Марина НАУМОВА

НОЧНОЙ НАРОД

                              
 ПРОЛОГ

     Они бежали. Бежали, отдавая  бегу  всю  душу.  Бежали  исступленно  и
восторженно, отчаянно и вдохновенно, удирая от мира  -  и  возвышаясь  над
ним.
     Да разве это бег? Не могут люди так бегать, нет у них ни  причин,  ни
надобности, ни чего-то еще - безымянного, но необходимого для того,  чтобы
стать частью стихии, имя которой - движение.
     Да и люди ли это бегут? Разве известно двуногим хозяевам мира, мнящим
себя венцом творения природы,  такое  самозабвение?  Если  кто  из  них  и
считает так, видно, и сам он не человек, только  еще  не  понял,  бедняга,
свою истинную природу. Те, кто понял, - те бегут... Потому как не уйти  им
от этого бега: не сорвутся они с места сами - так другие  люди,  подлинные
из подлинных, сгонят их с этого места и бросятся в погоню с улюлюканьем  и
гиканьем. От сотворения мира взяла старт эта погоня. С тех пор и бегут...
     И летят увлеченные общим порывом души. И мелькают копыта, лапы,  ноги
босые... Что за скорость у них? Что за чудо такое?
     Глаза горят, стелются по ветру волосы... да и не волосы это  -  змеи,
иглы дикобразьи, перья птичьи! Но  любое  уродство  в  этом  бешеном  беге
приобретает смысл - а значит, и красоту.
     Мчатся они, ненужные миру,  изгнанные  миром  -  когда  огнем,  когда
пулей, а когда и убивающим непониманием. И не остановить их, не  удержать,
разве что скрипнуть зубами от досады остается гонителям: не та мишень. Или
можно еще позавидовать их вдохновенности и пуститься однажды вдогонку -  с
ними, не за ними.
     И счастье их бег - и беда. Ведь сколько ни лети, сколько ни  мчись  -
всему есть конец. Передохнуть бы - да негде... Но уже вырастают  из  земли
стены, разверзается лоно ее, даря прибежище гонимым своим  детям.  Тут  уж
только успевай заскочить  за  ворота  и  скрыться,  сгинуть  в  старых  от
сотворения развалинах. Всех примут они, всех  приветят,  кто  взлетел  над
миром и стал им отвергнут. Но беда тому,  кто  понапрасну  потревожит  эти
стены, - не будет пощады гонителю изгнанных. Лишь порвавший связи  земные,
с кровью отсекший их от себя, имеет право войти сюда. Да и то  -  кто  его
дал, это право? Земля? Луна? Ночные беглецы? Или сам  пришедший  решил  за
себя?
     И бегут гонимые, и вопит погоня - но крик ее далек, отстал  на  века.
Да только отсрочка - еще не  спасение,  -  хотя  что  такое  столетие  для
живущих вечно?
     И ждут беглецы, когда вновь начнут виснуть у  них  на  пятках  псы  с
окровавленными мордами, когда охотники протрубят в рога и земля  задрожит,
страдая от раздоров разных племен детей своих,  будто  мало  она  дала  им
места, будто не разойтись им мирно, не ужиться. Но велика зависть одних  и
злопамятность других...
     И горят глаза, и перья сверкают, и иглы встают дыбом, и  шипят  змеи,
вросшие в тело, выросшие из тела...
     Бегут... И не прекратить тот бег - пока есть еще кому бежать...



                                    1

     Он проснулся.
     Проснулся, задыхаясь. Руки,  ноги,  все  тело  его  еще  принадлежали
сумасшедшему бегу.
     Несколько минут Эрон лежал, ловя ртом воздух. Чувство  победы,  но  и
неудовлетворенности переполняли его.  Лишь  недавно  бег,  который  внушал
страх, наполнился новым содержанием, вызывая теперь заодно и восторг.
     Но бег был во сне, и чем прекраснее ощущал он себя во  время  полета,
когда можно было забыть о времени, пространстве,  оставить  позади  обиду,
непризнание и пустоту жизненной тусклости, тем с большей реалистичностью и
жестокостью наваливались они вместе  с  пробуждением  на  его  истерзанную
душу.
     Нет чудесного города, нет полета - есть только опостылевшая  комнатка
и мир, где ты - никто, где  любой  может  безнаказанно  смотреть  на  тебя
свысока.
     Иногда при мыслях о собственном существовании Эрона  одолевала  такая
грусть, что ему хотелось просто перечеркнуть все это одним  ударом.  Одним
глотком  кофе  с  цианидом.  Одним  выстрелом.  Одним  прыжком  с   крыши,
наконец...
     Последний вариант нравился  Эрону  больше  всего:  полет  должен  был
напоминать ночной бег. И все же Эрон Бун пока еще жил, да  и  страх  перед
снами, в которые хотелось уйти, покинул его слишком недавно.
     И еще одна причина держала его на Земле.
     Глория.
     Глория была единственным светлым пятном  на  черноте  его  жизненного
пути. Не бог весть какая  красавица,  не  кладезь  ума,  но  она  обладала
удивительной способностью принимать его таким, каким он есть, и появлялась
в тот момент, когда ему нужней всего было  человеческое  общество.  Глория
всерьез подтверждала "теорию половинки" - лишь она могла подойти  к  Эрону
так и тогда, чтобы он не ощутил при этом ни малейшего дискомфорта,  словно
оба и впрямь были частями единого механизма - вроде бы и самостоятельными,
но дополняющими друг друга.
     "Глория... Как я хотел бы ее сейчас увидеть",  -  не  успел  подумать
Эрон, как от двери послышался чуть хриплый женский голос:
     - Привет!
     Она была одета в один халатик, застегнутый на пару пуговиц, но,  судя
по движению ее пальцев, и тот должен был с  секунды  на  секунду  слететь,
обнажая ее полноватые округлые плечи.
     Глория всегда умела предчувствовать желания Эрона...
     - Доброе утро! -  он  повернулся  на  бок  и  приподнялся  на  локте,
встречаясь с ней взглядом. Она смотрела ласково, по-матерински...
     Ох, какая неудачная мысль!
     Эрон не любил вспоминать о их разнице в возрасте. Глория была намного
старше его. Двадцать и двадцать пять - это  совсем  не  то,  что,  скажем,
двадцать пять и тридцать. Уж лучше обо всем этом не задумываться...
     - Как ты? - она присела на  край  кровати,  нежно  прикасаясь  теплой
ладонью к его щеке. - У тебя все в порядке?
     - Да. А что случилось?
     - Ничего, - наклонила голову Глория.
     "Просто я люблю тебя,  и  мне  тяжело  видеть,  каким  измученным  ты
бываешь по  утрам!"  -  сообщили  ее  глубокие,  вечно  светящиеся  особой
грустинкой глаза.
     - Ну и хорошо... - Эрон  откинулся  на  подушку,  затем  поймал  руку
Глории и прижал к своей груди. Ему было приятно прикасаться к  ее  мягкой,
нежной коже.
     - Вот что, Эрон... - Глория сдвинула брови и чуть слышно вздохнула.
     Она колебалась,  стоит  ли  начинать  этот  разговор,  и  чтобы  хоть
ненадолго оттянуть его, окончательно сбросила халат и залезла в кровать  с
ногами, усаживаясь на Эрона сверху.
     Возбуждаясь от прикосновения ее теплого тела,  Эрон  потянулся  было,
чтобы схватить подругу в объятия, прижать ее к себе поплотнее, но  вовремя
заметил выражение ее глаз и замер, давая возможность ей высказаться.
     - Я долго думала об этом, - вновь начала она, поняв, что тянуть время
больше  невозможно.  -  Скажи,  неужели  тебе  не  хочется  уехать  отсюда
куда-нибудь далеко, туда, где мы будем совсем одни?
     Эрон негромко вздохнул. Совсем недавно и он хотел уехать, не  понимая
того, что всюду его будет ждать лишь холодное презрение и  отчуждение.  Но
теперь-то он это знал... Знание свело  на  нет  все  его  порывы.  К  чему
суетиться, если проклятый мир всюду одинаков? А  желание  Глории  остаться
наедине...
     - Ты думаешь, что мы сможем быть более одни, чем здесь? - спросил он.
     - Послушай, я ведь не шучу... - Глория  поморщилась.  Разве  это  она
хотела  сказать?  До  чего  обидно  бывает,  когда  слова  только   мешают
пониманию... но как объяснить все, о чем думаешь? - Я в самом деле  готова
отказаться от работы, - продолжила она, - бросить все и уехать куда-нибудь
подальше, где нет никаких срочных дел, никаких телефонных звонков...
     Она прищурилась, стараясь оценить, насколько ей на этот  раз  удалось
передать словами сжигающее ее чувство, но выражение лица Эрона  ничего  ей
не  сообщило.  Все  так  же  его  взгляд  застывал   время   от   времени,
свидетельствуя о глубоком уходе в себя; все та же тоска светилась  в  нем;
но отклика  на  ее  конкретные  слова  не  было  заметно.  И  сложно  было
утверждать, что Эрон действительно их расслышал: Глория не раз ловила себя
на том, что, находясь рядом с ним, на самом деле беседует с  пустотой.  Но
сейчас Эрон слушал ее на самом деле.
     - Ну и что это тебе даст? - поинтересовался он,  и  наступила  пауза,
которой хватило на то, чтобы мысли ненадолго отошли на второй план, а тела
принялись разговаривать на своем языке.
     Кожа - к коже, губы - к губам...
     Наконец Эрон вновь  выпустил  ее  и  Глория  села,  поправляя  сбитую
прическу.
     - Кстати, опять звонил Дейкер, - вспомнила она, немного отдышавшись.
     - Он не сказал, зачем?
     Лицо Эрона изменилось, став напряженнее и жестче.
     Упоминания о докторе никогда  не  казались  ему  приятными.  В  жизни
каждого человека есть ряд вещей, без которых не обойтись, но о которых  не
хочется упоминать без крайней необходимости.
     Что знала о его личных взаимоотношениях с Дейкером Глория? Только то,
что сам Эрон удосужился ей сообщить?
     - Нет, я  не  знаю,  чего  он  хочет,  -  ответила  девушка,  и  Эрон
почувствовал облегчение.
     Чем меньше она будет знать о его ненормальностях, тем лучше...
     - Может, он сумеет мне помочь, - глуховатым голосом пояснил Эрон.  Он
знал, насколько Глория небезразлична ко всему,  связанному  с  его  личной
жизнью. Любопытство могло подтолкнуть ее к  тому,  чтобы  она  сама  пошла
выяснять у Дейкера, что с Эроном происходит, - и Эрон не смог бы ее в этом
упрекнуть. Так что оптимальным  вариантом  было  говорить  ей  полуправду:
пусть она считает, что все дело в ночных кошмарах, - и дело  с  концом.  И
все же  одного  упоминания  о  Дейкере  хватило  для  того,  чтобы  Глория
заметила, как Эрон заволновался, как изменились его глаза,  даже  движения
стали скованней, будто он боялся выдать что-то неосторожным жестом.
     "Бедный Эрон, - подумала она. - Если  ты  хочешь,  я  не  стану  тебя
расспрашивать. Я ведь вижу, как тебе тяжело. Если ты  не  хочешь  говорить
мне правду - не надо. Я люблю тебя таким, каким ты есть, и  ты  не  можешь
иметь тайны, способной меня оттолкнуть".
     - Ты так думаешь? -  скорее  машинально,  чем  сознательно,  спросила
Глория вслух и тут же пожалела об этом: на  какой-то  миг  на  лице  Эрона
возникла гримаса боли, и, хотя она исчезла так же быстро, как и появилась,
девушка успела ощутить легкий укол совести.
     - Не знаю, - на лице Эрона заиграли желваки. - Я просто в смятении...
Я не знаю, что и думать...
     Эрон замолк и отвел взгляд.
     Глория чуть заметно кивнула: "Я понимаю тебя".
     "Кто тянул меня за язык? Зачем я заговорила об этом?"
     - И ты надеешься, доктор избавит тебя от твоих плохих снов?
     И кто это выдумал, что люди должны непременно говорить, общаясь  друг
с другом? Одно слово тянет второе, третье,  и  вот  уже  что-то  лишнее  и
ненужное вырвалось наружу,  разрушая  все,  что  только  можно.  Неудачная
мысль,  неуместный,  неловкий  вопрос...  Как  тут  вовремя  остановиться?
Глория, во всяком случае, не знала: фраза  выскользнула  на  свет  сама  и
удержать ее было невозможно.
     Эрон отвернулся, пряча от девушки глаза. Сама того  не  зная,  Глория
попала в самое чувствительное место. Не больное -  именно  чувствительное.
Дорого бы сам Эрон заплатил за то, чтобы ее можно было  посвятить  в  свою
тайну: страх опозориться  перед  самым  близким,  нет,  даже  единственным
близким ему человеком ставил заслон  перед  откровенностью.  Но  его  Эрон
убрать не мог.
     - Ты знаешь... - даже голос его звучал теперь натянуто, - они  больше
совсем не плохие!
     Эрон прикусил язык, мысленно возвращаясь к собственному сну, и  снова
перед его глазами замелькали причудливые  лица-маски,  мчащиеся  навстречу
стебли  высокой  сухой  травы  и  ворота,  за  которыми  скрывалось  нечто
бесконечно ему нужное...
     Взгляд Эрона поднялся к потолку и замер.
     Глория приподнялась, собираясь спросить его о чем-то еще,  но  тотчас
передумала: о чем можно расспрашивать человека, которого тут нет?
     И в самом деле - Эрон сейчас был очень далеко. Настолько далеко,  что
он и сам не мог бы объяснить, где именно.
     Зато он знал другое. Там он был у себя.



                                    2

     Ночь выдалась лунная - но мирной не  казалась.  Холодноватый  блеклый
свет, щедро разливающий по улицам  синие  оттенки,  был  неровным;  рваные
черные тучи асимметричными клочками, как сетью,  сплетенной  шизофреником,
затянули небо, - посмотришь - оторопь возьмет.
     Вроде ничего необычного:  луна,  тучи,  небо  -  но  все  вместе  они
складывались в особую картину - из тех, что следовало бы помещать в залы с
прибитой на двери табличкой: "Не для слабонервных". Странная магия - магия
абстрактного искусства, когда сам зритель не может понять, что  заставляет
его вздрагивать от страха или биться в припадке  эйфорического  хохота,  -
была присуща  этому  подавляюще  громадному  ночному  небу.  Тьма  бездны,
усмешки темных сил, мрачность веков - все оставило на его  полотнище  хотя
бы по нескольку мазков.
     Есть  ночи,  созданные  для  мечтаний,   есть   -   для   возвышенной
романтической  любви.  Бывают  ночи   и   скучно-деловые,   когда   хорошо
заканчивать сверхурочные  работы  или  спокойно  спать,  зная,  что  ничто
особенное тебя не потревожит. Но бывают и ночи, призванные сводить людей с
ума, толкать их на поступки непредсказуемые и жуткие.
     Эта ночь относилась к последним.
     Не случайно одна сверхтихая и неприметная  домохозяйка,  выглянув  на
секунду в окно, подумала вдруг, что... неплохо  бы  отравить  собственного
мужа. Просто так. Ни за что. Без всякого  смысла,  себе  в  ущерб,  только
потому,  что  небо  покрыто  нелепыми  пятнами,  а  круглый  лунный   диск
проглядывает сквозь них особо нагло и неприятно...
     Эта мысль была столь неожиданной и нелепой,  противоестественной  для
ее индивидуальности, что Минни Поттер испугалась и отшатнулась, задергивая
занавеску.
     "Что со мной?" - растерянно подумала она, вновь очутившись  в  уютной
гостиной, среди вещей привычных и милых,  показавшихся  вдруг  удивительно
родными. Ей трудно было поверить, что она могла хоть  на  миг  подумать  о
таком злодействе.
     Минни не имела привычки анализировать свои чувства  к  мужу.  Супруги
Поттеры настолько привыкли друг к другу, существуя при этом  каждый  своей
обособленной жизнью, что им не нужны были  ни  ненависть,  ни  любовь,  ни
что-либо другое.
     Минни была нежна с Сайласом. Он тоже  был  всегда  приветлив  и  даже
ласков - но это входило составной частью в общий домашний  уют,  или,  как
теперь  нередко  выражаются,  в  микроклимат.   Собственно,   ради   этого
микроклимата оба и жили  на  редкость  тихой  и  непримечательной  жизнью,
способной кому угодно  показаться  скучной,  как  бесконечная  асфальтовая
автострада: без выбоин, трещин, но и  без  неповторимой  индивидуальности,
придающей прелесть старым, особенно сельским, дорогам. И Минни, и  Сайласа
такое невыдающееся существование устраивало; тем более странным  выглядело
на этом фоне секундное безумство, навеянное Минни луной.
     Неужели их мирок дал трещину? Неужели Минни проглядела, что в их доме
возникли какие-то перемены? Ничто ведь не берется из ниоткуда...
     На всякий случай Минни, шаркая разношенными  тапками,  направилась  в
комнату с камином, где Сайлас, как обычно, сидел,  уткнувшись  взглядом  в
телевизор. В этот час шла его любимая программа. Хоккей.
     Сайлас сидел в том же самом кресле, в той  же  самой  позе,  в  какой
Минни могла наблюдать его в течение нескольких лет...
     Так откуда же взялась такая бредовая идея - поднять на него руку?
     Минни осторожно подошла поближе и, стесняясь  самой  себя,  потрогала
мужа за плечо. Даже на ощупь (как ни смешно это звучит, но для  Минни  это
имело огромное значение) он был таким, как  всегда:  немолодой,  обрюзгший
мужчина с обвисшей на подбородке  кожей  -  само  воплощение  неторопливой
жизненной стабильности.
     Словно в благодарность за  его  привычность,  Минни  обняла  Сайласа,
наваливаясь на мужа всем своим немалым избыточным весом.
     В этот момент на экране возле ворот сложилась  критическая  ситуация:
левый полузащитник перебросил шайбу нападающему, тот замахнулся и...
     Полное тело Минни напрочь заслонило собой телевизор, и Сайласу  сразу
стало душно и жарко.
     - Ты мне мешаешь! - протестующе  запыхтел  он,  выворачиваясь  из  ее
объятий.
     - Да ну? - невинно и удивленно спросила Минни.
     Сайлас посмотрел на супругу, стараясь понять, что за муха ее укусила,
но вид у Минни казался настолько счастливым и глупым,  что  он  просто  не
смог на нее рассердиться.
     В конце концов жена для того и существует,  чтобы  время  от  времени
одаривать его своей близостью.
     - Ах  ты  проказница!  -  Сайлас  расплылся  в  улыбке,  разгладившей
редковатые  мелкие  морщины   человека,   никогда   серьезно   ничего   не
переживавшего. Не  остались  без  движения  и  его  руки  -  вскоре  Минни
вскрикнула и залилась добродушным смешком.
     - Нет, это  ты  проказник!  -  толстушка  шутливо  погрозила  супругу
пальцем.
     Ей было приятно и легко сейчас: глупые и страшные мысли  окончательно
канули в небытие.
     - Ты есть хочешь? - заботливо поинтересовалась она.
     Сама Минни могла ужинать, завтракать и обедать бесконечное количество
раз в день.
     - Пожалуй, не отказался бы, - решил поддержать ее на этот раз Сайлас,
лениво вздохнул и вернулся к своему любимому занятию.
     За недолгое время их разговора шайба успела  перекочевать  к  воротам
"Носорогов",  и  к  мельканию  номеров  на  спинах   игроков   приходилось
присматриваться заново, чтобы понять, что к чему.
     Уточкой переваливаясь с боку на бок, Минни засеменила на кухню.
     - Я пойду принесу, - бросила она на пути.
     "Главное - не смотреть в окна, тогда все будет в порядке..."
     Вдруг Минни уловила на верху лестницы какое-то движение и  вздрогнула
- скорее от неожиданности, чем от настоящего испуга, - но, подняв  голову,
тотчас улыбнулась. Правда, еще через секунду напустила на себя строгий вид
- на верхней лестничной площадке стоял маленький Джонни.
     - А ты что здесь делаешь? -  почти  сурово  спросила  она  (настоящей
строгости Минни никогда не могла от себя добиться). - Кажется,  я  сказала
тебе, чтобы ты шел спать!
     - Я не могу, мама! - тоненьким умоляющим голоском проговорил  Джонни,
и Минни еле удержалась, чтобы снова не вздрогнуть,  на  этот  раз  уже  от
смутной тревоги.
     - Что это еще за выдумки? - еще строже спросила она. Но голос  ее  не
дрогнул только чудом.
     Минни не понимала, что ее могло напугать, но с каждой новой  секундой
ей становилось все неуютней. Одна лунища за окном чего стоит...
     - Мама, я видел кое-что!  -  в  голосе  ребенка  сквозил  неприкрытый
испуг. Сердце у Минни екнуло. Лишь  необходимость  играть  до  конца  роль
матери-защитницы,  непоколебимой  жизненной  опоры  для  своего   мальчика
заставила ее отмахнуться от его слов.
     - Ну что ты там мог видеть!
     - Мама, я видел мертвеца! - глядя вниз широко раскрытыми  глазенками,
проговорил Джонни. И только сейчас Минни обратила внимание, каким  бледным
и испуганным выглядит его личико.
     Несколько секунд она молчала, стараясь справиться со своими эмоциями.
Конечно, она, как взрослая и трезвая женщина, ни на миг не могла  поверить
в то, что Джонни и впрямь мог увидеть что-либо прямо  у  них  в  доме,  но
вместе с тем безотчетный страх старался убедить ее в обратном.
     А что если в  доме  и  на  самом  деле  кто-то  прячется?  Все  может
случиться в такую жуткую ночь... Или все-таки это просто наваждение?
     Все вещи в доме на своих местах, Сайлас смотрит свой телевизор... Все
- как всегда. Только вот Джонни не спится, да и в том  виновата  спятившая
луна и пятнистое небо...
     - Ладно, - уже более мягким тоном произнесла  Минни,  -  успокойся  и
ложись - тебе это только почудилось.
     - Но, мама! - в детском голосе появились нотки безнадежного отчаяния.
     - Ложись! - командным тоном проговорила Минни и тут же устыдилась: на
этот раз  собственная  "удавшаяся"  строгость  показалась  ей  проявлением
бессилия перед собственным страхом. И, словно извиняясь, она добавила:
     - Я подойду к тебе через минуту...
     Она подождала несколько минут, молча наблюдая, не уйдет ли Джонни,  -
но он продолжал стоять,  сжимая  побелевшими  ручонками  тонкие  балясины,
похожие сейчас на прутья клетки, куда его засадили. И Минни отвернулась  и
поспешила в сторону кухни, чувствуя, что просто сбегает  от  его  взгляда,
требующего ответа, и от собственного страха.
     Но в самом деле, чего можно вот так пугаться?
     Все на месте? Все - как всегда?
     Вроде и так...
     Минни нервно  распахнула  дверцу  шкафа  и  тупо  уставилась  внутрь.
Разумеется, она попала не туда: сухой завтрак должен был лежать  за  самой
крайней створкой, но беспокойство заставило ее перепутать дверцы.  Буркнув
себе под нос что-то неразборчивое, Минни исправила ошибку, и  в  ее  руках
оказался пакет с поджаренными ломтиками хлеба.
     Все на своих местах, все в порядке...
     За окном тихо улыбалась луна.
     Вой собак заставил Минни похолодеть. Неужели и  впрямь  ее  нехорошие
предчувствия имели под собой реальную основу? Да  нет,  не  может  быть...
Ведь все пока в порядке... Пока...
     В порядке?
     Уже сама не зная зачем, Минни подошла к  холодильнику.  (Как  страшно
поворачиваться спиной к двери!) Она ничего не собиралась брать оттуда,  но
надо же было хоть чем-нибудь заняться, чтобы отвлечься  от  все  растущего
страха.
     Джонни видел мертвеца... Сон, конечно, но кто сказал, что этот сон не
относится к категории вещих? Да и собаки воют...
     Швырнув продукты на ближайший стол,  Минни  заспешила  к  прихожей  и
припала к двери. Она не услышала ни звука, но молчание не успокаивало  ее,
- наоборот, страшило, как и всякая неизвестность. Уже откровенно дрожащими
руками она защелкнула задвижку. Достаточно ли такой защиты - или нет?
     Бледнея от страха, Минни огляделась  по  сторонам.  Каким  ненадежным
показался ей собственный дом! Что может дать одна  запертая  дверь,  когда
кругом столько окон? Заходи, кто хочешь, влезай, убивай!
     "Нет! - чуть не закричала она. - Ничего этого нет!!!"
     Рассеянным  и  затравленным  взглядом  Минни  снова   огляделась   по
сторонам. Ведь нет же рядом ничего странного, дом как дом, все на месте...
Вот  только  сердце  скачет,  да  волосы  шевелятся  на  голове  непонятно
почему... И Джонни, перепуганный и  бледный,  все  еще  торчит  где-то  на
лестнице, а она, Минни, не знает,  как  его  успокоить.  Кто  бы  саму  ее
успокоил и утешил!
     А Сайлас?
     Она вспомнила, как мирно сидит он напротив телевизора,  и  от  сердца
сразу отлегло. Не то чтобы страх прошел совсем, но  он  сразу  уменьшился.
Итак, стоит только взять бутерброды, подойти к Сайласу, обнять его, и  все
будет в порядке. Все в порядке...
     Торопливой походкой Минни заковыляла обратно на кухню.
     Вот и еда... Минни вновь сунулась  в  холодильник,  быстро  соорудила
пару бутербродов и заспешила туда, где тепло и уютно,  где  она  будет  не
одна. А потом они вместе, вдвоем, поднимутся к Джонни...
     Удар настиг ее сзади. В первый момент Минни не поняла, почему все  ее
тело пронзила вдруг жгучая  резкая  боль.  Не  поняла  она  также,  почему
падает.  Вдруг,  как  в  страшном  сне,   перед   ее   глазами   мелькнуло
полотняно-белое лицо, похожее  на  маску,  блеснуло  лезвие,  стремительно
приближаясь к телу, - и мир взорвался.
     Тяжелое и  неуклюжее  женское  тело  пролетело,  подброшенное  ударом
редкой  силы,  через  полкомнаты  и  грузно  врезалось  в  кухонный  стол.
Посыпалась посуда. Кокосовые орехи вылетели из ящика и покатились по полу,
разбрызгивая свежую лужу крови и чертя вслед за собой  по  кафелю  красные
влажные полосы, - словно гигантская когтистая лапа оставила в комнате свой
жуткий след.  Они  вылетели  в  коридор,  пересекли  еще  одну  комнату  и
остановились где-то у стены.
     Глядя на красные линии-пятна, Джонни еще сильнее вцепился в балясины.
Уж ему-то можно было не объяснять, что произошло, - спрятавшийся на  кухне
живой  мертвец  наверняка  напал  на  маму.  Джонни  тоже  иногда  смотрит
телевизор и знает, что бывает, когда на человека нападают такие существа.
     Но что же будет дальше?
     Все сильнее впивались в дерево детские пальцы.  Джонни  понимал,  что
мамы больше нет, и, хотя не мог  еще  оценить  весь  ужас  безвозвратности
слова "смерть", уже цепенел от инстинктивного  ужаса  перед  ней.  Детское
дыхание становилось все прерывистее и чаще...
     Тем временем в  прихожей,  а  затем  в  проходной  комнате  появилась
человеческая фигура. Во всяком случае, ее руки, ноги и тело,  вне  всякого
сомнения, принадлежали  представителю  рода  людского.  Но  вот  голова...
Вернее, лицо... Вместо глаз темнели маленькие щелки, будто бы нарисованные
углем, кривая полоска рта была напрочь лишена даже следов  губ,  на  месте
носа можно было не без труда различить всего  лишь  небольшую  выпуклость.
Зато сталь в руках поблескивала весьма выразительно - даже кровь не делала
ее более тусклой.
     Фигура остановилась, повертела головой (Джонни присел  от  страха)  и
наконец повернулась в ту сторону,  откуда  доносились  приглушенные  звуки
телевизора. Страсти на экране все накалялись: дошло до  драки,  несчастные
судьи напрасно пытались навести на поле хотя бы подобие порядка,  но  даже
несколько  удалений  не  помогли   нормализовать   обстановку.   Хоккеисты
уверовали в то, что сейчас происходит соревнование по  боксу  или  вольной
борьбе. Зрители на трибунах бесновались. Наконец  свалку  кое-как  удалось
растащить. И Сайлас облегченно вздохнул.
     Именно в этот момент сзади раздались шаги.
     "Минни,  -  подумал  он,  не  отрываясь  от  экрана,  и   облизнулся,
предвкушая что-нибудь вкусненькое. - Правда, не очень вовремя, но  ничего.
Был бы бутербродик..."
     В следующую секунду чья-то сильная и  грубая  рука  схватила  его  за
подбородок. Лезвие холодно прикоснулось к шее и с  удивительной  легкостью
вошло в нее, рассекая сосуды и кожу. Кровь хлынула на рубашку.
     Убийца отдернул руку.
     Где-то в телевизоре восторженно заорали: "Гол!!!"
     Дерево,  жесткое  и  совсем  еще  недавно  холодное,   потеплело   от
судорожного сжатия - Джонни уже не мог оторваться от него.
     Вот живой мертвец съел и отца... Что будет теперь? Что будет?
     Чудовище с фигурой человека неторопливо вышло из комнаты..
     Что будет?
     Убийца шагнул в сторону выхода.
     Джонни замер. Его маленькое  сердечко  затрепетало.  Неужели  мертвец
сейчас наконец уйдет?
     А папа и мама? Когда они снова оживут?
     Убийца замер на месте, затем начал медленно разворачиваться.
     Что теперь будет?
     Застыли вылезшие из орбит детские глаза. И  в  них  четко  отразилась
приближающаяся фигура с ножом.
     Что будет...
     Когда убийца встал на нижнюю ступеньку, дерево  под  ним  тоскливо  и
жалобно заскрипело...



                                    3

     В кабинете Дейкера  стояла  абстрактная  скульптура  -  металлический
толстый прут, загнутый самым что ни на есть невероятным образом.
     Эрона эта конструкция всегда раздражала. Ее так и хотелось  вывернуть
в другую сторону,  но,  вместо  того  чтобы  поддаться  силе,  она  просто
разворачивалась вместе с постаментом.
     Сам Дейкер наблюдал за  манипуляциями  Эрона  почти  равнодушно.  Его
забавляло, что практически все его пациенты отдавали этой  штуке  хотя  бы
несколько минут.
     Дейкер был худ, высок и носил очки. Сложно  было  заподозрить  в  нем
человека недюжинной силы, а между тем металлический прут выгнул "не  в  ту
сторону" именно он. Пациенты подсознательно всего лишь  старались  придать
сооружению его первоначальный вид.
     Подождав,  пока  Эрон  закончит  "играться",  Дейкер  поправил  очки,
смахнул несуществующую пыль с края стола и заговорил:
     - Ну, так как вы?
     Эрон резко вскинул голову и  впился  в  доктора  взглядом.  Стоит  ли
рассказывать ему о последних новостях?  Или,  может  быть,  гораздо  лучше
вообще отказаться от его услуг и дать выход  дремлющим  в  душе  мечтам  и
темным силам?
     - Пожалуй, - после недолгого колебания произнес он, - ничего  нового.
Изменений нет.
     Доктор прищурился: от него не укрылся чуть заметный призвук фальши.
     "А может, рассказать, - мелькнуло у Эрона, -  вдруг  доктор  поможет,
наконец, мне разобраться в себе? Хотя нет... Если бы он  был  способен  на
это, я бы уже знал о себе все. Почти все, по крайней мере. А так я  всякий
раз выворачиваюсь перед ним наизнанку и ничего не получаю взамен.  Сколько
может так продолжаться? Не лучше ли прекратить  напрасную  трату  денег  и
отказаться от его услуг?"
     - Ну, ничего, - с  расстановкой  проговорил  доктор.  -  Вы  ведь  не
рассчитывали,  что  все  это  пройдет  у  вас  за  один  день?   Поверьте,
большинство из моих коллег вообще не взялись бы за...
     - Я знаю, - поморщился Эрон.
     Конечно, этот докторишка, как всегда,  занят  больше  саморекламой  и
демонстрацией собственной значимости, чем его проблемой. При мысли об этом
Эрону вдруг стало скучно.
     И тут все то же... Во всем мире - одно и то же: никому  нет  дела  до
его страдающей души и до всего того, что тревожит его и сводит с ума.
     - Подумать только, - продолжал Дейкер, - как странно все это  звучит:
плохие сны, город Мидиан... Мне остается надеяться только  на  собственные
новейшие методики: они довольно эффективны, и я думаю, рано или поздно они
пойдут вам на пользу.
     "Пойдут? Что-то я не вижу, чтобы от них  был  какой-то  толк.  Но  во
всяком случае, доктор меня слушает, и с ним я могу быть откровенен. К тому
же, вдруг он действительно способен мне хоть  как-то  помочь?  Пусть  я  -
последний идиот, раз надеюсь на это, но должен  же  я  надеяться  хоть  на
что-то..."
     Эрон нахмурился, затем вновь поднял глаза - и  складки  на  его  лице
разгладились. Надежда оказалась сильнее недоверия.
     - Поймите, доктор, - быстро заговорил он, - я в отчаянии. Я просто не
знаю, что мне делать! Мне кажется, что у меня  нет  своего  места  в  этой
жизни! Мне вообще нигде нет места. Я просто не знаю, куда мне уехать...
     Пожалуй, любой художник, увидевший выражение лица  Эрона  и  сумевший
адекватно  перенести  его  на  бумагу,  прославился  бы  как  новый  гений
реализма, но Дейкер не питал особых чувств к изобразительному искусству  и
вообще считал любое чрезмерное проявление своих чувств патологией.
     В  его  представлении  Эрон  был   психопатом.   Самым   обыкновенным
психопатом,  как  и  все  остальные  клиенты.  В  самом  деле,  станет  ли
нормальный человек обращаться к психиатру? А  метания  души  и  все  такое
прочее,  придуманное  другими  добившимися   известности   психами   вроде
писателей и особенно - поэтов, казались ему чушью.
     Да и чего еще можно ожидать от людей, принадлежащих  к  вырождающейся
нации? Хорошо еще, что хоть у  некоторых  хватает  самокритичности,  чтобы
признать собственную неполноценность...
     -  Вы  никуда  не  можете  деться,   -   заскользил   он   по   Эрону
изучающе-снисходительным взглядом. - Потому что все дело в вас самом. Куда
бы вы ни уехали, воображение все равно  перенесет  вас  в  ваш  выдуманный
город.
     Эрон на мгновение зажмурился.
     "Ну что, добился? - спросил он себя. - Нет, отношения с доктором надо
было прервать в самом начале. Ну разве это проблема - сны? Все их видят, а
содержание... Никому не должно быть до этого дела".
     - Но ведь это всего лишь сны, доктор! - воскликнул он. - Неужели  это
так серьезно? Сон, мысль - это ведь нечто словно и несуществующее...
     Внезапно Эрон осекся. В самом деле  -  плохие  сны  снятся  многим  и
многие обращаются с ними к врачам, но никогда и никто не относился  к  ним
так серьезно. Так значит ли это, что доктор знает о нем что-то еще - то, о
чем сам Эрон еще не догадывается? Да и  сами  сны  -  не  слишком  ли  они
необычны и осязаемы, чтобы заподозрить, что за ними стоит нечто большее?
     Липкий неприятный холодок прополз по его спине. Да, Дейкер  наверняка
что-то скрывает!
     И действительно, лицо доктора вдруг посерьезнело.
     - Понимаете, Бун, - проговорил он, - я внимательно изучил все, что вы
рассказывали. В ваших снах постоянно  звучит  мотив  смерти,  убийства.  А
когда речь идет об убийствах, -  при  этих  словах  Эрон  напрягся,  жадно
впитывая в себя каждое слово, - ваши  мысли  легко  могут  превратиться  в
дела. Вы не задумывались об этом?
     Кровь отлила от лица Эрона, когда он услышал эти слова.
     Убийства... Они действительно слишком часто повторялись в  его  снах.
Убивали странных людей. Убивали его самого. Убивал и он сам. Он зажмурился
и тут же увидел льющуюся отовсюду кровь. Густые глянцевые капли  текли  по
стенам,  набухали  на  потолке  и  срывались  с  него,  вляпываясь  в  пол
звездчатыми пятнами. Их становилось все больше и больше, и  вот  уже  весь
пол покрывался таким же красным, резко пахнущим слоем жидкости.
     - О чем вы, доктор?!  -  срывающимся  голосом  повторил  Эрон,  вновь
открывая глаза.
     Дейкер смотрел прямо на него, и Эрону показалось,  что  на  его  лице
можно прочесть приговор.
     - Вы не знаете, что происходит в нашем городе в  последнее  время?  -
каждое новое слово все больнее ударяло Эрона.
     Убийства... убийца...
     Но ведь это всего лишь сны!
     Или - не только?
     Как капала в них кровь! И как приятно было ее видеть...  Так  неужели
разгадка именно в этом?
     - Нет, не знаю... А что? - Эрон впился взглядом в лицо доктора.
     Есть ли хоть какая-то надежда? Может, он скажет,  что  все  это  так,
одни догадки, нехорошие подозрения... Ведь нельзя же  в  самом  деле  быть
убийцей, даже не подозревая об этом! Конечно, нельзя...
     Но нет, если бы все было в порядке, разве Дейкер стал бы смотреть  на
него так жестко и безжалостно?
     - Дело в том, - продолжал чеканить слова доктор, - что на днях ко мне
приходили за помощью из полиции.  Они  оставили  мне  довольно  любопытные
фотографии...
     - Зачем? - дернулся Эрон.
     Он был близок к панике. Зачем доктор заговорил с ним об этом? Что  на
этих фотографиях? Он сам, Эрон  Бун?  Наверное...  Эрон  Бун,  сумасшедший
убийца-лунатик.
     - Им хотелось узнать, кто из моих  пациентов  способен  на  такое,  -
выдержав паузу, продолжил Дейкер и вновь ненадолго замолчал,  давая  Эрону
возможность поглубже прочувствовать  ожидание.  -  Пока  я  им  не  сказал
ничего. Может, вы взглянете на эти фотографии?
     - Зачем? - замирающим голосом повторил Эрон.
     Значит, на фото не он... Но что тогда?
     Поняв, что там должно быть, он содрогнулся. Если  это  не  фотографии
убийцы, значит, там засняты жертвы. Если они похожи на те, что он видел во
сне, это ужасно. Нет, лучше бы не видеть...
     А безжалостный голос доктора продолжал свое:
     -  Помните,  как  вы  описывали   убийства,   совершаемые   во   сне?
Присмотритесь, может, вы узнаете что-либо... Если  ваши  сны  не  являлись
только снами, вы должны были что-то запомнить - дома, лица... Так как?
     Черно-белые фотографии легли перед Эроном, требуя, чтобы  он  на  них
взглянул, и он не смог сопротивляться их безмолвному приказу.
     Нет, это не было похоже на его сны - все было проще и ужасней. Полная
женщина со вспоротым животом -  блестящие  черные  узлы  кишок  вывалились
через дыру и  висели  петлями...  Другая,  более  худая,  с  вытаращенными
глазами и вывалившимся изо рта языком, - ее грудь рассекали кривые  рваные
раны... Мужчина с разорванным горлом... Ребенок...
     Нет, только не это!
     Кровь застучала у Эрона в висках, комок подступил к горлу. Он не  мог
сделать это, не должен был! Даже в самых жутких своих снах он не переходил
определенной черты.
     Этого не было! Не было! НЕ БЫЛО!!!
     Комната поплыла у него перед глазами. А если  было?  Какое  право  он
тогда имеет жить?
     Нет, это исключено... Он не мог сделать этого. Не мог!
     - Нет! - выдохнул Эрон.
     -  Вы  уверены,  что  это  вам  ничего  не  напоминает?  -  вкрадчиво
поинтересовался доктор.
     Эрон покачал головой. Нет, пора брать себя в руки...
     - Да, - на какую-то секунду он смог прийти в себя. - Заберите это!
     Дейкер криво усмехнулся. Что бы Бун  ни  говорил,  его  реакция  была
достаточно красноречивой. Видел бы его инспектор полиции - наверняка  дело
очень быстро было бы передано в суд.
     Впрочем, Дейкера это не устраивало. Ну кому станет лучше от того, что
Буна упекут за решетку? Никому, ясное дело... Не время еще для этого.
     - Вы знаете, сколько было случаев в этом году? -  доктор  перетасовал
фотографии и снова придвинул их поближе к Эрону, тотчас отведшему  от  них
взгляд. - Шесть семей за десять месяцев...
     Это было последней каплей - Эрон взвился с места.
     - Доктор, зачем вы мне все это говорите?! - оскалился он. - Я  и  так
не знаю, что мне делать!
     "Вот ты уже и готов", - отметил про себя  доктор  и  опять  предложил
фотографии, не отрывая взгляда от истерзанного трупа на верхней из них.
     -  Что  делать?  -  переспросил  Дейкер,  и  его  губы  неопределенно
дернулись. - Возьмите это. Может, вам поможет...
     Рука  Эрона  машинально  потянулась  к   фотографиям,   но   тут   же
отдернулась, как от ожога.
     "Поможет... Что - поможет? Вспомнить? Но что вспоминать... Или просто
убедить себя в том, что это сделал я? - Эрон едва ли не бегом  бросился  к
двери, хватая фотографии на ходу и засовывая их в карман. - Ну нет.  Этого
не  может  быть!..  (Дейкер  проводил  его  безжалостным  и   внимательным
взглядом. Дверь с треском закрылась.) Хотя, с другой стороны, как  я  могу
быть уверен в этом? Что я знаю о себе? Что я вообще могу знать кроме того,
что я в разладе со всем этим  миром  и  что  мне  некому  доверять,  кроме
Глории? Но и с ней я теперь не могу быть откровенным: если то, что  сказал
Дейкер, правда, я не имею права в ответ на ее доброту взвалить на ее плечи
еще и эту тяжесть.  Ей  этого  не  перенести...  -  продолжал  думать  он,
стремительно вылетая на улицу. - Или я все же невиновен? Как бы  я  хотел,
чтобы это было так! Но кто тогда сделал это? Кто? Я ведь  совсем  не  знаю
себя, того, что скрыто во мне. А во мне что-то явно скрыто...  Вот  взять,
например, то, что внутри меня возник этот город. Как я мог  выдумать  его?
Да и выдумал ли?  Что  если  это  он  -  реальность,  может,  единственная
реальность в этом проклятом мире? Тогда реально и то, что я - убийца. Я  -
убийца. Монстр. Опасный для общества маньяк. Чудовище... Так  неужели  все
это - правда?"
     Эрон мчался по улице среди людского потока и ничего не  видел  вокруг
себя.
     Так неужели его сон не был сном?



                                    4

     Ей всегда было  тяжело  взбегать  вверх  по  лестнице  -  сказывалось
отсутствие физических упражнений. Не раз у самой верхней ступеньки  Глории
приходилось останавливаться из-за одышки. Именно у последней  ступеньки  -
почему-то она давалась девушке с  особым  трудом,  словно  на  нее  кто-то
наложил заклятие.
     Особенно  тяжело  было  взбегать  с  сумкой.  Еще  не  добравшись  до
"рокового рубежа",  Глория  сбросила  ее  на  перила  и  заспешила  вверх,
расстегивая на ходу верхнюю пуговицу курточки.
     Глории не хотелось забуксовать  на  полдороге:  ее  мучило  нехорошее
предчувствие, избавиться от которого она  смогла  бы,  лишь  увидев  Эрона
собственными глазами.
     Любящее сердце всегда способно угадать, почувствовать даже  невидимые
со стороны изменения, а то, что происходило с Эроном, было заметно и  так.
Он менялся - и это пугало Глорию.
     Наверное, Эрон удивился бы, узнав, что он нужен Глории не меньше, чем
она ему. Несмотря на  внешнюю  благополучность  и  обычность,  она  всегда
чувствовала себя несовременной и одинокой, и человек, с которым можно было
иногда просто  поговорить  -  не  обменяться  парой  незначащих  фраз  или
комплиментов,  не  обсудить  позы,  которые  придется  через  пять   минут
принимать в постели, а именно пообщаться, -  такой  человек  был  для  нее
настоящей отдушиной.
     Да, Эрон сильно отличался от всех, кого она знала. Глория не могла не
осознавать этого. Но значило ли это, что он хуже других?  Ничуть.  Он  мог
быть сумасшедшим, но он мог быть и гением, гениальность которого еще никем
не замечена и не раскрыта. Хотя бы гением мечты.
     Глория не раз ловила себя на том, что  когда  Эрон  начинает  мечтать
вслух, то она сама видит какие-то новые миры отчетливо до галлюцинаций.
     Если бы он писал... Если бы он занялся  живописью...  -  мечтала  она
иногда, но ни разу не решилась вслух предложить это ему. Раз уж он до  сих
пор не занялся ничем подобным, значит, его гениальность находится совсем в
иной плоскости.
     И все же Глория не могла понять, что гонит ее домой  с  такой  силой.
Она была в магазине, когда на нее нашла уверенность, что с  Эроном  что-то
случилось или случится. Бросив все покупки, она метнулась к выходу  и  всю
дорогу донимала  шофера  такси:  "Быстрее!  Еще  быстрее!!!"  -  а  сердце
замирало от уверенности, что она все равно не успеет. Да и кто еще  сказал
ей, что Эрон находится у нее дома, а не на своем чердаке?
     - Босс? - по привычке совершенно серьезно произнесла она.
     Ответа не последовало.
     Первый же быстрый взгляд сообщил ей, что Эрона дома нет.
     Где-то возле кровати валялось небрежно сброшенное  одеяло,  несколько
комиксов лежало на полу, но ни одна вещь не говорила о том, что  Эрон  еще
здесь.
     Глория остановилась.
     Если Эрона нет здесь, то в первую очередь стоит позвонить ему домой.
     Спотыкаясь на ходу, она подбежала к  телефону  и  несколько  неуклюже
опустилась на корточки... От быстрого бега Глория ощущала легкую  тошноту.
Пальцы, набирающие номер, плохо подчинялись.
     - Алло! - закричала она  в  трубку,  как  только  прерывистый  зуммер
прекратился, а в аппарате что-то щелкнуло. - Алло!
     - Алло, - раздался в трубке знакомый голос, и она едва сдержала вздох
облегчения: Эрон был у себя.
     - Что? - переспросила она (все другие слова куда-то пропали), но  все
тот же голос продолжал отстраненно и равнодушно:
     - Говорите, пожалуйста... Говорите...
     У Глории закружилась голова: ей  отвечал  не  Эрон,  а  магнитофонная
лента. Она уже и раньше слышала эту запись.
     Но где же тогда он сам? Куда его занесло?
     - Если можешь - приезжай  сюда,  -  выпалила  она  и,  запнувшись  на
секунду, добавила: - Поскорее...
     "Я боюсь за тебя, - звучало в этих словах.  -  Отзовись!  Я  ведь  не
переживу, если с тобой что-то случится..."
     Трубка упала на рычаг, и ослабевшие  руки  плетьми  вытянулись  вдоль
тела. Растерянный тяжелый взгляд уперся в телефон, словно упрекая его, что
он вместо Эрона соединил ее всего лишь с автоответчиком.
     "С ним что-то случилось, - каруселью вертелось у Глории в голове. - С
ним наверняка что-то случилось..."
     Молчащая квартира,  нелепо  разбросанные  вещи,  сама  тишина  -  все
подтверждало, что скоро сбудутся самые худшие из ее опасений.
     Неужели она никогда не увидит Эрона? Неужели никогда?



                                    5

     "Я не  вернусь",  -  думал  между  тем  Эрон,  лавируя  среди  толпы.
Мелькающая перед глазами пестрота угнетала его хотя бы уже тем, что немало
было в ней пятен кроваво-красного цвета. Цвета крови...
     "Убийца!" - во весь голос кричали эти пятна.
     "Убийца!" - вопил алый свет светофора.
     Где-то вокруг шаркала ногами об асфальт,  топала,  стучала  подошвами
людская  масса,  рычали  моторы,  скрипели-шипели  тормоза,  и  все  звуки
складывались в одно повторяющееся короткое слово: "Убийца!".
     "Убийца" - билось в висках. "Убийца" - стучало сердце.
     Можно  ли  представить  себе  больший  страх,  больший  кошмар,   чем
испытываемый человеком, на которого весь мир указывает пальцем и кричит во
весь голос: "Вот он, монстр! Бей его! Лови убийцу!" - но  и  сам  человек,
жалкий и загнанный, всем своим естеством  готов  присоединиться  к  общему
хору.
     Убийца!
     Сколько времени он бредет вот так? Не оценить, ни подсчитать...
     Начинало темнеть. Уже не цвет одежды кроваво брызгал Эрону в  лицо  -
яркие огни реклам.
     Почему в них так много красного? Уж не потому ли, что это цвет крови,
цвет насильственного прерывания человеческой жизни и он  имеет  для  людей
особый смысл?
     Постепенно Эрону стало казаться, что весь мир залит  этими  кровавыми
огнями. Красный цвет шел отовсюду и тоже кричал,  обличая  его:  "Вот  он,
монстр! Ловите!".
     "Я должен  уйти...  Я  должен  умереть,  исчезнуть,  прекратить  свое
существование", - повторял Эрон про  себя,  мотая  головой  из  стороны  в
сторону: найдется ли хоть где спасение от этого кровавого  огня?  Или  нет
его и вовсе для проклятого всеми и всем?
     Наконец Эрон не выдержал и зажмурился, но лучше бы он этого не делал!
     Красный свет исчез, взамен его  вынырнула  и  застыла  перед  глазами
безжалостная  черно-белая  графика  фотокарточек.  Замелькали   искаженные
страхом  и  предсмертными  судорогами  лица.  Рваные  неровные   раны   на
бессмысленно выгнутых телах выпятили наружу все свое уродство - в них было
что-то почти порнографическое. Вот через эту  лезут  знакомые  глянцеватые
кишки, тут кончик ножа поддел и вытянул  петлей  сухожилия,  там  блеснула
обнажившаяся кость...
     Фотографии тоже дышали кровью, но уже другой -  черной,  липкой,  как
деготь, - и она приклеивалась ко взгляду, приставала к рукам...
     "Но ведь я не хотел этого! - казалось,  даже  мысль  от  невероятного
перенапряжения сорвала свой голос. - Я не хотел!"
     Эрон рванулся, заморгал, но смог  только  вырваться  из  черно-белого
плена фотографий - взамен возник все тот же кровавый свет. Со всех  сторон
вокруг  него  что-то  лязгало  и  рычало;  где-то  на  периферии  сознания
пронеслась мысль о том, что он остался один - все  люди,  окружавшие  его,
куда-то исчезли.
     Все правильно. Убийца должен быть одинок...
     Но сколько наедине с ним осталось отчаяния, ужаса, крови... Под  силу
ли это вытерпеть одному человеку?
     Эрон застонал. Наваждение усиливалось - теперь  очертания  фотографий
вспыхивали перед ним и посреди красного.
     Красная  кожа,  липкая  черная  кровь...  От  нее  не  скроешься,  не
сбежишь...
     А что значат мчащиеся навстречу круглые  светлые  круги,  похожие  на
глаза огромных зверей? Они летят на  него,  проносятся  мимо  со  страшным
рычанием, обдают теплым густым воздухом...
     ...Когда водитель грузовика увидел перед собой посреди проезжей части
шатающуюся фигуру, остановиться уже было невозможно.
     Тормоза  заскрипели,  завизжали,  но  поздно:  незнакомец  исчез  под
капотом, всплеснув руками, - не было слышно даже крика.
     Грузовик остановился.
     Со всех сторон  к  месту  происшествия  уже  собиралась  толпа.  Люди
толкались, отпихивали друг друга...
     - Человек под колесами!
     - Умер?
     - Нет, кажется, жив...
     - Полиция! Пропустите полицию...
     - Врача сюда!
     Голоса слились в единый гул, но Эрон их не слышал, как не  чувствовал
боли, - он словно засыпал, медленно проваливаясь в небытие.
     - Спокойно! - чьи-то руки приподняли вдруг его голову, в то время как
кто-то другой быстро пробежал пальцами по ребрам, проверяя их целость.
     - Что вас вывело на улицу?
     Эрон промычал что-то неразборчивое. Он и не слышал вопроса.
     Скорей бы все это закончилось...
     Пальцы остановились, щупая пульс на руке Эрона, и вдруг  разжались  -
быстро, словно испуганно.
     Рука Эрона сжимала пачку листов глянцевого  фотокартона  -  он  и  не
заметил, как вытащил ее.
     - Посмотрите, что у него!
     - Они... - Эрон не помнил, говорил ли это вслух или нет,  -  они  все
мертвы... Они убиты... Шесть семей за десять месяцев...
     - Успокойтесь...
     - За десять месяцев!..
     "Успокойтесь... успокойтесь... успокойтесь..."
     Голос растаял, и наконец на Эрона снизошла долгожданная беспросветная
темнота...



                                    6

     Где он? Что с ним?
     Глория закусила нижнюю губу и уперлась взглядом в циферблат часов.
     Эрона нет дома, нет тут... Куда он мог пойти? К Дейкеру?
     Резким движением она вновь притянула к  себе  ненавистный  телефонный
аппарат, и розовые пальчики забегали по нему, набирая номер.
     - Алло, доктор?
     - Алло... С кем я говорю?
     - Неважно, - Глория почувствовала, что  краснеет.  Зачем  она  только
позвонила ему! - Скажите, Эрон Бун у вас?
     - Он был у меня... С кем я разговариваю?
     - Неважно, - Глория почувствовала, что покрывается потом. - Он  давно
ушел?
     - Около часа назад. Может, больше. Так с кем...
     Глория с силой опустила трубку на рычаг. Итак, Эрона нет и там... Так
где же он?
     Глория закрыла глаза. Ей не хотелось думать о том, что с Эроном  и  в
самом деле что-то произошло.
     Но где же он тогда?
     В отчаянном порыве девушка бросилась к окну  и  уставилась  на  небо.
Через секунду она отшатнулась - настолько холодно и  насмешливо  заглянула
ей в глаза луна. От ее света веяло бедой...
     - Эрон! - простонала Глория, падая в кресло,  и  новая  мысль,  давно
ходившая вокруг да около, поразила ее: "Я больше никогда не увижу его.  Во
всяком случае - живым".



                                    7

     "Я жив", - просто и тупо подумал  Эрон,  точнее,  констатировал  этот
факт.
     Он и в самом деле был жив и лежал на кровати, достаточно неудобной  и
жесткой, чтобы догадаться, что она больничная. Можно было открыть глаза  и
окончательно убедиться в этом,  но  вот  как  раз  открывать  глаза  Эрону
хотелось меньше всего.
     Зачем, если жизнь все равно кончена? Да и кто сказал, что он именно в
больнице?  Он  не  удивился   бы,   увидев   не   больничную   палату,   а
камеру-одиночку. Самое подходящее место для убийцы.
     Эрон пошевелился и снова замер.
     "Как жаль, что мне так не повезло. Я ведь, кажется, попал под машину?
Просто обидно: выбраться  из-под  колес  на  электрический  стул!  Умирать
приятнее сразу!"
     Подумав об этом, Эрон понял вдруг, что, не  желая  жить,  он  все  же
боится смерти. Да, он принял бы ее, приди она  сразу,  так,  чтобы  о  ней
можно было не думать, но ждать сперва приговора, а потом его исполнения...
Увольте!
     "Но ведь это не я! - взмолился он. - Не я!!! Зачем я  вообще  остался
жив?"
     Эрон застонал.
     Зачем еще и это несчастье свалилось на его голову?
     А Глория? Разве не легче было бы ей узнать, что он всего  лишь  попал
под машину, чем читать заголовки  газет,  кричащие  о  поимке  чудовищного
маньяка? Ей-то за что?
     И с новой силой на него навалилась тоска по иррациональному  Мидиану.
Уж лучше быть монстром - рогатым  и  когтистым,  чем  невольным  выродком,
способным уничтожать тех, кто не причинял ему  зла.  Если  бы  хоть  среди
убитых не было детей...
     Как здорово было бы  навсегда  уйти  в  свой  сон,  перечеркнуть  эту
проклятую действительность, сбежать в Мидиан...
     "Я хочу в Мидиан! - обжигая  душу  изнутри,  загорелась  мысль.  -  Я
хочу..."
     - Возьмите меня в Мидиан! -  донеслось  вдруг  до  его  ушей.  Кто-то
шептал, отчаянно и неровно: - Возьмите меня в Мидиан!
     "Это я говорю или не я?" - вздрогнул Эрон, открывая глаза.
     Камеры не было. Не было решеток на окнах - как, впрочем,  не  было  и
самих окон. Вместо них была белизна стен. И еще  была  дверь.  Открытая...
Больница?
     И еще был голос,  который  сбивчиво  молил  где-то  за  этой  дверью,
невдалеке, о том, что и сам Эрон готов был выпрашивать у судьбы,  стоя  на
коленях.
     - Я умоляю, прошу, - шептал, стонал невидимый незнакомец, -  возьмите
меня в Мидиан!
     Не веря своим ушам, Эрон сел на  койке  и  подумал,  что  стоит  себя
ущипнуть. Впрочем, щипать себя не понадобилось: боль  от  удара  о  машину
достаточно  красноречиво  сообщила  ему,  что  он  не  спит.  Возникнув  в
позвоночнике, она огнем прокатилась по всему телу, и перед  глазами  Эрона
заплясали золотистые искры. Длилось  это  недолго:  потрясение,  вызванное
Голосом, отвлекло его от своего самочувствия, забрав всю энергию на себя.
     Стиснув зубы, Эрон встал.
     - ...Я готов на все, только помогите мне попасть  туда,  -  продолжал
взывать голос.
     Не без труда Эрон доплелся до двери, задержался возле нее всего  лишь
на миг, чтобы передохнуть, опираясь на косяк, и, набравшись сил,  заставил
себя выйти в коридор.
     Вначале ему на глаза попалось огромное окно. Оно занимало собой почти
всю стену, но даже на расстоянии можно было догадаться о его прочности: не
повезло бы тому сумасшедшему, который вздумал  спутать  его  с  добавочной
дверью.
     Вдоль окна суетливо, как зверь вдоль решетки клетки, ходил  невысокий
человек.  Одного  взгляда  на  него  было  достаточно,  чтобы  улетучились
сомнения относительно медицинской специализации этого лечебного заведения:
перед Эроном находился безумец.  Его  выпученные  глаза  жадно  и  странно
смотрели сквозь прозрачную пластиковую толщу куда-то за город,  в  сторону
горных вершин, а мимические мышцы выплясывали на лице ни на что не похожий
оригинальный танец. Да и в самих  чертах  незнакомца  проглядывало  что-то
диковатое, звериное, точнее - обезьянье. И в  то  же  время  его  лицо  не
производило отталкивающего впечатления, может быть,  потому,  что  в  этих
нелепых ужимках проглядывали боль и глубокая тоска.
     - Возьмите меня...
     Эрон замер на пороге, продолжая изучать незнакомца.
     "Бедняга, - рассуждал он. - Вот и еще один такой же сумасшедший,  как
я... Или - не сумасшедший? Если  Мидиан  моя  выдумка,  откуда  бы  кто-то
третий, посторонний - я ведь никогда раньше не видел этого человека, - мог
узнать название города, приходящего ко мне в снах?"
     - Возьмите меня в Мидиан, - не  унимался  безумец.  -  Заберите  меня
туда... - на какую-то секунду он  замолк,  прислушиваясь,  а  потом  вновь
взмолился: - Ну почему они не приходят?
     - В Мидиан... - механически повторил Эрон.
     - В Мидиан... - подтвердил безумец, и вдруг глаза его округлились,  а
мышцы напряглись: он понял, что рядом кто-то есть.
     - Что ты сказал? - не дожидаясь окончания паузы, шагнул вперед Эрон.
     Его трясло. Казалось, что от ответа этого сумасшедшего (или все же не
сумасшедшего?) зависит теперь вся его дальнейшая судьба.
     Во всяком случае, он тоже знал про Мидиан...
     - А  разве  я  что-то  говорил?  -  испуганно  шарахнулся  в  сторону
незнакомец, и взгляд его заметался в поисках пути к отступлению. Увы, Эрон
занимал более выгодную стратегическую позицию,  закрывая  собой  проход  к
двери. - Наверное, вам послышалось!
     - Ты говорил, - Эрон нервно сглотнул, потому что от волнения  у  него
пересохло в горле, - говорил об одном городе. Что это за город?
     Незнакомец приоткрыл рот, глотая воздух. Взгляд его  начал  тускнеть,
голова опустилась, свидетельствуя о покорности своей  судьбе,  вставшей  у
него на пути в образе этого молодого человека.
     - Мидиан - это город, куда уходят все монстры,  -  голос  его  звучал
натянуто,  глухо.  -  Это  наш...  это  их  город.  -  Внезапно  в  глазах
человека-обезьяны  что-то  мелькнуло;  возможно,  в  его   душе   наступил
очередной перелом. Вновь вскинув голову вверх, он едва  ли  не  с  вызовом
уставился Эрону в глаза. - А ты что, знаешь о нем?
     - Да, знаю, - шагнул вперед Эрон.
     Да, сумасшедший говорил  именно  о  его  городе  -  городе  монстров,
удивительных и по-своему совершенных созданий, изгнанных всеми и отовсюду.
     - Что? - не сдавался теперь и безумец.
     - Я слышал... - Эрон запнулся. Меньше всего ему хотелось отчитываться
о своем заветном первому встречному. Но разве этот человек возник  на  его
пути случайно? "Вдруг он поможет найти мне это  место?"  -  напомнил  себе
Эрон и продолжил вслух: - Да, я знаю об этом городе. Я знаю, что он есть.
     "И я тоже хотел бы уйти туда", -  чуть  не  добавил  он,  но  вовремя
остановился: такая откровенность была бы уже излишней.
     Сумасшедший смерил Эрона с головы до ног.
     -  Этого  не  может   быть,   -   без   особой   уверенности   заявил
человек-обезьяна.
     Эрон скривился. Ну нет, теперь он не отступит, пока  не  вытрясет  из
этого человека всю известную ему информацию.
     - Если ты знаешь дорогу, - ровным тоном, уверенно предложил  Эрон,  -
мы пойдем туда вместе.
     Как  изменилось  при  этом  лицо  незнакомца!  Целая   гамма   чувств
пронеслась по нему:  от  полного  недоверия  до  безграничной  радости.  С
рабским обожанием он уставился Эрону в лицо и вдруг повалился  на  колени,
обнимая его за ноги:
     - Не может быть!
     Дурацкая широкая улыбка перекосила обезьянье  лицо.  Эрон  попробовал
вырваться из цепких объятий, но руки незнакомца держали крепко.
     - Я ослышался? - восторженно заглядывая  Эрону  в  глаза,  пролепетал
человек-обезьяна. - Ты готов взять меня с собой?
     "А почему бы и нет?" -  совершенно  серьезно  подумал  Эрон.  Как  ни
странно, этот нелепый тип был ему симпатичен. Возможно, Эрон  инстинктивно
чувствовал в нем своего.
     - Да, возьму, если ты скажешь, где его искать.
     Человек-обезьяна оскалился, ослабил хватку и вскочил  на  ноги,  таща
Эрона за собой к окну.
     Панорама вечернего города во всей красе разворачивалась  перед  ними:
синели  подсвеченные  нижними  огнями  геометрические  глыбы  небоскребов,
драгоценными камнями в несколько ниток висели на них горящие окна. То тут,
то там рубинами и изумрудами проглядывали  смазавшиеся  пятна  реклам,  но
дальше,  где  пестрота  и  четкость  линий  отступали,  начинался   другой
ландшафт, растушеванный расстоянием и дымкой. Там  выгибали  крутые  спины
бороздчатые неровные горы, белесые пятна снега асимметрично, но  абсолютно
естественно  сползали  с  их  вершин.  И  было  в  них  что-то   настолько
величественное, могущественное, что  весь  огромный  город  со  всеми  его
огнями, плоскими крышами и зубами зданий казался никчемным налетом  на  их
подножиях.
     - Смотри, - завороженно прошептал человек-обезьяна. - Ты видишь?
     Эрон неопределенно кивнул. Его взгляд скользил  по  сверкающей  ленте
далекой реки.
     - К северу от речки, вон там, в горах... -  голос  незнакомца  звучал
торжественно, но  все  равно  сбивался  после  каждого  слова,  сдавленный
необычным в своей громадности волнением. - Так ты возьмешь меня с собой?
     - Я же сказал - да.
     Внезапно  человек-обезьяна  улыбнулся,  уже  спокойно  и  без  налета
безумия. Теперь его можно было назвать самим воплощением добродушия.
     - Ну что ж... - растягивая слова, проговорил он. - Это была проверка.
Мы пойдем туда.
     - Что-о?
     Эрон приоткрыл рот. Его голова окончательно пошла кругом.
     Проверка... Так этот тип - оттуда? Из Мидиана? Не может быть! Он ведь
такой, как все... Немного чокнутый, конечно, но ведь человек, а не монстр.
     Заметив сомнения, отразившиеся на лице Эрона, незнакомец осклабился.
     - А теперь -  смотри,  -  провозгласил  он.  -  Я  покажу  тебе  свое
настоящее лицо!
     И его пальцы потянулись к скулам, загребая  щепотками  неровную  кожу
вместе с короткими бакенбардами. Эрон вытаращил глаза: кожа  отставала  от
лица этого человека (или - не человека? - теперь Эрон не стал  бы  за  это
ручаться),  отрывалась  уродливыми  окровавленными   лоскутками,   обнажая
блестящее ярко-красное мясо мышц.
     - Смотри!
     - Не надо! - ошарашенно прошептал Эрон.  С  каждый  секундой  ужас  и
отвращение перед этой сценой вытесняли из его  сознания  любопытство.  Еще
немного - и он попросту бы закричал.
     А пальцы незнакомца, выбросив  первые  кровавые  ошметки,  уже  вновь
погружались в кожу собственного лица -  теперь  человек-обезьяна,  похоже,
намеревался содрать с себя скальп.
     - Смотри!
     - Нет! - закричал Эрон, но крик застрял в горле.
     Кожа на лбу незнакомца натянулась, треснула  и  начала  отставать  от
лобной кости.
     - Смотри! Вот так...
     - Нет!!! А-а-а-а!
     Бешеный крик, в котором, казалось, не осталось ничего  человеческого,
понесся по коридорам.
     Мидиан... Кровь... трупы... кровь... отстающая от лица кожа.
     - Нет! А-а-а-а-а-аааааааа!
     И в крике этом тонуло все...



                                    8

     Дежурный санитар лениво зевнул. С гораздо большим удовольствием,  чем
сидеть тут, тупо наблюдая  за  коридором,  он  отправился  бы  в  соседнюю
комнату и прикорнул на койке. Собственно, он уже  давно  был  бы  там,  не
вздумай врач задержаться сегодня дольше  обычного.  Ну  все  как  назло...
Спать-то хочется!
     Впрочем, санитар досадовал не на врача, а на того, по  чьей  вине  он
должен был тратить драгоценное ночное  время  черт  знает  на  что,  -  на
инспектора Джойса. И дернуло же этого полицейского припереться в  больницу
в столь неурочный час.
     Стрелка часов ползла к полуночи.
     Санитар бросал на нее взгляд чуть ли не каждую  минуту  -  все  равно
делать было нечего.
     "И о чем им нужно беседовать ночью? Неужели для этого  мало  дня?"  -
томился он, а доктор Дейкер и инспектор все еще не собирались показываться
из-за запертой двери.
     Ох и не любил же он таких бессмысленных ночей!  Если  бы  в  больнице
стряслось  нечто  из  ряда  вон  выходящее  (сбежал  бы   буйнопомешанный,
например), Джерри не стал бы слишком переживать. Такова уж  его  работа...
Но не спать просто так, для проформы, из-за того, что дурацкий  ниггер  из
полиции вздумал потрепаться с еще более дурацким очкариком Дейкером, - вот
это терпеть было выше его сил.
     "В самом деле - уж лучше бы что-то случилось!" - с досадой поморщился
Джерри,  и,  словно  по  его  заказу,  откуда-то  издалека  донесся  дикий
отчаянный вопль...


     ...Инспектор Джойс с любопытством разглядывал  окружившую  его  толпу
медиков. Двое детективов одновременно и терялись в ней, и резко отличались
неистребимой в любой одежде  выправкой.  Собственно,  кроме  Дейкера,  все
присутствующие на самом деле были едва ли  не  посторонними,  и  даже  сам
инспектор не  взялся  бы  наверняка  определить  их  место  в  медицинской
иерархии. Джерри же их и вовсе за людей не считал и  даже  не  упоминал  в
своих расчетах. На самом деле это были всего лишь студенты из медицинского
колледжа.  Зато  все  разом,  включая  детективов  и  самого  Джойса,  они
представляли собой группу довольно  солидную  на  вид,  которую  случайный
гость наверняка принял бы за медицинский консилиум.
     "Вообще-то любому полицейскому стоило бы подучить психиатрию, - думал
Джойс, краем уха слушая пояснения Дейкера. - Хотя... Разве  нужно  тратить
время на то, чтобы копаться в их мерзких душонках, когда гораздо  логичнее
будет всех этих придурков вычистить, изгнать из нашей жизни. Неважно  -  в
тюрьмы, психушки или на тот свет... Так или иначе, но чем меньше в  городе
останется всякой швали, тем будет легче дышать добропорядочным людям".
     Подумав об этом, инспектор окончательно потерял интерес  к  врачебным
выкладкам.
     Лучше бы Дейкер сказал сразу, Бун -  этот  тот  маньяк,  которого  мы
ищем, или нет. К чему все это словоблудие?
     Именно в этот момент по барабанным перепонкам ударил дикий вопль.
     Первыми отреагировали полицейские. Опуская руки в карманы, к  оружию,
они дружно рванулись вперед, увлекая за собой и медиков.  Откуда-то  сбоку
мчался дежурный санитар.
     Очень быстро крик начал стихать, но шума не убавилось: стены  дрожали
теперь от топота.
     Ворвавшаяся  в  сдвоенную  палату  толпа  застала   залитого   кровью
человека-обезьяну и вжавшегося в стену Эрона. Тотчас обоих подхватили  под
руки. Эрон и не пробовал сопротивляться,  безумным  взглядом  наблюдая  за
тем, как санитары  уводят-уносят  его  изуродованного  собеседника.  Потом
самого Эрона выпустили (Эрон даже не догадался,  что  на  него  навалились
именно  полицейские)  и  все  внимание  окружающих  сконцентрировалось  на
несчастном монстре. Где-то в коридоре защелкала колесами каталка, появился
дежурный санитар, буксируя столик с капельницей.
     Эрон остался один. Он обалдело огляделся по сторонам (спина  все  еще
болела) и вновь пошел, уже сам не зная куда.
     Ноги вынесли его в коридор, находящийся вне палатного  блока.  Именно
здесь Эрон  ощутил  на  себе  взгляд,  от  которого  его  словно  пронзило
электрическим током.
     Он замер и поднял глаза. Нет, на Эрона смотрел не  новый  монстр,  не
загадочное чудовище из ночных кошмаров. В нескольких шагах от  него  стоял
человек, очень хорошо ему знакомый.
     Дейкер разглядывал своего пациента настолько хмуро и пристально,  что
Буну захотелось съежиться под его взглядом. Но  -  и  только.  Он  не  мог
понять, чем был вызван его шок. Пожалуй, и Дейкер был чем-то удивлен.  Они
изучали друг друга так, будто виделись впервые.
     Дейкер поправил очки.
     Бун прищурился.
     Немой диалог продолжался до тех пор,  пока  в  коридоре  не  появился
инспектор и тяжелая рука полицейского не легла Эрону на плечо.
     Впрочем и после этого Дейкер не двинулся с места  и  некоторое  время
продолжал глядеть туда, где Буна уже и в помине не было...



                                    9

     "Ну и что это доказывает? - подумал Джойс, глядя на больничный стол с
разложенными на нем бумагами.  -  Только  то,  что  Бун  не  трогал  этого
человека, Нарцисса Морриса. И все. Но разве в городе  и  так  мало  людей,
которых убивал не Бун?"
     Джойса злило, что вопреки всем стараниям  он  был  так  же  далек  от
разгадки, как и в тот день, когда  ему  было  поручено  следствие,  а  это
произошло уже после  третьего  двойного  убийства,  когда  работа  рядовых
следователей не принесла никакого результата.
     Вроде бы все было ясно: убивал маньяк, человек незаурядной жестокости
и силы. Но кто он, где его искать - на эти вопросы Джойс ответа  не  знал.
Именно потому при малейшем намеке на то, что преступником может быть  Бун,
он так вцепился в эту версию. Во всяком случае, впервые за  месяцы  работы
он слышал конкретное имя и видел конкретную личность.
     Бун существует? Существует. Он  сумасшедший?  Разумеется.  Так  какие
доказательства еще нужны? Признание? Вот уж за чем  дело  не  станет,  как
только удастся получить ордер на его арест...
     Но как  его  получить,  если  нет  ни  одной  улики,  ни  прямой,  ни
косвенной?! Если бы хоть Дейкер решился,  наконец,  подписать  необходимое
врачебное заключение... Но Дейкер мялся, тянул, и Джойсу оставалось только
терпеть, накапливая в себе раздражение.
     Сейчас с Буном  разговаривал  его  подручный.  Но  Джойс  не  слишком
надеялся, что из этого выйдет толк. Впрочем, когда тот, наконец, появился,
инспектор поднял голову:
     - Ну, что он сказал?
     Детектив только пожал плечами:
     - Ничего не понимаю...
     - Он что - молчит?
     - Да нет...
     - Тогда что?
     - Он проговорился о каком-то городе... Мидиан или что-то в этом роде.
     - Вот как? - раздалось с порога. - Я кое-что слышал об этом и раньше.
     На лице Дейкера была написана озабоченность.
     - Мы еще побеседуем на эту тему... - поморщился Джойс.
     - Я должен поговорить с ним, - выступил вперед  доктор.  Он  явно  не
собирался отказываться от своего намерения.
     - Хорошо, - снова поморщился Джойс, втайне надеясь,  что  хоть  после
этого посещения Дейкер подпишет то, что нужно.
     Да и  как  он  мог  воспрепятствовать  психиатру,  если  обвинение  в
нападении на Нарцисса с Буна снято, а причастность к загадочным  убийствам
еще предстояло доказывать и доказывать?
     - Я должен поговорить с ним.
     - Хорошо, мы разрешим вам побеседовать  некоторое  время...  Он  вам,
кажется, доверяет.
     - Да, только я должен побеседовать с ним с глазу на глаз,  -  уже  на
ходу уточнил Дейкер, направляясь в сторону одиночной палаты.
     - Думаю, мне удастся выбить для  вас  такое  разрешение,  -  привычно
отозвался Джойс, строя гримасу.
     Ну и гадко же было у него на душе!



                                    10

     Дорога  казалась  нереальной,  словно  была  изображена   на   экране
компьютера.  Она  петляла,  мелькала,  кусками  вылезала   из-за   холмов,
выписывая немыслимые зигзаги. Ни одно неуместное пятнышко не  нарушало  ее
безукоризненно ровного серого цвета, что еще больше усиливало ощущение  ее
нарисованности.
     "Неужели это я еду на машине? - спрашивал себя Эрон. -  И  это  после
всего... И неужели же я увижу Мидиан своими глазами?"
     Он никак не мог поверить, что его все-таки выпустили. Его  -  убийцу,
маньяка, чудовище... Нет, в этом мире явно не хватало логики.  И  здравого
смысла.
     И все же - как приятна свобода!
     "Я ведь все равно  уйду,  -  продолжал  размышлять  Эрон.  -  Даже  в
нелепости есть толика высшей справедливости. Раз я знаю о себе  худшее,  я
буду бороться с ним.  Лишь  бы  только  тот  бедняга  Нарцисс  не  ошибся,
указывая мне дорогу в Мидиан... Конечно, надо бы было проститься с Глорией
- неизвестность всегда мучительна, -  но,  с  другой  стороны,  она  лучше
такого знания, как ЭТО... Я просто исчезну из жизни Глории, как исчезну из
людской жизни вообще. Затеряюсь в себе. Откроюсь ночи. Спрячусь.  Убегу...
Надо полагать, жители Мидиана примут меня. Не могут не принять  -  я  ведь
свой... Я - их, дух от духа... Монстр, не человек. И раз  уж  я  принес  в
жертву столько невинных жизней, то должен идти теперь до конца. Иначе  мой
поступок будет вдвойне подлым - все эти люди погибнут зря..."
     Дорога   сделала   еще   несколько   поворотов,   и   Буну   пришлось
сосредоточиться уже не на своих мыслях, а на поиске необходимого места.
     Позади осталась река - живописная,  но  сильно  подпорченная  следами
цивилизации. Впереди синели горы. Но не это заставляло Эрона  думать,  что
Мидиан  близко,  -  это  ощущение  выходило  откуда-то  из  глубины  души.
Наверное, так птицы узнают, куда им лететь во время сезонных миграций.
     Мидиан  должен  был  быть  где-то  неподалеку.  Эрон  чувствовал  его
близость. Не надо было вычислять,  гадать  -  осталось  только  довериться
обострившемуся чутью.
     В какой-то момент Эрон понял,  что  пора  останавливаться.  И  точно,
сбоку от дороги, метрах в ста от нее, появился край полуразрушенной  стены
с еще  целыми  воротами.  Совершенно  неожиданно  Эрона  охватило  чувство
щемящей тоски.
     Ну, уйдет он... А Глория?
     Эрон вспомнил ее лицо, невероятно нежное и доброе, доверчивый  взгляд
широко раскрытых глаз - и его черты исказила гримаса боли.
     Нет, не стоит вспоминать! Для Глории  он  умер.  Умер!  Ей  не  нужен
друг-убийца. Именно ради ее спокойствия он и  не  должен  возвращаться.  И
только так. А чтобы на этот поступок хватило сил,  надо  просто  заставить
себя не вспоминать о  ней.  Глория  принадлежит  прошлому.  Той  жизни,  к
которой больше нет возврата... Невероятным  усилием  воли  Эрон  вытолкнул
образ Глории из памяти.
     Мидиан - вот, о чем он должен сейчас думать.
     Мидиан - его судьба, смысл его существования. Загадочный,  далекий  и
близкий...
     Эрон вышел из машины, и его охватила  уверенность,  что  он  уже  был
здесь, и, возможно, не однажды.
     Знакомыми были горы, воздух, сам дух этого  места.  Знакомой  была  и
высокая, местами в рост человека,  сухая  трава  с  редкими  неаккуратными
метелочками  на  верхушках  колючих  прямых  стеблей.  Именно  эта   трава
шелестела и расступалась перед мчащейся дикой толпой,  несущейся  туда,  в
Мидиан.
     Туда...
     Здесь легко дышалось - Эрон сразу  отметил  это.  При  таком  воздухе
можно и побегать, но он  не  поддался  этому  секундному  порыву:  слишком
многое предстояло обдумать по пути.
     Или это было излишним? Разве жизнь не  расставила  уже  все  на  свои
места?
     Подумав об этом, Эрон ускорил шаг. К чему тянуть...
     Трава знакомо зашуршала, пропуская его вперед, и вскоре перед  Эроном
вновь  возникли  ворота  -  теперь  он  мог  рассмотреть  каждый   неловко
выбивавшийся из кладки кирпич. Да, перед ним были  те  самые  ворота,  что
захлопнулись во сне за его спиной, отрезая от всего остального мира.
     Эрон затаил дыхание, остановился, затем снова  ускорил  шаг  и  замер
наконец в полуметре от их металлических створок.
     А что если все это - мираж?  Эрон  робко  протянул  руку  вперед.  От
волнения его голова начала кружиться. Что если сейчас рука  пройдет  через
металл?
     Когда пальцы ощутили под собой холод, Эрон  вздохнул  с  облегчением.
Ворота существовали в реальности!
     Но что если теперь они не откроются?
     Эрон толкнул  створки,  дернул  на  себя,  и  отчаяние  ошпарило  его
кипятком: дверь не поддавалась!
     "Нет, этого не может быть!" - Эрон  тряхнул  головой,  и  его  взгляд
устремился к месту, где должен был располагаться замок.
     Задвижка... Обыкновенная примитивная задвижка чуть не повергла его  в
бездну разочарования.
     Эрон просунул руку между прутьями, и через считанные  секунды  ворота
заскрипели и начали отворяться.
     Путь к мечте был открыт!
     Эрон глубоко вздохнул. Все же ему нелегко было переступить  невидимую
грань между прошлым и будущим.
     Только шаг отделял его от сна...
     Эрон шагнул вперед и остановился. Вот он и внутри...
     Медленно поворачивая голову, Эрон принялся разглядывать  место,  куда
он наконец попал. Увы, распростершийся перед  ним  Мидиан  пока  мало  был
похож на город его Мечты. Больше всего он смахивал на кладбище. То тут, то
там в определенном порядке торчали из земли одинокие  каменные  надгробия;
некоторые из них уже были затянуты плесенью. Чуть дальше начинались  руины
- но слишком скромные и невысокие по сравнению с теми, которые он видел во
сне.
     Хотя...
     Эрон задумчиво тронулся с места.
     Перед ним был еще не Мидиан - его начало. Там,  дальше,  должны  были
располагаться  высокие  дома  с  дверьми,  ведущими  в  подземелье,  серые
загадочные скульптуры, вдавленные с невероятной  силой  в  землю,  и  эхо,
передразнивающее человеческие шаги.
     Эрон шел к развалинам и удивлялся, до  чего  же  свежа  и  шелковиста
трава под ногами - будто кто-то выдумал ее совсем недавно, как  и  дорогу,
приведшую его сюда. И в самом деле,  стены  вокруг  него  становились  все
выше: едва доходившие до пояса  у  входа,  теперь  они  местами  достигали
высоты в два  человеческих  роста.  Лишайники  и  мхи  щедро  украшали  их
неровные бок, кое-где по трещинам и  стыкам  карабкались  кверху  ползучие
побеги.
     Мидиан спал - его время начиналось ночью.  И  от  молчания  стен,  от
глубины их цвета на Эрона тоже начала наползать сонливость.
     Мидиан - город сна...
     Незаметно для себя Эрон добрался до центра  этого  царства  молчания.
Дома снова стали ниже, возле них виднелись осыпи более мелких камней.
     Вдруг Эрон заметил чье-то лицо - какая-то женщина печально  и  строго
смотрела на него из-под закрывающего голову покрывала. И лицо, и одежда ее
были  серого  цвета.  Подул  ветерок  -  но  ни  одна  складка  ткани   не
шевельнулась, и Эрон понял, что перед ним всего  лишь  скульптура.  Он  не
помнил ее - во сне ему некогда было приглядываться к каменным лицам.
     Через несколько шагов Эрон снова увидел каменных людей - на этот  раз
целую скульптурную группу. Мертвые лица гримасничали, руки или  вздымались
к небу, или выкручивались в  судорожных  изгибах  -  имя  композиции  было
Отчаяние. Уж не так ли корчатся безвременно загоняемые под землю души?
     Эрон заставил себя  отвернуться,  и  взгляд  его  выхватил  еще  одну
голову. Из травы выглядывал сатир с  гнутыми  серыми  рогами.  Возле  него
колюче торчали молодые, пока еще ярко-зеленые елочки.
     Елок здесь действительно было немало: жалкие и чахлые, они обещали со
временем превратить площадь  в  лесок  и  окончательно  довершить  начатую
Временем работу по уничтожению стен. Вообще, центральная площадь Мидиана -
а Эрон находился сейчас именно на ней - изобиловала зеленью. Трава, плющ и
елки сообща прятали среди своих ветвей и  листьев  скульптуры,  подгребали
под себя и закрывали своей массой щебень, карабкались  на  стены...  И  от
зеленого цвета тишина выглядела особо густой и полной; лишь ветерок, гуляя
по листьям, нашептывал Эрону: "Спи... Спи... Спи...".
     Повинуясь его тихому голосу, Эрон зевнул, огляделся  еще  раз  -  все
вокруг пребывало в дневной  дреме  -  и  присел  на  камень  возле  стены,
привалившись к ней спиной...
     "Спи... Спи... Спать..." - нашептывали листья.
     Веки Эрона отяжелели, руки и ноги начала сковывать сонная слабость.
     "Спи... Спи..."
     Он зевнул еще раз, устроился поудобнее и стал уплывать.
     Далеко-далеко...



                                    11

     - Но почему вы не рассказали мне этого сразу? - подался вперед Джойс.
     Сидящий напротив Дейкер скривился:
     - Я не был уверен в этом до конца. Ведь речь все-таки идет  о  судьбе
человека.  Мне  нужно  было  еще  раз  все  проверить,   проанализировать,
рассчитать... Вы понимаете - я не имел права на ошибку.
     - А о судьбах тех людей, чья жизнь находится под угрозой,  пока  этот
подонок на свободе, вы не думали? - рявкнул Джойс, но тут же взял  себя  в
руки: все-таки перед  ним  находился  не  арестованный,  а  человек  всеми
уважаемый и вообще свободный. - Ладно... Извините меня за резкость.  Но  я
просто не могу относиться к этому спокойно.
     - Ничего, ничего, - кивнул Дейкер, сплетая пальцы, - я вас понимаю.
     - Ну, ладно,  -  Джойс  еще  раз  пробежал  глазами  по  медицинскому
заключению. - Хотя бы теперь вы готовы дать свои показания в суде?
     - Разумеется, - Дейкер покривил губы.
     - А, черт! - неожиданно Джойс отбросил бумагу обратно на стол.
     - Что такое?
     - Ну почему  вы  не  пришли  к  такому  выводу  раньше?  -  в  голосе
инспектора сквозила нескрываемая досада. - Где я теперь буду  его  искать?
Может, он сейчас режет очередную жертву... А мы потеряли его из виду, будь
он проклят!
     - Не волнуйтесь. Как раз на этот вопрос я знаю ответ. В конце концов,
- в голосе Дейкера слышалась  нескрываемая  гордость,  -  я  специалист  и
неплохо разбираюсь в поведении своих... гм-м... подопечных. Девять  против
одного, что вы найдете Буна там, где я укажу.
     - Хорошо. Ведите, - вскочил с места Джойс.
     Смерив  инспектора  долгим  профессиональным  взглядом,  Дейкер  тоже
поднялся:
     - Поехали. Кстати, я знаю номер его машины. Она поможет нам  уточнить
место...
     - Ладно, по дороге расскажете, - зашагал к двери Джойс.
     Через несколько минут завыли полицейские сирены, заработали  мигалки.
С каждой секундой их становилось видно и слышно все отчетливей -  начинало
вечереть.



                                    12

     ...Перед ним было чудовище  -  лупоглазое,  клыкастое,  широкомордое.
Глубокие  морщины  пересекали  щеки,  перемещаясь  при  каждом   движении.
Пожалуй,  это  были  даже  не  морщины  -  глубокие  складки,   окружающие
выступающую вперед пасть с черными мокрыми деснами. Два ряда острых  зубов
мелькнули у Эрона перед глазами - от лунного света  их  эмаль  приобретала
фарфоровый блеск.
     Сон или явь?
     Эрон зажмурился, подался назад и в то же время ощутил приторное тепло
чужого дыхания. Что-то мокрое прикоснулось к его лицу.
     Чудовище засопело, тычась мордой ему в лицо.
     Эрон снова открыл глаза,  увидел  блеск  клыков  -  и  нервы  его  не
выдержали.
     Легко убеждать себя, что ночные  жители  не  причинят  тебе  никакого
вреда и примут за своего, когда ты находишься у себя дома или  хотя  бы  в
автомобиле - и при свете солнца.
     Но совсем другое дело - очутиться безо всякого оружия,  ночью,  среди
мрачных развалин, когда  лупоглазое  чудовище  скалит  перед  твоим  лицом
острые клыки.
     Эрон закричал и вскочил на ноги, сбрасывая существо с груди.
     Небольшой пятнистый бульдог с визгом упал на  щебень  и  принялся  со
всех ног улепетывать подальше от своего невольного обидчика.
     У Эрона отвисла челюсть, когда он разглядел виновника своего испуга.
     Все еще поскуливая, пес забежал за угол - там его поджидал хозяин, на
первый взгляд самый обычный человек, только почему-то непривычно бритый  и
полуголый. Одеждой ему служила лишь набедренная повязка.
     Испуганный пес ткнулся носом в голые колени; худые,  но  не  лишенные
рельефа руки подхватили собаку и прижали к себе.
     Сложно сказать, как, но Эрон понял, что находится  тут  не  один,  и,
после недолгого колебания, прижавшись спиной к стене, чтобы прикрыться  от
возможного нападения сзади, он начал неторопливо  пятиться  к  проулку.  В
какой-то момент ему показалось, что он увидел мелькнувшую голую спину,  но
произошло  это  слишком  быстро,  чтобы   Эрон   мог   утверждать,   будто
действительно видел ее.
     "Странно... Если там кто-то был, то почему  он  сбежал?  Неужели  они
боятся меня?" -  удивился  он.  Это  он,  человек,  должен  был  опасаться
неведомых монстров - когтистых,  зубастых,  обладающих  сверхчеловеческими
способностями!
     Уже более уверенно Эрон сделал пару шагов -  но  все  еще  в  сторону
отступления.
     Теперь он не видел никого. Полуголый незнакомец удрал, никто новый не
появился, но в то же время чутье подсказывало Эрону, что обитатели Мидиана
наблюдают за ним. Они смотрели на пришельца из темноты,  осторожно  изучая
его, но не торопились обнаруживать свое присутствие.
     И вновь Эрону стало не по себе. Он начал оглядываться все энергичнее,
стараясь заприметить хотя бы след от какого-то  движения,  но  все  кругом
молчало и лишь трава слегка кивала, поглаживаемая беззаботным ветерком.
     По плечам Эрона пробежал холодок.  Почему  они  не  выходят?  Сколько
можно ждать?
     Ноги начали ныть от страха. Кое-как он сделал  несколько  шагов  -  и
дались они нелегко.
     Так чего же ждут от него затаившиеся во тьме?
     Эрон продолжал жаться к стене, но она  тоже  перестала  казаться  ему
надежной защитой: и камни жили здесь своей  жизнью  в  тесном  симбиозе  с
местными обитателями. Шаги  Эрона  становились  все  неувереннее,  дыхание
замирало.
     - Стой! - взорвалось где-то неподалеку.
     Окрик пригвоздил Эрона к месту.
     - Стой! - рявкнуло над самым ухом.
     Через секунду он почувствовал, что его держат чьи-то сильные руки.
     Холодное металлическое лезвие блеснуло синим и прижалось к его горлу.
     Двигаясь назад, Эрон сам пришел в лапы ночного жителя.  Единственное,
что он мог  теперь  сделать,  это  оглянуться  назад  и  рассмотреть  лицо
напавшего на него человека.
     Человека?
     Никогда обыкновенная мутация не создавала еще столь необычную на  вид
морду, но несправедливо было бы назвать  ее  совсем  чуждой  и  незнакомой
человеческому взгляду. Эрон не раз видел вот такое стилизованное лицо -  в
детских открытках и книгах, где и месяцу, и солнцу пририсовывались носы  и
глазки.
     Рогом выступал вперед сузившийся лоб  с  непонятным  хохолком,  остро
торчал огромный подбородок, задранный кверху,  а  где-то  там,  в  глубине
между ними, темнели глаза, рот и деформированный нос - ни  дать  ни  взять
человек-месяц. Вид его напугал Эрона едва ли не больше, чем  приставленный
к горлу нож. Между тем человек-месяц не молчал.
     - Вот я и поймал его! - крикнул он в сторону, откуда уже слышался шум
приближающихся шагов.
     - Пустите! - выдавил из себя Эрон, дергаясь в руках Месяца.
     - Кому говорят! -  гаркнул  тот  прямо  в  ухо,  так  что  барабанная
перепонка чуть сама не вскрикнула от боли. - Стой и не дергайся!
     "Вот и пришел... - с глухим отчаянием подумал Эрон. -  Убьют  и  все.
Дождался!!!"
     Он дернулся еще раз, но настолько вяло и неуверенно,  что  Месяцу  не
составило большого труда удержать его на месте.
     А к ним уже приближался еще  один  из  ночных  обитателей  подземного
города монстров.
     Его лицо выглядело гораздо заурядней, оно было вполне человеческим  -
только симметричные шрамы бороздами рассекали  скулы.  Хищно  нависал  над
энергичным ртом крючковатый тяжелый нос. Брови, вразлет поднимавшиеся  над
выразительными глазами, придавали этому лицу совершенно особое  выражение.
Эрон вздрогнул, рассмотрев это  лицо.  Вместо  волос  на  голове  существа
лежали толстые змееподобные наросты, раскрашенные в красно-белую полоску.
     Может, это и были настоящие коралловые змейки.
     Человек-Горгона подошел еще ближе и принялся изучать Эрона,  раздувая
широкие ноздри, и волосы-змеи зашевелились на его голове...  Монстр  стоял
перед Эроном, и было видно, как  зреет,  копится  у  него  внутри  жуткая,
нечеловеческая ярость.
     - Что он делает здесь?
     Голос его доносился словно из глубокого  колодца.  Мертвый,  каменный
голос...
     "Нет, я не должен его бояться! - приказал Эрон себе. - Я ведь  такой,
как они..."
     - Я шел к вам...
     Потаенная надежда  мешалась  в  его  словах  с  отчаянием:  весь  вид
человека-Горгоны не предвещал Эрону ничего хорошего. Тот, кто способен вот
так смотреть, обычно не знает слова "пощада".
     - Он не из нашей  породы,  -  далеким  камнепадом  просыпались  слова
монстра, и змеи-волосы слегка приподнялись на его голове.
     Человек-Горгона обращался прямо к Месяцу:  Эрон  не  существовал  для
него.
     - Послушайте, - Эрон сглотнул. От волнения у  него  начало  шуметь  в
ушах.  "Только  бы  не  ошибиться  в  словах...  Только  бы  заставить  их
выслушать..." - Я должен быть здесь, с вами.
     - Тебя не спрашивают! - взгляд человека-Горгоны обдал Эрона холодом.
     - Я убивал, я...  -  Эрон  запнулся,  чуть  не  сказав  "наверное"...
Неужели  и  это  страшное  признание  не  произведет   на   них   должного
впечатления?
     - Заткнись! - тряхнул его Месяц. - Все это ложь!
     - Нет, правда, - отчаянно запротестовал Эрон. - Я убивал  и...  -  Он
запнулся. Они - не кто-то. Не  доктор,  не  полиция  -  эти  сверхсущества
считали его неповинным в  убийствах.  Так  неужели  же  он  оправдан?  Как
хотелось бы в это верить! В этом случае к нему  возвращались  и  жизнь,  и
Глория... Все!
     А Мидиан?
     Неужели же из-за возможности вернуться он сможет отказаться от  своей
заветной мечты? Пусть даже он не убийца - что это меняет, в конце концов?
     - Да, это правда! - снова зарокотал подземный голос человека-Горгоны.
- Все правда на свете... Раз ты говоришь так, значит, у тебя есть  на  это
причины. - Звезды загорались и гасли в его глазах, пока он произносил  эти
слова. - Но ты пришел сюда незванным и заплатишь за это жизнью.
     Кровь застыла у Эрона в жилах, когда он понял, что Горгона не  шутит.
А тот продолжал:
     - Ты - чужак, и тебе нечего здесь делать.
     Взгляд Эрона заметался. Ему нужно  было  срочно  что-то  предпринять.
Упросить их, вымолить пощаду. Доказать  свою  лояльность  по  отношению  к
ночному народу, наконец! Или соврать, убедить их, что он все-таки  убийца,
что ему нет места в мире людей, как нет и им всем. И  разве  это  было  бы
ложью? Ведь все именно так и есть!
     - Нет, я не хочу! - закричал  Эрон,  но  спохватился  и  затараторил,
стараясь высказать как можно больше за считанные секунды - сколько там  их
у него оставалось при таком раскладе? - Я шел к вам, чтобы  остаться  тут.
Шел в Мидиан.
     Месяц хмыкнул у него над ухом.  Свирепое  выражение  человека-Горгоны
осталось прежним.
     - Извини, - заговорил Месяц, - но все же ты для нас слишком невинен!
     При этих словах на губах Горгоны возникла жестокая усмешка.
     - Но это не так! - вскричал Эрон. - Я убил пятнадцать человек!
     - Врешь, - прогудел Горгона, и в его горящих  синим  пламенем  глазах
Эрон прочел приговор.
     - Клянусь!!!
     Последний крик был больше похож на испуганный вопль.
     Человек-Горгона захохотал, и  камни  руин  затряслись  вместе  с  его
хохотом.
     - Неважно! - загремело вокруг. - Ты - естественный... Ты - не  такой,
как мы... - выражение его лица становилось все более диким. Уже не  только
ноздри - все его мимические мышцы  ходили  ходуном.  -  Естественный...  -
грохот стал тише и глуше, теперь человек-Горгона, казалось, говорил сам  с
собой. - Мясо... Мне нужно его мясо... Готовься к смерти, чужак!
     Дрожь пробежала по телу Эрона. Он не ожидал, что конец придет к  нему
так скоро и в такой форме.
     "И все же это лучше, чем электрический стул!" -  успел  подумать  он,
прежде чем человек-Горгона сделал шаг вперед. Эрон отшатнулся, и - чудо! -
руки Месяца не остановили его, а нож исчез.
     - Постой, - раздался голос Месяца. -  Ты  не  имеешь  права  его  так
убивать. Это не по закону.
     Хохот Горгоны послужил ему ответом. Монстр со змеями на голове  начал
корчить дикие рожи, задирая лицо к небу; красно-белые отростки извивались,
из глаз вылетали вспышки искр, похожие на  магниевые,  озаряя  все  вокруг
электрическим синим светом.
     -  Мне  плевать  на  закон,  -  грохотал  и  хрипел  он.   -   Он   -
естественный... Мясо!
     Горгону бил экстаз.
     "Да чего же я жду!" - подумал вдруг Эрон и, улучив момент,  изо  всех
сил пихнул Месяца в живот, ударил Горгону наотмашь и бросился бежать.
     Нападение  оказалось  слишком  неожиданным   для   монстров   -   они
растерялись,  позволяя  Эрону  удалиться  на  несколько   метров   вперед,
перескакивая по кучам щебня.
     - Стой! - Горгона с рычанием кинулся  в  погоню.  Каждый  его  прыжок
покрывал около двух метров.
     Горгону гнал азарт.
     Эрона - страх.
     Кто мог победить в этой гонке?
     Эрон успел только вскрикнуть,  когда  его  настигли  руки  монстра  с
длинными когтями. Хищное лицо, покрытое бороздами,  начало  наклоняться  к
нему.
     - Мясо... Ты - естественный...
     Монстр оскалил зубы, и сердце Эрона куда-то  провалилось.  Перед  ним
находился ослепленный голодом зверь.
     Человек-Горгона рванул на нем рубашку, и острые зубы жадно впились  в
открывшуюся кожу, проникая в плоть, и Эрон закричал от боли.
     Голод и жажда крови заставили Горгону забыть о том, что его жертва не
связана.
     Эрон рванулся, оставляя в  зубах  монстра  кусок  собственного  мяса,
ударил  Горгону  в  грудь  (боли  он  не  чувствовал,  страх  -   неплохой
анальгетик) и вновь оказался на свободе. Разве  что  руку  теперь  сводило
судорогой от задетого зубами нерва.
     В следующую секунду к ним подбежал Месяц.
     "Пропал!" - подумал было Эрон, удирая, но  Месяц  почему-то  не  стал
гнаться за ним. Даже наоборот...
     - Подожди, ты не должен! - заорал Месяц, бросаясь на Горгону и хватая
его за руки.
     - Пусти! - зарокотал колодезный голос. - Мне нужно его мясо!
     Эрон пробежал еще пару метров и понял вдруг, что силы его на исходе.
     По груди струилась кровь из разорванного плеча, слабость  подкашивала
ноги. Месяц помог ему, удержав главного врага,  и  за  это  Эрон  был  ему
признателен, но в то же время, как  только  угроза  перестала  быть  столь
зримой, на Эрона навалилась боль. С ужасом он отдернул приставшие  к  ране
лохмотья и уставился на нее: мясо торчало островками посреди алого  потока
струящейся крови. Весь город  вдруг  поехал  и  закружился  у  него  перед
глазами.
     - Мясо! - гудело вдали.
     - Эй  ты,  беги  скорее!  -  перекрывая  этот  гул,  закричал  Месяц,
заставляя Эрона вновь сорваться с места. - Ворота - там. Да стой же!
     Последние  слова  предназначались  Горгоне,   который   снова   сумел
вырваться и снова был пойман мощными руками Месяца.
     Монстры боролись. Горгона извивался и щелкал зубами, синие вспышки из
его глаз зарницами освещали переулок, и откуда-то  снизу,  из  подземелья,
уже доносился стук, похожий на грохот боевых барабанов.
     Если бы Эрон смог заглянуть на несколько этажей под землю, он  увидел
бы женщину с изогнутыми клыками на вытянутой звериной морде, в самом  деле
выбивающую на огромном барабане воинственную дробь.
     Город  с  каждой  минутой  пробуждался  все   основательней:   вечер,
заставивший проснуться Эрона, был для  Мидиана  всего  лишь  очень  ранней
утренней зарей.
     "Тум-тум...  тум-тум...  тум-тум..."  -  гудел  барабан  под  землей,
заставляя вздрагивать решетку полуподвального окна.
     - Мясо!!! Пусти!!!
     - Стой!
     Как сумасшедший Эрон вылетел на полуоткрытое  пространство,  усеянное
могильными камнями. Перед ним вновь были спасительные ворота - и  на  бегу
Эрон ощутил укол тоски из-за того, что они должны были захлопнуться за ним
не с той стороны. Мидиан выгонял его  сейчас  без  всякой  жалости  к  его
страданиям.
     Прогонял после всего...
     "Но зато я не убийца! - на ходу вспыхнула мысль, придавая ему силы. -
Я имею право вернуться!"
     Разве не стоило рискнуть жизнью,  чтобы  снять  с  души  такой  груз?
Конечно, стоило!
     Эрон птицей пролетел последние несколько метров. Ворота за его спиной
сомкнулись и...


     ...Что за бег по сухой траве! Что за полет!!! Бьют  по  лицу  стебли,
ломаются, хрустят, остаются позади, искалеченные навек... Но как легко  на
душе - и телу от этого тоже легко! Кошмар, чудовищные самообвинения -  все
позади. Уж не  такое  ли  чувство  называют  новым  рождением?  Как  легко
бежать... А мечта? Да что там мечта! Разве она последняя в его жизни? Была
бы жизнь - а мечты придут! Так уж устроена человеческая душа...


     Тем временем человек-Горгона смог  вырваться  и  успел  добраться  до
ворот.
     - Стой! - продолжал  надрываться  Месяц,  вприпрыжку  догоняя  своего
брата-монстра, - но тот уже  и  сам  вдруг  замер  у  ворот,  настороженно
всматриваясь во тьму.
     - Что там? - встревожился Месяц.
     Горгона стоял, вцепившись руками  в  прутья,  и  крылья  его  ноздрей
бешено раздувались, втягивая в себя  запах  затаившейся  там,  в  темноте,
опасности.
     - Подожди, - забыв о недавней  размолвке,  Горгона  остановил  Месяца
жестом.
     - Что случилось? - еще более обеспокоенно спросил тот.
     За воротами был СТРАХ.
     - Я чувствую чье-то присутствие, - тихо перекатились  камни  в  горле
Горгоны.  -  Там  есть  что-то  натуральное...  Много...  Пошли  назад!  -
последняя фраза прозвучала с откровенным испугом.
     И оба бросились подальше от опасного места.
     "Тут-тум...  тут-тум..."  -  продолжал  грохотать  в  недрах  Мидиана
барабан, пока отголосок страха не проник и в  нижние  коридоры,  заставляя
его замолчать.
     И Мидиан замер, затаился в ожидании трагедии.
     Горе тому, кто не спрятался...
     Над мертвыми могилами бродила теперь только еще более мертвая тишина.



                                    13

     Бежать... Бежать - куда глаза глядят. Бежать, насколько  хватит  сил,
покуда несут ноги. К себе. От себя. Такова судьба любого, кто не похож  на
других. Гений - всегда изгой. Изгой - почти всегда  гений,  истинную  суть
которого не сумели разгадать. Общество  может  дать  руку  споткнувшемуся,
чтобы тот не мешал общему движению и не заставлял людскую массу испытывать
душевный  дискомфорт.  Общество  не  любит,  когда  его  составные   части
выделяются больше, чем оно само готово позволить.
     Признанный талант - зверь на коротком поводке...
     О чем это ты думаешь  во  время  бега,  Эрон?  Время  ли  сейчас  для
раздумий?
     Всегда время. Если есть возможность думать, грех ее упускать.  Бег  -
это работа для ног. У мыслей есть только полет...
     Чем ты лучше других? Неизвестно... Как неизвестно и то, чем  ты  всех
хуже.
     Быть другим - не таким, как большинство,  -  уже  талант,  уже  рывок
вперед. Как ненавидит общество тех, кто рванулся вверх, минуя и  игнорируя
специально возведенные лестницы! Тотчас  сотни,  тысячи,  миллионы  глоток
завопят: "Стой!". И будут облавы, песий вой  за  спиной,  флажки,  огни  и
выстрелы... выстрелы...



                                    14

     - Стой! Стоять! - загремело впереди, и тотчас сноп огня больно ударил
Эрона по глазам.
     Вот она, Охота, со всеми ее засадами и каверзами судьбы.
     Эрон замер, не понимая еще, что происходит.
     - Сопротивление бесполезно, Эрон Бун! - не камнями - железом загремел
мегафонный голос.
     Что это? Почему?
     Свет режет глаза - не разобрать... ОХОТА. Облава...
     - Стой на месте, - скомандовал в мегафон инспектор Джойс,  выглядывая
из-за капота.
     Он  был  не  один  -  вдоль  дороги  цепью  вытянулось  подразделение
автоматчиков. Поблескивали отсветы прожекторов на касках  и  начищенном  в
честь большой Охоты оружии. Строго смотрели  на  невезучую  дичь  каменные
лица полицейских - ни тени жалости нельзя было отыскать в них.
     Охота - азарт? Нет. Охота -  труд.  В  затравленном  звере  ценна  не
личность - только шкура.
     Перед ними был не человек - маньяк,  чудовище,  заслуживающее  скорой
смерти. Только так, не иначе...
     Эрон  испуганно  замотал  головой,   стараясь   выскользнуть   из-под
светового давления, не позволявшего оценить новую опасность. Ночные жители
не могли его так обогнать, более того  -  они  сами  бы  побоялись  такого
яркого света. И эти  слова...  Как  подозрительно  похожи  они  на  жаргон
полицейских!
     "Бог мой! - похолодел вдруг Эрон. - Я ведь забыл, что  для  них-то  я
все еще убийца... Но ведь это не так!  Раз  так  считает  ночной  народ  -
значит, я невиновен!"
     - Не вздумай сдвинуться с места! -  продолжал  командовать  инспектор
Джойс.
     Эрон  и  не  собирался  двигаться.  Открытие  ошеломило  его,   лишая
последних сил для сопротивления. Безвольно  вытянулись  вдоль  тела  руки.
Ноги начали подкашиваться. Резко и болезненно заныло кровоточащее  раненое
плечо...
     Видели ли полицейские, что он истекает кровью?  Эрон  подумал  вдруг,
что даже собственную его кровь на  расстоянии  они  примут  за  кровь  его
несуществующей новой жертвы.
     "Но ведь я невиновен!" -  Эрону  показалось,  что  он  выкрикнул  это
вслух. Но он молчал, и лишь взгляд его  -  растерянный  и  затравленный  -
кричал о беде.
     "Это неправда! Это не я!!! Я - невиновен!"
     Разве может хоть кто-то слышать  крик  чужой  души?  Для  этого  надо
перестать быть обычным человеком...
     - Разрешите мне, - тронул вдруг инспектора за руку Дейкер. - Я  знаю,
как с ним надо говорить...
     - Хорошо, попробуйте, - пожал плечами Джойс.
     Он тоже не хотел  перестрелки,  хотя  дела  о  маньяках  всегда  были
стихийным бедствием для судов и при наличии более веских доказательств.  А
против Эрона Буна на руках имелось только одно (и то не слишком  надежное)
свидетельство...
     Дейкер прошел между машинами, миновал  цепь  автоматчиков  и  пересек
асфальтовую полосу, вступая в царство  высоких  сухих  стеблей.  Прожектор
чуть отодвинулся  -  ровно  настолько,  чтобы  освободить  от  непосильной
нагрузки зрачки Эрона,  который  был  обязан  теперь  видеть  лицо  своего
собеседника.
     Резать глаза стало меньше, зато перед ними заплясали  синие  пятна  -
сетчатка  была  обожжена.  Когда  мелькание  поутихло  и   яркость   пятен
убавилась, Эрон начал постепенно различать  крыши  машин,  белые  каски  и
приближающуюся к нему фигуру, в которой было что-то знакомое.
     - Послушай, Бун, - голос тоже был знаком, но Эрону  понадобилось  еще
несколько секунд, чтобы окончательно узнать Дейкера, - не сопротивляйся  и
пойди с этими людьми...
     Дейкер специально разговаривал с ним громко и четко, не так,  как  во
время приема. Можно было подумать, что на самом деле все его речи обращены
не к Буну, а к Джойсу и остальным полицейским, нервно сжимающим автоматы.
     - Успокойся, - даже это многократно слышанное  слово  звучало  сейчас
неестественно.
     Эрон удивленно уставился на доктора. Зачем он здесь? Что его принесло
сюда? Какое отношение Дейкер имеет к полиции?
     Эрону стало вдруг неприятно, что он совсем  недавно  откровенничал  с
этим человеком.
     "Подожди, - одернул он себя. - Вспомни последний разговор. Дейкер  не
хотел тебя выдавать. Его заставили. И он сам верит в мою вину,  как  верят
все... Все, кроме жителей Мидиана, истинно всезнающих. Дейкер -  не  враг.
Он - не враг! Он просто боится, что я  могу  напасть  первым...  Наверное,
так".
     - Все в порядке, - продолжал Дейкер, подходя к Эрону почти вплотную и
заслоняя его своим телом от глаз полиции. - Они не причинят тебе  никакого
вреда.
     "Он - не враг... - устало твердил себе  Эрон,  пока  его  не  осенила
вдруг новая идея. -  Что  если  Дейкеру  можно  все  объяснить?  Вдруг  он
поверит... Да и арест - еще не приговор. Существуют законы, адвокаты  или,
наконец, права человека".
     - Доктор, - взмолился Эрон уже вслух, - но я не убивал! Я  точно  это
знаю! Я был в Мидиане... И все это сделал не я!
     "Ты сейчас великолепен, -  прищурился  Дейкер.  -  Честное  слово,  я
обязательно пришлю венок на твою могилу!"
     - Я знаю.
     Как сухо и официально прозвучали эти слова!
     Достаточно для того, чтобы повергнуть в бездну отчаяния загнанного  в
угол человека.
     - Доктор... - выпалил Эрон. Еще  немного,  и  он  бросился  бы  перед
Дейкером на колени, осознавая, что в  этот  момент  теряет  сразу  все:  и
Мидиан, и Глорию - если не сумеет отвести обвинение, доказать свою правоту
всему людскому миру. - Доктор, я прошу вас, постарайтесь мне поверить!
     - Я верю тебе, - кивнул Дейкер,  и  сложно  было  сказать,  насколько
искренен был он на этот раз.
     То, что произошло через секунду, Эрон попросту  сперва  не  понял,  а
потом понимать стало некогда.
     Неожиданно Дейкер рванулся в сторону, словно увидел за  спиной  Эрона
привидение.
     - У него оружие!!!
     Крик  ударил  по  ушам  автоматчиков:  ключевое  слово  сработало   с
точностью компьютера. Как по команде, пальцы надавили на спусковые крючки.
     Рассекая ночной воздух, загрохотали очереди.
     - Остановитесь! - голос Джойса потонул в общем шуме.
     Пули впивались Эрону в грудь, рассекая кожу, дробя кости  и  разрывая
мышцы, и все же он пока стоял. Стоял, уже мертвый, и на лице  его,  вместо
боли и страха, застывало удивление.
     - Прекратите!
     На этот раз инспектора услышали - очереди начали стихать.
     Эрон в последний раз качнулся и опрокинулся на спину.
     - Кто вам приказал стрелять? - выскочил  вперед  Джойс,  ища  глазами
Дейкера.
     Доктор уже поднимался из мелкой канавы, стряхивая с одежды приставшие
травинки.
     Джойса  трясло.  Уничтожение  преступника  избавляло  его  от   одной
проблемы, зато вполне могло подвести под внутренний дисциплинарный суд  со
всеми вытекающими отсюда последствиями. Иди доказывай, что стрельбу начали
без  его  приказа,  что  у  полицейских  нервы  ненамного  крепче,  чем  у
нормальных людей, и что ночь, близость кладбища, репутация  подозреваемого
и, в довершение всего, неудачный крик доктора заставили полицейских забыть
о начальстве...
     Да и доктор - хорош гусь! Сам ведь  напросился,  вылез  вперед...  Не
стоило его пускать... Его ведь за это не  упрекнешь  -  Дейкер  не  обязан
сохранять хладнокровие, общаясь с таким страшным преступником.
     Врач - не полицейский. Ему позволены некоторые слабости.
     Досадуя на неудачное стечение обстоятельств, Джойс подошел  к  трупу.
Эрон лежал лицом кверху,  на  месте  груди  и  диафрагмы  находилось  одно
сплошное кровавое месиво. Даже ладони, поднятые вверх, словно в молчаливом
протесте перед несправедливостью судьбы, были покрыты запекшимся пурпуром.
     Ладони? Пустые ладони?!
     Джойс нахмурился. Что-то не нравилось ему в этих молящих  о  хотя  бы
посмертной пощаде руках.
     Но - что?
     Поняв, в чем дело,  Джойс  резко  повернулся,  ища  глазами  доктора.
Дейкер стоял неподалеку.
     - Я не вижу у него никакого  оружия...  -  ледяным  тоном  проговорил
инспектор. - Что вы скажете на это, доктор?
     В глазах Дейкера что-то изменилось. Что  мелькнуло  в  них?  Жалость?
Беспокойство? Чувство вины перед преданным им пациентом? Или нечто  совсем
другое?
     Дейкер подошел поближе и спокойно посмотрел на труп, словно ему  было
не  привыкать  к  зрелищу  насильственной  смерти  в  столь  бесстыжей   и
откровенной форме.
     - Мне показалось, - медленно проговорил он,  не  отрывая  взгляда  от
истерзанной груди Эрона, - что он сунул руку в карман. Вот я и подумал...
     Джойс уже не слушал его.
     Помимо мучительной проблемы, как  отчитаться  за  смерть  Буна  перед
начальством, инспектора вдруг обожгла мысль о том, что Бун может оказаться
и не убийцей.
     А что тогда?
     Инспектору Джойсу стало очень, очень страшно...



                                    15

     ...У любого бега есть свой финал. И в то же время - конца  нет,  пока
нет конца этому свету.
     Пусть замерло искореженное свинцом тело, пусть нет в нем больше жизни
- жизнь не гаснет навсегда. Она еще может возродиться в чьих-то мыслях,  в
ничего не подозревающем ребенке,  только  ступающем  на  тот  путь,  закат
которого нагнал его предшественника. А еще, может,  она,  распрощавшись  с
оболочкой, ушла в небо. Или - в мечту...
     Разве случайно Эрону показалось в самый  последний  момент,  что  он,
невесомый как ветер, вновь мчится к заветной ограде Мидиана?
     Лети, душа! Лети, пока летится!..



                                    16

     Это не он.
     Глория закрыла глаза и снова их открыла.
     Скорей всего, известие было ошибкой - Эрон не мог умереть. Глория  не
понимала, зачем ее привели сюда. На опознание? Чушь! Эрон жив. Жив, потому
что не может быть  по-другому.  Дейкер,  позвонивший  ей  домой,  попросту
спятил!
     "Это не он" - хлопнула дверь. "Это не он - заклацали механизмы лифта.
"Это не он!" - кричал каждый ее шаг, каждый удар сердца.
     И все же... Если ей хотят показать не Эрона Буна, то где он тогда? Не
слишком ли наивно звучит: "Сбежал в свою мечту"?
     "Это не он!" - напряглось все тело  Глории,  когда  рука  санитара  -
красная, с толстыми пальцами,  покрытая  смесью  седых  и  черных  колючих
волос, - принялась снимать ткань с лежащего на каталке мертвого тела.
     Мягкая волна темно-русых волос...  Высокий,  прямой  лоб...  Как  это
похоже на Эрона - но это не он! Никак не он!!!
     Брови... страшно знакомые брови с  гордым  надломом...  Глаза...  Как
похожи-то - оторопь берет!.. Нос, четко  очерченный,  аккуратный...  Губы,
подбородок...
     Глория странно всхлипнула, зажимая готовый сорваться с губ крик.  Это
не было ошибкой - Эрон лежал перед ней, словно случайно заснувший в  столь
неудобном месте.
     Или он еще жив?
     Восковая бледность кожи говорила, что - нет. Это был Эрон  -  с  этим
сложно спорить, - но черты  его  лица  стали  острее  и  жестче.  Заметней
выдаются скулы, хрящ  на  носу...  Смерть  не  поленилась  поставить  свои
разборчивые автографы.
     - Можете ли вы опознать тело Эрона Буна?
     Безжалостный голос санитара поставил последнюю точку на ее надежде.
     Глория не нашла слов для подтверждения - это  было  выше  ее  сил,  -
просто кивнула, отворачиваясь в сторону.
     Вот и все... Нет больше Эрона... И даже боли настоящей в душе  нет  -
одна пустота.
     Глория не поняла, почему комната  вдруг  поплыла  перед  ее  глазами.
Закачался потолок со скучными лампами  дневного  света,  заплясали  шкафы,
зашатался санитар с полуседой бородкой - он уже  увозил  каталку  с  телом
Эрона.
     Как это  Глория  смогла  пропустить  тот  момент,  когда  лицо  Эрона
закрыли?
     Закачалась и сама  Глория,  ища  точку  опоры.  Хорошо  еще  -  стена
оказалась рядом...
     Затем в памяти наступил провал.
     Из темноты возник кабинет, слишком официальный даже  для  врачебного.
Откуда-то выплыл сидящий за столом Дейкер. Если  бы  Глория  могла  сейчас
ненавидеть - это чувство было бы безраздельно подарено  ему.  За  то,  что
сообщил о смерти Эрона, за то, что вызвал ее сюда, за то, что знал  о  нем
что-то, мог понять, спасти, но не сделал этого. Особенно - за последнее!
     И какое право Дейкер имел вспоминать о ней, о Глории? Она уже сказала
все - так что он еще хочет?
     Рука санитара...
     Восковое лицо Эрона - любимое, но такое чужое в  этот  миг...  О  чем
говорит Дейкер?
     - Знаете, вы ведь много разговаривали с Эроном  Буном.  Наверняка  вы
хоть что-то заметили...
     Что? О чем это они?
     Глория недоуменно раскрыла глаза. Лучше бы эти люди  рассказали,  что
произошло, чем задавать всякие глупые вопросы. Кому это надо?
     Или они рассказывали?
     Глория не знала. Она никак не могла сосредоточиться.  Кажется,  ее  о
чем-то спрашивали...
     - Нет, я ничем не могу вам помочь.
     "Отстаньте от меня! Разве вы не понимаете,  что  сейчас  я  такая  же
покойница, как Эрон? Меня нет. Я умерла вместе с ним. Разве мертвые  могут
отвечать на вопросы?"
     - Вспомните.
     - Нет, я же сказала.
     Взгляд девушки остановился на крае стола,  чтобы  легче  было  ничего
вокруг не видеть.
     Зачем? Все кончено...
     - Извините, а что за отношения у вас были с покойным?
     Последний вопрос задал не Дейкер.
     Глория повернулась в сторону говорившего. За  соседним  столом  сидел
негр. Незнакомый, не старый и даже интересный. Откуда он взялся?  Или  его
представляли, но Глория забыла?
     Память отказывалась работать. Глория не помнила Джойса.  Она  помнила
только, как рука санитара поднимала ткань с лица Эрона.
     С мертвого лица.
     Так о чем он спросил? Об ее отношениях с Эроном?
     - Мы были любовниками,  -  зло  отрезала  Глория.  -  Вы  это  хотели
услышать?



                                    17

     Патологоанатом диктовал не спеша, деловито:
     - Итак, труп мужской... - Фломастер санитара заскользил по бумаге.  -
Возраст - около двадцати лет.
     Так и не закрывшиеся глаза Эрона мертвым взглядом  сверлили  потолок.
Казалось, труп слушал все, что о нем говорили, и был с этим согласен.  Это
лишь с самой смертью согласиться тяжело, и то - приходится,  куда  от  нее
деться...
     Патологоанатом  немного  развернул   рефлектор   и   наклонился   над
обнаженной, уже чисто вымытой грудной клеткой.
     - Записали? Хорошо  видны...  несколько  пулевых  ранений  в  области
грудной клетки...
     Профессионально равнодушный взгляд ощупывал тело.
     "Стоит ли сразу делать вскрытие? - думал врач. - Пожалуй, нет. И  так
все ясно. Ранения большей частью сквозные. Что  я  там  могу  найти?  Пару
пуль, застрявших в лопатках? Кому они нужны... Я и так знаю, как  выглядят
внутренности человека. Легкие и  сердце  наверняка  измочалены,  грудинная
полость полна крови... Зачем  пачкать  пол?  Можно  и  так  все  прекрасно
описать... А бриллиантов  покойничек,  надо  полагать,  перед  смертью  не
глотал".
     - Так, - произнес он  вслух.  -  На  левом  плече  -  укус  какого-то
животного... - он поднял голову и посмотрел на санитара. - В парня  попало
как минимум пять пуль, но у него все равно не было шансов выкарабкаться из
этого дела... Последнее - не пишите.
     Патологоанатом отпихнул тележку. Трупы ему давно осточертели,  и  ему
не так уж важно было, чье тело лежит в этом кабинете, ожидая  разделки,  -
терроризировавшего город маньяка или его жертвы. Труп - всегда труп.
     Впрочем, отводя глаза, патологоанатом заметил  что-то  странное:  ему
показалось вдруг, что у края укуса забегали голубые  огоньки,  похожие  на
электрические искры.
     Разумеется, показалось...
     Врач отошел и постарался забыть об этом. Мало  ли  бывает  зрительных
иллюзий, - в конце концов, он смотрел перед этим на рефлектор.
     Это ведь только от живых людей можно ожидать любой гадости -  а  труп
тем и хорош, что все худшее он успел сделать при жизни и стал ни на что не
способен, разве что тихонько  разлагаться  в  могиле  или  превратиться  в
крематории в кучку пепла...



                                    18

     Она не могла поверить в то, что ей сказали.
     Скорее всего, кто-то из присутствующих  просто  сошел  с  ума.  Может
быть, незнакомый негр. Может и скорей всего - Дейкер. Может, она сама, так
как могла попросту ослышаться.
     Эрон - убийца?
     "Нет, это не он", - колыхнулась ставшая привычной мысль, но  контекст
так исказил значение, что Глория вздрогнула.
     Она не верила, что Эрон мертв,  и  ошиблась.  А  теперь...  Нет,  она
просто не имела права так думать! Пусть он странно себя вел, пусть  что-то
скрывал - Глория не сомневалась, что хорошо  знала  его  внутреннюю  суть:
несмотря ни на что, в нем всегда горела невероятная доброта. Ну разве злой
человек, например, мог бы чувствовать симпатию к чужому уродству? Так  что
эти люди на него клевещут!
     - Поверьте мне, доктор! - Глория повернулась к Дейкеру. - Эрон и мухи
не обидел. Я знаю его, как себя!
     "Что ж, если они вбили себе в  голову  эту  чушь,  -  подумала  вдруг
Глория, - я сделаю все, чтобы доказать обратное. Даже  если  мне  придется
найти  истинного  убийцу.  Даже  если  за  это  придется  заплатить  своей
собственной жизнью".
     - Не говорите так. Никого нельзя знать до конца. У каждого есть  свое
второе  лицо,  о  котором  окружающие  люди  могут   не   иметь   никакого
представления.
     - Нет, - Глория замотала головой.
     Желание  восстановить  истину  вернуло  ее  к  жизни,  но  с   жизнью
возвратились и все нормальные человеческие эмоции, а их было ох как много!
Глория заплакала.
     - Успокойтесь, он умер очень быстро... - прорвалась в сознание сквозь
слезы и горечь жестокая фраза, но которая помогала  Глории  взять  себя  в
руки.
     Чтобы установить правду, нужно быть сильной...
     - Доктор, - стиснула кулачки Глория, - вы не можете  мне  рассказать,
как именно это произошло?
     "Больно? Терпи. Вдруг в этом ответе мелькнет разгадка..."
     - Не знаю подробностей, но это произошло в месте, которое  называется
Мидиан.
     - Мидиан? - Глория не поверила своим ушам.  Неужели  этот  загадочный
город из снов Эрона существовал на самом деле?
     - Да, именно там все и случилось.
     Именно там...



                                    19

     Крышка кассетника захлопнулась, и магнитофон заурчал.
     Дейкер расположился в  кресле  во  главе  длинного  пустого  стола  и
приготовился слушать запись.
     Запись последнего разговора с Буном...
     На столе, прямо перед доктором, лежала пачка черно-белых  фотографий.
Тех самых, которые он вручил Эрону перед несчастным случаем на дороге.
     ...Полное женское тело наискось пересекают две глубокие  полосы  -  в
том месте, где лезвие  соскользнуло  с  ребер  на  живот,  рана  открылась
треугольником...
     Другая жертва - здесь нож был аккуратно вставлен  в  сонную  артерию.
Одежда покойницы - в крапинку, но это  не  рисунок  на  ткани,  а  брызги,
оставшиеся после фонтана крови,  бившего  из  горла.  Стены,  пол,  обивка
кресла - все покрыто тем же черным на фотоснимке крапом.
     Дейкер тасовал карточки,  как  карты,  время  от  времени  выхватывая
взглядом особо удачные снимки.
     Фотограф  был  мастер:  несмотря  на  более   чем   скромный   размер
фотокарточек, все подробности были  переданы  с  редкой  выразительностью.
Каждый  блик  на  вылезших  из   живота   внутренностях,   каждая   деталь
предсмертных гримас отличались невероятной реалистичностью.
     Особенно - выражения лиц. Недоуменные. Испуганные. Тупые...
     - И вам всегда снится один и тот же сон? - услышал Дейкер собственный
голос. Магнитофон, наконец, заговорил.
     - Да, и я не знаю, чем он вызван.
     Перед доктором вдруг невероятно отчетливо возник  образ  Эрона  Буна.
Вот Бун подходит к стулу, неуверенно садится на край. Его взгляд направлен
куда-то под ноги, плечи опущены...
     - В нем все крутится вокруг одного города... - кажется, что Эрону  не
хочется расставаться  ни  с  одной  из  собственных  фраз,  так  дороги  и
значительны они для него. - В этом городе живут... монстры,  -  он  слегка
запинается перед этим словом. Еще бы - у этого термина  изначально  не  та
эмоциональная окраска, чем хотелось бы  самому  Эрону.  -  Все...  монстры
уходят туда...  -  взгляд  больного  становится  мечтательным,  а  в  позе
возникает уверенность. Он уже не жмется  у  края  стула,  а  занимает  все
сиденье целиком. Голова поднимается, в глазах начинает разгораться восторг
- Эрон восхищен своей выдумкой. - Это замечательное место!
     "Еще бы ему не быть замечательным, -  презрительно  комментирует  про
себя Дейкер, - раз туда убирается всякая дрянь.  Невероятно,  до  чего  же
сильна бывает в людях тяга к  самому  отвратительному,  что  только  можно
выдумать. Монстры... Тьфу!"
     - Что это за монстры?
     - У них нет жизни, - восторженно поясняет Эрон, но  в  голосе  слышен
отзвук сожаления. - Но есть сознание. Они могут многое,  на  что  люди  не
способны.
     Бун замолкает, словно спохватившись, не сказал ли он что-то лишнее.
     - Можно подумать, - подталкивает его к новой откровенности Дейкер,  -
что вы им завидуете!
     Эрон Бун реагирует новой вспышкой восторга во взгляде:
     - Им все завидуют! Это - ночной народ...
     - А вы не можете объяснить, что это значит? Что это за  ночной  народ
такой? - продолжает допытываться Дейкер.
     На лице Эрона на секунду возникает довольная улыбка.
     - Это существа, которые всегда живут в темноте.
     И тут Дейкер не выдержал.
     Лязгнула  крышка  кассетника.  Звонко  ударилась  о  стенку   плоская
пластмассовая коробочка с записью. Доктор сжал кулаки и едва не  повалился
на стол.
     Город, куда уходят все монстры! До чего же противна и заманчива  была
у этого подонка навязчивая  идея!  Ну  надо  же  было  ему  додуматься  до
такого...
     "Им все завидуют... Они могут многое, на что люди не способны... - со
всех сторон сыпались на Дейкера гадкие, впадающие в душу фразы. -  Им  все
завидуют!" "Замолчи! Заткнись!" -  беззвучно  закричал  Дейкер  на  вошедшего  в
комнату мертвеца.
     Эрон Бун стоял на пороге с мертво выпученными глазами,  и  потерявшие
гибкость  руки  с  окровавленными  ладонями  вытянулись   вперед,   словно
защищаясь от несправедливой смерти.
     Или - указывая на своего истинного убийцу...
     "Сгинь!"
     Призрак помутнел и растаял.
     "Им все завидуют!" - засмеялся  проникший  через  форточку  ветер,  и
фотокарточки одна за другой принялись вылетать из стопочки и  раскладывать
на столе причудливый пасьянс.



                                    20

     ...А еще было вот что...
     Где-то над Мидианом поднялась  заря.  Солнечные  лучи  разогнали  его
обитателей по домам и принялись по-своему расставлять тени на  развалинах,
поглаживая зеленые листья, иголки елок и гнутые шелковые  травинки.  Затем
откуда-то из  подземелья  вылетел  ветерок.  Он  прошелестел  по  щебенке,
переворачивая песчинки, стряхнул росу все с тех же  елочек  и  помчался  к
городу, набирая силы и крепчая на ходу.
     Город людей тоже спал, но не "уже", а "еще".
     Заря  только  начинала  золотить  металлические  рамы  небоскребов  и
белесый пока асфальт. Лишь сонные утренние служащие  копошились  на  своих
рабочих местах, мечтая о теплой постели. Какое дело было им до ветерка?
     А он мчался, петляя по улицам, пока  не  нырнул  в  открытую  верхнюю
форточку  здания  полицейского  управления.  Где-то  внизу,   отгороженный
заслонами и решетками, в нем помещался морг. Там  дремали,  ожидая  своего
часа, тела убитых  в  перестрелках,  отравленных  соседями,  зарезанных  в
пьяных стычках... Именно туда и пробирался незваный гость.
     Эрон  Бун  лежал  в  анатомическом  зале,  ему  еще  не  был  вынесен
окончательный приговор: сжечь или закопать. Как ни странно, эту деталь его
судьбы решала Глория. Лишь она, как самый близкий покойному человек, имела
здесь право голоса. Если Глория найдет деньги, чтобы заплатить за  участок
земли на кладбище, если договорится с похоронным бюро...
     Ветерок закружился вокруг каталки и... исчез, зато мельком замеченные
патологоанатомом синие искры замигали вокруг  всего  тела,  завихрились  и
снова пропали вдруг, словно их и не  было.  А  тело  покойника  задрожало,
мутная  пелена  на  глазах  растаяла,  рука  начала   шевелиться,   пальцы
согнулись...
     В Мидиан!
     Эрон сел на каталке и обвел помещение взглядом, ища выход.
     В Мидиан! К себе, туда,  где  его  ждут!  Откуда  не  могут  прогнать
теперь, когда все его связи с прежней жизнью порваны.
     В Мидиан!!!
     Когда утром санитар вместе с дежурным полицейским вошли в  помещение,
оно было пустым. Криво стояла  развернутая  качалка.  Безмятежно  голубело
небо в проеме выбитого окна.
     Куски стекла лежали тут же, на полу.
     День обещал быть ясным.



                                    21

     "Тело убийцы-маньяка похищено из морга!" - вопили заголовки газет.
     "Маньяк - зомби?" - спрашивала крупным шрифтом бульварная пресса.
     "Кому-то  нужна  нездоровая  сенсация,  -  предупреждала  центральная
газета  из   более   консервативных.   -   Следует   опасаться   возможных
беспорядков".
     С передовиц, вкладок, прочих полос смотрели изуродованные  трупы.  То
тут, то там светился и портрет Буна.
     "Кому понадобился труп монстра?" "Загадочное происшествие в морге".
     "Шесть семей - за десять месяцев..." "Мертвецы забрали мертвеца..."
     Сколько заголовков - столько и версий.
     А отгадки нет.
     Ломает  над  ней  голову  склонившийся  над  сотни  раз  прочитанными
документами Джойс.
     Скрипит зубами и беснуется, перечитывая все свои записи, Дейкер.
     Рыдает над рулем автомобиля Глория. И собственный долг перед любовью,
перед  памятью  Эрона  лежит  на  ней  мертвым  грузом.  Неподъемным:  еще
чуть-чуть - и раздавит. Она ведь и сама сейчас - как  загнанный  зверь,  и
уже развешены флажки вдоль ее дороги. Не  красные  -  белые  с  черным,  с
которых кричат, бьют по сердцу чудовищные заголовки.
     "Маньяк Бун застрелен полицией".
     "Конец кошмару!"



                                    22

     В барах провинциальных городков, особенно  городков-спутников,  царит
очень своеобразный дух. Обычно они разделены изнутри невидимой  чертой  на
две половины, как в свое время для черных и для белых. В одной из них лица
постоянны: это местные жители, знающие друг о друге  все  или  почти  все.
Бармен осведомлен об их  вкусах,  не  колеблется  долго  при  формулировке
заказа: "Мне то же, что и  всегда"  -  и  знает,  когда  следует  вызывать
вышибалу, - заранее, еще до того, как они сообразят затеять пьяную драку.
     Вторую половину составляют приезжие. У них нет  постоянных  мест  или
любимых столиков, у них нет в некотором смысле и личностей. Они приходят в
бар словно из ниоткуда и вновь отправляются в дорогу, в большинстве  своем
не оставляя и следа.
     Шоферы  и  туристы,  случайные   проезжие,   заблудившиеся   искатели
приключений, а то и просто бродяги - обычно  опытный  глаз  бармена  сразу
определяет, с кем ему приходится  иметь  дело.  И  все  же  эта  категория
посетителей всегда непредсказуема, и поэтому  так  настороженно  впивается
его взгляд в каждого незнакомца. Даже если это всего лишь молодая  женщина
с бледным, опухшим от слез личиком.
     Глория прошла мимо столиков и устремилась к стойке. Через плечо у нее
висела дорожная сумка, окончательно выдавая в ней приезжую.
     Навлечет ли эта молодка скандал? Что-то не  нравилось  бармену  в  ее
внешности: можно было подумать, что молодая женщина тащит  за  собой  тень
какой-то мрачной трагедии.
     К  чему  трагедии  в  таких  местах,  как  бар  возле   гостиницы   с
романтическим названием "Сладкая трава"?
     Тем не менее, и с этой особой, как со  всеми  прочими  клиентами,  он
обязан был обращаться вежливо. Если уж ей суждено принести неприятности  -
то лучше не провоцировать их самому. Глядишь - и обойдется.
     - Чего желаете? - на лице бармена засветилась дежурная улыбка.
     - Выпить, -  посмотрела  сквозь  него  пустым,  выплаканным  взглядом
Глория.
     - А еще чего? - привычно спросил он.
     Несколько  минут  Глория  молчала,  гипнотизируя   его   взглядом   и
одновременно рассматривая разноцветные бутылки с ликером.
     Напиться бы... Забыться!
     Но ведь она здесь по делу...
     - Вы знаете место, которое называют Мидиан? - спросила она наконец. -
Это должно быть где-то неподалеку отсюда.
     Глория почти выхватила из рук бармена бокал с джином и быстро  отпила
глоток.
     "А, так  вот  в  чем  дело!  Мидиан...  Ну,  конечно",  -  усмехнулся
успокоившийся бармен.
     - Еще бы, - бросил он. - Вы далеко не первая, кто им интересуется.
     - А кто еще? - резко вскинула голову девушка.
     "Бедняга... Наверное, она  рыдала  из-за  того,  что  опоздала  и  ей
устроили из-за этого нагоняй", - пришел к  выводу  бармен,  наблюдая,  как
судорожно глотает джин девушка.
     - Тут была куча разных журналистов, - пояснил он. - И всем нужен  был
Мидиан. Недавно там застрелили одного парня. Вроде он  был  маньяком.  Так
вот, вокруг этого дела поднялся страшный шум, туда сразу  же  понаехали...
Вы ведь тоже интересуетесь именно этим, не так ли?
     Глория  кивнула.  Новая  порция  рыданий  уже  душила   ее,   готовая
прорваться наружу.
     Она залпом опорожнила бокал, уронила его, опуская на стойку, кое-как,
не считая, швырнула деньги (у бармена челюсть отвисла, когда он  подсчитал
выручку) и бросилась прочь.



                                    23

     Шерил Энн уже хорошо перевалило за тридцать, но выглядела она намного
свежее.
     Сейчас она томилась от  того,  что  ей  было  не  с  кем  поговорить.
Казалось бы - какая мелочь, но Шерил Энн страдала от вынужденного молчания
по-настоящему. Она была из тех, кто не умеет копить слова и чувства в душе
- там для них было слишком мало места. Все, что  приходило  ей  в  голову,
должно было тут же  выплеснуться  наружу,  но  подруга  и  компаньонка  не
вовремя подхватила простуду и бросила Шерил Энн посреди пути  изнывать  от
невозможности высказаться.
     Короче, явно одинокая и к тому же  плачущая  девушка,  ворвавшаяся  в
помещение женского туалета и ставшая вытирать глаза у того же зеркала, где
Шерил Энн наводила марафет, послужила для нее сущей находкой.
     -  Брось,  подруга,  -  словно  они  всегда  были  знакомы,  уверенно
обратилась к ней Шерил Энн. - Чего ты плачешь? - она искоса  наблюдала  за
Глорией, не прекращая орудовать брасматиком. -  Можешь  мне  не  отвечать.
Женщина может плакать только по двум причинам:  из-за  мужчины  или  из-за
денег. Так из-за чего плачешь ты?
     - Из-за мужчины, - с  трудом  выдавила  Глория,  и  все  ее  старания
успокоиться и привести себя в приличный вид пошли насмарку: слезы  хлынули
с новой силой.
     - Понятно, - сочувственно закивала Шерил Энн. Она была довольна,  что
добилась своего:  "подруга"  включилась  в  разговор.  -  Так  что  же  он
натворил? Бросил? Уехал, не сказав ни слова?
     Шерил Энн знала все. Во всяком случае,  жизненный  опыт  позволял  ей
верить в эту  свою  способность.  И,  самое  удивительное,  в  подавляющем
большинстве случаев Шерил Энн все-таки попадала в самую точку.
     - Нет, - всхлипнула Глория, водя по лицу мокрым платком. -  Он  ушел.
Исчез.
     Шерил Энн понимающе кивнула.
     Что поделать, и в ее жизни мужчины не раз "исчезали". И не  только  в
ее - почти каждая из ее многочисленных подруг в свое время плакалась о том
же самом.
     - Ну и не реви, - Шерил Энн принялась складывать  брасматик,  тени  и
помаду обратно в косметичку. - Они  все  такие.  Мужчины  все  одинаковые.
Вернется...
     От последнего  слова  Глорию  передернуло.  Заметив  это,  Шерил  Энн
поспешила продолжить:
     - А если нет - ему же хуже.  -  Теперь  оставалось  только  поправить
прическу и перейти, наконец, к своей любимой теме - о  себе.  -  Меня  вот
тоже бросили. А я и не грущу - больно надо... Может, выпьем?
     - Да, выпьем! - быстро согласилась Глория.
     Больше всего на свете ей хотелось сейчас напиться до беспамятства.
     "Вернется... вернется... - крутилось в ушах  подлое  эхо.  -  Ему  же
хуже... вернется".
     А  перед  глазами  все  мелькали  и  мелькали  бессовестные  газетные
заголовки.
     - Ну так пошли, - Шерил Энн пару раз взмахнула расческой,  захлопнула
сумочку и подмигнула своему отражению.
     Она была довольна собой. Вот если бы удалось еще утешить и  вразумить
эту  глупую  девочку  -  день  ни  в  коем  случае  нельзя  будет  назвать
потерянным.
     А там, глядишь, и мужчинка какой-нибудь нарисуется на горизонте...
     - Пошли, - она развернулась и едва ли не  силой  потянула  Глорию  за
собой обратно в бар.



                                    24

     День выставляет любое  уродство  напоказ,  смакуя  все  его  наиболее
неприятные детали. Ночь же, напротив, сглаживает все, что можно  сгладить,
достраивает  темнотой  несуществующие  элементы,  прикрывает  собой,   как
вуалью, все допущенные природой ошибки.
     День - потерявший вкус ярый поклонник натурализма. Ночь -  художница,
но и бессовестная обманщица с навсегда потерянной из-за этого  репутацией:
мало ли, что ей придет в голову скрыть у себя за пазухой.
     Но ночной Мидиан  был  прекрасен  безо  всяких  натяжек.  Обрубленные
временем стены вздымались под лунным светом до небес, трещины превращались
в причудливые, хорошо продуманные узоры. Здесь доминировала своя  эстетика
- эстетика тьмы.
     - Тебе это должно понравиться, - проговорил Нарцисс, пропуская  Эрона
вперед.
     Лицо человека-обезьяны было все так же ободрано, но кровь  на  местах
отсутствующей кожи больше не лилась, не торчали комками сгустки сукровицы.
Может, это ночь несколько подретушировала его внешний вид?
     "Я здесь..." - в тысячный раз сказал  себе  Эрон,  прислушиваясь,  не
отзовется ли внутри неровным стуком сердце.
     Сердце не билось.
     -  Ты  уверен?  -  спросил  он  Нарцисса,  перешагивая  через   порог
полуразрушенного домика.
     Лестница, открывшаяся перед ними, круто уходила вниз.
     - Наш город и существует для таких, как ты,  -  утвердительно  кивнул
Нарцисс. - Ты ведь один из наших. А таким, как мы,  нет  больше  места  на
земле... Ты совершенно правильно сделал, что пришел сюда.
     Он спускался вниз быстро, не замечая неровностей лестницы  и  мусора,
то и дело попадающего под ноги.
     Ни одного видимого источника света вокруг не было видно, но, к своему
удивлению, Эрон без труда ориентировался. Видел он и лицо Нарцисса,  видел
почти так же хорошо, как и при лунном свете.
     Или свет был?
     Эрон не знал... Может, светился воздух. Может, его глаза  изменились,
заранее приспособившись к темноте, в которой теперь придется ему жить.
     Жить?
     Эрон так и не  мог  услышать  ударов  своего  сердца.  Один  раз  ему
показалось, что в ушах звучит знакомое  "тук-тук",  но,  сосредоточившись,
понял, что звук идет извне  -  подземная  барабанщица  принялась  за  свою
обычную работу.
     - Так, проходи сюда! - позвал его Нарцисс.
     Эрон   перепрыгнул   через   пару   ступенек   и    оказался    возле
человека-обезьяны.
     Лестница привела их  к  коридору,  а  затем  и  к  порогу  небольшого
зала-пещеры.
     Здесь и в самом деле было светло от десятков  горящих  факелов.  Свет
неожиданно резанул  Эрона  по  глазам,  как  в  свое  время  -  прожекторы
полицейских машин.
     Эрон шагнул вперед. Тотчас на  него  устремились  взгляды  обитателей
Мидиана.
     Эрон осмотрелся и заметил, что лица (или, во всяком случае,  то,  что
было у этих существ вместо лиц) по большей части  ему  знакомы.  Он  узнал
человека-Горгону, стоявшего неподалеку от него Месяца  (последний,  завидя
Эрона, хитро усмехнулся и подмигнул ему), но и остальных он тоже  узнавал.
Сатир с лихо закрученными рогами...  Молодая  женщина,  у  которой  вместо
волос торчат дикобразьи иглы...
     Эрон видел их и раньше.
     Видел - во сне...
     - Видишь вон  того  старика?  -  тронул  его  за  плечо  новоявленный
приятель Нарцисс.
     Эрон чуть заметно кивнул.
     Старик,  в  отличие   от   большинства   собравшихся,   имел   вполне
человеческий облик. Мягкие седые волосы красиво  обрамляли  его  некрупное
округлое лицо,  и  лишь  чуть  заметные  борозды  на  щеках  -  прямо-таки
украшение вождя краснокожих - свидетельствовали о том, что это  не  чей-то
мирный дедушка, ушедший на покой, не постаревший священник  (было  в  этом
старичке что-то от служителя  культа),  а  полноправный  и  законный  член
сообщества ночных монстров.
     И другое ощутил Эрон - странную силу,  исходящую  от  этой  невысокой
старческой фигуры. Волны - не волны, свет - не свет,  но  что-то  лучилось
вокруг него, вознося старика на особую, недосягаемую для других ступеньку.
     - Это - Элшбери, -  пояснил  Нарцисс,  -  он  здесь  главный.  Слушай
внимательно все, что он скажет.
     Эрон снова кивнул - он и без комментариев уже понял,  кто  тут  самый
главный.
     Пока  Элшбери  молчал.  Он  заметил  пришельца,   но   не   торопился
высказывать свое мнение, давая Эрону возможность  получше  приглядеться  к
здешнему окружению.
     - А видишь ту девушку? Это Сеси, - вновь зашептал  Нарцисс,  кивая  в
сторону женщины-дикобраза, которая беседовала сейчас с Горгоной, время  от
времени странно вздрагивая.
     - Что с ней? - вполголоса поинтересовался Эрон.
     Нарцисс не ответил.
     Эрон присмотрелся к Сеси  повнимательней.  Дикобразьего  в  ней  было
больше, чем казалось с первого взгляда: даже встряхивающиеся движения были
характерными именно для этого животного.
     - ...и заклеила его... - услышал Эрон обрывок непонятной фразы.
     Возможно, у ночного народа существовал и свой сленг.
     Сеси сообщала это не только Горгоне: в разговор, похоже, был  включен
еще один монстр, до сих  пор  Эрону  не  знакомый,  -  пузатый  толстяк  с
выпученными крабьими глазами.
     Эрон  собрался  было  послушать  еще  немного,  чтобы  хоть  краешком
прочувствовать дух их беседы,  но  тут  Элшбери  вышел  вперед,  привлекая
внимание к себе.
     - Что делает здесь этот человек? - указал на Эрона сухой  морщинистый
палец.
     - Я пришел к вам... - начал было Эрон, но  дыхание  его  перехватило,
так что он  мог  теперь  только  молча  и  трепетно  стоять  под  взглядом
величественного старика.
     - В таком случае кто твой защитник?
     - Я! - выступил вперед Нарцисс. - Его зовут Эрон Бун.
     Элшбери чуть заметно кивнул  Нарциссу  и  снова  устремил  взгляд  на
Эрона.
     - Эрон Бун, ты пришел сюда согласно закону?
     - Да, - выдохнул Эрон.
     Он не знал закона, но что-то внутри не позволяло  ему  сомневаться  в
правомочности собственных действий.
     - Да, я подтверждаю, - поспешил добавить Нарцисс.
     - Ты понимаешь, что ты делаешь сейчас?
     Взгляд Элшбери просвечивал Эрона насквозь.
     - Я знаю, - не слыша собственного голоса, отозвался Эрон.
     -  Знаешь  ли  ты,  что  с  этого  момента  ты  навсегда   оставляешь
естественный мир и попадаешь в мир мечты? Пусть  даже  и  в  мир  мечты  о
кошмаре?!
     Сама атмосфера зала изменилась: Эрон понял вдруг, что это  не  просто
вопросы и  ответы  -  часть  выверенного,  повторяющегося  обряда.  Это  и
напугало его, и успокоило. Он мог предсказать теперь  приблизительно,  что
за этим последует.
     - Я знаю все и хочу этого, - уже твердо ответил Эрон.
     И наступило молчание.
     Трещали факелы, горели устремленные на неофита глаза. Все работало на
значимость и торжественность момента.
     - Хорошо, - дотянув паузу до логического завершения, вновь  заговорил
Элшбери. - Ты готов получить печать бога?
     - Да, я готов.
     Кровь застучала у Эрона в висках... но и это ему показалось. Она была
так же мертва,  как  и  сердце;  просто  привычка  заставила  его  на  миг
поверить, что это так.
     Еще бы - то, что сейчас происходило, было не менее значимым для него,
чем рождение или смерть.
     В центре толпы - теперь все  стояли  полукругом,  обступив  непонятно
каким образом оказавшегося прямо перед Эроном  Элшбери,  -  возник  чан  с
кипящей водой. Или не водой - жидкость опалесцировала, светилась,  но  все
это могло быть и результатом невероятной концентрации энергии вокруг нее.
     Эрон  завороженно  наблюдал,  как  Элшбери  погружает  в  булькающую,
пузырящуюся поверхность жидкости  руку  и  она  начинает  светиться  синим
огнем. Вскоре весь свет из чана перекочевал ему на ладонь, которая, в свою
очередь, разгоралась все ярче. И вот эту раскаленную донельзя руку Элшбери
поднял перед собой и прижал к обнаженной груди Эрона.
     В первую секунду Эрон ослеп и оглох от  боли.  То,  что  проникало  в
него, не было даже огнем - это было нечто во много раз более горячее,  чем
огонь.
     Мечущиеся во все стороны искры перекочевали с руки на его ребра.
     Элшбери отнял ладонь - но на груди  Эрона  остался  гореть,  прожигая
насквозь ошметки прежней души, пятипалый отпечаток.
     Эрон и сам не понял, как ему хватило сил не закричать во весь  голос.
Огонь пылал у него внутри, сводя с ума,  но  боль  начинала  уже  угасать,
превращаясь в почти приятное тепло, и в таком виде  расходилась  по  телу,
достигая кончиков пальцев.
     Вскоре  Эрон  ощутил  небывалый  подъем  сил.   Тяжело   дыша   после
перенесенного потрясения, он поднял глаза, оглядел присутствующих и понял,
что их интерес к происходящему  начал  угасать.  Уже  шушукались  о  своем
задние ряды, кое-кто откровенно повернулся к Эрону спиной. Монстры  начали
расходиться  -  остаток  церемонии  интересовал  их  гораздо  меньше,  чем
поведение новичка в момент принятия Печати.
     - Племя луны приветствует тебя, Эрон Бун! - торжественно провозгласил
Элшбери. - Теперь ты один из нас.
     Элшбери отвернулся, и с этого момента Эрон,  казалось,  перестал  для
него существовать.
     Эрон не успел окончательно прийти  в  себя,  как  остался  наедине  с
Нарциссом.
     - Я же говорил, что все будет в порядке, - положил тот руку Эрону  на
плечо. - Ты прекрасно прошел испытание.
     - Да? - растерянно переспросил Эрон,  стараясь  привыкнуть  к  новому
самоощущению.
     Нарцисс энергично закивал головой:
     - Ты был великолепен!



                                    25

     Вечером Глория сообщила Шерил Энн, что у нее невыносимо раскалывается
голова, и под этим предлогом  удалилась  в  свой  гостиничный  номер,  где
смогла, наконец, поплакать от души.
     Постепенно усталость, вызванная несколькими бессонными ночами,  взяла
свое,  и  Глория  заснула-забылась  тяжелым,  беспокойным,   но   лишенным
сновидений сном.
     Проснувшись в совершенно разбитом  состоянии,  она  умылась,  привела
себя в порядок и нехотя спустилась вниз, в уже знакомый бар - едва  ли  не
единственный в Шир-Неке.
     - Глория, привет! - издали закричала ей Шерил Энн, сжимающая в  руках
только что поданный официантом бокал с двумя сырыми яйцами по рекомендации
одного из косметических журналов.
     - Приятного аппетита, - машинально ответила Глория, сворачивая  в  ее
сторону. Как бы там ни было, ей было намного тяжелее оставаться наедине  с
собой. Пусть Шерил Энн казалась ей  несносной  болтушкой  -  возле  Глории
сейчас просто  не  было  ни  одного  человека,  с  которым  она  могла  бы
пообщаться.
     Шерил Энн была для нее той соломинкой, за которую  хватаются,  только
не имея другого выбора.
     - И как твоя голова?
     Шерил Энн выглядела великолепно, она была на взводе, и ей это шло.
     - Знаешь, уже лучше, - Глория с трудом вспомнила о вчерашней лжи. - А
как у тебя дела?
     - Все замечательно, - подняла большой палец Шерил.
     - Ну и хорошо, - вздохнула Глория, не догадываясь, что этим  невинным
вопросом сдвигает заслонку, сдерживающую словесный поток новой подруги.
     - Еще в детстве мне предсказывали, - затараторила Шерил  Энн,  -  что
мужчины будут виться вокруг меня, как  бабочки  вокруг  лампы.  Знаешь,  я
действительно не бываю одна подолгу. Ты даже не  представляешь,  с  кем  я
сейчас познакомилась! Замечательный вариант. Этого человека зовут  Кертис,
он страшно богат и разводится с женой.
     Глория посмотрела на нее пристально и странно.
     Шерил Энн принадлежала  к  тому  миру,  закрытому  сейчас  для  самой
Глории,  в  котором  можно  по  тысяче  раз   знакомиться,   расставаться,
налаживать утраченные отношения. Миру, в котором жизнь двигалась по  своим
суетливым законам.
     А что было у нее?
     Пустота   и   страшные   газетные   заголовки.   Да   еще   прикрытый
хлопчатобумажной простыней труп, исчезнувший затем из морга.  И  -  тоска.
Тоска человека, у которого от  души  остался  один  кровоточащий  обломок,
наполненный болью.
     - Значит, ты сегодня едешь к нему? - переспросила Глория.
     - Нет, как раз сегодня у меня свободный день, так  что  мы  поедем  с
тобой, как договаривались.
     Глория вопросительно посмотрела на Шерил Энн. Она не помнила,  о  чем
они могли договариваться, да и было ли это вообще. Мало ли, что  сболтнешь
спьяну!
     Вспомнив, она чуть не хлопнула себя по лбу.
     Ну конечно!!! Ведь Шерил Энн обещала довезти ее на  своей  машине  до
Мидиана!



                                    26

     Ночь и день имеют разные представления о расстоянии: иной раз  ночной
километр превращается днем в ничто.
     Ворота Мидиана, прячущиеся ночью  за  темнотой,  были  сейчас  хорошо
видны с дороги. Они торчали над колючим ежиком зарослей сухой  травы,  как
гнилые   зубы   -   щербатые,   неровные,   между   которыми    гигантский
стоматолог-протезист вставил решетчатую пластину.
     При  виде  входа  в  ночной  город  Шерил  Энн  чуть  не  вздрогнула.
Неприятное ощущение возникло и у Глории, но она подавила его  -  ведь  это
место было так дорого ее Эрону!
     - Боже мой, - передернула плечами Шерил Энн,  останавливая  машину  и
открывая дверцу, - неужели это место ты искала?
     Она  не  могла  поверить,  что  нормальную  молодую   девушку   может
интересовать что-либо подобное.
     "Бедняжка с сошла ума, - подумала она. - Но  меня  это  не  касается.
Каждый имеет право сходить с ума по-своему. Впрочем,  вкус  у  нее,  прямо
скажем,  извращенный.  Ничего  себе  -  местечко  для   прогулок...   Могу
поспорить, что это кладбище!"
     - Да, именно его...
     Глория зачарованно уставилась на ворота.
     - Ты что-то должна тут сделать? - все еще не веря, спросила ее Шерил.
     - Считай, что так.
     Глория вышла из машины. Как ни странно, здесь очень  легко  дышалось.
Незагрязненный воздух был чист и свеж.
     - Ну уж я с тобой не пойду, - покривилась Шерил Энн, тоже  выходя  из
машины, чтобы немного размяться после езды. - Я лучше подожду тебя здесь.
     Ей подумалось вдруг, что от ворот веет смертью. Может, там, за  ними,
жили привидения? Шерил Энн не верила в них, но все же боялась.  Во  всяком
случае, жизненный опыт подсказывал ей, что ни одно место не кажется жутким
просто так. Конечно, для кого-то  оно  может  и  не  раскрыться  с  худшей
стороны, пощадить, но все равно - зачем рисковать без нужды в сомнительных
случаях? К тому же, если отбросить всякую мистику,  здесь  могли  водиться
реальные змеи и опустившиеся вконец наркоманы.
     "Ага! - осенило вдруг Шерил Энн, провожавшую Глорию взглядом.  -  Так
вот, видно, что ты  скрываешь...  Так  это  твой  парень  прячется  где-то
здесь!"
     - Хорошо, я скоро, - пообещала Глория, спускаясь в  кювет.  -  Ты  не
успеешь слишком соскучиться.
     - Не волнуйся, я найду, чем заняться.
     Шерил вернулась к машине и села на водительское  место,  доставая  из
"бардачка" пачку сигарет и зажигалку.
     ...Первый отрезок  пути  Глория  постаралась  пройти  с  максимальной
скоростью (она боялась увидеть в  траве  следы  крови).  Ведь  Эрон,  если
верить слухам, был убит именно возле дороги.
     Сухая высокая трава росла  довольно  равномерно,  но  Глории  все  же
удалось отыскать какое-то подобие тропинки.
     "Наверное, здесь он и шел", - подумала девушка, и сердце ее  сжалось.
Она представила себе Эрона - разумеется, живого. Будто наяву  увидела  она
его вдохновенное лицо.
     Как менялся он, вспоминая о Мидиане! Об этом жутком  месте,  где  его
догнала смерть...
     Глория шла долго: хотя ворота ночного города  и  были  видны  издали,
истинное расстояние до них оказалось несколько большим, чем ей  показалось
с первого взгляда.
     Очутившись перед воротами, Глория вдруг подумала  о  том,  что  всего
этого может и не быть. Разве могла она в действительности оказаться здесь?
Это ведь все равно, что попасть в чужой сон!
     И все же Мидиан существовал.
     Зеленели покрытые мхом стены, покачивали верхушками  елочки,  оттеняя
коричневый цвет могильных камней и серый - руин.
     Глория толкнула ворота, и створки с легкостью распахнулись перед ней.
     - Так вот ты какой, Мидиан! - зачарованно прошептала девушка, входя в
его владения.



                                    27

     Глория задерживалась.
     Шерил Энн с самого начала подозревала, что так оно и будет, но все же
не рассчитывала, что это затянется так надолго.
     Скучать Шерил Энн начинала быстро.  Стоило  ей  побыть  одной  дольше
пятнадцати минут, и она уже не знала, куда себя девать, и быстро  начинала
сердиться сразу на весь мир. Впрочем, на этот раз  полностью  расстроиться
она не успела, так как вспомнила, что в машине есть магнитофон.  Несколько
минут она сидела, затягиваясь сигареткой и с удовольствием  вслушиваясь  в
бессмысленные, но ритмичные звуки. Затем это занятие начало ей  надоедать,
а Глории все не было.
     Уже не скрывая своего раздражения, Шерил Энн снова вышла на дорогу. В
сторону Мидиана смотреть ей не хотелось:  зубы  ворот  пугали  ее,  а  вся
остальная местность прямо-таки удручала своей  однообразностью.  Не  зная,
чем занять себя, Шерил Энн решила обойти вокруг машины, но вдруг  услышала
звук, сразу привлекший ее внимание.
     По дороге ехал автомобиль.
     Пусть это было не бог весть  каким  событием,  но  теперь  Шерил  Энн
получала возможность помечтать, что эта машина затормозит  неподалеку,  из
нее выйдет красивый молодой человек и...
     Автомобиль остановился почти впритык к ее  собственному,  и  из  него
вынырнула мужская фигура.
     От удивления Шерил Энн вытаращила глаза.
     Неужели  жизнь  посылала  ей  самое  что  ни  на  есть  романтическое
приключение? Было похоже на то...
     Мужчина  выпрямился.  Он  не  был  молод  -   волосы   его   украшала
привлекательная седина. Впрочем, возраст был малозначащей подробностью.
     Мельком взглянув в зеркало и быстрым  движением  подправив  прическу,
Шерил Энн встала и широко улыбнулась навстречу незнакомцу.
     Незнакомцу?
     В следующую секунду она была немало поражена, узнав этого человека.
     - Привет, - улыбнулся мужчина. - Рад тебя видеть...
     - Привет... - глаза Шерил Энн раскрылись еще шире. - Кертис?  Что  ты
здесь делаешь?
     - Здравствуй, Шерил, - он обогнул  капот  и  пошел  ей  навстречу.  -
Понимаешь, я неожиданно освободился и решил заехать за тобой. Ты рада меня
видеть?
     - Конечно,  -  все  еще  удивляясь  встрече,  выкрикнула  Шерил  Энн,
срываясь с места, чтобы как можно скорее  оказаться  в  его  объятиях,  но
почему-то  вдруг  в  самую  последнюю  секунду  ее  охватила  необъяснимая
тревога.
     Место, что ли, так влияло? Или что-то еще?
     - Просто здорово, что я встретила тебя здесь! -  последние  слова  ей
самой показались фальшивыми.
     Если человека уже сумел догнать страх, то о какой радости может  идти
речь?  А  Шерил  Энн  боялась.  Боялась  панически  и  безнадежно,  словно
почувствовала на себе прикосновение костлявой руки подкравшейся смерти...



                                    28

     "Какое жуткое место! - подумала Глория, озираясь по сторонам. - И все
же в нем что-то есть... Оно  впечатляет  -  это  единственное,  что  можно
утверждать наверняка".
     В самом деле, Мидиан именно ВПЕЧАТЛЯЛ. В нем была  и  прелесть  всего
старинного,  свойственного   всем   древним   городам,   и   кладбищенское
философское молчание, одновременно пугающее и внушающее к себе почтение, и
своеобразное достоинство, не говоря уже о мистическом привкусе,  сквозящем
буквально во всем.
     Кроме того, это место было мечтой человека, которого Глория любила.
     Из всего  сказанного  следует,  что  охвативший  девушку  трепет  был
совершенно естественной реакцией.
     Глория шла теперь  не  спеша,  оглядываясь  по  сторонам  и  стараясь
проникнуться глубинным духом этих стен и улиц, нежилых - но  не  кажущихся
брошенными. Временами ей чудилось,  что  она  улавливает  суть  того,  что
тянуло Эрона сюда; временами же ее почти пугала враждебная отчужденность.
     Одно было бесспорно: значительность Мидиана сложно было  переоценить.
Мидиан можно было понимать или не понимать, как любое гениальное творение,
но не считаться с его существованием и  влиянием  на  остальной  мир  было
нельзя. Особенно двойственное и сложное  впечатление  производили  на  нее
статуи: то и дело Глория ловила себя на том, что они напоминают ей  живых,
но  окаменевших  вдруг  людей  или  существ.   Разве   не   так   выглядят
реконструкции сожженных в Помпеях? Искаженные страхом лица, запрокинутые в
отчаянии головы...
     На некоторое время внимание Глории привлекла рука. Просто рука, серой
глыбой торчащая из-под земли. Казалось, это задавленный камнями  и  глиной
великан взывает о помощи - столько потаенного протеста и боли было  скрыто
в простом ее изгибе.
     Гуляя по Мидиану, Глория совсем потеряла чувство времени:  здесь  шел
совсем иной его отсчет.
     Отсчет на века...
     Шум, негромкий, но явно вызванный движением другого живого  существа,
заставил ее вздрогнуть. Он доносился из небольшого каменного  тупичка,  до
которого пока не дотянулись зеленые лапы плюща.
     Шум в мертвом городе!
     Мурашки поползли у Глории по спине. Как, почему  она  не  подумала  о
том, что здесь может быть небезопасно прогуливаться в одиночку? Разве  вид
этого места не предупреждал ее об этом?
     "А  тело,  Глория?  Исчезнувшее  тело...  Что  если  это  твой   Эрон
скрывается здесь, пока правосудие еще не докопалось до истины?"
     Эта мысль заставила  ее  шагнуть  вперед,  прежде  чем  другая  мысль
остудила ее порыв:
     "А что если здесь враг? Чудовище?"
     Наверное, Глория все же не выдержала и сбежала бы, но тут  ее  взгляд
выхватил живое существо.
     В первую секунду Глорию обдало жаром  -  любая  неожиданная  встреча,
когда нервы напряжены до  предела,  способна  вызвать  такой  эффект,  тем
более, что попавшееся ей на глаза существо выглядело невероятно  уродливым
и чуждым. И - жалким... Последнее она поняла уже со второго взгляда.
     Существо лежало на боку, нелепо вытянув кривоватые худые лапы. Больше
всего оно напоминало невероятно  большеглазую  лысую  кошку  или,  скорее,
гигантский кошачий эмбрион.  В  самом  деле,  его  беспомощность  казалась
именно младенческой. Единственное, на что существо было способно, так  это
приподнять  почти  треугольную  морду,  большую  часть  которой   занимали
бессмысленно раскрытые глазищи, и беззвучно приоткрывать небольшой рот.
     - Принеси ее! - услышала вдруг Глория женский голос, приказывающий  и
молящий одновременно.
     - Что? - девушка огляделась, ища глазами собеседницу.
     - Прошу тебя, принеси... Не бойся.
     Она стояла  на  пороге,  защищенная  тенью.  Глория  сразу  отметила,
насколько выразительны были черты ее лица.
     - Что это значит? - шагнула девушка навстречу  незнакомке.  Почему-то
эта женщина внушала ей скорее страх, чем жалость.
     - Принеси! - взмолилась та, с явным страданием  глядя  на  корчащееся
посреди солнцепека существо.
     Глория пожала плечами и направилась к лысому котенку.
     Животное страдало -  в  его  огромных  глазах  девушка  прочла  боль,
начавшую уже переходить в  тупое  безразличие.  Боль,  от  которой  устали
настолько, что вся ее острота потерялась.
     - Бедняжка... - Глория осторожно обняла обмякшее, пышущее жаром тело.
- Не бойся меня... Лежи спокойно...
     - Быстрее...
     Кошка оказалась легкой - намного легче, чем Глория  могла  вообразить
себе, глядя на нее со стороны.
     - Не бойся, - продолжала упрашивать ее Глория, словно  имела  дело  с
ребенком.
     - Прошу тебя, быстрее! - в голосе незнакомки все яснее проскальзывало
нетерпение и беспокойство. - Умоляю, принеси ее ко мне, сюда!
     - Но что это значит? - спросила Глория, делая шаг  вперед.  Она  и  в
самом деле не понимала, почему ее собеседница не могла  принести  животное
сама.
     Мидиан играл  в  свои  игры,  правила  которых  посторонним  не  были
понятны.
     - Не обращай  внимания,  только  дай  ее  мне!  -  шагнула  навстречу
женщина, все же  не  покидая  тени.  Когда  Глория  оказалась  рядом,  она
буквально выхватила гигантского котенка у нее из рук и судорожно прижала к
себе, чтобы тут же  поспешить  убраться  внутрь  домика,  выглядевшего  по
местным меркам относительно целым.
     - Теперь все будет в порядке, - проговорила она, наклоняясь к  своему
сокровищу.
     - Она что, больна?
     Глория тоже вошла в дом. Что ж, во всяком случае, теперь  ей  было  у
кого расспросить про Эрона. Тем более, что она,  похоже,  оказала  здешней
жительнице услугу, смысла которой, правда, понять пока не могла.
     Тем временем с кошкой стало что-то происходить: лапы, морда, туловище
изменялись на глазах. Втянулись  в  кожу,  ужимаясь  до  характерного  для
человека размера, уши, уменьшились глаза...
     - Она просто любит играть снаружи, - с нежностью глядя на  загадочное
существо, ответила женщина.
     - Боже, кто это? - вскрикнула Глория, не отрывая  взгляда  от  бывшей
"кошки".
     Она была готова поклясться, что нечто,  бывшее  всего  секунду  назад
животным, превращалось в человека! Пока  это  был  уродец  с  выступающими
скулами, острыми ушами, заячьей губой и кожей, слишком плотно обтягивающей
кости, но с каждой секундой уродство уходило. На только что лысой  головке
зарыжели симпатичные кудряшки, да и личико хорошело с каждой секундой.
     - Она так любит играть, - удрученно продолжила объяснение женщина,  -
что забывает обо всем... Она ведь всего лишь ребенок!
     - Ребенок? - переспросила Глория, все еще уставясь на девочку.
     Да, теперь в словах жительницы Мидиана можно было не сомневаться.
     - Что же здесь происходит?!
     Глория была потрясена. Увиденная метаморфоза никак не укладывалась  в
ее сознании.
     Исчезновение Эрона из морга... Зверь, превратившийся в девочку...
     Воистину, от Мидиана можно было ожидать всего!
     Женщина опустила ребенка на землю, и девочка тут же  обняла  мать  за
талию.
     Теперь Глория могла рассмотреть обеих достаточно хорошо. Ее  едва  ли
не  разочаровало,  насколько  девочка  стала  похожа  на  миллионы   своих
сверстниц - ничто в ней не  выдавало  больше  сверхъестественной  природы,
разве что не по возрасту глубокий и проникновенный взгляд. Но мало  ли  на
свете детей с такими вот удивительно взрослыми глазами!
     По   сравнению   с   ней   взрослая   женщина   выглядела    довольно
экстравагантно, но не более того. Пожалуй, оденься она  в  обычную  одежду
вместо своих тряпок, убери десятки серебристых трубочек-зажимов с волос  -
и ей не составило  бы  труда  затеряться  в  любой  толпе.  Впрочем  -  не
обязательно затеряться. Такие лица, как у нее, обычно надолго врезаются  в
память. Не красотой - оригинальностью внутреннего мира, наложившего на всю
внешность несмываемый отпечаток.
     "Как все это странно, - подумала вдруг Глория.  -  Почему?  Зачем?  Я
чего-то не понимаю... Ах да, я хотела спросить про Эрона... Но вот  вопрос
- сумею ли я сейчас их об этом спросить? То, что я должна  делать,  -  это
уже второй вопрос..."
     -  Она  заигралась  на  солнце,  -  смуглая,  хотя   и   не   знавшая
прикосновения солнечных лучей рука мягко  легла  на  кудрявую  головку,  и
Глория словно впервые заметила  вдруг,  насколько  красивы  глаза  у  этой
незнакомки - они, казалось, жили какой-то своей, особо полноценной жизнью.
- Не знаю, как тебя и благодарить. Теперь я твоя должница...
     - Рейчел, прекрати!
     Одернувший незнакомку голос был старческим и  слабым,  но  прогремел,
как гром.
     Все трое вздрогнули, поворачиваясь.
     - Ты и так уже достаточно много сказала, - продолжил голос.  -  Пошли
отсюда. Нам не о чем разговаривать с ней.
     Возникший из темного дверного проема  старичок  был  худ  и  невысок.
Седые волосы, окружавшие его голову, отдаленно походили на подобие нимба.
     "Наверное,  дедушка",  -  рассеянно  уставилась  на  него  Глория   и
почувствовала смутное неудобство, разглядев ровные параллельные  шрамы  на
его щеках. Лишь когда все, включая и девочку, повернулись к ней  спиной  с
явным намерением уйти, она словно очнулась и закричала вдогонку:
     - Подождите, Рейчел! Я ищу Эрона Буна! Он должен быть в Мидиане... Ты
не знаешь, где он?
     Рейчел бросила в ее сторону быстрый, строгий, но  в  то  же  время  и
виноватый взгляд: ее явно сдерживало присутствие старика.
     - Рейчел, пошли, - заметил тот ее колебания. - Это не твое дело.
     "Да, это мое дело! Мое!!!" - перевела на  него  уже  сердитый  взгляд
Глория. Она поняла, что просто не позволит себе отступиться.
     - Нет, стойте! - закричала девушка, едва ли не  пугаясь  собственного
крика. - Я спасла жизнь ребенку и теперь имею право...
     Она осеклась, попав под струю физически ощутимого холода, сквозившего
во взгляде старика. Укор совести за  попытку  воспользоваться  собственным
добрым поступком в сравнении с этим оказался ничем.
     - У ребенка нет жизни, - зазвучало ожившим льдом.
     - Что?
     Глорию трясло. Она понимала происходящее все хуже, и лишь одна  мысль
не давала сознанию потухнуть совсем. Эрон Бун! Она должна  найти  хотя  бы
его след! Обязана...
     - То, что у нее есть, - кивнул старик в  сторону  девочки,  -  можешь
взять себе. Оно твое.
     От простодушной безжалостности его слов  Глорию  передернуло.  Рейчел
испуганно сверкнула глазами, прижимая девочку к себе, словно опасаясь, что
старик или Глория выхватят девочку из ее рук и отберут навсегда.
     - Послушайте, - от волнения у Глории пересохло в  горле,  -  я  всего
лишь хочу получить ответ.
     Ей было стыдно. Стыдно за все - уже не важно, за что именно.  Но  тем
тяжелее для нее было бы отступиться именно теперь.
     Понял ли это старик? Возможно.  Что-то  изменилось  в  его  голосе  и
взгляде, намекая на то, что жестокость предыдущей фразы была вынужденной.
     - Любые ответы  могут  повлечь  за  собой  беду,  -  опуская  взгляд,
произнес он.
     - Для меня? - не поняла Глория. - Мне?
     Она была уверена, что для нее уже не может существовать беды большей,
чем та, которая уже есть.
     Элшбери - это был он - чуть  заметно  пошевелил  губами,  прежде  чем
ответить вслух.
     - Нет. Нашему народу. Тем, кто внизу.
     "Ты не имеешь права вмешиваться в наши  дела  и  узнавать  о  них,  -
говорил его взгляд. - Слишком многое поставлено на  карту.  Может,  мне  и
самому хотелось бы пощадить твои чувства, но я ответственен  за  тех,  чьи
судьбы мне вверены. И я не могу  заставить  других  страдать  ради  твоего
спокойствия. Вот такого права мне не давал никто".
     И, интуитивно угадывая его правоту, Глория снова закричала,  стараясь
заглушить в душе собственное сомнение и не "сойти с половины дистанции":
     - Но ведь я все равно знаю, что Эрон у вас! Это вы взяли его! Он тут,
в Мидиане.
     - Уходим, - негромко приказал старик Рейчел, девочке и еще  какому-то
полуголому типу, и все гуськом начали спускаться  по  лестнице,  уводившей
вглубь здания.
     Рейчел последний раз, извиняясь, взглянула  на  Глорию  и  больше  не
поднимала головы.
     - Постойте! - тихий, но отчаянный  крик  Глории  впустую  разбился  о
стены.
     Жители Мидиана уходили, так и не дав  ей  ответа.  Так  неужели  этот
разговор был окончен навсегда? Нет, Глория не могла себе этого  позволить.
Она шла сюда за истиной,  а  не  для  того,  чтобы  полюбоваться  местными
достопримечательностями.
     - Стойте! - она сорвалась с места и бросилась к лестнице.
     Лестница была  пуста,  только  внизу,  на  самих  ступеньках,  что-то
двигалось, извиваясь, - то ли корни, то ли змеи...
     Змеи.
     Глория всегда их боялась. Но  ведь  только  там,  внизу,  можно  было
отыскать ответ. Только там...
     Пересиливая отвращение и страх, девушка вошла в лестничный туннель.
     - Подождите!
     Осторожно, чтобы не наступить  на  противные  чешуйчатые  тела  змей,
ползающих под ногами, она начала спускаться.
     Жители Мидиана уходили медленно, так что Глория не сомневалась, что в
скором времени сумеет их догнать. Мало того, ей казалось,  что  кто-то  из
них  остановился  на  ближайшей  лестничной  площадке  и  ждет  теперь  ее
приближения.
     Она не ошиблась - там ее и вправду ждали.
     Глория не успела и ахнуть, как ее сграбастали грубые руки Горгоны.
     - Ага, девочка! - захохотал монстр, заглядывая ей в лицо.
     Увидев перед собой морду,  больше  похожую  на  размалеванную  маску,
Глория завопила.
     - Пусти ее! - запротестовал из темноты подоспевший Месяц.
     - Естественная! - загудел  голос  монстра.  Ноздри  его  раздувались.
Глории показалось, что он просто обнюхивает ее. Толстый язык заскользил  в
щели между зубами, облизывая толстые, растянутые в ухмылке губы. - Я знал,
что ты придешь ко мне...
     - Отпустите  меня!  -  закричала  Глория,  с  отвращением  отталкивая
Горгону.
     По-видимому, он не  ожидал  столь  яростного  сопротивления  -  через
секунду Глория уже мчалась по лестнице вверх. Ее интересовало только  одно
- как можно скорее сбежать из этого страшного места.
     - Стой! - пустился в погоню Горгона.  -  Ты  все  равно  принадлежишь
теперь нам!
     "Скорее...  скорее..."  -  Глория  добежала  до  верхней   ступеньки,
мгновенно пересекла комнату и вырвалась  под  заслон  солнечных  лучей,  а
сзади ее нагонял все тот же подземный пустой голосище:
     - Ты вернешься, девочка! Я знаю, что ты наверняка  вернешься!  Ты  не
сможешь не возвратиться в Мидиан...



                                    29

     Она не помнила, как добралась до дороги. Лишь поравнявшись с  машиной
и услышав приглушенный звук магнитофонной музыки - весточку из мира жизни,
Глория разрешила себе замедлить ход.
     Она едва не умирала от одышки, но заметила это только сейчас.
     - Шерил Энн! - закричала Глория, ища глазами подругу. Почему-то той в
машине не оказалось. - Шерил! Мы уезжаем! Я  больше  ничего  не  могу  тут
сделать! Хватит с меня! Там такое было...
     Глория замолчала: Шерил Энн, похоже, не слышала ее.
     Куда же она могла запропаститься?
     Глория еще раз огляделась кругом и ощутила  приступ  тревоги.  Что-то
здесь было не так...
     - Шерил! - уже более  нервно  выкрикнула  она  и  вновь  не  получила
ответа.
     Тишина навевала самые мрачные мысли.
     - Шерил Энн! - Глория сделала  еще  несколько  шагов,  и  ее  дыхание
перехватило от неожиданно нахлынувшего страха.
     Дверцы автомобиля были раскрыты, и на стекле резко выделялось красное
пятно.  Глория  не  знала  точно,  как  пахнет  кровь,  но  густой,   чуть
сладковатый запах вызывал именно такую ассоциацию.
     - Шерил! - ее голос задрожал от страха.
     Шерил Энн не отзывалась.
     На стекле высыхала кровь.
     Невысокие кусты по одну  сторону  дороги  и  трава  по  другую  мирно
шуршали, не давая и намека на то, что где-то тут  бродит  еще  один  живой
человек.
     Живой...
     Мысли Глории невольно обратились к жителям Мидиана, но через  секунду
она  с  негодованием  их  отвергла:  достаточно  было  вспомнить,  во  что
превратило солнце несчастного ребенка и как боялась попасть под  его  лучи
Рейчел. Да и монстр, напавший на нее внизу, очень быстро прекратил погоню.
Значит, Шерил забрали не они.
     Но куда тогда она пропала?
     Стараясь не поворачиваться в сторону кровавого пятна, Глория  позвала
приятельницу еще раз - и с тем же результатом.
     Кровь на стекле... Неужели Шерил Энн была мертва? Но так или иначе, в
этом следовало винить не обитателей ночного города...
     Мысли Глории начали путаться.
     "О чем это я думаю, в самом деле? - рассердилась она на себя. - Шерил
где-то здесь... Она не из тех, с кем случаются подобные оказии. Для  этого
Шерил Энн слишком заурядна".
     Пытаясь успокоить  себя  таким  образом,  Глория  сошла  с  дороги  и
углубилась в кусты. Наверняка Шерил просто пошла прогуляться...  А  пятно?
Да мало ли! Нет там никакого пятна и все...
     - Шерил! Ты где? - снова позвала Глория, стараясь говорить как  можно
ровнее. Увы, унять дрожь ей удавалось очень слабо. -  Мы  уезжаем,  Шерил!
Шерил Энн!
     Она сделала еще несколько  шагов,  и  ноги  вынесли  ее  на  открытый
травяной пятачок перед относительно крупным для этих мест деревом.
     - О, Боже!
     Глория замерла, приоткрыв рот от ужаса.
     Она нашла Шерил Энн - но лучше бы этого не  произошло!  Шерил  висела
вдоль ствола, кое-как привязанная к веткам. На ее лице медленно  засыхала,
распространяя вокруг особый душный запах, кровь, поджариваемая  солнечными
лучами.  Стайка  мух  наполняла  воздух  гудением,  и  от   этого   Глории
становилось еще более жутко.
     Где-то за ее спиной оставался город монстров, а прямо  перед  глазами
висел, глупо и уродливо выпучив глаза, труп веселой болтушки Шерил Энн.
     Мелко задрожав, Глория  попятилась.  Она  была  уже  не  в  состоянии
гадать, кто  же  мог  совершить  это  бессмысленное  убийство.  Глория  не
удивилась бы, если бы кто-то сказал ей сейчас, что она  попросту  сошла  с
ума и все эти кошмары - не что иное, как плод ее больного воображения.
     Все еще пятясь, Глория заметила вдруг  в  стороне  от  себя  какое-то
движение и вскрикнула от страха. В нескольких шагах от нее стоял человек в
полотняной маске, закрывающей лицо. Кривой рот, глаза-точки...
     - Надо же, какая встреча! - в его голосе звучала садистская насмешка.
- Глория!!!
     - Откуда ты знаешь мое имя? -  отступая  на  несколько  шагов  назад,
спросила она.
     - Хороший вопрос! -  засмеялся  одетый  в  маску  маньяк.  (Почему-то
Глория сразу вспомнила упомянутое в газетах  описание  -  в  паре  случаев
костюм маньяка успели засечь соседи.) - И  на  него  ты  получишь  хороший
ответ!
     Маньяк поднес руку к голове, и маска поехала вверх, открывая лицо.
     Новый крик Глории был вызван скорее потрясением, чем  страхом.  Перед
ней был человек, слишком хорошо знакомый.
     Шерил Энн назвала бы его Кертисом, но Глория знала совсем другое имя.
     - Доктор Дейкер? - не веря своим глазам, переспросила она.
     Неужели же это могло быть?
     - Да, - усмехнулся психиатр. - Ты узнала меня? Прекрасно...
     В руке доктора возник нож.
     "Эрон... Дейкер... Мидиан..." - закружилось  у  Глории  в  голове,  и
вдруг она поняла вещь совершенно очевидную.  Она  нашла  ответ,  но  о  ее
открытии все равно никто никогда не узнает.  Доктор  Дейкер,  подставивший
Эрона полиции и сваливший на  него  свою  вину,  ни  за  что  не  допустит
разоблачения.  Разве  так  уж  сложно  будет  ему   убрать   нежелательную
свидетельницу?
     И еще одну истину - уже о себе самой  -  поняла  Глория,  прежде  чем
закричать о ней во весь голос.
     - Я хочу жить! Не убивайте меня!!!
     Действительно, никогда желание жить не бывает в человеке так  сильно,
как в те  моменты,  когда  смерть  перестает  быть  для  него  отвлеченной
абстракцией... Тем более, когда жизнь по-настоящему только начинается.
     - Ну уж нет! - похоже, ее признание только позабавило Дейкера.
     "Ну надо же, - подумал он, - чем  ничтожнее  жизнь  у  человека,  тем
сильнее он за нее цепляется".
     - Сейчас ты умрешь!
     "Да что же это?" - ужаснулась Глория, глядя на своего убийцу.
     Ее  спасло  то,  что  инстинкт  сработал  точнее  разума:  ноги  сами
сорвались с места, унося девушку прочь.
     "Быстрее!!!"
     На какую-то секунду Дейкер  замер,  потрясенный  слишком  неожиданным
бегством своей жертвы, от которой, как ему  казалось,  нельзя  было  ждать
такой прыти.
     Но Глория убегала, и ему ничего не оставалось, кроме как пуститься за
ней в погоню.
     По направлению к Мидиану...



                                    30

     - Пустите меня наверх! - закричал Эрон, срываясь с места. - Я не  дам
ей умереть!
     В ответ его обдало волной холода.
     Почти так же за секунду до этого  его  накрыл  волной  страх  Глории,
прорвавшийся к нему сквозь каменную толщу.
     Десятки  глаз  смотрели  сейчас  на  Эрона  -  все,   кто   находился
поблизости. Смотрели подозрительно, недоуменно, возмущенно. Что это еще за
новости? Что за муха укусила этого странного  новичка,  не  успевшего  еще
толком включиться в вековой распорядок здешней жизни, но уже  против  него
протестующего?
     Вновь, как и наверху, среди естественных людей, Эрон оказался одинок.
     По знаку  Элшбери  Горгона,  толстяк  Рыбья  Бочка  и  еще  несколько
монстров-мужчин предупредительно окружили Эрона со всех сторон.  Пока  они
не трогали его, но сомневаться в их намерениях особо не приходилось.
     "Я  ведь  знал,  что  так  будет,  -  грустно   посмотрел   на   Буна
величественный старик, - но что я могу поделать, если уж  так  написано  в
книгах судьбы?"
     - Нет, - проговорил он  вслух.  -  Ты  останешься  здесь.  Ты  должен
подчиниться закону...
     Закону... Эрон на мгновение зажмурился, чтобы снова  увидеть  Глорию,
удирающую от маньяка.
     О каком другом законе, кроме закона совести и любви, могла идти речь?
     А клятвы?
     Эрон снова открыл глаза. Существа, недавно принявшие его к  себе  как
родного, да и ему самому показавшиеся уже близкими, вновь превращались для
него в чужаков... Мог ли он подумать, что судьбе  будет  угодно  поставить
его перед таким выбором?
     Ночной народ - или Глория... Имел ли он  право  на  такую  постановку
вопроса вообще?
     "Я ведь только на секунду, - сказал он  себе.  -  Спасу  ее  и  сразу
вернусь..."
     Какими чужими взглядами смотрели на него!
     Высунуться на поверхность - значит, выдать всех.
     Выдать - значит, погубить. Навсегда. Целый народ...
     При мысли об этом Эрону вновь стало жарко. Как бы он хотел вообще  об
этом не думать!
     А Глория? Разве она не была ему дороже всего остального во сто  крат?
Просто Эрон слишком поздно это понял...
     Так есть ли тут ответ? Наверное, и мудрец Соломон спасовал  бы  перед
такой задачей...
     Эрон молча опустил голову.
     Решения не существовало. Выбирать приходилось между двумя подлостями,
ни одну из которых Эрон не смог бы  себе  простить,  -  но  уклониться  от
выбора было подлостью, их превосходящей.
     А время не терпит ожидания...



                                    31

     Если жизнь приставила тебе нож к горлу - беги в Мидиан.
     Если ты бежишь по жизни, страшась оглянуться на собственную  тень,  -
сворачивай в сторону этого затаившегося мирка, и он примет тебя.
     Если весь мир гонится за тобой по пятам - здесь ты найдешь убежище.
     За Глорией гнался не весь мир, но и одного маньяка  было  достаточно,
чтобы поставить на ее существовании точку. Девушка не  выбирала  дороги  -
дорога выбрала ее, заставив вторично за сегодня толкнуть тяжелые ворота  и
потревожить тишину руин.
     Вперед! Беги, пока несут ноги!
     Глория промчалась  мимо  могильных  камней  и  с  разбегу  влетела  в
переулок.
     Охотнику легче - его не сковывает страх...
     Дейкер шел за ней по пятам, не отставая, и  расстояние  между  ним  и
жертвой неумолимо сокращалось.
     Удастся ли ей спастись? Летящие навстречу  стены  не  давали  ответа.
Мидиан не любил без нужды вмешиваться в дела живых.
     Очень быстро Глория поняла,  что  долго  не  выдержит:  в  ее  легких
оставалось все меньше воздуха, проклятая одышка обещала теперь  помочь  ей
найти только вечный покой.
     Да и куда она  бежала?  Глория  не  могла  вспомнить  без  содрогания
объятия монстра. И все же в этот момент даже Горгона был бы ей во сто крат
милее мчащегося позади Дейкера.
     Но где тот дом, где та лестница?
     Дейкер не давал ей времени разобраться, куда именно  следует  бежать.
Он был слишком близко.
     Быстро, очень быстро пронеслась  у  Глории  перед  глазами  пустынная
центральная площадь, замельтешила серыми, зелеными и  коричневыми  пятнами
перед глазами и вновь сменилась мельканием камней на улицах...
     В какой-то момент Глории показалось,  что  она  на  правильном  пути.
Периферическое зрение успело на бегу выхватить торчащую из-под земли  руку
великана.
     Извернувшись на ходу,  девушка  бросилась  в  сторону  знакомого  уже
тупичка, но маневр оказался не самым удачным.
     То ли кусок щебня попал под ступню, то ли ноги уже начали  отказывать
ей, но так или иначе, Глория потеряла равновесие и упала животом на камни.
     "Финиш..." - подумала она, закрывая глаза, а шаги  Дейкера  грохотали
уже над самым ее ухом.
     Знать, что до смерти остались считанные секунды, - странное ощущение,
находящееся вне пределов нормального человеческого сознания. В нем  скрыто
нечто иррациональное: жизнь и смерть, две непримиримые  противоположности,
застывают в этот миг в непостижимом равновесии. Человек ЕЩЕ  жив,  но  УЖЕ
мертв...
     А еще через мгновение на руку девушки тяжело опустился грубый  черный
каблук мужского ботинка.
     Вот это уже был настоящий финиш...



                                    32

     Так неужели ничего нельзя придумать?
     Как только Глория упала, Эрону показалось, что у него  внутри  что-то
поворачивается. Похоже, и его новоявленные  охранники  ощутили  это  -  их
мускулы напряглись, глаза засверкали...
     Если бы Эрона держали только эти создания! Нет,  причина  промедления
была и в ином: разные половинки сознания рвали его на части, до сих пор не
позволяя тронуться с места.
     - Забудь про девчонку, - едва ли не сочувственно посоветовал  кто-то.
- Она все равно не принадлежит к нашей породе...
     Зачем они говорят это?
     (Сколько секунд еще осталось в запасе до принятия решения?)
     "Ну,  хорошо...  Вылезать  нельзя,  чтобы  не  попасться   на   глаза
посторонним  свидетелям.  Но  кто  сказал,  что  это  произойдет?  Глория,
во-первых, обо всем догадалась, а, во-вторых, она все равно будет молчать.
А Дейкер... С какой это радости Эрон отпустит его живым? Мертвые не  мелют
языком... Доктор и сам это хорошо знал, отправляя Эрона на смерть".
     Вместе с решением пришла и пора действовать.
     Что, ему советовали забыть Глорию? Ну, нет!
     - Я должен ее спасти! - звонко запрыгал под каменными  сводами  голос
Эрона. - Я люблю ее!
     Тотчас ему загородил дорогу Горгона, - загородил и отлетел в сторону,
отброшенный удачным ударом.
     Шаг - и перед Эроном возник уже новый противник.
     Рыбья Бочка был форменным тяжеловесом. Раздутое мощное брюхо, в боках
которого, как слышал Эрон, прятались настоящие змеи, придавало ему, как ни
странно, лишнюю устойчивость. Короткие ноги-подпорки прочно  цеплялись  за
землю, а кулаки, пусть и не такие скорые, как у  Эрона,  могли  свалить  и
быка.
     Но там, наверху, Дейкер собирался убить Глорию, а, значит, у Эрона не
оставалось другого выхода. Он с  яростью  налетел  на  своего  противника,
отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от могучего кулака, и повторил атаку.
     Единственным его преимуществом была скорость, и уж ею  Эрон  обязался
воспользоваться по максимуму.
     Впрочем,  у  него  было  и   нечто   еще.   Внешне   Эрон   полностью
сосредоточился на драке, и вряд ли  хоть  кто-то  мог  бы  угадать  хитрый
умысел в том, что противники начали смещаться друг относительно друга.
     Атака - отступление... Атака - отступление... Все ближе и ближе  Эрон
оказывался к лестнице.
     Наскок, контакт... Рыбья Бочка зашатался, и в ту же секунду Эрон  уже
бежал по ступенькам.
     Вот только... как долго  длился  поединок?  Минуты?  Больше?  А  ведь
убийце достаточно было просто замахнуться ножом и...



                                    33

     Убийце - любому нормальному убийце - этого и вправду было  бы  вполне
достаточно. Дейкер хотел большего.
     В первую  очередь  его  не  удовлетворяли  молчание  и  неподвижность
лежащей навзничь девушки,  ведь  Дейкер  еще  не  успел  сказать  ей  свое
последнее слово!
     Неужели Глория потеряла сознание?
     Доктор присмотрелся, пнул ее и,  лишь  услышав  слабое  всхлипывание,
вновь взялся за нож.
     - Глория, - едва ли не сладострастно выговорил он ее имя,  -  я  ведь
знал, что ты не уйдешь!
     Он наклонился и рывком перевернул ее на спину.
     Глория приоткрыла  глаза.  Взгляд  казался  почти  спокойным  -  было
похоже, что Глория успела смириться с ожидающей ее участью. Такой  вариант
поведения не слишком устраивал Дейкера, но, в сущности, дела не менял.
     - Теперь сиди смирно, - наклонился  он  к  ней,  выбирая,  откуда  же
начать разделку еще живого тела. - И не дергайся. Тогда ты умрешь легко  и
быстро.
     Глория ничего не ответила. Она все еще задыхалась, и перед глазами то
и  дело  проползали  туманные  облачка.  Она  вновь  зажмурилась,   ожидая
смертельного удара. И удар настиг ее - правда, совсем не  тот,  о  котором
она думала.
     - Дейкер! - донесся  до  ее  слуха  голос,  который  невозможно  было
спутать ни с чьим.
     Глория вздрогнула и, забыв о Дейкере, подняла голову, поворачиваясь в
сторону, откуда шел этот голос. Эрон стоял на пороге  знакомого  ей  дома.
Больше  девушка  не  запомнила  ничего:  не  выдержав  нового  потрясения,
сознание отключилось.
     Испытал шок и Дейкер.
     Неужели его мог позвать человек, протокол  вскрытия  которого  Дейкер
читал собственными глазами? И в то же  время  ошибиться  было  невозможно.
Перед ним стоял Бун, довольно слабо напоминающий бесплотное привидение.
     - Дейкер, остановись!
     Эрон повис на  косяке,  словно  собирался  раздвинуть  дверной  проем
пошире.
     - Что? - переспросил  Дейкер,  в  считанные  секунды  решивший,  что,
во-первых, с мертвецом можно особо  и  не  считаться,  а,  во-вторых,  его
появление вновь можно будет использовать для прикрытия собственных дел.  -
Так ты не умер?
     Больной рассудок тем и отличается от здорового, что  любые  жизненные
обстоятельства  он  умеет  или  включить   немедленно   в   свою   систему
мировосприятия,  или,  в  случае   явной   нестыковки,   благополучно   их
проигнорировать. Для него не существует вопроса, может  ли  встречаться  в
реальности то  или  иное  явление:  сжигающая  его  изнутри  идея-фикс  не
позволяет  тратить  принадлежащую  только   ей   умственную   энергию   на
посторонние мелочи.
     Бун воскрес - значит, он воскрес. Значит, его  вновь  можно  и  нужно
убить. Кто он, в конце концов, в сравнении с  Дейкером?  Мелкий  ничтожный
неврастеник и только...
     - Да, я здесь, - вздрагивая от ненависти, проговорил Эрон,  отпуская,
наконец, дверной косяк. - И ты сейчас заплатишь за все!!! Отпусти Лори!
     "Кого?" - чуть  было  не  спросил  Дейкер,  совершенно  позабывший  о
девушке.
     Заметив,  что  Дейкер  не  торопится   выполнять   приказание,   Эрон
окончательно рассвирепел.
     Иногда опасно верить в свою всесильность - Дейкер убедился в этом  на
собственном опыте, когда Эрон кинулся на него, изо всех сил ударив кулаком
по голове. Дейкер вскрикнул и, наверное, упал бы -  но  Эрон  не  дал  ему
сделать это, подхватив врага на лету.
     Он не знал еще, что сделает с доктором, с человеком, искорежившим его
жизнь и к тому же поднявшим руку на самое  дорогое  в  его  жизни,  но  на
пощаду Дейкер мог не рассчитывать.
     - А что ты будешь делать теперь?  -  поинтересовался  вынырнувший  из
руин Нарцисс, с удовлетворением наблюдая, как Эрон яростно  трясет  своего
врага. - Ты собираешься его убить?
     - Да, - буркнул занятый важным делом Эрон.
     - Слушай, - человек-обезьяна подошел поближе, добродушно улыбаясь,  -
может, лучше я это сделаю? Мне очень нужны его яйца и глаза...
     Со стороны казалось, что Нарцисс  просто  попрошайничает,  но  Дейкер
похолодел: он учуял угрозу гораздо  большую.  Да,  Бун  мог  его  убить  и
собирался сделать  это,  но  открытая  злость  всегда  менее  опасна,  чем
затаенная мстительность. Дейкер не ошибался,  угадав,  что  яйца  и  глаза
Нарцисс предпочтет забрать у него до смерти, а не после.
     - Ты их получишь, обещаю! - сверкнул глазами Эрон,  вновь  встряхивая
доктора за плечи.
     Но и Нарцисс уже не мог держать себя в руках. Вечная обезьянья улыбка
исчезла с его лица, глаза хищно засветились. В нем  пробуждалась  звериная
суть: слишком уж сильной оказалась дремлющая внутри ненависть.
     - Я убью его собственными руками! - пошел он навстречу. - Ты  знаешь,
что он сделал со мной?
     - Нет, - угрюмо отозвался Эрон.
     - Мерзавец! - бросил Нарцисс  в  лицо  Дейкеру.  Он  и  забыл  уже  о
присутствии Буна. Его враг  -  единственный,  но  ненавидимый  от  души  -
находился сейчас в пределах досягаемости. - Я умирал, когда  ты  подкрался
ко мне и вытянул все мои секреты...
     Скрюченные  от  злости  пальцы  потянулись  к  Дейкеру,   намереваясь
разорвать его на мелкие части. Но другая ненависть,  кипучая  и  не  менее
сильная, заслонила ему дорогу.
     Как зверь защищает свою  добычу,  на  Нарцисса  бросился  разъяренный
Эрон.
     - Нет! - рявкнул он, скалясь и  шумно  втягивая  ноздрями  воздух.  -
Отойди! Я сам его убью!
     Желание лично расправиться с Дейкером ослепляло его.  Всего  лишь  на
миг руки Эрона разжались, но сумасшедший доктор оказался достаточно ловок,
чтобы усмотреть в этом предначертание судьбы и  воспользоваться  промашкой
Эрона.
     Недолго думая, Дейкер помчался  куда  глаза  глядят,  перепрыгивая  с
одной кучи щебня на другую. Наверное, никогда в жизни он не бегал с  такой
скоростью. Страх вреден для стайеров,  но  спринтер  может  взять  на  нем
свое...
     Оттолкнув удивленного и  все  еще  злого  Нарцисса,  Эрон  кинулся  в
погоню.
     - Стой!
     Дейкер уходил! Эрон упустил слишком много времени.
     - Стой!
     Куда только делись его невидимые крылья? Неужели  Эрон  не  до  конца
верил в правоту своего дела? Или это необходимость находиться сейчас рядом
с Глорией гирей повисала на ногах? Он бежал - и бежал  быстро,  но  далеко
ему было до собственных, уже ставших привычными скоростей.
     Раньше бег должен был привести его к спасению -  теперь  к  убийству,
действию, к  которому  Эрон  с  недавнего  времени  испытывал  глубочайшее
отвращение. Пусть ненависть меняет человека - ее возможности  тоже  далеко
не беспредельны: все равно какая-то глубинная суть не поддастся переделке.
Ненависть позволила Эрону поднять руку на  другое  человеческое  существо,
пусть даже явно заслуживающее смерти, но в то же время  Эрон  был  слишком
далек от того, чтобы получать  от  убийства  еще  и  удовольствие.  Именно
поэтому Эрон, сам того не замечая, все еще  спорил  с  собой  -  а  Дейкер
уходил.
     "Нет! - мысленно кричал Эрон. - Я не отпущу его!"
     Но разрыв между ними оставался по-прежнему большим.



                                    34

     Нарцисс не умел злиться долго.
     Как только Дейкер и Эрон скрылись с глаз, ушла и ярость.
     Некоторое время Нарцисс смотрел им вслед, затем  на  его  лице  вновь
засветилась дурацкая улыбка.
     Человек-обезьяна огляделся по сторонам. Уходить вниз,  не  дождавшись
окончательной развязки, ему не хотелось, но он слишком уж явно остался  не
у дел и не знал теперь, чем себя занять.
     Скучающий взгляд пробежал по камням, замер на лежащей девушке и вновь
загорелся, но чувством, мягко говоря, несколько иным.
     "Как там ее зовут? Вроде Лори... Глория, наверное".
     Нарцисс встал на четвереньки, оказываясь прямо над девушкой.  Дыхание
его участилось, губы стали влажными и привычно вытянулись вперед, как  для
поцелуя.
     Есть ли жизнь, нет ли  ее  как  таковой,  но  пока  у  человека  есть
сознание, пол и способность к переживаниям, страсть - хотя бы ее отголосок
-  все  равно  возьмет  верх.  Нарцисс  чувствовал,  что  не  имеет  права
поддаваться своему желанию, но сдерживаться ему становилось  все  труднее.
Девушка лежала так близко, ее тело было таким мягким и теплым... Не камень
же он!
     Губы Нарцисса потянулись к лицу Глории, приблизились и...  она  вдруг
открыла глаза!
     - Эй, девочка! - торопливо заговорил он. - Как  ты  себя  чувствуешь?
Привет, малышка!
     Глория была морально готова увидеть и  маску  Дейкера,  и  бесконечно
родное лицо Эрона, но явление совершенно незнакомой уродливой  морды...  У
девушки не было ни времени, ни сил разбираться в том, кто перед  ней.  Она
завопила, как будто Нарцисс, а не Дейкер собрался ее резать.
     Бедный монстр испуганно отшатнулся: не будь он давно мертв, щеки  его
наверняка залила бы краска стыда. Ни смущать, ни тем более пугать  девушку
Эрона он не собирался и теперь испытывал сильную неловкость.


     ...Эрон наткнулся на ее крик, как на непроницаемую преграду, выросшую
вдруг между ним и Дейкером.
     Глория кричала! Глории грозила опасность!!!
     Он развернулся на полном ходу и помчался назад, готовый разорвать  на
части любого осмелившегося причинить ей вред.
     Ярость сильно меняет человека, но существо нечеловеческое -  вдвойне.
Синий огонь заструился вокруг его тела, забегал  искрами,  наполняя  жаром
нутро. Пар повалил из ноздрей и  рта,  странные  изъязвления  возникли  на
щеках, словно само Зло вздумало поставить на них свои клейма.
     Монстр, не человек...
     С рычанием Эрон влетел в переулок.
     Нарцисс немедленно отшатнулся и прижался к стене, поднимая для защиты
руки и несколько преувеличивая извинения.
     С первого же  взгляда  Эрон  отметил,  что  Глория  вновь  лежит  без
сознания, и свирепо взглянул на приятеля.
     - Уйди! - прошипел он, хватая Нарцисса за грудки  и  встряхивая  его,
как недавно тряс Дейкера.
     - Ты только не сердись, - заспешил оправдаться Нарцисс. - Я не  хотел
причинить ей зла, я думал только привести ее в  чувство...  -  Убедившись,
что пока Эрон не собирается на него набрасываться,  чтобы  добить,  и  что
кризис уже  миновал,  дальнейшие  слова  человека-обезьяны  зазвучали  уже
уверенно, если не нагло. -  Кстати,  не  думай,  что  твой  вид  может  ей
понравиться...
     В самом деле - Эрон и сам сейчас был монстром.
     Он прорычал в ответ  что-то  неразборчивое  и  сердитое,  метнулся  к
стене, оставляя на  ней  процарапанные  полосы,  зарычал  еще  сильнее  и,
развернувшись, помчался догонять уже скрывшегося из виду Дейкера.
     Бежать ему пришлось не слишком долго:  ровно  столько,  чтобы  успеть
понять и прочувствовать ужасный в своей очевидности факт: Дейкер сбежал, и
догнать его теперь стало невозможно.



                                    35

     И был суд.
     Второй. Первый прокрутился в сознании Эрона, когда он упал навзничь и
по-звериному взвыл над потерянным следом.
     Эрон  позволил  себе  нарушить  закон,  надеясь,  что  нарушения   не
произойдет на  самом  деле,  что  свидетеля  не  останется,  -  но  судьба
распорядилась  иначе.  Как  только  Дейкер   исчез,   Эрон   автоматически
превратился в предателя и мерзавца, но вряд ли в мире нашелся бы  человек,
проклинавший его с большим жаром, чем он сам себя. Если бы  Эрон  был  еще
жив, он решил бы, что заслуживает  немедленной  смерти.  Сейчас  подобрать
себе наказание он не мог и очень надеялся на то, что это сделает Элшбери.
     И был суд...  Суд  взглядов  и  отчуждения,  в  котором  не  было  ни
обвинителя, ни палача...
     - Эрон Бун,  ты  позволил  уйти  этому  человеку?  -  строго  спросил
Элшбери. А ведь он знал, что так и будет, знал давно -  и  молчал,  потому
что ведомо ему было и то, что судьбу не остановишь...
     - Я не хотел этого, - потупился Эрон.
     Так что же они решат?  Какие  казни,  какие  законы  есть  у  ночного
народа? Неважно - все лучше, чем терзания, причиняемые совестью.
     - Ты нас всех поставил под удар. Теперь опасность  нависла  над  всем
нашим народом...
     - Но почему? - безнадежно спросил Бун, заранее догадываясь, как будет
звучать ответ.
     Он видел перед собой только камень  пола  -  но  телом  ощущал  чужие
взгляды, полные обиды, злости, упрека и, что еще хуже, боли и страха.
     - Скоро здесь будут враги...
     Да, Элшбери знал, что говорил. Как знал и весь истинный  расклад  еще
до появления Эрона. Все не случайно в этом мире...
     От спокойной уверенности, с которой были произнесены эти слова, Эрону
стало жутко.
     - Не может быть! - непроизвольно вырвалось у него, но с ним никто  не
стал спорить.
     Элшбери продолжал, и голос его был сух и беспощаден.
     - Ты нарушил закон, Бун. Теперь возьми эту девушку  и  отправляйся  с
ней подальше отсюда. Запомни: тебе теперь нечего здесь делать.
     И Эрон содрогнулся.
     Это был единственный приговор, которого он боялся. Который он не  был
готов принять...
     Уж лучше умереть десятки раз,  перенести  любые  физические  мучения,
оказаться вечным узником в каменном  мешке,  каких  наверняка  нашлось  бы
немало в подземелье, только бы ему позволили остаться в Мидиане.
     Но и с другим  Эрон  не  мог  спорить:  этот  приговор,  вне  всякого
сомнения, был справедлив.



                                    36

     Только в глубокой провинции сохранилось еще такое понятие - лавка.
     Это не  склад,  не  магазин;  это  и  то,  и  другое  вместе,  обычно
удивительно бестолковое, универсальное и  не  похожее  ни  на  что,  кроме
самого себя. Именно такое сооружение (как его  еще  назовешь?),  в  данном
случае все же тяготеющее скорее к складу, нашло себе приют в  окрестностях
Шир-Нека. Собственно, это была  не  только  лавка  -  отдельный  крошечный
хуторок, состоявший их нее самой, пары подсобных помещений и прикорнувшего
у глухой стены склада флигеля, где жил хозяин. Кроме  того,  возле  склада
имелась дорога, на которой машины появлялись так редко, что  она  даже  не
удосужилась завести на  своем  отрезке  бензоколонку.  Впрочем,  в  случае
надобности эти функции прекрасно выполняла все та же лавка.
     Именно сюда подкашивающиеся от усталости ноги принесли Дейкера.
     Он был измотан, помят, но не утратил боевого духа. Все происшедшее  в
Мидиане казалось ему всего-навсего досадным недоразумением, ведь не  могли
же какие-то ничтожества, к тому же давно издохшие, победить его,  Дейкера,
вестника  нового  мира.  Но  раз  они  дерзнули  напасть  -  наказание  их
настигнет, и будет жестоким.
     На стук, изредка перемежающийся дверным звонком, вышел, неторопливо и
вообще нехотя, хозяин лавки.
     - Добрый день, - пробормотал он.
     - Добрый день.
     Не дожидаясь приглашения, Дейкер прошел внутрь лавки.
     Помещение с первого же взгляда поразило его как громадностью,  так  и
несуразностью. В нем можно было найти все: от деталей сельскохозяйственных
машин до пыльного волчьего чучела, скалившего зубы. Банки с краской, листы
фанеры, упаковки с консервными банками и блоки сигарет, одежда,  мебельные
мелочи -  все  стояло  вперемешку,  не  стесняясь  никакого,  даже  самого
неожиданного, соседства.
     Невольно  в  Дейкере   вспыхнул   профессиональный   интерес   -   он
присмотрелся к хозяину и автору этого хаоса и  нашел,  что  тот,  по  всей
видимости, страдает раздвоением личности: сам хозяин Вильям  в  противовес
окружающей  его  обстановке  выглядел  подчеркнуто  аккуратно   и   чем-то
напоминал отставного военного.
     - У вас есть телефон?
     - Да, - спокойно ответил хозяин лавки, стараясь не  замечать  хамства
посетителя. С тем же успехом у него можно было спросить,  нет  ли  у  него
белого слона, - возможно, он и в этом случае ответил бы так  же  и  то  же
самое.
     - Могу я позвонить? - недоверчиво смерил его взглядом Дейкер.
     - Да, пожалуйста, - хозяин лавки повернулся к нему спиной,  приглашая
следовать за собой.
     - Алло, это полиция? - заговорил Дейкер, но и это ничуть  не  удивило
Вильяма: за свою жизнь он успел повидать многое и  многих  и,  мало  того,
смог ко всему этому разнообразию привыкнуть. Вряд ли кто-либо вообще  смог
бы его удивить.
     - Дайте мне инспектора Джойса... Это говорит доктор Дейкер... - Вслед
за этим последовала долгая пауза, затем  Дейкер  продолжил:  -  Алло...  Я
нашел место, где находится сейчас Бун! Да, это Мидиан!
     К счастью, Дейкер слишком сосредоточился на своем разговоре, иначе он
заметил бы, что впервые за  все  время  бесстрастность  покинула  пожилого
человека. Едва заслышав о Мидиане, Вильям весь обратился в слух.
     - Откуда я звоню? - продолжал маньяк. - Эй, ты, что это за  место?  -
обратился он к хозяину.
     Вопрос заставил Вильяма слегка дернуться.
     - Шир-Нек, - автоматически ответил он.
     - Это Шир-Нек... Хорошо, я жду, - Дейкер повесил трубку и  повернулся
в сторону Вильяма. Вот на этот раз настороженность хозяина лавки  от  глаз
психиатра не укрылась.
     "Ага... Так негодяй что-то знает об этом деле и скрывает!"  -  сделал
он вывод.
     - Ну, так что у вас творится? - заговорил  Дейкер,  начиная  взглядом
гипнотизировать хозяина лавки. - Что это за Мидиан?
     - Мидиан - это кладбище, - неохотно проговорил Вильям.
     - А что там еще? - злорадно усмехнулся Дейкер. - Кто там прячется, а?
     - Никто! - Вильяму стало не по себе от этих расспросов.  Не  было  бы
преувеличением сказать, что он попросту струсил. - Обычные мертвецы...
     - А еще?
     Каждый новый вопрос звучал отрывистей и резче предыдущего.
     - Я ничего не знаю!  -  вскочил  Вильям  с  места,  явно  намереваясь
убраться подальше, прежде чем произойдет что-то совсем  нехорошее.  -  Там
никого нет... До свиданья, мистер...
     Дверь в соседнюю часть помещения захлопнулась  перед  самым  носом  у
Дейкера, оставшегося в подсобке.
     Вскоре Вильям уже сидел в самом центре лавки возле волчьего чучела и,
схватив первую попавшуюся под руку штуковину - якобы  для  ремонта,  а  на
самом деле для успокоения нервов, - наклонился над ней.
     - Я так и знал, - прошептал он, потея от страха. -  Это  должно  было
рано или поздно случиться... Они не могут прятаться вечно.
     И, словно в подтверждение его самой страшной  догадки,  совсем  рядом
раздался скрип досок под ногами гостя.
     "Неужели я забыл закрыть дверь?" - удивился  Вильям,  поднимая  глаза
навстречу пришельцу.
     - Извините, мне... - начал он, собираясь повежливей объяснить  гостю,
чтобы тот обратился с расспросами к кому-нибудь другому, но  на  полуслове
челюсть его отвисла.
     К Вильяму приближалось чудовище в полотняной маске.
     Хозяин лавки оцепенел.
     В руках у маньяка блестело длинное лезвие. Оно взвилось в  воздух,  и
под ноги Вильяму скатилась набитая опилками волчья голова...



                                    37

     Когда Глория открыла глаза, то ни Эрона, ни странного урода рядом  не
оказалось. Не  было  и  солнца  -  его,  как  и  небо,  замещал  каменный,
потрескавшийся местами свод.
     - Что это? - негромко поинтересовалась она вслух. - Где я?
     Девушка огляделась. В следующую секунду она чуть  снова  не  потеряла
сознание: она лежала в гробу! В нескольких  шагах  от  нее  поднималась  к
потолку стена, сплошь выложенная из окаменелых человеческих черепов.
     Встретившись  с   сотней   мертвых   насмешливых   оскалов,   девушка
вскрикнула.
     - Тише! - одернул ее уже знакомый женский голос.
     А   еще    через    мгновение    Глория    выпрыгнула    из    своего
малопривлекательного ложа.
     - Это ты, Рейчел? - кинулась она навстречу обитательнице Мидиана. - А
где Бун? Он здесь?
     Рейчел вздохнула, наклоняя голову.
     - Ты все еще не поняла, - проговорила она голосом,  полным  горечи  и
упрека. - Ты здесь вместе с ночным народом.
     - С ночным народом? - удивленно  переспросила  Глория.  Кажется,  она
что-то слышала о нем от Эрона. - А кто это?
     - Это - мы, - Рейчел  посмотрела  на  нее  необычным,  словно  идущим
издалека взглядом, и в глубине ее глаз загорелись точки-искорки. -  Ночной
народ - те, кто живет в темноте... - К Рейчел незаметно  подошла  девочка,
осторожно поглядывая на естественную пришелицу из-за материнской спины.  -
В прошлом убили многих из нас, но мы научились сопротивляться.  Теперь  мы
живем по нескольку жизней. Нас не так-то легко уничтожить!
     В последних словах Рейчел звучала гордость, да и сама она выпрямилась
и поглядывала на Глорию будто свысока.  Осторожность  боролась  в  ней  со
своеобразным патриотизмом, и последний, судя по всему, побеждал.
     - Но кто же вы? - продолжала допытываться Глория.
     - Мы живем в темноте, - Рейчел и с виду  словно  стала  выше;  что-то
королевское, величественное появилось в ее  осанке.  -  Мы  можем  летать,
можем  оборачиваться  волками.  Мы  можем  многое,  на  что  не   способны
естественные люди. Мы умеем все то, чему  вы  завидуете.  А  то,  чему  вы
завидуете, вы обычно уничтожаете!
     Рейчел увлеклась. Вначале у нее и в мыслях  не  было  обижать  Глорию
упреками, которые та заслужила разве что как представительница своей расы,
невольно обязанная взять на свои плечи  часть  грехов  своего  народа.  Но
затем, собственная речь увлекла Рейчел настолько,  что  она  забыла  бы  о
Глории, не заговори та сама.
     - Я вас не понимаю! - едва ли не закричала девушка.
     Глория ощущала  и  правоту  Рейчел,  и  ее  несправедливость,  и  эта
двойственность ее угнетала.
     Она хотела получить ответ только на свой вопрос, но вместе с  ним  ее
вынуждали брать на себя и нечто еще, огромное и чужое.
     Рейчел остановилась, чтобы разобраться, все  ли  ей  удалось  сказать
словами. Все - убедилась она. Так что же тут можно не понять?
     Взгляд Рейчел остановился на стене из черепов. Ага...
     - Бабетта, покажи ей! - кивнула она дочери.
     - Смотри сюда! - девочка вначале робко прикоснулась к руке Глории, но
потом ее пальчики с силой сомкнулись, сжимая едва ли не до боли.
     "Какой у нее недетский взгляд", - снова отметила Глория.
     Вторая рука Бабетты  указала  на  стену  из  черепов.  Нет,  на  один
конкретный череп, в  глазницах  которого,  казалось,  тлели  мелкие,  чуть
заметные угольки.
     Глория присмотрелась - и ее вдруг словно затянуло в черную  бездну  с
далекими   отсветами    пламени,    которые    приближались,    высвечивая
фантастическую, невероятную картину.
     В ушах Глории засвистел ветер... нет, не ветер, - это был  отдаленный
стон десятков и сотен человеческих глоток, слитый воедино.
     Кровь ударила девушке в лицо, обжигая  щеки...  или  их  обжигал  жар
вырисовывающихся перед ней костров?


     ...И горели костры, и  корчились  на  них  в  предсмертных  судорогах
изуродованные человеческие тела.  И  горела  земля,  дома,  кресты  -  все
горело, посылая  в  небо  черный  дым,  похожий  на  горькое  бессловесное
проклятье.
     ...И  шли  люди  -  с  мечами,  топорами,  факелами...  Остроконечные
балахоны, длинные одежды,  воинская  форма...  Оружие...  Они  шли,  чтобы
убивать.
     Боль ветром кружила над землей, и был ветер болью.
     Кто-то визжал, подхваченный с земли веревкой; вертелись перед глазами
ноги другого повешенного, уже успевшего окостенеть и замереть навсегда.  И
бормотали палачи проклятия, подделанные под  молитвы...  И  смерть  щерила
клыки у них за спинами.
     Земля горела... Горела зло и мучительно, вспучиваясь  и  задыхаясь  в
огне, в бликах которого уже уже заносили топор над  очередной  прижатой  к
колоде шеей. И опускалась рука палача, чтобы затем  подхватить  отделенную
от шеи еще бьющегося в агонии тела голову.
     А та еще жила: шевелились губы,  вращались  в  глазницах  глаза,  вот
только легких не хватало для того, чтобы  с  прокушенного  от  боли  языка
сорвались слова...
     Снова закачался маятником на  длинной  веревке  повешенный,  разгоняя
готовую сесть на него стаю ворон.
     И хлопали черные крылья...
     С глухим стуком голова упала на гору других таких же голов, а губы ее
все шептали и шептали что-то. И не только у нее - едва  ли  не  все  груда
дергалась, шевелилась, ходила ходуном, одними губами  беззвучно  взывая  к
справедливости, которой так и не будет - где же ей взяться в  этом  земном
аду...
     Жизнь и смерть, прошлое и будущее сливались здесь в одно, сплавленные
всеобщим горением.
     И стонала земля...
     Чернели фигуры палачей - то обнаженные до пояса, то закрытые красными
масками, то белыми... Ведь и белое бывает  порой  черным  или  еще  чернее
черного...
     Чернели горящие дома и кресты.
     Чернели ноги повешенного.
     В единое черное пятно сливались сваленные кучей головы.
     Чернел огонь.
     Темнело у Глории в глазах...
     И мешались тьма и огонь, путались, превращаясь в единую,  бескрайнюю,
поистине вселенскую круговерть, в центр которой  почему-то  попала  сейчас
Глория.
     Быстрее... еще быстрее...
     Ветер свищет в ушах, шумит...


     Завертевшаяся колесом панорама  начала  быстро  удаляться,  отпуская,
наконец,  свою  полностью  опустошенную  пленницу.   Только   куча   живых
отрубленных голов мелькнула напоследок... нет, куча черепов - тех самых, к
которым подвела ее за руку маленькая девочка Бабетта.
     И куча больше не двигалась - может ли двигаться стена?
     - Нас убивали веками,  -  сменил  картину  голос  Рейчел,  -  но  мы,
оставшиеся здесь, уцелели. Да, это мы, ночной народ!
     Глория повернулась к ней.
     Ей показалось, что она видит эту комнату, эту женщину, весь этот  мир
впервые: настоящая реальность, казалось, осталась там, в глазницах мертвой
головы.
     - Но это невозможно! - воскликнула она.
     - Мы - это те, кто внизу... - не видя ее, произнесла Рейчел  и  вдруг
словно очнулась. - Твой Бун у нашего бога, который всех нас создал...



                                    38

     Обычно елочные гирлянды зажигают в честь праздника, но  на  этот  раз
веселые разноцветные огоньки возвещали отнюдь не веселье.  Сначала  Дейкер
использовал гирлянду просто в качестве веревки, но когда  Вильям  был  уже
связан, доктору  вдруг  стукнуло  в  голову  немного  украсить  обстановку
предстоящего допроса и лампочки были включены.
     Некоторое время Дейкер стоял молча, любуясь творением своих рук.  Ему
было приятно созерцать искаженное страхом лицо хозяина  лавки,  окруженное
экзотической разноцветной иллюминацией. Маньяк чувствовал себя чуть ли  не
художником и не без удовольствия поигрывал своим разделочным ножом.
     - Скажи, дорогой, эти существа из Мидиана  -  могут  они  умереть?  -
спросил он наконец  после  долгой  напряженной  паузы,  за  время  которой
психика пленника должна была  максимально  потерять  остатки  мужества.  -
Говори!
     Последнее слово должно было обрушиться на  Вильяма  ударом,  и  этого
эффекта Дейкер достиг: старик вздрогнул.
     - Да... - вырвалось у него.
     "Я не должен говорить об этом, но, в  конце  концов,  чья  жизнь  мне
дороже - их или собственная? - рассуждал он. -  Этот  маньяк  способен  на
все, а жители Мидиана - всего лишь монстры... Так кого же я в таком случае
должен спасать?"
     - А  как?  -  крутящийся  в  воздухе  нож  уперся  в  грудь  Вильяма,
прокалывая одежду и больно впиваясь в кожу.
     - Там - разные племена, - комок в горле мешал старику говорить, глаза
его заслезились от натуги, - и их можно убивать по-разному. Одних - пулей,
других - огнем...  -  он  закашлялся,  поражаясь  тому,  до  чего  же  ему
почему-то не хочется выдавать тех, кто, в общем, были для него никем.
     - Так, значит, ты о них кое-что  знаешь...  -  удовлетворенно  кивнул
Дейкер, не убирая ножа.
     Вильям скривился.
     - Наверное, ты просился к ним и  они  тебя  выгнали!  -  заглянул  он
маньяку в глаза.
     - Замолчи! - взвился Дейкер. - Ты ничего не понимаешь!  Я  пришел  их
уничтожить, стереть с лица  Земли!  -  с  пафосом  провозгласил  он.  -  Я
вычистил уже много племен. Я уничтожал семьи, которые бесполезны для нации
и общества... Это моя великая миссия! Я рожден для того, чтобы  уничтожить
Буна и ему подобных!
     - Ты псих, - рванулся на стуле Вильям, но провод крепко держал его. В
глазах хозяина лавки застыл ужас. До сих пор он и представить себе не мог,
что значит иметь дело с настоящим сумасшедшим.
     - Нет! - рука Дейкера дрогнула, и нож вошел в  тело  Вильяма,  тотчас
задергавшегося в агонии. - Так как я могу их истребить? Говори!  -  только
сейчас Дейкер заметил, что добивается ответа уже у трупа. Он с  удивлением
взглянул на утопленный в тело нож, рванул на себя рукоятку  и  проговорил,
глядя уже мимо мертвеца: - Ну, можешь и не говорить...



                                    39

     И вновь перед ней была лестница, только теперь ее коричневатый сумрак
слегка дрожал,  подсвеченный  издалека  слабым,  словно  и  несуществующим
огнем.
     Глория осторожно вступила в тесный коридорчик - и  навстречу  пахнуло
могильным холодом и каким-то особым, вовсе не мешающим холоду, жаром.
     От холода по коже пробежали мурашки, от жара - шевельнулись волосы.
     Там, внизу, был другой мир, в котором уживалось невозможное:  ледяное
- с огненным, живое - с мертвым, и все крайности были столь  спаяны  между
собой, столь переплетены, что не было в них уже ни  жара,  ни  холода,  ни
жизни, ни смерти - лишь  нечто  бесконечно  чуждое  тому,  к  чему  Глория
привыкла.
     И еще там был Эрон... Лишь в неизменность  его,  как  в  неизменность
вечного - любви, верила она, шаг за шагом перемещаясь по щербатой неровной
лестнице.
     Змеи расползались, уступая дорогу  ее  вере  и  не  причиняя  девушке
никакого вреда.
     Подходя к месту,  где  на  нее  прошлый  раз  напал  Горгона,  Глория
замедлила шаг. Слух ее обострился.
     Неужели нападение повторится?
     Света хватало лишь на то, чтобы в его наличии  никто  не  сомневался,
требовать же от него и того, чтобы он что-то освещал, было  уже  роскошью.
Движущиеся живые полоски змей - черное на коричнево-сером - вот и все, что
позволялось ей распознать и различить.
     У конца первого лестничного пролета, где  нашло  себе  место  подобие
комнаты, было и вовсе  темно,  но  темнота  жила:  в  ней  что-то  дышало,
двигалось и, похоже, даже чавкало.
     Глория замерла, напрягая зрение.
     Что-то небольшое - намного уступающее размерами человеку - находилось
всего в нескольких шагах от нее.
     Глория робко шагнула вперед.
     "Я не должна бояться... - снова и снова повторяла она. - Ведь  там  -
он... Ведь этот мир он любит - значит, и  я  должна  чувствовать  к  этому
подземелью хоть крупицу добрых чувств... Как к Рейчел, к Бабетте, они ведь
не плохие, право слово... Этот мир ужасен только с виду -  как  наш  порой
изнутри. И все же я сомневаюсь, что хоть когда-нибудь сумею его  понять  и
принять в свою душу, как Эрон. Этот мир - не для людей..."
     Постепенно ее глаза начали привыкать к темноте. Довольно скоро Глории
удалось рассмотреть копошащееся  существо.  Больше  всего  оно  напоминало
голую первобытную птицу. Рот-клюв был усажен клыками и мелкими, но острыми
зубками. Четыре голенастые лапы, расставленных совсем по-птичьи, держались
за края какого-то возвышения, похожего на ящик. Змеей  изгибалась  длинная
шея.
     Монстр питался - в его клюве был зажат  какой-то  мелкий  грызун.  По
всей  видимости,  это  была   обыкновенная   крыса,   которая   с   вечной
самоуверенностью, присущей крысиному роду, дерзнула вступить на  запретную
для всего живущего естественной жизнью территорию и расплатилась  за  этот
поступок жизнью. Впрочем, не исключено, что  и  сам  птицеподобный  монстр
являлся здешним аналогом кошки и выходил на промысел в верхние пограничные
районы.
     В зрелище этого мелкого, но все же кровавого  пиршества  было  что-то
мерзкое и почти непристойное - возможно,  из-за  происхождений  хищника  и
жертвы - слишком уж они были разными. Едва разглядев суть происходящего  в
темноте, Глория поторопилась отвести взгляд, но хруст  мелких  костей  под
зубами птицы-кошки долго стоял в ее ушах, пока  его  не  заглушил  дробный
стук, похожий на барабанный. Он звучал диковато и экзотически - и все же у
Глории слегка отлегло от сердца: в нем сквозило больше человеческого,  чем
девушка могла ожидать от этого мира.
     Пройдя немного вперед, она уловила еще один звук, на этот раз похожий
на  отдаленное  пение  высоких,  скорее  всего,   женских   голосов.   Оно
существовало почти невидимо, но в то же время и естественно, как  невидимо
и органично окружает человека вдыхаемый им воздух.
     Глория  прошла  вперед  еще  немного,  ее  ходьба   становилась   все
уверенней, между  тем  как  темнота  отступала,  а  свечение  вечной  ночи
усиливалось.  Но  усиливался  и  трепет  перед  удивительностью  начавшего
выглядывать из тьмы истинного ночного города Мидиана.
     Стук становился все звонче и четче - похоже, его  источник  находился
совсем рядом.
     Так оно и оказалось:  свернув  за  поворот,  Глория  увидела  и  саму
барабанщицу.
     Ее одинаково сложно было назвать и  существом,  и  человеком:  скорее
всего, монстр, ей  подобный,  в  свое  время  назывался  Минотавром,  хотя
определить вид ее головы как "бычий" (и тем более  -  "коровий")  было  бы
большой натяжкой.  Женскую  фигуру  довольно  приятного  сложения  венчала
ужасающая морда с губами,  сместившимися  к  подбородку  и  потерявшими  в
раздутии свой естественный изгиб; из щели между ними торчали  едва  ли  не
завитками яркие, выгнутые сверх всякой меры клыки, на которых не  высыхала
слюна. И все же что-то бычье в этой морде было. Пожалуй,  в  той  степени,
как у Месяца - сходство со светилом, идущее по принципу подобия подобному.
     Барабанщица с упоением, затмившим для нее все  на  свете,  занималась
своим делом, и Глория не стала долго задерживаться возле нее.
     Еще больше Глорию впечатлило другое существо, словно вышедшее  из-под
кисти допившегося до белой горячки художника.
     Коротконогое, безголовое на первый взгляд,  оно  не  тянуло  даже  на
карикатурное  изображение  человека  и  в  то  же  время  являлось  именно
замечательной по-своему карикатурой. Испещренная крупными складками  туша,
конечностями-обрубками которой можно было при  разглядывании  общего  вида
пренебречь,  напоминала  гигантскую  человеческую   рожу.   Складки-глаза,
складка - губастый рот... Вскоре Глория различила и его настоящую  голову:
она торчала посреди мясистого живота, изображая из себя нос, а черты  лица
малого почти дублировали таковые у всего тела-рожи.
     Человек-морда заметил Глорию - тупые выросты ног пришли  в  движение,
неловко подтаскивая за собой тело; рот головы-носа  открылся,  рот-складка
на теле заходил ходуном, и сложно было сказать, откуда  начали  доноситься
неразборчивые - не то булькающие, не то квакающие - звуки.
     Лишь заметив перемещение урода, Глория сумела освободиться  от  шока,
вызванного его внешним видом. Омерзение и страх, тотчас всколыхнувшиеся  в
ее душе, заставили ее тронуться с места.
     Тем временем пение крепчало. Жалобное, как стенание птиц,  загадочное
и полное особой сумбурной и беспокойной красоты, имевшей какой-то  призвук
болезненности, оно шло из ниоткуда и заполняло собой все.
     Да, воздух обычно  не  замечают,  но  бывают  минуты,  когда  человек
замирает, чтобы вобрать его в легкие и оценить:  "Как  он  свеж!"  -  или,
наоборот: "Как он тяжел и отвратителен!".
     Ни  то,  ни  другое  не   могло   быть   безоговорочно   отнесено   к
пению-атмосфере:  слишком  чужой  она  казалась  для  этого  -  и  все  же
невероятно знакомой показалась Глории скрытая в ней мятущаяся тоска.
     Да и какому не лишенному души человеку, столкнувшемуся в своей  жизни
со страданием и непониманием, удастся остаться безучастным к  боли  вечных
изгнанников, тысячелетия не знающих пристанища?
     И неважно, каким языком говорится об этой беде - языком слов,  музыки
или красок, - боль поистине универсальна, ей неведомо такое деление.
     "Как я понимаю Эрона! - подумала Глория  и  тут  же  спохватилась:  -
Эрон!.. Так что же я так медлю?"
     Глория прибавила  шагу,  но  вскоре  замерла:  перед  ней  раскрылась
пропасть.
     Здесь было еще больше света, и отовсюду струились клубы жара, скрывая
дно громадной ямы. Лишь невероятные по непрочности мостики  из  веревок  и
кое-как связанных дощечек  простирались  теперь  перед  Глорией,  уводя  в
белесую туманную дымку, отделявшую ее от Буна.
     Набравшись  храбрости,  Глория  заставила  себя   взяться   за   край
канатов-перил.
     "Неужели я смогу пройти по этому мостику?" - вздрогнула она и тут  же
подумала: "Как хорошо, что пар скрыл дно - не  так  страшно  будет  падать
вниз".
     В самом деле, как бы глубоко ни  открывались  провалы  между  клубами
пара, ни разу Глории не удалось увидеть сквозь них  твердого  дна  -  лишь
такие же темные ребра мостиков время от времени проглядывали и внизу.
     Музыка звучала тут сильнее, но как-то глуше.
     Светился туман.
     "И все же - пройду я или нет?" - когда Глория спросила себя об  этом,
она находилась уже на порядочном расстоянии от твердой почвы.
     Дощечки не случайно казались непрочными - они так  и  вставали  дыбом
под ее ногами, грозя совсем перевернуться и в  любой  момент  выскользнуть
из-под ног, чтобы сбросить вниз незваную гостью. Но тем сильнее вцеплялись
во влажные канаты руки Глории, верившей в то,  что  она  просто  не  имеет
права не пройти.
     А  у  самого  края  пропасти  стоял,  внимательно  наблюдая   за   ее
передвижением, Феттин - тот самый полуголый человек с татуировкой на груди
и с бульдогом, в свое время так напугавшем  Эрона.  Теперь  бульдог  мирно
сидел, вывесив длинный розовый язык, и лишь изредка задирал  морду,  чтобы
справиться по выражению лица хозяина, не пора ли ему спуститься на  землю.
Разумеется, Глория (как и Эрон) не знала, что Феттин тоже был здесь  всего
лишь новичком, только начавшим постигать правила здешнего общежития;  этим
фактом и объяснялось его любопытство.
     Глорию он заинтересовал  вообще  мало  -  разве  что  напомнил  своим
внешним  видом,  что  среди  здешних  обитателей  встречаются   и   вполне
нормальные люди. А татуировка и странный наряд...  Ну  мало  ли  по  какой
причине человек может  захотеть  напялить  на  себя  ошейник  из  листьев!
Молодежь и похуже придумывает украшения...
     Наконец,  потратив  немало  нервов,  Глория  сумела-таки   преодолеть
мостик. Первым делом она огляделась по сторонам.  Если  все  то,  что  она
видела раньше, можно было назвать преддверием города, здесь начинались уже
жилые кварталы, поражающие своим видом почти как трущобы  Индии:  ни  один
отсек, исполняющий роль отдельной квартиры,  не  сгодился  бы  в  качестве
жилья нормальному человеку.
     Иногда это были просто пустые коробки. И все же что-то выдавало в них
жилье, причем постоянное, - скорее всего, переданный им  самым  загадочным
образом отпечаток личностей их хозяев.
     При виде первых же квартир сердце Глории вздрогнуло  от  жалости,  но
все же невероятная экзотичность подземного  города  быстро  заслонила  это
человеческое чувство, позволяя только дивиться местными чудесами.
     В одной из первых попавшихся на глаза девушке квартир сидел безглазый
человек; кожа складками  сползала  с  его  лба,  закрывая  лицо  почти  до
половины, и все же  этот  урод  после  человека-морды  казался  ей  вполне
заурядным. Сам обладатель разросшегося лба, по-видимому, так  не  думал  и
поспешил задернуть мутную целлофановую занавеску, служащую одновременно  и
окном, и стеной, и дверью.
     Соседняя квартира была отгорожена  от  тропинки  более  основательно:
стена, хотя и невысокая, достигала почти до половины человеческого  роста.
Глория попробовала заглянуть за нее, но встретилась взглядом с хозяйкой  и
желание  куда-то  попало.  Хозяйка  -  внешность  ничем  не  выдавала   ее
нечеловеческую природу - глядела на Глорию настороженно и мрачно.
     "Ты меня не трогай - и я тебя не  трону",  -  говорили  выглядывающие
из-под рыжеватой кудрявой челки невеселые глаза, и  одного  этого  взгляда
было достаточно, чтобы понять: ей есть что скрывать, даже если  утаиваемое
находилось не на ее теле, не в комнате, а где-то глубоко в душе.
     Еще надежней было отгорожено от остального мира жилище,  единственный
вход в которое представлял собой узкую бойницу.  Впрочем,  утверждать  это
наверняка Глория не взялась бы - она и видела только эту бойницу и  глухую
стену позади нескольких человек-существ, которые,  мгновенно  отреагировав
на чужое любопытство, резко повернулись в ее сторону.
     Единственное, что Глория успела разглядеть, так это то, как какому-то
лысому толстяку вытирают морду, снимая  с  нее  нечто  похожее  на  слюни.
Зрелище выглядело преотвратительнейшим образом,  и  Глория  не  испытывала
никакого желания любоваться им долго. Она могла не сомневаться, что немало
еще насмотрится по дороге подобных сценок.
     Вскоре Глория проходила уже мимо другой  каморки,  отгороженной  лишь
небольшим барьером, за которым стоял ребенок с болезненно-хрупкими, но  не
лишенными особого очарования чертами - так  выглядят  порой  тяжелобольные
незадолго до  своей  кончины.  Один  их  вид  способен  внушить  здоровому
человеку стыд за свое благополучие.
     Мальчик смотрел на Глорию немигающими, полными страдания  глазами,  и
она, наверное, надолго бы задержалась тут, если бы к  ребенку  не  подошла
мать, женщина столь же изможденная и несчастная с виду, как и он сам.
     "Просто какие-то живые  скелеты",  -  подумала  Глория,  и  она  была
недалека от истины.
     Через следующие несколько метров ноги привели ее к очередному  жилищу
с занавесочными стенами. Его обитательница резко метнулась в  ее  сторону.
Глория успела рассмотреть лишь безумные  вытаращенные  глаза  и  в  испуге
отшатнулась.
     К несчастью, это движение поставило девушку перед другой и  не  менее
жуткой мордой: прямо перед ней заморгал глазищами совсем  уже  неописуемый
полувросший в стену мужчина с окаменевшей известковой кожей. Отшатнувшись,
Глория чуть не сбила попавшееся под  руку  пианино.  В  поисках  опоры  ее
пальцы опустились на клавиши, и неожиданный звук, раздавшийся так  близко,
напугал девушку еще сильнее. Глория вздрогнула, готовая в любой момент  со
всех ног кинуться прочь,  но  тут  она  услышала  шумное  сопение.  Что-то
большое и увесистое  выползало  из-за  угла  -  если  бы  не  внушительные
габариты  существа,  Глория  могла  бы  подумать,  что  это  человек-морда
каким-то чудом перебрался сюда по шатким мостикам, но на  этот  раз  перед
ней возникла целая гора мяса, не лишенная нормально расположенной, хотя  и
слишком мелкой для такой туши головы.
     С пыхтением и присвистом урод зарычал, и Глория кинулась прочь.
     Довольно скоро девушка убедилась, что за  ней  никто  не  гонится,  и
теперь Глория  шла  по  коридору,  образованному  главным  образом  краями
полиэтиленовых и прочих занавесок.
     Здесь нищета подземного города не так бросалась в глаза;  можно  было
вообразить,  что  она  попала  за  кулисы  чудного  театра  или  в   некую
нетрадиционную общую баню. Все, что можно было прикрыть, было прикрыто, но
чем-то условным, почти прозрачным...
     Продвигаясь между колышущимися складками полиэтилена и ткани,  Глория
все же время от времени останавливала свой взгляд на подземных обитателях.
     "Боже, неужели Рейчел и впрямь  верит  в  то,  что  мы,  люди,  можем
завидовать такой страшной нищенской жизни? Нет,  я  решительно  ничего  не
понимаю... Ведь это так ужасно! Мне попросту жаль тех, кто тут живет..."
     Так думала она, все ближе продвигаясь к своей цели.
     Одна из занавесок, наименее расправленная,  открыла  ей  относительно
обставленную  комнату,  -  во  всяком  случае,  в  центре  ее  возвышались
несколько ящиков, увенчанные круглым тесным аквариумом, в  котором  что-то
двигалось. В первую секунду девушка почувствовала  приступ  тошноты  -  ей
показалось, что за толстым стеклом копошится клубок огромных белых червей.
Но нет - это были всего лишь миноги. Рыбам было тесно. Они терлись друг  о
друга своими гибкими скользкими телами, заворачивались одна вокруг другой.
Тяжело поднимались жаберные крышки - от скопления рыбьих тел в воде  почти
не оставалось кислорода.
     Возле сосуда сидел толстяк, раздетый  до  пояса.  Сильно  раздавшиеся
бедра придавали его фигуре очертания уродливой груши. Голова,  в  общем-то
нормальных  размеров,  казалась  крошечной.  Над  сужавшимся  кверху  лбом
торчала короткая жесткая  щетина  черного  цвета,  подведенные  коричневым
глаза (роль косметики, по всей видимости, выполнял выступивший от  болезни
или какой-нибудь иной патологии пигмент),  круглые  и  выпученные,  чем-то
напоминали крабьи. По его животу были разбросаны складки -  этим,  похоже,
"страдали"  здесь  многие  -  но   их   расположения   больше   напоминало
расположение обычных карманов.
     Рыбья Бочка (это был как раз он) с  умильным  выражением  разглядывал
рыб. Глупая улыбка, не  лишенная  оттенка  сладострастия,  играла  на  его
толстых, чуть приоткрытых губах. Когда  же  руки  толстяка  поднялись  над
сосудом, из его рта и вовсе полилась слюна.
     Короткие мощные пальцы сжались в  комок,  стискивая  запрятанную  там
мышь, и Глория с ужасом увидела, как в аквариум закапала кровь.
     Рыбий  клубок  пришел  в  движение,   заоткрывались   оказавшиеся   у
поверхности рты; остальные рыбы тем временем  толкались,  стараясь  занять
более выгодное для себя местечко и урвать свою порцию жуткой пищи.
     Девушка с отвращением  отвернулась  -  и  увидела  открытую  плетеную
клетку, из которой вываливалась змея.
     "Какая мерзость!" - вздрогнула Глория и снова отвернулась.
     На этот раз перед ней предстал находящийся в той же комнате... черт.
     Девушка заморгала от удивления.
     Закрученные козлиные рога, бородка, черная морда...  В  то  же  время
Глория понимала, что подлинным чертякой этот ночной житель не может  быть.
Черт мистический, колдующий посланец зла был персонажем из совсем  другого
произведения. Этот же являлся, скорей  всего,  лишь  обычным  уродом,  как
Месяц или Горгона.
     Похоже, девушка задержалась возле хозяев этого мини-зверинца  слишком
долго.  Рыбья  Бочка  перестал  заниматься  своими  любимцами.  Его  глаза
округлились в пуговицы, рот открылся...
     Неуклюже и тяжело  Рыбья  Бочка  поднялся  с  ящика,  служившего  ему
стулом, и пошел на Глорию, вытягивая лоснящиеся ручищи.
     В последний момент Глория успела отскочить.
     Рыбья   Бочка   проводил   ее   взглядом   и   пробормотал,    поводя
носом-картошкой:
     - Ну что стало с нашим кварталом...
     "Черт" только досадливо поцокал языком.
     Глория этого уже  не  видела:  закусив  губу  и  ругая  себя  за  все
возможные и  невозможные  слабости,  она  продолжала  двигаться  к  сердцу
Мидиана.
     А город преподносил ей все новые сюрпризы.
     Возле поворота на открытом  пятачке  Глория  увидела  ярко,  если  не
богато одетую женщину - настоящий цветок среди грязных нищенских катакомб.
Черные волосы незнакомки были забраны назад, открывая высокий  благородный
лоб и большие красивые глаза, зовущие и томно выглядывающие из-под  гнутых
бровей. Точеная ручка сжимала "японский" круглый веер, прикрывающий ее рот
и подбородок.
     Она казалась чем-то неуместным здесь, в  тусклой  и  уродливой  грязи
подземелья, и обидно было видеть, как ярко-алый край широкой нарядной юбки
подметает с землистого пола пыль.
     - Меня ищешь? - спросила она, заметив Глорию, и та не  успела  ничего
ответить, как веер опустился и... Чем неожиданней  уродство,  тем  сильнее
производимый  им  эффект.  Глория  обмерла,  увидев  нижнюю   часть   лица
загадочной "красавицы". Нос, рот, подбородок, часть шеи слились  в  единую
пузырящуюся бугристую массу помидорного цвета.
     "Да что же это такое?" - чуть не вскрикнула потрясенная этим  обманом
природы Глория и поклялась себе не обращать внимания больше ни на кого.
     Но в ее ли силах было выполнить такое обещание?
     Некоторое время Глория шла, стараясь смотреть себе только  под  ноги,
но движения, звуки, запахи, идущие со всех сторон, делали свое.  Она  даже
не заметила, как вновь стала оглядываться по сторонам.
     В  этих  местах  обитали  существа  совсем  уже   диковинные,   вроде
бесформенной кучи слизи, из которой высовывались оплывшие торс  и  голова.
Какие-то отростки шевелились вокруг них, но сложно было сказать, какие  из
конечностей могли  выродиться  в  эту  червеобразную  пакость.  Глория  не
удивилась бы, окажись они  и  впрямь  прилипшими  к  полурастаявшему  телу
червями.
     Мельком она  заметила  и  еще  одно  странное  существо,  сидящее  на
корточках и раскладывающее пасьянс, но рассмотреть его хорошо  не  успела,
привлеченная неприятным хрустом, раздавшимся со стороны  другого  здешнего
жителя. Наверное, его уродство по большей части относилось  к  внутреннему
облику: даже монстры предпочитали держать его  в  мощной  клетке.  Кстати,
клеток в этом квартале было немало: то поднимаясь, то  опускаясь,  дорожка
шла теперь словно через зверинец.
     Запертый монстр обедал, но жертвой его  была  отнюдь  не  мышь  и  не
крыса:  под  голыми  руками,  обхватившими   "пищу",   дергалось   мертвое
человеческое тело, на котором еще сохранились остатки одежды.
     Волосы зашевелились у Глории на  голове:  ей  показалось  вдруг,  что
пожираемый труп похож  на  Эрона.  Что  если  жители  Мидиана  решили  его
наказать таким странным образом за то, что он позволил себе защитить ее от
Дейкера? "Нет, не может быть!" - отогнала она от себя эту жуткую мысль, но
взгляд ее никак не  мог  оторваться  от  несчастного,  чье  мясо  с  таким
аппетитом пожирал худой бездушный монстр, которого можно было  представить
в качестве демона голода. Девушка невольно искала в  его  жертве  знакомые
черты, к своему ужасу находила их, опровергала себя, ссылаясь на случайное
сходство, а сердце вновь и вновь замирало от жаркого ужаса.
     Он? Не он?
     Неожиданно она заметила, что кто-то  прошел  по  той  же  дороге,  но
впереди ее, вынырнув, по-видимому, откуда-то из-за поворота. Глория успела
заметить только спину в белой футболке.
     В такой же, как у Эрона...
     - Эрон!
     В ту же секунду демон голода и его жертва были забыты: вряд ли Глория
могла не узнать так хорошо знакомую ей спину. Рост, комплекция, прическа -
все говорило о том, что только что обогнал ее Эрон.
     Глория едва ли не бегом  домчалась  до  места,  где  увидела  его,  и
остановилась. Даже при той скорости, с которой Эрон уходил, он попросту не
успел бы исчезнуть. Значит, он зашел в одну из комнат, и по всей видимости
- в ближайшую...
     Уверенно и смело девушка отодвинула полиэтиленовую пленку и... что-то
оборвалось у нее внутри: Эрона здесь не было, зато ей ухмылялась  знакомая
рожа с крючковатым  гордым  носом,  светящимися  глазами  и  красно-белыми
змеями вместо волос.
     Завидя ее  испуг,  Горгона  расхохотался.  Это  ведь  он  шутки  ради
заставил ее на секунду узнать Эрона в им же созданном мираже.
     - Здесь только я! - объявил он, хватая девушку за плечо.
     Почти тотчас из-за его спины высунулся Месяц, но вмешиваться не стал.
     Глория поникла: слишком неожиданной оказалась для  нее  эта  встреча,
слишком велик был перепад между реальностью и надеждой.
     Холодная, чуть влажная ручища грубо погладила  ее  по  плечу.  Ноздри
Горгоны начали раздуваться, как бывало всегда, когда он чуял живую  плоть,
- и все же те чувства, что он испытывал к девушке, невозможно было отнести
ни к порожденным голодом, ни к ненависти к чужому роду.
     Горгона попросту забавлялся.
     - Ну что? - взглянул он Глории в лицо. - Я знаю  тебя.  Эрон  о  тебе
рассказывал... Ты ведь Лори?
     Он насмешливо окинул ее взглядом.  Нет,  не  такой  представлял  себе
Горгона девушку, ради которой  Бун  был  готов  рискнуть  пойти  наперекор
предначертаниям судьбы, хотя, с  другой  стороны,  именно  это  Горгоне  и
понравилось.
     Наконец взгляд монстра остановился  на  брошке-бабочке,  воткнутой  в
свитер крупной грубоватой вязки.  Причмокнув  губами,  Горгона  взялся  за
украшение пальцами, вытянул его, проверил, насколько остро  заточен  конец
булавки, и все с тем же насмешливым выражением на  лице  воткнул  ее  себе
прямо в кожу.
     При виде этого Глория дернулась, словно ощутила боль вместо него. Это
вызвало у Горгоны новый приступ веселья.
     - Хорошая бабочка! - прогромыхал он и вдруг  согнал  с  лица  улыбку.
Сразу же его выражение стало хищным, глаза запылали, голос изменился. - Ты
- естественная!
     - Нет! - Глория отшатнулась.
     - Хочешь присоединиться к нам?
     - Нет!!!
     Горгона вновь усмехнулся. Кризис миновал.
     - Все равно присоединишься рано или поздно!
     Порывистым движением он вновь схватил испуганную девушку, но на  этот
раз Глория уже была готова защищаться. Она рванулась в сторону и опрометью
выскочила обратно в коридор.
     - Ты вернешься! - догнал ее голос Горгоны. - Ты  ведь  захочешь  жить
вечно!
     Глория только прибавила скорости.
     Жить вечно ТАК она не согласилась бы ни за что...



                                    40

     К Баффамету он должен был пойти в одиночку - так решил Элшбери.
     Зачем? Эрон не знал. Преступив закон, он автоматически превратился  в
изгнанника, и неважно было, останется он на месте или  уйдет.  Изгнание  -
это отношение к человеку со стороны окружающих, а не его местопребывание.
     И все же Элшбери послал его к подземному богу.
     И Эрон пошел, трепеща от непонятного ожидания.
     А вдруг Баффамет позволит ему остаться?
     И даже не это волновало Эрона по-настоящему. Изгнан - значит, изгнан,
чего уж... Само слово "бог"  внушало  ему,  что  ожидать  следует  чего-то
необычного.
     Эрону как-то всегда некогда  было  задумываться  о  религии  и  своем
отношении к ней. Ни  особо  верующим,  ни  безбожником  назвать  его  было
нельзя; позже все трансцендентное в его представлении  сосредоточилось  на
Мидиане. Теперь ему впервые предлагали встречу с богом живым.
     Был ли Баффамет обычным мутантом, наделенным чуть большей силой,  чем
остальные? Был ли он впрямь существом истинно сверхъестественным?  Эрон  и
не старался ответить на этот вопрос.
     Его послали к богу - и к богу он шел.
     Все ярче становился льющийся снизу свет.  Все  мельче  делались  шаги
Эрона, по мере того как посреди пара и дымного тумана вырисовывалась вроде
бы огромная, и в то же  время  не  намного  превышающая  размеры  обычного
человека фигура.
     Баффамет дарил Свет.
     Баффамет дарил городу энергию.
     Баффамет навеки привязал ночной народ к им же созданному подземелью -
вечному укрытию и вечной тюрьме.
     Черные и грубые отростки его  венца  таяли  в  тумане,  зато  тело  с
неровными  вставками  драгоценных  камней  светилось  и  переливалось.   И
отдельно двумя звездами пылали его глаза.
     Свет вспыхнул ярче - Баффамет давал понять, что заметил Эрона.
     Эрон замер. В такой тишине можно было услышать стук сердца, но теперь
сердце Эрона молчало. Лишь котел, в котором  булькала  собирающая  энергию
Баффамета вода, позволял себе издавать какие-то звуки.
     Все остальное молчало.
     Стояли, глядя друг на друга, бывшие: все еще человек и,  может  быть,
бог.
     Молчание - особый тип разговора, и если уж к нему прибегают, то  лишь
тогда,  когда  смысл  сказанного  не  может  и  не  должен  быть   понятым
остальными.
     Пути должны быть неисповедимы...



                                    41

     Больше всего Джойс не любил психов. Не душевнобольных  вообще  -  тех
чокнутых, что считают своим долгом дергать  полицию  из-за  того,  что  им
почудился зомби, монстр, инопланетянин, супермен или некто (нечто)  другое
в таком роде.
     Но звонивший ему Дейкер не был психом, а даже наоборот -  психиатром.
Мало того, он успел зарекомендовать себя в  качестве  неплохого  эксперта.
Все это заставляло прислушиваться к его словам, а не отмахиваться от них с
ходу, как от десятков звонков разных кретинов, уверенных, что  они  видели
ожившее и сбежавшее тело Буна.  По  счастью,  большую  часть  этого  бреда
выслушивал дежурный - до инспектора дорывались только самые  осведомленные
о полицейском житье-бытье психи.
     ...В Шир-Нек Джойс выехал без энтузиазма. Разве  что  возможность  на
некоторое время вырваться из города и подышать свежим деревенским воздухом
несколько утешала его.
     Дейкера Джойс нашел в здании полицейского участка; доктор  успел  уже
известись от скуки в ожидании его приезда.
     - А, Дейкер! - поприветствовал его инспектор еще с порога. - Ну что?
     Дейкер выглядел усталым и невыспавшимся; Джойс отметил, что доктор за
это короткое время успел осунуться.
     - Я нашел Буна.
     - Кто-то украл его труп и притащил сюда?
     Дейкер встал, подошел поближе к  инспектору  и  отрицательно  покачал
головой.
     - Нет, трупа нет, - только сейчас он подумал о том, как  глупо  может
звучать со стороны подобное заявление. - Он не мертв.
     "Так, - отметил Джойс. - Вот уже и доктор  спятил...  Хотя...  Ладно,
посмотрим".
     Честно говоря, ему было гораздо приятнее поверить, что мертвец сбежал
из морга сам, чем признаться, что  кто-то  мог  проникнуть  в  полицейское
управление извне, не потревожив никого из охранников, и  нахально  вынести
тело у них из-под носа. И все же признаться в подобном  желании  Джойс  не
мог даже себе.
     - Его убили, - твердо выговорил полицейский, - в нем была куча  пуль.
Я видел.
     И он обвел взглядом кабинет, прикидывая, куда бы присесть.
     - Я тоже видел, - согласно кивнул Дейкер. - Но он  жив.  И  он  снова
убил.
     На  некоторое  время  в  комнате   зависла   тишина.   Оба   человека
разглядывали друг друга, стараясь каждый для  себя  определить,  насколько
заслуживает доверия его собеседник.
     Наконец профессиональный интерес, подогретый  последним  утверждением
доктора, победил.
     - Где произошло убийство? В Шир-Неке? - быстро спросил Джойс.
     - Нет, в Мидиане, - возразил доктор и, по-видимому, собрался добавить
что-то еще, но ему помешала резко распахнувшаяся дверь.
     В нее ворвался человек с небольшими рыжеватыми  усиками  и  в  очках,
едва-едва облагораживающих грубоватое энергичное лицо с мелкими чертами  и
тяжелым  подбородком.  По  уверенному  виду   незнакомца   несложно   было
заключить, что перед Дейкером и Джойсом предстал сам здешний хозяин.
     - Господа, я - капитан Эйкерман,  -  представился  он,  бодрым  шагом
пересекая комнату, чтобы тут же плюхнуться в  свое  начальственное  обитое
кожей кресло.
     - Инспектор Джойс.
     - Доктор Дейкер.
     Пока они представлялись, Эйкерман закинул ногу за ногу  и  недовольно
поморщился: даже такая короткая презентация незваных гостей  казалась  ему
совершенно излишней и затянувшейся формальностью.
     - Господа, - заговорил он, прежде чем Дейкер успел закрыть рот, -  вы
должны знать, что убийство произошло в Шир-Неке, а это в моей юрисдикции.
     Он обращался в первую очередь к Джойсу - Эйкерману и в голову  бы  не
пришло видеть конкурента в психиатре. А вот инспектор - это другое дело...
     У Эйкермана были свои представления о порядке, и он верил в них,  как
веруют порой во все святое, и был готов разделаться с  любым,  посягнувшим
на его святыню.
     Порядок - это все, и ради  порядка  можно  и  нужно  приносить  любые
жертвы, считал он.
     Многие из-за этого  принимали  Эйкермана  за  простого  карьериста  и
ошибались.  Лишь  служение  своим  принципам  имело  для  него   жизненную
ценность, и лишь этому делу он был готов в случае надобности отдать жизнь.
Кроме того, Эйкерман немало  поработал,  составляя  команду  из  таких  же
помешанных на порядке "единоверцев", во имя цели одинаково готовых пойти и
на подвиг, и на преступление. Но если отбросить громкие слова, большинство
работающих в Шир-Неке полицейских  были  славными  ребятами,  позволявшими
себе лишнее только в отношении преступников,  а  потому  карьера  капитана
развивалась автоматически.
     Кое-что о характере Эйкермана Джойс слышал, и все же он  мог  оценить
размер той силы, с которой ему пришлось столкнуться, иначе вряд ли он стал
бы возражать,  рискуя  нажить  себе  серьезного  врага.  Уж  что  касается
истинных недостатков Эйкермана, то к ним куда справедливее было бы отнести
его душевную неповоротливость, если не дубоватость, чем приписываемые  ему
честолюбие и карьеризм.
     - Но зато Бун - в моей, - заявил Джойс. - Он был моим заключенным.
     - Вот как? - не без затаенной угрозы поинтересовался Эйкерман.
     Джойс  посмотрел  на  него  пристальнее.  Во  всяком  случае,  в  его
компетенцию не входило  ссориться  с  представителями  местного  отделения
полиции. Оспаривать права Эйкермана на участие в расследовании  дела  тоже
было бессмысленно. Правда, с другой стороны, Джойс не терпел карьеристов -
как и все мало-мальски склонные  к  тому  же  греху,  а  потому  способные
увидеть в подобных себе людях потенциальных конкурентов.
     "Ладно, личное - это всего лишь личное", - решил наконец инспектор.
     - Мы арестуем его вместе.
     - Нет, я сам арестую его.
     - Но Бун уже не один! - воскликнул Дейкер.
     - Да ну? - пожал плечами Джойс.
     - Думаешь,  это  меня  напугает?  -  покривился  Эйкерман,  подаваясь
вперед.
     - Я слышал, - Дейкер заметил, что волнуется сейчас несколько  больше,
чем следовало бы, - что в Мидиане...  Это  там,  под  кладбищем...  ("Черт
побери! - ужаснулся он. - Как  же  мне  им  объяснить,  чтобы  они  поняли
правильно?") там что-то происходит.
     Он замолчал.
     - Вранье!
     - Ты уверен в этом?
     Две пары глаз, как четыре  пистолетных  дула,  строго  уставились  на
доктора. И в каждой паре вера и неверие смешались воедино.
     "Это невероятно, но если заняться этим делом всерьез и, тем  более  -
если удастся что-то раскопать, о большем успехе мне нечего и  мечтать",  -
думал Джойс.
     "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Но  мне
всегда не нравились эти слухи про Мидиан, - нахмурился Эйкерман.  -  Давно
пора сравнять с землей эту свалку... Хотя на сегодня у меня  есть  дела  и
поважней".
     - Да, я уверен в этом, - пожалуй, даже излишне горячо заметил Дейкер.
- И если их не остановить, то будет такое кровопролитие...



                                    42

     Дороге не было конца. Вскоре Глории  уже  начало  казаться,  что  она
попросту  заблудилась  в  ненормально  гигантском  лабиринте.   Постепенно
девушка почти привыкла к здешним чудесам; во  всяком  случае,  удивить  ее
становилось все сложней. Глория начала уставать - опять  началась  одышка,
от долгой ходьбы гудели ноги.
     - Какие красивые ножки... - неожиданно услышала она, - какие ножки!
     В соседней целлофановой комнате обнималась парочка.
     "И здесь любовь", - отметила Глория, почувствовав легкую грустинку, и
посмотрела  на  ноги,  высовывающиеся  из-под  белой  кисеи  едва  ли   не
подвенечного, хотя и обветшалого платья, и увидела кости. Кости  высохшие,
кое-как обтянутые давно мумифицированной кожей. Они безвольно тряслись  от
движений рук мужчины, обнимающего разряженный скелет. Его ноги, хотя и  не
заслуживающие эпитета "красивые", состояли на вид из плоти и крови.
     - Ты  просто  красавица,  -  продолжал  их  обладатель  нежничать  со
скелетом. - Ты так мне нравишься...
     Как ни странно, Глории  показалось,  что  она  слышала  его  голос  и
раньше. Девушка прищурилась,  приглядываясь  к  морде,  у  которой  вместо
бакенбардов темнели освобожденные от кожи  куски  мяса.  Именно  это  лицо
мелькнуло перед ней в тот миг, когда Глория  была  готова  распрощаться  с
жизнью.
     Тем временем заметил ее и Нарцисс.
     - А, это ты? - он скривил рожу, еще сильнее прижимая к себе скелет. -
Отойди от меня! И извини за то, что было наверху...
     От противоречивости этой реплики Глория растерялась. Она сделала  шаг
вперед и растерянно заморгала.
     - Я так хочу тебя поцеловать! - снова огорошил ее монстр, но его губы
чмокнули череп с прилипшими к нему паклевидными клочками седых волос. - Да
не тебя, дура, не волнуйся...
     Глория и так не волновалась: ей было достаточно знать, что Нарцисс не
собирается на нее нападать.  Она  решила  попросту  не  обращать  на  него
внимания и, опустив голову, прошла мимо него. Ей больше не хотелось ничего
видеть и слышать.
     - Стой! Ты куда? - одернул ее голос Нарцисса.
     - Туда.
     - Туда нельзя.
     - Почему? - остановилась Глория.
     На морде Нарцисса появилось озабоченное выражение.
     - Это великое место Шангри-Ла, -  он  отстранил  от  себя  "подругу",
глядя теперь только на Глорию, и изрек очередную, не связанную  ни  с  чем
предыдущим фразу: - Но нам это нравится.
     Глория только вздохнула - и в носу у нее защипало.
     Пахло серой и еще чем-то удушливым и резким.
     - Что это за запах? - поинтересовалась она.
     И снова Нарцисс скорчил дурацкую рожу.
     - Нет, это не я так пахну, - поспешил заверить он.
     "Ну чего я трачу  на  него  время?"  -  еле  сдержала  вздох  Глория,
собираясь на этот раз уйти  отсюда,  не  останавливаясь,  но  тут  впереди
раздался жуткий нечеловеческий вопль.
     Девушка побледнела.
     Нарцисс осклабился.
     - Там безумцы, - сообщил он, -  они  сумасшедшие,  сволочи,  и  очень
злобные. Они тебе голову оторвут.
     Это было высказано без всякой злобы. Не ясно было даже, шутит Нарцисс
или нет.
     "Ну  все!  -  возмутилась  Глория.  -  Еще  не  хватало,  чтобы  меня
запугивали!"
     - Бун прошел туда? - грубовато спросила она.
     Нарцисс смерил ее взглядом и захохотал.
     "Неужели эта девчонка так и не поймет, до чего же не в свое дело  она
ввязалась? Бун - наш избранник, наша будущая легенда. Так что может хотеть
от него это естественное дитя?"
     - Да, - ответил Нарцисс. - И назад  он  не  вернется.  Он  же  просто
мертвец.
     При этих словах Глория содрогнулась. Уж она-то знала Эрона лучше, чем
этот урод, - он не из тех, кто может меняться, раз  не  сделал  этого  для
примирения с миром людей.
     - Что, не веришь? - заметил Нарцисс ее реакцию. - Подожди,  когда  он
при тебе почувствует запах крови. Он тогда попросту превратится в зверя.
     "Не слушать его!  -  возмутилась  Глория.  -  Это  -  чушь!  Эрон  не
изменился... ОН - не мог..."
     И она бросилась прочь, вперед.
     Именно в этот момент в "квартиру" Нарцисса вошел Феттин. Он и сам  не
знал, что заставило его следовать за девушкой по пятам, но почему-то  счел
это своим долгом.
     - Туда нельзя! - крикнул вслед Глории Нарцисс,  досадливо  скривился,
поняв  свое  бессилие,  и  опустил  "подругу"  в  стоящий  тут  же   гроб,
пробормотав: - Тебе надо отдохнуть...
     Феттин робко  принялся  обходить  его  сбоку.  Нарцисс,  заметив  его
движение, неожиданно заслонил ему дорогу,  схватил  за  руку  и,  довольно
улыбаясь, погладил по узорчатой груди:
     - Мне нравится твоя татуировка...
     При этих словах Феттин вздрогнул. Он не удивился бы, если  бы  кто-то
из здешних старожилов постарался отобрать у него кусок кожи с  рисунком  в
качестве сувенира. Местные нравы  -  но  не  закон  -  позволяли  порой  и
худшее...
     - Ох уж эти новички! - демонстративно вздохнул Нарцисс, отпуская его,
и хихикнул.


     Глория не слышала их - она шла по сильно сузившейся тропинке,  вновь,
как и в самом начале пути, замирая от страха.
     Здесь никто никого не жрал и в то же время с разных сторон нет-нет да
и доносились звуки, от которых начинала леденеть в жилах кровь.
     Безумцы...  Что  если   это   не   было   угрозой,   а   всего   лишь
предупреждением? Глория была уже не рада, что попала сюда.
     Разве случайно, например, вдоль коридора не было видно ни одной жилой
комнаты? Только стены - да идущие невесть откуда страшные звуки.
     Страх заставил девушку прижаться спиной к стене.
     Увы, что это за стена, Глория так и не рассмотрела!
     Шаг за шагом она приближалась к вырезанной  в  каменной  толще  нише,
которую пересекали толстые металлические  прутья.  Из-за  этой  решетки  и
исходили отражаемые эхом звуки: рычащие, хлюпающие, булькающие...
     Вот  Глория  сделала  еще  несколько  шагов...  До  решетки  осталось
несколько сантиметров... Вот Глория снова шагнула...
     Похожие на лягушачьи,  но  когтистые  и  более  мощные,  чем  даже  у
человека, лапы мгновенно высунулись из камеры, хватая девушку за шею.
     Глория завизжала - громко, отчаянно.
     "Я так и знал, что на этом все  и  закончится",  -  подумал  Нарцисс,
поглаживая крышку гроба своей возлюбленной.
     - Помогите! - без всякой надежды на помощь закричала  Глория.  Она  и
сама не верила, что кто-то из местных монстров станет ее выручать,  но  уж
слишком обидно было погибнуть в нескольких шагах от цели.
     Мокрые холодные лапищи начали сжиматься, опускаясь чуть  ниже.  Когти
надавили на кожу, грозясь прорвать ее с секунды на секунду.
     "Эрон! - уже задыхаясь, подумала  она.  -  Неужели  ты  бросишь  меня
сейчас?"
     Перед глазами девушки поплыли круги. Еще немного - и Глория  потеряла
бы сознание.
     Но кто это подбежал к ней? Неужели Бун?
     Нет... Сквозь заливший глаза туман Глория все же заметила голое  тело
в синих узорах и лиственный ошейник. Нет надежды... Помощи ждать  неоткуда
- эти монстры способны  только  наслаждаться  видом  гибели  естественного
человека...
     Феттин одним прыжком миновал  массивную  дверь,  закрывающую  вход  в
камеру, перескочил через ступеньку и оказался у второй решетки.  Забыв  об
опасности,  он  просунул  через  нее  руки  и  жестами  начал  подманивать
ковыляющих в сторону схваченной девушки монстров-безумцев.
     - Эй, ты! - звал он. - Иди сюда! Иди!!!
     К своему изумлению,  Глория  обнаружила  вдруг,  что  мертвый  захват
ослаб.
     Через секунду она уже вновь была на свободе и стояла, тяжело дыша,  у
безопасного участка стены.
     - Не поймал! - радостно крикнул Феттин, отпрыгивая от решетки,  возле
которой уже успели собраться все бронированные тяжелые уроды.
     Похоже, никогда еще он не был так  счастлив,  как  теперь,  глядя  на
спасенную им девушку.
     Феттин подбадривающе улыбнулся Глории, и она улыбнулась ему в ответ.
     "И здесь есть люди!  Настоящие  люди!!!"  -  возликовало  ее  сердце.
Значит, у Эрона  были  причины  так  любить  этот  город...  Феттин  своим
поступком перечеркнул сейчас все неприятное, что видела она по пути.
     - Где он? - выдохнула Глория, придя наконец в себя.
     - Там, - кивнул Феттин в сторону дальнего конца  коридора.  Почему-то
он очень  стеснялся  разговаривать  с  Глорией.  Гораздо  легче  оказалось
повернуться к девушке спиной и жестами позвать ее за собой.
     До сих пор дымный густой туман  не  особо  донимал  Глорию.  Порядком
отойдя от пропасти, она почти забыла о  его  существовании.  Теперь  же  с
каждым новым метром он сгущался все больше.  Здесь  уже  дышалось  не  так
легко - и, похоже,  это  было  дополнительной  защитой  от  тех,  кто  был
способен дышать по-настоящему, чье сердце билось  и  в  чьих  жилах  текла
настоящая кровь.
     И еще об одном догадалась Глория: ее спуск шел не по прямой,  как  ей
казалось раньше, а по  спирали,  широкими  кругами  оборачивающей  колодец
пропасти. Теперь они выходили к невидимому сверху дну.
     ...Даже в  нескольких  шагах  было  тяжело  рассмотреть  человеческие
фигуры, и поэтому Глория не сразу  заметила,  что  кто-то  движется  среди
клубов пара (пар светился до боли в глазах) прямо ей навстречу.
     Белая  майка-футболка  почти  сливалась  с  туманом,  лишь  брюки   и
темно-русые волосы  пятнами  выделялись  на  общем  фоне.  Вначале  Глории
показалось, что это мираж, но  нет  -  фигура  в  тумане  становилась  все
отчетливей. Сердце быстрее запрыгало в ее груди, когда она  сумела  узнать
знакомые очертания.
     - Бун!
     Уже не от дыма-тумана задыхалась она - от радости.
     Небольшая перебежка - Феттин уступил ей дорогу,  отскочив  куда-то  в
сторону, - и Глория повисла у Эрона на шее.
     - Ты...
     Ветерок подул, разрывая туманную завесу и позволяя ей  яснее  увидеть
его лицо.
     Они  стояли  на  верхней  ступеньке  полукругом  спускающейся  в  зал
лестницы. Да, это действительно был зал, потолок которого  замещал  сейчас
слой клубящегося пара. Яркий свет исходил  от  его  центра.  Заметив,  что
Глория смотрит туда, Эрон развернул  ее,  нежно  гладя  рукой  спутавшиеся
волосы, и проговорил:
     - Не смотри...
     Но Глория и так уже туда  не  смотрела.  Что  ей  свет,  что  ей  все
остальное, если тот, ради которого она спустилась сюда, был с ней!
     Эрон обнял Глорию за плечи и незаметно повлек ее  в  сторону  выхода.
Глория не сопротивлялась - она счастлива была поскорее оказаться на свежем
воздухе.
     Их проводил взглядом погрустневший почему-то Феттин, подумал  немного
и пошел за ними. Чужие радость и нежность напомнили ему о той, которой  он
сам лишился навсегда. Феттину не верилось, что здесь он сумеет найти  себе
подругу, - значит, уже  сейчас  ему  следовало  учиться  обходиться  одним
созерцанием чужого счастья.
     Обратная дорога показалась девушке не в пример короче и  легче,  хотя
теперь  приходилось  идти  вверх.  Когда  одышка  усиливалась   или   ноги
собирались изменить, Эрон приходил на помощь. До  мелочей  ли  тут,  когда
рядом с ней шел, казалось бы, навсегда потерянный, но  найденный  вновь  и
оправданный перед нею любимый человек!
     Вот только кожа его была неестественно холодна, будто Эрон только что
вернулся с мороза.
     Мелочи, все мелочи...
     Завидя  парочку,  усмехнулся  Горгона:   добралась-таки   девчонка...
Подруга Горгоны - Сеси - вопросительно тронула его за плечо (она была не в
курсе этой истории), но Горгона так и не удосужился ей ничего объяснить.
     Показалась пропасть. Странно,  на  этот  раз  высота  и  ненадежность
мостиков совсем не страшили Глорию.
     Возле края она вновь заметила знакомое лицо. Рыжекудрая  женщина  все
так же настороженно выглядывала из-за своей стены, но теперь в ее  взгляде
угадывалась и затаенная тоска. Дескать, другие любят кого-то, а что есть у
тех, кто не живет? Да ничего...
     Вот и мостик позади...  Глория  посильнее  уцепилась  за  руки  Буна,
словно испугалась вдруг, что здесь, у выхода, он может повернуть назад,  а
то и просто исчезнуть, испариться, как дым.
     Короткая, но крутая  лесенка  очутилась  за  спиной  -  навстречу  из
открытой двери лился поток солнечного света.
     Эрон подтолкнул девушку вперед, замер на мгновение на пороге  и  тоже
шагнул наружу.
     Двигавшийся за ними Феттин помахал рукой и быстро захлопнул  тяжелую,
обитую железом дверь, запирая ее на засовы.
     Заметив, что ход назад отрезан, Эрон развернулся и  ударил  плечом  в
железо. Дверь издала глухой звук, но не шелохнулась: запоры были надежны.
     Так неужели же - все?
     Эрон  не  поверил.  Ведь  Баффамет  ясно  дал  понять,  что  они  еще
встретятся...
     Растерянно остановилась и Глория: она не поняла,  почему  вдруг  Эрон
отвернулся от нее. Ведь они только что были вместе...
     Заметив, как изменилось лицо девушки, Эрон повернулся к ней, принимая
извиняющийся вид.
     - Все, я должен идти, - глухо и неохотно проговорил он.
     Что-то подсказывало Эрону, что еще немного - и он уже и в самом  деле
не сможет сюда вернуться.
     - Нет! - воскликнула Глория, бросаясь к нему.
     Для того ли она шла за ним, для того ли рисковала, чтобы Эрон ушел от
нее в это жуткое подземелье? Да ни за что! Стоит только оглядеться вокруг,
вдохнуть пахнущий хвоей воздух,  чтобы  понять,  насколько  прекрасен  мир
жизни.
     - Мое место - здесь! - угрюмо ответил  Эрон,  снова  толкая  запертую
дверь.
     И снова его усилие пропало даром.
     - Нет! - руки Глории легли ему на плечи и заставили  развернуться.  -
Твое место - рядом со мной! - уверенно заявила  она  и  замолкла  на  миг,
увидев следы крови на его футболке. Нет, лучше забыть об этом...
     - Там, - кивнула она в сторону ворот, - мы жили и выжили, потому  что
были друг с другом. А здесь ты не нужен. - Даже  мертвое  сердце  способно
порой ощущать боль: оно не билось, но слова Глории вонзались в него острой
иглой. - Ты никому не нужен, - девушка нежно  приникла  к  его  груди,  не
замечая больше следов смертельных ранений. - Только мне... Я люблю тебя...
     И на холодную кожу пролились горячие, жгучие слезинки.  Они  обжигали
едва ли не сильней, чем светящаяся жидкость, при  помощи  которой  Элшбери
ставил Эрону печать Баффамета. И так  же,  как  энергия  подземного  бога,
сосредоточившаяся в этих капельках, любовь входила в его тело,  оживляя  и
наполняя чем-то новым.
     Как хотелось ему уйти с Глорией - и как хотелось остаться!
     Целый ураган  поднялся  в  его  душе  -  нет,  два  урагана,  которые
столкнулись, закружились и начали угасать, уничтожая силы друг  друга.  Но
Мидиан был отрезан от Эрона железной дверью, а Глория, ее  глаза,  опухшие
от слез, ее ласковые руки - все это было так близко.
     - Да, - прохрипел Эрон.
     Ему стало вдруг страшно.  Страшно  -  и  замечательно  легко.  Что-то
важное решилось теперь для него, но он не страдал от выбора...
     - Пошли! - сквозь слезы улыбнулась Глория и потянула Эрона  за  руку.
Вперед, к солнцу, к жизни... К новой жизни, в которой все еще может  быть,
в том числе и счастье.
     В последний момент Эрон захотел оглянуться - и понял, что  не  сможет
этого сделать.
     Из смерти, как и из жизни, следует уходить только раз и навсегда...
     Он натянул курточку - она хорошо закрывала  следы  крови  -  и  пошел
вслед за Глорией.
     Прочь отсюда! Прочь...
     Их шаги становились все более быстрыми и наконец  перешли  в  бег.  В
солнечный, легкий...



                                    43

     Марджори Вилт вовсе не хотелось думать о работе - уж слишком  веселый
солнечный денек стоял за стенами гостиницы "Свитграсс". По  чисто-голубому
небу ползали небольшие аккуратные облачка, будто  нарисованные  начинающим
художником, верящим в то, что в природе все симметрично или близко к тому.
В такой день лучше всего было бы завалиться куда-нибудь на пляж, на мягкий
горячий песок, и потягивать через соломинку холодный лимонад... Но обо все
этом Марджори могла только мечтать: сменить с  дежурства  ее  должны  были
только к ночи.
     Нельзя сказать, что она совсем  не  любила  свою  работу  -  Марджори
нравилось быть "важным человеком" в гостинице и общаться сразу со  многими
людьми. Ей нравилось изучать их лица, угадывать, кто откуда приехал  в  их
захолустье, какие дела могли привести сюда солидного  бизнесмена,  молодую
парочку или безработного музыканта. Здесь легко можно  было  сравнивать  и
удивляться, до чего же загадочны порой пути, водящие  людей  по  жизни,  и
сколько неожиданностей существует с единственной целью - заставить кого-то
однажды сорваться с места, купить билет  и  проснуться  вот  в  таком  вот
крошечном городке, как Шир-Нек. Иногда Марджори даже  думала  о  том,  что
если все это описать в книге, можно и прославиться. Но писать подолгу  она
не любила, и это желание хранилось у нее так,  про  запас,  среди  других,
более насущных.
     Сейчас Марджори хотела на пляж. И еще хотела пирожное с лимонадом.
     Последнее ее желание было осуществимо: пирожное лежало совсем  рядом,
только съесть его она не могла из-за того, что ей приходилось  то  и  дело
откликаться на звонки. Стоило опустить трубку и потянуться к сладкой мечте
(из-за  всей  этой  суеты  она  уже  почти  не  верила,  что  сумеет  хоть
когда-нибудь добраться до пирожного всерьез, так что его вполне можно было
назвать мечтой!) - как новый звонок заставлял ее отдернуть  руку  и  вновь
взяться за трубку.
     Другой на месте Марджори уже, наверное, возненавидел бы  весь  мир  и
особенно тех, кто так мешал ее жизни, названивая из-за всяких мелочей,  но
по своей натуре Марджори вообще не умела ненавидеть.
     - Нет,  в  номере  никого  нет...  Никто  не  отвечает,  -  терпеливо
растолковывала она какой-то даме,  бросая  грустные  взгляды  на  кремовую
трубочку. - Я смотрела... Да, ключ здесь... Я не знаю, я не видела...
     "А что если я попробую  кусать  понемножку,  не  выпуская  трубки?  -
подумала она. - Надо полагать, никто и не заметит".
     - Ладно, я спрошу...
     Разговор наконец закончился, и девушка получила возможность  положить
пирожное прямо перед собой.
     Как ни странно, теперь ей вдруг расхотелось его  есть.  Вот  если  бы
Марджори была сейчас на пляже и волны плескались бы  неподалеку...  А  так
даже неинтересно...
     Вздохнув, девушка полезла  за  сигаретами.  В  конце  концов,  съесть
пирожное она еще успеет. Теперь надо разобраться с  этим  типом  из  14-го
номера, которого все ищут, а там уже можно будет заняться и своими делами.
Вот только как ей это сделать, если управляющий страшно  не  любит,  когда
она выходит без разрешения из-за конторки? Разве что Арни попросить...
     - Эй, Арни! - позвала она.
     Ответа не последовало. Портье опять куда-то  делся.  Марджори  всегда
удивляло, до  чего  же  много  ему  позволяют!  Точно,  что  у  него  есть
определенные родственные связи с владельцем гостиницы...
     - Ну куда он делся? - с легким недовольством спросила девушка  вслух.
Как только она убедилась, что искать господина из 14-го номера некому, она
сразу решила вдруг, что это и есть самое главное дело всей ее жизни и  что
если она ничего не сделает, произойдет нечто непоправимое.
     - Или, может, надо перезвонить кому-нибудь? - опять вслух  предложила
себе она, потянулась к телефону и вспомнила, что мечтала о пирожном.
     Ее загорелая ручка потянулась к сладости (как ни странно, на этот раз
телефонный аппарат хранил молчание), но раздавшийся со стороны  служебного
помещения  легкий  непонятный  шум  заставил  ее  вздрогнуть,  и  пирожное
полетело на пол, разбрызгивая крем во все стороны.
     Марджори бросила сердитый взгляд в сторону двери (не  иначе  как  это
Арни задремал и, проснувшись,  что-то  опрокинул)  и  поняла,  что  потерю
пирожного ей не пережить. В самом деле -  разве  стоило  столько  страдать
из-за него, чтобы размазать потом по полу?
     "А  вот  все  равно  возьму  его  и   съем",   -   возмутилась   этой
несправедливости девушка,  чертыхнулась  и  начала  втискиваться  в  узкий
проход между конторским столом и  стеной.  Наконец  ей  удалось  сесть  на
корточки.
     Судя по внешнему виду пирожного, часть крема  была  утеряна  для  нее
навсегда. Песочное тесто раскололось как минимум на три куска, но уж их-то
Марджори  выбрасывать  не  собиралась.  Она   подхватила   ближайший,   не
поднимаясь, водрузила на край стола и слизнула крошки с руки.
     Пирожное оказалось не просто сладким - приторным.
     Марджори поморщилась. Ну уж нет, из-за такой мелочи она  не  поменяет
своего решения!
     Второй кусочек теста с кремом и налипшими на него соринками возник на
краю стола рядом с первым, а рука уже поднялась в третий раз, когда  перед
глазами Марджори возникли ноги.
     Глядя в щель под столом, Марджори  увидела  черные  мужские  ботинки,
явно направляющиеся к ней.
     - Арни?
     Извиваясь  немыслимым  образом,  Марджори  начала  выныривать  из-под
стола.
     Странно, до чего же тихо он подошел... Обычно Марджори всегда слышала
чужие шаги и теперь удивилась, как могла их прозевать.
     Еще одно движение - и девушка появилась из-за стола.
     Тотчас холл гостиницы потряс ее вопль.
     Да, перед ней находился Арни - она очень хорошо знала его лицо, чтобы
спутать с каким-либо другим.  Бледное  и  перекошенное,  оно  смотрело  на
Марджори с середины стола, а от  его  шеи  медленно  ползла  по  полировке
лужица  крови.  Выпученные  глаза  Арни  смотрели  недоуменно.  Он  словно
спрашивал Марджори, почему его постигла такая участь...
     А вот тела не было. Исчезли  и  подошедшие  к  столу  ноги  -  и  это
напугало бедную Марджори еще сильнее.
     Зажав рот липкими от крема руками, она встала и начала пятиться вдоль
стены.
     Вытаращенные глаза Арни быстро мутнели. Подкрадывавшаяся к  пирожному
муха забыла о  прежней  цели  и  теперь  трогала  кровавый  ручеек  черным
хоботком.
     "Да что же это?" - расширились зрачки Марджори.  Никогда  еще  ей  не
было так страшно. Только что  был  милый  денек,  и  солнышко  светило,  и
телефон трезвонил почем зря, и вдруг - нате вам, как гром с ясного неба  -
отрезанная голова. И ничего больше. Мистика какая-то...
     "Бежать!" - мелькнуло у Марджори в голове.
     Собственно, она уже бежала, только вот ноги не позволяли ей пуститься
во всю прыть и делали лишь дрожащие мелкие шажочки  в  сторону  внутренней
двери. Почему-то коридоры с номерами казались  ей  сейчас  более  надежным
местом, чем залитая солнцем улица.
     Марджори сделала еще несколько неуверенных шагов.
     Но куда же делись те ноги? Если  это  пришел  не  Арни,  значит,  его
убийца... Но куда же он исчез в таком случае?
     Марджори почувствовала, что волосы на ее голове начинают шевелиться.
     В холле было тихо. Казалось, вся гостиница вымерла.
     Еще шаг...
     Он схватил девушку сзади - высокий  незнакомец  в  полотняной  маске,
мелькнувшей на секунду перед глазами  ошалевшей  Марджори.  Отбросив  свою
добычу к стене, Дейкер занес над ней нож...
     Новый крик был куда сильнее и звучал дольше - но его так никто  и  не
услышал... Когда бедняжка Марджори думала  о  том,  что  тишина  гостиницы
напоминает мертвую, она и не знала, насколько близка была к истине...
     Упокой, Господь, ее душу!



                                    44

     Дейкер сел в автомобиль и откинулся в его кресле.
     Все шло как надо. С минуты  на  минуту  сюда  должна  была  нагрянуть
вызванная им полиция. Закрыв глаза, он так и представлял себе, как  одетые
в форму парни прыгают в сине-белые машины, на ходу  проверяя  оружие.  Чем
больше их приедет, тем лучше...
     О том, что его  голос  могут  узнать,  Дейкер  не  беспокоился  -  он
разговаривал  в  нос,  прикрывая  рот  платком,  а  вряд  ли  в   Шир-Неке
магнитофоны отличались особым качеством. Так  что  звонок  в  участок  был
неплохой выдумкой.
     Он выбрал гостиницу не случайно. В ней остановилась Глория, и поэтому
всегда можно будет упомянуть об этом и сказать, что Бун мог очутиться тут,
навещая подружку. Конечно, дельце вышло рискованное, но тем  более  Дейкер
мог гордиться собой после того, как оно завершено.
     Куча трупов всяких недоумков, ни одного свидетеля - версия о  сборище
убийц в Мидиане подтверждена. Кто поверит, что одиночка способен на  такой
размах?
     Дейкер был готов поаплодировать себе. До чего же удачно все  вышло...
Никто, кроме последней идиотки, даже не пикнул -  но  ей  уже  можно  было
позволить покричать в свое удовольствие...
     Одно жаль: сюда нельзя как-нибудь заманить Буна.
     "Да, посмеюсь же я над собой, если окажется, что Лори остановилась не
в Шир-Неке, а где-нибудь в другом месте", - испугался вдруг он. Но  нет  -
даже в этом случае главная будет достигнута. Главное - заставить Эйкермана
прогуляться в Мидиан, а уж этот бульдог знает свою работу: ночному  народу
будет очень весело, когда туда нагрянет вооруженная толпа.
     Дейкер успокоился и вновь стал наблюдать за въездом в переулок: когда
же, наконец, вынырнут из-за угла машины с мигалками!..
     Вскоре у поворота возник какой-то автомобиль. Дейкер напрягся. В  его
глазах запрыгал азартный огонек. Через секунду он вновь был разочарован  -
показавшийся автомобиль не был полицейским.
     Вот только где Дейкер видел его раньше?



                                    45

     - Пошли, - сказала Глория, останавливая машину.
     Эрон нахмурился и опустил голову. Пусть он надел черные  очки  -  все
равно он не мог  утверждать,  что  его  никто  не  узнает  после  поднятой
газетами шумихи. Уж лучше было перебраться в какой-нибудь другой  штат.  А
тут - все в курсе, все рядом...
     Глория огляделась по сторонам: в переулке никого не было. Эрон всегда
склонен преувеличивать опасность! Кто его может тут увидеть?
     - Я только заберу свои вещи, и мы сразу отсюда уедем... Пошли!  -  ее
голос звучал требовательно, и  Бун,  вздохнув  по  человеческой  привычке,
поправил очки и вышел.
     Когда он показался из машины, глаза Дейкера округлились.  Вот  такого
сюрприза он попросту не ожидал!
     Не торопясь Глория преодолела  несколько  метров,  отделявших  ее  от
входа в гостиницу. Как ей хотелось побыстрее принять ванну и хоть на  пять
минут растянуться на кровати! Никогда в жизни она еще так не уставала.
     То и дело озираясь, проследовал за ней и Эрон. Глории даже захотелось
намекнуть ему, что таким поведением он сразу навлечет на себя  подозрения.
И все же что-то сдержало ее...
     Эрон шагнул за порог и остановился.
     Он еще не мог объяснить себе, почему ему так не хочется  входить,  но
он буквально чувствовал, что гостиница опасна. Подаренное вместе с печатью
чутье кричало об этом во весь голос.
     - В чем дело? - Глория заметила его отставание и тоже остановилась.
     На лице Эрона была написана тревога.
     "Туда нельзя!" - вопил внутренний голос. Но как  Эрон  мог  объяснить
это Глории?
     Эрон снял очки и обвел холл глазами, надеясь найти хоть один реальный
признак приближающейся беды.
     Ничего... Разве что вот эта тишина и пустота...
     - Почему никого нет? - резко спросил он.
     От его вопроса Глории стало немного не по  себе.  По  спине  пробежал
холодок. Сколько же можно нагружать и без того измотанные нервы!
     - Не знаю. Наверное, сегодня где-нибудь родео, - ляпнула  она  первое
пришедшее на ум.
     "Пусть даже тут что-то случилось, я больше не могу! - решила  она.  -
Все равно я отдохну и заберу вещи... Хуже того, что мне пришлось пережить,
ничего быть уже не может. А значит, нужно ни на что не обращать внимания".
     Глория прошла к своему номеру так быстро, что сложно  было  поверить,
что еще несколько секунд назад она еле  переставляла  ноги  от  усталости.
Эрону ничего не оставалось, как пойти за ней.
     И все же ему было страшно. Страшно до тошноты, до  ломоты  в  костях.
"Опасность! Опасность!  Опасность!!!"  -  непрерывным  зуммером  гудело  в
голове, и вслед ему уже гудело все тело.
     У порога в ее комнату он снова остановился.
     Глория энергично швыряла в сумку свои тряпки. Наверное,  страх  Эрона
частично передался и девушке.
     "Опасность!!!" - молотом било у Эрона в голове. Хуже всего  было  то,
что пока он не мог понять, в чем кроется опасность и где. Хотя...
     Эрон принюхался, и ему показалось, что в лицо ударила жаркая волна.
     - Здесь пахнет кровью! - выдавил он и, пошатываясь, вошел в  комнату.
Голова гудела все сильнее. Сознание начало мутиться.
     "Опасность!!!"
     - Я чувствую зло! - прохрипел он.
     "Бедный  Эрон,  -  сжалось  сердце  девушки,  -  все  же  он  немного
сумасшедший!"
     - Все в порядке! - не веря самой себе, ответила она и бросила в сумку
свитер...
     (В этот момент Дейкер уже снова был у телефона:  "Алло,  это  полиция
Шир-Нека?")
     Взяв в руки последний джемпер, Глория на секунду  задумалась:  может,
стоит переодеться? Она быстро стянула испачканный свитер - к нему пристали
комья земли и куски  щебенки.  Класть  его  в  сумку  в  таком  виде  было
невозможно.
     Натянув свежий джемпер, Глория заспешила в ванную.
     "Почему она так медлит? Надо бежать... бежать..."
     Запах - вот что заставило Глорию замереть посреди ванной. Именно  так
пахло возле машины Шерил Энн, именно этот душный аромат стоял у  ее  тела.
Так неужели Эрон не ошибся?
     Глория быстро огляделась. Пол был сух, но в двери, ведущей в соседнюю
комнату, темнела дыра. Запах шел оттуда.
     Девушка закусила губу и несмело толкнула дверь, затем  навалилась  на
нее сильнее и через секунду отчаянно закричала...
     Заслышав ее крик, Эрон пружиной взлетел с места и кинулся на помощь.
     Глория, перепуганная и бледная, жалась к стене, указывая  пальцем  на
раскрытую дверь.
     - В соседней комнате! - только и смогла проговорить она.
     Бун шагнул вперед и...
     Ему показалось, что внутри что-то взорвалось. В ушах зашумело,  перед
глазами заплясал огонь.
     Кровь... много крови... Что это?
     Сознание вернулось. Бун снял очки и сделал  несколько  шагов  вперед.
Здесь и в самом деле было много трупов и  много  крови.  Трупы  сидели  за
покрасневшим столом, лежали на кровати, у стены, небрежно  сваленные  туда
чьей-то торопливой рукой... И снова в его сознании что-то вспыхнуло...
     Огонь... Туман... Баффамет... Кровь...
     Он должен был что-то  сделать.  Немедленно  -  иначе  зреющая  внутри
энергия сожжет его самого.
     Но что?
     Тело Эрона наполнилось жаром - природа монстра требовала свое.
     - Это Дейкер! - крикнула где-то позади в ужасе Глория. - Это он убил!
     Эрон не ответил. Казалось, он  попросту  не  слышит  ее.  Он  опустил
голову, обхватил ее руками - и от его согнувшейся фигуры на Глорию повеяло
вдруг чем-то пугающе чуждым.
     -  Бун,  в  чем  дело?  -  испуганно  воскликнула  она.  Даже   трупы
действовали на нее теперь меньше, чем эта перемена в  Эроне.  Первое  было
ужасно - но понятно и объяснимо. А второе...
     - Я не хочу, чтобы ты видела, - на секунду он вырвался  из  хмельного
беспамятства и захрипел. - Уйди!
     "Когда он почувствует запах крови, - всплыли вдруг  из  памяти  слова
Нарцисса, заставившие Глорию задрожать, - он превратится в дикого зверя".
     Уж не это ли происходило сейчас с ее любимым? Похоже на то...
     - Нет, я не уйду от тебя! - отчаянно закричала она.
     Пусть даже Нарцисс не ошибся - она знала, что только  ее  присутствие
может удержать Эрона от чего-то ужасного. Он же вырвался из  Мидиана  ради
нее - значит, она обязана отбить его у сил ночи окончательно, чего бы  это
ни стоило!
     - Уйди! - Бун развернулся, и Глория с трудом сдержала новый крик.  На
нее смотрело черное  лицо,  покрытое  зигзагами  шрамов.  Глаза  испускали
зеленоватые лучи. Перед ней был даже не зверь - настоящий монстр.
     Монстр-Эрон посмотрел на нее, и она  закричала,  будучи  не  в  силах
выдержать его горящий взгляд. Ее ноги  начали  подкашиваться,  комната  со
стоящим посреди нее чудовищем поплыла перед глазами.
     "Не надо, Эрон... Я ведь так тебя  люблю",  -  успела  подумать  она,
сползая по стене на пол.
     Она не думала, что Эрон способен был услышать  эти  слова,  но  звери
всегда чувствуют мысли лучше, чем высказанное вслух.
     Услышав ее бессильную мольбу, Эрон чуть не взвыл: снова  в  его  душе
столкнулись две противоположные силы. Но кровь... Кровь с запахом,  упорно
лезущим в ноздри, была сильнее. Ему надо было срочно что-то сделать  -  об
этом кричал новый, подаренный Мидианом инстинкт, но опыта ему не  хватало,
и Эрон мог только надсадно выть,  чтобы  хоть  в  вое  выплеснуть  излишек
сжигающих его страстей...


     А Дейкер в это время злорадствовал, наблюдая, как бегут  по  пожарной
лестнице вверх люди в полицейских мундирах.  Услышал  он  и  крик.  "Трупы
обнаружила", - заметил он про себя.
     - Быстро, вперед! - приказал молодой сержант, пропуская своих  коллег
в коридор. Крик Глории помог им определить место, где  находились  Эрон  и
девушка. Полицейские окружали комнату - и в каждом горела  злость:  отчего
же может кричать девушка, оказавшаяся наедине с маньяком, как не от  того,
что он принялся сейчас и за нее?


     "Что-то надо сделать... Надо стать собой..." -  мучительно  соображал
Эрон, а рот его кривился сам по себе,  испуская  на  свет  глухое  хриплое
рычание.
     "Кровь... Нужна кровь..."
     Изменившимися - звериными глазами Эрон снова обвел комнату.  Покрытый
подсыхающей пленкой крови стол, как показалось ему, светился. Это свечение
напоминало ему о чем-то... Но вот о чем?
     Постепенно его мысли начали проясняться. Он вспоминал...
     Большинство  монстров  Мидиана  до  поры  до  времени  имели   вполне
человеческий вид, но попались по неопытности - на таком же вот  недостатке
знаний... Нет, Эрон  не  мог  себе  этого  позволить.  Выход  был  один  -
вспомнить...  Или  хотя  бы  сообразить,  что  вообще  может   предпринять
нечеловек в подобной ситуации.
     "У тебя мало времени, так что думай быстрее!" - подгонял себя Эрон.
     Так... Среди жителей Мидиана есть обыкновенные  оборотни  и  вампиры.
Им, для того чтобы прийти в норму, необходима чужая кровь... И кровь -  не
что иное - привела в такое ненормальное состояние его самого. Значит  -  в
ней ключ, в ней - разгадка...
     Пошатываясь, Эрон подошел к залитому кровью столу и  провел  по  нему
растопыренной пятерней. Светлые  полосы  остались  на  полировке,  где  он
прикоснулся к поверхности.
     То - или не то?
     Эрон поднес руку к губам и лизнул. Тотчас приятное  тепло  разнеслось
по телу.
     Чужая кровь сработала как катализатор: Эрон почувствовал,  что  вновь
становится собой. Он лизнул руку еще раз. В голове еще шумело, но  уже  не
было ни убийственного для разума гудения, ни  полушокового  состояния.  Он
повернулся и заметил зеркало. Все еще  пошатываясь  -  вкус  крови  вызвал
эффект опьянения, - он подошел к  стеклянному  овалу,  и  оттуда  на  него
глянуло бледное человеческое лицо.
     Самое худшее осталось позади. Или нет?
     "Опасность!!!" - снова заработал сигнал.
     Прежде чем Эрон успел сосредоточиться,  до  его  ушей  донесся  топот
десятка ног. Что-то тяжелое ударило в дверь, и комната начала  наполняться
людьми в полицейской форме.
     Полицейские... Прожекторы... Выстрелы... Боль... Смерть...
     Эрон задрожал. Неужели снова ему придется пережить все это?
     - Не двигаться!
     Эрон сел и вжался в пол, закрывая лицо руками.
     - Вставай! - Эрона схватили сразу с нескольких сторон. - Вставай!
     "Вот и все..."
     Сильный рывок заставил его встать  на  ноги.  Наручники  защелкнулись
вокруг запястий. Кто-то из полицейских  с  размаху  двинул  его  в  спину,
направляя к выходу. Кто-то склонился над Глорией...
     - Пошел!
     - Надо же, вонь какая...
     Эрон оглянулся, ища  взглядом  поддержки  у  Глории,  -  но  его  уже
вытолкнули из комнаты...
     Усмехался наблюдавший за этой сценой Дейкер...



                                    46

     Гиббс не знал, заключенный он или нет. С одной стороны, его привели в
участок (увы, он так и не мог вспомнить, за что именно),  но  с  другой  -
дверь в камеру закрывать не стали. Такая неопределенность порядком смущала
бывшего  священника.  Бывшего  -  потому  что  совсем  недавно  с  немалым
скандалом его лишили права называться  святым  отцом.  Мириться  Гиббсу  с
таким положением не хотелось, тем более что он совершенно  не  представлял
себе, чем еще можно заниматься в этой  жизни,  чтобы  заработать  себе  на
пропитание. Поэтому он, во-первых, протестовал против такого  решения,  не
желая расставаться со  ставшей  привычной  одеждой,  а,  во-вторых,  запил
совершенно по-черному. Собственно, с пьянства все его беды и  начались.  И
не то чтобы Гиббс прикладывался к бутылке слишком часто или пил помногу  -
наоборот, ему обычно хватало одной небольшой рюмки.  Но  после  нее  Гиббс
совершенно терял самоконтроль, и  лишь  на  следующий  день  узнавал,  что
раздевался догола, метал  в  люстру  тарелки  или  делал  нечто  не  менее
экстравагантное.
     Карьера священника оборвалась для  него  после  драки,  затеянной  на
свадьбе одного из прихожан. Сам Гиббс  совершенно  не  помнил,  кто  начал
первым, но для его позорного изгнания всего этого оказалось достаточным  и
без выяснения мелких обстоятельств. В  конце  концов,  даже  если  побитый
свидетель  первым  распустил  кулаки,  теоретически   Гиббс   должен   был
подставить вторую щеку...
     Теперь он сидел в камере и мучительно соображал, чего  же  такого  он
натворил вчера. Ребра болели, на руках темнели синяки - выходило, он снова
участвовал в потасовке. Но, с другой стороны, наставить синяки ему могли и
полицейские: нравы  блюстителей  порядка  Шир-Нека  не  отличались  особой
деликатностью.
     Вообще-то, узнав утром о своих похождениях, Гиббс обычно  искренне  в
них раскаивался и подолгу молился, прося  прощения  за  свои  грехи,  пока
совесть не унималась. Тогда он давал себе  обещание  больше  не  пить,  но
жизнь снова и снова ставила его в такие ситуации, когда не принять рюмочку
было невозможно, а приняв, он сперва забывал о том, что больше не пьет,  а
затем из памяти вылетало вообще все - и цикл повторялся. Теперь  ему  было
особо стыдно и тяжело еще и потому, что он не знал, как именно нагрешил. А
ведь в участок просто так не сажают... Ох не сажают!
     Неудачливый бывший священник ерзал на жесткой койке, принимаясь время
от времени нервно и невнимательно  перечитывать  Святое  Писание.  Обиднее
всего было то, что  дежурный  охранник  его  вины  тоже  не  знал,  а  все
остальные полицейские отправились на какую-то массовую облаву еще до того,
как Гиббс проснулся.
     Когда по коридору затопали, он прямо-таки воспрял духом: вот,  сейчас
все прояснится!
     Гиббс вскочил и приоткрыл дверь.
     По коридору шла группа  полицейских  во  главе  с  самим  Эйкерманом.
Толстая сигара подпрыгивала у капитана во рту  -  он  уже  едва  сдерживал
накопившуюся в душе ярость. Когда Гиббс увидел, кого ведут, его лицо  тоже
исказила гримаса ненависти.
     Гиббс никогда не мог смириться с тем, что  прощать  необходимо  всех.
Сколько бы ему ни говорили, что мстительность, злопамятность, да и  вообще
ненависть к ближним - грех,  стоило  ему  услышать  о  том,  что  какой-то
мерзавец поднял руку на женщину, тем более -  на  ребенка,  он  знал,  что
такого человека не простит ни за что. А перед ним был не просто  убийца  -
маньяк, уничтоживший не одного невинного человека. Пожалуй, если бы  Гиббс
встретил Буна в пьяном виде, никто не смог бы удержать его от  убийства  -
но и в трезвом виде бывший священник не стеснялся себе в этом признаться.
     Убийцы заслуживают смерти, если их жертва заведомо была слабее  и  не
могла защищаться, - в этом Гиббс не сомневался никогда. А такого, как этот
маньяк, он и сам, представься такая возможность,  предал  бы  какой-нибудь
особо мучительной смерти. Пусть неповадно будет другим...
     Гиббс радовался, что Эйкерман наверняка устроит арестованному хорошую
трепку, - за это он был готов простить полицейским даже то, что они  вчера
избивали его самого. (Гиббс наконец вспомнил,  что  колотили  его  все  же
полицейские.)
     - А ты чего уставился? - рыкнул на него Эйкерман,  и  Гиббс  поспешил
скрыться в камере, чтобы уже через секунду вновь вынырнуть из-за  двери  и
понаблюдать, как Буна заводят в соседнюю камеру.
     Что ж, отсюда, во всяком случае, можно будет послушать...
     Один из полицейских толкнул Эрона к стулу, другой рывком усадил.
     "Странно,  -  подумал  Эрон,  оглядываясь  по  сторонам,  -  где   же
письменный стол, где магнитофон? Как они собираются записывать показания?"
     На самом деле Эйкерман и не собирался ничего записывать. О чем вообще
можно спрашивать маньяка, застигнутого на месте  преступления  среди  кучи
трупов да еще и с окровавленными руками?
     - Закрой дверь и иди сюда, - сказал Эйкерман одному из полицейских.
     Эрон нахмурился: он начал догадываться, для  чего  стоят  тут  пятеро
молодчиков.
     - Капитан...
     Он прикусил язык - Эйкерман,  нехорошо  усмехаясь,  начал  натягивать
перчатки.
     "Да ведь они и слова мне не дадут сказать!" - с ужасом понял  Эрон  и
был прав.
     Глаза капитана налились  кровью,  сигара  проползла  к  краешку  рта.
Выплюнув ее на пол, Эйкерман шагнул к своему пленнику.
     - Ты псих и каннибал, - очень разборчиво проговорил он. (У  Эрона  от
этих слов засосало под ложечкой. До сих пор его ни разу еще не избивали, и
изображение рисовало ему самые жуткие картины.) Ты напрасно приехал в  наш
город, - по его знаку полицейские обступили  Эрона,  -  и  я  тебя  сейчас
проучу.
     Эрон сжался, понимая, что  его  сейчас  ударят.  "Нет,  не  надо!"  -
вспыхнуло у него в глазах, а в следующую секунду одетый в  перчатку  кулак
изо всех сил врезался Эрону в печень. Резкая боль пронзила все тело. Потом
последовал удар по почкам, затем снова и снова спереди, в бок, в живот,  в
грудь, по лицу...


     В  соседней  камере  Гиббс  прильнул  ухом  к  стене,  вслушиваясь  в
приглушенные стоны.
     "Так  его!  -  шевеля  одними  губами,  беззвучно   подзадоривал   он
полицейских. - Так!"
     Стоны за стеной становились все тяжелей и громче.
     "Так его!!!" - сжал кулаки Гиббс.
     Эйкерман работал, пока его руки не начали уставать. Бун, похоже,  уже
утрачивал чувствительность; во всяком случае, он уже не дергался так,  как
вначале - при каждом ударе. Глаза  Эрона  закрылись,  сведенный  судорогой
позвоночник выгнулся - и Эйкерман понял, что на этот раз пора  заканчивать
избиение.
     - Каннибал чертов! - ругнулся он напоследок, стаскивая Эрона со стула
и швыряя на пол.
     Капитан тяжело дышал, на лбу выступили капельки пота:  физически  его
работа оказалась нелегкой.
     - Пошли, - махнул он рукой, направляясь к двери.
     ...Эрон даже не пошевелился - он давно уже жалел, что вообще  жив,  и
предпочел бы не двигаться больше никогда.
     Дверь захлопнулась.
     "Как, уже все?" - удивился Гиббс и разжал руку. На его  ладони  четко
обозначились лунки от впившихся ногтей. Они быстро заполнялись кровью...
     Когда Эйкерман и пятерка костоломов протопали мимо его камеры, бывший
священник не тронулся с места. Он был  сейчас  слишком  взволнован,  чтобы
узнавать о своей собственной вине...



                                    47

     Джойс был недоволен. Ну как же это его угораздило уступить  Эйкерману
возможность арестовать Буна!  Теперь  ему  предстояла  нелегкая  задача  -
придумать способ вырваться вперед все в том  же  расследовании.  Например,
прихватить прячущихся в Мидиане сообщников, ведь не  может  же  быть,  что
Дейкер полностью выдумал их.
     Да,  это  была  замечательная  идея!  Джойса,  правда,  смущали   два
обстоятельства: во-первых, до сих пор он ни разу не  слышал,  что  маньяки
могут создавать группы. Но, с другой стороны, ему приходилось  слышать  то
об индийских Тугах-душителях, то о группах,  исполняющих  обряды  Вуду,  и
тому подобных. Значит, существовать эти загадочные сообщники вполне могли.
В пользу этой версии  свидетельствовало  и  то,  что  они  избрали  местом
укрытия не что иное, как заброшенное кладбище  (все  сомнительные  сборища
такого толка тяготели к подобным местам - во  всяком  случае,  так  считал
Джойс).
     Другой сложностью было то, что он был одинок  здесь,  в  Шир-Неке,  а
рисковать единственной своей шкурой Джойсу как-то не хотелось. Одно дело -
завалиться на чужое тайное сборище в компании здоровенных парней и  совсем
другое - прийти туда одному, пусть даже и с оружием.  К  тому  же  вызвать
своих Джойс тоже не мог - это было  бы  уже  нарушением  закона,  так  как
Эйкерман был прав, заявляя, что эта местность находится в его  юрисдикции.
После первого "ареста" Буна капитан довольно долго шумел, и его  неприязнь
к инспектору частично объяснялась еще и этим.
     Временами Джойс подумывал еще и о  том,  что  можно  будет  в  случае
надобности обвинить Эйкермана в превышении своих полномочий.  Сделать  это
было нетрудно: почти все, побывавшие в  лапах  капитана,  с  удовольствием
подписали бы необходимые показания. Но этот козырь Джойс  решил  приберечь
напоследок. И  еще  одно  волновало  его:  Джойс  сильно  подозревал,  что
Эйкерман вернет ему Буна далеко не в целом виде. И потому начать  разговор
он решил именно с этой темы  (Джойс  догадывался,  что  если  Буна  избили
сильнее, чем следовало, Эйкерман скорее согласится выделить ему людей  для
поездки в Мидиан).
     Когда Джойс вошел в кабинет, Эйкерман разговаривал по телефону и  вид
у капитана отличался редкой деловитостью.
     - Вы должны мне передать его немедленно, - с ходу заявил Джойс.
     Эйкерман отложил трубку. "Столичный" инспектор начал ему надоедать. К
тому же Эйкерман и сам понимал, что отдавать Буна в таком  состоянии  (тот
все еще валялся на полу, не  подавая  признаков  жизни,  и  капитану  даже
пришлось вопреки своему обыкновению прийти  к  выводу,  что  Буна  следует
показать полицейскому врачу) было рискованно. Что он мог поделать, раз  уж
в  центральных  органах  собрались  мягкотелые  (чтобы  не  сказать  хуже)
гуманисты.
     - Вы еще здесь?  -  притворно  удивился  он,  презрительно  выпячивая
нижнюю губу.
     Джойс догадался, что Буна уже обработали... Ну и прекрасно!
     - Я хочу вернуться в Мидиан с вами, -  усмехнулся  он  уголками  губ,
давая Эйкерману понять, что он тоже не дурак.
     Капитан собрался пробурчать что-то в ответ - ехать в Мидиан он  и  не
собирался, - но тут снова  позвонил  телефон  и  ему  пришлось  подхватить
трубку.
     - Да... - заговорил он. - Сейчас... Нет, у меня пресс-конференция,  -
он снова повернулся к Джойсу, прижимая трубку к  плечу.  К  неудовольствию
капитана, инспектор был уже не один: у стенки возник напустивший  на  себя
скромный вид Дейкер. - И скажи ему... - переключился он, кивая  в  сторону
психиатра, - что Бун у меня в руках...
     - Этого мало! Он не один! - крикнул Дейкер.
     Куда только делась его сдержанность - глаза доктора  вспыхнули,  лицо
перекосила гримаса.
     - Ну да, конечно, -  саркастически  ухмыльнулся  капитан.  Дейкер  не
понравился ему с самого начала, и он не мог понять, почему Джойс так с ним
носится.
     - Постой, - вмешался инспектор, - может, он  прав.  Он  же  был  прав
относительно мотеля?
     - Ну и что?
     Эйкерман начал уже терять терпение. "Болтуны... бестолковые  и  тупые
болтуны... Нечего удивляться, что арестованные сбегают  у  таких  кретинов
из-под носа. Уж у меня-то Бун вряд ли вырвется, что бы они там ни  плели",
- кипятился он.
     - Может, действительно есть другие? - Джойс постарался вложить в свои
слова затаенную угрозу,  но  Эйкерман  был  слишком  толстокож,  чтобы  ее
распознать.
     "В конце концов, так даже лучше,  -  решил  Джойс.  -  У  меня  будут
свидетели, что  капитан  не  слишком-то  торопился  исполнить  свой  долг,
значит, вся заслуга по операции "Мидиан" будет принадлежать только мне".
     - Кто? - Эйкерман еле сдержался, чтобы не сплюнуть в  знак  презрения
прямо на пол. - Чудовища, монстры?
     Капитан был прежде всего реалистом - и, пожалуй, до  сих  пор  именно
это и спасало ночной город. Эйкерман  мог  организовать  охоту  на  любого
вооруженного хулигана, облаву на хиппи или на наркоманов - но он и палец о
палец не ударил бы ради того, чтобы  попытаться  поймать  оборотня.  Зачем
тратить силы на поиски того, кого и в природе-то нет?
     - Не знаю, - покачал головой Джойс.  -  Может,  там  какой-то  тайный
культ, секта...
     Эйкерман хмыкнул. Вот это уже была мысль, похожая на здравую, -  даже
обидно, что она не пришла в голову ему самому.
     Да, было похоже на то, что оказать помощь Джойсу  все-таки  придется.
Хорошо еще, что он из-за этого забыл  пока  о  Буне.  (Только  бы  тот  не
протянул ноги раньше срока - может получиться скандал. Ну надо же было так
увлечься!)
     - Хочешь проверить?
     - Да, - кивнул Джойс. Он не рассчитывал, что капитана удастся уломать
так быстро.
     Эйкерман тоже кивнул, отодвинул телефон подальше и  пригласил  Джойса
проследовать за собой в соседнюю комнату, где  ждали  нового  приказа  его
молодцы.
     Капитан оперся руками о барьер, грозно  посмотрел  на  полицейских  и
заговорил:
     - Поезжайте с инспектором Джойсом  в  Мидиан,  -  приказал  он,  -  и
проверьте кладбище.
     Тотчас вся комната пришла в движение - приказы никогда не повторялись
здесь  дважды.  Глядя  на  это  рвение,  Эйкерман  счел  нужным   добавить
ироническим тоном:
     - И если  там  у  кого-нибудь  действительно  больше  двух  глаз,  то
позовете меня. А пока у меня пресс-конференция, - все-таки он не удержался
от небольшой похвальбы.



                                    48

     Дверь  в  камеру  открылась,  и  грузный  охранник  пропустил  вперед
сосредоточенного тюремного врача.
     Он ожидал увидеть Буна все еще лежащим на полу, но  тот,  убедившись,
что в ближайшее время избиение ему не грозит, все-таки нашел в  себе  силы
заползти на койку.
     Сейчас он отрешенно смотрел на противоположную стену - даже взгляд  в
сторону  своих  палачей  был  ему  противен.  Эрона  угнетало  не  столько
физическое  потрясение  (подаренные  вместе  в  печатью   Баффамета   силы
позволяли ему выдерживать подобные нагрузки) - гораздо  сложней  ему  было
смириться с тем, что кто-то имеет право вообще его избивать. До этого  Бун
даже не подозревал, насколько  мучительно  полностью  находиться  в  чужой
власти,  когда  ты  -  никто  и  на  тебя  не   распространяются   никакие
охранительные законы. Он едва ли не стыдился, что  совсем  недавно  верил,
будто существуют адвокаты и права человека хоть кем-то соблюдаются.
     Или он сам их утратил, спустившись под землю?
     Нет, ведь это не было зафиксировано ни в одном юридическом документе.
Откуда знать полицейским, что он больше не является человеком? Нет  такого
закона...
     Закона вообще нет - есть сплошное беззаконие.
     - Эй! - позвал его охранник. - Доктор пришел  осмотреть  тебя,  псих!
Чтобы никто не сказал, что мы тебя трогали... - и он повернулся в  сторону
врача. - По-моему, с ним все в порядке, док!
     Доктор заранее кивнул. Он работал тут не первый год и знал, что  пока
заключенный жив и не искалечен так, что это сразу бросается  в  глаза,  он
должен считаться  здоровым.  Пусть  такое  положение  вещей  противоречило
клятве Гиппократа, но он знал и то, что даже если в  медицинской  карточке
появится другое заключение - арестанту легче  не  станет,  а  вот  сам  он
вполне может потерять работу. Правда, в особо серьезных случаях он мог  на
словах предупредить капитана, что "этого пока не надо трогать", или,  если
дела совсем плохи, даже поместить пострадавшего  в  изолятор  с  диагнозом
"простуда".
     В первую очередь врач взглянул на лицо. Кожа  Буна  отличалась  почти
неестественной  бледностью,  но  никаких   черных   пятен   вокруг   глаз,
свидетельствующих о серьезных внутренних повреждениях,  заметно  не  было.
Значит, оставалось только проверить пульс...
     Врач взял Эрона за руку - она была невероятно холодна. Теплые  пальцы
начали перебираться по запястью, ища,  где  получше  будут  слышны  толчки
сердца...
     Через несколько секунд доктор слегка нахмурился, через  полминуты  на
его лице появилось странное выражение.  Затем  он,  не  говоря  ни  слова,
направился к двери.
     Вслед за ним вышел охранник: в случае  чего,  за  Буна  ведь  отвечал
он...
     - Что с ним, док?
     Реакция врача ему не понравилась. Он еще ни разу не видел, чтобы  тот
вел себя подобным образом.
     - У него нет пульса, - не своим голосом ответил врач.
     Его совсем еще недавно розовое  лицо  могло  сейчас  посоперничать  в
бледности с лицом Эрона.
     - Что это значит?
     Охранник никак не мог понять, что происходит, но встревожился  не  на
шутку.
     По лицу  доктора  пробежала  гримаса.  Как  не  хотелось  ему  давать
объяснения!
     - Он мертв! - буквально выдохнул он и быстро засеменил по коридору.
     Охранник остался стоять, приоткрыв рот...



                                    49

     Эйкерман выслушал,  затем  прочитал  медицинское  заключение.  Сигара
выпала из его рта, глаза округлились...  В  комнате  воцарилась  нехорошая
тишина.
     Через мгновение капитан взвился с места.
     - Что вы делаете со мной, черт вас возьми! - заорал он на попавшегося
на глаза Дейкера.
     Еще бы, Эйкерман никогда еще не встречался с фактами (а то, что перед
ним  были  подлинные  факты,  сомневаться   не   приходилось),   настолько
противоречащими его мировосприятию. Можно было подумать, что сама  природа
насмехается над капитаном, подсовывая свои чудеса именно ему.
     Эйкерман забегал по комнате, потом устремился к двери,  и  скоро  его
голос уже громыхал в другой комнате.
     - Что здесь происходит? - напал он на недоумевающего Джойса.
     На пороге возникли Дейкер, затем - тюремный врач. Оба осторожно вошли
в комнату и стояли теперь в отдалении, прислушиваясь к ругани Эйкермана.
     - Ну? - палец капитана пистолетным дулом уставился на инспектора.
     - А что случилось? - удивился тот.
     - Сколько в нем было пуль,  в  том  типе?  -  слюна  капитана  начала
пениться от злости.
     Дейкер сплел руки на груди - сцена казалась ему забавной.
     -  А  что?  -  принял  невозмутимый  вид  Джойс.  Он  не   слишком-то
сочувствовал Эйкерману. То, что капитан нашел Эрона живым, немало потрясло
его  самого,  но  если  считать,  что  таинственные  сектанты  из  Мидиана
занимались исполнением обрядов Вуду... как  знать,  не  окончились  ли  их
опыты успехом.
     - Что - "что"?! - рыкнул Эйкерман.
     -  Пульс,  -  трясущимся  голосом  сообщил  доктор.  -  Я  пульса  не
чувствую...
     - О, господи! - Эйкерман плюхнулся на стул и схватился за  голову.  -
Вы что, хотите сказать, что он мертв?
     - Да, и не просто мертв... - доктор закусил губу, не договорив.
     - Мертвец, который ходит у меня по камере... - капитан застонал. - Ну
что ты скажешь на это?
     Джойс мог сказать только одно - то же самое, что готов был сказать  и
Дейкер: лишь Мидиан мог принести разгадку...



                                    50

     Когда Гиббс услышал, что его сосед по тюремному  коридору  не  просто
маньяк,  а  еще  и  живой  мертвец,  то  есть  нечто  нереальное  и  почти
сверхъестественное, как ни странно, он не удивился.  Испугался  -  да,  но
такой поворот словно снял камень  с  его  души.  Бывший  священник,  когда
приступ  злости  миновал,  уже  готов  был  себя  упрекнуть  за   излишнюю
кровожадность, недостойную сана, пускай и  утраченного.  То,  что  Бун  не
являлся человеком, а, значит, был  никем  иным,  как  ожившим  воплощением
самого зла, позволяло ненавидеть его с чистой совестью. Мало  того,  Гиббс
уверился, что такое отношение к маньяку-убийце было попросту его долгом.
     Дождавшись, пока шаги  в  коридоре  стихнут,  он  припал  к  стене  и
постучал в нее, прислушавшись, не будет ли ответного шума.
     Бун молчал.
     "Ну и пусть!" - решил  Гиббс,  снова  стукнув  кулаком  по  стене,  и
заговорил:
     - Ты слышишь меня, Бун? - слабый шорох  подтвердил,  что  тот  должен
слышать. - Они ведь придумают, как убить тебя... Ты  слышишь  меня?  Ты  -
чудовище, Бун... Ты должен умереть!
     "Как бы  я  хотел  этого!  -  мучительно  поморщился  Эрон,  стараясь
распрямить  свой  ноющий  позвоночник.  -  Что  угодно  -  только  не  эта
ненависть... Как же ужасен этот мир!"
     Ему было больно. Больно еще и потому, что он не  мог  понять,  почему
ему желает зла кто-то незнакомый и посторонний.
     Эрон не видел Гиббса - для него бывший священник был  просто  голосом
из-за стены, но голосом  враждебным.  Этот  голос  мог  принадлежать  кому
угодно - значит, это был голос  всего  мира  людей,  избравшим  кого-то  в
качестве своего полномочного представителя.
     И мир людей ненавидел его. Мир людей желал  ему  смерти...  И  некуда
было от него сбежать и скрыться.
     Как права была Глория, утверждавшая, что Эрон  нужен  только  ей,  ей
одной!
     - Ты слышишь меня?! - окончательно потерял самоконтроль Гиббс, и  его
исцарапанная рука начала ритмично бить по стене,  оставляя  на  ней  пятна
крови...



                                    51

     Что создает то необъяснимое чувство тревоги, охватывающее порой самых
что ни на есть мужественных людей? Может быть, однажды психологи и  сумеют
объяснить этот феномен. Но когда человек чувствует необъяснимый страх,  он
вскоре начинает бояться еще и самого  страха,  а  все  это  не  слишком-то
благоприятно влияет на боевой дух.
     Ворота Мидиана молчали, как обычно бывает днем, и даже ветер не шумел
сейчас по переулкам и щелям руин. И все же полицейским было жутковато.
     Медленно и осторожно они вошли в город.
     Мидиан молчал, но его неподвижность и  тишина  казались  призрачными.
Где-то застрекотал кузнечик, но и тот слишком быстро - до  подозрительного
- оборвал свою трель.
     Джойс махнул рукой, зазывая всех  на  самую  широкую  из  близлежащих
улиц. Никакой реакции со стороны города  не  последовало,  но  захвативший
души страх стал вдруг отчетливей и резче.
     Не к добру светило солнце, не к добру серели камни стен... Все  здесь
было не к  добру.  Так  грозу  часто  угадываешь  по  особому  настроению,
сложившемуся в природе: все вроде хорошо, даже слишком, и все  же  слишком
очаровательно предгрозовое молчание, чтобы ему можно было верить.
     - Там люди, - неожиданно замер сержант. - Я чувствую!
     - Может, вызвать кого-нибудь на подмогу?
     Джойс удивленно уставился на своих "орлов": он не мог понять, что  же
конкретно так их напугало. Еще через секунду замер и он.  Ему  тоже  вдруг
показалось, что  со  всех  сторон  на  их  группку  устремлены  враждебные
взгляды.
     Но  откуда?  Стены  кругом  были  глухими,  и  ни  одна   голова   не
высовывалась из-за полуобвалившихся верхних кладок кирпича.
     Смотрел сам город.
     - Не знаю... - замирающим голосом проговорил инспектор. Он был не рад
уже, что решился  прийти  сюда.  Воображение  рисовало  ему  самые  жуткие
картины. Неужто здесь обитали не обычные подонки общества, скрывающиеся от
закона, а и впрямь монстры, привидения и остальная нечисть?
     Замирая  едва  ли  не  через  шаг,  полицейские  дошли   до   первого
перекрестка. Пока никто не нападал на них, но долго ли это  продлится?  Не
случайно же здесь все было пропитано угрозой... или грозой.
     Внезапно Джойсу показалось,  что  он  заметил  какое-то  движение  за
низкой полуподвальной решеткой. Будто бы чье-то лицо  возникло  за  ней  и
быстро отпрянуло назад в темноту...
     Джойс постарался  сосредоточиться.  Даже  если  там  кто-то  был,  то
прячущийся человек одел маску. Острый подбородок,  раздвоенная  макушка  -
голова выглядела совершенно сердцевидной.
     - А это еще что за звук?
     Между камнями что-то прошуршало - словно  кто-то  торопливо  пробежал
метр-другой и замер. И снова наступила тишина.
     - Черт... До чего же всегда страшно  на  кладбище!  -  выразил  общую
мысль один из полицейских.
     Взгляд  Джойса,  казалось,  прирос  к  решетке.  Но  за  ней   висела
однообразная темнота, и вскоре он уже начал сомневаться, что действительно
что-то видел.
     - Ну что, инспектор? - послышался сзади голос.  -  Может,  хватит  на
сегодня?
     Джойс  оглянулся.   Его   окружали   недовольные,   настороженные   и
перепуганные лица.
     Ох не так должны выглядеть  стражи  порядка  во  время  ответственной
операции!
     Настороживший инспектора шум повторился - и на этот раз  ему  удалось
засечь направление.
     Джойс поднял руку, приказывая всем замолчать,  и  легкими  неслышными
шагами устремился к дому, жестами призывая следовать за ним.
     - Вперед!
     Команда была подана в тот момент, когда полицейские окружили вход.


     Обитатель Мидиана не успел спрятаться -  да  и  побоялся  кинуться  в
единственную сторону, которая  могла  привести  его  к  спасению:  Феттину
совсем не хотелось показывать потайной вход в подземелье.
     Бульдог рванулся в одну сторону, Феттин - в  другую,  и  влетевшие  в
комнату полицейские разом навалились на  него,  выкручивая  бедняге  руки.
Щелкнули наручники, Феттина  подняли  и  поволокли  к  выходу,  на  пороге
которого уже возник Джойс собственной персоной.
     Джойс сдвинул брови: вопреки  его  ожиданию,  перед  ним  был  вполне
нормальный человек. Лиственная юбка, татуировка и ошейник опять возвращали
инспектора к мысли о тайном культе.
     -  Может,  допросим  его,  инспектор?  -   поинтересовался   сержант,
прижимающий к виску Феттина револьвер.
     Джойс развернулся и вышел на улицу: при солнечном свете он мог  лучше
рассмотреть задержанного. Вслед за ним выволокли и пленника.
     Еще  не  покинув  тени,  Феттин  вдруг   начал   проявлять   признаки
беспокойства: глаза  его  вытаращились,  руки  и  ноги  напряглись,  и  он
забился, безуспешно пытаясь вырваться. Его испуг не укрылся от Джойса.
     Тем временем  на  Феттина  уже  упали  первые  солнечные  лучи  и  он
застонал, силясь согнуться или хотя бы закрыть  лицо  руками.  Можно  было
подумать, что обыкновенный свет причиняет ему боль.
     - Отпустите его! - приказал Джойс.
     Он видел, что полицейские стоят достаточно компактной группой,  чтобы
не дать в случае чего сбежать пленнику.
     - Зачем?
     - Я сказал...
     Руки полицейских разжались.
     Феттин не пробовал бежать - внезапно он повалился на землю и принялся
извиваться, как угорь на сковородке. Он полз к Джойсу,  протягивая  вперед
руки и тут же отдергивая их, чтобы избежать  еще  больших  ожогов.  Чья-то
нога попалась ему по дороге, он отчаянно вцепился в штанину -  полицейский
вырвался, только от страха не отвесив Феттину пинка.
     Феттин прополз еще немного и вдруг забился в агонии.
     Его голая спина вдруг потемнела, почернела, кожа лопнула... В  ноздри
полицейских  ворвался  запах  горелого  мяса.  С  шипением  выступала   на
обнажившихся ребрах  кровь  и  тут  же  испарялась.  Струйки  сизого  дыма
поднимались над замершим  уже  телом.  Через  несколько  секунд  все  было
кончено...
     Потянуло густым запахом. Феттин исчез - сгорел, не оставив после себя
ни одной уцелевшей косточки, и только маленькая кучка  серебристого  пепла
осталась на месте, где только что ползал несчастный человек.
     Заскулил бульдог - и бросился прочь.
     - Господи Боже! - изменившимся тихим голосом проговорил Джойс. -  Это
что - пыль?
     Все молчали.
     Потрясение, вызванное гибелью Феттина, оказалось слишком велико.
     - Солнце... - сорвалось с чьих-то трясущихся губ. -  Это  солнце  его
убило...
     - Значит, на нашей стороне прекрасное оружие! - попробовал  взбодрить
коллег сержант, но и его голос дрожал и прерывался.
     Джойс нервно повел плечами. Взгляд  его  устремился  вверх,  к  небу.
Солнце уже давно прошло зенит и клонилось теперь к  горизонту.  Его  почти
заслоняла  крылатая  безголовая  статуя,  замершая  в  тревожном  каменном
взлете, - черный ангел ночного города... При виде застывшей  фигуры  Джойс
на мгновение похолодел.
     - Да, пока оно не зайдет, - ответил он, наблюдая, как  скрывается  за
растрепанными каменными крыльями золотой ободок солнца.
     Не смотреть бы на это... не видеть бы...
     - Пошли! - неожиданно заявил он, махнув рукой в сторону ворот.  Пусть
до захода солнца еще оставалось время  -  не  только  инспектору  хотелось
убраться отсюда подальше.
     До выхода из города  шли  молча.  Каждый  думал  о  своем  -  но  все
одинаково  были  тихими  и  подавленными.  Скорей  бы  убраться  из  этого
непонятного места...
     Неожиданно Джойс нахмурился и остановился.
     В воздухе пахло паленым. Нет, на этот раз не мясом -  пахло  резиной.
Черный столб дыма  поднимался  из-за  желтых  в  лучах  заходящего  солнца
стеблей травы.
     - Нет! - прошептал Джойс.
     Не сам по себе дым напугал Джойса, и  даже  не  огонь,  рваные  языки
которого высовывались среди черной гари.  Там,  где  горел  этот  огромный
костер, должна была находиться полицейская машина.
     Инспектор  не  ошибся.  Веселый  огонь   с   жадностью   пожирал   ее
внутренности, развороченный  бензобак  сыпал  во  все  стороны  оранжевыми
искрами.
     - Эй! - закричал инспектор во весь голос, оказавшись на полянке перед
кострищем. - Черт возьми, сюда, скорее!
     Зазвучали тревожные голоса.
     Путь к отступлению был отрезан,  а  солнце  медленно,  но  неудержимо
клонилось и клонилось к горизонту. И грозно  шумела  вокруг  сухая  трава,
пророча беду и незваным пришельцам, и всем, кто  волею  судеб  оказался  в
ночном краю...



                                    52

     А в это время  по  дороге,  ведущей  из  Мидиана  в  Шир-Нек,  мчался
автомобиль. Разве что в музее  автомототехники  можно  было  найти  второй
столь же нелепый экземпляр: все подобные модели давно сгинули на помойках.
Невысокий, приземистый, круглый,  как  жучок,  он  казался  пришельцем  из
прошлого - да и был таковым.
     Не менее экзотично, чем машина,  выглядели  ее  пассажиры.  За  рулем
восседал  невысокий  широкоротый  человек,  уши  которого  прятались   под
клетчатым шарфом, уходящим под ковбойскую шляпу с задранными вверх полями.
Глаза человека закрывали черные очки, но все равно в его лице проглядывало
что-то  обезьянье.  На  заднем  сиденье  куталась  в  расшитое   старинное
покрывало женщина с очень выразительными чертами лица и  прической,  более
подошедшей бы африканке. По складкам  покрывала  можно  было  понять,  что
никакой другой одежды на ней не было и в помине.
     - Нужно вытащить его,  -  сверкая  огромными  глазищами,  проговорила
Рейчел.
     Нарцисс не ответил. Если бы он не считал так же, эта машина не катила
бы сейчас по шоссе, а ждала бы своего часа в специально  вырытой  для  нее
землянке.
     - Помнишь, что ты сказал? - продолжила Рейчел.
     Нарцисс снова  не  ответил:  слишком  редко  в  последнее  время  ему
приходилось сидеть за рулем, и он очень боялся, что нарушит какое-либо  из
правил, сорвав тем самым весь продуманный план.
     - Он должен спасти Мидиан!
     Нарцисс кивнул.
     Это действительно было так. Потому что об этом говорила легенда. Эрон
Бун должен был спасти Мидиан. Эрон Бун должен был его погубить.
     Легенда  звучала  странно  и  непонятно  -  но  эти  слова  выглядели
достаточно  ясно,  чтобы  Нарцисс,  рискуя  всем,  вывел  на   свет   свое
технологическое ископаемое.
     В Мидиан заявилась полиция. Заявилась по вине Эрона. Значит - этим он
погубил город. Но это дело уже  было  сделано,  и  теперь  Буна  следовало
возвратить - чтобы осуществилась вторая половина пророчества.
     И не только из-за этого. Нарцисс просто подумал вдруг, что ему  будет
не хватать чудного парня, и он был бы рад вмешаться в судьбу Эрона  и  при
менее серьезном предлоге.
     А так - все было законно. Нарцисс выручал  не  приятеля  -  человека,
которому судьба назначила великую миссию...
     И поэтому старый автомобиль летел по дороге с такой  невероятной  для
его возраста скоростью.



                                    53

     Звонил Джойс. Эйкерману это не понравилось с первого же момента - как
только он узнал в  трубке  голос  инспектора.  Обычно  радиотелефоном  без
крайней надобности полицейские не пользовались.
     -  Ну  что?  -  встревоженно  спросил  капитан.  После   медицинского
заключения, говорящего о том,  что  живой  Бун  на  самом  деле  мертв,  у
Эйкермана значительно поубавилось скепсиса в отношении Мидиана.
     - Нашу машину взорвали! - прохрипел издалека Джойс.
     Инспектору было страшно. Куда бы он ни  повернулся  спиной,  ему  все
время казалось, что сейчас сзади на него нападут. Не помогало даже  и  то,
что полицейские старались сейчас держаться по принципу  круговой  обороны:
ни один не хотел оставлять спину товарища (равно как и свою) неприкрытой.
     - Психи чертовы! - Эйкерман нервно сжал трубку.
     Сообщение разозлило его - но не удивило. Худшие подозрения  сбывались
- только и всего...
     - Дейкер! - крикнул капитан.
     Задремавший было в кресле психиатр дернулся и вскочил.
     - Да, сэр?
     - Я думаю, нам надо поехать туда...
     Эйкерман не стал уточнять, куда  именно,  -  это  было  бы  излишним.
Буквально весь участок уже знал, что следующий серьезный выезд может  быть
только в Мидиан.
     Несколько  удивил  Дейкера  другой   поступок   капитана:   лишившись
материалистической  базы,  Эйкерман  тотчас  впал  в  другую  крайность  и
самолично поспешил в одну  из  камер  предварительного  заключения,  чтобы
пригласить с собой священника.
     Разумеется, такое решение энтузиазма  у  доктора  не  вызвало,  но  и
возражать он не стал. Его ли была вина, что полицейские мало отличались от
большинства тупых обывателей? Во всяком случае, эти делали  хоть  какое-то
полезное дело, и, значит, пока их можно было оставить в покое  и  заняться
худшими представителями человеческой породы.


     - Ну что, преподобный? - загремел с порога голос Эйкермана, заставляя
Гиббса уронить на пол Евангелие. - Ты нам нужен позарез...
     Дейкер заглянул в комнату и удивленно приподнял бровь: священника  он
представлял  совсем  не  таким.  Конечно,  доктор  понимал,  что  хорошего
священника (вне зависимости от  вероисповедания)  современная  полиция  не
станет запирать в кутузку (сам Дейкер пересажал бы их без  колебаний),  но
этот экземпляр показался ему  особенно  жалким.  Совсем  молодой,  но  уже
красноносый, с дрожащими руками, грязный, Гиббс вызывал у него отвращение.
     - Он похож на пьяницу! - удивленно произнес Дейкер.
     Эйкерман в ответ только хмыкнул.
     - Да он и есть пьяница, - сообщил он и снова повернулся к испуганному
Гиббсу. - Слушай, сукин сын, ты ведь не хочешь пропустить Судный день?
     Гиббс растерянно вытаращил глаза. Он не мог понять, шутит ли  капитан
и если шутит - то зачем?
     - Апокалипсис? - неуверенно переспросил он. - Сегодня?
     Вопрос прозвучал довольно жалко.
     Эйкерман снова хмыкнул.
     - Ладно. Мы отправляемся в Мидиан, - снизошел  он  до  объяснений.  -
Возьмите Библию, кресты и все, что вы  берете  в  таких  случаях.  -  Лицо
капитана посерьезнело  -  теперь  уже  ясно  было,  что  речь  идет  не  о
розыгрыше. - Лучше, чтобы Бог был на нашей стороне... ведь правда?
     Гиббс послушно закивал.
     Как бы там ни было, о Мидиане и нечистых делах, с ним  связанных,  он
был уже наслышан...



                                    54

     Все произошло настолько  быстро,  что  Глория  не  успела  ничего  ни
объяснить, ни возразить. Примчалась толпа, все затопали, кто-то  начал  ее
жалеть, чтобы секунду спустя забыть  о  ее  существовании.  Затем  девушка
осталась одна.
     Увезли Буна. Убрали трупы. Привели в порядок залитую кровью  комнату.
О ней никто и не вспомнил.
     Глория ожидала, что ее начнут расспрашивать, что ей придется давать и
подписывать показания; она уже заранее сочинила защитительную  речь  -  но
полицейские уехали, так ни о чем ее и не спросив. Наконец, Глория ожидала,
что они хотя бы запишут ее адрес, чтобы потом вызвать в суд, - но даже эта
формальность показалась им излишней.  Мнение  одной  девушки,  к  тому  же
подруги арестованного, никого не интересовало.
     Честно говоря,  Глории  еще  повезло:  у  Эйкермана  хватило  бы  ума
прихватить ее с  собой  в  качестве  сообщницы,  и  она  вполне  могла  бы
познакомиться со всеми "прелестями" здешней тюремной  жизни.  По  счастью,
инспектор Джойс успел рассказать бравому капитану  о  ее  существовании  и
приблизительной роли в этой истории.  Так  что  в  качестве  подозреваемой
Глория была неперспективна, а в качестве свидетеля - неудобна.
     Поняв, что расспрашивать ее не  собираются,  и  придя  в  себя  после
затяжного плача, Глория решила отправиться в полицейский участок сама.
     ...Внешне  его  здание  выглядело  весьма  мирно  и  заурядно  -  как
большинство местных строений, - и это несколько успокоило девушку.  Как-то
нелегко было представить этот двухэтажный белый домик в качестве  мрачного
застенка...
     Глория остановилась на тротуаре напротив дворика, где  в  ряд  стояли
полицейские машины.
     Во дворе суетились - по неопытности Глория не могла понять,  что  это
не является нормой для полиции. Бегали одетые в форму люди, многие из  них
таскали с собой ящики с боеприпасами. Человек, сведущий  в  военном  деле,
наверняка подумал бы, что здесь готовятся к сражению.
     Эйкерман пропустил вперед в арсенал Дейкера. У капитана была  собрана
неплохая коллекция оружия, и  он  ею  очень  гордился.  Вот  и  сейчас  он
вдохновенно рассказывал доктору о своих достижениях.
     - Если власть попробуют захватить коммунисты или психи  или  начнется
третья мировая война, мы  будем  наготове.  Я  специально  так  воспитываю
людей...
     Глаза капитана гордо блестели. Дейкер был готов зауважать его в  этот
момент: ему показалось, что в Эйкермане можно найти единомышленника.
     Всего этого Глория, разумеется, не слышала.  Она  смотрела  на  возню
рассаживающихся по машинам полицейских и думала о том,  как  там  поживает
Эрон, приличные ли условия в камере, есть ли у него соседи, и  если  есть,
как они отнесутся к дорогому ей человеку...
     Вдруг ее глаза расширились, и все  относительно  благополучные  мысли
разом вылетели из ее головы.
     На пороге в сопровождении капитана возник Дейкер.
     Убийца  Дейкер!  Он  был   на   свободе,   и,   похоже,   полицейские
прислушивались к его мнению. Так неужели Эрон снова был  арестован  именно
по его инициативе?
     Глория в этом не сомневалась. И еще не сомневалась в  том,  что  если
Дейкер тут, Эрону сейчас ой как не сладко!



                                    55

     Охранник прошелся  по  коридору.  Ему  было  скучно.  За  исключением
дежурного, с которым он не слишком-то ладил, с момента общей  тревоги  ему
было не с кем перекинуться и словечком. К тому же у него забрали  "клоуна"
Гиббса - главное развлечение. Правда, оставался еще Бун, но избивать его в
одиночку охраннику было боязно: уж слишком странные разговорчики вел после
его посещения доктор. Так недолго нарваться и на неприятность.  И  все  же
больше разговаривать ему было  не  с  кем.  И  после  некоторого  раздумья
полицейский подошел к двери, больше похожей на дверцу сейфа.
     - Эй, ты! - крикнул он, постучав в нее. - Мы нашли твоих друзей!
     Бун молчал. Охранник поморщился: он ожидал по  меньшей  мере  вспышки
возмущения.
     - Мы их поджарим, - после недолгой паузы добавил он. - Как и тебя!
     И снова ответа не последовало. Охранник в сердцах пнул запертую дверь
и поплелся по коридору...
     В  этот  момент  одна  за  другой  начали  отъезжать  машины.  Глория
невеселым взглядом наблюдала, как пустеет полицейский двор. Наконец  въезд
в него перекрыли, и девушка решила перейти к главному входу, тем более что
возле него затормозил автомобиль-развалюха довольно странного вида...



                                    56

     Если Томлин был обижен тем, что капитан не взял его с собой на охоту,
то   Холт   был   этому   обстоятельству   даже   рад.   "Пусть    рискуют
холостяки-одиночки",  -   считал   он.   Вообще-то   Холт   не   собирался
задерживаться в полиции долго - как только его  жена  родила  в  четвертый
раз, он начал присматривать себе другое  место.  Но  вот  беда:  никто  не
торопился  предоставлять  ему  хорошо  оплачиваемые  должности   и   Холту
оставалось только ждать и мечтать, попутно под любым  предлогом  уклоняясь
от наиболее опасных заданий. С той поры, как  власть  в  участке  захватил
Эйкерман, это было вроде и нетрудно:  набранные  бравым  капитаном  ребята
сами рвались в бой, но, с другой стороны, Холт теперь  ежедневно  рисковал
вылететь с работы без выходного пособия, если Эйкерман  заподозрит  его  в
недостатке рвения.
     Сейчас Холт сидел за столом дежурного и потягивал сладкое виноградное
вино под предлогом необходимости укреплять свое здоровье.
     Томлин скучал, поглядывая на матовое стекло вестибюля.
     - На, глотни! - предложил  Холт  коллеге,  заметив,  что  тот  совсем
загрустил от безделья.
     Томлин кивнул, потянулся было за бутылкой, но вдруг напрягся и уперся
взглядом в дверь.
     За  матовой  поверхностью  стекла  стояла  фигура  "ковбоя",  которая
подавала полицейским какие-то непонятные знаки, но входить не торопилась.
     - Что такое? - Томлин шагнул вперед.
     Человек за стеклом принялся барабанить по двери пальцами. Полицейский
нахмурился и поспешил подойти ближе.
     (В этот момент Глория узнала жителя Мидиана. Ей не  надо  было  долго
объяснять, кого он здесь ищет,  и  девушка  поспешила  перейти  на  другую
сторону улицы, чтобы в случае необходимости прийти на помощь.)
     Из-за дверей не было слышно ни звука - только пальцы  молча  били  по
стеклу.
     Томлин подошел к двери почти вплотную и открыл было рот, чтобы что-то
сказать, но тут стекло разлетелось и полицейский  успел  понять  одно:  на
него летит диковинного вида незнакомец.
     При виде этой сцены  Холт  вскочил.  Его  рука  машинально  выхватила
пистолет из кобуры. "Вот черт! Избавился, называется, от опасного  дела!..
Да это же самое наглое нападение на полицейский участок из всех, о которых
я когда-либо слышал!"
     Сразу после этого он вспомнил об Эйкермане, о своей  жене,  ежедневно
интересующейся, как идут дела с поиском нового места, и ощутил  тоску.  Он
был в тупике: если придется стрелять, нормальной жизни  придет  конец,  но
если выяснится, что он этого не делал... Да, в таком случае капитан  может
придушить его собственными руками, а что тогда будет  с  женой  и  детьми?
Нечего будет мечтать тогда даже о пенсии по утрате  кормильца.  Эти  мысли
пролетели  мгновенно.  В  следующую  секунду  Томлин  метнулся  к   кнопке
сигнализации и выстрелил. Мимо...
     Незнакомец времени не терял.  Он  одним  прыжком  пересек  комнату  и
оказывался возле Холта. В разбитую дверь  уже  входил  кто-то  еще.  Краем
глаза полицейский с ужасом заметил, что это женщины...
     Следующей пуле было суждено войти в стену  -  Нарцисс  успел  ударить
Холта по руке.
     Взвыла сигнализация, щелкнул механизм, отделявший "конторскую"  часть
от "тюремной".
     Нарцисс и Холт упали на землю, плотно сцепившись, -  но  не  человеку
было соперничать в ярости и силе с сыном ночи...  Через  пару  секунд  все
было кончено. Житель Мидиана поднялся, отряхнул одежду, и...  едва  ли  не
случайность спасла  его  от  пули:  он  повернулся  в  сторону  неподвижно
лежавшего Томлина и заметил,  что  тот  пришел  в  себя  и  уже  поднимает
пистолет. Новый прыжок грубо прижал руку полицейского к полу...
     Тем временем обе женщины вошли и  теперь  оглядывались  по  сторонам.
Рейчел нисколько не удивилась  появлению  Глории  -  да  она  и  не  умела
удивляться. Раз  Глория  тут  -  значит,  так  и  должно  быть...  Нарцисс
удивленно  приподнял  бровь,  но  и  он  предпочел  не  тратить  время  на
разговоры: неизвестно, сколько полицейских находится в здании.
     Над входом в тюремный коридор мигала красная лампочка. Что-то  гудело
в стене, взывая о помощи...
     "Кажется, я  немного  перестарался",  -  подумал  Нарцисс,  глядя  на
неподвижное тело, но полицейский, по-видимому,  решил  доказать,  что  его
голова достаточно крепка для подобных потрясений: он пошевелился и  открыл
глаза.
     Томлин не был трусом.  Он  боялся  одного  -  нечисти.  Вид  морды  с
ободранной кожей и глазами, светящимися изнутри, поверг его в панику.
     - Где он? - склонился над полицейским Нарцисс. - Где Бун?
     "Сейчас  укусит",  -  похолодел   полицейский.   Он   бы   согласился
поизображать из себя героя перед нормальным бандитом. Может быть, он  даже
попробовал бы плюнуть ему в лицо - но синий огонь,  пылающий  за  зрачками
жителя Мидиана и  напоминающий  о  слухах,  гуляющих  вокруг  заброшенного
кладбища, лишил его способности к сопротивлению.
     - Там, - слабым голосом  проговорил  он,  кивая  в  сторону  мигающей
лампочки, - в третьей камере...
     Его губы задрожали, лицо стало белым, как мел. Глядя на это,  Нарцисс
лихо заржал и оттолкнул полицейского от себя - он понял, что сопротивления
больше не будет.
     - Люблю я трусов! - заявил он, поправляя на своей  голове  ковбойскую
шляпу.
     Рейчел и Глория остановились напротив двери.
     Напротив двери, закрытой намертво...


     Охранник только вздрогнул, услышав тревожный сигнал, но тут же  снова
расслабился. Раз сработал  звонок  -  должны  были  включиться  и  запоры,
отрезающие эту часть здания от остального мира.
     Ему не надо было гадать,  за  кем  из  заключенных  пришел  неведомый
противник: вряд ли стали бы штурмовать участок  из-за  мелкого  карманника
или Гиббса, взятого Эйкерманом с собой.
     Охранник зло оскалился, вытащил пистолет и  пошел  в  сторону  двери.
Сигнал тревоги застал его в другом конце коридора, где он стоял, мечтая  о
девушках, с которыми можно было бы провести время после дежурства (у  него
в кармане всегда было несколько телефонов и  оставалось  только  выбирать,
сообразуясь с имевшейся в наличии суммой денег). Когда  мысли  о  приятном
отвлекли его от дежурной  скуки,  их  ход  был  нарушен  этим  неожиданным
вторжением, что отнюдь не настраивало полицейского на добродушный лад.
     - Ты думаешь, псих, что тебе помогут?  -  пнул  он  по  дороге  дверь
камеры Буна. - Жди! Да там сталь! Там стальная дверь, понимаешь?
     В самом деле,  даже  выстрел  из  базуки  вряд  ли  мог  пробить  эту
сверхнадежную конструкцию - изобретение и гордость готовящегося к  третьей
мировой войне капитана Эйкермана. Ни  комар,  ни  мышь,  не  говоря  уж  о
человеке, не нашли бы щелки, чтобы просочиться сквозь нее. Наверное,  даже
туман и дым отчаялись бы найти в ней отверстие, чтобы протиснуть  хотя  бы
несколько своих молекул.
     Наверное... Но не наверняка, потому что, к своему удивлению, охранник
заметил вдруг, что какой-то дым через дверь все же проходит.
     "Газ?" - попятился он назад. Дрогнул в руке  бесполезный  пистолет  -
вряд ли стрельба по дыму сможет принести какую-то пользу.
     Просачивающийся в невидимые микрощели дым был белым, густым  и  ничем
не пах. От него не першило в горле, голова не  кружилась,  и  вообще  пока
неясно было, какой вред он может нанести. Именно поэтому  охраннику  стало
жутко.
     Ничего не делается просто так. Если кто-то пускает газ,  значит,  это
для чего-то нужно...
     Дым сгущался. Его становилось так много, что очертания  двери  начали
теряться - и в то же время он по-прежнему был неощутим.
     "Чертовщина какая-то!" - замер на месте охранник.
     А туман  все  сгущался  и  сгущался.  Казалось,  его  клубы  набирают
плотность... нет, становятся  плотью...  Вот  в  центре  возникло  подобие
человеческой фигуры - ее очертания с каждой секундой приобретали четкость.
Вот в белом цвете замелькали краски...
     Остолбеневший  охранник  наблюдал,  как  перед  ним   материализуется
женщина. Живая, и при этом  совершенно  голая  женщина...  Только  челюсть
отвисла у бедняги, когда он понял, что это не мираж.
     Она была красива - во всяком случае, в  этот  момент  он  не  мог  бы
представить себе  лица  более  прекрасного.  Огромные  глаза,  чарующие  и
темные, смотрели на него с совершенно необычайным выражением; поблескивали
в поредевших остатках тумана влажные, как после купания, груди и плечи.
     Взгляды двоих встретились  -  и  охранник  замер,  словно  пронзенный
насквозь.
     - Что такое... - еле выдавил он из себя и замолчал.
     Подобие улыбки - холодной и отчужденной - мелькнуло на губах  Рейчел,
и взгляд ее стал серьезным и грустным.
     - Я не хочу делать тебе больно... - и голос ее казался частью тумана:
он словно таял в воздухе, расплывался, исчезал...
     Ее глаза сверкали, губы приоткрылись, словно ожидая поцелуя... Рейчел
шагнула вперед - ее лицо оказалось  вдруг  совсем  близко,  и  можно  было
ощутить, как веет от ее влажной кожи холодком. Она  наклонилась,  губы  ее
коснулись...
     Она не дала упасть мертвому телу - осторожно подхватила его и усадила
возле стены. Изо рта полицейского вырвалась струйка  холодного  пара  -  и
больше никакое движение не беспокоило труп.
     Рейчел  огляделась.  Окружавший  ее  ореол  чего-то   загадочного   и
мистического, казалось, исчез - в коридоре  находилась  женщина,  знающая,
чего она хочет и зачем она сюда пришла.
     Она деловито подобрала оброненную связку ключей и  открыла  массивный
внутренний замок, впуская неспособных растворяться в  воздухе  Нарцисса  и
Глорию.
     Заметив труп, Нарцисс оскалился.
     - Шалун! - показал он на мертвого охранника и пошел  дальше  -  туда,
где должна была находиться третья камера.
     Глория удостоила охранника удивленным взглядом, но ничего не сказала.
Шутки с туманом напомнили ей предания о вампирах - и ей вовсе не  хотелось
увидеть на шее полицейского ранку. Может,  Рейчел  и  впрямь  пила  только
энергию, не кровь,  но  все  равно  -  к  чему  знать  такие  неаппетитные
подробности?
     "Эрон... Эрон здесь!" - встрепенулось в груди Глории, и все остальное
сразу забылось. Обгоняя остальных, она бросилась  к  камере.  Нарцисс  уже
успел отпереть замок и собрался было войти внутрь, когда протестующий жест
девушки остановил его.
     - Вы подождите здесь!
     Глория боялась, что кто-то из жителей Мидиана скажет ей "нет",  -  но
они молчали, словно признавая за ней такое право.
     - Прошу! - шутливо развел руками Нарцисс, пропуская ее в камеру.
     Глория вошла и содрогнулась от жалости -  таким  несчастным  выглядел
безвольно лежащий Бун. И она еще надеялась, что в  полиции  к  нему  могут
нормально отнестись...
     - Я не боюсь тебя,  -  прошептали  ее  губы,  прежде  чем  их  сковал
горячий, даже слишком горячий для мертвеца поцелуй.
     Не было жуткой маски зверя-человека  -  на  девушку  смотрело  хорошо
знакомое, только очень бледное и усталое лицо  того  Эрона,  которого  она
всегда знала и любила.
     Как много ей хотелось рассказать! И в то же время ей было не до слов.
Почувствовать, что он реален, ощутить его холод или  тепло,  проверить  на
ощупь, не обманывают ли ее неверные глаза, - вот что  было  сейчас  важнее
всего. А руки Эрона гладили ее, словно тоже боялись наткнуться на уходящий
от прикосновения мираж...
     - Я не хочу стать прахом, - снова зашептали губы. Глория и сама плохо
понимала, что говорит. Я хочу, чтобы мы были из плоти и крови...
     Девушка отстранилась на миг, чтобы получше рассмотреть своего  друга,
- и его раны отозвались в ней почти физической болью.
     Раны - единственное свидетельство того, что он уже мертв... Но  разве
это было правдой?
     Глория мотнула головой, стараясь отогнать этот  образ  от  себя,  как
видение или дурной  сон,  и  снова  прильнула  к  Эрону,  наслаждаясь  его
реальностью, - уж лучше довериться осязанию... А раны  -  это  так,  пятна
краски на грязной футболке...
     "Что-то они долго", - подумал Нарцисс, берясь за  дверную  ручку.  Он
увидел  то,  что  и  ожидал  увидеть:  парочка   обменивалась   неистовыми
поцелуями.
     Нарцисс деликатно кашлянул и, убедившись, что влюбленные не  замечают
ничего, проговорил:
     - Эй, ребята! На это сейчас нет времени... - и отвернулся,  чтобы  не
поддаться позорной зависти.
     Счастливые глаза еще раз встретились,  заглядывая  друг  в  друга,  и
сразу посерьезнели.
     Эрон встал первым.
     - Ну, мы идем?



                                    57

     Когда автомобиль  едет  слишком  быстро,  у  многих  сердце  в  груди
начинает попросту замирать, и ощущение это можно спутать со страхом. Но не
мог же и в самом деле капитан Эйкерман бояться каких-то монстров? Мысль об
этом казалась ему оскорбительной. Чтобы отвлечься от наблюдений  за  своим
самочувствием, он решил обратить свое внимание  на  сжавшегося  на  заднем
сиденье Гиббса.
     Бывшему священнику было  не  по  себе,  и  он  имел  право  этого  не
скрывать. Уткнувшись носом в раскрытую книгу, он старался  сосредоточиться
на тексте, который, быть  может,  сумеет  защитить  его  в  переделке,  но
строчки прыгали  перед  глазами  и  сами  собой  складывались  в  какой-то
совершенно "левый" текст.
     - Вы когда-нибудь раньше проводили  экзорцизм?  -  спросил  Эйкерман,
несколько сомневаясь, правильно ли он произносит последнее слово.  Ему  не
очень было бы приятно, одерни его Гиббс, поймав на  неверном  термине.  Но
бывший священник не вслушивался - он скорее угадал смысл вопроса.
     - Нет, - неровным голосом отозвался он и нервно вцепился в протянутую
капитаном флягу с виски.
     - Тогда лучше начинайте репетировать...
     Со стороны священника раздался сипящий  вдох  -  он  тянул  спиртное,
прихватывая вместе с ним и окружающий флягу воздух.
     Поняв, что толку из этого разговора не будет, Эйкерман  повернулся  к
сидящему рядом Дейкеру.
     Психиатр выглядел неплохо. По его виду сложно было  сказать,  что  он
испуган или излишне напряжен. Дейкер  смотрел  на  дорогу  едва  ли  не  с
вдохновенной целеустремленностью.
     - Возьмите! - капитан протянул доктору запасной пистолет.
     Дейкер встрепенулся - ему было не так просто вернуться из мира  своих
фантазий в мир реальный - и удивленно посмотрел на капитана.
     - Зачем? - спросил он, чувствуя, как что-то невидимое  напрягается  у
него внутри. - Я все равно не умею стрелять...
     Эйкерман скривился. Ну и компания подобралась!
     Тем временем спиртное сделало свое дело: Гиббсу  показалось,  что  от
этих нескольких глотков он словно протрезвел. Разрозненные скачущие  буквы
начали складываться перед глазами в осмысленный текст... Даже не просто  в
текст - к своему удивлению,  бывший  священник  убедился,  что  написанное
имеет более чем непосредственное отношение к их поездке.
     - И сказал Моисей народу... - раздался  с  заднего  сиденья  дрожащий
голос, - вооружите себя и людей на войну, чтобы они пошли совершить мщение
Господне на Мидиан... и все города их и  владения,  и  селения  их  сожгли
огнем... и вместе с убитыми их убили и царей их и людей их и скот...
     Гиббс осекся и замолчал. Текст вновь растаял, и - что самое худшее  -
ему начало казаться, что он читал этот отрывок и раньше, но в тот раз  все
звучало немного по-другому. И уж не ему с его грехами было изменять  слова
Святого Писания... Но откуда тогда взялся в тексте Мидиан? Не сам же Гиббс
выдумал его...
     От всего этого бывшему священнику стало жарко, он откинулся на спинку
сиденья и замер, хлопая рыжеватыми ресницами.
     Гиббс и не догадывался, какое  впечатление  произвели  эти  слова  на
Эйкермана.
     Вначале капитану показалось, что он просто  ослышался.  Одно  дело  -
слушать проповеди со стороны, но совсем другое - становиться самому как бы
участником событий, упомянутых не где-то, а в ТАКОЙ книге. (Сам  Эйкерман,
как, кстати, и Дейкер, Библию никогда не читал.) От одной  мысли  об  этом
предстоящая операция приобретала особую окраску... Да, эта цитата едва  ли
не кричала, что их ждет отнюдь не веселая загородная прогулка-сафари.
     - Черт! - изменившимся  голосом  произнес  капитан.  -  Кажется,  нам
предстоит встреча с дьяволом...
     - Я не верю в дьявола! - нервно и нетерпеливо вставил Дейкер,  метнув
в   сторону   ошалевшего   священника   презрительный   взгляд.   Психиатр
догадывался, откуда могли выскочить эти "пророческие слова", -  из  дурной
головы и фляги.
     На лице Эйкермана появилась злая усмешка. Что ж,  он  сумел  оценить,
какой важности дело ему предстоит.
     - Поверите! - и в голосе его звучала фанатичная убежденность.



                                    58

     Ничто не делает человека таким всесильным, как вера. Ничто не  делает
его таким твердолобым, как вера.
     Пророчество  легло  под  ноги   бравому   капитану,   становясь   тем
трамплином, с которого он будет совершать свой великий прыжок  -  вряд  ли
даже при таких условиях его можно назвать взлетом: Эйкерман не принадлежал
к тем людям, что способны летать. Его можно было сравнить скорее с танком,
чем с самолетом-истребителем. Но почва под ногами его своеобразной  морали
- ибо и отсутствие таковой бывает иногда моралью - теперь была, и никто не
мог ее вышибить.
     Эйкерман всегда подозревал, что, следя за порядком, выполняет миссию,
предначертанную свыше. Прочитанное Гиббсом окончательно убедило капитана в
том, что он не ошибался, - так чему он должен был удивляться?  Еще  одному
доказательству своей и без того очевидной правоты?
     И все же сам факт наличия пророчества давал  ему  нечто  большее:  он
помогал избавиться от противоречия между ЗАКОНОМ и  частными  закончиками,
слишком бережно относящимися ко всяким выродкам. До сих пор Эйкерман  имел
право только избивать недочеловеков,  попавшихся  ему  в  руки,  -  цитата
развязывала ему руки для большего. С кем он должен был сражаться?
     С нечистью.
     А где, укажите, в Конституции сказано, что нечисть истреблять нельзя?
Все разрешено, что не запрещено, пусть даже и  нет  теперь  старых  добрых
законов,  не  только  позволявших  истребление  рода  нечеловеческого,   а
благословлявших его. Да и был у него теперь за спиной такой  закон  -  тот
самый, что люди договорились считать законом божьим. Никогда еще  Эйкерман
не испытывал такого морального подъема.
     Дейкер заметил перемену в капитане, но  его  занимали  сейчас  совсем
другие мысли.
     Мысли о высшей миссии - но уже о своей. А о ней окружавшие  психиатра
людишки и знать-то были недостойны...
     Автомобиль  Эйкермана  и  все  остальные  остановились  напротив  уже
частично погруженных в вечерний полумрак ворот.
     Солнце уходило быстро... Похоже, оно  старалось  избежать  неприятных
сцен, что вот-вот должны были разыграться под нахмурившимся небом.
     - Здесь, - довольно проговорил Эйкерман.
     Из машин  начали  выходить.  Где-то  возле  кирпичной  кладки  жалась
испуганная группка Джойса, на которую теперь было больно смотреть.
     Эйкерман подошел к воротам, остановился на  миг  у  входа,  испытывая
странную  щекотку  по  всему  телу,  очень  напоминающую  возбуждение,  и,
вздохнув, шагнул вперед, словно переступил  для  себя  какой-то  невидимый
жизненно важный барьер. Сигара колыхнулась в его  губах  -  почему-то  при
пересечении этой границы ее вкус изменился.
     - Ладно, пошли, - сказал  Эйкерман,  обращаясь  в  первую  очередь  к
самому себе, и сплюнул.
     Сигара  упала  на  камень  и  через  секунду  потухла,   придавленная
увесистым полицейским каблуком.
     Вместе с ней погас и последний, задержавшийся на верхней перекладине,
солнечный блик.
     Начиналось преддверие ночи...



                                    59

     Что же ты спишь, Мидиан? Где твои защитники?
     Твои руины молчат, но где-то в глубине уже затевает свою песнь боевой
барабан. Но не к бою он зовет - к бегу. А куда бежать, если вокруг  дверей
твоих -  засада?  Если  под  них  уже  закладывают  шашки  динамита,  если
выгружают из машин базуки и огнеметы?
     Не скроешься, не сбежишь...
     Через могилу ведут входы твои, но и сам  ты  сейчас  -  как  огромная
братская могила. Видно,  судьба  твоя  -  оставаться  под  землей.  Широка
могила, глубока, удобна - жить бы в ней и жить, но  для  другого  выкопана
она. Смерть - вот ее хозяйка. И не знающие жизни могут умирать...
     Проснись, Мидиан! Подними на защиту своих сыновей! Рано ведь мириться
с судьбой...
     Но не слышит город. Пусть страх уже бродит  по  верхним  его  этажам,
пусть уже выступают на чьих-то  глазах  мертвые  слезы,  пусть  загораются
протестом чьи-то глаза - все это лишь зачатки того, на  что  ты  способен.
Проснись, Мидиан, оживи!
     Но молчат руины, и лишь люди бродят по твоим улицам, пока ты молчишь.
     И сказал себе правитель Мидиана: "Такова судьба" - и сдался без  боя.
Знаешь ли ты об этом, чудо-город? Не знаешь - иначе не спал бы... Так  что
же  разбудит  тебя,  кроме  смерти,  огнем  и  пулей  врывающейся  в  твои
катакомбы?
     Ночь?
     Она уже пришла.
     Страх?
     И он давно распустил свои крылья.
     Так что же? Уж не эти ли твои дети, что мчат сейчас в полуразваленном
автомобильчике? И глаза их горят, и руки дрожат от нетерпения: быстрее!!!
     На помощь! Туда, где ждут. Туда, где кое-кто еще верит в чудо.  Туда,
в Мидиан!
     Спешат... И тяжела та дорога!..
     - Еще миля или две, не больше! - с  надеждой  шепчет  Нарцисс.  Летит
навстречу серая лента дороги, только пятна деревьев мелькают по бокам.
     Быстрее!!!
     Как знать, может, и успеют, может, повезет им... Как знать!..



                                    60

     Двое полицейских протопали по камням надгробий, разматывая ведущий  к
взрывчатке кабель: выбить железную дверь своими силами не удалось...
     Дейкер равнодушно наблюдал, как они устанавливают сохранившийся еще с
войны ключ взрывного устройства, потом отвернулся. Красный край  горизонта
уже начал терять свой цвет, сообщая доктору, что его час пробил.
     Сильная это штука - звездный час. Как только  человек  понимает,  что
это произошло, все его мысли, все  действия  сосредоточиваются  на  чем-то
одном, составляющем суть его души, на том, ради чего он и явился  на  этот
свет. Призванием  Дейкера  было  спасать  мир  путем  уничтожения  особей,
недостойных в нем жить.
     Дейкер огляделся по сторонам: никому не было до  него  дела.  Куда-то
скрылся Эйкерман, уволокший за собой трясущегося  Гиббса,  сосредоточились
вокруг  железной  двери,  ведущей   в   подземелье,   полицейские...   Все
благоприятствовало для начала основной "работы".
     Дейкер бросил в сторону  города  еще  один  взгляд  и  заторопился  к
машине, где в багажнике дожидались своего часа нож и полотняная маска.
     Обе эти вещи находились на месте. Дейкер проверил лезвие, спрятал нож
в рукаве и собрался было взять  маску,  но  тут  за  его  спиной  раздался
знакомый голос.
     - Ну что, доктор, вы не хотите посмотреть на штурм? - поинтересовался
подошедший к нему Джойс.
     Дейкер выпрямился и развернулся, захлопывая  перед  носом  инспектора
дверцу.
     Джойс, наверное, даже не догадывался, насколько  некстати  угораздило
его  подойти.  Внутри  у  Дейкера   что-то   оборвалось,   сердце   бешено
заколотилось - никогда еще он не был так близок к разоблачению.
     Дейкер  скрипнул  зубами.  Так  неужели  этот  инспектор  может   ему
помешать? Ну нет...
     -   Я   нашел   здесь   кое-что,   -   с   хорошо    отрепетированной
непринужденностью  заговорил  Дейкер,  пропуская  инспектора  к  машине  и
показывая на только что захлопнутую им же дверцу. - Думаю, вы  должны  это
видеть...
     Джойс приподнял бровь,  но  все  же  послушно  прошел  вперед,  чтобы
взглянуть на найденное Дейкером.
     - Что там такое?
     Он еще не успел закрыть рот, как холодная сталь  вошла  в  его  тело.
Даже не вскрикнув, инспектор осел на землю.
     Дейкер вытер нож об рукав. Все, больше ему никто не может помешать...
Пару минут он размышлял, одевать ли маску, или удобней  будет  действовать
просто так, но традиция  победила,  и  рука  доктора,  слегка  запачканная
кровью, потянулась к дверце автомобиля.



                                    61

     Быстрее!
     Сколько осталось? Миля? Меньше?
     Эрон уже ощущал близость города.
     ...Тем  временем  полицейские  освободили  участок  перед  дверью   с
заложенным под ней динамитом. Между надгробий прошагал Эйкерман.
     - Еще пять секунд, - сообщил он присевшим возле ключа полицейским.  -
Пять, четыре, три, два, один!
     Сержант снял ключ со стопора и повернул его. В следующую секунду  над
Мидианом полыхнуло пламя и грохот потряс старые стены.
     - Вперед!
     И солнце съежилось за  горизонтом,  окончательно  уступая  ночи  свою
власть. Страшной ночи -  ночи  человеческих  душ...  Лишь  пламя  костров,
вспыхнувших вдруг по всему городу, освещало теперь им дорогу -  тревожное,
неровное пламя, посылающее в небо липкий черный дым.
     - Мы опоздали!
     Четыре пары глаз с ужасом уставились на поднимающееся  зарево,  глядя
через лобовое стекло горбатенького автомобиля.
     И это было так.



                                    62

     Хаос  -  вот  так  называется  то,  что  пришло  в  Мидиан  вместе  с
пробуждением. Хаос - и отчаянье...
     Слишком долго прятались в ночи  его  обитатели,  слишком  отвыкли  от
страха  -  и  он  застал  их  врасплох,  заставив  бессмысленно  метаться,
заглядывать друг  другу  в  глаза  в  поисках  несуществующих  ответов  на
"почему?" и "за что?" Да и сколько бед может вынести на своих плечах и без
того загнанный под землю народ?.. И сотни имеющихся  в  запасе  жизней  не
спасут! Что уж упоминать тут об убежище-ловушке, вход в которое был теперь
открыт для врагов.
     Кто-то стенал, кто-то заходился в рыданиях.
     Сверкал  глазами  человек-Горгона,  покачивал  рядом  деформированной
головой  человек-Месяц.  Тупо  смотрел  в  потолок  сломавшийся   Элшбери.
"Судьба... такова судьба", - шептали его высохшие губы.
     - Ну что? - хмыкнул Черный Рогач Рыбьей Бочке. - Кажется, наша  жизнь
здесь закончилась?
     Словно в подтверждение его слов с потолка свалился кусок земли  -  от
взрыва начала оседать изъеденная подземными ходами земля.
     По поверхности, изрытой вновь образовавшимися  ямами,  мимо  пылающих
надгробий  бродили  человеческие  фигуры  с  руками,  оттянутыми  тяжестью
автоматов. Время от времени им приходилось огибать  возникающие  прямо  на
глазах земельные воронки - процесс разрушения распространялся быстротечной
язвой, захватывая все новые и новые территории.
     Исполняя  приказ  капитана,  сержант  отправился  отогнать  машины  -
рычание моторов тотчас вызвало новые обвалы.
     Горгона не выдержал первым. Когда грохот наверху усилился, а песчаный
дождь перекочевал на нижние горизонты, он сорвался  с  места  и,  двигаясь
окольными тропами, быстро выбрался наружу.
     Оскверненный и изуродованный Мидиан потряс его - даже в жестокой душе
монстра что-то перевернулось при виде всеобщего  разорения.  Губы  Горгоны
искривились, с них сорвалось только одно еле слышно слово:  "Месть!".  Ему
не надо было подзадоривать себя, принюхиваясь к запаху естественной крови,
- ярость волной уже прокатилась  по  его  телу,  зажигая  в  глазах  синий
безумный огонь.
     Месть!
     Хищник, совсем еще недавно похожий на человека, напрягся -  прямо  на
него ехал автомобиль.
     Месть!
     Тело Горгоны собралось в пружину и  взлетело  в  воздух,  всей  своей
тяжестью опускаясь на крышу автомобиля. Уродливая морда  возникла  на  миг
перед шофером, высовывая  язык  и  показывая  сидящим  внутри  полицейским
жуткую гримасу.
     - Нет! - завопил шофер, от неожиданности выпуская руль. Резкий  рывок
и скользкая крыша сделала свое дело:  Горгона  слетел  прямо  под  колеса.
Машину тряхнуло - в следующую секунду руль  был  снова  пойман,  а  монстр
вытягивал из земли вдавленное в нее собственное тело.
     - Размажь его!  -  завопил  сержант  с  заднего  сиденья.  Автомобиль
развернулся, нога полицейского надавила на газ. Меча глазами синие молнии,
Горгона привстал - и в ту  же  секунду  металлическая  громада  автомобиля
врезалась в него, заставив захлебнуться от боли. Но и нападающим эта атака
не прошла даром. Автомобиль занесло на повороте, и он, не теряя  скорости,
врезался в каменную кладку. Машина отлетела и начала  медленно  опускаться
под землю - толчок бросил ее прямо в открывающийся провал.
     Под  колесами  была  пропасть.  Не  маленьким  мостикам,   с   трудом
выдерживающим человеческий вес, было удержать такую махину, - рассыпая  во
все стороны искры, автомобиль рухнул вниз, круша все на своем пути...
     А тем временем дважды  убитый  Горгона  воскресал  снова,  прорываясь
обратно в жизнь через заслон боли.
     - Сволочи! - подошедший к границе Эрон не сразу понял, что сказал это
вслух.  Уж  если  Горгона  был  потрясен  -  что  говорить  о  душе  более
чувствительной и тонкой!
     И горела земля...
     Глория поежилась,  вспомнив  посланное  маленькой  Бабеттой  видение:
неужели тот кошмар становился сейчас явью?
     Судорога пробежала по красивому лицу Рейчел,  прочитавшей  ее  мысли,
ведь Бабетта осталась там, внизу, посреди разворачивающегося ада.
     "Так их... Так!" - взволнованно билось  сердце  Дейкера,  завороженно
смотрящего  на  пылающие  могилы.  Его  мечты  сбывались  -  и  он  жаждал
насладиться каждой секундой агонии подземного города,  приговоренного  им,
Дейкером, к беспощадной смерти. Полотняная маска, ожидая своего часа, была
у него в руке.  Сквозь  гарь  и  дым  маньяк  заметил  вдруг  мчащуюся  по
изъеденному впадинами полю женскую фигуру с трепещущими на ветру  крыльями
покрывала. За ней торопился еще кто-то - не  без  удивления  маньяк  узнал
Глорию.
     - Рейчел! Рейчел! - кричала она вдогонку первой женщине.
     "И эти уже тут... Что ж, Лори я приберегу  для  себя!"  -  усмехнулся
доктор, примериваясь, как  пробежать  мимо  колышущейся  земли  поближе  к
будущей жертве, но тут Глория вскрикнула и исчезла - только руки мелькнули
на секунду над ямой, ее поглотившей.
     "Вот и все, - подумала девушка на лету. - Конец..."
     Удар заставил ее  на  мгновение  потерять  сознание.  К  счастью,  ей
удалось попасть  в  неглубокую  часть  подземелья  и  полет  завершился  в
загородке с опилками...
     По всем мостикам, еще уцелевшим и уже полуразрушенным,  по  карнизам,
по боковым коридорам струилась толпа. Женщины, дети,  подростки  -  крайне
редко можно было заметить среди них взрослого мужчину. Плыли  мимо  Глории
полные скорби и страха лица...
     Грохот обвалов, падение каменных глыб отдавались в массе  стремящихся
к выходу существ криками.
     "Они уходят... Все уходят", - понял вдруг Элшбери и  словно  очнулся.
Он не знал, чего ждут от него, - да от  него,  похоже,  ничего  уже  и  не
ждали. Когда приходит смерть - лишь она  становится  законным  правителем,
лишь с ее законами начинают считаться. С ней - да еще с тем,  кто  дерзнет
выступить на ее пути. Но дело ли это для немощного старика?
     "Они уходят?" - Элшбери  не  поверил  себе.  Он  знал  одно:  жителям
Мидиана не место наверху. Даже если не они властны над своей жизнью,  лишь
сама судьба.
     Спотыкаясь и утрачивая остатки былого величия, Элшбери побежал  вверх
по крутому пандусу переходов.
     - Стойте!
     Его голоса никто не слышал.  Вокруг  старика  была  лишь  пустота,  а
наверху крики и причитания заглушали все. Нет, не все - на  верхнем  ярусе
уже командовал подоспевший Нарцисс, на руках которого был подхваченный  из
толпы чей-то ребенок.
     - Быстрее! - звучал под покореженными сводами его голос.
     - Мы не можем выйти... - стоном отвечало  ему  эхо.  Проталкивающиеся
вперед тела пробкой заткнули проход, а на них напирали уже подоспевшие...
     - Стойте! - возник наконец из общего шума голос  старейшины.  -  Наше
место здесь, под землей! Остановитесь!
     И все стихло. Как бы  там  ни  было,  слишком  велика  была  привычка
ночного народа доверять своему вожаку.
     Все остановились в нерешительности. Но тут раздался  другой  голос  -
сильный и молодой:
     - Нет, не слушайте его! Иначе мы все погибнем!
     Бун, Эрон  Бун,  человек,  чье  явление  было  предсказано  одной  из
немногих сохраненных народом легенд, стоял  сейчас  перед  стариком,  всем
своим видом выражая несогласие. И в самом  деле  -  даже  монстрам,  почти
лишенным мозгов, несложно было догадаться, какую  опасность  таит  в  себе
сейчас подземелье. Тупик, могила...
     - Они не уйдут! - голос Элшбери звучал упрямо и непреклонно.
     Место ночного народа - под землей, и ему нечего делать на поверхности
- такова была вековая мудрость, позволившая  выжить  последним  обитателям
Мидиана. И никто этой истины не отменял...
     Не два человека столкнулись сейчас, стоя  по  две  стороны  земляного
перехода, - две истины. Истина мира  уходящего,  спасавшегося  годами,  но
утратившего с этим вторжением свою спасательную мощь,  -  и  истина  новой
жизни, которая принесла пока  только  смерть,  но  ведущая  в  будущее,  в
неизвестность, в которой могло одинаково скрываться как зло, так и добро.
     - Эти люди должны жить, - огонь пылал в словах Эрона. Ответственность
за происходящее, за существование ночного племени, поставленное им же  под
угрозу, не позволяла Эрону отступить. С небывалой ясностью он  видел,  что
шанс на спасение дает только прорыв через окружение. - Они должны выйти! -
его лицо отвернулось от замершего в  возмущении  старика  и  обратилось  к
замолчавшей людской массе. - Братья и сестры! Нам пора сопротивляться...
     Его призыв  утонул  в  восклицаниях  -  но  это  не  было  протестом.
Наоборот, десятки глоток взвыли, выражая свою готовность  пойти  за  новым
вождем.
     Тем временем изменившийся  шум  наверху  заставил  Нарцисса  опустить
ребенка на пол и незаметно проскользнуть мимо поредевшей  у  входа  толпы.
Вскоре он очутился в коридоре у самого выхода.
     Полицейские уже были здесь - один за одним они возникали  у  входа  и
продвигались в глубину. Нарцисс покачал  головой  и  через  боковой  выход
пробрался наружу, чтобы тут же нарваться на пулю второй  группы.  Негромко
вскрикнув от боли, он сел, перетерпел короткую, но мучительную регенерацию
и снова встал, дразня естественных людей своим бессмертием.
     "Неужели я промазал?" - поразился полицейский  и  послал  в  живот  и
грудь человека-обезьяны целую очередь.  Запахло  паленой  тканью,  во  все
стороны брызнула кровь.
     "Ну вот, теперь готов..." - решил убийца и поспешил  отвернуться,  не
догадываясь, что за зрелище придется ему  увидеть  через  минуту.  Нарцисс
снова встал, морщась от боли и скрипя зубами...
     А тем временем инициатива внизу полностью перешла к Буну.
     - Давайте вперед, -  направлял  он  людские  потоки.  -  Не  смотрите
вниз!..
     Внезапно   его   взгляд   выхватил   из   толпы   женщину-негритянку,
склонившуюся над своим младенцем, укутанным в грязные рваные тряпки.
     Куда он  гнал  ее?  Под  пули?  Эрон  стиснул  зубы,  заставляя  себя
взглянуть вниз, где маятниками раскачивались  края  оборванных  лестниц  и
поднимался сгустившийся пар. Нет, там, внизу, не оставалось жизни... И все
же Эрон не мог заставить себя снова взглянуть в сторону той женщины.
     Может быть,  еще  и  потому,  что  она  своим  видом  заставляла  его
по-другому взглянуть на то, что было миром его мечты. За мечты  ведь  тоже
платят... Но почему - другие, не он?
     - Быстрее! Быстрее! - снова заговорил он сквозь зубы, чтобы заглушить
поток противоречивых чувств. Он не имел на них  права  сейчас  -  он  имел
право только на свой долг перед ночным народом. И все  тверже  звучал  его
голос, подгоняющий движение по шатким мостикам.
     - Быстрее!



                                    63

     Черный Рогач и Рыбья Бочка, пожалуй, едва ли не единственные остались
у себя в комнате. Тихо змеились в аквариуме миноги...
     - Ты слышал, что он сказал? - повел Бочка крабьими глазами,  указывая
наверх.
     Да что таить - Рыбьей Бочке хотелось всласть подраться,  размять  так
редко требующиеся мышцы.
     - А какие у нас шансы? - скептически хмыкнул Черный. Когда-то  и  его
считали неплохим драчуном,  но  он,  хотя  и  не  утратил  внешней  формы,
порядком обленился. - Они же вооружены!
     - Ничего, - проговорил Рыбья Бочка утробным голосом, и складки на его
боках  зашевелились.  Из  "карманов"  вылезли  две  треугольные  головы  с
раздвоенными язычками, заблестела змеиная  чешуя,  и  гибкие  тела  начали
распрямляться, приближаясь к груди хозяина-отца.
     Глядя на эту давно знакомую сцену, Черный поморщился. Не  слишком  уж
солидным казалось ему  это  древнее  "оружие"  в  сравнении  с  ружьями  и
автоматами.
     - Ну и что?
     Рыбья Бочка только  усмехнулся,  его  полные  губы  нежно  вытянулись
вперед.
     - Идите к папочке...  Идите,  -  заворковал  он,  поглаживая  длинные
чешуйчатые тела своих "детишек".
     Во всяком случае, двое воинов-защитников были найдены. А  за  ними  -
как знать - могли пойти и остальные.



                                    64

     Дверь сорвалась с петель  и  упала  на  пол  под  ударами  прикладов.
Полицейский выстрелил в первое же шевельнувшееся тело - ему  некогда  было
разбирать, кто находится перед ним. Нечисть - и этим сказано все.
     Кто-то захрипел, задергался на полу. Казенные сапоги перешагнули тело
и отправились чеканить шаг по земляным коридорам, посылая очереди прямо  в
колышущуюся массу, словно лишившуюся сейчас лиц.  И  сложно  было  понять,
падал ли кто в ней,  -  настолько  все,  связанные  своей  безысходностью,
слились в одно. Постепенно верхний  коридор  начал  пустеть:  падали  вниз
убитые, кидались в боковые ниши уцелевшие - и лишь черные  при  сумеречном
подземном освещении фигуры с автоматами продолжали свой кровавый путь.
     Где-то  на  втором  ярусе  сквозь  столкнувшиеся   встречные   потоки
пробиралась Глория. Ей показалось,  что  она  заметила  знакомую  кудрявую
головку затерявшейся в  толпе  Бабетты.  Уворачиваясь  от  локтей,  чешуи,
накожных выростов, она выскочила на боковой  ярус  и  начала  подниматься.
Сложно было понять, кто куда шел в этом бестолковом людском водовороте, но
все же Глории удалось протиснуться вперед.
     Да, она не ошиблась: Бабетта жалась к  стене  у  перекрестка.  Волосы
девочки растрепались, в серьезных недетских глазах светились растерянность
и смиренная покорность своей участи, так часто пугавшая Глорию в подземных
обитателях.
     - Бабетта! -  Глория  оттолкнула  кого-то  волосатого  и  кинулась  к
девочке. Как ни  странно,  толкотня  вокруг  нее  прекратилась  и  девушка
почувствовала, что только что заполненное людьми пространство вновь  стало
открытым.
     Впрочем, ей было не до того. Глория  была  почти  счастлива,  что  ей
удалось отыскать хоть одно знакомое лицо в этом царстве кошмара  и  плача.
Бабетта тоже узнала ее. Личико девочки на миг  оживилось,  и  она  шагнула
вперед, навстречу своей спасительнице.
     "Как же она в такой толпе? - поразилась Глория, собираясь  подхватить
ее на руки. - Как только ее не затоптали!"
     Она не успела взять девочку - сзади  раздался  насмешливый  и  грубый
голос:
     - Эй, приветик!
     Глорию бросило в жар, она обернулась - перед ней  стоял  забрызганный
кровью полицейский и усмехался.
     "Неужели он сможет выстрелить?" - ужаснулась она.
     Полицейский поднял  ружье,  прицелился  сперва  в  девушку,  потом  в
Бабетту...
     "Да как же это?" - сквозь жар воскликнула про  себя  Глория  и  почти
инстинктивно шагнула в сторону, прикрывая ребенка своим телом.
     Теперь дуло смотрело прямо на нее.
     Движение девушки не укрылось от убийцы, и он чуть не расхохотался при
виде такого наивного героизма. Неужели эта дура  думает,  что  сможет  так
спасти хоть кого-то? Все, все выродки этого города должны быть истреблены!
     Его слепила жажда крови - не меньшая, чем  сводившая  недавно  с  ума
Эрона, но, в отличие от последнего,  полицейский  и  не  собирался  с  ней
бороться. Никогда он еще не имел такого права - уничтожать воплощенное зло
открыто. Разве можно было теперь отказать себе в подобном удовольствии?
     - Она же ребенок! - выдохнула девушка.
     Глория снова находилась между жизнью и смертью, и сердце ее  замерло:
на этот раз - не спастись...
     На лице полицейского возникла насмешливая гримаса.
     Глории казалось, что с того момента, как он  начал  целиться,  прошли
часы, - на самом деле сцена не заняла и нескольких секунд.
     Неожиданно убийца вздрогнул, его лицо выражало теперь боль  и  страх,
рот открылся и послышался отчаянный вопль.
     Глория так и не тронулась с места - она словно вросла в  землю  перед
съежившейся девочкой и лишь одни испуганные глаза жили сейчас на ее  лице.
С убийцей происходило что-то необъяснимое... Вопль стих и изо рта полилась
кровь. Что-то задвигалось под одеждой полицейского в  районе  диафрагмы  -
это пальцы, пронзившие его со спины, пролезали наружу. Полицейский  обмяк,
его  голова  склонилась  набок,  открывая  возникшее  у  него  за   спиной
решительное лицо Рейчел.
     Рейчел выдернула руку из его внутренностей, и тело убийцы рухнуло.
     Несколько секунд она молча смотрела на Глорию  -  лишь  ребра  ходили
ходуном от тяжелого нервного дыхания, потом черты ее лица смягчились.
     - Иди ко мне, - протянула Рейчел руки навстречу дочери, вытирая кровь
о край одежды.
     Бабетта посмотрела на Глорию, затем на  мать  и  бросилась  к  ней  в
объятия.  А  Глория,  вновь  обретшая  способность   двигаться,   смахнула
слезинку: самое худшее для них, похоже, осталось позади.
     Для них...
     Бой, точнее, бессмысленное уничтожение всего и вся, перешел теперь  и
на второй ярус.
     Все новые и новые потоки ночных жителей поднимались наверх в  поисках
спасения - и находили смерть.
     Смерть была всюду:  она  падала  на  головы  вместе  с  камнями,  она
плевалась  автоматным  огнем,  громыхала  гранатными  взрывами,   сверкала
сталью... Она шла и сверху, и  сбоку,  она  срывала  людей  с  мостиков  и
переходов и швыряла их в пропасть, чтобы размазать о камни.
     И не было от нее спасения...
     Вот  другой  полицейский  с  пистолетом  заметил  припавшую  к  земле
барабанщицу - рот ее был испуганно открыт, голые лопатки дрожали.  Женщине
удалось  запрыгнуть  сверху  на  свой  "барабан",  но  и  там  ее   настиг
безжалостный взгляд захватчика.
     - Эй! - окликнул он ее, прицеливаясь. Пуля заставила ее лечь, на  миг
окостенев от боли. А ее убийца уже шел дальше.
     На глаза ему попалась деревянная загородка. Отшвырнув ее, он  заметил
сбившуюся в кучу толпу, состоявшую в основном из детей и женщин.  Случайно
в эту толпу попал и вернувшийся с поверхности Нарцисс.  Теперь  он  стоял,
держа на руках какого-то мальчика, которого собирался прикрыть своим почти
бессмертным телом, когда начнется стрельба. И  все  равно  -  разве  легко
смотреть в глаза смерти, даже если знаешь, что она не последняя?
     - А кто это у нас здесь, а? - иронически спросил полицейский, выбирая
прицелом первую жертву.
     "Что ж... я готов", - подумал Нарцисс,  специально  высовывая  вперед
свою ободранную голову.
     Полицейский, похоже, и так был готов выбрать именно  его  в  качестве
первой жертвы - взгляд пистолета уперся человеку-обезьяне в лоб.
     Сидящий  у  Нарцисса  на  руках  мальчик  негромко  вскрикнул   -   и
человек-обезьяна силой заставил его отвернуться, опуская  ребенка  вниз  и
закрывая маленькое, дрожащее от страха тельце.
     "Ну, стреляй же! - метнул он  в  полицейского  ненавидящий  взгляд  и
приготовился к боли. - Ну?"
     Палец на спусковом крючке дернулся, но пуля ушла в сторону:  на  руке
полицейского повис Эрон.
     Пистолет упал на пол, еще через секунду Бун  обхватил  шею  убийцы  в
форме и швырнул его наземь, сворачивая позвонки.
     Нарцисс мотнул головой навстречу другу и  хотел  сказать  ему  что-то
ободряющее  -  но  губы  уже  шептали  совсем  иные  слова,  обращенные  к
приникшему ребенку:
     - Не бойся... Не бойся...
     И шепот его был сильнее грохота взрывов и выстрелов.



                                    65

     Эйкерман был счастлив.
     Именно так, ни много ни мало. Он не представлял  себе  раньше,  какое
наслаждение можно испытать, перешагивая через скорчившееся под ногами тело
мертвого врага. Уничтоженного врага, жалкого, превращенного в прах...
     Стрелять - такова миссия. Стрелять - таково счастье...
     Эйкерман позволил себе даже  закурить  сигарету  -  настолько  легким
показалось ему поглотившее его занятие. Почему бы и  не  получить  двойное
удовольствие, если имеется такая возможность?
     Патроны его ружья взрывались с ласкающим слух грохотом.
     Вот какая-то неловкая  живая  мишень  застряла  в  конце  коридора  -
Эйкерман прицелился и был просто потрясен, когда чья-то рука толкнула  его
в плечо, сбивая прицел и позволяя жертве метнуться в сторону. Вне себя  от
возмущения - любая неожиданность вызывала у капитана только такую  реакцию
- Эйкерман повернулся.
     То, что он увидел,  потрясло  его  еще  сильней,  чем  факт  чьего-то
вмешательства. Он увидел, кто именно отважился на такую дерзость. Капитана
Эйкермана удивить было нелегко, но Гиббсу это удалось.
     Бывший священник  первое  время  пребывал  в  каком-то  отупении.  Он
бормотал молитвы, постоянно путаясь  в  тексте,  затем  перестал:  похоже,
полицейские прекрасно обходились и  без  его  помощи.  Это  чуть  было  не
успокоило Гиббса, он был рад избавиться от  столь  странных  и  неприятных
обязанностей, но стоило ему оказаться  без  дела,  как  его  глаза  словно
открылись. Гиббс начал видеть и оценивать все происходящее вокруг него.
     А вокруг был ад.
     Забыв  все  когда-либо  существовавшие  законы,  полицейские  убивали
беззащитных людей. При виде детей и женщин Гиббс как-то забыл,  что  перед
ним всего лишь монстры.
     Совсем еще недавно за такие  же  преступления  он  ненавидел  Буна  и
наслаждался настигшим того возмездием. Теперь люди, чьими руками оно  было
совершено, творили преступление в сто  раз  худшее  и  принявшее  поистине
гигантские масштабы. Все это просто не укладывалось у священника в голове.
Винные пары покинули его, оставив наедине с жуткой реальностью.
     Гиббс был шокирован. Гиббс был убит морально. И это с  такими  людьми
он пришел сюда? Это им он помогал? Чудовищно...
     Некоторое время бывший  священник  мог  только  пялиться  кругом,  не
узнавая ни себя, ни  окружавшего  его  места.  Голова  шла  кругом,  мысли
путались,  раздавленные  огромным,  безграничным  стыдом.   Как   мог   он
благословить этих полицейских на массовое убийство? Где  были  его  глаза?
Где разум?
     Наверное, Гиббс сошел бы с ума, но тут что-то внутри подсказало  ему,
что  теперь  он  должен  хоть  как-то  постараться  прекратить  начавшийся
беспредел.
     Двигаясь как во сне, священник поднял с  земли  уроненный  кем-то  из
полицейских пистолет и отправился на поиски  вдохновителя  и  организатора
этой кровавой бойни.
     ...Теперь он и Эйкерман стояли напротив друг друга.
     "И все же я делаю  что-то  не  то!"  -  вдруг  подумалось  Гиббсу,  и
пистолет в руке начал дрожать.
     На  его  счастье,  Эйкерман  растерялся.  Капитан  ожидал  увидеть  в
качестве нападавшего кого угодно,  но  только  не  Гиббса.  Священник  был
жалок, бездарен, но у него было оружие, и капитан просто  не  мог  понять,
что этот дурак от него хочет.
     - Вы должны прекратить это! - облегчил ему поиск ответа Гиббс.  -  Вы
ведь убиваете детей!
     "Ах, вот оно что! - отлегло от сердца  у  капитана.  -  Человеколюбие
заело... Ну конечно же - чего еще можно ожидать от такого слабака! Кретин,
идиот... И рождаются же такие!"
     Он  начал  поворачиваться.  Эйкерман  знал,  что  ничем  не  рискует:
во-первых, у Гиббса духу не хватит выстрелить в упор,  а  во-вторых...  ну
что может этот психопат против настоящего профессионала?
     И в самом деле - Гиббс не  успел  даже  понять,  что  произошло,  как
пистолет вылетел у него из рук, выбитый  точным  ударом  капитана.  Ярость
исказила лицо Эйкермана. Он был готов заставить Гиббса дорого заплатить за
собственный испуг и растерянность. Еще никто не осмеливался так оскорблять
капитана.
     "Он должен умереть", - мелькнула вдруг в его голове мысль.  А  почему
бы и нет? Что значит одна смерть среди тысяч? Ну, не тысяч - сотен,  какая
разница... Чем, в конце концов, это ничтожество лучше остальных? Подумаешь
- станет меньше на земле одним алкоголиком...
     Гиббс по глазам прочел мысли капитана и оцепенел. Он как-то не думал,
что смерть может найти здесь и его самого. Да, он  испытывал  страх  перед
происходящим - но это был страх вообще. Теперь же он сконцентрировался  на
кончике ружья, глядящего Гиббсу прямо в сердце.
     "Мне рано умирать... Я  ведь  даже  не  покаялся...  Я  не  хочу!"  -
беззвучно закричал Гиббс, и волосы зашевелились на его голове.
     Эйкерман усмехнулся. Он взял обмякшего Гиббса за  грудки,  тряхнул  в
воздухе и резко отбросил к  стене  -  целиться  на  расстоянии  было  даже
удобнее.
     - Ну давай, ты, педик! - выдавил он,  выплевывая  сигарету.  Капитану
было просто приятно от того, что он сейчас собственными  руками  прикончит
такое ничтожество, уже сейчас молящее взглядом о пощаде.
     - Нет, не надо! - прошептал побледневшими губами Гиббс.
     Так вот как, оказывается, выглядит смерть...
     Капитан прицелился. Он был очень доволен собой...
     Но что это за человек промелькнул в воздухе? Чья  выброшенная  вперед
для удара нога настигла капитана?
     Гиббс приоткрыл рот от изумления.
     Его спасали -  но  кто!  Убийца  и  выродок  Бун  возник  перед  ним,
выпрямляясь над неподвижным телом капитана. Тот самый Бун, которого  Гиббс
недавно был готов поджарить по кусочкам!
     Все окончательно смешалось в  голове  у  бывшего  священника.  Стражи
порядка - безжалостные и бездушные убийцы. Эрон Бун, признанный  маньяком,
- его спаситель... Мир вверх ногами, Апокалипсис!
     Эрон сверкнул глазами и шагнул к священнику.
     - Ну, вставай! - грубовато приказал он, протягивая руку.
     Глаза Гиббса замерли на его  раскрытой  ладони,  он  затряс  головой,
словно отгоняя видение, - и вдруг протянул руку навстречу.
     Эрон Бун помог Гиббсу встать (он был свидетелем сцены,  разыгравшейся
между бывшим священником и полицейским) и хмуро кивнул в сторону выхода.
     - А теперь - уходи, - сказал он. - Мы здесь не любим священников!



                                    66

     Блики огня отражались на полотняной маске Дейкера  -  это  кто-то  из
полицейских тренировался в стрельбе из  огнемета.  В  какой-то  момент  на
расстоянии выстрела промчалась выскользнувшая из-под земли фигура - мощный
поток пламени сбил ее на ходу и превратил в тут же рухнувший факел.
     "Так их", - уже без злобы, машинально подумал Дейкер.
     Как ни странно, с каждой новой минутой он все сильнее ощущал, что  он
лишний на этом побоище. Приведя сюда  кровожадную  толпу  в  мундирах,  он
незаметно для себя остался не у дел и не знал, как  найти  выход  из  этой
нелепой ситуации.
     Что он мог?
     Стать одним из многих? Обидно. Найти Эрона и сразиться с ним один  на
один? Разве что... Но - слабо. Слишком слабо для личности такого масштаба,
какой считал себя Дейкер.
     Наблюдать за огнеметчиком ему быстро надоело, и он пошел в сторону по
ближайшему  переулку.  Вскоре  впереди   раздались   голоса   полицейских,
заставившие его на некоторое время остановиться.
     Трое стражей порядка, прикончив какого-то  монстра,  решили  устроить
себе передышку и стояли теперь возле полуобвалившейся стены, вытирая пот с
мокрых лбов. Даже  в  нескольких  шагах  хорошо  было  слышно  их  тяжелое
дыхание. Неожиданно один из  них  вскрикнул  и  схватился  за  шею  -  ему
показалось, что его укусил по  меньшей  мере  шершень.  Рука  рванулась  к
вороту и  опустилась,  держа  короткую  острую  иглу,  чем-то  похожую  на
дикобразью.
     - Что это? - ошарашенно пробормотал он.
     Все трое начали оглядываться по сторонам в поисках ответа.
     Улица казалась пустой (Дейкер благоразумно отступил за угол),  но  из
небольшой ниши возле развалин старого дома раздавались какие-то звуки. Как
ни странно, больше всего они походили на  то,  что  издают  порой  слишком
увлекшиеся любовью парочки: сладко и томно вздыхал женский голос.
     Полицейские переглянулись: это уже было что-то  новенькое.  Три  пары
глаз уставились в нишу, где возникло обнаженное женское тело.
     Женщина имела довольно  экзотичный  вид:  сквозь  редкие  колючки  на
голове просвечивала лысина, на пышном теле не было ни клочка ткани -  лишь
иглы остро торчали на спине. Сеси-дикобраз...
     Сеси вильнула бедрами, изогнулась, трепещущими руками  провела  вдоль
тела, акцентируя внимание зрителей на крепких грудях с  твердыми  сосками,
снова выгнулась в непонятном экстазе  и  издала  завлекающий  стон.  Глаза
женщины закатились - можно  было  подумать,  что  она  испытывает  оргазм,
крутясь вот так перед полицейскими. Перед мужчинами.
     Да, они были всего лишь мужчинами - и это заставило  их  на  какой-то
миг забыть обо всем, кроме ее экстатического страстного танца.
     - Ну, знаешь... - зачарованно прошептал один из  них,  шаг  за  шагом
продвигаясь вперед.
     Сеси скользнула по нему умиленным взглядом и отшатнулась вдруг, вновь
скрываясь  за   краем   кирпичной   кладки.   Раздавшийся   оттуда   новый
сладострастный стон заставил полицейского ускорить шаг.
     Он не видел -  не  хотел  видеть  ни  укрывающих  ее  спину  игл,  ни
странного нечеловеческого лица - изгибы бедер, колышущиеся груди стояли  у
него перед глазами. Он сделал еще шаг  и  замер  на  пороге.  Сеси  стояла
теперь спиной к нему,  демонстрируя  округлые  ягодицы...  Неожиданно  она
съежилась, затем снова распрямилась -  и  остальные  полицейские  услышали
крик своего коллеги, разворачивающегося к ним.
     Его лицо было утыкано стальными иглами, глубоко ушедшими  в  щеки,  в
виски и в глаза, начавшие тут же вытекать вместе с кровью.
     Полицейский зашатался и упал.
     Его коллеги бросились к нему, но их накрыл новый залп игл.
     Второй полицейский попытался удрать, но получил в  спину  уже  третью
порцию колючек и отправился вслед за первым на тот свет. Сеси вновь  вышла
- она хохотала над купившимися на ее представление идиотами.
     Расправиться с последним из них ей  и  вовсе  не  составило  никакого
труда...



                                    67

     Стрельба  вызвала  панику.  Теперь  Бун  ничем  не   мог   остановить
бессмысленно мечущихся из стороны в сторону ночных жителей.  Снова  воздух
переполнили отчаянные крики. Усилились обвалы: шагу нельзя  было  ступить,
не глядя вверх, чтобы не угодить - в лучшем случае - под песчаный дождь.
     Лишь одно могло заставить обезумевшую толпу вспомнить о дисциплине.
     Баффамет  -  вот  за  кем  Эрону  следовало  спуститься  вниз.  Пусть
подземный бог скажет свое слово...
     Эрон слабо  представлял  себе,  что  может  сказать  Баффамет  и  как
заставить его говорить, но ему не верилось, что  создатель  Мидиана  может
остаться в стороне. Кроме того, Эрон не имел права пренебрегать  ни  одним
из шансов. Откажет  тело  -  его  надо  будет  заставить  вновь  прийти  в
движение, даже если в нем не останется ни одной целой кости и  мышцы.  Нет
нужных идей - что ж, придется их найти, даже если мозги  от  этого  начнут
вытекать через уши. И невозможное возможно, стоит только этого захотеть...
     Эрон мчался вниз по разорванным мостикам, уворачивался от летящих  на
голову и спину камней, перепрыгивал через ступеньки. Несколько раз  обвалы
настигали его - но он вновь и вновь поднимался, чтобы продолжить свой бег.
     Возле  подножия  Баффамета  сидела  какая-то  фигура  -  Эрон  только
скрипнул зубами, узнав в ней старика Элшбери.
     Вот кто должен был сейчас заботиться о спасении жителей Мидиана -  не
он!
     - Черт побери! - закричал Бун еще издали. - Что ты делаешь внизу?  Ты
ведь нужен своему народу, своим людям...
     Эрон  замолчал,  останавливаясь  перед  человеком,   совсем   недавно
вызывавшим у него огромное уважение.
     Глаза Элшбери были пусты.
     - Они уничтожат Мидиан... - словно сам с собой заговорил старик, и от
этого Эрону стало жутко. - Все наши племена...
     Эрон бросил взгляд в  сторону  Баффамета  -  подземный  бог  поспешил
закрыться от него клубами дыма.
     Итак, разговора не выйдет...
     В  наступившей  на  мгновение  тишине  удивительно   громко   звучало
бульканье светящейся воды.
     - Каким образом?
     - Посмотри сам!
     Эрон проследил за направлением взгляда Элшбери -  старик  смотрел  на
котел. И в самом деле, только сейчас Эрон обратил  внимание,  что  звук  и
цвет были не такими, как обычно. Страх кипел сейчас вместе с ними...
     - И что... сейчас все взорвется? - без всяких объяснений  Эрон  понял
вдруг смысл этого кипения. Или  это  сам  Баффамет  послал  ему  мысленный
сигнал?
     Элшбери кивнул.
     - Такова воля Баффамета...
     Эрон  вздрогнул.  Неужели  старик  говорит  правду?  Что   за   смысл
подземному богу уничтожать прежде времени свое же творение? Дикость...
     Он посмотрел на котел, потом снова на Элшбери...
     Нет, Эрон не  мог  согласиться  с  волей  Баффамета!  Не  мог!!!  Все
протестовало в нем против такой развязки.
     Если Баффамет решил предать своих детей - это его дело. Значит, он не
справился со своим долгом. Значит, он больше не  бог,  как  Элшбери  -  не
правитель с того самого момента, как он отказался от  борьбы.  Значит,  не
они, а кто-то другой должен найти выход.
     Взгляд Эрона заметался в поисках ответа.
     Не может быть, чтобы решения не существовало. Он  должен  его  найти.
Должен!!!  Тысяча  разных  вариантов  крутились  в  его  мозгу  с  бешеной
скоростью.
     -  Нам  нужны  воины!  -  едва  ли  не  выкрикнул  он,  обращаясь   к
ссутулившемуся старику.
     - Мы - не воины... - потонул в бульканье котла старческий голос.
     - А безумцы? Еще одно племя луны?
     Эрон, казалось, и сам был удивлен собственным вопросом.  Встрепенулся
и Элшбери.
     - Это сумасшествие! - захлебываясь, проговорил старик. - С ними потом
не справиться!
     - Все равно,  -  в  глазах  Эрона  блеснула  решимость.  -  Их  нужно
выпустить. Мы же тоже племя луны...  Ты  сам  говорил  это.  А  племена  -
едины...
     И, глядя на него, Элшбери сдался. В конце концов, с ним беседовал  не
просто его подданный - тот человек, о котором пророчество говорило  как  о
возможном преемнике Баффамета.
     Да, его план казался Элшбери безумным -  но  что  он  мог  предложить
взамен? Их все равно ожидала гибель. Но решительность Эрона позволяла хотя
бы сохранить иллюзию  возможного  спасения.  И  после  недолгого  молчания
Элшбери кивнул:
     - Хорошо, я выпущу всех...



                                    68

     Гиббс сходил с ума. И как ни странно,  он  прекрасно  понимал  это  и
давно  жаждал  безумия  как  избавления  от  обрушившегося  на  его  плечи
невыносимого душевного гнета.
     Кто был прав, кто виноват? Почему смешались убийцы и те, кто по  идее
должен был бороться со злом? Почему  переменились  знаки  всех  поступков?
Куда делась его собственная вера?
     Гиббсу казалось, что он забыл  все,  что  знал  прежде,  -  нет,  это
прежние знания сами решили его предать...
     Не разбирая дороги, он брел по пустынным коридорам нижних этажей -  и
ему казалось, что он бредет  внутри  собственной  разросшейся  до  размера
всего мира душе - сухой,  пустой,  растерявшей  своих  обитателей  и  свои
сокровища...
     В какой-то момент ему показалось, что он слышит заблудившиеся в  этом
лабиринте остатки мыслей, - но это были всего лишь  чужие  слова,  невесть
как залетевшие на самое дно подземелья.
     - Ну, каков план? - поинтересовался Черный Рогач.
     - Как всегда, - прогудел в ответ Рыбья Бочка.
     - Ты берешь на себя того, который побольше...
     Рыбья Бочка кивнул, и оба бойца заспешили к выходу,  оставляя  Гиббсу
только шум торопливых шагов.


     ...Они вынырнули из-под земли  одновременно,  очутившись  за  спинами
двух полицейских. Почти тут же Черный молча прыгнул на одного их них, в то
время как  Рыбья  Бочка,  ничуть  не  скрываясь,  предстал  перед  глазами
второго.
     Увидев прямо перед собой монстра, к тому же ведущего себя не в пример
другим храбро, полицейский поднял ружье. Рыбья Бочка приветливо  улыбнулся
ему, отводя дуло в сторону.
     - Ты ведь не хочешь меня убивать? - добродушно поинтересовался он.
     У полицейского отвисла  челюсть:  он  не  знал,  как  реагировать  на
подобное заявление.
     - Почему? - захлопал он глазами. - Назови мне хотя бы  одну  причину,
по которой я не должен тебя убивать!
     Этот вопрос был задан почти механически, но  Рыбья  Бочка  пришел  от
него в восторг.
     - Я назову тебе сразу две причины, почему меня убивать не следует!  -
радостно подхватил он, и  тотчас  две  змеиные  головы  выскочили  из  его
карманов-складок.
     Челюсть полицейского вновь отвисла, на этот раз  основательней.  Змеи
заколыхались у него перед глазами - и их рты раскрылись,  выпуская  вместо
традиционного жала колючки-тройники. В следующую секунду глаз у  полисмена
уже не было - только брюхо Рыбьей Бочки заурчало, когда в него потекли  по
змеиным телам выпитые через глазницы мозги.
     - Что, сделал? - подошел к нему Черный.
     Змеи втянулись в брюхо толстяка, и тот довольно улыбнулся.
     - Ты только посмотри, какой кавардак! - кивнул он головой  в  сторону
мечущихся в пламени людей.


     ...А Гиббс все спускался и спускался вниз.
     "Я нарвался на проклятие, когда благословил их на  убийство  детей  и
женщин... Но разве я знал, что выйдет так? Или я  оступился  тогда,  когда
проклинал Буна и радовался его мучениям? О, Боже... Я  не  понимаю  больше
Тебя! Я не слышу Тебя! Наверное, я согрешил еще тогда,  когда  из  гордыни
захотел называться Твоим слугой и говорить с людьми от Твоего имени... Дай
же мне знать, в чем был мой первый грех!"
     Полуобезумевший священник не заметил, как спустился в зал Баффамета.
     "Вот я и в аду, - продолжал он свой  внутренний  монолог.  -  Сера...
Дым... Только дьявола не хватает... Так что же я сделал не так?  Пил?  Все
пьют... Нет, дело не в этом... Возгордился, впервые застегнув  пластиковый
воротничок? Ну даже если и так... А как бы я выжил по-другому в этом мире?
Я не умею делать карьеру, я ненавижу физический  труд  -  что  я  еще  мог
выбрать для себя? Ты говоришь, что я не имел права, что я тем самым  начал
не ту игру? Со святынями не играют... Это кощунство, да? Я -  богохульник,
потому что назвался пастырем? Может быть... Но я же не имел  выбора...  Не
имел! Мне нужна была защита. Всегда... Да, Боже, я обращался за ней  не  к
Тебе - к верующим людям, к церкви как к организации...  Но  ведь  я  и  не
видел тех людей, которым Ты помог лично... Что это все - недостаток  веры?
Но что она может мне дать? Или я снова грешу, задавая такие  вопросы?  Так
выведи меня отсюда - тогда я поверю... Я - Фома...  Я  -  Томас...  Я  уже
ничего не понимаю. Считай, что я бросаю Тебе  вызов:  я  поверю,  если  Ты
спасешь меня! Ну, я жду!!!"
     Безумными глазами Гиббс обвел окружавший его зал и  вскрикнул:  прямо
на него смотрели горящие круги глаз  Баффамета.  Руки  бывшего  священника
задрожали, пальцы разжались - и Библия выскользнула из них, падая в чан  с
кипящей водой.
     Гиббс затрясся - он лишился  единственного  своего  оружия.  Или  его
лишили - за новую дерзость?
     - О, Боже, - прошептал он и снова увидел светящиеся глаза  подземного
бога.
     Чего добился он? Того, что лишился  последней  поддержки?  Того,  что
всевышний решил отвернуться от него, на этот раз  навсегда?  Теперь  Гиббс
уже готов был раскаяться. Он с тоской посмотрел в сторону котла.
     Библия, целая  и  невредимая,  лежала  в  нескольких  сантиметрах  от
беснующейся поверхности котла. Трепеща, Гиббс потянулся к книге.
     "А ведь он все равно меня  теперь  не  простит...  У  меня  ведь  нет
времени каяться, - подумал, пугаясь  собственной  мысли,  Гиббс.  -  Тогда
зачем я рискую обвариться? Уж не лучше ли мне попросить защиты у..."
     Он не успел закончить. Словно  услышав  его  слова,  котел  пришел  в
движение и светящаяся масса воды обрушилась бывшему  священнику  прямо  на
лицо, заставляя его завопить от боли.
     Когда последние капли стекли на  землю,  возле  перевернутого  сосуда
сидел обычный для Мидиана изуродованный монстр...



                                    69

     Элшбери  спускался  в  ложбинку,  где  помещался  вход  в  клетку   с
безумцами, и тоже спорил с собой о кощунстве и вере.
     До сих пор он верил Баффамету во всем. Подземный бог был неотъемлемой
частью его жизни. И не только его - сама жизнь связывалась в представлении
старика с этим именем.
     Память не бессмертна. Элшбери не мог  вспомнить,  с  чего  начиналась
история Мидиана - теперь почему-то ему стало казаться, что  город  строили
всего лишь как обычное  временное  укрытие.  Старик  никогда  не  старался
вызвать из глубин памяти те времена (зачем тревожить прах  давно  минувших
событий?), но память сама вдруг начала выдавать ему странные, умершие  для
всех факты. Элшбери казалось, что тогда у них не  было  бога.  Был  просто
Баффамет - вождь, один из сильнейших  и  могущественнейших  представителей
ночного племени. Но бог был нужен, и поэтому кто-то должен был  отказаться
от своей жизни и превратиться в такого бога -  существо-энергию,  питающую
силы   подземного   мира.   Значит,    Баффамет    не    был    изначально
сверхъестественным  существом.  Да,  он  сделал  многое  -  и   заслуживал
поклонения, но не был ПРИРОЖДЕННЫМ богом, а потому  мог  ошибаться.  Пусть
редко, пусть - в исключительных случаях. Но - мог. И  значит,  не  так  уж
неукоснительно следовало выполнять все его предписания...
     "Но не выдумал ли я это, -  думал  старик,  доставая  ключ,  цепочкой
прикованный к его телу, - чтобы оправдать свое непослушание? Или я  просто
тоже по-своему забочусь, чтобы спасся хоть кто-то  из  моего  народа,  как
сейчас заботится об этом Бун? Погибнет Мидиан, но останутся  люди  -  и  я
подозреваю,  что  знаю  имя  того,  кто  займет  в  новом  убежище   место
Баффамета... даже если тот верит еще в свое бессмертие.  Эрон  нагуляется,
насытится своей любовью... Его девушка состарится и  умрет  -  но  у  него
останется его долг. И Баффамет в свое  время  погубил  город,  построенный
кем-то третьим до него... Как жаль, что я вспоминаю об этом только сейчас.
Ну что ж, главное, что я вспомнил. И да будет так..."
     Старик посмотрел на служащую ключом шестиконечную звезду,  и  тревога
кольнула его сердце. "Раз я  понял  так  много,  значит,  я  должен  скоро
умереть... Никому не позволено жить с таким  знанием...  И  скорей  всего,
меня разорвут безумцы... Еще до того, как  я  успею  поделиться  тайной  с
кем-либо еще. Жаль, что я не успею все это забыть..."
     И он приложил звезду к двери.
     - Эй, ты, Моисей! - раздался  сзади  чей-то  голос,  и  рука  старика
вздрогнула. Неужели звали его?
     Элшбери обернулся: на другом конце коридора скалил зубы полицейский.
     - Что ждешь?  -  хохотнул  он,  видя,  что  старик  обратил  на  него
внимание. - Посмотри, какой светлячок...
     Маленькая красная точка лазерного прицела быстро скользнула по стене,
задела на секунду глаз Элшбери,  чуть  не  ослепив  его  неожиданно  ярким
светом, и остановилась на лбу.
     - Получай!
     В следующую секунду на том же месте вспыхнула  другая  точка  -  след
пронзившей голову старика пули.
     Элшбери упал, ключ чуть слышно звякнул об попавшийся под руку камень.
Захрипели почуявшие кровь безумцы - но разве могли они  прорваться  сквозь
металлические заслоны?
     Полицейский опустил ружье - до тех пор,  пока  ему  не  попадется  на
глаза следующая живая мишень.
     Она появилась сразу, но  двигалась  слишком  быстро,  чтобы  лазерный
прицел успел найти нужную точку. Огромный скат, движущийся по  воздуху  со
скоростью, которой позавидовал бы любой из его водных собратьев, промчался
под потолком. Лязгнули  усаженные  несколькими  рядами  зубов  челюсти,  и
мертвое тело полицейского скатилось к решетке,  откуда  тотчас  потянулись
перепончатые когтистые лапы...


     Когда Эрон подошел к месту смерти Элшбери,  тело  полицейского  почти
исчезло за решеткой. Голодное рычание слышалось из камеры -  кровь  только
раззадорила скрывающихся за ней чудовищ.
     "Как, Элшбери не выполнил своего обещания?" - удивился Эрон и тут  же
заметил скорчившееся возле двери тело старика.
     Тень жалости шевельнулась у Буна в груди - но  времени  на  настоящее
чувство у него уже не было. Эрон присел возле мертвеца,  нащупал  цепочку,
не  без  труда  отстегнул  ее,  и  грани  шестиугольника  мягко  вошли   в
специальные дверные пазы, приводя в движение внутренний механизм.
     С тяжелым скрипом  дверь  тронулась  с  места.  Эрон  замер,  впервые
разглядывая с такого  малого  расстояния  безумцев  -  едва  ли  не  самое
загадочное и удивительное племя из нашедших себе приют под землей. Природа
в  равных  пропорциях  наделила  их  силой  и  злобностью,   но   обделила
подвижностью - иначе ее создания получились бы слишком страшными.  Безумцы
жили одним - убийством. Не случайно даже их братья по  крови  предпочитали
содержать этих существ за прочнейшими засовами.
     Безумцы ненавидели все человеческое и были почти неуязвимы: они могли
дышать под водой, их панцири выдерживали высочайшую  температуру  и  удары
страшной силы; почти лишенные мозга головы, покрытые круглыми ороговевшими
буграми, также могли не опасаться  сотрясений.  Теперь,  издавая  страшные
звуки, эти бронеходы-амфибии вперевалочку приближались к двери.
     Эрон подпустил их  на  относительно  близкое  расстояние  и  бросился
бежать: ему не слишком-то хотелось почувствовать силу их лап.
     Разгонялись и безумцы  -  их  максимальная  скорость  была  близка  к
скорости быстро шагающего человека.
     На одном дыхании Бун домчался до  конца  коридора  и,  не  дожидаясь,
когда на помощь бронированным монстрам придет и его усталость,  подпрыгнул
вверх, цепляясь за перекладину и подтягиваясь.
     -  Покажите  им,  ребята!  -  крикнул  он,  усаживаясь  поудобнее  на
подвернувшемся выступе стены.
     Безумцы уже почуяли добычу  и  жаждали  как  можно  скорее  оказаться
наверху, чтобы до нее добраться.
     К тому времени на поверхность земли успела выбраться довольно крупная
группа  подземных  жителей  -  но  это  еще  не  означало,  что  им   была
гарантирована свобода. По несчастью, все  они  сосредоточились  в  тупике,
куда теперь подтягивались частично вернувшиеся из подземелья  полицейские.
Здесь же бродил несколько оправившийся и разъяренный после удара Эйкерман.
     По его приказанию несколько полицейских начали  подтягивать  к  месту
скопления  ночного  народа  миниатюрную  ракетную  установку  -   капитану
захотелось проверить боевую готовность и этой штучки.
     Неожиданно земля под ногами начала пучиться. Она не  осыпалась  вниз,
как почти всюду по городу, а наоборот -  пузырилась  и  выпирала  комьями,
словно  подталкиваемая  снизу  какой-то  силой.  Неожиданно   на   вершине
выросшего холма образовалось отверстие и оттуда высунулось нечто  длинное,
отдаленно похожее на человеческую руку в скафандре,  вооруженную  зачем-то
острыми когтями. Появление руки  было  почти  мгновенным:  полицейский  не
успел отскочить в сторону, и страшные когти с силой  вонзились  ему  между
ног  и  высунулись  из  прорванного  живота.  А  рядом  из-под  земли  уже
выбирались широкоплечие тяжелые чудовища.
     Они возникали отовсюду: из дыр в земле, из дверей, выходили прямо  из
стен, обрушивая их себе под ноги, - и  столько  тупой  непреодолимой  силы
было в их неторопливом движении, что любой  нормальный  человек  при  виде
такого зрелища мог бы умереть от страха, - казалось,  сама  неотвратимость
избрала себе на этот раз такой облик.
     Полицейские стреляли -  лишь  мушки  прыгали  в  прицелах  от  частой
отдачи. Визжали женщины. Вопили дети.  Пуля  за  пулей  уходили  в  толпу,
прореживая ее строй...
     Полицейским некогда было оглянуться и увидеть, как  вырастают  за  их
спинами жуткие фантасмагорические фигуры. Вот ближний из  безумцев  легко,
почти нежно прикоснулся к шее одного  из  автоматчиков  -  и  шея  тут  же
хрустнула. Вот треснула в лапах другого неудачно подвернувшаяся  голова...
Третий одним движением подхватил сразу двух  полицейских,  взвесил  их  на
бронированных лапах и отшвырнул, плюща кости об стену...
     Только  сейчас  полицейские  заметили   опасность.   Несколько   пуль
ударилось  в  безумца,  сворачивающего  голову  очередной  жертве,   -   и
отскочили, не причинив никакого вреда. Похоже, он даже не заметил,  что  в
него стреляли.
     Последнее открытие послужило причиной для паники. Роли менялись:  уже
не  беззащитная  толпа  противостояла  союзникам  Эйкермана,  а  настоящие
чудовища,  с  которыми  было  не  так-то  просто  тягаться.  Пули   дробью
колотились в непроницаемые панцири, а безумцы приближались, издавая  время
от времени булькающе-рычащие звуки.
     "Бежать!" - эта мысль пришла в голову почти всем одновременно,  когда
очередной полицейский оказался расплющенным лапами чудовища.
     И они побежали...
     Возле  одного  из   трупов   на   мгновение   возникла   барабанщица,
остановилась, словно что-то вспоминая, и быстро  наклонилась,  слизывая  с
пальцев еще дымящуюся кровь...
     Полицейские  убегали.  Падали  наземь  отброшенные  за  ненадобностью
автоматы и ружья.
     Но кто это возник у разбегающихся стражей порядка на пути?
     -  Стоять!  -  изо  всех  сил  заорал  капитан,   загораживая   своим
подчиненным дорогу, но его огибали на ходу, стремясь поскорее добраться до
оставленных за воротами автомобилей.
     - Стойте! - Эйкерман схватил одного из  полицейских  за  шиворот,  но
получил локтем в бок и чуть не остолбенел от такого явного хамства.  -  Вы
сволочи! Трусы!
     Он вертелся на месте, не представляя себе, чем  еще  можно  задержать
это массовое бегство. Полицейские лезли в машины, не считаясь с  теснотой,
- всем хотелось одного: как можно скорее убраться подальше  от  настигшего
их возмездия.
     Сложно   сказать,   каким   образом   несколько   безумцев   при   их
медлительности оказались посреди машин - вероятно, это  были  те,  кто  не
участвовал в основной схватке, а вылез из-под земли только  что.  Так  или
иначе, они не стали терять времени. По двое чудовища подходили  к  машине,
поднимали ее, раскачивали и швыряли вбок, круша еще уцелевшие автомобили.
     Эйкерман затряс головой. Он был страшен в этот  миг.  Очки  и  сигара
давно затерялись в свалке, потоки  чужой  крови  пятнами  засохли  на  его
щеках. Блуждающий взгляд капитана остановился на базуке.
     Уничтожать... Уничтожать всех - и чудовищ, и предателей, -  вот  чего
хотела сейчас его ошалевшая от происходящего душа.
     Двое безумцев подхватили и начали  поднимать  ближайшую  к  Эйкерману
машину. Пошатываясь от непривычной тяжести, Эйкерман поднял свое оружие  -
но тут когтистые лапы разжались, и снаряд неудачно  врезался  в  шоферское
место. Еще через секунду взрыв накрыл всех. Огненный вихрь  прокатился  по
поляне, круша все на своем пути и вызывая все новые взрывы.  Затем  что-то
тяжелое  опустилось  бравому  капитану  на  голову  -  и  для   него   все
закончилось. Только взбесившееся пламя гудело над тем местом,  где  стояли
когда-то автомобили полицейских...



                                    70

     - Лори? - раздался голос за ее спиной, и Глория  напряглась.  Нет,  с
ней говорил не Дейкер, не кто-то из  полицейских  -  всего  лишь  Горгона.
После всего пережитого она была едва ли  не  рада  увидеть  этого  монстра
живым и невредимым.
     - Я не верил в  пророчества...  -  усмехнулся  Горгона,  рассматривая
девушку так, словно видел ее впервые. - Все кончено!
     Сложно было сказать, чего было в его голосе  больше  -  разочарования
или насмешки.
     - Какие пророчества? - не поняла Глория.
     - Ты хочешь увидеть? - Горгона положил холодную ручищу ей на плечо  и
подтолкнул вперед, указывая второй рукой на стену.
     Глория  присмотрелась:  вдоль  стены  тянулись  чередующиеся,  как  в
комиксе, рисунки.
     На первом какой-то человек с красными волосами наклонился над другим,
одетым в белую футболку - на ее фоне хорошо выделялось алое пятно укуса...
Что-то знакомое привиделось девушке в этом изображении... Дальше шла сцена
гораздо более непонятная и мрачная: вокруг все того же  человека  в  белой
футболке вихрились  стилизованные  языки  пламени.  Остальное  изображение
словно делилось на две части - черную и светлую. На  первой  посреди  огня
вжимались в землю скорчившиеся фигуры, на  второй  -  возносились  к  небу
крылатые белоснежные души...
     Но не это заставило Глорию удивленно поднять брови. Она поняла вдруг,
кого напоминает ей стоящий в центре человек.
     - Это Бун? - удивленно спросила она.
     - Да, это он, - проурчал тихий голос Горгоны. - Все эти годы мы ждали
спасителя, - на лице монстра возникла гримаса боли. - Но он не  спас  нас.
Он нас уничтожил...
     Горгона замолчал.
     "А ведь  это  тоже  спасение",  -  подумала  было  Глория,  глядя  на
поднимающиеся в небо светлые души, но тут же отогнала эту  мысль:  слишком
жестоко прозвучала она посреди окружавшей ее трагедии.
     - А ведь это я сделал его, - с горечью произнес монстр, и  подошедший
к ним Месяц кивком подтвердил правдивость его слов. - Это был мой укус...
     "Так вот что за персонаж на первой картинке", - догадалась Глория.
     - Укус, который означает смерть, - не  зная  даже  зачем,  произнесла
она. - Так это был твой укус, да?
     И все замолчали, поражаясь окружившей их вдруг тишине...


     Враг был разбит, но какой ценой... Эрон не мог без боли  смотреть  на
дымящиеся развалины, которые, казалось, вымерли  целиком.  Искалеченный  и
истерзанный Мидиан умирал - и ничто уже не могло остановить этот  страшный
процесс.
     Неожиданно Эрон заметил какое-то движение.
     Чья-то вытянутая фигура брела по  опустошенному  городу,  перешагивая
через мертвые тела. Знакомая фигура...
     Эрон  сделал  несколько  шагов  навстречу  и  вдруг  замер,   заметив
уродливую полотняную маску.
     Остановился и Дейкер.
     - Ну, вот мы и встретились...
     Оба разом шагнули вперед, намереваясь вцепиться друг в  друга,  и  им
это удалось, но уже на лету -  земля  разверзлась  у  врагов  под  ногами,
затягивая обоих в свое израненное чрево.
     Они  упали  на  мостик,  необъяснимым  чудом  оказавшийся  на   пути.
Наверное, само провидение позаботилось о том, чтобы никто из соперников не
умер раньше времени.
     В руке Дейкера сверкнул  нож,  он  замахнулся,  промазал,  замахнулся
снова, снова промазал... Уворачиваясь, Эрон потерял равновесие и  упал  на
поредевшие доски.  Ослепленный  яростью  маньяк  грохнулся  сверху,  вновь
занося оружие для удара. Рука Эрона успела перехватить запястье Дейкера  -
но тут мостик прорвался под ними и они снова полетели вниз. Удар  о  новые
доски пришлось принять Буну. От неожиданной боли он чуть было  не  ослабил
захват, но тут же вцепился в руки врага с новой силой. Рывок, еще один - и
ему удалось перебросить Дейкера через себя и вскочить на ноги. И снова они
встали друг перед другом, лицом к лицу, глаза в глаза...
     Взмах ножа - удар ногой, кулаком... Затрепетала  в  воздухе  случайно
перерубленная  веревка  перил...   Другая   лопнула,   соприкоснувшись   с
лезвием...
     Эрон отступал. Он отходил назад, стараясь как можно скорее  добраться
до твердой почвы.
     Мост рухнул прямо над ящиком с  опилками,  и  почти  сразу  же  Эрону
удалось нанести противнику несколько чувствительных ударов.  Отлетевшее  в
сторону тело Дейкера глухо ударилось оземь.
     "Неужели все?" - удивился Эрон, наблюдая, не зашевелится ли снова его
враг, - но Дейкер был неподвижен.
     "А чего ты хотел? Убить человека - ведь это так просто..."  -  сказал
себе  Эрон  и  отвернулся,  вновь  обращая  лицо  к  залитой  паром   яме.
Действительно, какой мизерной  кажется  отдельная  смерть  в  сравнении  с
гибелью целого города...
     Что-то сжалось вдруг в груди Буна, как могло сжаться  только  сердце.
Неужели и оно было способно воскреснуть? Нет, это заменившие его  тоска  и
боль об утраченной мечте...
     Пошатываясь, Эрон побрел прочь. Глядеть на мертвого  Дейкера  ему  не
хотелось.
     В этот момент сумасшедший  пошевелился.  Его  глаза  открылись  -  он
увидел удаляющуюся спину заклятого врага. Дейкер сел. Неужели он  позволит
Буну уйти?
     Нож взвился в воздух и, пролетев несколько метров, с силой  воткнулся
в спину Эрона, проходя сквозь ребра и высовываясь из груди.
     Хохот, похожий на рычание, вырвался у Дейкера из легких. Он  победил!
Победил!!!
     Гордый собой, маньяк встал, широко расправив плечи.  Да,  он  неплохо
поработал - теперь можно и насладиться зрелищем дымящихся  руин,  а  потом
еще побродить, ища случайно уцелевших. Последнее  казалось  Дейкеру  уж  и
вовсе легкой задачей. Дейкер пьяно усмехнулся и тронулся  с  места  -  тем
более, что ему  показалось,  будто  в  тумане  бредет  навстречу  какая-то
фигура. "Неужели Глория? Вот так встреча!" - обрадовался он  вдруг,  узнав
девушку.
     Что ж, все было правильно. Дейкер не сомневался,  что  заслужил  себе
такую награду: теперь, когда Эрон не сможет ему помешать...
     - Ну, крошка...
     Неожиданный рывок заставил его развернуться: перед ним стоял  Эрон  с
искаженным от злости лицом. Сорванная маска отлетела в сторону, еще  через
секунду на голову Дейкера опустился подвернувшийся под руку Буну  череп  и
было в этом черепе, используемом в добрых целях, что-то символическое...
     Дейкер отлетел в сторону.
     "Как, этот мерзавец еще  жив?"  -  поразился  он  и,  недолго  думая,
вцепился в первую попавшуюся палку. Он не  собирался  сдаваться  -  только
смерть одного из соперников могла положить конец  схватке,  но  смерть  не
спешила пока появляться на поле боя.
     "Нет, так долго продолжаться не может", - подумал Эрон. Через секунду
он, подпрыгивая и спасая ноги  от  ударов,  приблизился  к  Дейкеру  почти
вплотную.
     Глории, наблюдавшей  за  этой  сценой  со  стороны,  показалось,  что
противники вдруг обнялись. Но почему же тогда так странно дернулся Дейкер?
Почему повисла его голова?
     Эрон оттолкнул от себя мертвое тело  -  это  удалось  ему  отнюдь  не
безболезненно: торчащий в груди нож, освобождаясь от второй своей  жертвы,
сдвинулся внутри  раны,  заставив  Эрона  заскрипеть  зубами.  Он  не  мог
дотянуться до рукояти ножа - и сам решил стать на миг его рукояткой...
     - Мой прощальный  танец...  -  несколько  запоздало  пробормотал  он,
наблюдая, как тает в клубах дыма летящее в пропасть тело Дейкера.
     - Бун! О Боже мой! - услышал он голос Глории. Девушка подошла ближе и
только сейчас заметила пронзившее его насквозь оружие.
     - Дейкер мертв, - хрипло сообщил он  и  покачнулся  от  усиливающейся
боли. - Вытащи...
     Эрону казалось, что на хотя бы еще одно  слово  сил  у  него  уже  не
хватит. Он с трудом заставил себя развернуться, подставляя Глории торчащую
в спине рукоятку.
     Глория чуть не вскрикнула - напрасно она уверяла себя, что уже  почти
привыкла к подобным сценам. Эрон... его спина, покрытая засохшими потеками
крови... нож...
     "Так надо", - напомнила она себе, берясь за рукоятку и  зажмуриваясь.
Лезвие поддавалось с трудом - но все же сдвинулось с места. Глория  только
сильнее закусила губу, когда раздался дикий крик Эрона -  у  того  уже  не
осталось сил терпеть молча.
     - Все? - выдохнула  она,  еще  не  открывая  глаз,  и  холодная  рука
погладила ее щеку.
     Эрон стоял перед ней и грустно улыбался. Он хотел сказать ей  что-то,
поблагодарить, подбодрить - но не мог. Только пальцы  его,  нежно  касаясь
лица подруги, передавали ей сотую часть того, о чем он сейчас молчал.
     - Ну все, теперь я должен идти, - сказал  Бун,  показывая  в  сторону
пропасти. - Меня ждет Баффамет...
     - Нет! - судорога перекосила лицо Глории. - Не ходи!
     Ее пугала сама мысль о том, что ей придется хоть на миг расстаться  с
Эроном теперь.
     - Я должен, - холодно и твердо прозвучал его голос. - Я же отвечаю за
все... и всех.



                                    71

     И короток был его долгий путь...
     Приближаясь к подножию  Баффамета,  Эрон  заметил  где-то  в  стороне
замершую Рейчел и отвел глаза: сейчас  в  мире  должны  были  существовать
только двое - он и Баффамет. Так было надо...
     Зеленые  звезды  глаз  загорелись,  встречая  его.  Несколько  молний
сверкнуло вокруг каменной фигуры - и Эрону подумалось  вдруг,  что  раньше
камня в Баффамете было меньше - еще какая-то часть  тела  подземного  бога
умерла,  подарив  своим  подданным  часть  своей  энергии.  И  еще   Эрону
вспомнились статуи наверху. Как знать, может, и они в свое  время  так  же
отдали свои жизненные силы другим - но уже без остатка.
     И все же Баффамет еще жил; мало того, Эрон впервые  увидел,  как  тот
движется - со скрипом, тяжело...  Баффамет  звал  его  подойти,  вытягивая
вперед руки. И Эрон подошел.
     Человек и бог обнялись. Некоторое время  сверкание  молний  одинаково
укутывало их, но  вот  руки  Баффамета  разжались  (снова  погас  какой-то
светлый участок на его теле), а Эрон, наоборот, ощутил новый прилив сил.
     И Баффамет заговорил.  Вслух  -  едва  ли  не  впервые  с  сотворения
Мидиана.
     - Ты уничтожил наше убежище, - вместе с  молниями  исторгался  гулкий
голос. - Это было неизбежно... Никакой дом не может стоять  вечно.  Теперь
ты должен вновь построить то, что уничтожил, -  и  звучали  эти  слова  не
просьбой, не приказом - бог говорил свой приговор. - И  ты  должен  будешь
найти меня, исцелить и спасти от моих врагов. Ты больше не Бун - ты Кабал.
     И он замолчал, только молнии тихо трещали, озаряя молочно-белый туман
вокруг статуи подземного бога... Уже - статуи...
     Эрон наклонил голову, отдавая  умирающему  Баффамету  свой  последний
поклон, но вдруг статуя вновь ожила.
     - Спаси меня от моих врагов! - зашевелились ее губы. - Спаси меня  от
врагов!
     И это был голос уже не бога - страдающего и  несчастного  существа...
Свет вокруг Баффамета усилился, молнии  замигали  чаще  -  и  Эрону  стало
больно смотреть в ту сторону. Отвернулась и Рейчел...
     Когда сияние ослабло и рассеялось, на месте Баффамета уже  никого  не
было - только булькал котел да разогретые  докрасна  камни  шевелились  от
жара у его подножия.
     Эрон отвернулся - и увидел  в  нескольких  шагах  от  себя  притихшую
Глорию. Тотчас вернулся и шум - загрохотали новые обвалы, забурлил готовый
взорваться кипяток...
     И двое, обнявшись и слившись в одно целое, со всех ног  помчались  по
пандусу вверх. А за их спиной взмахнула руками, как крыльями, и  поднялась
в воздух еще одна женская фигура...
     Мидиан задрожал. Затряслись, рассыпая во все стороны каменные брызги,
стены. Посыпались остатки мостиков. Подходил последний час...
     Среди все усиливающегося  грохота  обвалов  в  нижнем  зале  возникла
пошатывающаяся полуслепая фигура с лысым черепом и  обгорелой  одеждой,  в
которой с трудом можно было признать одежду священника.
     Какая-то фигура, отдаленно похожая на распятие, возникла перед ним.
     "Я что-то должен сделать... - тупо подумал Гиббс. - Но что? Я  ничего
не помню... я ничего не понимаю..."
     Глаза  бывшего  священника  застилала  пелена,  затем  из  нее  вновь
вынырнула раскинувшая руки фигура.
     "Я - Томас... Фома... и  вложил  руки  в  раны  его",  -  закрутились
бессвязные мысли.
     - Я видел их бога, учитель... - рассеянно пробормотал он,  прикасаясь
к теплой еще плоти, - и рука его провалилась внутрь, сквозь глубокую  рану
в животе висящего перед ним трупа. - Он обжег меня... я хочу сжечь его  за
это...
     И он замолчал, поняв, что уже не осознает, что говорит.
     Что-то липкое обволокло его пальцы - он выдернул их.
     "Неужели я снова обознался? - поморщился Гиббс. - Почему я все  время
принимаю за святое непонятно  что?  Почему  все  мы  -  люди  -  постоянно
ошибаемся?"
     И он отпрянул назад. Его движение  заставило  сдвинуться  с  места  и
мертвое тело - жуткая полотняная маска мелькнула у Гиббса  перед  глазами,
заставляя отлететь на несколько шагов, грохнуться на колени и закричать. И
прежде чем потолок рухнул, под ним зазвучало  отчаянное  и  потерявшее  (а
может, приобретшее в самый последний момент) смысл:
     - Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!
     Взрывная волна накрыла бросившихся на землю Эрона  и  Глорию  уже  за
пределами Мидиана.
     Начиналось утро...



                                    72

     Они встретились той же ночью в сарае. Нет, не той же,  а  ночью,  что
пришла после долгого и полного тревоги дня.
     "Как  мало  нас   осталось",   -   подумал   Эрон,   обводя   глазами
присутствующих, но заметил вдруг, как неожиданно светлы  лица  вырвавшихся
на свободу людей, и второй его мыслью было: "Но все же мы есть...  Значит,
есть и будущее..."
     Теперь предстояло прощание - Эрон должен был приступить к  выполнению
своего долга.
     - Пока, дружище! - обнялся с ним Нарцисс  и  скорчил  потешную  рожу,
чтобы скрыть подступившие к глазам слезы.
     Эрон их не скрывал - он только не позволил им  выбраться  за  пределы
ставших вдруг очень блестящими глаз.
     - Где я найду тебя, когда ты мне понадобишься?
     - Ты найдешь меня, - коротко ответил Нарцисс и состроил новую рожу. -
И я тебе понадоблюсь... Ты раньше никогда не дотрагивался до легенды?
     И он захохотал.
     Эрон горько улыбнулся. Глаза щипало все сильней. В последний  раз  он
обвел взглядом знакомые и родные лица подземных братьев и сестер: Горгоны,
Рейчел, Черного Рогача,  Месяца,  Головы-Сердца,  Бабетты,  Рыбьей  Бочки,
других, с которыми он так и не успел познакомиться поближе...
     "Прощайте... - сказал он без слов.
 - Нет, до свидания!" И ему еще долго махали вслед, пока Эрон шел 
 по  опустевшему  полю  в сторону дороги.
     В сторону нового пути... 




Полезные ссылки:


 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси

 Либмонстр - читай и публикуй!

 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)