Анатолий Павлович Злобин. Горькие слезы



                                  Рассказ

     -----------------------------------------------------------------------
     Злобин А.П. Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки.
     М.: Советский писатель, 1988.
      & : Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 августа 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     Наташа  увидела  маму  и  быстро  спряталась за кустами. Мама стояла на
террасе  и  смотрела  в  сад и на калитку. Она была в гладком сером свитере,
через  плечо  висело  длинное  полосатое  полотенце: наверное, она ходила на
реку.
     Мама  постояла  немного,  не  увидела Наташу, тяжело вздохнула, так что
бахрома полосатого полотенца задвигалась внизу, и ушла в дом.
     Наташа  негромко  всхлипнула и побежала за кустами в дальний угол сада,
где  росли  старые  сливы.  Она всегда приходила к сливам, когда ей хотелось
плакать.
     Она  рвала  тугие,  с  седым  отблеском  ягоды,  а  по  щекам ее бежали
неудержимые  слезы. Слезы капали на сливы, Наташа никак не могла догадаться,
почему сливы сегодня такие соленые, и плакала еще сильнее.
     - Наташа! - крикнула мама с террасы.
     Наташа  пугливо  пригнулась и сразу перестала плакать. Сквозь ветви она
видела  маму  на краю террасы. Мама по-прежнему была в свитере, но полотенца
на ней уже не было.
     - Не прячься, я же вижу тебя, - весело крикнула мама и помахала рукой.
     - Какие вкусные! - крикнула Наташа о сливах. - Я еще немножко поем.
     - Испортишь аппетит.
     - Я  скоро. Я сейчас, - говорила Наташа, проглатывая слезы. Она бросила
надкушенную сливу к изгороди и стала тереть кулаками мокрое лицо.
     - Помой  прежде  руки. Я не пущу тебя за стол. Не трогай лицо руками, -
кричала мама с террасы.
     Наташа  обрадовалась,  что  мама  не  идет  к  ней  и  не зовет к себе,
схватила  портфель  и  побежала  к колодцу. Там она долго плескалась и терла
глаза  и  щеки,  пока  мама не закричала, что обед уже готов. Наташа пошла к
террасе.
     Солнце  медленно  опускалось  к  горизонту, просвечивая сквозь березы и
осины,   которые  густо  стояли  вокруг  дома,  так  густо,  что  надо  было
пристально  вглядываться,  чтобы  разглядеть  среди стволов соседний дом или
дома  на  той  стороне  шоссе.  А о самом шоссе можно было догадаться только
потому,  что  там  то  и  дело  на  большой скорости проносились грузовики и
самосвалы.
     Сад,  дорожка,  терраса,  стены  небольшого  финского домика - все было
облито  пятнистым  светом  солнца,  проходившего  сквозь листву. Было совсем
безветренно,  но  высокие  осины  все  равно  дрожали  и негромко шумели над
головой,  а  пятнистые  тени  от  них  быстро  бегали взад-вперед под ногами
Наташи,  и  от  этого  быстрого  мелькания начинала кружиться голова. Наташа
поднялась на террасу. Мама увидела ее и всплеснула руками:
     - Боже мой, какая ты мокрая. Как можно быть такой неаккуратной.
     - Поцелуй меня, мамочка, - сказала Наташа.
     - Ты же совсем мокрая, - сказала мама и убежала в дом.
     Она  вернулась  обратно  с  полотенцем,  не с тем, длинным и полосатым,
которое  было  на  ней,  а с другим, широким и с птичками. Мама, как мешком,
накрыла  Наташину  голову  полотенцем  и  стала больно тереть, поворачивая и
теребя  Наташу.  Наконец  мама сняла полотенце с головы и принялась вытирать
ее руки.
     - Мамочка,  неужели  ты  не поцелуешь меня, - спросила Наташа, поднимая
голову и смотря на озабоченное лицо мамы.
     - Боже мой, суп, - крикнула мама, схватила полотенце и убежала в дом.
     Наташа  села  на стул в углу террасы и тяжело опустила голову. Она была
очень одинокой.
     Мама  появилась  на  террасе  с дымящейся кастрюлей в руках, с кухонным
полотенцем через плечо.
     - Почему  ты  не  за столом? Или ты не знаешь, где твое место? - строго
спросила мама.
     Наташа  покорно  пересела  к  столу и взяла хлеб и ложку. Мама налила в
тарелку  грибной  суп,  который  Наташа очень любила. Наташа откусила хлеб и
почувствовала, что он соленый. Она ела суп и была самой несчастной.
     - Что нового в школе? - спросила мама.
     - Как  всегда,  занятия,  занятия, - быстро сказала Наташа, не поднимая
глаз от тарелки.
     - Тебя спрашивали?
     - Меня? Разве так часто спрашивают?
     Мама  внимательно  посмотрела,  как  Наташа ест, но ничего не сказала и
ушла  с  террасы.  Наташа  сразу перестала есть и прислушивалась, что делает
мама.
     Мама  погремела  на  кухне  кастрюлями,  вернулась  и  поставила  перед
Наташей дымящуюся тарелку с картошкой и мясом.
     - Ой, как много, - сказала Наташа. - Я не могу столько.
     - Ешь, пожалуйста, без разговоров, - сказала мама и снова ушла.
     - Мама, почему ты не кушаешь, а все ходишь-ходишь? - крикнула Наташа.
     - Я обедаю с папой, ты же знаешь, - ответила мама из комнаты.
     Наташа  слушала,  но в доме ничего не было слышно. Вдруг в комнате папы
длинно  зазвонил телефон. Хлопнула дверь, мама пробежала по коридору в папин
кабинет.
     - Слушаю  вас.  Я  слушаю...  - быстро заговорила мама. - Нет, товарищ,
это квартира инженера Логинова, а не пятый участок. Вы ошиблись.
     Мама  положила  трубку, и в доме снова стало тихо, только звонко шумели
осины  в  саду  и  машины  проносились по шоссе. Наташе показалось, что мама
стоит  за дверью и смотрит на нее в щелку. Наташа торопливо проглотила кусок
мяса и картошку, но мясо было тоже соленое, и Наташа отодвинула тарелку.
     Мама  вышла  на террасу совсем другая. Вместо свитера на ней было новое
платье  с  большими  красными  горошинами.  Мама  была очень красивая в этом
платье. В руке она несла чашку с компотом, далеко отставив ее от себя.
     - Будешь  вечером  делать  уроки или пойдешь гулять? - спросила мама. -
Боже мой, ты совсем не ешь.
     Наташа  ничего  не  ответила,  уронила  на  пол  вилку  и затряслась от
беззвучных рыданий.
     Мама  быстро  поставила  чашку  на  стол  и  всплеснула  руками, звонко
хлопнув в ладоши.
     - Что с тобой, Наташенька?
     - Не  хочу.  -  Наташа  оттолкнула  тарелку  и  зажала рот рукой, чтобы
сдержать рвущийся из груди плач.
     - Я  желаю  наконец  знать  всю  правду,  -  сказала  мама. - Сейчас же
рассказывай, что было в школе.
     - Меня   спрашивали.  -  Наташа  уронила  руки  и  заплакала  громко  и
неудержимо.
     - Я  так  и  знала, - испуганно сказала мама и опустилась на стул. - По
арифметике?
     - Да-а-а. - Наташа плакала изо всех сил.
     - Учебный  год  только начался, а ты уже приносишь домой такие подарки.
И,  как  нарочно,  именно сегодня. Как тебе не стыдно. Ведь ты уже в третьем
классе.
     - Я не нарочно. Она про деление спросила.
     - Разве  деление  разрешается  не  знать,  -  язвительно  сказала мама,
вставая   и  беря  со  стола  чашку.  Наташа  с  мольбой  смотрела  на  маму
широкораскрытыми мокрыми глазами.
     - Пожалуйста,  не  думай,  что  твои  слезы разжалобят меня. Останешься
сегодня без сладкого.
     Наташа  до  этого  совсем не думала о компоте, но сейчас она уже хотела
компот  и  заплакала  еще  громче. Вдруг она увидела, как от калитки с шумом
отъехал  грузовик,  на котором всегда приезжал с работы папа, а сам папа уже
открыл  калитку  и быстрыми легкими шагами шел по желтой пятнистой дорожке к
террасе.
     Наташа  перестала плакать и отвернулась, но папа все равно уже знал обо
всем.
     - Добрый  вечер, Нина, - сказал он, подходя к маме и целуя ее в щеку. -
В честь какого предмета сегодняшний концерт?
     - Арифметика, - ответила мама, целуя папу. - Что нового на работе?
     - Как всегда, строим, строим.
     - Ты звонил Маргеляну? Что он сказал? - спросила мама.
     - Очень  хорошо, - свирепо сказал папа, подошел к Наташе и больно зажал
ее  подбородок  пальцами.  -  На  этот  раз  арифметика.  Учебный год только
начался, и уже пошли концерты. И это называется третий класс.
     - И, как нарочно, именно сегодня, - сказала мама.
     И  папа  и  мама действовали совсем не так, как хотелось Наташе. Вместо
того  чтобы  успокоить,  унять  ее  безутешное горе, они говорили неприятные
насмешливые  слова,  от  которых  делалось  только  тяжелее  и горше. Наташа
сидела  вся  в  слезах  и  лишь  всхлипывала  в  ответ,  когда  папа  и мама
обращались к ней. Она была совсем одинока, а папа и мама не замечали этого.
     - Будем обедать? - спросил папа у мамы.
     - Разве Маргеляны не придут к нам? Обед давно готов...
     - Маргеляна  неожиданно вызвали на совещание к Вязову, - сказал папа. -
Торжественный  прием  откладывается.  Посвятим  сегодняшний  вечер проблемам
воспитания.
     Папа  и  мама  ругали  Наташу,  и  аппетит у них не портился. Они съели
грибной  суп,  картофель  с  мясом,  компот,  и папа попросил еще мяса и еще
компота.  Мама  пошла в дом и вернулась на террасу в старой кофте, накинутой
поверх платья.
     - Уже свежо по вечерам, - сказала мама. - Скоро дожди начнутся...
     - Что  же  ты  молчишь?  -  сказал  папа,  доставая  папиросы. - Как ты
предполагаешь жить в будущем? Опять двойки?
     - Я  не  знаю, - ответила со слезами Наташа: она в самом деле не знала,
что будет с ней в будущем.
     - Уж  не  считаешь  ли  ты, что об этом должны знать мы, - сказал папа,
выпуская вверх, к лампочке, кольца дыма.
     - Кто  же  должен  знать, как не ты, - сказала мама, собирая тарелки на
столе.
     - Я не знаю, не знаю.
     - Не  будь  такой  упрямой, - сказала мама. - Ты же всегда была круглой
отличницей. Как тебе не стыдно. Ты совсем испортилась.
     - Напрасно  ты  вспоминаешь  о  прошлых  заслугах, - сказал папа. - Они
ничего не значат.
     - Я  занимаюсь,  -  сказала  Наташа.  -  И  вчера  я тоже занималась. И
сегодня утром тоже.
     - Значит,  ты мало занималась, - сказал папа. - Значит, надо заниматься
больше. Усердней. Для меня вопрос ясен.
     - Им  столько  задают,  - сказала мама. Она уже собрала все тарелки, но
не  уходила и с укором смотрела, как папа курит. - Очень много заданий. Дети
вынуждены просиживать за уроками все свободное время.
     - Напрасно, Нина, ты потакаешь бездельникам.
     - Коленька,  об  этом  даже в газетах писали. Разве ты не читал? - Мама
была удивлена.
     Папа посмотрел на Наташу и строго сказал:
     - Наташа, ты пообедала? Выходи из-за стола.
     - Я пойду погуляю, - сказала Наташа. - Пойду к сливам.
     - Ты никуда не пойдешь сегодня.
     - Тогда я посижу еще за столом. Можно?
     - Наташа, я сказал, выйди из-за стола.
     - Иди к себе, Наташа, - сказала мама. - Иди спать, уже темнеет.
     - Встань  сейчас  же  из-за  стола  и  отправляйся  в  свою  комнату, -
раздельно  повторил  папа.  -  Мы сообщим тебе наше решение. И запомни раз и
навсегда: детям не полагается слушать разговоры старших.
     Наташа  закрыла  лицо руками и выбежала с террасы. Она упала головой на
подушку  и  дала  волю  слезам.  Она была самым одиноким человеком на свете:
сначала  ее  не поняла учительница, потом не поняли папа и мама; ее оставили
без  компота,  не  пустили  гулять.  Никто  не понимает ее - и горькие слезы
неудержимо бежали из глаз.
     Подушка  скоро  стала  совсем  мокрой.  Лежать  на  мокрой подушке было
неудобно  и  сыро, но у Наташи совсем не было сил шевельнуться, и она лежала
и  плакала. Один раз она затаила дыхание - ей показалось, что кто-то подошел
к  двери  и  стоит за ней. Наташа приподняла голову и прислушалась: ей очень
хотелось,  чтобы  мама или папа пришли к ней. Но дверь не открывалась, никто
не входил в комнату.
     - Это  антипедагогично,  -  сказал  папа  на  террасе.  -  При  ребенке
начинать такой разг
     - Об этом даже в газетах писали, - сказала мама.
     - Тем  более ребенок не должен знать, - ответил папа. - Как же мы будем
воспитывать  его,  говорить  ему,  что  надо  заниматься,  если газеты пишут
обратное.
     - Взрослые  иногда тоже говорят обратное, - сказала мама, и в голосе ее
послышалась обида.
     - Не понимаю тебя, Нина.
     - Мне  казалось,  что  ты  мог  позвонить  и  предупредить заранее, что
Маргеляны сегодня не придут к нам.
     - Что переменилось бы от этого? - спросил папа.
     - Разумеется, тебе все равно. А я не торчала бы весь день на кухне.
     - Ах,  Нина.  Опять  ты  за  старое.  Тебе  ужасно  не  идет,  когда ты
сердишься. Поговорим лучше о другом.
     Мама  ничего  не  ответила,  на террасе заиграла музыка: наверное, папа
включил  радио. Наташа была совсем одна. Никому не было дела до ее горя. Она
упала на мокрую подушку и снова зарыдала, тяжело и часто всхлипывая.
     Солнце  опустилось  за  домом.  Сад  все  больше  наполнялся  холодными
тенями,  сумерками.  Тени  быстро  густели,  поднимались  вверх над кустами,
вливались  через  раскрытое  окно  в  комнату.  Меж деревьев пробежал ветер,
раскачал  стволы,  затеребил  листья.  Сад  зашумел глухо и настороженно. Но
Наташа уже не слышала этого.
     Наташа  спала.  Лицо  ее  -  обращенная вниз правая щека, губы, ресницы
были  мокрыми  от  слез. Волосы намокли от сырой подушки и прилипли к мокрой
щеке. Она дышала часто, прерывисто, будто продолжала всхлипывать во сне.
     Раскрылась  дверь.  В  полосе  света,  падающей из коридора, показалась
мама.  Она увидела Наташу и всплеснула руками. Потом раздела Наташу, накрыла
ее  одеялом.  Пальцы  ее  попали  на мокрую подушку, и мама быстро отдернула
руку.  Она  покачала  головой,  вышла  из комнаты и принесла другую подушку,
большую и сухую.
     Наташа  не  проснулась,  когда  мама  меняла подушку. Мама снова вышла,
вернулась  скоро  с  чашкой  компота  и  поставила чашку на тумбочку у окна.
Потом  села  на  стул,  тяжело  опустив голову, и долго сидела без движения.
Лицо у нее было задумчивое и печальное.
     Радио  на  террасе оборвалось, сразу сильней зашумел сад, и стало почти
не  слышно,  как  проносятся машины по шоссе. Впереди машин двигались зыбкие
полосы  света,  они  задевали  край  сада,  прыгали по кустам, по качающимся
деревьям.  Шум машин мешался с гулом ветра, и казалось, что шум рождается от
этого  причудливого  таинственного  света,  стремительно  проносящегося мимо
окон.
     Мама  тяжело  поднялась  и  вышла  из комнаты, осторожно прикрыв дверь.
Папа  что-то  сказал,  но  мама  ничего не ответила. Узкая полоска света под
дверью  Наташи  погасла,  и в доме стало тихо. Только сад шумел по-прежнему,
настороженно  и  глухо, и полосы света, как зарницы, мелькали за окном, там,
где была стройка.
     Наташа  спала  крепко.  Только раз за всю ночь пошевелилась и подложила
ладонь под щеку - словно задумалась во сне.
     Она  проснулась, когда комната была залита светом. Иглистые, сверкающие
лучи  солнца  пробивались  сквозь  листву и падали в комнату, на кровать, на
лицо Наташи. Высокие прямые осины тихо и звонко шумели за окном.
     Наташа  зажмурила глаза и стала тереть их ладонями, но солнце все равно
кололо  глаза.  Тогда  она  вскочила,  распахнула окно, на мгновение увидела
звонкий  сверкающий  сад,  заполненный  золотым светом, и снова зажмурилась.
Закрыв  глаза ладонями, тихо улыбаясь, затаенно слушала, как в саду качаются
гибкие  ветви  берез,  звенят  листья  осины.  Ближние  ветви молодой березы
качались  совсем  близко,  можно было достать их рукой, и Наташа с закрытыми
глазами   узнавала   знакомый  шум  их  движения.  Услышала  вверху  гудение
самолета,  осторожно  раздвинула  пальцы  рук,  открыла глаза и стала искать
самолет.  Высоко  над  шумящей  листвой  нашла его медленно движущуюся среди
деревьев точку и улыбнулась ему.
     Она  попробовала  вдруг  вспомнить что-то нехорошее, что было вчера, но
не  могла  ничего  вспомнить,  и  глаза ее забегали по сторонам. Она увидела
чашку  с  компотом,  одним  дыханием  выпила  компот, но все равно ничего не
вспомнила.
     Наташа  слушала,  как  свежо  и звонко шумит утренний сверкающий сад, и
улыбалась  в  окно  молодым  березкам, высоким осинам, самолету, который все
еще невидимо шумел за листвой. Она была очень счастлива.


1957