Ги Де Мопассан

Возвращение

     Низкая волна монотонно стучит о берег. В бескрайном голубом небе быстро, как птицы, мчатся белые облачка, уносимые свежим ветром, а в затишье сбегающей к океану долины греется на солнце небольшая деревня.

     У самой околицы, на отшибе, рядом с дорогой, - жилье Мартен-Левеков. Это глинобитная рыбацкая лачуга под соломенной крышей с пучком синих ирисов на коньке. У дверей - квадратный огородик размером в ладонь: лук, несколько кочнов капусты, петрушка, кервель. Огород отделен от дороги плетнем.

     Хозяин - в море, на промысле; жена перед домом чинит большую бурую сеть, растянутую по стене, как огромная паутина. У калитки на хромом соломенном стуле, припертом спинкой к плетню, девчонка лет четырнадцати латает белье, штопанное-перештопанное белье бедняков. Другая, годом моложе, баюкает грудного младенца, бессловесного еще несмышленыша; двое малышей - старшему три, младшему на год меньше, - усевшись нос к носу прямо на землю, неловкими ручонками роются в песке и пригоршнями швыряют его в лицо друг Другу.

     Все молчат. Только последыш, которого укачивают, без умолку хнычет пискливым слабеньким голоском. На окошке дремлет кот; вдоль фасада нарядным бордюром белеют распустившиеся левкои, а над ними гудит туча мошкары.

     Неожиданно та из девочек, что шьет у калитки, подает голос:

     - Ма-ам!

     Мать откликается:

     - Чего тебе?

     - Опять он здесь.

     С самого утра на душе у них неспокойно: вокруг дома бродит какой-то старик, похоже, нищий. Они приметили его, еще когда провожали отца на баркас и помогали ему грузиться. Незнакомец сидел на краю придорожной канавы, против их двери. Возвращаясь с берега, они застали его на том же месте: он по-прежнему глазел на дом.

     Вид у него был жалкий, больной. Он просидел, не шелохнувшись, больше часу; потом сообразил, что внушает подозрения, встал и пошел прочь, припадая на одну ногу.

     Вскоре, однако, семейство увидело, что он все той же медленной усталой походкой направляется обратно; он опять сел - правда, немного дальше, - словно для того, чтобы наблюдать за ними.

     Мать и дочки струхнули. Особенно заволновалась мать: женщина она была робкая, а хозяина, Левека, ждали домой не раньше, чем к вечеру.

     Муж ее носил фамилию Левек, сама она - Мартен, вот их и окрестили Мартен-Левеками. А случилось это потому, что первым браком она была за матросом Мартеном, каждую весну уходившим к Ньюфаундленду промышлять треску.

     За два года замужества она родила ему дочку и снова оказалась на седьмом месяце, когда исчезло судно, на котором плавал ее Мартен, - трехмачтовый барк “Две сестры” из Дьеппа.

     Известий о барке не поступало, никто из команды не вернулся, и все сочли, что корабль погиб вместе с людьми и грузом.

     Тетка Мартен, с превеликим трудом поднимая двух дочек, прождала мужа десять лет; женщиной она слыла доброй, работящей, и, в конце концов, к ней посватался местный рыбак Левек, вдовец с маленьким сыном. Они поженились, и за три года она родила ему еще двоих.

     Жили они трудно, работали много. В доме дорожили каждым куском хлеба, мясо было редкостью. Зимой, в непогожие месяцы, им даже случалось должать булочнику. Тем не менее дети росли здоровыми. В деревне говорили:

     - Хорошие люди эти Мартен-Левеки. Тетку Мартен работой не испугаешь, да и Левек на промысле всегда первый.

***

     Девочка, сидевшая у плетня, опять подала голос:

     - Он вроде как нас знает. Это, наверно, нищий из Эпревиля или Озбоска.

     Но тут мать не могла ошибиться. Нет, нет, он нездешний, это уж точно.

     Незнакомец словно прирос к месту, не спуская глаз с дома Мартен-Левеков, и это наконец взбесило хозяйку. Страх придал ей храбрости, она схватила лопату и вышла за калитку.

     - Вы чего тут делаете? - окликнула она бродягу. Тот хрипло ответил:

     - Сижу в холодке, и только. Чем я вам помешал? Она не отставала:

     - Вы, вроде, шпионить сюда пришли? Он возразил:

     - А кому какой от меня вред? У дороги нельзя посидеть, что ли?

     Она не нашлась, что сказать, и вернулась к себе.

     День тянулся нескончаемо. К полудню незнакомец исчез. Около пяти он опять прошел мимо. Вечером его не видели.

     Левек вернулся уже затемно. Ему все рассказали. Он махнул рукой.

     - Или вынюхивать чего-нибудь приходил, или просто дурной человек.

     И беззаботно лег спать, а хозяйка еще долго думала о бродяге: он так странно смотрел на нее.

     На рассвете заштормило, и рыбак, убедившись, что в море не выйдешь, взялся помогать жене чинить сети.

     Часов в девять старшая из девочек, дочь Мартена, ходившая за хлебом, в испуге влетела домой и закричала:

     - Ма-ам, он опять здесь!

     Мать, побледнев от волнения, сказала мужу:

     - Поди потолкуй с ним, Левек. Пусть кончит подглядывать - у меня от этого все внутри переворачивается.

     Левек, рослый малый с лицом кирпичного цвета, густой рыжей бородой, голубыми глазами, словно проколотыми черной точкой зрачка, и мощной шеей, вечно обмотанной шарфом - в море ветер и дождь не редкость, - невозмутимо распахнул калитку и направился к незнакомцу.

     Они заговорили.

     Мать и дети, тревожно вздрагивая, издали следили за ними.

     Неожиданно незнакомец встал и вместе с Левеком двинулся к дому.

     Тетка Мартен с перепугу попятилась. Левек распорядился:

     - Принеси-ка ему кусок хлеба да кружку сидра. Он третий день не евши.

     Мужчины вошли в дом, жена и дети - за ними. Бродяга сел и принялся за еду, потупившись под устремленными на него взглядами.

     Мать, стоя посреди лачуги, не отрывала от него глаз; обе старшие девочки, дочки Мартена, одна с последышем на руках, прислонились к притолокам и с жадным любопытством всматривались в чужака; два малыша, которые устроились на остывшей золе очага, - и те бросили играть с закопченным котелком, словно их тоже заинтересовал новый человек.

     Левек, пододвинув себе стул, спросил:

     - Значит, вы издалека?

     - Из Сета.

     - Неужто все пешком?

     - Да. Пойдешь и пешком, коли денег нет.

     - И куда ж вы идете?

     - Шел сюда.

     - У вас тут есть кто?

     - Может, и есть.

     Они замолчали. Как ни голоден был пришелец, ел он не спеша: откусит хлеба, запьет сидром. Лицо у него было увядшее, худое, все в морщинах - натерпелся он, должно быть, немало.

     Вдруг Левек спросил:

     - Зовут-то вас как?

     Незнакомец, не поднимая головы, буркнул:

     - Мартеном.

     Мать почувствовала какую-то странную дрожь. Она шагнула вперед, словно пытаясь получше рассмотреть бродягу, и, опустив руки, замерла с раскрытым ртом. Все молчали. Наконец Левек спросил:

     - Вы здешний?

     - Здешний, - подтвердил тот.

     Теперь он тоже поднял голову, глаза его встретились с глазами женщины, остановились, застыли, как будто взгляды их зацепились друг за друга.

     Внезапно она проговорила низким, дрогнувшим, изменившимся голосом:

     - Это ты, муженек?

     Он медленно вымолвил:

     - Да, я.

     И все так же не двигаясь с места, вновь принялся жевать.

     Левек, скорее удивленный, чем взволнованный, переспросил:

     - Это ты. Мартен?

     Тот просто повторил:

     - Да, я.

     Второй муж полюбопытствовал:

     - Откуда ж тебя принесло? Первый рассказал:

     - С берегов Африки. Мы сели на мель и затонули. Спаслись всего трое - Пикар, Ватинель и я. Потом нас поймали дикари, продержали у себя двенадцать лет. Пикар с Ватинелем померли. Меня подобрал один путешественник, англичанин, довез до Сета. Вот я и пришел.

     Тетка Мартен заплакала и уткнулась носом в передник.

     Левек пробормотал:

     - Как же теперь быть?

     Мартен спросил:

     - Ты ее муж?

     Левек подтвердил:

     - Да, муж.

     Они посмотрели друг на друга и замолчали. Потом Мартен обвел глазами окруживших его детей и указал головой на девочек:

     - Мои?

     - Твои, - отозвался Левек.

     Мартен не встал, не обнял их, только изумился:

     - Господи, до чего ж большие! Левек повторил:

     - Как нам теперь быть?

     Мартен задумался: он тоже стал в тупик. Наконец решился:

     - Как скажешь, так и будет. Я на тебя зла не держу. Только вот с домом загвоздка. Ребят у меня двое, а у тебя трое - каждому свои. Мать - то ли тебе, то ли мне, твое дело. Тут я не перечу. А уж дом - мой: мне его отец оставил, я в нем родился, и бумаги у нотариуса есть.

     Тетка Мартен, негромко всхлипывая, прятала лицо в синий холщовый передник. Старшие девочки прижались друг к дружке, беспокойно поглядывая на отца.

     Мартен доел хлеб. Теперь и он спросил:

     - Так как же будем? Левека осенило:

     - Пошли к кюре - пусть рассудит. Мартен встал, шагнул в сторону жены, и вдруг она, рыдая, бросилась ему на грудь.

     - Ты вернулся, муженек! Бедный мой Мартен, ты вернулся!

     Она обхватила его руками, словно ее нежданно овеяло дыханием прошлого, и воспоминание, всколыхнув ей душу, воскресило их молодость и первые объятия.

     Мартен, тоже растроганный, стал целовать ее в чепец. Услышав плач матери, оба малыша, сидевшие на очаге, дружно ударились в рев, а последыш пронзительно, как испорченная дудка, запищал на руках у младшей дочки Мартена.

     Левек ждал у двери.

     - Пошли, - позвал он. - Надо разобраться. Мартен отпустил жену, и та, заметив, что он глядит на дочерей, прикрикнула:

     - Поцелуйте отца-то!

     Девочки подошли одновременно, не проронив ни слезинки, недоумевая и малость побаиваясь. Он звонко, по-крестьянски чмокнул одну за другой в обе щеки. Последыш, видя, что к нему приближается чужой, зашелся в таком истошном плаче, что у него едва не сделались судороги.

     Мужчины вышли.

     Проходя мимо кабачка “Для торговцев”, Левек предложил:

     - Пропустим по стопочке?

     - Я не против, - согласился Мартен.

     Они вошли в пустое еще помещение и уселись.

     Левек крикнул:

     - Эй, Шико, две стопки водки да покрепче! Мартен вернулся Понимаешь, Мартен, первый муж моей жены. Тот самый, с “Двух сестер”, что пропал без вести. Пузатый, краснорожий, заплывший жиром кабатчик принес в одной руке три стопки, в другой бутыль и, как ни в чем не бывало, спросил:

     - Ишь ты! Значит, вернулся, Мартен? Мартен ответил:

     - Значит, вернулся.