Юрий МамлеевОно
Оно было большое, странное и мало походившее на человека. Да и
человеческого жилья не было: всего лишь грязная клетка в "гостинице" для
бедных в Нью-Йорке. Оно целыми днями хохотало, глядя на свое отражение. По
существу, отражения не было, точнее, было пятно, походившее на него.
Кто он был? Оно называло себя "он", потому что у него был член,
один-единственный, но до того опустошенный, что он считал его волосиком.
Итак, он не знал, кто он. Может, когда-то он был очень уверенным
человеком, но уже несколько лет как он потерял всякое самоуправление.
С кем он совокуплялся? Определенно с тараканом. Тараканов в его конуре
было много, даже избыточно, учитывая и самую пылкую любовь, но тот таракан
был единственный. (Вообще, нашего героя не тянуло к изменам.) Таракан этот,
кроме того, заменял ему домашнюю кошку. "Единственный" падал с потолка прямо
на член, несмотря на то что член был как волосик. Не член, а именно таракан
"делал" любовь...
- How are you? How are you?
- Ты меня любишь? - спрашивал он иногда своего таракана, когда тот
ползал по его животу.
Нет, "оно" не был эмигрантом. Точнее, он стал эмигрантом, но с другой,
более духовной стороны. И где-то он оставался местным жителем и,
следовательно, оптимистом.
Он, например, всегда говорил "how are you" таракану, когда тот заползал
на его член. Потом, после совокупления, напоминавшего крепкую дружбу, "оно"
подносило таракана к глазам и плакало (потому что с женщинами-человеками
"оно" чувствовало себя еще более одиноко). Затем "оно" смотрело телевизор,
подобранный на помойке.
В телевизоре мелькали белозубые божества. Их атрибутами были доллары.
Потом стреляли, убивали и читали проповеди.
"Оно" путалось. И в ответ опять хотело совокупляться с тараканом. Но
"единственный" не всегда оказывался под рукой. Тогда "оно" выдумывало
таракана...
Иногда "оно" ходило гулять. Особенно вечером, когда нью-йоркские
полицейские, обвешанные пистолетами, автоматами и рацией, скрывались во тьму
- под землю, искать убийц. Тогда он лез в помойное ведро, что находилось
напротив отеля. Ведер было много, но он облюбовал только одно. Возможно,
потому что в него испражнялась огромная черная негритянка, сошедшая с ума
оттого, что увидела в витрине магазина большой бриллиант.
Запах ее дерьма обволакивал "оно", так что он почти засыпал, окунувшись
головой в ведро. Этот запах, видимо, был лучше, чем запахи в нью-йоркском
метро, и он убаюкивал его. Но больше всего он любил мечтать в таком
положении.
Ему чудился, например, член Сатаны - холодный и невообразимый, как
небоскреб, устремленный к луне. Он сам порой взбирался на лифте на край
какого-нибудь небоскреба и тогда в ночных огнях видел тысячи таких живых
чудищ... Между тем он любил Сатану. Любил также хохотать на небоскребе,
склонив голову в ночь. Никогда ему не хотелось прыгнуть вниз, да и защитные
решетки были внушительные. Зачем прыгать вниз, когда можно было прыгнуть
вверх, высоко-высоко над этими супермаркетами, и летать этакой черной
летучей мышью над городом...
Но однажды "оно" решило кончать со всеми этими грезами. Началась жуткая
нью-йоркская ночь с воем из-под земли, с криком проституток из пустоты и с
золотом в витринах. "Оно" выползло из своей конуры. Океан желтых огней в
черном ореоле горел вокруг. "Оно" заплакало: не потому, что ему не нравилась
эта цивилизация, а потому, что "оно" вдруг решило умереть. Не всякое
существо, решив умереть, плачет. Иные умирают, как манекены.
"Оно" знало это, когда было бизнесменом: его приятели по делам именно
так и умирали.
Иногда раньше у "оно" были маленькие позывы к смерти, главным образом
после оргазма, особенно с проститутками. Но его, скорее, тошнило от этих
дешевых проституток, на которых он порядочно тратился. Ерунда все это, пора
было кончать по-настоящему. Главное, впереди не ожидалось денег, а какая же
без денег свобода. И кроме того, он увидел, что у его помойного бака уже не
появлялась та странная негритянка (ее потом видели мочившейся в метро).
Около помойного бака стояла старая белая женщина, и она была еще страшнее
негритянки, словно выплыла из ночного нью-йоркского метро двадцать первого
века.
Старая белая женщина (волосы ее были окрашены в рыжий цвет - цвет
золота) наклонилась над помойным баком, где уже не было светящегося дерьма
негритянки, а лишь где-то в глубине копошились крысы.
Женщина пела в помойный бак какой-то гимн. "Оно" осторожно подошло к ее
заднице:
- How are you?
Когда "оно" повторило это приветствие десятый раз, женщина подняла
голову и посмотрела на него.
И тогда "оно" поняло: вот и все, сейчас пора кончать. Труба прогремела,
хотя это был просто взгляд. Он не знал, какого цвета глаза этой женщины -
синего, зеленого, черного или бледно-голубого? Разве дело в цвете и даже в
выражении?
"Оно" завыло. Это был дикий, трупный вопль, не напоминающий, однако,
обычный вой из-под нью-йоркской земли. На четвереньках "оно" поползло.
Впереди был черный узкий проход - так называемая улица, зажатая
небоскребами, и она была патологически длинная, эта улица, непрерываемая,
так что виднелся далекий горизонт. И на горизонте этом зияло зловещее
кроваво-красное зарево. Словно пылало сознание дьявола.
"Оно" стало медленно превращаться в подобие этого огненного облака, а
точнее, в его отражение. Сначала превратилась голова, потом запылало
туловище.
И тогда - в огне - ему стало казаться, что множество людей на
бесчисленных улицах этого города превращаются в маленькие огненные облачка и
все они идут к своему Центру - к зловещему огромному зареву на горизонте...
К зареву, в котором их не будет.
Полезные ссылки:
 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
 Либмонстр - читай и публикуй!
 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
| 
