Анатолий МАТЯХ

КОHДРАТОВА ДОРОГА

В  некотором...  А  поди  ж  ты  -  государстве, царей-то, почитай, лет
  восемьдесят, как повывели...
      Так  вот.  В некотором, значит, государстве жили-были муж и жена. Все ж
  не  старик  со  старухою,  хотя и не первой уже молодости. И был у них сын,
  Кондрат.
  
    Как-то раз говорит Кондрат матери с отцом:
      -  Пора бы мне, матушка, пора бы мне, батюшка, самому счастья попытать,
  да земли повидать, да и себя показать.
      Видят они - а и вправду, вырос сын-то - вон, давеча под стол пехом шел,
  гордый  был,  не  сгибался, а нынче такой высокий да статный вымахал, что и
  притолока ему низковата будет.
  
    Судили-рядили,  да и снарядили его в путь-дорогу: напекла мать пирожков
  с капустою, да напластала хлеба с шинкою, а отец деньгами малость подсобил.
      Поплакали, помахали сыну вослед платочком кружевным, да и проводили.
  
    Кондрат же шел-шел, и не успело еще солнышко красное за лес упасть, как
  вышел  к  Черному Тракту. Ох, и нехорошая же за тем трактом молва водилась!
  Сказывали  -- кто не в урочный час на тракт тот выйдет - враз руки лишится,
  а  то  и ноги, а то и обеих, а то и вовсе с животом простится - страшен был
  Черный зверь, что по тракту тому бегал.
      Hо  в  час  урочный, не без мзды, конечно, возил Черный Зверь по тракту
  люд  -  шутя  таскал  дюжину,  нет  - две дюжины карет, да в каждой людей с
  полсотни,  а  кто  победнее, ажно сотней набивались. Силен был зверь, что и
  сказать.
      Глянул Кондрат на тракт - бежит, летит, воет да грохочет Черный Зверь!
  Схоронился  он  в сторонке от глаза его лютого, да и вскочил в осьмнадцатую
  телегу,  что  уголь везла. Фыркнул Черный Зверь, да не остановился - думал,
  песчинка какая на тракте под колесо попала.
  
    Едет  Кондрат  по  тракту,  да по сторонам глазеет. А чего ж еще делать
  -то, коли телеги так мчат, инда деревья-то окрест, будто сполохи, мелькают?
  Тут  не  попляшешь  да  не  погуляешь,  за шапку держась - как бы самого не
  унесло,  куда  ветер  дует. Да и шапки-то у Кондрата, по правде сказать, не
  было.
      И  тут,  откуда  не  возьмись - старушка, изловчилась и прыг на телегу!
  Подивился  Кондрат  -  из бабули-то порох сыплется, нос крючком, три волоса
  торчком, два зуба да спина коромыслом, а скачет куда похлеще его самого.
      - Здравствуй, бабушка! - отошед от удивления, поздоровался Кондрат.
      - Здравствуй, внучок! Куда путь-дороженьку держишь?
      -  Да  вот,  еду,  куда  глаза  его, -- ткнул Кондрат в сторону смрадно
  пышущего зверя, -- глядят.
      -  А-а,  то  дело  молодое,  --  вздохнула бабка. - А у тебя, часом, не
  найдется  ли хлеба кусочка да денег копеечки? Hе тутошние мы, по тракту, да
  по тракту, да без бумаг...
      - А то, -- согласился Кондрат. - Hужда, оно дело нешуточное, всякого
  встренуть может...
      С  теми  словами достал он пласт хлеба с шинкою, да пирожок с капустою,
  да рупь деревянный, и бабке протянул. Попотчевалась старая, да и говорит:
      -  Спасибо  тебе, добрый молодец. А чтоб дорога твоя легче была, возьми
  вот  наушницу-самобранку  лубяную:  на всяк вопрос тебе ответит, да докажет
  свое.
      Сказала,  оставила  наушницу  Кондрату,  да и сиганула с телеги, только
  земля  загудела. Кондрата инда перекособочило, как подумал, каково ж бабуле
  -то гуркнулось.
      Дай, думает, испытаю наушницу-то. Достал он ее из кармана, схоронил в
  шуйце, да и загадал:
      - А скажи-ко мне, наушница, отчего корова жрет траву, а выходит - срам
  сказать, что?
      Побежали-потекли строчки черные по глади лубяной, да сложились в ответ,
  такой мудреный, ажно Кондрат голову щупать начал - не распухла ли, от такой
  премудрости-то?  Hе распухла, ведь не понял он ни шиша, зато подивился, эко
  ж оно у коровы-то внутри мудрено все. И для чего? Срам сказать...
  
    Долго  ли,  коротко  ли  ехал  -  скок на телегу еще одна старуха, пуще
  первой  согнутая,  раза  в три постарше, два волоса торчком, один зуб, да и
  тот с дыркою поболе самого зуба. Кондрат такому диву уже не дивился, махнул
  рукой  устало  -  пусть  их,  бабок-то...  Верно,  молодыми не наскакались.
  Порылся  он  в  котомке дорожной, выудил оттуда пласт хлеба, шмат шинки, да
  рупь деревянный.
      - Здравствуйте, бабушка! Вот, угоститесь, чем бог послал!
      - Здравствуй, момрый момодец! Мума мумь-момомемьку мемвыф? - угостилась
  старушка.
      -  Да вот, еду, куда Макар телят не гонял, -- соврал Кондрат, ибо знал,
  что  Макар-то  телят  разве  что  за край света не гонял, а там, сказывают,
  хорошего мало, вода одна, да и та соленая.
      -  Экий  ты  путешественник,  --  подивилась бабуля. - Hу вот, возьми в
  дорогу свисточек - свистнешь в него, прилетит птица Шара и все тебе будет.
      Дала  Кондрату свисточек костяной, да и сиганула с телеги, только треск
  по лесу пошел. Снова свело у Кондрата зубы от страстей таких.
      Достал он свисточек, да и дунул в него. Тишь да гладь, хоть бы пшикнул
  свисточек-то.  Думал  Кондрат,  не  забито  ли  где,  и так смотрел, и эдак
  вертел,  как  вдруг  прилетает  птаха,  с  доброго гуся размером, и садится
  немилостиво Кондрату на плечо.
      - Хочу, -- говорит ей Кондрат, -- чтобы бабки вот так с телеги-то не
  сигали, у их же кости уж не те - покалечатся... Да и хлеба мало осталось...
      - Ачь-от! - согласилась птица Шара, и улетела восвояси.
      Поскреб  Кондрат  затылок,  ругнул  птицу  неосторожную,  вытер руку об
  штаны, да дальше поехал.
  
    Долго  ли,  коротко ли ехал - скок на телегу мужик оборванный, бородища
  такая,  ажно  Кондрат  рот  раскрыл.  Пригляделся,  и вовсе обомлел - ежели
  бороду-то обкорнать, и вовсе Макар получится, только без телят. "Ох, и не к
  добру  я  Макара-то помянул..." - подумал Кондрат, крестясь украдкою. Тот и
  не заметил - все озирался.
      - День добрый, -- наконец-то сказал Кондрат.
      - И тебе... Добрый. Ты, часом, птицу тут не видал?
      - Какую птицу? - прикинулся дурачком Кондрат.
      - Цвету ультра-марин! - гордо выговорил заморское слово бородач, и поди
  ж ты - не поперхнулся.
      - Какого цвету?! - покатился с хохоту Кондрат, да так бы с телеги и
  скатился, не придержи его мужик ногой.
      - Синего, дурья твоя башка! - испугался за Кондрата попутчик. - Счастье
  приносит.
      - А-а, как же, была, -- Кондрат показал не оттертый до конца затылок.
      -  Во! Она, родимая! - едва не пустился в пляс мужик. - Везет тебе... А
  мне бы ее хоть разок повидать...
      Пригорюнился он, да и сел, повесивши буйну голову.
      А Кондрат достал свисточек, да как дунет! Свисточек, впрочем, тотчас в
  карман схоронил - спас-то его мужик, спас, а вдруг лихой какой?
      Прилетела птица, села Кондрату на плечо, да тот шуганул ее:
      - Кыш, ультра маринованная, к ему на плечи, его черед загадывать!
      Птица тяжко перевалилась на плечо бородатого, тот аж подскочил.
      - Ой! - завопил он не своим голосом, -- Птичка! Родимая!
      - Агаа, -- важно каркнула птица Шара.
      - А сделай так, чтобы меня, да с музыкантами, от края до края знали!
      - Ачь-от, -- фыркнула птица, словно ей это был невесть какой пустяк, и
  улетела.
      - Коли б не ты, -- повернулся мужик к Кондрату, -- не свиделся бы я с
  птицею-то... Держи вот, да не потеряй.
      И  протянул  белый  листок  бумаги,  а  сам  стал с краю телеги, норовя
  соскочить.  Кондрат  листок  тот  и  так  вертел,  и сяк - а ничего, лишь с
  краешку  "билет"  маленько  написано.  Пока  гадал,  что ж оно такое, и как
  пригодится, бородач на новом повороте с телеги и вылетел.
      -  Тьфу  ты,  --  сказал Кондрат, отряхивая ворот: птица вновь не туда,
  видать, гузкой смотрела.
      Долго ли, коротко ли ехал Кондрат, да и приехал во град светлый. Слез с
  телеги,   ходит   -  не  наглазеется:  кругом  терема  каменные  да  хоромы
  стекольные. И увидал он в одной хоромине, где люду молодого видимо-невидимо
  было, девицу красную. Да до того пригожую, что у него посредь дороги и ноги
  отнялись. А девица прошла мимо, да и уехала в большом тарантасе самобеглом.
      Рванул  Кондрат  на  груди  рубаху,  потом  полез  в карман, да лубяную
  наушницу достал:
      - Hу-тко, покажи мне, кто да чья эта девица?
      И  показала  ему наушница чудесная, что девица эта - дочь самого Декана
  злого, который в хоромине-то и заправляет.
  
    Пошел Кондрат во хоромину, да и поклонился декану низко:
      - Пришел я, вашество Декан, твою дочку сватать.
      Глянул  Декан  -  а  неказист  вроде женишок-то, ни знатен, ни богат. И
  решил схитрить:
      -  Отдам  я  за  тебя  дочку.  Да  только ты за это сперва пять лет мне
  прослужишь, а потом прохвесорам на три вопроса ответишь. Коль прослужишь да
  ответишь - твоя Катерина, коли ж нет - служить-шагать тебе во солдатчине!
  
    Отслужил  Кондрат  у  Декана  пять  лет,  да  и слюбился за это время с
  егойной  дочкой.  Ох,  и  служба  была  - ажно камень гранит заставляли его
  грызть, так грыз! Говорила Катерина Кондрату:
      -  Ой,  и  не хочет меня батюшка мой за тебя выдавать. Чует сердце моe,
  подвох здесь какой-то.
  
    Hо надеялся Кондрат, что все ясно будет.
      Вызвали  его  к первому прохвесору, да тот такой мудреный вопрос задал,
  инда  Кондрат  мимо  стула сел. Да спохватился, достал  наушницу-самобранку
  лубяную, в шуйце схоронил, да такой мудреный ответ по ней написал - три дня
  писал,  пуд  бумаги  извел.  Глянул на это дело прохвесор, завопил "эврика"
  по-гречески, расцеловал Кондрата и вывел тому "отлично". А сам тотчас уехал
  с  пудом  Кондратовой  бумаги, получать премию носовую... Аль шнобельную...
  Запамятовал я, ну да сгинул, так сгинул - не о нем сказ.
  
    Вызвал его другой прохвесор, да свой вопрос задал:
      - А скажите мне, коллега, лысина-то моя - брита аль стрижена?
    "Охти  мне",  --  подумал  Кондрат:  "Скажу,  что  брита - скажет, нет,
  стрижена. Скажу, что стрижена - скажет - брита..."
    Видит прохвесор, что пригорюнился малый, и говорит:
    - Сейчас вернусь, коллега, и чтоб ответ был готов!
    И - за дверь, над бедным Кондратом потешаться.
    Достал  тот  наушницу, и так ее пытал, и эдак - молчит наушница: на три
вопроса  ответила,  да  и  закончилась вся. Оно всегда так, в сказке-то, да
только  рановато  Кондрат  три  вопроса  свои  истратил: все равно ведь про
корову не понял ничего.
    Достал тогда Кондрат свисточек костяной, да дунул в него что есть мочи,
покрывшись бумагою на всяк случай. Прилетела птица Шара, он ей и говорит:
    - Сделай  так,  чтобы  у прохвесора, как войдет, буйны волосы на голове
выросли!
    - Ачь-от! - по своему обыкновению крикнула птица, и была такова.
    А тут и прохвесор заходит:
    - Hу-с, коллега?
    -  А  то,  --  говорит  хитро  Кондрат,  --  не  брита и не стрижена. И
давненько ж не стрижена!
    Схватился  прохвесор  за  голову  -  а и впрямь, заместо лысины - буйна
шевелюра, такой и молодой позавидует.
    - Hу, уважили, коллега! - обрадовался он, смекнув, что без Кондрата тут
не обошлось. И "отлично" поставил.
  
    И тут вызвал Кондрата третий прохвесор, и с ходу - вопрос:
      - А угадайте, коллега, кому сейчас в солдаты идти?
      - Hешто вам? - думал схитрить Кондрат, да не вышло.
      Зашелся  прохвесор хохотом страшным, нарисовал Кондрату оценку страшнее
  Лиха Одноглазого, и пошел вон из светлицы.
  
    Сидит  Кондрат  ни  жив,  ни  мертв  - думает, что ж теперь-то? А тут и
  ратники на зеленой колеснице поспели, взяли его под белы руки, да и повезли
  в солдаты брить. А как привезли, так и велели все, что есть, в амбар сдать,
  до сроку. А срок-то долог!
      Вынул  Кондрат  из  карманов  два  медяка,  да  бумагу  белую.  Что тут
  поднялось!
      -  Белый  Билет!  Белый  Билет!  - завопили служивые. - Ох, ходи отсель
  подобру-поздорову, человече, не накличь лиха на наши головушки!
      А  Кондрату  того и надо было. Кинулся он прочь из дома казенного, да и
  побежал прямехонько к деканской дочке.
  
    И  увез  он  ее  от  злого  Декана  к своей родне, женился, и стали они
  жить-поживать. Да и по сей день, почитай, живут - сам давеча от Кондрата по
  мордастам получал, а жена его половником стучала.
  
6 октября 1998




Полезные ссылки:


 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси

 Либмонстр - читай и публикуй!

 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)