Майкл Коуни.  Эсмеральда

 

   -----------------------------------------------------------------------

   Журнал "Изобретатель и рационалатор", 1989, N 9.

   Пер. - А.Корженевский.

   & spellcheck by HarryFan

   -----------------------------------------------------------------------

 

 

 

   Весь следующий  день  после  посещения  меднаблюдателя  Агата  и  Бекки

обсуждали  цель  его  вита,  и  необъяснимая  атмосфера  таинственности,

сопровождавшая  вчерашние  интервью,  внесла  в  эти  обсуждения  какую-то

неуловимо-тревожную ноту.

   Их древний дом стоял между оградой и морем - одинокое, похожее на  ящик

строение всего метрах в тридцати от берега. Двадцать миль плоской  равнины

отделяло  его  от  ближайшего  супер-города.  Со   свистом   проносясь   в

перекрытиях крыши, с моря постоянно дул ветер. И Агате, и Бекки  было  уже

за шестьдесят, они жили здесь одни, не имея никакой  компании  кроме  друг

друга, да постоянно ревущих за оградой бронтомехов, бездумно возделывающих

огромные поля. И лишь совсем недавно у них появилась Эсмеральда.

   - Меднаблюдателю не понравилась Эсмеральда, - заметила Бекки, вспоминая

вчерашнее.

   Чайка, сидящая на соломе в картонной коробке, наблюдала за  ней,  мигая

своими желтыми глазами. Теперь ее перья стали чище: с помощью растворителя

им удалось отмыть почти всю налипшую нефть.

   - Он сказал, что чайка бесполезная птица,  -  согласилась  Агата,  -  и

лучше от нее бавиться.

   - Но все равно новые люди вносят какое-то разнообразие. Уже... -  Бекки

задумалась. - Год или больше, как нас никто не посещал.

   - Да, пожалуй, если не считать вертолавку.

   Каждую неделю они вызывали города летающую лавку, и через  несколько

минут  она  появлялась,  с   ревом   опускалась   на   пляж,   разбрасывая

перепачканную нефтью гальку, и начинала рекламировать товары, выставленные

на витрине, своим механическим голосом.

   - Ты забыла масло, - вспомнила Агата.  -  В  последний  раз  ты  забыла

масло. - Она намазала на хлеб  тонкий  слой  масла  и  откусила  маленький

кусочек. - За каждый прилет они берут с нас отдельную плату.  К  следующей

неделе масло кончится, но мы не можем  вызывать  вертолавку  -за  одного

только масла.

   - Тебе мыть посуду, а я пойду покормлю кур, - сказала Бекки, поднимаясь

-за стола.

   Она бросила курам зерно и вышла на берег моря.

   Утро было сырое, клочья  нефти  плескались  у  самого  края  воды,  где

усталые волны, отягощенные грузом нечистот, бились о камни. Бекки медленно

пошла вдоль  береговой  линии,  разглядывая  черные  размывы,  принесенные

вчерашним приливом. Изредка она наклонялась  и  подбирала  выброшенные  на

берег  палки:  древесина,  пропитанная  нефтью,  хорошо  горела,  если  ее

просушить.

   Начал накрапывать мелкий  дождь,  и  Бекки  заторопилась  домой.  В  их

возрасте приходится следить за здоровьем.

   До сих пор им  везло:  здоровье  у  них  было  отличное.  Бекки  всегда

испытывала гордость за свое здоровье, когда  приезжал  меднаблюдатель.  Он

обследовал ее, спрашивал, болит ли здесь, или  здесь,  и  она  никогда  не

жаловалась.

   Вчера он сверился со  своими  записями  и,  когда  обнаружил,  что  они

сестры-двойняшки,  приятно  заулыбался.  Все  любят  двойняшек,   особенно

блнецов. Агата еще спросила, заметил ли он, что они очень похожи. Но  он

ответил, что все старые люди выглядят  для  него  одинаково.  Этим  он  их

сильно обидел. И может быть, поэтому его посещение уже не  казалось  таким

приятным. Он  оставил  им  какие-то  пилюли,  но  забыл  сказать,  сколько

принимать. Бекки пыталась отказаться, когда он хотел сделать  ей  укол  от

почти не беспокоившего ее давнего артрита, и он  резко  ответил,  что  ему

некогда ездить сто раз по всей округе  к  людям,  которые  запускают  свои

болезни. На всякий случай он сделал  укол  и  Агате,  наказав,  чтобы  они

остерегались холодного ветра и не ходили в сырой одежде.

   Снова задул ветер, и Бекки пошла быстрее, но ступала  осторожно,  чтобы

не поскользнуться на жирных грязных  камнях.  На  глаза  попалась  мертвая

чайка, и она вспомнила, как на прошлой неделе они  нашли  барахтающуюся  в

нефтяной жиже Эсмеральду. Но эта чайка уже умерла.  Бекки  перевернула  ее

ногой, и птица уставилась на  нее  пустыми  глазницами.  Вздрогнув,  Бекки

свернула от моря и направилась к городи, отделявшей их собственность  от

Государственной Земли.

   Приближение знакомого ревущего звука заставило  ее  поднять  взгляд.  К

забору  подкатывал  бронтомех.  Бекки  прислонилась  к  бетонному   столбу

городи и стала наблюдать. Машина была огромная и  пугающая,  хотя  Бекки

видела ее уже тысячи раз и, по идее, должна была  к  ней  уже  привыкнуть.

Машина катилась по равнине на шести колесах - огромных бубликах по  четыре

метра диаметром каждый. На  самом  верху  располагались  сенсоры:  датчики

запахов вынюхивали прнаки гниения, зрительные датчики поворачивались  во

все стороны, и, когда один них уставился  на  нее  холодным  стеклянным

взглядом, Бекки невольно задержала дыхание. Слуховые  датчики  -  огромные

тарельчатые уши, способные с двадцати метров засечь вредителя,  напряженно

прислушивались. Пока Бекки  наблюдала,  одно    ушей  повернулось  в  ее

сторону и замерло, но глаза определили, что это человек, и машина потеряла

к  ней  интерес.  Датчики  шевельнулись  и  сконцентрировали  внимание  на

какой-то точке впереди машины. Короткий импульс яростного света  ударил  в

это место, выжигая дочерна маленький клочок земли, и Бекки показалось, что

во вспышке огня она расслышала последний писк маленькой полевой мыши.

   Одновременно сзади машины выливалась смесь жидкого  навоза  и  травяной

сечки с определенной порцией семян.  Бронтомех  за  один  проход  скашивал

злаки,  обрабатывал  и  удобрял  поле,  высаживая  на  этот  раз   саженцы

быстрорастущей озимой суперкапусты.

   Бекки завораживал вид огромной зубастой пасти, беспрестанно  жующей  по

мере продвижения машины вперед. Лишь  редка  можно  было  заметить  веер

вращающихся ножей в пещерообразной глотке. В этих неуклонно приближающихся

челюстях был какой-то очень реальный, ужасающий гипнотм, и Бекки  всегда

оставалась по эту сторону забора,  когда  неподалеку  проходил  бронтомех.

Хотя выйти  ему  навстречу  было  совершенно  безопасно:  при  вероятности

наехать на человека машина останавливалась, а пасть ее закрывалась плоским

щитком.

 

 

   - Агата?..

   - Да, Бекки, - Агата вытирала ножи и вилки,  держа  в  тонких  высохших

руках белое полотенце.

   - Когда меднаблюдатель обследовал тебя наедине в твоей комнате, что  он

делал?

   - Он спрашивал меня про разные вещи... Как ты думаешь, чайке дать  мясо

с жиром или без? - Она принялась ловкими движениями срезать пленку с мяса,

и Бекки внезапно и беспричинно вздрогнула, когда лезвие сверкнуло  в  луче

падающего окна света.

   - Про какие вещи?

   - Ничего особенного. Как мы живем, что едим, нравится  ли  нам,  каково

состояние нашего счета в Государственном Банке...

   - Ты сказала ему? - Бекки почему-то почувствовала тревогу. - Ты сказала

ему, сколько у нас денег?

   - Конечно. Я думаю, он и так имеет доступ к записям. Они все имеют.  Он

просто хотел удостовериться, что нам нет  необходимости  красть  урожай  с

полей. А может, думал, что нам нужно Государственное Пособие.

   - И больше он ничего не спрашивал?

   - Ничего. Это заняло немного времени.

   Какое-то смутное подозрение посетило Бекки...

   - Агата, это заняло больше сорока пяти минут.

 

 

   - Что-то ты долго, - сказала Агата с обидой. - Я  думала,  ты  поможешь

мне с овощами.

   - Извини...

   Было двенадцать, и картофель уже закипел на плите.

   - Ты провела в своей комнате почти два часа.

   - Неужели? Я прибиралась, и только.

   - Ты, наверно, опять надевала то платье. - Пальцы Агаты дрожали,  когда

она  резала  хлеб,  и  Бекки  внимательно  наблюдала,  как  блестящий  нож

вспыхивает при каждом движении. - Ей-богу, мне надо его сжечь.

   Молчание Бекки подтвердило ее вину. Она действительно надевала то самое

платье...

   В двадцать лет она вышла замуж за Тома, а Агата была  ее  подружкой  на

свадьбе,  и   гости   постоянно   шутили,   что   Том   при   определенных

обстоятельствах может их перепутать. Они все время спрашивали его: "А  как

ты узнаешь, что это действительно Бекки, в такой-то  ситуации?"  Тому  это

нравилось, и он отвечал: "Разве вы не знаете, что Бекки моложе на двадцать

шесть минут? А мне всегда нравились  девушки  помоложе".  На  свадьбу  она

надела модное короткое белое платье, а Агата сшила  себе  серо-голубое.  С

тех пор она никогда не видела платье Агаты, зато свое собственное она  так

и хранила в коробке, в которой оно было куплено. И редка  надевала  его,

как сегодня утром... Однажды Агата застала ее в этом наряде и очень сурово

ей выговорила. Она сказала тогда, что Бекки выглядит смешно и  неприлично,

как баран, переодетый ягненком... Агата никогда не  была  замужем,  а  Том

через десять лет после свадьбы погиб  в  аварии  на  монорельсовой  дороге

Бекенхем Гордж, и после этого сестры съехались и стали жить вместе.

   Агата попробовала мясную подливку. Она хорошо готовила,  и  собственные

кулинарные успехи всегда доставляли ей удовольствие.

   Сев за стол друг напротив друга, они поставили коробку с Эсмеральдой на

третье кресло. Бекки кормила ее маленькими кусочками мяса,  которые  чайка

осторожно брала прямо рук.

   - Во вторник наш день рождения, - заметила Агата.

   -  Эсмеральда  выглядит  сегодня  значительно  лучше,  ты  заметила?  Я

думаю... - Бекки на мгновение задумалась. - Я думаю, скоро можно будет  ее

выпустить. Вынесем во двор и посмотрим, сможет ли она  взлететь.  Нехорошо

держать ее взаперти теперь, когда ей стало лучше.

   - Я испеку пирог с кремом, - продолжала Агата, занятая своими  мыслями,

- и мы поставим шестьдесят пять свечей. Или сто тридцать.

   Эта фраза привлекла внимание Бекки.

   - У нас нет столько  маленьких  свечей,  а  покупать  их  в  вертолавке

слишком дорого, - возразила она. - Может  быть,  мы  обойдемся  двумя,  по

одной на каждую? Я кажусь себе очень старой, когда  думаю  обо  всех  этих

свечах.

   - Нам вдвоем сто тридцать  лет,  -  пронесла  Агата  поучающе.  -  Ты

задумывалась об этом когда-нибудь, Бекки? Это очень много.

   - Но это ничего не значит, - не согласилась Бекки.

   - Ты что-то говорила про чайку?..

   - Я хотела сказать, вдруг она улетит, когда мы ее выпустим?  Я  имею  в

виду - сразу.

   - Ну и хорошо. Разве нет?

   - Я не думаю, что мы когда-нибудь  ее  увидим.  -  Бекки  взглянула  на

чайку. Та вела себя неспокойно, то  и  дело  расправляла  крылья,  чистила

перья.

   - Ты уделяешь ей слишком много внимания, - сказала Агата. -  Это  всего

лишь птица. Я думаю, ты напрасно дала ей имя. И вообще, почему Эсмеральда?

Ты даже не знаешь, самка это или самец.

   - Она просто... Просто похожа на Эсмеральду,  -  беспомощно  пронесла

Бекки. - И хоть какая-то компания нам, ты не согласна?

   - Посмотрим, что будет, когда мы  ее  выпустим,  -  загадочно  ответила

Агата.

   - Почему от птицы обязательно должна быть какая-то  польза?  -  сказала

Бекки. - От нас тоже никому никакой пользы.

   - Ты  опять  думаешь  об  этом  меднаблюдателе...  Он  просто  приходит

позаботиться о нас,  так  же  как  ты  заботишься  о  чайке.  Может  быть,

полезность здесь ни при чем...

   - Бронтомех  убивает  все,  что  движется.  Кроме  людей,  -  огорченно

пронесла Бекки.

   - Потому что вредители не приносят пользы.

   Бекки  обвела  взглядом  маленькую  комнату  с  древней   мебелью.   Из

лопнувшего дивана вылезала набивка, ковер протерся настолько, что  местами

были  видны  нити  основы.  По  всему  потолку,  словно  мозаичное  панно,

разбегались трещины, а в воздухе стоял тяжелый нефтяной запах.

   - Бронтомехи программируются людьми, - сказала она. - Что же,  у  людей

монополия на полезность?

 

 

   Двумя днями позже Бекки с Агатой вместе подошли к колодцу  и  заглянули

вн.  Вода  стояла  высоко,  и  вся  поверхность  переливалась  радужными

цветами.

   - Это нефть, - сказала Агата. - Нефть  как-то  просачивается.  Впрочем,

едва ли можно ожидать, что колодец будет хорошим так  блко  от  моря.  И

берег здесь слишком пологий. Нам придется соорудить  водосток  с  крыши  и

пить дождевую воду.

   - Но на это потребуются деньги, - возразила Бекки. - И время тоже.  Где

мы будем брать воду до тех пор?

   - Будем пить эту. Как и всегда.  Просто  нужно  будет  сливать  верхний

слой, где нефть.

   - Мне всегда казалось, что у нас солоноватая вода. Наверно, моря все

время что-то просачивалось. - Бекки взглянула  на  сестру  с  тревогой.  -

Говорят, от морской воды люди сходят с ума. И потом в ней еще разные вещи:

растворители, яды и все остальное, что сливают в море   городов.  -  Она

выпрямилась, в ее лице появилась целеустремленность, в голосе твердость. -

Надо вызвать меднаблюдателя. Я должна убедиться, что эту воду можно пить.

   Она двинулась к дому, Агата последовала за ней.

   - Мы  можем  попросить,  чтобы  нам  отвели  трубу  с  Государственного

участка. Там под землей всюду ирригационные  трубы,  -  пронесла  Агата,

махнув рукой в сторону городи, за которой  шумно  работал  бронтомех.  -

Помнишь, много лет назад мы видели, как их закладывали?

   - Это дренажные трубы, - неожиданно резко  ответила  Бекки.  -  Рабочий

говорил, что они дренажные.

   - Ну хорошо,  только  давай  не  будем  торопиться.  -  Идея  позвонить

меднаблюдателю почему-то встревожила Агату. - все обдумаем.

   Когда они вошли в дом, Эсмеральда закричала, приветствуя их.

   - попробуем выпустить Эсмеральду во двор. - В  первый  раз  Агата

назвала чайку по имени.

   Бекки резко остановилась, увидев на столе рядом с  коробкой  нож,  и  в

голове ее замелькали разрозненные непрошенные мысли. Почему-то ей казалось

очень важным  скорее  унести  Эсмеральду  подальше  от  ножа,  блестящего,

острого кухонного ножа... Бесполезную птицу Эсмеральду...

   Она схватила коробку, и Агата, решив, что  ей  удалось  убедить  Бекки,

последовала за ней на улицу. Бекки поставила коробку на  камни.  Несколько

кур, ожидая, что их  будут  сейчас  кормить,  подбежали  ближе,  но  Бекки

отогнала  их  и  осторожно  наклонила  коробку,  чтобы  Эсмеральда   могла

выбраться.

   Чайка замерла неуверенно, поворачивая голову то в  одну,  то  в  другую

сторону. Пробуя, она расправила крылья, взмахнула несколько раз и  сложила

их снова, затем подняла хвост, встряхивая перья, и начала чиститься.

   - Она забыла, как летать, - предположила Агата.

   Бекки наконец нарушила длительное молчание.

   - Нет. Смотри.

   Эсмеральда опять расправила крылья. Вытяну шею, она  бросилась  вперед,

застучала коготками по камням, взмахнула крыльями, поднялась над землей  и

полетела. Обретая  уверенность,  она  сделала  круг  над  двором  и  стала

подниматься ввысь, пока не превратилась в маленький крестик на фоне серого

неба. Она планировала и скользила, снижаясь, затем пронеслась нко над их

головами и повернула к полям.

   - Эсмеральда! - закричала Бекки. - Нет!

   Ревущий бронтомех прокатился совсем недалеко, и чайка  полетела  в  его

сторону. Сенсоры развернулись, и воздух пронзила световая игла. Эсмеральда

резко повернула, меняя направление  полета,  и  стала  с  трудом  набирать

высоту, оставляя за собой легкий шлейф дыма. Когда она подлетела к дому  и

пересекла границу поля, бронтомех потерял к ней интерес.  Чайка  покружила

над берегом, замерла в воздухе и ринулась  в  воду,  расправив  обгоревшие

остатки хвоста и тормозя крыльями. Но в последний момент она, должно быть,

вспомнила:  уже  перед  самой  покрытой  маслянистой  пленкой  водой   она

выровняла полет, развернулась и  неуклюже  премлилась  на  берегу.  Пока

чайка чистила остатки хвоста своим желтым клювом, Бекки побежала к ней.

   - Все хорошо, Эсмеральда, - пыталась успокоить птицу она. -  Только  не

подлетай блко к машине. И к морю...

   Когда подошла Агата, чайка вновь взлетела, неловко взмахивая  крыльями,

и направилась к дому.

   - Она не может тебя понять, - сказала Агата. - Она всего лишь птица.

   По сморщенной щеке Бекки скатилась яркая слеза.

   - Мне кажется, ей совсем не осталось места на земле.

   Они увидели,  как  чайка,  сделав  круг  над  домом,  снова  перелетела

городь и приблилась к бронтомеху. На этот  раз  механическое  чудовище

проигнорировало  ее,  занятое  уничтожением  какого-то  маленького  юркого

полевого зверька. Иглы света злобно кололи землю, вызывая легкий  треск  и

вспышки.

   Эсмеральда, не замеченная машиной, кинулась вн.

   - Что она делает? - вскрикнула Бекки.

   Механический  глаз  развернулся  и   остановил   холодный   взгляд   на

приближающейся  птице.  Звуковой  сенсор  переместил  внимание  в  том  же

направлении. Эсмеральда спикировала еще ниже и стремительно влетела  прямо

в пасть бронтомеха, исчезнув мгновенно и оставив после себя только облачко

перемолотых перьев.

   Как белый дым.

   - Я же говорила, что она тебя не понимает, - сказала Агата.

   Бекки долго молчала по пути к дому, потом ответила негромко:

   - Может быть, она все поняла.

   - Не говори ерунды, - сказала Агата. - Просто ножи  там  мелькают,  как

рыбки в воде.

   Нож все еще лежал на столе. Бекки села у видеофона и дрожащими пальцами

набрала номер. Экран  посветлел,  ображение  меднаблюдателя  окинуло  ее

холодным взглядом.

   - Да?

   - Эсмеральда залетела в бронтомех! - неожиданно выпалила Бекки.

   - Что за ерунда, женщина? С кем я говорю?

   - Бекки Харрисон. Вы были у нас с сестрой пару дней назад, помните?

   Лицо на экране приблилось, внимательно вглядываясь.

   - А, да. Все пожилые женщины так похожи... Что случилось?

   Бекки собралась с мыслями.

   - У нас есть колодец, - пояснила она. - Мы берем оттуда питьевую  воду.

А теперь там нефть.

   - Поздравляю, - язвительно  пронес  меднаблюдатель.  -  Нефть  дорого

стоит.

   - Вы не поняли, - с отчаянием в голосе  сказала  Бекки.  -  Нам  нечего

пить. Мы не можем пить воду с нефтью...

   - Можете, - спокойно ответил меднаблюдатель.  -  Это  не  принесет  вам

никакого  вреда.  И   возможно,   даже   окажет   какое-то   благоприятное

воздействие. Так что ни о чем не беспокойтесь.

   Он отключился, и экран погас.

   Бекки посмотрела на Агату. Необъяснимый  страх  теснился  в  ее  груди,

бесформенный страх, причину которого она никак не могла объяснить словами.

   - Что происходит? - прошептала она. - Какой же  он  меднаблюдатель?  Он

смеялся надо мной. И... почему я  сказала  про  Эсмеральду?  Что  это  мне

пришло в голову?

   Она села, задрожав. Агата смотрела на нее снисходительно.

   - Ты просто расстроена -за этой птицы, -  пронесла  она.  -  Ты  же

слышала, что он сказал. Мы можем пить воду. Это  главное.  А  птица  всего

лишь птица. Ну не расстраивайся. Завтра будем печь пирог к дню рождения.

   Бекки бездумно глядела, как Агата, не замечая того, играет  с  кухонным

ножом.

 

 

   Именинный пирог был давней традицией. Каждый год, с  тех  пор  как  они

поселились у моря, они за сутки до их общего  дня  рождения  пекли  пирог.

Ритуал всегда оставался одним и тем же: Бекки пекла, а Агата  наблюдала  и

критиковала, потому что хотя Агата готовила лучше,  но  пирог  должен  был

готовляться совместно. Украшала его Агата: кремовые  цветы  и  узоры  по

краям.

   Как всегда, Бекки забыла  рецепт,  и  Агате  пришлось  стоять  рядом  и

следить, как она смешивает компоненты.

   - Побольше юма, - посоветовала она.

   Какая-то мысль крутилась в голове  у  Бекки,  но  она  никак  не  могла

определить, какая, помнила только,  что  это  было  что-то,  связанное  со

свечами.

   - Почему ты захотела свечи в пирог? - спросила она. - Раньше мы никогда

их не ставили. Странное предложение. - Она сердилась на себя и свою память

за то, что опять забыла рецепт, и поэтому  напускалась  на  Агату.  -  Как

вообще можно поместить на пироге сто тридцать свечей?

   - Разве я это предлагала? -  Агата  тоже  безуспешно  пыталась  поймать

ускользающее воспоминание.

   - Конечно. И так серьезно. Это  меня  даже  расстроило.  Кому  приятно,

когда напоминают, что  стареешь?  Я  уже  достигла  того  возраста,  когда

начинаю забывать, сколько мне на самом деле, и меня это устраивает... Вот,

- она сделала шаг назад и с восхищением оглядела ком теста, потом  уложила

его в форму и разгладила. - Он хорошо выглядит. Ты  сможешь  украсить  его

уже сегодня вечером.

   - А ты вызвала вертолавку?

   - Нет, - ответила Бекки, подумав. - Я совсем об это забыла, все  думала

про пирог. Позвони, а я пока поставлю его в печь.

   - Нам нужно что-нибудь выпить к дню  рождения,  -  пробормотала  Агата,

уходя в гостиную. - И как всегда - орехи, печенье и еще всякое вкусное...

   Бекки открыла духовку и поставила пирог. Когда она захлопнула дверцу, в

кухню вернулась Агата.

   - Бекки... Проошла странная вещь. Я набрала  номер  лавки,  я  просто

уверена, что это был номер лавки, но опять попала к меднаблюдателю.

   - И что он сказал?

   - Он был немного рассержен. Он сначала меня не узнал.  Я  сказала  ему,

что мы печем именинный пирог, а он ответил: "На здоровье!" - и отключился.

   Бекки испытала маленький триумф: Агата сделала ошибку.

   - Я сама позвоню, - сказала она уверенно, подошла к видеофону и набрала

номер.

   Экран вспыхнул, и на нем появилось лицо меднаблюдателя.  Бекки  тут  же

отключила аппарат.

   - И ты тоже! - вскрикнула Агата. - Ты набрала не тот номер. Я видела! Я

специально наблюдала. Дай, теперь я.

   Она оттеснила Бекки в сторону и  снова  тщательно  и  медленно  набрала

цифровую  комбинацию.  На  экране  появились  слова:  "Восточная  Летающая

Лавка", и механический голос пронес:

   - Представьтесь и делайте заказ.

   Агата победно улыбнулась.

   - Совместный счет Агаты Элруд  и  Бекки  Харрисон.  Праздничный  набор,

включая спиртное, пожалуйста, легкое вино... И набор стандартных продуктов

на всякий случай.

   - Заказ принят.

   Экран погас. Бекки сказала, что пойдет прогуляться.

   Она  медленно  шла  по  узкому  каменистому  пляжу,  машинально  следуя

взглядом за черной линией прилива. Для прогулок была узкая полоска  земли,

зажатая с одной стороны тягучим морем, с другой -  городью,  за  которой

расположились Государственные Поля. Там правили бронтомехи.  Бекки  видела

далека, как прилетела ярко-красная летающая  лавка,  как  Агата  забрала

продукты и вернулась в дом.

   Когда Бекки вернулась, Агата  сидела  за  столом,  разглядывая  лежащую

перед ней небольшую горку покупок.

   - А где вино? - спросила Бекки.

   Агата посмотрела на нее пустым взглядом. На столе  лежали  фунт  масла,

коробка спичек, буханка хлеба и пачка стирального порошка.

   - Вино, - повторила рассерженно Бекки, - и  орехи,  и  шоколад,  и  все

остальное, что нужно для праздника. Где все это?

   - Эти вещи нам тоже были нужны, - ответила наконец Агата растерянно.  -

Ты забыла масло в прошлый раз, помнишь?

   - Я знаю. Мы уже обсуждали это. Но как же  наш  праздничный  заказ?  Мы

ведь ради него и вызывали лавку. Может, ты забыла о нашем празднике?

   - Нет. Конечно, нет, - медленно ответила Агата. - Я  вышла  к  лавке  и

взяла то, что, я думала, нам нужно. Но я не взяла продукты для  праздника.

- Ее голос стал чуть выше. - Я их не взяла. Вот и все. Не знаю, почему.  Я

просто... Не взяла их, вот и все! В тот момент я  это  забыла.  Понимаешь?

Совсем забыла... Бекки, что со мной?

   Бекки с тревогой заметила нотки истерики в голосе Агаты.

 

 

   Обе  женщины  относились  к  празднованию  своего  дня  рождения  очень

педантично и всегда начинали ровно в три после полудня. Все утро они  были

заняты последними приготовлениями, и Бекки окончательно простила Агате  ее

забывчивость, когда они нашли полбутылки вина, оставшиеся с прошлого года.

И вино даже ничуть не скисло, потому что Агата его хорошо закупорила. Ленч

они не ели, решив ограничиться плотным поздним завтраком.

   Агата украсила пирог, а Бекки развесила в комнате ленты и расставила на

столе посуду.

   Ровно в три Бекки села, и в соответствии с традицией Агата  вынесла 

кухни пирог, поставила его на стол и сказала:

   - С днем рождения, Бекки.

   - С днем рождения, Агата. Что ты чувствуешь, став на год старше? - этот

разговор был устоявшейся традицией.

   - Через семь минут я тебе скажу. - Агата знала, что она родилась в семь

минут четвертого.

   Тут вдруг разговор сбился  с  обычной  колеи.  Бекки  с  бледным  лицом

глядела на именинный пирог.

   - Зачем ты это сделала? - прошептала она. - Зачем, Агата? Ты никогда не

делала этого раньше.

   Пирог был украшен по кругу выдавленным трубочки кремом, а  в  центре

красовалась надпись: "Агата и Бекки. 65 лет".

   - Да, правда, - сказала Агата. - Мы прожили хорошую, счастливую  жнь,

а теперь...

   - Но почему именно в этом году?.. Ты же знаешь, как мне неприятны мысли

о старости.

   - Бекки, надо смотреть  фактам  в  лицо,  -  совершенно  невыразительно

сказала Агата, помолчала немного, потом добавила: - Извини,  я  сейчас,  -

встала -за стола и вышла комнаты.

   Бекки услышала,  как  она  поднимается  по  лестнице,  и  почувствовала

растущую тревогу. "Что такое вступило  вдруг  Агате  в  голову?  Куда  она

пошла?" Пирог, казалось, притягивал ее взгляд,  в  мозгу,  не  переставая,

бились слова: "Агата и Бекки, 65 лет. Агата и Бекки, 65 лет..."

   - Где пилюли? Что ты сделала с пилюлями? - вернулась  и  почти  кричала

Агата. Она остановилась рядом с креслом Бекки, возвышаясь над  ней,  и  ее

лицо стало сухим и строгим.

   - Пилюли? - нервно переспросила Бекки.

   - Пилюли, которые нам оставил меднаблюдатель. Куда ты их дела? В ванной

их нет.

   - Они...  -  Бекки  замолчала.  Несколько  дней  подряд  она  не  могла

выбросить головы мысль об этих пилюлях. Меднаблюдатель сделал  ей  укол

от артрита и Агате тоже. Но у Агаты не было артрита! Зачем он это  сделал?

Бекки перестала ему верить. В глубине души она чувствовала, что эти пилюли

имеют какое-то ужасное значение. Но для чего они? Господи, для чего они?

   "Агата и Бекки, 65 лет..."

   - Я не знаю, где они, - сказала она твердо. - Садись, Агата. Ты портишь

наш праздник.

   Но тут маленький голосок у нее внутри начал нашептывать:  "Всегда  есть

другой путь. Смерть рядом со всех сторон, стоит лишь протянуть руку..."

   Агата села, но ее глаза  были  пусты,  словно  у  человека,  слушающего

наушники. Агата тоже услышала голос...

   - Я порежу пирог, - неожиданно пронесла  она  и  взяла  в  руки  нож,

сверкающий кухонный нож.

   Было семь минут четвертого. Бекки беспомощно вскрикнула.

   Агата резко провела ножом по горлу, кровь хлынула фонтаном, и она упала

вперед, уткнувшись головой в пирог, и белый  крем  тут  же  превратился  в

красный.

   Бекки вскочила и невольно глянула на старые настенные часы. Их  тиканье

сливалось со звуком капель, падающих со стола, где, словно  уснув,  лежала

Агата, прожившая ровно шестьдесят пять лет.

   В соответствии с Государственным Законом.

 

 

   И тогда  Бекки  вспомнила.  Шок  от  смерти  Агаты  помог  ее  сознанию

устранить подсознательные запреты, и она вспомнила Акт о  смерти,  который

десять лет назад ей  приказали  забыть.  Вспомнила  все,  что  говорил  ей

меднаблюдатель на прошлой неделе. "Ты бесполезная старуха,  -  сказал  он,

сделав гипнопрививку, - и скоро тебе будет шестьдесят пять, когда от  тебя

потребуется умереть. Я оставлю пилюли..."

   Не сработало, не получилось, потому что какой-то след остался у  нее  в

памяти, и она спрятала пилюли. Нож пугал ее все эти дни, и  теперь,  когда

Агата умерла, она все вспомнила, и это испугало ее еще больше.

   Она снова взглянула на часы. Было десять минут  четвертого,  а  она  на

двадцать шесть минут моложе Агаты... Что будет через двадцать три минуты?

   Двадцать три минуты...

   Настенные часы шли, отсчитывая секунды.

   Бекки торопливо поднялась  в  свою  спальню,  выдернула  ящик  шкафа  и

высыпала его содержимое на  пол:  одежда,  две  коробочки  с  украшениями,

старые письма от Тома и пачка пилюль. Она схватила ее и бросилась вн  по

лестнице. Мысли кричали ей: "Торопись!", сердце нашептывало:  "Медленнее!"

Она прошла в гостиную и, стараясь не глядеть на Агату, взяла со стола нож.

Она его вытерла - прямо о скатерть.

   Выйдя во двор, где, как всегда, квохтали куры, она подошла к колодцу  и

бросила вн нож и коробку  с  пилюлями.  Потом  подбежала  к  сараю,  где

хранилось зерно, отперла дверь  и  вошла.  Часы  на  руке  показывали  три

пятнадцать.  Еще  восемнадцать  минут.  Бекки  заперла  дверь  нутри   и

выбросила ключ через маленькое забранное решеткой окошко.  Затем  села  на

мешок с зерном и стала ждать приказ умереть.

 

 

   Сидя на мешке, она сжала руки и опустила их на колени. Глаза все  время

возвращались к часам, с этим она уже ничего не могла поделать.

   Шепот меднаблюдателя послышался в мозгу в три тридцать.

   "Ты прожила шестьдесят пять лет, и это была хорошая, счастливая  жнь,

но теперь ты устала. Теперь тебе нужно прощаться с этой жнью, потому что

продолжать жить слишком трудно.  С  каждым  днем  становится  все  труднее

вставать, одеваться, делать то, что необходимо. Все мы люди, и в  старости

нет позора, разумеется, если  мы  прнаем  ее,  смотрим  фактам  в  лицо.

Государство благодарно тебе за замечательную пожненную службу, и теперь,

когда жнь стала слишком трудна, оно милостиво предоставляет  тебе  выход

этого положения".

   В  горле  Бекки  возник  комок,  когда  она  осознала,  как   заботливо

Государство. При воспоминании о ее собственном упрямстве слезы потекли  по

ее щекам. Она предала Государство...

   "Не бойся. Не бойся умереть. Мы сделали смерть легкой для тебя. Тебе не

будет больно. Ты словно уснешь.  Ты  же  хочешь  уснуть,  потому  что  так

устала. Ты устала после долгой хорошей жни служения  Государству.  Помни

также о том, что это не конец. Это только начало, как ты знаешь   учений

Государственной Церкви. Ты помнишь это учение?  Конечно  же  помнишь.  Все

детство тебя хорошо учили, и в сердце своем ты знаешь, что  уход    этой

жни означает прибытие в новую, лучшую жнь в  ином  мире.  Перед  тобой

лежит прекрасное будущее, и ключом к этому будущему служит пилюля, которую

Государство в  щедрости  своей  тебе  предоставило  бесплатно.  Прими  эту

пилюлю!"

   Бекки встала с мешка, схватилась за прутья решетки и, потеряв  контроль

над собой, всхлипывая, запричитала:

   - Я не могу! Я  выбросила  их  в  колодец!!  Господи,  прости  меня,  я

выбросила их в колодец!!!

   Она рвалась и безуспешно пыталась раздвинуть прутья.

   "Иногда пилюли случайно теряются, но всегда есть другие способы. Смерть

всегда рядом, стоит лишь протянуть руку, и  ты  обретешь  желанный  покой.

Сделай это! Сделай это сейчас!"

   - Я не могу! - затравленным  взглядом  Бекки  обвела  маленький  сарай.

Ничего острого, ничего тяжелого.  Только  мешки,  пустое  ведро,  какое-то

тряпье в углу. - Мне никак! Поверь мне, я хочу, но мне никак.

   "Сделай это! Ты же хочешь. Ты хочешь это сделать. Сделай! Сейчас!"

   - Я хочу!

   Бекки билась всем телом о дверь сарая, и ветхая дверь поддавалась.  Она

не чувствовала боли в плече. В иное время такие удары надолго свели бы  ее

в постель, но сейчас не было больно.

   Наконец дверь открылась. Бекки выбежала во двор.

   Голос исчез.

   Дом, черный и  высокий,  в  центре  двора  старый  круглый  колодец,  с

квохканьем к ней подбежали куры. Она машинально вернулась в сарай, набрала

горсть зерна и бросила курам. Отталкивая друг друга, они кинулись к  пище.

Бекки удивленно смотрела на них. Что-то важное выпало    памяти,  и  она

никак не могла вспомнить, что.

   Начало сильно болеть плечо, так что трудно было даже дышать.

   Она взглянула на часы. Стрелки показывали три тридцать пять.

   Что-то она забыла, что-то она забыла, надо это обязательно вспомнить.

 

 

   Через некоторое время, когда Бекки вошла в дом  и  увидела  Агату,  она

вспомнила.

   Она поднялась наверх и надела старое подвенечное платье. Она вспомнила,

как восхищался ею Том в тот яркий день много лет назад...

   Бекки попудрилась перед зеркалом и нечаянно просыпала пудру на  платье.

И не стала отряхивать.

   Она никогда не верила тому, чему ее учили на  обязательных  занятиях  в

Государственной Церкви. В конце концов откуда они могли знать,  что  будет

там, после?

   Агата говорила, что она похожа на барана в шкуре ягненка... Бесполезная

птица...

   Бекки спустилась вн и вышла во  двор.  Море,  черное  и  тягучее.  За

оградой рычал бронтомех. А впереди по дороге, по которой  никто  не  ездил

уже лет десять, двигался большой белый фургон. У дома фургон  остановился,

него вышли люди и поставили на землю два больших ящика. Последним вышел

меднаблюдатель и удивленно и укорненно  покачал  головой,  когда  увидел

Бекки. Позади него, непринужденно привалившись к стенке фургона, ждали его

помощники.

   Меднаблюдатель вздохнул, вернулся в фургон и вылез с  каким-то  ящиком.

Снова поглядел на Бекки, пожал плечом и повернул на ящичке рычажок.

   Бекки мгновение колебалась - идти к к морю или к ограде. Затем спокойно

свернула налево и побрела по короткой  траве  к  городи  Государственных

Полей.

   Меднаблюдатель  молча  смотрел,  как  она  неуклюже   перелезла   через

проволоку. Бронтомех  остановился,  но  щиток  перед  бешено  вращающимися

ножами не был опущен.

   Хрупкая  сухая  фигурка  в  старинном  подвенечном  платье  неторопливо

подошла к челюстям огромной машины и  исчезла,  оставив  после  себя  лишь

белое облачко пудры, похожее на дым.