Владимир Заяц.
Дед Патратий
-----------------------------------------------------------------------
Сб. "Фантастика-82". М., "Молодая гвардия", 1982.
& spellcheck by HarryFan, 1 June 2001
-----------------------------------------------------------------------
В июле 1945 года Киевский отдел охраны здоровья направил меня на работу
в отдаленный район области, и почти сутки я ехал в переполненном вагоне к
месту назначения. У сонного мрачного проводника осведомился, когда будет
моя станция. Он посмотрел на меня так, словно я спросил его о чем-то
непристойном, и, пожав плечами, буркнул: "Скоро". Поколебавшись, я
поинтересовался, долго ли будет стоять поезд. Проводник, удивляясь моей
назойливости, сурово покачал головой и сказал, что остановка только на три
минуты.
Я подхватил вещмешок и начал пробираться к тамбуру, протискиваясь через
сплошную массу человеческих тел. Как только поезд, вздрогнув, остановился,
я соскочил с подножки на тускло освещенный перрон. Неподалеку виднелись
смутные очертания клумбы, и прохладный вечерний ветер доносил приторный
запах ночной фиалки. Чуть дальше сплошной стеной темнели деревья. Слева -
черные руины разбомбленного вокзала, справа - деревянный барак, в котором
временно ютились станционные службы. Сквозь щели между досок пробивался
желтоватый электрический свет.
От вокзала шли две дороги, и я, вспомнив советы, уверенно двинулся
направо. Этот путь действительно вел к районному отделу охраны здоровья,
при котором жил заведующий.
Иван Фомич, так звали заведующего, принял меня радушно. Поужинав, мы
долго пили чай вприкуску. Иван Фомич, радуясь приезду гостя из самого
Киева - "матери городов русских", разговорился и проявил глубокие познания
в древней литературе и искусстве.
Когда он начал анализировать преимущества гекзаметра и терцин, я сделал
отчаянную попытку подавить зевоту и принялся массировать веки, борясь изо
всех сил с одолевающей дремотой.
- У вас необыкновенная эрудиция, - высказал я хозяину полуискренний
комплимент, стараясь хоть как-то остановить поток его великолепного и
утомительного красноречия.
Иван Фомич смущенно закашлялся.
- Да что вы, что вы! Просто здесь, на периферии, счету нет свободному
времени, а история и литература - мое увлечение еще со студенческих лет. У
вас тоже появится такая возможность. Село, куда мы вас направим, глухое и
тихое. Люди там, вы только представьте себе, до сих пор в колдунов верят.
Да, да! Есть у них один такой, что будто исцеляет прикосновением рук и
волшебными словесами. То ли Перцатием его зовут, то ли Патратием. Темные
люди уверяют, что ему ведом даже язык зверей. Вы представляете?! И это в
двадцатом веке!
Так я впервые услышал про сельского волшебника деда Патратия.
До села Партизанского пришлось ехать на попутной полуторке. Шофер,
веселый, общительный парень, узнав, кого и зачем он везет в Партизанское,
покрутил стриженой головой и, усмехнувшись, заявил:
- Трудненько тебе придется! Там у тебя, как говорят союзнички, сильный
конкурент будет. Ты молодой, молодым, известно, всегда, доверия меньше. А
дед Патратий доверие давно завоевал.
Как и каждый молодой специалист, я довольно болезненно воспринял его
сомнения относительно моей квалификации и потому, обидевшись, остальную
часть дороги просидел насупившись, сквозь зубы отвечая на его вопросы.
Председатель колхоза встретил меня приветливо, поинтересовался, где я
учился и надолго ли приехал в село. Вопрос с жильем решился очень просто.
Председатель заметил старушку, проходившую мимо сельсовета, и крикнул
через открытое окно:
- Ганна! Молодого в приймы возьмешь?
- А кто он такой из себя? - насторожилась та.
- Доктор из города.
- Отчего не взять, коль человек хороший, - сразу же согласилась
старушка.
Хата бабушки Ганны была небольшой, аккуратной, снаружи обмазана глиной
и побелена, как это обычно делают в селах на Украине. Хата стояла на
холме, на склоне которого были посажены кукуруза и картофель. У подножия
росли десятка два кочанов капусты. В низинке журчал ручеек, начало
которому здесь же, во дворе, давал родник. Землю вокруг родника выбрали, и
образовался миниатюрный пруд - "колобатина", как называла его хозяйка.
Высокие вязы склонялись над прудочком и давали ажурную тень зеленоватой
прозрачной воде. Возле воды чинно сидели лягушки. Они совсем не боялись
бабки, но с шумом плюхались в воду при моем приближении.
Бабушка Ганна любила поговорить. В первый же день я узнал все о ее
покойном муже - подпоручике ("Хотя царю служил, но был хорошим человеком,
Игнат мой"), о сыновьях, работающих в Киеве на заводе, и, конечно же, обо
всех болячках, терзавших ее старое тело.
Как-то сидел я во дворе в тени старой вишни и делал выписки из
анатомического атласа Воробьева. Бабушка Ганна неподалеку чистила куском
кирпича сковороду и по привычке что-то рассказывала. Краем уха я уловил,
что она произнесла имя Патратий, и, заинтересовавшись, переспросил:
- Что-где Патратий?..
- Да, говорю, что без Патратия все бы мои куры передохли, - повторила
хозяйка, поощренная вниманием. - Горе мне да и только было с этими курями.
Разгребли они начисто весь огород соседки моей, Горпины. А Горпина тогда и
говорит: "Будут еще ко мне бегать, отравлю треклятых!" - Бабушка Ганна
осуждающе покачала головой. - Ну в чем они, глупые куры, виноватые? Но
Горпина, чтоб ее лихоманка схватила, беспременно сделала бы так, как
сказала. Вот тогда и надумала я привести к ним Патратия.
- А что, этот Патратий специалист по курам? - не удержавшись, ехидно
спросил я.
- Не смейся, сынок. Патратий, он всякую птицу и зверя понимает.
Свирепейший зверь Патратия не тронет. Курей заговорить ему легче, чем
галушку проглотить. Зашел он в мой курятник и сказал курям слово. Так
знаешь, впрямь поумнели они после этого. Со двора ни ногой!
Размеренно и однообразно плыли дни моей сельской жизни: вправлял
вывихи, лечил мелкие травмы, врачевал пациентов и "от головы", и "от
живота"... В те дни, когда Патратий вел свой прием, поток больных
раздваивался, и та его часть, которая текла к хате Патратия, была заметно
больше. Это выводило меня из равновесия; я всячески старался выведать, как
же, чем лечит знахарь. Чтобы одолеть врага, нужно получить о нем наиболее
полную информацию. Но дошлый дед ошибок не допускал. В тяжелых или
сомнительных случаях он отправлял больных к доктору.
Как мне удалось разузнать, метод его лечения состоял в том, что он
произносил "слово" - и больным сразу же становилось легче, по телу
разливалась приятная теплота, боль утихала...
Однажды ко мне прибежал запыхавшийся мальчонка.
- Дя-ядь! Вас до конторы кличут! - прокричал он с порога и умчался,
мелькая босыми пятками.
Я быстро собрал чемоданчик с инструментом и заспешил на - площадь, где
была контора.
Подойдя туда, увидел небольшую толпу.
- Владимир Иванович, - обратился ко мне председатель. - Случилось
несчастье. Прибежал Степанов хлопчик и рассказал, что видел в лесу тетку
Горпину. То ли уже мертвую, то ли раненую.
- Ага! - включился в разговор мальчуган, польщенный тем, что принимает
участие в делах взрослых как равный. - Она вот в та-а-кушей луже крови
лежит. И вроде вовсе не дышит. Сразу за Панским садочком поляна, там она и
лежит.
- И чего это тебя туда носило?! - всплеснула руками его мать. - Иль не
слыхал, что люди вчера вечером там немца бродячего видели?
- Там ягод много, - насупившись, протянул мальчик.
- Ну так как, орел, проводишь доктора? - спросил председатель.
- Нет уж! - Мать схватила сына за руку. - Ишь, чего надумали! Ребенка
под немецкую пулю подставлять?! Чтоб фашист его подстрелил?!
- Я проведу, - послышался хрипловатый голос старого Человека, похожего
на деда Щукаря. Это и был Патратий.
Я молча пожал плечами.
- Может, боишься идти, доктур? - лукаво подмаргивая, пустил он шпильку.
- Боюсь или нет, а идти нужно, - ответил я, стараясь скрыть неприязнь к
нему, и подумал: "Словно мысли читает".
- Читать не читаю, а кое-чего чувствую, - услышал я его голос и онемел
от удивления. А дед тем временем повернулся к председателю: - Надо
спешить. Горпина покуда еще жива, но крови много потеряла.
Меня удивило то, что ни у кого не возникло ни малейшего сомнения в
истинности слов старика, хотя в лесу он не был и не мог знать о
подробностях случившегося.
Я торопливо шагал за дедом, а он хитро поглядывал на меня шустрыми
мышиными глазками и незлобиво подшучивал:
- Ну-ка, доктур, не оставай! Аль сундучок подсобить нести?
Криво улыбаясь, я наддавал ходу, старался не показать своей усталости.
Мы перебрались через ров и начали взбираться по склону, поросшему
орешником. Это место и называлось Панским садочком. Вода сбегала вниз, и
валежник быстро подсыхал. Поэтому местные жители часто ходили сюда за
хворостом. Вскоре мы добрались до поляны. На ее краю, подмяв высокую
траву, лежала старая Горпина. Дед поспешно склонился над ней.
- Жива! - Он поднялся, в глазах его были боль и гнев. - Пулей она
поранена. Во зверюги! Три года нас тиранили и даже теперь вот... - Он
взглянул на меня исподлобья и сказал, силясь вернуться к прежнему
шутливому тону: - Давай-ка, доктур, подлечи, поправь свою соседку.
Я быстро осмотрел раненую. Она была в глубоком шоке. Из поврежденной
бедренной артерии вытекло много крови. Большая берцовая кость перебита
пулей. Я наложил жгут, сделал необходимые инъекции и сказал Патратию:
- Нести нужно бабушку Горпину.
- Носилки? Это я мигом спроворю! - ответил Патратий, доставая из-за
пояска топорик.
Внезапно послышался треск валежника, и на противоположную сторону
поляны вышел немец. Одежда на нем висела лохмотьями, лицо заросло рыжей
щетиной, глаза безумно блуждали. Он заметил нас, и судорожная улыбка
оскалила рот. Он медленно стал приближаться, не сводя с нас дула своего
автомата... Сердце у меня замерло.
Дед тоже заметил немца. Лицо Патратия окаменело, на шее вздулись вены,
и вдруг он закричал высоким птичьим голосом. И тут же меня будто бы
ослепили, безжалостной рукой сдавили мозг. Свет, потемневший в глазах на
миг, вспыхнул затем с неимоверной яркостью. Из каких-то темных глубин душу
мою захлестнула такая жуткая ненависть, которую не описать человеческим
языком. Вся эта буря, вихрь злобы были направлены на идущего к нам по
поляне фашиста. Почувствовав, что весь смысл моего существования сейчас в
том, чтобы своими пальцами, ставшими будто когтями, рвать, раздирая в
клочья ненавистную плоть, и, в ярости зарычав дико, я кинулся вперед... Но
тут же словно сквозь сон услышал голос деда:
- Стой! Не к тебе слово молвлено!..
Он железной хваткой держал меня за воротник, и тут меня осенило, что
рычал не я.
Огромный серый волк метнулся из-за кустов и, изгибаясь в прыжках над
травой, мчался к немцу. В мгновенье фашист был сшиблен с ног, с хрустом
сомкнулись у него на шее страшные клыки, брызнула в стороны яркая кровь.
Вновь по-птичьи, но в других тонах прокричал старик, и волк большими
скачками умчался в лес.
Как и раньше, в лесу пересвистывались птицы, было тихо и спокойно. И
все, что произошло, могло показаться страшным видением, бредом, но в
дальнем углу поляны лежал мертвый немецкий офицер.
Тетку Горпину принесли мы в село, а оттуда отправили в районную
больницу.
Еще по дороге из леса пытался я завести с дедом разговор, выяснить, что
же все-таки произошло. Патратий некоторое время отмалчивался, а потом
спросил:
- Тебе, доктур, когда ты под стол пешком ходил, давали спичками
играться?
- Ну, допустим, не давали. Но к чему тут спички? Мне...
- А к тому, - поучающе заметил дед, - что людям секрет этот теперь дать
все одно, как детям спички.
Больше дед ничего не сказал.
- Чего? А? - переспрашивал он после каждого вопроса, прикидываясь
глуховатым.
Твердо решив не оставлять старика в покое, на следующий же день я пошел
к нему домой. Была во всем этом какая-то загадка, неведомая науке. Можно
было допустить, что звуки, издаваемые стариком, имели соответствующую
частоту, которая воздействовала на работу мозга, накладываясь на его
собственные биочастоты. Как и когда возникло у людей это чудесное умение?
Вполне вероятно, легенды и сказки о дивной силе волшебного слова не
выдумка, и имеют реальную основу.
Однако поговорить с дедом Патратием не суждено было. Рано поутру он
отправился на луга накосить травы для коровы и наступил на немецкую
противопехотную мину.
После смерти кудесника я проработал в селе два года. В Партизанском
остались родственники моей жены, и мы часто приезжаем туда в гости. И
поныне в Партизанском живет внук Патратия - заядлый охотник. Поговаривают,
что на охоту он частенько ходит без ружья, но без добычи никогда не
возвращается.
Возможно, тайна деда Патратия не исчезла совсем, и внук когда-нибудь
поведает о том, чего не хотел рассказывать его дед?
Пер. с укр. - Е.Цветков
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.07.2001 15:58
|