Андрей Платонович Платонов

Солдат и царица

Жила-была  в старину сердитая царица. Все ей было не по нраву: и то не так
  и это не по ней.
      Вот  гуляет  однажды  царица по саду, а солдат возле будки на часах стоит.
  Увидел солдат царицу - никогда ее не видел. "Ишь ты!" - подумал и ухмыльнулся.
  Не  знал  солдат  - внове стоял при дворце, - что пред царицей ни ухмыльнуться
  нельзя, ни нахмуриться, ни умильным быть: все одно царица нравом кипела.
      Глянула царица на солдата:
      - Ты чего ухмыляешься?
      А  простой солдат чего скажет царице? Ничего он сказать не мог и невзначай
  или так, спроста, что ль, опять ухмыльнулся. Тут царица сперва и слова сказать
  не могла от злости. Потом кликнула кого надо.
      - Давать,  -  приказывает, - этому солдату по двадцать палок каждый день с
  утра.
      С тех пор с утра, как встанет, получает солдат двадцать палок.
      Били-били  солдата,  целый  год  били. Как проснется - так двадцать палок,
  хоть  в  будни, хоть в праздник. Измучился, исхудал солдат, бить его не во что
  стало.  А царица и забыла про него: пусть бьют до смерти; она теперь на других
  серчает.
      Что  тут  делать  солдату?  Не  миновать  ему смерти от палок, забьют его.
  Солдат у того, у другого спрашивает - выбирает, кто поумней считается. А умные
  ему в один ответ.
      - Терпи, - говорят. - Чего с царицей сделаешь, она сердитая.
      Солдат  выслушал  умных,  а  сам подумал: "Эх, не вам терпеть, а мне!" - и
  пошел к дураку.
      При  войске  у  них  дурак  жил,  его солдаты с кухни кормили и выношенную
  одежду давали ему донашивать.
      Солдат сказал дураку, как ему живется, а дурак и сам уж знал.
      - Э, да не поможешь ты мне! - сказал солдат. - Ведь ты дурак.
      А дурак:
      - Как  так  -  не  помогу!  А не помогу, так и зла не сделаю, ты при своем
  останешься. Дай мне копейку.
      Дал  ему солдат копейку. Повел дурак солдата на край города. Шли они, шли,
  шли, далеко ушли; кругом их бедные домишки стоят, дворцов давно нету.
    "Эх, - думает солдат, - далече мы зашли, пропала моя копейка!"
    Пришли они в бедный домишко. Жил там сапожник с женой.
    У  сапожника была жена, сходственная с царицей, как родная сестра: поставь
ее рядом с царицей, их и отличить нельзя, которая царица, которая сапожница.
    За  показ  жены  сапожник  брал  по  копейке  с  человека - с купца там, с
мастерового,  с  приказчика,  а  солдатам  и калекам показывал даром. А деньги
пропивал.
    Заплатил  дурак  копейку сапожнику, а солдат, конечно, даром прошел. Вошли
они  в  комнату и видят - на кровати женщина лежит и спит. Солдат дрогнул и во
фрунт стал: вылитая была перед ним царица.
    Дурак и говорит:
    - Вот была бы она царицей, она бы тебя палкой не била.
    Солдат согласен с дураком:
    - Не била бы. Жалко, что она сапожница: из нее бы царица хорошая вышла.
    Дурак засмеялся.
    - А выйдет, - говорит, - из нее царица!
    Солдат обнадежился:
    - А как выйдет-то?
    Дурак  захохотал  в  ответ,  а  солдат  увел  его  прочь,  а  то сапожница
проснется.
    Идут они обратно.
    Дурак спрашивает у солдата:
    - Ты где ночью на карауле стоишь?
    - Нынче во дворце, в покоях, буду стоять.
    - Вот чего, - дурак ему, - я тебе ночью сапожницу приволоку.
    - Это к чему же? А сапожник услышит?
    - Нету,   -  дурак  отвечает.  -  Сапожник  ничего  не  услышит.  Он  днем
наработается,  потом  вина  напьется  и  спит  крепко:  на  нем  кривые гвозди
выпрямляй - он не чует.
    - А к чему мне сапожница?
    - Эк  ты  какой!  А говорят - я дурак! Царица-то заснет, ты мне и давай ее
сонную,  а я тебе на руки - сонную сапожницу. Царицу я унесу к сапожнику, а ты
сапожницу в царские покои отнеси, покуда она не проснулась.
    Солдат подумал:
  "А  не  страховито  ли  будет?  При  царице  и  моргнуть нельзя, а ты ее к
  сапожнику унесешь! А вдруг проснется? Да она нам голову прочь!"
    А дурак думает иное:
  "Царица  целый день злится, с утра до вечера умается, а ночью спит-храпит,
  пузыри  изо  рта  пускает.  До  своего  времени  она  не  проснется.  А если и
  дознается, так я в дураках хожу - какой с меня спрос!"
    Солдат согласился:
    - Ишь  ты,  обдумал как! А сам дурак! Так ладно будет, пожалуй. Тащи уж по
темноте сапожницу во дворец.
    За  ночь  дурак  так  и сделал: сапожницу в царские покои принес, а царицу
отнес к сапожнику - они и не проснулись.
    А  как наступило утро, проснулся первым сапожник и толкнул жену в бок. Ему
и воды испить захотелось, и курить надо, и голова у него болит: пусть жена ему
воды подаст, трубку найдет и в утешенье что-нибудь скажет.
    Царица проснулась, открыла глаза, не поняла ничего и опять заснула.
    Сапожник ее опять в бок: ты что, дескать, иль не слышишь?
    - Подымайся, баба! - сапожник говорит. - Пора.
    Царица опять открыла глаза.
    - Чего пора? - спрашивает. - Ты кто такой?
    А сапожник ей:
    - А ты кто такая?
    Царица как закричит:
    - Ах ты негодный! Ах ты окаянный! Да ведь я царица!
    Сапожник как соскочит с кровати:
    - Ах, так ты царица?
    Схватил сапожничий ремень, шпандырь, и давай царицу пороть-охаживать:
    - Ах,  так  ты  царица?  Так  тебе и надо, царице! Ишь ты, лодырь, ишь ты,
негодница!  Только  спать  здорова. Я тебе дам - царица! Я тебе дам - как мужу
своему не угождать!
    Царица как крикнет:
    - Эй, кто там! Забить этого негодяя насмерть!
    А  никто  не  идет  -  нету  никого. Царица и думает: "Что такое? Видно, я
  померла и в ад попала - так это, верно, черт".
      Подумала  так и опять заснула: может, опять-де проснусь во дворце, в своем
  царстве, и ничего этого не будет; это мне снится. Ан нет, черт-сапожник ремень
  положил да опять кулаком ее в бок:
      - Баба, чего не встаешь?
      - Отвяжись от меня, я царица!
      - Как так - ты опять царица? - говорит сапожник - и сызнова царицу хлоп да
  хлоп!  Недобрый был человек. - Подымайся, тебе говорят! Картошку вари, самовар
  ставь, комнату убирай, портки мне заштопай. Ишь ты, притворщица!
      Оробела  царица  -  опять  ее этот черт бить да хлопать будет. А больно ей
  ведь  -  ей  больнее  всех:  до  того  она  боли-то и не знала. Поднялась она,
  приоделась в платье сапожницы и стала работать по дому.
      Однако  за  что ни возьмется, ничего у нее не выходит, из рук все валится.
  Оно  так  и  быть  должно:  царица-то  серчать да царствовать привыкла, только
  всего.
      Сапожник  видит  -  дело у нее не идет, и опять хлоп да хлоп ее. Царица уж
  молчит и не говорит, что она царица, а сама работать старается.
      Вот  сготовила  она  кое-как  обед,  а  его  и  есть  нельзя:  недоварено,
  пересолено, нечисто.
      Съел сапожник одну ложку щей и говорит:
      - Ты и правда, должно, царица: ничего делать не умеешь. Таких щей и псы не
  едят.
      И снова за свое: хлоп ее - за плохие, значит, щи.
      Царица совсем оробела. Сидит она перед сапожником и трясется от страха.
      После обеда сапожник лег в кровать:
      - Возьми гребень, жена, расчеши мне голову, а я дремать буду.
      Стала царица голову сапожнику чесать; что ж делать-то, ослушаться нельзя.
      А на другой день велел ей сапожник белье стирать.
      Стирает  белье  царица;  сроду она не стирала, все белые руки свои стерла,
  исстирала, а белье не выбелила.
      Так и жила царица у сапожника, жила да мучилась; три дня жила.
      А  сапожница, как проснулась в царицыной постели, огляделась кругом, видит
  -  приятно  везде.  На  кровати  перины, одеванья шелковые и ковровые, зеркала
  светятся, горница вся прибрана, и цветами пахнет.
    "Аль я в раю? - подумала сапожница. - Век того не видела, что вижу".
      Тут  вошли  в  спальную  горницу  четыре  горничные  девушки. Вошли они, а
  подойти к царице боятся.
      - Вам чего надо? - спрашивает их сапожница.
      Девушки ей отвечают:
      - Здравствуй, матушка царица! А мы тебя одевать, обувать пришли.
      Сапожница им:
      - А я сама оденусь. Иль я калека?
      А девушки стоят, не уходят.
      Сапожница глядит на них:
      - Чего ж вы стоите? Неужели дела у вас нету, бездельницы!
      А  девушки  глядят  на  табуретку  у кровати, а на табуретке палка лежит и
  плетка.
      - А  бить-то  нас  будешь когда, матушка? - спросили девушки. - Теперь иль
  после?
      - Да за что ж вас бить? Вам больно будет!
      - А за то, матушка царица, что вам серчать надо!
      Тут и сапожница рассерчала:
      - Дуры вы, что ли? Идите прочь да делом займитесь!
      Девушки  ушли.  А сапожница поднялась, оделась, пошла на кухню и там чаю с
  бубликами напилась.
      На  кухне  повара и кухарки обращаются к сапожнице со страхом и почтением,
  сахару  подают  сколько  хочешь  -  каждый думает, что она царица. И сапожница
  стала думать, что она царица.
    "Чего это, - думает, - царица я, что ль? Знать, и правда царица. Ну что ж,
  и  царицей  теперь  побуду,  сапожницей-то  успею.  Пусть  мужик  мой  по  мне
  поскучает! Царицей-то оно и легче быть".
      Вот  живет  она  царицей  и  день  и  два.  С утра до вечера позади царицы
  вельможа ходит, все ее приказы и желанья пишет и исполняет. Царица уж привыкла
  к  тому  вельможе:  кто  ни  обратится  к ней с просьбой или с чем, она только
  укажет:
      - Скажи заднему, он исполнит, - и далее идет.
      Идет  она  и  семечки грызет, а семечки для нее вельможа в горсти держит и
  руку наотлет вытянул.
      В  тот  час  наш  солдат у деревянной будки стоял. Видит он - идет, гуляет
  сапожница-царица. А солдата по-прежнему палками бьют, и нынче били с утра.
      Глянул солдат на сапожницу-царицу, хотел суровое выраженье на лице сделать
  - и ухмыльнулся.
      Сапожница-царица и обращается к нему:
      - Ты чего ухмыляешься? Мне, что ль, обрадовался?
      Солдат ей в ответ:
      - Тебе, матушка!
      - А чего радуешься? Я тебе добра не сделала. Чего ты хочешь?
      - А  того  хочу,  матушка,  пусть  меня палками не бьют. Второй год с утра
  спозаранку колотят, мясо с костей стерли.
      - За что ж тебя?
      - За ухмылку, матушка.
      - Ну, скажи заднему, пусть тебя не бьют.
      - Нет уж, матушка, - солдат сапожнице-царице говорит, - заднему я говорить
  не буду: ты передняя, ты сама упомни и прикажи.
      Царица остановилась около солдата:
      - Ишь  ты,  какой въедливый! Ладно уж, я сама прикажу и бумагу напишу - не
  будут тебя бить.
      - И других прочих, матушка, пусть не бьют!
      - Аль многих тут бьют?
      - Да  почитай что почти всех, матушка, колотят. Истерлись люди при дворце,
  а из терпенья не выходят.
      - Дураки они, что ль? - спрашивает сапожница-царица.
      - Не могу знать, матушка!
      В тот же день сапожница-царица дала повеление, чтоб никого в ее царстве не
  били и не смели даже касаться палкой человека.
      А  солдатам  велела  дать по двадцать пять рублей каждому, а сверх того по
  три дня гулянья и по полведра пива.
      На третий день своего царствования сапожница соскучилась по сапожнику.
    "Пойду, - думает, - погляжу издали, как он там. Небось горюет по мне".
      Собралась  царица и пошла из дворца к домишку сапожника, а за ней вельможа
  идет.
      Вот идет она, царица, видит свой бедный домишко.
      А  из  ворот  того  домишки  как  раз  ее сапожник выходит, и не один, как
  следовало  бы, а с другою дородною женщиной, что не хуже самой сапожницы, и на
  лице у сапожника горя нету.
      Тут как вскрикнет сапожница-царица:
      - Ах  ты,  бессовестный,  ах  ты,  такой-сякой!  -  да  хвать сапожника по
  затылку, с того и картуз соскочил.
      А сапожник никак не опомнится: глядит он и на ту женщину и на эту, обе они
  на вид одинаковые, а которая жена - не разберет.
      Только  когда  сапожница-царица  по спине его еще разок хлопнула, сапожник
  понял, которая его жена.
      Взяла сапожница мужа за руку и повела домой, а про царство свое забыла.
      А царица скрипнула зубами на вельможу и тоже домой пошла, во дворец.
      Как  явилась  она  во  дворец  и  узнала, что бить теперь, драть, пороть и
  лупить  никого нельзя - отмена вышла - и будто она сама так повелела, закипело
  злобой сердце царицы.
      Позвала  она  кого  ни  на  есть, чтоб ударить кого было. Явилась кухарка,
  подняла  царица на нее руку, да видит вдруг - рука-то ее, царицына, исстирана,
  работой истерта, и опустила она свою руку, никого не ударила.
      Вспомнила  она,  как  жила  у  сапожника: как бы опять ей в жены к нему не
  попасть, - и оставила царица волю сапожницы как есть.
      И  солдат  с  дураком  довольны  остались.  А только царице веры нету и не
  будет.
  






Полезные ссылки:


 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси

 Либмонстр - читай и публикуй!

 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)