Крис Мэнби

Клуб Одиноких Сердец

Аннотация

Трое университетских друзей, трое одиночек, перешагнувших за тридцать, — Лу, Руби и Мартин — пытаются устроить свою личную жизнь с помощью брачных объявлений. Что у них вышло из этого и как все они нашли свое счастье, вы узнаете, прочитав веселую и трогательную книгу популярной английской писательницы Крис Манби.

ПРОЛОГ

«Умны, привлекательны, невыразимо одиноки. Три товарища ищут настоящую любовь, чтобы весело провести лето…»

«Суждено ли мне стать чьим-нибудь Совенком?» Вопрос тоскливо ворочался в голове Руби Тейлор, пока она наблюдала, как новорожденная миссис Уинки Форман заталкивает в рот своему новоиспеченному супругу кусок свадебного торта. Если верить теории о двух половинках, скитающихся по свету в поисках друг друга, то вот он — наглядный пример их счастливой встречи: Сюзанна-Совенок (нежное прозвище, придуманное для нее мужем) и Уинки-Глазастый Лягушонок (по версии его милой женушки).

Что касается Руби, то она бы с визгом убежала от подобного жениха: толстый, вечно потный коротышка, похожий на студенистого Шалтая-Болтая, который считает верхом остроумия рассказ о том, какие животные звуки издает в постели его молодая жена. Но для Сюзанны, ковыляющей к алтарю в своих новых туфлях от Джимми Чуза так, словно на ногах у нее хлюпают резиновые боты, Уинки Форман был идеальной парой. На каждый инь — свой ян, каждому замочку — свой ключик, а Вонючке Скунсу — Сова Ухалка.

Для Руби это была уже четвертая свадьба, на которой ей довелось побывать с начала года, хотя сейчас был еще только конец мая. Сначала Джейн и Ян — так себе свадебка, на троечку, и крошечные бутербродики-канапе на закуску. Потом Марк и Жаклин — мэрия и пицца. Далее Питер и Кэтрин — пышная церемония и шикарный банкет. И вот теперь Уинки и Сюзанна — дикая пьянка на свежем воздухе, начавшаяся как благородное собрание.

Лу Капшоу и Мартин Эшкрофт, такие же неприкаянные холостяки, как и сама Руби, сидели вместе с ней за столиком под названием «сборная солянка». Такой стол имеется на любой свадьбе, обычно он ютится возле кухонной двери и предназначается для старых дев, вдовцов, случайных знакомых и ворчливой двоюродной тетки невесты. Друзья коротали время, играя в «Диско-Бинго» — угадай десять хитов, которые сыграет оркестр. Мартин выигрывал.

— Ну, как думаете, кто из них откроет «кремовое побоище»? — зевая, спросила Лу.

— Невеста, — уверенно сказал Мартин.

— Жених, — сказала Лу.

Она не ошиблась. Мгновение спустя из угла, где сидели друзья Уинки — команда горилл-регбистов, — вылетел заряд профитролей, и, повязав свои красные галстуки на манер индейских бандан, они ринулись атаковать подружек невесты. Завязалась битва, не уступающая по своей жестокости последнему сражению генерала Кастарда^[1].

— В туалет? — спросила Руби.

Возможно, пернатая невеста и не боится заляпать свои белые шелковые крылышки сиропом, кремом и мороженым, но для Руби ее единственное платье от Донны Каран все еще представляло ценность.

— Ну разве они не чудесная пара? — обратилась к Лу какая-то шепелявая девица из очереди, выстроившейся перед кабинкой передвижного биотуалета.

— Идеальная, — согласилась Лу.

Руби тихо порадовалась, что подруга не стала вдаваться в подробности своей теории об идеальных парах, согласно которой у подходящих друг другу жениха и невесты где-то в далеком прошлом непременно должна существовать общая прародительница.

— Да, удивительная пара, — сказала девица, наугад проводя помадой по лицу примерно в том месте, где находятся губы. — Особенно если учитывать, как они познакомились.

— А как они познакомились? — живо заинтересовалась Руби.

У нее в воображении сама собой нарисовалась картина бала: Уинки кружит Сюзанну в бешеном вальсе, от которого плохо сшитое платье его дамы расползается по швам, а он галантно придерживает руками развевающиеся лохмотья.

— По брачному объявлению. Представляете! Сюзанна дала объявление в «Телеграф»: «Д. С. С. В.».

— Добрый, Страстный, Симпатичный, Веселый? — расшифровала Руби.

— Скорее, Дикий Самец, Собственный Вертолет, — ответила Помада на Лице.

— Дурак Сверхъестественный, Страшно Вонючий, — пробормотала Лу.

В этот момент к нетерпеливой очереди присоединилась сама невеста.

— Поберегись, девчонки, идет необъятный груз! — Многослойные юбки Сюзанны едва пролезали в узкую дверь туалетной кабинки.

— О, Сюзи, — вздохнула Помада на Лице, — поверить не могу, что и ты наконец отхватила себе мужика.

— Мне и самой-то до сих пор не верится, — призналась невеста. — Пожалуй, надо увозить его в свадебное путешествие прежде, чем я сниму макияж. Ха-ха-ха!!!

Руби и Лу тревожно переглянулись.

— Луиза! — завопила Сюзанна. — А-а, Руби, милочка! Спасибо, что пришли. Ну как, уже приглядели себе кавалеров? Там куча классных парней из клуба Уинки, и почти все холостые или вот-вот разведутся. Не зевайте, девчонки, пока Финти Чемберс не прибрала их всех к рукам!

— Уже перепробовала всех до одного! — загоготала Финти, вываливаясь из кабинки. — И ни один из них не тянет на лучшую двадцатку. Ха-ха-ха!!!

— Эй, кто-нибудь, помогите, — сказала Сюзанна, протискиваясь в туалет. Руби затолкала ее внутрь и прикрыла дверь. — О, черт, кажется, утопила подол в унитазе, — послышался голос невесты.

— Брачное объявление, — прошептала Руби. — Она об этом не говорила.

— Еще бы, — расхохоталась Лу. — Дикий Самец, Собственный Вертолет. Но, похоже, все ограничилось Домашним Сусликом и Стареньким «Вольво».

— Но они счастливы, — вздохнула Руби. — В отличие от нас с тобой и Мартина.

Итак, полчаса спустя был основан «Клуб Одиноких Сердец».

Это была великолепная идея, и простая, как все гениальное. Они все трое одиноки, каждый из них ищет свою половинку.

— Некоторые уже с ног сбились, — печально заметила Руби.

Никому из них не хочется провести наступающее лето в одиночестве, когда повсюду, на каждом газоне нежатся счастливые парочки, подставляя солнцу те части тела, которые у тебя всегда остаются белыми, поскольку одинокий человек не в состоянии самостоятельно намазать их кремом для загара.

Гениальная идея Лу заключалась в следующем: каждый из них подает брачное объявление в любую газету по своему выбору.

— Проверим, — сказала Лу, — сможем ли мы отыскать своих жабят-лягушат и прочих земноводных.

Причем каждый из них пишет объявление за другого: Лу — за Мартина, Мартин — за Руби, а Руби — за Лу. Такая круговая порука не оставит места ложной скромности и трагической недооценке собственных достоинств.

— И никаких ложных преувеличений, нарушающих закон о рекламе, — сказала Руби, кивнув в сторону Мартина.

Затем, когда придут мешки писем — а они обязательно придут, и непременно мешками, — каждый из них выберет наиболее подходящего кандидата для своего подопечного. Кульминацией эксперимента станет Грандиозное Свидание в каком-нибудь уютном местечке, где они смогут тайно наблюдать друг за другом, чтобы понять, насколько удачным был выбор.

— Поскольку мы знаем друг друга лучше, чем самих себя, — особо подчеркнула Лу, — наш выбор будет максимально объективным и точным.

— Какой кошмар, — ужаснулся Мартин, когда Лу в общих чертах обрисовала ему план действий. — Похоже на какое-то допотопное сватовство.

— Откуда я знаю, — сказала Руби, — а вдруг он смеха ради отправит меня на свидание к какому-нибудь уроду.

— Ты что, не доверяешь мне? — возмутился Мартин.

— Мартин, — сказала Руби, — я могла бы доверить тебе мою жизнь. Но вот вопрос: могу ли я доверить тебе мою личную  жизнь?

1

Неделей раньше Руби стояла у окна офиса и, глядя на серую нудную морось, изводила себя матримониальной статистикой.

Население Лондона — семь миллионов человек. Из них пятьдесят один процент — женщины. Остается примерно три миллиона четыреста тысяч мужчин, из которых двадцать процентов моложе восемнадцати лет. Урезаем цифру до двух миллионов семисот тысяч, из которых как минимум тридцать процентов старше пятидесяти, то есть в распоряжении Руби остается всего-навсего один миллион девятьсот тысяч мужчин подходящего возраста. Отбрасываем процентов десять на «голубизну»; из оставшихся одного миллиона семисот тысяч гетеросексуальных мужчин половина женаты — получаем восемьсот пятьдесят тысяч; из них половина уже обзавелись подружками; следовательно, мы имеем четыреста двадцать пять тысяч свободных мужчин. Вычеркиваем тех, что состоят на службе у Ее Королевского Величества, также ставим крест на маменьких сыночках — это еще минус тысяч сорок — сорок пять. Далее, полученное число делим на процентное соотношение мужчин вообще и тех, кто мог бы понравиться Руби (судя по ее знакомым мужского пола — это где-то 1:33, или 3%). И, прежде чем мы примем во внимание такие моменты, как разница политических и религиозных убеждений и тот факт, что девять из десяти мужчин предпочтут молоденькую киску женщине слегка за тридцать, количество потенциальных женихов сокращается с трех с половиной миллионов штук до каких-то жалких ста тысяч. При этом конкуренцию ей составят два миллиона девушек, более симпатичных и удачливых, чем сама Руби.

«Боже, какая тоска!»

Руби ненавидела статистику. Особенно ей не нравилось утверждение, что будущие супруги якобы чаще всего знакомятся на работе. Когда Руби впервые пришла стажером в «Холлингворт паблик релейшенз», она, проклятая статистика, заставляла трепетать сердце и ждать обещанной встречи с любовью. Но вскоре Руби поняла, что империя «Холлингворт» буквально кишит длинноногими блондинками, неуемно игривыми, как только что откупоренное шампанское, и глянцевыми от искусственного загара, словно каждую свободную минуту они проводят на высокогорных курортах. Незамужних красоток было так много, что даже шеф-бухгалтер Фрэнк Кларк по прозвищу Пятый Подбородок пользовался большим спросом.

Как-то, прочитав в журнале слезливое письмо одного безнадежного холостяка с жалобами на то, что он никак не может найти себе девушку, Руби мысленно посоветовала ему поступить на службу в какую-нибудь пиаровскую фирму. У самой Руби было ощущение, что она поступила в женский монастырь.

Однако для Эмлина Крайшенга по кличке Черная Пантера, банковского менеджера по должности, застекленные офисы «Холлингворта» казались большим аквариумом, полным золотых рыбок, на которых он посматривал, как голодный кот. Рабочее место Эмлина находилось рядом с отсеком Руби за невысокой прозрачной перегородкой. Эмлину нравилось думать, что прозвища Черная Пантера он удостоился благодаря своему лощеному виду, черным прилизанным волосам и способности одним молниеносным прыжком хватать и заволакивать в фирму нового клиента прежде, чем конкуренты успевали открыть рот и сказать «а». На самом же деле девушки наградили его зоологическим именем за животную похотливость. Говорили, что для новеньких переспать с Эмлином — все равно что пройти обряд посвящения. Оно и понятно: в царстве слепых одноглазый — король.

К счастью, Руби начала работать в компании раньше, чем там появился Эмлин, и ей удалось избежать малейшего намека на романтические отношения с ним, особенно после того, как однажды за ланчем он с гордостью поведал ей, что является носителем дерматофиоза — жуткий случай грибкового заболевания ног, с которым не может справиться ни один врач. Уже одного этого сообщения было достаточно, чтобы кусок сэндвича с майонезом и яйцом застрял у Руби в горле, но Эмлин не унимался: он пустился в подробный рассказ о том, как по вечерам из его носков, точно рыбья чешуя, сыпятся хлопья кожи. Руби подумала, сможет ли она вообще когда-нибудь есть в присутствии Эмлина. Зато у нее выработался стойкий иммунитет против сокрушительных чар Черной Пантеры.

После эпизода с Эмлином Руби приняла как данность тот факт, что ее Большому Служебному Роману сбыться не суждено. Но, по крайней мере, работа в этой фирме, при отсутствии ярко выраженных бизнес-талантов, означала, что Руби может спокойно погрузиться в ежедневную рутину, не утруждая себя такими мелочами, как «утренняя боевая раскраска лица» (можно и вовсе не умываться, если ты немного проспал, что иногда случалось с Руби). А потом по законам статистики и подлости в ее жизнь вошел Джон Флетт.

Джонатан Флетт — Майкл Дуглас в обличье исполнительного директора Баррингтоновского шарикоподшипникового завода. По правде говоря, Руби была разочарована, когда шеф поручил ей этот рекламный проект — воспевать прелесть маленьких серебряных шариков (а она-то как раз нацеливалась на контракт с косметической фирмой «Маскарад»). Однако стоило Руби увидеть Джонатана Флетта, и россыпи малиновой помады, перламутровых теней и сверкающего лака мгновенно вылетели у нее из головы. Черт, он был великолепен!

Руби вошла в мрачное бетонное здание заводоуправления в довольно кислом настроении. Но полчаса спустя она пожалела, что не накрасила глаза посильнее и не надела свой новый чудо-бюстгальтер «на косточках», от которого грудь казалась выше и пышнее. Ей так хотелось произвести впечатление на этого красавца. Флетт — ладный и стройный, в элегантном итальянском костюме, ему бы выступать по подиуму в модном доме Гуччи. Руби не могла выдавить из себя ни слова, ничего оригинального, кроме нескольких тусклых предложений по рекламным слоганам. Она впала в какой-то безмолвный экстаз и едва не грохнулась в обморок, когда Флетт предложил ей пообедать вместе.

За обедом выяснилось, что Флетт не только красив, но и умен. Он был не просто рядовым управленцем, но гениальным «аварийным» менеджером, способным заставить процветать любую самую захудалую фирму, для чего, собственно, завод и нанял его. Джонатан Флетт — сорок два года, недавно развелся, любит оперу и сквош и массу других вещей, которые значатся в списке Руби под названием «Как Прилично Провести Выходной День». Руби, окончательно потеряв дар речи, лишь завороженно кивала, пока Флетт рассуждал о достоинствах и недостатках музыки Вагнера. Когда они добрались до кофе, он многозначительно заметил, что у них с Руби так  много общего и он этому страшно рад, поскольку им предстоит очень, очень тесное сотрудничество.

Через неделю они стали любовниками. Руби сопровождала Флетта на съезд шарикоподшипниковых производителей, предполагалось, что с целью изучения баррингтоновских конкурентов. Нечего и говорить, что единственным знанием, приобретенным Руби в этой поездке, были кое-какие восхитительные новшества любовно-эротического свойства.

Шесть недель спустя рекламная кампания, а вместе с ней и бурный роман закончились.

— А что я тебе говорила? — нравоучительным тоном сказала Лу в телефонную трубку, когда Руби сообщила ей, что Флетт ненароком оповестил весь офис об их разрыве. Теперь ей оставалось только умереть от стыда… или уйти с работы. — Не надо было… — начала Лу.

— Смешивать работу и удовольствие, — взвыла Руби.

Конечно, никто не потребовал, чтобы Руби подала заявление об уходе. Но как еще избежать невыносимого позора, когда любовник присылает тебе по Интернету свои комментарии к проекту пресс-релиза с приписочкой, что он не придет на ужин ни сегодня, ни в какой-либо другой вечер, даже если черти в аду передохнут, и при этом умудряется разослать сообщение всем и каждому, включая шефа Руби. Она сразу же уничтожила флеттовское послание, но в течение всего дня заботливые сотрудники продолжали отправлять на ее адрес это треклятое письмо.

— Мне придется уволиться, — трагическим голосом сказала Руби.

— Ты могла бы распространить каталог его фирмы, поместив на одной из страниц маленькую сноску с указанием размеров флеттовского пениса, — предложила Лу.

— Но он огромен! — снова взвыла Руби.

— Бог ты мой, Руби, да кто ж это проверит?! — воскликнула Лу.

2

В отличие от Руби, Лу Капшоу не позволяла мужчинам измываться над собой. Еще в ранней юности, пройдя через серию неудачных любовных приключений, Лу научилась безошибочно распознавать Ходячую Подлость в Штанах прежде, чем они, эти штаны, залезали в ее постель. Конечно, Руби права, говоря, что с годами сходиться с новыми людьми все труднее. Ты заканчиваешь колледж, начинаешь работать и постепенно вычеркиваешь из своей записной книжки имена возможных брачных кандидатов, по мере того как они женятся на твоих подругах или, случается, «голубеют»… Кроме того, с годами поле выбора неизбежно сужается просто потому, что ты взрослеешь, лучше узнаешь собственный характер, и для тебя становятся важны личные качества партнера, а не его смазливая физиономия и мускулистые плечи.

Оглядываясь назад на своих непутевых бой-френдов, Лу все больше убеждалась, что быть «холостой» девушкой не так уж и плохо. Определенно, в этом есть свои преимущества. Она надеялась, что со временем и Руби, взглянув на свой несуразный роман с Джоном Флеттом трезвым глазом, придет к аналогичному выводу. Но, услышав в трубке завывания подруги и ее душераздирающий рассказ о любовнике — компьютерном террористе, Лу поняла: впереди ее ждет несколько недель нескончаемого хныканья и подробного анализа приключившегося несчастья.

Поскольку Лу частенько приходилось выступать в роли «слезной жилетки», после того как очередной Мистер Совершенство оказывался Совершенной Дрянью (в который раз!), она считала, что имеет право вето в тех случаях, когда Руби кидалась в новую многообещающую авантюру, на которой аршинными буквами было написано: «ОБРЕЧЕНА НА ПРОВАЛ», вроде ее внезапной, как дурной припадок, любви с Флеттом или другой скоропалительной связи — с бухгалтером по имени Дейв.

Джон Флетт и Дейв Эванс были практически близнецы-братья: обоим чуть за сорок, оба, сраженные кризисом среднего возраста, недавно бросили своих преданных жен с двумя маленькими детьми. «Слишком маленькими, чтобы понимать, что произошло», — заявляли они. Оба красавца нуждались в Руби как в няньке-сиделке, которая станет утешать и баюкать несчастных в этот трудный момент, когда их бывшие жены-акулы норовят подорвать их веру в себя, а заодно и банковский счет. Через полгода больное самолюбие, исцеленное чудом и самой мыслью о том, что они спят с молодой женщиной, взмывает до небес, и Руби, мамочка-наседка, уже больше не нужна. И вот, нацепив модные тряпки и соорудив на башке какую-нибудь дурацкую молодежную прическу, они уже прутся в ночной клуб в поисках сопливых девочек-дурочек.

«Руби, — вздыхала Лу, — ты стала прямо-таки приютом, перевалочным пунктом для разведенных мужиков на их пути от старой жены к новой. Ты готовишь им вкусные обеды (иначе бы они жрали бутерброды и яичницу); ты выслушиваешь их стоны о том, сколько денег уходит на алименты, из-за чего они, бедолаги этакие, не могут позволить себе новую спортивную машину; ты ходишь с ними по магазинам, помогая купить приличную одежду вместо их изъеденных молью благопристойных костюмов, чтобы потом в своих ночных клубах они не выглядели пронафталиненными ископаемыми. И привет — вооруженные беспочвенным сексуальным самосознанием и хорошим вкусом, привитым, между прочим, тобой, они уходят с какой-нибудь девкой».

Руби слушала нравоучения и покорно кивала, будто бы соглашаясь, но на самом деле Лу прекрасно понимала, что с таким же успехом она могла бы доказывать пуделю преимущества ходьбы на задних лапах. Дергай не дергай ее за ошейник — все без толку. Руби вновь потянется на очередной манящий аромат, источником которого непременно окажется кусок дерьма.

Лу и еще человек двести молчаливых сограждан стояли на платформе в ожидании поезда. У пассажиров были безучастные лица и пустые глаза, каждый, уставившись в пространство, размышлял о чем-то своем; Лу — о непростой личной жизни Руби и о причинах ее неудачных романов.

Когда поезд наконец-то подкатил к станции, Лу пихнула под мышку папку с бумагами и мысленно застонала: вагон был набит под завязку, как бочонок с селедкой. Двери открылись, и несколько расплющенных пассажиров буквально вывалились на платформу. Лу сделала глубокий вдох, словно собираясь нырнуть, и ввинтилась в толпу. Пассажиры, уже оккупировавшие вагон, слабо колыхнулись, издав общий невразумительный возглас протеста. Лу, действуя согласно инструкции метрополитена, протиснулась в середину вагона и действительно нашла свободную щелку и поручень, на котором можно было повиснуть.

В течение последних шести лет Лу каждое утро проделывала этот жуткий путь на работу в издательство «Пайпер паблишинг» и достигла небывалой ловкости и обезьяньей цепкости, но когда поезд вдруг затормозил на полном ходу и качнулся, все же не смогла удержаться на своей перекладине и с размаху плюхнулась на колени какому-то солидному господину. Господин уставился на нее свирепым и подозрительным взглядом. Лу быстро поднялась на ноги.

— Извините, — пробормотала она, саркастически поджав губы, — я не нарочно.

Господин осуждающе поцокал языком и злобно уткнулся в свою газету — «Файнэншел таймс», естественно.

«Деловой человек, озабоченный падением индекса Доу-Джонса, — сердито подумала Лу. — Он, разумеется, не замечает нависший над его левым ухом живот сильно беременной женщины». Лу скроила презрительно-значительную гримасу.

Ее гримаса развеселила молодого человека, стоявшего рядом с беременной, и разозлила финансиста, на секунду выглянувшего из-за края газеты. Лу покраснела как рак и, чтобы скрыть смущение, спряталась за свою папку с бумагами, успев заметить лицо незнакомца, который одобрительно подмигнул ей и расплылся в понимающей улыбке.

Сердце Лу бешено заколотилось, дыхание перехватило, а по телу пробежала теплая волна, словно она увидела в толпе того, кого уже давно ждала. На «Кингз-кросс» поезд остановился, и незнакомец вышел из вагона.

Лу вытянула шею, пытаясь получше разглядеть чудесного незнакомца, но перед ней мелькнул лишь его затылок — светлые пушистые волосы, — и все, толпа на платформе поглотила его. Их глаза встретились на долю секунды, но если в наш век радиоуправляемых баллистических ракет Эрос все еще балуется своими легкими стрелами, то Лу знала: только что одна такая вонзилась ей прямо в сердце. Давно позабытый мышечный орган бухал в груди, как будто она только что пробежала марафон. На какой-то безумный, безумный миг Лу подумала… представила, как она выскакивает из вагона и бежит вслед за незнакомцем. Но порыв длился мгновение, не больше…

Лу знала, что если сейчас она выйдет из вагона, то опоздает на работу. Сегодня столько дел: срочные телефонные звонки, гора почты… Нет, что за глупость, у нее нет времени, чтобы бегать за приглянувшимся молодым человеком.

Лу знала: она просто струсила, а работа — всего лишь жалкий предлог, и все же… она прикусила губу и позволила ему уйти. В конце концов, что, собственно, произошло? Он подмигнул. Ну и что? Вполне вероятно, что сразивший ее Эрос пустил стрелу прямо над головой сказочного незнакомца, она просвистела мимо, даже не зацепив его.

Лу, опустив голову, разглядывала носки своих туфель. Да, скорее всего, так оно и было. Но, черт побери, как давно она не испытывала ничего подобного. Лу, как веером, обмахнула папкой разгоряченное лицо.

На следующей остановке газетный Доу-Джонс поднялся, наступил Лу на ногу и стал молча проталкиваться к выходу.

— Ах, извините, — прошипела она вслед финансисту и, показывая на освободившееся место, сказала беременной женщине: — Садитесь, вам нужнее.

— На что это вы намекаете? — спросила женщина злобным голосом.

Лу, уже во второй раз, спряталась за папку с бумагами, поняв, что женщина не беременна. Просто невероятно толстая.

Довольно часто Мартин, Лу и Руби, проводя длинные воскресные вечера в своем любимом баре «Заяц и Гончие Псы», обсуждали тему «подземного флирта». Все трое сошлись на том, что шансы на знакомство в метро практически равны нулю. Во-первых, освещение, от которого все окружающие тебя лица приобретают смертельную бледность. Но, даже если тебе и удастся разглядеть симпатичного человека, ты никогда не сможешь поймать его взгляд. Давно известно, что люди, оказавшись в слишком тесном пространстве, будут смотреть куда угодно, только не на стоящего рядом.

«Какая жалость, — подумала Лу, — сколько романтических историй умерло, так и не начавшись, и все из-за того, что два милых человека оказались слишком близко друг к другу. В иной ситуации они могли бы выпить по стаканчику и поболтать, а здесь, поймав на себе брошенный украдкой взгляд соседа, они принимают его за психа или маньяка. И все оттого, что они находятся в метро. На вечеринке или в клубе они восприняли бы такой взгляд как знак внимания и расположения. Почему люди легко и непринужденно заводят разговор с абсолютно незнакомым человеком, скажем, в баре, но боятся попутчика, так же, как и они, едущего на работу?

Кстати, о барах…»

Благополучно добравшись до своего офиса, Лу уселась за стол, включила компьютер и быстро нашлепала коротенькое письмецо друзьям.

От: Лу Капшоу, «Пайпер паблишинг»

Кому: Руби Тейлор, «Холлингворт», Мартину Эшкрофту, «Интернейшнл мэгэзинс»

Тема: Смысл жизни

Ответьте на следующие вопросы: Столица Литвы? Кто выиграл чемпионат мира по футболу в 1974 году? Сегодня в «Зайце и Гончих Псах» географическо-спортивная викторина. У вас же все равно нет более интересных занятий. У меня нет. В 19.30?

3

У Мартина не было времени читать послание Лу. Он проспал — опять! — и ворвался в офис за несколько секунд до начала совещания. О боже, как он ненавидел эти утренние совещания. Барри Парсонс, сверкая вспотевшей лысиной, будет орать на него за то, что Мартин не выполнил невыполнимого задания, которого ему никто не поручал. По правде говоря, все это было очень далеко от того блестящего будущего, которое рисовалось Мартину в его юношеских мечтах.

Закончив университет с оценкой «отлично» по английской литературе, Мартин представлял себя в роли энергичного молодого журналиста, берущего интервью у знаменитостей и пишущего хлесткие язвительные статьи для крупнейших газет страны. По крайней мере, подобную версию развития событий он излагал своей маме, когда она, возвращаясь с работы, находила Мартина лежащим на диване перед телевизором и начинала задавать вопросы о его планах на будущее. Однако вскоре маме почему-то надоело слушать истории о грядущей умопомрачительной карьере Мартина, и под угрозой изгнания из родного дома он начал работать в полиграфическом гиганте «Интернейшнл мэгэзинс».

Мартин убеждал себя, что эта временная работа является первой ступенькой на пути к настоящей журналистике. Но отдел сбыта, куда поступил Мартин, и редакция были настолько далеки друг от друга (даже находились в разных зданиях), что спустя шесть месяцев он был все так же далек от поста спецкора «Таймс», как и после полугодового лежания на диване.

Мартин понимал, что, подписывая контракт с «Интернейшнл», он одновременно говорит «прощай» всем своим мечтам. И самое печальное, что этот шаг дался ему до смешного легко. Отказавшись от своих честолюбивых планов, Мартин сосредоточился на работе, за которую ему платили деньги, и научился делать ее по-настоящему хорошо. Однажды он даже выиграл поездку в Сан-Франциско как лучший менеджер фирмы.

В конце концов Мартин дослужился до начальника отдела по Интернет-продажам в мужском журнальчике под названием «Сатир» — смеси рекламы, обнаженной натуры и цветных картинок с изображением медицинских аномалий. На обложке каждого номера помещались фотографии популярных людей в звериных костюмах наподобие мифологического Сатира: сверху — человек, снизу — животное. Лично Мартину больше всего нравился Чак Норрис в образе белки, выпуск № 3.

Прошло четыре года, и Мартин вновь задумался о своих нереализованных талантах. Безусловно, он творческая натура, и он напишет какой-нибудь гениальный роман. Истратив почти всю зарплату. Мартин купил новейшую модель компьютера, с помощью которой можно было бы управлять космическим кораблем на маршруте «Земля — Марс», и поклялся, что ровно через пятьдесят две недели он выдаст шедевр, на радость литературным агентам и потрясенным издателям, которые, истекая жадной слюной, станут убивать друг друга за право опубликовать его творение.

Поначалу работа пошла довольно бодро. За субботу-воскресенье Мартин написал Главу Первую, тщательнейшим образом пересчитывая количество слов после каждого абзаца. И неспроста: путем сложнейшей калькуляции, основанной на изучении классической литературы, Мартин вычислил, что идеальная первая глава должна содержать ровно пять тысяч слов. Следующие выходные Мартин потратил на редактуру; где-то он слышал рекомендации одного модного писателя начинающим авторам: «Вы должны избавляться от самых дорогих вашему сердцу строк, поскольку они-то и есть самый настоящий хлам». Так Мартин и сделал — выкинул самые удачные куски. Но еще через неделю, перечитав текст, он понял, что по ошибке вычеркнул не то, и безжалостно уничтожил все, что еще оставалось от Главы Первой. К следующим выходным Мартин впал в «писательский ступор» и не родил ни слова, а еще через неделю уехал в Брайтон вместе с Лу и Руби и больше вообще не прикасался к компьютеру.

С тех пор его чудо техники пылилось на полке. За прошедшие семь месяцев гениальный роман так и не проклюнулся ни единой буквой, а Мартин достиг той стадии, когда даже близкие друзья перестают спрашивать: «Ну как?!»

В любом случае, даже если бы на Мартина и снизошло вдохновение, он бы не смог вернуться к работе. Как раз в тот период, когда он задумал осчастливить современную литературу невиданной доселе суперкнигой, он познакомился с девушкой по имени Вебекка, что означало бы «Ребекка», если бы она выговаривала букву «р»; выглядела девушка так же нехорошо, как и говорила.

— Где были мои глаза? — поражался Мартин.

— На ее сиськах, — сказала Лу.

Вебекка была аспиранткой и готовилась защищать кандидатскую диссертацию. За несколько дней до защиты у ее компьютера полетел адаптер, и Мартин, на тот момент еще не утративший интереса к экстраординарным прелестям Вебекки, перекатывавшимся под ее мешковатым свитером, одолжил ей свой. К несчастью, интерес вскоре пропал, а с ним и адаптер. Когда Мартин объявил Вебекке о разрыве и попытался уйти, несчастная девушка завизжала, повисла у него на шее и никак не хотела отцепляться. Мартин в панике бежал из ее квартиры. Никогда больше не видеть эту ненормальную! Никогда больше не есть ее курино-гороховое рагу! Тогда Мартину казалось, что потеря адаптера — это небольшая цена за свободу.

Лу и Руби встали на сторону Вебекки, они обвинили Мартина в легковесности и бездуховности. Как он мог за скромной внешностью девушки (которая день ото дня становилась все волосатее) не разглядеть ее внутреннюю красоту и глубину! Однако следующую пассию Мартина подруги не одобрили.

Они познакомились в метро на станции «Ватерлоо», где Лия проводила рекламную акцию кондитерской и раздавала прохожим шоколадки с ореховой начинкой. Она была одета в красные шортики с притороченным сзади беличьим хвостом. Как известно, Мартин питал к белкам особые чувства и сразу же углядел в этой встрече возможность реализовать свои подавленные эротические фантазии.

Лия обладала экстерьером и статью чистокровной арабской лошади.

— Только мозгов у нее меньше, чем у лошади, — сказала Руби. — О чем с ней можно разговаривать?

Не о чем, что правда, то правда. Но Мартин убедил себя, что его безумно интересуют шампуни-кондиционеры и кремы-пилинги. Какая разница, о чем она говорит, если ее розовый пухленький ротик двигается так прелестно, даже когда она шевелит губами, читая табличку «закрыто» на дверях очередного магазина?

Разумеется, все закончилось не очень хорошо. Однажды Мартин позвонил своей куколке, чтобы сказать, как он по ней соскучился. Лия объявила, что у нее есть две новости — плохая и хорошая. Хорошая — она получила работу в парфюмерном магазине. Плохая… в трубке что-то щелкнуло.

— Мы должны пойти к… — снова помехи… — герпес…

— «Гермес»?.. — расхохотался Мартин, решив, что его модница намеревается совершить очередной шоп-тур.

К сожалению, герпес оказался герпесом.

Слава Создателю, Мартину повезло и анализы дали отрицательный результат. Но с тех пор Лу и Руби каждый раз покатывались со смеху, проходя мимо роскошных витрин «Гермеса». Руби, добрая душа, купила у них премиленький галстук и подарила его Мартину на Рождество.

После инцидента с Белочкой Мартин стал одиноким волком, лишь изредка заводя мимолетные романы с девочками-практикантками, которые ненадолго залетали в его фирму и так же быстро исчезали.

«Я становлюсь похожим на отца, — сказал Мартин в одно прекрасное утро, обращаясь к собственному отражению в зеркале. — Тридцать с хвостиком. Что дальше? От одной глупой интрижки к другой бестолковой связи без любви и будущего; от одного утреннего совещания в „Сатире“ до другого вечера в „Зайце и Гончих Псах“…»

4

В тот вечер у Мартина были несколько иные планы: он собирался на свидание с Джилл, секретаршей из журнала мод «Капитал вумен» — еще одного издания, находящегося под крышей империи «Интернейшнл мэгэзинс». Но когда Лу и Руби пришли в бар, Мартин уже сидел в углу за их любимым столиком. Джилл отменила встречу, сославшись на срочную работу. Однако ровно в шесть она покинула офис. Мартину оставалось лишь убеждать себя, что девушка выскочила на минутку перекусить перед долгими часами вечернего бдения.

— Не расстраивайся, Марти, — сказала Лу, — ты можешь потренироваться на Руби. Очаруй ее «флеттовским лицом».

— Каким таким лицом? — глуповато улыбаясь, спросила Руби.

Мартин скроил дурацкую физиономию и заговорил, растягивая слова, пришепетывая и брызгая слюной:

— Движущей силой западной цивилизации являются скромные шарикоподшипники. — Мартин облизнул губы и подвигал челюстью, как верблюд, собирающийся то ли плюнуть, то ли чихнуть.

Лу расхохоталась. Руби обиделась.

— Неправда, Джон так не делает! — горячо, со слезой в голосе запротестовала она.

— Делает, делает, — заверили ее друзья.

— Честно говоря, я не понимаю, как ты вообще могла увлечься мужчиной, у которого лицо перекошено таким жутким тиком.

— Нет у него никакого тика, — упрямо сказала Руби.

— Есть, — сказала Лу. — Его все время так дергает. Для меня это был бы роковой недостаток.

— Для меня тоже, — согласился Мартин. — Ну, не считая того, что он мужчина.

Игра «Роковой недостаток», наряду с «Диско-Бинго» и множеством других забавных игр, придуманных друзьями на разные случаи, когда надо убить время, была крайне проста: называешь имя какой-нибудь голливудской звезды и спрашиваешь: «Ты бы легла с ним в постель?» Ответ: «Да». Кто бы отказался переспать, ну, скажем, с Брэдом Питтом? «А если бы его вдруг сразила болезнь — недержание слюны?» Другой вопрос, который Лу особенно любила задавать Мартину: «Трахнул бы ты Джулию Робертс, если бы весь рот у нее был утыкан острыми акульими зубами?»

Для Руби роковым недостатком и в игре, и в жизни были некрасивые ступни. У людей не часто бывают уродливые глаза, еще реже уродливые руки. Даже гениталии обычно выглядят довольно невинно. Но ноги — другое дело! Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, — это обычные, нормальные  ступни. А если у твоего любовника окажется вросший ноготь? От подобного зрелища Руби могла бы лишиться чувств.

— Рассел Кроу плюс грибковое заболевание, — сделал ход Мартин.

— Ни за что на свете, — вскрикнула Руби, — я лучше дам обет безбрачия.

— Том Круз, обсыпанный бородавками, — предложил Мартин.

— Прекрати, — взвизгнула Руби, затыкая уши, — меня сейчас вырвет. Ты знаешь, я бы лишилась девственности на целый год раньше, если бы Ник Стивенс не показал мне свой корявый ноготь на большом пальце.

— Не может быть, — поразилась Лу. — Неужели ты бросила парня из-за такой ерунды?

— Конечно, как я могла лечь с ним в постель? А если бы он оцарапал меня этой ужасной штукой!

— M-м, пожалуй, — согласилась Лу. — Мой первый был похож на Лягушонка Кермита^[2]. До сих пор не могу простить себе… Марти, ну уж твоя-то не иначе была королевой красоты, а? Помнишь свой первый раз?

Мартин помнил. Но ему не хотелось вдаваться в подробности истории «Как я потерял невинность» просто потому, что он забыл, какую именно версию рассказывал девушкам в прошлый раз. Кажется, там что-то говорилось о подруге старшей сестры, а самому Мартину было лет четырнадцать. Но он не решился бы повторить свою сказку из опасения, что Руби или Лу воскликнут: «Мэри? Вроде бы раньше ты называл ее Патрицией?»

На самом деле его первую женщину звали Руби. Вот только сама Руби даже не догадывалась об этом. Они познакомились в университете на вечере первокурсников. Руби и Лу, уже успевшие подружиться, сидели в баре и предавались бурному веселью, празднуя начало свободной студенческой жизни. После четвертой рюмки текилы Руби прильнула к Мартину, а после нескольких жарких поцелуев они достигли состояния полнейшей нирваны и неожиданно оказались у Руби в комнате.

Смахнув на пол ворох плюшевых игрушек, она освободила место для Мартина и втащила его на свою узкую односпальную кровать. Следующее, что он запомнил, — это желтый презерватив с банановым запахом и внезапный неконтролируемый оргазм. Затем Руби отпихнула в сторону изнасилованного Мартина, достала из кучи игрушек своего любимого медвежонка, обняла его и мгновенно заснула. Мартин провел ночь, дрожа от холода на краю неудобной постели, слушая громкий храп Руби и думая, что уйти сразу после секса было бы верхом неприличия. Да и как уйдешь, если голова девушки лежит у тебя на руке и ты боишься пошевельнуться.

На следующее утро Руби грозно заявила, что у нее уже есть парень и если Мартин только заикнется о прошедшей ночи, то она сообщит по университетскому радио, что он, Мартин, примитивный кончала. После этого Руби целый месяц вообще с ним не разговаривала.

Теперь, десять лет спустя, никто из них не вспоминал об этом маленьком происшествии, отнеся его к разряду пьяных глупостей, вроде случая, когда Мартин заснул, ткнувшись лицом в тарелку с кебабом, а потом ему пришлось обращаться в больницу, чтобы вытащить из ноздри застрявшую перчину; или той ночи, когда Лу буквально изнасиловала капитана женской крикетной команды.

— С тобой все в порядке? — спросил Мартин, когда они вышли из «Зайца и Псов». Он обнял Руби за плечи и прижал к себе. — Прости, любовь всей твоей жизни — это не предмет для шуток. — Мартин, как преданный спаниель, вывесил на сторону язык и шумно задышал.

На этот раз Руби засмеялась.

— Вы правы, Джон Флетт подлец и сволочь, и мне без него гораздо лучше.

Вот ведь что могут сделать четыре стопки водки. Руби надеялась, что утром, когда она откроет глаза, анестезирующий эффект не исчезнет.

— Мне и правда стало намного легче, — размякшим голосом сказала Руби. — Хорошо, что все закончилось. И, в конце концов, у меня есть вы — мои преданные друзья.

— Мы тоже любим тебя, — хором ответили Лу и Мартин.

— Клянусь, никогда больше мы не станем поминать Джонатана Флетта, — торжественно пообещала Лу. — Он жалкое, ничтожное создание!

— Но найду ли я кого-нибудь лучше? — вздохнула Руби, прижимаясь к теплому боку Мартина.

— Найдешь, — убежденным тоном сказала Лу. — В ближайшую субботу на Сюзанниной свадьбе. Все, что тебе надо, — это боевой настрой и вера в удачу.

5

Боевой настрой. У кавалера Руби его было хоть отбавляй.

После «кремового побоища», в котором одна из подружек невесты едва не лишилась глаза, получив удар горстью засахаренного миндаля, изысканная свадьба превратилась в безумную оргию. Сюзаннин папа-миллионер не поскупился на марочное шампанское — на каждого гостя приходилось как минимум по четыре бутылки. Такая небывалая щедрость обернулась ужасающим буйством. Несколько абсолютно голых регбистов в состоянии трупного окоченения валялись посреди зала. Их еще живой товарищ отплясывал нечто эротическое, воткнув себе в пенис цветок, поначалу красовавшийся у него в петлице. А Руби все мучилась вопросом, как он потом станет объяснять доктору причину столь необычной травмы половых органов.

Начались танцы. Руби кое-как отогнала нескольких молодых самцов, но попала в когти другого похотливого хищника. С первыми звуками «I Will Always Love You» перед Руби возник дедушка Уинки и предложил ей свою старчески хрупкую руку.

— О, милая, славная юная леди, — горячо зашептал дедуля, прижимаясь к Руби и ерзая по ней руками. — Вы великолепны!

— Спасибо, — сказала Руби, радуясь, что правила вежливости не требуют от нее ответного комплимента. «Ты, старый козел, убери лапы с моей задницы», — прозвучало бы не очень дружелюбно.

Некоторое время Руби удавалось держать старичка на безопасном расстоянии, но, когда гости, заслышав энергичную мелодию «Роллинг Стоунз» «Satisfaction», хлынули в центр зала, она оказалась притиснута к дедушке вплотную. Руби боролась с отвращением к старику, который, конвульсивно подергиваясь в такт с ударными, терся о ее бедра, и страхом, что пожилой человек в любую минуту может опрокинуться и разбиться вдребезги. Руби из последних сил подпирала деда: если он неожиданно отдаст концы, то ей хотя бы удастся дотащить бездыханное тело до края танцплощадки, и невеста не заметит, что на ее свадьбе кто-то умер.

Друзья Руби подпрыгивали неподалеку. Мартин, поглядывая из-за плеча Лу, произнес одними губами: «Поздравляю!» — и одобрительно вскинул большой палец.

— Партнер — супер! — сказал он, как только смолкла музыка.

— Прекрасно двигается, — саркастически фыркнула Руби, глядя вслед дедушке, который отправился поискать кого-нибудь помоложе.

Неутомимый старичок пригласил на следующий танец семнадцатилетнюю кузину невесты, а Руби обреченно подумала: «Отлично, я не смогла удержать даже эту старую развалину».

— Может, нам пора? — спросил Мартин, присаживаясь к столу с грацией «Титаника», наскочившего на айсберг.

— Никто из нас свою любовь здесь не встретил, — констатировала Лу.

— Ты что, действительно на это надеялась? — удивилась Руби.

Подруги обвели взглядом зал, точно два генерала, оглядывающие поле битвы. Тела в разных стадиях опьянения и наготы висели на стульях и лежали на столах. В опасной близости от валяющихся на полу регбистов цокали острые каблуки танцующих дам. Слава богу, кровопролития пока не произошло, но для столь благородного собрания блевотины, пожалуй, было многовато.

— Давай сматываться, — сказала Лу, прихватив пару початых бутылок шампанского.

— Что-то мне больше не хочется пить, — с трудом выдавила Руби.

— Дурочка, на опохмелку, — с железной логикой пьяницы объяснила Лу.

— Погляди-ка, Мартин уже готов.

Руби приподняла краешек скатерти и обнаружила под столом Мартина, мирно похрапывающего на куче разрозненных туфель и ботинок. Скотч-терьер Сюзанны, по случаю торжества украшенный бантиком из того же материала, что и платье невесты, слизывал ему пот со лба своим нежным розовым язычком.

— Оставим его здесь? — спросила Лу.

— Это как-то не по-товарищески, — сказала Руби.

— Оставим, — решила Лу.

Девушки прошествовали к выходу.

Они остановились в загородном отеле милях в двух от усадьбы, где проходила попойка. Отель в стиле постоялого двора XVI века снаружи выглядел очень романтично. Но, к сожалению, внутри вместо средневековой идиллии царило полное убожество. Заплатив за номер пятьдесят фунтов, девушки наткнулись в ванной на кусок туалетного мыла с прилипшими к нему волосами. Руби определила, что волосы — лобковые.

Когда они добрались до своего номера, Лу рухнула на кровать и моментально отключилась. Первую половину ночи она оглушительно храпела, вторую стонала, мучаясь от похмелья. Руби так и не удалось толком заснуть, она до утра ворочалась на скрипучем матрасе, чувствуя, как вылезающие пружины впиваются в бока.

Это правда, думала она, чем старше становишься, тем труднее пережить похмелье. В шестнадцать лет Руби могла запросто проглотить двенадцать порций виски, а утром встать и как ни в чем не бывало отправиться в магазин садовой мебели, где она подрабатывала во время каникул; вечером снова пойти с друзьями в бар, принять еще с десяток коктейлей «баккарди-кола» и превосходно себя чувствовать. С возрастом Руби перестала смешивать напитки или, по крайней мере, старалась пить жидкости одного и того же цвета. Теперь, прежде чем лечь спать, она выпивала две пинты воды и пару таблеток аспирина, и все же поутру ей казалось, что во рту у нее вместо языка шершавая щетка для чистки ковров.

Однако по сравнению со своими приятелями Руби была в отличной форме. Лу стало дурно от одного вида шампанского, прихваченного накануне «на опохмелку», и ей пришлось скачками нестись в туалет. Мартин появился в ресторане отеля в еще более плачевном состоянии и тихо позеленел, когда на завтрак подали жареную картошку и рыбу.

— Я вчера прилично себя вел? — спросил он с некоторым сомнением.

— Ты уснул под столом, — ответила Лу.

— Могу поклясться, кто-то лизал меня в лоб, — мрачно пробормотал он.

— Да, кто-то лизал, — подтвердила Лу. — Сюзаннин скотчтерьер.

— О боже, — застонал Мартин. — Я целовался с собакой! Все, бросаю пить.

— Где-то что-то подобное я уже слышала, — ухмыльнулась Лу. — Похмелье как беременность: ты клянешься, что никогда больше не пройдешь через это, но страдания закончились, и ты даже не вспоминаешь о боли.

— И все-то ты знаешь, профессор, — скривился Мартин.

Мимо их столика проплыла официантка с тарелкой, на которой лежала ароматная яичница с беконом. Лу зажала рот рукой, а Мартин судорожно сглотнул и закачался из стороны в сторону, точно в припадке морской болезни. Яичница была опрометчиво заказана одним из регбистов, но когда завтрак прибыл, спортсмен изменился в лице и, не в силах бороться с тошнотой, едва успел схватить корзиночку для хлеба.

— Перейдем-ка лучше в гостиную, — предложил Мартин.

Друзья устроились в комнате отдыха возле журнального столика, заваленного воскресными газетами.

— Итак, — Руби грациозно опустилась в продавленное кресло, обитое дешевым ситчиком, — еще одна свадьба позади, но никто из нас ни на шаг не приблизился к желанной цели, — она вытянула из газетной кучи на столе глянцевый журнал мод, — стать невестой в воздушном платье.

— Я не хочу становиться невестой в воздушном платье, — сказал Мартин.

— Я тоже, — добавила Лу.

— Неужели вам не хочется познакомиться… с кем-нибудь? — спросила Руби.

— С какой-нибудь милой леди, которая пожелает взглянуть на мой пенис, пока я окончательно не потерял его из виду, — сказал Мартин, похлопывая себя по едва наметившемуся брюшку.

— Скоро, совсем скоро вы повстречаете свои половинки, — пообещала Лу. — Надеюсь, вы не забыли о нашем договоре — брачные объявления друг за друга.

Руби и Мартин закатили глаза, словно два подростка, которым напомнили об обязательном визите к пожилой тетушке.

— Думаю, нам стоит попробовать! — с энтузиазмом воскликнула Лу.

Однако ее предложение было встречено полным молчанием и недоуменными взглядами.

— Вчера моя идея показалась вам гениальной, — сказала она обиженно.

— Я не несу ответственности за слова, сказанные в состоянии сильного алкогольного опьянения, — заявил Мартин.

— Но ведь Сюзанна и Уинки познакомились именно таким способом, — настаивала Лу.

— Рано или поздно они бы все равно встретились на какой-нибудь собачьей выставке или в зоопарке, — сказал Мартин. — Лу, объявления — это не для нас. Будь реалисткой.

Руби улыбнулась и молча отхлебнула из своей кофейной чашки, мысленно соглашаясь с Мартином. Но Лу была настроена решительно.

— Ну почему, почему вы отказываетесь?! Подумайте, мы все трое одиноки, и каждому из нас хочется найти свое счастье.

— Счастье по брачному объявлению, — саркастически хмыкнул Мартин.

Лу махнула на него рукой.

— Какой же ты пессимист.

— Реалист, — уточнил Мартин.

При всей своей романтической наивности Руби понимала: Мартин прав. Брачное объявление — это последний крик отчаявшегося человека или… призыв сексуального извращенца. Руби вспомнила, как в одном ток-шоу какая-то несчастная женщина рассказывала о своем опыте: она ответила мужчине, написавшему, что его хобби — мотоциклы и верховая езда. Но «верховая езда» обернулась садомазохизмом, и скакать в уздечке под седлом должна была вовсе не лошадь.

Лу, однако, принялась вспоминать другие, более жизнерадостные истории.

— Вот, к примеру, одна девушка у нас в издательстве рассказывала: подруга сестры ее лучшего друга вышла замуж по объявлению. — Руби захлопала глазами, пытаясь вникнуть в столь длинную и запутанную цепочку знакомых и родственников. — Она выбрала объявление наугад, и — представляете! — он оказался миллионером. Как тебе, Марти, миллионерша подойдет?

— Не думаю, что миллионеры дают брачные объявления, — задумчиво пробормотала Руби. — Вокруг них и так вьются толпы поклонниц.

— Еще бы! — Лу выдержала паузу. — А как он узнает, что они не охотятся за его состоянием? Только если даст объявление инкогнито!

— Исключение, подтверждающее правило, — сказал Мартин.

— Нет! — победоносно воскликнула Лу. — А Майк Олдфилд? Он, как маньяк, подавал сотни объявлений во все газеты Лондона, пока его не вычислили. Ты же не станешь утверждать, что суперпопулярный композитор, автор «Tubular Bells» — одинокий неудачник?

— M-м, нет, но мне кажется, у него с головой малость не того, — кисло заметил Мартин.

— Да не в этом дело. Единственная проблема таких людей — слишком большая занятость. Они делают карьеру, и у них не остается времени на личную жизнь. Я где-то читала, что крупные фирмы даже вносят имена своих сотрудников в базы данных брачных агентств. «Счастливый человек — хороший работник». — Лу схватила со стола газету и подтолкнула ее к Руби: — Ну же, давай! Солидный импресарио? Или красавец летчик? А как насчет владельца гоночной машины? Миллионер, симпатяга и весельчак.

— M-м, э-э… — замялась Руби, теряясь перед таким блестящим выбором.

— Орел или решка? — улыбнулся Мартин. — Согласись, Лу, ни один нормальный человек, достаточно общительный, без явных бзиков в голове и тиков на лице, — Мартин скосил глаз на Руби, — не станет заниматься подобной ерундой. Есть тысячи других способов познакомиться: на работе, в тренажерном зале, даже в супермаркете, на худой конец. А если ты не в состоянии общаться с людьми «вживую», так, может, тебе и не следует жениться?

— Дорогой Мартин, ты когда-нибудь пытался поболтать с человеком, который занимается на тренажере? Ты вообще-то хоть раз в жизни видел тренажер? — язвительным тоном спросила Лу.

Мартин смущенно втянул живот.

— А что касается супермаркета, — продолжала Лу, — то как, скажи на милость, ты определишь, свободна девушка или нет? Станешь пересчитывать картофелины у нее в тележке? Ну а знакомство на работе… мы видели, чем это кончается.

Руби потупила глаза.

— Я тебя умоляю, Лу, ты же обещала…

— Брачное объявление — вот единственно верный путь. Точно указываешь, что ты хочешь получить, и не рискуешь увязаться за парнем с тележкой, доверху забитой упаковками готовых завтраков для холостяков, а потом выясняется, что у выхода из магазина его ждет «голубой» друг, а дома сидит капризный кот, жрущий исключительно мороженую лазанью от «Маркса и Спенсера». И тебе не придется надрываться в спортзале, чтобы очаровать девицу в розовом трико. И не будет необходимости увольняться с работы, потому что любовник опозорил тебя перед всей фирмой. — Лу распалилась не на шутку. — Извини, Руби, но такова жестокая истина. Вы оба бежите ко мне, когда ваши амурные дела идут сикось-накось. Руби, сколько бессонных ночей я провела, утирая твои слезы? А сколько твоих несчастных подружек рыдало у меня на плече? — Лу повернулась к Мартину и грозно посмотрела на него. — Каждый раз ты сокрушаешься по поводу Руби и мечтаешь, чтобы ей попался приличный мужчина, а не рохля, изгнанный из дома бывшей женой. А тебе, Руби, хочется, чтобы девочки Мартина умели хотя бы читать. Хватит. У нас есть шанс устроить личную жизнь друг друга, и мы не должны его упускать. Мы даже можем создать нечто вроде поощрительного фонда: скидываемся по полтиннику, и первый, кто напишет удачное объявление, забирает все деньги.

Руби перевела на Мартина вопросительный взгляд.

— Послушай, — сказал он, — если кто-нибудь из нас троих получит хотя бы один достойный внимания ответ, я с радостью отдам тебе пятьдесят фунтов.

— Заметано. — Лу вытянула руку ладонью вверх. — А ты, Руби, участвуешь?

Руби нерешительно приподняла руку.

— Я не знаю. Вы обещаете, что не подсунете мне очередного паразита?

— Честное скаутское, — хором ответили Лу и Мартин.

— Ну-у, тогда почему бы и нет.

Три верных товарища скрепили договор тройным рукопожатием, словно супергерои из какого-нибудь вестерна.

— Отлично, — сказала Лу. — Я собираюсь неплохо подзаработать на этом дельце. Начнем прямо сейчас.

— Но мне казалось, сначала мы должны написать объявления, — испугалась Руби.

— Написать объявление или ответить на него. Какая разница? Главное — найти подходящую кандидатуру и назначить свидание. — Лу похлопала подругу по руке. — Успокойся. Все будет хорошо.

— Не будет, у меня предчувствие, — вздохнула Руби.

— Вот увидишь, мы отыщем твоего принца. Руби и Мартин, — произнесла Лу проникновенно-серьезным голосом, — приготовьтесь, впереди нас ждет фантастическое лето, Большая Удача и Настоящая Любовь.

6

На обратном пути в Лондон девушки взялись за дело. Они начали с воскресного приложения к «Санди таймс». Под заголовком «Знакомства» шла нескончаемая вереница коротеньких, в три строчки, объявлений, каждое из которых казалось необычайно привлекательным. У Руби просто глаза разбегались, словно после долгой изнурительной диеты она открыла коробку шоколадных конфет и не знает, с какой начать.

— Как ты считаешь, — обратилась она к Лу, нацелившись фломастером на «истинного джентльмена с домами в Сити и в окрестностях Лондона», — это про меня сказано: «Выглядит королевой и в бальном платье, и в старых джинсах»?

— Ты, один к одному. Берем, — кивнула Лу. — А если брак окажется неудачным, он поедет жить в деревню, а ты останешься в городском доме.

— Однако резво вы начали, — обиженно сказал Мартин, который вел машину и чувствовал себя несколько вне игры.

— Марти, не будь занудой, лучше следи за дорогой, — велела Лу. — Руби, милочка, как тебе: «Бухгалтер с душой поэта»?

— Да-а, очень заманчиво, — согласилась Руби.

Вскоре подруги поняли: если брачная страница «Таймс» и похожа на коробку шоколада, то конфетки в ней какие-то сомнительные, с ядовито-оранжевой начинкой, такие даже собака есть не станет.

Необходимо было отделить зерна от плевел. Но как это сделать? Девушки отметили несколько более-менее приемлемых предложений для себя, парочку для Мартина и отправились домой к Лу.

Друзья расположились в гостиной и начали звонить по номерам, указанным в газете. У каждого претендента имелась своя телефонная линия, где он оставлял записанный на пленку рассказ о себе и своих достоинствах.

Объявления без телефонов девушки вычеркнули сразу, решив, что такой мужчина либо слишком скуп (если ему жалко потратить шестьдесят пенсов на запись, то навряд ли он будет щедр на подарки для своей долгожданной любимой), либо слишком робок («Скромен», — сказал Мартин. Но Лу была неумолима: «Нам не нужен тюфяк, которого придется водить за руку»), либо ему просто нечего сказать, либо у него ужасный дефект речи, что, по мнению Лу, тоже являлось роковым недостатком.

— Ты излишне строга, — сказал Мартин. — Человек же не виноват в том, что заикается или картавит.

— Неужели? Помнится, ты не был столь снисходителен к «квошке Вебекке».

Мартин побледнел и схватился за сердце.

— Начнем с этого, — сказала Лу, ткнув пальцем в объявление: «Будь моей музой. Писатель с нежной и трепетной душой, 32 года, ищет серьезную молодую леди, утонченную и чувствительную, для дружбы, возможно большее».

— Я чувствительная? — спросила Руби.

— Очень. Ты боишься щекотки.

— А-а, ну тогда…

— Руби, а ты леди? — спросил Мартин.

Руби набрала номер и нетерпеливо выслушала длинное вступительное сообщение агентства; автоответчик говорил нарочито медленно, томным голосом, и, прежде чем прозвучало: «Привет, меня зовут Дэвид», прошла целая минута стоимостью два с половиной фунта.

Он произнес свое имя на итальянский манер, растягивая гласные: «Дэвидо-о». Лу, слушавшая разговор по параллельной трубке, одобрительно кивнула. У Дэвида был глубокий приятный голос, он не шепелявил и не заикался, хотя и говорил несколько вычурно.

«Итак, ты прочитала мое объявление и тебе захотелось побольше узнать обо мне».

— Да, пожалуйста, — выдохнула Руби.

«С чего начать? — спросил Дэвидо. — Я поэт, мои книги издаются…»

— Поэт! — фыркнул Мартин.

Он слушал разговор по другому аппарату в спальне Лу. Как начинающий прозаик-романист, Мартин с пренебрежением относился ко всякому рифмованному тексту.

«…но я работаю редактором».

— Он редактор! — завопил Мартин.

— Мы ищем кавалера для Руби, — крикнула Лу, — а не издателя для твоего несуществующего романа!

— Редактор? — нервно переспросила Руби. — А вдруг он из твоего издательства? А что, если это Джон Симпсон?

Джон Симпсон бросил Руби после первого же свидания, обозвав закомплексованной дурой за то, что она отказалась трахнуть его фаллосом-вибратором.

— Этого зовут Дэвидо-о, — напомнила Лу.

— Вот именно! Псевдоним в духе Симпсона.

«Что еще сказать? Мой рост шесть футов».

— Уф, точно не он, — облегченно вздохнула Руби. — В Джоне всего пять футов восемь дюймов.

— Ага, — вставила Лу, — мужчины никогда не врут по поводу своих размеров.

«…у меня темные волосы и карие глаза, некоторые говорят, что я похож на Хью Гранта, если выключить свет».

Дэвид рассмеялся над собственной шуткой. Руби вежливо хихикнула. Из спальни донесся презрительный хохот Мартина.

«И в оставшиеся краткие мгновения я почитаю тебе стихи».

— Стихи? — У Руби похолодело в животе.

Дэвид откашлялся.

— О боже, — простонала Лу. — Он и впрямь…

«Кхе, вот они, — сказал Дэвидо и завыл: — О, женщина моей мечты, подобно мне, несла и ты терновый одиночества венец, но ожиданию конец; оставь лишь номер свой, и в наши души польется песнь любви под сенью райской кущи; я проведу тебя сквозь холода зимы, со мною в зелень лета вступишь ты; своим любимым избери меня, тебе другой не нужен — верю я; скажи заветных цифр ряд, и дни печали улетят; я жду тебя, до встречи, сладкий сон!»

На другом конце провода раздалось нежное «чмок», и Дэвид отключился.

Руби медленно положила трубку. Лу, схватившись за голову, рухнула в кресло. Из спальни, кровожадно потирая руки, появился Мартин.

— Кошмар, — сказала Лу.

— Козел, — прямо заявил Мартин.

— Шесть футов, — сказала Руби. — Высокий.

— Поэт! Рифмы идиотские, и размер хромает, — разразился критикой Мартин.

— С его стороны это был смелый поступок, — сказала Руби. — И оригинальный.

— «Мои книги издаются», — процитировал Мартин, вложив в последнее слово весь сарказм, на который только был способен.

— По крайней мере, они существуют, —  бросила Руби.

— О да! Сам шлепает экологические брошюрки, коммунистические памфлеты, и сам же распространяет в Гайд-парке. Пари держу, он редактирует ежемесячник «Боулинг на траве», и голос у него дурацкий, — закончил Мартин свою тираду уже не так уверенно.

— У него красивый голос. Лу, как думаешь, может, стоит перезвонить и оставить мой телефон? Что ему сказать? И как? Тоже в рифму?

— Ну-ну, — вздохнул Мартин, — давай, что-нибудь вроде: «Милый Дэвид, это Руби. Приходи ко мне с утра, будем щупать буфера».

Мартин получил подушкой по голове, а Лу, поразмыслив секунду, сказала решительно:

— Нет, мы не будем перезванивать.

— Но почему, — взмолилась Руби, — он молод, высокого роста и…

— Напыщенный дурак, — закончила Лу.

— Слава тебе господи, — воскликнул Мартин, — здравый смысл восторжествовал.

— Мы не можем тратить время на кандидатов, вызывающих сомнения, — сурово сказала Лу, обращаясь к ним обоим.

— Но у меня нет сомнений, — возразила Руби.

— Мы уже приняли как факт: ты не в состоянии подобрать себе приличного мужчину, поэтому будем полагаться на мою интуицию. У меня от этого стихотворца мурашки по спине.

Лу продекламировала несколько строк из Дэвидо.

— Ужас, — согласилась Руби и зябко поежилась, — Вычеркиваем, — сказала Лу и поставила на поэте жирный крест.

Дальше — хуже. «Бизнесмен, 28 лет, „феррари“. Но когда подруги набрали номер, Тоби Джейкс, по его собственному утверждению, шутник, сообщил надтреснутым голоском: „Мне пятьдесят два года, вожу „мини-мэтро“. Девчонки, здорово я вас наколол?“ — и захлебнулся истеричным хохотом. Руби с омерзением бросила трубку.

— Вы понапрасну теряете время, — сказал Мартин. — Волшебные истории про миллионеров — это здорово, но что-то ни в одной из них не говорится о мужчине, который нашел красотку с ногами как у молодого жирафа и интеллектом космонавта.

Лу и Руби взялись за раздел женских объявлений. Однако соискательницы все как на подбор были дамы «немного за пятьдесят, с душевными ранами прошлого», ищущие мужчину, который станет восхищаться ими, холить и лелеять, словно антикварные вазы, каковыми они, по сути, и являлись.

Три часа спустя Руби положила трубку, выслушав рассказ человека, который начинался обнадеживающе: «Ищу преданную и верную жену», но завершился неожиданным пояснением: «…для заселения Марса новым поколением людей, поскольку ящерицы с планеты Уран плодятся с неимоверной скоростью и вот-вот окончательно поглотят Землю…»

— Не думаю, что смогу взять на себя столь ответственную миссию, — сказала Руби.

Огромное число мужчин искало развлечений на стороне, просто чтобы стряхнуть рутину семейной жизни. Руби заинтересовалась было одним парнем: «Я недавно расстался с женой, жду официального решения суда о разводе…» Но Лу и Мартин были непреклонны.

— Ты что, хочешь получить еще одного Флетта? Он попользуется тобой и бросит.

Воспоминания как ножом резанули по сердцу.

— Я безнадежна, да? — грустно спросила Руби. — Мне нравятся исключительно разведенные неудачники.

— Нет! — вскричала Лу. — Мы должны продолжать поиски. Все будет по-другому, когда мы дадим наши собственные объявления. Вот увидишь, нам станут звонить нормальные, разумные люди, такие же, как и мы.

— Не знаю. — Руби неуверенно пожала плечами. — Мне кажется, на сегодня хватит. Лично я отправляюсь домой. Я должна выспаться перед работой.

Лу закатила глаза.

— Эй, Руби, Мартин. Послушайте, нельзя же останавливаться на полпути. Пока у нас есть настрой, давайте хотя бы напишем текст. Мы еще даже не начинали, а вы рубите под корень мою гениальную идею.

— Кто это сказал? — усмехнулся Мартин. — Новый лидер лейбористов по поводу строительства Купола Миллениума?

Лу не могла понять, почему ее великолепный, безукоризненный план не находит поддержки у друзей.

Британское воспитание с его девизом «Скромность и сдержанность» приводит к тому, что если взрослого человека попросить составить список собственных положительных качеств, то он не сможет этого сделать. Вот почему вопрос на собеседовании: «Каковы сильные стороны вашей личности?» повергает в уныние любого благовоспитанного британца. Он в замешательстве будет грызть ногти и после долгих раздумий, возможно, скажет: «Ну-у, я не стану воровать казенные карандаши и бумагу», вместо того чтобы уверенно заявить: «Я — творческая натура с задатками лидера. Я могу вывести вашу полудохлую фирму в десятку лучших компаний страны!»

Расхвалить себя в объявлении так, что поклонники начнут трезвонить днем и ночью, нельзя — это нарушение строгих британских традиций. Но возьмем самый обычный повседневный разговор — и здесь британец останется британцем.

— Я слышал, вы написали отличный роман…

— Ну-у, знаете ли, я всегда хорошо печатал на машинке.

— Правда, что вы были голкипером в «Манчестер Юнайтед»?

— Э-э, как вам сказать, просто у меня довольно длинные руки.

Умалять свои достоинства и отмахиваться от комплиментов — вот истинно британский стиль!

Поэтому, если хотите узнать правду о британце, обратитесь к его друзьям. Негоже петь дифирамбы самому себе. Но любой житель этой благословенной зеленой страны исполнит целую ораторию в честь лучшего друга.

Именно такую хвалебную оду, посвященную Мартину, Лу и поместит на страницах «Санди тайме». В ее рассказе Мартин предстанет завидной добычей — почти Моби Дик, только, конечно, не такой толстый.

Понедельник. Свадебное похмелье все еще давало о себе знать, и Лу немного проспала. Она вошла в метро позже обычного, всего на пятнадцать минут, но, о счастье, утренняя толпа уже схлынула, и ей даже удалось найти место в уголке вагона. Лу уселась и принялась сочинять поэму о Мартине, делая пометки на полях «Гардиан».

«Темпераментный, остроумный, тонкий писатель». Мартину бы такие эпитеты понравились. «Крайне сексапильный менеджер по торговле». Если выкинуть «секс и крайности», то останутся голые факты. «Слегка туповатый, саркастически настроенный шарлатан». Пожалуй, Руби одобрила бы подобное определение. «Похож на Робби Уильямса». Не-ет. Мартин, конечно, поверил своей бабушке, когда она сравнила его с поп-звездой, но Лу и Руби знали, что на самом деле старушка имела в виду Робина Уильямса — придурковатого американского комика.

Размышляя о том, как бы поточнее описать охламона и лентяя тридцати с небольшим лет с прической в стиле «небрежный шарм», которая сводит с ума некоторых девчонок, Лу задумчиво поглядывала на своих попутчиков. Напротив сидела девушка в брючном костюме, на взгляд Лу, слишком плотно обтягивающем фигуру. На ногах у девушки были туфли на гигантской платформе с нелепой надписью «Мисс Лондон» по ободу. «Секретарша», — определила Лу. Рядом с девушкой притулился мужчина в засаленных джинсах и футболке с эмблемой «Арсенала». «Строитель, — решила Лу. — Утром заскочил на биржу труда, зарегистрировался, получил незаконное пособие и теперь едет на работу».

Чуть правее Лу заметила женщину, ту самую, которой на прошлой неделе уступила место, приняв за беременную. Женщина сидела с полуоткрытым ртом и застывшим взглядом смотрела прямо перед собой. Но вдруг, словно почувствовав, что на нее смотрят, резко повернулась. Лу успела прикрыться газетой и до конца пути так и не решилась выглянуть наружу.

Однако эта встреча странным образом порадовала ее: значит, молния ударяет два раза в одно и то же место! Если по прошествии нескольких дней Лу вновь встречает сердитую тетку, то, может быть, однажды, войдя в поезд, она увидит и своего прекрасного незнакомца.

Одно воспоминание о его улыбке заставило Лу вздрогнуть, сердце застучало как бешеное, и по телу пробежала горячая волна. Лу обмахнула газетой раскрасневшееся лицо. Ах, если бы она могла в коротком объявлении сформулировать свои ощущения и ожидания!

«Ищу мужчину, при виде которого у меня перехватит дыхание и ослабеют колени», — нацарапала Лу на полях газеты.

7

Уже больше полугода суперкомпьютер Мартина пылился на полке, а его гениальный роман так и зачах, не родившись. Но в понедельник утром после очередного совещания, на котором Барри Парсонс в пух и прах разнес всех сотрудников, обозвав их напоследок безмозглыми идиотами, Мартин понял: если он и дальше будет прозябать в «Сатире», то вскоре превратится в такого же лысого шизофреника. Нет, надо бежать отсюда, и как можно скорее.

Коллеги Мартина покинули кабинет шефа и разбрелись по своим рабочим местам. В офисе воцарилось всеобщее уныние, развеять которое не смогло даже традиционное чтение вслух анекдотов из настольного календаря Ли Дилберта — ритуал, с которого они, словно заключенные, делающие отметки на стене, обычно начинали день.

— Какая муха его укусила? — спросила Мел. В свое время Ли выбрал ее из дюжины кандидатов в надежде, что присутствие в офисе красавицы секретарши немного оживит парней. Но все давно привыкли к Мелани и перестали обращать внимание на ее длинные ноги.

— Хроническое сексуальное голодание портит характер, — предположил Ли Дилберт.

— Еще одно такое совещание, и я увольняюсь, — заявила Мел. — Честное слово, мне надоело терпеть это хамство.

— А как же я? — расстроился Ли. — Кто поддержит меня в трудную минуту?

— У тебя есть Мартин, — напомнила Мел.

— О, старина Мартин, ты не оставишь меня? Конечно нет. Марти вроде шкафа — всегда на месте, — пошутил Ли. — Сколько ты уже с нами? Пять, шесть лет?

— Семь, — со вздохом ответил Мартин.

— Приличный срок, — сказал Ли, — как за убийство. Эй, приятель, с тобой все в порядке? Какой-то ты сегодня тихий.

— Так, — махнул рукой Мартин, — тяжелые выходные.

— Надеюсь, ты не собираешься смыться после обеда? — грозно спросила Мелани. — Мне надоело прикрывать тебя, пока ты поправляешь свою больную голову в баре с какой-нибудь симпатичной клиенткой.

— Сегодня навряд ли, — сказал Мартин, вспомнив, что у него назначена встреча с владельцем брачного Интернет-агентства, специализирующегося на подборе гомосексуальных пар. Едва ли Микки, одетого в розовую футболку с надписью «Сладкий котеночек» и тугие джинсы, плотно обтягивающие соблазнительный зад, можно назвать девушкой во вкусе Мартина. Хотя разговаривать с ним было интересно.

Прежде чем стать «брачным олигархом», Микки работал на подпевке в нескольких довольно известных группах.

— Я исполнял партию львенка в рок-опере «Король-лев IV», — сообщил Микки.

— Потрясающее шоу, — сказал Мартин.

— Ты его видел? — искренне удивился Микки.

Потом они заговорили о литературе.

— У меня есть один знакомый писатель, — сказал Микки. — Прибыльное, между прочим, дельце. Однажды он написал сценарий, продал его «Уорнер бразерс» и срубил на этом четверть миллиона фунтов.

Мартин поперхнулся кофе.

— Серьезно?

— Абсолютно. Вчера он работал барменом в дрянной забегаловке, а сегодня — бац! — вас вызывает Голливуд. Он прилетает, в аэропорту его сажают в лимузин, привозят в шикарный отель. Ну, там еще снимались сцены из «Красотки». Знаешь, когда Ричард Гир встречается с Джулией Робертс. Селят нашего писателя в номер-люкс с бассейном. Ох, что он там вытворял…

— О чем был сценарий? — перебил Мартин.

— А-а, там что-то про муки любви, поиски счастья, — небрежно ответил Микки. — Нынче модная тема.

— Модная?

— Еще какая. Людям нравятся такие фильмы. Сознание того, что ты не одинок в своих переживаниях, утешает, а хеппи-энд внушает надежду. Главную роль, скорее всего, будет играть Мег Райан или Гвинет Пэлтроу.

— Обалдеть! — сказал потрясенный Мартин. — И как же ему это удалось? Как он начал писать?

— Понятия не имею. Я даже не знал, что он умеет читать. Думаю, парень просто отменный врун, — Микки улыбнулся, — вот и сбежал с моим бывшим любовником. А что, Марти, ты тоже пишешь книги?

— Так, пописываю кое-что, — сознался Мартин.

— У писателя должен быть широкий кругозор и большой опыт, — заметил Микки и, придвинувшись поближе, серьезно добавил: — Изучай жизнь.

Мартин вжался в спинку стула.

— M-м, да, наверное. Поиски любви, говоришь, горячая тема?

— Обжигающая, — прошептал Микки, склоняясь еще ближе.

Мартин решил, что заказывать вторую бутылку вина, пожалуй, не стоит, и попросил принести счет.

После встречи с Микки Мартин вернулся в офис в приподнятом настроении. Сегодня же вечером он достанет свой компьютер и вновь примется за роман. Если уж малограмотный бармен написал нечто путное, то Мартин и подавно сможет, а дурацкая затея Лу даст ему пищу для сюжета.

В тот день, проверяя почту, Руби с удивлением обнаружила два послания от Джона Флетта. Одно было озаглавлено «Комментарии». Что ж, работа есть работа. Руби давно ждала отклика на свой пресс-релиз с бесподобным рекламным слоганом «Баррингтоновские шарикоподшипники — новое слово в науке и технике XXI века». Но гораздо более интригующим было второе сообщение под названием «Ужин».

Ужин? Руби еще не успела открыть файл, а в голове уже стучало: «Идти — не идти? Идти — не идти?»

После пережитого позора Руби поклялась Лу, что будет с Флеттом холодна и непреклонна — исключительно деловые отношения, а на малейшие поползновения с его стороны — дескать, давай останемся друзьями — Руби ответит гордым презрением.

— Нельзя дружить с человеком, который предал тебя, — убежденно сказала Лу.

— Но почему ты так уверена, что он захочет помириться? — спросила Руби.

— Знаю, — отрезала Лу. — Всегда одно и то же: сначала он ведет себя как последний негодяй, а потом начинает подкрадываться с ласковыми словами и улыбочками. Но не потому, что одумался или раскаялся, отнюдь, — просто не хочет выглядеть подонком в собственных глазах. Вполне вероятно, Флетт пригласит тебя в ресторан, и довольно скоро. Но учти, если пойдешь, это будет означать, что ты прощаешь его гнусный поступок. Он окончательно успокоится, отбросит все угрызения совести и решит: «Не такой уж я и мерзавец». Так что не обольщайся и не иди на поводу у этого паразита.

Курсор замер на отметке «Открыть». Слова Лу навязчивой мелодией звучали в ушах; клик! — Руби открыла письмо. Что в этом такого? Подумаешь, ужин, а что, если…

Кому: Руби Тейлор, «Холлингворт»

От: Джона Флетта, Баррингтон

Тема: Ужин

Дорогая Имоджен! В «Плюще», в 21.00 ровно. Уверена, что не сможешь улизнуть из «Маскарада» пораньше? Целую. Дж.

Имоджен?! Придурок, он перепутал адрес. У Руби все поплыло перед глазами. Она уставилась на экран невидящим взглядом. «Кто, черт возьми, эта Имоджен?»

«Маскарад». Название медленно всплыло в памяти, и вдруг Руби осенило: «Имоджен Мосс, новенькая, та самая вертихвостка, которой достался контракт с косметической фирмой. О боже!»

Полгода назад она пришла в «Холлингворт» и увела контракт буквально из-под носа у Руби. «Извини, — сказал ей шеф, — но они считают, что Имоджен больше подходит для этой работы». Что ж, винить некого. Кажется, в то утро Руби даже забыла причесаться, а Имоджен выглядела так, будто сошла с обложки «Вог».

На глаза Руби навернулись слезы. Снова она получает от Флетта оскорбительную записку. Но на этот раз горечь и обида были гораздо сильнее. Конечно, Руби догадывалась — Флетт неспроста выпихнул ее из своей постели, уж, наверное, не для того, чтобы улечься поудобнее и спать в одиночестве. Но пока Руби не знала имени соперницы, она, по крайней мере, была избавлена от мук ревности. Теперь же ее страдания удвоились.

Руби подняла затуманенный слезами взгляд и посмотрела сквозь прозрачную перегородку своего отсека. Вон она, ненавистная разлучница, сидит в дальнем углу офиса, болтает с кем-то и беззаботно смеется, откидывая голову и потряхивая светлыми волосами, точь-в-точь девушка из рекламы шампуня «Тимотей».

«О не-ет, только не она», — мысленно простонала Руби и сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.

Руби вдруг показалось, что она превращается в маленького уродца-тролля: все ее тело скрючивается, на спине вырастает горб, шея втягивается в плечи, а подбородок выдвигается вперед и тяжело падает на грудь. Она сморщилась и скукожилась, как воздушный шарик, забытый после веселого праздника. Все ее бросили, никому она не нужна!

Вслед за жалостью к самой себе в душе вспыхнула безумная ненависть и покалывающей болью сосредоточилась на кончиках пальцев. Руби пробежала дрожащей рукой по клавиатуре компьютера, добавила к записке Флетта язвительное примечание и переадресовала ее Имоджен.

Кому: Имоджен Мосс, «Холлингворт»

От: Руби Тейлор, «Холлингворт»

Тема: Ужин

Как ты могла??? Вы оба??? Кстати, передай нашему общему другу, пускай засунет свои чертовы подшипники себе в…

Не успела Руби закончить фразу, как у нее появилась возможность лично сообщить адресату, куда ему следует засунуть баррингтоновскую продукцию.

На столе у Руби зазвонил телефон, и раздался голос секретарши: «Джон Флетт, к тебе». Карина быстро отключилась, но, как показалось Руби, в ее голосе с противным австралийским акцентом прозвучала подозрительная усмешка.

Руби впилась глазами в экран монитора, решив не замечать Флетта до тех пор, пока он сам не окликнет ее. Но не удержалась и все же бросила взгляд в его сторону. И, конечно же, в тот самый момент, когда он, проходя мимо Имоджен, едва заметно кивнул — мол, привет, увидимся позже.

— Привет, Руби, — весело поздоровался Флетт и расплылся лучезарной улыбкой.

— Добрый день, — сухо ответила Руби.

— О, к чему такие формальности. — Он протиснулся в отсек к Руби и склонился, намереваясь чмокнуть ее в щеку.

Руби отшатнулась и окинула Флетта гневно-удивленным взглядом.

— Что, много работы? — ничуть не смутившись, спросил Флетт.

— Да, — процедила Руби, перебирая какие-то бумаги на столе.

Наглец, вырядился в розовую рубашку-поло, когда-то подаренную ему Руби. Она прикрыла глаза, с болью вспомнив совместные походы по магазинам. Вскоре после их знакомства Руби поняла, что Флетт совершенно не умеет одеваться и тот итальянский костюм, в котором он предстал перед ней в первый раз, был единственной достойной вещью в его гардеробе. Сколько времени и сил было потрачено на то, чтобы привить ему вкус и убедить, что черные джинсы выглядят гораздо приличнее мешковатых вельветовых штанов. Конечно, розовая рубашка была своего рода компромиссом, достигнутым в тяжелой борьбе с консервативными флеттовскими пристрастиями, но этот цвет так красиво сочетался с его смуглой кожей и темными волосами.

— Я подарила тебе эту рубашку, — не удержавшись, заметила Руби.

— Я помню, — сказал Флетт. — Извини, наверное, мне не стоило приходить в ней, но все остальное в стирке.

Флетт пристроил свой зад на краешке стола и посмотрел на Руби честным открытым взглядом.

— Послушай, я знаю, тебе трудно… э-э… Поверь, и мне не просто…

— Сожалею, но твоя физиономия не вызывает во мне теплых воспоминаний, — буркнула Руби.

— Однако, — продолжил Флетт, пропустив ее замечание мимо ушей, — мы цивилизованные люди, и профессиональный долг обязывает… Надеюсь, ты будешь вести рекламную кампанию нашего завода с прежним энтузиазмом, как и…

— …раньше, до того, как ты начал спать с Имоджен, — прошипела Руби.

Флетт запнулся и кашлянул.

— Какая Имоджен? Не понимаю, о чем ты говоришь?

— Имоджен Мосс! Во-он та блондинка, узнаешь?

— У меня с ней ничего не… — начал Флетт.

— О, пожалуйста, не стоит тратиться на объяснения. Ты в курсе, что в электронной почте есть две функции — «ответ» и «ответ на все адреса»?

Флетт бессмысленно захлопал глазами.

— Ты ни черта не смыслишь в компьютерах, — криво ухмыльнулась Руби, — иначе ты не оповестил бы всех и каждого в «Холлингворте» о нашем разрыве и не сообщил бы мне,  что ждешь «дорогую Имоджен» в «Плюще» в 21.00 ровно».

Флетт нервно потер глаз.

— Ты получила мое приглашение?

— Да, я получила твое  приглашение, — отчеканила Руби. — Но ты не волнуйся, я переправила его дорогой Имоджен, так что свидание состоится.

— Черт, Руби, я… я не знаю, что и сказать.

— И не надо ничего говорить, с меня достаточно. — Руби сделала нетерпеливый жест рукой. — Что касается замечаний к пресс-релизу, я посмотрю их позже.

Руби подцепила двумя пальцами первую страницу документа и потрясла ею перед носом своего бывшего любовника.

— Да-да, очень хорошо, договорились, — забормотал Флетт и попятился к выходу.

Когда дверь за ним захлопнулась, у Руби вырвался тяжелый вздох, больше похожий на всхлипывание, а стоявшие в глазах слезы хлынули через край и закапали на бумагу, прямо на гордый баррингтоновский девиз: «Вы можете нам доверять!»

«Чего не скажешь о вашем исполнительном директоре», — печально добавила Руби.

Лиз Хейл видела, как Флетт пулей выскочил из офиса, и поспешила к Руби. Они уже не первый год работали вместе и неплохо ладили, но близкими друзьями никогда не были. Лиз Хейл, как однажды заметила Лу, принадлежала к тем женщинам, которые, даже улыбаясь, сохраняют презрительно-надменное выражение лица. Однако сегодня Руби готова была рыдать на чьем угодно плече.

— А-ах, — задохнулась Лиз, когда Руби поведала ей историю с приглашением на ужин. — Флетт встречается с Имоджен! А она-то, надо же, вот гадюка!

— Я покончу с собой, — всхлипнула Руби почти серьезно.

— Не болтай глупостей, ты должна быть выше этого!

— Ка-ак? — простонала Руби. — Мне хочется убежать и спрятаться, а я вынуждена работать со своим бывшим любовником. Нет, единственный выход — уволиться.

— Руби, это просто трусость. Ты ведешь себя как раненое животное. Лучше вдохни поглубже, сосчитай до десяти, успокойся и подумай, что можно сделать в данной ситуации.

Лиз Хейл была убежденной поклонницей чудодейственной методики счета до десяти.

— Боюсь, твоя йога здесь бессильна, — отмахнулась Руби. — Как тут успокоишься, если она  каждый день маячит у меня перед глазами.

— Прекрати хныкать, — твердо сказала Лиз. — Возьми себя в руки и продолжай спокойно работать, докажи им всем, что ты сильная личность и умеешь с достоинством держать удар. Уверяю тебя, очень скоро все позабудут об этой истории. А там, глядишь, подойдет время нашей летней вечеринки, народ начнет готовиться и…

— Вечеринка?! — Руби в ужасе замерла, как человек, которого только что сняли с «Титаника», посадили в надувной плот, а спасатель, неосторожно закурив, прожег в нем дырку.

— Да, — радостно закивала Лиз.

— Я… я совсем забыла. О нет, я не… — Руби с трудом проглотила комок в горле. — Он явится с ней, а я при… — Руби снова подавилась рыданиями, — …приду одна!

— Ну-ну, что ты, не надо, — Лиз похлопала ее по плечу, — никто и не заметит.

— Как же, не заметит! Все станут глазеть на меня — Флетт танцует с Имоджен, а я сижу в углу и… Я даже не смогу уйти, потому что проклятая вечеринка будет на корабле, — если только вплавь. И кому пришла в голову такая дурацкая идея?

— Извини, Руби, но именно ты предложила устроить путешествие по реке. Помнишь, еще в феврале, на общем собрании.

— О-о-о-о, — завыла Руби и ткнулась головой в сложенные на столе руки, оросив флеттовский пресс-релиз новой порцией слез и соплей. Тогда, в самый разгар их романа, круиз по Темзе казался Руби необыкновенно романтичным: вот они стоят на палубе, рука любимого обвивает ее плечи, они любуются закатом над рекой; корабль медленно проходит под мостом Альберта — они целуются долго и страстно… — Боже, неужели это была моя идея?

— Угу, — подтвердила Лиз.

— Следовательно, не пойти я не могу?

— Боюсь, что да.

— Это конец! Я удавлюсь!

— Брось, Руби, все не так уж и страшно. — Лиз, точно целитель, возложила руки на плечи страдалице. — Я вот тоже одна. Будем держаться вместе, да?

Руби подняла заплаканное лицо и взглянула на Лиз со смешанным чувством благодарности и недоверия.

— О, Лиз, спасибо, — сказала она, шмыгая носом. — Но это несколько не то. Мне надо поразить  Флетта.

— Что ты имеешь в виду — поразить?

— Ну как же ты не понимаешь. Я не могу прийти под руку с подругой, словно какая-нибудь старая дева. Я должна быть с мужчиной!

— Ах, вот оно что, — обиженно засопела Лиз. — Не знаю, Руби, мне не хочется тебя разочаровывать, но маловероятно, что за оставшиеся полтора месяца ты успеешь найти что-нибудь подходящее. Ладно, пойду, пожалуй.

— Да, спасибо за поддержку, — сказала ей вслед Руби. Но когда за Лиз захлопнулась дверь, она скроила постную физиономию. — Благодарю, старая корова, обойдемся без тебя.

Лиз не только не верила в то, что Руби сможет отыскать себе пару, но и не хотела этого. Лучше бы Руби оставалась такой же одинокой, как и сама Лиз; они бы могли сплетничать по углам, жаловаться друг другу на жизнь, и так до самой пенсии; а потом вместе с оравой своих любимых кошек поселиться где-нибудь в тиши Бэттерси.

Однако и Руби понимала: увы, Лиз абсолютно права. Откуда взять мужчину, чтобы утереть нос бывшему любовнику и этой ведьме Имоджен? Разве что нанять эскорт в агентстве сопровождения.

Кэтрин, помощница Руби, просунула голову в дверь.

— Кофе будешь? — Она осеклась, увидев заплаканное лицо Руби. — С тобой все в порядке?

Руби, как граблями, провела пятерней по волосам.

— Все о'кей, лучше не бывает. Кофе? Нет, спасибо.

— Ну, тогда пойду предложу кофейку Эмлину, — кокетливо хихикнула Кэтрин и, покачивая бедрами, направилась в логово Черной Пантеры.

— Не надо, — упавшим голосом прошептала Руби. — Все мужики сволочи.

Но почему же она так упорно ищет своего единственного? На столе затрезвонил телефон. Руби схватила трубку.

— Слушаю, — рявкнула она.

— И на кого же мы так гневаемся? — весело поинтересовалась Лу.

— Ой, Лу, как хорошо, что ты позвонила, — обрадовалась Руби.

— Ты скучала по мне, детка? — томным басом произнесла Лу. — Послушай, Руби, что я хотела сказать: думаю, нам все же не стоит так сразу отказываться от моего плана. Давайте хотя бы попытаемся. Я уже составила текст для Мартина. По-моему, здорово получилось. И если мы…

— Лу, как ты считаешь, мы могли бы устроить первую встречу где-то через месяц? — не дослушав подругу, нетерпеливо перебила Руби.

Лу даже растерялась от такого неожиданного напора.

— Если не тянуть с подачей, то можно и раньше; недели через две.

— Отлично, я сегодня же напишу твое объявление, — пообещала Руби.

— Что вдруг такая спешка? — спросила удивленная Лу.

— Время не ждет, — отрезала Руби.

Как только Лу отключилась, Руби кинулась звонить Мартину.

— Ты уже составил мое объявление? Что ты написал обо мне? — накинулась на него Руби. — Марти, отнесись к делу серьезно, это не игра.

— Подожди, так мы все же участвуем в брачной афере?

— Да! — выпалила Руби.

— Ну-у, — неуверенно протянул Мартин, — вообще-то я пока ничего не написал, все утро был занят…

— Он был занят, — прошипела Руби. — Чем? Играл в «Майнсвипер»? Неужели так трудно черкануть пару строк о своей самой близкой подруге? Ты же у нас считаешься виртуозом слова, в писатели собираешься податься. Так вот что я тебе скажу, господин литератор, ты — бездарный бумагомаратель!

Мартин расхохотался.

— Руби, что на тебя нашло? Хочешь — пожалуйста, я составлю текст. Прямо сейчас. О, я уже чувствую трепет вдохновения. Мой ум судорожно ищет подходящее…

— Если в моем объявлении появится «судорожно ищет» или другие подобные метафоры, клянусь, я отрежу тебе яйца ржавым перочинным ножом!

— Тогда прекрати вести себя как припадочная истеричка. Что случилось?

— Флетт приходил! — прорычала Руби. — Он встречается с Имоджен Мосс. Я могла бы и догадаться. Она всю неделю как-то странно на меня посматривала.

— Может, у нее проблемы с контактными линзами, — предположил Мартин.

— Они любовники! — взорвалась Руби. — Флетт сам признался. Гад! Я знала, что он кусок дерьма, но не думала, что такой большой. А тут еще, как ча-зло, надвигается наша офисная вечеринка. Представляешь, они заявятся сладкой парочкой, а я приду под ручку с этой мрачной грымзой Лиз Хейл. Кошмар! Нет, такого позора я не переживу.

— Не переживешь? — встревожился Мартин. — А я-то подумал, у тебя нашли смертельную болезнь и осталось бедняжке Руби не больше трех месяцев, но перед кончиной она желала бы еще разок испытать оргазм и позвонила старине Мартину, дескать, помоги, друг!

— Все шутишь? А мне не до смеха. Не могу же я в самом деле идти с женщиной.

— Возьми меня, — предложил Мартин. — Я всегда к твоим услугам.

— О да, ты сразишь Флетта наповал.

— Ну хорошо, они знают, что я твой друг, но мы могли бы прикинуться, будто наша дружба плавно переросла в любовь. Обещаю, я буду стараться на совесть.

— Идиот, клоун в дурацком колпаке, — обозвала его Руби. — А мне нужен блестящий кавалер. У тебя, поди, и костюма-то приличного нет, разве что пара носков от Ральфа Лорена.

— Большое спасибо, — обиделся Мартин. — Так и напишу в твоем объявлении: вместо «душа нежная и романтическая» — «черствая и жадная акула, охотится за богатым женихом».

Руби обозвала Мартина никчемным графоманом и повесила трубку, но тут же пожалела о своей грубости. Теперь-то уж Мартин наверняка отомстит и подаст ее объявление в «Лут» — журнал для бизнесменов и финансистов.

8

К счастью для Руби, Лу тоже отлично знала характер Мартина и сразу же предупредила и припугнула его: «Если ты только посмеешь отправить объявление Руби в какую-нибудь паршивую газетенку, которую читают одни полудурки и сутенеры, будь уверен, я устрою тебе свиданьице с такой каргой — до конца жизни останешься импотентом и заикой».

— Да ладно, ладно, — воскликнул Мартин, — я помещу его в респектабельную «Файнэншел таймс», субботнее приложение. Годится?

— Конечно нет!

— Почему? — искренне удивился Мартин. — Газету читают состоятельные люди — банкиры, топ-менеджеры и прочие солидные «денежные мешки».

— Чопорные консерваторы, чьи интересы сводятся к игре в гольф в приличном загородном клубе да охоте на лис.

— Точно, ведь Руби нравится именно такой тип мужчин.

— Именно такой тип и разбил ей сердце. Я надеялась немного изменить ее вкусы и на этот раз попробовать что-нибудь другое: веселого симпатичного парня, без проблем и комплексов, примерно одного с ней возраста — словом, нормального  человека.

— Ты имеешь в виду читателя «Гардиан»? Парень, которого волнуют проблемы озоновых дыр и вопросы экологии?

— Я имею в виду молодого мужчину, который не был женат и на чьей шее не висит куча детей. Так и быть, я помогу тебе разобраться с ответами. — Лу тяжело вздохнула. — Иначе наша Руби опять вляпается в историю.

— Почему ты считаешь, что я не смогу подобрать ей достойную пару? — с вызовом спросил Мартин.

— Просто хочу быть уверена, что ты не отдашь ее в лапы очередному Флетту.

— Хорошо, согласен. А что я получу взамен?

— А взамен я подыщу тебе девочку, как минимум, со средним образованием, — лаконично ответила Лу. — Скажи, что конкретно ты собираешься написать в объявлении?

Мартин откашлялся.

— Что-то вроде: «Симпатичная, умная, пиар-менеджер, стройные длинные ноги, чудесно сочетающиеся с пышной темно-каштановой гривой. Ищет молодого, жизнерадостного, интеллигентного мужчину; если вы можете стать моим Дарси, я стану вашей Элизабет Беннет^[3]». Ну, и там — пишите письма, фото, п/я такой-то.

Лицо Лу расплылось в улыбке. Как точно Мартин описал ее лучшую подругу, с какой теплотой и нежностью, хотя лошадиные термины немного смущали.

— Мне нравится, получилось ярко и живо, столько интересных метафор, — похвалила Лу. — Тебе никогда не приходила в голову мысль попробовать себя в писательстве?

— Странно, что ты меня об этом спрашиваешь, — ответил Мартин.

В квартире Мартина не нашлось тряпки для пыли, поэтому он стянул с ноги носок и смахнул им пыльную паутину, толстым слоем опутавшую его многострадальный компьютер. Мартин внимательно обнюхал носок. «Пора стирать, — решил он. — Носки я не менял с пятницы, а сколько же месяцев я не прикасался к компьютеру?» Сердце Мартина сжалось от чувства, похожего на вину.

«Клик», — раздался легкий щелчок, Мартин с трепетом открыл кейс, словно перед ним был не компьютер, а сундук, доверху набитый сокровищами, и нажал давно омертвевшую кнопку «вкл». Машина издала какой-то придушенный писк, очнулась на мгновение и, полыхнув зеленым экраном, вновь погрузилась в черное забытье. Неудивительно, за время многомесячной спячки батарейки наверняка сели. Не беда, надо всего лишь подсоединить адаптер к основному выходу и…

«Ничего не понимаю». Мартин пошарил на полке, куда сам же и сослал свое чудо техники. В тот злополучный день он шесть часов пялился в экран, с трудом выдавил несколько невразумительных предложений и, в ярости захлопнув крышку, отправил и компьютер, и адаптер в шкаф на верхнюю полку. Но адаптера на месте не оказалось. Не было его и в ящике с писательскими аксессуарами. Мартин выгреб на стол ежегодник «Писатели и художники» за 1988 год, две пачки девственно чистой бумаги, два новых картриджа для принтера и три блокнота формата А5 с тонко разлинованными страничками, одна из которых была едва тронута его вдохновенным пером.

Может, адаптер валяется в кладовке под лестницей, где Мартин хранил пылесос, сломанный тостер и прочий электрический хлам, включая и фен, некогда принадлежавший Вебекке — его бывшей картавой подруге? Однажды, месяца через два после их знакомства, Вебекка притащилась в пятницу вечером с феном и свежей, только что купленной упаковкой трусиков «неделька». «Похоже, в твоей квавтиве я бываю чаще, чем у себя», — проквакала Вебекка. Он понял — это начало конца.

Мартин содрогнулся при воспоминании о Вебекке, слоняющейся по его дому, и поскорее затолкал фен обратно в коробку с разными безделушками, предназначенными для воскресной распродажи, если, конечно, удастся проснуться в воскресенье раньше полудня. Полчаса спустя Мартин пришел к выводу, что адаптера в квартире не было. И тут он вспомнил.

«О нет, нет, пожалуйста, только не это!»

Догадка настигла Мартина, когда он рылся в шкафу под раковиной. Словно громом пораженный, он замер и медленно осел на пол.

— Мавтин, ты вскове васкаешься, но будет поздно, — вскричала Вебекка, когда он в панике бежал из ее квартиры в Брикстоне, которую она снимала на пару с еще одной занудой-аспиранткой.

— Сомневаюсь, — уверенно заявил Мартин.

Вновь прижать к себе рыхлое тело Вебекки и чувствовать, как горячие липкие пальчики гладят его по волосам, и слышать над ухом детский лепет: «Мавти, вадость моя, я люблю тебя ствастно...»

Нет такой силы, которая заставила бы Мартина вернуться. Но адаптер — вот она, ахиллесова пята…

— Какой у тебя компьютер? — с ходу рубанул Мартин, не дав Лу договорить свое «алло».

— IBM. А что?

— Он совместим с «Toshiba»?

— Навряд ли, — усомнилась Лу и толково объяснила, выдав страшную коммерческую тайну: — Они строго следят за тем, чтобы у компьютеров не было взаимозаменяемых частей, иначе клиенты смогут сэкономить на ремонте кучу денег. А что случилось с твоей машиной, сдохла от перегрузки?

— Ха-ха-ха, — горько рассмеялся Мартин. — Батарейка села.

— Так заряди ее, просто возьми… — начала Лу.

— Да знаю я, что надо взять, но у меня нет адаптера.

— Куда же он подавался?

— Я одолжил его Вебекке.

Лу едва не задохнулась от хохота.

— Ага, вот и настигла тебя кара небесная. Вспомни-ка, как жестоко ты обошелся с бедняжкой Вебеккой.

— Беняжка Вебекка оказалась буйнопомешанной.

— А ты чего ждал? Сказать девушке, что скорее ляжешь в постель с Саддамом Хусейном, чем согласишься еще раз взглянуть на нее в голом виде, — тут у любой крыша съедет.

— Я так сказал? — не поверил Мартин.

— Да. Во всяком случае, это то, что мне передала Вебекка.

— Когда?

— Когда звонила посреди ночи и три часа рыдала в трубку, умоляя помочь ей вернуть «довогого Мавтина».

— Ужас. Лу, извини, я не думал, что она… Послушай, а ты не могла бы позвонить ей и попросить вернуть мой адаптер?

— Что-о?! Надеюсь, ты шутишь?

— Лу, пожалуйста, — взмолился Мартин. — С меня пиво — пинта, две, три…

— Дор-рогой Мар-ртин, тебе придется купить целую пивоварню, прежде чем я соглашусь снять трубку и позвонить твоей шизанутой любовнице. Почему бы тебе не нанять грабителя? Кстати, вместе с твоим адаптером он мог бы прихватить и мои компакт-диски. — Лу с досадой вспомнила, что Вебекка утащила и ее любимый альбом, который она дала послушать Мартину.

— Великолепная идея. И как я сам не додумался? — сухо сказал Мартин. — Ну почему так — в кои-то веки ко мне приходит вдохновение, и на тебе — полный облом.

— Никаких обломов. Ты не пробовал утолить свой писательский зуд старым добрым способом?

— Как это? — не понял Мартин.

— Перо и бумага.

— Фу-у, это так долго и муторно.

— Но, похоже, сегодня у тебя нет иного выбора, мистер Шекспир.

Мартин позвонил еще нескольким друзьям, но в результате вынужден был согласиться с Лу — придется писать от руки или… или позвонить Вебекке.

Достав один из чистых блокнотов, он вывел в верхнем правом углу дату, и — рука зависла над страницей — в воображении Мартина нарисовалась сияющая картина: его будущий биограф бережно перелистывает странички и со слезами на глазах благодарит судьбу за счастливое стечение обстоятельств, вынудившее великого Мартина Эшкрофта написать свой первый гениальный роман от руки.

Полчаса спустя Мартин все еще грыз кончик шариковой ручки. Образ восторженного биографа, склонившегося над его записками, как-то незаметно потускнел, а старомодный метод письма утратил свое очарование; насколько же велика связь между творческой мыслью и техническим способом ее выражения. Мартин понял, что увяз окончательно.

Он взглянул на часы — уже восемь. У Мартина было три пути — какой выбрать? Можно дальше сидеть за кухонным столом и до боли в глазах таращиться на белый лист; можно отправиться в бар, вот уж подружки вволю поизмываются над ним: «Как идет работа над шедевром? Поди, уже до эпилога добрался?»; а можно, скрепя сердце и стиснув зубы, позвонить Вебекке.

Вебекка. Не съест же она его. После их разрыва прошло семь месяцев, целый футбольный сезон. И встречались-то они всего пару месяцев. Даже если принять теорию Руби, согласно которой для полного «выздоровления» требуется в два раза больше времени, чем длился сам роман, и то Вебекка уже наверняка пришла в себя. Возможно, у нее появился новый бойфренд, уговаривал себя Мартин. Возможно, мы даже станем друзьями. Почему бы и нет? Спокойно оглянемся на то, что было, и от души посмеемся над собой. Ну, в крайнем случае сможем же мы хотя бы договориться о встрече и мирно передать друг другу нашу священную собственность, не привлекая к процессу адвокатов и судебных приставов.

Убедив себя в возможности мирного решения проблемы, Мартин открыл записную книжку. Хорошенькая такая маленькая книжечка, обтянутая черной кожей, фирменная вещица от «Смитсона». Пару лет назад Руби подарила ее на Рождество. На обложке красовалась тисненая надпись: «Блондинки, брюнетки и рыжие».

«Подходящая надпись, — заметила Руби, вручая подарок. — Ты ведь у нас не очень разборчив и не капризен».

Мартин поймал себя на том, что ищет телефон своей бывшей подруги под буквой «В», и крайне удивился, не обнаружив там никакой «Вебекки». Конечно же, она значилась под литерой «Р» — «Ребекка Робертс». Что за неудачное имя для картавой девушки. И о чем только думали ее родители? Ах да, в то время они не могли знать, что у их дочери будет дефект речи. Но сама-то Вебекка чем руководствовалась, когда выбирала темой своей диссертации непроизносимое: «Васовая дисквиминация и пвава национальных меньшинств»? Или когда поселилась на «Вобинзон-воуд, твидцать тви»? Лу долго потешалась по этому поводу: «Надо же, адресок как нарочно, — Робинзон-роуд, тридцать три».

«Семь-шесть-четыве-тви-тви». — Мартин набрал номер.

— Вебекка? — Мартин кашлянул. — Ребекка? Это ты?

— Да, вевно, Вебекка Вобевтс у аппавата, — официальным тоном произнесла Ребекка Роберте. — Позвольте узнать, с кем я вазговавиваю? (Разговариваю?)

— Это Мартин. Мартин Эшкрофт. Помнишь такого?

В трубке послышался болезненный вздох.

— Мавтин? — сдавленным шепотом переспросила Ребекка.

— Да, привет, — бодро поздоровался Мартин. — Как дела? Решил вот позвонить, узнать, как…

— А-а-а-а, ты-ы-ы, — всхлипнула Ребекка, словно ее ударили в солнечное сплетение. — Мевзавец! Да я… я до сих пор пвинимаю «Пвозак»! (Принимает «Прозак» — что-то от нервов?)

— Боже мой, Ребекка…

— Не смей, мне не нужны твои извинения. Поздно! Ты не звонил, не отвечал на письма, ты выкинул меня из своей жизни. Я певежила неввный свыв.

— Нервный срыв?

— Мне пвишлось оставить унивевситет, диссевтацию… Тви месяца в «Пвайови»…

«Прайори» — клиника, где лечатся все звезды шоу-бизнеса. Мартин был потрясен и едва не спросил, кого она там видела, но вовремя прикусил язык, решив, что вопрос может показаться бестактным.

— Тви месяца в клинике, еще тви месяца на таблетках, — завывала Ребекка, — и сейчас, когда я начала пвиходить в себя, ты звонишь и спвашиваешь, как дела. Плохо, очень плохо, и все благодавя тебе.

— Извини, — пролепетал Мартин, — я не знал.

Неожиданно Ребекка смягчилась.

— Мавтин, почему ты ушел? Ведь между нами была такая тонкая духовная связь. Но тепей ты понял, ты одиноко блуждал в веальном миве и понял, что мы созданы двуг для двуга. И ты вевнулся. Да, Мавтин?

— Ну, вообще-то… — начал Мартин.

— Ах, я знала, когда-нибудь это случится. Однажды я подниму твубку и услышу твой голос. О-о, я готова была вазоввать тебя в клочья. (Разорвать меня?)

— Я знаю, — робко вставил Мартин.

— Ты не заслуживаешь пвощения, но я дам тебе еще один шанс. Нам надо о многом погововить, но я вевю — мы сможем найти путь к…

— Ребекка, подожди, я…

— Не ожидал, что я буду столь невозмутима и хладноквовна? (Будет хладнокровна?) И тем не менее…

— Ребекка, — Мартин сделал глубокий вдох, — я звоню, чтобы попросить тебя, — на другом конце провода повисла напряженная тишина, — вернуть мой адаптер.

— Ты звонишь, чтобы… что?

— Адаптер. Помнишь, он остался у тебя? А у меня твой фен. Я подумал, мы могли бы встретиться и вернуть друг другу наши вещи. Где-нибудь в кафе, посидим, поболтаем, — поспешно добавил Мартин, как будто речь шла о простой дружеской встрече.

— А-а-а-у-у-у-ва-а-а… — зашлась Ребекка.

О господи. Мартин прикрыл глаза, пережидая сиреноподобный вой, но минуты через три понял: Вебекка «зависла» надолго, однако трубку бросать не собирается. Не оставалось ничего другого, как только отключиться самому.

Лу была права: брошенная женщина — это женщина, которая никогда не вернет твой адаптер.

Мартин откинулся на спинку стула, чувствуя, как внутри клокочет раздражение. Он никогда не напишет роман, никогда! До конца жизни он обречен прозябать в «Сатире», так и зачахнет перед компьютером, с утра до ночи играя в «Майнсвипер», — крушить врага, покуда палец не отвалится… Минутку!

В голове у Мартина точно бомба взорвалась.

Он схватил пиджак, пихнул в карман пластиковую карточку-пропуск в здание «Интернейшнл мэгэзинс», выскочил из дома и со всех ног помчался к станции метро.

9

Обычным днем сбора друзей в «Зайце и Гончих Псах» была среда, но сегодня, в понедельник вечером. Руби запросила созыва внеочередного саммита по разрешению кризисных ситуаций в связи с ужасными событиями прошедшего дня. Лу попыталась успокоить подругу по телефону.

— Руби, я прекрасно понимаю, как невыносимо каждый день встречаться с Имоджен, но ты не можешь требовать ее увольнения только за то, что девица увела у тебя любовника. Боюсь, Европейский суд по правам человека тебя не поддержит.

— Но они предали меня, — заныла Руби.

— А ты представь, каково было жене Флетта, когда он начал встречаться с тобой? Потом он бросает тебя и переключается на Имоджен, а еще через неделю он бросит Имоджен ради девочки-школьницы. Вот тут-то ты и «стуканешь» на него за развращение малолетних, — пошутила Лу, стараясь хоть как-то развеселить подругу.

— Не смешно, — отрезала Руби.

— Ой, извини, мне звонят по другой линии. Пока. До вечера.

Порой Лу казалось, что она выступает в роли мамочки-наседки. То Руби с флеттовской трагедией, то Мартин с дурным фарсом. У него, видишь ли, вдохновение. Лу, срочно помоги вернуть адаптер. Вместо того чтобы просто пойти в магазин и купить новый. Даже не извинился толком за причиненные неудобства. После его разрыва с Вебеккой несчастная девушка два месяца донимала Лу звонками и дома, и на работе, а он так и не соизволил поговорить с ней и положить конец мучениям бедняжки, и Лу, кстати, тоже.

Лу не жаловалась, она с радостью готова помогать друзьям, но иногда так хочется, чтобы рядом был человек, с которым можно поделиться собственными проблемами и переживаниями. Однако никто из прежних мужчин не вызывал у Лу ностальгических воспоминаний. Почему-то многие из них считали, что после месяца красивых ухаживаний они имеют право требовать от нее бесконечной благодарности и готовности быть не только хорошей любовницей, но и сердобольной нянькой, поварихой, прачкой и секретаршей одновременно. Лу покачала головой, вспомнив, как однажды специально взяла выходной и целый день просидела в квартире такого вот бойфренда в ожидании мастера по ремонту стиральных машин. А когда выяснилось, что хилая «Zanussi» ремонту не подлежит, парень не помчался покупать новую. Зачем? Гораздо удобнее приходить со своим грязным барахлом к Лу и, развалясь на диване перед телевизором, щелкать пультом, пока она возится со стиркой.

Порвав с последним любовником, Лу вдруг поняла: ее жизнь стала значительно лучше и проще — меньше стирки, меньше грязной посуды, и телевизионный пульт в полном твоем распоряжении, смотри что хочешь и когда хочешь, потому что рядом не сидит маньяк, беспрерывно скачущий с канала на канал, точно лабораторная крыса, которая жмет на кнопки в ожидании награды. И почему, выхлебав целую пинту молока, надо пихнуть в холодильник пустую коробку? Как напоминание для Лу? «Видишь, в доме нет молока, пойди купи».

Нет уж, если Лу когда-нибудь и решится вновь пожертвовать своей свободой, то только ради совершенно особенного, исключительного мужчины.

Но как его узнать? Вот вопрос. Все говорят: «Встретишь своего мужчину и сразу поймешь — это Он!» Угу, Джастин, тот, что повадился таскать к Лу свое грязное белье, поначалу казался именно таким — особенным: симпатичный, умный, веселый, работает в приличной фирме. Понадобился целый год, чтобы понять: парень — обычный самодовольный эгоист, считающий, что только он занимается настоящим делом, а работа Лу — это так, ерунда, так что в свободное время она может и постирать.

Итак, первое впечатление обманчиво. Внутренний голос, шепчущий: «Это Он!», тоже, бывает, ошибается. Что же делать? У Эрики, приятельницы Лу, с которой они вместе работали в издательстве, на этот счет была своя интересная теория.

— Ты же не станешь брать на работу человека, пришедшего, что называется, «с улицы», без рекомендательных писем от предыдущих работодателей. То же самое и здесь — будь любезен, предоставь отзыв-характеристику от своих бывших партнерш. Почему мы должны пускать в свою постель неизвестно кого?

— Потому что иначе мы до скончания века будем спать в одиночку, — резонно заметила Лу. — Ты представляешь, какой отзыв может дать бывшая любовница?

— Да-а-а, об этом я как-то не подумала, — нахмурилась Эрика.

— Рекомендации твоих друзей — совсем другое дело, — с жаром сказала Лу и вкратце изложила стратегический план действий под названием «Клуб Одиноких Сердец». — Я знаю их обоих лучше, чем они знают сами себя, и убеждена, что смогу найти подходящую женщину для Мартина.

— А ты уверена, что Руби сможет найти подходящего мужчину для тебя? — спросила Эрика.

В памяти Лу возникло лицо чудесного незнакомца из метро. Она покачала головой: «Не уверена».

После работы Лу отправилась в бар на встречу с друзьями. С того памятного утра каждая поездка в метро превратилась для нее в волнующее путешествие. «Это глупо, глупо, прекрати», — каждый раз повторяла Лу, но ничего не могла с собой поделать; с замирающим сердцем она сбегала по эскалатору и оглядывала платформу в надежде увидеть знакомое лицо. Вот и сегодня, заметив светловолосую голову, Лу вздрогнула и почувствовала, как внутри разлилась пустота, а к горлу подкатил комок. Это просто наваждение какое-то. Лу с трудом перевела дыхание. Удивительно, что с ней происходит? Лу никогда не верила в любовь с первого взгляда, в знаки судьбы и прочую мистическо-романтическую чушь. Но тогда отчего же так колотится сердце и почему все внутри обрывается? Лу стала ездить на метро даже в тех случаях, когда быстрее было бы пройти пешком. А что, если это любовь, единственная настоящая любовь всей жизни? И она упустила свое счастье. Лу поймала себя на том, что нервно кусает ногти (привычка, от которой ей с трудом удалось избавиться всего лишь год назад).

— Я упустила свое счастье, — драматически изрекла Руби, грохнув по столу пустым стаканом. — Моя душа истерзана и разбита. После Флетта я больше никогда не смогу доверять мужчинам. Никогда и никому.

— Глупости, — сказала Лу. — Подожди, начнут приходить ответы на наши объявления, и все наладится.

— Что он написал обо мне? — спросила Руби, когда Мартин отошел к стойке за новой порцией пива. — Надеюсь, ты не позволила нашему писателю ввернуть что-нибудь вроде «доведенная до отчаяния, потерявшая всякую надежду»?

— Не волнуйся, текст что надо. Мартин дал очень точное и верное описание.

— Верное, — Руби утвердительно кивнула, — как раз и означает «девушка в безысходной тоске, на грани нервного срыва».

Мартин вернулся к столику и криво ухмыльнулся, уловив последнюю фразу Руби.

— Как идет работа, мистер Шекспир? — вежливо поинтересовалась Лу.

— Пишу книгу, — гордо ответил Мартин.

— Серьезно? Пером по бумаге?

— Не-а, на компьютере в офисе.

— Понятно. Следовательно, адаптер вернуть не удалось?

— Не удалось. Вместо адаптера Вебекка пришлет мне счет из нервной клиники.

— Шутишь? — воскликнула Руби. — Все еще тоскует по тебе?

— Сама же говорила, «выздоровление» тянется в два раза дольше, чем сам роман.

— В таком случае я обречена страдать до сентября, — всхлипнула Руби.

— Брось, все может измениться в один день, — жизнерадостным голосом сказала Лу.

— Ага, к примеру, завтра меня переедет автобус, — мрачно буркнула Руби. — И конец моим мучениям.

— Или на верхней площадке того же автобуса ты встретишь мужчину своей мечты, — не сдавалась Лу и, не выдержав, рассказала свою историю о мимолетной встрече с чудесным незнакомцем.

— Ты должна была побежать вслед за ним. — Руби пристукнула кулачком по столу.

— И опоздать на работу. А потом, где гарантия, что он захотел бы со мной разговаривать. Приставать к совершенно незнакомому человеку — дайте мне ваш телефон. В лучшем случае на тебя посмотрят, как на психа, а то еще и получишь зонтиком в глаз.

— Не-ет, — протянула Руби, — не думаю. Мартин, как бы ты повел себя в такой ситуации?

— Я был бы польщен до глубины души, — серьезно сказал Мартин. — Девчонки, вы даже не представляете, как трудно нам, мужчинам. Подходишь к понравившейся девушке, а у самого душа в пятки уходит — что сказать, как она отреагирует? Улыбнется или влепит пощечину?

— Вот видишь, — встрепенулась Руби. — А я что говорю? Мужчинам нравится, когда женщина сама проявляет инициативу.

— О, я не сомневаюсь, — улыбнулась Лу.

— Ну, и как же выглядел мужчина твоей мечты? — живо заинтересовалась Руби.

— Высокий, стройный, светлые пушистые волосы, одет в темно-синий костюм.

— Потрясающее описание, — саркастически хмыкнул Мартин. — В метро в час пик такой сразу бросается в глаза.

— Я не знаю, в его внешности не было ничего примечательного. Но нас словно тянуло друг к другу, какая-то необъяснимая сила. И его глаза… Когда наши взгляды встретились, и мне, и ему показалось, что мы знаем друг друга давно, целую вечность.

Мартин склонил голову набок и, прижимая к подбородку воображаемую скрипку, заиграл лирическую мелодию.

Но Руби отнеслась к рассказу Лу не столь цинично.

— Лу, это кризис среднего возраста, трудная полоса в жизни женщины. Скоро ты начнешь верить в гороскопы и будешь ходить на свидания, только когда полная луна стоит в третьем доме Скорпиона.

— Ну уж до полного умственного расстройства не дойдет, — успокоила Лу встревоженную подругу. — Но, если честно, я по-настоящему расстроена. Если бы не вся эта дурацкая суета, кто знает, все могло бы сложиться иначе. — Лу тоскливо посмотрела на дверь, словно ждала — вот сейчас ветер судьбы распахнет створки, и ее таинственный незнакомец появится на пороге. — Лондон огромный, жестокий и равнодушный город. Боюсь, мы никогда больше не встретимся.

— Почему же! — взволнованно заговорила Руби. — Если каждое утро ты будешь ездить в одно и то же время…

— Что я и делаю ежедневно в течение последних шести лет, но раньше я никогда не встречала этого человека.

— Ты хочешь сказать — не замечала. Это большая разница. Однако теперь ты иными глазами смотришь на мир, и между вами возникла особая связь. Вы обязательно встретитесь. И тебе нужно будет просто улыбнуться и сказать: «Доброе утро». Оглянуться не успеешь, как ваша история превратится в волшебную сказку, одну из тех, о которых пишет «Ивнинг стандард» в День святого Валентина, пытаясь внушить нам, что Лондон не такой уж и бессердечный город.

Собственная фантазия привела Руби в восторг, она даже ладошками прихлопнула.

Лу пожала плечами.

— Очень может быть… но верится с трудом.

Шагая рядом с Мартином к автобусной остановке, Руби улыбнулась и удовлетворенно кивнула — наконец-то проблема с объявлением решена. Самой бы ей ни за что не составить толкового текста. Как описать подругу? Руби не знала. И уж чего она совершенно не могла вообразить — какой мужчина подошел бы Лу.

На последней странице журнала «Тайм аут» под колонкой обычных брачных объявлений печатался специальный раздел «Однажды мы встречались». Руби и раньше, еще до вступления в «Клуб Одиноких Сердец», читала этот раздел. Ей нравилась сама идея: человек ищет кого-то, с кем виделся мельком, но не может забыть случайную встречу. Открывая журнал, Руби с трепетом, похожим на ожидание очередного шара в лотерее, первым делом просматривала «Однажды мы встречались». А вдруг она наткнется на свое собственное описание. Что, если и ее образ, мелькнувший в толпе на станции «Ватерлоо», запал кому-то в душу, и человек разыскивает поразившую его девушку?

Итак, решено, она даст объявление в «Тайм аут». Руби охватило радостное волнение. Как же удивится Лу! Придет на свидание, и — о диво! — перед ней предстанет он — загадочный незнакомец из ее снов, на встречу с которым Лу уже и не надеялась.

Руби не замедлила поделиться с Мартином своим феерическим замыслом.

— А как ты опишешь Лу? Ты же не знаешь, что на ней было надето.

— Полагаю, вечером она была в той же одежде, что и утром. Ты не помнишь, Лу пришла в бар сразу после работы?

— По-моему, да.

— И в чем она была?

Мартин пожал плечами.

— Ты меня спрашиваешь? Мы, мужчины, на такие вещи внимания не обращаем. Даже если женщина придет завернутая в мешок из-под картошки, мы не заметим до тех пор, пока у нее из прорези не вывалится грудь.

Руби прикусила язык, узнав собственное обвинение в адрес мужчин.

— Ну, — сердито спросила она, — в тот вечер ты ничего такого не видел?

Мартин сосредоточенно потер подбородок, обдумывая поставленный вопрос.

— Нет, вроде ничего такого не было. — Вдруг глаза Мартина загорелись, словно он только что заново осознал закон Архимеда. — На ней была мини-юбка. Я отчетливо помню, как разглядывал ее коленки.

— Ма-артин!!!

— Ничего не могу с собой поделать, — виновато улыбнулся Мартин. — У Лу потрясающие колени.

Руби глянула на свои колени, довольно тощие и бугристые, и побыстрее прикрыла их подолом юбки.

— У тебя тоже милые колешки, — сказал Мартин.

— Да я не поэтому…

— О'кей, коленки ужасные, но сиськи что надо. Как тебе такой вариант? — вкрадчиво спросил Мартин.

— Придурок. — Руби шлепнула его сумочкой и отвернулась, в глубине души польщенная комплиментом. — Лучше, чем у Лу? — спросила она через секунду.

— Намного. Гораздо лучше, чем у большинства женщин.

— У большинства? — эхом откликнулась Руби.

Мартин запнулся, испугавшись, что ляпнул какую-то бестактность.

— Шучу.

— Шутишь, что бывает грудь лучше моей или что моя лучше, чем у других?

Мартин побледнел и захлопал глазами, не зная, что ответить.

— Ладно, не напрягайся. Мне вообще-то абсолютно наплевать на твое мнение.

— Тогда почему ты сердишься?

— Я не сержусь, — с нажимом сказала Руби. — Откровенно говоря, я бы предпочла остаться среди тех немногих женщин, на кого твои симпатии не распространяются. — Руби попыталась придать своему голосу независимо-легкомысленную интонацию, но у нее это плохо получилось. Она поспешила сменить тему. — Слушай, текст примерно следующий: «Среда, утро. Северная линия: ты — в синем костюме; я — в мини-юбке, читаю…» Что она сейчас читает?

— «Дикие гуси» или что-то в этом роде.

— «Дикие лебеди», — поправила Руби. — М-м, не очень оригинально, сейчас все это читают, если, конечно, уже прочли «Мандолину капитана Корелли» и «Гарри Поттера».

— И отлично. Чем менее конкретное описание, тем большее количество мужчин откликнется.

— Я не гонюсь за количеством, моя задача — отыскать одного-единственного, чудесного незнакомца Лу.

— Ах да, верно, — согласился Мартин.

— Так, — продолжила Руби, — помнишь, что сказала Лу, на какой станции он вышел?

— Э-э, Северная линия? Ну, скажем, «Кэмден Таун».

— Замечательно, так и напишем. Марти, — Руби придвинулась поближе и взяла его под руку, — а что ты написал обо мне? И куда отправил мое объявление?

— Не скажу, это против правил.

— Но я же рассказала тебе про Лу.

— Ага, но ты же не скажешь, что она написала обо мне?

— Клянусь, я не знаю, иначе бы обязательно сказала. Мартин, — Руби сжала его локоть, — обещай, что ты не станешь меня разыгрывать.

— Ни-ни, что ты, в таком серьезном деле! — Мартин сделал круглые глаза.

— И не отправишь меня нарочно на свидание к какому-нибудь придурку?

Мартин возмущенно запыхтел.

— В таком случае я прослежу, чтобы Лу подыскала тебе принцессу.

— А я, в свою очередь, гарантирую тебе принца, — пообещал Мартин.

Тем временем Лу, распрощавшись с друзьями, неторопливо дошла до ближайшей станции метро и спустилась на платформу. Поезд подошел довольно быстро. Лу вошла в совершенно пустой вагон и села возле двери. Прежде чем опуститься на лавку, она внимательно осмотрела сиденье — никаких подозрительных пятен, размазанных кусков жвачки, только забытый кем-то журнал. Лу взглянула на обложку: свежий номер «Тайм аут». Приличное издание, вполне годится для объявления Мартина. Лу раскрыла журнал и пробежала глазами разделы «Мужчина ищет женщину», «Женщина ищет мужчину», «Женщина ищет женщину»… В последней колонке Лу наткнулась на раздел, которого не замечала раньше, — «Однажды мы встречались». Под заголовком было всего несколько сиротливых строчек:

• Вокзал Ватерлоо , билетная касса «Евро-стар», 15 мая: ты — каштановые волосы, красные брюки; я — голубая рубашка, черные джинсы; ты улыбнулась, я опрокинул чашку с кофе.

Дальше шел номер почтового ящика и большая рамка с текстом, где рассказывалось, для чего существует раздел «Однажды мы встречались». Лу скатала журнал трубочкой и пихнула в свою необъятную нейлоновую сумку. Возможно, она даст еще одно объявление — для себя.

10

На следующее утро телефонистка в «Тайм аут» приняла сразу два объявления в раздел «Однажды мы встречались». Первой позвонила девушка. Говорила она несколько сбивчиво, словно плохо помнила, как выглядел ее незнакомец.

• Среда , утро, Северная линия: я — в черной мини-юбке, читаю «Дикие лебеди»; ты — в синем костюме, светлые волосы. Мечтаю о новой встрече.

Время и место действия во втором объявлении были те же. Жаль только, что автор не мужчина, подумала Элли, набирая текст на компьютере. Вот было бы здорово! Однажды в ее практике был такой случай: студентка из Франции и уличный музыкант столкнулись на станции «Вокзал Виктория». Пока молодой человек помогал девушке собирать рассыпавшиеся книги, они обменялись парой слов, но постеснялись обменяться телефонами, а три дня спустя оба позвонили в «Тайм аут». Элли связала их напрямую, так что даже не пришлось печатать объявления. Позже они прислали ей открытку со словами благодарности. Элли было очень приятно. Иногда она вспоминала эту пару и думала, как сложились их судьбы… К сожалению, сегодняшние корреспонденты — обе девушки, и навряд ли они ищут друг друга.

— Я повторю текст, — сказала Элли.

• Северная линия , среда, утро: ты — в синем костюме, прислонился к двери; я — в серых брюках, повисла на поручне над господином с «Файнэншел тайме». Ты подмигнул мне и вышел на «Кингз-кросс».

— Все верно, — подтвердила Лу. — И когда оно выйдет?

— На следующей неделе, — сказала Элли.

— Думаете, из этого что-нибудь получится? — неуверенно спросила Лу.

— Непременно, — заверила Элли. — Такие случаи уже бывали. Не забудьте пригласить на свадьбу.

— Обязательно, — рассмеялась Лу. — Вы будете самым почетным гостем.

Все еще улыбаясь, Лу повесила трубку. Свадьба. Шанс невелик, и все же в душе появилась слабая надежда. Лу сделала все, что могла, теперь остается лишь ждать и уповать на судьбу или счастливый случай, да еще на то, что ее незнакомец живет в Лондоне, а не оказался здесь проездом из Нью-Йорка или Парижа, и что он читает «Тайм аут», и объявление попадется ему на глаза, и он узнает по описанию себя, и не придет в ужас при мысли о свидании с девушкой, мелькнувшей в вагоне метро… если он вообще помнит об этой встрече.

Мартин, несмотря на протесты Лу, поместил объявление в «Санди таймс». Лу была рада, что он, по крайней мере, отказался от «Файнэншел таймс», но сама усиленно предлагала «Гардиан». Читатель «Гардиан» — это человек левых убеждений, по характеру мягкий и покладистый, именно такой и нужен Руби. Но Мартин был непреклонен: патлатый эколог-вегетарианец — вот уж кто совершенно не годится в бойфренды Руби.

«Мужчина, читающий „Санди таймс“, хотя бы платежеспособен, — настаивал Мартин. — Марксизм — дело хорошее, но левацкими идеями за обед не расплатишься».

Лу отступила, но настояла на изъятии из текста лошадиных метафор о длинных ногах и пышной каштановой гриве. В результате окончательный вариант выглядел так:

• Скоро лето!  И вам не с кем его провести. Позвольте молодой женщине (31 год), красивой и жизнерадостной, войти в вашу жизнь и осветить ее ярким солнечным светом.

— Как тебе?

— Неплохо, — сказала Лу. — Постараюсь придать голосу невероятную солнечную живость.

Лу позвонила в газету и оставила на автоответчике коротенькое приветствие от имени Руби, поскольку это было одним из условий приема объявления.

К счастью, ей не пришлось выступать в роли Мартина. После некоторых раздумий Лу решила отказаться от газет и поместила информацию о своем друге на сайте интернетовского брачного агентства под названием «pinacoladalovematch.com» — явный намек на песню Барри Мэнилоу: история о том, как некогда расставшиеся герои случайно встречаются в баре; пристрастие к «пинаколаде»^[4] помогает им найти общий язык, они пьют коктейль и занимаются любовью под дождем. Когда текст был готов, Лу выбрала самую лучшую фотографию Мартина и отсканировала ее. Правда, фотография была пятилетней давности, но Мартин очень неплохо сохранился, и Лу посчитала, что не введет в заблуждение возможных претенденток. Она еще раз перечитала текст:

• Почему я все еще одинок?  Потому что капризен и привередлив? Нет. Очарователен? Да, безусловно. Приятный молодой человек (31 год), интеллигентный, с хорошим чувством юмора, ищет интересную женщину для дружбы. Возможно большее.

— Руби, я просто умираю от любопытства, — призналась Лу. — Как ты меня описала? Изящная и стройная? Сексапильная? Легкомысленная и независимая?

Руби сделала таинственное лицо.

— Ни за что не догадаешься.

Дело сделано, грандиозный проект запущен. В глубине души каждый из участников предприятия был уверен: именно его объявление окажется самым удачным, именно оно поможет другу отыскать Настоящую Любовь. Больше всех радовалась и волновалась Руби. Ей казалось, что они купили выигрышные лотерейные билеты и в конце их ждет суперприз. Да-да, любовь совсем рядом, осталось подождать чуть-чуть, недельку-другую. И гороскоп обещает: «В этом месяце ждите больших сюрпризов». Все сходится! Руби была почти счастлива.

В следующее воскресенье друзья собрались в «Кафе руж», и за ланчем каждый подтвердил — свершилось, объявления вышли! Пока Лу и Мартин спорили о достоинствах «Supergrass» и недостатках «Coldplay»^[5], Руби с головой погрузилась в изучение прессы. По дороге в кафе она накупила целую кучу газет и теперь перебирала их одну за другой, гадая: «Кто я? „Чувственная брюнетка“ из „Санди таймс“? Или „робкая, но сексуальная любительница кошек“ из „Индепендент“? А как насчет „соблазнительной милашки“ из „Ньюс“? Или „огненно-развратной, опасно-непредсказуемой Девы“ с последней страницы „Санди телеграф“? Господи, надеюсь, это не обо мне».

— Только представьте, — сказала Руби, задумчиво помешивая свой капуччино, — где-то там, далеко отсюда, а может быть, совсем близко, прямо сейчас, в эту самую минуту мужчина моей мечты пьет кофе, ест тост с мармеладом и читает газету; вдруг на глаза ему попадается объявление, написанное Мартином ярко и талантливо. Мужчина заканчивает завтрак и идет к телефону. Он слушает сообщение, которое Лу записала от моего имени. Приятный голос, думает он, и чувствует необычайное волнение, а после…

Мартин и Лу обменялись понимающей улыбкой.

11

Вечерние бдения в офисе быстро вошли у Мартина в привычку. Надо сказать, он честно пытался купить новый адаптер, но в компьютерном магазине нужной модели не оказалось. «Поступят месяца через два», — с равнодушно-вежливой улыбкой на прыщавом лице сообщил Мартину юнец за прилавком. Ничего не поделаешь, придется использовать казенную технику. И что удивительно: в опустевшем офисе Мартину на редкость хорошо работалось. После ухода всех сотрудников в редакции «Сатира» воцарялась какая-то странная, располагающая к творчеству атмосфера.

Каждый вечер, в пять тридцать, Мартин собирал свою потрепанную матерчатую сумку, покидал здание «Интернейшнл мэгэзинс» и отправлялся в кафе напротив. Там, заказав чашку кофе, он садился в укромном уголке и терпеливо ждал. Ровно в шесть из главного входа редакции выскакивал Барри Парсоне. Торопясь поспеть на вечерний поезд в Эссекс, он пробегал мимо кафе, а Мартин прямиком возвращался в офис и погружался в свой роман.

Он понятия не имел, является ли использование компьютера фирмы в личных целях преступлением, достойным увольнения, но в чем Мартин не сомневался, так это в презрительных насмешках со стороны коллег, узнай они о его тайных занятиях. Достаточно он наслушался издевок от Лу и Руби, и главное, Мартину совершенно не хотелось посвящать в свои писательские амбиции такого узколобого обывателя, как Барри Парсонс.

Роман продвигается, и очень неплохо, не раз отмечал Мартин. Поначалу он накупил разных книг — нечто вроде творческих самоучителей «Как создать шедевр», авторы которых давали массу противоречащих друг другу советов. Похоже, сами они не написали ничего, кроме этих бесценных трудов. В конце концов Мартин решил довериться собственному вкусу, интуиции и бесспорному литературному таланту.

Главного героя книги звали Марк. Приветливый добрый парень много лет влюблен в свою лучшую подругу. Рут, естественно, даже не подозревает о его чувствах и вечно пытается познакомить Марка с разными девушками, совершенно ему не подходящими. В финале некий кризис заставляет Марка и Рут понять: за их дружбой стоит иное, гораздо более сильное чувство. Мартин пока не знал, что это будет за кризис такой, но уже написал кульминационную сцену, мощную и пронзительную: герои стоят на мосту, мерцающие огоньки Альберт-бридж отражаются в воде, внизу едва слышно плещет волна. Марк и Рут смотрят в глаза друг другу, они потрясены. «Как же мы были слепы, ведь вот оно, наше счастье, только руку протяни!» Страстные объятия.

На самом деле за неделю напряженной работы Мартин написал не одну, а целых семь великолепных сцен. Вскоре после выхода романа начнутся съемки фильма. Сценарий напишет сам Мартин, на главную роль, пожалуй, подойдет блистательный Хью Грант. Однако перед режиссером будет стоять еще одна, не менее важная задача — передать внутреннюю красоту и силу характера такого персонажа, как Марк. На роль Рут Мартин назначил Мишель Пфайффер, чистота и ранимость ее облика вполне соответствуют героине романа. Лет в семнадцать Мартин впервые посмотрел «Опасные связи» и с тех пор млел от волоокой красавицы. Но, прикинув, сколько времени пройдет, пока фильм будет запущен в производство, Мартин решил, что бедняжка Мишель окажется старовата для роли тридцатилетней женщины…

«Фильм! Какая наглая самоуверенность! — Мартин мысленно отхлестал себя по щекам. — Хорошо, если найдется издатель, который не пожалеет бумаги, чтобы напечатать роман. Однако книга-то получается очень даже ничего, да что там говорить — бесподобная, восхитительная книга».

Каждый вечер перед уходом домой Мартин внимательно прослушивал отклики претендентов, пришедшие в «Санди таймс». Звонки поступали в огромном количестве. В принципе Мартина не удивлял сам факт, что находятся мужчины, желающие познакомиться с Руби. Но он не понимал, как коротенькое, всего в несколько строчек объявление могло вызвать такой ажиотаж. Первые два человека позвонили в воскресенье, как только вышла газета, и потом в течение недели предложения сыпались градом. Очевидно, женатые мужчины звонили днем с работы.

Если главная цель всех этих брачных игр — выставить себя на продажу, то большинство мужчин, звонивших Руби, можно было не задумываясь отправить в корзину для уцененных товаров, как помятые консервные банки или вскрытые коробки с печеньем.

Мартин безжалостно вычеркивал из списка кандидатов в бойфренды всех, кто слишком долго мялся, прежде чем начать говорить, и тех, чей голос звучал хотя бы на полтона выше его собственного; также он моментально выбраковывал мужчин, говоривших слишком претенциозно или с малейшим намеком на провинциальный акцент, и тех, кто упоминал марку своего автомобиля.

Машины были для него больной темой. С некоторых пор Барри Парсонс решил, что Мартин больше не нуждается в служебном автомобиле, и его любимый «форд-пума» вернулся в гараж «Интернейшнл». Теперь Мартину приходилось ездить на старенькой «фиесте», доставшейся ему от сестры. Конечно, это был очень щедрый жест с ее стороны — отдать брату свою машину (после того, как муж подарил ей новую). Но Мартин чувствовал себя полным идиотом. Во-первых, «форд-фиеста» сам по себе дамский автомобильчик, да еще Мэри залепила весь кузов наклейками с нежно-розовыми цветочками.

Мартин не мог не признать: в его раздражении на мужчин, упоминавших марку своего автомобиля, был некоторый оттенок лицемерия — ведь он выбрал «Санди таймс» именно потому, что ее читают обеспеченные люди. Но, убеждал себя Мартин, есть большая разница между успешным, уверенным в себе человеком и пижоном, который втискивает в двухминутное обращение к незнакомой женщине еще и рассказ о машине. Что это, как не глупое пижонство?

Флетт был именно таким напыщенным самодовольным болваном. Ей-богу, Руби заслуживает чего-нибудь получше. Мартин вспомнил, как впервые увидел Флетта на одном из знаменитых обедов Руби и возненавидел этого хама с первой же секунды. Рассевшись в кресле, он с важным видом разглагольствовал о своих чертовых подшипниках, пока Руби, сбиваясь с ног, бегала из кухни в комнату. За обедом Флетт раскритиковал каждое поданное ему блюдо. Рыба, прекрасная, идеально приготовленная рыба, по его мнению, была пережарена до невозможности. «Соус слишком жирный. Детка, тебе надо следить за фигурой! И картошка недоварена, милая».

Мартин с трудом сдерживался, чтобы не выложить напрямик, куда Флетту следует отправиться вместе со своими изысканными кулинарными суждениями, и не переставая нахваливал все, что Руби приготовила. Вся эта ситуация до ужаса напомнила Мартину воскресные обеды в его собственной семье. Мама из кожи вон лезет, стараясь угодить всем и каждому, а отец сидит во главе стола, недовольно морщит нос и дает бесконечные указания.

Мартин содрогнулся при мысли, что и Руби закончит свою жизнь рядом с мужчиной, похожим на его отца: неблагодарным, вечно всем недовольным брюзгой. Она заслуживает совсем другого. Руби нужен человек, который почтет за величайшее счастье, если она просто взглянет на него и улыбнется. Человек щедрый и отзывчивый, жизнерадостный, с мягким и добрым характером — вот такого мужчину Мартин хотел бы видеть рядом со своей подругой.

Нормальный парень, которому не нужна расфуфыренная девица, боящаяся лишний раз улыбнуться, чтобы не потрескался макияж, готовый снисходительно относиться к мелким «завихрениям» Руби и заботиться о ней. Парень, с которым Мартин не отказался бы поболтать и выпить пинту-другую. Словом, некто похожий на самого Мартина.

Лу открыла свежий номер «Тайм аут». Сразу под заголовком «Однажды мы встречались» она увидела свое объявление. Лу пробежала глазами по строчкам — все верно, текст именно такой, как она продиктовала. Лу машинально прочитала и следующее объявление. Удивительно, место и время действия те же: Северная линия, утро среды. Более того, предмет поиска тоже человек в синем костюме.

«Удачи, — пробормотала Лу. — Будем надеяться, что хотя бы одной из нас повезет».

Но прошло три дня — ничего, четыре — тишина, неделя — увы, чудесный незнакомец так и не откликнулся. Зато от желающих познакомиться с Мартином не было отбоя. Лу уже начала подумывать, не нанять ли секретаря для сортировки претенденток. Прежде всего необходимо отсеять явных психопаток. Женщины, сильно потрепанные жизнью и обиженные судьбой, тоже исключались из рассмотрения.

«Он сказал, мы будем вместе до гробовой доски, — писала некая Мэгги. — Но когда я вошла в бар, он сидел там с другой девушкой. Как вы думаете, он встречался с нами обеими? — почему-то спрашивала она у Мартина и продолжала: — Мне понравилось ваше объявление и то, как вы говорите о себе. Я убеждена, вы бы никогда, никогда не поступили так жестоко…»

«Может, авторам сайта „пинаколада“ стоит давать еще и адресок „Добрых Самаритян“?» — подумала Лу, уничтожая очередное трагическое послание.

Итого, из пятнадцати кандидаток осталось две. Однако найти для Мартина подходящую женщину — задачка не из легких, все равно что пытаться поймать золотую рыбку в канализационном люке.

К концу недели Лу потеряла всякую надежду. Соискательницы выстроились в длиннющую очередь, но среди них так и не нашлось ни одной, заслуживающей внимания. Лу снова и снова просматривала список. Может, нарочно выбрать самый «плохой» вариант? Правила клуба гласят: предлагать своему подопечному или, скорее, жертве только самое лучшее. Но когда дело касается Мартина, тут ничего предугадать невозможно. Экземпляр, который, по мнению Лу, иначе как ошибкой природы не назовешь, Мартин вполне может посчитать подарком судьбы.

Никогда в жизни Лу не видела такого скопища странных существ, как бывшие подружки Мартина. И где он их только откапывает? Прилипчивые, трогательно-жалкие и безнадежные дурочки. Ну почему Мартин, которому вроде бы нравится общаться с умными интеллигентными женщинами (например, Руби и самой Лу), вечно «западает» на убогих девиц, считающих, что Ницше — это название венерической болезни? Вебекка, аспирантка философского факультета, была редким исключением. Но и она в присутствии Мартина превращалась в полную идиотку.

Как-то в один из вечеров в «Зайце и Псах» девушки подробно обсуждали данный феномен.

«Неуверенность и заниженная самооценка, — диагностировала Руби и, хлебнув водки, захрустела чипсами „Принглс“. — Вот почему Мартин, как, собственно, и любой мужчина, предпочитает иметь дело с тупицами. Они боятся, что женщина окажется выше них по умственному развитию».

В тот период идея о мужской интеллектуальной трусости особо занимала Руби. Она вдруг решила, что Флетта отпугнул ее недюжинный ум.

«Надо признать, мужчины нашего поколения понимают: лучше иметь рядом женщину — друга и партнера, а не просто домашнюю наседку, которая варит щи и нянчит детей, но на подсознательном уровне они все равно стремятся главенствовать. Вспомни, как реагирует Мартин, когда ты выигрываешь у него в „Нинтендо“.

Это была правда. Если кто-нибудь из девушек побеждал Мартина в компьютерной игре, или на теннисном корте, или даже в карты, им приходилось играть снова и снова. Он не успокаивался, пока не выходил победителем.

Кто его знает, рассуждала Лу, может быть, Мартину действительно нужна пустоголовая красотка? Длинные ноги, пышные волосы и большая грудь компенсируют отсутствие разума. В списке такая имеется, под виртуальным именем Пушистый Зайчонок. Зверушка прислала милый рассказ о своих любимых бирманских котятах. Лу готова была сдаться… Но нет! Дело не в том, чтобы найти Мартину подружку, которая ему понравится. Задача Лу — подобрать девушку, которая будет хороша  для Мартина.

Посмотрим. Не нужно спешить, время пока терпит.

Заседание «Клуба Одиноких Сердец» состоялось как обычно — среда, «Заяц и Псы», столик в дальнем углу, справа от входа. Первой докладывала Лу.

— Вчера поступило пятнадцать заявок, — сообщила она.

— Видишь, — ухмыльнулся Мартин, — я пользуюсь бешеной популярностью у женщин.

— И у мужчин. Но я полагаю, ты воздержишься от встречи с Саймоном? Хотя он кажется честным и откровенным парнем.

— А как со мной? — нетерпеливо вклинилась Руби. — Много ответов?

— Так, один-два, — небрежно бросил Мартин. — Но ничего стоящего.

— Мартин, ты не можешь так сразу вычеркивать моих  мужчин, потому что тебе  они не нравятся, — заволновалась Руби.

— Да он всего-навсего выкидывает тех, у кого машина поприличнее, чем «форд-фиеста», — проницательно заметила Лу. — А также тех, кто ростом повыше его самого, или побогаче, или…

— НЕ СМЕЙ ЭТОГО ДЕЛАТЬ! — грозно отчеканила Руби.

— Я действую исключительно в твоих интересах, — заверил ее Мартин.

— Ну а как обстоят дела с моими бойфрендами? — спросила Лу. — Кто тот отчаянный храбрец, что рискнет встретиться со мной вслепую?

— Э-э, м-м, — смущенно промычала Руби и, уставившись в пустой стакан, принялась гонять по дну полурастаявший кубик льда. — Я уверена, ответы скоро появятся, — наконец выдавила она и добавила: — Но если сегодня к вечеру ничего не будет, я позвоню в газету проверить, вдруг они что-то напутали с телефонной линией.

— Ты хочешь сказать, что никто  не позвонил? — Лу была крайне удивлена. — Вообще никто? Невероятно! Что же ты там понаписала такого? «Старая беззубая карга срочно выйдет замуж за невинного мальчика-херувимчика, старше двадцати не предлагать»?

— Нет конечно, — воскликнула Руби. — Просто мое объявление, как бы это сказать, особое, очень конкретное и адресовано очень узкому кругу людей, настолько узкому, что, когда придет ответ, не останется ни малейших сомнений — это Он! — Руби удовлетворенно кивнула. Как ловко ей удалось объяснить ситуацию, не выдав главного секрета.

Лу некоторое время озадаченно разглядывала подругу, совершенно сбитая с толку ее невнятными полунамеками.

— О'кей, — наконец сказала она, с недоверием покосившись на Мартина. — Я понятия не имею, что вы затеяли, но хотелось бы верить, что мне не придется весь вечер просидеть у барной стойки и в одиночестве грызть арахис, пока вы со своими совятами-лягушатами ужинаете при свечах в «Сюаве».

«Сюав» — новый модный ресторан — был заранее выбран друзьями для первого романтического свидания.

— Лу, обещаю, у тебя будет пара! Клянусь жизнью Мартина.

Произнося свою страшную клятву, Руби тихонько опустила руку под стол и сложила пальцы крестиком.

Неделю спустя Руби начала волноваться по-настоящему. В ближайшую пятницу друзья планировали устроить смотрины, а обращение к чудесному незнакомцу Лу так и осталось без ответа. У Руби появилось нехорошее предчувствие, да что там предчувствие — уверенность: она совершила ужасную ошибку. Поддавшись глупому оптимизму, Руби все надежды возложила на «Тайм аут», и в результате теперь не остается времени на то, чтобы дать новое объявление и подыскать кого-нибудь для Лу.

«Кошмар! Что я натворила? — сокрушалась Руби. — Полный провал, и все из-за меня».

Она решила сегодня же позвонить подруге и во всем сознаться. Возможно, Лу заинтересует кто-нибудь из мужчин, откликнувшихся на объявление, которое писал Мартин?

Накануне, не выдержав страшных пыток (Руби выкрутила Мартину руку и едва не сломала пальцы), он признался, что получил пятнадцать ответов. Пятнадцать! Должен же найтись среди них один более-менее приемлемый вариант для Лу.

Немного утешившись, Руби допила кофе и стала собираться на работу. И, как раз когда она сидела в прихожей под дверью, завязывая кроссовки, из щелки почтового ящика вывалилась целая пачка корреспонденции. Руби собрала бумажки и вернулась на кухню.

Счета, счета, счета. Квитанция из «Визы», не забыть бы оплатить — Руби прислонила ее к тостеру. Реклама-приглашение от «Клэринс». Руби просмотрела красочный листок: не обещает ли косметическая фирма чудес? «Вы собираетесь на свидание? Приходите к нам, мы превратим вас в юную красавицу!» Странно, но чудес они не обещали. И наконец, плотный коричневый конверт. Большой! Руби вскрыла конверт, из него выпал другой — поменьше.

Она в замешательстве уставилась на адрес, написанный аккуратным почерком на голубоватой хрустящей бумаге: «Девушке моей мечты, п/я 3567».

— Йес-с-с! — взвизгнула Руби и сделала характерный жест рукой.

Это был ответ из «Тайм аут». Мистер Совершенство нашелся!

Дорогая Прекрасная Незнакомка, — начиналось письмо. — Вы верите в судьбу? Я — да, после того, что случилось, трудно не поверить. Обычно я не читаю «Тайм аут», но в этот раз какая-то неведомая сила заставила меня купить свежий номер. И я не мог поверить собственным глазам — там было ваше объявление! Сколько народу живет в Лондоне? Семь миллионов человек. Один к семи миллионам — такова была вероятность нашей встречи.

Все эти недели я думал о вас, я не мог забыть ваши прекрасные глаза и удивительную улыбку, осветившую ваше лицо и мое серое будничное утро. Как же я проклинал себя потом за мою робость. Ах, если бы я осмелился подойти к вам… Но я опаздывал на работу. Вы знаете, как это бывает: нам кажется ужасным и невозможным опоздать на работу. Чушь, жалкая отговорка! Но я ушел. Не могу передать, что я пережил. Мы больше никогда не увидимся, думал я, и сердце разрывалось от тоски… Так же, как теперь оно рвется из груди от счастья — я нашел вас!

Немного о себе. Меня зовут Эндрью. Ну а как я выгляжу, вы знаете. Мне 33 года, живу на Тафнел-парк, работаю в Ислингтоне в новой интернет-компании. Мы занимаемся продажей театральных билетов. Я говорю на плохом французском и могу немного объясниться по-итальянски. Не знаю, что еще сказать, в письме все это выглядит как-то неуклюже. Мне бы хотелось встретиться с вами и поговорить обо всем вживую. Как только получите мое письмо, пожалуйста, позвоните. Я не могу дождаться нашей встречи. Потому что, если в наш век Купидон все еще существует, утром в среду на Северной линии он сразил меня наповал.

С наилучшими пожеланиями, Эндрью.

Руби опустила письмо на кухонный стол и задумчиво расправила листок обеими ладонями. Она чувствовала некоторую неловкость, как будто стала невольным свидетелем очень интимной сцены, и одновременно радость за подругу, смешанную с легкой завистью. «Вероятность нашей встречи — один к семи миллионам». На этот раз Лу действительно вытащила счастливый лотерейный билет. Представляю, как она удивится.

Не удержавшись, Руби исполнила маленький победоносный танец и вылетела из квартиры.

12

Мартин прослушал очередную порцию обращений от кандидатов на знакомство с Руби. Что за скопище идиотов!

Роберт из Вест-Кенсингтона: «Привет, красотка. (Откуда он знает, что Руби красавица, раздраженно подумал Мартин.) Я работаю адвокатом, вожу „порше-бокстер“, — на одном дыхании выложил Роберт обычный джентльменский набор. — Но пусть тебя это не пугает. Ха-ха-ха!»

«Это? Ты имеешь в виду свой двухдюймовый пенис? — пробормотал Мартин. — Извини, приятель, но твое место в конце очереди».

Не лучше обстояло дело и с ответами, пришедшими по почте. Лу, работая в издательстве, хорошо знала, как выглядят письма сумасшедших, и сразу предупредила друзей: старинная редакторская примета, говорящая, что текст, написанный зелеными чернилами, указывает на психическое нездоровье автора, абсолютно верна. Следует также с большим подозрением относиться к письмам на линованной бумаге. Мартин поначалу не поверил предостережениям Лу и взялся читать послание, исполненное зеленой шариковой ручкой на прозрачном, не толще салфетки, листочке. Он читал с интересом и даже проникся симпатией к автору, пока не дошел до абзаца, посвященного Второму пришествию. Выяснилось, что мужчине требуется жена, готовая поселиться с ним в подземном бункере, где они и переждут конец света, а потом займутся благороднейшим делом восстановления рода человеческого в эпоху постармагеддона.

«Страх-то какой». Мартин только языком поцокал, но письмо решил сохранить — для писателя бесценный материал, может пригодиться для книги.

Все остальные письма были таким же мусором. Вскоре Мартин понял: если текст не пестрит дикими орфографическими ошибками, то, значит, он написан человеком старше пятидесяти. Однако Лу наложила строжайший запрет на сопляков и стариков, ограничив Мартина узкими возрастными рамками — максимум на два года моложе или старше Руби, чтобы понимал ее шутки про Клэнгеров^[6] (не сказать чтобы сами Лу и Мартин хорошо их понимали).

И все же Мартину очень хотелось выбрать пару для своей дорогой подруги именно из тех мужчин, которые прислали письма, а не просто наговорили сообщение на автоответчик. Ему казалось, что человек, взявший на себя труд написать, скорее окажется добрым и внимательным. К тому же Мартин чувствовал особое расположение к пишущим людям, за исключением поэтов — спасибо Дэвидо.

В конце концов Мартин остановил свой выбор на некоем Робине, сочтя его письмо наиболее разумным, без явных пошлостей и хвастовства. Он писал, что работает в Сити, но при этом не называл сумму своего годового дохода, что Мартин воспринял как молчаливый намек на приличное состояние. К сожалению, Робин не прислал свою фотографию, но Мартин знал: Руби не привередлива, ее вполне устраивает, если у мужчины два глаза и они не косят в разные стороны.

Приняв окончательное решение, Мартин сообщил о нем Лу и дал ей номер телефона Робина. Лу должна была позвонить выбранной жертве и, имитируя немного просторечный вустерширский акцент Руби, назначить встречу в «Сюаве».

— Он прислал фото? — спросила Лу.

— Нет, — сказал Мартин.

— Тогда, я думаю, нам не стоит звонить. Если нет фотографии, он может оказаться страшным, как гремлин.

— Никто не прислал фотографий, кроме одного парня из Питерборо. Помимо собственной физиономии, он приложил изображение любимого кота и мамочки, с которой до сих пор живет в одной квартире.

— Да-а, — протянула Лу. — Ну хотя бы симпатичный?

— А ты как думаешь?

— Тогда Робин, — вздохнула она. — Правда, сочетание какое-то — Робин и Руби — слишком вычурное, слух режет.

— Других-то все равно нет, — сказал Мартин. — Либо он, либо дебильный адвокат на «порше».

— Был вариант с «порше»? — Даже Лу, всегда делавшая вид, что такие мелочи, как марка машины, ее не интересуют, не смогла скрыть удивления.

— Он забыл оставить номер своего телефона, — соврал Мартин. — Так ты позвонишь Робину?

Лу согласно кивнула, но потребовала показать ей письмо. Мартин некоторое время упирался, ссылаясь на правила «Клуба Одиноких Сердец», но скорее для виду. На самом деле ему хотелось знать мнение Лу. Несмотря на свое глубочайшее убеждение, что нет таких вопросов, в которых женщина может оказаться проницательнее мужчины, Мартин все же опасался: а вдруг он не заметил в письме Робина каких-то тонкостей, мелких, но важных деталей, на которые женщина сразу обратит внимание. Словом, Мартин хотел переложить часть ответственности на Лу, если Робин, к примеру, окажется психопатом. Он так прямо и спросил:

— Как ты считаешь, этот человек не псих?

— О, Марти, твоя забота о безопасности нашей общей подруги трогает до глубины души. Это так благородно с твоей стороны. А ты уверен, что вообще хочешь ее с кем-то знакомить? — поддела его Лу.

— Я не хочу знакомить ее с насильником и кровавым убийцей! — обозлился Мартин.

— Зато я познакомлю тебя с кровожадной садисткой, — загробным голосом пообещала Лу.

— Не шути так, — содрогнулся Мартин. — Хотя любая извращенна лучше аспирантки. У тебя уже есть кто-нибудь на примете?

Да, Лу подобрала один вариант из длинного списка странных, мягко говоря, женщин. Большую часть из них можно было отнести к категории «брошенных» и потому крайне опасных подруг, практикующих кастрацию и настенную живопись кровью в свободное от работы время. Лу было искренне жаль этих несчастных. Серьезно, она относилась к ним с безграничной симпатией. Но неужели им не приходит в голову, что, вываливая в первом же письме всю историю своей трагической жизни, они лишают себя шанса даже на знакомство. Может быть, стоило подождать с излияниями хотя бы до второго свидания?

Девушка, выбранная Лу, отличалась от остальных двумя вещами: во-первых, краткостью — имя, возраст, род занятий (студентка Академии изящных искусств) и никакого упоминания о размере груди и бедер; и второе — внешность. Синди Дэниэлс выглядела именно так, как должен выглядеть человек, изучающий изящные искусства: вся голова в коротеньких тугих косичках, торчащих в разные стороны, словно заскорузлые малярные кисти, тронутые на концах ярко-розовым, красным и голубым цветом, и скромный пирсинг — по маленькому колечку в брови и в носу. Синди смотрела прямо в камеру с улыбкой, которую иначе как непристойной не назовешь. Лу не могла не улыбнуться в ответ. То, что надо! Идеальная пара для Мартина.

Лу прекрасно понимала: увидев Синди Дэниэлс, Мартин придет в ужас. Но именно это ему и надо — хорошая встряска, девушка совершенно иного склада, не похожая на холеных красоток в стиле Дженифер Лопес, с длинными, до талии, волосами и полными сочными губами. Белочка Лия, знакомство с которой привело Мартина к венерологу, была счастливой обладательницей именно таких пугающе пухлых губ. Как-то Руби даже высказала предположение, что в детстве мама Лии использовала рот дочери в качестве присоски — приклеит ребенка к витрине магазина, как мыльницу к ванне, а сама идет за покупками.

Лу позвонила Мартину.

— Я нашла тебе отличную девушку. Отправила ей приглашение по электронной почте, и сегодня утром она прислала подтверждение.

— Значит, решено, — просто сказал Мартин, — в пятницу мы все идем в ресторан.

Все было решено и подготовлено, столики в «Сюаве» заказаны. Три столика на три разных фамилии. Для трех очень разных пар.

13

По пятницам в рекламном отделе журнала «Сатир» всегда царила праздничная атмосфера. Сотрудники в предвкушении грядущих выходных устраивали небольшое застолье. Мелани покупала кофе. Ли Дилберт готовил его по ирландскому рецепту, добавляя в напиток капельку виски и лимонную цедру. Мартин приносил пирожные. Сегодня была как раз пятница. По офису разливался густой аромат свежесваренного кофе, пирожные аппетитной горкой лежали на тарелке. Мартин нацелился на пончик в карамельной глазури и уже открыл было рот, как в дверях возник Барри Парсонс.

— Вчера вечером ты был в офисе, — как бы невзначай обронил шеф.

— Работал над проектом презентации «Викинг Водка», — так же небрежно сказал Мартин. — Надо было кое-что подправить.

— Да уж, судя по показателям прошлого месяца, кое-что подправить необходимо, — сказал Барри и, подцепив с тарелки пончик Мартина, впился в него зубами. — В моем кабинете ровно в десять, — официальным тоном объявил он и удалился.

— Хорошо, — сказал Мартин, уставившись на огрызок пирожного.

Дверь за Парсонсом захлопнулась. Мартин выждал немного, убедился, что шеф действительно ушел, и вернулся к своему компьютеру. Открыв файл с незаконченным романом, он взглянул на счетчик: тридцать тысяч слов — неплохо, к концу месяца роман будет готов. Мартин уже составил список литературных агентств, куда он понесет рукопись, как только распечатает ее в нескольких экземплярах, на принтере «Интернейшнл мэгэзинс», естественно.

В своих дерзких фантазиях Мартин видел первую страницу книги: «Особую благодарность автор выражает Барри Парсонсу. Этот человек сделал мою жизнь настолько невыносимой, что мне не оставалось ничего другого, как написать бестселлер». Еще пара месяцев, и «Сатир» — душная преисподняя с кондиционированным воздухом — останется позади, как страшный сон. Потом, откуда-нибудь с Барбадоса, Мартин кинет им по факсу заявление об уходе. Однако пока… пока надо держаться.

— Шеф малость не в себе, — заметила Мелани. — Не знаю, Марти, что ты натворил, но, должно быть, что-то ужасное.

— Удачи, Эшкрофт. — Ли похлопал Мартина по спине.

— Передай Мелани, что я любил ее, — обратился Мартин к товарищу с последней просьбой, словно воин, идущий на смертный бой.

Расправив плечи и вскинув голову, Мартин решительным шагом направился в кабинет Барри.

— Последние две недели ты регулярно задерживаешься в офисе, — начал Барри. — Я хочу знать, в чем дело.

— Работаю, я ведь уже говорил. Готовлю материалы к презентации, мне хотелось сделать кое-что впрок, чтобы потом лучше организовать текущие проекты.

Мартин давно отрепетировал эту речь, с первого дня своего незаконного вторжения в «Интернейшнл».

— Замечательно, — процедил Барри. — После нашего разговора я позвонил парням из «Викинг Водка». Они сказали, что отказываются от наших услуг. Ты дважды отменил встречу с ними якобы из-за болезни. Что-то я не припомню, Мартин, когда ты болел? Ты день и ночь торчишь в конторе и при этом заявляешь клиентам, что болен. Будь любезен, объясни, как это понимать?

— В тот момент я был не готов. Мне не хотелось приходить на встречу с сырым материалом, рискуя разочаровать их и потерять контракт.

— И вместо этого ты потерял его, вообще ничего не сделав. Знаешь, дорогой Мартин, как это выглядит? Я скажу — ты нарочно устроил так, чтобы контракт не достался «Сатиру». Почему? А потому, что собираешься перейти в другой журнал и прихватить с собой выгодных клиентов. Что, разве не так? Или ты просто трахаешь по ночам уборщицу? Короче, либо ты четко и прямо говоришь, в какие игры играешь, либо я больше не смогу тебе доверять. А если я не могу доверять, то не вижу никакого смысла в нашем дальнейшем сотрудничестве. Ну, кто положил на тебя глаз? «Нат мэгэзинс»? «IPC»?

Мартин отрицательно покачал головой.

— Тогда ты просто никчемный клерк, бездарная куча дерьма, а не менеджер.

— Возможно, ты прав, — сказал Мартин после некоторого раздумья.

— А бездарные клерки мне не нужны, — прогремел Барри. — Итак, я жду объяснений. Что ты намерен делать дальше?

Мартин поправил ручку, торчащую у него из кармана пиджака, словно обдумывая, что бы такое ответить шефу, потом поднял глаза и не мигая уставился на Барри. Секунду мужчины смотрели друг на друга, как два бешеных слона.

— Ты знаешь, — наконец заговорил Мартин, — я ничего не буду делать.

— Э-э? — Гнев на лице Барри сменился удивлением.

— Я давно собирался сказать, — спокойно продолжил Мартин. — Мне осточертел твой «Сатир», мне до смерти надоел ты сам и эта идиотская работа. Можешь засунуть свои дерьмовые проекты туда же, где хранятся твои дерьмовые мозги, — в свою толстую белую задницу.

Барри лишился дара речи. С перекошенным лицом, вылупив глаза, он смотрел на Мартина, не в силах выдавить ни слова. Наконец с большим трудом он глотнул воздуха и заорал:

— Ты уволен!!!

— Я увольняюсь, — поправил Мартин. — Разве ты до сих пор не понял?

— Во-он!!! — Лицо Барри налилось кровью и сделалось ярко-пунцовым. — Убирайся, твоя карьера в «Интернейшнл» закончилась.

— Как раз об этом я и толкую, — невозмутимо сказал Мартин и ткнул пальцем в хилую грудь Барри: — Ты, Парсонс, мнишь себя новым Рупертом Мердоком, но не тянешь даже на Роберта Максвелла, хотя филейная часть у тебя в сто раз жирнее. Ты, лысый козел, назвал журнал «Сатиром», а сам понятия не имеешь, что означает это слово.

С гордо поднятой головой Мартин прошествовал к двери. Но Барри неожиданно выскочил из-за стола и преградил ему дорогу.

— Уходишь? — прошипел он. — И чем же ты собираешься зарабатывать на жизнь, скажи-ка на милость? Даю тебе последний шанс, если ты сейчас же не извинишься и не поцелуешь меня в задницу…

— Ты за меня не волнуйся, найду чем заняться. Туалеты чистить, и то интереснее, — сказал Мартин, протискиваясь в коридор.

— Последний шанс! — брызгая слюной, завопил Барри.

— Нет, спасибо, — отрезал Мартин, — я уже все сказал.

Барри кинулся к телефону.

Приятно было выложить в глаза Барри Парсонсу все, что накопилось, но расплата за удовольствие оказалась скорой и жестокой. Мартину даже не позволили подняться в офис за вещами. Ему пришлось ждать в вестибюле под наблюдением злобного, похожего на бульдога-убийцу охранника, пока наверху Ли и Мелани поспешно сваливали в коробку скудное имущество Мартина.

— Мне жаль, старина, — сказал Ли, передавая коробку.

Они стояли под плакатом: Чак Норрис в костюме белки — увеличенная фотография с обложки третьего номера журнала; Мартину она всегда нравилась.

— Все в порядке, — не размыкая губ, буркнул Мартин.

— Ты не пробовал пасть ниц и молить о пощаде? — серьезно спросил Ли.

— Это не по мне, — улыбнулся Мартин.

— M-м, да, конечно. — Ли замялся. — Послушай, твой уход был несколько неожиданным, поэтому мы не успели купить прощальный подарок. Но мы тут собрали немного. Вот. Купи себе пива.

Ли протянул фирменный конверт «Сатира», на котором нитевидным почерком Мелани было нацарапано имя Мартина.

— Спасибо, — ухмыльнулся Мартин. — Здесь хватит на полпинты «Стронгбоу», если вы с Мелани не поскупились.

— Противный. — Ли ласково ущипнул Мартина за руку. — Пока, увидимся как-нибудь.

— Нет, если я замечу тебя первым, перебегу на другую сторону улицы, — ответил Мартин, следуя давно установившемуся между ним и Ли грубовато-игривому тону разговора.

Ли похлопал бывшего коллегу по плечу и поплелся обратно к лифту. Вид у него был почти такой же несчастный и растерянный, как и у Мартина.

«О, черт!» — Мартин с размаху шлепнул себя по лбу.

— Ваше время истекло. — Охранник надвинулся на Мартина всей своей необъятной тушей и стал теснить его к двери, словно тюремный надзиратель, загоняющий арестанта обратно в камеру.

— Это величайший момент вашей жизни, не так ли? — гневно изрек Мартин и немного отступил. — Счастливы, поди? Еще бы, настал ваш звездный час. Вам бы войну, настоящую, кровопролитную, да? То-то была бы радость!

— Пшел вон! — прорычал охранник, даже не взглянув на Мартина.

Черт, черт, черт… Мартин стоял посреди улицы, куда его выпихнул охранник, и не мог поверить в случившееся — он на свободе, но книга… неоконченный шедевр остался в компьютере за неприступными стенами «Интернейшнл мэгэзинс».

Он, несгибаемый Мартин Эшкрофт, осмелившийся бросить вызов самому Барри Парсонсу, вдруг превратилоя просто в Мартина Эшкрофта, тридцати одного года, безработного, без перспектив на будущее… и без романа.

Мартин плюхнулся на скамейку, покрытую голубиным пометом, и мрачно уставился на коробку, где грудой лежали все его вещи — жалкие осколки почти десятилетнего заключения в «Интернейшнл мэгэзинс». Вот зеленый пластмассовый стаканчик для карандашей, калькулятор с выпуклыми, как рыбьи глаза, кнопками, открытка с изображением толстозадой красотки в набедренной повязке — привет от Ли, присланный из Фуэртовентуры, куда тому однажды удалось вырваться на холостяцкий уикенд, три изжеванные шариковые ручки — и все, никакого романа.

«Идиот, — обругал себя Мартин, — как я мог совершить такую глупость?»

Он выудил из кармана мобильник. Может, попробовать позвонить Ли? Нет, нельзя. Наверняка Парсонс сейчас обшаривает офис в поисках доказательств шпионской деятельности Мартина. А после он даст распоряжение отделу кадров, и само имя подлого предателя будет навсегда стерто из анналов полиграфической империи «Интернейшнл мэгэзинс».

Но гораздо страшнее другое — Барри может залезть в компьютер и наткнуться на неоконченный труд Мартина. По его лицу расползется мерзкая, тошнотворная, как гнойный нарыв, улыбка, и безжалостной рукой он уничтожит роман, над которым Мартин корпел целый месяц, где каждое слово рождено в муках, каждая строка пропитана потом и кровью. Ужасная картина! Из груди Мартина вырвался долгий мучительный стон. Нет, это невыносимо, надо выпить, забыться в алкогольном тумане. Падение Мартина в нищету и полная деградация начнутся прямо сейчас, с упаковки «Теннентс экстра».

Мартин встряхнул конверт с деньгами, которые жалостливые коллеги насобирали ему на бедность. Скупердяи — внутри тихо, ни одна монетка не звякнет. Мартин вскрыл конверт.

Неподалеку от его скамейки появился бродяга.

— Не найдется лишнего фунта, приятель? — обратился он к Мартину.

— Посмотрим, — сказал Мартин, засовывая руку в конверт, — поделюсь всем, что там…

Но денег в конверте не было. Вместо «выходного пособия» Мартин вытащил дискету. Обыкновенная дискета, в уголке белая наклейка, на ней рукой Ли написано: «Скопировал файл „Контакты“. Пригодится на новой работе».

«Ну Ли, ну голова! Йес-с-с!» — Мартин рубанул кулаком воздух.

Но не знал умница Ли, что в файле «Контакты» не было ни единого адреса; под этим условным именем скрывался гениальный роман.

— Спасен! — заорал Мартин, вскакивая со скамейки. — Эй, пойдем в бар!

Выглянув из окна своего кабинета, Барри увидел, как торжествующий Мартин совершил круг почета вдоль парковки «Интернейшнл» и в сопровождении какого-то бродяги прошествовал в бар напротив. Мистер Парсонс понял, что его худшие подозрения оправдались.

Пока Мартин праздновал свое освобождение из застенков «Интернейшнл», Лу и Руби готовились к вечеру в «Сюаве».

Руби ввалилась в квартиру подруги с двумя огромными сумками, в которые она затолкала весь свой гардероб.

— Не думаю, что тебе понадобится это, — сказала Лу, держа на вытянутых руках белые трикотажные шорты.

— Скорее всего, нет, — согласилась Руби. — Но мало ли что может случиться. Я и паспорт взяла. А вдруг он окажется мультимиллионером и предложит прямо из ресторана улететь куда-нибудь в Сен-Тропез.

— Или инструктором по лыжам, — предположила Лу, наткнувшись на пару старых тренировочных штанов.

Кожаные брюки и черный топ с глубоким вырезом были отвергнуты Лу из предосторожности.

— В ресторане могут быть стулья с кожаными сиденьями. Ты же не хочешь, чтобы твоему избраннику казалось, что при каждом движении ты громко пукаешь?

Лу вытянула из другой сумки коротенькое черное платье.

— Как насчет этого?

— Мрачновато, — сморщила нос Руби, — и слишком тривиально.

— Не то что это, — сказала Лу, откопав на дне сумки плиссированную юбку светло-вишневого цвета в тонкую розовую полоску. — Жуть… Когда такое носили? В позапрошлом веке?

— Лето двухтысячного, — сказала Руби, — стиль ретро, воспоминание о начале восьмидесятых.

— Определенно, ты была не в себе, когда покупала эту штуку.

— Вообще-то я была с тобой, — напомнила Руби. — Ты же сама говорила, что моему гардеробу не хватает ярких цветовых пятен. А ты что наденешь?

Лу кивнула в сторону шкафа. На дверце висел брючный костюм-джерси глубокого синего цвета. Тонкий материал, ниспадающий мягкими складками, стильный крой — все говорило о дороговизне. В таком наряде худенькая, изящная Лу будет неотразима. Руби с ненавистью посмотрела на свое черное платье, некогда служившее ей верой и правдой. В свое время она купила его всего за сорок фунтов и страшно радовалась удачной, как ей тогда казалось, покупке. Но сейчас вдруг взглянула на любимую вещь совершенно другими глазами и заметила, как состарилось платье, как от многочисленных стирок истончился и поблек материал.

— Я не могу идти в «Сюав» в этом, — вздохнула Руби. — Они примут меня за официантку, если не считать, что официантки одеты лучше меня.

— А где платье от Донны Каран? — спросила Лу.

— Да я после свадьбы все не соберусь сдать его в химчистку, — сказала Руби.

По правде говоря, она надеялась, что долгое проветривание решит проблему и можно будет обойтись без чистки. Но сегодня утром, внимательно обнюхав измятую юбку, Руби едва не лишилась чувств: от дорогого черного крепдешина исходил резкий запах дорогого шампанского. Нюхать подмышки Руби не решилась, вспомнив, как много она танцевала на свадьбе.

Деваться было некуда.

— Черное платье, — обреченно сказала Руби.

— Оно тебе очень идет, — заверила подругу Лу. — Кроме того, надо выглядеть непринужденно, как будто ты не придаешь особого значения этому свиданию.

«Я не придаю особого значения?» — подумала Руби, разглядывая собственное отражение в зеркальной дверце шкафа. Вид вполне презентабельный, но ей хотелось выглядеть по-особому.  До вечеринки в «Холлингворте» остается меньше месяца, а дел невпроворот: кроме обычного — сбросить лишние фунтов десять, сходить в косметический салон сделать эпиляцию и чистку лица, — есть и еще одно, главное дело — утереть нос бывшему любовнику, показать Флетту как он ошибся, променяв ее на Имоджен. Но для этого существует единственный способ — прийти под руку с другим мужчиной, желательно — блестящим красавцем.

— Ты потрясающе выглядишь, — сказала Лу, вдевая в ухо скромную серебряную сережку — последний штрих к ее собственному непринужденно-элегантному наряду. — Куда, черт возьми, подевал-ся Мартин?

Мартин объявился за несколько минут до прихода такси.

— Ты уже выпил? — спросила Руби, почувствовав сильный запах алкоголя, когда Мартин чмокнул ее в щеку.

— Пропустил пару стаканчиков.

На самом деле большую часть дня он провел в баре, угощая себя и бродягу бесчисленными «стаканчиками» и взахлеб рассказывая ему сюжет романа. Филзи — так звали нового приятеля Мартина — слушал внимательно и высказал авторитетное мнение, что идея великолепная, лучше и быть не может, книга, несомненно, станет бестселлером, а увольнение с работы — это просто счастье. Именно такой стимулирующий пинок был необходим Мартину, чтобы взвиться к вершинам литературного Олимпа.

По дороге Лу изложила стратегию предстоящего вечера. Первое: в ресторан надо войти по отдельности, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что друзья являются частью массового эксперимента. Второе: они должны разработать систему тайных знаков, которые можно будет подавать друг другу, если что-то пойдет не так. И последнее: встреча в женском туалете в девять часов, краткий обмен мнениями и, в случае реальной опасности, незаметный побег.

— После — общее собрание и разбор полетов у меня дома, — сказала Лу. — Бутылку бренди я уже купила.

Таксист подкатил к ресторану, но остановился, как и было ведено, немного не доезжая до входа — огромной двустворчатой двери из стекла, покрытого искусственным морозным узором.

— Кто первый? — спросила Лу.

— Я пойду, — отозвался Мартин и, выскочив из машины, припустил к ресторану на приличной скорости. Неимоверное количество пива, выпитое днем, давало о себе знать, и в данную минуту единственной целью Мартина было найти туалет.

— Эй, — крикнула ему вслед Руби, — а твоя доля за такси?

— Ш-ш, потом, — цыкнула Лу. — «Засветишь» его. Ну, готова?

— Кажется, готова, — срывающимся шепотом ответила Руби.

В последний раз Лу видела подругу в таком диком волнении, когда они сдавали выпускной экзамен в университете.

— Успокойся, — сказала она, — это всего лишь свидание.

14

Лу сидела у стойки бара и упорно делала вид, что не замечает своих друзей. Ощущение, будто участвуешь в каком-то полицейском сериале. Хорошо бы иметь потайной микрофон в ухе, чтобы можно было переговариваться незаметно для окружающих. Но единственный «шпионский» способ контакта, до которого они смогли додуматься, — это установить мобильные телефоны в режим вибрации и, потихоньку нажимая на кнопки под прикрытием скатерти, подавать друг другу сигналы.

Кто из них первым встретит своего «агента»? Лу надеялась, что это будет Руби. Бедняжка вся тряслась и нервно озиралась по сторонам, точно испуганный кролик, который чувствует приближение кровожадной лисы, но не знает, в какую сторону лучше бежать. Первую порцию двойной водки Руби заглотила, словно это был лимонад, и уже приступила ко второй. Если дело пойдет такими темпами, то к прибытию кавалера Руби совсем окосеет. Навряд ли это произведет благоприятное впечатление.

Мартин расположился чуть дальше, в конце стойки, и внимательно изучал свое лицо в задней зеркальной панели бара. Лу улыбнулась. Кто сказал, что мужчины менее кокетливы, чем женщины? Непосвященный назвал бы прическу Мартина «только что из постели», но Лу знала: художественный беспорядок на голове ее друга — это результат многочасовой укладки перед зеркалом в ванной с применением дорогущего геля для волос.

Мартин любовался собой и потягивал пиво прямо из бутылки. Манеры так себе, не очень изысканные. Ну, ничего, Синди Дэниэлс этим не испугаешь. Однако Лу все же надеялась, что девица не станет глотать свою вьшивку из двухлитровой пластиковой бутылки.

Каждый раз, когда двери ресторана распахивались, чтобы впустить новых посетителей, Руби оборачивалась и растягивала губы в напряженно-выжидательной улыбке. Посетители шли нескончаемой чередой, и, хотя в этот вечер знаменитости не удостоили «Сюав» своим вниманием, среди мужчин, то и дело появляющихся на пороге, было немало настоящих красавцев. Один раз Руби едва не описалась от восторга, когда ей подмигнул высокий широкоплечий блондин с квадратной чисто выбритой челюстью (точь-в-точь герой из рекламы какого-нибудь дорогого мужского парфюма). Руби готова была сорваться с места и расцеловать Мартина за то, что он прислал ей такого Аполлона. Но, к сожалению, умопомрачительный блондин, пройдя мимо Руби, подлетел со своим «привет» и нежным поцелуем к костлявой невзрачного вида темноволосой девице, которая кисла над стаканом минеральной воды.

— Ты смотрел мимо меня, — капризным голосом пожаловалась брюнетка.

— Извини, забыл надеть очки, — сказал Мистер Спрей-После-Бритья, вынимая из кармана пиджака очки в тонкой золотой оправе. — Вот теперь я знаю, куда смотреть и кем любоваться.

Руби осела на своей жердочке и привалилась к стойке бара. Ха, и с чего она взяла, что Робин окажется таким вот суперменом. Для начала само имя — Ро-обин — не предвещает ничего хорошего. Много ли Робинов встречается среди кинозвезд? Руби вспомнила одну звезду, и то женщину. Из мужчин она смогла припомнить только Робина Казенса, олимпийского чемпиона по фигурному катанию. Боже, какая тогда поднялась шумиха, все только и повторяли: «Ах, Робин Казенс, ах, какое чудо, у него потрясающий „тройной“!» В то время Руби училась в начальной школе, но даже тогда он не показался ей привлекательным.

Все дело в прическе, решила Руби. У того фигуриста были слишком прилизанные волосы и слишком аккуратный пробор «на бочок». Прическа серийного убийцы, если верить определению Лу. «Обратите внимание, — сказала она, развивая тему, — что каждый раз, когда в криминальных новостях показывают очередного убийцу-людоеда, он выглядит таким паинькой, как будто мама только что вымыла ему лицо и пригладила челку. И вообще, чем аккуратнее у человека прическа, тем более благоприятное впечатление он производит на людей и тем больше вероятность, что удивленные соседи будут потом говорить: „Кто бы мог подумать, у него в холодильнике нашли три расчлененных трупа, а ведь он всегда казался таким милым и порядочным джентльменом“.

Руби вознесла тихую молитву: «Господи, избавь меня от мужчины с волосами серийного убийцы!»

Нет-нет, решено, сегодня она отлично проведет время, иначе и быть не может. Руби заслужила это. Во всем Лондоне мало найдется женщин, которым бы так не везло в любви. Длинная цепь разочарований уходит далеко в прошлое, к самому первому свиданию. Руби было пятнадцать. Пол Фергюсон, самый красивый мальчик в школе, спросил, как она собирается встречать Рождество. Руби была на седьмом небе — он приглашает ее на школьную вечеринку! Потратив все карманные деньги, Руби купила зеленую шелковую блузку и черные брюки-леггинсы. Она даже уговорила маму позволить ей перекрасить волосы в цвет «шоколадное очарование».

Руби задохнулась от счастья, когда Пол, открыв дверь, воскликнул: «Bay, шикарно выглядишь».

«Да, Руби, — сказала Чарли Баггот, выглядывая из-за плеча Фергюсона, — очень мило, всегда крась волосы именно в этот цвет. Спасибо, что согласилась побыть с его младшей сестрой. Я бы убила Пола, если бы он не смог пойти на вечер».

У Руби отпала челюсть. Она так и осталась стоять с разинутым ртом, глядя вслед удаляющейся парочке.

Свидание, которого никогда не было, положило начало длинной полосе неудач и разочарований в жизни Руби. В памяти сами собой всплыли воспоминания о последней истории с Джоном Флеттом. Руби совершенно позабыла о том, где находится, и, вместо того чтобы следить за дверью, печально рассматривала дно своего пустого стакана и с противным громким хрустом грызла кубик льда. В результате прибытие долгожданного кавалера осталось незамеченным. Бармену пришлось слегка кашлянуть, чтобы привлечь внимание Руби к человеку, стоящему у нее за спиной. Очнувшись, она подняла голову и обернулась.

— Руби? — спросил незнакомец.

— Да, я… э-э… — Руби неловко перекатила за щеку кубик льда. Струйка холодной воды вытекла у нее из уголка рта и побежала по подбородку. — Ой, извините. — Она схватила салфетку и выплюнула в нее лед. — Привет, меня зовут Руби, — начала она с начала. — А вы, должно быть, Робин? — Улыбнувшись, Руби протянула руку.

Но мужчина не сделал попытки ответить на ее приветствие, только крепче вцепился в свой пластиковый пакет и сухо кивнул. Руби принялась разглаживать подол платья, сделав вид, что именно для этого и протянула руку. Теперь, когда первое волнение прошло, в голове у Руби прояснилось, и она стала медленно возвращаться в реальный мир, который принял жуткий облик стоящего перед ней мужчины.

— Все в порядке? — спросил он, взглянув в расширенные от ужаса глаза Руби.

— О да, — выдавила она упавшим голосом, — все… э-э… замечательно, лучше не бывает.

Лу с неменьшим ужасом наблюдала за происходящим. Одна надежда, что этот человек окажется эксцентричным миллионером, который одевается как бродяга, чтобы избежать внимания желтой прессы. В письме сказано, что он работает в Сити, а там, насколько знала Лу, каждый второй — миллионер. Так что первое впечатление может быть обманчивым. От всего сердца надеясь на это, Лу вернулась к наблюдению за Мартином.

На пороге появилась девушка. Синди Дэниэлс, прищурив глаз, оглядывала зал в поисках своей жертвы.

«Боже, спаси и сохрани, — подумал про себя Мартин, — это по мою душу. Лу прислала за мной кого-то из Маппетов».

— Ты, должно быть, Мартин? — сказала Синди, протягивая унизанную браслетами конечность.

Рукопожатие сопровождалось металлической какофонией всех ее многочисленных украшений.

В ответ на предложение выпить чего-нибудь Синди энергично тряхнула разноцветными косичками. Мартину вспомнился абажур из стекловолокна, висевший в гостиной его дедушки в начале семидесятых. А что это мелькает у нее на лодыжке, в несколько рядов обмотанной серебряной цепочкой? Татуировка черепа. А на бицепсе правой руки красуется еще одна синяя наколка — схематическое изображение компаса. В шикарных интерьерах «Сюав» девушка выглядела инородным телом; ей бы сидеть на дереве, выкрикивал антиглобалистские лозунги. И все же… все же что-то в ней было.

— Что будете заказывать? — обратился к ним бармен и улыбнулся Синди, как доброй знакомой. Кольцо в носу девушки ничуть его не смущало.

— «Негрони», — бросила Синди и, крутанувшись на высоком стуле, развернулась лицом к Мартину. — Сказать, как это готовится? — спросила она через плечо, видя, что бармен не сдвинулся с места, и без запинки оттарабанила рецепт.

Мартин был потрясен.

— Итак, — грозно прорычала Синди, — надеюсь, ты голоден?

Мартин двумя пальцами немного ослабил ворот рубашки. Ему показалось, что главное блюдо в сегодняшнем меню — он сам.

Лу осталась в одиночестве дожидаться своей пары. В половине восьмого она все еще сидела у стойки бара, грызла орехи, которые бармен регулярно подсыпал в стоящую перед ней вазочку, а в голове бродили нехорошие мысли: «Невероятно, быть обманутой мужчиной, которого не видела ни разу в жизни!»

В зеркале Лу хорошо был виден зал. Руби и Мартин уже сидели за своими столиками, читали меню и делали заказ. Лу почувствовала, что страшно проголодалась.

— Еще «космополитен»? — спросил бармен, указывая подбородком на полупустой бокал Лу.

— Два, — раздался у нее за спиной чей-то голос, — конечно, если вы Лу.

Она обернулась.

— Авы?

— Эндрью. Эндрью Нортон.

Лу улыбнулась и кивнула оценивающе-одобрительно. Ничего не скажешь. Руби постаралась. Эндрью был высокого роста и выглядел неплохо: открытый ясный взгляд, правильные черты лица, хорошая стрижка, аккуратный костюм, не шикарный, но явно не от «Маркса и Спенсера». Во всем его облике чувствовалась положительная опрятность. Эндрью принадлежал к тому типу мужчин, которые умеют следить за собой: ведет здоровый образ жизни, правильно питается, ест свежие овощи и фрукты, по утрам делает зарядку. Словом, приятный человек, ваша мама была бы довольна.

— Извините за опоздание, — сказал Эндрью. — Навещал в больнице тетушку и совсем забыл о времени.

«Что за прелесть, — подумала Лу. — Точно, моей маме он бы очень понравился».

— Должен признаться, — добавил Эндрью, прервав размышления Лу, — я вас запомнил несколько иной.

«Что значит „запомнил“?» — удивилась Лу, но вслух вежливо спросила:

— Простите, разве мы с вами уже где-то встречались?

— Ну, не то чтобы… Значит, вы меня совсем не помните?

— Нет, — сказала Лу, — боюсь, что нет.

— Под землей я выгляжу иначе, — усмехнулся Эндрью.

— Да, скорее всего, — согласилась Лу.

Они направились к столику. Проходя через зал. Лу поймала вопросительный взгляд Руби, нацеленный на нее поверх меню.

— Вероятность нашей встречи равнялась один к семи миллионам, — начал Эндрью, — но нам повезло, можно сказать, счастливый случай…

И тут Лу поняла: «Наш разговор о случайных встречах!»

Руби дала объявление в «Тайм аут» и теперь думает, что Эндрью и есть тот чудесный незнакомец из метро.

15

— Я должен объясниться, — сказал Эндрью, когда они сели за столик. — Мы с моим приятелем поспорили на «слабо». Каждую неделю мы придумываем друг другу разные задания. Например, на прошлой неделе мне пришлось идти на работу, надев трусы поверх брюк.

«Боже праведный, — подумала Лу, — наверное, он вырядился в боксерские трусы Барта Симпсона».

— Шутка, — смутился Эндрью. — На самом деле я должен был пойти в автосалон, сделать вид, что хочу купить «феррари», и заставить дилера провести испытательный заезд. А задание этой недели — ответить на объявление из «Однажды мы встречались» и убедить девушку, что я именно тот человек, которого она ищет. Честно говоря, не думал, что у меня получится, но все оказалось до смешного просто. Зная из объявления основные детали встречи в метро, я только добавил маленькую импровизацию о ваших прекрасных глазах.

— Что ж, вы выиграли пари, — сказала Лу.

— А у вас действительно прекрасные глаза.

Лу опустила свои прекрасные глаза и прикрылась рукой, изображая притворное смущение.

— Надеюсь, я вас не обидел, — робко сказал Эндрью. — Конечно, я понимаю, вы ждали совсем другого человека. Но обещаю, мы проведем чудесный вечер. И мне бы очень хотелось снова увидеться с вами, если вы не сердитесь на меня из-за этого глупого розыгрыша.

— Не сержусь, — сказала Лу. — Почему я должна сердиться?

— Но, может быть, вы хотите продолжать поиски вашего принца.

— Золушки, — поправила Лу. — Помните? В сказке все наоборот — принц искал девушку.

— Да-да, верно. Так вы будете продолжать поиски? — спросил Эндрью с ясной улыбкой, в ответ на которую любая здравомыслящая девушка не задумываясь ответила бы «нет».

Лу медленно провела пальцем по краю своего бокала.

— Нет. Думаю, в этом нет никакого смысла. Шансы на встречу с человеком, которого я видела в метро, гораздо более призрачны, чем вам кажется.

— Но, возможно, он ответил вам, — сказал Эндрью, — а вы не обратили внимания на его письмо, потому что уже получили мое.

— О нет, — усмехнулась Лу, — я бы поняла, что это он. Знаете, Эндрью, я тоже кое в чем должна признаться. Я не видела вашего письма. Моя подруга Руби давала объявление от моего имени и назначала вам встречу. Вон она сидит. — Лу кивнула в направлении столика Руби.

— Ваша подруга? Она здесь, в ресторане?

— Ш-ш, тихо, — зашипела Лу. — Не смотрите туда, у нее тоже свидание. У нас, видите ли, свои игры: найти друг другу пару; Руби ищет для меня, я — для Мартина.

— Мартин тоже здесь?! — конспиративным полушепотом спросил Эндрью.

— Да. Вон сидит, около двери на кухню, с девушкой в цветных косичках.

Эндрью уставился на Синди Дэниэлс, не в силах отвести глаз.

— Лу, зачем вы подсунули ему это чудище? Месть? — хитро улыбаясь, спросил он.

Лу бросила встревоженный взгляд в сторону Руби и сказала, как бы в свое оправдание:

— Зато Мартин нашел для нашей подруги вон того монстра. Боже, пускай он окажется хорошим человеком.

Руби готова была завизжать от обиды и разочарования. Когда она вступала в «Клуб Одиноких Сердец», Мартин и Лу жизнью своей клялись, что не выберут нарочно из всех вариантов самый худший. Руби им поверила, считая друзей не способными на такую злобную шутку в духе школьных приколов: поцелуй взасос самого дебильного парня в классе, и но пути домой мы купим тебе мороженое.

Для Руби брачно-газетный эксперимент был вопросом жизни и смерти. Все свои надежды она возложила на друзей, на их проницательность и умение видеть какие-то нюансы в тех случаях, когда Руби, ослепленная страстью и — что уж греха таить — страстным желанием поскорее найти себе пару, не способна разобраться самостоятельно в достоинствах и недостатках мужчины. Да, возможно, им со стороны виднее, что лучше для Руби. Но если Робин должен стать ее принцем, то в данный момент он определенно все еще находится в лягушачьей шкуре.

Одно хорошо: благодаря молитвам Руби у мужчины, сидящего напротив нее, не было волос серийного убийцы — просто потому, что их вообще не было, а форма черепа Робина говорила о долгих трудных родах с применением щипцов для извлечения младенца из утробы матери.

Когда официант спросил, не желает ли мистер снять верхнюю одежду, Робин наотрез отказался расстаться со своим пуховиком. Из-под куртки у него выглядывали светло-коричневый костюм и белая нейлоновая рубашка, сквозь которую просвечивала черная волосатая грудь. Официант принес меню. Робин пошарил в своем пластиковом пакете с эмблемой супермаркета «Сэйнсбери» и надписью «На все случаи жизни» и извлек очки в надтреснутой оправе, заклеенной скотчем.

Заказ был сделан. Робин посетовал на дороговизну заведения, и тема для разговора иссякла. Руби безуспешно пыталась вести светскую беседу, начиная от «Чудесная нынче погода, не правда ли?» и до «Любите ли вы посещать ночные клубы?». Странно — он не любил.

Наконец появился официант. Молодой человек шел по залу, не очень уверенно балансируя подносом с тарелками, и все время поглядывал себе под ноги, словно боялся поскользнуться. Когда он добрался до их столика, катастрофа была практически неизбежна. Ему удалось благополучно поставить одну тарелку, но при этом он смахнул пузырек с оливковым маслом. Посудина взвилась в воздух, тюкнулась о мраморный пол, подпрыгнула, как резиновый мячик, и оросила Руби и ее молчаливого спутника ароматной жидкостью.

— Ничего, это старое платье, — сказала Руби со всей непринужденностью, на какую была способна, и накрыла салфеткой жирное пятно, расползающееся у нее на подоле.

— Я так и подумал, — сказал Робин.

Руби показалось, что она ослышалась, а незадачливый официант смерил наглеца свирепым взглядом.

Робину удалось избежать оливкового душа, во всяком случае, так ему казалось, и он жадно накинулся на рыбу. Низко склонившись над тарелкой, словно опасаясь, что ее отнимут, Робин кромсал ножом нежное мясо и заталкивал в рот большие куски. Ел он сосредоточенно, не поднимая глаз, и у Руби было достаточно времени, чтобы рассмотреть большую масляную каплю, стекавшую по блестящей лысине ее кавалера.

Сказать ему, думала Руби, или это будет невежливо? Капля, похожая на остров Уайт, спустилась чуть ниже и трансформировалась в Австралию. Или сделать вид, что я ничего не замечаю? Оливковая Австралия приблизилась к лохматым бровям Робина и превратилась в Италию. Или просто протянуть руку через стол и промокнуть ему голову салфеткой?

— Я ищу долгих и прочных отношений, — сообщил Робин, покончив с рыбой.

Руби искала только одного — возможности побыстрее сбежать отсюда.

Собрание в женском туалете было назначено на девять. Мартин тоже получил приглашение, но, принимая во внимание не совсем подходящее для него место встречи, девушки не удивились, когда в назначенный час их друг не встал из-за стола и не последовал за ними. К тому же со стороны он выглядел вполне довольным своей разноцветной, побрякивающей металлом подругой.

Руби пришла в девять — точно по графику, как хорошая скаковая лошадь. Дожидаясь Лу, она уселась на диванчик под зеркалом и нервно закурила. Видит бог. Руби была терпелива, она предоставила этому человеку все мыслимые и немыслимые шансы, чтобы загладить первое неблагоприятное впечатление. Но все напрасно. Руби с содроганием вспомнила, как он оглушительно высморкался в салфетку, потом расправил ее и снова положил себе на колени. Руби пыхнула сигаретой и бросила взгляд на окно, словно преступник, дожидающийся очереди на казнь и прикидывающий, можно ли сбежать через это небольшое отверстие.

Едва переступив порог, Лу поняла: спрашивать «ну как?» нет необходимости.

— Мы выбрали не того? — полувопросительно сказала она.

Руби кивнула и, как разъяренный дракон, выдохнула клуб дыма.

— Все дело в его внешности? — осторожно спросила Лу.

— Ты знаешь, я не привередлива, — начала Руби. — В прошлом мне доводилось встречаться с некрасивыми, мягко говоря, мужчинами. Один выглядел так, как будто только что сорвался с дерева и упал на землю лицом вниз. Но они, по крайней мере, обладали некоторыми внутренними качествами, которые компенсировали недостатки внешности.

— То есть, насколько я понимаю, привлекательным его не назовешь, — подытожила Лу.

— Привлекательным в смысле «интересным» или «привлекающим внимание странным поведением»?

— Он прислал такое милое письмо. Я была уверена, что вы подойдете друг другу.

— Возможно, я бы подошла его другу, который написал это проклятое письмо.

— Так он не сам писал?

— Вот именно. Прямо Сирано де Бержерак, — горько расхохоталась Руби. — Или Сирил-как-бишь-его-там, как сказал дорогой Робин. Только в данном случае урод и тупица в одном лице, и с этим лицом мне приходится ужинать.

Лу не могла сдержать улыбку.

— О, Руби, прости. Так получилось, мы не нарочно. Ну, хотя бы поешь бесплатно в приличном ресторане.

— Сомневаюсь, — сказала Руби.

— Да брось ты, он же работает в Сити.

— Ага, в будке «Срочное изготовление ключей» рядом с домом Меррилл Линч.

Лу безмолвно закатила глаза.

— И напоследок он добил меня окончательно, — продолжила доклад Руби. — Попросил прихватить для него рулончик бумаги, раз уж я все равно иду в туалет и у меня такая вместительная сумка. Он, наверное, уже много лет не покупал туалетную бумагу. И сахар. И перец. А также масло и соль. Зачем? Когда в любом ресторане все это есть, да еще в такой удобной упаковке, бери — не хочу.

— Шутишь! — Лу задохнулась от ужаса.

— Ха-ха-ха, — зашлась Руби. — Очень смешно. Когда принесли хлеб, он один кусочек положил себе на тарелку, а еще два завернул в салфетку — на потом.

— Руби, ты врешь!

— Если бы. Когда будем уходить, он, пожалуй, захочет, чтобы я сгребла со стола серебряные ложки и попихала в свою вместительную сумку. — Руби сдернула с крючка рулон туалетной бумаги. — Пускай подавится, но большего он от меня не дождется.

— Руби, — предостерегающе сказала Лу, — ты не станешь воровать бумагу.

— Как раз это я и делаю, — упрямо сказала Руби. — Бедному мальчику будет чем утереть слезы, когда я смоюсь и оставлю его наедине со счетом.

— Стерва, — хихикнула Лу. — Непременно закажи на десерт пудинг с ликером.

— Обязательно, — сказала Руби, заталкивая в сумку рулон бумаги. — Ладно. Скажи лучше, как у тебя дела. Это он?

— Нет, — грустно сказала Лу. — Не тот.

— Но…

— А ты поверила? Я знаю почему. Он упомянул мои прекрасные глаза. Но это была просто игра, нечто вроде пари. Хотя твоя идея мне понравилась — поместить объявление в «Тайм аут». Если бы у тебя получилось… — Лу замолчала и мечтательно вздохнула.

— Было бы великолепно, — закончила Руби. — Поверить не могу. Как он меня наколол!

— Неважно. Он милый. Действительно, очень приятный человек.

— Не очень-то страстные эпитеты, — заметила Руби.

— Ну-у, если честно, поначалу он показался мне малость придурковатым, но, думаю, я недооценила его.

— СВ? Собственный Вертолет? — вспомнила Руби аббревиатуру Сюзанны.

— Не так круто, но с ним весело, мы на удивление хорошо проводим время.

— Ребята, может, я переберусь за ваш столик вместе с моим пудингом? — сказала Руби. — Очень хочется посидеть рядом с нормальными людьми, у которых на голове имеется растительность, а на ногах приличная обувь. Поверить не могу, что сейчас я должна вернуться в зал и опять встретиться лицом к лицу с этим дикарем.

— Можно сбежать через окно в туалете, — предложила Лу.

— Снаружи решетка, я уже проверяла. Лу, — Руби умоляюще сложила руки, — пожалуйста, давай не будем засиживаться, я долго не выдержу.

— Хорошо, еще полчасика — и уходим.

— В половине десятого? — с надеждой спросила Руби.

— Сейчас почти четверть десятого. Давай без пятнадцати.

— Договорились, — обрадовалась Руби. — Как думаешь, Мартина надо предупредить? Вдруг он захочет уйти вместе с нами.

— Не стоит. Марти уже достаточно большой и сильный мальчик, как-нибудь сам справится с малышкой Синди.

— Да, — охотно согласилась Руби, — росточком она не вышла. Но это не значит, что девица не опасна. Не нравится мне ее вид.

— О-о, ты заметила? У маленькой фурии весь рот утыкан острыми белыми зубами. — Лу изобразила жуткую улыбку вампира.

— Девушка не в его вкусе, — авторитетно заявила Руби.

— Между прочим, Синди учится в Академии изящных искусств.

— Боже, да она в два счета раскусит нашего дурачка, — хихикнула Руби.

— Ты так считаешь? А вот я знаю немало приличных, образованных женщин, которых неотразимое обаяние Мартина довело до полного безумия.

— Обаятельный Мартин! — презрительно скривилась Руби.

— Он самый, наш милый славный друг. — Лу хитрым глазом покосилась на Руби. — И вполне разумной женщине в минуту слабости может почудиться, что Марти — стоящий экземпляр.

— Что-о? Это Вебекка-то разумная? Или Джиллиан?

— Последняя меня особенно поразила, — серьезно сказала Лу. — Она все еще в дурдоме?

Джиллиан, секретарша и бывшая манекенщица, после разрыва с Мартином прошлась по его машине консервным ножом.

— К половине десятого с разноцветной куколкой будет покончено, — объявила Руби. — Сбежит после того, как услышит любимую историю Мартина о друге его друга, чей друг заставил свою подругу сосать кабачок, пока он занимался с ней анальным сексом.

— История не для первого свидания, — рассмеялась Лу.

— Если первое свидание с Мартином, то почему бы и нет.

— А как звали ту девушку? — заинтересовалась Лу.

— Понятия не имею, — пожала плечами Руби.

— Ладно, пора возвращаться. А то как бы твой красавец не сбежал.

— Вот было бы счастье. Я готова полностью оплатить счет, лишь бы не видеть, как он ковыряет в зубах.

Девушки выскользнули из туалета и потихоньку заглянули в зал. Эндрью внимательно изучал меню: Робин, к сожалению, тоже был на месте. Развалясь на стуле, он читал этикетку на бутылке шардонне и пальцем выковыривал из своих редких желтоватых зубов застрявшие там остатки пищи.

— Без пятнадцати десять, — прошептала Руби, — не забудь.

Они соприкоснулись сжатыми кулаками, как бойцы перед выходом на ринг, и прошмыгнули в зал.

— Тебя долго не было, — сказал Робин, когда Руби опустилась на свое место.

— Диарея, — с милой улыбкой пояснила Руби.

И с чего она взяла, что сможет найти по брачному объявлению мужчину для своей мести Флетту?

Руби оказалась права: к половине десятого Мартин и его новая подруга собрались уходить из ресторана. Но не потому, что Мартину удалось напугать Синди своими скабрезными анекдотами об извращенцах, и не потому, что он удержался от подобных рассказов — напротив, он выдал весь свой репертуар, по полной программе. Каждый раз, когда Мартин оказывался наедине с симпатичной и неглупой девушкой, из него сами собой перли какие-то непристойно-многозначительные истории об отверстиях, дырочках и щелочках, да еще с фруктово-овощным уклоном.

Синди история о кабачке понравилась.

— Забавно, да? — сказал Мартин, пораженный реакцией девушки. — Одно непонятно — почему именно кабачок?

— Угу, — согласилась Синди, — странноватый выбор. Хотя, если подумать, ничего странного. Вот представь, если бы вместо кабачка она держала во рту банан. Он подходит, берет ее сзади, и — оп-ля — при первом же толчке она прокусит банан насквозь, да еще, пожалуй, и язык себе оттяпает. Нет, банан не годится — слишком мягкий.

— Э-э, да, правильно. — Мартин с трудом подавил желание прикрыть руками собственные гениталии. — Похоже, ты большой спец по фруктово-овощным вопросам.

— Совершенно верно. — Синди одарила Мартина ленивой кошачьей улыбкой и принялась водить пальчиком по кромке бокала, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

— Еще вина? — спохватился Мартин.

Они допивали уже вторую бутылку.

— Не здесь, — томно сказала Синди. — Пойдем куда-нибудь, где… — она обвела взглядом ярко освещенный зал, — где потемнее.

— Потемнее? А, ты имеешь в виду ночной клуб. О'кей, я только оплачу счет.

— Оплати, — протянула Синди, — а я пойду попудрю носик.

Она грациозно поднялась из-за стола и расслабленной походкой направилась в дамскую комнату. Мартин, как загипнотизированный, смотрел ей вслед, не в силах отвести взгляд от маленьких круглых ягодиц, соблазнительно перекатывающихся под узкой кожаной юбкой; а то, как Синди при каждом шаге помахивала сумочкой, напомнило ему плавные движения кошачьего хвоста. Как только девушка скрылась из виду, Мартин повернулся в ту сторону, где сидели Лу и Руби, и вскинул большой палец в знак восхищения и признательности. Подруги, соблюдая конспирацию, прикинулись, что не знают его, а бармен с подозрением покосился на странного клиента.

Мартин посмотрел на свое отражение в одном из многочисленных зеркал и решил, что нет такой женщины, которая устоит перед ним. Черт возьми, сегодня он в ударе и, похоже, домой попадет не скоро.

Синди вернулась из туалета с блестящими глазами. Смахнув с кончика «напудренного» носика несколько белых крупинок, она промурлыкала:

— Ты уже расплатился! А-ах, какой хороший мальчик. А знаешь, что полагается хорошим мальчикам?

— Что же? — Мартин выхватил из рук официанта манто из искусственного меха и сам накинул его на плечи Синди.

— Нежные ласки, — горячо прошептала Синди. — Хорошие мальчики заслуживают хор-рошей ласки. Ты разве не знал? Ничего, сегодня мы ликвидируем этот пробел в твоем воспитании.

Руби хмуро ковыряла ложечкой подтаявшее мороженое, пока Робин пичкал ее сведениями о том, какие полезные товары для дома можно купить в хозяйственном магазине «Квиксэйв». Она украдкой взглянула на часы — еще пятнадцать минут, и конец мучениям.

Лу предупредила Эндрью, что в связи с возникшими осложнениями время свидания сокращено. Он попросил счет и полностью оплатил его, отказавшись поделить расходы пополам. Лу согласилась, но лишь при условии, что в следующий раз платить будет она.

— Решено, — сказал Эндрью. — Поэтому я и плачу сегодня, чтобы был повод встретиться еще раз.

За столиком Руби и Робина события развивались совсем по иному сценарию. Поначалу Робин тоже действовал как истинный джентльмен: когда принесли счет, он сразу заграбастал его себе, но не потому, что собирался взять все расходы на себя. О нет!

— Так, я начал с копченой лососины, а ты взяла камамбер с клюквенным соусом; потом я заказал цыпленка, а ты — стейк и картофель фри. Итого, ты съела на четыре фунта больше, чем я, и это еще без учета твоего десерта.

— Но половину моего  десерта съел ты, — напомнила Руби.

На самом деле он сожрал большую часть. Не успела Руби проглотить и двух ложек, как Робин выхватил у нее из-под носа вазочку с крем-брюле и буквально вылизал ее языком.

— Зато я уступил тебе мою спаржу. Терпеть не могу спаржу.

Робин прошелся по всему счету, пункт за пунктом, тщательно вычисляя, кто из них что съел и в каком количестве. На вопрос подошедшего метрдотеля, сколько денег снимать с каждой кредитки, он ответил радостно, без тени смущения: «Тридцать один фунт семьдесят пенсов с этой и сорок три фунта с другой». В то же время Руби пережила настоящий позор, когда, доставая из сумки кошелек, случайно выронила туалетную бумагу. Рулон белой змеей раскатился по сверкающему мрамору.

— Ты просил бумагу, — прошипела Руби как можно громче, но от смущения у нее пропал голос, и даже обалдевший официант ничего не расслышал.

— Большое спасибо. — Робин нагнулся и как ни в чем не бывало стал сматывать рулон.

Официант положил на краешек стола чеки и бросил на Руби сочувствующий взгляд.

— У тебя найдется пара фунтов на чай? — спросил Робин, выныривая из-под стола вместе со своей бумагой.

Руби выхватила из кошелька пятифунтовую банкноту и демонстративно-широким жестом возложила ее на серебряный подносик.

— Многовато, — прокомментировал Робин.

— Дорогой Робин, — четко выговаривая каждую букву, сказала Руби, — это только половина, я думала, ты добавишь остальное.

Официант застыл в ожидании.

— Нет, — сказал Робин, — здесь и так больше пяти процентов от счета. Пальто, пожалуйста, — рявкнул он.

У Руби отвисла челюсть: такого скупердяя ей встречать не доводилось. Она безмолвно взирала, как Робин, дожидаясь, пока принесут пальто, рассовывал по карманам брюк оставшиеся на столе пакетики с сахаром.

— Ну, Руби, приятно было познакомиться, — сказал он.

Руби была в таком шоке, что даже не смогла возразить.

— Но я думаю, нам больше нет смысла встречаться.

— Что?! — переспросила она.

— Я хочу сказать, ты мне понравилась и все такое, но, откровенно говоря, ты не совсем то, что я ищу. Я надеялся увидеть женщину помоложе и с волосами подлиннее.

И без того отвисшая челюсть Руби с грохотом брякнулась об стол.

Робин натянул пуховик, с которым он согласился расстаться только после оливкового инцидента, пробормотал: «Все было очень мило» — и ушел в ночь, сжимая под мышкой пакет «На все случаи жизни».

— Старый знакомый? — спросил официант, помогая Руби надеть пальто.

— Свидание вслепую, — призналась Руби.

— Благодарите Бога, вы счастливо отделались. Вот, держите. — Он вернул ей пять фунтов. — Выпейте бренди за мой счет. Вы заслужили.

Выбравшись из ресторана, Руби закурила сигарету и направилась к станции метро. Лу и Эндрью уже были на месте. Они держались за руки и непринужденно болтали о чем-то, как будто были давно знакомы или даже женаты не первый год. Подходя ближе, Руби услышала веселый смех.

— Руби, это Эндрью, — представила Лу своего приятеля.

— Я не тот парень, в которого она влюбилась в метро, — извиняющимся голосом сказал Эндрью, — но я очень стараюсь понравиться.

— И ему это неплохо удается, — рассмеялась Лу.

— Рада познакомиться, — сказала Руби, не вынимая окурка изо рта. — Мне жаль, что из-за меня вам пришлось урезать программу, но если бы Лу позаботилась о том, чтобы Мартин не подсунул мне этого лысого говнюка… — Руби злобно сплюнула.

— Ничего. Будет на что надеяться в следующий раз, — сказал Эндрью, жадно поглядывая на Лу.

«Что это, — подумала Руби, — никак Лу покраснела? А Эндрью ничего, совсем не плох для кретина, пишущего любовные письма на „слабо“. Везет же некоторым!»

— Мартин ушел раньше нас, — поделилась своими наблюдениями Руби.

— Мы заметили, — кивнула Лу (во! — уже использует королевское «мы»). — Бедная девочка, она не представляет, в чьи лапы угодила.

— Он так опасен, этот ваш Мартин? — спросил Эндрью.

— Как дикое животное, — сказала Лу.

— Свинья, — отчеканила Руби, — единственное подходящее для него определение.

— Вы как будто ревнуете, — шутливо заметил Эндрью.

— Чушь! Мне искренне жаль несчастную малышку. Ну что, Лу, пойдем?

Эндрью сник.

— Я так понимаю, пора прощаться. — Он взял руку Лу и слегка коснулся ее губами. — Я позвоню?

Лу благосклонно кивнула.

Спускаясь в метро. Руби ворчала не переставая:

— Черт подери! Я, кому действительно срочно нужен бойфренд,  остаюсь ни с чем, а тебе попадается шикарный мужик, который ест тебя глазами и ловит каждое слово.

— Так значит, вы с Робином больше не увидитесь? — удивленно хмыкнула Лу.

— Он сказал, что хочет кого-нибудь помоложе! Никогда в жизни не испытывала такого унижения.

— Даже когда получила прощальную записку от Джона Флетта?

Руби насупилась.

— Ко мне? — предложила Лу. — Пить бренди?

— С мышьяком, — ответила Руби.

16

Из ресторана Синди притащила Мартина в частный ночной клуб в Сохо. Снаружи заведение выглядело довольно убого: черная обшарпанная дверь с разболтанным звонком — не иначе квартира, где обычно работают второсортные проститутки и наркодилеры. Но когда они вошли внутрь и миновали мафиозного вида охранника, то оказались в просторном помещении, оформленном в восточном стиле. Стены были затянуты ярким шелком, а свободная драпировка, свешиваясь с потолка, создавала ощущение шатра. Мебели не было, гости возлежали на разбросанных по коврам подушках. На низких столиках громоздились мерные стаканчики для дозировки лекарств, лежали курительные трубки, а на полированной поверхности виднелись длинные полоски белого порошка, оставленные отнюдь не по недосмотру небрежной уборщицы.

— Садись, — приказала Синди и повалилась на груду подушек, увлекая за собой Мартина.

Устроившись поудобнее, девушка немедленно схватила с ближайшего столика зловещего вида изогнутую трубку и жадно затянулась.

— Что там? — спросил Мартин.

— А ты как думаешь? — улыбнулась Синди.

Тем временем подруги благополучно добрались до дома. Бутылка бренди, специально купленная Лу для итоговой конференции «Клуба Одиноких Сердец», осталась нетронутой. Руби благоразумно решила ограничиться колой и не добавлять ко всем неприятностям сегодняшнего вечера еще и похмелье. Девушки расположились на диване перед телевизором, потягивали колу и смотрели (в который раз!) «Влюбленного Шекспира».

Руби оторвалась от экрана и беспокойно взглянула на часы в углу комнаты. Это были большие старинные часы — слишком большие для крохотной гостиной, но Лу обожала свои часы. Несколько лет назад она увидела их на распродаже в «Кэмден-маркете», не задумываясь купила и притащила в свою маленькую квартирку. Примерно три дня в месяц часы показывали время, более-менее соответствующее действительности.

— Сегодня они точно идут? — спросила Руби.

— Точно, как всегда, — ответила Лу.

— Уже почти двенадцать. Как думаешь, он придет?

Лу тряхнула головой.

— Сомневаюсь. Не переживай. Мартин в полном порядке.

— А если нет? Я хочу сказать, что, если она увела его силой или даже похитила?

— Руби, девочка ростом чуть повыше Барби. Держу пари, Мартин сейчас развлекается на все сто.

Руби хмуро уставилась на пузырьки колы у себя в стакане.

— Мог хотя бы позвонить, сказать, что жив-здоров.

— Руби, да ты завидуешь, — поддела ее Лу.

— Отстань. Почему это я должна ей завидовать?

— Не Синди, а Мартину, — уточнила Лу. — Потому что у него вечер удался, а у тебя нет.

— Удался? — окрысилась Руби. — Неизвестно, может, он и не развлекается на все сто, а ищет способ, как бы от нее отделаться.

— А по-моему, они отлично поладили. Я бы сказала — мгновенная взаимная симпатия.

— Не-ет, — протянула Руби, — не мог он увлечься такой  девушкой…

— Почему ты ответила на объявление? — спросил Мартин. — Ты не похожа на девушку, которая страдает от недостатка мужского внимания.

— Я не страдаю, — заверила его Синди. — Возьмем, к примеру, мужчин, находящихся в этой комнате, любого, — и выяснится, что практически с каждым из них я уже переспала.

От такой откровенности у Мартина вытянулось лицо.

— Но, — продолжила Синди, подавив зевок, — все они одинаковы. Корчат из себя богему, рассуждают об искусстве, в котором ни черта не смыслят, хвастаются друг перед другом своими грандиозными замыслами, а на самом деле все они просто никчемные бездельники, сидящие на родительской шее. Вот мне и захотелось познакомиться с обычным человеком. — Синди притянула Мартина за галстук. — Я подумала, а почему бы не попробовать нормального парня, который не мнит себя гением и не станет зудеть про свои творческие планы. Где бы взять такого простого парня, с которым можно просто хорошо провести время?

Рука Синди перестала теребить галстук Мартина и будто бы невзначай скользнула вниз. Маленькие пальчики впились ему в ляжку и стали подкрадываться к ширинке.

— M-м, понятно, — выдавил Мартин осипшим голосом.

Это он простой парень и не мнит себя гением? Вообще-то обидно слышать о себе такое. Но в устах Синди эти пренебрежительные слова звучали как комплимент. Произнося их, она так призывно заглядывала ему в глаза, так соблазнительно откидывалась на подушку. Три верхние пуговки на ее рубашке расстегнуты, и внизу виден оранжевый бюстгальтер… Оранжевый бюстгальтер!

— Ты совсем не такой, как я ожидала. Знаешь, подходя к ресторану, я заметила какого-то лысого типа и подумала, что он идет на встречу со мной. Я чуть не сбежала.

Мартин почувствовал легкий укол совести — это был Робин, страшилище, которому он по неосторожности отдал свою лучшую подругу.

— А потом я увидела тебя, — зашептала Синди ему в ухо, — и была приятно удивлена. Ты оказался неплохим. Очень даже неплохим.

— О, Синди, ты говоришь такие приятные вещи, — пробормотал Мартин.

— А какие приятные вещи я умею делать, — промурлыкала Синди. — Уйдем отсюда?

Мгновение спустя они были на улице. Пока Мартин ловил такси, Синди змеей обвивалась вокруг его тела. Наконец машина остановилась. Не успел Мартин опомниться, как Синди, прихватив его за галстук, втащила на заднее сиденье. Мартин открыл было рот, чтобы, следуя правилам хорошего тона, задать девушке вопрос: «К тебе или ко мне?», но Синди уже дала водителю адрес, и машина сорвалась с места.

— Домой, — прорычала Синди и лизнула Мартина в шею.

Дом Синди оказался шикарным особняком возле Риджент-парка, но дороги Мартин не видел, а когда они приехали на место, с трудом отсчитал деньги, поскольку рука Синди безостановочно шарила у него между ног. Мало того, Синди успела вытащить ремень из брюк Мартина и теперь, щелкая им, как хлыстом, гнала своего пленника по лестнице к парадному входу, словно молодого бычка на арену родео.

Лишенные поддержки брюки съезжали все ниже и окончательно упали на пол, едва Мартин успел переступить порог дома.

— Синди! — крякнул он.

Синди взвилась в воздух и молниеносным прыжком каратиста захлопнула дверь.

— Половина первого. Неужели трудно послать сообщение на мобильник?

— Он слишком занят, — сказала Лу.

— Возможно, именно в эту минуту он лежит связанный, с кляпом во рту и подвергается какому-нибудь бесчеловечному унижению!

Лу поперхнулась колой, представив Мартина в таком виде.

— В его понимании это и есть «хорошо провести время», — расхохоталась она.

Синди втащила Мартина в спальню.

— Я хочу привязать тебя, — сказала она, задыхаясь от нетерпения. — Ты мне доверяешь?

Мартин кивнул — иного ответа вопрос и не предполагал.

— Но здесь тебя привязать не к чему. — Синди содрала с Мартина остатки одежды. — Я заказала кровать, отличную кроватку с крепкой железной спинкой, но доставка задерживается, какие-то проблемы на складе. Никогда ничего не покупай через Интернет, это я тебе говорю. Понял?

— А? Да-да, понял, — рассеянно сказал Мартин.

Рука Синди, сжимающая его член, мешала сосредоточиться на беседе.

— Ну а пока нам придется импровизировать.

Не выпуская из кулачка фамильную драгоценность Мартина, она изогнулась с грацией индийского йога, открыла ящик тумбочки и вытянула из него красный шелковый шарф.

Мартин растянул губы в сатанинской, как ему казалось, ухмылке. Определенно, в прошлой жизни он совершил что-то очень хорошее. И вот она, заслуженная награда — фантазии Мартина сбываются все разом: агрессивная женщина, длинные шелковые шарфы, связанные руки и ноги; немного банально, но это восхитительная банальность.

Синди завязала ему глаза шарфом. Настоящее свидание вслепую, блаженно подумал Мартин, чувствуя, как теплый язык Синди легко касается его сосков.

— Наручники, — неожиданно скомандовала Синди.

— Наручники?

— Да. А ты думал, что я стану привязывать тебя шарфиком?

Он так и думал.

Мартин сдвинул повязку посмотреть, не шутит ли она. Синди не шутила. Двумя наманикюренными пальчиками она держала пару чудесных наручников, судя по внешнему виду, не раз побывавших в деле.

— Раздобыла у настоящего полицейского, — похвасталась Синди, покачивая браслетами перед носом Мартина. — Знаешь, что мне пришлось сделать, чтобы заполучить их?

— Даже не рассказывай, — затряс головой Мартин.

Наручники — это посерьезней шелкового шарфа. Оказаться в чьей-то безраздельной власти и знать, что сможешь освободиться, только когда твой партнер сочтет нужным отпустить тебя, — здесь требуется настоящее доверие. Где-то глубоко в подсознании шевельнулось беспокойство, но слабый голосок разума утонул в оглушительном крике плоти.

«Не делай этого», — едва слышно шептал рассудок.

«Секс, секс, секс, — скандировало тело на пару с пробудившимся древним инстинктом: — Женщина, женщина, возьми ее; глупо упускать то, что само плывет тебе в руки!»

Ведь Синди не опасна? Вон на кровати лежит ее пижама, вся в розовых собачках. Да нет же, как может быть опасна женщина, которая спит в детской пижаме.

— Мы лишь чуточку поиграем, самую малость. — Она защелкнула наручник на левом запястье Мартина. — Попался, противный мальчишка. — Синди изобразила на лице гримаску «а-ля принцесса Диана» — невинно-развратный взгляд из-под полуопущенных ресниц — и приоткрыла рот, кончик языка быстро пробежал по сочным красным губам.

«О, давай же, давай, — вопило разгоряченное тело. — Она хочет тебя!!!»

— Ну ладно, давай, — согласился Мартин и послушно подставил вторую руку.

— Нет, так не годится, — улыбнулась Синди. — Мы должны приковать тебя.

— Но ты же сама сказала, что здесь не к чему приковаться.

— Здесь нет. Мы пойдем в ванную.

— В ванную?

— Труба, — пояснила Синди. — Я прикую тебя к трубе.

Она выволокла Мартина в холл. Он шлепал босыми ногами по мраморному полу, стыдливо прикрывая трусами срамные места. Сама Синди вышагивала в чем мать родила; упругая попка девушки была украшена татуировкой — с правой ягодицы на Мартина смотрела похабная морда красного дьявола.

— Э-э, — заволновался Мартин, — ты уверена, что мы правильно поступаем? А вдруг ночью кто-нибудь из слуг захочет пойти в туалет. У вас ведь есть прислуга?

Дом был слишком велик для одного человека, и к тому же у входа Мартин заметил пару мужских резиновых сапог.

— Расслабься. У нас нет прислуги, — заверила его Синди.

— А сапоги?

— Я живу с родителями.

— Родители!

В организме у Мартина что-то оборвалось, возбужденный член обмяк, как шея подстреленной куропатки.

— Не психуй, Марти. У меня классные предки, а сегодня их вообще нет дома — уехали на виллу и до понедельника не вернутся.

— Отлично. Послушай, Синди, я хотел спросить… э-э… сколько тебе лет?

Синди не была похожа на девочку-подростка, ко кто его знает, вся эта косметика… В наше время иногда невозможно отличить тринадцатилетнюю школьницу от тридцатилетней женщины. Мартину отнюдь не улыбалась перспектива оказаться за решеткой в настоящих наручниках за совращение несовершеннолетней.

— Двадцать семь, — не оборачиваясь, бросила Синди. — Давай, пошевеливайся.

Она распахнула дверь и втащила Мартина в огромную, сияющую кафелем ванную комнату. Посередине стояла гигантская ванна, в которой могла бы поместиться целая футбольная команда. Мартин вслух поделился своими наблюдениями. Синди расхохоталась:

— Совершенно верно, проверено на практике.

— Потрясающе, — выдохнул Мартин, заметив в углу статую Венеры.

В данной оригинальной версии голова богини отсутствовала, но зато имелись руки, служившие вешалкой для полотенец. Комната освещалась разлапистой люстрой, а всю правую стену занимал высокий камин.

— Полезай в ванну, — скомандовала Синди.

— Что? — Мартин не расслышал, увлекшись разглядыванием живописного полотна над камином.

«Флорентийская школа. Кто же ее родители?»

— Становись под душ, — велела Синди.

Мартин повиновался.

С медленной, обольстительно-томной улыбкой Синди отобрала у Мартина трусы, которыми он все еще скромно прикрывался, бросила их на пол и приказала соединить руки за спиной вокруг стойки душа. Мартин почувствовал холод на запястье, и второй наручник защелкнулся. Синди присосалась губами к указательному пальцу Мартина. Он приготовился к упоительной любовной игре, но девушка вдруг выпрямилась.

— Надо включить музыку.

— Спальня слишком далеко, мы ничего не услышим, — сказал Мартин, которому не терпелось продолжить начатое.

— Услышим, — успокоила его Сикди, — в ванной есть динамики.

Синди ушла. Оставшись один, Мартин покрутил головой в поисках динамиков. Куда он попал? Дом набит антиквариатом. Ванна размером с небольшой бассейн. Секс в музыкальном сопровождении — верх роскоши…

Неожиданно из стены, где-то в районе унитаза, хлынула музыка. Что это? «Take that»?

17

Второй час ночи. Руби не могла уснуть. Она лежала в гостиной на продавленном диване и разглядывала красивый абажур от «Дизайнер Гилд» и свисающую с него паутину. Мартин так и не объявился и не позвонил. Наверное, Лу права: разноцветный гномик в косичках не причинит их другу никакого вреда, и все же… Лучше бы все было так, как они планировали. После ресторана Мартин пришел бы сюда, в квартиру Лу, и успокоил Руби, сказав, что ничего не получилось и сегодня вечером он не встретил любовь всей своей жизни.

Что?!

Руби села на диване и уставилась в темноту. Она не хочет, чтобы Мартин встретил Свою Единственную Настоящую Любовь?  Неужели она становится похожа на эту старую деву Лиз Хейл? Руби знала, как омерзительно выглядит со стороны человек, считающий, что весь мир должен быть несчастен только потому, что сам он несчастлив и одинок. Лиз Хейл каждый раз приходит в бешенство, стоит ей увидеть внешнее проявление любви. Однажды она довела до слез молоденькую практикантку. Приятель девушки прислал ей в офис букет цветов, а Лиз, громко цокая языком, заявила: «Цветы — верный признак нечистой совести. Голову даю на отсечение, он трахает кого-то еще».

Нет, Руби не хочет превратиться в злобную мисс Хэвишем, пророчащую несчастливый финал любой романтической истории. Но самое печальное — и в этом Руби не могла не признаться, — она бы предпочла, чтобы Мартин оставался холостяком. Предположим, Мартин женится. И что? Конец их традиционным встречам в «Зайце и Псах», они станут видеться раз в несколько месяцев, но даже эти редкие вечера будут начисто загублены присутствием его молодой женушки. Милая глупышка, разве она сможет понять шутки Руби. Когда у Мартина заводится подружка, он меняется до неузнаваемости. Просто другой человек: вместо жизнерадостного весельчака-охламона появляется какой-то тошнотворно-сентиментальный идиот. Руби с содроганием вспомнила, как однажды Мартин привел с собой Белочку Лию. Весь вечер они щебетали на своем, им одним понятном языке, основу которого составляли животные звуки и странные ужимки. Мартин делал грозное лицо и рычал на Лию волком, а она, как робкая овечка, закатывала глаза и отвечала ему тоненьким «ме-е-е». Руби была страшно рада, когда их роман наконец закончился.

Но, с другой стороны. Руби прекрасно понимала — вечно так продолжаться не может. Рано или поздно кто-нибудь из них женится или выйдет замуж, начнутся семейные заботы, дети, и их трио распадется.

Руби взглянула на фотографию, стоявшую на каминной полке: выпускной бал, вот она сама — улыбается в камеру, а рядом такие же счастливые лица Мартина и Лу. Руби вздохнула, у нее в воображении возникла картина: она в роли воскресного гостя сидит на кухне в доме Лу, крутит в руках стаканчик с любимым коктейлем «водка-тоник» и наблюдает, как подруга хлопочет у плиты, готовя обед для своих чудесных близнецов. Руби мысленно перенеслась в дом Мартина: молодая женщина накрывает к ужину, тихонько напевая, ставит на стол четыре тарелки; из гостиной доносится веселый смех — там Мартин, он играет с чудесными близнецами — это их дети, его и Синди…

Удручающая картина. Но Руби знала, она боится не того, что Мартин женится, и даже не того, на ком  он в конце концов женится; в действительности ее пугало одиночество, которое наступит после распада их троицы.

Вся жизнь Руби прошла в ожидании и поисках. И никто из друзей не догадывался, что она уже не первый год регулярно читает колонки частных объявлений. Однако вовсе не для того, чтобы отыскать свою заблудившуюся половинку. Руби читала совсем другие объявления, и предмет ее поиска был иным.

«М. Харрис ищет Х. Джонсон; обращаться по адресу: п/я 555». Руби с детства любила читать подобные объявления. Кто эти неведомые М. Харрис и X. Джонсон? Что их разлучило и почему они ищут друг друга? Руби придумывала разные фантастические истории.

Майкл Харрис, двадцати двух лет, наследник огромного состояния. Хелен Джонсон, восемнадцати с половиной лет, дочь простого шахтера. Мать Майкла не одобрила их связь, и они расстались. Но теперь старая ведьма мертва — раскроила череп, поскользнувшись на паркете у себя в замке. Майкл наконец становится миллионером. В свое время он отказался от Хелен, чтобы не лишиться наследства, но все эти годы не мог забыть ее. И сейчас он ищет свою единственную любовь. Майкл падет перед ней на колени и попросит стать его женой.

Прочтет ли Хелен его объявление? Встретятся ли они вновь? И сможет ли она простить Майкла за то, что он позволил деньгам встать между ними?

Но не только богатое воображение и склонность к романтическим фантазиям заставляли Руби читать подобного рода объявления. Была еще одна причина — надежда. Надежда, что в один прекрасный день она откроет последнюю страницу «Таймс» и увидит собственное имя — Руби Тейлор, — набранное характерным мелким шрифтом. «Если у вас имеются какие-либо сведения об этом человеке, просьба сообщить по адресу: п/я 370».

Странное на первый взгляд ожидание на самом деле было не таким уж беспочвенным. Руби была приемным ребенком. Родители никогда не скрывали от нее этот факт, и Руби просто принимала его как данность. Другой вопрос: почему так произошло и что случилось с ее настоящими родителями? Банальная история о случайной подростковой беременности и брошенном ребенке казалась Руби невозможной. Напротив, она была абсолютно уверена: за ее рождением кроется какая-то тайна. Откуда возникла эта уверенность? Как-то мама сказала Руби, что ее настоящие родители очень любили друг друга и хотели пожениться, но некие внешние силы и особые обстоятельства помешали им. Для восьмилетней девочки, воспитанной на волшебных сказках о принцессах и феях, внешней силой, разлучившей ее родителей, могла быть только коварная мачеха или злая колдунья. Конечно же, Руби похитили у мамы-принцессы, а на ее место подбросили другого младенца. Ну а потом, как и полагается по сюжету любой хорошей сказки, безутешные родители узнают правду и начинают искать свою потерянную дочь. Как? Очень просто — через объявления в газете.

Долгое время Руби верила, что является членом королевской семьи. Каждый вечер она неслась к себе в комнату, сжимая в руке пухлую «Таймс», и внимательно изучала все до единого объявления. Однако, щадя чувства своих приемных родителей, Руби никогда не говорила им о своих подозрениях. А они только радовались, что девочка в столь раннем возрасте уже читает большие серьезные издания. Так продолжалось лет до десяти, потом Руби успокоилась: да, ее удочерили, у нее есть добрые, любящие родители, — и газетная страсть прошла сама собой. До восемнадцати лет Руби жила вполне счастливо, вообще не думая об этом, пока не поступила в университет и не познакомилась с Джорджи.

Джорджи училась на психологическом факультете и как раз занималась темой «О влиянии усыновления на однояйцевых близнецов». Свой профессиональный интерес к Руби как к подопытному объекту она ловко маскировала, выдавая его за обычное человеческое сочувствие. В тот период Руби переживала очередную любовную неудачу, впала в депрессию и хотела только одного — убежать обратно в родительский дом, забиться под кровать и просидеть там, не высовывая носа, лет до тридцати. Джорджи провела подробное научное исследование «экстремального состояния» Руби и пришла к выводу: причина кроется в глубочайшей психологической травме так называемого отказного ребенка.

Руби с готовностью и даже радостью согласилась с диагнозом. Закончив школу в Вустершире, где она всегда считалась самой талантливой, подающей большие надежды девочкой, Руби оказалась в столичном университете и с удивлением обнаружила, что вокруг полно студентов, имеющих, помимо отличных аттестатов, еще массу других умопомрачительных талантов. Например, в соседней комнате жила студентка, которая предпочла молекулярную физику карьере пианистки, хотя обладала несомненными музыкальными способностями и однажды выступала с концертом в Альберт-холле. Другая соседка Руби — Дженифер — стояла перед труднейшим выбором: заканчивать университет или принять настойчивое предложение одного из трех крупнейших международных модельных агентств; все они очень торопили с решением, поскольку приближалась Неделя высокой моды. Анджела с юрфака уже  оставила модельный бизнес, чтобы сосредоточиться на карьере адвоката.

В таком блестящем окружении Руби совершенно потерялась. Неожиданно из лучшей ученицы она превратилась в обычного середнячка, ничем не примечательную бесталанную посредственность. И, конечно, высоконаучное медицинское заключение, сделанное Джорджи на основе учебника психологии для первого курса, с использованием терминов «нервный зажим» и «синдром ненужности», показалось Руби столь же аристократичным, как «пищевой невроз», свойственный, похоже, всем девочкам, окончившим дорогие частные пансионы. Дженифер, узнав историю Руби, тут же полезла под кровать, выволокла весь свой тайный запас шоколадок и принялась кормить несчастную сироту.

«Бедняжка, — вздыхала Дженифер, как будто Руби осиротела только вчера. — Но что за прелесть! Ты ведь можешь оказаться чьей угодно дочерью».

В то время кумиром молодежи был Мик Джаггер.

«Да-да, что-то общее есть, — определила Дженифер. — Точно, губы — один к одному. Я подумываю, не сделать ли и мне такие же», — добавила она, уносясь в свои фантазии будущей супермодели.

Психологические опыты Джорджи вновь растревожили в душе Руби мечты о принцессах и феях. Однажды, готовясь к экзамену по английской литературе, Руби перечитывала Джейн Остин и поймала себя на том, что прикидывает, а не может ли она, Руби, быть плодом тайной любви какой-нибудь знаменитости? Кто ее отец? Известный киноактер? Или поп-звезда? Или даже политик высокого ранга? Как же он будет счастлив принять в свои отцовские объятия родное дитя. Он засыплет ее подарками, стараясь наверстать упущенное. Возможно, у нее даже будет собственная квартирка в Челси вроде той, что родители подарили Дженифер на восемнадцатилетие. Но кем бы ни был настоящий отец Руби, она никогда не оставит и не забудет маму и папу, вырастивших ее… И все же, вдруг оказаться членом богатой и знаменитой семьи…

В реальности все было гораздо прозаичнее. Руби родилась в начале семидесятых и никогда не видела своего подлинного свидетельства о рождении. Однако изменения, внесенные в закон чуть позже, позволяли ей по достижении восемнадцати лет обратиться в социальную службу и получить свидетельство, где будут указаны имена ее настоящих родителей.

Руби заполнила все необходимые бумаги и в назначенный день явилась в мэрию. Карабкаясь по каменным ступеням, она впервые задала себе вопрос: «А стоит ли?»

Руби провели в небольшую комнату, похожую на школьный класс, и сказали: «Ждите Аманду». Руби ждала, озираясь по сторонам. Голые стены, выкрашенные ядовито-зеленой краской, были украшены грязными отпечатками детских ладошек и плакатами, с которых на зрителя смотрели истощенные подростки с ввалившимися глазами — типичные лица юных наркоманов. Коричневый линолеум на полу был заляпан пластилином и усыпан зловещего вида игрушками: куклы с вывернутыми конечностями, облезлые плюшевые медвежата с ампутированными лапами и бесколесные машинки. Если вы вдруг, случайно, пришли сюда в бодром настроении, подумала Руби, то полчаса в этой мрачной холодной комнате — и вам захочется отправиться в морг и лечь под нож патологоанатома.

Она поискала, куда бы присесть, но в комнате были только малюсенькие детские стульчики. Руби отошла к окну, прислонилась к подоконнику и стала смотреть на улицу, на людей, торопливо идущих куда-то по своим делам. Подходящий фон, подумала Руби, как в кино: утро ничем не примечательного дня, но в ее жизни сегодня наступает особый, поворотный момент. Сегодня Руби узнает, кто же она такая. И отныне не будет больше страха и чувства потерянности; отныне никакие любовные неурядицы не смогут выбить ее из колеи. Это осознание себя и собственного «я» внесет в жизнь Руби ясность и цельность.

Десять минут спустя прибыла Аманда. Это была крупная женщина, огромного роста и необъятных размеров; тяжело дыша, она буквально ввалилась в комнату. Внешний облик Аманды полностью соответствовал званию социального работника. То, что на ней было надето, Руби не смогла определить иначе как кафтан, скроенный из гигантского куска чудовищной бурой материи с аляповатыми разводами. На жирной шее Аманды болтались ожерелье из разноцветных деревянных бусин и очки на потертом шнурке в большой красной оправе. Волосы у Аманды тоже были кирпично-красные, выкрашенные хной.

Тяжелой поступью женщина пересекла комнату и приблизилась к Руби. Ход Аманды сопровождался волной удушливого аромата. Масло пачули — Руби вспомнила магазинчик народных промыслов, где в детстве покупала разные мелкие украшения и амулеты. Все в Аманде, каждое движение, полуулыбка, застывшая в уголках причудливо изогнутых губ, легкий наклон головы — все говорило о готовности к состраданию, просто кричало: «Я знаю, что вы чувствуете, я понижаю вас!»

— Руби Тейлор? — произнесла Аманда теплым голосом. — Меня зовут Аманда Форбс Грэнт.

Руби протянула одеревеневшую руку.

— О, здесь у нас такие формальности ни к чему. — Аманда сделала широкий жест: — Не желаете присесть?

Руби оглянулась. Куда? Аманда кивнула на детский стульчик, на котором и одной-то ягодицей не уместишься, и, театрально взмахнув полами кафтана, опустилась на крохотное сиденье с грацией дрессированного бегемота. Руби тоже кое-как пристроилась напротив Аманды.

— Все в порядке? — Женщина протянула руку и сжала запястье Руби.

— Да, — сказала Руби, — если не двигаться, то ничего, усидеть можно.

— Я говорю не о стуле, — мягко пояснила Аманда. — Я говорю о вас, Руби. Вы в порядке?

— Да, все хорошо, — кивнула Руби.

— Вы думаете,  что все хорошо, — загадочным голосом произнесла Аманда. — Итак, начнем?

Руби взглянула на тонкий коричневый конверт, который Аманда положила на игрушечный столик.

— Это мое свидетельство о рождении? — спросила она.

— Да, это оно. Но вначале, прежде чем вы откроете конверт, я полагаю, нам следует поговорить о проблемах, возникших в вашей жизни в связи с тем, что вы были приемным ребенком.

— У меня не было никаких проблем, — начала Руби.

— Были, конечно были, — терпеливо сказала Аманда, чуть склонив голову набок.

— Но я… возможно, я смогу их сформулировать, когда узнаю, кто мои настоящие родители. Могу я посмотреть свидетельство? — вкрадчиво спросила Руби.

Аманда благосклонно улыбнулась и протянула конверт. Внутри лежал листок бумаги, тонкий и прозрачный, как салфетка.

— И это все? — спросила Руби.

Аманда кивнула.

На розовом листочке бледно-голубыми чернилами было написано: «Хоуп».

Хоуп^[7]. Какое славное имя, и необычное. В глубине души Руби опасалась, что при рождении ей дали какое-нибудь невыразительное имя вроде Сары или Шерон.

Наверное, Джеральдин Баркер из Гринвича (данные, указанные в графе «мать») все же любила свою маленькую дочку, если назвала ее «надеждой». В воображении Руби нарисовалась трогательная картина: прекрасная молодая женщина держит на руках новорожденного младенца, смотрит на его личико, улыбается и говорит акушерке: «Нашего знаменитого папы нет рядом, но мы полны надежды.  Когда он узнает, что у него родилась красавица дочь, сердце его растает. Он придет к нам, а взглянув на ее милый ротик, так похожий на…»

— Обычное имя для отказных детей. — Голос Аманды разрушил зыбкую фантазию Руби. — Мы часто с этим сталкиваемся — Хоуп, Чэрити, Мэри, библейские имена. В начале семидесятых в детских приютах в основном работали монахини.

— О, — едва слышно выдохнула Руби.

— Боюсь, имя вашего отца неизвестно, — продолжила Аманда, ткнув пальцем в прочерк возле соответствующей графы. — Как правило, к свидетельству прилагаются сопутствующие документы, ну, например, письмо от матери, объясняющее детали, связанные с отказом от ребенка. Но в вашем случае ничего такого нет.

— Почему? — спросила Руби. — Она не захотела оставить мне даже коротенькой записки?

— Неизвестно. Может, письмо и было, да затерялось где-нибудь.

— Затерялось!..

— Да, бывает. Отдел опеки вашего муниципалитета несколько раз переезжал, так что… сами понимаете. — На лице социального работника проступила мина искреннего сожаления. — Это все, что мы смогли отыскать. — Аманда откинулась назад и сложила руки на своем шарообразном животе. Стульчик под ней угрожающе заскрипел.

— А возможно, что… — начала Руби и замешкалась, подыскивая слова («что обстоятельства моего рождения были особо деликатными и документы хранятся где-нибудь под грифом „совершенно секретно“?» — глупый вопрос), — что кто-то из моих родителей был слишком известным человеком и поэтому?..

Аманда выудила из своего богатого арсенала профессиональных гримас жалостливо-понимающую улыбку.

— Нет, Руби, больше ничего нет. Но мы можем поговорить о тех чувствах, которые вы сейчас испытываете. — Ее выщипанные в ниточку брови сошлись на переносице — ужимка под названием «серьезный разговор». — Вы разочарованы?

— Да, то есть нет… я хочу сказать… теперь я знаю имя матери и ее адрес…

— Адрес двадцатилетней давности, — сказала Мисс Аманда Хорошая Новость. — Более того, осмелюсь предположить, что он вымышленный. Незамужняя молодая девочка беременеет, родители потихоньку отправляют ее в приют, она рожает ребенка, отдает его на усыновление — и ищи-свищи!

— Значит, это свидетельство — просто ничего не значащая бумажка?

— Нет, Руби, это часть вашей истории.

— Моя история, — тихо сказала Руби. — Я смотрю на эту бумагу и ничего не чувствую… Я думала… Мне казалось…

— Ну же. Руби, продолжайте! — воскликнула Аманда с жадностью садиста, завидевшего первые капли крови. — Выплесните все, что накопилось в вашем сердце.

— Да ну, это глупо.

— О нет, истинные чувства не могут быть глупыми!

— Когда я увидела свое имя, во мне что-то шевельнулось, я словно узнала его, а потом вы сказали, что монахини всех детей называли Хоуп или Мэри, и оно потеряло всякий смысл.

— Почему всех детей? — удивилась Аманда. — Только тех, кому родные матери не пожелали дать имя.

— Великолепно, — кивнула Руби (интересно, Аманда прошла спецкурс «Как убить надежду»?). — Вы меня очень утешили.

Аманда выбрала улыбку «спокойная мудрость».

— Ваша реакция вполне закономерна. Вы в смятении, вы взволнованы, вам хочется плакать.

— Мне не хочется плакать, — упрямо сказала Руби.

— Хочется. Вам очень грустно.  Поплачьте, Руби, не сдерживайте своих эмоций. Поверьте, я и не такое видела. Один мужчина так разволновался, что даже хотел ударить меня.

Охотно верю, подумала Руби.

— Дайте выход обуревающим вас чувствам, — внушала Аманда. — Сделайте это прямо сейчас. Я здесь, с вами, поплачьте на моем плече.

С этими словами Аманда подалась вперед, вытянула руки и, как осьминог, сгребла свою жертву. Нижняя часть Руби оказалась на полу, а голова утонула в мягкой, словно трясина, груди Аманды.

— Эй, — пискнула Руби.

— Плачь, Руби, плачь, — требовала женщина. — Облегчи свою душу. Плачь по тому младенцу, которым ты была, одинокое существо в этом огромном мире.

— Пожалуйста, отпустите меня!

Аманда еще крепче сжала Руби в своих могучих объятиях.

— Пустите! — взвизгнула Руби.

Ей наконец удалось вывернуться. Руби вскочила на ноги и метнулась к двери. Отбежав на безопасное расстояние, она повернулась к Аманде.

— Извините, мне пора идти, в университете… лекции… э-э… большое спасибо, всего доброго.

— Руби, если тебе захочется поговорить, приходи. Помни, Руби, ты всегда можешь на меня рассчитывать, — проникновенным голосом сказала Аманда.

Руби выскочила за дверь и, не оглядываясь, припустила вниз по лестнице.

Вернувшись в общежитие. Руби положила коричневый конверт в коробку из-под обуви и спрятала ее под кровать. Почти десять лет она не открывала конверт и не доставала свое свидетельство о рождении.

А потом Руби стала тетушкой.

Линда, дочь приемных родителей Руби, была на три года старше нее. После рождения Линды врачи сказали, что миссис Тейлор больше не сможет иметь детей, но женщина твердо решила стать мамой еще раз. Так у Линды появилась сестра Руби, а теперь у самой Линды родилась дочь — маленькая Лорена Джоанна. Это произошло за две недели до прощального послания Джона Флетта.

Отправляясь на смотрины, через пару дней после Сюзанниной свадьбы, Руби думала, что знакомство с племянницей будет похоже на тот день, когда сестра пригласила ее полюбоваться на полоумного Рафли — щенка бордер-колли. Линда представила Руби и песика друг другу. Они поиграли несколько минут, а потом Линда принесла чай и бутылку шардонне. Рафли был предоставлен самому себе; он как заведенный носился кругами возле стола, а сестры спокойно болтали весь вечер. Следуя привычной схеме, сначала они заговорили о маме и папе: «Кто из нас возьмет родителей к себе, когда старички окончательно впадут в маразм?» Потом Линда рассказала о своих хозяйственно-строительных экспериментах, которые заключались в том, что она загоняла мужа на стремянку и снизу орала на него, давая указания. Потом Руби посвятила Линду в де тали своей личной жизни. Сестра могла до бесконечности слушать трагические истории Руби. С одной стороны, они казались захватывающими, и Линда завидовала: «Ты встречаешься со множеством разных интересных мужчин». И в то же время она радовалась, что уже «ушла с поля боя», поскольку разные мужчины Руби все как один оказывались гнусными негодяями.

Но в этот раз все происходило по-другому. В гостиной было полно народу. Свекровь Линды поселилась у них в доме недели за две до рождения ребенка и, похоже, собиралась остаться навсегда. С мученическим выражением лица и тяжелыми вздохами она говорила всем и каждому, что невестка пока не может обойтись без ее помощи.

«В чем, собственно, заключается помощь бабушки Джонсон? — также вслух интересовалась бабушка Тейлор, мама Руби. — В том, что она сидит напротив и пялится на Линду, пока та кормит младенца».

Когда Руби вошла в гостиную, оба семейства были в полном сборе. Линда сидела в лучшем кресле посреди комнаты и пыталась дать ребенку грудь, а взгляды всех родственников были прикованы к маленькому свертку у нее на коленях. Сцена напоминала кадр из фильма ужасов: молодая мать только что произвела на свет отпрыска дьявола, а все его подручные слетелись толпой, чтобы сторожить Линду и не позволить ей улизнуть в храм божий вместе с их новым мессией.

— О, вот и наша тетушка Руби, — засюсюкала Линда сладким голосом.

— Тетушка Руби, — засмеялась Руби. — Такое ощущение, будто мне лет сто.

— Достаточно взрослая, чтобы иметь собственных детей, — процедила бабушка Джонсон.

Линда дала Руби подержать племянницу. Как только малышка почувствовала, что попала в чужие руки, она нахмурилась, все ее личико сморщилось и из нежно-розового превратилось в свекольно-красное. Лорена Джоанна набрала в легкие побольше воздуху и приготовилась заорать.

— Она сейчас заплачет, — предупредила Руби.

— А ты поговори с нашей девочкой, погукай, — посоветовала Линда.

— Ребенок похож на отца, — сказала бабушка Джонсон.

— Она похожа на Линду в детстве, — перебила бабушка Тейлор, — и на меня.

И началось. Склонившись над свертком, родственники пустились в рассуждения об общих фамильных чертах. А Руби смотрела на крошечное личико своей племянницы, на лица старшей сестры и мамы — три поколения женщин, как они похожи — тот же цвет глаз, та же форма носа, тот же склад губ. Руби вспомнила строчку из какого-то стихотворения: «Фамильных черт волшебное зерцало». Наконец она поняла, что это означает.

Вернувшись домой, Руби откопала среди бумаг тонкий коричневый конверт. Впервые за десять лет, прошедшие с той памятной встречи с Амандой Пачули Монстр, она достала свое свидетельство о рождении. На розовом прозрачном листочке имя — Хоуп Мэри Баркер, написанное синими чернилами. И неважно, что Руби носит фамилию Тейлор и вполне ощущает себя членом этой семьи. Если у нее когда-нибудь родится собственный ребенок, у него будет нос Баркеров, и глаза Баркеров, и… Может быть, пора узнать, как выглядят баркеровские носы?

18

Руби лежала на диване в гостиной Лу, разглядывала трещину на потолке и думала, скова и снова, в который раз, о своей семье, о своих настоящих родителях, о том, что где-то в этом мире существует клан Баркеров, к которому принадлежит и она сама. Последнее время Руби часто думала об этом, но к знакомому, ставшему привычным чувству потерянности теперь примешалось и новое — чувство собственной ненужности, появившееся после разрыва с Флеттом.

Руби не могла уснуть. Стоило закрыть глаза, и в голове сам собой всплывал последний разговор с Флеттом. Или, если усилием воли удавалось прогнать навязчивые, как телевизионная реклама, мысли, тут же вспоминался другой идиот — Робин и его дурацкое заявление: «Я ищу кого-нибудь помоложе и посимпатичнее».

Надеясь отвлечься, Руби включила телевизор, пощелкала пультом, но ничего интересного не нашла: либо какие-то невразумительные европрограммы, которые любят показывать в пятницу вечером, либо фильм ужасов по пятому каналу — еще хуже, потом со страху и вовсе не заснешь. Остается одно — читать.

Руби выдернула из груды макулатуры на журнальном столике свежий номер «Хелло». Ей нравилось читать истории о личной жизни знаменитостей, особенно те, где рассказывалось про несчастную любовь и разводы. Сознание того, что слава и богатство не спасают от сердечных трагедий, действовало на Руби успокаивающе.

На этой неделе глянцевую обложку журнала украшала фотография Кэтрин Блэк. Голливудская звезда представляла свою автобиографическую книгу, толстенный фолиант под названием «Мой черный список». Недавняя публикация книги вызвала шумиху в прессе. Актриса с безжалостной откровенностью рассказывала о своих коллегах и раскрывала многие непристойные тайны. Конечно, Руби, как и прочая читающая публика, охала и ахала над пикантными подробностями голливудского закулисья, но по-настоящему ее интересовала другая сторона частной жизни актрисы. Кэтрин Блэк никогда не скрывала, что была приемным ребенком. Но только недавно эта история получила счастливое завершение.

Взлетев на вершину славы, Кэтрин Блэк попала в богемные круги, где быстро пристрастилась к наркотикам. После двух громких скандалов, один из которых закончился судебным разбирательством, Кэтрин легла в реабилитационную клинику, затерянную где-то в дебрях штата Аризона. Она пробыла там шесть дней — больше не позволяло расписание съемок, но аннотация к книге изобразила этот период ее жизни в столь трагическом свете, что казалось, будто актриса провела на больничной койке несколько лет. С помощью психоаналитика и ясновидящей, вступившей в контакт с духами древних индейцев, Кэтрин пришла к выводу: причина ее несчастий кроется не в слабохарактерности и неспособности устоять перед соблазнами жестокого мира шоу-бизнеса, а в глубокой душевной травме. Руби наткнулась на знакомый термин: «синдром ненужности», не позволявший Кэтрин установить нормальные, сбалансированные отношения с внешним миром. И единственным спасением для нее мог стать «адекватный эмоционально-психологический толчок».

Естественно, под «толчком» подразумевалась встреча с родной матерью. Актриса наняла целую армию частных детективов. В поисках информации они рыскали по всей стране. В США не осталось ни одного архива, в котором не побывали бы люди Кэтрин. Во всех газетах, начиная с «Лос-Анджелес тайме» и «Геральд трибьюн» и кончая бесплатными рекламными листками в маленьких городках предгорий Аппалачей, появились объявления о розыске. И мама нашлась — благодаря маленькому объявленьицу в захудалой газетенке штата Луизиана, на страницах которой никогда не появлялось ничего более сенсационного, чем история о пуделе, съеденном крокодилом.

Счастливая встреча происходила в истинно голливудском стиле — в свете юпитеров, под прицелом телекамер и в окружении журналистов. Кинодива уверенной походкой прошествовала по улочке, которую могла бы купить на корню вместе со всеми жителями на свой гонорар за эпизод в последнем сериале, и упала в объятия матери. Женщину заранее поставили на крыльце в окружении детишек, которых она нарожала уже после Кэтрин.

Далее следовала душераздирающая история. Карлина Шмидт потеряла невинность в шестнадцать лет и забеременела в первую же ночь любви. Отцом Кэтрин был некий Гарри Хоббс, парень, которого Карлина любила с детства. На следующий день Гарри ушел в армию, а две недели спустя погиб во время учений, так и не узнав, что Карлина носит под сердцем его ребенка. Впрочем, она и сама об этом не догадывалась, а когда поняла, что произошло, было уже слишком поздно.

«Не то чтобы мама хотела избавиться от ребенка. Она любила Гарри и мечтала иметь от него дитя, — продолжала Кэтрин в слащавом стиле, которым было пропитано все интервью. — Но то были иные времена. Только нехорошие девочки беременеют в шестнадцать лет, и люди отвернулись бы от нехорошей девочки, даже несмотря на то что отец ее младенца — герой, любимый сын города, павший смертью храбрых, — разливалась Кэтрин, умалчивая, впрочем, что Гарри погиб, играя в бейсбол боевой гранатой. — После тяжелейших двенадцатичасовых родов юной матери позволили всего несколько минут подержать на руках свою новорожденную дочку. Лишь взглянув на дитя, Карлина поняла: ее девочку ждет блестящее будущее. Однако Карлина понимала и другое: она не вправе стоять на пути этого будущего; уроки танцев, пения, актерского мастерства — разве сможет бедная девушка дать своей крошке все необходимое. И несчастная женщина совершила великий подвиг материнской любви — отдала долгожданного ребенка».

«Я плакала целую неделю, — подхватила рассказ Карлина Шмидт. — Но что-то мне подсказывало — мы еще встретимся, настанет день, и дочь вернется ко мне. Как только я увижу ее, мое сердце дрогнет, и я узнаю мою девочку с первого взгляда».

Тот факт, что миссис Шмидт, большая поклонница «мыльных опер», не раз видела Кэтрин Блэк на экране и даже не подозревала, что это ее дочь, похоже, ничуть не смущал добрую женщину.

Руби взглянула на фотографии к статье. Ей стало немного жаль остальных детей Карлины. Хотя знаменитая старшая сестра и утверждала, что отныне будет неразлучна со своими вновь обретенными родственниками, Руби засомневалась, захочет ли она взять хилого косоглазого братца с собой на премьеру в Лос-Анджелес.

Завершалось интервью портретом счастливой пары: Кэтрин и ее новый возлюбленный — известный рэппер с бандитским прошлым; совсем недавно он прозрел и, обратив свой взор к небесам, теперь «рэппует во славу Божию».

«Обретя свое прошлое, голливудская суперзвезда обрела так недостававшую ей уверенность в себе. И эта сила, — пояснял автор интервью, — помогла Кэтрин Блэк послать вовне нужные импульсы и притянуть на свою орбиту Истинную Любовь».

Руби медленно перевернула последнюю страницу журнала и впала в задумчивость. А вдруг и с ней происходит то же самое? Глубокая незаживающая рана в ее душе постоянно кровоточит, и Руби подсознательно привлекает мужчин-хищников; они, как акулы, учуявшие запах смерти, кружат возле нее.

«Разыскивается Джеральдин Баркер родом из Гринвича. Обращаться по адресу…»

Руби горько усмехнулась. Точно такое же объявление Кэтрин Блэк разослала во все газеты Штатов. Руби лишь заменила имя и название города. Она подтянула телефон поближе к дивану и решительно, не дожидаясь, пока страх и сомнения заставят ее остановиться, набрала номер круглосуточной линии «Таймс».

Руби продиктовала текст и положила трубку, удивляясь собственной храбрости и чувствуя легкую панику: сердце стучало как бешеное, а в голове шумело от волнения и похмелья. Она сделала это! Через неделю в «Таймс» появится объявление, которое, возможно, изменит всю ее жизнь.

19

— Синди, — крикнул Мартин, — надеюсь, ты пошутила? Мы же не станем заниматься любовью под педерастические визги «Take That»?

— Молчать, раб!

— Что?

— Я сказала: заткнись.

Синди возникла на пороге в полной боевой амуниции: купальник-бикини из черной блестящей кожи, бюстгальтер со специальными прорезями, из которых торчали пуговки сосков, лицо девушки закрывала черная маска в виде кошачьей морды. В правой руке она сжимала длинный кнут, а в левой — огромный вибратор непристойно-багрового цвета.

Мартин невольно расхохотался.

— Молчать, — гаркнула Синди и устрашающе щелкнула кнутом. — Ты в моих владениях, здесь я принимаю решения, какую музыку нам слушать и что делать с твоим дряблым телом.

— Дряблым? — оскорбился Мартин.

Ему приходилось слышать разные обидные прозвища, особенно в начале карьеры, когда он работал торговым агентом, но дряблое тело — это уж слишком. Сам Мартин считал, что находится в отличной форме, в последнее время он стал соблюдать режим и следить за питанием.

— Я играю роль, — пояснила Синди нормальным голосом и вернулась к командному тону: — Хватит препираться! Пой хором, вместе с Марком и Робби, да смотри не фальшивь, а то высеку!

— Это шутка такая?

Кнут со свистом рассек воздух — она не шутила. И Мартин запел «Relight My Fire» в обработке Лулу. А Синди в своем кожано-кошачьем наряде мягко заскользила по мраморному полу. Она кружила возле ванны и время от времени нежно, самым кончиком кнута поддевала член Мартина или проводила по нему вибратором.

— У тебя не стоит, — укоризненно заметила Синди на очередном круге.

— Я стараюсь, — многообещающим голосом сказал Мартин.

Желая подбодрить его, Синди приняла особо эффектную позу: повернувшись спиной, она согнулась пополам и продемонстрировала оригинальный крой трусов — прорезь между ног. Мартин перестал петь, чтобы полюбоваться открывшимся видом. Но Синди резко выпрямилась и вновь пошла маршем по ванной, требуя продолжения концерта.

Оказалось, Синди поставила диск на автоповтор. Когда тошнотворная песня прозвучала в шестой раз, Мартин решил, что неудачное музыкальное сопровождение мешает ему наслаждаться происходящим действом, и осмелился попросить свою госпожу сменить пластинку.

— Не попробовать ли нам «I Want You Back»? — Это была единственная песня группы, которую знал Мартин. — И почему бы тебе не отстегнуть наручники, ну хотя бы один.

— Презренный раб, твой час настанет, но когда — решать мне! — таков был ответ госпожи.

— Пожалуйста, — взмолился Мартин, — у меня руки затекли.

— Что такое? Бунт? Придется тебя наказать.

Она включила душ. На Мартина обрушилась струя воды, к счастью не очень холодной, но его сексуальный пыл угас окончательно: беспрестанно повторяющаяся дикая музыка, сумасшедшая девица, гарцующая по ванной в наряде, который, честно говоря, больше походил на сбрую деревенской лошади, чем на костюм госпожи, а теперь еще и освежающий душ.

— Синди, — твердо сказал Мартин, — отпусти меня немедленно.

— Никогда, — проурчала Скнди и, опустившись на четвереньки, поползла вокруг ванны, судя по всему, изображая пантеру.

— Мне пора домой, — предпринял Мартин еще одну попытку. — Сестра уехала в отпуск и поручила присматривать за ее котятками, — соврал он, надеясь разжалобить кожаную садистку. — Перед уходом я забыл покормить бедных кисок.

Синди было плевать на кисок. Она врубила музыку на полную громкость, вернулась в ванную и приготовилась достойно встретить финальное соло Лулу.

— Р-разожги во мне пожар-р, — подпевала Синди. — Р-разожги, р-разожги, р-разожги, — скандировала она, маршируя по ванной и вскидывая ноги чуть выше, чем нацисты на параде, но не так высоко, как девушки из шоу-балета «Фоли-Бержер», и все же достаточно высоко, чтобы потерять равновесие. С ужасным «крзк» — черепом по мраморному полу — Синди грохнулась плашмя и затихла.

— Синди, — позвал Мартин, — ты не ушиблась?

Молчание. Он вытянул шею, пытаясь разглядеть, что случилось с веселым гномиком, но ему были видны только ноги девушки.

— Синди! — Тишина. — Синди!!! — Нет ответа. «Она умерла?»

Мартин извивался в своих оковах. «Take That» надрывались во всю мощь. Холодные струи барабанили по макушке, словно Мартина приговорили к китайской пытке водой.

— Синди! — заорал он. — Прекрати, это не смешно. Вставай сейчас же!

Молчание.

Да-да-да, именно так оно и происходит: сексуальные игры зашли слишком далеко и — бац! — один из партнеров мертв. Мартин запаниковал. Когда, она говорила, вернутся родители? Через два дня, в понедельник. К тому времени он и сам загнется от пневмонии. Вода в душе совсем остыла. Мартин съежился под ледяным потоком и застонал. Он представил лицо мамы, когда ей сообщат новость.

«Сексуальные игры, миссис Эшкрофт. Увы, ваш развратный сын стал жертвой собственной похоти».

Мама не вынесет такого позора и тоже умрет.

— Синди! — завопил Мартин. — Очнись, девочка! — Его голос потонул в мощном крещендо Лулу.

А если он выживет — еще хуже. Начнется судебное разбирательство. Придется объяснять, как он познакомился с ней, как оказался в этом доме, в ванне, голый, прикованный к стойке душа… а рядом на полу распростертое тело мертвой девушки в кожаном бикини.

— Синди! — закричал Мартин срывающимся голосом.

В короткой паузе, предшествующей повтору песни, его безумный вопль раскатился гулким эхом среди кафельных стен. Шлепая ногами, Мартин попытался плеснуть водой в направлении Синди — вдруг она всего лишь потеряла сознание. Но Синди по-прежнему лежала неподвижным трупом.

И тогда Мартин начал молиться.

Он не молился очень давно, с тех пор, как на чемпионате мира по футболу Англия играла в полуфинале с Германией. Тогда это не помогло. Но сейчас Мартин молился истово, с гораздо большим пылом.

— Господи Всемогущий наш, — бормотал Мартин, — я мало знал эту девушку, и я понимаю: кожаный наряд, и кнут, и все остальное — все это выглядит не очень хорошо, но я верю — в душе она очень добрая и милая. Не спорю, немного странная. Но кто из нас без странностей в наше-то время? И она так молода, совсем дитя… э-э… двадцать семь лет. Но ей еще рано умирать! Пожалуйста, Боже Великий Всесильный, пускай она оживет. Сделай это для меня. Умоляю, подай мне какой-нибудь знак. Аминь!

Мартин замер в ожидании результатов. Он слушал мерный шум ледяного водопада и нескончаемое «Relight My Fire», однако, несмотря на зажигательный призыв, Синди так и не воскресла.

— О боже, — прошептал Мартин онемевшими губами и закрыл глаза, готовясь принять медленную и мучительную смерть от пневмонии.

Вдруг где-то в глубине коридора послышался топот маленьких ног или, точнее, крошечных лапок. Мартин открыл глаза. На пороге стояла беленькая собачка и, склонив голову набок, вопросительно смотрела на странного незнакомца. Нет, подумал Мартин, не вопросительно — понимающе, так, словно песик хотел сказать: «Ах, вот оно что! Как же тебя угораздило?»

Откуда ты явился, маленький белый песик? Или это бедлингтон-терьер самого Господа Бога?

Терьер, больше похожий на ягненка, чем на собаку, цокая коготками, потрусил к тому месту, где лежало бездыханное тело Синди.

— Слава Тебе, Господи! — вскричал Мартин. — Знак! Знак, о котором я молил. Эй, малыш, беги на улицу и лай, лай изо всех сил, приведи кого-нибудь!

Песик склонил голову на другой бок, словно обдумывая предложение Мартина.

— Ну же, давай! Будь моей Лесси!

Терьер, как будто поняв команду, рванулся к двери и с громким лаем помчался по коридору.

Мартин возвел глаза к небу: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что послал Своего ангела в собачьем образе. Благодарю зато, что спасаешь меня, несчастного грешника!»

Помощь прибыла быстро, даже быстрее, чем можно было ожидать от Небесного Чудотворца. Через пару минут собачка появилась вновь, теперь она сидела на руках у хозяйки. Лицо женщины показалось Мартину знакомым, но ситуация не располагала к светским вопросам: «Мы с вами раньше нигде не встречались?»

— Пожалуйста, пожалуйста, помогите, — запричитал Мартин. — Она ударилась головой. Вызовите «скорую». Надо отправить Синди в больницу, побыстрее, пока ее родители не вернулись.

— Мы уже  вернулись, — сказала женщина, поглаживая собаку. — Мы родители Синди.

Из-за плеча мамы выглянул папа и в ужасе уставился на голого человека под душем. Почему-то и его лицо показалось Мартину знакомым.

— Что тут происходит?.. — начал папа.

— Боже мой! — воскликнула мама. — С ним потом разберемся, сначала надо поднять Синди.

Родители подтащили обмякшее тело дочери к стене и придали ему сидячее положение. Синди тихо застонала, лицо у нее было мертвенно-бледным, на макушке вздулась огромная шишка размером с теннисный мячик, но по крайней мере жизнь в ней еще теплилась.

Пока мама вызывала по мобильнику «скорую», папа обмахивал дочку кошачьей маской и приговаривал: «Очнись, детка, очнись». Мартин же по-прежнему мерз под душем, а Лулу распевал свой хит. Только убедившись, что «скорая» выехала, мама выключила воду и музыку.

Синди увезли в больницу, а Мартин остался ждать, слегка прикрытый узеньким полотенцем для рук, хотя на статуе Венеры висело столько махровых простыней и халатов, что ими можно было бы согреть целую полярную экспедицию. После безуспешных попыток найти ключи от наручников вызвали спасателей с их металлорежущим инструментом. Спасатели несколько задержались — тушили пожар на Брент-Кросс, но зато потом прибыли целой командой из семи человек. Навряд ли для несложной операции по разрезанию наручников требовалось такое количество специалистов, однако начальник смены решил, что молодым парням будет полезно взглянуть на интересный случай.

— Хорошая практика, — сказал он, — и опыт на будущее.

Мартин подозревал, что для них это было просто небольшим развлечением после долгой изнурительной борьбы с огнем.

В конце концов через пять часов Мартин был освобожден из оков. За это время его голое, трясущееся от холода тело, помимо девушки, ради которой он, собственно, и обнажился, видела еще дюжина человек: пожарная команда, трое парамедиков, приезжавших за Синди, ее недружелюбные родители и бедлингтон-терьер в придачу. Вполне понятно, что единственным желанием Мартина было поскорее убраться из этого дома, скрыться в ночи и забыть, как страшный сон, встречу с Синди. Но не тут-то было.

Когда Мартин, собрав раскиданные по коридору вещи, оделся, мама сообщила ледяным тоном, что ему придется задержаться до прибытия адвоката.

— Адвоката! — воскликнул Мартин. — Но ведь с Синди все в порядке, разве не так?

— Так, к счастью, все обошлось легким сотрясением мозга. Но вы должны будете подписать кое-какие бумаги.

— Какие бумаги?

— Молодой человек, я не знаю, кто вы такой, и знать не хочу. Но я уверена, что меня вы знаете.

То, как она произнесла последнюю фразу, помогло Мартину сообразить, в чем дело. Ну конечно, рыжие, выстриженные коротким ежиком волосы, холодные голубые глаза — это же Петуния Дэниэлс, известная актриса. Следовательно, папа Синди — Бенджамин Дэниэлс, звезда Королевского Шекспировского театра, лучший Гамлет со времен Лоуренса Оливье, обладатель четырех «Оскаров». Неудивительно, что их лица показались Мартину знакомыми. И неудивительно, что они хотят заставить его подписать документ, обязывающий хранить молчание. Даже если главный редактор «Всемирных новостей» станет ржавыми клещами выдирать у него ноготь за ногтем, Мартин не посмеет рассказать о событиях сегодняшней ночи.

Адвокат выложил на стол толстый десятистраничный документ. Мартин начал было читать, но не мог сосредоточиться. Он мечтал только об одном — как можно скорее добраться до дома и залезть в горячую ванну.

— Послушайте, миссис Дэниэлс, — заскулил Мартин, — уверяю вас, нет никакой необходимости что-то подписывать. Я и так никому не расскажу. Поверьте, для меня эта история так же неприятна, как и…

— Учитывая нанесенный вам моральный ущерб, — актриса достала из сумочки чековую книжку, — примите компенсацию, десять тысяч фунтов. Имя?

— Я… э-э… Мартин… Мартин Эшкрофт… о-ф-т… но…

— Итак, мистер Эшкрофт, — перебила его Петуния, — я ставлю мою подпись здесь, на чеке, а вы свою вон там.

Обалдевший Мартин нацарапал свое имя на последней странице договора. Петуния Дэниэлс вручила ему чек и проводила до запасного выхода в задней части дома.

— Надеюсь, мы с вами больше не увидимся, — сказала мама Синди.

Дверь захлопнулась, и Мартин оказался на предрассветной улице.

Первой мыслью Мартина было помчаться к Лу и рассказать подругам, какую он провел сумасшедшую ночь. Но, вспомнив жесткие условия договора. Мартин решил больше не искушать судьбу и отправился домой. Переступив порог квартиры, он достал чек и уставился на него с подозрением, словно ожидая, что и сам чек, и весь вечер, проведенный в компании Синди, окажутся плодом его воспаленного воображения. Но документ был вполне реален — дата, сумма (цифрами и прописью), подпись Петунии Дэниэлс — все оформлено как полагается.

Десять тысяч фунтов. На банковском счете Мартина были деньги — как раз перед увольнением ему перевели зарплату. Но в следующем месяце поступлений не будет. Что делать? Искать работу? Но Мартин не желал больше возвращаться в офис — ни в «Интернейшнл мэгэзинс», ни в какой-либо другой. Единственным его желанием было спокойно дописать роман. И чек, который Мартин сейчас держал в руках, станет его пропуском к новой свободной жизни. Надолго ли хватит этих денег? На полгода, даже на год, если урезать расходы. Во всяком случае, до Рождества должно хватить. Достаточно, чтобы закончить книгу и опубликовать ее, а потом… Потом придет успех, и Мартину никогда больше не придется сидеть в конторе, получать указания и выслушивать оскорбления от всяких лысых ублюдков вроде Барри Парсонса.

Мартина охватил безумный восторг, небывалое счастье переполняло его и рвалось наружу, хотелось петь и плясать, а во всех событиях минувшего вечера мерещилась рука Провидения. Не иначе как сама судьба дает ему шанс воплотить заветную мечту. Мартин нежно поцеловал чек и с улыбкой похлопал себя по карману, где лежала дискета с текстом гениального романа, — вот он, мой путь в бессмертие…

Дискеты на месте не было.

20

Лу никогда не дарили цветов. Нет, конечно, иногда поклонники приносили дежурные пучки гвоздик, но ни разу в жизни никто не присылал ей роскошного букета от стильного флориста. Поэтому, открыв дверь и увидев на пороге мальчишку-рассыльного из «Интерфлор» в обнимку с гигантским букетом, Лу в первое мгновение решила, что он ошибся. Обычно столь пышные дары предназначались девице, живущей этажом ниже. Ее тестообразный бойфренд частенько баловал цветочками свою не менее рыхлую подругу, которая надевала жемчужные серьги и брильянтовое колье, даже отправляясь в парк на утреннюю пробежку. Но нет, мальчик ничего не напутал, букет был адресован Лу; вот и записка имеется: «Однажды увидев, забыть не могу».

— В честь нашего второго свидания, — пояснил Эндрью, когда Лу позвонила поблагодарить за цветы.

— Как романтично, — сказала Лу.

На следующий день после знакомства в «Сюаве» Эндрью позвонил и пригласил Лу на свидание. Погода была пасмурная — а что еще ждать от английского лета? — и они договорились встретиться в Британском музее возле египетской экспозиции. Лу опоздала минут на пять. Эндрью уже был на месте. Он рассматривал огромный каменный кулак, должно быть некогда принадлежавший статуе могущественного фараона, и не заметил, как Лу вошла в зал. Она решила воспользоваться удачным моментом и понаблюдать за Эндрью со стороны.

Притаившись за фигурой древней богини с кошачьей головой, Лу смотрела на Эндрью и вспоминала любимый рассказ мамы о ее первом свидании с мистером Капшоу. «Ах, — вздыхала миссис Капшоу, — я увидела его издалека, и мне сразу понравилось, как он стоит, непринужденно опираясь спиной о фонарный столб». Лу тоже нравилось, как выглядел Эндрью: высокий, стройный, широкие плечи… крепкие маленькие ягодицы; умеет прилично одеваться, держится легко и свободно и по натуре человек открытый и дружелюбный. Эндрью предупредительно отступил в сторону, чтобы молодой отец мог подвести сынишку поближе к статуе. Мужчины вместе засмеялись, когда мальчик сжал руку, сравнивая свой кулачок с гранитной кувалдой фараона. Лу одобрительно кивнула — по всем параметрам идеальный бойфренд.

Эндрью заметил ее.

— Лу, мы прикидывали шансы египетского парня против Майка Тайсона. — Он кивнул на гигантскую конечность, потом взял руку Лу и нежно поцеловал. — Привет, — ласково прошептал Эндрью.

Лу подумала, что, возможно, существует любовь со второго  взгляда.

Они проводили вместе каждую свободную минуту. Работая в Интернет-агентстве по продаже театральных билетов, Эндрью мог повести Лу на любое представление в Ист-Энде. Когда они пошли смотреть «Мышеловку», он ухитрился достать места в отдельной ложе, купил шампанское, дорогую коробку бельгийского шоколада и даже позаботился о цветке для Лу: нежная чайная роза в петлицу ее жакета — верх элегантности!

Эндрью был образцовым кавалером. И он не переставал удивляться той счастливой случайности, которая свела их.

— Все равно, — говорил Эндрью, — твой незнакомец из метро мог и не понравиться тебе при встрече, а может, у него уже есть девушка или жена. Да что бы там ни было, тебе со мной гораздо лучше, — добавил он и расплылся в очаровательной мальчишеской улыбке.

Лу не возражала. С той памятной поездки в метро прошло больше месяца. Она даже не была уверена, что узнала бы незнакомца, если бы вдруг снова столкнулась с ним. Все прошло, это было наваждение, минутная слабость, только и всего.

— Ты с ума сошла! — воскликнул Мартин, когда Руби сказала, что хочет еще раз подать объявление в газету. — Опять наткнешься на какого-нибудь придурка.

— Или на состоятельного джентльмена с приличным автомобилем, — съязвила Руби.

Признание Мартина, сделанное на итоговой конференции «Клуба Одиноких Сердец», привело Руби в бешенство. «Как ты мог, — вопила она, размахивая кулаками, — отправить меня на свидание к какому-то Робину, зная, что на мое имя поступила заявка от владельца „порше“!»

— Мне не понравилось, как он говорил, — защищался Мартин. — Втиснуть в двухминутное обращение к женщине рассказ о своей машине может только глупый и наглый пижон.

— Пижон, у которого, по крайней мере, есть машина, — вздохнула Руби. — Сам-то провел незабываемую ночь любви, а меня отговариваешь. Все, дорогой Марти, помалкивай и не вмешивайся в мою личную жизнь.

Мартин и помалкивал. Он раз двадцать перечитал текст договора с Петунией Дэниэлс и понял: стоит ему не то что рассказать кому-то о своих ночных приключениях, но даже пробормотать во сне имя Синди, как из-под кровати выскочит адвокат и размозжит ему череп. Также ни словом, ни намеком Мартин не обмолвился о потере работы и, главное, романа. Гениальное произведение было утрачено навсегда. От одной мысли об этом сердце Мартина разрывалось на части. Но меньше всего он нуждался в сочувствии или советах, как решить неразрешимую проблему. Как истинный мужчина, Мартин решил страдать молча, в гордом одиночестве.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спросила Руби.

— Провожу социологическое исследование для «Макдоналдса», — лаконично ответил Мартин.

Он впал в глубокую депрессию. Долгий отпуск стоимостью примерно в десять тысяч фунтов мог бы облегчить страдания Мартина, и один раз он был близок к тому, чтобы обналичить чек Петунии Дэниэлс.

Мартин получил распечатку со своего банковского счета и был крайне доволен, увидев трехзначную цифру, пока не наткнулся на маленькую буковку «д» в конце строки — долг! Глупо иметь чек на десять тысяч и при этом задолжать банку девятьсот фунтов. Он заполнил квитанцию на получение денег и пристроился в конец очереди перед окошком кассира. Интересно, гадал Мартин, она удивится? Откуда, подумает, у него чек на такую сумму, подписанный одной из самых знаменитых актрис Британии? Мартин скосил глаз — кажется, стоящая позади старушка с любопытством поглядывает на его чек. Неужели все догадываются, что эти деньги — плата за молчание? Но в то утро Мартину так и не удалось выяснить, что думают кассир и пожилая леди об источниках его доходов.

Подошла очередь старичка. Он долго выуживал из большой жестяной банки двухпенсовые монеты и раскладывал их на прилавке аккуратными столбиками. Процесс уже подходил к концу, когда строгую тишину банковского зала расколол душераздирающий вой сигнализации. И служащие, и клиенты взглянули на потолок с ленивым равнодушием, точно стадо коров на низко летящий истребитель. «Они проверяют сигнализацию», — подумали невозмутимые граждане. Но когда через пару минут вопль главного управляющего банка перекрыл визг сигнализации, народ догадался, что тревога не учебная.

— Все на выход! Быстрее, быстрее, покинуть помещение! — надрывался управляющий.

Потребовалось некоторое время, чтобы убедить людей в серьезности этих призывов. Дыма пока нигде не было видно, но противопожарная система сработала на опережение, и с потолка обрушился мощный ливень. Мартин решил обойтись без освежающего душа и поспешил на улицу.

Перед банком уже собрались зеваки, и примчавшимся пожарным пришлось проталкиваться сквозь толпу. «Посторонись, посторонись!» — кричал человек в желтом шлеме. Люди отступили на два шага назад, выждали секунд тридцать и сделали три шага вперед.

— Пропади все пропадом, — буркнул Мартин, заталкивая чек в карман.

Петуния Дэниэлс может не беспокоиться за свое состояние. Он этих денег не возьмет. У Мартина еще остались честь и гордость, и чувство собственного достоинства, и… и больше ничего.

Руби не замечала, в каком подавленном состоянии находился ее друг. Все силы были брошены на достижение цели — устроить личную жизнь! Давно Руби не отдавалась поставленной задаче с таким упорством и решимостью — с тех пор, как в подростковом возрасте она в течение двух недель по пятнадцать раз в день делала специальные упражнения под девизом-заклинанием: «Я должна улучшить форму груди, я должна развить мой бюст, я сделаю, сделаю, сделаю это».

Сейчас у Руби была не менее важная цель — разыскать обладателя «порше» и во что бы то ни стало познакомиться с ним «для дружбы, возможно, большего».

И новая рекламная кампания началась. В «Санди таймс» появилось следующее объявление:

• Роберту с «порше» , который оставлял сообщение для Руби. Перезвоните, пожалуйста, — потеряла ваш телефон.

— Лучше займись йогой. Тебе требуется внутренний мир и покой, — сказала Лиз Хейл, когда Руби посвятила ее в свой план.

— Бойфренд с шикарным автомобилем принесет мне необходимый мир и покой, — заявила Руби.

— Объявление не сработает, — сказала Лиз. — Шансы на то, что он перезвонит, практически равны нулю.

Но оно сработало. Да, черт побери, Роберт позвонил! На следующий же день после выхода объявления. И, о чудо! поршеевладелец все еще был одинок и, по его собственному утверждению, горел желанием встретиться. Не теряя времени даром. Руби назначила свидание.

— Как я вас узнаю? — спросила она.

— Я буду держать букет из пятнадцати роз. А как я узнаю вас? О, я угадаю по голосу. Руби, у вас божественный голос! — сказал Роберт своим — бархатно-шоколадным — баритоном.

Руби сомлела, повесила трубку и впала в тихий полуобморочный экстаз.

21

«Спокойно, спокойно, держи себя в руках. — Руби проглотила подступивший к горлу комок. — Это не может быть он. С чего вдруг такой красавец (да еще красавец с „порше“) станет ходить на свидания по объявлениям в газете?»

И все же это был он. Стоит на условленном месте с букетом роз.

— Роберт? — заикаясь, произнесла Руби.

Мужчина резко обернулся и отступил на шаг, словно увидел перед собой бродяжку в лохмотьях, которая хриплым голосом клянчит лишнюю монетку. Руби растянула губы в приветливой улыбке. Однако красивые, идеально очерченные губы мужчины остались сжатыми в тонкую суровую линию. О боже, это не он! Или он, но прикидывается, что не он, потому что я ему не понравилась. Или я ошиблась? Это не тот мужчина, а мой парень с прической серийного убийцы ждет за углом. Везет, как всегда.

— Руби! — Роберт неожиданно схватил ее за руку и с размаху припечатал смачный поцелуй где-то в районе запястья. Теперь уголки его причудливо изогнутых губ поползли вверх. — Контактные линзы, никак не могу привыкнуть, — пояснил он и добавил с робкой и в то же время чрезвычайно обольстительной улыбкой: — А врожденное тщеславие не позволяет носить очки.

«О да, — подумала Руби, — жаль было бы прятать за стеклами такие потрясающие глаза».

— Это вам. — Роберт вручил букет.

Хотя он и говорил, что придет с цветами в качестве опознавательного знака, но такого Руби не ожидала. Это были не просто цветы, и не просто розочки в целлофановом пакете, которые продаются на выходе в любом супермаркете; это был БУКЕТ РОЗ от «Найтсбридж», обернутый в тонкую, восхитительно похрустывающую коричневую бумагу и перехваченный у основания пальмовым волокном.

— Прошу. — Роберт подал ей руку «крендельком». — Не знаю, как вы, а я просто умираю с голоду.

Руби согласно кивнула, чувствуя, что от волнения не сможет проглотить ни куска. Он повел ее через Лестер-сквер, ловко прокладывая путь среди толпы. Руби шла рядом, держала его под руку и ощущала себя распускающимся розовым бутоном, под стать тем, что покачивались у нее в букете. Роберт сказал комплимент по поводу ее бежевого плаща, которому недавно пошел шестой год. Руби показалось, что от его милой лести она вдруг сделалась на целый дюйм выше и уже не идет, а вроде бы как парит в воздухе, не касаясь ногами асфальта. Роберт стал рассказывать, как заметил Руби еще издали, но не решался даже подумать, что эта великолепная женщина и есть та, которую он ждет. Руби зарделась и встряхнула волосами, точно на макушке у нее был обсыпанный блестками султан циркового пони, а не хвостик, больше похожий на солому, которую пони едят на завтрак. Пока они дошли до ультрамодного ресторана в минималистском стиле, где Роберт заказал столик, Руби поймала на себе с десяток завистливых женских взглядов.

Карма существует. Вот ее наглядное проявление — мужчина в дорогой розовой рубашке, которая на любом другом выглядела бы женоподобной блузкой, но только не на Роберте с его уверенной походкой и мягкой животной грацией. Вот она, награда за Джонатана Флетта с его шарикоподшипниками, за Дэвида-бухгалтера, за Робина-слесаря, за всех упырей, которые когда-либо появлялись в жизни Руби. Ее гордость и радость распухли до размеров небольшой коровы. Вглядевшись в Роберта повнимательнее. Руби окончательно утвердилась во мнении: «Да, он будет посимпатичнее Флетта».

— Я адвокат по уголовным делам.

«И гораздо умнее…»

— Позвольте, я выдвину ваш стул.

«И манеры гораздо более изысканные…»

— Шампанское?

«И гораздо более щедрый…»

— Да, пожалуйста, — сказала Руби.

«Да, пожалуйста, да, пожалуйста… Да! Да! Да!»

— Ну что ж, — сказал он позже, — самое страшное позади. Я весь день места себе не находил, все боялся, вдруг мы не понравимся друг другу.

Руби удивленно подняла брови. Покажите мне такую женщину, которой бы не понравился такой  мужчина.

— Вы знаете, — сказала Руби, — мы, человеческие существа, можем понять, нравится нам кто-то или нет, за сотую долю секунды. Одну сотую, представляете! И что бы там ни говорили о книгах, которые не следует оценивать по обложкам, первое впечатление решающее. Если оно было неблагоприятным, невозможно вернуться назад и что-то исправить. Любовь — другое дело, со временем она растет и развивается, и…

О чем это она? Руби осеклась, комок крем-брюле застрял у нее в горле.

— Если в первый краткий миг вы не почувствовали влечения к человеку, то уже никогда не полюбите его? — испуганно спросил Роберт.

Никогда? Он на что-то намекает?

Он намекал.

— Никогда, — повторил Роберт. — Вот почему я так рад, что мое сердце дрогнуло, как только наши глаза встретились.

Руби выронила ложечку для мороженого. Она со звоном упала на пол. Когда, подобрав ложечку, Руби вылезла из-под скатерти, Роберт все еще сидел неподвижно, опираясь подбородком на руки и всем телом подавшись вперед через стол, пристально смотрел на Руби. Она растаяла в его шоколадно-карих глазах. Настал один из тех сказочных моментов, когда весь мир вокруг исчезает и ты видишь только лицо человека, которого тебе хочется поцеловать.

— Поверить не могу, что ты не замужем, — пробормотал Роберт.

— А ты женат?

— Надо быть последним идиотом, чтобы позволить уйти такой женщине.

— Ага, последний и был идиотом. То есть я имею в виду, мы не подходили друг другу, — торопливо исправилась Руби, вспомнив наставления Лу: на жизнь не плакаться, поддерживать легкий непринужденный разговор, вести себя раскованно, но не скатываясь в развязность.

— Сегодня один из тех вечеров, который хочется продлить до бесконечности, — мечтательно заворковал Роберт. — Ах, если бы я мог похитить тебя и умчать на моем «порше-бокстере».

Впервые с момента их встречи Роберт упомянул свой автомобиль. Значит, он все же существует. «Клик» — еще одна птичка-галочка в графе «Достоинства».

Официант принес счет. Еще одно испытание. Руби не надеялась, что он полностью оплатит ужин. После Робина она определила для себя — если кавалер хотя бы сделает вид, что отказывается от ее доли наличных, то…

— Я заплачу. — Роберт лишь мельком взглянул на счет и вынул кредитку из большого кожаного бумажника.

— Ты уверен?

— О чем ты говоришь, для меня это удовольствие, и я буду совершенно счастлив, если ты позволишь подвезти тебя до дома.

Руби засомневалась. Он кажется вполне приличным человеком. Куда там приличным — мужчиной ее мечты! Но все же где-то в подсознании тихий голосок шепнул: «Не надо».

— Нет, Роберт, спасибо, но не надо, — сказала Руби. — Я живу далеко от центра.

— «Порше» для того и существует, чтобы преодолевать далекие расстояния.

Он нажал кнопку на брелке с ключами. Машина, стоявшая на другой стороне улицы, ожила и приветливо мигнула всеми своими многочисленными огнями. Они подошли к автомобилю. Мягкие кожаные сиденья призывно манили в свои объятия. Руби никогда не была внутри «порше», у нее вообще никогда не было любовника с машиной. (Флетт даже не умел водить. Он, видите ли, слишком умен, чтобы засорять свой мозг разным вздором вроде правил дорожного движения.)

Руби все хорошенько взвесила.

— Подбрось меня до станции метро, — приняла она компромиссное решение.

От глаз сотрудников «Холлингворта» не могли укрыться чудесные перемены, произошедшие с Руби Тейлор. Она расцвела, словно фантастический цветок, разбуженный первыми лучами солнца, выглянувшего из-за туч после череды беспросветных серых дней. В неожиданно распустившемся бутоне преобладали розовые оттенки. На следующее утро Руби появилась в офисе в том же дымчато-розовом платье, в котором накануне отправилась на свидание. Глубоко декольтированное одеяние не очень подходило для работы (но все же лучше, чем пижамная кофта, в которой Руби по рассеянности пару раз заявлялась в контору).

Руби шагала вдоль прохода к своему столу, а головы, точно по команде, поворачивались ей вслед.

— Доброе утро, Имоджен, — на ходу весело крикнула Руби своей бывшей конкурентке.

— Привет, — заикаясь, ответила потрясенная Имоджен.

— Где выдают такой симпатичный загар?

— На Майорке, — пробормотала Имоджен.

Руби знала, что ее обращение к Имоджен моментально станет предметом сплетен. Наплевать, пускай ломают голову, отчего вдруг мрачная Руби превратилась в жар-птицу в золотисто-розовом оперении.

— Превосходно выглядишь, — сказала Лиз, когда они столкнулись с Руби возле ксерокса.

— Я и чувствую себя превосходно. —  Руби с многозначительно-томным видом привалилась к аппарату и обмахнула лицо папкой с документами.

— Я так понимаю, свидание прошло удачно?

— Ну-у, как тебе сказать… супер! — выпалила Руби. — Лиз, ты себе не представляешь, он адвокат, собственная квартира в Ислингтоне, автомобиль «порше-бокстер», окончил Кембридж, умный, красивый, вежливый и… о-боже-мой-что-за-прелесть-мужчина-истинный-джентльмен. Даже если бы он не заказал шампанское, да не просто шипучку, а дорогущее марочное вино, и потом не оплатил бы полностью счет, я все равно бы упала в его объятия как подстреленная.

— О, Руби, ты не… — ужаснулась Лиз.

— Я — да, да-да-да! — воскликнула Руби. — Знаю, я не должна так сразу кидаться головой в омут, но что-то мне подсказывает — это ОН!

— А ты когда-нибудь слышала о ПРАВИЛАХ? — поинтересовалась Лиз.

— Плевать мне на правила! Я влюблена и так счастлива, что готова расцеловать даже змеюку Имоджен. И, главное, теперь мне есть с кем пойти на вечеринку. Роберт сказал, что почтет за честь сопровождать меня. Жду не дождусь, когда Флетт увидит его. — Руби злорадно сжала кулаки. — У Роба такие густые черные кудри, а Флетт вечно беспокоился о своих редеющих волосенках. О-ох, он просто позеленеет от ревности!

Руби порхнула обратно в свой отсек, по дороге послав воздушный поцелуй Эмлину Черной Пантере.

— Что это с ней? — удивился Эмлин.

— Дух святой снизошел на нашу Руби, — прошипела Лиз, — посредством брачного объявления.

— Ч-черт, — поскреб затылок Эмлин, — и мне, что ли, попробовать…

22

— Ты меня вдохновила, — сказала Эрика, услышав историю о бесценной находке Руби. — Посмотри, такое годится?

Эрика положила перед Лу обрывок бумаги с проектом брачного объявления.

• Страстная любительница кошек , вегетарианка, 32 года, ищет родственную душу, рожденную под знаком Рыб.

Лу прочитала вслух, немного запнувшись на цифре «32», и одобрительно кивнула. Правда, рыбно-кошачьи ссылки тоже немного смущали. Отбирая кандидаток для Мартина, Лу сразу же отсекала дам с фелинологическими пристрастиями и особыми требованиями к зодиакальным показателям. Эрика словно прочитала ее мысли.

— Как считаешь, может, стоит кое-что убрать? — спросила она. — Например, указание возраста.

— Ну, я бы… — начала Лу, Как ей объяснить? — Нет, оставь как есть, текст что надо.

— Отлично, — обрадовалась Эрика. — Прямо сейчас и отправлю в «Гардиан». Объявление выйдет в субботу. А как скоро придут первые ответы? Если вообще придут.

— Обязательно придут, и очень скоро, — заверила ее Лу.

— О, спасибо, ты меня обнадежила. У тебя есть Эндрью, Руби нашла своего адвоката. Все же остались еще в этом мире приличные мужчины. Будем надеяться, что и мне повезет.

— Непременно.

Лу не стала пугать Эрику рассказами о монстре, который попался Руби в первый раз, и о том, что Мартин ходит сам не свой с тех пор, как познакомился с Синди Дэниэлс.

— Сколько уже? — спросила Эрика.

— А? Что сколько? — переспросила Лу, оторвавшись от экрана компьютера.

— Ты и Эндрью. Сколько вы уже встречаетесь?

— M-м, около месяца, — быстро прикинула Лу.

— Если бы мне удалось найти парня, хоть немного похожего на Эндрью, я была бы счастлива, — сказала Эрика.

— Ага, — рассеянно кивнула Лу и скрестила пальцы — на удачу.

Эндрью. Надо позвонить ему, сказать, что сегодня вечером они не увидятся. Надеюсь, он не сильно расстроится, подумала Лу. Однако в глубине души было неприятное чувство, что он станет настойчиво уговаривать ее отменить встречу в «Зайце и Псах» и приехать к нему. Похоже, Эндрью считает, что должен заполнять собой каждую свободную минуту в жизни Лу. Нет, ей нравилось встречаться с ним, они замечательно проводили время, но Лу уже забыла, когда в последний раз видела своих друзей или спала одна в собственной постели.

Все утро она откладывала звонок, а сейчас вдруг решила просто отправить ему записочку по электронной почте.

Др-р-р-р-р!!!

Телефонный звонок заставил Лу вернуться к реальности.

— Лу Капшоу.

— Это Руби, — раздался в трубке взволнованный голос подруги.

Лу сразу же заподозрила неладное. Роберт оказался прохвостом, и бедняжка Руби шлепнулась со своих заоблачных высей на грешную землю.

— Что случилось? — спросила Лу.

— Сегодня утром пришел ответ, — сказала Руби.

— Еще один? От автовладельца?

— Нет, на другое объявление.

Коричневый конверт вывалился из почтового ящика и спланировал прямо к ногам Руби. Она уже собиралась уходить на работу и на секунду остановилась в прихожей перед зеркалом, чтобы поправить прическу. Увидев в углу штемпель «Таймс», Руби быстро схватила конверт и собралась вскрыть его, но вдруг замерла. Брачное объявление она подавала в «Санди таймс». А это что-то другое.

Закружившись в вихре новой любви, Руби совершенно забыла о том коротеньком обращении, которое она впопыхах дала в газету после бессонной ночи в квартире Лу.

Руби медленно опустилась на стул. Совсем не обязательно, что это ответ, убеждала себя Руби, там может быть рекламный листок или чек-извещение на оплату объявления. Но Руби держала конверт так, словно внутри была бомба. Бомба с часовым механизмом.

Она не могла заставить себя вскрыть конверт. А что, если там письмо от ее родной матери? А что, если там написано: «Я знаю о твоем существования, но больше  ничего знать о тебе не желаю»? Не та новость, чтобы получать утром перед работой.

И конверт прибыл вместе с Руби в офис «Холлингворта» в нераспечатанном виде.

Весь день он пролежал на столе. Весь день Руби косилась на него. Несколько раз она собиралась с духом, заваривала крепкий чай с четырьмя кусочками сахара (готовясь отпаивать себя в случае тяжелого эмоционального потрясения) и клала конверт перед собой, полная решимости вскрыть послание и узнать страшную тайну (или найти рекламный проспект). И каждый раз выпивала чай, а конверт оставался нераспечатанным.

К половине четвертого ее била мелкая дрожь от нервного перенапряжения и переизбытка сахара в организме. В четыре Руби улизнула с работы и отправилась в бар на встречу с Лу и Мартином.

Для того друзья и существуют, думала Руби, поджидая их на обычном месте — за столиком в углу. Не много найдется на свете людей, которых можно пригласить на вскрытие почты (помимо всех до единого сотрудников «Холлингворта») и быть уверенной, что они придут с искренней готовностью и по первому зову.

Но Мартин и Лу пришли. И отнеслись к коричневому конверту с должным почтением, учитывая его возможное содержимое.

— Сегодня моя очередь, — сказала Руби, поднимаясь из-за стола.

— Нет, моя. Сиди. — Мартин слегка надавил ей на плечо. — Начнем с двойной водки. Достаточно крепко? — спросил он, демонстрируя неожиданную чуткость.

Порция двойной водки, потом еще три, а конверт так и лежал нераспечатанным.

— Хуже, чем вскрывать результаты экзаменов, — сказала Руби с нервным смешком и взяла конверт дрожащими пальцами.

— Давненько это было, я уж и не помню, — вздохнула Лу.

— Нет, не могу. Лу, ты открывай, — сказала Руби.

— Тогда передай его мне.

Одним ловким движением Лу надорвала конверт.

— Стой! — Руби дернулась всем телом. — Я еще не готова.

— Поздно, — сказала Лу, — конверт вскрыт.

— Что там? — Руби зажмурилась. — Реклама?

— Непохоже. Внутри еще один конверт. — Лу вытащила небесно-голубой прямоугольничек. — Авиапочта.

— Откуда? — спросила Руби, еще плотнее закрывая глаза.

— Америка. Колорадо, — прочла Лу.

— Колорадо? — Руби распахнула глаза. — Что за Колорадо? Моя мама жила в Гринвиче.

— Люди иногда переезжают, — встрял Мартин.

— Ага, из Гринвича в Клэфем, но не к черту на рога — в Колорадо.

— Открыть? — нетерпеливо спросила Лу.

— Да, то есть нет. — Руби снова зажмурилась. — Дай мне пару минут.

«Последний заказ. Бар закрывается», — послышалось от стойки.

— Руби, — устало сказала Лу, — мы четыре с лишним часа пялимся на это письмо. Поверь, содержимое конверта не изменится, если ты вскроешь его прямо сейчас, или завтра, или совсем не станешь вскрывать. Давай применим «технологию пластыря». Чем быстрее ты его сдираешь, тем меньше приходится терпеть боль, если вообще приходится.

— Я всегда ждала, пока мои пластыри состарятся и отпадут сами, — слабым голосом откликнулась Руби.

— На счет «три», — улыбнулась Лу. — Я вскрываю конверт и читаю письмо без всяких там «дай-собраться-с-духом-я-не-в-состоянии».

— Лу-у, — заныла Руби.

— Начинаю отсчет: pa-аз, два-а, ТРИ!

Мартин схватил Руби за руки, чтобы она не могла заткнуть себе уши.

Словно рыбак, вспарывающий брюхо своей добычи, Лу с треском разорвала конверт, вытряхнула из него листок тонкой авиабумаги, аккуратно расправила и начала быстро читать письмо, негромким, но четким голосом.

13, Черри-Хиллз-роуд, Боулдер, Колорадо.

Розалия Баркер

Дорогой сэр (или мадам)!

Я обращаюсь к вам по поводу объявления о розыске миссис Джеральдин Баркер, которое было опубликовано в лондонской «Таймс». К сожалению, миссис Баркер больше нет с нами. Я ее невестка, жена единственного сына миссис Баркер, Натаниела (Ната).

В последние несколько месяцев я занимаюсь составлением генеалогического древа моего мужа — хочу сделать ему сюрприз к сорокалетию. Я была бы крайне признательна за любую информацию о жизни миссис Баркер в Англии до ее эмиграции в Америку. Спасибо.

С уважением,

Розалия Баркер (миссис).

«На что реагировать сначала? — подумала Руби. — На печальную весть, что мама умерла? Или радоваться, что у меня есть брат? Натаниел Баркер. Нат. Ее единственный ребенок». Что скрывается за этими тремя словами? Натаниел Баркер не знает о существовании Руби? Или знает, но думает, что ее тоже нет в живых?

— Вот так так, — задумчиво сказал Мартин, перечитав письмо. — Руби, у тебя объявился старший брат.

— Здесь какая-то ошибка, — сказала Лу. — Тебе тридцать один. Когда ты родилась, твоя мама, скорее всего, сама была девчонкой. А эта Розалия говорит, что ее мужу сорок. Вот и считай. Он не может быть твоим братом.

— Нет. Я уверена — Джеральдин Баркер из Колорадо и есть моя мама, — сказала Руби с убежденностью, поразившей ее саму. — Натаниел — библейское имя, ты не находишь? Возможно, и имя Хоуп все-таки дала мне мама, а не монахини. — Руби прижала ладонь ко лбу, словно проверяя температуру. — Не знаю. У меня просто голова кругом идет. Такое странное чувство.

— И что ты намерена делать? — спросил Мартин.

Хороший вопрос.

— Не знаю, — снова повторила Руби. — Коль скоро мамы нет в живых и некому рассказать, что произошло тридцать один год назад, то, может, оставить все как есть и не ворошить прошлое.

— Как?! И не выяснить, кем на самом деле приходится тебе этот парень? — недоверчиво спросила Лу. — Руби, если уж ты начала действовать, надо идти до конца.

— А вдруг он и знать меня не захочет?

— Будь я твоим братом, я была бы счастлива иметь такую сестру, — заверила подругу Лу. — Давай, несмотря на все сомнения, будем исходить из предположения, что он все же твой родственник, — принялась рассуждать Лу. — Представь, Нат потерял мать, больше в этом мире у него не осталось ни одного близкого человека, ну, за исключением его миссис Розалии, и тут появляешься ты…

— Он может подумать, что ты явилась за своей долей наследства, — услужливо подсказал Мартин.

Лу бросила на него свирепый взгляд.

Руби с тревогой посматривала на своих друзей. Почему худший сценарий всегда кажется наиболее правдоподобным?

— Послушай, Руби, — мягко сказала Лу, — а как бы ты действовала, если бы нашлась твоя мама? Ты же наверняка думала о такой ситуации.

Руби потупила глаза и нахмурилась.

— Конечно думала, — сказала она, водя пальцем по столу. — Ну, я бы сначала пошла к ее дому, поглядела на него и попыталась бы понять, что мама за человек, а потом издали посмотрела бы на нее саму.

— То есть шпионила бы за собственной матерью, — сделал вывод Мартин.

— Не шпионила, — запротестовала Руби, — а понаблюдала бы за ней со стороны. Но это если бы она жила в Гринвиче, а не в богом забытом Колорадо. — Руби сделала большой глоток водки. — Я не могу вдруг, ни с того ни с сего нагрянуть к незнакомым людям. А потом, мама все равно умерла. Моя мама умерла, — медленно повторила Руби и нервно рассмеялась. — Мама умерла. — Слова звучали странно, как-то не так — неправильно.

Мартин взял Руби за руку и крепко сжал ее в своих ладонях.

— Ты этого не можешь знать наверняка, — сказал он, — и не узнаешь, пока не напишешь той женщине и не объяснишь, кто ты такая и почему разыскиваешь Джеральдин Баркер. Не исключено, что вы говорите о разных людях. Баркер не такая уж редкая фамилия, да и имя тоже. У моей мамы есть три подруги по имени Джеральдин.

Лу согласилась с Мартином.

— Возможно, вы правы. — Сложив письмо, Руби убрала его в конверт и залпом прикончила водку. — Мне надо подумать, — объявила она.

— Что бы ты ни решила, помни, мы всегда останемся с тобой, — заверил ее Мартин.

— Если тебе понадобится наша помощь или поддержка, — добавила Лу, — или просто захочется поговорить — мы рядом.

Руби посмотрела на друзей полными слез глазами.

— Правда? — спросила она, шмыгая носом, и неожиданно громко всхлипнула, как ребенок после долгого плача.

— Хочешь, переночуй сегодня у меня, если тебе тяжело оставаться одной, — предложил Мартин. — Я лягу на диване, а ты в спальне. Я как раз утром постелил свежие простыни, и в холодильнике есть апельсиновый сок к завтраку.

— Как соблазнительно, — сказала Лу. — Можно я пойду вместо Руби?

Лицо Руби осветилось улыбкой, словно кто-то повернул выключатель у нее внутри.

— Не часто предложение Мартина провести у него ночь встречает столь радостный отклик со стороны девушки, — пошутила Лу.

Но реакция Руби была вызвана отнюдь не предложением Мартина. Полными восторга глазами она смотрела на входную дверь, где появился высокий темноволосый мужчина. Он остановился на пороге, картинным жестом откинул кудри со лба и внимательно оглядел зал.

— Роберт! — выкрикнула Руби. — Ты пришел!

Она отшвырнула руку Мартина, словно это была использованная салфетка, и призывно замахала мужчине. Лу и Мартин обернулись навстречу пришельцу. Роберт направился к их столику. Он шел легкой, пружинящей походкой, небрежно перекинув через плечо пиджак. Роберт Томпсон. Костюм в тонкую полоску. В манжетах рубашки поблескивают дорогие запонки. Волосы тоже сияют от дорогого геля. Элегантный мужчина, истинное воплощение аристократического стиля, манекен с витрины «С&А».

— Привет, малыш. — Роберт послал воздушный поцелуй своей подруге. — К последнему заказу я уже опоздал?

— Да, — сказала Руби. — Но ты можешь взять порцию Мартина, он к своему пиву еще не прикасался. Ты ведь любишь «Спешел»?

— Конечно, — кивнул Роберт.

Мартин смолчал, когда Руби отняла его последнюю пинту и подсунула кружку своему новому другу. Потом она вскочила и усадила Роберта на свое место, а сама примостилась на ручке кресла, как покорная женщина возле доблестного рыцаря, отвоевавшего ее в суровом поединке.

— Мартин, это Роберт, — представила Руби.

Роберт слегка шевельнул бровью, обозначая приветствие.

— А это Лу.

Он поцеловал ей руку.

— Извини, Руби, пришлось задержаться в конторе, — начал Роберт. — Совсем замотался. Устал как черт, поскорей бы домой и в постель. — Он подмигнул Мартину: дескать, понимаешь, о чем я? — Ну, ребята, и что же вы тут обсуждали такое важное?

Лу открыла было рот, но Руби быстро перебила ее:

— Так, ерунда всякая, ничего интересного. Лучше расскажи, как прошел твой день? Как продвигается то дело с ложным водопроводчиком? Тебе удастся его выиграть?

Роберт по-хозяйски стиснул коленку Руби и разразился обличительной речью, словно выступая перед судом присяжных. Один из его клиентов, отъявленный мошенник, прикинулся водопроводчиком, заявился к пенсионерке и убедил старушку, что отопительная система у нее в доме нуждается в срочном капитальном ремонте, выманив таким образом у пожилой женщины все ее сбережения.

— Теперь он все отрицает. Ну, врет, конечно, сукин кот, внаглую, — сказал Роберт. — Но я думаю, что смогу убедить суд в его невиновности. Старая леди в полном склерозе, ни черта не помнит — ни когда он пришел, ни как подписывала чек на сорок тысяч фунтов. Я так считаю: коль скоро бабуля не может толком уследить за своими капиталами, то нечего ей и небо коптить да денежки попусту тратить. Верно я говорю, Марти?

Мартин в ужасе отшатнулся от адвоката.

— Мне он не понравился, — сказал Мартин после того, как адвокат упаковал Руби в «порше-бокс-тер» цвета «ночная дымка» и умчал ее в свою квартиру в Ислингтоне.

— Дело в машине? — спросила Лу.

— Конечно нет, — раздраженно сказал Мартин. — Дело в истории про хитрого водопроводчика и доверчивую бабулю. Он пытается избавить преступника от заслуженного наказания, и плевать ему на справедливость.

— Это его работа, — сказала Лу.

— Знаю. И все равно — работа работой, а обижать слабого и беззащитного человека, да еще с таким циничным равнодушием, — нехорошо. Я бы так не смог. — Мартин укоризненно поцокал языком. — Господи, я говорю как высокомерный кретин, да?

— Нормально. Мне он тоже не понравился.

— Кстати, — сказал Мартин, обрадованный поддержкой Лу, — странно, почему такой уверенный в себе парень вдруг подает брачное объявление?

— Мы же подали, — напомнила ему Лу.

— Э-э… да, но там было несколько другое… — Мартин смешался и отступил, прикрывшись возмущением по поводу манер Роберта: — Он выхлебал все мое пиво!

По дороге домой Мартин все пытался понять, кого ему напоминает Роберт. Эти картинные позы. Этот внешний лоск и преувеличенно-старомодная куртуазность, ничуть не помешавшая ему плюхнуться на место Руби, когда та стала усаживать поудобнее своего красавца.

За те десять минут, что Роберт провел в баре, ворвавшись туда непрошеным гостем, словно плохая пародия на Зорро, он полностью завладел разговором. Роберт сыпал историями из адвокатской практики, в которых он неизменно представал в образе этакого изворотливого лиса, помогающего шалунишкам-клиентам ускользнуть из цепких лап правосудия. Этакий Робин Гуд наоборот. Руби была в полном восторге, она слушала разинув рот, повизгивала и прихлопывала в ладоши после каждой новой байки о том, как находчивость и остроумие спасали отважного героя от, казалось бы, неминуемого провала. Роберт болтал не умолкая, умудрившись при этом еще и прикончить целую пинту пива. Mapтин только диву давался; впрочем, благодарности за принудительный отказ от своей законной выпивки он так и не дождался.

Лежа на диване, Мартин пристально смотрел в потолок на запыленный, словно подернутый благородной сединой китайский абажур, и вдруг его осенило: как и Флетт, Роберт напомнил Мартину его собственного отца, а поведение Руби — поведение мамы. Тот же восторженный щебет, суетливые движения и нервное хихиканье. Мама вечно порхала вокруг отца, точно крохотный астероид возле величавой, сияющей ослепительным светом звезды. До тех пор, пока отец не решил, что поклонения жены ему мало, и не начал встречаться с молоденькой секретаршей.

Вот почему он с первого взгляда невзлюбил Роберта. Обычно на публике отец обращался к Мартину с точно таким же высокомерным кивком-приветствием, как и адвокат сегодня в баре. В детстве Мартину казалось, что для отца он был центром вселенной, и лишь много лет спустя он понял: ребенок служил папе в качестве приманки. Женщины гораздо охотнее заговаривали с мужчиной, везущим по дорожке парка коляску с очаровательным карапузом. А очаровательный карапуз не сможет рассказать маме, чем папа занимался в кустах с незнакомыми тетеньками.

В старших классах школы, когда Мартин стал почти таким же высоким, как и отец, и гораздо более симпатичным, по утверждению мамы, у отца появилась привычка всячески подчеркивать недостатки сына, стоило кому-нибудь сказать о нем доброе слово. Если учителя хвалили Мартина за его успехи на теннисном корте, отец, мило улыбаясь, обязательно говорил: «Надо же, а дома он у нас такой увалень» — и ерошил волосы на голове сына. Со стороны это выглядело как тихая родительская гордость, но подсознательно Мартин чувствовал: отец пытается поставить его на место.

То же он делал и по отношению к жене. Вечные шутки, больше похожие на издевки, по поводу ее кулинарных способностей и умения водить машину довели маму до того, что она стала бояться приглашать в дом гостей, а за руль садилась, только чтобы доехать до ближайшего магазина. Мартин наблюдал, как с годами мама все больше увядала; затюканная постоянными придирками отца, она поблекла и превратилась в робкое бессловесное существо. Но Мартин знал: в молодости мама была совсем другой. На фотографиях в старых альбомах он видел улыбчивую, полную жизни девушку. В те времена, когда большое турне по миру после окончания школы еще не стало обычным делом, она вместе с подругой совершила путешествие в Новую Зеландию. Тогда мама была смелым, уверенным в себе человеком. Когда отец бросил их, от этой молодой красивой женщины не осталось и следа. И даже сейчас, десять лет спустя, мама время от времени принималась винить себя за то, что ей не удалось сохранить семью.

Мартину искренне хотелось надеяться, что адвокат окажется не таким. Может быть, он просто завидует успехам Роберта? У того есть все — шикарная машина, интересная работа, хотя это и выглядит аморально — помогать преступникам уйти от наказания, — но Роберт занимается настоящим делом. А чего достиг Мартин? Грандиозный литературный проект, который помог бы ему вырваться из повседневной рутины и чудом взлететь на вершину славы, теперь казался глупой, никчемной затеей. Мартин пытался восстановить роман. Он набросал основной сюжетный план, вспомнил некоторые фразы и даже целые абзацы, но, глядя на то, что получилось, Мартин сомневался, стоит ли вспоминать остальное. Как знать, не обманывал ли он себя с самого начала — может, и нет у него вовсе никакого таланта?

Чек на десять тысяч, подписанный Петунией Дэниэлс, красовался на стене гостиной, но чем дольше Мартин смотрел на него, тем яснее понимал — он никогда не возьмет этих денег. Творческий отпуск отменяется, потому что романа нет и никогда не будет. Сбежать куда-нибудь в теплые края? Можно, но гордость не позволяет: сама Петуния Дэниэлс заработала свои тысячи за лицедейство, и Мартину дала их за роль шута в дурном спектакле.

— Ку-ку!

Эндрью повезло, что в последнее время Лу забросила тренировки по каратэ. Она возилась с ключами у входной двери, когда Эндрью неожиданно материализовался из тени возле живой изгороди и с налету чмокнул ее в шею.

— Что ты тут делаешь? — раздраженно спросила Лу.

— Тебя жду, — сказал Эндрью. — Отвык спать один. Глаз не могу сомкнуть, если не чувствую рядом твоего тепла.

— Понятно. — Лу расцепила руки Эндрью, сомкнутые у нее на талии, и вошла в дом. Он последовал за ней.

— Разве тебе в детстве не говорили, что, прежде чем войти, надо дождаться приглашения? — возмутилась Лу.

— Можно войти? — спросил Эндрью, закрывая на замок входную дверь.

— И на будущее, пожалуйста, никогда не являйся без предупреждения. — Лу строго нахмурила бровь. — Я могла быть не одна.

— А с кем? — удивился Эндрью.

— С другим любовником.

— Зачем тебе другой любовник, если есть я? — ухмыльнулся Эндрью и запустил руку ей под юбку.

Лу твердо пресекла наглые поползновения и, вывернувшись, отошла к плите.

— Ты скучала по мне? — нежно пробормотал Эндрью, нависая над Лу сзади, пока она ставила чайник на газ и раскладывала по чашкам пакетики с ромашковым чаем.

— Мы вчера виделись, — напомнила Лу.

— А я успел соскучиться, — улыбнулся Эндрью.

— Как мило, — хмыкнула Лу.

Три часа спустя она лежала без сна и задумчиво разглядывала пыльный абажур под потолком. Рядом мирно посапывал Эндрью, положив руку ей на живот уверенным жестом собственника.

Перед тем как уснуть, он сделал важное признание. Они только что занимались любовью, и Эндрью, не слезая с Лу, приподнялся на локтях, заглянул ей в глаза и сказал: «Я тебя люблю». Три простых слова, без всяких смягчающих добавлений, которые снимают пафос фразы и лишают ее значительности, вроде: «Я люблю тебя, детка», сказанное шутливым тоном, или: «Люблю, когда ты делаешь это», или: «Знаешь, кажется, я тебя люблю». Нет, именно так — коротко и просто: «Я тебя люблю». Лу в ответ молча захлопала ресницами, не зная, как реагировать на его слова.

А сейчас она смотрела в темноту и знала, что наконец поняла старую поговорку: «Нет ничего хуже, чем каждое утро видеть рядом с собой на подушке одно и то же лицо».

Что происходит? Он признается ей в любви. Эндрью — мужчина, о котором можно только мечтать: красивый, умный, надежный, преданный. Так почему же Лу не хочет видеть его рядом с собой?

В это же самое время, когда Лу, терзаясь сомнениями, пыталась разобраться в собственных чувствах, Руби, облаченная в длинную футболку Роберта, уселась на постели и принялась рассказывать ему о письме из Америки.

— Я не знаю, что делать, — закончила она свое повествование. — Лу считает, надо все выяснить. Но я не ожидала такого поворота событий. Я-то думала, что моя мама живет в Гринвиче. Может, так оно и есть, а та женщина просто однофамилица? А вдруг Натаниел действительно мой брат? Но с другой стороны, я не хочу никому навязываться. Словом, я совсем запуталась. Роб, что бы ты сделал на моем месте?

— Да-да, малыш, — в полусне протянул Роберт. — Поступай как считаешь нужным. Я бы пошел до конца. Свалился бы как снег на голову.

— Правда? — встрепенулась Руби.

— M-м, угу, — пробормотал Роберт и захрапел.

23

На следующее утро Руби пришла на работу с бесстыдным сочно-лиловым засосом на шее. Чтобы скрыть это неожиданное «украшение», ей пришлось натянуть воротник блузки чуть ли не до самых ушей и обмотать горло ниткой искусственного жемчуга. Но втайне Руби, словно девочка-подросток, гордилась своим знаком любви. К тому же на утро была назначена встреча с представителями Баррингтоновского завода, и Руби с радостью замечала, как Флетт то и дело подозрительно косится на ее шею.

«Да, — безмолвно восклицала Руби, — я уже обзавелась новым любовником, и он гораздо лучше тебя во всех отношениях». Вслух же она произнесла:

— Мы считаем очень удачной идею о проведении в школах столицы Дня шарикоподшипника. Инженеры отправятся в классы и расскажут детям о том, какую важную роль играют эти маленькие штучки в больших и сложных механизмах.

Флетт коротко кивнул, но его губы, сжатые в тонкую линию, выражали крайнюю степень осуждения.

— Что-нибудь еще? — беззаботным тоном спросила Руби.

— Думаю, на сегодня все, — сухо ответил Флетт, собирая свои бумаги.

— Ты отлично выглядишь, — сказала Руби. Неприличная метка на шее странным образом придала ей уверенности. — Был в теплых краях?

— На Майорке, — буркнул Флетт.

— О, Имоджен тоже отдыхала на Майорке, — воскликнула Руби, словно не зная, что они были вместе.

Флетт смерил ее злобным взглядом.

— Как там погода, хорошая?

— Фантастическая, — процедил он.

«Мартин прав, — подумала Руби, — у него жуткий тик, все время облизывается и двигает челюстью. Фу, пакость, как верблюд!» Руби прикусила губу, чтобы не расхохотаться.

— Нам понадобится протокол сегодняшнего собрания, и, пожалуйста, постарайся прислать его как можно скорее, — сказал Флетт и, уже направляясь к двери, холодно заметил: — Миленькое ожерелье.

— Да пошел ты, — прошипела ему вслед Руби, добавив в качестве уточнения адреса непристойный жест средним пальцем правой руки.

— Руби, можно тебя на минутку? — На пороге конференц-зала появился глава фирмы — Алан Холлингворт. Руби покраснела как рак и принялась нервно теребить ожерелье на шее. — Мне бы хотелось поговорить о том, как ты ведешь баррингтоновскую рекламную кампанию, — сказал шеф, подходя к Руби.

— Извините, просто так получилось, случайно… я не… — пролепетала Руби, имея в виду свой злополучный жест.

— Что получилось? — рассеянно спросил Алан, перебирая бумаги в папке.

— Ничего, — кашлянула Руби.

Похоже, он ничего не заметил.

— Должен сказать, я очень доволен тем, что получилось. Великолепно, профессионально сделанная работа.

Руби кивнула и снова неловко кашлянула.

— В последнее время ты очень выросла как специалист, и я считаю, настала пора двигаться дальше.

— Спасибо, — наконец выдавила Руби.

— И поэтому, — Алан сделал драматическую паузу, выхватил из папки листок бумаги и широким жестом передал его Руби, — я хочу, чтобы ты поехала в Денвер.

— В Денвер?!!

Руби пробежала глазами листок: «Интернейшнл труп», в состав которой недавно вошла и компания «Холлингворт», устраивала ежегодную конференцию пиар-менеджеров в Денвере, штат Колорадо.

— Я предлагал Флориду или Лас-Вегас, — сказал Алан, — но президент захотел побывать в Скалистых горах, поэтому и выбрали колорадскую глушь.

— Денвер? — эхом откликнулась Руби.

— Тебе не придется делать ничего особенного, просто будешь сопровождать Мэри, — успокоил ее Алан, приняв промелькнувший на лице Руби испуг за профессиональное рвение. — Билеты заказаны на утро субботы. Грета даст тебе все необходимые документы. Так что отправляйся на конференцию и постарайся достойно представить «Холлингворт». — Он похлопал Руби по плечу. — Я всегда в тебя верил. Ты наша восходящая звезда, Руби. Жаль, я сам не смогу поехать, мне надо быть на совещании в Париже. Ха, Денвер! Неплохая поездка на уикенд, верно?

Денвер. О боже!

Руби смотрела на авиабилет, словно ей вручили спецпропуск в космический корабль, летящий по маршруту Земля — Марс. В плане конференции все дни были расписаны по минутам: семинары, доклады, профессиональный тренинг, и только напротив воскресенья значилось — «свободное время».

— Чем мы займемся в воскресенье? — спросила Руби предводительницу их маленькой команды.

— Лично я, скорее всего, буду приходить в себя после банкета, — сказала Мэри, — а ты можешь познакомиться с местными достопримечательностями, например с колорадскими ковбоями.

Руби не собиралась знакомиться с ковбоями, ее гораздо больше интересовали другие обитатели штата Колорадо. Но Америка — большая страна, и Боулдер может находиться за тысячи миль от Денвера. Руби запросила в Интернете карту США, набрала адрес отеля в Денвере и адрес, указанный в письме Розалии Баркер. Мгновение спустя на экране монитора появилась маленькая аккуратная карта, дополненная подробным описанием всевозможных увеселительных заведений, которые встречаются на пути из Денвера в Боулдер. Тридцать миль — по американским меркам рукой подать. Все равно как если бы вы жили в Брикстоне и решили навестить друзей в Бэттерси.

Что означает это невероятное совпадение? Знак свыше, указывающий, что она должна  встретиться с Натаниелом Баркером и его женой? За ответом Руби обратилась к звездам и пересмотрела с десяток сайтов-гороскопов; потом кинулась звонить Роберту — за советом, но его не оказалось на месте. Руби почти до основания изжевала свою шариковую ручку и к обеду, машинально настрочив целую гору деловых писем, сочинила-таки еще одно послание — к Розалии Баркер. Лучше пока не говорить ничего определенного, решила Руби.

От: Руби Тейлор, «Холлингворт»

Кому: Розалии Баркер, Боулдер

Тема: Джералъдин Баркер

Дорогая Розалия!

Спасибо за Ваше письмо. Джералъдин Баркер была другом моих родителей, когда они жили в Гринвиче. Я тоже изучаю историю нашей семьи и надеялась, что миссис Баркер сможет рассказать мне кое-какие подробности о том периоде.

По счастливому стечению обстоятельств я буду в Денвере на следующей неделе. Мне бы очень хотелось повидаться с Вами и с Вашим мужем. Я могла бы приехать в воскресенье днем, если Вам это будет удобно.

С наилучшими пожеланиями,

Руби Тейлор.

Друг моих родителей. Более чем неопределенно. К концу дня Розалия Баркер прислала ответ.

От: Розалии Баркер, Боулдер

Кому: Руби Тейлор, «Холлингворт»

Тема: Джералъдин Баркер

Дорогая Руби!

Нам будет очень приятно познакомиться с Вами. Приезжайте в воскресенье днем. Мы устроим настоящее английское чаепитие! Боулдер находится совсем недалеко от Денвера. Или, если хотите, мы можем приехать к Вам. Пожалуйста, позвоните, как только устроитесь в отеле. Не могу дождаться нашей встречи!

Искренне Ваша Розалия Баркер (и Нат, хотя я ему ничего не сказала, пусть Ваш визит окажется для него сюрпризом!).

— Ничего себе сюрпризик! — Лу поцокала языком. — Руби, ты ей не сказала?

Руби отрицательно покачала головой и, переждав еще один вздох подруги, добавила в качестве оправдания:

— Роберт считает, что я должна обрушиться на них с сообщением неожиданно, как снег на голову.

— А Роберт знает, с какого рода сообщением ты собралась на них обрушиться? — спросила Лу.

24

Роберт вяло ковырял вилкой в салате и со скучающим видом слушал взволнованный рассказ Руби о предстоящей поездке в Штаты.

— Тебе не нравится моя затея? — спросила Руби, когда он раздраженно отпихнул тарелку.

— Нет, идея великолепная. Просто…

— Что?

— Не знаю. Боюсь, сэндвич с креветками был не очень свежий, как-то я себя неважно чувствую.

— О, Роб, — всполошилась Руби и протянула через стол руку пощупать его лоб. Роберт отшатнулся. — Попросить, чтобы тебе принесли воды?

— Не надо. Думаю, мне лучше пойти домой, — слабым голосом сказал Роберт.

Руби сникла.

— Подожди, кажется, у меня есть аспирин. — Она принялась судорожно рыться в своей сумочке из кожзаменителя — не очень удачной подделке под фирменную продукцию «Кейт Спейд».

— Руби, аспирин тут не поможет. Все, что мне нужно, — отправиться домой и лечь в постель.

Руби вскинула на него глаза и кокетливо заулыбалась.

— Одному, — уточнил Роберт. — Сегодня мне лучше побыть одному.

— А-а, — разочарованно протянула Руби. — Но как же так? Завтра я уезжаю…

— Мне самому очень жаль. Но что поделаешь. А вдруг это не пищевое отравление, а желудочный грипп? Не хватало еще тебе заразиться накануне поездки, — заботливо сказал Роберт. — Я же понимаю, как для тебя важна эта встреча в Чикаго.

— В Колорадо, — поправила Руби. Ах, он и впрямь сильно болен.

Роберт попросил счет.

— Ты сама доберешься до дома? — спросил он.

— Да, не беспокойся, со мной все будет в порядке. Я сегодня тоже лягу пораньше.

— Чтобы набраться побольше сил к нашему следующему свиданию.

Руби хихикнула и смущенно зарделась.

Руби печально брела к Лестер-сквер. Роб не виноват, что заболел, но именно сегодня вечером она так нуждалась в его поддержке. И Роберт, похоже, был единственным, кто одобрял ее план «внезапного нападения» на Баркеров. Мартин и Лу оба крайне отрицательно отнеслись к намерениям Руби. Хотя, помнится, обещали быть на ее стороне, какое бы решение она ни приняла.

Руби вытащила из сумочки мобильник и отправила Лу сообщение: «Чт ты дел?»

Через секунду пришел ответ. Лу была в Холборне с несколькими приятелями из издательства. И почему Руби не пошла с ними? Действительно, почему? Она повернула в обратную сторону. Проходя мимо ресторана «Карузо», где десять минут назад они ужинали с Робертом, Руби не могла отказать себе в удовольствии немного помечтать: промчатся годы, и она будет рассказывать детям об этом чудесном времени, о первых встречах с Робертом, когда их роман только начинался.

«Мы с вашим отцом познакомились по брачному объявлению. Наше шестое свидание произошло здесь, в „Карузо“. К тому моменту мы уже понимали, что созданы друг для друга. Я влюбилась в него с первого взгляда, в его карие глаза, красивые губы, мягкие курчавые волосы, в его большие сильные руки…»

…которые даже сейчас обнимают какую-то блондинку. Уже миновав огромное окно ресторана, Руби вдруг остановилась как вкопанная, потом медленно повернулась, сделала несколько шагов назад и уставилась на открывшуюся перед ней картину. Роберт, а это без сомнения был он, сидел за тем же столиком, где они только что ужинали с Руби, и нежно сжимал в своих руках наманикюренные пальчики довольно симпатичной блондинки.

Роберт?!!

Руби стояла выпучив глаза и хватала воздух разинутым ртом, словно вытащенная на берег рыба. Что ей делать? Молотить кулаком в стекло? Или тихо уйти, сделав вид, будто она ничего не видела? Предполагалось, что Роберт лежит дома больной. Он соврал ей? И кто, черт побери, эта девица?!

Но еще прежде, чем Руби решилась на какие-либо действия, Роберт сам повернул голову, чтобы полюбоваться своим отражением в стекле, и в ужасе подскочил, словно Макбет, увидевший призрак Банко.

— Послушай, я знаю, как это выглядит, — начал Роберт.

Руби молча кивнула.

— Я не стану врать.

— Спасибо.

— Я собрался домой, думаю, приму лекарство и завалюсь в постель, но дошел до угла и вдруг почувствовал себя значительно лучше.

— И?

— И встретил Изобель. Совершенно случайно. Мы с ней сто лет не виделись, и было бы глупо не зайти куда-нибудь немножко выпить и поболтать. Вот мы и вернулись сюда.

Изобель тем временем посматривала через окно с таким недовольным видом, словно это она, а не Руби, имела право сердиться и обижаться. Заметив ее взгляд, Роберт взял Руби под локоток и оттащил подальше от окна.

— Изобель? — Руби печально кивнула. — Так вот как ее зовут. Могу я с ней познакомиться?

— Знаешь, дорогая, думаю, не стоит, — замурлыкал Роберт. — Как-нибудь в другой раз. Сегодня Изи немного не в духе. Только что рассталась со своим женихом. Ужасный человек, настоящий прохвост — сбежал с другой девчонкой буквально за неделю до свадьбы. Изи обратилась ко мне как к адвокату. Надо будет помочь ей вернуть деньги, потраченные на подготовку к церемонии. Ну а сейчас, Руби, тебе лучше уйти. Боюсь, что вид нашего счастья добьет бедняжку окончательно. Надеюсь, ты понимаешь?

Руби не оставалось ничего другого, как только послушно кивнуть.

— Ну и хорошо. Я позвоню тебе завтра, да? — Роберт чмокнул ее в щеку и собрался уходить.

— Только с утра, не забудь, мой самолет улетает в десять.

— Ладно, ладно. — Роберт нетерпеливо поглядывал на вход в ресторан. — Я пойду, ты же не хочешь, чтобы она разрыдалась на плече у официанта.

— Нет, не хочу, — сказала Руби.

— О, ты просто ангел. Мало найдется таких понимающих женщин. До свидания, сладкая моя. Я буду дико скучать, пока ты отдыхаешь в Калифорнии.

— В Колорадо, — поправила Руби.

Роберт одарил ее страстным поцелуем в губы и скрылся за дверями «Карузо».

Руби осталась стоять у входа в ресторан. История несчастной Изобель тронула ее до глубины души. Как унизительно, должно быть, обзванивать гостей, приглашенных на свадьбу, и говорить, что все отменяется. Естественно, Изобель не хочет никого видеть. Сама Руби в подобной ситуации, наверное, не смогла бы даже выйти из дома. Так и лежала бы в постели, накрывшись одеялом с головой. Роберт прав, Изобель сейчас тяжело встречаться с посторонними людьми. Ничего, у Руби еще будет время познакомиться и с ней, и со всеми остальными друзьями Роберта — ведь впереди их ждут долгие годы счастливой совместной жизни.

«Однако в первый момент я с такой ненавистью посмотрела на нее. Изобель решит, что я ревнивая психопатка и жуткая собственница, кидающаяся на всех знакомых женщин Роберта. Нет, так нельзя, надо объяснить ей, просто заглянуть на минутку в ресторан и сказать: „Привет, Изобель, рада познакомиться. Роберт так много рассказывал о тебе“.

Руби сделала глубокий вдох и шагнула к дверям.

«Стоп, а разве собственница не поступила бы именно так?»

Руби снова отпрянула к стене.

«Знаю, но мне хочется увидеть его еще разок перед отлетом в Штаты».

«Ну, если хочется, тогда иди», — шепнул ей внутренний голос.

Еще минут пять Руби потратила на подготовку вступительной фразы, а когда решилась наконец подойти ко входу, то увидела, как официант переворачивает табличку «Открыто» на другую сторону — «Закрыто».

Руби успела заметить мелькнувшие вдалеке светлые волосы женщины и высокую фигуру Роберта. Он взял Изобель под руку и увлек куда-то за угол в неизвестном направлении.

Джон Симпсон, тот самый редактор из издательства Лу, который на короткое время заронил в сердце Руби надежду, что она вступит в свой четвертый десяток замужней женщиной, сегодня покидал «Пайпер паблишинг» навсегда. Коллеги собрались, чтобы достойно проводить Джона и пожелать ему удачи на новом месте — в одном из крупнейших издательств, главном конкуренте «Пайпер паблишинг». Лу и Эрика вместе со всеми выражали сожаление по поводу его ухода и тихо радовались возможности занять офис Симпсона с видом на темные воды Темзы.

Обычно Лу откалывалась от подобных мероприятий на ранних стадиях, прежде, чем компания добиралась до ночного клуба. После долгих споров, как разделить на двенадцать человек счет за ужин в пиццерии, какой-нибудь умник кричал: «А пошли танцевать!», и шумная толпа сослуживцев, подобно многоголовому чудовищу, начинала свой путь по улицам Сохо, выискивая повод, чтобы не идти в этот клуб: «Слишком дорого» или в этот: «Туда не пускают в джинсах». Однако сегодня сравнительно небольшая группа из восьми человек сумела договориться, и они завалились в клуб под названием «Заводные пирожки». Клуб располагался в затхлом полуподвале, куда свободно пускали всех; так что сотрудники издательства, несмотря на свой богемно-неряшливый вид и замызганные джинсы, беспрепятственно проникли внутрь.

— О нет, с меня хватит, — простонала Эрика двадцать минут спустя. — Лу, неужели этот грохот называется музыкой? Или мы стареем? Ой, смотри! — вдруг горячо прошептала она.

Лу чуть повернула голову и поймала на себе взгляд высокой блондинки с короткой мужской стрижкой. Ярко накрашенные губы женщины дрогнули, она улыбнулась дружелюбно и вместе с тем вызывающе. Лу нервно провела пятерней по волосам.

— Слушай, по-моему, она тебя клеит, — сказала Эрика и зашлась истеричным хохотом.

— Э-эрика, — осуждающе протянула Лу в ответ на дурацкое предположение коллеги. — Все, вечер окончен. Идем, нам по пути, поймаем машину.

В такси Эрика пустилась в пьяные философские рассуждения и сентиментальные воспоминания:

— Запомни, Лу, если ты когда-нибудь встретишь мужчину своей мечты, держись за него обеими руками, чего бы тебе это ни стоило и что бы ни говорили люди. Упустишь свой шанс — и все, ничего уже не вернешь и не исправишь. Поверь мне, уж я-то знаю…

— Откуда?

— Из собственного опыта. Моя лучшая подруга вышла замуж за Любовь Всей Моей Жизни.

— Неужели? Ты мне никогда не рассказывала.

— Тяжело вспоминать об этом, — вздохнула Эрика. — А два года назад они пригласили меня быть крестной матерью их первенца. Господи, что я пережила! Во время крещения только и думала: «Ведь это я, я должна была быть матерью его ребенка».

— Я должна иметь растяжки, страдать от геморроя и варикозного расширения вен, — добавила Лу.

— Оно того стоит, — сказала Эрика. — С тех пор я с ними не общаюсь. Недавно, правда, слышала, что они посещают консультанта по вопросам семьи и брака. Супруги на грани развода, ну и что! Для меня-то все равно слишком поздно. Раньше надо было думать, когда Шелли только начала проявлять к нему интерес. Мир полон людей, которые идут к алтарю не с тем человеком и страдают потом всю жизнь, как Шелли рядом с моим  мужчиной. А в это самое время на другом конце Лондона какая-нибудь несчастная дура мучается от ненависти к другому мужчине, который мог бы составить счастье Шелли.

Раздавленные трагическими умозаключениями Эрики, девушки замолчали и стали смотреть в окно на ночной город.

— Глостер Крезент, — объявил таксист.

— Оп-ля, приехали. — Эрика открыла дверь и буквально вывалилась на тротуар. — Этого хватит? — Она протянула Лу свою долю за такси.

— Вполне.

— Запомни, дитя мое, — с пьяным пафосом выкрикнула Эрика и ткнула пальцем в направлении Лу, — если Эндрью твой мужчина, то не канителься с ним, бери в охапку и тащи к этому растреклятому алтарю как можно скорее.

— Да, непременно, — улыбнулась Лу. — Ну все, пока, до понедельника.

Она захлопнула дверцу машины, откинулась на мягкое сиденье и взглянула на свое отражение в зеркале заднего вида. «Интересно, — подумала Лу, — что такого увидела во мне та блондинка с короткой стрижкой».

25

Мартин надеялся, что Руби поступает правильно. Внимательно слушая ее доводы и логические обоснования необходимости поездки в Боулдер, он кивал и поддакивал, но не мог отделаться от мысли, что есть вещи, которые следует оставить в прошлом. И чем бы ни закончилась встреча с Баркерами, она наверняка растревожит впечатлительную натуру Руби. В этом Мартин не сомневался.

Но больше всего его волновало и смущало, что Розалия Баркер не знает истинной причины интереса Руби к их семье. И Мартин, и Лу не раз советовали Руби написать еще одно письмо и откровенно все рассказать. Так будет гораздо разумнее и, безусловно, честнее. Однако Руби придерживалась иного мнения.

«О таких вещах в письме не расскажешь», — категорично заявляла она. Мартин снова и снова пытался убедить Руби не действовать сгоряча. Даже когда она позвонила из аэропорта с напоминанием о цветах, которые Мартин должен был поливать в ее отсутствие, он не удержался и предложил еще один вариант: «Ты могла бы послать ей коротенькое письмо из отеля». Но Руби была непреклонна и повторяла, как заклинание: «Об этом я должна сообщить им лично, глаза в глаза».

Как о несчастье, подумал Мартин.

В кино такие идиллии случаются: братья и сестры находят друг друга после многолетней разлуки, плачут, смеются, обнимаются, и наступает хеппи-энд — все пьют шампанское за воссоединение семьи. В жизни все намного сложнее. Семьи бывают разные. И кому, как не Мартину, знать — наличие общих генов отнюдь не гарантирует любовь родственников.

Прощаясь с Руби, Мартин поклялся не оставить без внимания ее ползучие растения и от всего сердца пожелал подруге удачи, но сам никак не мог избавиться от дурных предчувствий.

Мэри храпела в соседнем кресле. Она панически боялась летать и поэтому накачалась шампанским еще в аэропорту. «Запей пару таблеток снотворного хорошей порцией спиртного — не менее чем полбутылки, — и трансатлантический перелет в буквальном смысле пролетит как одно мгновение», — поучала она.

Но Руби не стала глушить себя алкоголем и снотворным, сказав, что желает насладиться картиной мира, открывающейся с десятимильной высоты. Однако уже над Гренландией пожалела, что не последовала совету начальницы. Страх, липкий и ползучий, все больше охватывал Руби. Что она делает? И зачем? Вся ее затея от начала до конца — сплошное безумие или хуже — ужасная, роковая ошибка.

Руби не помнила, когда мама и папа сказали ей, что они ее приемные родители. Но зато она очень хорошо помнила тот день, когда ее одноклассники узнали, что она приемный ребенок.

Однажды мисс Мейфилд рассказывала ученикам о жизни их африканских сверстников и предложила взять шефство над бедными детишками. План был таков: собрать старые игрушки, ненужные книжки и послать все это добро в далекую Африку как подарок к Рождеству. Элейн Робертс спросила, что означает «взять шефство». «Это все равно что подобрать брошенного котенка или пригреть сироту», — ответила мисс Мейфилд и по какой-то неведомой, ей одной понятной причине в качестве наглядного примера привела историю Руби. Класс с жадным любопытством выслушал повествование о том, как настоящие мама и папа Руби отказались от своей дочки, потому что не могли заботиться о ней, и попросили отдать девочку в другую семью. Увы, несмотря на все старания мисс Мейфилд объяснить, что Руби теперь настоящая родная дочь Тейлоров, ее уже к полудню окрестили ублюдком, а Элейн Робертс с полной убежденностью заявила, что рано или поздно явятся люди из сиротского приюта и заберут Руби обратно.

Жизнь превратилась в ад. Руби очень хотелось спросить у родителей, не собираются ли они возвратить ее в приют, но подойти к ним с таким вопросом она не решалась. Через несколько дней новость облетела всю школу и дошла до класса, где училась Линда. Карина Поуп сказала, что Руби и Линда ненастоящие сестры, за что и получила от Линды сокрушительный удар кулаком в челюсть. Обеих сестер Тейлор выгнали с уроков.

Дома мама посадила Линду на кухне и рассказала ей историю с удочерением Руби. Для мистера и миссис Тейлор вся ситуация была настолько естественна, что им попросту не приходило в голову вести какие-то особые беседы со старшей дочерью.

Пока сестра и мама разговаривали на кухне, Руби сидела в гостиной и ждала. Она ждала самого худшего — сейчас Линда выйдет, скажет, что больше знать ее не желает, и обзовет кукушонком, не имеющим права жить в чужом гнезде. Но все произошло совсем иначе.

Когда Линда переварила новость, ее единственной реакцией были радость и облегчение, что никакие люди из приюта не собираются отнимать у нее сестру. И все, больше они к этому инциденту не возвращались. Руби была и всегда останется настоящим членом семьи Тейлор.

Отчасти еще и поэтому Руби чувствовала себя подлой обманщицей. Перед самым отлетом из Хитроу она позвонила домой с искренним намерением сказать маме о своих планах. Но сначала миссис Тейлор подробно рассказывала о насморке малютки Лорены, потом долго сокрушалась по поводу радикулита мистера Тейлора, отравляющего ему радость игры в гольф, а затем возмущалась соседским мальчишкой, который исцарапал их новенький «вольво». Руби так и не удалось выбрать подходящий момент, чтобы вставить мимоходом: «Кстати, мама, в Америке я собираюсь повидаться с моим родным братом».

Возможно, оно и к лучшему, ведь еще не известно, является ли Натаниел Баркер ее братом. Так зачем раньше времени расстраивать маму (а она непременно расстроится, если выяснится, что Руби ошиблась, и Баркеры не имеют к ней никакого отношения).

Трехминутный разговор подошел к концу. Мама пожелала Руби счастливого пути и сказала: «Мы все тебя очень любим». Эти слова миссис Тейлор произносила всякий раз, когда кто-нибудь из ее дочерей отправлялся в путешествие на самолете, — на случай авиакатастрофы, как подозревала Руби.

Десять часов спустя самолет приземлился в Колорадо. Аэропорт Денвера находился в пустыне. Белые куполообразные крыши терминала были похожи на флотилию парусных кораблей, парящих в воздухе у самого подножия Скалистых гор. Мэри ненадолго очнулась. Ее хватило на то, чтобы получить багаж и добрести до стоянки такси. Едва забравшись в машину, она повалилась на заднее сиденье и моментально отключилась.

Дорога в город заняла около часа. Руби уже бывала однажды в Америке. Тогда ей только исполнилось шестнадцать. Во время школьных каникул они всей семьей поехали в Нью-Йорк. Предполагалось, что для девочек это будет сказочное путешествие. Но Руби, вместо того чтобы смотреть по сторонам и набираться впечатлений, все время провела в тоске по оставшемуся дома бойфренду.

Колорадские просторы составляли разительный контраст бетонным каньонам Бродвея и Пятой авеню, но при этом почему-то казались странно знакомыми. Может быть, оттого, что все эти американские красоты Руби тысячу раз видела по телевизору? Или в ней проснулся голос крови? «Моя мама ходила вон по той улице, сидела на скамейке вон в том парке, она делала покупки в магазине на углу и видела те же дома, которые сейчас вижу я…»

— Бывали раньше в Колорадо? — спросил благодушно настроенный таксист.

— Удивительно, такое чувство, что бывала, — усмехнулась Руби.

В отеле ощущение дежавю только усилилось: мягкий, приглушенный свет в вестибюле, благодаря которому потертости и прорехи в ситцевой обивке диванов не так бросались в глаза; обшарпанные журнальные столики, заваленные туристическими проспектами; на стене доска с прикнопленными к ней объявлениями (в одном сообщалось о международной конференции «Интернейшнл труп», другое извещало о ежегодном бале, который устраивает Денверская ассоциация фермеров молочного животноводства) — подобный отель вы можете встретить в любом городе в любой точке мира.

Руби поднялась в свой номер — стандартная коробка, стены цвета беж и окно с видом на унылую парковку. На тумбочке возле кровати стоял небольшой букетик роз. Поначалу Руби решила, что таким образом администрация отеля приветствует участников конференции, однако к цветам была приложена карточка: «Добро пожаловать в Денвер. С нетерпением ждем встречи. Розалия и Натаниел Баркер».

Еще по дороге в отель Руби не была уверена, что в последнюю секунду не отменит встречу. Можно сказать, что конференция затянулась, и в воскресенье у нее не будет времени на поездку в Боулдер. В конце концов, можно просто отправить Розалии письмо — благо ноутбук Руби привезла с собой — и прикинуться, что она вообще не уезжала из Лондона. Но сейчас, глядя на веселые чайные розочки, Руби поняла: отступать некуда.

26

— Ты бы ответил на такое объявление? — спросила Лу.

— Какое? — спросил Мартин.

Они сидели за столиком в «Кафе руж». Лу развернула перед ним свежий номер «Обсервера» и подчеркнула фломастером две строчки в колонке «Ищу сердечного друга».

• Страстная любительница кошек , вегетарианка, 32 года, ищет родственную душу, рожденную под знаком Рыб.

Мартин сморщил нос.

— Кошки, гороскопы, тридцать с хвостиком. М-м, нет, не для меня.

— Я так и думала, — вздохнула Лу. — Надеюсь, ей все же повезет.

— Кому?

— Эрике. Помнишь, с моей работы?

— Почему бы и нет. Ты спросила мое  мнение. Но может, именно сейчас ей названивает какой-нибудь кошколюбивый рыбак-вегетарианец, — сказал Мартин и подозрительно покосился на Лу. — Ты, часом, не ввязалась в новое сватовство? Знаешь же, чем это кончается.

— Не знаю, — улыбнулась Лу. — Ты никогда не рассказывал, чем закончился вечер с Синди.

Мартин испуганно оглянулся по сторонам.

— Когда-нибудь эта история появится в моих мемуарах. — Он бросил взгляд на часы. — Два, значит, в Колорадо семь утра. Во сколько она встречается с Баркерами?

— Не раньше двенадцати.

— Как думаешь, с ней все в порядке?

— Руби не звонила, а это хороший признак. Но даже если что-то и случится, мы не будем первыми, к кому она обратится за помощью. Теперь горькие слезы польются на широкую адвокатскую грудь. Он сказал, что Руби может звонить ему в любое время дня и ночи.

— Как любезно с его стороны, — криво усмехнулся Мартин.

— Кто его знает, — сказала Лу, — вдруг под пижонской внешностью Роберта кроется нежное сердце.

— Ага, — с сомнением пробормотал Мартин, — так оно и есть.

— Боже, надеюсь, она встретила своего Мистера Совершенство. Кажется, все эти годы, что мы знакомы с девушкой по имени Руби, она либо приходит в себя после разрыва с каким-нибудь жутким типом, либо обхаживает нового, еще более противного.

Мартин согласно закивал.

— О'кей, — вдруг решительно сказала Лу, — признавайся, тебе самому никогда не хотелось приударить за Руби? — Она впилась в Мартина своими пронзительно-голубыми глазами.

От удивления он едва не захлебнулся кофе.

— Было дело. И ты об этом прекрасно знаешь, — сказал он. — На балу первокурсников.

— А что случилось потом, после ночи страстной любви? Почему вы не остались вместе?

Мартин неопределенно пожал плечами. Как он мог рассказать Лу, что Руби лишила его девственности, а потом выкинула из койки, да еще с угрозами опозорить на весь университет.

— Думаю, все произошло слишком быстро, и мы еще плохо знали друг друга.

— Предположим, — согласилась Лу. — А потом?

— А потом мы стали друзьями и слишком долго ими оставались, чтобы снова спать вместе.

— Такое возможно?

— Возможно. Ты не захочешь спать с человеком, о сексуальной жизни которого знаешь все до мельчайших подробностей. Кроме того, Руби говорит, что я живое доказательство теории «Все Мужики Сволочи». Заметила — она всегда встает на сторону моих бывших подружек? Думаю, она бы не рискнула стать для меня кем-то большим, чем просто хорошим товарищем.

— Но ты бы хотел стать для нее кем-то большим, чем просто товарищем? — допытывалась Лу.

— Я этого не говорил, — взъерепенился Мартин.

— Ладно, парень, — сказала Лу, сворачивая газету, — суду все ясно.

— Что ему ясно? — раздраженно спросил Мартин.

— Ничего. Ой, ты только посмотри.

Дверь кафе распахнулась, и на пороге появился Эндрью. В нарядном светло-голубом костюме он был сама аккуратность и свежесть.

— Здорово, приятель, — сказал Мартин. — Тебе никто не говорил, что сегодня воскресенье?

— Мы идем знакомиться с моими родителями, — пояснила Лу. — Хотя можно было обойтись и без костюма, — добавила она, обращаясь к Эндрью.

— Хочу понравиться. Я же понимаю, насколько для тебя важно, чтобы я произвел благоприятное впечатление.

— Ну, не до такой же степени, — заверила его Лу.

— Идем? — спросил Эндрью. — Мы не должны опаздывать.

— Именно этого родители и ждут — от меня, — сказала Лу.

— Но не от меня, — сказал Эндрью.

Лу очень давно не приглашала своих друзей в родительский дом. Собственно, она никогда их не приглашала, ни разу с тех пор, как стала жить самостоятельно. Зато в школьные годы все ее поклонники подвергались тщательной проверке. Но даже если мальчик проходил контрольное собеседование с родителями и ему дозволяли переступить порог комнаты Лу, дверь все равно должна была оставаться приоткрытой, дабы молодым людям не взбрело в голову натворить каких-нибудь «глупостей». В результате, благодаря многолетней практике, у Лу развился столь чуткий слух, не уступающий по остроте слуху летучей мыши, что она научилась распознавать осторожные шаги мамы и папы, когда те только подкрадывались к первой ступеньке лестницы; а еще она научилась заниматься любовью, не издавая ни единого звука.

В те времена родители умоляли Лу сконцентрироваться на учебе. Теперь же они утверждали, что карьера — это не главное и пора бы ей устроить свою личную жизнь. С тех пор как Лу исполнилось двадцать, мама беспрестанно твердила о роковой черте тридцатилетия. И поэтому, когда Лу сообщила по телефону, что приведет на обед друга, пожилая леди не смогла сдержать радостного «уф».

Как знать, подумала Лу, возможно, мама права и действительно настало время остепениться, создать семью, завести детей. Ведь она хочет иметь детей?

Сама Лу была единственным ребенком, на долю которого выпало идеальное детство. Малейшие ее прихоти, вплоть до желания иметь собственного пони, исполнялись почти мгновенно. Она выросла, окруженная заботой и безграничной родительской любовью, временами переходящей в удушающее обожание. И конечно, на Лу возлагалась огромная ответственность продолжения рода Капшоу. То, что у нее будут дети, рассматривалось как нечто само собой разумеющееся. Лу тоже часто думала, как бы она воспитала дочку, во всем похожую на нее саму. Правда, для этого совсем не обязательно выходить замуж, хотя и в роли матери-одиночки Лу себя не представляла.

И вот теперь в ее жизни появился Эндрью. С самого начала он говорил о серьезных намерениях, о долгих и прочных отношениях. Лу уже пересекла роковую черту, и если она собирается и дальше гоняться за прекрасными незнакомцами из метро, то неизбежно обречет себя на одинокую печальную старость.

В конце концов страх заставил Лу принять решение. Чем плох Эндрью? Вылитый Мистер Абсолютное Совершенство, разве нет?

Все прошло великолепно — иначе и быть не могло. Эндрью просто очаровал родителей. Мама весь вечер хохотала над его шутками. Папе он обещал помочь установить жаровню для барбекю. Когда миссис Капшоу сказала, что они прекрасная пара, Лу невольно перевела взгляд на свадебную фотографию своей двоюродной сестры Алисы, а Эндрью сияющими глазами посмотрел на Лу и под прикрытием скатерти стиснул коленку своей избранницы.

Однако сейчас, сидя в машине рядом с Эндрью, Лу прикрыла глаза и притворилась спящей. Ей не хотелось разговаривать, не хотелось обсуждать, как чудесно прошел вечер. Славный вечер… но все это не то, не то и не так, и ничего у них не получится.

Господи, как же ему объяснить?

27

Из-за разницы часовых поясов и переживаний по поводу предстоящей встречи с Баркерами Руби проснулась около пяти утра и больше не могла сомкнуть глаз. Накануне вечером для делегатов конференции был устроен пышный банкет. Они собрались в ресторане отеля, стилизованном под ранчо Дикого Запада. Сосед Руби, представляющий амстердамский филиал «Холлингворта», говорил по-английски не лучше, чем она по-голландски, так что на протяжении всего обеда они лишь обменивались дурацкими улыбками и бессмысленными фразами: «Здесь очень мило, не правда ли? — Да, здесь есть хорошо».

Тем временем Мэри вовсю флиртовала с американцем из нью-йоркского рекламного агентства. Руби привыкла видеть свою начальницу в образе неприступной железной леди с феминистскими замашками и была несколько смущена, наблюдая, как Мэри вьется вокруг Тодда Барнхарда, словно восторженная школьница вокруг капитана местной футбольной команды. По счастью, увлекшись американцем, Мэри не заметила, как Руби потихоньку улизнула с банкета. Еще в Лондоне, по дороге в аэропорт, начальница пообещала Руби устроить парочку ночных совещаний. Руби содрогнулась. На работе о «совещаниях» Мэри ходили легенды. Термин означал многочасовую пьянку в баре. Отказаться или тянуть апельсиновый сок, когда начальница гуляет на всю катушку, было немыслимо, все равно что на съезде компартии перестать аплодировать Сталину: наказание — если не расстрел, то гарантированное понижение по службе.

Однако Руби повезло: в воскресенье Мэри было не до нее. Она даже позволила ей нанять такси до Боулдера и все расходы записать на счет фирмы. Организаторы конференции платят за все!

Руби заказала завтрак в номер. Как там дома, думала она, попивая кофе. Руби представила Роберта, мчащегося на своем «порше». Сегодня он собирался навестить сестру. Роберт очень заботится о сестре. Ездит к ней как минимум раз в неделю, а то и чаще. Иногда даже отменяет свидания с Руби, если надо посидеть с племянниками. Интересно, как скоро он представит Руби своей семье? Понравится ли она им? Сочтут ли они Руби достойной их сына — такого выдающегося адвоката…

И понравится ли она Баркерам?

Накануне Руби позвонила Розалии Баркер, чтобы договориться о встрече. Она была удивлена и глубоко тронута тем, какую неподдельную радость вызвал ее звонок. Руби еще раз изложила свою историю: в начале семидесятых ее родители и Джеральдин были соседями; Руби хотелось бы посмотреть, не осталось ли у миссис Баркер каких-нибудь фотографий тех лет.

Розалия страшно обрадовалась возможности показать семейный альбом своей новой знакомой.

— Надеюсь, мы сможем помочь друг другу, — сказала она. — У нас есть масса фотографий того периода, на которых изображены совершенно неизвестные нам люди. Возможно, среди них найдутся и ваши родственники.

— Возможно, — согласилась Руби.

Дом Баркеров, расположенный на Черри-Хиллз-драйв, № 13, был похож на картинку из фильма про идеальную американскую семью, которая приютила обаятельного инопланетянина, отчего их жизнь сделалась еще полнее.

Руби попросила таксиста остановиться на противоположной стороне улицы. Она вышла из машины и какое-то время просто смотрела на домик с белоснежными стенами, на розовые занавесочки, колышущиеся на ветру в открытых окнах, на яркие цветы, расставленные в горшочках на подоконниках и на ступенях лестницы, ведущей к центральному входу, — словно маленькие солдаты в пестрых мундирах.

Дом был окружен деревянным штакетником, на заборе висел почтовый ящик с сигнальным флажком: почтальон поднимает флажок, и обитатели дома, выглянув из окошка, знают — письмо, нам пришло письмо! На калитке была прибита идиллическая декоративная тарелка: улыбающееся солнышко с надписью «Добро пожаловать в наш дом»; из клумбы торчала еще одна табличка: «Остерегайся, всяк сюда входящий, — вам не захочется уходить!». Пошло до невозможности, подумала Руби, но мило, очень-очень славно, почти так же, как щебет Розалии по телефону.

Руби сделала глубокий вдох, перешла улицу и приблизилась к калитке. Вдруг дверь белого домика открылась, на пороге появилась женщина примерно одного возраста с Руби, может, чуть старше, в руке она держала садовые ножницы. Руби застыла на месте. Поначалу женщина не заметила ее. Напевая что-то вполголоса, она легко двигалась от клумбы к клумбе и щелкала ножницами над своей геранью, словно изображая картину мирной жизни в прологе к балету о садоводстве. Наконец она повернулась и взглянула на Руби.

— Хелло, я здесь, — крикнула Розалия и энергично замахала руками.

Руби вышла из тени дерева. Розалия Баркер уже трусила по дорожке ей навстречу, стягивая на ходу рабочие перчатки.

— Вы Руби? — спросила она.

Руби кивнула.

Розалия обеими руками схватила дрожащие пальцы Руби и с чувством пожала ей руку.

— Здравствуйте! Как добрались? — Она улыбалась так широко, словно с первого взгляда узнала в незнакомке родственницу. — Я так рада, наконец-то мы познакомились. Проходите, проходите. Я как раз подравнивала цветы к вашему приезду. Терпеть не могу, когда на растениях болтаются сухие листья, — пояснила Розалия. — Это так неопрятно, вы не находите? Руби, а вы любите садовничать?

— У меня нет сада, — сказала Руби.

— Ах, какая жалость! — воскликнула Розалия. — Муж всегда говорил, что у вас, британцев, лучшие сады в мире. Все остальное довольно убого, но сады просто великолепны!

— Наверное, так оно и есть, — дипломатично согласилась Руби.

— Мне бы очень хотелось побывать в Англии, — доверительно сообщила Розалия, — но Натаниел категорически отказывается возвращаться в страну.

— Жаль.

— Ничего, я его уломаю, — заверила Розалия. — Вы и глазом моргнуть не успеете, а мы уже тут как тут — нагрянули с визитом. Ах, что же мы стоим? Проходите, прошу.

И она увлекла Руби в дом.

Пока Розалия хлопотала на кухне, Руби присела на краешек плетеного дивана в углу гостиной и огляделась по сторонам. В комнате царил тот же идеальный порядок, что и в саду. Несколько последних номеров «Нейшнл Джеографик» были сложены аккуратной стопочкой и выровнены точно по кромке журнального столика. Под каждым цветочным горшком лежала полотняная салфеточка. Жалюзи были опущены, чтобы мебель и ковры не выгорали под палящими лучами солнца. На каминной полке стояло заключенное в рамочку библейское изречение — про полевые лилии^[8], — окруженное семейными фотографиями. На одной из них была изображена чета Баркеров в день их свадьбы: Розалия с букетом роз и улыбкой во весь рот — казалось, она вот-вот лопнет от переполняющего ее счастья, — рядом такой же довольный молодой муж…

Руби взяла фотографию в серебряной рамке и пристально вгляделась в загорелое лицо мужчины (ей самой никогда не удавалось добиться такого ровного золотистого загара). Нет, подумала Руби, на первый взгляд у нас с ним ничего общего. Из кухни появилась Розалия все с той же лучезарной улыбкой и подносом, на котором стояли кувшин и два стакана. Руби вздрогнула, словно ее поймали на воровстве.

— Прелестная рамочка, да? — сказала Розалия ласковым голосом. — Свадебный подарок мамы Натаниела. Что-то вроде их семейной реликвии.

Нашей семейной реликвии, подумала Руби.

— А как вам нравится прекрасный штат Колорадо? — спросила Розалия, наливая чай со льдом.

— Красиво, — вежливо ответила Руби. — Такие большие горы.

— Большие, — согласилась Розалия. — Нат обожает кататься на горных лыжах, всегда выбирает самые крутые склоны. Он у нас вообще храбрец — настоящий сорвиголова.

Руби кивнула. Она-то особой храбростью не отличалась, а спортивный костюм последний раз надевала, когда училась в школе. Если отвага — это фамильная черта Баркеров, то, может быть, Руби и не имеет отношения к их семье?

— Сахара достаточно? — спросила Розалия, когда Руби сделала первый глоток.

Она снова кивнула. На самом деле напиток был отвратителен. Руби ненавидела чай со льдом и никогда не могла понять, почему американцы с таким предубеждением относятся к нормальному чаю — свежезаваренному, горячему, с молоком.

— Итак. — Розалия вдруг вскочила с дивана, словно ее укусили за зад, и ринулась к комоду. — Пока Натаниел не вернулся, я бы хотела показать, какие материалы, касающиеся Баркеров, мне удалось найти, — сказала она, роясь в верхнем ящике комода. — Для начала я обратилась к Интернету. Как выяснилось, Баркер — довольно распространенная английская фамилия, но, к счастью, я знала название прихода, где родился дедушка Ната по материнской линии. И представляете, как мне повезло! Оказалось, что их церковь недавно открыла свой сайт.

Розалия наконец вытащила коробку и уселась на диван рядом с Руби. На крышке черным маркером была выведена аккуратная надпись «Генеалогическое древо Баркеров».

— Я понимаю, — улыбнулась Розалия, — вы, британцы, считаете всех американцев помешанными на генеалогии, а мы просто завидуем тому, что вы знаете свои корни и можете проследить историю развития семьи от поколения к поколению в течение многих веков. Мне вот, например, известно, что мой дед перебрался в Штаты из Европы во время Второй мировой войны, и все, на этом моя история заканчивается. Но с Натаниелом другое дело… Смотрите, — она достала из коробки и протянула Руби черно-белую фотографию мужчины в форме военного моряка, — это его прадед. А вот еще — это его прабабушка.

Руби, прищурив глаза, внимательно рассматривала фотографию молоденькой девушки с длинными светлыми волосами. Розалия, решив, что гостья щурится от недостатка света, включила настольную лампу.

— Так лучше? Это его предки по отцовской линии. Но Нат на них совсем не похож, он весь в маму.

— В маму? — повторила Руби осипшим голосом.

— О да. — Розалия снова взялась перебирать фотографии. — Сходство невероятное. Сейчас я вам покажу.

Потрясенная Руби смотрела, как Розалия, точно фокусник, вытягивающий кроликов из шляпы, достает из коробки и складывает на краю стола документ за документом — свидетельства о рождении, свидетельства о регистрации брака, свидетельства о смерти.

— Вот свидетельство о рождении его матери. — Она добавила еще один листок к куче бумаг на столе. — Куда же я ее задевала, — бормотала Розалия, не замечая, каким пристальным взглядом ее гостья впилась в последний документ. — Ага, нашла. Смотрите, Нат в детстве вместе со своей мамой, ей тогда было двадцать три года.

Трясущимися пальцами Руби взяла фотографию. На снимке была изображена молодая женщина с маленьким мальчиком. Ребенок сидел у нее на коленях, одной рукой он прижимал к себе потрепанного плюшевого медвежонка, а другой, сжатой в кулачок, крепко вцепился в блузку матери. По всему было видно, что женщина пытается заставить сына улыбнуться, но мальчик, насупив бровки, с большим подозрением смотрит в камеру.

Руби почувствовала, как у нее сжалось горло, а глаза защипало от подступивших слез.

— Правда она была красавица? — бодрым голосом спросила Розалия.

Красавица? «Волшебное зеркало… фамильные черты». У папы с мамой были десятки похожих фотографий. В детстве Руби ненавидела сниматься, как и брат, всегда угрюмо смотрела в камеру; а в двадцать три она выглядела почти так же, как женщина на фотографии.

— Надо же, — Розалия оценивающе посмотрела на Руби, — а вы немного похожи на нее. Забавно, да?

Руби кивнула, не поднимая головы, чтобы скрыть стоящие в глазах слезы.

— Что с ней случилось? — спросила Руби. — Когда она умерла?

— Прошлой осенью. — Розалия погрустнела. — В конце октября. От малярии. Представляете? Заболела после возвращения из Бангладеш. Она ездила туда с группой миссионеров от нашей церкви. Мы думали, это обычная простуда или что-то в этом роде. Ну а Джеральдин, несмотря на недомогание, продолжала работать — помогала в воскресной школе, навещала одиноких старушек у нас в приходе. А однажды вечером потеряла сознание и вскоре умерла — отказала печень. В этом вся Джеральдин, всегда заботилась о людях, не думая о себе. Господь забирает лучших, — добавила Розалия со скорбной мудростью в голосе.

— Судя по вашему рассказу, она была доброй женщиной, — сказала Руби.

— Не то слово, — подхватила Розалия. — Когда по телевизору показывали передачи про войну на Балканах и про страдающих детей, она рыдала в голос. И в Бангладеш поехала работать в приюте для несчастных сирот. Как мы ни пытались ее остановить — бесполезно. — Принимая от Руби фотографию, Розалия громко всхлипнула. — Извините, мы были очень близки с моей свекровью, очень… Ну, — женщина слегка прихлопнула в ладоши, словно разгоняя мрачное настроение, — а теперь расскажите о себе. Ваши родители знали Джеральдин, когда она жила в Англии?

— Не совсем. — Руби отставила стакан с холодным чаем и, сделав глубокий вдох, сказала: — Розалия, я была с вами не до конца откровенна.

Подлинная история хлынула из Руби, словно вода, прорвавшая плотину. Она говорила и говорила, захлебываясь словами. А Розалия слушала, затаив дыхание, и только глаза у нее делались все больше и больше, казалось, они сейчас выскочат из орбит.

— Боже мой, какой кошмар, боже мой, — причитала женщина, когда Руби описала ей встречу с Амандой Пачули Монстр. Никогда и никому она не рассказывала о том ужасном дне и сама удивилась, насколько болезненны оказались воспоминания. Руби не могла сдержать слез. Розалия обняла ее за плечи и крепко прижала к себе. Она гладила Руби по волосам и шептала что-то тихое и ласковое, точно утешала маленького ребенка.

— Дорогая моя, — наконец сказала Розалия, — я всей душой сочувствую вам, все это так печально. Но поверьте, вы ошиблись, тут какое-то недоразумение.

— Недоразумение? — Руби подняла заплаканное лицо.

— Моя свекровь вышла замуж в двадцать один год и родила только одного ребенка — Натаниела. Вскоре ее муж погиб в автомобильной катастрофе, и больше у Джеральдин не было детей.

— Но посмотрите сами. — Руби утерла нос рукавом и полезла в сумочку. — Мое свидетельство о рождении: мать — Джеральдин Баркер родом из Шеффилда, то же самое сказано и в документах, которые есть у вас. Это не может быть простым совпадением. Я и внешне на нее похожа, вы же сами сказали. И вот еще. — Руби снова покопалась в сумочке и вытащила свою детскую фотографию.

Розалия в замешательстве кусала губу, видя несомненное сходство между сидящей перед ней молодой англичанкой и собственным мужем в двухлетнем возрасте.

— Не знаю, как такое возможно, — пожимая плечами, воскликнула Розалия.

— Джеральдин Баркер была моей матерью. Какое еще может быть объяснение? Пожалуйста, скажите мне правду. — Руби умоляюще схватила женщину за руку.

— Вам надо поговорить с моим мужем. — Розалия высвободила руку. — Но клянусь, Натаниел никогда не упоминал ни о чем подобном, а у него нет от меня секретов.

При ее последних словах за окном послышалось урчание мотора, и перед домом остановился чистенький, ухоженный автомобиль. Из него выпрыгнул парень в голубой клетчатой рубашке и бейсболке с длинным козырьком. Возможно, Натаниел Баркер и считался выходцем с Британских островов, но выглядел он как типичный американец. Вслед за мужчиной из фургона выскочил черный Лабрадор. Они направились по дорожке к дому. Услышав скрежет ключа в замочной скважине, Розалия бросила встревоженный взгляд на дверь.

— Он любил свою маму, — тихо сказала она, обращаясь к Руби, — поэтому будьте потактичней, когда станете говорить с ним.

Лабрадор ворвался в комнату, подбежал к хозяйке и радостно лизнул ее в щеку.

— Элвис, прекрати! — отмахнулась Розалия.

Пес, виляя хвостом, подошел к Руби.

— Дорогой, — выкрикнула Розалия, — а у нас гостья. Из Англии, — добавила она чуть тише.

Натаниел Баркер появился на пороге комнаты, стянул с головы бейсболку и удивленно спросил:

— Из Англии? Мы с вами знакомы?

— Ну, не совсем.

Розалия напряглась, нервно посматривая то на гостью, то на мужа.

Руби погладила шелковистые уши Элвиса — прикосновение к его мягкой шерсти действовало успокаивающе — и приготовилась еще раз рассказать свою историю.

— Ложь! Все, что вы рассказываете, — ложь!

Натаниел Баркер был в бешенстве. Он не желал ничего знать. Как такое может быть? Его мама — богобоязненная женщина, добрая христианка, уважаемый член местной церковной общины — и внебрачный ребенок, рожденный после смерти законного супруга!

— Чушь, абсолютная чушь! — вскричал Натаниел. — Когда вы родились, мне было восемь лет. Неужели вы думаете, я бы не заметил, что мама ждет ребенка?!

Он отказался смотреть на свидетельство о рождении своей так называемой сестры, а когда жена показала ему фотографию миссис Баркер, пытаясь заставить мужа признать, что его любимая мама и эта молодая женщина похожи как две капли воды, он просто зажмурился и отвернулся.

— Вы ошиблись, — произнес он ледяным тоном и указал Руби на дверь.

Обещанный ланч и настоящее английское чаепитие не состоялись. Пока Натаниел, орудуя устрашающего вида секатором, вымещал свой гнев на живой изгороди, Розалия вызывала для Руби такси.

— Извините, извините, — повторяла растерянная женщина. — Я никогда не видела его в таком состоянии.

— Ничего, все в порядке, — сказала Руби, думая, сможет ли она подняться с дивана и не упасть в обморок.

Менее чем через три часа после своего отъезда в Боулдер Руби снова была в отеле и дрожащими руками набирала телефон «Британских авиалиний». Руби заказала обратный билет в Англию на вечерний рейс. Конференция должна была продлиться еще три дня, но после того, что случилось в доме Баркеров, она ни секунды не могла оставаться в этом злополучном городе. Руби хотелось как можно скорее оказаться дома, среди близких, любящих ее людей. Положив трубку, она разрыдалась горько и безутешно.

Руби оставила у портье записку для Мэри (начальница все еще не пришла в себя после ночного «совещания» с американскими коллегами), в которой объяснила свой поспешный отъезд некими семейными обстоятельствами, вынуждающими ее срочно вернуться в Лондон.

— Надеюсь, вы приятно провели время в нашем славном городе? — с профессионально-вежливым интересом спросил портье, не отрываясь от заполнения счета.

— Ну, скажем, местные жители были не очень дружелюбны.

— О, мне страшно жаль. Всего доброго, — механически произнес портье, отдавая Руби чек.

Волоча за собой чемодан на колесиках, Руби поплелась через вестибюль к выходу из отеля. В этот момент у нее за спиной раздался телефонный звонок. Портье снял трубку. Спрашивали англичанку. Пока он сообразил, что англичанка и есть та невоспитанная девушка, которая только что, не попрощавшись, вышла из отеля, Руби уже успела погрузить чемодан в такси.

— Пожалуйста, это очень срочно, — сказал мужчина.

— Но, сэр, она на улице, садится в машину.

— Так пойдите и позовите ее.

— Извините, сэр, не положено, я не могу покинуть рабочее место.

Натаниел Баркер повесил трубку.

Вопреки утверждению, что путь домой всегда кажется короче, для Руби обратное путешествие из Америки в Соединенное Королевство было нескончаемо долгим. Из-за нелетной погоды рейс отложили на несколько часов. Весь вечер Руби проплакала, запершись в кабинке туалета. Когда самолет наконец оторвался от взлетной полосы, у нее уже не осталось сил ни на какие чувства, кроме величайшего облегчения.

Через проход от Руби сидела пара, очевидно молодожены, возвращающиеся из свадебного путешествия. Они крепко держались за руки, а новоиспеченная миссис то и дело вздыхала: «Ах, я бы хотела остаться здесь навсегда». Руби мечтала об одном — поскорее вернуться домой.

По телевизору запустили фильм: история о девушке, страдающей амнезией. Главную героиню, которая упорно не узнавала своего мужа, играла Кэтрин Блэк.

Руби откинулась в кресле и закрыла глаза. Она злилась на актрису и завидовала ей. Сводные братья и сестры приняли Кэтти с распростертыми объятиями. Еще бы, Кэтрин Блэк — знаменитость, суперзвезда. А кто такая Руби Тейлор? Менеджер по рекламе во второсортной компании (возможно, безработный менеджер, после того как она сбежала с конференции). Кэтрин Блэк — блудная дочь, возвращается в лоно семьи, озаренная лучами славы. Руби Тейлор — плод внебрачной связи, позор семьи, о котором никто не хочет знать.

«Леди и джентльмены, — донесся сквозь дрему голос командира, — в связи с техническими неполадками аэропорт Хитроу закрыт. Наш самолет приземлится в Манчестере».

Руби проснулась и распахнула глаза.

В Манчестере?!!

28

— Я выбрала!

Эрика ураганом налетела на Лу, едва та переступила порог офиса.

— Выбрала что? — спросила Лу.

— Мужчину! Я дала объявления в «Гардиан» и в «Обсервер». Они вышли в субботу, а к вечеру воскресенья я получила целых три ответа!

Лу вскинула бровь.

— Первые два мне не понравились, — задыхаясь, тараторила Эрика. — Один странный какой-то, скажет слово и молчит, точно воды в рот набрал, а у второго что-то с дикцией — говорит, как булькает.

— Ты ведь сама написала: «Ищу Рыбу».

Эрика не восприняла шутку, только укоризненно покачала головой.

— Зато третий мне очень понравился: голос такой приятный, глубокий, и речь хорошая, чувствуется — образованный человек. В общем, я позвонила. Мы проболтали, наверное, с полчаса. С ним оказалось удивительно легко разговаривать. Зовут его Боб, работает в Сити адвокатом. Он сказал, что обожает кошек, непременно завел бы котеночка, но домовладелец запрещает. А еще Боб почти вегетарианец. Ну, то есть он предпочитает натуральные продукты: органическое мясо и яйца домашних кур.

— Чрезвычайно изысканный вкус, — уважительно сказала Лу.

— Да ну тебя. — Эрика игриво шлепнула ее по руке. — Ты должна радоваться за меня.

— Я радуюсь. И когда вы встречаетесь?

— Сегодня, — Эрика нервно пожевала губу, — на Примроуз-хилл, в «Инженере», в восемь вечера.

— Волнуешься?

— Не то слово. А вдруг я ему не понравлюсь?

— Почему ты должна ему не понравиться?

— Ну, не знаю. Он сказал, что похож на Ричарда Гира.

— Может, он имел в виду рост, — предположила Лу. — Я слышала, Гир коротышка. В сценах с поцелуями ему подставляют ящик.

— Да ты что! А как же Джулия Робертс…

— Она тоже карлица. Послушай, Гир этот Боб или нет, но ты его очаруешь, даже не сомневайся.

— M-м, жаль, что я не успею заскочить в парикмахерскую, — сказала Эрика, разглядывая в зеркальце на крышке пудреницы свои тонкие, похожие на перья волосы. — Господи, и как я не заметила эту ужасную волосину на подбородке?! Длиннющая, наверное, растет тут целую вечность. — Эрика выпятила нижнюю челюсть и скосила глаза, изучая неведомо откуда взявшуюся растительность на лице. — А как там твоя подружка? Звонила из Америки?

— Нет пока.

— Отсутствие новостей — лучшая новость, — философски заметила Эрика.

— Будем надеяться, — сказала Лу.

Зал выдачи багажа опустел. Последний пассажир снял с ленты транспортера свой чемодан, резиновый круг дернулся, испустил тяжелый механический вздох и замер. Руби осталась в полном одиночестве.

— Эй, — крикнула она, обращаясь к человеку в рабочем комбинезоне, который с отрешенным видом возил шваброй по полу в дальнем конце зала. — Где мой багаж?

— Что? — Мужчина приложил ладонь к уху.

Руби стремглав промчалась по скользкому полу.

— Мой чемодан, — на ходу крикнула она, подбегая к уборщику.

Человек равнодушно пожал плечами и ушел, толкая перед собой швабру.

Дежурная у стойки сказала, что недавно работает в аэропорту и еще не сталкивалась с подобными случаями, а начальницы сейчас нет — ушла на перекур. Когда начальница вернулась со своего перекура, выяснилось, что и она ничем не сможет помочь. Руби следует обратиться непосредственно в авиакомпанию. Женщина любезно сообщила также, что автобус, который должен был доставить пассажиров денверского рейса в Хитроу, уже ушел, но до Лондона можно добраться и поездом.

— Когда уходит ближайший поезд на Лондон? — спросила Руби у служащего станции.

— Завтра.

— Ха-ха, это вы пошутили?

— Не имею такой привычки.

— А как же я попаду домой? — растерялась Руби.

— Вам следовало лететь самолетом, который прибывает в Хитроу, — сказал железнодорожник.

— Мой самолет и должен был приземлиться в Хитроу.

— Тогда что вы делаете в Манчестере?

Руби поплелась обратно в здание аэропорта. Потеря багажа означала, что она может гулять налегке — это плюс, но севшая батарейка мобильника… Все один к одному, придется искать телефон-автомат.

Она набрала номер Роберта. После пятого гудка телефон переключился на автоответчик. На глаза Руби навернулись слезы, губы запрыгали — именно сейчас ей так необходимо было слышать его голос, спокойный и уверенный голос человека, который поддержит ее и просто скажет, что любит.

Руби повесила трубку, опять схватила и набрала телефон еще раз. Она знала, Роберт часто включает автоответчик, когда работает у себя в кабинете над какими-нибудь важными документами. К тому же сейчас вечер понедельника, десять часов — Роберт обязательно должен быть дома. Понедельник — это святой день: Роберт готовится к процессам и даже не позволяет Руби приходить к нему или беспокоить звонками. Но сегодня, если она позвонит еще раз, Роберт поймет — что-то случилось, и обязательно снимет трубку.

Пять гудков. Голос Роберта на автоответчике — «би-ип» — можно говорить.

— Роберт, — прошептала Руби, — я вернулась, сижу в аэропорту Манчестера, так получилось, Хитроу не принимает, я опоздала на последний поезд, не знаю, как добраться до Лондона… О, дорогой, — Руби громко всхлипнула, — все очень плохо… Я так соскучилась… Пожалуйста, сними трубку… Роб, мне…

Автоответчик снова издал протяжный «би-ип» — ваше время истекло — и отключился.

Кому еще позвонить? Родителям? Исключено. Мама станет допытываться, почему Руби вернулась раньше времени. А если Руби начнет говорить, то плотину прорвет, и она затопит слезами всю телефонную будку. Лу? Но она недавно сменила номер (после неудачного романа с парнем по имени Магнус, который регулярно слышал глас Божий и считал своим долгом информировать Лу о том, что сказал Создатель), а Руби, понадеявшись на память мобильника, не выучила телефон подруги наизусть.

Оставался только один человек.

— Мартин?

— Руби! — радостно воскликнул Мартин. — Ну как там в Америке? У нас сейчас вечер, половина одиннадцатого, а у вас?

— У нас в Манчестере то же самое, — отрезала Руби.

— А-а, — протянул Мартин. — Но мне казалось… а что, в Колорадо есть свой Манчестер?

— Манчестер, чтоб ему провалиться, находится в графстве Чешир, Соединенное Королевство. Я вернулась!

— Что? Почему? Что случилось?!

— Розалия Баркер и ее муж, они… они не хотят меня знать… они выставили меня из дома. — Руби судорожно всхлипнула и замолчала, борясь с подступающими слезами, но поздно.

— Руби, Руби, Руби, — Мартин пытался прорваться сквозь безутешный плач, громкое хлюпанье, фырканье и жалобные подвывания.

— А теперь я не могу попасть домой и не могу дозвониться до Роберта, и мне та-а-ак пло-о-о-хо-о-о… — зашлась Руби, и потоки слез хлынули с новой силой.

— Руби, — твердо сказал Мартин, — успокойся, слышишь? Я сейчас приеду.

— А? Что-о… — пискнула Руби.

— Возьми чашку кофе, сядь где-нибудь в тихом уголке и жди меня. Я выезжаю, буду часа через три, может, и раньше, думаю, сейчас нет большого движения.

Плач в трубке оборвался.

— Ты приедешь сюда? — шмыгая носом, переспросила Руби. — О, Марти…

— Все «спасибо» потом.

— Я тебе так…

— Признательна, — рассмеялся Мартин. — А для чего же еще существуют друзья?

Мартин заметался по квартире: «Черт, черт, куда подевались ключи от машины?» Сейчас одиннадцать, в Манчестере он будет в два часа, в Лондон они вернутся самое раннее к шести, а на девять у него назначено собеседование в «Мэнпауэре».

«Ну и фиг с ним, карьера подождет, — решил Мартин. — Какой идиот положил ключи в хлебницу?»

Удивительно, старушка «фиеста», которая никогда не заводилась с первого раза, завелась с полоборота. Все светофоры Лондона при его приближении переключались на зеленый — добрый знак. Вскоре он мчался по хайвею, пулей проскакивая безликие городки средней Англии, и никто не остановил Мартина за превышение скорости — чудо! Если так пойдет, то в Манчестере он будет часа через два.

Руби сидела в пустом кафетерии аэропорта. Вокруг нее, точно стадо оленей, громоздились столы, на которых лежали перевернутые кверху ножками стулья. Руби примостилась у самого выхода и уже второй час пила одну-единственную чашку кофе, купленную на последние деньги. После еще нескольких безуспешных попыток дозвониться до Роберта у нее осталось всего восемьдесят пенсов. На кофе не хватало, но девушка за стойкой сжалилась и налила Руби чашку дорогого капуччино, пробив его в кассе, как банку диетической колы.

— У вас не будет неприятностей? — спросила Руби.

— Пли-ивать, — сказала девушка, растягивая звук «е» в долгий «и», — продавщица оказалась француженкой. — На следующей неделе я уезжаю в Биарриц. Ваш климат не по мне — слишком си-ирой.

Руби согласно кивнула.

— Вы останетесь здесь до утра?

— Нет, я жду друга, он приедет за мной из Лондона.

— Из Лондона? Не ближний свет. Это особи-ин-ный друг, — утвердительно сказала француженка.

Увидев шагающего через зал Мартина, девушка заговорщицки подмигнула Руби и одними губами беззвучно произнесла: «Супер». Мартин выглядел несколько утомленным и слегка взъерошенным. Но в этой небрежности была какая-то особая привлекательность, свой неповторимый стиль, который всегда очень шел Мартину.

— Ага, попалась! — сказал Мартин, как будто они играли в прятки.

Руби поднялась ему навстречу.

— О, Марти, извини, что заставила тебя…

— Не начинай с извинений, — перебил ее Мартин. — Иди ко мне.

Он обнял Руби и прижал к себе. Ткнувшись Мартину в грудь, она начала всхлипывать.

— Ну-ну, пойдем. Обо всем расскажешь по дороге, — ласково сказал Мартин и повел ее к выходу.

29

— Руби, — сказал Мартин, — я понимаю, это слабое утешение после того, что ты пережила за последние два дня, но хочу, чтобы ты знала — для меня ты как сестра, то есть я люблю тебя, как родную сестру, и если бы во время кораблекрушения у меня была лодка, для тебя в ней нашлось бы место рядом с моей мамой и Мэри.

Руби молча смотрела на проносящиеся за окном огни встречных машин. Мартин заверил ее, что готов слушать рассказ об американской трагедии до тех пор, пока у него не отвалятся уши, но Руби почти всю дорогу молчала. В какой-то момент Мартину даже показалось, что она уснула. Неудивительно, ведь последние три дня Руби провела в воздухе. Но, несмотря на усталость, она не могла спать. Руби просто сидела неподвижно и не мигая смотрела прямо перед собой.

— Руби, на что тебе сдался этот Натаниел Баркер? — снова заговорил Мартин. — Ты столько лет жила спокойно, знать не знала о существовании сводного брата, и ничего.

Руби молчала.

— А потом, он ведь тоже видел тебя впервые в жизни. Я уверен, если бы вы познакомились поближе…

— Со мной всегда так, — перебила его Руби, — родная мать отказывается от меня, все мужчины, с которыми я встречалась, бросали меня, брат — и тот отворачивается, как будто я какой-то отброс, никому не нужный хлам!

Мартин был потрясен той силой отчаяния, которая неожиданно выплеснулась в этом горьком и злом восклицании подруги.

— Руби, я никогда не отвернусь от тебя, что бы ни случилось.

— Угу. — Руби машинально взяла из заваленного разным мусором бардачка пустую сигаретную пачку и принялась крошить ее на мелкие кусочки. — Ни ты, ни Лу никогда не сможете понять, что это такое — лежать в постели и всю ночь думать: «Я провалила тест по математике. Теперь меня сдадут обратно в сиротский дом?» Или все время помнить, что тебе надо быть хорошей девочкой и не разочаровать маму с папой. Как же, они выбрали тебя из кучи отбросов, они осчастливили тебя, и ты должна быть им за это страшно благодарна.

— Руби, это не так, — укоризненно сказал Мартин, — и ты прекрасно знаешь: родители искренне любят тебя. Твой папа каждую зиму мотается из Вустершира в Лондон и обратно, шесть часов едет на машине, и все только для того, чтобы подключить отопление у тебя в квартире!

— Знаю. — Руби тряхнула головой. — Но где-то внутри меня постоянно сидит страх, я всегда смотрю на их лица и жду — вот сейчас на них появится неодобрение или разочарование. При малейшей неудаче этот страх разрастается до гигантских размеров и вытесняет остатки здравого смысла…

Руби откинулась на сиденье и несколько раз ущипнула себя за нос, пытаясь сдержать подступающие слезы.

— Знаешь, Руби, я тебе так скажу: в других семьях отношения родителей и детей отнюдь не похожи на уолтоновскую идиллию, как тебе, может быть, кажется. Кровное родство не гарантирует любви и согласия. Черт возьми, сколько раз мне хотелось, чтобы мои папа и мама вдруг объявили: «Сынок, ты нам не родной». По крайней мере, многие вещи стали бы для меня намного понятнее.

Руби бросила на Мартина косой взгляд.

— Извини, — сказал он, — я не хотел умалять значимости твоих переживаний, но согласись, у тебя было по-настоящему  счастливое детство. И сейчас у тебя есть любящие родители, надежные друзья, даже новый бойфренд… тоже надежный. — На последних словах Мартин неловко кашлянул. — Чего еще тебе не хватает?

— Не знаю, — вздохнула Руби. — Подтверждения. Я надеялась услышать, что какие-то особые обстоятельства вынудили маму отказаться от меня и что в иной ситуации она бы никогда не сделала этого. А еще я хотела услышать, что они безумно рады моему возвращению.

— Но для Баркеров это был шок, — сказал Мартин, выступая в роли адвоката дьявола. — Ты появляешься на пороге и: «Здрасьте, я ваша сестра». Конечно, он не знал, как реагировать. Возможно, Баркер почувствовал себя обманутым — почему мама всю жизнь скрывала от него этот факт? Или у него могло возникнуть чувство вины — почему тебя она отдала, а его оставила?

— Ну, если он чувствует себя таким виноватым, то тем более должен был вести себя иначе.

— Не обязательно, — усмехнулся Мартин. — Иногда чувство вины проявляется как раз в обратном: ты злишься на человека, которого незаслуженно обидел, и начинаешь обижать его еще больше. Помнишь ту секретаршу из «Интернейшнл», с которой я встречался?

— Которую? Их было несколько.

— Веронику. — Мартин на секунду замешкался. — Ну, в общем, она как-то сказала, что страдает запорами.

Руби перестала кромсать сигаретную пачку и посмотрела на хмурое лицо друга.

— Глупо, конечно, но после этого я не мог заставить себя лечь с ней в постель. Сначала увиливал от секса, придумывал разные отговорки, потом стал избегать ее. Вероника ничего не понимала: почему я не хочу с ней встречаться, ведь она была такая хорошенькая. А я каждый раз, когда видел ее лицо, чувствовал себя таким ничтожеством. В конце концов я совершил подлость — пошел к шефу и сказал, что она забыла отправить важные письма, хотя на самом деле это была моя работа. И ее уволили…

— Ужас! Мартин, как ты мог?!

— Не знаю. Мог. Я мог откровенно поговорить с ней, объяснить, в чем причина, а вместо этого сделал то, что сделал. Теперь ты видишь, как бывает? Человек, чувствующий свою вину, ведет себя порой самым странным образом. Возможно, и с твоим братом получилось нечто подобное.

— Нет, — жестко сказала Руби, — это совершенно разные вещи. Твой сволочной поступок — типично мужская реакция на физический недостаток… Ну, не то чтобы запор можно было считать недостатком. — Руби сдавленно хрюкнула и зашмыгала носом. Мартин испугался, что она опять разрыдается, но Руби вдруг захихикала: — Господи, бедная девушка! Мой целлюлит по сравнению с ее неприятностями — сущий пустяк. Надо будет рассказать Лу.

— Не надо, — взмолился Мартин. — Хватит с меня ваших шуток про «Гермес» с герпесом.

— Теперь понятно, почему ты называешь свою личную жизнь куском дерьма! — Руби одновременно заливалась слезами и хохотала. — Ты подлец, Мартин Эшкрофт, — добавила она, сокрушенно качая головой. — Гореть тебе в аду!

— Но ведь и ты смеялась, — заметил он. — Так что отправимся туда вместе.

В шесть утра они подъехали к дому Руби.

— Поднимешься? — спросила она.

— Ненадолго.

Когда они шли к подъезду, Мартин обнял Руби за плечи.

— Замерзла?

Руби остановилась, посмотрела на него снизу вверх и молча покачала головой. В глазах у нее все еще блестели слезы, а влажные ресницы были похожи на маленькие острые пики. Никакой тушью не нарисуешь такие красивые ресницы, подумал Мартин. Он ласково улыбнулся, глядя на заплаканное лицо подруги.

— Спасибо, — сказала она.

— За что?

— За то, что приехал за мной посреди ночи, и за то, что всю дорогу терпеливо слушал мой невротический бред.

— Ты заслуживаешь лучшего, — просто сказал Мартин. — Мне бы очень хотелось помочь тебе понять это… и им тоже.

Руби вся сжалась в комок.

— Кому нужны сразу две семьи? — храбро сказала она. — Рождественский визит одного комплекта родственников — и то многовато.

— Верно. Слишком много родственников — слишком много брюссельской капусты. Или американцы не едят на Рождество брюссельскую капусту? Но ты могла бы принимать одних на Рождество, а других на День Благодарения.

— Мартин, — Руби зажала ему рот ладошкой, — я не хочу больше о них слышать. Для меня Колорадо не существует. Договорились?

— Договорились.

— Спасибо… за все. — Руби приподнялась на цыпочки и поцеловала Мартина в щеку — обычный дружеский поцелуй.

Но длился он чуть дольше обычного. Когда Руби потянулась к щеке Мартина, он как раз повернул голову, и Руби, промахнувшись, прижалась губами к его губам.

Мартин выпил чашку кофе и полчаса спустя уехал к себе, а Руби осталась стоять посреди гостиной. Она озиралась по сторонам, словно впервые увидела комнату: диван с аккуратными подушечками, журнальный столик, засухоустойчивый кактус, который Мартин, естественно, забыл полить. На каминной полке стояла фотография в рамочке — Руби, мама, папа и Линда. Снимок был сделан на выпускном вечере в университете. Руби взяла фотографию и любовно стерла с нее пыль рукавом блузки. Она помнила, как переживала мама, как долго не могла решить, какой наряд подойдет для столь ответственного мероприятия — она должна выглядеть достойно, чтобы не опозорить свою младшую дочь. Следует ли ей надеть шляпу, или это будет чересчур помпезно? В конце концов миссис Тейлор остановилась на голубом костюме, который в свое время она специально купила для свадьбы старшей дочери. Фотографировал их Стив, муж Линды. Замечательный парень. Сестре повезло с мужем, а Руби была счастлива иметь его в качестве зятя.

Руби взглянула на улыбку отца. Видно, что он страшно доволен и гордится дочерью. На глаза Руби опять навернулись слезы. Вот ее настоящая семья — эти трое людей на фотографии и человек за кадром, который снимает их, и малышка Лорена с тейлоровским носом.

Попозже она позвонит маме и сестре. Узнает, как там поживают ее племянница и папин радикулит. Ставя фотографию на место, Руби почувствовала некоторое облегчение. Все к лучшему. Натаниел Баркер, не пожелав впустить ее в свою жизнь, избавил семью Тейлор от боли, которую причинило бы им известие, что Руби пыталась найти своих настоящих родителей. Все к лучшему.

Автоответчик мигал, сигнализируя, что поступило сообщение. Руби нажала кнопку.

«Привет, бэби. Ты уже вернулась? Извини, меня не было дома, когда ты звонила из аэропорта, — задержался в офисе», — добавил он. Объяснение показалось Руби несколько странным: по дороге в Лондон она вспомнила, что в понедельник вечером Роберт собирался на встречу со школьными друзьями. «Прилетай ко мне, моя сладкая птичка, как только сможешь. Целую. Дико соскучился».

Руби растаяла.

Роберт! Вот еще один человек, который любит ее.

30

Лу сразу же заметила — на Эрике был вчерашний наряд, тот самый, в котором после работы она отправилась на свое Грандиозное Свидание.

— О нет, надеюсь, ты не… — пробормотала Лу.

— Я знаю, знаю, мне не следовало нарушать Правила. Но, ей-богу, Лу, если выпадет такой шанс, должна же я хоть изредка делать это. Мне тридцать семь лет…

— По-моему, ты говорила, что тебе тридцать два! — воскликнула Лу.

— Тридцать семь с половиной, — гордо заявила Эрика. — И я не обязана ни перед кем отчитываться, и если мне хочется провести ночь с мужчиной, которого я вижу впервые в жизни, то я, черт побери, имею на это полное право.

— Раньше ты пела по-другому. Сменила пластинку?

— Он, он изменил всю мою жизнь!

— Так быстро?

— Ну-у, вообще-то довольно медленно, ме-едленно и плавно. — Эрика растеклась вызывающей улыбкой.

— Э-эрика, умоляю, прекрати, я только что позавтракала.

Растревоженная девушка задумчиво подперла голову рукой.

— А с другой стороны, даже если он никогда больше не позвонит — плевать!

— Ой, не верю.

Эрика нервно пожевала губу и вдруг сделалась похожа на подростка, охваченного тревогой и неуверенностью первой любви.

— Конечно, ты права. Если он не позвонит, я умру. — Она закатила глаза, изображая предсмертный обморок.

— Похоже, тебе попался необыкновенный мужчина.

— Умопомрачительный! Он потряс меня с самого начала. По телефону сказал, что не хочет использовать цветок в петлице в качестве опознавательного знака, потому что тогда все вокруг поймут, что у нас свидание вслепую, а сам явился с огромным букетом роз.

— От «Теско Метро»? Или «Маркса и Спенсера»?

— Ни в коем случае! — выпалила Эрика. — Цветы от настоящего флориста, все завернутые в тонкую коричневую бумагу. Посмотри.

Покопавшись в сумочке, Эрика вытащила свой ежедневник. На странице, где была отмечена дата Грандиозного Свидания, лежал аккуратно расплющенный розовато-оранжевый бутон.

— Бог мой, как трогательно, — всхлипнула Лу. — Я сейчас заплачу.

— Знаю — это глупо. Но что бы ни случилось в дальнейшем, я хочу сохранить воспоминания о прошедшей ночи до конца моей скучной и никчемной жизни.

Эрика уселась напротив рабочего стола Лу и склонилась к ней, как будто намеревалась поведать ужасную тайну. Лу подалась вперед, так что их головы почти соприкоснулись.

— Ради всего святого, что он с тобой сделал? — прошептала Лу, сгорая от любопытства.

— Я не знаю. Ничего. То есть — все. Я даже не знаю, с чего начать. Но, кажется, у меня был оргазм, — выдохнула Эрика и зажала рот ладонью, словно только что произнесла непотребное ругательство.

— Ну, это очень хорошо, не так ли? — спросила Лу. — Но что значит «кажется», у тебя был оргазм?

Эрика придвинулась еще ближе.

— Я не знаю, было ли оргазмом то, что со мной случилось. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Я полагала, что более-менее знакома с этим явлением, но после вчерашней ночи я уже ни в чем не уверена. Это было так… О, Лу, мне не следует рассказывать тебе о таких вещах.

— Эрика, если ты думаешь, что я растреплю еще кому-нибудь, клянусь — никогда!

— Нет, Лу, я знаю, ты не станешь болтать. Просто я боюсь, ты и сама не захочешь слушать. Но пойми, мне необходимо поговорить с кем-нибудь, я должна убедиться, что это был оргазм,  а не какой-то дикий припадок.

Лу вовремя подавила смешок, но в результате у нее вырвалось пренебрежительное хрюканье.

— Что смешного? — спросила Эрика.

— Ничего, — быстро сказала Лу и постаралась взять себя в руки. — Послушай, ты опиши свои ощущения, а я попробую определить, что это было.

— Ну, — Эрика набрала побольше воздуха, — он начал снизу и… э-э… знаешь, я бы сама никогда не осмелилась попросить его, но я и поверить не могла в такое счастье, когда он сам, по собственной инициативе, сделал это.

— Сделал что? — спросила Лу.

— Пожалуйста, не заставляй меня произносить это слово, — взмолилась Эрика. — И потом началось такое покалывание и щекотка, там, внизу. А затем я почувствовала, что как бы собираюсь чихнуть, то есть что я вот-вот чихну, но моей… э-э… м-м-м… — Эрика стыдливо ткнула пальцем куда-то под стол, — …чихну, но не носом. А потом я думала, что описаюсь, а потом я закричала.

— Да, — сказала Лу и зашлась непристойным смехом, — это был оргазм.

— О боже, спасибо, спасибо, спасибо! — вскричала Эрика. — А я уже боялась, что у меня эпилепсия.

Руби решила отсидеться дома до среды. Благо Алан Холлингворт с пониманием отнесся к выдумке Руби о неотложных семейных делах, заставивших ее покинуть конференцию.

«Все проблемы уладились? — спросил он таким искренним тоном, что Руби поняла: никаких леденящих душу подробностей шеф знать не желает. Она молча кивнула. — Ну и отлично. Значит, в пятницу ничто не помешает тебе принять участие в нашем празднике».

Пятница, традиционная летняя вечеринка для сотрудников «Холлингворта». Девушки уже готовились вовсю. Команда Имоджен устроила тотализатор. Объектом ставок был Эмлин Крайшенг, вернее, та несчастная женщина, которая упьется до бесчувствия и, потеряв бдительность, попадет в лапы Черной Пантеры.

Лиз Хейл по секрету сообщила Руби:

— Твои шансы одиннадцать к одному.

— Что за глупости, — пожала плечами Руби. — Зная, какие пакости скрываются у него в носках… А потом, у меня уже есть кавалер.

Лиз презрительно заломила бровь.

— Он все-таки придет, твой новый дружок?

— Естественно, — гордо ответила Руби. — А ты кого приведешь? Своего кота?

Лиз обиженно поджала губы. Она довольно скептически относилась к восторженным рассказам о фантастическом Роберте и не раз высказывала предположение, что Руби хватается за первого попавшегося мужика, просто чтобы создать видимость благополучия и, главное, утереть нос Флетту. Но Руби лишь раздраженно отмахивалась от нытья глупой женщины. Сама-то Руби уверена: Роберт — это судьба, Роберт — это ее надежда и опора. Он всегда знает, что лучше для Руби, у него всегда найдутся верные слова поддержки и утешения. Вот, к примеру, вчера. «Да пошли ты их подальше», — сказал Роберт. «И то верно, — подумала Руби. — Черт с ними, с Баркерами. Сколько можно обсасывать одну и ту же тему… Тем более что Роберт устал и хочет спать».

Даже представить невозможно, что еще месяц назад она так боялась идти на вечеринку. Теперь Руби с нетерпением ждала заветного дня.

Утром в пятницу в офисах «Холлингворта» царило радостное возбуждение. Стеклянные двери всех отсеков были завешаны нарядами, которые дожидались своего часа. В пять рабочий день окончится, и дамы ринутся в туалет переодеваться.

Руби явилась на работу с фирменным пакетом, в котором лежало потрясающее платье от «Николь Фари» — из тончайшего шелка, нежного, как лепестки мака, и такого же глубокого красного цвета. Платье было безумно дорогим, но Руби не жалела потраченных денег. Она намерена провести лучший вечер своей жизни. В элегантном платье, под руку с красивейшим мужчиной, Руби затмит всех. И пускай Флетт видит — она спокойна и уверена в себе, она высоко держит голову и улыбается тонкой улыбкой искушенной светской львицы, она не пропала без него, напротив, она абсолютно  счастлива… Ну, вообще-то Руби больше не волнует, что там подумает Флетт…

— Руби, это Роберт.

— О, привет, — взволнованно защебетала Руби. — Я как раз собиралась звонить тебе. Слушай, план такой: начинаем в «Савое», выпьем по коктейлю в американском баре, а потом на корабль. Правда здорово? Неважно, что к концу вечера мы будем валяться под столами, но зато начало будет по-настоящему изысканным…

— Руби, — перебил он.

— Да?

— Боюсь, я не смогу пойти на вечеринку.

— Что?

— Возникли кое-какие срочные дела. Помнишь процесс, который я сейчас веду? Ну вот. Придется задержаться в офисе часов до девяти, а то и дольше. Я мог бы сказать, что присоединюсь попозже, но, увы, это невозможно. Если только брошусь в Темзу и поплыву прямо в смокинге к вам на корабль, — Роберт беспомощно рассмеялся.

— О, Роберт, неужели никто не сможет подменить тебя?.

— Нет, что ты. Появились важные свидетельские показания, они могут кардинально повлиять на ход процесса. Мне жаль, но я не могу обещать, что приду, а потом подвести тебя.

Руби почувствовала, как внутри у нее все оборвалось.

— Роберт, для меня сегодняшний вечер очень важен.

— Да, Руби, детка, но для моего клиента он тоже важен. Речь идет о его свободе. А ты представь, каково сейчас его жене и маленьким детям, — добавил Роберт последний убийственный аргумент.

— Роб, а ты мог бы прийти в «Савой»? — взмолилась Руби. — Ненадолго, всего на полчасика, а потом вернешься в офис.

— Я бы с удовольствием, но на семь уже назначена встреча. — В голосе Роберта прозвучало неподдельное сожаление. — Послушай, я звякну еще в конце дня. Вдруг что-нибудь изменится, и я освобожусь пораньше. Хорошо?

— Хорошо.

Руби медленно положила трубку и сокрушенно посмотрела на красное платье, висящее на ручке двери. Дверь приоткрылась, в щелку заглянула Кэтрин, помощница Руби.

— Руби, дорогая, — запела она сладким голосом, — можно я выскочу на минутку в магазин? Забыла дома тушь…

Руби махнула рукой.

— Ой, еще хотела спросить, — не унималась Кэтрин. — Не знаешь, Эмлин сегодня пойдет один? Я не для себя… тут одна девушка интересовалась.

— Твои шансы два к одному, — мрачно сказала Руби.

— Какие шансы?

— Ты самый вероятный кандидат на то, чтобы стянуть трусы и подставить свою задницу Эмлину, — гаркнула Руби.

Кэтрин захлопала глазами и поспешно отступила.

Сверкающие фантазии рассыпались в прах. Ну почему, почему он должен работать именно сегодня? «А-а-а-и-и-ы-ы…» — Руби со всей силы всадила карандаш в коврик для «мыши». Это несправедливо! Именно сегодня он нужен  ей. После всех несчастий последних недель Руби заслужила  сегодняшний вечер. «Нет, нет, нет, нет!» — она измочалила карандаш в мелкие щепки.

— Руби, с тобой все в порядке? — Лиз Хейл стояла на пороге, наблюдая за буйством коллеги.

— В полном. — Она откинула упавшие на лоб волосы. — Роберт звонил, он неважно себя чувствует. Я никуда не иду. Поеду ухаживать за ним, — соврала Руби.

31

— Пойдем с нами, — предложила Лу. — Правда, мы будем парами — я с Эндрью, а Эрика со своим новым приятелем. Ничего?

— Ничего, — сказала Руби. — В данный период я формально не одинока, так что, когда вы станете рассказывать друг другу милые глупости про первое свидание да про то, как он на тебя посмотрел и что сказал, я тоже смогу удариться в воспоминания о Роберте. Меня это утешит.

Лу вздрогнула.

— Я что, рассказываю милые глупости?

— Нет, ты не рассказываешь, — успокоила ее Руби.

— Фу-у. Послушай, ты не должна слишком уж обижаться на Роберта. Согласись, то, что он делает, гораздо важнее твоей прихоти утереть нос бывшему любовнику. Роберт спасает человека от тюрьмы. А ты подумай о жене того несчастного парня и об их детях.

Руби устало вздохнула.

— Не исключено, что тот несчастный парень вполне заслуживает наказания. По-моему, среди клиентов Роберта вообще нет приличных людей, одни мошенники и законченные негодяи. Но все равно ты права, я прекрасно понимаю, просто… просто хотелось прийти на вечеринку с гордо поднятой головой, чтобы они все видели — у меня есть мужчина и плевать мне и на Флетта, и на его дуру Имоджен.

— Руби, для этого совсем не нужен мужчина. Что ты все время пытаешься доказать, и кому — Флетту, Имоджен? Да что у нее есть такого, чего нет у тебя?

— Красивый загар. Стройная фигура. И мой бывший любовник, — перечислила Руби.

Руби отправилась в бар в той же одежде, в которой весь день была на работе. Утром она не стала накладывать макияж, собираясь нанести «боевую раскраску» перед самой вечеринкой. Теперь же, когда все рухнуло, в этом не было никакого смысла. Тем более что Эрика, по словам Лу, была ярой противницей косметики. «Ради чего мы раскрашиваем лица? Ради мужчин. Вот типичный пример мужского насилия над женской природой», — заявила разгневанная феминистка и в знак протеста переплавила всю свою помаду в одно большое красное полено фаллической формы.

— Привет. — Эрика улыбнулась ярко накрашенными губами. — Боб подъедет через полчаса, — объявила она звенящим от возбуждения голосом. — Он так много работает. Но мне грех жаловаться, ведь у Боба такая ответственная работа. Он представляет интересы беженцев и, заметьте, делает это практически бесплатно.

— Кем он работает? — спросила Руби.

— Он адвокат, — сказала Эрика, не в силах скрыть распирающую ее гордость. — Специализируется на защите прав человека.

— Надо же, какое совпадение, — воскликнула Руби, — мой друг тоже адвокат. Но он занимается уголовным правом, поэтому ему платят приличные деньги.

— Ну-у, ничего удивительного, — процедила Эрика с таким видом, что всем сразу стало ясно: приятель Руби и сам принадлежит к криминальному миру.

— Сегодня мы собирались идти на вечеринку, но ему пришлось задержаться в офисе — появились новые свидетельские показания, которые могут спасти его клиента от тюрьмы, — со знанием дела пояснила Руби. — Конечно, я не стала настаивать. Какие вечеринки, когда речь идет о свободе человека. Но если он закончит пораньше, то, возможно, еще подъедет сюда.

— И мы весь вечер будем слушать адвокатскую говорильню, — сказала Лу.

— Или футбольную болтовню, — добавил Энд-рью. — Это наше любимое мужское занятие.

— Эндрью, а вы чем занимаетесь? — поинтересовалась Эрика.

— Где, в баре? — с наивной улыбкой спросил Эндрью.

Лу незаметно сжала его руку — умница Эндрью, блестящий ответ блестящего парня.

— Знаешь, Лу, а твоя Эрика ничего, компанейская девчонка, — великодушно сказала Руби, когда они оказались вдвоем в дамской комнате.

Лу сделала удивленное лицо.

— Нет, правда. Она забавная. Лу, а тебе не кажется странным, что нам всем так повезло? Три из трех, по статистике такое невозможно. Сначала ты и Эндрью. Лу, он потрясающий, держись за него обеими руками. — Лу задумчиво кивнула. — Потом я и Роберт. Теперь Эрика со своим Бобом. Надеюсь, ее адвокат не окажется сексуальным маньяком, который специально отвечает на брачные объявления и пользуется доверчивостью одиноких женщин. Или прохвостом с женой и пятью детьми. Мне было бы жаль бедняжку Эрику.

— Эрика очень рассудительный человек, маньяков за версту чует, — сказала Лу. — И женатым он быть не может.

— Почему?

— Ну хотя бы потому, что не боится встречаться с ее друзьями. Женатый никогда на такое не пойдет из опасения напороться на кого-нибудь из общих знакомых, которые потом донесут его половине. Верный показатель, даже более надежный, чем полоска незагорелой кожи на месте обручального кольца.

— А-а, — понимающе закивала Руби. — Слава богу, мой Роберт прошел тест на женатость: руки его я проверяла на первом же свидании, и с вами он уже познакомился, а сегодня готов был встретиться с целой кучей моих друзей.

Лу прищурила глаз.

— Ты уверена, что он не пошел из-за работы? — поддела она подругу.

— Абсолютно. Да будь вечеринка на суше, он бы обязательно подъехал. Роберт так и сказал. Но корабль уходит в семь тридцать, а он раньше девяти не освободится.

— Семь тридцать. Еще не поздно, ты можешь успеть.

— Одна? Ни за что! — испугалась Руби. — Флетт не поверит в существование Роберта, пока не увидит его.

— А что он подумает, если ты совсем не придешь? Ну да, конечно, — ты дома у своего нового любовника, вы исступленно трахаетесь, и на вечеринки вам ходить некогда. Флетт скорее поверит, что у тебя все в порядке, если ты явишься в новом платье, с веселым выражением лица и всю ночь будешь плясать как бешеная.

Лу помахала руками и подергала ногами, изображая бешеный танец.

— Угу, а рядом Имоджен будет тискаться с Флеттом.

— Хотела бы я посмотреть, как ей это удастся, — рассмеялась Лу.

Руби тоже улыбнулась, вспомнив свой первый танец с Флеттом, похожий скорее на очень тяжелый случай пляски святого Витта. Все окружающие испуганно смотрели, как с первыми тактами «Come On, Eileen» прилично одетого бизнесмена начало дергать и корежить, словно он попал под напряжение. Сама Руби, видя, что случилось с ее обожаемым Джоном Флеттом, предпочла тогда просто крепко зажмуриться.

— Роберт великолепно танцует, — мечтательно промурлыкала Руби. — Ах, как только я переступаю порог его квартиры, он подхватывает меня и кружит в вальсе до дверей спальни.

— Руби, прекрати, — взмолилась Лу, — меня сейчас вырвет.

Но Руби впала в экстаз.

— О, Лу, какие мы счастливые! Ты должна благодарить судьбу и того незнакомца из метро.

Лу перестала красить губы и через зеркало мельком взглянула на подругу.

— Ага, спасибо ему большое, иначе бы я до сих пор верила, что настоящую любовь можно встретить в переполненном вагоне метро. Глупо, да?

— Глупо или нет, но в результате ты встретила потрясающего мужчину.

— M-м, пожалуй. Скажи, Эндрью был единственным, кто ответил на твое объявление?

— Да, — воскликнула Руби. — Лу, ты ведь не жалеешь, что вместо незнакомца пришел Эндрью? Я почти уверена, он бы тебя разочаровал, или оказался женатым, или заикой, или извращенцем, который носит под одеждой женское белье.

— Кто носит женское белье? — спросил гулкий бас из туалетной кабинки. Дверь распахнулась, и наружу вывалилась Сюзанна Форман. — Привет, — сказала она, застегивая слишком узкие джинсы; между брючным ремнем и красной футболкой, туго обтягивающей пышную грудь Сюзанны, виднелся пупок, украшенный колечком. — Я сразу поняла, что это вы, и решила: дай затаюсь — выведаю все ваши будуарные тайны.

— Никаких тайн, — сказала Лу. — А как твоя замужняя жизнь?

— Впечатлений — девать некуда, — загоготала Сюзанна. — Только что вернулись из свадебного путешествия. Ездили на сафари в Танзанию. Жарища там адская. — Багровое, словно обваренное кипятком лицо миссис Форман расплылось в улыбке. — Как вам свадьба, понравилась? Приглядели себе кавалеров?

Девушки отрицательно замотали головами, вспомнив горилл-регбистов и неугомонного дедушку-танцора.

— Мы сейчас встречаемся с парнями, которых нашли по брачному объявлению, как и ты, — радостно сообщила Руби.

— Молодец, девчонка! — Сюзанна с размаху треснула Руби по спине, словно та только что сделала классную подачу. — Верный способ! Я моего Уинки так и заарканила. Хотя вначале и у меня была парочка обломов.

— Неужели?

— О да. Ты не представляешь, сколько женатых мужиков ищет развлечений на стороне. Или еще хуже: разрекламирует себя, ну, думаешь, — принц; приходит — урод уродом.

— Да, да, — с энтузиазмом закивала Руби, — в первый раз мне точно такой и попался.

— Но было у меня одно действительно неприятное знакомство с очень красивым парнем, который оказался секс-наркоманом.

— Они еще существуют? — спросила Лу.

— Еще как существуют. Но я-то думаю — это мягкое определение настоящего маньяка, жертвами которого становятся подательницы брачных объявлений. Однажды мы пришли с ним в ресторан, не успели приступить к первому блюду, как он уже попытался от меня избавиться, чтобы ко второму встретиться со следующей «писательницей». Хоть бы ради приличия повел ее в другой ресторан, так нет — там же, за тем же столиком. Я потом случайно увидела их через окно. — Сюзанна возмущенно фыркнула. — Одно хорошо, он не успел забраться ко мне в постель. Если бы не Финти Чемберс, я бы отказалась от этой затеи, но она уговорила меня попробовать еще разок, и я нашла моего Уинки.

— У-у, — в один голос загудели подруги, изображая одобрение и восхищение выбором Сюзанны.

— Лу, ты тоже встречаешься с «газетным» парнем? — спросила Сюзанна.

— Вроде бы да.

— Отлично. — Она хлопнула в ладоши. — Я же говорила, что ты не лесбиянка.

Лу и Руби испуганно переглянулись.

— Серьезно, мы с Уинки даже поспорили. О'кей, раз уж я на тебе подзаработала целых десять фунтов, пошли, выпивка за мой счет.

— Да, я вполне заслужила, — согласилась Лу.

Когда Лу, Руби и Сюзанна вернулись к своему столику, Эрика сидела с видом растревоженной овцы.

— Он только что позвонил, сказал, что скоро будет. — В доказательство она взмахнула рукой, в которой был зажат мобильный телефон.

— Откуда он едет? — вежливо поинтересовалась Руби.

— Олд-стрит, — сказала Эрика.

— Надо же, — удивилась Руби, — офис Роберта находится как раз на этой улице.

— Он позвонит еще, как только припаркует машину, — сообщила Эрика.

Мобильник запиликал «К Элизе». Эрика схватила телефон, прежде чем Бетховен успел добраться до конца первого такта.

— Алло, — проворно ответила она и немедленно перешла на нежное хихиканье, как только поняла, что это опять звонит ее новый возлюбленный. — Где ты сейчас, зверюга моя ненасытная?

Руби и Лу обменялись взглядом под названием «ах, что за прелесть». Обычно люди приберегают такой взгляд для воркующих парочек и маленьких пушистых щеночков.

— Всего три минуты отсюда? Где ты оставил машину? Да, чудесная идея. Ты включил сигнализацию?

«О, эта завораживающая болтовня по мобильному телефону, — подумала Лу. — И что самое удивительное — все вокруг сразу замолкают, чтобы послушать тебя».

— А ты уверен, что там можно стоять? Ну, Боб, конечно, я помню — ты сам адвокат. Да, еще бы, я так взволнована. Я весь день ждала этого момента. M-м, ха-ха, да, я знаю. Где ты сейчас? У входа в бар? Ты меня уже видишь? Да, сегодня здесь очень много народу, но ты не отключайся, я буду прокладывать курс.

— Как авиадиспетчер, — пошутил Эндрью. — У твоего друга большой нос?

— Нет, я не одна, — пояснила Эрика в трубку. — Это Эндрью, приятель Лу. Да, — рассмеялась она, — я скажу ему, что у тебя идеальный нос, лучший нос в мире! Мы сидим в глубине бара. С левой стороны. Погоди-ка, слева от меня, значит, для тебя справа, как только войдешь… На мне черная блузка. Да, конечно, я узнаю тебя. Как я могу не узнать тебя, Бобби!

Лу скроила приторную физиономию, вытянула губы трубочкой и причмокнула, изображая сладкий поцелуй.

— Что это было? О, это Лу дразнится… А где ты теперь? Ты, должно быть, совсем рядом! Мне встать? Чтобы меня было лучше видно? Алло, эй, что случилось? Кажется, сигнал пропадает…

Лу заметила его первой, на ее лице непроизвольно появилось «шоковое» выражение, как его изображают в мультиках, — брови поползли вверх, челюсть отвисла. Она тотчас узнала гладкое симпатичное лицо, красиво обрамленное черными кудрявыми волосами. Лу не знала, что ей делать. То ли схватить Руби и бежать? То ли схватить Эрику и бежать? Или бешено махать руками, чтобы он убежал первым? Слишком поздно. Толпа расступилась. Эрика и Руби одновременно повернулись, чтобы поприветствовать вновь прибывшего члена их веселой компании. Две пары бровей взметнулись домиком в радостном «привет!».

— Привет, — сказала Руби. — Тебе все же удалось вырваться с работы!

— Дорогой, — пропела Эрика.

— Ты?! — вскрикнула Сюзанна.

— Что за че…?

Эрикин Бобби, Роберт Руби и Сюзаннин Роб застыл на месте, все еще прижимая к уху мобильник.

— Роберт!

— Бобби!

— Роб!

Он просто развернулся и побежал.

— Вернись, ты, ублюдок! — завизжала ему вслед Сюзанна.

На этот раз секс-наркоман явно перебрал.

32

Подгоняемый воплями трех разгневанных женщин, Уинки в принципе был готов броситься вдогонку за Робертом, но адвокату повезло — его сильно нетрезвый мститель не смог даже подняться со стула. Роберт, как перепуганная крыса, шмыгнул к двери, выскочил на улицу, в два скачка домчался до спасительного «порше» и, рванув с места, исчез в ночи.

Сюзанна, не стесняясь в выражениях и не щадя расстроенных чувств Эрики и Руби, откровенно выложила все, что она думала об их общем любовнике:

— Он нимфоман, сексуальный маньяк. Роб прекрасно знает характер женщин, подающих брачные объявления, — этакие наивные дурочки, привязчивые и неуверенные в себе. Пошепчешь ей что-нибудь ласковое, скажешь пару комплиментов — и она твоя, сама валится в постель после первого же свидания.

Сюзанна попала в точку: обе жертвы тихо застонали, вспомнив, как легко они поддались на уговоры Роберта.

Неожиданно на Руби нашло — клинический случай безумной храбрости и отчаянной дерзости. Вскочив из-за стола, она сказала решительно и твердо:

— Я иду на вечеринку!

— Верно, девочка! — завопила Сюзанна. — Так держать! На коня — и вперед!

Руби помчалась в туалет переодеваться. Лу за ней. Она попыталась отговорить подругу.

— Руби, не надо, — сказала Лу, прислонив бездыханное тело Эрики к автомату с «тампаксами», — не ходи. Ты расстроена и сердита. Если хочешь залить горе, давай вместе напьемся до бесчувствия, но здесь, с нами. Не позорься перед своими коллегами.

— Смелее, детка, — подзуживала Сюзанна, — корабль ждет, вдарь по шампанскому — «Холлингворт» угощает!

— О-о-о, как я могла так попасться? Идиотка! — застонала очнувшаяся Эрика. Она отлепилась от автомата, ткнулась лбом в сушилку для рук и снова затихла.

Лу, бросив Руби, метнулась ко второй жертве.

— Эй, — обиженно позвала Руби, — ты моя  лучшая подруга.

— Но Эрика тоже страдает, ее Боб оказался твоим Робертом.

— И моим Робом, — напомнила Сюзанна. — Вот сволочь! Наверное, отвечает на все объявления подряд, а сам, поди, импотент.

На лицах Эрики и Руби промелькнуло гневно-протестующее выражение, сменившееся невыразимой тоской.

Лу предприняла последнюю попытку.

— Послушайте, девочки, я сейчас отправлю Эндрью домой, и мы спокойненько посидим, выпьем за ваше счастливое избавление от… э-э… вашего ублюдка.

— Я не собираюсь киснуть здесь и лить слезы над этим куском дерьма, — отрезала Руби. — Мне пора на корабль.

С этими словами она гордо вскинула подбородок и направилась к выходу.

Когда Руби примчалась на пристань, матросы уже поднимали трап.

— Хей, подождите! — закричала она.

Нетвердой походкой Руби проковыляла по трапу; перебираясь на палубу, она покачнулась и едва не свалилась в жирную, пахнущую машинным маслом воду. Один из матросов придержал ее за талию.

— Спасибо.

— Желаю хорошо повеселиться. — Матрос улыбнулся и весело подмигнул.

Руби выпрямилась и грациозной, как ей казалось, походкой прошествовала к каюте, но у самого входа неловко зацепилась за какую-то веревку и чуть не вышибла головой дверь. Вцепившись в косяк, она с трудом устояла на ногах.

Три глубоких вдоха, как учила Лиз Хейл, и счет до десяти. Руби одернула платье и кокетливо заложила за ухо выбившийся локон. Когда она войдет, все взгляды будут обращены на нее…

— Эй, чего вы ждете? — крикнул матрос. — Хотите, чтобы мы торжественно объявили о вашем прибытии?

— Кретины, — пробормотала Руби и с тоской посмотрела на удаляющийся берег.

Может быть, Лу права? И Сюзаннин алкогольный метод решения всех проблем не годится для Руби? Неожиданно ей захотелось оказаться дома, в собственной постели, натянуть одеяло на голову и лежать тихо-тихо, чтобы ее никто не видел и не слышал. Увы, слишком поздно: до берега футов тридцать — не перепрыгнуть, если только броситься в Темзу и плыть среди маслянистых пятен в новом платье из нежного, как лепестки мака, шелка.

Отступать некуда. Руби вдохнула поглубже и толкнула дверь.

— Руби! Что ты тут делаешь? — Первый человек, с которым нос к носу столкнулась Руби, была Лиз Хейл. — Ты, кажется, собиралась ухаживать за больным Робертом.

Руби сделала насмешливо-презрительное лицо.

— Я не намерена пропускать главное событие года только потому, что у меня нет провожатого с пенисом в штанах.

— Совершенно верно! — воскликнула Лиз. — Я тебе все время это говорила.

— Да, говорила, — согласилась Руби. — Извини, Лиз, за все мои грубости.

— Принимается, — благосклонно кивнула Лиз и прошептала, округлив глаза: — Он здесь. Только что разговаривал с Аланом, а сейчас куда-то отошел.

— Увидел меня и сиганул за борт.

Лиз подозрительно взглянула на Руби.

— Послушай, надеюсь, ты не собираешься…

— Не волнуйся, я не собираюсь драться с бывшим любовником и таскать за волосы его девку. Я выше этого. Сегодня мы будем веселиться!

— Ты видела Имоджен? — злорадным голосом спросила Лиз. — Чучело чучелом, вырядилась в какие-то жуткие гамаши. Я в детстве такие носила.

— Стиль ретро нынче в моде, — тоном знатока сказала Руби. — Эта вещь называется гетры, если ты подзабыла.

— Но выглядит она глупо.

Руби кивнула. Ей очень хотелось согласиться с Лиз. Но, к несчастью, обладая некоторым вкусом, Руби не могла не признать — Имоджен выглядела потрясающе, как модель с обложки «Вог»; гетры были оригинальным дополнением к ее шикарному наряду, создавая общий стиль «MTV восьмидесятых». Единственным утешением было полное несоответствие Флетта его молоденькой любовнице: ему бы закатать рукава а-ля «Майами Вайс» и повязать голову банданой. Однако Флетт не сделал ни того, ни другого. На нем была розовая рубашка-поло — опять! — но этот цвет так красиво сочетался с его смуглой кожей и темными волосами.

Руби и Лиз подошли к барной стойке и встали в очередь за бесплатной выпивкой.

— Я рада, что ты одумалась, — сказала Лиз. — Не следует отказываться от светской жизни только потому, что твой…

Руби изо всех сил заехала подружке локтем под ребро. Возле стойки появился Флетт.

— Руби, — чопорно произнес он.

— Джонатан. — Руби едва заметно кивнула.

— Симпатичное платье, — сказал Флетт. — Очень элегантное, тебе идет.

— Благодарю. — Руби позволила себе сдержанную полуулыбку. — Милая рубашечка. Розовый тебе к лицу.

— Джонни! — раздался повелительно-капризный зов Имоджен. — Принеси мне бокал вина, пить хочу — умираю!

Флетт бросил невнятное «пока» и со всех ног кинулся выполнять указание.

— Давай, давай, мальчик, беги к своей куколке, — едва слышно прошипела Руби.

Лиз одобрительно похлопала ее по плечу.

— Ты великолепно держалась. Определенно, знакомство с Робертом пошло тебе на пользу.

Пошло на пользу? Лиз в ужасе отшатнулась: Руби вдруг вся оплыла, лицо сплющилось, сморщилось и превратилось в трагическую маску, полную глубочайшей скорби и беспредельного горя.

Жуткая история о сексуальном маньяке Роберте выплеснулась наружу. Повествование сопровождалось душераздирающими, похожими на предсмертную агонию всхлипываниями.

— Два бокала сухого, — сквозь слезы произнесла Руби, когда подошла их очередь. — Он сбежал прежде, чем мы успели… вцепиться… в его… поганую рожу! — Икание и рыдание; стоящие поблизости люди начали оборачиваться.

— Ваше вино, — сказал перепуганный бармен.

— Спасибо, — на вдохе едва выговорила Руби.

— Что-нибудь еще?

— Повторить.

— Руби, — предостерегающе начала Лиз.

— Какого черта! Могу я позволить себе пару бокалов вина? Могу или нет? Не волнуйся, пьяной истерики не будет!

Лиз, то ли по доброте душевной, то ли из трусости, не стала говорить Руби, что пьяная истерика с ней уже случилась.

— Давай присядем в том уголке, — предложила она, — и ты мне все спокойно расскажешь.

— О, я не хочу портить тебе вечер, — всхлипнула Руби.

— Ты мой друг, твоя  боль — моя  боль, — трепетным голосом сказала Лиз.

По сравнению с несуразной, полной бесконечных унижений личной жизнью Руби абсолютное отсутствие таковой у самой Лиз показалось ей благодатью Божьей.

— Как мило. Выпьем за дружбу. — Руби подняла палец. — Эй, бармен, еще по бокалу.

— Руби, остановись. Сколько можно пить?

— Ты абсолютно права. Сколько можно пить сухое вино? Эй, двойную порцию водки, пожалуйста!

Руби никогда не пьянела; у нее никогда не было провалов памяти, как у Лу; она никогда не падала замертво, как Мартин; ее даже никогда не тошнило. Друзья подсмеивались над ней и сочувствовали неумению Руби полностью расслабиться и отдаться волшебному действию алкоголя. Лу как-то высказала предположение, что присущий Руби «крайне низкий оргазмический порог» напрямую связан с ее патологической трезвостью.

Но в ту ночь на борту теплохода с нелепым названием «Примроуз»^[9] Руби переступила все пороги и впервые испытала все неведомые ей ранее ощущения. Две бутылки метца, выпитые еще на суше, два бокала белого совиньона и три двойные водки довольно скоро ударили ей в голову; и со зрением случилось что-то презабавное — Лиз превратилась в расплывчатое пятно с непомерно большими сочными губами, губы шевелились в два раза быстрее, чем вылезающие из них слова просачивались в уши Руби. Зато алкоголь в пустом желудке колыхался в едином ритме с легким покачиванием корабля. Все печали и обиды растаяли как дым.

— Хочу танцевать, — доверительно сообщила Руби пятну с красными губами.

— Не стоит, — резонно заметило пятно.

Да что Лиз понимает! Руби с некоторым усилием поставила себя на ноги и по причудливой зигзагообразной траектории, словно по пятам за ней гнался крокодил, направилась к площадке для танцев. В самом центре Имоджен и Флетт энергично скакали под песню Бака Физзи «Making Your Mind Up». Неожиданно Руби показалось, что она слишком сильно наклонилась вперед, при таком крене трудно будет удержаться в вертикальном положении. Пытаясь предотвратить неминуемое падение, Руби вцепилась в первое, что подвернулось ей под руку. Раздался треск рвущейся одежды. Чей-то безумный крик…

И темнота…

33

— Заказное письмо, — сказал почтальон и сунул под нос Мартину квитанцию. Мартин напрягся. Заказные письма означают только плохие новости. Настолько плохие, что его банковский менеджер оценил письмо в двадцать фунтов. Наверное, Мартин перекрыл лимит по кредиту. Вчера, пихнув карточку в щель банкомата, он почти удивился, когда машина выплюнула наличные.

Почтальон кашлянул.

— Эй, приятель, решайся уже — берешь письмо или нет? Я ведь не могу ждать весь день.

— Что? А, да, извините. — Мартин нацарапал на квитанции свое имя.

Почтальон вручил конверт и затопал вниз по лестнице. Слышно было, как внизу сердито хлопнула дверь. Кто сказал, что почтальоны добрые и веселые люди? Или еще слишком рано? Сонными глазами Мартин с трудом разглядел цифры на кухонных часах.

Семь. Если тебя будят ни свет ни заря в субботу утром, то хорошо бы ради хороших новостей. Мартин посмотрел на зажатый в руке конверт. Кому придет в голову посылать добрые известия заказным письмом?

Сначала чай — для укрепления нервной системы, решил Мартин. Дожидаясь, пока закипит чайник, он включил автоответчик. Первое сообщение было от сестры. Она спрашивала, не желает ли Мартин поехать с ними на следующие выходные в Борнмут. «Нет», — вслух сказал Мартин; у него не было желания в течение трех дней развлекать своих племянников, выступая в роли гимнастического коня. Второе сообщение поступило от Вебекки. «Мавтин, я надеюсь, ты не снимаешь твубку, потому что тебя веально (реально?) нет дома, а не потому…» —  Мартин поспешно нажал на перемотку и перескочил к следующей записи.

«Мартин, это Лу. Спокойствие! Если стоишь, лучше сядь. Готов? Роберт оказался Бобом Эрики. Нимфоман, который выискивает свои жертвы по брачным объявлениям. Эрика рыдает на груди у Эндрью, а Руби все же поперлась на свою водную вечеринку. Идиотка Сюзанна ее уговорила. Не знаю, внешне Руби держалась неплохо, но ты заскочи к ней утром, посмотри, чтобы она не натворила глупостей. Спасибо, бэби. Мяу-мяу. Пока».

Мартин отмотал пленку назад и прослушал еще раз. Эрикин Боб — он же Роберт Руби? Это означает… означает, что роман Руби с Эрикиным Бобом и ее собственным Робертом закончился? Да, похоже на то.

— Йес-с-с! — Мартин вскинул руку и несколько раз подпрыгнул, словно футболист, забивший победный гол. — Йес-с-с! Йес-с-с!

Отличная новость! Для раннего субботнего утра то, что надо. Так, сейчас он оденется, и прямиком к Руби, а потом они отправятся завтракать в какое-нибудь симпатичное кафе… если, конечно, денег хватит…

Он схватил зловещий конверт. Какой смысл откладывать? Непрочитанная гадость не превратится в радость. С тихими проклятиями Мартин вскрыл письмо.

Он уже добрался до середины густо исписанной страницы, когда понял, что письмо вовсе не из банка. Мартин присел к кухонному столу и, вернувшись к началу, стал читать более внимательно. Послание было напечатано на плотной кремовой бумаге, вверху страницы стоял фирменный логотип «Юфимия Гилберт. Литературное агентство Вильсон Гилберт».

Начиная свою творческую деятельность, Мартин прежде всего изучил ежегодник «Писатели и художники», составил список крупнейших литературных агентств Лондона и отправил каждому из них две первые главы еще не законченного шедевра и краткое содержание романа в целом. После чего у Мартина появился уникальный шанс собрать богатую коллекцию всех возможных вариантов отказа. От: «Дорогой мистер Эшкрофт, нам очень жаль, но в настоящее время мистер Тайлер не принимает новых клиентов» и до: «Уважаемый мистер Эшкрофт, с прискорбием сообщаю, что не смогу поддержать своим авторитетом такую низкопробную писанину, коей является ваш роман». Последний отзыв особенно задел Мартина, но он сохранил и его — недалек тот день, когда именно этот высокомерный писака будет рвать на себе волосы, сетуя, что упустил блестящего молодого автора.

Но Юфимия Гилберт? Мартин не помнил, чтобы посылал роман ей.

Дорогой мистер Эшкрофт!

Я с огромным удовольствием прочитала Вашу рукопись. Не могу поверить, что писатель вашего уровня до сих пор не имеет своего агента. Если это так, то я почла бы за честь взять на себя заботу о Вашем литературном будущем. Петуния уверяла меня, что Вы обладаете редким писательским дарованием, и она не ошиблась, чему я была искренне рада.

Петуния? Мартин ущипнул себя за нос. Уж не сон ли это? Вроде недавнего кошмара с участием Кэмерон Диас: актриса клялась Мартину в вечной любви и в качестве доказательства преподнесла подарок — «Порше-911». Что за Петуния? Бред какой-то.

Мартин вернулся к письму.

Я взяла на себя смелость показать Ваше неоконченное произведение некоторым из моих коллег. Все были в восторге и с нетерпением ждут встречи с Вами, в том числе и Саймон Данфорд, личный агент Петунии. Он хотел бы обсудить вопрос покупки прав на экранизацию Вашей книги.

Мартин вытаращил глаза. Петуния… дискета! Не может быть! Может — к письму Юфимии была приложена записочка от Петунии Дэниэлс.

Дорогой мистер Эшкрофт!

Наша первая встреча произошла при странных обстоятельствах. Боюсь, тогда я не проявила должного гостеприимства и была с Вами несколько невежлива. Приношу свои глубочайшие извинения. Также прошу простить меня за неприятный инцидент с договором.

Вы понимаете, в сложившейся ситуации я не могла не поинтересоваться, что же записано на Вашей дискете. Уже к концу первой главы у меня не осталось сомнений — Вы обладаете исключительным талантом рассказчика, а тот факт, что Вы не обналичили выданный вам чек, был лишним доказательством Вашей порядочности. Надеюсь, что адрес, указанный в нашем глупом договоре, подлинный и это письмо дойдет до Вас.

Мы будем счастливы, если в ближайшее время. Вы сочтете возможным посетить наш дом и в знак полного примирения отобедаете с нами.

С наилучшими пожеланиями, Петуния Дэниэлс.

Он заметался по квартире в поисках куртки, не нашел и выскочил как был — в одной рубашке. Накрапывал легкий дождик, но Мартин ничего не замечал и ничего не мог с собой поделать — он шагал по улице и улыбался во весь рот, как чокнутый. Добравшись до Хаммерсмита, все с тем же блаженно-счастливым выражением лица Мартин заскочил в магазинчик и едва не купил бутылку шардонне, однако вовремя одумался и взял шампанское. Шардонне, конечно, дешевле, но сегодня он празднует День Великого Перелома, начало новой жизни, в которой Мартину больше не придется думать, потратить ли десять фунтов на бутылку дешевого пойла или позволить себе роскошь и купить шипучку за тридцать.

Счастье распирало Мартина, оно искало выхода и выплеснулось еще одним сумасшедшим поступком — он купил букет цветов, вернее, два, но половину пришлось оставить, потому что розочки, торчавшие из зеленого ведра, были далеко не первой свежести. Но какое это имеет значение. Для его дорогой, любимой, самой-самой лучшей в мире подруги известие, с которым Мартин ворвется в ее дом, будет гораздо важнее полудохлых роз.

Мартин нетерпеливо позвонил в дверь подъезда. Ах, что за новость он принес! Руби, открывай скорее. Как только ты услышишь, сразу позабудешь про своего идиота Роберта. Где же она?

Прошло секунд тридцать. Тишина. Мартин снова изо всех сил надавил на кнопку звонка. «Ну же, открывай», — пробормотал он вполголоса и позвонил еще три раза. Что за черт, приходишь к лучшему другу, стоишь у порога и, кажется, сейчас взорвешься от клокочущих внутри эмоций, а друг-то не откликается. За дверью ни звука, ни шороха, тихо как в могиле.

Мартин отступил на шаг, задрал голову и заорал:

— Руби!

В доме напротив приоткрылось окно.

— Заткнись! — послышался сонный голос. Мартин взглянул на часы: начало девятого, рановато для субботнего утра, но…

— Руби! — гаркнул Мартин и украдкой оглянулся по сторонам — не собирается ли кто-нибудь из добропорядочных обитателей Хаммеремита запустить в него тяжелым предметом? Вроде нет. Тогда еще разок: — Руби! Это я, Мартин, открой дверь!

Молчание.

Мартин начал волноваться, сердце вдруг сжалось от нехорошего предчувствия. А что, если она и вправду сотворила какую-нибудь ужасную глупость? Заглотила двадцать таблеток аспирина, запила жидкостью для чистки ковров и лежит сейчас остывающим трупом на полу кухни. Еще бы, когда тебя второй раз за месяц бросает любовник…

— РУБИ!!!

Мартин замолотил в дверь. Наконец наверху послышалась возня, скрип, и оконная рама с грохотом поднялась (казалось, ее не открывали с тех пор, как лет двадцать назад она была покрашена заново). В образовавшуюся щель просунулась взлохмаченная голова. Руби болезненно щурилась на солнце и напоминала старую черепаху, вылезшую из своего панциря после долгой спячки.

Мартин вскинул руку с цветами:

— С добрым утром! Я принес тебе розы. И это! — Он помахал бутылкой шампанского. — Можно мне подняться? Открой дверь.

— Что? А-а. — Руби оглянулась, словно проверяя, нет ли в комнате беспорядка. — Я… э-э… Да, думаю, можно. Сейчас открою.

Руби втянула голову обратно в свою нору, и через секунду сигнал домофона известил Мартина, что путь свободен. Он ворвался в подъезд и помчался по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Мартин уже приготовился заключить Руби в объятия и…

— Господи, Руби, ну и видок! Ты похожа на загнанную скаковую лошадь. — Мартин весело расхохотался и подмигнул: — Что, тяжелая выдалась ночка?

Руби сделалась пунцовой.

— Лу рассказала мне про твоего маньяка, — радостным голосом сообщил Мартин. — Брось, не переживай, он того не стоит. Пройдет время, и ты сама будешь смеяться над всей этой историей. Ты лучше послушай, какая у меня новость. Помнишь, когда я…

— Мартин, — перебила его Руби, указывая на темный силуэт, выросший у нее за спиной, — познакомься, это… кхе… Эмлин Крайшенг.

Мартин захлопал глазами и машинально пожал протянутую руку Эмлина. Мистер Крайшенг не отличался атлетическим сложением, но все же розовый пеньюар Руби был ему явно маловат.

— Я коллега Руби, — уточнил Эмлин, — вы, должно быть, слышали обо мне.

— О да, наслышан, она мне о вас много рассказывала. — Мартин швырнул букет на столик в прихожей и взялся за ручку двери. — Извините, что помешал. Я зайду попозже.

— Нет, нет, вы можете остаться, — по-хозяйски распорядился Эмлин. — Я как раз собирался уходить.

— Разве ты не позавтракаешь? — воскликнула Руби.

Мартин невольно поморщился, уловив просительную интонацию в голосе подруги.

— Чай, тосты, — суетливо защебетала Руби. — Правда, у меня нет бекона, но если ты подождешь, я мигом сбегаю в магазин. Тут недалеко, буквально пара минут. Ты какой больше любишь, с жирком или попостнее?

— Спасибо, не надо, — отмахнулся Эмлин. — Мне пора. Мы с ребятами договорились встретиться в пабе, сегодня по телику показывают классный матч. Ха, но для начала я, пожалуй, оденусь.

Эмлин удалился в спальню.

— Тот самый? — презрительно спросил Мартин.

— Мартин, — осадила его Руби, — лучше не начинай.

— Тот самый Эмлин с дерматофиозными ногами?

— Сейчас он здоров, — упавшим голосом произнесла Руби.

— Откуда ты знаешь? Он же не снимал носки.

— Не снимал? — прошептала Руби.

— Ты хочешь сказать, что даже не заметила?!

Мартин знал, бывали в его жизни моменты, когда он выглядел не лучшим образом, но чтобы расхаживать в присутствии девушки и ее друга в розовом пеньюаре, из-под которого вылезают волосатые ноги в серых гольфах с дырками на больших пальцах, — такого он себе никогда не позволял.

— Сколько ты вчера выпила? — грозно спросил Мартин.

— Не очень много, — соврала Руби.

— Оно и видно. Бедняжка, ты переживала очередную любовную трагедию. Я так и передам Лу — она, кстати, волновалась, как бы ты не натворила глупостей, — что наша подруга чудом осталась жива.

Прежде чем Руби смогла ответить, в прихожей снова появился Эмлин. Помятый костюм смотрелся на нем не лучше розового пеньюара.

— Как я пойду в «Слаг» в таком виде? — посетовал он. — Ребята удивятся — и где это старина Эмлин провел ночь?

— А ты им расскажешь, подробно, со всеми деталями, ничего не упуская, — сказал Мартин.

Фраза прозвучала резко, как вызов. Мартин вплотную придвинулся к Эмлину и не мигая уставился ему в глаза. Казалось, он напрашивался на драку. Но Эмлин посматривал на Мартина, словно флегматичный пес, который не в силах осознать смысла обращенных к нему слов, хотя и чует скрытую в них угрозу.

— Я позвоню, — наконец пробормотал он, чмокнул Руби в макушку и выскользнул из квартиры.

— Мартин! — взорвалась Руби, как только ее новый любовник скрылся за дверью. — Зачем ты это сказал?

— Да, сказал, — прошипел Мартин. — А ты думаешь, он будет молчать? Как же! Сейчас отправится в паб и будет хвастаться перед своими дружками, что переспал с тобой. Ну а если кто не поверит, так он даст ему понюхать палец — вот, дескать, вам неоспоримое доказательство. Интересно, скольким из них запах покажется знакомым?

Руби задохнулась, как будто ее ударили в живот, губы вытянулись в безмолвном «О!», глаза вылезли из орбит.

Однако Мартин разошелся не на шутку.

— Я тебя не понимаю. Еще вчера ты с ума сходила по Роберту. Роберт то, Роберт это, Роберт — любовь всей моей жизни! Потом выясняется, что Роберт дрянь, и ты моментально заваливаешься в постель с другим таким же подонком. Неудивительно, что ты ни одного мужика не можешь удержать. Думаешь, они ценят твою прыть? Эй, ребята, налетай! Кто желает попробовать Руби Тейлор? Вот моя задница — к вашим услугам.

Мартин смолк. В воздухе повисла напряженная злобная тишина. Руби первой прервала молчание.

— Пошел вон, — сказала она дрожащим от ненависти голосом.

Мартин вздрогнул, словно вышел из транса.

— Руби, прости. Я не хотел.

— Пошел вон, — повторила она. — Кто дал тебе право разговаривать со мной в таком тоне?

— Руби, прости, — взмолился Мартин. — Я не хотел тебя обидеть. Я просто не понимаю, как ты могла лечь в постель с мужчиной, который перетрахал половину «Холлингворта». Сама же говорила, что тебя тошнит от одного его вида.

— Убирайся, — процедила она сквозь зубы.

— Но я принес вот это. — Мартин схватил лежавшие на столике цветы и протянул их Руби.

Она оттолкнула букет.

— Не нужны мне твои дерьмовые цветы. Уходи.

— Руби, послушай, я зашел, чтобы сказать…

— Иди ты в задницу со своими рассказами. Оставь меня в покое. Ты… что ты знаешь? — всхлипнула Руби. — Ты понятия не имеешь, что такое быть мной…

Четверть часа спустя Мартин плелся по улице, на этот раз без дурацкой улыбки на лице. Проходя мимо нищего, он швырнул ему на колени злополучный букет.

— Я бы предпочел шампанское! — крикнул попрошайка.

— Пошел ты в задницу, — не оборачиваясь, буркнул Мартин.

К чертям собачьим! Мартин смахнул с кухонного стола ворох скопившихся за неделю коробок из-под пиццы и с размаху припечатал бутылкой шампанского листок кремовой бумаги. «Юфимия Гилберт», — прочел он искривленные зеленой линзой буквы вверху страницы. Письмо вдруг потеряло всякий смысл. Проклятье, она даже не захотела выслушать его потрясающую новость.

Руби повалилась на измятую постель. Сначала она лежала, уставившись в потолок: пыльный бумажный абажур, паутина в углу — мерзость. Руби перекатилась на бок и подтянула колени к подбородку. Она почувствовала, как под щекой что-то громко хлюпнуло. Руби пошарила рукой среди скомканных простыней и вытащила презерватив, завязанный аккуратным узелком, чтобы содержимое резинового мешочка не вытекло наружу.

— Привет от Черной Пантеры, — пробормотала Руби, с отвращением глядя на «останки» Эмлина. Как такое могло случиться? Она смутно помнила, как Эмлин не дал ей свалиться в воду и заботливо придерживал за талию, пока Руби, перегнувшись через поручень, блевала в Темзу; потом они взяли такси и…

Раскрутив презерватив над головой, Руби прицельно метнула его в корзину для бумаг. Подарок Эмлина взвился в воздух, лениво пролетел через всю комнату и приземлился на туалетный столик. Маленькая фарфоровая собачка, подарок прабабушки, грохнулась на пол. Даже не глядя. Руби поняла — статуэтка разбилась.

— Как и вся моя затраханная жизнь, — простонала Руби и зарыдала в голос.

34

Лу проснулась. Рядом мирно посапывал Эндрью. Стараясь не разбудить его, Лу выскользнула из постели и на цыпочках прошмыгнула в ванную.

Как можно быть рядом с таким человеком — добрым, внимательным, заботливым — и чувствовать себя настолько одинокой? На прошлой неделе, когда Лу, пытаясь увильнуть от обязательного свидания, сказала, что у нее накопилось много домашней работы, да еще надо срочно прочесть одну важную рукопись, Эндрью вызвался помочь. Пока Лу правила текст, он перегладил кучу белья. Спору нет, Эндрью — подарок судьбы, о таком можно только мечтать; Руби и Мартин в один голос твердят ей: «В твою жизнь пришла Настоящая Любовь».

Лу долго стояла под душем, упругие струи больно колотили ее по макушке. Горячая вода начала остывать, Лу замерзла, но выходить не хотелось; не хотелось возвращаться в комнату, снова видеть Эндрью, завтракать с ним на кухне, сидя нос к носу за узеньким столом, разговаривать, обсуждать планы на вечер. Вот бы он исчез, растворился, потихоньку оделся и сбежал, как трусливый любовник, случайно оказавшийся в твоей постели. Но нет, шансы на то, что он испарится сам собой, равны нулю. Эндрью уже стучал в дверь ванной.

— Лу, с тобой все в порядке? Ты там целый час сидишь. Открой, пожалуйста, я хочу писать.

И хотя Лу готова была скорее выпрыгнуть в окно ванной, чем открыть дверь и улыбнуться, она взяла себя в руки, открыла дверь и улыбнулась. Она даже слегка щипнула его за ягодицу, когда они столкнулись в дверях.

Имитация счастья. Игра в любовь. Как должна выглядеть настоящая любовь? Как у Сюзанны и Уинки? Лягушонок буквально истекает слюной, глядя на своего милого Совенка, а Совенок так и вьется вокруг него, словно плющ вокруг могучего дуба. Молодожены целуются, обнимаются и воркуют практически беспрестанно, а расстаются лишь в крайнем случае — если одному из них приспичит сходить в туалет. Когда любят по-настоящему, не лезут тайком в твою электронную почту, чтобы проверить, нет ли подозрительных сообщений от незнакомых мужчин. Когда сам любишь по-настоящему, не станешь расстраиваться, узнав, что твой бывший приятель из отдела маркетинга недавно женился.

Лу, как была, в мокром полотенце, рухнула на кровать. Черт возьми, она больше не может притворяться, и не будет — ни единого дня.

Трудно найти подходящий момент, чтобы разбить чье-нибудь сердце. Всегда находится причина, по которой именно сегодня это невозможно сделать. День расставания становится таким же памятным, как день первой встречи или свадьбы. Никакой мало-мальски порядочный человек не захочет обрушиться на своего пока не бывшего, но уже нелюбимого друга или подругу с подобным известием, когда у того трудный период жизни. Все начинается со школы: ты решаешь подождать с разрывом до конца экзаменов, потом вы вместе ждете результатов теста — опять не время; потом вы получаете эти самые результаты — они отвратительны, и ты чувствуешь себя обязанным поддержать расстроенного человека и пока не усугублять его мучений своим уходом. Но не только тяжелые времена останавливают тебя. Времена, которые должны быть счастливыми, тоже являются препятствием: Рождество, дни рождения, Пасха — нет, невозможно. И потенциальный «предатель» снова и снова откладывает неприятный разговор. А если твой друг умен и проницателен, он, во-первых, достаточно быстро догадается о твоих недобрых намерениях, а во-вторых, почувствует твою слабину и, умело выстраивая бесконечную цепочку важных дат, сможет годами оттягивать критический момент.

Похоже, Эндрью так и поступал. С невероятной изобретательностью он устанавливал все новые и новые вехи, которые Лу должна была миновать, прежде чем окончательно избавиться от надоевшего любовника. Последним таким верстовым столбом было приглашение к его шефу.

Званый обед с обязательным присутствием жен и официальных подруг — неужели такое все еще происходит в реальной жизни? Лу была уверена, что подобные вещи случаются лишь в комедийных сериалах тридцатилетней давности.

— Когда? — спросила она упавшим голосом.

Эндрью назвал дату, как показалось Лу, из далекого будущего — почти через месяц.

— Я сказал «да» от лица нас обоих. Если ты против, я откажусь, придумаю что-нибудь. Но они ужасно хотят познакомиться с тобой. Я столько рассказывал о моей красавице Лу, — вкрадчиво добавил он.

Лу почувствовала, как внутри у нее все оборвалось и к горлу подступила тошнота: словно тебя вытолкнули из самолета и ты летишь в свободном падении. Странно, казалось бы, надо радоваться и гордиться: Эндрью обожает ее настолько, что даже на работе не может заткнуться со своими дурацкими восторгами.

— Ладно, я пойду, — нехотя согласилась она. — Но не помешало бы сначала спросить у меня, а потом говорить «да» от лица нас обоих.

— Ага, я понимаю, — сказал Эндрью, однако в его голосе слышалась довольная ухмылка.

Лу повесила трубку. Бесполезно, не желает он ничего понимать. Лу надеялась, что ей удастся постепенно отдалиться от него и заставить самого Эндрью выступить инициатором разрыва. Тогда бы он мог всю вину свалить на Лу. Пускай, зато Эндрью не считал бы себя брошенным и сохранил максимум самоуважения.

Но план Лу безнадежно провалился. С кем бы посоветоваться? В данной ситуации не с кем. Руби никогда в жизни не бросала мужчин. Во-первых, никто из ее любовников не задерживался настолько долго, чтобы успеть надоесть. Но случись такое, Руби все равно бы цеплялась за пережившие себя отношения из боязни, что другого может и не быть. С Мартином еще хуже. За ним тянулась нескончаемая вереница бывших подружек, которые никак не могли поверить, что они бывшие. Девицы продолжали названивать ему, и зачастую доведенный до отчаяния Мартин уступал и снова начинал с ними спать. Поговорить с мамой?

«Луиза Капшоу, — скажет она, — ты сама не знаешь, чего ты хочешь».

Как в детстве: Лу, кушай хлеб с отрубями, он полезен для пищеварения. Полезен, но скучен. И безвкусен, как солома. Эндрью — такая же безвкусная жвачка. Чего же хочет Лу Капшоу? Как было сказано в ее неопубликованном объявлении: «Мужчину, при виде которого у меня перехватит дыхание и ослабеют колени».

Когда Эндрью наконец ушел, Лу немедленно бросилась к телефону.

— Мартин, ты чем сейчас занимаешься?

— Сплю, — проворчал Мартин.

— Тогда будем считать, что ты разговариваешь во сне. Давайте встретимся сегодня в «Кафе руж».

Лу услышала, как Мартин тяжело заворочался в постели.

— Ты не болен?

— Да, болен я, не телом, но душою^[10].

— Что это? Шекспир? Лучшее лекарство от душевных болезней — хорошая компания, то есть наша.

— Давайте будем считать, что я не пришел на встречу.

— А? Что? — переспросила Лу.

Но Мартин уже бросил трубку. Лу набрала телефон Руби.

— Да-а, — раздался слабый голос.

— Тоже не в форме?

— Что значит тоже?

— Да нет, ничего. Как прошла водная вечеринка?

— Ужасно!

— Я так и думала. Послушай, давай позавтракаем в «Кафе руж». Сегодня я нуждаюсь в утешении.

— Не могу, сил нет.

— Да что с вами? Мартин чуть живой, и ты полумертвая. Что стряслось?

— Вот у него и спроси, — фыркнула Руби и швырнула трубку.

Лу накинула легкий трикотажный пиджачок, вышла на улицу и решительно зашагала к ближайшей станции метро. По многолетнему опыту она знала: если Мартин впадает в хандру, его лучше просто оставить в покое, но Руби необходимо вытащить из постели. Тот же многолетний опыт говорил: лучшим лекарством от разбитого сердца будут долгие истеричные рыдания. Поэтому еще вчера, сразу после разоблачения коварного нимфомана, Лу приготовила свою видавшую виды «слезную жилетку» и сейчас собиралась как можно скорее доставить ее подруге. Для этого Лу должна была спуститься в метро на Лестер-сквер и сесть в поезд, идущий по Пикадилли-лайн в западном направлении.

Эскалатор плавно катил вниз. Лу машинально читала рекламные плакаты. Вид симпатичных мордашек фотомоделей, на которых выросли мерзкие бородавки, слепленные из ошметков засохшей жвачки, вызывал странное чувство злорадного удовлетворения. Лу давно перестала вглядываться в толпу, она больше не искала своего прекрасного незнакомца. Во всяком случае, так она себе говорила, хотя в глубине души и понимала, что действует по суеверному принципу от обратного: если перестаешь слишком напряженно чего-то ждать, оно случается как бы само собой.

И случилось.

Лу уже готовилась сойти с эскалатора, когда услышала, как сзади кто-то громко вскрикнул. Она резко обернулась, но в этот момент эскалатор дернулся и остановился. На Лу обрушился стоявший позади нее мужчина, судя по габаритам, завсегдатай ресторанов быстрого питания. Она кубарем покатилась вниз и шлепнулась на пол. Стокилограммовая туша любителя гамбургеров приземлилась сверху.

Задыхающийся Эндрью ворвался в приемный покой. Всю дорогу от метро до больницы он бежал и сам едва не превратился в пациента, поскользнувшись на сверкающем чистотой линолеуме. Впрочем, еще одна вывихнутая лодыжка навряд ли заставила бы доктора поторопиться. Томясь в ожидании, Лу загадала: кто придет первым — врач или Эндрью. Она поставила на Эндрью и не ошиблась. Он чмокнул Лу в щеку и протянул кипу журналов.

— Спасибо, — обрадовалась Лу. — Посмотрим, что ты купил.

«Мари Клер», «Космополитен», «Тайм аут».

35

— Мартин! Как я рада, что вы позвонили.

— Я хотел поблагодарить, — сказал Мартин, — за то, что вы передали мою рукопись вашей подруге… э-э… из агентства.

— Дорогой мой, Юфимия в восторге, — сказала Петуния Дэниэлс. — Говорит, в вас есть что-то от молодого Мартина Эмиса.

— О! — протянул Мартин. Книг Эмиса он не читал, но надеялся, что сравнение с ним можно считать комплиментом.

— Итак, когда мы будем иметь счастье видеть вас? — ласково спросила Петуния. — Дайте мне шанс доказать, что я не такая ведьма, как вам могло показаться в прошлый раз. Синди тоже мечтает о новой встрече.

— Мечтает о встрече? — Мартин несказанно удивился.

— Да. Вы произвели на нас обеих неизгладимое впечатление. Как насчет сегодняшнего вечера? Небольшой ужин. Ничего особенного. Будут только близкие друзья. Приходите.

Мартин колебался. Лу и Руби собирались в кино, еще вчера они приглашали и его, но после утренних событий приглашение, скорее всего, можно считать недействительным. Так почему бы не провести вечер в компании знаменитостей?

Очевидно, легкое сотрясение мозга, которое Синди Дэниэлс получила в ту памятную ночь, пошло ей на пользу. Мартин с трудом узнал прежнюю кровожадную фурию в милом существе, открывшем ему дверь. Вместо кожано-садистского наряда на Синди был легкий розовый сарафан в мелкий цветочек, безумные косички тоже исчезли, и даже цвет волос можно было назвать естественным — Синди превратилась в блондинку с короткой стрижкой а-ля Миа Фэрроу.

— Синди? — на всякий случай спросил Мартин, чтобы убедиться, что это именно она, а не ее близнец-антипод.

— Привет, Мартин. — Синди потупилась, как ему показалось, смущенно. Но в следующую секунду, уловив взгляд девушки, брошенный из-под полуопущенных ресниц, Мартин понял — под ангельской внешностью принцессы Дианы скрывается прежняя Синди Дэниэлс, готовая растерзать любого слишком доверчивого парня, который попадется ей в руки.

— Мне понравилась твоя книга, — сказала Синди. — Я люблю людей искусства.

— Ты, кажется, говорила, что устала от них, — напомнил Мартин.

— Но от тебя я не успела устать, не так ли?

Синди окинула гостя многозначительным взглядом и придвинулась поближе. Однако сегодня Мартину повезло — миссис Дэниэлс появилась очень вовремя, и Синди не успела сорвать с него одежду.

— Мартин! Проходите, проходите! — Петуния расцеловала Мартина в обе щеки. — Как хорошо, что вы пришли. Там полно народу, и все жаждут познакомиться с вами. Просто умирают от нетерпения. Вы знаете Эндрью Гринвуда?

— Режиссера? — пролепетал Мартин.

— Его самого. И Фенелла Андерсон тоже здесь. — Петуния назвала имя своей давней соперницы и добавила, понизив голос: — Не обращайте на нее внимания, старая корова пьяна в стельку; пришла полчаса назад и уже выхлебала целую бутылку «Бомбей Сапфир». Только утром открыла, — пожаловалась хозяйка.

— Ага, открыла и половину выпила за завтраком, — пробормотала Синди.

Петуния проигнорировала замечание дочери, схватила Мартина под руку и поволокла к дверям гостиной.

— Пойдемте, дорогуша, вас ждут. Главное, не волнуйтесь. Вдохните поглубже, и вперед, — увещевала Петуния, словно Мартину предстоял выход на сцену.

Он повиновался. И правильно сделал, потому что, переступив порог гостиной, он вообще забыл, как дышать. Петуния представила его блестящему обществу. Фенелла Андерсон призывно похлопала ладонью по дивану.

— Сюда, молодой человек, — промурлыкала она, оскалив рот в хищной белозубой улыбке. — Почему бы вам не устроиться здесь, рядышком со мной.

— Или со мной. — Эндрью Гринвуд одарил Мартина не менее пугающей улыбкой. Великий режиссер не скрывал своей гомосексуальной ориентации.

Еще две знаменитости — Мэнди Прост и ее муж Кристиан Лавгрув — с интересом разглядывали Мартина.

— Полагаю, Мэнди и Кристиана вы знаете? — спросила Петуния.

Мартин вынужден был попридержать рукой отпадающую челюсть. В последний раз он видел Мэнди Прост на обложке «Сатира» в образе лисы. Но и без лохматого рыжего хвоста Мэнди была ослепительна.

— Да, — осипшим голосом сказал Мартин.

— Привет, Мартин, — сказал Кристиан. — Отличная книга. Сэлинджер двадцать первого века.

— Потрясающая, — согласилась Мэнди. — Я так и сказала Юфимии: «Посмей только отдать права на экранизацию кому-нибудь другому — и я вычеркну тебя из списка моих друзей».

Мартин молчал. Слова казались неуместны — в окружении такого количества звезд, собравшихся разом в одной комнате, он не мог отделаться от ощущения, что попал в театр или смотрит на экран телевизора.

— Если бы не я, — вдруг объявила Синди, — никто бы из вас не знал о существовании этого гения.

— А как вы познакомились? — живо заинтересовалась Мэнди.

Мартин нервно покосился на родителей Синди. Бенджамин Дэниэлс сделался мрачнее тучи. Петуния вскочила с кресла и хлопнула в ладоши:

— К столу, все к столу. Обед подан.

Он переживал один из тех моментов, когда вспоминаешь всех своих родственников и знакомых и мысленно восклицаешь: «Ах, если бы они меня видели!» Мартина усадили между Фенеллой Андерсон и Мэнди Прост. Синди расположилась напротив и вперилась в него долгим гипнотизирующим взглядом. Сам же Мартин не знал, куда смотреть — на кружевные трусики Фенеллы, выглядывающие из разреза ее длинного черного платья, или на обнаженное бедро Мэнди, которой, видно, было так жарко, что она выставила ногу в разрез своей красной шифоновой юбки. Жестокая реальность совершенно подавила Мартина, оставив не у дел его творческую фантазию.

Петуния хлопотала вокруг стола. Первым блюдом был подан холодный овощной суп, который она соорудила на скорую руку, дав ему пышное имя «гаспачо». За гаспачо последовала спаржа. Мартин что-то слышал об обычае есть спаржу руками, но не решался погрузить пальцы в тарелку, где плавали залитые маслом овощи.

— В чем дело? — спросила Синди, заметив, что он не ест. — Не любишь спаржу?

— От нее потом моча делается вонючей, — заметил Кристиан.

Мэнди чуть разлепила свои пухлые красные губы, прихватила один конец спаржи и, недвусмысленно подмигнув Кристиану, медленно втянула в себя длинный зеленый побег.

Мартин сглотнул. Мэнди взяла спаржу пальцами, однако ему показалось, что это была скорее прелюдия к любовной игре, чем демонстрация хороших манер.

Но Фенелла сделала то же самое. Она не менее чувственно ворочала языком, слизывая масло со стебелька спаржи. Расправившись с овощами, Фенелла перешла к следующему «блюду»: ее красивая, унизанная кольцами рука легко опустилась Мартину на бедро; перебирая пальчиками, Фенелла медленно, но верно стала подбираться к его ширинке, при этом ни на секунду не прекращая оживленной беседы с мистером Дэниэлсом.

— Кофе? — спросила Петуния.

Рука Фенеллы потянулась за чашкой и на мгновение оставила Мартина в покое. Однако ее сейчас же сменила проворная лапка Мэнди, которая действовала смелее и гораздо ближе подобралась к фамильным ценностям Мартина.

— А как вы считаете? — обратился к Мартину Кристиан.

— А? Что? — вздрогнув, переспросил Мартин.

Фенелла тоже вздрогнула, когда, вернувшись к прерванному занятию, обнаружила, что Мэнди опередила ее. Пальцы обеих женщин на секунду переплелись, и они отдернули руки, словно прикоснулись к раскаленному железу.

Мартин и вправду раскалился докрасна. Легкий румянец, появившийся у него на щеках в начале пытки, сменился свекольно-багровыми пятнами. Мартин натянул скатерть на колени, не решаясь взглянуть, кто из соседок массирует ему яйца, и попытался сосредоточиться на разговоре. Вдруг он заметил, что Синди сползла вниз и почти легла подбородком на стол. До Мартина наконец дошло, что играющая с ним «рука» на самом деле нога. Скинув туфлю, Синди мяла и топтала его пальчиками с ярко-красными ноготками.

— Леди и джентльмены, может быть, мы перейдем в гостиную, — предложила Петуния.

Все, кроме Мартина, поднялись из-за стола.

— Что-то случилось? — поинтересовался мистер Дэниэлс, заметив, что гость не может подняться.

— Ко… кофе… я просто смакую кофе, — пролепетал Мартин.

— Берите чашку с собой, — сказал Бенджамин.

Мартин приковылял в гостиную. Видя его неуклюжие попытки прикрыть пиджаком нижнюю часть туловища, все три ведьмы понимающе переглянулись, словно кошки, которые только что вычислили, как открывается задвижка на птичьей клетке.

— Мартин, давайте ваш пиджак, — сказала заботливая хозяйка.

Он не успел среагировать и лишь беспомощно пискнул, когда Петуния отобрала у него пиджак.

— Девчонки шалят, — вдруг громко объявил Эндрью Гринвуд.

— На вечеринках обычное дело, — согласился Кристиан.

— Мартин, пойдем со мной, — приказала Синди, резко поднимаясь с кресла. — Поможешь принести карточный столик.

— Во что будем играть? — спросила Фенелла.

— Покер на раздевание! — предложила Мэнди.

— Отличная мысль, — с энтузиазмом подхватил режиссер.

Пот градом катился по лицу Мартина. Оказавшись в холле, он взмолился слабым голосом:

— Синди, я пойду. Метро скоро закроется.

— Возьмешь такси, — отрезала Синди, — или оставайся. В моей комнате места хватит.

— Я… но…

— Ну же, будет ломаться. — Синди припечатала его к стене и всем телом распласталась по Мартину.

— Синди, не могла бы ты делать это в своей комнате, — сказала Петуния Дэниэлс, проходя мимо с блюдом, на котором горкой лежали пирожные.

«Делать это» в устах мамы прозвучало так, словно ее маленькая пятилетняя дочка расставляет кукольный домик на полу в холле, где он может помешать гостям.

Синди еще крепче стиснула Мартина в объятиях и впилась в него поцелуем. Он забеспокоился — сначала о белье: Мартин знал, что в одетом виде он выглядит вполне презентабельно, но нижнее белье!.. Вообще-то он уже не первый месяц собирался купить новые трусы.

Поцелуй стал более настойчивым, горячий язык Синди заставил Мартина разомкнуть губы.

«Руби, — мелькнула у него мысль. — Забудь ее, все равно там ничего не выйдет».

Синди, конечно, чокнутая маньячка, зато с ней не соскучишься.

36

Руби не хотелось думать о событиях прошедшего уикенда, и о будущем ей тоже не хотелось думать; и главное, ей не хотелось возвращаться на работу. У нее возникла было трусливая мысль прикинуться больной. Но нет, так еще хуже — все поймут, что она скрывается. И в понедельник утром Руби поплелась на работу. Она предпочла не входить в здание «Холлингворта» через главный вестибюль и не ехать на лифте. Руби прошмыгнула в задние ворота, вскарабкалась на десятый этаж по лестнице и благополучно добралась до своего стеклянного отсека, не встретив по дороге никого из коллег.

Накануне Руби провела ужасный день. Если в субботу ей было просто плохо, то в воскресенье стало невыносимо отвратительно. Она, правда, вылезла из постели и отправилась навестить Лу, которая едва не лишилась ноги и теперь, лежа на диване с забинтованной лодыжкой, принимала соболезнования друзей. Мартин пришел первым. Он же открыл дверь и посмотрел на Руби так, словно она была торговым агентом с полной сумкой ненужного барахла.

— Мартин, — сказала Руби как можно ласковее, — извини за вчерашнее.

— Не стоит, я все забыл, — бросил он через плечо и ушел в комнату.

Когда Руби вошла вслед за ним, Мартин уже натягивал пиджак.

— Пока. — Он чмокнул Лу в щеку и исчез.

— Знаешь, куда он пошел? — воскликнула Лу, едва за Мартином захлопнулась дверь. — На свидание! Помнишь того разноцветного гномика, которого я нашла по объявлению? Так вот, она оказалась дочкой Петунии Дэниэлс. Вчера наш Марти ужинал в звездной компании. Он утверждает, что сидел между Фенеллой Андерсон и Мэнди Прост, и они прямо за столом под прикрытием скатерти в две руки «насиловали» его мужское достоинство.

Лу вкратце пересказала всю историю Мартина, начиная с приключений в ванне и до письма из литературного агентства.

— Представляешь, каков жук, а? Он до сих пор молчал, боялся, что мы раструбим на весь свет, а его за это упекут в тюрьму до конца жизни.

Руби удивленно покачала головой и вдруг спросила:

— А про то, что случилось в субботу, он тоже ничего не рассказывал?

— Нет. А что случилось в субботу?

— Ничего.

Руби горестно вздохнула: еще одна ее фантазия рассыпалась в прах. Она-то тешила себя мыслью, что вспышка Мартина была вызвана ревностью. Наивная дурочка. Мартин теперь вращается в высшем обществе, кинозвезды, отталкивая друг друга, лезут ему в штаны, Синди Дэниэлс без ума от молодого писателя. Руби даже не знала, что он написал книгу. Мартина ждет всемирная слава и блестящее будущее. Так зачем ему Руби Тейлор? Неужели он станет ревновать ее к какому-то Эмлину? Единственное чувство, которое он может испытывать к своей незадачливой подруге, — это снисходительная жалость.

— Руби, — позвала Лу озабоченным голосом, — ты расскажешь, что случилось на вечеринке?

— Что? — Руби очнулась от своих печальных размышлений. — Извини, если честно, я не помню.

Зато коллеги отлично помнили. Любой из них готов был освежить ее память. Хочешь знать, что случилось после того, как ты вышла на середину зала? Пожалуйста. Руби отключилась в момент падения; последнее, что она помнила, — какой-то треск, словно платье порвалось…

— Надеюсь, не Имоджен? — Руби ткнулась лицом в ладони.

— Мое, — бесцветным голосом сказала Лиз. — Я подумала, что ты собираешься ударить ее, и встала между вами.

— А потом? — Руби боязливо выглянула в щелку между пальцами.

— Эмлин поднял тебя и вынес на палубу, а ты заблевала ему весь пиджак. Полагаю, после этого тебе было неловко, и ты посчитала, что обязана пригласить его к себе.

— Кто-нибудь знает? — прошептала Руби.

— Все, — с готовностью подтвердила Лиз.

Кэтрин, давняя поклонница Черной Пантеры, едва разговаривала с Руби.

Когда Руби включила компьютер, ее почтовый ящик буквально ломился от корреспонденции. Большинство сообщений поступило от Эмлина. Он был предельно тактичен и дал своим посланиям краткие неброские заголовки: «О прошлой ночи», «Ты была великолепна». Руби уничтожила все письма разом, не читая. Но Эмлин упорно присылал все новые и новые.

Блямс! «Вам письмо» (двенадцатое за два часа).

От:Эмлина Крайшенга, «Холлингворт»

Кому: Руби Тейлор, «Холлингворт»

Тема: Ты меня игнорируешь? Да?

Руби тяжело вздохнула. Она его игнорирует? Почему?

Привстав, Руби выглянула поверх стеклянной перегородки. Эмлин разговаривал по телефону. Впервые Руби посмотрела на него оценивающим взглядом. Ну, не так уж он и плох: высокий, стройный, хорошие ровные зубы, довольно приятная улыбка, не лысый; волос даже многовато, вернее, растут они слишком низко, как у неандертальца, чуть ли не от самых бровей; но это можно считать неплохой «точкой отсчета» для будущей лысины, годам к пятидесяти он приобретет вполне человеческий облик.

«Давай пообедаем вместе», — гласило очередное умоляющее послание.

«Кафе-автомат. Ты уходишь в 12.30. Я через десять минут», — ответила Руби.

Пошли они все к черту — Флетт, Роберт и… и Мартин. Плевать, у нее есть Эмлин Крайшенг. Как знать, может быть, надо покориться неизбежному? А может быть, все произошло не случайно. Перст судьбы! Эмлин и Руби предназначены друг для друга! Если бы не его грибковое заболевание ног, она бы гораздо раньше разглядела свое счастье.

В 12.40 Руби потихоньку выскользнула из офиса, чувствуя в душе знакомый трепет и приятное волнение — такое бывает, когда спешишь на свидание к любимому человеку.

— Как ты сегодня? — заботливо спросил Эмлин.

— Все в порядке. Даже жуткое похмелье не длится вечно.

— Извини, что так резко ушел в субботу. Тот парень… Он был…

— Нет, — категоричным тоном заявила Руби, — он был просто другом.

«Был — именно так, — она мысленно тряхнула головой, — правильное слово!»

— Значит, мы имеем полное право утверждать, что наши многолетние деловые отношения вышли на принципиально новый уровень, — засмеялся Эмлин. — Ты была великолепна, — добавил он вполне серьезно.

— Правда? — Руби покраснела. — Спасибо. Думаю, на корабле я выглядела полной идиоткой.

— Э-э… кхе… ну… — Эмлину нечего было возразить. — Я имел в виду — после. Но, если честно, когда ты встала и через весь зал направилась к Флетту, все надеялись, что ты сейчас врежешь ему как следует.

— Неужели?

— Конечно. Все были на твоей стороне. Даже Имоджен.

— Имоджен?! Но ведь она…

— В тот же вечер «завязала» с Джонатаном Флеттом. Она впервые увидела, как он танцует, и решила, что не может спать с эпилептиком.

— Шутишь! — Руби не могла скрыть улыбку.

— Точно, мне Алиса сказала. А еще, — Эмлин пожевал губу, словно собирался поведать какую-то непристойную тайну, — Имоджен раздражала его странная манера делать это…

— Делать что?

— Вот это. — Высунув язык, Эмлин попытался дотянуться до кончика собственного носа. — Каждый раз, когда Флетту казалось, что он сказал что-то удачное.

— Йес-с-с! — Руби грохнула кулаком по столу. — Все же Бог существует!

— Руби, — начал Эмлин, — я хотел спросить…

— Да-а, — кокетливо протянула Руби.

— Я понимаю, в пятницу ты была… немного не в себе, и, наверное, мне не стоило приходить. Но если ты думаешь, что я воспользовался ситуацией… — Эмлин смолк и нервно закашлялся. — Если ты против, так и скажи, я не обижусь… Ну, словом, не хочешь ли ты сделать это еще раз?

Руби выдержала паузу, достаточную, чтобы Эмлин успел смутиться, испугаться и впасть в отчаяние.

— Не только секс, — торопливо заговорил он. — Мы могли бы сходить куда-нибудь. В кино! Ты видела «L'Appartement»? Французский фильм, но они дают субтитры… Если ты не любишь субтитры, мы могли бы посмотреть…

— Да, — сказала Руби.

— Да? Ты не любишь субтитры?

— «Да» означает — я пойду с тобой в кино.

Эмлин расплылся в улыбке.

— Когда? Когда состоится наше первое свидание?

— Можно сегодня вечером, — капризно-снисходительным тоном ответила Руби.

— Сегодня? Обычно по понедельникам я встречаюсь с друзьями в баре, — начал Эмлин. — Но ничего, обойдутся без меня. Хотя «L'Appartement» сегодня не идет… Неважно, мы посмотрим другой фильм. Или пойдем в боулинг. Ты когда-нибудь играла в боулинг?

— Боулинг? Нет, никогда.

— О, тебе понравится. Очень весело. Посмотришь, как я играю. Скажу без ложной скромности, я — ас. — Эмлин взглянул на часы. — Пора возвращаться. Ты готова?

— Да, но ты иди первым.

— Поздновато для конспирации, — улыбнулся Эмлин. — Наш местный тотализатор выплатил мне тридцать фунтов.

— Выплатил что?

— Шучу, шучу. — Эмлин досадливо прикусил губу. — Послушай, я не успеваю забежать в аптеку. Наверное, и ты тоже не сможешь, мы ведь уходили с разницей в десять минут.

— Конечно, — сказала Руби, — я зайду. Что купить?

Эмлин потупился. Руби ждала, что он скажет «презервативы».

— Кажется, я знаю, — произнесла Руби с тонкой улыбкой многоопытной женщины. — Банановый подойдет?

— А? — Эмлин уставился на нее непонимающим взглядом.

— «Дюрекс». Банановый.

— О нет. То есть да. Если тебе нравится. Я имел в вид у другое.

Эмлин нацарапал на клочке бумажки название противогрибковой мази.

— Большой тюбик, — велел он, припал к губам Руби слюнявым поцелуем и вышел из кафе.

Осторожно, как будто само название мази было заразным, Руби взяла бумажку за уголок и с омерзением уставилась на нее. Мартин что-то говорил про носки. НЕТ! Неожиданно со всей ужасающей ясностью у нее в памяти всплыла картина: Эмлин появляется на пороге спальни в розовом пеньюаре и длинных серых гольфах.

ДЕРМАТОФИОЗ! Роковой недостаток!

Никогда она не ляжет в постель с человеком, который страдает такой болезнью! Господи, а если он потом пойдет в ванную и снимет носки! Руби хлебнула чаю и громко икнула, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

Как же теперь отделаться от Эмлина? Не идти же с ним в боулинг. Ха, там выдают специальную обувь. Как можно влезть в кроссовки, в которых до нее уже побывала чья-то потная нога с каким-нибудь заболеванием пострашнее Эмлиновского. Никогда Руби не наденет обувь с чужой ноги! Что же делать? Сказаться больной? Лучше сразу мертвой.

— Только что звонила Руби, — сказала Лиз Хейл Черной Пантере. — Говорит, что неожиданно почувствовала себя плохо — страшные желудочные колики. Просила передать, что сегодня на работу не вернется.

В отличие от Руби, Лу болела по-настоящему. Но если симулянтка отправилась домой валяться на диване и читать «Хелло», то Лу со своей вывихнутой лодыжкой похромала на прием к врачу.

С первой же минуты, как Лу стала инвалидом, Эндрью окружил ее невероятной заботой и вниманием. Когда они приехали из больницы, он одним рывком поднял ее — все сто тридцать два фунта живого веса — и три лестничных марша тащил на руках свою одноногую подругу. На следующий день Эндрью помчался в магазин и накупил, помимо всего необходимого, кучу экзотических фруктов и сладостей, чтобы порадовать страдалицу. Остальное время он сидел возле Лу, одной рукой поддерживал ее забинтованную конечность, а другой отщипывал ягодки винограда и клал ей в рот.

Лу была тронута такой самоотверженностью. Именно поэтому она даже не взглянула на последнюю страницу журнала «Тайм аут», который Эндрью принес ей в больницу. Журнал так и остался лежать на столике в приемном покое, дожидаясь следующего незадачливого пациента.

«Все, пора остановиться, — приказала себе Лу. — Больше никаких фантазий о прекрасных незнакомцах. Надо жить в реальном мире и принимать то, что дает тебе судьба».

Но в том-то и дело: Лу не нуждалась в таком подарке судьбы, единственным ее желанием было снова остаться одной. Как странно — Эндрью легко и незаметно вошел в ее жизнь, но избавиться от него оказалось непросто; глупая шутка с объявлениями обернулась серьезной проблемой.

Точнее, проблема заключалась в самой Лу. Она страшно не любила причинять боль другим людям. Оглядываясь назад, Лу ясно видела, что, по сути, она была так же беспомощна в своих взаимоотношениях с мужчинами, как и Руби. Каждый раз Лу выбирала не того и каждый раз, расставаясь с ним, использовала один и тот же прием: «Ты ни при чем, все дело во мне».

Так было и с Безумным Магнусом, чье безумие Лу поначалу приняла за творческую натуру. Магнус регулярно видел ангелов на автобусной остановке и уверял, что, заглянув в глаза человеку, может распознать сокрытый в нем дух первобытного животного. Но именно Лу пришлось долго и настойчиво внушать Магнусу, что это она страдает психическим расстройством и нормальным людям следует держаться от нее подальше. Магнус согласился, но до сих пор иногда позванивал и предлагал услуги своего психоаналитика.

Лу считала, что мужчине гораздо легче услышать: «Ты знаешь, я решила стать монахиней», чем откровенное: «Ты мне не нравишься». Но такой отказ оставлял место надежде. Какой мужчина устоит перед искушением и не попытается отбить невесту Христову? Или убедить девушку, не уверенную в своей сексуальной ориентации, что ее влечет к существам противоположного пола?

Подобная «доброта» на самом деле оборачивалась жестокостью — все равно что спасать запутавшуюся в паутине муху, у которой оторваны оба крыла.

Прием затягивался. Лу уже минут сорок томилась перед кабинетом врача. Она тревожно поглядывала на мужчину, задыхающегося в жутком предсмертном кашле, и перелистывала потрепанный журнал «Вуменс оун». Несмотря на укоры совести, Лу не могла заставить себя читать рукопись, которую больше недели таскала в сумке (верный знак, что произведение не стоит рекомендовать к публикации).

«Мистер Эдвардс, пройдите к доктору Ружди».

Молодой человек, сидевший в соседнем кресле, поднялся и бросил на столик журнал. «Тайм аут». Лу неуверенно протянула руку, потом отдернула и, наконец, взяла журнал. Старый номер, вышел месяц назад, сразу после того, в котором Руби поместила объявление о поиске незнакомца из метро. Лу перевернула замусоленные страницы — одну, другую, — чем ближе она подбиралась к рубрике «Однажды мы встречались», тем сильнее колотилось сердце.

На следующее утро у себя в офисе Лу открыла ежедневник и перенеслась в недалекое будущее — на три недели вперед. Пятница — Лу взяла фломастер и нарисовала большую красную звезду. Через три недели она снова будет свободной, «холостой» девушкой.

37

Эрика вернулась к «холостой» жизни. После знакомства с Робертом — ненасытным вампиром, жадно пьющим кровь одиноких девушек, она довольно быстро пришла в себя и уже через пару недель от души хохотала над своим приключением.

— В постели ему нет равных. Вот что значит долгая тренировка, — вздыхала Эрика. — Ну, по крайней мере, и я теперь знаю, что еще не потеряла форму. И пожилая леди, живущая этажом ниже, тоже знает. Вчера она стучала в потолок, дескать, ваш вибратор производит слишком много шума.

— Вот это да! — подивилась Лу.

— Да-а. Мы сегодня утром столкнулись на лестнице, так я сказала, что у меня новая стиральная машина, от которой сильно вибрирует холодильник.

— Больно много информации, — рассмеялась Лу.

— Сможешь прочесть к пятнице? — Эрика плюхнула на стол перетянутую резинкой рукопись. — Юфимия Гилберт прислала, хочет, чтобы мы посмотрели. По-моему, великолепная книга.

— О чем? — спросила Лу.

— Похоже на «Четыре свадьбы и одни похороны», но без трагедий. Романтическая комедия с точки зрения мужчины. Я не могла оторваться, проглотила за один вечер, чуть не померла со смеху и от удушья — подавилась соленым крендельком.

— Это хорошо, — согласилась Лу. — То есть хорошо, что смешная. А кто автор?

— Мэтью Картер. Классный парень, судя по всему, молодой и неженатый. Но встречается с какой-то девицей из высшего общества, — вздохнула Эрика. — Правда, они знакомы совсем недавно.

— Эрика, притормози. Если человек пишет сладкие любовные истории, это не факт, что и в жизни он такой же душка, — усмехнулась Лу. — Как правило, романтические писатели оказываются премерзкими типами.

— Жаль. Но книга тебе понравится, — пообещала Эрика. — От нее делается светло на душе, начинаешь верить в настоящую любовь и благородных мужчин.

Эрика завздыхала и ушла в свой офис. Лу наугад открыла рукопись:

Рут улыбнулась, немного печально, но все же это была улыбка. «Однажды, — подумал Марк, — я скажу ей, как мне было тяжело, как мне хотелось выцарапать глаза всем ее любовникам». Она вечно гоняется за каким-то неведомым идеалом и вечно натыкается на мерзавцев и придурков, когда счастье рядом, только руку протяни…

Ничего смешного. Лу перетянула страницы резинкой и пихнула рукопись в сумку.

Телефон на столе зазвонил громко и требовательно. Лу вздрогнула.

— Алло.

— Лу, это Эндрью. Какие планы на вечер? Я помню, сегодня среда, день псовой охоты на зайцев, но может быть…

— Охотничий сезон закрыт, — сказала Лу. — Вечером я совершенно свободна.

Друзья больше не встречались в «Зайце и Псах». Мартин и Руби уверяли, что между ними ничего не произошло, но явно избегали друг друга. Она ссылалась на срочную работу, он — на утомительную светскую жизнь. Синди была знакома с безумным количеством людей, которые устраивали безумное количество вечеринок, приемов и званых обедов.

— Сегодня я готовлю шикарный ужин, — объявил Эндрью. — Все, что от тебя требуется, — немного расчистить кухню от грязной посуды, чтобы я мог подобраться к плите.

— Но…

— Никаких «но». Я хочу устроить особый вечер, — сказал Эндрью и повесил трубку.

Лу открыла ежедневник и записала: «Среда. Особ. вечер. Э.», потом заглянула на следующую страницу: «Четверг. Утро. Физиотерапия». Дальше пятница — большая красная звезда.

— Планы на вечер? — спросила Лиз.

Руби кисло улыбнулась.

— Никаких.

В коридоре Эмлин любезничал с новой секретаршей, помогая ей вытащить застрявшую в ксероксе бумагу. «Быстро же он утешился», — подумала Руби. Зато Флетт обрушился на нее лавиной писем. По нескольку раз в день Руби получала истеричные записки, в которых он умолял о встрече.

— Думаешь, Флетт хочет вернуть меня?

— Конечно, — сказала Лу, — ведь молодая любовница послала его подальше.

Руби улыбнулась несколько злорадно, но с удивлением поняла, что при имени Джонатана Флетта у нее больше не перехватывает дыхание, и сердце не выскакивает из груди, и внутренности не сворачиваются нервным узлом. Пустота в душе, казавшаяся бездонной пропастью, превратилась в неглубокий овраг; что касается Роберта, то он был просто грязным, заплеванным причалом, к которому она прибилась во время сильного шторма; а Эмлин — временное помрачение рассудка, только и всего. Даже воспоминание о поездке в Денвер больше не причиняло боли. Особенно после того, как пришло письмо.

Когда Руби увидела конверт со штемпелем Колорадо, первым ее желанием было порвать письмо не читая. Что там внутри? Брошюрка о грехах человеческих, вроде той, что Натаниел сунул ей в руку, когда выпроваживал из своих владений?

Дорогая Руби, — начиналось письмо, но почерк был другой — крупный, не похожий на нитевидную вязь Розалии Баркер . — За прошедший месяц я много думал о нашей встрече. Боюсь, Вы ушли из моего дома с тяжелым сердцем. Я выгнал Вас, хотя должен был принять как сестру, потому что Вы и есть моя сестра. Да, Руби, моя мама была и Вашей мамой тоже.

Я помню день, когда Вы родились. Мы тогда жили в Портсмуте, но в последние месяцы беременности мама вернулась в свой родной город Гринвич, где она жила до замужества.

Как вы знаете, мой отец погиб, когда мне было пять лет. Через три года мама познакомилась с другим мужчиной. Он готов был жениться на ней, но не хотел воспитывать чужого ребенка, и они расстались. А вскоре мама поняла, что беременна.

Это были тяжелые времена, маме приходилось много работать, чтобы содержать меня, а если бы она оставила еще и второго ребенка, то наверняка потеряла бы работу. В такой ситуации она решила, что лучше будет отдать малышку в какую-нибудь хорошую семью, которая сможет позаботиться о ней и дать все необходимое.

Мама была доброй и мужественной женщиной. Я знаю, она очень любила Вас, и, если бы обстоятельства сложились иначе, она бы никогда не отдала своего ребенка. Но мама считала, что так будет лучше и для Вас, и для меня.

Люди часто забывают слова Святого Писания: «Не судите, да не судимы будете». Поверьте, Руби, я никогда не осуждал маму и не стыдился ее «греха», но во всем я обвинял Вас. Я винил Вас за то, что наша мама была несчастна; я видел, как она страдала и до Вашего рождения и еще больше после того, как оставила Вас в приюте. Единственным способом убежать от горьких воспоминаний была эмиграция в Америку. И снова я винил Вас за то, что мне пришлось оставить привычную жизнь, школу, друзей, даже родную страну. Я ненавидел Вас… и понимал: Вы были всего лишь младенцем и в том, что случилось, нет ни капли Вашей вины.

Такова правда, и с ней ничего не поделаешь. Нашей маме так и не довелось увидеть Вас, но я знаю, она всю жизнь мечтала об этой встрече и ждала, что в один прекрасный день Вы придете.

Мне остается только молиться и надеяться, что Вы простите меня. Дайте мне еще один шанс. Розалия почти закончила генеалогическое древо нашей семьи, и на нем оставлено место для Вас.

С любовью,

Ваш брат Натаниел Баркер.

Руби смотрела на письмо. Что она чувствовала? Что чувствует моряк, выброшенный на берег после кораблекрушения? Невероятную радость и невыразимую грусть. Руби еще раз перечитала письмо, медленно сложила его и убрала в конверт, пока залитые слезами строчки не расплылись окончательно. Как только в Денвере наступит утро, она позвонит Нату. А еще… еще она должна позвонить родителям и сестре и рассказать обо всем, что случилось за последние месяцы. Однако, сняв трубку, Руби невольно потянулась к кнопке «память», где был записан телефон другого человека — Мартина.

Мартин единственный знал всю историю от начала до конца. Именно ему первому Руби больше всего хотелось сообщить о письме брата. Но они не разговаривали уже несколько недель. И Лу он тоже звонит крайне редко. Похоже, Мартин отошел от их дружбы. Он больше не нуждается в старых подругах. «Заяц и Псы» теперь не для него, он проводит время в других местах. Где? В ночных клубах с Син-ди Дэниэлс в компании «золотой молодежи».

Три часа дня. Мисс Дэниэлс храпела, лежа на спине поперек кровати. К концу месяца ей надо было написать работу по истории искусств, отчего Синди пребывала в скверном расположении духа, если, конечно, не принимала изрядную дозу кокаина, и постоянно ворчала, что никогда не сделает работу к сроку. Мысль о том, чтобы сесть за стол и начать работать, просто не приходила ей в голову.

Мартин тоже волновался и дергался. Юфимия Гилберт разослала его книгу по всем крупным издательствам Лондона. И хотя она предупреждала, что скорого ответа ждать не стоит, Мартин вздрагивал от каждого телефонного звонка, дрожащей рукой хватал трубку и приходил в тихое бешенство, если звонящий — мама, например, — пускался в долгие разговоры.

В принципе, у него была подруга, которая могла бы поддержать нервного писателя в тяжелый для него период ожидания, — Синди, но Мартин с гораздо большим удовольствием поделился бы своими переживаниями с Лу и Руби. Он подозревал, что в случае удачи Синди будет именно тем человеком, с которым хорошо пить шампанское, празднуя победу, ну а если ответ будет отрицательным…

Любовные утехи с Синди давали Мартину все, о чем только можно было мечтать, и даже то, что он и вообразить-то себе не мог. Но, выбравшись из постели, они превращались в абсолютно посторонних людей, как будто жили на разных планетах. Да, с ней Мартин побывал на множестве шикарных вечеринок, однако вскоре понял, что дикая оргия в элитарном клубе может быть гораздо более утомительна и скучна, чем спортивно-географическая викторина в «Зайце и Псах». К тому же Мартина стало немного раздражать, что девять из десяти мужчин и женщин, с которыми его знакомила Синди, оказывались ее бывшими любовниками и любовницами. Мартин прекрасно понимал: рано или поздно он и сам отойдет в разряд бывших — это всего лишь вопрос времени.

Телефон разразился оглушительным звонком. Мартин скатился с кровати.

— Алло, алло, слушаю.

— Марти, — промурлыкала Юфимия, — «Пайпер паблишинг» заинтересовался! Мне звонили из редакторского отдела. Некто Лу Капшоу. Думаю, она тебе понравится. Очень милая девочка.

Прочитав первые десять страниц, Лу поняла, кто скрывается под псевдонимом Мэтью Картер. К счастью, Эрика оказалась права — Лу понравился роман, и не только потому, что она знала автора и саму историю, в которой Мартин изменил только имена главных героев — Марк и Рут.

Эрика и Лу в один голос уверяли издательство, что необходимо купить шедевр. Решение было принято. И если сделка состоится, Лу будет редактором книги.

Она позвонила Юфимии и договорилась о встрече. Лу не терпелось увидеть Мартина у себя в кабинете и в официальной обстановке выразить восхищение его талантом.

Но прежде всего Лу должна была устроить другую, гораздо более важную встречу.

38

До Грандиозного Свидания оставалось полчаса. Руби накрасила один глаз и замерла. «Ты выглядишь ужасно», — вслух сообщила она своему отражению в зеркале. Отражение согласно мигнуло, свежая тушь брызнула и оставила на щеке ровный полукруг черных точек.

Черт!

Руби взяла ватную палочку и принялась яростно стирать точки. Они расползлись грязным пятном, под глазом у Руби образовался большой синяк. Удар судьбы. Руби повалилась на кровать и бессмысленным взглядом уставилась в потолок.

Др-р-р-р-р!

— Алло.

— Руби! Ты на какой стадии?

— Сижу на кровати.

Лу возмущенно запыхтела в трубку.

— Через пятнадцать минут ты должна быть в Бэттерси.

— Зачем?

— Что? Что значит «зачем»?!

— Лу, я не пойду ни на какое свидание, — твердо заявила Руби. — Я решила полностью пересмотреть мои жизненные принципы. И первое фундаментальное  изменение — это мое отношение к мужчинам.

— Неужели? Очень разумная мысль! — согласилась Лу. — Но сегодня у тебя нет времени на фундаментальные изменения. Ты одета?

— Естественно, я одета.

— Во что?

— Джинсы и черная футболка.

— Для первого свидания не годится. Надень что-нибудь сексуальное. Давай быстро, хотя бы то черное платье с открытым воротом.

— Лу, ты слышишь, что тебе говорят? Я никуда не пойду!

— Нет, пойдешь!

— Ты не можешь меня заставить.

— Спорим?!

— Лу, я знаю, ты стараешься ради меня, и я очень тебе признательна, но…

Др-р-р-р-р!

— О боже, — с облегчением воскликнула руби, — звонят в дверь. Все. Пока.

Слава тебе господи — спасительный звонок в дверь. Сейчас Руби была бы рада даже визиту «Свидетелей Иеговы». Надо отделаться от Святого Братства, а потом от Лу — это еще проще: выдернуть телефон из розетки и…

— Руби, ты посмотри на себя!

На пороге стояла Лу. Она отодвинула подругу и, прихрамывая, заковыляла в комнату.

— Я так и знала, нет, я была уверена, что ты выкинешь нечто подобное, — бормотала Лу, роясь в платяном шкафу Руби. — Одевайся, я вызываю такси.

— Лу…

— Делай что тебе говорят. Поверь, я нашла мужчину твоей мечты. Высокий, красивый…

— Откуда ты знаешь, что красивый?

— Он прислал фотографию.

— Покажи.

— Забыла принести. Пожалуйста, заканчивай макияж и одевайся.

Но Руби стояла посреди комнаты не двигаясь.

— Лу, я серьезно. Вся моя беготня за мужиками не принесла ничего, кроме страданий и унижения. Все, я устала. А тем более брачное объявление! Мне казалось, после приключений с Робином-Робертом ты и сама должна понимать, чем это может обернуться. И вылези из моего шкафа! Я никуда не пойду!

— Пойдешь!

Вцепившись в футболку, Лу попыталась стащить ее через голову Руби.

— Оставь в покое мою футболку! — Руби вырвалась и упрямо плюхнулась на кровать.

— Руби, дорогая, — взмолилась Лу, — ну сделай это для меня, еще разок, последний. Я целую неделю сочиняла текст, я сутками сидела над каждым ответом, думала: подходит — не подходит. Руби, я провела настоящую пиаровскую кампанию…

— Большое спасибо, но тебя никто не просил.

— О, Руби, я знаю, до сих пор тебе попадались одни мерзавцы, но это не повод, чтобы становиться монахиней. Господи, тебе всего тридцать один, ты молода, красива, твои сиськи все еще спорят с законом гравитации, тебе рано ставить на себе крест и обзаводиться оравой кошек. Руби, ну пожалуйста… — Лу грохнулась на колени.

— Нога, Лу, осторожно! — взвизгнула Руби и бросилась поднимать подругу. — Ты с ума сошла, можно подумать, меня ждет как минимум Джордж Клуни.

— Лучше, твой намного лучше. Я где-то читала, что Джордж Клуни — страшное дерьмо.

— Ненормальная, — вздохнула Руби. — Ты с ним разговаривала?

— С Джорджем?

Руби устало покачала головой.

— Да, да, конечно разговаривала. — Лу наконец отыскала черное платье. — Голос — клубника со сливками.

Руби начала подтаивать, как мороженое в солнечный день. Лу ринулась в атаку.

— Одевайся, я вызываю такси.

— Ты считаешь, черное мне идет?

— Безусловно. Ты выглядишь на миллион долларов. — Лу судорожно тыкала в кнопки телефона. — Алло. Такси, пожалуйста, Блэндфилд-авеню, семнадцать.

— Поверить не могу, я опять иду… Куда?.. Зачем?.. — забормотана Руби и потопала в ванную одеваться.

— Через десять минут, — сказала Лу диспетчеру и повесила трубку.

По дороге в Бэттерси Лу всячески подбадривала Руби, но категорически отказалась присутствовать в качестве тайного наблюдателя. Руби в полном одиночестве вошла в бар, чувствуя, как радостное возбуждение сменяется холодным липким страхом. Она небрежно сунула под мышку опознавательный знак — книгу «Мандолина капитана Корелли». Руби вдруг почудилось, что все посетители заведения поглядывают на нее и снисходительно ухмыляются: «Так-так, эта девица пришла на свидание вслепую. Бедолага, ждет сама не знает кого».

«Глупости, — попыталась убедить себя Руби. — Многие люди таскают с собой книги на случай, если застрянешь в метро или еще где-нибудь придется ждать». Но среди посетителей бара не было видно интеллектуалов с книгами, и одиноко сидящих тоже не было — несколько пар и группка девушек.

— Что желаете? — спросил жизнерадостный бармен.

— Я… я еще не знаю, останусь ли тут у вас, — жалобно пролепетала Руби. — Вы не видели человека… э-э… мужчину с книгой?

Бармен склонил голову набок и деловито спросил:

— Как выглядит, опишите.

— Вот так, — Руби протянула книгу, — голубая обложка с белой полосой.

— Я имею в виду мужчину, — улыбнулся бармен.

— О! — Руби залилась краской. — Я не зна… обычно выглядит… я думаю.

Бармен понимающе кивнул.

— Наверное, немного запаздывает, — высказал он предположение.

— Да, скорее всего. Я пока… Апельсиновый сок, пожалуйста.

Руби неловко примостилась на краешке высокого стула. Бармен поставил перед ней стакан и положил сдачу с пятифунтовой банкноты — две монетки по пятьдесят пенсов.

— Четыре фунта? — недоверчиво спросила Руби.

— Свежевыжатый сок, — сказал бармен.

У Руби было ощущение, что ее саму выжали как лимон. Она украдкой взглянула на часы: без десяти восемь. Лу говорила, что свидание назначено на семь тридцать. Дверь распахнулась, с улицы донесся городской шум, потом смех, и в бар ввалились две веселые подружки. Одна из них слегка повела бровью. Бармен моментально среагировал на сигнал постоянной посетительницы, включил музыку погромче и смешал коктейль — водка с клюквенным соком. Пока он изящно поигрывал шейкером, девицы, привалившись к стойке, с хохотом вспоминали вчерашнюю пирушку. Бармен тоже участвовал в разговоре, помогая им вспомнить некоторые детали довольно бурного вечера. Руби словно превратилась в невидимку. Она взяла стакан и перебралась за столик в углу.

Восемь. Руби сердито посмотрела на часы — в пятнадцатый раз за последние десять минут. Сколько еще ждать? И так ясно — Прекрасного Принца сегодня не будет, он передумал, или пошутил, или просто-напросто надул ее. Руби потратила кучу денег на такси, на сок, да еще села на что-то непонятно-липкое и испортила свое любимое черное платье. И ради чего? Все, хватит!

Руби отправила гневное сообщение на мобиль-ник подруге — коротко и четко: «Лу, ты покойник».

«Жди, — пришел ответ. — Он высокий, темноволосый, симпатичный и медлительный как черепаха».

Не успела Руби дочитать инструкцию Лу, как дверь снова распахнулась, и на пороге появился мужчина, полностью соответствующий указанным параметрам (трем первым, по крайней мере). Он оглядел зал, словно искал человека, которого можно узнать лишь по особой примете — книге в голубой обложке с белой полосой, — и неторопливо прошествовал к стойке.

Щеки Руби покрылись легким румянцем. Он симпатичный, о нет — красавец! Выглядит немного робким. Он тоже волнуется! Как мило. Сразу внушает доверие. Мужчина снова посмотрел по сторонам, но так и не заметил Руби. Она отважилась на легкий взмах рукой. Мужчина по-прежнему смотрел мимо нее. Вот уж действительно свидание вслепую.

Возможно, он близорук, но стесняется носить очки. Что за прелесть! Руби открыла книгу и поставила ее домиком на столе, как в шпионском кино. Мужчина достал из кейса газету — «Ивнинг стандард» — и свой экземпляр книги… да! — «Капитан Корелли».

Руби бросила взгляд в зеркальце: нет ли перхоти на черном платье и не застрял ли кусочек шпината между зубами (никогда в жизни ей не доводилось пробовать шпинат).

Мужчина рассеянно перелистывал книгу и время от времени поглядывал на дверь. Ничего не поделаешь, придется Руби самой подойти к подслеповатому кавалеру, иначе их свидание так и не состоится.

Руби вдохнула поглубже и поднялась на ноги. Подходя ближе, она включила улыбку мощностью в сто мегаватт. Лу была права — он ангел! Славный близорукий ангел. Глазки у него никуда не годятся, но разве они не прелестны? Яркие, голубые и добрые-предобрые. Мрачное настроение, черным облаком висевшее вокруг Руби, растаяло как дым.

Мужчина взглянул на книгу, которую Руби несла перед собой на вытянутых руках, словно церковный служка — библию.

— Привет. — Она прибавила к улыбке еще с десяток киловатт.

— Привет. — Теперь незнакомец уставился на Руби.

— «Мандолина капитана Корелли». — Она сунула ему под нос книгу.

Незнакомец отшатнулся и с прищуром посмотрел на обложку.

— M-м, да.

— Да? — обрадовалась Руби.

— Что желаете? — спросил бармен.

Руби мысленно заметалась: что она желает? Белое вино или апельсиновый сок? Что, если он не пьет? Еще примет ее за алкоголичку. Может, для начала сок, а там посмотрим, что он сам выберет.

— Две бутылки «Бекс», — сказал незнакомец.

Руби слегка поморщилась. С одной стороны, приятно, что он принадлежит к тем мужчинам, которые привыкли брать ответственность на себя, но, с другой стороны, это выглядит нагловато — почему он так уверен, что Руби вообще пьет спиртное. К тому же она терпеть не могла «Бекс». Ладно, на первый раз промолчим. Постой-ка, ей ли не знать — как поведешь себя с самого начала, так и будут складываться все дальнейшие отношения. Если бы с Флет-том Руби не была такой податливой и не старалась во всем ему угодить, он воспринял бы ее как женщину, которую надо завоевать, и в конечном итоге больше бы дорожил своей добычей.

Руби капризно надула губы и сказала:

— Не люблю «Бекс».

— Не любите? — переспросил незнакомец.

— Терпеть не могу. Предпочитаю белое вино.

— Неужели?

Мужчина посмотрел на Руби, на пиво и опять на Руби.

— Но сегодня — так и быть, — поспешно согласилась она.

— И то верно, — сказал незнакомец, поднимаясь со стула.

Он подхватил бутылки и пошел через зал к столику, где сидел его запоздавший друг.

Мгновение Руби стояла как вкопанная, потом, швырнув «Капитана Корелли» в пивную лужу на стойке, метнулась к выходу и рванула на себя тяжелую стеклянную дверь. Дверь не поддалась. Она рванула сильнее. Стекло задребезжало. Сообразив наконец, что дверь открывается наружу, Руби выскочила на улицу и врезалась головой в чью-то грудь. Прохожий охнул и отступил назад.

Почти одновременно мобильники Руби и Мартина пронзительно запищали — примите срочное сообщение.

«Вы любите „пинаколаду“?» — спрашивала Лу у своих друзей.

39

Лу мерила шагами гостиную. Не следовало приглашать Эндрью к себе, лучше бы им встретиться на нейтральной территории. Лу предлагала: «Давай сходим куда-нибудь». Но Эндрью настаивал: «Я хочу приготовить великолепный ужин. Специально для тебя». Лу не могла сказать по телефону, что не хочет  никакого ужина, — тогда пришлось бы объяснять почему.

До прихода Эндрью оставалось десять минут (он появится вовремя, минута в минуту, с полной сумкой продуктов, из которых соорудит парочку изысканно вкусных блюд, вложив в них всю свою любовь к милой подруге). Лу репетировала прощальную речь. Когда она должна выступить? Дать ему сначала приготовить еду? Нет, конечно нет. Тогда в горьких воспоминаниях Эндрью она навсегда останется девушкой, которая сожрала его романтический ужин и за кофе сказала, что им пора расстаться. Все равно в таком настроении она не сможет проглотить ни куска.

«Эндрью, — подала она свою реплику, — нам надо поговорить. Сядь, пожалуйста». Лу скинула с кресла старые газеты и журналы. «Я хотела сказать, что мне было очень хорошо с тобой…» Дальше должно следовать какое-то «но». Но Лу не была до конца уверена, что ей следует делать то, что она задумала. Эндрью был идеальным мужчиной — умный, добрый, щедрый, надежный, любящий. Даже в нелучшие моменты жизни, когда Лу выглядит пострашнее лох-несского чудовища, глаза Эндрью светятся обожанием. Лу без труда могла представить, как Эндрью ведет ее к алтарю, как он красит стены детской в солнечно-желтый цвет, как он гуляет в парке, толкая перед собой коляску с двумя хорошенькими розовощекими близнецами (мальчик и девочка); утром перед работой Эндрью отвозит детишек в школу; долгие летние дни — Эндрью учит сына играть в футбол; прошли годы: дочь-невеста, Эндрью ведет ее к алтарю и отдает в руки будущему мужу; Лу и Эндрью пенсионеры, они сидят на веранде славного домика, впереди еще много лет спокойной тихой старости в окружении детей и внуков. Долгая дорога, распланированное будущее, нескончаемая череда безоблачно-счастливых дней.

О господи! Лу плеснула себе водки с тоником. Сегодня она отправила Руби и Мартина навстречу их счастливому будущему, а сама думает, как избавиться от своего.

Лу вспомнила слова одного из своих бывших приятелей. То был редкий случай, когда она пыталась удержать мужчину. Он сказал: «Один человек не может быть счастлив за двоих». Как бы ни был хорош Эндрью, как бы он ни старался выстроить их отношения, ничего не получится: здание рухнет, потому что у него нет фундамента, потому что Лу при всем желании не сможет ответить на чувства Эндрью, а он не сможет быть счастлив за двоих.

— Попробуй. — Эндрью зачерпнул ложечкой соус, над которым колдовал добрых полчаса.

Лу замотала головой.

— Ну же, попробуй! — Эндрью старательно подул на соус и подставил ладонь, чтобы капли с ложечки не упали на пол.

Лу сделала глоток. Соус был слишком горячим. Она обожгла язык, но заставила себя улыбнуться.

— Безумно вкусно.

— Так и должно быть, потому что приготовлено с любовью. — Эндрью смотрел, как она облизывает губы, и вдруг не выдержал: — Боже мой, Лу, не могу больше ждать, я должен сказать прямо сейчас.

— Что такое? — испугалась Лу.

— Я без ума от тебя. С первого дня нашей встречи. С первой же секунды мне показалось, что мы всегда знали друг друга, и я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Слышишь, Лу, всегда.

«О-о, нет!» — мысленно застонала Лу, на лице у нее промелькнуло страдальческое выражение, но Эндрью принял его за гримасу радости, вызванную неожиданным предложением.

— По твоему лицу я вижу, что ты согласна.

— Согласна на что? — спросила Лу, хотя прекрасно понимала, о чем идет речь.

«Пожалуйста, — взмолилась она про себя, — не надо, не надо, не надо!»

Эндрью молчал. Лу показалось, что прошла целая вечность. Наконец он заговорил.

— Давай попробуем жить вместе.

Ну, по крайней мере, это не брачное предложение. Лу почувствовала, как ослабли напряженные мускулы, она бессильно опустилась на стул и ткнулась лицом в ладони.

— Лу, что с тобой?! — Эндрью аккуратно, стараясь не забрызгать плиту, положил ложечку в кастрюлю и бросился к Лу.

Она не знала, плакать ей или смеяться, обнять его или оттолкнуть.

— Ты не ожидала? — начал он. — Или ты ждала, что я… — Однако даже Эндрью не мог выговорить заветных слов. — Послушай, я не сомневаюсь, что когда-нибудь… Просто мы знакомы всего два месяца, и мне казалось, разумнее будет для начала пожить вместе… То есть я абсолютно уверен в своих чувствах, но… ты же знаешь… — Эндрью запнулся.

Лу покачала головой.

— Перестань, — воскликнул Эндрью, все еще думая, что Лу разочарована его неполноценным предложением, — ты же не можешь ожидать…

— Эндрью, — перебила его Лу, — я не хочу выходить за тебя замуж.

— Ладно, ладно, я все понимаю, — он взял ее руки в свои, — но ты согласна для начала пожить вместе, да? Где, у тебя или у меня?

— Эндрью, — снова перебила Лу, — я не хочу.

— Почему?

Мозг подсказал привычное: «Ты ни при чем, все дело во мне». Или как насчет: «Ты мне нравишься, но я не люблю тебя». А то можно попробовать: «Я еще не готова к серьезным отношениям». Но в конце концов Лу не произнесла ни одной из заготовленных фраз. Эндрью опередил ее.

— Ты пытаешься сказать, что вообще не хочешь быть со мной? Да? Все кончено?

Лу кивнула.

— Да. Потому что я лесбиянка.

Поверил ли он? Лу так и не суждено было узнать. Эндрью схватил пиджак, натянул его поверх фартука и, грохнув дверью, выскочил из квартиры. После него в воздухе повисло густое облако непотребных ругательств и жутких проклятий. Все? Он ушел? Насовсем?

Странно, думала Лу, глядя на пятно томатного соуса, медленно сползающее по белым обоям, минуту назад он клялся в вечной любви, но не пытался удержать ее, не требовал доказательств и объяснений, просто швырнул кастрюлю об стену и сбежал.

Лу отхлебнула вина, посмотрела на томатную кляксу и расхохоталась. Наконец-то! Она долго выискивала роковой недостаток, тщетно ломала голову, не в силах найти хоть какой-нибудь серьезный предлог для своего разрыва с Эндрью. И нашла: кто бы мог подумать, что такой выдержанный и благовоспитанный Эндрью окажется способен на подобный приступ дикого бешенства.

Однако теперь это не имеет значения, как не имеют значения советы друзей и коллег, мнение родителей или пожилой леди, живущей в доме напротив, которой Эндрью однажды помог донести сумки с продуктами и которая не уставала повторять: «Лу, вам повезло, прекрасный молодой человек». Лу прислушивалась только к одному голосу — внутри себя. Голосок, как заезженная пластинка, упрямо твердил один и тот же популярный мотив: «Путники в ночи… Путники в метро…» Эндрью не для тебя, потому что он никогда не станет незнакомцем из метро».

«Конец мая, среда, утро, Северная линия: ты — в серых брюках, показала язык господину с „Файнэншел таймс“; я — в синем костюме, подмигнул тебе. Суждено ли нам встретиться вновь?»

Лу нашла своего незнакомца. Она потихоньку стащила из приемной доктора Ружди замусоленный номер «Тайм аут» и весь день перечитывала объявление, не веря собственным глазам и боясь, что заветные строчки растают как дым.

Лу выждала некоторое время, убедилась, что Эндрью ушел окончательно, и снова подключила телефон. Наверное, он уже не станет звонить и спрашивать, не пошутила ли она?

— Привет, — сказала Лу, — я звоню по объявлению в «Тайм аут».

— О, привет, — сказала девушка на другом конце провода. — Вам нужен мой сосед. Алекс, Алекс, Алекс! — Она зажала микрофон рукой, но Лу расслышала обрывки фраз: «Тут женщина, говорит, что звонит по объявлению». — Алло. — Девушка вернулась на линию. — Надеюсь, вы та, кого он ищет, — сказала она заговорщицким полушепотом. — Вы не представляете, сколько психопаток нам звонило, и всем казалось, что они узнали себя по описанию. Я говорила, не надо давать домашний телефон. Алекс уже перестал ждать, столько времени прошло…

Алекс, так вот как зовут незнакомца.

— Я именно та, кого он ищет, — заверила девушку Лу.

— А как вас зовут? — спросила болтливая соседка.

— Лу, Луиза.

— Очень приятно. А я Ханна. Это на тот случай, если мы с вами увидимся. Ужасно хочется посмотреть, по ком он страдает последние два месяца. Ну ладно, пока. Вот он идет, ваш чудесный незнакомец!

Лу вцепилась в трубку.

— Алло?

Она молчала, вслушиваясь в голос Алекса с легким северным акцентом.

— Алло-о. Где вы? — позвал Алекс.

— Я здесь.

— Вы та девушка, которая уселась на колени к дядьке с «Файнэншел таймс»?

— Та самая.

— Вы тогда не подумали, что я смеюсь над вами? — спросил Алекс. — Я смеялся вместе с  вами.

— Я знаю.

— Мне очень хотелось подойти к вам, — сказал Алекс, — но я не решился.

— Я тоже, — сказала Лу. — А потом очень жалела. Я даже объявление дала в «Тайм аут».

— Правда?! Я и не знал, что существует рубрика «Однажды мы встречались». А когда Ханна посоветовала мне дать объявление, я не верил, что кто-нибудь откликнется. Но звонило столько народу.

— Да, Ханна сказала.

— Думаю, большинство звонило просто из любопытства — а вдруг получится. И все утверждали, что они — это вы. Однако довольно быстро сознавались. Наверное, понимали, что я ищу конкретного человека, а не просто хочу познакомиться. А вы — это вы?

— Да, я — это я, — сказала Лу.

«Наконец», — добавила она про себя.

40

«Вы любите „пинаколаду“?»

Мартин, который благодаря маме вырос на песнях Барри Мэнилоу, объяснил Руби значение шутки. Он шел в бар в полной уверенности, что снова станет жертвой экстравагантного вкуса Лу Капшоу. Однако все равно пошел. Синди давно переключилась на скульптора по имени Льюис, и в тот вечер Мартину совершенно нечем было заняться.

Он сделал вид, что страшно раздосадован выходкой Лу, но втайне ликовал, когда Руби согласилась выпить с ним по стаканчику. За первым стаканчиком последовал второй, и третий, и четвертый. На пятом бармен объявил, что заведение закрывается.

Руби и Мартин решили идти на север до тех пор, пока не поймают такси. Но таксисты на южном берегу Темзы не желали ехать на север. Время было позднее, и они все спешили домой в Пекхэм.

— У меня ноги отваливаются, — пожаловалась Руби.

— Сними туфли и иди босиком, — посоветовал Мартин.

— Ни за что. Кругом полно собачьего дерьма.

— Можно же смотреть, куда наступаешь.

— Если бы ты был джентльменом, то понес бы меня на руках, — сказала Руби.

— Я бы понес тебя на руках, — заверил ее Мартин, — если бы ты была леди.

Руби похромала дальше. Впереди показалась Темза.

— О! — простонала Руби, когда они подошли к мосту Альберта, и рухнула на скамейку. — Все, дальше идти не могу.

— Нам осталось только перейти через мост, а там поймаем такси.

— Я не сдвинусь с места, — заявила Руби. — Поймай машину и возвращайся за мной.

— Не говори глупостей. — Мартин присел на корточки. — Дай ногу, я посмотрю.

Руби протянула ногу — Золушка наоборот. Мартин осторожно снял туфлю. Пальцы красавицы были ярко-багрового цвета, а из стертой пятки сочилась кровь.

— И какого черта ты покупаешь такую дурацкую обувь?

— Чтобы выглядеть привлекательно, — сказала Руби.

— Женщина в кроссовках, которая может ходить, выглядит гораздо привлекательнее женщины, ковыляющей на «шпильках». — Мартин расшнуровал свои кроссовки. — Давай, надевай, а я пойду босиком.

— Они мне велики.

— У тебя крупные ножки, — заметил Мартин. — Как бы они не оказались малы. Носки снимать?

— Шутишь! — Руби сморщила нос.

— У меня дерматофиоза нет, — обнадеживающим голосом сказал Мартин.

— Я про это и не думала, — соврала Руби.

— Надевай кроссовки. — Мартин подхватил ее туфли и пошел вперед.

Руби боязливо пихнула ноги в «пумы» Мартина. Как она и ожидала, внутри кроссовки были теплые. Руби затянула покрепче шнурки и пошлепала вслед за Мартином, который уже шагал по мосту.

— Мы опять друзья? — спросила Руби, нагоняя его.

— Друзья, — односложно ответил Мартин. Ему не хотелось копаться в психологических тонкостях и обсуждать, отчего они поссорились да почему помирились. — Знаешь, почему войскам запрещено маршировать по мосту? — спросил он, меняя тему. — Потому что может возникнуть резонансная волна, и мост рухнет.

— Серьезно? — удивилась Руби.

— Не знаю. Давай попробуем. Рав-няйсь! Раз-два-три-четыре, раз-два…

Взявшись за руки, они маршировали по мосту. Мимо проносились машины. Интересно, подумала Руби, за кого нас принимают? Мартин вышагивал в носках, размахивая женскими туфлями, а Руби хлюпала в огромных кроссовках, таких больших, что казалось, будто у нее искусственные ступни, притороченные к настоящим ногам.

— Ой! — Неожиданно Мартин сбился с шага и запрыгал на одной ноге. — Больно. — Он смахнул прилипший к пятке кусочек гравия.

— Отдать кроссовки? — спросила Руби.

— Не надо. Тебе нужнее.

— Нет, тебе. Я уж как-нибудь похромаю в туфлях.

— Она похромает, — фыркнул Мартин. — Пошли.

— Ты истинный джентльмен, — сказала Руби.

— Просто хороший друг.

— Ты всегда был хорошим другом, — серьезно сказала Руби. — Даже когда я вела себя по-свински. Теперь я понимаю: ты беспокоился обо мне. — Руби горестно вздохнула. — А я всегда принимала и тебя самого, и твою заботу как нечто само собой разумеющееся. Если вспомнить наше первое знакомство, удивительно, что ты вообще захотел со мной дружить.

— Ты о чем? — с подозрением спросил Мартин.

— О той первой ночи, когда мы спали вместе, и о том, как я с тобой поступила. Наверное, от смущения. До тебя я ни с кем не спала, а ты был таким опытным. Ну, и я боялась, что ты всем расскажешь и…

— Постой, — перебил ее Мартин. — Что ты сейчас сказала?

— Я думала, ты будешь смеяться, узнав, что я девушка…

— Но для меня это тоже был первый раз, — признался Мартин. — И я был уверен, что попал в руки опытной женщины.

— А я просто следовала за тобой.

Мартин расхохотался.

— Может быть, мы оба просто следовали природе?

— Представляешь, каких бы успехов мы достигли, если б практиковались, — задумчиво сказала Руби.

Мартин согласно кивнул.

— Как твоя нога? — спросила Руби.

— Лучше. Давай передохнем немного.

Мартин прислонился к перилам и посмотрел вниз на кружащуюся под мостом воду. Он вспомнил финальную сцену своего романа: Марк и Рут стоят именно здесь, на мосту Альберта. Фонарики над головой Мартина и Руби отражались в воде, словно огни фейерверка, а их собственное отражение смешно колыхалось и покачивалось на волнах.

— Какие мы странные, — сказала Руби, вглядываясь в лица двух незнакомцев.

— Ты странная. — Мартин слегка ущипнул ее за локоть.

Они одновременно подняли головы и посмотрели в глаза друг другу, словно два незнакомца, у которых нет за плечами десятилетней дружбы и которым предстоит заново открыть и понять друг друга.

Мартин осторожно взял Руби за подбородок и чуть приподнял ее голову.

— Тебе никогда не хотелось поцеловать меня?

— Я должна отвечать на этот вопрос?

— В моей книге есть сцена, когда главный герой задает девушке тот же вопрос, и она отвечает: «Да, хотелось». Но он слишком робок, чтобы воспользоваться ее согласием. И они оба не делают того, что им хочется сделать, и оба соединяют свои жизни с людьми, которых на самом деле не любят.

— Какой грустный финал, — сказала Руби.

— Я собираюсь его изменить. В моей книге все закончится хорошо.

— Такое возможно?

— Если мы захотим, — уверенно сказал Мартин.

Руби сделала маленький шажок навстречу Мартину, прижалась к его груди, закрыла глаза и, подняв лицо, вытянула губы трубочкой…

Эпилог

— Посторонись, девчонки, идет необъятный груз!

Лу и Сюзанна отступили в сторону.

— Руби, потрясающее платье! — воскликнула Сюзанна.

— Жаль, я не могу сказать того же об этом. — Лу подцепила подол своего нежно-розового одеяния.

— Подружку невесты всегда наряжают поярче, — сказал Алекс и чмокнул Лу в шею.

— Пожалуйста, — испугалась Руби, — кругом мои родственники.

— Что, добрые христиане из Колорадо? — улыбнулся Алекс.

— Нет. Розалия и Нат очень демократичные люди. Я имею в виду пожилых тетушек моего мужа. Ты их возбуждаешь. — Она подмигнула Алексу.

— А кто возбуждает Эрику? — шепотом спросил Алекс.

— Некто с твоей работы по имени Эмлин Крайшенг.

— Ужас! Скажи ей, пусть проследит, чтобы в постели он не снимал носки.

— Носки? — удивилась Сюзанна.

— Лучше не вспоминать, — отмахнулась Руби.

Лу подошла к невесте.

— Ну что, сбылось? Все так, как ты хотела?

Руби огляделась вокруг.

Она вспомнила всех, кто сегодня днем присутствовал в церкви. Мама и папа. Линда, Стив и малютка Лорена. Розалия и Нат. Она вспомнила речь, которую сказал папа, — такую проникновенную, полную любви и нежности к младшей дочери, что Руби не выдержала и зарыдала над своим бокалом шампанского. Она вспомнила сестру своего мужа — Мэри, которая была свидетельницей со стороны Мартина и умудрилась сказать остроумную речь, не прибегая к пошлым шуткам. Она вспомнила Лу, которая в своей свидетельской речи возместила этот недостаток.

И наконец Руби вспомнила своего новоиспеченного мужа — Мартина. Как он улыбался до ушей, ведя ее к алтарю, и как смахивал предательскую слезу, когда они произносили свои клятвы, и как после церемонии рассказывал всем и каждому, что полюбил Руби с первого взгляда…

— Все сбылось, все, и даже больше, — сказала Руби. — Намного больше.