Библиотека художественной литературы

Старая библиотека художественной литературы

Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я


Читальный зал:
Александр Лаптев,                              ВОЗМЕЗДИЕ
                     (Фантастический рассказ)  Роскошный летний день пылал во всей своей красе - раскалённое солнце жгло
нещадно, синева неба выцвела, неподвижный воздух был сух и жгуч; листья на
деревьях вдоль покрытых белой пылью дорог безвольно повисли, и все замерло
в природе, смолкли даже кузнечики. Я любил в такую пору выйти из
прохладного дома, сложенного из черных пористых брёвен, устроенного
разумно и прочно, - и пройтись вдоль тихой улицы, по деревянным мосткам,
вдохнуть полной грудью горький запах полыни, принимающей на себя весь жар
полуденного солнца, рассмотреть знакомые и в то же время сделавшиеся вдруг
незнакомыми соседские дома, покосившиеся заборы, накренившийся столб на
перекрёстке с натянутыми проводами, сочно зеленеющие кусты смородины и
крыжовника, выглядывающие из чужих огородов, и вообще всё, что попадало на
глаза, потому что всё вдруг необыкновенно переменялось, и вся деревня
приобретала незнакомые черты, так что можно было подумать, что попал в
какое-то незнакомое место, - вот что может совершить полуденное июльское
солнце на той земле, что шесть месяцев в году укрыта снежными сугробами. В
такой жаркий день на улице редко встретишь человека, все благоразумно
сидят по домам и ждут вечера, когда можно будет безопасно выйти из-под
укрытия толстых стен и приняться за необходимую работу. Период этот -
летней сибирской жары - довольно короток, недели три, не больше, - с
первых чисел июля и - по двадцатое, двадцать пятое. Всё эти дни я упорно
совершал свои послеобеденные прогулки. Для чего? Быть может, набирался
тепла на долгую зиму?..
  В тот день я вышел из дома сразу после обеда. Встав посреди дороги,
посмотрел по сторонам и увидел, что улица совершенно пуста. Поразмыслив
несколько секунд, повернул влево и пошёл по направлению к паромной
переправе. Солнце оставалось слева и чуть сзади меня, следовательно, глаза
не слепило, а так, жгло немного одно ухо да припекало затылок. Я брёл,
утопая в мягкой невесомой пыли, и чему-то радовался. Поднимая изредка
взгляд, видел совсем близко темнеющий склон горы, поросший густым лесом, а
правее, за рекой - необозримые открытые пространства с сочными лугами,
болотами, красными и жёлтыми цветами, с птичьими гнёздами, с хлюпающими
низинами и твёрдыми возвышенностями, с ароматами трав и со всей своей
сложной жизнью, что кипит рядом с нами и вовсе не замечает нас. Всякий
раз, когда я смотрел на эти просторы за рекой, мне хотелось войти в эти
поля, в эти роскошные луга, упасть лицом в траву и лежать так долго,
вдыхая запах трав и земли и слушая зелёный звон и стрёкот такой близкой и
такой далёкой от нас жизни.
  Шагая очень медленно, медленно, как только мог, через полчаса я добрался
до переправы. В эту пору паром обычно бездействовал: автобус из города
приходил не раньше четырех, а местные жители, как я уже сказал, сидели по
домам. Паромщик - сухонький мужичок, в вечной своей кепке и кирзовых
протёртых сапогах, - прятался от солнца в крошечной алюминиевой будочке -
спал, вытянувшись на деревянной лавке или сидел возле раскрытой двери,
курил самокрутку и глядел мечтательно на мутную воду.
  Обычно, спустившись к переправе, я останавливался на несколько секунд и
как бы прислушивался к чему-то, глядел вдаль, за реку, на горы и на небо,
а потом поворачивался и шёл обратно, словно исполнив некий долг. Но в этот
день всё вышло по-другому. Выйдя на берег, я увидел с возвышенности, что
паром рассекает мутные волны возле противоположного берега, скрипит и
натягивает стальной трос. При этом я не заметил ничего такого, из-за чего
стоило бы паромщику вылезать из своей будочки и совершать неплановый рейс.
Мне сделалось любопытно, и я решил дождаться парома и узнать причину
такого необыкновенного явления.
  Ждать пришлось недолго, - через десять минут громоздкое деревянное
сооружение ударилось углом о деревянные боны и остановилось, притянутое
верёвкой к береговым столбам. И тогда всё объяснилось. Из будочки вышла и
шагнула на деревянные мостки молодая женщина - единственная пассажирка
парома, который в иные дни перевозил за раз до сотни человек, плюс
несколько автомобилей или даже тракторов. Но эта одна стоила целой толпы.
Когда я увидел её, то первым делом протёр энергично глаза. Но видение не
растаяло, женщина уже была на берегу и поднималась по тропинке пружинящим
шагом - прямо ко мне! Я медленно набрал в грудь воздух и задержал дыхание,
как делал во время соревнований перед забегом на сто метров. Когда я
выдохнул, женщина стояла уже передо мной.
  Она оказалась неожиданно высокой, почти одного роста со мной. При этом
была до чрезвычайности худа. Синий джинсовый костюм и белая маечка, из под
которой выглядывали острые ключицы, на ногах плетёнки примерно сорокового
размера. Коричневая сумочка с длинным плетёным ремешком довершала
картину...
  Приподняв одну бровь, я смотрел на неё, а она смотрела не мигая на меня.
Лицо у неё было мелкое, но черты правильные и почти красивые. Я говорю
почти, потому что с первого взгляда она мне не очень-то понравилась. Даже
удивительно - с такой-то внешностью!.. Грациозная блондинка, глаза синие,
а взгляд пристальный, колючий и почти злой. Я впервые видел у женщины (у
красивой женщины!) такой взгляд. Рассмотрев меня хорошенько (а на мне был
самый непритязательный наряд: чёрные запылённые брюки, распахнутая на
груди рубаха, видавшая вида кепка и стоптанные кроссовки, имевшие когда-то
красивый белый цвет), женщина хмыкнула чуть слышно (но я услыхал) и
спросила:
  - Скажите, это Шаманка?
  - Да, - ответил я, удивляясь, - это Шаманка.
  Она поворотила голову и окинула взором окрестные виды.
  - Красиво здесь.
  Я согласно кивнул.
  - Неплохо...
  Она снова посмотрела на меня, уже на так сурово.
  - А вы местный?
  - Нет, - ответил с некоторой обидой. - Я живу в городе. А здесь у меня
дача. Приезжаю на лето отдыхать.
  Женщина подняла голову и глянула поверх моего плеча. Я оглянулся и увидел
совершенно пустую улицу у себя за спиной, чёрные дома и белую пыль на
дороге; всё это дрожало и переливалось в раскалённом воздухе. Где-то там,
вдали, находился в окружении разросшейся полыни мой дом - дом холостяка,
который стал меня уже тяготить своим однообразием.. "Сейчас или никогда!"
- пронеслось в мозгу. Я уже открыл рот, но в этот момент женщина сделала
шаг вперёд, и я машинально посторонился, почувствовав внезапное желание
схватить её в свои крепкие объятья. Но я слишком хорошо был воспитан, и
ничего такого себе не позволил, а лишь последовал за незнакомкой, надеясь
по дороге завоевать её симпатии.
  - Это какая улица? - спросила она, когда мы прошли метров пятьдесят.
  - Советская, - ответил я с готовностью и хотел добавить, что я сам живу на
этой улице, но не добавил, потому что вдруг подумал, что красивая женщина
приехала к своим знакомым, или к знакомому, а потому спрашивает улицу. И
если это так, то она должна сейчас спросить номер дома, и тогда всё
пропало.
  Но вопросов больше не последовало. Мы шли в странном молчании среди
деревенской тишины и смотрели по сторонам. Женщина испытывала явный
интерес к местной архитектуре, и я тоже делал вид, что интересуюсь.
  - Жарко сегодня, вы не находите? - спросил я минут через пять.
  - Да, жарковато тут у вас.
  Я потихоньку огляделся. Хоть бы что-нибудь произошло! Выехал бы трактор
из-за угла, перебежала дорогу ошалелая курица, взлаяла собака... Как
умерли все.
  - Тихо как, - проговорила женщина.
  - Да, да...
  Между тем, мы приближались к моему дому. Ругая себя за нерешительность, я
считал уже доски собственного забора и молил небо явить какое-нибудь чудо.
И чудо произошло! Женщина, пройдя уже мимо, остановилась вдруг и
посмотрела на крашеные зелёной краской ворота.
  - Это какой номер дома?
  Я судорожно сглотнул.
  - Восемьдесят четыре.
  - А кто в нём живёт?
  - Я живу.
  - Вот как? - Женщина повернулась ко мне и повторно рассмотрела меня. -
Значит, это ваш дом?
  - Да, мой. Я в нём живу, - произнёс я, и добавил: - один.
  - Что - один?
  - Один живу, - сказал я и, кажется, покраснел. Женщина опять поглядела на
ворота, перевела взгляд на окна и прищурилась. Я переминался с ноги на
ногу.
  - А этот дом? - перевела она взгляд влево. - Кто в нём?
  - Да так, - проговорил я неохотно и скорчив гримасу небрежности. - Старик
один, он сумасшедший.
  - Сумасшедший? - улыбнулась она. - Это интересно! Что с ним?
  - Да так, ничего особенного, - проговорил я, внутренне досадуя на себя за
болтливость. Но теперь уж приходилось давать объяснения. - Какая-то мания
у него. От кого-то он всё время прячется, кто-то хочет его убить...
  Женщина оглядела внимательно дом соседа, потом посмотрела на мои зелёные
ворота и перевела взгляд на меня.
  - Ну так что?
  - Что?
  - Приглашаете вы меня к себе или нет?
  - Вас?!.. Ну да, приглашаю, конечно, приглашаю! - Я почти бегом кинулся к
воротам и распахнул калитку. - Прошу!
  Женщина окинула взглядом пустынную улицу, поглядела на небо и двинулась ко
мне, перепрыгнув по пути небольшую канаву для отвода дождевой воды.
  Так мы с ней познакомились.  Странность происходящего, и странность вообще всего связанного с женщиной
в тот первый день не обеспокоила меня. Вот жаркий июльский полдень, вот
глухая деревушка, до которой нужно добираться тремя автобусами, плюс
паромная переправа, вот я - небритый и немодный - настоящий деревенский
мужик, а вот она - словно сошедшая с подиума, - стройная, красивая,
молодая; она подходит ко мне и затевает разговор, потом идёт рядом и
останавливается точно перед моим домом! Бывает ли такое? Да, бывает. В
жизни один раз.
  Дом мой не представлял собой ровно ничего выдающегося - обычный
пятистенок, я купил его у одного малосимпатичного мужичка лет десять
назад. За эти годы я много потрудился, вывез из подвалов и чердаков
несколько машин разнообразнейшего мусора, без устали белил и красил, и
добился наконец того, что приходившие ко мне перестали морщить носы и
поджимать губы. Внутри бревенчатого сруба, семь на семь, стояла большая
русская печь, две железных кровати, пара столов, стулья, скамейки и...
всё! Самый нехитрый скарб. Но гостья пришла в совершенный восторг при виде
моего убранства! Она несколько раз обошла вокруг печки, всё
вдвигала-выдвигала закопчённую заслонку, заглядывала в поддув, и чуть не
залезла туда целиком. Пришлось пообещать провести вечером показательную
топку, и только тогда женщина оставила печку в покое. После она долго и с
удовольствием раскачивалась на железных пружинах кровати, лазила по окнам,
проверяя, что из них видно, а потом внезапно обнаружила подполье, и мне
пришлось спускаться с ней в погреб и показывать его устройство. Заодно я
набрал картошки к ужину, взял также по банке солёных груздей и клубничного
варенья. Затем мы вышли во двор, и там началась настоящая потеха. Первым
делом я показал главную свою достопримечательность - настоящий деревенский
колодец, выкопанный прежним хозяином усадьбы. Я мог уже догадаться, что
колодец произведёт впечатление, но действительность превзошла все мои
ожидания! Едва я откинул верхнюю крышку, как немедленно должен был
схватить грациозную женщину двумя руками, а иначе она обязательно
свалилась бы в квадратный провал, из которого несло могильным холодом.
Женщина перегнулась пополам, и я едва оттянул её, хотя и не без
удовольствия, от этого капкана. Освободившись от объятий, она тут же
потребовала достать воды на пробу, и даже вызвалась сама крутить барабан.
(Забегая вперёд скажу, что с той минуты и во всё время её у меня
проживания я был избавлен от довольно утомительной процедуры поднятия воды
с десятиметровой глубины и наполнения двух огромных бочек, в которых я
грел воду для ежевечерней поливки огорода.) Я, правда, сделал попытку
отговорить её, сказав, что использую колодезную воду исключительно для
полива; но все уговоры были напрасны, и через несколько минут малознакомая
мне женщина выдула на моих глазах прямо из ведра не мало с литр ледяной
воды. Я уже стал припоминать, в каком месте стоит у меня малиновое
варенье, а также подумывал о более радикальных средствах лечения досадной
летней простуды, но женщина оторвалась наконец от ведра и, утёршись
рукавом, потребовала продолжения осмотра моих владений. Я подумал в тот
момент, что самое время нам познакомиться поближе и спросил, как её зовут.
Вопрос неожиданно привёл её в затруднение. Она ответила не сразу, а как бы
после некоторого размышления.
  - Света, - наконец сообщила она, глядя в сторону.
  Я тогда тоже подумал, прежде чем представиться, но признался всё же, что
зовут меня Алексеем. Это её никак не взволновало, и мы продолжили
экскурсию по моей замечательной усадьбе.
  Вообще, женщина мне то нравилась очень, а то не нравилась совсем, - было
такое противоречивое ощущение. Но превалировали всё же "местные условия",
именно, что жил я в деревне, жил один и дамским обществом не был
избалован.
  Итак, я поводил её по огороду и показал, где что у меня растёт, потом
показал летнюю кухню, и после этого мы вернулись в дом. Шёл уже пятый час,
и пора было подумать об ужине. Женщина приехала, как выяснилось, без куска
хлеба, зато предложила мне за проживание и за "стол", как она странно
выразилась, - ровно миллион рублей, протянув мне пачку новеньких
Десятитысячных купюр. Я хотел, было, обидеться, хотел взять и как-нибудь с
апломбом вернуть, но лишь повертел деньги в руках и протянул обратно,
выразившись в том духе, что пока что, слава богу, не нуждаюсь, и что если
мне понадобится, я у неё попрошу.
  Конец дня прошёл нормально. Гостья вела себя очень естественно и пребывала
в видимом спокойствии, я же наоборот - волновался без причины и чувствовал
себя так, словно это я пришёл в чужой дом, словно я - женщина, беззащитная
и слабая, пристала к незнакомому и, быть может, опасному мужику с
трёхдневной щетиной на физиономии. Но оказалась она совершенно без
комплексов и кончили мы наше знакомство так, как и следовало этого
ожидать. Я опускаю здесь некоторые промежуточные этапы, потому что не ради
этой стороны дела затеял свой рассказ, а сообщаю лишь сам факт, так как не
вижу причины, почему не сообщить...
  Проснулись мы на другой день довольно поздно. То есть, это я проснулся и
долго ничего не мог понять, - хлопал глазами и пытался припомнить
вчерашние события. Увидев на столе остатки ужина, сразу вспомнил всё: мою
прогулку до парома, красивую женщину в синих обтягивающих джинсах,
знакомство и экскурсию по огороду, затем - продолжительный ужин,
закончившийся так странно. Быстро одевшись и убрав посуду со стола,
включил чайник и вышел на улицу. Солнце поднялось уже высоко и начинало
палить. День обещал быть жарким.
  Гостья проспала до обеда. Несколько раз я порывался разбудить её, но меня
удерживало единственное затруднение - я не знал, как к ней обратиться. К
счастью, она проснулась сама, и я услышал её хриплый спросонья голос:
  - С добрым утром. Как настроение? - Приподнявшись на локте, она смотрела
на меня своим пронизывающим взглядом.
  - Ничего, - отвечаю, - а у тебя?
  - Тоже ничего, - произнесла она и живо поднялась, никак не предупредив о
своих намерениях.
  Я поспешно вышел из дома, вспомнив вдруг одно неотложное дело.
  Так у нас и повелось: вставали поздно, долго пили чай с вареньями и
пряниками, потом гуляли, как два идиота, по деревне. Выполняли кое-какие
работы по хозяйству: Света наполняла бочки холодной колодезной водой,
делая это почти с экстазом, а я бродил по огороду и высматривал сорняки.
Вечером готовил ужин, и часов в семь мы садились за стол - жареная
картошка, солёные грибы, огурцы, свежий зелёный лук, укроп и прочие
прелести. Всё было хорошо у нас.
  Но где-то через неделю гостья моя стала выказывать признаки беспокойства.
Лицо её сделалось задумчивым, в глазах появился туман, движения как-то
замедлились; она охладела даже к моему чудесному колодцу.
  - Тебе, наверное, скучно у нас, - сказал я однажды, когда мы совершали
обычную дневную прогулку по улице Советской. Июль близился к концу, жара
понемногу спадала, и скоро должны были начаться обычные в наших местах
грозы.
  Света ответила не сразу. Пройдя несколько шагов и сохраняя задумчивость на
лице, произнесла:
  - Нет, мне не скучно. У вас тут хорошо. Очень хорошо. Ты сам не понимаешь,
до чего у вас тут хорошо!
  Я хотел усмехнуться, но, заметив серьёзность, с какой это говорилось, лишь
кивнул головой.
  - Просто мне нужно будет скоро возвращаться.
  Я остановился.
  - Ты что, хочешь уехать?
  Света остановилась тоже. Брови её удивлённо приподнялись.
  - Ну да, - произнесла она очень спокойно. - Не вечно же мне тут жить. Я на
время здесь, и время это подходит к концу.
  "Так-так, - подумал я с досадой, - ловко!" Что ловко, я и сам не знал.
Хотелось спросить, где она живёт, намекнуть на продолжение знакомства в
городе, но я промолчал. Захочет - сама скажет, а нет - и не надо. Но
настроение порядком испортилось, так что даже удивительно - с чего бы уж
так?
  Вечером Света поинтересовалась мимоходом:
  - А что этот твой сосед, помнишь, ты про него говорил?
  - Который?
  - Ну этот, в восемьдесят шестом доме.
  - А-а, Сафроныч?
  - Ну, я уж не знаю, как вы его зовете. Я его видела в огороде несколько
раз, он всегда в коричневой рубахе ходит.
  - Точно, это он и есть, - подтвердил я.
  - Ну и?..
  - Что - ну и?
  - Расскажи мне о нём. - Закинула ногу на ногу и приготовилась слушать.
  Меня удивило такое любопытство, но я не подал вида и начал рассказывать:
  - Да что говорить... Пенсионер, инвалид. Утверждает, что воевал, имеет
ранения и контузию в голову. Живёт один в доме, ни с кем не знается,
местные его не любят. Вот, пожалуй, и всё.
  - Так он не местный?
  - Кажется, нет. Впрочем, могу ошибиться. Я сам приезжий.
  Света напряженно о чем-то думала.
  Сделав паузу, я дополнил:
  - Его тут все считают помешанным. Я тебе уже говорил.
  - Да, я помню, - кивнула женщина. - У него мания преследования. Правильно?
 
  - Верно, - ответил я, - люди так говорят.- Он даже в психушке сидел.
  - Опасается за свою жизнь?
  - Ага.
  - Слушай, - оживилась она, - а ты не мог бы меня с ним познакомить?
  - Познакомить? А зачем?
  - Мне надо.
  Я ухмыльнулся.
  - Надо ей... Хороший ответ. Ты, может, психиатр?
  - Нет.
  - Или журналист? Коллекционируешь всякие ненормальности?
  - Нет, я не журналист.
  - А кто же ты? - задал я давно приготовленный вопрос.
  - Я не могу тебе сказать. Пока.
  Я закивал сочувственно:
  - Понимаю, понимаю...
  - Так что, познакомишь?
  - Познакомлю... если только он сам захочет знакомиться.
  - А почему он не захочет?
  - Ну я только об этом говорил, что он нелюдимый, больной человек.
  - Ну ты придумай что-нибудь, пригласи в гости, купи коньяк, скажи, что у
тебя день рождения.
  Я слушал и удивлялся. Серьёзность, с какой это всё излагалось, умиляла.
  - Но у меня нет никакого дня рождения! - произнёс я, как мог, убедительно.
- Я родился зимой, семнадцатого декабря, а теперь лето, июль на дворе. И
потом, откуда я возьму коньяк? Была бутылка вина, и ту мы с тобой выпили.
Помнишь, в первый день? - Я улыбнулся и подмигнул собеседнице, желая
навести её на более приятную тему. Света улыбнулась тоже, но тему не
поддержала. Тем и кончили.
  Но скоро разговор получил продолжение. Час спустя женщина вошла в дом и
деловито вытащила из сумочки и поставила на стол две бутылки коньяка,
коробку шоколадных конфет и пакетик концентрированного апельсинового сока.
  - Вот, - сказала она.
  - Что, вот? - переспросил я глядя на покупки, в особенности, на армянский
пятизвёздочный коньяк по пятьдесят тысяч за бутылку, продававшийся в
магазине у переправы и который никто у нас не брал.
  - Теперь у тебя есть коньяк и конфеты.
  - И?..
  - И ты можешь пригласить соседа в гости.
  - Но я не хочу приглашать в гости никакого соседа! - воскликнул я. - И что
за фантазия пришла тебе в голову? Если уж на то пошло, давай выпьем коньяк
вдвоём, зачем нам этот дурак? - Я даже рассердился немного.
  - Тогда я сама пойду к нему.
  - Сама пойдёшь? - переспросил я машинально.
  - Да, возьму коньяк и пойду! Прямо сейчас.
  Я поглядел ей пристально в глаза, опасаясь, не поехала ли у неё крыша от
жары, но взгляд был чистым, в лице видна была твёрдая решимость, и я
ответил со вздохом:
  - Ну хорошо, я попробую, но предупреждаю, что он вряд ли согласится
прийти.
  - Почему?
  - Потому что он мне не поверит.
  - Почему не поверит?
  - Потому что я уже сказал, что он никому не верит и всех боится.
  - Даже тебя?
  Я глубоко вздохнул и потёр с силой глаза. Поднявшись, взял бутылку в
правую руку и пошёл вон.
  Через минуту я постукивал осторожно костяшками пальцев в некрашенную
занозистую дверь. Та, как всегда, была на запоре, и я сразу встал таким
образом, чтобы меня видно было из кухонного окна, через которое сосед имел
обыкновение разглядывать своих редких гостей. Прошло минуты две, занавеска
за стеклом шевельнулась. Я сделал вид, что не заметил этого и продолжал
очень деликатно стучать, и начал даже насвистывать, поглядывая на небо и
делая беззаботное лицо. Как бы невзначай, я переложил коньяк из одной руки
в другую и переступил с ноги на ногу.
  Послышалось кряхтенье, потом защёлкали многочисленные замки, и дверь
приоткрылась. На меня уставились мутные глаза, подёрнутые дымкой
надвигающегося маразма. Тут же я услыхал надтреснутый голос смертельно
уставшего человека:
  - Чего надо?
  Я выругал себя, что согласился на глупую затею, но не повернулся и не
ушёл, а поднял руки и показал старику бутылку с пятью звёздочками
полукружьем на жёлтой этикетке.
  - Вот, коньяк принёс, день рождения у меня сегодня. Тридцать пять
стукнуло.
  - Коньяк принес...
  - Угу.
  Старик находился в видимом затруднении. Руки его готовы были захлопнуть
дверь, но бутылка с коричневой жидкостью притягивала взгляд, и он не
уходил.
  - День рождения у меня, - снова начал я, но старик вдруг отступил и
произнёс своим скрипучим голосом:
  - Заходи.
  Я сделал шаг, но тут же остановился.
  - Вообще-то я хотел вас к себе пригласить.
  - Я не пойду! - испугался старик, глаза его наполнились ужасом, и он
схватился за дверь.
  - Ну хорошо-хорошо! - произнёс я успокаивающе. - Посидим у вас. Какая,
собственно, разница?
  Таким образом совесть моя осталась чиста, - я сделал всё, что мог, но
задуманное не получилось. Глупая женская затея, конечно же, лопнула.
  Жилище вполне соответствовало нраву своего хозяина - тёмное, затхлое, с
маленькими грязными оконцами, напоминающими бойницы средневековой
крепости, причём, окна не открывались, потому что рамы были сплошными, и
ни в одном окне не было форточки. На кухонном столе сгрудилась немытая
посуда, валялись корки хлеба, мухи летали с нахальным жужжанием и норовили
залететь чуть не в рот.
  Старик сдвинул посуду на одну половину и достал из шкафа два стакана,
предварительно сдунув с них пыль. В движениях его появилась несвойственная
ему торопливость и что-то похожее на заискивание. Усмехнувшись про себя, я
сел на предложенный табурет и водрузил бутылку на стол. Скоро появились
рядом огурцы и лук с огорода, сало из погреба, хлеб, порезанный крупными
ломтями, и сам хозяин поместился передо мной со своей сморщенной
физиономией. Я представил на его месте мою очаровательную гостью, и тоже
сморщился. Содрал пробку с бутылки и разлил грамм по пятьдесят.
  - Ваше здоровье!
  Мы чокнулись и выпили. Я сразу же налил по второй...
  Настроение стало улучшаться, ситуация уже не казалась неприятной, а,
скорее, забавной. Вот сижу я, а вот полупомешанный старик, вот здоровая
деревенская закуска на столе, а вот, в соседнем доме, ждёт меня красивая
женщина со злыми глазами, а я тут пью, балагурю и в ус себе не дую!
Ха-ха!..
  - Так вы утверждаете, что вам нравится деревенская жизнь? - витийствовал я
через несколько минут (хотя старик ничего такого не утверждал, а больше
молчал, отделываясь междометиями или вовсе ничего не значащими звуками). -
Стало быть, вас устраивает это всё?!.. (Старик сосредоточенно жевал сало.)
И этот дом, и улица, и мухи, и комары?.. Не знаю, как вы, а я бы долго тут
не смог. Месяц, ну от силы два. А жить здесь целый год, не-ет, извините!
Это не по мне.
  Старик всё молчал и даже не смотрел на меня, кажется, вовсе не замечал, а
я чувствовал приятное расслабление от хорошего армянского коньяка, мне
неудержимо хотелось рассуждать - всё равно о чём, - что-нибудь доказывать,
энергично кивать головой и заедать всё это салом и зелёным луком,
схваченным в тугой пучок.
  - Так что, нравится вам здесь? - не унимался я. - Как вам нынешнее лето? У
вас есть дети? Вообще, была семья?
  Старик даже бровью не повёл, он напряженно о чём-то думал, решал
неразрешимую загадку, - чёрт его знает, чем постоянно были заняты его
мысли?.. Но самое удивительное - он как будто вовсе не пьянел, пил стакан
за стаканом и оставался всё таким же - с хмурым лицом и неподвижным
взглядом мутных глаз. Я, кстати, не описал его внешность до сих пор, но
это потому, что он не являл собой ничего оригинального - худой сморщенный
старикан, невысокий, сутулый, одевается во что придётся и чистоплотностью
вовсе не отмечен. Неприятный тип. Поэтому, когда коньяк закончился, я с
облегчением поднялся, намереваясь покинуть сей гостеприимный уголок.
  - Ну, до скорого! - воскликнул я, улыбнувшись во весь рот.
  Старик повернул голову и посмотрел на меня своим медленным, если так можно
выразиться, взглядом.
  - Пока! - снова воскликнул я и, не дожидаясь, когда смысл сказанного
дойдёт до старого маразматика, направился к выходу.
  - Погоди! - произнёс старик, и это показалось мне до того необычным, что я
тут же и остановился.
  - Что вы сказали? - Ухватившись за косяк, я стоял, покачиваясь, словно на
палубе морского корабля. - Вы, кажется, сказали мне - погоди?
  Старик снова впал в свою спячку, он смотрел на меня неподвижным взглядом,
и ничего нельзя было прочесть в его лице. Выждав несколько секунд, я
отвернулся и шагнул за порог.
  - Погоди! - снова услышал я и опять вынужден был остановиться. Старик уже
стоял на ногах, в лице его появилась некоторая осмысленность. Он сделал
шаг ко мне. - Ещё есть? - проговорил он, ударяя на последнем слове.
  - Что есть? - ответил я довольно грубо, хотя понял, что он имел в виду.
(Потому что мне совсем не понравились его замашки, - вылакал пол-литра
дорогого армянского коньяка и не крякнул, даже с днем рождения не
поздравил.) - Бывай, - произнёс я развязно и вышел во двор. С удивлением
заметил, что уже стемнело, натурально наступила ночь, высыпали на чёрном
небосводе разноцветные созвездия, и сделалось так хорошо и необыкновенно,
как бывает лишь тёплой летней ночью в глухой деревне. Постояв на крыльце и
полюбовавшись на Большую медведицу, которая, казалось, подмигивала мне
всеми своими разноцветными звёздами, я вышел неуверенной походкой за
ворота и направился домой, в свою избу.
  Но приключения мои в эту ночь ещё не кончились. Всё ещё только начиналось.
События, произошедшие тогда, были до того странны, что я не нахожу
возможным их как-нибудь комментировать, а просто расскажу, как они
происходили, по возможность точно и беспристрастно (насколько это
возможно, учитывая моё тогдашнее не вполне трезвое состояние).
  Итак, я вернулся домой уже в двенадцатом часу. Света, к вящему моему
удовольствию, спать ещё не легла, и я с порога начал рассказывать ей,
смеясь, как я пришёл к старику и предложил пойти ко мне в дом и как он
категорически отказался, и тогда я остался у него, потому что "неудобно
было уже уходить".
  Против ожидания, она не стала меня корить, а вместо этого быстро спросила:
  - Ты про меня говорил ему что-нибудь?
  - Нет, - удивился я, - а что, нужно было сказать?
  Не ответив, прошла к окну и выглянула на двор. Я смотрел, стараясь не
качаться, на её худую спину и думал о том, что самое время гасить свет. Но
Света думала иначе.
  - Вот что, - сказала она, оборачиваясь, - ты должен снова пойти к нему.
  Несколько секунд я тупо смотрел ей в лицо.
  - К кому? - наконец выговорилось. Внезапно я почувствовал себя полным
идиотом.
  Света сделала ко мне два шага, свернула влево и на секунду пропала из поля
зрения. Потом раздался стук, и, скосив глаза, я увидел стоящую на столе
бутылку армянского коньяка. Полную. Под самую пробку.
  - Ты её не выпила? - ухмыльнулся я.
  - Нет. Сейчас ты пойдёшь к этому и предложишь ему выпить.
  - Зачем?
  - Так надо. Сделай это для меня.
  Я зажмурился, словно желая проснуться. Но не проснулся, потому что не
спал.
  - Так ты идёшь? - Она уже стояла передо мной - прямая, длинная,
напряженная - и впервые я совершенно отчетливо почувствовал к ней
неприязнь. Но мысли и поступки наши слишком часто расходятся.
  - Давай пузырь. Я иду. - Сказав это, протянул руку и взял бутылку за горло.
  Женщина проводила меня до двери и произнесла внушительно:
  - Старайся ничему не удивляться и ничего не бойся. Помни, что с тобой всё
будет нормально.
  - Ладно, - пообещал я на всякий случай и сошел с крыльца.
  На этот раз я пошёл прямо к окну. Когда старик выглянул, показал ему через
стекло свою пятизвёздочную тару и сделал для пущей убедительности
выразительный знак бровями. Старик чего-то колебался, всё заглядывал мне
через плечо, будто надеялся кого-нибудь увидеть в кромешной тьме.
  Я стукнул довольно сильно в стекло кулаком.
  - Ну, ты чего, открывай!
  Занавеска задёрнулась, и я двинулся к дверям.
  - Ты один? - спросил старик, всё ещё не решаясь отомкнуть.
  Я развёл руки.
  - Вроде, один...
  Через минуту мы снова сидели за столом, старик разглядывал меня с
нескрываемым подозрением, а я молчал и старался ничему не удивляться и
ничего не бояться. Казалось, он хочет что-то сказать, но губы его
кривились, и он ничего не говорил.
  - Ну что, выпьем? - Не надеясь на ответ, я раскупорил бутылку и поднёс
горлышко к носу, вдохнул с наслаждением: - Ах!
  Старик подвинул стаканы, и жидкость, похожая на крепкий остывший чай,
забулькала в узком горлышке.
  - За всё хорошее! - провозгласил я и одним духом вылил в себя горючую
жидкость. Горло мне обожгло, в мозг ударила жгучая волна, а в следующую
секунду мне сделалось необыкновенно хорошо, тепло и томно, как бывает
именно после коньяка, после доброго глотка, от которого захватывает дух и
голова словно вспухает.
  Отдышавшись и придя в себя, я заметил, что старик всё ещё держит свой
стакан в руке, бросая на меня испытующие взгляды. Я взял с тарелки свежий
огурец и, откусив, принялся хрустеть на всю кухню. Старик всё сверлил меня
взглядом, стакан в его руке чуть заметно дрожал.
  - Ну ты что, будешь пить? - воскликнул я, кусая хлеб. - А то я один выпью.
Смотри! - Я потянулся за бутылкой, и в этот момент старик поднёс стакан к
носу, понюхал, сморщился ещё сильнее и начал пить маленькими глотками.
Опорожнив стакан, поджал губы и вытаращил слезящиеся глаза.
  - Что, хорош коньячок? - осклабился я, и в этот-то момент начались
странности.
  Cначала мы услышали отчётливый стук в окно. Повернув голову, я увидел в
чёрном проёме свою экстравагантную гостью. Она делала мне знаки руками, в
смысле которых нельзя было ошибиться.
  - Кто это? - спросил старик, привстав со стула.
  - Это моя гостья, она живёт у меня уже две недели, приехала откуда-то из
города, а вообще-то я ничего про неё не знаю. - Проговорив такую длинную
фразу, я удивился про себя: чего я принялся так подробно всё расписывать?
  - Странная она какая-то, - добавил я, будто сказал ещё недостаточно.
  Глаза у старика округлились, губы затряслись, и он чуть не заплакал. Он
поглядел с ужасом на бутылку на столе.
  - Это она дала тебе коньяк?
  - Да, - ответил я просто, - это её коньяк, обе бутылки. Она велела мне
взять их и пойти к вам, чтобы я представился, будто у меня день рождения и
чтобы пригласил вас к себе домой, но потом, когда вы отказались... - я бы
продолжил рассказ, но в это время в стекло ударили с такой силой, что
затрещала рама.
  - Откройте! - услышали мы пронзительный голос и сразу поднялись и пошли в
сени. Старик не спорил и не пытался мне помешать. Мы одновременно достигли
выходной двери, и я спросил заплетающимся языком:
  - Света, это ты?
  - Ну конечно я. Открывай скорее.
  Я отодвинул деревянный засов, и через секунду нас стало трое. Мы вернулись
в кухню и уселись вокруг стола. Света поочерёдно разглядывала нас. Не знаю
отчего, но я почувствовал за собой некую вину. Склонил голову набок и
произнёс что-то вроде:
  - Так вот...
  Тогда она взяла бутылку и, наполнив до середины один стакан, протянула
старику.
  - Пей!
  Несчастный старикан безропотно взял стакан из её рук и начал судорожно
глотать. Женщина внимательно следила за ним.
  - Как ваше имя? - спросила она строгим голосом, когда он одолел жидкость,
похожую на остывший чай.
  - Сафронов...
  - Я спрашиваю подлинное имя!
  Старик уронил голову на грудь.
  - Я жду!
  - Барнс.
  - Год рождения?
  - Семьдесят шестой.
  - Полностью!
  - Три тысячи сто семьдесят шестой...
  - Место рождения?
  - Третья система... колония эф-два-эм.
  - Громче!
  - Эф-два-эм! - добавил голосу старик.
  Я переводил взгляд с женщины на старика и пытался вникнуть в смысл такого
необыкновенного диалога. Надо думать, вид у меня был довольно глупый.
Однако до меня никому не было ровно никакого дела. А разговор между тем
продолжался; происходящее походило на беседу строгой учительницы с
нашкодившим учеником.
  - Где проходили подготовку?
  - База на Деймосе.
  - Квалификация?
  - Пятая ступень.
  - Общий налёт?
  - Двести тысяч.
  Я поднял руку, желая привлечь к себе внимание.
  - Это, можно я выйду?
  Женщина досадливо мотнула головой, и я поднялся.
  - Перечислите боевые операции, в которых принимали участие, - слышал я уже
в коридоре. Старик что-то забубнил в ответ...
  Когда я вернулся через несколько минут, то застал такую картину: старик
стоял навытяжку возле стены, а женщина отчитывала его громовым голосом,
находясь в метре от него, стоя со сжатыми кулаками и сверкающими глазами.
Казалось, старика хватит удар.
  - ... из-за таких как вы наша цивилизация оказалась на грани гибели, вы
повинны в смерти миллионов людей! - кричала женщина самым невероятным
голосом.
  - Я выполнял приказ...
  - Молчать! - рявкнула женщина так, что я присел. - Не сметь оправдываться!
  Старик пошатнулся и уперся спиной в стену. Глаза его закрылись от
слабости.
  - Смотреть на меня! В глаза! Я сказала - в глаза мне смотреть!!..
  Я почувствовал, что у меня зашевелились волосы на затылке. Женщина
обернулась на секунду:
  - Иди в дом и ложись спать, я скоро приду. Иди и ложись спать!
  Я тут же развернулся и направился к выходу. Мне сказали -я пошёл, всё
нормально.
  - Стоять! - зазвенело в стёклах. Оглянувшись с порога, я с облегчением
перевёл дух: команда относилась не ко мне. - Не сметь садиться, я сказала
- не сметь!..
  Старик дрожал всем телом, словно куст смородины на пронизывающем осеннем
ветру. Женщина нависала над ним подобно гигантской кобре или, лучше,
удаву. Я поспешно отвернулся от жуткой картины и шагнул в темноту. Через
пять минут я спал в своей кровати сном праведника.
  Конец этой истории таков. На другое утро часов в десять меня растолкала
Света и сообщила, что они уезжают. Голова у меня была как набитая,
вчерашние события начисто вылетели из памяти.
  Кто "они" и куда уезжают? - спросил я, но не получил ответа. Света
деловито укладывала свои немногочисленные вещи в сумочку. Пришлось мне
подняться. Выйдя на двор, я остолбенел - там стоял, сложив руки по швам
как солдат, мой престарелый сосед. Несколько времени я разглядывал его,
как бы что-то припоминая, в голове мелькали какие-то обрывки, словно
крутилась беззвучно кинолента, пущеная со страшной, ослепительной
скоростью.
  - Всё, мы уходим. - На крыльцо вышла Света в своём синем джинсовом костюме
и с сумочкой через плечо. - Спасибо тебе за всё. - Она шагнула ко мне, и я
ощутил её твёрдые губы у себя на левой щеке.
  - Погодите, но как же? - воскликнул я. - Что это значит?
  - Это значит, что больше ты меня никогда не увидишь, и его тоже, - тыкнула
пальцем в старика и сошла с крыльца на землю. - Иди за мной! - приказала
старику, и тот поплёлся за ней, словно был привязан невидимой нитью.
  К этому времени я уже начал кое-что вспоминать. Я бросился за ними.
  - Света, что всё это значит? - Я схватил её за руку и развернул к себе.
  - Это значит, что мне пора возвращаться туда, откуда я пришла.
  - А откуда ты пришла?
  - Это неважно, - произнесла она спокойно. - Всё равно ты никогда не
сможешь туда попасть.
  - Но почему?
  - Потому что это невозможно. И не нужно. - Она отняла руку и пошла по
дороге. Старик послушно двинулся за ней.
  - А он! Куда ты его уводишь?
  Света приостановилась.
  - Он пойдёт со мной. Я не могу тебе всего объяснить, но этот человек,
он... он не достоин жить в таком месте, спокойно ходить по земле.
  Старик слушал с таким видом, словно речь шла вовсе не о нём, и когда
женщина всё-таки вырвалась от меня, безропотно последовал за ней. Так и
остались они у меня в памяти - два человека, уходящие вдаль, в перспективу
дрожащего горизонта: высокая стройная женщина и согбенный старик, еле
переставляющий ноги. Над дорогой струится жаркий воздух, пыль поднимается
от шагов, а они всё идут и идут, - два человека, связанные незримой нитью
и бог весть каким ветром занесённые в наш дремучий уголок.  Июнь 2001--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 06.09.2002 13:32


Полезные ссылки:

Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)



Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я

Старая библиотека, 2009-2024. Все права защищены (с) | О проекте | Опубликовать свои стихи и прозу

Worldwide Library Network Белорусская библиотека онлайн

Новая библиотека