Владимир Алексеевич РЫБИН

                          МОЙ СОСЕД - <ДИЛЕТАНТ>

                                 Рассказ

     Он  всегда  был  чудаком,  мой  сосед  Серега.  А  тут  решил  купить

<Москвича>.

     - Зачем тебе <Москвич>? - говорю. - До работы рукой подать.

     - Да так, в моторе хочу покопаться.

     Как вам это нравится?  Для этого и  денег-то  не надо тратить:  иди в

автоклуб,  копайся сколько хочешь. А ему подавай персональный мотор, чтобы

в своем сарае стоял.

     Купил он и впрямь рухлядь.  <Москвич> был того древнего образца,  что

походил не на автомобиль,  а  на коробку с колесами.  Хозяин его до самого

конца не дышал,  все ждал,  что его прогонят с  этой кучей металлолома.  А

когда получил деньги, сразу исчез. Боялся, что покупатель передумает.

     Помог я Сереге вкатить покупку в сарай и полез с сочувствиями:

     - Далеко ль собрался на этой колымаге?

     Есть в нас такая привычка:  все-то нам хочется чужие поступки на себя

примерить.

     - Мне эта машина нужна не как средство передвижения, - сказал Сергей.

     - Вот  те  на!   А  для  чего  тогда  колеса  существуют?  Может,  ты

коллекционером заделался?  Тогда авто не  для  нас,  работяг.  Без  штанов

останешься. Ты уж лучше берись за марки - дешевле обойдется.

     - Да нет, - говорит, - я тут одно изобретение изобретаю.

     - К авто?

     - Ну...

     В общем,  надоел я ему.  Но у Сергея терпение -  позавидуешь. Больше,

чем  у  продавщицы в  пивном киоске.  Та  целый день такое в  своем окошке

слушает, что, доведись до меня, давно бы озверел. А той все словечки как с

гуся вода. Вот и Сергей - приставай не приставай, все равно не нахмурится.

Словно уши выключает. Слушает, а думает о своем. Я как-то для эксперимента

таз уронил в коридоре. Грохот был!.. Собака за забором заикаться начала. А

Сергей хоть бы ухом повел. И на этот раз он нисколько не разозлился на мои

приставания, сказал спокойно:

     - Пантелеич,  я знаю, ты можешь быть гениальным учеником, но я плохой

учитель.  Все равно всего тебе не втолкую.  Но ты великий слесарь.  Помоги

мне, пожалуйста, сделать одну штуковину...

     Вот так всегда:  вроде уест и  вроде похвалит.  Стоишь и  не  знаешь,

дуться или улыбаться.

     Я  на Серегу никогда не обижался.  Чутьем чуял в нем человека,  каких

поискать,  и мастера,  каких даже искать не надо -  все равно не найти. Он

раз показал мне пустую поллитровку - <грешок молодости>, как он выразился,

а  в  ней целый завод работает:  станки крутятся,  конвейеры ползут,  люди

бегают.  И неизвестно,  что за сила их двигает.  Я сначала подумал, что он

туда батарейку засунул, а оказалось - ничего. Оказалось, что все заводится

уже тем,  что кто-то берет в руки эту <заводную поллитровку> да крутит ее,

рассматривая.

     Домик у нас двухэтажный -  внизу я живу, вверху он. И слава богу, что

больше соседей нет,  а то бы наговорили всякого. Так вот, слышимость у нас

через потолок сами  знаете какая,  и  я  всю  Серегину автоматику узнаю по

звуку.  И как двери у него сами собой открываются,  и как кровать по утрам

переворачивается,  превращается в стол...  Великий чудак мой сосед, редкий

умник.  А не заносится.  Чуть посложней работа,  стучится ко мне:  <Давай,

Пантелеич, выручай>.

     Делал я  ему всякие штуки замысловатые.  А  тут гляжу на  чертеж и  в

глазах рябь.

     - Что это? - спрашиваю. - Как тут разобраться?

     - А я и сам с трудом разбираюсь.  Вот тебе другие чертежики. Выполняй

их по очереди и все сообразишь.

     Леший знает, что это была за штуковина и зачем. Все вместе размером в

небольшой чемодан.  Снаружи  она  и  впрямь  походила на  чемодан,  только

тяжелый,  железный.  А  внутри,  если открыть,  черт ногу сломит:  секции,

отделеньица, камеры всякие. На год работы.

     - Этот  чемоданчик,   если  кому  заказать,   обойдется  не   дешевле

автомобиля.

     - Конечно,  Пантелеич, не поскуплюсь. Я ведь понимаю: не всякий такое

сумеет. Только, сам знаешь, денег у меня кот наплакал...

     Тут я рассердился.

     - Денег нет, а машину покупаешь?

     - Так это,  -  говорит, - к машине чемодан. Без него мне и автомобиль

не нужен.

     - Вроде мотора, что ли?

     - Вот, вот, вроде этого, только поважней.

     Попробуйте догадайтесь,  что в машине важней мотора? Разве колеса? Ну

да если Сергей говорит, значит, есть что и поважней. А нет, так приделает.

Это уж я точно знаю.

     Прошло две недели. Каждый день я после работы в слесарке оставался. И

по выходным в своей сараюшке копался,  все железный чемодан делал.  Совсем

измучился.  Хоть бы  знать,  что к  чему.  А  то ведь нет хуже неизвестное

делать. Так бывает: приносят в цех заказ, а зачем и для чего - не говорят.

И никакого тебе удовольствия. Ну там, может быть, государственные секреты,

а тут родной сосед - и те же муки?!

     Не выдержал,  пошел стучаться в  Серегин сарай.  Вышел он,  шатается.

Глаза красные, словно вчера на свадьбе гулял.

     - Ты, - спрашиваю, - по ночам-то спишь?

     - А ты бы спал на моем месте?

     - На твоем месте я бы пешком на работу ходил.

     - А у меня отпуск.

     - Ты  что  же,  отпуск в  сарае проводишь?  Взаперти?  Если уж  такой

чокнутый,  -  говорю,  -  так хоть бы на дворе в машине-то копался. Все на

свету. А лучше ехал бы ты, раз в отпуске, куда-нибудь отдыхать.

     Вот тогда он и раскрылся.

     - Пантелеич, - спрашивает, - тебе можно тайны доверять?

     Я  даже обиделся.  А  кто бы  не обиделся?  Разве есть такой человек,

который признался бы, что ему нельзя доверять?

     - Мне  и  в  самом деле нужно уехать ненадолго.  Можешь мою  квартиру

посторожить?

     - Чего ее сторожить?

     - Так,  на  всякий случай.  Ты,  главное,  слушай,  что  там  у  меня

происходить будет. Если услышишь какой звук, сразу мне телеграмму. Понял?

     - Чего тут не понять.

     - Это все для науки. Наука она знаешь какая капризная?..

     Так я и забыл расспросить о чемодане.  А на другой день он уехал, и я

стал сторожить его замки.

     Три дня прошло тихо-мирно.  А  потом глянул я  на счетчик у Серегиной

квартиры и ахнул: крутится как бешеный. <Что, - думаю, - за оказия? Может,

свет  забыл погасить?  Поглядел на  окна  -  темны.  Дал  телеграмму,  как

условились:  так,  мол,  и  так,  дорого тебе  отпуск обойдется.  Назавтра

получаю ответ: <Пусть крутится, как-нибудь расплачусь>.

     Снова стал сторожить.  По утрам и вечерам,  а то и среди ночи,  когда

вставал,   поднимался  на   второй   этаж,   прикладывал  ухо   к   двери,

прислушивался.  Я  уже  ко  всему был приучен и,  пожалуй,  не  слишком бы

удивился, если бы у него дома стулья вдруг сами собой заплясали. А услышал

свист.  Тихий такой,  но  до  того пронзительный,  что  прямо не  по  себе

становилось.  Будто далеко-далеко визжит кто-то на самой невозможной ноте.

Снова отстучал телеграмму.  И получил ответ:  <Спасибо,  Пантелеич.  Пусть

свистит. Сторожи дальше>.

     И  вот как-то ночью разбудил меня стук наверху -  вроде упало что-то.

Вскочил я,  затаил дыхание,  прислушался.  И  тут ка-ак  ударит,  ведь дом

ходуном заходил. Постучал я щеткой в потолок, когда все затихло:

     - Серега, ты, что ли?

     Молчание.  Бывает же так:  тихо,  а чувствуешь - тревожно. Выглянул в

окно -  светает.  Во дворе дорожки поблескивают:  видно,  дождь прошел.  У

сарая коты обнюхиваются. Береза космы развесила, не шелохнется.

     Выбежал я во двор,  глянул на Серегины окна - темны, как вчера. Решил

уж досыпать идти, да на лестнице глянул на счетчик, а он стоит.

     Описал в телеграмме все,  что видел и слышал, полтора рубля заплатил.

В тот же день Сергей и примчался,  на такси прикатил. Не входя в квартиру,

стал расспрашивать,  что да как.  Выслушал, походил по двору, а потом взял

кирпичину да ка-ак запустит в собственное окно.

     - Что ты, - говорю, - ошалел?

     - Может быть, Пантелеич, может, и ошалел. А может, иначе нельзя.

     Отомкнули мы  его замки,  принюхались -  гарью пахнет.  А  посередине

комнаты кошка лежит скрюченная,  обгорелая. Сергей сразу кинулся куда-то в

угол.  А там темное пятно в полстены, обои обуглились. Под ними на толстом

фарфоровом набалдашнике стояла у  стены  черная искореженная коробка.  Две

таких  же  целых  стояли  рядом.  Эти  были  прикрыты стеклянными круглыми

аквариумами и  оплетены проволокой.  Хотел я  расспросить обо всем,  а тут

милиционер наш участковый входит.

     - Говорят,  ночью взрыв был?  Что происходит?  -  И пошел по комнате.

Пятно на стене потрогал, а потом к Сереге подступился.

     - Кто стекло разбил?

     - Я, по неосторожности.

     - Откуда пятно на стене?

     - От аккумулятора. Стоял тут, хлеба не просил, а кошка как-то залезла

в комнату, замкнула контакты, и получилось короткое замыкание.

     - Сколько работаю, не слышал, чтобы аккумуляторы взрывались.

     Поморщился Серега, однако стал объяснять:

     - Видите ли,  это не такой аккумулятор,  как в автомобиле.  Это вроде

конденсатора, только со свойствами аккумулятора. И гораздо мощнее.

     - Изобретение, что ли?

     - Вроде этого.

     - А где вы работаете? Пожалте документик.

     Посмотрел, покачал головой.

     - Что  это  вы,  гражданин  изобретатель,  секретные изобретения дома

держите?

     - Оно не секретное.

     - Нет, так будет. Я в этом деле тоже кое-что кумекаю.

     - Не будет. Не верят мне.

     - Любому шоферу дай аккумулятор понадежней - обрадуется.

     - Дело не в аккумуляторе.

     - В чем же?

     - В гравитонции.

     - Кто такая?

     - Это такое вещество. Аккумулирует гравитацию.

     - Земное притяжение, что ли?

     - Не только земное. Вообще гравитацию.

     - А зачем она, то есть оно, вам? Для какой, так сказать, надобности?

     Такой,  понимаете,  попался любитель науки.  Сначала Серега  неохотно

объяснял,  а потом разошелся. Выволок из-за шкафа черную доску, такую, как

в школе, только поменьше, и пошел сыпать формулами. Даже я, уж на что знаю

Серегу -  все-таки сосед,  - и то рот разинул. А участковый через четверть

часа дремать начал.

     Очнулся другим человеком -  ласковым,  вежливым.  Руки  нам  пожал  и

откланялся.

     Посидели мы с Серегой, помолчали. Чекушку с расстройства раскупорили.

Я принес. Ибо у Сереги никогда запаса не было.

     - Спасибо тебе, - сказал он. - Здорово ты меня выручил.

     - Ты бы,  -  говорю,  -  друг Серега,  хоть бы рассказал мне про свои

дела. А то по незнанию и сболтну чего лишнего.

     - Так я только что все рассказал,  -  удивился он. - Вон и формулы на

доске.

     Теперь удивился я.  Ну и язык у этих ученых!  Говорят как на духу,  а

поди пойми.

     - Ты, - говорю, - давай по-человечески рассказывай.

     Тут он и выложил все как есть.

     - Понимаешь,  Пантелеич,  нашел я вещество,  которое при определенных

условиях аккумулирует гравитацию...

     - Где нашел-то?

     - Открыл,  значит.  Представь себе килограммовую гирьку.  Как  ее  ни

клади,  хоть прямо,  хоть на  бок,  она все равно килограмм весит.  А  мой

гравитонций может менять свой вес:  то тебе полкило в той гирьке, то сразу

два...

     - Вот, - говорю, - торгаши обрадуются.

     Он даже не усмехнулся.

     - ...Я  и  подумал:  если вес  может меняться в  большую или  меньшую

сторону, то почему бы ему не меняться в отрицательную?

     - То есть чтобы его совсем не было?

     - Вот-вот. Бросаешь такую гирьку на пол, а она падает на потолок.

     - Нет, - говорю, - за такие гирьки тебя не похвалят.

     - Не в гирьках дело. Это же открытие!

     - А если открытие, чего ж ты мне голову морочишь? Беги в эту контору,

которая открытиями занимается. А то кто-нибудь другой откроет твои гирьки.

     Вздохнул мой Серега.

     - Разве ж,  -  говорит,  -  не бегал. Все как есть описывал. А они не

верят, дилетантом обзывают. Не может, говорят, быть такого.

     - А ты им гирьку покажи.

     - Показывал.  Не гирьку,  конечно.  Гирька -  это так,  для образного

выражения. Опыт я им показывал.

     - Ну и что?

     - Ахают,  а  не верят.  Тут,  говорят,  надо разобраться.  Нет такого

закона природы.  А на нет и суда нет... Ну представь, придешь ты завтра на

работу и начнешь рассказывать, что дома по потолку ходил. Поверят?

     - Спьяну, скажут.

     - Вот именно.  Теперь мы запросто в  самолетах летаем.  А  лет триста

назад изобретателя самолета сожгли бы  на  костре.  Хотя птицы в  то время

тоже летали и  всем было ясно,  что полет в принципе возможен.  Понимаешь,

Пантелеич,  ведь природа от нас ничего не таит. У нее все на виду. А видим

мы не все,  потому что мало зрения,  нужно еще и  понимание.  А  понимание

зависит от  осознанного жизненного опыта,  от  знаний.  Брось  самую умную

обезьяну в ванну -  думаешь,  она откроет закон Архимеда? Да если ей его и

растолковать,  все равно не поймет.  Потому что всему свое время и  винить

тут некого.  У людей ведь тоже случается подобное.  В семнадцатом веке жил

во  Франции ученый Дени  Папен.  Уважаемый был  человек,  профессор,  член

королевской академии.  Изобрел он  паровоз и  подводную лодку.  И  остался

непонятым. Через сто с лишним лет все это пришлось снова изобретать.

     - И ты сто лет собираешься ждать?

     - Ну уж нет! Я постараюсь доказать свое. И очень скоро...

     Заморочил мне голову Серега.

     - Ну хорошо, а зачем окно разбил?

     - На  всякий случай.  Прежде у  меня  при  разрядке глаза пощипывало.

Вдруг газ какой образуется? Дело-то новое...

     Видели вы  таких чудиков,  чтобы на  всякий случай окна в  своем доме

вышибали?  Ну  да  не  мое это дело.  Мое дело железный чемодан мастерить.

Намучился я  с  ним.  Да  еще и  Серега на  нервы действовал,  каждый день

спрашивал. Я уж порой не выдерживал, отшивал:

     - Сам изобрел, сам и терпи. Заказал бы чего попроще, ключ там или еще

что, сразу бы и получил.

     Но все же я чемодан сделал.  Сам удивился.  Такой хороший вышел,  что

прямо хоть себе оставляй.  Ну и Сергей,  понятно, обрадовался. Целый вечер

гладил его как дитю малую.

     - Теперь, - говорит, - ты мне, Пантелеич, поролону достань. Того, что

ковриками продается. Штук сто ковриков нужно.

     - Господи, зачем тебе столько?

     - Для безопасности. Вообще-то больше надо, но на большее у меня денег

нет, больно уж они дорогие...

     Сколько раз я ругался в одиночку. Вот сосед попался! Был бы свой брат

- работяга,   все  было  бы  просто  и  ясно.  Сегодня  телевизор,  завтра

телевизор,  а послезавтра опять же домино. Досуг как досуг. А тут бегай по

магазинам после работы,  ищи эти проклятые коврики, которых нигде нету. Но

погляжу,  как Сергей радуется,  и  отойдет от  сердца:  нет,  не  надо мне

другого соседа...

     Однажды,  в воскресенье дело было,  зовет меня Серега.  Посадил перед

собой чин чинарем, как на приеме в райисполкоме, и сказал:

     - Ну,  - сказал, - кончаются, Пантелеич, наши с тобой мучения. Поедем

гравитонций испытывать.

     - А испытания не муки разве?

     - Радость!  -  закричал он.  - Конечно, радость! Сколько я ждал этого

часа!

     - А если не испытается?

     - Такого не бывает. Какой бы ни был результат, все равно интересно. И

потом чего ты каркаешь заранее?

     Ну я  и  умолк.  Сели мы на его <Москвича>,  покатили за город.  А  в

машине, надо сказать, было не повернуться, столько всего навалено.

     Приехали мы  к  старой мельнице.  Есть у  нас такая за  городом.  Бог

знает,  зачем ее строили,  да недостроили.  Оставили этакое местечко, где,

если старух послушать, нечисто.

     Ну и мы,  значит,  туда же. Остановились у стенки, метрах в десяти от

нее, спустили из бака весь бензин в канистру, отнесли подальше.

     - Когда я тебе махну рукой,  - говорит Серега, - кидай в машину камни

да посильнее.

     - Что ты, - говорю, - очумел? Ведь я и попасть могу.

     - Не  попадешь.   -  Улыбается,  а  сам  бледный  такой,  прямо  весь

разволновался.

     Что мне было делать?  Набрал щебенки,  жду.  Гляжу, и глазам не верю:

машина-то  вроде расти начала.  Кричу Сергею об этом видении -  не слышит.

Чудно как-то:  кругом тишина, и мотор не работает, а он не слышит. Хотел я

подойти к нему поближе и чувствую -  не получается.  Будто кто за подтяжки

уцепил  и  тянет  назад.  Словно ветер  навстречу ураганный.  Только ветра

никакого нет - тишь сплошная, а ноги назад едут, как по льду. Гляжу - пыль

и камни ползут по земле прочь от машины.  А она уж совсем выросла. То есть

не сама она,  а какая-то ее видимость.  Машина как стояла,  так и стоит, а

вокруг словно пузырь какой в  форме машины.  И Серега в этом пузыре растет

вместе.  Хотя вижу -  тот, что в середине, сидит себе на месте нормальный.

Прямо наваждение.  Хорошо еще,  что никого вокруг, а то мельницу совсем бы

ославили как нечистое место.

     Гляжу,  Серега из середины знак подает: кидай, мол. Бросил я камешек,

промазал.  Бросил посильней - опять мимо. Тогда уж я совсем большой камень

взял,  запустил изо  всех  сил.  А  камень  скользнул вверх  и  улетел  за

мельницу.  Ну точно как по воде рикошетом пропрыгал.  И все,  что я кидал,

летело мимо.  А один большой такой камень, который я обеими руками бросал,

отлетел назад, словно от резины. Едва я отскочить успел.

     Устал,  аж руки заболели.  Показываю Сергею:  хватит,  мол.  А он мне

рукой делает:  отойди,  дескать,  подальше. Отошел я и вижу - пузырь снова

расти начал.  Деревце было  молоденькое,  так  с  него сначала все  листья

пообрывало,  а потом и вовсе выдернуло с корнями.  <Ну,  - думаю, - силищу

Серега изобрел! Пристроить бы ее на стройку, вместо бульдозера>.

     И тут началось непонятное.  Машина, та, что настоящая, что в середине

пузыря  стояла,  начала приподниматься да  и  совсем оторвалась от  земли.

Повисела немного в  полуметре и  пошла  вверх,  словно ее  каким невидимым

домкратом тянули.

     Тут  уж  я  совсем  голову потерял.  Чувствую:  изобрел Серега что-то

совсем особенное.  Ничего не  понимаю,  а  ору как мальчишка:  виданное ли

дело, чтобы автомобили как воздушные шарики летали.

     И  вдруг вижу,  качнулась машина,  наклонилась -  и  радиатором вниз.

Словно из-под нее домкрат выбили.  И пузырь лопнул,  да так, что грохнуло,

как из пушки, и кирпичи с мельницы посыпались.

     Выволок я  Серегу из машины.  <Ну,  -  думаю,  -  голова,  ноги целы,

значит,  все в порядке>. А он без памяти лежит, неживой вроде. Сбегал я на

дорогу, поймал попутку и повез его в больницу.

     Дорогой он очнулся, заметался, как маленький.

     - Где я? Где машина?

     - Где ж ей быть, - говорю, - у мельницы. Одни колеса остались.

     - Ступай, - кричит, - сейчас же! Собери все, никому ничего не давай.

     Я, конечно, ни с места. Тогда он сам на дорогу стал кидаться. Держу я

его и слезами плачу.  Вижу ведь,  что ему глаза открыть и то больно. Начал

уговаривать:

     - Друг ты мой сердечный,  - говорю,  - изобретатель дорогой.  Ты меня

знаешь?  Так вот, лучше я руку там, у мельницы, оставлю, а последнюю гайку

домой принесу...  А машина, - говорю, - твоя - прямо ковер-самолет: метров

на десять поднялась.

     Обрадовался он как младенец.

     - Ты хорошо видел?

     - Еще бы не видеть,  когда меня чуть камнем не шибануло.  Да и синяки

твои тому доказательство.

     - Синяки к делу не пришьешь.  А ты свидетель.  Все приятней, что хоть

не один знаешь...

     В  общем,  сдал я  его в больницу и помчался к мельнице.  А там возле

разбитой машины уже милиционер на мотоцикле.  (Удивительное у них чутье на

происшествия.)  И  уже  дверцу открывает,  рулетку достает,  блокнот свой,

хочет акт составлять.  И  вроде бы даже собирается Серегину машину в  свое

ГАИ тащить. Пришлось мне всю свою дипломатию в ход пустить.

     - Дорогой,  -  говорю, - и любимый товарищ милиционер. Неужто в вашей

конторе происшествий не хватает,  что вы еще одно хотите на себя повесить?

Здесь не  трасса,  не  дорога проезжая,  скорость никто не превышал,  да и

вовсе не было никакой скорости, претензий никто не предъявляет. Неужели, -

говорю,  -  хозяину возбраняется под настроение свою колымагу в металлолом

отправить?

     А  милиционер  есть  милиционер,   ему  нужно,  чтобы  инструкции  не

пострадали.

     - А ежели, - говорит, - он пьяным был за рулем? А ежели подфарники не

горели? А ежели люфт у руля?..

     - Какой люфт?  Он  ведь  не  по  земле двигался,  а  по  воздуху,  по

вертикали.  Оттуда и  свалился,  сверху.  А воздушные дороги -  это уже не

компетенция автоинспекции.

     Вроде убедил.  Но  тут у  милиционера любопытство взыграло.  Пришлось

объяснять ему все как есть.  <А чего, - думаю, - бояться? Поверит - другом

будет, не поверит - опять же реклама не помешает>.

     Договорились на  том,  что машину мы пока отвезем в  сарай,  запрем и

опечатаем,  чтобы никто ничего в ней не тронул. До случая, если вдруг, как

выразился милиционер, откроются дополнительные обстоятельства. Что доложит

он о происшествии, как полагается, и наведается в больницу и ко мне домой.

     Все  устроилось нельзя лучше.  Вот  только с  Сергеем было плохо.  Не

знаю,  как там по-медицинскому,  а по-человечески тошно было нам обоим: не

пускали меня  к  нему  рассказать-успокоить.  Пришлось опять  использовать

дипломатию,  теперь уже с нянечкой,  что его сторожила. Нянечки, известное

дело,  народ более сговорчивый,  чем главные доктора.  Пустила она меня на

минутку.  Ну а где минутка, там и пять - это же известно. Просидел я возле

Сереги с полчаса, все рассказал в подробности.

     - Это,  -  говорил Серега,  - все из-за кошки-мерзавки. Испортила мне

один аккумулятор, вот мощности и не хватило.

     - Ничего,  -  успокоил,  -  ты  только выздоравливай.  Теперь я  твою

квартиру пуще глаза сторожить буду.

     - А что толку? Машины-то нет. И денег нет.

     - Ты,  главное,  не горюй.  Как-нибудь выкрутимся.  У меня там есть в

заначке маленько. На мотоцикл копил.

     Обрадовал его. Руку мне пожал как-то по-особенному.

     - Ты,  -  говорит,  -  Пантелеич,  если б не слесарем был, непременно

вышел бы в изобретатели. Есть в тебе этакое... самоотречение, что ли? Ведь

все новое на самоотречении замешивается и без него ничего не начинается...

     Так и  сговорились мы  с  ним.  А  когда двое сговариваются на доброе

дело,  это ж сами понимаете...  Выйдет Сергей из больницы, купим мы другую

машину и посмотрим,  какой он,  наш двор,  с высоты.  А потом отправимся в

контору,  которая изобретениями занимается,  поставим автомобиль прямо  на

крышу, и пусть тогда попробуют не поверить. Пусть только попробуют...

__________________________________________________________________________

     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 31/08/2000



Полезные ссылки:

Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)



Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я

Старая библиотека, 2009-2024. Все права защищены (с) | О проекте | Опубликовать свои стихи и прозу

Worldwide Library Network Белорусская библиотека онлайн

Новая библиотека