Владимир Алексеевич РЫБИН

                            ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО

                                 Рассказ

     Багровея,  словно  наливаясь кровью,  звездочка импульса  на  приборе

контролера-автомата поползла вверх, подрожала, достигнув середины шкалы, и

снова  стала  сползать и  бледнеть.  Сигнал  поступал с  сорок  четвертого

участка,  примыкавшего к  морю.  Федор  выбежал  на  крыльцо.  Испещренная

клетками бассейнов огромная лагуна поблескивала миллионами пузырей, шипела

и стонала. От нее несло холодом.

     <Надо осмотреть этот сорок четвертый>,  -  подумал Федор.  Он  открыл

дверь,  чтобы сообщить о  своей отлучке на главный диспетчерский пункт,  и

застыл на  пороге:  экран видеофона на  пульте светился,  в  его  глубине,

занимая  все  пространство,  лежал  кристалл.  Точеный октаэдр поблескивал

треугольными плоскостями,  вспыхивал искорками цвета переспелого граната с

фиолетовым отливом. Казалось, что это никакой не кристалл, а сосуд в форме

кристалла, наполненный огненной жидкостью.

     - Хороша игрушка? - услышал он измененный динамиком голос жены. - Вот

какие подарки приносят женщинам настоящие мужчины.

     - Андрей? - догадался Федор, и сердце его упало.

     И  тут на экране появилось лицо Андрея,  сильно изменившееся за годы,

пока  он  его  не  видел,   осунувшееся  и  бледное,   как  у  большинства

космонавтов.

     - Здравствуй,  дружище!  Извини,  старина,  не  удержался.  Нашел эту

штучку в космическом мусоре и решил подарить Тоне. Ты же знаешь...

     Федор молчал,  приходя в  себя.  Ему ли не знать!  Семь лет,  сколько

женат,  тщетно  борется  он  с  ревностью,  стараясь подавить в  себе  это

недостойное  чувство,  неизвестно  с  какими  генами  доставшееся  ему  по

наследству.

     Когда-то еще в  университете у них сложился классический треугольник:

Федор Буренков -  Тоня Коновалова -  Андрей Карпинский.  Андрей был первым

щеголем на курсе, к тому же он специализировался по космической технике, и

Федор почти не  сомневался;  что  в  этом треугольнике ему  уготована роль

тупого угла. Тоня тоже увлекалась космической техникой, что еще понижало и

без того ничтожные шансы Федора. Но судьба любит играть с людьми в жмурки.

На  выпускном вечере,  когда  был  объявлен многозначительный белый вальс,

Тоня демонстративно через весь зал пошла к нему, к Федору.

     Через  месяц  играли  свадьбу.  Андрей  тогда  целый  вечер  просидел

молчаливый.  А  на другой день ушел работать в метеоритный патруль.  Ушел,

как он говорил,  чтобы только оторваться от земли, по которой ходила Тоня.

Но  так  там  и  прижился,   став,  как  он  сам  себя  называл,  небесным

дворником...

     - Ты чего молчишь? - забеспокоился Андрей.

     - Здравствуй, - угрюмо ответил Федор. - Где ты ее взял?

     - Кого?

     - Вот эту... этот кристалл.

     - Я ж говорю:  нашел в космическом мусоре.  Ты даже не представляешь,

сколько всего летает в космосе.  Иногда попадается интересное, вроде этого

кристалла. Я его в термостате привез. Чтоб сохранить космический холод.

     - Кусочек  космоса!  Прелесть!  -  воскликнула Тоня  откуда-то  из-за

экрана. - Приезжай, Федя, пока он не оттаял.

     - Да он,  похоже, никогда не оттает, - сказал Андрей. - Поразительная

теплоемкость. Три часа лежал на солнцепеке, а ничуть не согрелся.

     - Похож на гранат, - сказала Тоня.

     - У граната ромбовидные плоскости, - сердито поправил Федор.

     - Похож на гранат, - упрямо повторила Тоня. - А форма алмаза.

     - Загадочный кристалл, - сказал Андрей. - Вроде неземной, а был почти

на круговой орбите...

     Федор вдруг вспомнил, что Андрей три часа как приехал, и заметался по

комнате,  словно заяц,  почувствовавший на спине когти совы.  <Три часа, а

мне сообщили только теперь?!>

     - Федя,  ну как тебе не стыдно!  -  услышал он голос жены. Она всегда

понимала его,  хотя  и  не  торопилась утешать:  ей  почему-то  доставляли

удовольствие его мытарства. - Приезжай скорей.

     - Я не могу,  - сказал он, заставив себя успокоиться. - Надо бассейны

осмотреть.

     - Андрей вечером улетает.

     - Не могу.

     - Я сам к тебе приеду. Можно? - спросил Андрей.

     - Не боишься нашей липучки?

     - Я же космонавт.

     - В  космос все хотят,  а  к  липучке никто не  рвется.  Брезгуют или

боятся. А чаще потому и боятся, что брезгуют.

     - Про  твою  липучку каких только ужасов не  рассказывают.  Будто она

может сожрать человека быстрее мифического межзвездного вампира.

     - Не знаю. У нас с техникой безопасности все в порядке.

     - Но ведь дыма без огня не бывает.

     - Раза два или три чайки попадали.

     - Ну и...

     - Растворялись через минуту.

     - Вот видишь!

     - Боишься?

     - Нет, я приеду...

     Федор посидел перед погасшим экраном,  стараясь разобраться в  новых,

нахлынувших на него мыслях.  То, что сообщил Андрей, никак не укладывалось

в голове.  Это было просто невозможно,  чтобы кристалл не нагревался, лежа

на солнцепеке.  Или он обладает немыслимым свойством полностью отбрасывать

солнечные лучи, или, что еще более немыслимо, поглощать. <Теплоемкость>, -

сказал Андрей.  Но ведь это не что иное, как аккумулирование, накапливание

энергии. То самое, над чем он, Федор Буренков, работает столько лет..

     Энергия!  Энергетическая проблема,  вот уже двести лет сохраняющая за

собой не слишком почетный титул проблемы номер один всей физики!..

     Федору казалось, что люди, жившие до двадцатого века, были совершенно

счастливы. Потому что не знали этой проблемы, не оглядываясь, рубили леса,

не задумываясь,  качали нефть,  не останавливаясь,  гребли уголь.  Будущее

многим,  наверное,  представлялось  безоблачным.  Новые  машины  позволяли

добыть больше горючего,  а там проектировались еще новейшие машины. Кривая

обогащения безостановочно ползла вверх и не приходилось беспокоиться,  что

она начнет падать.

     Она  так  и  не  начала падать.  Она  просто оборвалась.  К  счастью,

общественное мнение уже было подготовлено к переменам,  а в мире произошли

социальные  изменения,  позволившие  предотвратить катастрофу.  Но  еще  и

теперь Федору становилось жутко от мысли,  что могло случиться, если бы ко

времени  Большого экономического кризиса  природные богатства оставались в

руках эгоистичных собственников.

     Гордые   люди   рвались   на    штурм   энергетической   проблемы   с

прямолинейностью <царей природы>.  Энергия? Да она ж вокруг!.. Но насытить

рассеянной энергией  промышленные узлы  оказалось труднее,  чем  накормить

слона   комарами.   Достаточную  плотность  энергии  не   могли  дать   ни

гелиоустановки,  ни геотермальные,  ветровые,  приливные и прочие станции.

Использование термоядерных установок,  как ни  странно,  уперлось в  ту же

невозможность получить  нужную  плотность в  плазменном шнуре.  Одно  было

упование -  на атом.  Но этот путь создал острейшую проблему радиоактивных

отходов.

     Тогда-то  ученые  и  попытались скопировать природу.  Начались поиски

сверхактивных  микроорганизмов,   которые   процесс  накопления  органики,

занявший  в   естественных  месторождениях  миллионы  лет,   свели  бы  до

нескольких месяцев.

     <Выращивать нефть?!>  -  потешались скептики.  Но работы шли.  И  вот

появилась липучка...

     - Куча  взбесившихся микробов!  Бр-р!..  Человек достиг совершенства,

создавая искусственную природу, а не приспосабливаясь...

     Так  говорила Тоня,  когда Федор особенно долго задерживался у  своих

бассейнов.  И  каждый раз брезгливо принюхивалась.  Он  не спорил,  только

недоумевал:  можно ли аморфным понятием <нравится - не нравится> оценивать

такое важное дело?!

     В  открытую дверь донесся шум двигателей,  и  Федор вышел на крыльцо,

точно  зная,  что  это  спешит  педантичный Андрей.  Солнце  опускалось  к

горизонту,  море  светилось так,  словно  в  его  глубинах  горели  тысячи

прожекторов. Косые лучи феерически вспыхивали на миллионах пузырей кипящей

липучки,  отчего  вся  лагуна  казалась  таинственным  многоцветным  миром

неведомой планеты из фантастического фильма.

     Катер на воздушной подушке вынырнул со стороны солнца. Высоко задирая

нос,  он  лихо пронесся над берегом и  плюхнулся в  пяти шагах от  Федора,

взметнув сухую пыль.

     И  тут  Федор снова услышал зудящий звук на  пульте и,  оглянувшись в

раскрытую  дверь,   увидел,  как  налившаяся  кроваво  звездочка  импульса

поползла по шкале,  указывая недопустимые напряжения в дамбе того же сорок

четвертого бассейна.  Только  кинув  взгляд на  прибор,  Федор  метнулся к

катеру, вскочил в него и, даже не поздоровавшись с Андреем, рванул рычаги.

Машина дернулась,  развернулась на месте и, скатившись с обрыва, понеслась

вдоль кромки воды.

     Летевшая мимо береговая отмель упиралась в крутой склон,  над кромкой

которого   виднелись  сетки   заграждений.   Раздутый   воздухом   длинный

пластиковый подол катера хлопал по  выступавшим из воды камням.  За кормой

стеной вставала водяная пыль, и в ней висела сочная близкая радуга.

     - Что случилось? - крикнула Тоня.

     - Счас... погоди... - односложно ответил Федор, всматриваясь в берег.

     Не  больше двух минут продолжалась эта гонка,  во время которой,  как

про  себя  отметил  педантичный  Андрей,   катер  проскочил  почти  восемь

километров.  Потом Федор еще немного провел машину над отмелью, поднял ее,

резко  опустил на  самую  кромку обрыва и  выскочил,  побежал по  белесому

стеклобетону дороги, идущей по дамбе.

     - Оставайтесь там! Не подходите! - крикнул он на бегу.

     Остановившись возле приборной коробки, Федор откинул крышку, осмотрел

высокие пики  диаграмм на  лентах самописцев.  Затем  связался по  радио с

диспетчерской,  вызвал дежурную группу контролеров-исследователей.  И лишь

после этого спокойно пошел обратно к оставленному у обрыва катеру.

     Андрей стоял возле заградительной сетки,  с любопытством смотрел, как

вспухали радужные пузыри  и  лопались с  глухим  стоном,  обдавая холодным

ветром.

     - Вот она какая,  твоя липучка!  - восторженно сказал он, когда Федор

подошел к нему. - Она в самом деле липкая?

     - Можно потрогать. Разумеется, там, где она пассивная.

     - Это где же?

     - В  лаборатории.  В  бассейнах мы  вводим  подкормку-катализатор,  и

агрессивность микробов возрастает тысячекратно.

     - Это   что  же,   обычные  микробы?   -   В   его  голосе  слышалось

разочарование.

     - Не совсем обычные. Даже совсем необычные. Это специально выведенные

штаммы.

     - Зачем же их сделали агрессивными?

     - Они просто активны,  и это их главное достоинство.  Микробы липучки

размножаются и растут в миллионы раз стремительнее любых других. Для роста

нужна энергия,  и они берут ее от солнца, утилизируя почти всю. И столь же

быстро  погибают,  оседая  на  дне  бассейнов  коричнево-фиолетовой жижей,

похожей на мазут не только по цвету, но и по калорийности.

     - А зимой?

     - Зимой мы выбираем концентрат,  отправляем в специальные  реакторные

установки  и  получаем ту энергию,  которую липучка накопила за лето.  Она

лишь посредник. Посчитай: в солнечные дни каждый квадратный метр бассейнов

концентрирует  до  десяти  киловатт-часов  в  пересчете на электроэнергию.

Общая  площадь  этих  <плантаций  искусственного  горючего>   -   тридцать

квадратных  километров.  Наша годовая энергетическая выработка - почти сто

миллиардов киловатт-часов.

     - Прилично!

     - Прилично, - удовлетворенно подтвердил Федор.

     - А эта ваша... <зверюга> не вырвется из-под контроля?

     - Не  вырвется.  К  тому же  без  подкормки-катализатора она  обычный

микроорганизм.

     - А  если она  научится обходиться без  вашего катализатора?  А  если

вырвется в моря, выползет на сушу?!

     - О чем это вы?  - спросила Тоня, неожиданно подойдя сзади, и оба они

вздрогнули.

     - Андрею липучка не нравится...

     - Ужас!  -  тотчас  откликнулась Тоня.  -  Кошмар из  фантастического

романа.

     - Древнее  предубеждение!   -   рассердился  Федор.  -  Во  все  века

ассенизаторов презирали, а обходиться без них не могли.

     - При чем тут ассенизаторы?

     - При том, милый! - многозначительно сказала Тоня, искоса взглянув на

Федора.

     - При том, - сердито подтвердил он. - Вот это что, по-твоему? - Федор

потер ногой выпуклость,  протянувшуюся вдоль сетки.  - Это канализационная

труба.  Липучка пожирает все, что имеет отношение к органике. И превращает

в массу, способную гореть. К тому же в процессе жизнедеятельности выделяет

большое количество кислорода. Чувствуешь, как дышится?

     - Действительно!  -  Андрей,  кажется, только теперь пересилил себя и

вздохнул полной грудью. И задышал, удовлетворенно улыбаясь.

     - Ребята!  -  взмолилась Тоня.  -  Плюньте вы на эту противную слизь.

Давайте лучше подарок посмотрим.  Я  этот  кристалл с  собой захватила.  В

термостате.

     Улыбаясь,  они  повернулись к  ней,  наклонились над  белой массивной

коробкой термостата. И тут услышали глухой утробный вздох и почувствовали,

как дрогнула земля под ногами.

     Какое-то  время Федор с  ужасом смотрел,  как обламывался стеклобетон

дамбы,  ошметками  проваливался  в  черную  разверзшуюся яму,  из  которой

выпирали,  лезли друг  на  друга тугие пузыри.  Потом кинулся к  приборной

коробке, закричал так, словно его могли не услышать:

     - Прорыв на  сорок четвертом!  Поднять все  аварийные машины!  Все до

одной!..

     И снова подбежал к краю провалившейся дороги. Фиолетовая жижа тяжелым

валом шла через проран,  сползала к морю и растекалась тонкой пленкой,  не

добежав до воды.  Липучка в бассейне и в проране вела себя как-то странно:

огромными парусами вспухали радужные пузыри,  лопались с надрывным стоном,

обдавая лицо ледяным дыханием.

     Проран все  расширялся,  словно липучка съедала саму  землю.  Федор с

отчаянием посмотрел вдоль берега,  откуда должна была появиться эскадрилья

аварийных вертолетов,  но  небо было чистым,  густело вечерней синевой.  И

тогда он решился.  Разбежавшись,  прыгнул через пузыри к катеру, стоявшему

по  ту  сторону  провала.  Почувствовал в  последний момент,  как  большая

пластина  стеклобетона  рухнула  от  толчка.  Уже  в  воздухе  догнал  его

отчаянный крик:

     - Фе-едя-а!..

     И  обожгла мгновенная тоска.  Он  упал на живот,  проехал по инерции.

Вскочив,  бросился  к  катеру,  поднял  его  над  прораном  и...  выключил

двигатели.

     - Федя-а! - В голосе жены был никогда не слышанный им ужас.

     Катер  рухнул в  фиолетовую жижу,  резко накренившись,  стал  тонуть.

Федора обожгло холодом близкой липучки,  но  он  успел  выскочить на  край

прорана.  И  все  же  липучка  облепила его  ногу,  потянула назад.  Ногти

скользили по гладкому стеклобетону.  Федор чувствовал, что еще мгновение и

он сползет в густое хищное месиво.  И тогда все.  Утонет, как в трясине, и

уже через несколько минут от него не останется ничего.

     Он  почувствовал,  что его схватили за  руку.  Метнул взгляд,  увидел

Андрея, напружинившегося, упершегося обеими ногами в серый стеклобетон.

     - Держись! - твердил Андрей. - Держись! - Но видно было, что и у него

не хватает сил перебороть липучку.

     Стараясь не суетиться, Федор опустил другую, свободную, ногу, нащупал

застежку  ботинка  и  сорвал  ее.  Ботинок  соскочил,  липучка,  плотоядно

чмокнув, сразу опала.

     Вскочив на ноги, Федор кинулся к обрыву. Липучка уже не шла валом, а,

загороженная катером,  только сочилась.  Он  оглядел горизонт и  снова  не

увидел вертолетов.  Ему казалось, что прошло слишком много времени. В этот

миг  он  не  осознавал,   что  даже  время,  неизменное  время,  в  разных

обстоятельствах для разных людей может идти по-разному.

     Поток липучки снова начал увеличиваться,  и Федор заметался глазами -

чем еще можно его остановить? И тут увидел Тоню. Она опасливо приближалась

к прорану, неся термостат на отставленной руке, словно ведро, полное воды.

У края Тоня открыла крышку и,  наклонив термостат,  <выплеснула> в липучку

поблескивающий кристалл.

     - У  него  же  космический  холод.   Может,   заморозит  немного?   -

оглянувшись на Федора, виновато спросила Тоня.

     По  липучке  прошла  судорога.  В  том  месте,  куда  упал  кристалл,

образовалось белое  пятно,  которое все  расширялось.  Пузыри  вокруг него

вздымались лениво и  словно обесцвечивались.  Липучка вела себя точно так,

как  обычно  в  конце  периода  созревания,   когда  ее  лишали  подкормки

катализатором.

     <Почему бы это?  -  недоумевал Федор,  сразу позабывший о  только что

пережитом.   -  Кристалл  убивает  микроорганизмы?  Или,  может,  ускоряет

созревание?..>

     С  моря  донесся  гул:  вдоль  берега  над  самой  водой  шли  восемь

вертолетов с  подвешенными снизу  большими  черными  грушами.  В  них  был

быстротвердеющий стеклобетон.

     Через  полчаса дамба была  восстановлена,  обвисшая сетка заграждения

поставлена на место, а вырвавшаяся на отмель липучка полита нейтрализующим

раствором,  ослаблена.  Сразу налетели чайки,  торопливо принялись клевать

зыбкую массу,  словно мстя за страх перед ее хищным нравом,  словно боясь,

что она снова оживет...

     Возвращаясь на одном из вертолетов,  Федор смотрел на чаек, на быстро

темневшее море,  на растекавшееся по горизонту закатное солнце и все думал

о  кристалле,  похороненном  в  глубине  дамбы.  Его не беспокоила причина

прорыва,  хотя  в  этом  и  таилось  что-то  грозное,  -   этим   займутся

микробиологи и выяснят все. Он думал о том, почему не нагревался кристалл.

И находил только одно объяснение. Потому что поглощал всю падавшую на него

энергию.  Значит,  там,  на орбите, он тоже поглощал? Сколько времени? Год

или тысячу лет?  Значит,  в дамбе лежит настоящая бомба,  мощность которой

невозможно  представить.  И  значит,  надо  кристалл немедленно доставать,

отправлять на  орбиту  или  еще  дальше.  И  там  исследовать.  Непременно

исследовать.  Потому что кристалл, как и липучка, тоже накопитель энергии,

только  неизвестный,  более  совершенный.  Если  все  так,  то  в  нем,  в

кристалле, решение главной земной проблемы...

     Федор представил на  месте <противной> липучки по всей лагуне россыпь

красивейших  кристаллов  и   покосился  на  жену,   сидевшую  у  соседнего

иллюминатора. Как она встречала бы его, возвращавшегося с работы?

     Словно почувствовав,  что он думает о  ней,  Тоня улыбнулась и  вдруг

прильнула к нему.

     - Милый ты мой!

     Он  погладил ее по спине и  отстранил,  сам удивляясь спокойствию,  с

каким принял ласку.

     - Андрей,  -  сказал он задумчиво,  - ты говорил, что кристалл был на

орбите. Полетай-ка там еще.

     - Ты думаешь?!

     - Да, да, поищи, пожалуйста.

     - Спасибо, не надо, - сказала Тоня, по-своему поняв его слова.

     - Похоже, это топливный элемент.

     - Что?!

     - Если один потеряли, то почему не могли потерять другой?

     - Потеряли? Кто потерял?

     - На  Земле  таких нет,  стало быть...  Забудь о  своем мусоре,  ищи.

Найдется же хоть еще одно такое...  <жемчужное зерно>.  Может быть,  в нем

все наше будущее... Не мое и твое, а все наше.

     Тоня смотрела на мужа с любопытством и страхом. Он привлек ее к себе,

обнял.  Он не стал говорить, что сегодня же сядет писать докладную записку

с просьбой разрешить уничтожить липучку во всем сорок четвертом бассейне и

снова разрушить дамбу.  Надо искать кристалл.  В свое время Тоня узнает об

этом.  А пока пусть хоть немного почувствует себя героем. Пусть погордится

своей находчивостью и щедростью...

__________________________________________________________________________

     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 31/08/2000