворными выростами или
слоем слизи, покрывавшей их кошмарные бесформенные тела. Очертания у
некоторых существ были настолько невероятные, что Хьюлитт с трудом верил
собственным глазам. Навстречу ему, словно гусеница-сороконожка, ползло
нечто, заросшее серебристой шерстью, и шерсть эта в такт движениям то
собиралась в складки, то расправлялась. Хьюлитт вспомнил, что видел такое
существо где-то на картинке и что оно родом с планеты под названием Кельгия.
Мимо протопал слоноподобный гигант на шести ногах, с четырьмя
щупальцами и головой, похожей на гигантский неповоротливый купол, - тралтан.
На членистых лапах процокал громадный краб с красиво и ярко окрашенным
панцирем - и Хьюлитт припомнил, что такие называются мельфианами. Во весь
дух промчалось невысокое - вдвое ниже человека - создание, заросшее рыжей
курчавой шерстью, - нидианин.
Нидианин легонько коснулся края носилок. Он что-то протявкал медсестре
- наверное, обругал за неаккуратное вождение. Медсестра промолчала. Голос
нидианина потонул в карканье, чириканье, лае - рядом стоял настоящий гвалт.
Видимо, транслятор, установленный на носилках, был оборудован так, что
переводил только разговоры медсестры и пациента.
Хьюлитт терпеть не мог, когда не понимал, о чем говорят рядом с ним...
"Интересно, - думал он, - обеспечат ли меня мультитранслятором, пока я буду
тут валяться? Небось не обеспечат, если медики тут такие же, как те, с
которыми я сталкивался на Земле". Те-то точно не желали вводить пациента в
курс своих разговоров о нем.
Особенно тогда, когда сами были в чем-то не уверены.
От неприятных воспоминаний о том, сколько раз его безуспешно пользовали
на родине, Хьюлитта отвлекло зрелище гигантского металлического танка,
мчавшегося прямо на носилки. Хьюлитт указал на танк и крикнул:
- Эй, сестра, как вас там! Сбавьте скорость, проклятие, и сверните в
сторону!
Медсестра - ноль эмоций. Металлическое чудище в последнее мгновение
отвернуло в сторону и проскочило в считанных дюймах от носилок. Из-под
приоткрытого колпака пахнуло горячим паром.
- Это защитное передвижное устройство СНЛУ, - пояснила медсестра. -
Устройством пользуются привыкшие к условиям высокого притяжения существа,
живущие в атмосфере с высоким давлением, изобилующей перегретым паром. Нам
ничто не грозило.
Сестра оторвала одно щупальце от пульта управления носилками и, прежде
чем продолжить пояснения, указала вперед по коридору.
- Вы, вероятно, уже успели заметить, что попадающиеся вам на глаза
существа подразделяются на два четких типа: на тех, кто избегает
столкновения с другими, и тех, с кем другие избегают столкновения. Это
связано с различиями в занимаемых должностях. Эти различия отражены значками
на повязках, размещаемых либо на конечностях, либо на других выступающих
частях тела. Эти сведения я вам сообщаю для того, чтобы в дальнейшем вам
легче было общаться с персоналом - докторами и медсестрами. Скоро вы
научитесь распознавать значки. К примеру, на моей повязке значки говорят о
том, что я - медсестра-практикантка. Вы сможете отличать мои значки от тех,
которые увидите на повязках Старших сестер, интернов, сотрудников Отделения
психологии, Старших врачей и диагностов.
Теоретически, - продолжала медсестра, - сотрудники высшего звена при
проходе по коридорам пользуются преимуществом. Но многие полагают, что глупо
страдать из-за контузий или более легких травм вследствие слишком
буквального выполнения устава. Сотрудники предпочитают, невзирая на
должность, уступать дорогу существам массивнее себя. Поэтому мне почти все
уступают дорогу. Кроме того, если на носилках находится пациент вроде вас,
предположительно нуждающийся в срочном оказании помощи, носилки имеют
приоритет в передвижении, невзирая на то что ими управляет сотрудник низшего
звена вроде меня.
Немного успокоившись, Хьюлитт стал с большим интересом разглядывать
существ, сновавших по коридору, вместо того чтобы непрестанно зажмуриваться
при их приближении. "Ко всему на свете можно привыкнуть", - подумал он.
Правда, несколько минут спустя ему уже так не казалось.
- Что... что за чудовище только что проскочило мимо нас?
Медсестра ответила только тогда, когда завернула за угол и тот, о ком
ее спросил Хьюлитт, скрылся из глаз.
- Это существо, - ответила она, - принадлежит к физиологическому типу
ПВСЖ. Это илленсианин, хлородышащее создание. В госпитале илленсиане
вынуждены носить защитные оболочки, чтобы не погибнуть в кислородной среде.
Эти существа наделены чрезвычайно острым слухом... Хорошо бы вам это
запомнить и иметь в виду на будущее.
Хьюлитт не заметил у страшилища ничего, хотя бы смутно напоминавшего
уши: он разглядел только мембрано-членистое тельце, похожее на ужасающую
коллекцию маслянистых подгнивших растений, переваливающихся с места на место
в желтом тумане, заполнявшем тонкую прозрачную оболочку.
- Медсестра, - выдавил Хьюлитт, с трудом сдерживая тошноту, - какое бы
там ни назначили мне лечение, я не желаю, чтобы ко мне приближалось нечто
подобное!
Речевая мембрана медсестры дрогнула, но транслятор молчал. Наконец
медсестра проговорила:
- Через несколько минут мы прибудем в седьмую палату. Видимо, я буду
участвовать в вашем лечении, пациент Хьюлитт. Если я могу помочь вам
каким-либо советом немедицинского характера, вы только попросите, и я...
- Тут у вас вообще есть люди-врачи? - резко прервал медсестру Хьюлитт.
- Я хочу, чтобы меня лечили мои соотечественники.
- В составе медперсонала много землян-ДБДГ, - вздохнула медсестра. - Но
может случиться так, что они не захотят заниматься вашим лечением.
От изумления и недоверия Хьюлитт потерял дар речи. Только тогда, когда
носилки нырнули в более узкий и не такой запруженный участок коридора,
медсестра ответила на вопрос, задать который землянину не позволяла злость.
- Вы забываете, - сказала медсестра, - что у нас универсальный
госпиталь. В Галактической Федерации он считается самым большим и самым
лучшим. Сюда отбирают лучших из лучших. И существа, прибывающие в госпиталь
на работу или на практику с родных планет, стремятся приобрести опыт в
области многовидовой терапии и хирургии. Вам должно быть понятно, что никто
из сотрудников не возьмется за ваше лечение по своей воле, а только тогда,
когда получит соответствующее распоряжение. А распоряжение будет отдано на
основании учета особенностей вашего заболевания. Вряд ли врачу-землянину
понравится, если окажется, что он проделал такой долгий путь до Главного
Госпиталя Сектора только для того, чтобы лечить ДБДГ - ведь их миллионы на
Земле, да и на других населенных землянами планетах.
Ваши земные доктора и медсестры хотят работать с разными существами, -
продолжала медсестра. - Вы поймете, что это хорошо, поскольку и врач, и
сестра всегда с большим вниманием и заботой относятся к больному другого
вида, отличного от их собственного. Когда врач и пациент принадлежат к
одному и тому же виду, порой могут быть допущены профессиональные
небрежности или неверные предположения. Порой важные симптомы прячутся за
кажущимся знакомством с физиологией пациента. К счастью, подобные ошибки
довольно редки. Но когда лечением пациента ведает врач другого вида, он ни о
чем, касающемся своего пациента, не думает как о само собой разумеющемся.
Физиологические различия вынуждают врача быть крайне внимательным, и тогда
частота клинических ошибок поистине ничтожна. Прошу вас, поверьте мне: вы
попадете в очень надежные руки... ну или какие-нибудь еще конечности.
И еще помните, пациент Хьюлитт, - добавила медсестра, когда носилки
резко изменили направление и въехали в широкие двери, - для меня вы -
инопланетянин, со всеми вытекающими из этого последствиями. Мы прибыли.
Седьмая палата представляла собой просторное, залитое ярким светом
помещение. Длина палаты раз в пять превышала ее ширину. По обе стороны от
прохода двумя рядами выстроились кровати. В том, что это именно кровати,
Хьюлитт ни на секунду не усомнился, хотя форма у них была просто
сумасшедшая, размеры - самые разнообразные, а над некоторыми нависало
оборудование немыслимого назначения. Между тем одна из кроватей, стоявшая в
дальнем конце палаты, вполне подошла бы землянину. Налево от входа
располагался сестринский пост и устройство для выдачи питания - их от палаты
отделяли прозрачные стенки.
Носилки проехали мимо слишком быстро, и Хьюлитт не успел разглядеть,
кто находится на посту.
Из-за того, что сестринский пост и кухня занимали довольно много места,
по левой стороне стояло всего восемь кроватей, а у противоположной стены
уместилось целых двенадцать. Некоторые из них были отгорожены ширмами. Из-за
одной такой ширмы доносились приглушенные бульканья и лай каких-то
инопланетян, но совещались ли там медики, или просто кто-то сплетничал - при
всем своем желании понять этого без транслятора Хьюлитт не мог. Может быть,
там вообще лежал тяжелобольной? Но прежде чем Хьюлитт успел открыть рот и
спросить, носилки остановились и он был мягко приподнят и опущен на стул
около своей кровати.
Указав поочередно на три двери в стене, параллельной кровати, медсестра
сообщила:
- За первой дверью располагается кабина для освобождения от
физиологических отходов, за второй дверью - ванная. Туда, как и в туалет,
ходят больные разных видов. За третьей дверью располагаются туалет и ванная
для лежачих больных. Тумбочка около вашей кровати точно такая же, как та,
которой вы пользовались на "Тривендаре". Чуть позже сюда принесут ваши
личные вещи. Вот кнопка вызова - на тот случай, если вам что-то понадобится.
Кроме того, в потолок над кроватью вмонтирована видеокамера. За всеми
больными наблюдают с сестринского пульта, и если вам потребуется помощь, но
вы не в силах будете нажать на кнопку, к вам тут же подойдет медсестра - она
видит вас на мониторе. Лампой для чтения вы можете управлять, как вам будет
удобно, и свет не будет мешать другим пациентам, когда они отдыхают. Вот
здесь у вас плейер, вот здесь - наушники, а это - небольшой видеоэкран,
настроенный на внутрибольничный развлекательный канал. Программы, правда,
были записаны довольно давно, так что, вероятно, вам не захочется их
смотреть - ну, разве что для того, чтобы побыстрее заснуть без снотворного.
Ваша кровать номер восемнадцать, - продолжала пояснения медсестра. -
Она стоит наиболее удобно по отношению к туалету и ванной и наиболее удалена
от сестринского поста и входной двери. В госпитале существует такое поверье,
что чем ближе кровать ко входу, чем ближе до нее докторам и дежурной сестре,
тем серьезнее заболевание пациента и тем хуже прогноз. Возможно, в этом
смысле расположение вашей кровати вас немного утешит.
А теперь, - торопливо проговорила медсестра, - пациент Хьюлитт, прошу
вас, раздевайтесь, наденьте больничную одежду, которая висит у вас на стуле,
и побыстрее укладывайтесь в кровать, пока не пришла Старшая медсестра. Я
буду рядом. Если понадоблюсь - зовите.
Медсестра отошла в сторону, откатила носилки, из щелей в потолке
выехали стенки ширмы.
Хьюлитту показалось, что он ужасно долго держал в руках больничную
одежду. Одежда была белая, мягкая, бесформенная и, как всегда, на пару
размеров меньше. Хьюлитту не хотелось валяться в кровати в этих тряпках. Ему
хотелось посидеть на стуле и хоть недолго полелеять чувство собственного
достоинства, оставаясь в своей ладно скроенной одежде. Но тут он вспомнил о
чудовищной силе медсестры и о ее последней фразе насчет "если понадоблюсь".
Что в ней заключалось, в этой фразе? Уж не вежливое ли предупреждение о том,
что, если он не разденется сам, его разденут насильно?
Нет уж. Такого удовольствия он этой поганке не доставит.
Забираясь в кровать, Хьюлитт расслышал тихий, скользящий звук, совсем
непохожий на звук шагов. Слова, переводимые транслятором, сопровождало
крайне неприятное шипение.
- Медсестра, - проговорил кто-то за ширмой. - У вас уже краска
осыпается. Побыстрее отдайте мне историю болезни пациента, отчитайтесь и
отправляйтесь немедленно в столовую.
- Хорошо, Старшая сестра, - послышался голос медсестры-худларианки. -
Когда медик с корабля "Тривендар", хирург-лейтенант Корпуса Мониторов по
имени Турраг-Мар вручил мне историю болезни, он сказал, что за время пути
никаких значительных изменений в симптоматике и физическом состоянии
пациента Хьюлитта он не отметил, однако высказал предположение о наличии в
его заболевании психологического компонента. Единственным подтверждением
этого является ярко выраженная ксенофобическая реакция, имевшая у пациента
место за время его доставки в палату. Я была готова к тому, что у пациента
были крайне редкие - если вообще были - контакты с существами других видов,
и понимала, что скорее всего он сильно разволнуется при виде сотрудников,
путешествующих по коридорам. Согласно данным мне распоряжениям, я должна
была производить доставку больного так, чтобы он имел возможность видеть
сотрудников, с тем, чтобы хоть немного подготовить его к более близким
контактам с ними в палате. Похоже, пациенту удалось справиться с ксенофобией
в отношении всех видов, за исключением одного, который пока представляется
ему визуально отталкивающим...
- Благодарю вас, медсестра, - прервал отчет другой голос. - А теперь
поторопитесь. Вам немедленно нужно подкрепиться, иначе вы упадете от голода.
С этого момента я беру ответственность за пациента на себя.
Стенки ширмы поднялись к потолку и исчезли в щелях. Перед изумленным
взором Хьюлитта предстало отвратительнейшее создание. Хьюлитт инстинктивно
вжался в подушку, беспомощно пытаясь увеличить расстояние между собой и этой
жуткой тварью.
- Ну, как мы себя сегодня чувствуем, пациент Хьюлитт? - сказала жуткая
тварь. - Я - Старшая сестра Летвичи, и, как вы уже, по-видимому, заметили, я
- илленсианка...
Внутри наполненной хлором оболочки зашевелились толстые, мясистые
желто-зеленые листочки. Они развернулись и обнажили две короткие лапки,
покрытые чем-то вроде маслянистых волдырей. Страшилище приблизилось к
Хьюлитту.
- Не надо бояться, пациент Хьюлитт, - посоветовала Летвичи. - Ближе я к
вам не подойду, прикасаться к вам не буду - разве что только в том случае,
если возникнет экстренная необходимость. Попробуйте представить себе, как
для меня с эстетической точки зрения выглядит ваше тело, покрытое гладкой
розовой дряблой кожей, - может быть, от этой мысли вам станет немного легче.
Так вот: не пытайтесь продавить спиной стену палаты, у вас все равно это не
получится, и послушайте меня. Если вам так будет спокойнее, можете закрыть
глаза. Во-первых, когда вы в последний раз принимали пищу? Во-вторых, не
чувствуете ли острой потребности освободиться от органических отходов?
Отвечайте.
- Х-хорошо, - выдавил Хьюлитт. Он не внял совету медсестры и глаза не
закрыл. Наоборот, он пытался заставить себя получше рассмотреть стоявшее
перед ним существо. Смотреть в глаза собеседницы он не мог при всем своем
желании - он не мог понять, какие из темных влажных выпуклостей в
промежутках между маслянистыми листочками и перепонками - глаза. - П-пищу я
принимал как раз перед тем, как покинул корабль. А в туалет я не хочу.
- Следовательно, у вас нет причин покидать постель, - заключила сестра.
- Поэтому, пожалуйста, оставайтесь в кровати до прихода Старшего врача
Медалонта. Он осмотрит вас и вынесет официальное заключение - разрешит вам
передвигаться по палате без моей помощи. Примерно часа через три состоится
очередной прием пищи. Ваш осмотр пройдет до еды. Насчет осмотра не
беспокойтесь, пациент Хьюлитт. Он будет носить неинвазитивный характер и
большей частью будет заключаться в опросе.
Когда вам будет разрешено встать с постели, я выдам вам транслятор,
запрограммированный на перевод языков, которыми пользуются находящиеся в
этой палате пациенты и обслуживающий персонал. Судя по всему, в прошлом ваши
контакты с представителями других видов были немногочисленны. Здесь это
упущение будет ликвидировано. Как только захотите, можете обращаться к
другим пациентам, но только так, чтобы не мешать сотрудникам. Те пациенты,
кровати которых закрыты ширмами, либо получают какие-то процедуры, либо
отдыхают, либо изолированы по какой-либо еще причине. Их беспокоить нельзя.
Большинство пациентов поговорят с вами, если пожелают. Относительно их
отталкивающей внешности вам волноваться не стоит, поскольку здесь все
пациенты уродливы, огромны и внешне отвратительны.
Все - без исключения.
У Хьюлитта мелькнула мысль: уж не сверкнули ли искорки насмешки во
влажных темных пузырьках, которыми смотрела на него медсестра, но он тут же
отверг эту мысль - она показалась ему совершенно нелепой.
- Кровать напротив вас занимает пациент Хенредт, кельгианин, -
продолжала пояснения Старшая медсестра. - Налево по диагонали от вас лежит
пациент Клетилт, он с Мельфа, а рядом с вами - ианин по имени Маколли. Его
сегодня переводят на сорок седьмой уровень, поэтому с ним вы пообщаться,
увы, не сумеете. Кто займет его место, я пока не знаю. А сейчас, пациент
Хьюлитт, я советую вам отдохнуть. Может быть, вам удастся поспать до прихода
врача.
Части тела Летвичи зашевелись и сложились в обратном порядке. Хьюлитт
понял, что она собирается уходить. Наконец-то отвратительное создание
покидает его. И тут его как будто кто за язык дернул - Хьюлитт и сам не
понял, зачем сказал:
- Старшая сестра, я не испытываю желания разговаривать здесь с кем бы
то ни было - ну разве только в том случае, если это будет крайне необходимо
для моего лечения. Но есть одна... личность, к которой я мог бы обращаться,
не чувствуя такого... неудобства. Это та медсестра, что привезла меня в
палату. Я бы не возражал, чтобы она приняла участие в моем лечении, и
предпочел бы, если бы мне что-то понадобилось, вызывать ее. Прошу вас,
скажите мне, как ее зовут?
- Не скажу, - решительно отозвалась Летвичи. - Поскольку она
единственная худларианка, работающая у меня в палате, у вас не будет
трудностей с тем, чтобы вызвать ее. Просто укажите в ее сторону верхней
конечностью и громко скажите "медсестра", вот и все.
- Там, откуда я родом, - парировал Хьюлитт, - подобное поведение
считается исключительно невежливым. Вы что, нарочно не хотите мне помочь?
Свое имя вы мне назвали, сказали, как зовут пациентов, чьи кровати стоят
рядом с моей, так почему вы отказываетесь сообщить мне имя худларианки?
- Потому, - ответствовала Летвичи, - что сама его не знаю.
- Это же глупость какая-то! - взорвался Хьюлитт. Он больше не в силах
был сдерживаться, общаясь с этой тошнотворной и, судя по всему, заносчивой
тварью. - В вашем ведении - весь средний персонал палаты, и вы хотите, чтобы
я поверил, будто вам неизвестны имена сотрудников? Вы что, меня за идиота
принимаете? Впрочем, ладно. В следующий раз увижу медсестру и сам у нее
спрошу, как ее зовут. Она мне скажет.
- Надеюсь, она этого не сделает, - резко воскликнула Старшая медсестра.
Что-то она такое произвела со своим телом, из-за чего оно снова развернулось
и вновь оказалось в неприятной близости от кровати. - Что касается уровня
вашего идиотизма, пациент Хьюлитт, - добавила Летвичи, - я предпочту на эту
тему не высказываться, так как скована правилами хорошего тона. Вы не то
чтобы глупы, вы скорее пребываете в неведении. Развеять ваше неведение мне
позволительно.
У нашей медсестры-худларианки на одной конечности имеется повязка, где
обозначены ее должность и персональный номер, - пояснила Летвичи. - Номер
используется в административных целях, и это единственное определение
личности худларианки, нам известное. В связи с тем, что представители других
видов не умеют различать худлариан внешне, в случаях необходимости к ним
обращаются, называя последние цифры этого номера. По имени худлариан никто
не зовет, поскольку они к своим именам относятся как к чему-то очень личному
и сокровенному. У представителей их вида принято называть друг друга по
имени только в кругу семьи или при общении с теми, с кем они собираются
вступить в супружескую связь, непосредственно перед соитием.
Похоже, вы ощущаете некоторую симпатию к нашей медсестре-худларианке, -
добавила Старшая сестра. - Однако, учитывая вышеизложенное, вам лучше не
заводить с ней разговора о том, как ее зовут.
Летвичи удалилась на сестринский пост, по пути издавая противные
непереводимые звуки, напоминавшие те, которые мог бы издавать больной с
тяжелейшей дыхательной недостаточностью. Между тем скорее всего то был
илленсианский эквивалент смеха.
Хьюлитта бросило в жар. Ему казалось, что воздух в палате нагрелся от
его пылающих щек. Он упал на подушку и уставился в объектив видеокамеры,
гадая, не вызовет ли покраснение его щек тревогу еще у какого-нибудь
мерзкого страшилища, которое поспешит явиться к нему на помощь.
Не вызвало. Минуло несколько минут, но никто к Хьюлитту не прибежал.
Это радовало, однако к радости примешивалось раздражение. Никто к нему не
шел - уж не значило ли это, что для того, чтобы привлечь внимание
сотрудников, ему нужно упасть с кровати, сломать руку или совершить еще
что-либо, столь же мелодраматическое? Хьюлитт успокоился, но на смену
раздражению явилось старое, знакомое чувство злости и отчаяния. "Зря я
согласился сюда отправиться". Он лежал и осматривал палату, уставленную
большими замысловатыми кроватями. Увы, не все пациенты, занимавшие эти
кровати, были сейчас скрыты от его взгляда ширмами. Со стороны сестринского
пульта доносился приглушенный лай, стоны и бульканье. К счастью, расстояние
мешало Хьюлитту как следует разглядеть тех, кто вел эти "разговоры". Он
всегда недолюбливал незнакомцев. Не радовали его даже встречи с
родственниками, которых он подолгу не видел, - за время разлуки они так
отвыкали друг от друга, что их приезд вносил беспорядок в привычную,
удобную, организованную, одинокую и более или менее счастливую жизнь,
которую создал себе Хьюлитт. А теперь он оказался среди незнакомцев,
незнакомых настолько, что такого он в жизни и представить себе не мог. И
виноват в этом он, и только он.
Хьюлитту советовали не соглашаться на лечение в Главном Госпитале
Сектора - советовали многие земные врачи, знакомые с его психопрофилем и
считавшие, что госпиталь - не самое подходящее для Хьюлитта место. Однако
земные доктора ничего с хворью Хьюлитта поделать не могли, кроме как
утверждать очевидное: то, что симптомы болезни необычно разнообразны,
неспецифичны и никак не поддаются ликвидации на фоне назначаемого лечения.
Высказывались предположения, что виной всему был слишком деятельный разум
Хьюлитта, оказывавший непропорционально сильное влияние на его тело.
Одиночество Хьюлитта скорее было вынужденной необходимостью, нежели его
собственным выбором. Ему приходилось самому заботиться о собственном
благополучии, в том числе избегать несчастных случаев - болезней и инфекции.
Но ипохондриком, по крайней мере закоренелым ипохондриком, его считать было
нельзя. Он понимал, что с ним происходит что-то очень серьезное, и раз так,
то в условиях нынешнего уровня развития медицины он имел право требовать,
чтобы кто-нибудь где-нибудь вылечил его.
Да, ему совсем не хотелось находиться среди чужаков, но точно так же
ему не улыбалась перспектива то и дело страдать непонятно чем и непонятно от
чего, страдать до конца жизни. Поэтому он и настаивал на своем праве на
лечение. А теперь он гадал - не лучше ли было бы ему остаться на Земле и
тихо и спокойно умереть там. Еще неизвестно, что заставит его сильнее
мучиться - болезнь или здешнее лечение и здешние доктора.
И Хьюлитту резко захотелось домой.
Вдруг его внимание переключилось на сестринский пост. Там появились две
фигуры. Покинув пост, они направились по палате прямо к Хьюлитту. Первое из
существ представляло собой удлиненное, толстое, поросшее серебристой шерстью
создание. Оно передвигалось по полу, переступая короткими ножками, их
количество Хьюлитт пересчитать не смог. Существо явно принадлежало к тому же
виду, что и пациент Хенредт - чья кровать стояла рядом с кроватью Хьюлитта.
Рядом с серебристым существом шла медсестра-худларианка. Хьюлитт почему-то
уже считал ее своей - может быть, потому, что та была вежлива с ним. Похоже,
со времени их первой встречи пятна белой краски на боках худларианки
обновились. В земных больницах косметикой пользовались немногие медсестры и
при этом наносили ее на лица.
Хьюлитт на миг задумался: кажется ли его медсестра другим худларианам
красавицей? Так и не успев найти для себя ответа на этот вопрос, Хьюлитт сел
и приготовился к первому обследованию на новом месте, которое должен был
произвести гигантский инопланетянин-гусеница. Но и серебристошерстый доктор,
и медсестра-худларианка до Хьюлитта не дошли, а остановились около соседней
кровати, занятой пациентом Клетилтом, и зашли за ширму. На Хьюлитта они и
внимания не обратили.
До него доносились их негромкие голоса. Разновысокие постанывания
исходили, видимо, от врача, неупорядоченные поскрипывания и пощелкивания,
каких Хьюлитту прежде никогда не доводилось слышать, по всей вероятности,
принадлежали пациенту-мельфианину. Кто-то третий издавал короткие отрывистые
звуки. Хьюлитт вспомнил, что так звучит речевая мембрана худларианки.
Наверное, медсестра отвечала на вопросы врача. Ни один из трансляторов не
был настроен на человеческую речь, поэтому Хьюлитт не мог понять, о чем эта
троица разговаривает.
Это ужасно раздражало Хьюлитта, тем более, что он отчетливо видел, как
материал, из которого была изготовлена ширма, то и дело выгибается, как
будто за ним двигается то что-то большое и круглое, вроде боков худларианки,
а то - что-то маленькое и острое. Хьюлитту, хоть он и должен был, по идее,
испугаться, стало любопытно, что же происходит за ширмой.
Что бы там ни происходило, продолжалось это минут двадцать. Затем из-за
ширмы выполз доктор-кельгианин и направился к сестринскому посту, даже не
взглянув на Хьюлитта. Землянин слышал, как медсестра-худларианка ходит около
кровати Клетилта - видимо, она что-то делала с пациентом. Потом и она вышла
из-за ширмы и поспешила за врачом. Хьюлитт не послушался совета Летвичи - не
ткнул пальцем в сторону худларианки и не прокричал "медсестра!", - он только
помахал худларианке рукой.
Медсестра остановилась, перестроила транслятор и спросила:
- Что-нибудь случилось, пациент Хьюлитт?
"Тупица! - подумал Хьюлитт. - Уж могла бы понять, что случилось!"
Однако он ответил как можно вежливее:
- Вроде бы меня должны были осмотреть, медсестра. Что происходит? Этот
доктор на меня не взглянул!
- Этот доктор, - ответствовала медсестра, - организует перевод Клетилта
в другую палату, а я занималась перемещением больного в процессе осмотра.
Это Старший врач Картгад. В настоящее время он занимает пост Главного
акушера-гинеколога, и ваш случай к его профилю не относится. Подождите
немного, пациент Хьюлитт. Скоро к вам придет ваш лечащий врач.
Мельфиан Хьюлитт видел раньше только на фотоснимках. За время пути от
приемного покоя до палаты на глаза ему попадались и живые экземпляры этого
вида. Теперь совсем рядом с ним неподвижно стоял мельфианин, похожий на
краба-переростка. Хьюлитт не стал разглядывать тонкие трубчатые лапки,
торчащие из щелей в толстом панцире. Он во все глаза смотрел на голову
мельфианина - на большие глаза с вертикально поставленными веками,
чудовищные челюсти и клешни, торчавшие оттуда, где, по идее, должны были
располагаться уши. Из углов рта мельфианина росли два усика, такие длинные,
тонкие и хрупкие, что по сравнению со всей фигурой выглядели даже как-то
странно. Страшная голова мельфианина склонилась, и прозвучал стандартный
вопрос:
- Ну, как мы себя чувствуем, пациент Хьюлитт?
Хьюлитт дал столь же стандартный ответ:
- Прекрасно.
- Хорошо, - откликнулся врач. - Я - доктор Медалонт. Я хотел бы
произвести ваш первичный осмотр и задать вам несколько вопросов, если вы не
возражаете. Прошу вас, пожалуйста, откиньте одеяло и лягте на живот.
Раздеваться не нужно - одежда не помешает сканеру обследовать вас. В
процессе обследования я буду давать вам необходимые разъяснения.
Сканер представлял собой небольшой плоский, прямоугольный предмет,
напомнивший Хьюлитту древнюю книгу. В "корешке" этой "книги", по словам
Медалонта, размещались устройство глубинной фокусировки и система увеличения
изображения. В матово-черной "нижней части обложки", которую врач медленно
перемещал над каждым квадратным дюймом тела Хьюлитта, располагались
микродатчики. Верхняя же часть "обложки" являла собой экранчик, на котором
врачу были видны органы и структуры. Увеличенное изображение с экрана
сканера передавалось на прикроватный монитор - видимо, для удобства
медсестры. Хьюлитт вывернул голову, чтобы посмотреть на экран монитора.
- Перестаньте вертеться, пациент Хьюлитт, - проворчал доктор. - Теперь,
пожалуйста, лягте на спину. Благодарю вас.
Одна из мельфианских клешней мягко взяла Хьюлитта за запястье и ровно
уложила его руку вдоль тела. Один усик развернулся и улегся перпендикулярно
сгибу локтя, а второй легко, словно перышко, пробежался по носу и губам
Хьюлитта, из-за чего ему ужасно захотелось чихнуть. Несколько минут спустя
доктор убрал от пациента усики и клешни и выпрямился.
- Если я верно помню анатомию землян-ДБДГ и их жизненно важные
параметры, - проговорил врач, добавив к сказанному серию негромких
непереводимых щелчков - вероятно, так мельфиане усмехались, - я склонен
согласиться с тем диагнозом, который вы сами себе поставили. За исключением
незначительного напряжения мышц, а в данных обстоятельствах это вполне
понятно, ваше состояние можно считать весьма удовлетворительным.
"Вот так они всегда говорят. Сколько раз мои обследования заканчивались
именно этими словами!" - сердито подумал Хьюлитт. Попадались ему и такие
врачи, которые смеялись над ним или обвиняли его в том, что он понапрасну
оторвал их от работы. Этот Медалонт вроде бы малый вежливый, хоть и
инопланетянин. Наверное, и этот тоже поинтересуется, зачем его сюда
пригласили.
Ничего подобного - не поинтересовался.
Немного подумав, Медалонт протянул:
- Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, пациент Хьюлитт.
Подобные вопросы вам задавали много раз. Ваши ответы на них приведены в
истории болезни. Но я полагаю, что ваши ответы - именно из-за того, что вы
повторяли их неоднократно, - могли со временем стать неточными или
неполными. Вероятно, мне удастся ликвидировать пробелы, сделанные моими
предшественниками. За исключением того, что вы в раннем детстве жили на
Этле, больше вы Землю не покидали. Верно?
- Верно, - отозвался Хьюлитт.
- Имели ли вы на Этле контакты с представителями других видов?
- Помнится, я видел там кое-каких неземлян, - отвечал Хьюлитт. - Но не
настолько хорошо рассмотрел их, чтобы суметь сейчас описать. Тогда мне было
всего четыре года, и я их боялся. Родители говорили, что с возрастом это
пройдет, но все же старались держать меня в своей комнате, если к ним в
гости приходили инопланетяне. Но с возрастом у меня ничего не прошло.
- Время еще есть, - фыркнул Медалонт. - Что вы помните о своих болезнях
в детстве? Начните с самых ранних воспоминаний, прошу вас.
- Помню я очень немногое, - отозвался Хьюлитт. - Как я узнал позднее, я
рос очень здоровым ребенком. Но когда мои мать и отец погибли в
авиакатастрофе, было решено, что я отправлюсь на Землю к бабушке и дедушке,
и меня привили от самых распространенных земных детских и взрослых болезней.
Вот тогда-то и начались неприятности. В ту пору на Этле жили очень мало
землян, и поскольку мои родители не собирались возвращаться на Землю, у них
не было нужды делать мне прививки.
- Причина этого вам известна? - спросил доктор.
- Думаю, да, - вздохнул Хьюлитт.
- В таком случае изложите мне свои соображения, - попросил Медалонт. -
Если вы скажете мне об этом, вероятно, вам станет легче жить среди чужаков -
ведь именно так вы нас называете.
Хьюлитт не любил, когда над ним подсмеивались. Он не был ни глупым
мальчиком, ни выжившим из ума старикашкой, и его раздражало то, что какой-то
там медик-всезнайка намекает, что он несообразителен или, еще того хуже,
необразован. Хьюлитт процедил:
- Если вы чихнете, ваши мельфианские микробы не принесут мне вреда, и
наоборот. Точно так же и с другими видами в стенах госпиталя. Все дело тут в
эволюции и окружающей среде. Микробы, возникшие на одной планете, не могут
инфицировать существ с другой планеты и вызывать у них заболевание. На Земле
поговаривают, что бывали времена, когда кое-где в больницах, содержавшихся
без должного усердия, можно было заразиться болезнями от других пациентов.
Правда, иногда, что значительно приятнее, можно было заразить своей болезнью
еще кого-нибудь.
Не потому ли в этой палате лежат только по одному представителю разных
видов? "Ну, и как тебе необразованный землянин?" Для того чтобы свести к
минимуму риск перекрестного заражения?
Доктор Медалонт моргнул - так громко, что Хьюлитт услышал треск его
панцирных век, - и ответил:
- Подобную причину в госпитале официально не признали бы. Есть другие
причины. Похоже, вы неплохо подкованы в медицине. А теперь не будете ли вы
настолько добры вернуться к рассказу о том, когда впервые ощутили симптомы
болезни?
- Я так наслушался врачей, которые столько лет подряд обсуждали мою
историю болезни, - отозвался Хьюлитт, - что, сам того не желая, многое
узнал. Хорошо, вернемся к симптомам. После того, как я получил первую
прививку перед возвращением на Землю, мне сказали, что у меня была плохая
реакция на иммунизацию: высокая температура, сыпь, воспаление слизистых
оболочек. Все это через несколько дней прошло. Однако эти симптомы не имели
почти ничего общего с течением даже в самой легкой форме того заболевания,
от которого меня прививали. Такая же картина повторялась на Земле. Болезнь
одна - симптомы другие, время выздоровления - не такое, как у всех. Помню и
другие случаи, когда мне просто нездоровилось, когда я вдруг чувствовал
резкую усталость и слабость, хотя играл с товарищами не в такую уж
напряженную игру. То я недомогал и чувствовал тошноту безо всякой причины,
то у меня немного подскакивала температура, то я покрывался красными
пятнами. Правда, все эти симптомы были не так уж серьезны и не причиняли мне
таких уж неудобств, чтобы я помнил все подробности или мог сказать, как
долго они длились. Бабушка с дедушкой немного беспокоились, но не
паниковали. Они показали меня местному врачу, и тот сказал им, что я -
крайне болезненный ребенок, готовый в любой момент подцепить любой из
вирусов, поименованных в справочнике.
Но ведь я не был болезненным, - вскричал Хьюлитт, злясь на свое
прошлое, когда его впервые незаслуженно обидели. - В промежутках между
болезнями я чувствовал себя превосходно, и меня всегда зачисляли в сборную
по легкой атлетике, когда...
- Пациент Хьюлитт, - вмешался Медалонт. - Эти эпизоды тошноты,
незначительных кожных высыпаний и другие симптомы, которые, как вам в то
время казалось, не были связаны с профилактическими прививками... Не
следовали ли они за приемом каких-то медикаментов? К примеру, не отмечали ли
вы чего-либо подобного после приема мягких средств от головной боли или
какого-либо анестетика, который вам могли назначить при ушибе, полученном во
время спортивных соревнований? Вероятно, вы могли быть в таких
обстоятельствах слишком взволнованны, чтобы запомнить, но все же? Может
быть, такое происходило, когда вы съедали что-либо такое, чего бы вам есть
не следовало? Например - что-либо сырое или незрелое?
- Нет, - ответил Хьюлитт. - Если бы кто-то въехал мне в живот во время
игры, я бы такое запомнил. Если бы я съел какую-нибудь гадость, а потом мне
стало плохо, я бы тоже этого не забыл - по крайней мере ради того, чтобы
снова такую же гадость не съесть. Я и сейчас не дурак, и тогда дураком не
был.
- Не сомневаюсь, - фыркнул доктор. - Прошу вас, продолжайте.
Сердито и раздраженно Хьюлитт продолжил рассказ, ему уже столько раз
приходилось это делать - излагать свою печальную повесть множеству медиков,
не слишком искренне пытавшихся скрыть нетерпение, выслушивая его. Он
описывал внезапное появление самых разнообразных симптомов, возникавших безо
всякой видимой причины. Он говорил о том, что, хотя эти симптомы и причиняли
ему некоторое неудобство и порой сильно его озадачивали, все же никогда не
бывали настолько серьезны, чтобы выводить его из строя. В возрасте девяти
лет, через пять лет после того, как Хьюлитт вернулся на Землю, бабушка
отвела его к семейному врачу. Врач внес первый положительный - а возможно, и
совершенно отрицательный, - вклад в лечение Хьюлитта. Он решил при появлении
необъяснимых и не слишком болезненных симптомов не назначать ему никаких
лекарств. Доктор посчитал, что количество и разнообразие симптомов у
мальчика прямо пропорционально объему принимаемых лекарств. Поэтому ему
представилось разумным отменить всякие лекарства и понаблюдать за тем, во
что это выльется. Бабушке он сказал, что она может приводить мальчика к
нему, как только симптомы появятся вновь, но что с этих пор лечение
ограничится только обсуждением симптомов.
Кроме того, Хьюлитта отвели к психиатру, который в течение нескольких
недель терпеливо и участливо выслушивал его, после чего заявил бабушке
Хьюлитта, что мальчик физически здоров, очень развит и отличается богатым
воображением. Он обещал, что все проблемы исчезнут сами собой после полового
созревания.
- Позднее я понял, - продолжал Хьюлитт, - что оба доктора не верили в
то, что я страдаю чем-то серьезным. Психиатр выразил свою точку зрения на
сей счет в вежливых полунамеках, а терапевт сделал то же самое в виде
отсутствия каких бы то ни было назначений. И он оказался прав. В течение
трех лет после того, как он отменил лекарства, симптомы у меня стали
появляться все реже, а если и появлялись, то не в такой ярко выраженной
форме, как раньше. Я перестал обращать на них внимание за исключением тех
случаев, когда у меня на открытых местах тела появлялась легкая сыпь. Не
обращал внимания и другим об этом не говорил. Но как только я вступил в пору
полового созревания, беды начали происходить каждые несколько недель, и
некоторые симптомы носили поистине обескураживающий характер. Но наш
семейный терапевт все равно воздерживался от назначения мне лекарств. Со
временем частота возникновения симптомов снова уменьшилась. С четырнадцати
до двадцати лет у меня было только три... ну, скажем так, серьезных
приступа, но в промежутках между ними случалось много всего удручающего...
- Вот теперь я понимаю, - вмешался Медалонт, - почему в вашей истории
болезни так настойчиво рекомендуется воздерживаться от назначения вам
каких-либо лекарственных препаратов без предварительной беседы с вами. Ваш
местный врач - здравомыслящее существо, чего нельзя сказать о большинстве из
нас, молодых и рьяных медиков. Он решил в ситуации, когда испытывал сомнения
и когда болезнь не угрожала жизни пациента, ничего не предпринимать. Но
теперь, когда эпизоды вашего заболевания участились и стали доставлять вам
больше беспокойства, вам придется довериться нам. Если вы хотите, чтобы мы
вылечили вас, мы не сможем и впредь ничего не делать.
- Это я понимаю, - вздохнул Хьюлитт. - Мне продолжать?
- Попозже, - ответил врач. - Скоро вам принесут обед, а Летвичи
отругает меня, если я заставлю вас голодать. Медсестра, переключите
транслятор на консультативный режим.
Мельфианин поднял клешню, худларианка - щупальце, и оба они
одновременно коснулись клавиш на пульте трансляторов. Последовал короткий
обмен фразами, Хьюлитту совершенно непонятными. Выдержав минуты три, Хьюлитт
не смог больше сдерживать злость и отчаяние.
- Что вы там такое обсуждаете? - взорвался он. - Говорите так, чтобы я
мог вас понимать, проклятие! Все вы одинаковые! Думаете, что я все
выдумываю, что я совершенно здоров и что просто у меня слишком богатое
воображение? Вы ведь так думаете?
Врач и медсестра снова прикоснулись к клавишам на пультах трансляторов,
и Медалонт изрек:
- Можете слушать наш разговор, если хотите, пациент Хьюлитт. Мы ничего
не собираемся от вас скрывать, кроме как, пожалуй, некоторого нашего
замешательства относительно вашего случая. А вам так важно знать, что о вас
говорят?
- Я не люблю, когда меня считают лжецом, - немного успокоившись,
проворчал Хьюлитт. - Или когда кто-то думает, что со мной все в порядке.
Доктор немного помолчал и сказал:
- В ближайшие дни и недели с вами будут беседовать многие незнакомые
существа. Они многое будут думать о вас, пытаясь найти причины вашей
болезни. Но одного они точно не будут думать о вас - того, что вы лжец. Если
бы с вами было все в порядке, вы бы здесь не находились. Извините меня.
Я почти не сомневаюсь в том, - добавил Медалонт, развернув свои
выпуклые глазища к медсестре, - что психологический момент в заболевании
пациента Хьюлитта действительно имеется. Мы будем продолжать его клиническое
обследование и попросим, чтобы параллельно его обследовали специалисты из
Отделения Психологии. Учитывая имеющуюся у пациента некоторую ксенофобию,
будет лучше, если им займется кто-нибудь из его соотечественников - О'Мара
или Брейтвейт...
- Со всем моим уважением, доктор, - встряла медсестра, - я бы не стала
приглашать майора О'Мару.
- Вероятно, вы правы, - согласился Медалонт. - О'Мара принадлежит к
тому же виду, что и пациент, он талантливый психолог, но, увы, не слишком
приятное существо. Тут нужен кто-нибудь помягче. Что ж, тогда пусть будет
лейтенант Брейтвейт.
А пока, - продолжал врач, - никаких лекарств больному назначать не
будем, за исключением легкого успокоительного - в том случае, если пациент
попросит сам. У пациента нет опыта пребывания в одном помещении с
представителями других видов, поэтому у него могут возникнуть сложности с
засыпанием. Однако внимательно следите, не возникнут ли у пациента на фоне
приема успокоительных средств болезненные симптомы. Они могут возникнуть
внезапно, резко и оказаться необычайно тяжелыми. Поэтому мне хотелось бы не
только постоянно вести визуальное наблюдение за пациентом, когда он
находится в постели, но и следить за его состоянием, когда он будет
передвигаться по палате, дабы удовлетворить свое любопытство и, если общее
состояние других пациентов позволит, вступать с ними в беседы. Необходимо
обеспечить пациента Хьюлитта персональным датчиком с выходом на ваш
сестринский монитор. Я не ввожу никаких ограничений в его диету, но хорошо
бы, если в течение некоторого времени еду ему подавали бы к кровати.
Доктор Медалонт перевел взгляд на Хьюлитта и добавил:
- Многие из поступающих к нам пациентов поначалу испытывают отвращение
при виде того, как едят другие. Так что вам нечего стыдиться. Когда я
впервые увидел, как едят кельгиане свое любимое рагу из глансов, меня чуть
не вывернуло наизнанку.
- Нет! - выкрикнул Хьюлитт, пытаясь сдержать нарастающую панику. - Я не
буду ни есть, ни общаться с кем бы то ни было из тех, кто тут лежит. Тот...
ну, тот громадный слон, которого я видел... его кровать сразу около
сестринского поста... у него такой вид, будто он меня вот-вот сожрет!
- Пациент Коссунален - травоядный, - успокоил Хьюлитта врач. - Так что
не волнуйтесь. Установление социальных контактов с другими пациентами
рекомендуется, но не является обязательным. Между тем вам следует помнить,
что в настоящее время вы являетесь на редкость здоровым больным, которому
вряд ли понравится все время лежать в постели и совершать путешествия только
в туалет и к умывальнику. Не медики, но скука вынудит вас вступить в общение
с другими пациентами.
Хьюлитт издал громкий нечленораздельный звук - он понимал, что
транслятор его не переведет.
- Теперь я должен вас оставить, - тихо проговорил Медалонт. - Если у
вас возникнут вопросы, на которые вам не сумеют ответить медсестры - а это
навряд ли, - я еще раз навещу вас перед сном. Желаю вам приятного аппетита.
Конечности мельфианина негромко заклацали по полу, за ним почти
беззвучно прошествовала худларианка. Хьюлитт остался один-одинешенек. Он
тоскливо созерцал стенки ширмы и гадал, что же ему принесут поесть в этом
ужасном месте. Минуло несколько минут, и медсестра-худларианка вернулась.
Она вкатила тележку с едой и поставила поднос на тумбочку около кровати
Хьюлитта.
- Пока мы не располагаем сведениями о ваших вкусах, - заметила она, -
поэтому выбрали для вас еду, которую предпочитает большинство
землян-сотрудников. Коричневый плоский кусок мяса, по-моему, это называется
"отбивная", с гарниром из кусков каких-то овощей. Прежде чем вы приступите к
еде, мне бы хотелось подсоединить к вашему телу кое-какое оборудование. Вот
этот датчик, который я укреплю у вас на груди, позволит медсестрам на
сестринском посту видеть, чем вы занимаетесь. Транслятор, который я повешу
вам на шею, настроен на языки, которыми пользуются находящиеся в палате
пациенты и обслуживающий персонал. С помощью транслятора вы можете узнавать,
что говорят о вас и о ком бы то ни было еще.
Думаю, пока вам будет удобнее кушать так, чтобы вас никто не видел, -
продолжала медсестра. - По крайней мере пока вы немного не освоитесь.
Поэтому я не стала убирать ширму. Теперь мне нужно уйти, но, если вам что-то
понадобится, нажмите кнопку вызова. Договорились, пациент Хьюлитт?
- Да-да, большое спасибо, - отозвался Хьюлитт. - Вот только,
медсестра...
Хьюлитт не договорил - он сам не понимал, за что так благодарен этому
чудовищному созданию, почему ему хотелось сказать что-то большее, нежели
стандартные слова вежливости. Медсестра уже собиралась уходить -
| | |
