Юрий МамлеевНовые нравы
Однажды одна маленькая изощренная старушонка со спрятанными внутрь
глазами нагадала мне по ладони, что у меня оторвется нога.
Уже через месяц я лежал в своей притемненной комнатушке на диване без
одной ноги и бренчал на гитаре. Отрезало мне ногу пилой, сорвавшейся с цепи.
Наконец, отшвырнув гитару, я почувствовал, что меня во что-то
погружают. Это "что-то" было поле измененного смысла. Сначала я просто
думал, в чем же смысл того, что у меня отрезало ногу. Ведь раз это стало
известно заранее, значит, это было кем-то задумано, да причем очень ловко.
Но чем больше я думал о смысле, тем больше он уходил от меня, и всякие
приходившие в голову объяснения казались наивными и человечными. И вместо
смысла оказывалось просто непознаваемое поле, как будто смысл был навечно
скрыт, но видна была его тень, которая погрузила меня в темноту.
И я жил теперь в этом измененном мире. Мне было очень страшно и
тоскливо в нем. Поэтому я опять стал бренчать на гитаре, свесив одну ногу.
Выпил чаю и с помощью костыля стал вертеться по комнате, развешивая по
стенам картины. Холод глядел мне в окно.
Надо было куда-то идти, далеко-далеко. Выйдя в коридор, я удивился, что
там все в порядке. И заковылял по улице к Иван Иванычу.
Иван Иваныч жил одиноко в небольшом, приютившемся на земле домике.
Кусты отделяли его от улицы. Постучал. Мне долго не открывали. Наконец
послышался шум, и из приоткрывшейся двери вылез сам Иван Иваныч - уже давно
темный для меня мужик.
- У меня есть гость, - сказал он, словно бросив в меня свое обросшее, в
волосах даже на глазах, лицо.
Прошли к нему. За столом в невиданной своею простотою комнатенке сидел
гость - чуть-чуть юркий, точно выпрыгивающий из самого себя человек. Был
приготовлен, но еще не начинался чай. Сахарница, чашки, блюдца были
прикрыты.
И сразу начался интересный разговор. Сначала, правда, так, ничего себе:
о погоде, о Божестве, о туманах.
Потом гость вдруг говорит:
- А ведь вот не зажарите вы меня, Иван Иваныч.
А Иван Иваныч со словами: "Вот и зажарю" - возьми и подойди к нему
спереди - и бац топором по шее.
Топор как-то вдруг сразу у него в руках появился. Я, конечно, присмирел
и очень долго-долго молчал.
Иван Иваныч тем временем - он был в ватных мужицких штанах - кряхтя,
обтер топор, подмыл пол, тело покойника вынес куда-то и - было слышно по
стуку - выбросил в подвал, а мертвую голову его, напротив, положил на стол.
- Ну как, чаевничать начнем? - строго спросил он меня, ворочая
нависшими бровями.
Я не отказался.
Тем более, что мир все изменялся и изменялся, и я не был уже уверен,
где я нахожусь. Я раньше считал себя великим поэтом, но теперь мне казалось,
что поэтов вообще не существует.
И вид у меня был очень растерянный, даже румянец горел на щеках. Иван
Иваныч заметил мое смущение.
- Представь себе такой ход вещей в миру, - сказал он, насупясь, - когда
все это совсем как нужно. Просто такой порядок. Тогда у тебя не будет
сумления.
Я вежливо хихикнул. До меня вдруг многое стало доходить.
Между тем Иван Иваныч, кряхтя, поцеловал мертвую голову за ушком и
потом положил ее, глазами почему-то к стене, обратно.
Нехотя приступил к чаю. Поеживаясь, я тоже прихлебывал терпкий,
коренной чай. Так в молчании, как по суседству, прошел целый час.
Я теперь чувствовал этот мир, который начал входить в меня еще с
нелепого предсказания о ноге.
Идеи, идеи - вот что меня привлекало в нем. Если убийство человека
является следствием просто странных состояний или мыслей, а эти мысли
объемлют мир, то все понятно. Странные идеи рождают и странный мир. Только
надо, чтобы они приняли форму закона.
Я глядел на добродушного, раскрасневшегося Иван Иваныча, как на
потустороннего кота.
Он, видимо, понимал, что со мной происходит, и наслаждался. Наш домик
словно по волнам перенесся из Столичного тупика в скрытое для людей
пространство. Мертвая голова лежала прямо около чашки Иван Иваныча; он пил
из блюдечка, но вместо того, чтобы - по старому обычаю - дуть на нее, дул на
мертвую голову...
...Господи, как это было хорошо. Но все же мне страшно находиться в
этом мире. Воет ветер; наш домик носится по волнам, которые нигде не
отражаются; одиночество гложет сердце, как и там на земле... Милые, милые
мои друзья, приходите сюда ко мне пить чай.
Полезные ссылки:
Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
|