Геннадий ПРАШКЕВИЧ    
КОСТРЫ МИРОВ
    
                     Научно-фантастическая повесть    
1.
    
     Хенк был счастлив.
         Под  его  ногами  лекала  настоящая земля.  В  его  лицо  упруго  давил
    настоящий воздух.  Терпкий запах настоящего металла,  кислых почв,  горячего
    песка жестко щекотал ноздри...  Земля все  еще отделена от  него миллиардами
    световых лет?..  Неважно!..  Теперь неважно! Теперь он среди людей. Пусть их
    немного,  пусть они все, как он, Хенк, заброшены на далекую планетку делами,
    пусть Симма столь же  не  похожа на Землю,  как Крайний сектор на Внутреннюю
    зону, - он, Хенк, вернулся к людям! 
         Его так и  подмывало поднять голову и взглянуть на Стену.  Но голову он
    не поднимал.  Спирали металлической травы елозили,  скрипели под ногами, как
    часовые пружины,  ржавые  стебли  искрили,  словно щетки  генераторов.  Хенк
    мысленно прикинул,  какое напряжение вырабатывают заросли там,  где их корни
    уходят на  милю  в  глубь кислых почв  Симмы,  и  присвистнул.  Он  привык к
    удивительным вещам, но не отвык удивляться.
         - Снимай шляпу и топай в бар, - сказала ему Шу.
         - Надо говорить:  нахлобучь шляпу!  - засмеялся Хенк. Со своим бортовым
    компьютером он обращался как с человеком и нередко его поправлял.
         - Я  ведь  никогда не  видела шляп,  -  возразила Шу.  -  Я  могу  лишь
    представить их геометрию. Не больше.
         - Увидишь, - пообещал Хенк. - На Земле я покажу тебе шляпу.
         Это было час назад.
         За шестьдесят минут Хенк успел законсервировать "Лайман альфу",  Прошел
    сквозь Преобразователь,  ничего не получив,  но ничего зато и не потеряв,  и
    сдал хмурому диспетчеру данные для расчета будущего курса к Земле.
         Диспетчер не скрыл недоумения:
         - Из зоны протозид? Странно. Мы не ожидали гостей...
         Помедлив, он все же спросил:
         - Оберон?
         - Человек!  -  возразил Хенк.  -  Разве не  вы  вели на посадку "Лайман
    альфу"?
         - Это делают у нас автоматы... - Диспетчер, похоже, не верил Хенку.
         - А Преобразователь?  - счастливо рассмеялся Хенк. - Разве я изменился,
    пройдя сквозь его горнило?
         - Нетипичная зона...  Здесь мудрит даже эта  штука,  -  диспетчер хмуро
    ткнул  кулаком в  широкую панель,  украшенную мутными экранами.  -  В  любом
    случае мы имеем дело с квазилюдьми.
         - Не в любом! - возразил Хенк. Он имел в виду себя. Человека.
         - А  есть и такие,  -   не слушал его диспетчер,  -  что сразу начинают
    вести себя как люди. 
         Хенк засмеялся:
         - Я из таких!
         Диспетчер  не  улыбнулся.  Он  привык  держаться официально,  положение
    обязывает...  Весь его вид говорил:  я занят, я при деле, а вот кто ты - мне
    пока неизвестно.  Может,  ты и  вправду человек,  тогда я  найду возможность
    извиниться, если же ты оберон, извинения не имеют смысла...
     "Что ж,  -  сказал себе Хенк.  -  На  то  она  и  нетипичная зона...  У
    диспетчера нет особых оснований мне доверять.  Они не  ждали земного корабля
    из  зоны  протозид,  закрытой для  представителей Межзвездного сообщества...
    Побуду и обероном. Не так уж это много - трое земных суток... Понятию оберон
    много больше..."
       Это было так. Термин вошел в обиход еще до выхода Хенка в космос, в год
  пуска    сразу    семи    Конечных    станций    Вселенной,    оборудованных
  Преобразователями.  Принцип Преобразователя был,  кажется,  не до конца ясен
  даже самим авторам,  ходили слухи,  что Преобразователь просто заимствован у
  протозид.  В  объемистое горло  Преобразователя могло  войти  любое разумное
  существо -  на  выходе вы всегда получали человека,  точнее,  квазичеловека,
  обладающего довольно приличным словарным эапасом  и  навыком смысловых схем,
  достаточным для деловых объяснений.  Это сразу и  навсегда избавило Конечные
  станции типа Симмы (Хаббл,  Селевк,  Оорт,  Козырев, Бете, Фридман) от массы
  хлопот -  запасы продовольствия,  газов, воды, биологически активных веществ
  свелись к стандартным,  к тому - контакт с представителями самых отчужденных
  звездных рас предельно упростился.  Что же касается термина оберон,  к  нему
  скоро привыкли...
       Планету под  Конечную станцию предоставили Цветочники.  Симма  -  самый
  малый маяк на  краю света.  Обращенная Северным полюсом к  Вселенной,  Южным
  полюсом Симма  всегда смотрела прямо на  Стену.  За  нею  был  только квазар
  Шансон  -  гигантский  сгусток  перевозбужденной  магнитоплазмы,  непрерывно
  преобразующий гравитационную энергию в свет,  в радио-  и в ультрафиолетовое
  излучение,  в яростное вращение и турбулентность.  Мощно пульсируя,  выкинув
  над  собой  чудовищный голубой выброс,  квазар Шансон одиноко пылал на  фоне
  полного мрака.  Это был истинный мрак, истинная тьма - за квазаром не лежало
  ничего материального. Тьма, стены тьмы... Хенк так и говорил себе - Стена...
  Разумеется,  никакой реальной стены  там  не  было,  просто с  одной стороны
  мерцали,  сливаясь в  тусклые шлейфы,  мириады далеких звезд и  галактик,  с
  другой же не было ничего.  Мрак.  Пустота.  Абсолют мрака и пустоты. Но этот
  мрак,  эта пустота воспринимались Хенком именно как стена,  и  с  этим своим
  представлением Хенк ничего не мог поделать...  Стена. Почему нет?.. Он молча
  топал по космодрому Симмы, не поднимая глаз к небу. Впрочем, если бы он их и
  поднял,  Стену бы  он  не увидел -  Конечная станция занимала Северный полюс
  Симмы.
   "Трое суток,  -  повторил про себя Хенк.  -  Трое земных суток,  и  мне
    вручат карту курса. Мне - Земля, Стеной пусть любуются обероны..."
       Слабые разряды легко покалывали ноги Хенка.  Его это не раздражало.  Он
  ступал по металлической,  но траве,  он ощущал чужие, но запахи. Сам воздух,
  поступающий не  из  ограниченных резервуаров,  а  просто  извне,  радовал  и
  тревожил.  Хенк радовался,  Хенк знал: через час, через сутки он вернет себе
  навыки настоящего человека,  через час, через сутки он, может быть, порадует
  Шу, разыскав для нее шляпу.
       Он всегда называл свой бортовой компьютер этим древним женским именем -
  Шу.  Слов  нет,  тахионные корабли  сделали  достижимыми любые,  даже  самые
  отдаленные точки Вселенной, но без машин типа Шу это было бы невозможно. Он,
  Хенк,  дошел до  нетипичной зоны,  видел Стену -  благодаря Шу.  Он плавал в
  энергетических безднах квазара,  был огненным шаром, разумным огненным шаром
  - благодаря Шу.  Он дрейфовал в звездных течениях нетипичной зоны,  принимал
  формы,  невозможные в любом другом случае,  - благодаря Шу. Если он, Хенк, у
  первого встречного на Симме выпросит шляпу, это явится лишь данью уважения к
  Шу.  Недоумение,  даже усмешку предполагаемого первого встречного он,  Хенк,
  снесет без усилий. Радость Шу того стоит...
       Хенк был счастлив.
       Шу  его  ждет.  "Лайман альфа"  готова  к  выходу.  Данные для  расчета
    будущего курса к  Земле отправлены диспетчером в  Расчетчик Преобразователя.
    Через трое земных суток он,  Хенк, получит разрешение на выход из нетипичной
    зоны,  а значит, явится на Землю незадолго до начала заседания редакционного
    совета Всеобщей энциклопедии,  посвященного проблеме протозид.  Неважно, что
    по  часам  Симмы  заседание это  закончилось несколько столетий назад,  курс
"Лайман альфы" будет  вычислен по  той  кривой пространства-времени,  что  в
    любом случае приведет Хенка к точно назначенному времени, ни минутой раньше,
    ни минутой позже. Самая грубая ошибка никогда еще не превышала десятых долей
    секунды.  Для  сотрудников Всеобщей  энциклопедии все  будет  выглядеть так,
    будто  он,  Хенк,  отсутствовал два  с  половиной месяца  и  вот  вернулся с
    необходимыми  дополнениями  к  одному  из  самых  сложных  отделов  Всеобщей
    энциклопедии -  отделу протозид.  Основная статья этого  отдела принадлежала
    пока что  ему же,  Хенку,  -  обширные компиляции,  составленные по  мифам и
    наблюдениям Цветочников,  Арианцев, океана Бюрге, тех немногих звездных рас,
    что  когда-либо соприкасались с  протозидами.  Увлекательные,  обширные,  но
    компиляции...  Были ли они верны, соответствовали ли действительности? Можно
    ли,  изучая отчужденную расу,  опираться на  мифологию и  наблюдения рас  не
    менее отчужденных?  То,  что протозиды никогда не  заглядывали во Внутреннюю
    зону  Вселенной,  то,  что  они  упорно  не  хотели замечать своих  звездных
    соседей, - все это, по мнению Хенка, не давало оснований относить протозид к
    цивилизациям абсолютно неконтактным.  Цивилизация - понятие, вообще довольно
    туманное, его не так-то легко определить или истолковать, тем более что путь
    развития звездных рас мало где был достаточно схож,  а истолкователи понятий
    сами живут внутри определенных цивилизаций,  что,  конечно же,  не  может не
    вносить в  их  суждения ту  или иную долю предвзятости.  Туп,  как протозид.
    Темен, как протозид. Жесток, как протозид. Он, Хенк, никогда не соглашался с
    подобными формулировками,  но мифы Цветочников,  Арианцев, океана Бюрге были
    битком набиты подобными перлами.
         Протозиды...  Они же -  первичники. Они же - истребители звезд... Время
    от  времени  собираясь в  гигантские скопления (а  масса  каждого отдельного
    протозида вполне соответствовала массам таких планет,  как Земля или Симма),
    протозиды  пытались  прорваться из  нетипичной зоны  к  какой-либо  одинокой
    звезде. Им было все равно, обитаемы ли те системы, в которые они входили так
    неожиданно:  мифология Арианцев,  Цветочников, океана Бюрге сохранила память
    примерно о пяти подобных прорывах,  после которых и Цветочникам,  и Арианцам
    слишком  многое  приходилось  начинать  почти  сначала.   Падая  на  звезду,
    протозиды доходили ее  до  взрыва,  гибли сами,  но  вместе с  ними  в  море
    раскаленной  плазмы,  заливающей  Крайний  сектор,  гибли  солнца,  планеты,
    населенные станции,  радиобуи и,  разумеется, разумные существа. Являлось ли
    все это осмысленными ударами по соседям,  не объявленной, но все же войной с
    ними?..  Никто не мог на это ответить,  ибо протозиды ни с  кем не входили в
    контакт.
         Но   сейчас  Хенк  был  счастлив.   Кое-какую  информацию,   и   весьма
    немаловажную для многих членов Межзвездного сообщества, они с Шу собрали.
         Он  машинально провел ладонью по  лбу,  будто снимая невидимую паутину.
    Широкий шрам,  вертикально опускающийся к переносице, был привычен для него,
    как морщина.  Еще один шрам,  только шире,  страшнее, прятался на плече, под
    рубашкой,  зазубренным острием уходя к  левой лопатке.  От этого левое плечо
    Хенка казалось чуть опущенным.  Впрочем, он давно не помнил об этом, привык.
    А сейчас его вообще занимала другая мысль: "Найдется ли на Симме шляпа?.."
    
     2.
    
     Хенк был счастлив.
         Трое  суток -  это  не  просто карантин.  Трое суток -  это  прекрасная
    возможность вернуть навыки землянина.  Не так-то просто после нескольких лет
    одиночества дружески похлопать по  плечу первого встречного,  а  Хенку этого
    хотелось...  Впрочем, то, что за стойкой бара торчал длинный жилистый усач с
    объемистым миксером в  руках,  а  перед ним  на  высоком табурете откровенно
    скучал  низкорослый,   но   плечистый  человек  в   желтой  майке  звездного
    перегонщика,  вовсе еще  не  означало,  что они были людьми.  Обероны -  это
    вернее,  хотя в штате Конечной станции,  несомненно,  должны были состоять и
    земляне.  Законы  Вселенского  Свода  требовали  стандарта,  такой  стандарт
    принесли  Преобразователи:   если   ты   похлопал  по   плечу  широкоплечего
    перегонщика в  желтой майке,  не  стоило всерьез думать,  что  ты  и  впрямь
    похлопал по плечу именно человека,  а не китообразное, к примеру, существо с
    Тау или аморфное разумное облачко с Пентаксы...
         Бармен  и  человек в  желтой  майке  звездного перегонщика обернулись к
    Хенку одновременно.  Будь он пылевым облаком, распростершимся на полнеба ему
    не составило бы труда держать в поле обзора сразу обоих,  но сейчас Хенк был
    человек,  - ему  пришлось кивнуть дважды, неловко поворачивая тяжелую голову
    сперва к одному, потом к другому.
         - Титучай?
         Пьянящий,  но безалкогольный напиток всегда был к месту, но, спрашивая,
    бармен не  улыбнулся -  подозревал в  Хенке оберона,  не  любил оберонов или
    вообще не был общительным.  Хенк усмехнулся:  такие парни,  как этот бармен,
    ему всегда нравились. Как правило, это дельные парни. Спроси такого о шляпе,
    он  не  удивится и  не  пойдет трепать по всей Симме о  каком-то чокнутом со
    звезд, разыскивающем не принадлежащую ему шляпу... Взяв это на заметку, Хенк
    повернулся к перегонщику.
         Но  и  перегонщик не  выглядел приветливо.   Выдвинув вперед  широкие и
    плоские губы (щучьи,  отметил про  себя Хенк),  он  хмуро прищурился,  будто
    испытывал к Хенку не столько интерес, сколько массу подозрений.
         - Титучай!  -  подтвердил Хенк.  -  Три титучая! Сразу всем! Это за мое
    возвращение!
         - А счет? - недоброжелательно поинтересовался бармен.
         Хенк  назвал  бортовой номер  своего корабля,  автоматически являвшийся
    номером его  счета.  Счет  на  Симме имел отнюдь не  формальное значение.  В
    сущности,  Конечная станция принадлежала Цветочникам, и расходы Хенка сейчас
    оплачивала Земля, причем чистой информацией. Стакан титучая, выпитый Хенком,
    вполне мог быть оплачен именно его,  Хенка,  статьей.  О  тех же протозидах,
    например...  Хенка  эта  мысль  развеселила,  он  улыбнулся  бармену,  потом
    щучьегубому.
         - С возвращением! - Бармен нехотя поднял крошечную рюмку.
         - Возьми посудину пообъемнее, - посоветовал  Хенк. - Не похоже, что вам
    приходится пить часто.
         Бармен хмыкнул:
         - Кому как... У меня сегодня это третья!
         - Вы что, открыли регулярную линию?
         - До  этого  еще  не  дошло,   -   вмешался  в  разговор  щучьегубый  и
    ухмыльнулся:  -  Вторую бармен пил за меня,  а  первую за патрульных.  Симма
    прямо набита разумниками, не протолкнешься!
         Хенк  не  стал  спрашивать,  что  делают на  Симме сотрудники звездного
    Патруля.  Он  не полез с  расспросами и  к  щучьегубому.  Ему вполне хватало
    собственных мыслей,  о том же,  к примеру, возвращении... Он с удовольствием
    смотрел сквозь прозрачную стену  бара.  Там,  за  невидимым колпаком силовой
    защиты,   слабый  ветерок  лениво  курчавил  металлические  заросли,   гонял
    спиральную ржавую стружку,  высекал из кустов шлейфы искр.  Две-три вечерние
    звезды  прокололи  дикое  пепельное небо  Симмы.  Бармен  время  от  времени
    перекрывал собой их  свет,  и  Хенк  перебрался на  другой табурет,  ближе к
    щучьегубому.   Перегонщик  незамедлительно  воспринял  это   как   сигнал  к
    сближению.
         - Сегодня и завтра, - сообщил он, - в Аквариуме оберон с Оффиуха.
         Хенк кивнул.  Ему нравилась эта новая манера обращаться ко  всем на ты,
    но сам он к этому еще не привык.
         - Секреты  пластики! - вспомнил  он. - Я слышал об оффиухцах.
         - Это следует видеть!  -  Щучьегубый переглянулся с барменом.  -  Ни на
    Земле,  ни на Проционе такого не увидишь.  Оффиухцы вроде протозид, их ничем
    не заманишь во Внутреннюю зону.
         - Нашел с кем сравнивать!  -  возмутился бармен.  -  Протозиды!..  - Он
    презрительно,  даже  брезгливо поджал губы:  -  Протозиды убивают,  оффиухцы
    радуют.
         Он  плеснул в  свою  крошечную рюмку  несколько капель титучая и  вслух
    выругался.
         Хенк усмехнулся.  За  время его отсутствия ничего не  изменилось.  Да и
    вряд ли могло измениться:  ненависть Арианцев,  Цветочников,  океане Бюрге к
    истребителям звезд не могла рассеяться сама собой.  Он опять усмехнулся.  Он
    чувствовал себя гонцом,  несущим добрую весть.  Завтра утром он разберется в
    заметках,  набросанных для него Шу,  и даже,  может быть, в том же Аквариуме
    познакомит сотрудников станции с некоторыми из выводов...
         Он поманил к себе бармена:
         - Через Симму, наверно, прошло немало людей?
         - С Земли? - не понял бармен. - Это ты имеешь в виду?
         - Неважно откуда. Главное, людей.
         - Были... Конечно, были...
         - Ваши склады, наверно, завалены самыми разными вещами, а?
         - Да уж наверно! Мы ничего не выбрасываем... Тебя что-то интересует?
         - Да, - кивнул Хенк.
         - Твой счет надежен. Говори. Если эта штука сыщется, она твоя! 
         И Хенк сказал:
         - Шляпа...
         Он ничего не добавил к просьбе.  Он вовсе не хотел объяснять, зачем ему
    понадобилась шляпа.  Но объяснять и не пришлось:  бармен и щучьегубый хорошо
    видели шрам,  вовсе не  украшающий Хенка.  Другим,  уже более мягким голосом
    бармен спросил:
         - Где тебя так?
         Он  понял  просьбу Хенка по-своему,  решил,  что  шляпа нужна по  самой
    простой причине -  прикрыть шрам.  А  голос  бармена,  решил Хенк,  подобрел
    потому,  что до него,  наконец, дошло: Хенк - человек. Оберон, пройдя сквозь
    Преобразователь,  никогда не получит ни морщинки, ни бородавки, ни тем более
    шрама.   Эти  чисто  индивидуальные  отметины,  как  правило,  присущи  лишь
    человеку. Квазилюди всегда гармоничны, их лица, их кожа всегда чисты.
         - Где тебя так? - переспросил бармен.
         - Не помню... - отмахнулся Хенк.
         - Немудрено!  Такой  удар  может  вышибить из  памяти даже  собственное
    имя...
         - Ну  нет!  -  засмеялся Хенк.  -  Свое имя я  помню.  Оно не  очень-то
    сложное,  не  такое,  например,  как у  Цветочников,  но мне нравится.  -  И
    подмигнул бармену: - Хенк!
         - Люке!  -  ответил  бармен.  - Зови  меня Люке. Это не имя, но мне так
    нравится.
         - А я Ханс, - представился перегонщик. - По-настоящему Ханс. Без всяких
    этих оберонских штучек.
         Хенк кивнул.  Хенк был растроган.  Он подумал:  "Шу повезло. Шу получит
    шляпу..."
    
     3.
    
     Хенк долго не мог уснуть.
         Сперва ему помешал диспетчер.
         - Хенк,  -  попросил он по внутреннему Инфору,  -  нам надо передвинуть
    твою "Лайман альфу", она мешает почтовикам.
         - Проще простого, - ответил Хенк. - Свяжитесь с Шу, она все сделает.
         - Шу?  -  удивился диспетчер.  -  Она человек?  Ты  не  зарегистрировал
    спутника?..
         - Шу -  бортовой   компьютер,  - терпеливо объяснил Хенк. - Ко для меня
    она   больше,   чем   человек.   Долгое  время  она   была  для   меня  всем
    человечеством...
         Хенк долго не мог уснуть.
         В детстве его мучило мерцание звезд.  Однажды он видел болид.  В юности
    он открыл комету.  Ее хвост растянулся на полнеба, он был просто светлый, но
    в  ночных  снах  всегда  виделся  ему  цветным.  Хенка  с  детства  удручала
    необходимость прятаться под  покров  атмосферы.  Он  широко  открывал глаза,
    будто это могло помочь ему проникнуть в  даль,  скрывающую мириады галактик.
    Он  любил думать,  что его дом не  ограничен пределами Солнечной системы.  В
    принципе это было так -  окончив школу Поисковиков, он выходил во Внутреннюю
    зону.  Но  никогда дальше.  Дальше ходил  только его  брат  Роули,  звездный
    разведчик.
         По материалам Роули Хенк написал книгу.  Книга,  посвященная нетипичной
    зоне,  сразу  привлекла внимание специалистов.   Бывшего  пилота,  а  теперь
    космоисторика и  космопалеофитолога Хенка  пригласили  в  редакцию  Всеобщей
    энциклопедии.  Десять  лет,  проведенных в  редакции,  составили Хенку  имя.
    Лучший знаток первичников...  Что ж,  разумная,  но таинственная,  замкнутая
    только на  себя  жизнь заполнила даже  сны  Хенка.  Иногда он  видел сны,  в
    которых не мог признаться и  близким друзьям,  только Роули...  Зато из семи
    специалистов,  выразивших согласие взять на себя дальний поиск, предпочтение
    было отдано именно ему,  Хенку.  Крупный специалист,  пилот с опытом - кому,
    как не ему,  идти в нетипичную зону?..  Хенк подозревал, что какую-то роль в
    решении  сыграла  гибель   его   брата   Роули,   но   это   второе  дело...
    Подразумевалось, что наблюдения Хенка внесут ясность в один из самых сложных
    отделов Всеобщей энциклопедии,  не  только дополнят,  но  и  перестроят этот
    отдел,  все  еще  вносящий сумятицу в  строго  расчисленное здание  звездной
    истории.
         Параллельно с  занятиями Хенк  читал  в  Высшей школе курс  космической
    палеофитологии.  Этот  курс  определялся названием  "Века  и  растения",  но
    студенты  из  встреч  с  Хенком  выносили  не  просто  понятие  об  эволюции
    растительных и квазирастительных земных и звездных форм,  -  Хенк не уставал
    указывать на  расхождения,  оказавшиеся роковыми для  иных,  теперь  уже  не
    существующих  цивилизаций,   на  те  опасные  ситуации,   в  которых  разум,
    взрываясь,  начинает строить вторую природу в  отрыве от своих естественных,
    предопределенных происхождением корней.  Хенк  любил  приводить слова брата:
"Прежде чем вмешиваться в природу - пойми ее!"
       У  Хенка было  место,  где  он  всегда чувствовал себя особенно хорошо.
  Свайный домик стоял на берегу крошечного лесного озера, за озером, как рыжие
  облака,  пылали осенние лиственницы,  не закрывая собой далекого Енисея. Еще
  дальше поднимались горы,  даже в  самые жаркие дни  вызывающе поблескивающие
  ледяными вершинами...  Хенк водил студентов по саду,  обращал их внимание на
  тот или иной куст, на тот или иной иногда слабый, но всегда ощутимый аромат;
  он,  Хенк,  разбил на  Енисее самый северный сад роз,  в  котором белые шары
  древних,  как история, Блан Дубль де Кубер и благородные Галлики росли прямо
  на земляных грядках,  а желтые и светлые дамасские розы,  пережившие Римскую
  империю и  последующие двадцать пять веков,  оставались столь же  упругими и
  свежими, как во времена Цезаря... Хенк гордился зеленоватыми чайными, аромат
  которых  и  впрямь  напоминал крепкий  чайный  букет,  карамзиновыми Дюк  де
  Монпасье,  огненно-алыми  Амулетами.  Он  любил свои  редкие бархатистые,  с
  розовым ободком,  Кримсон Глори, бледно-желтые Луны и высокие бутоны Мистрис
  Арон Уор,  всегда влажные,  в капельках светлой росы, - не верилось, что это
  розы, не звезды, и Хенк всегда поднимал глаза горе, ему нравилось, что цветы
  и звезды так схожи.
       Иногда он водил гостей к  низкому пластиковому забору,  отделявшему его
  сад от  территории северной птицефермы.  Но здесь,  у  грядок,  над которыми
  золотились древние Мадам Жюль Граверо,  желтели буйные Маман Коше и лучились
  сквозь  плотную  кожистую  листву  блестящие,  словно  бы  покрытые восковым
  налетом, алые пернецианские, - прогулки, как правило, заканчивались. В самый
  глухой уголок сада Хенк предпочитал приходить один.
       Под  пластиковым забором,  привитая на  простой шиповник,  белела самая
  обычная на  вид парковая роза.  Но  она была единственной,  над которой Хенк
  работал почти пятнадцать лет. Он не резал и не формировал ее куст, он просто
  помогал розе развиваться и разве лишь осенью снимал с веток листья, чтобы не
  привлекать к кусту внимания прожорливых северных мышей.  Он берег розу не от
  холодов,  он  берег ее  от  жесткого северного солнца.  Отзываясь на  раннее
  весеннее тепло,  верхняя часть куста, привитого к шиповнику, торопливо шла в
  рост,  тогда как корневая система еще спала,  - Хенк укрывал розу от солнца.
  Со всем остальным куст справлялся сам.
       Хенк  хотел,   чтобы  эта  роза  всегда  оставалась  живой,   чистой  и
  ярко-белой. Ни разу за пятнадцать лет он не увидел на ее цветах ни крапинки,
  ни ободка, роза была, как свежий снег, Хенк с удовольствием выкашивал вокруг
  траву, даря розе покой. Он сидел вечерами рядом с розой, а когда, случалось,
  шел дождь,  когда слезились темные окна, капли тяжко били в рамы парников, а
  листва карликовых берез обвисала страшно и сыро,  он, Хенк, без плаща мчался
  в сад - не повредил ли ливень его белую, как снег, красавицу?..
       Нет, роза не была безымянной, Хенк давно дал ей имя.
       Р о у л и!
       Он  назвал  розу  именем  своего  брата,  звездного  разведчика  Роули,
  погибшего в  районе катастрофического взрыва 5С  16 -  космического объекта,
  долго вызывавшего недоумение астрофизиков...  Хенк  не  уставал верить,  что
  рано или  поздно слухи о  смерти Роули будут опровергнуты,  как  это,  пусть
  редко, но все же случалось. Он не уставал верить, что пока его роза остается
  белой,  как  снег,  звездный разведчик Роули  жив,  звездный разведчик Роули
  помнит о нем - о Хенке... 
    
   4.
    
   Он долго не мог уснуть.
       Туп, как протозид. - Темен, как	протозид... Жесток, как протозид...
       Он  вспомнил  брезгливость на  лице  бармена  Люке,  вспомнил мгновенно
  похолодевший взгляд  Ханса...  Туп,  темен,  жесток...  Так  могли  говорить
  Арианцы,  Цветочники,  так  мог  говорить океан Бюрге;  почему так  говорили
  земляне?   Разве  он,   Хенк,   не   разрушит  это   слишком  несправедливое
  представление?
       Он  протянул руку,  нащупал на  полке коробку с  кристаллами памяти.  В
  комнате было темно,  но  сейчас он не нуждался в  свете.  Крошечный проектор
  включился сам от тепла ладони.  "Маршрут", "Маяки", "Точки отсчета", "Физика
    нетипичной зоны"...  Счетчик стрекотал,  как кузнечик, - Хенк искал кристалл
"Протозиды".  Он помнил: он сам бросил этот кристалл в коробку. Но кристалла
    в коробке не было! 
         Включив внешний Инфор,  Хенк попросил связь с Шу и обрадовался, услышав
    код вызова.
         - Как у тебя? - спросил он, не скрывая радости.
         - Нормально,  -  ответила Шу своим непостижимым голосом.  - Рассчитываю
    будущий курс.
         - Но этим занят Расчетчик Преобразователя!
         - Я, конечно, не знала... - Он понял, что Шу обиделась.
         - Не надо, - попросил он. - Я вовсе не хочу ссоры.
         Тогда Шу спросила:
         - Как у тебя?
         Хенк вздохнул. Перед ним все еще стояли лица Люке и Ханса...
         - Шу, - спросил он, - почему они так не любят протозид?
         - Протозиды вне сообщества, Хенк.
         - Истребители звезд... - протянул Хенк. - Ты об этом?
         - Не только.  Они -  древние,  они -  очень древние,  Хенк. Как человек
    относится к  тем,  кто  его  старше,  к  мокрицам,  змеям,  членистоногим?..
    Протозиды еще древнее. Хенк. Они очень древние!
         Он кивнул.  Он хотел бы уснуть,  но понимал, что все равно не уснет. Он
    обрадовался, когда Шу спросила:
         - Ты хотел спросить только это?
         - Нет,   -   сказал  Хенк.  И  пояснил:  он  забыл  на  борту  кристалл
"Протозиды".
         - Ты его не забыл, Хенк...
         - Как? Я мог его потерять? Это невероятно! 
         - Ты не потерял его, Хенк.
         - Но где же этот кристалл?
         - Я сама изъяла его из твоей коробки. 
         Хенк помолчал. Он верил Шу, но не всегда понимал ее решения.
         - Зачем ты это сделала?
         - Запись "Протозиды" подлежит просмотру лишь на Земле.
         - С чего ты это взяла?!
         Шу  не  ответила.  Он  не стал переспрашивать,  он знал:  Шу никогда не
    совершает ошибок.
         - Я все объясню на борту "Лайман альфы", Хенк.
         Еще минуту он  смотрел на отключившийся экран.  Он был удивлен,  он был
    сбит  с  толку,  ко  всему этому примешивалась неясная,  но  вполне ощутимая
    тревога...
    
     5.
    
     Разбудил его стук в дверь.
         Он  не  сразу  понял -  почему молчит Шу,  кто  может стучать на  борту
"Лайман альфы"?  Лишь включив свет,  вспомнил:  это станция Симма,  он гость
    станции Симма.  Не  поднимаясь,  ткнул  в  переключатель внутреннего Инфора,
    увидел на экране незнакомые лица.
     "Они просят разрешения войти", - просигналил Инфор.
         - Кто они? - Хенку не хотелось вставать. 
     "Они все объяснят сами".
         - Им придется ждать, я еще не принял душ.
         - У нас мало времени, - сказал один из тех, кого Хенк видел на экране.
         - Разве мои вопросы транслируются?
         - Ты забыл отключить внешний Инфор.
         - Извините,  -  сказал Хенк.  -  Входите и  располагайтесь.  Я  вас  не
    задержу.
         Они вошли в  комнату и  остановились у  окна,  будто их  интересовал не
    Хенк, а ржавый пейзаж утренней Симмы. Хенк запоздало предложил:
         - Садитесь. - И вышел к ним, как был, в халате.
         - Извини,  -  сказал один из вошедших.  Его пронзительные голубые глаза
    уставились прямо на  Хенка.  Слишком широко поставленные,  они  не  могли не
    портить его широкое,  мужественное лицо,  тем не  менее,  он  вызывал больше
    симпатии, чем его спутник - печальный красавчик, чуть тускловатый на вид, ни
    на  секунду не оторвавшийся от окна.  На легких голубых куртках своих ранних
    визитеров Хенк  сразу увидел белый круг с  молнией и  звездой -  официальный
    знак звездного Патруля.
         - Итак?..
         Хенк сел, и кресло под ним скрипнуло уверенно и солидно.
         Гости не сели.
         - Приятель, - сказал голубоглазый, - мы хотим, чтобы ты нам помог.
         Хенк пожал плечами.
         - Инспектор звездного Патруля  Петр  Челышев,  -  голубоглазый протянул
    Хенку жетон.
         Хенк не потянулся за жетоном. Он знал, пальцы его просто пройдут сквозь
    листок фольги,  как сквозь пустоту.  Такой жетон является индивидуальным, он
    материален только в руках владельца.  Хенк видел круг,  молнию,  звезду, это
    его удовлетворило.
         - База Водолея? - спросил Хенк.
         Петр Челышев кивнул.
         - Хархад,  -  представился печальный красавчик, не отводя глаз от окна.
    Ударение в имени он сделал на первом слове.
         - Хенк...  Просто Хенк...-  Он не знал, что к этому добавить. - Я очень
    давно не видел землян.
         - Сколько лет ты отсутствовал?
         - По  среднекосмическому -  около четырехсот...  Триста семьдесят,  так
    точнее...  -  Отрешенность Хархада,  не  отрывающегося от  окна,  раздражала
    Хенка: - Что вы там видите? 
         - Почтовая ракета... - Хархад обеспокоенно повернулся к Челышеву: - Это
    ничего не меняет, Петр?
         - Как? Она пришла вовремя?!
         Теперь они смотрели в  окно все трое.  На центральной полосе космодрома
    перед толпой суетящихся роботов медленно, бесшумно, как изображение на сырой
    фотобумаге,  проявился  темный  корпус  приземистой  тахионной  ракеты.  Она
    напоминала корабль Хенка,  но  была короче и  не  несла над  собой броневого
    рога, в каком размещались мозг Шу и Преобразователь.
         - Что там делают роботы? - спросил Хенк.
         - Готовятся к выгрузке почты.
         - Не похоже. У них в руках духовые трубы.
         - Оркестр!  -  фыркнул Челышев.  -  Почтовая ракета, Хенк, как правило,
    запаздывает; но эта пришла вовремя. Совершенно небывалое дело!
         - Она с Земли? - удивился Хенк.
         - Нет.  С  базы Цветочников.  Мы  держим почтовую связь с  Землей через
    Цветочников.  Обходится дороже,  чем  хотелось бы,  но  значительно надежнее
    прямых передач.  К сожалению,  у Цветочников,  как и у Арианцев,  -  Челышев
    покосился на  Хархада,  -  свое  чувство  времени,  сутки-двое  для  них  не
    опоздание... - Челышев наклонился к экрану Инфора: - Это сегодняшняя?
         Ответил диспетчер:
         - Не могу тебя обрадовать, Петр.
         - Но сейчас семь ноль-ноль!
         - Это вчерашняя ракета, Петр.
         Челышев  отключил  Инфор,   повернулся  к  Хенку,  и  они  рассмеялись.
    Рассмеялся и Хархад, чем сразу расположил к себе Хенка.
         - Чем я могу помочь?
         - Выведешь "Лайман альфу" на  рассчитанную нами  орбиту.  Расстояние не
    более сорока световых лет,  для твоего корабля это разминка. - Челышев остро
    глянул на Хенка. - Сможешь?
         - Не хотел загружать Шу, но... если дело важное...
         - Шу? - перебил Челышев. - Кто это?
         - Мой бортовой компьютер. Я зову его этим именем... Моя цель?
         - Обязательно хочешь знать?
         - Это что, тайна?
         Челышев и Хархад переглянулись.
         - Боюсь, Хенк, наша цель тебе не понравится, - медленно сказал Челышев.
    - Ты  слишком  долго  отсутствовал и  не  знаешь  положения,  создавшегося в
    Крайнем секторе...  То,  что  я  тебе передаю как просьбу,  на  самом деле -
    приказ.
         Приказы звездного Патруля не  обсуждаются.  Это  Хенк знал.  За  спиной
    звездного Патруля стоит,  как правило,  целая цивилизация,  если не две и не
    три. Но Хенк не любил слепых приказов, он переспросил:
         - Цель?
         - Одиночный протозид,  Хенк,  -  медленно ответил Петр Челышев. - Всего
    лишь одиночный протозид.
         - Вы хотите войти с ним в контакт?
         - Нет,  Хенк.  Кому,  как не  тебе,  знать:  протозиды  неконтактны.  -
    Челышев   неожиданно улыбнулся:  -  Мы  не  собираемся входить  в  контакт с
    протозидом. Мы собираемся его уничтожить. Мы - Охотники.
    
     6.
    
     Хенк знал об Охотниках.  Весьма высококвалифицированные специалисты. Их
    готовили в специальной закрытой школе...  Он,  Хенк, ни разу не встречался с
    Охотниками,  но много слышал о них. Слышал, например, об Охотниках с системы
    Гинапс. Они потеряли треть сотрудников, но сумели предотвратить столкновение
    двух  воинственных  подрас  Гинапса,   найдя  приемлемые  для   них  условия
    переговоров.
         Чем  же   мог  помешать  землянам  одиночный  гравитационный  организм,
    равнодушно дрейфующий в  разреженном пространстве нетипичной зоны?  Хенк  не
    мог  не  верить Петру  Челышеву и  его  коллеге.  Оба  являлись сотрудниками
    звездного Патруля и,  конечно, получили приказ с Земли. Каждый такой приказ,
    как правило,  обсуждается всеми заинтересованными звездными расами,  и  если
    дело  доходит  до  его  исполнения,   он  наверняка  обсужден  и  исследован
    стопроцентно,  а  значит,  должен быть  выполнен.  Он,  Хенк,  обязан верить
    Охотникам,  но все в нем протестовало.  Истребители звезд?..  Возможно... Но
    сейчас в районе квазара Шансон дрейфовал лишь одиночный организм. Нанеси они
    вред протозиду,  это сразу станет известно всей их многочисленной расе,  ибо
    каждый одиночный протозид часть единого коллективного организма...
         Хенк  механически  следовал  за  Охотниками.   Он  не  видел  смысла  в
    предстоящей Охоте, но должен был выполнять приказ. Он - землянин!
         Огромный корпус  "Лайман  альфы"  столбом  возвышался над  космодромом;
    щелкнули замки, шипя выдвинулся дежурный пандус.
         - Привет, Шу! - сказал Хенк, проверяя шлюзы. - Как у тебя?
         - Работаю над расчетом. 
         Охотники невольно задрали головы: голос Шу шел сверху.
         - Переключись на бортовую аппаратуру,  -  хмуро приказал Хенк.  - Через
    двадцать минут стартуем.
         - Курс - Земля? - голос Шу изменился. - Ты получил разрешение?
         - Нет...  -  сказал Хенк. - Нет... - И прежде чем бросить карту курса в
    щель Расчетчика взглянул на Челышева.
         Челышев медленно покачал головой:
         - Ничего не могу сделать,  Хенк. Мы прибыли на Симму за сутки до твоего
    появления.  Приказ есть приказ,  нас не всегда знакомят с подробностями.  Мы
    ожидали новостей с  сегодняшней почтовой ракетой,  но ты видел -  она еще не
    пришла...  Ничего не  могу  утверждать определенно,  однако в  нашем секторе
    что-то случилось.  Мы не знаем, в чем вина этого одиночного протозида, лично
    мне  нет  до  него дела.  Но  у  нас есть приказ -  уничтожить его.  Другими
    словами:  Межзвездное сообщество  посчитало  присутствие этого  протозида  в
    нашем секторе потенциально опасным.  Может быть, крайне опасным. Возможно, к
    нашему возвращению на Симму придут необходимые пояснения.  Но они могут и не
    придти, Хенк. Мы всего лишь исполнители.
         Хенк  усмехнулся.  Он  сидел у  дальномера.  "Лайман альфа" стартовала,
    ослепив космодром Симмы мгновенной,  тут же рассеявшейся вспышкой. Они шли в
    открытом  пространстве,   и   на   правом  экране,   почти  не  сдерживаемое
    светофильтрами, яростно разметалось пламя квазара Шансон...
         Прошло семь минут,  и гравилокаторы засекли протозида. Ещё через десять
    минут  Хенк  увидел  его  на  экране  -   крошечная  запятая,  действительно
    крошечная,  чуть побольше его корабля,  но с массой,  приближающейся к массе
    нормальной планеты.  "Лайман альфа" вполне могла  совершить посадку на  тело
    протозида. Крошечная запятая, такая невинная на фоне редких звезд...
         Хенк знал:  протозид их  видит.  Это означало,  что корабль Хенка видят
    сейчас все протозиды,  все до одного,  где бы они ни находились.  Разве руки
    Хенка не знали бы об опасности, попади в капкан его ноги?
         - Один протозид не опасен,  -  сказал Хенк. И уточнил: - Ни для кого не
    опасен.  Мы совершаем ошибку...  Кто дал нам право отнимать жизнь у другого,
    не родственного нам существа?
         - Межзвездное сообщество,  -  сухо ответил Челышев. - Оно существует не
    первый год, и я никогда не слышал о его ошибках.
         Тяжелое молчание залило штурманскую обсерваторию "Лайман альфы".
         Случайные звезды,  входя в поле обзора,  слепили глаза,  -  Хенк тут же
    стирал их  разрядчиком.  Теперь уже  на  всех экранах отчетливо определилась
    массивная запятая протозида.  Протозид плыл в  пространстве,  одинокий,  как
    Космос.  С  невольной завистью Хенк  ощутил,  как  жгут  эту  темную запятую
    бешеные лучи квазара,  как  мощно всасывает в  себя каждую случайную пылинку
    этот разумный,  но замкнутый на себе организм. Кто они - протозиды? Чего они
    хотят?  Что манит их к звездам? Почему он, Хенк, землянин, не может думать о
    них,  как о  чужих?..  У Хенка закружилась голова,  колющая боль ударила под
    лопатку.  Он  пытался вспомнить,  он  почти вспомнил...  Что?..  Он  чуть не
    вскрикнул - боль, острая, режущая боль заставила его вжаться в кресло.
         Ладно... Он вспомнит...
         Хенк  искал выход.  Хенк  не  хотел беды протозиду.  Он  верил,  что  и
    протозид никому не хочет беды. То, что он идет к квазару Шансон, не означает
    угрозы...  Хенк не хотел, чтобы этот протозид был убит, он искал возможность
    передать свою мысль протозиду.
         - Пристегнитесь,  -  приказал он  Челышеву и  Хархаду,  пересаживаясь в
    кресло дистанционного Преобразователя. И постучал пальцем по микрофону.
         - Я готова,  -  не сразу, но откликнулась Шу. Казалось, она чувствовала
    состояние Хенка.  Или  ее  смущали гости?  Это  были  первые гости на  борту
"Лайман альфы"...  Хенк старался не  думать об этом.  Он тронул ногой педаль
    дальномера, и протозид сразу приблизился, занял собой почти весь экран.
         - Три  градуса...  Четыре  градуса...  Пять  градусов...  -  размеренно
    отсчитывала Шу.
         Хенк развел сферу охвата,  и  силуэт протозида полностью вошел в  круг,
    вычерченный  локаторами  Преобразователя.   Координатная  сеть  туго  оплела
    массивную запятую - осталось нажать на рычаг разрядника.
         Хенк медлил.
         Была   надежда:   протозид  поймет,   протозид  сместит  себя  в   иное
    пространство.  Он  это  мог...  Но  протозид  оставался  немым  и  ко  всему
    равнодушным.  Он  видел  "Лайман альфу",  но  не  испытывал к  ней  никакого
    интереса.
         - Почему ты тянешь?  - не выдержал Петр Челышев. - Почему генераторы не
    переключены на гравитационную пушку?
         - На борту "Лайман альфы" нет пушек...
         - Вообще? - удивился Челышев. 
         Хенк усмехнулся.  Он  вовремя вспомнил древнее слово.  Он  произнес его
    вслух:
         - Я не пират. Мне не нужны пушки. 
         - Как же ты собираешься воздействовать?..
         - Для   хода   на   досветовых  скоростях  "Лайман  альфа"  оборудована
    противометеорной защитой.
         - Ты говоришь не очень уверенно...
         - Мне не по душе ваш приказ.
         - Приказ Земли! - упрямо поправил Челышев.
         - Пусть так, но мне он не по душе. 
         Хенк солгал Челышеву и Хархаду.
         На борту "Лайман альфы" не было гравитационных пушек,  но не было на ее
    борту и противометеорной защиты. На "Лайман альфе" стоял Преобразователь. Не
    стандартная машина Конечных станций,  умеющая Арианца или  обитателя Гинапса
    одеть в  квазичеловеческую плоть,  а  мощный прибор,  рассчитанный на  любую
    форму. Хенк радовался, что не успел зарегистрировать Преобразователь. Сейчас
    это было ему на руку. Он нашел выход.
         - Пора! - требовал Челышев. 
         И Хенк понял - пора, и нажал на рычаг разрядника.
         Они не отрывали глаз от экрана.
         Но ничего не произошло.
         Протозид,  темный и  равнодушный,  висел в  тугой координатной сети  и,
    казалось, так ничего и не почувствовал. Но так лишь казалось. Хенк знал, что
    пусть на долю секунды,  на крошечную,  ничтожную долю секунды,  но даже этот
    ничего не чувствующий организм содрогнулся от боли и ужаса разрушения, и эти
    боль и ужас разрушения ("преобразования" - поправил себя Хенк) на ту же долю
    секунды  испытал каждый  другой  протозид,  как  бы  далеко  он  от  них  ни
    находился.
     "Они знают, что это сделал я", - ужаснулся Хенк. 
         Протозид исчез.
         На его месте,  разматываясь,  как смерч, вверх и вниз от "Лайман альфы"
  расплывалась гигантская пылевая  туча,  черный  шлейф,  перекрывший мерцание
  редких звезд, траурный свиток, развернутый его, Хенка, руками.
       - Дельная работа! - одобрил Челышев. - Протозид развалился на атомы.
       - Что дальше? - сухо спросил Хенк.
       - Дальше -  Симма,  - с облегчением вздохнул Челышев. - У тебя есть еще
  двое суток,  Хенк. Посети Аквариум, посмотри оффиухца, заходи к нам. В наших
  комнатах все,  как на  Земле.  Когда работа закончена,  нам ничто не  должно
  напоминать о ней.
       - Я бы тоже не хотел о ней помнить...
       - Ну,  ну,  Хенк.  Мы делаем общее и  нужное дело.  Погоди,  ты еще сам
  захочешь пожать нам руки.
       Хенк не ответил.
       Он выключил экраны и передал управление Шу. Уже час он не слышал от нее
  ни слова.  Шу,  конечно, могла сердиться, но только она сейчас понимала - он
  обвел Охотников вокруг пальца.  Они не догадывались о  Преобразователе,  они
  считали,  что протозид разнесен на атомы. Это и было так, только каждый атом
  пылевой  тучи,   в  которую  превратился  протозид,   и  сейчас  был  строго
  ориентирован.  Со  стороны  протозид  выглядел  мертвой,  нейтральной тучей,
  бессмысленным облаком, застлавшим собой звезды, но это было не так, это было
  живое облако.  Медлительное и  бесформенное,  оно продолжало осознавать себя
  протозидом,  и  Хенк  верил,  что  рано  или  поздно  сумеет  вернуть его  в
  первородный вид.
       Настроение Хенка медленно улучшалось.
       Он  выполнил  приказ  Земли,  он  был  землянин.  Но  он  не  уничтожил
  протозида, ибо чтил Свод, созданный для всех рас.
    
   7.
    
   "Все!  -  сказал себе Хенк,  подставляя плечи под  тугие струи воды.  -
    Больше я никому не открою, больше я никуда и ни с кем не пойду!.. - Инфор он
    предусмотрительно выключил.  -  Я  слишком давно покинул Землю,  чтобы сразу
    реагировать на ее приказы.  Протозид распылен -  это ошибка.  О  случившемся
    должны знать все".
         Он   вспомнил  Роули.   Полунасмешливо,   но  допуская  в   душе  такую
    возможность,  Роули строил планы всекосмической связи. По доброму согласию и
    доброй воле протозиды рассредотачивались по  всем секторам Вселенной,  тогда
    связь  Северного  полюса  Вселенной с  Южным  превращалась в  самый  обычный
    разговор,  какой  могут вести два  рядом сидящих человека.  Ты  задаешь свой
    вопрос протозиду,  дрейфующему в районе Конечной станции,  и в тот же момент
    вопрос  этот  становится  известен  протозиду,   заброшенному  в   созвездие
    Геркулеса.  "Незачем гонять из  конца в  конец почтовые ракеты,  забрасывать
    пространство радиобуями,  платить Цветочникам только за  то,  что разведчику
    Роули вдруг захотелось поговорить с братом,  - смеялся Роули. - Найди способ
    общения с  протозидами,  и  Вселенский Разум  получит еще  одну  возможность
    дальнейшего развития..."
       - Шу,  -  потребовал Хенк,  включив  внешний Инфор.  -  Мне  необходимы
  записи, объединенные в кристалле "Протозиды".
         - Запись "Протозиды" подлежит просмотру лишь на Земле.
         Ответ Шу прозвучал категорично,  в высшей степени категорично.  Хенк не
    стал спорить. Ладно. Пусть так... Впереди только сутки... Не отключая связи,
    он  молча мерил шагами свою комнату;  экран Инфора мутно светился,  по  нему
    пробегали светлые и темные полосы, бесконечно таяли, вновь возникая, смутные
    вспышки, - собственно, это и было лицо Шу...
         - Сегодня  в  Аквариуме оберон  с  Оффиуха.  -  Шу  ничего  никогда  не
    забывала.
         - Советуешь сходить?
         Хенк вздохнул. Он часто ощущал некую зависимость от своего собственного
    компьютера.  Иногда это его раздражало.  Но стоило ему проанализировать свои
    чувства,  вывод  всегда  был  один:  он,  Хенк,  вовсе  не  противился  этой
    зависимости.
    
     8.
    
     В Аквариуме Хенк занял отдельную ложу -  ему не хотелось никому мешать.
    Но  почти сразу в  соседней ложе,  отделенной от него практически прозрачной
    перегородкой,  появилась целая семья -  две женщины,  трое мужчин и два юных
    отпрыска  с  длинными желтоватыми,  как  спелые  тыквы,  лицами.  По  унылым
    взглядам и  слишком уж  гармоничным очертаниям Хенк  сразу признал Арианцев.
    Потомки одной из  самых агрессивных в  прошлом рас,  те  никогда не скрывали
    своего отвращения к Преобразователю - подарку Цветочников. 
         Никого больше Хенк  не  видел.  Это  обрадовало его.  Уже  спокойнее он
    подумал про завтра. Завтра он стартует к Земле, на Земле можно поднять шум -
    рассеянному в пыль протозиду вернут его облик.
         Он  вновь,  в  который уже  раз,  поймал  себя  на  том,  что  думает о
    протозиде,  как  о  близком для себя существе.  Между тем,  как бы  ни  были
    взаимно дружелюбны те  или  иные  цивилизации,  представители их  далеко  не
    всегда могли разорвать завесу невольного отчуждения.  Элемент чуждого, иного
    незримо витал над людьми и квазилюдьми.
         Ладно -  Хенк мысленно представил примерную карту курса.  До  5С  16 он
    дойдет на  тахионной тяге -  на  самую большую часть пути падает самое малое
    время;  он увидел перед собой чудовищно длинную цепочку звезд, свернувшуюся,
    как легендарный змей,  - созвездие Гидры. Это уже Внутренняя зона, но именно
    там,  на  одной из  планет звезды Альфард,  ему  придется потерять почти три
    земных месяца - карантин, первичная обработка материалов...
         Яркий свет вспыхнул в центре Аквариума.
         Этот свет вздувался,  рос  над  темным полом Аквариума,  как гигантский
    пузырь;  это и  был пузырь -  силового поля.  Минуты через две он  занял все
    пространство Аквариума,  и  алые,  без  перепадов,  тона  медленно перешли в
    оранжевые.  Желтый,  белый,  наконец ослепительно голубой - в сознании Хенка
    зазвучал   цветовой   звездный   гимн   Рессела-Кнута,   давно   вошедший  в
    опознавательную окраску кораблей Межзвездного сообщества.
         И  этот  свет  становился  все  нежней,  он  расслаивался,  в  нем,  не
    смешиваясь,   проплыли  фиолетовые  оттенки,   зеленые   мерные   вспышки  -
    бесконечный, как мир, рассвет над океаном Бюрге, а может быть, над неведомой
    Хенку планетой оффиухца...
         Хенк невольно привстал,  от восторга ему хотелось зависнуть в  воздухе,
    прямо над креслом,  но он тут же одернул себя: Арианцы явно обращали на него
    внимание.  Похоже,  он  им  не понравился,  как не понравился бы перегонщику
    Хансу оквазичеловеченный протозид, появись он неожиданно в баре...
         А  в  силовом пузыре,  заполненном нежным светом,  уже металась смутная
    тень,  которая не  могла быть  только тенью;  это,  несомненно,  было  живое
    существо,  и,  мельком обернувшись,  Хенк увидел,  что просветлели даже лица
    Арианцев.  Тень, скользившая в глубине аквариума, напомнила, могла напомнить
    Арианцам  что-то  свое,   пусть  временно,   но  утерянное  при  переходе  в
    квазичеловеческое тело.
         Хенк замер.
         На мгновение,  как Арианцев, его захватила острая, пронзительная тоска.
    Он опять был грандиозным облаком,  звездный ветер гнал его бесформенное тело
    в сторону от квазара Шансон,  к Стене,  во мрак, во тьму - в ничто, звездный
    ветер рвал из него миллионы атомов,  но он,  счастливое пылевое облако Хенк,
    тут же восполнял потерю за счет инертной межзвездной пыли...
         Оффиухец распался на широкий линейный спектр. Это не был просто спектр.
    Хенк не  один час  провел над  камерой спектрографа,  видел линии спектров в
    самых разнообразных сочетаниях,  но  сейчас перед ним мерцал,  ширился живой
    спектр, сейчас он видел перед собой живое.
         Хенк восхищался оффиухцем.  Он  никогда не  бывал на  планете оффиухца,
    плохо представлял,  где она и какая,  но знал, верил - она не из худших, как
    вообще не бывает в Космосе худших или лучших планет.
         Хенк был  втянут в  игру оффиухца,  он  обо  всем забыл,  он  завис над
    креслом, как сделал бы это в долгой и интересной беседе с Шу.
         Испуганное восклицание заставило его очнуться.
         Арианцы!
         Хенк сразу опустился в  кресло.  Он  и  завис-то  над  ним на  какую-то
    секунду,  но  завис,  забылся,  и  Арианцы  ошеломленно смотрели уже  не  на
    оффиухца, а на него - Хенка.
         Испугались!
         Хенк молча проводил взглядом торопливо удаляющуюся семейку.
         Испугались... Чего они испугались?
         Сам он злился - на себя самого.
         Он дикарь.  Он по уши набит звездными привычками.  На взгляд со стороны
    эти привычки, наверное, не так уж невинны.
         Он встал. Из игры он вышел. Оффиухец его уже не интересовал. Хенк хотел
    одного - на Землю!
    
     9.
    
     И  вторая ночь на  Симме оказалась для Хенка не  легкой.  Но  все же он
    поспал и утром в диспетчерскую явился отдохнувшим.  "Челышеву легче, - думал
    он. - Челышев силен уверенностью. Каждый его шаг - это шаг Земли. Таким, как
    Челышев,  я  могу  быть наедине с  Шу  или...  на  Земле!  Там,  где  своими
    поступками я управляю сам..."
       Диспетчер  ни  на  секунду  не  оторвал  глаз  от  экрана,  на  котором
  стремительно сменяли друг друга нескончаемые ряды цифр,  но Челышев,  увидев
  Хенка,  сразу  поднял  голову.  В  его  голубых глазах  читалось откровенное
  недоумение.
       - Я пришел за картой, - сообщил Хенк.
       Диспетчер   незамедлительно  прошелся   пальцами   по   пульту.   Дверь
  диспетчерской распахнулась,  через  порог  тяжело  шагнул  коренастый робот,
  выполненный в  типичной для  Симмы  квазичеловеческой манере.  Мощные  плечи
  робота  увенчивала сферическая антенна,  что  еще  более  очеловечивало его.
"Универсал,  -  оценил  робота Хенк.  -  Таких  можно  использовать в  любом
    качестве - от мусорщика до личного секретаря..."
       Забыв  о  Хенке,  забыв  о  роботе,  диспетчер  и  Челышев  вновь,  как
  зачарованные,  уставились в  ряд цифр,  несущиеся по экрану Расчетчика.  Они
  стремительно  сменяли  друг  друга,   теряли  знаки,  взаимно  уничтожались,
  являлись опять -  бесконечная бессмысленная пляска, неожиданно закончившаяся
  нулем.
       Просто нулем!
       Хенк невольно удивился:  как мог оказаться равным нулю столь громоздкий
  ряд цифр?
       Он сказал это вслух.
       - Нас это тоже интересует, - раздраженно ответил диспетчер. - Однажды я
  слышал о чем-то подобном,  но никогда не думал, что столкнусь с таким сам...
  Повторить, Петр?
       - Сколько  можно!  -  Челышев хмуро  отвернулся от  экрана.  Теперь  он
  старался не смотреть на Хенка,  упорно отводил от него глаза.  -  Впрочем...
  Повтори!
       - Это имеет отношение к моей карте курса? - нетерпеливо спросил Хенк. И
  предупредил:  -  Чем  быстрее я  уйду с  Симмы,  тем  приятнее останутся мои
  воспоминания о ней.
       - Имеет! - жестко отрезал Челышев.
       Цифры неслись по  экрану,  как  цветные мелкие гребешки по  бесконечной
  поверхности океана Бюрге.  "Челышева можно понять, - подумал Хенк. - Понятно
    и раздражение диспетчера.  Я ухожу, они остаются на Симме..." На секунду ему
    стало холодно: через час между ним и встретившимися на его пути людьми лягут
    миллиарды световых лет.  Такие цифры не  оставляют надежд на  новую встречу.
    Стартовать к Земле для Симмы -  как умереть.  И наоборот: через какой-то час
    Челышев перестанет существовать для Хенка...  Он медленно потер лоб, отгоняя
    эти мысли. "Надо успеть забежать в бар, ведь Люке обещал шляпу..."
       - Ну? - нетерпеливо переспросил он.. - Что там?..
       Хенк смотрел на взбесившиеся цифры, но Челышев понял его по-своему:
       - Ты о почте?
       - Пусть будет почта. Она опять опоздала?
       Челышев настороженно приподнял светлые брови:
       - Тебя, конечно, интересует тот протозид?
       - Надо говорить: одиночный... - вызывающе поправил Челышева Хенк. 
       - Не так уж он одинок, как ты думаешь.
       - Да?
       Челышев усмехнулся.  В его усмешке не было ничего угрожающего, но Хенку
  сразу стало не по себе.  Впрочем,  должное Челышеву он отдал -  Петр Челышев
  умел быть кратким.  Протозид,  которого они приняли за одиночного,  был лишь
  одним  из  многих  и  многих,  движущихся к  квазару Шансон.  По  сообщениям
  Арианцев,  именно так начинались вторжения протозид к звездам, избранным ими
  для уничтожения.  Из  сонных,  ничем не  интересующихся существ протозиды на
  глазах превращались в мифических истребителей.
       - Эти данные подтверждены?
       - Разумеется.
       - Что же они означают? - Хенк все еще не хотел понимать.
       - Далеко не то, чего хотелось бы тебе, Хенк.
       Челышев замолчал.  Он  не  смотрел на Хенка и  не хотел помочь ему.  Он
  хотел, чтобы Хенк догадался сам.
       Хенк догадался.
       Даже  одиночный протозид имел  массу,  вполне  сравнимую с  массой трех
  таких  планет,  как  Симма;  масса многих и  многих протозид соответствовала
  массам целых галактик.  Подойди хотя бы часть протозид к квазару Шансон, это
  немедленно вызвало бы  чудовищный взрыв,  в  огне которого мог  утонуть весь
  Крайний сектор.  Цветочники,  Арианцы,  океан Бюрге -  они уже сейчас должны
  были  думать  о  спасении.  Древние мифы  обитателей нетипичной зоны,  круто
  замешанные на  ненависти к  протозидам,  мгновенно предстали перед  Хенком в
  совершенно ином свете.
       - Но  и  это не все,  Хенк,  -  медленно добавил Челышев.  -  Протозиды
  обитают не только в нашем секторе...
   "...  и мгновенная связь для них не проблема! - мысленно закончил фразу
    Челышева.  -  Никто не  может сказать:  только ли квазар Шансон предназначен
    протозидами к  уничтожению?  Они могут взорвать пять,  десять,  сто подобных
    квазаров,  они  могут  выжечь  невероятные  пространства,  это  сразу  лишит
    Межзвездное сообщество многих и многих разумных миров!"
       Хенк понял и ужаснулся.
       Ужаснулся не тому,  что сразу, пусть пока всего лишь мысленно, принес в
  жертву будущему и  Арианцев,  и  Цветочников,  и  океан Бюрге;  он ужаснулся
  собственной мелочности -  обида на  Шу...  спор с  Челышевым...  непонимание
  приказов  Земли...  Он,  Хенк,  не  хотел  катастроф,  ему  хотелось  помочь
  Челышеву.
       - Если опасность понята правильно, - медленно сказал он, - можно искать
  контрмеры.
       - Мы ищем...
       - И  это,   конечно,   уничтожение  протозид?!  -  беспомощность  Хенка
  сменилась внезапной яростью.
       - Если  мы  допустим протозид к  квазару,  нам  некого  и  нечего будет
  спасать. Несколько биосуток - вот все отпущенное нам время. За эти несколько
  суток мы должны лишить протозид критической массы... Такая жертва оправдана.
       Диспетчер, казалось, не слушавший Челышева, согласно кивнул.
       - И  мы  будем уничтожать протозид поодиночке?  Вызовем сюда  тахионный
  флот Цветочников и  Арианцев,  ударим по протозидам из гравитационных пушек?
  Будем   отсекать   и   уничтожать   жизненно   необходимые  органы   единого
  коллективного организма?  И  найдем силу в течение последующих миллионов лет
  благополучно существовать рядом с нами же искалеченной расой?  Не слишком ли
  велика жертва, Петр?
       - Почему ты так горячишься? - раздраженно прервал Хенка диспетчер. - Ты
  видишь иной выход? Более гуманный? Более эффективный?
       - Пока нет,  - Хенк покачал головой. - Но такой выход должен быть. И мы
  обязаны его искать.  Протозиды -  другие, но они разумны. Как разумная раса,
  они равны любой другой.  Так записано в Своде.  Это наша вина, что мы до сих
  пор не нашли пути к их сознанию!
       - А они?  - взорвался Челышев. - Они искали такой путь? Искали контакта
  хотя бы со своими соседями?  Вся их история - история гибнущих в огне миров.
  Земляне,  Цветочники, Арианцы, океан Бюрге - мы все пытались войти в контакт
  с  протозидами.   Мы  поставляли  им  межзвездную  пыль,  посылали  звездных
  разведчиков...  Ты сам, Хенк, явился из района, занятого протозидами, но что
  ты  можешь сказать о  них?  Чем ты можешь помочь тем же Арианцам?  И  почему
  протозиды должны быть нам ближе, чем подставленные ими под удар Арианцы?
       - Вы можете связать меня с Землей?
       - Конечно, Хенк. Но мы не видим в этом смысла.
       - Могу узнать, почему?
       Челышев молча кивнул на экран Расчетчика. 
       Сумасшедшая пляска цифр  погасла,  на  экране вновь четко вырисовывался
  нуль.  Один-единственный нуль. Как одиночный протозид на фоне Стены. Нуль, и
  ничего больше.
       - Что это означает?
       Ответил Челышев:
       - Это  означает,  Хенк,  что  переданные тобой данные не  позволяют нам
  рассчитать  твой  последующий курс  к  Земле.  Курс,  рассчитанный по  твоим
  данным,  не  может привести тебя  ни  к  Земле,  ни  к,  какой-нибудь другой
  населенной планете, входящей в Межзвездное сообщество.
       Хенк все еще не понимал.
       Диспетчер,  вздохнув,  отключил Расчетчик.  Широко расставив локти,  он
  почти лег на стол и, снизу глядя на Хенка, сухо пояснил:
       - Путь к  Земле,  Хенк,  мы рассчитываем только для землян и для членов
  Межзвездного сообщества.  Все остальные,  как правило,  проходят специальный
  контроль на границах Внутренней зоны.
       - Только  для  землян?  -  возмутился Хенк.  -  Получается,  что  я  не
  землянин?! Кто же я, по-вашему? Может, протозид?
       - Вот для того мы и собрались, Хенк... Согласись, ответ, какой бы он ни
  был, важен не только для тебя. Мы, Хенк, тоже полны любопытства.
    
   10.
    
   Не землянин!
       Хенк ошеломленно уставился на Петра Челышева.  Он, Хенк, не человек! Он
  не землянин!  Что за бред?!  Он же помнил себя!  Помнил своих друзей, Землю,
  своего брата!  Помнил программу своих работ,  наконец, помнил свою работу!..
  Хенк почти кричал. Он требовал повторить расчеты.
       - Это ничего не даст,  Хенк,  - устало сказал диспетчер. - Расчетчик не
  ошибается. Я как-то слышал о подобной ошибке, но то, кажется, был анекдот.
       - Но не будь я собой, - возразил Хенк, - разве бы я не знал об этом?
       - А ты не знаешь?..
       Они замолчали.
       Хенк  выдохся.  Он  вдруг понял,  как  нелегко сейчас сидящим перед ним
    людям.  Он сумел поставить себя на их место.  Они были правы - у них не было
    резона ему доверять.  Кем бы он ни был,  несомненно,  он был опасен для тех,
    кто его встретил на Симме. Но кто же он? Для чего и кем предназначен?
         То  же  самое хотел знать Петр Челышев.  Он  даже улыбнулся.  Он всегда
    улыбался в самый неподходящий момент:
         - Ты ведь позволишь нам порыться в твоей памяти, Хенк?
         Четверть часа назад даже намек на  такое предложение привел бы  Хенка в
    ярость,  но  сейчас он только кивнул.  Почему нет?  Если его обманули (он не
    находил смелости сказать -  подменили),  он сам хотел знать -  где и  кто?..
    Лишь сейчас Хенк понял назначение робота, все еще стоявшего у дверей.
         - Это Иаков, - пояснил Челышев. - Святой Иаков. Его кличка точна. Он не
    умеет лгать, но свободно ориентируется в чужой лжи.
         - Иаков! - приказал он. - Займи место в лаборатории.
         Робот   послушно  проследовал  в   соседнюю  комнату.   Она   оказалась
    вместительной,  но  почти пустой:  панель с  несколькими,  пока еще  темными
    экранами, ворох датчиков, проводов, длинное пластиковое кресло, низкая тумба
    самописца.
         По  знаку  Челышева  Хенк  молча  опустился  в  кресло.   Ему  пришлось
    раздеться, диспетчер, оплетая его голову змеями датчиков, предупредил:
         - Тут не очень тепло, но мы не можем менять температуру...
         Он  не  закончил,  увидел шрам  на  спине Хенка.  Легко,  одним пальцем
    коснулся страшной, широкой вмятины, уходящей под левую лопатку:
         - Где тебя так?
         - Не все ли равно...
         - Да,  не все равно!  -  резко вмешался Челышев.  - Мы не задаем пустых
    вопросов.
         - Под объектом 5С 16, - неохотно ответил Хенк.
         - 5С 16... - Челышев вспомнил. - "Лайман альфа" терпела крушение? Ты не
    обмолвился об этом ни словом. 
         - Я о многом не обмолвился... - Тон, каким Хенк это сказал, не очень-то
    помог беседе, но Челышев не любил уступать:
         - Такой удар  может разорвать человека надвое.  Нелегко было  поставить
    тебя на ноги, а? 
         - Шу умеет. 
         Длинная лента,  испещренная четкими знаками,  легко ползла из-под  пера
    самописца,  попискивала, скользя, координатная рама, где-то искрил контакт -
    пахло холодком, озоном. Хенк неумолимо проваливался в сон.
         - Нет, Хенк, - громко сказал Челышев, не отрываясь от экрана. - Не надо
    спать!
         Хенк не видел изображения на экране. Широкие ремни крепко держали его в
    строго фиксированном положении.  "Как они  видят мое  прошлое?  -  отрешенно
    думал он.  - Как они читают мою память? В образах? В символах? В специальных
    знаках?.."
       Он услышал удивленное восклицание Челышева: 
       - "Лайман альфа" снабжена Преобразователем?
         - Что в этом странного?
         - Я никогда не видел Преобразователей, созданных для кораблей. Пока что
    они  стоят  лишь  на   Конечных  станциях.   Почему  ты  не  зарегистрировал
    Преобразователь?
         - Я  слишком радовался возвращению и  не успел.  Вы сбили меня с  толку
    своей Охотой.
         - Все еще жалеешь протозида, Хенк?
         - Жалею...
         - Не    напрягайся,  -  попросил   диспетчер.  Морщины на  его лбу туго
    сошлись, он вдруг показался Хенку усталым и удрученным. - Вот так...
         - Мне холодно, - пожаловался Хенк.
         - Полчаса тебя не убьют, - заметил Челышев.
         - Полчаса... А потом?
         - Потом можешь идти к себе.  Пообедаешь,  выспишься. У нас есть бар, ты
    знаешь...  - Челышев помолчал. - Никаких дальних прогулок, никаких экскурсий
    на "Лайман альфу".  Недельку, другую, если у нас будет, конечно, такой срок,
    тебе придется пожить без прогулок.
     "Без прогулок"...
         Для Хенка это прозвучало, как без Земли.
    
     11.
    
     Хенк выбрал бар.
         Не  лучшее место  для  размышлений,  но  в  пустой комнате перед темным
    экраном отключенного Инфора сидеть было просто тошно.  "Если Ханс в баре,  -
    загадал Хенк, - все выяснится, и выяснится быстро..."
       Ханс оказался в баре.
       - Я сижу здесь всегда,  - объяснил он, быстро шевеля плоскими губами. -
  Если мне  жарко,  я  ищу здесь прохладу,  если мне холодно,  греюсь.  Честно
  говоря, Симма мне не по душе, но меня связывают дела...
       В настоящее время Ханс, видимо, мерз. Не прерывая жалоб и сетований, он
  порылся в тайниках климатической панели, и прозрачные стены бара, потускнев,
  медленно уступили  место сырому тропическому лесу. Хенк сидел за стойкой, но
  вокруг него парило, дрожа, гнусное марево джунглей, лениво и душно всплывали
  под невидимые облака влажные испарения. Мангровые заросли или весьма похожая
  на них гадость:  когтистые волосатые корешки мертво обвисали над запотевшей,
  стойкой,  у  ног бармена плескалась вонючая лужа.  Бармен хмыкнул и опасливо
  заглянул под стойку.
       - Прошлый  раз,   -  пожаловался  он  Хенку,  -  из-под  стойки  выполз
  здоровущий кайман.  Он,  конечно,  бесплотен,  но  на  нервы действует,  как
  настоящий.
       - Жизнь есть жизнь!  - ревниво заметил Ханс. Титучай действовал на него
  не только освежающе.
       Где-то  недалеко в  душном  и  тяжком  мареве,  шипя,  взлетела красная
  сигнальная ракета.
       - Готовь титучай,  Люке,  -  хихикнул Ханс.  -  Скоро сюда  вылезет вся
  вчерашняя компания. 
       - Опять!  - пожаловался бармен. - Призраки призраками, а грязь на ногах
  понанесут настоящую и монеты лишней с них не сорвешь.
       - Зачем вам все это? - спросил Хенк.
       Ханс медленно обвел взглядом джунгли:
       - Как на 3емле... Правда?
       - Земля уже давно не такая.
       Ханс,  казалось,  не слышал.  Он был здорово навеселе и  завелся на всю
  катушку.  Он задавал Хенку глупейшие вопросы.  Не ожидая ответа, сам отвечал
  на них,  нудно при этом поясняя -  почему предполагаемый ответ Хенка вздорен
  - и поминутно поминая протозиды. В конце концов Хенк не выдержал:
       - Чем они вам так насолили, эти протозиды?
       - Ханс поставлял пылевые облака в район Тарапа-12,  -  ответил за Ханса
  бармен.   -  Пылевые  облака  -  единственная,  насколько  известно,  жратва
  протозид.  К тому же эти облака -  единственное,  что протозиды принимали от
  нас.  Ничего,  конечно,  не давая взамен. Ханс - фанатик, он жив работой. Он
  очистил второй  сектор Тарапа-12  и  уже  приступил к  третьему,  там  нашли
  шикарный "угольный мешок",  на  Земле  такие  называют глобулами -  пылевыми
    скоплениями.  И вдруг эти твари...  - бармен покосился на Хенка. - Вдруг эти
    протозиды отказались от наших даров. Они вдруг расхотели пожирать свою пыль,
    хотя занимались этим чуть ли не миллиарды лет. Мне-то на протозид наплевать,
    тем более, что они не входят в Межзвездное сообщество, но у Ханса на подходе
    к Тарапу-12 застряло пылевое облако на десяток световых лет.  Если протозиды
    откажутся от него, а они откажутся, Ханса оштрафует звездный Патруль. - Люке
    не. смог скрыть усмешку:-За умышленное засорение нетипичной зоны! 
         - Но ведь Ханс выполняет задание Земли. Гонять пылевые облака - дело не
    частное.
         - Все  так,  но  Ханс -  классный перегонщик.  Его класс требует умения
    предугадывать даже случайные миграции.
         - Интересно,  как можно предугадать миграцию расы,  не находясь с ней в
    контакте?
         - Очень  просто,  -  Люке  отодвинул стакан.  -  По  прецедентам.  -  И
    объяснил:  - До Тарапа-12 протозиды проделали нечто подобное под объектом 5С
    16. Предвидение - черта обязательная для классного перегонщика.
         - Он понимает! - вмешался в беседу Ханс и шумно хлопнул Хенка по плечу:
    - Ты ведь понимаешь,  я вижу.  Я нагнал этим тварям звездной пыли на сто лет
    вперед, а они вдруг все бросили и ушли. Я делал все, что мог, чтобы пригнать
    им побольше пыли, а они подвели меня. Почему?
         Заунывно  орала  в  джунглях какая-то  птица,  вдали  изредка  все  еще
    взлетали ракеты.  Несчастные призраки-путешествениикм, созданные воспаленным
    воображением Ханса, заблудились, кажется, окончательно.
         - Я  рад,  Хенк,  что ты  так быстро схватываешь любую проблему!  -  не
    успокаивался Ханс. - Я рад, Хенк, что мы сидим с тобой в этом болоте, совсем
    как на Земле,  а не среди этих распроклятых протозид.  Я рад, что мы с тобой
    из  тех,  кто побывал на  электрической Симме.  Дай я  тебя поцелую.  Завтра
    утром, Хенк, я проснусь, вспомню, что целовал тебя...
         -  ... и меня стошнит!  - негромко закончил за Ханса бармен.
         Он  смеялся,  но  Хенку сразу стало не  по себе.  Не зная того,  бармен
    предугадывал ситуацию.  Принципиальная неприязнь Ханса  к  протозидам вполне
    могла привести к чему-то подобному...  "Кто даст гарантию,  что я,  Хенк, на
    самом деле не..." "... протозид!"
       А  почему нет?  Разве он,  Хенк,  не пожалел протозида,  приговоренного
  Челышевым к  уничтожению?  Не протестовал против приказа Земли?  И  разве он
  выполнил этот приказ? Он, Хенк, не уничтожил протозида, он лишь преобразовал
  его  в  пылевое облако.  Это  облако  всегда  можно  вернуть к  нормальному,
  присущему для протозида образу жизни.  Почему же  он не уничтожил протозида?
  Пошли бы на такое Петр Челышев, или Ханс, или тот же диспетчер?..
   "Никто бы из них не протестовал против приказа,  пришедшего с Земли..."
  - подумал Хенк.
       Может, он, Хенк, вправду протозид?
       Он внимательно прислушивался к своим ощущениям.  Он искал в себе что-то
  такое,  что могло подать пусть не сигнал,  пусть просто неясный намек:  ты -
  тот-то. Но ничего не происходило, память Хенка ничем не хотела ему помочь. И
  что она могла, память?.. Любой организм, в том числе и разумный, лучше всего
  запоминает то,  что чаще повторяется,  что лучше вознаграждается. Но в то же
  время мы двадцать раз повторяем номер телефона,  чтобы тут же его забыть,  а
  многое из того, на чем мы отнюдь не концентрировали внимания, остается в нас
  навечно: случайный взгляд, название непрочитанной книги, лицо в толпе.
       Хенк искал. Хенк понимал: нет смысла объяснять себе свойства памяти. Он
  понимал:   сейчас  ему  надо  всколыхнуть  память,   встряхнуться,   сломать
  устоявшиеся,  ставшие привычными связи, чтобы из всего этого взбаламученного
  месива медленно поднялась,  всплыла наружу его,  своя  или  чужая,  неважно,
  начинка.  "Я  должен вывернуть себя целиком,  потому что если я  не землянин
    Хенк,  а нечто его заменившее, то мне, квази-Хенку, абсолютно незачем жалеть
    свою  новую  сущность,   какими  бы  мотивами  эта  моя  новая  сущность  ни
    руководствовалась..."
       - Москитов многовато,  -  пожаловался бармен, но Ханс не допустил его к
  климатической панели.
       - Хенку  нравится!  - сказал  он. - Хенк - наш парень! Я правду говорю,
  Хенк?
       Хенк кивнул. Он бы хотел верить Хансу...
   "Ум  не  снабжен  врожденными  идеями,   как  считали  когда-то  земные
    философы.  Ни один самый мощный компьютер не вместит в  свою память то,  что
    знает,  скажем,  о кухне своего дома самый обычный,  ничем не примечательный
    земной ребенок:  обстановку в  ней,  какие вещи и когда могут упасть,  какие
    вещи лучше вообще не трогать,  -  но все это,  конечно, отнюдь не врожденное
    качество,  этому научаются.  Память не организуется в алфавитном, в цифровом
    или  в  сюжетном порядках,  она  извлекает свое  содержимое путями  поистине
    неисповедимыми, и если я, Хенк, хочу надеяться на случай, который раскрыл бы
    мои  глаза на  то,  что  прячется в  моем подсознании,  то  никакой Иаков не
    поможет.  Я  должен сам  искать такой  случай,  еще  лучше -  самому создать
    случай..."
       Хенк  хотел утвердиться в  своей догадке.  Ткнул,  не  глядя,  в  пульт
  переключателя и сквозь сырую душную мглу увидел экран внутреннего Инфора.
       - В какое там болото ты залез, Хенк?
       - Нормальный климат,  совершенно нормальный!  -  Ханс  перегнулся через
  плечо Хенка и заглянул в экран.
       - Ясно... - хмыкнул  Петр Челышев. - Что тебя интересует?
       - Меня? - удивился Ханс.
       Хенк отодвинул плечом перегонщика,  говорил не таясь, знал: вряд ли кто
  поймет внутренний смысл их беседы с Челышевым.
       - Что выдал вам ваш Иаков, Петр?
       - Пусто!  - Челышев выразительно щелкнул пальцами. - На каком-то уровне
  память,  которую мы  исследовали ("Моя память!"  -  перевел для  себя Хенк),
    выглядит прерванной, расщепленной. Это крайне неутешительно...
         Хенк кивнул.  От  Челышева он  и  не  ждал утешения.  "Не землянин,  не
    Арианец,  просто оберон-икс... Таких следует опасаться. Петр Челышев прав: я
    - скорее объект исследований, чем объект общения..."
       - Значит,  вы  не  сдвинулись ни  на йоту?  -  как ни странно,  лишь на
  секунду, но Хенк почувствовал злорадное удовлетворение.
       - Ни на йоту, Хенк.
       - Не  означает ли это,  что перед нами просто нет проблемы?  -  надежда
  вспыхнула в Хенке ярче сигнальной ракеты, шумно взорвавшейся над джунглями.
       - Не  означает,  -  сухо ответил Челышев.  -  Проблема есть,  и  весьма
  древняя. Проблема гомункулуса... Тебе это что-нибудь говорит?
       Челышев не мог высказаться яснее...  Гомункулус!  Этим термином древние
  философы  Земли  обозначали  крошечного  гипотетического  человечка,   якобы
  существующего внутри  нашего  тела  -  ошибка,  в  которую  достаточно легко
  впасть. Спросите любого, как он видит, как он воспринимает мир, ткните его в
  странность того, что мы вообще способны что-либо воспринимать, ответов можно
  получить много,  но  далеко не все отвечающие сумеют ухватить суть проблемы.
  Найдутся и такие,  что заявят:  а у нас в голове есть нечто вроде маленького
  телевизора, вот он-то и воспринимает окружающий меня мир...
       Но кто смотрит в этот телевизор?
       - Петр, у меня есть к, вам просьба. Вы сможете ее выполнить?
       - В пределах разумного, - осторожно пообещал Челышев.
       - Запросите Землю.  Пусть  поднимут мой  архив,  пусть свяжутся с  моим
  временем... 
       Челышев усмехнулся:
       - Ты нас недооцениваешь. Запрос отправлен на Землю.
       - Тогда все...
       Экран погас. Ханс недружелюбно наклонил голову:
       - Что он тебе сказал?..
       Бармен тоже нахмурился.
       - Вы что, недолюбливаете Челышева?
       - Охотник! - Ханс хмыкнул. - Где появились Охотники, жди событий!
       - Еще титучай!  Три!  -  попросил Хенк,  но сам пить не стал. - Как мне
  добраться до дверей?  -  он почти ничего не видел в облаках душного влажного
  тумана.
       - Шлепай прямо по лужам, - посоветовал бармен. - Не утонешь.  Все это -
  призраки. В определенном смысле, Хенк, все живое - призраки. Правда?
       Хенк  молча  пошлепал по  жидкой грязи,  в  которой корчились волосатые
  корешки, пузырились уродливые, черные, как уголь, пиявки. Взбаламученный его
  движениями мутный  воздух  бил  в  ноздри прелью и  тлением.  Дрогнула вдруг
  сырая,  заляпанная эпифитами  ветвь,  ошалелые  глаза  уставились на  Хенка,
  призрачная рука легла на плечо.
       - Где люди? - услышал он. - Есть здесь люди?..
       Призраки-путешественники...  Хенк  выругался.  Он  не  хотел говорить о
  людях.
       Он и сам заблудился... Призрак он или человек? 
    
   12.
    
   За  годы  работы в  нетипичной зоне  Хенк привык оперировать миллионами
  лет.  Сейчас у  него не было такого запаса.  Он шел,  не видя куда,  пока не
  уткнулся в стену силовой защиты.
       Он осторожно поискал выход.  И сразу нашел.  На него дохнуло кисловатым
  северным ветром.
   "Они не перекрыли выход на космодром!" - он ясно увидел "Лайман альфу",
    ее  исполинское тело с  рогоподобным выступом в  носовой части.  "Там Шу,  -
    подумал он.  -  Долгие годы Шу была моим единственным спутником и поводырем.
    Долгие годы только она помогала мне решать возникающие проблемы...  Почему я
    к ней не спешу?.."
       Но он спешил.
       Крупным шагом,  смиряя себя и не находя силы смирить,  он шел к кораблю
  прямо через поле. Он не хотел привыкать к мысли, что он не человек. "Челышев
    просил меня не  покидать станцию,  но я  этого ему не обещал..."  Снопы искр
    летели из-под башмаков Хенка, как из-под точильного камня. "Они не перекрыли
    выход на поле...  Почему?.."   Брюхо "Лайман альфы" уже нависло над ним,  он
    подал сигнал, и люки шлюза открылись.
     "Все ясно,  -  сказал он себе,  войдя в штурманскую обсерваторию. - Они
    сняли  курсопрокладчик и  забрали  звездные карты.  Я  могу  поднять "Лайман
    альфу",  могу вывести ее в космос,  но до Земли мне без карт не дойти.  Небо
    Крайнего сектора ни  на  что  не  похоже,  как  ни  на  что  не  похоже небо
    Внутренней зоны.  Шу  придется вести корабль вслепую,  это  невозможно.  Без
    звездных карт  мы  действительно слепы.  Собственно,  благоразумие Шу  и  не
    позволило бы вывести на орбиту корабль, лишенный курсопрокладчика..."
       - Были гости? - спросил он.
       - Да, - ответила Шу. - Возвращение на Землю откладывается.
       - Надолго? - спросил он.
       - Это зависит от решений Земли.
       - От  решений Челышева,  -  хмуро поправил Хенк.  -  Было время,  когда
  подобные решения мы принимали сами.
       - Хенк! Мы входим в Межзвездное сообщество!
       - Ты могла об этом не напоминать...
       Хенк тяжело опустился в кресло, и оно сразу приняло максимально удобную
  форму; слева от Хенка мгновенно поднялся планшетный столик. На нем сейчас не
  лежало ни единой бумажки,  зато стоял высокий бокал. В мутной жидкости глухо
  побрякивали кусочки  льда.  Настоящего льда!..  От  бокала  несло  холодком,
  одиночеством,  и,  поежившись,  Хенк  молча  пригубил  зашипевший  на  языке
  напиток.
       - Шу, - сказал он. - Я влип в историю.
       - Я знаю, - помолчав, ответила Шу.
       - Как ты можешь знать?.. - начал он, но Шу его перебила:
       - Ты - центр моего внимания, Хенк. Ты - основной объект моего внимания.
  Что в этом странного?
       - И  ты  знаешь о  Челышеве,  о  его  словах?  Ты  знаешь,  в  чем меня
  заподозрили? Знаешь, чем я занимался все это время на Симме?
       - Разумеется, Хенк.
       Голос  Шу  изменился.  Хенк  не  знал,  кто  ставил  модуляции Шу,  но,
  несомненно,  это был мастер.  Стоило закрыть глаза, и ты чувствовал: с тобой
  разговаривает женщина...
       Но Хенк не позволил себе расслабиться.
       - И ты... - начал он.
       - Я все знаю, - перебила его Шу. - Я не могу чего-то не знать. Ты - это
  я, Хенк. Ты ведь пришел узнать это?
       Бокал выпал из  разжавшихся пальцев.  Хенка,  но  не  долетел до  пола.
  Гибкий щуп,  вырвавшийся из подлокотника,  перехватил бокал на лету и  мягко
  водрузил на планшетный столик.
       - Зачем ты это сделала, Шу?
       - Ты хотел знать, я ответила.
       - Я говорю о бокале.
       - Ты хотел, чтобы он разбился?
       - Да.
       Планшетный столик резко дернулся,  осколки стекла разлетелись по  всему
  полу, но удовлетворения Хенк не почувствовал.
       - Что значат твои слова,  Шу? Не хочешь же ты сказать, что я всего лишь
  твоя функциональная часть,  некий мыслящий и автономно передвигающийся орган
  бортового компьютера?
       - В определенном смысле, Хенк, это так и есть.
       - Выходит, я даже не протозид? Выходит, я просто часть машины?
       Он никогда не разговаривал с Шу таким тоном.
       Шу промолчала. Обиделась или не хотела его огорчать.
       - Свяжи меня с Памятью.
       Шу  не  ответила,  но  приказ приняла -  экраны вспыхнули.  Хенк  хотел
  проследить свой путь.  Весь путь - от Земли до квазара Шансон, от квазара до
  Симмы. Он хотел сам понять - кто он, не передавая права решения ни предавшей
  его Шу, ни Челышеву.
       ...  Туманный шар,  условная модель  расширяющейся Вселенной,  вспыхнул
  прямо в  центре штурманской обсерватории.  Шар  не  был  велик,  но  вызывал
  впечатление огромности,  бесконечности.  Взгляд  не  постигал его,  тонул  в
  туманностях,  в чернильных пятнах глобул,  однако постепенно Хенк различил и
  пятнышко Галактики,  и пульсирующую точку квазара Шансон. Мысленно он провел
  долгую дугу через созвездие Гидры, через океан Бюрге, через зону Цветочников
  и Арианцев,  через объект 5С 16...   Он видел маяки цефеид, пятна пульсаров.
  Он видел и саму "Лайман альфу" -  крошечное серебристое веретено, пожирающее
    пространство.   Он  с  жадным  любопытством,  как  впервые,  вглядывался  во
    Вселенную - в этот гигантский садок, в котором вместо хвостатых рыб медленно
    шествовали фантастические кометы, не зарегистрированные ни в одном каталоге,
    расплывались непроницаемые пятна "угольных мешков"...
         Объект 5С 16...
         Шар Вселенной мигнул,  подернулся серой дымкой,  вновь прояснился. Хенк
    увидел   "Лайман  альфу",   снабженную  рогом   Преобразователя,   и   себя,
    вращающегося в пространстве.  Он и Шу -  они были одно целое.  Он и Шу - они
    были одно огромное пылевое облако.  Он  и  Шу -  их атомы смешивались друг с
    другом, но они всегда оставались самими собой.
         У  него  закружилась голова.  Он  действительно принимал форму пылевого
    облака -  одну  из  самых удобных рабочих форм в  космосе;  вид  плывущего в
    пространстве безмерного пылевого облака не мог ни смутить,  ни испугать его,
    однако сейчас он  боялся,  нервный холодок остро покалывал поясницу,  темно,
    пугающе кружилась голова. 
         Стоп! Он вернул запись к началу. 
         Земля... Созвездие Гидры... Океан Бюрге... 
         Длинное, как веретено, тело "Лайман альфы"... Объект 5С 16...
         Шар Вселенной мигнул,  подернулся серой дымкой,  вновь прояснился. Хенк
    увидел  "Лайман  альфу",   снабженную  рогом  Преобразователя,   и   себя  -
    грандиозное пылевое облако, медленно вращающееся в пространстве.
         - Шу! - закричал он. - Выдели в. отдельную серию маршрут в зоне 5С 16!
         Шу не ответила.
         - Шу! - закричал он. - Где запись маршрута через зону 5С 16? 
         Шу не ответила.
         - Шу! - он даже привстал. - Где запись случившегося в зоне 5С 16?
         На этот раз он услышал ответ:
         - Запись маршрута через зону 5С 16 блокирована.  Требуемая тобой запись
    подлежит просмотру лишь на Земле.
         - Кто заблокировал запись? - он уже не сдерживал себя. - Кто? 
         - Это сделала я. Шу.
         - Но почему?!
         - Требуемая тобой  запись  подлежит просмотру лишь  на  Земле,  -  тупо
    повторила Шу.
         - Но что в этой записи? Я хочу знать!
         - Это невозможно, - тупо повторила Шу. - Боль...
         Хенк сжался.
         Мгновенное,  неясное,  почти без  памяти ощущение,  краткое,  как удар,
    ослепило его.  Он  не  знал,  что  это,  он  чувствовал мертвый ужас.  Боль,
    пронзительная,  рвущая,  пронизала его  насквозь,  он  скорчился в  кресле и
    закричал, хватаясь скрюченными пальцами за подлокотники.
         Это длилось долю секунды,  не больше.  Но хватило и  такой доли -  Хенк
    лежал в кресле.
         Он уже не хотел знать -  что с ним случилось в зоне объекта 5С 16. Даже
    мимолетный  намек  на  воспоминание,   на  тень  воспоминания  нес  с  собой
    непереносимую волну чудовищного, мертвого ужаса. Уронив руки, обессиленный и
    разбитый, Хенк уснул...
    
     13.
    
     Но  это  был не  сон,  скорее краткое забытье.  Вывел Хенка из  забытья
    кашель. Он медленно обернулся и увидел Петра Челышева.
         - Вы все видели, Петр?
         Челышев не выразил никакого сочувствия.
         - Да.
         - Тем лучше. Не надо ничего пересказывать.
         - Что ты намерен делать?
         - Добиваться выхода к Земле...
         - А тебя не тянет в мир протозид?
         - Не знаю...  Нет...  Наверное,  нет... - вяло ответил Хенк и запоздало
    удивился: - Вы позволите мне уйти к квазару Шансон?
         Челышев жестко впился в Хенка холодными голубыми глазами:
         - Тебе незачем уходить к квазару Шансон,  Хенк.  Конечно,  протозид там
    сейчас полно,  мы их еще не остановили, но мы могли бы устроить тебе встречу
    с ними поближе...
         - Вот как?
         - Не хитри, Хенк! Ты знаешь, о чем я говорю.
         - С меня хватит загадок, Петр. Объясните. 
         - А тот протозид,  Хенк? - Челышев не сводил с него мгновенно выцветших
    глаз. - Тот одиночный протозид, Хенк?.. Ведь ты его не убил. Преобразователь
    не  убивает,  правда?  Ты  просто преобразовал протозида,  придал ему другую
    форму.  Тот одиночный протозид и сейчас жив,  неважно,  что он выглядит, как
    пылевое облако.  Ведь когда-то  и  ты,  Хенк,  бывал таким...  Почему ты  не
    уничтожил протозида?
         - "Каждое  разумное  существо должно  обладать всеми  правами  и  всеми
    свободами,    провозглашенными   настоящим   Сводом...    -   беспристрастно
    процитировал Хенк.  -  Каждое разумное существо имеет  право  на  жизнь,  на
    свободу и на личную неприкосновенность.  Никакое разумное существо не должно
    подвергаться насилию  или  жестоким,  унижающим его  достоинство наказаниям.
    Каждое разумное существо, где бы оно ни находилось, имеет право на признание
    его правосубъектности..." Протозид -  разумное существо,  Петр.  Кому как не
    вам, Охотнику, помнить о Своде?
         - Разумное?  - глаза Челышева  заблестели. - Но каковы его устремления?
    Каковы его  идеалы?  Какова его  жизненная цель?  Есть ли  у  него интерес к
    звездам, к планетам, к межзвездной жизни, наконец? Почему он не ищет связи с
    соседями?  Почему его влечет к  самоубийству,  не взирая на опасность такого
    акта для его действительно разумных соседей?  Ты  же  сам писал,  Хенк,  что
    вместе  с  цивилизацией приходит  осознанное  желание  оставить  память  для
    будущего!  А  протозиды?  Что они оставят после себя?  Море огня,  в котором
    погибнет несколько звездных рас? А может быть, вообще разрушенную Вселенную?
         - Ну-ну,  Петр... Вселенная - это такая большая штука, что ее не так-то
    просто разрушить...
         - Надеюсь...-  Взгляд  Челышева не  стал  мягче.  -  Но  Крайний сектор
    практически обречен.
         - Я не уверен, Петр, в правомерности проведения таких акций, как Охота.
    В конце концов есть какое-то время.
         - У землян -  да!  -  перебил его Челышев.  - Но не у Цветочников, не у
    Арианцев, не у океана Бюрге!
         - Вы  сослались на  мою давнюю статью,  Петр.  Означает ли это,  что вы
    получили ответ с Земли?
         - Да,  Хенк,  -  Челышев помолчал.  -  Но  боюсь,  ответ этот  тебя  не
    устроит...  Тот Хенк, чьим именем ты назвался, умер на Земле примерно двести
    пятьдесят лет назад по земному отсчету.
         - Что же вас удивляет?  -  Хенку нелегко было говорить о себе в прошлом
    времени,  но он справился с этим чувством.  -  Все естественны. Я вернулся с
    Симмы в свое время.  Я жил.  Я умер.  Все смертны,  Петр. Бессмертия пока не
    нашли.
         - Тот Хенк, чьим именем ты назвался, - сухо возразил Челышев, - никогда
    не выходил за пределы Внутренней зоны.
         Сознание Хенка странно раздваивалось: 
         - Но ведь я помню себя,  помню брата!  Помню свое детство, свои полеты,
    ту  статью.  В  ней было больше догадок,  чем  фактов,  но  к  этим догадкам
    приложил руки я!
         Челышев промолчал.
         - Я - это я, Петр! - голос Хенка сорвался. Он сам чувствовал: его слова
    не убедительны. Но других не находил. - Я - это я!
         - Но  ты не выполнил приказ Охотников,  Хенк.  Ты не уничтожил опасного
    для нас протозида.  Шрамы на твоем теле говорят о смертельном ранении, но ты
    жив.  Твоя "Лайман альфа" снабжена Преобразователем,  таких нет ни  на одном
    корабле  Межзвездного сообщества.  Ты  свободно  ориентируешься в  биографии
    человека,  который давным-давно умер,  и  умер не в  Крайнем секторе,  а  на
    Земле.  В твоей памяти зияют необъяснимые провалы. Наконец, твой собственный
    компьютер отказывает тебе в выдаче твоих же собственных материалов. Почему?
         - А О смысле жизни вы ничего не хотите узнать, Петр?
         - До этого мы дойдем сами.  Но вот узнать -  кто ты,  я  хотел бы прямо
    сейчас. 
         Хенк усмехнулся:
         - Я тоже.
         И предупредил:
         - Вам опять придется связываться с Землей.
         - Что на этот раз? - Челышев держался безукоризненно. - Тахионную связь
    мы держим через Цветочников. Ты недешево обходишься Земле, Хенк.
         - Я  бы хотел знать имена и  судьбы всех пилотов,  работавших в Крайнем
    секторе в пределах последних трехсот лет.
         - Это  несложно.  На  это  я  могу  ответить тебе без  запроса.  Экипаж
"Гемина",  давно вернувшийся на Землю,  и пилот, звездный разведчик Роули. -
    Челышев  помолчал,   жестко  добавил:  -  Родной  брат  Хенка...  Тебя  ведь
    интересуют земляне?
         Хенк кивнул:
         - Да... Но "Гемин" отпадает... Роули тоже...
         - Я изучил все приложения к своду, Хенк. Роули признан погибшим, экипаж
"Гемина" расквартирован на Земле.  Ты никогда не выходил в  нетипичную зону,
    тебя никогда не было и  сейчас не может быть в  нашем секторе...  Кто же ты,
    Хенк? Может, вспомнишь?
         - Объект 5С  16...  -  начал Хенк,  но  его прервал ровный,  донесшийся
    сверху голос:
         - Говорит Шу. Запретная тема!
         Челышев вздрогнул.
         Шрам на  лбу  Хенка неестественно побагровел,  налился кровью,  так  же
    неестественно побледнели губы.  Невидимая страшная сила терзала, рвала Хенка
    изнутри. Но на этот раз он справился. Он даже улыбнулся:
         - Вы поставили передо мной столько вопросов,  Петр,  что я, пожалуй, не
    все запомнил.
         - Я запомнила, - бесстрастно сообщила Шу.
         - Не  будь  я  человеком,  -  хмыкнул  Челышев,  -  я  не  посчитал  бы
    унизительным оказаться функциональным органом такой штуки, как Шу.
         - Но что мне делать с вашими вопросами, Петр?
         - Задай их протозиду! Другого выхода у нас нет.
         - Протозиду?  После того,  что мы  с  ним сделали?..  Я  не  могу сразу
    сказать да, Петр.
         - Мои Инфор связан с твоим. Придешь к решению, сообщи. И помни: времени
    у нас почти нет.  - Челышев встал, сухо добавил: - Разгуливать по станции не
    советую.  Мы  уже  объявили  о  нашествии протозид.  Кое-кто,  прежде  всего
    Арианцы, считают тебя оборотнем.
         - А Ханс? - вдруг вспомнил Хенк. - Как чувствует себя Ханс?
         - Думаю, не лучшим образом.
         - Что ж,  он-то заслужил это, - Хенк вспомнил прогнозы бармена. - Пусть
    не целуется с кем попало!
    
     14.
    
     "Решил погулять-оставь завещание!"
       Автограф на  стене силовой защиты мог  принадлежать Хансу.  Но  тот  не
  входил в штат станции. Тогда бармен?.. Не все ли равно?..
       Хенк   достаточно  удалился  от   станции.   Если  на   ее   территории
  металлическая трава всегда была под контролем роботов и самые крупные побеги
  вовремя  подсекались,  то  тут  заросли  местами  вымахивали по  два  метра.
  Обтекатели,   нацепленные на  башмаки,  уже  не  спасали  от  чувствительных
  разрядов,  и Хенк попросту завис над травой.  Он вовсе не думал -  зачем это
  делает, как не думал о том, куда идет. Холодный воздух Симмы остро покалывал
  легкие.  "Много кислорода,  слишком много...  Можно  сгореть..."  С  неясным
    ожесточением Хенк добавил:  "Человеку!.." Он не знал -  кто он.  Но если все
    люди похожи на Челышева,  он,  Хенк, предпочел бы остаться кем угодно - даже
    протозидом.  Правда,  это  не  снимало вопрос,  который он  не  уставал себе
    задавать:  "Кто тот  гомункулус,  что смотрит через мои глаза и  движет моим
    телом?.."
       Он думал о Роули.
       Роули погиб,  но погиб человеком.  Хенк жив, но человек ли он?.. Объект
  5С 16 странным образом связывал судьбы братьев.  "Мог связывать,  - поправил
    себя  Хенк. - Об истинной связи никто ничего не знает..."
       Может быть, протозиды?..
    
   *  *  *
       
   Впервые на протозид вывели землян Арианцы.
       Чудовищное скопление вещества,  медленно дрейфующего в нетипичной зоне,
  произвело  впечатление  даже   на   многоопытный  экипаж  "Гемина".   "Такое
    сверхскопление не может являться единственным,  - заявил астрофизик "Гемина"
  Смут.  -  Единственность подобного  сверхскопления противоречила  бы  теории
  Большого взрыва,  ибо главным свойством пространства по этой теории является
  его изотропность.  Следует искать! Мы явно имеем дело с одним из нескольких,
  пока не обнаруженных нами, сгустков протовещества,  выброшенных при Большом,
  взрыве..."
       Смут ошибся.  На  ошибку указали Арианцы:  перед "Гемином" простиралась
    одна из колоний протозид.
         Примерно  в   то   же  время  внимание  астрономов  привлек  загадочный
    космический объект 5С 16 -  волчком крутящиеся в  море радиошума раскаленные
    вихри плазмы.  Черная дыра с массой в миллион солнечных?  Нейтронная звезда,
    сбросившая   очередную    оболочку?     Остаток   сверхновой?..   Астрономы,
    собравшиеся в  конференц-зале  обсерватории Уэлсли (Уран),  зашли  в  тупик.
    Согласно  эффекту  Доплера,  длина  волны  излучения от  любого  движущегося
    источника  всегда  увеличивается,   смещается  в  красную  сторону  спектра,
    пропорционально скорости удаления этого источника от наблюдателя, и наоборот
    - уменьшается,  смещается в  синюю сторону при  его движении к  наблюдателю.
    Однако смещения линий в  спектре 5С 16 (по данным "Гемина") соответствовали,
    как это ни парадоксально, изменениям скорости движения (а она приближалась к
    световой) сразу в двух противоположных направлениях в одно и то же время!
         Стоило сообщению просочиться за  стены  обсерватории,  сенсация обежала
    весь  мир.  Походило на  то,  что  "Гемин" открыл в  Крайнем секторе объект,
    который одновременно и  приближался и  удалялся от наблюдателей.  "К счастью
    для астрономов,  -  писал позже Смут, - они нашли силы хранить молчание. Они
    так  никогда  и  не  опубликовали своих  тогдашних теорий..."   К  счастью -
    потому, что Цветочники и Арианцы вовремя связали столь странное поведение 5С
    16 с  недавним пребыванием в  этом районе протозид.  Истребители звезд и  на
    этот раз не изменили своим привычкам.
         Был ли сверхмощный взрыв 5С 16 пусть неудачным,  но экспериментом,  или
    целью его  являлся именно спланированный удар по  близрасположенным станциям
    Арианцев?
         Оживленную дискуссию  членов  Межзвездного сообщества подогрел  арианец
    Фландерс,  первый,  кто  подсчитал  предполагаемую  массу  всей  цивилизации
    протозид,  расползшихся по нетипичной зоне. Именно Фландерс дал понять, что,
    соберись все  протозиды в  едином  центре,  коллапс объекта,  избранного ими
    (неважно,  галактики или  системы галактик,  тут  следовало учитывать еще  и
    возникающую  при  взрыве  мощную  гравитационную  волну),   мог  подвергнуть
    опасности не  просто отдельные миры Межзвездного сообщества,  но Вселенную в
    целом.
         А Роули?..
         Роули погиб в районе 5С 16, возможно, при взрыве объекта. Звездная кора
    подобных  образований,   фантастически  твердое   кристаллическое  вещество,
    покоится на вырожденной нейтронной жидкости. Любая подвижка, самое ничтожное
    оседание коры  мгновенно высвобождает чудовищную энергию.  Роули могла убить
    радиация,   его  могли  разорвать  на  атомы  приливные  силы  5С  16...  Не
    обязательно было  объяснять гибель Роули  действиями протозид,  но  подобная
    точка зрения тоже существовала.
     "Звездный разведчик Роули,  -  заявил астрофизик Цух, рассчитавший силу
    предполагаемого взрыва 5С 16,  -  убит протозидами. Пилот Роули вошел в зону
    объекта 5С 16 в  тот несчастливый для себя момент,  когда протозиды зажгли в
    Космосе еще один прощальный костер своей медленно умирающей цивилизации..."
       5С 16... Хенк остановил себя. Сжал зубы.
       Даже намек на боль,  потрясшую его час назад,  заставлял сжиматься. Шок
  был слишком жесток, чтобы решиться на дальнейшее.
       Но звездный разведчик Роули был его братом. И Хенк помнил пилота Роули.
  И он помнил свой сад. И помнил белую розу.
       Другое дело,  что он, Хенк, не помнил, не мог вспомнить - где и от кого
"Лайман  альфа"  получила  Преобразователь...   Может,   это   действительно
    протозиды? Может, это они усовершенствовали его корабль?
     "Но тогда,  - невесело усмехнулся Хенк, - они могли усовершенствовать и
    меня..." 
    
     15.
    
     Он  присел  на  крошечной  полянке,  осторожно раздвинув руками  низкие
    металлические кустики.  Сухо  блеснула рыжая  кислая  почва,  мелкие пылинки
    суетливо разбежались по магнитным силовым линиям, и Хенку безумно захотелось
    увидеть  настоящую  земную  почву  -  влажную,  жирную,  расползающуюся  под
    пальцами, всю в темных пятнах от догнивающих листьев.
         Он  услышал,  как  искрит металлическая трава под  мощными обтекателями
    шагающего к нему человека.
         - Зачем вы ходите за мной, Петр? - спросил он, не оборачиваясь.
         Челышев не ответил, присел рядом на корточки.
         - Есть новости, Петр?
         - Есть,  Хенк. И не очень добрые... У меня на руках расчеты Местинга. Я
    получил их от Арианцев.
         - Кто он, этот Местинг?
         - Арианец.  Его  истинное  имя  труднопроизносимо.  Мы  упростили  его:
    Местинг.
         - Он расчетчик?
         - Он великий расчетчик, Хенк.
         - Что же он сообщил?
         - Он  подтвердил то,  о  чем мы догадывались:  если протозиды дойдут до
    квазара Шансон,  Крайний сектор обречен.  Обречен океан Бюрге, обречены сами
    Арианцы, обречены Цветочники... Тебе их не жаль, Хенк?
         - А вы жалели меня?
         - Я  -  Охотник,  Хенк.  Я один из тех немногих,  кто не имеет права на
    жалость.  Я радуюсь тому,  что в ближайшее время на Симму прибудет тахионный
    флот Арианцев,  радуюсь тому,  что мы,  может быть, убережем от гибели сразу
    трех  членов  Межзвездного  сообщества.   Эта  радость  мешает,  мне  жалеть
    протозид,  так же,  как мешает мне жалеть тебя... Ведь ты даже не мир, Хенк,
    даже не его подобие. Почему ты не хочешь согласиться с этим?
         - Да потому, что я помню себя, Петр!
         - Это ложная память, Хенк. Она внушена тебе.
         - Но она моя! Она моя, Петр!
         Хенк поднял голову.
         В  диком  пепельном небе  Симмы  широко  раскинулись косматые,  как  бы
    вздутые ветром,  шлейфы  полярного сияния.  Квазар Шансон возмущал ионосферу
    Симмы,   и   раскаленные  цветные  полотнища  раскачивались,   как  занавес,
    скрывающий гигантскую сцену.  Что  там,  на  этой сцене?  Что там происходит
    такое, что даже Охотник Челышев, безжалостно отторгая Хенка от человечества,
    обращается за помощью все же к нему - квазичеловеку?..
         Но в любом, случае Хенк был против Охоты. 
         Если он и  встретится с протозидом,  выиграть от этого должны не просто
    Цветочники,  Арианцы или  океан Бюрге.  Десять цивилизаций,  объявляющие вне
    закона одну, далеко не всегда правы...
         Выиграть должны все!
         В том числе протозиды!
         Хенк встал и сверху взглянул на Челышева: 
         - Когда я могу стартовать?
         И Челышев облегченно перевел дыхание: 
         - Через час. Курс для твоего компьютера практически рассчитан. 
    
     16.
    
     Хенк не хотел запираться в  своей комнате,  но и  металлические заросли
    ему надоели.
         Он выбрал третий вариант - бар.
         Арианцы,  как  всегда,  остались на  высоте.  Увидев Хенка,  они дружно
    поднялись и  молча удалились из  бара.  При  всем унынии,  написанном на  их
    слишком  правильных  псевдолицах,   им  нельзя  было  отказать  в  гордости.
    Красноречивый  жест  Арианцев  прекрасно  вписался  в  заснеженную  панораму
    полярных льдов, медленно разворачивающихся на голубом течении антарктической
    бухты.  Далекие призрачные массы дышали тоской и  холодом.  Такой же  тоской
    дохнуло  на  Хенка  от  уходящих  Арианцев.  Тоска.  Льды.  Холод...  Унылые
    родственники Цветочников не  хотели простить Хенку ни  одного из его прошлых
    или будущих прегрешений.
     "А ведь они похожи на протозид!" - пришло ему в голову.
         Конечно,  он имел в виду не внешнее сходство.  Он, кстати, не знал, как
    по-настоящему выглядят Арианцы.  Кажется, что-то вроде рыб, толстых красивых
    рыб.  Нечто  столь  же  невинное,  как  темные запятые протозид,  равнодушно
    пожирающие пыль Космоса.
         Люке  у  стойки,  Ханс  у  климатизатора -  оба  они  демонстративно не
    замечали Хенка. Но над стойкой возвышался красавчик Хархад, и он сразу ткнул
    длинным пальцем в высокий табурет:
         - Это место свободно.
         Рядом было двадцать таких же,  но Хархад ткнул именно в это -  оно было
    ближе к нему.
         - Люке! - попросил Хенк. - Два титучая.
         - Твой счет заморожен,  -  сухо ответил бармен.  -  Это был не счет,  а
    сплошная липа. Из-за тебя я влетел в убытки.
         - Подай нам титучай! - вмешался Хархад. 
         Ханс старательно не замечал Хенка.
         - Интересно,  -  спросил Хенк. - Как выглядят Арианцы в натуре? - и сам
    почувствовал двусмысленность вопроса.
         Впрочем,  никто не собирался ему отвечать. Бармен машинально встряхивал
    миксер, Ханс копался в пульте климатизатора. Льды медленно таяли, уходили за
    горизонт.   Вспыхнула  на   мгновение  панорама  большого  земного   города,
    высветился дико участок неба, прожженный снизу взбесившимся пульсаром. Ханса
    все это не устроило.  Он крутил верньеры, пока в бар опять не хлынула душная
    волна тропического воздуха.  "Ханс,  наверное,  с юга..." - подумал Хенк. Но
    джунгли,  построенные воспаленным воображением лишившегося работы  звездного
    перегонщика,  весьма отличались на  сей раз от  тех,  в  жуткой мгле которых
    совсем недавно блуждали несчастные заблудшие призраки.  Нечто вроде вросшего
    в  болото  ананаса  подперло  стойку,  по  стене  разметались рубчатые ветви
    кладофлебусов,  а поперек бара,  залитого лужами цветущей рыжей воды,  легла
    гигантская  цикадоидея.   Она  рухнула  совсем  недавно:   толстый  ствол  с
    конической почкой на  вершине еще не  потерял панциря из  листовых черешков,
    плотно упакованных в лохмотья,  весьма похожие на старый войлок.  На дальнем
    конце  цикадоидеи,  в  сплетении  мощных  уродливых корней,  хищно  затаился
    полутораметровый мозопс,  с  коротких лап до бронированной головы заляпанный
    сырыми лишайниками.
         - Убрал бы эту тварь, Ханс, - раздраженно покосился бармен.
         Ханс не ответил.
         - Тебе  следовало бы  подучить  геологическую историю  Земли,  Ханс,  -
    посоветовал Хенк.  -  Сплошная эклетика!  Ты  смешал вместе несколько разных
    эпох.
         Что бы ни произнес Хенк,  все звучало двусмысленно. Лишь мозопс хриплым
    дыханием одобрил его совет.
         - Минут через двадцать, - сообщил Хархад, - твоя Шу получит расчеты...
         - Я бы предпочел получить собственный курсопрокладчик и звездные карты.
         - Ишь,  какой  мудрый со  звезд!  -  очнулся вдруг Ханс.  -  Потянуло к
    друзьям? К этим безмозглым тварям?
         Он, конечно, имел в виду протозид.
         - Друзья всегда друзья,  Ханс,  -  Хенк  не  думал отмалчиваться.  -  Я
    горжусь своими друзьями, как бы они ни выглядели.
         - Протозидами! - это прозвучало, как ругательство.
         - Что вы делаете на Симме, Ханс? Почему не вернетесь домой?
         Ханс  презрительно рассмеялся.  Он  не  собирался вступать в  беседу  с
    обероном-иксом.  Он,  Ханс,  мог комментировать слова оберона, он мог язвить
    над обероном, но вступать с ним в беседу, отвечать на его вопросы... нет!
         - Ханс!  - негромко, но официально заметил Хархад. - Что бы на Симме ни
    происходило, Хенк - наш гость.
         Но и это прозвучало двусмысленно. 
         Как  заведенный,   чавкал,  возился  в  корнях  мозопс.  Грязные  капли
    плюхались в воду, мозопс судорожно зевнул.
         - Омерзителен! - сказал Ханс, не глядя на мозопса. - Он омерзителен! Но
    он наш! Он с Земли! Он дышал нашим воздухом, ползал по нашим болотам...
         - Вы действительно испытываете ко мне отвращение, Ханс?
         Ханс резко вскочил, и Хархад поднял, голову, готовый вмешаться.
         - Я бы мог убить тебя,  псевдо-Хенк!  -  выдохнул Ханс.  - Ты ждешь, ты
    вслушиваешься,  ты пытаешься вызвать нас на откровенность,  а  где-то рядом,
    благодаря твоим друзьям, три древних цивилизации уже поют отходную! Ты более
    чужд нам, чем эта тварь! - он ткнул кулаком в сторону мгновенно затаившегося
    мозопса. - Зачем ты пришел к нам? Кто тебя звал? Зачем ты натянул на себя не
    свое тело?
         - Если любовь к своему, Ханс, предполагает ненависть ко всему чужому, я
    предпочту остаться чужим.
         - Заткнись!  -  заорал Ханс. - Космос берет людей, мы к этому привыкли.
    Но  зачем  он  одаривает нас  псевдолюдьми?  Когда я  впервые погнал пылевые
    облака в район твоих тварей, мой брат мне сказал: "Зачем тебе это? Пусть они
    сдохнут, эти твои первичники! Они же чужие! Им на все наплевать! Они никогда
    никому не  помогли,  им  все равно -  кто ты.  Ни  одно разумное существо не
    полезет по своей воле к  Стене,  а они только там и вертятся!  Это же дохлая
    зона!  -  сказал мне  брат.  -  Там все давно вымерло от  радиации,  холода,
    гравитационных флуктуаций и пустоты!  В таком дохлом месте даже они долго не
    продержатся!.." И он был прав, мой брат. Было ошибкой прикармливать тех, кто
    несет с собой только смерть! 
     "Первичники... Дохлый сектор... Ни одно разумное существо не полезет по
    своей воле к Стене..."
       Хенк чувствовал: он на краю разгадки.
   "Первичники... Дохлый сектор..."
       Хенк улыбнулся и посмотрел прямо в глаза сразу оторопевшему Хансу.
       - Уверен,  Ханс, - повторил он слова Челышева, - придет время, и ты сам
  захочешь пожать мне руку.
       - Не руку!  - пришел в себя Ханс. - Не руку! - с омерзением поправил он
  Хенка. - Конечность! Какую-нибудь псевдоподию!
   "Первичники... Дохлый сектор..." - Хенк не слышал Ханса. Хенк встал.
         Он  не напомнил Люке о  шляпе.  Он сам найдет Шу шляпу -  на Земле.  Он
    торопился к Шу. Она его поймет! Хенка обжигала догадка.
         Бармен только что приготовил напиток и  толкнул высокий бокал к  Хенку.
    Лед  в  бокале  мелко,   жалобно  зазвенел.  Настоящий  прозрачный  лед,  не
    какая-нибудь  подделка.  Такое  ценится во  все  времена.  Как  бы  Люке  не
    относился к  Хенку,  прежде всего он  был  профессионал и  дело  свое  делал
    честно.
         Он быстро шагая к  выходу,  расплескивая башмаками рыжую доисторическую
    лужу. Он боялся упустить кончик нити, случайно подброшенный ему Хансом.
    
     17.
    
     Он сидел перед экранами Шу,  озаренными неярким, но живым светом. Мысль
    о том,  что он покидает Симму, и, может быть, надолго, может быть, навсегда,
    ничуть его не тревожила.  Он понимал Петра Челышева:  таких, как он, в любом
    случае следовало держать как  можно дальше от  этой планетки,  затерянной на
    краю Вселенной.  "Впрочем, - усмехнулся он, - не такая уж она затерянная!.."
  Если раньше про Симму помнили в  основном связисты да  звездные перегонщики,
  сейчас  к  ней  приковано  внимание  всех  крупных  цивилизаций Межзвездного
  сообщества.  Все  они  внимательно ждут сообщений Челышева,  все внимательно
  следят за передвижением протозид.
       А протозиды не останавливались.
       Крошечные,  булавочные очаги невероятных масс описывали сложные кривые,
  сходящиеся в едином центре -  в сфере квазара Шансон. "Вселенная, - вспомнил
    Хенк  свои слова,  -  это  такая большая штука,  что  ее  не  так-то  просто
    сломать!"
       Похоже, протозиды так не думали...
       На  всех трех экранах крутились,  как  акробаты,  быстрые узкие колонки
  цифр.  Хенк  сравнивал цифровые  данные  с  графикой  -  все  совпадало.  Шу
  оставалась умницей.  "Она обижается на меня, я не знаю, что думать о ней, но
    она  все  равно умница.  Она  всегда была  умницей и  всегда была...  добрее
    землян..." "Добрее землян..."  -  он  сразу же  отбросил эту мысль,  постарался ее
    забыть. Эта мысль его пугала.
         Низко  выли  вакуумные  насосы  -  уснувшая  аппаратура "Лайман  альфы"
  возвращалась к жизни. Вместе с аппаратурой пробуждался и Хенк. На корабле он
  ни от кого не зависел, на корабле он чувствовал себя самим собой. Впервые за
  много лет мысль об  одиночестве не огорчила Хенка,  но он тут же поймал себя
  на том, что вполне сознательно медлит, тянет время...
       Экран Инфора ярко вспыхнул.  Диспетчер уставился на Хенка с откровенной
  неприязнью:
       - Как у тебя?
       - Норма.
       - Начинаем отсчет. Готовься.
       Хенк внимательно вслушивался в тревожный стук метронома.
       Этот стук означал: через пять минут он, Хенк, покинет Симму - Этот стук
  означал:  через пять  минут он,  Хенк,  потеряет всякую надежду вернуться на
  Землю... Эта мысль его подстегнула: 
       - Где Петр?
       Вспыхнул еще один экран, Хенк увидел озабоченное лицо Челышева.
       - Петр!  У меня есть еще одна просьба...  -  Хенк помедлил, но Челышев,
  кажется,  не собирался его прерывать. -  Запросите  Землю... Я хочу знать...
  - Хенк запнулся,  но  заставил себя закончить начатую фразу:  -  Я  бы хотел
  знать:  растет ли  в  моем саду безымянная белая роза?  Узнать это несложно,
  если Центр свяжется с Управлением Енисея.
       Диспетчер и  Челышев переглянулись.  Диспетчер криво  ухмыльнулся.  "Ты
    недешево обходишься Земле..." - вспомнил Хенк.
         - Все линии сейчас заняты,  -  ответил Челышев.  - Мы эвакуируем архивы
    станции,  кроме того, через каждые десять минут я даю на Землю общую сводку.
    Я  попробую  через  Цветочников,  обычно  они  не  отказывают.  Правда,  эта
    формулировка: сад, роза... Будет нелегко, но я тебе обещаю.
         - Это следует сделать быстро, сейчас! 
         - Хорошо, Хенк.
         - У меня все,  - Хенк глянул прямо в голубые холодные глаза Челышева. -
    Я постараюсь сделать все, что смогу.
         - Для кого? - не выдержал все же диспетчер. - Для людей?
         - Для протозид тоже!
    
     18.
    
     Луч локатора жадно щупал пространство.  Редкие звезды,  входя в  обзор,
    слепили глаза,  Хенк тут же стирал их разрядчиком. Весь левый экран занимала
    Стена.  Исполинская стена тьмы,  в которой не было.  ни искорки, ни пылинки.
    Исполинская стена тьмы, лишенная пространства и времени. Вечное и бескрайнее
    Ничто.
     "Гибель  Крайнего сектора...  Миры,  рушащиеся друг  на  друга...  -  с
    усмешкой подумал Хенк.  -  А  может,  это еще не  все,  может,  прав арианец
    Фландерс, и протозиды действительно способны взорвать всю Вселенную?.."
       Он ясно представил, как это может быть.
       Одновременные   взрывы   квазаров,    галактик,    шаровых   скоплений,
  разбросанных по  всем  Крайним секторам,  чудовищный гравитационный удар  по
  расширяющейся   Вселенной...    Катастрофическое   уменьшение,   свертывание
  пространства, катастрофическое возрастание масс... Впрочем, на той же Земле,
  в глубинах Внутренней зоны,  даже столь грандиозная катастрофа зафиксирована
  будет  не  сразу.  Пройдут  миллионы  лет,  фон  излучения будет  оставаться
  практически прежним.  Лишь когда Вселенная,  сжимаясь,  сократится до  одной
  сотой нынешнего объема,  ночное небо  над  Землей вспыхнет,  станет таким же
  теплым, как дневное сейчас. Еще через семь-десять миллионов лет наследники и
  преемники нынешних землян увидят небо над собой невыносимо ярким. Молекулы в
  атмосферах  планет  и  звезд,   даже  в  межзвездном  пространстве,   начнут
  диссоциировать на  составляющие их  атомы,  а  сами  атомы  -  на  свободные
  электроны  и  ядра.   Космическая  температура  достигнет  десяти  миллионов
  градусов,  работа  как  звездного,  так  и  космического нуклеосинтеза будет
  уничтожена:  мир рухнет в пространственно-временную сингулярность, в которой
  недействительны известные физические законы и  кривизна пространства-времени
  становится бесконечной...
       Хенк оборвал себя: миллионы лет - это немало. Думать следует о насущном
  дне,  о тех же Арианцах, Цветочниках, океане Бюрге, уже сейчас обреченных на
  уничтожение.
       Но почему этого хотят протозиды?
       Ханс сказал:  "Первичники... Дохлый сектор... Ни одно разумное существо
    не лезет к Стене..." "Первичники!  -  теперь Хенк  догадывался.  -  Ведь  потому протозиды и
    прозваны первичниками,  что  являются одной  из  самых древних рас  Космоса.
    Рожденные в огне Большого взрыва,  они,  как никто, ощущают катастрофическое
    падение  температур  и  плотности  межзвездного  пространства.   Уже  сейчас
    тепловой  фон  Вселенной  упал  до  трех  градусов  Кельвина.  Через  десять
    миллиардов лет он упадет до полутора.  Медленно угаснут реакции звезд.  Одна
    за  другой звезды начнут остывать,  меркнуть.  Бесчисленные миры обратятся в
    мертвый  шлак  -  печальные обломки  такого  прекрасного,  такого  яростного
    когда-то  прошлого...  Быть  может,  иногда и  будут случаться те  немыслимо
    редкие термодинамические флуктуации,  что на  мгновение смогут освещать даже
    самые отдаленные уголки погасших миров, но для жизни - это конец!" "Что  остается  протозидам?   -  спросил  себя  Хенк.  -  Что  остается
    протозидам,  как  не  последняя попытка зажечь для себя новый мир?  Взорвать
    пространство хотя бы Крайнего сектора,  согреть его, уплотнить, вернуть хоть
    на  время столь необходимые для  них  плотности и  температуры!  Это же  так
    естественно..." "Да, естественно, - сказал он себе. - Для протозид. Но не для Арианцев,
    не  для  Цветочников,  не  для  океана Бюрге,  не  для  земных станций.  Они
    почувствуют удар сразу. И этот удар будет для них последним..."
       Если  он.   Хенк,   оберон-икс,   готов  был  драться  за  жизнь  своих
  предполагаемых собратьев и  их  союзников,  почему должна была отказаться от
  борьбы за себя столь древняя раса, уходящая корнями в начало всего и вся? 
    
   19.
    
   Тревожный звонок вернул Хенка к действительности.
       На мрачном фоне Стены он увидел длинное,  спирально закрученное пылевое
  облако. Оно медленно осциллировало, то сжимаясь, то вновь вытягиваясь.
       - Протозид!  -  сообщила Шу.  - Преобразователь готов к действию. Через
  пятнадцать минут, Хенк, ты получишь своего оберона. 
       - Разве я дал приказ преобразовать протозида?
       - Нет. Но так хотел Челышев.
       - "Лайман альфа" -  мой корабль,  Шу! Пока это так, ты будешь выполнять
    мои просьбы!
     "Я предупреждал!  - услышал он с работающего Инфора. - Этот псевдо-Хенк
    только и думал, как бы удрать с Симмы! Его нельзя было отпускать, Петр!.."
       Хенк узнал голос диспетчера,  но  отключать Инфор не  стал.  Не  все ли
  равно,  слышат его на станции или нет?  Если протозиды выиграют (а у них был
  на то шанс), если он, Хенк, ошибся в своих предположениях, разницы в судьбах
  Хенка и диспетчера не будет - их пожрет один огонь.
       - Когда протозиды подойдут к  квазару Шансон на критическое расстояние?
  - спросил он.
       - Через двадцать семь часов. 
   "Немного..."
       Он ясно увидел: массивные тела протозид входят в сферу квазара...
       - А флот Арианцев? Когда подойдут Охотники?
       - Не позже, чем через сутки.
       - Ты думаешь, Охотникам хватит трех часов? 
       - Так думаю не я, - ответила Шу. - Так думают сами Охотники.
   "Бедные протозиды...  Три  часа...  По  ним  ударят  из  гравитационных
    пушек..."
       Хенк,  несомненно,  рисковал.  Но  у  него не было другого выхода.  Ему
  надоело быть связанным по рукам и ногам. "Или по псевдоподиям..." - вспомнил
    ом Ханса.
         - Мне не нужен оберон,  Шу,  -  сказал он. - Я давно перестал понимать,
    кто  в  нашей  компании  оберон.  Я  хочу  говорить с  настоящим протозидом.
    Преобразуй меня в облако!
         Он не слышал, он скорее угадал, что диспетчер на Симме грубо выругался.
    
     20.
    
     Хенк никогда не задумывался о той свободе, какую он имел до возвращения
    на  Симму.  Но сейчас,  готовясь к  выходу в  открытое пространство,  сидя в
    тесной  шлюзовой  камере,  он  вдруг  ощутил  странную  неловкость.  Он  был
    фантастически свободен.  Он был слишком свободен. Он не зависел ни от кого и
    ни  от  чего.  Он  мог в  течение нескольких секунд покинуть Крайний сектор,
    затеряться среди звезд,  забыть о  протозидах и  Арианцах...  Но  что-то ему
    мешало. 
         Он внимательно прислушивался к своим ощущениям.  Он чувствовал -  в нем
    что-то происходит. В любой момент он готов был оказаться лицом к лицу с тем,
    кто  в  нем  находился,  и  когда  зашипели насосы  Преобразователя,  он  на
    мгновение,  всего лишь на мгновение, но ощутил мертвый ужас, уже когда-то им
    испытанный.
         Свет заметно потускнел.
         А может,  это потускнело сознание, потому что уже не человеческое тело,
    а вихрь пылевой тучи выбрасывался в пространство через чудовищно распахнутые
    шлюзы "Лайман альфы", обращенной к слепящему мареву квазара Шансон.
         Он чувствовал удары звездного ветра.  Он жадно впитывал в  себя жесткое
    излучение. Он мощно разбросал пылевые крылья на добрый десяток световых лет.
    Он мягко и хищно обволакивал спящего протозида.
     "А может быть,  это я и есть? - подумал он. - Истинный я... Может быть,
    это я возвращаюсь в свое истинное тело?.."
       И услышал ответ Шу: "Нет!"
       Шу ни на секунду не теряла его.  Она, как всегда, была рядом. Он слышал
  Шу,  он мог ответить ей. Для этого ему не нужны были ни голосовые связки, ни
  электромагнитные  излучатели.  Он  сам  был  таким  излучателем  и  сам  был
  излучением.
       Со  скоростью,  близкой к  световой,  он  вошел в  облако протозида,  и
  гигантская пылевая буря надолго заволокла огромный участок пространства. 
       Он был протозидом.
       Чувства  протозид  медлительно  плывущих  к  квазару  Шансон  были  его
  чувствами.  Он  ощущал нетерпение,  снедавшее протозид,  он  сам торопился к
  квазару Шансон - сгореть в его костре, но начать все сначала!  Он видел всех
  и вся.  Ему не требовалось никаких Инфоров, никаких кристаллов памяти - все,
  что хранилось в памяти протозид,  было его памятью. Он легко отбирал нужное.
  Он  видел  объект 5С  16,  он  видел тела  протозид,  низвергающиеся на  его
  поверхность. И он видел, он понимал ошибку, совершенную протозидами, - им не
  хватило массы,  чтобы коллапсировать 5С 16,  превратить этот объект в черную
  дыру,  выпасть из  пространства,  где  им  вольно  или  невольно мешали все:
  земляне,  Арианцы,  Цветочники,  океан Бюрге.  Он  видел -  они  хотят огня.
  Протозиды не хотели медленного угасания, они были полны воспоминаний о морях
  раскаленной плазмы,  о мощи и силе,  присущей им в илеме.  Квазар Шансон был
  очередной попыткой.  Он  видел -  протозиды устали от ошибок.  Они не хотели
  больше ошибаться.  Они берегли каждое свое тело, они замкнулись на себе и не
  откликались на голоса,  подаваемые извне. Им никто не мог помочь. Только они
  сами.
   "А я? Кто - я?.." - сознание Хенка опять раздваивалось.
         Протозид?
         Возможно,  но  лишь в  той  степени,  чтобы увидеть их  крестный ход  к
    квазару Шансон и осмыслить цель этого хода.
         Человек?
         Возможно,  но лишь в  той степени,  чтобы ощутить ответственность перед
    цивилизациями Межзвездного сообщества.
         Ему, Хенку, было этого мало.
         Он  искал,  он жадно рылся в  памяти спящего протозида,  он лихорадочно
    отбрасывал в  сторону  то,  ради  чего  странствовал в  Космосе столько лет.
    История расы,  ее структура,  ее генезис -  в  сторону!  Все в  сторону!  Он
    торопился.  Он  вел гнусный обыск спящего протозида на глазах всех остальных
    протозид,  ибо он, Хенк, был сейчас протозидом и был столь же открыт им, как
    они ему.
         Он искал.  Он рылся в  искривлениях пространства-времени.  Он попадал в
    область испорченного пространства.  Он входил в мир, где заряд электрона был
    изменен  в  три  раза.  Он  касался  воды,  которая  при  любой  температуре
    оставалась твердой.  Он рылся в  чужой памяти,  презираемый и  отвергнутый и
    протозидами,  и людьми.  Он знал:  если его поиск закончится неудачей,  ему,
    Хенку, нельзя будет вернуться...
         Куда?
         Он не знал.  Он искал.  Он торопился.  Он хотел знать:  что случилось у
    объекта 5С  16,  что  там  случилось в  тот момент,  когда поблизости прошел
    корабль Хенка?
         Серебристое веретено!
         Он  увидел "Лайман альфу" внезапно,  и  он  не боялся боли,  потому что
    сейчас он был протозидом.
         Он напряг внимание.
     "Лайман  альфа"...   Да,  это  был  его  корабль.  Но  пилот  в  кресле
    штурманской обсерватории не  походил на него,  Хенка,  и  еще -  над "Лайман
    альфой" не торчал рог Преобразователя!
         Хенк видел:  пилот в  кресле не знает о  близкой опасности.  Но об этой
    опасности знал плывущий неподалеку протозид.
         Хенк  мучительно всматривался в  память  протозида.  Шу  читала  пилоту
    книгу.  Она  читала ему  о  мерцании звезд.  О  том,  как это мучило Хенка в
    детстве.  Она  читала  о  комете,  открытой Хенком в  юности.  Хвост  кометы
    растянулся на  полнеба и  был просто светлым,  но  в  долгих счастливых снах
    казался Хенку цветным...  Шу  пересказывала пилоту мысли Хенка о  нетипичной
    зоне.  Она вспоминала о  розах,  выращенных им,  Хенком,  в  одном из  самых
    северных садов Земли...
         Хенк догадался. Хенк понял.
         Роули!
         Это был не он, не Хенк, это был его брат, звездный разведчик Роули!
         За  несколько секунд до  взрыва объекта 5С  16  верная Шу  читала Роули
    книгу его брата Хенка. 
         Он, Хенк, сам подарил эту книгу Роули...
     "Роули,  -  повторил он,  будто  привыкая к  этому имени.  -  Роули!  -
    повторил он,  словно боясь забыть это имя.  -  Хенк,  то есть я,  никогда не
    выходил за пределы Внутренней зоны. Хенк, то есть я, жил и умер на Земле. Но
    звездный разведчик Роули  помнил Хенка,  любил  Хенка,  беседовал с  Хенком,
    читал его книгу,  помнил о  его розах.  Хенк был и оставался для Роули самым
    близким,  самым открытым человеком,  за  секунду до взрыва 5С 16 мысли Роули
    были полны им,  Хенком,  его,  Хенка,  размышлениями, и, спасая искалеченное
    тело  звездного разведчика,  протозиды начинили  его  вновь  воскресший мозг
    памятью и сознанием Хенка -  всем тем,  за что они успели ухватиться. Будучи
    единым коллективным организмом,  протозиды не смогли,  не умели понять,  что
    между ним,  Хенком,  землянином,  оставшимся на  Земле,  и  звездным пилотом
    Роули, землянином, путешествующим меж звезд, есть некая разница..."
       А значит,  он,  нынешний Хенк,  несмотря на его воспоминания,  вовсе не
  Хенк.  Он -  Роули!  Он - звездный разведчик Роули! Протозид, спасая пилота,
  начинил его мозг сознанием и  памятью Хенка.  Он,  протозид,  не видел между
  ними принципиальной разницы...
       Хенк быв счастлив.
       Теперь он  знал:  он -  человек!  Теперь он знал:  протозиды не убийцы.
  Теперь он  знал:  взрыв  квазара Шансон,  если  в  дело  опять не  вмешаются
  Охотники,  никому не опасен. Массы скапливающихся протозид хватит как раз на
  то,  чтобы квазар Шансон провалился в черную дыру. Надо лишь вовремя вернуть
  к   жизни  усыпленного  протозида.   Коллапсировав,   квазар  Шансон  начнет
  расширяться,  подобно всплывающему пузырю,  но уже в другом, совершенно ином
  мире.  Для него,  Хенка,   для обитателей Симмы,  для Охотников, прибывших в
  нетипичную зону,  квазар Шансон просто исчезнет, зато для протозид откроется
  иной, столь необходимый для них мир. Всплыв в этой иной Вселенной, протозиды
  увидят  бесконечно  большое  фиолетовое  смещение.   Постепенно  оно  начнет
  уменьшаться,  сходить к нулю,  и они,  протозиды, увидят всю прошлую историю
  своей новой,  наконец-то обретенной родины.  И они,  протозиды, уже ничем не
  будут угрожать землянам.  Цветочники, Арианцы, океан Бюрге смогут облегченно
  вздохнуть, память о протозидах останется лишь в их мифах да в записях Хенка,
  блокированных в памяти Шу.
       Хенк был счастлив.
       У него двадцать пять часов.  Разбудить протозида он сможет за два.  Еще
  тринадцать нужны протозиду,  чтобы нагнать столь нуждающуюся в нем, уходящую
  к квазару Шансон расу. При самом худшем раскладе у Хенка оставался кое-какой
  резерв. Он сможет остановить корабли Арианцев, если они придут до срока. 
       - Шу! - приказал он. - Можешь вернуть меня на борт.
    
   21.
    
   "Самое главное сейчас -  разбудить протозида.  Разбудить и  отправить к
    квазару Шансон.  Трагедия у  объекта 5С  16  произошла потому,  что  один из
    протозид отвлекся на спасение звездного разведчика Роули..."
       Разбудить!..
       Часа через два Хенк был вынужден признать тщетность своих попыток.
       Протозиду катастрофически не  хватало  массы.  Атомы,  выбитые  жестким
  излучением квазара,  давно рассеялись в пространстве, Тарап-12 стоял слишком
  далеко, и некогда было искать случайную пылевую тучу...
       Это была катастрофа!
   "Я убил протозида,  -  сказал себе Хенк. - Он, протозид, спас меня у 5С
    16, а я убил его и этим погубил весь Крайний сектор".
         Он сказал это вслух.
         Молчание Шу лишь подтверждало его догадку.
         - Сколько времени у нас еще есть?
         - Двадцать один час,  -  сообщила Шу.  - Тринадцать из них нужны самому
    протозиду.
         - Можем мы выйти на связь с Тарапом-12?
         - Это ничего не даст, Хенк. Они не успеют.
         - Пылевые скопления поблизости?
         - Пусто.
         - Свяжи меня с Симмой.
         Передав Шу данные для новых расчетов,  Хенк устало повернулся к экрану.
    Изображение дергалось, плыло, но Хенк сразу узнал Челышева.
         - Слушаю тебя... Роули!
         - Вы получили ответ с Земли?
         - Да... Роули!
         - Там, в саду... Там росли розы?
         - Да, Роули. Их выращивал Хенк, твой брат. Спасая тебя у объекта 5С 16,
    протозиды...
         - Я это уже знаю, Петр.
         Челышев помолчал, потер лоб ладонью. 
         - Что ты собираешься делать? Вернешься на Симму?.. Если честно, "Лайман
    альфа" нам бы не помешала.  Данные, накопленные станцией Симмы, стоят риска.
    Мы смогли бы отправить их на твоем корабле.  Если Охотники не успеют, мы все
    равно обречены. 
         - Я не вернусь, Петр.
         - Что ж,  я  допускал и  такую возможность,  -  одними губами выговорил
    Челышев.  - Диспетчер прав, тебя стоило опасаться. Послушайся мы его, сейчас
    бы у нас был корабль...
         - А почтовая ракета? Она пришла, Петр?
         - Как всегда, вчерашняя. Цветочники неисправимы.
         - А роботы? Они опять встречали ее с оркестром?
         - Как всегда... - неохотно признался Челышев.
         - Как вы хотите ею распорядиться?
         - Все так же. Загрузим частью архива...
         - Напротив, Петр. Срочно разгрузите ракету.
         - Ты сошел с  ума!  Почтовая ракета -  это наш единственный шанс спасти
    хотя бы часть наблюдений.
         - Срочно разгрузите ракету,  Петр!  Она нужна мне!  Я  буду ждать ее  в
    четвертом квадрате!  -  Он  неожиданно подмигнул Челышеву:  -  Мне  тоже  не
    хочется погибать. И я бы хотел видеть розу...
         - Ну,  ну, Роули! - не понял его Челышев. - Не распускайся! Тебе это не
    к лицу. И ты еще сможешь уйти, у тебя корабль высшего класса.
         Хенк назвал координаты.
         - Я  запишу  их,   -   пообещал  Челышев.  -  Но  вряд  ли  ими  кто-то
    воспользуется.  Боюсь,  Роули,  место  с  такими  координатами скоро  вообще
    перестанет существовать.
         - Разгружайте ракету,  Петр!  - не выдержал Хенк. - Мой защитный костюм
    не  рассчитан на мощность квазара,  но десяток часов я,  возможно,  выдержу.
"Лайман альфа",  Петр,  пойдет на компенсацию массы,  потерянной протозидом.
    Все сейчас зависит от того, успеет ли протозид догнать свою расу.
         - Ты отпускаешь его, Хенк?.. Но ведь этим ты предаешь миры!
         - Нет,  Петр.  Я  спасаю  миры!..  Если  мы  уничтожим хотя  бы  одного
    протозида, их массы не хватит на то, чтобы квазар Шансон впал в коллапс.
         - Вот как?.. Этот шанс... Он реален?
         - Он единственный. Вот все, что я знаю. 
         Не поворачиваясь, Хенк включил операторы.
         Цифры его утешили.  Пожалуй,  можно было обойтись массой и чуть меньшей
"Лайман альфы", но не тащить же на Симму кресло или опреснитель...
         - Готово, Шу?
         - Да, - голос Шу был сух.
         - Мне очень жаль, Шу, - сказал Хенк. - Поверь, мне вправду жаль. Будь у
    меня выбор, я бы бросил в квазар себя...
         - Я знаю, Хенк, - сказала Шу уже другим голосом.
         Хенк готов был заплакать.
         - Мне вправду жаль, Шу...
         Экраны почти  погасли.  Вся  энергия шла  на  Преобразователь.  Нудно и
    звонко выли вакуумные насосы.
         - Сними шляпу, Хенк, - напомнила Шу.
         Хенк вздрогнул.  Шу впервые употребила это слово впопад. Но на улыбку у
    него не хватило сил.
         - Нас разделит Стена, Шу...
     "Стены не всегда разделяют,  Роули!" -  это сказал Челышев.  Он все еще
    был на связи.
         - Отключайтесь, Петр!
         Но прежде, чем связь прервалась, Хенк услышал: "Роули! Роули! Держитесь
    Стены! Мы найдем вас по тени!"
       Челышев впервые обратился к  Хенку на "вы".  Не как к оберону,  а как к
    Человеку.  И  перед  вспышкой,  перед тем,  как  катапульта выбросила его  в
    пространство,  Хенк успел подумать:  "Челышев ошибся: Шансон исчезнет... Они
    не увидят тени..." 
       Его  развернуло  лицом  к  Вселенной.   Он  увидел  мириады  миров,  он
  облегченно вздохнул:  "Дело не в  Шансоне...  Тень будет видна.  Ведь звезды
    продолжают светить..."
       Он  попытался увидеть протозида.  Но  там,  где  минуту назад плыло над
  пылевым  облаком  длинное  серебристое тело  "Лайман альфы"  с  рогоподобным
    выступом на носу, уже ничего не было. "Шу дала полную мощность. Их отбросило
    от  меня  на   десяток  световых лет.  Они  близко  к  квазару.  Они  придут
    вовремя..." Он подумал - Они, а следовало думать - он, потому что и протозид, и то,
    что  раньше  называлось  Шу,  было  сейчас  одним  организмом.  Полумертвый,
    окоченевший,  изнемогающий от усталости, этот организм вслепую полз за своей
    столь же  уставшей за  миллиарды лет  расой.  Но  теперь Хенк  был  уверен -
    протозид придет вовремя. Теперь Хенк был уверен - новый мир состоится, и это
    случится не в ущерб старому.
         Он заставил себя развернуться лицом к Стене.
         Он увидел свою тень.
         Благодаря какому-то  странному эффекту,  собственная тень напомнила ему
    силуэт розы.  Только та роза в  саду была белая...  Впрочем,  на исполинском
    фоне Стены все выглядело светлее, чем на самом деле.
         Он  увидел  квазар  Шансон.   Пульсирующий  свет  ослепительно  бил  по
    фильтрам,  ярко преломлялся в отражателях защитного костюма.  Но теперь Хенк
    знал: исчезнет квазар Шансон, исчезнут протозиды - он, Хенк, не исчезнет! Он
    останется. И останутся Арианцы, останутся Цветочники, останется океан Бюрге.
    Останется весь этот грандиозный, но, в сущности, столь хрупкий мир... 




Полезные ссылки:


 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси

 Либмонстр - читай и публикуй!

 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)