Ги Де МопассанПроклятый хлеб
Анри Бренну
Глава 1
У папаши Тайля было три
дочери: старшая, Анна, - о ней в семье старались не говорить; средняя, теперь
уже восемнадцатилетняя Роза, и младшая, Клер, еще девчонка, для которой только
что началась пятнадцатая весна.
Папаша Тайль, вдовец,
работал старшим механиком на пуговичной фабрике Лебрюмана.
Человек достойный, всеми
уважаемый, честный, непьющий, словом, образцовый труженик, он жил в Гавре, на
Ангулемской улице.
Когда Анна упорхнула, как
говорится, из дому, старик пришел в неистовство: грозился даже убить
молокососа-соблазнителя, старшего приказчика в крупном магазине мод. Затем
пошли слухи, что малышка остепенилась, бросила случайные связи, живет с пожилым
человеком, членом коммерческого суда Дюбуа, вкладывает свои сбережения в
государственные бумаги, и отец поуспокоился.
Он стал даже проявлять к ней
интерес - расспрашивал прежних подруг, навещавших ее, как она живет, и когда
ему рассказывали, что она обставилась, что у нее куча цветных ваз на каминах,
картины на стенах, повсюду ковры и часы с позолотой, по губам его скользила
довольная улыбка. Сам-то он за тридцать лет работы еле скопил жалких пять-шесть
тысяч франков! В конце концов девочка не так уж глупа!
Однажды в полдень к нему
явился молодой Тушар, сынок бочара, жившего в конце их улицы, и попросил руки
Розы, второй дочери Тайля. У старика екнуло сердце. С дочерьми ему определенно
везет: Тушары люди состоятельные, с положением.
Ударили по рукам и свадьбу
решили справить как следует - в Сент-Адресе, в ресторане мамаши Жюза. Правда,
это будет стоить уйму денег, ну да бог с ними - такое событие бывает раз в
жизни.
Но как-то утром, когда
старик пришел домой завтракать и садился с обеими дочерьми за стол, дверь
распахнулась, и появилась Анна. Шикарный туалет, кольца, шляпа с пером -
загляденье да и только! Отец ахнуть не успел, как она повисла у него на шее;
затем со слезами бросилась в объятия сестер; затем, утирая слезы, села за стол
и потребовала тарелку: ей хочется поесть в кругу семьи. Теперь прослезился и
папаша Тайль, несколько раз повторив: “Очень хорошо, девочка, очень хорошо!”
Тут Анна сразу перешла к делу. Она не допустит, чтобы свадьбу -Розы справляли в
Сент-Адресе, нет уж, извините! Свадьбу справят у нее, Анны, и отцу не придется
ничего выкладывать. Она уже все обдумала, обсудила, устроила, словом, все берет
на себя.
Старик опять одобрил: “Очень
хорошо, девочка, очень хорошо!” Но потом засомневался. Вдруг Тушары не
согласятся? Роза, невеста, удивилась:
- Не согласятся? С какой
стати? Предоставь это мне: я сама поговорю с Филиппом.
Она действительно в тот же
день поговорила с женихом, и тот ответил, что вполне согласен. Тушары-родители
тоже пришли в восторг при мысли о хорошем обеде, на который не придется
раскошеливаться. Они твердили:
- Все будет в наилучшем виде
- это уж точно. У господина Дюбуа денег куры не клюют.
Они только выговорили себе
право пригласить свою приятельницу Флоранс, кухарку жильцов, занимавших
бельэтаж. Анна тут же согласилась.
Свадьбу назначили на
последний вторник месяца.
Глава 2
После церемонии в мэрии и
венчания в церкви кортеж направился к дому Анны. Со своей стороны, Таили
пригласили их старую тетку Ламондуа и пожилого родственника Совтанена, любителя
порассуждать о высоких материях, человека церемонного и чопорного, - от него
ожидали наследства.
Совтанен шел в паре с Анной.
Так устроили намеренно: тот и другая были самыми значительными и почетными
персонами во всей компании.
У подъезда Анна оставила
кавалера и побежала вперед, пояснив:
- Я покажу дорогу.
Она взлетела по лестнице, и
вереница гостей медленно потянулась за нею.
Девушка распахнула дверь
квартиры, посторонилась и пропустила приглашенных, которые следовали мимо нее,
тараща глаза, вертя головой и дивясь невиданной роскоши.
Стол был накрыт в гостиной -
столовую сочли слишком тесной. В лучах солнца, врывавшихся в окно, сверкали
графины, доверху налитые вином, - посуду взяли напрокат в соседнем ресторане.
Дамы пошли в спальню снимать
шали и шляпы, а Тушар-отец, остановившись на пороге, шутливо указывал мужчинам
глазами на широкую, низкую кровать и одобрительно подмигивал. Папаша Тайль,
державшийся подчеркнуто достойно, с тайной гордостью рассматривал богатую
обстановку и, не выпуская из рук шляпы, расхаживал по комнатам, как пономарь по
церкви, примечая и запоминая каждый предмет.
Анна носилась взад и вперед,
отдавала распоряжения, поторапливала с обедом.
Наконец она встала в дверях
столовой, откуда была вынесена вся мебель, и объявила:
- Попрошу на минутку сюда.
Гости всей дюжиной
устремились на зов и увидели столик, на котором венчиком выстроилось двенадцать
рюмок с мадерой.
Роза с мужем, держа друг друга за талию, уже
целовались по углам. Совтанен не спускал с Анны глаз, явно возбужденный
надеждами и пылом, которые неизменно просыпаются в мужчине, даже если он стар
или уродлив, подле женщин легкого поведения, как будто те в силу своего
ремесла, по профессиональному долгу обязаны хоть в какой-то степени
принадлежать каждому самцу.
Затем сели за стол, и
начался обед. Родители расположились на одном краю, молодежь - на другом.
Справа распоряжалась г-жа Тушар-мать, слева - новобрачная. Анна присматривала
за всем и вся, следя, чтобы в бокалах не обнажалось дно, а тарелки не пустели.
Гости, однако, чувствовали себя скованными: богатая квартира и пышная
сервировка вселяли в них почтительность, смущение, даже робость. Ели много, ели
вкусно, но никто не веселился, как принято на свадьбе. Обстановка была слишком
изысканной, и это стесняло. Г-жа Тушар-мать, любительница посмеяться, изо всех
сил старалась расшевелить собравшихся и, когда подали десерт, крикнула:
- Эй, Филипп, спой-ка нам!
Сын ее слыл у себя на улице
обладателем одного из лучших голосов во всем Гавре.
Новобрачный не заставил себя
просить. Он с вежливой улыбкой поднялся, галантно повернулся лицом к свояченице
и на мгновение задумался, выбирая что-нибудь подобающее случаю - такое же
пристойное, серьезное, торжественное, как сам обед.
Анна с довольным видом
откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. Все изобразили на лице
внимание и слегка заулыбались.
Певец объявил:
- “Проклятый хлеб”.
Затем, согнув кренделем
правую руку, отчего сюртук вздыбился у него на шее, начал:
Благословен тот хлеб, что у земли скупой
Победно вырвали мы, не жалея пота;
Тот трудовой наш хлеб, что с легкою душой
Приносит человек семье после работы.
Но есть проклятый хлеб, который ад растит,
Чтоб нас им соблазнить и развратить
глубоко. (Бис.)
Не трогайте его - он яд в себе таит
О дети милые, не ешьте хлеб порока! (Бис.)
Стол взорвался
аплодисментами. Тушар-отец возгласил: “Эх, здорово!” Гостья-кухарка с умилением
воззрилась на горбушку, которую вертела в руках. Совтанен одобрительно бросил:
“Превосходно!” Тетушка Ламондуа утирала слезы салфеткой.
Новобрачный возвестил:
- Второй куплет!
И с нарастающим увлечением
затянул:
Уважим бедняка, что, болен, сед, несмел,
Стыдливо молит нас смягчить его страданья,
Но гневно заклеймим того, кто труд
презрел,
Кто молод и здоров, а просит подаянья.
Кто нищенством грешит из лености, тот - вор!
Он грабит стариков, что труд сломил до
срока. (Бис.)
Ему, кто праздностью стяжает хлеб, -
позор!
О дети милые, не ешьте хлеб порока! (Бис.)
Все хором подхватили припев;
его проревели даже оба стоявших у стены лакея. Женщины, визгливо фальшивя,
сбивали с тона басивших мужчин.
Тетка и новобрачная рыдали
во всю мочь. Папаша Тайль сморкался шумно, как тромбон, а Тушар-отец пришел в
такой раж, что схватил целый хлеб и стал дирижировать им над серединой стола.
Кухарка орошала слезами горбушку, с которой никак не могла расстаться.
В общее волнение вплел свой
голос и Совтанен:
- Вот это здравые мысли, а
не разные пошлые шуточки!
Анна тоже расчувствовалась и
посылала сестре воздушные поцелуи, дружески кивая ей на мужа и словно
поздравляя ее.
Молодой человек, опьяненный
успехом, продолжал:
Красавица-швея на чердаке своем
Мечтает, голосу внимая искушенья.
Не расставайся, нет, дитя мое, с шитьем:
Отцу и матери одна ты утешенье.
Найдешь ли в роскоши отраду ты, когда
Родитель твой умрет, прокляв тебя жестоко?
(Бис.)
Замешан на слезах бесчестный хлеб всегда.
О дети милые, не ешьте хлеб порока! (Бис.)
Теперь припев подхватили
лишь оба лакея да Тушар-отец. Анна, побелев, опустила глаза. Новобрачный
растерянно оглядывался, силясь сообразить, чем вызвана эта внезапная
холодность. Кухарка выронила горбушку из рук, словно та неожиданно налилась
ядом.
Совтанен, спасая положение,
важно изрек:
- Третий куплет - это уже
лишнее.
Папаша Тайль, побагровев до ушей, бросал по
сторонам свирепые взгляды, Тогда Анна с глазами, полными слез, прерывающимся
голосом женщины, которая вот-вот расплачется, приказала лакеям:
- Несите шампанское.
Гости радостно вздрогнули.
Лица просияли. И так как Тушар-отец, который ничего не заметил, не
почувствовал, не понял, по-прежнему размахивал хлебом и, показывая его
присутствующим, одиноко надсаживался:
О дети милые, не ешьте хлеб порока! -
вся компания,
наэлектризованная появлением бутылок с серебряной головкой, оглушительно
грянула:
О дети милые, не ешьте хлеб порока!
Полезные ссылки:
Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
|