Леонид ЛЕОНОВ.
МИРОЗДАНИЕ
ПО ДЫМКОВУ
(фрагмент романа) ОТ РЕДАКТОРА
Мнение о жестком делении современных людей на так называемых "физиков" и
"лириков" представляется мне преувеличением.
Несмотря на барьеры профессий, обе категории выявляют постоянное родство
духовных интересов, пробуя свои силы в сфере деятельности другой стороны.
Одни из них играют на скрипке, пишут оперы или пейзажи, вторые в свободное
время высказывают любопытные подчас суждения в области естествознания и
техники. Идея радара, например, была высказана мельком Л. М. Леоновым еще
в 1935 году ("Дорога на Океан").
Известно, что Леонид Максимович давно интересуется концепцией Вселенной.
Впервые своими соображениями о ней он поделился со мною лет двадцать
назад, в те же годы он познакомил со своей концепцией писателя В. И.
Орлова, а позапрошлым летом читал уже в готовом виде соответственную главу
академику В. С. Владимирову, инженеру М. П. Дрязгову и другим.
Фантастическая гипотеза эта вплетена в сюжет находящегося пока в работе
романа, тем не менее редакция уговорила писателя, члена нашей редколлегии,
согласиться на досрочное и частичное опубликование упомянутой главы,
эпиграфом для которой может служить вихровский афоризм - "все
правдоподобно о неизвестном".
В. Болховитинов ОТ АВТОРА
Командировочный, не церковного профиля, ангел Дымков по ряду причин
заставляет усомниться в его супернатуральной принадлежности. При оказии он
делится с друзьями кое-какими сведениями о Вселенной, приобретенными по
роду прежней деятельности. Со времен Козьмы Индикоплова скопилось немало
таких игрушек ума, из них дымковская самая непонятная, пожалуй.
Предлагаемая публикация продиктована намерением привлечь внимание сведущих
лиц, чья просвещенная экспертиза с указанием, как оно там устроено на
деле, помогла бы задним числом разоблачить в духе нашей передовой
современности предполагаемого самозванца.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. .
...По отсутствию классических примет ангельства вроде летательных
конечностей на спине, выяснению его личности может помочь лишь анализ его
сущности изнутри. Существу супернатуральному полагается особо
проникновенное знание вещей, ускользающих от нашего смертного пониманья,
равно как умственный ранг мыслящей особи лучше всего распознается по ее
суждениям о наиболее темных, при кажущейся общедоступности, тайнах неба и
бытия.
Таким оселком представляется инженерная схема мироздания, слышанная
студентом второго курса Никанором Втюриным непосредственно от испытуемого,
к слову, настолько путаная, даже нахальная местами, что распубликование ее
в полном виде могло бы бросить тень на книгопечатание. Но как мыслителя
средней руки меня подкупила завлекательная с виду простота излагаемой
теории - без головоломной цифири и лексических барьеров, охраняющих алтари
наук от посягательства черни. Когда-то, платя дань исканиям юношеского
возраста, я шибко интересовался как раз всякими неприступными тайнами, в
частности, вместе со сверстниками вопрошал небеса насчет святой
универсальной правды, пока не выяснился шанс получить ответ на
интеллектуальном уровне поставленного вопроса. И если в школьные годы
составлял родословную античных богов и их земного потомства для уяснения
логики древних, то позже, на пороге громадной жгучей новизны, в пору
крушения империй, аксиом, нравственных заповедей, вероучений, старинной
космогонии в том числе, я средствами домашней самодеятельности стремился
постичь вселенскую архитектуру с целью уточнить свой адрес во времени и
пространстве. В земных печалях та лишь и предоставлена нам крохотная
утеха, чтобы, на необъятной карте сущего найдя исчезающе малую точку,
шепнуть себе: "Здесь со своей болью обитаю я".
Для начала Никанор решительно осудил надменную спесь некоторых наук, чья
ограниченность, по его словам, проступает в упорном самообольщеньи, будто
оперируют с абсолютной истиной. Меж тем последняя, в силу содержащегося в
ней понятия окончательности рассчитанная на весь наш маршрут от колыбели
до могилы, не может раскрываться ранее прибытия к месту назначения, откуда
мир просматривается взад и вперед, без границ и горизонтов. Даже сделал
предположение, что ничтожная в общем-то дистанция от разума муравейного до
нашего вообще несоизмерима с расстоянием до истины... Однако при очевидных
банальностях Никанорова предисловия некоторые соображения о характере
научного процесса показались мне достойными вниманья. Нельзя было не
согласиться, например, что сознание наше - мощностью в обрез на
обеспечение насущных нужд по продлению вида и не рассчитано на полное
познание мирозданья за явной ненадобностью. Во все века людям хватало
наличных сведений для объяснения всего на свете. Всплески же большой
обзорной мысли легко уподобляются пробужденью среди ночи - во исполнение
детской потребности окинуть глазом свое местопребыванье и, удостоверясь в
чем-то, снова нырнуть в блаженное небытие. И никогда не успеваем мы
разглядеть толком ни самих себя, ни очертаний колыбели, где спим. Таким
образом, разновременные домыслы о ней суть лишь собственные, возрастные
наши отраженья в бездонном зеркале вечности.
Не удивительно поэтому, что мирная вчерашняя Вселенная, где
благовоспитанные фламмарионовы шарики арифметично курсировали по школьным
орбитам, в начале нашего века вдруг сорвалась и бешено понеслась куда-то.
И кто знает, сколько еще раз предстанет она перед потомками в совсем
немыслимой перспективе. Здесь Ннканор оговорился, что изложенные им
сведения нельзя считать исчерпывающими, ибо кому дано у х в а т и т ь
сущее в его окончательном облике? Если Эвклиду нынешнее знание показалось
бы бормотаньем пифии на треножнике, то какой критерий, кроме пророческого
прозрения, позволит нам заглянуть на такие же двадцать пять веков вперед,
когда все разгаданное позади окажется лишь частностью в потоке иных
реальностей, качественно непохожих на прежние, но тоже транзитных в
направлении к сущностям высшей емкости, пока и те, одновременно уплотняясь
и упрощаясь по логике диалектических превращений, не станут погружаться в
дымку уже недоступного нам порядка. Человеческое любопытство с его
отстающей аппаратурой узнавания и в прошлом нередко вступало на рубежи,
где исследование сменялось умозреньем с последующим переходом в
благоговейное созерцанье.
По такому вступленью с заявкой на право беспардонного вольнодумства во имя
еще непознанного следовало предположить на очереди еще одно студентово
изобретение тоже нулевой научной значимости из-за полной неосуществимости
поверочного эксперимента, а пресловутой б е з у м н о с т и, как
обязательного с недавних пор признака великих открытий было тут явно
недостаточно... Ожидания мои сбылись, мне предстояло ознакомиться с
дымковской версией мироустройства. И если дотоле создание принципиального
образа Большой вселенной затруднялось недосягаемостью ее для целостного
охвата, то здесь она была усмотрена вся, извне сущего, с некоей
сверхкрылатой высоты. По Никанору, для постижения инженерной конструкции
предмета в масштабе Метагалактики надо положить его на ладонь и по-детски,
без догматических предубеждений вникнуть в первичное начертанье замысла.
Любое же, в обратном направлении производимое исследование потому и
обречено на бесконечную длительность, пограничную с непознаваемостью, что
до своей обзорной вышки разум добирается по шатким, друг на дружку
составленным лестницам уравнений и гипотез с единственным щупом в виде
звездного луча, а много ли океана углядишь через прокол диаметром в
геометрическую точку?.. Для примера студент Никанор привел обыкновенное
яблоко на ветке, с первого взгляда узнаваемое ребенком, тогда как всех
книгохранилищ мира не хватило бы для опознания того же фрукта из его
середки.
С саркастическим прискорбием он пошутил затем, что по оптимальным расчетам
и при всем нежелании огорчать трудящихся, вряд ли в ближайшие пятилетки
удастся снарядить авторитетную госкомиссию для проверки предлагаемого
открытия. И значит, человечеству пофартило, что судьба свела моего
Никанора с небесным удальцом, по роду прежней деятельности излетавшим
вдоль и поперек некоторые районы Вселенной, даже побывавшего со
спецзаданием за ее рубежом, откуда она просматривается насквозь, подобно
горному озеру, с птичьего полета. Большой науке вряд ли следует из ложной
щепетильности отказываться от сотрудничества с бывалым лицом даже
сомнительного происхождения, чтобы и впредь по-прежнему таскаться на
улитках по беспредельностям космоса.
- Иногда крупица истины служит катализатором системности в запутанном
хаосе незнанья! - наставительно сказал студент и намекнул, что дымковским
ключом вся тайна распускается в логическую нитку, как бабушкин клубок.
Выяснялось понемножку, что свое сообщение друзьям пресловутый Дымков
сделал вскоре после прибытия на Землю, то есть по свежей памяти, когда те
знакомили его со столицей. К вечеру всей компанией, сразу после зоопарка,
забрели они в планетарий по соседству, где на лекции по мироустройству
Дымков неуместными замечаньями не раз вызывал шиканье публики. В
оправданье себе он по выходе из здания, еще во дворе, прямо пальцем по
свежевыпавшему снежку накидал спутникам истинные схемы космической
топографии. Снаружи, сквозь пламенеющую оболочку Вселенной, будто бы
сказал ангел, смутно просматривается каркас из множества силовых линий, в
коих он лично, Никанор Втюрин, склонен признать орбиты челночно, друг
дружке наперерез снующих галактик. По легкомыслию студент не догадался
тотчас закрепить услышанное на бумажке, так что по дороге домой половина
улетучилась из памяти, а сохранившаяся успела подернуться налетом досадной
отсебятины. Да и то, по образному признанью рассказчика, мозговые извилины
его до такой степени перегревались от умственного напряженья, что морозный
воздух, несмотря на бензиновый чад в часы пик, стал слегка припахивать как
бы подгорелым столярным клеем. Чуть позже, ощутив у себя в темени подобный
же перегрев, убедился я в правдивости употребленной метафоры.
Приподнятие завесы сопровождалось научным замечанием, что в основе сущего
лежит циклическое творческое усилье, множественностью коего и образуется
тело вещи. В отрывном календаре среди прочей познавательной галантерии мне
уже попадалось схожее указанье, что все вокруг нас обязано своим бытием
мелкосоставляющим электрическим кубарикам, которые непрестанно крутятся
вокруг себя, - то же самое и внутри нас самих, только мы привыкли и не
замечаем. Оказалось, что и галактики, невзирая на свои размеры, тоже
пребывают в непрестанном, слегка эллиптическом коловращеньи, однако по
прибытии в противоположный пункт полуорбиты неузнаваемо разнятся от себя в
начале пути, чтобы после обратного пробега качественно прежними воротиться
в исходное состоянье. По недоступности замера в надлежащем объеме
приходилось обойтись соображеньями чисто житейской практики: если нечто
слева поднимается, то по закону коромысла оно настолько же опускается
справа. Иными словами, происходящее на одном плече равновесного полуцикла
непременно проявится на другом как раз в противуположной характеристике. К
слову, и принятым в науке правилом, что с приближеньем к предельной
скорости масса движущегося объекта безгранично возрастает, признается
принципиальное отличие его от самого себя на старте. Если же, по другим
хитроумным расчетам, время на финише как бы приостанавливается в полном
соответствии со свидетельством ангела из Апокалипсиса о времени,
перестающем быть на окраине бытия, то не значит ли, что в прологе оно-то и
явилось первородной стихией, откуда излилось все?
На ощупь и спотыкаясь, словно в дремучем дантовом лесу, покорно тащился я
за своим поводырем. Манящие огоньки, то и дело мелькавшие за стволами
сказочного обхвата, воочию убеждали в близости клада, который без умелого
подхода не дается никому. Однако почтительная одурь околдованного уже
уступала место робкому покамест сомненью, почему сам благодатель мой,
овладевший таким сокровищем, не торопится застолбить за собой драгоценный
клочок неизвестности... и даже - прямому подозренью, не дурачит ли меня
глыбистый сей, такой рассудительный с виду парень, но с дьявольской
сноровкой изнутри, как-никак питомец пресловутого университетского корифея
всех наук, особенно по части эпохального носовождения. Не без икоты
вспомнилось, как в красном уголке философского факультета, в ознаменование
нашего знакомства всучивал он мне презанятный способишко мир взорвать
единственно мановеньем воли. Вдруг, разуверясь в настоящем источнике
слишком уж искусительных знаний о неведомом, тоном наивной фамильярности
справился я в упор у мучителя, носил ли он дымковскую версию мироздания на
сверку своему декану, присяжному знатоку и ниспровергателю всяческой к о
с м и с т и к и. В памяти последнего среди прочих путевых впечатлений
наверняка должны были сохраниться ценнейшие топографические сведения по
маршруту в преисподнюю с его огнепылающей братвой сквозь анфилады
убывающих вселенных...
Кстати, хранителей умственного благочиния не должно смущать криминальное
для современного студента, госстипендиата к тому же, пользование
устаревшей у нас образной системой с привлечением мнимых владык неба и
ада, коих в данном случае надо воспринимать лишь как общепринятые в
мировой поэтике обозначения враждующих между собой добра и зла. Всякому
ясно, что отдел кадров даже периферийного вуза ни в коем случае не
допустил бы представителя нечистой силы в качестве наставника нашей чуткой
молодежи!.. А посему Никанор отвечал мне со встречною усмешкой, что
действительно собирался обратиться за экспертизой к тому вынужденному
космопроходцу, но постеснялся старую рану профессору растравлять, И снова
тянул меня за рукав в сгущавшийся сумрак непроглядной чащи лесной...
Пользуясь прискорбным обстоятельством, что собеседник его немножко путает
позитрон с фазотроном, а последний - с тем фригийским Филемоном, который
муж Бавкиды, сей второго курса студент предерзко замахивался на заповедные
законы школьного естествознания, в частности - утверждением своим, будто
любые из них выражают лишь частные случаи взаимодействия структур,
констант и еще чего-то, недослышанного мною, в зависимости от пофазного
прохождения диаметрального расстояния от t до М. По неуменью хотя бы
приблизительно воспроизвести обрушившуюся на меня затем чертовщину могу
лишь высказать сложившуюся в итоге собственную догадку, что наблюдаемая
вокруг нас материя, по крайней мере в радиусе ближайшего миллиарда лет, в
макрокосмосе существенно разнится от прежних своих физических параметров -
с ничуть не меньшим отклонением от привычного нам состояния, чем в
обратном микронаправлении. Другими словами, некое дозвездное,
иррационально самоуплотняющееся вещество по ходу пробегаемой полувечности
претерпевает ряд стадийных преобразований с параллельной эволюцией своих
опознавательных характеристик, то есть накапливая новые, прямо полярные
качества взамен утрачиваемых. Таким образом, с чем в особенности трудно
согласиться здравомыслящему современнику, принципиальная механика
Вселенной сводится, так сказать, к мелкостной вибрации, в основу которой
положено качанье маятника: местоположеньем его в амплитуде определяются ее
фазовые измененья, махом мерится ритм биенья, а частотой махов
обеспечивается ее упругое постоянство. Без пересчета же всех элементов
мышления о Вселенной по указанной шкале, настрого предупредил потомков
Никанор, невозможно дальнейшее раскрытие сущего, и без того запоздавшее
из-за преизбытка ортодоксального самодовольства, с каким иные педанты, по
отзыву Аристотеля, выводят закономерности космоса из поведения вещества в
лабораторной колбе. Ибо, в отличие от всуе и ложно понимаемой нами истины,
никакое знание не является окончательным, являясь преддверием чего-то, за
ним сокрытого.
Итак, мы находились на пороге генерального незнания нашего, что именно
постигает почтенную мать-материю по приходе на запретный скоростной рубеж,
куда ей вроде бы и доступа нет по знаменитому уравненью, начертанному в
качестве табу на воротах в завтрашний день астрофизики. Здесь и дальше я
отказываюсь нести малейшую ответственность за ядовитые замечанья
недоучившегося студента, ибо в намерения мои входит лишь представить на
суд передовых столпов, по возможности ближе к оригиналу, порочную дымковую
теорию, чтобы те могли совершить над нею скорую и суровую справедливость.
"Ежели же, по общепринятому ныне догмату, - буквально отчебучил мне
разбушевавшийся Никанор, - всякий до предела разогнанный объект
непостижимо, вопреки сокрушительной инерции, тормозится на бесчисленной
веренице девяток после запятой, то пора дать бедняге зеленую улицу из
создавшегося безвыходного тупика на простор дальнейшего, лишь наполовину
усвоенного нами полета. "В самом деле, - размышлял я, - еще куда ни шло,
кабы речь шла об единственном таком акциденте, то и бог с ним, во ведь тут
решается общая участь светил небесных! Поздно будет сожалеть, когда все
они поштучно застрянут в своих черных дырах-ловушках, и столь чудесная
вещь, Вселенная наша, превратится сплошь в лабаз бесполезной, впрок и
намертво упакованной недвижимости..." Словом, как и раньше, поневоле
приходилось мириться с размахайскими загибами моего Никанора, чтобы не
лишиться еще более щекотных и лакомых откровений впереди.
Постепенно прояснилось, что в р е м я у Никанора подразумевается
отнюдь не циферблатное, применяемое для отсчета пульса, либо при варке
яиц, а в каком-то неслыханном, потому что натурально-вещественном
качестве, чего по здравому смыслу просто не может быть. Признаться, и
раньше не раз задумывался я, что это за вещь непонятная такая: если
медовый месяц у влюбленных пролетает - глазом не мигнуть, тогда как
приговоренному минутка промедления столетием покажется, если не слишком
расторопен обслуживающий персонал. Очень бы хотелось, кроме того,
расшифровать с помощью сведущего эрудита загадочное, сорвавшееся в тот раз
у Никанора восклицанье: "Парменид-то прав, оказывается, да и по фарсизму
то же самое получается!" Но всего труднее будет постичь пресловутое время
даже не в исходной точке исчезновенья, а в состоянии, предшествующем
бытию, когда само оно должно было подвергнуться немыслимому сжатию, чтобы
уместиться в нулевом состоянии абсолютного начального покоя. Всему
непременно предшествует нечто, и для понимания последнего следует
допустить вначале вовсе не помышляемую единость, которой в порядке
развития надлежало сперва безнадежно остыть до плазменной степени, чтобы
впоследствии выродиться в раскаленное звездное вещество для ваяния прочего
во Вселенной инвентаря. В поиске наиболее компактной упаковки воображение
невольно изобретает шар без диаметра со втиснутой внутрь вселенской
начинкой, что в обывательском представленьи приобретает видимость, страшно
сказать, надмирной персональной воли...
И не дожидаясь положенных возражений, рассказчик сам же сразу объявил, что
не признает библейского миротворенья, но в поиске более диалектически
совершенной формы отвергает и провозглашенный ныне взамен его некий
праматеринский взрыв, виновник коего опять же красноречиво умалчивается,
хотя для ускоряющегося разбегания осколков потребовался бы добавочный
силовой импульс, которому взяться уже неоткуда. "Да если даже на худой
конец и объявилось бы нечто в недосягаемой дальности, - вдруг вставил он
как бы на пробу и озабоченно в переносье мне посмотрел, - так мы с н и
м, верно, и не проведали бы друг о дружке по причине нашей
несоизмеримости..." Затем студент Втюрин словом и жестом обрисовал мне,
как давешние эллиптические пульсации с уплотнением периодов и сроков
сливаются в трепетное мерцанье неузнаваемой среды высшего порядка, чтобы в
последующей перспективе образовать холодное, немеркнущее, уже не просто
фотонное сиянье, а тот самый свет предвечный народных сказаний, в пучинах
коего рассеяны миры, погребены давно прошедшие, вызревают еще не
родившиеся и где-то в неосязаемом его кванте - мы. Однако человечеству и в
создавшейся обстановке теряться не приходится, однажды кем-то и в том
мнимоабсолютном покое непременно обнаружена будет медлительная, но
обязательная для всякого бытия подвижность пусть непонятной среды, а уж
там плёвое дело определить и самое направление на ее источник. Если и
прежде, раз вступивши в поток, разум никогда не сбивался с курса, он и
тут, умело пробиваясь против теченья, выйдет однажды прямиком к подножью
световой горы древних вероучений с неприступной твердыней на вершине.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. .
Когда я вернулся из плена своих навязчивых догадок, рассказчик мой как ни
в чем не бывало доламывал общеизвестный тезис якобы иллюзорного
спектрального смещения, обусловленный будто бы не какой-то возрастающей
скоростью, а лишь меняющимся соотношеньем массы и убывающего времени - в
пределах постоянного объема и с обеспеченным равновесием в каждой фазе
пробега. Предлагаемый же в объяснение красного сдвига эффект ускоренно
разлетающихся брызг и осколков, по Дымкову, зависит как раз от
совершающихся в пути метаморфоз со временем, ибо диктуется не пробегом
удвоенной, учетверенной дистанции за раз навсегда эталонированный срок, а,
напротив, - один и тот же неизменный отрезок преодолевается за
изменившуюся измерительную единицу длительности. Другими словами, самое
движенье до конца остается равномерным, только пройденное расстояние
исчисляется за меньший промежуток, стремительно сокращающийся по мере
приближенья к оборотному пункту. Помнится, Никанор уподобил наблюдаемый
парадокс нередкому в рыночном обиходе усыханью гирек, когда ради
маскировки растущей дороговизны снижается вес или объем товара с прежней
ценой на ярлыке. Совершающееся, таким образом, в циклическом процессе в
ы ж и г а н и е времени, усмехнулся лектор кому-то по соседству, не надо
смешивать с бытующим в богатых сословиях прожиганием его, ибо сгорающее
дотла в тигле всемирной эволюции, оно потенциально сохраняется в иной
ипостаси, чтобы через доступный вычислению интервал возродиться таким же
манером из исчезающей массы. Получалось, что через выяснение процентности
того и другого в нынешнем веществе можно с известным приближением
определить как пройденный нами отрезок пути, так и много ли осталось до
всеобщего переплава.
- Хотелось бы попутно указать, - росчерком стал закругляться лектор мой, -
на крайнюю аморальность пресловутого изобретения под названием разбегание
галактик. Последние годы прогрессивная атеистическая современность,
главным образом в опроверженье божественной исключительности нашей во
Вселенной, все чаще нащупывает в мировой бездне обитаемые планеты с
достаточным детским населением, надо полагать. Правда, поиск ведется
вилами по воде, сплошь по статистической догадке, но все равно, все
равно... сердце кровью обливается при мысли о масштабах возможной аварии
для набитого детворой космического автобуса, что сломя голову несется по
необорудованной трассе и даже без объявленного пункта назначения!
Без передышки и с поминутной ухмылкой в тоне эстрадного манипулятора -
"видите, как все просто получается", - он преподал мне затем
предварительные, вовсе сумасбродные сведения о совершающемся якобы
продольном укорочении летящего предмета вплоть до утраты одного измерения
с приближеньем к световой скорости. Образно говоря, магические шарики так
ловко мелькали в его руке, что и в сотню глаз не углядишь обмана! Пальцем
в воздухе передо мною были нарисованы последовательные фазы условного
равнобедренного треугольника, как он, все стремительней сокращаясь по оси
движения и до нуля же сплющенный конец, с разгону проваливается, вернее,
продавливается вершиной в дыру самого себя для незамедлительной отправки в
обратную дорогу. Лишь с повторного захода посчастливилось мне кое-как
ухватить, что критического рубежа достигшая громада на чудовищной вспышке
переваливает барьер скоростной константы, чтобы, вывернувшись наизнанку с
обратным знаком и, следовательно, таинственными задворками, продолжить
свою гонку вспять за новым импульсом. По толкованию Никанора, она как бы
размазывается по поверхности некоей, совместно с прочими образуемой
слепительной сферы, отчего не переливчато и дробно, каждой звездой в
отдельности, а вся сразу, в сто миллионов солнц сверкает нам тогда
издалека. "Не мудрено, что в подобный перемол попавшая галактика ревом
раздираемого самсонова льва оглашает безмолвие космоса!" И так как по
чисто мускульной логике подобный переворот должен происходить без
задержки, при почти нулевой длительности, то весь занимаемый описанной
процедурой период и есть космическое мгновенье, в мельчайшие доли которого
вписываются, может быть, сотни поколений людских, если не целые
геологические эпохи. И не то удивительно, что незримые нами антимиры сразу
после описанной турбуленции, по естественной логике физической обратности
своей и должны исчезать из поля зренья нашего, а в том, наверно, что в
силу единой системы неминуемо размещаются они не где-то в смежном районе
по соседству, а о бок с нами, в том же жилом объеме, что и мы... И так как
понять сказанное было мне все равно нельзя, то чуть не до слез расстроило
меня незавидное положение тамошних граждан, в настоящую минуту подобно иам
мчащихся куда-то в обратную сторону и тоже невесть зачем, но в придачу ко
всему со всеми грустными последствиями зеркальности своей, где все
наоборот, вплоть до физиологии, а добро и зло поменялись местами.
Отбиваясь от еретического миража, ссылался и я тоже на вопиющие
противоречия услышанного с некоторыми понаслышке известными мне
уравнениями величайших умов науки. И Никанор охотно согласился, что и в
самом деле сравнительно с дымковской моделью чудовищная концепция Козьмы
Индикоплова о Вселенной на трех китах выглядит верхом математической
гармонии.
- Но вы снова забываете, что видите сейчас мироздание с н а р у ж и...
неужели вам кажется, что из кармана или рукава можно точнее усмотреть
истинный покрой пальто или пиджака? - тихо посмеялся Никанор Втюрин,
причем создавалось впечатление, что какие-то утаенные от меня
подтверждающие факты внушали ему подобную уверенность. - Ничего,
послезавтрашние подмастерья звездных наук благоговейно утрясут наши
черновые недоделки на своих более совершенных арифмометрах. Здесь зерно
всех будущих открытий о Вселенной... теперь держите его крепче, чтоб не
склюнул сквозь пальцы какой-нибудь проворный петушок!
Наконец-то вся доступная для обзора Вселенная умещалась в моей ладони.
Свет отдаленной правды лежал на ее дразняще-расплывающемся чертеже. Больше
всего она походила на беглый набросок, с натуры нарисованный ребенком.
Трудно было глаза от него отвести, словно от окна с видом на вечность, к
сожалению, нарисованную всего лишь на фанере, как оказалось чуть позже,
при свете наступавшего дня. Попутно в воображении моем уже возникало
ожидавшее меня небольшое, районного значения, аутодафе с участием в
главной роли оскользнувшегося автора, пылающего на вязанках ереси под
унывное пение ритуальных уравнений.
На прощанье, по установившейся привычке, мы с Никанором вышли посидеть под
сиренью возле домика со ставнями. Скамейка была холодна и мокра от ночной
сырости, лучи пробивались сквозь рассветный падымок, радужно искрилась
сизая в росе трава. Без единой соринки тишина окраины располагала к
молчанью о предмете состоявшегося ночного бденья. Машинально поднял я
голову сравнить портрет с оригиналом. Покамест ни промышленный дым из
окрестных труб, ни тучка, ни птица на пролете - ничто не омрачало
зеленовато пророзовевшую синь. Любое мечтанье идеально вписывалось в тот
девственно чистый над головою лист, будто ничего не бывало там прежде.
Издревле населяемая виденьями пророков и поэтов небесная пустыня была
готова принять новые караваны призраков, что пройдут по ней транзитом
после нас. И тогда по сравненью с нею модель мироздания, по Дымкову, ныне
предаваемая огласке в качестве следственного материала к распознанию
последнего, показалась мне лишь учебным пособием по анатомии верхоглядства.
Впрочем, что касается меня лично, то я никогда не сомневался в дымковском
ангельстве.
Наука и жизнь, 1974, № 11, С. 38 - 43
OCR В. Кузьмин
Nov. 2001
Проект "Старая фантастика" http://sf.nm.ru
Полезные ссылки:
 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
 Либмонстр - читай и публикуй!
 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
| 
