Роман Подольный.
Необходимая случайность
Вечер был мой, только мой. Все они собрались здесь из-за меня, ради
меня, для меня. Сколько раз я повторял это себе! Не помогало. Да, каждый
тост на банкете был за мое здоровье, или за мои успехи, или за мое перо,
или... Правда, за мой талант у них хватило деликатности не пить. А сейчас
все позабыли про меня, болтают, шутят, ухаживают - равные среди равных,
таланты среди талантов - и что им тот, кто собрал сотню людей в зале для
редакционных совещаний! Профессора и заслуженные артисты, главные инженеры
и знаменитые писатели - им было хорошо друг с другом...
Я вышел из зала на лестничную площадку.
Волосы неправдоподобно сивого цвета, усы, видные даже со спины, - наш
замглавного. С кем это он?
А замглавного говорил, вернее рассказывал:
- Рядовой литсотрудник. Даже не рядовой. Бездарнее его я у нас не знаю.
У каждого ведь есть хоть проблески... Такой банкет?.. Ну, при его связях
чего не добьешься. Представляете - пришли пять академиков. Темы? Темы он
находить умеет. Только поэтому и держим. Да и тронь его, попробуй. Сами
видите! - он ткнул локтем в сторону зала.
И вдруг я испугался, что сейчас он обернется и обнаружит, что я асе
слышал. Ведь все это было обо мне. И все была правда.
Опрометью - обратно в зал.
Ага, Ира Панченко здесь! Как я ее раньше не заметил? Первая балерина
мира! А все-таки помнит, кто ее свел с Улановой... Толя Глазков разошелся.
Читает ей стихи. Ну, кто подумает, что это ему крупнейший математик США
прислал телеграмму... Как там было? Я еще с этого начал статью в "Комсомолке"...
"Дорогой профессор Глазков! Я потратил десять лет жизни на решенную
ныне вами проблему. Я полагал, что человеческий разум слишком примитивен
для нее. Счастлив, что оказался неправ. Когда бы вы ни приехали в
Нью-Йорк..."
А в деканате в ту пору деловито решали, можно ли принять данную работу
студента третьего курса А.Глазкова в качестве зачетной - как же, ведь она
была написана не на заданную тему. Впрочем, о последнем я не писал...
Сейчас-то он действительно профессор. А когда мы только познакомились,
такой был парнишка - восьмиклассник. Помню, академик Панкратов удивлялся,
зачем я привел к нему этого мальчика...
...Что-то я пропустил. Мои гости уже несколько минут как молчали и
смотрели в дальний правый угол. Там, у высокого ящика размером со стенной
шкаф, возился директор института кибернетики. Разошлись фанерные створки,
и мы увидели за ними небольшую нишу в человеческий рост и над нею темный
экран с цифровой шкалой сбоку.
- Сюрприз! - объявил кибернетик. - Я знал, друзья, что на вечер в честь
нашего Георгия соберутся самые разнообразные, но очень талантливые люди.
Счастливый для нашего института случай - мы ведь как раз создали машину
для объективной оценки таланта. Не буду вдаваться в подробности, но
прикидочные эксперименты показали, что машина как будто справляется с
задачей. Сегодня здесь пройдет ее государственное испытание. Кто хочет
первым принять в нем участие?
Я рванулся вперед.
- Разрешите мне как юбиляру...
Давно я не видел такого растерянного лица. Кибернетик торопливо
загородил мне дорогу.
- Погодите, погодите, - пробормотал он. И тут же, оттесняя меня в
сторону, вырос рядом один из первой тройки, побывавшей на Марсе - Валя
Тройнин:
- Уж дайте мне. - И решительно занял место у аппарата.
Пока ассистенты возились с ним, сзади выстроилась целая очередь. Но мне
- пусть с шутками и комплиментами - так и не дали занять в ней места.
Это было невежливо, в конце концов. Я юбиляр, они здесь ради меня,
машина - благодаря мне... И вдруг я понял. Все эти люди, герои моих
заметок, статей и очерков, мною прославленные, мною воспетые, не считали,
что я им ровня. Для них, талантов, я был только милой посредственностью.
Но им-то я нравился. Они жалели меня. Случайность командировок сталкивала
меня с этими людьми, вводила их фамилии в репортажи и очерки. А потом
вступала в действие необходимость. Необходимость сделала авиамоделиста
конструктором ракет, победителя школьной олимпиады - академиком, повара
Мишу - вот этим самым кибернетиком, доктором наук, директором института.
Я смотрел на кибернетический агрегат, на нишу, в которой сменяли друг
друга гости, на экран, где плясала кривая.
Вот ее высшая точка остановилась против семидесяти.
- О, - сказал кибернетик, - отлично, дорогой профессор, ведь все, что
больше двадцати пяти - уже талант. Конечно, соотношения здесь условны,
но...
У академика кривая прыгнула до восьмидесяти двух, у композитора до
сорока девяти, подскочила до семидесяти шести у балерины и дошла только до
четырнадцати у писателя.
Они веселились - все, кроме писателя. Интересно, неужели я выгляжу
сейчас таким же мрачным?
- А сколько у вас? - теребила кибернетика Ира Панченко.
- Восемьдесят четыре, - краснея, ответил он.
И тогда меня прорвало. Я вытащил из-за столика стул, вышел с ним на
пустое пространство почти перед аппаратом, повернулся к гостям. Сел на
стул верхом и заговорил.
Говорил я, конечно, вежливо и нежно. Что мне оставалось?
- Ребятки, - сказал я двум "марсианам", стоявшим поблизости. - Прощенья
мне надо у вас просить. Вы были мне только предлогом, челябинские юные
космонавты. Я приехал в командировку в ваш город потому, что туда из
Одессы переехала Люба. - Мои мысли прыгали. - В Одессе-то я открыл школу,
где вообще учились одни таланты. Помню, долго пришлось в этом убеждать и
учеников и учителей. Вот академик Забелин стоит, он из этой школы как раз.
- И я тоже, и я, - отозвались голоса из разных концов зала.
- А мы? - спросил "марсианин". - Помню, мы сами удивлялись, что все
трое - из одного кружка юных космонавтов...
- Кружок-то у вас был, честно говоря, не лучше и не хуже других.
Стандарт. Писать не о чем. А надо ведь. Я и стал придумывать всякие
фокусы.
- Так уж и фокусы! Те упражнения, что вы предложили, сейчас повсюду
используются. И с приборами вы хорошо придумали...
Но я уже повернулся к Мише-кибернетику:
- Помнишь, Миша, барнаульский ресторан? Какой у вас там был мускат!
Нет, правильно я сделал, что командировку продлил. А оправдаться чем-то
надо было. Вот мне и пригодился повар-изобретатель. Как говорится, не
отходя от кассы. Помнишь, что ты там мудрил с цыплятами табака?
- Так вот в чем дело? - расхохотался Миша. - А мне после твоей статьи
Крюков из комитета по изобретениям написал. И пошло дело, завертелось. Сам
не заметил, как готовить разучился. До сих пор не успел опомниться!
Мне хотелось отомстить за свою бездарность, рассказать, какие
случайности привели сюда - через театры и лаборатории - каждого из моих
гостей. Случайности, представителем которых был я. И я вспоминал, как
Валерку, ныне художника, меня просили отвлечь от несчастной любви, как я
на пари написал статью о самом неприметном из сотрудников заготконторы -
воспользовался его любовью к шахматной композиции (мастер спорта покивал
мне головой), как...
Они слушали и смеялись. Да, все это были случайности. А за ними стояла
- строго по Гегелю - необходимость. И я замолчал. Принесли мороженое.
Общий разговор разбился. Я снова остался один. И аппарат - тоже. Все
желающие уже измерили свой талант. Даже ассистенты потерялись в толпе -
разумеется, где-то около Иры Панченко.
Секунда - и я был уже в той нише. Мягко защелкнулись контакты.
- Зачем же вы сами?! - укоризненно выкрикнул спохватившийся Миша и
замер с открытым ртом.
- Я говорил, что она сломана, - торжествующе провозгласил в наступившем
молчании писатель. - Девяносто четыре! Вы хотите, чтобы мы поверили, будто
он великий журналист? Три ха-ха!
Но кибернетик был серьезен как никогда.
- Почему же журналист? Аппарат ведь не определяет вид призвания. И
профессию тоже. Судя по всему этому, - он обвел рукой зал, - испытуемый -
великий искатель талантов.
- Тоже мне талант! - сказал я насмешливо.
Но что я чувствовал...
Полезные ссылки:
 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
 Либмонстр - читай и публикуй!
 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
| 
