Евгений Кукаркин. Беженцы


---------------------------------------------------------------
 © Copyright Евгений Н. Кукаркин, 1994-1998
 E-mail: jek_k@hotmail.com
 

Home page: http://people.weekend.ru/kukarkin/

---------------------------------------------------------------
     Если  бы  не  это  сраное  слово  "перестройка",  может  быть Союз и не
развалился и было бы в стране больше порядка. Когда в нашей  чайхане,  вдруг
Ибрагим,  отъявленный  бездельник,  плут и мошенник заявляет, что его родину
закабалили русские, а бедные  туркмены  стали  их  прислужниками,  то  я  не
стерпел  и  врезал  ему  по  роже.  И  что  же...  Окружающие туркмены стали
возмущаться  и  пообещали  мне  отомстить,  а  русские  пьянчуги  ругали  за
"националм".  Наши-то  хороши,  как будто не видят, что вокруг происходит.
Русских везде стали задирать, травить, грабить и даже  убивать,  а  они  как
овечки. А эти... даже защищают их.
     Мой начальник, старый друг семьи, Агарлыков, вызвал к себе.
     - Коля,  хочу  поговорить  с тобой серьезно. Тобой не довольны наверху,
начальство при твоем упоминании прямо взрывается. Утихомирился  бы  ты,  что
ли?
     - Что я такое совершил?
     - Ты  слишком  много  говоришь, распускаешь руки. Что ты там натворил в
чайхане?
     - Уже вестно? Ну, дал Ибрагиму по роже за то, что он ругал русских.
     - Промолчать не смог? На тебе же форма. Тебя не били, потому  что  ты
власть.  Был  бы  ты  каким-нибудь  задрипанным  Колькой, давно бы валялся в
больнице с переломанными костями.
     - Так что, если нас ругают, так и заступиться нельзя?
     - Можно, только не рукоприкладством.
     Я покачал головой.
     - Слушай, Шарафыч, ты мне можешь сказать, что происходит? Неужели ты не
видишь, что национал патриоты баламутят народ и натравливают их на  русских.
Неделю  назад  убили  зампреда  Ковригина,  капитана  Козырева  и  его семью
вырезали позавчера  в  их  доме,  а  бесконечные  биения  русских  парней,
насилование  девчат, битье окон и грабежи в русских домах и квартирах, это
тебе ничего не говорит.
     Агарлыков нервно теребит ручку.
     - Вижу, Коля, все вижу и  хочу  вам  помочь.  Тебе  тоже  хочу  помочь,
как-никак мы с твоим отцом 20 лет росли и служили вместе и только его смерть
прервала  нашу дружбу. Прошу тебя, Коля, пока ты со мной, я тебя прикрою, но
если ты будешь все больше и больше попадать  вот  в  такие  переделки,  тебя
вытурят  отряда. А там..., я тебе помочь ни чем не могу.
     - Спасибо  тебе, Шарафыч, но мой отец всегда ненавидел националм, а я
его сын.
     Днем объявили всему отряду тревогу. Мы заскочили в машины и помчались в
западный район города,  где  в  основном  жили  русские  и  украинцы.  Толпа
туркмен,  человек  700-800,  вооруженная  камнями  и  палками,  шла  громить
инородцев. Это было первое  открытое  выступление  националистов  в  городе.
Прикрывшись  щитами, первую линию задержки составила местная милиция, мы же,
вооруженные автоматами, прикрываем их сзади.
     Застучали о щиты камни и бутылки, первые палки и прутья замелькали  над
редкой цепочкой в мундирах людей. Милиция откатывалась к нам.
     - Внимание,  - командую я, - приготовить оружие. Всем, по моей команде,
стрелять в воздух. У кого есть газовые ружья, обстрелять толпу.
     Оставляя дымные хвосты, газовые пули врезаются в  орущую  массу  людей.
Там  вой  и  шум, люди шарахаются и толпа отходит, но злости судя по всему в
ней прибавилось. Заметно увеличилось количество нападавших. За нашей  спиной
тоже  скапливаются группы хулиганов. Я заметил во главе нападавших Ибрагима,
который орал парням прывы, подбадривая их  к  наступлению.  Начался  новый
штурм  и  тут  редкая  цепочка  милиционеров растворилась в бурлящей массе и
перед нами оказались разъяренные люди.
     - Внимание. Огонь, пли!
     Хрустнул неровный грохот выстрелов. Все от нас отпрянули,  часть  людей
побежала назад.
     - Куда?  -  вопит  Ибрагим.- Они в нас стрелять не будут. Это свои, там
наши ребята, они не будут стрелять в своих.  Только  русские  офицеры-свиньи
хотят их столкнуть с нами лбами, но ничего  этого не выйдет. Вперед.
     Ибрагим  идет  впереди  и  ведет за собой наиболее отчаянных. Не доходя
метров десять он останавливается.
     - Солдаты, - орет он. - Я туркмен и вы туркмены,  неужели  вы  решитесь
стрелять в нас, своих кровных братьев.
     - Ибрагим,-  подаю голос я, - зачем пачкаешь гордое имя туркмена, ты же
бандит и идешь грабить  и  убивать  безвинных  людей.  Хочешь  сделать  всех
такими?  Ни  я,  ни  мои  товарищи,  туркмены, русские, украинцы, казахи, не
позволят тебе этого сделать. Лучше уходи.
     - Вы слышите русский голос. Смотрите, это оф Везде  засилье  этими
лицемерными  личностями  и  все на командных постах. Кто нами руководит? Вот
эта банда инородцев. Выгоним их с нашей земли. Вперед ребята.
     Они пошли, но не очень резво и когда прошли первые пять шагов, я  опять
приказал.
     - Внимание, огонь..., пли!
     Веер  смерти  прошелся  над головами отчаянных. Все бросились бежать, а
Ибрагим подломился в коленях и рухнул на асфальт, среди разбросанных  камней
и палок. На его лбу красовалась рваная темно-красная дырка.
     - Кто стрелял в него?
     Но мои молчали. Сейчас некогда было проводить расследование.
     - Всем  вперед.  Гнать  этих  сволочей,  не  дать  им  опомниться, бить
прикладами и стрелять над головами.
     Мы шли цепочкой рассеивая, обезумевших от страха людей.
     Агарлыков не смотрел мне в лицо. Он молча протянул бумагу.
     - Тебя приказано уволить.
     - Но я приказал стрелять над головами. Мы не хотели никого убивать.
     - Коля, нужен был повод, что  бы  тебя  убрать.  Убирают  всех  русских
начальников. Не ты первый, не ты последний.
     - Куда же мне теперь?
     - Коля,  поезжай  в  Россию.  Судя по всему, здесь будет разгул. На наш
народ наступает безумие. Я не знаю как вам помочь, когда даже на верху  идет
вакханалия. Поезжай, прошу.
     - Прощай, Шарафыч. Я подумаю над твоим советом.
     В  моей уютной квартирке запустение. Я только проснулся, когда раздался
звонок в дверь. Перепуганный сосед стоял на пороге.
     - Коля, беда. Сегодня туркмены хоронят своего убитого бандита, а  после
обещают пойти на наши кварталы и устроить погром.
     - От куда узнали?
     - К  нам молоко каждое утро приносит туркменка. Говорит там даже оружие
имеется.
     - Вот черт. Ладно, я сейчас позвоню кой-куда.
     Я набираю номер телефона Агарлыкова. На мое счастье он в кабинете.
     - Шарафыч, это я Коля. Здравствуй. По моим сведеньям, туркмены намечают
сегодня погром наших кварталов. Ты в курсе дела?
     Трубка дышит горлом Шарафыча и молчит.
     - Ты меня слышишь?
     - Слышу. Не глухой.  Я  все  знаю,  но  я  получил  приказ  сверху,  не
вмешиваться.
     - Да ты...
     - Не шуми. Одно тебе могу сказать. Пойди на Первомайскую улицу, дом 10,
там живет  Максимов  Игорь Андреевич. Скажи, что ты от меня и посоветуйтесь,
что можно сделать.
     - Сделать нужно одно, дать отпор хулиганам.
     - Вот и дайте о Я тоже здесь органую порядочных  туркмен  вам  в
помощь. Ты меня вини, но мне некогда, так что иди пока к Максимову.
     Максимов  оказался  крепким  стариком.  Он открыл мне дверь и застыл на
пороге не пропуская в дом.
     - Что надо.
     - Я от Агарлыкова. Он прислал меня к вам.
     - Зачем?
     - Что бы предупредить о погромах со стороны хулиганов.
     - А вы кто?
     Я был командиром взвода ОМОНА. Позавчера, мы разогнали мерзавцев и  при
этом кто-то убил их главаря. Меня за это выгнали.
     - Так, так. Значит сам виновник происшествия. Ну что же заходи.
     Мы  входим  в квартиру и тут я вижу, что порядка десяти мужиков сидят в
комнате и настороженно глядят на меня.
     - Это от Агарлыкова,- представляет меня  Максимов.  -  Бывший  командир
взвода ОМОНА, который разогнал хулиганов вчера.
     Мужики сразу отошли и дружно закивали головами.
     - Так что нам предлагает Агарлыков?- задает мне вопрос один  гостей.
     - От  говорит,  что получил приказ не вмешиваться в действия бандитов и
предлагает органоваться самим и дать о Обещал  прислать  в  поддержку
кое-кого  туркмен.
     Все сразу заговорили. А один дотошный сразу атаковал меня.
     - Хорошо  вам говорить, дать о Вы с оружием в руках с трудом могли
разогнать эту сволочь, а нам безоружным, что делать? К тому же  они  милицию
разоружили, наверняка стрелять будут.
     - Вооружаться. Надо тоже вооружаться.
     Сразу наступила тишина. Потом Максимов спросил.
     - Как?
     - Походить  по  квартирам, собрать охотничьи ружья. Кроме этого, считаю
нам  надо  действовать  быстрей  чем  туркмены.  Сейчас  подобрать   парней,
несколько человек, и захватить тир, за городом. Там мелкокалиберных винтовок
штук двадцать, а патронов- горы. Из этого создать вооруженный отряд.
     - Возьмешься за это? Я ребят дам, - говорит Максимов.
     - Возьмусь.
     - Тогда  вот  что.  Я  обращаюсь ко всем. Главные улицы мы перегородим.
Мобилуем всех мужчин и женщин. Создадим отряды  самообороны  и  органуем
посты  наблюдения  на  всех боковых улицах. Ты, Парамоша, собери мальчишек и
пусть они предупредят всех русских, украинцев и других, что живут не в нашем
района, что бы те с семьями шли к нам и как можно быстрее.
     - Хорошо.
     - Тогда все по местам. А ты, - он ткнул пальцем на меня, - погоди. Тебя
как звать?
     - Николай.
     - Вот что, Коля. Хоть мы и вооружаемся, но с оружием баловаться нельзя.
Мы здесь друг другу сегодня кровь пустим, а завтра, воспользовавшись этим на
нас напустят всю вооруженную срань, от ОМОНА до охранных отрядов.
     - Так что же, только прикладами биться?
     - Нет. Первым не лезть и как можно меньше убитых.
     - Коля, никак ты? - спросил меня милиционер охранявший
     Он увидел меня в глазок двери.
     - Я, пропусти, пожалуйста.
     Стучат запоры и дверь приоткрылась.
     - Чего тебе?
     Я рванул его за ремни и выбросил в кор
     - Ты меня прости, но нам надо оружие.
     Парни уже  вбегали  в  помещения.  Я  выдернул    кобуры  милиционера
пистолет с обоймой и сунул к себе в карман.
     - Тебе попадет, Коля. Лучше верни.
     - Там  твои  соплеменники  собираются резать наших женщин и детей, я не
могу этого допустить. Ты прости, что это сделал, но другого выхода не вижу.
     Он молчит. Меня позвали  внутрь.  Большая,  обитая  железом  дверь,  за
которой  находилось  оружие  не поддавалась взлому, пудовый замок с печатями
преграждал путь.
     - А ну-ка все в сторону.
     Я вытащил пистолет милиционера и выстрелил  два  раза  в  дырку  замка.
Дужка  выскочила  и  замок  упал.  Ребята  раскрыли  двери  и ахнули. Помимо
мелкокалиберных винтовок на стеллажах лежали пистолеты и пять автоматов АК.
     - Все в машину и быстрее.
     Сорок молодых парней составляли мой отряд. По  мимо  этого  вокруг  нас
вертелось  десятка  два  пожилых  мужчин  с охотничьими ружьями и до десятка
мальчишек, всегда готовых услужить.
     К 14 часам, разнесся вопль дозорных: "Идут".
     - Ну, Коля, - Максимов хлопнул меня по плечу, - давай. На  твоих  ребят
только надежда.
     - Игорь  Андреевич,  возьмите  у  меня  стариков  с  ружьями.  Если они
попытаются прорваться в тыл, то этот резерв пригодиться.
     - Хорошо, - Максимов кивает головой.
     Я вывожу своих вперед, метров  сто  от  баррикады  и  вытянув  в  цепь,
занимаю  улицу.  И  вот показались они... Бесконечное море голов, шум и вой.
Впереди заводилы, главари и даже мулла, а за ними озверевшие лица с палками,
прутьями, факелами и камнями.
     - Первый залп  выше  голов,  -  командую  я,  -  если  не  отреагируют,
следующий  прицельно. Если они будут стрелять, цепочку разорвать и прижаться
к зданию. Автоматчикам стрелять по моей отдельной команде.
     Я выхожу  на  два  шага    цепочки  бойцов  и  поднимаю  руку.  Толпа
неуверенно останавливается.
     - Слушайте  меня,  - надрываю глотку, - раньше мы были с вами братьями.
Какие-то подонки, попытались вбить между нами клин...
     - Бейте его. Не слушайте, правоверные...,- первым перебил меня мулла.
     - Мы будем стрелять...
     - Мы сами будем стрелять. Дайте ему, - завопил другой голос.
     В меня градом посыпались камни. Я пытаюсь увернуться, но несколько  все
же врезались в тело. Отбегаю к своей цепи.
     - Внимание. Огонь, пли!
     Залп  прогремел не очень шумно. Мелкашки дают мало шума при выстреле.
В ответ прогремели разрозненные  выстрелы    толпы  и  очереди  нескольких
автоматов.. Кто-то  нашей цепочки упал. Пуля сбила с меня берет.
     - Всем к зданию. Огонь!
     Цепь  разрывается  на  две  части,  мы  подхватываем раненых и, по всей
видимости,  убитых,  лежащих  неподвижно  ребят  и  прижимаемся  к  зданиям.
Начинает  беспорядочную  стрельбу.  Несколько наступавших упало. Остальные с
ревом понеслись на нас.
     - Автоматчики, огонь!
     Пять автоматов затрещали, выбрасывая смерть. Я прицелился   пистолета
в  чалму  муллы  и  нажал  курок.  Чалма  провалилась  среди  людей.  Теперь
нападавшие понеслись  обратно,  оставляя  тела  на  асфальте.  Вскоре  улица
опустела.
     - Всем назад. Подобрать раненых и убитых.
     Мы  перебежками  уходим  к  баррикаде,  где нас встречает встревоженный
Максимов.
     - Что ты наделал?
     - Все что мог. Если бы они нас смяли, вас бы не было тоже. Сейчас  надо
усилить посты, они теперь будут подло нападать  всех подворотен.
     - Боже, что мы наделали?
     - Не  нойте.  Посмотрите  у нас тоже есть раненые и убитые. Все уважают
силу. Зато мы спасли, посмотрите сколько народа.
     За баррикадами среди мужчин мелькали женщины и дети.
     Весь день мы лупили  мелкие  отчаянные  группы  смельчаков,  пытавшиеся
пробиться  к нам в тыл, а утром к баррикаде подошел мой бывший ОМОН. Впереди
стоял уже незнакомый мне оф
     - Ей, кто старший, выйдите.
     - Иди, - сказал мне Максимов.
     Я вышел к офицеру.
     - Правительство и общественность страны обеспокоено событиями  в  нашем
городе,  поэтому  нам  приказано остановить кровопролитие, разместится между
вами и остальной частью города. Сегодня прибывает правительственная комиссия
и какая-то военная часть. Мы вам предлагаем  не  совершать  до  их  прибытия
вылазки и больше не создавать конфликтных ситуаций.
     - Вы предупредили тех...
     - Да,   с   ними   говорили  тоже.  Завтра  похороны  погибших  в  этой
бессмысленной  драке..  Погиб  мулла  и  много  безвинных  людей.   Больницы
переполнены ранеными. Но они обещали больше не выступать.
     - Хорошо.  Я принял к сведению ваше сообщение. У нас тоже есть погибшие
и раненые, нам бы их тоже надо похоронить, но к сожалению кладбище одно. Как
нам поступить?
     - После решения комиссии.
     - Не могли бы вы прислать нам несколько врачей и медикаменты?
     - Постараюсь. Сейчас свяжусь с командованием.
     В комиссии одни туркмены.  Меня  допрашивают  с  пристрастием,  пытаясь
доказать, что во всем виноват я.
     - Во время первого выступления народных масс, вы дали приказ стрелять в
людей?
     - Нет, вам каждый солдат моего отряда может подтвердить, что я приказал
стрелять в воздух.
     - Так кто же стрелял в Ибрагима?
     - Сами  туркмены    толпы.  Я  военный  и знаю, что у Ибрагима ровное
входное отверстие пули на затылке и рваная  выходная  рана  на  лбу.  Можете
проверить  это  или спросить у экспертов. Кто-то  заводил хотел уж слишком
обострить обстановку в городе.
     - Но это только ваше предположение. Однако во второй  раз,  вы  все  же
приказали стрелять в людей?
     - Да.  Когда,  как  вы  говорите, народные массы стали стрелять в нас и
среди наших парней появились первые убитые и раненые, я приказал стрелять.
     - По нашим данным, вы совершили  разбойное  нападение  на   Избили
милиционера и разграбили оружие.
     - У  вас  не  точные  данные. Мы ъяли оружие, что бы оборонять мирное
население. Если бы этого не сделали, то крови здесь было бы столько, что  не
дай бог, возникли международные осложнения.
     Они  смотрели на меня постными, ничего не выражавшими лицами. Задав еще
десяток никчемных вопросов, меня отпустили.
     Решение комиссии, после переговоров с  Максимовым  и  другими  лидерами
русской  диаспоры  было весьма мягким. Нам предложили сдать стащенное в тире
оружие, гарантировать  судебное  не  преследование  тем,  кто  участвовал  в
беспорядках,  ввести  на первое время в город воинские подразделения, что бы
утихомирить стороны и... помочь уехать желающим на родину.
     Ко мне домой пришел Максимов и какой-то хорошо одетый русский.
     - Коля, мы к тебе пришли с одним серьезным делом, - начал  Максимов.  -
Как ты смотришь, если мы отправим тебя на родину.
     - Никак.  Мои корни здесь, здесь похоронен отец, мать, а там ехать не к
кому.
     - И все же надо, что бы ты поехал на родину. Отъезжают почти все семьи,
здесь оставшимся жить будет невозможно. Уже сейчас,  несмотря  на  кажущийся
мир,  началась  дискриминация,  русским  не  продают  хлеб,  прячут  от  них
продовольственные товары , поджигают дачи, пакостят во всю.
     - Скажите точно. Вы что-то хотите от меня?
     - Хотим. Хотим, что бы ты поехал на родину и повез с собой груз, весьма
важный груз. Среди эшелона беженцев должен быть неприметный вагон,  с  твоим
барахлом.
     - Но у меня его нет.
     - Будет. Вот этот товарищ тебе обеспечит груз.
     Максимов кивает на незнакомца.
     - Это ваши вещи? - спрашиваю я.
     - Нет,  это  вещи России. Вагон тебе представим, декларацию тоже. Дадим
одного помощника, что бы все было в натуре, беженец и все тут. Как  приедешь
в  Москву,  свяжешься  по телефону, который тебе дам, с нужными товарищами и
передашь груз.
     - Веселенькая работа.
     - Надо сделать, Коля. Надо. Это требует родина, - уже просит Максимов.
     - Хорошо, я еду.
     Теперь незнакомец обращается к Максимову.
     - Все о чем мы здесь говорили должно быть нашей  тайной.  Чтобы  у  вас
было  меньше  неприятностей  в  пути,  мы  вам  подкинем  деньги. Сейчас вам
что-нибудь нужно?
     - Нам как раз денег и не хватает. Десятка три семей  не  могут  выехать
-за того что не могут купить вагоны.
     - А сколько просят?
     - Два миллиона за скотский товарняг.
     - Мда...  Неплохо  наживаются.  Я  вам дам эти недостающие деньги и еще
дополнительно на непредвидимые расходы. Если спросят свои же, откуда  взяли,
отвечайте, что выделил профсоюз местного завода.
     - Я понял.
     Незнакомец долго трясет на прощание мою руку.
     - Приложите  максимум  усилия,  но довезите до Москвы груз. Счастливого
пути.
     Меня вызвал к себе по телефону Агарлыков.  Я  одел  свою  старую  форму
ОМОНовца и смело пошел в город.
     - Коля, слышал уезжаешь на родину?
     - Да, Шарафыч.
     - Все  у нас получилось нехорошо. Я чувствую себя виноватым перед твоим
народом и мне очень стыдно за своих. Бацилла националма пролезла в  головы
молодежи и потом мы еще будем пожинать горькие плоды.
     - Не  переживай,  Шарафыч.  Все  встанет на свои места. Правда, пока мы
вернемся к нормальным отношениям, за это время глупо будут гибнуть безвинные
люди, выльются на наши головы потоки грязи и недоверия, но Россия  останется
могучей и мы по прежнему останемся интернационалистами и вашими друзьями.
     - Это  будет  потом,  а  пока  в  знак памяти твоего отца прими от меня
подарок.
     Агарлыков вытаскивает  стола сверток и достает  него пистолет ТТ  с
двумя обоймами.
     - Это  оружие  твоего отца. Я взял его  архива. Вот тебе документы на
право ношения пистолета.
     - Но здесь печать старого СССР? Этот документ действителен?
     - Бланков других нет, Коля. Это даже к лучшему. Ты должен пройти четыре
границы и в случае чего заявишь, что получил его в старое время.
     - Думаешь поможет? Не отберут?
     - Черт его знает. Еще вот что. Под  Ленинградом  у  меня  есть  хорошие
знакомые.  Возьми  их  телефон  и  адрес.  Они не раз мне говорили, что в их
районе есть пустые деревни и они рады буду помочь тем беженцам,  которые  не
имеют  корней  в  России.  Если  не  устроишься в городе, что бы не маяться,
поезжай туда. Они уже дали добро.
     - Спасибо, Шарафыч.
     - Не за что.
     Он поднимается -за стола и прижимает меня к своей груди.
     - Прощай, сынок. Может мы увидимся еще перед отъездом.
     На аппарели суета. К телячьим  вагонам  подъезжают  телеги  и  грузовые
машины  с вещами. Кругом снует народ, кудахчут куры, вжат свиньи, сплошной
гул от криков и шума машин. Почти сто семей пытаются  затолкнуть  пожитки  в
эти  вонючие  вагоны  для скота. Через толпу проталкивается светлая "Волга".
Она подползает к концу аппарели и    нее  выходит  тот  самый  мужик,  что
навязывал мне вагон с Максимовым, у него в руках чемоданчик.
     - Здравствуйте, - обращается он ко мне. - Приехал вас проводить.
     - Здравствуйте. Так где вагон?
     - Вот он.
     Действительно  -за  большого  пакгауза  выползает  такой же как и все
вагон для скота, толкаемый допотопным  паровозиком  "овечкой".  В  раскрытых
дверях высокая девица и женщина.
     - Вот вам и напарник, Оля со своей матерью.
     - Но ведь это...
     - Женщина, хотите сказать. Да, так надо. Лучше пусть будут женщины, что
бы к вам  меньше всего придирались. Двое мужчин вызовут подозрения. Возьмите
чемоданчик, в нем проездные документы и русские деньги... Что бы вас  меньше
проверяли, не скупитесь, платите.
     Вагон  лязгнул,  прицепившись к составу. Девушка соскакивает на землю и
идет к нам.
     - Товарищ полк...
     - Тише ты. Вот тебе напарник. Звать Николай, лейтенант, холостой, будет
тебя охранять. Не вздумай ершиться, если все  сорвешь,  я  тебе  сам  голову
оторву.
     - Да я ничего...
     - Я  тебе  уже  говорил, ее звать Оля, - уже обращается ко мне мужик. -
построже с ней. Все друзья, ни пуха вам, ни пера.
     - К черту, - дружно послали мы его.
     Мужик уехал.
     - Где ваши вещи? - спросила Ольга.
     - Вот, два чемодана и чемоданчик.
     - Это всего-то?
     - Больше не нажил.
     - Давайте я вам помогу.
     - Не надо, сам.
     На ветку прибыли ОМОН овцы и солдаты. Прикатил в  газике  Агарлыков.  Я
попросил Ольгу не выскакивать  вагона, а сам пошел к газику.
     - Что происходит, Шарафыч?
     - Вам  хотят  закатить  веселые  проводы.  Там  вдоль  ветки собираются
националисты. Мы прикроем вас со  стороны  города  и  чуть  оттесним  их  от
дороги.  Тебе  надо  обойти  все  вагоны и предупредить людей о том, что как
только состав тронется, все должны задвинуть двери  и  захлопнуть  форточки.
Мало ли какую пакость подбросить могут.
     - Хорошо, Шарафыч.
     - И  еще.  Не  будьте  раззявами в пути. Сколотите комитет, органуйте
круглосуточную охрану. Вам еще достанется в пути. Где Максимов?
     - Вон там.
     - Я к нему.
     Я обхожу вагоны, переписываю хозяев и предупреждаю каждого, о возможной
провокации. Некоторые нервные сограждане тут  же  начинают  принимать  меры,
замуровывая  себя  в  глухие  клетки  на  колесах.  Наши  вагоны  все  время
распихивают,  подталкивая  к  аппарели  новые  пустые,  а     заполненных,
формируют  состав.  Мой вагон затесался где-то по средине. Часа через четыре
состав готов. Меня находит Максимов.
     - Коля, списки у тебя?
     Я протягиваю ему бумагу. Он учает ее.
     - Сто семь семей. 351 человек. Себя-то внес?
     - Нет, но я сейчас. Я еще не узнал фамилию моей попутчицы.
     - быстро. Я тебя жду.
     Я помчался к своему вагону. Рядом с  нашими  дверями  стояло  несколько
парней  и  болтало  с Ольгой, которая опершись на доску, перекинутую поперек
двери, мило улыбалась.
     - А ну все по местам, - рявкнул я.
     - Ну вот, допрыгались,  мой  охранник  пришел,  -  весело  ухмыльнулась
Ольга.
     Парни неохотно расходятся.
     - Ты что здесь митинг устраиваешь?
     - Они сами собрались вокруг меня. Я их не приглашала.
     - Не хватало только, чтобы ты их пригласила. Мне нужна твоя фамилия.
     Игнатьева Ольга Арсентьевна. Маму тоже давать?
     - Давай.
     Она диктует фамилию мамы.
     - Что делать-то сейчас?
     - Карауль шмотки. Из вагона не на шаг.
     - Слушаюсь, товарищ начальник.
     Я пришел к Максимову и передал последние три фамилии.
     - Сейчас  привезут  питьевые бачки, нужно всем раздать, заполнить здесь
водой и предупредить людей, что  бы  набрали  воду  во  все  емкости,  через
пустыню едем. В Мары нам выдадут уголь, а пока буржуйки пусть топят деревом.
Я уже послал парней, разломать вон те два туалета и развалившийся сарай.
     - Не рано?
     - Нет.  Агарлыков  просил  быстрей  уезжать, там в городе, хулиганы уже
подожгли несколько домов  беженцев  и  теперь  он  боится,  как  бы  они  не
прорвались сюда. Вон уже и тепловоз подходит.
     Вместе с тепловозом к аппарели подъехал допотопный грузовик с питьевыми
бачками.  Все  бегут  к  нему,  бачки  разбирают  и потом несутся к водяному
рукаву, который хлещет во все стороны воду, разливая ручейки на путях.
     - Иди возьми бачок, - говорит Максимов.
     Я подхожу к машине, забираю бачок  и  набрав  воды,  подхожу  к  своему
вагону. Ольга по прежнему стоит, облокотившись на доску, и ехидно улыбается.
     - Пока, ты ходил где-то, мне уже притащили питьевой бачок с водой.
     - Хорошо, будет два.
     Я бросаю к ее ногам бачок и вода расплескавшись, заливает ей ноги.
     - Поосторожней.
     - Стараюсь.
     - По вагонам, - стали кричать люди.
     Все  заметались.  С путей стал быстро исчезать народ, только рукав гнал
воду на рельсы. На аппарели стоял Агарлыков и махал рукой. Вагон дернулся. Я
залез в него и стал задвигать двери.
     - Что ты делаешь? Маме будет плохо, ей и так не хватает воздуха.
     - Молчи, так надо.
     Я захлопываю двери. По вещам, накрытым чехлами, пробираюсь к  форточкам
и закрываю лючки.
     - Иди сюда, - командую Ольге.
     Она пробирается к щели форточки, которую я придерживаю на проволоке.
     - Теперь смотри.
     Состав  медленно  выползает  на  центральную ветку железной дороги. Как
только мы проехали в пригород, то  вдоль  полотна  увидели  бесящуюся  толпу
народа.  Первые  глухие  удары  донеслись  до  нас.  В  вагоны летели камни,
бутылки, тухлые яйца и помидоры. От куда-то раздалось  несколько  выстрелов.
Забарабанило  и  по  нашим стенкам. Ольга прижалась ко мне и спрятала голову
под мышку. Шабаш длился долго. Один камень  угодил  в  форточку  и  чуть  не
вырвал  ее  у  меня    рук. Вой и улюлюканье стояли вокруг. Под этот дикий
аккомпанемент,  мы  проехали  пригород  и  я  увидел  несколько  туркменских
всадников,  которые  грозили  нам  нагайками.  Потом  пропали и они. Со всех
сторон однообразно глядели пески. Теперь все стихло, можно открывать двери.
     - Ольга, посмотри маму. Как там она?
     Ольга отползла от меня и пошла к маме. Они заговорили. Я протиснулся  к
двери  и  отодвинул ее. Состав ожил, кто-то  соседей помахал мне рукой. Мы
начали поход на родину.
     Ночью остановились в Иолотани.
     - Коля, - кричит за дверью Максимов, - выйди сюда.
     Я отодвигаю двери.
     - Что такое?
     - Тепловоз нам не дают.
     - Кто?
     - Начальник станции. Старый тепловоз уехал обратно, а новый, до Мары не
заявляли. Мы ведь движемся вне графика.
     - Вот, сволочи. Не хватало нам здесь лагерем встать. Пойдемте, я с  ним
поговорю.
     - Только, не очень-то так...
     - Пошли.
     Толстый, заспанный туркмен, угрюмо смотрел на меня -под фуражки.
     - Здравствуй, начальник, - по-туркменски говорю ему.
     Он кивает головой и молчит. Я сажусь напротив.
     - Сколько?...
     Он молчит, пристально глядя на меня. Я наклоняюсь к нему и уже тихо.
     - Сколько надо...
     - Лимон, - наконец глухо выдавливает он.
     - тепловоз. Будет лимон.
     - Через четыре часа, - прорвало начальника, - лимон сейчас.
     - Хорошо. Я пошел за ним. Вызывай тепловоз.
     Максимов подпрыгивает на ходу и спрашивает.
     - Сколько запросил?
     - Миллион.
     - Вот, сволочуга. Пошли ко мне, я  общественных денег дам.
     - Хватило бы нам денег до конца пути.
     - Ох, Коля, сам беспокоюсь об этом.
     Через четыре часа пришел тепловоз и мы опять двинулись в Мары.
     Мары  узловая  станция.  Нас подтолкнули на соседнюю ветку, к такому же
эшелону беженцев, который пришел с восточного побережья Каспийского моря.  Я
отодвигаю  двери  и  вижу  напротив, в скотном вагоне, семью, с любопытством
разглядывающих нас через дверной проем.
     - Вы откуда? - спрашивает седоватый, небритый мужик в майке.
     - С Сандыкачи. Это ближе к Кушке. А вы откуда?
     - С Кум Дага, с нефтепромыслов на Западе.
     - Давно здесь стоите?
     - Уже две недели.
     - А что так?
     - Тепловозов не дают.
     - А как здесь обстановка?
     - Паршиво. Кругом обдирают. Черствый кусок хлеба стоит 1000 рублей, а о
других вещах я у же не говорю. Бывает и грабят. Только зазеваешься,  выйдешь
 зоны железной дороги, считай разденут, обьют, ограбят.
     К моему вагону подбегает мальчишка.
     - Дядя, тебя Максимов зовет.
     Я  иду  к  вагону  Максимова.  Около  него несколько человек. Максимов,
увидев меня, сразу зовет.
     - Коля, иди послушай, что говорят, прибывшие раньше нас.
     Здоровенный лысоватый мужик рассказывал.
     - У них, у сволочей, дорога поделена между бандитскими кланами.  Первый
участок,  который надо преодолеть, это Мары- Чарджоу, второй, Чарджоу- Ачак.
От Ачака до Шаваша- узбекская мафия и от Шаваша до Тахиоташа опять Туркмены.
Там дальше идет опять Узбекистан и обстановка не ясна. Но понятно одно,  что
в  связи с общим развалом, узбеки и казахи своего не упустят и будут грабить
тоже.
     - Сколько они берут до Чарджой?
     - Такса одна, каждый участок- 10 миллионов, но что бы пройти эти четыре
участка, нужно трижды пройти пограничный контроль,  а  здесь,  говорят,  там
полный беспредел.
     - У вас, что денег нет, что бы проехать, хотя бы до Казахстана?
     - Конечно  мало.  Нас  еще в Кум-Даге ободрали. Там было такое... Ужас.
Русских ловили, мало того что лупили, но жутко сказать, что  делали.  Женщин
насиловали  сразу же, а мужиков в говне вываляют и на показ по городу водят.
В дома врывались и тащили все, что увидят. Так что, мы все едем нищие.
     - Ну а власти как вас здесь реагируют? Вы просили помощи?
     - Просили. Сейчас ведем переговоры с администрацией  края  о  снабжении
эшелона углем, водой и пищей, но без больших подношений толку нет.
     - Вода-то рядом, целый канал.
     - Эту  воду  пейте  сами.  Там  по мимо песка, дерьма вдоволь. Туркмены
перекрыли хорошую воду на вокзале, специально, что бы мы заплатили за нее.
     - Вот подонки. Мы им канал вырыли, города, заводы построили,  а  теперь
выпихивают нас и обдирают как липку. Уголь тоже за деньги?
     - А как же.
     Мы стали говорить о состоянии эшелонов и тут Максимов обернулся ко мне.
     - Пойдем, Коля, поговорить надо.
     Мы отходим от толпы и Максимов предлагает.
     - Если мы здесь застрянем, то тоже выпьем свою воду и будем зависеть от
продажной администрации, поэтому выход только один, вперед до Чарджоу.
     - А как же уголь? Людям варить пищу, подогревать еду не на чем.
     - Придется  перейти  на  сухие пайки. Я все объясню людям. А пока, ты у
нас являешься специалистом по переговорам, иди поторгуйся  с  мафией,  пусть
дают тепловоз сегодня. Деньги еще есть. иди.
     - А где они хоть находятся?
     - Парни с соседнего эшелона говорили, улица Ленина 4.
     Я возвращаюсь к своему вагону и запрыгиваю внутрь.
     - Ну что? - тревожно спрашивает Ольга.
     - Возьми  мое  оружие,  - я вытаскиваю пистолет, - я иду на переговоры.
Если на тебя нападут- стреляй.
     - Откуда у тебя оружие?
     - Это именное. Ты стрелять-то умеешь?
     - Умею.
     - Тогда сиди здесь.
     У входа в одноэтажный домик стоял полураздетый амбал.
     - Оружие есть? - спросил он по-туркменски.
     - Нет.
     - Проходи.
     В комнате пять человек. Развалившийся молодой в кресле, видно  главарь,
и четверо в разнообразных позах на полу.
     - Зачем пришел? - по русски спросил молодой.
     - Нам нужно выехать до Чарджоу, - сказал я по-туркменски.
     - Скажи пожалуйста, им нужно выехать, а платить кто будет?
     - Нам нужно выехать сегодня и ты должен помочь достать тепловоз.
     От этого нахальства молодой подпрыгнул.
     - Я должен?
     - Ты  знаешь от куда мы? Мы  Сандыкачи. Может ты не слыхал о событиях
в Сандыкачи?
     - Слыхал. Ну и что?
     - То что люди доведены до предела и  если  тепловоза  не  будет,  мы  с
оружием  выйдем  в  город и устроим то, что сделали у себя. Это обстрелянные
русские с ранеными и озверевшие окончательно.
     Один  туркмен, что валялся на полу, вдруг сказал.
     - Я его знаю, это бывший русский офицер  ОМОНовец,  который  пристрелил
Ибрагима.  Помнишь  малого, который был здесь и договаривался о своем пироге
добычи и устроил всю бузу. Его и вот этого еще по телеку показывали.
     - Так вот какой подарочек к нам пришел.
     Молодой вытащил пистолет и упер его мне в шею.
     - Не балуй.
     Я резко вильнул головой и перехватил руку.
     - Мы за проезд заплатим пять миллионов и тихо уезжаем, а ты  сейчас  же
позвонишь и поможешь с тепловозом.
     Молодой злобно смотрел на меня.
     - Да я тебя...
     - Дай ему тепловоз, - раздался голос сбоку.
     Одна  фигур зашевелилась и  угла поднялся бритый амбал. Он небрежно
сбросил молодого с кресла и сел в него.
     - Хотите  кровавых  событий,  - бросил он фразу молодому. - Я знаю, что
проошло в Сандыкачи и знаю, какой неспокойный эшелон к нам  прибыл.  Пусть
отваливают.  Пять  миллионов  мы возьмем. Согласен? - теперь он обратился ко
мне.
     - Нет.
     - Что еще?
     Бритоголовый с недоумением смотрел на меня.
     - У нас раненые (я все чаще стал напирать на это слово, хотя в  эшелоне
их было семь человек), дети и нам нужна вода и уголь.
     - Ну я вам здесь ни чем помочь не могу. Это не в моей компетенции.
     Он сказал последнее слово по русски и хмыкнул при этом.
     - Я  не  хочу  гоняться  по  начальникам, которые ничего не решают. Мне
нужно убраться от сюда, к чертовой матери и  знаю  одно,  раз  ты  обладаешь
правом отпускать эшелоны, то ты можешь и все...
     Он с усмешкой смотрит на меня.
     - Представь,  -  продолжаю  я, - что у тебя в доме ни капли воды, да ты
головы оторвешь домочадцам и всем друзьям, но воду получишь. Ведь так?
     - До чего ты нудный. Но я не  кровожадный  и  за  то  что  ты  со  мной
говоришь смело и по-туркменски, две цистерны тебе привезут и катись.
     При этом он почему-то захохотал.
     - Деньги у тебя будут через полчаса.
     Я грохнул со злостью ногой по двери.
     Максимов опять схватился за голову.
     - Коля, но зачем пугать их. У нас нет оружия, ни отрядов и мы привязаны
к своему эшелону.
     - Зато  за нами движется слава Сандыкачи. Давайте деньги, я пошел. Если
придут цистерны, сначала проверьте, что за вода, потом раздавайте.
     Парни ждали меня. Они пересчитали деньги.
     - Давай, ОМОНовец,  дуй  на  станцию,  принимай  тепловоз.  Он  уже  на
подходе. Там наши и все начальство уже в курсе дела.
     - А цистерны?
     - До чего ты нудный. Сейчас подойдут.
     Я поплелся на станцию.
     Тепловоз  действительно  стоял во главе состава. Максимов встретил меня
расстроенный.
     - Коля цистерны пришли, только бензиновые.
     - Они что, бензин привезли?
     - Нет. Они в бензиновые цистерны воду привезли.
     - Вот сволочи. Что же делать?
     - Едем. Здесь сидеть больше нельзя.  Может  в  Байрам-  Али  что-нибудь
достанем.
     - Поехали. Черт с ними.
     Под  завистливые  взгляды  и  прощальные  окрики соседей мы тронулись в
путь.
     В Байрам- Али дикая жара. Мы на перегоне  под  палящим  солнцем.  Людей
никого не видно. Несколько человек соскочив с вагонов понеслись к колонкам и
вскоре кличь "вода", пронесся по эшелону. Воду заливали куда могли, в бачки,
миски,  бутылки...  Я  заполнил  тоже  бачки и притащил Ольге. Только присел
отдохнуть, как перед дверями возник Максимов.
     - Коля, этот гад, требует пол миллиона...
     - Кто?
     - Начальник станции. Он говорит воду взяли, а кто платить  будет.  Пока
не расплатимся, он эшелон не пропустит.
     На меня напала дикая тоска. Да когда же это кончиться.
     - Слушай,  Максимов,  мое терпенье лопнуло. С ними надо говорить только
кулаком.. Ружья еще у мужиков есть?
     Максимов всплеснул руками.
     - Так нельзя.
     - А им можно? - слышу голос сверху.
     Ольга стояла на площадке вагона и с яростью говорила.
     - Мы не доедем до  России  пока  они  нас  не  разорят  и  не  разденут
полностью. Здесь дай, там дай. У вас что бездонная касса?
     - Нет.
     - А  раз  нет,  то Коля прав, нужен о Еще один раз дать по морде и
будет спокойнее.
     - Еще один отпор и опять кровь...
     - Тогда сдохнем без крови здесь.
     Максимов обижен.
     - Делай, Коля, как хочешь.
     - Так оружие есть?
     - Должны быть еще с того раза. Комиссия  разрешила  оставить  охотничьи
ружья.
     - Тогда мне нужны эти ребята.
     - Ладно.  Я  пойду поговорю с ними и постараюсь, что бы они были у тебя
через пол часа.
     Это были серьезные мужики. Они угрюмо смотрели на меня.
     - Ребята, обстановка такова, что либо мы сдохнем здесь в пустыне,  либо
пробьемся  к  своим.  Туркмены  зарвались,  они  берут  за  все  и теперь мы
потратившись, до России точно не доедем. Выход один,  еще  раз  дать  им  по
морде.
     Один  парней возразил мне.
     - Как  бы  они  нам  не дали. У нас семьи. Ради жни наших детей мы не
можем осложнять обстановку.
     - Вы тупые, или нет, кажется я ясно сказал, что  мы  здесь  сдохнем:  и
дети сдохнут и вы сдохните.
     Мужики молчат.
     - Хорошо.  Отдайте мне ваши ружья с патронами. Я органую отряд и буду
защищать эшелон с ним. Когда приедем в Россию, ружья отдам.
     Ружья отдать  никто  не  хотел  и  все  согласились,  что  эшелон  надо
охранять, они теперь будут наготове и по моей команде будем отбиваться.
     После  этого,  я  пошел к начальнику станции. Ну почему, все начальники
такие толстые и пухлые. Этот  тоже,  развалился  голышом  у  стола,  включил
вентилятор   и   кайфует  со  стаканом  холодного  чая.  Я  приветствую  его
по-туркменски, он чуть не давиться чаем от неожиданности.
     - Чего надобно?
     - Нужно срочно отправить эшелон в Чарджоу.
     - Я уже говорил вашему начальнику, что надо делать.
     - Теперь я начальник и послушай меня. Там в  эшелоне  умирают  от  жары
раненые  и  дети и если ты сейчас не отправишь эшелон я затолкаю тебя в один
 вагонов, привяжу и не дам воды до русской границы.
     - Да кто ты такой? Я...
     Тут он увидел пистолет и замолчал.
     - Мы только что вырвались  кровавой драки в своем городе и теперь нам
все равно...
     - Хорошо, хорошо. Я отправлю эшелон.
     - Пошли.
     Начальник торопливо одевает китель, фуражку и под моим конвоем  идем  к
тепловозу.
     - Все в порядке, - кричит начальник, высунувшемуся машинисту. - Трогай,
37 БИС я придержу на двадцать минут.
     Тот кивает и противный сигнал отправки пронесся над вагонами.
     - Прощай, начальник.
     - Шайтан, тебя еще прикончат...
     Я добегаю до своего вагона и вскакиваю в него. Мы тронулись.
     Бесконечные  пески  окружают  нас.  Я  решил  посмотреть,  что у меня в
чемоданчике,  который  прислал  в  дорогу  "друг"  Максимова.  Сверху  лежит
огромная  пачка  документов.  Здесь  таможенные  декларации и сопровождающие
документы, для границ трех государств. Что  мы  только  не  везем:  картины,
посуду, хрусталь...
     Ольга  сидит  напротив  и  тоже  рассматривает  бумаги,  потом начинает
ругаться.
     - Они же, мерзавцы, меня подставили.
     - Ты мне можешь сказать в чем дело?
     - В декларации указано имущество музеев, но они по мимо этого  еще  мне
подсунули добро хранилищ банков и ни одного акта о наличии...
     - Что же мы еще везем?
     - Полторы  тонны  золота в слитках и наличности на несколько миллиардов
рублей.
     Я обалдело уставился на нее.
     - Неужели это все здесь?
     - Все под нарами, вон там в конце вагона под барахлом.
     - Кто же тогда ты? С кем я еду?
     - Я служащая банка в Кушке и действительно послана сопровождать груз.
     - А где же сопроводительные документы на золото и деньги? Даже если  мы
провезем это все, у нас ни один банк в России не сможет без них все принять.
Это же не частная лавочка.
     - Откуда я знаю. Мне сказали все будет, все в чемоданчике.
     - Ничего не понимаю. Как ты с таким грузом оказалась в Сандыкачи?
     - Очень просто, вагон под охраной довезли до Сандыкачи, а потом поняли,
что через  Туркмению и несколько границ такой груз легально не провезти. Для
безопасности решили подсоединить его к эшелону беженцев. Так я  и  ты  стали
беженцами.
     - Теперь  понятно  почему  он не вписан в декларацию. По-моему, в нашем
эшелоне такой груз провезти через столько границ невозможно...
     - После раздела Союза, - перебила меня  Ольга,  -  Туркмены,  наверняка
считают золото своим и не позволили бы его увезти. Вот наши и пошли на такую
крайность.  Золото  всех  банков  юга  и  денежный  резерв  решили отправить
поездом. Они считают сейчас это самым безопасным путем.
     Вот это да и какой идиот это только придумал. Посчитал, что если  будут
грабить,  то  вот оно музейное имущество, а то что под нарами лежит... авось
не тронут.
     - Здесь еще указаны столы, шкафы, диваны..., какая-то одежда...
     - Это все наше имущество с мамой.
     Я скидываю документы и вижу на дне чемоданчика, уложенные пачки денег.
     - Боже мой. Сколько здесь?
     - Не считай. Здесь  сто  миллионов.  Сама  укладывала.  Это  специально
выделено банком, чтобы откупиться.
     Ну  и  попал  я  в переделку. Поезд стал замедлять ход, загудел и вдруг
донесся звук выстрела.
     - Ложись.
     Я швырнул Ольгу и чемоданчик от двери,  выхватил  пистолет  и  выглянул
наружу.  Несколько автомобилей стояли у переезда. Толпа вооруженных молодцов
полукругом  охватила  приближающийся  эшелон.  Я  выпрыгиваю      медленно
движущегося  поезда  и  машу  руками.  Для  того,  что бы привлечь внимание-
стреляю в воздух. Меня поняли и еще  десять  фигур  с  ружьями  высыпали  на
насыпь. Со мной оказался парень с дробовиком.
     - Что делать?
     - Бери человек пять и на крыши вагонов, от туда бей на поражение.
     - Ага.
     Несколько  человек  заскакивают  на  буфера  вагонов и ползут на крышу.
Поезд встал. Я собираю остатки команды.
     - Вы не давайте им приблиться к вагонам, сверху нас прикроют.  Быстро
рассредоточились.
     Люди повалились в песок.
     - Огонь!
     Начинается  беспорядочная  стрельба.  Бандиты  тоже  рассредоточились и
поливают нас  автоматов. Горячий песок жжет кожу и скрипит в зубах. Кто-то
 моих "бойцов" вскрикнул. Я подпрыгиваю к лежащему мужику.  Пуля  перебила
ключицу и он скрипит от боли. Я беру его двустволку и ловлю на мушку первого
нахала,  он  стоит во весь рост и от пуза поливает нас  автомата. Выстрел.
Бандита отбрасывает на капот машины и он валиться  на  песок.  Еще  выстрел.
Другой  типчик  согнулся  и  долго-долго  качается  на дороге, пока земля не
притянула  его.  Мои  ребята  сверху,  неплохо  стреляют  и  по  нервозности
противника, я понял, что они не ожидали отпора.
     - Дай патроны, - ору раненому.
     - Их у меня только... три... осталось, - стонет он.
     - Давай.
     Он   разжимает   руку   и   на  песок  падает  три  патрона.  Я  спешно
перезаряжаюсь. Еще один затих за капотом машины. Тут не выдерживают нервы  у
каких-то двоих бандитов и первый автомобиль мчится в пустыню. Остальные тоже
последовали  их  примеру,  прыгают  в машины и удирают, оставляя неподвижные
тела на песке.
     - Здесь надо перевязать раненого,  -  кричу  в  вагоны,  -  кто-нибудь,
помогите.
     Две  девчушки,  приоткрыв  дверь соседнего вагона, спрыгнули на песок и
помчались ко мне. Я бегу к тепловозу. На перекрестке дороги, в крови,  лежат
человек  семь. Я подхожу к первому попавшемуся и вырываю  его рук автомат,
потом переворачиваю его и выдираю  карманов три рожка с  патронами.  Рядом
тоже копошатся ребята, собирая оружие.
     - По местам, - кричу им.
     Они побежали к своим вагонам. Я вижу, как заталкивает несколько человек
раненого в вагон и подхожу к тепловозу.
     - Эй, -  кабинки выглянула чумазая голова, - поедем дальше?
     Голова  закивала.  Противно  заныл  гудок.  Состав  тронулся.  На  ходу
забрасываю оружие в вагон и прыгаю сам. Ольга мне помогает.
     - Скорей бы все кончилось, - стонет она.
     В Чарджоу наш состав ставят на отдельную ветку и окружают милицией. Они
явно бояться  приблиться  к  нам  и  прячутся  за  соседними  вагонами   и
строениями. Появляется один храбрец, это бравый полковник.
     - Старшего можно на переговоры, - кричит он.
     Я соскакиваю и подхожу к нему.
     - Вы старший?
     - Я отвечаю за охрану эшелона.
     - Сдайте оружие.
     - Пойдемте со мной.
     - Зачем?
     - Я вам покажу кое-что.
     Он нехотя идет со мной. Я подвожу его к вагону.
     - Вот  здесь  раненый  в  Сандыкачи,  когда  националисты  пытались там
вырезать всех русских, - мы идем дальше, - здесь тоже раненый, там  тоже,  а
вот  здесь  раненый вчера, когда бандиты пытались ограбить эшелон. Там еще и
еще. И ранены они, защищая женщин, детей и стариков, свои семьи. В Сандыкачи
мы потеряли семь человек, неужели вы  хотите  продолжить  список  жертв.  Мы
отбивались   от  бандитов  охотничьими  ружьями,  которые  законно  являются
принадлежностью хозяев.
     Полковник молчит. Он заскакивает в вагон, я остался на земле. Там  идут
бурные разговоры с озлобленной русской семьей. Ко мне подходит Максимов.
     - Ну как?
     - Пока уговариваю.
     Выскакивает полковник и бросает мне фразу, не глядя в лицо.
     - Сдайте только автоматы, ружья можете оставить себе.
     - Спасибо, полковник.
     Он взглянул на меня, как на сумасшедшего и пошел к своим.
     Оказывается  машинист  тепловоза  сообщил  по  рации  о  ЧП на дороге в
Чарджоу, поэтому администрация так нервозно отреагировала на наше появление.
Через два часа мы сдали оружие и милиция ушла. Мы вызвали  скорую  помощь  и
под  плачь  родственников,  раненого пришлось отправить в больницу. На нашей
стоянке забурлил народ,  появились  торговцы  и  торговки.  Чарджоу  это  не
Сандыкачи.  Нам здесь поторопились выдать уголь, заправили водой и побыстрей
вытолкнули мятежный эшелон в пустыню. Мы даже  не  платили  мафии  очередной
мзды.
     У границы с Узбекистаном в Газ-Ачане стоят еще два таких же эшелона. Мы
встали рядом с ними и сразу же стали узнавать последние новости.
     - Давно стоите?
     - Нет. Второй день.
     - Что так сложно?
     - Туркменские пограничники мзду собирают.
     - И много?
     - По пятьдесят тысяч с головы, не различая младенец или нет.
     - Тогда чего стоите так долго?
     - Посмотрите  вон  туда. Видите склады. Это многие беженцы уже не имеют
денег и вынуждены  почти  за  бесценок  торговать  своим  барахлом,  что  бы
выбраться  отсюда.  Вот -за этого и стоим. Скупщики  Ургенча приезжают в
основном по четвергам и вторникам.
     - Но мы же еще раз вернемся в Туркмению? Неужели и там так же?
     - Говорят, так...
     В этот же день вдоль нашего эшелона двигался жирный прапорщик  с  двумя
солдатами.
     - Сколько вас? - спросил он, записывая в блокнот номер вагона.
     - Трое.
     - Ага. Налог нужно платить, 150 тысяч.
     - Вот возьми.
     Я протягиваю деньги. Он пересчитывает их мокрыми от жары пальцами.
     - Что-нибудь запрещенное, оружие, золото провозите?
     - Нет, ничего не везем. У нас есть декларация на все имущество.
     Прапорщик кивает головой.
     - Все, пошли дальше, - кивает своим головой.
     - А квитанцию?
     - Какую  квитанцию.  Я отметил вагон и хватит. Москали проклятые, еще и
требовать, что-то хотят.
     Я пытался ему ответить, но тут Ольгина рука опустилась мне на  плечо  и
ногти впились в кожу. Прапорщик с солдатами, ворча идет к следующему вагону.
     - Успокойся, - говорит Ольга.
     Мы  оказались  не так ограблены как соседи, и кроме того Максимов, имея
крохи общественных денег уплатил кое за кого. Нам дали  добро  на  проезд  в
Узбекистан.
     - Еще одна такая граница и мы в жопе, - злится Максимов.
     - У  нас еще их три. Опять в Туркмению, потом опять в Узбекистан, а там
Казахстан и Россия.
     - И это раньше была могучий Советский Союз. Все братья, друзья. А  этих
друзей  только  шибанула  бацилла  националма,  так  мы сразу стали ншим
сортом и теперь они деваются над нами как хотят.  Самое  поганое,  я  тебе
скажу  по  секрету,  по нашим данным, родным русским до нас нет дела. Москва
морду воротит, как только возникает  вопрос  о  беженцах.  Миллионы  русских
возвращаются в Россию, а ждет-то то их... шиш. Там мы никому не будем нужны.
     - Ты не прав, Не может Россия бросить своих.
     - Эх,  Коля,  Коля.  Я уже старый мужик и возвращаюсь в Россию нищим, а
нищим сейчас там делать нечего...
     Загудел тепловоз. Мы разбежались по своим вагонам.
     Ургенч встретил солнечным утром. Ни кто не  требовал  с  нас  плату  за
воду,  уголь  валялся горами и мы спокойно воровали его мешками и корзинами.
Какие-то личности обходили вагоны.
     - Эй, - в дверь просунулась хитренькая, маленькая головка в  тюбетейке,
- золото,  серьги  камни  есть.  Я  покупаю,  хорошие  дам  деньги.  Хочешь,
продуктами оплачу.
     - Ничего нет, - отвечает Ольга.
     - А это что? - рука тыкает в оголившуюся картину.
     Ольгина мама нечаянно сдернула  покрывало,  когда  поднималась  с  нар,
чтобы заглянуть, кто пришел.
     - Это не продается.
     - Дай посмотрю, много денег дам, если стоящая вещь.
     - Я сказала, не продается.
     Но нахал уже лез в вагон.
     - Дай взглянуть только.
     Тут я не выдержал и поднялся с
     - А ну катись от сюда.
     - Да я только...
     От легкого толчка он выкатился  вагона.
     - Ну погоди, гяур, проклятый. Мы тебе сейчас покажем.
     Он побежал вдоль вагонов.
     - Началось,  -  Ольгино  лицо тоскливо сморщилось. - Сейчас сюда придет
орава...
     - Ну-ка, прикрой двери, дай мне переодеться.
     Я достаю  чемодана свою старую форму ОМОНовца и одеваю  ее.  В  двери
яростно стучат.
     - Открой, - слышны свирепые голоса.
     - Ольга, открывай.
     Ольга приоткрывает дверь и тут же появляются руки и голова уголовника.
     - Где ту у вас...
     Я  ударяю солдатским ботинком в голову и когда она исчезает появляюсь в
дверях.
     - Вы чего? - обращаюсь я к трем амбалам, стоящим у дверей.
     Один потирает скулу и злобно глядит на мою форму.
     - Ошибочка вышла, начальник. Гасанчик адрес перепутал.
     - Ну и валите от сюда...
     Они отходят, бормоча проклятия.
     Третий день не дают  тепловоза.  Максимов  мотался,  ища  начальника,
который  бы  нас  мог  отправить  или  главного мафиози района, решившего за
деньги все наши проблемы..  Прибывают  еще  два  эшелона,  что  застряли  на
границе и от туда голодные русские, которых обобрали окончательно, бросились
в центр города на промыслы.
     Мы  с  Максимовым  идем  в  исполком  и  тут  я  вижу  у входа в здание
лейтенанта милиции Фейзулу (фамилии я не  помню)  с  которым  мы  учились  в
Ташкентском училище.
     - Фейзула, привет.
     - Коля, откуда свалился?
     Мы радостно похлопываем друг друга по плечам. Начинаются расспросы, как
и где и что. Максимов терпеливо ждет в стороне.
     - Как ты здесь-то очутился? - спрашивает Фейзула.
     - Сопровождаю поезд с беженцами.
     - Вот   несчастье-то.   Настоящее  народное  бедствие.  Тысячи  русских
сорвались со своих насиженных мест и покатили, как у вас говоря, к черту  на
куличеки.
     - Еще  хуже  то, что до нас и в этом городе нет ни кому дела. Мы третий
день не можем выбраться от сюда. Наш состав застрял на вокзале.
     - А куда вы сейчас шли?
     - В исполком.
     - Вы что идиоты что ли? Там вас  каждый  чиновник  будет  облывать  и
потихонечку раздевать. После этого вы застрянете здесь навсегда и останетесь
даже без вагонов.
     - Так что же делать?
     - Возвращайтесь  на  вокзал и зайдите в линейный отдел. Обратитесь не к
начальнику отдела, а его помощнику. Бывший партиец, интернационалист, он вам
поможет.
     - Вот спасибо, Фейдзула.
     - Давай, давай, Коля. Мир так тесен, когда-нибудь опять встретимся и ты
мне тогда поможешь.
     Старый  подполковник,  в  затертой  и  засаленной  милицейской   форме,
внимательно слушал нас.
     - Что, правда, раненые есть?
     - Есть.
     - Эти, поганые нечестивцы, прикрываясь именем партии, столкнули народы,
а сами  от  жира  бесятся. И куда мы только катимся? Я вам помогу, у нас еще
остались истинные ленинцы-интернационалисты. Завтра утром вы уедете от сюда.
     Ольга пугливо меня ждет за закрытой дверью.
     - Приходили эти... бандиты. Требовали тебя.
     - Обещали придти еще?
     - Сегодня появятся.
     Бандиты не заставили себя ждать. Через пол часа двое  мордастых  парней
стояли перед дверью.
     - Начальник, тебя шеф просит к себе.
     - Прямо сейчас?
     - Сейчас.
     - Ольга,  -  я  возвращаюсь  в темноту вагона, - на пистолет. Стреляй в
первого, кто полезет.
     Она кивает  головой  и  берет  оружие.  Я  достаю  чемодан,  вытаскиваю
декларацию и запихиваю в карман. Может документы нас выручат.
     Мы  сидим  в роскошном номере гостиницы. Худощавый, узбек с умным лицом
интеллигента, курил простую сигаретку "Стрелу".
     - Мои ребята сообщили, что вы везете, что-то ценное.
     - Как можно определить цену вещам, не видя их.
     - Не крутите, лейтенант. Охрану не зря дают. Что вы везете?
     - Музейные  ценности,  принадлежавшие  России.  Здесь  картины  русских
художников и утварь.
     - Так, так, так. А что именно, вы не помните?
     Я достаю декларацию, он ее берет и тщательно учает. Мы молчим.
     - Я  многих  здесь  не  знаю  авторов,  не  видел  ни полотен. Хотя вот
несколько имен слышал, например, академика Никольского  и  Левченко,  где-то
мелькали они не раз. А здесь есть даже эскы Айвазовского. Неплохо. Давайте
совершим  сделку. Я честно говоря, не хочу обижать русских, покушаться на их
национальную гордость, но вы мне подарите  два  полотна  Никольского  и  все
эскы Айвазовского, а я вам гарантию, что на территории Узбекистана ни один
шаромыжник, ни одна блоха к вам не притронется.
     - Какие гарантии?
     - Анна.
     Появилась  черноволосая девица с русским лицом и узбекском национальном
платье.
     - Принеси чистый лист бумаги и ручку.
     Девица исчезает за занавеской и вскоре  приносит  то  и  другое.  Узбек
пишет записку и подает мне.
     - С этой бумагой, можете ехать через весь Узбекистан.
     - Хорошо,  -  я  беру  записку и не вижу на ней ни слова по русски, все
закидано арабской вязью,
     - Кто поедет за картинами?
     - Кто привез, тот и отвезет.
     Узбек похлопал в ладошки и тут же появились два лба, что меня привезли.
     - Сейчас вы поедете с  лейтенантом  и  он  отдаст  вам  две  картины  и
несколько  листочков  акварели.  Все привезете сюда и упаси аллах, если хоть
один листочек будет испачкан или помят. Понятно?
     - Понятно.
     - Передайте Чурбану, что все в порядке. Пусть отправляет эшелон.
     Они кивают головами.
     Ольга ругает меня во всю.
     - Ну что ты наделал? Как мы теперь отчитаемся за картины?
     - Доехать бы до России, а ты о каких-то картинах
     - Это ни какие-то, это Никольский. Романтик Юга, поэт.  А  Айвазовский,
ты хоть понимаешь кто такой Айвазовский?
     - Оленька,   мы   сейчас  отделались  двумя  картинками  и  несколькими
листочками акварели, а могли потерять все, даже жнь.
     Она пристроилась на корточки рядом и прижавшись щекой к плечу, говорит.
     - Я все понимаю, но... жалко.
     Мимо проносятся пески. Состав мотало на давно не ухоженной колее.
     - Скоро граница, опять в Туркмению, - говорю я.
     Ольга прижалась ко мне и молчит.
     На границе опять шмон. Узбеки рьяно проверяют, не провозим ли мы оружие
и другие запрещенные вещи. Целый наряд, четыре человека с офицером  копаются
в  вещах  несчастных  беженцев.  Слышны  вопли моих боевиков, у них отнимают
охотничьи ружья.
     - Но нам даже в Туркмении разрешали их везти, - вопит один  них.
     - Не положено, - сухо отвечает оф
     - Коля, сейчас с нами что-то будет, - с ужасом  говорит  Ольга,  -  Они
сейчас все найдут.
     Наряд подходит к нашему вагону и уже готов залезть внутрь.
     - Капитан, - прошу я, - можно вас на секунду.
     Все недоуменно уставились на меня.
     - Чего надо?
     Я протягиваю ему записку мафиози.
     - Что это?
     Капитан читает шевеля губами. Потом задумчиво смотрит на меня.
     - Декларация в порядке?
     - Да. Везде подписана.
     - На,  возьми,  - он протягивает мне записку обратно. - Пошли дальше, -
командует он своей группе.
     Наряд идет к следующему вагону.
     - Неужели пронесло, - слышу шепот Ольги. - Я  молилась  про  себя,  бог
помог.
     Если бы бог. Помог мафиози.
     Кунград  забит  эшелонами.  Здесь  не  только беженцы, здесь товарные и
пассажирские составы. Кунград  последний  узбекский  город,  после  которого
необходимо  сделать  колоссальный  прыжок  через  пустыню,  топи  и степи до
казахского города Бейнеу. Здесь нет пограничных нарядов, зато шатается масса
мелких банд и группировок. Милиции почти не видно и  эти  парни  шастают  от
эшелона к эшелону в поисках добычи.
     Максимов пришел ко мне совсем расстроенный.
     - Коля, нам надо уехать от сюда быстрее.
     - Это я слышу в каждом городе, где мы задерживаемся. Так что теперь нас
держит?
     - Диспе
     - Чего?
     - Диспе Тот, который распределяет отправление составов в путь.
     - Пойдем туда. Поговорим с ним.
     - Я уже был. Там вооруженная охрана, меня и блко не подпустили.
     - Пошли. Ольга, - обращаюсь в вагон, - оружие у тебя, поняла.
     - Поняла.
     - Подай, пожалуйста, чемодан.
     Она  протянула  чемодан.  Я  вытаскиваю  на всякий случай пачку денег и
пропихиваю в карман.
     - Возьми обратно. - Бросаю ей чемодан.
     - Поосторожней там, - слышу ее голос уже на земле.
     Узбеки в неряшливой одежде, но зато все вооруженные до зубов  сидели  у
двери в кирпичное здание.
     - Сюда нельзя, - встал поперек толстомордый тип.
     - У меня пропуск, - отвечаю я.
     Все охранники смеются.
     - Какой пропуск? Шайтан может быть пропуском, а ты нет.
     - Вот, - протягиваю записку мафиози.
     Лицо  толстомордого  меняется.  Записка проходит по кругу. Все молчат и
молчание затягивается.
     - Чего надо? Мы можем помочь, - вдруг говорит один  них.
     - Нужно протолкнуть наш эшелон в Россию.
     - Всего-то. Это мы сейчас сделаем. На,  -  он  протягивает  записку,  -
большой  человек  писал, береги ее. Эй, парни проводите этих... до эшелона и
скажите машинисту их поезда, что бы сейчас же отправлялся.
     Сопровождающие- это  железнодорожник,  которого  выпихнули    здания,
другой охранник с автоматом за спиной.
     Мы  подходим к своему эшелону и вдруг выстрел прогремел, где-то в его в
средине. Потом опять. Я бросился на звук. Около моего вагона  пусто,  народа
нет.  Зато  на  земле  валяется  тип  с раскинутыми руками. Несколько парней
прячутся за вагонами, злобно глядя на вагон. Я подскакиваю к двери.
     - Ольга, все в порядке?
     В вагоне плачь.
     - Коля, они полезли... я стреляла.
     За моей спиной охранник и железнодорожник.
     - Что здесь происходит?
     Подскакивают несколько прятавшихся парней.
     - Эта... стерва... везет добра, во... Маиса продырявила, когда полез.
     - Твой вагон? - спрашивает меня охранник.
     - Да.
     - Так вот, - обращается он к окружающей шпане, - в вагоне добро  нашего
уважаемого  Раиса.  Документ  мы  проверяли. Если хоть пылинка вывалиться от
туда, вам всем конец. Сейчас  утащите  это  дерьмо,  -  он  пихнул  ногой  в
раскинувшуюся личность, - этот поезд я отправляю.
     Лежащего  схватили  за  руки  и  поволокли. Все разошлись, а охранник с
железнодорожником пошли в голову состава. Я заскочил  в  вагон.  Ольгу  била
истерика.
     - Понимаешь, он лез... я и нажала... он опять... я...
     Она  билась  лицом  в мою грудь. Я прижал ее к себе и девушка понемногу
стала затихать. На полу валялся пистолет, он дернулся вместе с составом.  Мы
тронулись в пробег до Казахстана.
     В Бейнеу дождь. На вокзале пусто, только мокрый красный плакат с белыми
буквами  бросается  в  глаза. "Русские- свиньи убирайтесь в свой свинарник".
Нас не пытаются задержать и, быстро заменив тепловоз, отправляют в путь. Так
мы доехали до Маката, а там, выделив угля, воды и даже кое-что    хлеба  и
пищи, эшелон погнали в Актюбинск.
     Только  в  Актюбинске,  мы  вздохнули  свободней.  К русским относились
доброжелательно Два дня  мы  отдыхали.  Нас  кормили    общего  котла,  мы
отмылись  в  русских  банях  и  вскоре  эшелон  отправили в Мартук последний
казахский город перед русской границей. И тут опять началось.
     Казахская таможенная служба трясла  весь  эшелон.  Они  появились  и  у
нашего вагона.
     - Ваши паспорта, - вежливо попросил таможенник.
     - Сейчас.
     Я  вываливаю    чемоданчика часть денег на нары, оставшиеся прикрываю
документами.
     - Пожалуйста, - протягиваю ему чемоданчик, - здесь декларации, все.
     Таможенник сначала недоуменно смотрит на  чемоданчик,  потом  пристроив
его  на нашем полу, рассматривает содержимое чемодана, вытаскивает документы
и протягивает мне.
     - Это мы все проверили, а  остальные  документы  возьмем  с  собой  для
досмотра. Пошли, ребята, дальше.
     Остальные документы были деньгами.
     В нашем вагоне никто не спит. Мы едем по русской земле. Ольга, ее мать,
закутанная в платок, и я сидим возле печурки и чокаемся кружками с чаем.
     - За возвращение, - говорит Ольга.
     Горячий чай чуть пахнет мятой.
     - Мы-то проехали, а какого-то им...?
     Женщины понимают про кого я говорю.
     - Как же так, почему все народы сошли с ума? - спрашивает мама Ольги.
     - Не знаю. Мы вместе прошли тяжелую войну, испытали трудности, лишения,
нужду,  сообща  строили  каналы,  заводы,  больницы  и  здания, влюблялись и
ссорились  и  одним  росчерком  пера  вдруг  разделились.  Стали  чужими   и
ненужными,  оставив  тысячами  на этих землях, могил с предками. Эта бацилла
националма  одним  махом  вошла  в  сознание  людей.   Конечно,   виноваты
руководители  и  местные,  и  Союза,  виновата  партия, которая разбилась по
национальным кустам, виновата система, которая допустила до  этого,  да  бог
его знает, кто еще виноват.
     - Ты  прав,  - вступила в беседу Ольга, - и -за этого страдают тысячи
русских.  Мы  доехали  благодаря  сплоченности,  благодаря  деньгам,  умению
бороться  и  постоять  за  себя, а те... Приедут ободранные, голодные, злые,
испоганенные бандитами и хулиганами.  Еще  невестно,  как  нас  примут  на
родине. Неужели родина не поможет нам?
     - Должна  помочь,  мы  же  свои.  Русским  можно  назвать  всякого, кто
ненавидит националм. Вся Россия набита разными национальностями  и  умение
жить  друг  с  другом  без  вражды,  это  и есть Россия. Вот только здесь, в
вагоне, я понял это.
     Мы молчим и смотрим на огонек, пробивающийся  дверцы буржуйки.
     - Коля, мне кажется, я тебя люблю.
     - А мне не кажется... Я очень тебя люблю.
     - Слава богу, - вздыхает мать, - хоть в  этой  ...  непроглядной  тьме,
двое нашли друг друга. Да чего же вы так сухо, ну поцелуйтесь, что ли?
     В  Соль-Илецке  русские  соскакивали  с  вагонов и целовали землю. Мы в
России. Нас никто не встречал, но мы  маленького листочка, приклеенного  к
двери,  узнали,  что  комитет  по  делам  беженцев  находится в городе и это
немного взбодрило нас. Я, Максимов и часть беженцев отправились туда.
     В крохотной комнатке за канцелярским столом сидел старичок.
     - Здесь комитет по делам беженцев? - спросил Максимов.
     - Да. Закройте двери, товарищи, и если можно, по одному.
     - Разбирайтесь в  очередь,  -  просит  Максимов,  подталкивая  толпу  к
дверям.
     Мы  выходим  и  становимся в очередь по лестнице. Только через пол часа
вышел Максимов, весь взмокший с дрожащими руками.
     - Ну что? - бросились все к нему.
     - Эта,  сволочь,  только  собирала  данные.  Мы  в  основном  заполняли
бесчисленные анкеты.
     - А деньги? Помогут разъехаться по России?
     - Денег  не дает, говорит их нет и ни кто не дает. Разъехаться помогут,
выделив, самым обездоленным только хлеб. Больше ни чего сделать не может.
     - Следующий, - раздался за дверью противный голос старика.
     Очередной беженец пропал за дверью.
     В этом городе мы начали делиться,  часть  беженцев  решила  махнуть  за
Урал.  Пока  тепловозик  расталкивал  вагоны, я решил позвонить в Москву. На
переговорном пункте мне долго не могли поймать нужный телефон и наконец, я в
кабинке.
     - Мне товарища Басманова? - прошу я.
     - Кто говорит? - спрашивает женский голос.
     - Один знакомый. Скажите ему, что это Коля, он давно ждет моего звонка
     На том конце замешательство, шепот, наконец женщина сказала.
     - К сожалению, Басманов Виктор Григорьевич .. погиб.
     - Как погиб, но у меня же...
     - Ну так погиб... Может вам позвать Самсонова Илью Константиновича?
     - А это кто?
     - Новый начальник.
     - Нет, спасибо.
     Я вешаю трубку. Ох, как это все мне не нравиться.
     - Оля, едем в Москву, - предлагаю ей.
     Она кивает головой.
     - Поехали. Мне все равно куда, лишь бы где-нибудь был свой угол.
     В вагон непрерывно стучат  какие-то  личности,  прося  подвезти  их  до
ближайших городов. Я их всех посылаю по дальше. Пришел прощаться Максимов.
     - Коля, прощай. Довези груз до Москвы и сдай его.
     - Хорошо. А вам благополучно доехать до Орловщины.
     - Ты  прав,  благополучие,  ох как сейчас нужно. Слышал, семью беженцев
вырезали здесь?
     - Нет. За что их и кто?
     - А вот эти, которые здесь  шляются.  Попросилась  в  вагон  женщина  с
ребенком. Ее пустили, а ночью толи она, толи ее друзья, но всех...
     - Какой ужас, - вскрикивает Ольга.
     - Прощайте, ребята. Счастливого вам пути.
     Максимов жмет нам руки и спрыгивает на землю.
     - Если вам негде жить, приезжайте к нам...,- слышим его голос вдали.
     - А, правда, где мы будем жить потом? - спрашивает Ольга.
     - Наверно  нам  дадут  площадь  в  Москве,  -  предполагаю я. - Ведь мы
столько привезли денег и золота, что в благодарность за это можно даже  дать
квартиру.
     Мы мечтательно молчим.
     В  Москве,  как  только  нас  поставили под разгрузку на сортировочной,
сразу срываюсь и мчусь в центр столицы в Центробанк.
     Мне долго не могли выдать пропуск, так как я не хотел в бюро  пропусков
прнаваться   зачем   я  здесь.  Наконец  первый  зам,  милостиво  разрешил
поговорить со мной. Худощавый мужчина сидел  за  громадным  столом  и  горел
нетерпением, что бы меня вытурить.
     - Я   уже   многим   говорю,  что  денег  нет.  Даже  для  беженцев  
Туркменистана нет денег. Лучше не просите.
     - А я и не прошу.
     - Тогда зачем вы здесь?
     - Я наоборот привез  туркменское  золото,  полторы  тонны  и  несколько
миллиардов рублей.
     - Тсс... Молчите. Так это значит сделали вы?
     - Ничего не понимаю. Я привез золото, миллиарды денег наличкой...
     Теперь худощавый мужчина окончательно похудел, лицо его менилось.
     - Тише,  прошу.  К  сожалению  ни  центробанк, ни какой другой банк его
принять не может.
     - ???
     - Я вам все сейчас объясню. Мы попали  в  очень  сложную  международную
обстановку.  Туркмения объявила, что ее ограбили и требует возврата золота и
денег, но так как все страны отказали в наличии на своей земле  туркменского
золота,  то  в  СНГ  уверены,  что  местная  мафия в Туркмении ограбила свою
страну.
     - Ну так тихонечко возьмите от меня золото и никто ни о чем не узнает.
     - Вы, с ума сошли,  молодой  человек.  В  подвалах  центробанка  ничего
спрятать нельзя. В сейфах частного лица, пожалуйста, но и туда полторы тонны
золота  впихнуть, невозможно. Везде есть приход, есть расход. Если мы только
попробуем нелегально все же положить ваши ценности, то завтра об этом  будет
вестно  везде  и  тогда  на  нашу страну посыплется столько грязи, что лет
через сто не расхлебаться. Это уже политика и здесь  пойдет  в  ход  все:  и
воры, и грабители, и поработители...
     - А как же скрытность вкладов и...
     - Скрытность   для   вкладчиков.   Вы  как  наивный  ребенок,  привезли
украденное у другого государства золото и теперь предлагаете ворованное нам.
Знаете,  что  сейчас  везде  твориться?  Десятки  мафиозных   и   бандитских
группировок,  после  сообщения  правительства  Туркмении  о пропаже золота и
денег, бросились его разыскивать. Вас ищут. Понимаете.
     - Так вы возьмете от меня все-таки золото и деньги?
     - Нет.
     - Так что же мне тогда делать?
     - Как можно быстрей удирать от сюда и подальше. Если наша мафия узнает,
что за груз у вас,  вас  в  порошок  сотрут.  Кстати,  вы  никому  здесь  не
говорили, что привезли?
     - Нет.
     - Тогда  уматывайтесь  Москвы и ни слова, и ни чего не предлагайте ни
кому.
     - У меня же музейные ценности их тоже надо сдать...
     - Молодой  человек,  вы  жить  хотите?  Если  хотите,   то   убирайтесь
куда-нибудь  в  глушь со своим золотом, музейными ценностями и закапайте все
это. Молчите обо всем до конца своих дней. А сейчас до свидания.
     Он навязывает мне свою ладонь.
     Я вышел  банка как оплеванный. Столько мук, столько страданий  и  все
напрасно. Примчался на сортировочную.
     - Где машины? - нетерпеливо спрашивает Ольга.
     - Их не будет.
     Я рассказываю все. Ольга в ужасе.
     - Что  же  нам  делать? Меня так там уверяли, что России нужны деньги и
золото и вот пожалуйста.
     - Сейчас я переоформлю документы и мы поедем в  Ленинградскую  область,
там  Агарлыков  дал  адрес друга и гарантию, что многие деревни пустуют, так
что поселиться можно. Не век же мотаться по железным дорогам. Согласна?
     Ей уже все равно. Ольга и мать так мучились в этой  поездке,  что  им
все безразлично.
     Прямо  в Москве мне удалось по телефону связаться с другом Агарлыкова и
тот согласился помочь.
     С помощью денег и ругани наш многострадальный вагон прикатил  к  самому
красивому  месту  в  области к западному побережью Ладоги, где действительно
были деревни с пустовавшими домами. Три грузовые  машины  вывозили  барахло,
музейные  ценности и ящики с золотом. Тридцать ящиков по пятьдесят килограмм
и железный ящик с  деньгами  переехали  в  гигантскую  бу.  Я  заплатил  в
сельсовете ящиком водки за право обладания этим домом и землей к нему. Долго
не  знал куда деть золото, но потом поставив ящики торцом по пятнадцать штук
и получил две переборки-стенки, разделив в бе две больших  комнаты.  Купил
машину  вагонки  и  все  стенки  внутри бы и снаружи обшил деревом. Теперь
внутри красиво и тепло. До самой зимы, мы приводили дом и участок в порядок.
Покрыли железом крышу, купили машину-козла, подновили  заборы,  благо  денег
много.  Получилась  не ба, а музей. Зато живем в России, да еще со стенами
 золота. Ольга планирует на следующий год построить  кирпичный  коттедж  с
маленькой котельной для обогрева дома и хозяйственные пристройки с гаражом и
хлевом для скота и птицы.
     Ольга  довольна.  Все-таки мы на родине и имеем свой дом. А какого тем,
русским, которые остались в этих националистических странах СНГ.


КОНЕЦ




35




35