Геннадий ПРАШКЕВИЧ
                            
 ЛОВЛЯ ВЕТРА
                            
1

                              Молчание, Эл, прежде всего молчание. Нарушая
                           молчание, ты подвергаешь  опасности  не  просто
                           самого себя, ты подвергаешь  большой  опасности
                           наше общее дело.
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа.

     Чем  дальше  на  запад,   тем   гласные   шире   и   продолжительней.
Пе-е-ендлтон, Ло-о-онгвью, Бо-о-отхул... Тяни от души, никто не глянет  на
тебя, как на идиота, бобровый штат осенен величием и ширью Каскадных гор.
     Но Спрингз-6 пришелся мне не по душе. Полупустой вокзальчик,  поезда,
летящие мимо, старомодный салун, откровенно старомодный... Я,  разумеется,
и не ждал толчеи, царящей на перронах Пенсильвания-стейшн  или  на  бурной
линии Бруклин-Манхэттен  в  часы  пик,  все  же  Спрингз-6  превзошел  мои
ожидания. Никто, похоже, не заметил моего появления, всем  было  наплевать
на меня, и я преспокойно выспался  в  крошечном  пансионате  (конечно,  на
Бикон-стрит, по-другому аборигены назвать свою главную  улицу  не  могли),
прошелся по лавкам и магазинам (по  всем  параметрам  они  уступают  самым
мелким филиалам "Мейси", "Стерн" или "Гимбеле", но  попробуй  сказать  это
биверам,  бобрам,  как  называют  жителей  Спрингз-6)   и   даже   посетил
единственный музей городка, посвященный огнестрельному  оружию.  Там  были
неплохие  экземпляры  кольтов  и  винчестеров,  но  почти  в   безнадежном
состоянии - зрелище  весьма  тоскливое.  Черт  с  ним,  с  этим  зрелищем!
Главное, ко мне никто не подошел: ни на узких улочках или в  магазинчиках,
в музее или в пансионате - не подошел никто. А если я  вдруг  и  ловил  на
себе взгляд, это оказывался взгляд лениво проводящего свое время зеваки.
     К вечеру я  был  на  железнодорожном  вокзале,  вернее,  вокзальчике.
Ночной поезд подходил около полуночи.  На  этом,  собственно,  моя  работа
кончалась. Я войду в вагон, проследую три перегона и выйду  на  Спрингз-5,
где найду  автовокзал,  а  там  машину,  оставленную  на  мое  имя  Джеком
Беррименом. Вот и все.
     Но человек, который должен был  подойти  ко  мне  где-то  на  улочках
Спрингз-6, в музее или в магазинчиках, так и не подошел.  В  сотый  раз  я
прогуливался по перрону мимо касс и кассовых автоматов, заглядывал  в  зал
ожидания.
     Народу было немного. Несколько фермеров (из тех,  что  тянут  гласные
особенно долго) с корзинами,  несколько  пожилых  мужчин,  непонятно  куда
следующих,  и  компания  малайцев  -  так  я  почему-то  решил.   Смуглые,
оливкового оттенка плоские лица,  очень  темные,  поблескивающие,  как  бы
влажные, глаза, выпяченные толстые губы - кем им еще  было  быть,  как  не
малайцами? И волосы - темные, прямые, чуть не до плеч. Они легко и быстро,
по-птичьи, болтали, я расслышал незнакомые слова - кабут или кабус, а  еще
- урат; голоса звучали низко, чуть в  нос,  и  вдруг  по-птичьи  взлетали.
Китайцев и японцев я бы определил, а это точно были малайцы, и  я,  помню,
удивился их присутствию в Спрингз-6. Что их сюда занесло?  Туристы?  Но  с
ними не было  гида.  Студенты?  Каким  ветром  их  занесло  в  заброшенный
городишко? Этого я так и не понял: честно, мне было  все  равно,  как  они
сюда попали и чем здесь занимаются. Ну  да,  острова,  вулканы,  фикусы  и
мимозы... Но это где-то там, далеко...
     Пронизывающим ветерком тянуло со стороны гор, моросило. Я  подошел  к
кассе и пальцем постучал по толстому стеклу.
     Кассир, еще не старый, но прилично изжеванный жизнью человек (явно из
неудачников),  опустив  на  нос  очки,  глянул  на  меня  и  вопросительно
улыбнулся. Никак не пойму, почему он сидит в этой дыре и не  покинет  свою
застекленную конуру. Взял бы пару кольтов в музее огнестрельного оружия  и
устроил приличную бойню на фоне подожженной бензоколонки. Наверное, он  не
делает этого потому, что сам из биверов: настоящий бобер, и  лицо  у  него
бобровское, в усиках, плоской бороде: уверен, будь у него хвост,  он  тоже
оказался бы плоским, как у бобра.
     - Откуда тут коричневые братцы? - спросил я у кассира. - Не  отличишь
одного от другого. Тут же не Малайский архипелаг?
     - Архипелаг? Они живут на островах?
     - Кажется, - я неопределенно пожал плечами. - Тесно им стало, что ли?
     Теперь кассир неопределенно пожал узкими плечами:
     - Решили посмотреть мир.
     - А народу, в общем, немного. Здесь всегда так?
     - Ну-у-у... - протянул кассир (все же он был настоящий бивер).  -  На
самом деле Спрингз-6 не такое уж глухое место.
     - Не похоже, чтобы вам грозил наплыв пассажиров.
     - Для нас и лишний десяток уже наплыв.
     Я понял и молча сунул в окошечко  десятидолларовую  банкноту.  Кассир
принял ее как бы нехотя, но уже не пожимал плечами  и  всмотрелся  в  меня
внимательнее.
     - Если ищите  кого-то  не  из  местных...  Прогуливался  тут  один...
Темно... Разгляди попробуй... И зрение сдает, совсем ни к черту...
     - Ну да,  -  понимающе  заметил  я,  просунув  в  окошечко  еще  одну
банкноту. - Возраст есть возраст. Зрение надо беречь.
     - Ну, он такой... - кассир глядел на меня с уважением - тертый бобер,
хотя и неудачливый. - Шляпа не первой  молодости...  Долгополое  пальто...
Оно даже мне показалось старомодным... Последний раз  я  видел  такое  лет
десять назад на Сильвере Лаксте... Не могу сказать, что Сильвер  был  моим
приятелем, но нам приходилось встречаться... У него была слабость к старым
вещам... Может быть, экономил... А  этот  человек,  я  говорю  про  вашего
приятеля, еще сутулился. Я сперва подумал,  что  это  какой-нибудь  святой
отец, но он закурил... Не знаю, может, святые отцы нынче курят?
     - На какой поезд он взял билет?
     - У меня он билет не брал.
     - Значит, он местный?
     - Не думаю. Я тут всех помню.
     - Куда же он делся?
     - Он мог взять билет в кассовом автомате, - кассир откровенно дивился
моему невежеству. - Если он это  сделал,  вы  найдете  своего  приятеля  в
поезде. Других уже не будет до самого утра.
     Я кивнул, отошел в сторону, вытащил сигарету  и  щелкнул  зажигалкой.
Огонек вспыхнул, но его тут же  задуло.  Я  снова  щелкнул,  огонек  снова
погас. Я усмехнулся.
     Это все доктор Хэссоп. Я торчал здесь из-за него.  Отправляя  меня  в
Спрингз-6, шеф заметил: "Считай, Эл, это прогулка. Более легких заданий  у
тебя еще просто не было. Погуляешь по  городку,  потом  к  тебе  подойдут.
Никаких хлопот, Эл".
     Это точно. Хлопот не было никаких. Человек, который должен был ко мне
подойти, возможно, заболел, попал под машину, неожиданно запил, а то и  не
захотел просто тратить время на ненужную встречу. В конце концов,  он  мог
незаметно наблюдать за мной, и я ему не понравился.  Это  доктору  Хэссопу
повезло: к нему на улице подошел  человек  -  тощий,  испитой,  в  глубоко
натянутом на лоб берете. Нельзя было сказать, что он благоденствовал, но и
нищим его нельзя было  назвать.  Подошел,  глянул  быстро  по  сторонам  и
шепнул: "Хотите купить чудо?" Доктор Хэссоп всю жизнь гонялся за чудесами.
Он неторопливо вынул из кармашка  сигару,  похлопал  себя  по  карманам  в
поисках зажигалки и с достоинством заметил: "Если  чудо  настоящее..."  На
что незнакомец,  опять  глянув  по  сторонам  (он  явно  чего-то  боялся),
ответил: "Чудо не может быть  ненастоящим",  -  и  поддернул  левый  рукав
достаточно потасканного плаща. Пальцы у неизвестного  оказались  длинными,
нервными, а безымянный был еще украшен перстнем, скорее всего  медным  (не
из платины же). В гнезде для камня  (сам  камень  отсутствовал)  светилась
яркая крохотная точка. Доктор Хэссоп утверждал: чрезвычайно яркая.
     "Прикуривайте..."
     Доктор  Хэссоп  прижал  кончик  сигары  к  перстню,  раскурил  ее,  с
удовольствием выдохнул дым, после чего спросил о том, сколько может стоить
необычная зажигалка? Оглянувшись, незнакомец шепнул цифру, которая  в  тот
момент показалась доктору  нереальной.  "Надо  бы  сбавить",  хладнокровно
заметил он, и услышал в ответ: "Милорд, я никогда не торгуюсь". Незнакомец
нервничал - в нескольких шагах от них прогуливался полицейский.  Вероятно,
его присутствие и спугнуло обладателя необычного перстня - он вдруг нырнул
в толпу, и доктор Хэссоп тут же потерял его из виду.
     "Но сигару я раскурил! Это невероятно, но сигару я раскурил!"
     Мы сидели в разборном кабинете Консультации, и доктор Хэссоп  смотрел
на меня и шефа несколько растерянно. Раскурил. Почему бы и нет?
     Меня всегда удивляла энергия, с которой шеф и доктор Хэссоп  гонялись
за неведомыми изобретениями,  постоянно  искали  выходы  на  людей,  тайно
ведущих работы, которые казались мне бредовыми. Впрочем, в  данном  случае
имелось  нечто  конкретное  -  странная  зажигалка,  упрятанная  в  гнезде
перстня. Не бог весть что, но все же заманчиво.
     Ехать в Спрингз-6 выпало мне.
     Моя сигарета, наконец, разгорелась. Я не знал, связана ли моя поездка
с человеком, предлагавшим доктору Хэссопу купить "чудо", но именно  здесь,
в штате красных лесов, в краю шалфея и солнечного заката, в  краю  бобров,
на узкой улочке Спрингз-6, а может,  в  мелкой  лавчонке,  аптеке  или  на
перроне ко мне должен был кто-то подойти. Ни  шеф,  ни  доктор  Хэссоп  не
знали, кто это будет и как он будет  выглядеть.  "Ты  просто  должен  быть
терпелив, Эл. Мы искали эту встречу почти восемь лет,  мы  добивались  ее.
Через пятые, шестые руки мы все же вышли  на  человека,  который  способен
такую встречу организовать. Тебе просто  надо  быть  терпеливым".  Они  не
собирались объяснять мне детали. Подразумевалось, что я не буду ни  о  чем
спрашивать.
     Я взглянул на часы.
     Минут через десять прибудет поезд. Если и  сейчас  ко  мне  никто  не
подойдет, я войду в вагон и уеду.
     Из широко растворившихся дверей вокзала вывалила на  холодный  перрон
компания малайцев. Десять, может, двенадцать человек, я не  считал.  Какой
смысл? Все они были похожи друг на друга, у всех  в  руках  были  длинные,
явно тяжелые саквояжи.  Они  неплохо  прибарахлились  в  Спрингз-6.  Шкуры
бобров. Я усмехнулся: где-нибудь в Малайе только этого и не хватало. Я  не
понимал, что они тут делают. Чем хуже в каком-нибудь Куала-Лумпуре  или  в
другом  городке  с  не  менее  змеиным  названием?..  Они  обтекали  меня,
низкорослые, крепкие, живые. Я шагнул в сторону, чтобы не мешать им,  и  в
этот момент тяжелый саквояж с силой ударил меня по колену.
     - Полегче, братец!
     В  саквояже  находились  явно  металлические  детали.  Его  хозяин  -
маленький, смуглый, с едва-едва доходившей до моего плеча головой - что-то
быстро сказал. Голос прозвучал сердито, чуть ли не угрожающе. Больше всего
мне не понравились его глаза - глубокие, черные, яростно посверкивающие, -
глаза фанатика. Он сказал что-то еще,  но  его  окликнули  -  "Пауль!",  -
кто-то из малайцев подхватил его под руку и увлек в  сторону.  Он  яростно
оглядывался, но  вернуться  ему  не  дали.  Издали,  из-за  деревьев,  уже
прорывался,  дробясь  на  рельсах,  луч  прожектора.  Плевал  я  на  этого
маленького малайца, даже если он угрожал мне. Гораздо больше меня  трогало
другое: ко мне так никто и не подошел. Был ли это  человек  в  старомодном
долгополом пальто, о котором говорил кассир? Я не знал  этого.  Оставалась
последняя надежда: возможно, он отыщет меня в поезде...
     Я помог войти в вагон фермерам с их тяжелыми  корзинами  и  двум-трем
старикам и все время незаметно оглядывался.  Вот  наступил  момент,  когда
перрон опустел. Стоя на подножке, я смотрел, как медленно поплыл  от  меня
перронный фонарь. Да, в Спрингз-6 ничего не случилось.



                                    2

                              Еще место работы. Эл. Выбирай его тщательно.
                           Выбирай его ток, чтобы оно не бросалось в глаза
                           и было для тебя удобным.
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа.

     Я вошел в третий от головы поезда  вагон.  Всего  их,  кажется,  было
семь. Я еще удивился: для кого, собственно, пускают  ночью  семь  вагонов?
Малайцы вряд  ли  пользуются  этой  линией  часто,  а  те  три  фермера  с
корзинами, которым я помогал, вполне могли бы ехать  и  утром.  Старики  в
счет не шли. Почему бы им не поспать в  ночном  поезде?  Может,  скорость,
погромыхивание колес на стыках скрашивают их  ночное  одиночество?  Удивил
меня и подвыпивший усатый  франт  в  распахнутом  плаще,  из-под  которого
проглядывал темный костюм прекрасной тонкой шерсти. В руках  у  него  была
тяжелая  деревянная  трость.  Присев,  франт  положил  на   нее   руки   и
высокомерно, даже презрительно поглядывал  на  моих  бобров  с  корзинами,
потом голова его опустилась, он подался к стене и скоро  уснул.  Мне  было
все равно, куда он едет и откуда возвращается. Ничто в его биографии  меня
не интересовало и не могло интересовать.
     Я вышел в тамбур и закурил. Мне  не  повезло,  дело  не  выгорело.  Я
запоздало  подумал:  послать  в  Спрингз-6  могли  и  Шмидта.  Он  человек
терпеливый и получил бы удовольствие от прогулки по городку - он  вырос  в
таком же.
     Я смотрел за окно.
     Деревья действительно красноватые...  Наверное,  под  ними  и  растет
шалфей... Из-за окна легко и влажно несло прелыми листьями. Где-то там, за
буграми,  откосами  есть  настоящие   ручьи,   перегороженные   настоящими
бобровыми плотинами...
     Осень...
     В Спрингз-6 никто ко мне не подошел... Почему?
     Доктор Хэссоп, конечно, умел вовлекать, но шефа не соблазнишь пустыми
прожекторами. Он с нескрываемым интересом отнесся  к  рассказу  о  встрече
доктора Хэссопа с незнакомцем, пытавшимся  продать  "чудо".  Это  ж  какая
температура должна быть развита в гнезде перстня, чтобы разжечь сигару?  И
это странное по нашим  временам  обращение  -  милорд...  Оно  звучало  бы
иронически, не будь обращено к доктору Хэссопу. Может, это  и  впрямь  был
человек алхимиков, таинственных мастеров, и в наши дни продолжающих  поиск
философского  камня?  Этих  загадочных  творцов,   что   незамеченными   и
незаметными  влияют  на  судьбы   мира?   Этих   непонятных   людей,   чье
существование всегда волновало доктора Хэссопа и на связь  с  которыми  он
терпеливо искал выхода чуть ли не полжизни?
     "Тебе открою тайну, но от прочих я  утаю  ее,  ибо  наше  благородное
искусство может  стать  источником  и  предметом  зависти.  Глупцы  глядят
заискивающе, вместе с тем надменно на наше Великое деяние, потому что  оно
недоступно им. Поэтому наше Великое деяние они полагают отвратительным, не
верят, что оно возможно...  Никому  не  открывай  секретов  нашей  работы.
Остерегайся посторонних. Дважды советую тебе: будь осмотрительным!"
     Алхимики... В наше время?
     Я усмехнулся.
     Ни один коллега доктора Хэссопа не стал бы всерьез рассуждать на  эту
тему, да, собственно, и сам доктор Хэссоп, говоря об алхимии, имел в  виду
не  всю  ту  необычайно  широкую  область,  включающую  в  себя   религию,
философию, магию, науку и искусство, а неких тайных мастеров, до  сих  пор
объединенных  в  великий  союз,  одну  скрытую  от  чужих   глаз   великую
мастерскую. Не случайно здесь  рядом  с  наукой  всегда  стоит  искусство,
артистизм - именно он позволяет одной  и  той  же  кистью  одному  мастеру
создать  простенький  рисунок,  другому  -  Джоконду.  А   разница   между
простеньким рисунком и Джокондой, несомненно, велика.
     Алхимик - прежде всего художник. Он изготовляет единичную, уникальную
вещь. Глупо утверждать, говорил доктор Хэссоп, что алхимики  вымерли,  как
динозавры или кондотьеры. Искусство бессмертно.  Тайные  мастера  знают  и
хранят не только технологию, они владеют еще и магией слов.  Бессмысленные
для непосвященных, они  открывают  мастеру  вход  туда,  куда  никогда  не
заглянет случайный человек. Глупцы, домогавшиеся ее великих тайн,  уходили
ни с чем, ибо забывали, что магия этих слов - искусство. Что имели,  то  и
теряли. Глупец становился безумцем, богач - бедняком, философ -  болтуном,
приличный человек напрочь терял всякое приличие.
     Тайна...
     Великое деяние...
     Философский камень... Великий магистерий...
     Я сам листал досье, которое доктор Хэссоп вел чуть  ли  не  с  начала
тридцатых годов. Кое о чем я, разумеется, знал и раньше.  Раймонд  Луллий,
алхимик,  заточенный  королем  в  лондонскую  башню,  откупался  монетами,
отчеканенными из золота невероятных проб. Арнольд из Виллановы получал  не
менее  чистое  золото.  Фламель  в  четырнадцатом  веке  получал   еще   и
алхимическое серебро.  Джордж  Рипли  снабжал  рыцарей  ордена  Иоаннитов,
расположившихся на острове Родос, не менее таинственным и чистым металлом.
Знаменитый Ван Гельмонт на глазах потрясенных свидетелей получал чистейшее
золото из ртути...
     Но если бы просто история!
     В том же досье хранились документы, связанные со всплывающим время от
времени на наших рынках золотом, более чистым, чем  природное,  с  судьбой
неких изобретений, могущих  повернуть,  а  то  и  остановить  человеческую
историю, с трагической судьбой неких исследователей, ни с того ни  с  сего
вдруг взлетающих на воздух при никем еще не объясненных взрывах...
     Алхимики? В наши дни?.. А почему нет?.. Разве нет чего-то  высшего  в
самом этом желании  вступить  в  прямое  состязание  с  природой,  творить
наравне с нею? В конце  концов,  любой  человек,  старающийся  при  помощи
химических реакций и магических заклинаний понять, что в  нашем  подлунном
мире возможно, а что невозможно и почему, в каком-то смысле алхимик.
     Искусственное золото? Философский камень?.. Почему нет?..
     Уроборос... Две змеи, красная и зеленая, пожирающие друг друга.
     Особенно философский камень... Великий магистерий.
     Вещество,  способное  плавить   стекло,   укрупнять   жемчуг,   ртуть
превращать в золото,  исправлять  испорченные  кислые  вина,  разглаживать
морщины,  обесцвечивать  веснушки.  Только   последнее   могло   бы   Дать
Консультации  миллионы...  Вещество,  снимающее  опьянение,   возвращающее
память, охраняющее от огорчений и  тоски,  способное  возвращать  к  жизни
умирающих!  "Если  бы  только  умирающий  мог  взглянуть  на  камень,  то,
ослепленный красотой его и потрясенный его достоинствами, он  воспрял  бы,
отринув увечья, в полном здравии".
     И только ли это!..
     "У того,  кто  употребляет  камень,  в  один  прекрасный  день  может
открыться внутреннее зрение,  снимающее  покровы  с  божественных  тайн  и
открывающее новое - высокое и небесное - боговдохновенное  знание.  Камень
так очищает и иллюминирует тело и душу,  что  тот,  кто  обладает  камнем,
видит, как в зеркале, движение светил... Для этого ему  вовсе  не  надобно
глядеть на небо - окна комнаты могут быть закрыты..."
     Философский камень...
     Доктор Хэссоп обожал архаичную терминологию. Я относился к ней проще.
Почему,  скажем,   не   просто   катализатор?   Универсальный,   способный
трансмутировать ртуть в золото, единственный,  как  сам  Космос?  Интересы
шефа и доктора Хэссопа здесь  смыкались:  владея  философским  камнем,  ты
становишься королем вещей.
     А как его получить?
     Раймонд Луллий считал это делом непростым, но возможным.
     "Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень,  возьми,
сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в красного
льва. Нагревай этого красного льва на песчаной бане с  кислым  виноградным
спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в  камедеобразное  вещество,
которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной  реторту  и  не
спеша дистиллируй. Собери отдельно  жидкости  различной  природы,  которые
появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и  красные  капли.
Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом,  и  ты  найдешь
внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост..."
     И так далее.
     Я  усмехнулся.  Ладно,  золото,  более   чистое,   чем   природное...
Философский камень, великий магистерий... даже перстень, в гнезде которого
затаен адский огонь... Но где человек, который не подошел ко мне на улицах
бобрового городка? Какая тайна стоит за ним? Может, и впрямь  порошки  для
получения наследства, те тончайшие яды, следы которых в организме человека
не может  обнаружить  самый  дотошный  анализ?  Или  секрет  герметической
закупорки, которым владели алхимики? В их сосуды при нагревании  не  могла
проникнуть даже окись углерода, а она ведь проникает и сквозь керамику,  и
сквозь металл. Или греческий огонь? Ни один  даже  либеральный  режим,  не
говоря о режимах жестких, не отказался бы от вещества,  действие  которого
во много раз превосходит действие напалма...
     Ладно, решил  я.  Не  все  ли  равно?..  Если  шеф  отправил  меня  в
Спрингз-6,  значит,  поиск  неизвестного  человека  стоит  наших   усилий.
Понятно, гоночные моторы, электроника, радарные тормоза, парфюмерия - дело
ясное и конкретное, но почему, собственно, нам  отказываться  от  порошков
Нострадамуса,  дарящих  человеку  некие  невероятные   парапсихологические
возможности - от "напитка забвения", безболезненно лишающего памяти вполне
здорового человека, или, скажем, от секрета холодного свечения?  Известно,
что обыкновенный светлячок светится благодаря органическому катализатору -
люциферазе,  -  известен  и  его  состав,   но   кто   может   убедительно
воспроизвести названное явление в промышленных масштабах? А ведь  судя  по
сведениям,  почерпнутым  из  старых  рукописей,  алхимики   работали   при
самодельных лампах холодного свечения,  которые,  не  нагреваясь,  светили
десятилетиями.
     Алхимики...
     Тьму грязных закоулков средневековых  трущоб,  подземелий  готических
замков, тайных лабораторий, укрывшихся от чужих глаз в трущобах Каира  или
старого Лондона, веками вспарывали палевые  отсветы  алхимических  горнов.
Бессонные ночи, свинцовая пыль, воспаленные глаза,  ртутные  пары,  извивы
серого  пламени...  Возможно,  алхимикам  иногда  везло.  Тогда  перед  их
изумленными взорами светилась вдруг щепоть странного вещества.  Оно  почти
не имело веса, обжигало, оставаясь холодным и почти прозрачным.
     Алхимики... Их отлучали от церкви,  подвешивали  на  крюках,  сжигали
прилюдно на городских площадях... Но если доктор Хэссоп прав, они и сейчас
продолжают свои таинственные исследования.
     Я верил доктору Хэссопу. Если эксперимент описан,  его  всегда  можно
повторить. Правда, надо иметь ясное его описание.
     Доктор Хэссоп (в тот вечер шеф и я сидели в  его  домашнем  кабинете)
усмехнулся. Помедлив, он повел головой в сторону украшавшей одну  из  стен
гравюры.  Создание  монаха-бенедиктинца   Василия   Валентина   (по   моим
сведениям, такого монаха в ордене бенедиктинцев никогда не было) - одна из
двенадцати гравюр-ключей, иллюстрировавших трактат,  посвященный  Великому
деянию.
     - Что ты видишь на гравюре, Эл?
     Я присмотрелся.
     Король в мантии и  шляпе,  с  жезлом  в  руке:  королева,  любующаяся
цветком; за спиной  короля  каменный  замок,  роща  непонятных  лиственных
деревьев; в левом углу гравюры лисица прыгает  через  огонь,  в  правом  -
старик занимается своим, не понятным мне делом...
     - Написано натурально.
     -  "Натурально!.."  -  доктор  Хэссоп  укоризненно  поморщился.   Он,
конечно, уловил мою иронию, но не желал ее принимать. - Это ключи, Эл. Это
и есть ключи к тайне Великого деяния. Солнце -  золото,  Луна  -  серебро,
Венера - медь...
     Он мог и не объяснять, символика старых гравюр была  мне  знакома.  Я
сам мог ее продолжить: волк с открытой пастью  -  сурьма,  старик,  он  же
Юпитер, - олово... Лисица ест петуха, огонь гонит лисицу... Разумеется, не
каждый поймет,  что  речь  идет  всего  лишь  о  процессах  растворения  и
кристаллизации...
     - Что толку в ключах, - хмыкнул я, - если сама тайна утеряна?
     - Ее можно найти.
     Я усмехнулся:
     - Ну да... Шептать магические слова...  Перемешивать  в  тигле  пепел
сожженного еретика с золой, взятой с места сожжения...
     - Эл, - укоризненно покачал головой доктор Хэссоп. - Все вещи состоят
из атомов, каждый атом занимает свое, вполне определенное, место.  Поменяй
атомы местами - изменится вся вещь. Нам не обязательно  читать  заклинания
над тиглем, это дело алхимиков. Наша задача - найти их.
     - Но где они?
     - Чтобы отвечать на такие вопросы, мы и создали Консультацию.
     Он повернул голову, и шеф, обрюзгший, усталый, но  весь  -  внимание,
утвердительно кивнул. Он поддерживал доктора  Хэссопа,  будучи  уверенным,
что тот на верном пути.
     Впрочем, я тоже отдавал должное доктору  Хэссопу,  умевшему  говорить
убедительно.
     Ртуть, влажная и холодная, находится во чреве земли: горячая и сухая,
она - материя металлов.  Природа  ртути  холодна  и  влажна.  Все  металлы
сотворены из нее. Она смешивается с железом, и ни  один  металл  не  может
быть  озолочен  без  помощи  ртути.  Она  же  плотна  и  суха.   Небольшая
трансформация  -  и  ртуть  превращается  в  золото,  более  чистое,   чем
природное. Совсем небольшая трансформация, нужно лишь выбить  из  ее  ядра
один протон. Этого  достаточно,  чтобы  ртуть  превратилась  в  золото,  а
частично - в платину, таллий, в другие стабильные изотопы ртути.
     - Осталось лишь доказать, - усмехнулся я,  -  что  древним  алхимикам
была известна тайна ядерной реакции. Не многовато ли?
     - Почему многовато? -  доктор  Хэссоп  нимало  не  был  смущен  моими
словами. - Такую реакцию вполне можно осуществить, если  иметь  под  рукой
некое  вещество,  способное  активно  испускать   антипротоны.   Ты,   Эл,
возьмешься утверждать, что философский камень, великий магистерий, не  был
таким вот веществом?  Сам  подумай,  что  бы  произошло,  опусти  мы  гран
подобного вещества в лужу ртути? Антипротоны незамедлительно  вошли  бы  в
реакцию с протонами ядер ртути. Иными словами, прямо на  глазах  эта  лужа
превратилась бы в лепешку  золота.  Такое  вещество,  Эл,  довольно  легко
представить. В нем нет ничего, что показалось бы  нам  диким.  Оно  должно
всего лишь иметь кристаллическую структуру и не  проводить  электричества.
Тогда  его  кристаллическая  решетка  будет  усеяна  некими   "дырами"   -
своеобразными капканами для электронов. Попадая в  подобную  "дыру"  -  я,
естественно, несколько упрощаю картину, - электрон может оставаться в  ней
какое-то время, но вот антипротон, Эл, останется там практически навсегда,
пока по какой-то причине не распадется сама кристаллическая  решетка...  А
это, в принципе, и есть философский камень, Эл! - доктор Хэссоп откровенно
торжествовал. - Понятно, ты спросишь: откуда на Земле  такое?  Где  искать
следы?.. Да все здесь же на Земле, она  не  столь  уж  обширна...  Скажем,
Тибет,  камень  Чинтамани,  таинственный,   непонятный.   Когда   крылатый
сказочный конь Лунг-та, способный пересекать Вселенную, принес на себе  из
созвездия Орион шкатулку  с  четырьмя  священными  предметами,  среди  них
находился и камень Чинтамани. Говорят, его внутренний жар может  оказывать
на человека сильнейшее психологическое воздействие. Может быть, речь  идет
о радиации? А изменением своих качеств он  раскрывает  перед  посвященными
тайны будущего... Большая часть  камня  со  дня  его  появления  на  Земле
хранится в башне Шамбалы, обители мудрецов Махатм, но  отдельные  кусочки,
возможно, появляются время от времени в самых разных частях  света...  Тот
странный камень... - напомнил он нам, - не от камня ли Чинтамани я  разжег
свою  сигару?..  Если  так,  значит,  и  сейчас   есть   люди,   владеющие
неизвестными нам знаниями.
     Он медленно процитировал:
     - "И те первые люди преуспевали в знании всего, что  есть  на  свете.
Когда они смотрели вокруг, сразу же видели и созерцали от  верха  до  низа
свод небес и внутренности земли. Они видели даже вещи, скрытые в  глубокой
темноте. Не делая даже попыток двигаться, они сразу видели весь мир с того
места, где находились..." Я цитирую древний текст "Пополь-Вух" -  название
этого свода тебе должно быть известно... Я убежден, есть  скрытые  знания,
хранящиеся в руках немногих  людей,  пекущихся  о  судьбе  человечества...
Величественный противник, не правда ли? Разве ты не хотел бы схватиться  с
ним?.. В конце концов, таинственный камень Чинтамани,  он  же  философский
камень, мог попасть на Землю естественным путем - в  виде  метеорита...  А
если это так, то почему им владеет не Консультация?
     Вопрос был сильный. Я пробормотал:
     - Вы узнаете истину, и она сделает вас свободными...
     Доктор Хэссоп кивнул. Он был очень серьезен.
     - Теперь о главном.
     Мы с шефом переглянулись.
     Золото,  более  чистое,  чем   природное;   антивещество,   способное
сохраняться в земных условиях: порошки для получения  наследства;  порошки
Нострадамуса; напиток забвения; греческий  огонь;  герметичная  закупорка;
холодные лампы, светящие вечно, - все это еще не главное?
     Я был восхищен.
     Ну да, я понял доктора Хэссопа.  Если  существуют  камень  Чинтамани,
тайны алхимиков, значит, должна существовать и некая каста, хранящая столь
важные знания. Возможно, эта каста считает, что все перечисленное вовсе не
пойдет на пользу человечества, как, скажем, не пошло ему на пользу ядерное
оружие. Есть много вещей,  весьма  привлекательных  для  человечества,  но
столь же для  него  опасных.  Почему  кому-то  не  взять  на  себя  миссию
охранителей, раз уж человечество обожает играть в войны? К слову,  великий
Ньютон нисколько не сомневался в  существовании  тайных,  скрытых  от  нас
знаний и, естественно, неких обществ, охраняющих эти знания.
     Доктор Хэссоп процитировал:
     - "Существуют и другие великие тайны, помимо преобразования металлов,
о которых не хвастают посвященные. Если правда то, о чем пишет Гермес, эти
тайны  нельзя  постичь  без  того,  чтобы  мир  не  оказался  в   огромной
опасности..."
     Доктор Хэссоп внимательно взглянул на меня.
     Известно  множество  сохранившихся   с   древних   времен   рукописей
алхимиков. Тысячи их спешили изложить на пергаменте, а затем и  на  бумаге
сведения, которые казались им чрезвычайно важными и которые не должны были
исчезнуть вместе с ними. А с некоторого времени работы их  стали  попадать
под некий тайный контроль...  Чей?..  Точного  ответа  нет,  можно  только
догадываться... Еще в третьем веке до нашей эры индийский император Ашока,
потрясенный  видом  поля  боя,  усыпанного   истерзанными   окровавленными
трупами, навсегда отказался от войн, от любого насилия,  и  посвятил  свою
жизнь наукам, основав, возможно, одну из таких вот тайных каст  хранителей
и сберегателей опасных знаний. Общество это, или каста,  вошло  в  историю
под названием Девяти Неизвестных, а разве оно было одно?
     - Вы думаете, такие общества существуют и сегодня?
     - А что может им мешать? Деятельность подобных обществ не может  быть
прерывистой.
     - Они могут хранить тайны неизвестного оружия?
     - Разумеется.
     - А доказательства? Следы?
     Доктор Хэссоп  неторопливо  откинулся  на  спинку  удобного  кожаного
кресла:
     - Доказательства? Ты же листал досье, Эл... А этот перстень с огнем в
гнезде... Разве этого мало?
     Мы помолчали. Потом шеф сказал:
     - Конечно, мы рискуем. Но чем? Средствами.
     - Не только, - усмехнулся я. - Кое-кто рискует и жизнью.
     - Это так. Но риск - это твоя работы. А любая  находка,  связанная  с
алхимиками, может подарить Консультации невероятные возможности, Эл...
     - И вы знаете, где искать? Нашли выход на алхимиков?
     - Не знаем, Эл, выход ли это,  но  кое-что  мы  нащупали.  Это  очень
тонкая ниточка. С такими умеешь работать только  ты.  Мы  предлагаем  тебе
отправиться на станцию Спрингз-6 - крошечную  станцию  в  бобровом  штате.
Все, что от тебя требуется, это терпение.  Ты  будешь  гулять  по  улицам,
заходить в аптеки, лавки, бродить по перрону, думать о вечности.  Потом  к
тебе подойдет человек.
     - Думать о вечности обязательно?
     - Можешь думать о бабах, Эл, это неважно.
     - А потом ко мне подойдет человек... Как я его узнаю?
     - Тебе не надо его узнавать, он узнает тебя. Мне  не  нравится  такой
подход, но мы были вынуждены согласиться. Никаких других условий у нас  не
приняли. Человек, который  к  тебе  подойдет,  возможно,  выведет  нас  на
алхимиков.
     - И что он мне передаст? Золото, более чистое, чем природное? Порошки
Нострадамуса? Философский камень?
     - Не шути так, Эл. Он назовет тебе адрес. Я не знаю, что это будет за
адрес. Может, предместье Каира или катакомбы  Александрии.  А  может,  это
будет мадрасский или афинский адрес, здесь трудно  даже  предположить.  Но
если, Эл, мы получим адрес, нас ничто уже не остановит.
     - А если он раздумает или не назовет адреса?
     - Именно поэтому мы посылаем тебя, - шеф наклонил голову и смотрел на
меня холодно, с полным пониманием ситуации. - Главное, чтобы этот  человек
подошел к тебе. Если он подойдет, мы уверены в успехе. Если  он  подойдет,
ты обязан вырвать у него адрес. Как - это уже твое дело. Я  знаю,  Эл,  ты
умеешь все. В данном случае ты абсолютно свободен  в  действиях,  и  пусть
тебя ничто не смущает.
     Доктор Хэссоп согласно кивнул. Было видно, что  они  думали  об  этом
много и долго. Есть много вещей,  которые  развязывают  язык  даже  самого
сдержанного, молчаливого человека. Чтобы кого-то  разговорить,  совсем  не
нужен испанский сапог.
     - Спрингз-6 - убогое, заброшенное местечко, Эл.
     Я кивнул. Информацию я  уже  проглотил.  Ничего  больше  они  мне  не
обещали, но дело выглядело достаточно ясным. Я уже собирался встать, когда
шеф, будто  вспомнив  что-то,  сунул  руку  в  карман  и  извлек  из  него
фотографию.
     - Вот, кстати, - заметил он, - ты помнишь этого человека?
     Я засмеялся:
     - Надеюсь, в Спрингз-6 ко мне подойдет не он?
     Шеф строго наклонил голову:
     - Разумеется. Но этот человек, Эл, нас тоже интересует.  Уверен,  что
при встрече ему надо помочь.
     Человека, изображенного на фотографии, я, конечно, узнал.
     Бобровый штат не случайно называют еще штатом тертых  людей.  В  свое
время они долго шли с востока и прочно осели в этих  краях.  Их  скрипучие
фургоны, длинноствольные ружья вселяли  ужас  в  индейцев.  Но  человек  с
фотографии попал в бобровый штат не на фургоне. Он попал туда с воздуха.
     - Внимательно приглядывайся к людям, Эл, ты это  умеешь.  Внимательно
приглядывайся к каждому человеку...


     В Спрингз-6 я приглядывался к каждому, и  не  моя  вина,  что  нужный
человек так и не подошел ко мне...
     Я вздрогнул.
     Где-то в голове  поезда  щелкнуло  несколько  выстрелов  (похожих  на
автоматные), поезд дернулся  и,  кажется,  начал  сбавлять  ход.  Не  знаю
почему, но я вдруг вспомнил о маленьком  малайце,  которого  его  приятели
назвали Паулем. Он мне не  понравился  при  нашей  стычке  на  перроне,  и
сейчас, услышав выстрелы, я почему-то вспомнил о нем.
     Хлопнула дверь тамбура. Я оглянулся.
     Мои предчувствия меня не обманули: это были малайцы. Их было двое,  и
один из них ткнул меня в бок стволом короткого армейского автомата. Теперь
я понял, чем были заполнены их тяжелые  саквояжи...  Понял  я  и  то,  что
сопротивляться бессмысленно.



                                    3

                             Начни свое дело в срок и вовремя его закончи.
                          Совсем не спеши,  не  надо  спешить,  зачем  нам
                          спешить,  Эл?  Но  никогда  не   медли,   медлят
                          проигрывающие.
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа.

     Оказалось, малайцы знают не только свой пронзительный  носовой  язык.
Обыскав меня, внятно и ясно, даже не прибегнув  к  помощи  прикладов,  они
объяснили мне, куда я должен пройти и где сесть. Я не возражал.
     Они теперь не казались мне шумливыми, как полчаса назад  на  перроне,
зато я никак не мог подсчитать - сколько их? Они входили, выходили, и  все
были походки друг на друга. То я убеждал себя, что их не  более  семи,  то
мне вдруг начинало казаться, что их не менее  дюжины.  Впрочем,  благодаря
натренированной памяти, троих из них, и прежде всего,  конечно,  Пауля,  я
все же смог выделить сразу. Он тоже  не  забыл  о  нашем  столкновении,  и
остро, нехорошо косился в мою сторону. Чем-то я его, видно, здорово задел.
Второй, похожий на обезьяну, обряженную в спортивный  костюмчик  и  мягкий
тонкий берет, некто Йооп, так запомнилось мне его имя, сразу присел в углу
вагона и, зажав автомат между ног, тихо сидел там. Третьего из тех, кого я
выделил, звали Роджер. Похоже, малайцы его  слушались.  По  крайней  мере,
именно к нему они бежали с вопросами. А запомнить его было  легче  всех  -
левую его щеку пересекал короткий, грубо залеченный шрам. Как ни  странно,
Роджера это нисколько  не  портило,  и  со  шрамом  на  щеке  он  выглядел
привлекательнее своих приятелей.
     Что касается пассажиров, которых согнали в вагон со всего поезда,  их
оказалось меньше, чем я думал, - человек тридцать, от силы тридцать  пять.
Они даже не заполнили вагона. Среди них  я,  естественно,  увидел  усатого
франта в отличном темном костюме из тонкой шерсти (плащ он держал в  руке)
и с резной костью. Он явно был с юга, от него так и несло магнолиями.
     Здесь же сидел мамалыжник  из  Теннеси  (он  сам  так  представился),
который ехал в гости к сестре и  экономил  на  ночном  поезде.  Совершенно
растерянный, он успел рассказать это за  считанные  минуты.  Казалось,  он
ждал утешения, но ему понимающе кивнули лишь  фермеры,  постаравшиеся  как
можно поглубже заткнуть под сиденья свои большие плетеные корзины. Потомки
мормонов и сами мормоны - они были плотными,  белобрысыми,  нравственными,
трудолюбивыми. Не знаю, почему я так подумал, скорее всего  по  ассоциации
все с той же "Книгой Мормона".
     Остальные, похоже, были местными - пожилые люди, смирные, как  бобры.
Никто из них ни в чем не перечил малайцам, впрочем, и малайцы вели себя не
грубо. Бросив на пол пару пластиковых мешков, они подняли на ноги  меня  и
мормонов:
     - Быстро! Заклеить окна!
     В мешках оказались старые газеты и клейкая лента.
     Мормоны и я, потом еще два бивера-добровольца взялись за дело.  Поезд
к этому времени остановился, похоже, посреди большой  лесной  поляны,  но,
может быть, я просто не видел в темноте деревьев. Малайцы  сосредоточились
у входов, среди них стоял и Пауль. Я  старался  не  поворачиваться  в  его
сторону. Но даже Пауль забыл про меня, так  малайцев  заворожили  мормоны.
Они действительно умели трудиться - аккуратно, споро. Они  трудились,  как
пчелы, и скоро окна были заклеены газетами.
     Я воспользовался моментом.
     - Кажется, там стреляли... - я  кивнул  в  сторону,  где  должен  был
находиться локомотив. - Надеюсь, никто не пострадал?
     Роджер усмехнулся:
     - Машинист корчил из себя героя. Его подстрелили. - И пояснил: -  Нам
нужны не герои, а заложники.
     - Где мы остановились?
     Роджер счел меня слишком назойливым:
     - Сядь на свое место и помолчи.
     Он был чуть ли не вдвое ниже меня, но оружие  давало  ему  абсолютное
преимущество. Я пожал плечами:
     - Может, машинисту нужна помощь? Я умею перевязывать раны.
     - Помощь? Машинисту она уже не нужна.
     Двери со стороны локомотива вдруг раздвинулись, вошли еще два малайца
с автоматами. Они удовлетворенно взглянули на  заклеенные  окна,  а  потом
рассадили  пассажиров  парами,  заодно  связав  створки  раздвижной  двери
крепкой тяжелой цепью, извлеченной из кожаного саквояжа. На эту  же  цепь,
работая осторожно, вдумчиво,  они  подвесили  на  растяжках  три  рубчатых
медных цилиндра, видимо, начиненных взрывчаткой. Я поежился, -  заряд  был
немалым. Подтверждая мои подозрения, Роджер беззлобно объяснил: сунетесь к
двери, попытаетесь их открыть, весь вагон разнесет в щепы.
     Сказанное не дошло только  до  очнувшегося  наконец  усатого  франта.
Полусонный, он вдруг заговорил, не теряя своего высокомерного вида.
     - Спрингз-9? - спросил он у мормонов.
     - Нет, - смиренно ответил один из них. Его круглые щеки  были  залиты
бледным румянцем.
     - Спрингз-8? - удивился франт, стараясь не терять своего высокомерия.
     - Эй, ты! - крикнул кто-то из малайцев. - Заткнись! Никто еще  никуда
не приехал!
     - Как так? - по-настоящему удивился усатый  франт.  -  Почему  же  мы
стоим? Где мы стоим?
     Все тот же мормон смиренно пожал плечами.
     - Мы ведь стоим? - франт тяжело приподнялся, опираясь на свою  резную
трость. - Я, пожалуй, прогуляюсь.
     Он ничего не понимал.
     -  Сядьте,  -  негромко  подсказал  я  франту.  -  Вы   ведете   себя
неправильно.
     - Эй, ты! - малайцы уже не шутили. - Сядь и заткнись! Вы - заложники.
Если наши требования  будут  приняты,  мы  вас  отпустим.  Если  этого  не
случится, мы всех расстреляем.
     - Расстреляете?
     - Не задумываясь, - твердо ответил Роджер. Ни один мускул не  дрогнул
на его коричневом лице. - Мы просто вынуждены будем это сделать.
     - Но кто вы? - спросил я.
     Роджер  взглянул  на  меня  без  улыбки,  его  английская  речь  была
правильной.
     - Южные Молукки. Приходилось слышать?
     Я  наморщил  лоб.  Ну  да...  Фикусы,  мимозы,  дуриан,   древовидные
папоротники... Еще  обезьяны,  похожие  на  собак,  жемчуг  и  пряности...
Наверное, вулканы... Впрочем, в последнем я не был уверен.
     - Южные Молукки? Но это же Индонезия!
     - Вот именно - Индонезия, - с отвращением произнес Роджер. - А  Южные
Молукки  должны  быть  Южными  Молукками.  Республика   Южных   Молукк   -
независимая и свободная, - произнес он  горделиво.  -  Мы  требуем  только
своего, не покушаясь на чужое. Индонезия Индонезией, а Южные Молукки - это
Южные Молукки!
     - Но почему вы ищете свободу так далеко от своей страны?
     - Мы ищем ее не только здесь, но и в  Индонезии,  и  в  Голландии.  В
конце концов, - усмехнулся Роджер, - все началось  с  Голландии,  это  она
владела нашими  островами.  Пора  пришла  -  Южные  Молукки  должны  стать
свободными. Сейчас, в это время, - он глянул на наручные часы, - наши люди
в Амстердаме штурмуют представительство Индонезии. Мы  хотим,  чтобы  весь
мир узнал о наших проблемах. И ваша страна тоже.
     - Поэтому вы застрелили машиниста?  Он  же,  наверное,  и  не  слыхал
никогда о ваших Молукках.
     - Мы ни перед чем не остановимся.
     - Я вижу... - пробормотал я.
     - Заткнись! - это крикнул Пауль.  Он  издали  смотрел  на  меня,  его
маленькие кривые зубы были крепко  стиснуты.  Я  невольно  вспомнил  слова
шефа: "Все, что от тебя потребуется, - это терпение. Ты будешь  гулять  по
улицам,  заходить  в  аптеки  и  лавки,  бродить  по  перрону,  думать   о
вечности..." Кажется, он так и сказал. Самое время подумать о вечности.
     - Послушайте, - спросил я малайца со шрамом на щеке,  Роджера,  -  вы
христианин?
     - Да, - ответил он, - я католик.
     Мормоны неодобрительно переглянулись.
     - И вы аккуратно посещаете воскресные обедни?
     - Конечно.
     - И искренне верите в рай и ад?
     Роджер выглядел озадаченным:
     - Я верю всему, чему учит святая церковь.
     - И любите ближних своих, как нам завещал Иисус?
     Вытянув шеи, пассажиры и малайцы внимательно прислушивались  к  нашей
беседе.
     - Ну да, - озадаченно подтвердил Роджер.
     - Но вы же преступаете сейчас все христианские заповеди.
     Малаец возразил:
     - Нас вынудили. Нашу страну угнетают.
     - Разве это делаем мы?
     Малаец промолчал. Зато из-за стены вагона где-то невдалеке послышался
рев мотора, потом истошно взвыла сирена.
     - Это солдаты, - сказал я. - Они окружают поезд.
     Теперь все смотрели на малайцев. Надо отдать им должное, услышав  про
солдат, они чуть ли не повеселели.
     - Прекрасно, - сказал Роджер, и впервые за это время неровный шрам на
его щеке дрогнул. - Этого мы и хотели.
     Он добавил что-то еще, что звучало как "тодью", но этого слова  я  не
понял.
     - Иди сюда, - Роджер поманил меня к двери маленькой коричневой рукой,
которую я, без сомнения, мог перебить одним ударом ладони, но в  другой-то
руке Роджера находился автомат - поэтому я послушно приблизился.
     - Пауль, привяжи его.
     Пауль незамедлительно тщательно выполнил  приказ.  Он  привязал  меня
капроновым  шнуром  прямо  к  цепям,  на  которых   висели   цилиндры   со
взрывчаткой. Попробуй я подняться, от нас ничего бы  не  осталось.  Хорошо
еще, что я мог сидеть.  Не  самое  лучшее  быть  привязанным  к  взрывному
устройству, но я мог сидеть, а это уже утешало.
     - Ослабьте узлы, - попросил я.
     Пауль нехорошо взглянул на  меня,  но  Роджер  кивнул,  и  узлы  были
немного ослаблены.
     - Пауль! Йооп! - приказал Роджер. -  Вы  останетесь  в  вагоне.  Если
кто-то захочет уйти или хотя бы  сорвать  газету  с  окна,  стреляйте  без
предупреждения.
     Торопясь, он повел своих людей в тамбур. И  только  сейчас  я  увидел
напротив себя еще одного человека. Раньше его  скрывала  от  меня  высокая
спинка кресла.
     Этот человек был тощ и нескладен. Толстый плащ, точнее,  пальто,  он,
свернув, держал на коленях, - больше при нем ничего не было - ни сумки, ни
чемодана. На бивера он не был похож, был явно приезжим -  невыразительный,
серый, медлительный, казалось, ни на что не обращавший внимания.
     Где-то за вагоном прогремели  выстрелы.  Стреляли,  наверное,  поверх
вагона, ни одна пуля  не  ударила  в  стенку  или  стекло.  Дальняя  дверь
раздвинулась. Кто-то из малайцев крикнул:
     - Пауль, солдаты хотят штурмовать поезд! Возьми того, что с усами!
     Пауль незамедлительно сдернул с сиденья усатого франта. Тот  чуть  не
упал, но все же удержался на ногах. Вид у  него  теперь  был  униженный  и
больной - он расплачивался за пьянство. Опасливо прислушиваясь  к  длинной
пулеметной очереди, франт  впереди  Пауля  прошел  к  выходу  и  исчез  за
сомкнувшимися за ним дверями. Йооп из угла настороженно следил за нами, но
никто не шелохнулся. В соседнем вагоне один за другим  гулко  ударили  три
выстрела.
     "Это первый!.. - мрачно подумал я. - Они держат слово... - И подумал:
- Кто будет следующим?.."
     Кисти рук были связаны, но я свободно мог шевелить пальцами и шевелил
- чем еще мне было заняться? На сиденье рядом  со  мной  валялась  дешевая
авторучка - из тех, что заправляется баллончиками.  Наверное,  ее  оставил
кто-то из малайцев. Я дотянулся до нее и взял в руки.
     Зачем она мне? Я и сам не знал.
     Но чем-то надо было заняться. Ждать - занятие не из самых приятных, а
нам, судя по всему, предстояло долгое ожидание. Нам...
     Я не смотрел на своего соседа - опора  малая,  ненадежная;  столь  же
ненадежной опорой казались и все остальные. Я машинально  вертел  в  руках
ручку: все, что я мог - это дотянуться ею до светлой кожи кресла.
     "Ну да, - хмыкнул я. - Оставлю на коже свои инициалы.  Джек  Берримен
ничего не пропустит, он поймет, что здесь происходило".
     "Прогулка!.." - фыркнул я не без презрения, будто шеф  был  в  чем-то
виноват.
     Думая  так,  успокаивая  себя,  обдумывая  дальнейшие   действия,   я
машинально вывел на  светлой  коже  кресла  довольно  правильный  круг,  а
подумав, снабдил его мелкими лучиками.
     Солнце - золото... Тело пурпурное,  зрелый  муж,  отчий  огонь,  свет
горний...
     В центре круга можно было поставить жирную точку, и я поставил ее.
     Солнце... Золото... Утешил бы меня блеск золота, дотянись я  до  него
сейчас?
     Я усмехнулся. Дотянуться до золота я не  мог.  Возможно,  его  запасы
велики у алхимиков, но надо знать, где они таят  его.  У  меня  золота  не
было.
     Думаю, никакого золота не было и у малайцев. Конечно, они должны были
на что-то покупать оружие, не возили же они его с собой.
     Я  усмехнулся.  Совсем  недавно  Консультация  выгодно  сбыла   запас
устаревшего оружия... Кому?.. Этого я не знал...  Не  исключено,  что  оно
было приобретено патриотами Южных Молукк... Почему бы и нет?
     Ладно. Придется ждать.
     Надо настраиваться на долгое ожидание.
     Я хмурился, терпеливо прикидывая варианты. Их  было  немного.  Причем
количество уменьшилось еще и оттого, что у меня не было оружия, и  оттого,
что вряд ли кто-нибудь в вагоне мог меня поддержать.
     Думая обо всем этом, я продолжал разрисовывать светлую  кожу  кресла.
Она была упругой.
     Кольцо...  Я  сделал  его  отчетливым...  сверху  снабдил   маленьким
полумесяцем - рогами вверх, снизу - прямой ручкой, отчего он стало похожим
на ручное зеркальце, ручку превратил в крест, пририсовав  короткую  прямую
перекладину.
     Алхимический символ ртути...
     Я ухмыльнулся. Ехать  к  алхимикам,  ожидать  неизвестного  человека,
надеяться на встречу, а попасть к малайцам! "Прогулка!.."
     Бродить по пустынным улочкам самого что ни на есть бобрового городка,
а попасть в лапы патриотов каких-то там Южных Молукк!
     Я с отвращением бросил ручку.
     Упав на кресло, она медленно покатилась, пока не  завалилась  в  щели
между спинкой и сиденьем.
     Мормоны, флегматичные, внешне спокойные, но, конечно,  трясущиеся  не
только за себя, но и за свои плетеные корзины; мамалыжник из Теннеси; этот
недоношенный  медлительный  сукин  кот  напротив;  послушные  перепуганные
биверы - угораздило меня попасть в столь странную компанию! Начнись драка,
мне попросту не на кого будет опереться.
     Подняв голову, я еще раз осмотрел согнанных в вагон  пассажиров.  Они
боялись поднять глаза, боялись малайцев, на корточках устроившихся в  углу
вагона. Я перевел взгляд на своего  соседа.  Он  мирно  дремал.  Казалось,
ничто его не  трогает:  голова  была  откинута  на  спинку  кресла,  глаза
закрыты. В этой позе, расслабленный, вдруг  постаревший,  он  казался  мне
странно знакомым.
     Знакомым?
     Где я мог его видеть?
     Я мучительно вспоминал, перебирая в памяти самые  вздорные  ситуации,
но, как чаще всего и бывает, вспомнил его сразу, вдруг.
     Шеббс!
     Ну да, прощаясь, уже встав на ноги, шеф сунул руку в карман и  извлек
из него фотографию. "Ты помнишь этого человека?"
     Конечно, я его помнил. С Джеком Беррименом мы тщательно  изучили  всю
его биографию. Чтобы окончательно убедиться,  что  это  он,  следовало  бы
взглянуть на его ноги - от ступней до коленей они  должны  были  выглядеть
фиолетовыми от вздувшихся поврежденных кровеносных сосудов,  -  думаю,  не
самое привлекательное зрелище.
     "Похоже, - понял я, - не выйдя на алхимиков,  никого  не  встретив  в
Спрингз-6, попав в руки малайцев, я по  чистой  случайности  наткнулся  на
Шеббса".



                                    4

                                Усердие, ничего не дается без усердия, Эл!
                            С усердием начинай, с усердием продолжай дело.
                            Желание отдохнуть - первый признак  возможного
                            поражения.
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа.

     Герберт  Шеббс.  Именно  так  писалось  его   настоящее   имя,   хотя
псевдонимов у него было более чем  достаточно  -  Сэм  Поффит,  Олл  Смит,
Роджер Флаерти... Профессиональный взломщик и вор, он прошел хорошую школу
в различных исправительных заведениях и, прежде всего,  в  мрачных  стенах
Ливенуорта. Что, впрочем, не сделало его честнее.
     Привязанный к взрывному устройству, я старался занять себя, вспоминая
все с ним связанное.
     Бессмысленное занятие? Не думаю. Бессмысленной информации  вообще  не
существует, любой информацией  можно  воспользоваться,  а  значит,  нет  и
бессмысленных занятий. Если вам привычно и  буднично  говорят:  "С  добрым
утром!" - и если вы умный человек, вы используете эту ничтожную информацию
с пользой для себя. Если совершенно случайный человек вдруг  намекает  вам
на то, что знает участок дунайского дна, где захоронен Атилла, или кусочек
бескрайней степи,  где  бесчисленная  конница  монголов  затоптала  могилу
Чингисхана, не надо отмахиваться от такого человека  -  есть  шанс,  пусть
ничтожный, что он и правда что-то такое знает.
     Шеббс...
     Несколько  лет  назад,  накануне  Дня  благодарения,  Герберт   Шеббс
приобрел за наличные билет на самолет компании  "Нортуэст  эрлайнз".  Рейс
305: Портленд (Орегон) - Сиэтл, обычный рейс из города  роз  и  коричневых
песчаников. Рейс этот действительно начинался как самый  обычный.  Правда,
сам Шеббс поднялся в самолет последним и устроился в хвосте в пустом  ряду
под иллюминатором. На пустое кресло  рядом  он  положил  довольно  тяжелый
комканый чемоданчик. Разумеется, он успел пересчитать пассажиров  -  сорок
три человека, и он знал, что экипаж "Боинга-727" состоит из шести человек.
     Сразу после взлета Шеббс подозвал  стюардессу.  Ее  звали  Флоранс  -
белокурая, длинноногая, и память  у  нее  оказалась  отменной.  Позже  она
подробно описала аккуратный, но уже поношенный костюм Шеббса, его  высокие
шнурованные  ботинки,  какую-то  внешнюю  незамысловатость.  Она   так   и
подумала: недотепа и неудачник, а он  вдруг  поманил  Флоранс  к  себе  и,
невыразительно улыбнувшись, сунул ей в руку тонкий длинный конверт.
     Флоранс улыбнулась в ответ. Она давно привыкла к поклонникам и знала,
как много желающих испытать это на большой высоте. Она  улыбнулась  Шеббсу
несколько даже снисходительно, но он вдруг крепко взял ее руку.  "Мисс,  -
сказал он негромко, но убедительно. - Прочтите мою  записку  и  сейчас  же
отнесите ее пилотам".
     Флоранс улыбнулась и раскрыла конверт.
     Шеббс писал не очень грамотно,  но  просто:  "У  меня  в  чемоданчике
бомба. Есть условия. Я."
     - Вы шутите, - улыбнулась Флоранс, но Шеббс,  не  отвечая,  приоткрыл
кожаный чемоданчик, и она увидела в нем сложное  устройство  из  проводов,
массивных цилиндров и, кажется, батарей.  Почти  все,  кроме,  разумеется,
проводов, было выполнено из пластмассы.
     Самолет тем временем набирал высоту.
     - Идите и передайте мое письмо пилотам.
     Флоранс пошла по длинному проходу салона. Она была так растеряна, что
уронила конверт. Его подобрала вторая стюардесса - Тина. Не помню,  как  у
нее было с памятью, но Тина тут  же  доставила  записку  Шеббса  командиру
экипажа капитану Скотту. Через ту же Тину капитан Скотт выяснил, что Шеббс
требует за жизнь пассажиров и за самолет выкуп в 200.000 долларов, а также
четыре парашюта - два нагрудных и два заплечных.
     Доналд   Найроп,   президент   "Нортуэст",    следуя    рекомендациям
подключившихся к операции сотрудников ФБР, приказал выполнить все условия,
поставленные Шеббсом. В Сиэтле, где  на  борт  были  доставлены  деньги  и
парашюты,  Шеббс  в  ответ  отпустил  всех  пассажиров,  а  себя  приказал
доставить в Мексику.
     Без дозаправки "Боинг-727" не мог  дотянуть  до  нее.  Капитан  Скотт
сумел уговорить Шеббса -  вместо  Мексики  он  на  выбор  предложил  сразу
несколько пунктов, из которых Шеббс почему-то остановился на Рино.  Кое  у
кого вызвало это потом улыбку: Рино известен тем, что там можно  быстро  и
дешево оформить  развод,  там  же  достаточно  игровых  домов,  где  можно
спустить любую сумму.
     Но Шеббс не собирался шутить. Его инструкции были лаконичны и  точны:
самолет должен следовать на высоте 10.000 футов с  закрылками,  опущенными
на пятнадцать градусов, что  по  его  расчетам  должно  было  снизить  его
скорость до двухсот миль в час. При расследовании такая точность поставила
сотрудников ФБР в тупик: где  мог  узнать  все  это  человек,  никогда  не
имевший отношения к авиации и полжизни проведший в  тюрьмах?  Более  того,
вряд ли такие сведения Шеббс  мог  почерпнуть  в  детстве,  проведенном  в
известном Бойс-Тауне, в приюте для мальчиков под Омахой.
     Почти сразу после взлета в Сиэтле Шеббс открыл люк  под  фюзеляжем  и
выпустил кормовой трап. Ледяной воздух хлынул в салон,  и  Шеббс  разрешил
стюардессам укрыться в кабине пилотов.
     Когда "Боинг-727" приземлился в Рино, Шеббса на его борту не было. На
полу самолета валялся заплечный парашют и купол от нагрудного -  стропы  с
него были срезаны...
     Позже, разбирая с  Джеком  Беррименом  это  дело,  мы  отдали  Шеббсу
должное.  Он  оказался  человеком  слова:  отпустил  пассажиров,  не   дал
замерзнуть стюардессам, а  оставляя  самолет,  отключил  рабочий  механизм
бомбы. Конечно, он отнял у государства 200.000  долларов,  точнее  199.960
(кассир,  волнуясь,  просчитался  на  сорок  долларов),  но  неизвестно  -
воспользовался ли он ими?
     Двести солдат в течение месяца прочесывали наиболее  вероятное  место
приземления Шеббса, но  ни  денег,  ни  Шеббса  не  нашли.  Мы  с  Джеком,
разрабатывая биографию Шеббса, наткнулись на валяную  деталь:  находясь  в
свое время в Ливенуорте, Герберт Шеббс сдружился  с  бывшим  летчиком.  От
него, видимо, он и узнал о том, что именно у  "Боинга-727"  кормовой  трап
можно выпустить прямо в воздухе...
     Вспоминая все это, я смотрел на  дремавшего  Шеббса.  200.000,  пусть
даже 199.960 долларов, были бы для Консультации вовсе не лишними.



                                    5

                              Что бы ни происходило, убедись, что ты чист.
                           Обращая  внимание  на  следы,  результаты  дают
                           только чистые операции.  Ощутив  необходимость,
                           проконтролируй себя и раз, и  два.  Будь  чист,
                           пусть это станет законом.
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа.

     Наконец меня отвязали, и я размял затекшие все же кисти.
     - Встань! - приказал Пауль мамалыжнику из Теннеси.
     Мамалыжник криво ухмыльнулся:
     - Если вы хотите проделать со мной то же, что и с ним, - он кивнул на
меня, - это не пройдет.
     - Вот как? - Пауль оторопел.  Он  даже  крикнул:  -  Йооп,  этот  тип
отказывается идти.
     - Ну так помоги ему! - Йооп явно не  был  злым  человеком,  но  отказ
мамалыжника заинтересовал его.
     Все три находившиеся в вагоне малайца подошли поближе и  с  интересом
уставились на взбунтовавшегося мамалыжника. Фермеры, сидевшие рядом с ним,
не отодвинулись, они даже  смотрели  на  него  с  сочувствием  -  это  мне
понравилось.
     Покосившись на меня, Пауль спросил:
     - Почему ты отказываешься?
     - Я эпилептик, - сказал мамалыжник. Левая его бровь быстро дергалась.
     - Вот как? - Пауль был полон темных подозрений.
     -  Иди  ты!  -  он  ткнул  пальцем  в  одного  из  мормонов,  и  тот,
нахмурившись, бледный, неторопливо поднялся и занял мое место.
     - Чего вы от нас хотите? - спросил я Йоопа.
     Ответил Пауль, с вызовом:
     - Читай газеты.
     - Где я их возьму?
     - Скоро принесут. Нам будут носить все, что нам потребуется, -  почти
выкрикнул он. Он явно заводил себя. - А не принесут, вам же хуже.
     - Пауль! - крикнул кто-то из малайцев, заглядывая в вагон. -  Солдаты
нам не верят. Роджер приказывает привести кого-то из них!
     - Кого? - взгляд Пауля все еще был скошен на меня.
     Йооп быстро подсказал:
     - Веди эпилептика.
     Пауль взглянул на Йоопа, но тот был неумолим.  Выходило  так,  что  в
иерархии малайцев Пауль занимал чуть ли не самую низшую ступень. Это  меня
обрадовало.
     - Иди! - прикрикнул Пауль на мамалыжника.
     А я подумал: "Второй..."
     Этот человек, который сам назвал себя мамалыжником и  который  только
что разговаривал с фермерами, ничуть не трогал меня. У него хорошая ферма,
неплохие поля, его земли окупает затраченный на них труд. Даже на  меня  и
Пауля мамалыжник смотрел как на потенциальных потребителей  его  кукурузы.
Он был растерян и не нравился мне.
     - Триммер, - беспомощно позвал он. - Помолитесь за меня.
     Триммер - коротышка  из  местных,  тощий,  длиннолицый,  но  с  мощно
выдающейся  вперед  нижней  челюстью,  глянул  на  мамалыжника  маленькими
старческими глазками и кивнул. Он сидел сразу за фермерами, я  хорошо  его
видел, и он опять кивнул, когда мамалыжник беспомощно сказал:
     - Ну, я пошел.
     Его увели.
     Все молчали.
     - Если солдаты начнут стрельбу, - сказал, наконец, Йооп,  -  ложитесь
на пол.
     А  Пауль  добавил,  раскуривая,  на  мой  взгляд,  слишком   душистую
сигарету:
     - Не хватало, чтобы их трупы навешали на нас.
     И снова в вагоне воцарилась тишина. Потом мой бесцветный сосед  вдруг
приоткрыл глаза и, будто раздумывая, негромко произнес:
     - Отвернувшиеся от духа должны испытать  всяческие  несчастья,  иначе
как же им вернуться?
     Я вздрогнул: впервые услышал голос  человека,  которого  принимал  за
Шеббса.
     - Вы знаете, где  находятся  эти  Молукки?  -  спросил  я,  чтобы  не
молчать.
     - Конечно.
     - Расскажите мне.
     Смутно, но я и сам уже  кое-что  вспомнил.  Острова,  разбросанные  в
океане между Калимантаном и Новой Гвинеей. Хальмахера, Моротай,  Миссол  -
эти названия встали передо мной отчетливо. Когда-то впечатанные в  память,
они забылись, но сейчас одно за другим всплывали из ее темных пучин.
     - Зачем вам все это? - медленно проговорил мой сосед.
     Я удивился.
     - Как зачем? Должен же я знать, откуда явились эти коричневые братцы!
     - Этого не следует знать.
     - Почему?
     - Зачем вам делаться соучастником?
     - Разве знание делает соучастником?
     - Почти всегда.
     Я пожал плечами.
     Если это действительно был  Шеббс,  он  здорово  изменился.  Он  стал
философом. Нечастое перерождение,  особенно  для  хронических  постояльцев
таких мест, как тюрьма Ливенуорт.
     Мог ли Шеббс проделать такую эволюцию?
     В свое время Берримен и я хорошо поработали с неким Джекки, приятелем
Шеббса по Ливенуорту, давно завязавшим и осевшим подальше от старых друзей
в Каскадных горах. Ну, озеро Мервин, вулкан Худ,  река  Колумбия,  красные
леса - не худшее место. Это к нему постучался  однажды  Шеббс.  Они  сразу
узнали друг друга, хотя встреча была случайной. Джекки  всегда  подозревал
Шеббса в некоторых преувеличениях, но в историю с угоном самолета  поверил
сразу. Почему бы и нет? Об этом уже писали в газетах. А деньги?  Где  твои
200.000? Ах, ты их  обронил  во  время  прыжка  с  парашютом,  их  вырвало
воздухом из твоих рук? Почему бы и нет, звучало вполне  убедительно.  Тебе
нужна помощь? Ты хочешь отыскать пластиковый мешок  с  деньгами?  Конечно,
он,  Джекки,  поможет.  Он  не  настолько  богат,  чтобы   отказаться   от
предлагаемой доли. Джекки с пониманием отнесся к старому приятелю: как  не
растеряться на трапе на такой высоте?! В лицо ледяной ветер, далеко  внизу
под ногами огни... Он, Джекки, тоже бы машинально поднял руки к лицу.  Что
удивительно, так это то, что сумку сорвало с ременной петли.
     Мешок с деньгами никуда не денется -  Джекки  загорелся  сразу.  Этот
мешок лежит где-то  в  лесу,  если,  конечно,  не  влетел  прямо  в  трубу
какого-нибудь лесника. Джекки  ухмыльнулся.  Он,  конечно,  вовсе  так  не
думал. Случись такое, об  этом  знала  бы  вся  округа.  200.000  долларов
влетают в трубу! А?
     Джекки с удовольствием примкнул к поискам. Позднее он утверждал,  что
время от  времени  меланхоличного  Шеббса  вдруг  охватывало  чрезвычайное
волнение. Что они будут делать  с  деньгами,  когда  найдут  мешок?  Шеббс
нервно  подмигивал  Джекки:  мы  не  братья  Флойды,  помнишь   таких   по
Ливенуорту? - их недавно посадили на электрический стул.
     Иногда Шеббса совсем заносило. Он вдруг  забывал,  что  в  Ливенуорте
сидел не один. Джекки  тоже  в  свое  время  скрашивал  ему  компанию.  Он
становился вдруг невероятно серьезным и таинственно намекал: ему,  Шеббсу,
мол, есть о чем рассказать. "Джекки, ты  помнишь  залив  Кочинос?"  Джекки
помнил. Это далеко от тюрьмы Ливенуорт, но Джекки помнил.  Ну,  шестьдесят
первый, - намекал Шеббс, - шестьдесят первый год: тогда  он  тоже  здорово
поработал, только об этом не очень-то порассказываешь;  тогда  он  впервые
прыгнул с парашютом, так что у него есть опыт.
     Явное вранье расстраивало Джекки, оно бросало неверный свет  на  сами
поиски денег. Как так? - напоминал он. В  заливе  Кочинос  высадка  шла  с
моря, а не с неба.
     Попавшись, Шеббс не искал лазеек, а только  ухмылялся:  он-то  знает,
что говорит. Ну да, правильно, с моря. Он там сидел на берегу, в сторонке,
и от него зависело многое. Но на высадке с неба он уже не настаивал.
     А Мемфис? Помнишь ту историю в Мемфисе? - намекал он Джекки, бродя  с
ним по старым руслам и боясь поднимать голову,  так  ослепительно,  грозно
сияла над ними грандиозная ледяная пирамида вулкана Худ. Там,  в  Мемфисе,
тоже было не просто. Ох, как не просто! Ты, Джекки,  конечно,  о  таком  и
догадаться не можешь, но он, Шеббс,  не  догадывается,  а  знает.  Там,  в
Мемфисе, вместе с Джеймсом Эрлом Рэем действовал еще и второй стрелок. Рэй
стрелял в доктора Кинга из ванной комнаты, снятой в третьеразрядном отеле,
а  некий  его  напарник,  оставшийся  неизвестным,  находился   в   мотеле
"Лоррейн", в том  крыле,  что  находится  прямо  напротив  бывшего  номера
доктора Кинга... Шеббс не утверждал прямо, что вторым стрелком  был  он...
Возможно, он просто помогал. Ну, скажем, сидел за рулем одного из тех двух
белых кадиллаков, что сбивали со следа полицию...
     "Может, это ты и был "Раулем", а?" - посмеивался  Джекки,  но  вранье
Шеббса его огорчало.
     Впрочем, в потерянные деньги он искренне верил.
     Шеббс ли это? Я внимательно присмотрелся к соседу.
     В вагоне похолодало. Кое-кто уже спал, натянув на себя всю  имеющуюся
при себе одежду.
     Видимо, решил лечь и мой сосед. Он осмотрелся,  подложил  под  голову
шляпу, которая немедленно смялась; но это его не смутило.  Вытянувшись  на
двух  креслах  (средний  подлокотник  он  опустил),  человек,  которого  я
принимал за Шеббса, не пожалел и своего пальто: оно оказалось долгополым и
укрыло его с головы до ног.
     "Прогуливался тут один... -  вспомнил  я  слова  кассира  со  станции
Спрингз-6. - Ну, такой... Шляпа не первой молодости, долгополое  пальто...
Оно даже мне показалось старомодным.  Последний  раз  я  видел  такое  лет
десять назад на Сильвере Лаксте... А этот человек,  я  говорю  про  вашего
приятеля, он еще  сутулился...  Я  сперва  подумал:  отец  святой,  но  он
закурил..."
     Выходит, кассир видел Шеббса?
     Я не спускал с соседа глаз.
     - Как быть с едой? - сильно растягивая гласные, вдруг спросил один из
пожилых биверов. - У меня ничего с собой нет,  а  мне  необходимо  поесть.
Если я не буду нормально питаться, я испорчу желудок.
     -  Закажите  обед  в  "Павильоне",  -   откликнулся   кто-то   крайне
недоброжелательно. - Или вам  больше  по  душе  итальянская  кухня?  Тогда
звоните в "Мама Леоне".
     Кто-то нервно и обидно рассмеялся, у пожилого бивера  дрогнули  губы.
Один из мормонов вздохнул и  стал  тащить  из-под  сиденья  свою  плетеную
корзину.
     Но по-настоящему меня занимал теперь только мой сосед. Я не хотел его
упускать, я не собирался возвращаться в Консультацию с пустыми руками.
     Шеббс ли это? Что-то все же мешало мне поверить в это.
     Тогда,  может,  это  человек,  который  должен  был  подойти  ко  мне
где-нибудь в Спрингз-6?  Почему  нет?  В  течение  дня  он  незаметно  мог
следовать за мной, его что-то насторожило, он отказался от встречи,  но  в
поезд  все-таки  сел.  Может  быть,  именно  такие,  как  он,  мешковатые,
незаметные, выполняют роль шестых  или  седьмых  связистов  у  касты  этих
тайных жрецов, скрывающих от человечества опасные открытия?
     Существуют ли такие хранители скрытых знаний? И  существуют  ли  сами
знания?
     Доктор Хэссоп отвечал на такие вопросы утвердительно.
     Например, он ссылался на черных.
     Мир обошла история племени  догонов.  Эти  африканцы  чуть  ли  не  с
тринадцатого века прячутся в труднодоступных  районах  пустынного  горного
плато Бандиагара, живут уединенно, не любят общаться с соседями, и тем  не
менее знакомы со странноватыми вещами. Скажем,  они  твердо  уверены,  что
жизнь их племени во многом зависит от  состояния  системы  звезды  Сириус.
Непонятно, где, когда, от кого и каким образом получили они  столь  точные
(свидетельство астрономов) сведения об  этой  звезде?  Может,  они  впрямь
общались когда-то с пришельцами? И крылатый  конь  Лунг-та  ступал  на  их
землю?
     Доктор Хэссоп ссылался и на  некоторые  древние  святилища  Англии  и
Шотландии. Они построены из огромных камней, особым образом расставленных.
О Стоунхендже я читал и сам -  это  в  Солсбери,  юго-запад  Британии.  По
словам   доктора   Хэссопа,   стоунхенджские   сооружения   -    настоящая
обсерватория, и люди, ставившие ее, хорошо знали, что  только  узкий  пояс
именно этой местности годится по своим астрогеографическим параметрам  для
подобных сооружений, они знали и о том, что любой сдвиг по широте сразу бы
дал значительные искажения при наблюдениях...
     Доктор Хэссоп был убежден: путь к современным тайным  алхимикам  идет
через прошлое.
     Он напоминал: Пифагор (есть такие сведения) учился  в  свое  время  у
друидов, а они были высшей кастой кельтских жрецов. Юлий Цезарь,  завоевав
Галлию, в отличие от Пифагора, не испытывал никакого уважения к друидам  -
он сжег их огромную библиотеку и вырезал самих жрецов. Но всех ли? Мог  ли
он уничтожить всех? И если все-таки уничтожил,  то  откуда  столько  много
удивительных открытий рассыпано по страницам неистового Джонатана Свифта?
     А йоги?
     Они пьют дымящуюся серную кислоту, ложатся на битое стекло, пропуская
по себе  тяжелый  грузовой  автомобиль,  умеют  останавливать  собственное
сердце. Говорят,  они  умеют  взглядом  двигать  предметы.  Но  кинокамера
подтверждает движение предметов, а разве кинокамера подвержена гипнозу?
     На мой взгляд,  йоги  несколько  выпадали  из  системы.  Я  спорил  с
доктором Хэссопом: что, кроме тайн собственного организма, могут хранить и
передавать йоги?  Доктор  Хэссоп  возражал:  а  почему  деревни,  рядом  с
которыми селится  йог-отшельник,  считают  себя  осчастливленными?  Какими
знаниями обладает йог, если эти знания оказывают некое воздействие на  всю
округу?
     Доктор Хэссоп задумчиво качал головой.
     В древней Индии, Тибете, в Перу имели достаточно ясное  представление
о множественности населенных миров, в древнем Шумере знали,  что  звездный
свод совершает свой полный оборот за 25920 лет. Откуда это знание? Как его
вычислили? Это не такое число, чтобы просто взять его с потолка.
     Впрочем, зачем брать с потолка, если можно взять с неба.
     В Читамбираме, городе  танцующего  Шивы,  до  сих  пор  функционирует
известный храм Неба. Он принадлежит общине,  члены  которой  живут  крайне
замкнуто.  Почему  им  не  быть  членами  некоей  тайной  мировой  общины,
скрывающими от легкомысленного и агрессивного человечества такие  игрушки,
как греческий огонь, оружие Замамы, тайну ядерных трансмутаций?..
     Я задумчиво глядел на спящего человека, укрывшегося своим  долгополым
пальто. Вдруг это тот человек, что мог подойти, но не подошел ко мне?  Или
это все-таки Шеббс?
     Я чувствовал себя  как  тот  осел,  которого  поставили  между  двумя
охапками сена: обе манили, я не знал, какую лучше хватать. К  тому  же  не
все зависело от меня, многое зависело теперь от коричневых братцев.



                                    6

                               Знай свое дело, знай свой предмет, Эл, знай
                            его атрибутику. Совершенство  требует  знаний,
                            незнание ведет за собой смерть.
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа.

     Ранним утром раздраженный носовой голос вырвал меня из неровного сна.
Пауль,  несомненно,  меня  невзлюбил.  Он  выкрикнул  нечто  враждебное  и
непонятное, но его жест в сторону двери был ясен.
     Я хмыкнул: опять моя очередь?
     В холодном душном вагоне было светло. Лампы горели,  видимо,  работал
генератор поезда. Я представил, сколько внимательных  взглядов  направлено
сейчас на наш вагон из-за деревьев, и невольно поежился. Мне  не  хотелось
сидеть привязанным к  взрывному  устройству,  но  по-своему  малайцы  были
правы: не следовало держать там кого-то одного,  ведь  такой  человек  мог
заснуть, ему могло стать плохо... Но почему опять я?
     Он меня боится, подумал я  о  Пауле.  Эта  мысль  хоть  немного  меня
утешила.
     Йооп, не сильно усердствуя, привязал меня к цепи. Это  сразу  вернуло
меня к действительности. Я усмехнулся, вспомнив вчерашние размышления.
     Алхимики,  философский   камень,   тайная   каста...   Я   чувствовал
раздражение, ничего, кроме раздражения. Все это сказки старого Хэссопа.  Я
не желал продолжать свои  размышления.  Убедительные  вечером,  утром  они
теряют силу. К тому же сейчас я хорошо видел лицо  моего  спящего  соседа.
Теперь я не сомневался: это был Шеббс. Возможно, ночью он тоже сидел возле
связанных цепью дверей и вот так же смотрел на меня  -  спящего.  Впрочем,
для него я был лишь случайным попутчиком. Эта мысль тоже меня утешила.
     Я прислушался к неровному дыханию  спящих  людей,  к  их  неожиданным
покашливаниям. Сколько все это может продлиться?
     Шеббс...
     Я смотрел на спящего с раздражением, надеясь, что  он  не  нашел  еще
свои деньги, а если нашел, то еще не растратил. Я хотел, чтобы  он  вернул
эти деньги мне. Не государству, не компании  "Нортуэст  эрлайнз",  а  мне.
Будь здесь сейчас другие условия, я бы знал, как ускорить дело. Я бы вывел
Шеббса в тамбур и там каблуком тяжело наступил  ему  на  ногу.  Прекрасный
способ обуздать любого. Раздавил ему пальцы, и он  твой.  Если,  рыча,  он
бросится в драку, тогда ты собьешь его с  ног  и  покажешь,  кто  истинный
хозяин положения. Он твой, если, скуля, бросится в объяснения, - тогда  ты
возьмешь у него любую информацию.
     Но сейчас я ничего не мог.
     Ожидание - вот все, что оставили мне коричневые братцы. Я был отрезан
от Консультации, от Джека Берримена, у меня не было никакого оружия,  меня
попросту могли пристрелить, причем в любой момент.
     "Но я этого не допущу", - хмуро подумал я.
     Откинув голову, я смотрел на скучный потолок вагона. Или на кровлю? Я
запутался, не знал, как сказать правильно. Впрочем, мне было все  равно  -
кровля или потолок. Я видел, что вагон совсем новый, его,  может,  впервые
выпустили на линию. Он не был ни закопчен, ни запачкан.  Все  в  нем  было
чистеньким и блестело.
     Думая так, я машинально опустил взгляд и увидел светлую  чистую  кожу
сиденья.
     Светлую, да. Но чистую ли? Конечно, она была уже  загажена  какими-то
нелепыми рисунками.
     Я хмыкнул.
     Разве это сделал не я?
     Я осудил себя: если честно, вчера я вел себя  как  дикарь,  настоящий
дикарь.
     Я даже повторил про себя: как дикарь...
     Я оторопело всматривался в рисунки.
     Ну да, алхимический символ ртути. Я сам нарисовал этот круг с  прямой
ручкой-крестом, сам пририсовал сверху полумесяц - рогами вверх...
     И этот круг, аккуратный, украшенный лучиками и жирной точкой в  самом
центре, его тоже рисовал я.
     Золото...
     Тело пурпурное, муж зрелый, отчий огонь, свет горний...
     Я даже вспомнил, как легко скользила по светлой и упругой коже кресла
ручка, оставляя отчетливый, ясно различимый след...
     Но, оказывается, это было не все.
     Как бы продолжая указанный ряд, завершая  некую  магическую  формулу,
между символами ртути и золота  было  аккуратно  врисовано  нечто,  что  я
сперва принял за неряшливо начертанный круг. Еще один круг.
     Но это был не круг.
     Это были две пожирающие друг друга змеи. Если уж быть совсем  точным,
одна из них должна была оказаться красной, другая зеленой,  но  рисовавший
пользовался обыкновенной одноцветной ручкой, она и сейчас  лежала  в  щели
между сиденьем и спинкой кресла.
     Философский камень... Уроборос... Великий магистерий...  Как  это  ни
странно, но этого  знака  как  раз  и  не  хватало  в  прорисованной  мною
последовательности.
     Но разве это нарисовал я?
     Золото - да, ртуть - да, но не великий же магистерий!
     Я был убежден, я не мог сделать этого, даже впав в  забытье.  Я  умел
себя контролировать. Но если так...
     Я опасливо, осторожно поднял глаза и прошелся взглядом по  безмолвным
лицам заполняющих душный вагон пассажиров.
     Не похоже, чтобы трудолюбивые  и  нравственные  фермеры-мормоны  были
причастны к столь небогоугодному делу. Не думаю, чтобы кто-то из  них  был
увлечен алхимией. К тому же их врожденная хозяйственность не позволила  бы
им портить новые кресла.
     Тот пьяный франт, от которого  несло  магнолиями?..  Нет,  его  давно
увели... А мамалыжник из  Теннеси  тоже  не  успел  побывать  у  взрывного
устройства... Нарисовал этот знак кто-то из тех, кто сидел ночью  на  моем
месте.
     Кто?
     Уж  конечно,  не  маленький  Триммер  с  его  бульдожьей  челюстью  и
выцветшими глазками... И уж, наверное, не  пенсионеры,  думающие  лишь  об
одном - как бы им выжить...
     Из реальной, достаточно простой жизни  меня  сразу  выбросило  в  мир
сомнений.
     Кто-то из находившихся в вагоне  знал  о  существовании  алхимических
символов. Конечно, это мог оказаться, скажем, бывший  учитель  химии.  Его
заинтересовали мои знаки, и он сам машинально продолжил ряд...
     Именно в такой последовательности?
     Ну а почему нет?
     Да потому, сказал я себе, что абсолютно с той же вероятностью он  мог
оказаться, скажем,  тем  человеком,  что  должен  был  подойти  ко  мне  в
Спрингз-6, но почему-то не подошел. А сейчас он решил, что мы должны  быть
вместе, и подавал мне некий знак...
     Да, подумал я, это возможно.  Это  действительно  мог  оказаться  тот
человек, который решился и подавал мне знак...
     Странный, внятный знак, но я не успел обдумать эту мысль  хорошенько.
Пауль незаметно подошел ко мне и, нехорошо прищурившись, заметил:
     - Самое время помолиться, правда?
     Я вопросительно поднял брови.
     Пауль усмехнулся. Он держался грубо,  я  видел,  что  он  нервничает.
Что-то его мучило, он мне не  нравился.  Ко  всему  прочему,  он,  похоже,
твердо решил спровадить меня на тот свет.  Меня  это  не  устраивало,  его
вопрос был мне не по душе, тем более, что грохотнула раздвижная дверь, и в
вагон вошли еще два малайца.
     "Если они за мной, - быстро подумал я, - им все равно придется  вести
меня по проходу. Лишь бы руки у меня не были связаны.  Первым  надо  будет
ударить того, кто идет сзади, и, конечно, забрать автомат. Стрельбы  будет
много,  стрелять  придется  в  упор,  кто-то  из   пассажиров   непременно
пострадает, но иного выхода нет". Я не собирался приносить себя  в  жертву
Южным Молуккам, не испытывал  никакого  желания  быть  казненным  ради  их
свободы.
     Малайцы остановились рядах в пяти от меня и поманили к себе Пауля. Ну
что ж, лишняя минута...
     Краем глаза я видел, что мой сосед проснулся.
     Шеббс?..
     Какой Шеббс!.. Не мог же Шеббс знать  о  философском  камне.  Детский
приют не дает таких знаний. К тому же, подобная ассоциация: ртуть - золото
- философский камень, действительно, требовала определенных знаний. Откуда
они у Шеббса? Этот человек, укрывшийся старомодным долгополым пальто,  был
слишком нетороплив, слишком уж заторможен. Он непонимающе глядел на  меня,
с трудом выплывая из  своих  далеких  снов.  Его,  кажется,  нисколько  не
волновала моя перекошенная физиономия.
     - Кажется, я на очереди...
     Шеббс медлительно, но так просто и определенно кивнул мне, что у меня
сжалось сердце. Этот человек в долгополом пальто знал что-то  важное,  мне
не известное. Это позволяло ему не нервничать  и  не  торопиться.  Он  был
вовсе не прост, и смотрел на меня не равнодушно, как мне прежде  казалось,
просто  он  чуть-чуть,  почти  незаметно  косил,  что  делало  его  взгляд
рассеянным.
     Кто он? Шеббс? Или человек, который мог подойти ко мне в Спрингз-6?
     - Пауль, - расслышал я. Это сказал  один  из  пришедших  малайцев.  -
Пойди к Роджеру. Он зовет тебя.
     Я облегченно  вздохнул.  Мне  не  нравился  Пауль,  он  мог  запросто
застрелить меня в переходе между вагонами. Этого мне  не  нужно.  Я  хотел
жить, хотел вытащить из вагона человека в долгополом пальто, кем бы он  ни
был. Это была моя добыча.
     Еще лучше, подумал я,  разговорить  этого  человека  прямо  здесь,  в
вагоне, не дать ему  затеряться,  когда  дело  дойдет  до  драки.  А  если
получится так, что я буду ранен или убит, надо сделать все, чтобы он попал
в руки Джека Берримена...
     Нужен ключ.
     Если этот нелепый человек явится к Берримену  и  передаст  что-то  от
меня, Джек должен догадаться, кто перед  ним,  и  выжать  из  него  нужную
информацию.
     Я судорожно искал ключ, торопился.
     В конце концов, алхимики, описывая Великое деяние,  сами  никогда  не
ограничивались просто словами. Зачем великую тайну делать достоянием всех?
Золото - король, серебро - королева, сурьма - волк, почему бы и нет? Тогда
картинки Василия Валентина сразу наполняются  смыслом.  Ведь  ни  Бог,  ни
Природа никогда не работают на человека. Петуха ест лисица, лисицу сжигает
огонь, но и сам огонь может быть пожран восставшей из пепла лисицей...
     Ключ! Ключ! Разве Джек Берримен не поймет моего послания? Кажется,  я
нашел.
     Выбора у меня все равно не было. Малайцы негромко переговаривались  в
нескольких шагах от меня. Я слышал: "кагат, кабур..." У  меня  было  очень
мало времени. Я хотел успеть.
     - Баркли... - шепнул я, наклоняясь к соседу. -  Это  район  не  очень
известный, но найти его нетрудно, даже в  таком  городе,  как  Нью-Йорк...
Вилла "Туун"... Тоже легко запоминается, правда?..
     Мой сосед молча, не торопясь, кивнул.
     - Если меня уведут, - шепнул я, - найдите виллу "Туун"...  Там  будет
Джек, он встретит вас как друга... Так и зовите его - Джек... Скажите, что
видели меня... Скажите, я нашел...
     - Нашли? - непонимающе повторил мой сосед. - Что нашли?
     По-моему, растерянность  я  разыграл  убедительно.  Я  нес  вроде  бы
чепуху, но за чепухой этой что-то стояло.
     - Джек, - повторил он, запоминая. - Это ваш брат?
     Я кивнул, тоже растерянно. Еще никогда ложь не приносила  мне  такого
удовлетворения.
     - "Туун"... Вилла "Туун"... Вас примут как своего... Боюсь, сам я  не
смогу вас там увидеть...
     - Не торопитесь, - медлительно произнес мой сосед. - Вас пугает  этот
маленький малаец Пауль. Забудьте о нем, он скоро умрет...
     Я ошарашенно воззрился на Шеббса (если это был он). Я даже не  посмел
оспорить его заявления. Да и не успел. Коричневые братцы  быстро  и  ловко
подняли меня на ноги. Мы шли по проходу мимо спящих  заложников,  и  я  не
имел времени даже обернуться. Разминая руки, я  собирал  силы.  В  хорошей
драке - я знал толк в этих делах  -  легче  уцелеть,  чем  в  томительном,
бессмысленном ожидании.
     Меня ввели в вагон, приспособленный малайцами под их штаб. Окна этого
вагона тоже были заклеены газетами. Несколько малайцев, среди них  Роджер,
сидели на корточках вокруг поставленного на пол  полевого  телефона,  явно
переданного в поезд солдатами.
     - Сейчас он встанет у окна, снимет с окна газету, - сказал  Роджер  в
телефонную трубку, - и подтвердит все, что мы уж заявили вам.
     - Подойди к окну! - крикнул мне Пауль. Он стоял в углу, и я не  сразу
его увидел.
     - Я подойду, а они всадят в меня разрывную пулю.
     - Они предупреждены и  не  будут  стрелять,  -  вмешался  Роджер,  не
оставляя телефонной трубки. - Только делай все не торопясь, осторожно.
     Не торопясь, как мне и было сказано,  я  подошел  к  окну  и,  шурша,
содрал с него газетный лист.
     Утренний свет был неярок, я увидел красные осенние деревья и  далекую
линию гор - голубую, размытую туманом,  фигурки  солдат,  перебегающие  за
деревьями.
     - Опусти стекло.
     Я опустил стекло. К счастью,  раму  не  заело,  мне  не  пришлось  ее
дергать. Я знал, что все автоматы и снаружи  и  внутри  вагона  направлены
сейчас на меня.
     Я жадно вдыхал влажный утренний воздух. Я предпочел бы сейчас  лежать
где-нибудь в траве за самым толстым деревом.
     - Крикни им, что мы настроены очень  серьезно,  -  негромко  приказал
Роджер, - что заложников у нас много. И если нам не  дадут  того,  что  мы
требуем, мы, через каждые три часа, одного за другим  будем  расстреливать
заложников.
     Я крикнул. Меня услышали.
     Резкий мужской  голос,  усиленный  мегафоном,  подтвердил:  они  меня
слышат.
     -  Нас,  заложников,  много,  -  крикнул  я.  -  Они   угрожают   нас
расстрелять,  если  вы  не  выполните  их  требований.   Троих   они   уже
расстреляли. Они угрожают расстреливать нас друг за  другом  через  каждые
три часа.
     - Да, да, - из-за спины спокойно подсказал Роджер. -  Так  и  говори:
через каждые три часа.
     - Они настроены очень серьезно, - крикнул я  и,  обернувшись,  сказал
Роджеру: - Это бессмысленно. Если смерть трех человек не заставила  власти
пойти вам навстречу, почему бы им не пожертвовать и остальными?
     Малайцы быстро и негромко заговорили. Я не понимал их птичьего языка.
Я стоял у  открытого  окна,  вдыхал  влажный  утренний  воздух  и  не  без
удовлетворения думал, что если меня  все-таки  и  шлепнут,  этот  странный
человек в долгополом пальто не сможет не разыскать Джека Берримена.  Виллу
"Туун" мы держали как раз для таких экстренных случаев. Если  этот  Шеббс,
или кто он там, придет к Джеку и от моего имени скажет: я нашел, Джек  его
не отпустит...
     - Убедите их, пусть они не торопятся, - услышал  я  голос,  усиленный
мегафоном. - Нижний перевал завалило, его сейчас расчищают. Автобус и  все
прочее будет здесь часа через три. Постарайтесь их убедить.
     Я повторил услышанное малайцам. Впрочем, они и сами все слышали.  Они
недоверчиво покачали головами.
     - Крикни им, чтобы они поторопились, - сказал мне  Роджер.  -  Мы  не
хотим ждать. Нам плевать на ваши перевалы. В конце концов, нас  устроит  и
армейский вертолет, разумеется, с пулеметами. Крикни им, что через  каждые
три часа мы будем расстреливать  очередного  заложника,  а  потом  взорвем
поезд и себя. Мы устроим такую бойню, что вас  и  через  много  лет  будут
презирать за нее.
     Он неудачно привстал, на мгновение попав в створ  открытого  окна,  и
пуля тотчас разнесла в щепы подлокотник кресла. Роджер улыбнулся.
     - Автобус скоро придет, - сказал я ему как  можно  спокойнее.  -  Все
условия будут выполнены. Надо лишь подождать.



                                    7

                           Будь внимателен к  заказчикам,  Эл,  это  вовсе
                        не третье дело. Если заказчик не уверен в  успехе,
                        он будет мешать  тебе:  "Ну,  магистр,  когда  нас
                        постигнет неудача?" Если заказчик уверен в успехе,
                        любое разочарование ослепит его.
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа

     ...белые зубы, свежее дыхание - весьма уместная реклама для общества,
четвертые сутки находящегося в запертом заминированном вагоне.
     Малаец Йооп, похожий на крохотную обезьяну в берете, сидел в  углу  и
негромко  молился.  Слова  молитвы  он  произносил  по-малайски,   щебетал
негромко, никто ему не мешал. Зато Пауль  нервно  и  злобно  скалился,  не
вступая, впрочем, в пререкания, - люди  были  слишком  измучены.  Фермеры,
вытащив из-под сиденья плетеную  корзину,  экономно  раздавали  заложникам
последние сохранившиеся у них яблоки.
     Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, вдруг сжал виски ладонями.
     "Что пользы человеку от всех трудов его?.."
     Мне послышалось?
     "Всему свой час, и время всякому делу..."
     Нет, мне не послышалось. Триммер цитировал "Книгу Екклесиаста".
     "Время родиться и время  умирать..."  Сказано  точно...  На  какое-то
время я отключился, провалившись в тяжелый сон. К  сожалению,  и  во  сне,
объятый тревогой, я брел по какой-то лесной поляне... Еще там  был  ручей,
он был перегорожен плотинами, но в бревенчатых хатках, торчащих над водой,
сидели, кажется, не бобры...
     Я не успел понять, кто же там сидел в этих хатках, -  меня  разбудили
выстрелы.
     Мой медлительный  сосед  смиренно  сидел  под  взрывным  устройством,
крепко к нему привязанный. Долгополым пальто он укрывал колени.  Наверное,
он мерз. Быстро осмотрев вагон, я отметил  отсутствие  старика,  еще  пару
часов назад развлекавшего заложников бесконечными  рассказами  о  бобровом
штате. Старик, радуясь, твердил про какую-то  реку  Брейн  (не  знаю,  где
такая течет), о бобровых плотинах. Растягивая гласные, он  утверждал,  что
форель ловится там большая, и показывал при этом руками.
     - Его увели?
     - Да, - кивнул мой сосед. - Вы спали.
     - Зачем они это делают?
     - Вероятно, их требования не удовлетворяются.
     Он мог и не объяснять мне этого, но  объяснил.  Я  счел  это  хорошим
знаком. Он постоянно сбивал меня с толку.  Он  был  Шеббсом,  я  же  видел
фотографии и имел о нем представление. Но  вдруг  что-то  менялось,  и  он
переставал быть Шеббсом. Это мне не нравилось. Когда  он  переставал  быть
Шеббсом, он становился еще, медлительнее и, как мне казалось,  видел  меня
насквозь. Я лгал ему, и он видел, что  я  лгу.  Я  говорил  правду,  и  он
понимал, что я говорю правду. Неприятная особенность. Он  здорово  походил
на Шеббса, проведшего полжизни в Ливенуорте, и в то же время  он  явно  не
мог быть им. Его глаза не походили на глаза хронического уголовника.
     Я усмехнулся, слишком хорошо зная, что глаза человека вовсе не всегда
отражают его душу. Дело тренировки, не более.
     Наверное, при случае я мог залезть в карманы этого человека. Странно,
что мне это как-то не пришло в голову. Впрочем, что толку видеть очередное
лиловое удостоверение личности, что оно мне может дать?
     Я не понимал его. Он меня раздражал.
     - Что вы думаете обо всем этом?
     Я спрашивал негромко, чтобы никому  не  мешать.  Он  отвечал  так  же
негромко:
     - Наверное, то же, что и вы.
     - Вам жаль этих людей?
     Он медленно поднял на меня свои непроницаемые глаза. Он действительно
видел меня насквозь:
     - Зачем вам это?
     Я пожал плечами:
     - Надо же что-то делать...
     Он не ответил, будто заранее знал, что я скажу ему. Конечно, это было
совсем не так, просто сдавали нервы, но я все  равно  чувствовал,  что  он
заглядывает мне в душу.
     Нет, это был не Шеббс...
     - Почему вы сказали, что Пауль скоро умрет?
     Я не мог, не хотел выводить его на разговор о пожирающих  друг  друга
змеях -  красной  и  зеленой.  Они  так  и  красовались  на  светлой  коже
испоганенного кресла. Я не мог спросить: не вы ли это сделали? - просто не
мог. Интуитивно я чувствовал, что это даже опасно.
     Ответ моего соседа был прост:
     - Потому, что Пауль действительно скоро умрет.
     - Вы ясновидец?
     - Нисколько.
     - Почему же вы так говорите?
     - Разве это не общий удел?
     - Мы умрем все? - я затаил дыхание. Этот мой вопрос не нравился и мне
самому, но... "Прогулка", - вспомнил  я  слова  шефа...  И  сказал  своему
соседу: - Вы говорите обо всем этом так спокойно...
     - А почему нет? Разве возможен какой-то иной вариант?
     Я вдруг засомневался, об одном ли мы говорим, и спросил:
     - Нас убьют малайцы?
     Он надолго задумался. Потом сказал:
     - Малайцы ищут не там...
     И замолчал совсем.
     А я снова подумал, что это не  Шеббс.  Этот  человек  сбивал  меня  с
толку. Преступники не перерождаются, преступление, как  правило,  отупляет
преступника.
     - Вы вошли в поезд в Спрингз-6?
     Он медленно кивнул.
     - Я не видел вас на перроне.
     - Я видел вас... - Он сидел, опустив глаза  и  не  смотрел  на  меня,
старательно отталкиваясь от моей лжи. - Было темно, но  я  вас  видел.  Вы
стояли на перроне, курили, разговаривали  с  кассиром.  У  меня  сложилось
впечатление, что вы кого-то ждали...
     Я чуть не ответил: _в_а_с_! Но сдержался и спросил:
     - Почему у вас сложилось такое впечатление?
     Он покачал головой:
     - У вас было такое лицо... - он наконец поднял  на  меня  глаза.  Они
были все такими же загадочными. Я не видел в них дна. Я ждал,  что  же  он
скажет, но он замолк, не захотев добавить к сказанному ничего.
     Мы помолчали. Он сбивал меня с толку.
     Он то походил  на  Шеббса,  просто  не  мог  не  быть  им,  то  вдруг
превращался в задумчивого философа. Джекки, старый его  приятель,  в  свое
время хорошо нам его обрисовал. Джекки знал Шеббса. Когда они  бродили  по
осенним лесам бобрового штата, разыскивая утерянные  деньги,  Шеббс  много
ему о себе рассказывал. А в Джоплине,  где  они  снимали  комнату,  Джекки
видел своего приятеля под душем.  Ноги  Шеббса  оказались  фиолетовыми  до
самых колен, каждая вена была вздута - сплошное  пурпурно-голубое  месиво.
Он тогда спросил, что это у него? И Шеббс объяснил, что когда он падал  на
землю, сначала его ударило о сухое дерево, а потом еще тащило по скальному
грунту, усеянному обломками камней. Там, наверное, и сейчас видны борозды,
а у него ботинки были полны крови...
     Джекки не знал, насколько можно верить Шеббсу, уж слишком тот  иногда
зажигался. Впрочем, за себя Джекки был спокоен, свое  он  в  любом  случае
получит. Он не зря  вытягивал  из  Шеббса  подробности.  Если  они  найдут
пластиковый мешок с деньгами - отлично,  если  не  найдут  -  тоже  ничего
страшного. Он,  Джекки,  попросту  напишет  книгу  о  приключениях  своего
приятеля. Он твердо  решил  написать  такую  книгу.  Самое  забавное:  она
оказалась никуда не годной, но он ее написал.  По  рукописи  мы  с  Джеком
Беррименом и вышли на Джекки.
     С Шеббсом Джекки не было скучно.
     То вдруг Шеббс, повинуясь тайным течениям своего воображения, начинал
все отрицать. Он вовсе не прыгал на парашюте, он  не  умеет  этого,  и  не
видел никаких денег. Он всего лишь один из сообщников, даже не главный,  а
самолет угнал один из пилотов. Он если  и  действовал,  то  действовал  на
земле. Да и как он мог угнать самолет? Шеббс наивно разводил  руками.  Ну,
угнать, может, и угнал бы. Но откуда ему было знать, что "Боинг-727"  один
из немногих пассажирских лайнеров, которые можно покинуть прямо в  полете,
естественно, воспользовавшись  парашютом.  (Кстати,  позже,  именно  из-за
этого случая, все машины данного типа были  переоборудованы:  на  них  был
поставлен так называемый  "блок  Ш",  который  сделал  невозможным  выпуск
кормового трапа в полете).
     Пока Шеббс и Джекки бродили по красному осеннему  лесу,  Шеббс  выдал
приятелю немало интригующих деталей. Разумеется, о самом себе. Скажем,  он
признался Джекки, что никогда  не  был  близок  с  женщинами.  Если  он  и
преувеличивал, то, пожалуй, не намного. По крайней мере, Джекки не стал бы
оспаривать такое утверждение. Еще Шеббс признался, что он скуп, что  очень
хочет найти потерянные деньги, что будет  их  тратить  расчетливо.  Но  по
сообщениям газет было уже известно, что  Шеббс  не  показался  стюардессам
скупым, по  крайней  мере,  той  же  Флоранс  Шеббс  оставил  восемнадцать
долларов - всю сдачу с двадцатидолларовой купюры. Флоранс что-то приносила
ему  выпить.  Однажды  он  пожаловался  Джекки   на   свою   неспособность
чувствовать юмор, но по тем же  газетам  был  уже  широко  известен  ответ
Шеббса стюардессе Флоранс, когда она спросила: зачем вам  альтиметр?  Этот
прибор был укреплен на руке Шеббса, рядом с часами. Шеббс, не задумываясь,
сказал Флоранс, что каждый человек имеет право чувствовать  и  знать  свою
высоту...
     Судя по всему, Шеббс выбросился из "Боинга" вовсе не в  районе  озера
Мервин, как о том  сообщила  пресса,  а  где-то  юго-восточнее,  там,  где
холодно высится над красными лесами  ледяной  треугольник  пирамиды  давно
погасшего  вулкана  Худ.  Это,  кстати,  недалеко  от  Спрингз-6.   Поезд,
остановленный малайцами, находился сейчас где-то совсем недалеко  от  того
места, где когда-то приземлился Шеббс. Это, несомненно,  должно  было  его
волновать, но ничего такого в своем соседе я не заметил.
     В полете Шеббс ориентировался по навигационным маякам. Главный из них
располагается на вершине того же вулкана Худ, а три второстепенных - в его
окрестностях. У Шеббса был небольшой приемник, с помощью которого он ловил
и прерывистые сигналы передатчика, установленного на заранее спрятанном  в
лесу джипе. Машину он хорошо замаскировал: она стояла недалеко от  поляны,
на которой Шеббс рассчитывал  приземлиться.  Как  можно  быстрее  покинуть
район приземления, как можно быстрее проселочными  дорогами  добраться  до
автострады! - только это могло принести успех. Ах, если бы  еще  и  деньги
были при нем!.. Джип, кстати, тоже был заминирован. На нем  стояло  мощное
взрывное устройство, снабженное дистанционным управлением. Покинув опасный
район, Шеббс загнал джип  в  озеро  и  подорвал  машину  прежде,  чем  она
затонула.
     Второй передатчик был спрятан в чемоданчике с бомбой. Перед  тем  как
покинуть "Боинг", Шеббс переложил его в мешок с деньгами. Этот пластиковый
мешок он накрепко перевязал  лямками,  срезанными  с  одного  из  запасных
парашютов. Продев руку  в  специальную  петлю,  Шеббс  пристроил  мешок  с
деньгами на груди. Собравшись с духом, он ступил, наконец, на выпущенный в
полете кормовой трап. Сквозь ледяной ясный воздух, как сквозь  голубоватую
огромную  линзу,  Шеббс  далеко  внизу   отчетливо   видел   яркие   огни,
обозначающие перекрывшую реку Колумбия плотину  Боннвилл.  Поручень  трапа
оказался широким,  держаться  за  него  было  неудобно,  и  все  же  Шеббс
спустился почти до последней ступени.
     Изо всех сил цепляясь за  поручень,  он  внимательно  всматривался  в
лежащую под его ногами  смутную  морозную  бездну  и  так  же  внимательно
прислушивался к звучавшим в наушниках сигналам. Прыгать  следовало  в  тот
момент, когда сигналы начнут звучать пронзительно и в полную силу.  Однако
мощный поток воздуха сорвал Шеббса со ступенек трапа несколько  раньше.  А
когда  парашют  раскрылся,  толчок   оказался   настолько   сильным,   что
пластиковый мешок с деньгами в  полному  отчаянию  Шеббса  сорвало  с  его
груди.
     Я раскручивал эту историю вместе с Джеком  Беррименом.  Немало  помог
нам, понятно, Джекки. Но пластиковый мешок с деньгами так и не был найден.
Это и было причиной того, что шеф не убирал  фотографию  Шеббса  из  ящика
своего письменного стола. В конце концов, двести тысяч  долларов,  даже  с
вычетом сорока (не тысяч, конечно), ничуть не помешали бы Консультации.
     Шеббс ли это?
     Мой сосед меня раздражал.
     Наверное, можно было незаметно добраться до его документов -  скажем,
ночью, когда он спал, - но почему-то я не хотел этого делать. Ну,  взгляну
я на водительское удостоверение. Янг или  Мозес,  Роджерс  или  Бернабо  -
какая разница, под каким именем живет сейчас этот человек? У меня у самого
удостоверение было выписано на имя геодезиста Джи Джи Джеффриса... Главное
- не потерять самого Шеббса, плевал я на его бумаги. Он моя добыча.
     Выстрелы,  раздавшиеся  сразу  со  всех  сторон,   вернули   меня   к
действительности.
     Солдаты получили приказ взять поезд штурмом?
     Не похоже...
     Перестрелка  длилась  недолго.  Заклеенные   окна   не   давали   нам
возможности что-либо увидеть.  Одиночная  пуля,  пробив  стену  у  вагона,
ударилась в деревянную стойку над дверью. Йооп на  корточках  сидел  прямо
под этой стойкой, но уходить в  другое  место  не  стал.  Тем  более,  что
перестрелка прекратилась так же неожиданно, как и началась.
     - Триммер, - попросил кто-то измученно. - Почитайте нам вслух. У  вас
хорошая память.
     Я усмехнулся, но Триммер, тот самый, теперь  уже  заметно  похудевший
коротышка с бульдожьей челюстью, отнесся к  просьбе  серьезно.  Его  голос
дрожал, несколько раз срывался, но постепенно он совладал с ним.
     - "Если наполняются тучи, то на землю дождь  они  проливают,  и  если
упало дерево, на юг ли, на север, то  дерево  -  там,  куда  оно  упало...
Следящий за ветром не будет сеять, и глядящий на тучи не будет жать..."
     Чистое безумие!
     Эти заклеенные газетами окна, бледные, одутловатые, отчаявшиеся лица,
пустые глаза, душная тишина и, наконец, этот устанавливающийся  постепенно
голос, сам по себе способный вогнать в отчаяние.
     - "И приблизятся годы, о которых ты скажешь: "Я их не хочу"..."
     Чистое безумие. Маленький Йооп, глубоко натянув на лоб  берет,  сидел
на корточках в углу и напряженно вслушивался в голос Триммера. Малаец тоже
выглядел измотанным, но над его головой  не  торчали  взлохмаченные  седые
волосы, и он никогда не старался сказать своим голосом  больше  того,  что
мог сказать. У него, Йоопа, была цель.
     Второй малаец, его имени я не знал, нервно  ухмылялся.  Его  неровные
мелкие зубы сильно выдавались вперед. Не слишком привлекательное  зрелище,
но, в отличие от Пауля и даже того же Йоопа, этот малаец время от  времени
снабжал нас хоть какой-то информацией. Это от него  мы  знали,  что  поезд
окружен пехотной армейской частью  (естественно,  там  были  и  сотрудники
секретных служб), а в Голландии события тоже еще не закончились - приятели
наших коричневых братцев все еще удерживали в своих руках захваченное  ими
представительство Индонезии.
     "Что читают там?!" - усмехнулся я про себя.
     - "Малого холмика станешь бояться, и препоны будут на дороге, и цветы
миндаля опадут, и наестся саранча..."
     И наестся саранча... Я покачал головой.
     Несколько раз над поездом с ревом проносился армейский вертолет. Если
солдаты начнут прыгать прямо на крыши вагонов, Йооп и его напарник  вполне
успеют нас перестрелять еще до того, как кто-то из солдат, не  догадываясь
ни о чем таком, рванет, разводя, ручки заминированной малайцами двери.
     - Йооп, - позвал вдруг один из фермеров, - Йооп,  принеси  льда.  Мне
нужен лед, Йооп.
     Малайцы оторопели.
     Фермер,  щеки  его  давно  потеряли  всякий  румянец,  приподнявшись,
повторил:
     - Принеси мне лед, Йооп. У меня внутри все горит.
     - Хочешь, чтобы тебя обложили льдом? - Йооп, наконец, рассердился.
     Фермер-мормон   испуганно   затряс   головой,   его   белесые   брови
задергались. Он сразу пришел в себя. Растягивая  гласные,  он  переспросил
сам себя: ле-е-ед? Какой ле-е-ед? И потряс головой: он устал,  уже  ничего
не понимает, у него все болит. У  меня  ноги  распухли,  сказал  он,  вот,
посмотрите.
     Нельзя сказать, чтобы ноги его здорово распухли, но  вид  у  них  был
далеко не блестящий.
     - Послушайте, - шепнул мне из-за спины  Шеббса  похожий  на  богомола
сухой нелепый старик. - Надо кончать все это.
     Я удивленно воззрился на него:
     - Как?
     - Когда  меня  привяжут  к  бомбе,  -  он  кивнул  в  сторону  медных
цилиндров, - я крикну вам, чтобы вы ложились, а  сам  взорву  снаряд.  Вот
будет суеты, - по-старчески обрадовался он, - и вы все разбежитесь.
     Я хмыкнул.
     - Как вас зовут?
     - Дэшил, - с удовольствием ответил старик. - Просто Дэшил. Так меня и
запомните.
     - Ничего я не стану запоминать, Дэшил - строго сказал я. - А к  бомбе
вы больше не подойдете. Придумайте, что  хотите,  я  вижу,  вы  человек  с
воображением, но к  бомбе  вы  больше  не  должны  подходить,  это  я  вас
предупреждаю. -  Я  намеренно  понизил  голос.  -  А  если  вы  ничего  не
придумаете, Дэшил, и вас поведут к бомбе, я найду  способ  переломать  вам
все кости. В вашем возрасте они плохо срастаются. Нас не устраивает память
о вас, Дэшил. Если вы спросите - почему? - я отвечу: мы  должны  заплатить
за память о вас своими жизнями, а нас это не устраивает... Я переломаю вам
все кости, Дэшил. Вы меня поняли?
     - Да, - смертельно обиженный, испуганно пискнул он.
     - Ложись!
     Это крикнул Йооп.
     На этот раз за стенами вагона стреляли по-настоящему.  Длинно  стучал
пулемет, я ясно видел, как его пули разворачивают и рвут обшивку  вагонов,
коротко рвали воздух автоматные очереди. Но никто в нашем вагоне не лег на
пол, никто, кроме  старого  Дэшила.  Было  ясно,  что  солдаты  не  станут
стрелять по заложникам.
     - Нас пытаются освободить, - сказал я  своему  соседу.  Мне  хотелось
поддержать его. - Нас непременно освободят.
     - Нет, - не спеша возразил он, - это они застрелили Пауля.
     - Солдаты? - не понял я.
     - Малайцы, - он продолжал говорить не спеша,  так,  будто  все  видел
сквозь стены вагона.
     - Йооп, - крикнул я, - что там произошло?
     Маленький Йооп уже вернулся. С первыми выстрелами он исчез  где-то  в
тамбуре, но  уже  вернулся.  Наверное,  он  тоже  только  что  стрелял  по
солдатам. Он, конечно, мог не отвечать мне, но, тем не менее, ответил:
     - Это Пауль... Он не выдержал напряжения...
     - Сбежал?
     Йооп внимательно посмотрел на меня. Его глаза были воспалены.  Он  не
угрожал мне и не запугивал. Он просто сказал:
     - Отступников мы убиваем.
     - Вы убили его?
     - Разумеется.
     В вагоне стояла тяжелая тишина.
     Потом я спросил:
     - А мы?.. Долго вы будете держать нас взаперти?
     Йооп ответил:
     - Пока не получим гарантий.



                                    8

                               Не начинай  Великого  деяния,  не  запасясь
                            средствами  и  уверенностью.  Без  средств   и
                            уверенности ты только приблизишь себя к и  без
                            того неизбежной смерти, а это ли не поражение,
                            Эл?
                               Альберт Великий, "Таинство Великого деяния"
                               в устном пересказе доктора Хэссопа

     Почему я никак не мог выбросить из головы  мыслей  о  Шеббсе?  Только
потому, что поезд торчал в тех местах, где он потерял свои двести тысяч?
     Я отчетливо представлял себе красный осенний лес, Шеббса в его вечном
долгополом пальто;  как  он  идет  рядом  с  Джекки  и  старается  поднять
настроение приятеля.  Они  переходят  вброд  ручьи,  поднимаются  на  холм
Мариан-Пойнт, ведь Шеббс приземлился где-то на его краю.  А  приземлившись
там, он еще почти пятнадцать часов разыскивал спрятанный в  лесу  джип.  В
высоких шнурованных ботинках хлюпала кровь,  болели  ноги,  мерзко  щемило
сердце. Шеббс действовал как летчик, сбитый над вражеской территорией.  Он
знал, что солдаты вот-вот блокируют этот район. Он торопился, старался  не
оставлять  следов.  Сжег  парашюты,  опрыскав  их   магниевым   аэрозолем.
Обгоревшие металлические пряжки закопал в землю. На крутой скале,  надежно
укрытой снизу деревьями, оставил несколько  только  ему  понятных  знаков,
чтобы позже было легче вести поиски. Позывные джипа били его по барабанным
перепонкам, торопили, зато сигналы, исходящие от передатчика,  спрятанного
в мешке с деньгами, становились все слабее.
     Спустившись по склону пологого холма, Шеббс  вошел  в  реку.  Ледяная
вода усмирила боль в ногах, часа через три  он  сумел  выйти  на  развилку
дорог, обозначенную на карте как Дэдмонз-Галч. Здесь сигналы  радиостанции
из джипа усилились. Думаю, нелегко было Шеббсу отказаться  от  немедленных
поисков, но он проявил волю и здравый смысл. Главное  сейчас  было  унести
ноги.
     Взорвав джип, он еще пару суток пробирался  на  Средний  Запад,  где,
наконец, разыскал знакомого врача, поставившего его на ноги.
     Только под осень Шеббс двинулся на поиски денег. С ним был и  Джекки.
Он видел,  что  Шеббс  полон  веры  в  успех,  но,  к  сожалению,  батареи
передатчиков, вложенных в пластиковый  мешок  с  деньгами,  давно  сдохли.
Шеббс и Джекки искали наугад и безрезультатно.
     Впрочем, Джекки посмеялся. Он не чувствовал себя проигравшим, ведь он
собирался окупить пережитое доходами от будущей книги. Шеббса, однако, его
настроение раздражало. Однажды, проснувшись,  Джекки  не  нашел  Шеббса  в
палатке. Не было его и в лесу Ушел ли он, обозлившись на приятеля, оставил
ли  поиски,  разочаровавшись,  или  напротив,  решил   продолжить   их   в
одиночестве - этого Джекки уже никогда не узнал.
     Не думаю,  что  Шеббсу  повезло.  Двадцатидолларовые  купюры,  номера
которых, естественно, были зарегистрированы банком, на рынке так ни разу и
не всплыли. А где-то через год, играя на берегу  реки  Колумбия,  довольно
далеко от того места, где предположительно выпрыгнул  из  самолета  Шеббс,
некий восьмилетний Брайан Ингрэм случайно  наткнулся  на  пачку  долларов.
Уголки купюр были сглажены; недалеко, ниже по течению,  были  найдены  еще
две пачки двадцатидолларовых купюр, перетянутые  сопревшей  резинкой.  Но,
как установил Джек Берримен, и эти купюры не являлись частью  тех,  что  в
свое время были выданы Шеббсу...
     - "Видел я все дела, что делаются под солнцем, и вот - все это  тщета
и ловля ветра..."
     Ловля ветра. Я перевел дыхание.
     Пять суток, проведенные в душном вагоне, давали о  себе  знать.  Даже
Йооп уже почти не улыбался, а два резвых  пенсионера  из  Спрингз-6  давно
забросили свои самодельные карты. Кто-то садился под взрывное  устройство,
кто-то дремал, кто-то мрачно  молчал,  невидящими  глазами  уставившись  в
пространство, - ничто никого не трогало.
     Одна  деталь,  впрочем,  действовала  успокаивающе  -  от  расстрелов
малайцы отказались. Видимо,  их  переговоры  все  же  двигались  в  нужном
направлении. Однажды  нам  даже  выдали  хлеб  и  копченую  колбасу,  явно
полученную из армейских запасов.
     - Как там в Амстердаме? - спросил я Йоопа, когда он вновь появился  в
вагоне.
     Я спрашивал не столько ради  самих  новостей,  сколько  ради  Шеббса,
которого опять привязали к взрывному устройству.  Я  боялся  случайностей.
Мне не хотелось, чтобы случайности вмешивались в это дело.  Я  усмехнулся,
слушая Йоопа. О да, в Амстердаме хорошо. Патриоты Южных  Молукк  близки  к
успеху.  Главное  сделано  -  мир  узнал,  наконец,  о  судьбе  молуккских
патриотов и с волнением следит  за  их  действиями.  Близко  время,  когда
Южными Молукками начнут управлять не чиновники, присланные из Индонезии, а
сами молуккцы.
     Свобода!
     Я усмехнулся.
     Во всей этой истории  больше  всего  меня  забавлял  один  достаточно
неловкий, на мой взгляд, момент. Чтобы добиться своей свободы,  коричневым
братцам пришлось почему-то расстреливать жителей далекого бобрового штата,
никогда не интересовавшихся их островами.
     "Ну  да,  -  усмехнулся  я.  -  Мыло  для  нечистой  совести  еще  не
изобретено. Не все ли равно, на чьей крови и костях строится свобода? Лишь
бы была крепкой!.. Разве, убивая Цезаря, Брут и Кассий думали не о той  же
свободе? Правда, Цезаря убили сами римляне, им видней...  Однако,  тот  же
Юлий Цезарь, не задумываясь, умертвил вождя готов Верцингетерикса. Чего не
сделаешь во имя свободы?"
     - "И вот - все это тщета и ловля ветра..."
     Ловля ветра.
     Я прислушался.
     - "Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и  нет  ничего
нового под солнцем..."
     Я смотрел на человека в долгополом пальто, привязанного  к  взрывному
устройству.
     Я мучительно искал.
     Походил ли он на Шеббса? Несомненно.
     Был ли он Шеббсом? Я не мог этого утверждать.
     Вот уж: поистине, "узнать одного в другом вовсе не значит сделать  из
двоих одного..."
     А человек в долгополом пальто,  перехватив  мой  взгляд,  медлительно
улыбнулся.
     - Учитесь терпеть, - сказал он негромко и как бы  нехотя.  -  Нет  на
свете ничего такого, что бы со временем не заканчивалось.
     Мог бы так сказать Шеббс?
     - Обратите внимание на малайцев, - все так же медленно выговорил  мой
сосед. - Мне  кажется,  там  что-то  произошло.  Малайцы  явно  к  чему-то
готовятся.
     - Вы понимаете по-малайски?
     - Нет, но я чувствую.
     Чувствую...
     Он произнес это как-то странно.
     Ни улыбки, ни усмешки не было на его длинном невыразительном лице.  И
с пронзительной ясностью я вдруг представил его не в душном тесном вагоне,
а под закопченными  сводами  тайной  алхимической  лаборатории.  Дымящиеся
колбы,  клокочущие  реторты,  кубки  и  тазы,  стеклянные  сосуды,  черный
вытяжной  шкаф,  пугающий  своей  глубиной.  Вытянув  длинные   руки   над
колеблющимся  огнем,  мой  сосед  медленно   бормотал   слова   магических
заклинаний.
     Почему нет?
     Глупец становится безумцем, богач -  бедняком,  философ  -  болтуном,
приличный человек напрочь теряет приличие...
     Может быть.
     Но не мой сосед.
     Он великолепно вписывался в тайную закопченную  лабораторию.  Я  даже
видел в его вытянутых руках венец вещей, вырванный у небес.
     Великий магистерий... Философский  камень...  Уроборос...  Красная  и
зеленая змеи...
     Может, никогда в жизни я не стоял так близко к столь великой тайне.
     Философский камень...
     Метеорит ли это, вынесенный  на  нашу  планету  вечными  космическими
течениями,  искусственно  ли  созданное  вещество  со  столь  невероятными
характеристиками, мне сейчас было все равно. Я просто хотел  добраться  до
чуда.
     "В моем досье, - рассказал мне однажды доктор Хэссоп, - есть данные о
странных взрывах, сносивших с лица земли целые кварталы. Вспышка света,  и
- все! И никаких пороховых  погребов  или  артиллерийских  складов  там  в
принципе не могло быть... Ослепительная вспышка света, и - все!  Но  этого
мало. Я знал человека, которому  посчастливилось  держать  в  руках  некое
странное вещество. Оно походило на кусок прозрачного красноватого стекла и
имело раковинистый излом. Человек, владевший этим  веществом,  должен  был
прийти ко мне поздним  вечером  осенью  пятьдесят  седьмого  года,  но  не
пришел. Его труп нашли через несколько дней в реке...  Я  знал  и  другого
человека, который своими глазами видел "олово с зеленым свечением". Может,
это был таллий? Но ведь таллий испускает зеленоватое свечение лишь  будучи
сильно нагретым, а тот человек держал свое "олово" голыми руками. Он  тоже
исчез, в этом случае не нашли даже трупа..."
     Я задумчиво разглядывал своего медлительного соседа, он же, казалось,
меня и не замечал.
     Впрочем, он действительно меня не замечал. Я был ему открыт. Не знаю,
что он видел во мне, но я явно был ему неинтересен. Наверное, он знал  обо
мне больше, чем я мог думать, зато я за пять дней ни на шаг не приблизился
к его тайне, если, конечно, за ним стояла какая-то тайна.
     Стояла ли? Не знаю... Но я был уверен:  никто,  кроме  него,  не  мог
оставить на светлой коже кресла изображение  двух  пожирающих  друг  друга
змей.
     Сделал ли он это сознательно?..
     Но что бы ни произошло, сказал я себе, я обязан вытащить его из  этой
дыры живым. Что бы ни произошло, он должен побывать в Консультации.
     - Будьте осторожны, -  негромко  сказал  я.  -  Что  бы  ни  задумали
коричневые  братцы,  я  постараюсь  вам  помочь.  Если  начнется   свалка,
держитесь рядом со мной.
     Он как-то странно взглянул на меня. Он видел меня насквозь. Он  вдруг
сказал:
     - "Туун"... Вы ведь сказали так?.. "Туун"... Нет, я никогда не  смогу
побывать на вашей вилле...
     - Но почему? - быстро возразил я.
     Он медленно улыбнулся. Я понял, что говорить ничего не надо. Просто я
еще раз убедился: я обязан вытащить его из этой дыры. Он никому не  должен
достаться. Он - моя добыча.
     В вагон вновь вернулся Йооп. И он,  и  его  незаметный  напарник,  не
глядя на нас, разрядили автоматы. Патроны падали прямо на пол  и  катились
по нему.  Фермеры  с  надеждой  повернули  головы.  Кто-то  из  заложников
приподнялся.
     - Сидеть! - крикнул Йооп. - Всем сидеть на своих  местах.  Вас  могут
неверно понять. - И объяснил: - Мы выйдем первыми.  Только  после  нас  вы
можете оставить вагон.
     - Йооп, - сказал я. - Снимите взрывное устройство.
     Йооп быстро сказал что-то напарнику, и они обидно расхохотались.
     - Там нет никакой взрывчатки, - объяснил Йооп. - Чистый камуфляж.  Мы
пошли на это, чтобы поддержать дисциплину.
     - "Всему свой час, и время всякому делу под небесами: время  родиться
и время умирать... Время убивать и время  исцелять...  Время  разбрасывать
камни и время складывать камни...
     И приблизятся годы, о которых ты скажешь: "Я их не хочу..."
     Кем бы ни был мой медлительный сосед, для него эти годы,  несомненно,
приблизились. Он был мой. Он мог подойти ко мне  в  Спрингз-6,  мог  и  не
подойти, это не имело значения. Он мог быть Шеббсом, а мог им не быть, это
не имело значения - он был мой. И кажется, он тоже это понял,  потому  что
сидел молча, нахохлившись, как птица.
     В окно, с которого,  наконец,  сорвали  газету,  я  увидел  поляну  и
солдат, выстроившихся перед  вагонами.  Из-за  деревьев  торчал  орудийный
ствол, тут же стояли автобусы. Малайцы - я узнал Йоопа, Роджера - (все  же
их было только одиннадцать человек) выходили один  за  другим,  прикрывали
глаза ладонью, будто их  слепил  дневной  свет,  и  страшно  однообразным,
заученным движением бросали автоматы под ноги солдатам.  Малайцев  тут  же
обыскивали и вталкивали в автобус.
     Потом пошли заложники. Храбреца Дэшила вели под руки. Фермеры  дружно
несли свои пустые корзины. По-моему, они прикидывали, кому следует  подать
счет за их съеденные яблоки.
     Наконец, в вагоне остались я,  привязанный  к  взрывному  устройству,
Шеббс да копошащийся у выхода и оглядывающийся на нас коротышка Триммер.
     - Я отвяжу вас, - предложил я.
     - Оставьте. Это может быть опасно. Я не тороплюсь, - Шеббс не потерял
ни медлительности, ни достоинства. - Помогите спуститься Триммеру. Мы  еще
успеем поговорить.
     Это прозвучало как обещание.
     Я знал, Джек Берримен где-то рядом. С первым же сообщением о  захвате
поезда он должен был начать искать меня. Он должен был знать, что я здесь.
Я был уверен, Джек продумал все варианты, даже такой - я нахожусь в поезде
с человеком, который мог подойти ко мне  в  Спрингз-6.  Значит,  Джек  уже
договорился с сотрудниками, ведущими осаду поезда, о  том,  что  он  сразу
заберет меня и нашего общего  друга...  Мне  очень  хотелось,  чтобы  этот
момент уже наступил. Я устал и хотел, наконец, спихнуть все дела на Джека.
     Я прошел через весь вагон, чувствуя на спине тяжелый, все  понимающий
взгляд Шеббса:  торопясь,  помог  спуститься  со  ступенек  Триммеру.  Тот
задохнулся, глотнув свежего воздуха, и что-то шепнул.
     - Ну, ну, - сказал я. - Вы хорошо держались, Триммер.
     Он вдруг просиял.
     - Есть  еще  кто  в  вагоне?  -  настороженно  спросил  подтянувшийся
армейский капитан. Он держался так, будто только что выиграл  историческое
сражение.
     - Да, - сказал я, загораживая проход и  мешая  капитану  подняться  в
тамбур. - Там  находится  еще  один  человек,  мой  друг.  Он  привязан  к
взрывному устройству. Здесь нужен специалист.
     Я верил малайцам, там  вряд  ли  находилась  настоящая  бомба,  но  я
высматривал Джека Берримена, я хотел, чтобы первым в вагон вошел Джек.
     И я увидел его и даже махнул рукой.
     В то же мгновение  меня  сбросило  со  ступенек  вниз.  Ослепительная
вспышка растопила, расплавила, растворила в себе солнечный свет.  Никакого
звука я не услышал.
     "Йооп же сказал, что взрывное устройство - блеф..."
     Острым камнем мне рассекло бровь.
     "Йооп же сказал, что они лишь хотели поддерживать дисциплину..."
     Я ослеп. Ничего не видя, я с трудом приподнялся.
     Стоя на коленях, я тщетно пытался понять, что, собственно, произошло?
Кровь заливала мне глаза, и я ничего не видел. Я стирал ее ладонью, но она
текла вновь. "Не может быть так много крови..."



     P.S.

     - Мы поторопились... - доктор Хэссоп был мрачен.
     Я  невольно  притронулся  к  пластырю,  налепленному  на  лоб,  и  на
рассеченную левую бровь. Я поторопился? Как это?
     Шеф не понял.
     - Эл не мог не торопиться, - сказал он. - А Джек тоже  никак  не  мог
замедлить события. Что, собственно, вы, имеете  в  виду,  говоря,  что  мы
поторопились?
     - А может, наоборот, мы слишком долго тянули... - доктор Хэссоп  даже
не взглянул на шефа. - Начинать надо было с человека с  перстнем,  с  того
самого, что предлагал мне купить чудо. Прежде всего следовало найти его.
     - Но мы его нашли, - возразил шеф.
     - Да, нашли. Но не человека, а его труп. К тому же, он  был  обобран,
перстня при нем не было. И думаю, не случайно.
     - Где его нашли? - быстро спросил я.
     - В подземной Атланте, - доктор Хэссоп хмуро пыхнул сигарой. - С  ним
здорово поработали, выглядел труп нехорошо.
     Я покачал головой.
     Подземная Атланта... Не лучшее место для одинокого человека, особенно
ночью... Бесконечный лабиринт магазинов, клубов, ресторанов... Где, как не
там, отнимать вечный огонь, спрятанный в гнезде перстня?.. Если  это  дело
рук алхимиков, я мог только поздравить их.
     - Ладно, - доктор Хэссоп постепенно успокаивался. - Мы не знаем,  как
связаны два этих человека - тот, что торговал чудом и был убит в  Атланте,
и тот, которого Эл  пас  в  вагоне.  Может,  вообще  никак.  Это,  кстати,
нисколько не упрощает нашу проблему. Черт! Этот взрыв...
     - Но малайцы утверждали и утверждают, что их  взрывное  устройство  -
чистый блеф.
     Доктор Хэссоп медленно поднял на меня глаза:
     - И они правы, Эл. Им можно верить. Более того, именно в этом кроется
наше единственное утешение.
     - Не понимаю.
     Шеф, я, Джек Берримен - мы дружно переглянулись.
     Доктор Хэссоп снисходительно усмехнулся. Он был еще раздражен, но уже
видел   какую-то   зацепку,   это   давало   ему   право   на    некоторую
снисходительность.
     - Боюсь, Эл, - он, в основном обращался ко мне, - мы еще не готовы  к
тому, чтобы выиграть у алхимиков. Малайцы не лгут. Их взрывное  устройство
действительно не могло сработать. Хотя бы потому, что никакой взрывчатки в
медных  цилиндрах  не  было.  Но  взрыв-то  был!  Сперва  эта  вспышка   -
невероятная, как Солнце. Потом тьма, все  на  мгновенье  ослепли.  И  это,
собственно, все. Ни звука, ни осколков. Просто ослепительный шар, мы  даже
подсчитали его диаметр. Он испарил треть вагона,  дальше,  даже  на  дюйм,
ничего не тронуто. На одном из кресел валялся шерстяной шарф, его даже  не
опалило... Ах, Эл! Почему ты не вывел этого квази-Шеббса вместе  с  собой,
почему ты не обшарил его карманы? Я  убежден,  при  этом  человеке  что-то
было. При нем было что-то такое, о чем мы не можем и думать!
     - Ну да, - хмыкнул я. - Антивещество. А может, философский камень.
     Доктор Хэссоп не ответил.  Он  был  выше  моих  дерзостей.  Он  ткнул
пальцем в сторону пишущей машинки и диктофона:
     - Садись за  стол,  мы  не  будем  тебе  мешать.  Будь  внимателен  и
подробен, я хочу знать абсолютно все, любую мелочь. Ничего не забудь:  как
выглядел этот человек, как смотрел, как  смеялся  -  нам  все  пригодится.
Опиши все подробно, Эл. Я уверен, твои записи нам понадобятся.
     - Может, мне сначала все же выспаться?
     - Нет, отчетом займешься прямо сейчас.  Ляжешь,  когда  закончишь.  И
учти, ляжешь здесь, в разборном кабинете, а Джек останется  при  тебе.  Не
вздумай выходить даже  в  коридор  Консультации.  Ты  теперь  единственная
ниточка, которая хоть как-то связывает нас  с  алхимиками.  Мы  не  хотим,
чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ну а выспавшись,  ты  заново  напишешь
отчет. Мы сверим твои записи с показаниями других свидетелей.
     Он невидяще, оторопело уставился на нас:
     - Огненный шар... Ослепительный огненный шар без дыма, без  копоти...
И все!.. Ни звука, ни осколков... Если даже речь идет всего лишь  о  новом
типе взрывчатки, даже в этом случае мы не можем не продолжить наши поиски.
Разве не так?
     В разборном кабинете шефа стояла тяжелая тишина.
     Потом, не сговариваясь, шеф, Джек Берримен и я дружно кивнули.

г========================================================================¬
¦          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         ¦
¦         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
¦------------------------------------------------------------------------¦
¦        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       ¦
¦    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    ¦
L========================================================================-





Полезные ссылки:


 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси

 Либмонстр - читай и публикуй!

 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)