Марина СЕРОВА

ЧЕРНЫЕ ПСЫ

Глава 1

НЕ ВЕРЬТЕ В ЧЕРНЫХ ПСОВ

     В этой жизни никогда не стоит зарекаться от любых, самых невероятных случаев. Бывает, послушаешь кого, лениво отмахнешься, дескать, вздор... А потом вдруг нелепая, сказочная небылица выплывает перед глазами, и становится жутко вдвойне, потому что возле тебя то, во что верить отказывался.

     В начале мая 1997 года меня завертели дела, и потому поступившее на мой автоответчик предложение отметить День Победы на природе меня немало порадовало. Тем более что исходило оно от моего старого приятеля Андрюхи Баскера. Знакомство наше началось на какой-то попойке по поводу празднования Старого Нового года у общих знакомых. С тех пор и повелось: ряд знаменательных дат, выделенных в календаре, отмечать вместе. Благо с чем-чем, а с красным цветом в России всегда был порядок даже в календаре, посему мы виделись с Андреем довольно часто. До злоупотреблений постельным режимом дело у нас не доходило, у него была жена, очаровательное создание. Я видела ее один раз, и она произвела на меня двоякое впечатление. Красива, бесспорно, но что-то странное, не от сего мира блуждало в ее глазах... Мне показалось, что у милой супруги Андрея Карловича не все дома.

     Кстати, надо сказать, что Андрей был родом из поволжских немцев, что весьма способствовало его деловой карьере. В свои тридцать лет он стал вице-президентом довольно крупной строительной фирмы и зарабатывал, естественно, очень неплохо.

     Так, уже два года назад он смог позволить себе возведение делового дворца на Волге, который скромно именовал "дачкой", а его жена - "Баскер-холлом". Надо полагать, по аналогии с Баскервиль-холлом из известной повести Конан Доила. Имя жены Андрея было Эвелина, он звал ее Виля, а потому сочетание фамилии и сокращенного имени жены звучало впечатляюще - Баскер Виля.

     Нарочно не придумаешь.

     Вот в этот "Баскер-холл" и предлагал мне съездить Андрей.

     - Алло, здравствуйте, будьте добры Андрея Карловича... Да. Благодарю вас.

     - Я слушаю, - раздался в трубке чуть хрипловатый баритон Баскера.

     - Здравствуй, Андрюша, это Таня Иванова тебя беспокоит.

     - А, Таня! Как дела?

     - Да ничего, жива пока. А ты, судя по всему, нагло процветаешь и без зазрения совести обираешь сограждан неимоверными ценами?

     - Ну вот, сразу куча комплиментов, - засмеялся он. - Ты прослушала автоответчик?

     Я тебе звонил...

     - Потому и звоню. И что тебе сказать?...

     - Что-нибудь приятное.

     - Приятное? А у тебя вкусы не изменились?

     - Не думаю. Ну, ты едешь?...

     - А кто там будет?

     - Ну... Я буду.

     - Это я как-то по длительном размышлении уразумела.

     - Будет мой шеф, Аметистов Глеб Сергеевич то есть, со своей.., кхе-кхе.., подругой, что ли.., ее даже любовницей толком не назовешь.

     Родственнички мои будут, господин Солодков с женой.

     - Это тот архитектор, что строил тебе твою виллу на Женевском озере?

     - Какое там еще Женевское озеро?.. А, это у тебя шуточки такие. Да, это тот, что мне дачку строил.

     - Когда это он успел в твои родственнички записаться?

     - Филька-то Солодков? Да он на Ленке женат, сестре моей Вили. А, ну еще жена моя там будет.

     - Замечательно, - сказала я. - Еще кто?

     - Соловьев, ты его не знаешь. Некий Бельмов, я и сам его толком не знаю - друг Фили и любимец обеих сестричек, Вили и Лены то есть.

     - Журналист? - спросила я.

     - Ты с ним знакома?

     - Упаси боже! - замахала я руками, зажав телефонную трубку между плечом и ухом. - Я читала его статейки в "Тарасовских вестях" и еще где-то, мне как-то о нем говорили мои алкогольные галлюцинации - Казаков с Кузнецовым, я тебе о них рассказывала.

     - А, что-то там о перцептине и светлячках?

     Да, громкое было дело. Знаю. Так что, твои алкогольные глюки знакомы с Бельмовым? И что они говорят? Я, знаешь ли, не питаю особо нежных чувств к журналистам.

     - Ничего утешительного, - усмехнулась я, - одно то обстоятельство, что они знакомы...

     - А мне Виля с Ленкой все уши прожужжали: дескать, возьми его, нам с ним весело, он такой остроумный и вообще в высшей степени замечательный.

     - Вероятно, в потреблении алкогольных напитков особенно, - заметила я. - Вся журналистская братия такая. Да особенно, если водит знакомство с Кузнецовым и Казаковым.

     - Ну, еще человек пять, ты знаешь... Так, пара ребят из нашей фирмы, девчонки из "Атлант-Росса"...

     - "Атлант-Росса"? - удивилась я. - А Тимофеева и Новаченко там, случаем, не будет?

     - Ну, знаете ли... - даже несколько обиделся Баскер, - конечно, будут, а также Березовский Борис Абрамович и Чубайс Анатолий Борисович. И нет надобности говорить, что дело не обойдется без моего любимого Бориса Николаевича. Так шта-а-а, нанимаешь, дыррагие рыссияни-и-и...

     - Ну, ладно-ладно, - произнесла я, - конечно, Тимофеева не пригласили. Подумаешь, президент "Атлант-Росса"! В общем, Андрюща, я с удовольствием.

     - Зер гут! - откликнулся Баскер.

***

     На виллу Баскера мы выехали уже далеко за полдень, часа в три, кортежем из четырех автомобилей. Впереди ехал темно-зеленый "BMW"

     Баскера, затем серебристый "Мерседес-320"

     Аметистова. В следе "мерса" болталась раздолбанная вишневая "восьмерка", в которой сидели молодой архитектор Солодков, его жена и журналист Бельмов. За ними ехала я с двумя знакомыми девчонками из "Атлант-Росса", которых хорошо знал и Баскер. Всю дорогу они обсуждали достоинства генерального директора фирмы, в том числе и самые что ни на есть мужские. Я слушала с интересом, поскольку Александр Иванович Тимофеев вызывал у меня, скажем так, неоднозначную реакцию.

     Мы проезжали мост через Волгу, когда нас обогнал поцарапанный и забрызганный грязью старенький "Фольксваген", из которого раздавались надсадные звуки какой-то чудовищной музыки. Я сразу узнала его. Да и как мне было не узнать, если за рулем маячила знакомая широкая харя Кузнецова, красная от бесчисленных прелестей жизни, а из окна просунулась шкодливая рожица Казакова и разверзла ротовую полость, проорав на весь свет божий какую-то гадость. К счастью, ветер унес слова, а быстро мчавшийся "Фольксваген" - их гнусно ухмыляющийся источник.

     - Куда это они поехали? - довольно громко произнесла я.

     Надо полагать, моя фраза не вписалась в оживленный диалог о Тимофееве, потому что девушки из "Атлант-Росса" тут же прекратили анализ анатомии их шефа и поинтересовались:

     - Ты о ком?

     - Вон о том "Фольксвагене". Там сидели мои хорошие знакомые, - сто лет бы их не видела! - Кузнецов и Казаков. Может, знаете, они у вас в свое время в главном офисе часто сшивались. Еще при прежнем президенте - при Тимуре Анкутдинове. - Упомянув это имя, я с сожалением вздохнула.

     - А, Кузнецов с Казаковым! - радостно воскликнула одна из работниц тимофеевской конторы. - Знаю, я даже у Кузнецова на даче была.

     - Что вы там делали, не спрашиваю, - еще раз вздохнула я.

     - А у него дача рядом с баскеровской, - продолжала счастливая собутыльница моих давних любимцев по имени Оля, - там такой заливчик есть, больше болото напоминает, конечно, и рядом на пригорке кладбище. Там у Кузнецова с одной стороны дача, а баскеровскии дворец чуть поодаль - по другую сторону.

     Идти минут тридцать.

     - Какое счастье! - Я аж прикрыла глаза, представив радужные перспективы "встречи на Эльбе" с Кузнецовым и Казаковым, отмечающими славный юбилей Победы. Однако пришлось вспомнить, что я веду машину, да не где-нибудь, а по Покровскому трансволжскому мосту, и любой поворот руля чреват профилактическим купанием в реке.

     "Дачка" Баскера действительно оправдала наименование "Баскер-холл". Вот что значит быть вице-президентом крупной строительной фирмы, по совместительству промышляющей риэлторской деятельностью! Внушительное сооружение в чем-то напоминало средневековый замок - то ли остроконечными башенками с круглыми окнами по углам здания, то ли стенами с контрфорсами и стрельчатыми окнами...

     - Стильно, - произнесла я негромко, - ай да Андрей Карлыч! Хорошие ему пропилеи возвели!

     Какой-то человечек в зеленом выскочил из маленькой кирпичной будки по ту сторону массивного чугунного фигурного забора с позолоченными, что ли (позднее оказалось, латунными), остриями. Бодро открыв ворота, человек замахал руками, и машины заехали на огражденную оцинкованной сеткой автостоянку перед фасадом виллы.

     Из авто полезли гости, и я, выйдя из машины, стала разглядывать своих партнеров по совместному уик-энду.

     Из "Мерседеса" плавно извлек свои немалые телеса солидный лысоватый мужчина лет около сорока, с круглым упитанным лицом, оснащенным всеми атрибутами "нового русского": двойным подбородком, модной трехдневной небритостью и выражением вальяжного и снисходительного довольства жизнью. Погладив вздымающееся над ремнем брюк вместительное брюшко, мужчина оглядел баскеровское дачное обиталище и развел руками:

     - Ну, молодец, Андрюха! Хорошую себе избу отгрохал.

     - С твоих щедрот, Глеб Сергеич, - сдержанно улыбаясь, ответил Баскер.

     - Ну-ну. - Глеб Сергеевич Аметистов, президент фирмы "Парфенон", снисходительно колыхнул брюшком и, неторопливо переставляя короткие ножки, направился к парадному входу в дом. Рядом с шефом Андрей Баскер, высокий, атлетично сложенный тридцатилетний мужчина с открытым приветливым лицом и упругой походкой спортсмена-легкоатлета, казался стройным, статным и даже грациозным.

     - Твоя хозяйка здесь, что ли, живет? - поинтересовался Аметистов, подымаясь по широкой, отделанной под гранит лестнице.

     - Здесь, - ответил Баскер, - с начала апреля уже. Ей здесь нравится. А дома ей не сидится, уже больно беспокойная она у меня.

     - И что - она одна здесь?

     - Почему одна? Витя, охранник, ворота нам открывал, Олег Соловьев, ее психоаналитик, он всегда при ней.

     - Соловьев? - Глеб Сергеевич наморщил лоб, что означало у него высшее напряжение интеллекта. - Олег? Гм... - Он довольно гаденько улыбнулся и выдал двусмысленную фразу:

     - А ты это самое.., не боишься оставлять молодую бабу одну.., без мужа.., с двумя, понимаешь ли.., даже если с одним этим, как его...

     Соловьевым? А ну, как ей, понимаешь ли, взбредет так вот... Ты-то занят, понимаешь ли...

     Баскер терпеливо выслушал сентенцию шефа, улыбнулся и покачал головой.

     - Ты не знаешь Эвелины, Глеб Сергеевич.

     - Ну что ж.., с нетерпением жду знакомства. А то, понимаешь ли, два года как женат, а жену так и не показал, понимаешь ли, все прячет по углам, будто отберут. А этот психо.., как его там.., аналитик?

     - Соловьев?

     - Да-да, Соловьев. Знал я одного такого Соловьева. Он со мной учился.., в медицинском.

     - А ты в медицинском учился?

     - Было дело.., родитель пристроил. Да уж лет двадцать прошло, по-моему. Меня на четвертом, что ли, курсе поперли.

     Толстяк обернулся и крикнул:

     - Анька! Ты где пропала? Какого, понимаешь ли, гузна топчешься у "тачки"?

     Невысокая миловидная девушка в джинсах и короткой кожаной куртке с досадой глянула на Глеба Сергеевича и довольно невежливо ответила:

     - Да погоди ты, Глеб Пургеныч! Я каблук сломала, пока из твоей колымаги вылезала!

     - Каблук? - тупо переспросил Аметистов.

     - Ну набойка отвалилась, ищу вот.

     - Ты ее до утра искать будешь, понимаешь ли! - начал медленно закипать толстяк.

     - А новые купишь?

     - Набойки, что ли?...

     - Ботинки, понимаешь ли! - передразнила та и, взбежав по лестнице, цепко ухватила Сергеича под руку. - А?

     - Ну... - проскрипел тот, меланхолично поскребывая щетину, - да ну?.. Ну да.

     Содержательный, но в целом положительный ответ Аметистова был воспринят Анечкой на ура.

     - Вот и славно! - экспансивно прощебетала она и изобразила мизансцену "Анна на шее".

     Глеб Сергеич снисходительно гмыкнул, смахнул с себя навязчивую особу прекрасного пола и двинулся к высоким стеклянным (тем не менее пуленепробиваемым) дверям баскеровской виллы.

***

     На втором этаже дома, в просторной, обставленной дорогой мебелью комнате с огромными стрельчатыми окнами, был уже приготовлен очень разнообразный по выбору блюд и напитков стол.

     - Кто все это приготовил? - удивился Глеб Сергеевич. - Ведь не жена же с этим, как его.., психо.., понимаешь ли, аналитиком своим?..

     - Да нет, - сдержанно улыбнулся Баскер, - это я в ресторане по телефону заказывал.

     - А, ну да, - пробурчал Глеб Сергеевич и, мельком осмотрев комнату, свернул в боковую галерею и вышел на балкон.

     Отсюда открывался превосходный вид на Волгу. Неподалеку виднелись роскошные строения дачного комплекса, очевидно, принадлежащего людям, по достатку мало чем уступающим Андрею Баскеру. Комплекс был дальше от Волги, чем дача вице-президента "Парфенона", и стороннему наблюдателю показалось бы странным, почему строители расположили здание здесь, на болотистом полуострове, зажатом между двумя заливами, один из которых обмелел, подернулся ряской и тиной и порос камышом, и большим холмом с деревенским кладбищем на вершине.

     Аметистов был именно таким сторонним наблюдателем и потому спросил:

     - А че это ты, Андрей, застроился на отшибе? Место диковатое, да и пляж песчаный во-о-он сколько, понимаешь ли, от тебя... А то с одной стороны лес, который прямо в Волгу обрывается.., поди, берега крутые?..

     - Обрыв, - ответил Баскер, - здесь метр-полтора, а дальше и все пять или десять.

     - Ага, и не купнешься. А с другой стороны и того хлеще - болото зеленое. Поди, и утонуть можно.

     Андрей пожал плечами.

     - А что это там на болоте два каменных столба торчат? - спросил Глеб Сергеевич. - Сваи кто забивал?..

     ...Посреди болота на невысоком холмике, утопающем в мутной, заросшей камышом воде, действительно возвышались два высоких серых столба, и отсюда невозможно было определить, естественного ли они происхождения, высятся уже сотни лет, или же досужий строитель разнообразил природный пейзаж, воткнув в болотистую почву невостребованный стройматериал.

     - Как по закону, понимаешь ли!.. - резюмировал Аметистов, неспешно почесывая бурчащее от вечного желания насытиться брюхо. - А с той стороны, побоку, стало быть, на подъезде, - так кладбище. Вот такой он тебе, понимаешь ли, натюрморт! - закончил он и скептически хмыкнул.

     - Это Эвелина захотела здесь строить, - ответил Баскер. - Я противился, но она настояла. Красиво говорит.

     - Тут, наверно, помирать красиво, - с исключительным остроумием выдал шутку господин президент. - А вот жить... Через болото ходить купаться напрямую или в обход - через кладбище! - хохотнул он. - Вот выбор, понимаешь ли!

     - Я в бассейне купаюсь, - ответил Баскер, - зачем в Волгу?

     - Все равно - на отшибе, как-то не по себе, понимаешь ли.

     - А вот и Эвелина! - воскликнул Баскер и, обняв, поцеловал в щеку свою супругу, появившуюся на балконе.

     Эвелина Баскер была то, что обычно называется "красавица". Точеные черты тонкого бледного лица, неожиданно яркие - ненакрашенные - губы, большие темные глаза, оттененные короткими, уложенными в каре черными, слегка вьющимися волосами.

     Она была одета в длинное с разрезом светлое платье, подчеркивающее все достоинства ее грациозной фигуры.

     За Эвелиной на балкон вышел среднего роста мужчина в легком сером костюме, внешности ничем не примечательной и настолько заурядной, что это сразу бросалось в глаза и отчего-то резко привлекало внимание. А может, это происходило еще и потому, что его глаза, живые и беспокойные, пытливо ощупывали все, до чего касался тревожный и ищущий светлый взгляд их.

     - Здорово, Олег! - приветствовал его Андрей Карлович. - Позволь представить, Глеб Сергеевич: Олег Соловьев, друг семьи и психоаналитик моей жены.

     Толстокожий Аметистов вздрогнул, когда его пронзили острые, проницательные глаза Соловьева, глаза человека, больше похожего на чеховского героя, нежели на медика конца XX века.

     - Вам нравится наш дом, Глеб Сергеевич? - мелодичным голосом спросила Эвелина, и ее темные глаза задумчиво остановились на толстом лице Аметистова. - Хорошо, можете не отвечать, я вижу, что не нравится.

     - Вилька, перестань, - строго заметил Баскер, - он еще не успел осмотреться, а ты уже пристаешь с вопросами.

     - Ну, Андрюха, ты скажешь, - с умудренным видом старца Фура из "Форта Байярд" изрек Глеб Сергеевич, - разве может такая красивая женщина приставать?

     Глаза Эвелины подернулись дымкой, и она, отвернувшись от мужа и его шефа, стала рассматривать расстилающееся перед ней живописное болото с белеющими в паре километров за ним домиками дачников, построенными по принципу "как бы ни болела, лишь бы померла".

     - Вы читали Конан Доила, Глеб Сергеевич? - не оборачиваясь, спросила она.

     - Ну вот, опять... - вздохнул Баскер.

     - Конан Доила? - выговорил Аметистов. - А, это который про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, понимаешь ли?..

     - Вы читали "Собаку Баскервилей"? - тем же ровным, вкрадчивым голосом продолжала Эвелина.

     - "Собаку Баскер Вили", - с досадой передразнил муж.

     - Я? - Маленькие глазки Глеба Сергеевича забегали, и весь его вид, озабоченный и напыщенный, активно засвидетельствовал, что если и прочитал что на своем веку почтенный господин Аметистов, так это пару "маляв" с воли да десяток ресторанных меню. - А ну, киношка такая есть.., про сыщиков.

     Эвелина обернулась к Соловьеву, на лице ее, болезненном и аристократически бледном, вспыхнуло неприкрытое изумление пополам с презрением и досадой: как "киношка"? "Про сыщиков"?

     Соловьев едва заметно покачал головой и, шагнув вперед, с силой облокотился на перила:

     - Вы знаете, Глеб Сергеевич, никто не может гарантировать вам, что ваши фантазии не станут явью. Прорыв психопатологического фантома в действительность - вещь достаточно обыденная, а если процесс форсировать искусственно, так и вовсе легко осуществимая.

     Посмотрите на это болото. Чем вам не знаменитая Гримпенская трясина?

     Глеб Сергеевич беспорядочно затеребил толстенную золотую цепь под расстегнутой рубахой и покосился на Баскера: дескать, спаси, брателло!

     - Олег Платонович, - обратился к психоаналитику Баскер, - я думаю, у всех нас найдутся более приятные темы для разговоров, нежели ваши психопатологические фантомы.

     "Отцепись от дурака, - молили глаза Андрея, - он все-таки мой шеф!.."

     Соловьев понимающе улыбнулся и поглядел на Эвелину. Та долго смотрела на Аметистова так, что он стал ежиться. "Таких в средневековье сжигали на кострах именем святой инквизиции!" - подумал бы Глеб Сергеевич, коль имел бы представление о средних веках и мог хотя бы приблизительно выговорить слово "инквизиция".

     - Простите, Глеб Сергеевич, - медленно произнесла Эвелина, - я себя не очень хорошо чувствую, потому и говорю всякий вздор. Но вы все-таки не верьте в черных псов, Глеб Сергеевич, даже если...

     Аметистов с готовностью закивал, не зная, как вести себя с этой хрупкой женщиной, а Баскер двинулся грудью вперед, заслоняя шефа от домогательств своей супруги.

     - "Не верьте в черных псов"! - фыркнул он. - Виля, пройди лучше к гостям. И ты, Олег Платоныч.

     Место ушедшей пары заняли Аня Воронкова, та самая, что искала набойку от каблука, и один из охранников президента "Парфенона", рослый парень в черном костюме и с железобетонным выражением лица. Аметистов облегченно вздохнул.

     - У твоей жены не все в порядке с головой, что ли? - покрутил он пальцем возле виска. - Черные псы, болото какое-то...

     Фраза была бестактна, более того, она была попросту оскорбительна, но, к чести Баскера, он повел себя с достоинством.

     - У моей жены слабое здоровье, - кашлянув, сказал он, - потому я и плачу немалые деньги Соловьеву, чтобы он всегда был при ней и в случае чего оказал бы помощь.

     Глеб Сергеевич мерзко осклабился, давая понять, что не сомневается, какого рода будет эта помощь. Потом, как бы между делом облапив Воронкову, отрядил следующее высказывание:

     - Да этот психо.., в общем, он сам еще тот аналитик, тоже какой-то не в себе. Что-то он мне там задвигал, понимаешь ли!..

     - Не знаю, может, и так, но специалист он высочайшего класса, - не сдержавшись, резко выговорил Баскер. - А ты должен знать, Глеб Сергеевич, что как все самые ярые антисемиты сплошь сами евреи, так и высококлассные психиатры и психоаналитики сами ненормальны психически!

     - Ах, он еще и еврей... - тупо пробормотал Глеб Сергеевич. - Ну да... Платоныч.

     Это было все, что он вынес из слов своего заместителя. Баскер махнул рукой и с видом раздосадованным и безнадежным вежливо открыл перед Аметистовым балконную дверь.

     - Прошу в дом, Глеб Сергеевич. Аня, а ты что застряла?

     Когда гости оставили балкон, Андрей потер рукой лоб и задумался.

     "Неужели она больна так серьезно? - Его губы дрогнули, растекшись в резиновую вымученную улыбку. - "Не верьте в черных псов!.."

     Когда ж это кончится?"

     - Але, Андрей! - загремел басовитый голос Аметистова, и Баскер, досадливо тряхнув головой, поспешил к гостям.

Глава 2

БОЛОТА ЗОВУТ ВАС

     После плотного обеда, сопровождаемого обильными возлияниями отдельных гостей (особенно отличились архитектор Солодков, журналист Бельмов и незабвенный Глеб Сергеевич Аметистов, разумеется), все отправились к бассейну. Бассейн находился за домом и был снабжен всеми атрибутами роскоши, приличествующими загородной резиденции крупного бизнесмена. Была даже маленькая вышка и трамплин, на который тотчас восторженно вскарабкался молодой архитектор Солодков.

     - Фил, будь осторожен, - предупредила разохотившегося благоверного его жена Лена.

     Она была очень похожа на свою старшую сестру Эвелину - такая же изящная, стройная, хоть и несколько ниже ростом, - но черты лица ее, тонко очерченные и правильные, не носили печати той отстраненности, а красивые темные глаза смотрели открыто и ясно, не превращаясь в пугающие привалы тьмы. Так, как у ее сестры...

     - Погоди меня. Фил! - Долговязая фигура Бельмова, путаясь в собственных несоразмерно длинных нижних конечностях, начала карабкаться на трамплин. На трамплине веселая парочка раскачалась, планка выскользнула из-под ног двух подвыпивших молодых людей, и с уханьем и воплями они плюхнулись в бирюзовые воды бассейна.

     Я, прикрывшись рукою от уже начинающего садиться солнца, посмотрела на барахтающийся дуэт. Удивительно везет мне на паясничающих буффонов, работающих в тесной концессии!

     - Че, теплая вода? - крикнула я им.

     - Угу... - булькнул Фил и скрылся под водой. Через десять секунд его голова со слипшимися длинными волосами показалась под вышкой, и он продолжил:

     - Теплая-претеплая! Да лезьте все, чего там стоять!..

     Я осмотрелась: прямо за оградой, в тридцати метрах от бассейна, начинался густой лес.

     Он должен был продолжаться до самого берега Волги, где резко обрывался отвесной кручей.

     Так, по крайней мере, утверждал Баскер.

     "В самом деле Баскервиль-холл, - подумала я, - тут тебе и болото, и кладбище, и лес стеной... Я не удивлюсь, пожалуй, если здесь водятся и какие-нибудь мрачные существа из серии "Исчадия ада" модификации "Проклятие рода Баскервилей". Или Баскеров, кому как угодно. А уж Соловьев был бы куда как хорош в роли Стэплтона!"

     - Это же элементарно, Ватсон! - неожиданно громко сказала я и нырнула в бассейн, не обращая внимания на вытянувшееся лицо Андрея Карловича.

     Нашли же такое место, да где - в центре Поволжья!..

     Тем временем на краю бассейна появился господин Аметистов, в халате, купальной шапочке и с сотовым телефоном. Его сопровождала Анна в весьма откровенном бикини и внушительных габаритов молодец в шортах и майке с надписью "Chicago Bulls".

     - А! Бульдожку на прогулку вывели, - раздался у меня под ухом чей-то насмешливый голос. Я повернулась в воде и увидела Бельмова на надувной резиновой лодке и с бутылкой пива в руке. Я ухватилась за бортик лодки и, положив на него подбородок, увидела на дне еще несколько бутылок - как пустых, так и еще не тронутых.

     - Какого бульдожку? - поинтересовалась я. - Аметистова, что ли?

     - Ну да, - ответил он, - гляди-ка, как животик наглаживает. Это он для активизации процесса пищеварения. Ай, муси-пуси, хырашо-то как! - подделываясь под ленивый баритон Глеба Сергеевича, продолжал он. - "А теперь, понимаешь ли, и купнуться не в падло, братаны!" - прогнусавил он, воздев к небу "веерные" пальцы. - А мымра у него ничего, дас ист фантастиш, как говорят в старой доброй немецкой "порнухе".

     - Ну, всех охаял! - не выдержала я.

     - Еще не всех, - ответил он и засмеялся. - У меня профессия такая - хаять, порицать и критиковать.

     Баскер развалился в шезлонге на краю бассейна и мирно потягивал коктейль. Рядом за пластмассовым столиком сидели две девушки из "Атлант-Росса", в купальниках, солнечных очках и шлепанцах. Судя по их оживленным, счастливым лицам, они продолжали обсуждать завидные качества Александра Ивановича Тимофеева. Рядом притулился второй охранник Глеба Сергеевича, который то и дело плотоядно косился на щебечущую парочку.

     В этот момент громкий всплеск воды привлек общее внимание: это почтенного главу фирмы "Парфенон" наконец угораздило неуклюже свалиться в бассейн. Причем брызг и шуму было больше, чем при падении Бельмова и Солодкова с трехметрового трамплина.

     Фыркая, как тюлень, Глеб Сергеевич медленно поплыл к центру бассейна.

***

     Солнце уже почти зашло, когда накупавшиеся гости решили вернуться в дом. Вернее, это предложил Баскер, а Аметистов согласился, и остальные - из деликатности ли, из опаски, или просто потому, что их намерения совпадали с желаниями хозяев жизни, - решили последовать их примеру.

     Решение прекратить купание застало Фила и Бельмова на трамплине, где они пили пиво и между делом по очереди сигали вниз. Лена, жена Фила, тоже попробовала прыгнуть, но у бюстгальтера ее и без того скудного в плане размеров купальника лопнули тесемки, и теперь она в короткой маечке сидела на краю бассейна, искоса посматривая на веселящегося муженька, и болтала ногами в воде.

     Девушки из "Атлант-Росса" купались с охранниками Аметистова, а сам шеф развалился в шезлонге, подставив свое волосатое брюхо и грудь лучам майского солнца. Рядом "топлесс", то бишь без верхней части купальника, загорала безмятежная Воронкова, а резвящиеся рядом амбалы ее покровителя то и дело косились на ее внушительные прелести и яростно пускали по воде пузыри.

     В этот момент произошло нечто, заставившее забыть Солодкова и Бельмова о пиве и трамплине, Глеба Сергеевича - о солнце, а его охранников - о девушках из "Атлант-Росса" и обнаженных формах Воронковой.

     Возле бассейна появились Эвелина Баскер и Соловьев. Впрочем, появления Соловьева почти никто не заметил, потому что все взгляды обратились на Эвелину. На ней был купальник мини-бикини, лишь чисто символически прикрывавший ее изумительное тело. Ничтожно малые, едва ли не с детскую ладонь, треугольнички черного бюстгальтера не скрывали, а скорее подчеркивали роскошные полушария груди, микроскопические черные трусики только обозначали свое присутствие, сведясь до двух полосок спереди и разветвляющейся буквой Т полоски сзади. А на поводке, который она удерживала в руке, вертелся умилительный, черный как смоль щенок мастино неаполитано.

     - Эвелина... - растерянно пролепетал Баскер, косясь на схватившегося за плавки шефа. - Разве ты сегодня хотела купаться?..

     - Почему бы нет, - ответила та и походкой манекенщицы пошла к воде. Впрочем, нет, манекенщицы едва ли вызывают на дефиле хоть десятую долю тех эмоций, что заставили глаза всех мужчин вылезти из орбит, а челюсти опуститься в район грудной клетки.

     Щенок рыкнул и залился негодующим лаем: вероятно, ему не понравилось, что хозяйка передала поводок Соловьеву и направилась к вышке.

     - Да ты что, Виля! - крикнул Баскер, видя, как жена поднялась на трехметровую высоту с намерением прыгнуть. - Олег, а ты что ее отпустил? Она ведь ничего по-человечески не делает!

     Глеб Сергеевич изумленно сглотнул, не отрывая взгляда выпученных бычачьих глазок от почти совершенно обнаженной женской фигуры. Если у него раньше были сомнения по поводу выбора Баскера - женился, понимаешь ли, на полоумной бабе! - то теперь он совершенно уверился, что лучшего Баскеру и нельзя было желать. Потому что лучше не бывает.

     Эвелина постояла на краю вышки и вдруг, пружинисто оттолкнувшись, сделала в воздухе двойное сальто и четко вошла в воду.

     - Черррт! - вырвалось у Баскера. Он подошел к бортику бассейна и увидел в прозрачной воде Эвелину. Он сразу понял, что она плывет на большой глубине у самого дна шестиметрового бассейна. Секунда шла за секундой, а женщина и не думала подниматься. Прошло не менее двух минут, прежде чем ее черноволосая голова показалась на поверхности воды - у противоположного края бассейна, под трамплином.

     Бельмов и Солодков принялись аплодировать, при этом последний оступился и с шумом и брызгами свалился в воду прямо на голову мадам Баскер. Ее лицо и задница веселого архитектора разминулись буквально в полуметре.

     - Ну, понимаешь ли, - оживленно жестикулируя, возопил Глеб Сергеевич, уставя свое брюшко в лицо присевшего от волнения на корточки Баскера, - еще попробуй сказать, что у нее слабое здоровье!

     - По-моему, я и сам многого о ней не знаю, - пробормотал Андрей.

     Эвелина вышла из бассейна и, накинув на плечи протянутое Соловьевым полотенце, пошла в дом. Перед ней на поводке, повизгивая, бежал щенок.

     Глеб Сергеевич, поспешно закутавшись в халат, засеменил за ней, потеряв при этом оба шлепанца. Я четко видела, как они, эти синие с черным - и с белым трилистником - "адидасовские" шлепанцы, слетели с его ног и остались у бассейна, когда Глеб Сергеевич, как слепой кутенок, налетел на столик, за которым незадолго до этого сидела я.

     Все остальные, включая охранников, двинулись мимо, не замечая забытой у столика обуви шефа "Парфенона". Я тоже направилась в дом, потом обернулась. Шлепанцев Аметистова у столика уже не было.

     Впрочем, присмотревшись, я увидела один у самого края бассейна. Второй же исчез.

     "Кто-то спихнул в бассейн, наверно", - подумала я и прошла в дом. ,.

     - Болота ждут вас, господин президент, - обернувшись, с чарующей улыбкой, обнажающей все тридцать два жемчужно-белых зуба, сказала Эвелина.

     - Она называет "болотами" нашу сауну, - пояснил Баскер, - а гостиную, где мы обедали, Гримпенской трясиной...

     - А Соловьева Стэплтоном? - ехидно влез Бельмов.

     Соловьев, слышавший эти слова, поднял брови, а Эвелина бросила на мужа короткий пронизывающий взгляд из-под свесившихся на лоб мокрых волос. "Нет, - отчего-то подумала я, - она имела в виду не сауну".

     - Но ели-то мы не овсянку? - не унимался болтливый журналист.

     - Вот сейчас тебе ее и подадим на ужин, чтобы меньше болтал, - поддела его Эвелина, и виртуоз пера тут же поспешил заткнуться.

***

     - Фил, хочешь познакомлю тебя со своими друзьями, они сейчас здесь, на даче неподалеку, а? - протянул Бельмов.

     В связи с переходом на вечерний режим одежды бравый писака переоделся в потертые серые джинсы и красно-черный балахон, исписанный маленькими белыми буквами - очевидно, колонками каких-то текстов - и с надписью на спине и на груди: "Green Day". На нос он водрузил очки, одно из стекол которых было треснутым, и стал похож на Фагота, он же Коровьев.

     - Да куда еще идти? - пробурчал Солодков, вопросительно глядя на жену. - Темнеет уже...

     - Да мы быстро, тут минут десять идти.

     Через час вернемся. А тебе что, с бульдогом в сауне париться хочется?

     - Да не хочется мне... Я с ним на одном гектаре, как говорится, акт дефекации производить не буду, - замысловато отвечал архитектор.

     - Ну и пошли!..

     - В самом деле. Фил, я не прочь прогуляться, - поддержала Бельмова Лена, жена архитектора.

     - Как раз пройдемся по болотам, где разгуливают светящиеся черные псы Вили Баскер, - мрачно пошутил Солодков.

     - А уж не к Кузнецову с Казаковым ли вы собираетесь? - вступила в разговор я.

     - И к Суворику с Пидерманом, - взглянув на меня, ответил Бельмов. - А ты что, знаешь этих артистов?

     - Казакова-то с Кузнецовым? Да еще с прошлой осени, когда я расследовала дело со "светлячками", то бишь наркоманами такими, это со взрывом лаборатории было связано. Ты же журналист, ты должен знать!

     - Так ты Татьяна Иванова, что ли? - спросил он и ухмыльнулся. - Наслышан о тебе. Ну что, пойдешь в гости к своим гадательным Костям?

     "Гадательным Костям" - это тоже в свое время выдумали Кузнецов и Казаков.

     - Глаза б мои их не видели! - ответила я и взялась за блестящую ручку двери. - Пойду, конечно, куда ж от них деваться. Но только недолго, потому что я знаю, каково длительное общение с этими друзьями и чем оно обычно кончается.

     ...Узнав о том, что Фил, Лена, Бельмов и я идем через болото в гости к друзьям, Эвелина внезапно разволновалась и стала уговаривать нас оставить свою нелепую, по ее мнению, затею.

     - Чего блуждать там ПО ночам? - говорила она. - Упаси боже, собьетесь с тропы, а там и утонуть можно.

     - В самом деле, - поддержал ее Соловьев, - место для прогулок не самое удачное.

     - А для чего оно удачное? Сам же и выбирал с Эвелиной, Олег! - язвительно парировал Солодков. - Ничего с нами не случится, еще светло, а обратно, если задержимся, вернемся через холм, где кладбище.

     Эвелина побледнела и нервно облизала губы. Я незаметно, но с возрастающим интересом наблюдала за красавицей женой Андрея Баскера.

     - Приходите к ужину непременно, - наконец выговорила она, - без вас не начнем.

     - А во сколько ужин?

     - Часов в девять, - ответил Соловьев.

     - У-У-У, сейчас еще без четверти семь, - протянул Бельмов, взглянув на свои часы.

     - А двадцать минут восьмого не хочешь? - озадачил его Солодков. - Твои встали, когда ты нырнул в них в бассейн.

     - Ну, или так... - Бельмов смешно пожевал губами, всем видом напоминая кадр передачи "В мире животных" под названием "Из жизни горных горилл".

     - Лена, пообещай мне, что придете к ужину! - обратилась Эвелина к сестре. - На мужиков я не надеюсь, они безалаберные. Таня, и вы тоже.., постарайтесь привести их к ужину.

     Хорошо?

     На лице ее было столько трогательной заботы и тревоги, что я с готовностью кивнула.

     - Ну конечно!

     - А почему она так волновалась, словно мы и в самом деле идем ночью на Гримпенскую трясину, "когда силы зла властвуют безраздельно"? - по памяти процитировала я, когда мы вышли из дома.

     Все промолчали, и лишь Лена, вздохнув, коротко ответила:

     - Так, может, она думает, что на самом деле... На самом деле.

     - Болота зовут вас! - хрипло заключил Бельмов. - Нас...

***

     Так называемые болота мы, спустившись в низину, преодолели по гряде низеньких холмиков, по навершиям которых проходила узкая тропа. Справа, к Волге, тянулась болотистая равнина, покрытая затянутыми ряской грязными озерцами, самое большое из которых было в длину метров пятнадцать и шириной не более трех. Равнина местами поросла ивняком и имела вполне мирный и невинный вид. На самом высоком холме гряды стояли те самые два каменных столба, которые обсуждали Баскер и Аметистов. Это был обычный серый строительный камень, разумеется, искусственного происхождения. Правда, кому и зачем понадобилось водружать эти столбы высотой не менее двух с половиной - трех метров здесь, я не понимала.

     Я высказала все эти соображения вслух и не услышала ни слова в ответ. Подойдя вплотную к столбам, я обняла обеими руками один из них и приложила щеку к уже остывшему камню.

     - Колоритное место, - заметила я.

     - Пойдем, - кивнул архитектор.

     Я обогнула столбы и пошла за своими спутниками.

     - Да пойдем же, - повторил Солодков.

     Я обернулась, чтобы последний раз оглядеть столбы, и кровь застыла в моих жилах - от изумления и, как ни странно, от почти суеверного страха.

     С обратной стороны столба на отшлифованной поверхности был четко вырезан барельеф. Изображение было необычайно искусным, а главное - невероятно живым. Это было изображение злобно оскалившегося пса, его хищный силуэт четко вырисовывался на неровной поверхности столба, и казалось, что окаменевший в немой злобе огромный пес вот-вот сорвется с холодного камня и прорежет холодеющий вечерний воздух протяжным жутким воем...

     - Ты на пса, что ли, уставилась? - крикнул уже издали Солодков. - Еще успеешь посмотреть, не последний раз видишь!

     Я пробурчала что-то невнятное и поспешила за бодро карабкавшимися по подъему четой Солодковых и Бельмовым.

     Весь путь через болота занял у нас не более двадцати минут.

***

     Мы без труда нашли кузнецовскую дачу.

     По-моему, ее обнаружил бы даже слепой, глухой и увечный инвалид, потому что какофония жутких звуков разносилась по всем окрестностям, а разноцветные салюты из ракетницы были видны издали.

     Кузнецовско-казаковская компания сидела на веранде и меланхолично пожирала шашлыки. Меланхолия та охватила большую часть собравшихся, и ее причина коренилась в непомерном количестве винно-водочных бутылок, валявшихся там и сям на столе, под столом и на лужайке перед дачей. Последнее обстоятельство было справедливо и для троих молодых людей, мирно прикорнувших неподалеку.

     Впрочем, остальные, особенно девушки, были бодры, и остатки алкогольно-депрессивного оцепенения не замедлили слететь с них, когда они увидели наш квартет.

     - Ба! - заорал Кузнецов, спрыгивая с веранды. - Бельмов!!! А это кто с тобой? Никак Иванова? Ну точно, привет, Танька, сколько лет!..

     Он полез обниматься, дыша обычным своим нервно-паралитическим перегаром, тотчас перезнакомился с Филом и Леной и сунул нам "штрафные".

     Подскочил Казаков, и все завертелось...

     Час пролетел, как одна минута, и, если бы не Лена, взглянувшая на часы, наше пребывание на даче старых, с позволения сказать, друзей могло затянуться.

     - Ну, нам пора, - Лена поднялась, - нам еще идти долго.

     - Да какое там! - возмутился Кузнецов. - Зачем идти, я подвезу!

     Я посмотрела на выписывающего пассы руками и ногами Костю, но промолчала. Впрочем, мне не пришло в голову усомниться, что Кузнецов не выполнит данного обещания.

     - Докуда вас везти?

     - Знаешь дачу Баскера? - спросил Бельмов. - Вот мы там.

     - А, знаю! - обрадовался Кузнецов. - Мы там даже в бассейне купались, когда хозяев не было!

     - Там еще такая "волына" отпадная была, - влез Казаков, - я потом узнал, что это и есть хозяйка, жена Баскера. Она вроде как стулом двинутая.

     - Ну да, - добавил Кузнецов, - жидким.

     А вы-то какими судьбами там?

     - Вообще-то я строил эту дачу, я как бы архитектор, - сказал Солодков.

     - А я сестра вот этой, с позволения сказать, двинутой жидким стулом, - отчетливо произнесла Лена.

     В первый раз мне довелось увидеть, как Кости смущаются. Кузнецов деликатно потупил нахально поблескивающие глазки, а Казаков сконфуженно замурлыкал под нос какую-то песенку, сильно смахивающую на похоронный марш.

     - Просто о них с недавних пор всякие истории рассказывают, - пробормотал Кузнецов, - всякий маразм... Вот у нас Суворик с Пидерманом, например...

     - А! - недоверчиво махнул рукой Бельмов. - Им чего только не придет в голову. - Про собак, что ли?..

     - Ага.

     - Ясно. Ну что, Кузнецов, подвези, если обещал.

     - Позвольте, - вмешалась я, - это какие еще истории про собак? Тут что, на самом деле инсценируют Конан Доила?

     - Суворик, поди-ка сюда! - позвал Кузнецов и вскоре представил пред ясны очи кудрявого небритого молодого человека в очках и рваной белой майке.

     - Ну, опять, что ли? - протянул он, из чего я поняла, что он рассказывает историю в тысячу первый раз.

     Из неторопливого рассказа новоявленной Шахерезады я с некоторым усилием смогла уразуметь следующее.

     Как-то раз, в апреле, Суворик с неким Пидерманом (надеюсь, это не фамилия), пошли прогуляться. Ночь была теплая, а так как друзья были уделанные до последней возможности - кажется, они что-то курили, - то прогулка несколько затянулась. Ну, и угораздило их попасть на болото, прямо к столбам. Суворик увидел изображение этой собаки, начал загоняться... У друзей еще было с собой, вот они и сели употреблять - один спиной к первому столбу, другой - ко второму. И вдруг за спиной - рычание! Нормальный человек и не шелохнулся бы, а эти ничего не соображали и кинулись наутек. Суворика еще дернуло обернуться, и он увидал такое, что все фильмы ужасов показались ему детскими сказками.

     За ними мчались, в полном смысле этого слова, исчадия ада. Три громадных черных пса с огненными глазами и кроваво-красными разверзнутыми пастями. Первый пес разинул пасть еще больше и приблизился к друзьям настолько, что стала видна слюна на огромных желтых клыках и ощутим неприятный запах из этой громадной глотки. И вдруг он как рявкнет: "Иди сюда!!!" - грохочущим, диким, басовитым, но, несомненно, человеческим голосом. Как жутко - ты бежишь по узкой тропе, а за тобой, все нарастая из тьмы, несется нечто невообразимо жуткое и чудовищное, детские кошмары о собаке Баскервилей бросаются в голову и парализуют мозг плотной клокочущей завесой страха...

     - Мы бежали сломя голову до самой дачи.

     Только потом я понял, что за нами уже никто давно не гонится...

     - А может, это были галлюцинации?

     - Ну, что вы... - обиженно протянул Суворик. - У нас же не ЛСД было, в самом деле...

     - А насчет человеческого голоса и свечения?

     - Ну, не знаю. Была луна, может, отсветы...

     А человеческий голос... Хозяин позвал собак, а нам почудилось...

     - Ясно, - разочарованно протянула я, - в общем - чушь собачья.

     - Вот именно - собачья, - резюмировал Бельмов, - все, поехали.

     Кузнецов сдержал свое обещание и довез нас до виллы Баскера.

Глава 3

"...КОГДА СИЛЫ ЗЛА ВЛАСТВУЮТ БЕЗРАЗДЕЛЬНО..."

     Увидев нас, Эвелина необычайно обрадовалась и даже бросилась на шею сестре.

     - Извини, Виля, мы немного опоздали, - немного смущенно произнесла Лена, - нас подвез бельмовский друг.

     - Ну, ты довольна прогулкой? - спросила Эвелина.

     - Да-да. И с хорошими ребятами познакомились. Веселые.

     - Даже чересчур, - добавил Фил.

     - Хорошо, пойдем к столу.

     За столом сидели уже все, включая аметистовских охранников, не хватало только самого Глеба Сергеевича, а также его фигуристой пассии.

     - А они в сауне, - сказал веселый охранник Дима, который в свободное от исполнения профессиональных обязанностей время становился похож на нормального парня без ужимок злобной и плохо дрессированной гориллы. - У него там водные процедуры.

     - Вводные у него процедуры, - двусмысленно изрек Бельмов, притулившийся за столом рядом со мной.

     - Это какие еще вводные? - подозрительно уточнила я.

     В этот момент появился пышущий румянцем Глеб Сергеевич в свежей рубахе и с ним Аня. Очевидно, водные и прочие процедуры успешно завершились.

     Ужин прошел быстро и незаметно. В понятие "ужин" я не включаю последующую попойку, хотя обычно это процессы нераздельно слитые. Глеб Сергеевич и иже с ним быстро сметали со стола все съестное, и только потом обнаружилось, что запасы винно-водочного арсенала, выставленного к ужину, исчерпаны едва ли на треть.

     За окном уже сгустилась непроглядная тьма, Эвелина убавила освещение, и только свет от двух настенных бра рассеивал мрак.

***

     - Кто сделал, чтоб темно?.. - прогундосил уже изрядно набравшийся Аметистов и икнул.

     Отличившись в распитии спиртных напитков за обедом, он поддержал, как говорится, марку фирмы и за ужином.

     - Это я, Глеб Сергеевич, - откликнулась Эвелина, - это я выключила верхний свет.

     - Зачем?

     - Чтобы эта комната была похожа на зал Баскервиль-холла.

     Против обыкновения, Андрей не стал протестовать против слов жены. Быть может, ему надоело угождать подвыпившему шефу, а быть может, обидно стало за свою Вилю, которую тот считал ненормальной.

     - Действительно... - пробормотал Глеб Сергеевич, как будто он знал, как выглядело центральное помещение замка покойного сэра Чарльза.

     Его можно было понять. Кромешная тьма в выходящих на кладбище окнах, а за стеной, с балкона - вид на пустынные болота, и даже звезды не в силах разорвать их гробовое безмолвие и тайну... А напротив, в неярком свете настенных ламп, бледное лицо ослепительной женщины в черном платье, и нет сил оторваться от ее глубоких глаз, сулящих прекрасную, как нежность, темную погибель...

     Я встряхнула головой. Вокруг стола в набрякшем недосказанностью молчании сидели мрачный Соловьев с серебряной вилкой, молчаливо жующий индейку, Баскер, загадочно улыбающийся Бельмов с недопитой рюмкой водки в руке. Эвелина. И я... Остальные разошлись, словно им не было места за этим столом...

     Нет, что-то не то. Ну и напиточки у семейства Баскеров! Или дело не только в напитках?..

     - Я хочу поговорить с вами о собаке Баскервилей, Глеб Сергеевич, - тихо вымолвила Эвелина.

     Аметистов покорно кивнул, и меня поразило выражение глубочайшего внимания на его обрюзглом самодовольном лице.

     - Не понимаю... - пробормотала я себе под нос.

     - У вас была собака?

     - Да, - ответил он.

     - Какая же?

     - Она и сейчас есть у меня. Питбуль. Еще ротвейлер.

     - Это нехорошо, - вымолвила Эвелина, - ротвейлер - это собака сатаны.

     - Ну, знаете... - пробормотал Аметистов, выпивая еще водки.

     - Вы не думайте, что я сумасшедшая, - продолжала красавица в черном, - просто я вижу жизнь в свете двух миров, двух ключей света. Когда вы смотрите фильм о мафии и киллерах, вы не думаете, что в этот момент пуля входит в голову человека там, по ту сторону экрана. Пуля входит в вашу голову, но вы не понимаете, что это на самом деле, и только этим сохраняете вашу жизнь.

     - Эвелина, - наконец заговорил Андрей, - ты пугаешь Глеба Сергеевича.

     Заявление, которое в другой ситуации было бы встречено хохотом окружающих, на сей раз прозвучало в пугающей тишине. Безмолвие нарушил мелодичный голос красавицы хозяйки:

     - Ничего, от этого не умирают. Такие, как он, то есть...

     "А если он станет другим, - с ошеломляющей ясностью мелькнуло в моей голове, - он должен пойти на болота и умереть такой смертью, какую укажет ему эта молодая безумица".

     ...Господи, что со мной?..

     ...Не только со мной. Бельмов отвалился от стола и припал спиной к креслу, быстро мигая веками. На лице его показалась такая знакомая сегодня сероватая бледность суеверного ужаса.

     ...Этот дом напоен страхом, и в открытые двери заглядывает Смерть. Как резко все переменилось, но почему и как?..

     - Но никогда не знаешь, что придет к тебе наяву, а что пригрезится. И приснится, что ты сгораешь в огне, но проснешься и облегченно вздохнешь - и увидишь обгоревшее тело. Свое тело.

     Губы Эвелины выгибались с почти животной, низменной страстностью, и даже мне, женщине, вдруг захотелось впиться поцелуем в этот ярко-красный чувственный рот, говорящий о безумии и смерти. Что уж говорить о мужчинах...

     - Вы прочтете книгу о проклятии рода Баскервилей, и в ваши окна поползет тоскливый, протяжный, жуткий и тревожный - собачий вой...

     ...Так и есть. Рама распахнулась под напором ветра, и в комнату проник будоражащий, леденящий душу, заставляющий тоскливо звенеть нервы собачий вой...

***

     Я резко вскочила.

     - Эвелина, это воет собака! - произнесла я, пытаясь стряхнуть это невыразимо жуткое оцепенение.

     - "Не спрашивай, по ком воет собака Баскервилей, ибо она воет по тебе", - продекламировал Бельмов, перефразируя эпиграф хемингуэевского романа.

     Но лицо журналиста было мрачно, пальцы судорожно вцепились в подлокотники кресла.

     - Ах, вот как! - неожиданно рявкнул Аметистов, вставая. - Тогда я п-пойду и убью эту тварь!

     Ноги его подкосились - не от страха, скорее от лошадиной дозы поглощенных за вечер спиртных напитков, - и он грузно упал назад, в мягкое кресло.

     - Да успокойтесь вы, Глеб Сергеевич, - стал утешать его Баскер, - подумаешь, завыла собака!..

     - Я знаю, что она... - Аметистов снова поднялся на ноги, на этот раз более успешно, и, выписывая синусоиду, пошел к окну. - Она там, я должен увидеть ее!

     - Да ты хватил лишнего, Глеб Сергеевич, - говорил ему Андрей, но зубы хозяина виллы стучали, и видно было, что он не верит своим словам.

     Соловьев поднялся и прошел к окну.

     - Отсюда не видно, Глеб Сергеевич, - произнес он, - пройдемте на балкон. С него открываются болота.

     Аметистов повернулся к Соловьеву - побагровевший, смертельно пьяный, с перекошенным от ужаса и злобы лицом.

     - А откуда ты знаешь, что она там? - хрипло спросил он.

     - Перед вами огромная Гримпенская трясина, - холодно ответил Соловьев, цитируя строки из повести Конан Доила, - попади в эту трясину человек или лошадь, и все.., все будет кончено.

     Конечно, на Волге нет торфяных болот, засасывающих в свои бездонные недра все, чего ни коснутся их липкие щупальца. Но и невозможно было не воспринять слова психоаналитика буквально, потому что я почти физически ощущала, как что-то огромное и темное ворочается за окном, наполняя собой стылый воздух. И в этом чем-то неслышно ступали черные бесшумные лапы чудовищного пса, чей вой мы слышали только что...

     В руках Глеба Сергеевича блеснул пистолет, он, злобно оскалившись, повернулся к Эвелине:

     - Значит, ты веришь, что это наяву... Я покажу тебе!..

     Он заговорил так, как не говорил раньше, меня передернуло, и я нервно закурила, забыв о том, что курить разрешалось только на балконе.

     - Мне надоело, что все тычут мне в нос этими.., этими... - Аметистов задыхался от бешенства, не находя нужных слов. На секунду предо мной приотворилась створка, и я подумала, что все мы - особенно шеф "Парфенона" - находимся под действием какого-то сильнодействующего наркотика, бередящего мозговые центры агрессии и страха.

     Баскер лязгнул зубами и прошел по комнате, стараясь не глядеть в окна. Наконец он угловатыми резкими движениями опустил жалюзи и произнес:

     - Не дури, Глеб Сергеевич... Что ты, как дите малое?

     - Ах, я еще и дите?! - взвыл Аметистов. - А теперь ты послушай меня, Баскер. Я с самого начала понял, что дело нечисто... Твоя жена... ее недомолвки.., этот базар темный!.. И посмотри на своего психоаналитика, - Глеб Сергеевич впервые проговорил это слово без запинки, - у него же на лице написано, что он и твоя жена хотят уничтожить меня!

     По толстому его лицу заструился пот, маленькие глазки раскрылись и бешено заблестели, а дрожащие пальцы судорожно гладили дуло пистолета. Баскер встал и тревожно глянул на Глеба Сергеевича, потом перевел взгляд на Соловьева.

     - Успокойся, Глеб Сергеевич, - произнес психоаналитик, - никто и никогда не уничтожит человека, если он не захочет этого сам.

     Если кто-то убьет вас, значит, вы замоделировали финальную жизненную ситуацию так, что обстоятельства рано или поздно ликвидируют вас.

     Тоскливый вой снова ворвался в дом, и я, кусая фильтр сигареты, почувствовала, как наливается свинцовым холодом и сгибается спина, как немеют руки и падают под непосильной тяжестью собственного веса. Потому что к жутким звукам добавился еще один голос - почти стенающий, почти человеческий. Голос черного пса, второго - который также ждал свою жертву.

     - Их там что, целая стая? - прохрипел Аметистов. - Ты не хочешь посмотреть на это, Андрей? Наверно, ты и так не раз видел эти... фантомы своей милой супруги?

     В Баскере происходило какое-то страшное противоборство, это трудно было не заметить.

     Эти влажные остекленевшие глаза, переплетенные судорогой пальцы обеих рук, подергивающийся уголок рта - я никогда раньше не видела его таким. В голове крутилось неуместное слово "передозировка", сплетаясь с другим ключевым словом - "страх". Передозировка страха. Я прикурила вторую сигарету от первой, и в этот момент Баскер крупными шагами подошел к притаившемуся в углу дубовому секретеру и, резко дернув, пошарил внутри его. Руки выплыли на свет, в одной из них все увидали "ТТ".

     - Ну, коли так... - пробормотал он, дрожа всем телом, - отчего не.., не прогуляться.

     Патологический, безрассудный животный страх, заставляющий жертву в злобе самосохранения кидаться на источник этого первородного ужаса... Краем глаза я увидела позеленевшее от страха лицо Бельмова, и в этот момент пелена кошмара разодралась, и появилась Воронкова. Ее лицо в затянутой душным полумраком комнате показалось мне странно светлым...

     - Ты что, Пургеныч, совсем с рельс соскочил? - едва не завизжала она и с силой ухватила Аметистова за плечо. - Куда это ты собрался, да еще с пушкой?

     Она посмотрела на остальных, и скованные ужасом лица, видимо, не на шутку испугали ее.

     - Э-э, ребята, бросьте так хохмить, - произнесла она очень тихо, но обострившийся слух каждого из нас подхватил эти слова в нависшей тишине. - Не сходите с ума... Я, конечно, понимаю, я тоже человек нервный, но такие массовые психозы...

     - Ты слышала это?.. - Пальцы Аметистова рванули воздух и тяжело скрючились на плече девушки. - Хочешь, пойдем с нами, если ты такая...

     - Погоди, Глеб Сергеевич, - проговорил Соловьев, вставая из-за стола и направляясь к Аметистову. Держал он себя на удивление выдержанно и даже не выпустил из пальцев бокал вина. - Ее-то зачем тащить? Если уж ты так раззадорился, то...

     - Ты, умник, - тяжело набычившись, глянул исподлобья президент "Парфенона", - ты это что же, значит.., понимаешь ли... - Он злобно схватил Соловьева за плечо и вместо логического довершения фразы высыпал целую россыпь нецензурных эпитетов, а завершил ее богатырским замахом кулака.

     Соловьев легко увернулся от неуклюжего выпада "нового русского" и, гневно сцепив губы, с силой выплеснул содержимое бокала в лицо и на горло Аметистову.

     - Освежитесь, господин Аметистов! - холодно вымолвил он и, пройдя мимо остолбеневшего толстяка, уселся на свое место. - Конечно, я прошу извинения, Глеб Сергеевич, но признайте, что и вы изрядно погорячились.

     Глеб Сергеевич некоторое время смотрел на психоаналитика, раздувая тонкие ноздри, неожиданно изящные для этого рыхлого небритого лица, потом буркнул нечто вроде: "Кхе!" - и вышел из комнаты, увлекая за собой Баскера и Воронкову. Через минуту звучно хлопнула дверь парадного входа, и Соловьев, глянув в окно, коротко заметил:

     - Нет, Виля, он все-таки не читал Конан Доила. Иначе бы он знал: "Остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно..."

     Голос этого железного человека дрогнул, и я невольно сжалась от ужаса, потому что в этих на грани надрыва словах я услышала приговор тем, ушедшим...

***

     Больше я не могла находиться в этой комнате и потому, налив себе в большой фужер водки, проглотила ее одним махом. Почувствовав, как нервное напряжение чуть отпустило, я спустилась на первый этаж и зашла в сауну. За мной, волоча онемевшие ноги, вяло двигался Бельмов. По пути он натыкался на все, что могло послужить препятствием - мебель, лестничные перила, двери, - а на самом входе в банный комплекс на первом этаже не вписался в дверной проем и ударился головой об косяк.

     В лицо плеснул горячий воздух, веселый смех и плеск водяных струй. В предбаннике за деревянным отлакированным столом сидели четверо: двое молодых людей из охраны Аметистова и две девушки из офиса тимофеевского "Атланта". Они пили пиво, играли в карты и хохотали. Вся четверка была закутана лишь в белые простыни. Здоровенный парень по имени Дима встал, чтобы достать из стоящего неподалеку ящика очередную порцию пива, в тот момент, когда я и Бельмов заходили в предбанник. По неосторожности бравый телохранитель не охранил собственного тела, упустил простынку, и та, под хохот окружающих, свалилась к его ногам.

     В этот миг они увидели нас.

     - Эге, - сказал второй охранник, - откуда такие угрюмые, ваша мрачность? Шеф, что ли, задолбал?

     - Можно и так сказать, - пролепетал Бельмов и сел на второй столик, откинулся назад, опершись на руки, а ноги бросил на спинку стоящего рядом стула. - Уф, как у вас тут здорово!

     - Ну да, не жалуемся, - ответил потерявший простынку.

     - Да тебе грех жаловаться, - приободрившимся голосом произнесла я, оценивающе глядя на его атлетическую фигуру.

     Тот ухмыльнулся, но простынку таки поднял и обмотался ею.

     - Ну их всех к черту! - громко объявила я. - Бельмов, возьми-ка пару-тройку пива и пошли плавать в бассейне.

     - Кого к черту - нас? - внезапно ощетинился Дима.

     - В какой бассейн, на улицу, что ли? - озадачился Бельмов.

     - Прошу в порядке очереди, - последние остатки того непередаваемого кошмара, неприятно цепляясь и садня, окончательно покидали меня. - Во-первых, к черту я рекомендовала идти той компании наверху, которая нас с Бельмовым чуть в гроб не вогнала. Причем некоторые уже последовали моему совету загодя.

     - Это кто же?

     - А это Глеб Сергеевич, Андрей Карлович и Аня. Они вооружились до зубов и пошли на болото отстреливать назойливо воющих собачек.

     Охранники ухмыльнулись, девушки недоуменно глянули на меня.

     - Воют там всякие, а Глеб Сергеевич и рассерчали, - подобострастно пропела я, паясничая. Чем больше отступали мои недавние страхи, тем циничнее мне хотелось высмеять их. - Схватили, понимаешь ли, левольверт и убежали с Андреем Карловичем. Зылы-ы-ые!! - прогнусавила я в нос.

     Все рассмеялись, даже Бельмов, которому всего пару минут назад и в голову бы не пришло не только смеяться над странным поведением руководителя фирмы "Парфенон", но и смеяться вообще.

     - Теперь по второму вопросу. Знаете ли вы, господин Бельмов, что каждый уважающий себя "новый русский" оборудует на своей даче два бассейна: один большой - на улице, перед или за домом и второй - малый - при сауне.

     Вот в этот последний я и хочу идти. Не знаю, как вы, а я пошла.

     ...Бассейн оказался на диво современным.

     Помимо джакузи, при нем имелись каскадные водопады, как в моем любимом водном комплексе в Тарасове "Русалка". Правда, под одним из этих замечательных устройств находился не менее замечательный архитектор Филипп Владимирович Солодков, а под вторым нежилась его несравненная супруга. Оба в костюмах Адама и Евы соответственно.

     Впрочем, я никогда не страдала чрезмерной скромностью - при моей профессии она просто опасна для жизни. А потому я без раздумья освободилась от одежды и с нескрываемым наслаждением погрузилась в прохладные воды, Бельмов некоторое время таращился на меня - и Лену, вероятно, тоже, - потом решительно влил в себя бутылочку пива, содрал с себя одежду и, взметнув снопы брызг, свалился в бассейн, взвыл и поплыл на глубину. На том месте, куда он столь опрометчиво прыгнул, вода едва ли дошла бы ему до середины бедер...

***

     Впрочем, мы не успели насладиться всеми прелестями бассейна и сауны, потому что дверь, ведущая в предбанник, распахнулась, и оттуда пулей вылетел Кузнецов. За ним в дверном проеме показались любопытствующие охранники и тимофеевские дивы.

     Кузнецов?!!

     - Простите, где здесь Иванова? - подслеповато щурясь, сказал он, и, оступившись, упал в бассейн.

     - Кузнецов, ты сошел с ума? - спросила я, подплывая к нему.

     - Я-то нет, а вот пассия вашего толстопуза Аметистова - кажется, да.

     - Ты что несешь?..

     - Танечка, быстро одевайся и наверх, тебя зовет доктор Соловьев, - выпалил он на одном дыхании, - только не задавай вопросов!

     Бельмов, Солодков и Лена с интересом прислушивались к его словам, и неприкрытая тревога проступала на их лицах.

     - Ну хорошо, хорошо, - я вылезла из бассейна, наскоро вытерлась и оделась. Все это в авральном режиме, без жеманных отворачиваний и закрываний. - Я готова.

     - Идем, идем. - Он схватил меня за руку и поволок за собой. За нами, не попадая руками в рукава рубашки, бежал Бельмов, ругаясь на ходу.

     ...Первое, что я увидела, влетев в гостиную, это лицо Эвелины. Оно было совершенно белым и безжизненным, и на этой мертво застывшей маске, скованной каким-то страшным душевным недугом, с чудовищным усилием шевелились губы. Слишком алые и чувственные для этих помертвевших и как-то сразу истончившихся черт.

     Я сразу подумала, что с ней что-то случилось, но, оторвав взгляд от ее безжизненного лица и окаменевшей фигуры, поняла, что самое худшее случилось не с ней.

     На диване распростерлось массивное тело Баскера, над которым хлопотал Соловьев. Подойдя ближе, я увидела, что голова Андрея перевязана и бинт весь пропитался кровью, хотя повязка была наложена, по всей вероятности, только что. Из другого угла послышался короткий, сдавленный смешок, потом мерзкое хихиканье, сорвавшееся на хрип... Я повернулась и увидела Воронкову: ее удерживали в кресле двое молодых людей, один из которых был Казаков, а во втором я признала - в основном по очкам и кудрям - того самого Суворика, что рассказал нам историю о трех черных псах у столбов.

     Я не обмолвилась, именно удерживали. Потому что Аня пыталась вырваться, вскочить, ее лицо странно кривилось, она то хихикала, то строила страшные гримасы, то что-то бормотала, всхлипывая и разбрасывая слюну... Я помертвела.

     В этот момент Соловьев обернулся и, увидев меня, покачал головой, и на лице этого выдержанного, хоть и сильно чудаковатого молодого мужчины я увидела отчаяние.

     - Что произошло? - сдавленно произнесла я, хватая его за плечо, Он махнул рукой, потом, собравшись с духом, произнес:

     - Это я и хочу выяснить.

     - Что с ними?!

     - Их принесли вот эти молодые люди, - он кивнул на Казакова и Суворика, которые с явными усилиями удерживали девушку. - И он.

     Кузнецов, в чью сторону был обращен взгляд Соловьева, с шумом выдохнул и выговорил:

     - Он лежал с пробитой головой и не двигался. Она же бегала вокруг него на четвереньках с перекошенным лицом и бормотала что-то под нос, иногда выла.., смеялась и лаяла.

     - Она успокаивается. - Суворик ослабил хватку на воронковской руке и плече.

     - Да, я ввел большую дозу успокоительного, так что... - кивнул Олег Платоныч.

     - Но где Аметистов? - вскричала я. - Только не говорите, что он...

     - Он валяется у столбов на болоте с перегрызенным горлом и лицом... - Кузнецов осекся и провел рукой по собственному лицу, словно желая удостовериться в его сохранности. - Лицо у него все вырвано...

     - То есть как? - Я села на подлокотник дивана, на котором лежал Баскер, и ошеломленно уставилась на Кузнецова. - Как - вырвано?

     - Зубами, - мрачно произнес стоящий в дверях Бельмов, - я прав, Костя?

     Кузнецов кивнул.

     - Пасть, наверно, у этой твари огромная, - пробормотал он.

     - О господи, спаси нас и помилуй! - прошептала я и посмотрела на Соловьева. - Но что вы хотели от меня, Олег Платонович?

     - Налицо убийство, - сухо ответил он. - А вы еще спрашиваете? Ведь вы детектив.

     - Но... - я не находила слов, - я ищу преступников, а тут.., дьявольщина какая-то, мистика... Откуда там взялась эта собака?

     - Псы, Танечка, - перебил Кузнецов, - чудовищные черные псы. И откуда они, кто натравил их на Аметистова - вот это и нужно выяснить, - вымолвил Кузнецов.

     - Андрей Карлович заплатит вам любые деньги, я уверен, - прозвучал голос Соловьева. - Я могу сделать это за него, пока он не в состоянии.

     Я тяжело вздохнула:

     - Вот тебе и проклятие рода Баскеров, черт побери...

     - Мы с Казаковым, Сувориком, Пидерманом и еще двумя девчонками ходили на пляж, - начал рассказывать Кузнецов, - дело было уже затемно. Ну, мы искупались и пошли домой, да, видно, сослепу с дороги сбились.., да и бухие мы были изрядно. А у нас еще с собой было, будь оно неладно!... Ну, сели мы на поваленное дерево и стали квасить дальше. Где мы, как назад дорогу найдем - без понятия, да и побоку нам было, как говорится. И вдруг слышим - дикий вопль, как будто режут кого...

     Страшно кричали, но тут же оборвалось. Мы думаем - спьяну померещилось, "беляк" пристегнул, что ли... Да только вопль снова, и будто ближе, или просто орали громче... Мы уж на что пьяные были, да и то до печенок жуть пробрала. Пидерман с девками деру дали, и Суворик за ними, да пьяный был, ноги запутались ли, зацепился ли за что, да только - бряк и лежит, значит. Мы с Казаковым его подымать, а вопли не утихают, и мы думаем: может, кому помочь надо... И вдруг слышим визг бабий, пронзительный, и еще страшней, чем мужик, орет. А тот, первый, затих...

     Кузнецов замолчал, переводя дыхание, и видно было, с каким усилием дается ему этот рассказ.

     - Ну, дальше, - властно сказал Соловьев.

     - А дальше.., дальше мы побежали туда с Казаковым.., и вдруг слышим.., рычание такое хриплое, жуткое и дыхание.., тяжелое дыхание.

     Мы хоть и в говно пьяные были, все равно так и рухнули... И потом голос человеческий... странный он нам показался, что-то вроде:

     "А-авяв идды-ы..." И с таким подвыванием.

     Ох, какая жуть!

     - Человеческий? - непослушными губами выговорила я. - Значит, там был человек?..

     Я имею в виду, что с этими...

     Кузнецов затряс головой, бледный как полотно.

     - Я не знаю, - сказал он, комкая ворот рубашки, словно тот душил его, - я сейчас ничего не скажу точно... Я даже поверю, что это говорил один из псов... Мало ли сейчас какие мутации бывают. Чернобыли там всякие...

     - Ну да, - перебил Соловьев, - конечно. - И вы пошли туда?..

     - Минут через двадцать. Там еще были выстрелы, вопли, рычание.., даже смех был. Мы лежали в траве и боялись сдвинуться с места.

     Хорошо, все утихло, мы допили.., у нас осталось еще грамм триста водки. Она пошла, как вода, но не так страшно стало...

     - Дальше, дальше! - подгонял его Соловьев. - Вы видели что-нибудь?

     - Вы имеете в виду этих исчадий ада? - переспросил Кузнецов. - Да вы и сами можете увидеть.., сейчас же.

     - То есть как? - встревоженно произнес Соловьев.

     - Когда мы подошли к столбам, первое, что мы увидели, это он.., вот этот толстый. Мы подошли, Казаков его повернул, а у него... - Кузнецов обессиленно схватился за виски. Договорил Казаков, молчаливо стоящий с Сувориком у кресла уже спящей Воронковой:

     - Я его повернул, а у него голова набок свешивается... Шея, похоже, сломана, горло разорвано.., что-то оттуда торчит, на трахею похоже. А лица просто нет.

     - Лоб остался, - сумрачно выговорил Кузнецов, - а нос, рот, подбородок - все начисто.

     И глаз один вытек.

     - Господи!.. - пробормотала я.

     - Вот этот, - Кузнецов кивнул на Баскера, - лежал чуть в стороне, на склоне холма.

     Он стонал, вот мы его и нашли.

     - Он тихо стонал, мы его бы не услышали, если бы не она, - вставил молчавший до этого момента Суворик. - Она там ползала, ну и...

     - Мы подошли к нему, а она начала целиться в нас из пистолета... - заговорил было Кузнецов, но Соловьев резко прервал его:

     - Пистолет?!

     - Ну да.

     - "Магнум"?

     - - Нет...

     - Значит, "ТТ"?

     - Нет, "беретта". Итальянский ствол. Я в пушках кое-что смыслю, - добавил Кузнецов, - еще когда с Новаченко знакомство водил...

     - Откуда "беретта"? У Аметистова был "магнум", а у Баскера - "ТТ", это я совершенно точно видел.

     - Правильно, - вдруг раздался с дивана слабый голос Андрея, - а у этой шалавы был свой... Действительно "беретта". И из него она хотела застрелить меня и Аметистова.

Глава 4

КОГДА УХОДЯТ МЕРТВЫЕ

     Это заявление - "хотела застрелить"! - произвело на Соловьева совершенно необыкновенное впечатление. Он вскинулся, глаза его заблестели, и он, наклонившись к Баскеру, воскликнул:

     - Да не может быть!

     - Сегодня ночью может быть все, - вдруг прозвучал мрачный голос Эвелины, все так же неподвижно сидевшей в кресле.

     - Подложите мне под голову подушку, - попросил Баскер.

     Я быстро исполнила его просьбу и спросила Кузнецова:

     - Последний вопрос тебе. Что ты имел в виду, когда сказал, что мы сами можем увидеть одно из этих исчадий ада?

     Кузнецов как-то странно посмотрел на меня:

     - Потому что там на склоне.., холма.., под столбами, метрах в пятидесяти, может, семидесяти от них.., валяется труп пса. Его застрелил кто-то из них.

     - Труп пса? - воскликнул Соловьев. - Но как же вы разглядели его в темноте?

     Кузнецов смешался, явно не в силах ответить; ответил Суворик.

     - Простите, - сказал он размеренно и серьезно, - вы читали книгу Конан Доила "Собака Баскервилей"?

     Соловьев побледнел, я, признаться, почувствовала, как немеют мои руки и ноги и весь мир резко устремился к голове, чтобы потом отхлынуть и оставить только зияющую пустоту потрясения.

     - Вы хотите сказать... - начал доктор.

     - Я хочу сказать, что ее труп светится.

     Бледным, тусклым светом, и я не уверен, что это фосфор, как в книге.

     - Почему вы не уверены?

     - Потому что я не уверен ни в чем. Я даже не уверен, был ли этот труп вообще. Хотя я определенно видел его.

     - А вы? - Я повернулась к Кузнецову и Казакову.

     - Я вижу плохо, - ответил первый, - и линз на дачу не взял. Да и Казаков не кондор с Кордильер, дальше чем на три метра даже бутылку водки не разглядит. Особенно если она на двести пятьдесят граммов.

     - Шутники, - пробормотала я.

     - Значит, вы видели труп собаки, - продолжал Соловьев шерлок-холмсовским тоном, - вы подходили к нему? Впрочем, что я спрашиваю, это очевидно из слов Кузнецова... Я правильно запомнил вашу фамилию, молодой человек?

     - Да, верно. А то, что мы не стали подходить... Посмотрел бы я на вас, - пробурчал Кузнецов, и мне только в этот момент стало ясно, что вся троица просто мертвецки пьяна, и только беспрецедентный стресс разорвал пелену хмеля, а наступившая нервная разрядка неудержимо смыкает ее вновь.

     Я присела на диван у самого изголовья Баскера:

     - Андрюша, доктор Соловьев от твоего имени порекомендовал мне взяться за расследование этого дела. Ты поддерживаешь его инициативу?

     Баскер застонал.

     - Ты хочешь, чтобы я расследовала это жуткое дело? - повторила я.

     - Нет, ни в коем случае! - вырвалось у него. - То есть да.., хорошо, я согласен с Соловьевым.

     - Тогда расскажи мне все, что произошло на болотах.

     Баскер, приподнявшись на локте, оглядел собравшихся, его взгляд остановился на белом лице красавицы жены.

     - Так это как же, Виля? - пробормотал он. - Ведь не может...

     Он резко оборвал фразу, и мне показалось, что сомнение было заронено в эту всегда доверчивую и открытую душу. Все это, естественно, только в отношении жены...

     - Я не знаю, как тебе рассказывать, как вообще понимать... - произнес он уже более спокойным голосом. Наконец-то начала действовать знаменитая баскеровская выдержка. - Впрочем, все по порядку...

     - Сначала рассказывать, потом понимать, - подал голос скорчившийся в углу дивана и неудержимо засыпающий Кузнецов.

     - Если вы помните, - начал Баскер, - Глеб Сергеевич вел себя, как сумасшедший, а когда мы вышли из дома, он заявил:

     - Я знаю, что меня хотят убить, но не знаю, кто именно. Но я это выясню, а эту тварь, которая там так жутко воет, убью.

     Я не знаю, отчего у шефа так переклинило мозги. Конечно, выпить он любил, но не белая же горячка у него началась в самом деле!

     Мне стало жутко. Не знаю почему, но эти тьма и мерзкий вой несколькими минутами раньше, перекошенное лицо Аметистова и бешеные глаза Воронковой.., у нее уже тогда глаза стали бешеные... Вой шел с болот, и Аметистов тащил нас туда.

     Я пытался его отговорить, приводил разумные доводы, но он все отвергал и мерзко сквернословил. Я не выдержал и ответил ему тем же.., к тому времени мы подошли к столбам на болоте. Он увидел на них собаку.., там вырезан огромный силуэт пса.., и стал кричать, что я заранее готовил преступление, что я заманил его сюда, чтобы убить... Потом он выхватил пистолет и сказал, что пристрелит меня как бешеную собаку... Я схватил свой пистолет и прицелился в него...

     В этот момент Воронкова, она крутилась где-то сбоку, подскочила ко мне и ударила рукоятью пистолета по темени. Боль жуткая... кровь сразу залила мне голову, я повернулся к этой сучке, чтобы разделаться с ней... Она стояла между столбов... И вдруг в десяти метрах от нее, за ее спиной, увидал это исчадие тьмы...

     Это был громаднейший пес.., даже не пес, а существо, напоминающее пса, но выше и крупнее.., с кошмарной оскаленной мордой и громадными клыками... Глаза его горели, а по шерсти пробегало пламя... Она светилась, спаси меня господи!

     В это время Анька еще раз ударила меня, я потерял равновесие и упал, причем очень неудачно, головой об столб, и скатился по склону холма. Сквозь багровую пелену я увидел, как Воронкова подняла пистолет и выстрелила в своего патрона, тот страшно закричал, то ли от пули, то ли от привидения, выскочившего на него из тьмы. Воронкова завизжала, когда черная туша, фосфоресцирующая изжелто-зеленым отсветом ада, пролетела над ней и в два прыжка настигла Аметистова...

     - То есть собака не тронула Воронкову? - спросила я.

     - Пес бросился к Аметистову и повалил его.., тот страшно завыл и нажал курок.., пуля попала в пса, он зарычал и отскочил от Аметистова. Воронкова также выстрелила... Она разрядила в него всю обойму.., и тут второе светящееся... Оно сшибло Аньку с ног, она завизжала и прижалась к столбу... Пес вцепился в горло Аметистову... И тут я потерял сознание. По крайней мере, ничего не помню...

     - Похоже на страшную сказку средневековой Англии, - резюмировала я. - Огромные призрачные псы.., черт-те что! Если бы хотели убить Аметистова, наняли бы киллера... Все-таки конец XX века.

     - Киллер был нанят, - холодно заявил Соловьев.

     - Вы имеете в виду Воронкову?

     - А кого же еще?

     - Но те, кто придумал использовать в качестве орудий убийства этих.., гм.., существ, они же не знали об этом.

     - А почему вы полагаете, что это непременно убийство? - осведомился Соловьев. - Возможно, это несчастный случай.

     - Замечательно, - отреагировал Бельмов, нервно пьющий из горлышка дорогущий скотч, - поистине исключительный несчастный случай, который по своим особенностям может быть приравнен к десяти убийствам с участием киллера. - Он поболтал бутылкой, меланхолично слил остатки в глотку рядом сидящего Солодкова и произнес:

     - Я предлагаю немедленно выйти на болото, чтобы осмотреть место преступления.., или несчастного случая, если хотите.

     - Что, сенсация катит?.. - насмешливо спросила я, хотя, признаться, ледяная дрожь пробежала по моей спине, - журналистский азарт покоя не дает?..

     - Может, и так...

     В этот момент голова Эвелины глухо стукнулась о поверхность стола - красавица Баскер потеряла сознание.

     - Я позабочусь о ней, - успокоил Андрея Соловьев, - слишком много стрессов, а вы знаете ее нервную систему...

     - Олег, - Андрей Карлович схватился рукой за шею Соловьева со стороны затылка притягивая к себе, - ты можешь мне объяснить?..

     - Да, я слушаю, Андрей.

     - Эвелина... Она говорила о псах. Она говорила, что смерть.., она предрекала Аметистову смерть, это так. Она.., знала?

     - Успокойся, - произнес Соловьев, - у меня есть одна гипотеза... Я поговорю с Эвелиной и завтра все расскажу тебе.

     - Хорошо... Олег. Помоги ей... И мне. Я никогда не забуду...

***

     Несмотря на значительную степень опьянения, Бельмов развил феерическую деятельность. Во-первых, он мобилизовал в поход разомлевших охранников, нежившихся в сауне в объятиях "атлант-россовских" девчонок. Пока оторопелые парни натягивали одежду на свою могучую мускулатуру, он раздобыл где-то пистолет (вероятно, просто стянул у кого-нибудь из них) и тщательно зарядил. После этого он вступил в препирательства с четой Солодковых. Фил хотел принять участие в походе на болото, Лена ни в коем разе не желала его отпускать. Кончилось тем, что в свару вступила я и наотрез отказала архитектору в участии в этом мероприятии.

     Тем временем очнулся задремавший Кузнецов, пинками растолкал безнадежно заснувших сотоварищей и потребовал, чтобы и его тоже взяли с собой.

     Бельмов заявил, что никому из кузнецовской братии нечего делать на болоте, и посоветовал Косте ложиться спать.

     Компромисс нашла я, сказав, что Кузнецова мы возьмем с собой как наиболее дееспособного, а прочих отправим на машине домой.

     Шофер Аметистова немедленно усадил их в "мере" шефа и повез по объездной асфальтовой дороге.

     ... Было уже около двух ночи, когда мы пятеро - я, Кузнецов, Бельмов, два амбала аметистовской секьюрити, теперь уже ненужной за неимением объекта охраны - двинулись на болота. Один из охранников шел впереди с фонарем, держа в другой руке заряженный "узи", так что даже свора черных светящихся чудовищ получила бы достойный отпор. За ним следовала я, с небольшим пистолетом, затем Бельмов с каким-то допотопным револьвером (возможно, коллекционным, пришло мне в голову - у Баскера была на даче коллекция оружия). Замыкал процессию второй "бодигард" с огромным стволом 45-го калибра, который мог разбросать мозги любой самой злобной твари в радиусе десяти метров одним выстрелом.

     Так что мы были вооружены до зубов, один Кузнецов, идущий за Бельмовым, располагал только холодным оружием - да и то холодным лишь оттого, что это была только что извлеченная из холодильника бутылка пива.

     Перед выходом я подумала, что в этом мистическом деле неплохо было бы заручиться советом магических костей. Насмешливый журналист посмотрел искоса, но от обычных комментариев воздержался.

     Граненые кости запрыгали по столу и выдали цифры 32, 3 и 18.

     - Что это значит? - спросил Костя.

     - А это значит, что не стоит придавать слишком большого значения простым, в сущности, вещам.

     - А домашний адрес владельца веселых собачек-мутантов они подсказать, случаем, не могут? - не утерпел Бельмов.

     ...Впервые я почувствовала себя не Татьяной Ивановой, частным детективом из провинциального российского города конца XX века, а кем-то сродни великому британцу с Бейкерстрит, 221 "б", идущему по следу опаснейшего в мире преступника. Мистический окрас этого дела, явные параллели с "Собакой Баскервилей" придавали дополнительную пикантность этому уникальному в моей практике случаю. Я чувствовала себя уверенно и была готова к любой неожиданности. Безусловно, я не ожидала встретить на болоте посланцев тьмы... Как бы там ни было, но человек, осуществивший этот кошмарный замысел, не должен оставлять своих чудовищ всю ночь... Или...

     - Дима, тебе не страшно? - спросила я охранника, идущего первым.

     - Вот с этим? - Дима придержал дулом "узи" качнувшийся фонарь. - Да ну, скажешь тоже...

     - Костя, - я повернулась к Кузнецову, мирно пьющему пиво за долговязой фигурой Бельмова, - если вы шли на болото с той стороны, значит, псов привели к столбам тем путем, которым сейчас идем мы?

     - Да, вероятно, - отвечал тот, - но меня больше интересует другое. Можно вывести гулять ночью огромную скотину, от которой среди бела дня - даже среди бела дня! - будут шарахаться все встречные, потому выгуливают их, скажем, только ночью. Допустим, что нашелся такой идиот. Хотя надо быть идиотом уже только для того, чтобы вообще завести этих орясин. Она показалась мне размером.., ну, с корову! Что за порода? Ну это ладно, вывели новую. Но вот не могу я понять, чего они светятся? И что же - каждый раз наугад выгуливать, чтобы они нужного человека довели до святого Кондратия?

     - А если они от природы светятся? - вдруг произнес Бельмов.

     - Да ты че, сдурел?

     - Может, и сдурел, может, и нет. Вдруг это какая-то мутация? Ты же сам говорил, что размером они с корову?

     - Может, и говорил, - нехотя буркнул Кузнецов, - там что-то в низинке светилось... скатился он туда. А про корову это Суворик говорил.

     - Ладно, уточним потом у Баскера.

     - Слушай, брат, ты же говорил, что эта тварь там валяется, - бесстрастно произнес Дима, - вот сейчас и проверим, с корову ли она там, или с теленка.

     Я коротко усмехнулась:

     - Не думаю, что труп собаки еще там.

     - Забрали?

     - Зачем? Камень не шею - и в одну из местных луж. А там его засосет, и поминай как звали.

     - Честно говоря, я думаю так же, - признался Бельмов, - мне интересно другое: кто нанял Воронкову? Если ее кто-то нанимал, разумеется, а не по своему почину она...

     - Да ну, это вряд ли, - покачала головой я, - ей и так неплохо жилось.

     В этот момент мы достигли вершины холма, с которого начиналась гряда, где в километре от нас высились два столба. Болото простиралось перед нами - кажущееся громадным пространством мрака, в которой по непримятой траве ступают лапы черных порождений тьмы...

     Я далека от мистики, но события последних часов изменили мое мнение об этих спорных вопросах бытия... Мы шли тихо, все время ожидая зловещего воя или дробного топота, нарастающего за нашими спинами, но нет...

     И одно имя, одно имя непрестанно крутилось в моем мозгу: Эвелина, Эвелина, Эвелина.

***

     - Опа! - сказал Дима, поднимая фонарь высоко над головой. - Ну, и где ж, братан, твои трупы?

     На лужайке возле столбов было пусто.

     - Вот здесь... - пролепетал Кузнецов, подходя к маленькому пригорку в пяти метрах от столбов. - Здесь он лежал.

     - И где он? - Охранник грозно приблизился к Кузнецову вплотную. - Где, я тебя спрашиваю?

     - Дык не я ж его загрыз! - растерянно ответил тот. - Не знаю...

     - А может, его и не было? - рявкнул бугай, резко ткнул дулом "узи" в подбородок Кузнецова. - Может, ты да Баскер твой придумали - про псов?

     Он нажал сильнее, и Кузнецов от боли задрал голову.

     Я подошла ближе и тронула Диму за локоть.

     - Если бы это было так, я не думаю.., что этот молодой человек.., привел нас к месту, где они убили.., якобы убили вашего шефа.

     - Может, они убили его не здесь, - тупо сказал другой охранник.

     - Да, а здесь почему-то вся трава в кровище, будто быка разделывали, - резко сказала я.

     Дима опустил фонарь, освещая пространство вокруг себя.

     - М-да, - процедил он, - верно, его отсюда уже.., м-м-м. Ну, прости, коли так, братан! - обратился он к Кузнецову.

     - Да и-и-и.., ничего! - пробурчал тот, растирая подбородок, пострадавший от тесных контактов с "узи".

     - Марик! - резко окликнул напарника Дима." - Посвети-ка вон там... Где, ты говоришь, псина лежала? Ну-ка, пойдем посмотрим. Марик, свети, идиот, а то я по склону... Что-то не светится там никакого черного пса...

     Пока троица спускалась, мы с Бельмовым, боязливо ежась, осматривались вокруг и, не заметив ни единого просвета в тьме болот - просвета, несущегося на нас фосфоресцирующим пятном гибели, - быстро осмотрели место происшествия.

     - Конечно, я не Шерлок Холмс, - наконец сказала я, - но могу сказать, что псы существуют на самом деле, а не только в бреднях Суворика, Кузнецова и Баскера. Погляди! - Я ткнула пальцем в отпечаток громадной собачьей лапы. - Может, они и не с корову, но не хуже конандойловского пугала.

     - Ага, - процедил Бельмов, - я думаю, что более детальный осмотр надо перенести на утро.

     - Следов человеческих ног не видно, - продолжала я, - но человек наверняка был на этом месте. Ведь не собаки же унесли Аметистова?..

     - Ага, - замогильным тоном пробормотал Бельмов, - если они не оборотни... - И он скорчил жуткую морду, отчего мне едва не стало смешно - здесь, на месте страшного и таинственного преступления!

     - Эй, сыскари! - окликнула я троицу у подножия холма. Те шарили в ивовой рощице и, судя по доносившимся ругательствам, изрядно промочили ноги. - Что там у вас?

     - Кроме болота, ничего! - буркнул Дима. - Вылезаем, мужики, - скомандовал он, и Кузнецов с Мариком полезли вслед за ним. - Не знаю, что вам там по пьяни пометилось...

     Замерзшие и усталые, мы поплелись домой, Дима злобно клацал зубами и едва не пристрелил какого-то мужичонку со спиннингом, кормушкой и прочими атрибутами рыбалки, который, вероятно, боялся опоздать на утренний клев. Мужичок попался нам на самом выходе из низины, в которой и было, собственно, болото. Вероятно, он вспомнил всех своих ангелов-хранителей, когда прямо из тьмы на него вышли вооруженные люди и, приставив к голове какой-то жуткий автомат, спросили, не разводит ли он случаем собак.

     Таковы были милые шутки Димы.

     Около четырех утра мы пришли к даче Баскера и тут же повалились спать, сморенные нечеловеческой усталостью.

     - Вот и отметили День Победы, - коротко резюмировал Бельмов. - Все как в песне:

     "...Здравствуй, мама, возвратились мы не все, босиком бы пробежаться по росе-е-е..."

     Вокальные данные у надежды российской журналистики были не ахти, но я все равно порадовалась, что исполняет эту, бесспорно, хорошую песню не Казаков...

Глава 5

ОСОБЕННОСТИ ПСИХОАНАЛИЗА ДОКТОРА СОЛОВЬЕВА

     Ближе к утру - часов около пяти - я проснулась от странных звуков за стеной. Сначала я подумала, что мой сон нарушил Кузнецов, храпящий на диване у противоположной стены. Но, прислушавшись, я призналась, что возвела напраслину.

     Звуки шли из-за стены. Они были похожи на бубнящее бормотание, прерываемое болезненными стонами, как от приступов накатывающейся боли, то сливались в какой-то вой на одной ноте, иногда срывающийся в визг и всхлипывание.

     Я осторожно поднялась и - благо я спала одетой - вышла в коридор. Подойдя к соседней комнате, я обнаружила, что двери ее закрыты изнутри, ибо все мои потуги повернуть ручку окончились плачевной неудачей.

     "Ах, вот как, - пробормотала я, - мое любопытство, конечно, переходит все границы, но я все равно посмотрю, что там происходит.

     Я чувствую, что это важно..."

     Ах, интуитивно!.. Ладно, где там мои двенадцатиграннички? Только быстро, чтобы не терять времени.

     4+13+27

     Я недоуменно поморщилась и перебрала в памяти ряд возможных вариантов ответа, если она, память, вдруг в чем-то подвела меня. Нет, ошибки быть не может.

     "Только женщинам простительны слабости, свойственные любви, ибо ей одной обязаны они своей властью".

     "Какие там еще слабости, - возмущенно подумала я, - у меня целую неделю ни одного мужчины не было!" Такой сезон отчаяния и одиночества - целых семь дней! - выдавался нечасто.

     Впрочем, посмотрим, что там в соседней комнате...

     Я осторожно открыла окно и, перекинувшись через подоконник, зафиксировала ноги на карнизе. Вниз лучше не смотреть, все-таки третий этаж дома с потолками по три метра, так что никакой собаки, если что, не потребуется.

     Разве что кости с тротуара подъесть.

     Я медленно продвинулась до окна и заглянула в промежуток между неплотно задернутыми тюлевыми занавесками.

     Ну конечно, как я могла не распознать природу этих звуков! "Вот что значит воздержание на протяжении аж семи дней, - раздраженно подумала я. - Теряешь нюх, дорогая!"

     Большая комната была оборудована под спальню. Огромное трюмо отображало роскошное двуспальное ложе, на котором среди скомканных белых простыней и раскиданных подушек виднелись два обнаженных тела. Мужчина лежал на спине, и мне были видны только ноги его, обращенные к окну. Вся верхняя часть его тела была скрыта ритмично двигающимся телом женщины, сидящей на нем верхом. Мне не обязательно было видеть ее лицо - достаточно было один раз увидеть эту изумительную фигуру с великолепными очертаниями полных бедер, тонкой изящной талией, грациозно выгибающейся спиной - увидеть тогда, в бассейне! - чтобы понять, что это Эвелина Баскер.

     "Позвольте, - недоуменно произнесла я, - а кто же в таком случае ее любовник?.. Уж точно не Андрей, который валялся в одной из спален второго этажа с тремя травмами черепа!

     Господи, какая же я дура, - невольно выругалась я про себя, - это надо же спутать Эвелину с ее сестрой Леной! Ну конечно, тогда все просто, а этот мужчина, разумеется, Фил".

     Я уж хотела оставить свои наблюдения, но в этот момент женщина вскрикнула сильнее обычного, ее дыхание перешло в прерывистый, глубокий хрип, тело задергалось почти конвульсивно, и со стоном она рухнула назад, на спину, запрокинув голову и открыв лицо.

     Это была не Лена Солодкова. Это бледное, влажное от экстаза лицо с полуприкрытыми большими глазами и ярко-красным коралловым ртом - по-моему, со вспухшими от укусов и поцелуев губами - могло принадлежать только Эвелине Баскер!

     Она пошевелилась, разметав скомкавшиеся под головой волосы и выбросив вперед закинутые под затылок руки. Мужчина лежал неподвижно, на лицо его упала простыня, но даже так - даже если предположить, что я не знала бы о недугах Баскера - я могла точно утверждать, что это не муж Эвелины.

     И тут мужчина приподнялся, и я узнала строгие черты и холодные голубые глаза доктора Соловьева.

***

     Но если бы черты были строгими, а глаза холодными! Я отказывалась верить, что передо мной Соловьев, но это был, несомненно, он.

     Соловьев сел и положил руки на грудь лежащей перед ним Эвелины. Конечно, там было на что положить - размер не меньше четвертого, прикинула бы я в иной ситуации, но не это и даже не несомненные достоинства фигуры психоаналитика, стройной грациозной и мускулистой, с широкими плечами и массивными, но тем не менее изящными почти по-женски руками, - нет, не это привлекло мое внимание.

     Соловьев неотрывно смотрел на Эвелину, и столько мучительной страсти отражал его обычно бесстрастный взор... Его рука протянулась дальше, коснулась лба женщины, и длинные пальцы нежно погладили прядь волос, еще и еще...

     Я много раз видела, как ведут себя мужчины после ночи любви. Но такого я не видела ни разу. В глазах Соловьева блестели слезы, и будто глубокое горе снедало этого человека, а не глубокое упоение телом лежащей перед ним обнаженной женщины. Он гладил ее по голове, как отец гладит больного ребенка, и слезы катились по его лицу...

     Всегда неловко смотреть, как плачет мужчина, и я отвела взгляд от окна.

***

     К завтраку я вышла часов в одиннадцать, когда все, за немногочисленным исключением, сидели в гостиной и жадно поглощали только что привезенный провиант. На лицах присутствующих были написаны подавленность и растерянность.

     У входа в гостиную стоял с автоматом "узи" тот самый Марик, что вчера сопровождал нас в походе на болото.

     Я оглядела гостиную: за столом сидели Бельмов, Кузнецов, архитектор Солодков, его жена Лена, тут же были Оля и Наташа из офиса "Атланта". В кресле, в самом углу комнаты, у огромного камина, развалился с пистолетом в руках Дима.

     Ни Эвелины, ни Соловьева не было.

     - Ты не слыхала, что тут вытворяет вон тот молодой человек в кресле? - наклонившись ко мне, шепнул Кузнецов, когда я присоединилась к завтракающим.

     - Дима Селиверстов, - пискнула одна из "атлантовских" девиц.

     - Так вот, этот милый Дима Селиверстов посадил под арест весь дом. Уже подъехали из города ребята охраны "Парфенона", все вокруг оцепили... У столбов стоит парочка со стволами, у комнаты Баскера - охранник, - продолжил Кузнецов. - Уже названивали в областную прокуратуру, дело возбудили едва ли не, как говорится...

     - В общем, милый Дима пообещал, что приедет некий капитан Вавилов и из нас всю подноготную вытрясет, - закончил Бельмов.

     - Вавилов, Вавилов... - Фамилия показалась мне знакомой, но я так и не смогла вспомнить, откуда я могла бы знать ее обладателя.

     - А что с Воронковой? - спросила я довольно тихо.

     - В "дурке" твоя Воронкова, - неожиданно отозвался через всю комнату Дима, - приехали, осмотрели и сказали, что все, ку-ку! - чердак сорвало у девочки. Кстати, Баскер говорил правду: на самом деле она его грохнула по башке. Мы нашли в траве пистолет в крови, и на нем ее пальчики.

     - Вы уже и отпечатки взяли? - Я одобрительно усмехнулась.

     - Я в свое время в ментовке работал, - ответил Селиверстов, - так что все это хорошо знаю. А тебе, орел, - повернулся он к Кузнецову, - я не советую особо иронизировать. Я, конечно, человек незлобивый, но если достанут.., да ты у меня еще и под подозрением.., так что, в случае чего, пеняй на себя.

     - Ну и слух у тебя, амбал, - проворчал себе под нос Кузнецов.

     - Чего? - вскинулся тот.

     - Да слух, говорю, хороший у вас, - угрюмо ответил Костя.

     - А где Соловьев? - спросила я.

     - Не знаю, не видели. - Бельмов пожал плечами.

     - А Эвелина?

     - И ее тоже.

     - Арестовали, поди, - вздохнул Фил, ковыряя вилкой в тарелке.

     - Да и нас арестовали, но пожрать-то выпустили, - возразил Кузнецов.

     - Кишки выпускают, - мрачно отпарировал Бельмов, - а им, наверно, даже из комнаты выйти не дают, потому как они и Баскер - главные подозреваемые.

     - Так, - я встала, - они точно там?

     - А где им быть? - ответил журналист. - В комнате они, которая справа от той, где мы дрыхли.

     Я поднялась наверх. У дверей в комнату Эвелины в кресле развалился охранник, один из тех, кто приехал из Тарасова на подмогу.

     Увидев меня, он с любопытством уставился на мои ноги, благо я была в коротких джинсовых шортах.

     - Я частный детектив Татьяна Иванова, - не откладывая дела в долгий ящик, заявила я, - расследую это дело по поручению господина Баскера, вице-президента фирмы "Парфенон". Мне нужно поговорить с доктором Соловьевым. Он здесь?

     - Здесь-то, здесь, - отвечал тот, - но я не могу пустить вас к нему.

     - Почему?

     - Приказ Селиверстова.

     - А по какому праву Селиверстов здесь приказывает?

     Охранник нагло осклабился:

     - Селиверстов? Он начальник охраны нашей конторы, "Парфенона" то есть.

     - Ладно, дай мне свой телефончик, - кивнула я на "мобильный" у пояса амбала.

     - Это еще зачем? - подозрительно спросил тот.

     - Селиверстову вниз звякнуть, чтоб долго не ходить.

     - Это можно, - снисходительно произнес детина. - Але, Димон! Тут баба какая-то... хочет поговорить с тобой. А, ну, ну да... На! - Он протянул мне трубку.

     - Дима, это Таня Иванова. Меня тут твой мальчик не пускает. Мне нужно срочно поговорить с Соловьевым. Может, что и выясню.

     - Ну... - в голосе Селиверстова послышалось сомнение, - ты думаешь, это необходимо?

     - Возможно, он скажет мне то, что никогда не сказал бы тебе или твоему обещанному капитану Вавилову из облпрокуратуры, - поспешно выговорила я.

     - Посмотрел бы я, как он будет нам темнить... - угрожающе-насмешливым голосом начал Селиверстов, но я перебила его:

     - Ты не понял меня, Дима. Он все-таки психоаналитик, а я женщина, и ему легче будет сказать мне, чем тебе или Вавилову.

     - Делай как знаешь! - согласился он.

     - Тогда скажи своему бультерьеру, чтобы он меня пропустил, - очаровательно улыбнувшись стражу соловьевских дверей, проговорила я.

     - Ы-ы, - глубокомысленно откликнулся "бультерьер", когда я протянула ему трубку. - Але... Да. Чево? А-а-а.

     Он открыл дверь и пропустил меня в комнату, которую я рассматривала утром.

     Соловьев, в светлых мятых брюках и расстегнутой на груди цветастой рубашке, сидел на краю кровати и задумчиво перебирал волосы Эвелины, раскинувшейся через все ложе и положившей голову на колени психоаналитика.

     Услышав мои шаги, оба вздрогнули. Эвелина резко поднялась и села на край кровати. На ней был короткий белый халатик, который при моем появлении она поспешно запахнула на груди.

     Меня поразило выражение глубокого отчаяния на ее лице, как будто не эта женщина несколько часов назад упоенно изменяла своему лежащему в беспамятстве мужу. Лицо Соловьева, напротив, было лишено эмоций, и при взгляде на эту бесстрастную маску холодного достоинства мне не поверилось, что что-либо может придать теплоту и сердечность застывшим этим чертам.

     - Я ждал вас, - сказал Соловьев.

     - Именно меня?

     - Я не ясно выразился? - без тени насмешливости переспросил он.

     - Просто, кроме меня, есть много желающих с вами побеседовать.

     - А, господин Селиверстов?

     - И еще капитан Вавилов, который вот-вот сюда подъедет.

     - Тоже мне, Лестрейд, - равнодушно отозвался Соловьев, - опять глазки выпучит, брюшком заколышет, и ну орать.

     - Вы знаете его?

     - Как же, это же филиал фирмы "Парфенон" в органах! - иронично бросил Соловьев. - Денис Иваныч - человек замечательный, не раз помогал Аметистову в затруднительных ситуациях. Сейчас, на мой взгляд, ситуация для Глеба Сергеевича как нельзя более затруднительная. Наверно, он и сам не знает, в какой степени он мертв и где находится если не его душа, так хотя бы тело.

     - У вас опасное чувство юмора, Олег Платонович, - произнесла я, - не думаю, что его оценят родные и близкие Аметистова, а равно и капитан Вавилов.

     - Да, я согласен, - проговорил он, настороженно взглянув на Эвелину. Что-то опасное, хищное промелькнуло в его глазах, когда он снова посмотрел на меня своим тяжелым, почти немигающим взглядом и сказал:

     - У нас мало времени, Таня. Мы все на прицеле у аметистовских амбалов, и я не поставлю и ломаного гроша за мою, а также Эвелины и Баскера жизни, если что...

     Он запнулся и снова коротко взглянул на красавицу Баскер.

     - Если вы нам не поможете, - договорила она, положив руку на колено Соловьева.

     - Значит, так, - вновь вступил он в разговор, - будем работать в блиц-режиме: ваш вопрос - мой ответ.

     Я взглянула на дверь.

     - Не думаю, - предупредил мою мысль психоаналитик, - он слишком туп, чтобы попытаться подслушать и понять.

     - Вы хотите говорить нечто, чего не следовало бы знать Селиверстову, Вавилову и его компании?

     На лице Соловьева появилось некое подобие слабой улыбки.

     - Кто знает, - негромко проговорил он, - это зависит от ваших вопросов.

     - Хорошо. Как давно вы знаете Глеба Сергеевича Аметистова?

     - Два года. С тех пор, как меня рекомендовали на место психоаналитика госпожи Баскер.

     - Дача Андрея Баскера начала строиться примерно в это время?

     - Да, примерно через месяц.

     - Кто выбирал место постройки?

     - Я, - тихо ответила Эвелина.

     - Почему именно это место, как мне кажется, не самое лучшее для коротания уикэндов?

     - Ну, так же думал и Глеб Сергеевич, - холодно ответил Соловьев, - а оно оказалось вполне пригодным. Для того, чтобы он умер. Я правильно определяю вектор ваших дальнейших вопросов?

     - В принципе да. Кто строил дачу? Кто подрядчик?

     - У нас был один ответственный человек, соединивший в одном лице подрядчика, архитектора и прораба.

     - Кто он?

     - Да вы его знаете, - улыбнувшись, произнесла Эвелина, - это муж моей сестры, Филипп.

     - Он?.. Да ему же... - Я осеклась.

     - Вы имеете в виду, что он чересчур молод для таких масштабных и дорогих работ? Да, ему было тогда двадцать два, и по моей рекомендации Андрей согласился назначить его руководителем строительства, - проговорила Эвелина.

     - Ну, если он согласился строить дом между лесом, топью и кладбищем, то почему бы и не принять на работу мальчишку? - усмехнулась я.

     - Я думаю, стоит рассказать то, о чем вы, возможно, только догадывались, - начала Эвелина. Вы позволите мне обойтись без подробностей... Одним словом, я с детства страдаю сильным расстройством нервной системы.

     Я давно бы загремела в психиатрическую клинику, если бы не Олег. Он и держит меня на краю... - Она надолго замолчала, потому что Соловьев задумчиво посмотрел на нее, погладил по плечу и обратился ко мне:

     - Мне тяжело говорить... Одним словом, у Эвелины параноидальные психозы, в числе прочего зацикленные на...

     - На собаке Баскервилей, - докончила я, - рецидивы детства.

     - Верно, - произнес Соловьев, - вчера был один из таких приступов, интенсивность которого мне, к счастью, удалось ослабить.

     Интуитивно я понимала, что Соловьев недоговаривает. Впрочем, это вполне объяснялось мотивами врачебной этики.

     - И потому вы пытаетесь воссоздать картины конандойловского повествования, - произнесла я, - отсюда это болото, эти столбы...

     - Их установил Филипп, - произнесла Эвелина.

     - Он же сделал барельеф, великолепный силуэт пса?

     - Да.

     - Он талантлив...

     - Если бы мы в этом сомневались, не взяли бы его архитектором.

     - И, верно, так же ненормален психически?.. - предположила я. - Ой, простите... Одним словом, несбалансированная психика, фантазия на полную катушку и все такое... Не отрицайте, я видела барельеф, он слишком хорош, чтобы в нем не узнать руку именно такого человека. Да и дом...

     - Кто в наше время нормален? - Соловьев пожал плечами. - А Солодков.., конечно, он странный человек, но никакой патологии в нем нет.

     - Хорошо, - продолжала я, - если вы склонны имитировать художественное пространство "Собаки Баскервилей", почему вам не завести такую собаку? Тогда легко объяснить смерть Аметистова...

     - ..Обвинив в ней меня или Эвелину, а скорее обоих, - дополнил Соловьев. - Да, вы правы, собака у нас есть. Черный мастино неаполитано, его щенка вы вчера видели.

     - Фосфором мажете его?

     - Разумеется, - ответила Эвелина. - Вы можете даже взглянуть на него.

     - На фосфор?

     - На пса, намазанного фосфором. Ему не повезло с хозяйкой, вот он и сидит в темной комнате, отделанной под пещеру, и перед ним валяется обглоданный скелет спаниеля.

     - О господи! - пробормотала я. - Странно, но я хочу вам верить.

     "Особенно в отношении психической патологии. Это видно и не вооруженным знаниями психопатолога глазом", - отметила я про себя.

     - Хорошо, - продолжала я, - ваши недоброжелатели, естественно, предположат, что именно вы убили Аметистова, натравив на него каких-то чудовищных псов. Но если уйти от этой гипотезы, можно подумать, что какой-то достаточно богатый и влиятельный человек решил таким забавным способом разделаться с Аметистовым. Тогда вывод: собак держат в одном из коттеджей неподалеку от вас, откуда они вышли погулять да Глебов Сергеевичей повидать. Конечно, все это схематично, но пока ситуация обрисовывается так. Более подробно можно расписать, детально изучив место убийства.

     - Отсюда выходит, что нас подставили, - произнес Соловьев, - я думаю, такой грубый способ убийства выбран не случайно. Невозможно промахнуться в выборе подозреваемых, раз налицо все предпосылки и мотивы!

     - Я тоже так думаю.

     - А как насчет Воронковой? Она что, запасной вариант?

     - Тут сложнее. Но я думаю, что она не знала о псах, иначе была бы подготовлена и не сошла бы с ума от шока. Впрочем, я считаю, что и ее возможно приткнуть в схему преступления. Ее могли использовать в качестве отравителя.

     - Вы имеете в виду, что в еду и питье был подмешан какой-то наркотик, раздражающий мозговые центры, ведающие эмоциями страха и инстинктом самосохранения?

     - Вы заметили?

     - Я психиатр. Я прекрасно понимал, что в аффективном поведении Аметистова есть неестественный фактор. Этим фактором мог послужить психотропный препарат, дающий эффект животного ужаса и агрессии. Ведь это так взаимоперетекаемо. А эта смерть... Хотя я думаю, что Воронкова здесь ни при чем!

     - Вот как?

     - Не могла она подмешать этот наркотик.

     Равно как и никто в доме, за исключением - опять же! - меня, Баскера и Эвелины. Ну, еще сторожа Валеры и поварихи Марии Сергеевны.

     - Да, улики и тут против вас, - произнесла я.

     - На это и рассчитывали преступники. Но я думаю, что препарат был задействован раньше. Ведь всю еду и питье присылали из ресторана.

     - Из какого?

     - Вот этого я не знаю, - ответил Соловьев, и я воскликнула:

     - Тогда достаточно узнать, кто владеет этим рестораном, и установить, кто готовил еду, чтобы хоть как-то прояснить дело.

     - Ресторан "Лира", - произнесла Эвелина, - муж всегда пользовался услугами их сервисного отдела.

     - Ах да, - сказал Соловьев, - а кому там принадлежит "Лира"?

     - Это можно сказать совершенно точно, - произнесла я. - "Атлант-Россу", Тимофееву, разве вы не знаете?

     - Тимофеев... - произнесла Эвелина. - Тимофеев... А тут неподалеку дача этого, как его... начальника охраны их... Такой здоровенный, рыжий, с наглой мордой.

     - Новаченко? - подсказала я.

     - Да, так его зовут.

     - Ну, артисты, - проговорила я, - а у них могут быть причины устранять Аметистова?

     Так, для наглядности...

     - Причины? Не знаю, - произнес Соловьев. - Счета "Парфенона" находятся в "Атлант-банке", так что Тимофеев вряд ли бы отказался от такого жирного источника, как фирма Аметистова.

     - Вот как? - воскликнула я. - Счета?..

     Ну, это просто замечательный момент в биографии Аметистова.

     - Если говорить о замечательности всех моментов в биографии Глеба Сергеевича, то наиболее замечательный - это то, что в случае его смерти президентом фирмы стал бы Андрей Карлович, - проговорил Соловьев. - Перед таким мотивом бледнеют и счета в банке, и сервис в ресторане.

     - Стал бы? - переспросила я. - Вы полагаете, что президентская должность ему едва ли светит?

     - Да ну, скажете тоже, - ответил Соловьев. - Если он даже сумеет отвести обвинение, аметистовская братва ему этого так не оставит.

     - И вы так думаете, Эвелина? - повернулась я к молодой женщине.

     - Я не знаю, - растерянно ответила та, - я боюсь даже предполагать что-то.

     - Хорошо, об этом я поговорю с Баскером, - проговорила я. - Думаю, ему дела фирмы, степень ее криминализированности и, быть может, опасные знакомства Аметистова известны несколько лучше.

     В этот момент дверь отворилась, и на пороге показалось еще одно действующее лицо этой драмы, которому суждено было сыграть в ней крайне неординарную и трагичную роль.

Глава 6

ДЕДУКТИВНЫЙ МЕТОД КАПИТАНА ВАВИЛОВА

     - Хорошенькое дельце! - воскликнул капитан Вавилов хрипловатым низким баритоном и протиснул свое монументальное тело в дверной проем. - Это еще что за миссис Клювдия?

     Капитан был высокий мужчина массивного сложения, с широкими мясистыми плечами и грудью и внушительным животом. Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, он, бесспорно, был очень быстр, ловок и проворен, хотя, на мой взгляд, чрезмерно скрывал свою мобильность нарочитой несбалансированностью движений.

     Так, путь от двери до кровати, где сидели все мы, он преодолел, наткнувшись на пуфик, изящным взмахом левой верхней конечности снеся со столика хрустальную вазочку с конфетами и зацепившись рукавом за створку серванта и едва не вырвав ее с корнем.

     - Миссис Клювдия - это, надо полагать, я и есть? - поинтересовалась я.

     - Что? - переспросил Вавилов. - А, это?..

     Ну, понимаешь ли...

     У него даже излюбленные словечки были такими же, как у Аметистова. Позднее я узнала, что Денис Иванович Вавилов имел честь быть троюродным братом главы "Парфенона".

     - А-а-а, вот эти орлы? - спросил он у застывшего в подобострастной позе охранника, который так не хотел пускать меня в комнату.

     Маленькие, но очень выразительные глаза Вавилова свирепо сверкнули, и он яростно уставился на нас.

     - Это ты, что ли, Соловьев?!

     - Да, я Соловьев, - нисколько не смутившись, ответил психоаналитик. - Насколько я понимаю, мы с вами знакомы, Денис Иванович. Помните банкет у Аметистова пару месяцев назад? Однако, если не ошибаюсь, мы с вами на брудершафт не пили. По крайней мере там.

     - Надеюсь, вы понимаете, Соловьев, что состоите в числе главных подозреваемых в деле с исчезновением Глеба Сергеевича Аметистова, президента строительной компании "Парфенон", - уже спокойнее произнес Вавилов, делая упор на словах "вы" и "исчезновением". По всему было видно, что, несмотря на изрядный объем брюха, ум капитан имел довольно тонкий.

     - Аметистов признан исчезнувшим, но не погибшим? - переспросила я. - А как же показания Баскера и Кузнецова?

     - С Баскером я еще не говорил, благо господин вице-президент еще не соизволил проснуться...

     - Он ранен, - перебила я, - и без сознания.

     - А я что говорю? - ухмыльнулся Вавилов.

     В этот момент он посмотрел в прекрасные большие глаза Эвелины, и мне показалось, что по огромному телу капитана пробежала мгновенная конвульсивная дрожь. Впрочем, он тут же принял ехидно-недоброжелательный вид и проговорил:

     - Ага, а вот и наша выдумщица. Говорят, вы натравили на несчастного Аметистова своих милых песиков, а, Эвелина Марковна?

     - Какие у вас, однако, познания, капитан, - отвечала та, не отрывая от широкого лица Вавилова глубоких темно-синих глаз, - даже знаете, как меня зовут. Думаю, что при таком резвом начале вам не составит труда обнаружить истинных убийц вашего троюродного брата, а также перестать смотреть на меня таким максимально озлобленным взглядом.

     Тот отвел глаза и несколько торопливо выговорил:

     - Ну.., я много чего знаю. Например, то, что вы в период с мая по июнь 1993 года проходили стационарное обследование в областной психолечебнице с последующим ежегодным освидетельствованием. В той самой, в которой работал ваш нынешний личный психиатр Соловьев Олег Платонович, уволенный, кстати, в 1994 году, уж не знаю за что. Говорят, за замечательные научные опыты с больными. С применением запрещенных и особо сильнодействующих лекарств.

     - Оперативно работаете, товарищ капитан, - одобрительно отозвался Соловьев, приглаживая виски.

     - Так, хорошо беседуем, конечно, но вы не ответили на мой вопрос, - маленькие глазки Вавилова буравили мое лицо:

     - Кто вы такая?

     - Частный детектив Татьяна Иванова, - четко ответила я. - Нанята Андреем Карловичем Баскером с целью произвести расследование по делу об убийстве его шефа.

     - Пышно говоришь, - буркнул Вавилов. - Интересно, как это Баскер успел нанять тебя, если он, как вы все тут говорите, лежит без чувств?

     Последние слова он произнес нарочито издевательским тоном.

     - Хотя, впрочем, если он уже успел наговорить кучу бреда, стало быть, в себя приходил.

     - Вот именно.

     - Ну да, а потом ушел. Ну ладно, что с тобой делать, частный детектив Татьяна Иванова? - Он покачал головой. - Тоже мне - агенты Малдер и Скалли, "Секретные материалы", серия "Собака Баскервилей по-новорусски"... гм... Баскер...вилей.., интересно.

     Он повернулся к Эвелине:

     - Скажите, Эвелина Марковна, а как вас сокращенно называют близкие?

     - Это имеет значение?

     - Да, если спросил.

     - Виля, - ответила молодая женщина.

     - Ага! - Вавилов определенно оживился. - Так я и думал. Баскер Виля! Недурной повод для развития паранойи...

     - Да как ты смеешь, жирный ублюдок! - вдруг вспылила та, в бешенстве топнув ногой. - Какого...

     Вслед за этим последовала великолепная нецензурная тирада, во время произнесения которой бледное лицо Эвелины вспыхнуло румянцем, тонкие изящные ноздри затрепетали от ненависти, а глаза, большие, темные, вдруг страстно засверкали, исступленно коверкая в своей прозрачной глубине дикую, почти животную ярость.

     В этот момент я осознала, что эта женщина способна на все: на страсть, на ненависть, на месть. На убийство.

     Вавилов, не отрываясь, смотрел на нее, и я с ужасом прочитала самое невероятное чувство в его маленьких свирепых глазках.

     Восхищение.

     Нежность.

     Дослушав до конца гневную отповедь, он медленно повернулся на каблуках и через плечо бросил мне:

     - Пойдем, мисс Марпл. У нас с тобой много дел.

***

     - Будем расследовать это дело на пару, коли тебя нанял Баскер, - произнес капитан, когда мы спускались с ним по лестнице. - Не буду делать ему и тебе западло, бедняге и так придется хреново, даже если он не убивал.

     Я удивленно посмотрела на Дениса Ивановича.

     - Что? - повернул он голову. - Думала, буду тебе палки в колеса вставлять?

     - Да, - честно призналась я.

     - Ну ладно. Ох и дело досталось! Жуть с ружьем, как говорится.

     - Это верно, - кивнула я.

     - Селиверстов, а где там наш свидетель? - спросил начальника охраны "Парфенона" Вавилов, зайдя в гостиную.

     - Да вот он. - Селиверстов лениво ткнул дулом пистолета в Кузнецова, мирно доедающего завтрак.

     - Вон тот, с хитрой похмельной рожей? - уточнил Вавилов.

     - Да, это я, товарищ капитан, - недолго думая, ляпнул Кузнецов.

     - Вот и чудно. Так, Дмитрий, - повернулся капитан к Селиверстову, - бери этого молодца и идем с нами на болото. Покажете мне, где эти кошмары имели место.

     Бельмов, допивающий утреннюю порцию алкоголя - на этот раз превосходное белое вино от ресторана "Лира", - поднял голову, быстро дожевав дольку лимона, поднялся и через головы окружающих обратился к Вавилову:

     - Денис Иваныч, товарищ капитан, возьмите меня с собой. Я...

     - А, местное чудо журналистики! - Вавилов отшатнулся от Бельмова как черт от ладана. - Тебя взять? Ну уж нет! Как бы не так! Ты что там в прошлый раз написал?

     - О чем?

     - О самоубийстве налогового инспектора.

     Ты что там понаписал? Я же тебе говорил, что версии о заказном убийстве сочинять не надо.

     А ты что? Просто преступление века раздул.

     - Да это... - начал было тот, но Вавилов перебил его:

     - И слушать не желаю! Я не хочу нового "преступления века", тем более что фантазии есть где разгуляться, такое необычайное дело!

     Дима, - он повернулся к Селиверстову, - обрати внимание на этого молодого человека. Ни в коем случае не выпускай его из дома. Вот такие борзописцы, как он, и сделали из нашей несчастной России черт-те что и сбоку бантик!

     - Может, его отправить в город?

     - У-у-у, не стоит. Никто из присутствующих дачи Баскера не покинет. Все. Так, Кузнецов, Селиверстов, Иванова - на выход. Прочим продолжать завтрак. Да, - добавил Вавилов уже на выходе, - если Баскер придет в себя, немедленно доложить мне.

***

     Уже на подходе к столбам Вавилов начал меняться: вальяжные движения стали плавными и хищными, взгляд заострился, капитан то и дело пригибался к тропке и настороженно хмыкал. У меня тут же родились ассоциации с максимально разжиревшим и сильно обрусевшим Шерлоком Холмсом. На место доктора Ватсона претендентов не было, благо роль статиста никого не вдохновляла. Впрочем, я ошиблась: доктором Ватсоном очень хотел стать Бельмов, но Холмс из облпрокуратуры едва ли согласился бы на обнародование бельмовских мемуаров.

     - Столбы ставил Солодков? - спросил он.

     - Да, но...

     - Несложно узнать, кто строил баскеровскую дачу, - перебил Вавилов. - Вот столбы - это уже веселее. Так... - его взгляд упал на барельеф встающего на дыбы пса, - лучше не придумаешь.

     - Все указывает на Баскера и его домочадцев настолько явно, что понимаешь, что делали дело не они, - произнесла я.

     - Я тоже так думаю, однако от комментариев воздержусь.

     - Вот здесь лежал труп, - кивнул Селиверстов.

     - Да, это видно за километр, - серьезно произнес Вавилов. - Ага, вот и следы... - Он запнулся и поднял обескураженное лицо:

     - Но это же просто монстры какие-то.

     Если справедливы обычные пропорции, то эти псы размером.., ну, я не знаю.., чуть ли не с лошадь.

     - По крайней мере, гораздо тяжелее Аметистова, - заметила я.

     - Почему ты так решила?

     - Обратите внимание, что рядом с местом, где видна кровь на траве, лужайка тоже сильно примята, но только по одну сторону от следов крови. Безусловно, Аметистов не мог примять столько травы, значит, его перекладывали.

     - На расстеленный рядом полиэтилен или что-то в этом роде? - спросил Вавилов. - Видимо, что так. Крови-то на траве слева от трупа нет. Но ты продолжай.

     - Его завернули в пленку и куда-то отнесли. А потом этот человек вернулся и стал оттаскивать труп пса. Он лежал здесь... - Я наклонилась над участком сильно примятой травы прямо у правого столба. - По тому, как говорил Баскер, это именно так.

     - А сам Баскер лежал вот здесь, - показал Кузнецов на место в двух шагах от предполагаемого участка дислокации мертвого пса в сторону Волги и болот.

     - Ну вот... Человек отнес куда-то Аметистова и вернулся за псом... - начала я.

     - А я думаю, что все было наоборот, - раздался голос, от которого Вавилов так и подпрыгнул на месте. На лужайку деловитой походкой входил Бельмов.

     - Та-а-ак, - зловеще протянул капитан, а мы с Кузнецовым переглянулись и залились веселым - совершенно ни к месту - хохотом.

     Селиверстов тоже улыбнулся, но тут же серьезно предложил:

     - Давай я его замочу, Денис Иваныч?

     - Ну погоди ты, - отмахнулся Бельмов, - дай сначала скажу, а потом можешь пристрелить.

     Вавилов молча смотрел на него.

     - Я хочу сказать, что сначала оттащили пса, - глубокомысленно поведал Бельмов, - во-он туда, где его светящийся труп видели Кузнецов, Суворик и Казаков.

     - Светящийся? - буркнул Вавилов. - М-да-а-а... Вот и имей дело с журналистами.

     - Потом завернули в целлофан Аметистова и унесли. Вернулись не раньше чем через час, как раз в промежуток между появлением здесь кузнецовской компании и нашим походом с дачи Баскера.

     - А труп пса утопили в болоте? - предположила я. - Так, что ли?

     Вавилов спустился по склону почти к болоту и начал усиленно осматривать траву. Наконец он что-то схватил и поднес к глазам.

     - Черт! - пробормотал он шепотом, который разнесся едва ли не на все болота. - Идите сюда.

     Мы спустились.

     Участок земли, на котором стоял Вавилов, был пропитан спекшейся кровью. Бурая корка, треснувшая в нескольких местах, напоминала о том водопаде крови, который пролился на этот суглинок сегодня ночью.

     - По-моему, он устал тащить собаку, - произнес Вавилов, - и решил унести ее по частям.

     С этими словами он поднес к моему носу кусок кожи со слипшейся и порыжевшей шерстью.

     - Вот и все, что осталось от пса, - произнес капитан, - остальное этот ублюдок похоронил в болотах.

     - Да! - спохватился Бельмов. - Я зачем сюда приходил-то, а? В общем, Баскер очнулся и хочет дать показания. Говорит, вспомнил важную деталь.

     - Так! - Вавилов завернул окровавленный комок в бумагу и повернулся к Селиверстову:

     - Значит, на "беретте" воронковские отпечатки?

     - Да.

     - Очень интересно! Кстати, Татьяна, - он повернулся ко мне, - тебе известно заключение медэкспертов относительно Воронковой, любимицы господина президента?

     - Сумасшествие, я полагаю.

     - Девочка на самом деле слетела с катушек, - с сожалением выговорил Вавилов. - А я предполагал, что это симуляция.

     - Если бы она симулировала, все было бы проще, - покачала я головой.

***

     Лицо Баскера, больное и осунувшееся, порозовело при появлении Вавилова, и Андрей даже сделал попытку слабо улыбнуться.

     - А, Денис Иваныч, - произнес он, - ну что, доказал, что это именно я перегрыз горло Аметистову.., а потом съел, так что легко объяснить исчезновение тр.., трупа.., если вскрыть мне брюхо.

     Вавилов покачал головой.

     - Хорошие у тебя шуточки, Андрей, - укоризненно произнес он и глянул на стоящих в комнате Селиверстова, Кузнецова, Бельмова и одного охранника из "Парфенона". - Почему здесь столько народу? А ну, Дима, выведи всех отсюда!

     - Пусть Иванова останется, - выговорил Баскер.

     - Она и так бы осталась, - отозвался Вавилов. - Так, Дима, молодец! - воскликнул он, видя, как здоровенный Селиверстов сгреб в охапку любопытствующих молодых людей и вынес из комнаты. Дверь хлопнула.

     Вавилов напряженно смотрел на хозяина дачи, и его обычно свирепые живые масленые глазки приобрели определенно несвойственное ему выражение грустной задумчивости.

     - Тебя крупно подставили, Андрей Карлович, - наконец сказал он. - Я не знаю, кто это сделал, но подставили тебя здорово. Это мне очевидно, что ты никого не убивал и у тебя нет огромных черных псов.., а они на самом деле чудовищных размеров. А вот наши общие с Глебом Сергеевичем родственники и знакомые даже и не думают о том, кто мог бы убрать Глеба таким экстравагантным образом. Для них есть только один крайний, и, к несчастью, это ты.

     - Хорошо, что ты не думаешь, как они, - ответил Баскер. - Да...

     Он пристально посмотрел на меня, затем на Вавилова и продолжал:

     - Я много думал над этим невероятным делом и пришел к определенным выводам. Во-первых, кому выгоднее всего устранить Аметистова, а при случае - и меня? Тому, у кого сорок процентов акций "Парфенона" и кто с переменой руководства мог добрать недостающие до контрольного пакета одиннадцать процентов и получить "Парфенон" в полное владение.

     - Сорок процентов акций? - спросил Вавилов. - Кто же это?

     - Тимофеев, - ответил Баскер.

     - У них же было двадцать три процента, - удивился капитан. - Ты же сам...

     - Наши счета находятся в "Атлант-банке", - продолжал Баскер, - а я не думаю, что надо объяснять значение этого обстоятельства.

     Далее... Эта жуткая идея с собаками могла прийти в голову человеку чрезвычайно изобретательному и к тому же знакомому с особенностями моей дачи и ее окрестностей, а также со странностями моей супруги. Тимофеев удовлетворяет обоим условиям.

     Баскер опустил глаза и уставился в край собственного одеяла, доходящего ему до подбородка.

     - Я думаю, эта идея пришла в голову человеку, который увидел или узнал о существовании этих псов-мутантов. Я видел их, - дрогнувшим голосом продолжал он, - я не знаю, какой Чернобыль их так изменил, но ничего страшнее я не видел за всю свою жизнь.

     Волна животного страха пробежала по телу Баскера: вероятно, перед его мысленным взором метнулась жуткая морда с горящими глазами и оскаленной багрово-алой пастью...

     - Я думал, каким образом эти чудовища остались незамеченными в нашем весьма людном дачном комплексе, - продолжал Андрей, - я подумал, что для этого вполне пригоден лес, что позади моей дачи... Он идет вдоль берега еще километра на три и упирается в пляж. А на самой границе пляжа и леса находится дача Новаченко, шефа секьюрити Тимофеева.

     Он замолчал и, тяжело дыша, уставился на Вавилова.

     - Еще что? - спросил тот.

     - Погоди... - перевел дыхание Баскер. Собравшись с силами, он продолжал:

     - Я не знаю.., это из области догадок.., но мне показалось, что накануне нас отравили каким-то сильнодействующим препаратом.., психотропным или еще как...

     - У тебя все из области догадок, Андрей, - вмешалась я, - но на этот раз ты совершенно прав.

     - И ты почувствовала? - обрадованно воскликнул он. - Ну конечно, нас всех...

     - Больше всего досталось тому, кому, собственно, и предназначалось - Аметистову, - сухо сказала я.

     - Но действие почувствовали все, - вымолвил Баскер. - И еще.., вот что. Я размышлял, когда и где могли нас угостить этим милым снадобьем.., добавив его в еду. Если допустить, что никто из присутствующих.., да это невозможно. Одним словом, нас могли осчастливить только в ресторане, где я делал заказ.

     - Какой ресторан? - хмуро спросил Вавилов.

     - "Лира".

     - "Атлантовский"!.. - Капитан откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, потом, не разжимая век, произнес:

     - Да, Баскер, подбираешь ты себе недругов, нечего сказать. Сейчас у аметистовских на прицеле, меня вот на тебя спустили... А там, если что, и с Тимофеевым поссориться можно, а это будет поопаснее моих родственничков. Да, Андрюха, плохи твои дела...

     - Так сделай что-нибудь, Денис! - воскликнул Баскер. - Таня, а ты... Попробуй найти этих ублюдков, а я за ценой не постою!

     - Я понимаю, что без Тимофеева и Новаченко здесь не обошлось. Но я предлагаю такой выход... Денис Иванович, ведь вы не будете шить Андрею умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами? Ведь улик против него нет.

     - Ничего себе нет! - проговорил капитан. - У всех бы столько не было, кого я хочу прогнать по полной программе. Дело сложное, и Баскера, конечно, можно засудить, но делать этого пока не буду. Из соображений твоей же безопасности, Андрей Карлович, посиди-ка ты у меня в КПЗ, немного очухаешься. Я оставлю у тебя троих моих парней, они будут охранять дом. Я попрошу остаться и Селиверстова с парой его хлопцев. Пока так. Если переживешь эту неделю - будешь президентом "Парфенона". Если ты чист, разумеется, - многозначительно добавил Вавилов.

     Он встал и тяжело прошелся по комнате.

     - Сейчас допрошу всех по очереди - ив город, наводить справки и разнюхивать.

     - Да, капитан, - проговорил Баскер, - я так понял, ты уже знаешь все о ночном инциденте. Но я вспомнил еще кое-что. Я вспомнил лицо человека, который был с этими псами.

     При этих словах, признаться, мурашки пробежали по моей спине, и я с неподдельным интересом взглянула на Баскера.

     - Да, - насторожился Вавилов.

     - Его будет легко узнать. По всей видимости, он страдает болезнью Дауна.

     - Как ты разглядел его лицо? - спросил Вавилов. - Ты же был без сознания.

     - Когда я лежал с пробитой башкой, я сквозь жуткую кровавую пелену почувствовал чье-то зловонное жаркое дыхание. Думаю, что это был один из этих псов. Потом оно исчезло, я продолжал лежать с закрытыми глазами и, когда мне стало лучше, я открыл глаза.

     Баскер содрогнулся всем телом и сдавленно произнес:

     - Надо мной склонилось лицо человека, которое показалось мне кошмарным. Расплывшийся нос, бессмысленные, навыкате, мутные глаза, торчащие уши, скалящийся в глупой ухмылке кривой рот.., желтые редкие зубы. А над ним, в метре за спиной, навис громадный силуэт фосфоресцирующего чудовища, его горящие глаза рухнули на меня.., дикий, бессмысленный взгляд.., и мне показалось, что не человек - хозяин этого пса, а этот пес повелевает этим жалким уродом. И я потерял сознание.

     Баскер тяжело вздохнул, его пепельно-серые губы дрогнули в беспомощной, по-детски испуганной улыбке.

     - Сказка, да, Денис Иваныч? - спросил он.

     Вавилов посмотрел на него долгим внимательным взглядом.

     - А раньше почему этого не сказал? - Он встал резко.

     - Только недавно всплыло в памяти. Да ты не обсирал бы меня, если бы сам видел это...

     - Еще и даун тут, - произнес Вавилов, - хотя это несколько облегчает дело. - В конце концов, больные синдромом Дауна все стоят на учете в областной клинике.

     - А если он из другой области? - спросила я. - Если он пострадал от того же, что и собаки. Генная мутация, и вот результат...

     - Разберемся, - бодро произнес капитан Вавилов. - Я только не пойму, зачем бы Тимофееву путаться с этими недоделками, а?..

     - Очень просто, - отвечала я, - даун может совершить преступление по чужой наводке, но он никогда не сумеет дать показания против своего хозяина. Представь себе этого несчастного, больного человека, обвиняющего в преступлении всемогущего президента "Атлант-Росса" Александра Тимофеева?

     - Вот то-то и оно, - сухо заключил капитан Вавилов.

Глава 7

ДРЕССУРА ТИМОФЕЯ НОВАЧЕНКО

     Капитан Вавилов уехал в Тарасов, оставив компанию в прежнем составе: Соловьев, Эвелина Баскер, Филипп и Лена Солодковы, я, Бельмов, Кузнецов, Оля и Наташа из "Атланта"

     (на них я смотрела с некоторым подозрением), Селиверстов, с ним двое охранников - Маринин и Игорь Серов, которых все называли Марик и Гарик. Кроме того, были трое молодых людей из ведомства господина Вавилова, командовал ими лейтенант Бобров. Двое его подчиненных - сержант Семенов и сержант Васягин - оказались удивительно милыми людьми.

     Особенно мило они вели себя, обшаривая по приказу Вавилова болота в поисках трупов или их фрагментов. Кроме того, они прочесали лес, не обнаружив в нем и признаков собак, перекопали огромную виллу Баскера, хотели даже спустить бассейн, чтобы убедиться, нет ли там потайного хода или укрытия. Однако вовремя остановились и полезли туда купаться, чем и занимались до позднего вечера.

     Вечером позвонил Вавилов и сказал, что можно отпустить всех, кроме Баскера, его жены и ее психоаналитика. Узнав о том, что он не представляет для правосудия никакого интереса, Бельмов возмутился и тут же накатал сенсационную статью под рабочим названием "Тайна Баскер-виллы" (варианты: "Смерть ждет на болотах", "Псы-мутанты виллы Баскеров" и тому подобное).

     После этого Бельмов, Кузнецов и чета Солодковых уехали в город на кузнецовской раздолбайке, лишь по недоразумению именуемой "Фольксвагеном". Основной целью этой поездки, как я подозревала, была вовсе не сдача статьи в редакцию, а оптовая закупка водки, благо веселые молодые люди планировали остаться на даче до двенадцатого мая.

     Никакие псы из преисподней не смогли бы поколебать их в этом желании.

     Возвратились они к вечеру. К тому времени сама дача опустела; Эвелина и Соловьев купались в бассейне под дулами автоматов коалиции "аметистовские-вавиловские", то бишь господ Боброва и Селиверстова, а также их подчиненных - Марика, Гарика, сержантов Семенова и Васягина. Впрочем, Селиверстов находился в комнате Баскера, где довольно долго с ним говорил.

     Кузнецов тормознул возле Баскеровской дачи, увидев, что я стою у ворот, и крикнул в окно:

     - Тань, наши старые знакомые приехали!

     Всякие Новаченки, Калиниченки и прочие ублюдки!

     - Приехал Новаченко? - воскликнула я.

     - Да, мы его только что видели. Серый "мерсовский" джип с номерами... - И Кузнецов совершенно точно назвал цифры и буквы хорошо знакомого мне новаченковского номера.

     - Та-а-ак... - протянула я. - А Тимофеева ты, случаем, не видал, а?

     - Шефа? Нет, вот Александра Ивановича я видеть не удостоился, - как-то не по-кузнецовски ответил Костя.

     - Что, хочешь к нему на дачу залезть? - высунулся и Бельмов.

     - Ну, или так, - расплывчато резюмировала я собственные размышления.

     - Успеха! - напутствовал Бельмов. - Если что, знаешь, где мы.

     - И по болотам ночью не ходи, - добавил Кузнецов.

     - "...Когда силы зла властвуют безраздельно", - замогильным голосом произнес Бельмов.

     Кузнецов скорчил кошмарную рожу и проскрежетал:

     - Бэрримор, кто это так воет на болотах?..

     - Овсянка, сэр! - в тон ему ответил Бельмов, и оба захохотали.

     - Хорошо, нет Казакова, а то бы он исполнил какую-нибудь жуткую арию, - проговорила я, качая головой при виде их паясничанья.

     - Ета как ста-а.., нет Кыаззаковва? - раздался с заднего сиденья знакомый голос, и Казаков, изрядно навеселе, просунул свою стриженую голову в окно и отвратительным дребезжащим голоском запел:

     - "Ы-ыадному тибе я веррю... Шерлок Холмс.., атыщи мою потерррю!.."

     Я плюнула и быстро пошла в глубь сада.

     "Даче всего два года, а деревья уже большие, - подумала я, - чудеса, да и только!"

     - Если че, Иванова, мы всегда поможем, - крикнул вслед Кузнецов, и "Фольксваген" уехал.

     - Боже упаси от вас помощи ждать, - проворчала я.

     Но, несмотря на все несносное обезьянничанье веселой троицы, они сообщили мне очень важную новость: на свою дачу приехал Тимофей Новаченко. Стало быть, этой ночью я должна проникнуть в их коттедж.

     "Их" - я подспудно имела в виду и Тимофеева.

     "А что, если они уедут сегодня же, - вдруг всколыхнулась мысль. - Вряд ли, но чем черт не шутит?"

     Эх, Тимофеев, Тимофеев, укоризненно шевельнулось в мозгу. Вероятно, самый притягательный и самый, как сейчас любят выражаться политические обозреватели, харизматический человек, которого я когда-либо знала. И всегда, всегда знала в связи с тем, что подозревала его в преступлении.

***

     Такая сложная, насыщенная драматизмом ситуация - и я столь редко задействую свои магические гадальные кости.

     Вот и ответ.

     28+11+20

     "Благими намерениями вымощена дорога в ад".

     - Благими намерениями вымощена дорога в ад, - повторила я. - Замечательные слова, что и говорить!

     Особенно в сочетании с черными псами преисподней.

***

     Купальщики в лице подчиненных Боброва и Селиверстова, а также их поднадзорных - Соловьева и Эвелины Баскер - уже закончили вечерние водные процедуры и сели ужинать, когда я вышла из дома и не без трепета направилась к лесу.

     Уже темнело, и лес казался жутким, особенно если учесть, наличие каких тварей в нем я допускала.

     Я медленно двинулась в глубь леса. Признаюсь, сердце мое отчаянно колотилось, а пальцы правой руки судорожно стискивали пистолет.

     "Надо было стянуть у Селиверстова "узи", - подумала я, - с ним было бы не так страшно".

     Минут десять я шла, боясь вздохнуть, и слышала только биение собственного сердца да хруст прошлогодней листвы в молодой весенней траве под моими ногами.

     Внезапно земля резко осыпалась подо мной, и я едва успела схватиться за ветви окружавших меня деревьев. При этом я едва не уронила пистолет и оцарапала шею.

     Внизу, в пяти-шести метрах от меня, плескались речные волны.

     - Обрыв, - пробормотала я, - еще чуть-чуть, и Гитлер капут, ауфвидерзеен, фройляйн Иванофф!

     Осторожно придерживаясь за стволы деревьев, я пошла вдоль берега Волги, напряженно вглядываясь в лесную тьму справа от меня и одновременно стараясь не свалиться в Волгу.

     Лес кончился так же внезапно, как уходил под откос, в Волгу, источенный переплетенными корнями деревьев обрыв. Ничто не свидетельствовало бы об окончании лесной полосы более явно, если бы не обвитая плющом высоченная металлическая ограда, о которую я пребольно стукнулась коленом, плечом и лбом.

     Судя по всему, это должна быть дача Новаченко.

     Обрывая плющ, я полезла наверх, стиснув зубы и закрыв глаза, поскольку зеленые насаждения, орнаментирующие ограду, назойливо лезли мне в лицо. Ограда показалась мне бесконечной, но когда на самом верху мне по голове стукнула массивная ветка дерева и я почти кубарем скатилась вниз, по ту сторону железной преграды, я поняла, что это вовсе не так высоко. Метра три, не больше, потому что приземление было вполне сносным.

     К тому времени совсем уже стемнело, и я, одетая в черные джинсы и черную же ветровку, которую позаимствовала у Баскера, не боялась быть замеченной.

     На площадке перед домом стоял джип "Мерседес" темно-серого цвета, о котором говорил Кузнецов.

     Я осторожно вышла из-за угла и неслышно взлетела на веранду. Никого. Даже как-то не по себе. Я потянула дверь на себя, и та отворилась.

     Я расслышала отдаленные голоса и, приоткрыв дверь, проскользнула внутрь дома. По всей видимости, основное действо происходило на втором этаже, на первом же я обнаружила только полураздетого охранника, по которому размеренно елозила совсем уж голая брюнетка.

     Нет ничего удивительного в том, что парочка была слишком увлечена своими экзерсисами, чтобы заметить меня. И я ничтоже сумняшеся прошмыгнула мимо под сладострастную какофонию охов, вздохов и стонов.

     На втором пролете лестницы сидел сильно пьяный лысый человечек и таращился на меня.

     У меня екнуло сердце, я подумала, будто передо мной и есть тот даун, предводитель черных псов.

     Присмотревшись, я поняла, что это не он, хотя по уму различие между этими двумя особями человеческого племени едва ли велико.

     А если и велико, то в пользу сказочного погонщика псов адских бездн.

     ...Сколько эпитетов я расточила этим милым животным!

     Вырубив человечка четким ударом с левой, я поднялась дальше и тут же юркнула за штору, потому что мимо прошел Новаченко с какими-то двумя проституированными лицами женского пола.

     - Пойдем в сауну, а, Тима? - сладко лепетала одна из девиц, припадая к плечу Новаченко. - Хочется в джакузи поваляться...

     - Понтуешь, клюшка? - нелюбезно буркнул Новаченко. - Что, приспичило, что ли? Или что?..

     - А ты же говорил, что приедет сам Александр Иванович, - пропела вторая девица.

     - Шеф занят, - ответил Новаченко, судя по звуку, грузно плюхаясь на диван, - да и недосуг ему. Особенно до таких, как вы, - и Новаченко во весь голос захохотал, радуясь, как младенец, не то чтобы избитому, а измочаленному до состояния, не подлежащему реанимированию, каламбуру.

     - Тимофей, - послышался низкий мужской голос, - а ты слыхал, что случилось с нашей этой.., как ее?

     - Ты о ком, - буркнул Новаченко, - я не понимаю.

     - Ну, о девке, которой шеф поручал этого... Аметистова...

     Я обратилась в слух. Но услышать пришлось совсем другое.

     Раздался резкий скрежет отодвигаемой мебели, короткое, но емкое ругательство (очевидно, из уст Новаченко) и сочный звук удара.

     - Недоумок! - загремел рокочущий бас начальника охраны концерна "Атлант-Росс". - Что ты несешь? Не умеешь язык за зубами держать? Так я тебе его отрежу к черрртовой матери! И в задницу засуну на манер геморроя!..

     Послышалось сконфуженное бормотание.

     - Вот то-то, - уже добродушнее сказал Тимофей Леонидович, - и хорошо, что тебя, болвана, Александр Иванович не слыхал. Не любит он болтливых идиотов.

     После этого содержательного диалога стало окончательно ясно, что заказчиком убийства Аметистова был мой идеал настоящего мужчины Александр Тимофеев...

     - Я тебя отдрессирую, ба-а-алван, - продолжал отповедь Новаченко уже доброжелательным тоном, - ничего, ты еще молодой, неотстрелянный ..

     - Может быть, необстрелянный? - весело переспросил кто-то.

     - Нет, именно неотстрелянный. - Новаченко засмеялся.

     В этот момент зазвонил телефон. Кто-то из гостей взял трубку, а потом, недолго думая, нажал кнопку включения громкоговорящей связи "Speaker":

     - Вас слушают... Але!.. Резиденция Тимофея Новаченко!..

     - Погоди ты! - послышался голос самого Новаченко. - Я слушаю.

     - Ты что это, Тимофей? - раздался холодный язвительный голос. - Сабантуй в честь прошедшего Дня Победы?

     Я не могла не узнать этого голоса.

     - Возьми другую трубку. Где ты похерил свой "мобильный"? Заставляешь ждать, Тимофей.

     - Извини, Александр Иванович, - пробормотал Новаченко. - Сейчас...

     По всей видимости, он перешел на другой аппарат - радиотелефон, - потому что отошел от веселящейся компании, встав в метре от шторы, за которой, едва сдерживая дрожь, оцепенела в нечеловеческом напряжении я.

     - Да, - произнес Новаченко. - Что? Да, знаю. С ней все? Ты окончательно решил? Ну, понял.

     Новаченко надолго замолчал, слушая, что ему говорит Тимофеев.

     - Когда? - наконец спросил он. - Ясно.

     Как его там? Да, запомнил. Вавилов. Угу, добре. Ну все.

     - Ежкин корень! - пробормотал Тимофей Леонидович и пропустил пару-тройку совсем уж неделикатных выражений. - Даже отдохнуть нельзя!

     ... Вавилов?! Безусловно, это не самая редкая фамилия в России, но таких совпадений быть не могло. Я была убеждена, что в виду имелся именно капитан Денис Иванович Вавилов. К чему Тимофеев упомянул сие имя? Может, убить? Или договориться? Или они уже давно в сговоре?

     Мои размышления прервал голос Новаченко:

     - Эй, Оксанка, Ольга, Светка, пойдем дрессировать мою собачку!

     - Это которую собачку? Которая между ног, что ли? - плоско съязвил кто-то.

     ...Лучше между ног, чем ту, о которой тут же вспомнила я, и кровь бросилась мне в голову, когда я подумала, что Новаченко, быть может, держит этот кошмар где-нибудь в подвале и сейчас возьмет да и покажет пьяным гостям.

     - Только она у меня опасная, - предупредил Новаченко, - того и гляди что-нибудь там вот...

     Мне стало жутко. Тем временем девушки прошли мимо меня и спустились вниз по лестнице. Я услышала их голоса уже со двора перед домом.

     Внезапно дикий визг прорезал ночной воздух, и я слетела по лестнице и выглянула с террасы.

     Перед домом стоял у машины с приоткрытой дверцей Новаченко, а на руке одной из девушек висел, крепко сжав челюсти, совсем крошечный пятнистый черно-белый щенок.

     - Я же говорил, нужна дрессура, - повторил, хохоча, Новаченко.

Глава 8

МАНЕВРЫ КАПИТАНА ВАВИЛОВА

     - Ладно, пошли в дом! - окликнул девиц Новаченко, после того как общими усилиями щенок был отделен от руки одной из них. Недовольно порыкивающий комок водворили обратно в машину Тимофея Леонидовича.

     Я поспешила обратно к двери, ведущей внутрь дома, и уткнулась носом в чью-то заросшую мускулатурой волосатую грудь.

     - А ты откуда тут взялась? - довольно доброжелательно донеслось сверху.

     Я подняла глаза и увидела едва ли не в полуметре над собой довольно симпатичную небритую физиономию, дышащую напалмом жутчайшего коктейля спиртных напитков. Рожа при этом ухмылялась и была украшена здоровенным кровоподтеком под глазом. Совсем свежим.

     Мне тут же подумалось, уж не тот ли это "неотстрелянный" молодец, которого незадолго до этого "дрессировал" Новаченко. Следы этой дрессировки налицо, а вернее - на лице.

     Больше я ничего подумать не успела, потому что губы уже произносили ответ на вопрос здоровяка, руки машинально сжимались в кулаки, и проскочила мысль: а ну как если?..

     На этом моя мысль и завершилась, потому что, услышав мои слова: "Ну вы, блин, даете!" - амбал поскреб в затылке и крикнул Новаченко:

     - Тимофей, а эта с Калиной, что ли, приехала?

     - С Калиной, с Калиной, - ответила я, соображая, как бы не попасться на глаза Новаченко. Конечно, старый знакомый не причинил бы мне вреда, но реакция тимофеевских прихвостней непредсказуема, особенно когда я пытаюсь влезть в дела их хозяина.

     Сначала я подумала: а что, если в самом Деле обновить знакомство с Новаченко?.. Но тут фамилия - Вавилов! - всколыхнулась в мозгу, а с фамилией всколыхнулась и челюсть здоровяка, когда я, подпрыгнув, вцепилась руками в косяк террасной двери и нацеленно ударила обеими ногами... Только так я надеялась если не выключить, то хотя бы привести в сильное замешательство, именуемое нокдауном, этого монументального детину.

     - Ой, е-о-о!.. - крякнул тот и попятился, а я выскочила наружу и бросилась наискосок через газон и автостоянку к воротам.

     - Это еще что такое? - загремел за мной голос Новаченко.

     - Дер-рржи эту суку! - завопил кто-то утробным басом - без сомнения, это был несчастный амбал, которому за вечер приложили уже дважды. - А-а-на...

     Остаток фразы потонул в серии одиночных выстрелов, а потом их покрыла длинная автоматная очередь.

     Перелезать через ограду было опасно - могли подстрелить, и я побежала к небольшой калитке у главных ворот. За мной, пыхтя, несся кто-то большой и неуклюжий, но достаточно быстрый, потому что у ворот расстояние между нами составляло уже не более трех метров.

     Уже на подходе я заметила, что калитка закрыта на висячий замок с цифровым кодом.

     Выхватить пистолет и взвести курок было делом одного мгновения, я выстрелила, почти не целясь...

     В этот миг тяжелая рука рванула меня за плечо, и на меня грудой гипертрофированного мышечного мяса обрушился мой преследователь. Я тут же съежилась и упала ему под ноги, понимая, что провести всем захват и бросок не позволит большая разница в весовых категориях.

     Огромная туша пребольно врезалась в меня коленями и с диким воплем: "У-у-ух, бля-яя!.." - просвистела над моим ухом и впечаталась в калитку... С хрустом отломились мощные петли, и калитка рухнула под бременем нагрузки, зашкалившей за все мыслимые пределы...

     А в замок я-таки не попала. Ему была суждена иная технология демонтажа. Я перепрыгнула неподвижную глыбу человеческой тупости и мощи, в такой концентрации более приличествующим горной горилле, и побежала по асфальтовой дороге, ведущей от дачи. Главное, чтобы они не вздумали гнаться за мной на машинах, а то им-то мало ли что в голову придет, а плутать по закоулкам придется мне... А я, честно говоря, предпочитаю общество Новаченко, нежели милую компанию его собачек - не из тех, что он показывал девушкам...

     Его ли собачек?.. Чем больше я пыталась соотнести Тимофея Леонидовича с этими порождениями тьмы, чем больше утверждалась в мысли, что начальник охраны "Атлант-Росса" едва ли возьмется за такое дело... Застрелить, взорвать - это он мог и не раз проделывал - руками своих молодцов, естественно... Но это преступление на болотах могло прийти в голову только человеку с извращенной фантазией...

     А может, и Тимофеев тут ни при чем? Может, плутая в потемках сложных теорий а-ля Шерлок Холмс, я не желала видеть очевидного?..

     Уф-ф! Хорошо, и однозначно хорошо, только одно - что этот боров-охранник все-таки поддался увещеваниям и на время вышел погулять из своего бренного тела. Какая махина, там, верно, и за сто пятьдесят будет!

     Размышляя таким замечательным образом, я по щиколотку погрузилась в какую-то вязкую, грязную лужу и выругалась: "Тоже мне "новые русские" - дорогу не могут отремонтировать!"

     Только тут я осознала, что идет дождь. Он стекал мне за ворот ветровки, мочил на груди рваную футболку, которую я тоже взяла из гардероба Баскеров - на этот раз Эвелины. Стоп!

     А почему она рваная? И грязная, подумала я, проводя рукой по груди.

     Дождь полил сильнее, волосы уже слиплись и мокрым комом залепили шею... Н-да, влипла!

     Тут еще километров восемь идти, потому как крюк очень солидный.

     Впрочем, этот ночной моцион не будет напрасным. Кое-что в этой темной истории начало проясняться...

     Впрочем, это все равно как внести свечку в Колонный зал Дома союзов, лишенный электричества.

     Да, тяжело искать, как говорили, кажется, китайцы, черную кошку в темной комнате. Тем более, если ее - кошки - там нет...

     ...Или черную собаку в темном лесу?..

***

     До "Баскер-холла" я дошла часа через полтора. Надо сказать, к концу пути я была согласна на встречу хоть с десятью черными псами, лишь бы скорее попасть домой. Впрочем, если бы я встретилась с чем-то подобным, я действительно преодолела бы эти километры куда быстрее. Если бы преодолела.

     Дверь баскеровской виллы была, естественно, закрыта, и я, вне себя от этого возмутительного факта, забарабанила кулаками в это пуленепробиваемое стекло. А что, если в него бросить того остолопа, сломавшего калитку, тоже, кстати, довольно стальную?..

     Замок щелкнул, и я увидела сонную и очень-очень недовольную физиономию Димы Селиверстова с неизменным "узи" в руке. И дуло его смотрело мне в лоб.

     - Да ты что, Дима? - воскликнула я. - Еще пристрелить спросонья.

     - Неплохо бы, - проворчал он, - только задремал, а тут, понимаешь ли...

     - Вы все, что ли, заражены этим аметистовским "понимаешь ли"? Вавилов, а теперь ты... - произнесла я, входя и закрывая за собой дверь.

     - Н-да, - процедил Селиверстов, когда мы вошли в ярко освещенный вестибюль.

     - А что такое?

     - Посмотри на себя. Прямо-таки картина с выставки "Пастушонку Пете трудно жить на свете, длинной хворостиной управлять скотиной", - выдал Селиверстов, нахально ухмыляясь и явно сменив гнев на милость.

     - А что такое-е? - пропела я, невинно хлопая ресницами. Однако опустила глазки и тут же пробормотала:

     - Где это я так уделалась?

     - Действительно - уделалась, - сказал Селиверстов, глубокомысленно почесывая дулом пистолета-автомата лоб.

     До самого колена мои черные джинсы были густо забрызганы рыжеватого оттенка плотной грязью, она запеклась целыми соцветиями, а ботинки и джинсы до щиколоток и еще немного выше и вовсе залиты слоем все той же, странного красноватого оттенка, грязи. Порванная наискосок черная майка тоже была усеяна, хоть и не столь часто, пятнышками брызг. Именно на них и уставился Селиверстов, да и неудивительно, благо под изрядно изувеченной майкой ничего не было. Ну и тепло было в эту веселую ночь с десятого на одиннадцатое мая!

     - Так, - Селиверстов направил на меня "узи", - а ну быстро в сауну, пока не поздно!

     - А после чего может быть поздно? - серьезно спросила я.

     Селиверстов, не отводя дула, ответил:

     - Ну, например, после того как я выйду на улицу и поваляюсь в грязи, чтобы иметь законное основание пойти в сауну вместе с тобой.

     - А это обязательно?..

     - Идти с тобой?..

     - Да нет. Валяться в грязи...

     - В самом деле, - произнес Дима, опуская "узи", - ты умная девочка.

     С этими словами он легко подхватил меня на руки и, не обращая внимания на мой демонстративный визг, понес в сауну.

     - А кто же будет охранять вход? - выгнувшись, как кошка, промурлыкала я, оказавшись на лежаке в предбаннике.

     Он свирепо улыбнулся в ответ и одним ловким неуловимым движением разорвал надвое мою и без того многострадальную майку...

***

     Утром, выйдя к завтраку, я увидела в гостиной Баскера, о чем-то оживленно беседующего с Соловьевым и Эвелиной. Психоаналитик напряженно улыбался, показывая прекрасные ровные зубы, и держал руку на плече Эвелины.

     - Андрей Карлович, у меня к вам маленький разговор, - подходя, сказала я. Конечно, я могла бы и не говорить об этом, а побеседовать с Баскером после завтрака, но меня взбесил контраст между насупленным, только что вставшим на ноги после ранений Баскером и ухмыляющимся Соловьевым, нахально держащим руку на плече его жены.

     - Хорошо.

     Мы отошли в сторону, и я выложила ему результаты своих ночных похождений. Естественно, за исключением эпизода с Селиверстовым.

     - Примерно то же самое мне говорил и капитан Вавилов, - покачал головой Баскер.

     - Вавилов? - воскликнула я. - Он здесь?

     Надо признаться, что я не сказала о том, что Новаченко с Тимофеевым упоминали капитана. Это всегда можно сделать, а пока...

     - Да, он приехал полчаса назад, - ответил Баскер. - Да вот он сам, спроси у него. Капитан, Татьяна Александровна интересуется вашими успехами.

     - А-а-а, Таня, - проговорил Вавилов, - я только что из Тарасова, привез очень интересную информацию. Но об этом после завтрака.

     Жр-ррать хочу, как крокодил!

     После весьма обильной - особенно для утреннего приема - трапезы, в которой участвовали супруги Баскеры, Соловьев, Вавилов и я (охранники и люди лейтенанта Боброва ели отдельно и только собственные продукты), все вышли на террасу курить и пить кофе.

     - Вы отдали на анализ фрагмент собачьей шерсти, Денис Иванович? - спросил Соловьев, галантно поднося зажигалку к моей сигарете, а потом сигарете Вавилова. - Есть результаты?

     Вавилов внимательно посмотрел на Олега Платоновича и произнес:

     - Да, кое-что имеется. Замечательные результаты, господа.

     - Да что же может быть замечательного в результатах анализа собачьей шерсти? - наивно воскликнула Эвелина.

     - Ты забываешь, Виля, что это собачья шерсть могла светиться, - выговорил Баскер, - если меня не слишком ударили по голове, а та кузнецовская компания не перепила.

     - Вас, безусловно, ударили по голове очень сильно, - произнес Вавилов, - а упомянутые вами молодые люди, если судить по их лицам наутро, приняли на грудь по принципу "ни в сказке сказать, ни пером описать". Но заключение экспертов таково: в шерсти содержится большое количество окисленных люциферинов. Раз в сто больше нормы. А это означает, что эти вещества переходят из своей так называемой "возбужденной" формы в обычное состояние, или люциферозу. А этот процесс перехода сопровождается испусканием света, так, как происходит люминесценция светящихся организмов - жучков, паучков там, светлячков.., ну, и собачек. Я верно описал процессы химического порядка, Олег Платонович? - внезапно обратился Вавилов к Соловьеву.

     - А почему вы спрашиваете у меня? - спокойно ответил тот.

     Я посмотрела на Эвелину: та заметно побледнела.

     - Но вы же врач, - ответил Вавилов.

     - И вы полагаете, что я знаю процессы деоксидирования люциферинов? - произнес Соловьев.

     - Почему бы нет? Я слышал, вы были неплохим фармацевтом и даже получили патент на изобретение нового психотропного препарата, ослабляющего течение шизофрении, - проговорил Вавилов. - Да и другие замечательные разработки у вас, верно, были, а?

     - Я давно этим не занимаюсь, Денис Иванович, - примирительно ответил Соловьев. - К тому же подобные слова в ваших устах звучат для меня угрожающе. Неужели занятия фармакологией по новому законодательству являются преступлением?..

     - Ну, не фармакология.., а вот вивисекция всегда возбранялась, - сказал капитан, пристально глядя на Соловьева. - Впрочем, Олег Платонович, я не инкриминирую вам ничего этого, хотя вы у меня на подозрении... Так же, как и все присутствующие.

     - Милые шутки капитана Вавилова, - проговорила я, - а то мы уж подумали, что Олег Платонович вырастил извращенных песиков, пичкая их всякими препаратиками, заставил, понимаете ли, светиться, а на роль сэра Чарльза Баскервиля подыскал Глеба Сергеевича Аметистова. А теперь, коли мы все на подозрении, мне позволительно не считать Олега Платоновича злобным Стэплтоном, а переориентировать на эту роль, скажем, себя. Или вот Андрея Карловича.

     - Что? - Баскер вздрогнул и переменился в лице. - И ты...

     - ..Брут?.. - докончила я с феноменально сыгранной вопросительной интонацией. - Успокойтесь, Андрей Карлович, просто, по мысли капитана Вавилова, вы вполне подходите на эту роль.

     Вавилов ухмыльнулся.

     - Ну, знаете... - произнес он. - Кстати, лично я полагаю, что этих псов в округе уже нет.

     - Отчего так? - спросила я.

     - После такого преступления исполнителей нужно уничтожать.

     - А если готовится еще одно преступление? - вдруг спросила Эвелина.

     Вавилов пристально посмотрел на нее, и снова в его маленьких глазах вспыхнуло то странное выражение, что я уже видела в его взгляде, обращенном на ту, разъяренную Эвелину, сыплющую десятиэтажными матерными проклятиями.

     - Ладно, - произнес Баскер, ощупывая виски, - что-то у меня голова кружится.

     - Пойди полежи, Андрюша, - предложила Эвелина, - может, тебя довести до комнаты?

     - Я сам, Виля, - пробормотал Баскер, - я сам...

***

     Я вышла на улицу и задумалась. В этот момент на автостоянку перед домом въехала белая "девяносто девятая" со свежей царапиной на левом крыле. Из нее вылез Солодков, а за ним Лена.

     - Молодец, муженек, - сказала она, рассматривая живописную вмятину с ободранной краской, - как ты мастерски ехал, а!

     - А что такое? - подходя, спросила я.

     - Да так, - уклончиво ответил Фил, - в поворот не вписался и об столб чиркнул. Паадумаешь... Правда, купил только вчера...

     - Ну конечно, дорогой, - протянула Лена, - панночка помэрла...

     В слове "помэрла" ударение приходилось на второй слог, на эту самую совершенно замечательную "э".

     - Какая панночка? - не поняла я.

     - Да это она, знаешь, начинает вылеплять, когда сказать уже нечего, - словоохотливо пояснил Фил, - она эту фразу периодически вставляет в свой репертуар, когда, значит, я чего-то там скайфоломил. Вот недавно, понимаете ли, играл "Спартак" с "Интером", наши ведут один-ноль, и тут лысый ублюдок Рональде - хлоп два гола! У меня тут же проект накрылся нового фасада одному там толстопузому... Я водки - хряп, на диван - бряк, лежу и чуть не плачу. А тут она входит, смотрит на меня и говорит: "Ага.., он совсем уже не дышит, ручкой-ножкой не колышет", трали-вали и так дале...

     Потом смотрит на экран, там счет один-два в пользу итальяшек, и говорит: "А-а, панночка помэрла!.." - Панночка помэрла! - с невообразимой интонацией повторил архитектор и злобно пнул колесо стоящей рядом вавиловской машины.

     - Отойди оттуда! - прикрикнула на него Лена, я покосилась на пострадавшую от Солодкова покрышку вавиловской "Нивы" и так и замерла.

     Все колеса, нижняя часть дверцы и бамперы были забрызганы грязью: эта грязь была того самого редкостного красноватого оттенка, что и на моих джинсах и майке.

     Несложно объяснить, откуда взялась на машине Вавилова эта редкая по своей цветовой гамме грязевая корочка. Из тех же мест, где я ходила ночью. Из огромной лужи недалеко от дачи Новаченко. Но, возможно, что это не единственная грязевая ванна такого оттенка в окрестностях. Нужно проверить.

     Я решительно направилась к своей машине.

***

     Эвелина Баскер тревожно посмотрела на Соловьева.

     - Олег, что имел в виду Вавилов, когда говорил об этом.., о фармакологии и ви.., ну, это...

     - Вивисекции? - отозвался тот. - Я не знаю, Виля, не знаю...

     - Может, он о чем-то узнал?

     - О чем? Просто покопался в моей биографии. Если он в самом деле связан с мафией, ему это не составило труда.

     Эвелина опустилась в кресло и, обхватив голову руками, несколько минут сидела молча, устремив взгляд прекрасных темных глаз в пол.

     - Я устала, Олежка, - наконец выговорила она, - я больше не могу. Просыпаться каждое утро, обливаясь холодным потом, щупать голову непослушными руками и думать, что уже... быть может, сошла с ума. Мне страшно и больно, и я не хочу...

     - Успокойся, моя хорошая, - Соловьев присел на подлокотник кресла, в котором находилась Эвелина, и осторожно обнял ее хрупкие плечи, - все будет хорошо, скоро мы окажемся далеко-далеко отсюда, и уже не будет ничего...

     - Ни сырого подвала, ни жадных болот, ни росчерка кривых столбов в лунном свете... А может, мы просто тихо сойдем с ума от передозировки и будем счастливы и слепы.., так, как наш Васик, - мечтательно выговорила молодая женщина.

     - Не говори так, - резко ответил Соловьев, - ты не понимаешь, что говоришь.

     - Почему вот так.., все могут быть счастливы, эти жалкие люди.., они встречаются и расстаются, они наслаждаются любовью и обжигаются разлукой.., но все так просто, так естественно. Совсем не так, как у нас. Нет сил ни соединиться, ни уйти навсегда, ни забыть друг о Друге.

     Соловьев покачал головой.

     - Скоро все изменится, - выговорил он, - изменится. Ты принимала сегодня лекарства? - вдруг спросил он.

     - Да, да, - откликнулась она, - мы уедем отсюда?

     - Куда захочешь.

     - В Испанию, в Барселону, - произнесла Эвелина, - забыть обо всем.

     - Я обещаю тебе, - ответил он.

     В этот момент в дверь постучали, и на пороге возник капитан Вавилов.

     - Простите, если помешал, - проговорил он, хотя в его голове совершенно отсутствовало сожаление по поводу причиненного беспокойства.

     - Да нет, что вы, - несколько озадаченно отозвался Соловьев, - входите, прошу вас.

     Эвелина вспыхнула, яростно раздувая ноздри, и взор ее перескочил с Соловьева на громоздкую фигуру Вавилова. Заметив ее волнение, Соловьев незаметно погладил ее по плечу.

     - Я не буду откладывать дела в долгий ящик, - начал Вавилов. - У меня к вам есть одна занятная история и одно небольшое предложение делового плана. От очень влиятельного человека, который хоть завтра может отправить вас за границу.., куда угодно, например, в Барселону. Есть такой замечательный город в Испании. Столица провинции Каталония, знаете.., там есть прекрасный футбольный клуб "Барселона"... Там играл мой любимый футболист Рональде, вы же знаете, Олег Платонович, мне известно, как вы любите футбол.

     Эвелина смертельно побледнела и выкрикнула едва ли не в лицо Вавилову:

     - А что вам еще известно?..

     - Спокойнее, Виля, - остановил ее Соловьев, - тебе нельзя нервничать. Простите, Денис Иванович, - повернулся он к Вавилову, - я не понимаю ваших слов "может отправить вас за границу". Как это - "вас"? Если вы имеете в виду меня и Эвелину Марковну, то это, по меньшей мере, непонятно: как замужняя женщина может уехать за границу с чужим мужчиной?..

     - При живом-то муже, - насмешливо перебил его капитан, и в его выразительных глазах блеснула зловещая ирония.

     - Перестаньте, капитан, - холодно выговорил Соловьев, - я не знаю, на какой эффект вы рассчитываете, говоря нам подобный абсурд, но не пора ли объясниться?

     - Вот это другой разговор, - сказал Вавилов, - я действительно должен вам многое объяснить.

     - Да, обещанная занимательная история и замыкающее ее деловое предложение, - без тени волнения произнес психоаналитик. - Или я ошибся, и упомянутые история и предложение не имеют отношения друг к другу и не соотносятся между собой?

     - Да нет, соотносятся. А выдержка у вас, я посмотрю, железная, Олег Платонович, - одобрительно проговорил Вавилов и продолжил:

     - Жила в городе Тарасове одна простая семья... виноват, семья далеко не простая и вообще...

     - Вы нас за идиотов считаете, капитан? - резко спросила Эвелина.

     - Если бы я считал, вы у меня давно бы в КПЗ сидели, - в тон ей рявкнул толстяк и после паузы вкрадчиво добавил:

     - Попрошу не перебивать, хотя такие соблазны определенно возникнут. Добро?

     Соловьев коротко кивнул.

     - Ну так, значит, в этой семье было трое детей. Сын и две дочери. Бедный мальчик страдал олигофренией в тяжелой стадии, да и сестры его психически были не совсем нормальны, обе стояли на учете в психиатрической клинике. Хотя младшая была еще получше, и с наступлением половой зрелости стала вроде бы более-менее нормальным человеком.

     Белое лицо Эвелины с пылающими ненавистью темными глазами словно окаменело, и только едва шевельнулись яркие чувственные губы:

     - Хватит издеваться, капитан. Если я должна это слушать, называйте имена. Думаете, мне от этого станет хуже, чем теперь? - Ее лицо передернулось. - Ничуть...

     - Хорошо. Профессор немецкой филологии Марк Вениаминович кособокий имел троих детей: старшую дочь, Эвелину, вышедшую замуж за бизнесмена Баскера, сына Василия, больного олигофренией в стадии имбецильности с претензией на идиотию, и постоянно содержащегося в лечебнице. И младшую дочь Елену, в семнадцать лет отданную замуж за архитектора Филиппа Солодкова. Пять лет назад вы, Эвелина, в период одного из регулярных стационарных обследований познакомились с молодым сотрудником областной клиники, умным и талантливым. Да вот беда - молодой психиатр грешил опытами над людьми, кроме того, он увлекался наркотиками.., издержки таланта, что хотите. Однажды после инъекции препарата, изготовленного этим врачом, у него в кабинете скончался пациент, некий Сергей Алексеевич Аметистов, бывший профессор его...

     - Мой, так уж и говорите, - перебил его Соловьев.

     - Ну да. Профессор был обречен, ему оставалось жить от силы неделю, и он согласился на последнюю попытку хоть немного облегчить болезнь. Последним шансом был сильнейший гормональный препарат, еще не получивший апробации. Сергей Алексеевич подписал документ, что согласен на проведение опыта, потому что иного шанса выжить у него нет. Препарат подействовал, Аметистов почувствовал прилив сил, но вскоре умер в страшных мучениях. После этого сын Аметистова Глеб посадил вас, Олег Платонович, в тюрьму, наплевав на все расписки и прочее... Он и тогда уже был влиятельным человеком, Глеб Сергеевич Аметистов. Вас спасла Эвелина Марковна.., она сумела вытащить вас из-за решетки с помощью члена совета директоров ЗАО "Атлант-Росс"

     Тимофеева и вице-президента ЗАО "Парфенон" Баскера, за которого она по расчету, естественно, вышла замуж. Ведь вы и с Тимофеевым расплатились тем, что были его любовницей, да?

     Эвелина не шелохнулась, но если бы Вавилов заглянул в ее глаза, в которых уже не осталось ничего человеческого, он убежал бы без оглядки.

     - Три года в тюрьме, - продолжал Вавилов, - ни за что. И вы научились ненавидеть, Олег Платонович. Ненавидеть Аметистова, засадившего вас за решетку и при этом в глаза не видевшего, ненавидеть Баскера, завладевшего вашей любимой в обмен на вашу свободу. Ненавидеть Тимофеева, который и рекомендовал вас Баскеру в качестве психиатра. Баскер не знал о вашей любви, а Тимофеев знал.

     - Вы из меня какого-то байроновского героя сделали, Денис Иванович, - холодно улыбнувшись, проговорил Соловьев. - Вам не в школе МВД надо было учиться, а в Литинституте. С чего это вы так поэтично?..

     Зловещая улыбка пробежала по его лицу, но Вавилов не заметил ее. Или постарался не заметить.

     - Вы хорошо отомстили, Олег Платонович.

     Это была блестящая идея - сделать из этих мест подобие Гримпенской трясины и иже с ней, - продолжал Вавилов. - Как раз год назад из психбольницы исчез Василий Косовский, брат Эвелины. Я не сомневаюсь, что это именно его лицо видел Баскер. Погонщик адских псов, какая великолепная миссия для имбецила!.. Думаю, мне не нужно говорить, как великолепно вы осуществили ваш замысел...

     Стэплтон отдыхает! А эта мысль с парализующим волю психотропным средством, конечно, не нова, но предельно блестяща! Добавили в вино?

     - В вино, - отозвался Соловьев, и Эвелина с ужасом глянула на него.

     - Я думаю, нет нужды говорить, как я вышел на вас, - проговорил Вавилов.

     - Это несложно вычислить, - бросил Соловьев, - некоторое знание моей биографии, информация о химическом составе препарата, анализы ткани пса. Старые счеты с Аметистовым. Неестественное поведение гостей. Наши постоянные с Эвелиной разговоры о собаке Баскервилей и предопределении в судьбе Аметистова. Вам понятно? Все так и указывало на нас.

     - А что мне должно быть понятно? - пробормотал тот, невольно цепенея под пристальным взглядом психоаналитика.

     - Мы хотели умереть, - произнес Соловьев, - но потом, когда появилась надежда, когда Баскер.., а, да что я вам говорю, даже вы не поймете. Даже ваш покровитель Тимофеев.

     Ведь вы на него работаете, защитник семьи Аметистовых? Он вам дал информацию и деньги, а вы предали "Парфенон" и сдаете его Тимофееву.

     - Вероятно, вы правы, - оправившись после мгновенного замешательства, проговорил Вавилов. - Мне полагалось бы арестовать вас и отправить на скамью подсудимых, но вместо этого я хочу...

     - Все слишком явно указывает на меня, - проговорил Соловьев, резко перебивая капитана. - Я сознательно оставлял много следов. Но вы все равно не разгадаете этого преступления.

     Вам не дадут разгадать. Я знал это заранее.

     - А при чем тут Иванова? - вдруг спросил Вавилов.

     - Иванова? А вам непонятно? Вот она - именно тот человек, кто должен понять нас.

     И вас, кстати, тоже.

     - По вам плачет клиника, доктор Соловьев, - ошеломленно произнес Вавилов, прикладывая руку к голове.

     В этот момент по знаку Соловьева Эвелина встала и приблизилась к Вавилову. Тонкий запах ее духов ударил в нос и затуманил сознание, багровая пелена на секунду метнулась перед его глазами и тут же растаяла.

     - Вам не нужно было завтракать с нами, капитан Вавилов, - сказала она и потянулась всем своим изумительным телом. - А теперь вы проиграли...

     - Говорите, что поручил вам Тимофеев, - властно отчеканил Соловьев.

Глава 9

НИКОГДА НЕ НАСТУПИТ РАССВЕТ

     Осмотр окрестностей не дал результата, вернее, результат был отрицательный и самый определенный: грязи с сильным содержанием красноватой глины на близлежащих дорогах не было. Предположение о том, что Вавилов наткнулся на нечто подобное в Тарасове или соседнем Покровске, через который нужно было ехать на дачу, было маловероятным. Уж больно основательная нужна была лужа.

     На виллу Баскера я приехала к обеду. Полюбовавшись на плескающихся в бассейне Фила и Лену, а также глазеющих на них Гарика и Марика, я поехала на дачу к Новаченко: только здесь я могла раскопать что-то стоящее.

     Первое, что я увидела на подъезде к загородной резиденции начальника охраны "Атлант-Росса", это застрявший в центре огромной лужи автомобиль, настолько заляпанный грязью, что невозможно было определить его цвет и даже марку. На самом краю лужи в скорбной позе скорчился человек, он тоскливо взирал на безнадежно увязшую машину и громко бранился. Настолько громко, что за пятьдесят метров стали слышны не то чтобы обрывки фраз, а целые синтаксические конструкции.

     Совершенно потрясающие по лексике и построению.

     - А-ат.., м-мать, да рази.., растудыт в тригребаную раскосоежину.., шоб его, сучий чердак.., т-такую-то!., а-а-ат!!..

     Подъехав ближе, я увидела близ матерящегося субъекта еще две фигуры, сидящие непосредственно в луже и усиленно накачивающиеся (а судя по лицам, опохмеляющиеся) пивом.

     Тут же, в луже, стоял ополовиненный ящик пива.

     - О господи! - взмолилась я. - Ну здесь-то они откуда?

     Думаю, нет необходимости пояснять, что злобно изрыгающим проклятия гражданином был Кузнецов, а расположившиеся в луже на манер свиней собутыльники - Казаков и Бельмов.

     Я вышла из машины.

     - Помочь, братцы?

     - О, Танька! - обрадовался Кузнецов, хватая меня за руки своими перепачканными в грязи верхними конечностями. - А мы вот тут загораем уже с трех утра!..

     - Это как это?

     - А вот так, - встрял в разговор Бельмов, пытаясь высвободить свой погрязший в грязище зад. Трясина чавкала, студнеобразно тряслась, булькала, но добычу выпускать не желала. - Поехали мы ночью на тачке кататься. Катались, катались...

     - Пьяные, разумеется?.. - предположила я, без тени сомнения, впрочем.

     - Да ну, знаешь... Ну, или так, - уклончиво пробурчал Бельмов, делая еще одну попытку подняться. Опять безрезультатно. - Ну, и дорогу потеряли, заехали черт знает куда.

     - Это Кузнецов говорил: не стремайтесь, пацаны, я как-нибудь к даче подрулю, не потеряю дор-роги! - гнусаво вставил Казаков, с любопытством обнюхивая комок грязи в своей руке.

     - Вот-вот, - продолжал Бельмов, - мы сюда и заехали, а так как наш водила Кузнецов фарами больше мигал, чем светил, так вот в самый центр лужи и влипли.

     - А дальше?

     - Дальше - веселее. Смотрим, идет к нам от во-он той дачи амбал. С "пушкой", весь на понтах, и говорит: что это тут за лошье понаехало, валите, пока мозги не прочистили. А они мозги свои и чужие только разрывными пулями прочищают, потому они у них не засоренные ни умом, значит, ни ваще...

     - А оказался знакомый парень, - наконец прервав нецензурную тираду, выдаваемую в связи с моим присутствием на пониженных тонах, сообщил Кузнецов. - Из охраны "Атланта". А дача вообще оказалась новаченковская!

     - Ну что, обрадовался Новаченко, когда вас увидел? - спросила я.

     - Да не особенно, - буркнул тот, - он сначала нас и не признал, а потом выпил с нами по сто грамм и оставил ночевать. Пообещал утром машину вытащить. А утром к нему приехал какой-то жирный мудак на "Ниве", и они уехали.

     - Ты ничего не путаешь? - спросила я. - Как выглядел этот жирный, как ты говоришь, мудак?

     - Отвратительно выглядел, - прорычал Кузнецов, - нет бы объехать лужу, так на тебе! - въехал прямо в грязищу и всю нашу тачку уделал, теперь неделю отскребывать буду.

     - Выглядит он так, - задумчиво начал Бельмов, - ну.., здоровый, коротко стриженный, небритый, по-моему.., в черных джинсах и серой рубахе.

     - Тоже джинсовой, - добавил Казаков.

     - Поганая такая рубашонка, - не преминул вставить Кузнецов.

     - Ты сказал: вместе уехали. На одной машине, что ли?

     - Да нет, жирный козел на своей гребаной "Ниве"...

     - Цвет "Нивы" красный?

     - Красная вроде. А Новаченко на джипе новом уехал, "мерсовском".

     - Они еще про какого-то дауна говорили, - произнес Бельмов.

     - Какого еще дауна?!

     - Да это толстяк сказал что-то вроде: они с этим дауном носятся как с писаной торбой.

     А Новаченко ответил: пристрелим к.., сама понимаешь. Ну, и на нас косо посмотрел, да мы пиво пили и вроде как не слышали.

     Бельмов схватился за плечи Казакова и, рванувшись так, что несчастного Костю едва ли не до бровей вплющило в жижу, выдрал наконец свое мягкое место из тесных объятий грязи и проворчал:

     - Тоже мне - Гримпенская трясина...

     - Да, про дауна-то я что вспомнил, - добавил он после паузы, - Казаков говорил, что он видал вчера какого-то олигофренического Урода.

     - Длинный такой, ушастый и тощий, - добавил Казаков, колотя ручонками по поверхности лужи.

     - Где? - оживленно воскликнула я.

     - Да на окраине леса, где болото начинается. Со стороны баскеровской дачи.

     - Ты можешь мне показать это место?

     - Не могу.

     - Это почему же? - встревоженно спросила я.

     - Да потому шта-а-а я застр-ря-аал!!! - завопил Казаков, конвульсивно стуча руками и отчаянно вертя головой. - Бельмов, гнида, урррод переросший, какого.., ты меня запихал?

     Лучше б ты себе гемор-рррой в задницу запихал!

     - А, вот в чем дело, - я облегченно вздохнула. - Ну мы тебя вытащим, не волнуйся. Ты туда вообще зачем полез?

     - Да это мы в карты играли на желание, - проверещал Казаков, - сначала проиграл я, потом Бельмов, а в третий раз Кузнецов не стал играть.

     - Желание было сесть в лужу?

     - Ага...

     - Поздравляю. А дача Новаченко пустая, что ли?

     - Все уехали, дятлы! - обиженно проговорил Кузнецов.

     - Ладно. - И я приступила к мероприятиям по выуживанию Казакова и кузнецовского "Фольксвагена" из лужи, в которую они так удачно сели.

***

     Через полчаса мы уже прибыли на виллу Баскера. Явление перемазанной троицы и их грязного - от бампера до бампера и от колес до крыши - автомобиля было встречено гомерическим хохотом. Все трое были немедленно отправлены в сауну, их сопровождал Фил и - к вящему удовольствию друзей - Лена.

     Я же поднялась в бельэтаж, где в гостиной застала Селиверстова, Гарика и Марика, дожевывающих свой обед. На балконе стоял Баскер и одну за другой курил "Marlboro".

     Ни Соловьева, ни Эвелины, ни Вавилова я не увидела.

     - Ну что, Андрей, как твое самочувствие? - спросила я, выходя на балкон.

     - Довольно паршиво, - произнес он, - звонил Тимофеев, сказал, что одиннадцать процентов акций "Парфенона" будут перечислены в счет погашения долга его фирме.

     - Значит, у Тимофеева теперь контрольный пакет акций?

     - Да. Пока был Аметистов, мы еще как-то держались, а сейчас все. Теперь будем у Тимофеева, как у Христа за пазухой, - горько выговорил Баскер.

     - Этого никак не изменить?

     - Почему? Есть неделя на погашение долга. Завтра будет совет директоров, на нем утвердят нового президента...

     - Тебя?

     - Скорее всего да, если не убьют.

     - Не говори так, Андрей.

     - Если я проживу еще неделю, - печально возразил Баскер, - у "Парфенона" есть шанс не стать дойной коровой господина Тимофеева. Многим это не надо.

     - Я точно узнала, что Воронкова была наемным киллером и должна была убить Аметистова по заказу Тимофеева. Это говорил сам Новаченко.

     - Шеф охраны Тимофеева?!

     - Да.

     - А псы?

     - Сейчас я направляюсь туда, где Казаков видел того человека.., ты его видел той ночью.

     - Этого урода?! - Вот именно, но пока ничего говорить не буду.

***

     Для обеспечения безопасности я взяла с собой Диму Селиверстова. Впятером мы двинулись в путь. Идти пришлось недолго - мы миновали ограду баскеровского дома, углубились в лес между дачей и берегом Волги.

     Мы шли по самому краю лесной поросли, а слева, в прогалах меж невысоких деревьев, виднелось болото.

     - Как тебя угораздило сюда попасть? - спросила я Казакова.

     - Зашли с девушкой в лесок на часок, - двусмысленно ухмыляясь, ответил тот.

     - Ясно. Дачи тебе мало, в заросли полез, обормот, - мягко упрекнула его я.

     - Да я.., да мы... - обиженно заквакал Казаков. - Я его даже проследил, а ты тут мне лекции по великосветскому этикету читаешь!

     - И докуда ты его проследил? - спросил Селиверстов.

     - До места, где он исчез. Ну.., как сквозь землю провалился. Ну, и...

     - А что же ты его выслеживал? Ты же тогда не знал, что он связан с убийством Аметистова и этими чудовищами с болот.

     - А у него рожа больно забавная была. Мы, значит, с Олькой валяемся, она, соответственно, все строго по вопросу.., а он нас не видел, мы за кустом были, - словоохотливо разглагольствовал Казаков, неприлично прожестикулировав при фразе "она, соответственно, все строго по вопросу". - А я на него смотрю, он идет, башка чуть ли не над лесом плывет, длинный он... И вдруг наклонился - и нет его! Я как раз в этот момент дело доделал и туда - посмотреть, куда он делся. Нигде нет, чертовщина какая-то. Я, конечно, был влегкую того...

     - Кто бы сомневался, - ехидно вставил Бельмов.

     - Но не до такой же степени, чтобы всякие имбецильные фантомы перед глазами курсировали и потом исчезали неизвестно куда! - возмутился Казаков.

     - И где это?

     - Да вот он, куст. - Костя показал на заросли черной смородины на краю небольшой лужайки. - Вон оттуда он шел, со стороны Волги. А там исчез.

     Мы подошли к месту предполагаемого исчезновения "фантома".

     В небольшой ложбинке, усыпанной пожухлой прошлогодней листвой, на земле виднелись нечеткие, полустертые, но, несомненно, собачьи следы. И отпечатки были огромны.

     - Так, - процедил Селиверстов, - похоже, эти твари всю землю утоптали. Чего это?

     - Дима, посмотри вот на этот пригорок прямо перед ложбинкой. Ты в нем ничего странного не видишь?

     - А что в нем должно быть необычного?

     - А то, что в центре трава зеленая, а вот тут какой-то обвод желтого дерна по краям.

     - Да? - Селиверстов схватился обеими руками и дернул. Пласт земли отвалился, и мы увидели ржавую железную плиту и изъеденную коррозией ручку.

     - Чер-ррт! - вырвалось у нас, а Кузнецов и Бельмов выразились покрепче.

     Словно ледяным холодом повеяло от ржавого железного люка... Казаков коснулся ручки, но тут же боязливо отдернул руку и посмотрел сначала на меня, а потом на Диму.

     - Гляди, чего я нашел в траве, - сказал Кузнецов и протянул мне золотую печатку с треугольником, составленным из мелких бриллиантов.

     - Вот это да! - воскликнул Бельмов. - Сдается мне, я уже видел нечто подобное на руке одного нашего общего знакомого.

     - Аметистова, так и говори, - холодно произнес Селиверстов, - это его печатка.

     - Вот оно, логово зверя, - взволнованно пробормотала я.

     - Не поддается! - Дима злобно пнул железный люк. - Наверно, закрыт изнутри. Тань, давай сгоняем в город за взрывчаткой?

     - Серьезно у тебя все, - покачала я головой. - В общем, так, Дима. Сейчас мы ничего делать не будем. У меня есть основания предполагать, что кое-кто попытается повторить позавчерашний кошмар.

     - Почему сегодня?

     - Потому что завтра Баскер уезжает в Тарасов на заседание совета директоров "Парфенона", а кое-кому не хочется, чтобы он туда попал.

     - И Баскера? - воскликнул Селиверстов. - И его хотят убить? Ты уже знаешь заказчика и исполнителя?

     - Что касается исполнителя, то он находится за этим люком вместе со своими тварями.

     - Я говорю о вменяемых исполнителях, - покачал головой Дима.

     - У меня есть одна версия, - сказала я. - Но она не из тех, чтобы обнародовать ее немедленно по возникновении. Дима, оставайся здесь, а я пришлю к тебе Гарика и Марика.

     Селиверстов некоторое время колебался, а потом уселся на сухое бревно и ухмыльнулся.

     - Только обойдись без демонтажа люка, - сказала я, выразительно поглядывая на "узи" в руке охранника и "магнум" сорок пятого калибра, заткнутый за ремень его брюк. - А то ты с таким арсеналом разнесешь и люк, и бедных собачек с их неразумным хозяином.

     Селиверстов пренебрежительно произнес:

     - Ладно.

     - Вот и чудно, - сказала я, - пошли, орлы.

***

     На парадной лестнице баскеровской дачки я увидела Вавилова. Он задумчиво стоял, с силой облокотившись на каменные перила.

     - Тань, да это тот самый ублюдок, что обгадил мою машину, - прошипел Кузнецов.

     - Знаю.

     - А что это он тут делает? Погоди.., да это ж тот "мусор", что должен расследовать убийство Аметистова.

     - Вспомнил наконец, - произнесла я укоризненно. - Нам сейчас не стоит попадать ему на глаза, у меня нет желания беседовать с капитаном Вавиловым.

     Хотя, посмотрев на Вавилова внимательнее, я подумала, что и у него, вероятно, не вызовет восторга перспектива общения с частным детективом Татьяной Ивановой.

     Что же могло погрузить капитана в состояние столь глубокого раздумья?..

     Гарика и Марика я нашла, как и предполагала, у бассейна. Впрочем, легче было сказать, кого я здесь не нашла, потому что тут собрались все временные и постоянные обитатели виллы.

     В центре внимания по обыкновению находилась чета Солодковых: Фил кривлялся на трамплине и вышке, падал в воду, вздымая тучи брызг, а Лена выкрикивала в адрес благоверного разного рода эпитеты, забавно его характеризующие, Фил продолжал кривляться, никак не реагируя на жену, тогда она, схватив кобуру сержанта Васягина, швырнула ею в мужа. Кобура под хохот и выкрики окружающих угодила сначала в живот Фила, а потом в бассейн. Вслед за ней туда плюхнулся и сам архитектор, скрючившись от удара, в кобуре по необъяснимой случайности оказался пистолет.

     Лена всплеснула руками и, оценив масштабы содеянного, возопила:

     - Ну вот, всегда так!.. Господи, какая же я кретинка! Филечка, миленький, прости меня. - Она стала гладить муженька по голове и по плечам. - Ну, я не хотела...

     - У-У-У... - на одной ноте тоскливо выл Фил, закатив от боли глаза.

     - Че, покалечила беднягу, мымра? - нелюбезно поинтересовался Бельмов.

     - Да пошел ты!.. - отмахнулась Лена. - Идиот!

     - Он-то, может быть, и идиот, но идти ему никуда не стоит, - дотронулась до Фила я. - Уйдем мы. Филипп, у меня к тебе несколько важных вопросиков. Извини, конечно, что порчу тебе отдых...

     - Да уж... - переводя дыхание, пробормотал Солодков и инквизиторским взглядом покосился на подругу жизни.

     - Где мой пистолет? - раздался дикий вопль сержанта Васягина, только сейчас хватившегося табельного оружия.

     - А он утоп, - радостно сообщил ему сержант Семенов.

     - Как - утоп?!

     - Как топор - с поверхности на дно, - с готовностью пояснил сержант.

     - Пойдем, - и мы с Филом и его женой покинули бассейн под аккомпанемент диалога двух бравых сержантов.

***

     Мы вышли за пределы дачного участка и медленно побрели по асфальтовой дороге.

     - Я хотела спросить тебя, - повернулась к Филиппу я, - когда ты строил дачу Баскера, какие подземные коммуникации ты оборудовал?

     Солодков явно не ожидал такого вопроса, заморгал и с откровенным испугом уставился на меня. "Конспиратор недоделанный", - с досадой подумала я.

     - К-какие к-коммуникации? - спросил он заикаясь. - Чего?

     - Подземные. Которые идут к Волге. Я не знаю - водопровод, еще что.., канализация.

     - Ну, да.., да... - пробормотал тот.

     - И бассейн ты копал?

     - Нет.., рабочие.

     - Проект-то твой. И что, они исправно работают, эти коммуникации? Давно их проверяли?

     - А чего их проверять, - вмешалась Лена, - если им всего два года.

     - Ну, может, очистительные фильтры к бассейну загрязнились, а?

     Фил беспомощно посмотрел на меня, но нашел-таки в себе силы для внушительного, почти хладнокровного тона:

     - Вы начинаете в чем-то меня подозревать?

     - Ни в чем, кроме предположения, что вы, быть может, еще не зная о своей задаче, соорудили жилище для одного человека и трех милых друзей человека.

     Фил поднял ко мне скованное ужасом лицо, и губы его машинально прошептали:

     - Друзей человека?

     - А у нас управдом - друг человека, - глухо выговорила Лена.

     Фил с надеждой взглянул на нее, но она отрицательно покачала головой.

     - Мы нашли люк в лесу. Нетрудно было догадаться, куда он может вести. Вы видите, Лена уже давно поняла, что игра проиграна.

     - Я ничего не знал... - Фил провел ладонью по лбу.

     - И когда ставили столбы, и когда высекали изображение этого пса? Хорошо, а теперь рассказывайте. Я думаю, вам вряд ли хочется пойти соучастником по этому делу?

     Солодков беспомощно посмотрел на Лену, на лице которой читалась какая-то обреченность.

     - Вообще-то коттедж Баскера строился не столько по моему проекту, сколько по указаниям Соловьева. Не было стилизации под "Баскер-холл". Я удивился, когда под бассейн был вырыт котлован едва ли не в тридцать метров глубиной.

     - Значит, под бассейном?.. - воскликнула я от неожиданной мысли. - Они под бассейном вместе с дауном?

     - Да, там, - холодно подтвердила Лена, - но не называйте его дауном.

     - Кого, этого ублюдка, который убил Аметистова? - возмутилась я. - Разве он человек, если наказание природы усугубляется страшными преступлениями?

     - Вы, наверно, плохо разбираетесь в медицине, - проговорила Лена, - иначе бы знали, что человек с врожденной патологией в тяжелой стадии олигофрении не является вменяемым. Следовательно, он не виновен.

     - Да-да, - поспешно согласилась я, - я, вероятно, погорячилась.

     - Еще бы, - отрезала Лена, как будто это я, а не они, зная, молчали о преступлении, - еще бы. И больше не говорите о нем дурного.

     Этот человек глубоко несчастен, к тому же он мой брат.

     - Что?.. - ахнула я, глядя на яркие и красивые точеные черты лица Лены и вспоминая слова Баскера о том человеке.., о том порождении ночного кошмара. Неужели?..

     - Он мой родной брат и ни в чем не виноват, - сказала Лена, - если кто и будет отвечать, то это...

     - Это?..

     - .. Это вполне вменяемые, хотя и не совсем.., здоровые психически люди.

     - Вы говорите о Соловьеве и вашей сестре Эвелине?

     - Это ваше дело, Таня, называть имена.

     - Вы поставили у люка людей? - спросил Филипп.

     - Селиверстова и двоих его парней, - ответила я.

     "Господи, - подумала, я, - если в деле с псами был замешан Соловьев и Эвелина, то при чем здесь Тимофеев и Новаченко? Неужели все вертится вокруг помешательства неудавшейся киллерши Воронковой?..

     Неужели Соловьев действовал по указке Тимофеева? А еще этот коррумпированный Вавилов, который сейчас застыл, словно античная кариатида, на парадном входе Баскервиллы".

     - Вы знали обо всем и молчали даже после того, как был убит Аметистов? Но я не могу понять, - продолжала я, - почему Соловьев?

     Если бы Тимофеев, который хотел избавиться от Аметистова, подстраховал себя собачками, это понятно. Но Соловьев?

     - Мы знали обо всем не больше вас и могли только догадываться, зачем Соловьеву подвал под бассейном, ход вдоль тоннеля коммуникаций, выходящий на поверхность в лесу.

     Эти столбы, наконец... Я сам пытался разгадать эту загадку.

     - Разгадал?

     - Разгадал, - кивнул он, - и знаете, что послужило ключом к разгадке?

     - Что?

     - Деревья в саду. Вы знаете, сколько им лет?

     - Яблоням? Ну.., лет семь, вероятно. Впрочем, я не разбираюсь в этом.

     - А тут и знаток никогда не угадает, - произнес Фил, - потому что им всего два года.

     Я удивленно посмотрела на Солодкова.

     - Им никак не может быть два года, этим деревьям. Разве что их пересаживали сюда уже большими.

     - Я видела их совсем маленькими, - вдруг проговорила Лена, показывая рукой на уровне груди, - вот такими.

     - Но как же так? - недоумевала я. - Неужели Соловьев удобрял их чем-то?..

     - Вероятно, он начитался Герберта Уэллса, - хмыкнул Фил, - знаете его роман, "Пища богов"?

     - Черт знает что, - сказала я. - Филипп, вы можете указать вход в подвал?

     - Вы отказались от мысли проникнуть туда через люк в лесу?

     - Посмотрим.

     Назад мы возвращались молча. На лестнице все так же стоял Вавилов. Я прошла к бассейну.

     Здесь были все, кроме Кузнецова, Бельмова и Казакова.

     - А где эти? - неопределенно спросила я, многозначительно покрутив пальцем в воздухе.

     - Уехали, наверно, - прекрасно поняв, кого я имею в виду, ответил Соловьев.

     - Да нет, их машина стоит, - я пожала плечами. - Впрочем, от этой гвардии всего ожидать можно. Наверно, в сауну пошли безобразничать.

     В бассейне активно плавал сержант Васягин, то и дело ныряя вглубь и через некоторое время всплывая с выпученными глазами.

     - Чего это он?

     - Пистолет утонул, - пояснил Соловьев, - а бассейн глубокий, вот и не может достать, бедняга.

     - Сил моих нет смотреть на его мучения, - мелодично выговорила Эвелина, снимая пляжный костюмчик. Глаза присутствующих мужчин заметно округлились, купальник молодой женщины не грешил чрезмерной закрытостью, демонстрируя все прелести ее великолепного тела.

     Она нырнула в воду и через минуту появилась на поверхности, держа в руке кобуру васягинского пистолета.

     Сержант аж подскочил от радости.

     - Здорово, - повторял он, - спасибо. А то меня за этот пистолет... - И он провел ребром ладони по горлу.

     - Это точно, - подтвердил лейтенант Бобров.

     - Ну ладно, вы купайтесь, а я пойду в дом, - я быстро пошла к лестнице, ведущей внутрь дома.

     Вавилова уже не было, и я с нескрываемым облегчением поднялась в вестибюль. Вавилов находился здесь. Я улыбнулась и хотела пройти мимо, но он придержал меня за руку и быстро выговорил:

     - Вы как будто получили свежую информацию, Таня?..

     - Каким образом это... - начала было я, но в этот момент на лице Вавилова вспыхнула торжествующая улыбка, и чьи-то руки крепко схватили мою голову и прижали к лицу смоченную - очевидно, хлороформом - тряпку. И на втором вдохе я потеряла сознание...

***

     - Как вы себя чувствуете, Танечка? - произнес у меня над ухом чей-то приятный мужской голос. - С вами обошлись не совсем любезно, и я очень сожалею, что пришлось прибегнуть к таким неделикатным мерам.

     Я открыла глаза и увидела ухмыляющуюся физиономию Вавилова. За его спиной стоял Соловьев.

     - Я так и думала, капитан Вавилов, что вы в сговоре с преступниками, - произнесла я.

     - О каких преступниках вы говорите? - с умилительной наивностью удивился Вавилов.

     - Вам назвать имена? Ну, к примеру, господин Соловьев, талантливый ученый, каких нужно изолировать от общества еще в детстве...

     Соловьев молчал.

     - А самый замечательный человек в этой когорте ублюдков, в которую входите и вы, товарищ капитан, - продолжала я, - Тимофеев Александр Иванович. Верно, ему не терпится прибрать к рукам фирму Аметистова и Баскера, вот он и прибегает к услугам негодяев вроде вас.

     - У нее недурно подвешен язык, а, Олег Платонович?

     Соловьев и тут не издал ни звука.

     - Меня выдал Фил? - спросила я, рассматривая свое тело, прикрученное к стулу, и поворачивая голову, чтобы разглядеть помещение, где я находилась.

     - Нет, не он, - впервые проговорил Соловьев.

     ...Это была большая комната полуподвального типа, с низкими потолками и без окон.

     Вдоль стен стояли шкафы, а в промежутке между ними был виден голый, не закрытый обоями бетон.

     - Не он, - повторил Соловьев, - просто вы не знаете, кто вам друг, а кто враг.

     - Если будешь вести себя хорошо, то этих различий и не почувствуешь, - вставил Вавилов.

     Соловьев холодно повернулся к нему и произнес, не пытаясь смягчить металлические нотки в своем обычно мелодичном и приятном голосе:

     - Денис Иванович, поднимитесь лучше наверх. А иначе вы же знаете: никогда не наступит рассвет. Вы меня понимаете?

     По лицу Вавилова скользнуло нетипичное выражение растерянности и даже страха.

     - Позовите Эвелину, - приказал Соловьев, и тот покорно зашагал к выходу, что-то уныло бормоча под нос.

     - Что вы с ним сделали? - оторопело спросила я.

     - Похоже? - вопросом на вопрос ответил Соловьев.

     - Особенно когда вы сказали: никогда не наступит рассвет... - выговорила я.

Глава 10

БОГ УСТАЛ НАС ЛЮБИТЬ

     - Я думаю, вам все известно, но давайте кое-что уточним и сверим.

     - Вы думаете убить меня?

     Соловьев покачал головой.

     - Убивают лишь тех, кто сам навлекает на себя смерть. Так, как Аметистов, так, как Баскер, так, как Вавилов.

     Меня поразило, что Соловьев перечислил в одном ряду и живых. Или Вавилов уже мертв?

     Словно опровергая это, послышались тяжелые шаги Вавилова. Вслед за капитаном вошла Эвелина. Лицо ее было мертвенно бледно, в уголках влажных темных глаз застыли слезы.

     - Я же сказал тебе, капитан, - холодно произнес Соловьев, - уходи.

     Эвелина прошла мимо Вавилова и, легко повернув голову, одарила его взглядом через плечо - глубоким, властным, презрительно повелевающим. Я не знаю, был ли капитан под воздействием некоего наркотика или просто напряжен до предела, но он резко отшатнулся и выбежал из комнаты.

     "Что за чертовщина?" - подумала я.

     Эвелина приблизилась ко мне и неожиданно мягким, едва ли не нежным голосом проворковала:

     - Я надеюсь, ты не решила, что тебя схватили из-за Фила и Лены?

     - Именно так я и подумала.

     - Напрасно. Им самим очень тяжело, - произнесла Эвелина, - и мне очень горько, что я навлекла на всех вас столько бед.

     Я молчала.

     - Конечно, ты считаешь меня маньячкой с кучей нервных патологий, которую нужно отправить в соответствующее заведение и оставить там навсегда.

     - Возможно.

     - Это правильно. - Она прошлась передо мной. - А после сегодняшнего дня и особенно ночи ты утвердишься в этом убеждении.

     - Значит, вы не убьете меня? По крайней мере сейчас я должна пережить сегодняшнюю ночь.

     - Можешь не опасаться за свою жизнь, - сказал Соловьев. - Ты посидишь здесь до рассвета, благо до него осталось не так уж и много.

     Я похолодела: сколько же я пролежала без чувств.

     - Сколько сейчас?.. - выдохнула я.

     - Это не суть важно, - сказал Соловьев. - Впрочем, почему и не сказать. Около одиннадцати вечера.

     - А где Бельмов, Казаков и Кузнецов?

     - В подвале, в соседней комнате.

     - А Селиверстов и его люди? - тревожно продолжала я, ибо знала теперь, кто находится передо мной.

     - Что должно случиться с Селиверстовым, Таня? - спросил Соловьев.

     - Он не убит?

     - С чего это ему быть убитым?.. - усмехнулся Олег Платонович. - Жив и здоров, пьет кофе на втором этаже.

     - Кофе?.. - Я чуть не задохнулась. - Так он тоже с вами.., заодно?

     Соловьев мягко улыбнулся и неопределенно покачал головой.

     - С нами? Нет, он с Тимофеевым, Вавиловым, Новаченко. Не с нами.

     - Кого вы имеете в виду, когда говорите "мы"? - спросила я, с трудом переводя дыхание.

     - Это так просто. Ну конечно же, я говорю о себе, Эвелине и еще одном человеке.

     - Брате Эвелины?

     Женщина вздрогнула и с плохо скрываемым испугом посмотрела на меня.

     - Да, да, - пробормотала она, - Васик... он мой брат. Вы знаете, как это несправедливо.., наверно, вы осуждаете нас... Правда?

     В голосе Эвелины было столько болезненного трепета, молящего волнения, что я невольно сжалась от сострадания.

     - Зачем вы убили Аметистова? Ради чего вы замышляете еще одно злодеяние?

     - Хорошо, хорошо, - пролепетала она. - Это очень просто. Вы знаете, я всегда была счастливой. С детства. С рождения. У меня всегда были самые лучшие мама и папа, меня всегда любили, и всегда я была самая красивая, самая везучая. У меня были самые лучшие и надежные мужчины, они были богаты и боготворили меня.

     Она полузакрыла глаза и, встав на колени на холодный бетонный пол, схватилась одной рукой за горло, а другой стала водить по бедру.

     В этот момент мне стало страшно, потому что стало ясно, что Эвелина больна. Очень больна.

     Хрупкая белая шея с прожилками голубоватых вен казалась беспомощной и уязвимой, а скользящие по ней длинные тонкие пальцы - по-детски слабыми и безвольными.

     - Мне надоело видеть людей, готовых отдать за меня все, - проговорила она срывающимся голосом, - и только тогда.., я не знаю, что случилось, но, по-моему, я чересчур увеличила дозы этого счастья и слишком долго жила им, и бог наконец устал меня любить.

     Она покачала головой и посмотрела на Соловьева.

     - И тогда я полюбила сама. Полюбила не знаю за что. Он не был богат или красив. Я даже не знаю, любил ли он меня.., любит ли сейчас. Он почти никогда не говорил мне о нежности, но часто кричал мне в лицо, что ненавидит меня, что устал мучиться со мной и хочет, чтобы я умерла...

     Она закрыла глаза и голосом, равнодушным и нарочито громким - но слышно было, как в нем ворочалась боль, - сказала:

     - Но при этом он обнимал меня, как не обнимал никто, и добавлял.., говорил снова и снова слова о безумии и смерти.., чтобы я умерла - и он вместе со мной. И вы еще спрашиваете.., ты, глупая девчонка, еще говоришь, почему мы убили Аметистова? Да сам бог указал на него горящим перстом.., чтобы его покарали дети моего безумия, черные псы Вили Баскер!

     - Но что он сделал вам? - Я цепенела от неизъяснимого чувства при виде этой красоты, надорванной какой-то неутихающей болью.

     - Он? - ответила Эвелина, мерно раскачиваясь на коленях туда-сюда. - Аметистов? Он убил Олега - бросил его на три года в эту мерзкую тюрьму, где Олег сидел вместе с насильниками, убийцами, ворами и грабителями. И это за то, что Олег хотел спасти его отца!

     - Аметистов заслужил смерть, - твердо произнес Соловьев, - он уничтожил меня за то, что я ввел его отцу изобретенный мной гормональный препарат. Сергей Алексеевич, его отец и мой профессор в мединституте, был неизлечимо болен и жить ему оставалось неделю.., от силы. Я предложил ему апробировать на нем препарат.., это был шанс. Мы составили документ, что в случае летального исхода.., в общем, он засвидетельствовал, что эксперимент осуществляется по его желанию.

     - Но это же незаконно, - возразила я. - Аметистов был прав, что...

     - Прав! - заревел Соловьев, и я в ужасе сжалась. Этот маленький человек с холодными серыми глазами и мальчишеским хохолком надо лбом одним своим гневным окриком заставил меня облиться холодным потом. Было что-то магнетическое в его неторопливой властности, в звуке сильного хрипловатого голоса.

     Я вспомнила покорное лицо капитана Вавилова и его осторожно посматривающие маленькие глаза, привыкшие глядеть прямо и с самодовольной свирепостью...

     - Прав? - повторил Соловьев. - В том, что он человека, почти спасшего от смерти его отца, бросил за решетку? Прав в том, что швырнул под ноги Баскеру женщину, которую любил этот человек? Да будь на этом месте Аметистов, он умер бы снова, и я ни на секунду не усомнился бы в своем решении.

     - А в чем виноват Баскер? Ведь вы именно его хотите убить этой ночью? - произнесла я и добавила внезапно осипшим голосом:

     - Если уже не убили...

     - Он жив, ваш Баскер, - сказал Соловьев, - и будет жить еще три часа. А может, и намного больше.

     Я перевела взгляд на Эвелину, все еще стоявшую на коленях.

     - Вы и в самом деле безумны, - тихо выговорила я, - но вам нет оправдания, потому что ничто не может оправдать таких преступлений.

     Она подняла на меня глаза.

     - Наверно, вы правы... Я не хотела смерти Андрея, мне хватит и одного Аметистова. Я возненавидела этих псов, которые раньше вызывали во мне желание жить. Я хотела расстаться с Олегом, но тут...

     - Но тут пришел капитан Вавилов и сделал нам предложение, которого мы не сумели отвергнуть, - сказал Соловьев.

     - Какое предложение?

     - Он сказал, что все знает о нас, что мы убили Аметистова. И что от расплаты нас может спасти только одно... - Психоаналитик некоторое время помедлил и выговорил с ужасающей отчетливостью и ясностью:

     - Смерть Баскера.

     Он поднял Эвелину с пола и прижал к своей груди.

     - Вавилов выведет его на болота, для следственного эксперимента, а мы выпустим на него псов. Псы загрызут Баскера, а Селиверстов расстреляет их вместе с погонщиком.

     - Братом Эвелины? - воскликнула я.

     - Ему лучше умереть, - хрипло выговорила она, - он слишком страдает.

     - И на него спишут всю вину?

     - Нет, не на него, - холодно ответил Соловьев.

     - Ну не на вас же? Естественно, вас перед этим отправят в больницу.

     - Куда?..

     - То есть за границу, - поправилась я, сожалея о своей нелепой оговорке, угодившей в самое болезненное место моих странных собеседников.

     Соловьев коротко глянул на меня, как выстрелил, и отрицательно качнул головой.

     - Кто заказчик? - спросила я. - Тимофеев?

     - Да, он.

     - Ясно. Тогда, насколько я знаю Тимофеева, Вавилову конец. Александр Иванович не любит перебежчиков и ренегатов.

     - Да, капитан обречен, - подтвердил Соловьев. - Селиверстов тоже. Ведь он предал своего хозяина.

     - Дима? - поразилась я. - Предал Аметистова? Значит, он уже все знал, когда мы ходили на болото за телом Аметистова?

     - Нет, тогда еще и Тимофеев не знал обо мне с Вилей. Кто ж бы заплатил деньги за предательство?

     - Вавилову тоже проплатили?

     - И много.

     - А козлами отпущения Тимофеев избрал Вавилова и Селиверстова.

     - Именно так. Виля, - он повернулся к Эвелине, расслабленно сидящей у стены и бессмысленно глядящей в пол, - тебе плохо?

     - Когда мы уезжаем? - спросила она.

     - Послезавтра утром улетаем в Москву, а оттуда, вечером, в Мадрид.

     - А Лена? Фил?

     - Они приедут через месяц. Все будет хорошо, Вилечка.

     - Я хочу, чтобы черных псов никогда больше не было, Олег. Даже в моих снах.

     - Я обещаю, - коротко ответил он.

     В этот момент в комнату вошел высокий человек, держащий на поводке здоровенного черного мастино неаполитано. Если это и есть ночной кошмар Баскера, то наркотик, которым пичкали гостей и хозяев виллы, вероятно, очень силен, если это добродушное животное превратилось в светящегося демона исполинских размеров. Зато человек выглядел ужасно.

     Это был высоченный детина метра два ростом, но с несоизмеримо узкими плечами, плоской впалой грудью и длинными, как у обезьяны, руками почти до колен и короткими, кривыми ногами. Для его огромного роста голову он имел очень маленькую, с нелепо приплюснутым затылком, на котором курчавились короткие редкие волоски. Маленькие узкие глазки неопределенного цвета смотрели кротко и бессмысленно, а в сочетании с гладким безволосым подбородком, словно размазанным по лицу носом и огромным оскаленным ртом с кривыми желтыми зубами, лицо казалось какой-то нелепой и страшной маской.

     - Вы и его пытались лечить своей микстурой? - довольно нелюбезно спросила я Соловьева. - Синдром Дауна обезображивает человека, но не до такой же степени!

     Больной повернул ко мне лицо, раздув ноздри, с шумом втянул воздух и вдруг сказал скрипучим, неестественным голосом - так, будто со спокойствием взирающего на происходящее, и вдруг произнес:

     - Андрей Карлович, а кто поручится, что капитан Вавилов не натравит на вас черных псов?

     Вавилов изумленно вскинулся, косясь затравленным взглядом на Олега Платоновича, как бы вопрошая: да ты что, с ума сошел, что ли?

     Баскер усмехнулся:

     - Ну ты скажешь, Олег Платонович. Капитан Вавилов?

     - Чисто теоретически возможно все, - ответил Соловьев. - Я пойду с вами, - закончил он.

     - Хорошо, - Вавилов встал. - Значит, Селиверстов, Баскер, Маринин, Серов, я и вы, доктор Соловьев. По-моему, в такой компании появление песиков будет просто как божья благодать, потому что послужит разрешению дела.

     - А где Иванова? - внезапно спросил Баскер.

     - Я не знаю, - пожал плечами Вавилов. - Возможно, ее осенила очередная гениальная идея и она помчалась ее осуществлять. Она сегодня весь день ходила с вдохновленным лицом.

     - Надеюсь, что так, - вымолвил Баскер, - я на нее рассчитываю.

     - Господи, как младенцы, - пробормотал Соловьев, незаметно для всех выплескивая в бокал, стоящий перед ним, бесцветную жидкость из крошечного пластмассового пузырька. - Пора заканчивать.

     - Вы что-то сказали, Олег Платонович? - выжидательно посмотрел на него Вавилов.

     - Да нет, у меня просто параноидальный бред на почве тотальной деменции, - без улыбки ответил Соловьев. Хотя деменция, то бишь благоприобретенное слабоумие, Соловьеву явно не грозила.

     - Ладно, - произнес Вавилов, - времени уже много, пора выходить на прогулку.

     Соловьев молча поднял свой бокал, приглашая присоединиться к нему.

     - Ну, за успех ваших шерлок-холмсовских изысков, капитан, - сказал он.

     Вавилов потянулся к нему и будто бы невзначай задел бокал психоаналитика, и вино плеснулось на рукав капитана. Соловьев странно взглянул на него и перевел взор на Баскера.

     - Ты спасен, Андрей, - выговорил он, - теперь я могу сказать это определенно.

     - Но почему вы так решили? - поинтересовался Вавилов.

     - Потому что вы пролили мое вино на свой рукав, Денис Иванович, - не глядя на капитана, отчеканил психоаналитик.

     - Есть такая примета? - спросил Вавилов.

     - Да, такая примета. А вот если бы вы пролили вино на Андрея Карловича, то я бы не посоветовал ему ходить на болото даже с отрядом из десяти Селиверстовых с двадцатью "узи".

     - Вы суеверны? - улыбнулся Вавилов.

     - Да, я суеверен, я верю в те приметы, которые имеют обыкновение сбываться. Ну все, с богом!..

***

     Уходя, Соловьев и Эвелина не выключили свет, и я смогла рассмотреть помещение, где находилась, но главное - узлы, которыми была привязана к стулу.

     Один из узлов располагался чуть выше груди, и я подумала, что при непомерном усилии я смогла бы дотянуться до него зубами и попытаться развязать.

     Пятнадцать минут героических усилий - и узел развязался, но мне от того не стало легче.

     Я по-прежнему не могла шевельнуть ни рукой ни ногой. Тогда я попыталась набрать воздуху и резко выдохнуть, дабы ослабить веревки. После десяти минут добросовестного пыхтения я сумела освободить руку, правда, только по локоть - предплечье оставалось плотно прижатым к телу.

     После виртуозных манипуляций наполовину освобожденной конечностью я наконец-то сумела развязаться и, скатившись со стула на холодный пол, попыталась сделать серию энергичных движений, восстанавливая кровообращение.

     Почувствовав прилив сил, я подошла к двери и провела по гладкой, лишенной ручек и запоров, железной поверхности. Дверь была заперта снаружи, и открыть ее можно было лишь с помощью автогена или кувалды, а лучше с помощью крупнокалиберного гранатомета.

     Ничего тяжелее стула в комнате не оказалось. "Врешь, - сказала я себе, - ты должна выйти отсюда, иначе твой наниматель долго не заживется!.."

     Я огляделась и увидела вторую дверь, ведущую в глубь подвала. Люк!.. Есть второй выход, и это люк в лесу. Врата ада, через которые выходят в мир обитатели преисподней!.. Впрочем, если это всего лишь мастино неаполитано, то чего бояться?..

     Я подошла к двери, рванула ее на себя, и она беззвучно отворилась. То, что я увидела, изумило меня куда больше предполагаемых черных псов.

     Прямо за дверью стоял огромный бак с встроенным на уровне полуметра от пола краном. Из него текла довольно полноводная струя какой-то красной жидкости, судя по насыщенным спиртовым парам, это было вино, причем довольно хорошее.

     Возле крана лежали три человека, туго стянутые веревками по рукам и ногам. Немыслимо извиваясь, они приникали к крану губами и, некоторое время довольно почмокав, отваливались. Вся их одежда пропиталась вином, волосы намокли и слиплись.

     - Ты, дятел, хар-рош жрать! - раздался голос одного из них, и я узнала мертвецки пьяного Кузнецова. Даже тут, о господи!..

     - Да паш-шел ты, - отвечал другой, в котором я опознала не без труда Бельмова, - тебе что, жалко, что ли? В-вон тут скольки-и-и.., ик! На в-в-всех хв-ватит.

     - Хоррошо нас пом.., поместили, - пробормотал третий невнятно, благо лежал носом в луже драгоценного напитка, - етта ти-ибе не а-а-а... "Анапа"!

     - Ты че там, Казаков, несешь такое непотребное? - Бельмов подставил носоглотку под кран.

     - Ну чего еще от вас можно было ожидать? - воскликнула я. - Пропойцы несчастные!

     - Та-аанька!!! - в голос взвыла троица, восторженно перекатываясь с боку на бок.

     - Развяжи нас! - попросил Кузнецов.

     - А тут Казаков кран зубами открыл, вот мы и.., вот, - словоохотливо поведал. Бельмов. - Развяжи, мы с тобой!

     - Ну уж нет! - решительно сказала я. - Только через мой труп.

     - Ну, за этим дело н-не станет! - заявил Бельмов. - Я думаю, ребята оттуда, - он дернул головой куда-то в сторону глухой стены, у которой и стоял бак с вином, - поддержат твое начинание.., в смысле труп-па.

     - Ну и пьянь! - возмутилась я.

     - Ну, тогда и сиди тут с нами, мы не скажем, где дверь, которая ведет к собачкам, а ты ее сама не найдешь, - капризно надув губы, пригрозил Бельмов.

     - А вы откуда знаете? - насторожилась я. - Что-то не вижу я никакой второй двери.

     - Конечно, не видишь! - завопил Кузнецов. - А мы видели, как даун выходил оттуда и пошел к вам!

     - Ладно, развяжу. У меня нет времени искать эту дверь. Где она? - Я ловким ударом ноги выбила стекло дверцы маленького шкафа.

     Подобрав один из осколков, перерезала путы злополучной троицы.

     Приятели поднялись и, довольно споро переставляя конечности, направились к шкафу, из которого я только что выбила стекло.

     Кузнецов отворил створку, за ней оказалась гладкая деревянная поверхность.

     - Ну, - иронично сказал он, - у тебя вроде черный пояс по карате. Покажи удаль богатырскую.

     Я яростно глянула на паясничающего оболтуса и с силой ударила по деревяшке. Та жалобно завизжала и отлетела, сорвавшись с потайных петель.

     - Ишь ты, - квакнул Казаков, глядя в черный провал за сломанной дверью. - Что-то кайфолом идти.., ик! на мясо этим милым песикам.

     - Нужно хоть какое-то оружие, - сказала я.

     - Есть оружие. - Бельмов выудил из угла здоровенный лом, а за ним - небольшую кувалду и штыковую лопату. - Тут еще грабли есть, но они сломаны.

     - Лопату дай мне, - распорядилась я, - лом оставь себе, а кувалду - Кузнецову.

     - А я? - жалобно заныл Казаков. - Тоже мне - отряд метростроевцев!..

     - А оно тебе надо? - буркнул Кузнецов, примеряясь к увесистой кувалде.

     - Здесь есть вилы! - Казаков победоносно вскинул руки. - Теперь никакие песики не страшны! - И он припал к сочащемуся последними каплями крану, который веселая компания забыла закрыть.

     - Тут на полу вина литров сто, - сказала я, посмотрев на свою промокшую обувь. - А ну, отойди-ка, Константин, - отстранила Казакова и сделала пару добрых глотков.

     - Хорошее вино!

     - Самопальное, - с видом знатока изрек Кузнецов.

     - Все равно вас за это по головке не погладят, - улыбнулась я, - впрочем, вы думали, что вас хотят убить?

     - Да.

     - Правильно. Теперь, как увидят, что осталось от чана, - захотят...

***

     Коридор был длинным и темным, но после одного из поворотов в конце тоннеля вспыхнул свет.

     Это был не тот свет, которого мы ждали в полном смятении. Это был не призрачный зеленоватый кокон люминесценции, заключающий в себе чудовище тьмы. Ни алых оскаленных пастей, ни дьявольским пламенем горящих диких глаз... В конце тоннеля мы увидели обычный электрический свет. Ни звука, ни шороха.

     Мы осторожно вошли в огромную комнату, залитую светом четырех люминесцентных ламп.

     Справа о нас находились три громадных холодильника - из тех, что используют на мясокомбинатах. Слева мы увидели вмонтированные в стену, пол и потолок плетеные железные прутья. В стену были вбиты три железных ошейника на тонких, но, очевидно, очень прочных стальных цепях. Клетки были пусты.

     - Их нет здесь! - воскликнула я. - Нам нужно спешить!

     - Хорошие холодильнички! - сказал Кузнецов. - Тут, поди, мясо для собачек хранят.

     Я посмотрела на потолок и увидела, что он металлический.

     - Ага... - пробормотала я. - Это дно бассейна...

     В этот момент Казаков открыл дверцу холодильника и, дико завопив, отскочил.

     - Ты че орешь? - рявкнул на него Бельмов.

     - Там... - пробормотал Казаков, не в силах сдержать дрожи во всем теле. Бельмов глянул в холодильник и содрогнулся от ужаса.

     - Ничего себе мясо, - наконец пролепетал он.

     В холодильнике, на нелепо вывернутых ногах и свесив голову на грудь, находился труп Аметистова. Я поняла это по фигуре и одежде, потому что лицо покойника было страшно изуродовано - вернее, его почти что не было, - а из горла вырван огромный кусок мяса, и кровавый провал подернулся легким инеем.

***

     Они медленно шли по тропе, ведущей к столбам, - шесть мужчин, среди которых невооруженными были только Баскер и доктор Соловьев.

     - Мне не страшно, - вдруг сказал Баскер. - Олег, я знаю, что мне не страшно, потому что ты пошел со мной. Ведь ты никогда не хотел моей смерти?

     - Андрей, мне надоела неврастения, - ответил Соловьев, - везде, всегда, ото всех. Все будет хорошо.

     - Тогда я спокоен.

     Они еще не подошли к столбам, как за спиной послышался, неуклонно нарастая, дробный топот.

     Все обернулись, и крик ужаса сорвался с их уст. И лишь один не обернулся на звук, а стоял, прислонившись лицом к столбу.

     - О господи! - пролепетал Вавилов, вероятно, в первый раз упомянувший имя всевышнего искренне.

     Два чудовища с неимоверной скоростью мчались на них по холмам. Несомненно, это были собаки, но самая огромная собака была в полтора раза меньше этих монстров. Гигантских размеров, с мощными лапами, огромными головами, с разинутыми пастями, чудовища мчались на людей, испуская сполохи тусклого зеленоватого света и вращая желтыми бессмысленными глазами, в которых горела ярость. Еще несколько прыжков - и первая тварь, задев Марика, отчего тот рухнул под откос, дико рыча, бросилась на Баскера.

     Громадная морда ударила Баскера в грудь, отчего тот отлетел, словно котенок, метра на три. И тогда чудовище кинулось на оцепеневшего Вавилова. Тот как-то замедленно поднял пистолет, но было уже поздно. Рука капитана исчезла в пасти чудовища, сомкнулись громадные челюсти, и дикий вопль огласил окрестности.

     В ту же секунду Селиверстов вскинул "узи" и выпустил в пса целую очередь. Тварь взвыла и с хрустом вцепилась в лицо капитана, и, это было ее последним движением. Две разрывные пули, выпущенные Гариком, разнесли череп пса. Он рухнул на тело Вавилова и затих.

     Второй монстр завыл и, разверзнув пасть, бросился на Селиверстова, но десяток пуль раскроили ему лоб. Дима отскочил, и чудовище, налетев на Баскера, придавило его к земле.

     Тот закричал от ужаса, но черный светящийся исполин был мертв.

     - А где Марик? - спросил Селиверстов.

***

     Мы вылезли из люка, и в свете луны я увидела удаляющуюся в ивовых зарослях долговязую фигуру Васика.

     Он выпустил своих ублюдков и уходит на болота! - прошептала я. - Быстрее!

     Мы со своим садово-огородным инвентарем ринулись по следам олигофрена.

     - Вон они, псы! - закричал Кузнецов, увидев удаляющиеся к холмам зеленоватые пятна.

     - Там люди! - воскликнула я. - Это Соловьев и его негодяи ведут Баскера. Скорее, скорее!

     Васик, услышав нас, обернулся, его рожа расплылась в улыбке, и он поднял тощую руку с огромной клешневатой кистью.

     Я с силой ударила его черепком лопаты, он упал и покатился по склону к болотам.

     - Смотри, чудовища напали на них! - Бельмов махал руками, указывая на холмы. - Почему они не стреляют?

     В этот момент раздался страшный - очевидно предсмертный - крик, затем автоматная очередь и два одиночных выстрела, и леденящий душу жуткий вой, перешедший в стон и оборвавшийся почти человеческим хрипом.

     Мы уже были в ста метрах от столбов, нас скрывала затененная холмами долина.

     В этот момент прозвучала вторая очередь, в которую влилось завывание, - и воцарилась тишина.

     - А где Марик? - послышался голос Селиверстова.

     Мы, затаившись в траве, ждали.

     - Он скатился под откос, - ответил Гарик, - шею сломал, наверно.

     И тут в трех метрах от себя я увидела неподвижно лежащего человека в нелепой позе - голова под совершенно невозможным углом, скорчившаяся спина и приподнятые плечи.

     Еще ближе, всего лишь в метре от меня, в траве блеснул какой-то металлический предмет, взяв его, я увидела крупнокалиберный пистолет, очевидно заряженный.

     Это было весьма кстати.

     - Почему пес кинулся на Вавилова? - послышался сверху голос Селиверстова.

     - Потому что я пролил вино на его рукав, - ответил Соловьев.

     - Что за ерунда! Ты же говорил, что они сориентированы на Баскера?

     - Вспомни, что я говорил за столом?.. Вы просто не поняли. Это вино - катализатор злобы. Я добавил вещество, которое вызывает у этих собак устойчивую агрессию. Вы помните, я плеснул вино в лицо Аметистова. Так у него они отъели лицо и горло. А у Вавилова откусили руку.

     - Пристрелил бы я тебя, когда бы не Тимофеев! - прохрипел Селиверстов.

     - Который заплатил столько денег, что на них... - насмешливо начал Соловьев, но в этот момент послышался стон Баскера, и Соловьев поспешил к нему.

     - Ах, этот ублюдок жив! - сказал Селиверстов. - Прекрасно! - И он поднял "узи".

     - Погоди, - остановил его Соловьев, - экспертиза покажет, что он умер от пулевых ранений.

     - Верно, - согласился Дима, и в тот же момент Соловьев с силой толкнул его в грудь, и тот, не устояв на ногах, упал.

     - Ах ты, чмо! - Селиверстов одним легким движением вскочил на ноги и наставил на Соловьева "узи". - Я не думаю, что Тимофеев будет сильно печалиться по поводу смерти в случайной перестрелке полоумного врачишки...

     Страшная это была картина: на лужайке, залитой лунным светом, в тенях столбов, лежали трупы двух дьявольских порождений, а под ними - тела изуродованного Вавилова и Баскера с нелепо вывернутой рукой и плечом.

     А над ними - в полосе лунного света - четкие силуэты двух мужчин, бледное лицо одного из которых было абсолютно спокойно, а у другого искажено яростью.

     - Тем более ты убил Вавилова, - продолжал Селиверстов, - конечно, Тимофеев не будет плакать, но он не любит самовольных.

     - Например, таких, как ты, - ответил Соловьев.

     В этот момент я спустила курок. Грянул выстрел, Селивестров завертелся на месте, со стоном выронил "узи" и схватился за простреленное плечо. Лицо его побледнело как полотно, когда он увидел меня идущей вверх по склону с мариковским пистолетом в руке, а за мной - мой смехотворный конвой с ломом, кувалдой и вилами.

     - Я не хотела убивать тебя, Дима, - произнесла я, выходя на гребень холма, - все-таки у нас с тобой было хорошее знакомство, не худшее в моей жизни.

     - Ах ты, сука!.. - Селиверстов кусал от боли губы. - Ты что же, мразь, делаешь?.. А тебе все равно.., конец.

     Внезапно грянули два выстрела, и, Дима раскинув руки, рухнул на труп громадного пса, и мы с Соловьевым в ужасе отпрянули: весь затылок Селиверстова был снесен.

     Стоявший рядом Марик утробно вскрикнул и бросился бежать, но еще один выстрел уложил на месте и его.

     С соседнего холма к нам спустились трое мужчин. Один из них был Новаченко, второй - его главный амбал Леша Калиниченко по кличке Калина, а третий, высокий, гармонично сложенный мужчина с легкими движениями балетного танцора... Эти холодные светлые глаза, аккуратно уложенные - даже на черных болотах смерти! - волосы, эта презрительная тонкая полуулыбка на красивом правильном лице. Как я могла не узнать его!

     - Доброй ночи, Александр Иванович, - сказала я, - что-то вы сегодня поздно.

     - Здравствуй, Таня, - отозвался Тимофеев, перепрыгивая через пригорок и приближаясь к нам. - Ты была сегодня на высоте. Я знаю, что ты провела этих остолопов. Молодец, это было здорово.

     - Это стоит понимать как приговор? - спросила я не без трепета, глядя на главу "Атлант-Росса" скорее выжидающе, чем испуганно.

     - Да ну, скажешь тоже, - отмахнулся Тимофеев и подошел к неподвижно стоящему Соловьеву:

     - А ты все-таки сделал по-своему, доктор. - В голосе Тимофеева прозвучала нотка уважительного удивления. - Но я свое слово держу. Я переведу на вас причитающуюся часть капитала Баскера, и вы получите его уже в Испании.

     - Так что же тут все-таки произошло? - спросила я. - Служба безопасности концерна "Атлант-Росс" обезоруживает убийц Аметистова и Баскера капитана Вавилова и шефа секьюрити "Парфенона" Селиверстова?

     - Все верно, - кивнул Тимофеев.

     - Подождите, подождите! - раздался мелодичный женский голос, и Эвелина, в перемазанном грязью платье, босиком, с растрепавшимися волосами и мертвенно-бледным лицом, кинулась на шею Соловьева. - Не убивайте его, не надо.., я знаю, что вы хотите его убить!

     - Что вы, сударыня, - галантно произнес Тимофеев, и я не почувствовала в его голосе ни тени издевки. - Разве я похож на убийцу?..

     - А Воронкова? - спросила я.

     - Мне жаль, - сказал он искренне, - девочка пострадала зря. Я использовал ее ненависть к Аметистову в своих целях.

     - Ненависть? За что?

     - У них давние счеты. Ну, это уже не суть важно.

     - Как вы вышли на Соловьева?

     - Да никак. Я сразу знал, что эти псы - его рук дело, и сделал ему контрпредложение.

     - Это мне известно.

     - Тогда и говорить больше не о чем. - Взгляд Тимофеева отыскал длинную фигуру Бельмова, и Александр Иванович иронично прищелкнул языком:

     - А, журналюга? Холодов ты наш местный!

     Не боишься, что за писания можешь загреметь к праотцам?

     - А что я такого написал?.. - сконфуженно пробормотал Бельмов.

     - Какое такое интервью с Новаченко ты делал, а? Ух, допрыгаешься ты у меня, братец.

     Я огляделась. На востоке незаметно разгорелось зарево, и мутный воздух болот словно просветлел и подернулся мягкой дымкой. Или это от усталости и желания немедленно заснуть?..

ЭПИЛОГ

     Не прав был Гоголь Николай Васильич, когда в одном из бессмертных своих произведений утверждал, что, "скучно жить на белом свете, господа". В наше время он не написал бы такого, да и вообще, я думаю, ничего бы не написал.

     Невероятно, но история с черными псами Вили Баскер завершилась благополучно для всех ее действующих лиц, если не считать упокоившихся на кладбище Селиверстова, Вавилова, Маринина и Серова. И, разумеется, Аметистова, которого извлекли-таки из холодильника, упокой господь грешную душу его.

     Баскера, не выдержавшего душевного потрясения, отправили в клинику соответствующего профиля. Впрочем, перспективы излечения у него самые радужные, и не пройдет и двух-трех месяцев, как он выйдет оттуда. Благо лечат его в элитарном, платном корпусе на деньги Тимофеева. Последний добился чего хотел - выключил из игры Баскера и преспокойно влил в концерн "Атлант-Росс" дочернюю фирму "Парфенон". Место президента ее застолбили за Баскером, назначив временно исполняющего обязанности председателя правления до выздоровления Андрея Карловича.

     Эвелина и Соловьев уехали в Испанию.

     Причем - невероятное событие в наши дни! - они отказались от денег Баскера, взяв только на начальное обустройство. Вероятно, они и в самом деле были больными людьми, и лично у меня не поднялась бы рука привлекать их к уголовной ответственности. Да никто бы и не позволил мне поднять эту руку, если уж на то пошло.

     Что же касается собак, то они оказались детьми того самого мастино неаполитано, которого я видела в подвале баскеровской виллы.

     Соловьев вводил им какой-то жуткий гормональный препарат, по-моему, одну из разновидностей того, которым он пытался лечить отца Аметистова. От препарата у них происходил бурный рост, а свечение было следствием осаждения люциферинов в шерсти.

     Нет надобности говорить, что таким образом он, Соловьев, моделировал реальность для параноидального воображения своей любимой женщины...

     Господи, какой дьявольский клубок страстей и совершенно диких обстоятельств! Вот и не верь, что в наше время не бывает шекспировских драм.

     Лена и Филипп остались в России. Брат Эвелины и Лены, тот самый несчастный Васик, был также помещен в клинику. И выйти оттуда в скором времени у него шансов неизмеримо меньше, чем у Баскера.

     Смерть Вавилова наделала много шума. Но так как за ним открылось много грешков и темных делишек, то это посчитали естественным концом его карьеры.

     Бельмов опубликовал громкую статью, в которой живописал ужасы этого дела и геройство бравых парней из "Атланта". С учетом первой статьи о том же деле, "черные псы Вили Баскер", чье имя, как имя Соловьева, впрочем, не упоминалось, - так вот, эти милые черные псы, похоже, сделают ему имя. И я догадываюсь, кто заказчик второй статьи, где превозносится "Атлант" и втаптываются в грязь Селиверстов и Вавилов. Причем статья была написана настолько живо, искренне и убедительно, что я невольно поверила в виновность Димы и Дениса Ивановича. У Бельмова явный талант.

     Недавно я видела эту милую троицу. Они выходили из кафе, уже изрядно подшофе. Ну вот, стихами заговорила.

     - Что, гонорар продажного журналиста пропиваете? - спросила я.

     - Почему пр-рродажного? - осведомился Кузнецов, сияя всеми тридцатью двумя зубами.

     - Потому что на гонорар непродажного журналиста особо не выпьешь, - смеясь, ответила я.

     - А ты-то лучше, что ли? - обиделся Бельмов.

     - Да ладно, не парься, родной, - иронично улыбнулась я, - лучше тебя уж некуда.

     Тот ухмыльнулся и тут же выдал длинную фразу, лейтмотивом которой было нечто вроде сакраментального: "Я требую продолжения банкета!" Причем на этом празднике жизни, по мысли тотально разбогатевшего журналиста, немаловажное место отводилось и мне. Кузнецов и Казаков тут же без тени сомнения присоединились к сотоварищу. Я хотела отказаться - все-таки я не какая-нибудь восемнадцатилетняя девочка, а они далеко не Тимофеев или Баскер, - но, взглянув на то, какие умилительные рожи состроила троица, махнула рукой и извлекла из сумочки магические кости.

     - Как лягут кости, - насмешливо улыбаясь, сказала я.

     - Кости лягут костьми! - завопил Казаков, вероятно, имея в виду непреодолимое желание увлечь меня в круговорот тотального алкоголизма.

     25+6+13

     Масса различных удовольствий и хорошее отношение к вам друзей, - продекламировала я со скепсисом в голосе. Что и говорить, масса различных удовольствий от Кузнецова, Казакова и иже с ними представлялась мне весьма сомнительной перспективой. Впрочем, не идти же мне наперекор судьбе. Мне пришлось согласиться.

     Отличительной особенностью вечерних алкогольных упражнений компании, в которую меня угораздило попасть, было постоянное стремление менять место дислокации. Проще говоря, выпив по стопарику в одном кафе, они немедленно шли в другое, привлекая всеобщее внимание траекторией своего движения и интеллектуальной беседой, в которой львиную долю содержания составляли восторженные междометия, нечленораздельные восклицания и прочие перлы высокой словесности, обильно сдобренные элементами народного фольклора.

     В третьем по счету кафе Бельмов повел душещипательный рассказ о том, как во время работы над статьей о загадке виллы Баскера, в его руки попала некая видеокассета с записью чудовищной языческой оргии. Действующими лицами в ней были доктор Соловьев, Эвелина Баскер и капитан Вавилов. Но главной фигурой там, по мнению Бельмова, была огромная собака, из тех, что убили на болотах. На ней сидела одетая в какое-то рванье Эвелина, а вокруг бегал доктор Соловьев, выделывая шаманские пассы руками. При этом он повторял: "Никогда не наступит рассвет!" Капитан Вавилов сидел у стены с изуродованным ужасом лицом и нелепо таращился на происходящее.

     В пятом по счету кабаке Бельмов заверил меня в том, что капитан Вавилов лежал на алтаре, вокруг него сгущалась мистическая тьма с выплывающей из нее оскаленной физиономией Соловьева. В руках психоаналитика блистал жертвенный нож с запекшейся на лезвии кровью. Вокруг на помеле с рукояткой в форме сатанинского перевернутого креста с числом 666 кружилась измазанная кровью голая Эвелина и хохотала апокалиптическим смехом. Тут же сидели три чудовищных светящихся пса и уныло тянули сатанинский гимн.

     На переходе от седьмого заведения к восьмому к обсуждению подключились Кузнецов и Казаков, которые, по их же словам в пятом кафе, в глаза не видели кассеты. Они заверили меня, что собаки не только пели ритуальные песнопения чернокнижников, но и вступали в гнусные сексуальные контакты друг с другом, а равно и прочими участниками шабаша, включая капитана Вавилова.

     К счастью для меня, на этой радужной ноте всю троицу забрал с собой проходящий мимо патруль ППС.

     Утром по зрелом размышлении я пришла к выводу, что Бельмов действительно видел какую-то кассету, потому что он не мог знать фразы Соловьева, обращенной к капитану Вавилову: "Никогда не наступит рассвет!" Действительно, поведение капитана могло быть объяснено только какими-то сильными мерами воздействия на него со стороны Соловьева и Эвелины. Где и как Бельмов получил эту кассету, зачем вообще Соловьеву понадобилось ее записывать, узнать едва ли уже возможно, да и незачем...

     Надо сказать, что многие детали этого в высшей степени странного дела так и не смогли получить внятного объяснения. Впрочем, может, это и к лучшему...