Дмитрий Каралис. Рассказы: "Самовар", Ненайденный клад"


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Дмитрий Каралис, 1990-2002
     Email: karalis@dk3775.spb.edu
---------------------------------------------------------------


НЕНАЙДЕННЫЙ КЛАД


     Я копал яму для подпола и угодил на старую финскую помойку.
     Несколько  дней я влекал  черной рыхлой земли  пунктирные  предметы
чужой жни. Обломанные пилки для  ногтей с  истлевшими деревянными ручками,
фаянсовые  пробки  для  бутылок с  проволочными  зажимами, черепки посуды...
Вытащил  фарфоровую  голову  китайского  болванчика с  отверстием в темечке,
фарфоровую же чашечку без единой трещины  с черным контуром розы на молочном
боку  - остальные  краски высосала  влажная  земля; кованый  ухват  попался,
ломкий костяной  гребень, массивная стеклянная чернильница, оловянная крышка
в завитках - должно быть от сахарницы - поначалу я принял ее  за серебряную.
увесистые вилки-инвалиды, ключи с опухолями  ржавчины, зубчатые велосипедные
каретки  - кто крутил их педали? мальчишка  с  исцарапанными ногами? дама  в
плиссированной юбке и шляпе? как прожили они жнь и что с ними стало?...
     Засыпая, я думал теперь  о незнакомых людях,  что жили на этом же самом
месте,  на этой земле  -  и  ушли... Я пытался представить  их  быт, одежды,
заведенные в доме порядки,  голоса детей, взрослых, кухарок, кучеров, слышал
скрип колодезного журавля, журчание воды в желобе скотного двора, заливистый
звук велосипедного звонка, - то въехал в ворота  усадьбы веснушчатый пацан в
бриджах...
     Чужая жнь приходила и вставала по ночам у моего головья.
     Подпол  грозил превратиться в настоящее  подземелье, перегнойная  земля
уводила меня в сторону, но я азартно шуровал лопатой, надев резиновые сапоги
и повесив на вбитый гвоздь лампу в проволочной сетке.
     Прошлое слало и слало мне поводы для новых размышлений и догадок.
     Мысли о кладе стали приходить мне в голову.
     А вдруг,  думал  я, петербургский аристократ, имевший  дачу  в  Великом
княжестве  Финляндском,  или лесопромышленник   Гельсингфорса,  наезжавший
сюда  летом,  - вдруг  кто-то  них,  напуганный революционными волнениями,
взял да  и упрятал  в помойку шкатулку с  драгоценностями? Помойка  -  самое
место для клада. Никто и искать не станет. Копну вдруг лопатой - шкатулочка:
золотые царские червонцы, камушки, столовое серебро... Нет, столовое серебро
должно быть в отдельной коробке, побольше...
     Пошли пустые бутылки и флакончики. Я выносил их ведрами. Сын отмывал их
в бочке с водой  и  расставлял  по росту  - сохнуть на солнце. Самая большая
бутылка,   напоминающая  гибами  Эйфелеву  башню,  оказалась   емкостью  в
пол-литра. Остальные -  мал-мала меньше. Замыкала тот длинный строй плоская,
йодистого  цвета бутылочка  на 25 миллилитров - об  этом  сообщало  выпуклое
клеймо  на ее  донышке.  Табачные,  болотно-зеленые,  хрустально-прозрачные,
круглые  и  плоские,  граненые,  увесистые и легкие, в выпуклых завитках и с
вдавленными надписями  - они казались игрушками, их хотелось держать в руках
и смотреть сквозь них на солнце. Откопалась и плоская прозрачная бутылочка в
пятьдесят  граммов с  выпуклым грифом  "Чекушкин и К" - знаменитая  чекушка.
Попадались аптечные  пузырьки:  "Пелль и  сыновья",  "Аптека  Штроссберга на
Невском", что дало  поводобстоятельно пьющему соседу заметить, что буржуазия
должно быть с похмелья тоже пила аптеку.
     В один  дней затянувшихся  раскопок маленькая бутылочка  с  остатками
коньяка и разбухшей пробкой хрустнула у  меня в руках и развалилась. Напиток
возраста немалого  вылился на землю. Я  выскочил   подпола с горсткой  той
земли и дал понюхать жене.
     Пахло!
     И вспомнил рассказ знакомого деда, как сразу после войны в Зеленогорске
ломали фундамент дачи попа Гапона и нашли несколько бутылок водки, в которых
жидкость  стояла тремя равными слоями:  белый  - синий  - красный,  повторяя
цвета Российского флага. Бутылки встряхивали - цвета  смешивались, но вскоре
расслаивались: белый - синий - красный. И пили мужики ту водку, и пьянели, и
голова не болела.
     В  конце  моей работы,  когда  я плюнул на  клад  и  ставил  в  подполе
обрешетку, приехал  на  старинном  дамском велосипеде студент  Литературного
института Жуков. Он осмотрел мои находки, взял несколько  флакончиков -под
духов,  и  я, как  старый  дед  на завалинке, стал называть  ему полезные  и
затейливые продукты,  исчезнувшие  обихода на моем только веку: леденцы  и
бульонные  кубики  в  жестяных  коробочках,коньячные и  водочные  шкалики  в
сафьяновых книжечках, четвертушки водки, но Жуков удрученно хмыкнул:
     -  Это  все  хреновина...  Леденцы, коньяки...  Промокашки   тетрадей
исчезли - вот настоящая беда!
     - Зачем тебе промокашки?
     - Я же теперь дневник только чернилами пишу. Написал  вчера  страницу и
ждал, как дурак, пока  высохнет. Даже  забыл,  как  телку звали,  о  которой
писать собирался...
     - Пиши шариковой ручкой.
     - Шариковой  не  то...  Шарик  только пятьдесят  лет сохраняется, потом
выцветает.
     И уехал на всхлипывающем велосипеде купаться на Чертово озеро.
     1990г.



САМОВАР


     В начале перестройки к инженеру Петрову приезжал друг  Венгрии, и тот
после долгого застолья подарил ему медный, позеленевший сам
     - Смотри, какой  самоварище! - нахваливал подарок Петров.- Это же, черт
знает, что за  агрегат! А  медалей,  медалей сколько!.. Видишь? - он оттирал
тряпкой пыль  и  тыкал пальцами в овальные  клейма.  Ведро  чаю  влезет,  не
меньше.
     Друг Имре вежливо улыбался и кивал головой.
     -  Ведь  это живая история! - распалялся Петров.- Говорят,  него  сам
Лев Толстой два стакана чаю выпил.- Он покосился на жену. - Точно!.. Ехал он
мимо  одной  деревушки, а там мой  прадед  с прабабкой - сидят в тенечке,чай
пьют. Ну, они его  и пригласили. Давайте,  дескать,  граф,  чайку  с дороги.
Н-да... Краник только починить и порядок. Бери, Имре, дарю.
     Имре увез  самовар в Венгрию, почистил его, починил краник и поставил у
себя дома на видное место.
     "О-о-о!..- тонко улыбался он, когда гости интересовались происхождением
самовара.-  О-о-о... Это целая история! Прадед  моего русского  друга пил 
этого самовара чай с самим Львом Толстым..."
     Вскоре к Имре приехал его болгарский  друг  Дончо, и после трехдневного
сидения в саду, под сливами, Имре подарил ему сам
     "Но  помни, мой друг Дончо!  -  наставительно поднимал палец Имре.- Это
исторический самовар! Ты должен  беречь  его и ухаживать  за ним!  Сам автор
"Войны и мира"..."
     Дончо поклялся, что будет смотреть за этой блестящей  штуковиной,как за
самим собой, и тут же, за столом, подарил Имре магнитофон "Грюндинг".
     Так самовар оказался в Софии.
     Дончо сдержал свое обещание: он надраил  самовар автомобильным лосьоном
и заказал для  него стеклянный куб.  Раз в  месяц  Дончо  с женой  и  детьми
бережно доставали пузатую диковинку   стеклянного домика и полировали  его
сверкающие бока бархоткой. "Вот, дети!..  Сам Лев  Толстой..,-  он кивал  на
портрет мирового классика,-  сам Лев Николаевич пил  этого самовара, когда
творил свои бессмертные проведения..."
     Однажды к Дончо приехал погостить двоюродный брат Христо, женившийся на
шведке, и  защелкал  языком,  переводя восторженный  взгляд  от  самовара  к
портрету и обратно.  "Поздравляю! Какое  украшение интерьера! Где ты  достал
эту прелесть?..-  он принялся  торопливо вносить в  дом цветастые коробки  с
подарками.- Дончо, открой багажник, там есть кое-что для тебя..."
     Петров, между  тем  бросил  скучную  работу  в  НИИ, создал с  друзьями
кооператив по  выпуску банных  тапочек,  потом вписался  в  торговлю  лесом,
книгами, табуретками, детскими кубиками, разработал пляжные шляпы-бумеранги,
разбогател, обанкротился, снова  поднялся,  выстроил  на месте  родительской
дачи-развалюхи загородный дом  и по вечерам,  у камина,  придумал новую игру
ки-ко,представляющую  собой нечто среднее между крестиками-ноликами, нардами
и  морским  боем.  Игра  с  каждым  днем   завоевывала  все  новых  и  новых
приверженцев, и Петров, наладивший ее  патентованный выпуск, вскоре оказался
в Амстердаме, на открытии первого международного турнира.
     С блеском выиграв турнир и подписав  несколько контрактов на элекронную
версию игры,  Петров  дал  интервью и,  закинув  в гостиницу лавровый венок,
пахнущий   одеколоном,  пошел  побродить  по  набережным  каналов  и  купить
сувениры.
     Болела  от   чрезмерного  напряжения  голова,   рябило  в   глазах   от
бесцеремонных  вспышек блицев  и, честно  говоря, хотелось  домой - к  жене,
детям...
     В антикварной лавочке, куда он зашел, чтобы купить жене нечто старинное
и  ысканное,  Петров  увидел сверкающий  самовар в  стеклянном  футляре  с
укрепленной у его основания табличкой. Что-то екнуло у Петрова внутри...
     - Откуда самовар? - поинтересовался он, сдвигая на затылок шляпу.
     Хозяин лавочки проворно вышел -за прилавка, снял  футляр и рассказал,
что  самовар доставлен  Швеции, где недавно скончался родственник русского
писателя Толстого. Из этого устройства граф пил чай  в  продолжении двадцати
лет, пока писал свой величайший роман "Война и мир".
     -  Занятная  вещица, -покрутил краник  Петров.  Ему  вдруг  вспомнились
дачные  чаепития  - с дедом, бабкой,  родителями...  Дымок,  кирзовый сапог,
шишки. - Сколькостоит?
     Хозяин  назвал   цифру   и  секретари-телохранители  Петрова  удивленно
переглянулись: "Золотой, что ли?"
     - Беру! - Петров щелкнул пальцами, и на прилавок лег кейс с деньгами. -
Национальное достояние, понимаешь,томится вдали от родины.... - он дождался,
пока хозяин пересчитаетденьги в  пачках и спокойно добавил   бумажника- на
чай.
     Теперь исторический самовар стоит  у  Петрова  на  специальном  столике
возле камина, и иногда, под настроение, он снимает с  него прозрачный колпак
и  протирает сверкающие бока мягкой тряпочкой. "Ох и  самоварище, -  ласково
говорит  Петров,-  Это  же  живая  история...  Сам Лев Толстой!..  Правильно
сделал, что купил...".