В 1991 году, весной, мы с Олейниковым пришли на Ленинградское
телевидение. Илья решил сразу обратиться к Кириллу Набутову - лучшему ведущему
лучшей программы того времени на 5-м канале "Адамово яблоко. Передача для
мужчин", сокращенно - "А.Я." Дело оставалось за малым: решить, в каком
качестве нам предложить себя Набутову. О том, что такое телевидение, я
тогда имел представление лишь как зритель. И подобно большинству зрителей
считал телевидение искусством весьма поверхностным, а подобно большинству
артистов относился к нему только как к средству "раскрутки". За три года
работы в "Яблоке" мои представления полностью перевернулись.
После трехдневных совместных раздумий мы пришли к идее экранизации
анекдотов, и я, ничего не смысливший в телевизионной технологии, пытался
подвести под эту идею большую теоретическую базу. Редакторское чутье подсказало
Кириллу, что нечто в нашей затее все-таки есть, и он дал добро. В "Адамовом
яблоке" возникла новая пятиминутная рубрика - "Анекдоты от Адама до наших
дней".
В моей жизни наконец-то появилось дело, в котором многое зависело исключительно
от меня и моего партнера. И я никогда не забуду людей, учивших меня телевизионному
делу. Они были моими ровесниками, а многие даже младше меня. Они не корчили
из себя мэтров, а я не стеснялся учиться у них. Они мирились с моим характером.
Я люблю их. Киру Набутова, Сашу Жукова, Митю Медведева, Юру Олиневича...
- Толстый, с сегодняшнего дня ты отвечаешь в "Яблоке" за эротику!
Эту историческую фразу Набутов произнес в 1992 году, когда копировать
плэйбоевские ЧНЗ-ные кассеты стало уже неприлично.
- В каждом выпуске передачи должен быть оригинальный, смешной эротический
клип! - заявил Кира.
- И эротический, и смешной? - переспросил я.
- Именно.
- Тогда я сам разденусь. Обхохочешься.
- Я не имею в виду фильм ужасов.
Ночью я сочинил сценарий клипа "Здравствуй и прощай" о выпускнице Смольного
института, которая ждет в полночь своего возлюбленного - гусара. Пародия
на немое кино начала века про роковой любовный треугольник. Предполагалось
подать эту историю под видом архивного материала, чудом сохранившегося
и свидетельствовавшего о том, что эротика существовала и до передачи "Адамово
яблоко".
Естественно, о приглашении на съемки профессиональных актрис не могло
быть и речи. За эротические съемки надо платить. А платить было нечем.
Набутов привел двух девиц из ночного варьете и, отведя меня в сторону,
сказал:
- Вот. Что Бог послал.
Бог послал ему двух очаровательных восемнадцатилетних девчонок, лишенных
всяческих комплексов. Пока Кира общался с девочками, я пошел в буфет за
сигаретами. Возвращаюсь через пять минут. Застаю картину: Набутов развалился
в кресле, а будущие героини клипа в чем мать родила показывают какую-то
сценку из своего ночного шоу. Я так понимаю, что Кира изобразил из себя
режиссера и устроил телепробы в кабинете.
- Я вам не мешаю? - спросил я.
- Нет, заходи. Девочки, это - Толстый, ваш режиссер.
- Смешная фамилия, - сказали девочки.
- Толстый - это не фамилия, это - имидж, - объяснил Набутов. - А фамилия
его вам как раз очень понравится - Стоянов!
Впервые в истории ленинградского телевидения должны были сниматься
в павильоне такие, мягко говоря, пикантные кадры. Чтобы не будоражить коллектив
орденоносного телецентра, съемки решили сделать ночными. И, чтобы шлялось
как можно меньше народу, заказали смену с 24-х часов.
Никогда, на моей памяти, коридор рядом с 1-й студией не был таким оживленным,
как в ту ночь. Маленькое ромбовидное окошко в огромной звуконепроницаемой
двери павильона было нами демонстративно задрапировано. Это не помогало.
Непонятно из каких щелей возникали на съемочной площадке люди. То осветитель
зайдет, которого днем с огнем не сыщешь, и начнет долго вкручивать ненужную
нам лампочку, то пожарник появится и спросит:
- Не курите?
- Нет, - говорю и показываю на голых актрис, - они еще не умеют.
То охрана возникнет в полном мужском составе:
- Посторонних нет?
- Нет, - отвечаю, - все свои. Раздевайтесь.
То машинист незаказанного нами операторского крана влетит:
- Кран нужен?
- Не нужен.
- Так сверху же лучше...
- Это ты дома своей жене скажешь! - срывается оператор Митя Медведев.
- А я вот люблю снизу... снимать.
И так далее.
Клип получился и смешной, и трогательный. И можно смело сказать, что
он явился результатом коллективных усилий всех мужчин, якобы случайно оказавшихся
в ту ночь рядом с нами...
- Толстый, в передаче мало музыки. Ты должен снять какую-нибудь песню.
Чтобы обойтись без "попсы". Чтобы был эксклюзивчик! - очередная идея Кирилла
Викторовича Набутова.
- Это дорого, - отвечаю.
- А ты свою песню сними - будет дешево.
- Сами снимайте. Это еще дешевле.
- И снимем!
- И снимайте!
- И снимем!
В ту пору в "Яблоке" работал славный паренек, ассистент с режиссерскими
амбициями - Леша Щукин. Еще у нас был администратор Саша Медведь, который
любил протирать видеокамеру и смотреть на нее. Им-то Кира и поручил съемки
музыкального видеоклипа. Вероятно, это был тонкий педагогический ход. Остановились
на моей песенке на стихи Анатолия Флейтмана "1812 год". В ней такой рефрен:
Слева, на флешах,
в созвездии костров - Милорадович.
Справа, на фланге,
в безмолвии - Багратион...
Сюжет песни - Бородинское сражение. И через весь текст (довольно сложный
и насыщенный образами) проходят эти строки: про то, что где-то слева -
Милорадович, а где-то справа - Багратион. Петь песню в кадре должен был
я. Пацаны (то есть "режиссер" и "оператор") поняли, что тут очень важно,
кто из героев стоит справа, а кто - слева. И главное - не перепутать, где
у нас "право", а где "лево" по телику, блин. Три дня они шушукались,что-то
рисовали. Когда я подходил, бумажку прикрывали руками, как будто я - второгодник,
жаждущий списать контрольную.
Наступил день съемок песни "1812 год", или "Песни про чуваков, которые
слева и справа", как говорили между собой творцы видеоклипа. Сели в автобус.
- Куда едем? - спрашиваю.
- К Казанскому собору, - отвечают.
Снимать про Багратиона и Милорадовича у собора Казанской Божьей Матери?
Ну, думаю, Щукину и Медведю виднее...
Приезжаем. Нас поджидает машина "Ленэнерго" с телескопической вышкой
для ремонта уличного освещения. Ее Саши Медведя дружбан за бутылку пригнал.
Машину паркуют посредине между двумя памятниками. Медведь с камерой залезает
в "люльку", и водитель поднимает его на высоту метров десять. А Леша Щукин
- внизу. Руководить будет. "Постановку ставить". У обоих милицейские рации
для переговоров друг с другом. Солидно подготовились.
Леша мне говорит:
- Ты - слушаешь фонограмму. Когда будут слова, что слева Милорадович,
грустно так чапаешь к левому памятнику, а когда про то, что справа Багратион,
- в противоположную сторону.
Он посмотрел на вышку и сказал по рации Медведю:
- Саня, когда Стоян пойдет налево, наезжаешь камерой на фамилию памятника,
там должна быть табличка. То же самое - с правым. Ну, как договаривались.
Поехали!
А народу собралось у Казанского немало. Съемка все-таки.
- Пишем! - командует Леха.
Зазвучало вступление. Пошли слова: "Слева, на флешах, в созвездии костров
- Милорадович..." Иду к левому памятнику. Щукин кричит Медведю:
- Саня, наезжай на памятник!
Вероятно, Саня по команде трансфокатором приблизил к себе памятник
и наконец-то узнал, что за мужик с эполетами стоит на постаменте. Я слышу
его голос по рации:
- Леха, фигня получается. Это Кутузов!
- А справа кто?
- Ща посмотрю.
Медведь использует камеру как бинокль и поворачивает ее направо.
- А там вообще Барклай де Толли!
...Как вы понимаете, этот съемочный день был у нас рекордно коротким,
а наличные затраты минимальными - бутылка водки.
Действительно, дешево сняли.
Раз в неделю Кирилл спрашивал меня:
- Ты еще не ушел из театра?
- Нет.
- Все равно уйдешь. Твое дело - телевидение.
Он мог позвонить мне в два часа ночи:
- Давай покидаем!
"Кидать" - значит обмениваться идеями по передаче. И мы кидали...
Он заставлял меня быть одновременно репортером, журналистом, сценаристом,
режиссером, ведущим. Но больше всего приучал к телевизионной режиссуре.
Иногда он приходил на монтаж за час до выхода передачи в эфир начитывать
закадровый текст и говорил:
- Я потерял бумажки. Но ничего, я все помню.
Я знал, что это неправда, что он устал и текст попросту не написан.
Кира брал микрофон и начинал наговаривать под картинку. Как правило, это
выливалось в блестящую эмоциональную импровизацию.
Журналист Божьей милостью, эрудит, умница, трудяга. Огромного роста,
с открытой улыбкой, ранимый, заводной, отходчивый, не знающий чувства зависти.
И по сей день почти в одиночку везущий свой телевизионный воз.
В 1993 году он часто говорил нам с Ильей:
- Вам нужно делать свою передачу. Я договорюсь об эфире на нашем канале.
Делайте, делайте.
И мы сделали. Только на другом канале. На Российском. Но если бы не
было "Адамова яблока", не было бы и "Городка". Я не забываю об этом.
