Дмитрий ДЫМОВ
АНГЕЛОК
Данило Прокопьич старался заснуть. Уж слишком он намаялся за день,
и то старухе сделай и се, замотала совсем. Только хотел прилечь, как
нашла, подняла, послала за сахаром, мол, пора варенье варить, а не с
чем. Принес Данило Прокопьич сахарку, заодно и пузырик себе прикупил
для души. От старухи беленькую утаить удалось, и, когда наступила
минутка покоя, Прокопьич свернул пузырику голову и наполнил
заготовленную стопочку. Водка легко прошла через горло и устремилась
греющей струйкой по пищеводу. Прокопьич прижался носом к засаленому
рукаву пиджака и глубоко вдохнул фильтрованный тканью воздух. За
первой стопочкой последовала вторая. На дне бутылочки осталось всего
ничего, так, на опохмел, и Данило Прокопьич решил пузырик припрятать
до завтра. Он приподнял половицу, морщась от громкого скрипа, не дай
Бог, старуха услышит. Давно Данило обещал забить ее, но половица
неизменно пригождалась и Прокопьич откладывал необязательный ремонт на
потом. Данило Прокопьич затолкнул бутылочку под половицу в густой
ворох сухих опилок, пусть полежит до утра, по старости организм уже не
так хорошо переносил спиртное и всегда следовало иметь немного
лекарства про запас.
Прокопьича от водочки разморило и потянуло в сон. Он сладко
потянулся, кое-как добрел до кровати, упал на перину и собрался
немного подремать. Но не тут-то было.
Над ухом кто-то назойливо запищал. Данило Прокопьич отмахнулся,
пищание на миг прекратилось, но вскоре возобновилось с новой силой.
Прокопьич перевернулся с бока на спину, чтобы разглядеть возмутителя
спокойствия. Над его лицом кружил небольшой мотылек, ничего
значительного, не комар там или муха, обычный мотылек: крылышки,
тщедушное тельце с крохотными лапками. Но пищал он и в самом деле
препротивно: громко, раздражающе, словно скрип металла по стеклу.
Прокопьич прицелился и хлопнул в ладоши. Разумеется, промазал, он даже
не в том месте ударил. Мотылек быстро отлетел, некоторое время кружил
по комнате, потом сел на люстру и, как показалось Прокопьичу, с
укоризной на него посмотрел. Данило тоже не остался в долгу, он
погрозил мотыльку пальцем и промычал что-то вроде: "У, я тебе!". После
показательной экзекуции он повернулся лицом к стене, прижал к уху
подушку и начал погружаться в сладостную дрему.
Снова пищание раздалось у самого лица: мотылек кружил перед
осоловелыми глазами Прокопьича и старался приземлиться на его нос.
Спросонья Данило не сразу сообразил, что сделать лучше всего и просто
боднул надоедливую мошку. Со всего размаху лоб его обрушился на
бетонную стену. Стена выдержала, как и лоб Прокопьича. Однако
подобного нахальства Данило спускать не собирался. Он поднялся с
кровати, взял в руку мягкий войлочный тапок и поискал глазами
мотылька. Мошка исчезла. Прокопьич сел на край кровати и замер.
Улететь мотылек не мог, а, значит, он раскусил план коварного убийства
и где-то затаился. Данило решил поймать надоеду на живца.
Несколько минут тишина нарушалась только неровным дыханием
Прокопьича. Мотылек появился как всегда неожиданно - за спиной.
Прокопьич резко повернулся, нанес несколько неприцельных ударов по
белому мелькающему пятну и схватился за поясницу. Стрельнуло в
позвоночнике так, что Данило помянул всех святых и вкупе с ними черта.
Мотылек избежал печальной участи и приземлился на швейной машинке
старухи. Вконец разозленный Прокопьич вскочил с кровати, превозмогая
боль в шее и пояснице, так его растак, радикулит проклятый, и принялся
лупить несчастное насекомое. Мотылек на шкаф и Прокопьич за ним,
мотылек к ковру и Прокопьич тут как тут, мотылек на люстру, но и здесь
Прокопьич ему вздохнуть не дает, бьет своим тапком. В отчаянии мотылек
бросился к окну, шмыгнув за занавеску. Данило осторожно подокрался и
сгреб кусок ткани вместе с мотыльком. Несколько секунд он переводил
дыхание, довольный, что расквитался с обидчиком. На мгновение
мелькнула мысль, а не отпустить ли мошку. Данило Прокопьич волевым
усилием подавил ее: всякого нарушившего покой, следовало примерно
наказать. Он сжал вместе с занавеской ладони и аккуратно раскатал
мотылька между ними. Потом сбросил тщедушное тельце с помятыми
крыльями на подоконник и подушечкой большого пальца правой руки
довершил месть. От мотылька и осталось-то всего: грязное пыльное
пятно.
Прокопьич важно прошествовал к кровати, повалился на нее и,
поворочавшись с минутку, заснул так крепко, что ввечеру старуха не
могла его добудиться, да и поутру тоже.
Всевышний разбирал приказы, принесенные служками на подпись. На
поставку новых крыльев для серафимов, на тебе подпись, на отправку
новой партии праведников из Чистилища в Рай, тоже подпишем. А это что?
Опять прошение о переводе Люцифера? Нет уж, пусть пока посидит на
прежнем рабочем месте. Тонкая страничка с приказом о посмертном
повышении ангела-хранителя Д.Н. Храмычина оказалась почти последней в
стопке. Всевышний укоризненно покачал головой, ангел впервые за
семьдесят лет покинул душу Д.Н. Храмычина, постоянно леча его
внутренние недуги, о которых и врачам-то неведомо. Летал он на
конгресс хранителей для повышения квалификации, и на тебе долетался.
Охраняемый и прихлопнул. Всевышний еще раз покачал головой, подумал,
что надо будет конгрессы в виртуальном режиме проводить, без прямого
присутствия участников, а то так ведь и ангелов на всех не напасешься.
Людям хорошо, у них душа есть. А ангелки! Только суть у служителей и
осталась, беречь ее надо. Всевышний размашисто подписал приказ и
бросил в стопку погибших при исполнении. Указ о поминовении души Д.Н.
Храмычина пошел в другую стопку. Хорошо хоть вторая стопка была выше
первой. И на этом людям спасибо, не всех ангелов перебили.
|