Александр Иозефович Ломм
ИСПОЛИН НАД БЕЗДНОЙ
Жизнь - смерть... Вечное противоречие... Очень не хочется умирать гроссу
сардунскому, главе религиозной общины Гирляндии. Дни его сочтены, и он
вкладывает все новые и новые средства в работу профессора Вар-Доспига.
Сумеет ли Вар-Доспиг решить проблему биологического бессмертия?.. Действие
фантастического романа чешского писателя Александра Ломма развертывается в
богатой Гирляндии, стране с высоким развитием науки и техники и в то же
время с контрастами, присущими любому капиталистическому государству.
В центре романа - проблема возможности и допустимости биологического
бессмертия. Исполин над бездной - это всемогущий человек перед великой
тайной смерти. Увлекательные проблемы, динамическое развитие сюжета,
острые, зачастую гротескные ситуации делают роман интересным для широкого
круга читателей.
Художник И. Н. ЛУТОХИН
СПАСИТЕЛЬ
ОБРЕЧЕННЫХ
СОКРОВИЩ
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне...
Александр Блок
1
Весна в этом году выдалась холодная, дождливая: изо дня в день моросил
противный мелкий дождик; за каждым утлом прохожих подкарауливал ветер,
бесцеремонно срывавший платки и шляпы; печальные деревья размахивали
голыми черными ветками, на которых набухшие почки никак не решались
прорезаться.
Над городом висели свинцовые тучи. Вздувшаяся река была по-осеннему
мрачной и нагоняла тоску...
Но не это беспокоило профессора Пигрофа Вар-Доспига, энергично шагавшего
поздним апрельским вечером по набережной Лигары. Его большое полное лицо
пылало от возбуждения, и он не замечал ни дождя, ни ветра.
Несколько минут назад он вышел из здания Южного вокзала. У входа его ждал
великолепный служебный лоршес. Шофер - краснощекий монах - встретил его
поклонами и предупредительно распахнул перед ним дверцу. Но профессор с
досадой отмахнулся и быстрым шагом двинулся по набережной.
- Как из бани, прости господи! - проворчал монах. - Поостыть, видно,
решил... - И, не спеша запустив мотор, повел машину "шажком" вслед за
профессором.
А Вар-Доспиг все шел и шел, и его седые лохматые брови то грозно сходились
над переносицей, то взлетали к самой шляпе.
В чем дело? Что расстроило главного научного консультанта его святости
гросса сардунского, этого видного ученого, труды которого по кибернетике и
биокибернетике снискали ему широкую известность? Какой промах мог
совершить он, Пигроф Вар-Доспиг, не познавший доселе горечи неудач и
прошедший весь свой путь ученого в ореоле славы и громких успехов? И
все-таки он совершил промах...
Три дня назад, отправляясь в Марабрану для апробации первой партии
скалдов, выпущенных приборостроительным заводом фирмы "Куркис Браск и
компания", профессор Вар-Доспиг был в превосходном настроении. Он заранее
предвкушал те восторги и проявления благодарности, которые воздадут ему
владельцы завода, когда он раскроет им изумительные перспективы,
заключенные в скалдах. Теоретически у него все было продумано и рассчитано
до мельчайших деталей. Марабранские скалды должны были открыть эру
всеобщего процветания, а для самого Вар-Доспига стать первой ступенью в
восходящей лестнице грандиозных, неслыханных триумфов. На деле же все
вышло иначе.
Профессора ввели на территорию завода не через главные ворота, которые ему
виделись в мечтах триумфальной аркой, украшенной гирляндами цветов, а
через задний служебный ход, ведущий прямо в здание администрации. Правда,
здесь у Вар-Доспига немного отлегло от сердца - его встретил сам глава
фирмы Куркис Браск. Здесь же были его совладельцы и большая группа
инженеров.
Раздались приветственные речи и, как из рога изобилия, посыпались лестные
комплименты. Улучив момент, профессор обратился к главе фирмы с вопросом:
- Скажите, ведеор Браск, мои скалды в самом деле окажут фирме и рабочим
неоценимые услуги?
- Никаких сомнений, профессор! Скалды - отличные ребята! Наша фирма ими
очень довольна! - вскричал Куркис Браск с преувеличенным энтузиазмом.
Вар-Доспиг уловил, что ответ относится лишь к фирме, и поэтому решил
уточнить:
- А как рабочие, ведеор Браск?
- Рабочие?.. - замялся фабрикант. - Да, с рабочими получилось не совсем
гладко... Но это пока, пока! Потом все утрясется! Вот увидите!
- Позвольте, что вы имеете в виду?
- Да знаете, пришлось кой-кого выставить за ворота. Не сразу, конечно!
Сделали парочку скалдов. Потом еще... В общем, ведеор профессор, сотня
скалдов заменила фирме пятьсот квалифицированных рабочих! Здорово, правда?!
- Как же так? Вы что, уже пустили скалды в эксплуатацию?
- Конечно, пустили! Ведь эту первую партию фирма все равно оставляет для
себя!
- А пятьсот рабочих вы рассчитали и выбросили за ворота?
- Именно так!..
Профессор Вар-Доспиг был совершенно сражен услышанным. Мысли его смешались.
- А как этот бородатый токарь? Помните, я в вашем присутствии
фотографировал его у станка?
- Рэстис Шорднэм?
- Да, да, его звали Рэстис Шорднэм!.. Неужели и его тоже?..
- Нашли о ком беспокоиться, ведеор профессор! Этого смутьяна мы рассчитали
в первую очередь. Но зачем из-за этого расстраиваться?! Бросьте! Любое
новое дело требует жертв. В будущем правительство, надо полагать,
что-нибудь придумает. Но пока суд да дело, мы успеем собрать все сливки с
производства скалдов!..
Вар-Доспиг хотел что-то возразить, но ему не дали: окружили, заговорили,
повели в актовый зал, где были накрыты столы для торжественного обеда.
Потом он два дня возился со скалдами, проделал массу испытаний, подписал
уйму протоколов. Лишь перед самым отъездом ему удалось встретиться с
рабочими завода. Они отнеслись к нему настороженно, с плохо скрываемой
враждебностью. В сборочном цехе он хотел поговорить с одним пожилым
слесарем о скалдах, разъяснить ему истинное положение вещей. Но рабочий не
стал его слушать. Сказал с холодной вежливостью:
- Оставьте нас, ведеор профессор. Мы сами о себе как-нибудь позаботимся.
Бывали мы во всяких переделках, авось и против скалдов устоим.
Стало ясно, что скалды превратились для рабочих в источник зла. Это
произвело на профессора крайне удручающее впечатление. С таким настроением
он на другой день и покинул Марабрану...
Холодный ветер и брызги дождя подействовали на профессора успокаивающе. Не
доходя шагов сто до моста Альгрида, он остановился, вытер платком мокрое
лицо и в полной неподвижности уставился на мутные воды широкой Лигары.
- Им бы только сливки снимать... Ничего! Я им еще покажу сливки!.. -
пробормотал он и погрузился в глубокую задумчивость.
Так прошло больше часа. Шляпа и плащ профессора давно промокли, но он
ничего не замечал. Вдруг кто-то тронул его за рукав:
- Ведеор профессор, уже половина одиннадцатого!
Вар-Доспиг вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял водитель-монах.
- Чего тебе нужно?!
- Уже половина одиннадцатого, ведеор профессор, а перед отъездом вы
говорили, что сегодня в десять вечера вам непременно нужно быть дома!
- Боже единый! Арса одна в доме, а он уже вышел! - испуганно вскричал
профессор. - Где же ты был раньше, ротозей несчастный?! Скорей едем!
И он тяжелой рысью побежал к машине.
2
Материон был просто великолепен. Прямой, широкоплечий, он спокойно сидел
в кресле и бесстрастно осматривал обстановку кабинета немигающими
эмалево-голубыми глазами. Его иссиня-черная борода, вся в тугих завитках,
сверкала, как руно благородных ардиланских овец. Если бы не
безукоризненный фрак и белоснежная манишка, его можно было принять за
оживший монумент какого-нибудь древнего ассирийского царя.
Когда профессор Вар-Доспиг, изрядно запыхавшийся, с растрепанными
волосами, стремительно вошел к себе в кабинет, Материон с олимпийским
спокойствием принял его приход к сведению, не переменив позы и не
шевельнув ни единым мускулом смуглого лица.
Что же касается Арциссы, двадцатидвухлетней дочери профессора, то она даже
не заметила появления отца. Ее затуманенный взгляд был прикован к
Материону, на бледном лице блуждала сомнамбулическая улыбка. Она сидела в
пяти шагах от Материона, откинувшись на спинку кресла, и вид у нее был
измученный, придавленный и вместе с тем болезненно счастливый. Молча
уставившись на своего странного бородатого собеседника, она словно ожидала
от него каких-то невероятных откровений. Но Материон не обращал на нее ни
малейшего внимания.
Вар-Доспиг пристально оглядел дочь. Его лицо побагровело от волнения.
Тряхнув седой шевелюрой, он подошел к Арциссе, тронул ее за плечо и громко
спросил:
- Зачем ты вошла сюда, Арса?
Он старался придать своему голосу ту всегдашнюю теплоту и нежность,
которые усвоил себе в обращении с дочерью с тех пор как она лишилась
матери, но на сей раз ему не удалось скрыть раздражения. Арцисса, с трудом
оторвав взгляд от Материона, провела рукой по глазам, словно хотела снять
с них невидимую паутину, и растерянно посмотрела на отца:
- Здравствуй, папа... Ты уже вернулся?..
- Да, я вернулся. А тебя, Арса, я спрашиваю, зачем ты вошла в мой
кабинет?! Ведь я просил тебя не делать этого в мое отсутствие!
- Просил... Я знаю... - покорно согласилась девушка и снова перевела
взгляд на Материона. У нее не хватало решимости подняться и уйти.
Вар-Доспиг взял дочь за локоть.
- Идем, Арса! Я провожу тебя в твою комнату!
Девушка поднялась.
- Спокойной ночи, ведеор Материон! - прошептала она,
- Спокойной ночи, Арцисса! - отчетливо произнес Материон чистым бархатным
голосом.
Вся зардевшись, Арцисса опустила ресницы. В полном молчании отец и дочь
поднялись по лестнице наверх, в ее комнату.
- Спи спокойно, моя радость! - пробормотал профессор и, поспешно поцеловав
Арциссу в горячий лоб, хотел было уйти. Но Арцисса остановила его:
- Папа!..
- Ну, что еще?
Профессор, уже взявшийся за ручку двери, обернулся с явным нетерпением.
Арса устало опустилась на кровать. В глазах ее смешались тревога и
растерянность, радость и изумление.
- Кто он, папа? - спросила она чуть слышно.
- О ком ты спрашиваешь? О Материоне?
Она кивнула все с той же странной улыбкой, с которой ушла из кабинета.
Профессор нахмурился.
- Ты уже взрослый человек, Арса, и должна понимать, что я не смею говорить
тебе обо всем. Я нахожусь на службе у его святости гросса сардунского, и
это обязывает меня хранить секреты, которые мне доверяют...
- Это я понимаю, папа. Но разве Материон тоже секрет Гроссерии? Ведь он
человек! И притом в нем есть что-то особенное, словно он прибыл с другой
планеты!..
По лицу Вар-Доспига промелькнула тень тревоги.
- Ты слишком возбуждена, Арса. Тебе нужно успокоиться, уснуть...
- Нет, нет, я все равно не усну!.. Этот Материон, папа, прямо чудо
какое-то! Я до сих пор не могу прийти в себя и не знаю, что со мной
творится... Мне хочется и плакать и смеяться... Но я так рада, так рада,
что он к нам приехал!.. Я, папа...
Не договорив, она умолкла. Матовая бледность ее лица сменилась вдруг
темным румянцем.
Брови профессора сдвинулись в одну лохматую линию. Сцепив руки за спиной,
он заметался по комнате, бормоча непонятные слова. Арцисса удивленно за
ним наблюдала. Наконец он остановился перед дочерью и решительно посмотрел
ей в лицо.
- Ты права, Арса. Я должен сказать тебе все теперь же. Обмолвившись
случайно, что Материон не человек, а чудо, ты, сама того не ведая, сказала
правду. Да, дитя мое, Материон не человек! Материон чудо, вернее,
сверхчудо современной биокибернетики! И это сверхчудо создал твой отец!
- Не может быть! - прошептала девушка, снова покрываясь бледностью.
Профессор опустился на стул и схватил руку дочери.
- Слушай, Арса, я открою тебе тайну огромной важности. Но ты должна
навсегда похоронить ее в своем сердце. Ты будешь молчать?
Арса не ответила. Профессор сжал ее руку и заговорил взволнованно,
приглушив голос почти до шепота:
- Я создал Материона по заказу его святости Брискаля Неповторимого, гросса
сардунского. Внешность его я позаимствовал у одного марабранского рабочего
на заводе Куркиса Браска. Настоящий бородатый титан! Самая подходящая
форма для машины, способной решать самые сложные проблемы! Его святость
гросс сардунский хочет с помощью Материона приобрести личное бессмертие.
Он получит его, он станет бессмертным. Но не он один! Бессмертие проникнет
в массы! Этого не избежать! А Материон? Материон решит за людей все,
абсолютно все проблемы! Он найдет пути к благополучию и счастью! Его
действия будут безошибочны и точны! Отныне на Земле наступит настоящий
рай! Материон даст людям все - бессмертие, пищу, комфорт, совершеннейшие
эстетические наслаждения!..
- А люди, папа? - перебила профессора Арцисса. Она уже овладела собой и
вслушивалась в тираду отца внимательно и настороженно.
- Что люди? - не понял профессор, словно с разбегу налетел на невидимое
препятствие.
- Что будут делать сами люди? Все уйдут в отставку и превратятся в
потребителей?
Вар-Доспиг холодно посмотрел на дочь.
- Да, в потребителей, - твердо ответил он. - В этом нет ничего зазорного.
До сих пор человек жил в плане абсурда, теперь будет жить в плане железной
логики. Ты называешь это отставкой? Пусть будет отставка, но такая
отставка лучше абсурда смерти, абсурда поисков, абсурда страха. Мы будем
жить, как боги!
- А любовь, папа, тоже абсурд? - тихо спросила Арса.
- Для бессмертных - да.
Арцисса задумалась, опустив голову. Профессор смотрел на нее с нетерпением.
- Хорошо, папа, - вздохнула девушка. - Я все поняла. Но ответь мне еще на
один вопрос. Как зовут того бородатого марабранского рабочего, с которого
ты скопировал внешность для Материона?
- Его зовут Рэстис Шорднэм... А теперь спи спокойно. Все будет хорошо.
Вар-Доспиг еще раз поцеловал дочь и быстро вышел из комнаты.
Оставшись одна, Арса некоторое время сидела неподвижно. Потом
встрепенулась и громко произнесла:
- Рэстис Шорднэм! - Она чутко прислушалась к звукам незнакомого имени.
После этого, словно испив живительной влаги, она вдруг почувствовала
могучий прилив бодрости и решимости. Она поняла, что не может ни минуты
оставаться под одной крышей с Материоном. Все, что угодно - холод, голод,
нищета, - только не попасть под влияние этого ужасного кибернетического
монстра, не отдать ему свою волю, свои желания, свои прихоти, пусть даже
абсурдные! Рай Материона - хуже смерти!..
В ту же ночь Арцисса покинула отцовский дом в Гроссерии и ушла неведомо
куда. С собой она взяла лишь немного денег, а отцу оставила короткую
записку, в которой просила не искать ее и не заботиться о ее дальнейшей
судьбе.
3
В Марабране есть где погулять, есть где развернуться, была бы охота да
водились бы суремы в карманах. На то она и портовый город - Ворота в Мир!..
В просторном трактире "Золотой Лев", что стоит через улицу прямо напротив
железных ворот огромного завода фирмы "Куркис Браск и компания", как-то
весенним теплым вечером было особенно много шума и песен. Это прощался с
друзьями небезызвестный в своем кругу Рэстис Шорднэм, по прозвищу Рэ
Шкипер. Днем он продал более удачливому товарищу последнее, что у него
осталось, - тесную лачугу в пригородных трущобах Марабраны да кой-какую
старую мебель, и теперь с легким сердцем спускал вырученные деньги. Тут
были его закадычные друзья - верзила Рульф Эмбегер и двадцатилетний
весельчак Дуванис Фроск, были товарищи по профсоюзу, были и совершенно
незнакомые любители кутнуть на даровщинку, обладающие на этот счет
исключительно тонким нюхом.
В сизых клубах табачного дыма раскачивались красные возбужденные лица,
лоснящиеся от пота; из разинутых ртов вырывались визги, хохот, соленые
шутки; ухватистые руки то и дело поднимали наполненные пивом кружки и
сдвигали их с устрашающим звоном. Люди веселились до упаду, а над ними, на
почерневшей от дыма и времени стене, словно оправдывая и утверждая их
наплевательское отношение к жизни, красовалась многозначительная надпись,
исполненная старинной затейливой вязью:
"Кто пил - умер, кто не пил - тоже умер. Лучше пей и ни о чем не жалей!"
Внешность Рэ Шкипера весьма обманчива. С виду он кажется мрачным и
грозным. Такое впечатление вызывают его могучие плечи, гигантский рост и
кудрявая черная борода. Но характер Рэ Шкипера не имеет ничего общего с
его внушительным обликом. На самом деле это очень добрый и спокойный
человек лет тридцати, с умным, чуть ироническим взглядом чистых голубых
глаз, поблескивающих из-под сурово нависших бровей.
Вечеринка затянулась далеко за полночь. Когда многие из собутыльников уже
начали ронять отяжелевшие головы на стол и шум несколько утих, Дуванис
Фроск тронул Рэстиса за рукав и сказал:
- Ты, Рэ, послушай! Вот ты собираешься в дорогу. А как же с твоей работой
у доктора? Помнишь, к тебе приезжал один, кажется, из Ланка? В прошлом
месяце... Как же с ним?
- Помню, конечно, помню. Это был почтеннейший ведеор Канир, доктор
каких-то там обезьяньих наук!.. Но это пустое дело, малыш! Приезжал,
наобещал, да с тем и остался, - Шорднэм махнул рукой и пустил в потолок
мощную струю табачного дыма.
- А какую работу он предлагал тебе? - не унимался Дуванис.
- Работу? Очень смешную... Присматривать за живой обезьяной, за огромным
рыжим орангутангом!
- Шутишь!.. - не поверил Дуванис. - Нет, Рэ, ты серьезно скажи! Может, ты
уйдешь, а этот доктор как раз и пожалует. Тогда бы я вместо тебя
нанялся... Калия была бы так рада! Сам понимаешь, только мы поженились и
вдруг на тебе - меня выгоняют с работы! Совсем она у меня загрустила...
- Понимаю, Дув, все понимаю, хотя и не одобряю твоей преждевременной
женитьбы. Но тебе эта работа не подойдет, - с полной серьезностью ответил
Шорднэм. - Доктор Канир, видишь ли, искал парня рослого, крепкого. Он в
самом деле предлагал мне стать чем-то вроде сторожа при подопытном
орангутанге. Это тебе не сверлильный станок. Тут бы скалды Вар-Доспига
вполне подошли! Или вот Рульф, ему бы такая работа тоже пришлась по
плечу... Что ты на это скажешь, старина Рульф?
- Мне наплевать на обезьян и на их хозяев! Мне мой завод подавай обратно
или мою законную долю от работы этих идиотских скалдов, будь они трижды
прокляты! - мрачно прогудел Рульф и вдруг, вскипев гневом, треснул кулаком
по столу. - Сволочи вы! Холуи безмозглые! На обезьян размениваетесь! Тут
бы всем вместе взять хозяев за горло и вытрясти из них то, что нам
принадлежит по праву, а вы шляетесь по дорогам, как неприкаянные, да ищете
только, где бы пару суремов зашибить!
- Брось, Рульф, не расстраивайся! Если ты меня имеешь в виду, то, будь
уверен, я не собираюсь поступать в рыцари бесконечных дорог и слоняться по
гирляндским проселкам в поисках случайного заработка, - спокойно заметил
Рэстис и положил свою тяжелую руку на плечо друга.
- А что ты, интересно, намерен делать?
- У меня, дружище, есть четкий план действий. Хочешь знать, какой?
- Представляю себе, что у тебя за план... А впрочем, валяй выкладывай, а
мы с Дуванисом послушаем!
- Так вот, друзья, из Марабраны я двинусь на север - в Сардуну, а потом в
Варенгу. В Сардуне-то положение вряд ли лучше нашего, и я на нее особенно
не рассчитываю, а вот в Варенжских лесах наверняка можно устроиться. Все
равно кем - лесорубом, шофером или по ремонту машин... Вот, пожалуй, и
весь мой план...
- Не густо, - пробасил Рульф.
- Знаю, что не густо. Но другого выхода у меня нет. Ведь у нас, в
Марабране, даже в порту шляются сотни безработных, готовых за одни харчи
выполнять черт знает какую работу! Значит, здесь мне остается либо с
голоду подохнуть, либо превратиться в подонка и заживо похоронить себя в
Гух-Норбе!..
- Неправда! - рявкнул Рульф и, дернув плечом, сбросил руку Шорднэма. -
Неправда, говорю я! Весь твой план, Рэ, - это игра с нищетой в жмурки! Это
ничем не лучше Гух-Норба! Потому мы и сидим на бобах, что болтаемся по
всей стране, надеясь на чужого дяденьку! А Браску и ему подобным это на
руку! Им выгодно иметь дело с такими слюнтяями, которые без единого слова
уступают свои места тупорылым роботам Вар-Доспига! Надо силой заставить
хозяев считаться с нами!.. Да, силой!
- Какой силой?! Как заставить?! - взвился вдруг Дуванис Фроск, весь
раскрасневшись от волнения.
- Бастовать надо! - отрезал Эмбегер.
- Ах, бастовать?! - продолжал кипятиться Дуванис. - Скажите пожалуйста,
какая новость! А мы-то бедные и не знали!.. Чтобы бастовать, нужны деньги!
А денег нет!
- Да, с деньгами скверно, - мрачно согласился Рульф. - Касса пуста. Да и
не удивительно! С безработных-то что возьмешь?!
- Поумнел! Сразу поумнел!.. Вот и выходит, дорогой Рульф, что лучше хоть
где-нибудь работать, да и исправно платить взносы! А соберутся деньги,
тогда и бастовать можно!...
- Никогда мне вас не переспорить, - проворчал Рульф.
Друзья отпили из кружек и уже более спокойно продолжали разговор о том
положении, которое возникло в последний год на их заводе.
4
Этой ночью гросс сардунский допоздна засиделся за разборкой ежедневных
писем и донесений. Сам он, конечно, не читает - бережет ослабевшее под
старость зрение. Всю полученную почту разобрал предварительно его личный
секретарь протер Мельгерикс, высокий мужчина с изящной эспаньолкой на
надменном лице, всегда облаченный в просторное белоснежное одеяние.
Выполнив заранее всю главную работу, протер теперь докладывает гроссу
содержание важнейших бумаг.
Брискаль Неповторимый - худой, немощный старец восьмидесяти пяти лет -
сидит перед камином, греет над огнем дрожащие руки и рассеянно внимает
монотонному голосу Мельгерикса. Мысли его при этом то цепляются за
услышанные слова, то безотчетно уносятся в фантастический мир причудливых
образов, порожденных пляшущими языками пламени.
- Подал докладную записку научный консультант вашей святости профессор
Пигроф Вар-Доспиг, - говорит протер-секретарь, с трудом подавляя зевоту. -
Он отчитывается в своей работе по специальному заданию вашей святости. Как
вам известно, в процессе создания эвристического робота, обозначенного
шифром "Материон", профессор Вар-Доспиг сконструировал
самопрограммирующийся автомат логического действия и под маркой "скалд-12"
уступил его серийное производство фирме "Куркис Браск и компания" в
Марабране, Условия сделки таковы: с каждого проданного скалда в пользу
Гроссерии будут поступать отчисления в размере двадцати процентов его
покупной цены. Завод Куркиса Браска полностью овладел производством
скалдов и выпустил первую партию этих автоматов численностью в сто штук.
Их приобрел сам Куркис Браск для своего предприятия. Стоимость каждого
скалда составляет сто тысяч суремов. Таким образом, фирма "Куркис Браск и
компания" отчислит в пользу Гроссерии ровно два миллиона суремов, чем
будут полностью покрыты расходы по научным изысканиям профессора
Вар-Доспига. Далее научный консультант вашей святости просит отпустить ему
дополнительно двести тысяч суремов для интенсификации научных работ и
одновременно почтительно приглашает вашу святость ознакомиться с очередной
моделью Материона, созданной за последний год. Надо полагать, ваша
святость, что дополнительные ассигнования вы отпустите профессору
Вар-Доспигу не прежде чем осмотрите его новую модель и убедитесь, что она
является существенным шагом вперед к задуманному эвристическому роботу
"Материону". Правилен ли будет такой ответ на докладную записку профессора
Пигрофа Вар-Доспига?
Гросс чуть заметно кивает, не отрывая взгляда от огня в камине. Голос
протера Мельгерикса доносится глухо, словно из какой-то неведомой дали.
Гроссу не хочется расставаться со сладостной дремотой, но, сделав над
собой усилие, он движением век прогоняет ее и вновь прислушивается к тому,
что говорит Мельгерикс.
- Его беспорочество протер Вигурий представил записку по поводу последнего
напутствия, которое надлежало дать престарелому и больному композитору
Гионелю Маску, - бубнит протер-секретарь, заглядывая в очередную бумагу. -
Гионель Маск, как известно вашей святости, приблизился к порогу
неизбежного. Вы сами изволили поручить протеру Вигурию сделать больному
последнее напутствие.
Вигурий выполнил поручение вашей святости, но неполностью, о чем и
доносит. Первое и второе очищение протер совершил благополучно и с
удовлетворением отметил полную покорность умирающего перед лицом
неизбежного. Однако третье очищение ему выполнить не удалось. Придя
сегодня утром в дом Гионеля Маска, протер обнаружил, что умирающий исчез.
От растерянных слуг он узнал, что на рассвете за больным приехал
неизвестный человек, облаченный во все черное, и заявил, что прибыл по
вызову самого композитора. Естественно, что его допустили к больному.
Побыв с Гионелем Маском не более десяти минут, неизвестный вывел его из
дома, усадил в автомобиль и увез. Один из слуг Маска проявил похвальное
усердие и проследил за направлением, в котором незнакомец увез его
хозяина. Этот расторопный слуга доложил протеру Вигурию, что черный лоршес
умчался к южному шоссе, которое ведет в Тартахону и далее в Марабрану.
Протер Вигурий из этого заключил, что Маск - уроженец Марабранской
провинции - решил умереть на родной земле, а увез его кто-нибудь из
родственников. Столь легкомысленным поступком композитор лишил себя
последнего напутствия, а тем самым, как полагает протер Вигурий, и высокой
чести покоиться в сардунском Пантеоне Гениев...
- Вигурий глуп, как средневековый монах! - тихо проскрипел сын божий, не
поворачивая головы, и, помолчав, добавил: - Гионель Маек великий
композитор, прославленный во всем мире. Пусть он умирает там, где ему
легче умирать. Тело его все равно должно быть положено в мраморный
саркофаг в Пантеоне Гениев. Я сам прослежу за этим и лично совершу по нему
великое богослужение в Сарде... Гионель Маск - гордость Гирляндии и
крупнейший алмаз в нашей святой короне! С ним может сравниться разве что
другой великий гирляндец - академик Вериан Люмикор Нотгорн. Поэтому я
приказываю и повелеваю: Вигурию поставить на вид его прискорбное скудоумие
и на полгода лишить его счастья лицезреть нашу священную особу. Ашем табар!
- Ашем табар! - скороговоркой произнес Мельгерикс и, поклонившись
сухопарой спине сердитого старичка, продолжал докладывать: - Пишет и
доносит настоятель храма бога единого в Ланке, что на юге Сардунской
провинции, некий благочестивый аб Бернад. Письмо, ваша святость,
пространное и бестолковое. Им не стоило бы утруждать ваше внимание, если
бы в нем не сообщалось нечто неслыханное и невероятное. Вы только что
изволили назвать академика Нотторна драгоценным алмазом вашей божественной
тиары. А ланкский аб жалуется в своем письме на академика Нотгорна и
обвиняет его в самых страшных смертных грехах. Нотгорн, ваша святость, уже
два года живет в Ланке...
- Рядовой аб жалуется на академика?! На самого Вериана Люмикора Нотгорна?!
- неожиданно оживился гросс и даже слегка повернулся в сторону секретаря.
- Истинно так, ваша святость, - подтвердил протер Мельгерикс. - Аб Бернад
из Ланка жалуется на полное безверие престарелого профессора Нотгорна, а
также на его явное намерение вступить в открытую борьбу с нашей святой
религиозной общиной!..
- Вступить в борьбу с общиной бога единого?! В борьбу со мной?!
- Да, ваша святость. Это явствует из письма ланкского аба...
- Вон как!.. Интересно!.. Весьма интересно!.. Это письмо мы с
удовольствием выслушаем полностью. Читай, беспорочнейший!
- Да будет так, ваша святость. Ашем табар!..
5
Протер Мельгерикс тщательно откашлялся и принялся читать:
- "Солнцеликому и святейшему сыну бога единого на Земле, первосвященнику
святой гирляндской общины, достославному Брискалю Неповторимому, гроссу
сардунскому, да продлятся дни его на веки веков и да пребудет в радости
его сердце и в бесконечной мудрости его светлый разум, пишет и доносит
верный раб и служитель, настоятель храма бога единого в Ланке,
благочестивый аб Бернад.
Сердце мое питается в источнике мудрости и руки мои чисты! Довожу и
излагаю, что сам видел, слышал и уразумел! Ашем табар!.."
- Ну и слог! - фыркнул сын божий, перебивая своего секретаря. - Этот аб
пишет, как писали во времена Альгрида! Пропусти, протер, все это
бестолковое вступление и читай с того места, где говорится о деле!
- Слушаюсь, ваша святость!
Протер быстро пробежал глазами десятка два строк и через минуту возобновил
чтение:
- "Во вверенном моей духовной опеке богоспасаемом городе Ланке появился
два года назад новый житель - профессор и академик Вериан Люмикор Нотгорн.
Известный вашей святости и миру как великий ученый, исследователь и
педагог, этот преступный профессор показал себя в нашем городке как
яростный противник повелителя вселенной, бога нашего единого, вашей
святости отца небесного. Он замыслил уничтожить нашу святую религиозную
общину и в этом своем ужасном намерении тверд и неистов до изумления.
Тяжелая вина этого человека неоспорима, а в чем состоят доказательства
этой вины, о том следует ниже.
Купив на окраине Ланка просторный особняк с садом, профессор Нотгорн
первым делом оборудовал лабораторию и окружил себя многочисленным
подопытным зверьем, начиная от крохотных белых мышек и кончая гигантским
рыжим орангутангом. Вместе с профессором прибыли из столицы и поселились в
его доме экономка ведрис Нагда, женщина очень набожная, и ассистент
профессора, ведеор Канир, доктор естественных наук - человек ученейший, но
строгих правил и крепкой веры.
Устроившись таким образом, профессор с головой погрузился в какие-то
научные изыскания. Он не покидал своего подворья, ни разу не показался в
общественных местах и - что самое ужасное! - ни разу не посетил
богослужения в нашем храме бога единого, вашей святости отца небесного.
Естественно, что я, ваша святость, как лицо, ответственное за спасение душ
своих прихожан, был этим фактом удручен и озадачен более других. По зрелом
размышлении я решил добиться свидания с профессором.
Профессор охотно принял меня и терпеливо выслушал мои увещевания. Но потом
заявил мне буквально следующее: "Вы пришли как нельзя более кстати,
уважаемый ведеор аб! Я, видите ли, как раз закончил важную научную работу.
Мне будет интересно испытать правильность моих идей и выводов именно на
вас. Ваша вера в бога единого служит мне гарантией, что вы отнесетесь к
моим словам со всей серьезностью".
После такого вступления профессор Нотгорн принялся излагать мне свои
богопротивные взгляды. Он говорил долго и пространно, а я сидел, слушал и
холодел от ужаса.
Привожу подлинные слова Нотгорна:
"Бессмертие - вот в чем незыблемая опора религии, пока это бессмертие
фиктивное, иллюзорное и предполагается лишь в несуществующем загробном
мире. Бессмертие - вот в чем неминуемая гибель религии, если это
бессмертие станет фактическим и доступным в нашем реальном мире!"
Далее старый грешник заявил, что сам он работает именно в этом направлении
и уже добился вполне определенных успехов..."
- Постой, беспорочнейший! Повтори еще раз подлинные слова Нотгорна о
бессмертии! - вскричал вдруг гросс сардунский, охваченный сильнейшим
волнением.
Мельгерикс послушно вернулся к требуемому месту и прочел его еще раз,
подчеркивая голосом каждое слово.
- Что ты об этом думаешь? - спросил после этого Брискаль Неповторимый.
Протер-секретарь смутился. Он мог сказать, что эту мысль Нотгорна
высказывал еще Альгрид, но он знал, что гроссу такой ответ не понравится,
и поэтому лишь пожал плечами и ограничился ничего не значащей фразой:
- Так, ваша святость, может говорить человек, полностью утративший веру в
бога!
- Виляешь, протер!.. Ну ладно, читай дальше!
Мельгерикс сокрушенно вздохнул и стал продолжать:
- "Я был настолько поражен этими страшными идеями, ваша святость, что в
смятении покинул дом Нотгорна, даже не спросив, в чем же, собственно,
заключается суть его работы. Моя душа была потрясена, словно ей
приоткрылась щель в геенну огненную. Но прошло несколько дней, и я,
укрепившись молитвой, решил еще раз посетить обреченный дом ученого.
Мой второй визит не удивил профессора. На мой вопрос, в чем же заключается
сущность его научных изысканий, профессор Нотгорн охотно рассказал мне об
этом. Я понял опять далеко не все, ибо в речи его было много слов страшных
и загадочных.
Нотгорн утверждает, что в основе религиозных представлений о фиктивном
загробном бессмертии лежит разделение человека на материальную плоть и на
некую эфемерную душу. Поэтому, говорит он, если доказать, что никакой души
нет, то из этого сам собой напросится вывод, что нет никакого посмертного
существования личности, нет потустороннего бессмертия. А если, мол, все
это подкрепить еще возможностью относительного бессмертия в реальной
жизни, то все горы богословских абсурдов разлетятся в пыль. В этом
направлении и ведет свою работу окаянный профессор.
Я отбросил личину простоватой любознательности и обрушил на голову
отступника великое проклятие. Я весь пылал справедливым гневом, а старый
богохульник смотрел на меня с улыбкой, без малейшего страха или смущения.
Тогда я сказал ему, что сообщу обо всем вам, ваша святость, и что вы
найдете на него управу..."
- Остановись, протер. Есть что-нибудь существенное?
- Нет, ваша святость. Дальше аб сообщает о третьем визите, но в третий раз
Нотгорн не принял его. В заключение аб обращается с просьбой, которую
излагает в следующих словах: "Избавьте, ваша святость, несчастный Ланк от
страшного богоотступника, защитите святую гирляндскую общину от опасного
врага - бешеного пса Нотгорна, который своими мерзкими шелудивыми лапами
усиленно роет могилу нашей вере в бога единого, вашей святости отца
небесного!"
- И это все?
- Да, ваша святость, это все.
- Значит, аб Бернад так и не узнал, чем Нотгорн занимается и как он
разрешил проблему бессмертия?
- По-видимому, он этого не узнал, ваша святость.
Гросс помолчал и наконец устало вздохнул:
- Скажи, беспорочнейший, ты допускаешь возможность земного бессмертия?
- Трудно сказать, ваша святость. Допустить можно все. Но нужно ли человеку
реальное бессмертие в этой жизни, вот вопрос, на который может ответить
лишь сам бог единый, вашей святости отец небесный... Ашем табар! -
уклончиво ответил протер и низко опустил голову, чтобы старик не заметил в
его глазах усмешку.
- Ашем табар... Ты прав, беспорочнейший... - вздохнул Брискаль
Неповторимый. - Все в воле божьей... Вот что, оставь остальное на завтра.
Я устал, веди меня на ложе!
6
Уже поздно - не менее двух часов ночи. В это время в трактире "Золотой
Лев" появляется новый посетитель. Худощавый, одетый во все черное, с лицом
гладко выбритым и в высшей степени постным, он явно пришел сюда не
развлекаться. В одной руке у него портфель, в другой - черная полированная
трость.
Не снимая шляпы, посетитель направляется к стойке, и о чем-то спрашивает
трактирщика. Тот выбегает из-за стойки и ведет незнакомца к столу, где
остатки компании Рэстиса Шорднэма допивают последние кружки пива. Забежав
несколько вперед, трактирщик первым оказывается у стола и кричит:
- Ведеор Шорднэм, тут пришли к вам!
Друзья одновременно поворачивают голову и смотрят на пришельца: Эмбегер с
угрозой, Фроск с опаской, Шорднэм с любопытством. Но вот Рэ Шкипер узнает
ведеора в черном и поднимается ему навстречу.
- Ведеор доктор?!
- Здравствуйте, Шорднэм! Я ищу вас целых три часа по всем кабакам
Марабраны! Был на квартире, но там уже поселился кто-то другой. Мне
сказали, что вы продали свою лачугу и отправились путешествовать...
Голос доктора трещит и скрипит от раздражения.
- Так оно и есть! Завтра я намерен отдать концы и пуститься в далекое
плавание по дорогам нашей благословенной Гирляндии!..
- Но ведь мы же с вами условились, что через месяц я вновь навещу вас! Или
вы передумали, Шорднэм?!
- Как можно, ведеор доктор! Я ждал вас, как манны небесной! Но месяц-то
истек уже позавчера, а пустое брюхо, извините за откровенность, не
накормишь надеждами!
- Ну хорошо, хорошо... Я ужасно измотался, а времени у меня в обрез... Эй,
хозяин, дай-ка кружечку пива! Да побыстрей!
Доктор подсел к столу. Перед ним тут же появилась кружка пива, мигом
поданная услужливым трактирщиком. Доктор сдул пену и жадно припал губами к
стеклянному краю кружки. Напившись, он уже более спокойно обратился к
Шорднэму:
- Я сказал вам, что беру вас наверняка. А раз вы готовы ехать хоть завтра,
тем лучше...
- Мы не мешаем вашей беседе? - сурово спрашивает Рульф, уставясь на
доктора с открытой неприязнью.
- Сиди, Рульф!.. Доктор, это мои лучшие друзья, ведеоры Эмбегер и Фроск.
Они тоже готовы дрессировать хоть самого дьявола, лишь бы не сидеть без
дела!.. Это тот самый доктор Канир, ребята, о котором я вам рассказывал! -
приветливо говорит Рэстис, обращаясь поочередно к ведеору в черном и к
своим друзьям.
Доктор Канир холодно кивает Рульфу и Дуванису и тут же вновь обращается к
Шорднэму:
- Для нашего орангутанга Кнаппи вполне достаточно одного толкового
наставника... Это хороший и смирный зверь. Я уверен, что вы полюбите его,
Шорднэм. В общем, работа будет нетрудная. Подробности потом. У меня еще
масса хлопот в Марабране, а к утру мне надо снова быть в Ланке. Давайте же
покончим с нашими делами.
- Пожалуйста, доктор!
- Итак, Шорднэм, я оставлю вам адрес, деньги на дорогу и вашу заработную
плату за первый месяц. Всего тысячу пятьсот полновесных гирляндских
суремов!
Доктор расстегнул портфель и вынул из него пачку денег и бумагу.
- Распишитесь в получении вот здесь, - он подал Шорднэму свою авторучку и,
подождав, пока тот распишется, продолжал: - Отлично!.. Теперь дальше.
Ровно через неделю вы явитесь в Ланк к профессору Вериану Люмикору
Нотгорну. Так зовут вашего нового хозяина. Вам должно быть известно это
прославленное имя, и вы должны понимать, что, помимо всего прочего, вам
оказана огромная честь!..
- Я понимаю, доктор. Можете на меня положиться, - твердо говорит Шорднэм.
- Вот и отлично! Я вам верю, Шорднэм!.. А теперь извините, мне пора ехать
дальше!
Допив свое пиво, доктор Канир уходит прочь, кинув по пути на стойку мелкую
монету.
После ухода доктора Канира Шорднэм с минуту смотрит на пачку денег, словно
не веря своим глазам. Проснувшиеся собутыльники тоже глядят на нее с
откровенной жадностью.
- Везет Рэ Шкиперу! Ура-а! Пьем дальше!!! - завопил один из оборванцев,
будучи не в силах подавить восторг.
- Слышишь, Рэ, шантрапа твоя голосит, еще пива просит!.. Заказывай, пей,
гуляй, ведеор Шорднэм, ты теперь богат! - злобно гудит Эмбегер и грохает
кулаком по столу. - Пей, не жалей, все равно помирать придется!
- Зря ты злишься, Рульф, - спокойно возразил Рэстис. - Ну пропили мы с
этими беднягами сто двадцать суремов, что за беда? Ведь это не деньги, а
слезы! Полторы тысячи суремов - это уже капитал! На них в случае
забастовки может продержаться восемь семей в течение двух недель... Знаешь
что, Рульф, бери-ка, брат, эти деньги и сдай их Гардиону в стачечный фонд
профсоюза!
- Рэстис, ты с ума сошел!!!
- Бери, бери! Я в полном уме и знаю, что делаю. Бери и никогда не
сомневайся в Рэ Шкипере!
- А как же ты сам?!
- Обойдусь. В Ланк пойду пешком, как и задумал. Это во всех отношениях
полезно. Посмотрю, как у нас в Гирляндии народ живет, чем дышит и усердно
ли молится в храмах богу единому за процветание Гроссерии...
- Рэстис Шорднэм! - Эмбегер поднялся над столом торжественный и грузный. -
Рэстис Шорднэм! От имени нашей профсоюзной организации и всех наших
товарищей по несчастью я приношу тебе благодарность за твой великодушный...
Он не договорил. Его прервал и заглушил Дуванис, который разразился вдруг
гомерическим хохотом.
- Зарезал!.. Убил!.. Охо-хо!.. Спасите, люди добрые!.. - на весь трактир
орал Дуванис, захлебываясь от смеха и отмахиваясь руками. Рульф смотрел на
него с разинутым ртом, ничего не понимая.
- Сядь, Рульф! Сядь, мой благородный буйвол! - крикнул наконец Дуванис,
отдышавшись после смеха. - Сядь, не доводи меня до истерики!.. Ты кого
благодаришь от имени профсоюза?! Опомнись! Что тебе Шорднэм колбасник или
купец, которого разжалобили наши сиротские слезы?!.. Ты не смотри, что он
лохматый, как тысяча обезьян, а пиво глушит, как сотня рыцарей бродяжьего
ордена! У него все равно в одном мизинце больше ума, чем во всем твоем
чугунном котле! Знаешь, как он на деньги смотрит? Не знаешь? Тогда слушай!
Для Шорднэма один сурем - это пачка сигарет и три кружки пива. Сто суремов
- попойка на всю ночь. Сто тысяч суремов - забастовка на родном заводе. А
десять миллионов - вооруженное восстание и полный переворот в стране!..
Верно я говорю, Рэ?
- Верно, Дув... А ты, Рульф, не сердись на малыша. Я-то знаю, что ты не
хотел меня обидеть...
Через четверть часа, расплатившись с хозяином трактира, друзья покинули
гостеприимный зал "Золотого Льва". Над Марабраной уже занимался ранний
весенний рассвет.
7
Покинув трактир "Золотой Лев", доктор Канир бросился в свой стосильный
лоршес и помчался на далекую окраину Марабраны, в район, населенный
нищими, больными, проститутками и ворами. Этот район, известный под
названием Гух-Норб, лежит, собственно, за чертой города и представляет
собой даже уже не трущобы, а некую жуткую свалку полумертвых человеческих
существ.
Дорогу в Гух-Норб доктор Канир знал хорошо. Он не раз бывал в этом
кошмарном месте по поручению профессора Нотгорна...
Никаких улиц в Гух-Норбе нет. О лачугах и хибарах тоже говорить неуместно.
Тут просто логова, слепленные кое-как из разного хлама и разбросанные по
обширному пространству холмистой местности с хаотичностью безразличия и
обреченности.
Машину вскоре пришлось оставить: слишком уж густо одна на другую
громоздились причудливые ячейки человеческих убежищ, созданные из бочек,
пустых ящиков, ржавой жести, старых рекламных щитов и разноцветного
тряпья. Доктор Канир запер машину и пошел пешком. Несмотря на ранний час,
за пришельцем из большого мира следили через многие черные щели чьи-то
жадные, настороженные взгляды.
Добравшись по извилистой тропке до фанерного щита с рекламой пива, Канир
уверенно свернул направо и вскоре очутился перед странной кучей, состоящей
из ветхих досок, палок, обручей и грубых дырявых мешков из-под угля. Можно
было пройти мимо и не догадаться, что под этим хламом обитают живые
человеческие существа. Но Канир знал, что они там есть. Он осторожно
просунул трость в одну из щелей, ткнул легонько во что-то мягкое и
негромко позвал:
- Ведрис Бондонайк, слышите!
- Кто... кто там? - послышался тотчас же из недр кучи испуганный шепот.
- Это я, доктор Канир! Вставайте, ведрис Бондонайк, да поживее! Мне
некогда!
- О боже единый! Это вы, ведеор доктор?! Я сейчас, сейчас...
Послышалась возня, сопровождаемая вздохами и бормотанием. Через минуту
одна из мешковин откинулась, и из хлама выкарабкалось что-то живое. В
предрассветных сумерках можно было с трудом различить, что это костлявая
маленькая старушонка, едва прикрытая лохмотьями. Сложив молитвенно грязные
скрюченные кисти рук, старушонка уставилась на доктора Канира
безжизненными слезящимися глазами и торопливо забормотала:
- Вы уже приехали, ведеор доктор?.. Да, да, я вижу, вы приехали... Но вы
рано приехали, ведеор доктор, слишком рано!.. Еще даже солнце не встало...
Она вся дрожала от волнения и страха, словно в этот тихий утренний час ей,
по меньшей мере, предстояло идти на казнь.
- Ведрис Нифь, повторяю вам, мне некогда! Я спешу! Я очень спешу!
Пожалуйста, не задерживайте меня! Ведь мы уже обо всем с вами
договорились... Короче говоря, где ваш сын? - строго произнес Канир.
- Феруш еще спит, ведеор доктор!.. Мой мальчик всегда спит в это время!
- Разбудите сына и приготовьте! Сегодня я заберу его с собой!
- Уже?!. Но ведеор доктор...
- Что еще? Или вы не хотите, чтобы ваш сын выздоровел?!
- Хочу, хочу! Только этого я еще и хочу! А больше ничего уже не хочу!.. Но
он так сладко спит, так сладко спит... - растерянно лепетала старушка,
глядя с мольбой на строгого ведеора.
Но доктору Каниру были чужды подобного рода сентиментальности. Он выполнял
свой долг и ничего более.
- Разбудите и приготовьте вашего сына Фернола! - сказал он резко, начиная
терять терпение. - Через месяц я привезу его вам здоровым и нормальным
парнем! Он будет вашим кормильцем, а не обузой! Понимаете вы это или
нет?!. Ну, живо, пошевеливайтесь, а иначе я ухожу и больше не вернусь!
Желающих лечиться бесплатно можно найти и помимо вашего сына!
Угроза подействовала. Старушка, не говоря больше ни слова, поспешно
юркнула под мешковину. В ту же минуту из кучи хлама послышался ее тихий
уговаривающий голос:
- Феруш, детка! Вставай, мой мальчик, вставай, милый!
В ответ раздался громкий плач, и снова зазвучал тихий лепет старушки:
- Не надо плакать, мой хороший, не надо! Ты поедешь с дядей на машине, на
взаправдашней машине! Ту-ту поедешь! Ту-ту-ту!.. Дядя добрый, он покатает
Феруша, даст пряник!..
- Дядя?! Ту-ту?! - прозвучал чуть хриплый спросонья, ломающийся басок, но
с интонациями, свойственными двухлетним детям.
- Вот, вот! Ту-ту! Дядя покатает и даст пряник, даст пряничную лошадку!..
Ну, давай я застегну тебе рубашку!..
Наконец уговоры и возня внутри кучи прекратились. Мешковина снова
откинулась, выпуская на волю старушку. Вслед за ней выполз здоровенный
кудрявый парень лет двадцати, одетый бедно, но вполне сносно.
Поднявшись на ноги, парень показал свою великолепно развитую стройную
фигуру, которой не постыдился бы иной атлет. И было странно видеть, как он
поспешно вцепился в руку своей тщедушной матери, уставившись исподлобья на
незнакомого дядю. При этом на лице его, уже покрытом первым белесым пухом
будущей бороды, появилось совершенно детское выражение страха, любопытства
и настороженности. От волнения он даже сунул палец свободной руки в рот и
принялся его усердно сосать.
Однако, несмотря ни на что, в этом странном большом ребенке не было ни
малейших признаков тупого бездушного идиотизма. Лицо его было подвижным, в
глазах сверкала живость, лукавство и даже мысль, но все это на уровне
двухлетнего малыша. Доктор Канир не без удовольствия отметил все эти
признаки и подумал, что за такого пациента профессор Нотгорн обязательно
его похвалит.
Заставив себя ласково улыбнуться, Канир поманил парня к себе:
- Пойдем со мной, милый Феруш! Я прокачу тебя на машине, куплю тебе
орехов, конфет, жареных каштанов!.. Ну давай руку, не бойся!
- Дядя добрый? - обратился парень к матери и, наклонившись, заглянул ей в
лицо.
- Добрый, сынок! Самый добрый на свете! Иди с ним, покатайся!
- Агу, Феруш! Иди ко мне, иди! Мы поедем на ярмарку, ты будешь кататься на
карусели, верхом на лошадке! - изо всех сил сюсюкал Канир, маня парня к
себе.
Карусель оказалась самым убедительным аргументом. Парень отошел от матери
и доверчиво ухватился за руку доктора. Радуясь легкой победе, Канир
поспешно выхватил из кармана несколько ассигнаций и сунул их старухе.
- Здесь двести суремов, ведрис. Это вам на пропитание от профессора
Нотгорна, пока мы будем заниматься вашим сыном. А теперь до свиданья,
ждите нас ровно через месяц!
Старушка машинально взяла деньги, но глаза ее при этом были неотрывно
прикованы к сыну.
- До свиданья, ведеор доктор! Да пошлет вам бог единый полной удачи! Ашем
табар!.. До свиданья, Феруш! Будь умным мальчиком! Слушайся дядю! Он любит
тебя так же, как мама!..
Канир повел парня прочь. У поворота Феруш задержался, обернулся назад и
весело помахал матери рукой.
- Ту-ту, мама, ту-ту! - крикнул он во все горло и раскатисто захохотал.
8
Протер Вигурий любил поесть. Даже опала, которой его подверг гросс
сардунский "за скудоумие и нерадивость", нисколько не испортила ему
аппетита. Прочитав неприятное известие, доставленное курьером личной
канцелярии сына божьего, протер лишь густо хрюкнул от досады, но уже через
час преспокойно уселся за обеденный стол и принялся поглощать одно блюдо
за другим. Покончив с обедом, он отправился в диванную немного вздремнуть.
Но не успел пристроить свое тучное тело на мягких подушках, как явился
мальчик в короткой малиновой ряске и осторожно коснулся его плеча.
- Ваше беспорочество, вас просят к телефону!
- Скажи, что я занят молитвой и освобожусь не раньше чем через два часа! -
проворчал Вигурий, не открывая глаз.
- Я так и сказал, ваше беспорочество, но ведеор, который хочет с вами
говорить, все равно просил доложить вам. И еще он просил сказать, что это
касается ведеора Маска!
- Дурень! С этого и надо было начинать! Этого Маска мне бог единый послал
в наказание за грехи...
Тяжело поднявшись с дивана, протер Вигурий пошел к себе в кабинет. Здесь
он опустился в кресло, громко зевнул и тогда только взял лежавшую на столе
трубку.
- Слушаю!
- Это вы, ваше беспорочество? - торопливой испуганной скороговоркой
затрещала трубка.
- Да, да, это я!
- Добрый день, ваше беспорочество! Простите, что осмелился оторвать вас от
молитвы! Но дело очень важное!..
- Да кто вы, собственно, такой?! - рявкнул Вигурий.
- Вы не узнали меня по голосу, ваше беспорочество? Я служу у ведеора
Маска! Помните, я доложил вам, в каком направлении ведеор в черном увез
моего больного хозяина!..
- Помню, помню! Ну что там у тебя за новости, выкладывай!
- Час назад, ваше беспорочество, тот же ведеор в черном привез нашего
хозяина обратно! Сказал, что он под наркозом, велел его уложить в постель,
а сам уехал!
- А фамилию, фамилию его ты не узнал?!
- Не смог, ваше беспорочество. Все произошло так быстро! А четверть часа
назад наш хозяин пришел в себя, и мы увидели, что он не в своем уме!
Экономка сразу пошла за доктором, а я бросился звонить вам!
- Погоди! Что значит "не в своем уме"?
- Он никого не узнает, ваше беспорочество, и ведет себя, как малое дитя!
- Хорошо, дружок, молодец, что позвонил! Я сейчас же приеду!
Минут через десять, облаченный в белую мантию, Вигурий уже мчался на
машине по широким проспектам Сардуны, а еще через двадцать минут вошел в
дом Гионеля Маска.
Растерянные слуги немедленно проводили князя Гроссерии к своему больному
хозяину и бесшумно скрылись.
Старик лежал в кровати, обложенный подушками. Он был в сознании, но дышал
прерывисто, с хрипами, словно загнанный зверь. Взгляд его, полный ужаса,
блуждал с предмета на предмет. Вигурий откинул широкий рукав белоснежной
мантии и, взяв больного за руку, спросил:
- Раб божий Гионель, ты узнаешь меня?
В ответ на этот простой вопрос старик вдруг горько расплакался и
проговорил:
- Я боюсь!.. Я хочу к маме!.. Я не хочу карусель!..
Протер был поражен таким странным помрачением рассудка: умирающий старик
считал себя маленьким ребенком! Подождав, пока его всхлипывания и странные
выкрики прекратятся, протер ласково погладил его сухую жилистую руку и
обратился к нему с новым вопросом:
- Кто ты? Скажи мне, кто ты!
- Я маленький Феруш! Я хочу к маме! В Гух-Норб! Я не хочу карусель!.. Я не
хочу конфет! - пролепетал в ответ больной, глядя на протера умоляющими,
полными слез глазами.
Что-то толкало Вигурия расспрашивать дальше.
- А кто тебя отобрал у мамы? Как ты попал сюда? - продолжал допытываться
Вигурий, потрясенный услышанным, и старик ответил:
- Меня взял добрый дядя! Он покатал меня на машине! Ту-ту! Ту-ту! Феруш
катался на машине!.. Потом дядя дал конфет... Потом другой дядя уколол, и
Феруш плакал! Злой дядя, противный! Мне больно, мне больно! Я хочу к маме!
Старик расплакался навзрыд, и протер ничего больше не сумел от него
добиться. Кое-как совершив обряд третьего очищения и тем самым полностью
подготовив своего клиента ко встрече с неизбежным, Вигурий уступил свое
место врачу, который уже несколько раз с нетерпением заглядывал в комнату
больного.
Врач провозился с умирающим стариком минут пятнадцать. Когда он вышел в
холл, протер Вигурий спросил его:
- Что вы скажете о больном, доктор?
- Состояние пациента значительно ухудшилось, ваше беспорочество. Не
понимаю, зачем понадобилось его куда-то возить! Дорога сильно повредила
ему. Температура сорок, пульс сто двадцать, сердце работает с перебоями...
- ответил врач.
- А что вы скажете о его странной потере рассудка?
- Обыкновенный бред. Он считает себя маленьким ребенком. Это бывает.
Воспоминания детства и тому подобное. Придется созвать консилиум, но
боюсь, что ничего существенного уже сделать не удастся... - спокойно
ответил врач и, поклонившись, вернулся в комнату Маска.
Попросив расторопного слугу извещать его каждых два часа по телефону о
состоянии больного, протер Вигурий уехал домой и стал ждать. Вести
поступали все менее и менее утешительные. В восемь часов вечера протеру
сообщили, что великий Маск скончался.
9
Двое мужчин в просторном белоснежном облачении князей Гроссерии сидят у
круглого стола в огромном кабинете и расточают друг другу обворожительные
улыбки. Один из них - протер Мельгерикс, личный секретарь его святости
гросса сардунского, второй - опальный протер Вигурий, пришедший добиваться
высочайшей аудиенции.
- Это невозможно, ваше беспорочество! - говорит протер-секретарь, обнажая
зубы в ослепительной улыбке. - Его святость недоволен вами, и вам придется
потерпеть до окончания установленного срока. Воля сына божьего -
непреложный закон для всех смертных, а в том числе и для нас с вами. Ашем
табар!
- Ашем табар! Ашем табар! Да будет так во веки веков! - восторженно
подхватывает протер Вигурий и поспешно склоняет свою тучную выю. - Но,
ваше беспорочество, вникните в мое положение! Я должен получить высочайшую
аудиенцию, ибо у меня есть для его святости особо важное сообщение!
Улыбки, поклоны и любезности уже целый час скользят по гладкой поверхности
стола. Спешить беспорочнейшим некуда, времени у них предостаточно, а
упрямством, выдержкой и хитростью оба наделены с избытком. Так бы их
состязание и окончилось вничью, если бы не дала себя знать разница в
возрасте. Пожилой Вигурий первый проявил признаки усталости и решил
сдаться.
- Ах, ваше беспорочество! - воскликнул он. - Изъявите мне свою бесконечную
доброту и дайте согласие выслушать мое сообщение для передачи оного его
святости! Я не буду тогда беспокоить вас дерзкой просьбой о высочайшей
аудиенции!
Протер-секретарь искренне сокрушается:
- Простите великодушно, ваше беспорочество! Я мог сразу же предложить вам
свои услуги и не отнимать у вас драгоценное время! Умоляю вас, простите!
Мое сердце открыто для вас, и я готов вас выслушать!
На этом утомительная игра заканчивается. Отбросив личину почтительности и
сразу меняя всю свою позу - торс свободно откидывается на спинку кресла,
шея застывает в каменной неподвижности, руки непринужденно ложатся на
подлокотники, - протер Вигурий сухим деловым тоном принимается
рассказывать о возвращении Гионеля Маска, о его странном бредовом
состоянии и, наконец, о его кончине.
Услышав о смерти престарелого композитора, Мельгерикс набожно складывает
руки и говорит:
- Да ниспошлет ему бог единый вечное успокоение и райское блаженство. Ашем
табар!
- Ашем табар! - откликается Вигурий и, помолчав ради приличия, спрашивает:
- Ну а что же вы все-таки скажете обо всей этой истории, ваше
беспорочество?
- А что тут говорить? - вздыхает протер-секретарь. - Смерть Гионеля Маска,
конечно, большая утрата, но это общий удел всех людей. Его вечной душе
теперь хорошо, ибо она уже вкушает неземную радость у подножия престола
бога единого. Нам же остается воздать должное останкам усопшего. Я доложу
об этом его святости. Надеюсь, узнав о том, что вы до конца выполнили
возложенную на вас миссию, его святость смилостивится над вами и сократит
срок вашей опалы. Смею думать, что вы стремились именно к этому.
- Безусловно, ваше беспорочество, безусловно! - горячо подхватывает
Вигурий и, придвинувшись грудью к столу, тихо добавляет: - Однако я не это
считаю теперь самым главным. Простите, ваше беспорочество, но вы, кажется,
не уловили самое удивительное в моем сообщении!
- Я не уловил?.. Что вы имеете в виду, дорогой коллега? - насторожился
Мельгерикс.
- Я имею в виду странное помешательство Гионеля Маска, - твердо заявил
Вигурий и снова откинулся на спинку кресла.
- Почему странное? Ведь врач вам ясно сказал: у больного горячка, он
бредит...
- Да, да, это правильно! Он бредил в горячке! Но, ваше беспорочество, уж
очень он удивительно бредил, слишком уж последовательно и логично, ни разу
не сбившись! Подумайте, как все произошло! Его привез все тот же
неизвестный человек, который накануне увез. Когда больной пришел в себя,
то сразу начал бредить тем, что он маленький мальчик по имени Феруш. Он
плакал, просился к маме домой, в Гух-Норб! Вы понимаете, какой ужас:
великий Маек, для которого уготован мраморный саркофаг в сардунском
Пантеоне Гениев, просился перед смертью в марабранский Гух-Норб! Этим он
бредил непрерывно, вплоть до самой кончины. Даже за минуту до смерти, он,
как мне сообщили, прошептал: "Мама, мама, не бросай своего маленького
Феруша!" В течение восьми часов, которые он провел в своем доме после
возвращения, он ни разу не осознал себя Гионелем Маском. Кстати, ваше
беспорочество, я успел навести кое-какие справки. Феруш - это
уменьшительная простонародная форма имени Фернол. Однако никакого Фернола
ни среди родственников, ни среди друзей Маска мне обнаружить не удалось.
Откуда же тогда, позвольте вас спросить, такой навязчивый бред?
- Я вас не совсем понимаю, ваше беспорочество, - медленно произнес
Мельгерикс. - Что вы, собственно, хотите всем этим сказать?
- Я хочу этим сказать, что в теле Гионеля Маска не было души Гионеля
Маска. Я хочу сказать, что его поездка на юг была не просто прощанием с
родными местами, а чем-то иным, более значительным и страшным. Ваше
беспорочество! Я видел Маска перед этой поездкой. Это был человек ясного
сознания, полностью примиренный со встречей с неизбежным. А вернулся он
таинственным ребенком по имени Феруш, похищенным у какой-то Нифи Кусочницы
из Гух-Норба. Каким образом душа маленького мальчика переселилась в тело
умирающего старика, мне, конечно, неизвестно, но в том, что она
переселилась или, вернее, насильно была переселена, я абсолютно уверен!
Это я и хотел подчеркнуть его святости. А теперь прошу, чтобы это сделали
вы!
- Все это звучит довольно убедительно, дорогой коллега, но тем не менее
ваши подозрения и догадки похожи на бред! - иронически заметил Мельгерикс.
- Для снятия с себя опалы вы сконструировали слишком ужасное и
неправдоподобное дело, расследование которого ввиду смерти Маска заведомо
неосуществимо. Знаете что, ваше беспорочество, не сочтите за труд
навестить меня дней через пять после похорон Гионеля Маска. Мне кажется, я
смогу предложить вам более верный способ для снятия опалы. Дело будет не
менее фантастическое, но зато абсолютно реальное и конкретное. Я дам вам
возможность оказать его святости неоценимую услугу!
- Значит, вы не верите мне?! - набычился Вигурий.
- Ну что вы, что вы! О чем может быть речь! Но вы все-таки подумайте и в
назначенный срок осчастливьте меня своим визитом!
Протер-секретарь поднялся с кресла, давая этим понять, что разговор
окончен.
- Благодарю вас, ваше беспорочество. Я непременно воспользуюсь вашим
любезным предложением. А пока прошу простить за беспокойство! - холодно
сказал Вигурий и тоже встал.
Он понял, что протер-секретарь не поверил его рассказу, хотя, видит бог
единый, он поведал о странном перевоплощении Гионеля Маска совсем не для
того, чтобы снять с себя опалу...
10
Доктор Канир переживал жесточайшее душевное потрясение. Небывалая
операция, подготовленная и осуществленная профессором Нотгорном, вполне
удалась, но она принесла результаты неожиданные и ужасные...
Когда Канир увозил спящего старика композитора обратно в Сардуну, у него
еще не было ни малейших сомнений в справедливости и гуманности сложного
эксперимента. Он слепо верил своему шефу. Но, вернувшись в Ланк, он стал
свидетелем странного диалога между профессором Нотгорном и его юным
пациентом.
Фернол Бондонайк только что очнулся после наркоза. Он лежал в отдельной
комнате и выглядел совершенно здоровым. Профессор Нотгорн сидел возле
койки на стуле и пристально смотрел на юношу. Заметив, что Фернол открыл
глаза, профессор спросил:
- Кто вы, друг мой?
- Я композитор и музыкант Гионель Маск.
Для профессора такой ответ прозвучал, как гром среди ясного неба. Он
вскочил со стула и наклонился над пациентом.
- Не может быть! - проговорил он встревоженно. - Подумайте, что вы
говорите! Вы не смеете быть Гионелем Маском! Вы - Фернол Бондонайк!
- Простите, дорогой профессор, но я должен огорчить вас. Я действительно
Гионель Маск. Позвольте принести вам самую сердечную благодарность за
помощь, которую вы мне оказали. Я чувствую себя вновь родившимся! - тихо
сказал бывший идиот, глядя на ученого с бесконечной признательностью.
- Какой скандал! - воскликнул Нотгорн и поспешно удалился к себе в
кабинет...
Вот тогда-то Канир, присутствовавший при этой короткой беседе, и осознал
впервые, что стал соучастником неслыханного преступления. Оскорбленный в
своих лучших чувствах и потрясенный до глубины души, Канир решил
немедленно поговорить со своим шефом начистоту.
Тот, кому довелось видеть профессора Нотгорна два года назад в Сардуне,
вряд ли узнал бы его теперь. На восемьдесят седьмом году своей жизни,
сжираемый нечеловеческой страстью ученого-фанатика, работая вопреки
возрасту по двадцать часов в сутки, Вериан Люмикор Нотгорн превратился в
настоящий ходячий скелет, обтянутый кожей. Высокий, прямой как жердь, с
совершенно голым коричневым черепом, с лицом, изрезанным тысячами глубоких
морщин, он производил поистине жуткое впечатление. В нем все было мертво,
кроме глаз. Но уж зато глаза эти полыхали, как две геенны огненные,
начиненные целой сворой бешеных дьяволов...
Когда Канир вошел в кабинет, профессор сидел за своим письменным столом и
лихорадочно просматривал какие-то бумаги.
- Ведеор профессор, не сочтите это с моей стороны за слишком большую
дерзость, но, как ваш ассистент и непосредственный участник эксперимента,
я считаю себя вправе задать вам один вопрос, - взволнованно сказал Канир.
Профессор поднял глаза, обжег ими бледное лицо ассистента и, помедлив,
ответил с нескрываемым раздражением:
- Один вопрос? Хорошо, доктор, я слушаю вас!
- Ведеор профессор, объясните мне, почему Фернол Бондонайк чувствует себя
не Фернолом Бондонайком, а композитором Гионелем Маском?!
Профессор болезненно поморщился. Несколько минут он молча поглаживал свой
голый череп, потом заговорил медленно, словно размышляя вслух:
- Слов нет, дорогой коллега, это очень интересное явление. Нам обоим нужно
в нем разобраться, прежде чем давать окончательное заключение. Вы знаете,
что до сих пор мы проделывали опыты только на животных, то есть могли
проследить функции пересаженных ментогенов лишь в сфере инстинктов,
рефлексов и общих признаков характера. В опыте с Маском и Бондонайком мы
впервые столкнулись с функцией ментогенов в области человеческого
сознания. Пока я могу сказать лишь одно: нам предстоит еще очень много
работать, чтобы проникнуть в суть этого загадочного явления, и в этом
смысле очень жаль, что мы лишены возможности наблюдать за обоими объектами
эксперимента. Но это не должно ни в коей мере отразиться на нашей
дальнейшей работе. Теперь мы будем изучать нашего пациента Фернола
Бондонайка, изучать поведение ментогенов Гионеля Маска в его мозгу.
- Но ведь тот, кто у нас остался, не Фернол Бондонайк! Ведь это и есть
Гионель Маек! - вскричал Канир, видя, что шеф старается уклониться от
прямого ответа.
- Успокойтесь, доктор. Вы напрасно преувеличиваете значение временного
явления. У нас остался Фернол Бондонайк, а Гионеля Маска вы отвезли в
Сардуну, и, вероятно, очень скоро мы будем глубоко опечалены вестью о его
кончине. Маск умрет, но Бондонайк останется и будет продолжать его дело.
Иначе быть не может!
- Не сбивайте меня с толку, ведеор профессор! Сознание, а вернее, душа
Гионеля Маска осталась в здоровом теле Бондонайка. Душа идиота умрет
вместе с немощным телом композитора. Следовательно, жить будет Маск, а не
Бондонайк! Вам известно не хуже, чем мне, что не внешняя физиологическая
оболочка определяет личность, а сознание и только сознание! Факты налицо:
бывший идиот заявил вам, что он Гионель Маск. Это значит, что он навсегда
останется Гионелем Маском и никогда больше не сможет стать Фернолом
Бондонайком, тем более что тело композитора будет очень скоро разрушено
смертью. Таким образом, ведеор профессор, вы спасли этой операцией жизнь
одной личности, но убили при этом другую!
- Еще раз повторяю, доктор, успокойтесь и не употребляйте столь сильных
выражений! Смерть Гионеля Маска ничего не изменит. Фернол Бондонайк
останется Фернолом Бондонайком. Мы еще не все знаем о ментогенах как
носителях человеческого сознания. Я не могу вам пока представить научно
обоснованных аргументов, потому что у меня их нет, но интуиция
исследователя мне подсказывает, что собственное сознание вернется к
Бондонайку.
- Как же оно может вернуться, если оно умрет вместе с телом Гионеля Маска?!
- "Вернется" - не то слово. Правильнее будет сказать, что оно
восстановится...
- Что?! Восстановится душа?! Не пытайтесь меня уверить в этом, ведеор
профессор! Душа у человека одна! Душа неповторима и невоспроизводима, ибо
она дана свыше! Она не может возродиться в теле, однажды покинув его!
- Ведеор доктор, я глубоко уважаю ваши религиозные убеждения. Но серьезная
наука несовместима с мистикой. Ваше понимание души основано на чисто
религиозных представлениях. В такой плоскости мы не можем продолжать нашу
беседу. Извините меня!
- Нет, ведеор профессор, вы не отделаетесь от меня так легко и просто! -
вскричал Канир, задетый за живое. - Вы слишком долго злоупотребляли моим
доверием! Но теперь, я до конца понял ваши тайные преступные замыслы! Вы
всю жизнь искали ментогены лишь для того, чтобы себе лично обеспечить
бессмертие! Эксперимент над Маском и Бондонайком вам был нужен лишь для
того, чтобы окончательно убедиться в возможности переселения душ! Вы
заранее знали, что, поняв свое положение, Маск не будет разглашать, что он
Маск, а постарается укрыться за личиной Фернола Бондонайка и станет
повсюду твердить, что он Фернол Бондонайк! Только в этом и заключается вся
ваша интуиция ученого! А для себя вы заранее приготовили Рэстиса Шорднэма,
чтобы вселиться в его молодое тело и жить дальше! Но вам не удастся
совершить это новое преступление! Не в Рэстиса Шорднэма вы переселитесь, а
за решетку!!!
Горящие как угли глаза профессора Нотгорна вонзились в лицо Канира. С
минуту ученый молчал, а потом проговорил раздельно и четко:
- Ведеор Канир, вы глупы. Вы глупы и тем самым опасны! Считаю излишним
опровергать ваши нелепые обвинения, но одно вам советую крепко запомнить.
Если вы по своей непроходимой глупости решитесь донести на меня, то за
решетку мы пойдем с вами рука об руку! Чтобы избежать этого, вы должны
молчать и беспрекословно подчиняться моим приказам. Впредь я категорически
запрещаю вам соваться ко мне с критикой моих поступков!.. А теперь
ступайте и выполняйте свои обязанности!
- Но, ведеор профессор, как же я возьму на себя такой страшный грех?!
- Ступайте и выполняйте свои обязанности!!!
Канир был раздавлен. Ему не оставалось ничего, кроме как подчиниться
железной воле шефа...
11
С давних времен между дворцом гросса сардунского и небольшим особняком,
стоявшим в стороне за высокой глухой оградой, существовал подземный ход.
Этот ход был проложен семьсот лет назад по приказу гросса Миграба
Неистового. В особняке тогда под большим секретом сидели волхвы, колдуны и
алхимики, которым Миграб Неистовый повелел изготовить эликсир жизни. Но
тайный ход не принес счастья жизнелюбивому гроссу. Не жизнь, а смерть
воспользовалась им. Сорок барбитцев во главе с Альгридом Беспощадным
ворвались среди ночи через тайный подземный коридор в опочивальню гросса
сардунского и прямо в постели закололи его длинными мечами. После этого
три недели на площади Гроссерии пылали костры, на которых барбитцы сжигали
колдунов и алхимиков.
В последующие столетия десятки гроссов пользовались тайным ходом для самых
разнообразных целей, как политических, так и личных, но ни один из них не
отважился пуститься по стопам Миграба Неистового. И лишь последний гросс -
Брискаль Неповторимый - решил добиться того, что не удалось его далекому
предшественнику. В особняке, имеющем прямое сообщение с его божественной
опочивальней, он поселил своего главного научного консультанта, профессора
Пигрофа Вар-Доспига, которому для решения проблемы бессмертия поручил
создать Материона.
После ночи, когда зачитывалось письмо от аба Бернада, престарелый гросс
потерял покой. В его мозгу гвоздем засело изречение Нотгорна об иллюзорном
и реальном бессмертии, и, думая о нем, он чувствовал, как теряет под
ногами почву. Не менее его терзал и самый факт, что Нотгорн занимается
проблемой бессмертия и, возможно, уже даже разрешил ее. Ведь тогда все
планы гросса, которые он осуществлял с помощью Вар-Доспига, вылетят в
трубу!..
Вечером, в канун торжественных похорон Гионеля Маска, гросс сардунский
решил встретиться со своим научным консультантом. Он спустился в
подземелье дворца и через отлично отделанный и освещенный подземный
коридор прошел в особняк Вар-Доспига. Отомкнув ключом последнюю дверь,
гросс очутился в лаборатории. Отсюда можно было на лифте подняться прямо в
кабинет профессора. Гросс так и сделал.
Войдя без стука в кабинет, сын божий сразу увидел своего консультанта.
Профессор Вар-Доспиг сидел за столом небритый, взлохмаченный и пил коньяк.
Воздух в помещении был затхлый и тяжелый.
- Профессор, что это значит?! - крикнул гросс и гневно стукнул об пол
золоченым посохом.
- Это вы, ваша святость?..
Вар-Доспиг поднялся и отвесил гроссу поясной поклон. На ногах он держался
крепко, но распухшее лицо, блуждающий взор и весь растрепанный, неряшливый
вид говорили о том, что профессор сильно не в себе.
- Что это значит?! Как вы посмели довести себя до такого состояния?! -
продолжал кипятиться сын божий.
- Простите, ваша святость... У меня горе... Моя Арса, моя дочь ушла от
меня!.. - пробормотал Вар-Доспиг и тяжело опустился в кресло, совершенно
забыв о том, что никто не смел сидеть в присутствии сына божьего, тем
более если сам сын божий стоял.
Но именно эта неслыханная дерзость убедила гросса, что профессор
переживает слишком тяжелое горе и что, стало быть, нельзя с него много
спрашивать. Сын божий прошел к другому креслу, уселся в него, кряхтя
по-стариковски, и, помолчав, спросил без тени прежнего гнева:
- Почему же ваша дочь покинула вас, сын мой?
- Из-за Материона, ваша святость, - коротко ответил Вар-Доспиг.
- Из-за Материона?! Как это понимать? Неужели вы открыли ей секрет
Материона?
- Да, ваша святость, я открыл ей. Так сложились обстоятельства...
- Но ведь она...
- Не беспокойтесь, ваша святость. Арса никому не расскажет об этом. Она
просто ушла, потому что Материон оказался выше ее понимания. Бедная
девочка! Где она теперь скитается?!
- Не надо падать духом, сын мой. Ваша дочь вернется... Но где же Материон?
Почему я не вижу его?
- Материон здесь, в доме. Я вызову его, - сказал Вар-Доспиг и нажал на
столе кнопку звонка.
Через минуту послышались тяжелые размеренные шаги. Дверь кабинета широко
распахнулась, и вошел Материон. Его могучий рост, кудрявая черная борода,
весь его импозантный вид произвел на гросса сильное впечатление.
- Великолепен! - пробормотал старик, с жадностью пожирая глазами
кибернетического гиганта.
- Что вам угодно, хозяин? - спокойно и отчетливо проговорил Материон,
обращаясь к Вар-Доспигу.
- Его святость гросс сардунский хочет тебе задать один вопрос.
Сын божий раскашлялся, покраснел от волнения, но, быстро взяв себя в руки,
стукнул посохом и крикнул срывающимся голосом:
- Материон! Ты создан по моему замыслу и по моей воле! Ты способен решать
любые задачи, Материон?
- Да, ваша святость, я способен решать любые задачи, - невозмутимо ответил
Материон.
- Тогда слушай! Что нужно сделать для того, чтобы стать бессмертным?!
Ни секунды не задумываясь, Материон ответил:
- Для того чтобы стать бессмертным, нужно жить всегда.
- Болван! Это я и без тебя знаю! А что значит "жить всегда"? Отвечай!
- Жить всегда - значит никогда не умирать.
- И больше ты ничего не знаешь?!- завопил гросс, брызгая слюн
| 