Джордж ЛАНЖЕЛЕН
МУХА
Меня всегда
пугали телефонные звонки. И все же я
абсолютно спокойно
спросил невестку, как и почему она убила моего брата,
когда она позвонила
мне в два часа ночи и сообщила эту новость.
- По телефону
не объяснить, Артур. Сообщите в полицию
и приезжайте.
Да, и скажите, что тело Боба находится на вашем заводе.
Только опустив
трубку на рычаг,
я вполне осознал
случившееся и
похолодел от ужаса. Набирая номер полиции, я дрожал как
осиновый лист.
Трубку
снял инспектор Твинкер.
Он же взял
на себя руководство
следствием и сказал, что сейчас приедет.
Не успел я
натянуть брюки, как перед домом остановился автомобиль.
- Скажите, мистер Браун, на заводе есть
ночной сторож? -
спросил
инспектор, трогаясь с места. - Он вам не звонил?
- Да... То
есть нет. Это очень странно. Должно быть,
он попал на
завод через свою лабораторию, где часто работал допоздна.
- Разве мистер
Роберт Браун работал не с вами?
- Нет. Он
занимался исследованиями для Министерства авиации.
- А в чем они
состояли?
- Он почти не
говорил о своей работе - это государственная тайна, но
Министерство, надо полагать, было в курсе. Я знаю лишь,
что он был на
пороге важнейшего открытия.
Тело было
распластано на рельсах,
ведущих к электрическому
пресс-молоту. Голова и правая рука буквально смешались с
металлом молота.
Посоветовавшись с коллегами, инспектор Твинкер повернулся ко мне.
- Как
поднимают молот, мистер Браун?
- Сейчас я его
приведу в движение. Пульт управления здесь.
Смотрите,
инспектор. Молот поставлен на мощность 50 тонн, спуск -
на нуле.
- На нуле? -
переспросил инспектор.
- Иными
словами - на уровне пола. И кроме того,
его настроили на
единичные удары, то есть он должен подниматься после
каждого удара.
- А постепенно
нельзя поднять?
- Нет.
Скорость подъема не регулируется.
- Так... Не
могли бы вы показать, что нужно сделать?
Неотрывно
глядя на расплющенное тело брата, я до отказа нажал черную
кнопку подъема молота.
Раздался
ужасающий свист, всегда вызывавший в моем воображении фигуру
шумно вздыхающего великана, и тяжелая стальная масса на
удивление мягко
поднялась. Я уловил
приглушенный звук, с
которым тело отлепилось
от
металла, и испытал
панический страх при
виде обнажившегося
коричневато-красноватого месива.
Инспектор
Твинкер расследовал случай на протяжении многих месяцев.
Анн,
всегда такая уравновешенная, была
объявлена невменяемой, и
процесс не состоялся.
Обвиненная в
убийстве мужа, она доказала, что отлично
справляется с
гигантским молотом. Но почему она его убила и как
получилось, что он сам
лег под молот, объяснить инспектору она категорически
отказалась.
Ночной сторож,
конечно, слышал гудение молота и
показал, что молот
ударил дважды. Стрелка счетчика, после каждой операции
возвращавшаяся к
нулю, подтверждала,
что механизм был
настроен на два
удара. Однако
невестка утверждала, что воспользовалась им лишь раз.
Инспекторы
Министерства авиации сообщили инспектору
Твинкеру, что
брат уничтожил перед смертью ценнейшие инструменты и
бумаги.
Судебные
эксперты обнаружили, что у
Боба в момент
кончины была
забинтована голова - Твинкер показал мне тряпку, в
которой я не
мог не
узнать обрывка скатерти, покрывавшей один из столов в
лаборатории.
Анн поместили
в клинику Бредморского
института, где содержат
психически больных преступников. Гарри, ее десятилетнего
сына, я забрал к
себе.
Я навещал ее
каждую субботу. Два-три раза со
мной ездил в
клинику
инспектор Твинкер, который, как я понял, бывал там и без
меня. Но ни разу
не удалось вытянуть что-либо из моей невестки, которая
стала равнодушна ко
всему. Иногда она вышивала, но ее излюбленным
занятием сделалась ловля
мух, которых она внимательно осматривала перед тем, как
отпустить на волю.
У Анн
был один-единственный срыв
- скорее нервный,
нежели
психический, когда она увидела, как санитарка убила
перед ней муху.
Для
того, чтобы успокоить Анн, пришлось даже впрыснуть ей
морфий.
Часто я брал с
собой Гарри. Она обращалась с ним
дружелюбно, но не
проявляла никакой привязанности.
В день,
когда у
Анн был припадок
из-за мухи, ко
мне заглянул
инспектор Твинкер.
- Я убежден,
что в этом ключ к разгадке.
- Не вижу ни
малейшей связи.
- Что бы ни
говорили доктора, я уверен, что
миссис Браун в
полном
рассудке. Даже когда она рассматривает мух.
- Тогда чем вы
вы можете объяснить ее отношение к собственному сыну?
- Она или
боится, или хочет уберечь его. Возможно, что она его
даже
ненавидит.
- Не понимаю.
- Вы не
заметили, что при нем она никогда не ловит мух?
- Пожалуй. И
все же я ничего не понимаю.
- Я
тоже, мистер Браун.
И боюсь, что,
пока миссис Браун
не
выздоровеет, мы так ничего и не узнаем.
- Врачи
говорят - надежды нет...
- Ваш брат не
проводил экспериментов с мухами?
- Не думаю. А
вы не спрашивали экспертов из Министерства авиации?
- Спрашивал.
Они подняли меня на смех.
- Дядя Артур,
а мухи долго живут?
Мы завтракали,
и племянник заговорил после того, как мы с
ним долго
молчали. Я взглянул на мальчика поверх прислоненного к
чайнику "Таймс".
Как все дети, Гарри обладал способностью задавать
такие вопросы, которые
ставили взрослых в тупик.
Однако про мух
он спросил впервые, и у меня мороз по
коже прошел -
вспомнились слова инспектора.
- Не знаю,
Гарри. А почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Потому что я
видел муху, которую тогда искала мама.
- Мама искала
муху?!
- Да. Муха,
конечно, подросла но я ее все равно узнал.
- Где ты видел
эту муху, Гарри? И что в ней такого особенного, детка?
- На вашем
письменном столе. Голов у нее не черная, а белая, и лапка
тоже не такая.
- Когда ты в
первый раз увидел эту муху?
- В тот день,
когда уехал папа. Она была в
его комнате, и
я ее
поймал. Потом
прибежала мама и
велела ее выпустить.
А потом опять
приказала поймать.
- Она
наверняка уже умерла, - проговорил я, вставая из-за стола и не
спеша направляясь к кабинету.
Но закрыв за
собой дверь, я одним прыжком
очутился у письменного
стола. Мухи на нем не было.
Слова
племянника, перекликавшиеся с репликой инспектора о
том, что
смерть моего брата каким-то образом связана с мухами,
потрясла меня до
самой глубины души.
Я впервые
задал себе вопрос: так
ли безумна моя
невестка? Если
необъяснимый несчастный случай, акт безумия, каким бы
странным и ужасным
ни казался он, был приемлем, то
при мысли, что
невестка, находясь в
здравом рассудке, смогла так жестоко убить собственного
мужа -
при этой
мысли меня прошибал холодный пот. Что могло послужить
причиной чудовищного
преступления?
Я припомнил
все беседы Анн с инспектором Твинкером. Он ей задал сотни
самых
разнообразных вопросов. Анн
вразумительно ответила на
все,
касающиеся ее жизни с мужем. Но
были вопросы, на
которые она всегда
реагировала одинаково:
- На этот
вопрос я не могу ответить, - спокойно и
просто говорила
она.
Она окружила
себя стеной, которую инспектор не сумел пробить. Тщетно
пытался он менять темы разговора, задавать вопросы, не
имеющие отношения к
несчастью.
Анн отвечала любезно
и спокойно, не
проявляя признаков
нервозности,
но, как только
инспектор пробовал заговорить
с ней о
несчастном случае, он натыкался на непробиваемую стену:
"На этот вопрос я
не могу ответить".
Инспектор
уловил в
ее ответах лишь
одну-единственную ложь. Анн
утверждала, что привела молот в движение только
раз, тогда как
ночной
сторож слышал два удара и счетчик показывал цифру два.
Инспектор
Твинкер не раз пытался использовать эту ее ошибку для того,
чтобы разрушить несокрушимую стену молчания. Но Анн
однажды невозмутимо
заткнула и эту единственную щель.
- Да, -
проронила она. - Я солгала, но почему, не могу сказать.
- Это ваша
единственная ложь? - в упор посмотрел на нее
инспектор в
надежде повергнуть женщину в смятение и взять инициативу
в свои руки. Но
вместо привычного ответа услыхал короткое:
- Да. Первая и
последняя.
Анн, понял он,
тщательно заделала единственную щель в своей стене.
В душе у меня
поднималось чувство отвращения
и даже ненависти
к
невестке:
если она не
безумна, как мы
думаем, значит, она
ловко
притворяется
безумной, чтобы избежать
заслуженного наказания. Да,
инспектор, пожалуй, прав: мухи как-то связаны с
трагическим событием, если
только, конечно, и они не помогают ей симулировать
безумие.
Но как
объяснить пассивность жертвы?
Мой брат был
из тех ученых, которые придерживаются принципа "Семь раз
примерь - один раз отрежь". Не признавал интуиции и
гениев. Не был похож
на рассеянного профессора, разгуливающего под дождем с
закрытым зонтиком в
руках. Он вел себя совсем обыкновенно, обожал
животных и детей
и без
колебаний бросал работу, чтобы пойти с соседскими
ребятами в цирк.
Игры
предпочитал логические, точные: биллиард, теннис, шахматы,
бридж.
Чем же тогда
объяснить его смерть? Зачем он полез под молот?
О пари
для проверки смелости не могло быть и речи - брат никогда
не заключал пари
и частенько смеялся над людьми, которые этим занимались.
С риском вызвать
неудовольствие знакомых он утверждал, что пари - это
сделка между глупцом
и вором.
Оставалось два
предположения: или он внезапно сошел с ума, или у него
были какие-то причины
просить свою жену
убить его таким
необычным
способом.
Я долго ломал
себе голову и решил не сообщать
инспектору о нашем
странном разговоре с Гарри, а самому побеседовать с Анн.
Была суббота,
приемный день. Анн мгновенно спустилась в холл - должно
быть, ждала меня. Пока я думал, с чего начать этот тягостный
разговор и
как перейти к трагическому случаю, Анн заговорила первая.
- Артур, я
хочу задать вам вопрос.
- Я вас
слушаю, Анн. Пожалуйста.
- Как долго
живут мухи?
В смятении
вскинув на нее глаза, я чуть было не проговорился, что сын
ее несколько часов назад
задал мне тот
же самый вопрос,
но вовремя
прикусил язык. Мне пришло в голову использовать этот факт
для того, чтобы,
наконец, пробить ее сознательную или подсознательную
оборону.
Не спуская с
невестки глаз, я ответил:
- Точно не знаю... Но муха, которую вы
ищите, Анн, была
вечером в
моем кабинете.
Удар, видимо,
пришелся в цель. Анн резко
повернула голову. Рот ее
исказился в безмолвном крике, широко раскрытые глаза
кричали.
Я успел придать
себе равнодушный вид.
Преимущество, которое, я
чувствовал, было сейчас на моей стороне, я мог удержать,
лишь сделав вид,
что мне уже все известно.
- Вы убили ее?
- прошептала она.
- Нет.
- Но вы ее
поймали! - вскинула она голову. - Она у вас! Дайте ее мне.
- Нет, у меня
ее нет с собой.
- Но вы ведь
догадались, правда?
- Ни о чем я
не догадался, Анн. Знаю только, что вы здоровы.
Вы или
должны мне все сказать, чтобы вместе решить, что делать,
или...
- Или что Артур?
- Или
инспектор Твинкер получит муху
в течении двадцати
четырех
часов.
Невестка долго
сидела неподвижно, уставясь взглядом на
кисти тонких
рук, бессильно лежавших на коленях. Потом промолвила, не
поднимая глаз:
- Если я
все
расскажу, вы обещаете,
ничего не предпринимая,
уничтожить муху?
- Нет, Анн.
Пока я ничего не знаю, я ничего не могу обещать.
- Артур!
Поймите, я обещала Бобу, что эта муха
будет уничтожена. Я
обязана выполнить обещание. До этого я ничего не могу
сказать.
Анн взяла себя
в руки, и я себя
почувствовал, что вновь
тону в
трясине безысходности.
Отчаявшись, я
бросил наобум:
- Анн! Вам
должно быть ясно, что с того момента, как муху исследуют в
лаборатории полиции, у них будут доказательства того,
что вы
здоровы. И
тогда...
- Нет, Артур!
Умоляю вас не делать этого ради Гарри...
- Тогда
расскажите мне все, Анн. Поймите - это в интересах Гарри. Так
я сумею лучше защитить его.
- От кого его
защищать? Неужели вы не понимаете, что если я здесь, в
сумасшедшем доме, то только в интересах сына: он не
должен знать, что его
мать приговорили к смертной казни за убийство его отца.
- Анн,
интересы вашего сына так же дороги мне, как вам. Клянусь, если
вы расскажете подробности, я сделаю все от меня
зависящее, чтобы уберечь и
защитить его! Но если вы откажетесь говорить, муха
попадет к инспектору.
- Но зачем вам
это нужно знать? - подняла
она на меня
глаза, в
которых застыла ненависть.
- Анн!
Послушайте! Речь идет о судьбе вашего сына.
- Идемте! У
меня готов рассказ о смерти моего несчастного Боба.
Анн поднялась
к себе и тотчас же вернулась с пухлым желтым
конвертом
в руках.
Протянув его
мне, она вышла из холла, не попрощавшись.
Только дома я
увидел надпись: "Тому, кому это
полагается по праву.
Инспектору Твинкеру, наверное".
Налив себе
чашку чая, я пробежал глазами первую страницу:
"Это не
исповедь, так как я, хоть и убила
собственного мужа, чего,
кстати, никогда не скрывала, преступницей себя не считаю.
Я исполнила его
волю, его последнее желание".
Забыв про чай,
я перевернул страницу.
"Не
задолго до смерти муж познакомил меня со своими опытами. Он был
уверен, что эксперты Министерства запретят эти опыты как
вредные и все же,
прежде чем познакомить
их с сутью
своих исследований, добивался
положительного результата.
Радио и
телевидение передают на расстояние звук и зрительные образы:
Боб же утверждал, что
изобрел способ передачи
на расстояние материи.
Материя, т.е. плотное тело, помещенное в специальный
передаточный аппарат,
моментально дезинтегрируется и так же мгновенно
реинтегрируется в другом -
приемном аппарате.
Сам Боб считал это
открытие самым важным
со времен изобретения
колеса. Он полагал,
что передача материи
на расстояние посредством
мгновенной дезинтеграции-реинтеграции означает революцию
в человеческой
истории. Это помогло бы
разрешить проблему транспортировки на
большие
расстояния не только
товаров и, в
первую очередь, скоропортящихся
продуктов, но и людей. Он, ученый -
практик, никогда не предававшийся
мечтаниям, видел уже время, когда у людей отпадет
потребность в поездах,
самолетах, автомобилях, железных дорогах и
шоссе. На смену им придут
приемно-передаточные
станции в различных
уголках земли. Пассажиры
и
товары,
предназначенные для отправки,
будут дезинтегрироваться на
передаточных станциях, а
затем моментально реинтегрироваться в
нужной
точке земного шара.
Вначале у мужа
были трудности. Его
передаточный
аппарат отделяла от приемного одна стена. Первый его
успешный опыт был
проделан с обыкновенной пепельницей, которую мы привезли
из путешествия по
Франции.
Я сначала
ничего не поняла, когда он с торжествующим видом принес
и
показал мне пепельницу.
- Анн!
Взгляни! Эта пепельница была полностью
дезинтегрирована за
одну десятимиллионную секунды. На миг она перестала существовать!
Только
ее атомы со скоростью света неслись к другому
аппарату. Спустя мгновение
атомы соединились вновь и образовали эту пепельницу.
- Боб! Прошу
тебя! Я ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Объясни!
Тогда он
впервые приоткрыл передо мной
некоторые подробности своих
исследований и, так как я сначала ничего не
понимала, набросал для
меня
чертежи, сопроводив
их цифрами. И
все же я
долго ничего не
могла
уразуметь.
- Прости,
Анн! - засмеялся
он, увидев, что
я начинаю что-то
улавливать. - Помнишь, однажды я прочел статью о
таинственном случае в
Индии, когда камни проникли в дома при закрытых окнах и
дверях.
- Как же,
отлично помню! Профессор Доунинг, который
провел у нас
уик-энд, сказал, что если это не шарлатанство, то подобный
случай можно
объяснить дезинтеграцией камней снаружи и их
реинтеграцией внутри домов.
- Вот именно!
И помнишь, он добавил: "Если только
это явление не
произошло в результате
частичной дезинтеграции стены,
через которую
проникли камни".
- Да. И все же
я ничего не понимаю. Почему
дезинтегрированные камни
могут свободно проходить через стену?
- Это
вполне возможно, Анн.
Атомы, составляющие материю,
не
прикасаются друг к другу - их разделяют огромные
пространства.
- Огромные
пространства, ты говоришь?!
- Пространства
между атомами относительно огромны,
т.е. огромны по
сравнению с самими
атомами. Ты, например,
весишь около пятидесяти
килограммов при росте 1 метр 55 сантиметров. Если все
атомы, из которых ты
составлена, вдруг вплотную прижмутся
друг к другу,
в тебе останется
пятьдесят килограммов, на ты будешь
с булавочную головку.
Пепельницу,
которая весит две унции, с трудом удастся разглядеть
в микроскоп, если
составляющие ее атомы сольются в одну массу.
Дезинтегрированная пепельница
легко пройдет через любое непрозрачное и твердое
тело -
например, через
тебя, так как ее разъединенные атомы в состоянии без труда
пройти через
твои разреженные атомы.
- Значит, ты
дезинтегрировал эту пепельницу и, пропустив через другое
тело, реинтегрировал ее вновь?
- Совершенно
верно! Через стену, разделяющую передаточный и
приемный
аппараты.
- Но это же
прекрасно, Боб! Надеюсь, со мной ты так не
поступишь? Я
очень боюсь выйти из аппарата такой же, как эта
пепельница.
- Что ты
имеешь в виду, Анн?
- Помнишь, что
было написано на пепельнице?
- Помню,
конечно. "Made in France". Надпись эта должна остаться.
- Она
осталась, но посмотри на нее, Боб!
Он с улыбкой
взял у меня пепельницу, но, перевернув,
побледнел, и
улыбка сползла с его лица. Это окончательно убедило меня
в том, что ему и
вправду удалось проделать этот странный опыт с
пепельницей.
Надпись на
обратной стороне сохранилась, но читалась задом наперед.
- Это ужасно!
- буркнул он и помчался в лабораторию,
откуда вышел
лишь на другое утро.
Спустя три
дня у
Боба произошла новая
неприятность, которая на
несколько недель повергла его в дурное расположение духа.
Прижатый мною к
стене, он признался, что его первый опыт, проделанный
с живым
существом,
кончился неудачей.
- Боб, ты
проделал его с Данделло, да?
- Да,
- виновато вымолвил
он. - Данделло
великолепно
дезинтегрировался, но реинтеграции не получилось.
- И что же?
- Данделло
больше нет. Есть только атомы Данделло, летающие бог весть
где.
Данделло был
беленьким котенком. Но однажды он у нас исчез. Теперь-то
я узнала, что с ним приключилось!
После серии
безуспешных опытов и многочисленных бессонных
ночей Боб
сообщил мне наконец,
что аппарат работает
отлично, и пригласил
присутствовать при опыте.
Я поставила на
поднос два бокала
и бутылку шампанского,
чтобы
отпраздновать победу, так как знала, что Боб не позвал бы
меня зря: раз он
демонстрирует открытие, значит, оно действительно
удалось.
- Чудесная
идея! - улыбнулся он, беря у меня из рук поднос. - Выпьем
реинтегрированного шампанского!
- Надеюсь, оно
будет таким же вкусным, Боб?
- Конечно! Вот
увидишь, Анн.
Он открыл
дверцу переоборудованной телефонной кабины.
- Это
передаточный аппарат, - пояснил он, ставя поднос на
табуретку
внутри кабины.
Захлопнув
дверцу, он протянул мне темные очки и
осторожно подвел к
стеклу.
Затем он тоже
надел защитные очки, нажал подряд несколько кнопок, и я
услышала приглушенный гул электрического мотора.
- Ты готова? -
Он погасил лампу и щелкнул
выключателем, отчего в
кабине вспыхнул фантастический голубоватый свет. - Тогда
смотри в оба!
Он нажал
какой-то рычаг, и
лаборатория осветилась нестерпимым
оранжевым
сиянием. Внутри кабины
я успела рассмотреть
нечто вроде
огненного шара, который
с треском улетучился.
Ощутив лицом внезапное
тепло, я спустя мгновение различала только пляшущие
черные круги с зеленым
ободком, как это бывает, когда поглядишь на солнце.
- Можешь
снимать очки. Конец!
Театральным
жестом Боб открыл дверцу передаточной кабины, и, хотя я
была готова, у меня захватило дух, когда я увидела, что
табуретка, поднос,
бокалы и бутылка шампанского начисто исчезли.
Боб
торжественно повел меня в соседнюю комнату,
где стояла точно
такая же кабина, и, открыв дверцу, триумфальным жестом
вынул оттуда поднос
с шампанским, которое тут же поспешил открыть.
Пробка весело полетела
в
потолок, и шампанское заискрилось в бокалах.
- Ты уверен,
что это можно пить?
- Абсолютно, -
ответил он, протягивая мне
бокал. - А
теперь мы
проделаем с тобой еще один опыт. Хочешь?
Мы снова
перешли в зал с передаточным аппаратом.
- О, Боб!
Вспомни о Данделло!
- Данделло
лишь подопытное животное, Анн. Но я уверен - неприятностей
не будет.
Он открыл
дверцу и пустил на
металлический пол кабины
маленькую
морскую свинку. Снова раздалось гудение мотора и
вспыхнула молния, но на
этот раз я сама поспешила в другую комнату. Сквозь стекло
приемной кабины
я увидела морскую свинку, которая как ни в чем не бывало
бегала из угла в
угол.
- Боб! Все в
порядке! Опыт удался.
- Наберись
терпения, Анн. Это покажет будущее.
- Но свинка
жива-здорова, Боб!
- Так-то так,
но для того, чтобы узнать, не повреждены ли
внутренние
органы, нужно выждать время, Анн. Если через месяц все
будет в порядке, мы
сможем предпринять с тобой серию новых опытов.
Этот месяц
показался мне целой
вечностью. Каждый день
я ходила
посмотреть на
реинтегрированную морскую свинку.
Чувствовала она себя
отлично.
По истечении
месяца Боб поместил в передаточную
кабину нашу собаку
Пиколса. За три
часа он десятки
раз был разложен
и восстановлен.
Выскакивая из приемной кабины, пес с лаем несся к
передаточному аппарату,
чтобы повторить опыт.
Я ожидала, что
Боб пригласит некоторых
ученых и специалистов
из
Министерства авиации, чтобы доложить им,
как всегда, результаты
своих
исследований. Но Боб не спешил с обнародованием изобретения.
Я спросила
почему.
- Видишь ли,
дорогая, это открытие слишком важно
для того, чтобы
взять и просто сообщить о нем. Есть некоторые фазы
операции, которых я сам
до сих пор не понимаю. Предстоит работать и работать.
Мне не
приходило в голову, что он может
подвергнуть опыту самого
себя. Только когда произошло несчастье,
я узнала, что в передаточной
кабине смонтирован второй командный пульт.
В тот день,
когда Боб проделал этот опыт, он не пришел
к обеду. На
двери его лаборатории была приколота кнопками записка:
"Прошу не
мешать. Работаю".
Чуть позднее,
перед самым обедом,
ко мне прибежал
Гарри и
похвастался, что поймал муху с белой головой. Я, даже не взглянув
на муху,
велела немедленно отпустить ее.
Боб не вышел и
к послеобеденному чаю. С ужином повторилось
то же.
Томимая смутным беспокойством, я постучала в дверь и
позвала его.
Слышно было,
как он ходил по комнате. Спустя
немного времени Боб
подсунул под дверь записку. Я развернула ее и прочла:
"Анн! У
меня большая неприятность. Уложи Гарри
и возвращайся через
час".
Напрасно я
стучала в дверь и кричала - Боб не открыл
мне. Услышав
стук пишущей машинки, я, немного успокоенная, пошла
домой.
Уложив Гарри,
я вернулась назад и нашла новую записку,
которая была
подсунута под дверь. С ужасом прочла я:
"Анн!
Я рассчитываю
на твою твердость - ты одна можешь мне
помочь. Меня
постигло огромное несчастье. Жизнь моя сейчас вне
опасности, но это вопрос
жизни и смерти. Я не могу говорить - поэтому кричать или
задавать вопросы
бесполезно. Делай то, что я тебе скажу. В знак согласия
постучи три раза и
принеси мне кружку молока с ромом. Я не ел со
вчерашнего дня и
ужасно
проголодался. Рассчитываю на тебя. Боб".
Трясущейся
рукой постучала я три раза и побежала домой за молоком.
Вернувшись,
обнаружила новую записку:
"Анн!
Очень прошу тебя - в точности выполняй мои инструкции!
Когда ты
постучишь, я открою дверь. Поставь кружку с молоком на стол
и, не задавая мне вопросов, сразу же иди
в другую комнату,
где стоит
приемная кабина. Осмотри все уголки. Постарайся
любой ценой найти
муху,
которая должна быть там. Я искал ее, но
напрасно. К несчастью,
сам я
сейчас с трудом различаю мелкие предметы.
Но сначала ты
должна поклясться, что в точности выполнишь мои просьбы
и, главное, не попытаешься меня увидеть. Спорить тут
нечего: три удара в
дверь, и я буду знать, что ты готова слепо
подчиниться мне. Жизнь
моя
зависит от той помощи, которую ты мне сумеешь
оказать".
Сердце
гулко колотилось у
меня в груди.
Стараясь справиться с
волнением, я трижды постучала в дверь.
Боб - я
слышала - подошел к двери и скинул с нее крючок.
Войдя в
кабинет с кружкой молока, я почувствовала, что Боб притаился
за открытой дверью. Борясь с желанием обернуться, я
произнесла подчеркнуто
спокойно:
- Можешь
рассчитывать на меня, дорогой.
Поставив кружку с молоком на стол,
рядом с единственной
горевшей
лампой, я пошла в другое помещение, которое было ярко
освещено. Здесь все
было перевернуто вверх дном: папки и
разбитые пузырьки валялись
среди
опрокинутых стульев и
табуреток. От большой
эмалированной ванны, где
догорали какие-то бумаги, исходил резкий, неприятный
запах.
Я знала,
что мухи не
найду: интуиция подсказывала
мне, что
интересовавшая Боба муха - это та самая, которую поймал,
а затем выпустил
сын.
Я слышала, как
Боб в соседней комнате подошел к своему
письменному
столу. Затем раздалось громкое хлюпанье, словно ему было
неудобно пить.
- Боб, я не
вижу никакой мухи. Может, ты дашь другие инструкции? Если
ты не в состоянии говорить, постучи по крышке стола: один
удар я пойму как
"да" и два удара - как "нет".
Я старалась
говорить спокойно и, услыхав двукратный стук, призвала на
помощь всю свою волю, чтобы не разрыдаться.
- Можно мне
войти к тебе в комнату? Я не знаю, что произошло, на что
бы ни случилось, я буду мужественной.
Наступила
напряженная пауза. Боб стукнул раз по письменному столу.
В двери,
соединяющей помещения, я застыла от неожиданности: Боб сидел
за письменным столом, накинув на голову золотистую
скатерть, сдернутую со
столика, стоявшего в углу, где Боб имел обыкновение
обедать, когда ему не
хотелось прерывать эксперимент.
- Боб, мы
поищем ее завтра утром. А тебе необходимо прилечь. Хочешь,
я отведу тебя в гостиную и позабочусь, чтобы тебя никто
не видел?
Из-под
скатерти, спускавшейся ему до талии,
показалась левая рука:
Боб дважды ударил по столу.
- Может,
пригласить к тебе врача?
- Нет! -
простучал он.
- Хочешь, я
позвоню к профессору Муру? Может, он будет тебе полезен?
Боб быстро
ответил "нет". Я не знала, что предпринять, что предложить
ему. В голове у меня все время вертелась навязчивая
мысль.
- Гарри поймал
сегодня муху, но я велела выпустить ее. Может, это та,
которую ты ищешь? У нее белая голова...
У Боба
вырвался хриплый вздох,
в котором улавливалось
что-то
металлическое. И в этот миг, чтобы не закричать, я до
боли прикусила губу.
Он сделал движение, правая его рука
повисла вдоль тела,
и из рукава
высунулась вместо кисти и ладони сероватая палка со
странными крючками.
- Боб!
Дорогой! Объясни, что произошло. Если я
буду в курсе
дела,
мне, может, удастся
тебе помочь. Нет,
Боб! Это чудовищно!
- тщетно
пыталась я подавить рыдания.
Из-под
скатерти показалась левая рука, дважды стукнула по письменному
столу и приказала мне удалиться.
Боб запер
дверь на крючок, и я рухнула наземь
в коридоре. До
меня
доносились его шаги, а затем стук пишущей машинки. Спустя
немного времени
под дверью появился новый листок:
"Приходи завтра, Анн.
Я все объясню
тебе. Прими снотворное
и
постарайся выспаться. Мне понадобится вся твоя энергия.
Боб".
Разбудили меня
бившие в глаза яркие солнечные лучи.
Часы показывали
семь. Я вскочила, как сумасшедшая. Всю ночь я проспала
без снов, словно на
дне какой-то ямы.
Поплескав на
себя водой, я поспешила в кухню, приготовила на глазах у
изумленной прислуги поднос с чаем и
поджаренным хлебом и помчалась в
лабораторию.
Боб отворил
мне на этот раз не мешкая и сразу закрыл за
мною дверь.
На голове у него, как и вчера, была все та же золотистая
скатерть.
На письменном
столе, куда я поставила поднос, меня уже ожидал листок.
Боб отошел к двери соседней комнаты - по-видимому, хотел
остаться один. Я
ушла с листком в другое помещение и, пробегая
машинописный текст, слышала,
как Боб наливает чай.
"Ты
помнишь, что случилось с нашей
пепельницей? Со мной
произошло
примерно то же, только куда серьезней. В первый раз я
дезинтегрировал и
реинтегрировал себя успешно. А во
время второго опыта
в передаточную
кабину проникла муха.
Единственная
моя надежда - найти ее и снова повторить
эксперимент.
Ищи как следует. В противном случае я найду способ исчезнуть
без следа".
Я похолодела,
представив его лицо
вроде перевернутой надписи
на
пепельнице: с глазами на месте рта или ушей.
Но я должна
была сохранить самообладание для того, чтобы спасти его.
И, в первую очередь, любой ценой отыскать злосчастную
муху.
- Боб, разреши
мне войти к тебе.
Он отворил
дверь.
- Боб! Не
отчаивайся. Я ее найду. Она уже не в лаборатории, но далеко
улететь не могла. У тебя - догадываюсь - обезображенное
лицо, но
как ты
смеешь говорить об
исчезновении? Я этого
никогда не допущу!
Если
понадобится, позову профессора Мура и других
ученых. И мы обязательно
спасем тебя.
Он с силой
ударил по столу. Из-под
скатерти, покрывавшей голову,
донесся хриплый металлический вздох.
- Боб, не
сердись! Прошу тебя. Обещаю ничего не
делать без спросу.
Покажи мне твое лицо! Я не испугаюсь, вот увидишь! Я же
твоя жена!
Боб в ярости
простучал "нет" и сделал мне знак уйти.
Никогда, до
самой кончины, не забуду я этого дня, этой страшной охоты
за мухами. Я все перевернула вверх дном. Слуг тоже
включила включила в
поиски. Хоть я и объяснила им, что
ищу подопытную муху,
улетевшую из
лаборатории, которую надо любой ценой поймать, они
смотрели на меня как на
сумасшедшую. Именно
это и спасло
меня от позора
смертной казни за
убийство.
Я подробно
расспросила Гарри. Ребенок не сразу понял, о чем речь.
Я
схватила его за шиворот, и он заплакал. Необходимо,
поняла я, вооружиться
терпением. Да, вспомнил мальчик наконец, муха была в
кухне на подоконнике,
но он ее выпустил, как я приказала.
В этот день я
поймала сотни мух. Везде - на подоконниках и в
саду я
расставила блюдца с молоком, вареньем и сахаром. Ни одна
из пойманных мух
не отвечала описанию Гарри. Напрасно я рассматривала их в
лупу: они были
похожи как две капли воды.
В обед я
отнесла мужу молока и картофельное пюре.
- Если мы до
вечера не отыщем муху, надо будет подумать, что
делать,
Боб. Вот что я предлагаю. Я устроюсь в
соседней комнате. Когда
ты не
сможешь отвечать "да" и "нет"
условным сигналом, ты будешь печатать ответы
на машинке и подсовывать их под дверь.
"Да", - простучал Боб.
Тем временем
наступила ночь, а мухи мы так и не нашли. Перед тем, как
отправиться к Бобу с ужином, я
помедлила перед телефоном.
У меня не
оставалось сомнений - для
Боба это действительно
был вопрос жизни
и
смерти. Достанет ли у меня сил для того, чтобы
противостоять его воле и
помешать покончить с собой?
Боб, я знала,
никогда мне не простит, что я нарушила
обещание, но
лучше уж вызвать
его гнев, чем
быть пассивной свидетельницей его
исчезновения.
Поэтому я решилась
и трясущейся рукой
набрала номер
профессора Мура, его ближайшего приятеля.
- Профессора
Мура нет. Он возвратится лишь к концу недели, -
любезно
ответил чей-то безразличный голос.
Ну, что ж, в
таком случае мне самой
предстоит бороться за
мужа.
Бороться и спасти его.
Входя в Бобу
в лабораторию, я
была почти спокойна.
Как мы и
уговорились, я устроилась в соседней комнате,
чтобы начать мучительный
разговор, который, как мне думалось, должен затянуться до
глубокой ночи.
- Боб! Ты не
можешь мне сказать, что именно произошло?
В ответ
послышался стук машинки, и спустя несколько минут Боб
сунул
под дверь записку.
"Анн!
Я предпочитаю,
чтобы ты запомнила меня
таким, каким я
был. Мне
придется себя уничтожить. Я долго размышлял и вижу
лишь
один надежный
способ, причем тебе надо будет мне помочь.
Сначала я думал о простой
дезинтеграции посредством моей аппаратуры, но этого
делать никак нельзя: я
рискую в один прекрасный день быть
реинтегрированным другим ученым,
а
этого не должно случится".
Читая записку,
я подумала: "Может быть, Боб сошел с ума?"
- Какой бы
способ ты ни
предлагал, я никогда
не соглашусь с
самоубийством. Пусть твой опыт кончился ужасно, но ты
человек, мыслящее
существо, у которого есть душа. Ты не имеешь права
уничтожить себя.
Ответ был
немедленно написан на машинке.
"Я жив,
но я уже не человек. Что касается моего
разума, то я могу
потерять его в любой момент. А душа не может существовать
без разума".
- В таком
случае с твоими опытами должны познакомиться твои коллеги!
Два гневных
удара в дверь: настаивать было бесполезно.
Тогда я стала
говорить ему о себе, о сыне, о его родных. Он
даже не
ответил. Я уже не знала, что придумать, что бы такое ему
сказать. Исчерпав
все аргументы, я спросила:
- Ты слышишь
меня, Боб?
Последовал
однократный удар, на этот раз мягче и спокойней.
- Ты упоминал
о пепельнице, Боб. Как тебе кажется, если
б ты снова
дезинтегрировал и реинтегрировал ее, буквы бы встали бы
на свое место?
Через
пять-десять минут он сунул под дверь записку.
"Понимаю,
что ты хочешь сказать. Я тоже об этом думал -
поэтому мне
необходима муха. Она должна быть со мной в кабине - иначе
никакой надежды
нет".
- Попробуй
все-таки. Никогда нельзя быть уверенным до конца.
"Уже
пробовал", - написал он.
- Попробуй еще
разок!
Через минуту я
читала:
"Восхищен
очаровательной женской логикой. Пробовать
можно сто семь
лет... Но
чтобы доставить тебе
удовольствие - по
всей вероятности,
последнее - попробую еще раз".
Было слышно,
как он передвигает вещи, открывает
и закрывает дверцу
передаточной кабины. Через мгновение, показавшееся мне
вечностью, раздался
ужасающих треск, и веки мои словно озарило молнией.
Я обернулась
назад.
Боб со
скатертью на голове вышел из приемной кабины.
- Что-нибудь
изменилось? - спросила я, касаясь его руки.
Он отпрянул,
споткнулся о табуретку и, не удержав
равновесия, упал.
При этом золотистая плюшевая скатерть сползла с его
головы.
Никогда не
забыть мне того, что открылось моему взору. Чтобы подавить
невольный
крик, я до
крови прикусила руку,
но все же
продолжала
пронзительно кричать. Мне не справиться с этим криком,
понимала я, до тех
пор, пока я не сумею закрыть глаза, отвести от него
взгляд.
Чудовище, в
которое превратился муж,
торопливо накрыло голову
и
ощупью двинулось к двери. Я закрыла наконец глаза.
До самой
смерти не забуду я этой отталкивающей
картины, этой белой
косматой головы со сплющенным черепом, кошачьими ушами и
глазами величиной
с тарелку, покрытыми коричневыми пластинками. Его
трясущаяся розовая морда
тоже походила на кошачью, а вместо рта был
вертикальный разрез, поросший
длинными рыжеватыми волосами. Оттуда торчало нечто вроде
хобота, длинного
и волосатого, по форме напоминавшего трубу.
Я, наверное,
потеряла сознание, потому что, придя
в себя, увидела,
что лежу на каменном
полу, повернув голову
к двери, из-за
которой
доносился стук пишущей машинки. У меня жестоко болело
горло: я, должно
быть, сорвала голосовые связки.
Но вот стук
машинки прекратился, и под дверью появился лист. Дрожа от
отвращения, я взяла его кончиками пальцев и прочла:
"Теперь
ты, надеюсь, поняла. Эта последняя попытка
принесла новое
бедствие. Ты, по-видимому,
узнала часть головы
Данделло. До этого
превращения у меня была голова мухи. Теперь от мухи
остались лишь голова и
рот, а остальное восполнилось частичной реинтеграцией
головы исчезнувшего
котенка. Теперь ты понимаешь, наконец,
Анн? Мне необходимо
исчезнуть.
Стукни три раза в знак согласия, и я тебе объясню что
делать".
Да, он был,
безусловно прав - ему следовало навсегда
исчезнуть. Я
сознавала, что не должна предлагать ему новых опытов,
что каждая попытка
может привести к еще более страшным изменениям. Я подошла
к двери, открыла
рот, но мое воспаленное горло не сумело издать ни звука.
Тогда я три раза
постучала, как он просил.
Об остальном
нетрудно догадаться. Он изложил на бумаге
план, и я
одобрила его.
Дрожа, с
пылающей головой, я последовала за ним
в цех. В
руках я
сжимала подробную инструкцию о том, как пользоваться
молотом.
Подойдя к электрическому молоту, он еще раз
обмотал свою голову и, не
оглянувшись, не махнув рукой, лег на землю так,
чтобы голова оказалась
точно под молотом.
Дальнейшее
было не так уж страшно: я помогла уйти из жизни не мужу, а
какому-то чудовищу. Мой Боб исчез
уже давно. Я
только выполняла его
желание.
Глядя на тело,
я нажала красную кнопку пуска. Бесшумно, но не так уж
быстро, как я думала, металлическая масса опустилась
вниз. К глухому звуку
удара о землю
примешался сухой хруст.
Тело моего... чудовища,
содрогнувшись раз, больше уже не шевелилось.
Я подошла к
нему и лишь тогда заметила, что правая рука -
рука мухи
под молот не попала. С
трудом преодолевая отвращение,
стуча зубами и
всхлипывая от страха, я переместила сухую
руку, оказавшуюся необычайно
легкой. Потом я вторично опустила молот и стремглав
выбежала из цеха.
Остальное вам
уже известно. Поступайте, как сочтете нужным".
На другой день
инспектор Твинкер зашел ко мне на чашку чая.
- Я только что
узнал о смерти миссис Браун, и так как
я занимался
вашим братом, мне поручили и это дело.
- И к какому
выводу вы пришли?
- У доктора
нет никаких сомнений. Леди Браун приняла цианистый калий.
- Пойдемте ко
мне в кабинет, инспектор. Я дам вам прочесть любопытный
документ.
Пока я курил
трубку у камина, Твинкер, сидя за
письменным столом,
серьезно и внешне невозмутимо читал "исповедь"
моей невестки. Закончив, он
аккуратно сложил листки и протянул их мне.
- Что вы об
этом думаете? - поинтересовался я, бросая листы в огонь.
Инспектор
ответил мне не сразу. Выждав, пока пламя
поглотит листки,
он сказал, глядя на меня в упор своими прозрачными
светлыми глазами:
- По-моему,
это окончательно доказывает, что леди Браун была безумна.
- Без
сомнения, - закуривая трубку, кивнул я.
Мы посмотрели
на огонь.
- Странная со
мной вещь произошла, инспектор. Пошел я на кладбище, на
могилу брата. Там никого не было.
- Я там был,
но решил вам не мешать.
- Вы меня
видели?
- Да, я видел,
как вы закапывали спичечный коробок.
- Знаете, что
в нем было, инспектор?
- Надо
полагать, муха?
- Я нашел ее
утром в саду. Несчастная запуталась в паутине.
- Она была
мертвая?
- Не совсем.
Но я ее тут же прикончил камнем.
Голова у нее
была
белой-белой.