Библиотека художественной литературы

Старая библиотека художественной литературы

Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я


Читальный зал:

Любовь ЛУКИНА, Евгений ЛУКИН

ПОКА НЕ КОНЧИЛОСЬ ВРЕМЯ

     Такое впечатление, что этот телефон-автомат неоднократно побивали  за

что-то  каменьями.  Трубка  была  прикована  к  помятому  корпусу  крепкой

короткой цепью. Как кружка к бачку, машинально отметил Калогер.

     Он опустил в черную прорезь две минуты жизни и набрал номер.

     - Банк времени слушает, - незамедлительно отозвался любезный  женский

голос.

     Калогер молчал.

     - Банк времени слушает, - повторила женщина, не изменив интонации  ни

на йоту.

     Калогер медленно опустил трубку на деформированный рычаг.

     - Банк вре... - Голос оборвался, и и недрах автомата что-то  негромко

звякнуло. Две минуты жизни были потрачены впустую.

     Еще пару минут он потратил на бессмысленное стискивание трубки. Потом

резко обернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу  с  ярко  и  безвкусно

одетой женщиной, видимо, ожидавшей конца разговора.  Женщина  смотрела  на

Калогера чуть отшатнувшись и округлив глаза.

     - Извините... - пробормотал  он,  сообразив,  что  напугал  ее  своим

неожиданным поворотом и перекошенным, надо полагать, лицом.

     Он побрел к набережной, и ветер, как  прикладом,  подталкивал  его  в

спину. Глупо... Конечно, звонить туда не следовало. Но раз уж позвонил...

     Да, раз уж позвонил, то будь добр - доведи дело до конца  и  выслушай

неизменно любезный женский голос, который сообщит, что на банковском счету

у вас, господин Калогер, в общей сложности где-то еще  два  месяца  жизни.

Или около того...

     Два месяца? Он остановился,  чувствуя,  как  неодолимый  ужас  словно

высасывает его изнутри: миг - и хрупкая оболочка - все,  что  осталось  от

Калогера, - схлопнется и косо опадет на асфальт.

     - Прекрати! - хрипло сказал он. - Ну!

     Не сразу, но прекратилось. Да, вот так, оказывается...

     "Успокоился? - с отвращением спросил  он  себя.  -  Утрись  и  следуй

дальше..."

     Два месяца...  Невероятно.  Последний  раз  он  интересовался  своими

капиталами года три назад, сразу после развода, и у него тогда,  помнится,

оставалось еще лет десять...  Нет-нет,  в  этом  надо  разобраться...  Ну,

работал, конечно. Без  роздыха.  На  износ.  "Испепеленные",  "Нигромант",

"Медь звенящая" - что ни книга, то каторга... И все равно: десять  лет  за

три года? Невероятно...

     День был ветреный. Улица представляла собой подобие  вытяжной  трубы.

Рядом с Калогером, шурша по асфальту,  полз  обрывок  газеты,  испятнанный

клюквенным соком. Казалось,  в  городе  идет  продувка:  все  лишнее,  все

отслужившее свой срок сметалось в сторону набережной.

     И  еще   знакомые,   вспомнил   он   вдруг.   Знакомые,   незнакомые,

полузнакомые...  Пожиратели  чужого  времени...  Ладно,  Калогер,  хватит.

Какие, к дьяволу, десять лет? Давай о том, что есть.

     Ну, допустим, два месяца. Дней десять сразу же откинь на  квартплату.

Жрать тоже что-то надо - еще тридцать дней долой... Нет, двадцать.  Хватит

с тебя и двадцати. Итого, месяц. А "Слепые поводыри" - это страниц  триста

как минимум...

     У табачного киоска Калогер задержался (испятнанная  клюквенным  соком

газета уползла дальше) и, уплатив полчаса, получил  пачку  "Жупела"  и  на

десять минут сдачи. Кстати, о  куреве.  Курево  -  это  еще  дня  три,  не

меньше... С чем остаешься, Калогер?

     Он добрался до набережной и, расслабленно опустившись на скамью, стал

смотреть,  как  на  том  берегу  бурлят   подобно   расплавленному   олову

серебристые тополя.

     Подумать только, а ведь  есть  среди  пишущей  братии  люди,  всерьез

уверяющие, что зарабатывают времени больше, чем  тратят...  Врут,  собачьи

дети! Больше, чем тратишь, не заработаешь. Как ни крути, а рано или поздно

время кончается...

     Прикуривая, Калогер обратил внимание, что возле гранитной вазы  стоит

и  смотрит  на  него  та  самая  женщина,  с  которой  он   столкнулся   у

телефона-автомата. Так... Выпученные глаза, намечающийся зобик  -  видимо,

базедова болезнь, а никакой не испуг, как ему показалось  вначале.  Вялые,

равнодушно сложенные губы, нос -  клювом.  Одета  в  супермодный  балахон,

состроченный из цветных клиньев.

     "Ну  вот  и  стервятники,  -  беспомощно  подумал  он.  -   Знакомые,

незнакомые, полузнакомые... Почуяли. Последний  автограф  Калогера...  Ах,

дьявол, сейчас ведь подойдет!.."

     Не сводя с него глаз, женщина двинулась к скамье - осторожно,  словно

крадучись. Яркое лоскутное  оперение  встрепано  ветром;  все,  что  может

бренчать, - бренчит: серьги, браслеты, цепочки. Богема, надо полагать.

     - Вы - Калогер?

     Голос - хрипловатый, вроде прокуренный.  Да,  скорее  всего,  богема.

Калогер с трудом разомкнул спекшиеся на ветру губы.

     - Чем обязан?

     -  Спасибо  вам  за  "Медь  звенящую".  -   Фраза   была   несомненно

подготовлена заранее, не раз отрепетирована и повторена.

     "Господи! - в страхе подумал Калогер. - И эти  два  месяца  они  тоже

растащат. Они ничего мне не оставят. По часу, по минутке..."

     - А где это вы могли прочесть "Медь звенящую"? - скрипуче осведомился

он.

     - Это неважно, - сказала женщина. - Вы разрешите?

     Она присела рядом. Калогер посмотрел на нее с ненавистью.

     - "Медь звенящая"!.. - Она говорила, явно волнуясь, и все же речь ее,

включая восклицания, звучала предательски заученно. -  Это  -  прочесть  и

умереть! Так осмелятся писать лет через десять!..

     Голос ее несколько раз сорвался и, надо заметить, превизгливо. Еще  и

истеричка вдобавок. Лет через десять... Дура ты, дура! Да на кой  они  мне

черт, эти твои десять лет? Это моя беда,  несчастье  мое  -  набредать  на

темы, которые будут разрешены лет через десять.

     - Я завидую вам, -  сказала  она.  -  Господи,  как  я  вам  завидую!

Понимаете, я тоже пробовала писать, и не раз...

     Калогер вздрогнул. Распушив оперение, клювастый стервятник смотрел на

него немигающими выпуклыми глазами. Нет, рукописи, слава  богу,  у  нее  в

руках не было. Хотя под таким балахоном можно спрятать все что  угодно,  в

том числе и рукопись.

     Женщина поспешно отвела взгляд.

     - Я, наверное, проклята, - горестно распустив вялые губы,  призналась

она ни с того ни с сего. - Время уходит, уходит... И - ничего. Ни-че-го...

     Ветер норовил добросить до Калогера ее обесцвеченные  космы,  обдавая

удушающим запахом духов.

     - Вы короче можете? - процедил он, невольно задержав дыхание.

     - Короче... - Словно испытывая его терпение, она  замолчала,  нацелив

свой тонкий с горбинкой клюв куда-то вдаль. - Значит, так...  Короче...  В

общем, я намерена перевести на ваш счет два года.

     Ветер взвизгнул, обрезавшись об острую  жесть  фонаря,  и  оборвался.

Секунды три было совсем тихо. Тополя за рекой бурлили теперь как  бы  сами

по себе.

     Калогер выпрямился.

     - Да вы что, девонька, в своем уме?!

     - Ну вот... - беспомощно сказала она. - Я так и знала...

     - Что вы знали? - Голос Калогера стал резок до пронзительности. - Что

вы знали?! За кого же вы меня принимаете, если могли мне предложить...

     - Да поймите же! - чуть ли не заламывая руки, умоляюще перебила  она.

- Я все растрачу. Понимаете? Уже растратила!.. Так почему  же  я  не  могу

спасти хотя бы эти два года?.. Ну хорошо, давайте так: я вам  -  время,  а

вы...

     - А я?

     - Ну, я не знаю...  Ну...  -  Она  смешалась  окончательно.  -  Книгу

надпишете...

     - С благодарностью за два года? - бешено щурясь, уточнил он.

     - Нет, - поспешно сказала она. - Нет-нет... То есть...

     Запуталась и испуганно умолкла, больше  похожая  теперь  на  больного

воробья, нежели на стервятника. Ветер гнал по набережной  пыль  и  обрывки

бумаги.

     - О ч-черт! - сказал Калогер. -  Да  как  вам  это  вообще  пришло  в

голову?

     - А!.. - Она раздраженно дернула плечом. - Сначала у меня пили, потом

у знакомых... А потом вдруг такая тоска!.. Жить не хочется...

     - Сколько у вас там еще на счету?

     Она с надеждой вскинула голову.

     - Много, - сказала она. - Честное слово, много...

     - Много... - повторил он и усмехнулся через силу. - Вы и заметить  не

успеете, как оно разлетится в прах, это ваше "много". И вот  когда  у  вас

останется два месяца...

     Ее глаза полезли из орбит окончательно.

     - У вас осталось два месяца? - в ужасе переспросила  она,  и  Калогер

мысленно обругал себя последними словами.

     - Я сказал: к примеру, - сухо пояснил он. - Так вот, -  когда  у  вас

останется, к примеру, два месяца... Тогда вы вспомните о своем подарке.

     - Нет, - сказала она.

     -  Вспомните-вспомните,  -  холодно  бросил  Калогер.  -  Можете  мне

поверить.

     Она помотала головой, потом задумалась.

     - Нет, - сказала она наконец. - Не вспомню...

     - Послушайте! - Калогер вскочил. От его  ледяной  назидательности  не

осталось следа. - Вы или сумасшедшая, или...

     Она подалась вперед, тоже собираясь встать, но Калогер шарахнулся  и,

ускоряя шаг, бросился прочь от скамьи. Все это очень напоминало бегство.

     Собственно, это и было - бегство.

 

 

     Что жизнь растрачена  дотла,  Калогер  понял  еще  утром.  Отключился

телефон. Первый признак надвигающегося банкротства  -  когда  вокруг  тебя

один за другим начинают отмирать предметы: телевизор, кондиционер...  Все,

что в твоем положении - роскошь...

     Он запер дверь, наглухо отгородившись  ею  от  знакомых,  незнакомых,

полузнакомых, и подошел к столу. После разговора на набережной  вопрос  со

"Слепыми поводырями" решился  сам  собой:  он  будет  работать.  Он  будет

работать над ними так, словно впереди  у  него  добрая  сотня  лет,  -  не

торопясь, отшлифовывая абзац за абзацем. Пока не кончится время.

     Итак, "Поводыри"...  Обширный  кабинет.  Рабочая  роскошь:  портьеры,

старинные кресла, стол, две стены книг. А вот и наследник этой роскоши,  в

которую всажено несколько жизней - отца, деда, прадеда...  Лидер.  Зеленые

насмешливые глаза, мягкая просторная  куртка.  Молод,  слегка  сутул.  Вид

имеет язвительно-беззаботный, как будто дело уже в шляпе и беспокоиться не

о чем. Хотя все, конечно, не так, и первая его забота -  удержать  в  узде

остальных заговорщиков, которые уже сейчас тянут в разные  стороны  и  уже

сейчас  норовят  перегрызться  между  собой.  Вот  они,  все   пятеро,   -

расположились в креслах и ждут шестого,  самого  ненадежного.  Отсюда  они

начнут мостить благими  намерениями  дорогу  в  ад,  отсюда  бросятся  они

спасать чужой неведомый мир и в результате порубят его... Сейчас мурлыкнет

дверной сигнал, все шевельнутся и лидер скажет с облегчением:  "Ну  вот  и

он... А вы боялись..."

     Калогер  чувствовал  приближение  первой  фразы.   Еще   миг   -   и,

перекликнувшись звуками, она возникнет перед ним и...

     Вместо дверного сигнала мурлыкнул телефон. Пробормотав  ругательство,

Калогер сорвал трубку, левой рукой ища шнур с тем, чтобы выдернуть его  из

гнезда сразу по окончании разговора.

     - Да? - рявкнул он.

     На том конце провода оробели и дали отбой.  Некоторое  время  Калогер

непонимающе смотрел на трубку, из которой  шла  непрерывная  череда  тихих

торопливых гудков. Потом ударил дрогнувшей  рукой  по  рычажкам  и  набрал

номер.

     - Банк времени слушает, - любезно известила его все та же запись.

     Калогер поспешно назвал номер своего счета.

     - На вашем счету, господин Калогер, в настоящий момент  (еле  слышный

щелчок) - два года, месяц и двадцать семь дней.

     - Сколько? - не поверив, заорал он.

     Компьютер  любезно  проиграл  ответ  еще  раз,  и  Калогер,  едва  не

промахнувшись по рычажкам, отправил трубку на место.

     - Вот паршивка! - обессиленно выдохнул он.

     То есть она перевела на его имя два года еще до того, как  подошла  к

нему на набережной.

     И  вдруг  Калогер  почувствовал,  как  в  нем  вскипает   бесстыдная,

безудержная радость. Два года... На "Слепых поводырей" ему  хватило  бы  и

одного...

     - Прекрати! - хрипло сказал он. - Ну!

     Точь-в-точь как тогда, у изувеченного телефона-автомата.

 

 

     Голое небо за окном помаленьку одевалось. Наладившийся с  утра  ветер

принес наконец откуда-то несколько серых клочьев и даже сумел построить из

них некое подобие облачности.

     Калогер отнял лоб от тусклого, давно не мытого стекла.

     - Ладно, хватит! - скривив рот, выговорил  он.  -  Примирился?  Давай

работать...

     Злой, как черт, он вернулся к столу. Сел. Положил перед собой  чистый

лист.

     Итак, "Поводыри"... Что-то  ведь  там  уже  наклевывалось...  Калогер

пододвинул  лист  поближе  и,  подумав,  набросал  вариант  первой  фразы.

Написав, аккуратно зачеркнул и задумался снова.

     И все-таки - зачем ей это было надо?  Жажда  яркого  поступка?  Чтобы

смотреть потом на всех свысока? Два  года...  Это  ведь  не  шутка  -  два

года...

     Нет, так нельзя, сказал он себе и  попробовал  восстановить  картину.

Кабинет... Портьеры, кресла... Зеленые насмешливые  глаза  лидера.  Сейчас

мурлыкнет дверной сигнал и лидер скажет...

     Строка за строкой ложились на бумагу и аккуратно потом зачеркивались.

Квартира оживала: в лицо веял бесконечный прохладный выдох кондиционера, в

кухне бормотал холодильник... Исчеркав лист до конца,  Калогер  перевернул

его и долгое время сидел неподвижно.

     Потом снова мурлыкнул телефон, и он снял трубку.

     - Да?

     В трубке молчали.

     - Да! Я слушаю.

     - Как работается? - осведомился знакомый хрипловатый голос.

     - Никак, - бросил он. - Зачем вы это сделали?

     - Захотела и сделала, - с глуповатым смешком отозвалась она. Кажется,

была под хмельком. - Книгу надписать не забудьте...

     - Не забуду, - обнадежил он. - А кому?

     - Ну... Напишите: женщине с набережной... - И, помолчав, спросила  то

ли сочувственно, то ли виновато: - Что?.. В самом деле никак?

     - В самом деле.

     - Ну вот... - безнадежно сказала она. - Этого я и  боялась...  Видно,

мое время вообще ни на что не годится - разве  на  кабаки...  -  Вздохнула

прерывисто - и вдруг, решившись: - Знаете что? А промотайте вы их, эти два

года!

     - То есть?

     - Ну, развлекитесь,  я  не  знаю...  В  ресторан  сходите...  На  что

потратите - на то потратите...

     - Послушайте, девонька!.. - в бешенстве начал Калогер, но она  только

проговорила торопливо: "Все-все, меня уже нет..." - и повесила трубку.

     Калогер медленно скомкал в кулаке исчерканный лист и швырнул  его  на

пол. Встал, задурил. Чужое время...

     - Да пропади оно все пропадом! - громко сказал он вдруг.

     Бесстыдно усмехаясь, ткнул сигаретой  в  пепельницу,  затем  вышел  в

переднюю и сорвал с гвоздя плащ. В кабак, говоришь... А почему бы  и  нет?

Он уже нагнулся за туфлями,  когда,  перекликнувшись  звуками,  перед  ним

снова возникло начало "Слепых поводырей".

     Чуть ли не на цыпочках он вернулся к столу, повесил  плащ  на  спинку

стула, сел. И слово за словом  первый  абзац  повести  лег  на  бумагу.  И

"Поводыри" ожили, зазвучали.

     Он работал до поздней ночи. И никто не мешал ему, и никто не  звонил.

И он даже ни разу  не  задумался,  а  что,  собственно,  означала  эта  ее

странная последняя фраза: "Все-все, меня уже нет..."



Полезные ссылки:

Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)



Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я

Старая библиотека, 2009-2024. Все права защищены (с) | О проекте | Опубликовать свои стихи и прозу

Worldwide Library Network Белорусская библиотека онлайн

Новая библиотека